На правах рукописи - Русское зарубежье

С сайта: http://vak.ed.gov.ru
На правах рукописи
Пархоменко Татьяна Александровна
РОССИЙСКАЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ЭЛИТА
В ПОИСКАХ «НОВОГО ПУТИ»
(Последняя треть XIX – первая треть XX века)
Специальность 24.00.01 – теория и история культуры
(исторические науки)
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
2
Москва – 2008
Работа выполнена в секторе Истории культуры российского зарубежья
Федерального государственного научно–исследовательского
учреждения «Российский институт культурологии»
Официальные оппоненты:
Доктор исторических наук, профессор Уткин Анатолий Иванович
Доктор исторических наук, профессор Муравьев Виктор Александрович
Доктор культурологии, профессор Кошелева Анна Владимировна
Ведущая организация: Московский государственный университет
им. М.В. Ломоносова
Защита состоится «
2008 года в
»
часов на
заседании Диссертационного совета Д 212.154.14 при Московском
педагогическом государственном университете по адресу: 117571,
Москва, проспект Вернадского, д. 88; аудитория 826 а.
С
диссертацией
библиотеки
можно
ознакомиться
Московского
в
педагогического
читальном
зале
государственного
университета по адресу: 119992, Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.
Автореферат разослан «
»
2008 года
Ученый секретарь
Диссертационного совета
Горяинова О.И.
3
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. Одним из важных направлений
гуманитарных исследований новейшего времени является познание
истории на основе изучения культуры, посредством анализа
социокультурных и культурно-психологических процессов, определяющих
исторический характер той или иной эпохи. В центре этого направления
лежит фундаментальная проблема взаимосвязи истории и культуры,
взаимодействия социальных и культурных механизмов исторического
развития, диалектики социальных отношений и культуры социальных
субъектов, творческая самостоятельная работа которых во всех областях
культурной жизни – науки, философии, религии, искусства – формирует
духовную силу общества, оказывающую непосредственное влияние на ход
истории. «А то, что духом времени зовут, есть дух профессоров и их
понятий», – писал в начале XIX века И.В. Гете1. Поэтому изучение истории
творцов культуры и их достижений, включение интеллектуального
субъекта в исторический процесс, протекающий в определенном
культурном контексте, представляет собой необходимую, крайне важную и
актуальную задачу современных научных исследований не только в
России, но и в мире в целом.
Интеллектуальная элита, трактуемая как совокупность наиболее
энергичных, творчески-одаренных людей, осуществляющих в обществе
функцию развития культуры, науки, образования, с одной стороны,
выступает в качестве объекта социально–исторического развития, а с
другой стороны, является субъектом истории, ее активным творцом.
Представители интеллектуальной элиты не только придают всему
историческому процессу тот или иной культурный смысл, образ, контекст,
но и определяют уровень развития своей страны, ее лицо, судьбу и место в
мире. В их духовном наследии отражаются основные вехи субъективно
детерминированной истории, которая тем ярче, чем богаче творческая
деятельность, основанная на гармоничном синтезе рационального и
эмоционального начал, то есть, согласно Л.С. Выготскому, – на «умных
эмоциях» и раскрывающаяся в самых разнообразных формах и видах, что
собственно и обеспечивает возможность зарождения и развития
культурного процесса во всем многообразии его проявлений. Поэтому
изучение интеллектуальной элиты, выступающей субъектом творчества,
активным участником культурного процесса, автором его результатов и
достижений, является обязательной частью историко-культурных
Гете И.В. Фауст / И.В. Гете; пер. с нем. Б. Пастернака. М.: АСТ, 2006. С. 24; в переводах Н. Копанева и Н.
Холодковского значатся не профессора, а писатели, однако, оба эти слова не совсем соответствуют
оригиналу, где вместо «профессоров» и «писателей» стоит более широкое понятие «господ», что точнее
соотносится с темой данного диссертационного исследования: «Was Ihr den Geist der Zeiten heist, / das ist im
Grund der Herren eigner Geist» – Goethes Meister-Werke. Neuste illustrierte Aufgabe. Zweiter Band. Berlin:
G.m.b.h, 1897. S. 80.
1
4
исследований. При этом, по мысли одного из ведущих отечественных
элитологов – Г.К. Ашина, оно особенно «актуально для страны, где
слабость и низкое качество элит является существенным элементом явно
затянувшегося социального, экономического, политического и духовного
кризиса, кризиса культуры», то есть России2.
Отечественная интеллектуальная элита пребывала в постоянном поиске
смысла бытия, смысла, находящегося не только вне, но и внутри
творческой личности. Она являлась «вечным искателем», для которого
творчество было важнее творения, искание – важнее истины, что наглядно
проявилось в названиях русских журналов и сборников: «Новый путь»
(1903-1905 годы, Санкт-Петербург), «Путь» (1905 год, НовгородСеверский), «Наш путь» (1918 год, Москва), «Путь» (1925-1940 годы,
Париж), «Вехи» (1909 год, Москва), «Смена вех» (1921-1922 годы, Париж),
а также издательств «Путь»: петербургского 1910-1919 годов и парижского
1925-1940 годов. Лейтмотивом всех подобных объединений являлась
проблема самоидентификации интеллигенции и ее авангарда –
интеллектуальной элиты, осмысление которой проходило на фоне
постоянного наращивания творческого потенциала, разнообразия форм
интеллектуального поиска и стремления найти «новый путь» духовного
обновления, исторического и культурного развития России. Эта проблема
остается актуальной и в наши дни, поскольку от того или иного ее решения
зависит эффективность и плодотворность всего культуросозидательного
процесса. Как писал в 1990-е годы доктор исторических наук, профессор,
академик РАЕН В.В. Шелохаев, «объективно назрела потребность в
глубоком творческом осмыслении всей совокупности интеллектуального
богатства, созданного многими поколениями русской интеллигенции», в
том числе «целой плеядой незаслуженно забытых крупных русских
философов, экономистов, политиков, религиозных деятелей, внесших
огромный вклад в историю мировой общественной мысли и мировую
культуру в целом. …– Этот процесс серьезного осмысления, по существу,
только начался»3.
Степень изученности проблемы. Научное исследование элиты
началось на рубеже XIX-XX веков с разработки итальянским профессором
В. Парето теории элит (в «Трактате по общей социологии»), нацеленной на
изучение тех слоев общества, которые обладают властными
полномочиями, осуществляют функции управления, способствуют
развитию науки и культуры. За столетний период было сформировано
самостоятельное направление элитологических исследований, созданы
научные центры элитологии в Европе, США и России, издано
Ашин Г.К., Охотский Е.В. Курс элитологии. М.: Спортакадемпресс, 1999. С. 13.
Шелохаев В.В. Предисловие к сборникам статей «Вехи. Интеллигенция в России. 1909-1910». М.: Молодая
гвардия, 1991. С. 19-20.
2
3
5
значительное число работ4. Однако огромное большинство из них
посвящено изучению правящей политической и экономической
(финансовой, торгово-промышленной) элиты5, тогда как проблема
интеллектуальной, культурной элиты являлась практически не
разработанной. Лишь на рубеже XX-XXI веков она, главным образом,
благодаря философским и историософским работам К.З. Акопяна и А.С.
Ахиезера, а также историко-культурным трудам Г.М. Бонгарда-Левина и
В.К. Кантора6, получила импульс к научному исследованию. Причина
подобного положения заключалась в том, что в советской России
элитология считалась антинаучной частью буржуазной социологии, и со
времени наркома просвещения А.В. Луначарского слово «элита»
заменялось термином «верхушечная интеллигенция», под которым
понимались «большие ученые, инженеры, врачи, художники»,
«крупнейшие представители науки, искусства и техники».7 При этом
основной интерес исследователей советского времени был обращен не
столько на эту «верхушечную часть», сколько на ее низовую, массовую
основу, изучение которой осуществлялось на базе марксистско-ленинского
подхода к вопросу «интеллигенция и социализм», подразделявшегося в
свою очередь на ряд направлений: размежевания интеллигенции в период
революционных потрясений 1905 и 1917 годов, индейно-политической
дифференциации интеллигенции во время Гражданской войны и НЭПА,
роли интеллигенции в социалистическом строительстве8. К ним примыкали
работы, исследовавшие социально-профессиональные группы внутри
советской интеллигенции, прежде всего партийную, научную и
художественную9, а также издания научно-биографического характера10. За
Ашин Г.К. Элитология. М.: МГИМО, 2005; Ашин Г.К. Курс истории элитологии. М.: МГИМО, 2003;
Бурлацкий Ф.М., Галкин А.А. Современный Левиафан. М.: Мысль, 1985; Сорокин П. Человек. Цивилизация.
Общество. М.: Политиздат, 1992, и др.
5
Ашин Г., Понеделков А., Игнатьев В., Старостин С. Основы политической элитологии. М.: ПРИОР,1999;
Гаман-Голутвина О. В. Политические элиты России: вехи исторической эволюции. М.: Росспэн, 2006;
Понеделков А. Политическая элита: генезис и проблемы ее становления в России. Ростов на Дону: СКНВЦ
ВШ, 1995; Пригожин А.И. Патологии политического лидерства в России // Общественные науки и
современность. 1996. № 3. С. 23-29, и др.
6
Акопян К.З. Интеллектуальная элита: проблема терминов и понятий // Интеллектуальная элита России на
рубеже XIX-XX веков. Киров: ВятГГУ, 2001; Ахиезер А. Россия: Критика исторического опыта. М.: Издание
Философского общества, 1991; Бонгард-Левин Г.М. Из «Русской мысли». СПб.: Алетейя, 2002; Кантор В.К.
Русский европеец как явление культуры (философско-исторический анализ). М.: РОССПЭН, 2001; Кошелева
А.В. Властная элита как явление культуры: динамика изменений во времени (на материале истории России
IX-XX вв.). М.: Академия гуманитарных исследований, 2006, и др.
7
Иванова Л.В. Формирование советской научной интеллигенции (1917-1927 гг.). М.: Наука, 1980. С. 80-81.
8
Амелин П.П. Интеллигенция и социализм. Л.: Изд-во ЛГУ, 1970; Советские историки о политическом
размежевании буржуазной интеллигенции в период Октябрьской революции // Интеллигенция и революция.
ХХ век. М.: Наука, 1985; Ерман Л.К. Интеллигенция в первой русской революции. М.: Наука, 1966; Зак Л.Г.
Великий Октябрь и интеллигенция (некоторые аспекты историографии проблемы) // Интеллигенция и
революция. ХХ век. М.: Наука, 1985; Знаменский О.Н. Интеллигенция накануне Великого Октября (февральоктябрь 1917 г.). Л.: Наука, 1988; Квакин А.В. Идейно-политическая дифференциация российской
интеллигенции в период НЭПА. 1921-1927. Саратов: СГУ, 1991; Ким М.П. Советская интеллигенция.
(История формирования и роста. 1917-1965). М.: Наука, 1968; Соскин В.Л. Ленин, революция,
интеллигенция. Новосибирск: Наука, 1973; Федюкин С.А. Советская власть и буржуазные специалисты. М.:
Мысль, 1965, и др.
9
Иванова Л.В. Партийная интеллигенция и ее роль в культурной революции // Культурная революция в СССР
и ее роль в духовном развитии общества. Новосибирск: Наука, 1974; Иванова Л.В. Проблема формирования
4
6
изучением советской интеллигенции последовали работы, посвященные
истории дореволюционной интеллигенции, в которых раскрывались ее
численность, материальное положение, политический спектр, формы
объединений, характер воздействия на рабочих и крестьян, роль в научном,
художественном, революционном процессах, причем не только
интеллигенции в целом, но и отдельных ее представителей.11 В конце
концов все это вылилось в создание целого направления гуманитарных
исследований – интеллигентоведения, в рамках которого написано
множество статей, монографий и диссертаций12.
Крах советской власти, сопровождавшийся ликвидацией спецхранов и
открытием секретных материалов, внес существенные коррективы в
исследование отечественной интеллигенции, которое освободилось от
идеологического давления КПСС и необходимости политизированного
анализа жизни в ее революционном развитии.
Началась активная
разработка ранее запретных тем, таких как: «творческая интеллигенция
СССР
под
гнетом
«метода»
социалистического
реализма»,
«революционное насилие над интеллигенцией», «эмиграция русской
культуры», «репрессированная интеллигенция», трагическая судьба ее
отдельных социально-профессиональных групп и представителей и т.д.13
научной интеллигенции СССР в советской историографии // Проблемы истории общественной мысли и
историографии. М.: Наука, 1976; Гловацкий М.Е., Чуфаров В.Г. О формировании научно-педагогической
интеллигенции в СССР // Из истории советской интеллигенции. Новосибирск: Наука, 1974; Клушин В.И.
Первые ученые-марксисты Петрограда. Л.: Наука, 1971 Копырин В.Л. Социально-профессиональные группы
в составе советской интеллигенции // Проблемы теории научного коммунизма. Свердловск: Изд-во УГУ,
1974; Попов В.А. Художественная интеллигенция как социально-профессиональная группа советского
общества. Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. канд. филос. наук. Свердловск, 1974, и др.
10
Дурылин С. Нестеров в жизни и творчестве. М.: Молодая гвардия, 1976; Кунин И.Ф. Н.Я. Мясковский.
Жизнь и творчество. М.: Советский композитор, 1981; Мурзаев Э.М. Лев Семенович Берг. М.: Наука, 1983;
Писаржевский О.Н. Александр Евгеньевич Ферсман. 1883-1945. М.: Молодая гвардия, 1955; Резник С.
Николай Вавилов. М.: Молодая гвардия, 1968; Соколов О.Д. М.Н. Покровский и советская историческая
наука. М.: Мысль, 1970; Эткинд М.Г. Борис Михайлович Кустодиев. М.: Художник РСФСР, 1969, и др.
11
Лейкина-Свирская В.Р. Интеллигенция в России во второй половине Х1Х века. М.: Мысль, 1971; ЛейкинаСвирская В.Р. Русская интеллигенция в 1900-1917 годах. М.: Мысль, 1981; Долинский М.З. Искусство и
Александр Блок. М.: Советский художник, 1985; Иллерицкий В.Е. Сергей Михайлович Соловьев. М.: Наука,
1980; Люди русской науки. Очерки о выдающихся деятелях естествознания и техники. М.: Гос. изд-во
физико-математической литературы, 1963; Писаржевский О. Дмитрий Иванович Менделеев. 1834-1907. М.:
Молодая гвардия, 1951; И.Е. Репин. М.: ГТГ, 1947; Тютюкин С.В. Первая российская революция и Г.В.
Плеханов. М.: Наука, 1981, и др.
12
Ермаков В.Т. Интеллигенция России в ХХ столетии. (К постановке проблемы «Интеллигенция как феномен
исторического изучения») // Интеллигенция России: уроки истории и современность. Иваново: ИвГУ, 1996;
Самарцева Е.И. К вопросу об особенностях становления интеллигентоведения как новой отрасли научного
знания // Интеллигент и интеллигентоведение на рубеже XXI века: итоги пройденного пути и перспективы.
Иваново: ИвГУ, 1999; Соколов А.В. Интеллигенция и интеллигентоведение // Клио. 2002. № 3; Олейник О.Ю.
Изучение проблем интеллигенции в 90-е годы: справочно-библиографическая информация // Интеллигенция
и мир. 2001. № 1, и др.
13
См., например, материалы научных конференций: «История российской интеллигенции». 31 января – 3
февраля 1994 г. М., 1993-1994; «Культурная миссия Российского Зарубежья». 21-25 ноября 1995 г. М., 1995;
«Зарубежная архивная россика. Итоги и перспективы выявления и возвращения». 16-17 ноября 2000. М.,
2000, и др. Также: Золотусский И. От Грибоедова до Солженицына: Россия и интеллигенция. М.: Молодая
гвардия, 2006; Меметов В.С. Интеллигентоведение рубежа третьего тысячелетия: актуальные проблемы //
Интеллигент и интеллигентоведение на рубеже XXI века: итоги пройденного пути и перспективы. Иваново:
ИвГУ, 1999; Российская интеллигенция на родине и в зарубежье. Сб. ст. Сост. Т.А. Пархоменко. М.: РИК,
2001; Рудницкая Е.Л. Лики русской интеллигенции. М.: Канон+ РООИ «Реабилитация», 2007, и др.
7
Тогда же в научный оборот вошло понятие элиты, ставшее, говоря
словами Д.М. Эпштейна, «незаменимым и вездесущим», однако без
четкого осознания того, «кто именно входит в состав элиты, где ее границы
и кто их проводит?»14 Неопределенность и неоднозначность понятия
элиты привели, с одной стороны, к снижению его значения, а с другой – к
наполнению его почти исключительно политическим содержанием,
ставшим частью многих государственно-идеологических разработок15.
Подобная ситуация побудила некоторых ученых вплотную заняться
общетеоретическими исследованиями не только самого понятия «элиты»,
но и близких к нему терминов – «творчество», «творческая деятельность»,
«личность творца», «духовность», «интеллект», «интеллектуальная элита»,
«интеллигенция» и так далее.16 При этом попытка ряда исследователей
свести интеллектуальную элиту исключительно к научной вызвала острую
дискуссию, в ходе которой была сформулирована мысль о том, что
поскольку интеллект заключает в себе не только рациональное начало, но и
эмоциональное,
постольку
понятие
интеллектуальной
элиты
17
распространяется на всю сферу культуры . Одновременно развернулось
изучение
творческого
наследия ряда представителей
русской
интеллектуальной элиты и их культуросозидающей роли, вылившееся в
создание трудов научного и научно-биографического характера18, а также
всевозможных справочно-биографических изданий19. Многие из них
рассказывают о «крестном пути» творческой личности в России XIX-XX
веков, пребывавшей в постоянном интеллектуальном поиске и состоянии
Эпштейн Д. Совхоз «Элита» // Отечественные записки. 2005. № 5. С. 281-282.
Российская элита, ее группы, цели и задачи: Научно-практическая конференция Русского биографического
института. 1 октября 2001 г. Москва, Свято-Данилов монастырь // Кадровая политика. 2001. № 2; Носков В.В.
«Война, в которую мы верим»: начало Первой мировой войны в восприятии ее духовной элиты // Россия и
Первая мировая война. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999, и др.
16
Акопян К.З. Творчество как поиск смысла // Творчество как принцип антропогенеза. М.: Акад. гуманитар.
исслед., 2006; Акопян К.З. Духовность: сущность, природа, своеобразие // Полигнозис. 1999. № 4; 2000. № 1;
Вечтомов Е.М. Интеллектуальная элита и гуманитарное образование // Интеллектуальная элита России ХХ
века: столица и провинция. Киров: ВятГГУ, 2003; Киященко Н.И. Принципы и критерии творчества //
Творчество как принцип антропогенеза. М.: Акад. гуманитар. исслед., 2006; Кондаков И.В. К феноменологии
русской интеллигенции // Русская интеллигенция. История и судьба. М.: Наука, 1991, и др.
17
Интеллектуальная элита Санкт-Петербурга. Ч. 1-2. СПб.: Изд-во СПбУЭФ, 1993-1994; Акопян К.З. Ratio и
intellectus // Вестник Российского философского общества. 2001. № 3; Поспелова Н. Полистилистика как
проявление интеллектуальности музыкального мышления // Интеллектуальная элита России ХХ века:
столица и провинция. Киров: ВятГГУ, 2003.
18
Александров С.А. Лидер российских кадетов П.Н. Милюков в эмиграции. М.: Аиро-ХХ, 1996; БонгардЛевин Г.М., Захаров В.Е. Российская научная эмиграция: Двадцать портретов. М.: Эдиториал УРСС, 2001;
Золотницкий Д. Мейерхольд. Роман с советской властью. М.:, 1999; Емельянова И. Пастернак и Ивинская.
М.: Вагриус, 2006; Зайцев Е.Н. Борис Зайцев и Калужский край. Калуга: Ин-т усовершенст. учителей, 1995;
Пархоменко Т.А. Художник И.К. Пархоменко в лабиринте русской культуры. 1870-1940. М.: Изд-во
Главархива Москвы; ОАО «Московские учебники», 2006; Петелин В. Жизнь Максима Горького. М.: ЗАО
Центрполиграф, 2007; Поповский М. Дело академика Вавилова. М.: «Книга», 1990; Фрумкин В. Дело
Кольцова. М.: Вагриус, 2002, и др.
19
Волков В., Куликова М., Логинов В. Московские профессора XVIII-XX века. Гуманитарные и
общественные науки. М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2006; Русское Зарубежье.
Золотая книга эмиграции. Энциклопедический биографический словарь. М.: РОССПЭН, 1997; Северюхин
Д.Я., Лейкинд О.Л. Художники русской эмиграции (1917-1941). Биографический словарь. СПб.: Изд-во
Чернышева, 1994; Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX-XX веков. СПб.:
Амфора, 2007; «Скит». Прага 1922-1940. Антология. Биографии. Документы. М.: Русский путь, 2006;
14
15
8
мучительного самоопределения, что даже навело представителей YMCAPress на мысль о необходимости организации особого издательства
«Русский ПУТЬ», публикации которого, начавшие выходить в свет с 1991
года, способствовали бы реабилитации богатого культурного наследия
интеллектуальной элиты России20.
В общем, все вышеизложенное говорит о том, что, с одной стороны, в
современной России существует большой научный интерес к проблеме
элиты, как в общетеоретическом, так и в политическом, идеологическом,
историческом, культурологическом отношениях, а с другой стороны,
исследование ее интеллектуальной страты находится в начальной стадии,
характеризующейся локальными разработками отдельных пластов
творческого наследия, биографического материала и регионалистики.
Вместе с тем именно интеллектуальная элита является тем феноменом
русской культуры, который, во-первых, задавал направление, темп и
характер ее развития, а, во-вторых, сам представлял собой своеобразный
продукт социокультурного процесса той или иной эпохи. Поэтому
дальнейшее разноаспектное изучение русской интеллектуальной элиты
является не только настоятельно необходимым, но и очень важным для
культурологического анализа ее роли в социокультурном процессе нового
и новейшего времени.
Актуальность и научная значимость темы, ее недостаточная
разработанность определили объект, предмет, хронологические и
территориальные рамки, цель и задачи исследования.
Объектом исследования является общекультурный процесс, который
разворачивался в отечественной истории последней трети XIX – первой
трети XX века и в рамках которого существенную роль играла
созидательная деятельность российской интеллектуальной элиты.
Учитывая, что само понятие интеллектуальной элиты до сих пор не имеет
точного и однозначного толкования, в диссертации главное внимание
обращено, во-первых, на такие социокультурные явления и процессы, в
результате развития и распространения которых происходило
содержательное обогащение культуры, возникали новые, обладавшие
культуросозидательным потенциалом, тенденции и процессы, а во-вторых,
на те конкретные исторические фигуры, объединения и организации,
которые в той или иной мере могут быть отнесены к интеллектуальной
элите – размытому по своим социальным параметрам общественному
слою, выделяющемуся, прежде всего, посредством культурологических
характеристик и являющемуся ведущей силой культурного процесса, а
также хранителем культурных традиций и культурного наследия.
Квакин А.В. Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего пути.
М.: ЗАО Центрполиграф, 2006; «Крестный путь» Юрия Кузнецова. М.: Роман-газета. 2007. № 22;
Издательство «Русский путь» претворяет свои замыслы в сериях: «Всероссийская мемуарная библиотека.
Наше недавнее», «Исследования новейшей русской истории», «Военная мысль в изгнании», «Офицерский
корпус русской армии», «Онегинская энциклопедия», «Библиотека-фонд «Русское Зарубежье: материалы и
исследования».
20
9
Предметом исследования стал достаточно многочисленный слой
интеллектуальной элиты России, представители которого на разных
уровнях и в соответствии с собственными творческими возможностями
являлись субъектами культуросозидательного процесса, оказывали
большое влияние на развитие общественной жизни страны, на состояние ее
духовной атмосферы и культуры в целом.
Цель исследования состояла в комплексном и контекстуальном
анализе деятельности российской интеллектуальной элиты как
специфического социокультурного феномена России и русского зарубежья.









Основные задачи диссертационной работы сводятся к тому, чтобы:
выявить сущностные черты, определяющие специфику российской
интеллектуальной элиты;
изучить разнообразные культурные явления и процессы последней трети
XIX – первой трети XX века, определяющую роль в возникновении и
развертывании которых играли представители интеллектуальной элиты
страны;
рассмотреть
историю
культуры
России
предреволюционной,
революционной и
постреволюционной эпох как историю людей,
искавших ответы на сущностно значимые вопросы своего времени и
стремившихся найти «новый путь» социокультурного развития России;
раскрыть отношения российской интеллектуальной элиты с государством
как социально-политическим институтом;
определить специфику отношений интеллектуальной элиты к церкви и
религии;
проанализировать проблему «интеллигенции и народа» в контексте и с
учетом интересов российской интеллектуальной элиты;
раскрыть особенности жизни и быта интеллектуальной элиты России;
создать целостный образ российской интеллектуальной элиты на основе
реконструкции как исторических событий, фактов и явлений, так и
психологических портретов выдающихся представителей творческого
сообщества страны;
определить
место
и
роль
духовного
наследия
российской
интеллектуальной элиты в культуре России и мира.
Хронологические рамки исследования охватывают период последней
трети XIX – первой трети XX века, отличительной характеристикой
которого стало так называемое «рубежное время» революционного
перехода от императорской России к СССР и к новому культурному
феномену – русскому зарубежью.
10
Территориальные рамки исследования включают территории
императорской России последней трети XIX – начала XX века, Российской
Федерации и стран, вошедших в ареал так называемого русского
зарубежья.
Методологическая база исследования определяется принципиально
важным для культурологического анализа подходом, в соответствии с
которым изучение объекта и предмета диссертационного исследования
осуществляется контекстуально, комплексно и с учетом динамики
социокультурного процесса. Полидисциплинарный характер изучения
истории культуры, который отличает авторский подход, реализованный в
настоящей диссертации, обуславливает использование различных
исследовательских методов – нарративного, сравнительно-исторического
(компаративного),
структурно-функционального,
биографического,
которые дает возможность изучать культурный феномен интеллектуальной
элиты во всем многообразии его проявлений.
Существенным для всего исследования является понимание культуры
как совокупного духовного опыта человечества, накопленного им за всю
историю своего существования, перманентно реализуемого в процессе
повседневного бытования социализированных индивидов и дискретно
опредмечиваемого в рамках полиаспектной творчески-созидательной,
интеллектуальной деятельности в предельно разнообразных формах,
образующих искусственную среду обитания человека. Это позволяет
смотреть на явления культуры как на культурный текст в широком
семиотическом смысле этого понятия, представленный ценностнонормативной системой в том или ином знаково-символическом, вербальном
или
невербальном,
предметно-материальном
воплощении,
функционирующий в определенном социально-историческом контексте и
создаваемый субъектами культуры, в рамках нее существующими и таким
образом являющимися социальными носителями культурных текстов.
«Гуманитарное мышление не от плохой жизни обращается к человеку через
текст, – текстом, читая текст, слушая речь, – отмечал В.С. Библер. – В
тексте человек живет вне своего (физического) бытия; в тексте человек
видит себя глазами другого, слушает ушами другого, – ведь текст
существует и создается, чтобы быть услышанным, – в насущности бытия
другого, обращенного ко мне, мне внимающего»21. И именно тексты самого
различного характера представляют в истории культуру.
Такая позиция предполагает комплексный анализ совокупности
характеристик, необходимых для понимания культурных явлений в общем
контексте культуры и социального процесса, частью которых они
выступают. Как подчеркивал П.С. Гуревич, «мы обнаруживаем, что образ
человека создается не только философией. Чтобы представить наглядно
“человека природного” или “человека-умельца”, одних философских
Библер В.С. Михаил Михайлович Бахтин или поэтика культуры. (На путях к гуманитарному разуму). М.:
Прогресс, 1991. С. 122.
21
11
текстов мало. Надо обратиться к религиозному, научному,
художественному сознанию»22. И здесь ключевую роль играет
интегративный подход, при котором изучение творческой личности как
культурной «ипостаси» индивида сочетается с анализом не только ее
индивидуально специфичных черт, но и социально типичных
характеристик, что позволяет рассматривать жизненный путь того или
иного представителя интеллектуальной элиты как индивидуальный способ
культурного творчества и как произведение жизни, понять которое можно
только в историко-культурном контексте определенной эпохи. Н.А.
Бердяев в работах «Смысл творчества» и «Смысл истории» специально
обращал внимание на то, что нельзя рассматривать историю
«нечеловечески», что именно человек, являясь предпосылкой всякого
философского познания, составляет смысл истории, при этом смыслом
существования самого человека служит творчество. Интегративный подход
к изучению личности в культуре в настоящее время привел к
формированию особого направления, называемого культурологией
личности, трактуемой как системное единство индивидуальных
характеристик,
мировоззренческих
установок,
социальных,
культуротворческих форм и видов деятельности личности, а также
исторически значимых ее достижений23.
Источниковая база исследования состоит из разнообразных, как
опубликованных, так и неопубликованных источников, многие из которых
впервые вводятся в научный оборот. Все источники, использованные в
диссертации, можно разделить на несколько групп: а) документы
государственных учреждений; б) материалы различных общественных
организаций; в) источники личного происхождения: воспоминания,
дневники, письма, произведения литературы и искусства; г) материалы
периодической печати.
Основную и большую группу источников, использованных в
диссертации, составляют неопубликованные материалы, хранящиеся в 73
фондах семи различных архивов России: Государственном архиве
Российской Федерации (ГАРФ), Российском государственном архиве
литературы и искусства (РГАЛИ), Центральном историческом архиве
города Москвы, Архиве Российской Академии наук, Отделах рукописей
Российской государственной библиотеки (ОР РГБ), Государственного
центрального театрального музея им. А.А. Бахрушина, Государственного
музея Л.Н. Толстого. Среди архивных источников самый обширный и
информационно насыщенный блок составляют материалы РГАЛИ,
Гуревич П.С. Философия человека. (Лекции) // Личность. Культура. Общество. Т. VIII. Вып. 2 (30). М.:
РАН, 2006. С. 217.
23
Колобова Ю.И. Культурология личности: Петр Сувчинский (опыт исследовательского подхода): Автореф.
дис. на соиск. учен. степ. канд. культурологии. Киров: ВятГТУ, 2006.
22
12
которые включают в себя документы Всесоюзного комитета по делам
искусств (ф. 962), Толстовское собрание (ф. 508) и 48 личных фондов
различных представителей интеллектуального сообщества России: Л.Н.
Андреева (ф. 11), И.И. Бродского (ф. 2020), И.А. Бунина (ф. 44), А.Л.
Волынского (ф. 95), А.А. Голенищева-Кутузова (ф. 143), С.М. Городецкого
(ф. 2571), Вл.И. Немирович-Данченко (ф. 355), К.К. Олимпова (ф. 1718),
Д.Н. Овсянико-Куликовского (ф. 1120), А.С. Суворина (ф. 459), Н.Д.
Телешова (ф. 499), К.М. Фофанова (ф. 525), и других.
Личные собрания деятелей культуры России, многие из которых в
советское время были закрыты для исследователей, включают в себя
наброски литературных и научных работ, материалы тех или иных
организаций, обществ и союзов, в деятельности которых принимали
участие представители творческой элиты России, эпистолярное наследие,
мемуары, домашнюю документацию и многое другое. Фонды РГАЛИ
органично дополняют личные материалы Архива Российской Академии
наук и Отделов рукописей РГБ, Государственного музея Л.Н. Толстого,
Государственного центрального театрального музея им. А.А. Бахрушина. В
совокупности с документами различных организаций и государственных
учреждений, например, Наркомпроса (ГАРФ, ф. А-298, А-1565),
Государственной академии художественных наук (ф. 941 РГАЛИ) или
Канцелярии попечителя Московского учебного округа (ф. 459 ГИА города
Москвы), которые содержат всевозможные анкетные данные о российских
деятелях культуры, науки и образования, делопроизводственную
переписку
о
создании
творческих,
культурно-просветительных,
политических объединений и т.д., они позволяют воссоздать картину
интеллектуальной жизни страны последней трети XIX – первой трети XX
века.
Ценными источниками, тесно связанными с архивными материалами,
являются сборники документов, издававшиеся в течение всего ХХ
столетия и раскрывающие отдельные направления истории отечественной
культуры. Это: «Архив русской революции» Г.В. Гессена (Берлин, 19211937), «Архив В.А. Гольцева» (М., 1914), «Страницы автобиографии В.И.
Вернадского» (М.: Наука, 1981), «Николай Николаевич Ге. Мир
художника. Письма. Статьи. Критика. Воспоминания современников» (М.:
Искусство, 1970), «Из литературного наследия академика Е.В. Тарле» (М.:
Наука, 1981), «Встречи с прошлым», «Минувшее», «La vie culturelle de
L’Emigration Russe en France. Cronique (1920-1930)» de Michele Beyssac
(Paris, 1971), и другие. Незаменимым источником по истории русской
интеллигенции, ее жизни и деятельности в XIX-ХХ столетиях, стала
периодическая печать: газеты «Биржевые ведомости», «Новое время»,
«Речь», «Известия», «Литературная газета»; журналы – «Аполлон», «Наш
путь», «Новый путь», «Нива», «Красная нива», «Красная новь»,
«Литературное обозрение», «Путь», «Наше наследие» и другие,
публиковавшие
статьи
научного,
литературно-художественного,
политического и исторического содержания, рассказы, очерки, эссе,
13
поэтические произведения, обзоры и отчеты о творческих встречах,
выставках, о деятельности различных организаций, некрологи и многое
другое.
Самостоятельную группу источников образуют мемуары и дневники,
изданные как отдельными книгами, так и в различных сборниках
документов и воспоминаний, например, дневники М.А. Кузмина, М.М.
Пришвина 1914-1930 годов, ежедневники С.А. Толстой, воспоминания
А.Н. Бенуа, И.Е. Репина, К.И. Чуковского, Ф.И. Шаляпина, И.И.
Ясинского, «Беседы с памятью» В.Н. Муромцевой-Буниной, «Грасский
дневник» Г.Н. Кузнецовой, «Впечатления моей жизни» М.К. Тенишевой и
другие.24 Близко к ним примыкают обширные публикации эпистолярного
наследия А.В. Амфитеатрова, М.А. Волошина, М. Горького, И.А. Грабаря,
М.О. Гершензона, В.А. Серова, П.И. Чайковского А.П. Чехова, а также
всевозможные «записки» и «заметки» деятелей культуры России – П.М.
Арцыбашева, С.Н. Булгакова, Л.К. Чуковской и других25. При этом нужно
иметь в виду, что в мемуарной литературе, особенно изданной в советскую
эпоху, начиная с середины 1920-х годов и до периода «перестройки и
гласности» второй половины 1980-х годов, обнаруживаются случаи
определенного искажения исторических событий, недостаточной
достоверности, замалчивания, порой сознательного, целого ряда фактов и
явлений, наглядным примером чего может служить отзыв И.А. Бунина на
«Записки писателя» Н.Д. Телешова: «Митрич, постыдись!»26 Тем не менее,
воспоминания, дневники, переписка, всевозможные «заметки» и «записки»
являются ценными источниками, позволяющими реконструировать
историко-культурный контекст изучаемой эпохи, и присущие им
недостатки не умаляют их общего значения для данной диссертации.
Особую ценность среди источников представляют сочинения
представителей творческого сообщества России, специально посвященные
отечественной интеллигенции как культурному феномену страны,
Кузмин М.А. Дневник 1908-1915. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2005; Пришвин М.М. Дневники. 19141917. 1918-1919. 1920-1922. М.: Московский Рабочий, 1991, 1994, 1995.; Дневники. 1923-1925. 1926-1927.
1928-1929. М.: Русская Книга, 1999, 2003, 2004. Пришвин М. Из дневников 1930 года // Отечественные
записки. 2005. № 5. С. 316-339. Толстая С.А. Дневники в двух томах. Ежедневники. М.: Художественная
литература, 1978; Бенуа А. Мои воспоминания в пяти книгах. Т. 1-2. М.: Наука, 1990; Репин И.Е. Далекое
близкое. М.; Л.: Искусство, 1948; Чуковский К.И. Современники. Портреты и этюды. М.: Молодая гвардия,
1963; Шаляпин Ф.И. Страницы из моей жизни. Пермь: Пермское книжное изд-во, 1961; Ясинский Иер. Роман
моей жизни. Книга воспоминаний. М.;Л.: Госиздат, 1926; Муромцева-Бунина В.Н. Жизнь Бунина. Беседы с
памятью. М.: Советский писатель, 1989: Кузнецова Г. Грасский дневник. Рассказы. Оливковый сад. М.:
Московский рабочий, 1995; Тенишева М.К. Впечатления моей жизни. Л.: Искусство, 1991.
25
Горький и русская журналистика начала ХХ века. Неизданная переписка. Литературное наследство, т. 95.
М.: Наука, 1998; Переписка А.В. Амфитеатрова и М.А. Волошина // Минувшее. Исторический альманах. Т.
22. СПб.: Ateneum-Феникс, 1997; Грабарь И. Письма. 1891-1917. М.: Наука, 1974. Письма. 1917-1941. М.:
Наука, 1977; Гершензон М.О. Письма к Льву Шестову // Минувшее. Исторический альманах. Т. 6. М.:
Феникс, 1992; Валентин Серов в переписке, документах и интервью. Л.: Художник РСФСР, 1985; Чайковский
П.И. Письма к близким. Избранное. М.: Музыкальное изд-во, 1955; Чехова П.М. Письма к брату А.П. Чехову.
М.: Художественная литература, 1954; Арцыбашев М.П. Записки писателя. Дьявол. Современники о М.П.
Арцыбашеве. М.: НПК «Интелвак», 2006; Булгаков С. Автобиографические заметки. Париж: YMCA-Press,
1991; Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Кн. 1. 1938-1941. М.: Книга, 1989.
26
См.: Кузнецова Г. Грасский дневник. Рассказы. Оливковый сад. М.: Московский рабочий, 1995. С. 256-257.
24
14
собранные в таких изданиях как «Вехи», «Интеллигенция в России»,
«Смена вех», «Русская идея», а также работы, непосредственно
относящиеся к переломному для России времени 1917–1920 годов, в
частности, «Несвоевременные мысли» М. Горького, «Окаянные дни» И.А.
Бунина, «Черная тетрадь» З.Н. Гиппиус, «Преданная революция» Л.Д.
Троцкого27. Настоящий анализ историко-культурного контекста жизни и
творчества отдельных представителей интеллектуальной элиты России
базируется также на обширном комплексе работ, которые были посвящены
русской культуре XIX-XX веков в целом и в которых были реализованы
как теоретико-методологический, так и конкретно исторический подходы к
осмыслению предмета исследования, что позволило определить основные
особенности и закономерности развития отечественной культуры, выявить
специфику рассматриваемого периода, его событийно-фактологические и
ценностно-смысловые характеристики28.
В целом источниковая база диссертационного исследования
характеризуется
наличием
большого
числа
разнопрофильных
документальных материалов, разбросанных как по многочисленным
опубликованным сборникам и печатным изданиям, так и по различным
архивохранилищам нашей страны. Критический анализ источников
позволил не только выявить информационные возможности каждого из
них, но и использовать их для наиболее полного решения
исследовательских задач данной диссертации.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в
обращении к ключевой для русской культуры теме и заключается не
только в ее формулировке, но прежде всего в научно-исследовательской
трактовке поставленной в ее названии проблемы, которая раскрывается на
малоизвестном материале, разбросанном по многочисленным источникам.
Впервые в диссертации дан социокультурный портрет русской
интеллектуальной элиты последней трети XIX – первой трети XX века,
слагающийся
из
анализа
профессиональной
деятельности
ее
представителей, их материального и социального статуса, отношения к
Вехи. Интеллигенция в России. Сборники статей 1909-1910. М.: Молодая гвардия, 1991: Статьи Н.А.
Бердяева, С.Н. Булгакова, М.О. Гершензона, Б.А. Кистяковского, П.Б. Струве, С.Л. Франка, А.С. Изгоева,
Н.А. Гредескула, М.М. Ковалевского, П.Н. Милюкова, М.И. Туган-Барановского и др.; Смена вех. Прага,
1921. Статьи А.В. Бобрищева-Пушкина, Ю.В. Ключникова, Ю.Н. Потехина, Н.В. Устрялова и др.; Русская
идея. В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья. Т.1-2. М.: Искусство, 1994; Горький М.
Несвоевременные мысли. М.: Советский писатель, 1990; Бунин И.А. Окаянные дни. М.: Молодая гвардия,
1991; Гиппиус З. Вторая черная тетрадь // Наше наследие. 1990. № VI (18); Троцкий Л.Д. Преданная
революция. М.: НИИ культуры, 1991.
28
Дмитриев С.С. Очерки истории русской культуры начала ХХ века. М.: Просвещение, 1985; История
русского искусства. Под ред. И.Э. Грабаря. Т. X-XII. М.: Наука, 1957-1969; Ким М.П. О культуре как
предмете исторического изучения // Вопросы истории. 1974. № 11; Милюков П.Н. Очерки по истории
русской культуры. Ч. 1-3. СПб.: Мир Божий, 1896-1903; Русская художественная культура конца XIX –
начала XX века. Кн. 1-4. М.: Наука, 1968-1980; Советская культура в реконструктивный период. 1928-1941.
М.: Наука, 1988; Соскин В.Л. Российская советская культура (1917-1927 гг.): Очерки социальной истории.
Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2004; Страницы истории советской художественной культуры. 1917-1932. М.:
Наука, 1989, и др.
27
15
религии и церкви, семье и браку, роли в общественно-политической и
культурной жизни императорской, советской и зарубежной России.
История интеллектуальной элиты представлена в диссертационной работе
как история творчески одаренных людей, находившихся в постоянном
поиске ответов на сущностные вопросы своего времени, что позволило не
только выявить зависимость между изменениями в их отношении к миру и
к жизни и трансформациями самой жизни, но и определить весь этот
период как переломную эпоху, сущность которой выразилась во всеобщей
переоценке ценностей. Столетний путь духовных исканий представителей
этой социальной группы, который был начат ими в состоянии полной
неудовлетворенности предыдущими достижениями и характеризуем не
только охватившим их скепсисом и недоверием по отношению к
историческому прошлому России, но и стремлением вывести страну на
новый, свободный от заблуждений и ошибок, модернизационный путь
развития, пройдя сквозь горнило революционных бурь и потрясений,
борьбы демократических и аристократических начал в культуре,
завершился установлением духовной диктатуры марксистско-ленинской
идеологии, торжеством «искусства коммуны», «пролетарской культуры» и
метода социалистического реализма. Анализ культурной революции,
проведенный в диссертации, показал, что основной ее причиной стал
раскол интеллектуальной элиты России, а одним из главных ее итогов
явилось разделение русского культурного пространства, в результате чего
обе части последнего – Россия внутренняя и Россия внешняя – стали
развиваться самостоятельно. Параллельное исследование связанных с ними
социокультурных ситуаций, которые складывались в период между двумя
мировыми войнами, также приводит к формированию нового взгляд на
историю отечественной культуры.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
 В конце XIX – начале XX века основной культуросозидающей
силой в России стала профессиональная интеллигенция во главе с
интеллектуальной элитой – узким
слоем «интеллигенции над
интеллигенцией», существенно (по уровню образованности, по общей
эрудиции, мировоззрению, системе базовых ценностей, религиозным
взглядам, правовым и политическим представлениям, художественным
вкусам) отличавшимся от общей массы населения страны и державшим в
своих руках два важных рычага управления: власть знаний и власть идей,
которые позволяли ему формировать образ эпохи, оказывая значительное
влияние на общественное мнение, на экономические, государственные,
политические процессы в стране, и в конечном итоге определять ход и
характер ее развития.
 Изучение истории интеллектуальной элиты России последней
трети XIX – первой трети XX века показало, что возникновение этого
уникального социокультурного слоя было обусловлено существенными
изменениями, происходившими в рамках социально-психологических,
16
политических, религиозных, нравственных, эстетических представлений,
определявших содержание сознания и особенности мышления ведущих
представителей отечественной интеллигенции, система ценностей которых
предполагала безусловное признание необходимости всестороннего
образования, наличия богатой эрудиции, приоритета творческой
деятельности
над
политической
активностью.
Трансформация
мировоззренческих
установок
нового
слоя
интеллигенции,
сформировавшего интеллектуальную элиту страны, обусловила изменения
культурного облика эпохи рубежа XIX-XX веков, отличительной чертой
которой стало стремление к обновлению всех сторон жизни через духовный
поиск, опиравшийся на переосмысленные подходы к пониманию
религиозных представлений и философских проблем бытия, идей эстетизма
и художественного универсализма, к изучению феномена нового человека –
мифопоэтического «будетлянина», устремленного в будущее и способного
совершить «революцию Духа».
 Поиск «нового пути» интеллектуальной элитой России,
представляя собой сложное и многоаспектное по своему содержанию
явление, включал сменявшие друг друга этапы «блуждания духа»,
переосмысления отношений к Русской православной церкви, к государству
и власти, к народу, обществу и семье, к проблемам культуры и морали, к
«эстетической революции» с ее новыми художественными формами. В
центре этого поиска находились русский вопрос и русская идея,
осмысление которых подводили к соответствующим решениям целого ряда
проблем науки и религии, веры и культуры, христианства и гуманизма,
рассматривавшихся прежде всего с позиций культурно-исторических, а не
политических, что было характерно для основной массы отечественной
интеллигенции того времени.
 Обсуждение и осмысление ключевой для России проблемы народа
привели к возникновению и распространению в интеллектуальной среде
самых разных концепций, в соответствии с которыми русский народ
признавался то носителем базовых духовных ценностей страны, то
этнографическим материалом для цивилизационных экспериментов, то
обладателем некоего взрывного потенциала, способным совершить
социальную революцию. При этом первые же революционные бои 19051907 годов обнаружили пропасть, существовавшую между народом и
элитой, что заставило последнюю активно заняться культурнопросветительной деятельностью и заговорить об искусстве, изменяющем
чувства и душу человека, как о главном средстве переустройства мира.
Интеллектуальная элита превратила проблему народа в «народную тему» в
культуре, сделав ее основой стилеобразования в российском искусстве, чем
во многом способствовала возникновению идеи «народного искусства»,
которое при большевиках было отождествлено с искусством партийным,
принявшим на вооружение «единственно верный метод соцреализма» и
положившим конец любым творческим поискам «нового пути» с его
предполагавшимся многообразием художественных течений и форм.
17
 Культурная революция являлась стержнем революции социальной,
поскольку именно от ее итогов, от того, сможет ли она изменить
культурный код населения, зависели развитие общества в целом,
возможность прорыва в индустриальное и постиндустриальное будущее. В
результате сталинский тезис об обострении классовой борьбы в период
построения социализма был последовательно и самым непосредственным
образом применен к сфере культуры, по отношению к творческому
сообществу страны: сначала под авангардными лозунгами были
уничтожены представители старой классической культуры, а потом,
благодаря использованию метода социалистического реализма, была
учинена расправа над самими авангардистами. Создание новых культурных
смыслов всякий раз сопровождалось разрушением прежней системы
ценностей, а вместе с этим и – уничтожением носителей этих ценностей, в
результате чего страна потеряла огромный культурный пласт, который в
настоящее время вряд ли подлежит восстановлению.
 Масштабный социокультурный кризис начала XX века, вызванный
столкновением вертикального и горизонтального векторов культурного
развития, иерархичности культуры с процессами ее демократизации, привел
к расколу единого русского культурного пространства на две части –
внутреннюю и внешнюю,– каждая из которых начала собственный поиск
новых ценностей. Интеллектуальная элита, отправленная революцией в
изгнанье, создала на чужбине особую культуру – культуру русского
зарубежья, ставшую уникальным феноменом в истории XX века. Поэтому
при изучении жизни русской эмиграции ключевую роль играет анализ ее
качественных интеллектуально-творческих характеристик. Богатый
историко-культурный опыт русского зарубежья позволяет сегодня добиться
серьезных позитивных сдвигов в деле исследования и защиты культуры
русских диаспор; он говорит о важности и необходимости духовной
консолидации всех людей, воспитанных на русской культуре, сохранения
связей с отечественной культурой, поддержания на чужбине русских
культурных традиций.
Апробация исследования. Основные положения и выводы
диссертации изложены в трех монографиях, главе учебного пособия по
основам музееведения, 35 статьях и 19 тезисах докладов международных,
всероссийских и республиканских конференций, проходивших в
университетах и академиях Москвы, Санкт-Петербурга, Омска, Рязани,
Ульяновска и других городов. Общий объем публикаций составил 65,7 п.л.
Некоторые результаты диссертационного исследования нашли применение
в педагогической практике, в чтении диссертантом лекций по истории
культуры и культурологии в Российском институте культурологии
Министерства культуры РФ и в Московском государственном
университете печати Министерства образования и науки РФ.
18
Структура диссертации соответствует цели и задачам исследования и
состоит из введения, шести глав, заключения и списка источников и
литературы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обоснованы актуальность и степень изученности темы
исследования, определены объект и предмет проведенного исследования,
описана его источниковая база, охарактеризованы новизна и практическая
значимость результатов, полученных автором, сформулированы цель и
задачи работы.
Глава первая – «Социокультурный портрет интеллектуальной
элиты России» – раскрывает содержание понятий «интеллигенция» и
«интеллектуальная элита», анализирует их основные социокультурные
характеристики в историческом контексте России: численность,
материальное положение, характер занятости, истоки мировоззрения,
эстетические взгляды, политическое кредо и так далее.
В первом параграфе – «Интеллектуальная элита и интеллигенция:
проблема терминов и понятий» – отмечается, что интеллектуальная элита
и интеллигенция, происходя от латинского слова «Intellectus»,
указывающего на способность к интеллектуальной деятельности, занятие
умственным трудом, являются понятиями близко родственными, но не
тождественными. Если интеллектуалы имеются во всем мире, то
интеллигенция, как полагает большинство исследователей, представляет
собой чисто русское явление, порожденное специфическими условиями
исторического развития России, жесткие рамки политических режимов
которой
способствовали появлению слоя людей, обладавших
определенными знаниями (образованием) и направлявших их на
реформирование страны. Этот путь интеллектуального сопротивления
власти, политическому режиму, господствующей идеологии посредством
массового идейно-политического просвещения народа дал основание
говорить об интеллигенции как о совести нации и спасителе России. И
именно нравственные качества, умение понимать и сочувствовать, ставить
благо народа выше собственного благополучия объявлялись главными
чертами
в
определении
интеллигенции,
тогда
как
сугубо
профессиональные характеристики, относящиеся к индивидуальному
мастерству, к особенностям творческой деятельности и научной работы
были причислены к основным признакам интеллектуалов.
Интеллектуальная элита России XIX–XX веков являлась частью
интеллигенции и как таковая представляла собой относительно
автономный устойчивый социальный слой работников умственного труда,
профессионально занятых созданием и распространением культурных
(научных, художественных и т.д.) ценностей. При этом все модели
19
структурной дифференциации интеллигенции непременно выделяют в ее
составе узкий круг генераторов основополагающих идей, формирующих
национальное самосознание и принимающих судьбоносные для страны и
мира решения, то есть интеллектуальную элиту, представители которой
наделены трансцендентной устремленностью, характеризующей человека
творческого и творящего, начиная с гениев и заканчивая особо
талантливыми людьми. Так, по мнению И.Е. Репина, которое он изложил в
своей книге «Далекое близкое» (СПб, 1913), главную роль в развитии
культуры играют люди двух типов: гении-первооткрыватели,
открывающие новую эпоху, дающие начало оригинальному направлению
творческой деятельности, новому виду искусства, и гении-завершители,
развивающие во всей полноте то, что открыл новатор, да так, что после
него уже невозможно работать в том или ином виде деятельности,
художественном течении, научном направлении. Новаторы часто умирают
непризнанными, завершители, как правило, приобретают мировую
известность. В русской живописи, по мнению Репина, гениальны К.П.
Брюллов, И.Н. Крамской, А.И. Куинджи, в литературе – А.С. Пушкин, Н.В.
Гоголь, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой.
Основными чертами интеллектуальной элиты являются, во-первых,
максимальная способность реализовывать в своей деятельности творческие
дарования и возможности; во-вторых, предельно широкая общественная
база формирования, неоднородность социального происхождения и
«нетипологизируемость» отдельных ее представителей; в-третьих, большое
духовное, интеллектуальное влияние, оказываемое ею на ход и характер
культурного процесса и оставившее свой позитивно-значимый след в
истории; в-четвертых, самодостаточность и духовный суверенитет, то есть
практическое отсутствие у представителей интеллектуальной элиты
зависимости в рамках своей творческой деятельности как от правящих,
государственных структур и отдельных лиц, наделенных властными
полномочиями, так и от господствующих научных, художественных,
идеологических концепций и учений, и в-пятых, уникальность и
оригинальность каждого представителя интеллектуальной элиты, его
принципиальная «нерастворимость» в соответствующем его статусу
социальном образовании – группе, слое, классе в виду его яркой
творческой индивидуальности.
При этом очень часто под элитой понимают не реальное сообщество
людей, а некое идеальное социокультурное образование,
с
представителями которого связан образ «благородного мужа». Такой
взгляд на элиту обусловлен не столько функциональным, сколько
ценностным подходом к ее определению, при котором главными
характеристиками элиты выступают моральные и интеллектуальные
качества, что невольно ведет к апологетике элиты как группы людей,
превосходящих основную массу населения по таланту, уму и
образованности. Подобная точка зрения утвердилась еще во времена
античности, идеалом которой был мудрец, а точнее – любитель мудрости.
20
Гераклит на рубеже VI–V веков до нашей эры говорил: «Один стоит
столько, сколько десять тысяч, если он наилучший»29. Исследователи
нового и новейшего времени, считавшие объективной закономерностью
наличие привилегированных слоев общества и отдававшие им приоритет,
то есть видевшие в них главный источник прогресса – Ф. Ницше, Т.
Адорно, Н.А. Бердяев и другие – в противоположность пониманию элиты
как группы, непременно находящейся у власти (а поэтому являющейся
несамостоятельной и зависимой от массы псевдоэлитой), рассматривали
элиту как «аристократию духа», о которой Н.А. Бердяев писал:
«Подлинные intellectuels – представители духа, то есть свободы, смысла,
ценности, качества, а не государства, не социального класса и социальных
интересов», имеющие профетическую миссию… Человек профетического
типа слушает не голос, идущий извне, не голос общества и народа, а
исключительно внутренний голос, голос Божий»30. Интересным и во
многих отношениях плодотворным является цивилизационный подход к
элите. О. Шпенглер, говоря о цивилизации как о неизбежной судьбе
культуры – ее омассовления и варваризации, отмечал, что только элита в
состоянии сберечь ростки культуры, а Тойнби полагал, что импульс к
социальному развитию дают «редкие сверхлюди», способные разрушить
круг примитивной жизни и свершить акт творения, что цивилизация
развивается только тогда, когда элита динамична, и вырождается, когда
иссякают ее творческие потенции, в результате чего возникает новая
творческая элита, т.н. контрэлита, которая со временем занимает место
своей предшественницы. В свою очередь П.А. Сорокин, автор
классических трудов по социальной стратификации, подчеркивал, что
элита прочна только тогда, когда состоит из наиболее способных людей;
если же элита закрыта и не допускает талантливых представителей на
вершину власти, то общество обречено на погибель. И именно закрытый
тип рекрутирования русской и советской элиты конца XIX–XX веков, по
мнению целого ряда исследователей (А.И. Пригожина, М.С. Восленского и
других), привел к краху сначала императорской России, а потом и СССР.
Таким образом, понятие интеллектуальной элиты во многом
антиномично, что приводит к сложности ее вычленения, к смешению с
понятием «интеллигенция» и в целом к бурным академическим
дискуссиям, сопровождающимся потоком научной литературы. Однако
бесспорно одно: существовала и существует определенная социальная
группа, называвшая себя русской интеллигенцией и признававшаяся за
таковую всеми остальными членами общества. Существовало и существует
также самосознание этой группы, оформившееся в автентическую
традицию писать самой о себе. В этой группе присутствует такая, во
многом идеальная, общность людей как интеллектуальная элита,
выступающая субъектом культуросозидательного процесса, труды которой
Татаркевич В. История философии. Пермь: Изд-во Пермского университета, 2000. С. 48.
Интеллигенция. Власть. Народ. Антология. М.: «Наука», 1993. С. 283; Бердяев Н.А. Кризис интеллекта и
миссия интеллигенции // Новый град. 1938. № 13. С. 5-11.
29
30
21
оказывают решающее влияние на развитие страны и мира. При этом,
поскольку каждое поколение интеллигенции порождает свою
интеллектуальную элиту, которая всякий раз определяет себя по-своему, в
зависимости от времени, в котором ей довелось жить и от тех задач,
которые ей предстояло решать, постольку наиболее плодотворным
является конкретно-исторический подход к ее изучению как
социокультурному феномену России.
Во втором параграфе – «Русский европеец как “модель” интеллектуала
в России» – говорится о том, что интеллектуальная элита России вышла из
лона европейского Просвещения и ее образованность представляла собой
восточный вариант западной просвещенности с характерным для него
критическим отношением к жизни, теориями «естественного права» и
«естественной религии», защитой равноправия и независимости, в
результате чего почти всякий интеллектуал в России превращался в
русского европейца, некоего иностранца на родной земле, чувствовавшего
себя нередко своим среди чужих и чужим среди своих. Чаще всего русских
европейцев можно было встретить в научной и литературнохудожественной среде: П.Б. Струве, А.И. Чупрова, И.А. Бунина, А.Н.
Бенуа, А.Ф. Кони и других, которые были объединены одной идеей –
стремлением к осуществлению в России свободы личности, слова, печати,
политической свободы так, как она понималась и укрепилась в Европе.
Поэтому интеллектуальная элита активно участвовала во властных
структурах страны: в Государственном совете (в частности, академики
А.А. Шахматов и В.И. Вернадский, профессора М.М. Ковалевский и И.Х.
Озеров), в Государственной думе (например, профессора и доценты С.А.
Муромцев, С.Н. Булгаков, Н.А. Гредескул, Г.Ф. Шершеневич), в органах
городского и земского самоуправления, а также в политических партиях,
что способствовало не только расширению западноевропейского влияния
на Россию, но и превращению его в вопрос русской мысли и политики. В
результате интеллектуальная элита явилась катализатором острого
внутреннего конфликта разных субкультур России – западнической и
почвеннической, радикальной и патриархальной, консервативной и
либеральной, что самым непосредственным образом отразилось на ее
собственной судьбе, на противоречивости духовных исканий ее отдельных
представителей, которых относили то к «ницшеанцам», то к «декадентам»
и «мистикам», то к «пророкам» и «репетиторам революции», но в целом, к
«русским европейцам» – «просвещенному меньшинству», состоявшему из
критически мыслящих личностей, отстаивавших базовые ценности
европейско-христианской культуры и уверенных в том, что ее развитие в
России (образования, просвещения, науки, искусства) может привести к
обновлению страны, к пересозданию человека и общества на новых
духовных началах.
Третий параграф – «Реализм-модернизм-футуризм: три облика русской
интеллектуальной элиты» – раскрывает одну из отличительных
особенностей культурной ситуации России рубежа XIX–XX веков –
22
возникновение и развитие оппозиции реализма и модернизма,
характеризовавшейся противостоянием различных слоев творческого
сообщества страны, разных ценностно-нормативных систем и
закончившейся приходом футуристов, расчистивших дорогу для
совершенно иной советской социалистической культуры. Развернувшийся
во второй половине XIX века процесс переструктурирования
интеллигенции, который сопровождался переломом общественного
сознания, сменой мировоззренческих установок, привел к формированию
нового поколения деятелей культуры, образовавшего свой достаточно
замкнутый элитарный слой с присущей ему утонченностью,
образованностью, индивидуализмом, социальной отстраненностью и
особой этикой поведения, всецело подчиненной законам красоты.
Вышедшая в 1902 году в журнале «Мир искусства» программная статья
В.Я. Брюсова «Ненужная правда», ратовавшая за замену реалистического
изображения серой действительности искусством изысканных аллегорий и
иносказаний, как нельзя лучше отражала настроения деятелей Серебряного
века, представлявших собой, по выражению Э.Ф. Голлербаха,
«аристократию ума и таланта», резко выделявшуюся из общей массы
русской интеллигенции.
Однако стремление деятелей Серебряного века к тому, чтобы красота и
искусство слились с жизнью, а порой и заменили ее, представителям
русской реалистической школы, сформировавшейся под влиянием
народничества, казалось не только странным, но и абсолютно чуждым, что
наглядно продемонстрировала появившаяся в «Русском листке» и ставшая
популярной статья «Душевнобольные декаденты», определившая
негативное отношение к модернистам на долгие годы вперед. Особенно
сильное влияние на мнение общества оказал Л.Н. Толстой, выступивший
решительным противником чистого искусства. На страницах своих
сочинений, а также в специальной работе «Что такое искусство» писатель
утверждал, что культура формируется нравственностью, что красота без
морали бесполезна и не нужна. Размышления Л.Н. Толстого дали богатую
пищу для дискуссии, в которой приняли участие В.Г. Короленко, В.О.
Ключевский, А.В. Амфитеатров, Н.А. Бердяев и которая после его смерти
переросла в спор о том, кто должен занять место «великого писателя земли
русской», стать «властителем дум» страны: модернисты или творцы
русского реализма. Всеобщая переоценка ценностей и людей, их
исповедовавших, привела к неутешительным результатам. «Мы мертвы
давно», – констатировал Ф.К. Сологуб; ему вторил Горький:
«Удивительная страна! Трупы в ней живые, а души мертвые!»; «Так жить
больше невозможно», – утверждал Е.Н. Чириков 31.
Пока русская интеллектуальная элита занималась разбирательством
того, кто в ее среде лучше, а кто – хуже, кто имеет право возглавить
культурное развитие России, а кто – нет, ей на смену рвалось уже
31
Путь. 1912. № 10-11. С. 76.; Современник. 1911. Кн. 10. С. 393; Кн. 3. С. 311.
23
совершенно новое по своему духу поколение. В мае 1913 года на
чествовании К. Бальмонта, которое проходило в Обществе свободной
эстетики, молодой В. Маяковский громко заявил о своей «голой
ненависти» к творцам прошлого, и написанное им в 1914-1915 годы
«Облако в штанах» уверенно провозгласило новый «катехизис
сегодняшнего искусства. “Долой вашу любовь”, “долой ваше искусство”,
“долой ваш строй”, “долой вашу религию” – четыре крика четырех частей»
российских футуристов, желавших как можно скорее сбросить с
пьедестала старую интеллектуальную элиту страны и все ее ценности32. На
выставке 1916 года в красный угол был торжественно вознесен «Черный
квадрат» К. Малевича, объявленный «голой без рамы иконой» новейшего
времени. В итоге, интеллектуальная элита, отбросившая на рубеже веков
«ненужную правду» и захотевшая «быть как солнце», оказалась в «черном
квадрате», который подобно черной дыре стал быстро поглощать все
краски жизни. Начатый модернистами и подхваченный футуристами поход
на старые ценности и традиции привел к неожиданному результату, к
торжеству культуры простонародной, принижавшей все элитарное и
высокое до массового и обыденного и заставлявшей всех творческих
людей подлаживаться под себя, то есть быть простыми и народными.
Общая революционность эпохи, пронизанная идеей абсолютной свободы,
играла футуристам на руку, так же как и развернувшаяся эстетическая
революция с эклектическими идеями «всёчества», стилевого плюрализма и
примитива, отказа от наследия прошлого и каких-либо религиознонравственных критериев оценки произведения художника.
Глава вторая – «Путь духовных исканий» – состоит из двух
параграфов. В первом из них, названном «Интеллектуальная элита и
Русская православная церковь», отмечается, что фундаментальным
вопросом в жизни и творчестве интеллектуальной элиты России XIX–XX
веков являлась проблема веры и культуры, которая неизбежно перерастала
в проблему отношения к Русской православной церкви, все время
призывавшей веровать, но не умствовать, что для творческой личности
было совершенно невозможно. Интеллектуальная элита первой в России
поставила вопрос о необходимости смещения акцентов религиозного опыта
из области ритуальной, обрядовой в сферу внутренней жизни человека и
стала рассматривать проблему веры прежде всего как проблему духовной
свободы и поиска истины, уважения уникальности человеческой души, что
нашло отражение в творчестве Л.Н. Толстого («Мысли о Боге», «Отец
Сергий»), С.И. Гусева-Оренбургского («Страна отцов», «Глухой уезд»),
А.И. Куприна («Анафема»), М.Н. Альбова («Ряса»), А.В Амфитеатрова
(«Благоденственное житие»), Н.Н. Русова («Отчий дом») и многих других.
Поднимавшаяся ими тема христианства, православия, жизни русского
духовенства раскрывалась через характерный для России рубежа ХIХ–ХХ
32
Маяковский В.В. Полн. Собр. Соч. Т. 12. М.: Художественная литература, 1959. С. 7.
24
веков конфликт богоискательства с Русской православной церковью,
которая являла собой абсолютную уверенность, твердую веру и убеждение
в истинности своих постулатов и не испытывала никакой потребности в их
проверке и доказательстве, тогда как интеллектуальное сообщество страны
все подвергало проверке, испытанию, доказательству без определенной
уверенности, веры и убеждения, что препятствовало развертыванию
полноценного диалога между ними. Явный антиинтеллектуализм русских
священников, стоявших на позициях слепого поклонения вере, с одной
стороны, и высокий уровень образованности, познавательная активность
творческого сообщества, с другой стороны, превращали отношения религии
и науки, веры и культуры в духовную борьбу, об остроте которой говорит
тот факт, что 22% всех русских революционеров по своему социальному
происхождению было выходцами из духовенства33. Если же к этим 22%
революционеров прибавить еще участников либерально-буржуазного
движения, являвшихся поповичами, а также тех служителей культа, кто изза своей оппозиционной деятельности был лишен церковного сана, то
окажется, что Русская православная церковь дала до половины всех
противников царского режима. Она не была готова отвечать на
неординарные вопросы неординарных людей, ей было проще объявить их
вероотступниками, чем вести с ними сложный, требующий больших
познаний разговор. Массовые гонения и цензурные запреты
самодержавного православия и православного самодержавия, смотревшего
на религию как на государственную обязанность, превратили
интеллектуальную элиту в мощную антицерковную силу, выступавшую за
свободу совести, за превращение веры в личное дело каждого.
Второй параграф – «Проблема веры и культуры в жизни и творчестве
русских интеллектуалов» – анализирует характер религиозных исканий
К.Н. Леонтьева, В.С. Соловьева, Л.Н. Толстого, П.А. Флоренского, М.А.
Волошина и других представителей интеллектуальной элиты страны,
раскрывавших проблему веры и культуры под углом зрения таких вопросов
как «самодержавие и православие», «Россия и Вселенская церковь»,
«соотношение церкви небесной и церкви земной», «православие и красота»,
«религия и свобода», «христианство и социализм», «Христос и Иуда» и
некоторых других. Поиски новой духовности привели одних
представителей интеллектуальной элиты к отрицанию Бога вообще, других
– к созданию своего Евангелия, третьих – к идее объединения религий и так
далее. Например, Л.Н. Толстой на рубеже ХIХ–ХХ веков издал в своей
редакции: «Новое Евангелие», «Учение двенадцати апостолов»,
«Соединение, перевод и исследование 4-х Евангелий», «Критику
догматического богословия», а также являлся автором таких известных
работ как «Исповедь» и «В чем моя вера?» Духовные искания
интеллектуальной элиты, выступавшей за церковное обновление,
Миронов Б.Н., Степанов З.В. Историк и математика. (Математические методы в историческом
исследовании). Л.: Наука, 1975. С. 136.
33
25
социальное и свободное христианство, оказали большое влияние на идейнофилософскую борьбу и в целом на судьбу России XX столетия. Ощущение
неизбежности социальной катастрофы, опиравшееся на западноевропейские
постулаты о конце истории и смерти Бога, сопровождалось всеобщей
переоценкой ценностей, поиском путей религиозного реформирования и
возрождения, тесно связанным с идеей духовного обновления человека, его
самосовершенствования и освобождения от социальных, религиозных и
нравственных пут. Иначе говоря, обратной стороной богоборчества
интеллектуальной элиты России было ее богоискательство, приведшее
некоторых ее представителей к социализму, трактовавшемуся как новая
религия, новое проявление духовности, способное гармонично соединить
конец старого мира с возникновением мира нового.
Глава третья – «Интеллигенция и народ», – представленная в двух
параграфах: «Народ как болевая точка жизни и творчества» и «От
народолюбия к народофобии», акцентирует внимание на том, что тема
«интеллигенция и народ», являясь, говоря словами Н.А. Бердяева, «чисто
русской темой, мало понятной Западу», во всей своей многогранности
раскрывает специфику интеллектуальной элиты России, поставленной в
сложное и трагическое положение между империей и народом, восставшей
против империи во имя народа и раздавленной народом, который увидел в
ней чуждую и враждебную себе силу. Российская интеллигенция считала
себя главным народным защитником и выразителем народных интересов,
что наиболее яркое свое проявление нашло в художественной литературе
(Успенский, Некрасов, Муйжель) и живописи (Перов, Ярошенко,
Архипов). Однако взгляд творческого сообщества на народ был, хотя и
талантливый, но все же со стороны. Повседневную жизнь народа, на 4/5
состоявшего из крестьянства, отечественная интеллигенция в большинстве
своем знала и понимала плохо, поскольку принадлежала к другому
культурному миру – европейскому и городскому, тогда как основное
население страны являлось носителем патриархальной сельской культуры.
Длительный раскол российского социокультурного пространства на
европеизированные «верхи» и традиционалистские «низы», в центре
которого стояла элита страны, рано или поздно должен был вылиться
сначала в брожение умов, а потом и в революцию, уже в 1905–1907 годы
вставшую на путь отрицания всей элитарной культуры, всех ее носителей и
творцов. Преодолеть биполярность русской культуры интеллектуальная
элита
стремилась
путем
развития
культурно–просветительной
деятельности и создания некой общенациональной народной культуры,
которая смогла бы объединить все население страны, снивелировать
социокультурные противоречия, раздиравшие Россию последней трети
XIX - начала XX века. Одновременно было подхвачено понятие
соборности, но не как религиозного братства лиц, входящих в церковный
собор, а в качестве механического объединения людей, созданного в
интересах преодоления культурного раскола, что превратило идею
26
соборности в утопическую модель нежизнеспособных социальных
отношений. В результате интеллектуальная элита, стремившаяся
преодолеть свою оторванность от народной жизни, искавшая пути
соединения с ней, в том числе и посредством отказа от свободы
творческого индивидуализма, не смогла противостоять натиску
революционного движения, его идеям «коммунистического человечества»,
нацеленных на создание особой культуры социального заказа и
организованного извне коллектива.
Тема народа отодвинула на задний план ключевую проблему
интеллектуальной элиты – проблему личности и заменила ее проблемой
человечества, рассмотрение которой в свою очередь поставило под
сомнение
оправданность
существования
культуры
вообще
и,
следовательно, оправданность собственного творчества. То, что русская
идея, понимавшаяся интеллигенцией прежде всего как идея русского
народа, не стала в России идеей культуры, явилось трагедией для
интеллектуальной элиты.
Глава четвертая – «Вопросы брака и любви в интеллектуальном
сообществе России» – раскрывается в двух параграфах: «Семейный
кризис» и «Женщина в русской культуре последней трети XIX – начала XX
века». «Новый путь», на который пытались встать представители
творческого сообщества России, включал в себя также поиск новых форм
межличностных – семейных и любовных отношений, ставших предметом
широкого обсуждения и едва ли не главной темой многих произведений
литературы и искусства. В сущности, это был разговор о морали, о новой
этике поведения, основанной на свободе чувств и на уважении этой
свободы, как со стороны мужчины, так и со стороны женщины. Семья как
малая домашняя церковь переживала глубокий кризис. Семейный кодекс
«Домостроя» как закон рабства решительно отвергался большинством
деятелей культуры России (И.С. Аксаковым, Н.Г. Чернышевским, А.П.
Чеховым, Н.А. Бердяевым и другие), отстаивавших самоценность чувства
свободной любви, которая на рубеже XIX-XX веков превратилась в
«русский догмат, догмат русской интеллигенции» и вошла в русскую
идею34. Церковный брак, построенный, как правило, на расчете, был
признан безнравственным и заменен гражданским союзом, основанным на
любви и ставшим своеобразной формой протеста против какого-либо
социального насилия над человеком, как в обществе, так и в семье.
Новые веяния самым непосредственным образом повлияли на
положение женщины, эмансипация которой шла по двум направлениям: а)
избавление от религиозно-моральных принципов, подвергавших ее
дискриминации, и б) изменение социальных норм и экономических
условий в сторону роста ее социального статуса. Основной акцент в
Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // О России и
русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.: «Наука», 1990. С. 140.
34
27
женском вопросе рубежа XIX–XX веков делался на том, что, во-первых,
утверждение прав человека подразумевает не только права мужчины, но и
права женщины, во-вторых, в стране
сложилось определенное
противоречие между требованиями, предъявляемыми современными
женщинами к обществу и тем положением, которое оно им отводит, и, втретьих, признание того, что только от самих женщин зависит их судьба. В
последней трети XIX – начале XX века интеллектуально активная
женщина становится полноправным субъектом культуры, а ее творчество,
вольно или невольно подрывавшее основы патриархальной культуры,
изменявшее веками сложившиеся гендерные стереотипы, начинает
занимать важное место в культурном пространстве России.
Пятая глава – «Культурная революция» – посвящена проблеме
самоопределения интеллектуальной элиты в процессе создания советской
России и построения новой социалистической культуры. В первом
параграфе – «Диктатура пролетариата в искусстве» – отмечается, что
сложившаяся в начале XX века оппозиция традиции и новаторства,
реализма и модернизма, сопровождавшаяся всеобщей переоценкой
ценностей, привела к торжеству авангарда, представлявшего собой не
столько одно из направлений культуры, сколько определенный способ
жизни и творчества, новую форму мышления с совершенно иной «мерой
мира», согласно которой не только литература, живопись, театр
моделируют реальность, но и саму эту реальность можно моделировать по
законам искусства. Вырвавшись за пределы сугубо творческой сферы в
открытую жизнь, деятели русского авангарда активно поддержали
социальный переворот 1917 года и связанную с ним культурную
революцию, направленную на утверждение совершенно новой модели
культуры, подчиненной социальному заказу революционной массы и ее
вождей, то есть диктатуры пролетариата. Начался период «искусства
коммуны», «пролетарской культуры» и «героического реализма», в
котором старой творческой элите места уже не было. В ходе дискуссии о
диктатуре пролетариата в искусстве, проводившейся Наркомпросом
Украины в апреле 1919 года, открыто заявлялось: «пусть лучше исчезнет
один утонченный эстет, чем тысячи людей пойдут в рабство»;
«необходимо совершенно уничтожить религиозность и создавать
коллектив, психология коллектива должна вытеснить психологию
личности»; «мы ведем борьбу, в результате которой одна сторона
восторжествует, а вторая окажется уничтоженной»35. Диктатура
пролетариата подвела окончательную черту под периодом поиска новых
форм в искусстве, новых культурных смыслов и ценностей, которые вела
интеллектуальная элита России. Вектор культурного развития был
решительно развернут в сторону авторитарно–государственного начала как
главного и единственного условия строительства новой культуры, ее
35
Минувшее. Исторический альманах. Т. 22. СПб.: Atheneum; Феникс, 1997. С. 295, 297.
28
коренного преобразования, ярким показателем чего стало повсеместное
введение революционных трибуналов печати, за которым последовало
создание Главлита в качестве верховного цензора и непререкаемого
арбитра духовной жизни страны. Поэтому культурная революция стала
неотъемлемой частью общего плана построения социализма, в котором
старой интеллектуальной элите места не было, и она стала подвергаться
арестам «по общей подозрительности».
Второй параграф – «Советский взгляд на элиту: ”бывшие люди” и
“попутчики революции”» – посвящен анализу последствий реализации
почина Л.Д. Троцкого, в соответствии с которым всех тех, кто не имел
пролетарского статуса, стали называть попутчиками советской власти, то
есть временными союзниками, с которыми можно и нужно расстаться, если
они перестанут отвечать интересам диктатуры пролетариата. К попутчикам
революции были отнесены практически все представители творческой
элиты царской России, называвшиеся также «бывшими людьми». Ценность
знания, интеллекта перестала быть абсолютной и превратилась в
коммунистическую целесообразность, использование которой жестко
подчинялось государственным и идейно–политическим нуждам СССР.
Социокультурное пространство страны было превращено в поле классовой
борьбы, решительно расправлявшейся с теми попутчиками революции и
«бывшими людьми», кто не вписывался в новый характер социальных
отношений, противостоял им своей культурой, нравственной позицией и
духовной стойкостью. Тем не менее, многие представители старой
дореволюционной интеллигенции в начальный период советской власти
пытались продолжить свою культурную миссию, искренне поверив в то,
что революция принесла России свободу и что теперь, разорвав путы
самодержавия, можно независимо и открыто развивать свои взгляды,
способствовать сохранению и широкому использованию памятников
истории и культуры. Появился лозунг «созвучия революции», который в
творческой среде вызывал явное понимание. С различными учреждениями
Наркомпроса активно сотрудничали А.А. Блок, В.Я. Брюсов, С.Т.
Коненков, К.А. Тимирязев, П.С. Коган, П.Н. Сакулин, А.Ф. Кони, П.А.
Флоренский и другие. Однако вскоре пришло осознание того, что
придуманная ими идеальная революция совершенно не соответствует
революции реальной, ее призыву «Диктатура, где твой хлыст?»,
вынесенному в заголовок одной из статей газеты «Правда» и открыто
направленному против старой интеллигенции. В 1928 году В.В.
Маяковский подвел окончательную черту под жизнью «попутчиков
революции»: «Сейчас лозунг культурной революции становится одним из
основных наших лозунгов. В слове “культура” и в слове “революция”
имеется одно важное значение для вас: что революции нет без насилия, нет
революции без насилия над старой системой понимания задач в области
культуры, и вы, которые идете по проторенной дорожке старой культуры,
29
… вы себе подписываете смертный приговор»36. В период
социалистической модернизации народного хозяйства страны все «бывшие
люди» стали активно заменяться советской интеллигенцией, создававшейся
ВКП (б) особой прослойкой, призванной стоять на страже ее интересов,
обеспечивать поддержку и культурное оправдание советскому строю.
В третьем параграфе – «Конец элиты и завершение поисков “нового
пути”» – раскрывается сталинская политика по отношению к творческому
сообществу СССР, сопровождавшаяся, с одной стороны, «красной атакой»
на специалистов, «Шахтинским», «Философским», «Академическим» и
тому подобными «делами о контрреволюционерах» и «вредителях», а с
другой
стороны,
целенаправленным
формированием
советской
интеллигенции и советской номенклатурной элиты. И.В. Сталин тонко
использовал политику «кнута и пряника»: одних казнил, других миловал:
вернул из эмиграции М. Горького, А.Н. Толстого, А.И Куприна, дал добро
на избрание первого «буревестника революции» в мае 1929 года членом
ЦИКа СССР, присудил литератору с дореволюционным стажем Н.Д
Телешову звание народного деятеля искусств, а затем вручил ему орден
Трудового Красного знамени, включил в число «заслуженных деятелей
искусства Республики» художника И.Э. Грабаря, которому спустя 13 лет, в
1941 году, присудил еще и Государственную премию. Политика «кнута и
пряника» нередко применялась и по отношению к одному и тому же
деятелю культуры, например Д.Д. Шостаковичу, вся жизнь которого
проходила между изматывавшими обвинениями в формализме и
Сталинскими премиями. Нечто подобное переживал и другой композитор –
Н.Я Мясковский. Проводя тотальные чистки всего кадрового состава
страны, Сталин формировал свою собственную интеллигенцию и в этом
плане его можно назвать «единственным художником сталинской эпохи»,
что нашло свое окончательное оформление в создании вместо
многочисленных ассоциаций и объединений интеллигенции единых
советских обществ: Союза писателей (1934), Союза архитекторов (1937),
Союза художников (1939), Союза композиторов (1939). При этом
унификация творческой среды по сталинскому образцу сопровождалась, с
одной стороны, массовым покаянием отечественной интеллигенции,
признанием ею ущербности своего творчества, а с другой стороны,
приветствием Сталина как «великого зодчего социалистического
общества» и «лучшего друга советской интеллигенции». Но таким
советский вождь был не для всех, в результате чего в СССР были
сформированы две системы воззрений: официальная и тайная, последняя
из которых образовала так называемую внутреннюю духовную эмиграцию,
включавшую имена целого ряда отечественных деятелей культуры, науки,
просвещения: А. Ахматовой, А. Платонова, Б. Ясенского и многих других,
как тех, кто сразу не принял большевистского режима, так и тех, кто
пришел к его осуждению годы спустя. Внешние единство и сплоченность
36
Маяковский В.В. Полн. собр. соч. Т. 12. М.: Художественная литература, 1959. С. 363-364.
30
советской интеллигенции во главе с писателями страны, которых И.В.
Сталин в 1932 году назвал «инженерами человеческих душ», оказались
хрупкими и призрачными, потому что держались на репрессивной
политике диктатуры пролетариата, неизбежно приводившей к созданию
оппозиции – внутренней и внешней.
Глава шестая – «Путь изгнания и эмиграции», – состоящая из двух
параграфов: «”Философский пароход” как образ зарубежной России» и
«Культурная миссия русского зарубежья» – анализирует процесс
становления и развития культуры русской эмиграции, творцами которой
были отечественные интеллектуалы, объявленные в советской России «вне
закона». Русская эмиграция, имея глубокую и богатую историю, в начале
XX столетия вылилась в бурный поток, который разлился по многим
странам и континентам. И хотя положение русского зарубежья было
сложным и нестабильным, определявшимся постоянной «жизнью на
чемоданах», отсутствием прочной материальной базы, активным развитием
в его среде процессов натурализации и ассимиляции, тем не менее,
российская эмиграция выстояла и стала крупным историко-культурным
явлением благодаря огромной силе духа ее участников, прежде всего,
российской интеллектуальной элиты, творческая деятельность которой,
несмотря на все невзгоды и потрясения революционного и
постреволюционного времени продолжала развиваться и в изгнании.
Создавшая на родине высокую культуру мирового уровня, разветвленную
сеть музеев, библиотек, театров, разнообразных школ, университетов, она
и на чужбине принялась создавать и воссоздавать все снова. Именно
благодаря тому, что основное богатство российской эмиграции составили
деятели отечественной культуры и их труды, написанные в рассеянии,
зарубежная Россия смогла превратиться в крупное социокультурное
явление, стать феноменом XX века, вмещавшем в себя историю «русского
Парижа», «русской Праги», «русского Харбина» и так далее, которые стали
яркими артефактами не только отечественной, но и всеобщей истории.
Престижная балетная премия в Париже носит имя выдающегося танцора
России Вацлава Нежинского, Нью-Йорк гордится музеем великого
художника Николая Рериха, а Английская Королевская академия танца –
Тамарой Платоновной Карсавиной, которая в 1930-1955 годы была ее вицепрезидентом, и т.д. Интеллектуальный потенциал, творческие достижения
русской эмиграции огромны. Достаточно сказать, что одних только
русских эмигрантских журналов в 1918-1945 годы выходило в мире около
1,5 тысячи наименований, а газет – свыше одной тысячи; или другой
пример: в октябре 1945 года из Русской библиотеки в Праге было вывезено
в СССР более 11 тысяч книг, написанных русскими эмигрантами за время
своего пребывания в изгнании37. В общей сложности и зарубежная Россия,
37
Schlogel K. Der grosse Exodus. Die russische Emigration und ihre Zentren 1917 bis 1941. Munchen: Verlag C.H.
Beck, 1994. S. 379; Пашуто В.Т. Русские историки эмигранты в Европе. М.: Наука, 1992. С. 48.
31
и Россия советская представляли собой две стороны, два облика одной и
той же русской культуры, два полюса русской жизни, как говорил Ф.А.
Степун, у каждого из которых была своя правда, свое видение родины.
Культурная миссия русской эмиграции была нацелена на преодоление
этого социокультурного раскола посредством сохранения и развития
духовного наследия России во всем его многообразии и богатстве.
В Заключении подчеркивается, что в последней трети XIX – начале
XX века основной культуросозидающей силой в России стала
профессиональная интеллигенция во главе с интеллектуальной элитой,
творческий путь которой был полон исканий, борьбы разных течений
общественной мысли и направлений отечественной культуры, вылившейся
в масштабный и системный духовный кризис. Его основу составило
столкновение таких взаимно противоположных по своим содержательным и
мировоззренческим характеристикам социокультурных явлений как наука и
религия, гуманизм и богословие, которые претендовали на возделывание
одной и той же «интеллектуальной территории» – на разработку
онтологических и гносеологических вопросов, проблем человеческих
взаимоотношений, этики и эстетики. Интеллектуальная элита выражала
ценностные ориентиры, направленные не только на изменение духовной
сферы, но и на трансформацию социальных отношений, связывая тем
самым воедино проблемы общества с проблемами развития культуры.
Европеизм интеллектуальной элиты неизбежно вел к расколу русского
общества, ибо не соответствовал традиционно сложившимся в стране
патриархальным отношениям, взламывал их посредством внедрения новых
буржуазных ценностей и понятий, присущих индустриальной эпохе. Идея
русского европеизма, ставившая в триаде смыслообразующих концептов –
личность, общество, государство – личность во главу угла, носила
опережающий по сравнению с русским социокультурным контекстом
характер и шла в разрез с общинным сознанием большинства населения
страны. Поэтому интеллектуальная элита явилась катализатором
сложившихся в России противоречий между новой культурой и
традиционной ментальностью, обусловивших системный социокультурный
кризис в стране. В то же время именно интеллектуальная элита первой
встала на путь поиска тех новых ценностей и смыслов, которые
способствовали бы интеграции общества и преодолению культурного
раскола. Однако к 1917 году социокультурные противоречия достигли
такой остроты, конфликт между социальными отношениями и культурой
социальных субъектов принял такие масштабы, что все попытки
сглаживания биполярности культуры, примирения социальных групп,
имевших взаимопротиворечащие ценностные ориентации, оказались
тщетными.
Русская революция 1917 года была порождена не только и не столько
социально-экономическими и политическими причинами, сколько
масштабным социокультурным конфликтом между элитой и народными
32
массами, с одной стороны, и внутри элиты, между ее различными
группами и течениями с другой. Культурная революция являлась стержнем
революции социальной, поскольку именно от ее итогов, от того, сможет ли
она перестроить культурный код населения, зависело развитие общества в
целом, его прорыв в индустриальное и постиндустриальное будущее.
Поэтому сталинский тезис об обострении классовой борьбы в период
построения социализма был самым непосредственным образом применен к
сфере культуры, к творческому сообществу страны, где сначала под
авангардными лозунгами были уничтожены представители старой
классической культуры, а потом, опираясь на метод социалистического
реализма, попали под расправу сами авангардисты. Диалоговое начало в
культуре, нацеленное на разностороннее и многогранное осмысление мира
и так ярко проявившее себя в эпоху Серебряного века, неизменно
оказывалось рецессивным по отношению к ее авторитарным тенденциям, в
результате чего создание новых культурных смыслов всякий раз
сопровождалось разрушением старых ценностей, а вместе с ними и
уничтожением их носителей.
Деятели культуры России, объявленные на родине «бывшими
людьми», «попутчиками революции», а то и ее врагами, создали
многомиллионное русское зарубежье, специфика которого заключалась в
том, что значительную его часть составила старая дореволюционная элита:
властная, интеллектуальная, военная. На чужбине оказались те слои
русского общества, культура которых противостояла образу жизни
окружавшей их значительной части населения страны. Именно
двойственность русского социокультурного процесса, его дуализм
порождали все новые и новые эмиграционные волны, выбрасывавшие на
иностранные берега целые пласты творческой элиты страны. Ускоренная
модернизация России, сопровождавшаяся распадом старых духовных,
социально–бытовых устоев жизни, породила совершенно новый тип
культуры с пафосом нигилистическим и антирелигиозным, который
покончил с культурой классической. В свою очередь сама эта культура,
дворянско-буржуазная, элитарная по своей сути, оставляла за своим
порогом основную массу населения и противостояла ее образу жизни,
подчеркивая огромную разницу в быте, языке, одежде, идеалах, нормах
поведения и так далее. Культурная пропасть между отдельными слоями
общества, которые по образному замечанию Бердяева, «жили в разных
этажах и даже веках», резко обозначила социальную опасность духовного
раскола России и делала неизбежным стремление уничтожить как саму эту
аристократическую культуру, так и ее носителей. В этой ситуации
эмиграция российской элиты, как правящей, так и творческой,
художественной, научной, в силу ее глубокой культурной обособленности,
стала неизбежной. История отечественной культуры говорит о том, что
эмиграция существовала и будет существовать до тех пор, пока будет
существовать цивилизационно-культурная сложность России, ее
национальная, социальная, культурная многоликость, с одной стороны, и
33
стремление упорядочить, свести воедино, поставить под общий
знаменатель это ее многообразие, с другой. Развитие одной культуры в
ущерб и за счет другой неизбежно делает сам этот процесс
катастрофичным и взрывоопасным, выбрасывающим за пределы России
многих своих сограждан.
Интеллектуальная элита уносила с собой отдельные направления
науки, философии и культуры, сформировавшиеся в императорской
России, школы, потеря которых для нашей страны оказалась
невосполнимой. Те лакуны, что образовались в уже советской науке и
культуре в связи с эмиграцией ее носителей, так и остались
незаполненными – возьмем ли мы проблему религиозно-философского
возрождения, обновления в области литературного творчества,
юриспруденции или инженерно-конструкторских разработок. Россия,
потеряв однажды определенные пласты русского творческого наследия,
так и не смогла в полной мере их восстановить. Эмиграция для страны –
это почти всегда невосполнимая утрата. О том, что интеллектуальный
ресурс оказавшихся в Зарубежье отечественных деятелей науки и культуры
был очень высок, говорит факт присуждения двум его представителям
Нобелевской премии – И.А. Бунину в области литературы и В.В.
Леонтьеву в сфере экономики.
История интеллектуальной элиты России последней трети XIX –
первой трети XX века показала, во-первых, что культура как совокупность
ценностей обладает огромной силой, не только созидающей, но и
разрушающей, что всякий носитель и субъект культуры, ее производящий
и в то же время благодаря ей существующий, разрушая культуру,
непременно разрушает и себя, ту социальную среду, социальную
общность, представителем которой он является. Формы культуры
прошлого без опоры на свой историко-социальный контекст, на свою
социальную базу неизбежно меняют свой характер, свои функции в
культуре, а также свой эстетический смысл. Поэтому, во-вторых, все
исследования
культуры
вольно
или
невольно
упираются
в
фундаментальную проблему – проблему человека-творца, ставшую одной
из роковых тем истории и культуры России. Судьба отдельных
представителей
интеллектуальной элиты, сформировавшихся в
императорской России и завершавших свои дни в СССР, является тому
наглядным подтверждением. Их путь представлял собой своеобразный
экзистенциональный опыт эволюции так называемого «рубежного»
культурного сознания, находившегося в состоянии перехода от ценностей
Серебряного века к постулатам диктатуры пролетариата, образовавшим
эстетическое пространство соцреализма. Анализ судеб русских
интеллектуалов как уникальных примеров культурного творчества, как
своеобразных произведений жизни, а самой жизни как способа бытия
человека творящего выступает в качестве важной исследовательской
проблемы, в которой биография предстает не простым комментарием к
произведениям творца, но обретает важный сверхличностный смысл,
34
выражающий основные культурные доминанты эпохи и духовные искания
народа. При этом возникает и другая, не менее важная, проблема культуры:
существует ли в условиях огромного разнообразия форм творчества
универсальный критерий оценки деятельности того или иного
представителя культуры, художественных достоинств его произведений,
есть ли некий эталон, отталкиваясь от которого можно было бы твердо и
точно определить актуальность и ценность имеющихся артефактов? Ответ
на этот вопрос, в основе своей теоретический, позволил бы избежать
многих «исторических ошибок», приведших к сознательному
уничтожению целых пластов культурного наследия человечества.
Разработка Н.К. Рерихом Пакта о защите культурных ценностей во время
вооруженных конфликтов, который в 1935 году в присутствии президента
США Ф. Рузвельта подписало 21 государство Северной и Южной
Америки, явилось первым шагом на этом пути.
СССР
решительно
и
бесповоротно
покончил
со
старой
интеллектуальной элитой страны. Была выращена совершенно новая
категория граждан – советская интеллигенция, сформированная на
принципах массовости и народности. Это не значит, конечно, что в СССР
не было по-настоящему образованных людей, но не они определяли
характер страны, не они составляли ее правящую элиту, культурные
характеристики которой ограничивались начальной школой, техникумом
или в лучшем случае Коммунистической академией. В СССР
интеллектуальные качества человека перестали соответствовать его
общественному положению, и самые образованные, умные, одаренные
люди страны чаще объявлялись «врагами народа», чем становились
крупными деятелями культуры, науки, образования, да и те, кто вошел в их
число, в большинстве своем прошли через тюрьмы – К.Э. Циолковский,
Л.Д. Ландау, С.П. Королев, А.Н. Туполев, Н.И. Вавилов… И хотя лиц с
высшим образованием в СССР становилось из года в год все больше и
больше, действительно знающих людей, профессионалов своего дела среди
них было единицы. Одновременно идеологически вредными объявлялись
не только люди, но и целые направления науки, искусства, образования:
идеализм, психоаналитика, генетика, кибернетика, даже история,
преподавание которой то отменялось, то вводилось вновь, но уже в
жестких рамках марксизма–ленинизма. Все творческие союзы страны –
писателей, художников, композиторов и так далее – являлись особой
формой политической организации советской интеллигенции, которой
соответствовала и особая идеология, выраженная в методе
социалистического
реализма,
подчинявшего
индивидуальность
обязательным для всех идеологическим установкам и политическим целям.
Дефицит знания и интеллекта, в конце концов, завел советскую власть в
тупик, и она не смогла адекватно ответить на вызовы времени, решить
задачи нового постиндустриального общества информационных
технологий. В результате Россия вновь оказалась перед проблемой
создания интеллектуальной элиты – высокопрофессиональной группы
35
людей, способных быстро и со знанием дела находить адекватные
решения, от которых будет зависеть судьба всего русского народа.
СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:
I.
Монографии, учебное пособие
1. Пархоменко Т.А. Русский интеллектуал на рубеже эпох. Вторая
половина XIX – первая половина XX века. СПб.: Век искусства; Нива,
2007. 208 с. – 10 п.л.
2. Пархоменко Т.А. Культура России и просвещение народа во второй
половине ХIХ – начале ХХ века. М.: М-во культуры РФ. Рос. ин-т
культурологии, 2001. 258 с. – 8, 125 п.л.
3. Пархоменко Т.А. Художник И.К. Пархоменко в лабиринте русской
культуры. 1870-1940 годы. М.: Издательство Главархива Москвы; ОАО
«Московские учебники», 2006. 147 с. – 24 п.л.
4. Основы музееведения: Учебное пособие / отв. ред. Э.А. Шулепова. М.:
Едиториал УРСС, 2005. (Авторский вклад – 2 п.л.: Пархоменко Т.А.
Просветительная работа музеев. Глава 4. С. 324–348).
II.
Научные статьи, материалы выступлений и докладов
5. Пархоменко Т.А. Вопросы веры и брака в кругах российской
интеллигенции начала ХХ в. // Философские науки. М.: Академия
гуманитарных исследований. 2005. № 4. С. 134-145 – 0,7 п.л.
6. Пархоменко Т.А. Художник и культурная революция: проблема
самоопределения // Вопросы культурологии. М.: Российское
культурологическое общество. 2007. № 11. С. 30–32 – 0,5 п.л.
7. Пархоменко Т.А. Национально–культурные организации России
начала XX века:
путь к интеграции или разобщению? //
Этносоциум и межнациональная культура. М.: Фонд поддержки
международной культуры и общественных международных
отношений. 2008. № 3. С. 125–134 – 0,5 п.л.
8. Пархоменко Т.А. Полюса русской истории: советская и зарубежная
России в 1917–1940 годы // Преподавание истории в школе.
Специальный выпуск. М.: М-во образования и науки РФ. 2008.
№ 3. С. 21–25. – 0,4 п.л.
9. Пархоменко Т.А. 1905 год с точки зрения либерала (из дневника
В.М. Голицына) // Отечественные архивы. М.: Федеральная
архивная служба России. 1987. № 1. С. 62-65; – 0,4 п.л.
10. Пархоменко Т.А. Изучение истории культуры русской эмиграции в
Российском институте культурологии // Россия и современный мир.
36
М.: Ин-т научной информации по общественным наукам. 2001. № 2
(31). С. 209-212. – 0,4 п.л.
11. Пархоменко Т.А. Московское общество народных университетов.
// Педагогика. М.: Российская академия образования. 1996. № 5.
С. 96-99 – 0,4 п.л. (Журнал входил в перечень ВАК, опубликованный
в Бюллетене ВАК 2005, № 4. Публикация в разделе «История школы
и педагогики» журнала «Педагогика» может считаться как
публикация, отражающая содержание диссертации).
12. Пархоменко Т.А. Российские художники после 1917 года: парадоксы
культурной революции // Национальные интересы. М.: Ин-т национальной
стратегии реформ. 2007. № 5 (52). С. 33-35 – 0,3 п.л.
13. Пархоменко Т.А. Культурно-просветительные организации в России
и борьба политических партий за массы. Деп. в ИНИОН РАН 23.04.1987
г. № 29214. 60 с. – 3 п.л. // Библиографический указатель ИНИОН РАН.
Депонированные научные работы. История. Археология. Этнология. 1987.
№ 11. С. 131.
13. Пархоменко Т.А. Музеи дореволюционной России во внешкольном
образовании (вторая половина ХIХ – начало ХХ в.) // Музей и власть. Ч. 2.
Из жизни музеев. Сборник научных трудов. М.: НИИ культуры, 1991.
С. 27-43. – 1,2 п.л.
15. Пархоменко Т.А. Исход русской культуры. Первые шаги эмиграции //
Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940-е годы. М.: РАН,
Конгресс соотечественников, 1993. С. 46. – 0,1 п.л.
16. Пархоменко Т.А. Вклад русской эмиграции в мировую культуру //
Кентавр. 1994. № 5. С. 40-42. – 0,2 п.л.
17. Пархоменко Т.А. Русская эмиграция и культурная жизнь во Франции
между двумя мировыми войнами // Русская эмиграция во Франции
(вторая половина ХIХ – середина ХХ в.). СПб.: «Минерва», 1995. С. 7173. – 0,2 п.л.
18. Пархоменко Т.А. Культурная жизнь русской эмиграции в первые
послереволюционные годы (1917-1925) // Культура Российского
Зарубежья. Сборник статей. М.: М-во культуры РФ. Рос. Ин-т
культурологии, 1995.С. 29-45. – 1,3 п.л.
19. Пархоменко Т.А. Демократизация культуры и образования в
капиталистической России // Российская культура: модернизационные
опыты и судьбы научных сообществ. Материалы Второй всероссийской
научной конференции. Омск: ОмГУ, 1995. С. 25-28. – 0,2 п.л.
20. Пархоменко Т.А. От царской России к РСФСР через 1917 год и
Гражданскую войну (по записям дневника князя В.М. Голицына) //
Гражданская война и культура. Материалы Международной научной
конференции. М.:МПГУ,1996.С.122-123.–0,1 п.л.
21. Пархоменко Т.А. География размещения учреждений культуры в
дореволюционной России // Культура и наука в жизни российской
37
провинции. Материалы научной конференции. Ч. 1. Рязань: Рязанский
областной институт развития образования, 1996. С. 9-11. – 0,2 п.л.
22. Пархоменко Т.А. Документы государственных архивов о культурнопросветительной деятельности российской интеллигенции конца ХIХ
– начала ХХ в. // Российская интеллигенция на историческом переломе:
первая треть ХХ века. СПб.: Изд-во С-Пб. ун-та, 1996. С. 32-33. – 0,1 п.л.
23. Пархоменко Т.А. Культурное пространство России и революционное
время в дневниках князя В.М. Голицына // Исторический источник:
человек и пространство. М.: РГГУ, 1997. С. 119-121. – 0,2 п.л.
24. Пархоменко Т.А. Культура Российского Зарубежья в исторической
культурологии России // Российское Зарубежье: итоги и перспективы
изучения. М.: РГГУ, 1997. С. 67-68. – 0,1 п.л.
25. Пархоменко Т.А. Историческая культурология как одна из областей
познания человека и культуры // Историческая антропология: место в
системе социальных наук, источники и методы интерпретации. М.:
РГГУ, 1998. С. 176-177. – 0,1 п.л.
26. Пархоменко Т.А. Народные дома: возрождаются традиции // Московское
строительство. 1998. № 46. С. 3. – 0,1 п.л.
27. «Первый любовник Фемиды» отлит в бронзе в Москве //
Московское строительство. 1998. № 49. С. 4. – 0,1 п.л.
28. Пархоменко Т.А. Русская эмиграция: истоки, проблемы и перспективы //
Российское зарубежье: история и современность. Коллективная
монография. М.: М-во культуры РФ. Рос. Ин-т культурологии, 1998.
С. 14-20. – 0,4 п.л.
29. Пархоменко Т.А. Предисловие к сборнику статей «Культурная миссия
Российского Зарубежья: прошлое и современность». М.: М-во культуры
РФ. Рос. Ин-т культурологии, 1999. С. 3-6. – 0,3 п.л.
30. Пархоменко Т.А. Русская эмиграция: истоки, проблемы, перспективы //
Культурная миссия Российского Зарубежья: прошлое и современность.
Сборник статей. М.: М-во культуры РФ. Рос. Ин-т культурологии, 1999.
С. 14-20. – 0,4 п.л.
31. Пархоменко Т.А. Русская акция в Болгарии // Социальноэкономическая адаптация российских эмигрантов (конец ХIХ – ХХ вв.).
Сборник статей. М.: Ин-т Рос. Истории РАН, 1999. С. 202-211. – 0,6 п.л.
32. Пархоменко Т.А. Музеи и культурно-просветительные общества в
дореволюционной России // Типология и типы культур: разнообразие
подходов. М.: М-во культуры РФ. Рос. Ин-т культурологии, 2000. С. 6162. – 0,2 п.л.
33. Пархоменко Т.А. Истпарт: Комиссия для собирания и изучения
материалов по истории Октябрьской революции и истории РКП (б) //
Российская музейная энциклопедия. Т. 1. М.: Прогресс, 2001. С. 242. –
0,2 п.л.
34. Пархоменко Т.А. Просветительные общества в России // Российская
музейная энциклопедия. Т. 2. М.: Прогресс, 2001. С. 119-120. – 0,3 п.л.
38
35. Пархоменко Т.А. Русское географическое общество // Российская
музейная энциклопедия. Т. 2. М.: Прогресс, 2001. С. 158. – 0,2 п.л.
36. Пархоменко Т.А. Труда музеи // // Российская музейная энциклопедия.
Т. 2. М.: Прогресс, 2001. С.260. – 0,1 п.л.
37. Пархоменко Т.А. Институциональные формы культурной деятельности:
от прошлого к настоящему // Культурные миры. Материалы научной
конференции «Типология и типы культур: разнообразие подходов». М.:
М-во культуры РФ. Рос. Ин-т культурологии, 2001. С. 225-227. – 0,2 п.л.
38. Пархоменко Т.А. Русская интеллигенция и эмиграция // Российская
интеллигенция на родине и в зарубежье: новые документы и материалы.
Сборник научных статей. М.: М-во культуры РФ. Рос. Ин-т
культурологии, 2001. С. 21-32. – 1 п.л.
39. Пархоменко Т.А. Личность и культура: от истории культуры к
исторической культурологии // Культурология – культурная политика –
развитие. Материалы международной научно-практической
конференции. М.: РИК, 2001.С. 282-283.– 0, 1 п.л.
40. Пархоменко Т.А.70 лет Российскому институту культурологии. 1930-е
годы // Открытые культуры. Материалы Всероссийской научной
конференции. Ульяновск: Ульяновский гос. Ун-т, 2002. С 62-65. – 0,3 п.л.
41. Пархоменко Т.А. Императивность в русской культуре конца ХIХ – первой
трети ХХ в. // Культура «своя» и «чужая»: Материалы международной
Интернет-конференции 2002 г. на информационно-образовательном
портале www. Auditorium. Ru. Москва, 2002. 144 КБ.
42. Пархоменко Т.А. Галерея русских писателей и Московский университет //
Московский университет – Российское зарубежье – мировая культура.
Материалы международного «круглого стола», посвященного 250-летию
Московского университета. М.: МГУ, 2002. С. 29-35. – 0,4 п.л.
43. Пархоменко Т.А. История культуры и историческая культурология: знак
препинания или знак вопроса?// Историческая культурология: предмет
и метод. Материалы всероссийской Интернет-конференции 2002 г. на
портале www Auditorium. Ru. Москва. 41 КБ.
44. Пархоменко Т.А. Русская культура конца ХIХ – первой трети ХХ
столетия: от «серебряного века» к «железному занавесу» // Культура
«своя» и «чужая». М.: Ин-т «Открытое общество», 2003. С. 174-191. –
1,2 п.л.
45. Пархоменко Т.А. Вольная академия художеств в советской России //
Культура и интеллигенция России между рубежами веков: Метаморфозы
творчества. Интеллектуальные ландшафты (конец ХIХ в. – начало
ХХI в.). Материалы V Всероссийской научной конференции. Омск:
ОмГУ, 2003. С. 129-130. – 0,1 п.л.
45. Пархоменко Т.А. Просвещение в культурной жизни России конца ХIХ –
начала ХХ вв. // Образование в пространстве культуры. Сборник научных
статей. Вып. 1. М.: М-во культуры РФ. Рос. ин-т культурологии, 2004.
С. 41-54. – 1 п.л.
39
47. Пархоменко Т.А. Россия и мир: между культурной интеграцией и
духовным изоляционизмом (исторический очерк на современную тему) //
Человек, культура и общество в контексте глобализации современного
мира. Материалы III Международной научной конференции. М.:
Издательство «Независимый институт гражданского общества», 2004.
С. 265-275. – 0,8 п.л.
48. Пархоменко Т.А. Истпарт: Комиссия для собирания и изучения
материалов по истории Октябрьской революции и истории РКП (б) //
Российская музейная энциклопедия. М.: Прогресс, 2005. С. 242. – 0,2 п.л.
49. Пархоменко Т.А. Просветительные общества в России // Российская
музейная энциклопедия. М.: Прогресс, 2005. С. 530-531. – 0,3 п.л.
50. Пархоменко Т.А. Русское географическое общество // Российская
музейная энциклопедия. М.: Прогресс, 2005. С. 569. – 0,2 п.л.
51. Пархоменко Т.А. Труда музеи // Российская музейная энциклопедия. М.:
Прогресс, 2005. С. 671.- 0,1 п.л.
52. Пархоменко Т.А. Иран в русском фольклоре. // Россия–Иран: диалог
культур. Международная научная конференция. М.: Ленанд, 2006.
С. 111–114.
53. Пархоменко Т.А. Бенуа А.Н. // Культурология: люди и идеи.
Культурологическая энциклопедия. Т. 2. М.: Академпроект, РИК. 2006.
С. 45-46. – 0,2 п.л.
54. Пархоменко Т.А. Иванова Л.В. // Культурология: люди и идеи.
Культурологическая энциклопедия. Т. 2. М.: Академпроект, РИК. 2006.
С. 188-189. – 0,2 п.л.
55. Ключевский В.О. // Культурология: люди и идеи. Культурологическая
энциклопедия. Т. 2. М.: Академпроект, РИК. 2006. С. 213. – 0,2 п.л.
56. Пархоменко Т.А. Милюков П.Н. // Культурология: люди и идеи.
Культурологическая энциклопедия. Т. 2. М.: Академпроект, РИК.
2006. С. 308-309.– 0,2 п.л.
57. Пархоменко Т.А. Первый народный университет в Москве (К 100летию со дня основания) // Из истории отечественного просвещения.
Сб. статей. М.: Моск. Ин-т открытого образования, 2007. С. 43-54 –
0,9 п.л.
58. Пархоменко Т.А. Русская идея в историко-культурном контексте
России // Русский вопрос: история и современность. Материалы VI
Международной научно-практической конференции. Омск: Изд. Дом
«Наука», 2007. С. 171-173 – 0,5 п.л.