Аграрный мир в письмах Энгельгарда Не останавливается попытки классификации общества, его дробления и расщепления для большего, как бы это ни было парадоксально, целостного понимания. Сложные конструкты призваны сделать мир, историю его развития яснее. В широко известной постиндустриальной теории пиком развития человечества названо общество с информационной доминантой и диктатом сферы услуг. Начальной же стадией развития социума представляется сообщество людей, неразрывно связанных с землей, древними порядками, тяжелыми трудовыми буднями, самим своим существованием, олицетворяющее дремучесть и тьму. Иной мир пугал и одновременно вызывал интерес у смотрящих свысока представителей более прогрессивных сообществ, к коим принадлежало большая часть дворян России конца XIX в. Перенявшим европейское мировоззрении, заразившимся позитивизмом, материализмом людям, далеким от ручного труда хотелось подстраиваться по модные революционные веяния, узнавать, что происходим на мужитской стороне. Не по своей воле разжалованный питерский профессор Энгельгард прорубает окошко в этот чуждый мир. Для налаживания хозяйства новому помещику приходится определить, распознать порядки общества аграрного, понять законы крестьянской жизни. Его письма из деревни содержат наблюдения и выводы, сделанные в результате плодотворного пребывания в фамильном имении. Во главе любого социума должна стоять доминанта. Ближе к земле, в Батищеве оголяется жестокая правда об основной точке притяжения интересов обществе аграрном – еда, основа существования жизни, находится в постоянном и, особенно остром, сезонном дефиците. Явление кусочничества при этом распространённый путь спасения от голодной смерти при той страшной действительности. Специальные ритуалы и обряды, порядки формируются вокруг него и показывают культуру «земельного» общества. Причины недостающего урожая стоит искать в низкой эффективности хозяйств и помещичьих, и крестьянских. Тысячи «благороднейших» оказались не деятельными и гибкими управленцами, а заложниками старого мышления. Манифест разорвал их привычные хозяйственные отношения, основанные на бесплатной рабочей силе. Специальных познаний в агрономии большинство дворян не имело. «Убедился, что говорить с помещиками о хозяйстве совершенно бесполезно, потому что оно в большей части мало в этом смыслят» - таковы были суждения Энгельгарда. Организовать батрачные хозяйства, тем самым сломав традиционный уклад земельного мира не получается. Крестьяне тоже были неважными новаторами, предпочитавшими проверенные столетиями решения позволявшими хоть и впроголодь, но жить. Классическое трехполье «… заточено под привычные для крестьян зерновые культуры». Оно не могло дать излишков для модернизации хозяйства при существовании выкупных платежей, высокого налогообложения. Более того большинство крестьян оставались на короткой привязи у своими бывших владельцев, дававших в долг хлеб в самые голодное время до нови. Приобретенная личная зависимость не привела к качественному изменению ситуации. Мужик разрывался между своим бедственным хозяйством и наемными работами, которые помогали дополучать минимум хлеба. Как встарь в аграрном обществе продолжали ценить трудовые руки. Семьи формировались на патриархальных порядках – мужчина продолжал быть главным добытчиком по вполне объяснимым причинам: земледелие при отсутствии механизации требовало больших физических усилий, которые мог дать только мужской организм. Но силы человека конечны и ресурсы организма имеют свойство заканчиваться – в 50 лет трудоспособный возраст мужчины подходил к концу. Ему на смену воспитывалась поросль - высокая рождаемость неотъемлемый атрибут патриархальной системы воспроизводства населения. Дети с самого раннего возраста приобщались к работе. Так нанятый Энгельгардом скотник Петр выполнял возложенные на него обязанности не без помощи старших сыновей: Варная четырнадцати лет и Андрея десяти. В то же время женская половина семьи занята поддержанием хозяйства в широком смысле. Весь комплекс работ от готовки до уборки был возложен на плечи матери и дочерей. Лишь груднички не принимали участие в общем деле. А ведь это жизнь образцово-показательной семьи, с завидным доходом. На жалование это при детальном рассмотрении едва ли возможно было прожить: из 60 рублей жалования на поверку оказывалось 6 свободных, не забранных налогами и платежами, минимальными приемлемыми хлебными припасами. Сама общественная реальность приводит человека в ней существующего к необходимости иметь крепкую и большую семью. Опора, в-первую очередь на нее, во-вторую на общину позволяла кровью и потом добывать минимальные средства для выживания. С другой стороны привычной для человека индустриального мира личной внутрисемейной взаимосвязи не было. Браки по расчету, младенческая смертность как подарок свыше вызывает непонимание и отторжение. Но все это вполне вписывается в настоящие условия жизни того общества. Против стихии аграрное общество не посмеет идти. Не хватит не сил, не средств, не духа. Такая неоднородная культура взаимоотношений: с одной стороны простая, с другой обремененная многими смыслами в любом случае отличалась прагматичностью. Ведь угроза смерти всегда находилась рядом. Именно по этой причине наблюдалась общая стагнация, сезонность жизни аграрного общества. Творческий потенциал человека, его созидательные мысли о чем-то новом и прекрасном не появляются в условиях, когда выживание становится основной проблемой. Свободных резервов нет, а следовательно, нет и динамики, есть авторитет предков и мудрость старины. В этом и заключался основной сдерживающий фактор, мешавший переходу к новому тип цивилизации другому обществу. Столь глубоко погрязших во тьме веков людей могли изменить лучшие условия жизни или великие потрясения условия жизни вмиг понижающие. Глобальный сдвиг масс произойдет в недалеком будущем, но шлейф, оставленный движением громадины старины, навсегда оставит свой след в культуре и ныне живой цивилизации.