psihoanaliz u Lermontovax

Всероссийский фестиваль педагогического творчества
(2014/15 учебный год)
Номинация: «Проектная и творческая деятельность учащихся /
Литературоведение».
Название работы: «Научно-исследовательская работа
«Психоанализ в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».
Автор: Юшкина О.Ю., 11 класс.
Руководитель: Михеева И.Н., учитель русского языка и литературы.
Место выполнения работы: МБОУ "Лицей".
Содержание.
1. Вступление………………………………………………………….2
2. Психоанализ как наука……………………………………………2-5
1) Исторический аспект………………………………………3-4
А) Зигмунд Фрейд………………………………………...3
Б) Последователи Фрейда……………………………...3-4
В) Дальнейшее развитие психоанализа…………………4
2) Основные принципы психоанализа……………………….4-5
3. Психоанализ в литературе………………………………………..5-7
1) Методы психоанализа……………………………………….5
2) Ограничения подхода……………………………………...5-6
3) Психоанализ и литературоведение………………………..6-7
4. Психоанализ в творчестве Лермонтова………………………….7-9
5. Роман Лермонтова «Герой нашего времени»………………….9-10
1) Творческая история романа…………………………………9
2) Композиция романа………………………………………9-10
6. Психоанализ романа «Герой нашего времени»……………….10-24
1) Личность Печорина с позиции глубинной психологии.10-16
2) «Герой нашего времени» - психологический роман…..16-17
3) История души Печорина………………………………...17-18
4) Психологический портрет Печорина…………………...18-19
5) Открытия психологизма в романе………………………19-24
7. Заключение…………………………………………………………24
8. Библиография………………………………………………………25
ВСТУПЛЕНИЕ
Проблема психологизма - одна из кардинальных в изучении творчества Лермонтова. Первым
затронул ее Н. Г. Чернышевский, который по праву назвал великого поэта ближайшим
предшественником Л.Толстого, предвосхитившим его «диалектику души» .
В разное время появлялись работы, в которых проблема психологизма ставилась и
рассматривалась специально и попутно. И, тем не менее, при обращении к этой проблеме
сохраняется устойчивое ощущение ее «открытости». Объясняется это, видимо,
недостаточной разработанностью в нашем литературоведении теоретических основ психологизма
как литературно-эстетического явления, хотя в последние годы стали появляться отдельные
работы, в которых видна определенно выраженная тенденция к широким теоретическим
обобщениям и в сфере литературно- художественного психологизма.
Психологизм как художественное отображение психических процессов, внутреннего мира
человека, как эстетически осознанный принцип его изображения восходит к эпохе Возрождения.
Важным этапом в становлении и развитии психологизма стала эпоха революционных потрясений
конца XVIII - первой половины XIX в. Сентиментализм и особенно романтизм с его
повышенным вниманием к личности заложили основы будущего развития психологизма во
всех родах и жанрах литературы.
Своеобразие лермонтовского психологизма определилось как особенностями его творческой
индивидуальности, так и характером последекабристской поры, когда, по словам Герцена,
«бедность сил, неясность целей указывали необходимость...работы предварительной,
внутренней». Повышенный интерес современников Лермонтова к «внутреннему человеку»
получил наиболее глубокое отражение в «Герое нашего времени».
Лермонтов настойчиво идет ко все более глубокому постижению социальной
обусловленности психологических типов. Его интересуют законы, по которым
«внутренний человек» с его богатейшими общечеловеческими задатками и
возможностями целостного существа превращается в «частичного», «обрубленного» и
ограниченного «внешнего человека». Поэта все больше интересует не только противоречие
между «высоким внутренним человеком» и бесчеловечной деятельностью, но и
противоречивость* самого «внутреннего человека», его дисгармоничность как результат
взаимодействия с «внешним человеком».
В целом драматургия Лермонтова, как справедливо отмечал Б.М.Эйхенбаум, «взятая внутри
его творческой эволюции, была как бы мостом от юношеских поэм к зрелой прозе. На
драматургической работе Лермонтов развил метод психологического анализа и технику
мотивировки, примененные потом в «Герое нашего времени» .
В данной работе я попыталась сделать комплексный психологический анализ
произведения М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени», используя при этом, как мне кажется,
наиболее интересные и свежие мнения критиков, и немного пересмотреть традиционный
литературоведческий взгляд на образ Печорина с точки зрения глубинной психологии.
ПСИХОАНАЛИЗ КАК НАУКА
Психоанализ-это психологическая система, предложенная Зигмундом Фрейдом (1856-1939).
Возникший вначале как способ лечения неврозов, психоанализ постепенно стал общей теорией
психологии. Открытия, сделанные на основании лечения отдельных пациентов, привели к более
глубокому пониманию психологических составляющих религии, искусства, мифологии,
социальной организации, детского развития и педагогики.
Психоанализ рассматривает человеческую природу с точки зрения конфликта:
функционирование человеческой психики отражает борьбу противоположных сил и
1
Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений. Москва. 1947г. т. Ш
2
Удодов Б.Т. Роман М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени». Москва. «Просвещение». 1989 г.
тенденций. При этом особо подчеркивается влияние бессознательных конфликтов,
взаимодействие в психике сил, которые сам индивид не осознает. Психоанализ
показывает, как бессознательный конфликт действует на эмоциональную жизнь и
самооценку индивида, на его взаимоотношения с другими людьми и социальными
институтами1.
Исторический аспект
Зигмунд Фрейд.
История психоанализа начинается с 1880, когда Й.Брейер, венский врач, сообщил
Фрейду, что одна больная, рассказывая о себе, по-видимому, излечилась от симптомов
истерии. Под гипнозом она смогла раскрыть глубоко травмирующее событие своей
жизни, испытав при этом чрезвычайно сильную эмоциональную реакцию (катарсис), и
это привело к смягчению симптомов. Выйдя из гипнотического состояния, пациентка не
помнила о том, что рассказывала под гипнозом. Фрейд использовал ту же самую
методику с другими пациентами и подтвердил результаты Брейера. Они сообщили о
своих наблюдениях в совместной публикации Исследования истерии («Studien ber
Hysterie», 1895), в которой предположили, что симптомы истерии определяются
замаскированными воспоминаниями о забытых «травмирующих» событиях. Память об
этих событиях исчезает из сознания, но продолжает тем не менее оказывать значительное
влияние на пациента. Причину такого исчезновения из сознания Фрейд видел в
конфликте между определенными импульсами, связанными с данным событием, и
моральными устоями. Выход запретных импульсов воспринимается как опасный,
психика реагирует на них неприятными симптомами тревоги. Таким образом, согласно
Фрейду, у невротических симптомов есть смысл: в символической форме они отражают
безуспешные попытки личности разрешить внутренние противоречия.
Фрейд обнаружил, что принципы, которые позволяют интерпретировать
невротические симптомы, в равной степени относятся и к другим психическим
феноменам, как моральным, так и психологическим.
Психоаналитическая теория рассматривает и другие феномены, раскрывающие
природу компромисса между различными конфликтующими тенденциями в психике; это
могут быть оговорки, суеверия, определенные религиозные ритуалы, забывание имен,
потеря предметов, выбор одежды и мебели, выбор профессии, любимое занятие и даже
определенные черты характера.
В 1923 Фрейд сформулировал теорию функционирования психики в терминах ее
структурной организации. Психические функции были сгруппированы согласно той
роли, которую они играют в конфликте. Фрейд выделил три основных структуры
психики - «Оно» (или «Ид»), «Я» (или «Эго»), и «Сверх-Я» (или «Супер-Эго»). «Я»
выполняет функцию ориентации человека во внешнем мире и осуществляет
взаимодействие между ним и внешним миром, действуя как ограничитель влечений,
соотносящий их требования с соответствующими требованиями совести и реальности.
«Оно» включает основные влечения, производные от сексуальных или агрессивных
импульсов. «Сверх-Я» отвечает за «удаление» нежелательного. Обычно его соотносят с
совестью, которая является наследством моральных представлений, полученных в
раннем детстве, и продуктом наиболее важных детских идентификаций и стремлений
индивида2.
Последователи Фрейда.
После Первой мировой войны психоанализ не только революционизировал всю
психиатрию и психотерапию, но и внес много нового в исследования человека и его
мотивационной сферы. Такие психоаналитические понятия, как «оговорки по Фрейду»,
«рационализация», «сублимация», «вытеснение», «амбивалентность» и «замещение»,
вошли даже в обыденный язык.
1
Добровольский А.В. Энциклопедия «Кругосвет»
Добровольский А.В. Энциклопедия «Кругосвет»
Некоторые из первых учеников Фрейда, прежде всего Карл Юнг (1875-1961) и
Альфред Адлер (1870-1937), использовали психоанализ как отправную точку для
развития собственных психологических концепций. Юнг во многом иначе, чем Фрейд,
трактовал природу влечений. Кроме личных конфликтов индивида, имеют значение
культурно обусловленные и бессознательно передающиеся символические представления
основных «тем» человеческого существования. Согласно его концепции, в центре
индивидуального опыта присутствуют постоянно появляющиеся мифологические темы,
общие для всего человечества. В основе всех борющихся тенденций в жизни личности
лежат архетипические (первичные) образы, конфликтующие между собой.
Альфред Адлер считал, что фрейдовский психоанализ недооценивает роль
социальных факторов, подчеркивая первичность сексуальных влечений. Причины
индивидуальных конфликтов он связывал с более поверхностно лежащими факторами,
особенно с чувством неполноценности и ощущением неопределенности своего
социального статуса, физических способностей или сексуальных возможностей. Многие
из представлений Адлера внесли вклад в дальнейшее развитие концепций самооценки и
особенно в анализ ее нарушений при так называемых нарциссических личностных
расстройствах1.
Дальнейшее развитие психоанализа.
Приход к власти нацистов заставил многих европейских психоаналитиков
эмигрировать в США, куда и переместился центр психоаналитической мысли. В этот
периода ведущими учеными-психоаналитиками были Х.Хартман (1894-1970), Э.Крис
(1900-1957) и Р.Левенштейн (1898-1976). В ряде совместных публикаций они
сформулировали основные принципы психоанализа как фундамента общей психологии.
Развитие хартмановского понятия адаптивной функции «Эго» способствовало
формулировке основополагающих рабочих гипотез о природе влечений, созревании и
развитии психического аппарата. Свой вклад в эти теории внесла и дочь Фрейда - Анна
Фрейд (1895-1982), занимавшаяся психоанализом детей и долгосрочными
исследованиями детского развития. Она глубоко проанализировала различные средства,
которыми «Эго» защищается от угрозы вторжения нежелательных бессознательных
импульсов.
Главная тема современных психоаналитических исследований - это значение
привязанности младенца к матери. Проблемы, возникающие на этой стадии прежде всего
из-за холодности или безразличия матери, могут сыграть решающую роль в
возникновении тяжелых личностных расстройств. Взаимодействие матери и ребенка, повидимому, является критическим для развития личности и самооценки .
Основные принципы психоанализа
Психоанализ основан на нескольких фундаментальных принципах. Первый из них принцип детерминизма. Психоанализ предполагает, что ни одно событие в психической
жизни не является случайным, произвольным, ни с чем не связанным феноменом.
Мысли, чувства и импульсы, которые осознаются, рассматриваются как события в цепи
причинно-следственных отношений, определяемых ранним детским опытом индивида. С
помощью специальных методов исследования, в основном через свободные ассоциации и
анализ сновидений, можно выявить связь между текущим психическим опытом и
событиями прошлого.
Второй принцип носит название топографического подхода. Каждый психический
элемент оценивается по критерию его доступности для сознания. Процесс вытеснения,
при котором определенные психические элементы удаляются из сознания,
свидетельствует о постоянных усилиях той части психики, которая не позволяет их
осознать.
1
2
Добровольский А.В. Энциклопедия «Кругосвет»
Добровольский А.В. Энциклопедия «Кругосвет»
Согласно динамическому принципу, психика побуждается к действию агрессивными
импульсами, которые являются частью общего биологического наследия. Эти влечения
отличаются от инстинктивного поведения животных. Инстинкт у животных стереотипный ответ, обычно явно направленный на выживание и вызываемый особыми
стимулами в особых ситуациях. В психоанализе влечение рассматривается как состояние
нервного возбуждения в ответ на стимулы, побуждающие психику к действию,
направленному на снятие напряжения.
Четвертый принцип был назван генетическим подходом. Суть его можно выразить
просто: какие бы пути ни открывались индивиду, он не может уйти от своего детства.
Хотя психоаналитическая теория не отрицает возможного влияния наследственных
биологических факторов, упор в ней делается на «критические события», особенно на
последствия того, что происходило в раннем детстве. Что бы ни испытывал ребенок болезнь, несчастный случай, утрату, наслаждение, жестокое обращение, совращение,
покинутость, - в дальнейшем это каким-то образом скажется на его природных
способностях и личностной структуре.
ПСИХОАНАЛИЗ В ЛИТЕРАТУРЕ
Методы психоанализа
Психоанализ в XX веке широко применялся при анализе литературного творчества,
понимаемого как проявление неосознанных влечений автора. Ему близки методы
патографического анализа литературы и психиатрического литературоведения.
Под патографией принято понимать биографическое описание известных личностей,
включающее прежде всего анализ их творчества с психопатологической точки зрения.
Психиатрическое литературоведение — анализ литературного текста с точки зрения
выраженности в нем отклонений психопатологического плана. Различается
психиатрический анализ персонажей (К.Леонгард, В.П. Руднев) и психиатрический анализ
всего текста (В.П. Белянин).
При психиатрическом анализе текста выделяются следующие типы текстов, каждый из
которых является опосредованным продуктом порождения определённой акцентуации:
•
•
светлые — паранойяльная акцентуация (чаще всего журналистские статьи)
тёмные — эпилептоидная акцентуация
(например, сказки братьев Гримм, С. Лагерлёф, Н. Н. Носова, Дж. Свифта)
• печальные — депрессивная акцентуация (произведения таких писателей, как
Александр Пушкин, Николай Гоголь, Михаил Лермонтов, Иван Тургенев, Иван
Бунин)
• весёлые — гипертимичность, гипоманиакальность (примерами являются «Барон
Мюнхгаузен», «Винни-Пух», «Малыш и Карлсон, который живёт на крыше»,
«Двенадцать стульев», «Три мушкетёра», «Ревизор» Н. В. Гоголя)
• красивые — демонстративность, истероидность (мыльные оперы, мексиканские
сериалы, дамские и любовные романы)
• сложные — шизоидность.
Психологический анализ литературных произведений восходит к исследованиям
З.Фрейда, Альфреда Адлера и других представителей школы психоанализа. В России
представлен, в частности, работами профессоров Сегалина и Рубакина2.
Ограничения подхода
Однако у этого подхода есть свои противники. Методы психиатрического
литературоведения вызывают критику со стороны традиционного литературоведения,
указывающего, что литературное произведение не является непосредственным
выражением авторской личности, а опосредовано в процессе своего создания
существующими рамками жанров, стилей, литературных направлений и т. п. — а потому
2
Добровольский А.В. Энциклопедия «Кругосвет»
Григорьян К.Н. Лермонтов и его роман
«Герой нашего времени». Ленинградский отдел. «Наука». 1975г.
1
любые умозаключения от текста к личности автора в профессиональной литературе
весьма проблематичны.
Кроме того, предложенный подход вызывает критику со стороны тех, кто считает, что
анализировать произведение «гения» методами, имеющими хоть какое-то отношение к
психиатрии, нельзя. Это трактуется как «очарование психиатрией». Работы профессоров
Сегалина, Ломброзо, Рубакина и др. с этой же позиции считаются неверными. Иными
словами, сам подход признается заведомо ложным и приравнивается к графологии без
учёта того, что он реально позволяет обнаружить.
С этой же позиции размежевания психиатрического и психологического подхода к
психике данный подход трактуется как неправильный. При этом ему
противопоставляются работы Л.С. Выготского и С. Эйзенштейна, которые анализировали
преимущественно психологию формы вне связи с психикой его создателя.
Психоанализ и литературоведение
Литературоведение не только социальная, но и психологическая дисциплина
постольку, поскольку оно входит в общую научную систему знаний о человеке,
человековедение. Многовековой опыт науки показывает, как сложна область, которая
занимается изучением психической жизни человека, с каким трудом открываются ее
тайны.
И.П.Павлов, которому многим обязана современная наука о человеке, писал: «Сколько
тысячелетий человечество разрабатывает факты психологические, факты душевной жизни
человека! Ведь этим занимаются не только специалисты-психологи, но и все искусство,
вся литература, изображающая механизм душевной жизни людей. Миллионы страниц
заняты изображением внутреннего мира человека, а результатов этого труда - законов
душевной жизни человека - мы до сих пор не имеем».
Мысль об исключительной сложности задачи постижения законов душевной жизни
человека развивал в 80-х годах прошлого века В.Г.Короленко. Он писал: «Наши чувства,
наши страсти, инстинкты, взгляды, побуждения - такие бесчисленные, разноцветные
нити. Человек весь соткан из них в более или менее различных сочетаниях. Познать их во
всей полноте - это претензия, которую с легким сердцем припишет себе разве уж очень
легкомысленный художник».
Историк литературы не в праве упрощать свою задачу, уходить от той «страшной
сложности, в виде которой нам представляется внутренний мир человека». Для
литературоведа так же, как и для психолога, представляет огромный интерес вопрос о
содержании и эволюции душевного мира человека, а также о тех изменениях, которые
происходят в нем под воздействием внешних факторов (проблема личности и среды).
И литературоведение, и психология имеют дело с бесконечным многообразием
человеческих характеров, индивидуальностей, со специфическим отражением в их
сознании внешнего мира. Это приобретает особую остроту, когда речь идет о
художественном восприятии (миросозерцании художника), художественном мышлении
как особой форме общественного сознания. Нельзя не считаться с тем, что в психическом
мире человека есть заповедные уголки, где многое еще остается неясным, неразгаданным.
Существует и сфера особо устойчивых в природе человека явлений, которые меньше
поддаются воздействию времени, представляются как бы постоянно действующими
факторами. В бессмертных образах мировой литературы, с одной стороны отражены
признаки времени, исторической эпохи, с другой - какие-то устойчивые черты природы
человека, его внутреннего мира.
По мнению Чернышевского, главное достоинство писателя заключается в «знании
человеческого сердца, способности раскрыть перед нами его тайны». Для этого нужно,
чтобы писатель прежде всего обладал способностью наблюдения над самим собой,
самоуглубления, погружения в свой собственный внутренний мир с целью самопознания,
потому что «тайны человеческого духа в самом себе», потому что законы психической
жизни открываются перед нами «только в нашем собственном самопознании». Лишь
через самоанализ, самопознание может быть создана прочная основа для изучения жизни,
многообразия человеческих характеров, сложнейших процессов внутреннего развития и
чувства. «Кто не изучил человека в самом себе, никогда не достигнет глубокого знания
людей»1.
Писатель может изобразить жизнь в разных ее измерениях, с разной глубиной и
проницательностью затронуть те или иные ее пласты. Важным оружием при этом служит
психологический анализ, который, по словам Чернышевского, «едва ли не самое
существенное из качеств, дающих силу творческому таланту».
Психологический анализ у разных авторов имеет различный характер, что зависит не
только от индивидуальности писателя, но и от его общественной позиции, избранного им
аспекта изображения и оценки действительности и, наконец, от тех задач, которые он
ставит перед собой. Психологический анализ может принимать различные направления:
одного писателя занимают всего более очертания характеров; другого - влияние
общественных отношений и житейских столкновений на характеры; третьего - связь
чувства с действиями; четвертого - анализ страстей. Было бы ошибочно сделать отсюда
вывод, что указанные различные аспекты встречаются в литературе в абсолютно чистом
виде, изолированно друг от друга.
Различны также и способы психологического анализа. Вот те из них, которые чаще
всего встречаются в литературе. Иногда автор «берет определенное, неподвижное
чувство и разлагает его на составные части,- дает нам, если так можно выразиться,
анатомическую таблицу»; иногда старается уловить драматические переходы «одного
чувства в другое, одной мысли в другую». «Но обыкновенно нам представляются только
два крайних звена этой цепи, только начало и конец психического процесса», последнее
происходит в тех случаях, когда автор заботится «преимущественно о результатах,
проявлениях внутренней жизни», а не «о таинственном процессе, посредством которого
вырабатывается мысль или чувство»2.
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ В ТВОРЧЕСТВЕ ЛЕРМОНТОВА.
Важнейшая особенность миросозерцания Лермонтова, в творчестве которого
преобладает личное начало, лиризм, та особенность, которая определяет своеобразие его
психологизма, заключается в острой потребности самопознания и при его посредстве
постижения окружающего мира. Начиная с ранних произведений, мысль о познании
самого себя постоянно занимает его; он ищет пути, способы самораскрытия, этим вызвано
его тяготение к предельно искренним признаниям, к исповеди, стремление к анализу
движений жизни собственного сердца, к полемике с самим собой, придающее
напряженный характер его психологизму.
Способность Лермонтова к самоанализу и через него к самопознанию нужно ценить
очень высоко, потому что, как писал Белинский, «нет ничего труднее, как разбирать язык
собственных чувств, как знать самого себя». И еще: «сердце наше - вечная тайна для нас
самих».
Лермонтов, первый в русской литературе, дал блестящие образцы анализа сложного
процесса напряженной внутренней борьбы, того типа психологического анализа, который
открывал новые пути в развитии психологического направления русской прозы.
Этим новым подходом к изучению человека литература (как и искусство в целом) была
обязана романтизму. Он наметил пути раскрытия содержания внутреннего мира человека
во всем многообразии его индивидуального выражения3.
Романтизм как направление в искусстве сформировался на рубеже 18-19 вв. в
Германии и затем получил распространение во всех странах Европы и в Америке. В
начале 19 в. Романтизм становится обозначением нового направления, противоположного
классицизму. Входя в антитезу «классицизм» - «романтизм», направление предполагало
противопоставление классицистического требования правил романтической свободе от
Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений. Москва. 1947г. т.Ш
Григорьян К.Н. Лермонтов и его роман «Герой нашего времени». Ленинградский отдел. «Наука». 1975г.
3
Григорьян К.Н. Лермонтов и его роман «Герой нашего времени». Ленинградский отдел. «Наука».
1975г.
1
2
правил. Такое понимание романтизма сохраняется и по сей день, но, как пишет
литературовед Ю.Манн, романтизм «не просто отрицание „правил", но следование
«правилам» более сложным и прихотливым». Центр художественной системы
романтизма - личность, а его главный конфликт - личности и общества. Решающей
предпосылкой развития романтизма стали события Великой французской революции.
Появление романтизма связано с антипросветительским движением, причины которого
лежат в разочаровании в цивилизации, в социальном, промышленном, политическом и
научном прогрессе, результатом которого явились новые контрасты и противоречия,
нивелировка и духовное опустошение личности.
Романтический герой - личность сложная, страстная, внутренний мир которой
необычайно глубок, бесконечен; это целая вселенная, полная противоречий. Романтиков
интересовали все страсти, и высокие и низкие, которые противопоставлялись друг другу.
Высокая страсть - любовь во всех ее проявлениях, низкая - жадность, честолюбие,
зависть. Низменной материальной практике романтики противопоставляли жизнь духа, в
особенности религию, искусство, философию. Интерес к сильным и ярким чувствам,
всепоглощающим страстям, к тайным движениям души - характерные черты романтизма.
Эпоха Романтизма ознаменовалась расцветом литературы, одним из отличительных
свойств которой было увлечение общественными и политическими проблемами. Пытаясь
постичь роль человека в происходящих исторических событиях, писатели-романтики
тяготели к точности, конкретности, достоверности. В то же время действие их
произведений часто разворачивается в необычной для европейца обстановке - например,
на Востоке и в Америке, или, для русских - на Кавказе или в Крыму. Необыкновенные и
яркие картины природы, жизнь, быт и нравы далеких стран и народов - также
вдохновляли романтиков.
Романтизм в России явление во многом отличное от западноевропейского, хотя и на
него безусловное влияние оказала Великая Французская революция. Дальнейшее развитие
направления связано, прежде всего, с войной 1812 и ее последствиями, с дворянской
революционностью. Историю русского романтизма принято делить на два периода.
Первый заканчивается восстанием декабристов. Романтизм этого периода достиг своей
вершины в творчестве А.С.Пушкина, когда он пребывал в южной ссылке. После 1825
русский романтизм изменяется. Поражение декабристов стало переломным моментом в
жизни общества. Романтические настроения усиливаются, но акценты смещаются.
Противопоставление лирического героя и общества становится роковым, трагическим.
Это уже не сознательное уединение, бегство от суеты, а трагическая невозможность найти
гармонию в обществе.
Творчество М.Ю.Лермонтова стало вершиной этого периода. Лирический герой его
ранней поэзии - мятежник, бунтарь, личность, которая вступает в битву с судьбой, в
битву, исход которой предопределен. Однако эта борьба неизбежна, потому что она и
является жизнью {Я жить хочу! хочу печали...). Лирическому герою Лермонтова нет
равных среди людей, в нем видны и божественные и демонические черты (Нет, я не
Байрон, я другой...). Тема одиночества - одна из основных в творчестве Лермонтова, во
многом дань романтизму. Но она имеет и философскую основу, связанную с концепциями
немецких философов Фихте и Шеллинга. Человек - не только личность, ищущая жизнь в
борьбе, но при этом сама полна противоречий, соединяющая в себе добро и зло, и во
многом из-за этого одинокая и непонятая. В стихотворении Дума Лермонтов обращается к
К.Ф.Рылееву, в творчестве которого жанр «думы» занимает немалое место. Ровесники
Лермонтова одиноки, жизнь для них бессмысленна, они не надеются оставить свой след в
истории: Его грядущее иль пусто, иль темно.... Но и для этого поколения святы
абсолютные идеалы, и оно стремится к обретению смысла жизни, но ощущает
недостижимость идеала. Так Дума из рассуждения о поколении становится размышлением
о смысле жизни.
Лермонтов шел по пути усовершенствования романтической эстетической системы,
углубления психологического анализа, все большего проникновения в неизведанные
сокровенные тайны жизни души и сердца. В романе «Герой нашего времени» автор создал
образ трагической личности, образ человека «пожираемого страшными силами своего
духа», осужденного в силу обстоятельств «на внутреннюю и внешнюю бездеятельность».
Он изображен, как писал Белинский, «не в бальном костюме, не в мундире, а в халате, в
своей комнате, в уединенной беседе с самим собой, в домашнем расчете со своей
совестью». Биография души Печорина излагается автором на фоне различных жизненных
ситуаций и конфликтов. Самонаблюдения героя как бы подвергаются автором проверке в
общении его с другими лицами, путем преломления его внутреннего облика в их
сознании. Это позволяет открываться каким-то новым граням богатой натуры Печорина.
Лермонтов фиксирует внимание не на поведении Печорина, а на внутренних связях и
незримых пружинах психического процесса, на том, что скрыто от постороннего взгляда и
что иногда открывается самим героем под воздействием острой потребности понять себя.
Характерная черта психологизма Лермонтова вытекает из процесса критического
осознания действительности с высоты романтического идеала; от обостренного
восприятия реальности, от созерцания совершается переход к высоким ощущениям,
чувству, размышлениям, к беседе, к полемике с самим собой, к исповеди.
Причина жизненности и долговечности романа Лермонтова заключается не только в
том, что в нем изображен один из важнейших моментов интеллектуального развития
русского общества, но и в том, что в нем отражены такие свойства человеческой природы,
которые обладают особой устойчивостью. Автору удалось заглянуть в такие тайники
психического мира человека, куда не удалось проникать никому из его предшественников
и современников.
РОМАН ЛЕРМОНТОВА «Герой нашего времени»
Творческая история романа
Творческая история романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени» может быть
восстановлена лишь в самых общих чертах. Сохранились настолько скудные материалы,
что нет возможности детально проследить, как создавалось это самое значительное
произведение нашего поэта. Достаточно сказать, что до нас не дошло ни одной рукописи
«Бэлы». Наибольшую ценность представляет тетрадь Лермонтова, содержащая
рукописные тексты «Максима Максимыча», «Фаталиста» и «Княжны Мери», в которой
все написано рукой поэта, за исключением отрывка в «Княжне Мери», написанного
рукой А.П.Шан-Гирея, но сохранившего следы авторской правки. Эта драгоценная
тетрадь хранится в Государственной публичной библиотеке имени М.Е.СалтыковаЩедрина в Санкт-Петербурге. На обложке рукою Лермонтова написано раннее заглавие
романа: «Один из героев начала века». По всей вероятности, это первоначальный текст. В
эту тетрадь также вклеен автограф Предисловия к «Журналу Печорина».
Скорее всего, отдельные эпизоды романа возникли в творческом воображении
Лермонтова летом и осенью 1837 года на Кавказе и в Закавказье. По свидетельству
Н.М.Сатина, в Пятигорске Лермонтов «был знаком со всем водяным обществом (тогда
очень многочисленным), участвовал во всех обедах, пикниках и праздниках. Такая, повидимому, пустая жизнь не пропадала, впрочем, для него даром: он... зорко наблюдал за
встречающимися ему личностями». Основная работа над «Героем нашего времени»
относится к пребыванию Лермонтова в Петербурге с начала 1838 года и до начала 1840
года. К сожалению, ни в переписке Лермонтова, ни в воспоминаниях его друзей не
сохранилось сколько-нибудь достоверных свидетельств о ходе работы над романом .
Композиция романа
Композиции «Героя нашего времени» также уделялось много внимания, но оно было
направлено главным образом на пресловутую «двойную хронологию»: рассказ о
событиях идет в обратной последовательности к их истинному подразумеваемому
Добровольский А.В. Энциклопедия «Кругосвет»
Мануйлов В. А. Роман М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени». Комментарии. Издание 2-е дополненное.
Ленинград. «Просвещение». 1975г.
1
течению. Свободное обращение со временем позволяет с большой виртуозностью
обрисовать образ Печорина в разных ракурсах. Вначале читатель узнает о нем в том
освещении, в каком он виделся «доброму штабс-капитану», затем - резкий скачок. Когда
повествователь неожиданно сталкивается с Печориным лицом к лицу, но успевает
вынести свое суждение о нем только по внешности и манере поведения. И лишь после
этого читатель получает три рассказа самого героя о себе: что с ним случилось в Тамани,
в казачьей станице, в Пятигорске и как он сам себя понимает, каким ощущает себя и о
чем размышляет.
К сожалению, в последнее время исследователи нарушают установленную
Лермонтовым дистанцию, пытаясь реконструировать воображаемое фактическое течение
событий. Все упомянутые в повестях «Героя нашего времени» факты вывернуты
наизнанку и поставлены в новую связь. Нарисована схема путешествий Печорина,
согласно которой первой повестью должна была бы быть «Тамань» (Печорин едет
впервые в действующий отряд), второй - «Княжна Мэри» (Печорин после военной
экспедиции отдыхает в Пятигорске), третьей - «Бэла» (за убийство Грушницкого
Печорин отправлен в крепость), четвертой - «Фаталист» (он отлучается из крепости на
две недели в станицу), пятой - «Максим Максимыч» (спустя пять лет Печорин проездом
из Петербурга в Персию снова встречается во Владикавказе с Максимом Максимычем и
повествователем). «Предисловие» к журналу Печорина, в котором сообщается о смерти
героя на обратном пути из Персии, играет роль шестой части.
Двойная хронология в «Герое нашего времени» только показывает, что центр тяжести
в романе Лермонтова не в описании внешних приключений Печорина, а, как сказал
Белинский, «в важном современном вопросе о внутреннем человеке». Именно этой цели
- развитию философской, психологической и этической проблематики - подчинено
чередование повестей, составляющих цельную картину. Что касается перечисленных
выше внешних мотивировок, то они, по-видимому, стояли у Лермонтова на самом
последнем месте, так как эта сторона композиции отработана им весьма небрежно.
Как ни хотел Лермонтов не давать оценку Печорину, переживания героя ему слишком
хорошо известны. И тогда осталось одно: подвергнуть собственному анализу
печоринский самоанализ*? А для этого надо было посмотреть на Печорина не глазами
такого же индивидуалиста и беспощадного скептика, все подвергающего отрицанию, а
глазами человека, у которого есть незыблемые этические ценности. Нравственноэстетическое задание Лермонтова, владевшее его пером, состояло в том, чтобы
подвергнуть критике трагическое противоречие собственного сознания, громко сказать,
что он, Лермонтов, не тождественен, не равен Печорину, что убийственный
индивидуализм Печорина не имеет жизненной перспективы. Лермонтов, создавая
Печорина, преодолевая себя, изживал в себе печоринское начало и отказывался,
отстранялся от него в самом себе1.
ПСИХОАНАЛИЗ РОМАНА «Герой нашего времени»
Личность Печорина с позиции глубинной психологии
Образ Печорина - одно из главных художественных открытий Лермонтова.
Печоринский тип поистине эпохален". Традиционно Печорина причисляют к типу
«лишних людей». Однако в современную эпоху, когда некоторые фундаментальные
положения литературоведческой науки пересматриваются либо подвергаются
корректировке, проблема творческого метода становится наиболее актуальной. Те
псевдореволюционные концепции, которые внедрились в научное сознание в последние
10-15 лет, отнюдь не отражают истинных потребностей литературоведческого знания на
современном этапе его развития. Противостоящие им традиционные подходы также не
отвечают вызову времени. В них много архаичного, давно преодоленного смежными с
филологией областями гуманитарной науки. Накопленный за минувшие полвека
' Коровин В.И. Творческий путь М.Ю.Лермонтова. Москва. «Просвещение». 1973г.
Удодов Б.Т. Роман М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени». Москва. «Просвещение». 1989г.
2
потенциал в области психологии, антропологии, истории, социологии открывает новые
перспективы для историко-литературных исследований.
В свете новейших открытий основательного переосмысления требуют как исходные
методологические установки, так и более узкие проблемы - жанра, типа, характера.
Пересмотру должны быть подвергнуты и некоторые термины в силу их высокой степени
инертности. В свое время Ф.Бэкон назвал такие термины-понятия «идолами»,
препятствующими прогрессу научного знания. К их числу, безусловно, следует отнести
психологический анализ и социально-психологический тип и характер. Все они требуют
расширительного толкования на основании открытий аналитической и индивидуальной
психологии.
На Западе интеграция литературоведения и научной психологии произошла более 50
лет назад. За это время вышли фундаментальные труды эпохального характера, среди
которых можно назвать хотя бы монографии Ж .-П .Сартра о Флобере, К.Ясперса о
Стриндберге, Э.Кречмера о европейских писателях, З.Фрейда о Гете, По, Иенсене, К.Г.Юнга о методологии литературоведения. В отечественной же науке до сих пор
встречаются архаичные понятия, вроде «диалектики души», которые характеризуют
младенческое состояние психологии и физиологии середины XIX века и уже давно ничего
не выражают с точки зрения строгой научности. 1 Поэтому появляются новые
оригинальные точки зрения, и одна из них принадлежит Егорову Олегу Георгиевичу доктору филологических наук, члену-корреспонденту МАНПО. В своем исследовании он
предпринимает попытку пересмотра традиционной трактовки центральных типов русской
литературы XIX века с позиции глубинной психологии.
Лермонтовского Печорина традиция причисляет к типу «лишних людей» и выводит
свойства его характера из социальных условий николаевской эпохи. То есть психология
героя понимается как социальная психология, а попросту - социология.
Детерминированность психологического характера условиями социально-политического
бытия личности была укоренившимся представлением отечественной литературной
традиции. В этом представлении не было ничего специфически психологического.
Однако в тексте романа есть множество указаний на иные источники печоринского
характера, которые ускользали от внимания критиков вследствие незнания ими основ
научной психологии. Открытия глубинной психологии XX века позволяют вскрыть
истинные мотивы поведения героя Лермонтова и сущность его взаимоотношений с
другими персонажами романа.
Раскрытию свойств характера и мотивов поведения Печорина способствует то
обстоятельство, что часть романа написана в форме дневника. В дневнике сам герой
указывает на истоки своих душевных конфликтов. Для научного анализа важными
являются как интерпретация Печориным сущности этих конфликтов, так и их подлинное
происхождение независимо от их понимания героем.
Печорин относит происхождение дурных свойств своего характера к детству в
знаменитом монологе «Да, такова была моя участь с самого детства!» В другом месте
своего журнала он признается, что воспоминания имеют для него огромную власть. В
обоих случаях высказывания героя согласуются с выводами индивидуальной психологии
о том, что «содержание и эмоциональная окраска детских воспоминаний, «избираемых»
человеком из огромной их массы для того, чтобы объяснить направление своей личности,
очень важны».
Душевные конфликты, пережитые Печориным в детстве, сформировали его
нервический характер и руководящую личностную идею. «Из детского чувства
неполноценности, - как пишет А.Адлер, - произрастает раздраженное стремление к
' Егоров. О.Г. Нервический характер в русской литературе. Научно-методический журнал «Литература в
школе». №3 2005г. ООО «Редакция журнала «Уроки литературы».
власти». Эти два душевных свойства - детский невроз и стремление к власти определили всю дальнейшую линию поведения лермонтовского героя.
Невротический склад печоринской натуры отмечают и другие персонажи, в том числе
действующие за рамками дневниковой части романа. Максим Максимыч называет это
странностями, источники которых для него темны, но выражения их бросаются в глаза. И
это не удивительно, так как «у нервозных людей, - согласно теории и практике глубиной
психологии, - нет абсолютно новых черт, у них нет ни одной черты, которая не
встречалась бы у нормального человека. Но невротический характер бросается в глаза, он
более явственный...».2 Ни Максим Максимыч, ни сам Печорин не понимают, несмотря на
весьма точные наблюдения, того, что «странности поведения» являются у него
компенсацией невротического чувства неполноценности, которое сам герой
квалифицирует как нравственную ущербность (я с детства сделался нравственным
калекой»).
В пространном монологе повести «Княжна Мэри» Печорин перечисляет душевные
свойства, которые возникли у него в результате конфликтов детства: «Все читали на моем
лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали - и они
родились...никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен...другие дети были
веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. Я сделался
завистлив...» - «Форма и содержание невротической ориентации рождаются из
впечатлений ребенка, который чувствует себя обиженным. Эти впечатления, неизбежно
возникающие из изначального чувства неполноценности, вызывают агрессивную
реакцию в жизни, цель которой - преодоление одной большой неуверенности. В этой
агрессивной позиции находят свое место все попытки ребенка, которые обещают
возвышение его личностного чувства. Все проявления невроза происходят из этих
подготовительных средств, которые устремлены к конечной цели - к превосходству». 3
«Дети, - как свидетельствует индивидуальная психология, - не выражают свое стремление
к власти над другими явно, а скрывают его под личиной заботливости и любви и
занимаются своим делом под обманчивой маской...Неприкрытое стремление к власти и
неуверенность в себе может повредить развитию ребенка и превратить мужество в
дерзость, мягкость в утонченную стратегию, целью которой является полное
доминирование». Что и произошло с Печориным в зрелые годы.
Связанность жесткой социологической установки не позволяла ранее исследователям
выйти из порочного круга социологических детерминант. В прежней социальной
психологии не было того, что помогло бы истолковать образ из его личностных
психологических предпосылок. Все объяснения сводились к эпохе, времени, методу
романтизма. Аксиологически лермонтовский герой во всех интерпретациях оказывался
жертвой обстоятельств, условий, но никогда - собственного выбора, который кроется в
его душевных глубинах.
Объясняя противоречия своего характера душевными конфликтами детства, Печорин
строит свой жизненный план не с оглядкой на прошлое, а в расчете на будущее. Поэтому
все его экстравагантные поступки следует толковать не каузально, а телеологически.
«Невротической психикой управляют не воспоминания, а фиктивная конечная цель,
которая использует воспоминания практически, в форме готовностей и черт характера».
Такой целью для Печорина становится жажда власти над другими людьми. Честолюбие у
меня подавлено обстоятельствами, - признается он в дневнике, - но оно проявилось в
другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, а первое мое
удовольствие - подчинять моей воле все, что меня окружает». «Признак невроза, его
отличие от нормы как раз и состоит, - согласно глубинной психологии, - в тенденции '
Адлер А.О. О нервическом характере. Москва. 1997г.
Адлер А.О. О нервическом характере. Москва. 1997г.
3
Адлер А.О. О нервическом характере. Москва. 1997г
4
Адлер А.О. О нервическом характере. Москва. 1997г
1
2
проявить свое превосходство всеми средствами». Это обстоятельство не было отмечено
современной Лермонтову критикой, но не осталось без внимания со стороны читателя
1840-х годов. Так, сестра Николая I Мария Павловна совершенно правильно назвала
коренное свойство характера Печорина: «В сочинениях Лермонтова, - писала она, - не
находишь ничего, кроме стремления и потребности вести трудную игру за властвование,
одерживая победу посредством своего рода душевного индифферентизма».
Детские впечатления Печорина не ограничиваются исключительно душевными
конфликтами. Из детства герой вынес и представления о своей социальной роли. Тот
факт, что Печорин, останавливаясь на дурных последствиях воспитания, не упоминает о
родителях, является показательным. Он не фиксирует на родителях свои невротические
симптомы. Это дает основания предполагать раннее освобождение героя от их влияния,
ранний разрыв семейных уз.
Но свобода не приводит героя к психическому оздоровлению. Разрыв произошел,
вероятно, до завершения процесса индивидуализации, скорее всего на его первичной
стадии. Вместо того чтобы в процессе прохождения длительного пути психологического
самоосуществления постепенно и безболезненно освободиться от психологической
зависимости от родительского авторитета и одновременно приспособиться к жизни в
обществе, к его требованиям и обязанностям, Печорин вследствие резкого разрыва
получает новую душевную травму, которая навсегда закрепляет в его сознании образ
семьи как миниатюрной модели общественного организма, к которому надо вставать в
такие же отношения, как и к семье. В этом кроется причина постоянного бегства героя от
общества и понимание его как устройства деспотического и враждебного свободной
индивидуальности.
Как в душевной жизни его психическая энергия искала обходные пути и тем самым
приводила к душевным конфликтам, так и в обыденной жизни он стремился к
достижению цели в обход общественно принятой траектории движения общественного
человека. С этой точки зрения композиция романа отражает искривленность душевного и
жизненного пути героя.
К началу сюжетного действия романа личностная идея Печорина не только
сформировалась, но и неоднократно проверялась на практике. Ее сущность заключалась в
«желании быть наверху» В психологии невроза «низ» служит проявлением чувства
неполноценности, «верх» - ощущением фиктивной конечной цели. В смене и колебаниях
психических проявлений обнаруживается то «низ», то «верх».
Следствием петербургских похождений Печорина была ссылка на Кавказ: он оказался
«внизу». Но частично это падение было компенсировано тем, что Кавказ, будучи «низом»
в социально-иерархическом смысле, является «верхом» географически. Неслучайно в
Пятигорске Печорин «нанял квартиру на самом высоком месте, у подошвы Машука».
Стремление доминировать, быть «вверху» руководит и отношениями Печорина в
любви. «Невротик привносит в любовь старые предрассудки и поступает так, как будто
любовь должна обеспечить защиту его идеи, триумф его взвинченного идеала
превосходства, а не подарить новую реальность - дружбу и единство с другой
личностью».2 В дневнике Печорин признается: «А ведь есть необъятное наслаждение в
обладании молодой, едва распустившейся души!.. Я чувствую в себе эту ненасытимую
жадность, поглощающую все, что встречается на пути...». «Нервозный человек не
способен к подлинной любви, потому что его застывшие готовности служат фикции, воле
к власти, а не к социальной жизни».
Невротический характер Печорина проявляется и в его взаимоотношениях с другими
персонажами его дневника, прежде всего с Вернером и Грушницким. Печорин сошелся с
Вернером не потому, что у них много общего, например, в образе мыслей и в отношениях
к «водяному обществу», как утверждает герой. Напротив, они во многом
Адлер А.О. О нервическом характере. Москва. 1997г
Адлер А.О. О нервическом характере. Москва. 1997г
1
2
противоположны. Печорин признает, что «к дружбе не способен: из двух друзей всегда
один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается» (то есть один
всегда «вверху»).
В отношениях с Вернером Печорину принадлежит бесспорное преимущество. Он и
здесь оказывается «наверху». И выбор Печорина не случаен. Вернер во всем ему уступает:
он бледен, некрасив, низкого происхождения, растерял клиентуру. Вернер обуреваем той
же идеей, что и Печорин, - попасть «наверх». С Печориным он тягаться не может, и это
внутренне понимают оба.
С Грушницким Печорин не мог быть в тесных отношениях не по тому, что тот ниже
его по уму (Печорин признает за ним много достоинств: остроумие, храбрость, добрые
свойства души), а Вернер умнее, а потому что в обществе Грушницкого он не может
первенствовать. В этом он признается с самого начала: «...я его также не люблю: я
чувствую, что мы когда-нибудь столкнемся на узкой дороге, и одному из нас будет не
сдобровать».
У Грушницкого много свойств, которых нет у Вернера, но есть у Печорина:
привлекательная внешность, происхождение, «занимается целую жизнь одним собой».
Даже в речи Печорина и Грушницкого встречается одна общая фраза (Печорин: «они
(жены местных властей) привыкли на Кавказе встречать под нумерованной пуговицей
пылкое сердце и под белой фуражкой образованный ум»; Грушницкий: «И какое им
(московской знати) дело, есть ли ум под нумерованной фуражкой или сердце под толстой
шинелью?»). Грушницкий не позволил бы в дружбе с Печориным оказаться в
подчиненном положении, «внизу», не потерпел бы этого и Печорин.
С Вернером Печорину не надо соперничать: Печорин и так почти во всем его
превосходит. И слова Печорина о том, что они с Вернером «друг друга скоро поняли и
сделались приятелями», нельзя понимать как равенство в отношениях. Печорин и Вернер
тяготеют друг к другу как нервические характеры. Вернер не может претендовать на
равенство там, где оно невозможно в силу социального происхождения и природного
первородства. Это воспринимается в той среде как естественный, само собой
разумеющийся факт.
Ошибка в том, чтд часто читатель и исследователь слишком доверяют словам
Печорина, отвлекаясь с? социально-исторических и культурных реалий времени. Мешает
пониманию этого и закрепившийся в сознании (со слов Печорина) отрицательный образ
Грушницкого и положительный Вернера. Нельзя забывать, что образы обоих знакомых
Печорина создаются им самим, а дневник - это субъективный жанр.
Проницательность, понимание друг друга с полуслова Печорина и Вернера не
являются показателями равенства обоих в их отношениях. Следует также помнить, что
Грушницкий для Печорина (также как и Печорин для Грушницкого) всегда неудобный
соперник. Необходимо принимать в расчет и девальвирующую тенденцию в оценке
Печориным Грушницкого. С самого начала их знакомства между ними установились
отношения соперничества за первенство в армейском кругу и «водяном обществе».
Только Грушницкий в этом соперничестве шел прямой дорогой, а Печорин как невротик обходной.
В дневнике Печорин хотя и откровенен сам с собой, но это не меняет его
негативистского отношения к конкуренту. Все положительные свойства Грушницкого он
старается умалить, все отрицательные - усилить. Если бы Грушницкий был таким
ничтожным как пытается его представить традиционное прочтение романа, то он не
занимал бы такого важного места в журнале Печорина и в истории его пятигорских
приключений. Личность самого Печорина умалилась бы вследствие соперничества с
таким незначительным характером. Вопрос о первенстве решает не ум, смелость и
моральное превосходство Печорина, а сословный институт дуэли, который изначально
уравнивает соперников.
Вернер тоже невротик. Но истоки его невроза иные, чем у Печорина. Если у
последнего невроз сформирован семейным укладом и отношениями (деспотические
родители и как реакция на них - ранний мужской протест), то Вернер стал невротиком в
силу органических дефектов (детский рахит, врожденная хромота, слабая физическая
конституция) и низкого социального происхождения.
К интенсивным выводам приводит сопоставление трех персонажей романа Печорина, Грушницкого и Вернера - в свойственной им всем установке стремиться
«наверх». Грушницкий как человек с абсолютно здоровой психикой идет к цели прямой
дорогой (псевдоромантические позы, которые он принимает, являются лишь данью моде),
в то время как Печорин и Вернер следуют к ней обходным путем, что свойственно
невротикам.
Печорин определяет жизненную цель Грушницкого как стремление «сделаться
героем». И в эту оценку он вкладывает отрицательный смысл. Для нервозных типов
характерна «тенденция девальвировать людей и обстоятельства». Но сам Печорин уже
стал таким героем во мнении других людей, хотя и невольно. Вернер сообщает Печорину:
«Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским
сплетням свои замечания»; «В ее (Мэри) глазах вы сделались героем романа в новом
вкусе».
Вернер слывет в кругу молодежи Мефистофелем, и это книжное прозвище льстит его
самолюбию: не будучи в силах преуспеть в достижении жизненной цели - возвыситься
богатством и положением, он - развивает в себе девальвирующую тенденцию, с помощью
которой стремится обесценить те ценности и авторитеты, которые ему недоступны.
Для этого он так же, как и Грушницкий, использует книжно-театральные штампы неизменно черный цвет одежды и модные в то время желтые перчатки, а кроме того,
линию поведения (внешне скептик, внутри поэт). Как невротики его типа, он не чужд
сентиментальности («плакал над умирающим солдатом»), непрактичен в жизни («для
денег не сделал бы лишнего шага»), хотя ставит цель разбогатеть. Нервический склад
характера превращает цель Вернера подняться «наверх» ценой больших денег - в
жизненную фикцию.
Если Грушницкому свойственно прозаическую жизненную цель - добиться успеха у
женщин - облекать в псевдоромантические формы, характерные для коллективного
сознания эпохи и среды,, то Печорин и Вернер стараются обесценить, девальвировать то,
что во мнении большинства представляет безусловную ценность (разговор в
«философско-метафизическом направлении» в кружке молодежи, частые беседы «об
отвлеченных предметах»).
Вернер находится в неявном, но безусловном подчинении у Печорина. Это происходит
невольно и незаметно для самого Печорина. Вернеру льстит дружба с Печориным,
родовитость, внешность, авторитет и авантюризм которого как бы служат компенсацией
того, чего у него нет. Обаяние и власть личности Печорина настолько велики, что
профессиональная и человеческая проницательность Вернера бессильны противостоять
им. Вернер не только попадает под влияние Печорина, но и становится орудием в его
руках: сообщает важные для Печорина сведения, действует в обществе по его наущению.
Причудливый жизненный путь Печорина не является лишь следствием его дурного
воспитания и социальных условий времени. Это его харизма, которую он не смог
сотворить сам, так же как и любые внешние факторы. Причины противоречивого
жизненного пути лермонтовского героя заложены в темных глубинах его психики,
некоторые особенности которой приоткрыл нам автор посредством гениальной
творческой интуиции. Сам герой, анализируя свой жизненный путь и характер, пытается
дать рациональное истолкование непознанным глубинам собственной души в двух
монологах: о вероятно существовавшем предназначении и о двух выражениях своей
персоны - человеке поступающем и человеке анализирующем. Под последними формами,
безусловно, надо понимать бессознательное и сознательное. Бессознательность многих
поступков героя (неразумность с точки зрения рассказчика и персонажей романа) вызвана
теми невыявленными инстинктами, которые таятся в глубинах его души.
В любой социальной модели (не только в условиях николаевской России) данный
тип действовал столь же безрассудно и немотивированно по причине решающего
влияния на его поступки не противоречий эпохи и неадекватности ей духовно одаренной
личности, а в силу скрытых от сознания, то есть недоступных обыденному разумению
внутренних психических факторов. Вот почему за Печориным закрепился термин
«лишний человек». Такие личности в разной модификации появляются в разные
общественные эпохи, и их поступки всегда воспринимаются обществом как
«неразумные» и «неадекватные». Объяснить их одними социальными условиями
невозможно, так как один и тот же характер действует одинаково в разных
обстоятельствах.
«Герой нашего времени» - психологический роман
Ну а теперь у нас есть возможность уточнить представление о психологическом
романе: психологическим романом можно назвать такой, в котором самоанализ
персонажей направлен на характеры и мотивы поведения и в котором этот самоанализ
подвергнут анализу автора или повествователя. При этом автору или повествователю не
обязательно преодолевать свою точку зрения, но аналитически отнестись к самоанализу
действующих лиц он обязан.
Роман М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени нередко сопоставляли с различными
произведениями как русской, так и в особенности западноевропейской прозы, с целью
выяснения его литературных источников. В результате сравнительного изучения
произведения отмечались отдельные общие мотивы, которые касались преимущественно
внешних совпадений, мало затрагивая внутреннюю сущность лермонтовского романа.
Отмечались некоторые тематические переклички, обращение к опыту
автобиографической повести, жанру путевых записок, исповеди, форме, которая
утвердилась после Руссо сначала в сентиментальной прозе, затем в романтической
литературе. У Лермонтова обращение к этим жанрам вызвано не столько силой традиций,
сколько внутренними побудительными причинами. Форма путевых записок и
литературного дневника более всего соответствовала замыслу автора. Жанр лирического
романа давал ему больше свободы, право не придерживаться в повествовании
хронологии событий, подчинив построение логике психологического содержания.
Организующим началам, стилистическим и сюжетным, становится «внутренний
человек», его раздумья, «боренья дум», исповедь.
При необычайной сжатости роман отличается исключительной насыщенностью
содержания, многообразием проблематики — социальной, психологической, нравственнофилософской. Проблема личности — центральная в романе: «История души
человеческой... едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа», — говорит
в романе Михаил Лермонтов. Здесь прямая перекличка с гиперболой Виссариона
Белинского, который в 1840 году писал: «Для меня теперь человеческая личность выше
истории, выше общества, выше человечества. Это мысль и дума века!». Личность в её
отношении к обществу, в её обусловленности социально-историческими
обстоятельствами и в то же время в противодействии им — таков особый, двусторонний
подход Лермонтова к проблеме. Человек и судьба, человек и его назначение, цель и
смысл человеческой жизни, её возможности и действительность, свобода воли и
необходимость — все эти вопросы получают в романе многогранное образное
воплощение; богатство проблематики сочетается с органическим единством основной
художественной идеи, которая развита в главном герое — Печорине. Развернутое
изображение «истории души человеческой», повышенный интерес к «внутреннему
человеку» закономерно привели Лермонтова к подлинному психологизму.
Одна из заслуг Михаила Юрьевича — углубление представлений о реальной
сложности природы человека и многомерности структуры человеческой личности.
' Егоров. О.Г. Нервический характер в русской литературе. Научно-методический журнал «Литература в
школе». №3 2005 г. ООО «Редакция журнала «Уроки литературы»
Печорин неоднократно говорит о своей двойственности. Но это не р езультат
столкновения «естественного» и «социального» в нём, как считают некоторые
исследователи. Начальной ступенью концепции человека, развитой в романе, можно
считать решение вопроса о соотношении природно-физиологического и духовного начал.
Примечателен в этом плане отрывок из чернового варианта портрета Печорина: «...таков,
казалось мне, должен был быть его характер физический, т. е. тот, который зависит от
наших нерв и от более или менее скорого обращения крови; душа — другое дело: душа
или покоряется природным склонностям, или борется с ними, или побеждает их; от этого
злодеи, толпа и люди высокой добродетели...». Воздействие природных задатков на
формирование человека не мыслится здесь однозначно положительно, как в различных
теориях «естественного человека». Нет здесь и утверждения о фатальной
предопределенности в человеке злого начала. Формируясь во многом под воздействием
своего «физического характера», душа как свободное сознание способна не только к
противоборству со своей природной основой, но и к самопостроению.
История души Печорина
История души Печорина составляет содержание произведения. Эта задача
провозглашена в предисловии к «Журналу Печорина». История души Печорина
раскрывается в романе не хронологически (хронология смещена), а через цепь эпизодов,
приключений. Они служат выявлению характера и содержат намек на то, что Печорин
так и не нашел достойной цели в жизни, возвращаясь к начальному пункту своих
нравственных исканий. Метания по кругу, осложняясь разнообразием философских идей,
определяющих мотивы поведения, демонстрируют потерянность героя, невозможность
вырваться из противоречий сознания и как бы заранее предначертанной личной судьбы,
разгадать которую герой не в силах.
Характер Печорина задан с самого начала и остается неизменным, хотя психология
героя все более углубляется от приключения к приключению, которые вносят новые
психологические штрихи в его внутренний портрет. Духовно Печорин не растет, его
жизненный опыт существенен не тем, что он каждый раз выходит из того или иного
приключения обновленным, а тем, что он остается одинаковым.
Однако при неизменности духовных результатов каждый эпизод всякий раз бросает
свет на неисчерпаемый потенциал души. В этом состоит история души, ее загадочность и
странность. Отсюда возникает видимое противоречие между богатыми внутренними
возможностями к духовному самопостроению, развитию, обновлению и скромными
успехами героя, как правило кончающимися ощущением скуки и неудовлетворенности
собой. Поэтому Печорин всегда чувствует над собой власть судьбы, которая выступает
преградой, ограничивающей итоги его душевной деятельности и превращающей их в
ничтожные, бесполезные и катастрофические по своим последствиям, угрожающие как
самому герою, так и другим персонажам. В этом смысле Печорин, ощущающий перст
судьбы, едва ли воспринимает себя демоническим существом, злым орудием судьбы,
наказующей силой. Она выступает в его глазах проклятием, а он становится ее жертвой.
Наконец, история души Печорина раскрывается через конкретные эпизоды, имеющие
отношение не к служебной или социальной сферам его жизни, а к личным свойствам
человека и интимным сторонам частной жизни (любовь, дружба, испытание воли, личная
храбрость). Иначе говоря, читатель всюду наблюдает, как проявляются человеческие
качества Печорина, и при этом намеренно отодвинуты социально-общественные
функции личности (дворянин, светский человек, офицер).
История души воспроизводится в трех аспектах: во-первых, с точки зрения
«внутреннего человека», когда утаенные от посторонних, но открываемые для себя
мотивы поведения через цепь внешних поступков, приключений приобретают ясный,
хотя и противоречивый характер; во-вторых, герой отдает себе полный отчет в мотивах и
душевных движениях, определяющих принципы самопостроения души; в-третьих,
история души отображается как объективное описание: Печорин записывает свои
впечатления для себя и воспринимает свой дневник в виде объективного документа
отстраняясь, сколько возможно, от субъективных пристрастий, создавая дистанцию
между действующим, мыслящим собой и автором. Как автор журнала, героем которого
выступает сам, Печорин в равной мере не страшится рассказать ни об идеальных
порывах, присущих ему, ни о темных сторонах души, ни о противоречиях сознания.
Объективность письма достигается и присутствием других рассказчиков - Максима
Максимыча, странствующего офицера. Наконец, Печорин воспроизводит и мнения о себе
других лиц - Веры, княжны Мери, Грушницкого, Вернера. Все они с разной степенью
проникновения в его внутренний мир создают объемный образ его личности. Задача,
следовательно, заключалась для Лермонтова не только в том, чтобы история души
раскрывалась извне и изнутри, а и в том, чтобы дать сколько возможно полное о ней
представление. Все описания внешности героя тоже направлены на отображение души.
Печорин интересен Лермонтову в качестве обобщенного лица, а не некоего казуса,
изображенного сознательно иронически. Ирония выступает как субъективное
художественное намерение.1
Психологический портрет Печорина
В рассказе Максима Максимыча Печорин предстает романтическим героем, встреча с
которым стала одним из ярчайших событий в его жизни; тогда как для Печорина история
с Бэлой - лишь эпизод в ряду других. Итак, из новеллы «Бэла» мы узнаем о
существовании некоего Печорина - героя романтической истории с черкешенкой. Зачем
Печорину понадобилась Бэла; почему, едва добившись ее любви, он скучает и томится;
отчего бросился отбивать ее у Казбича; что мучило его у постели умирающей Бэлы, и
почему он засмеялся, когда добрейший Максим Максимыч попытался его утешить? Все
эти вопросы остаются без ответа; в Печорине - все тайна, поведение героя читатель
волен объяснять в меру собственного воображения.
В главе «Максим Максимыч» завеса тайны приподнимается. Место рассказчика
занимает давешний слушатель штабс-капитана, путешествующий офицер. И
таинственному герою «кавказской новеллы» придаются какие-то живые черты, его
воздушный и загадочный образ начинает обретать плоть и кровь. Странствующий
офицер не просто описывает Печорина, он дает психологический портрет. Он - человек
того же поколения и близкого, вероятно, круга. Если Максим Максимыч ужаснулся,
услышав от Печорина о томящей его скуке: «...жизнь моя становится пустее день ото
дня...», то его слушатель принял эти слова без ужаса, как вполне естественные: «Я
отвечал, что много есть людей, говорящих то же самое; что есть, вероятно, и такие,
которые говорят правду...» И поэтому для офицера-рассказчика Печорин гораздо ближе
и понятнее; он многое может объяснить в герое: и «разврат столичной жизни», и «бури
душевные», и некоторую скрытность», и «нервическую слабость». Так загадочный, ни на
кого не похожий Печорин становится более или менее типичным человеком своего
времени, в его облике и поведении обнаруживаются общие закономерности.
И все же загадка не исчезает, «странности» остаются. Повествователь отметит глаза
Печорина: «Они не смеялись, когда он смеялся!» В них рассказчик попытается угадать
«признак - или злого нрава, или глубокой постоянной грусти»; и поразится их блеску:
«то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодн ый»; и
поежится от «проницательного и тяжелого взгляда»... Именно поэтому так рад
путешественник, заполучив записки Печорина: «Я схватил бумаги и поскорее унес их,
боясь, чтоб штабс-капитан не раскаялся».
Написанное от лица повествователя предисловие к «Журналу Печорина» объясняет
его интерес к этой личности. Он говорит о бесконечной важности изучения «истории
души человеческой», о необходимости понять истинные причины побуждений,
поступков, всего характера человека: «...и быть может, они найдут оправдания
поступкам, в которых их до сих пор обвиняли...» Все это предисловие подтверждает
духовную близость повествователя и героя, их принадлежность к одному поколению и 1
Коровин В.И. М.Ю.Лермонтов в жизни и творчестве. «Русское слово».
одному человеческому типу: вспомните, например, рассуждения рассказчика о «коварной
неискренности истинного друга», оборачивающейся «неизъяснимой ненавистью,
которая, таясь под личиной дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого
предмета, чтоб разразиться над его головой градом упреков, советов, насмешек и
сожалений». Как близки эти слова горьким мыслям самого Печорина о нынешней
дружбе, как объясняют они его убеждения «я к дружбе не способен!»
Мнение рассказчика выражено о Печорине однозначно: «Мой ответ - заглавие этой
книги». Это же и объяснение его напряженного интереса к герою: перед нами не только
своеобразный человек, типичный для своей эпохи. Герой времени - это личность,
сформированная данным веком, и ни в какой другой эпохе подобный человек появиться
не мог бы. В нем сконцентрированы все черты, все достоинства и недостатки его
времени. В предисловии к роману Лермонтов полемически заявляет: «Герой нашего
времени, милостивые государи мои, точно портрет, но не одного человека: это портрет,
составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии».1
Открытия психологизма в романе
Используя в романе традиции мировой литературы, Лермонтов, как отмечалось,
отнюдь не создавал в нем русский вариант французского «аналитического», или
«личного», романа, в котором психологический анализ практически полностью вытеснял
события и показ действительности, лежащей вне внутреннего мира героя. Вопреки
распространенному мнению, о «Герое нашего времени» нельзя говорить, что в нем
«интерес подробностей чувства заменяет интерес самих событий». В своем романе
Лермонтов настойчиво шел к органическому сплетению двух сфер человеческой жизни.
Раскрывая детальнейшим образом «историю души» героя, которая, по мнению писателя,
может быть не менее интересной, чем «история целого народа», Лермонтов тем не менее
не пренебрегает его «делами» и «приключеньями».
Развивая традиции пушкинского непрямого психологизма, Лермонтов в «Герое нашего
времени» подвергает и их существенному творческому преобразованию. Это сказывается,
с одной стороны, в значительном усилении и драматизации сюжетно-событийного начала
в романе, с другой - в интенсивном психологическом насыщении всех его пластов и
уровней, в появлении в йем, наряду с непрямым, прямого психологического анализа и
самоанализа.
Можно утверждать, что для Лермонтова в его романе характерно стремление
одинаково досконально познать законы как интериоризации (перехода внешнего во
внутреннее), так и экстериоризации (перехода внутреннего во внешнее) в их
взаимодействии. Этим обусловлено наличие в романе двух основных форм психологизма
- раскрытия психических процессов и состояний в их внешнем проявлении и
непосредственного прямого анализа психики героя как источника его устремлений,
поступков и действий.
Первая из этих форм основывается на рассмотрении внешнего как особого знака
внутреннего.
Собственно, почти вся первая часть романа, представляющая собой записки офицераповествователя, построена на использовании именно этой пушкинской формы
«объективного психологизма», т.е. раскрытия героев извне. Но и в исповедальной части
романа - в «Журнале Печорина», хотя в ней и преобладают формы психологического
анализа изнутри, немало образцов отображения внутреннего состояния персонажей,
особенно второстепенных, через их внешние проявления.
В первой форме психологизма (непрямого) в романе определяется определенная
градация. Нарастающей сложности психологических явлений (от ощущений, чувств,
переживаний к устойчивым психологическим состояниям, свойствам характера, личности)
соответствует система их внешних «сигналов»: мимика, взгляды, улыбка, интонация,
жесты, позы, движения, поступки, действия, поведение. Чем сложнее характеры, тем
Монахова О.П. Малхазова М.В. Русская литература XIX века часть I. Москва. 1994г.
многозначнее их психологическое содержание, фиксируемое посредством его внешнего
проявления, тем вариативнее и проблематичнее его истолкование со стороны. И наоборот,
менее внутренне богатые характеры проявляют свою психологическую подоснову особенно в экстремальных ситуациях - более определенно и однозначно.
В этом плане небезынтересно сопоставить поведение в сходных положениях
Грушницкого и Вулича. Вот эпизод перед самым началом дуэли Печорина с Грушницким.
Когда секундант Печорина - доктор Вернер - предложил противникам, показавшим
готовность драться и тем самым заплатившим долг условиям чести, объясниться и
помириться, Печорин сказал, что он готов пойти на это. И дальше идет описание внешней
реакции на это предложение Грушницкого, которого в глубине души мучит совесть,
поскольку он со своим секундантом - драгунским капитаном - поставил Печорина в
заведомо невыгодные, поистине «убийственные» условия. «Капитан мигнул
Грушницкому, и этот, думая, что я трушу, принял гордый вид, хотя до сей минуты тусклая
бледность покрывала его щеки. С тех пор, как мы приехали, он в первый раз поднял на
меня глаза; но во взгляде его было какое-то беспокойство, изобличавшее внутреннюю
борьбу». Отказавшись публично просить извинения у Печорина, Грушницкий объявил о
своем прежнем намерении стреляться. И Печорин продолжает испытывать Грушницкого:
«Я пожал плечами.
- Пожалуй: только подумайте, что один из нас непременно будет убит.
- Я желаю, чтоб это были вы...
- А я так уверен в противном...
Он смутился, покраснел, потом принужденно захохотал».
Чувства, обуревающие здесь Грушницкого, достаточно противоречивы, но они по их
внещним проявлениям достаточно ясны для Печорина, и для читателя. Еще более
наглядно внутренне проявляется у Грушницкого во внешнем, когда Печорин предложил
бросить жребий, кому из них стрелять первым.
«Монета взвилась и упала звеня...
- Вы счастливы,- сказал я Грушницкому,- вам стрелять первому! Но помните, что
если вы меня не убьете, то я не промахнусь!- даю вам честное слово.
Он покраснел; ему-было стыдно убить человека безоружного; я глядел на него
пристально; с минуту мне казалось, что сейчас он бросится к ногам моим, умоляя о
прощении; но как признаться в таком подлом умысле?..»
Гораздо сложнее представить и объяснить со всей определенностью всю гамму чувств
и переживаний Вулича в его смертельном эксперименте над собой во время возникшего
среди офицеров спора: есть или нет предопределение в человеческой судьбе. В разных
стадиях этого эксперимента Печорин как свидетель и рассказчик подчеркивает
неизменное спокойствие и хладнокровие Вулича, однако каждый раз за этим
спокойствием скрывается буря самых различных мыслей и чувств, однозначному
определению не поддающихся. Вот один из этих эпизодов: «- Господа,- сказал он (голос
его был спокоен, хотя тоном ниже обыкновенного):- господа, к чему пустые споры? Вы
хотите доказательств: я вам предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно
располагать своею жизнию, или каждому из нас заранее назначена роковая минута...»
Перед выстрелом Печорин пытается прочитать на лице Вулича, что же он чувствует в
этот роковой момент.
«Я пристально посмотрел ему в глаза; но он спокойным и недвижным взором встретил
мой испытующий взгляд и бледные губы его улыбнулись. Но, несмотря на его
хладнокровие, мне казалось, что я читал печать смерти на бледном лице его...
- Вы нынче умрете,- сказал я ему. Он быстро ко мне обернулся, но отвечал медленно и
спокойно:
- Может быть, да - может быть, и нет...»
Когда же вместо выстрела произошла осечка и Вулич выиграл пари, Печорин
поздравил его со счастливой игрой.
«— В первый раз отроду,- отвечал он, самодовольно улыбаясь:- это лучше банка и
штосса...
- Зато немножечко опаснее...
- А что, вы начали верить предопределению?
- Верю.. .только не понимаю теперь, отчего мне казалось, будто вы непременно
должны нынче умереть...
Этот же человек, который так недавно метил себе преспокойно в лоб, теперь вдруг
вспыхнул и смутился...»
Приведенные отрывки, помимо прочего, свидетельствуют о неразрывной взаимосвязи
в лермонтовском романе напряженного сюжетного повествования и всепроникающего
психологизма, хотя в данном случае и без прямого психологического анализа и
самоанализа, о формах которого речь впереди.
Нередко в роли особых знаков внутреннего состояния героя в лермонтовском романе
выступают зарисовки картин природы. Перерастающие из описания места действия в
психологизированный «пейзаж души». В качестве иллюстраций можно привести
пейзажные описания, сопровождающие Печорина к месту дуэли, а затем - после ее
окончания. По своим внутренним художественным функциям они как бы заменяют
развернутое отображение сложнейших психических состояний героя в их противоречивой
динамике.
Драматизм пограничной ситуации, сблизившей для героя до предела жизнь и смерть,
делает восприятие природы с ее неиссякаемым богатством и разнообразием жизненных
сил особенно обостренным.
«Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва выказалось из-за зеленых
вершин, и слияние первой теплоты его лучей с умирающей прохладой ночи наводило на
все чувства какое-то сладкое томление...Я помню,- в этот раз, больше, чем когда-нибудь
прежде, я любил природу. Как любопытно всматривался я в каждую росинку,
трепещущую на широком листке виноградном и отражавшую миллионы радужных лучей!
Как жадно мой взор старался проникнуть в дымную даль! Там путь становился все уже,
утесы синее и страшнее, и, наконец, они, казалось, сходились непроницаемою стеной».
Этот пейзаж не только, передает настроение человека, жадно впитывающего в себя и
красоту и гармонию природы, и ее грозную надчеловеческую мощь и бесконечность,психологизм в изображении конкретных ситуаций и состояний наполняется в то же время
сообщенным символико-философским смыслом.
Завершает же сцену дуэли, когда потрясенный ее кровавой развязкой Печорин
возвращается назад тем же ущельем, изумительный по краткости и вместе с тем
выразительности «пейзаж души»: «Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели».
Наиболее развернутой и часто встречающейся в романе формой обнаружения
внутреннего содержания через его внешние проявления выступает психологизированный
портрет, приемы которого Лермонтов по сравнению со своими предшественниками
существенно приумножил и обогатил. В нем фиксируются и комментируются в первую
очередь такие детали внешнего облика персонажа, которые вскрывают устойчивые черты
его психики и характера. «Я замечал,- говорит Печорин, отражая в этом случае и позицию
автора,- что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его
душою...» В другом месте он замечает: «После этого говорите, что душа не зависит от
тела». В своем романе писатель обнаруживает определенное тяготение к
естественнонаучному истолкованию взаимосвязи психологии и физиологии.
Совершенствование и расширение возможностей психологизированного портрета в
«Герое нашего времени» происходят в значительной степени благодаря подключению к
нему средств и приемов, характерных для очерка, в том числе для физиологического. В
лермонтовском литературном портрете впервые осуществляется оригинальнейшее
соединение физиологического очерка с индивидуально -психологической
характеристикой, что придает им особую жизненную достоверность, убедительность и
глубину. Все это проявляется прежде всего в знаменитом портрете Печорина и прежде
всего в подчеркнуто бесстрастном, детализированном, почти естественнонаучном
описании героя как любопытной человеческой особи. Выписываются подробности его
телосложения, его «тонкий стан и широкие плечи», которые доказывали способность
«переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов», особенности его
походки, лица. Повествователь не забывает даже обратить внимание на качество зубов
героя, как придирчивый знаток, оценивающий качества лошади. И, чтобы читатели не
сомневались, что он именно так объективно физиологически пытается обрисовать этот
незаурядный, на его взгляд, человеческий экземпляр, продолжает: «Несмотря на светлый
его волос, усы его и брови были черны,- признак породы в человеке, так, как черная грива
и черный хвост у белой лошади...»
Но, как уже сказано, лермонтовский потрет не сводится к простой физиологичности,
которая фиксирует в человеке его природное и социально-типовое начало. Это начало
непременно затем конкретизируется проникновением в индивидуально неповторимый не
только внешний, но и внутренний облик. Подробно перечислив в Печорине приметы,
изобличающие в нем «привычки порядочного человека», его принадлежность к
дворянско-аристократической элите, повествователь сосредоточивает свое внимание на
удивительной противоречивости облика героя, за которой угадывается противоречивость
всего характера. Так, «он не размахивал руками,- верный признак некоторой скрытности
характера»; когда «он опустился на скамью», «прямой стан его согнулся, как будто у него
в спине не было ни одной косточки». И дальше: «С первого взгляда на лицо его я бы не
дал ему более 23 лет, хотя после я готов был дать ему 30» и т.д. В итоге перед читателем
вырисовывается образ человека, который с первого же взгляда поражает переплетением
противоположных черт и характерологических признаков, подтверждая впечатление
добродушного Максима Максимыча о его странностях и предсказывая конкретное
раскрытие изнутри в последующих главах романа.
Еще больше очеркового начала в портретах второстепенных персонажей. Как правило,
развернутая портретная характеристика такому персонажу дается перед введением его в
действие, при первом же представлении читателю. Сначала рисуется внешний облик
героя с его обычной для «физиолога» подробностью и дотошностью, а потом даются
комментарии индивидуально-психологического характера. После этого рассказываются
один-два эпизода, в которых комментируемые черты проявляются особенно выпукло. И
только затем персонаж включается в сюжет.
В портретных характеристиках автора «Героя нашего времени» интересует не только
совпадение, но и несоответствие в личности внутреннего и внешнего, внутреннее родство
двух натур при их внешней противоположности и, напротив, их внутреннее различие при
внешнем сходстве. Так, не только Грушницкий, драпирующийся в «трагическую
мантию», но и Печорин склонен «принимать вид», разыгрывать роли, далеко не
отражающие его сущность. Например: «Я принял серьезный вид и отвечал ему»; «Я
всякий раз, как Грушницкий подходит к ней, принимаю смиренный вид и оставляю их
вдвоем»; «Я пристально посмотрел на нее и принял серьезный вид»; «Я задумался на
минуту и потом сказал, приняв глубоко тронутый вид...» Внешнее двойничество
Печорина и Грушницкого акцентирует по крайней мере два момента. Во-первых, маска не
всегда утаивает худшие человеческие качества - она может порой скрывать от
бесцеремонных соглядатаев как раз лучшее в человеке, как в случае с Печориным. Вовторых, внешнее сходство Печорина с Грушницким при их внутренней полярной
несовместимости, помимо прочего, заостряет мысль о недостаточности оценок человека
только по его внешним, «объективным» проявлениям, о необходимости его познания и
изнутри.
А теперь перейдем к «открытому» психологизму в романе. Наиболее прямой формой
психологического раскрытия в «Герое нашего времени» выступает самоанализ героя,
который находит самое различное свое выражение: в форме исповеди перед
собеседником; ретроспективного осмысления своих психических состояний и мотивов
поведения; «психологического эксперимента»- над другими и собой. При этом форма
исповеди перед другими тяготеет к психологической обобщенности, направленной на
раскрытие не отдельных психологических состояний, а целых этапов в духовнопсихологической эволюции героя. Существенно, что чаще всего Печорин здесь не
раскрывает себя до конца. Наиболее характерна в этом смысле его исповедь перед Мери.
Полнее и конкретнее раскрывается герой в ретроспективном самоанализе, когда
пережитые им чувства, мысли, состояния анализируются в процессе последующего
воспоминания и писания дневника или записок. Однако для Печорина не менее
характерен и самоанализ, протекающий синхронно сиюминутному процессу переживания
или действия и впоследствии лишь воспроизводимый в записи. Часто этот вид
самоанализа выступает в форме внутренней речи, которую еще Чернышевский именовал
«внутренним монологом». Эти монологи порой настолько оформлены внутреннесловесно, что незаметно переходят в разговор, в диалог с самим собой человека,
находящегося в высшей степени взволнованности.
В романе встречается и такой вид внутреннего монолога, который отражает
сиюминутное переживание с одновременным его фиксированием в дневнике.
Несмотря на детальность и развернутость внутренней речи у Лермонтова, она не
является еще непосредственным отражением «потока сознания» героя во всей его
сложности, хаотичности и подчас алогичности, какой предстанет в произведениях у
Толстого и тем более у писателей XX века. Внутренние монологи Лермонтова - это, по
удачному выражению В.В.Виноградова, «стенограмма душевной жизни», но
«литературно упорядоченная».
Сложная и противоречивая натура Печорина не могла быть раскрыта без
проникновения в диалектику души героя. Еще Белинский отмечал, что Печорин - «лицо
удивительно многосложное». И одним из проявлений диалектики души Печорина
является противоречивое взаимодействие в его сознании чувства и мысли, его рефлексия.
П о н а б л ю д ен и ю Ч е р н ы ш е в с к о г о, Л е р м о н т о в в с в о е м р о м а н е «б е р е т
определенное...чувство и разлагает его на составные части, - дает нам...анатомическую
таблицу», но при этом не ограничивается одним чувством, а стремится показать сам
процесс «драматических переходов одного чувства в другое, одной мысли в другую».
Показателен отрывок, в котором Печорин рассказывает о быстрой смене своих
ощущений, чувств, мыслей после неудачной погони за Верой.
Напряженный психологический анализ и самоанализ Печорина, его постоянная
рефлексия - не только «болезнь века», как принято думать, а необходимая форма
самопознания и «самопостроения» развитой личности. Болезненные формы она
принимает в переходные эпохи, но и в этих условиях выступает как необходимое
условие развитой личности, критически относящейся и к миру, и к себе.
Однако главное содержание «длинной цепи повестей» о Печорине - это история его
противодействия обстоятельствам и судьбе. Обстоятельства и судьба в итоге оказались
сильнее героя. Титаническая энергия Печорина выливается в «действие пустое». Он так
и не сумел воплотить в жизнь «силы необъятные» своей души. Его поступки нередко
мелки, эгоистичны и жестоки. Тем не менее Печорин, как и лирический герой
раннего Лермонтова, мог бы сказать о себе: «Но лучше я, чем для людей кажусь».
Путем разностороннего психологического анализа писателю удалось показать, что
суд над героем только по делам, без учета его мечты, идеалов, истории души, был
бы односторонен и, следовательно, несправедлив.
Печорин предстает перед нами сложившимся характером с трагической судьбой. И тем
( не менее образ его не воспринимается как закрытый, завершенный в своем развитии.
Он исполнен внутренней динамики, устремленности в будущее, в нем «за человеком
реально действующим...стоит человек потенциальный, возможный в иных
общественных условиях».
Вместе с тем заострение внимания на психологическом раскрытии глубинных
ресурсов внутреннего человека,его относительной самостоятельности и свободы по-
новому ставило вопрос о нравственной ответственности человека за свои поступки и
выбор жизненного пути, за свою судьбу, которые складываются из соотношения
«внутреннего» и «внешнего». В этом главный пафос психологизма Лермонтова,
обусловленный его художественно-философской концепцией человека, всем содержанием
его социально-психологического и философского романа.1
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Значение творчества Лермонтова в истории русской литературы огромно. В своей
лирике он открыл простор для самоанализа, самоуглубления, диалектики души. Этими
открытиями воспользуется потом русская поэзия и проза. Именно Лермонтов решил
проблему «поэзии мысли» в русской литературе. В своей лирике он открыл путь к
прямому, личностно окрашенному слову и мысли, поставив это слово и мысль в
конкретную жизненную ситуацию и в прямую зависимость от духовного и душевного
состояния поэта в каждую данную минуту.
В романе «Герой нашего времени» Лермонтов достиг большого успеха в дальнейшем
развитии и совершенствовании языка русской прозы. Продолжая художественные
достижения Пушкина, Лермонтов не отбросил и творческих открытий романтизма,
которые помогли ему в поиске средств психологического изображения человека.
Академик Виноградов, исследуя стиль прозы Лермонтова, пришел к выводу:
«Лермонтов в «Герое нашего времени» объединил в гармоническое целое все созданные в
пушкинскую эпоху средства художественного выражения. Был осуществлен новый
стилистический синтез достижений стиховой и прозаической культуры русской речи».
Вместив в пределы одного романа все жанры существовавших в 1830-е годы повестей,
объединив их личностью одного, центрального героя, Лермонтов достиг органического
синтеза их повествовательных манер и стилей. Гоголь сказал: «Никто еще не писал у нас
такою правильною, прекрасною и благоуханною прозою». Я не знаю языка лучше, чем у
Лермонтова»,- утверждал Чехов, рекомендуя учиться писать путем тщательного
грамматического разбора лермонтовской прозы.
Наконец роман «Герой нашего времени» открыл путь русскому психологическому и
идеологическому роману 1860-х годов от Достоевского и Толстого до Гончарова и
Тургенева. Развивая пушкинскую традицию в изображении «лишнего человека»,
Лермонтова усложнил психологический анализ в обрисовке его характера и придал
роману философское звучание.2
На данный момент психология начинает все более тесно входить в нашу повседневную
жизнь, и все аспекты существования личности начинают рассматриваться с точки зрения
этой науки. По этому, по-моему, сейчас как нельзя более актуальным является пересмотр
традиционных представлений о произведениях мировой литературы вообще и «Герое
нашего времени» в частности именно с психологической позиции.
Лермонтов создал поистине психологический роман, но не потому так можно
определить его жанр, что здесь много говорится о психике и психологии, а потому, что он
весь и построен по законам человеческой психики, где возможны внешне невероятные
смещения, где сюжетом становится внутренний мир, а композиция вся подчиняется
тонкостям восприятия, где психологическое время реальней хроники.
' Удодов Б.Т. Роман М.Ю.Лермоетова «Герой нашего времени». Москва. «Просвещение». 1989г.
2
Лебедев Ю.В. «Звезды и небо! - а я человек!..». Научно-методический журнал «Литература в школе» №3
2004г. ООО «Редакция журнала «Уроки литературы».
3
Аникин А.А. Одна цитата: тайна печоринского дневника. Научно-методический журнал «Литература в
школе». №3 2004г. ООО «Редакция журнала «Уроки литературы».
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
Библиография
Адлер А.О. О нервическом характере. Москва. 1997г.
Аникин А.А. «Одна цитата: тайна Печоринского дневника».
Научно-методический журнал «Литература в школе».№8
2001г. ООО «Редакция журнала «Уроки литературы»
Герштейн Э.Г. Роман «Герой нашего времени» Лермонтова.
2-е издание исправленное и дополненное. Москва. «ЧеРо».
1997г.
Григорьян К.Н. Лермонтов и его роман «Герой нашего
времени». Ленинградский отдел. «Наука». 1975г.
Добровольский А.В. Энциклопедия «Кругосвет»
Егоров О.Г. «Нервический характер в русской литературе».
Научно-методический журнал «Литература в школе».№3
2005г. ООО «Редакция журнала «Уроки литературы»
Коровин В.И. М.Ю.Лермонтов в жизни и творчестве.
«Русское слово».
Коровин В.И. Творческий путь М.Ю.Лермонтова. Москва.
«Просвещение». 1973г.
Лебедев Ю.В. «Звезды и небо! - а я человек!..». Научнометодический журнал «Литература в школе».№3 2004г. ООО
«Редакция журнала «Уроки литературы»
Мануйлов В.А. Роман М.Ю.Лермонтова «Герой нашего
времени» Комментарии. Издание 2-е дополненное.
Ленинград. «Просвещение». 1975г.
Монахова О.П. Малхазова М.В. Русская литература XIX века
часть I. Москва. 1994г.
Удодов Б.Т. Роман М.Ю.Лермонтова «Герой нашего
времени». Москва. «Просвещение». 1989г.
Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений. Москва
1947г. т.Ш