ЛЕКЦИЯ № 4x
advertisement
ЛЕКЦИЯ № 4 ГНОСЕОЛОГИЯ (ЭПИСТЕМОЛОГИЯ) Часть философского знания, изучающая познавательную деятельность человека, называется гносеологией или эпистемологией. Существуют разночтения по поводу значения терминов «гносеология» и «эпистемология» (в пер. с древнегреч. - «знание»). Одни авторы считают, что гносеология (теория познания) шире по содержанию, чем эпистемология или теория научного познания. У последней, по их мнению, есть своя специфика, понятия и проблемы: теоретический и эмпирический уровни познания и их соотношение, методы научного познания, стиль научного мышления и т.п. Другие философы отождествляют эпистемологию с теорией познания. Например, по мнению И.П. Меркулова, в отечественной философии под эпистемологией понимается область традиционно философских исследований, в которой «предметом анализа выступают проблемы природы, предпосылок и эволюции познания (в том числе научного), вопросы об отношении знания к действительности и условиях его истинности. Таким образом, эпистемология – это практически то же самое, что и теория познания, т.е. философская концепция, философское учение о познании»1. В американском учебнике философии читаем: «Одним из наиболее важных разделов философии является эпистемология (теория познания). Она изучает способы получения нашего знания, границы его применимости, а также принципы или критерии, позволяющие установить его истинность»2. Принципиального значения различное понимание этих терминов не имеет, но его надо иметь в виду, пользуясь соответствующими источниками. Познание, познавательную деятельность людей изучают многие науки: психология (когнитивная психология, в частности), логика, кибернетика и др. Специфика философского подхода к познанию заключается в том, что философия изучает наиболее общие, фундаментальные аспекты познания, его сущность, природу, делая акцент на отношении познания к действительности, на выявлении того, что есть истина, каковы ее критерии и как она возможна в познавательной деятельности человека. 1. Понятие истины в философии Проблема истины является главной в теории познания. В истории философии были и есть различные трактовки того, что есть истина. Понятие истины используется в гносеологии, прежде всего для характеристики знания, а не вещей, предметов, явлений. Нелепо было бы ставить, например, вопрос об «истинности» Солнца или Земли. Правда, существуют точки зрения, рассматривающие истину как независимую от субъекта, как реальность саму по себе, онтологизирующие ее. Предположим, квадратный корень из двух есть иррациональное число, независимо от того, мыслит кто-то об этом, знает это Меркулов И.П. Эпистемология (когнитивно-эволюционный подход). - СПб., 2003. - Т. 1. - С. 7. 1 Поупкин Р., Стролл А. Философия, Вводный курс: Учебник. М.: Серебряные нити. 1998. – С. 286. 2 или нет. Но в таком случае числа должны обладать физическим существованием, находиться в пространстве и времени! Все это напоминает мистический мир платоновских идей. Основной концепцией в философии является классическая концепция истины, известная еще античным философам: «Истина – это соответствие знаний действительности, соответствие представлений или утверждений реальному положению дел». Казалось бы, все просто и ясно и иных мнений быть не может. Но классическая трактовка истины столкнулась с рядом трудностей. Одна из них связана с понятием «действительность». Является ли то, с чем мы сопоставляем наше знание действительностью, подлинной объективной реальностью? Ведь в нашем познании мы имеем дело не с действительностью самой по себе, а лишь с тем как она нам дана в наших органах чувств, в нашем мышлении, то есть в конечном счете мы имеем дело опять-таки со знанием о действительности. Получается замкнутый круг, круг в определении. Кроме того, ведь есть «действительность», которая полностью зависит от субъекта, конструируется, моделируется им, например, в математике. Другая трудность связана с понятием соответствия или корреспонденции (поэтому классическую концепцию иногда называют корреспондентной теорией истины). Ведь знание является чем-то идеальным. Как его в этом случае можно сравнивать с материальными объектами? Мысли сами по себе не есть копии вещей, как предположим слово «стол», не есть, аналог, копия реального стола. Следующая трудность связана с установлением истинности универсальных суждений типа «все имеет свою причину», «все люди смертны» и т.п. Как установить их истинность? Чему они должны соответствовать? И, наконец, классическая теория истины может приводить к ряду парадоксов, если под действительностью понимать не только объективную, но и любую другую действительность. Самым известным из такого рода парадоксов является «парадокс лжеца». В древности было мнение, что люди, живущие на острове Крит, лживы. Предположим, критянин говорит фразу: «Я лгу». В таком случае он говорит правду, т.е. его суждение является истинным. Но с другой стороны, по содержанию это высказывание утверждает ложь. Отмеченные трудности заставили искать новые трактовки понятия истины. Так появилась когерентная теория истины, которая истиной считает когерентность знания, то есть его свойство быть непротиворечивым, самосогласованным. Допустим, у нас имеется какая-либо теория. С «когерентной точки зрения» она будет истинной, если в ней нет противоречий, а не потому, что она соответствует действительности. Есть еще одна модификация когерентной концепции, которая утверждает, что свойство когерентности, непротиворечивости знания может выступать в качестве критерия его истинности, то есть в качестве соответствия этого знания действительности. Однако проблема заключается в том, как установить непротиворечивость системы высказываний достаточно богатой и содержательной теории, системы наших знаний? Еще в первой половине XX века К. Гедель, как известно, доказал теорему о неполноте формализованной арифметик Это означает, что, строго говоря, нельзя быть уверенным в когерентности всего массива арифметических знаний. Тем более нет такой уверенности применительно к более сложным и богатым системам высказываний других теорий. Далее, возникает следующий вопрос: «Предположим, мы установили, что данное знание является непротиворечивым, когерентным. Но откуда следует, что непротиворечивость гарантирует ему соответствие действительности? Формальная логика утверждает, что в такой системе можно заменить все суждения на противоположные и опять получить непротиворечивый «мир» знаний. Таким образом, когерентная концепция добавила новые проблемы, не решив старых. Укажем на еще одно понимание истины – прагматическое, которое сводит истину к пользе. Что полезно человеку в его жизни, что успешно применяется им на практике, то и следует считать истинным. Ясно, что такое понимание истины не выдерживает критики. Полезной может быть и ложь для некоторых бессовестных людей. К тому же из истории науки и техники следует, что успешное применение каких-то знаний на практике вовсе не гарантирует их истинность. Первые тепловые машины были построены на основе теории теплорода и работали успешно. Возьмем два высказывания 1) «Является истиной то, что у меня есть верный друг» и 2) «Полезно верить, что у меня есть верный друг». С точки зрения прагматизма оба этих суждения должны иметь одно и то же значение, что очевидно, является абсурдным. Марксистская философия - диалектический материализм - в целом исходила из классической концепции истины, правда с элементами прагматизма в понимании ее критериев. В этой философии основным критерием истины считалась всемирноисторическая практика человечества по познанию и преобразованию действительности. А поскольку практика исторически изменчива, этот критерий рассматривался и как абсолютный и как относительный одновременно. Отсюда следует разделение истин на абсолютные и относительные, точнее, на моменты абсолютного и моменты относительного знания в единой объективной истине, которая трактуется как субъективная по форме своего выражения (понятия, теории и т.п.) и объективная по содержанию, как адекватное отражение окружающего мира. Абсолютная истина - это такая истина, такое знание, которое обосновано, доказано, полно, безусловно и не может измениться в будущем. Относительная истина неполна, неточна, условна, преходяща. Диалектический материализм полагал, что в каждой относительной истине содержатся моменты истин абсолютных, которые «накапливаются» по мере прогресса познания. 2. Основные гносеологические доктрины В истории философии имеются разные, и даже альтернативные познавательные доктрины. Условно можно выделить гносеологических оптимистов и пессимистов. Начнем с последних. а). Скептицизм и агностицизм. Уже в древности появились предпосылки философского течения в гносеологии, которое потом стали называть агностицизмом. Агностики - это философы, отрицавшие возможность достоверного познания действительности, возможность познания сущности предметов и явлений. Первой исторической формой агностицизма в истории философии принято считать античный скептицизм, основателем которого был Пиррон (365-275), Термин «скептицизм» тогда понимался как нерешительность в выборе одного из двух противоречащих друг другу суждений. А таких утверждений, как мы знаем, в античности было предостаточно. Поэтому Пиррон считал, что всякая вещь «есть это не в большей степени, чем то». Отсюда делался вывод, что ничего не следует называть ни прекрасным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым. Надо, мол, воздерживаться от окончательных суждений о вещах, чтобы не быть на какой-то одной стороне, на одной точке зрения. Последнее нарушает безмятежность и спокойствие человеческого духа, невозмутимость по отношению к внешним условиям (атараксия), понимаемые как счастье, к которому должен стремиться настоящий философ. Итак, сущность скептицизма состоит в отрицании возможности достижения истинного (т.е. доказательного и всеобщего) знания. Правда, Пиррон все же считал чувственные восприятия достоверными знаниями, поскольку они дают нам представления лишь о явлениях, а не о сущности предметов. Если, предположим, нечто кажется мне сладким, то мое суждение «Этот предмет кажется мне сладким» будет истинным. Ошибка, по Пиррону, будет тогда, когда я буду утверждать, что этот предмет сладок на самом деде. Сомнение, здоровый скепсис - хорошие вещи даже в обыденной жизни, не говоря уже о науке и философии. Еще знаменитый Зенон, согласно легенде, на вопрос, почему он во всем сомневается, в ответ нарисовал два круга, один большой, а другой маленький. Показав на большой круг, сказал, что, допустим, это его знания. Но ведь все остальное за пределами окружности есть незнание. То есть, чем больше человек знает, тем больше он знает того, чего еще не знает, тем больше он сомневается в своих знаниях. Скептиком в философии, как отмечалось выше, был Юм. Классическим агностиком был Кант. До него рядом философов (Декарт, Лейбниц, Локк и др.) было показано, что опыт, его обобщение не могут дать всеобщего и необходимого знания, то есть знания достоверного, объективного. Логической операцией таких обобщений является индукция, которая не способна быть источником всеобщего и необходимого знания. Однако такое знание имелось, например, в механике Ньютона. Этот факт надо было как-то осмыслить. Поэтому, делает предположение Кант: «хотя всякое наше познание и начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что оно целиком происходит из опыта. Вполне возможно, что даже наше опытное знание складывается из того, что мы воспринимаем посредством впечатлений, и из того, что наша собственная познавательная способность... дает от себя самой»3. Вот на этой «познавательной способности» субъекта философ и делает акцент. Именно в субъекте познания Кант хочет найти те структуры, которые могут делать знания всеобщими и необходимыми. Проще говоря, Кант утверждает, что наше знание имеет не только «опытный компонент», но и сверхопытный, доопытный, то, что в итоговое знание мы вносим от самих себя. Этот последний компонент в нашем знании Кант назвал априорным знанием. Априорным, по Канту, является даже часть чувственного знания, точнее, некоторые формы чувственности такие, как пространство и время. Пространство и время, считает он, не даны нам из опыта, представления о них существуют в нас изначально до всякого опыта, поскольку от них невозможно абстрагироваться. По всей вероятности, это понадобилось философу для того, чтобы обосновать всеобщность и необходимость истин геометрии (априоризм пространственных форм) и арифметики (априоризм времени). Без априорных пространства и времени, думает Кант, мы ничего не могли бы понять в беспорядочном потоке впечатлений, которые производят в нас предметы. Эти формы как бы укладывают явления, упорядочивают их, как пчелы укладывают мед в ячейки сот. Такая же картина и в сфере рациональной части нашей субъективности, в сфере рассудка, по терминологии Канта. Здесь такими априорными формами выступают понятия, принципы, категории и т.п. (причинность, субстанция, случайность и др.). Продолжая аналогию с ячейками сот, можно сказать, что теперь, уложенный в них мед, то есть многообразные чувственные впечатления, явления связываются при помощи понятий и категорий в суждения. Например, одно явление мы называем причиной и связываем с другим, называя его следствием. А поскольку категории и принципы существуют лишь в нашей голове, говорит Кант, то о наличии связи за пределами того, что нам явлено, что дано в чувственном опыте, мы ничего достоверного сказать не можем. Нам не дано знать, утверждает Кант, есть ли причинная связь в вещах самих по себе (вещах в себе или ноуменах), существуют ли они в пространстве и времени и т.д. Мы можем судить лишь о явлениях (феноменах). То есть человек якобы познает лишь явления, феномены, а мир вещей в себе ему недоступен. И как только мы постараемся выйти за пределы явлений, в 3 Кант И. Соч.: В 6-ти томах. - Т. 3. – М., 1964. – С. 105. мир вещей в себе, пытаясь применить к нему наши понятия и категории, то тотчас впадаем в противоречия, антиномии. Следовательно, Кант приходит к агностическим выводам, ограничивая возможности познания человеком объективного мира. Эта точка зрения не раз в истории философии подвергалась критике. Уже Гегель упрекал Канта за то, что он отделил наши мысли от того, «что есть вещь в ceбe, непроходимой пропастью», - верно заявляя, что «хотя категории (например, единство, причина, действие и т.д.) принадлежат мышлению как таковому, из этого отнюдь не следует, что они лишь наши определения, а не определения также самих предметов. Но таково именно учение Канта, и его философия, по мнению Гегеля, - есть субъективный идеализм, поскольку “я” (познающий субъект) доставляет как - форму, так и материал сознания: форма - в качестве мыслящего и материал - в качестве ощущающего»4. Особенно достается Канту за его понятие непознаваемой «вещи в себе». Гегель язвительно и даже грубо по этому поводу пишет следующее: «Вещь в себе (а под вещью Кант понимает также и дух, бога) означает предмет, абстрагированный от всего, что он составляет для сознания, от всех определений чувства, равно как и от всех определений мыслей о нем. Очевидно, что то, что остается после этого, есть голая абстракция, нечто совершенно пустое ... это ... лишь продукт мышления ... продукт пустого “я”»5. Одной из форм кантовского агностицизма был «физиологический идеализм» немецкого ученого И. Мюллера (1801-1858) и близкого к нему Г. Гельмгольца (18211894), с его «теорией иероглифов», или «теории символов». Разновидностью агностицизма был также конвенционализм А. Пуанкаре (18541912), согласно которому наши теории и гипотезы являются лишь соглашениями. Последние не способны отражать достоверно сущность вещей, действительности как таковой. Черты агностицизма можно обнаружить и во многих современных философских учениях, например, в прагматизме и постпозитивизме. Известно, что агностиком называл себя Рассел. Помимо философского есть, так сказать, «научный агностицизм», например, «квантово-механический» и др. б). Гносеологический оптимизм Начиная с ХVII в. гносеологическая проблематика стала доминировать в европейской философии. В возможности достоверного знания философы тогда не сомневались, они были оптимистами в проблемах познания. Вопрос заключался в том, что является источником познания, каким образом можно получить истинное знание: с помощью чувственного опыта (эмпиризм) или мышления, разума (рационализм). Такой взгляд часто называют оптимизмом и реализмом в гносеологии. В эпоху классической науки он доминировал в среде ученых и философов. Подобный оптимизм и реализм иногда был наивным, поскольку его сторонники думали, что «1) знание есть продукт отражения внешнего мира наподобие того, как предметы отражаются в зеркале; 2) познавательный образ в голове человека является более или менее точной копией Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М.: «Мысль». 1974. – С. 156, 159. 4 5 Там же. – С. 161. оригинала… 3) источником знания являются чувственные данные, которые потом обобщаются и систематизируются интеллектом; 4) человек познает мир как бы один на один без опосредствующего влияния социума, его культуры, практики и языка (так называемая позиция “гносеологической робинзонады”); 5) сознание человека напрямую связывается с функционированием мозгового субстрата, а иногда, как у вульгарных материалистов, мысль рассматривается как выделение мозга, наподобие того, как печень выделяет желчь»6. Становление эмпиризма и рационализма в европейской философии связано с именами Ф. Бэкона (1561-1626) и Р. Декарта (1596-1650). Родоначальником эмпиризма был Ф. Бэкон. Если античные философы цель знания видели в удовольствии, которое возникает, когда человек удовлетворяет свое любопытство, то Бэкон считал знание силой, которая делает человека могущественным в результате технических изобретений. Согласно Бэкону, успешное применение знаний на практике есть доказательство их истинности. Поэтому он выше всего ценит философские системы направленные на познание природы из нее самой, на поиск естественных причин, а не на выдумывание различного рода «сущностей», «скрытых качеств» и прочих спекулятивных (умозрительных) построений, которыми грешили и Платон, и Аристотель, и вся средневековая схоластика. Так, критикуя Аристотеля, Бэкон пишет: «Пусть не смутит кого-либо то, что в его книгах «О животных», «Проблемы» и в других его трактатах часто встречается обращение к опыту. Ибо его решение принято заранее, и он не обратился к опыту, как должно, для установления своих мнений и аксиом; но, напротив, произвольно установив свои утверждения, он притягивает к своим мнениям искаженный опыт, как пленника. Так что в этом отношении его следует обвинить больше, чем его новых последователей (род схоластических философов), которые вовсе отказывались от опыта»7. Бэкон упрекает Аристотеля за то, что тот «построил мир из категорий» и «неисчислимо много другого приписал природе по своему произволу», а вся аристотелевская физика, по его мнению, есть лишь «звучание диалектических слов»8. Нападает Бэкон и на узкий эмпиризм, который выводит «нелепые и невежественные суждения» из каких-то спорадических, случайных опытов, а не из систематических, планомерных наблюдений и экспериментов. Еще больше достается от философа суеверию и теологии: «...некоторые из новых философов, - язвит Бэкон, - с величайшим легкомыслием дошли до того, что попытались основать естественную философию на первой главе книги Бытия, на книге Иова и на других священных писаниях. Они ищут мертвое среди живого (лучше сказать: живое среди мертвого - В.Ш.). Эту суетность надо тем более сдерживать и подавлять, что из безрассудного смешения божественного и человеческого выводится не только фантастическая философия, но и еретическая религия. Поэтому спасительно будет, если трезвый ум отдаст вере лишь то, что ей принадлежит»9. Не следует делать вывода об атеизме Бэкона. Он не отрицал существование высшего разума, но, в отличие от многих ныне живущих людей, оставлял богу богово, а кесарю (т.е. науке) кесарево. Философия. / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, А.В. Разина. - М.: Академический Проект, 2003. – С. 420-421. 6 7 Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. Т. 2. - М.: «Мысль», 1978. – С. 29. 8 Там же. – С. 28 Там же. – С. 30. 9 Какой же путь избрать истинной философии? Каким методом она должна руководствоваться, чтобы достичь истинных, а значит и полезных результатов? Бэкон проводит известную аналогию между действиями муравья, паука и пчелы: «Эмпирики, считает он, - подобно муравью, только собирают и довольствуются собранным. Рационалисты, подобно пауку, производят ткань из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и полевых цветов, но располагает и изменяет его по своему умению. Не отличается от этого и подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознание нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и из механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме. Итак, следует возложить добрую надежду на более тесный и нерушимый (чего до сих пор не было) союз этих способностей – опыта и рассудка»10. В другом месте читаем: «Два пути существуют и могут существовать для отыскания и открытия истины. Один воспаряет от ощущений и частностей к наиболее общим аксиомам и, идя от этих оснований и их непоколебимой истинности, обсуждает и открывает средние аксиомы. Этим путем и пользуются ныне. Другой же путь выводит аксиомы из ощущений и частностей, поднимаясь непрерывно и постепенно, пока наконец не приходит к наиболее общим аксиомам. Это путь истинный, но не испытанный»11. Из этих рассуждений английского философа можно сделать следующие выводы: во-первых, как мы видели, Бэкон вовсе не противник разума, рационального метода познания. Он противник его абсолютного господства в познании. Разуму следует подвесить гири и не давать возможности слишком уж высоко воспарять в своих построениях, - вот что хотел сказать Бэкон. Поэтому более точным термином философию Бэкона следует именовать индуктивизмом, а не классическим понятием «эмпиризм». Вовторых, метод индуктивного обобщения есть, с его точки зрения, истинно научный метод познания в противоположность дедуктивному выводу из общих, абстрактных аксиом. Индуктивные выводы были известны, разумеется, и до Бэкона. Но чаще всего пользовались методом полной индукции, которая применима только в простейших случаях, когда можно обозреть все элементы некоторого класса. Неполная же индукция, индукция через простое перечисление тоже не устраивала Бэкона, ибо она строилась только на части подтверждающих фактов и часто приводила к ошибкам. Бэкон акцент делает не на подтверждающих фактах и примерах, а на отрицательных, противоречащих доказываемому положению (элиминативная индукция). Кроме того, эта «истинная индукция», считал философ, должна не просто описывать и обобщать явления, но и объяснять их сущность. Бэкон думал, что предложенные им схемы индуктивных рассуждений помогут делать открытия и изобретения любому, даже не очень талантливому человеку. Однако сам он ничего не изобрел и не открыл. Более того, Бэкон выступил противником теории Коперника, считая, что она противоречит наблюдаемым фактам, упрекая ее в умозрительности. В настоящее время индуктивная модель развития науки представляется несостоятельной. Рассел как-то остроумно заметил, что верить в индуктивные обобщения - это значит уподобляться курице, которая на каждый зов хозяйки выбегает ей навстречу в надежде на то, что ее покормят зерном. Однако рано или поздно дело оканчивается тем, что хозяйка сворачивает ей шею. Какие доводы можно выдвинуть против эмпиризма и индуктивизма? 1. Индукция не может приводить к универсальным суждениям, законам; 2. Развитие науки показывает, что в ней существенную роль играют воображение, фантазия, интуиция исследователя. Ученый может и должен создавать 10 11 Там же. – С. 56-57. Там же. – С. 14-15. мыслительные, умозрительные конструкции, модели, идеализации изучаемых явлений, без которых познание попросту невозможно; 3. Эмпирические исследования предполагают наличие определенных теоретических установок или, как иногда говорят, любой эмпирический факт теоретически «нагружен»; 4. В истории науки ряд фундаментальных теоретических результатов был получен без непосредственного обращения к опыту, например, создание Эйнштейном общей теории относительности. В противоположность Бэкону, Р. Декарт считается родоначальником философского рационализма. Если Бэкон, как мы видели, шел от опыта, частного знания к общему, абстрактному с помощью индукции, то Декарт, наоборот, начинал с наиболее абстрактных, метафизических оснований и с помощью дедукции переходил к положениям частных наук. Так же как и Бэкон, Декарт выступает против схоластических выдумок, вроде «скрытых качеств» «субстанциональных форм». Отрицательно относится он и к силлогистике: «...в логике ее силлогизмы и большинство других правил служат больше для объяснения другим того, что нам известно»12, а нужна другая логика, - логика открытия нового, неизвестного. И Декарт пытается сформулировать правила такой логики: «Первое - никогда не принимать за истинное ничего, что я не признавал бы таковым с очевидностью..., что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению. Второе - делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить. Третье - располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легко познаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных...» И последнее - делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено»13. Декарт не скрывает, что такой метод рассуждений он заимствовал из геометрии, из математики. А поскольку, думает он, «начала наук» должны быть обоснованы философией, то прежде всего следует установить достоверность самих философских построений. И вот к чему пришел французский философ: «Поскольку чувства нас иногда обманывают, я счел нужным допустить, что нет ни одной вещи, которая была бы такова, какой она нам представляется...», и поэтому, «принимая во внимание, что любое представление, которое мы имеем в бодрствующем состоянии, может явиться нам и во сне, не будучи действительностью, я решился представить себе, что все когда-либо приходившее мне на ум не более истинно, чем видения моих снов. Но я тотчас обратил внимание на то, что в это самое время, когда я склонялся к мысли об иллюзорности всего на свете, было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, действительно существовал. И заметив, что истина Я мыслю, следовательно, я существую столь тверда и верна, что самые сумасбродные предположения скептиков не могут ее поколебать, я заключил, что могу без опасений принять ее за первый принцип искомой мною философии. Затем, внимательно исследуя, что такое я сам, я мог вообразить себе, что у меня нет тела, что нет ни мира, ни места, где я находился бы, но я никак не мог представить себе, что вследствие этого я не существую; напротив, из того, что я сомневался в истине других предметов, ясно и несомненно следовало, что я существую. А если бы я перестал мыслить, то, хотя бы все остальное, что я когда-либо себе представлял, и было истинным, 12 13 Декарт Р. Рассуждение о методе // Соч. Т. 1. - М. 1989. - С. 260. Там же. – С. 260. все же не было основания для заключения о том, что я существую. Из этого я узнал, что я - субстанция, вся сущность, или природа, которой состоит в мышлении и которая для своего бытия не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи. Т.о., мое Я, душа, которая делает меня тем, что я есмь, совершенно отлична от тела и ее легче познать, чем тело; и если бы его даже вовсе не было, она не переставала бы быть тем, что она есть»14. Однако можно сомневаться и мыслить также во сне или в состояниях измененного сознания во время болезни. Это понимал и Декарт. Поэтому он не может в своих построениях обойтись без идеи Бога, которую он считает такой же ясной и отчетливой, как и геометрические аксиомы, подобные, например, такой, что сумма углов треугольника равна 180°. Более того, он считает, что идея Бога дана нам от рождения. А поскольку Бог, думает философ, не может быть обманщиком, постольку он дает нам возможность четко отличать явь от сна и бреда. Можно возразить Декарту. Во-первых, создание неевклидовых геометрий «ясно и отчетливо», показало, что сумма углов треугольника может быть и не 180°; во-вторых, Декарт явно принизил роль эмпирических исследований в науке; в-третьих, получается, что бог Декарта все же является обманщиком, коли ввёл его в заблуждение насчёт истин геометрии. Наконец, можно заметить, что и Бэкон и Декарт в моделях науки, научного знания отрицали компоненты знания вероятностного и гипотетического. Они исходили только из абсолютно достоверных истин, полагая, что только они имеют право считаться подлинно научными. И последнее, Бэкон и Декарт претендовали на то, что именно они дали человечеству такие правила и методы познания, которые позволят теперь совершать открытия и делать изобретения. Однако все оказалось далеко не так. Позиции эмпиризма и рационализма сохраняются до настоящего времени. Каковы же философские итоги противостояния эмпириков и рационалистов XVII века? Итак, как уже было показано, эмпиризм считает чувства, чувственный опыт главным орудием познания. Эмпиризм исходил из того, что только чувства дает подлинные, «самоочевидные» истины. Разум, конечно, тоже играет существенную роль в познании, но он якобы ничего принципиально нового не добавляет. Разум лишь комбинирует данные органов чувств, подобно тому, как ребенок, подбирая кубики, складывает из них новые картинки. Однако «части картинок» уже готовы, они уже «нарисованы» чувствами. Отсюда известное выражение сторонников эмпиризма: «ничего нет в разуме, чего бы раньше не было в чувствах». Если всё знание основано на данных органов чувств, на наших восприятиях и ощущениях, то тогда мы знаем о внешнем мире лишь то, что нами воспринято, то есть лишь состояние нашего собственного сознания: «Даже если допустить, что состояния сознания возникают в результате воздействия предметов внешнего мира на наши органы чувств, то вывод о возможности познания будет довольно пессимистическим: знание есть совокупность внутренних состояний сознания, оно жестко обусловлено возможностью органов чувств, за пределы этих возможностей переступить нельзя. Такая позиция в вопросе о природе знания является причиной сомнений в познавательных возможностях человека», которая, как мы знаем, называется «скептицизм». В этом случае мы не можем быть уверены даже в самом существовании объективного, независимого от нас, от наших органов чувств внешнего мира. Ошибка эмпиристской модели познания состоит «в подмене реального предмета познания результатами деятельности органов чувств: ощущениями, восприятиями и представлениями. Причина этой ошибки основана на противопоставлении субъекта и объекта познания, на разведении их, в результате чего 14 Декарт Р. Указ. соч. – С. 268-269. субъект занимает в процессе познания пассивную созерцательную позицию ожидания воздействия внешнего мира на его органы чувств»15. В отличие от эмпириков рационалисты отдают приоритет рациональной ступени познания, считая разум и только его способным дать подлинные, самоочевидные, исходные истины, основываясь на которых, «дедуцируя» которые можно вывести все истинное знание, подобно тому, как из аксиом геометрии мы выводам все знания о геометрических фигурах. Но вопрос заключается в том, существуют ли такие абсолютно достоверные истины? Ведь что казалось Декарту и другим рационалистам достоверным и самоочевидным, уже не представляется таковым в настоящее время. Достаточно напомнить об аксиомах евклидовой и неевклидовых геометрий. Кроме того, с точки зрения рационализма также невозможно доказать существование внешнего мира, его можно лишь постулировать как врожденную способность человека считать мир существующим. В самом деле, если разум является единственным источником истинного, познания, то, следовательно, в нем изначально заложены его (познания) основные принципы, структуры и формы, общие понятия и идеи, вроде идей причинности, субстанции, пространства, времени и т.п. Напомним, что Декарт, например, считал врожденной идею Бога. В таком случае, как объяснить появление атеистов. Представление о врожденности идей встретило резкую критику, особенно со стороны материалистов-эмпириков. Д. Локк (1632-1704) писал, что даже логические законы тождества и противоречия нельзя считать врожденными, поскольку их нет у необразованных людей, у детей, идиотов и т.п. Отсюда он делает вывод, что ; идеи и понятия так же мало рождаются вместе с нами, как искусства и науки. По этим основаниям Локк отрицает и врожденность идеи Бога. И вообще душа человека в начале его жизни есть tabula rasa, т.е. чистый лист бумаги без всяких знаков и идей. Таким образом, ни односторонний эмпиризм, ни «чистый» рационализм не могут выбраться из гносеологических трудностей и противоречий. Юм как-то остроумно заметил, что, к примеру, из декартовского радикального сомнения выхода вообще нет, ибо мы должны допустить, что не можем знать даже того, в чем надо сомневаться. В настоящее время некоторые авторы с рядом оговорок к оптимизму и реализму относят различные формы гносеологического натурализма, который пытается решить теоретико-познавательные проблемы путем редукции, «перевода» их на язык естественных наук. То есть сущность знания здесь понимается на основе законов природы, «выводится» из них или «сводится» к ним. Например, физикализм старается делать это при помощи фундаментальных физических теорий. Физиологический редукционизм (или научный материализм) хочет вывести психику человека и многие ее продукты (образы, понятия, структуры языка и т.д.) из физиологии человеческого организма. Нативизм использует для этих целей генетику, постулируя врожденность чувственного восприятия, грамматических структур мозга (Н. Хомский), доказывая, что многие черты человеческого поведения (от гомосексуальности до робости) имеют генетическую основу (социобиолог Э. Уилсон). «Наблюдения над развитием однояйцевых близнецов, обладающих идентичным генетическим кодом, обнаружили врожденность довольно сложных психических реакций, ряда особенностей характера, творческих способностей и даже ценностных предпочтений человека. Вместе с тем, гипертрофированный нативизм вряд ли является продуктивной позицией. Как показывают современные экспериментальные исследования, актуализация ряда важных структур Кузнецов В.Г., Кузнецова И.Д., Миронов В.В., Момджян К.Х. Философия. Учебник. – М.: Инфра-М. 1999. – С. 234, 235. 15 генома, ответственных за формирование тех или иных участков мозга, оказывается невозможной без соответствующей стимуляции со стороны внешней культурной среды»16. Надо сказать, что нативизм - это старая концепция «врождённых идей» (Декарт и др.), возрожденная на почве успехов современной генетики. Эволюционная эпистемология в свою очередь рассматривает познание как биологически адаптивный процесс и старается объяснить развитие познания в понятиях теории эволюции. По мнению некоторых авторов (В.П. Кохановский и др.) эволюционная эпистемология хочет синтезировать биологическую и культурную эволюцию, а не редуцировать культуру к генам. Видный ученый К. Лоренц (I903-I989) считал, что у человека есть врожденные познавательные структуры, которые определяют направление познания, но содержанием познания они не детерминированы. То есть, они априорны, но априорны для индивида, а для вида они апостериорны. Кантовские категории, созерцания и т.п. трактуются Лоренцем как продукты эволюционного развития, как проявления эволюционной адаптации: «И с точки зрения их роли в сохранении вида все те врожденные структуры разума, которые мы называем “априорными” - тоже не более чем рабочие гипотезы. Ничто не абсолютно, кроме того, что скрывается внутри явления и за ним. Ничто из того, что способен выдумать наш мозг, не обладает абсолютной, априорной истинностью в точном смысле этого слова, даже математика со всеми ее законами»17. То есть, кантовские априорные формы есть продукты культуры, структуры родового разума человечества, эволюционирующие вместе с ним. Другой представитель этого направления в теории познания Д.Т. Кэмпбелл пишет: «Хотя мы отвергаем утверждение Канта о необходимой априорной истинности... категорий, эволюционный подход позволяет понять их как многократно корректировавшиеся, многократно проверявшиеся предположения, “обоснованные” лишь в том смысле, в каком обосновывается научная истина»18. Недостатки указанных концепций - редукционизм, сведение сложных процессов, законов к простым, игнорирование социокультурной детерминанты процесса познания и его эволюции. Как, например, из генов и законов физики вывести идеальные сущности (понятия, категории и др.), духовные и душевные феномены? Ответы на эти вопросы не найдены до сих пор. К реалистической позиции в гносеологии относят и так называемые праксеологические концепции, которые стараются избегать редукционизма и натурализма. С этих позиций - знание есть результат практической деятельности человека, посредствующее звено между ним и миром. Примером может служить генетическая эпистемология Ж. Пиаже и его последователей, которая открыла инвариантные стадии интеллектуального развития ребенка, возникающие друг за другом, подчиняясь общему закону структурного и функционального усложнения живых систем. К недостаткам концепции можно отнести психологизм и индивидуализм, то есть игнорирование социокультурных факторов в развитии сознания и познания. Однако наиболее разработанным вариантом праксиологической линии в гносеологии является все же диалектический материализм (марксизм). Диалектический материализм считает основой познания общественно-историческую практику человечества. Именно практика является источником возникновения, движущей силой и 16 Там же. – С. 422. Цит. по: Кэмпбелл Д.Т. Эволюционная эпистемология // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики. М.: Эдиториал УРСС, 2000. - С. 131. 18 Там же. – С. 125. 17 критерием истинности знания. Но как из генов и т.п. не удается вывести сознание, знание, так не удается получить их из практики. Поэтому существуют иные гносеологические концепции, их можно назвать платоническими. Сторонники платонизма считают, что мир знаний является трансцендентным, выходящим за пределы индивидуального сознания. Платониками были крупные ученые: В. Гейзенберг, Г. Кантор, Г. Фреге и др. Современные философские исследования выявили влияние на познание языка, культуры в целом. Были обнаружены дорефлексивные структуры субъективности, например, «пред-рассудки», «пред-мнения» (Хайдеггер, Гадамер), первичный пласт эмоциональной жизни ребенка, сохраняющийся на уровне бессознательного (Фрейд). Это говорит о кризисе односторонних рационалистических теорий отражения мира, а также подвергает сомнению идею трансцендентального его конструирования (Кант), поскольку структуры субъективности могут и не быть инвариантными, одинаковыми у разных людей. Не случайно многие современные мыслители от философии языка, познания обратились к феномену сознания, его бытия, надеясь здесь найти интересующие их ответы. Надо заметить, что классифицировать эпистемологические доктрины можно не только по линии реализма, оптимизма и т.д. Например, М. Кукарцева выделяет следующие направления эпистемологии, которые образовались в ХХ веке: «эволюционная, имеющая целью исследование биологических предпосылок познания в филогенезе и объяснение познавательного процесса на основе теории эволюции, развиваемой в биологии (имеет 2 значения: исследование эволюции органов познания и познавательных способностей – К. Лоренц, Г. Фоллмер, Р. Ридль и др.; модель роста знания и развития научного знания – К. Поппер, С. Тулмин, Т. Кун и др.); генетическая, анализирующая специфику когнитивных структур человеческого интеллекта в его индивидуальном развитии (Ж. Пиаже, Р. Гарсиа и др.); натуралистическая, исследующая и объясняющая человеческое познание в онтогенезе, исходя из методологических идей психологии, естествознания и онтологии (У.В.О. Куайн и др.); аналитическая, основанная на англо-саксонской аналитической философии, отличающейся усиленным акцентом: 1) на логическом исследовании языка (Б. Рассел, Л. Витгенштейн, М. Шлик, Венский кружок и др.), философии обыденного языка (поздний Л. Витгенштейн, Дж. Остин, П. Стросон и др.), философии науки, где знание исследовалось таким, каким оно зафиксировано в языке (Д. Дэвидсон, Б. Страуд и др.); 2) на анализе биологических и психологических механизмов формирования, обработки и получения знания; на анализе пропозиционального и процедурного знания и пр. (Г. Фейгл, Х. Патнем, Дж. Серль и др.); компьютерная, основанная на исследовании и адаптации к решению проблем познания различных моделей обработки информации (П. Таггард и др.), социальная, исследующая знание с точки зрения ценностей, традиций, форм коммуникации и пр. (Д. Блур, С. Фуллер, Э. Голдман)»19. Цит. по: Мегилл А. Историческая эпистемология: Научная монография (перевод Кукарцевой М., Кашаева В., Тимонина В.). - М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2007. – С. 13-14. (Предисловие переводчика). 19