Козлова И.В., Слинько М.А., Воронеж, АРХИТЕКТУРА КАК
advertisement
Козлова И.В., Слинько М.А. ВГПУ, Воронеж АРХИТЕКТУРА КАК КОМПОНЕНТ ПОВСЕДНЕВНОСТИ В ДРАМЕ Д.С. МЕРЕЖКОВСКОГО «ПАВЕЛ I» В драме «Павел I» (первое произведение трилогии «Царство Зверя») описаны последние дни жизни императора Павла I. Повседневность становится кодом, с помощью которого автор обсуждает не только вопросы, связанные с судьбой России, но и вечные общечеловеческие в контексте развития авторской доктрины Завета Духа. История России для Мережковского неотделима от общего хода развития цивилизации. В основе философско-религиозной концепции писателя лежит мечта о создании Единой Вселенской Церкви, универсальной цивилизации («Град Божий на земле, как и на небе»). В 1900-е гг. писатель и в публицистике и в художественном творчестве активно размышляет Эсхатологические о противоречиях предчувствия судьбы объединяют русской такие монархии. публицистические произведения, как «Религия и революция», «Больная Россия», «В тихом омуте» и др. [см.: 4] Тогда же появляется грандиозный замысел создания второй после «Христа и Антихриста» художественной трилогии — «Царство Зверя», навеянной событиями современности. В 1908 г. была написана ее первая часть — драма для чтения «Павел I». В 1900-е гг. Д. Мережковский от убежденности в положительной религиозной силе русского самодержавия, которое связано с православием, приходит к противоположному выводу: самодержавие — от Антихриста, свою задачу публицист видит в поисках путей соединения «нашего Бога с нашей свободой» [2]. Действие рассматриваемой пьесы происходит в Петербурге. События драмы разворачиваются «от 9 до 12 марта 1801 года», ночью с 11 на 12 марта император Павел I был убит заговорщиками. Главный герой, искренне желающий «сделать всех счастливыми», показан неоднозначно: как император-«рыцарь», Дон Кихот, мечтающий о достижении «всеобщего счастья», и как тиран, самодур, сумасшедший. Убийство Павла открывает очередную мрачную страницу отечественной истории, царства Зверя, в понимании Мережковского. Образ-символ «город» занимает особое место в драме. Мережковский прекрасно отображает сущность города, его двуплановость и амбивалентность. Он создает особую палитру смыслов, которые возникают в ландшафте Петербурга. В уникальном соединении противоположностей писатель находит отображение настоящего, прошлого и будущего. Время не застывает в этом пространстве, образуя цикл повторяющихся из века в век, но с новыми акцентами поступков и событий, которые и становятся смысловым центром произведения. Пространство города предстает как «архитектурный пейзаж», обладающий собственной топологией (верхняя точка – Петропавловская крепость, Зимний дворец, Михайловский замок, нижняя – Нева, Фонтанка). Город, как целостный культурный организм, имеет свое лицо. На протяжении веков здания неизбежно сменяют или дополняют друг друга. Сохраняется выраженный в архитектуре «дух», то есть система архитектурного символизма. Культурный облик города ‒ военной столицы, города-утопии, демонстрирует мощь государственного разума и его победу над стихийными силами природы. На первый план в драме выдвигаются два таких крупнейших памятников архитектуры Петербурга, как Михайловский замок и Зимний дворец. Михайловский замок, любимая резиденция Павла I, интерьер дворца подробно описан в пьесе [см.: III, 5:], акцент сделан на важном компоненте дворцового ансамбля ‒ статуях Венеры и Флоры [III, 17], религиозных символах-концептах, связывающих воедино первую трилогию («Христос и Антихрист») Мережковского и вторую («Царство Зверя») в контексте философской доктрины Третьего Завета. Михайловский замок, последнее «островное» сооружение XVIII века, являлся неким анахронизмом уже при самом своем возникновении, этот уединенный дворец императора Павла I, всеми архитектурными средствами отделенный от городского окружения, и знаменовал скорее мечту о прошлом, чем утверждение современности. Вместе с концом XVIII века оканчивается и тот период в истории Петербурга и в развитии русского классицизма, который связан в равной мере с идеей города и с идеей замкнутого дворцового ансамбля [1]. Эти факты учитывает Д. Мережковский в своей пьесе. Замок был назван Михайловским в честь архангела Михаила, которого Павел считал своим небесным покровителем. По замыслу Павла I, Михайловский замок должен был стать не просто очередной императорской резиденцией, но и символом его царствования, кроме того, должен был выполнять функции дворца Великого магистра Мальтийского ордена, не случайно в оформлении фасадов использованы мальтийские кресты, они украшали Большой и Мальтийский тронные залы. Во-вторых, этот замок был построен для того, чтобы избежать насильственной смерти, которую Павел предчувствовал и боялся [4, 52]. Таким образом, Михайловский замок должен был выполнять функцию некоего островка спасения несчастного императора, а стал местом его гибели. Многие исследователи отмечали специфический масонский характер идейной программы дворца. Еще в середине ХХ в. отмечалось сакральное значение надписи, сделанной В.И. Баженовым на проекте церковного фасада замка, в которой раскрывалась масонская идея развития человеческой нравственности. Кроме того, Михайловский замок явился единственной в России дворцовой постройкой с сакральным посвящением. Построив светское сооружение, Павел I воспринимал его как храм, поместив на главном фасаде замка перефразированную цитату из Библии «Дому Твоему подобает Святыня Господня в долготу дней». «Святыня Господня» подобала жилищу не просто светского государя, а царя-первосвященника, который ощущал себя преемником и подобием царя небесного. Резко отличаясь от других императорских резиденций XVIII столетия, светский дворец воплощал идею культового храма в образности архитектуры, характере топонимики и своеобразии художественного декора. Его строитель стремился к объединению двух ипостасей идеи царской власти, желая сделать Михайловский замок не просто дворцовой постройкой, а храмом монархии. Михайловскому замку противопоставлен Зимний дворец как воплощение старых традиций и идей, принятых при Екатерине II, их отвергает Павел I. Развернутых описаний Зимнего дворца нет, в четвертом действии описан лишь Лейб-кампанский корпус Зимнего дворца, квартира генерала Талызина, где собираются заговорщики – политические сектанты, как и император, отрезанные от мира. Важны детали-символы, предсказывающие пути возможного будущего. Среди портретов царских особ выделяется портрет «во весь рост императора Павла I в порфире, в короне, со скипетром». Зловещий вид на Неву и Петропавловскую крепость словно предупреждает заговорщиков о возможных последствиях преступления против законного правителя, что подчеркивает бой курантов ‒ неумолимого времени, куда как в бездну канет история. Действуют заговорщики стихийно, под влиянием опьянения (описаны столы «с множеством бутылок», «с водками»). Автор подчеркивает, что царит хаос, все кричат, спорят, «тесно, душно, накурено» [3, 54]. Авторская оценка происходящего однозначно негативна. Действие пьесы заканчивается у Зимнего дворца прославлением Александра, заложника заговорщиков. Как себя держать и что говорить ему диктует, Пален – глава заговора, вынудивший Александра стать соучастником преступления, планируется возрождение екатерининской политики дворцовых интриг («все при мне будет, как при бабушке» [3, 86]). «С площади слышатся «ура!» и военная музыка ‒ Екатерининский марш «Славься сим, Екатерина, славься, нежная к нам мать!» [3, 88]. Император – марионетка в руках политиков, оказывается в тисках обстоятельств, не позволяющих ему осуществить свою мечту отречения от Царства Зверя («Дедушкины убийцы позади, батюшкины убийцы впереди»). Мережковский считает, что, как и отец, Александр не может отречься от престола, потому что Божьей милостью Император, а что от Бога, то таинство, которое нельзя оспорить, что отречение монарха от царства — «преступление, не личное и даже не народное, а всемирное, и его преодоление должно быть всемирным». История заговора против Павла I в интерпретации писателя иллюстрирует еще одну его идею, высказанную в эссе «Революция и религия»: государство — это царство вражды и насилия — становится царством безбожия [см.: 2, с. 651]. Таким образом, природу антиномичных архитектурных памятников Михайловского замка (резиденция Павла I) и Зимнего Дворца (резиденция Екатерины II, затем Александра I), важных компонентов петербургской повседневности, определили не только художественные тенденции эпохи, но философское сознание монархов, при которых появились и обживались эти объекты. Почувствовать архитектуре помогает механизмы процессов формообразования выявление специфических связей в между архитектурной формой и ее содержанием на уровне культурных смыслов и идей, которые создатель/заказчик вкладывали в свое «любимое детище» ‒ по сути «автопортрет в архитектуре» (термин О. А. Медведковой, Л. В. Хайкина). Это показывает тесную взаимосвязь архитектурных форм и порождающих их социокультурных условий, что использует в поэтике «эмблематики смысла» Мережковский. Список литературы Аркин Д.Е. Образы архитектуры и образы скульптуры / Д.Е. Аркин. – М.: Искусство, 1990. – С. 399 . Мережковский, Д.С. Революция и религия / Д.С. Мережковский // Павел I. Александр I. Больная Россия. — М.: Московский рабочий, 1989. – С. 676. Мережковский Д. С. Собр. соч.: В 4 т. / Д. С. Мережковский.– М.: Изд. «Правда», «Огонек», 1990. – Т. 3. – С. 8. Слинько М.А. Ода «Вольность А.С. Пушкина как основа сюжета драмы «Павел I» Д. Мережковского / М.А. Слинько // Русская филология: язык, текст, культура: Материалы III международной заочной научной конференции «Поэтика художественного текста». – Ч. 2. ‒ Борисоглебск, 2010. – С.52 .
