Победа
advertisement
ЮРИЙ АНТОНОВИЧ БОРКО Доктор экономических наук, профессор, автор более 200 научных трудов. Основатель и Президент Ассоциации европейских исследований, руководитель первой в России кафедры Жана Монне. В 1970 -1989 гг. работал в Институте научной информации по общественным наукам АН СССР, возглавлял Отдел стран Западной Европы и Северной Америки, с 1989 г. возглавлял Отдел европейской интеграции Института Европы РАН. В настоящее время – главный научный сотрудник Центра исследований европейской интеграции Института Европы РАН. ПОБЕДА НАУЧНОГО ПОДХОДА НАД ПОДХОДОМ ИДЕОЛОГИЧЕСКИМ Когда началось формирование отечественной школы европейской интеграции? На мой взгляд, следует говорить не об одной, а двух отечественных школах исследования европейской интеграции. Первую я назвал бы советской школой, вторую – российской. Между ними есть преемственность, но они различны в принципе. Советская школа исследований европейской интеграции формировалась на основе марксистской методологии, под постоянным воздействием политики правящей Коммунистической партии, в обстановке идеологической войны между Западом и Востоком и под недремлющим оком цензуры. Эта школа создавалась в отрыве и в противовес западным теориям и конкретным исследованиям европейской интеграции. Вопрос о формировании российской школы исследований интеграционных процессов в Европе, а также в других регионах современного мира, очень интересен и, к тому же, никем еще не рассмотрен хотя бы в общих чертах. Честно говоря, я к такому разговору тоже не 1 готов, да и, судя по заданным вопросам, мне предстоит говорить об истории исследований европейской интеграции в далекие советские времена. Отмечу только, что после 1991 г. эти исследования развиваются в условиях свободы научной мысли, теоретического и методологического плюрализма, в сотрудничестве и диалоге с зарубежными коллегами, изучающими интеграционные процессы в Европе и в мире. Первая отечественная (советская) школа исследований европейской интеграции формировалась достаточно долго. Созданное в 1951 г. ЕОУС не вызвало интереса у наших ученых. Смысл этого события просто не был понят. Но мимо подписанного через шесть лет в Риме договора о создании Европейского экономического сообщества (ЕЭС), цель которого состояла в создании таможенного союза и общего рынка товаров, пройти уже было невозможно. Еще до его подписания, в начале февраля 1957 г., популярный в то время еженедельник «Новое время» открыл дискуссию об «Общем рынке». (Так тогда именовалось в советской прессе ЕЭС, и обязательно в кавычках, как бы подчеркивая этим негативное и пренебрежительное отношение к экономической интеграции в Западной Европе). Я не буду подробно говорить о содержании дискуссии, отмечу только, что там столкнулись две точки зрения. Открывавшая дискуссию статья, принадлежавшая известному тогда историку (его имя я называть не буду, потому что он никогда больше европейской интеграцией не занимался), вполне могла бы выйти из стен международного отдела ЦК КПСС или МИД СССР. Автор клеймил «Общий рынок» как приложение к агрессивному блоку НАТО и новый шаг в империалистическом заговоре против СССР, коммунистического, рабочего и национально-освободительного движения. Кульминацией статьи был вывод, что самое главное в Римском договоре – это его неосуществимость. Такое начало обсуждения не обещало интересного продолжения. Кто решился бы возразить автору таких непререкаемых «истин»? Однако в одном из следующих номеров журнала были опубликованы два отклика, авторы которых вступили в полемику с автором данной статьи. В «Письме в редакцию» оспаривался тезис о неосуществимости общего рынка; планы его создания, утверждали авторы, отражают «объективную тенденцию» развития экономики и политики в условиях монополистического капитализма. Фамилии двух авторов письма впоследствии ни разу не всплывали и, видимо, были псевдонимами. Автор статьи «К вопросу об Общем рынке в Западной Европе» Е. Менжинский также возражал против тезиса о неосуществимости, упоминая ЕОУС 2 и экономический союз Бельгии, Нидерландов и Люксембурга (Бенилюкс) как примеры частичной реализации идеи общего рынка. В обеих публикациях было немало дефиниций и оценок в духе «холодной войны» и догматического марксизма-ленинизма, но в те времена сама мысль о том, что создание общего рынка является следствием объективных процессов, вполне могла быть объявлена идеологическими церберами ревизионистской крамолой. Дальнейшая дискуссия была прервана журналом в середине марта. Объявляя об этом, редакция не разъяснила мотивов своего решения. Не могла же она сказать вслух, что МИД уже подготовил заявление по поводу планов создания «Общего рынка», выдержанное в самом резком тоне, а за неделю до его публикации, 11 марта, главная и всемогущая партийная газета «Правда» обнародовала статью с хлестким названием – «Заговор против безопасности в Европе». После этого редакция «Нового времени» сочла за лучшее «не дразнить гусей». Я рассказал об этой дискуссии по той причине, что в последующих обсуждениях феномена европейской интеграции она даже не упоминается. Их участники либо не знали, либо забыли о ней. Фактически же это была первая попытка объяснить природу «Общего рынка», оперируя не только политикоидеологическими, но и научными аргументами, взятыми из багажа классической марксистской политэкономии капитализма. В 80-е годы, когда я обнаружил и прочел материалы дискуссии, они выглядели архаичными и примитивными. Но таков был в конце 50-х годов уровень советского обществоведения, лишь недавно освободившегося от мертвящих оков сталинизма. Систематическое изучение феномена европейской интеграции началось в том же 1957 г. Центром этих исследований с самого начала и вплоть до начала 90-х годов был Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) АН СССР, созданный годом ранее. Он занял место в академической науке, опустевшее, после того как по указанию Сталина в 1947 г. был разогнан Институт мирового хозяйства. Его директор академик Евгений Самуилович Варга попал в опалу, а некоторые ведущие сотрудники Института оказались в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа или были отлучены от науки. Те, кто выжил, после смерти Сталина вернулись домой; те, кто был способен трудиться, стали сотрудниками нового института. В истории становления отечественной школы интеграционных исследований я особо выделил бы начальный этап – с 1957-го по 1962 г. Его можно назвать этапом первоначального накопления фактических знаний о трех 3 сообществах – ЕОУС, ЕЭС и Евратоме, а также о западных теориях региональной экономической интеграции. Два подписанных в Риме договора, учредивших ЕЭС и Евратом, были, как гром среди ясного неба. В советских «верхах» впервые встревожились тем, что это предприятие задумано всерьез и надолго. Тогда-то и обнаружилось, что о процессе европейской интеграции никто ничего не знает – ни дипломаты, ни ученые, ни, тем более, политики. Не знают, прежде всего, фактической стороны дела – предыстории создания сообществ, текстов договоров, системы руководящих органов, механизма принятия решений и т.д. Все это проявилось на страницах тезисов ИМЭМО «О создании Общего рынка и Евратома», опубликованных летом 1957 г. в газете «Правда» и в новом академическом журнале «Мировая экономика и международные отношения» («МЭиМО»), а также в материалах дискуссии на тему «Что есть общий рынок?», публиковавшихся в течение нескольких месяцев на страницах этого журнала в 1957-1958 гг. Тезисы, задуманные как первый итог научного анализа и осмысления феномена европейской интеграции, по своей сути, были политическим памфлетом, написанным с позиций «холодной войны». В материалах упомянутой дискуссии идеологическая и политическая аргументация, как правило, преобладала над анализом конкретики. Конечно, в них приводилось немало фактов. Но факты в таких статьях не являются объектом исследования, а играют роль иллюстраций к идеологическим догмам и политическим установкам «верхов» КПСС и Советского государства. Соответственно, факты отбираются произвольно и предвзято. Среди материалов дискуссии выделялись лишь две статьи, авторы которых постарались, насколько это было возможно, не выходить за рамки экономического анализа. Академик Е.С. Варга анализировал в своей статье влияние региональной экономической интеграции на развитие внутренних рынков участвующих государств. Рассматривая эту проблему с позиций классической марксистской школы, он приходил к заключению, что экономическая интеграция способствует росту внутреннего спроса на товары производственного назначения, но одновременно негативно воздействует на динамику потребительского спроса. Автор другой статьи, д. э. н. Иосиф Михайлович Лемин, также рассмотрел некоторые аспекты экономических последствий интеграции. В итоге, он выделил такие направления ее воздействия на экономическое развитие как усиление конкуренции, стимулирование технологической и структурной перестройки экономики, укрупнение масштабов производства, рост производительности труда 4 и т.д. Следует отметить, что И.М. Лемин был единственным участником дискуссии, который отважился назвать одним из вероятных последствий экономической интеграции рост доходов и потребительского спроса населения. Завершился первый этап международной конференцией ученыхмарксистов, в основном из стран Восточной и Западной Европы, состоявшейся в 1962 г. в Москве. Ее организаторами были ИМЭМО и редакция выходившего в Праге журнала «Проблемы мира социализма». Одной из главных тем, обсуждавшихся участниками конференции, был создаваемый западноевропейский «Общий рынок», его причины и последствия. Директор ИМЭМО академик Анушаван Агафонович Арзуманян, выступавший с докладом на эту тему, впервые на столь авторитетном в ту пору форуме заявил, что общий рынок – это больше, чем сумма национальных рынков; он дает дополнительный импульс росту, стимулируя конкуренцию, научнотехнический прогресс, развитие производства. Вне всякого сомнения, текст доклада прошел аттестацию в Центральном Комитете КПСС. По своей сути, этот вывод противоречил утвердившейся в сталинские времена догме – о непрерывно углубляющемся общем кризисе капитализма, который, в конце концов, завершится крахом этой общественной формации. Но, по ряду причин, к изложению которых я вернусь позже, по-видимому, в аппарате ЦК, с ведома высшего партийного руководства, было решено поддержать начавшиеся научные исследования европейской интеграции. Конечно, доклад не был личным творением А.А. Арзуманяна. Это был результат работы группы работавших в ИМЭМО специалистов. За давностью лет поименный ее состав, видимо, не помнит никто. Несомненно, в нее входили Е.С. Варга и И.М. Лемин, а также принадлежавшая к тому же поколению ученыхэкономистов д.э.н. Елизавета Леонидовна Хмельницкая, ответственный редактор и автор вводной главы вышедшей в 1962 г. монографии «Экономические проблемы “Общего рынка”», подготовленной коллективом сотрудников ИМЭМО. Из следующего поколения ученых, начавших свою научную деятельность в 50-е и 60-е годы, в подготовке доклада принимала участие в ту пору к.э.н. Маргарита Матвеевна Максимова. На финальном этапе в шлифовке текста личное участие принимал А.А. Арзуманян. В истории изучения европейской интеграции доклад сыграл очень важную роль. Зафиксированные в нем выводы об объективном характере и кумулятивном эффекте формирующегося Общего рынка в Западной Европе открыли путь для 5 конкретного научного анализа региональной экономической интеграции. По сути, это была победа научного подхода к исследованию западноевропейской экономической интеграции над подходом идеологическим и политическим. Точнее, не победа, а успех, который был ограничен жесткими рамками системы и мог оказаться временным. И все же, бросая взгляд назад, я могу с полным основанием сказать, что доклад положил начало второму этапу развития этих исследований и, более того, с него-то и началось формирование отечественной школы исследований нового феномена в развитии капиталистической экономики – региональной экономической интеграции. Как и благодаря чьим усилиям формировалась отечественная школа исследований европейской интеграции? Главные участники начального этапа формирования этой школы упомянуты выше. Ведущую роль на этом этапе играли экономисты старшего поколения, научная биография которых началась в 20-е и 30-е годы. После 1962 года все они, по тем или иным причинам, переключились с проблем европейской интеграции на другие темы. Так, последней работой Е.С. Варги, в которой он изложил свое понимание процесса региональной экономической интеграции, была глава «Теоретические проблемы экономики “общего рынка”» в монографии «Очерки по проблемам политэкономии капитализма» (1964). На втором этапе ведущая роль в изучении и осмыслении процессов европейской перешла к ученым следующего поколения. Они пришли в науку после смерти Сталина и доклада Н.С. Хрущева на XX съезде КПСС, в годы «оттепели», как обозначил Илья Эренбург начавшиеся перемены в жизни страны – прекращение массовых репрессий, частичную реабилитацию жертв сталинских «чисток», возвращение из тюрем и лагерей тех, кто остался жив, десталинизацию и некоторую либерализацию политического режима. Сегодня эти изменения, возможно, кажутся незначительными, особенно для поколений, родившихся и выросших за последние 25-30 лет. Но тогда благодаря этим переменам были спасены сотни тысяч узников ГУЛАГ’а и миллионы потенциальных жертв еще недавно всесильной системы карательных органов. Политическая оттепель была так же капризна, как и февральско-мартовская оттепель в природе. И все же она способствовала выходу общественно-научных дисциплин из застоя, в котором они пребывали с середины 30-х годов, включая и новую область знаний – исследования европейской интеграции. 6 Второй период развития этих исследований продолжался около 30 лет, почти до конца 80-х годов. На их содержании и некоторых особенностях я остановлюсь позже, но сначала – о том, кто, на мой взгляд, наиболее активно участвовал в формировании отечественной школы. Прежде всего, я хочу упомянуть М.М. Максимову, участвовавшую, как я уже сказал, в подготовке доклада А.А. Арзуманяна и опубликовавшую в 60-е годы серию статей, посвященных теоретической интерпретации процессов европейской интеграции с позиций марксизма-ленинизма. Во второй половине того же десятилетия свои первые статьи опубликовали кандидаты э.н. Юрий Витальевич Шишков (ИМЭМО), Леонид Иванович Глухарев (Экономический факультет МГУ) и Ю.А. Борко (редакция журнала «МЭиМО»). Ю.В. Шишков сосредоточил главное внимание на анализе строительства таможенного союза в ЕЭС. В кандидатской диссертации и статьях Л.И. Глухарева рассматривалось воздействие Общего рынка на экономику Франции. Моя диссертация и первые статьи были посвящены социальным проблемам экономической интеграции и социальной политике ЕЭС. Конечно, круг ученых, занявшихся в 60-е годы изучением тех или иных аспектов европейской интеграции, был более широк. Но ретроспективно, оценивая советский период таких исследований в целом, до конца 80-х годов, я полагаю, что наибольший вклад в формирование отечественной школы изучения европейской интеграции внесли названные выше ученые. Все они позже защитили докторские диссертации в области мировой экономики, стали профессорами. Именно они были авторами наиболее значительных монографий, в которых рассматривались главные тенденции развития экономической интеграции в Западной Европе и политики ЕЭС. Перечислю их. М.М. Максимова: «Экономические проблемы империалистической интеграции» (1971) и «Европейское сообщество: регулирование интеграционных процессов» (1986). Во второй монографии Маргарита Матвеевна была руководителем авторского коллектива, ответственным редактором и автором ряда глав. Ю.В. Шишков: «Общий рынок: надежды и действительность» (1972) и «Формирование интеграционного комплекса в Западной Европе: тенденции и противоречия» (1979). Вторая монография была, на мой взгляд, самым глубоким теоретическим анализом развития европейской экономической интеграции в 50-е – 70-е годы. Л.И. Глухарев: «Западноевропейская интеграция и международные монополии»(1978) и «Европейские сообщества в поисках общей стратегии» 7 (1990). О своих работах я скажу позже, но если коротко, то они были посвящены анализу взаимосвязи между экономической интеграцией и социальным развитием интегрирующихся стран Западной Европы. Среди ученых, начавших изучать проблемы европейской интеграции в конце 70-х годов, я особо хочу упомянуть к.и.н. Владимира Георгиевича Барановского. Он был первопроходцем в исследовании процессов политической интеграции в рамках ЕЭС, опубликовав одну за другой три монографии. Первая из них «Политическая интеграция в Западной Европе. Некоторые вопросы теории и практики» (1983) фактически открыла это направление в изучении европейской интеграции. До этого тему политической интеграции в нашей научной литературе предпочитали обходить, а если и затрагивали, то мимоходом и негативно. А вообще-то в исследовании тех или иных аспектов европейской интеграции участвовали десятки ученых. Уже в 60-е годы наметились некоторые направления специализации. Наиболее интенсивно развивались экономические исследования, особенно анализ процесса формирования таможенного союза и общего рынка товаров, общей сельскохозяйственной, торговой и социальной политики ЕЭС, формирования европейских ТНК и т.д. Появились первые работы, в которых анализировалось влияние Общего рынка на национальные хозяйства государств-членов ЕЭС. Включились в такие исследования ведущие ученыестрановеды – д.и.н. Юрий Ильич Рубинский (Франция), д.э.н. Ефим Самойлович Хесин (Великобритания), д.и.н. Николай Александрович Ковальский (Италия) и другие. В 70-е и 80-е годы выделились еще два направления исследований – анализ процесса политической интеграции, о чем было сказано выше, и внешних связей ЕЭС, в первую очередь, с развивающимися странами. С некоторым опозданием началось изучение нового юридического феномена – права Европейского сообщества. Здесь надо назвать трех исследователей – докторов ю.н. Льва Матвеевича Энтина, Юрия Михайловича Юмашева и Сергея Юрьевича Кашкина. К концу 80-х годов накопился значительный массив литературы, посвященной европейской интеграции – десятки индивидуальных и коллективных монографий, тематических сборников статей и материалов конференций, сотни статей в научной и общественно-политической периодике, изданных отдельными выпусками докладов. Конечно, среди них было множество работ, не содержавших новой и ценной научной информации. Но если отсечь их, остается 25-30 монографий и примерно 150, возможно, 200 статей, достойных включения в 8 селективную библиографию советской литературы по проблемам европейской интеграции. Они-то и являются лицом советской школы исследований интеграционных процессов в Западной Европе с начала 50-х и почти до конца 80х годов. В дальнейшем исследования европейской интеграции развивались уже в иных условиях и на иной методологической основе. Этот поворот начался еще до краха советского социализма, когда по инициативе Михаила Горбачева была провозглашена политика Гласности, которая стала первым шагом к высвобождению общественных наук из марксистско-ленинских объятий. После событий августа-декабря 1991 г. отечественную школу исследований европейской интеграции, как я сказал в начале интервью, следует именовать уже российской. Почему возник запрос на исследование европейской интеграции? Между прочим, наука не может развиваться без внутреннего запроса, который можно назвать патетически «тягой к познанию», извечным стремлением человека познать окружающий мир и самого себя в нем, а можно проще – любознательностью, и совсем просто – любопытством. Но современная наука (это определение охватывает прошлое столетие и начало нынешнего) требует колоссальных средств, которые в странах с развитой рыночной экономикой предоставляют бизнес и государство. Они же формулируют заказ на исследования, вернее, на ту их часть, которая носит прикладной характер (в основном, запрос бизнеса) или определяется интересами безопасности (запрос государства). В тоталитарных и авторитарных государствах, к ним относился и Советский Союз, монопольным заказчиком и донором научных исследований является верховная власть. Впервые Советское государство проявило свой интерес к феномену европейской интеграции после подписания Римских договоров, особенно договора о создании ЕЭС. До обитателей кремлевских кабинетов стало доходить, что в Западной Европе – ее экономике и межгосударственных отношениях – происходят изменения непонятной природы и неясными последствиями для Советского Союза. Но поскольку реальностью был пока не «Общий рынок», а договор о нем (о реальности общего рынка угля и стали почти никто не вспоминал), запрос носил идеологический и политический характер. Ответом на такой запрос как раз и были первые Тезисы ИМЭМО (1957), которые, как я уже говорил, были похожи, скорее, на политический памфлет. В 1962 г. ситуация была 9 уже иной. Строительство в ЕЭС таможенного союза и общего рынка принесло первые практические результаты. Поэтому акцент в запросе «сверху» несколько сместился в сторону более реальной оценки причин, перспектив и последствий интеграции стран Западной Европы. Элементы такой оценки присутствовали в упомянутых документах – докладе А.А. Арзуманяна и вторых Тезисах ИМЭМО. Но самый существенный сдвиг в запросе советских «верхов» к исследователям произошел на рубеже 60-х и 70-х годов. Это было вызвано несколькими причинами. Во-первых, успехами интеграции. Летом 1968 г. в рамках ЕЭС было завершено создание таможенного союза и внутри него введено свободное движение товаров, пусть и с некоторыми исключениями. Было начато создание в тех же рамках общего рынка рабочей силы. Очень неприятным известием для Москвы стали начавшиеся переговоры о вступлении в Европейские сообщества Великобритании и еще трех государств – Дании, Ирландии и Норвегии. Успех переговоров превратил бы фактически единое Европейское сообщество в доминирующую силу во всем западноевропейском регионе и значительно укрепил бы его международные позиции. Примечательная деталь: если в первые годы европейской интеграции мало кто из советских авторов обходился без ссылки на известные слова Ленина: Соединенные Штаты Европы «при капитализме либо невозможны, либо реакционны», – то в конце 60-х годов они были забыты. Во-вторых, высокими темпами развития советской экономики, что повлекло за собой быстрый рост внешней торговли. Главным торговым партнером уже тогда была Западная Европа. С 1960 по 1975 г. товарооборот между Советским Союзом и ЕЭС увеличился в семь раз. С середины 60-х годов СССР стал быстро наращивать экспорт нефти. Одновременно, в связи с открытием в Западной Сибири огромных по запасам месторождений газа, было решено построить первый трубопровод в Западную Европу. США настаивали на том, чтобы их европейские союзники не кредитовали стройку и не поставляли для нее трубы большого диаметра, которые не производились советской промышленностью. Но Западная Германия, вопреки этому давлению, ответила Москве согласием. Строительство газопровода было завершено в начале 70-х годов, и в 1973 г. сибирский природный газ пошел в ФРГ. Вопрос об отношении СССР к европейской интеграции все больше становился вопросом о торговых и экономических отношениях с участвующими в ней государствами. 10 В-третьих, изменившимися приоритетами советской политики на Западе, прежде всего в Европе. В 1966 г. произошел поворот в отношениях между СССР и Францией – после ее выхода из военной организации НАТО и визита президента Шарля де Голля в Москву. В 1969 г. начался сходный поворот в отношениях СССР и ФРГ – после того как к власти в этой стране пришли социал-демократы, а ее лидер Вилли Брандт стал федеральным канцлером. Эти события, вместе с некоторыми другими, были первыми симптомами разрядки международной напряженности в первой половине 70-х годов, которая, как позже выяснилось, оказалась недолгой паузой в «холодной войне». В-четвертых, началом экономической интеграции социалистических стран в рамках Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Понятие «социалистической интеграции» было заимствовано у Западной Европы, а опыт Европейских сообществ стал предметом анализа и с точки зрения возможностей его использования в политике СЭВ, хотя публично акцент делался на противопоставлении двух типов интеграции. Все эти перемены надо было осмыслить и сформулировать, с их учетом, новые задачи советской внешней и внешнеэкономической политики. Творилась политика в Центральном Комитете КПСС; решения, важные и множество неважных, принимались узкой группой высших иерархов в Политическом бюро ЦК. Но, в отличие от прошлых лет, в 60-е годы вошли в практику запросы центральных органов партии и государства в адрес ИМЭМО и других институтов Секции общественных наук АН СССР на ту или иную информацию и основанные на ней рекомендации. Это были так называемые аналитические справки (записки). В ИМЭМО запросы следовали из Международного отдела ЦК и непосредственно из Секретариата Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева. В их числе были и заказы на подготовку аналитических материалов о Европейских сообществах. Круг заказчиков постепенно расширялся. В него входили: Президиум АН СССР, Комитет государственной безопасности, министерства обороны и иностранных дел и т.д. Распространившейся «моде на науку» способствовало не только расширение международных связей Советского Союза, но и заполнение партийно-государственного аппарата людьми нового поколения, получившими в послевоенные годы нормальное среднее, а затем и высшее образование. Аналитические справки существенно отличались по стилю и подаче материала от научных публикаций в открытой печати. Они в большей мере 11 отражали реальные события и процессы, происходившие в мире. Хотя в них, особенно на первых порах, почти всегда присутствовал идеологический и пропагандистский компонент, все же акцент был перенесен на изложение и анализ фактов с последующими конкретными выводами и практическими рекомендациями. В период Перестройки идеологическая составляющая аналитических материалов, направляемых в «вышестоящие органы», была сведена к минимуму или вовсе отсутствовала, а после 19-21 августа 1991 г. вопрос об идеологической ориентации таких материалов был снят с повестки дня. Какие именно силы (из каких гуманитарных областей) рекрутировались в данную сферу? Сначала в эту новую область научных исследований пришли главным образом экономисты, потому что западноевропейская интеграция развивалась, прежде всего, как экономическая интеграция. Пришли сюда также историки, специализирующиеся на изучении истории европейских стран и международных отношений, особенно в Европе, в XX веке. Они исследовали политический контекст создания и развития Европейских сообществ, их отношения с Соединенными Штатами, Советским Союзом и т.д. По сути, историки выступали в качестве политологов, каковые в советской классификации наук отсутствовали. Позже к экономистам и историкам-политологам присоединились юристы, приступившие к изучению правовой природы Европейского сообщества, его институтов, процедур принятия решений и принятых нормативных актов (фактически законов, хотя этот термин в праве ЕС не использовался). Но и это не все. Европейская интеграция оказалась настолько многогранным и богатым по своему содержанию явлением, что в ее исследовании нашли себе место представители и других научных дисциплин – социологи, философы и даже лингвисты. В целом, она была и остается огромным полем для исследований на основе междисциплинарного анализа. Каковы, на Ваш взгляд, особенности отечественной школы? Каков вклад отечественных классиков в копилку российских исследований европейской интеграции? По понятиям советских времен, главным содержанием исследований в данной области была разработка марксистско-ленинской теории империалистической интеграции. Но я определяю этот этап иначе – как 12 становление советской школы анализа европейской интеграции на основе марксистской методологии. В чем заключалась особенность этой школы в советское время? Во-первых, это была предельно идеологизированная школа, теоретической и методологической базой которой был марксизм-ленинизм в его версии, разработанной в 30-е годы при прямом и решающем участии И.В. Сталина. Вовторых, как ни парадоксально это звучит после «во-первых», она была эклектической школой. Дело было в том, что экономическое, социальное и политической развитие послевоенной Западной Европы, в том числе региональная интеграция, находились в контрасте с такими «краеугольными камнями» марксизма-ленинизма как относительное и абсолютное обнищание пролетариата, вечный антагонизм между трудом и капиталом, усиление общего кризиса капитализма, непрерывное обострение межимпериалистических противоречий и т.п. Ученый стоял перед выбором – или «за уши» притягивать факты к марксистско-ленинской теории, или ограничить себя конкретным анализом конкретной ситуации, не выходя за рамки эмпирической науки. Немалое число советских ученых, изучавших проблемы европейской интеграции, так и поступали, руководствуясь позитивистским подходом к научным исследованиям. Более того, они признавали и использовали в своей работе некоторые важные результаты исследований западных ученых, например, концепцию стадиального развития региональной экономической интеграции, которую предложили эмигрировавший в США венгр Бела Балаша и голландец Ян Тинберген. Приходилось вести анализ в рамках этой общей идеологической и политической парадигмы, приводить соответствующие цитаты, но это было как бы обрамлением, а конкретный серьезный анализ шел на основе реальных социально-экономических процессов, которые происходили в Европе. Поскольку конкретные выводы, по сути, противоречили общей идеологической парадигме, приходилось излагать свои мысли осторожно, используя, как сказал тогда один из моих коллег, «язык Эзопа». Поэтому я назвал нашу школу эмпирической школой; ее сила, ее убедительность заключались в конкретном анализе и конкретных выводах. В любой науке есть два компонента – информация о фактах и их теоретическая интерпретация. В той области знаний, о которой мы говорим, с теорией было все ясно. Методологической основой анализа европейской интеграции был марксизм-ленинизм, а его теоретическая проекция на изучаемую 13 региональную интеграцию именовалась, как я уже сказал, марксистско-ленинской теорией империалистической интеграции. В этом состояло главное отличие советской школы от всех остальных школ исследования европейской интеграции, которые различались между собой не по географическому признаку, а по методологии анализа. В нашей научной и политической литературе все они скопом назывались буржуазными, реформистскими и ревизионистскими теориями, антинаучными и враждебными марксизму-ленинизму. Что касается теории империалистической интеграции, то она ушла в прошлое вместе с той общественной системой, которая ее породила. Теория эта забыта, а если о ней изредка вспоминают, то лишь для того, чтобы пнуть ее. Но я все же хочу сказать несколько слов в ее защиту. Дело в том, что данная теория – в том виде, как она вышла из стен ИМЭМО, – исходила из безусловного признания объективного характера экономической интеграции стран Западной Европы. В итоге, безупречное, с точки зрения власти, наименование новой области научных исследований, можно сказать, идеологически благословило презумпцию объективности интеграции, которая была предметом жарких дискуссий в конце 50-х – начале 60-х годов. И это открывало путь к анализу реальных эффектов экономической интеграции, ее стимулирующему влиянию на конкуренцию, научно-технический прогресс, обновление технологии и структурную перестройку промышленности, повышение производительности труда, ускорение роста общественного валового продукта. Как бы Вы определили место отечественной школы интеграции в мировой науке? Если говорить о советской школе изучения интеграции, то она была вне мировой науки. Более того, она противопоставляла себя мировой науке, которую было принято разоблачать как ложную в своей основе «буржуазную» и «реформистскую» науку. Нашими трудами, посвященными европейской интеграции, интересовались тогда разве что западные советологи. Существовала, конечно, и марксистская школа интеграции, представленная учеными из социалистических и некоторых капиталистических стран Европы, в которых были достаточно сильные компартии. В рамках марксистского направления советская школа занимала ведущие позиции, но монополией на истину она не обладала. Так, марксистские исследования европейской интеграции в Италии, Франции, Швеции, отчасти в Венгрии и Польше, отличались своими 14 особенностями и не всегда совпадали в своих оценках с работами советских ученых. Но по отношению ко всему массиву западной литературы, посвященной интеграционным процессам в Западной Европе, марксистская школа в целом находилась, так сказать, на обочине научного познания. Я не хочу сказать этим, что в работах советских ученых не было ничего, что заслуживало бы внимания. Но западная интеграционистика была далеко впереди – в масштабах исследований, в сборе, систематизации и анализе фактов, в разработке теории региональной интеграции. Так что продукция советской школы европейской интеграции была предназначена для внутреннего потребления, она адресовалась своим же коллегам, а также студентам и аспирантам, которые почти не имели доступа к соответствующей западной литературе. Положение начало меняться, пожалуй, в 1970-е годы. В 1974 г. в Будапеште состоялся 4-й Всемирный конгресс экономистов, всецело посвященный обсуждению проблем региональной (международной) экономической интеграции. В нем приняла участие большая группа советских ученых. Они выступали и на пленарных сессиях, и на секционных заседаниях. Для некоторых, в том числе для меня, это был первый опыт участия в международном научном форуме за рубежом. В годы Перестройки контакты между советскими и западными учеными многократно увеличились, но еще важнее было то, что стал меняться климат общения. Впрочем, происходило это не мгновенно, и многое зависело от личных качеств приезжающего в западные страны советского ученого. Расскажу о своем опыте. В 1987 году я приехал по приглашению на месяц в Брюссельский свободный университет (фламандский). Принимал меня юридический факультет. Мое расписание на первые три дня состояло исключительно из встреч с факультетскими профессорами, не только юристами, но и экономистами, социологами, специалистами по Советскому Союзу и Восточной Европе. Их интересовало буквально все – положение в нашей стране, Перестройка, советская внешняя политика, изучение европейской интеграции нашими учеными и т.д. К концу третьего дня я понял, что меня просто экзаменуют, и собирался на следующий день протестовать. Но когда я утром пришел на факультет, меня немедленно пригласили к декану, и мы очень быстро договорились о программе моего пребывания в Брюсселе. Не буду о ней рассказывать, скажу лишь, что все мои пожелания были удовлетворены. На прощальном банкете я спросил декана: «Барт, Вы в первые дни мне экзамены устроили?» Он засмеялся: «Вы на какой день это поняли?» Я ответил: «На третий 15 день, и очень рассердился». – «Из Советского Союза, – сказал Барт, – приезжают разные люди. Должны же мы знать, с кем имеем дело». Сегодня другая ситуация. Российская школа изучения интеграции не та, что была в 1970-е годы: она свободна от догматизма, ее теоретической основой являются общепринятые теории экономического роста и международной торговли, концепции глобализации мировой экономики, т.е. теоретическая основа изучения политических и экономических процессов, в общем, одна и та же, что здесь, что на Западе. Причем она разнообразна. Есть и ученые, которые до сих пор придерживаются марксистской точки зрения. В России есть прекрасные специалисты по проблемам ЕС и региональной интеграции, которые хорошо известны на Западе, их везде приглашают, они участвуют в самых авторитетных дискуссиях, их статьи публикуют в европейских и американских журналах. Как Вы охарактеризовали бы Ваш путь в исследование европейской интеграции? Надо уточнить, о чем пойдет речь. Есть путь в науку, и есть путь в науке. Как говорят в Одессе, это две большие разницы. Рассказ о первом – проще и короче, о втором – гораздо сложнее. Ведь путь в науке не сводится к тому, в каких институтах работал, какие проблемы изучал, какие книги и статьи опубликовал, как продвигался по лестницам должностей, ученых степеней и званий. Более важно то, как менялись мои представления о советской и западной системах, о предмете, который я изучал, мои теоретические взгляды и методология исследований, в конце концов, как менялось мое мировоззрение. Мой приход в область исследований европейской интеграции был случайным и неожиданным. Шел год 1962-й. Я тогда работал редактором в журнале «МЭиМО» и одновременно занимался изучением забастовочного движения и других форм борьбы рабочего класса против капиталистической эксплуатации, главным образом в странах Западной Европы. Однажды меня вызвал главный редактор журнала Яков Семенович Хавинсон и предложил доработать «сырую», по его словам, статью «Рабочее движение в странах Общего рынка», написанную двумя остепененными сотрудниками ИМЭМО. Я прочел ее и ответил, что согласен, но при условии, что дополню статью еще одним разделом. Так оно и вышло. Переработанная статья с моим дополнением «главному» понравилась и была опубликована за тремя подписями («МЭ и МО», 1963, № 3). 16 В ходе этой работы я прочел кое-что о Европейских сообществах, о проблемах формирования Общего рынка, и пришел, в частности, к выводу, что в прочитанной мной литературе не анализируются социальные аспекты экономической интеграции. Есть привычные штампы об усилении эксплуатации и прочих бедах, которые несет с собой капиталистическая интеграция, но нет анализа фактов, нет статистики. Так родилась тема кандидатской диссертации: Социальная политика Европейского экономического сообщества. Хотя я окончил Исторический факультет МГУ, однако диссертацию написал и представил к защите на соискание ученой степени кандидата экономических наук. Защита прошла успешно. В 1969 г. Ученый совет ИМЭМО присвоил мне искомую степень, и я воспринял это событие как знак того, что мой приход в науку, конкретно, в область исследований европейской интеграции состоялся. Что касается моего пути в науке, я разделил бы его на три этапа – 19631970 гг., 1970-1987 гг. и с 1988 г. по настоящее время. Начну с первого этапа. Мой уход в сферу конкретного социально-экономического анализа был не случайным. Он был мотивирован желанием уйти, насколько это было возможно, от идеологической и политической риторики, которая тогда считалась непременным атрибутом диссертации. Мне кажется, что мой выбор требует дополнительных объяснений. По своему мировоззрению и, стало быть, моим научным взглядам я был убежденным марксистом. Но, работая в ИМЭМО, а затем в редакции журнала «МЭ и МО», я уже в 60-е годы пришел к выводу, между классическим марксизмом, в том числе марксистской политэкономией капитализма, с одной стороны, и тем марксизмом-ленинизмом, которому нас учили на Историческом факультете МГУ, есть глубокие различия. Они различаются и в содержании, и – что еще важнее – в методе. В первом было и остается рациональное зерно, сохраняется творческий подход к познанию; второй представляет собой, в основном, комплект догм, которым научное познание и научное творчество противопоказаны. А заодно я пришел еще к одному выводу: наука должна быть свободна и независима от политической и любой иной конъюнктуры. В советские времена это было невозможно. Значит, надо найти такую нишу, в которой можно будет уменьшить идеологическую и политическую составляющую научных исследований. Я полагал, что в экономической науке это сделать будет легче, чем в исследовании остро политических проблем рабочего движения в Западной Европе и роли государства в регулировании социальных отношений. 17 Социальные проблемы европейской экономической интеграции и социальная политика ЕЭС надолго стали главным направлением моих исследований. На основе диссертации я подготовил монографию «Западная Европа: социальные последствия капиталистической интеграции» (1975). Этой тематике была посвящена и следующая диссертация, опять же на соискание степени доктора экономических наук. Она легла в основу монографии «Экономическая интеграция и социальное развитие в условиях капитализма» (1984). Это было уже на втором этапе моего пути в науке, начавшемся в 1970 г. когда я перешел в недавно созданный Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН), где мне было предложено возглавить, а фактически создать сектор информации по проблемам капиталистических стран Европы. Позже он был реорганизован в Отдел стран Западной Европы и Северной Америки. Круг моих научных интересов резко расширился, прежде всего, в изучении проблем европейской интеграции. Я был ответственным редактором серии информационных изданий по этой тематике – реферативных сборников и аналитических обзоров зарубежной, в основном западноевропейской, литературы. К сборникам по европейской интеграции, а также к некоторым другим, я писал вступительные статьи. Некоторые статьи я опубликовал в научных и общественно-политических журналах. Они были посвящены анализу общего состояния и этапам развития ЕЭС, теориям политической интеграции, экономическим взглядам европейской социал-демократии, теории и практики западного «государства благосостояния» и т.д. Оценивая задним числом годы, проведенные в ИНИОН, я считаю, что мне очень повезло. Нынешним молодым ученым, изучающим общественные проблемы, трудно, а может быть, и невозможно, в полной мере понять, насколько уникальными были в советские времена условия для научного познания у меня и моих коллег, работавших в этом институте. Пожалуй, только ИМЭМО располагал такими же возможностями получения западной научной и общественнополитической литературы, к которой мы имели свободный доступ, изо дня в день просматривали, сортировали и отбирали все самое интересное для внимательного изучения и подготовки рефератов или обзоров. Наши служебные обязанности полностью совпадали с профессиональным интересом и природной человеческой любознательностью. А сверх того, эти книги и статьи были в нашем государстве «запретным плодом». Как ученый я окончательно состоялся в ИНИОН. Там я стал специалистом в исследовании европейской интеграции и 18 приобрел обширные знания, позволившие мне осмыслить общие проблемы экономического, социального и политического развития стран Западной Европы. Там я освоил основные методы научного исследования, особенно междисциплинарного анализа. В итоге, мои научные представления о развитии капитализма и ходе мировой истории в XX веке, особенно во второй его половине, полностью разошлись и с марксистской теорией поступательной смены социально-экономических формаций, и с так называемым марксистско-ленинским учением об общем кризисе капитализма, его неминуемом крахе капитализма и неизбежной всемирной победе социализма. Последние годы моей работы в ИНИОН пришлись на период Перестройки. Я с воодушевлением и надеждой воспринял курс на радикальные реформы, который был провозглашен новым советским лидером Михаилом Горбачевым. Итог этой политики известен. О причинах того, что произошло, спорили, спорят и будут спорить столько времени, сколько просуществует Россия. Не буду касаться этого, у нас совсем иная тема. Скажу лишь о двух великих заслугах Михаила Горбачева, которые сохраняются поныне и, надеюсь, сохранятся впредь. Первая – свобода слова, свобода высказывать и отстаивать свое мнение. Вторая – окончание «холодной войны» и выход нашей страны из самоизоляции, в которой она пребывала 70 лет, в том числе курс на сотрудничество с европейскими странами, вставшими на путь интеграции. Отмена политической и идеологической цензуры создала совершенно новые условия для научной работы. В 1988-1990 годах я опубликовал ряд статей, появление которых в советской научной периодике было просто немыслимым. Я вернусь к ним позже. Это и было фактическим началом третьего периода моего пути в отечественной науке. В 1990 г. я перешел в Институт Европы АН СССР (теперь РАН), основанный двумя годами раньше, и вскоре возглавил отдел исследований европейской интеграции. В 1991 г. рухнул советский «развитый социализм» и вслед за ним распался Советский Союз. В Институте я продолжал изучать некоторые новые направления и проблемы развития Европейского Союза, в частности, взаимодействие процессов углубления и расширения европейской интеграции. Но приоритетной темой моих исследований стали отношения между Россией и ЕС. Эти страницы моей научной жизни достаточно известны, и я не буду на них останавливаться. Скажу лишь, что я был свободен и в выборе научной тематики, и в изложении результатов своих исследований, и роль независимого эксперта, 19 отвечающего, в первую очередь, перед самим собой, меня вполне устраивала. И пусть судят о моих работах те, кто их прочли. Как я охарактеризовал бы свой путь в науке? На мой взгляд, это был, прежде всего, длительный путь от незнания к познанию, от заблуждений к истине. Какие из результатов исследований Вам особенно дороги? Прежде чем начать ответ, хотел бы заметить, что результаты, важные для меня, вовсе не обязательно представляют наибольший интерес для тех, кто читал или прочтет мои работы. Естественно, я буду говорить от себя, а не от имени читателей. Моя монография, в которой были подведены итоги почти 20-летних научных исследований, вышла в 1984 г. Её название – «Экономическая интеграция и социальное развитие в условиях капитализма». Оно полностью отражает предмет и направленность моей исследовательской работы. В те времена капиталистическая интеграция обычно сопрягалась со словами «усиление эксплуатации», «социальные противоречия», «борьба рабочего класса». Я не отвергал ни того, ни другого, ни третьего. Но изучение фактов и, прежде всего, статистики привело меня к заключению, что экономическая интеграция в Западной Европе не препятствует, а, напротив, способствует социальному прогрессу, хотя чаще я использовал менее раздражающее цензуру слово «развитие». Свою задачу я видел в том, чтобы интерпретировать позитивную взаимосвязь между экономической интеграцией и социальным прогрессом, рассматривая ее в категориях марксистской теории познания и марксистской политэкономии капитализма. Я сделал это первым, изложив свои взгляды в диссертации (1969 г.) и изданной вскоре книги «Западная Европа: социальные последствия капиталистической интеграции» (1974 г.). Мои работы были восприняты коллегами как новое направление исследований европейской интеграции. Теперь все это выглядит азбучной истиной, но тогда они способствовали развитию этих исследований. Тому, кто захочет вернуться к изучению первых этапов экономической интеграции в 60-е и 70-е годы минувшего века, мои монографии и статьи могут оказаться полезными и теперь. В период Перестройки появилась возможность начать публичное обсуждение проблем, которые ранее находились под запретом. Я опубликовал в эти годы три работы, которые не остались незамеченными в научных кругах. Первая – статья «О некоторых аспектах изучения процессов западноевропейской 20 интеграции» («МЭ и МО», 1988, № 2). В двух вышедших недавно книгах она названа «революционной». Пожалуй, это слишком громко, но она определенно была новаторской. Я открыто сказал в ней, что наши исследования европейской интеграции были однобокими и предвзятыми, о некоторых ее аспектах (я их перечислил) советские ученые просто умалчивали. Вторая статья, «О механизмах саморазвития капитализма», была опубликована в журнале «Коммунист» (1988, № 15), который издавался Центральным Комитетом КПСС, был его главным политическим и теоретическим органом. Времена наступили другие, и редакция предоставила слово автору, который утверждал, что как опыт строительства социализма в Советском Союзе, так и опыт успешного реформирования капитализма в Западной Европе поставили под сомнение марксову теорию социально-экономических формаций. Мой центральный тезис состоял в том, что, в отличие от капиталистической системы, в которую встроен «механизм саморазвития», социализм таким механизмом не обладает, и потому оказался инертной системой. Статья вызвала большой резонанс, и меня несколько раз приглашали на ее обсуждение в различных академических институтах – ИМЭМО, Всеобщей истории, Латинской Америки и другие. Но вскоре в нашей стране наступили драматические времена, завершившиеся событиями августа-декабря 1991 г. Жизнь самым неожиданным образом поставила точку в этой дискуссии. Третья работа – главы по истории идеи «единой Европы», опубликованные в книге «Общий европейский дом: что мы о нем думаем?» (1991). Первопроходцем в этой теме был Александр Оганович Чубарьян, ныне директор Института всеобщей истории, академик РАН, опубликовавший в 1987 г. монографию «Европейская идея в истории: проблемы войны и мира». Я анализировал историю европейской идеи с точки зрения ее общего экономического и историко-философского содержания, другими словами, ее превращения из идеи единства христианских народов в ХIII-XIV вв. в идею особой европейской цивилизации и в лозунг «Соединенных Штатов Европы», ставший идейным обоснованием интеграции Западной Европы после 2-й мировой войны. Начиная с 1992 г. и по настоящее время центральное место в моих научной работе занимают две темы – новый этап углубления и расширения европейской интеграции после подписания Договора о Европейском Союзе (Маастрихт, 1992) и становление новых отношений между Россией и ЕС. Первой темой я занимался и как исследователь, и как заведующий отделом европейской интеграции в 21 Институте Европы. Мы подготовили и опубликовали несколько коллективных монографий, в которых я участвовал в качестве автора ряда глав и как ответственный редактор. На мой взгляд, наибольшего внимания заслуживают мои работы, посвященные проблеме взаимосвязи между углублением и расширением интеграции на нынешнем этапе ее развития. Что касается отношений Россия – ЕС, их анализом занимаются многие российские ученые. Пожалуй, я был первым, кто попытался нарисовать возможные сценарии развития этих отношений в среднесрочной перспективе (газета «Сегодня», 19.08.1995). В статье были рассмотрены четыре сценария и степень их вероятности. В последующее годы я неоднократно возвращался к этой теме, а в 2004 г., в ее развитие, опубликовал брошюру «Европейскому Союзу и России необходимо Соглашение о стратегическом партнерстве». Мне несколько довелось участвовать в обсуждении перспектив такого соглашения, организованных Администрацией Президента РФ и российского МИД. К сожалению, по ряду причин стратегическое партнерство ЕС и России не состоялось, и новое соглашение между ними, переговоры о котором уже начались, будет носить иной характер. Оценивая теперь мою жизнь в науке, я думаю иногда, что, может быть, самой плодотворной ее частью было содействие повышению качества общественно-научных исследований и подготовке молодых специалистов в нашей стране. В советские времена я видел свою главную задачу в распространении объективной информации о европейской интеграции и в целом о процессах, происходивших в капиталистических странах Европы. Работа в ИНИОН предоставляла уникальную возможность делать это в рамках информационной функции, которую надлежало выполнять этому институту. С 1972 по 1990 гг. мы выпустили огромное количество реферативных сборников и аналитических обзоров по европейской интеграции и политике ЕЭС. В этих изданиях содержалась информация о книгах и статьях всех мало-мальски значимых европейских и американских ученых, занимавшихся данной тематикой. В нашем отделе действовало железное правило: рефераты и обзоры западной литературы должны быть адекватными содержанию первоисточников; мы информируем, а не интерпретируем эту литературу. Это правило распространялось и на другие издания отдела, посвященные экономике, внутренней и внешней политике, социальным проблемам стран Западной Европы. Хотя наши издания имели гриф «Для служебного пользования», они выпускались тиражом в 500, 1000, даже 2000 экземпляров и поступали во все научные 22 заведения, университеты, научные библиотеки, персонально рассылались ведущим специалистам. После перехода в Институт Европы я участвовал в подготовке молодых ученых в рамках деятельности Ассоциации европейских исследований, основанной в 1992 г. На учредительной конференции я был избран президентом АЕВИС. Одну из ее главных задач я видел в содействии развитию европейских исследований, особенно изучения процессов европейской интеграции, и продвижению этой тематики в университетские учебные программы. В состав АЕВИС входило около 30 региональных отделений, созданных, как правило, на базе местных университетов, и мы совместными усилиями ежегодно организовывали российские и международные конференции по европейской тематике, летние и зимние Еврошколы для студентов, аспирантов и молодых ученых. Научные сотрудники Института Европы и ряда других академических институтов читали краткие лекционные курсы или отдельные лекции в российских университетах. В частности, я читал лекционные курсы по европейской интеграции и отношениям Россия-ЕС в университетах Воронежа, Екатеринбурга, Нижнего Новгорода, Ярославля и ряда других российских городов. Содействие подготовке научных кадров в регионах России выражалось и в таких формах как консультации иногородним диссертантам, официальные отзывы на кандидатские и докторские диссертации, предоставление возможности защиты диссертаций на специализированных Ученых советах в нашем Институте и т.д. Теперь в российских университетах от Калининграда и Воронежа до Восточной Сибири работают десятки кандидатов и докторов наук – специалистов по проблемам европейской интеграции, экономике и политическим системам в странах Европы, проблемам европейской безопасности и т.д. В этом есть и заслуга АЕВИС. Какие направления изучения интеграции кажутся Вам наиболее перспективными? Прежде всего, необходимо изучить и осмыслить новый период развития ЕС, начавшийся после его расширения в 2004 г. Это, по-моему, и есть главное направление исследований на долгие годы. Прошедшее с момента расширения пятилетие показало, что ЕС-27 существенно отличается от Евросоюза-15. Оно отличается не только по своему составу, но и по внутренним условиям развития, в том числе по характеру взаимодействия между углублением интеграции и ее пространственным расширением. Здесь возникает целая серия вопросов. 23 Как будут соотноситься тенденции к дифференциации стран ЕС в соответствии с их спецификой, их национальными интересами, с одной стороны, и к их консолидации на основе общих интересов Евросоюза – с другой? Каковы перспективы создания единого внутреннего рынка и единой еврозоны в масштабе расширенного Союза? Сколько времени потребуется Евросоюзу, чтобы выйти на приемлемый уровень реальной экономической конвергенции «старых» и новых членов Союза? Когда реально завершится реформа институтов ЕС и какова будет эффективность преобразованной системы? Сумеют ли участники нынешнего Союза вернуться на путь политической интеграции, заблокированный крушением Конституционного договора, или заново сформулировать конечную цель интеграции, сравнимую по своей вдохновляющей и мобилизующей силе с лозунгами «Соединенных Штатов Европы» или «Европейской Федерации»? Это не все вопросы, которые можно задать, но и их достаточно, чтобы уяснить, что начавшийся период будет длительным и трудным. Однако речь пока шла о новых внутренних условиях развития ЕС. А есть и внешние условия, также претерпевшие глубокие изменения; к тому же, степень их влияния страны и союзы явно возросла. Силу воздействия глобализации экономики продемонстрировал разразившийся в 2008 г. мировой финансово-экономический кризис. И вызов, брошенный им Евросоюзу, звучит так: сумеет ли он выйти из кризиса таким образом, чтобы устойчивая тенденция снижения удельного веса и роли интегрированной европейской экономики в мировом хозяйстве сменилась значительным ускорением темпов экономического роста, который позволил бы остановить эту тенденцию? От этого зависит, между прочим, и будущая роль ЕС в мировой политике, в обеспечении своей безопасности. Зависит она и от того, какой ответ найдет Евросоюз на еще один вопрос: заговорит ли он, наконец, «единым голосом» в решении таких важнейших для себя задач как обеспечение энергетической безопасности и последовательно реализуемая общая внешняя и оборонная политика? Каждый из семи заданных выше вопросов – это целая область исследований. В дополнение к ним я назову еще три важных темы: 1. Анализ и прогноз долговременных изменений этнического, конфессионального и культурного состава населения Европы. По сути, это вопрос о будущем европейской цивилизации, ее способности «переварить» 24 эти изменения, сохранив свои основные, только ей присущие уникальные качества. 2. Анализ путей и перспектив эволюции европейских моделей экономического и политического устройства, которые будут испытывать растущее напряжение в мире XXI века. 3. Анализ долгосрочных перспектив взаимоотношений между Евросоюзом и Россией, с учетом не только их нынешних глубоких различий, но и общих опасностей и угроз, которые им сулит новое столетие. Что будет преобладать в их отношениях: стремление сообща ответить на вызовы и риски, или взаимная отчужденность и соперничество? Что хотели бы Вы пожелать молодым исследователям? Упорства, сосредоточенности, целеустремленности, успехов. Поле исследования очень широкое, на этом пространстве есть место для всех молодых ученых. Выбирайте тему и работайте. Как сказано некогда: ищите, да найдете; стучите, да откроется. Спасибо за интервью. Хотели ли Вы еще что-нибудь добавить? К ответам на поставленные вопросы добавить, пожалуй, нечего. Поэтому хочу лишь пожелать успехов вашему проекту. 25
