Современный ребенок энциклопедия взаимопонимания Под редакцией А. Я.Варги Москва Объединенное гуманитарное издательство (ОГИ) «Прагматика культуры» 2006 УДК 159.9-316.89 ББК 88.8 С56 Автор идеи — А. Б. Долгин Первоначальная концепция книги — Е. С. Жорняк и Фонд научных исследований «Прагматика культуры» Продюсеры — А. Б. Долгин, Д. С. Ицкович Редактор-составитель — А. Я. Варга Редакторы первоначального варианта книги — Н. Н. Авдеева, Е. С. Жорняк Ответственный редактор — А. Р. Зарецкий Литературный редактор — Н. В. Кулиниченко Иллюстрации: А. Кудревич Современный ребенок. Энциклопедия взаимопонимания С56 / Под ред. А. Я. Варги. — М.: ОГИ; Фонд научных исследований «Прагматика культуры», 2006. — 640 с. 13ВЫ 5-94282-380-4 18ВИ 5-98392-003-2 Перед вами настоящий путеводитель по загадочному и прекрасному миру отношений детей и родителей. Из этой книги вам не удастся узнать о том, как вырастить из своего чада гения, или как заставить его беспрекословно слушаться. Зато вы узнаете, как правильно разговаривать с новорожденными, что делать, если в школе с ребенком никто не хочет дружить, и для чего подростки красят волосы в зеленый цвет. Вы поймете, что от многого, на что мы не обращаем внимания, зависит будущее наших детей, а многие родительские страхи безосновательны. Книга адресована родителям и детям, а также всем, кого интересует проблема правильных взаимоотношений в семье. Темы статей, вошедших в книгу, были выбраны на основании специально проведенного исследования, выявившего наиболее острые вопросы, на которые многие из нас не находят сегодня ответа. УДК 159.9-316.89 ББК 88.8 © Авторы статей, 2005 © Фонд научных исследований «Прагматика культуры», 2005 © ОГИ, 2005 15ВМ 5-94282-380-4 18ВМ 5-98392-003-2 Содержание От издателя Как быть эффективным родителем 5 7 семья и окружающий мир Исчезновение детства Детство в разных культурах Ребенок у экрана Телевидение и агрессия Компьютерная зависимость: реальная угроза? 17 43 68 75 82 семья как система Бывают ли «чисто детские» проблемы? 103 Опасные связи поколений 128 Родитель-алкоголик 180 Когда родитель в депрессии 189 Домашнее насилие 200 Братья и сестры (или чем первый ребенок отличается от последнего и как помочь им стать друзьями) 222 ребенок появляется на свет Младенец Психическая жизнь младенца Роль матери и отца в развитии ребенка в раннем детстве Близнецы Темперамент ребенка 239 251 276 303 336 ребенок растет Кризисы: узлы на линии жизни Ребенок-дошкольник Детская игра: самое полезное удовольствие Как развивать умственные способности детей Как выбрать детский сад Подводные камни школьной жизни Ребенок проходит психологическое тестирование Подростковый возраст как кладовая для дальнейшего построения жизни Формирование сексуальной ориентации у детей 359 386 393 424 483 499 518 530 трактат о воспитании Родители и дети: кто кого воспитывает? Как воспитать ребенка и получить удовольствие Новые принципы воспитания в действии Роль денег в воспитании детей Именной указатель 545 567 605 614 630 От издателя В книге «Современный ребенок» представлена новая концепция воспитания, основанная на последних достижениях мировой и отечественной психологии семьи. Семья — это не просто совокупность индивидуумов, по воле судьбы живущих под одной крышей: современные психологи доказали, что семья живет и развивается по тем же законам, что и любая другая система, будь то клетка, организм или биосфера. И если игнорировать эти законы, то семейные проблемы не разрешаются, а усугубляются. Не менее важны и социальные, нормы, которые самым непосредственным образом влияют на формирование семейных ценностей, на стиль семейного общения, на семейный уклад и, разумеется, на представление о воспитательном процессе. Вот почему первые два раздела книги — «Семья и общество», «Семья как система» — посвящены большей частью проблемам взаимодействия семьи и общества. В разделах «Ребенок появляется на свет» и «Ребенок растет» речь уже идет о собственно детской психологии, о вопросах и трудностях, с которыми могут столкнуться родители в разные периоды жизни ребенка» — от внутриутробного развития до подросткового возраста. В заключительном разделе книги — «Трактат о воспитании» — рассказывается о том, как эти трудности предотвратить и что такое современные (или, что то же самое, демократические) принципы воспитания. Пользоваться книгой чрезвычайно просто: все пять разделов состоят из главстатей, посвященных той или иной проблеме; суть затрагиваемых проблем изложена в трех-четырех строках, предваряющих текст. Главы книги разделены на тематические блоки, курсивом выделены ключевые понятия и самые важные мысли. Особое внимание советуем обратить на помещенные в конце части статей практикумы — внимательно ответив на предлагаемые вопросы, вы сможете лучше разобраться в своей семейной ситуации, а упражнения и советы помогут вам справиться с конкретными проблемами. В конце книги расположен список рекомендуемой литературы. Практические рекомендации ищите рядом со значком . Как быть эффективным родителем (вместо предисловия) В психологии общения, к которой относится и воспитание ребенка, много парадоксальных задач; зачастую достигнуть цели напрямую просто невозможно. Если ваша цель хорошо выглядеть, научиться чему-либо, чтолибо освоить, то практически все зависит от вас. А если задача касается чегото, что зависит от другого или вообще от совместных усилий нескольких людей? Тогда достичь намеченной цели становится намного сложнее. Стать хорошим, эффективным родителем очень непросто. Также непросто, как, например, удовлетворить потребность быть сильно любимым. Такого рода желания подобны бочкам без дна, которые нельзя наполнить, поскольку нет способа измерить силу любви, равно как и не придумана шкала, по которой можно рассчитать эффективность семейного воспитания. Сегодня стремление быть эффективным родителем стало особенно актуальным. Согласно социологическим исследованиям, человечество находится в демографической яме, в результате отношение к семье в целом, и к родительству в частности, претерпевает серьезные изменения. Иными словами, деток мало, вот ценность их и растет. Казалось бы, прекрасное стремление быть хорошим родителем свидетельствует о готовности человека взять на себя ответственность за воспитание детей. Но на самом деле не все так однозначно. И причин тому несколько. 1. Пока растишь ребеночка, не знаешь, каким он вырастет. Жизнь метается очень быстро, и неясно, пригодятся ли ребенку во взрослой жизни те знания, которыми снабдили его в детстве родители. Более того, из родительского опыта ребенком усваивается всего лишь малая часть; он проживет свою жизнь в иной реальности — с новыми технологиями, с новыми ценностями, в другой культуре. Для нашего времени вообще характерно не принимать в расчет опыт прошлых поколений. Например, компьютер для взрослых — слегка освоенный инструмент вроде продвинутой пишущей машинки, способной отправить почту, показать кино и предложить некоторые развлечения, которым, конечно, не сравниться с приятным застольем или интересным путешествием. А для детей компьютер — целый мир, реальность, пусть виртуальная, но все же реальность, заменяющая в тяжелых случаях действительность. Раньше существовала народная педагогика, и всему обществу было понятно, что считать хорошим воспитанием, а что — плохим. Бедно, в целом, жило общество и трудно, поэтому, как сформулировал автор идеи этой книги А. Б. Долгин, «трудовая мораль имела невымышленные основания». Социальные процессы последних лет привели к тому, что позиции народной педагогики разрушились и обесценились, а вместо нее сложилась глубоко противоречивая система семейного воспитания, классифицируемая психологами как репрессивная анархия — «репрессивная», потому что много наказаний, угроз и ограничений, а «анархия», потому что ни предсказуемости, ни последовательности в этих наказаниях нет. Чтобы быть эффективным родителем, нельзя ориентироваться на то, как поступают со своими детьми окружающие вас люди, — вероятность того, что они попали в болото репрессивной анархии, очень велика. Задача быть эффективным родителем должна решаться в условиях, когда вокруг нет позитивных образцов. Эффективный родитель сегодня — пионер-первопроходец, великий изобретатель забытых велосипедов. На то, каким вырастет ребенок, действует не только стратегия родительского воспитания. Есть еще и социализация — влияние на ребенка няни, сверстников, учителей, тренеров, репетиторов, фильмов, комиксов, компьютерных игр, книг, наконец. Отследить и проконтролировать это влияние невозможно, хотя некоторые родители-идеалисты пытаются (с тем дружи, с этим не дружи); результаты, как правило, плачевны. Деньги в этом никак не помогут. Выбрали люди для своего чада прекрасную няню. Пока выбирали, всяких гувернанток навидались. «Нанимаешь, смотришь в конце дня видеозапись, день, другой все вроде хорошо, на третий день бац — два часа по телефону трепется, ребенок в небрежении — увольняешь. Наконец нашли: ребенка любит, занимается с ним, гуляет подолгу, трудолюбивая, чистоплотная, он у нее весь наглаженный, аж блестит. Говорить начал, рот открыл — полились просторечия: «ложи», «застегай» «семачки» и прочее. Ужас. Отучали-отучали, так и не отучили. В школу пошел — задразнили. Хороших деток стал сторониться, подружился со шпаной». Вот тебе и социализация. 4. Ежедневное общение и взаимодействие с детьми в семье—процесс, в основном неосознаваемый, автоматический, естественный. Воспитывая ребенка, родители часто не принимают осознанных решений, действуют импульсивно. Когда папа, например, покупает пианино, он это делает просто потому, что соседи купили и соседский мальчик уже играет на пианино. В данном случае нет оснований видеть в действиях этого любящего отца осознанный процесс осуществления некоего продуманного воспитательного проекта. 5. Кроме того, часто плохо осознаются цели воспитания. Родитель может не подозревать, что он воспитывает у ребенка. Например, родители вольно или невольно стараются сделать ребенка адаптивным, дать ему какие-то навыки, которые позволят ему легко и быстро привыкать к социальной среде. Самый простой пример—выбор профессии. Огромное количество родителей, прошедших лагеря в 1937 году, точно знали, что ребенок должен стать врачом, потому что лекарь всегда выживет в лагере. И очень многие дети таких родителей стали врачами. Получается, что люди невольно готовили своего ребенка к жизни в заключении. Никто из них, разумеется, не хотел, чтобы их ребенок сел в тюрьму, но действовали так, как будто это неизбежно. Сейчас также очень распространена идея о том, что правильное образование помогает выживать. Ее, кстати, не было в начале перестройки — тогда подростки, которые мыли машины на перекрестках вместо учебы в школе, кормили всю семью, состоящую из всяких кандидатов- профессоров. Поэтому многие родители с горечью констатировали, что их высшее образование никак им не пригодилось, и перестали подталкивать своих детей к учебе. Сейчас образование вновь актуально. Все родители хотят, чтобы их ребенок был здоров и счастлив. А представление о счастье ребенка выстраивается из представлений о том, что есть благо. Идея безопасности, например, входит в картину благоприятного будущего, которого родители желают для ребенка, и будет входить всегда. В нашей стране могут происходить какие угодно социальные перемены, монархия может сменяться хоть социализмом, хоть демократией, но социальная среда всегда остается опасной. Тюрьма и сума нищего странника грозят любому. Поэтому одна из интуитивных целей семейного воспитания—обеспечить ребенку навыки, которые позволят ему прожить жизнь безопасно. Образование—один из путей безопасного выживания. Другой путь—формирование «правильных» черт характера и ценностей. Обычно это формирование происходит так же неосознанно. В 1970-х годах в одной семье растили девочку. Мама была очень экономной и запасливой, а папа сорил деньгами (понятно, что особенно сорить деньгами папа не мог, тогда все были, в общем, нищими, но, например, получив крупный гонорар, тратил его на подарки всей семье; что было здорово и грустно, потому что на самое нужное денег не оставалось). Когда дочери было лет четырнадцать, мама умерла скоропостижно, неожиданно — здоровая легла спать и не проснулась. Согласитесь, вырасти скупой или транжирой у дочери были равные основания. Она оказалась транжирой еще более яркой, чем папа. Основной аргумент, который она приводила, объясняя свои траты: «Куда копить? Я что, буду жить вечно?» Логика могла быть и другой: девочка выросла бы исключительно экономной, повторяя мамину финансовую стратегию, как знак памяти и любви. Предсказать, какая модель окажет большее влияние на ребенка, невозможно. Одно можно утверждать уверенно: ребенок следует моделям поведения своих родителей практически всегда, а устным указаниям — очень редко. Вот и приходится до хрипоты твердить: «Не делай, как я делаю, а делай, как я говорю». 6. Как правило, ответственные и добросовестные родители заранее выстраивают, возможно, весьма дальновидную и правильную стратегию воспитания—выбирают ребенку детский сад, школу, вуз, — не учитывая при этом его реальных способностей и склонностей. Зачастую, захваченные прелестью собственных планов, они не понимают, что их проекты не соответствуют возможностям ребенка. Жила-была девочка. Всем окружающим было понятно, что эта девочка должна рисовать, лепить, создавать прекрасное руками. А родители упорно «запихивали» дочку в науку, создавать прекрасное силой мысли. После некоторых неудачных попыток, разочаровав родных, сильно снизив свою самооценку, девочка остается без высшего образования вообще. Одна мама мучила своего сына учебой в очень продвинутой немецкой школе. Мальчику никак не удавалось хорошо учиться. Все время уходило на уроки вперемешку со слезами и конфликтами. Мама точно знала, зачем она устраивает такие мучения себе и сыну: чтобы выучил немецкий, смог продолжить образование в Германии и остаться там навсегда. «Почему же Германия?» — удивлялась я. «А что,— отвечала мама,— хорошая страна, мне нравится». Ребенка, конечно, никто не спрашивал, хочет ли он провести свою жизнь в Германии. Да и глупо было бы спрашивать. Много он понимает в свои десять лет! Достаточно того, что этого хочет мама. Это очень распространенный принцип воспитания: «Надень кофточку, маме холодно». Нужно учитывать, что любые мама е папой — одновременно и замечательные проектировщики будущего, и камень, висящий на шее у собственного ребенка. Ребенок развивается; правильно было бы как можно меньше его ограничивать, а они ждут от него чего-то заранее определенного. 7. Более или менее правильно воспитать ребенка можно, если отвлечься от грез о его будущем и жить вместе с ним сегодняшним днем, решать только сиюминутные задачи. Это, конечно, парадокс, но вся психология обыденной жизни состоит из парадоксов. Девять родителей из десяти скажут, что они хотели бы вырастить ребенка трудолюбивым и целеустремленным. Цель ориентирована на будущее, воспитываются качества, которые нельзя измерить, и непонятно, как должно выглядеть трудолюбие у маленького ребенка, который не трудится. Одна талантливая мама, которая по совместительству оказалась еще и автором этой энциклопедии, решила эту задачу исключительно элегантно: «Однажды мне надо было заставить ребенка учить английские слова. Он это категорически не хотел делать, хотел играть на компьютере,— стандартная ситуация, через которую все проходили. Были установлены такие правила: я с ним занимаюсь английским и плачу ему за урок, за то, что он оторвался от компьютера и сидит со мной. Естественно, ему это очень понравилось. А когда на другой день мы с ним опять садимся заниматься, он пишет диктант и за каждую ошибку отдает мне часть денег, заработанных вчера. Через неделю ребенок совершенно гениально научился запоминать английские слова, и проблемы просто не стало» (К. Н. Поливанова). Вот вам пример: мама сосредоточилась на сегодняшнем дне — создала игровую ситуацию, в которой главным стало решение вопроса о том, кто кому сегодня будет давать деньги. Изучение английского языка оказалось вторичным. Вместе с тем ребенок приобрел опыт успешного преодоления трудности в учебе, старался учиться, полагая, что он не учится, а играет с мамой в «слабо». Понятно, что в этой игре ребенок был и целеустремленным, и трудолюбивым. Высокие воспитательные цели достигаются невзначай, как побочный эффект другой деятельности. Какой именно — вопрос вопросов педагогики и плевое дело для родительского инстинкта. В общем, материнское сердце — лучший Макаренко, но родитель, охваченный тревогой за завтрашний день ребенка, его часто не слышит. 8. Воспитание ребенка—это «игра в одни ворота». Является ли ребенок партнером по реализации воспитательного проекта? Ребенок—партнер, если его внутренние цели совпадают с родительскими. Как узнать, совпадают или нет? Мы настаиваем на том, что цели ребенка и цели родителей часто не просто не совпадают, а буквально противоположны. Это и есть главная причина, по которой быть эффективным родителем невозможно. Чего хочет каждый ребенок? Вечного детства. Поэтому идеальные родители... Неуязвимы. Они должны быть вечными и неразрушаемыми. Кусаю, кусаю грудь, и вообще все — а оно такое же, как было. Всегда одинаковое, и молоко не кончается. Какое облегчение. И никто не сердится. Я кусаю, и мну, и бью — а меня только в носик целуют. Сильны. Я не могу достать, а они могут. Я не могу открыть — а они могут. Отвинтить, меня поднять, долго носить, сколько угодно носить — всегда пожалуйста, в любое время дня и ночи—одинаково уверенные руки. Сам этого не могу, а с ними могу. Они мне помогают и никогда не устают, и никогда им не надоедает. Они защитят меня от кого угодно, они никого не боятся. Веселы и уверенны. Когда я плачу, а они нет, я понимаю, что все не так грустно. Когда мне страшно, а им нет, значит, страх не так велик. Если мне больно, а они не пугаются, значит, моя боль пройдет. Они смеются, и мне тоже становится весело. Постоянны и предсказуемы. Если они сердятся и запрещают что-нибудь, можно не проверять — это будет запрещено всегда. Если это разрешено— смело можно делать, ругать не будут. От этого мне становится спокойно, мой мир предсказуем, я чувствую доверие к ним и уверенность в себе. Увлечены. Им всегда интересно и приятно за мной наблюдать. Они готовы разговаривать со мной сколько угодно (если мне этого хочется). Они смотрят, как я играю, ем, раздеваюсь, купаюсь (с этого момента читайте внимательнее, начинается универсальная детская мечта), и им это все нравится. Я им вообще нравлюсь всегда, что бы я ни делал. Тарелки побил — нравится, на подушку написал — нравится! Куски еды расшвырял, соком все до потолка забрызгал — нравится, нравится, нравится!!! У них есть все, что мне надо. Еда, питье, тепло, здоровье и уверенность, игрушки — любые, одежда — любая, все это для меня, и все модные прибамбасы, чтобы я был всегда круче всех. Да, еще денег куча: всегда можно брать сколько угодно, и они не кончаются. Неразменные пятаки потому что. Все сверстники всегда мне завидуют, что у меня такие классные родители — из любой беды выручат, всех обидчиков накажут. Очень узнаваемая мечта: родители — боги с рогом изобилия, нет, с двумя рогами. Все психологические и материальные потребности родителями должны удовлетворяться. Эта мечта о суперродителях, кстати, свойственна и взрослым людям. Царь у нас кто? Батюшка. Ты наш отец, мы твои дети. «Полковник наш рожден был хватом, слуга царю, отец солдатам». «Бородино» написано, конечно, давно, но идея и в современном известном шлягере абсолютно та же: «Батяня комбат». Каждый ребенок в трудные моменты жизни хочет обратно в материнскую утробу, каждый взрослый в трудные моменты жизни мечтает о легкой и беззаботной детской жизни. Не случайно приключения вечного ребенка Питера Пэна нравятся все новым поколениям детей и, кстати, их родителям, которые знакомят свое потомство с этим текстом или его экранизацией, потому что втайне хотят, чтобы детство никогда не кончалось. Итак, ребенок хочет оставаться ребенком вечно, и для него родители идеальны, если могут ему это устроить. Конечно, это схематическое преувеличение, но в детской душе, наряду с другими, такая психологическая потребность существует. Чего хотят родители? Чтобы процесс воспитания был не обременителен. Поэтому идеальный ребенок—это ребенок... Счастливый. Родители видят, как ребенку хорошо. Малыш замечательно себя чувствует, не болеет, всему радуется. Просыпается с улыбкой, ручки тянет, ясными глазками смотрит. Кушает с аппетитом — это обязательно. Что ни дашь — все любит, все на пользу. Слушается с удовольствием. Его легко всему научить—с первого раза все получается, все запоминается, потом легко воспроизводится. Гостям стишок почитать—пожалуйста, помойное ведро вынести—с песней, за щенком убрать — с наслаждением. Отличник, уроки делает незаметно, сам в школу ходит, завтракает аккуратно, за собой посуду моет, входную дверь закрывает тихо-тихо... Здоровый. Все заживает как на собаке. Никогда не болеет. Если болеет — легко и быстро выздоравливает. Можно одевать его небрежно, не волноваться, если замерз, если промок. Любящий и неуязвимый. Любит и жалеет родителей. Мамка с папкой поругались — всех утешил, всех помирил. Никогда ни от чего особо не переживает. Все завидуют — такой ребенок чудесный. Умный, добрый, веселый, здоровый. Главное — за него можно не волноваться, понятно, что у него все будет хорошо, со всем справится. Успешный. Достигает серьезных высот в жизни: карьеры, денег, славы. Или: устойчивости, покоя, достатка. Или... В общем, здесь все просто. Какого успеха родители намечтали для своего ребенка, того он и достигает. Формула проста — без всяких трудов, легко и непринужденно вырастает шикарный ребенок. Ты для него ничего не сделал, а он вырос роскошным таким, и тебе благодарен, преданно любит. Ты им хвастаешься и гордишься. Он еще, может, тебя по жизни продвинет вперед и выше. Родительская мечта о хорошем ребенке — маленький лорд Фаунтлерой. «Губы ее дрогнули, а в глазах мальчик прочитал что-то такое, отчего едва не заплакал. Но мамины глаза были сухи, и он понял, что тоже не должен плакать». Это в четыре-то года, после смерти отца. Все понимает без слов. «Но маленькому лорду страх был так же чужд, как и недобрые чувства». «Он не был дерзок, а только простодушно ласков». От природы хорош. Никаких тебе «что такое хорошо, что такое плохо». Ничего не надо объяснять, наблюдай и радуйся. Итак, базовое противоречие. Ребенку нужно, чтобы родители был неутомимым и неисчерпаемым источником, всегда пригодным к употреблению, самообновляющимся и безотказным. Родителю нужно, чтобы ребенок сам по себе вырос в завидного и любящего потомка. Ребенок хочет оставаться ребенком всегда, а мама и папа не хотят выполнять трудную родительскую работу никогда. Как быть? Отказаться от задачи стать эффективным родителем. Вдумчиво прочесть эту книгу, чтобы узнать, как можно, не заботясь об эффективности, вырастить чудесных деток. Но перед прочтением запомнить, приняв пока на веру, несколько простых вещей. Родительство основано на правильных, древних как мир инстинктах. Они есть у каждой мамы и у каждого папы. Каждый родитель может их услышать, если не помешает общая высокая тревожность, которой поражено современное человечество. Как бы вы ни воспитывали своего ребенка — на основе инстинктивного знания и понимания процесса или следуя всем новомодным теориям, течениям и советам, — ваш ребенок вам все равно спасибо не скажет. Вырастет и упрекнет вас не раз и не два. Это нормально, хуже, когда взрослый ребенок складывает ладошки и с поклоном благодарит вас за «счастливое детство». Воспитание ребенка — игра в одни ворота, дорога с односторонним движением. Вы детям должны все, а они вам ничего. Это хорошо и правильно. При таком положении дел можно надеяться, что они, когда вырастут, будут сосредоточены на своих детках (а не на том, когда вам пора стакан воды подносить) и вырастят их правильно. Исчезновение детства Что такое детство, откуда оно взялось? Похоже, что сегодня детство исчезает, и скоро мы будем жить в мире, где не будет ни детей, ни взрослых. В статье представлен современный научный взгляд на эту проблему. Дети были всегда, но детство как социальный институт, выделяющий детей в отдельную группу и предписывающий членам общества особое к ним отношение, то возникает, то исчезает. Детство — социальное установление (в отличие от младенчества, которое является биологической категорией). На генном уровне информация о том, кого можно считать ребенком, а кого нет, судя по всему, не передается. Наряду с наукой, государством и религиозной свободой, детство как социальная структура и психологическое образование появилось в Европе в XVI веке и существует до сих пор. Однако, как и любой другой социальный феномен, детство не является неизбежным и неизменным образованием. В современной европейской цивилизации оно постепенно исчезает, постепенно размывается грань между взрослостью и детством. Почему так происходит? Точных ответов на эти вопросы не существует. Основным признаком появления детства является четкая граница между миром взрослых и миром детей. Эта граница нематериальна, незрима, и имя ей — «тайна». Именно утаивание от ребенка тех или иных «взрослых» знаний и есть точка отсчета в создании детства. С такой меркой легко подсчитать, что детству как социальному институту не более четырехсот лет, а в некоторых странах и того меньше. Отдаляя время, когда ребенок будет физически и морально готов принять «правила игры» того общества, в котором ему довелось появиться на свет, взрослые способствуют возникновению детской субкультуры, учитывающей потребности малышей в особой еде и одежде, играх и обучении, в особом эмоциональном климате. Конечно, детство никогда и ни у кого не протекало в идеальных условиях. Такое бывает лишь в утопических романах да в победных реляциях тоталитарных режимов. Классовые и религиозные различия, войны и смены экономических формаций всегда делили детей на тех, чье детство было длинным и счастливым, и тех, у кого его практически не было. Однако к началу XX века становится понятно, что детство стало неотъемлемой частью общества и его существованию больше ничего не угрожает. И тут грянула Великая техническая революция. XX век вошел в историю целой серией научных открытий, важнейшим следствием которых стало создание новых, массовых средств коммуникации, таких, как телевидение. Именно новые средства человеческого общения подорвал фундамент детства — границу между взрослыми и миром детей. Следствием этого стало постепенное приобщение детей к событиям «взрослой» жизни, к «тайнам» самых интимных сторон человеческой жизни, всплеск детской преступности, наркомании, проституции, подростковой беременности и т. д. В последние годы появилось много ностальгических трудов по истории детства. Общеизвестно, что когда за дело берутся историки, они не столько описывают объект изучения, сколько закрепляют факт его смерти. Но зато их изыскания позволяют проследить, как институт детства возник. Происхождение детства Об отношении к детству в античные времена известно очень мало. Древние греки, похоже, почти не уделяли внимания детству как особому возрасту, и старая пословица о том, что в Греции все есть, к институту детства и античной Греции не относится. Среди сохранившихся древнегреческих скульптур нет ни одной, изображающей ребенка. В литературных источниках дети упоминаются, но сложно понять, кого древние греки называли детьми и как к этим детям относились. Например, Ксенофонт рассказывает о жене одного мужчины, которой нет еще пятнадцати лет: она хорошо воспитана, так как умеет не видеть, не слышать и не говорить того, что не следует. Однако неясно, стоит ли за этим описанием отношение к пятнадцатилетней девочке как к ребенку или как ко взрослому человеку. Известно, что даже во времена Аристотеля (IV в. до н.э.) не существовало запрета на детоубийство, и хотя он сам считал, что этому должен быть положен конец, особенно не протестовал. В то же время были обнаружены и свидетельства об отношении к детям, близком к современному. В одной из книг рассказывается о том, как десять коринфян пришли в один дом, чтобы убить маленького мальчика, который, по предсказанию оракула, должен был, став взрослым, разрушить их город. Когда они вошли в дом, мать мальчика, приняв убийц за гостей, посадила малыша одному из них на руки. Мальчик улыбнулся и, говоря современным языком, «покорил сердце» воина — тот ушел, не исполнив своего намерения. Несмотря на неоднозначное и противоречивое по нашим меркам отношение к детству, греки очень заботились об образовании. Например, Платон посвятил процессу обучения молодых много работ. Само слово «школа» — греческое и буквально означает «досуг». Школы отражали представление греков о том, что свободное время следует посвящать размышлениям и учению. Даже спартанцы, бывшие не так сильны в науках, как жители прочих древнегреческих городов, создавали школы: там семилетние мальчики занимались физическими упражнениями и вместе играли. Еще их учили чтению и письму в объеме, достаточном для будущей службы. У афинян было много разных типов школ, некоторые из них стали очагами распространения греческой культуры в разных частях света. Среди них были гимназии, «колледжи», школы риторов и даже начальные школы, в которых преподавали чтение и арифметику. Наличие школ косвенно свидетельствует об осознании древними греками специфичности юного возраста, и, хотя их представление о детстве, по-видимому, совсем не совпадало с современным, именно они создали предпосылки для появления этого понятия. Они так близко подошли к открытию детства, что когда две тысячи лет спустя его все же открыли, мы сразу же признали в нем античные корни. Древние римляне не только заимствовали у греков понятие «школа», но даже пошли дальше них. Искусство римлян отражает развитие человека в разные периоды жизни, в отличие от западноевропейской культуры до эпохи Ренессанса. Именно римляне впервые начали рассматривать чувство стыда как критерий детства. Одним из проявлений этого является защита детей от знания некоторых подробностей взрослой жизни, например сексуальных отношений. Впервые призывы к этому прозвучали в выступлениях Квинтиллиана (кстати, перед самым принятием в 374 году запрета на детоубийство). В это время в римском обществе появилось представление о необходимости защищать детей, воспитывать их, обучать и оберегать. После набегов варваров и падения Римской империи в начале Средневековья все основные достижения античности, имеющие отношение к детству, были забыты. Во-первых, прекратилось распространение грамотности среди населения, во-вторых, распалась система школ, в-третьих, исчезло понятие стыда — и, соответственно, исчезло детство. Когда почти все население, независимо от возраста, стало одинаково безграмотным, роль культуры взяло на себя устное народное творчество. Неумение читать и писать стерло различие в культуре детей и взрослых. Если считать, что обучение грамоте ребенка есть переход к взрослости, то в поведении средневековых жителей детскость наблюдалась во всех возрастных группах. Детство в Средние века заканчивалось в семь лет, потому что к семи годам ребенок полностью овладевал речью — основой социального и культурного взаимодействия. Школы исчезли в Средние века не полностью, но их было мало, и большая их часть принадлежала церкви. В этих учебных заведениях не существовало программ, учитывающих возраст учеников, различия между изучаемыми предметами и последовательности освоения разного по сложности материала. В церковные школы поступали дети старше десяти лет, которые вынуждены были уезжать из дома и самостоятельно обеспечивать свое существование в чужом для них городе. Обучение в таких школах было платным. Концепция стыда в Средние века оставалась неразработанной и мало популярной. Идея стыда опирается на тайну в том смысле, что взрослый знает больше о противоречиях жизни, насилии, трагедиях, а детям о них знать нежелательно. В современном мире чем ребенок старше, тем шире круг проблем, в который его посвящают. Такой подход возможен только в культурах, где четко разведены взрослость и детство и существуют социальные институты, культивирующие различия между ними. В Средние века не существовало ни того, ни другого. Появляясь на свет в мире устной культуры, не отгороженные никакими барьерами от взрослых проблем, дети Средневековья проживали со старшими все события их общей жизни. Семилетний мальчик был мужчиной в полном смысле слова, кроме способности производить потомство и воевать. Например, на картине Питера Брейгеля (середина XVI в.) изображена деревенская пирушка, на которой подвыпившие крестьяне запечатлены в весьма фривольных позах, причем дети принимают участие в трапезе наравне со взрослыми. Картина Брейгеля свидетельствует о неспособности и нежелании средневековой культуры что-либо скрывать от детей, об отсутствии стыда перед детьми в этот период. Высокая детская смертность и, как следствие, отсутствие глубокой привязанности к детям со стороны взрослых тоже не способствовали возникновению и закреплению детства как социального института. До конца XIV века маленьких детей даже не упоминали в завещании, а в ряде стран детей относили к существам среднего рода и в церковных книгах, делая запись о смерти ребенка, не указывали его пол. И все же высокая детская смертность не является основной причиной отсутствия института детства, поскольку в европейских странах она сохранялась и тогда, когда детство уже возникло. Возникновение института детства связано с появлением новой коммуникативной среды, сформировавшейся в XVI веке благодаря изобретению книгопечатания и распространению грамотности. Возникший зазор между грамотным взрослым и неграмотным ребенком обозначил особый отрезок времени, за который ребенок осваивает грамоту. Этот период жизни человека стал называться детством. Книгопечатание резко увеличило не только количество людей, пишущих книги, но и количество читающих. Устная культура начала уходить на второй план, а чтение все более становилось сугубо индивидуальным актом. Печать создала психологическую среду, внутри которой возникло неоспоримое требование индивидуализации, отрыва от сосуществования с окружающими. Чтение, образно говоря,— асоциальный акт, а печатный станок подарил человеку возможность осознать самого себя как уникального индивида, размышлять и говорить о котором стало велением времени. Это чувство самости заронило зерна идеи детства. Конечно, институт детства возник не в один день. Понадобилось около двухсот лет, прежде чем западная цивилизация обрела свои неповторимые черты. Концепция детства требовала такого прочного фундамента, как устойчивое представление о том, что отношение к человеку меняется с его возрастом. Для этого должно было произойти кое-что еще. И произошло. Простоты ради это можно назвать «разрывом в знаниях». Уже через пятьдесят лет после появления печатных книг стали очевидны различия между людьми, владеющими грамотой, и неграмотными. Грамотный взрослый оставил ребенка позади,— возник водораздел по принципу осведомленности в определенных сферах жизни. Это и стало причиной возникновения идеи детства. В ее концепции главной стала задача подготовки детей к взрослости, состоявшая в обучении детей чтению. Европейская цивилизация вновь открыла для себя школы и, открыв их, сделала детство необходимым этапом жизни человека. Первые пятьдесят лет книгопечатания называют колыбелью цивилизации. К тому времени, когда книгопечатание покинуло свою колыбель, ее место там заняло детство. Но должно было пройти еще двести лет, чтобы детство стало неотъемлемой частью повседневной жизни. К концу XVII века уважение к ребенку существенно возросло, дитя начали воспринимать как своеобразное, непохожее на взрослых существо, обладающее специфическими физическими данными и особыми потребностями. Упрочилась идея о необходимости отстранения ребенка от некоторых взрослых реалий. Именно из-за отстранения, сепарации людей друг от друга возникли разные общественные группы. Именно благодаря сепарации и возникло детство. Потребность в грамотных людях способствовала развитию системы школ. Быстрее всего детство сформировалось в Англии, возможно, потому, что образование в этой стране ценилось особенно высоко. Еще во времена Генриха VIII Уильям Форрест призывал обучать в школах все население, полагая, что ребенка необходимо приобщать к книгам уже с четырех лет, чтобы он учил слово Божье. За короткий срок англичане превратили свою родину в самую грамотную страну в мире, открыв целую сеть бесплатных начальных школ по всей территории Англии. Развитие получили три типа школ: начальная школа, обучающая элементарным навыкам чтения, счета и письма, школа среднего звена, в которой преподавались математика, английский литературный язык и риторика, и грамматическая школа, которая готовила молодых людей к университету и службе при дворе (именно в грамматической школе учился Шекспир). В Англии даже женщинам не всегда был закрыт доступ в школу, а уровень грамотности среди преступников достигал 47 процентов. Томас Мор утверждал, что в 1533 году практически половина населения Англии была способна читать Библию на родном языке. Подобное состояние дел существенным образом изменило социальный статус молодого поколения. Поскольку целью школьного обучения была подготовка грамотного человека, присущий европейцам в Средние века взгляд на ребенка как на «взрослого в миниатюре» сменился новым восприятием—в детях стали видеть существ незрелых, принципиально отличающихся от взрослых, им только предстояло пройти через качественные трансформации и достичь статуса зрелого человека. Школы теперь старались приспособиться к особенностям детской психики — появилось деление на классы по возрастному признаку. Следующим шагом, уже в XIX веке, стало то, что сами этапы детства получили название школьных ступеней. Слово «ученик» превратилось в синоним слова «ребенок». Теперь признаком завершения детского периода жизни стало не овладение устной речью, а умение хорошо читать и писать. Одновременно в языке появилась тенденция использовать слово «ребенок» применительно к неграмотному взрослому, ведущему себя неподобающим образом. Менялось отношение и к школьным программам. Уровень образования, таким образом, четко привязывался к календарному возрасту ребенка. По мере того как детство становилось социальной и интеллектуальной категорией, обозначались все отчетливее стадии детства и, как следствие этого, появились детские группы разного возраста со своей специфической культурой. То, что последовало за этими переменами, неизбежно. Изменилась одежда детей — она начала учитывать особенности их физиологии. Иным стал и детский язык. До XVII века в документальных источниках отсутствовали сведения о детском сленге. К 1744 году относится появление детской литературы: в Лондоне издатель Джон Ньюбери напечатал рассказ о Джеке и убийце-великане. В середине XVIII века к детской литературе обратились уже многие знаменитые писатели. Параллельно со становлением детства наблюдалось и возникновение нового типа семьи. Новые социальные требования к уровню образования молодых людей привели к переориентации родительского отношения к детям. Их ожидания и ответственность за детей становились все более серьезными по мере того, как их родительский опыт обогащался. Теперь в задачи родителей входило обучение своих отпрысков принятым нормам социального поведения, защита от опасности, воспитание, наказание, привитие им вкуса. Элизабет Эйзенштейн описала эту ситуацию следующим образом: «Бесконечный поток литературного морализаторства захлестнул семью, которая вынуждена была принять на себя не свойственные ей ранее функции обучения и религиозного просвещения». Вследствие возникновения новых запросов семьи возросло количество печатных изданий по самым разным проблемам воспитания, которые перестали быть атрибутом школы и появились в свободной продаже. В этот период семья претерпевает еще одно существенное изменение, имеющее непосредственное отношение к детству. В Англии появился так называемый средний класс, то есть люди с деньгами и желанием их тратить. Конечно, основными объектами вложения денег оставались недвижимость и предметы искусства, однако наряду с этим деньги вкладывались в образование детей. Свободные деньги сделали детей выгодными объектами капиталовложения, их социальная ценность существенно возросла. И хотя этот вывод справедлив в большей степени для мальчиков, детство, вне всякого сомнения, возникло именно благодаря среднему классу. Итак, в обществе сформировалась новая многочисленная группа людей, которые иначе, чем взрослые, выражали свои мысли, проводили досуг, одевались и получали образование. Книгопечатание и школа наделили родителя беспрецедентным правом контроля за культурным окружением ребенка и одновременно возложили на него обязанности создавать все условия для того, чтобы ребенок стал взрослым в полном смысле этого слова. Нельзя сказать, что в то время уже полностью сложилось представление о надлежащих условиях «взращивания» ребенка. Методики школьного и домашнего обучения постигались на практике, опытным путем. Создавались иерархия школьных дисциплин и последовательность их введения: от простого к сложному, цикличность вводимых сведений, закрепление пройденного. Так постепенно возникла система представлений о детском развитии. Здесь опять-таки очень важную роль сыграла книжная культура. Особенности процесса чтения состоят в том, что при чтении волей-неволей ограничивается свойственная ребенку тяга к активному функционированию. Чтение требует сосредоточенности, усидчивости, даже неподвижности, а также точной регуляции телодвижений (при перелистывании страниц, например). Такого рода самоограничение, обеспечивающие эффективность обучения именно чтению, было затем введено в школах в качестве общей поведенческой модели, несоблюдение которой расценивалось как злостное хулиганство. В школах воцарилась суровая дисциплина, а послушание считалось не только необходимым условием обучения, но и признаком воспитанности и неиспорченности характера. Способность контролировать свое поведение, преодолевать природные свойства и побуждения считалась прерогативой взрослости. Ребенок рассматривался как существо с врожденными порочными наклонностями, истребить которые можно только в процессе обучения и воспитания. Как писали Роберт Кливер и Джон Дод в 1621 году в книге «Божественные формы домашнего управления»: «Мы все меняемся со временем и становимся хорошими не потому, что мы хороши от рождения, а благодаря обучению». Самоконтроль, признанный важнейшим критерием взрослости, стал одной из целей образования и даже обрел дифференцированную структуру применительно к возрасту и полу ребенка. Одним из самых ранних и наиболее авторитетных трудов по этой проблеме признана книга Эразма Роттердамского «Беседы» (1516 год). В ней описываются приемы, с помощью которых мальчики могут справиться с вожделением. Пожалуй, это первая книга, в которой основной темой становится понятие стыда. Однако вводимое Эразмом представление о стыде отличается от того, которым оперируем мы, говоря о праве ребенка на защиту от некоторых подробностей жизни взрослых. Например, Эразм рассматривает гипотетическую встречу юноши и проститутки, в ходе которой юноша, вместо того чтобы поддаться соблазнам падшей женщины, раскрывает перед ней возможности возврата на путь добродетели. Хотя с современной точки зрения можно заподозрить Эразма в том, что он воспитывал у молодых людей нездоровый интерес к сексу, в действительности его целью было формирование чувства стыда. У Эразма была та же гипотеза, что и впоследствии у Фрейда: чувство стыда является основой развития цивилизованности. Это та цена, которую мы платим за победу над своими инстинктами. По мере того как развивается концепция детства, дистанция между ребенком и взрослым увеличивается, а количество запретных для ребенка тем возрастает. Сюда входят не только секс, но и вопрос денежных отношений, насилие, болезни, смерть, власть. Даже слова поделились на те, которые можно и нельзя произносить при детях. Сложившийся парадокс состоял в том, что печатная литература, с одной стороны, «сломала монополию» на знания и обеспечила всем грамотным людям потенциальный доступ к любым секретам а, с другой — вложила в руки взрослых ограничители, позволяющие регулировать степень открытости для ребенка информации и некоторых тайных областей культуры, которые в Средние века были детям доступны. Секреты стали маркерами взрослости. Разделившись во времени, взрослость и детство начали вырабатывать свои собственные культурные символы, а задачей взрослых стала подготовка детей к усвоению символов взрослого мира. К середине XIX века на Западе детство было уже и устоявшимся социальным институтом, и принципом социальной жизни. Ирония состоит в том, что незаметно для всех в это же время началось разрушение идеи детства. «Золотой век» детства Детство, повторим, это социальный конструкт. Каждая культура пыталась понять и приспособить к себе этот конструкт по-разному, в зависимости от своей специфики. То есть в каждом конкретном обществе детство формировалось заново, и свойственные на данный момент обществу особенности экономики, науки, религии, культуры определяли, каким оно будет «здесь и сейчас». Где-то концепция детства была всемерно обогащена, где-то ею явно пренебрегли, а где-то идея детства просто деградировала. Однако нигде детство не исчезло окончательно, хотя порой близко подходило к этой черте. Наиболее враждебным институту детства оказался начавшийся в XVIII веке процесс индустриализации. Например, в Англии распространение грамотности, школьного образования и идеи детства шло быстрыми темпами вплоть до конца века. Но по мере развития индустриальных центров, нуждавшихся в дешевой рабочей силе, дети оказались неисчерпаемым источником для заполнения рабочих вакансий. По современным меркам, английское индустриальное общество проявило крайнюю жестокость по отношению к детям из бедных слоев населения. Большая часть этих детей использовалась на самых тяжелых и вредных производствах: в угольных шахтах, на ткацких фабриках и т. д. Английская литература тех лет изобилует описаниями детских страданий. Законодательство на рубеже ХVШ-ХIХ веков было чрезвычайно снисходительным к преступлениям против детства и невероятно суровым к самим детям. Согласно документам 1780 года женщине-попрошайке, выколовшей глаза украденным ею детям, было назначено довольно мягкое наказание — два года тюрьмы, да и то потому, что ею был нанесен ущерб чужому имуществу. Если бы дети были ее родными, она бы вообще избежала наказания. В этом же году в Норвике за кражу нижней юбки семилетняя девочка была повешена. В Англии конца — начала XIX веков детей судили по тем же законам, что и взрослых, и назначали им те же наказания: смертная казнь, каторжные работы, тюремные сроки заключения. Ч.Диккенс назвал это «разгулом террора против детства». Однако в полной мере это высказывание было справедливо только для беднейших слоев общества. Детство в индустриальной Англии выжило благодаря среднему классу и высшим слоям общества, которые не только сохранили идею детства, но и развили ее. Конечно, это никак не облегчало участь детей из бедных семей, вынужденных работать на тяжелом производстве, но для мировой цивилизации, и особенно для самой Англии, имело существенное значение. Таким образом, идея детства никогда не покидала Англию, она просто была какое-то время недоступна для части населения. А уже с 1840 года, то есть раньше, чем в остальных европейских странах, концепция детства и все связанное с ней начало проникать и в беднейшие слои английского общества. Начальные школы для детей возникали с невероятной быстротой. К концу XIX века неграмотность в Англии была ликвидирована полностью, причем как среди мужчин, так и среди женщин. Детство — не та идея, которую можно удержать в рамках какой-то одной группы населения. Раз возникнув, она распространилась по миру, легко преодолев все границы. И хотя местные условия иногда затрудняли или трансформировали ее продвижение, в целом его было уже не остановить. В XVIII веке защита детства стала прерогативой не только родителей и педагогов, но и государства, а родители в законодательном порядке были вынуждены сотрудничать с государством в деле воспитания своих детей. Причиной возросшего интереса государства к воспитанию и образованию подрастающего поколения, возможно, было изменение в общественном сознании, связанное с охватившим Европу духом эпохи Просвещения. Это было время Гете, Вольтера, Дидро, Канта, Джона Локка и Руссо. Особый вклад в рост энтузиазма, с которым общество пыталось организованно и целенаправленно выращивать детей, видимо, внесли идеи Локка. Свои мысли о развитии ребенка философ изложил в книге «Некоторые размышления, касающиеся образования», опубликованной в конце XVII века. Он, как ранее Эразм Роттердамский, связывал детство с периодом обучения. При обучении к ребенку следовало относиться как драгоценному материалу, интенсивно развивать его интеллект и формировать самоконтроль. Локк также подчеркивал важность понятия стыда как механизма создания и поддержания необходимой дистанции между взрослостью и детством. Но больше всего Локк настаивал на своей знаменитой теории TABULA RASA — чистого ли- ста, каким он представлял себе сознание ребенка в момент рождения. На родителей и педагогов, считал он, возложена важнейшая задача нанести на этот лист необходимые записи. Таким образом, невежественный, бессовестный и недисциплинированный ребенок — это прежде всего вина взрослого. Теперь, чтобы не быть виноватыми, отдельным родителям и всему обществу приходилось проявлять видимую заботу о детях. В самом широком смысле забота состояла в хорошем обучении. Однако это было время реформ и изменений, активно думающих и пишущих философов было довольно много, и в ходе их мысли наблюдалось некоторое разнообразие. Еще одним известным просветителем был Жан-Жак Руссо, идеи которого имели много общего с идеями Локка и одновременно содержали некоторые оригинальные черты. В отличие от Локка, Руссо полагал, что ребенок ценен сам по себе, вне его потенциальных возможностей стать в будущем достойным членом общества. Он также думал, что в детстве ребенок еще не испорчен и пребывает в большей близости к естественной природе вещей, нежели взрослый. Руссо считал это плюсом, ему вообще нравилось то, что он понимал под естественностью. И взрослые, по его мнению, должны были ценить и изучать интеллектуальную и эмоциональную жизнь ребенка не только для того, чтобы лучше его обучать и тренировать в соответствии с его особенностями, а прежде всего потому, что это позволит и им приблизиться к этому ценному природному состоянию, Руссо сильно повлиял на развитие концепции детства. Во многом из-за своих личностных черт—говорят, он был умен, очарователен, харизматичен. Тот факт, что своих собственных детей Руссо отдал в приют, не смутил современников. Кажущаяся сегодня очевидной и давно популяризованная Песталоцци, Пиаже, Монтессори и др. психологическая идея о том, что дети — это не маленькие взрослые, а люди, принципиально от взрослых отличающиеся, также возникла во времена Руссо и во многом была им развита. Именно вслед за Руссо — мы выражаем свое искреннее восхищение чистотой, наивностью и живостью детей и считаем необходимым способствовать сохранению в детях этих качеств. Уже в XVIII веке детская тема стала частью всей культуры—она присутствовала в трудах философов, в поэзии (например, описание взрослых как испорченных детей в стихах Вордсворта), в музыке (вагнеровский «Зигфрид», рекламирующий достоинства подросткового возраста), в живописи (невероятно романтичный и не менее знаменитый портрет Томаса Гейнсборо «Голубой мальчик»). Таким образом, перекочевавшая в XIX и XX века и достигшая Нового Света идея детства имела в основе две теории: протестантскую (Дж. Локка) и романтическую (Ж.-Ж. Руссо). С точки зрения протестантизма, маленький ребенок является неоформившейся личностью и только с помощью воспитания, образования, рассуждений, обучения чувству стыда он становится цивилизованным взрослым. С точки зрения романтизма проблема состоит не в том, что ребенок недостаточно сформирован, а в том, что уже деформирован взрослый. Ребенок имеет врожденные способности, которые воспитание и образование лишь ограняют, как ценный камень. И если прекрасного и близкого к естеству ребенка вгонять в рамки обучения, образования, стыда и самоконтроля, то прекрасные природные задатки погибают. Разница этих подходов, и так очевидная, становится еще отчетливее при сравнении метафор, применяемых Локком и Руссо к детям и детству. «Чистая доска» Локка напоминает процесс печатания: ум ребенка таким образом уподобляется оттиску с печатной формы. Идеи Руссо вызывают ассоциации с диким растением, которое никаким уходом не превратишь в садовый цветок, по мысли Руссо, цивилизация губит детство. У Руссо обучение—это процесс вычитания, а у Локка — процесс сложения. В Америке в XIX веке прижился в основном протестантский подход, хотя идеи романтизма не были полностью проигнорированы. Например, величайшая книга Америки «Приключения Гекльберри Финна», опубликованная в 1884 году, несмотря на свой туманный финал, является примером романтического подхода к детям. Марк Твен определенно высмеивает мысль о том, что дети — это несформировавшиеся личности. И с явной издевкой относится к мысли, что характер ребенка можно изменить с помощью традиционного воспитания. Напротив, богатый внутренний мир Гека, его честность и достоинство, стойкость, интерес к жизни — это иллюстрация романтических представлений о природе детства. Желание совместить эти два подхода к воспитанию детей привело к появлению в США в 1890 году «Общества изучения природы ребенка». На заседаниях этого общества обсуждалось, следует ли внушать ребенку мысль о безоговорочном послушании? Как доступными средствами донести до ребенка идею частной собственности? Насколько следует прислушиваться к мнению детей? Мешает ли ребенку развитое воображение выполнять требование взрослых говорить правду? Людей, задававшихся такими вопросами, вряд ли можно назвать сторонниками Руссо, однако они явно демонстрировали осторожность при вмешательстве в естественные процессы детского развития. Таким образом, к концу XIX века была подготовлена благодатная почва для появления еще двух весьма влиятельных мыслителей. Кстати, они опубликовали свои знаменитые труды одновременно. Речь идет о «Толковании сновидений» Зигмунда Фрейда и «Школе и обществе» Джона Дьюи. Фрейд и Дьюи придали завершенный вид представлениям о детстве, возникшим в эпоху книгопечатания: ребенок — прежде всего ученик, чье «я» и индивидуальность необходимо сохранить в процессе воспитания, чьи способности держать себя в руках (к отсроченному удовлетворению своих потребностей) следует развивать, чьи знания о жизни должны контролироваться взрослыми. И в то же время ребенок развивается по своим собственным законам, обладает природным очарованием, любознательностью и жизнерадостностью, которые ни в коем случае не должны быть уничтожены, иначе из ребенка вырастет потерянный для общества взрослый. Все последующие психологические исследования детства (например, Пиаже, Салливана, Хорни, Брунера, Кольбера) строятся на тех же установках, только с незначительными вариациями. Никто не оспорил тезис, что ребенок существенно и качественно отличается от взрослого. Все настаивают, что взрослость—это то, чем ребенок не обладает и к чему должен приближаться постепенно. Не подвергается сомнению утверждение, что ответственность за это превращение ребенка во взрослого лежит на взрослых. Очевидным и привычным кажется следующий тезис: «Лучший взрослый тот, кто сохранил в себе частицу детства». Проследив, какими мы хотим видеть своих детей в будущем, мы легко поймем, какие мы сами. Обратимся теперь к Америке 1850-1950 годов. Для Америки это столетие — период абсолютного расцвета детства. За это время была успешно решена задача перехода к обязательному обучению всех детей, которых одновременно освободили от необходимости трудиться на производстве. Дети получили детскую одежду и мебель, детскую литературу и детские игры, то есть их собственный социальный мир. Были приняты сотни законов, которые закрепили различия между детьми и взрослыми, а также сформировались традиции, поддерживающие привилегированное положение детей в мире взрослых и защиту детей от этого мира. Именно в тот период сформировались стереотипы семейных отношений, в рамках которых сложились психологические механизмы современной семьи с ее нежным, любовным и крайне ответственным отношением к детям. Это не означает, что детство в Америке было сплошной идиллией. Как и прочие стадии человеческой жизни, оно могло быть наполнено страданием и неопределенностью. Однако на рубеже ХIХ-ХХ веков стало считаться, что каждый человек имеет право на детство, независимо от социального и экономического статуса его семьи. Следующий шаг вполне предсказуем: детство начали воспринимать не как продукт культуры, а как биологическую категорию. Смешно, но именно в это время символическая среда, давшая жизнь институту детства, начала распадаться — медленно и незаметно. Исчезновение детства Если бы встала задача отыскать одного-единственного человека, ответственного за начало эпохи исчезновения детства, то им можно было бы считать профессора Самюэля Морзе из Нью-Йоркского университета. Как известно, именно он передал первое на планете электронное сообщение. Как и Гутенберг, он, конечно, не мог вообразить последствий. Что стало главным общественным результатом этого новшества? Говоря коротко, появился неконтролируемый источник информации. Это имело колоссальное значение для судьбы детства. Сохранение детства во многом определяется способностью взрослых управлять информацией и организовывать ее передачу в процессе обучения детей. Изобретение телеграфа ознаменовало начало процесса утраты семьей и школой монополии на информацию. Телеграф изменил характер информации, к которой дети имели доступ, ее количество, качество, последовательность передачи, условия восприятия — все стало иным. Конечно, если бы прогресс остановился на телеграфной передаче информации, детству вряд ли что-либо угрожало. Но затем люди изобрели ротапринт, фото- и кинокамеру, фонограф, кино, радио и, наконец, телевидение. Параллельно с развитием электронных коммуникаций произошло то, что Даниэль Бурстин назвал «графической революцией». Появился символический мир фотографий, мультфильмов, постеров и рекламных плакатов. Вместе с электронными средствами массовой информации они штурмовали язык и традиционную грамоту, пока мир идей не обернулся, наконец, миром картинок и образов, сменяющих друг друга со скоростью света. В определенном смысле графические образы можно расценить как когнитивный регресс по сравнению с печатным словом и создаваемыми им при чтении абстракциями. Чтение апеллирует к рассудку и размышлениям, изображения — к эмоциям и чувствам. Рудольф Арнхейм считает, что телевидение усыпляет мозг (из-за своего графического, визуального характера), именно словесные средства общения (за неимением возможности мгновенно передать образ «из головы в голову») вынуждали людей совершать и развивать многие мыслительные операции обобщение, сравнение, выбор и прочее. Так появились понятия и концептуальное мышление. Чтобы описывать вещи словами, надо думать, прилагать усилия. Когда коммуникация становится зрительной, мыслительная деятельность, по Арнхейму, сильно упрощается. Несомненно, мы живем в век телевидения. Прежде всего, ТВ—это визуальное средство. Хотя язык звучит с экрана и даже иногда несет на себе серьезную смысловую нагрузку, доминирует все-таки зрительный ряд. Люди смотрят телевизор, а не слушают его. Телевидение предлагает примитивную, но неотразимую альтернативу линейной и последовательной логике печатного слова. Чтобы понимать изображение, не нужно учить алфавит, грамматику и правописание. Однако просмотр телевидения не только не требует никаких умений, но никаких умений и не вырабатывает. Кроме того, в отличие от книг, телевидение в меньшей степени склонно проводить различия между такими категориями зрителей, как «дети» и «взрослые». Телевизор невозможно спрятать от детей, как книгу, не предназначенную для ребенка. Новая информационная среда одновременно обеспечивает всю свою аудиторию одинаковым объемом информации. Проблема состоит не в том, что телевидение делает интимную сторону человеческой жизни доступной для всеобщего наблюдения, а в том, что оно не способно разделять аудиторию на тех, кому можно и нельзя смотреть те или иные программы. Стремясь к повышению рейтинга своих программ, телевидение вынуждено нарушать культурные табу. И поскольку существует система конкуренции и коммерческого интереса, ситуация вряд ли изменится. Главным результатом видеокоммуникационного бума стало размывание грани между детством и взрослостью. Например, если студенты знают все то, что знают их преподаватели, то между ними нет никакой разницы и нет необходимости делить их на группы студентов и преподавателей. Группы существуют только благодаря различиям между ними. В Средние века детства не существовало потому, что у взрослых отсутствовало эксклюзивное право на информацию. Во времена Гуттенберга такие права у взрослых появились, и возникло детство. В век телевидения детство снова исчезает. Последствия новой информационной революции достаточно серьезны. Цивилизация не может существовать в условиях неконтролируемых импульсов (таких, например, как стремление к удовольствию или агрессия). Мы живем, балансируя между варварством и цивилизованностью, нас одолевают инстинкты и эгоистические желания. Стыд — это механизм, позволяющий обуздать варварство. Скрывая свои инстинктивные порывы, мы как бы придаем им мистический смысл, а это дает возможность справиться с ними. Снижение чувства стыда влечет за собой исчезновение хороших манер. Если стыд — это психологический механизм преодоления импульсов, то манеры поведения — внешнее проявление саморегуляции. Взросление предусматривает овладение нормами поведения. Однако в мире, где ценность книжного образования снижается, неизбежно ухудшаются и манеры. Маргарет Мид в своей книге «Культура и общество: пропасть между поколениями» пишет о том, что мы живем в быстро меняющемся мире, где доступ к информации становится свободным и в котором взрослый перестает быть хранителем знаний и мудрости поколений. Происходит утрата доверия к взрослым, поскольку среди них все меньше тех, кто знает больше, чем молодые люди. Если Мид права, то название ее книги не совсем точно, речь может идти скорее не о пропасти между поколениями, а об ее отсутствии. Опасность телевидения не только в том, что это источник нежелательной информации для детей. В последнее время оно все активнее участвует в формировании сознания взрослых людей. Яркий пример—появление в коммерческих и эротических шоу двенадцати- тринадцатилетних подростков. Создатели таких шоу не могут не понимать, что имеет место эксплуатация ребенка ради удовлетворения сексуальных фантазий взрослых. Чем это лучше Средневековья? Ведь речь идет не просто об использовании ребенка, но и о постепенном внедрении в сознание людей иного отношения к детям. Часто желание оградить детей от преждевременного участия во всех без исключения сферах жизни взрослых сталкивается с обвинениями в ханжестве, морализаторстве и лицемерии. Однако в случае с детством секретность более чем уместна. Детство не может существовать без определенной доли лицемерия. Возьмем, к примеру, насилие. Не секрет, что люди время от времени причиняют друг другу вред и даже убивают друг друга. В мире существуют и войны, и уличная преступность, и бытовые убийства. Лицемерно ли скрывать эти факты от детей? Хотелось бы оградить неокрепший детский ум от слишком раннего знакомства с подобными вещами. Считается, что для детей предпочтительнее ощущать себя защищенными: это позволяет им формировать позитивное отношение к себе и делает столкновение с реальной жизнью менее болезненным. И все же ребенка невозможно полностью уберечь от жестокости. Насилие и смерть встречаются даже в детских сказках. Но там силы добра и зла разведены отчетливо, и смерть злодея не причиняет ребенку душевных страданий. Сказку читает близкий взрослый, которому ребенок доверяет и поэтому не воспринимает негативные события как угрожающие лично ему. Кроме того, взрослые при чтении могут убрать из сказки нежелательные детали или изменить их, если ребенок испытывает тревогу. Телевидение, демонстрируя сцены жестокости, не утруждает себя терапевтическими приемами. Сцены убийства или изнасилования в игровых фильмах оказывают не столь мощное воздействие, поскольку в них, как в сказке, все происходит не по-настоящему, и многие дети не воспринимают их всерьез. Гораздо большее впечатление на юных зрителей производит демонстрация сцен насилия в новостных передачах. Они связываются в сознании детей с повседневной жизнью, и это увеличивает вероятность их потенциального негативного воздействия на детскую психику. Современные коммуникативные технологии внесли существенный вклад в инфантилизацию взрослых и одновременно — во все большее «взросление» образа ребенка. Без четкого образа взрослого не может быть четкого образа ребенка, а электронные средства массовой информации, приложившие немало усилий к исчезновению детства, участвуют и в ликвидации взрослости. Будучи продуктом книжной культуры, взрослость исчезает по мере исчезновения книг и культуры чтения. Взрослые, похожие на детей, существовали во все времена, но разные культуры по-разному относились к подобным проявлениям. В Средние века инфантилизм был редкостью, но это объяснялось условиями жизни. Почему же инфантильные люди появляются в наши дни? Если вкратце, то изменилась символическая, культурная среда, в которой происходит взросление, и две некогда противоположные возрастные категории фактически сливаются в одну. Можно проследить пути формирования инфантилизма на примере изменения политического и социального самосознания взрослых под влиянием средств массовой информации и в особенности телевидения. До возникновения телевидения было легко контролировать поступающую к публике информацию о политических лидерах. С появлением телевидения речь идет уже не о контроле за информацией, а только о способе ее подачи с помощью специально обученных имиджмейкеров. Информация о той или иной политической фигуре поступает не только из того, что он говорит, но и из того, как он себя ведет, стоит, улыбается, останавливает взгляд, потеет, злится и т. д. Такие «утечки» информации почти невозможно предусмотреть, поэтому Ричард Никсон так и не смог избавиться от имиджа торговца автомобилями, а Джеральд Форд—от имиджа увальня. Иными словами, изменилась символическая форма политической информации: вместо оценки политических суждений государственных мужей зрительская аудитория эмоционально реагирует на внешний образ. Телевидение трансформирует логические структуры в эстетические, и оценку политику способен дать даже десятилетний ребенок. Век, когда политика была уделом избранных, закончился. Теперь политическая жизнь принадлежит массам, а телевидение завершило этот процесс, лишив привилегии рассуждать о политике не только аристократическую верхушку общества, но и всех взрослых вообще. Чтобы этот вывод не показался преувеличением, проанализируем информацию, поступающую к зрителям. Большинство из них черпает ее исключительно из телепрограмм, в основном информационных. Какие впечатления они получают, какую информацию, какие перспективы и представления рисуют себе? В какой мере телепрограммы такого рода ориентируются на взрослое сознание? Обратимся к структуре ТВ-передач. Каждая из них начинается и заканчивается музыкой. Зачем? В кинофильмах и театральных постановках тоже используется музыка, грубо говоря, для создания у публики настроения, соответствующего замыслу режиссера. Но в пьесах и фильмах музыка разнообразна и меняется по мере развития сюжета, например, от пугающей к романтичной или волнующей. На ТВ одна и та же музыка сопровождает новости и о вторжении войск в Афганистан, и о принятии бюджета, и о победе в Суперкубке. Используемый каждый вечер в одно и то же время для разных сюжетов и событий, музыкальный аккомпанемент в теленовостях создает ощущение их схожести, и сознание перестает различать события дня, они теряют осмысленность. Кроме того, телевидение придерживается следующего принципа: зритель любит разнообразие и устает от сложных тем. Поэтому в блок новостей включают до двадцати сюжетов. Учитывая время на рекламу, каждый сюжет длится в среднем шестьдесят секунд. Такой способ подачи информации создает как минимум два эффекта. Первый — у зрителя нет времени на осознание события; второй—нет времени на то, чтобы испытать какие-то эмоции по поводу полученных сообщений. Как правило, зрителю не дают времени задуматься о том, какое значение для него лично имеет преподнесенный сюжет, какова его предыстория, а также каким образом все сказанное влияет на сегодняшний день. В основном на телевидении события подаются вне исторического контекста, как, впрочем, и любого другого, и с такой скоростью и фрагментарностью, что легко вымываются из сознания аудитории. Такого рода фрагментарное сознание часто связывают с влиянием телевизионной рекламы, с компактностью историй, закладываемых в сюжет рекламных роликов: конфликт — средство его разрешения — результат. Мораль, то есть готовый результат действия, занимает существенно больше времени, чем объяснение причин конфликта. Готовое средство, а не поиск решения — вот основной принцип ТВ. Важно понимать, что к таким эффектам приводят не особенности тех, кто обслуживает коммуникативное средство, в данном случае, телевидение, а особенности самого коммуникативного средства. Даже к началу текущего века телевидение не обладало достаточными ресурсами, для того чтобы передавать чувство прошлого или будущего. Когда человек смотрит телевизор — все происходит здесь и сейчас. Не мудрено, что взрослые постепенно обретают такие типичные детские черты, как ситуативность поведения и восприятия, стремление немедленно удовлетворять свои потребности, безразличие к последствиям. До сих пор речь шла о том, как общество создает конструкт детства, делая его либо неотъемлемым, либо лишним компонентом своего бытия. Было показано, почему и как современные коммуникативные средства способствуют разрушению идеи детства после ее довольно длительного процветания в западной цивилизации. Остается только продемонстрировать, что этот процесс зашел уже довольно далеко. Свидетельства об исчезновении детства очень разнообразны и поступают из разных источников, в том числе и из средств массовой информации, которые хотя и не осознают полностью свой вклад в разрушение конструкта детства, тем не менее, не могут не замечать этого процесса. Существуют данные о взаимопроникновении стиля жизни взрослых и детей, их вкусов и пристрастий, а также о более серьезных вещах, таких, как изменение доминирующих взглядов и практик в рамках крупных социальных институтов: в области права, школьного образования, спорта. Детский алкоголизм, наркомания, ранние половые связи, преступность и т. д. — яркое свидетельство размывания границы между детством и взрослостью. Предположить, что причиной тому стала информационная революция, можно, но доказать трудно. Впрочем, в социологии и массовой психологии вообще трудно доказать причинно-следственную связь между событиями. Например, известно, что срок наступления подросткового возраста у девочек снижается на четыре месяца каждые десять лет. В 1900 году он составлял четырнадцать лет, а в 1979 — уже двенадцать. При желании можно доказать, что снижение возраста наступления половой зрелости напрямую связано с коммуникативной революцией, но возможны и другие объяснения, например изменения в режиме питания детей. Или другой пример. Количество владельцев частных домов в Америке снижается. Американцы не только стали реже рожать детей, но и реже воспитывают их в собственных домах. Является ли это влиянием коммуникативной среды? Не исключено, но существует и ряд других причин: высокая мобильность американцев, эмансипация женщин и т. д. Указание на телевидение как главную причину исчезновения детства не менее обоснованно, чем выдвижение любого другого аргумента. У детей, участвующих в телевизионных шоу или мыльных операх, одежда, язык, интересы и даже сексуальное поведение становятся такими же, как у взрослых. На современном телевидении практически отсутствует такое музыкальное явление, как детская песня. Это почти что вымерший жанр. Тот факт, что современные средства общения перестают транслировать традиционную идею детства, наиболее ярко отражается в рекламе. Одиннадцатидвенадцатилетние девочки используются как эротические объекты. Получается, что между детьми и взрослыми нет разницы ни в проявлениях сексуальности, ни в ее пусковых механизмах. Другим телевизионным феноменом, подтачивающим различия между возрастными группами, является участие детей в рекламе. За вечер просмотра ТВ можно насчитать до девяти рекламных роликов с маленькими детьми, рекламирующими все — от зубной пасты до сети ресторанов, и поучающими взрослых, как им выгоднее вкладывать деньги. В детской литературе наблюдается та же ситуация, что и в средствах массовой информации. В ней сформировалась позиция, что книга для подростка тем лучше, чем больше она напоминает взрослые романы, а ее герои — это просто чуть уменьшенные взрослые. Это не означает, что настоящей детской литературы не существует, просто образ ребенка в искусстве слишком быстро перестраивается: просуществовав более двухсот лет, он уходит из искусства, и его место занимает псевдовзрослый. Аналогичные процессы наблюдаются и в мире взрослых, у которых меняются модели поведения. Два процесса — «овзросление» ребенка и инфантилизация взрослого — протекают одновременно. Отсутствие четко выраженного образа взрослого человека на экране настолько очевидно, что закрадывается подозрение, не воплотился ли в жизнь сюжет одной из мыльных опер, в которой телевидение захватила банда подростков, чья цель — доказать, что они ничем не отличаются от взрослых. Изменяется и отношение к спонтанным детским играм. На смену независимой уличной игре детей приходят организованные занятия в спортивных клубах, кружках и секциях, копирующих структуры взрослых организаций. Представление о том, что детская игра должна быть спонтанной, не находит поддержки в обществе. Взрослые все чаще привлекают к спортивным соревнованиям совсем маленьких детей. Десятилетние бейсболисты могли бы иначе проводить свои игры, если бы не разгорающиеся за пределами спортивной площадки недетские страсти с участием тренеров, родителей, зрителей, вносящих в игру детей свои взрослые требования к достижению высоких результатов. К общему для детей и взрослых стилю движется не только одежда, еда, игры и развлечения, но и язык. Эти трансформации доказать труднее всего, разве что сравнить анекдоты прошлых лет и современные или попросить читателей обратиться к собственному опыту. Мы знаем, что постепенно снижается уровень грамотности выпускников школ, а вместе с тем исчезает умение рассуждать и аргументировать свои рассуждения. Это свидетельствует об общем спаде интереса к языку и литературе, прежде всего среди взрослых, которые, по сути, и снижают уровень грамотности у молодых. Если речь взрослых становится менее отчетливой, грамотной и литературной, то она теряет отличие от детской речи. Уже не дети ищут в словарях и справочниках значения взрослых слов, а взрослые издают словари, помогающие старшему поколению понимать язык современных подростков. Молодежный сленг оказывает все более сильное влияние на язык взрослых. И хотя слово «типа», вставляемое через каждые четыре слова, все еще остается признаком несформировавшейся подростковой речи, взрослые находят подростковый жаргон очень привлекательным и активно его используют, нередко, правда, и потому, что в условиях быстро меняющегося мира пластичный детский язык часто оказывается более точным. Другая тенденция связана с употреблением нецензурных ругательств, когдато считавшихся допустимыми только в речи взрослых. Современные дети не только хорошо знают ненормативную лексику (это было всегда), но и активно наравне со взрослыми ею пользуются, и не на спортивных трибунах и в запальчивости, а вполне хладнокровно и практически везде; в кинотеатрах, магазинах, ресторанах, школах. К сказанному можно добавить следующие факты. В 1950 году в Америке за особо тяжкие преступления было осуждено 170 детей в возрасте до пятнадцати лет. В 1997 году таких детей было уже 94 784. Эта тенденция хотя и наблюдается на фоне увеличения количества преступлений среди взрослых, тем не менее говорит о том, что преступления перестали быть привилегией взрослости — уголовный мир, как и профессиональный спорт, стремительно молодеет. Детей много и среди жертв преступлений. Преступления против детей стали столь же частыми, как преступления, совершаемые детьми. Официальные органы зарегистрировали в 1979 году 711142 случая насилия над детьми. В действительности их гораздо больше. Это свидетельствует о пренебрежительном отношении к детству со стороны взрослых. Детей бьют не потому, что они маленькие, а потому, что их не воспринимают в качестве детей. Имидж ребенка как уменьшенного взрослого играет здесь негативную роль. Следствием такого отношения становится не только вовлечение детей в преступления, но и их сексуальная эксплуатация. По официальным данным, около трети подростков вступают в половые сношения в тринадцатьпятнадцать лет. К девятнадцати годам сексуальный опыт имеют уже 55% детей. Следствием этого стал рост подростковой беременности, которая сейчас составляет 19% от всех регистрируемых беременностей в Америке. Выше стал и уровень венерических заболеваний среди подростков в возрасте от десяти до четырнадцати лет. Ответственность за эти процессы американский ученый Нил Постмен, который в 1982 году ввел понятие «исчезновение детства», возлагает на взрослых в целом и на вполне конкретных людей, призывающих к радикальному избавлению детей от «сковывающих» их общественных требований. Один из таких теоретиков, Айвон Иллич, своей книге «Общество без школы» (1971) оспаривает необходимость обязательного среднего образования, которое, на его взгляд, мешает детям жить полноценной общественной жизнью. У этого автора были последователи. Например, Джон Холт в книге «Спасение от детства», выпущенной в 1974 году, призывал освободить детей от трехсотлетней обязанности быть ребенком. Ричард Фарсон в книге «По праву рождения» (1974) высказал мысль, что дети имеют право на информацию, сексуальную свободу, экономическую и политическую власть и на выбор места жительства. Постмен не разделяет такую позицию и даже находит ее абсурдной. Однако противником детства он считает не Фарсона, слова которого страшны только тем, что точно обрисовывают будущее, а современную культуру, которой детство, создаваемое на протяжении четырехсот лет, оказалось ненужным, равно как и взрослость. Итог: шесть вопросов о детстве 1. Было ли детство открыто или изобретено? Детство—это социальный артефакт, а не биологическая необходимость. Так считают многие психологи и исследователи европейской культуры. Но есть и противники такого подхода. Фрейд, Эриксон и особенно Пиаже утверждают, что стадии детского развития имеют биологическую основу. В частности, Пиаже называл свою теорию «генетической эпистемологией» и считал, что переход ребенка от более низких к более высоким уровням развития интеллекта происходит по генетическому принципу. Если Пиаже прав, то детство не возникло одновременно с книгопечатанием, оно существовало всегда, а в XVI веке его впервые открыли. Новый же информационный виток развития не приводит к исчезновению, а просто подавляет его. Выдающийся российский ученый Д. Б. Эльконин, анализируя историю возникновения детской игры и детства как социальной категории, приходит к тем же выводам, что и Нил Постмен. Детство — это культурно исторический феномен, возникающий при определенных условиях и исчезающий с изменением необходимых для его существования культурных форм. Возможно, детство — это просто историческая аберрация (переходная стадия) — как конная упряжь или чернила для письма. 2. Означает ли закат детства закат культуры в целом? Америка—первая и, возможно, единственная культура, полностью слившаяся с новейшими технологиями. Постмен задается вопросом: «Способна ли культура сохранить гуманистические ценности и создавать новые в условиях технологического общества?» Знаменитые американские писатели, авторы антиутопий Олдос Хаксли и Джордж Оруэлл дают на этот вопрос отрицательный ответ. Основатель кибернетики Норберт Винер отвечает на него более осторожным «вероятно, нет». Среди тех, кто более оптимистичен, — футуролог Олвин Тофлер и писатель-фантаст Айзек Азимов. Вопрос все еще остается открытым, а Америка, похоже, даже не начала обдумывать свой ответ на него. Лишь отдельные люди пытаются проанализировать произошедшее. Например, Ральф Нейдер в своей книге «Опасно при любой скорости» (1965) выступает как последовательный критик всеобщей технологизации. К сожалению, его книга вышла уже после того, как американцы позволили автомобилю подчинить себе окружающую природу, города и саму их социальную жизнь. Западная цивилизация, которая создала и детство, и губительное для него индустриальное общество, смогла выжить и сохранить гуманистические принципы; возможно, она сможет их приумножить и возродить детство, как это уже было в ее истории. 3. Способны ли фундаменталистские организации внести позитивный вклад в сохранение детства? Сегодняшняя ситуация в Америке напоминает «охоту на ведьм» в 1950-е годы, когда достаточно было упомянуть, что в программе коммунистов не все пункты ошибочны, чтобы тебя обвинили в принадлежности к компартии или заподозрили в сочувствии к ней. В наши дни такая позиция доминирует в отношении к сторонникам фундаменталистских организаций по защите детства, которых обвиняют в забвении святых для Америки либеральных принципов. Постмен полагает, что, конечно, не следует становиться защитником фундаменталистов, но при этом нельзя не оценить их попытки защитить детство. Конечно, предпринимаемые ими шаги не всегда достигают эффекта. Ни бойкот вредных для детей телепередач, ни попытки возродить запрет на доступ к сексуальной информации не достигают цели, но, возможно, приносят пользу тем, что будоражат общественное сознание и всетаки замедляют распад детства. Либеральная традиция, к сожалению, и вовсе ничего не предпринимает в этом направлении. Например, призыв к экономическому бойкоту компании «Proctor & Gamble», спонсировавшей эротические шоу с участием детей, вызвал у либералов забавную, по мнению Постмена, реакцию: «Предпочитаем моральные принципы компании „Proctor and Gamble" моральным устоям викторианской эпохи». Либералы считают, что не дают повернуть время вспять, и тем не менее делают это. Они отбрасывают детство глубоко в прошлое, в темную эпоху Средневековья. 4. Обладают ли коммуникативные технологии способностью сохранять детство? С точки зрения Постмена, единственным техническим средством, способным поддерживать шаткое равновесие между миром детства и взрослости, являются компьютерные технологии. Полноценное использование компьютера требует высокого профессионального уровня и с неизбежностью создает разрыв между профессиональной элитой и рядовым пользователем, между детским и взрослым уровнем владения компьютерной технологией. 5. Существуют ли какие-то социальные институты, способные противостоять исчезновению детства? Существуют только два социальных института, заинтересованных в сохранении детства, — семья и школа. Однако их позиции сильно ослаблены, так как они фактически лишены способности контролировать поступление информации или дозировать ее. Когда-то Маргарет Мид назвала телевизор еще одним родителем, с которым дети иногда проводят больше времени, чем с отцом и матерью. Используя эту терминологию, можно сказать, что у детей стало много родителей: это и кино, и радио, и аудио- и видеотехника. Родительские обязанности по отношению к детям постепенно сокращаются: даже от чтения вечерней сказки ребенку можно уклониться, прибегнув к техническим средствам. СМИ все чаще заменяют семью в формировании ориентаций. Под влиянием массмедиа многие родители теряют уверенность в своих родительских способностях. Армия соцработников, психологов и учителей забирает себе все больше функций, когда-то принадлежавших семье. Это приводит к искажению семейных отношений, утрате интимности, ощущения тесной связи и лояльности, типичных для семейной атмосферы. Дело доходит до того, что родительские отношения все чаще признаются невротизирующими детей, а передача воспитательных функций специальным учреждениям — вполне оправданной. Что касается школы, то это, пожалуй, единственный общественный институт, в котором сохранился принцип сегрегации детей и взрослых в качестве разных групп людей. Однако снижение авторитета школы уже тоже ни для кого не секрет. Обучение детей сталкивается со все более возрастающим сопротивлением, и учителя все чаще ставят под сомнение необходимость всеобщего и обязательного образования. Однако, выполняя специфическую функцию обучения детей, школа в меньшей степени влияет на трансформацию родительских функций, чем массмедиа, и пока остается чуть ли не последним препятствием на пути исчезновения детства. 6. Может ли отдельный человек противостоять происходящему? Ответ Нила Постмена — «может». Однако любое сопротивление имеет свою цену, ведь оказывать сопротивление придется общественным устоям. Даже просто сохранить семью от распада не так легко, что уж говорить о детстве. И все же если родителям удается привить детям хорошие манеры, способность откладывать удовольствие, самоконтроль в области сексуальных и агрессивных импульсов, способность следить за своей речью — все это уже будет, по мнению Постмена, практикой сопротивления современным тенденциям в отдельно взятой семье. Таким образом, с точки зрения автора, сохранятся традиции детства, которые очень даже могут пригодиться нашей современной культуре. Детство в разных культурах Французская галантность, немецкая основательность, японская философичность и русская душевность — все эти национальные качества вошли в поговорки. Как влияют традиции общества, в котором воспитывается ребенок, на формирование его личности? Социализация ребенка в разных культурах С первого своего вдоха ребенок принимает на себя важную и подчас весьма тяжелую миссию: он становится продолжателем определенной культурной традиции. В зависимости от бытующих в обществе представлений о том, каким должен быть «правильный» человек, как должен себя вести и какими умениями и способностями обладать, детей воспитывают по-разному. Как это бывает В США матери считают, что ребенок должен радостно лепетать, активно исследуя мир вокруг себя, — ведь с самого раннего возраста он является полноценной личностью, на страже интересов и потребностей которой стоит Билль о правах, где каждому американцу (без возрастных ограничений, разумеется) официально гарантируется право на поиск счастья. В Японии младенец — как бы часть матери, и та знает, что и когда ему нужно, и если все идет как надо, то ребенок будет спокойным, сдержанным и малоактивным. «Укрощенного ведут в бой; царь подымится из укрощенного. Укрощенный, терпящий все,— лучший из людей. Этот ум бродил прежде, блуждая, как ему хочется, как ему нравится, как ему угодно. Теперь я полностью сдержу его, как погонщик — взбесившегося слона...» — так учит Дхаммапада, один из главных буддийских текстов. Фактически с трех-четырех месяцев жизни младенцам в различных культурах предлагается вести себя в соответствии с тем, что принято в обществе. Японки поддерживают очень тесные, заботливые отношения с младенцем. Они чаще, чем американские матери, нежно прикасаются к ребенку, одобряюще разговаривают с ним и играют (кружат, подбрасывают и т.п.). Матери в США склонны переключать внимание младенца на игрушки (чем их больше — тем лучше!), выбирая те, которые могут способствовать скорейшему развитию. Американки видят в игрушках способ обучить ребенка чему-нибудь, а японки — средство установить контакт с малышом. Провозглашаемая в США ценность независимости в разных областях социальной жизни приводит к тому, что американские мамы стремятся развивать индивидуальность ребенка, поощряя инициативность и самостоятельность. Слово «амбициозность» имеет в американской культуре положительные коннотации. В Японии мамы больше внимания уделяют развитию способности ребенка к социальной интеграции и взаимодействию с другими людьми. Различия двух культур ярко проявляются в особенностях специального детского «транспорта». В США мамы стараются помещать маленького ребенка на расстоянии от себя — в качелях, ходунках, прыгунках (существует и закон о персональном автомобильном кресле для младенцев). В Японии же необходимость близкого контакта матери с ребенком объясняет широкое использование разнообразных рюкзачков для ношения младенцев — в России такие рюкзачки называют «кенгуру». Культура диктует все, в том числе обучение детей самостоятельно есть, ходить в туалет и заботиться о своих вещах. Во Франции ребенка начинают приучать к горшку с полутора лет, а в Японии — только с двух (правда, в обеих странах считают, что к двум с половиной годам ребенок должен уже сам проситься на горшок). По-разному относятся и к тому, как «маленький кушает». Японцы полагают, что ребенок должен есть все предложенное, а французы редко настаивают, если ему не хочется есть или не нравится предлагаемая пища, однако следят за тем, чтобы малыш ел аккуратно и правильно. Во Франции мамы дают ребенку больше словесных указаний, чем в Японии, но полагают, что взрослый должен быть рядом с ним только тогда, когда его помощь необходима. Поскольку во Франции считают, что физическое присутствие родителей является вмешательством в жизнь ребенка, то там гораздо раньше, чем в Японии, детей оставляют спать или играть одних. Японские мамы стараются почаще находиться рядом со своими детьми даже тогда, когда те уже овладели новыми навыками и не нуждаются в опеке взрослого. Существенные различия были выявлены при исследовании особенностей общения матерей с детьми в России и Германии. Русские матери больше общаются с годовалыми детьми, чем немки, чаще хвалят, более эмоционально ведут себя с ними во время игры, переодевания, укладывания спать. Например, русская мама, кормя ребенка, может и прибаутки напевать, и даже рассказывать или читать сказки. Немецкие же мамы скупее на слова, их высказывания при общении с ребенком носят утилитарный характер и направлены на практическое содержание действий ребенка; если нужно, мать повторит свое указание, причем в одной и той же форме, несколько раз. Рационально-прагматический стиль немецкого воспитания основан на традиционной для Германии ценности дисциплины, послушания и авторитета старших. В русской же культуре общение — величайшая ценность, и любовность отношений матери и дитяти проявляется всеми возможными средствами. Откуда это берется В западноевропейской культуре выделяются четыре основные воспитательные стратегии, связанные с разными представлениями о ребенке и его развитии. Первая, самая древняя и самая своеобразная, — это традиционнохристианская система воспитания. В отличие от других, она не ставит своей целью получить «на выходе» члена такого-то социума: главные отношения, которые влияют на жизнь человека (а значит, ребенка), — отношения с Богом, а не с обществом. Отсюда и патриархальный уклад жизни в большинстве верующих семей, и огромный родительский авторитет, и то, что авторитет этот все-таки не является истиной в последней инстанции. Согласно второй распространенной точке зрения, ребенок при рождении представляет собой «чистую доску» (tabula rasa) и все его способности развиваются при жизни, поэтому педагогические усилия направляются на формирование личности путем специально организованного обучения. Соответственно, в отличие от христианской традиции, вся ответственность, если результаты воспитания оказываются неожиданными, ложится на плечи родителей и близкого окружения ребенка. Третья точка зрения состоит в том, что характер и способности ребенка предопределены еще до рождения, а стало быть, воспитание должно развивать природные задатки и ограничивать отрицательные проявления. Сторонники третьей точки зрения, впервые высказанной Руссо, утверждают, что природа создает всех людей добрыми и прекрасными, а портит их как раз общество. Значит, надо как можно меньше вмешиваться в естественный ход развития ребенка, и тогда он сохранит первозданную чистоту души. Описанные четыре модели воспитания детей могут сосуществовать вместе на каждом этапе развития общества и культуры, становясь моральным обоснованием использования тех или иных педагогических приемов. Хороший родитель Преобладающий в данном обществе и в данное время стиль родительства определяется самим этим обществом. Мифы о «нормальном» родительско-детском взаимодействии меняются в пределах одной исторической эпохи в зависимости от рассматриваемой культуры. Например, дети во Франции XVII века совершенно не ценились, однако в колониальной Америке их статус в то же время был абсолютно иным. Низкий статус ребенка во Франции может быть отчасти объяснен тем, что страна была на тот момент перенаселена. В Америке, напротив, дети были необходимы, чтобы населить новый континент. Одной из декларируемых целей пуритан, приезжавших в Америку в попытке избежать религиозных преследований, была «лучшая жизнь для наших детей». То, что мы знаем о нормах воспитания в пуританских семьях, является хорошей иллюстрацией влияния теории и идеологии на материнство и родительство в целом. Религиозные убеждения пуритан и тяжелые условия их жизни сформировали установки и поведение по отношению к детям Библейские предписания и запреты, а также идея, что «розги щадить — ребенку вредить» были важными компонентами их теорий воспитания. Тем не менее, на фермах нужны были рабочие руки, и чем больше, тем лучше, а новые сообщества колонистов выглядели на американском континенте микроскопическими — люди чувствовали себя неуютно и хотели, чтобы их было больше. Прежде всего, за счет роста количества детей. В результате ценность детей была очень высока, и в пуританских семьях с ними обращались, исходя из сочетания требований религиозных догматов, с одной стороны, и текущих жизненных обстоятельств — с другой. Материнство и отцовство, как и родительство в целом, менялись в зависимости от культурно-исторических условий. В каждом обществе существует идея, своего рода социальный миф о хороших и плохих родителях. Родители могут пытаться соответствовать социальным мифам и следовать заложенным в них советам и предписаниям. Когда же оказывается, что мифы расходятся с реальностью, а советы неэффективны, родители чувствуют тревогу, вину и иногда отчаяние. Все это, в свою очередь, оказывает мощное влияние на их взаимодействие с детьми и опыт родительства в целом. Проблема расхождения между теорией и практикой материнства и отцовства актуальна не только для современных родителей. Она существовала во многих обществах в разные исторические эпохи. Каждое общество в любой момент времени опирается на самые разнообразные мифы и теории. Содержащиеся в этих мифах и теориях истории о том, как быть «правильным», «хорошим» родителем, обусловливают культурные различия в практиках родительско-детского взаимодействия. Например, в западной культуре конца XX века принято полагать, что дети имеют право на материнскую любовь. Отвержение и плохое обращение с детьми рассматриваются как нечто отвратительное и противоестественное и преследуются по закону. В то время как, возможно, вера в «материнскую любовь» является довольно недавним изменением в представлениях об отношениях между матерью и ребенком. Материнская любовь Французский философ Элизабет Бадентер утверждает, что само понятие «ребенок» — культурное новообразование, следовательно, «материнская любовь» как нечто очевидное отсутствовала вплоть до XVIII века. До этого времени огромная детская смертность воспринималась как нечто неизбежное и естественное. Выживание детей, по-видимому, стало рассматриваться как нечто важное только в эпоху Просвещения. Тогда же матери начали стремиться заботиться о детях. Материнская любовь, как мы ее сегодня понимаем, то есть вложение в ребенка матерью своего времени, заботы и особой привязанности, это, по мнению Бадентер, социальный конструкт, изобретенный, чтобы «привить матерям стремление к воспитанию своих детей». Первый этап в истории материнства характеризуется как долгий период власти авторитета Отца и Мужа. Идеологической основой здесь выступали, во-первых, теория Аристотеля, из которой следовала легитимность авторитета мужчины, так как он базируется на естественном неравенстве, существующем между людьми; во-вторых, христианская теология, трактующая последовательность творения человека и акт грехопадения как доказательства превосходства мужчины над женщиной. В этот период отец только управляет семейной жизнью, а семейные отношения и общество в целом определяются как отношения и общество без любви. Внутрисемейными отношениями управлял страх, и это было социальной нормой. Известно, что короля Франции Луи XII пороли не реже, чем ребенка любого крестьянина. Непослушная жена подвергалась такому же наказанию. Этот обычай стал восприниматься как варварский только в течение XVII века. Однако вплоть до XIX века хорошо декорированное, выполненное в старом стиле избиение жены было приемлемо среди представителей низших классов и низшей части среднего класса, хотя теоретически статус жены к тому времени был выше, чем статус ребенка и слуги. Материнское равнодушие являлось социальной нормой до конца XVIII века. В это время все матери, независимо от своего социального статуса, хоронили многих своих детей, а представительницы средних и верхних слоев общества редко кормили грудью или воспитывали своих выживших малышей. В последней трети XVIII века в Европе появились три довода в пользу необходимости и привлекательности «материнской любви». Экономический довод (адресован только просвещенным мужчинам) и связан с новым осознанием важности для нации размера ее популяции. Что, в свою очередь, во многом является результатом развития новой науки—демографии; чем лучше каждая мать заботится о младенце, тем больше шансов, что он будет жив и здоров, тем больше население, тем лучше для процветания общества. Философский довод (адресован обоим полам): философия Просвещения популяризовала две великие идеи, которые в той или иной степени повлияли на развитие любви и ее проявлений, — идею равенства и идею индивидуального счастья. Это произошло не только благодаря растущему осознанию важности ребенка для общества, но и из-за истинной увлеченности просветителей поисками счастья и последующей «Революции Любви». Каждый имеет право на счастье и любовь, следовательно, в этом праве мать, отец и ребенок равны. Практический довод (адресован только женщинам): женщины должны были прислушаться к голосу природы и найти в себе естественную мать. За следование «материнскому инстинкту» просветители обещали им красоту, здоровье, счастье, уважение, деньги. За игнорирование — наказание лишением всего этого. Зародившийся в XVIII веке новый образ идеальной матери начал развиваться и за два последующих столетия достиг своих наиболее ярких форм. Началась эра «доказательств любви». Ребенок превратился в центр материнского внимания. Женщина согласилась принести себя в жертву, чтобы ее малыш мог жить, и его жизнь теперь воспринималась как неразрывно связанная с жизнью матери. Материнская функция сдвинулась с исключительно биологической на моральную — основным стало вырастить хорошего христианина, гражданина, человека, приносящего пользу обществу и себе. Новым было то, что теперь общество полагало, что только родная мать (не кормилица, не чужие люди) лучше всего справится с этими задачами. Стало считаться, что это «природа» предопределила женщине такие обязанности. Наступило время «принудительной любви». Женщина не могла больше избежать роли матери, не вызвав морального осуждения. Понятия «женщина» и «мать» в общественном сознании слились. Руссо и Фрейд с разрывом в 150 лет разработали поразительно похожий образ женщины, основным в котором было чувство самопожертвования и посвящения себя другому, что, по их мнению, свойственно всякой «нормальной» женщине. Отцовская любовь Сегодня в западных странах, особенно там, где популярны идеи феминизма, отец и его роль в семье пересматриваются. В обществе возникают новые представления об отце — как равноправном и ответственном участнике семейных отношений, способном любить ребенка так же, как мать. Стало появляться все больше исследований взаимодействия отца и ребенка. Все исследования показывают, что влияние отца на развитие и формирование ребенка очень значительно. Заметный след в жизни ребенка оставляет как внимание отца, так и его равнодушие. Проведенные в США в 90-х годах XX века исследования отношений отцов с сыновьями и дочерьми показали, что отцы часто остаются отстраненными и безразличными к отношениям с детьми любого пола. К тому же многие дети сообщали о позитивных отношениях с отцом из чувства лояльности или полагая, что их родитель соответствует социальным ожиданиям относительно того, как должен себя вести «нормальный» отец, то есть дети могли говорить, что у них прекрасный контакт с отцом, даже если им удавалось увидеть его только в субботу вечером, и то за просмотром футбола. Таким образом, моделировались роль и образ отца в семье. В литературе обсуждается и то, как по-разному отцы общаются с детьми разного пола. Было показано, что отцы уделяют меньше внимания девочкамподросткам, чем мальчикам. Оказалось, что девочки проводят с отцами в три раза меньше времени, чем мальчики. При этом существует наблюдение, что с девочками отцы вовлечены в более игровую коммуникацию, чем с мальчиками. Кроме того, общаясь с дочерьми, отцы более сфокусированы на межличностном аспекте взаимодействия (ободряют, предлагают защиту, поддержку, демонстрируют чувство юмора). Особенности взаимодействия между отцами и детьми воздействуют на то, какие собственные поведенческие и коммуникативные навыки разовьют дети. Например, оказалось, что наличие и характер отцовского воспитания в значительной степени определяют такие особенности дочерей, как степень их вовлеченности в социальную жизнь, позитивная самооценка, социальная приспособляемость и успешность. В целом, близкие отношения с отцом оказывают значимое воздействие на личностное и социальное развитие как сыновей, так и дочерей. В ходе социокультурной эволюции человека в семье бытовали разные модели взаимодействия и воспитания детей. Поведение одного человека в семье влечет за собой изменение поведения других людей. Изменение поведения матерей изменило поведение отцов. Образ Идеального Отца медленно и на протяжении длительного периода времени трансформируется от человека «внешнего мира», чьи функции — защищать семью и обеспечивать ее, к человеку, который в равной степени принадлежит дому и офису и, так же как мать, служит для ребенка источником воспитания, заботы и человеческого взаимодействия. С 1970-х годов женщины все больше стали принадлежать «внешнему миру», в то время как мужчины, отдающие все свое время воспитанию детей и семье, остаются редким явлением. Отцы и мужья, принимающие в жизни «внутреннего мира» равное участие, становятся, по-видимому, новыми героями современного западного культурного мифа. Все это, рассмотренное в перспективе человеческой истории,— явление абсолютно новое. Как же формируется отцовская установка в индивидуальном развитии? С. Хаммер считает, что события могут разворачиваться следующим образом. Социальные нормы, в соответствии с которыми мальчикам предписывается развивать в себе мужественность, требуют «отделения» от матери, непохожести на женщин семьи, отсутствия тех чувств, которые считались исконно «женскими». Обнаруживая в себе нежность, чувственность, стремление к «теплым» взаимоотношениям, мальчики боялись, что их сочтут слишком женственными, и стремились подавить в себе эти черты. Близкий, участвующий в воспитании мальчика отец может помочь ребенку интегрировать эти чувства и осознать, что наличие внутренней эмоциональной жизни не противоречит его мужественности. В отсутствие отца мальчик испытывает угрозу собственной маскулинности, обвиняет в этом присутствующую мать, подавляет и отрицает чувственность и переживает скрытый страх перед доминированием женщин, в частности матери. Все это позволит ему в будущем стать таким же отстраненным, «эпизодическим» отцом, как и его собственный, и такая поведенческая модель будет воспроизводиться в поколениях. Кого воспитываем Воспитание зависит и от деятельности, которая считается в обществе важной и нужной. В тех племенах аборигенов Австралии, где пропитание добывают охотой, из детей растят стойких и мужественных воинов, способных быстро принять решение в сложной ситуации. В племенах земледельцев же вырастают люди терпеливые и спокойные, привыкшие к однообразному распорядку жизни и строгой дисциплине, которую диктуют условия их труда. В современном мире, как это ни устрашающе звучит, одно из главных умений, прививаемых ребенку,— это умение подчиняться. Существуют разные мнения о том, когда и насколько надо дисциплинировать детей. Американский этнограф Э. Голдфранк выделяет четыре типа обществ: 1) общества, где и в раннем, и в позднем детстве дисциплина слабая; 2) общества, где и в раннем, и в позднем детстве дисциплина строгая; 3) общества, где в раннем детстве дисциплина строгая, а в позднем — слабая; 4) общества, где в раннем детстве дисциплина слабая, а в позднем — строгая. В западной культуре родители обычно полагают, что в строгой дисциплине и контроле нуждаются маленькие дети, а по мере взросления ребенка внешний контроль должен ослабевать. На Востоке, наоборот, маленьким детям предоставляют максимальную свободу, почти не ограничивают и не наказывают. Однако когда ребенок подрастает, воспитание становится более строгим: от него требуют соблюдения всех норм и правил поведения, принятых в обществе старших. Кто воспитывает Помимо родителей, в воспитании ребенка часто принимают участие бабушки, дедушки, опекуны, учителя, старшие дети и сверстники. Не менее важная роль принадлежит детскому саду, школе и... телевизору. Все родители по-разному представляют себе идеальное воспитание для своего чада: одни считают, что человек должен расти дома, в обстановке тепла и любви, как можно дольше. В каком-нибудь детском учреждении, во-первых, все дети — «на одно лицо» для воспитателей и никто не видит в них индивидуальности; во-вторых, посторонние дети из «бог знает каких семей» испортят или обидят их дитятко. Другие, наоборот, думают, что, общаясь только с домашними, ребенок не научится жить в обществе, будет ощущать себя чужаком в любом кругу, когда с мамой и папой все равно придется расстаться, и отдают своих отпрысков в детские сады «чем раньше, тем лучше». И те, и другие по-своему правы. В прошлом у многих народов было чрезвычайно распространено воспитание детей вне родной семьи. Этот обычай сохранялся в семейном быту народов Северного Кавказа во второй половине XIX—начале XX века в форме аталычества. По данным этнографов, воспитание ребенка в семье аталыка, заменяющего отца, не отличалось от воспитания в родительской семье. Но по обычаю аталык должен был воспитывать приемного ребенка еще более тщательно, чем собственных детей. По достижении совершеннолетия отданный на воспитание юноша возвращался в родительский дом и должен был продемонстрировать все, чему он научился у аталыка, держа своеобразный экзамен. У черкесов детей отдавали в приемную семью сразу после рождения. В средневековой Европе внесемейное воспитание было довольно массовым. Детей отдавали в чужие семьи в возрасте трех, семи или десяти лет. Многие дети воспитывались в монастырях, закрытых школах и университетах. В Англии в ХДЛ-ХУП веков детей в возрасте десяти- двенадцати лет отсылали в соседские семьи, где они жили и учились и откуда к родителям уже не возвращались. Большое значение для социализации ребенка имеет и общество сверстников. Исследования показывают, что влияние других детей на личностное развитие ребенка не только не уступает, но часто превышает влияние родителей. Взаимоотношения между детьми, как правило, — это разновозрастные отношения трех типов: 1) старшие дети и подростки как заместители родителей по уходу за младшими; 2) игровые отношения не связанных родством детей и подростков; 3) игровые отношения между братьями, сестрами, кузенами, обычно разного возраста. Возрастно-однородные детские группы не являются универсальными и в современных развитых обществах подбираются искусственно (например, группа детского сада, школьный класс). В примитивных культурах единственной формой общения детей были разновозрастные группы, где дети в игровой форме усваивали приемы трудовой деятельности, развивали социально полезные личностные качества. При этом старшие дети выступали в роли учителей и наставников младших. Для современного общества характерно появление особых социальных образований (дома молодежи, творчества, спортивные секции и т.п.), объединяющих и развивающих детей и подростков; члены таких коллективов связаны общей целью, общими делами и дружескими отношениями. Наряду с этим существуют неформальные детские сообщества — уличные компании и группы, отношения в которых регламентированы своеобразным «кодексом чести». Подобные «детские общества» были уже в XIX веке в Европе и имели такие же характерные черты, что и современные: оппозиция миру взрослых и желание жить втайне от них; наличие особого секретного кода и собственного жаргона (в частности, ругательства), ритуалов, игр, норм поведения; автономия каждой из групп и одновременно соперничество и борьба между ними. Что день грядущий нам готовит В современном мире ускорение технического и социального развития, изменение структуры семьи приводят к своеобразной трансформации целей, средств и методов социализации детей. Самой древней и наиболее устойчивой является культура, где семья включает представителей трех поколений, принимающих традиции и культурные нормы как само собой разумеющееся, и ребенок, вырастая, автоматически усваивает стереотипы поведения, в неизменном виде передающиеся из поколения в поколение (такую культуру называют патриархальной). Тонкости отношений между мужчиной и женщиной, привычки при укладывании спать, способы сберегать и тратить деньги, выражение радости и горя — все эти сложные структуры поведения бессознательно наследуются ребенком в ходе воспитания и социализации. Каждое изменение в подобной культуре, где процесс социализации опирается на опыт прошлых поколений, не подвергаемый сомнению, протекает настолько медленно, что, как пишет М. Мид, «деды, держа на руках новорожденных внуков, не могут представить себе для них будущего, отличного от их собственного прошлого». Сейчас же европейское общество меняется с такой огромной скоростью, что связи между дедами и внуками трещат под напором перемен. Опыт, передающийся из поколения в поколение, семейные традиции и устои оказываются бесполезными в новых условиях, которые к тому же через минуту устареют тоже. Весь мир связывает разрыв между поколениями с глобализацией, с возникновением новых средств коммуникации, с тем, что «электронные сети опутали всю планету» и т. д. и т. п. В России этот разрыв выглядит еще драматичнее. Представители старшего поколения не просто были молоды на более раннем этапе развития общества — они жили в другой стране. Иным было все: политическое устройство, культура, экономика, быт, язык. Все, что семьдесят лет составляло основу общественной жизни, рухнуло. Если тридцать лет назад отец мог сказать сыну: «Послушай, я тебя понимаю, я ведь тоже был подростком, но...», то теперь сын вполне вправе ответить: «Вряд ли ты меня поймешь, потому что ты никогда не был подростком в таком мире, как этот». Недаром главное китайское проклятие, по смыслу соответствующее нашему «Чтоб тебе лопнуть», звучит так: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен». Но сущность человеческих отношений осталась прежней, и политические катаклизмы вместе со всемирной глобализацией на нее повлиять не могут. Поэтому семья и существует. Восток — Запад, или Как воспитывают ковбоев и самураев - Нет, и не спорь со мной. Будем обязательно учить английскому. С пяти... нет, с четырех. Вон вчера по телику показывали американских деток — как они лихо в первом классе с компьютером обращаются, в четырнадцать уже сами и машину водят, и деньги зарабатывают, и спортом успевают заниматься. Вот подрастет Машка, пойдет в школу, может, сама за границу поедет, как Ивановых дочка — уже целый год в каком-то колледже по обмену, родители счастливы как я не знаю кто — говорят, если повезет, она там и жить останется, а потом и их к себе заберет. Вот это я понимаю — самостоятельность! - Тоже мне — нашла мечту всей жизни. Лучше дома сидеть, ходить вон в родную школу — будешь умнее всего класса из Техаса. А хочешь учить английскому — не вопрос, научим, только начинать надо прямо завтра, а то исполнится три года — и гораздо тяжелее будет. Я вчера в Интернете про одного японца прочитал, так он вообще говорил, что детей нужно сразу нескольким языкам учить, пока они еще ни на одном не разговаривают. - Прямо в роддоме, что ли? - Да не в роддоме, конечно, но, в общем, вскоре после. Поэтому у японцев все дети в университет прямо с детского сада готовятся, а у нас с детского сада родители только деньги на репетиторов копить начинают. - Зато в Америке дети раньше на ноги встают. - Зато в Японии они не только о гамбургерах и комиксах мечтают, а гармонично развиваются. О душе надо думать, матушка... Америка Американское воспитание — явление яркое и противоречивое до крайности. Кто только о нем не писал и не говорил: и сами американцы, и иностранные специалисты, и ученые, и литераторы, и учителя, и родители! Оценки при этом колеблются от самых восторженных до резко отрицательных, причем часто противоречат друг другу. То упрекают американскую школу за чрезмерный либерализм, то жалуются на мертвящую бюрократичность, то восхищаются строгой нравственностью, то хвалят за отсутствие предрассудков и полную раскованность, то сожалеют о том, что детей воспитывают чересчур прагматично, то радуются свободе детского творчества и полету воображения. Скорее всего, каждая из этих оценок в какой-то степени соответствует действительности. Уж таково само американское общество, сочетающее в себе пуританские представления о морали (со всеми вытекающими последствиями) с демократическим принципом «мои права кончаются там, где начинаются права моего соседа». Иными словами: свободный человек может делать все, что хочет, пока это не мешает другим. Сейчас в американском отношении к семье происходят большие перемены. Если долгое время считалось, что главная обязанность человека — реализоваться как личность, достичь успехов на работе, причем женщина ни в чем не должна уступать мужчине, то сегодня все больше и больше американцев делают выбор между карьерой и семьей в пользу семьи. Конечно, движение феминисток не исчезло, но зато породило новую форму распределения семейных обязанностей: довольно часто встречаются семьи, в которых папа сидит дома с детьми, а мама ходит на работу и зарабатывает деньги, которых хватает на безбедную жизнь для всех. Что касается дошкольного воспитания, то оно крайне разнообразно. Можно водить ребенка в частные ясли, можно оплачивать услуги няни (в Америке это очень распространено), можно вообще оставлять ребенка в неформальном клубе или импровизированном детском саду (несколько соседок по кварталу или, допустим, прихожанок одной церкви договариваются, что каждая из них по очереди будет оставаться с детьми, пока остальные работают), наконец, если денег очень много, можно нанять профессионального гувернера. В общем, палитра велика, нет только государственных детских садов и яслей. Хотя проблемами раннего развития в Америке занимались очень много, сейчас оно там не очень популярно. Как правило, родители считают, что всему необходимому их чадо научат в школе (что, в принципе, оправданно, так как школа для маленького американца начинается с пяти лет, с приготовительного класса). Самое главное, к чему стремятся и родители, и воспитатели, — привить ребенку вкус к учебе, не отпугнуть его, сделать знания привлекательными. Конечно, заметнее всего это в работе с приготовишками и дошкольниками, но «edutainment» — особый стиль обучения, предполагающий совмещение учебы и игры, — сохраняется в школе до самых старших классов. В одной школе урок истории ведет преподаватель в костюме Авраама Линкольна, в другой на физике (вернее, на «естествознании») делают из соломинок мосты, а потом устраивают конкурс — чей мост больше выдержит (побеждает ажурное сооружение, способное вынести 110 кг). В начальной школе бешено популярны всевозможные утренники и праздники, на которых дети выступают, читают стихи, поют и танцуют; на таких мероприятиях залы ломятся от родителей с видеокамерами, которые умиленно снимают каждую мелочь. В американской школе 12 классов. В старшей школе введено так называемое профильное обучение — есть три обязательных предмета, которые должен пройти каждый школьник: английский, математика и science — дословно «наука», предмет вроде нашего естествознания, оно же природоведение, только в старших классах оно включает в себя сведения по химии, физике, биологии и астрономии сразу. Остальные четыре (или шесть) предметов школьник выбирает себе сам; выбрать он может и домоводство, и экономику, и мировую литературу, и рисование. С одной стороны, лучшей модели и не придумать. Подросток не тратит времени на знания, которые ему никогда не понадобятся, может сам решить, какие предметы необходимы для его дальнейшего образования и будущей профессии. Ученик не обязан учиться хорошо во всех областях знания, как в русских школах. Например, если он решил, что хочет заниматься в дальнейшем литературой и искусством, никто не потребует, чтобы он учил физику, да еще и успевал по ней не хуже, чем по гуманитарным предметам, — незнание физики не испортит его табель, когда он закончит школу. Но при этом профильное обучение вызывает массу претензий и нареканий. Во-первых, некоторые школьники, вместо того чтобы радостно кинуться штурмовать любимые науки, не отвлекаясь на посторонние предметы, просто выбирают себе что полегче — рисование, домоводство, физкультуру, — чтобы не напрягаться. Дети, конечно, довольны, оценки у всех замечательные, но образование, которое они в итоге получают, и средним-то не назовешь. Во-вторых, даже честно и радостно изучая выбранные для будущей профессии дисциплины, все-таки получаешь однобокое представление о мире. Если в России на гуманитарных факультетах примерно треть студентов пришли из школе физико-математическим уклоном (и опыт показывает, что учатся они более успешно, чем те, кто закончил школы обычные или с углубленным изучением языка и литературы), то американские ученики не имеют возможности изменить выбор специализации ни в старших классах, ни после того, как закончили обучение в школе. Кстати, у тех, кто собирается стать программистом или специалистом по компьютерной графике, а это профессии в современной Америке сверхпрестижные, ситуация совсем уж анекдотическая. Как известно, русские специалисты в этой области ценятся очень высоко, и часто их уровень намного превышает уровень американских профессионалов (в большинстве крупных западных компаний работают русские). И это несмотря на то, что тем, как обучают информатике в американских школах, довольны даже самые придирчивые критики, а уровень технической оснащенности школ в России американскому уступает на порядок. В чем же дело? Оказывается, юным специалистам по компьютеру не дает развиваться правовое цивилизованное общество. Закон о защите авторских прав и борьба с пиратством сделали свое дело: на рынке имеются только лицензионные системные продукты, программы, учебники. Чтобы их приобрести, нужны немалые средства, бедному школьнику их просто неоткуда взять, и он не может получить объема знаний, доступного русскому, который за гроши приобретает пиратские диски с любой информацией в первом попавшемся ларьке. Оценок в американской школе нет. Вернее, они почти не зависят от учителя: например, в контрольной работе (и в задаче, и в диктанте) каждое задание «стоит» определенное количество баллов; когда работу проверяют, высчитывается процент сделанного, и на основании этого ставится отметка: американская оценка А процент сделанного 90-100 российская оценка 5 В С D Е F 80-89 70-79 60-69 50-59 0 49 4 4 3 32 В старших классах ученики могут спокойно поступать в колледж или университет, сдавая вступительные тесты (можно сдавать экзамен несколько раз, пока не наберешь высокий балл): никаких заплаканных абитуриентов в коридоре вуза и дрожащих от ужаса родителей у двери аудитории, в которой чадо пишет экзаменационную работу. Такая система благотворно влияет как на объективность преподавателя, так и на психологическое состояние ученика. В Америке жива и процветает система кружков, и многие дети с огромным удовольствием в неучебное время посещают всякие «Общества начинающих психологов» и «Встречи любителей авиамоделирования». Вообще американский подросток проводит в школе гораздо больше времени, чем русский (а американский учитель, по статистике, — в два раза больше времени, чем японский), потому что кроме учебы и кружков в школе проходят всевозможные конкурсы, дискотеки, а главное — спортивные соревнования. Даже если ты всей душой ненавидишь футбол или гандбол (впрочем, таких среди американских детей крайне мало), ты обязан прийти и поболеть за команду своей школы. У каждого ученика есть футболка с символикой школы, ее надевают, когда «болеют». Возможно, это смешно, но если задуматься, то смеяться уже не захочется: патриотизм—школьный, городской, наконец, государственный — прививается американским детям чуть ли не с пеленок. Каждая школа и каждая классная комната украшены национальным флагом, каждый урок начинается уже не с молитвы, как это было во времена Тома Сойера, а с клятвы верности Соединенным Штатам Америки. В школе отмечаются всякие праздники. Понятно, Рождество и Пасха, но кроме них и дни рождения учеников, и народный праздник американских школьников — «экватор», сотый день учебного года, и День сурка. Новых годов — так сразу несколько: еврейский, китайский, мусульманский (не во всякой школе, конечно, но во многих). Кстати, еще чаще, чем над любовью американцев к своим флагу и гимну, иностранцы хихикают над их политической корректностью. Политическая корректность — это предельно терпимое, понимающее и сочувственное отношение к нестандартности любого рода, будь то физические особенности, национальная принадлежность, религиозные убеждения или сексуальные предпочтения. Конечно, перегибов в этом отношении хватает: хорошо известна шутка о том, что хуже всего в Америке живется молодому мужчине, натуралу, белому, коренному американцу отличного здоровья и католического вероисповедания. Но на самом деле все, что относится к политической корректности, — от закона о том, что любой домохозяин, будь он хоть патентованный отшельник и нелюдим, обязан переделать туалет у себя в доме так, чтобы туда свободно въезжала инвалидная коляска (а вдруг лицо с ограниченными возможностями — американец никогда не скажет «инвалид» — захочет приехать к нему в гости), до выпущенного недавно пластыря восьми оттенков коричневого, чтобы не выделялся на коже любого цвета, — все это приучает людей принимать и уважать окружающих такими, какие они есть. Детский коллектив — часть общества, и американская школа практически не знает травли заик, очкариков, новичков и т.д. Это огромное достижение воспитательной системы, основанной на ценности каждой отдельной личности, и, например, японские школы могут об этом только мечтать. Там сейчас как раз участились случаи травли тех, кто не похож на других хоть чем-то. Вот вам оборотная сторона представления о том, что ценнее человеческих связей ничего нет, — человек, хоть в чем-то отрывающийся от своей социальной группы, пусть и не по своей вине, мгновенно оказывается изгоем. Появился даже специальный термин для этого явления — «идзимэ»; японские психологи с педагогами уже голову сломали над тем, как исправить создавшееся положение. Американские дети вообще знают, что живут в самой лучшей на свете стране, в самом лучшем на свете городе, учатся в самой лучшей на свете школе. В одном из популярнейших американских романов о жизни подростков мудрая старушка-гречанка задает подростку такой вопрос: «Почему в Америке все делают вид, как будто постоянно испытывают счастье?» Психология иммигрантов-первопроходцев новой земли, на которой за каждым углом человека ожидает удача, и нужно только уметь ее схватить, превратилась в национальную психологию, а она стала государственной политикой. Право каждого на поиски счастья внесено в американскую конституцию, и детей растят с убеждением, что несчастливый человек — это тот, кто по каким-то причинам (скорее всего, из вредности) не желает быть счастлив. Поэтому американский подросток, имеющий множество прав, не доступных русскому школьнику, не имеет права на тоску, депрессию, просто плохое настроение. Не имеет он и права нагружать своими переживаниями окружающих. Неудовлетворенность жизнью — проблема; с проблемами нужно справляться; для этого существуют специалисты: педагоги, школьные психологи, наконец, адвокаты. Среди подростков, как и во всем обществе, не принято жаловаться на жизнь, а уж рассказывать о своих душевных переживаниях в школе, даже друзьям, и вовсе небезопасно. История кишит примерами того, как неосторожный подросток (в большинстве случаев выходец из России) случайно ронял в обществе американских одноклассников фразу из серии «достало все, повеситься от этой дурацкой школы можно», а приятели с ясными глазами и чистой совестью шли рассказывать об этом учителям, которые принимали меры, и в результате несчастного долго лечили от невроза и депрессии, а в личной характеристике у него появлялась запись о неустойчивой психике и склонности к суициду, что впоследствии существенно осложняло ему жизнь при поступлении в колледж. При этом школьник, естественно, долго обижался на своих друзей, а те пытались общаться с ним как ни в чем ни бывало и очень удивлялись его обиде, не понимая, что же они такого сделали — просто пытались помочь товарищу разобраться в себе, получить квалифицированный совет. В Америке вообще нет понятий «ябеда», «стукач». Каждый из детей должен быть законопослушным гражданином и не противопоставлять себя школьной администрации, а сотрудничать с нею, потому что учителя желают ему только добра. Сообщить преподавателю или кому-нибудь из взрослых о том, что выходит за рамки правил школы или вообще является противозаконным, — не предательство, а выполнение гражданского долга. Следует отметить, что в американской воспитательной системе очень широко практикуется привлечение третьих лиц при разрешении конфликтов. Вот, например, в русской школе преподаватель (давайте отвлечемся от его педагогической состоятельности) счел для себя возможным поссориться с учеником. Может, тот так себя вел, что любого вывел бы из себя. Какие есть варианты поведения школьника? Он может вести с преподавателем позиционную войну, и оружием его могут быть хоть кнопки, своевременно подложенные на учительский стул, хоть энциклопедические знания; может игнорировать преподавателя в классе, гордо молчать, убийственно отвечать или вообще на занятия не ходить; может храбро подойти после урока и начать выяснять отношения; может, наконец, извиниться. В американской школе подросток и преподаватель организованно идут к школьному правоведу (есть и такая должность), и тот разбирает ссору в соответствии со школьным уставом и правами ребенка. Все. С одной стороны, подобное разрешение конфликта влечет за собой меньше риска для психики и самооценки ребенка. А с другой... Опыт поведения в подобной ситуации нельзя получить, не пережив ее собственными силами. Привычка полагаться во всем на компетентность «специального человека» лишает подростка возможности выработать модель поведения, которой он будет придерживаться в дальнейшем в похожих случаях, и естественно, что психологическая зрелость у него наступит гораздо позже. Япония Если характеризовать японскую воспитательную систему одним словом, то лучше всего ей подойдет определение «парадоксальная». Казалось бы, уж где, как не в Японии — стране самураев и калькуляторов, высоких технологий и железной дисциплины, одном из самых богатых и высокоразвитых государств мира, — воспитывать волевых и самоуверенных интеллектуалов, приученных к жесткому порядку, способных выживать в современном мире, рассчитывая только на свои силы. На деле же японские родители и учителя в первую очередь учат детей жить в коллективе, общаться с самыми разными людьми, ладить с теми, с кем вместе предстоит учиться и работать, не вызывая конфликтов и противоречий. Для японцев безмерно важна крепость связей между ребенком и семьей, между учеником и школой, между гражданином и государством. Стандартная японская семья: папа — мама — двое детей. Папа работает и зарабатывает, опора и гарант жизни, повелитель и защитник. Мама («канай» — «та, кто в доме», «амаэ»—«та, кто балует, покровительница») занимается домом и детьми. Связь мамы и ребенка исключительно велика: они в первые годы жизни практически не расстаются. Специальные сумки-кенгуру, куртки с огромными карманами на молнии, которые отстегиваются, когда младенец из них вырастает, позволяют матери брать ребенка с собой, куда бы она ни пошла, и практически не выпускать его из объятий. Кусочек пуповины в японской семье бережно хранится в почетном месте как символ связи между мамой и ребенком. Японская мама никогда не повышает на ребенка голоса, не ругает его. Это относится не только к годам вольницы (от рождения до пяти лет), таков стиль взаимоотношений в семье на протяжении всей жизни. Если возникают какието проблемы, мама просто кротко говорит, что поведение отпрыска ее очень огорчает, и одно это является для него тяжелым наказанием. А уж прекращение общения, пусть даже короткое, воспринимается ребенком как драма. Такое полное взаимопонимание чрезвычайно благотворно в младенчестве: человек, которого так любили в раннем детстве, имеет все шансы вырасти и мягким, и нежным, и любящим, доверяющим окружающему миру. Но сплошь и рядом единение ребенка с матерью становится чересчур крепким, болезненным и страстным. Сейчас психологи в Японии много пишут о том, что в семьях это единение часто превращается в «военный союз» против отца, что выросшие дети не могут отделиться от родительской семьи и, окончив университет, продолжают жить на иждивении мамы с папой, не заводят собственных семей. Наконец, участились совсем уж мрачные и тревожные случаи. В Японии есть такое явление — «синцзю». Так называют совместное самоубийство влюбленных (ну, как у Ромео и Джульетты, только по взаимной договоренности). Термин возник в XVII веке, но сейчас, похоже, изменяет свое значение: все чаще одновременно кончают с собой мать и сын. Эти трагические эпизоды на самом деле не исключения, касающиеся отдельных психически ненормальных личностей, а закономерный, хоть и страшный, результат воспитательной стратегии, предполагающей, что мать и ее дитя остаются всю жизнь единым организмом, части которого не могут существовать по отдельности. Маленькому ребенку в Японии позволено все. О такой жизни малыши всего остального мира только мечтают: никаких запретов, никаких указаний и упреков. Мама, конечно, предупредит сыночка или дочку, что, наверное, не стоит лезть в ту грязную лужу, что, если съесть слишком много мороженого, заболит животик, а если дразнить большую собаку, то она может укусить. Но (внимание, держитесь, родители) когда дитя все-таки делает по-своему и все проходит удачно, взрослые умиляются, а если малыш испачкался или поранился, мама просит у него прощения: ведь она виновата в том, что не смогла уберечь его и оградить от опасности. Не только родители не делают ребенку замечаний — все знакомые и незнакомые взрослые, с полным пониманием относясь к его шалостям, только улыбаются. Мамы сами часто играют в детские игры со своими чадами; старшие никогда не вмешиваются в детские ссоры, не разнимают тех, кто дерется — а то, не дай бог, ребенок не научится общаться со сверстниками. Если ребенку дают с собой в детский сад завтрак, то он должен включать двадцать четыре вида разных продуктов, быть приготовлен дома (а не куплен в магазине), да еще красиво упакован, чтобы не только накормить, но и порадовать. В середине 50-х годов в японской педагогике произошла революция: Масару Ибука — кстати, никакой не педагог и не психолог, а основатель всемирно знаменитой компании «Sony» — издал свою книгу с сенсационным названием «После трех уже поздно». И не просто изложил свою программу развития детей до трех лет, а создал целую организацию — «Обучение талантов», сеть детских садов, в которых детки учатся и воспитываются по его системе. Когда Масару только заинтересовался педагогикой, возрастная психология и уж тем более особенности мировосприятия младенцев его не занимали; у предпринимателя номер один в Японии была задача разобраться, почему в мире происходят революции и молодежные бунты. Не будучи ни психологом, ни социологом, Масару не стал размышлять об общественных и политических причинах беспорядков — он просто решил, что все на свете беспорядки устраивают люди несчастные. Будучи сам безусловным гением (он начал свою деятельность в 1947 году, когда страна была опустошена, с 700 долларами в кармане основал фирму «Sony», став одним из первопроходцев, поднявших Японию из руин и отчаяния на уровень мирового лидера), Масару Ибука сразу догадался, что несчастен человек, которому не дали развить заложенные в нем великие возможности. Сначала Масару решил, что со студентами неправильно обращаются в университетах, потом — что детей портит средняя школа, потом — что все дело в начальных классах, а потом — что уже в детском саду перевоспитывать ребенка поздно. В это время вся Япония говорила о новом методе доктора Ишичи Сузуки, позволяющем обучать совсем маленьких детей игре на скрипке. Основной принцип этой методики был такой: ребенок учится говорить, слыша и по возможности повторяя звучащую вокруг него речь. Если малыш постоянно слышит музыку (причем взрослый повторяет одно и то же произведение много раз), то запоминание мелодии происходит так же, как запоминание слов. Следует не рассуждать о том, есть ли у ребенка музыкальные способности (мы ведь не думаем о том, получится ли из него лингвист, когда учим его говорить), а стараться развить природные задатки. В этом случае, как считал доктор Сузуки, все зависит от среды, которую родители создадут для малыша, от их старания и последовательности. Масару Ибука обобщил опыт школы Сузуки, распространив его не только на музыкальные таланты, но и вообще на любое обучение и интеллектуальную деятельность. Он исходил из следующих установок: - Не существует ни гениев, ни бездарностей. Любой ребенок от рождения до трех лет талантлив, как Леонардо да Винчи, и впитывает знания, как губка воду. А вот после трех лет, если не образовалась прочная база, бесполезно учить, как ее использовать. Это все равно, что пытаться достичь хороших результатов, работая на плохом компьютере. - Нельзя начать учить ребенка слишком рано или дать ему слишком много: нужно бояться учить чересчур поздно и мало. Если ребенок слишком устал, то просто перестанет воспринимать новую информацию, тогда надо сделать перерыв на час-два или до завтра, а потом начать со свежими силами. - Маленькие дети способны запомнить безграничный объем информации, если она вызывает у них интерес и радость. Повторение — мать раннего развития. Детям не надоедает сто раз слушать одну и ту же сказку, не надоест и одно и то же музыкальное упражнение (в Европе, кстати, об этой особенности детского восприятия много писал другой знаменитый педагог-непрофессионал—Г.К.Честертон). Чем больше раз повторить ребенку тот текст (пьесу, упражнение, математическую формулу), который он должен выучить, тем больше шансов на успех. - Главное, от чего зависит раннее развитие, — это атмосфера, царящая вокруг ребенка. Для маленького ответ на вопрос «Что такое „хорошо" и что такое „плохо"?» очень прост — то, что приносит удовольствие, то и хорошо. Если малыш что-то сделал, и его долго хвалили, он захочет сделать это еще и еще раз. А если его поучать и дергать замечаниями, то неприятные ощущения будут связаны со всем действием, которое их вызвало. Поэтому если вы хотите научить свое чадо, например, музыке или иностранному языку, следует его все время поощрять и хвалить за любой успех, тогда положительные ассоциации будет вызывать сам процесс обучения. - Необходимо развивать у ребенка вкус, в том числе и к еде. Не стоит кормить ребенка изо дня в день одним и тем же, иначе его вкусы не разовьются, и он потом будет отказываться от любой новой пищи. Следует использовать всякие специи и пищевые добавки (если они не вредны и не вызывают аллергии), чтобы ребенок узнал как можно больше новых ощущений и научился их различать. - Ребенок лучше всего воспринимает то, что организовано ритмически. В книге Масару приводится пример: мальчик с легкостью запомнил сутры, которые его отец-священник повторял под аккомпанемент гонга; если бы он просто учил их по книге, это стало бы для него труднейшей задачей. (Сравните: «Ритм и рифма для детей намного важнее смысла стихов... Стихи для них — норма человеческой речи. Иные взрослые даже пугаются: не повредила бы незрелому мозгу такая тяжкая стиховая нагрузка... как сотни стихов, усвоенные изумительной детской памятью ... благодаря изящным словесным конструкциям, подчиненным гибкому музыкальному ритму». — К. Чуковский, «От двух до пяти», глава «О стиховом воспитании».) - Маленького ребенка гораздо проще научить алгебре, чем арифметике. Особенно легко малыши усваивают теорию множеств, потому что каждый ребенок открывает ее для себя, складывая по разным кучкам кубики разной формы и цвета. Вообще больше всего внимания педагоги, работающие по этой системе, уделяют математике, музыке и иностранным языкам. Очень многое из того, что написано в книге Масару Ибука, сейчас известно каждому психологу и почти каждому образованному родителю: полезно играть с детьми в ролевые игры, отец должен больше общаться с ребенком, не надо игнорировать детский плач, и т. д. В середине 50-х такая педагогическая теория вызвала огромный бум, и до сих пор в усовершенствованном виде она очень широко практикуется в Японии, как и метод логичных последствий; о том, что это такое, читайте в разделе «Трактат о воспитании». Но вот ребенку исполнилось 3-4 года, и он идет в детский сад (конечно, не все отдают туда детей, но многие). Все детские сады в Японии частные. Среди них особое место занимают так называемые элитные сады, находящиеся под опекой престижных университетов. Если ребенок попадает в такой детский сад, его будущее можно считать обеспеченным: по достижении соответствующего возраста он переходит в университетскую школу, а оттуда без экзаменов поступает в университет. В Японии достаточно острая конкуренция в сфере образования: университетский диплом является гарантией получения престижной, хорошо оплачиваемой работы — в министерстве или в какой-нибудь известной фирме. А это, в свою очередь, залог карьерного роста и материального благополучия. Поэтому попасть в садик при престижном университете очень сложно. Родители платят за поступление ребенка огромные деньги, а сам малыш, чтобы быть принятым, должен пройти достаточно сложное тестирование. Зимой 1999 года Японию потрясло известие об ужасном преступлении: одна женщина убила маленького ребенка, который стал соперником ее собственных детей на экзамене при поступлении в детский сад. Конечно, подобный случай — явление из ряда вон выходящее. Но, так или иначе, отношения между родителями воспитанников элитных детских садов (которые в большинстве своем принадлежат процветающим корпорациям) довольно напряженные и ревнивые. Однако таких детских садов не много. Как не много и садиков так называемого прозападного направления, в которых по-прежнему господствуют принципы свободного воспитания, и нет той жесткой и достаточно тяжелой для маленьких детей системы занятий, которая свойственна «элитным» садам. В большинстве же детских садов главная задача воспитателей — научить детей быть послушными. Как только ребенок переступает предел четырех-пяти лет, вся свобода, которая так потрясает европейцев, для него заканчивается. По отношению к чужим людям — на улице, в присутственных местах — японская традиция строжайше требует выражения предельного почтения, в том числе и со стороны детей. Поэтому много времени в детском саду отводится воспитанию манер и знакомству с ритуалами и церемониями. Дети должны овладеть множеством вежливых словесных формул (их в японском языке безмерное количество) и знать, где и когда, в каких случаях их нужно применять. Необходимый элемент японского этикета — поклон. Японцы сопровождают поклоном каждое «спасибо», кланяются при встрече, кланяются перед едой — благодарят высшие силы и хозяев за предстоящую трапезу, — кланяются после еды, даже в парламенте — и то кланяются. Раз в неделю директор каждой японской школы произносит речь перед учениками, выстроившимися в колонны на школьном дворе. С окончанием речи школьники должны поклониться. А потом поклониться еще раз — при выносе государственного флага. Требование кланяться в ответ на слова директора не внесено ни в один закон. Этого требует традиция: младшие обязаны слушаться старших и выражать им почтение. Начинают этому учить уже в детском саду. Там же ребенок постигает науку, важнее которой для японца нет, — умение жить среди других людей. Никто и никогда не сравнивает детей между собой; дети очень много поют хором, но солистов в хоре нет — чтобы никого не выделять и, соответственно, не унижать остальных; даже соперничество в спорте (спортивных игр в японских детских садах очень много) не приветствуется — побеждает дружба или одна из команд (в крайнем случае); дети много ходят в походы, чтобы совместные трудности развивали у них чувство единства. При поступлении в школу (японское начало занятий — первое апреля, большой праздник во всех образовательных учреждениях, на котором директор детского сада приветствует своих будущих воспитанников так же торжественно, как ректор — студентов) для ученика обязательна стандартная форма — никто не должен отличаться друг от друга. Этому способствует и отношение учителей к достижениям школьников: для них нет ни способных, ни отстающих, а есть только ленивые и прилежные. Система оценок в Японии потрясающе тактична: преподаватель сообщает ученику его отметку исключительно наедине, в классе могут похвалить ребенка только за прилежание. Понятно, что умение работать в группе и сотрудничество только приветствуются. Вот тут-то и начинаются проблемы. Любое отличие от окружающих — будь то цвет ранца, хорошее английское произношение, большой нос — угроза для ребенка. В полной безопасности может себя чувствовать только тот, кто никак не выделяется из общей массы — ни в хорошую, ни в плохую сторону. Индивидуальность вызывает резкое неприятие остальных детей, травлю, насмешки и издевательства. Подобное отношение к чужой непохожести переносится и во взрослую жизнь. В 1991 году великий японский режиссер Акира Куросава жаловался в интервью газете «Советская культура» на то, что большинство японцев крайне настороженно относятся к чужим достижениям, раздражаются, когда видят чей-то успех, и в любом совершенстве способны найти кучу недостатков. Все это — оборотная сторона с детства заложенных представлений о приличном, достойном поведении. Воспитание не прекращается в школе — существуют специальные «уроки нравственности», на которых преподаватель обсуждает с детьми то, как надлежит поступать в тех или иных ситуациях. Нет для японца ничего страшнее одиночества, и единственная возможность быть принятым окружающими — походить на них во всем. Вместо промежуточного итога Конечно, хорошо нам обсуждать воспитание в Америке и в Японии, объективно оценивать достоинства и академично отмечать недостатки. Ну а как же дело с национальным воспитанием обстоит в России? Скептики считают, что сейчас ни о каком национальном воспитании говорить не приходится, потому что у нас его нет и в помине. Но, конечно, такого быть не может. Любое общество воспитывает удобного для себя гражданина; любой гражданин старается воспитать ребенка так, чтобы в обществе ему было удобно, — в этом и заключается национальное воспитание. Но дело в том, что если японцы плавно стараются совместить традиции с новациями, если американцы сделали себе традиции из новаций, то мы как раз переживаем эпоху, когда появляются новые традиции. Конечно, сейчас ребенок не может расти так, как росла его мама двадцать лет назад: той страны уже нет, как нет ни государственной, единой для всех, идеологии, ни пионерской организации, ни мороженого за сорок копеек. Нельзя тем более воспроизвести полностью тот семейный уклад и то образование, которые были в дореволюционной России. Правда, можно, например, и сейчас попробовать найти ребенку гимназию, в которой будут преподавать латынь и греческий, а можно отдать его в воскресную школу при ближайшем приходе. Но и современные русские элитные школы, и современные русские православные семьи — это уже совсем другая история. О том, какова сейчас российская семья, каковы в России школы и детские сады, что становится основной тенденцией воспитания, читайте в книге дальше. Ребенок у экрана Если вы не абориген Новой Гвинеи и не староста общины староверов, ваш ребенок обязательно смотрит телевизор. Как получить от столкновения с благами цивилизации больше пользы и меньше вреда? В наши дни телевизор и «видики» прочно вошли в жизнь малышей. Во многих семьях, как только ребенок научился сидеть, его сажают перед экраном. Телевидение все больше заменяет бабушкины сказки, мамины колыбельные песенки и разговоры с отцом. Экран становится главным «воспитателем» ребенка. Поданным ЮНЕСКО 93% современных трехпятилетних детей смотрят на экран 28 часов в неделю, то есть около 4 часов в день, что намного превосходит время общения со взрослыми. Это безобидное времяпрепровождение вполне устраивает и детей, и родителей. В самом деле, ребенок не пристает, ничего не просит, не хулиганит, никуда не лезет и в то же время получает впечатления, узнает чтото новое, приобщается к современной цивилизации. Однако это, казалось бы, безопасное занятие может повлечь весьма печальные последствия не только для физического здоровья ребенка (о нарушениях зрения, дефиците движений, испорченной осанке уже сказано довольно много), но и для его психического развития. Чем дальше, тем ощутимее. Первое из таких последствий — отставание в развитии речи. В последние годы и родители, и педагоги все больше жалуются на задержки речевого развития — дети позже начинают говорить, мало и плохо разговаривают, их словарный запас беден и примитивен. Специальная логопедическая помощь нужна практически в каждой группе детского сада. Такая картина наблюдается не только в нашей стране, но и во всем мире. Как показали специальные исследования, в наше время 25% четырехлетних детей страдают грубыми нарушениями речевого развития. В середине 1970х годов дефицит речи наблюдался только у 4% детей того же возраста. За 20 последних лет число речевых нарушений возросло более чем в шесть раз. Однако при чем здесь телевидение? Ведь ребенок, сидящий у экрана, постоянно слышит разговор. Разве это не способствует речевому развитию? Какая разница, кто говорит с ребенком: взрослый или герой мультфильма? Разница огромная. Речь — это не подражание чужим словам и не запоминание словосочетаний. Овладение речью в раннем возрасте происходит в живом, непосредственном общении, когда малыш не только слушает чужие слова, но и отвечает другому человеку, участвует в диалоге, причем не только слухом и артикуляцией, но всеми мыслями и чувствами. Ответные высказывания ребенка возникают только на живую, адресованную ему речь. Речевые звуки, не обращенные к нему лично и не предполагающие ответа, не затрагивают волю ребенка, не побуждают к действию и не вызывают каких-либо образов. Речь, исходящая с экрана, остается малоосмысленным набором чужих слов, она не становится «своей». Поэтому дети предпочитают молчать, а изъясняются криками или жестами. Однако внешняя разговорная речь — лишь вершина айсберга, за которой скрывается огромная глыба внутренней речи. Ведь речь — это не только средство общения, но и средство мышления и воображения, это средство осознания своих переживаний, своего поведения и себя в целом. Вторая особенность — неспособность детей к самоуглублению, к концентрации на каком-либо занятии, отсутствие заинтересованности делом. Данные симптомы были обобщены в картину новой болезни «дефицит концентрации». Этот вид заболевания особенно ярко проявляется в обучении: ребенок сверхактивен, не может заниматься никаким делом подолгу, усидеть на месте. Такие дети не задерживаются на каких-либо занятиях, быстро переключаются, лихорадочно стремятся к смене впечатлений, однако воспринимают их поверхностно и отрывочно, не анализируя и не связывая между собой. Им необходима постоянная внешняя стимуляция. Многим детям стало трудно воспринимать информацию на слух — они не могут удерживать в памяти предыдущую фразу и связывать отдельные предложения. Слышимая речь не вызывает у них каких-либо образов и устойчивых ассоциаций. По этой же причине им трудно читать: понимая отдельные слова и короткие предложения, они не понимают текста в целом. Поэтому им просто скучны даже самые интересные детские книжки. Еще один факт, отмеченный педагогами, —- резкое снижение фантазии и творческой активности детей. Дети теряют способность и желание чемлибо занять себя. Они не прилагают усилий для изобретения новых игр, сочинения сказок, для создания собственного воображаемого мира. Им скучно рисовать, конструировать, придумывать новые сюжеты. Их ничего не интересует и не увлекает. Отсутствие внутреннего содержания отражается и на их отношениях. Им неинтересно общаться друг с другом. Замечено, что общение со сверстниками становится все более формальным: детям не о чем разговаривать, нечего обсуждать или спорить. Они предпочитают возиться, толкаться или нажать кнопку и ждать новых готовых развлечений. Но, пожалуй, самое явное свидетельство разрастания этой внутренней пустоты — повышение детской жестокости и агрессивности. Число преступлений, совершенных детьми и подростками, в последнее время резко увеличилось. Поражает не только жестокость, но и бессмысленность этих детских «шалостей». Конечно, мальчишки дрались всегда, но в последнее время изменилось само качество таких столкновений. Раньше при выяснении отношений на школьном дворе драка заканчивалась, как только противник оказывался лежащим на земле, то есть побежденным. Этого было достаточно, чтобы чувствовать себя победителем. В наше время победитель с удовольствием бьет лежащего ногами. При этом дети не отдают себе отчета в собственных действиях и не предвидят их последствий. Подростки бьют и убивают друг друга не потому, что они злые или коварные, и не «во имя» или корысти ради, а «просто так»: на душе пусто и хочется острых ощущений. Конечно, далеко не у всех детей перечисленные «симптомы» наблюдаются в полном наборе. Но тенденции в изменении психологии современных детей достаточно очевидны и вызывают естественную тревогу. Наша задача — не напутать в очередной раз читателя ужасающей картиной падения нравов современной молодежи, а понять истоки этих тревожных явлений. Неужели всему виной телевизор? Да, если речь идет о маленьком ребенке, не готовом адекватно воспринимать информацию с экрана. Когда телевизор поглощает все силы и внимание малыша и подменяет для маленького ребенка общение с близкими взрослыми, он, безусловно, оказывает мощное формирующее, вернее, деформирующее влияние на становление психики и личности растущего человека. Последствия и масштабы этого влияния могут сказаться значительно позже в самых неожиданных областях. Детский возраст — период наиболее интенсивного становления внутреннего мира, построения личности. Изменить или наверстать упущенное в это время в дальнейшем практически невозможно. Возраст раннего и дошкольного детства (до шести-семи лет) — зарождение и формирование наиболее общих фундаментальных способностей человека. Термин «фундаментальных» здесь употреблен в самом прямом смысле — это то, на чем будет строиться и держаться все здание личности человека. Поменять фундамент, когда здание уже построено, нельзя. Если фундамент непрочен или искривлен, дом будет неустойчивым и в любой момент может обрушиться. Практически во всех существующих периодизациях психического развития каждый последующий этап «накладывается» на предыдущий и во многом определяется им. Соответственно, чем раньше возрастной период, тем более ответственным он является и тем сильнее определяет дальнейшее развитие человека. В истории педагогики и психологии был пройден большой путь до того момента, когда были замечены и признаны особенности первых лет жизни человека. Только в конце прошлого века было открыто качественное своеобразие детства, принципиальные различия в восприятии мира ребенка и взрослого. До этого дети рассматривались как маленькие взрослые, которые еще многого не знают и не умеют. Но сейчас это особое своеобразие и фундаментальное значение детства опять оттесняется на задний план. Это происходит под предлогом «требований современности» и «защиты прав ребенка». Предполагается, что с маленьким ребенком можно обращаться так же, как со взрослым: его можно учить чему угодно (а он должен усваивать нужные знания), ему можно объяснять нормы и правила поведения (а он должен их усваивать), от него можно ждать целесообразности и ответственности (а он должен оправдывать наши ожидания). Считается, что ребенок, так же как взрослый, имеет право на юридическую помощь, на политическое самоопределение: он может пользоваться благами цивилизации и, конечно же, может и должен использовать все возможные технические средства. Сажая малыша перед телевизором, родители полагают, что он, так же как и взрослый, понимает происходящие на экране события. Но это далеко не так. Вспоминается эпизод из одного зарубежного фильма, в котором молодой отец, оставшись с двухлетним малышом дома, неумело хлопочет по хозяйству, а ребенок спокойно сидит перед телевизором и смотрит эротический фильм. Вдруг кино кончается, и ребенок начинает орать. Испробовав все возможные средства утешения, папа сажает малыша перед «окном»... стиральной машины, в котором крутится и мелькает цветное белье. Ребенок резко замолкает и спокойно смотрит на новый «экран», так же завороженно, как раньше в телевизор. Этот пример наглядно иллюстрирует своеобразие восприятия экранного изображения маленьким ребенком: он не вникает в содержание и сюжеты, не понимает действий и отношений героев, он видит яркие движущиеся пятна, которые как магнитом притягивают его внимание. Привыкнув к такой зрительной стимуляции, ребенок начинает испытывать потребность в ней, ищет ее повсюду. Примитивная потребность в сенсорных ощущениях может закрывать малышу все богатство мира. Ему уже все равно, куда смотреть, только бы мелькало, двигалось, шумело. Примерно так же он начинает воспринимать и окружающую действительность... Как можно видеть, «равноправие» детей в использовании СМИ не только не подготавливает их к будущей самостоятельной жизни, но и крадет у них детство, мешает сделать важнейшие шаги в развитии личности. Главное право ребенка — это его право на детство, на полноценное проживание всех возрастных периодов. Сажая дошкольника перед экраном и освобождая себя от лишних и утомительных занятий с ним, взрослые забирают у него это право и нарушают основной закон развития психики ребенка. Этот основной закон, открытый Л. С. Выготским, хорошо известен всем психологам уже со студенческой скамьи. Суть закона заключается в том, что становление внутреннего мира ребенка происходит в его совместной жизнедеятельности со взрослым. Все высшие психические функции ребенка: его интересы, переживания, представления, образы — первоначально существуют не внутри самого ребенка, а в пространстве между ребенком и взрослым, то есть имеют совместную форму. При этом взрослый не навязывает ребенку какие-то свои представления или ценности, а вместе с ним строит его внутренний мир, открывая ему новые грани действительности, которые сами по себе не видны и могут остаться незамеченными. Окружающие маленького ребенка предметы не воздействуют на малыша непосредственно. Можно видеть множество кошек и собак, но не знать, что они живые, что им бывает больно или холодно; можно видеть деревья и цветы, но не замечать, что они красивые; можно натыкаться на кубики, но не испытывать никакого интереса к постройкам башен и дворцов. Внутреннюю суть вещей ребенок открывает только вместе со взрослым, благодаря тому, что близкий человек вступает с ним в диалог, постоянно подстраивается под его состояния, настраивает его на человеческое восприятие мира и делает этот мир волнующим, значимым, побуждающим к собственной активности. Переживания, образы, представления, открытые вместе со взрослым, начинают входить во внутренний мир ребенка, наполнять его. При поддержке и помощи взрослого малыш сам начинает пробовать себя в разных видах деятельности и чувствовать свои возможности, свое «я». И только потом открытые и опробованные вместе со взрослым человеческие представления, ценности, переживания входят в психическую жизнь ребенка и становятся «своими». Полноценное человеческое развитие ребенка возможно только в интенсивном и непрерывном общении с близкими взрослыми. Никакие технические средства, никакие даже самые совершенные и приспособленные для детей СМИ не могут заменить живого человека, не могут открыть смысл окружающих вещей. Если же ребенок в раннем возрасте лишен полноценного общения со взрослыми, этот смысл (а вместе с ним и вся человеческая культура) остается закрытым, чужим, невостребованным, а внутренний мир ребенка — пустым. Все эти хорошо известные истины многократно подтверждены не только научными исследованиями, но и жизненными фактами. До последнего времени эти факты поставляла система детских закрытых учреждений — домов ребенка и детских домов. Самые разные педагоги и психологи многократно показывали, что дети, лишенные семьи, то есть полноценного общения с близкими взрослыми в раннем детстве, существенно отличаются от своих сверстников, которых воспитывают родители. Их отличает общее недоразвитие личности, которое выражается в нарушениях речи, отсутствии интереса к занятиям, слабой концентрации, сниженной эмоциональности, отсутствии сопереживания, импульсивности и ситуативном поведения, отсутствии инициативы, низком уровне фантазии и воображения, несамостоятельности и стереотипности мышления, слабой ориентированности на будущее и прочее. Не правда ли, перечень этих особенностей очень похож на тот, что был приведен выше для маленьких телезрителей? Но если 10-15 лет назад эти симптомы были присущи довольно ограниченному числу сирот, то в наше время они распространяются на «семейных» детей. Парадоксально, но все эти особенности наиболее ярко проявляются у двух противоположных по своему социальному положению групп: у сирот или детей алкоголиков, наркоманов, бомжей и у детей высокообеспеченных родителей («новых русских»). И здесь и там данные симптомы являются следствием одной болезни — недостатка общения с близкими взрослыми. Если в одном случае дефицит общения является следствием социального неблагополучия (отсутствия родителей или лишения их родительских прав), то в другом — напротив, следствием материального и социального благополучия родителей, их стремления обеспечить ребенка всеми техническими средствами. Но в обоих случаях потребности ребенка отодвигаются на задний план, а передача родительских функций экрану имеет примерно то же влияние на психологию ребенка, как и полное его игнорирование. Сказанное выше отнюдь не означает призыва исключить СМИ из жизни и воспитания детей. Вовсе нет. Это невозможно и бессмысленно. Но подключать детей к информационной технике можно только тогда, когда они готовы к ее использованию по назначению, когда она будет для них именно средством получения нужной информации, а не властным хозяином над их душами и не их воспитателем. Телевидение и агрессия Чем дальше человечество продвигается по пути прогресса, тем менее дикими мы становимся. Однако психологи отмечают, что детские драки сегодня более жестокие, а сами дети хуже общаются и чаще ссорятся друг с другом. Связано ли это с появлением «нового воспитателя» — телевизора? Человечество в среднем становится все более агрессивным. События, происходящие в многочисленных «горячих точках», теракты, разрушительные катастрофы уже не воспринимаются сторонним наблюдателем как трагедии; журналисты снимают и фотографируют происходящее, потом их репортажи попадают на телевидение, и в результате вечерний выпуск новостей, наполненный подробностями ужасающих происшествий, воспринимается зрителем как увлекательный боевик. В России родители, учителя, сотрудники правоохранительных органов все больше жалуются на агрессивное поведение детей. Учителя обращают внимание на то, что в последние несколько лет драки и сцены насилия среди детей (в особенности младшего и среднего школьного возраста) стали более частыми и более жестокими по сравнению с прошлыми годами. Исследователи склонны винить в этом СМИ, не только потому, что насилие постоянно появляется на экране, но и потому, что оно теряет свой трагический ореол, превращаясь в лучшем случае в банальный эпизод повседневной жизни, а то и выступая в роли неизбежного, законного, справедливого действия. Благодаря широкому спектру воздействия (от информирования и обучения до убеждения и внушения) СМИ интегрируют, объединяют общество и формируют общественное сознание. В последнее время все чаще телевизионные программы открыто и подробно демонстрируют репортажи об убийствах, о жертвах террористических актов и фильмы, содержащие большое количество сцен насилия. В результате человек либо привыкает к нему, считая все это «обычным делом», либо преувеличивает опасность, чувствуя, что она приближается, «обступая его со всех сторон». Рост числа телевизионных каналов приводит к появлению большого количества передач и фильмов, предназначенных специально для детей, однако даже они подчас оказываются перенасыщенными агрессивными персонажами и сценами насилия. Существует мнение, оправдывающее подобное положение тем, что агрессия является неотъемлемой частью нашего мира и культуры и телевидение только подготавливает ребенка к жизни в обществе. Современные дети (особенно в развитых странах) смотрят телевизор гораздо чаще, чем их ровесники 10 лет назад. Родители, занятые работой или домашними делами и испытывающие все большие психологические и физические нагрузки, сами часто усаживают ребенка перед экраном, чтобы «под ногами не путался». Десятилетние московские школьники проводят в среднем 4 часа в день перед телевизором, из них 2-2,5 часа в отсутствие взрослых. Наибольшей популярностью среди детей этого возраста пользуются боевики (фильмы героического содержания и триллеры), комедии и фильмы ужасов. При этом дети (особенно мальчики) сопереживают героям боевиков, одобряют их поведение и стремятся походить на них. Родители таких детей и сами предпочитают смотреть фильмы и передачи, содержащие большое количество сцен насилия, а в жизни склонны к проявлению раздражительности, агрессивности и враждебности. Обнаружено, что только 50% родителей пытаются объяснять детям негативные стороны насильственных действий, демонстрируемых телевидением или видеофильмом. Остальные (40%) не придают никакого значения содержанию просматриваемых ребенком программ или, ограждая его, переключают телевизор на другой канал (10%). Существует ряд психологических причин, делающих опасной подобную ситуацию. Дети, особенно в возрасте от шести до десяти лет, обучаются социальным навыкам, подражая действиям других людей: родителей, сверстников, героев книг, фильмов и телепередач. Лабораторные исследования показали, что после просмотра видеофильмов, содержащих сцены насилия, дети начинают вести себя более агрессивно, подражая экранным героям. Степень точности, с которой ребенок будет имитировать поведение актера, очень сильно зависит от «результатов» действий персонажа. Если в фильме герой побеждает, «вознаграждается» за свои действия, то дети, скорее всего, будут воспроизводить его поведение, если он проигрывает и «наказан», то нет. Присутствие родителей и их отношение к просматриваемому, замечания по поводу происходящего на экране также влияют на то, будет ли ребенок имитировать увиденное. Другие психологические феномены, возникающие в ответ на телевизионное насилие, — это изменение установок, регулирующих поведение, и снижение чувствительности к насилию. Дети перестают сочувствовать жертвам насилия, как бы не понимая, что один персонаж является источником страха и боли для другого персонажа. Установки — это усвоенные предписания, правила поведения в разных ситуациях. Агрессия воспринимается как норма поведения, естественная человеческая реакция; проявление агрессии даже в ситуациях, в которых ее легко можно избежать, говорит в обществе подростков о «крутизне», служит признаком настоящего мужского поведения. Проведенное в США (штат Джорджия) исследование показало, что число нарушений правил поведения в школе и вне ее значительно возросло в течение тех недель, когда старшеклассникам специально показывалась программа, насыщенная сценами насилия. Такое изменение установок под влиянием кино или телепрограмм наблюдается и у взрослых, причем нарастание агрессивности, так же как и у детей, более вероятно, если в просматриваемых передачах за насильственными действиями не следует наказания. Рядом исследователей (Л. Эрон, Л, Хьюсмен, М. Лефковиц) было обнаружено, что уровень агрессивности практически не меняется с возрастом, и задиристый, драчливый ребенок 8-9 лет, скорее всего, превратится в раздражительного и нетерпимого взрослого. Проведенное ими с интервалом в 20 лет (1960 и 1981 годы) исследование показало, что повышенная агрессивность в 8 лет может через 22 года проявиться в виде целого спектра асоциальных действий, вплоть до самых настоящих правонарушений. Объясняя эту устойчивость показателей агрессивности, Л. Хьюсмен использует теорию сценариев — моделей поведения в разных ситуациях, которые человек выносит из своего детского опыта. Первоначально сценарий поведения формируется под влиянием семейных, социальных и культурных факторов, в том числе и телевидения. Для того чтобы сценарий закрепился, приобрел устойчивость и мог быть воспроизведен в будущем, ребенок должен запомнить действия, входящие в него, их последовательность и ключевые стимулы, запускающие эту программу поведения. Понятно, что чем чаще ребенок наблюдает тот или иной сценарий в жизни или на экране телевизора, чем более ярко он «обставлен» (интересные предметы, звуки, цвета, запахи и т, п.), тем легче он запоминается. Если двадцать-тридцать лет назад в фильме «для детства и юношества» появлялся откровенный преступник, то сюжет мог развиваться в двух направлениях. Либо преступник (разбойник, мрачный и кровавый злодей, испытывать к которому симпатию было просто невозможно) строил свои козни на протяжении всего фильма, а параллельно добрый и благородный сыщик (или милиционер, или отважный подросток, кстати, ровесник предполагаемого зрителя, что немаловажно) его выслеживал, в конце концов, обязательно ловил, спасая жертву или колхозный урожай, на который покушался злоумышленник, и препровождал последнего в тюрьму (а не уничтожал самым кровавым способом на глазах у публики). Второй вариант развития сюжета: преступник — на самом деле не преступник, а благородный герой, защитник униженных и оскорбленных, гонимый властями, которые сами и есть настоящие взяточники и бандиты и которым его честность-храбрость-благородство мешают проворачивать их темные делишки. Кстати, в финале, после торжества справедливости (взяточники и жестокие власти наказаны общественным презрением, козни их провалились, мирные жители ликуют в безопасности, прекрасная дочка главного начальника порывает со своим порочным окружением и целомудренно целует героя в щечку), ему полагалось произнести что-то вроде: «Вот и все... Моя совесть спокойна. Теперь долина будет такой же прекрасной, как я помню ее с детства» — и удалиться под сень дубрав, чтобы зажить честной жизнью. Пока новый злобный шериф не начнет угрожать спокойствию долины и совести героя... Если кому-то подобные сюжетные формулы казались наивными и не соответствующими суровой жизненной правде, то теперь все изменилось. В большинстве современных телесериалов герой тоже находится не в ладах с законом, но при этом на реального вора и бандита он похож гораздо больше. Он совершает свои преступления без всякой прекраснодушной мотивации; при этом явно и глобально негативных целей («уничтожить ваш мерзкий город», «о, как велико наслаждение грабить банки и убивать охранников») у него тоже нет. Просто работа такая, Иван Иваныч — слесарь, а он вот гангстер, ему тоже надо семью кормить. Джентльмен в поисках штуки баксов. При этом он вполне симпатичен и автору, и зрителю, может быть и верным другом, и прекрасным семьянином и в свободное время разводить рыбок. А самое главное — он сильный, ловкий, красивый, попадает в зубодробительные переделки (обычно стычки с органами правопорядка и «разборки» с другими бандитами, не такими симпатичными) и всегда выходит сухим из воды. Таковы уж особенности зрительского восприятия, что на место такого героя каждый подставляет себя. При этом сцены насилия показываются куда реалистичнее и, что самое главное, в куда больших количествах, чем раньше. Насилие предъявляется и как реальный и легитимный способ заработать денег, и как метод разрешения любых возникающих конфликтов. Даже если создатели фильма, в принципе, считают, что грабить и убивать — нехорошо (ведь фильмов про сыщиков и полицейских не стало меньше, беда в том, что их поведение теперь не многим отличается от поведения тех, кого они преследуют), то для зрителяребенка практически невозможно переживать из-за каждого из полусотни трупов, возникающих на экране за время 15-20 серий популярного телефильма. Л. Хьюсмен и Джо Мойз не согласны с бытующим мнением о том, что телевизионное насилие не вызывает значимого эффекта из-за нереальности происходящего на экране: дети младше одиннадцати лет не способны провести четкую границу между фантазией и жизнью. Конечно, не все сценарии, формирующиеся у ребенка, будут реализованы в его поведении. Для того чтобы это случилось, необходимо, чтобы сценарий соответствовал уже усвоенным ребенком социальным нормам. Вероятнее всего, что сценарий, не соответствующий внутренним стандартам ребенка, реализован не будет. Ребенок же со слабыми или не сформированными внутренними запретами на агрессивные действия имеет большой шанс принять агрессивный сценарий в качестве основы своего поведения. На реализацию той или иной поведенческой программы влияет способность ребенка оценить вероятные последствия ее осуществления и собственные силы, необходимые для этого. Недостаточное интеллектуальное развитие, одобрение со стороны окружающих наблюдаемых или производимых ребенком агрессивных действий (неправильное подкрепление), а также искажение восприятия сцен насилия (бесчувственность) могут затруднять такую оценку. Восприятие собственных возможностей реализации того или иного поведения сильно зависит от общей самооценки ребенка. Так, ребенок, низко оценивающий свои способности разрешить ту или иную ситуацию общения социально приемлемым путем, может обратиться к сценарию агрессивного поведения. Исходя из теории сценариев Л. Хьюсмена, можно сказать, что агрессивный ребенок — тот, кто регулярно воспроизводит и реализует сценарии агрессивного поведения. Станет ли оно привычным, зависит от реакций окружающих на него. Если семья и друзья поощряют асоциальные поступки и способствуют развитию агрессивных моделей поведения, то усвоение, использование и закрепление таких сценариев облегчается. А когда сценарии уже закрепились, ребенок будет их воплощать, даже попав в новую среду, например, перейдя в другую школу. Ребенку трудно «переучить» агрессивные сценарии по целому ряду причин. Во-первых, человек, уже усвоивший агрессивные модели поведения, будет реагировать на самые обычные проявления недовольства окружающих как на повод «сейчас же со всеми разобраться по-свойски»; во-вторых, для того чтобы решить конфликт мирным путем, нужно придумать, как это сделать, нужно быть готовым на компромисс, а это трудно; в-третьих, умный подросток всегда сможет найти себе оправдание и объяснить, почему поступить необходимо именно так; наконец, в-четвертых, такой человек будет стремиться найти среду, в которой разделяют его взгляды. С 1980 по 1990 год в пяти странах (Австралия, Израиль, Польша, США и Финляндия) было проведено исследование, подтвердившее наличие связи между насыщенностью телевизионных сюжетов насилием, уровнем агрессивности и уровнем преступности. Так, в Польше, стоявшей в 1980 году на предпоследнем месте среди этих стран по использованию телевизоров и на последнем по количеству показываемых программ агрессивного характера, был выявлен самый низкий уровень преступности. В это же время в телепрограммах США больше всего демонстрировалось сцен насилия, и там же оказался самый высокий уровень зарегистрированных правонарушений. Во всех перечисленных странах, кроме Австралии, ранние телевизионные пристрастия в значительной степени предопределяются уровнем агрессивности ребенка. Возможно, что связь этих двух параметров имеет циклический характер; агрессивные дети любят смотреть программы, насыщенные насилием, а эти программы, в свою очередь, способствуют повышению агрессивности детей. Во всех странах, где проводилось исследование, была обнаружена связь между агрессивностью ребенка, увлечением его теленасилием и социальным статусом его родителей. В американских и австралийских семьях бедных и плохо образованных людей, работающих на непрестижных работах, агрессивность у детей больше (особенно у мальчиков). В Израиле и в Польше большая агрессивность и увлечение просмотром жестоких телепрограмм присущи детям из семей с высоким социальным статусом. Во всех перечисленных странах, и в России в том числе, дети, имеющие пристрастие к теленасилию, воспитываются родителями очень жестко, чтобы не сказать жестоко. Такие родители обычно недовольны своими отпрысками, склонны применять суровые наказания (особенно к мальчикам) и чаще говорят: «Уйди, отстань, не мешай, не приставай», обзывают и унижают своих детей. Таким образом, родители, агрессивно ведущие себя с ребенком, вызывают ответную волну агрессии, что пытаются исправить еще более тяжелыми наказаниями — далее по кругу. Отвержение ребенка родителями может приводить к стремлению отгородиться от внешнего мира, замкнуться в себе, в том числе с помощью телевизора, а передачи, показывающие насилие, позволяют хотя бы частично и временно разрядить скапливающееся внутри напряжение. Во всех пяти странах (кроме израильских городов) агрессивное поведение ребенка делает его менее популярным среди сверстников (одноклассников). Если при этом ребенок начинает избегать общения с живыми людьми, то тем чаще он сидит дома один перед телевизором, то есть непопулярность может усилить увлечение ребенка теленасилием и, соответственно, повысить уровень агрессивности. Подводя итоги, можно сказать, что чрезмерная демонстрация на телевидении сцен насилия не только стимулирует временное ситуативное повышение агрессивности у детей (а подчас и у взрослых), но и способствует усвоению и закреплению у них моделей агрессивного поведения, которые по мере взросления ребенка могут превратиться в асоциальные и даже криминальные поступки. В отличие от Запада, у нас никак не отслеживается содержание телепрограмм для детей и время показа «черных» фильмов: всенародно любимые «Бригада» и «Бандитский Петербург» идут по телевизору в прайм-тайм, и дети с удовольствием их смотрят. Нет у нас и всевозможных технических приспособлений, позволяющих детям включать телевизор только в определенные часы или настраивать его только на определенные каналы; поэтому вся ответственность за телеменю ребенка ложится на плечи родителей. Поэтому предлагается: - ограждать детей от просмотра телепрограмм, насыщенных сценами насилия, заранее оценивая их содержание; - смотреть телевизионные передачи вместе с детьми, комментируя происходящее на экране в соответствии с социальными нормами так, чтобы дети воспринимали насилие как источник страданий и зла. Но и контролируя то, что смотрит ребенок, надо сохранять меру, не перебарщивать, а то уровень агрессивности в семье повысится и без всякой «Бригады». Компьютерная зависимость: реальная угроза? Увлечение компьютером многим родителям кажется чрезвычайно опасным. Насколько обоснована родительская тревога? Как отличить нормальное увлечение от болезненной зависимости? Что делать, чтобы хобби не превратилось в патологию? Не успели родители и психологи разобраться с соотношением вреда и пользы от телевизора, как на горизонте воспитательного процесса замаячил новый «друг человека» — компьютер, и речь пошла не о четырех часах в день, проводимых перед экраном, а о почти полном отказе от живого общения и привычной жизни. Еще бы, компьютер, в отличие от телевизора, может такое, что не под силу иному взрослому: может «дать списать» уроки лучше любого отличника, найти нужную информацию, показать фильм, развлекать, не уставая, хоть сутки, а главное — подарить идеальных друзей. Они разделяют твои увлечения (обычно чаты выбираются по интересам), знают о тебе только то, что ты хочешь им сообщить (не нравится собственная внешность — выставил на своей странице фото любой модели или вообще картинку из комикса), а если надоело общаться — вышел из Интернета, и все (не то, что этот Вася Булкин, с которым учиться в одном классе до аттестата, хоть он и обзывается «козлом очкастым»). Многие подростки за компьютером серьезно работают и учатся, часто из таких «детей железа» вырастают программисты и прочие системные администраторы. Общение через компьютер порою становится единственной отдушиной для тех, кого отвергают и унижают сверстники. Родительская тревога в этом случае понятна. Навыки существования в виртуальном мире оказываются бесполезными в мире настоящем. Сколько ни уничтожай в играх монстров целыми зоопарками — это тебе не поможет против хулиганов в подъезде; сколько ни сиди на (пардон) эротических сайтах — храбрости поцеловать Машу из 10 класса «В» это не придаст. Компьютерная жизнь может стать привлекательнее семейной. Вы собирались растить своего ребенка и наслаждаться его обществом еще много лет, а он уже утонул в Интернете и, кажется, вы ему не нужны. А он же старался не разлучаться — все пытался что-то про свои бродилки-стрелялки рассказывать, а вы не понимали, не слушали, ругали — и вот, пожалуйста, он теперь играет во все это с друзьями по Интернету. Обидно. Есть аналогичные ситуации, с которыми семьи научились справляться. Представьте себе, что ваш ребенок увлечен большим спортом. Тренер — важнейшая фигура, значимее родителей. Общается ребенок с друзьями по команде, много времени проводит на сборах. Где семейная жизнь? Где родительский авторитет? Где ваше участие и контроль? Где, наконец, здоровье? Хорошо известно, что большой спорт здоровья не прибавляет. А родительских тревог в этом случае гораздо меньше. Почему? Из-за возможных денег и славы? Не только, еще и потому, что спортивная жизнь привычнее и понятнее. Родитель может в ней участвовать как зритель, болельщик, компьютерное увлечение ребенка такого участия родителю не позволяет. Компьютер — своего рода символ разрыва между поколениями. Немного истории С 1930-х годов в России существовало закрытое сообщество радиолюбителей — взрослых людей, «болеющих» электронными устройствами, которые так или иначе умели собрать электронную схему и заставить ее работать. Эра персональных компьютеров пришла в Советский Союз со страниц журнала «Радио», который в 1986 году опубликовал первую схему компьютера для личного использования — РК-86. Судьба радиолюбителей была решена. В кладовках и на кухнях, вооружившись паяльником и осциллографом, бородатые пионеры собирали невиданное устройство по ночам. Таким образом, нынешняя «компьютеризация всей страны» началась с зависимости, причем не детской, а родительской. Для ее возникновения поначалу не требовалось никаких игр и чатов — восторг у пользователей (и, разумеется, их отпрысков) вызывал сам факт того, что «ура, эта штука заработала!», а процесс сборки-наладки занимал от двух до четырех месяцев самоотверженного подвижнического труда. О собственно игровой зависимости можно говорить на следующем этапе, когда появились «Синклеры» (Spectrum ZX) — специальные игровые компьютеры, не иначе как подброшенные в Союз вражескими диверсантами с целью отвлечь советских инженеров от созидательного труда на благо социалистического общества, а их сыновей — от учебы. Эти компьютеры тоже собирались вручную народными умельцами. С началом перестройки умельцы начали эти машины продавать, и не по запредельно высоким ценам, так что у семей среднего достатка появилась возможность купить такую игрушку, и игровой компьютер перестал быть доступным только профессионалам. Для него было написано около тысячи игр, лицом эпохи стали две из них — «Arkanoid» и «Exsalon», обе — с довольно схематичной графикой и примитивным сюжетом (такие игры теперь встроены в мобильные телефоны). Это не помешало им завоевать сердца тысяч, причем папы «резались» в них вместе с детьми. Ни о каком конфликте поколений не было и речи. Дети не могли общаться с компьютером без помощи взрослых, соответственно, папа был в этом деле главным авторитетом, а взрослые не могли упрекнуть детей в бездарности и бесполезности времяпрепровождения — какое там, ребенок учится обращаться с серьезной техникой, ведь чтобы посшибать в «Arcanoid» шариком любимые кирпичи, нужно было часами терпеливо наблюдать, как отец налаживает машину (а то и помогать по мере сил). Перестроечное поколение «детей железа» почти в полном составе связало свою дальнейшую профессиональную деятельность с компьютерами — большинство теперешних программистов, системных администраторов, вебдизайнеров, специалистов по трехмерной графике вышло из игр, как русская литература — из гоголевской «Шинели». В их случае зависимость от электроники пошла только на пользу, позволив им раскрыть творческий потенциал, реализовать свои технические способности и потом получить социально успешную — востребованную и хорошо оплачиваемую — работу. Только с появлением более совершенных, а значит, более простых в использовании машин (в первую очередь знаменитых «286-х» процессоров) обращение с домашним компьютером стало возможно для каждого, и наличие папы-программиста или членство в «Кружке юных любителей кибернетики» перестало играть такую важную роль. Кроме того, повсеместно распространилась операционная система «Windows», первая система, созданная специально для пользователей, сведшая работу с компьютером к набору простейших действий. И вот тут-то родители забеспокоились. Как только задача максимально упростилась, креативный потенциал и мастерство, нужные для ее выполнения, свелись к нулю. Следующее поколение тоже засело перед мониторами, но из обучения полезным навыкам эта деятельность превратилась в бесполезное и даже вредное развлечение, отвлекающее детей от уроков и домашних обязанностей. К тому же компьютеры стояли дома уже у многих. И далеко не все родители знали, как с ним обращаться, воспринимая его по старинке как смесь огромного калькулятора с пишущей машинкой. Если ребенок не считает и не печатает, значит, он занят чем-то подозрительным. А уж звероподобные монстры из «Doom II», мелькающие на экране, легитимности такому времяпрепровождению точно не прибавляли. С тех пор персональные компьютеры стали еще совершеннее, игр появилось еще больше, Россию охватила Всемирная паутина и родители встревожились уже не на шутку. Что такое компьютерная зависимость Большинство подростков по-прежнему использует компьютер как учебное пособие, как предмет хобби и будущей профессиональной деятельности, как средство связи и, наконец, как большую сложную игрушку, видеомагнитофон и музыкальный центр одновременно. Словом, используют его по назначению. Компьютеры, видеоигры и электронные игрушки создали новые электронные игровые площадки для детей. Они представляют собой комбинацию трех видов обычных игр: практической игры (когда ребенок выясняет, что он может делать с тем или иным объектом, манипулирует им, творчески обнаруживая те или иные решения), символической игры (когда в игру включена символическая функция, действие «как будто», «притворство) и игры с правилами. Эти игры вовлекают играющего в условный, фантазийный мир, они всегда содержат набор правил, которые необходимо обнаружить и освоить. Условный мир — необходимая часть любой игры, вне зависимости от того, кормит ли девочка с ложки куклу или мальчишка с палкой изображает вооруженного рыцаря. Игры с заранее известными сюжетом придумали не сами дети: до появления компьютерных игр они разыгрывали любимые фильмы, а еще раньше — приключенческие книги, — электронные технологии просто сделали этот тип игры более технически совершенным. Не стоит пугаться, если дети проводят за компьютером много времени, нужно просто помочь им правильно организовать физическую активность, чтобы любовь к домашнему «железу» не влияла отрицательно на фигуру. Надо следить за правильной посадкой во время игры, учебы или работы за компьютером (сидеть нужно устойчиво, с прямой спиной, локти не должны свисать со стола, периодически необходимо делать небольшие перерывы), чтобы не испортить осанку. Ну, и само собой не стоит позволять засиживаться далеко за полночь — даже юным гениям программирования завтра надо в школу. Неплохо также попробовать самим разобраться, что это за зверь такой — компьютер, что он может и как работает, тем более в семье есть свой собственный продвинутый специалист. Заодно и с подростком своим пообщаться можно. Пугаться следует в том случае, когда компьютер для ребенка из помощника в работе и средства развлечения превращается в единственное место, где ему хорошо и уютно, то есть принимает на себя функции семьи, дома, крута общения. Как мы уже выяснили, время, проводимое с мышью в руке, критерием при определении зависимости считаться не может, равно как и удовольствие, получаемое от процесса. Первый симптом любой зависимости — это так называемый «синдром отмены». То есть в данном случае: как только по каким-либо причинам ребенок не получает к компьютеру доступа (будь то отъезд на дачу или прямой запрет родителей), ему становится плохо. Он раздражителен, тревожен, не может найти себе места, не знает, чем бы заняться, чтобы скоротать время. Ни живое общение, ни книги, ни даже лучший друг современного подростка телевизор не приносят удовлетворения. Ребенок начинает дерзить, «огрызаться» в ответ на любое предложение сделать то-то и то-то. Ровное настроение и обычное состояние духа возвращаются только тогда, когда привычный образ жизни восстановлен. Второй немаловажный симптом зависимости — уменьшение, а то и полное прерывание дружеских связей. Когда, вернувшись из школы, чадо сразу плюхается за компьютер, а по телефону ему никто никогда не звонит, и в гости приходит раз в полгода Вася, с которым они знакомы с детского сада, посидит два часа, поговорит о последней игре и убегает, — скорее всего, компьютерная зависимость налицо. Говоря о компьютерной зависимости, важно не перепутать причину со следствием. Зависимые дети таковы, каковы есть, не потому, что много времени проводят за компьютером. Они проводят столько времени за компьютером потому, что они таковы: не очень хорошо приспосабливаются к действительности, поэтому предпочитают ей мир компьютера. Монитор персонального компьютера — окно в особый, отличающийся от привычного мир. Если человек проводит в этом мире большую часть времени и испытывает душевный дискомфорт, «выныривая» из него (а именно это и называется зависимостью), значит, этот мир чем-то очень сильно его привлекает, удовлетворяет какие-то его потребности. Так чем же он так прекрасен? Виртуальный мир глазами детей: сладкие приманки 1. Виртуальный мир — простой. С детства подростку внушили, что при соблюдении определенных правил он непременно достигнет успеха. В самом раннем возрасте эти правила диктовали близкие взрослые: не ходи с мокрыми ногами (не сиди на сквозняке, не ешь снег, не лазай по заборам, не суй палец в розетку) — будешь здоровым. Не груби старшим, не дерись с мальчишками, не дружи с этим Васькой, говори «пожалуйста» и «спасибо», а главное, слушайся маму (папу, бабушку, тетю — да и вообще любого взрослого) — будешь любимым и счастливым. К сожалению, все это не гарантировало ребенку успеха ни в коей мере. Во-первых, даже с родителями и даже абсолютное послушание не всегда является залогом успешного общения. Как быть, если мама говорит: «Ты должен рассказывать мне все-все, да иначе я буду нервничать» и «Скажи, это тебя Петька побил? Ну, я сейчас поговорю с тетей Машей, безобразие, совсем распустила мальчишку», а папа считает, что жалуются только слюнтяи и хлюпики? Папа посылает в секцию самбо, а мама говорит, что два человека всегда могут договориться без драки, папа считает рисование глупостью («все равно ведь Репина из тебя не выйдет»), а мама разрешает мазать гуашью даже обои... К тому же то, что разрешено, когда папа выпил кружку пива, а «Спартак» победил, в другой, менее удачный день, безусловно, запрещается. А когда папе с работы звонит секретарша тетя Алла и мама подходит к телефону или мама все-таки купила то голубое платье, а папа заметил — вообще ничего делать не нужно. Если ребенок просто тихо сидит у себя или даже занят чем-то безусловно правильным и полезным, он вполне может «попасть под горячую руку» и получить негативного внимания по полной программе. Во-вторых, все правила оказались бесполезным знанием при общении со сверстниками. Здесь бессильна домашняя иерархия — это у тебя дома твой папа главный, а тут главный я и плевать (в лучшем случае) хотел, что он тебе запрещает по крышам лазить (курить, ругаться матом, поздно приходить), — не полезешь, значит, слабак. Мама считает, что все должно происходить «правильно»; пацаны на улице считают, что все должно происходить «круто» (то есть в большинстве случаев не так, как считает нужным мама, причем это и есть основной отличительный признак «крутости»). Адаптироваться к представлениям сверстников — значит нарываться на бесконечные скандалы, слезы, упреки дома. Соответствовать идеалу родителей — выглядеть чужаком в глазах друзей (даже те хитроумные дети, которым удается существовать в режиме «и нашим, и вашим», ощущают себя в компании инородным телом: необходимость приходить домой вовремя и подчиняться некоторым фундаментальным запретам, например не покидать своего двора, появляться чистым и аккуратным каждый раз, следить, чтоб не попасться на глаза родительским знакомым, лишает их возможности приобретать общий со сверстниками опыт, полноценно участвовать в жизни сообщества). Перед ребенком встает выбор между чувством вины и одиночеством, и ни одна система правил не гарантирует душевного комфорта. Второй обман совершает школа. Понятно, что в школе, как и в любом социуме, существует двойной комплекс понятий о том, что можно и чего нельзя, одна часть которого, как правило, называется «Школьным уставом» (кодексом, конституцией...) и повторяется учителем на каждом родительском собрании и классном часе, а вторая представляет непроговариваемую информацию, которую можно получить только на собственном опыте. Сравните: «Ученик обязан прилежно учиться, овладевать знаниями, стремиться к отличному результату» и «Петрова! Хватит выпендриваться! Сделала работу — сиди тихо, не мешай другим. Ты что, здесь самая умная?» Но помимо этого, обманывает сама система образования. Школа не осмысляет и не исследует мир; она его моделирует. Все происходящее во Вселенной школьная наука описывает как результат действия незыблемых закономерностей, познаваемых до конца. Онегин не женился на Татьяне, потому что был лишним человеком. Некрасов яро ненавидел помещиков, очень любил народ, поэтому он отрастил бороду и написал много грустных стихов. Все русские писатели на подбор были добрыми, умными, смелыми и разделялись только на гениев (их поменьше), талантов (их большинство, иначе кто бы про них в учебнике написал), друзей и знакомых гениев (вроде бы их должно быть очень много, но в программе их нет и в голове они не застревают). Этим симпатичным людям, похожим, как братья, вечно кто-нибудь противостоял — сначала царь и жандармы, потом партия и Сталин. Сталин был очень плохим, но выиграл войну; Хрущев был чуть получше, но ничего не выиграл и засадил страну кукурузой. История постепенно становилась все лучше и лучше: войны выигрывались (проиграть можно только неважную войну с маленьким государством), диктатуры рано или поздно рушились, хорошие всегда побеждали плохих (а если плохие временно убивали кого-нибудь хорошего, то хороший оставался бессмертным в памяти людской, а плохой потом все равно получал возмездие за свое неправильное поведение). В задачах в ответе всегда будет красивое, круглое число. Если получается десятичная дробь с длинным хвостом — значит, ты ошибся в счете. «Мир — данность. Он правилен. Он согласован. В нем все устроено как надо... Любая задача подразумевает решение. Даже неважно, в наших ли силах ее решить, — важно, что решение существует» — вот что внушает ребенку современная школа. Сложность, неоднозначность, многослойность реальности не вписываются в декларируемые школой представления. В них подросток довольно быстро разочаровывается, но выстроить собственное мировоззрение у него не получается. Отрицая бесполезные правила, он, однако, не перестает тосковать по такому миру, в котором каждое действие приносит ожидаемый результат, в котором хорошее всегда хорошо, а плохое всегда плохо, и существует четкий свод законов, которые позволяют это хорошее (одновременно правильное, выгодное, полезное и приятное) отличить от плохого (некрасивого и всегда преодолимого). Компьютерные игры предлагают как раз такой мир. Любая «военная» игра четко разделяет персонажей на добрых и злых (вернее, на «наших» и «ненаших»). Перепутать их невозможно: у одних синие костюмы, у других — черные, одни человекообразны, другие нет, одни живут на зеленом поле, другие — в мрачном замке, одни защищают фабрику по производству клюквенного киселя (завод ядерного оружия, базу морской пехоты, страну Вазастан), другие хотят эту территорию захватить. Действуют и те, и другие одинаково, и чаще всего вы можете выбрать, за кого играть (если весь сюжет не является единым концептом: например, в «Дне Победы» можно драться на стороне Союза, а можно — на стороне фашистской Германии, а вот в «Quake» сражаться за монстров нельзя, иначе пропадает весь драматизм антуража), но, раз выбрав, уже не поменяете позиции до конца кампании. Чаще всего у героя есть несколько показателей, которые обеспечивают ему успешную деятельность: «Здоровье», оно же «Жизнь»; «Броня»; «Мана» (магическая энергия) или «Оружие»; наконец, «Мораль» (для «добрых» наших). Пополняете эти ресурсы при помощи артефактов — пузырьков с лекарствами, бронежилетов, волшебных грибов, упаковок с патронами и добрых дел. Рваных бронежилетов и порченых грибов не бывает, форма добрых дел оговаривается заранее (например, не стрелять по заложникам или освобождать разбросанных в случайном порядке красавиц). Количество ресурсов в запасе обычно изображается на экране красивой цветной диаграммой. (В «стратегиях» все выглядит по-другому — более глобально, потому что там игрок — не волк-одиночка, а вождь армии или глава государства.) Движение возможно только в одну сторону — к победе. Герой либо погибает на пути к цели (волшебному мечу или заветной кисельной фабрике), в таком случае вы загружаете последнее сохранение, и он вновь штурмует ворота (стреляет в цель, занимает высоту, прыгает через пропасть) с учетом ошибки — пока не преуспеет или вам не надоест, либо достигает ее. Пойти по ложному пути нельзя, разработчик не может предусмотреть все варианты. Не все игры обладают литературным сюжетом — некоторые представляют собой просто набор операций, требующих хорошей реакции и глазомера. Но основной принцип неизменен — совершая определенное действие, вы точно знаете, каким будет результат в случае успеха, и каким — в случае неудачи. «Боцман поднял глаза к небу и проклял все святое. Паруса упали». Одним словом, игра — это такая жизнь, которая, по мнению зависимого, должна существовать, но не существует. Конечно, случаются и исключения, типа русских продуктов «Гэг» и «Гэг Плюс» (этакой «черной» пародии на сериалы о Джеймсе Бонде, главное удовольствие в которой — распознавать тщательно «спрятанные» и высмеянные авторами голливудские штампы) или игры «Полная труба» про маленького синего человечка с хвостиком, потерявшего тапок в дебрях канализации; создатели «Полной трубы» явно вдохновлялись одновременно фильмом «Кин-дза-дза», книгами Кафки и медитативными техниками дзэнских монахов. Конечно, в таких случаях ни о какой правильности речь не идет, но у них нет и миллионов поклонников, как у «Doom» и «Heroes of Might and Magic». 2. Виртуальный мир не опасен. Всякий, кто хоть раз в детстве рассказывал страшилки, помнит основной принцип: «Чем сильнее всех напугаешь, тем больше всем понравится». Традиционно считается, что романы ужасов, кинотриллеры, страшные истории служат человеку своеобразной прививкой от страха. Рассказывая страшилку, ребенок «проговаривает» то, что не решается проговорить в иной обстановке; слушая ее, он учится справляться со своими страхами. В какой-то мере и компьютерные игры служат той же цели. Все эти чудовища, внезапно выскакивающие из-за утла, издающие рыки и писки, оснащенные всеми видами оружия — от зубов и когтей до плазмометов и ядерных бомб, вражеские армии, марширующие по вашей территории, фашистские бомбовозы, настигающие наш вертолет, созданы для того, чтобы ребенок их победил, мрачные коридоры, озаренные зловещим светом факелов и утыканные ловушками — для того, чтобы он их прошел, пропасти с кислотой — чтобы он их перепрыгнул. Если не получается перепрыгнуть, значит, где-то неподалеку спрятан вертолет, надо только поискать хорошенько. Расправы с виртуальными злодеями, что бы там ни говорили, и драка с реально существующей шпаной — не одно и то же; психически нормальный подросток не перепутает одну с другой. В настоящем мире даже незначительные или явно слабые люди могут причинить ощутимый вред: например, вахтерша не пустит в школу без сменной обуви, а училка нажалуется матери, что сын опять прогуливает, вредная одноклассница не даст списать, контролер в автобусе обругает, старшеклассник даст подзатыльник, младший брат порвет тетрадь. В игре — все наоборот: клыкастый, рогатый, волосатый хозяин Замка Черной Мамбы высотой с дом и с ракетницей в лапах против вас бессилен: какие бы у него бицепсы (воины, ракеты, заклинания) ни были, все равно вы его уложите — рано или поздно. Действовать в реальной жизни по законам игры нельзя: во-первых, все-таки жалко того же брата застрелить из пулемета, к тому же не очень понятно, где тут спрятаны патроны, а где — переход на следующий уровень. Конечно, многие подростки способны воспринимать игровую агрессию как возможность проявить агрессию настоящую безвредным для себя и окружающих способом. Можно сказать себе, пусть даже подсознательно: «Я тут разнес пару вражеских баз в клочья и больше не буду злиться на химичку Марь-Иванну. Весь запас злости я уже потратил, теперь пойду съем сухарик». Но для этого нужно хорошо уметь отделять собственные эмоции от реального положения вещей и от разумных решений. Собственно говоря, для таких людей агрессивные игры очень полезны: зависимость у них все равно не разовьется — нельзя же злиться без перерыва, — а отрицательные эмоции выход нашли. А вот если ребенок рассматривает свое раздражение как всепоглощающее чувство, которое никогда-никогда не пройдет, то никакие компьютерные победы и драки не компенсируют ссору с Марь-Иванной. И тогда становится проще оставаться в той реальности, в которой МарьИванны нет вообще. Чем больше убедишь себя в том, что этот чудесный — одновременно героический и безопасный — мир настоящий, тем ближе окажешься к желанной психологически комфортной ситуации. Чем дольше в виртуальной реальности пробудешь — тем сильнее убедишь. В компьютерной игре ты можешь быть предводителем орды кочевников, зеленым драконом, учеником школы волшебников — кем бы ты ни был, ты всегда будешь главным героем. А с главным героем, по определению, ничего плохого случиться не может. Отдельную степень безопасности гарантирует Интернет. Это уже не иллюзия, а реальная возможность избежать контроля, наказания и не отвечать за какие-то свои высказывания. Один юноша, например, рассказывал, что «самый кайф» — это зайти, скажем, на форум фанатов «Спартака» и написать какую-нибудь оскорбительную кричалку про их любимую команду. «По реке плывет доска, это гроб для „Спартака"». Обхохочешься! Главное, они все там будут «от злости зубами щелкать и слюной брызгать, а я — этим наслаждаться». Особенно усиливает удовольствие то, что в обычной ситуации эти краснобелые товарищи убьют не задумываясь и не за такое. Абсолютно тот же механизм работает, когда ученики на специальных страницах обсуждают своих учителей. Подобные проделки — это самое примитивное. А еще можно назваться чужим именем и закрутить бешеный роман с той же одноклассницей (особенно весело, если ты сама девочка, а одноклассница тебя не очень жалует). А еще (для продвинутых) можно взломать чей-нибудь почтовый ящик и читать сообщения. А еще... Возможности неисчислимы. Только пользоваться ими будет подросток, который окончательно потерял надежду самоутвердиться собственными силами и которому, чтобы почувствовать свою значимость, необходимо делать это за чужой счет. А бывает так, что сами родители ставят своего ребенка в положение, при котором Интернет становится единственной безопасной возможностью контактировать с внешним миром. Ведь виртуальных друзей мама не будет комментировать в оскорбительноснисходительных тонах, они не обидятся, если их не приглашать в гости, да и мама не переживает, не говорит, что ребенок ее совсем забыл, — необязательно же говорить ей, чем именно занимаешься. Скажешь: «Уроки делаю», на худой конец откроешь какую-нибудь учебную информацию. Компьютером мама пользоваться сама не умеет, с папой они вторую неделю не разговаривают, на всякий случай поставим хитрый пароль. А еще в Интернете можно узнать что-нибудь такое, о чем стыдно и страшно спросить у живого человека (а уж у взрослого тем более). Не всякий подросток подойдет в библиотеке к столу и смело скажет: «Дайте мне, тетенька, почитать что-нибудь про секс. Не Мопассана и не медицинский атлас, а, знаете, так, для удовольствия. Лучше с картинками, желательно цветными». В магазине подобные издания стоят дорого, не всегда есть такие деньги, и потом жалко выкидывать, не домой же нести. А в Интернете такого добра завались, и никто не узнает. 3. В виртуальном мире можно стать кем угодно. Одна из самых бесценных для подростка возможностей, которую дарит виртуальный мир, — возможность стать тем, кем всегда мечтал, не прилагая для этого никаких усилий. Очень немногие подростки довольны своей внешностью. Организм в период переходного возраста испытывает постоянный внутренний стресс; гормональные перестройки вызывают изменения во внешнем облике, причем не всегда желательные: фигура выглядит непропорциональной, одни стремительно худеют, другие, наоборот, набирают вес; сальные железы работают сверхактивно, что приводит к пресловутым подростковым прыщам, и т. д. В то же время стремление следовать идеалу, эталону, походить на кумира никогда не бывает таким острым, как в этот период. Кажется, вот похудеешь (поправишься), станешь похожа на Кайли Миноуг (Клаудию Шиффер), или накачаешь бицепсы, как Жан-Клод Ван Дамм, и все проблемы моментально разрешатся. Выглядеть как кумир — значит стать таким же, как он: сильным, уверенным, успешным. Это желание иногда приводит к тому, что человек, задавшийся целью соответствовать заданному образцу, начинает изнурять себя диетами (есть такой грозный диагноз — «психическая анорексия», когда даже умирающая от голода девица продолжает считать себя чересчур толстой) или накачиваться стероидами, чтобы нарастить мышечную массу. Но самое главное заключается в том, что, как правило, достигнуть цели никому все равно не удается и великий вопрос: «Как бы ко мне все относились, если б я выглядела как мисс Америка (или как Машка из 11«В»)?» остается без ответа. В виртуальном мире ты можешь выглядеть как угодно — для этого нужно только отсканировать любую понравившуюся фотографию. Человек, с которым ты общаешься только в чате (через ICQ, по электронной почте), будет представлять тебя так, как ты этого захочешь. Соответственно, и отношения с ним ты можешь строить так, как на твоем месте делала бы это девушка с внешностью мисс Америки или крутой мачо из рекламы «Мальборо». Единственное условие — не переносить отношения из виртуального пространства в реальность, ведь тогда собеседник узнает, что у тебя талия на пятнадцать сантиметров шире, чем положено по всем мировым стандартам, и, соответственно, ты не имеешь права на заявленный имидж. Биографию тоже можешь придумать себе любую. Можешь появляться под разными именами, можешь создать особый образ — с собственным стилем общения, лексикой, темпераментом. Таких мистификаций по Сети бродит очень много. Вдохновляются они одним-единственным простым рецептом: в жизни стесняешься даже спросить, который час, — создай, скажем, злобного критика; испытываешь сложности в общении с противоположным полом — заведи несколько компьютерных романов; хочешь отличаться от окружающих и не решаешься открыто самовыражаться — публикуй собственные мрачноромантические поэмы. 4. Виртуальный мир ничего от человека не требует. Взаимоотношения с людьми — дело ужасно трудное, подчас непосильное. Отдельные, особо нервные индивиды по такому случаю и в окна прыгали, и травились, и стреляли в себя и друг в друга, и войны развязывали. Другие писали про это романы, песни и доносы начальству. И все вместе ломали голову над одним вопросом — как бы сделать так, чтобы общаться было чуть полегче. Людям, которые играют в компьютерные игры, общаться очень просто. Бывалые геймеры могут часами обсуждать подробности последнего квеста и «как я прошел тот уровень, где, ну ты помнишь, надо по карнизам прыгать». Со стороны такой разговор напоминает беседу двух заядлых книголюбов: - Вы помните, в последнем романе Тюнькина-Мухолова... - Да-да... А вам не кажется, что он несколько труден для восприятия? Подобные разговоры напоминают общение старых рыбаков, шахматистов из клуба «Четыре коня», любителей кактусов — в общем, людей, объединенных общим интересным и увлекательным занятием, вырастивших вместе не одну сотню кактусов (поймавших за время знакомства не один пуд рыбы, осиливших на пару полное собрание сочинений Тюнькина-Мухолова). Разница в том, что все перечисленные действия: рыбалка, кактусоводство и прочее тому подобное — требуют определенных знаний и умений. А компьютерные игры — нет. Пройти самую сложную из них можно за две недели, освоить технику, позволяющую решать стандартные задачи из квестов, можно за два-три месяца практики. А эффект тот же самый — налицо полное владение материалом, сознание собственной принадлежности к кругу избранных, посвященных в тайны ремесла, и тема для разговоров со «своими». И не надо голову ломать. Жила-была девочка. Очень она любила играть по Сети в ролевые игры (есть и такие), где один человек (мастер) придумывает сюжет (или заимствует его из книги, фильма, компьютерной игрушки) и методом наводящих вопросов вовлекает в него остальных («Вы сидите у себя дома, никого не трогаете, и вдруг к вам в окно влетает НЛО в виде маленького блюдца. Из него вылезает зеленый человечек и говорит: „Привет тебе, о житель Земли! Не хочешь ли посетить нашу планету?" Что вы ему отвечаете?»). В зависимости от ответа игра развивается так или иначе. Игроки могут заранее договориться о том, кто есть кто и какими возможностями обладает, а могут решить, что они в игре равны себе же в реальной жизни. В общем, тянуться такие сюжеты могут годами, участвовать в них может одновременно до 10 человек, а в совокупности — хоть тысяча. Происходить все может при личном контакте, а может — по Интернету, через 1CQ. Вот так девочка и играла несколько месяцев. Днем отсыпалась, ночью общалась (ночью трафик дешевле, а жила она с бабушкой, которая, по пословице, «старая, ей все равно»). В школу ходила изредка, друзей у нее не было (кроме «братьев» по игровому клану). В общем, скорее всего, девочке подобное общение было только на пользу, по крайней мере, появились знакомые (обоего пола), появился вскоре молодой человек — тоже из клана, правда, но ведь вполне живой и настоящий. Проблема заключалась в другом — чем проще было понимать друг друга в Сети, тем труднее было с пониманием в обычном человеческом разговоре. Мистики в этом никакой нет, а есть существенная разница между устной и письменной речью. Речь в подобной игре предельно условна: когда враг на подходе, и твоя задача — как можно скорее ввести с клавиатуры сообщение о том, что ты активируешь талисман, который колдунья подарила тебе еще в прошлый раз, у тебя нет времени выражать свою мысль отточенным периодом — пишешь что-нибудь вроде: «Артефакт колдуньи use!», — всем — а главное, мастеру — все понятно. И уж тем более нет смысла загружать сеть фразами из серии: «Я (то есть мой персонаж) тяжело вздохнул и, не в силах справиться с собой, горестно всхлипнул, глядя на руины родного города. Рыдания душили меня». Главное в игре что? — Правильно, своевременная реакция окружающих. Пишем: «Хнык»— ясно, ты всхлипнул. «Плак» — разрыдался. «Истерик» — бьешься в конвульсиях, и прогнозы самые неблагоприятные. Для выражения согласия, удовольствия, вообще всяких положительных эмоций существует набор смайликов. Чем условнее язык, чем меньше труда команда тратит на коммуникацию между собой, тем лучше, слаженнее она действует. В итоге девочка так привыкла общаться на этом «внутреннем языке», что обычный разговор превратился для нее, по собственному признанию, в нешуточное усилие, как выражение собственных мыслей, а уж тем более чувств, так и понимание того, что хочет сказать собеседник. Сложные оттенки интонаций, громоздкие синтаксические конструкции, всякая там мимика и жестикуляция, вместо того чтобы прояснять смысл, только запутывали и пугали. В общем, так человек на шестнадцатом году жизни чуть не разучился разговаривать. Это случай, конечно, курьезный и совсем крайний, но он очень наглядно иллюстрирует то, как компьютер вредит неокрепшей психике подростка, а именно, — никак не вредит. Сетевые игры ничего, кроме пользы (наконец-то есть с кем дружить, ура!) и удовольствия (а вы когда-нибудь пробовали уничтожить вражескую армию при помощи талисмана старой ведьмы и собственной находчивости?), девочке не принесли. Требовать от игры того, чтобы она воспроизводила живую речь полностью, глупо: на то она и игра, а не беседа с мамой за чайным столом. Проблемы с речью у девочки возникли не от слишком плотного общения с друзьями в Сети, а от того, что она слишком мало общалась с кем бы то ни было во «внешнем мире». В классе ее не любили, дразнили, дружить с ней не хотели; родители разошлись и поселились в разных городах; девочка сама считала себя ужасно непривлекательной, знакомиться с новыми людьми (особенно с мальчиками) боялась. Она строила отношения, как умела и где умела. Какие же можно из этого сделать выводы? Компьютер не вызывает физической зависимости: не встраивается в обмен веществ, как алкоголь или никотин, не разрушает мозговые оболочки, как клей «Момент». Компьютерная зависимость — это зависимость психическая. Виртуальная реальность предлагает многое; в числе прочего — набор отличных возможностей для человека, которому нечем заняться, и который хочет развлечься. Если развлечение становится содержанием, что-то не так с человеком, а не с развлечением. Толстовский Иван Ильич от пустоты жизни играл в карты; сейчас бы он от пустоты жизни играл бы в «Heroes» или сидел бы в чатах. Стремление найти особый мир, куда нет доступа посторонним, и где не помнишь о своих проблемах, может проявляться и как компьютерная зависимость, и как любая другая. Виртуальный мир как постоянная среда обитания особенно привлекателен для людей с недоформированным мировоззрением, для тех, у кого занижена самооценка, для страдающих от дефицита общения и внимания, для тех, кто хочет отвлечься от собственного внутреннего неблагополучия, побыть «не собой». А все это — типичные черты подростковой депрессии. Депрессию лечить, безусловно, нужно, но простым запретом подходить к компьютеру или пользоваться Интернетом тут не отделаешься. Нужно менять весь образ жизни, пересматривать свои отношения с окружающим миром — причем над этим стоит задуматься не только подростку, но и его родителям. Компьютер глазами родителей: тревожные мифы Миф первый: работа за компьютером плохо влияет на зрение. Как ни парадоксально, ухудшение зрения наблюдается у тех, кто просиживает перед монитором подолгу, но делает это нерегулярно. У тех же, кто пользуется техникой каждый день, глаза адаптируются к специфической нагрузке. Вырабатывается рефлекс: человек начинает чаще моргать, а слезные каналы выделяют дополнительную влагу — следовательно, глаза отдыхают больше, чем в обычных условиях, а поверхность глазного яблока лучше увлажняется, что предохраняет сетчатку. Вывод из этого один: если запрещать своему чаду подходить к компьютеру, можно добиться только того, что, наконец, дорвавшись до желанной игрушки в гостях или в компьютерном салоне, чадо себе зрение точно «посадит». Гораздо безопаснее позволить ему постепенно привыкать к технике дома, где вы худо-бедно можете проконтролировать время, проводимое за игрой или в Интернете, — не заставить маленького пользователя «прекратить все немедленно», что вызовет раздражение и желание сделать все наоборот, как только вас не будет поблизости, а попросить его делать 1015-минутные перерывы, во время которых заняться чем-нибудь, что не требует напряжения глаз. Кроме того, времена мониторов, искажающих изображение так, что глаза начинают болеть после 15-минутного сидения за ним, ушли в прошлое. Сейчас вы без труда сможете приобрести хороший монитор, оснащенный вдобавок защитным экраном — для этого нужно только посоветоваться со специалистом (хорошо, если это будет не продавец из соответствующего магазина, задача которого — не сохранить здоровье вашего ребенка, а реализовать имеющийся товар). Миф второй: ребенку нельзя разрешать свободно пользоваться компьютером, так как компьютер — это или игрушка антихриста, или, как минимум, источник всякой гадости вроде порнографических картинок и рецептов изготовления гексогена и героина. Да полноте! Какой бы сложной ни была машина, она остается неодушевленным предметом, у которого не может быть добрых или злых намерений. Как говорил один старый преподаватель информатики: «Комп делает не то, что мы от него хотим, а то, что мы ему приказываем». Сознательный выбор всегда остается за человеком. Ваш ребенок следит за ходом виртуальной черной мессы? Ужасно, значит, ему грозит опасность попасть в тоталитарную секту (а вы и не знали). Предпочитает заходить на порносайты? Плохо, полезного он там ничего не встретит, а вот представления об интимной жизни при своей неопытности точно получит неправильные. Скорее всего, он девочек вообще побаивается (узнать бы, почему). Интересуется тем, как делать взрывчатку? Вряд ли он уже вступил в террористическую группировку, иначе бы ему уже все объяснили в подпольном штабе, но вполне может собираться взорвать родную школу (кстати, а какой учитель ему успел так насолить?). Во всех трех случаях ничего хорошего с вашим потомком не происходит, имеются серьезные проблемы, но Интернет тут ни при чем — он лишь выступил в роли индикатора. Не будь этих проблем, которых явно не разрешишь запрещением пользоваться Всемирной паутиной, не искал бы человек соответствующую информацию. Кстати, может оказаться, что черная месса ему понадобилась, чтобы аргументировано объяснить лучшему другу, что сатанизм как религия бессмыслен и лучше перестать мучить кошек, формулой гексогена он заинтересовался ввиду доклада по химии о взрывчатых веществах, а на порносайт решил залезть, потому что Петька посоветовал, но ему не понравилось. Мамочка, а ты что, правда расстроилась?.. Миф третий: ребенок, который с воодушевлением «мочит» виртуальных монстров, становится более агрессивным, жестоким и бесчеловечным в реальной жизни. Как вам сказать... Если мы имеем дело с существом, возросшим в абсолютно стерильных условиях и наделенным огромной первозданной впечатлительностью, то вполне вероятно, что «жестокие игры» дурно отразятся на его душевных качествах (хотя, скорее всего, они так его напугают, что он попросту не будет в них играть). Согласитесь, чаще мы сталкиваемся с иными ситуациями. Жизнь любого обычного подростка, особенно в современном обществе, представляет собой непрерывный стресс. Паля из бластера вон в того синего и с тремя головами, он пытается снять внутреннее напряжение, перенести его на неприятные и неодушевленные объекты. Молодой человек с нормальной психикой вряд ли спутает даже очень нелюбимого одноклассника с компьютерным чудовищем и попытается разобраться с ним в соответствии с правилами «Doom» или «Quake». Но если игры, в которые играет ваш ребенок, целиком являются кровавыми стрелялками и он проводит за ними все больше и больше времени, скорее всего, это сигнал о явном внутреннем неблагополучии. Нужно всерьез озаботиться его состоянием. К тому же атмосфера наиболее качественных игр настолько достоверно имитирует реальность (и вместе с тем имеет целью как можно сильнее «пощекотать нервы» игроку), что может существенно повысить общий уровень тревожности — неожиданные резкие звуки, «гаснущий свет», стонущая или визжащая музыка за кадром, дрожание изображения (например, даже старые фанаты сходятся во мнении, что «третий „Doom" (новая трехмерная версия) — просто смерть невротика»). Миф четвертый: следует поощрять увлечение ребенка «историческими», а не «фантастическими» играми. «Исторические» игры развивают ребенка, способствуют более глубокому проникновению в изображаемую эпоху. К сожалению, это не так. Как правило, человек, который не в первый раз в жизни видит компьютерную игру, обращает внимание именно на игровые характеристики — правила, опции (комбинации клавиш, позволяющие персонажу производить определенные действия); его интересует стратегия победы (в лучшем случае он обратит внимание на качество графики), а не тонкости реалий. Да в игре и нет никаких тонкостей, не для этого ее делали — разработчику просто необходима высокая степень условности, иначе сюжет будет затянутым, а правила — трудными для восприятия. Некоторые подростки просто обожают «День Победы», «Civilization» и «Пиратов Карибского моря», но при этом именно их увлечение историей, определяет выбор игр. Забавный, но знаменательный факт: многие поклонники трилогии Толкина «Властелин колец» страшно оскорбились, когда на рынке появились игры на сюжет их любимой книги. Они посчитали, что разработчики обеднили и до крайности примитивизировали произведение. Если же компьютерная игра не может достоверно воссоздать мир книги фэнтези, то что уж говорить о целой эпохе или историческом событии. «Исторические» игры можно рассматривать только как развлечение. Миф пятый: девочки меньше мальчиков увлекаются компьютерами, поэтому если уж девочка всерьез засела за компьютерную игру — пиши пропало. Сама «поэтика» большинства игр больше рассчитана на мальчиков, чем на девочек. Считается, что «войнушки», гонки, роботы, драконы-пиратыинопланетяне девочкам не так интересны, как наряды и куклы. Но при всем этом нужно учитывать, что, во-первых, существует немалое количество девочек, которые больше общаются с мальчишками, чем с товарками, и с удовольствием играют в «пацанские» игры без всякого компьютера, — им подобные вещи понравятся ничуть не меньше, чем их друзьям мужского пола. Кроме того, на девочек «механизм страшилки» действует ничуть не меньше. Во-вторых, существуют и специфически женские игры — те же социальные квесты и «The Sims». В-третьих, подобные предположения основаны еще и на том, что девочки хуже обращаются с техникой, предпочитая иметь дело с чем-то «теплым и пушистым». Умению ладить с машиной вашу дочь раз в неделю обучают в школе на обязательных уроках информатики (по крайней мере в том объеме, который позволяет включить компьютер и запустить игрушку); что же касается теплых и пушистых, то косившая недавно наши ряды мания обожания под названием «Тамаго(у)чи» была как раз электронной игрой-тренингом по выращиванию маленьких зверюшек. Наконец, девочки гораздо чаще, чем мальчики, сидят в чатах — у них в подростковом возрасте вообще потребность в общении выше. И, соответственно, «болеют» они Интернетом на общих основаниях. Бывают ли «чисто детские» проблемы? Вся семейная жизнь построена на парадоксах. В этом ее сложность, прелесть, источник развития. Как развивается и функционирует семья с точки зрения системного мышления? Как устроены семейные отношения и какие факторы сильнее всего влияют на них? Функционирование семьи как системы Традиционные заблуждения Обычное мышление мешает правильно понимать реальность. Кажется, что окружающий мир можно описать при помощи бинарных оппозиций: верх — низ, лево — право, плохо — хорошо, следствие — причина и т. п. Мы к этому привыкли с детства. Так правильно — так не правильно, черное — белое, налево фашисты — направо наши: так рассуждали все вокруг. Возможно, легкость и «естественность» двойного, бинарного, мышления связана с симметричностью всего сущего. Все растения, животные, люди обладают осью симметрии, которая делит их на половины. Так живое приспособилось к силам гравитации Земли. В этом симметричном мире мыслить бинарными оппозициями — просто. Представление о бинарности мира создает линейную причинноследственную связь, с помощью которой описываются процессы или события, как если бы мы все жили в линейном бинарном мире. Разумеется, реальный мир другой, но традиционный способ восприятия мира предполагает, что у событий и явлений есть причины, и особенно приятно, когда есть уверенность, что причина одна. Предполагается также, что существуют следствия событий и явлений, что их можно понять, вычислить и предсказать. Возникает ощущение, что, зная причинно-следственные связи, можно влиять на события. Приятно думать, что мир представляет собой цепочки причин-следствий-причин и т. д., что эти цепочки познаваемы и предсказуемы. Такое представление о мире успокоительно: предсказуемость снижает тревогу. Традиционная психология развивалась в рамках этой концепции; более 150 лет психологи думали линейно. Основной вопрос, который они себе задавали, был вопрос «Почему?». В определенных сферах человеческого функционирования на этот вопрос находился ответ. Почему человек сошел с ума? Потому что не перенес горя. Это самый частый ответ, который предлагается мифологией и литературой: Геракл, Медея, Офелия. Психология разделяла эту точку зрения. Почему человек скандалит с любым начальником на любой работе? Потому что вместо начальника человек мысленно подставляет своего отца, который умер до того, как человек получил его признание. Вот за это признание, правда, не отца, а его замещающей статусной фигуры, и бьется человек на рабочем месте. Все скандалит и скандалит. Линейно проще объяснить то, что происходит внутри человека, чем то, что происходит между людьми. Почему полюбила? Почему разлюбил? Почему эта семья живет дружно, а та конфликтует, мучается, но не распадается? Почему в одной и той же семье вырастают такие разные дети, просто братья Карамазовы какието? На эти вопросы нет простых однозначных ответов. Чтобы в этом разобраться, нужно отказаться от линейной логики. Вместо нее предлагается логика круговая, наш последний «хит». Никаких лево — право, черное — белое. Все только серое, розовое, юго-запад, 5 градусов правее по карте... Системное мышление и его преимущества Рассмотрим пример: ребенок плохо учится. Это симптом неблагополучия. Мы можем спросить, почему так происходит, и получить разные соображения по этому поводу: и с учительницей у него контакт не налажен, и способности у него слабые, и одноклассники его обижают. Действительно, причиной академической неуспеваемости может быть и плохой контакт с учительницей, и нарушение развития высших психических функций. В то же время плохая успеваемость может быть и без этих причин. Учительница не плохая, ребенок — умный и вполне способный учиться, но тем не менее уроки он делает «из-под палки». Любое задание, скажем, выполнение работы по русскому языку, он делает только до тех пор, пока смотрит мама. Если мама ослабила контроль, то ребенок читает, играет, глазеет в окно... но не делает уроки. Нередко ежедневную подготовку к школе сопровождают скандалы. Мама кричит, ребенок плачет... Понятно, чем больше мама принуждает ребенка к занятиям, тем очевиднее, что нужнее всего они ей. Тем труднее маме будет достичь своей цели: чтобы ребенок учился самостоятельно, хорошо и успешно и вообще любил знания. Домашние задания выполнены, но навыка самостоятельной работы нет. Получается, что мама совершает действия, прямо противоречащие ее цели. В то же время не совершать их она не может, потому что без контроля и принуждения ребенок учиться не будет — начнутся двойки. Где двойки, там обязательно добросовестный учитель, который говорит: «Ну что же вы не смотрите за вашим ребеночком. Я же вас предупреждала!» Чем больше родители стараются, чтобы ребенок учился лучше, тем меньше у него на это шансов. Это парадокс семейной жизни. Мама делает с ребенком уроки, берет на себя ответственность за его занятия, контролирует его. А это ведь очень просто: взялись контролировать — значит, взяли на себя ответственность. Это происходит моментально. Уместен здесь вопрос не «почему?», а «зачем?». Частый парадокс семейной жизни Мама так хлопочет вокруг уроков по многим причинам. Контроль за уроками заполняет и организует мамину жизнь. Мама готова таким образом тратить свое время и нервы, из года в год не достигая цели, — зачем? Например, для того чтобы заполнять эмоциональный вакуум, образовавшийся в супружеских отношениях. Для того чтобы гарантировать свою «занятость», нужен зависимый и несамостоятельный ребенок. И мама (жена), вместо того чтобы выяснять супружеские отношения и заполнить этот самый эмоциональный вакуум, всю свою энергию и любовь переносит в отношения с ребенком, понимая, что уж она-то хорошая мать и т. д. и т. п. Супружеские отношения обсуждать трудно — конфликты, которые возникают в них, могут и семью развалить. Чаще всего никто из супругов не хочет «раскачивать лодку», поэтому отношения выяснять не стремятся. Чтобы их не выяснять, надо иметь компенсацию в общении с ребенком. Мама так занята сыном и так устает его воспитывать, что никаких сил и желания на объяснения с мужем у нее уже нет. Поэтому в супружеских отношениях образуется некая видимость благополучия, подобие комфорта: супруги мало общаются, а если общаются, то известна безопасная тема — ребенок и его неуспехи. А раз так, то папе ничего не остается, как много работать и мало бывать дома. В этом случае существует единственное условие брачного контракта — папа не будет отвлекать внимание ребенка на себя, он должен предоставить ребенка маме целиком. Если папа это условие соблюдает, то, конечно, может услышать: «Ты ребенком не занимаешься», но это — наименьшее зло. Если же он будет заниматься ребенком, то ему будет сказано, что он делает это неправильно, не так учит и ребенок получает двойки из-за него. Если папа психологически «забирает» ребенка себе, то мама остается в глубоком одиночестве Чем хуже отношения в супружеской паре — тем тщательнее мама занимается с ребенком — тем менее успешен ребенок в учебе — тем более стабильной является семейная система. Вот вам круговая порука, вот вам и парадокс. Семья — такая же система, как лес, человеческий организм или живая клетка. Законы функционирования семьи совсем не те, которым подчиняется психология отдельного человека. Функционирование семьи подчиняется законам функционирования систем — биологических, социальных. Мы скорее поймем, как устроена семья, если сравним ее с экосистемой леса, пустыни или саванны, чем с психикой отдельного человека. Семья — это вид социальной системы, а значит, она обладает определенными свойствами, которые мощнее, чем воля и намерения людей, ее составляющих. Обычно вступают в брак, создают семью, чтобы жить лучше. Нередко, несмотря на все намерения, они начинают жить хуже, мучительнее, и дети растут в тяжелой атмосфере. Никто к этому не стремится, но это происходит. Любая система подчиняет своим законам входящие в нее части и элементы. Семья, как живой организм, несводима к сумме внутренних органов (всем понятно, что с физиологической точки зрения тело — не печень плюс легкие). Все составные части взаимодействуют и влияют друг на друга, в этом содержание и смысл семейной жизни. Семья может быть функциональной системой, то есть быть способной достигать свои цели, и дисфункциональной, то есть неспособной достигать эти цели. Когда люди хотят чего-то (жить счастливо, богато, выращивать гениев и т. п.), но не могут — налицо семейная дисфункция. Будет ли семья функциональной или дисфункциональной, зависит от привычных, наиболее часто в ней встречающихся взаимоотношений и взаимодействий людей. Общение в семье — это «наше всё» Особенности взаимоотношений членов семьи проявляются в общении, при этом общением является абсолютно всякое событие, происходящее в семье. Опоздание и расставание, откровенные разговоры и общее веселье, покупки и приготовление еды — это все информативное и особенное, уникальное для данной системы общение. Даже молчание на самом деле — мощное информативное сообщение. Можно перестать разговаривать с человеком (ребенком, супругом, супругой), и всем будет ясно, что это выражение неодобрения и недовольства, стремление наказать виноватого остракизмом. В семье все является сообщением для всех. Сообщения поступают к людям с помощью слов и с помощью мимики и жестов. В соответствии с этим выделяют словесный и несловесный каналы приемапередачи информации. Обычно люди используют оба этих канала одновременно; все участники системы постоянно анализируют всю доступную им информацию, идущую от других членов системы. Мама моет посуду на кухне и гремит ею больше обычного, потому что хочет показать, что сердится, допустим, на папу, который позже пришел с работы. Папа в это время смотрит телевизор, но не закрывает дверь комнаты, показывая, что хочет мириться. Сын, который обычно делает уроки сам, сейчас, чувствуя напряжение в воздухе, просит папу помочь с уроками. Папа помогает, но говорит на повышенных тонах и дискредитирует сына, обзывая его идиотом, для того чтобы все поняли, как папа необходим. Мама орет на папу за то, что он обижает сына, и при этом упрекает его за то, что он мало занимается ребенком. Порывистые, резкие движения, хлопанье дверью, грохот кастрюль — без слов ясно и дурное настроение человека, и его желание показать домашним, в каком он состоянии. Возможно, это призыв о помощи, жалоба, а может, упрек: «Посмотрите, до чего вы меня довели» и т. п. Соответствующий текст дополняет картину. Словесная и несловесная части сообщения находятся в гармонии. Однако бывает, что эти части сообщения совсем не гармонируют, а напротив, противоречат друг другу. Такие ситуации встречаются на каждом шагу. Сообщение в целом непротиворечиво (конгруэнтно), если содержание сообщений, передаваемых на двух каналах, совпадает. Если вы спрашиваете у человека: «Как дела?» — а он вам с ясной улыбкой, глядя в глаза, сообщает: «Все хорошо»,— то вы получаете однозначное сообщение, так как его несловесная часть не противоречит словесной части. Если вы спрашиваете у человека: «Как дела?» — а он вам с кривой улыбкой, глядя в пол, говорит: «Отлично все», сообщение противоречиво, двойственно, потому что его словесная часть противоречит несловесной. «Двойные ловушки»: сводят с ума или помогают выживать? Что происходит с теми, кто часто получает противоречивые сообщения от дорогих и важных им людей, например мужей, жен, родителей? Ничего хорошего, потому что непонятно, на какую часть сообщения реагировать. Самое малое, что испытывает в таких ситуациях получатель, — раздражение и подавленность. Особенно сильно это вредит детям. Одно время практикипсихологи считали, что если ребенок постоянно находится в ситуации противоречивых сообщений, то может заболеть шизофренией. Психологи — исследователи и психотерапевты — наблюдали семьи детей, страдавших шизофренией, и обнаружили общий для таких семей стереотип взаимодействия, который они назвали в приблизительном переводе «двойная ловушка». «Двойная ловушка» — это постоянно поступающие к ребенку несогласованные на словесном и несловесном уровнях сообщения в ситуации, когда он не может выйти из контакта: В больнице находится мальчик, страдающий шизофренией, к нему приходит мама — навестить. Сидит в холле. Он выходит к ней и садится рядом, близко. Она отодвигается. Он — замыкается и молчит. Она говорит: «Ты что же, не рад меня видеть, что ли?» На одном коммуникативном уровне мама дает понять ребенку, что она хоть и пришла его навестить (что ребенка как раз и обрадовало, раз он подошел к ней близко), но хотела бы держаться от него подальше. В этот момент общения мама ничего не сообщает словами. Когда ребенок, восприняв это несловесное сообщение, реагирует на него совершенно уместно, тоже невербально («Раз ты хочешь держаться от меня подальше, я не буду к тебе лезть и расстроюсь»), мама уже словами упрекает его за его несловесную реакцию. Вот и получается двойная ловушка: на словесном канале одно сообщение, на несловесном канале — другое, поэтому всегда отрицательная реакция на любой из возможных ответов. Выйти из общения, то есть, в случае детско-родительских отношений, покинуть родителей, ни один ребенок не может. Чем меньше ребенок, тем труднее ему помыслить о выходе из этого противоречивого общения, потому что он жизненно зависит от родителей, любит их. Общаясь, таким образом, ребенку очень трудно расти и развиваться. Он растерян, сбит с толку, никак не может правильно отреагировать, родители все время недовольны. В конце 60-х годов считалось, что, когда ребенка постоянно погружают в ситуацию «двойных ловушек», он не может приспособиться к реальности, уходит в себя, замыкается, теряет связь с миром и в итоге заболевает шизофренией. Теперь детская шизофрения изучена более подробно, понятно, что «двойные ловушки» — не самый критический фактор ее возникновения у ребенка. Не самый критический, но не последний по значению и заметно усугубляющий данное заболевание! «Двойные ловушки» часто встречаются в общении и в семье, и на работе. В разумном количестве это даже полезно, как яд в малых дозах. Нет ребенка, который не попадал бы в «двойные ловушки». Обычно это не вредит психическому развитию, особенно если «двойные ловушки» исходят от далеких, незначимых людей. Сегодня двойные ловушки рассматриваются в психологии скорее как способ контроля и управления, а не патогенный фактор. Например, ваша мама никогда прямо не жалуется на здоровье, но каким-то непостижимым образом дает понять, что чувствует себя ужасно. В чем именно дело, выяснить трудно. В ходе этого разговора у вас обычно возникает чувство вины, за ним раздражение. Если раздражению дать ход, то чувство вины усилится. В результате мама (не хочется говорить: «может из вас веревки вить») может на вас влиять. Бледная мама еле передвигается на кухне или слабым, прерывистым голосом произносит по телефону: «Алле» - Мама, ты себя плохо чувствуешь? - Все нормально (не поднимая глаз или умирающим голосом)... - Мама, что случилось? - А что, для этого должно что-то случиться? - Что с тобой, мама? - Не кричи на меня, мне и так хватает... - Господи, мама! Мама может или повесить трубку, или уйти из кухни. Придется извиняться неизвестно за что, чтобы она хотя бы объяснила, что с ней (вдруг, в самом деле, что-то серьезное). Допустим, телефонный вариант извинения. Вы перезваниваете, мягко-мягко, «на цыпочках» начинаете разговор: -Мамочка, я не хотел(а) тебя обидеть! - ... (молчание) — Я так за тебя беспокоюсь. Скажи, пожалуйста, как сегодня давление (головная боль, сердце — далее везде)? Кое-как выясняется, что вы сами какими-то своими поступками ухудшили мамино здоровье, например, давно ее не навещали. У вас были другие планы на вечер, но вы все отменяете, едете к маме и т. д., и т. д. Для чего эта двойная ловушка (когда мама дает понять видом или тоном голоса, что ей нездоровится, но словесно это отрицает) была нужна? Очень просто. Это позволяет вызвать у вас чувство вины. Такой способ общаться был у вас с мамой всегда. Особенно хорошо это «работало», когда вы были в подростковом возрасте, стремились вон из дома, а маме было трудно, папа пил (или изменял, или играл в карты, или много работал). Ей нужна была ваша поддержка, она на самом деле себя плохо чувствовала, но не хотела, чтобы вы сидели с ней из жалости. Да вы и сами беспокоились, как мама с папой ладят без вас. При вас все проходило мягче. На каком-то уровне всех все устраивало. Папа мог относительно спокойно отвлекаться от семьи, мама получала условно добровольную поддержку с вашей стороны, вы чувствовали свою значимость и мощь. Семья сохранялась, притом что люди жили в ней совсем не так, как хотели бы. Мама совсем не хотела равнодушного, отстраненного мужа; муж не хотел, чтобы жена болела; ребенок на самом деле хотел с легкой душой общаться со сверстниками, а не торчать дома. Семейная дисфункция подкралась незаметно. «Двойные ловушки» помогали общаться так, что семья не разваливалась. Получается странный парадокс — семейная дисфункция делает семью более стабильной. Однако это на самом деле так — любые нарушения в семье если не разваливают ее, то цементируют, отливают буквально в бронзе, так, что никакие, даже положительные, изменения произойти не могут. Так действует важнейший и универсальный закон функционирования любых, кстати говоря, систем — закон гомеостаза. Закон семейного гомеостаза. Как дети его обслуживают Итак, всякая семья стремится к стабильности, старается сохранить свое актуальное состояние. Актуальное состояние касается всех сторон жизни семьи. Семья не любит изменять свой состав — ни выпускать из себя людей, ни впускать новых людей со стороны. Развод — травма, смерть стариков также часто может быть травмой, сын, дочь вступили в брак, не дай бог, привели свою «половину» в родительский дом — опять травма. Ребенок вырос, стал жить отдельно, — горе (это горе, как болезнь, даже название имеет: «синдром опустевшего гнезда»). Семья не любит менять привычные формы взаимодействия, например, терпеть не может вырастающих детей-подростков, потому что с ними надо переходить на другой уровень общения. Общаться как с маленьким ребенком уже невозможно, как со взрослым не хочется, кажется нелепым. Семья страдает от любого изменения своего положения в среде: от смены места жительства, эмиграции, изменения материального положения. Обнищали — плохо, разбогатели — плохо. И в том, и в другом случае начинаются ссоры. Семья выработала способы сохранять свою стабильность. Любая система получает информацию о своем состоянии. Если получено сообщение о том, что перемены могут привести к распаду семьи в том виде, в каком она существует сейчас, то включается механизм стабилизации. Например, между супругами изменилась психологическая дистанция. Допустим, муж проводит меньше времени со своей семьей, а когда находится дома, то ведет себя незаинтересованно, отсутствующе (потому что много работает или завел роман на стороне). Тогда кто-нибудь, чаще всего ребенок, начинает развивать поведение, требующее от папы большего участия в делах семьи. Лучше всего подходят болезни, двойки в школе или хулиганские выходки. Не стоит думать, что у ребенка это получается сознательно, намеренно. Все происходит как бы само собой. Популярный стабилизатор брака — болезнь. Больного ребенка нельзя бросить. Одна девочка пятнадцати лет на вопрос «Когда твои родители не ссорятся?» — ответила в присутствии родителей: «Когда я болею...» У девочки астма. Часто для ребенка спокойнее болеть, чем видеть и слышать ссоры родителей (или не видеть и не слышать, но подозревать). Иной раз в дисфункциональной семье механизмы гомеостаза ставят себе на службу естественные для определенного возраста физиологические реакции ребенка. Пока ребенок маленький, мочить пеленки, памперсы, штанишки для него нормально. После двух-трех лет взрослые начинают ожидать появления у ребенка навыков опрятности. Механизмы гомеостаза могут привести к тому, что непроизвольное мочеиспускание сохраняется на годы. Здесь знакомый парадокс — семье как системе необходим детский энурез (недержание мочи). Конечно, мама и папа не хотят, чтобы их ребенок страдал этим заболеванием. Но им и в голову не приходит, что это не только и не столько детская болезнь, сколько «своеобразный» способ лечения их семьи. Вот как это происходит. В дисфункциональной семье, где супруги с трудом уживаются вместе, появляется ребенок. Известно, что трудный брак — это всегда трудный секс. В нашей культуре непроизвольное ночное мочеиспускание считается возрастной нормой примерно до двух с половиной — трех лет. Случилось так, что в первые два года жизни ребенка отношения супругов портились, и особенно негармоничными становились сексуальные отношения. Нередко ссоры или огорчения случались по вечерам. Мама или папа подходили взглянуть на любимое дитя, чтобы успокоиться, набраться светлых, радостных эмоций, заодно и проверить памперсы. Часто они обнаруживали, что ребенок мокрый. На фоне плохих отношений растет общий уровень тревоги. В какой-то момент в ряду других беспокойств возникла мысль о том, что ребенок мог бы уже просыпаться и проситься на горшок. Родители или один из них начинают ночью высаживать ребенка на горшок. В сфере сексуальной жизни наступает некоторое облегчение, потому что появилась достойная причина избегать секса. Беспокойство за ребенка, нарушения сна в связи с необходимостью вставать ночью высаживать его, общая усталость — все это причины, гораздо меньше травмирующие самооценку, чем обвинения в неопытности, неловкости, фригидности, импотенции, сексуальной невоздержанности, склонности к насилию и т. п. Для ребенка такое поведение родителей (когда они уделяют много внимания ему, а при этом еще и в их отношениях чувствуется меньше напряжения) является стимулом, потому что для него значимо любое, пусть даже негативное, эмоционально окрашенное внимание к нему. Мокрая постель для ребенка становится путем к сердцу родителей. Идет время, ребенок растет. Теперь ночное недержание мочи квалифицируется как энурез. В семейной системе он занимает достойное место регулятора стабильности. Итак, в данном случае энурез используется системой как удобный способ без конфликтов и тягостных выяснений отношений избегать половой близости и при этом не разводиться. Однако для семейного гомеостаза совсем не обязательно, чтобы ребенок болел. Достаточно, чтобы он был неуспешным. Вот пример. Супруги живут в браке много лет, У них сын — студент. Отношения между мужем и женой нарушены давно, совместной сексуальной жизни нет, живут в разных комнатах. Мама — домашняя хозяйка. Папа работает. У папы есть свое дело. Его правая рука в этом бизнесе — женщина, его любовница, которая каждый вечер подвозит его домой. Эта связь не скрывается. Жена может наблюдать из окна, как муж выходит из машины: дойдет до поворота дорожки — помашет любовнице рукой, дойдет до следующего поворота — опять помашет. Разводиться супруги не хотят. Во-первых, из-за ребенка, которому сейчас около двадцати лет (брак стал проблемным давно). Сохранять брак для ребенка — официальная версия. Во-вторых, у каждого супруга есть своя причина избегать изменений. Папа не хочет разводиться, чтобы не пришлось жениться на любовнице. Мама не хочет разводиться из-за денег, она не работает, профессия забыта. В основание этого брака были положены интересы ребенка. Невольно при таком устройстве семьи ребенок приобретает конкретные возможности добросовестно служить цементом супружеского союза. Обычно требуется, чтобы ребенок был хоть в чем-то неблагополучен. В каждой семье свое понимание неблагополучия, В семье, о которой идет речь, «правильное» неблагополучие — академическая неуспеваемость. Родители — сами высокообразованные золотые медалисты — развивали и учили своего сына на разные лады. Соответственно, в эту значимую зону успешного образования и перешел их основной супружеский конфликт под маской родительских споров. Когда папа воспитывал ребенка, мама ему кричала, что он жесток, потому что он наказывал сына. Когда мама воспитывала мальчика, папа говорил, что она его балует, портит. В этой ситуации ребенок, если он подчинялся папе, предавал маму, а если он подчинялся маме, то предавал папу. Сын выбрал правильный путь — он перестал слушать обоих и начал демонстрировать полную неуспешность. Такое поведение стало еще более актуальным и своевременным, когда сын стал взрослым. Если бы он был успешным — мог бы зарабатывать, жить своей жизнью, уйти (страшно подумать!) из семьи. Что бы тогда было с мамой-папой? Что же, пришлось бы им лицом к лицу разбираться со своими отношениями на старости лет? Или кому-то из них пожертвовать своим здоровьем для гомеостаза семьи? Нет, нет, нет. Сын продолжает честно выполнять свой долг. Он спит днем, а ночью сидит в Интернете; в минуты просветления выпивает. Последовательно поступает в разные технические вузы и не сдает первую сессию. Таким образом, он как хороший сын сохраняет верность своим родителям и не дает ни одному из них преимущества в споре о том, кто из них лучший родитель (или, другими словами, заботясь о них, помогает каждому в этом споре не проиграть). Позволяет о себе заботиться так, как если бы ему было не двадцать лет, а в два раза меньше. О нем можно разговаривать, за него можно беспокоиться. Таким образом, общность интересов и целей супругов, необходимая для брака, сохраняется. Промежуточное заключение Итак, мы видим, что нет никаких отдельных детских проблем, а есть невольное использование ребенка для поддержания семейной стабильности. Это часто происходит в дисфункциональных семьях. Не надо думать, что дисфункциональность семьи — это приговор. Любая семья на определенных этапах своего развития может стать дисфункциональной. Этап заканчивается, и нередко многие семьи вновь становятся функциональными. Этапы развития семьи и детских проблем Каждая семья осуществляет свой жизненный цикл. Она проходит определенные стадии развития, связанные с неизбежными объективными обстоятельствами. Одним из таких обстоятельств является физическое время. Возраст членов семьи все время меняется, и это неизбежно трансформирует семейную ситуацию. В психологии хорошо известно, что каждому возрастному периоду в жизни человека соответствуют определенные психологические потребности, которые человек стремится реализовать. Вместе с возрастом меняются и запросы к жизни и к близким людям. Это определяет стиль общения и, соответственно, саму семью. Второе существенное обстоятельство — это изменение состава семьи. Рождение ребенка, смерть старого человека — все это так же существенно меняет структуру семьи и качество взаимодействия ее членов друг с другом. Переход со стадии на стадию сопровождается риском для семьи стать дисфункциональной и, значит, начать использовать нарушения поведения ребенка для восстановления и поддержания гомеостаза. Посмотрим, на каких стадиях жизненного цикла риск для ребенка особенно велик. Первая стадия — жизнь взрослого, пока одинокого молодого человека любого пола, еще не создавшего своей семьи В зависимости от того, насколько он психологически независим от своих родителей, молодой человек имеет больше или меньше шансов создать собственную функциональную семью. Психологическая независимость проявляется в наличии собственных внутренних правил, понятий добра и зла, вкусов, пристрастий — когда все это сформировалось во многом на основе собственного личного опыта, а не благодаря (и уж тем более не вопреки) взглядам и вкусам родителей. Тогда и выбор брачного партнера может быть независимым, свободным от необходимости реализовывать в браке потребности, связанные с неразрешенными конфликтами с родителями. Молодой человек, мальчик растет в семье, где у мамы с папой конфликтные отношения. Зато у мамы с сыном отношения очень близкие. Мама заполняет эмоциональный вакуум, образовавшийся в отношениях с мужем, содержанием отношений с сыном. Первые лет двенадцать-тринадцать все хорошо. Мама — с сыном, папа — сам по себе. Когда у мальчика наступает переходный возраст, возникает судьбоносный конфликт между ним и мамой. Нормальные подростки отдаляются от семьи, стараются больше общаться со сверстниками и другими взрослыми в поисках разнообразных способов видеть себя и мир, в поисках новых взглядов и нового жизненного опыта. При этом у мальчика развивается внутренний конфликт: мама хочет, чтобы он был с ней, как раньше, мама страдает, когда мальчика нет дома, когда он думает не так, как она, когда он критически оценивает ее; мальчик любит маму, не хочет ее расстраивать, но и жить, как раньше, он также не хочет. Мама считает, что он ее предает, или, в другой лексике, «он стал неуправляемым», или «он гибнет, потому что связался с дурной компанией». Мальчик пытается решить этот конфликт — начинает «вертеть головой» и смотреть: а как же папа ведет себя в этом случае? Никогда до этого папу он не замечал, а тут начинает понимать, что папа есть, есть другой мужчина, который живет рядом с этой женщиной, и вроде ничего. И он видит, что у папы есть некие способы выживания. Папа довольно отдален, много занят вне семьи, на какие-то элементы маминого поведения он не обращает внимания. Мальчик все это замечает и пытается сблизиться с папой. Обычно папа старается не идти на сближение с сыном, потому что это опасно — может сильно изменить привычную межличностную дистанцию с женой. Последствия такого изменения непредсказуемы. Лучше ничего не менять. Неблизкие отношения с сыном — эта цена, которую папа заплатил за относительную свободу от семьи. Молодой человек на своем опыте узнает, что значит быть малодоступным. Эта модель мужского поведения, модель выживания с любимой, но трудной женщиной, становится его образом действия. Сейчас мы его оставим и обратимся к девочке, которая живет в семье с похожей структурой. Та же ситуация: брак не очень простой, супруги конфликтовали вначале, затем папа отдалился, но не исчез. Мама присоединила к себе дочку, восполняла эмоциональный дефицит в супружеских отношениях. Все отлично было до подросткового кризиса дочери, когда нормальное психическое развитие подростка требует выхода из семьи. У мамы с дочерью начинаются конфликты. Девочке нужна поддержка. Она не ищет модели мужского поведения, потому что она знает, что она — девочка, и модель женского поведения у нее одна — мамина. Поэтому она обращает взоры в папину сторону не для того, чтобы учиться выживать рядом с мамой, а для того, чтобы найти эмоциональную поддержку еще у одного человека. Но папа свой стереотип жизни в семье не хочет менять — это обычное дело, потому что в дисфункциональных семьях перемены кажутся опасными: а вдруг будет еще хуже? В дисфункциональных семьях перемен боятся. Девочка пыталась как-то с папой подружиться, и ей это не удалось, то есть она наталкивается на папину отстраненную доброжелательность. При этом девочка ищет тесных, близких отношений с папой, таких, какие у нее были с мамой, пока она не выросла. Папа на такие близкие отношения с дочерью не идет. У дочери остается неудовлетворенная потребность в близких отношениях с дистантным мужчиной. Таким образом, мы видим, что оба молодых человека, о которых мы говорим, ищут такие отношения, которые они пытались построить с родителем противоположного пола, но не смогли. При этом у девочки — мамина модель поведения, а у мальчика — папина. Девочка хочет близких, эмоционально включенных отношений с мужчиной, но не с любым. Какой-нибудь молодой человек, который будет внимательным, ласковым, ей не нужен, не интересен. Ей интересно построить близкие, буквально страстные отношения с холодным, ускользающим молодым человеком. Только он даст ей возможность проиграть в жизни то, что она хотела осуществить в отношениях со своим отцом и не смогла. Она пыталась развернуть далекого от ее жизни, незаинтересованного папу к себе — не получилось, пусть получится с молодым человеком. Девушка будет испытывать интерес только к таким мальчикам, доброжелательно отстраненным. Ей это будет интересно, она будет в них влюбляться. У молодого человека другая задача — он знает, как выживать рядом с женщинами, подобными маме, эмоционально включенными, импульсивными. Ему помогает выживать с ними папина модель поведения — на расстоянии, без эмоциональной близости. Но при этом ему интересны девочки, которые похожи на его маму, потому что он хочет решить свой детский конфликт. Как ему, будучи таким, каков он есть, создать себе близкие, тесные эмоциональные отношения (такие же, как он имел со своей мамой, пока еще не был столь отстраненным)? Очень может быть, что два этих человека полюбят друг друга и попробуют создать семью. Варианты могут быть разные, но весьма вероятно, что история их родительских семей воспроизведется. Молодой человек будет таким, как ее папа, девушка будет такой, как его мама. Понятно, что в какойто момент девушка со своим эмоциональным напором, требовательностью вызовет психологический стресс у своего мужа — такой же, как его мама. Муж отвернется, отдалится, потому что таков его способ выживания в стрессовой ситуации. Жена в этот момент как будто окажется в ситуации общения со своим отцом. Она начнет вести себя так же, как вела себя ее мама. Разрушительный способ взаимодействия запустился. Это вечная история про Артемиду, которая гонится за оленем. Такой брак: муж убегает, жена — за ним. И чем более он отстранен, тем более она активна, эмоционально требовательна и т. п., пока у нее не появится ребенок. После этого муж получит относительную свободу, а мама сольется с ребенком. Годы спустя история может повториться в более жестком варианте. Связь с матерью может быть настолько сильной, что этот выросший ребенок так и не дозреет до кризиса подросткового возраста, останется инфантильным, эмоционально зависимым от матери, не сумеет создать своей семьи, или что хуже, еще в детстве начнет развивать нарушенное поведение. Итак, первый неблагоприятный фактор возникновения дисфункциональной семьи, которая для своей стабильности может начать использовать нарушения поведения ребенка, — это дисфункциональные родительские семьи, то есть семьи бабушек и дедушек. Вторая стадия жизненного цикла семьи начинается в момент встречи с будущим брачным партнером Влюбленность, роман, возникновение идеи брачного союза, то есть длительных, стабильных отношений, — все это происходит здесь. Если данная стадия жизненного цикла протекает удачно, то партнерам удается обменяться ожиданиями относительно будущей совместной жизни и согласовать их. У них формируется картина благоприятного будущего их семьи. Третья стадия жизненного цикла семьи — заключение брака Происходит объединение под одной крышей, начинается ведение совместного хозяйства, возникает общая жизнь. Это время первого кризиса семьи. Молодые люди должны заключить договор о том, как жить вместе. Это серьезно, потому что вольно или невольно для организации жизни необходимо решить, как распределяются функции в семье, кто придумывает и организует развлечения, кто принимает решения о том, на что тратить деньги, кто работает, а кто нет, когда заводить ребенка, что является сексуально привлекательным поведением и внешним видом и много подобных равно важных вещей. Некоторые вопросы легко обсудить и договориться, а некоторые открыто обсудить трудно, потому что предпочтения часто не ясны и не проговорены. Особенно верно это в отношении сексуального поведения. Молодая жена росла в семье, где не приветствовалась внешняя распущенность. Мама не ходила в халате, носила дома туфли и красилась к папиному приходу. Папа это ценил. Молодой муж терпеть не мог жену на высоких каблуках. Высокие каблуки носила учительница, которую он ненавидел. Он любил свою маму, которая не работала и дома была в халате и тапках. Жена, желая порадовать мужа и мечтая провести дома вечер любви, встречает его на пороге накрашенная и на высоких каблуках. Он, видя ее, думает, что она готова на выход. Он, может, и собирался провести тихий вечер дома, но любя жену и думая, что понимает ее без слов, немедленно отправляется с ней, например, в ресторан или к друзьям. Она недоумевает. Страшная мысль жены: «Не хочет быть со мной». Но вот она заболела и, полная отвращения к себе, ходит дома в халате и тапках. Муж в это время сгорает от страсти. Жена не готова соответствовать: и чувствует себя плохо, и сама себе противна. У мужа страшная мысль: «Не хочет быть со мной». Эта ситуация может положить начало сексуальной дисгармонии, хотя причины ее совсем не в конкретном сексуальном поведении. Если молодая семья живет вместе с родителями, то на фоне возможных сложностей их личных отношений могут разыгрываться драмы между новой маленькой семьей и старой большой. Когда новый человек появляется в большой семье, происходит существенная ломка правил. Создать маленькую семью внутри большой — задача очень сложная. Молодые люди должны договориться не только друг с другом о том, по каким правилам они будут жить вместе, но и передоговориться с родителями о том, как они будут ладить друг с другом. Патриархальные правила предлагают вариант такого договора: молодой супруг или супруга входит в большую семью на правах еще одного ребенка — сына или дочери. Родителей мужа или жены предлагается называть «мама» и «папа». Тогда молодые супруги как бы и не супруги, а новоиспеченные брат с сестрой. Не всякая молодая семья готова к такому сценарию отношений. Хорошо, если супруги не готовы к этому оба, гораздо хуже, если кто-то один. Конфликт, возникающий в этом случае, всем известен и часто выглядит как ссора между свекровью и невесткой или между зятем и родителями жены. На самом же деле в основе его лежит конфликт ролевых приоритетов у супругов. Новая подсистема, прежде всего, нуждается в отдельности, старая система, подчиняясь закону гомеостаза, хочет сохранить все, как было. Таким образом, создается парадоксальная ситуация: брак как бы есть, и в то же время его как бы и нет. Ситуация мучительна для всех. Появление ребенка может сгладить остроту конфликта. Первый ребенок — четвертая стадия А вот как раз и появился первенец. Возникающий на этой стадии кризис еще более серьезен. Появился третий член семьи, изменилась семейная структура. С одной стороны, она стала более устойчивой, а с другой — члены этой новой системы больше отдалились друг от друга. Необходим новый договор, так как возникла потребность в перераспределении ролей, времени, денег и т. п. Кто будет вставать к ребенку по ночам? Будут ли они сидеть дома вместе или ходить в гости по очереди или жена будет с ребенком, а муж будет жить как холостой? Если младенец не внес отчуждения в супружеские отношения, более того, сплотил родителей, данная стадия пройдена удачно. Может быть и так: ребенок приносит чувство рутины и монотонности жизни, супругам кажется, что молодость и праздник кончились, начались бесконечные будни, муж чувствует себя заброшенным и подозревает, что жена изменяет ему с младенцем; жена точно знает, что она брошена с ребенком на руках, и понимает вдруг, что замужем за легкомысленным подростком и что тяготы семейной жизни вот-вот сломают ей хребет. Все это признаки неудачного прохождения четвертой стадии, которые не обязательно приводят к разводу, поскольку обычно закон гомеостаза обеспечивает семейную систему сложными и изощренными стабилизаторами. Если маленькая семья существует в тесной связи с большой, то могут возникнуть конфликты из-за распределения ролей. Например, не ясно, кто функциональная бабушка, а кто функциональная мама, то есть кто фактически осуществляет заботу, уход, выращивание ребенка. Часто ребенок — скорее сын или дочь бабушки, а не матери. Его собственные родители ребенку — старшие брат и сестра. Мать и отец работают, а бабушка на пенсии. Она много времени проводит с ребенком, а если при этом отношения матери и бабушки, бабушки и папы (варианты любые) оставляют желать лучшего, то ребенок, как правило, становится участником конфликта взрослых. Когда люди живут вместе, очень трудно выяснять отношения на уровне «не нравитесь вы мне, ваши взгляды на жизнь не нравятся, и внешность ваша не нравится, и ничего мне в вас не нравится». Это очень опасная ситуация и может привести к большому конфликту. Но можно сказать, что «вы неправильно воспитываете ребенка». Это не так опасно, тем не менее, канал для испытываемых чувств прорыт и можно обоснованно направлять агрессию по нему. В семье — две девочки. Старшей, Вареньке, — девятнадцать лет, младшей, Дашеньке, — десять лет. Бабушка — женщина активная, и когда росла Варя, она много занималась с ней уроками, что не мешало девочке учиться плохо. И мама всегда говорила своей свекрови, что та неправильно занимается с Варенькой, раз та плохие отметки получает. Когда вторая девочка пошла в школу, бабушка сказала матери: «Ну, теперь сама давай... посмотрим, как ты справишься». Дети легко понимают подтексты и атмосферу отношений. Младшая девочка, которая очень любила маму и бабушку, оказалась в ситуации конфликта лояльностей. Если она будет учиться хорошо — значит, бабушка проиграла, если она будет учиться плохо — значит, мама проиграла. Девочка применила соломоново решение. Она перестала учиться вообще, уроки не делала и школу прогуливала. Хотелось бы подчеркнуть, что такие нарушения поведения ребенок не вырабатывает сознательно. Просто, когда надо было делать уроки, выполнять задания в классе, отвечать у доски, у девочки начинались панические атаки. Надо было списать что-то из учебника русского языка. Девочка брала тетрадку и, не поднимая глаз на учебник, говорила: «Ну, я пишу...»— и начинала писать что-то. Мама ей говорила: «Подожди!» А дочь ей: «Я не могу» — и судорожно исписывала тетрадный лист. Все это не имело никакого отношения к упражнению и выглядело калякамималяками. Заставить переписать невозможно — рыдания. В школу идти — опять слезы. На уроке сидит в мечтательном ступоре, на переменах — весела, игрива. Дети ее любят. Во всех остальных сферах жизни Дашенька — умная, приятная девочка. Пятая стадия — появление второго ребенка Она проходит достаточно просто, так как не нужно заключать новый договор о том, как жить с детьми и кто за что отвечает, как это было на предыдущей стадии. Разумеется, детей может быть гораздо больше, чем двое, но на модели двух детей можно показать все необходимые закономерности развития семейной системы. Правда, существуют данные о зависимости семейной роли от порядка рождения ребенка. Например, нередко старшая девочка в семье становится для следующих детей няней, она отвечает за младших и часто лишается возможности жить собственной жизнью, да впрочем, она и не умеет отвечать за себя, все только за других. Считается, что соперничество между детьми происходит неизбежно. Родители сталкиваются с проблемами детской ревности и должны как-то их решать. В этом моменте жизни семьи особенно ярко видно, как при столкновении с ситуацией детской ревности родители используют детей для решения своих проблем. Допустим, кто-то из родителей чувствует себя недооцененным в жизни и особенно в семье. В душе живет потребность в признании собственной значимости. Для удовлетворения этой потребности подойдут ссоры детей друг с другом. Если проявлять пристальное внимание к детским ссорам, вмешиваться, вникать в нюансы, то дети быстро почувствуют, что мама или папа хочет, чтобы были ссоры. Никакие слова и призывы вроде «живите дружно» впечатления не произведут. Несловесный канал передачи информации для детей более значим, чем словесный. В данном случае они будут правы. Сам факт обращения внимания на детей в этом контексте является положительным подкреплением для детских конфликтов. Если родитель вникает в детские ссоры, занимает позицию третейского судьи, то он значительно повышает свой статус и может смягчить боль от неудовлетворенной потребности в значимости. В семье растут недружные дети. Никто этого не хочет, но все делается для того, чтобы ссоры были. Пусть лучше ссорятся дети, чем родители, для семьи детские ссоры не так опасны. С появлением детей возникает новая, сиблинговая (сиблинги — родные братья и сестры), подсистема в семейной системе. В случае функциональной семьи в ее структуре будут выделяться супружеская подсистема и детская подсистема. В дисфункциональной семье могут быть «неправильные» подсистемы — коалиции: мама с одним ребенком против папы с другим или мама с детьми с одной стороны и папа — с другой. Границы между подсистемами семьи — важный момент в организации жизни и психического здоровья членов системы. Если границы подсистем очень жесткие (например, после того как ребенок уложен спать, к нему не подходят до утра, что бы ни случилось), могут возникать психосоматические заболевания у детей, так как только при очень сильных неприятностях (болезни с эффектными проявлениями, например кашель, нарушения дыхания при астме, боли в животе при гастритах) они могут перейти границу своей подсистемы и внедриться в родительскую. Хорошо, когда границы ясные, но проницаемые, известны правила их перехода. Например, родители доступны в ночное время, если ребенок плохо себя чувствует, заболел, ему приснился страшный сон. Тогда он может позвать их или прийти к ним в спальню. В этом случае родители не будут сердиться, разберутся и помогут, но не до абсурда, — с собой в постель в любом случае ребенка не положат. Если болезнь очень тяжелая, лучше комуто из родителей спать на отдельной постели в комнате ребенка. Вообще-то некоторые правила перехода границ хорошо известны в народной педагогике. Считается, что ребенок не может перебивать взрослых, может вступить в разговор во время паузы, должен отвечать на вопросы старших, но сам не может им задавать личных вопросов, только общеобразовательные. Родители могут спрашивать ребенка про работу его желудка, а ребенок после пяти лет у своих родителей про их желудок спрашивать не должен, зато может спросить, почему люди не летают, как птицы. Бывают такие пытливые крошки. Шестая стадия — это школьные годы детей В это время семья вплотную сталкивается с правилами и нормами внешнего мира, отличными от правил внутрисемейной жизни. Здесь решаются вопросы о том, что считать успехом, а что неудачей, как достичь успеха, какую цену семья готова заплатить за внешний успех и соответствие общественным нормам и стандартам. Для некоторых семей выход ребенка в школу очень меняет образ жизни. Допустим, родители — люди творческих профессий, на службу являться не должны. Ребенок в сад не ходил. Все жили в расслабленном ритме — поздно вставали, поздно ложились. А тут школа — утром бежать, в классе незнакомые дети, незнакомые взрослые окликают резко, по фамилии. Сорок минут сидеть, вставать нельзя — словом, гадостей хватает. Когда ребенок болеет, семья возвращается к привычному образу жизни. Какое счастье! Как тут не поболеть лишний разок. Родители, ясное дело, хотят здорового ребенка, все для этого делают: питание, доктора хорошие, летом к морю. Летом он и не болеет. Зачем болеть-то, и так все правильно устроено. А в школьное время такое напряжение в жизни! Мама с утра злая, сборы в школу проходят нервно, надрывно, все бегом и с криком. Кусок в горло не идет, до большой перемены ребенок сидит в школе голодный. Стресс снижает иммунитет, поэтому «сладостные» болезни не заставят себя долго ждать. Семейный гомеостаз помешал семье измениться, изменить взаимодействия и взаимоотношения. Гомеостаз действует незаметно для людей. Приведу пример беседы с родителями, семья которых на школьную стадию не перешла. Терапевт. Здравствуйте. Мама. Здравствуйте. У нас вот такая проблема. У нас очень хорошие отношения с мужем, мы живем в мире, согласии и любви. Вот наш сынок, Степа, у которого нормальные способности, но который безумно отвлекается, очень подвижный мальчик, доводит до истерики не только учительницу, но также, в общем-то, и других. И мы решаем этот вопрос так. Поскольку мы с папой свободные художники, у нас нет бабушек и дедушек, то мы делим этот кошмар пополам: допустим, один день с ним уроки делаю я, другой день — Лешенька. И... в общем, двойки... и все равно у нас двойки, и все равно у нас «пары». Когда тройка, у нас праздник. Папа со Степой на компьютере играет. Вот, Степ, вот ты с кем хочешь больше уроки делать? Степа. С папой. Мама. А почему? Степа. Ну, он устает, папа, сильно, и много с меня не требует... Я могу пойти погулять в этот день, с ребятами, поиграть подольше... А мама больше дома, больше со мной, больше... Мама. Нуда. А мама больше занудствует... Степа. Ты сердишься... Мама. Мы иногда вместе плачем. Папа. Я прихожу иногда и вижу двух измученных людей... Мама уже никакая, и Степочка уже никакой. Терапевт. А до школы какая была жизнь? Папа. Хорошая была жизнь. Степочка ходил в сад, иногда. Мы же на службу не ходим, если вдруг обоим надо быть где-то, тогда в сад его водили. В саду его любили. А вообще мы много вместе ездили. Мама. Мы вообще любим вместе быть. Играем. Развлекаемся. Терапевт. Мама и папа, вы работаете? Мама. Мы работаем, но мы такие свободные художники. Выполняем заказы дома. Мы все совы. В сад можно было к обеду приходить или после завтрака, к прогулке. Папа. Режим для нас — смерть. В данном случае «передоговор» о том, как изменится жизнь семьи в связи со школой, запоздал — ребенок уже пошел в школу, а изменение договора еще не произошло. Единственное, что сделали родители, — решили поделить время: сегодня ты маешься с ребенком над уроками, завтра — я. При этом никакое сообщение ребенку о том, что у него теперь другая жизнь и эта жизнь ставит перед ним другие требования, не поступило. Он был адекватен в детском саду — был как все: все шумели, и он шумел. А то, что его семья ждет от него другого поведения, когда он пойдет в школу, он не знал. Школа — это наказание для семьи, и когда умный способный ребенок приносит тройку и получает поощрение в виде игры на компьютере с папой, то трудно ожидать, что мальчик захочет учиться лучше, чем на тройки. В сущности, семья посылает ребенку следующее сообщение: «Перетерпи эту школу, только двойки не получай». Глупо ждать, что такой ребенок приспособится к школе: семья не поддерживает его в этом новом качестве, не помогает ему стать учеником. Семья только с тяжким вздохом помогает ребенку справиться с уроками. При этом все ждут воскресений, каникул, лета и общей расслабухи. Семья находится на другой стадии жизненного цикла — на дошкольной. Половое созревание и кризис середины жизни Седьмая стадия жизненного цикла семьи связана с половым созреванием у детей. Она начинается с переходного возраста первого ребенка. Ведущая потребность ребенка в это время — построить свою идентичность, ответить на вопрос «Кто я и куда иду?». Ответ «Я ребенок своих родителей» не годится для построения личной идентичности. Быть ребенком своих родителей недостаточно для того, чтобы эффективно приспособиться к быстро меняющимся условиям среды. Надо быть еще и самим собой. Узнать, найти какие-то новые модели жизни ребенок может только за пределами семьи, среди сверстников и посторонних взрослых. Функциональная семья способна отпускать подростка в мир и принимать его обратно. Она для подростка обеспечивает надежный тыл, убежище, реанимацию. Подросток в погоне за новым жизненным опытом часто рискует здоровьем и безопасностью. Пробует пить, курить (хорошо, если только табак), знакомится поближе с девочками-мальчиками (хорошо, если здоровыми). Очень важно, чтобы в семье были такие отношения, которые позволят подростку быть откровенным с родителями, обратиться к ним за помощью. Если семья не дает такой возможности, то риск для подростка возрастает. Дисфункциональной семье трудно создать ребенку надежный тыл, потому что за время жизни в ней ребенок стал выполнять определенные функции. Вероятнее всего, стал медиатором между своими конфликтующими родителями — с помощью своего здоровья, нарушений поведения, академической неуспеваемости, — уже занял какую-то функциональную нишу. Если подросток отлучается из семьи, его функции выполнять некому. И тогда семейный гомеостаз под угрозой, родители начинают категорически возражать против того, чтобы ребенок отдалялся от семьи, потому что медиатор им нужен по-прежнему. Семья на этом этапе жизненного цикла должна решить важнейшую задачу: подготовить ребенка к отделению от семьи, к самостоятельной жизни. Вот здесь именно та точка, где проверяется жизнеспособность и эффективность функционирования семейной системы. Если семья успешно справляется с этой задачей, то она проходит между Сциллой и Харибдой (стабильностью, гомеостазом, и изменением, развитием) и выплывает на спокойный простор жизненного плавания. Рассмотрим этот период жизни семьи подробнее. Обычно период полового созревания у ребенка совпадает с кризисом среднего возраста у родителей. Это означает, что в то время, когда ребенок стремится вырваться из-под семейного влияния, хочет перемен своей судьбы или хотя бы течения жизни, его родители очень нуждаются в стабильности. Кризис середины жизни означает, что задачи, поставленные в молодости, решены: профессия выбрана и на профессиональном поприще достигнуты или не достигнуты некие результаты, семья создана, дети в значительной степени выращены, пора подводить пусть предварительные, но итоги. Делать это страшно, потому что итоги могут быть неутешительными. Одновременно становится ясно, что времени осталось не так уж много, силы убывают, признать себя неудачником невозможно и неизбежно. Неудачные дети — хорошее извинение: «Я не сделал значительной карьеры, потому что у меня были очень трудные (больные) дети и много времени уходило на них». Для сохранения родительской самооценки детям лучше быть нежизнеспособными. Как видно, на этом этапе жизненного цикла интересы детей и родителей прямо противоположны. Если дети уходят из семьи и, что еще хуже, становятся самостоятельными и успешными, то есть не нуждаются во внимании и помощи родителей, то родители сталкиваются с необходимостью общаться непосредственно друг с другом, лицом к лицу. Чтобы можно было жить, необходимо решить массу проблем, которые накопились, пока в семье были дети. Многие скандалы откладывались и превращались в памятники самим себе, годами не решались сексуальные проблемы и многое другое. Если не будет оправдания в виде детей, то все эти проблемы придется решать, что больно, неприятно и, кроме того, возможно, приведет к разводу. Гораздо проще не позволять сепарацию (отделение выросшего ребенка от родительской семьи) или позволять ее формально. Например, ребенок формально живет отдельно, или учится в колледже гдето в другом городе, или даже женился, но по семейным критериям он еще не встал на ноги, не достиг требуемого уровня доходов или не работает там, где, семья считает, он должен бы работать. Его неудачи — прекрасный стабилизатор для семьи. Они также отвлекают время и силы остальных членов семьи и позволяют не решать других семейных проблем. Если же ребенок, тем не менее, упорно движется к успеху, то есть масса способов заставить свернуть его с этого пути. Способы привязывания детей многочисленны. Всегда можно сказать: «Ты никому не нужна, кроме меня, никто тебя любить не будет так, как я, потому что у тебя жуткий характер» или еще что-нибудь в этом роде. Подтекст такой: «Ты не сможешь выжить вдали от своей семьи». Как только дисфункциональная родительская семья сталкивается с тем, что ребенок готов к сепарации, она становится нестабильной и дезорганизованной. Учащаются конфликты, ухудшается самочувствие членов семьи. Это является для молодого человека сигналом, сообщающим ему, что его семье грозит опасность развала или, в лучшем случае, изменения структуры и привычных способов взаимодействия. Для того чтобы сохранить все в прежнем виде, он демонстрирует нарушенное поведение. Помимо специфических нарушений поведения могут развиваться хронические заболевания, иногда психические. Если учесть, что в норме дети переживают своих родителей, то проблема стабилизации семьи, по крайней мере, до тех пор, пока живы родители, может быть решена. Практикум по диагностике своей семьи Выполняется теми читателями, которые недовольны или обеспокоены своим ребенком и/или своей семейной жизнью. Все довольные могут не беспокоиться. Напишите ответы на вопросы, приведенные ниже. - Вспомните, какие двойные ловушки «расставляли» вам ваши родители. - В каких ситуациях? - Какие двойные ловушки вы предлагаете вашим детям? - К чему это приводит? - Достигаете ли вы того результата, к которому стремитесь? - Какой стабилизатор был в браке ваших родителей? - Какие стабилизаторы в вашем браке? - Участвует ли ваш ребенок в вашем семейном гомеостазе? - Какой брак был у ваших родителей? - Какие там были стрессы? - Как ваши родители «использовали» вас для снижения стрессов в своих супружеских отношениях? - Как долго длился этап ухаживания до заключения брака у вас? - Разговаривали ли вы с вашим супругом (ой) о том, какую семью хотелось бы построить? Если да, удалось ли создать общую картинку? Удалось ли эту картинку воплотить в жизни? - Какие отношения у вас с родителями вашего супруга, вашей супруги? Какие отношения были у ваших родителей с бабушками-дедушками с обеих сторон? - Как вас готовили к школе? С каким основным чувством вы провели свой первый класс? Как вы готовили своего ребенка к школе? Как вашему ребенку «живется» в школе? Что изменилось в вашей семье, когда ребенок пошел в школу? Как вам эти перемены? - Приходилось ли вам делить своего ребенка с родственниками больше, чем хотелось бы? Делили ли вас ваши родители с бабушками-дедушками? - Как себя чувствовали ваши родители, когда у вас был переходный возраст? Как происходили конфликты в семье в то время? Когда закончился ваш переходный возраст? По каким признакам вы судите, что он закончился? Был ли у ваших родителей кризис среднего возраста? Как это было для вас? Как проходит переходный возраст у ваших детей? Как работать с полученными текстами? Разложите получившиеся тексты на стопочки. В одну стопочку сложите тексты, где в основном про ваших родителей и вас, в другую — где про вас и вашего ребенка. Прочтите и попробуйте оценить меру совпадения. Насколько эти истории похожи? Рекомендации для серьезных людей Если истории похожи — идите к семейному психотерапевту. Если истории не похожи — тем более идите к семейному психотерапевту. Рекомендации для несерьезных людей Если истории похожи, а вы собой довольны, никуда не ходите, просто чаще рассказывайте вашему ребенку про то, как вы преодолевали последствия семейного воспитания. Если истории похожи, а вы собой недовольны, — семейного психотерапевта не миновать. Если истории не похожи, сначала получите несколько ценных советов от всех бабушек и дедушек, а потом — все-таки к семейному психотерапевту. Опасные связи поколений. Современному человеку трудно осознать, каким образом опыт предшествующих поколений влияет на его жизнь, его восприятие мира, наконец, его собственное поведение. Как отражается на психике ребенка супружеская жизнь родителей? А бабушек и дедушек? Как возникает то, что мы называем «семейными традициями»? Как проявляются «опасные связи» В рассказе Рэя Брэдбери «И грянул гром» герой как-то решил поохотиться на динозавров. Сел в машину времени, отправился на сафари, отстрелил специально подготовленное животное... Правда, нечаянно сошел с тропы и случайно раздавил какую-то бабочку. А вернувшись в родной 2055 год, обнаружил совсем другой мир. Изменилось все — от политического строя до химического состава воздуха. Мораль такова: стоит только изъять крошечную деталь прошлого — и получишь совершенно иное будущее. У Брэдбери речь идет о судьбе мира, но и история отдельной человеческой души подчиняется тому же закону раздавленной бабочки. Кто в детстве не вздрагивал над «Собакой Баскервилей»? Вспомните: ужасное проклятие, преследует весь род Баскервилей, вынуждая всех потомков злосчастного сэра Хью расплачиваться за его злодейство. Не потому ли так пугает эта история, что заставляет задуматься: а не завел ли и мой прапрадедушка для меня домашний «призрак собаки»? В 1960-1970-х годах, психологи много писали о присутствии прошлого в нашем настоящем. Обнаружилось, что неразрешенные конфликты людей друг с другом, семейные тайны, «невысказанное», преждевременные смерти, выбор профессии и т. д. передаются из поколения в поколение. В наследство от пращуров человек получает представления о том, где и кем работать, как воспитывать детей, за кого выходить замуж и по какому поводу разводиться. Как же это происходит? В психологии существует много предположений, но окончательного ответа не найдено. Некоторые исследователи, например, даже считают, что еще с седьмого месяца внутриутробной жизни ребенок начинает видеть сны, которые передает ему мать, так ребенок «подключается» к ее подсознанию и информации о семье на протяжении нескольких поколений. Еще одна гипотеза говорит о семейных тайнах, похороненных в сознании членов рода. Например, в семье произошло нечто постыдное. Или просто что-то было «не так». И тогда участники событий стали вести себя таким образом, как будто стремились оградить своим молчанием себя и своих потомков от какой-то невидимой опасности. Может быть, они пытались избежать боли утраты, может быть, стыдились чего-то... Дети в этой семье, возможно, так и не узнают того, что от них скрывали, но вырастут с четким представлением о том, что существует в жизни «то, о чем не говорят», и из своих детей будут растить настоящих партизан, которые семейные тайны будут хранить стойко. Пустота, которая образуется на месте недосказанного, заполняется фантазиями, страхами и тревогами и у детей, и у родителей. К сознательной передаче влияния поколений относятся открыто обсуждаемые семейные привычки, правила, стиль жизни. Для понимания этих механизмов важно понятие скрытой лояльности, неосознаваемой и невидимой верности предкам. Как сказано в Библии: «Родители ели зеленый виноград, а у детей на зубах — оскомина». В «Записках о Шерлоке Холмсе» есть история об обряде дома Месгрейвов, ветви одного из древнейших родов королевства. С XVI века в этой семье незыблемо соблюдался ритуал, «нечто вроде экзамена, обряда инициации, которому должен был подвергнуться каждый мужчина из рода Месгрейвов, достигший совершеннолетия». За 400 лет он превратился в «чистейший вздор», но трепетно выполнялся мужчинами в каждом поколении «во имя долга» перед праотцами. Вот вопросы и ответы, из которых состоял ритуальный диалог: - Кому это принадлежит? - Тому, кто ушел. - Кому это будет принадлежать? - Тому, кто придет. - В каком месяце это было? - В шестом, начиная с первого. - Где было солнце? - Над дубом. - Где была тень? - Под вязом. - Сколько надо сделать шагов? - На север — десять и десять, на восток — пять и пять, на юг — два и два, на запад — один и один и потом вниз, - Что мы отдадим за это? - Все, что у нас есть. - Ради чего отдадим мы это? - Во имя долга. Применив знаменитый дедуктивный метод, Шерлок Холмс блестяще справился с загадкой и обнаружил, что вопросы и ответы являлись руководством, оставленным Ральфом Месгрейвом своему сыну. Следуя этим инструкциям, он должен был передать находящемуся в изгнании Карлу II, наследнику казненного короля, древнюю английскую корону, спрятанную в замке Месгрейвов. Точное указание направления и количества шагов как раз и обозначали то место, где хранилась корона. Однако Ральф Месгрейв, оставив своему сыну инструкцию, не успел объяснить ее смысл. И с этого дня вплоть до нашего времени документ переходил от отца к сыну... Таким образом, на протяжении четырех столетий семья Месгрейвов хранила обряд, истинный смысл которого был давно утрачен. В данном случае этот ритуал был безобидным действом, и достаточно благополучная семья нашла ему неплохое безвредное применение. Работа Шерлока Холмса в истории с обрядом дома Месгрейвов в некотором смысле аналогична работе психотерапевта. Проанализировав семейную историю, он дал возможность членам этой древней аристократической семьи узнать об истинном смысле их «обряда». Итак, давайте поработаем Шерлоком Холмсом. Эволюция эмоций и разума Человеку всегда было легче разобраться в жизни микробов или в движении звезд, чем в чувствах своих домашних. Еще бы, звезды и микробы — не жена и не зять, они от нас эмоционального отношения не требуют. Любой может вспомнить, как, поддавшись эмоциям, он действовал отнюдь не разумно. Решения, принятые по здравом размышлении, отличаются от принятых в порыве чувств, неважно, каких: гнева ли, радости, тревоги или горя. Наши эмоции пришли из глубокой древности, а способность мыслить появилась в ходе эволюции не так давно. Мюррей Боуэн создал психологическую теорию семьи, основанную во многом на положениях Дарвина, и она совершила прорыв в психотерапии в 1960-е годы. До Мюррея Боуэна никто из психологов не работал с родом — не просто с супругами, или с детьми и родителями, а именно с семьей во многих поколениях. В частности, доктор Боуэн выделял две базовых системы, на основе взаимодействия которых выстраивается и поведение человека, и его стратегии принятия решений, и то, как человек справляется с трудностями и стрессами, а также в кого он влюбляется, какую супружескую жизнь он проживет, и чем будут болеть его дети. Итак, у любого человека существуют две системы функционирования: интеллектуальная и эмоциональная. Эмоциональная система отвечает за все, что не регулируется разумом, — инстинкты, интуицию, «душевные движения». Интеллектуальная система — это функция коры головного мозга, которая появилась на последнем этапе развития человека и является основным его отличием от всех форм жизни, стоящих ниже на ступенях эволюционной лестницы. Кора позволяет думать, рассуждать, ставить далекие и близкие цели, наблюдать за реакциями эмоциональной системы. Все мы по-разному отделяем чувства от мыслей. Любопытно, что эта способность никак не связана с уровнем интеллекта. В психологии семьи есть для нее специальное название — «дифференцированность». Когда нам очень страшно (весело, печально), эмоциональная и интеллектуальная системы сливаются. Чем выше дифференциация, тем лучше люди с этим справляются. Они гибче, лучше переносят стресс. И наоборот, чем ниже уровень дифференциации, тем больше жизнь человека зависит от эмоций. «Низкодифференцированные» люди могут обладать могучим интеллектом, быть прекрасными учеными, но, когда дело касается эмоциональных отношений, они, что называется, «теряют голову». Поскольку этим людям трудно справляться со своими чувствами и переживаниями, они с большим трудом приспосабливаются к любым изменениям в жизни, более эмоционально зависимы, впадают в панику при каждом подходящем случае, тоску, чаще болеют и с трудом восстанавливаются. Человек может выглядеть суровым и замкнутым, более того, называть проявления чувств выражением слабости и недостойным поведением, но, скорее всего, это говорит о том, что человек чувствует себя беспомощным, когда речь идет об эмоциях. Он боится, что чувства, если уж их обнаружить, могут «затопить» его, и он уже не совладает с собой. Другой, крайний вариант — выплеск любых чувств по принципу «чего моя левая нога захочет». Такие люди зависимы и очень чувствительны, воспринимают настроение, проявления и позицию другого, не отличая ее от своей собственной. В обоих случаях речь идет о людях с низкой дифференциацией, по-разному проявляющейся. Иногда эмоции полностью доминируют над разумом. У такого человека практически нет собственных взглядов и принципов. Даже в речи он часто апеллирует к туманным авторитетам: «согласно правилам», «научно доказано», «испокон веков известно». Он, безусловный конформист, всегда думает и считает «как все». Всегда как бы кусок чего-то большего, чем он сам, — семьи, коллектива на работе, нации, он «счастлив, что он этой силы частица». У людей чуть более дифференцированных эмоции также играют главенствующую роль, но они несколько легче приспосабливаются к меняющейся среде. Их поведение диктуется реакцией окружающих, поиском одобрения любого — от действительно значимых людей до совершенно случайных встречных. На работе такой человек не столько следит за качеством своих трудов, сколько за мнением начальства. В любви и брачных отношениях для него главное — одобрение и еще раз одобрение, всегда и по любому поводу. Идеал отношений — другой человек видит и чувствует все, «как я сам», так что партнером может быть только человек с таким же низким уровнем дифференциации, иначе счастья не будет. При полном же слиянии люди упиваются отсутствием различий во взглядах, вкусах и привычках. Часто это иллюзия, достигаемая с помощью неосознаваемого компромисса с самим собой. Никогда не любил яиц на завтрак, всегда суп ел, а женился на своей богине, она ест яйца, и, представляете, оказалось — он любит яйца, всегда любил, просто не догадывался... до первой ссоры. А поссорились — потребовался суп, ах, нет супа на завтрак, так ты еще и не заботишься обо мне, накормить не можешь. Ссора навсегда. Пример смешной, но люди поступаются не только вкусами в еде, но и сексуальными предпочтениями, политическими взглядами и даже любовью к маме и папе. Растворяются в отношениях до полного обезличивания, куда там чеховской Душечке. Долго так продолжаться не может. Ослиные уши внутреннего компромисса вылезут, возникнет разочарование, страшная боль и разрыв отношений. Потом — поиск следующих идеальных отношений, следующего слияния, пока старость не положит предел этим превратностям любви. Высокодифференцированные люди попадают под власть эмоций только в результате сильного стресса. Чувство «я» у них достаточно развито, а интеллектуальные функции достаточно сформированы, чтобы в большинстве случаев сохранять способность разделять эмоции и мыслительные процессы. При этом интеллектуальная и эмоциональная системы могут работать бок о бок, в сотрудничестве, как команда. Когда тревога возрастает, интеллектуальная система не теряет автономности и не подчиняется эмоциональной. Люди больше не пленники чувственно-эмоционального мира, однако их душевная жизнь удовлетворяет их, они могут разделить свои чувства с другими, зная, что, если возникнет необходимость, они легко смогут выпутаться, используя логическое мышление. Абсолютное разделение сердца и разума встречается довольно редко. От чего же зависит базовый уровень дифференциации? Как правило, мама уже по плачу своего младенца может определить, какого рода дискомфорт испытывает ребенок в данный момент: голоден ли он, холодно ли ему, болит ли у него что-то, а, может быть, он просто заскучал. И это — начало дифференциации. В дальнейшем ему предстоит еще пройти долгий путь. Психологическое рождение происходит тогда, когда ребенок пробует быть независимым от матери, полагаясь при этом на свою внутреннюю силу. У ребенка развивается ощущение своего собственного Я, которое впоследствии, с возрастом, дает ему возможность брать на себя ответственность, общаться с другими людьми, эффективно с ними взаимодействуя, адекватно относиться к авторитету других. Если эта задача не решена до конца, ребенок вырастает психологически зависимым, полностью ориентированным на то, что подумают другие. Отношения с миром у него будут зависеть от количества поглаживаний по спине и душевной организации; если оно слишком мало или не устраивает качеством, недохваленный уходит в глухую оборону против жестокой действительности, не обеспечившей ему гармонии здесь и сейчас. Базисный уровень дифференциации закладывается в детстве. Ребенок не знает, что делать со своими сильными чувствами, и пытается управлять ими по образу и подобию родителей. Например, уставший от «капризов» полуторагодовалого сынка родитель выплескивает на него свое раздражение. Он одновременно преподает ребенку «урок» под названием «как поступать, если ты раздражен», и этот урок, без сомнения, будет усвоен. Это вполне объясняет жалобы: «Ну почему он перенимает у меня все самое худшее?!» — да потому, что дети, как правило, «копируют» то, как мы себя ведем, а не то, как мы хотели бы себя вести. Или, например, по какой-то причине ребенок огорчен и не может утешиться. Если постоянно твердить ему: «Держись! Будь сильным! Не показывай своих чувств!», то вполне можно вырастить человека, не способного к эмоциональной близости, боящегося открыться хоть кому-нибудь. Многие люди могут чувствовать себя хорошо, только если они находятся «в отношениях» с кем-то. Человеку, в значительной мере находящемуся во власти эмоций, свойственно «заражаться» чувствами и эмоциональными состояниями других людей — особенно близких и значимых. В таких семьях супруги «телепатически» читают чувства друг друга. Если у одного из них неприятности, и он мрачен, как туча, то другой автоматически присоединяется к нему и погружается в те же переживания. Склонность чувствовать горе и радость другого человека как свои собственные, практически жить ими воспринимается как особая форма близости. Это слияние сродни исчезновению личности как таковой (сродни смерти). Оно неизбежно повышает тревогу, и тогда человек чувствует необходимость остановить этот интенсивный и стремительный процесс растворения своего «я». Стремясь снизить эту тревогу, участники отношений автоматически реагируют на нее отчуждением. Однако, как мы уже поняли, для таких людей невозможна жизнь вне тесных отношений, и все начинается сначала. Люди вступают в брак, выбирая партнера со способностью реагировать на уровне эмоций или разума, максимально близкой их собственной. Таким образом, недифференцированность на уровне семьи будет проявляться в сверхблизости или отчужденности между ее членами, взаимозависимости их эмоциональных состояний и всеобщей низкой способности приспосабливаться к переменам. При этом один из супругов может выглядеть более порывистым, а другой — более сдержанным в проявлении чувств. Здесь, как мы уже говорили, речь скорее идет о различии в стилях. Например, очень импульсивная, «живущая своими чувствами» жена и рациональный, «держащий все под контролем» муж обладают схожим уровнем дифференциации. Пока все благополучно, супругам комфортно друг с другом. Но напряжение все равно возникает, и тогда в их жизни появляется нечто третье или некто третий, выступающий в роль громоотвода. (Боуэн называл этот процесс привлечения третьего к отношениям двоих с целью стабилизировать эти отношения и снизить их напряженность триангуляцией и считал, что треугольник — эмоциональная конфигурация из трех человек — это молекула, или «кирпичик» любой эмоциональной системы, будь то семья или любая другая группа). Этим третьим может быть не только отдельная личность, но и предметы, бытовые трудности, хобби, работа, домашние животные, церковь и т. п. Например, жена, сидящая дома с ребенком, злящаяся на мужа, и работающий муж, злящийся в ответ, могут почувствовать «непреодолимое желание» посмотреть вечером фильм, поиграть в компьютер или просто почитать, а вовсе не общаться друг с другом. В этой ситуации и книга, и компьютер, и телевизор лишь помогут безболезненно разрядить накопившееся напряжение, избежав при этом конфликта. Главное — знать, что «третий элемент» позволяет выпустить пар, но не решает проблему. Вполне может случиться, что этим третьим, призванным разрядить обстановку, окажется ребенок. Дети — классные психотерапевты; ребенок, почувствовав, что у папы с мамой что-то не так, так раскапризничается и набезобразит, что обеспечит родителям возможность без ущерба получить эмоциональную разрядку. Действительно, гораздо безопасней для семейных отношений злиться на ребенка за плохое поведение, чем на партнера за обиду двухлетней давности, которая «вдруг что-то вспомнилась». Многие детские проблемы — страхи, психосоматические заболевания, трудности с учебой, с поведением и т. д.— проявление того, что ребенок втянут в ссоры между родителями. Как мы уже отмечали выше, супруги вступают в брак, обладая уровнями дифференцированности, унаследованными от их родительских семей. Обычно чреватый печальными последствиями процесс слияния начинается, когда мужчина и женщина решают быть вместе постоянно — это может быть помолвка, свадьба, начало совместного проживания и т. д. Чем ниже уровни дифференциации супругов, тем интенсивней эмоциональное слияние в браке. Слияние приводит к появлению тревоги у одного или обоих супругов. Тем больше вероятность, что понадобятся некие механизмы, помогающие справиться с возникшим в паре напряжением. Способы, с помощью которых супруги привыкли справляться с разного рода трудностями, заимствованы, как правило, из родительских семей. Традиционно принято выделять четыре механизма «защиты от излишней близости»: эмоциональное дистанцирование, супружеский конфликт, болезнь или дисфункция у одного из супругов, передача проблем детям. Эмоциональная дистанция Чаще всего выглядит естественно. Например, муж и жена вернулись из отпуска, где две-три недели «глаз друг с друга не сводили», и муж хватается за работу, а жена бегает по городским знакомым. Мы имеем дело с попытками ослабить эмоциональный контакт и увеличить расстояние между собой и своей «половиной». Хуже, если того же самого человек пытается достигнуть путем психологических, внутренних трансформаций (хроническая раздражительность, вечное «не мешай, я занят», каменное выражение лица). Но, так или иначе, цель — избежать ситуаций, благоприятных для интенсивного контакта. Интересно, что человек, устраняясь из эмоционального мира другого, может очень много об этом другом думать, вести внутренние диалоги, споры. При этом источником дискомфорта воспринимается как раз партнер, собственный же вклад в развитие событий как бы ускользает из поля внимания и представляется в виде естественных реакций на «неправильные» действия партнера. Обычно партнеры отдаляются друг от друга автоматически, не имея сознательного намерения сделать это и не очень понимая, почему это происходит. В действительности дистанцирование является в таких отношениях инстинктивно используемым «клапаном» для выпускания напряжения. Супружеский конфликт Это способ, позволяющий выпустить пар... в свисток. При супружеском конфликте партнеры очень сосредоточены друг на друге — куда там медовому месяцу! Весь окружающий мир становится блеклым фоном для обострившейся и занимающей все мысли драмы отношений. Ошибки и оплошности партнера очень внимательно отслеживаются. Каждый считает другого виноватым, а свои действия — вынужденной самозащитой. Такие конфликты могут затягиваться, как позиционная война, а могут переходить в открытые бои (до вызова милиции включительно). Как уже говорилось, это делается неосознанно, с целью вывести ставшее непереносимым напряжение из замкнутой системы двоих и перенаправить его на третьего. Семья живет в двухфазном режиме: конфликт — последующее дистанцирование. На фазе дистанцирования каждый выжидает, пока другой «оступится» — что-то сделает «не так». Конфликты могут чередоваться с периодами теплой близости. Схематично цикл выглядит так: близость — излишняя близость — рост напряжения — отдаление — конфликт — сближение — и снова излишняя близость и т. д. Дети в таких семьях в конфликтах обычно не участвуют: старшим для разрядки хватает и друг друга (правда, пока один из родителей не поймет, что «интересы ребенка» — мощное оружие в сражении). Передача проблемы ребенку Наверное, каждый родитель сталкивался с ситуацией, описанной Джеромом в повести «Трое в лодке, не считая собаки»: пес Монморанси «был, конечно, в самой гуще событий. Все честолюбие Монморанси заключается в том, чтобы как можно чаще попадаться под ноги и навлекать на себя проклятия.... ...Он усаживался на наши вещи в ту самую минуту, когда их надо было укладывать, и пребывал в непоколебимой уверенности, что Гаррису и Джорджу, за чем бы они ни протягивали руку, нужен был именно его холодный и мокрый нос. Он влез лапой в варенье, вступил в сражение с чайными ложками, притворился, будто принимает лимоны за крыс, и, забравшись в корзину, убил трех из них прежде, чем Гаррис огрел его сковородкой...» Мы умиляемся, читая эти строчки, еще и потому, что поведение Монморанси напоминает нам поведение любимого чада в ситуации, когда в доме все нервничают перед важным событием. Чувствуя родительское напряжение, ребенок сам ощущает беспокойство, которое пытается разрядить бестолковой беготней и проказами. Часто причиной нарушенного детского поведения является именно напряжение, существующее между родителями. Представим себе будущую маму, которая очень тревожится за исход своей беременности. Причиной ее тревог в данном случае может быть что угодно: отношения с мужем, предшествующая неприятность или неосторожное слово врача... Не осознавая истинной причины, она приписывает ее своему нынешнему состоянию, то есть беспокоится за будущего ребенка. В результате в любых ощущениях, сопровождающих беременность, она будет видеть признаки неблагополучия малыша. «Какой ужас! Он мало шевелится. Наверное, у него что-то не так... ««Кошмар! Он так сильно толкается. Наверное, ему там плохо...» и т. д. и т. п. В процессе вынашивания и родов состояние будущей матери играет очень важную роль; неудивительно, что женщина воспринимает чересчур обостренно то, что с ней происходит. Переоценивая неизбежные трудности, она боится за ребенка, за себя и прочее. Родившийся младенец настроен на телесные ощущения. Проще говоря, когда тревожная мама берет младенца на руки, материнское состояние передается ребенку в прямом смысле через руки. Наверное, все родители замечали, что, когда они купают совсем маленького ребенка, он не одинаково чувствует себя на руках у разных людей. Действительно, ребенку физически комфортней в уверенных, спокойных, «не тревожных» руках. Таким образом, реагируя на «тревожные» материнские руки, ребенок начинает сигнализировать о своем ощущении дискомфорта. Каким образом? Да единственным доступным ему — плачем. Мама же немедленно соединяет его плач и собственное беспокойство и приходит к выводу о детском страдании. Она начинает еще больше волноваться о ребенке, а тот, в свою очередь, ощущая ее волнение, становится еще более неспокойным. Все, что сказано выше, справедливо даже тогда, когда мама не осознает своего постоянного беспокойства, что вполне возможно, если для нее это уже стало привычным фоном бытия. Для наглядности проведем аналогию. Все знают, что к запаху можно «принюхаться». Невыносимо сильный запах с течением времени перестает ощущаться, хотя в действительности слабее не стал. Психика во избежание перегрузки убрала «ненужное» ощущение. Нечто похожее происходит и с постоянной тревогой. Она становится как бы привычным и незаметным фоном психической жизни. А если беспокойство все-таки «прорвется» в сознание, ему найдется рациональное объяснение: «Я беспокоюсь потому, что ребенок все время плачет». В любом случае, ребенок играет свою роль: направляя на себя и как бы «объясняя» материнскую тревогу, действительные причины которой, как мы помним, никак с ним не связаны, он ведет себя таким образом, чтобы оправдывать озабоченность матери по отношению к нему. Впрочем, здесь возможно и влияние случайности — например, неожиданной болезни ребенка или родителя. В результате через некоторое время мы получаем не находящую себе места от тревоги мать и, действительно, очень беспокойного ребенка. Однако нельзя считать родителя виновным, а ребенка — жертвой, поскольку этот процесс мог начаться несколько поколений назад. Очень вероятно, что так вели себя и бабушка, и прабабушка. Хотя существенное значение имеет и актуальная семейная ситуация, в которую попадает ребенок. Важно знать, что предшествовало его появлению на свет. Например, в семье, где рождению младенца предшествовали детские смерти, возникновение беспокойства за здоровье новорожденного — закономерно. Роль отца не менее важна, чем роль матери: вовлеченность ребенка в родительские взаимоотношения непосредственно зависит от степени напряжения в них. Варианты отцовского поведения могут быть различны. Он может полагать, что проблемы матери и ребенка действительно существуют. А может считать ребенка слабым или избалованным и пытаться его «закалить», компенсируя «женское воспитание». В результате мать и ребенок еще более сблизятся. Чем более напряженные отношения родителей, тем больше слитность матери и ребенка. При этом у всех симбионтов нарушена способность действовать, и даже самостоятельно выживать в мире. С одной стороны, происходит инвалидизация ребенка, то есть родители видят его и соответственно и ведут себя с ним как с больным, недееспособным, подверженным разного рода опасностям больше, чем это есть на самом деле. С другой — взрослые могут так «увлечься» родительскими ролями, что и вовсе позабудут, что они являются еще и супругами. В некоторых семьях после рождения ребенка супруги даже «теряют имена» и начинают обращаться друг к другу «мама» и «папа», подчеркивая, что они в большей степени родители, чем муж и жена. Когда ребенок появился, он взял на себя часть неполадок, существовавших в супружеских отношениях, и в течение многих лет позволял семье сохранять стабильность (подробнее об этом см. в статье «Бывают ли „чисто детские" проблемы?»). Потеря такого громоотвода нарушит отработанный механизм благополучия. То, что заложено в семейных отношениях, когда ребенок маленький, с возрастом становится только ярче. Чем больше у ребенка проблем и чем искреннее родители стремятся помочь ему, тем меньше вероятность его ухода в самостоятельную жизнь, а значит — общесемейная тревога и напряжение. Если же подросток все равно стремится к самостоятельности, ему грозит весь комплекс «воспитательных» мер — слезы, уговоры, обиды, ссоры родителей с ним и друг с другом. Чрезвычайно чувствительный к внутрисемейному напряжению молодой человек ощущает, что его семье грозит опасность развала. Он начинает вести себя необычно, вызывающе, родители целиком переключаются на улаживание отношений с ним, и расстановка сил остается прежней. Помимо проблем и несчастий в будущей жизни у бывшего ребенка-«психотерапевта» могут развиться и настоящие неврозы, и психические заболевания. Дисфункция у одного из супругов Когда муж и жена привыкают друг к другу, им всегда приходится идти на компромиссы. Но иногда компромисс приобретает откровенно болезненную форму. Скажем, один из супругов в родительской семье привык решать за всех и вся, а второму накрепко внушили, что непослушных деток забирает Бабаяга. Скорее всего, в браке эти люди, представляющие себя только в таких хорошо знакомых ролях, будут действовать один — как крайне дееспособный, а другой — как на редкость беспомощный. Один берет в отношениях ответственность за двоих, а другой всецело поступает в распоряжение первого. Если оба пытаются доминировать — конфликт неизбежен. Когда оба только приспосабливаются — возникает паралич принятия решений. В семьях, где кто-то «везет» все на себе, а кто-то является слегка инвалидом — неважно, физическим (постоянно болеет, становится алкоголиком и пр.) или социальным (все время теряет работу, не может сделать важных звонков по телефону и договориться о чем-то с незнакомыми людьми и пр.) — супруги удачно дополняют друг друга. Такие семьи могут быть очень стабильными, существующее в них напряжение поглощается постоянными проблемами одного из партнеров. Нефункциональный благодарен за заботу, функциональный не жалуется. Дети чувствуют себя нормально, имея одного нефункционального родителя, до тех пор, пока второй гиперфункционален. Они могут унаследовать поведение заботящегося о слабом, больном родителе и потом, создав свои собственные семьи, выполнять в них роль доминантного партнера. Психологи считают, что на формирование отношения к ответственности влияет, в частности, порядок рождения в семье. Старшая дочь, сестра младшего брата, и младший брат старшей сестры, создав семью, могут чувствовать себя вполне комфортно, так как будут взаимно дополнять друг друга. Старшая дочь знает о том, как заботиться о младшеньком, младший вполне готов принять заботу. Скорее всего, эта семья будет устроена по типу «железная женщина — подкаблучник». То же самое с точностью до наоборот может касаться пары, в которой муж был старшим братом младшей сестры, а жена, сответственно, младшей сестрой старшего брата. Брак между двумя младшими детьми (соответственно), скорее всего, будет выглядеть как союз двух недофункционалов. В периоды, когда стрессов нет, этот брак может выглядеть как вполне устойчивый. Но как только что-нибудь случается, супруги перестают понимать, что делать. Младший брат привык, что старшая сестра все придумает, и, следовательно, ожидает инициативы от жены. Она же, будучи младшей дочерью, в свою очередь, привыкла, что о ней заботится старший брат, и, следовательно, ожидает от мужа, что тот решит все проблемы. В результате оба взирают друг на друга с надеждой, рассчитывая на активность и компетентность своего партнера. Брак между двумя старшими ожидают трудности иного рода. У каждого из них — своя методика выхода из сложных ситуаций и решения насущных семейных задач, отработанная за жизнь, полную забот о младших. Стремление «сделать для семьи как можно лучше» своим способом часто выглядит как борьба за власть. У единственных детей может получиться и так, и так. У братьев и сестер уровни дифференциации могут отличаться независимо от порядка рождения. Это происходит, если родители избирают почетным громоотводом только одного из детей. Его растят как «мамину-папину надежду» и одновременно пытаются контролировать. Именно это дитя больше других втянуто в отношения взрослых и меньше всех способно к самостоятельной жизни. Такая «забота» распределяется обычно по остаточному принципу: сначала целиком отдается в одни руки, а если количество слишком велико — включается еще один ребенок, правда, меньше, чем предыдущий, и т. д. Как правило, в сказках у родителей явно разные взгляды на детей, на них возлагают разные надежды, и, вырастая, эти дети имеют явно разный уровень дифференциации. Это доказывает пример «дурака», от которого и не ожидали ничего, но он, тем не менее, оказывается самым успешным во всех мыслимых и немыслимых условиях. И с флорой, и с фауной он договорится, и со стихиями разными поладит, да и еще они в результате окажутся у него в союзниках. И испытания разные он пройдет — не «зашкалит» его тревога при разных стрессовых ситуациях, не попадет его эмоциональная система в плен интеллектуальной, что и свидетельствует о хорошей дифференциации. Напомним, что если речь идет о высокодифференцированных людях, то они вообще-то вполне способны к разумному чередованию позиций, и их детский опыт не оказывает на них такого непреодолимого влияния. Поэтому, конечно, могут существовать вполне гармоничные браки между людьми, выполнявшими любые роли в своих родительских семьях. Но сейчас мы говорим о семьях, в которых связанное с излишним слиянием напряжение слишком велико, и люди решают задачу его снижения путем борьбы с «проблемами супруга». В ситуации длительного семейного стресса недофункционал начинает демонстрировать физические, эмоциональные или социальные нарушения. Эти проблемы, то есть дисфункция, в свою очередь могут вызвать к жизни новые роли или позиции других членов семьи, в конечном счете, служащие восстановлению семейного равновесия, — роли сиделок и санитаров при «больном». Нередко можно наблюдать, как в случае выхода из строя «сильной» стороны «слабая» действует вполне эффективно, демонстрируя просто чудеса дееспособности. Например, если напряжение становится слишком велико и к дисфункции одного из партнеров добавляются супружеские конфликты, такой брак может распасться. И тогда все с изумлением наблюдают, как годами безработный, больной или даже считавшийся сумасшедшим супруг вдруг в мгновение ока «берет себя в руки» и поражает всех каскадом достижений. Печально, однако, что строя новые отношения он, скорее всего, воспроизведет знакомый механизм адаптации к партнеру и окажется на прежних позициях. Межпоколенные процессы в семье При рождении и даже во чреве матери ребенок получает определенное количество посланий: малышу передают не только фамилию и имя, но и роли, которые ему надлежит сыграть в семье. Еще не родившемуся человеку готовят судьбу Спасителя Отечества или Козла отпущения, везунчика или неудачника, Красавицы или Чудовища и т. д. Подобно феям, собравшись вокруг колыбели, родственники дарят младенцу многое — тут и предписания, и руководства к действию, и жизненные сценарии, и яркие, иногда детально прорисованные картины будущего. Будут ли «предсказания» провозглашены вслух или останутся невысказанными, подразумевающимися «по умолчанию» или намеренно хранящимися в строгой тайне,— не важно. В любом случае они способны «программировать» ребенка. Затем семья и окружение начнут вводить эту программу в психику ребенка, и в результате его жизнь и смерть, брак или безбрачие, профессия и хобби — станут производной от общего семейного контекста. Французские психологи, исследовавшие уже взрослых людей, чьи родители, прошли через ужасы концентрационных лагерей, потеряли первенцев, но выжили и нашли в себе силы жить дальше, отмечали некоторые особенности этих «замещающих» детей. Все они несли на себе непосильное бремя - они как бы должны были заменить умершего ребенка, возместить родителям их невосполнимые утраты. Они страдали от чувства вины, так как были живы, и, конечно, никак не могли занять в родительском сознании места умерших, а лишь напоминали им прежний объект любви. Они страдали и от комплекса самозванцев, подменивших умерших детей. К тому же они чувствовали вину за свой гнев на родителей, которые столько перестрадали и в тоже время были неспособны увидеть в своем ребенке отдельную личность, а не отражение того, которого безвозвратно потеряли. Очень похожие чувства бывают у приемных детей, причем они могут не знать о своем усыновлении. Часто такие дети фантазируют о том, что у них существуют где-то другие, как правило, богатые и знаменитые родители, которые когда-нибудь найдут их, и их жизнь изменится. Сальвадор Дали описал механизм выживания в качестве «замещающего» ребенка: «Я прожил смерть прежде, чем прожил жизнь... Мой брат умер за три месяца до моего рождения. Моя мать была потрясена этим до глубины души. И в чреве матери я уже ощущал тоску моих родителей. Мой плод питала адская плацента. Я глубоко переживал это навязанное присутствие, как будто меня обделили любовью. Этот умерший брат, чей призрак встретил меня, носил имя Сальвадор — как мой отец и я, и это не случайно... Я научился жить, заполняя вакуум любви, которая мне в действительности не предназначалась». Основы отношений между матерью, отцом и ребенком воспроизводят те, что были приняты в прошлых поколениях этой семьи и, скорей всего, перейдут и в последующие. Все мы выносим из родительских семей «багаж» прошлого. Инцест, болезни, насилие и суициды нередко повторяются из поколения в поколение. Тщательно изучая историю семьи и учитывая детали жизни текущего поколения, можно понять, чего здесь принято бояться, от чего грустить, как справляться со сложностями и как общаться между собой и с внешним миром. Узнавание и исследование таких устойчивых образцов поведения может помочь членам семьи избежать повторения неприятных моделей в настоящем и их перехода в будущее. Частыми объектами чрезмерных родительских ожиданий (или заботы), проекциями их собственных проблем (о механизме такого проектирования мы уже много писали) становятся: старшие дети; единственный ребенок противоположного пола; те дети, которые особенно эмоционально значимы для матери, или те, кто, по ее мнению, особенно эмоционально значим для отца; дети с какими-либо дефектами; единственная дочь или единственный сын (остальные дети другого пола); особенные дети — те, которые с самого начала были, например, чрезмерно раздражительны или находились в плохом контакте с матерью; дети, на момент зачатия и рождения которых пришлось состояние повышенной тревоги. Количество особых эмоциональных вложений в таких детей изначально велико, и вместе с родительскими вниманием и привязанностью им зачастую достается и весь груз взрослых проблем. "Ольга и Игорь обратились к психологу с вполне невинным вопросом. У их восьмилетнего сына Олега — бронхиальная астма, которая обостряется в мае в период цветения. До недавнего времени Ольга с Олегом уезжали в Крым, чтобы переждать пору цветения. Однако в этом году Олег пошел в школу, и родителей волновал следующий вопрос: «Что наименее вредно в этом случае — забрать ребенка в Крым, не дожидаясь конца учебного года, или оставить в Москве доучиваться?» В беседе выяснилось, что Ольга всегда с преувеличенным вниманием относилась к здоровью Олега, т. к. он родился «проблемным ребенком». Бронхиальная астма началась у Олега в два года на почве аллергии, а до этого с самого рождения ребенок страдал от атопического дерматита. В связи с этим Ольга после окончания института (по образованию она — врач-аллерголог) не вышла на работу, а взяла отпуск по уходу за ребенком, который продолжается и по сей день. Сама беременность тоже воспринималась Ольгой как тяжелая и проблемная. Дело в том, что, когда Ольгиной беременности было три месяца, погиб ее отец. Олег-старший (тоже, кстати, врач по образованию) страдал бронхиальной астмой, и его смерть была трагической случайностью. Обнаружив как-то вечером, что дома нет хлеба, он выскочил на минутку в булочную, надев по ошибке куртку, в кармане которой не оказалось ингалятора (накануне его жена стирала эту куртку и, естественно, вынула ингалятор из кармана). И когда с ним случился приступ, ингалятора под рукой не оказалось. Такая случайная и трагическая смерть мужа навсегда поселила в душе его жены Анны чувство вины. Ольга тоже очень любила своего отца и восприняла произошедшее, как «конец своей собственной жизни». Однако, когда на УЗИ выяснилось, что она вынашивает мальчика, настроение ее изменилось: апатия сменилась надеждой, что она, по ее словам, «родит ребенка, который будет жить вместо ее папы и сделает в своей жизни то, что не успел его дедушка». Когда мальчик родился, его назвали Олегом в честь дедушки. С самых первых дней своей жизни Олег-младший доставил много хлопот не только Ольге, но и Анне (своей бабушке). Он был беспокойным младенцем, много плакал, плохо ел и мало спал, к тому же через месяц ему поставили диагноз — атопический дерматит. Бабушка, оценив серьезность ситуации, ушла с работы (а работала она врачом-педиатром) для того, чтобы помочь ухаживать за «таким сложным ребенком». Таким образом, Олег постоянно находился под присмотром не только заботливых мамы и бабушки, но и домашнего педиатра и аллерголога. Всех кормил Игорь, он бросил медицину (они с Ольгой вместе заканчивали медицинский институт), занялся бизнесом и все больше и больше отдалялся от той самой семьи, ради которой был готов на многое. Ниже приведено схематическое изображение связей между членами рода. (О том, как строятся такие схемы - генограммы - см. ниже: «Диагностика опасных связей».) Мы видим в этой семье явно недопережитую травму, связанную с потерей дедушки. Не смирившись с потерей, «похоронив» свое горе в себе, Ольга явно пытается видеть в своем сыне отца, как бы «оживляя его в другом». Анна, потеряв одного Олега, чувствуя свою вину за это, пытается всеми силами уберечь другого Олега. В результате все внушают Олегу-младшему, что его жизнь — хрупкий сосуд, мир опасен, а безопасность возможна только, когда рядом мама и бабушка. Типичная «семья астматика» Позднее мы вернемся к этому примеру, а сейчас сделаем еще одно теоретическое отступление. Мы помним, что люди выбирают партнеров по браку с уровнем дифференциации, близким к их собственному. Следовательно, из поколения в поколение дети, обремененные родительскими проекциями, будут выбирать все менее дифференцированных партнеров по браку. Вместе с тем их братья и сестры, свободные от родительских проекций, создадут семьи, по уровню дифференциации близкие или даже более высокие, чем родительские. С этой точки зрения, в любой большой семье, особенно если смотреть на нее в нескольких поколениях, легко увидеть «благополучные» (с постоянно повышающимся уровнем дифференцированности и «неудачные» (с постоянно увеличивающейся недифференцированностью) ветви. Конечной точкой такой прогрессии в направлении недифференцированности становятся разнообразные проблемы и драмы: хронические физические и психические заболевания, социальное неблагополучие и т. д. Вернемся к нашему примеру и попробуем рассмотреть болезнь Олегамладшего в более широком, семейном контексте. Возможно, нам тогда станет понятно, почему в этой семье существует идея о хрупкой детской жизни, почему люди из этой семьи выбирают профессию врача и не мыслят себя иначе и как все это сказывается на жизни их потомков. Давайте рассмотрим следующую схему: Отец Олега-старшего, тоже Олег (как нетрудно догадаться, Олегстарший был назван в честь своего отца), врач по специальности, был репрессирован в 1947 году. В это время его жена Мария вынашивала своего второго ребенка (будущего Олега). Она очень тяжело переживала утрату мужа, кроме того, боялась, что репрессии могут и коснуться и ее тоже. И перебралась с трехлетней дочерью Ириной в провинцию к сестре, подальше от столицы. Там-то и случилась еще одна трагедия. Ирина играла на стройке (сестра Марии расширяла дом для пополнившегося семейства), и произошел несчастный случай. Потеря мужа и маленькой дочери в один год не могли не отразиться на беременности Марии. Она ждала этого ребенка с таким нетерпением и с таким страхом за его жизнь! Она возлагала на него такие надежды! По сути дела, родившийся мальчик — Олег, разумеется,— стал смыслом ее жизни. Одновременно страх потерять его никогда не оставлял Марию, заставляя ее опекать своего сына, передавая ему идею хрупкости человеческой жизни вообще и детской, в частности. Олег вырос, стал врачом, как папа, и еще в институте повстречал Анну. И тут-то невольно поражаешься тому, как люди находят друг друга.... В семье Анны своя трагическая история. На пикнике, когда Анне было пять лет, а ее младшему брату Михаилу — два года, дети играли на берегу реки (взрослые закусывали на поляне). Подробности произошедшего неизвестны, но Михаил утонул, а Анна всю жизнь чувствовала себя виноватой в его гибели. Выбор помогающей профессии был предопределен. Как и вечное беспокойство за жизнь дочери. Как и нежелание и даже страх завести второго ребенка. Итак, процесс передачи проблем от родителей к детям работает в семьях на протяжении многих поколений. Но замечаешь его, только если в нем присутствует определенный надрыв. В менее драматических случаях это считается обычным делом, «все похожи на своих родителей». В любом поколении случайные события могут замедлить этот процесс. Неблагоприятные обстоятельства способны его ускорить. Будущим поколениям еще повезло, если родители используют разнообразные способы снижения напряжения, а не только перенаправляют его на детей. Социальные изменения, способствующие снижению или повышению беспокойства в обществе в целом, также могут влиять на уровень тревоги в некоторых семьях. Эмоциональный разрыв Поведение взрослеющих детей «нежного» подросткового возраста — типичное проявление незавершенной или незрелой эмоциональной привязанности к родителям. Речь не идет о любви или основанном на родственных связях и человеческой симпатии чувстве близости — все это в жизни взрослого человека никак не мешает ему быть самостоятельным. Более того, это то состояние, к которому нужно стремиться, которое приносит счастье и родителям, и выросшим детям, живут ли они вместе или отдельно. Даже самые прекрасные и нежные отношения не могут оставаться неизменными, не превращаясь в свою противоположность. Общение мамы с младенцем должно отличаться от общения со школьником, подростком, взрослым человеком. Все изменяется. У ребенка появляются новые права и обязанности — отношения становятся все более и более «партнерскими». В идеале они выглядят как отношения между любящими и уважительными взрослыми людьми, которые, однако, сами отвечают за себя и свои поступки, не сваливая вину друг на друга («От твоих двоек по геометрии я поседела раньше времени и испортила себе характер!» — «Если бы ты разрешал мне гулять до одиннадцати, как Машке, я была бы уже замужем!»). Это отношения, от которых все получают удовольствие, и нет необходимости что-то доказывать друг другу. Чрезмерная связь с родителями вызывает к жизни множество симптомов, традиционно относимых многими психологами к так называемому «нормальному» подростковому кризису. Авторы этих теорий считают эмоциональные кризисы, посвященные преобразованию детско-родительских связей, нормой для подросткового периода. Теория же семейных систем не поддерживает подобную точку зрения. Молодой человек, обладающий хорошей дифференциацией, с раннего детства правильно переживающий процесс взросления и постепенного отделения от своих родителей, гладко продолжит этот естественный путь и на протяжении подросткового возраста. Активное отрицание связи с родителями и стремление к крайностям, которые, по мнению подростка, подтверждают его «право на взрослость», говорит о незавершенности этой связи. Естественно, что подросток отрицает ее наличие. Если подростку необходимо выкрасить волосы в зеленый цвет, накуриться марихуаны или вовсе уйти из дома, чтобы казаться более независимым, то разрыв отношений — лишь иллюзия свободы от семейных уз. В самом деле, какой смысл тщательно избегать встречи с тем, от кого ты эмоционально не зависишь? Если ты хорошо отделяешь свои чувства и желания от его, его поведение или слова не могут серьезно угрожать твоему душевному равновесию. А вот если ваши личности все еще слиты, и провести разделение никак не удается, разрыв кажется крайней (иногда единственной) мерой защиты от его влияния и контроля. Итак, разрыв с близкими — признак скрытого эмоционального слияния с ними. Все вышесказанное справедливо не только для подростков. Человек, который убежал из родительской семьи, и человек, который никогда не покидал ее, могут быть в равной степени эмоционально от нее зависимы. Можно прибегнуть к психологической изоляции, уходу в себя, физическому бегству или отрицанию важности родительской семьи, можно сочетать эмоциональную изоляцию и дистанцию — все это лишь подтверждает, что существует невидимая «эмоциональная пуповина», связывающая его с родительской семьей. Способ разрыва может быть любым. У убежавшего из дома существует огромная неутоленная потребность в эмоциональной близости и одновременно неприязнь к ней. Человек может похоронить родителей, сменить страну проживания, состариться, но его внутренние диалоги с уже умершими близкими не прекращаются. Да и сама жизнь, все его поступки как будто направлены на то, чтобы кому-то что-то доказать. Но чем сильней эмоциональный разрыв с родителями, тем больше человек оказывается подвержен повторению той же самой модели поведения в будущих взаимоотношениях. У него могут быть насыщенные эмоциональные отношения в браке, временами он будет считать их идеальными и незыблемыми, но способ решения проблем с помощью отдаления от партнера останется частью его жизни. Если напряжение в браке будет нарастать, он использует тот же самый прием бегства. Возможно, он будет «сбегать» от одного брака к другому. И тогда очень интенсивные эмоциональные отношения (неважно, позитивные или негативные) будут чередоваться с периодами охлаждения или «внезапными» влюбленностями. Человек, добивающийся эмоциональной дистанции при помощи внутренних механизмов, имеет трудности другого порядка. Он в состоянии оставаться на месте события (т. е. в семье) в периоды эмоционального напряжения, но более подвержен внутренним дисфункциям, таким, как психическая болезнь, например депрессия, а также социальным нарушениям, подобным алкоголизму и состояниям эпизодической безответственности по отношению к другим. Самый «невинный» пример: на пике теплых и близких отношений муж звонит с работы, говорит: «Еду домой» — и исчезает на несколько часов или суток, не забыв при этом выключить телефон. Затем является домой пьяным, после чего следует скандал и т.д. Как правило, здесь периоды теплоты (слияния) будут чередоваться с периодами отчуждения (эмоционального дистанцирования). Незрелые эмоциональные связи с родительской семьей и вызванное ими деструктивное поведение имеют тенденцию усугубляться в каждом следующем поколении. Чем более интенсивен эмоциональный разрыв с прошлым, тем больше вероятность того, что в собственном браке у человека возникнут те же проблемы, что и у его родителей, но, возможно, уже в более ярко выраженном виде. Дети этого человека, научившись у своих родителей решать проблему эмоционального слияния путем дистанцирования и бегства, скорей всего тоже осуществят по отношению к родительской семье эмоциональный разрыв, по всей видимости, еще большей силы. Иногда эмоциональный разрыв с прошлым связан с историческими процессами. За годы революции и террора, войны и репрессий редкая семья в СССР не подверглась влиянию этих событий. Кроме того, советская политическая и социальная системы создали режим, который способствовал отрыву членов семьи друг от друга. Существуют исследования, доказывающие следующий факт: если в семьях, подвергшихся репрессиям, память о бабушках и дедушках поддерживалась на протяжении нескольких поколений, и членам семьи удавалось избежать появления «белых пятен» в семейной истории, то в целом они были успешнее, чем семьи, сделавшие из этого тайну, создавшие из репрессий тщательно охраняемый секрет. Семейные тайны — это форма эмоционального разрыва с прошлым. Вроде бы намертво «замуровав» этот «скелет в шкафу», в последующих поколениях эта семья порождала потомков, привыкших к внутреннему ощущению какойто неприятной смутной тайны, не приученных обсуждать какие бы то ни было проблемы. В психологически трудных для них ситуациях члены таких семей, сами того не сознавая, прибегали к эмоциональному разрыву как к способу решения проблемы. В результате в этих семьях наблюдалось больше разводов, депрессий и прочих дисфункций, чем в тех, которым удалось сохранить открытые связи с прошлым. В качестве позитивного варианта отношений взрослого ребенка с родителями видится жизнеспособный эмоциональный контакт, не обремененный излишним слиянием. Когда благополучно отделившиеся от родителей дети создают свои собственные семьи, они не теряют здоровых эмоциональных связей со старшим поколением, и чем лучше (качественней, а не больше) молодая семья поддерживает контакт с родительскими семьями, тем меньше проблем и симптомов наблюдается в обоих поколениях. Промежуточное заключение Есть только один способ избавиться от груза прошлого — осознать, каким образом вы сами являетесь эмоциональной частью своего рода, что из своей семейной истории вы повторяете. При этом не надо думать, что плохо все, что повторяется. Нет ничего опасного в том, что от одного поколения к другому тянутся невидимые, неразрывно связывающие их нити. Внуки носят имена своих бабушек и дедушек, мама воспитывает дочь так же, как ее саму воспитывала мать, сын выбирает профессию отца и т. д. Наверное, ничего плохого в этом нет до той поры, пока дети не вырастают не просто тезками бабушек и дедушек, но и становятся их личностными копиями. Пока мать, чье детство прошло в тщетных попытках обратить на себя внимание собственной мамы, не воспроизведет ее модель поведения по отношению к своему ребенку. Пока отец не начинает видеть в сыне свое продолжение, проецируя на него свои ценности, цели и ожидания, не принимая во внимание или даже просто отказывая сыну в наличии у него его собственных предпочтений. Шаг второй — дифференциация из эмоционального поля семьи. Научиться осознавать и ощущать себя отдельной личностью, принимающей на себя ответственность за свои решения, а не воспроизводящей автоматически наиболее привычные формы поведения и возлагающей, как Король в фильме Марка Захарова «Обыкновенное чудо», всю вину за свои промахи на «троюродную тетку». Лишь осознав свое место на генеалогическом древе, и ощутив при этом собственную автономию, мы можем сознательно строить свою жизнь, прервать цепочку бесконечных повторений и не передавать своим потомкам ответственность за действия, совершенные не ими. И когда речь идет о личной истории, в которой было много тягостных событий, ставкой такой работы становится возможность выхода из хаоса, бездумности, невысказанности и повторений, осознание истории своей семьи и своего прошлого, влекущее за собой желательные изменения в настоящем и будущем. Диагностика «опасных связей» А теперь — от теории к практике. Сейчас мы вам расскажем, как построить схематическое изображение своей семьи, какую полезную информацию можно получить, исследуя свою семью в нескольких поколениях; вы научитесь смотреть на возникающие собственные проблемы или проблемы вашего ребенка необычным образом — сквозь призму «семейной истории» — и убедитесь, что вам могут очень пригодиться хранящиеся на «чердаке» вашей памяти сведения о бабушках, дедушках и давно прошедших событиях. Вы узнаете также, как со всей этой информацией работает профессиональный семейный психотерапевт, помогая семье по конкретной проблеме. Что такое генограмма, как ее построить и что на ней можно увидеть Можно говорить о малой или, как говорят психологи, ядерной семейной системе и о семье расширенной. Ядерная семья — это мама, папа и дети. Расширенная семья — это ядерная семья плюс минимум по три поколения со стороны каждого супруга, род. Увидеть ту или иную проблему в контексте особенностей малой «ядерной» семьи — составить представление о ней, учитывая: - уровень дифференциации супругов (см. выше: «Эволюция эмоций и разума») и тревоги, которую они привносят в свои отношения; - основные способы справиться с этой тревогой; - насколько дети втянуты в отношения отца и матери; - то, как способ одного члена семьи общаться с другим определяет тип отношений между двумя остальными; - то, как каждый «участник отношений» проявляет свою тревогу в отношениях с близкими. Приведем пример. Сережа очень долго делает уроки. Мама участвует в этом процессе. Заставляет сесть за уроки, следит за тем, чтобы Сережа не отвлекался. Все то время, которое Сережа делает уроки, мама проводит с ним. Если проанализировать тип отношений, который существует между мамой и папой, видно, что они достаточно далеки друг от друга. Каждый из супругов считает, что другой его не понимает. Они утратили надежду добиться понимания, стали стараться вообще поменьше разговаривать друг с другом, обижаются теперь молча и подолгу. Мало общих дел и интересов. Этот тип супружеских отношений называется «дистантный». А вот у Сережи с мамой отношения близкие, хотя иногда мама взрывается и ругает Сережу, волнуясь и подолгу (тесная эмоциональная близость старшего ребенка с мамой как компенсация отношений между супругами), правда, когда мама несколько успокаивается по поводу его школьных дел, она начинает больше общаться и с младшим братиком Сережи (младший ребенок тоже привлекается в качестве маминого партнера). Оба ребенка заполняют тот эмоциональный вакуум, который образовался в отношениях мамы и папы. Когда мама больше занимается с младшим братиком, Сереже становится грустно. Он не очень уютно чувствует себя с папой, папа с ним — так же. Папе скучно играть с Сережей, он не знает, о чем с ним разговаривать. Сережа не знает, что надо сделать, чтобы папе понравиться, но он не особенно и старается. Сережа каким-то шестым чувством ощущает, что маме не понравится, если у них с папой получится интересная и веселая игра или занятие. Поэтому он больше всего любит, когда младший братик в садике, папа на работе, а они с мамой разговаривают, и она ему помогает с уроками. Когда мама сильно устает и расстраивается от Сережиных неуспехов в школе, она сообщает вечером папе, который больше всего любит проводить время с младшим Костиком (эмоциональная близость между отцом и младшим ребенком как компенсация супружеской дистанции), что у Сережи дела совсем плохи, и ему бы неплохо этим заинтересоваться. И тогда они с мужем садятся это обсуждать (восстановление — через важную и безопасную для обоих родителей тему «проблемы у ребенка» — супружеской близости до момента следующего увеличения дистанции). В соответствии с выделенными выше пунктами можно предположить, что тревога в супружеских отношениях растет в ситуации возможного сближения. Способом бороться с этой тревогой является отдаление друг от друга и заключение негласных «союзов» с детьми. При этом школьные проблемы Сережи, позволяющие, во-первых, маме вовлекать мужа в общение на «законных» основаниях, во-вторых, оправдывающие ее погруженность в Сережины дела, необходимую для заполнения душевного «вакуума», поддерживают внутреннее семейное равновесие. Очевидно, что после такого анализа Сережины сложности в школе получают совсем иную интерпретацию, чем, например, в заключении школьного психолога (к которому обращалась мама), связавшего эти трудности с Сережиными личностными особенностями и интеллектуальными способностями. Однако по-настоящему последовательным и полным анализ проблемы становится, если ее рассматривать в контексте расширенной семьи. Пролить свет на события сегодняшнего дня могут сведения: - о супружеской жизни в родительских и прародительских семьях (такие особенности, как дистанцирование, патриархальность, склонность к разводам входят в «психологическое приданое»); - об особенностях детско-родительских отношений в ядерных семьях предков (скажем, мужчины в семье, начиная с дедушек, рано покидали отчий дом; или именно старшие дети делали успешную карьеру, а младшие оставались с родителями и заботились о них до конца; матери были очень близки со старшими сыновьями, а дочки имели холодные отношения с отцами и т. п.); - о количестве пережитых всей «большой» семьей кризисов (вынужденные переезды, войны, резкое обеднение или внезапное богатство, болезни, потеря работы кем-то из членов семьи и прочее); - о том, как семья справлялась с этими стрессами (более высокий уровень устойчивости, или дифференцированности, имеет из двух семей та, члены которой «отреагировали» на условно схожие стрессы с меньшими потерями — меньше болели, больше достигли и прочее); - о социальных и физических характеристиках семьи (уровень образования, социальный статус, повторяющиеся профессии, болезни, повторяющиеся имена). Отношения, стиль общения людей между собой в ядерной семье — только фрагмент мозаики, и поняты до конца они могут быть, если окажутся вписаны в полную картину жизни всей семьи в нескольких поколениях. Уже беглый взгляд на семейную историю родителей Сережи позволяет заметить целый ряд особенностей, которые могут объяснить такое положение дел. Например, в семье мамы Сережи, назовем ее Катя, обе дочки были близки с мамой, в особенности Катя-младшая. А папа был достаточно далек и от мамы, и от девочек, хотя со старшей общался побольше. В семье Виктора мама тоже общалась с детьми больше отца, в особенности с младшим. В обеих семьях матери были ближе детям, чем отцы. Кроме того, и там, и там супружеские отношения были формальными, наиболее подходящее слово для них — «нормально», так что ни Катя, ни Виктор не видели в родительских семьях эмоционально близких, любовных супружеских отношений. В обеих семьях больше тепла получал младший ребенок, веселый и беспроблемный, в отличие от «трудного» старшего. Виктор — старший сын — для эмоционального контакта в семье выбирает именно младшего ребенка. Катя — младшая дочь — считает наиболее требующим внимания старшего Сережу. Возможно, эти Катя и Виктор как родители уже изначально невольно настроены на трудности со старшим мальчиком. Кроме того, Катя выросла в «женском царстве» и часто испытывает некоторую неуверенность в том, как обращаться с мальчиками, как их воспитывать, отчего обычные трудности сына она склонна драматизировать. Все перечисленное — только небольшой фрагмент возможного анализа ситуации сквозь призму расширенной семьи. Но как же собрать и представить в доступной для анализа форме весь немалый объем необходимой информации? И в этом вам поможет генограмма, на которой с помощью специальных обозначений могут быть представлены все члены семьи в нескольких поколениях (см. рис. 1). На генограмме обязательно отображаются пол и возраст каждого члена семьи и родственные связи между всеми. Другая, практически бесконечная, часть информации может «наращиваться» по мере необходимости, — могут быть обозначены образование, профессии, заболевания, «прозвища» членов семьи; основные даты важных семейных событий, сами отношения между ними (например, кто с кем был в конфликте, кто болел одной и той же болезнью, у кого были очень близкие отношения, а кто держался друг от друга на расстоянии, и т, п.). Видя, как часто, у кого и при каких обстоятельствах встречается эта болезнь, легче проследить повышение или понижение уровня функционирования семьи, ее реакции на кризисы. Иногда для каждого такого «профильного» исследования удобно сделать отдельный рисунок. Например, изобретатели генограммы Моника Макголдрик и Рэнди Джерсон в своей книге «Карты семейных систем» исследуют семью Адамс, давшую Америке второго (1797-1801) и шестого (1825-1829) по счету президентов — Джона Адамса и его сына Джона Куинси Адамса. На основе генограммы (саму ее см. на с. 160-161) сделано как раз «профильное» исследование социальной успешности и, напротив, апатии в этой семье в нескольких поколениях. На ней обозначены как социальные достижения (профессия, статус), так и болезни, зависимости, социальные «провалы» членов семьи, повторяющиеся из поколения в поколение. Глядя на эту генограмму, можно предположить взаимосвязь между тем и другим. Так, третье поколение (из изображенных) — Абигайль, Джон Куинси, Сусанна, Чарльз, Томас — воспроизводит как успешные модели второго поколения (повторное президентство Джона Куинси), так и алкоголизм, который усиливается по сравнению с семьей их матери (и Чарльз, и Томас — алкоголики, как их родной дядя), у всех неудачные браки. Старший мальчик в этом поколении с самого начала был «назначен» на исполнение особой миссии — продолжения дела своего отца, поэтому и пили остальные братья — они чувствовали свою заведомую неполноценность. Ведь их отец также был старшим сыном в семье и избежал фермерства, болезней младших братьев, добившись аж президентства. Интересно, что сила родительской проекции в четвертом поколении была так сильна и разрушительна, что старший сын Джона Куинси, которому изначально (его назвали Джордж Вашингтон) пророчили нести знамя достижений «старших сыновей» этой семьи, страдал от алкоголизма, как и следующий брат. Только младший Чарльз, тезка того самого дяди, вновь достиг, как бы в качестве компенсации, социального успеха (он дипломат, конгрессмен и историк семьи). Младшее поколение семьи демонстрирует компенсаторные успехи всех мальчиков (кроме старшего!), в особенности Чарльза (значение повторяющихся имен), однако их жизни сочетают в себе и успех (трое писателей), и серьезные проблемы (самоубийство третьего по счету брата, эксцентричность и мизантропия младшего). Общая тенденция к саморазрушению в семье Адамс всегда была «ценой» успеха, а успех во многом можно рассматривать как компенсацию неуспеха в предыдущем поколении. При этом зоны «успеха» и вид «неуспеха» — приблизительно одни и те же: либо стремление к мощному влиянию на умы — политическая деятельность или писательство, либо уход от реальности — алкоголизм, бегство из семьи, тюрьма. Таким образом, каждая деталь жизни малой семьи — продолжение родовой закономерности. Например, на «картинке семьи» можно увидеть основные семейные треугольники с соответствующими типами отношений между людьми — вершинами треугольника. Каждый член семьи включен в тот или иной «треугольник» в своей родительской семье. Эта роль сегодняшнего взрослого в его собственной родительской семье продолжает определять его роль в «актуальном» треугольнике, который он образует со своим супругом и детьми. Если вы были более близки с мамой и «брали ее сторону» в конфликтах родителей, то, возможно, именно этим объясняется и ваша близость с собственной дочерью, и некоторая дистанция в отношениях с мужем. Хотя, возможно, вы объясняете это тем, что «дочь — настоящая помощница матери», с ней можно обсудить все секреты, а «с мужчин что возьмешь» и прочее. Или другой пример. Можно сосредоточиться на датах — выявить, в каком возрасте члены семьи обычно вступают в брак, в каком — рожают детей, когда дети, как правило, покидают дом, когда начинаются возрастные заболевания и, наконец, во сколько лет люди в этой семье умирают. В свете этого понятно, например, почему мирный отец семейства годам к 50 вдруг становится раздражителен и конфликтен. Оказывается, что многие мужчины в этом роду умирали в 50 лет, и эти беспокойство и раздражительность вполне закономерны. Кстати, в случае, когда тревога касается жизни и смерти, полезно обратиться за помощью к психотерапевту. Особую тему составляют семейные послания. Например, в семье президента Адамса таким посланием был призыв отца (Джона Адамса) сыну (Джону Куинси) осознать свою миссию и готовиться к великим делам: «Ты от рождения обладаешь таким преимуществом, что оно станет твоим позором, если успехи твои будут заурядны. И если ты не достигнешь много не только в своей профессии, но и для своей страны, в этом нужно будет винить только твою лень, небрежность и упрямство». Послания необязательно озвучиваются напрямую: например, сам Джон Куинси назвал своего отпрыска в честь президента Вашингтона — смысл тот же, что и в словах Джона Адамса. Такие послания называются символическими и оказывают не меньшее влияние на семейную историю. Другой вид негласного послания представлен в описанном выше примере близости матери и дочери, передающей послание следующего содержания: «Дочка! Мужчина не может понять женщину, мы и они — по природе чужие друг другу, с ними можно лишь худо-бедно жить рядом, не надеясь на сближение». Генограмма семьи становится практически бесконечным источником полезной информации для осознания и объяснения происходящего с людьми «здесь и сейчас». Если вы хотите самостоятельно исследовать историю вашей семьи, то начать можно так: 1. Постройте генограмму, показывающую не менее трех поколений в вашей семье. Включите в нее следующее: - имена членов семьи; - возраст (дату рождения и смерти); - даты вступления в брак и разводов; - род занятий всех взрослых членов семьи; - наиболее яркую отличительную характеристику каждого (например, прозвища, семейные роли: «опора семьи», «дипломат» и т. д.). 2. Постарайтесь отследить повторяющиеся свойства, характеристики у членов вашей семьи: - найдите повторяющиеся типы взаимоотношений — слияния, разрывы, дистанции; - выявите хотя бы три важных треугольника в вашей семье. Подумайте, каким образом включенность в один из таких треугольников предопределила характеристики другого треугольника, который образовал этот человек уже в своей собственной семье? (например, имел дистантные отношения с родителем противоположного пола, и теперь у него такие же несколько отстраненные отношения с супругом); - какие особенности семьи кажутся вам наиболее характерными, наиболее выраженными? Почему? 3. Вы считаете свою семью социально успешной или нет? А разные ветви вашей большой семьи? Работа с симптомом — какое отношение вся эта обширная информация имеет к конкретной проблеме вашего ребенка На первый взгляд весь массив полученной с помощью генограммы информации может выглядеть мало связанным или даже искусственно соотнесенным с какой-либо конкретной проблемой. На самом деле подобное исследование помогает увидеть вашего ребенка не только как члена вашей собственной семьи, а как часть рода. В семье ведь люди непрерывно общаются между собой, и никто не станет спорить, что это общение формирует психику детей в этой семье; пусть ваши предки давно скончались или уехали в Австралию, сообщения от них продолжают доходить и до вас, и до детей. К тому же выявление характерных для большой семьи дисфункций предполагает и выявление особых, индивидуальных способов борьбы с ними, используя которые, можно справиться и с проблемами в ядерной семье. Например, если ребенок в семье постоянно втянут в отношения взрослых, которые иначе не могут победить живущую в них тревогу и отчуждение, то необходимо последовательно рассмотреть, как детско-родительские отношения строились в семье дедушки и бабушки, прадедушки и прабабушки и т. д. и по отцовской, и по материнской линии, чтобы выяснить, откуда растут корни дисфункции. Примеры Для начала приведем случай из нашей собственной практики. За психотерапевтической помощью обратилась семья из трех человек: отец Валерий Александрович, мать Виктория Ивановна и их сын Константин. Виктории было пятьдесят лет, она работала учителем в школе и выполняла обязанности заведующей учебной частью. Она обеспечивала семью. Валерию было шестьдесят пять лет, и в течение семи последних лет он находился на пенсии. Большую часть времени он проводил дома, опекая сына и находясь в постоянном и продолжительном конфликте с ним. Константину на момент обращения было семнадцать лет. Инициатором обращения выступал отец. Мать занимала позицию «пассивной» поддержки. Основной представленной проблемой было недовольство ситуацией с их сыном — Константин принимал наркотики, иногда выпивал, нигде не работал, вел чрезвычайно беспорядочный образ жизни, на недели исчезал из дома, брал без спросу деньги. При этом Валерий отметил полную утрату контакта с сыном и то, что мать не в состоянии управлять «ребенком», хотя и «всячески потакает» ему. Предъявленная проблема, на первый взгляд, как бы и не предполагает работы на семейном уровне с семейной историей. Она формулируется как проблема Константина. В восприятии родителей только с ним дела обстоят не слишком хорошо. Родители с большим пониманием отнеслись бы к любому из методов индивидуальной работы, чем к работе, которая требовала бы и их участия. Тем не менее, терапия в боуэновском подходе предполагает необходимость построить полную картину семьи, в которой рос и воспитывался молодой человек. Посмотрим, как предстанет эта проблема в контексте особенностей и истории расширенной семьи, а также собственно ядерной семьи Константина. Валерий и Виктория — родители Константина — познакомились в 1969 году, когда им было соответственно тридцать четыре и девятнадцать лет. Виктория училась в пединституте, а Валерий был режиссером самодеятельного театра. В том же году они поженились. Это произошло ровно через год после того, как Валерий развелся со своей первой женой, на которой он был женат 6 лет, имел сына (на момент развода — 5-летнего). Вместе с первой женой они учились в известном театральном институте, и поженились они после окончания учебы. Жена была актрисой, он служил актером в признанном московском театре. После свадьбы поселился в семье жены и, по его словам, сразу оказался «в узле из четырех женщин»: жены, ее старшей сестры, тещи и матери тещи. Напряженность в отношениях с тещей дала о себе знать уже во время свадьбы, когда они мало что не подрались. Отношения стремительно ухудшались. Валерий, по его словам, «терял контроль над ходом семейной жизни», жена подчинялась теще, и они обе изолировали его от сына, В 1968 году он развелся. Долгое время не поддерживал отношения с сыном, некоторые известия о нем получил уже после отъезда мальчика с матерью за границу. На момент разговора он обменивался со старшим сыном письмами. Этот же сценарий был фактически воспроизведен им во втором браке, хотя можно предположить, что, выбирая Викторию — женщину намного моложе себя, он рассчитывал на этот раз обрести больший «контроль над ходом семейной жизни». Тем не менее, после женитьбы они поселились на квартире матери его молодой жены. При этом в первые дни после свадьбы он узнал «страшную семейную тайну» — его теща не была родной матерью Виктории. Она взяла девочку из детдома и удочерила ее, когда той было четырнадцать лет. Приемная мать, похоже, решила, что у нее появился еще и приемный сын, существенно помогала супругам деньгами и решала за них все, что могла. В 1970 году, когда жене было двадцать, а мужу — тридцать пять лет, у них родился первый ребенок — Алексей. Когда ребенку исполнился год, молодая семья попыталась отделиться от приемной матери жены и переселилась в квартиру Валерия. Однако теща стала решительным образом добиваться их возвращения. И они вернулись. Отношения между Викторией, ее приемной матерью и Валерием постоянно оставались напряженными и конфликтными. Виктория металась между ними, периодически обижаясь то на одного, то на другого, хотя матери открыто никогда не противостояла. В детстве Алешу любили и баловали. Валерий сообщил, что никогда не мог оказать на сына должного влияния. Теща ради мальчика оставила работу и взяла на себя большинство забот о нем. В семь лет Алеша пошел в школу, в которой работала его мать. Учился он плохо, но участие матери помогало решать проблемы с оценками. Отношения с матерью у него были очень близкие. В 1983 году в семье родился второй сын — Константин. В младших классах он неплохо учился в «хорошей школе», но в четвертом классе мальчика забрала под свою опеку мать в школу, где сама работала. В двадцать лет у Алексея появилась девушка; она вскоре забеременела. Из-за вмешательства его бабушки отношения были решительно прерваны. В 1994 году, в возрасте пятидесяти восьми лет, сменив множество мест работы, каждый раз социально все менее статусных, Валерий ушел на пенсию. Именно в это время возникли, по словам родителей, серьезные проблемы со старшим сыном, которому тогда было двадцать четыре года. У него осложнились отношения на работе, он стал принимать наркотики, «связался с дурной компанией», часто пропадал неизвестно где. Примерно в это же время он случайно узнал о том, что его мать — приемная дочь бабушки, и, со слов Виктории, «очень бурно на это отреагировал», обвинив ее, Викторию, в «самозванстве». После очередной серьезной ссоры с Алексеем Валерий вызвал скорую психиатрическую помощь, и Алексею был поставлен диагноз «вялотекущая шизофрения». Его несколько раз помещали в стационар, а мать при этом старалась «вытащить его оттуда». Виктория и Валерий сообщили, что младший сын, Константин, с четырнадцати лет также «пристрастился к выпивке и, похоже,— к наркотикам». В старших классах школы он перешел в экстернат; закончил его не слишком успешно, но, несмотря на плохие отметки, стараниями матери и бабушки, занимавшей высокий пост в окружном отделе образования, получил именную стипендию для учебы в Международном университете. Однако никакого интереса к учебе Константин не проявил и уже на второй неделе начал прогуливать занятия. Вскоре он бросил институт. В1998 году от инсульта умерла бабушка. Тяжелее всех ее смерть перенес Алексей. В 2000 году Алексей был убит на вечеринке у знакомых. На момент обращения семьи к терапевту по этому делу велось следствие. Родительская семья отца (на генограмме—верхняя треть рисунка, левая часть). Отец Валерия был военным, мать — врачом. Валерий — второй ребенок в семье. У него была сестра — старше его на шесть лет, а также брат — на пять лет младше. Семья жила в Новосибирске. Отношения между отцом Валерия и его матерью были непростыми, но не скандальными. Валерий — типичный младший братик старшей сестры, зависим от обеих старших женщин в родительской семье. Отца Валерий назвал жестким и властным, а с матерью, по его словам, у него были отношения очень нежные. Таким образом, очевидна включенность Валерия в родительские отношения, поскольку при наличии «непростых», дистантных отношений между родителями сильная эмоциональная связь ребенка с матерью играет обычную роль: заполняет для матери эмоциональную пустоту и «освобождает» отца от трудной близости с женой. Сестра в детстве «сильно влияла на него». С младшим братом никогда не было особой близости. В восемнадцать лет он уехал в Москву и поступил в театральный институт. Можно предположить, что этот отъезд был вариантом разрыва или, по крайней мере, дистанцирования от эмоционально насыщенного контакта с матерью и напряженных отношений с отцом и старшей сестрой. Валерию было двадцать семь лет, когда умерла мать. Для него это стало тяжелой травмой. Характерно, что во время терапии шестидесятипятилетнему Валерию было все еще «тяжело вспоминать момент их прощания». Это говорило о незавершенности процесса его психологической сепарации (отделения) от матери. У Валерия уже в детстве сложились напряженные отношения с его старшей сестрой, которую он описал как очень волевую и властную. Особенностью его положения среди других детей в семье было то, что он был и средним ребенком, и старшим мальчиком. Эта двойственность позиции — с одной стороны, есть старшая сестра-лидер, с другой, он старший мальчик — развили и склонность к показательным «выступлениям» во всех жизненных сферах, и неуверенность в своих силах. Старших женщин он всегда боялся, не любил, но оказывался зависим от них, а младший мальчик в семье воспринимался им как «ничтожество» (см. выше отношения Валерия и Константина — младшего сына в семье). Когда сестра выросла, она поселилась в другом городе, и Валерий с ней почти не общается. Младший брат спился. Родительская семья матери (на генограмме — верхняя треть рисунка, правая часть). Своих родителей Виктория не помнит и не знает о них фактически ничего. Она предполагает, что ее мать тяжело болела, когда самой Вике было года четыре. Она смутно помнит, как кормила женщину, лежащую в кровати, и полагает, что у матери был рак. Про отца она не знает ничего. Существует версия, что отец пил, поэтому девочку родственники вскоре отдали в детдом. В возрасте четырех-пяти лет она оказалась в детском доме в Белоруссии. Там ее любили, она вспоминает об этом месте с нежностью. Виктория была мечтательной и послушной девочкой, любила читать, хорошо училась. Ее всегда привлекал театр. В четырнадцать лет ее удочерила женщина из Москвы, которая к тому времени была одинока, занимала «важную должность», имела степень кандидата технических наук. Девочка помогала ей по хозяйству и всегда помнила, что Ирина Альбертовна «дала ей все». К моменту удочерения Виктории Ирина Альбертовна потеряла любимого мужа (он погиб) и рассталась с любовником, «который изменял ей». Родительские семьи Валерия и Виктории Истории родительских семей Валерия и Виктории похожи. — В обоих случаях присутствует недоверие и большая психологическая или физическая дистанция между супругами. - Отношения Виктории с ее собственной матерью (ведь именно ее она помнит) и, конечно, с приемной матерью, были исходно очень тесными и представляли собой эмоциональное слияние. Так же было и в семье Валерия. - И Валерий, и Виктория были объектами проекции тревоги своих матерей. У Виктории эта тревога многократно усиливалась за счет суммарного действия ряда факторов — сыграли роль потеря родителей, отсутствие мужа у ее приемной матери (что способствовало сближению Ирины Альбертовны с Валерией) и связавшая мать и дочь тайна об удочерении. На символическом уровне переезд Валерия в другой город сходен с потерей семьи, произошедшей в жизни Виктории (которая, став взрослой, никогда не предприняла ни одной попытки найти своих родственников). В дальнейшем и Валерий, и Виктория не стремились поддерживать контакт с кровными родительскими семьями. В логике боуэновской концепции такое положение дел — признак и одновременно источник сильной тревоги. Тем самым Виктория и Валерий лишили себя психологической опоры, которую представляет собой расширенная семья. Валерий и Виктория вступили не в комплементарный, а в симметричный брак — они оба претендовали на место опекаемого в семье Валерия, такая позиция привлекала в связи с его прошлым младшего брата и опекаемого сына, а Виктория пыталась обрести в супруге недостающего ей отца. Неудивительно, что первые годы брака характеризуются характерным для таких случаев «параличом» принятия решений, который мог быть компенсирован только присутствием властной родительской фигуры — тещи. В конечном счете, в нынешней семье Виктория заняла «сильную», доминантную, гиперфункциональную позицию вместо своей приемной матери, а Валерию и оставшемуся единственным сыну, Константину, фактически достались роли двух детей — эмоционально более (Константин) и менее близкого (Валерий). Виктория не имеет опыта партнерских «взрослых» отношений с мужчиной. В семье лидер один — властная женщина. Проблема в контексте ядерной семейной системы Отношения в семье, в которой рос Константин, можно описать как выраженно дисфункциональные. Виктория и Валерий вступили в брак, обладая низким уровнем дифференциации, и принесли из родительских семей в свою сильную тревогу. Валерий женился на Виктории, чтобы утешиться после неудачи в первом браке и смягчить горе от потери матери, которое носит в себе всю жизнь, а Виктория вышла замуж за Валерия для того, чтобы выйти из-под власти приемной матери, обрести независимость. Обратите внимания, что в этом негласном интуитивном брачном контракте ничего не было сказано о детях. Конечно, Валерий никого опекать не смог. В своей новой семье он занял место в привычной для него схеме: он — властная женщина, одновременно влиятельная и неприятная — вторая женщина, с которой его связывают нежные чувства. Например, в доме идет уборка. Теща считает, что убираться надо так-то, жена — что по-другому. Скандал. Теща бежит к Валерию, пожаловаться на непослушную дочку. Валерий тут же вступает в спор. Через некоторое время «общая мама» хватается за сердце и все-таки добивается того, что все делается по ее распоряжениям. Отношения Валерия и Виктории всегда требовали участия третьего. Рождение сына открыло этой паре новый источник снижения тревоги в их супружеских отношениях — теперь они могли привлекать для этих целей ребенка. В принципе, перемены могли разорвать треугольник, в котором они были «детьми» Ирины Альбертовны, но к сепарации ни один, ни вторая не были готовы. Напряжение в этих отношениях было так сильно, что ярко проявлялось и в конфликтах в паре, и во втягивании в эти конфликты других членов семьи, и в умножившихся социальных неудачах мужа, и в сильнейшей проекции родительских стрессов на детей. Сравнительный анализ родительской семьи Валерия и его ядерной семьи Удивительно, насколько похожей на первичную оказывается ситуация Валерия в обоих браках (и это несмотря на явную попытку прерывания таких отношений, выразившуюся и в отъезде из дома, и в разводе). Роль «теплой» женщины, с которой возможно симбиотическое слияние, выполняют впоследствии его жены, а властной и конфликтной — тещи. Таким образом, локализованная в родительской семье неразрешенность эмоциональных отношений с матерью и сестрой включается в процесс создания Валерием собственных семейных связей. Заметим, что если эмоциональное слияние с матерью привело Валерия к вынужденному уходу из дома, то аналогичный процесс в супружеских отношениях нашел выражение в естественной конфликтности и отдалении супругов друг от друга. О подобии родительской и собственной семей Валерия можно судить и по сходству в количестве детей, и по типу детско-родительских отношений между Валерием и, по крайней мере, старшим сыном Алексеем, полностью соответствующему модели отцовства, вынесенной Валерием из собственного детского опыта. Отец был неизменно «строг» с ним, никогда не интересовался его жизнью, постоянно выглядел отчужденным и презрительно относился к несомненным успехам сына в театре. Видно также, что Валерий был невольным носителем модели семейных отношений, в которой сыновья оказываются ближе к матери, а дистанция с отцом, следовательно, увеличивается. Со своими детьми Валерий заранее был психологически готов к отстраненной эмоциональной позиции отца. Точно так же, как в свое время его отец, Валерий не может занять место равноправного партнера жены. И в его собственной семье сыновья привлекаются на эту вакантную позицию и становятся объектами проекции материнской тревоги. Ведь социальная позиция Валерия все время постепенно снижалась — он перешел из профессионального театра в самодеятельный, затем в какой-то кружок, — также как и семейный статус — он перестал зарабатывать больше жены, никогда не зарабатывал больше тещи, проигрывал в конфликтах с ней и не мог дать жене ожидаемую защиту. Супруги постепенно все больше осознавали разочарование в своих ожиданиях друг от друга, ссорились при детях, и для Виктории отдушиной и защитой все больше становилось общение с сыновьями, чьим интересам и нуждам даже всесильная Ирина Альбертовна готова была подчиниться. Символично и то, что уход из дома был повторен вслед за самим Валерием его сыном от первого брака (отъезд в Америку). Напомним, что и Алексей «ушел в болезнь», чему «технически» способствовал отправивший его в больницу отец. По крайней мере, в двух поколениях сыновья уходят из дома. Валерий ушел из своей родительской семьи, в восемнадцать лет уехал учиться в Москву, его сын от первого брака уезжает в Америку, а старший сын от второго брака «уезжает» в наркоманию, а затем и погибает. Во всех случаях сыновья оказываются потерянными для своих родителей. Вообще симптомы, которые демонстрируют сыновья во второй семье — употребление алкоголя и наркотиков, — имеют совершенно определенный психологический смысл, они могут быть истолкованы как варианты ухода, побега, исчезновения. Сравнительный анализ родительской семьи Виктории и ее ядерной семьи Прежде всего, очевидно, что родительская семья Виктории (как ее кровная семья, так и семья приемной матери) «оставила» ее без сформированных представлений о способах отцовства — в первой семье отец пил, а во второй его просто не было. Виктория не знает, как выглядит семейная жизнь, когда есть включенный и заинтересованный папа у детей. Каких-либо внятных идей о супружеских отношениях Виктория на этом этапе тоже не почерпнула — из родительской семьи она смогла вынести только весьма смутные впечатления, связанные с недоверием к мужчине. Ожидания от семьи у Виктории остались на уровне фантастических мечтаний одинокой сиротки, никогда не наблюдавшей реальных отношений мужчины и женщины. То, как Ирина Альбертовна преподносила образ погибшего мужа — «единственного достойного мужчины», которого «непросто встретить», — по всей видимости, дополнило расплывчатый идеал совершенных отношений. Она рассчитывала, что муж одновременно станет ей и «хорошим отцом», место которого в ее жизни всегда оставалось свободным. Исходя из всего вышесказанного, мы можем заключить, что Виктория начинала строить отношения с Валерием, уже обладая собственным высоким уровнем тревоги, который она пыталась снизить за счет эмоционального слияния с мужчиной. Существенной в этой истории является модель семейных отношений, предполагающая большую эмоциональную близость между ребенком и матерью. В случае с Викторией и ее приемной матерью особая близость отношений, часто характеризующая неполные семьи, усиливалась объединяющей мать и дочь «тайной» удочерения Виктории. Вместе с тем, при всей тесноте этих отношений подлинные искренность и доверие были им не свойственны. Нас уже вряд ли удивит наблюдение, что отношения Виктории с сыновьями отличались тем же отсутствием взаимного доверия при крайне небольшой психологической дистанции. Они ничего не должны были знать о ее тайне и не могли доверить ей свои. Неразрешенность отношений с приемной матерью долго не позволяла Виктории занять зрелую материнскую позицию. Матерью в семье была Ирина Альбертовна. А Виктория, стремясь, прежде всего, оставаться «хорошей» дочерью и не будучи в состоянии расстаться с этой ролью, оказывалась тем самым в противоречивой ситуации. Ведь роль матери предполагает контроль над ходом жизни ее детей, не «перекрываемый» контролем сверху, но это в данной семейной структуре оказывалось невозможно. Виктория как бы стала старшей сестрой своим сыновьям, которые, в свою очередь, заняли позицию младших детей Ирины Альбертовны. Интересно, что после того, как Ирины Альбертовны не стало, Виктория постепенно заняла место властной фигуры в семье. От нее теперь зависит семейное финансовое благополучие, она решает, имеет ли смысл подрабатывать ее мужу, поручает ему работу по дому и заботу о сыне. Что касается символического «побега» ее детей, то важно помнить, что сама Виктория как бы исчезла, растворилась для своей кровной семьи. Она испытывала стыд, вспоминая о ней. И на новом витке ее сыновья, выстраивая отношения в своей родительской семье, повторили это переживание стыда, уход и исчезновение. Процесс влияния предыдущих поколений на последующие Как вы уже поняли, у членов этой семьи уровень дифференциации из поколения в поколение снижался. Тревога и склонность к непроизвольным эмоциональным реакциям и основанному на них поведению возрастали, а социальная и личная жизнь становились все менее успешными. Модель конфликтных супружеских отношений и склонность вовлекать в эти конфликты детей передавалась от родителей к детям, по крайней мере, в двух поколениях, что вело к еще большему количеству стрессов. Теперь, когда мы познакомились с историей семьи Константина и проанализировали ее, понятно: то, что казалось его проблемой, на самом деле является частью работы отлаженного семейного механизма, и случайности или «некоторые ошибки в воспитании» тут ни при чем. Финалом семейной истории на данный момент стали проблемы Константина. Теперь поговорим о том, как профессиональный консультант будет осуществлять помощь такой семье. Можно выделить два основных направления работы. Аналитическое исследование ядерной семьи, осуществляемое психологом вместе со всеми ее членами Такое исследование предполагает «вскрытие» и «демонстрацию» подлинной функции каждого участника отношений в образуемом ими «треугольнике» и отслеживание элементов автоматического эмоционального реагирования. Сам по себе такой анализ уже во многом освобождает членов семьи от иррациональной власти много поколенных семейных посланий и правил, предписывающих им нежелательные повторяющиеся модели поведения и непроизвольные эмоциональные реакции. Например, в этой семье такими автоматическими реакциями являются: гнев отца на непослушание Константина, как бы «подтверждающего» его отцовскую несостоятельность, и следующее за этим рукоприкладство; избегание матерью конфронтации с сыном из-за страха потерять его и как следствие автоматическое стремление сгладить любую острую ситуацию, возникающую в жизни Константина; неспособность Виктории и Валерия преодолеть тревогу в супружеском взаимодействии без конфликтов, которые сменяются увеличением дистанции и включением в отношения Константина; нарастание тревоги Константина в этом симбиозе с матерью и его уход; привлечение матерью отца для возвращения Константина и т. п. Однако если уровень тревоги в семье очень высок, то работу лучше начинать с предков, постепенно вскрывая роль прародительских семей в актуальных сложностях. Родители должны получить возможность увидеть многие процессы, в которые они, начиная еще с собственного детства, оказались включены в своих родительских семьях. И уже после этого можно переходить к анализу ядерной семьи и помощи ее членам в оценке их актуальных эмоциональных процессов и выработке новых правил и стратегий поведения. - Обратите внимание на генограмме вашей семьи на свою родительскую семью (то есть семью, состоящую из ваших родителей, вас и ваших родных братьев и/ или сестер). Как бы вы описали свою позицию в родительской семье? Как эта позиция была связана с типом супружеских отношений ваших родителей? - Как вы можете описать позицию вашего ребенка в «треугольнике», образуемом вами, вашим супругом и самим ребенком? Какие особенности ваших собственных отношений с супругом определяют род включенности ребенка в ваши отношения? - Включен ли ребенок еще в какие-либо треугольники в вашей семье? («Треугольники» могут иметь любые конфигурации и состоять, например, из вас и двух ваших детей или из ребенка, его отца и бабушки по материнской линии и т. д.). - Сравните треугольник, образуемый вами и вашими родителями, с треугольником, состоящим из вас, вашего супруга и ребенка. Что ваше функционирование в родительском треугольнике проясняет вам в закономерностях того треугольника, который вы теперь образуете с собственным супругом и ребенком? Что делать, или Давно ли вы встречались со своей двоюродной тетей? В приведенном выше случае мы увидели, что реальная проблема с уже выросшим ребенком в семье во многом была обусловлена тяжелой психологической нагрузкой, которая, в конечном счете, легла на обоих сыновей в семье Ш. Эта психологическая тяжесть, трудность их жизни обусловлена не только особенностями эмоционального процесса в семье, в которой они воспитывались, не только тайной, которой были «повязаны» члены этой семьи. В очень большой степени она обусловлена тем, что связи этой семьи с родственниками не поддерживались, были прерваны. В психологии семьи хорошо известно, что существенным фактором в повышении тревоги, возникающей в ходе жизни малой семьи, являются разрывы отношений между членами расширенной семьи. Одним из важнейших показателей здоровья семьи является регулярное поддержание родственных контактов. Именно поэтому на редкость большое значение отводится семейному общению, через которое выражается единство семьи, очерчиваются ее границы относительно остального «большого мира». Так, необходимо регулярно встречаться с родственниками на семейных торжествах, днях рождениях, свадьбах и похоронах. Правильно поддержать регулярные отношения по возможности с как можно более широким кругом родственников. Однако речь в действительности идет не только о механическом исполнении ритуалов и поддержании традиций. Подлинным содержанием работы, от которой не свободен ни один стремящийся к нормальному протеканию своей семейной жизни человек, являются специальные усилия по преодолению дисфункциональных, то есть проблемных, моделей взаимодействия в семье. Эта работа по «разбиранию старых завалов» включает прояснение давних, «полученных по наследству» конфликтов и недоразумений; обнаружение и «распаковывание» семейных секретов и тайн; преодоление семейных мифов и снижение влияния на общение с родственниками «предписаний», поступивших из родительской и прародительских семей. Все мы знаем, что семья часто буквально требует от нас восприятия какогонибудь нашего дядюшки как человека «никчемного», а какой-нибудь приемной бабушки как «злодейки», которая порушила жизнь нашего родного дедушки. Эти автоматизмы, действующие на поддержание разрыва в семейных отношениях, должны быть остановлены. Самой важной задачей в этой работе является развитие способности регулярно поддерживать отношения с родственниками, которые вызывают у нас наиболее острые эмоциональные реакции. Если мы научимся избегать автоматического реагирования в том общении, где избежать его наиболее трудно, мы станем более конструктивны и во всяком ином взаимодействии. Такая работа является мощным источником преодоления базовой тревоги и ведет к повышению личного уровня дифференциации. Если теперь обратиться к тому, что мы назвали вторым направлением в работе с семейными проблемами в семье Ш., то им должно стать именно восстановление прерванных связей с расширенной семьей. Вот какие шаги здесь могли бы быть предприняты (см. рис. 1): - Восстановление контактов с сыном Валерия от первого брака. К этой цели можно было бы двигаться через обсуждение с Викторией возможных последствий контакта Константина с сыном мужа; получение у нее «разрешения» на разработку этой темы с мужем и Константином; обсуждение с Валерием возможности очных контактов с сыном; обсуждение известной Константину информации о сводном брате и возможностей контакта Константина с ним. Наглядным результатом такой работы должно стать, например, продумывание Валерием текста письма старшему сыну и его написание. - Восстановление контактов семьи Ш. с родительской семьей Валерия. Например, продумывание текста и написание Валерием письма брату; продумывание текста и написание письма мужу сестры, отношения с которым Валерий характеризовал как спокойные. Обсуждение возможности контактов Валерия с сестрой. - Восстановление контакта Виктории с дальними родственниками. Обсуждение с ней возможных контактов с известными ей родственниками, а также визита в детский дом. Отдельной линией может стать работа по установлению контактов с родственниками Ирины Альбертовны. Существенно, что сама по себе трагическая тема смерти старшего сына при специальной работе может стать источником актуализации потенциала этой семьи, укрепления ее связей. Молчание, окружавшее это печальное событие, служило источником дополнительной тревоги и вело к новым проблемам у членов семьи, а когда на смену молчанию приходит поиск поддержки, в том числе в большой семье, то источники помощи и опоры обязательно находятся. Продумайте ответы на вопросы: - С кем из членов семьи вы больше всего общаетесь? Каким образом? - Есть ли кто-то, кого вы забыли, строя генограмму своей семьи? Как вы думаете, почему это произошло? - Есть ли в вашей большой семье прерванные связи, родственники, которых ваш ребенок никогда не встречал, о которых не знает? - Кого из членов семьи вам бы хотелось узнать поближе? С кем считали бы правильным повстречаться, постараться восстановить контакт? Что бы вы могли для этого сделать? История большой семьи — карма или источник развития для вас и вашего ребенка? Обсудив выше необходимость восстановления связей в расширенной семье, мы сделали шаг к еще одной важной теме — теме понимания нами семьи не только как источника наших проблем, но и как потенциала нашего развития. Само по себе исследование причинно следственных связей между актуальными трудностями семьи и ее прошлым, особенностями ее развития может наводить на мысль, что история семьи, ход семейных событий,— это в каждый момент нечто однозначно предопределенное, состоящее из печальных тенденций и неэффективных, приводящих к всеобщим страданиям моделей поведения и коммуникации. Между тем в любой семье всегда есть и позитивный опыт, иначе она бы просто не выжила. Переданные по наследству и бесполезные сегодня способы жизни когда-то имели смысл и приводили к нужному эффекту. Анализ семейной истории направлен не на то, чтобы ужаснуться ошибкам предков и их неотвратимому пагубному влиянию на вашу судьбу. Напротив, результатом такой работы становится способность справиться с неконструктивными, неполезными на сегодняшний момент тенденциями в семье и восстановить связь с удачными, выгодными для семьи в актуальных условиях моделями поведения. Исследование истории семьи и выявление ее основных характеристик — процесс, делающий ставку на осознание существующих коммуникативных паттернов и автоматических способов реагирования, то есть процесс, открывающий путь к восстановлению контроля над собственным поведением и чувствами. Важно и нужно найти в вашей большой семейной истории такие способы взаимодействия, решения задач, организации жизни и т. д., которые могут рассматриваться как исключения из проблемной линии развития семьи. В каждой семье, даже самой «неблагополучной», есть примеры успешного выхода из кризисных ситуаций, построения конструктивных отношений, преодоления нежелательных эмоциональных слияний и разрывов и т. п. Будьте внимательны к этой стороне дела, постарайтесь найти и подробно проанализировать эти благоприятные с вашей точки зрения эпизоды в истории вашей семьи. Так вы увидите, что влияние той или иной проблемы на жизнь вашей семьи на самом деле не носит тотального характера, и всегда находились люди, способные найти выход, или возникали ситуации, в которых выход находился — используйте этот опыт. Таким образом, каждый эпизод вашей семейной истории может быть расценен как «работающий на» актуальную проблему и «работающий против» нее. В первом случае главным становится вопрос о том, как и когда вам удается избавиться от влияния проблемы, что вам в этом помогает, какие явления в вашей семье способствует уходу проблемы или снижению ее власти. Когда же вы обнаруживаете эпизоды, работающие против проблемы, то важно тщательно их исследовать, чтобы ваша сегодняшняя способность противостоять ей стала сильнее, и вы вспомнили или «одолжили» у ваших предков тактики и стратегии ее преодоления. Например, в приведенном выше случае таким противостоящим проблеме эпизодом в истории семьи может стать опыт старшего сына Валерия от первого брака, который, по всей видимости, сумел преодолеть неполезное влияние семьи. В ходе беседы стало известно, что он проявил инициативу в восстановлении отношений с отцом, у него достаточно благополучная, достойно решающая жизненные задачи семья, он успешен социально (профессиональный музыкант). Выявление таких событий или фрагментов в большой семье, может стать источником менее пессимистического взгляда членов малой семьи на происходящее с ними. Очевидно, что есть и другие элементы семейной истории, способные вызвать у членов этой семьи рост оптимизма. Например, теплые отношения, которые были у Алексея с Константином, периодические совместные поездки отца и младшего сына, способность супругов сотрудничать — пусть даже и в ситуации поиска решения проблем Константина,— все это фрагменты уже имеющихся удачных взаимодействий и проявлений в семье. Семья как ресурс — этому тоже учит подход Мюррея Боуэна. - Какие модели поведения, взаимодействия, эмоционального реагирования и прочего вы считаете проблемными в своей семье? - Насколько вы согласны смириться с их существованием в вашей жизни? Что в вашей жизни и жизни вашей семьи выступает альтернативой этому неустраивающему Вас способу внутрисемейного взаимодействия? Как эта желательная альтернатива стала возможной? Что вы лично сделали для этого? - Что вы склонны считать положительными ресурсами вашей семьи? Какие фрагменты историй ваших большой и малой семей работают против ваших актуальных трудностей с ребенком? - Что вы хотите, а что наверняка не хотите взять из своей родительской семьи? - Что на сегодняшний день вы считаете сильной стороной вашей семьи? Чего вы не можете и не должны делать сами, или зачем в этой большой компании нужен психотерапевт? В этой статье мы делали акцент на том, что вы сами можете сделать для решения проблем, возникающих у вас в воспитании ребенка. Теперь важно поговорить о том, что заведомо не может быть сделано вами, даже если вы определенно настроены на достижение конструктивных изменений в своей семье. Давайте подумаем о том, чем отличается ваша позиция как «исследователя» своей семьи, от той, которую занимает профессиональный психолог, работая с вашей семьей. Главное отличие здесь в том, что вы — неотъемлемая часть своей семьи, своей семейной системы; психолог в этом смысле — фигура нейтральная. Казалось бы, именно вам легче анализировать свою семью, отслеживать процессы, происходящие в ней, ведь это — ваша семья. Это справедливо и хороший психолог всегда помнит об этом. Между тем, все мы знаем, что «лицом к лицу» видно часто совсем мало и неотчетливо. Профессиональный психолог может сделать для вас главное — он способен занять нейтральную, аналитическую позицию в исследовании вашей семьи, поскольку он лишен эмоционального отношения к происходящему. Это позиция позволяет ему видеть тенденции, обобщать, сопоставлять, не закрывая невольно глаза на некоторые из фактов, не теряясь в бесконечных деталях, как бывает тогда, когда мы сами являемся непосредственным участником событий. Итак, полезно помнить следующее: вы — не профессиональный психолог. Право на работу с семьей психолог — семейный психотерапевт получает в результате многолетней теоретической и, главное, практической подготовки. Поэтому профессиональный взгляд на проблемы той или иной семьи в любом случае не может быть заменен «любительским». Особые возможности терапевта в деле помощи семье коренятся не только в его знаниях. Они — в его способности занять профессиональную терапевтическую позицию нейтральности во взаимодействии со всеми членами семьи. Это — и именно это — дает ему возможность эффективно осуществлять помощь. Получив новые сведения о своей семье, возможность иного, необычного взгляда на судьбы своих родственников, вы, тем не менее, не стали терапевтом. Избегайте соблазна «исцелять» и «просвещать» членов своей семьи. Это может привести не к улучшению, а ухудшению ваших внутрисемейных отношений. Помните, что никто и никогда не может оказывать терапевтическую помощь своим родственникам. (Это правило распространяется и на профессионалов.) Однако вы, несомненно, можете позволить себе занять более взвешенную, более вдумчивую позицию по отношению к происходящему в вашей семье и что-то поменять в собственной стратегии поведения. Если это у вас получится, ваш вклад в благополучие семьи будет чрезвычайно весомым. Родитель-алкоголик. Алкоголь разрушает психику человека; алкоголик вредит не только себе — по законам семейного взаимодействия за него расплачиваются своим физическим и душевным здоровьем все его домашние. В чем здесь дело? И по каким сценариям может развиваться судьба тех, кто воспитывался в такой семье? Пьянство на Руси никогда особым грехом не считалось. По преданию, еще князь Владимир заявил мусульманскому миссионеру, что «веселие Руси есть пити». Выпивка — распространенная форма отдыха. Позвать гостей и не поставить на стол спиртное — неприлично. Непьющих опасаются: кто его разберет — может, больной, может, сектант какой. В любом случае, подозрительно себя ведет. У Горького есть фраза: «Не пьют только хитрые, потому им и веры нет». Пьяный человек вызывает скорее сочувствие и жалость, чем негодование и презрение. В застойные времена алкоголиков пропускали в магазине за четвертинкой без очереди, бабушки говорили: «Ему поправиться надо». В смысле опохмелиться. И вообще: «Пьян да умен — два угодья в нем». Выпивка — социально принятый знак успеха, завершения или начата дела. Повышение по службе — надо обмыть. Сделка завершилась — надо обмыть. Учебное заведение окончил — надо выпить. Ребенок родился — три дня гуляем. В армию идти — опять гуляем. Если с кем-то надо выстроить доверительные отношения — с ним выпиваем. На пьянстве основаны культовые сюжеты, например, любимый народом фильм «Ирония судьбы, или с легким паром», не говоря уже про специально посвященный пьянству цикл «Национальных особенностей» то охоты, то рыбалки. Интересно, что при этом «алкоголик» — слово ругательное. Это не диагноз, а знак позора. Если человека от полного социального падения отделяет полшага — допустим, мебель уже продал, а обои со стен еще не содрал, — он полагает, что может контролировать свое пьянство: под забором не валяется — значит, не алкаш. От алкоголизма, как правило, и не лечатся, делая вид, что ничего не происходит. Семья часто покрывает алкоголика, жены разыскивают мужей под заборами, прячут дома, лелеют их похмельную грусть. Идеальный мужчина должен пить сколько угодно, не пьянея. И чтобы интоксикации никакой, и наутро чтобы голова не болела, и чтобы чувствовал себя как огурчик. Женщина-алкоголик распознается быстрее и осуждается откровеннее. Пьяная мать — позор семьи, пьяный отец — милая подробность. Целые народы спиваются, «пьяные деревни» живут-поживают, и умственно отсталые дети «выходного дня» рождаются и у вполне социально обеспеченных людей. Есть генетическая предрасположенность к алкоголизму: встраивание алкоголя в обмен веществ человека определяется наличием или отсутствием определенных ферментов, а это передается по наследству. Поэтому у детей алкоголика вероятность стать алкоголиками выше, чем у детей трезвенника. Нет у них определенных ферментов в печени. Алкоголь — липучая штука. Дочка папы-алкоголика клянется себе, что уж она-то капли в рот не возьмет. И действительно не берет, но соединяет свою жизнь с алкоголиком. Алкоголь все равно опосредованно присутствует в ее жизни. Вероятность такого исхода — семьдесят процентов. Алкогольная семья обладает целым рядом особенностей. Все ее члены страдают зависимостями. Алкоголик зависит от бутылки, а члены его семьи — от того, трезв он сейчас или пьян. Самый главный член семьи алкоголика — это сам товарищ Алкоголь. Все строится вокруг него. Живет товарищ Алкоголь в семье — одна жизнь. Ушел не скажем куда — другая жизнь. Поэтому семья алкоголика называется двухфазной: в ней есть фаза трезвости и фаза пьянства. Допустим, алкоголик пьян (не важно, пьет он запоями или ежедневно). Алкоголь изменяет поведение и состояние. Даже если на начальной стадии алкоголизма человек под влиянием выпитого может становиться веселее и добрее, то на другой стадии, каким бы он по природе своей ни был, он злобен и опасен, особенно если ему перечить. В любом случае он очень навязчив: то ему жениной ласки надо (хотя алкоголик со стажем вообще беспомощен в постели, но, столкнувшись со своей импотенцией, сразу про это счастливо забывает), то поговорить среди ночи часа этак на три (о жизни, о мыслях своих судьбоносных), то за воспитание детей примется (без разницы, уроки они делают или спят уже). Чуть что не по нему — он и в лоб закатать может. Члены такой семьи обычно страдают депрессией, дети травмированы. Страх, отчаяние, ненависть — обычные спутники товарища Алкоголя. Алкоголик не способен жить семейной жизнью. В пьяной фазе на него нельзя рассчитывать, нельзя строить совместных планов, нельзя верить обещаниям. Допустим, договорились вы вечером пойти куда-то. Он опаздывает, если вообще приходит. Ладно, пришел — на ногах еле держится, куда с ним идти? Партнер алкоголика вечно одинок. В трезвой фазе алкоголик сначала раскаивается и обещает, старается «стать хорошим». Во время перехода с пьяной фазы на трезвую только и возможна семейная жизнь. В это время алкоголик — и супруг, и родитель. Он и с детьми общается, о них заботится, супругу(ге) помогать старается. Богатый алкоголик одаривает домашних крупными суммами, небогатый помогает на оптовом рынке продуктов побольше закупить и до дому донести. Чувство радости у жен одинаково. Трезвая фаза Ощущается слабо Объективность взглядов и мнений Алкоголик ведет себя ответственно Пьяная фаза Ощущается остро Субъективность взглядов и мнений Алкоголик ведет себя безответственно Поведение членов семьи разумное Поведение людей в семье (по возможности) иррациональное Психологическая дистанция между Психологическая дистанция между членами семьи слишком велика членами семьи слишком мала, люди общаются в основном при конфликтах Люди ведут себя скорее вежливо Люди ведут себя агрессивно Люди стараются сдерживаться Люди ведут себя импульсивно Нет секса Есть секс или объяснение, почему его нет Независимо от достатка каждая алкогольная семья живет хуже, чем могла бы. Когда алкоголик пьет — он запускает дела в семье и на работе, его здоровье страдает; если он засыпает на улице или в общественном транспорте, его обирают, бьют. Пьяный за рулем попадает в аварии и причиняет ущерб другим людям. Он может вступать в сомнительные отношения и принимать неверные жизненные решения. Поскольку алкоголик не выполняет свои обязанности, их берут на себя его домашние, вынужденные еще и о нем самом заботиться — он ведь умереть может (белая горячка и сопутствующие психозы всегда на страже). Хорошо справиться со всем этим трудно, особенно людям постоянно страдающим. Алкоголик пьет и где-то таскается, а его жена все сама делает по дому, растит детей, и вместе с ними тревожно размышляет, где муж и отец, в каком виде появится, что натворит спьяну, какую болезнь в семью принесет? Редчайший случай бытового сифилиса в наше время; один высокий милицейский чин в своих пьяных странствиях заразился сифилисом. Потом заразил жену. Полковник наш вытирался первым попавшим под руку полотенцем, через мокрые полотенца заразились сифилисом дети — вот врачи потом удивлялись! Жена лечилась сама, лечила всех остальных, возмущалась, негодовала, чувствовала свое бессилие, а также делала по дому все, что обычно. Муж ее пил-попивал и в голову ничего не брал (он, кстати, был родом из «пьяной деревни» и единственный среди своих земляков сделал карьеру, так что слыл там героем). В алкогольном сообществе существует расхожий миф, что пьянство начинается и упрочивается из-за превратностей трезвой жизни. То горе надо залить, то радость отметить, то жена злая, то муж негодяй, то денег мало, то сын двойку получил, то по службе обошли и так далее и тому подобное. На самом деле алкоголиками люди становятся по одной причине — пьют слишком много спиртных напитков. Существуют индивидуальные и возрастные особенности реагирования на алкоголь. Известно, что женщины и подростки спиваются быстрее взрослых мужчин. Как мы уже отмечали, потомки алкоголиков спиваются быстрее потомков непьющих родителей. Первый признак алкоголизма — вы собирались выпить слегка, но увлеклись и выпили значительно больше. Это называется потеря контроля над количеством выпитого. Обычно у алкоголика масса объяснений этому — для каждого раза свое. Он до последнего верит, что способен контролировать свое поведение. Помните того полковника? Он был алкоголиком не из-за событий своей трезвой жизни, а по двум простым причинам: потомок алкоголиков, пить начал в детстве, потом попал в среду, где часто и много пьют, так что его деятельность на этом поприще продолжилась; алкоголизм не испортил его карьеры. А вот история его семьи более печальна: дочка замуж не вышла, потому что все детство и юность сторожила маму с папой. Папа, когда пьяный домой приходил, все норовил маму побить, та его боялась и вместо себя выставляла дочку, которую он почему-то не бил. Она лет с пяти папу успокаивала и спать укладывала, а папа песни пел и ругался нецензурно. Пока папа не приходил домой, никто не спал. В общем, девочка была занята важным делом: спасала маму от папы лет до двадцати двух. Однажды она маму не уберегла. Папа по пьяни ее застрелил. У дочки развилась тяжелая депрессия, тут уж не до устройства личной жизни. А потом и папа умер — товарищ Алкоголь победил его печень и сердце. Дочка в этой семье была сверхфункционалом. Несла на себе очень серьезные, недетские обязанности. Потом родительская семья закончила свое существование, и с точки зрения социального успеха дочка оказалась менее плодотворной — своей семьи не построила. Даже сам алкоголик часто бывает в моменты трезвости сверхфункционалом — работает много, старается не ошибаться, все и всех контролирует. Потом он устает и уходит в запой, и все летит к чертям. Тут уж все остальные включаются в эстафету, и давай его спасать, из запоя выводить и так далее. Алкоголь регулирует дистанцию между людьми в семье. Семья состоит из мужа и жены. Муж — запойный алкоголик. Пьет несколько дней в месяц. На это время он перемещается в другой дом, потому что его собутыльники живут в том же доме этажом ниже. Жена его, пьяного, в их общую квартиру не пускает. Когда муж пьет с друзьями, жена зовет к себе в гости подружек, сама ходит в гости, в общем, активно «живет, как человек». Именно в эти моменты она планирует выйти на работу и найти другого мужа. Потом муж выходит из запоя и появляется на пороге. С ним несколько дней не разговаривают, он просит прощения. Надо сказать, что жена строит дачу — это ее основная деятельность. Деньги на строительство дает муж, исключительно когда выходит из запоя (когда трезвый давно — скупится и ругает жену за эту затею). Жена тратит их на строительство, и мысли о работе и другом спутнике жизни ее оставляют. Какое-то время все хорошо, жена домой никого не зовет — вдруг кто-нибудь бутылку с собой принесет, а мужу достаточно рюмочки... Когда муж приходите работы, она дома — бдит, чтобы товарищ А. не завелся. Вечера они проводят вдвоем на диванчике у телевизора. Постепенно муж мрачнеет, начинает поругивать жену за стройку — внимание, близится запой. Дальше всё идет по наезженной колее. Видите, разлуки и встречи диктуются графиком запоев. Да, еще — секс бывает редко, когда надо помириться. Если бы муж не пил, как бы у них случался секс, и как бы жена получала деньги на строительство дачи? А подружек приглашала? Вот поэтому-то, когда алкоголик ненадолго «завязывает», жена обязательно скажет в какой-то момент долгой и невыносимо трезвой и спокойной жизни: «Лучше бы ты запил, что ли...» В семье с зависимостями много парадоксов. Пьянство и пьяное поведение, например, совершенно разные вещи. Часто бывает так, что пьет алкоголик, а пьяное поведение наблюдается у него и у его непьющего партнера. Иногда отчаяние так захватывает супругу(га) алкоголика — что он(а) и кричит, и дерется, и плачет. Алкоголик еще только на пороге возник — а уже получил по полной программе. Помните, была такая смешная театральная сценка: пьяница приходит домой и не может попасть в квартиру, его не пускают. Мы слышим только его ответы на вопросы родных. Он их постоянно убеждает, что он трезвый: «Сухой, сухой как лист». То жену упрашивает открыть, то дочь, то внучку. Никто его не пускает домой, и он засыпает на коврике у двери. Вопрос: кто ведет себя неадекватно? В одной семье пила незамужняя и неработающая дочь средних лет, живущая отдельно. Пожилые мама и папа жили неподалеку, не пили и оба работали. Когда женщина напивалась, то звонила по телефону родителям и разговаривала то с мамой, то с папой по много часов. Обычно это происходило ночью. Позвонит часов в 12 и разговаривает до 6 утра, выпивая по ходу дела; пьет и горюет, что жизнь не удалась, упрекая родителей: «Вы меня неправильно воспитали, это вы виноваты...» Мама с папой спят по очереди (утром им на работу). Измучились, обессилели. Ну, кто, спрашивается, в здравом уме будет по ночам разговаривать, если спать хочется? Те, кто на трезвую голову ведут себя как пьяные. Пьяное поведение — не всегда и не обязательно результат выпивки. Так устроена созависимость, основанная на бездумных, автоматических реакциях людей друг на друга. Человеческое общение в своем неприрученном, природном виде может быть либо комплиментарным, либо симметричным. Симметричное взаимодействие — когда «сообщение», исходящее от одного человека, усиливает ответную реакцию другого (по принципу «сам дурак»). Зуб за зуб, за хвост — полтора хвоста: обида за обиду. Комплементарное общение возникает тогда, когда реакция «адресата» противоположна полученному «сообщению». Гнев вызывает страх, обвинение — раскаяние, радость — печаль. Нормальное такое общение палача и его жертвы. В алкогольной семье оба варианта присутствуют попеременно: других способов общения не предполагается. Вызов всегда получает ответ. Поэтому у людей нет выбора: либо скандал до драки, либо покаяние до примирения, а потом все сначала. Люди программируют друг друга. Сценарий их общения предсказуем на сто процентов. Дети, выросшие в такой семье, имеют ряд особенностей. У них размыты психологические границы, многажды нарушенные. Эти дети — свидетели разного рода насилия: психологического, когда они видят тяжелые скандалы, физического, когда они видят драки, сексуального. Нередко они сами ему подвергаются. Как правило, если в семье происходит инцест, то под влиянием алкоголя или наркотиков. Не обязательно это полноценный и завершенный половой акт с ребенком, развратные действия тоже пагубно сказываются на детской психике. Грубое, бесцеремонное вмешательство в личную жизнь ребенка приводит к тому, что у него не формируется понятие границ, потребность их соблюдать в своей и в чужой жизни. Человечек получается то слишком стеснительный и зажатый, то развязный и навязчивый, неуместно откровенный, с преувеличенными ожиданиями в отношениях: стремительно сближается с людьми и вдруг смертельно обижается. Он может сам никогда не стать пьяницей, но вести себя будет как пьяница. Как всякий ребенок, который обслуживает психологические потребности своих родителей, он с трудом отделяется от родительской семьи, становясь взрослым. Его сердце занято столь сильной и мучительной привязанностью к родителям, что нормального формирования эмоциональной независимости от мамы и папы произойти никак не может. Этот человек — навсегда ребенок своих родителей. Родители давно умерли, но живут в его душе, он строит жизнь с оглядкой на них. «Мама вела себя с папой неправильно — он потому и пил. Я со своим мужем буду вести себя иначе, он у меня пить не будет». Для реализации такой программы убежденный трезвенник не подходит. Как узнать — он не пьет, потому что сам по себе такой хороший или в результате гениальных усилий своей жены? Значит, надо выйти замуж за пьющего молодого человека, что сделать нетрудно — их большинство. Итак, рецепт таков: берем одного пьющего и начинаем внимательно следить за его пьяным поведением — переживать, отслеживать вместо него количество им выпитого алкоголя, разговаривать про это то спокойно, то с волнением, ссориться. Жена ведет себя как сверхфункционал: контролирует мужа. Если жена следит за тем, сколько выпил муж, он сам за этим следить не будет. Функции в семье не делятся поровну никогда, так семья устроена. Воспроизводится динамика сверх- и недофункционирования. Возникает алкогольная семья с созависимым поведением — все ведут себя как пьяницы. Вероятность того, что пьющий молодой человек разовьется в полноценного алкоголика, довольно велика — это комплементарный ответ на поведение жены. Это ли не дочерняя любовь и верность: у мамы муж алкаш, и у дочки такой же. История про самореализующиеся пророчества — чего боялась, то и получила. Исходная задача возникла у девушки в голове именно потому, что она внутренне, психологически не представляла себе отдельной, независимой жизни — либо как у мамы, либо не как у мамы, третьего не дано. Другой вариант судьбы — самому стать алкоголиком. Организм- то всегда готов. Старший ребенок в семье брал на себя непомерную ответственность: маму спасал, младших братьев-сестер опекал, отца из-под забора извлекал, стеснялся — стыдился семьи своей злополучной. Психологически существо тревожное, во взрослой жизни он такой же сверхответственный, без права на ошибку, работает много, устает сильно. Где переутомление, там опять тревога. Где страх сделать ошибку, даже в мелочи — опять тревога. Как ему тревогу снимать? Физиологически универсальные способы есть в природе: еда и выпивка. Кстати, часто нарушения пищевого поведения (анорексия, булимия) бывают у дочерей алкоголиков — мужчинам в нашем патриархальном обществе быть худыми необязательно, они и так востребованы. Но тревогу как-то снимать надо, не к психологу же идти, в самом деле. Сон нарушен, мысли мучительные, настроение кислое, а выпил — и порядок: радость, легкость и здоровый сон. Алкоголь усваивается замечательно, сразу в мозг все попадает, — в общем, стал алкоголиком. Все это замечают, кроме него. «Пью, как все. Стал лучше понимать папу, которого долго и давно ненавидел. Все как-то полегче жить, ненависть иссушает, лучше без нее». Наконец, третий сценарий — полный эмоциональный разрыв с родительской семьей. Человек вырос и категорически не хочет общаться с родителями, так они его в детстве достали, сил нет. Да и невозможно это общение. Примерно через пять минут телефонного разговора начинаются крики и скандалы. Потом настроение надолго испорчено. Решение принято — не общаться никогда. Можно в таком случае говорить об отделении и эмоциональной независимости? Если единственный путь не вести себя по-пьяному — вообще не контактировать? Речи о независимости быть не может. Человек зависит от отношений, как пьяница от первой капли алкоголя. И в том, и в другом случае теряется контроль. Иногда все три сценария соединяются в одном человеке — он сам пьет, его супруг(га) пьет, а отношения с родительской семьей разорваны. Вот несколько ролей, которые дети исполняют в семье, и несколько путей дальнейшего развития. Ребенок — родитель своих родителей. Обо всех заботится. Пришел папа пьяный, мама его не кормит, сердится-обижается, а эта детка накормит и спать уложит. Самоотверженный герой. Становится или трудоголиком, или алкоголиком. Сверхконтроль чередуется с полным «отрывом». Часто становится руководителем группы «анонимных алкоголиков». Незаметный ребенок. Нет с ним никаких проблем. Его не видно, не слышно, ничего ему не надо. Одна «незаметная» девочка рассказывала мне такую историю. Папа сидит перед телевизором, пиво пьет. Она прячется так, чтобы ее видно не было. Если папа пустую бутылку на пол около кресла поставил, надо тихо, незаметно эту бутылку взять, а полную из холодильника строго на то же место поставить. Чтобы папе только руку протянуть. Замешкаешься или не туда поставишь, или, не дай Бог, бутылки в холодильнике кончились, а папа еще до кондиции не дошел — быть битой. Так и сидела часами в углу, зорко следя за бутылкой. Статистика показывает, что «незаметные» дети живут в среднем меньше остальных потомков алкоголика. Козел отпущения. Это ребенок-бунтарь. Он конфликтует с родителями, со всем миром. Ранимый, чувствительный и храбрый. Будете смеяться: во взрослой жизни часто становится психотерапевтом. Клоун. Этот ребенок паясничает и смешит свое окружение и дома, и в школе. Всегда смешит. Такой ребенок никогда не бывает самим собой. Он не способен выдерживать никакой стресс и никакое напряжение. Становится либо алкоголиком, либо наркоманом. Конечно, это только тенденции. Жизнь богаче вариантами, есть люди, которые выросли в семье алкоголиков и, тем не менее, смогли обрести эмоциональную независимость — живут спокойно, никакие сценарии не воспроизводят. На них заканчивается земное существование товарища Алкоголя в одной отдельно взятой семье. Когда родитель в депрессии. Часто депрессию не считают серьезным заболеванием и не пытаются лечить. Чем она опасна для детей депрессивных родителей? Как ее выявить на ранней стадии? Как себя вести, если есть основания предполагать депрессию у себя или у собственного ребенка? Ранее бытовало мнение, что депрессия — болезнь интеллигентов. На самом деле, по статистике, этим расстройством страдает каждый пятый житель планеты: не только люди, но даже собаки и кошки. Не надо считать депрессией плохое настроение. Не бывает таких людей, которые всегда спокойны и веселы. Даже если настроение часто портится, это еще не повод думать о наличии заболевания. Его можно предполагать в том случае, если симптомы, о которых речь пойдет ниже, проявляются у человека постоянно не менее чем в течение четырех месяцев. Различают депрессию и депрессивные реакции, которые обычно возникают в ответ на внешние трудности (стрессогенные ситуации). Они очень разнообразны — от экономических и социальных до глубоко личных: острое горе из-за смерти близкого человека, тяжелая болезнь, развод, измена. Ситуация разрешается, а депрессия остается и усугубляется, затягиваясь на месяцы и даже годы. Человек меняется — раньше живой, открытый, энергичный становится замкнутым, холодным, погружается в себя. Иногда «заболевает» (это больше характерно для женщин) или начинает пить (как многие мужчины). Вот это уже не депрессивная реакция на стрессогенную ситуацию, а истинная депрессия как болезнь, которая проявляется в снижении не только настроения, но и работоспособности: становится трудно мыслить, падает интерес к окружающему, часто даже затрудняется мышечная активность. Существуют и другие, не столь явные признаки депрессии: частые головные боли, нарушения аппетита, расстройства сна и/или полового влечения, снижение общего тонуса (вялость, разбитость). На начальных стадиях человек почти всегда начинает давать мрачные оценки всему происходящему, «застревает» на тревожащих, беспокоящих его воспоминаниях, осуждает себя за неправильное поведение в той или иной ситуации. Эти мысли постоянно «крутятся» в голове, порождая душевную боль, сожаление, раскаяние или досаду и злобу. Однако надо помнить о том, что депрессии бывают невротические и эндогенные. При невротических всегда можно обнаружить причину, постоянную или только что возникшую, но достаточно сильную. Человек критичен к своему состоянию, старается понять, что с ним происходит, ищет сочувствия и помощи. Не возникает неадекватного толкования своих болезненных переживаний и причин их возникновения. Такие формы депрессивного расстройства лечатся в первую очередь психотерапевтическими средствами воздействия, но в особенно тяжелых случаях не исключено применение медикаментов. Эндогенная депрессия начинается без видимой причины. Внезапно у человека появляются идеи самоуничижения и вины, причем реальные социальные достижения роли не играют. Возникает чувство так называемой загрудинной или предсердечной тоски — тяжести в груди. Утром настроение заметно хуже, чем вечером. Появляются мысли о смерти или даже желание покончить с собой. Иногда человек вообще отрицает свою депрессию, утверждая, что то, что с ним происходит, — результат сглаза, порчи, колдовства и т. п. Именно при эндогенной депрессии иногда приступы беспричинной тоски вдруг сменяются эйфорией. Есть еще один, пожалуй, наиболее частый, но наиболее трудно распознаваемый вид депрессии — «скрытый», или «маскированный». Болезнь обычно прячется под маской какого-нибудь другого, чаще всего соматического, заболевания. При такой депрессии на первый план выдвигаются многочисленные и болезненно переживаемые нарушения телесного чувства. Страдающие этим видом депрессии составляют значительную часть поликлинического приема различных специалистов: гинекологов, кардиологов, гастроэнтерологов, эндокринологов. Врачи соматических клиник, проведя полное обследование пациента, радостно сообщают ему, что все в норме, но пациенту становится от этого еще хуже, ведь он же правда страдает! Откуда тогда эти боли в сердце при нормальной электрокардиограмме? Почему «скачет» давление? А живот отчего болит? Почему все время то расстройство желудка, то тошнота? А непонятные головные боли? Таким страдальцам может помочь только квалифицированный врач-психотерапевт или психоневролог. Депрессия, понятно, не щадит и мам с папами. Какая бы ни была депрессия у родителей, пусть ее и заметили вовремя, и сразу начали лечить, для ребенка — внушительное событие. Когда родители в депрессии, развитие ребенка, особенно маленького, замедляется и искажается. Человек в норме очень адаптивен. Нет таких условий, к которым человек не мог бы приспособиться, если его психика не лишена такого волшебного свойства, как пластичность. Депрессия этого свойства лишает. Даже маленький раздражитель, в обычное время незначительный, принимает масштабы травмы. Для ребенка утрата пластичности может выглядеть как то, что мама или папа стали сильно злиться на то, что раньше их не волновало. Поменялись правила, и ребенок должен как-то научиться жить по-новому. Пока он пытается приспособиться к изменениям в родительской психике, времени и сил на развитие у него уже не остается. «Раньше мама весело со мной вместе убирала мои игрушки, а теперь она орет на меня и требует, чтобы я их убрал. Может и подзатыльник дать. Я ее боюсь. Я внимательно слежу за ее настроением, я лучше в одну и ту же игрушку поиграю, хотя мне на самом деле хочется вытащить „Лего" и строить замок во всю комнату. Но в прошлый раз мама не дала мне закончить и пинала мои детальки ногами. Так что уж лучше строить не буду, паровозик повожу, его можно быстро убрать». Вот и сидит малыш, и тускло катает паровозик вместо увлекательного строительства, которое, между прочим, развивает координацию глаза и руки, ловкость и мелкую моторику. Депрессия вызывает чувство некомпетентности. Родители, особенно молодые, начинают считать, что ничего не знают, не понимают, не могут, и страшно из-за этого переживают. Родителям может казаться, что они ничему не могут научиться, что они бездарные и бестолковые. Кроме того, депрессия лишает человека способности откликаться эмоционально на что бы то ни было. Чувства становятся блеклыми и притуплёнными, и человек лишается возможности сопереживать другим, в том числе своему ребенку, разделять его печали и радости, и из-за этого неизбежно оказывается в душевном вакууме. Само по себе это добавляет страдания. Дальше — больше. Человек страдает еще и от своей бесчувственности. Понятно, что в таком состоянии человек сосредоточен на себе, естественный эгоцентризм — его практически единственное свойство. Он погружен в свои переживания, его чувствительность и ранимость обостряются чрезвычайно. Любое слово другого человека вызывает обиду и/или агрессию, депрессивный человек остается без кожи. И конечно, нет уже сил душевных на то, чтобы видеть и слышать, что творится с собственным ребенком. Человек в депрессии очень остро переживает свою ненужность, разобщенность с миром, отвержение всеми, ребенком в том числе, даже если речь идет о грудном малыше. Какая уж там адекватность... Ребенок не получает эмоционального отклика, родитель общается с ним формально, недостаточно и неправильно ухаживает, ужасно утомляясь, буквально изнемогая, от простого взаимодействия с ним. С мертвым лицом, поникнув, мама присутствует при игре, или купании, или кормлении ребенка, витая при этом мыслями где-то далеко. Ребенку приходится домогаться внимания мамы или папы всеми доступными средствами. Груднички рыдают, дети постарше привлекают внимание, в основном, плохим поведением, болезнями и капризами. Вместо того чтобы развиваться, учиться ходить, говорить, есть ложкой и т. п., ребенок всеми силами старается заинтересовать своего депрессивного родителя. На это уходят все имеющиеся силы и жизненная энергия. Для ребенка нет ничего страшнее родительского равнодушия. Когда родители физически есть, а в общении их нет — ребенок испытывает сильную тревогу, беспокойство и, в свою очередь, и депрессию (в запущенных случаях). Начал было говорить, а тут мама заболела депрессией — и снова замолчал, пытаясь вернуться на предыдущий этап развития, когда все еще было хорошо и мама была с ним. У депрессии много сопутствующих психических нарушений, обычно разного рода страхов и навязчивых состояний. Нередко страхи и тревоги касаются именно ребенка, желанного и долгожданного. Врач-психиатр Е. М. Вроно описывала случай, который она наблюдала в клинике. «У меня была пациентка, она родила первого и последнего ребенка почти в сорок лет, выздоровев после тяжелейшего перелома всех тазовых костей (жила в деревне, попала в молодости под трактор). Были тяжелейшие травмы, лечилась-лечилась, после тридцати лет вышла счастливо замуж, родила. Когда ребенку было два или три, она заболела. Глубокая депрессия с мезофобией — боязнью загрязнения. Она беспрерывно мыла руки, стирала кожу до кости и боялась к чему-либо притронуться, в частности, к дочке. А дочке три года. Что это было для нее, можно себе представить: вообще никакой возможности телесного контакта с матерью. Совершенно отвергнута». Наиболее уязвимый для депрессии период материнства — сразу после родов. Многие женщины в первые месяцы после родов испытывают апатию, тревогу, раздражительность, отчуждение — совсем не те чувства, которые, казалось бы, должна испытывать молодая мама. Они приводят в замешательство ее саму, отца ребенка, близких. Почему в это время часто возникает депрессия? Во-первых, после родов происходят значительные гормональные изменения. Если во время беременности возрастающий уровень гормонов обеспечивает оптимальный кровоток в сосудах плаценты, а в момент родов — способность матки к сокращениям, то после родов уровень гормонов значительно снижается, что вызывает определенный эмоциональный спад. Во-вторых, переутомление и недосыпание, связанные с кормлением и уходом за новорожденным. Не менее важны и психологические причины депрессии: рождение нежеланного ребенка, девочки вместо мальчика (или наоборот), увеличение дистанции с мужем — отцом ребенка, что неизбежно происходит после рождения ребенка, когда вместо пары образуется триада, а поддержка и внимание любимого человека особенно необходимы. Дальше уже все представления о собственной некомпетентности, ужас при мысли, что нет способности любить ребенка, повышенная утомляемость в сочетании с реальным дефицитом сна накладываются на клинически очерченную депрессию, и возникают разные нарушения вплоть до суицида, которым послеродовая депрессия чревата, как мало какая другая. По-человечески очень трудно понять, что молодая мать хочет уйти из жизни, бросив своего ребенка. Для нее же — это единственное, что она может для него сделать, она ведь уверена, что такая отвратительная мать, оставаясь с ребенком, только навредит ему. Когда бы родители ни страдали депрессией, ребенок чувствует себя отвергнутым и брошенным. Насколько вредна родительская депрессия для ребенка, зависит от его возраста. Если материнская депрессия совпадает с кризисом развития, то этот кризис будет протекать хуже. В периоды возрастного кризиса резко меняются поведение и способы восприятия реального мира, человек должен овладевать новыми навыками и очень нуждается в поддержке, принятии и понимании. А мама сама нуждается в помощи и не способна оказать поддержку ребенку. Тогда он становится неуправляемым, требуя еще больших физических и моральных усилий, а сил нет. Мама чувствует раздражение, усталость, затем глубокое чувство вины — получается замкнутый круг взаимовлияний. Не случайно подчеркивается значимость именно материнской депрессии, поскольку именно от матери общество ожидает ответственности за воспитание ребенка. Отец обычно чуть более отстранен от детей. Если в результате депрессии отец отдаляется немного сильнее, но мать способна это компенсировать, то катастрофы для психического развития ребенка не будет. Когда заболевает мать, то нарушается взаимодействие в диаде «мать - ребенок», которое для психического здоровья ребенка является важнейшим. Кроме того, дети обычно персонифицируют проблему: «Если мама меня не хочет видеть — значит, я плохой. Если она плачет — значит, из-за меня, потому что я себя плохо веду». И так — в течение долгого времени. Ребенок убеждается в том, что он ни на что не годен. Если отец в депрессии, очень многое зависит от того, как жена, мать ребенка, относится к депрессии своего мужа, то есть отца. Можно считать, что папа заболел, ему нужно помогать, тогда вся семья собирается, объединяется и выживает в этих трудных условиях. А можно эту депрессию не увидеть, а увидеть то, что отец изменился, показал свой дурной характер, перестал устраивать маму за закрытой дверью в спальню. Тогда можно раздражаться, злиться и призывать в союзники детей. Еще необходимо учитывать, что отец, страдающий депрессией, воспринимается детьми, да и женой, как человек, потерявший авторитет. Любой человек в депрессии делается беспомощным, слабым, но в случае отца семейства это кажется совершенно неуместным и недопустимым. Вдобавок он практически полностью выключается из жизни семьи. Индифферентность отца очень тяжела. Ребенок не получает от него ни поддержки, ни отклика, ни гнева, когда это требуется, ни необходимого наказания, ни ободрения. У ребенка смещаются все представления о том, что можно, а что нельзя. Детство — время, когда дети усваивают разного рода нормы. Ценностная ориентация семьи — то, на почве чего возникает представление человека о том, что хорошо, что плохо в этом мире. Отношение к этому родителей играет огромную роль. Если ребенок наблюдает полное равнодушие, то представления о добре и зле формируются у него не до конца. Мы говорим о душевной глухоте, испорченности, а все дело в том, что в период формирования нравственных понятий папа или мама были в депрессии. Родители, лишаясь способности оказывать ребенку поддержку, вызывают у ребенка... депрессию. Надо сказать, что если речь идет о малышедошкольнике, то единого мнения у врачей, может ли в этом возрасте ребенок страдать депрессией, нет. Долгое время депрессия и дети считались понятиями абсолютно несовместимыми. Ведь ребенок — это радость, активность, непосредственность. Внимание исследователей в первую очередь привлекли часто болеющие дети. Оказалось, что им присущи повышенная тревожность, боязливость, трудности в общении с другими детьми, капризы, агрессия, они трудно переживают разлуку с родителями даже на незначительное время. Дети очень чутки к семейным проблемам, даже если родители выясняют отношения не при них. Они не знают смысла этих проблем, но остро чувствуют дискомфорт и отвечают на него либо капризами, страхами, частыми простудами либо энурезом и т. п. О полноценной развернутой депрессии у детей можно говорить в случае подростков. В подростковом возрасте депрессивные расстройства проявляются очень часто, причем на протяжении последних десятилетий наблюдается их неуклонный рост. Сложность раннего распознавания подростковых депрессий отмечают многие исследователи, указывая, в частности, на то, что первые симптомы депрессии очень похожи на проявления кризиса переходного возраста. Психиатры и психологи едины в оценке раннего подросткового периода, считая его «временем восстания», поведенческих экспериментов, эмоциональной суматохи, переменчивого настроения, негативной самооценки, рефлексии, драматизации событий и повышенной чувствительности. Это один из самых важных и трудных кризисов развития личности, задачи которого — становление основных личностных качеств, усвоение норм и правил социального взаимодействия, поиск своего места в обществе, критическая переоценка семейных ценностей и правил и др. К тому же в этом возрасте происходит мощная гормональная перестройка, быстро меняется внешность, появляются незнакомые волнующие ощущения в теле. Все это — достаточно большая нагрузка на психику. Именно в этом возрасте депрессия так значительна и накладывает заметный след на дальнейшее развитие личности; проявления депрессии закрепляются как способ реагирования на трудные ситуации, что в будущем формирует депрессивный тип личности. Две особенности поведения матери делают из ребенка личность депрессивного типа: гиперопека и полное равнодушие. И тот, и другой стиль воспитания может складываться под влиянием депрессии у матери. Нет ничего плохого ни в опекающем поведении, ни в строгости, если они сочетаются с другими формами родительского отношения. Депрессия же делает их основными, неизменяемыми формами детско-родительских отношений. Материнская гиперопека приводит к тому, что ребенок не способен к самостоятельности, осознанию своих желаний и стремлений; формируется пассивная позиция, тотальная неопытность в отношениях с окружающим миром, которые усиливают уже имеющуюся зависимость и влекут за собой развитие депрессии. При втором варианте материнского поведения ребенок с раннего детства воспитывается в атмосфере дефицита материнской любви и внимания, в сочетании с жесткими схемами воспитания и ограничениями. У ребенка не развиваются навыки поведения, связанные с преодолением трудностей, овладением новыми навыками и новым опытом. Хроническое ощущение того, что тебя не любят, формирует чувство вины, заниженную самооценку. Для таких людей впоследствии является привычным, в соответствии со своим воспитанием, отказываться от своих потребностей и желаний, вечная оглядка на окружающих, а потом хроническая неудовлетворенность жизнью и отношениями, что ведет к возникновению меланхолии. Страдающие депрессией с ранней юности отличаются крайним максимализмом. Себя такой человек воспринимает то как гения, то как полное ничтожество, окружающих — либо превозносит, либо вообще ни за что не считает, то впадает в мрачность, то буйно веселится. Все это очень сильно переживается, но и с такой же силой маскируется от всех людей, включая самых близких — родителей. Чувство несоответствия идеалу и стыд часто толкают ребенка на поступки, которые могут либо компенсировать, либо спрятать «ущербность». Подросток с депрессивным расстройством нуждается в скорейшей квалифицированной помощи. Он очень страдает и тщательно это скрывает потому, что считает невозможным признаться родителям, что с ним что-то не так, так как ситуация кажется ему катастрофой: «Лучше умереть, чем они узнают всю правду обо мне». К великому несчастью, эпизоды депрессии в подростковом возрасте иногда заканчиваются суицидом. Как же отличить естественные трудности переходного возраста от депрессивного расстройства? Как отделить личностные особенности от заболевания? На что обратить внимание? Увеличивается потребность во сне (более 10 часов), очень тяжело просыпаться, ребенок либо раздражителен, либо плаксив, а также слегка заторможен (и реакции, и мышление, и движение). Кроме того, ему свойственны пессимизм, отсутствие чувства юмора, неспособность к веселью; пассивность, нерешительность, склонность к волнениям и беспокойству; чрезмерная совестливость, самокритичность, озабоченность собственной несостоятельностью. Подросток начинает пропускать занятия в школе, резко сокращает контакты с друзьями, запирается в своей комнате или уходит по ночам из дома. Иногда ребенок с увлечением начинает искать философские основы смысла жизни, появляются мысли об обреченности, неизбежности смерти. Подростки погружаются в виртуальный мир компьютерных игр или Интернета и проводят там ночи напролет. Иногда жалуются, что голова перестала работать, что «все забыл и ничего не понимаю», много времени проводят за учебниками и впадают в полное отчаяние от того, что ничего не получается. Это так называемый синдром «юношеской астенической несостоятельности». Это подкрепляется страхом вызвать гнев родителей. Ведь сейчас в нашем обществе, когда так ценится образование, возникает масса школ и лицеев с повышенной нагрузкой и требованиями. Родители из лучших побуждений нередко ругают ребенка даже за четверки, говоря при этом, что тот будет ни к чему не годен, если не будет лучшим из лучших. А ребенку трудно, он не справляется с программой, к тому же родители заплатили такие большие деньги. У многих подростков депрессивное расстройство проявляется в отрицании своей внешности. Недовольство внешностью вообще характерно для этого возраста, но в этом случае недовольство своей фигурой, чертами лица, размерами полового члена или груди занимает все мысли и чувства подростка. Юноша или девушка отказывается выходить из дома, настаивает на пластических операциях, отказывается от учебы и общения с другими людьми. Еще одна важная и сложная сторона жизни подростка — сексуальность и отношения с противоположным полом. Очень большая часть депрессивных подростков не справляется с переживаниями, которые связаны с новыми мощными сексуальными импульсами, с одной стороны, и социальными нормами, традициями, мифами и предубеждениями — с другой. Возникают сомнения по поводу своей сексуальности, привлекательности, достаточной мужественности или женственности (половой идентификации). Иногда могут говорить, что мир как будто не настоящий, все как на сцене или экране телевизора. Часто у них возникает ощущение, что к ним вдруг стали плохо относиться одноклассники или однокурсники: только и ждут, когда они опозорятся... Все эти жалобы и состояния требуют внимания, доброжелательности, поддержки родителей и являются причиной обратится к специалисту в области психического здоровья. А депрессивные подростки как раз боятся этого. Страх психических заболеваний и, соответственно, врачей-психиатров очень понятен. Много лет в России психиатры обслуживали интересы не пациентов, а репрессивного государства, помещали здоровых людей в больницы, которые служили своего рода тюрьмами. Кроме того, в нашем обществе считается, что психические заболевания не равны физическим. Болеть психическим расстройством почему-то стыдно, а обращаться за облегчением душевного страдания — слабость. Рационального объяснения этому нет. Но если логически продолжать это рассуждение, то оно заканчивается обычно тем, что нельзя никому признаваться в своих страданиях, потому что люди, даже профессиональные помогальщики-врачи, в этом случае обязательно злоупотребят твоим доверием и в спину нож тебе воткнут и там два раза повернут. Именно поэтому многие родители в нашей стране боятся обращаться к психоневрологу или психотерапевту, считая, что только навредят своему ребенку. Но надеясь, что все само собой обойдется, они лишают ребенка квалифицированной помощи и усугубляют проблему. Иногда родители боятся таблеток больше, чем проявлений самой болезни считая, что таблетки меняют личность, делают человека слабым и безвольным. Эти же страхи мешают и взрослым людям обращаться к врачу по поводу своей депрессии. Никому сейчас ведь не приходит в голову делать ампутации без анестезии. А душевная боль во время депрессии бывает не менее нестерпимой и разрушительной, чем физическая. Заблуждение, что антидепрессанты и другие психотропные препараты обязательно вредят, приводит к тому, что прибегать к медикаментам приходится все равно, но в больших дозах и на более длительный период. Время восстановления увеличивается, и юноша отстает от своих сверстников, теряет контакты, вынужден брать академический отпуск. Не всегда, конечно, надо бежать к врачу, если чувствуешь подавленность, усталость, тревогу. Если человеку удается отвлечься от плохого настроения, переключиться, то это означает, что человек владеет ситуацией, а не ситуация — им. Если же человек не справляется с жизнью, то все страхи надо засунуть в карман и идти совещаться со специалистом. Здесь, как ни в какой другой области медицины, нельзя заниматься самолечением, ориентируясь на указания справочника или информацию из Интернета. Очень важно, чтобы специалист подобрал индивидуальные дозировки и сочетания лекарств. Каждая вторая молодая женщина принимает какие-то противозачаточные средства. Их много, они взаимодействуют с другими препаратами сложнейшим образом. Кроме того, есть такие лекарства, которые мы принимаем, не замечая даже, что принимаем лекарства — от головной боли, от простуды, слабительное, противогрибковые препараты. В сочетании с психотропными препаратами возникают сложнейшие взаимодействия, зачастую остро патологические. Все это учесть может только специалист. Надо помнить, что депрессия всегда заканчивается, несмотря на порой длительный, затяжной характер. Для многих взрослых ее последствия не так разрушительны, как для детей. И если с лечением взрослого человека можно повременить, то с лечением ребенка ждать нельзя. Домашнее насилие Для растущего ребенка нет ничего пагубнее семейного насилия. Как распознать его, как с ним бороться, когда оно превращается в своего рода традицию, в «освященную веками» форму общения в семье? Чем можно заменить жестокость как способ воспитания? Что такое домашнее насилие Мы живем в жестокий век, у нас жестокие сердца. Правда, в России что ни век, то жестокий: поколения за поколением детей растили с применением насилия: били, ругали, унижали, запугивали и в семье, и в детском саду, и в школе, и во дворе, и так далее и так далее. Насилие — статистическая норма. Это, однако, не означает, что у людей может выработаться привыкание к насилию. Как к боли нельзя привыкнуть, так и к насилию. Оно причиняет страдания всегда. Просто если его везде много, то непонятно, как с ним бороться. Более того, не понятно, где оно, это насилие, как его распознать и чем можно заменить. Не бить ребенка, не ругать его — а что же делать вместо этого, когда ребенок действительно ведет себя плохо? Есть резон рассуждать о насилии в тех семьях, которые по старой советской терминологии назывались благополучными, и говорить о том, что такое насилие в недрах благополучной семьи, — в частности потому, что неблагополучная семья обычно своего неблагополучия не прячет. Ребенок, который терпит насилие в такой семье, скорее окажется в поле зрения социальных служб, даже при том, что инфраструктура подобных служб в нашей стране не сформирована совершенно — нет достойной законноправовой базы, нет ювенильных судов, нет ходатаев по делам ребенка. Но все-таки семейный кодекс есть, административный кодекс работает, не заботиться о ребенке нельзя, процедура лишения родительских прав тоже работает. И что касается тех, кто оказывается в поле зрения таких, скажем, карательных служб, то тут ситуация трудная, но очевидная. Мы же обсуждаем проблему с теми, кто готов, прочитав нашу книжку, сказать себе: «Ага, вот у меня, вероятно, что-то не получается, или те симптомы, которые я обнаруживаю у ребенка, возможно, связаны с несовершенством наших семейных отношений, мне, наверное, нужна помощь...» Помощь не психиатра, конечно, это слишком радикально, ну а хотя бы психолога, к которому не так страшно обратиться. Существуют разные способы классификации насилия. Традиционно различают: 1. Физическое насилие. Возникают ситуации, когда ребенку с пугающей периодичностью наносятся телесные повреждения. При этом существенно, что насилием это считается тогда, когда абсолютно доказано, что побои были нанесены преднамеренно. Как мы можем заподозрить подобное? Когда обнаруживаем видимые признаки. Факт физического насилия следует заподозрить, если ребенок со следами побоев явно старается утаить обстоятельства, при которых эти побои были получены. Когда синяки и шишки получены в честной драке, дети, как правило, не только не таятся, но готовы с гордостью демонстрировать их как боевой трофей. Ребенок, избитый дома, стыдится и боится пожаловаться. Он выглядит подавленным и грустным или, напротив, взвинченным и озлобленным, но всегда при этом неоткровенным и закрытым. Отдельно стоит обсудить многократные госпитализации ребенка не с травмами, но с различными заболеваниями. Так проявляется особый вид насилия над детьми — «синдром Мюнхгаузена». Мать (это важно, именно мать), нарушая режим кормления и ухода, если речь идет о младенце, или прибегая даже к лекарствам (к примеру, слабительным), если это ребенок постарше, добивается врачебного вмешательства, вплоть до помещения ребенка в стационар. Такие случаи наблюдаются значительно реже тех, когда человек «заболевает» или наносит повреждения себе, чтобы получить сочувствие или внимание близких, однако механизмы такого поведения схожи. Потенциальный вред, угроза здоровью ребенка при «синдроме Мюнхгаузена» очень высоки. Встречается подобный вариант насилия чаще всего в семье с одним ребенком, на первых годах его жизни, при возникновении у матери психического расстройства. Нужно сказать, что в остальном поведение такой матери может оставаться вполне упорядоченным, и случается, что ребенок страдает годами. Более того, мать представляется окружающим очень заботливой и внимательной, вот только ребенок — «слабенький и болезненный». Если удается выяснить, что это не случайность, то мы имеем дело с физическим насилием. По-английски это называется child abuse — злоупотребление детьми. 2. Сексуальное насилие, или сенсуальное злоупотребление. Имеются в виду самые разные типы и степени этого явления. Существует общая формулировка: под сексуальным насилием понимаются все те случаи, когда с помощью несовершеннолетнего человека некто получает сексуальное удовлетворение. Понятно, что это могут быть и контактные и неконтактные способы. Сюда относятся и растление, и развратные действия, и непристойное обнажение в присутствии несовершеннолетнего. То есть далеко не только случаи очевидного изнасилования, а самое разнообразное вовлечение несовершеннолетнего в сексуальные действия — не важно, гетеро- или гомосексуальные. В российском законодательстве по закону. Преследуется то, что подпадает под определение педофилии. Считается, что любое сексуальное взаимодействие с несовершеннолетним является в обязательном порядке насилием, потому что ребенок не способен сознательно на это согласиться. Впрочем, к несовершеннолетним относится и человек семнадцати с половиной лет, и шестнадцати, и пятнадцати, и эта ситуация не вполне сопоставима с той, когда речь идет о пяти-шести-летних детях. Как свидетельствуют публикации, наиболее актуальна проблема сексуального насилия в англоязычных странах — США и Канаде. В этих странах выявляется наибольшее количество случаев сексуального насилия, и само понятие сексуального насилия трактуется чрезвычайно широко. В России ситуация совсем иная. Хотя в любых статистических таблицах первую строчку занимает физическое насилие, а не сексуальное (в том числе и в англоязычных странах), тем не менее, в особенности в США, сексуальное насилие всегда пребывает в фокусе внимания людей, занимающихся охраной детства,— с их точки зрения, это наиболее актуальная проблема. 3. Эмоциональное, или психологическое насилие. Это очень сложно уловимое и сложно выявляемое насилие. Но в случае обнаружения именно этого вида насилия психологу понятно, что делать — здесь работа психолога может быть реально эффективной. И нашему читателю на ум, прежде всего, придут случаи, относящиеся к насилию такого рода. Эмоциональным или психологическим насилием следует считать любые действия, которые наносят вред или ущерб психическому, эмоциональному состоянию ребенка. Признаком насилия такого рода служит появление у ребенка вследствие тех или иных воздействий со стороны других людей (взрослых или детей) симптомов психического и (или) эмоционального расстройства, а также нарушение психического и социального развития. Как подобный вид насилия проявляется в повседневности? Крик, угрозы, оскорбления, жестокие или унизительные наказания, запугивание, шантаж, глумление и насмешки, отвержение и дискредитация, обыскивание, подслушивание и подсматривание, обман, несоблюдение конфиденциальности и т. д. и т. п. Одним словом, все то, от чего страдает человеческое достоинство, что нарушает личностные границы, что подрывает доверие, снижает самооценку, способствует возникновению страха и тревоги. 4. Пренебрежение нуждами ребенка. Этот вид насилия отличается очень размытыми границами, потому что нужды у ребенка очень разные. Мы не будем говорить о том, что ребенка не кормят, не поят и не покупают ему зимней обуви, отправляют его в школу в легких тапочках, — не думаем, что это часть повседневной жизни наших читателей. Проблемы возникают в тех семьях, где взрослые слишком заняты на работе и уделяют ребенку мало времени. Скорей всего, не то чтобы сознательно пренебрегают нуждами ребенка, но недодают ему тепла, внимания, поддержки, возможно, чувства защищенности и т. д. Вот такова довольно грубая, но все же классификация видов насилия. Откуда берется насилие? Нередко семейное насилие имеет причины психические. В основе насилия могут лежать особенности или заболевания нервной системы. Агрессивное поведение, влекущее за собой насилие, может быть и у людей, страдающих повышенным уровнем тревоги, и у людей, страдавших от насилия в своей жизни, и у людей с расстройствами настроения. Еще бывает так называемый бред «малого размаха»: в сферу бредовых переживаний вовлекаются близкие заболевшего, больному кажется, что его родные ему вредят, он начинает «защищаться»; опасность такого «преследуемого преследователя» очень высока. Но в подавляющем большинстве случаев причины насилия не психические, а психологические. Это либо проблемы во внутрисемейных взаимоотношениях, либо соответствующие культурные традиции. Причины «внутрисемейные». Прямолинейного взаимодействия в семье не бывает. И любое взаимодействие, даже если оно принимает характер насильственного, развивается по законам кругового — получаются некие круги насилия. Это кольцо насилия прослеживается в каждом случае, когда мы обнаруживаем такие ситуации. Насилие — это алгоритм семейного взаимодействия, который воспроизводится из поколения в поколение. Человек, в детстве терпевший насилие от близких, возвращает его своей собственной семье в отношении своего собственного ребенка и считает это справедливым и социально приемлемым. В русской культуре вообще «насилие» не воспринимается как нечто сугубо отрицательное. Само слово «насилие» имеет общий корень с одним из главных слов русского языка «сила». Прибегнуть к силе и осуществить насилие — это очень похожие действия, оба направленные на достижение блага. «Родители наказывают детей, чтобы учить; без этого нельзя воспитать, нельзя вырастить...» Однако возникают случаи, когда описанная гармония нарушается, и тогда-то и обнаруживается «кольцо насилия»: тот, в отношении кого осуществляется насилие, не принимает его как благо, страдает, заболевает, задерживается в развитии, претерпевает изменения личности, приобретает патологии характера. Да и тот, кто творит «благо» силой, испытывает тревогу, страх, депрессию... Разные люди травмируются по-разному. Некоторые очень легко и быстро, другие, обладая природной выносливостью, высокой психической устойчивостью, страдают от насилия меньше. Важно помнить еще о том, что в определенном смысле все население России страдает от насилия. Социальное насилие присутствовало в жизни россиян на протяжении всей истории нашей страны. Достаточно вспомнить крепостничество и черту оседлости, вековую нищету основной части населения, войны и голод, катастрофу семнадцатого года и установившийся тоталитарный режим с последующим террором... Известно, что посттравматическое стрессовое расстройство возникает не у всех перенесших психическую травму, но у большинства, и характеризуется такими симптомами, как крайняя эмоциональная и психическая возбудимость, агрессивность и жестокость, высокая тревожность и неустойчивость самооценки. Итак, «кольцо насилия». С одной стороны, это родители, которые плохо себя контролируют, слишком импульсивные, неумелые, нетерпеливые — по разным причинам. С другой стороны, это дети, которые провоцируют насильственные действия в отношении себя. И эти провокации тоже могут быть совсем разной степени выявленности. Например, физическому насилию подвергается младенец. Это то, чем сейчас чрезвычайно много интересуются на Западе. Синдром детей, которых много грубо трясут. На самом деле, здесь возникает вот какая цепочка: с одной стороны, есть наблюдаемый результат — ребенок, которого часто и подолгу грубо трясут. Ребенок, получающий в связи с этим реальные повреждения, потому что у маленького ребенка совсем не трудно вызвать клинические признаки общего сотрясения. Для этого его совсем не нужно бить головой об стенку, достаточно очень сильно трясти за плечи. Что же это за мама, которая так делает? Может быть, уставшая, не уверенная в своих воспитательных способностях, не высыпающаяся, очень молодая женщина, сильно тревожащаяся, плохо себя из-за этого чувствующая, у которой ребенок действительно много кричит и мало спит. По самым разным причинам — быть может, он родился не очень благополучно или подвергся вредным воздействиям еще в утробе матери и у него уже есть какие- то нарушения, делающие его возбудимым, вызывающие плохой сон. Быть может, ребенок физически нездоров, а про это никто еще не знает, у него, например, недостаточность ферментной системы и он плохо переваривает грудное материнское молоко — он все время голоден и с больным животом, поэтому беспокоится. Может быть еще масса причин. То есть с одной стороны — чрезвычайно беспокойный младенец, который выводит родителей из себя, с другой — истощенная, чувствующая себя бессильной мать; в результате — насилие. В принципе подобная ситуация вполне разрешима. Если сама мать или ее близкие знают о возможности возникновения подобной ситуации и отдают себе отчет в степени ее опасности и для ребенка, и для самой матери, они, надо думать, обратятся за помощью, хотя бы к врачу, наблюдающему ребенка; будут настойчивы в выяснении причин его беспокойности; убедившись, к примеру, что нет никакой болезни, а всему виной особенности темперамента ребенка, постараются организовать режим так, чтобы мать могла передохнуть; быть может, посоветовавшись с семейным психотерапевтом, молодые супруги изменят что-то в своих отношениях; возможно, выяснится, что мать страдает послеродовым психическим расстройством — чем раньше его удается диагностировать, тем реальнее и эффективнее окажется терапия. Причины социокультурные. Зачастую в семейной истории родителей, применяющих насилие к ребенку, можно обнаружить эпизоды, когда они сами, будучи детьми, подвергались насилию. С ними в детстве обращались плохо, жестоко, они имели жестких, холодных, рациональных матерей, испытывали эмоциональную депривацию, то есть недостаток эмоционального обмена со значимыми взрослыми; либо они росли в такой семье, где применялись наказания, и они считают это правильным или вполне допустимым. Здесь уместно говорить о том, что существует некий социальный и культурный контекст, в котором возможно то, что мы как профессионалы называем «случаями насилия в отношении ребенка», и то, что люди, которые прибегают к этим мерам, насилием совершенно не считают. Есть традиция — использовать физические наказания как средство воспитания и прививания привычки к соблюдению социальных норм. В семье отражаются традиции и правила общества, и в российской семье такая практика очень распространена. Достаточно почитать вполне идиллические описания детства в дворянской семье. Взять хотя бы «Детство» Льва Николаевича Толстого. Мы обнаруживаем, что практика наказаний считалась правильной независимо от социальноэкономических предпосылок. То есть совершенно ошибочно думать, что наказывают только в такой семье, которую описывает Максим Горький, — с жестоким дедом, вымачивающим розги для еженедельной порки внуков. И в дворянских, и в крестьянских семьях детей секли. Многие историки пишут (и не без основания), что основным регулятором внутрисемейных отношений в европейской цивилизации в Средние века и вплоть до XIX века был страх. Поддерживался этот страх, конечно, тем, что мы сегодня называем насилием, а также идеей авторитета отца и мужа, который на благо менее дееспособных женщин и детей должен был этот страх в них культивировать, чтобы оградить их от совершения неправильных действий и привить им благие качества терпеливости и послушания. Это действительно было всеобщей социальной нормой — маленьких принцев пороли так же, как и крестьянских детей, причем не только за конкретные провинности, но и профилактически, раз в неделю, например. Женщины в семьях с любым социальным статусом находились в том же положении: они могли часто подвергаться избиениям, и это воспринималось как нормальный элемент семейного уклада. Наказывать следовало любого нижестоящего в семейной иерархии, и эта жесткая норма транслируется из поколения в поколение. Такова традиция вертикальной иерархии взаимоотношений в семье. Нам с таким трудом удается внедрять представление о ненасильственных моделях воспитания в России потому, что почти никто не считает наказания насилием. Сегодня для людей, почитающих себя «культурными» и «продвинутыми», слово «насилие» звучит плохо, но действия, подразумеваемые под ним, в особенности в отношении детей, безусловно, одобряются. Это рассматривается как форма заботы, беспокойства о будущем ребенка, неравнодушия, как критерий близкого родства. Часто говорят: «Чужому человеку на тебя наплевать, он и не будет ни кричать на тебя, ни критиковать, ни бить, в конце концов. Это потому что ему, чужому человеку, безразлична твоя судьба. А вот я тебя учу, потому что люблю». Замечательна формулировка: «Я его учу розгами». То есть это на благо, полезно и правильно. Сегодня многие взрослые люди, когда обсуждаешь с ними этот вопрос, говорят: «Меня наказывали в детстве, и благодаря этому я чему-то выучился и, вообще, вырос Человеком». Эта жесткая норма транслируется из поколения в поколение. Когда человек, обращаясь за консультацией, описывает, как он ведет себя с ребенком, и специалист определяет это поведение как насилие, то этот человек переживает настоящий культурный шок. Очень редко, но случается, что одного этого оказывается достаточно, чтобы прервать цикл насилия и изменить этот алгоритм поведения. Еще одна распространенная ситуация, о которой стоит сказать, когда родители не осуществляют сами насилия в отношении ребенка, но допускают его со стороны других лиц. Поясним на примере. Обращение было со стороны сотрудников детского сада. Ребенка, мальчика из подготовительной группы детского сада, воспитательница обнаружила в тот момент, когда он пытался покончить с собой распространенным среди детей способом — через удушение. Он зацепил колготки за батарею в ванной комнате детского сада и затянул на шее петлю. Его обнаружили и отнесли в ближайшую поликлинику. Ребенок был жив. При осмотре на теле были найдены следы побоев, похожие на след от каблука. Когда ребенок очнулся, то сразу сказал: если его отправят домой, он непременно повторит попытку. Выяснилось следующее: ребенок живет с двумя своими родственницами, с матерью и со старшей сестрой пятнадцати лет. Избивает его сестра. Мать — душевнобольная, не выходила из дома и не пускала никого к себе. Она не была способна контролировать происходящее в семье. И это ситуация, когда мать ребенка не истязала, но защитить его не могла. Исследования современных психологов показывают, что очень часто ребенок терпит насилие, когда семья не в состоянии оказать ему необходимой защиты и поддержки. Это семья, испытывающая какие-то трудности. Бывает так, что в самой этой семье даже нет практики наказаний, никто руки на ребенка не поднимает. Но эта семья считает, например, совершенно законным разного рода давление, которое оказывается на ребенка в школе, и готова проявлять полную солидарность со школьной администрацией. Возможно, собственные воспоминания и школьные травмы делают родителей безоглядно лояльными к школьной администрации. Традиция советской воспитательной системы, признающая приоритет государства над семьей в деле воспитания, очень сильна. Родителей убеждают в том, что они некомпетентны и несостоятельны, не способны добиться от детей ни дисциплины, ни стремления к обучению, любой проступок ребенка подтверждает в глазах общества несостоятельность семьи. Переложив ответственность за развитие и социализацию ребенка, родители справляются со своей неуверенностью и тревогой, лучше себя чувствуют, меньше сомневаются в том, что они хорошие, правильные родители. Когда в школе, обнаруживая у ребенка дисциплинарные проступки, требуют от родителей вмешаться, звонит учительница со стандартной жалобой, что у ребенка обнаружили сигареты, и говорит: «Примите меры». И меры принимают тем способом, который бытует в данной семье. При этом семья не задумывается о том, каким образом стало известно, что ребенок провинился. Тем, как учительница обнаружила у подростка сигареты, никто не интересуется. А если выясняется, что это произошло при досмотре, при том, что учительница залезла в сумку к ребенку, никому в семье не приходит в голову возмутиться. Вообще стремление вступать в коалицию с внешними структурами у семей наблюдается тогда, когда их уровень тревоги высок. Тогда возникает стремление переложить ответственность на внешние структуры. Советская семья устроена на страхе личного участия. Роль семьи в воспитании и выращивании ребенка традиционно была занижена. Носителем «правильной идеологии» были, в частности, ясли, и государство всячески способствовало тому, чтобы грудные дети посещали ясли. А роль семьи — сверяться с этой идеологией, пока она растит ребенка. Получается, что контакт с носителями идеологии необходим постоянный, причем они всегда правы. Сейчас вроде бы СССР закончился, но современные родители выросли в таких семьях, и этот способ растить детей может быть у них предпочитаемым. Насилие и ребенок Ребенок, как правило, скрывает, что он жертва насилия, и факты насилия обнаруживаются нередко только после суицидальной попытки. Чем меньше возраст ребенка, тем к более травматичным способам суицида он прибегает, и самоповешение здесь на одном из первых мест. Работает и обратная логика — если маленький ребенок пытался себя убить, высока вероятность того, что он подвергался насилию. Двенадцатилетний мальчик, совершивший попытку самоповешения, попал к психиатру с матерью. События происходили в так называемой благополучной, полной семье, состоящей из мамы, отчима этого мальчика, самого мальчика и еще одного общего ребенка. Эта младшая сестра появилась, когда ребенку было семь лет, а отчим вошел в семью, когда мальчику еще не было года, и ребенок своего отчима считал родным отцом. По пагубной российской традиции от ребенка скрыли факт усыновления. Он считал обоих родителей родными, и это было для него важным. Незадолго до рождения второго ребенка «доброжелатели» открыли мальчику глаза на истинное положение дел и стали его пугать, говорить, что теперь, с появлением «настоящего, родного» ребенка, он станет не нужным отцу, его не будут любить, он поймет, каково это «быть пасынком», станет чужим в собственной семье. Понятное дело, ситуация появления сестрички оказалась для мальчика высокотравматичной, она заключала в себе условия для возникновения страха, тревоги, депрессии. Кроме того, появление этой сестрички совпало с очень важным для него этапом — началом школьного обучения. У него были острые проблемы с адаптацией в школе, он не вполне справлялся с программой и учился не «на отлично». Семья же была ориентирована на успех и на поддержание своего социального престижа. Социальное давление и контроль в данном случае были повышенными — они жили в ведомственном доме, и ребенок учился в школе, где также учились дети сослуживцев его родителей, — вся жизнь семьи происходила на глазах у окружающих. Для родителей были чрезвычайно важны успехи ребенка в школе — это «работало» на их собственный социальный статус и успешность. Сами родители вникать в школьную ситуацию не хотели, но реагировали на все сигналы, которые получали из школы, и все предписания выполняли неукоснительно: наказать — наказывали, поощрить — поощряли, ответственность за воспитание ребенка полностью передали школе. В школе им были непрерывно недовольны, такая же ситуация складывалась и дома. Мальчик чувствовал себя ненужным и отвергнутым. Его реакция была традиционна и предсказуема — побеги из дома. Он довольно быстро нашел себе компаньона, отлучки стали частыми, и пока он все-таки возвращался вечером, семья не обращалась за помощью, что также вполне объяснимо: обратиться за помощью значило для этих родителей уронить себя в глазах соседей, расписаться в своей несостоятельности, «вынести сор из избы». Справлялись своими силами: наказывали и бесконечно стыдили. Вскоре он начал отсутствовать сутками, приходилось прибегать к помощи милиции. В очередной раз, когда история вышла за пределы семьи, это вызвало у матери абсолютную ярость. Поздно вечером, когда закончилось разбирательство, когда мать всех уложила и собиралась закончить уборку и отправляться спать, она обнаружила, что на кухне уменьшилось количество варенья в одной из банок. Варенье было чужое. Мать разбудила мальчика, привела его в кухню, предъявила ему эту банку с частично съеденным вареньем, потребовала, чтобы он признался, и, когда он отказался признавать свою вину и согласиться с тем, что он вор и достоин наказания, то она ему сказала, что раз он так любит варенье, то не пойдет спать, пока не съест эту банку до конца. А банка была трехлитровая. Это истязание продолжалось до тех пор, пока у него не началась рвота — тогда мать ушла к себе и вернулась, услышав шум. А шум произошел оттого, что мальчик плохо привязал веревку к кронштейну, на котором крепится душ, и обрушился вместе с ним, пытаясь повеситься. История была потом реконструирована, в том числе и по рвотным массам из варенья, в которых ребенка обнаружила скорая психиатрическая помощь, его госпитализировали с диагнозом «текущая суицидальная попытка» в психиатрическую детскую больницу, откуда и направили на консультацию к психиатру. Что это за история? Мы видим мать, которая совсем не пренебрегает воспитанием своего ребенка, напротив, она озабочена тем, чтобы ребенок выполнял социальные нормы, чтобы он не воровал, хорошо учился, не убегал из дому. Чтобы этой цели достичь, любая мера с ее точки зрения не является жестокой. Обсуждая с психологами случившееся, она не считала даже возможным рассматривать свое поведение как насилие, полагая, что иначе ребенок не имел бы представления о том, что морально, что аморально. Отец при этом не вникал в ситуацию. Насилие и мать Принято считать, что насилие проистекает в первую очередь от мужчин. Однако в случаях насилия, приводящего к суицидальному риску, наиболее уязвима пара мать-ребенок. Есть клиническое исследование выборки случаев истинных суицидальных попыток, совершенных детьми в возрасте от шести до десяти лет. Подобные случаи описываются как единичные. Выборка составила тридцать случаев, собранных почти за двадцать лет суицидологической практики. Это все без исключения попытки с тяжелыми медицинскими последствиями, совершенные высокотравматичными способами: попытки самоповешения и самоутопления, падения с большой высоты, опасные для жизни самопорезы и отравления прижигающими веществами. Так как это случаи незавершенного суицида, было возможно не только собрать сведения об обстоятельствах случившегося, но и получить отчет самих пострадавших. Во всех этих отчетах ключевой фигурой оказывалась мать ребенка. Мать — это фигура, к которой апеллирует ребенок с помощью последнего аргумента — суицида; это фигура, олицетворяющая для суицидента власть и угрозу быть ею отвергнутым. К примеру, «отдам в детский дом» — типичная угроза с целью дисциплинировать ребенка. Если посмотреть на крайние полюса континуума насилия по отношению к ребенку и на роль матери, то обнаружится следующее — одинаково опасна для ребенка и такая нефункциональная, совсем плохая, никак не заботящаяся мать, и «очень хорошая» мать, любой ценой желающая, чтобы социальные нормы были соблюдены. Главенствующую роль в картине мира мать утрачивает постепенно, по мере взросления ребенка, во всяком случае, самоубийства подростков происходят не только из-за конфликта с матерью (часто встречается конфликт с отцом, братом/сестрой и, конечно, со сверстниками). Как обнаружить домашнее насилие Мы поняли, что для людей бывает сложным идентифицировать все виды насилия, то есть понять, что они именно его практикуют, свидетелями его являются, в нем участвуют или даже ему подвергаются. Но если физическое насилие можно определить по внешним признакам, если в случае сексуального насилия критерии размыты, но все же есть маркеры, то когда речь идет об эмоциональном насилии, идентифицировать его намного сложнее. Когда мы имеем дело с маленьким ребенком, эмоциональное угнетение и эмоциональная депривация, которые, собственно, являются содержанием эмоционального насилия, обнаруживают себя, прежде всего тем, что могут вызывать нарушение и искажение развития ребенка. Например, эмоциональное насилие в виде запугивания ребенка может вызвать у него психическое расстройство, которое называется элективный мутизм, то есть ребенок замолкает. Когда ребенок совсем маленький, его речь находится в развитии, и мутизм чреват нарушением социально-психологического развития ребенка в целом. Речь, как главный инструмент общения, разрушена, ребенок с трудом научится читать, писать, не освоит коммуникативные навыки, и вслед за таким, казалось бы, локальным, речевым расстройством потянется целый шлейф нарушений в развитии. Если ребенок демонстрирует разные признаки расстройства настроения, или эмоционального расстройства (без видимых причин бывает угнетен, подавлен, или, наоборот, возбужден, неадекватно агрессивен), то за этим тоже, возможно, стоит эмоциональное насилие. Однако детские страхи очень редко связаны с запугиванием. А вот когда ребенок угнетен, стремится к уединению, избегает общения, имеет расстройства сна и аппетита, мы обязательно должны подумать о том, не имеем ли мы дело с эмоциональным насилием. Например, в ряду видов эмоционального насилия западные специалисты рассматривают даже принуждение к еде — когда ребенку просто говорят: «Доедай, даже если не хочешь», то есть не запихивают в него пищу силком, а принуждают словесно, часто искренне имея в виду заботу о здоровье ребенка. На прием к психиатру привели шестилетнюю девочку, которая практически ничего не ела. И там обнаружился пример такой чрезвычайно ортодоксальной трактовки того, как необходимо заботиться о здоровье ребенка. У девочки был снижен вес. А показатели привеса играли не последнюю роль в оценке эффективности работы детского сада. Ребенок должен расти и прибавлять в весе. И в тех детских садах, где этот показатель привеса был снижен, работники меньше поощрялись. Чтобы заставить эту девочку есть, ее в детском саду привязывали к стулу: связывали руки, приматывали полотенцами к детскому стульчику и кормили насильно. Выяснить это было довольно трудно, потому что ребенок был маленький, и, как бывает почти всегда, боялся об этом рассказывать. Итак, любые виды психических и особенно эмоциональных расстройств у маленьких детей должны непременно наталкивать на мысль о возможном насилии. Почти всегда за суицидальным поведением маленьких детей стоит насилие, и чаще всего эмоциональное. К эмоциональному насилию относятся давление, запугивание, подкуп, разного рода шантаж, к которому прибегают родители, и разной степени открытости отвержение. Очень часто, когда это обсуждаешь с родителями ребенка, они говорят: «Я его не наказываю. Я никогда не лишаю его того, что он любит. Я, упаси Боже, не поднимаю на него руку. Я просто перестаю с ним разговаривать». На самом деле это чрезвычайно травмирующий способ наказания, потому что, когда мать отказывается разговаривать с ребенком, он, безусловно, чувствует себя отвергнутым. Практика такого рода наказаний является эмоциональным насилием. Сюда же относятся разного рода унизительные наказания, когда в воспитательных целях проступок ребенка публично обсуждается, или его публично сравнивают с кем-то, или способом наказания избирается унижение достоинства. Спектр такого рода наказаний очень широк. Запугивание и угрозы — это как раз те случаи, когда большинство взрослых не расценивают свое поведение как насильственное. Тринадцатилетний подросток убегает из дома (недалеко, он ночевал на чердаке своего же дома, а один раз его обнаружили соседи в лифте и привели домой). Это стало предметом обращения к психологу. Так бывает довольно часто — люди идут за помощью, когда «сор уже вынесен из избы», когда угроза социального порицания — от соседей, учителей и т. д. — становится реальной, что страшнее, чем признать проблему и обратиться к специалисту. При опросе выяснилось, что мальчик отстает в школе по точным наукам. А его отец продвинутый ученый — то ли физик, то ли математик, — профессор, много преподающий на Западе. Человек с высоким статусом, большое значение придающий тому, чтобы его сын именно в этой области обнаружил способности. Он готов очень много усилий приложить и сам лично старался заниматься с ребенком по этим предметам. Отец был невыдержан, нетерпелив, импульсивен, ужасно раздражался и злился, потому что мальчик не понимал, с его точки зрения, совершенно элементарных вещей. Он никогда его не бил. Он только держал в руках ремень. Отец гордился тем, что ни разу не тронул ребенка, но ремень всегда лежал рядом с учебниками на столе. Для этого отца было совершенно удивительным услышать трактовку его поведения как насильственного. В действительности же это, конечно, была угроза — то самое постоянное эмоциональное насилие, в котором жил ребенок и которое послужило причиной его побегов из дома. Отец вполне готов был признать, что угроза была, но он гордился тем, что никогда дело не доходило до физического воздействия и что он тратит на ребенка столько сил. Он полагал, что хотя угрозы осуществлялись постоянно, его нельзя считать жестоким отцом, потому что собственно жестокости он никогда не допускал. А то, что сама эта угроза является эмоциональной жестокостью высокой степени, он не видел, его самого в детстве били, заставляя учиться. Что делать, если насилие есть Иногда для прекращения семейного насилия достаточно, чтобы человек осознал, что он практикует насилие. Так было, например, в описанной выше ситуации с отцом-«воспитателем». Нужно было только помочь ему «убедиться и ужаснуться» и, разумеется, поддержать его, отдав ему должное как усердному и заботливому отцу. Вообще, в тех случаях, когда родители сами обращаются за помощью к психологу по таким поводам, можно сказать, что первый и самый трудный шаг к изживанию насилия в семье уже сделан. Правда, зачастую ребенок уже получил психическую травму и без лечения ее последствий обойтись нельзя. Человеку, который подозревает, что практикует семейное насилие, нужно идти на консультацию к психотерапевту и сначала думать: «Что со мною?» Необходимо консультироваться не только с психологом, но и с психиатром. Не следует бояться обращаться за помощью — шансы исправить ситуацию есть всегда. Если сам человек за помощью не обращается, а никакие вразумления ближних на него не действуют, то за помощью должен обратиться тот член семьи, который осознал, что происходит насилие. Сохранить нейтральную позицию в этой ситуации нельзя — либо ты сожертва, либо со-насильник. Есть активное и пассивное участие в семейном насилии. Логика всегда одна: если я знаю о насилии и активно ему не противостою — я становлюсь соучастником. Родителям важно знать, что в представлении ребенка второй родитель, даже если он ничего не делает, не поднимает на него руки и прочее, участвует в насилии над ним, и именно так ребенок его и воспринимает. Более того, если эта семья живет со старшими родственниками, то и бабушки-дедушки не остаются в стороне. Они либо в коалиции с детьми, покрывают их и тоже подвергаются насилию, либо заодно с родителями. То же самое касается старших братьев и сестер. Когда в семье присутствует насилие, сохранить нейтралитет не получится ни у кого. Если наблюдатель насилия в семье не может вступить в активное противодействие — стар или мал, слаб или робок, — то нужно отказаться отложной лояльности, необходимо обратиться за помощью вне семьи — к значимым родственникам или друзьям семьи, представителям власти и правопорядка. Возможны всякие тонкие хитрости и уловки. Например, один родитель, который находится как бы в коалиции с ребенком, потом, посте эпизода насилия со стороны второго, приходит к ребенку и так понимающе, из позиции «мы оба жертвы, но вот надо терпеть...» подружески уговаривает простить второго. При этом понятно, что этот родитель сам выбрал быть жертвой, он взрослый человек, сам поместил себя в эту ситуацию, сам может решать, прощать или нет и прочее, а ребенок не имеет выбора. Так бывает в случаях, когда речь идет о наказуемых формах насилия. Прежде всего, сексуального. При диагностике насилия очень важна — и сложна — роль специалистапсихолога. Нередко бабушка, мать матери, подозревает насилие со стороны зятя в адрес внучки или внука и обращается за помощью. На самом деле вполне может оказаться, что она просто не хочет делить своих потомков (и внучат, и, разумеется, дочку) с зятем. Процедура выявления истинной мотивации в таких случаях плохо отработана во всем мире. Но во многих странах она хотя бы прописана, а у нас нет и того. Поэтому случаи наказуемого насилия очень часто служат орудием манипуляций. К сожалению, нет у нас и инфраструктуры для оказания помощи детям, страдающим от насилия. Учитель в школе не может отправить ребенка к психиатру — нужно согласие родителей. Помочь может школьный психолог. Еще есть органы опеки, в которых учитель или воспитатель может проконсультироваться. Всякие лобовые действия опасны, потому что мы никогда не можем быть уверены в том, что ребенок не будет наказан еще более жестоко. В нашей ситуации приходится работать индивидуально в каждом конкретном случае, однако исходить надо из того, что психологическая помощь, как правило, нужна и жертве, и агрессору. Но собственно процедуры, которую мы могли бы пошагово прописать, нет. В больших городах теперь есть сеть психолого-педагогических центров, и это место, куда можно обратиться или направить. Есть также телефонная служба экстренной психологической помощи. Но всего этого, увы, пока явно не хватает. Что делать, чтобы насилия не было Есть вещи, которые должны быть, безусловно, запрещены. И в первую очередь — это какое угодно физическое воздействие. Драться нельзя ничем — ни рукой, ни шариком воздушным: бить нельзя ни по какому месту. Приходится иногда читать о том, что мальчику можно дать подзатыльник, а девочку шлепнуть по заднице (мальчика по заднице нельзя). А если вы очень раздражены и ударили ребенка сгоряча, то это ничего — только повинитесь потом. Согласиться с этим невозможно. Любые формы физического насилия по отношению к ребенку неприемлемы. Прочувствовать это можно, если понять, что нет никакой разницы: отодрать ребенка за уши или оторвать ему ухо вовсе. Замечательный детский хирург Станислав Яковлевич Долецкий был первым человеком, который вообще сказал вслух о том, что в советской семье могут жестоко обращаться с ребенком. Он обнаружил, что в хирургических приемных покоях детских больниц встречаются довольно часто дети со специфическими травмами, которые не могли появиться у ребенка сами собой, в результате несчастного случая. Часто это были повторные травмы мягких частей головы, говоря проще — оторванные уши. Каждый раз, когда хочется ударить, шлепнуть, дать подзатыльник ребенку, надо представлять себе это оторванное ухо — по сути, нет никакой разницы, и психологически для ребенка тоже. Также должно быть наложено абсолютное табу на любое воздействие, которое сопряжено с унижением. Даже самый маленький ребенок чувствителен к унижению. Как физическую боль человек любого возраста чувствует, так же и душевную боль чувствует самый маленький малыш. Еще всегда вредно запугивание — это такая вещь, которая реально может вызвать эмоциональные расстройства. Особый разговор о сексуальном злоупотреблении. Сексуальное использование малолетнего ребенка — это всегда насилие, даже если оно применяется без жестокости, а осуществляется с помощью подкупа или обмана. Имеющийся в православной традиции строжайший запрет на инцест, как показывает практика, детей не спасает. Однако адекватная оценка происходящего имеет значение: пятилетняя девочка не может соблазнить отчима, а пятнадцатилетняя — вполне. Универсальных рекомендаций нет вообще, а в подобных случаях — в особенности. Чего нельзя допустить ни в каком случае — это замалчивания, укрывательства сексуального насилия в семье во избежание конфликта или разрушения семьи. В заключение следует заметить, что ненасильственная модель семейного взаимодействия создается усилиями всех членов семьи в равной мере. Семейная история, укоренившиеся в поколениях устойчивые схемы взаимоотношений не обязательно фатально предрасполагают к повторению сценариев насилия семейной жизни. Родители, вне зависимости от их собственной компетентности или отсутствия таковой, способны обеспечить ребенку и поддержку, и защиту, и возможность развиваться. Необходимым условием является ненасильственное взаимодействие родителей между собой, недопущение родителями насилия в любой его форме, по отношению к себе. Уместно, впрочем, подчеркнуть, что информированность и представление о признаках и проявлениях семейного насилия позволяет своевременно обнаружить проблему и попытаться ее разрешить. Насильники поневоле Насилие, всякое — физическое, сексуальное, эмоциональное — происходит часто и во многих семьях, но совсем не всегда воспринимается как насилие всеми участниками этого процесса. Есть, конечно, очевидные случаи, когда отцы, отчимы, дяди и прочие родственники мужского пола насилуют и/или систематически избивают маленьких девочек или мальчиков. Во многих других ситуациях насильник не считает, что он совершает насилие, жертва не считает, что подвергается насилию, и свидетель не понимает, что же он наблюдает. Муж с женой поссорились и подрались, но муж оказался сильнее жены и в пылу драки избил ее несколько тяжелее, чем собирался. Это что? Физическое насилие? Девять человек из десяти удивятся такому определению: «Семейное дело, с кем не бывает, ну повздорили, милые дерутся...» В кросскультурной семье (русский и американка) однажды муж дал пощечину жене. Жена решила с ним развестись, и, мало того, посадить его в тюрьму за физическое насилие. Живи они в Америке, так бы она и сделала. В России у нее это не вышло. В милиции очень смеялись, а муж сказал: «Ты еще глупее, чем я думал. У нас в семье это обычное дело. Папа маму бил, и я свою первую жену поколачивал». Против развода муж не возражал, обиделся на то, что жена хотела его посадить в тюрьму. А вот еще знакомый сюжет. Муж требует от жены секса. Если она откажет, то будет скандал — ссора на несколько дней. Жена соглашается, занимается с мужем любовью по принуждению и не знает, что является жертвой супружеского насилия. Ребенок плохо себя ведет. Его отшлепали. Родители скажут: «Мы его учили». На самом деле по отношению к ребенку было осуществлено физическое насилие. Много ли тех, кого в детстве пальцем никто не тронул? А уж тех, на кого в детстве ни разу не накричали, совсем не найдется. Не дома, так в школе кричали, пугали как могли. Нормальное развитие российского ребенка сопровождается таким эмоциональным насилием чуть ли не каждый день. Между тем стресс, который переживает ребенок в ситуации эмоционального насилия, ничем не отличается от стресса, который бывает при насилии физическом и сексуальном. В свое время под нашим руководством была выполнена курсовая работа на кафедре психологии и педагогики Педагогического института (теперь университета). Среди студентов проводился опрос: какое самое неприятное школьное воспоминание? Оказалось, что для большинства это крик учителя. Интересно, что не важно, кричал ли учитель на тебя или на твоего одноклассника. Быть жертвой или свидетелем насилия одинаково тяжело. Любое систематическое насилие приводит к тому, что у жертвы и у свидетеля развиваются посттравматические стрессовые расстройства. В обыденной жизни наиболее заметными признаками такого расстройства являются так называемые симптомы повышенной возбудимости: раздражительность, нарушения сна, непослушание, трудности с концентрацией внимания, взрывные реакции, непроизвольная физиологическая реакция на событие, символизирующее или напоминающее травму. Например, если замахнуться рукой на битого ребенка, он может зажмуриться, отшатнуться, закрыться руками, испугаться, заплакать, несмотря на то, что столкнулся только с угрозой, а не с реальным насилием. Небитый же ребенок просто удивится. Симптомы повышенной возбудимости — это самые малые признаки посттравматического расстройства, которые могут вызываться бытовым насилием любого рода. Есть, однако, еще одно следствие опыта насилия, которое в каком- то смысле страшнее вышеперечисленных. Пережитое насилие приводит к формированию сниженной самооценки. Ребенок делает выводы о том, чего он стоит в этой жизни, по тому, как к нему относятся значимые взрослые. Если ребенка обижают, унижают, бьют, пугают криком, угрозами, сексуально используют и т. д., то ребенок уверяется в том, что ничего лучшего он и не стоит, что все это он заслужил, потому что он плохой. Часто это иррациональное убеждение формирует всю его дальнейшую жизнь. Надо сказать, что такая же логика — и у взрослых жертв насилия. Они всегда спрашивают себя: «Почему это случилось со мной?» В случайных, иррациональных, жестоких и несправедливых событиях люди стараются найти логику и смысл: возмездие за грехи, собственное неправильное поведение, вроде провокации насилия, и некое ощущение своей общей мерзости, которая и есть причина произошедшего. У ребенка низкая самооценка приводит к тому, что он перестает искать доброе отношение к себе, стремиться к успеху. Пережитый опыт насилия научит ребенка это насилие совершать, правда, теперь по отношению к более слабым и беззащитным. Многие взрослые преступники в детстве были жертвами насилия. Пассивный свидетель насилия тоже испытывает негативные последствия этого опыта. Самое печальное из них — это ощущение беззащитности, и своей, и взрослого человека — жертвы. Непреодолимая безнадежная беззащитность — а затем либо смирение с этой мыслью — и появление покорной жертвы, либо яростный протест — и появление агрессивного насильника. Первый опыт насилия в этом случае обычно совершается по отношению к тому, кто мучил жертву на глазах у ребенка. Знакомый сюжет: сын избил, покалечил, убил отца, который годами преследовал и терзал мать. Получается замкнутый круг: насилие порождает насилие. Где есть насилие, там есть жертвы. Участники треугольника насильник—жертва—свидетель воспроизводят эти роли в следующих поколениях и/или с другими людьми. Мало кому удается избежать этого самостоятельно, без специальных усилий или помощи. Крик, как уже упоминалось, самый знакомый вид эмоционального насилия. Многих детей крик парализует. Часто возникает парадоксальная ситуация: ребенка хотят поторопить и сначала просто говорят «Быстрей, быстрей», потом начинают кричать — и та деятельность, которой ребенок занимался, пусть и недостаточно быстро, вовсе останавливается. Кстати, многие родители и учителя знают, что крик не приводит к требуемому результату, но продолжают кричать на детей. Зачем? (Человек не совершает бессмысленных поступков!) Например, чтобы криком снять собственное напряжение и тревогу; получить разрядку, несмотря на то, что ребенку расслабление взрослого стоит эмоционального комфорта. «Мне плохо, а я еще буду заботиться о том, чтобы ребенку было хорошо?» — с возмущением спрашивал один папа. Высказывание, типичное для эмоционального насильника. Оно говорит о том, что насильник почти не отделяет себя от жертвы, воспринимает себя и ребенка в некотором смысле как одно целое. В семье, где эмоциональное насилие происходит часто, существует негласное правило: «все члены нашей семьи должны чувствовать одно и то же одновременно». Особенно это верно по отношению к отрицательным эмоциям. Пришла мама с работы, где ее начальник оскорбил и расстроил, накричала на своих домашних. Все ее родные теперь расстроены и оскорблены. Все чувствуют одно и то же, эта непосредственная перекачка чувств сближает, напоминает людям, что они не чужие друг другу. Мама немного своего расстройства отдала, и ей полегче стало. Часто про детей говорят: «Пока не доведет, не успокоится». Кажется, будто ребенок вызывает скандал, провоцирует взрослого человека. Накажешь такого ребенка, он поплачет, а потом быстро утешится. Передал немного своего внутреннего беспокойства взрослому, и стало легче. В тех случаях, когда человек не очень понимает, где кончается он сам, а где начинается другой человек, где его чувства и проблемы, а где чувства и проблемы ближнего, за что отвечает он, а за что — другой,— легко возникает эмоциональное насилие. Его обижают, и он обижается, он позволяет себя оскорблять, унижать, мучить, потому что ему трудно отделить себя от чувств и действий другого. Он эмоционально заражается, вовлекается в переживание. Вот и образовалась необходимая для осуществления насилия пара — насильник и его жертва. В семьях, где существует эмоциональное насилие, всегда плохо простроены границы личностей. Вернее, эти семьи состоят из людей со слабыми личностными границами. Ребенок — удобный партнер, потому что границы его личности слабы в силу возраста. Видели ли вы малыша, на которого мама, например, кричит, а он спокойно и сочувственно смотрит на нее и говорит: «Я понимаю, что у тебя был трудный день, мамочка. Давай я лучше расскажу тебе, как у нас в детском саду музыкальные занятия проходили»? Вместо этого он или пугается, или обижается — словом, заражается и вовлекается. Круг замкнулся. Слабость личностных границ в каком-то смысле есть специфическая черта русских. Носитель народной мудрости и правды Платон Каратаев умел «жить миром», быть частью целого. Толстой пишет: «Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера <...> олицетворением всего русского, доброго и круглого <...>. Но жизнь его (Платона — Авт.), как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал». Вот эта способность быть счастливым оттого, что являешься частицей чегото большего, не имеешь самостоятельной ценности, достигается именно с помощью размытых границ личности, смазанной индивидуальности. В русском языке нет понятия, адекватного английскому PRIVACY. Это чтото вроде частной жизни, личной суверенности. Нет понятия — нет потребности. Душа нараспашку — вот что ценится. Это замечательное понятие, аналогов которому нет в других культурах. В русской культуре выработались правила воспитания, позволяющие сохранять личные границы незамкнутыми. «Будь как все», «Тебе что, больше всех надо?», «Не противопоставляй себя коллективу» — дети часто слышат эти сентенции. Хороший ребенок — это послушный ребенок. Идеально, когда ребенок слушается и подчиняется, не спрашивая: «Почему так?» Взрослые не всегда могут объяснить, почему так, и в качестве аргумента говорят: «Потому что я тебе велел». Или: «Потому что я лучше знаю, как для тебя хорошо». Последний аргумент поражает искренней убежденностью. Дети верят. Мама лучше знает, пусть мама и отвечает, если что не так. Жизнь родного ребенка — все равно не своя собственная, значит — чужая. Родителей обычно оскорбляют подобные рассуждения. Им кажется, что не брать на себя ответственность за жизнь ребенка, не управлять им,— значит как бы бросить этого ребенка на верную гибель. Объяснять свои требования — все равно, что не доверять собственному родительскому авторитету, идти на поводу у ребенка. Держать себя в руках, не показывать свои чувства в непосредственном виде — быть неискренним, отдаляться. Если взглянуть на дело с другой стороны, то получится, что беспрекословное послушание необходимо, чтобы осуществлять авторитарный контроль, а за ним, в свою очередь, скрывается неверие в здравый смысл и душевные силы воспитуемого, своего рода неуважение к нему. Согласимся, что возможность держать себя в руках требует несколько большей дистанции — имеешь дело все-таки не с собственной ногой или рукой, а с отдельным человеком. За привычную близость, за роскошь недоделанной индивидуации, за незакрытые границы личности мы платим огромной распространенностью в семьях насилия — прежде всего эмоционального, а часто и всякого другого. В каждом поколении воссоздается новая историческая общность людей, поголовно страдающих явлениями посттравматического стресса, но не знающих этого. Не переплачиваем ли за культурную идентичность? Братья и сестры (или чем первый ребенок отличается от последнего, и как помочь им стать друзьями) «Порядковый номер», место среди братьев и сестер в большой степени определяет, как сформируется характер ребенка, как он будет относиться к людям. Как подготовить ребенка к рождению братика или сестры? Как помирить разбушевавшихся чад? Я не такой, как ты. Порядок рождения в семье и его следствия Особенности нашей личности во многом зависят от того, являемся ли мы старшим, младшим, средним или единственным ребенком в семье. Порядок рождения задает определенную модель, по которой мы развиваемся. Есть две причины, по которым детям с разным «порядковым номером» свойственны разные типы поведения. Во-первых, родители по-разному реагируют на появление первого и последующего ребенка и разного ожидают от них. Во-вторых, место среди братьев и сестер во многом предопределяет характер складывающихся между детьми отношений. Первые дети — это нечто новое, непознанное и интересное для родителей, «подопытные кролики». Эти дети с самого начала получают от взрослых громадную заботу и внимание. Их самочувствие и поведение постоянно волнуют окружающих. Как правило, родители многого ждут от первенцев и относятся к ним с нежностью, но и наказывают строже. С более поздними детьми родители ведут себя спокойнее и реалистичнее. Первенцы, как правило, показывают более высокие результаты в тестах на интеллект и чаще получают высшее образование. Они более послушны. Детям, родившимся позже, приходится прилагать значительные усилия, чтобы наладить отношения со старшими сиблингами. Может быть, поэтому младшие обычно более популярны среди сверстников и легче переносят перемены в жизни. Итак, старшему ребенку в семье обычно больше других детей свойственны ответственность, добросовестность, честолюбие. Он склонен брать на себя часть родительских функций, заботясь о младших, особенно в случае болезни или потери родителей. Он может чувствовать себя ответственным за семейное благосостояние, продолжение родовых традиций и часто развивает в себе лидерские качества. Рождение следующего ребенка приводит к лишению его исключительной позиции в обладании любовью матери и часто сопровождается ревностью к сопернику. Старшие дети, особенно мальчики, чаще других наследуют профессию отца и деда, и от них семья ожидает наибольших социальных успехов. Поэтому старшие дети живут в страхе не оправдать связанные с ними надежды. Им бывает трудно расслабиться и получать удовольствие от жизни. Характеры старших различаются, в зависимости от того, девочки за ними следуют в семье или мальчики. Так, например, старший брат братьев не так легок в общении, как старший брат сестер, предпочитает мужскую компанию, в которой ему нравится быть главным. Обычно он становится строгим и консервативным отцом. Старший брат братьев редко вступает с кем-то в близкие отношения. Он избегает эмоциональной близости, но ему нравится, когда женщины заботятся о нем. Лучшей парой для него может быть младшая сестра братьев, которая очень любит мужчин. Хуже всего, если он выберет старшую сестру сестер. Между ними могут возникнуть и сексуальные конфликты, и столкновения из-за старшинства. Так как каждый из них не имел опыта взаимоотношения с сиблингами противоположного пола в родительской семье, они могут плохо понимать потребности друг друга. Старший брат братьев считает, что жизнь удалась, занимая ответственный и важный пост, будучи политическим деятелем, законодателем, президентом компании, летчиком-испытателем или профессиональным военным. Старший брат сестер предупредителен с женщинами и неизменно внимателен к ним. Обычно отношения с женой для него важнее, чем дети, хотя он хороший отец — внимательный и не слишком строгий. Чем больше у него сестер, тем сложнее ему завязывать дружбу с мужчинами или оставаться с одной женщиной на протяжении всей жизни. Обычно он хороший работник, особенно если его окружают женщины: в театре, церкви, педиатрии, гинекологии, рекламе. Он любит быть лидером, но не авторитарен, легок в обращении, стремится, чтобы работа была выполнена, но не в ущерб отношениям. Старшая сестра сестер обычно бывает яркой, независимой и сильной личностью. Она склонна доминировать и с трудом принимает советы или помощь от других. Обычно она старается угодить своим родителям хорошим поведением и аккуратностью. Чем больше у нее сестер, тем меньше шансов на удачный брак или даже вообще выйти замуж. Ее лучшим партнером будет младший брат сестер, который привык к влиянию сильных женщин. Она может заботиться о нем, не встречая с его стороны попыток бунта. Единственный сын может оказаться для нее иногда хорошей парой, так как не привык к общению на равных и принимает ее в роли матери. Когда у старшей сестры сестер появляются дети, она часто теряет интерес к мужу. Ее ближайшими подругами бывают обычно младшие и средние сестры. Так как у старших сестер обычно много общего, то они хорошо понимают друг друга и прекрасно ладят до тех пор, пока не займутся каким-нибудь делом, где между ними обязательно возникнет борьба за власть и влияние. Старшая сестра братьев гораздо больше, чем старшая сестра сестер, ориентирована на взаимоотношения с мужчинами. Если у нее было много братьев, то ей бывает непросто остановиться на одном мужчине. Даже выйдя замуж, она предпочитает иметь много друзей мужского пола и опекать их. Она с радостью бросит работу, чтобы позаботиться о муже: она ставит ему жизненные цели, ведет хозяйство и заботится о детях. Старшая сестра братьев обычно хочет иметь детей. Они становятся для нее второй после мужа «любимой игрушкой», а если это мальчики, то иногда даже первой. На работе старшая сестра братьев может прекрасно действовать как посредник при разрешении конфликтов и оказывать тонкое влияние на своего шефамужчину. Если она занимает руководящее положение, то обычно выполняет свои обязанности с большим вниманием и тактом, распределяя работу между сотрудниками так, чтобы высвободить себе личное время. Младшему ребенку гораздо больше свойственны беззаботность, оптимизм и готовность принимать чужое покровительство. Для членов своей семьи он может так и остаться малышом навсегда. К его деятельности родители, как правило, относятся менее требовательно. Как писал Альфред Адлер: «Положение младшего брата всегда чревато опасностью быть избалованным и остаться семейным ребенком... Он может стать артистом или, как результат сверхкомпенсации, развить огромные амбиции и бороться за то, чтобы быть спасителем всей семьи». У младшего ребенка могут возникнуть проблемы с самодисциплиной и трудности в принятии решений, поскольку рядом всегда был кто-то старший и мудрый, чтобы позаботиться о его делах. Так как он привык быть в семье самым маленьким, то он знает, что силой в близких отношениях ничего не добьешься, и часто вырабатывает обходные пути достижения желаемого, демонстративно обижаясь или пытаясь очаровать. Если в семье его чрезмерно опекали, то он может оказаться бунтарем и, выбирая партнером по браку старшего ребенка, бороться впоследствии против его контроля. Младший ребенок, с которым хорошо обращались в детстве, обычно легок в обращении и любим друзьями. Больше других «младшеньких» роль бунтаря склонен играть младший брат братьев. Многие знаменитые авантюристы и бандиты были младшими сыновьями. Если вспомнить традиции Средневековья, то земельный надел и замок доставались старшему сыну, а младшие уходили искать приключений в крестовые походы. Неслучайно библейский блудный сын был младшим ребенком в семье. Младший брат братьев очень общителен, но обычно резок с женщинами, которых слегка побаивается. Старшая сестра братьев или средняя сестра, имеющая младшего брата, является для него лучшей парой. Труднее всего ему ужиться с младшей сестрой сестер. Ни один из них не привык к противоположному полу и не хочет брать на себя ответственность за детей и домашнее хозяйство. Однако он может стать своим детям, особенно мальчикам, хорошим товарищем, поскольку ему легко играть с ними на равных. Друзья для него важнее, чем жена и дети. Он часто бывает непредсказуем: в один момент он в хорошем настроении, а в следующий — приходит в ярость. Обычно он не строит долгосрочных планов, живя под влиянием мгновенных желаний. Поскольку он не может соперничать в интеллекте со старшими братьями до достижения зрелого возраста, он часто обращается к физической активности, такой, как спорт или танцы, или же к творчеству — живописи, театру. Он лучше работает, соревнуясь с другими или имея внимательного руководителя. Младший брат сестер часто находится в привилегированном положении и имеет длительный опыт жизни под опекой женщин. Исследования показывают, что многие родители хотели бы иметь хотя бы одного мальчика и будут продолжать попытки, пока он не появится. Поэтому зачастую он — единственный ребенок мужского пола, долгожданный и обожаемый. Благодаря своему положению ему обычно не надо много трудиться, чтобы быть замеченным, получить внимание и одобрение. Он лучше работает, если работа строго регламентирована и не требует самостоятельности. Чем больше у него сестер, тем ему труднее выбрать единственную спутницу жизни. Лучшей парой будет для него старшая сестра братьев, которая умеет заботиться о мужчинах и мечтает стать женой великого человека, независимо от того, сделал ли он что-нибудь великое или нет. Детям он часто навязывает свое мнение. Намного легче младший брат сестер строит отношения с дочерьми, чем с сыновьями, так как воспринимает последних как соперников. Иногда он вообще предпочитает не иметь детей, особенно если женат на младшей дочке. Младшая сестра сестер часто легкомысленна, обычно у нее легкий и авантюрный нрав. Она может быть капризна, неорганизованна и временами даже взбалмошна, любит соревноваться с мужчинами, но обычно флиртует и играет исключительно женскую роль. Часто она пытается превзойти старших сестер в привлекательности, раньше них выйдя замуж. Однако она не склонна сильно обременять себя заботой о детях, ожидает помощи от них самих. У нее легкий стиль общения с детьми, который им очень нравится. Ее лучшими подругами часто бывают старшие сестры сестер. Несмотря на то, что младшая сестра сестер упорно стремится быть привлекательной для мужчин, с женщинами она чувствует себя свободнее. Иногда она может быть творческой личностью, но слишком неустойчива и непредсказуема. Гораздо лучше ей удается направить свои способности, если есть более опытный человек, который может ей помочь. Она может быть хорошим исполнителем, если занимается автоматической работой, требующей, однако, высокого качества, например, занимая должность секретаря или диктора телевидения. Младшая сестра братьев, так же как и младший брат сестер, часто занимает привилегированное положение в родительской семье. Она оптимистична, легко увлекается. Обычно удачно выходит замуж и воспринимает мужа как некий ценный приз. Иногда она слишком покорна, но чувствует себя среди мужчин в безопасности и оказывается хорошей супругой. Иногда она вызывает у мужчин раздражение, но всегда может смягчить ситуацию шуткой и улыбкой. Она может завести детей лишь для того, чтобы угодить мужу, но обычно становится хорошей матерью — настолько хорошей, что сыновья оказываются чересчур привязаны к ней. Подруги не играют важной роли в ее жизни, женщины часто относятся к ней как к сопернице. Она редко увлекается карьерой. Когда она работает, ей лучше всего быть под руководством старшего мужчины. Единственный ребенок оказывается в семье одновременно и самым старшим, и самым младшим. В результате такие дети имеют многие свойства старшего ребенка, но могут сохранять в себе детскость до зрелого возраста. Более, чем какой-либо другой, единственный ребенок наследует характер родителя того же пола. Например, девочка, мать которой была младшей сестрой братьев, окажется более непостоянной и склонной к флирту, чем та, чья мать была старшей сестрой сестер. Поскольку родители возлагают большие надежды на своего единственного ребенка (так же как и на старшего), он обычно хорошо учится, стремясь к лидерству. Будучи центром внимания, единственные дети часто очень тесно привязаны к родителям на протяжении всей жизни и с трудом от них отделяются. Имея меньше возможностей общаться с другими детьми, единственный ребенок в детстве может походить на маленького взрослого. Кроме того, он будет чувствовать себя в одиночестве достаточно комфортно. Так как у единственного ребенка меньше опыта разрешения конфликтов со сверстниками, то, занимая руководящую должность, он склонен быть авторитарным. Единственный ребенок плохо приспособлен к равным взаимоотношениям. В семье они часто ощущают себя маленьким принцем или принцессой. Наиболее статистически неблагоприятный прогноз в браке двух единственных детей. Каждый из них не привык к противоположному полу, и оба хотят, чтобы другой играл роль родителя. Они часто перекладывают на партнера по браку заботу о детях. Важно отметить, что чем меньше разница в возрасте между детьми, тем более выражены типичные характеристики старших и младших детей в силу их острой конкуренции и попыток найти свою «экологическую нишу» в семейной системе. Если разница в возрасте более пяти-шести лет, то каждый из детей по своим характеристикам будет приближаться к единственному ребенку, хотя к ним будут добавляться некоторые качества той позиции, к которой он ближе всего. Например, старшая сестра брата, которая на восемь лет старше его, будет скорее единственной дочерью, каковой она и была на протяжении восьми лет, но в ее поведении будут заметны и черты старшей сестры братьев. Средний ребенок может проявлять черты как младшего, так и старшего, или их сочетание. Если семья многодетная, то черты средних детей во многом зависят от того, в группе каких детей они родились: среди младших или среди старших, и какова разница в возрасте между ними. Промежуточная позиция средних детей стимулирует развитие у них социальных навыков. Они часто умеют вести переговоры и ладить с различными людьми, поскольку были вынуждены научиться жить в мире со старшими и младшими братьями и сестрами, наделенными разными характерами. Однако часто средний ребенок, если он только не единственный мальчик или единственная девочка в семье, вынужден бороться за то, чтобы быть замеченным и получить свою роль в семейной системе. Если все дети одного пола, то средний ребенок находится в самом проигрышном положении. Он получит меньше всего внимания и будет самым тревожным и самокритичным. Такие дети бывают лишены авторитета старших детей и спонтанности младших. Альфред Адлер, автор теории комплекса неполноценности, сам будучи вторым сыном в большой семье, писал: «Средний ребенок в семье находится под постоянным давлением с обеих сторон — борясь за то, чтобы опередить своего старшего брата, и боясь, что его догонит младший». Большое значение также имеют установки родителей относительно пола ребенка. В большинстве культур оказывают предпочтение сыновьям. Старшая сестра в семье может нести ответственность за воспитание младших детей и принимать на себя родительские функции, в то время как следующему за ней брату достанутся привилегии и высокие родительские ожидания. Для близнецов параметры старшего/младшего ребенка также будут проявляться в зависимости от того, в группе каких детей они родились. Например, близнецы, имеющие старших сестру или брата, будут действовать как младшие дети. Если родители подчеркивают, что один из них появился на свет раньше другого, то роли старшего и младшего могут быть поделены ими между собой. Близнецы показывают самые низкие результаты в тестах на интеллект по сравнению с детьми, занимающими другую позицию в порядке рождения. Возможно, это связано с тем, что они функционируют как отдельная команда и меньше других ориентируются на взрослых и сверстников. Братья, сестры или одноклассники мало способны влиять на них. Все близнецы необычайно близки друг к другу и часто действуют как один человек, проживают похожую жизнь. Они испытывают трудности в разделении и обретении собственной идентичности, особенно если они одного пола. Приведем несколько примеров известных людей для иллюстрации стереотипов порядка рождения. Очевидно, что напористые Борис Ельцин и Раиса Горбачева — в своих семьях старшие дети. А вот мастер политических компромиссов Михаил Горбачев — средний ребенок. Неустанно трудящийся над выстраиванием вертикали власти Владимир Путин — единственный сын. Ну а Максим Галкин, пародирующий их всех с замечательным юмором, естественно, младший. Бывают ли исключения из правил, когда характер ребенка не соответствует типичному стереотипу? Конечно, и таких отклонений немало. Однако, вопервых, многие черты все равно повторяются, несмотря на видоизменение других характеристик. А во-вторых, за подобными исключениями всегда стоят определенные обстоятельства, понимание которых помогает глубоко осмыслить индивидуальный путь каждой конкретной семьи. В одной семье было двое сыновей: восьми и четырех лет. Затем родители развелись, и скоро у мамы родился в новом браке еще один ребенок. Старший сын не принял отчима, стал плохо учиться. Он не закончил школу, пошел в армию, где совершил правонарушение и попал в дисбат. Проблемы продолжились и после армии. Постоянные конфликты с милицией приходилось решать его среднему брату, который взял на себя роль ответственного старшего ребенка в семье. В настоящий момент средний сын — глава семейного бизнеса. Он материально поддерживает родителей, и на его деньги получает образование младший сын — от второго брака матери. В этой семье, в силу определенных семейных событий, типичные роли старшего и среднего ребенка претерпели существенные изменения. Очевидно, однако, что правила для того и нужны, чтобы лучше понимать исключения. Все братья-сестры Начало взаимоотношений Будут ли дети в семье дружить, зависит от многого. Больше всего, как всегда, важно раннее детство. Многие братья и сестры с удовольствием помогают родителям заботиться о новом члене семьи: играют с ребеночком, успокаивают его, кормят и меняют пеленки. С другой стороны, рождение еще одного ребенка часто вызывает ревность, зависть и тревогу у старших детей, особенно сильны эти чувства, если разница в возрасте между ними и новорожденным меньше трех лет. Для большинства первенцев появление в семье младенца не является полной неожиданностью. Дети любопытны, их внимание привлекает изменившиеся очертания маминой фигуры, приготовления к появлению малыша. Раньше или позже маме с папой приходится им рассказать об ожидающейся перемене. Дети, как правило, хотят, чтобы в их семье был малыш. Часто первенцы прямо просят «купить» им братика или сестричку. Их желание вполне понятно. Они не только нуждаются в покровительстве родителей, но и поиграть ведь хочется с кем-нибудь. Кроме того, рождение малыша сулит им приятную роль опекуна, учителя по отношению к младшему. Нормальные такие «дочки-матери». Как подготовить старшего ребенка к появлению малыша? По представлениям детей, малыш должен уметь говорить, ходить или, по крайней мере, ползать. Надо обязательно обсудить с первенцем, что новорожденный будет сначала беспомощным, потребует много внимания и заботы всех членов семьи, и только постепенно они подружатся и смогут играть вместе. Необходимо объяснить, что малыш с самого начала очень хрупок, и ему в первую очередь будет нужна забота матери. Такой разговор необходим, чтобы поддержать положительное эмоциональное отношение к новорожденному, но не к тому вымышленному, который возник в голове у ребенка, а к реальному, каким он будет на самом деле. Очень важно не переборщить, разукрашивая достоинства будущего члена семьи, а стараться до конца быть искренним с ребенком. Это поможет избежать разочарования. Другая крайность заключается в том, что, стремясь не обременять первенцев, родители могут не разрешать им заботиться о младших. Если это не становится принудительной обязанностью, детям часто нравится опекать и присматривать за малышами. В таких ситуациях они чувствуют себя более взрослыми, много умеющими и знающими. Они воображают себя в роли родителей, и это приносит им большое удовлетворение. Однако увеличение семьи для старших детей связано не только с приятными перспективами. Их жизненная ситуация очень меняется. Родительское внимание сосредоточивается на младшем брате или сестре. Младенцу нужен постоянный уход. Мать может испытывать серьезное переутомление, недосыпать и меньше общаться с первенцем, что в высшей степени чревато мыслями типа «Мама меня больше не любит». Есть надежда, что все обойдется малой кровью, если с появлением младенца отец начинает уделять больше внимания старшему. Чтобы помочь старшим детям приспособиться к новой ситуации, очень важно, чтобы родители постарались сохранить те «ритуалы общения», к которым ребенок привык и которые ему нравятся: игры в разбойников или чтение сказки на ночь, мамины поцелуи, привычные общие занятия. Взрослым стоит воздержаться от чрезмерного восхищения малышом в присутствии старшего. Если старшие дети чувствуют себя обделенными, они пытаются найти всевозможные средства восстановить эмоциональный контакт с родителями и утвердить собственную значимость в семье. Нередко старший ребенок начинает вести себя подобно младенцу: снова становится плаксивым, неряшливым, перестает пользоваться горшком. Он как бы регрессирует в развитии, пытаясь вернуть то время, когда все внимание родителей доставалось ему одному. Вместо того чтобы препятствовать такому поведению и запрещать его, родители могут эффективно его преодолеть, намеренно предоставив ребенку возможность снова побыть младенцем в специально организованной игре. «Игра в младенца» помогает дошкольнику осмыслить произошедшие в семье перемены. Для нее понадобится 15-30 минут в день. Игра заключается в том, что мать по отношению к старшему ребенку ведет себя так, будто он снова стал младенцем. Ребенок вновь, как новорожденный, ощущает себя в центре внимания и заботы, и это может снизить остроту его обид, зависти и злости. В игре мать может предложить ребенку как будто снова стать маленьким и беспомощным младенцем, закутаться в пеленку, попить из бутылочки, пососать соску и т. д. Игра может начаться с показа фотографий и видеозаписей, на которых он увидит себя совсем крохой. Можно предложить ребенку поиграть в «ладушки» или во что-нибудь еще, что ему нравилось в возрасте нескольких месяцев. Хороший способ закончить игру — «усыпить младенца», нежно укачивая его и спев ему колыбельную песню. Чтобы «игра в младенца» помогла преодолеть ревность к брату или сестре, важно отвести для нее специальное время и не играть в присутствии других членов семьи. В нее следует играть с ребенком регулярно до тех пор, пока ребенок не потеряет к ней интерес. Время от времени говорите ребенку о том, что вам игра очень нравится, поскольку, не переставая гордиться тем, какой он взрослый, вы грустите о том времени, когда он был маленьким. Снова чувствуя себя малюткой, имитируя отношения новорожденного с окружающими, старший ребенок постепенно разочаровывается в такой игре и выбирает занятия, более соответствующие возрасту. Лежание в пеленке, хныканье, сосание воды из бутылочки не так увлекательны для четырехлетнего ребенка, как догонялки или интересный конструктор. Стремление вести себя «как маленький» вне игры следует игнорировать. Это покажет ему, что в настоящей жизни родители ждут от старшего более зрелого поведения. Конфликты детей Что делать, когда все уже очень запущено Когда дети начинают ходить, они больше общаются с родителями, чем с братьями и сестрами. По мере того как малыш подрастает, взаимоотношения между сиблингами усложняются. К тому времени, когда младшему брату или сестре исполняется четыре года, ситуация резко меняется. Они теперь проводят больше времени со старшими детьми, чем с матерью. Большинство братьев и сестер дерутся часто и с азартом. Они борются за пространство, вещи, родительскую любовь и внимание: какую программу по телевизору смотреть, кому достанется последняя конфета и чья очередь играть со щенком — все это предмет споров. Чем моложе дети, тем хуже они умеют разрешать их мирно и находить компромиссы. Исследования показывают, что рано выработанные модели отношений между детьми довольно устойчивы и сохраняются на многие годы. Спонтанного улучшения следует ожидать только по достижении младшим ребенком подросткового возраста, когда дети начинают воспринимать друг друга как равных. Позиция родителей является одним из ключевых факторов, способных остужать или, наоборот, провоцировать детские конфликты. Как правило, дети лучше ладят между собой, когда считают, что у родителей нет любимчиков, и те справедливо относятся ко всем детям. Когда родители постоянно хвалят успехи одного ребенка и ставят его в пример другому, отношения между детьми разрушаются. Это не означает, что родители должны вести себя одинаково со всеми детьми. У детей разного возраста и пола потребности отличаются, и родителям приходится это учитывать. Если одному из них понадобилась куртка, вовсе не обязательно другому покупать что-нибудь из одежды. Потребности второго ребенка могут быть связаны со спортом, компьютером или с чем-нибудь еще. Справедливость не означает одинаковость. Родителям сложно сохранять равную дистанцию по отношению к детям, когда они сами в конфликте. Если родители не ладят, они не могут эффективно общаться с детьми, и это приводит к усилению раздоров между братьями и сестрами. В ситуации супружеского кризиса дети склонны занимать чью-то сторону и сражаться со сторонниками из «вражеского» лагеря. Родители не часто проявляют гибкость, когда дело касается вмешательства в споры своих детей. Типичные увещевания: «Вы же родные люди и поэтому должны любить друг друга» — обычно не приносят никакой пользы. Необходимо признать факт: время от времени все дети испытывают друг к другу чувства злости, ненависти и недовольства. Отрицание его приводит к тому, что враждебность загоняется «в подполье», где отягощается дополнительным бременем неприязни, обиды, непонятости и, возможно, вины по поводу силы своих «запрещенных» чувств. Нередко дурные чувства уходят в «подполье» вместе с искренними, добрыми. В результате может получиться вооруженный нейтралитет, вежливая враждебность или явно наигранная ласковость. Простые запреты на агрессию обычно не приводят к искренним и дружеским взаимоотношениям. Бессмысленны также дотошные расследования на тему «Кто все это затеял?» Дети — мастера провокаций, и поиск истинного виновника конфликта — это самый верный способ зайти в тупик. В большинстве случаев родителям следует избегать роли судьи в стычках между детьми, так как они часто затеваются, чтобы привлечь их внимание. Широко используемые способы отвлечения детей от конфликта и переключения их на что-нибудь приятное, например, пойти всем вместе в парк аттракционов, к сожалению, обеспечивают лишь временное решение. Неразрешенные противоречия могут всплыть вновь и испортить все удовольствие. Что же делать родителям в такой ситуации? Практические рекомендации по преодолению детских конфликтов - Прежде всего, проанализируйте свое собственное поведение и установки по отношению к детям. К кому из них вы ближе эмоционально? Может быть, с кем-то из ваших детей вы связываете какие-либо особые ожидания? Кто-то из них напоминает вам ваших собственных родителей? Вы ждете, чтобы старший ребенок вел себя как взрослый, даже если ему всего семь лет? У вас есть склонность обвинять одного ребенка больше, чем другого? Даже если это кажется вполне оправданным, это указывает на вашу необъективность. Не похож ли причиняющий вам беспокойство ребенок на вашего супруга? Если вы убеждены, что ваш супруг слишком снисходителен, то вы, возможно, пытаетесь компенсировать это своей строгостью. Ни один из вас не объективен в данной ситуации. Постарайтесь сначала преодолеть собственную предвзятость к детским конфликтам. - Требуйте, чтобы дети просили разрешения друг у друга, прежде чем одолжить какую-либо вещь или поиграть с ней. Помогайте детям точно обозначать границы собственной территории, определите, что предназначено для общего пользования, а что принадлежит каждому из них. Это избавит владельца от постоянной угрозы непрошеного вторжения и задаст правила для разрешения споров. - Старайтесь не вмешиваться сразу в споры детей, если они не рискуют поранить друг друга. Часто в детской подсистеме устанавливается естественная для их возраста иерархия. Если на вопрос: «Хотите, чтобы я помог вам уладить этот спор?» дети отвечают «нет», то лучше дать им шанс все разрешить самостоятельно. - Помогайте вашим детям договариваться. Будьте посредником, а не судьей в их спорах. Первый шаг — это изложить суть проблемы. Например: «У нас только одна такая игра, а мы оба хотим поиграть в нее». Большинство ссор бывает из-за обид, насмешек и несправедливости. Поэтому очень полезно попросить каждого из спорящих кратко изложить точку зрения своего оппонента, чтобы убедиться, что он все слышал и понял. Второй шаг — это сообща найти возможное решение. Попросите детей составить перечень возможных путей и способов разрешения конфликта, Подчеркните, что ни один из них не будет играть в эту игру до тех пор, пока оба не придут к согласию. Побуждайте детей отвечать на вопрос: «Что должно произойти, чтобы твой брат (сестра) сочли это решение справедливым?» Третий шаг — утвердить окончательный план разрешения спора. Если вопрос серьезный, и согласие все еще не достигается, выносите проблему на «семейный совет» и попросите помощи других членов семьи. - Используйте смену обстановки для уменьшения эмоционального накала: «Я предлагаю перейти на кухню и прошу вас не уходить оттуда, пока вы не разрешите ваш спор». Часто такое простое действие помогает детям несколько успокоиться и начать обсуждать проблему. - Тренируйте навыки сотрудничества в спокойной обстановке. Попробуйте вместе с детьми вспомнить уже разрешенную ссору и основные шаги разрешения конфликта. Это может быть даже забавно. Хвалите обе стороны за усилия, отмечая малейшие движения в сторону разрешения противоречий: «Мне понравилось, когда ты сдержал себя и, несмотря на обидное слово, продолжал обсуждать ситуацию», «Здорово, что ты предложила целых три варианта решения». - Создавайте специальное пространство для безопасного выражения агрессии. Это могут быть взаимные шаржи, ритуальные сражения подушками. Запрещайте драки всерьез вне «пятиминуток ненависти», наказывая обоих детей без выяснения, кто первый начал. - Будьте чутки к переживаниям ваших детей. Копайте глубже. Может быть, конфликт с сестрой возник как способ выразить негативные чувства по другому поводу? Может, был трудный день в школе? Предал друг? Если вы подозреваете, что в основе ссоры лежит какая-то другая причина, то поговорите об этом с ребенком лично. Ваше понимание эмоционального состояния ребенка — лучшая гарантия построения с ним отношений и его хорошего поведения. Младенец Человеку нужно общение с первых минут его жизни, от благополучия в этот период зависит очень многое. Что чувствует человек, когда его... рожают? Как нам правильно вести себя с новорожденным ребенком? - Конечно, к свету дня, в материнской утробе-то темно. - Это если он не ночью рождается. - Привет тебе. В роддоме, когда ни родишься — лампы светят. - Странное дело, очень странное. Растет себе, прорастает в твоем животе из клеточки из одной целый живой человечек, со всеми делами, с пальчиками, с ноготками, реснички там, бровки. Представляешь, сразу чихать умеет. Не видит еще ничего, а чихать уже умеет. - Не видит, зато слышит. Он когда в животе сидит, слышит твое сердцебиение. Если сердце бьется быстро — он волнуется, а если медленно — успокаивается. - Да ничего он не сидит. Он там вниз головой висит в невесомости. Как космонавт (нрзб)... - Нет, он не всегда висит, он там поворачивается, то так, то сяк. Палец на ноге сосет, нос чешет. - Слышь, мне один пацанчик говорил, что он там и музыку слушает, ну если мамка слушает, то и он. - А хотелось бы тебе туда, в 36,6? Тепло со всех сторон, темно, тихо... - Да иди ты (нрзб)! Говорят, у нормальных людей от этого крыша едет, Эксперименты такие нечеловеческие делали — клали, в общем, чуваков в ванну в эти самые 36,6 и в плотность такую большую. В общем, они там лежали, как морские звезды, и ехали по полной. Невозвратный трип. Что там на самом деле? И действительно ли, что нерожденному здорово, то рожденному смерть? Дети часто появляются не вовремя. Тем не менее, ребенок считается желанным, если родители посовещались друг с другом и решили рожать или если одинокая мама решила рожать. Как только решение принято — все, начинают работать психологические факторы, подготавливающие женщину к материнству. Бывают, правда, женщины, которые не обращают внимания на беременность. Причин может быть много, самых частых — две. Девочка в глубоко несовершеннолетнем возрасте забеременела, маме сказать побоялась, аборт в таком нежном возрасте без маминого согласия не делают, она носит ребенка и игнорирует это обстоятельство — не ощущает шевеления плода, себя чувствует прекрасно, никакого токсикоза, живот маленький, незаметный. Большую часть времени она искренне не помнит про беременность, ходит в школу, на дискотеку, с подружками гулять. Никто ничего не замечает. Когда начинаются схватки, девочка удивляется, мама удивляется еще больше, а в итоге малыш с согласия родных пополняет армию социальных сирот, населяющих детские дома. Бывает, что женщины социально неблагополучные, тяжело пьющие, зачинают, не приходя в сознание, ходят беременные, сами того не зная, рожают невзначай. Аборт не делают, конечно, не ради ребенка, а потому что он вреден для здоровья. Для такого младенца быть оставленным в роддоме — далеко не худший вариант. Нередко у таких матерей несколько детей на попечении государства. В нормальных же условиях психологическая подготовка к материнству — это сосредоточенное ожидание появления ребенка на свет, встречи с ним не изнутри, а вовне. Это и есть та часть материнского инстинкта, которая открыта осознанию. Женщина прислушивается к новым телесным ощущениям. Меняется самочувствие, меняются очертания тела. Обычно это приятно, хотя бы интересно. Прекрасно, если у беременной есть болельщики: родные и друзья, которые так же ждут, обсуждают с женщиной ее состояние, шевеления плода, и что там все-таки выпирает изнутри: пятка, локоть или коленка. Первые месяцев шесть беременности женщина загадывает, каким малыш будет, глазки голубые или розовые, ой, простите, карие, какая волшебная карьера и/или сумасшедшая любовь ему суждены и т. д. и т. п. Все это, как водится, пополам со страхами: только бы был здоровый, только бы роды без осложнений. Часто ребенок даже снится. Два-три месяца перед родами — все равно, с какими глазками и ушками, только бы родился. Ни разу пока не видев, так ждешь этого младенца, так скучаешь без него, что мысль, раньше вызывавшая озноб — вдруг родится больной, урод, — теперь не пугает. Вырастим, выходим, только приходи скорей. Женщина в последнем триместре беременности — существо неземное. Спит много, соображает плохо, прислушивается неизвестно к чему, на лице блуждает улыбка Моны Лизы. Она, как писал великий детский психиатр Д. Винникотт, «в высокой степени является своим младенцем, а младенец — ею самой». Она готовится к встрече. «Природа распорядилась так, что младенцы не выбирают себе матерей. Они просто являются к ним, а матери отпущено несколько месяцев для того, чтобы привыкнуть к тому, что теперь ее ориентиром будет не солнце на востоке, а нечто в самом центре ее существа» (Д. Винникотт). Так идет формирование привязанности матери и ребенка друг к другу, основы счастливого родительства и психического здоровья ребенка. Когда ребенок появляется на свет, мать может взаимодействовать с ним, зная его нужды и особенности. Меняются взгляды на процесс родов. Раньше считалось, что ребенок в процессе рождения испытывает тяжкие муки, физические и моральные. Сокращения матки сами по себе причиняют боль младенцу, сжимают его, проталкивают. Рождаться больно, потому что родовые пути узкие, головка сдавливается, плечики сжимаются. Ребенок испытывает боль от гравитационного удара, то есть столб воздуха и сколько-то там на него действуют, первый вздох раздирает легкие, которые в неразвернутом виде висели за грудной клеткой, ведь в утробе кислород поступал из материнской крови. Снаружи холодно. В общем, все плохо. Кроме того, ребенок страдает от разлуки с мамой. Первая драматичная сепарация, а сколько их еще будет... Все не так. Миф о психологической травме, сопровождающей роды, возник из универсального механизма понимания реальности. Механизм такой: если нет ясной информации о разнице психических процессов у тебя и у другого, то, скорее всего, у другого все происходит так, как у тебя. Достоверно известно, что рожать больно. Не известно, больно ли рождаться. Вывод — ребенку больно так же, как его маме. Потом находим обоснования — про гравитацию и первый вздох. На самом деле роды не могут быть травмирующим событием ни для матери, ни для ребенка. Травма — экстраординарное событие, наносящее ущерб телу и духу, а роды — природный процесс, он по определению не может вредить развитию и сохранению вида. Более того, ребенок устроен таким образом, чтобы нормально справляться и с условиями родов, и с дальнейшей жизнью. В конце XIX века в Германии психофизиолог Вильгельм Вундт занимался особенностями сознания и восприятия и сформулировал очень интересный «закон специфических энергий органов чувств». Например, человеческий глаз способен воспринимать самые разнообразные зрительные стимулы и, что интересно, только их. Даже если к глазу поступают стимулы не зрительные, вроде удара кулаком, то глаз все равно увидит искры, а не услышит и не почувствует. Глаз видит, ухо слышит, ветер дует, пятый элемент защищает... Да и ноги могут только туловище носить, ни на что другое они не годятся. У каждого органа чувств своя специфическая энергия. Человек же в разные моменты своей жизни «настроен» на разные энергии. Во время беременности и родов осуществляется программа, на которую и мама и ребенок «настроены», Если беременность «запущена», то в норме она закончится родами. Боль при этом необходима, она — составная часть формирования привязанности матери и младенца друг к другу. Хорошо известно, что чем больше вкладываешь в человека, тем дороже он тебе. Никто не любим так, как бывают любимы болезненные, трудные детки. Человек — биологический вид. У вида, прошедшего естественный отбор, остались только полезные формы поведения, потребности, ожидания и установки. Мать и ребенок 9 месяцев ожидают встречи друг с другом. Как этим людям почувствовать, что они встретились, наконец? Они должны вступить в телесный контакт, так называемый контакт «кожа-кожа». Тактильные ощущения лучше всего воспринимаются ребенком. Первое время он практически не видит и не слышит, но нюхает и осязает хорошо. Ему надо всей кожей, всей поверхностью тела ощутить тело матери. Для этого у новорожденного есть специальные рефлексы. Младенец умеет висеть на руках. Это осталось от тех времен, когда мамы были мохнатыми. Малыш хватался за шерсть, прижимался и мог не расставаться с мамой. Хватательный рефлекс у современных малышей отваливается за ненадобностью через некоторое время, а прижиматься он попрежнему еще как умеет. Итак, встреча матери и младенца происходит во время долгих объятий. В конце концов, все мы обнимаемся после разлуки с дорогими нам людьми, все мы знаем, что объятие — знак воссоединения. Лучше всего, когда после рождения голенький малыш прижимается к матери, она его обнимает, и так они застывают на какое-то время. Это послеродовое объятие очень важно, в каком-то смысле это судьбоносный жизненный эпизод. В жизни человеческих детенышей оно играет ту же роль, что первый увиденный только что вылупившимся из яйца гусенком объект. Наблюдая за гусятами, Конрад Лоренц открыл явление импринтинга. Вылупившийся из яйца гусенок запоминает первого, кого увидит, навсегда и считает его мамой, следует за ним повсюду, старается перенять все, что может. В норме в природе он и видит матушку-гусыню. Каждый гусенок свою маму узнает, отличает от других гусынь. Однажды на месте гусыни оказался доктор Лоренц. Пришлось ему выводок гусят учить крякать и плавать. Обратите внимание: у всех социальных животных и птиц ответственность за формирование привязанности потомка к матери лежит на потомке. Это он запечатлевает в сознании объект, привязывается к нему и, следуя за матерью, поддерживает связь. У приматов, ближайших к нам животных, то же самое: обезьянки сами вцепляются в шерсть, держатся изо всех сил, висят. Мамаша может и не поддерживать малыша, особенно если ей сейчас необходимы все четыре лапы. У людей не так. Для формирования привязанности одного младенца недостаточно. У младенца, так же, как у зверька, есть базовые инстинкты, необходимые для поддержания связи с матерью, например, обхватывание и следование. Их недостаточно, потому что человеческий детеныш примерно год не может самостоятельно следовать за мамой, а в этот год ему ее забота очень нужна. Если в первые 36 часов после родов — сенситивный период окончательного запуска программы формирования привязанности — контакт «кожа — кожа» случался часто и подолгу, то привязанность формируется не только у младенца, но, что гораздо важнее, у матери. Ей легко и радостно ухаживать за ребенком, она его хорошо чувствует и понимает, меньше устает, меньше тревожится. Это теперь хорошо знают даже нянечки в роддомах. Если по дикости и нерадивости персонала матери после родов не дали пообниматься с малышом, то риск запуска другой инстинктивной программы очень велик. Это программа горевания, известная как «послеродовая депрессия» (см. статью «Когда родитель в депрессии»). Организм матери читает отсутствие контакта как информацию о потере плода. Дело в том, что «во время бесчисленных предыдущих рождений единственным случаем, когда матери некого было приласкать после родов, было рождение мертвого ребенка» (Ж. Ледлофф). Представим теперь, что после истечения сенситивного периода, когда к организму матери не поступила информация о том, что ребенок жив, он тем не менее появляется. В инстинктивных программах материнского организма происходит сбой — послеродовая депрессия или ущербная программа формирования привязанности. В общем, материнство вместо радостного дела становится трудным и тоскливым. Если же все происходит нормально и правильно, то привязанность матери и ребенка становится прочной и надежной. В этом случае мама хорошо чувствует своего ребенка, она знает, что ему нужно и когда: попить, поспать, поесть, животик погладить. Она неотделима от него и находится (по крайней мере, в первый год) в особом состоянии сознания. Спит кормящая мама так называемым сном кормилицы: крепко, пушками не разбудишь, но от кряхтенья — не плача, только покряхтывания — своего малыша просыпается в ту же секунду. Ребенок сосет грудь — действие однообразное, монотонное, происходящее несколько раз в сутки, в течение многих месяцев. Должно оно вызывать скуку? Между тем нормальная мама умиляется, наблюдая за этим носиком, за этими щечками, за ощущениями в своей груди и чувствует покой, умиротворение и некое специальное «ощущение правильности». Это еще одно эмоциональное проявление родительского инстинкта. Если оно есть, то это знак того, что все идет хорошо. Иногда грудное вскармливание даже превращается в навязчивость. Ребенок уже бегает вовсю, а его еще на ночь грудью кормят. Испортить дело могут воздействия на родителей, вызывающие у них тревогу. Это могут быть умные книжки про «то, как надо», родственники, врачи и другой медперсонал, вроде исчезающих из нашей жизни патронажных сестер. Родительский инстинкт — хрупкая конструкция. Как ходьба. Ходит человек, не думая о том, что он делает, и все получается, а начнет следить, когда правой ногой, когда левой, — может и упасть. Дональд Винникотт, о котором мы уже упоминали, прекрасно это понимал. Он писал или говорил о том, как обращаться с младенцами, и сам себя все время останавливал. Ему казалось, что сам факт прочтения его текстов или прослушивания его радиолекций мамой может нарушить функционирование материнского инстинкта, потому что она начнет действовать сознательно там, где могла бы действовать естественным образом. «Если мать без особых усилий способна быть матерью, мы никогда не должны вмешиваться. Она не сможет оградить себя, потому что просто не поймет, в чем ее обвиняют. А мы покалечим ее. Только это будет не перелом ноги, не кровоточащая рана на руке. Все это обернется изувеченной психикой ее ребенка» (Д. Винникотт). Можно заменить «материнский» на «родительский». В сущности, отношения с младенцем — это «мамканье» или «мамуление», даже если дело с младенцем имеет папа. Никак иначе с ребенком все равно невозможно обходиться, поэтому, когда мама, папа или бабушка-дедушка нянчатся с ребенком, они все равно «мамулят». Папа тоже может быть мамой. Мама и папа, тревожась, перестают слышать родительский инстинкт. Взращивание младенца, особенно первого, особенно людьми, которым не довелось нянчить младших братьев и сестер, кажется очень трудным, ответственным и незнакомым делом. Кажется, что младенцу очень легко необратимо навредить. «Не так держишь, не так одеваешь-пеленаешь, сцеживай молоко — не сцеживай молоко, иди гулять, не иди гулять, купать — не купать». Хотим сообщить мама и папам: это все не важно. Ни ритм купания, ни неправильное пеленание, ничто другое не может повредить младенцу. Никто, кроме вас, не знает, как с ним обращаться и чего он хочет в данный момент. У вас с ним налажена инстинктивная связь. Помочь инстинкту может только пространственная близость с младенцем. Попросту говоря, почаще держите его на руках, и все будет хорошо. Если вам приятно и спокойно, когда ребенок у вас на руках, значит, все идет правильно. Младенец — удивительное существо, психологический гений приспособляемости к среде. В сказке про Маугли, как водится, есть только небольшой намек на правду. Но были в истории дети, действительно выращенные животными. Последнее печальное происшествие такого рода случилось в Индии с двумя сестрами Амалой и Камалой, которых вырастили волки. Они и стали такими странными волками — бегали на четвереньках, прекрасно видели в темноте, обладали потрясающим нюхом, выли по ночам. Когда люди взяли их из стаи, девочкам было примерно по шесть и восемь лет. Они так и не стали людьми. С трудом их научили по три с половиной слова говорить. Дети могут усвоить «культуру» любого сообщества, но только в определенном раннем возрасте. Все начинается сразу после рождения. (Подробнее об этом см. статью «Психическая жизнь младенца».) Попал к волкам — научись быть волком, попал к людям — человеком, попал в безразличную среду — дом малютки, например — станешь Каспаром Гаузером — никем. Ребенок — вместилище возможностей и разнообразных задатков. Развивается то, что поощряет среда. Простой инстинктивный императив — следовать за матерью, кто бы она ни была — учит человеческого детеныша бегать за волчицей на четырех конечностях с той же скоростью. Живет мама-волчица ночной жизнью — будет малыш видеть в темноте так, как дитя, живущее среди людей, не научится никогда. Ребенок в западном обществе уже к двум годам различает изображения на экране, а ребенок из племени на берегу Амазонки на глаз определяет глубину реки, видит рыбу в бурном потоке и точно знает, сколько листьев на дереве. Младенец не только адаптируется и привязывается сам, но вызывает привязанность к себе. «На протяжении большей части истории человечества люди, вероятно, перемещались небольшими группами в поисках пищи и часто подвергались опасности нападения со стороны крупных хищников. В момент угрозы люди, подобно другим группам приматов, вероятно, сотрудничали, чтобы прогнать хищников и защитить больных и детей. Чтобы получить эту защиту, детям необходимо было находиться рядом со взрослыми. Если ребенок терял с ними контакт, он мог погибнуть. Таким образом, у детей должны были сформироваться привязывающие модели поведения — жесты и сигналы, которые обеспечивают и поддерживают их близость к опекунам» (Д. Боулби). Сам вид малыша — пухлость щек, короткая шея, короткие ручки, маленький нос и большие глаза — вызывает умиление у взрослых. Пропорции тела и лица младенца — раздражители рефлекторные, т. е. действующие на воспринимающего их человека безотчетно и бесконтрольно. При виде малыша агрессия гаснет, возникает стремление заботиться, нянчиться. Детская улыбка — тоже раздражитель. Мы видим так называемую социальную улыбку, адресованную конкретному человеку, где-то с девятидесятинедельного возраста. До этого младенец делает гримаски, которые читаются как улыбка, — щечно-язычный рефлекс. Для ухаживающего взрослого совершенно неважно, какой улыбкой улыбается младенец. Любая улыбка заставляет улыбаться в ответ и заботиться, заботиться... А рефлекс Моро? Прекрасный атавизм. Напуганный младенец поднимает ручки так, будто тянется к вам. Как не подхватить, не прижать, не утешить? Он возник в давние времена, когда не возникло еще прямохождения. Стоит четвероногая мама над малышом, а он ручки протянул и за шерсть ухватился. За двуногую не очень ухватишься, поэтому рефлекс Моро исчезает к трем месяцам; но пока существует, привязывает маму к малышу — ведь она читает этот жест как просьбу ребенка на ручки. В каком-то смысле это правильно. Напомним, что малыш умеет прижиматься, и это также вызывает у взрослых желание быть с ним рядом. Способность прижиматься кажется естественной, но на самом деле некоторые младенцы так и остаются на руках у мамы напряженным столбиком, форму родительского тела не принимают. Горечь и беспокойство мамы в этих случаях очень велики. Прижавшийся к родителю малыш, да еще когда он вырос достаточно, чтобы обнять за шею, — вот награда за недосыпания, за хлопоты, за усталость и все прочие трудности, что испытывают родители в первый год жизни младенца. Плач младенца — сигнал бедствия: боли, страха или фрустрации, когда младенец не может получить то, что ему необходимо, например, еды. Никогда младенец не плачет без причины, поэтому оставлять детский плач без внимания не стоит. Еще один привязывающий механизм в арсенале младенца — это лепет. Обычно он сопровождает социальную улыбку и вместе с ней составляет основное очарование малыша. Все эти поведенческие знаки подпитывают родительскую любовь и привязанность к существу, которое самостоятельно не может о себе позаботиться и погибает без взрослого. Кроме инстинктивных способов внушать любовь, у ребенка есть только одна психологическая потребность, которая должна быть удовлетворена для нормального развития. Это потребность в безопасности. Если привязанность ребенка и матери друг к другу формируется правильно, сигналы малыша читаются, жизненные потребности удовлетворяются вовремя, тактильного контакта с матерью достаточно — у ребенка появляется чувство базового доверия к миру. Э. Эриксон, предложивший концепцию психосоциального развития ребенка, считал, что в этом случае у ребенка возникает впечатление, или мысль, или чувство, или некий мыслечувственный конструкт, что мир — место уютное, безопасное, а он существо малоуязвимое. На основе сформированного доверия к миру и себе ребенок успешно развивается и переходит в следующую стадию психосоциального развития — формирование самостоятельности. В психологической литературе много пишут про то, как важна правильная привязанность в диаде мать — дитя. Она имеет критическое значение для психического развития даже у обезьян. Харлоу провел несколько очень остроумных, жестоких экспериментов с детенышами макаки. Обезьянки-девочки росли без мам. Одна сидела в клетке с шерстяным муляжом и соской в середине муляжа, другая с проволочно-каркасным муляжом, тоже с соской на пупке. Наличие шерстяной имитации было достаточно, чтобы психическое развитие обезьянки было как бы правильным. Обезьянка ела, играла, исследовала новые предметы и утешалась, прижимаясь к шерстяной конструкции, с виду не отличаясь от собратьев, которых выращивали обычные обезьяны. Проволочный муляж породил совершенно разрушенную сироту. Одной бутылочки с молоком оказалось абсолютно недостаточно. Обезьянка отставала в весе, хотя молока было всегда достаточно, всего пугалась. Однажды обеим в клетки подложили новые большие яркие шары. Первая малышка испугалась, приникла к шерстяной мамке, отсиделась и стала потихоньку исследовать мяч, а потом и играть с ним. Вторая испугалась так сильно, что умерла от разрыва сердца. Не к кому ей было прижиматься — вот она и оказалась нежизнеспособной. У второй, оставшейся в живых, также возникли нарушения поведения, только проявились они позже. Обезьянка выросла и отправилась в вольер к другим обезьянам. Друзей себе не нашла, была изгоем, что не помешало ей в положенное время зачать и родить потомство. Оказалось, что она сама не могла растить ребенка. Неловкая, неумелая, а главное — неадекватно гневливая, она не могла его нянчить, за ним ухаживать, била его так, что пришлось отобрать малыша. Получается, что не включенная во взаимодействие с ребенком мама, пусть даже ее можно обнимать, не может вырастить полноценное потомство. Мама, которую даже обнять нельзя, не может вырастить никого. И это все у обезьян, даже не человекообразных. Представляете, насколько все сложнее и тоньше у людей. Мэри Эйнсуорт, коллега знаменитого Джона Боулби, выделила три типа поведения младенца, которые формируются в зависимости от качества привязанности в диаде мать — дитя. Эксперимент был таким: маму с годовалым ребенком помещали в специальную незнакомую комнату со множеством игрушек. Какое-то время мама и младенец находились там вместе. Затем мама удалялась, малыш оставался один, вскоре она возвращалась, и они еще какое-то время находились вместе в незнакомой комнате. Все это время за ними наблюдали психологи. 1. Надежно привязанные младенцы. Смелые и любопытные. В незнакомой обстановке они быстро успокаиваются около мамы, начинают исследовать пространство и предметы. Если мама выходит из комнаты, они, конечно, беспокоятся, их активность несколько падает, но не прекращается. Когда мама возвращается, они радуются, спешат к ней, короткое время остаются около нее и затем продолжают играть сами. Надежно привязанные мамы всегда быстро и чутко реагируют на плач и другие проявления ребенка, доступны и отзывчивы. 2. Неуверенные, избегающие младенцы. Как бы независимые и отстраненные, в незнакомой комнате играли активно и маминой поддержки не искали. Когда мама выходила, не замечали. Если, вернувшись, мама пыталась взять их на руки — они вырывались, отводили взгляд. «Поскольку эти малыши демонстрируют такую независимость в незнакомой ситуации, они кажутся многим людям исключительно здоровыми. Но когда Эйнсуорт увидела их избегающее поведение, то предположила, что они испытывают определенные эмоциональные трудности. Их отчужденность напомнила ей детей, которые пережили травмирующую разлуку» (Крейн). Наблюдения за тем, как контакт мамы и младенца протекал дома, показали, что мамы были не чувствительны к сигналам младенца, не понимая его и с ним не считаясь. В общении возникали ситуации принуждения и психологического насилия. «Таким образом, выводы Эйнсуорт сводятся к следующему: когда эти малыши попадали в незнакомую ситуацию, они опасались, что не смогут найти у своей матери поддержки, и поэтому пытались защищаться, избирая безразличную, сдержанную манеру поведения. Их так часто отвергали в прошлом, что они пытались отказаться от потребности в матери, чтобы избежать новых разочарований. А когда мать возвращалась, они на нее не смотрели, как бы отрицая какие-либо чувства к ней. Они вели себя так, как будто говорили: „Кто ты? Должен ли я тебя признавать? — ту, которая не поможет мне, когда мне это будет нужно". Боулби полагал, что оборонительное поведение может стать фиксированной и всеохватывающей частью личности. Ребенок превращается во взрослого, который излишне самонадеян и отчужден, человека, который не может никогда „опустить забрало" и поверить другим настолько, чтобы установить с ними тесные отношения» (Крейн). 3. Неуверенные, амбивалентные младенцы. Это тревожные, нелюбопытные малыши. В незнакомой комнате эти младенцы находились около мамы, в игрушки не играли, новое пространство не осваивали. Если мама выходила из комнаты, они рыдали, а когда мама возвращалась, они не радовались. То тянулись к ней, то сердито ее отталкивали. «У себя дома эти матери, как правило, обращались со своими малышами непоследовательно. Иногда они бывали ласковыми и отзывчивыми, а иногда нет. Эта непоследовательность, очевидно, оставляла малышей в неуверенности относительно того, будет ли их мама рядом, когда они будут в ней нуждаться. В результате они хотели, чтобы мать была поблизости — это желание сильно возрастало в Незнакомой ситуации. Эти малыши очень расстраивались, когда мать покидала игровую комнату, и настойчиво пытались восстановить контакт с ней, когда она возвращалась, изливая при этом на нее свой гнев» (Крейн). Неизменная последовательная внимательная ласковость и спокойная реакция на все сигналы, исходящие от младенца, — основа правильного роста. Эволюция снабдила младенцев сигналами и жестами, и разумнее всего на них реагировать. Можно закончить длинной цитатой из Д. Винникотта, лучше него об этом не сказал никто. «Мать передала ребенку сообщение: „Я надежна не потому, что я машина, а потому что знаю, в чем ты нуждаешься. Я забочусь о тебе. Я хочу, чтобы ты имел то, что тебе нужно. Вот так я люблю тебя, пока ты такой маленький и беспомощный". Эта коммуникация происходит в тишине. Ребенок не слышит слов... в нем только закрепляется воздействие надежности. Ребенок не знает, что ему сообщили, он узнает об этом, только когда почувствует недостаток надежности. Люди постоянно ошибаются, делают что-то не так. Обычная забота матери о ребенке предполагает, что мать постоянно исправляет свои ошибки. Эти относительные изъяны, немедленно исправляемые, многое добавляют к сообщению, так что ребенок, в конце концов, узнает и об удачах. Таким образом, успешное приспособление матери к нуждам ребенка сообщает ему чувство защищенности, ощущение, что он любим». Психическая жизнь младенца В первый год жизни закладываются основные психические функции человека. Ребенок с головокружительной быстротой осваивает окружающий мир и учится в нем жить. Как взрослые могут помочь его развитию в этот чрезвычайно важный период? Любопытно отметить, что, если интерес естествоиспытателей к изучению особенностей поведения детенышей животных насчитывает в своей истории несколько столетий, то на развитие психики младенца ученые обратили внимание сравнительно недавно — меньше века тому назад. Еще в конце XIX века некоторые исследователи воспринимали маленьких детей как животных, лишенных какой бы то ни было психической индивидуальности и способностей. Своеобразной иллюстрацией подобного отношения является выдержка из письма одного ученого своему другу, в котором он сообщает о двухмесячном сыне следующее: «Это настоящее маленькое животное, прожорливое до бесконечности, которое бывает спокойно только, когда оно спит или у груди. Я никогда бы не воображал, чтобы маленький ребенок мог быть так всецело животным, лишенным каких бы то ни было инстинктов, кроме прожорства...» Сегодня подобные слова вызывают лишь снисходительную улыбку специалистов, однако к их числу мы не можем отнести всех людей. Вероятно, что некоторые молодые папы, а возможно, и некоторые молодые мамы, прочитав эту цитату, могут вполне с ней согласиться. И совершат при этом ошибку. На самом деле психическая жизнь младенца настолько сложна, что до сих пор остается до конца не познанной. Оригинально задуманные и тонко проведенные эксперименты современных исследователей показали удивительное своеобразие внутреннего мира младенца, позволили увидеть законы, которым подчиняется рождающийся интеллект, наметить качественные этапы его развития, В этой главе мы попробуем помочь молодым родителям научиться распознавать в поведении своего ребенка особую ткань психической жизни, привлечь внимание к существованию достаточно сложного поведения и вооружить неопытного наблюдателя, какими на первых порах являются молодые родители, необходимыми знаниями о том, что происходит с ребенком в течение первого года жизни. Итак, попробуем разобраться: что же представляет собой психическая жизнь младенца? В младенчестве выделяют особый период новорожденности, который длится месяц или чуть больше. Психологическим признаком завершения его является появление у младенца улыбки на звук человеческого голоса, на разговор. Этот короткий период, однако, имеет решающее значение для всей дальнейшей жизни человека, так как его основным новообразованием является индивидуальная психическая жизнь новорожденного. Замечательный советский психолог Л. С. Выготский считал, что проявлением этой зарождающейся психики являются выразительные и инстинктивные движения новорожденного, которые дают возможность маме угадывать такие психические состояния своего малыша, как хорошее настроение, радость, испуг, страх, раздражение, удивление. Стало быть, ребенок уже в состоянии сигнализировать о своих эмоциях. Инстинктивные движения новорожденного связаны с голодом, жаждой, насыщением, удовлетворением. «Конечно, мы можем говорить только о рудиментарном состоянии психической жизни новорожденного,— писал Л. С. Выготский,— из которой приходится исключить все собственно интеллектуальные и волевые явления сознания. Нет ни прирожденных представлений, ни действительного восприятия... ни, наконец, сознательного хотения или стремления. Единственное, что мы можем допустить с некоторым основанием,— это глухие неясные состояния сознания, в которых чувственные и эмоциональные части еще нераздельно слиты, так что мы можем их назвать чувственными эмоциональными состояниями или эмоционально подчеркнутыми состояниями ощущений. Наличие приятных или неприятных эмоциональных состояний обнаруживают уже в первые дни жизни ребенка по его общему виду, по выражению лица, характеру крика». В этом исключительном преобладании нерасчлененных переживаний, в которых как бы слиты воедино влечение, аффект и ощущение, Л. С. Выготский видит один из трех важных моментов, характеризующих своеобразие психической жизни новорожденного и резко отличающих ее от психической жизни старших детей и тем более взрослого человека. Родителей, безусловно, интересует вопрос о том, видит ли младенец лицо матери. Восприятие на этом этапе развития тесно слито с физическим состоянием ребенка и представляет из себя нерасчлененное впечатление о ситуации в целом, причем доброжелательность, приветливость, теплота или угроза воспринимаются ребенком раньше, чем объективные элементы окружающего мира. Например, выразительные движения человеческого лица, в частности матери, вызывают у ребенка реакцию задолго до того, как у него развивается способность к раздельному восприятию формы, цвета или величины. В опытах известного французского исследователя и врача Рене Спитца было показано, что в течение первых месяцев жизни ребенок реагирует на лица окружающих людей как на особые сигналы, в которых реакцию ребенка вызывают не отдельные элементы, такие, как глаза, нос или рот, а определенное соотношение этих элементов, соответствующее различным эмоциональным состояниям взрослого. Своеобразие психической жизни новорожденного отражается и в особенностях поведения по отношению к другим людям. В этот период ребенок еще не осознает, что существуют другие люди, что кто-то обращает на него внимание и играет с ним, что люди отличаются от физических объектов окружающего мира. Ранее предполагалось, что у новорожденного отсутствует способность к специфическим человеческим формам реагирования на других людей. Опыты же последних лет совершенно изменили представления о социальной активности новорожденных. Стало известно, что уже в первые дни жизни младенцы чрезвычайно своеобразно реагируют на речь взрослых, двигаясь в такт с ритмикой произносимых слов. Покадровый анализ видеозаписей позволяет заметить подобные движения рук или пальцев новорожденных. Оказалось, что и взрослые, обращаясь к младенцу, совершают аналогичные микродвижения и, более того, что ритмы движений младенца и близкого взрослого совпадают, а сама способность, названная синхронным взаимодействием, не зависит от того, на каком языке звучит воспринимаемая ребенком речь. Способность к синхронному взаимодействию присуща только человеку, подобное поведение у животных до сих пор не обнаружено. Другое не менее любопытное открытие состояло в обнаружении у новорожденных способности к подражанию. Существуют видеозаписи, демонстрирующие способность к подражанию даже у шестидневных малышей. На этих кадрах они высовывают язык, открывают глаза, рот в ответ на соответствующее поведение матери. Исследователи утверждают, что эти данные не были результатом простого совпадения и что младенцы высовывали язык именно в те моменты, когда язык высовывали их мамы, а не в те, когда они, например, открывали рот. Синхронное взаимодействие при восприятии речи и подражание являются феноменами, скрытыми от глаз неискушенного наблюдателя. Более яркой и очевидной специфически человеческой реакцией является улыбка двухмесячного малыша на звук человеческого голоса. Экспериментальные исследования последних лет позволяют выделить у новорожденного особую, характерную только для людей, форму психической активности, которая направляет ребенка к определенной цели и позволяет видеть уже у пятишестинедельных детей стремление найти закономерности среди явлений внешнего мира. Американский ученый Дж. Брунер утверждает, что младенцы активно ищут подобные закономерности. Чешский исследователь М. Папаушек научил новорожденных от шести до девяти месяцев поворотом головы включать цветные лампочки. Исследуя связи между собственным поведением и происходящими в мире изменениями, малыши радовались, иногда были просто неутомимы. По мере обучения поведение детей менялось. Если вначале после правильно совершенного поворота они подолгу радостно смотрели в сторону загоревшихся огоньков, то со временем, повернув голову в нужную сторону, они бросали очень короткий взгляд на огни, как бы лишь для того, чтобы убедиться, все ли идет как надо: во внешнем мире разворачивается картина, соответствующая их ожиданиям. Таким образом, было продемонстрировано существование у детей стремления получать знания об окружающем мире, существование определенной цели такого поведения и, наконец, возможность формирования некоторых внутренних «ожиданий», соответствующих реальной картине внешнего пространства. Дж. Брунер провел не менее интересные эксперименты с детьми в возрасте от пяти до шести недель. С помощью специальной аппаратуры он продемонстрировал возможность новорожденных регулировать показ изображений на экране при интенсивном сосании бутылочки. Итак, в период новорожденности появляется своеобразная индивидуальная психическая жизнь ребенка. Репертуар поведения ребенка, с которым он приходит в новый возрастной период, достаточно широк: на протяжении первых недель жизни ребенок учится находить сосок, лучше сосать, подносить ко рту и сосать собственный кулачок, фиксировать взглядом и прослеживать движение медленно перемещающихся перед глазами предметов, а также улыбаться при виде человеческого лица и удерживать голову в положении лежа на животе. К концу этого периода ребенок начинает прислушиваться к речи взрослого, поворачивать голову на человеческий голос, некоторые младенцы криком реагируют на плач других детей. Что нового появляется в поведении младенца? Период новорожденности полностью завершается к началу третьего месяца жизни, и младенец вступает в новый этап своего развития. Родителям необходимо знать, что именно в это время возникает психическая общность, особая связь младенца и матери. Именно она служит исходным пунктом дальнейшего развития у малыша осознания собственной личности. Иначе говоря, у ребенка на этом возрастном этапе возникает и господствует такое сознание общности себя и мамы, которое еще не включает восприятие себя как отдельного существа. Два важных факта подтверждают справедливость такой точки зрения. Вопервых, исследования показывают, что младенец не способен выделить из окружающего и осознать свое собственное тело и свое самостоятельное существование; он относится к своим рукам, ногам, пальцам как к посторонним предметам и бессознательно учится координировать их движения. Психическая жизнь младенца пока лишена своего центра сознания, у него отсутствует сознание своего поведения, деятельности, своей личности, следовательно, у него еще нет самосознания, однако есть смутно переживаемые впечатления. Во-вторых, удалось установить, что для младенца отношения и отношение к людям и к предметам вначале непосредственно слиты, его интерес к предметам зависит от того, реагирует ли на них другой человек, и как. Это было продемонстрировано в следующих экспериментах. От младенца постепенно отдаляли предмет, который по мере отдаления терял свою притягательную силу. Однако эта сила оживала с прежней интенсивностью, когда рядом с предметом в поле зрения ребенка появлялся человек. Важно, что в этом возрасте младенец еще совсем не понимает, что он может обратиться за помощью к взрослому, как это делают более старшие дети. Таким образом, было показано, что только в условиях психической общности на данном этапе развития у ребенка возникает желание, направленное на предмет. Формирование такого сознания во многом обусловлено беспомощностью младенца, незрелостью его биологических функций: он максимально зависит от взрослых и свое отношение к миру осуществляет с помощью других людей. Вот почему Л. С. Выготский называл младенцев максимально социальными существами, оспаривая взгляд на младенца как на чисто биологическое существо, не знающее ничего, кроме собственных внутренних переживаний, неспособное ни к какому контакту с окружающими. Чему улыбается малыш? Улыбается ли новорожденный? На этот вопрос до сих пор нет однозначного ответа. Некоторые акушерки утверждают, что им приходилось видеть, как улыбаются только что родившиеся дети. Некоторые ученые полагают, что новорожденные улыбаются, но только их улыбка так сильно отличается от той формы движения лицевой мускулатуры, которую принято называть улыбкой, что мы просто не узнаем ее у них. Что же касается младенцев второго, а тем более третьего месяца жизни, то здесь уже все единодушны в признании существования улыбки. Однако далеко не все стимулы с одинаковой вероятностью вызывают радостное выражение малыша. То, чему станет улыбаться ребенок, во многом определяется его возрастом, а также опытом общения с внешним миром. Вначале реакция улыбки вызывается преимущественно щекотанием, ярким лучом, светом, звуками. Затем способность вызывать улыбку у младенца приобретает человеческое лицо, особенно движение глаз. И, наконец, начиная с восьмой недели жизни, у многих детей можно наблюдать улыбку, которая вызывается видом яркой игрушки. Изучая причины особенного интереса младенцев к человеческому лицу, ученые установили, что важнейшую роль в развитии этой реакции играет определенное свойство человеческого лица, а именно наличие на нем глаз. Оказалось, что если показывать младенцам второго-третьего месяца жизни картинки с нанесенными на них точками, то дети будут улыбаться этим картинкам так же, как они улыбаются человеку, и эта реакция не будет зависеть от числа парных точек на картинке (их может быть две, а может быть и восемь). Но уже к концу четвертого месяца жизни младенцы улыбаются не только виду человека. В этом возрасте они настолько настраиваются на общение с ним, что плачем реагируют на молчащего взрослого. Малыши в возрасте от четырех с половиной месяцев и старше способны сами вызывать взрослого на контакт с помощью имитации тех воздействий, которые они ожидают получить от него. Они изображают улыбку на лице (в ситуации, далеко младенцу не приятной) и издают звуки. Не получая ожидаемого ответного воздействия взрослого, многие младенцы плачут, получив желаемое — улыбаются сквозь слезы. Добавим, что в экспериментальных исследованиях последних лет была обнаружена еще одна ситуация, в которой улыбаются младенцы. Речь идет о ситуациях такого типа, когда младенец получает возможность предугадывать непосредственные последствия собственных действий. В экспериментах психолога Т. Бауера восьмимесячные дети управляли перемещением игрушки над кроваткой движениями собственной головы. Оказалось, что эти младенцы значительно больше улыбались игрушке, чем дети из контрольной группы, над кроватками которых также двигалась подобная игрушка, но без всякой зависимости от их собственного поведения. Развитие эмоциональных реакций малыша родители смогут проследить, пользуясь средними данными. Установлены последовательность, сроки и длительность формирования положительных и отрицательных эмоциональных реакций у детей первого года жизни: - улыбка на говорящее лицо — от 5 до 12 недель; - улыбка просто на лицо — от 7 до 14 недель; - комплекс оживления на говорящее лицо — от 8 до 14,5 недели; - комплекс оживления на яркий предмет — от 12 до 20,5 недели; - смех — от 20 до 30 недель; - хныканье — от 6 до 21,5 недели; - негативные реакции при отнятии игрушки — от 20 до 39 недель; - плач — от 30 до 60 недель. Улыбки, появляющиеся на лице младенца, часто совсем непохожи одна на другую, так же как непохож плач. Опытная, внимательная мать при первом же крике младенца может догадаться, что послужило его причиной: боль в животе, испуг, нежелание оставаться в одиночестве, мокрые пеленки. Исследователи насчитывают более семидесяти различных по своему характеру улыбок младенцев. Таким образом, младенцы оказываются способными передавать взрослому информацию о своем состоянии. Итак, в течение первого года жизни младенцы, испытывая различные переживания, обнаруживают способность по-разному передавать взрослым информацию об этих переживаниях и собственных состояниях. Насколько будут в дальнейшем развиваться и усложняться эти во многом понятные только матери и ребенку формы контактов, зависит от матери. Внимательная и чуткая мать увидит и гораздо большее количество эмоциональных проявлений своего ребенка, чем мать холодная и безразличная. Вместе с формированием эмоционального отношения к окружающему ребенок начинает все более дифференцированно реагировать на отдельные воздействия со стороны внешнего мира, совершенствуя способы выражения положительных и отрицательных эмоциональных переживаний, способы контроля над отрицательными эмоциями. Во втором полугодии жизни у ребенка появляется избирательность чувств — он привязан к маме и другим близким. Как протекает двигательное развитие младенца? Ухаживая за ребенком в течение первого года жизни, родители не могут не заметить, как изменяются его движения. Возникнув в процессе общения с матерью, развиваются все навыки младенца: двигательные, сенсорные (способность ощущать) и познавательные процессы, эмоциональные реакции и речь. Первые двигательные реакции новорожденного строятся на основе безусловных рефлексов. Это поиск ртом и сосание, случайное схватывание вложенных в кулачок предметов, случайная остановка взгляда на попавших в поле зрения вещах или лицах, вздрагивание при резком звуке, свете, принятие определенной позы в определенном положении (например, позы фехтовальщика в положении лежа на спине), автоматическая походка и т. д. Вместе с тем к концу второго месяца жизни младенец уже умеет контролировать движения глаз, останавливать их на интересных объектах и прослеживать, правда, скачкообразно, медленные передвижения этих объектов. К концу второго месяца начинают угасать такие безусловные рефлексы, как автоматическая походка, рефлекс ползания, не выявляется асимметричный шейно-тонический рефлекс (поза фехтовальщика), снижается тонус или мышечное напряжение в верхних конечностях и увеличивается количество активных движений. К началу третьего месяца у ребенка формируются рефлексы, позволяющие ему разгибать ручки и ножки, а также так называемый шейный симметричный рефлекс, который особенно хорошо выражен в четырехмесячном возрасте, благодаря чему ребенок поднимает голову и весь плечевой пояс. В течение третьего и четвертого месяцев жизни у младенца развивается зрительно-моторная координация: ребенок, лежа на спине, поднимает ручки к лицу и долго рассматривает их, следит за движущимся предметом и тянется к нему, двигательно возбуждается при виде интересных объектов, когда они находятся на близком от него расстоянии то есть на таком расстоянии, при котором ребенок мог бы, если бы умел, дотянуться до них рукой). Развитие координации движений руки под контролем зрения дает младенцу возможность осуществлять первые целенаправленные действия: активные захваты игрушек. К пяти месяцам ребенок может самостоятельно перевернуться со спины на живот, активно хватает предметы, хотя и не очень хорошо. При потягивании за ручки малыш садится, а в шесть месяцев сидит самостоятельно. К семи месяцам повышенное мышечное напряжение уменьшается, развивается разгибательный тонус, появляется реакция опоры. К восьми месяцам резко возрастает двигательная активность ребенка: он переворачивается с живота на спинку и обратно, садится, встает на четвереньки, уверенно крутит головой. Берет предметы, в предметных манипуляциях участвуют обе руки. В девять месяцев ребенок пытается встать, цепляясь за опору, поочередно подтягивая ноги, помогая рукой выпрямить колени. В десять месяцев самостоятельно встает и пытается ходить, но падает. Подолгу играет игрушками, при этом в работе руки впервые активно участвуют второй и третий пальцы. К началу второго года жизни большинство детей умеют ходить, сохраняя неустойчивое равновесие. Таким образом, в результате двигательного развития у младенца возникает способность к контролю движения головы, руки и туловища, что позволяет ему удерживать голову, хватать, сидеть, стоять и ходить. Именно эти реакции обеспечивают возможность расширения поля восприятия ребенка и возникновения первых форм его предметной деятельности. Если годовалый ребенок ведет себя по-другому, это должно привлечь к себе внимание родителей, которым следует немедленно обратиться за консультацией к врачу-психоневрологу или детскому невропатологу. Для того чтобы родителям было легче контролировать ход двигательного развития малыша, отметим наиболее важные периоды: 0-3 месяца — преобладание диффузной двигательной активности, ребенок поднимает голову и удерживает ее, поднимается на локтях; 3-4 месяца — появление первых целенаправленных движений, возникновение зрительно-моторной координации, совершенствование умения удерживать предмет в руке; 5-8 месяцев — ребенок захватывает игрушку и удерживает ее, совершенствуется умение сидеть и садиться; 8-12 месяцев — развитие умения ползать, стоять, ходить. Одним из основных феноменов психической жизни младенца является специфически психическая активность, свойственная только людям, которая почти с первых недель существования ребенка организует, направляет и развивает его поведение. Уже отмечалось, что проявление этого феномена у младенцев можно наблюдать лишь тогда, когда в его восприятии возникают и существуют особые «ожидания». Как же происходит развитие самих процессов восприятия? Развитие восприятия тесно связано с развитием систем организма, которые обеспечивают прием, переработку, фиксацию поступающей из внешнего мира информации и ее воспроизведение в актах узнавания и припоминания объектов. Такие системы получили название сенсорных. Развитие сенсорных систем начинается в первые дни жизни с функционирования врожденных рефлексов и быстро развивающихся на их основе условных рефлексов. Появление зрительного и слухового сосредоточения (1-2 месяца), умения прослеживать разнообразные движения предмета (2-3 месяца), умение локализовать положение звука в пространстве (2 месяца) создают необходимые предпосылки для развития слухозрительно-моторной координации (5 месяцев). Эти координации составляют необходимое условие дальнейшего умственного развития. Вначале развитие восприятия опережает совершенствование двигательных функций. В процессе зрительного овладения предметом у ребенка формируется устойчивый интерес к игрушкам, на основе которого развивается способность целенаправленного захвата предметов. Овладев умением захватывать предмет под контролем зрения, ребенок в большинстве случаев немедленно отправляет его в рот. По-видимому, на этом этапе сенсорные сигналы, идущие ото рта, являются наиболее информативными. Постепенно увеличивается время на зрительное исследование предмета, ребенок учится прислушиваться к его звучанию, усложняется характер манипуляций с предметами, внимание становится более устойчивым. Именно в результате того, что ребенок при личном участии взрослых исследует окружающее и его восприятие развивается, формируется первый понятийный мир ребенка. Эксперименты немецких психологов показали, что уже в первые месяцы жизни у младенцев имеется представление о постоянстве некоторых объектов внешнего мира. Даже восьминедельные дети предугадывают повторное появление предмета, скрывающегося за экраном: поворачивают глаза, чтобы видеть тот край экрана, из-за которого должен показаться предмет. В одном из экспериментов был выявлен парадоксальный факт — дети продолжали следить за предметом после его остановки. Покадровый анализ видеомагнитофонной записи показал, что все дети, даже самые маленькие (двенадцать недель), при остановке предмета прекращали прослеживание на несколько долей секунд, а затем возобновляли движение глаз по бывшей траектории следования предмета. Итак, дети в возрасте от двух до четырех месяцев владеют особыми способами определения идентичности предмета: «предмет остается тем же, пока он находится на одном и том же месте» и «предмет остается тем же, пока он сохраняет траекторию движения». В этом возрасте дети узнают объект только на основании характеристик движения, не принимая во внимание другие его признаки. Один из важных этапов психологического развития младенца — поведение качественно нового уровня: осуществление действия на основе образа предмета. В поведении малыша эта способность проявляется в умении доставать спрятанную на глазах у ребенка игрушку (например, в карман или под платок). Ранее считалось, что восьмимесячные дети перестают в такой ситуации обращать внимание на игрушку. Однако современные ученые выяснили, что ребенок может достать игрушку даже при внезапном наступлении темноты. Данные экспериментов показывают, что поведение ребенка по отношению к исчезнувшему предмету определяется имеющейся у него первоначальной картиной мира, которая состоит из некоторых знаний об объектах и правилах их перемещения в пространстве. Итак, можно выделить следующие важнейшие периоды в развитии восприятия: 2 месяца — возникновение зрительных фиксаций и прослеживаний, локализация звука в пространстве; четкое видение мира; 4 месяца — возникновение способности зрительно предвосхищать информацию при ее актуальном отсутствии; возникновение зрительномоторной координации; выделение в зрительном поле человека, специфическая реакция на человеческий голос; 9 месяцев — поиск спрятанного объекта, приобретение способности к сохранению на некоторое время образа отсутствующего объекта и к организации на основе этого образа сложного действия. Понаблюдайте за своим малышом — и вы заметите все то новое, что появляется при развитии восприятия. Как происходит развитие действия младенца с предметами? Развитие движений, познавательных процессов, восприятия, усложнение общения со взрослым — все это способствует возникновению и совершенствованию действий ребенка с предметами. Действия младенца с предметами и их развитие называются игрой-овладением. Психологический смысл таких действий заключается в осуществлении взаимного примеривания, соотнесения целей и средств. Возникновение умения выделить игрушку из поля восприятия, развитие эмоционально положительного отношения к ней выражаются в продолжительных фиксациях взором интересных объектов, в умении прослеживать их разнообразные перемещения и, конечно, в обращенной к игрушке улыбке. Эти реакции появляются у детей на третьем-четвертом месяце жизни. Опыты психологов показывают, что в течение первого года жизни последовательно сменяются предметы, способные привлекать внимание ребенка; смена объектов представляется следующей: черно-белые картинки интереснее ярких и блестящих; объекты, имеющие три измерения, интереснее плоских. Развитие действий с предметами начинается с приобретения младенцем умения захватывать игрушку рукой под контролем зрения. Первый признак этого умения — нечеткая двигательная активность предплечий и кистей рук младенца, которая проявляется в момент, когда игрушка находится недалеко от ребенка. Взгляд ребенка направлен в сторону игрушки. Этому предшествует рассматривание ребенком собственных рук и вложенной в них игрушки, повторное размахивание рукой, ощупывание своих рук и вложенной в них игрушки, умение поворачивать голову и глаза к источнику звука. Постепенно диффузные движения младенца сменяются попытками протягивать руки в направлении желаемой игрушки. Эти движения вначале бывают плохо координированными, так что младенцу лишь иногда удается задеть игрушку рукой. Постепенно двигательное умение младенца совершенствуется настолько, что время, необходимое ему для захвата игрушки, перестает зависеть от ее размера и расстояния от ребенка. В период, когда происходит формирование захвата одного предмета, вторая игрушка обычно игнорируется ребенком. Но если внимание младенца, который держит какой-то предмет, переключить на новую игрушку, то его рука непроизвольно разжимается, предмет выпадает, а ребенок, как будто и не замечая этого, устремляется к новой игрушке. Манипуляции с удерживаемым предметом не зависят от особенностей самих предметов и выражаются в действиях типа: достать, удержать, отправить в рот, бросить, махать, рассматривать, прислушиваться. К восьми месяцам ребенок в совершенстве умеет захватывать предметы. Теперь при захвате второй игрушки он уже не теряет первую. В это же время появляются новые способы действия младенцев с игрушками: перекладывание из руки в руку и постукивание о поверхность. Начиная с девятого-десятогого месяца жизни дети могут одновременно действовать с тремя предметами, рот тоже используется, как руки. Усложняется характер манипуляции с игрушкой. Репертуар действий ребенка с предметами теперь довольно богат: бросание игрушки, нанизывание, вкладывание, открывание, катание, сжимание, скручивание, разъединение и т. д. Ребенок учится применять одни и те же действия по отношению к разным объектам и разные действия по отношению к одному и тому же объекту, выполнять сложные действия, необходимые для достижения определенных целей. К концу первого года жизни ребенок приобретает значительную двигательную умелость и ловкость. А формирующаяся способность самостоятельно ходить значительно расширяет возможности малыша в исследовании разнообразных предметов и развитии действий с ними. Как возникает умение произносить слова? Произнесение первого слова ребенком психологи считают не началом развития речи, а итогом целого периода. Его называют периодом предречевого развития, поскольку ребенок в общении пока не пользуется «взрослым» языком. Однако в это время ребенок овладевает произнесением слов и у него развивается способность общения со взрослыми без слов на языке мимики, жестов, взглядов, улыбки. Этот особый язык без слов (невербальная коммуникация) формирует понимание ситуаций, слов, а также целых грамматических конструкций. А теперь познакомимся с научением младенца произносить слова. Родившись, ребенок много плачет. Как правило, это длящийся на одной ноте крик. Однако можно услышать особые звуки, издаваемые им при ощущении комфорта и дискомфорта. Случайные движения артикулярного аппарата во время прерывистого крика младенца и имитации сосательных движений оказывают существенное влияние на обогащение звукового словаря. Вокализации приобретают различный характер и форму в зависимости от физиологических реакций младенца на внутренние состояния и условия внешней среды. Модулирование звука происходит благодаря возникновению полных или частичных преград внутри артикуляционного аппарата. К четвертому месяцу жизни ребенок уже радостно реагирует на обращенную к нему речь, улыбается, услышав голос взрослого. У него может появиться гуканье в ответ на ласковую речь близких ему людей. Скачок в развитии голосовой активности младенца знаменуется появлением гуления (три-четыре месяца), когда ребенок как бы играет со звуками, получая удовольствие от их произнесения. В результате гуления малыш приобретает элементарные навыки произнесения определенных звуков и звукосочетаний. Вначале ребенок произносит отдельные гласные звуки, такие, как а и о, и согласные м, б, п, д. Чаще всего он произносит эти звуки по утрам, играя в кроватке или разговаривая со взрослым. Постепенно ребенок начинает произносить определенные звукосочетания, среди которых выделяются своеобразные повторы одних и тех же слогов, называемые обычно лепетом. Это звукосочетания типа дай-дай-дай, та-та-та, ма-ма-ма. И лишь к концу первого года жизни появляются первые слова. Как правило, это звукоподражания, например: бах, га-га-га, ава, или особые звукосочетания, понятные только матери и ребенку и употребляемые в определенной ситуации, например: фа — шапка, кахн — бутылочка, гуг — медведь. Такие слова у каждого ребенка свои. Ученые обращают внимание на то, что из всего разнообразия произносимых ребенком звуков лишь некоторые соответствуют физическим признакам того языка, на котором говорят с ребенком родители и который ему предстоит усвоить. А как же происходит формирование соответствия услышанного и произносимого звуков? По мнению многих ученых, главная роль в этом процессе принадлежит имитации, повторению слышимых звуков. Выделяют несколько фаз в развитии этой речевой способности. Для первой фазы характерно простейшее подражание, поскольку здесь ребенок, отвечая звуком на звук, еще не заботится о соответствии услышанного и произносимого звуков. На второй фазе ребенок становится более внимательным, кажется, что он буквально «смотрит нам в рот». Теперь малыш как бы отвлекается от звуков речи, которая всецело поглощала его прежде, и реагирует на содержание произносимого слова. Начало третьей фазы — интенсивного развития подражательной речи — совпадает с периодом, когда младенец открывает для себя, что он не только может вызвать одобрение взрослых, действуя в соответствии с их речевыми требованиями, но что и сам может вызвать ту же реакцию в других, произнося определенные звуки. На этой новой стадии предречевого развития впервые смысловую окраску приобретают как действия самого ребенка, осуществляемые в ответ на обращенную к нему речь, так и то, что он произносит. Недостаточность, ограниченность разговоров с малышом на этом этапе приводят к существенной задержке речевого развития. Она возникает не только тогда, когда родители мало говорят с ребенком, но и в тех случаях, когда взрослые говорят излишне много. Многословие и усложненность речи взрослого — своеобразный тормоз на пути речевого развития. Здесь мы приводим этапы развития собственной голосовой активности младенцев: 2-3 месяца — возникновение первых спонтанных вокализаций; 4 месяца — использование их в «разговоре» со взрослым; 4 месяца — гуление; 8 месяцев — исчезновение вокализаций в моменты речевого общения со взрослым; 8 месяцев — лепет, вокализация при манипуляциях; 10-12 месяцев — выражение эмоционального отношения своеобразными звукосочетаниями, умение произносить первые слоги и одно-два слова, часто понятных лишь матери и ребенку. Развитие собственной голосовой активности — это лишь одна сторона процесса развития речи младенца. Не менее важно возникновение и усложнение неречевых взаимодействий, разнообразных способов передачи информации между ребенком и матерью. По мнению французского психолога Ж. Пиаже, возможность усвоения языка зависит от развития у ребенка познавательных способностей, решающую роль среди которых играет способность подчинить действия одного объекта путем воздействия другого. В соответствии с уровнем собственного развития ребенок приобретает умение управлять действиями взрослого. В контексте «диалог — действие» и происходит формирование языка на основе доречевых способов общения. Как возникает умение говорить? Настал день, и наш ребенок начал говорить. Все родители, конечно же, ждут этого момента. Однако у многих это не вызывает особого удивления. Действительно, казалось бы, все не так уж сложно: младенец с самого рождения находится в мире звучащей речи, он постоянно слышит, как взрослые обращаются к нему или друг к другу с помощью слов, называя предметы определенными именами, и он должен просто запомнить, что как называется. Но сложность состоит в том, что ребенок должен сначала понять, что существуют предметы и их имена, что некоторый набор звуков может обозначать предмет или событие, передавать отношение к ним говорящего человека или его намерение сделать что-либо. Иначе говоря, ребенок должен, прежде чем начать употреблять слова, открыть для себя все то, что составляет знаковую природу речи как средства общения, что представляется столь очевидным взрослому, но отнюдь не является таковым для маленького ребенка. На первом году жизни младенец делает целый ряд открытий о природе речи, которые позволят ему в дальнейшем, начиная со второго года жизни, с поразительной быстротой и легкостью овладевать не только отдельными словами, но и правилами построения речи, всем богатством человеческого языка. Интересно отметить, что уже к 6 годам, как подсчитали ученые, ребенок знает примерно 14 ООО слов, а это означает, что он в день выучивает около 9 новых слов (или по одному слову в каждый час бодрствования). Конечно, это усредненные данные — речевое развитие не протекает столь одинаково, но все равно это поистине стремительный прогресс! В предречевой период закладываются предпосылки последующего стремительного развития речи. В течение этого периода, во-первых, усвоение речи становится необходимым для ребенка, во-вторых, оно делается возможным, и, в-третьих, именно в это время формируются непосредственные «предшественники», источники будущих структур и элементов речи. Что же делает необходимым развитие речи у ребенка уже к концу первого года его жизни? Как показывают исследования психологов, в этом возрасте перед малышом встает целый ряд новых целей и задач, которые лишь частично являются следствием его возросших потребностей и возможностей, но также — и это главное — возникают как результат включения ребенка во все более сложное взаимодействие со взрослым. Для участия в этом взаимодействии в качестве полноценного партнера ребенок должен сообщать взрослому не только, что он что-то хочет, но и что именно он хочет; должен точнее выражать свои намерения и распознавать намерения взрослого; должен передавать и воспринимать информацию о событиях, которые совершаются здесь и теперь, а также о событиях, которые уже произошли или произойдут в будущем. Решать эти и подобные им задачи с помощью старых, уже известных младенцу приемов — крика или плача — невозможно, и ребенок оказывается перед необходимостью найти новые средства общения, которые позволили бы ему более эффективно взаимодействовать со взрослым. Именно таким коммуникативным средством организации и регуляции совместной деятельности ребенка и взрослого выступает человеческая речь. Но как бы ни была нужна ребенку речь для решения стоящих перед ним задач, речевое развитие не может начаться до того, как сложатся определенные условия, делающие возможным усвоение языка. К таким условиям относится определенный уровень развития голосовой активности младенца. Но не менее важную роль играет, как мы уже говорили, в развитии речи ребенка общий уровень его познавательных способностей. Что это за способности и как они формируются? Огромную роль среди них играет способность ребенка подчинить действия одного объекта воздействию другого. Совершенствуясь в этом направлении, ребенок создает и испытывает различные схемы действия: он манипулирует одновременно несколькими предметами (например, вкладывая и вынимая игрушку из коробки); совершает одно и то же действие с разными предметами (например, постукивая палочкой по кукле, мячу, спинке кровати) или разные действия с одним предметом (например, сжимая, бросая и перекатывая с места на место мяч); разбирает или просто разбивает игрушку с помощью другой игрушки и т. д. Подобные навыки очень важны для постепенного постижения младенцем отношения «часть — целое», а также для понимания того, что вещи существуют независимо от совершаемых с ними действий. Но этот феномен появляется лишь с развитием двигательной активности ребенка. Таким образом, совершенствующиеся манипулятивные возможности младенца обогащают, а точнее, формируют его простейшие знания о мире физических вещей. Причем если вначале ребенок знакомится с миром главным образом благодаря тем действиям, с помощью которых он управляет этим миром, т. е. имеет своеобразное «знание через действие», то постепенно мир открывается ему и в своем независимом от действия существовании. Это играет важную роль в последующем речевом развитии. Но как именно эти навыки связаны с последующим развитием речи? Дело в том, что описанное выше развитие ребенка в неречевой сфере подготавливает его к участию в совместной деятельности со взрослым, делая возможным их взаимодействие между собой как равноправных партнеров по общению. А именно: взаимодействие ребенка со взрослым служит, как показывают новейшие исследования психологов, непосредственным источником формирования языковой способности ребенка, его умения говорить и общаться с помощью слов. Какая же совместная деятельность ребенка и взрослого становится непосредственным источником речевого развития? Чтобы ответить на этот вопрос, следует иметь в виду, что речь идет не о любых способах или формах общения между ребенком и взрослым, а о специфических «ритуализированных» действиях, т. е. действиях, организованных по определенным правилам, выработанным в том обществе и в той культуре, к которой принадлежат родители ребенка. Ритуализированное взаимодействие ребенка и взрослого должно иметь как бы определенный «сценарий» и быть осмысленным. Разумеется, малыш, впервые участвуя в подобном взаимодействии, не осознает его цели или смысла, не владеет всеми средствами достижения этой цели. Но здесь принципиально важен сам факт включения ребенка в совместную деятельность со взрослым, так как именно в ходе ее происходит «разделение» знаний между взрослым и ребенком. В результате ребенок получает возможность как бы перешагнуть через границы того физического мира, который он уже «знает»,— в мир человеческой реальности и человеческой культуры, где перед ним раскрываются закономерности взаимоотношений между людьми. Перед ребенком расширяются такие горизонты познания, которые не ограничиваются его индивидуальным опытом, а «впитывают» коллективный опыт людей. Примером такого взаимодействия может служить «ритуал укладывания ребенка спать». Здесь налицо четкое разделение ролей между ребенком и взрослым, а также последовательность причинно связанных друг с другом действий, каждое из которых закономерно влечет за собой следующее действие: раздевание ребенка, укладывание его в постель, накрывание его одеяльцем, выключение света, наконец, колыбельная песенка и прощальный поцелуй. Все эти действия подчинены одной цели (отход ко сну), которая придает им смысл и понятна сначала только взрослому. Другие примеры ритуализированных процедур взаимодействия — это купание ребенка, кормление его, перекатывание мяча от ребенка к взрослому, игра в прятки и т. д. Каждый из взрослых, сотни раз проделывавший подобные действия, вероятно, не задумывается о том, насколько они важны для всего последующего развития ребенка, в том числе развития речевого. Но именно в рамках такой совместной деятельности ребенка и взрослого формируются первые представления малыша о природе языка. Кстати, не следует думать, что ребенку достаточно просто подчиняться воздействиям взрослого. Он должен быть активным, действующим участником происходящего. Взрослый с самого начала (и постоянно) интерпретирует движения и возгласы ребенка так, как если бы они имели определенный коммуникативный смысл, т. е. приписывает им этот смысл с позиции своего взрослого понимания ситуации общения. Именно так, например, рождается указательный жест из движения руки ребенка: малыш тянется за понравившейся ему игрушкой, которую он сам не может достать, и взрослый приходит на помощь, интерпретируя движения руки ребенка как указательный жест. Таким образом, малыш постепенно осознает, что определенное движение его руки может заставить взрослого сделать желаемое, но недоступное ребенку действие. Точно так же младенец приходит к пониманию того, что и определенное звукосочетание, которое он произносит, может привести к желаемому результату. Так, в совместной деятельности со взрослым элементарные реакции младенца на раздражители внешней среды (крик, движение хватания, поворот головы и т. п.) приобретают особый, социальный смысл, то есть превращаются в требование, просьбу, указание, утверждение, отрицание и др. Тем самым ребенок делает в «сотрудничестве» со взрослым первое важное открытие — о коммуникативной природе языка, о языке как средстве общения, сначала жестового, потом звукового. Итак, речь ребенка не есть результат пассивного копирования образцов, представленных в речи взрослых. Она также не есть результат «вызревания» каких бы то ни было врожденных, изначально присущих младенцу способностей. Возникновение речи — это продукт совместной работы взрослого и ребенка, продукт их социального взаимодействия. В организации этого взаимодействия главенствующая роль поначалу принадлежит взрослому, который постепенно прокладывает ребенку путь в мир культуры и человеческого языка как элемента этой культуры. Из этого следует вполне понятный, очень важный для всех родителей вывод: необходимо активно строить контакт и взаимодействие с ребенком на втором году жизни. Совместная деятельность в любой форме поможет вашему малышу быстрее овладеть речью. Практические рекомендации Родителям, прежде всего, надо знать, чего не следует делать, ухаживая за новорожденным. Не следует обеспечивать ребенку тщательно обогащенную окружающую среду. Младенец еще не нуждается в обогащенной окружающей среде, особенно в первые три недели жизни, когда он редко находится в состоянии полного бодрствования. Не следует позволять малышу слишком долго кричать. Постоянный и быстрый ответ на плач младенца приводит к установлению крепкой привязанности между малышом и взрослыми, которые о нем заботятся, и поэтому он предпочтительнее, чем пренебрежительное отношение к плачу ребенка, независимо от того, является ли он осознанным или нет. Не следует бояться брать ребенка на руки из страха избаловать его. Взять ребенка на руки — один из наиболее надежных способов воздействовать на состояние младенца, устранить дискомфорт, заменив его естественным комфортом. Кроме того, те отделы нервной системы, которые активизируются, если взять малыша на руки, развиты намного лучше, чем остальные, имеющие отношение к зрению и слуху. Что же следует делать, «воспитывая» новорожденного? Прежде всего, быстро реагировать на крики ребенка и пытаться найти и устранить причину, вызывающую неудовольствие младенца. Для обеспечения и поддержки интереса малыша к внешнему миру нужно правильно разместить около его кроватки подвесные игрушки. Лучше всего подвешивать игрушку на расстоянии 30 см от глаз ребенка и сдвигать ее то вправо, то влево, а не держать посередине. Наибольший интерес у детей второго месяца жизни вызывают игрушки, изображающие верхнюю часть человеческого лица. Такую игрушку родители могут сделать сами из картона, изобразив на нем достаточно схематично, но четко глаза, брови, лоб, волосы. Вскоре можно будет играть с ребенком следующим образом: медленно перемещая перед глазами малыша находящийся от него на расстоянии 30 см небольшой звучащий предмет, то останавливая его в поле зрения ребенка, то возобновляя движение. Предметы можно двигать вверх, вниз, в горизонтальном направлении и по кругу. Слежение за перемещением предметов по кругу наиболее сложно для младенца. Можно немного помочь ему, слегка зафиксировав положение головы рукой. Ну и конечно, не надо пренебрегать зрительным вниманием ребенка: заметив на себе его пристальный взгляд, улыбнитесь ему, ласково что-то скажите или попросту погладьте. Учитывая зрительный интерес ребенка к окружающему миру, желательно почаще перемещать малыша с места на место: из кроватки в манеж, из манежа на диван. Ласка, соска и укачивание помогут успокоить раскапризничавшегося малыша. Вы уже познакомились с основными психологическими новообразованиями младенца, с теми умениями и навыками, которые формируются у детей на первом году жизни. Поэтому вы можете на время стать исследователямипсихологами. Внимательное и спокойное наблюдение поможет вам лучше понимать малыша, активно строить контакт с ним. А вечером, когда муж возвращается домой, можно еще раз всем вместе отметить все то новое, что появилось в поведении младенца. Наблюдать и активно формировать психическое развитие ребенка вам поможет специальная программа наблюдений и общий план воспитательных действий. Помните, что сроки появления новых психических качеств статистически усреднены, поэтому незначительные задержки или опережения не должны вызывать у вас ни изумления, ни тревоги. Возраст — 2-3,5 месяца В этот период младенец улыбается человеческому голосу, у него появляется выраженный интерес и положительное отношение к людям, совершенствуется большинство зрительных реакций: он все более длительно фиксирует взгляд на предметах, и эта реакция все меньше зависит от расстояния предмета до ребенка. Малыш прослеживает взглядом перемещение предметов и может предвосхищать их появление, рассматривает плоские простые картинки; в моменты бодрствования может вокализировать, издавая отдельные «гукающие» звуки; он начинает обращать внимание на подвешенные игрушки, рассматривать их, пытается дотронуться до них. Общий план действий. С любовью ухаживайте за ребенком, старайтесь не давать ему долго плакать, успокаивайте или отвлекайте его, пытайтесь найти причину плача и устранить ее. После кормления кладите ребенка на живот на 5-10 минут, повторяя эту процедуру три раза в день. В такой позе ребенку легче контролировать движения головы. Привлекайте внимание младенца звучащими игрушками, задевайте за них его рукой, но не вешайте игрушки слишком далеко — ребенок должен до них дотягиваться. Хорошо, если среди подвешенных предметов есть игрушки, похожие на птицу, человечка, животное, т. е. имеющие глаза (подвешенные игрушки не должны издавать слишком громких или резких звуков). Показывайте ребенку небольшие простые погремушки и медленно перемещайте их перед его глазами на расстоянии 20-30 см, но не дальше 90 см, добивайтесь, чтобы он следил за ними. Ухаживая за ребенком, пеленая его или купая, ласково беседуйте с ним. Делайте паузу после произнесения некоторых фраз, произносите ребенку его собственные гуканья, например звук «а». Не мешайте ему, когда он вокализирует наедине с самим собой. Улыбайтесь ребенку! Возраст — 3,5 - 4,5 месяца В этот период у младенца появляется потребность в общении со взрослым, развивается зрительно-моторная координация, возникает способность захватывать и доставать игрушки, резко увеличивается интерес к зрительному обследованию окружающего мира, ярко выражен интерес к собственной руке, появляется «игра» со звуками, а также оживленная эмоциональная реакция, сопровождающаяся двигательной и голосовой активностью. При виде взрослых людей, особенно близких, малыш стремится ощупывать предметы, дотрагиваться до них деснами и губами; крик младенца становится модулированным, в разных ситуациях он начинает плакать по-разному, таким образом, он учится «управлять» поведением мамы, может активно стимулировать мать к общению, улыбаясь, подавая голос, глядя на нее. Общий план действий. Подарите ребенку ощущение того, что его любят и о нем заботятся, не давайте ему подолгу кричать. В минуты, когда младенец активно бодрствует, побольше разговаривайте и играйте с ним, не забывайте улыбаться, ведите себя естественно и тепло. Сюсюкать с младенцем не стоит, старайтесь, чтобы ваш разговор вызывал радостную реакцию ребенка. Помещайте рядом с ним игрушки или протягивайте их ему. Если ребенок почему-то не реагирует на протянутую игрушку, попробуйте дотронуться ею до пальцев его руки. Если ребенок промахивается и не может точно захватить игрушку, то после второй-третьей попытки помогите ему и вложите игрушку в руку ребенка или поднесите ее настолько близко к руке, чтобы он смог ее захватить почти без труда. Перемещайте ребенка по комнате, чтобы у него были новые впечатления. Возраст — 4,5-6 месяцев К концу этого периода ребенок в совершенстве контролирует движения головы и руки, учится контролировать позу, обследует предметы пальцами. Малыш по многу раз повторяет с предметами одно и то же действие, например, бросает их на пол, осваивает такие простые двигательные навыки, как доставание, похлопывание, размахивание, выпускание из рук предметов и т. д. Ребенок прослеживает взгляд взрослого, все чаще выражает свое удовольствие голосом, выговаривает отдельные гласные звуки, такие, как а, о, и сопутствующие им согласные — б, д, м, п. К концу данного периода голосовая активность отличается многообразием звуков и слогов, среди которых преобладают звуки ма, мы, та, па, ба и т. д. Общий план действий. Активно разговаривайте с ребенком, повторяйте произносимые им слоги, заинтересованно реагируйте на «речь» малыша, выражайте ему свою любовь. Не держите ребенка подолгу в манеже и не давайте ему заливаться плачем. Играйте с младенцем: накрывайте его руку с игрушкой платком, добивайтесь, чтобы он не терял игрушку и доставал ее из-под платка, показывайте ему его отражение в зеркале. Научите ребенка собирать в коробки мелкие предметы (но не слишком мелкие, чтобы он не засунул их себе в нос или ухо), и он подолгу станет проводить так время сам. Давайте ребенку для исследования предметы разной величины и формы, детали которых ребенок изучает с особенным интересом. Возраст — 6-8 месяцев Ребенок контролирует позу при сидении. У малыша сформировались первые привязанности и возникает тревожная реакция на незнакомых людей. Ребенок осваивает простые игры-подражания, например «Ладушки» или «Забодаю», в которых взрослый и ребенок выполняют одинаковые действия. Во время игры у малыша развивается «лепетное говорение», а также ребенок учится прислушиваться к речи взрослого. К концу периода ребенок может одновременно манипулировать двумя предметами, учится вкладывать предметы один в другой. Общий план действий. Много разговаривайте с ребенком, говорите о том, что происходит в данный момент, обращайте его внимание на называемые вами предметы. Побуждайте ребенка к действию словами: сделай так, похлопай в ладоши, покачай головой. Перед сном можно читать ребенку и рассматривать с ним книжки-раскладушки. Чем больше вы будете разговаривать с малышом, тем он раньше заговорит. Играйте с ребенком в прятки, пряча свое лицо за занавеску или накрывая лицо ребенка платком. Не забывайте весело улыбаться и разговаривать, когда вы вновь появляетесь перед малышом, а спрятавшись, зовите его или спрашивайте: «Где я?» Играйте с ребенком в ладушки, помогите ему научиться хлопать в ладошки. Научите его играть в игру «Шу-у полетели, на голову сели». Давайте ребенку вторую игрушку, когда он уже держит первую. Предлагайте вторую игрушку то со стороны свободной, то со стороны занятой руки. Обеспечьте ребенка предметами, которые он может ронять, бросать, позвольте ему стучать ими и т. д. Показывайте ребенку, как работают простые механизмы, например, крутится ручка, включается лампочка, вращается диск детского телефона и т. д. Возраст — 8-10 месяцев В течение этого периода у ребенка совершенствуется контроль позы при стоянии, он делает первые шаги. Малыши с удовольствием разглядывают и рассматривают предметы. В этот период у ребенка впервые возникают специфические манипуляции, то есть такие действия, которые можно совершать лишь с определенным предметом. К числу таких действий относятся катание мяча, подтягивание предмета за веревочку, нажимание кнопки звонка, снимание колец, самостоятельное использование бутылочки, вкладывание коробочек друг в друга, вращение подвижных деталей и т. д. К концу данного периода ребенок может управлять поведением взрослых с помощью жестов, произнося определенные звуки, некоторые дети уже произносят первые слоги, появляется понимание некоторых слов. Общий план действий. По-прежнему мягко, тепло и часто разговаривайте с ребенком. Произносите одни и те же короткие фразы, произносите небольшие стихотворения. Отдельные слова должны соответствовать действиям, которые выполняет взрослый на глазах у ребенка. Радостно реагируйте на попытки ребенка произносить отдельные звукосочетания и слова. Пытайтесь понять, что он имеет в виду. Научите ребенка в ответ на вопрос «Где лампа?» смотреть в сторону лампы. Нетрудно научить ребенка показывать глаза у игрушек. Не заставляйте ребенка слишком долго учиться тому, что у него не получается, лучше вернитесь к обучению через день. Мягкость, терпение, внимательное отношение — вот основные ваши помощники в занятиях с малышом. Возраст —10-12 месяцев К концу года значительно увеличивается подвижность ребенка, многие дети начинают свободно перемещаться по комнате и даже квартире, почти все малыши к этому возрасту с удовольствием ходят с помощью взрослых. Ярко выражена потребность исследовать окружающий мир. Дети очень много времени проводят, наблюдая за происходящими вокруг них событиями, стремятся достать и изучить любые попадающие в их поле зрения предметы, обследовать все, что вызывает их интерес, очень любят играть с водой. У детей этого возраста ярко выражен интерес к мелким предметам, они исследуют их, разглядывая, переворачивая, ощупывая, поднося ко рту и т. д. С целью изучения предмета опрокидывают, катают взад и вперед, вкладывают и достают предметы из коробочки, бросают, просовывают пальцы в маленькое отверстие и т. д. Появляется интерес к книгам и к переворачиванию страниц. Развивается умение находить исчезнувшие, например укатившиеся предметы. К концу периода почти все дети начинают понимать, что взрослых можно использовать в своих целях, звать на помощь. Увеличивается количество слов, которые понимает ребенок. В этом периоде дети особенно радуются одобрению взрослых. Общий план действий. Не забывайте, что для ребенка по-прежнему главным остается ощущение, что о нем заботятся и что его любят. Нежно и ласково общайтесь с ребенком, учитесь понимать его. Говорите с малышом просто и ясно, рассматривайте вместе с ним книжки с картинками, рассказывайте ему, что нарисовано, и задавайте ему вопросы: «Где..?» — или: «Покажи...» Учите ребенка показывать части вашего и его собственного тела: уши, ручки, ножки и т. д. Учите ребенка показывать то, что его особенно интересует: воду, кран, лампу, цветы, машину. Необходимо как можно раньше дать ребенку понять (для его же безопасности), что есть вещи, которые он не имеет права трогать. Обеспечьте ребенку свободу передвижения, но спрячьте от него все те вещи, которые нельзя трогать. Не оставляйте его слишком надолго одного, особенно в манеже. Продолжайте показывать ребенку, как работают простые механизмы, например, как крутится ручка у мясорубки, и т. д. Помните, что в этот период его очень интересуют простые причинно-следственные связи между предметами и явлениями. Не изолируйте его от других детей и взрослых, осторожно преодолевайте имеющуюся у ребенка тревогу по отношению к незнакомым людям. Итак, вашему малышу год. Внимательно наблюдая за ним, активно помогая его психическому развитию, вы полюбили ребенка всем сердцем и научили его любить вас. Роль матери и отца в развитии ребенка в раннем детстве Материнская психология отличается от отцовской. Но в чем разница между материнским и отцовским воспитанием? С чего начинается понимание между детьми и родителями, как заложить фундамент взаимного доверия и эмоционального благополучия? В соответствии с российскими традициями воспитания многие считают период от рождения до трех лет чем-то несерьезным, периодом «домашнего воспитания», подготовкой к поступлению в детский сад, а ведь именно в раннем детстве закладываются основы отношения ребенка к себе, другим людям, окружающему миру. Будет ли ребенок доверять людям, проявлять инициативу и активность по отношению к миру, испытывать уверенность в себе, во многом определяется опытом взаимодействия с матерью и отцом, начиная с первых дней жизни. Что же известно о взаимоотношениях матери и младенца, влиянии матери на психическое развитие ребенка в раннем детстве? Психологи пока не договорились, что больше определяет отношения матери и ее ребенка — биологические аспекты (как считает психоанализ) или социальные установки. С точки зрения эволюции задача матери — заботиться о потомстве так, чтобы выросшие особи смогли победить в борьбе за выживание и в свою очередь произвели собственное потомство. У людей же в понятие «mothering» — «материнская забота» входит и кормление грудью, и биологическая связь, и нежность, и передача культурных традиций. Социальное развитие ребенка в первый год жизни В 70-е годы XX века покадровый анализ видеозаписей позволил психологам сделать выводы о том, что ребенок способен устанавливать социальные связи (общаться с мамой) с рождения. Младенцы реагируют на людей с самых первых дней жизни. Уже в первые часы после рождения они предпочитают рассматривать лицо человека, располагающееся на расстоянии 20 см. Именно на таком расстоянии находится лицо матери, когда она кормит малыша, держа его на руках. При этом наибольший интерес вызывают глаза, брови, граница волос. К концу первого месяца дети различают голоса, пристально смотрят в глаза взрослым, устанавливая контакт. Новорожденные отличают человеческое лицо от неживого предмета, Рассматривая лицо, они произносят больше звуков, плавно двигают руками и ногами, сжимают и разжимают кулачки. Очень рано младенцы начинают различать выражения счастья, печали, удивления на лице взрослого. У новорожденных часто можно увидеть рефлекторную улыбку, в которой участвуют только мышцы рта; можно вызвать ее легким прикосновением к щеке ребенка, она часто появляется в состоянии дремоты. Улыбка, адресованная другому человеку, появляется в конце первого месяца жизни. В три месяца детки охотно улыбаются каждому, кого увидят. Известный отечественный детский психолог М. И. Лисина выделила четыре критерия, позволяющие утверждать, что младенец общается с другими людьми: - Взгляд в глаза взрослому (появляется примерно в конце третьей недели жизни): интерес к взрослому, желание пообщаться. - Улыбка в ответ на действия взрослого (появляется в конце первого месяца жизни): удовольствие ребенка от общения с взрослым. - Инициативная улыбка и оживление, которыми младенец привлекает внимание взрослого. - Реакция на проявление внимания взрослого, проявляющаяся в стремлении ребенка удержать внимание и продлить эмоциональный контакт. По мнению Лисиной, только присутствие в поведении всех четырех признаков говорит о наличии общения. Проявление же отдельных признаков — сигнал о том, что общение еще только складывается. Как взаимодействуют мать и ребенок? Несмотря на всю свою важность, этот вопрос получил ответ совсем недавно. Известный английский психолог Д. Стерн установил, что мать или близкий и ухаживающий за ребенком человек ведут себя с младенцем совершенно необычно, иначе, чем со взрослыми или детьми постарше. В чем это проявляется? Прежде всего, в особой детскости речи матери, обращенной к младенцу (baby talk). Исследование шести различных языков на шести континентах показало сходные черты материнской речи: при общении с младенцем мать использует простые, короткие предложения, делает длинные паузы, включает в речь бессмысленные звуки и часто изменяет слова (например, «холесенький» вместо «хорошенький»). Кроме того, повышается высота голоса, речь замедляется и преувеличивается, становится протяжной, изменяется ритм и ударение — все это придает материнской речи напевность. Мама и ребенок могут вести «вокальный диалог». Мать, общаясь с ребенком, задает вопрос и от имени ребенка сама себе отвечает, так что это скорее монолог матери в форме воображаемого диалога. Такая экзотическая форма поведения имеет большой смысл для психического развития ребенка. Во время паузы между обращениями младенец, способный к подражанию, однажды ответит матери имитацией звуков или другим изменением поведения. Мама тогда продолжит «разговор» — изменит свое поведение, подстроившись под ребенка. А младенец, получив новый позитивный опыт общения, будет и в дальнейшем отвечать на инициативы матери, так что со временем монолог матери перейдет в гармоничный диалог матери и ребенка. Меняется не только речь матери, то есть что и как она говорит, но и выражение лица, движения головы и тела, рук и пальцев в процессе общения с малышом. Глаза широко раскрываются, брови вскидываются, мимика и движения становятся медленнее, однообразнее, повторяются. Мать может быстро приближаться к ребенку вплоть до расстояния нескольких сантиметров от его лица, а также смотреть на него и говорить одновременно, что необычно для общения взрослых. Лицо очень выразительно, но ассортимент выражений невелик. Мать использует выражение удивления для приглашения к контакту: улыбается, чтобы поддержать «разговор»; хмурится или отводит взгляд, если его хочет закончить, а если избегает по каким-то причинам вступать в «диалог» — сохраняет нейтральное выражение лица. Такое однообразие нужно, чтобы создать у малыша ощущение стабильности, неизменности окружающего, безопасности мира. Как они умеют взаимно подстраиваться Период от двух до шести месяцев — «медовое время». Коммуникация мамы и ребенка достигает потрясающей слаженности и гармонии. Во время кормления младенец сосет грудь, совершая серии движений длительностью от 8 до 10 секунд, прерывая сосание паузами от 2 до 5 секунд. При этом для того, чтобы проглотить пищу и передохнуть, в этих паузах нет никакой физиологической необходимости. Большинство матерей (независимо от того, кормят они ребенка грудью или из бутылочки) во время пауз поглаживают ребенка, разговаривают с ним для того, чтобы стимулировать продолжение сосания. Интересно, что младенец начинает вновь сосать молоко и без этого. Скорее всего, он использует паузы, чтобы вызвать ответное поведение матери. Ура, возник первый диалог! Начиная с третьего месяца жизни, младенец способен посылать матери «двойственные» сигналы, с помощью которых он или вступает в контакт, или сообщает, что хочет его прекратить. Если ребенок поворачивает голову лицом к матери, смотрит ей в глаза, улыбается, произносит тихие протяжные звуки (гукает, гулит) — это приглашение к общению и взаимодействию. С другой стороны, опускание глаз, отворачивание, наклон головы, хныканье сигнализируют о нежелательности общения... Чтобы успешно общаться, каждый участник должен чувствовать, что другой на его действия реагирует. Важно, чтобы на каждое «сообщение» ребенка мама отвечала улыбкой, ласковыми словами, нежными прикосновениями и пр. В том же случае, когда ребенок, например, устал, хочет спать и показывает взрослому, что не хочет больше общаться с ним, взрослый, учитывая желание малыша, не должен настаивать, усиливая стимуляцию (например, показывать новую игрушку, стараться вызвать улыбку и пр.) Одним из наиболее ярких примеров ритмической согласованности действия матери и младенца является синхронизация. Шаффер помещал мать и ребенка в светлую комнату с множеством ярких игрушек. Они смотрели чаще всего на одно и то же, причем объект выбирал ребенок, мама только подстраивалась к действиям малыша. Изучение простой, стереотипной игры взрослого с младенцем первых месяцев жизни показало, что ребенок участвует в ней как активный партнер, управляя поведением взрослого с помощью взгляда. Малыш то смотрит на взрослого, показывающего ему «козу» или «ладушки», то отводит взгляд в сторону, то снова смотрит на взрослого, помогая тем самым определять ритм и темп взаимодействия, побуждая партнера к новым действиям. В опытах Стерна производилась кинозапись движений головы у трехмесячного ребенка и взрослого, глядящих друг на друга. Движения матери и ребенка составили гармонически сочетающееся взаимное приближение и отступление, названное автором своеобразным «вальсом». Кроме того, уже в другом исследовании была выявлена подстройка и синхронизация движений младенца в ответ на человеческую речь, причем именно на звуки осмысленной речи. Подобные непроизвольные движения младенца можно сравнить с «неуловимым балетом». С девяти месяцев у младенца наблюдается феномен «социальной ссылки» — реагируя на что бы то ни было, он оглядывается: а как мама к этому относится? Не против? Ребенок при встрече, например, с яркой движущейся игрушкой-роботом смотрит на выражение лица взрослого, стараясь уловить его реакцию на происходящее. Десятимесячный малыш приблизится и будет с интересом рассматривать управляемого робота или игрушечную лающую собачку, если мать спокойна или улыбается, глядя на игрушку (так будет и при встрече с незнакомым человеком). Важно, чтобы малыш понимал: родители поддерживают его, разделяют его чувства. Когда годовалый ребенок встает на носочки, стараясь достать со стола привлекательную игрушку, наблюдающая за его попытками мама, изображая голосом напряжение от сложной и тяжелой работы, сопровождает действия малыша словами: «Ну... ну... еще... еще, давай, давай, тянись!». Если мать спросить, зачем она так делает, скорее всего, она ответит: «Чтобы быть вместе», «Чтобы помочь ребенку», хотя в процессе не осознает при этом своих действий. Главная закономерность состоит в следующем: если эмоциональная реакция матери выше или ниже, чем у ребенка, то исследовательское поведение малыша прекращается. Если же мама успешно подстраивается под его состояние, то исследование продолжается. Все это, вместе взятое, говорит о том, что ребенок и мать изменяют друг друга, развиваются оба. Социализация, как и воспитание,— не личное, а совместное предприятие. Привязанности У младенцев старше 6 месяцев начинает явно проявляться привязанность к определенным людям (обычно, хотя и не всегда, к матери). В течение месяца или двух после этого большинство детей начинают проявлять привязанность к отцу, братьям, сестрам, бабушкам и дедушкам. Каковы признаки привязанности? Объект привязанности может лучше других успокоить и утешить малыша; младенец чаще, чем к другим, обращается к нему за утешением; в присутствии объекта привязанности малыш реже испытывает страх (например, в незнакомой обстановке). Привязанность имеет для ребенка определенную ценность с точки зрения самосохранения. Прежде всего, дает ребенку чувство безопасности при освоении окружающего мира, столкновении с новым и неизвестным. Привязанность проявляется чаще всего в ситуации, когда он испытывает страх. Ребенок может не обращать внимание на родителей и охотно играть с незнакомым человеком (при условии, что рядом находится кто-то из близких), но, стоит только ребенка чем-либо напугать или взволновать, он тут же обернется за поддержкой к матери или отцу. Поведение родителей и привязанность Хотя способность испытывать эмоциональную привязанность является врожденной, выбор объекта, а также сила и качество привязанности в большой степени зависят от того, как родители относятся к ребенку. Что важнее всего для развития привязанности в отношениях родителей и ребенка? Прежде всего, это способность взрослого чувствовать и отзываться на любые сигналы ребенка, будь то взгляд, улыбка, плач или лепет. Обычно дети привязываются к родителям, которые быстро и позитивно реагируют на проявленную ребенком инициативу, вступают с ним в общение, соответствующее познавательным способностям и настроению ребенка. Петя, полутора лет, играет на полу с игрушками. Мать заканчивает работу по хозяйству, подходит к ребенку и наблюдает за его игрой. «Какая красивая машинка и кубики. У тебя получился настоящий гараж, молодец, Петя!» — говорит мать. Петя улыбается и продолжает играть. Мама берет книгу, начинает читать. Через несколько минут Петя берет детскую книжку, подходит к матери и пытается забраться к ней на колени. Мать сажает малыша на колени, откладывает свою книгу и говорит: «Хочешь, чтобы я почитала тебе эту книжку?» Петя отвечает: «Да», мать начинает читать. Другой полуторагодовалый мальчик, Саша, играет с игрушками. Закончив свои дела, мать говорит ему: «Подойди ко мне, я почитаю тебе интересную книжку». Саша оборачивается, но не подходит к матери, а продолжает увлеченно катать машинку. Мать подходит к малышу, берет на руки и говорит: «Давай почитаем». Саша вырывается и протестует. Мать отпускает его, и Саша возвращается к своим игрушкам. Позднее, закончив игру, Саша берет детскую книжку подходит к маме, пытается влезть к ней на колени. «Нет,— говорит мать, — ты не хотел читать, когда я тебе предлагала, а теперь я занята». В первой ситуации мать была отзывчива и внимательна к ребенку, она ориентировалась на его потребности (дав возможность доиграть в игру), чутко реагировала на собственную инициативу ребенка (просьбу почитать книжку). Во второй ситуации мать больше склонна «подстраивать ребенка под себя», не считаясь с его потребностями и желаниями. Родители, к которым дети сильно привязаны, давая ребенку указания, произносят их мягко, с теплотой, часто хвалят ребенка, одобряют его действия. Каким же образом привязанность, закладывающаяся в раннем детстве, влияет на поведение ребенка в будущем? В процессе общения с матерью и другими близкими у ребенка формируются так называемые «рабочие модели для себя и других людей». В дальнейшем они помогают ему ориентироваться в новых ситуациях, интерпретировать их и соответствующим образом реагировать. Внимательные, чувствительные, заботливые родители формируют у ребенка чувство базисного доверия к миру, создается позитивная рабочая модель окружающего. Дисгармоничные отношения, для которых характерны нечувствительность к инициативе, пренебрежение интересами ребенка, навязчивый стиль отношений, наоборот, приводят к формированию негативной рабочей модели. На примере взаимоотношений с родителями ребенок убеждается в том, что другие люди, так же как и родители, являются ненадежными, непредсказуемыми партнерами, которым нельзя доверять. Результатом взаимодействия и общения с родителями является также «рабочая модель себя». При позитивной модели у ребенка формируется инициативность, самостоятельность, уверенность и уважение к себе, а при негативной — пассивность, зависимость от других, искаженный образ «я». Способы переработки информации определяют стратегии поведения ребенка по отношению к близким. Если взрослый адекватно реагирует на инициативы и чувства ребенка, поведение малыша подкрепляется и будет воспроизводиться в аналогичной ситуации. В случаях, когда проявления ребенка отвергаются или вызывают неприятные для него последствия, поведение получает негативное подкрепление, и впоследствии будет скрываться. Такой ребенок избегает открыто выражать свои эмоции и потребности, как бы скрывает свое состояние, свои переживания. Детей, которые в годовалом возрасте избегали проявлять свою привязанность, редко брали на руки, им не отвечали, отстраняли при попытке обнять и приласкаться. Если малыш протестует против такого поведения матери, то она еще и начинает сердиться. Так малыш усваивает, что эмоциональные проявления любви по отношению к матери могут вызвать непредсказуемые и опасные последствия, привыкает сдерживаться. В случае, когда мать не принимает ребенка, но неискренне демонстрирует положительные эмоции в ответ на его поведение, предвидеть последствия своих эмоциональных проявлений ребенку еще труднее. Такие родители сначала подтверждают потребность в близости и контакте с ребенком, но, как только он отвечает им взаимностью, отвергают контакт. Некоторые матери искренни, но непоследовательны в эмоциональном взаимодействии с ребенком. Они то чрезмерно чувствительны, то холодны и недоступны. Невозможность предсказать их поведение вызывает у младенца беспокойство и гнев. Ребенок такой матери оказывается в ситуации непредсказуемого, неопределенного подкрепления, которое только закрепляет подобное поведение ребенка даже при возможных отрицательных последствиях. Примерно к 9 месяцам младенец уже может фокусировать выражение своих переживаний на другом человеке, таким образом, гнев становится агрессией, направленной на объект привязанности. Страх и потребность в любви тоже становятся адресными. Итак, к концу младенчества дети с «уверенным» типом привязанности усваивают множество средств общения, используют как интеллект, так и разнообразные эмоции. У них складывается внутренняя модель, которая может разделять ту и другую информацию. «Избегающие» дети научаются организовывать свое поведение без использования аффективных сигналов, они пользуются в основном интеллектуальной информацией. Эмоциональное поведение «тревожных» детей подкрепляется, но они не научаются интеллектуальной организации поведения, которая могла бы компенсировать непоследовательность их матерей. Они не доверяют интеллектуальной информации и используют преимущественно эмоциональную. Таким образом, различия в способах интеграции при различных типах привязанности могут быть объяснены характером индивидуального опыта ребенка в его межличностных отношениях с матерью. Сформированная в первые годы жизни привязанность к близким является достаточно устойчивой. Большинство детей демонстрируют этот же тип привязанности в школьном возрасте в контактах со сверстниками. Во взрослой жизни в межличностных отношениях также можно увидеть характерные черты первичной привязанности. С определенной долей условности можно говорить о видах, качестве привязанности у взрослых. Например, отношения, которые устанавливаются с лицами противоположного пола, также как и отношение к пожилым родителям, можно определить как надежные, двойственные и избегающие. Для надежной привязанности характерны хорошие отношения между родителями и взрослыми детьми, основанные на доверии, понимании, помощи родителям. Нежные, романтические чувства для таких выросших детей связаны с переживаниями счастья, дружбы и доверия. На брачные отношения «надежно привязанные» смотрят как на стабильную, ненарушаемую основу своего мира. В случае двойственной, аффективной привязанности — взрослые вспоминают о своих родителях только тогда, когда те заболевают. В любви их, наоборот, преследует навязчивая поглощенность другим человеком. Они очень легко влюбляются, но редко их романы продолжительны и устойчивы. При привязанности избегающего типа взрослые дети почти не поддерживают отношений с родителями и не вспоминают о них. Такие люди боятся близости, чрезвычайно ревнивы, вечно впадают из крайности в крайность. Исследование взаимоотношений студентов колледжа, проведенное американскими психологами, подтвердило эти выводы, а также позволило установить, что различия касаются и того, как представители данных трех групп описывают самих себя. Молодые люди с надежной привязанностью считали, что с ними легко общаться и большинство окружающих им симпатизируют, в то время как те, у кого отмечалась аффективная, двойственная привязанность, описывали себя как людей, не уверенных в себе, которых часто не понимают и недооценивают. Ответы студентов с избегающим типом привязанности были близкими к этим последним. Взрослые с надежным стилем привязанности и на работе чувствуют себя уверенно, они не боятся сделать ошибку и не позволяют, чтобы личные отношения мешали работе. При тревожной двойственной привязанности у людей отмечались большая зависимость от похвалы, отвержения, и, кроме того, они допускали, чтобы личные отношения сказывались на их деятельности. Избегающие привязанности взрослые используют работу, чтобы соответственно избегать социальных взаимодействий, и даже когда в финансовом отношении дела у них идут хорошо, они менее удовлетворены своей работой, чем люди с надежным уверенным стилем привязанности. В последнее время исследователи выделяют еще один тип привязанности — отвергающий эмоциональную близость. Люди чувствуют себя некомфортно при установлении близких отношений и предпочитают не зависеть от других, но при этом все-таки сохраняют позитивный образ «я». Несмотря на убедительные данные об устойчивости стиля привязанности, есть доказательства и того, что в зависимости от жизненных обстоятельств он может изменяться. Кроме того, один и тот же человек может иметь несколько моделей привязанности, например, один в отношениях с мужчинами, другой — с женщинами или один для одних ситуаций, другой — для других. Как родители влияют на образ «я» ребенка Помимо привязанности в результате взаимодействия с близкими людьми у младенца начинает постепенно формироваться образ «я». Общение со взрослыми — важный источник знаний ребенка о себе. Что же именно он о себе узнает? Прежде всего, самое общее и важное: нужен он или не нужен другим, любят его или нет. Для психического развития ребенка очень важно положительное переживание своей значимости для близких. Отношение младенца к себе отражает отношение к нему родных и близких. Родители, называя ребенка по имени, ласково, нежно разговаривая с ним, как бы авансом наделяют его личность уникальной значимостью, особой ценностью. Для того чтобы узнать, сложились ли у малыша первоосновы образа себя, подведите его к зеркалу и посмотрите, как он себя поведет. Если у ребенка сложилось позитивное отношение к себе, то уже в конце первого года жизни малыш с удовольствием рассматривает себя в зеркале, улыбается, прищуривает глазки, морщит носик, красуется, рассматривает детали одежды (например, вышивку на карманчике), играет со своим отражением, улыбается отражению взрослого. Дети могут использовать зеркало, чтобы прихорашиваться, совсем как взрослые. На втором году жизни ребенок начинает легко узнавать себя на фотографиях, поправлять перед зеркалом одежду и волосы, играть со своим отражением, рассматривать части одежды, которые видны только в зеркале (рисунок на платье, шапочку или платочек на голове). У десятимесячного ребенка психологи наблюдали очень важное для самоузнавания поведение. В начале эксперимента на его голову надели марлевую повязку, под которой над ухом поместили небольшой комок ваты (как если бы у малыша болело ухо). Повязка сильно искажала внешний облик ребенка, но малыш быстро привык к ней, и она ему нисколько не мешала и не беспокоила его. Когда же ребенка поднесли к зеркалу, на его лице появилось недоумение, как будто он увидел совсем не то, что ожидал, а затем безошибочно точным движением он стащил с головы повязку. Совсем иная картина наблюдается в поведении детей, которыми близкие мало интересуются, редко играют и разговаривают, мало берут на руки. В некоторых семьях, чаще у молодых родителей, ребенок становится скорее объектом ухода, нежели полноценным человеком, личностью. Глядя на себя в зеркало, такой малыш смущенно опускает глаза, отворачивается, он как будто не знает, чье там отражение. Иногда собственное отражение вызывает даже отрицательные эмоции: настороженность, тревогу, боязнь. Дети с подобным образом «я» не проявляют самоузнавания в опытах с искажением внешнего облика, например, не стремятся снять повязку. Поскольку близкие взрослые не практиковали личностно-ориентированного общения, не придавали ему особой значимости, ценности, то и сам малыш недостаточно выделяет себя из окружающего, менее отчетливо представляет свое «я». Этим и объясняется отсутствие интереса к своему отражению в зеркале, а нередко и неприятие его. Развитие образа «я» в раннем детстве На протяжении раннего детства у детей интенсивно развиваются умения обращаться с вещами. Это способствует формированию у ребенка дальнейших знаний о себе, своих возможностях, способностях. Какие же новые знания о себе приобретают малыши на втором и третьем году жизни? Наблюдения за детьми выявили возникновение в этот возрастной период целого ряда форм поведения, свидетельствующих о развитии самосознания. Влияние на поведение других людей Двухлетние дети начинают подчинять поведение других людей своим требованиям. Малыш прикладывает телефонную трубку к уху матери, просит взрослого пересесть на другой стул, помочь построить домик из кубиков, завернуть куклу, включить телевизор или издать забавный звук. Эти требования и просьбы связаны со стремлением ребенка оказать влияние на поведение взрослого. Дети не стали бы ничего требовать от родителей, если бы не были уверены, что те могут их слушать. Таким образом, можно полагать, что дети «знают» о своей способности влиять на поведение других людей. Описание своего поведения Обычно на третьем году жизни, когда дети начинают произносить короткие предложения, они часто, выполняя какое-нибудь действие, называют его вслух. Взбираясь на стул, малыш приговаривает: Я сяду», строя из кубиков башню, говорит: «Я строю», а направляясь на кухню, повторяет: «Хочу печенья». Дети демонстрируют свою осведомленность в названиях предметов и явлений, соотнося их с собой. Например, ребенок говорит: «Моя книга», «Моя машинка», «Я играю в куклу». В этом же возрасте дети начинают употреблять местоимения «я», «мне», «ты», так как, очевидно, осознают свое отличие от других людей. К трем годам у детей появляется представление о собственном мышлении как процессе, скрытом от окружающих. Вот пример беседы взрослого с трехлетним ребенком, который приводит известный американский психолог Джон Флейвелл. - Я могу увидеть, как ты думаешь? - спрашивает экспериментатор. - Нет,— отвечает ребенок. - А если я загляну в твои глаза, я увижу, как ты думаешь? - Нет. - Почему? - Потому, что там нет больших дырок. - Ты хочешь сказать, что, если бы у тебя были большие дырки, я бы увидел, как ты думаешь? Малыш кивает. Чувство собственности В сообщении детей с другими проявляются такие признаки самосознания, как чувство собственности. Два трехлетних незнакомых мальчика играли в разных концах комнаты и присутствии своих мам. В первые 20 минут игры один из мальчиков, Саша, несколько раз подходил к другому, Коле, и отбирал у него игрушки. Вначале Коля никак на это не реагировал, но затем, после очередного «нападения», подошел к Саше, взял игрушку, с которой только что играл, и отнес к себе, к своим игрушкам. Через несколько минут Саша попытался отнять ее у Коли, но малыш крепко держал игрушку, и ему удалось ее отстоять. Вероятно, потеря одной игрушки за другой породила у мальчика мысль о том, что игрушки эти принадлежат ему, хотя он играл с ними впервые. Сопротивляясь обидчику, ребенок утверждается в чувстве собственности, в знаниях о том, что то, с чем он действует, может принадлежать ему. Чувство сопереживания С развитием образа «я» у ребенка развивается способность понимать и разделять эмоции другого. После полутора лет у детей можно наблюдать явное стремление утешить расстроенного человека. Так, малыш обнимает, целует расстроенную и огорченную чем-то маму, он протягивает ей игрушки и сладости. То, что маленький ребенок может понять психологическое состояние другого человека, означает, что он способен вспомнить свои прежние эмоциональные ощущения и поступить соответственно своему личному опыту. Первичная половая идентичность От полутора до трех лет дети начинают относить себя к мальчикам или девочкам. Правда, понимание детьми половых различий остается еще ограниченным. Например, трехлетний мальчик «осчастливливает» своих родителей сообщением, что собирается, когда вырастет стать мамой. Другой ребенок проявляет беспокойство, увидев мать в маскарадном мужском костюме. Постоянством пола называется понимание того, что пол не изменяется с течением времени, при смене одежды, рода занятий или других внешних признаков. В раннем возрасте дети еще этого не осознают. В исследовании детям показывали обнаженные фигурки, одни из которых затем одевали в платья, другие — в штанишки. Маленькие дети часто считали, что женская фигурка становится мальчиком, если на нее надевали штанишки, и наоборот, мальчик, одетый в платье, становится девочкой. К трем годам дети не только правильно различают пол окружающих людей, но и довольно хорошо знают, что в зависимости от пола к человеку предъявляют разные требования: девочки обычно играют в куклы и одеваются как женщины, а мальчики играют в машинки, кубики или игрушечное оружие. Социально-психологические модели отцовства Согласно теории антрополога Маргарет Мид, отцовство является социальным изобретением и появляется позднее института материнства в связи с таким принципиальным нововведением, появившимся на заре человеческой истории, как необходимость самцов кормить самок и детенышей. Эта функция и поныне является определяющей для мужчин во всем мире. Исторически формирование института отцовства связывают с возникновением частной собственности, когда появляется естественная необходимость ее наследования одним из сыновей. Так, обществом за мужчиной — хранителем традиций — закрепляется функция обеспечения женщин и детей. Поскольку родительское поведение мужчины является по своей сути социальным, оно зависит от обучения и без соответствующих социальных условий может легко исчезнуть. Психологическое содержание отцовской роли во многом зависит от опыта собственной социализации мужчины в родительской семье, от того, какую модель отцовства демонстрировал в семье отец. Наиболее распространенной до недавнего времени была традиционная модель отцовства. В этой модели отец — кормилец, персонификация власти и высшая дисциплинирующая инстанция, пример для подражания и непосредственный наставник вовне семейной общественной жизни. Отцовская роль включала в себя ответственность за воспитание, прежде всего, сына. В традиционном обществе труд отцов был всегда на виду, что являлось базой для отцовского авторитета. Отец был главой семьи, человеком, который принимает важные решения, советует, руководит, потому что из членов семьи он наиболее умелый, опытный, сведущий. Данная модель отцовства в той или иной форме до сих пор встречается в обществах, где сохраняются традиционные виды хозяйственной деятельности. В последнее время в публицистике и средствах массовой информации все чаще дискутируются вопросы, связанные с традиционным и современным пониманием роли отца, возникают мифы о «крахе семьи», «утрате отцовского авторитета», «доминировании матери в воспитании детей». Для того чтобы понять особенности нынешней модели отцовства, следует рассмотреть изменения, происходящие с семьей в культуре и обществе. Изменения, связанные с семьей, наметились в 1960-х годах, когда резко возросла трудовая и профессиональная занятость женщин. Это привело к изменению их жизненных стратегий и положения в семье. Если раньше женщина социально и экономически зависела от мужа, главы и кормильца семьи, то теперь во многих семьях эту роль ответственности за материальное обеспечение семьи берут на себя женщины, успешно конкурирующие с мужчинами на производстве и в профессиональной карьере. При этом женщины все больше времени проводят вне семьи, а перед супругами возникает вопрос распределения не только домашних обязанностей, но и воспитательных функций. Новый взгляд на тендерные роли с ростом феминизации не мог не повлиять на институт отцовства. В традиционной модели роль отца (особенно в первые годы жизни ребенка) рассматривалась преимущественно как вспомогательная. Однако уже в 1980-е годы в странах Европы и США социологи и психологи обозначили «новый образ мужчины», во многом противоположный традиционному. Отличия, прежде всего, заключались в отношении к маленьким детям: новая модель отцовства подразумевала участие в уходе, проявление заботы, умение вступать в эмоциональный контакт с ребенком. В чем разница между материнским и отцовским воспитанием С точки зрения одного из столпов социальной психологии Эриха Фромма, отцовская любовь по сравнению с материнской — любовь «требовательная», условная, которую ребенок должен заслужить. Отцовская любовь не является врожденной, а формируется на протяжении первых лет жизни ребенка. Для того чтобы заслужить отцовскую любовь, ребенок должен соответствовать определенным отцовским ожиданиям в отношении способностей, достижений, успешности. Любовь отца служит как бы наградой за успехи и хорошее поведение. В ребенке для отца воплощена возможность продолжения рода, поскольку в соответствии с традиционными нормами мужчина должен воспитать наследника как продолжателя рода, хранителя традиций и родовой памяти. Таким образом, отец выполняет функцию социального контроля и является носителем требований, дисциплины и санкций. Согласно представлениям другого классика психологии Альфреда Адлера, роль отца в воспитании заключается в поощрении активности, направленной на развитие социальной компетентности. Если мать предоставляет ребенку возможность ощутить интимность человеческой любви, то отец проторяет ребенку путь к человеческому обществу. Отец является для детей источником познаний о мире, труде, технике, способствует формированию социально полезных целей и идеалов, профессиональной ориентации. Как отмечает современный психолог А. Греймс, «Материнская забота обеспечивает возможность принятия, отцовская же забота побуждает к отдаче. И то и другое необходимо для развития личности». Отцы и дети: с чего начинается понимание В одном из московских детских садов психолог предложил детям пятишести лет поиграть в известную игру «Дочки-матери». Девочки быстро распределили между собой роли мамы, дочки, бабушки, однако никто из мальчиков не соглашался быть папой, в лучшем случае — только сыночком или собачкой. После долгих уговоров один из мальчиков согласился на роль отца. Он лег на диван и сказал: «Дайте мне газету и включите телевизор. Не шумите! Я посплю, а потом буду играть в компьютер». Так он провел всю игру. На вопрос психолога, что делают мамы и бабушки, все дети отвечали охотно и подробно. О том, что делают папы, рассказали немногие и в самых общих словах: «ходят на работу», «зарабатывают деньги», «ругают маму», «наказывают». Современный папа для своего ребенка часто становится чем-то мифическим, непонятным и недоступным. Он уходит рано утром, целый день где-то «на работе» занимается чем-то важным, а вечером возвращается усталый. Его хватает только на газету и телевизор, иногда и компьютер. По существу, работа и увлечения отца проходят мимо внимания ребенка. Отец — не партнер, не друг, а некая карающая инстанция. «Вот скажу отцу, он тебе покажет, как не слушаться»,— часто грозится мама. Такое отчуждение, отстранение от воспитания детей, похоже, является стереотипом нашей «культуры отцовства». Психологи опрашивали молодых пап из семей, имеющих ребенка первого года жизни: «Интересно ли вам общаться со своим малышом? Сколько времени вы с ним проводите? Играете ли вы с ним, в какие игры?» Большинство отцов отвечали: «Да что он понимает! Вот подрастет, будем с ним в футбол играть, на хоккей ходить... А пока пусть мама с бабушкой нянчат. Не мужское это дело». Установка на отстраненность часто становится источником непонимания, недоверия, конфликтов в последующие годы, вплоть до отрочества и юности. Упущены с самого начала, в раннем детстве первые контакты с малышом, общение во время ухода за ним, совместные прогулки, игры. Все это сказывается впоследствии трудностями взаимопонимания между отцами и детьми, отсутствием у ребенка доверия и привязанности к отцу. Проблема установления контактов младенца с отцом, начиная с первых дней жизни, хорошо изучена зарубежными психологами. В исследовании Маргарет Родхолм отцы получали возможность контактировать с детьми-«кесарятами» примерно в течение 15 минут, при этом им предлагали держать ребенка на руках, разговаривать с ним, поглаживать головку, ручки и ножки новорожденного. Так же, как и для матери, ранний контакт с ребенком отца влияет на последующее взаимодействие: такие отцы были более активны, проявляли больше понимания потребностей детей, испытывали больше положительных эмоций в контактах с детьми. Отцы, присутствовавшие при родах, говорят, что практически сразу привязывались к ребенку, переживали эмоциональный подъем, гордость, вырастали в собственных глазах. В ряде исследований было установлено, что эти отцы гораздо больше привязываются к своим детям, больше заботятся о них, чем те, кто увидел ребенка впервые только через несколько дней после рождения. Присутствие при родах, совместные переживания усиливают и привязанность к жене, укрепляют чувство общности между мужем и женой, которое нередко ослабевает, когда центром интересов матери становится новорожденный. По результатам психологических исследований, младенцы, чьи отцы ухаживали за ними, начиная с первых дней жизни, показывают более высокий уровень умственного и физического развития, вырастают более эмоционально отзывчивыми. Между супругами возникает меньше трений, у них отмечается единство целей и согласие в принятии решений по вопросам воспитания ребенка. Однако психологи отметили также, что отношение к младенцам отцов, стремящихся принять активное участие в заботе о ребенке, отличается от отношения матерей. Отцы преимущественно играют с ребенком, тогда как матери обычно пеленают, купают и кормят его. Даже ухаживая за ребенком, отцы предпочитают делать это в игровой манере. При этом отцы играют с детьми иначе, чем матери. Отцы больше склонны к энергичным играм, направленным в первую очередь на физическое развитие ребенка: они подбрасывают малышей, двигают руками и ногами, играют в игру «по кочкам, по кочкам», качают ноге, кружат, катают на спине. Матери же обращаются с малышами более осторожно, нежно разговаривают, поглаживают, бережно носят руках. Интересно, что с самого раннего возраста младенцы при виде отца тянутся к нему и поднимают брови, ожидая, что «раз папа здесь, будем играть». В ходе одного эксперимента малышам предоставлялась возможность выбора партнера по играм, и они, как правило, предпочитали отцов. Может быть, оттого, что с папой можно поиграть более подвижно. В США, Германии, Франции, других странах успешно функционируют «школы для пап», где учат ухаживать, общаться, играть с маленьким ребенком, понимать его, видеть в нем развивающуюся личность. В России же с ее культурными и историческими особенностями наблюдается несколько иная ситуация. Данные социологических исследований 1990-х годов, хотя и отмечают рост приоритета семьи среди российских мужчин, все же не выявляют трансформации образа отца в общественном сознании. Так, российские мужчины в большой мере сохраняют традиционный образ отца-кормильца и реализуют архаическую мужскую роль, продолжая считать уход за маленькими детьми и их воспитание преимущественно женским занятием. Этим отчасти социологи объясняют обнаруженную в результате опроса сильную скрытую конкуренцию и рассогласованность ожиданий мужчин и женщин относительно женской роли в обществе. Тем не менее, полученные данные показывают также, что не только на Западе, но и в России отцы все чаще привлекаются к уходу за грудными детьми и участвуют в их воспитании наряду с матерями, причем в семьях возникает сотрудничество, какого прошлые поколения не знали. Таким образом, функции отца в семье претерпевают сравнительно быстрые изменения, складывается новая модель отцовства, сочетающая в себе две формы эмоционального отношения к ребенку — условную отцовскую и безусловно-принимающую материнскую любовь. Готовность к отцовству Существует психологическая связь между отцовским чувством и зрелостью личности родителя. Вот почему гораздо чаще отцовство в полной мере переживается отцами поздних детей. У таких отцов развита эмпатия, им свойственно опекать, заботиться о ребенке, а отцовство со всей силой захватывает их именно в первые годы жизни ребенка. Характеризуя отцовскую любовь зрелых отцов, можно сказать, что они испытывают потребность в том, чтобы учить, передавать себя, сделать ребенка в высшем культурном смысле своим наследником, то есть передать в будущее все лучшее, чем владеешь сам. В соприкосновении с ребенком созревают истинно мужские черты — потребность и способность защищать, принимать на себя ответственность, крепнут внутренняя энергия и сила. Что происходит, когда отцовские чувства или роль отца в семье недостаточно развита? Основная психологическая трудность «незрелых» отцов, что, впрочем, свойственно и молодым матерям, заключается в неумении получать удовольствие, радость от общения с ребенком. Отец хотя и присутствует физически, но либо бездействует, либо действует искаженно. В таких семьях обычно наблюдается инверсия ролей, строгий авторитет здесь чаще представляет мать. В результате доминирования матери и отчуждения отца нарушается положительная идентификация ребенка с родительскими моделями. Возникает опасность трансляции искаженной модели отцовства в последующие поколения. При нормальных условиях отец значительно влияет на половую идентификацию ребенка. Для сына уже в раннем возрасте он является своеобразным примером, моделью для подражания, следовательно, влияет на формирование половой идентичности. Как замечает современный психолог и культуролог И. С. Кон, пассивные, отстраненные отцы мало влияют на формирование собственно мужских черт у своих сыновей. Недостаточный опыт общения с отцом и отсутствие приемлемой модели идентификации ослабляет формирование отцовских чувств у мальчика и юноши, часто неблагоприятно сказывается в будущем на воспитании их собственных детей. В сфере эмоционального развития выявлена связь между отсутствием или слабостью отцовского начала и агрессией мальчиков. Агрессивность у них — поиск своего мужского «я». Чрезмерная враждебность по отношению к окружающим возникает у них как бунт против излишней зависимости от матери, ее феминизирующего влияния на протяжении первых лет жизни. Р. Кэмпбелл отмечает, что влияние отца на половую идентификацию девочки наиболее значительно проявляется в период юности. Половая идентичность девочки есть одобрение себя самой как достойной представительницы женского пола. Именно в возрасте тринадцати-пятнадцати лет она должна получить признание своей значимости как будущей женщины в основном от отца. Отец способствует формированию у дочери позитивной самооценки, выражая одобрение ее действиям, способностям, внешности, общаясь с нею с нескрываемым удовольствием и с искренним интересом. Для девочек, воспитывающихся без отцов, при отсутствии реальной модели отношений между мужчиной и женщиной может сформироваться нереалистичное отношение к лицам мужского пола. Известный отечественный психолог А. И. Захаров описывает отцов, чьи дети болеют неврозами, как более робких, застенчивых, молчаливых, замкнутых, сдержанных в общении, чувствительных к угрозе, осторожных, негибких в суждениях, консервативных, ориентированных больше на собственное мнение, чем на мнение окружающих. У импульсивных, порывистых отцов, склонных к неожиданным действиям, сыновья часто страдают неврозами в форме энуреза, тика, заикания. Мнительность, выражающаяся постоянными сомнениями в правильности своих действий, или педантизм отца также способствуют развитию невроза у ребенка. Излишняя строгость отца может спровоцировать у сына появление страхов. Такой же эффект наблюдается у дочери в случае отсутствия четких требований и вседозволенности со стороны отца. Влияние отца на психическое развитие ребенка Особенности отцовской роли в семье и воспитании детей определяются такими факторами, как его доступность для ребенка, включенность в совместную деятельность с ребенком, ответственность за материальное обеспечение и организацию образовательно-воспитательной сферы ребенка. При сравнении «включенных» (активно участвующих в воспитании) отцов и матерей выяснилось, что такие отцы успешнее влияют на развитие ребенка, чем матери. В результате исследований ряда современных психологов были получены данные, свидетельствующие о том, что у детей, растущих без отца, больше проявляются способности в области гуманитарных дисциплин, нежели у детей из полных семей. При сравнении материнского и отцовского стилей воспитания было показано, что на когнитивные (т. е. распознавательные) характеристики детей авторитарность отца оказывает в основном положительное влияние, тогда как авторитарность матери — отрицательное. Интеллектуальные характеристики отца более тесно, чем материнские, соответствуют развитию восприятия у детей, независимо от их пола. Обнаружено, кроме того, положительное соотношение между одаренностью детей и уровнем сложности отцовской профессии. Многие исследователи подчеркивают исключительную важность для развития самооценки ребенка поведения родителей в первые годы его жизни. Были выявлены, например, такие факты, влияющие на формирование положительной самооценки, как теплые отношения, заинтересованность, забота о ребенке, требовательность, демократизм в семейных отношениях. Установки родителей, благодаря которым ребенок чувствует, что его любят, принимают в семье, относятся к нему с уважением, порождают у него аналогичную самоустановку, приводящую к ощущению собственной ценности и успешности. Таким образом, тепло, забота родителей и их требовательность, продиктованная любовью, должны способствовать развитию положительной самооценки, а холодные, враждебные отношения приводят к противоположному эффекту. Несмотря на то, что практически все родители любят своих детей, между ними существуют различия в том, насколько часто и открыто они выражают это чувство и насколько им свойственна холодность и враждебность (которые иногда даже способны вытеснить теплое и сердечное отношение к ребенку). Для нашей культуры не характерно внешнее проявление любви и нежности отца к ребенку. Редко увидишь на прогулке папу за руку с сыном — чаще они идут рядом и даже не разговаривают, как будто папа просто сопровождает ребенка. Обнять, посадить на колени, похвалить, расспросить, что видел на прогулке, в детском саду, удивиться, восхититься сооружением из кубиков, рисунком, умением танцевать, рассказывать стихотворение — все это не свойственно большинству современных отцов. В наши дни любовь отца к ребенку чаще всего выражается в покупке дорогой игрушки. Гораздо больше даже самой привлекательной игрушки ребенку нужны отцовское внимание, участие, понимание, дружба, общность интересов, дел, увлечений, досуга. Папа не просто кормилец он человек, открывающий ребенку мир, помогающий ему расти умелым, уверенным в себе. Еще одна негативная черта нашей современной традиции воспитания — преобладание порицания над похвалой. Многие папы думают, что воспитывать — значит делать замечания, запрещать, наказывать, и именно в этом видят свой родительский долг. В результате к четырем-пяти годам у ребенка складывается представление об отце: человеке, который ожидает от ребенка «неправильного», «плохого» поведения (в отличие от матери), низко оценивает не только тот или иной конкретный поступок, но и личность ребенка в целом. В дальнейшем это представление распространяется на других людей, ребенок становится неуверенным в себе, ожидает от окружающих негативных оценок своих способностей и умений. Особенно неблагоприятный для развития «я»-концепции ребенка — авторитарный стиль воспитания. Характерной чертой поведения авторитарных отцов является их стремление к безапелляционности. Любое требование к ребенку не содержит в себе даже намека на готовность принять ребенка, помочь ему в чем-то или убедить. Такие отцы могут временами искренне считать, что их ребенок плох целиком, без всяких оговорок. В результате у ребенка с первых лет жизни растет уверенность в том, что его не принимают, не одобряют, в конечном счете, это приводит к убеждению в своей малоценности и ненужности для родителей. В поведении детей в результате такого воспитания отмечается напряженность, отсутствие спонтанности. Кроме того, любая новая или неясная ситуация ассоциируется у детей с возможностью наказания, что в свою очередь сопровождается повышенной тревожностью и ощущением дискомфорта. А поскольку для ребенка раннего возраста очень многие ситуации являются незнакомыми, он почти все время пребывает в тревожном состоянии. Собственные мотивы и побуждения авторитарных отцов всегда стоят на первом месте, а мотивы и побуждения ребенка для них второстепенны. Как правило, они убеждены в своей непогрешимости, уверены, что не могут ошибаться, поэтому требуют от ребенка абсолютного подчинения своей воле. Однако, даже ругая и наказывая ребенка, родители наносят его самовосприятию меньший вред, чем проявляя к нему полное безразличие. Безразличие, незаинтересованность в ребенке приводят к деформации образа «я» ребенка. Практические рекомендации С первых дней жизни следует относиться к ребенку как личности, а не просто «объекту ухода». Это значит, что любое свое действие, любую процедуру, производимую с младенцем в различные режимные моменты (во время пеленания, купания, кормления, укладывания спать и т. д.) нужно сопровождать «разговором» с ребенком. При этом полезно комментировать не только свои действия, но и действия ребенка, как будто он все понимает и может ответить, находясь в контакте со взрослым. Речь взрослого должна быть выразительной, максимально адресованной малышу, включать в себя одобрения, относящиеся к личности ребенка (например, хороший, красивый, самый любимый), положительную оценку его действий (молодец, всю кашку съел; как хорошо маме улыбается; вот как громко погремушкой стучит и пр.), обращение к ребенку по имени. Постоянный поток воздействий, обращенных к нему, создает у малыша привычку и вкус к ласке, теплым словам и тем самым формирует потребность в общении. Большое значение для формирования общения имеет установление контакта взглядов взрослого и ребенка. Нужно стремиться встретить взгляд новорожденного и, перемещая лицо в направлении взгляда, постараться удержать его на себе. Контакт взглядов должен сопровождаться ласковыми словами и улыбкой взрослого, которые помогают его продлить. Нужно стараться чаще вызывать улыбку малыша, обращаясь к нему тихим ласковым голосом, глядя в глаза и поглаживая нежно щечку или тельце. Лучшее время для установления такого общения, когда младенец поел, но еще не начал дремать. В процессе общения с ребенком взрослому нужно делать паузы, чтобы дать ему возможность ответить и проявить инициативу. Во втором полугодии жизни ребенок переходит на стадию «делового» общения. Этот переход сопровождается следующими признаками. Младенец уклоняется от ласки взрослого, не хочет сидеть у него на руках без какоголибо занятия, не проявляет прежнего интереса к чисто эмоциональному общению. В 6-7 месяцев младенец старается привлечь маму к совместным действиям, обратить ее внимание на какой-либо предмет. Он охотно играет с игрушками, осваивая все новые действия. Основной задачей воспитания в этот период является создание условий, благоприятствующих выдвижению на первый план предметной деятельности. Этого можно достигнуть, организуя следующие ситуации: • Совместное наблюдение. Показывайте ребенку яркие, лучше всего заводные, движущиеся, звучащие игрушки. Поощряйте малыша к наблюдению, рассматриванию игрушки, сопровождайте показ комментариями. Радуйтесь вместе с ребенком, предоставляя ему возможность получить удовольствие не только от игрушки, но и от сопереживания. • Действия с предметами. Показывайте ребенку разные способы использования игрушек. Во втором полугодии дети действуют в основном с опорой на внешние физические свойства предметов, причем со всеми игрушками одинаково — рассматривают, ощупывают, лижут, сосут. Постепенно они начинают все активнее пользоваться руками: тискают мягкие предметы, трогают и ощупывают мелкие детали, размахивают игрушкой, стучат. Для развития манипуляций с предметами необходима помощь взрослого. Он открывает для малыша специфические свойства предметов, показывает разные способы действий с ними: круглый мячик можно катать, кубики — ставить один на другой, кольца пирамидки нанизывать на стержень, мелкие предметы складывать в коробочку. Чтобы малыш усваивал новые действия полезно организовать совместную игру: по очереди надевать кольца пирамидки, катать друг другу мячик, машинку. Необходимо поощрять интерес ребенка к игре. Не следует стремиться к тому, чтобы малыш точно воспроизводил действия взрослого, но необходимо эмоционально поддерживать всякий успех ребенка, подкреплять его похвалой. Очень осторожно следует пользоваться порицанием и запрещением. Младенцы уже в первом полугодии жизни чрезвычайно чувствительны к ним, а во втором становится очевидным, что поощрение взрослого приобретает роль стимула для развития действий ребенка, тогда как немотивированные запреты сковывают инициативу ребенка, препятствуя, таким образом, его развитию. Доброжелательность, обращение к ребенку по имени, констатация его действия, сопровождаемая похвалой, помогут тому, чтобы действие запоминалось как правильное и повторялось ребенком чаще и интенсивнее. Порицание и запрещение следует высказывать мягко, доброжелательно, недопустимы порицания личности ребенка, их можно адресовать лишь отдельным его действиям. Так, следует говорить не «ты плохой», а «ты плохо сделал» — в противном случае можно очень легко выработать у ребенка заниженную самооценку. Необходимо учитывать, что с воспитательной точки зрения поощрение более информативно, чем порицание. Когда ребенку запрещают что-либо, он узнает, чего не надо делать, но еще не знает, что и как следует сделать. Он ощущает себя в тупике и ничего хорошего из этого ощущения не вынесет. Поэтому вслед за запрещением или порицанием какого-либо действия необходимо показать ребенку положительный образец. Главной задачей воспитания на втором году жизни является создание условий для разнообразных действий с предметами. Общение взрослого с ребенком носит характер сотрудничества. При этом взрослый выступает как образец новых действий и как главный ценитель успехов малыша. Постепенно отдельные действия соединяются в цепочку, и развивается процессуальная игра. Так, малыш катает машинку и завозит ее в гараж; играя с куклой, кормит ее и укладывает спать. В игре дети воспроизводят простейшие сюжеты и эпизоды из собственной жизни и из жизни взрослых. Освоив отдельные действия, ребенок, как правило, начинает противиться помощи взрослого в практических делах. Следует уважительно относиться к этим проявлениям самостоятельности ребенка, поощрять инициативу. Хвалите малыша за успехи. Если у ребенка что-либо не получается, помогите ему справиться с трудностями, поддержите, дайте почувствовать свою успешность. Не следует хвалить за неуспешные действия. Это может негативно сказаться на самооценке малыша, исказить критерии успешности, деформировать самооценку. Оценка детских достижений должна быть адекватна достигнутому результату. Застуженная похвала может высказываться очень эмоционально, с энтузиазмом и радостью за ребенка, а отрицательная оценка всегда должна быть короткой и сопровождаться утверждением, что неуспех вызван объективными трудностями и может быть преодолен. Желательно дать малышу возможность справиться с затруднениями в сотрудничестве со взрослым. Оценивая малыша, не пользуйтесь безличными оценками типа «хорошо», «плохо». Оценка должна быть развернутой, задавать малышу критерии успеха или неуспеха в каждом конкретном деле. Это способствует становлению его самостоятельности и независимости, контролю над собственными действиями. Взрослые, заботящиеся о ребенке, должны стараться удерживать его поведение в определенных рамках. Иногда родители, думая, что любой контроль за действиями ребенка помешает его творческой активности и самостоятельности, лишь беспомощно взирают на то, как малыш делает все, что ему заблагорассудится. В другом случае родители убеждены, что маленький ребенок во всем должен вести себя сознательно, как маленький взрослый. Они контролируют и ограничивают поведение ребенка, практически не предоставляя ему самостоятельности. Недостатки подобных крайностей очевидны. Любые указания родителей не должны выходить за рамки здравого смысла и обязаны учитывать потребности детей в безопасности, независимости и творческой активности. Реакции родителей помогают детям понять, как их поступки влияют на окружающих. Малышам нужна обратная связь, чтобы научиться учитывать потребности других людей. Обратная связь может выражаться в похвале за хорошее поведение («Какой молодец, сам убрал игрушки!») или же мягком порицании («Осторожно, так можно сделать больно сестричке»). Основным объектом критики должно быть поведение ребенка, а не он сам. В совместных действиях и играх с ребенком мама должна заботиться этом, чтобы инициатива постепенно переходила от нее к ребенку. Взаимодействие должно быть гармоничным, то есть необходимо соблюдать соотношение инициативных и ответных действий, как со стороны матери, так и со стороны ребенка. Старайтесь отвечать на все инициативы малыша. Не прерывайте насильно игру малыша, чтобы позаниматься с ним (почитать книжку, порисовать), не мешайте его целенаправленной деятельности. Создавайте условия для развития образа «я» ребенка. Для этого предоставляйте ему свободу выбора действий, игрушек, партнеров по игре. Уважайте право малыша на собственное мнение, проявления самостоятельности и независимости. Время от времени подводите ребенка к зеркалу, улыбайтесь его отражению, называйте по имени, показывайте различные части лица (глазки, носик, щечки и пр.), тела (ручки, ножки, животик и пр.) Предлагайте мальчикам и девочкам различные игрушки в соответствии с поло-ролевой принадлежностью, традиционные игровые сюжеты, создавая условия для формирования половой идентичности. Эффективный родитель выступает в роли консультанта своего ребенка по вопросам поведения. Кроме того, он является «архитектором» окружающей среды. Мать и отец должны быть доступны для малыша, чтобы объяснить ему незнакомое явление, назвать новый предмет или новый субъективный опыт ребенка, похвалить за исследование, успешное действие. Важно также установить для малыша границы безопасной деятельности и помочь приспособиться к социальным требованиям. В то же время родители должны создавать среду, стимулирующую и поддерживающую познавательное и физическое развитие ребенка, побуждать детей самостоятельно исследовать окружающий мир. Близнецы Близнецы — это не отклонение от нормы, а всего лишь один из вариантов развития человека. Какими они могут родиться, какими вырасти? Каковы отношения с миром у таких детей? И что делать родителям с природными особенностями развития близнецов? Близнецы — это дети, рожденные в результате многоплодной беременности. А также предмет суеверий, языческих ритуалов, различного рода предрассудков на протяжении всей истории человечества. Кастор и Полидевк в Древней Греции, Озирис и Изида в Древнем Египте, Ромул и Рем в Риме, Ям и Ями в Индии были близнецами. Иногда их рассматривали как проявления особой благосклонности богов, окружали почестями и возводили в ранг святых; иногда — как воплощение зла, предвестников несчастья, от которых нужно поскорее избавиться. Но в любом случае к близнецам относились как к некоторым особым существам, отличающимся от обычных детей, рожденных «штучно». Следы такого отношения сохранились и в современном мире, хотя сейчас более распространенным стало мнение, что близнецы — это не отклонение от нормы, не уродство, а всего лишь один из вариантов развития человека. Тем не менее, и в наши дни загадка появления близнецов до конца еще не разгадана, поэтому близнецы продолжают оставаться удивительным явлением природы, привлекающим к себе внимание как обычных людей, так и ученых-исследователей. Типы близнецов Монозиготные и дизиготные В основе происхождения монозиготных и дизиготных близнецов лежат разные биологические механизмы. Название «монозиготные» происходит от греческого слова «моно» (один). Таких близнецов также называют также однояйцевыми, или идентичными близнецами. Они образуются из одной зиготы (оплодотворенной яйцеклетки), которая делится на две симметричные половины, имеющие одинаковый набор генов. Из каждой половины формируются два индивида — генетические копии друг друга, уникальный природный случай. Поскольку монозиготные близнецы генетически идентичны, они могут быть только однополыми. Их группы крови, физические признаки и функции организма одинаковы. Как правило, они обладают поразительным внешним сходством. Монозиготные близнецы составляют около одной трети от общего числа близнецов. Среди них пар, состоящих из мальчиков, и пар, состоящих из девочек,— примерно одинаковое количество. Другой тип — дизиготные близнецы (от греческого слова «ди» — два). Это разнояйцовые (или двуяйцовые) близнецы. В обыденной жизни их называют «двойняшками». Дизиготные близнецы формируются из двух разных яйцеклеток, которые выделяются в результате множественной овуляции у женщины (в одном яичнике или обоих). Оплодотворение этих яйцеклеток происходит двумя разными сперматозоидами практически одновременно, из них развиваются два зародыша. Дизиготные близнецы имеют в среднем около половины общих генов — от 25% до 75% (как обычные братья и сестры). Они могут быть разнополыми и однополыми — одинаково часто встречаются пары девочек и пары мальчиков. Внешне могут быть абсолютно непохожими. Некоторые ученые выделяют третий тип близнецов — промежуточный между монозиготными и дизиготными близнецами. Такие близнецы образуются в результате деления одной яйцеклетки на две, после чего обе оплодотворяются разными сперматозоидами. Дети получают общие гены от матери и разные — от отца. Они могут быть однополыми и разнополыми. Они похожи на дизиготных близнецов, но имеют большее внутрипарное сходство. Яйцеклетки, из которых формируются дизиготные близнецы, могут быть оплодотворены сперматозоидами разных мужчин. В литературе о близнецах описываются такие случаи. Возможно (хотя и крайне редко) оплодотворение двух яйцеклеток из разных циклов овуляции одно за другим через более или менее продолжительный промежуток времени, когда новая беременность возникает при уже существующей. В результате чего, один из детей, будучи «младшим», может отставать в развитии от другого (и во внутриутробный период и после рождения). Близнецы могут быть рождены разными матерями. Так происходит в случае суррогатного материнства, когда оплодотворенные яйцеклетки одной женщины пересаживаются другой, которая их вынашивает. Суррогатной матери могут также быть пересажены эмбрионы, образованные разными родителями (две матери и два отца). И в этом случае близнецы не будут иметь вообще никакого генетического сходства. Сиамские близнецы Сиамскими называют близнецов, сросшихся какими-то частями тела. Свое название они получили от первой описанной пары сросшихся близнецов — Чанга и Энга, которые жили в конце XIX века в Сиаме (Таиланд). Они родились в 1811, а умерли в 1874 году — один вскоре после второго. Соединение близнецов может быть небольшим, не препятствующим отделению детей друг от друга (например, в случае сращения кожных покровов возможна хирургическая операция). Бывают, конечно, сиамские близнецы, которые имеют общие органы и конечности. В этих ситуациях разделить близнецов трудно, а иногда и невозможно без риска гибели одного или даже обоих близнецов. Чанг и Энг были соединены в области грудины, разделение их в то время было невозможным, но это не помешало каждому из них жениться в возрасте тридцати двух лет и завести детей: у Чанга их было двенадцать, у Энга — десять. Они зарабатывали на жизнь тем, что показывали себя в цирке. У близнецов был абсолютно разный характер. Сиамские близнецы рождаются редко. Все они монозиготные. Сращение плодов — это следствие позднего (позже 14 дня после оплодотворения) разделения зиготы на два организма. Сиамские близнецы всегда одного пола и, как правило, очень похожи друг на друга. К сожалению, они редко доживают до зрелости. Зеркальные близнецы Зеркальные близнецы — это близнецы, являющиеся как бы отражениями в зеркале друг друга: скажем, левая половина тела одного повторяет правую половину тела второго, и наоборот. Зеркальность может быть как полной, так и частичной. Зеркальные близнецы могут иметь разную ведущую руку (один— правша, второй — левша), ногу, глаз, направленные в разные стороны завитки волос на темени. Иногда даже внутренние органы (например, сердце) у них расположены зеркально. Первый зуб может вырасти у таких близнецов с разных сторон. Зеркальность не является патологией. Чаще всего зеркальными бывают монозиготные близнецы — их насчитывается около одной четверти от общего числа монозиготных близнецов. Причины зарождения зеркальных близнецов пока не выяснены до конца. Иногда их появление объясняют делением зародыша на две половины позже формирования асимметрии, которая свойственна любому человеческому организму. В этом случае из двух половин зародыша развиваются зеркально симметричные плоды. При более позднем делении развиваются сросшиеся близнецы, которые всегда зеркальные. Тройни, четверни и так далее Рождение одной матерью сразу большого количества близнецов — троих, четверых, пятерых и т. д.— происходит значительно реже, чем двоих. Их появление на свет связано с высоким риском патологии, выкидышами, преждевременными родами и смертностью младенцев. Только в двадцатом столетии уровень развития медицины позволил женщинам сохранять и рожать живыми больше двух детей одновременно и обеспечивать их выживание в первые дни жизни. Первая известная выжившая четверка появилась на свет во Франции в 1915 году, первая пятерка (Дионн) — в Канаде в 1934 году. Известны случаи рождения и выживания шестерых, семерых и восьмерых близнецов. В 2000 году в США родилось живыми 118 916 двоен, 6742 тройни, 506 четверок и 77 пятерок. Такие «наборы» близнецов могут состоять из монозиготных и дизиготных близнецов, быть разнополыми и однополыми. Так, например, пятерка Дионн состояла из монозиготных близнецов-девочек. Согласно статистике, чем больше детей рождается при многоплодных родах, тем выше вероятность рождения девочек: если среди одиночнорожденных детей их около 48%, то среди двоен — 49% а среди троен — 54%. Близнецы разного типа в отношениях с миром Пары близнецов разного типа отличаются и по отношениям внутри пары, и по взаимодействию с другими людьми. Можно выделить некоторые общие особенности, свойственные каждому типу близнецов (не забывая при этом, что не все пары соответствуют этим типам, могут быть другие варианты взаимоотношений). Монозиготные близнецы-девочки с раннего детства осознают свою уникальность. Они понимают, что привлекают внимание окружающих своим необычным сходством, не стесняются этого, а наоборот, получают удовольствие от производимого ими эффекта. По этой причине они стремятся подчеркивать свое сходство: стараются одинаково одеваться, делать одинаковые прически. В семье они образуют довольно сильную группу, которая может оказывать давление на родителей. По этой причине родителям бывает не очень легко справляться с дочерьми. И хотя девочки стремятся к хорошим отношениям с обоими родителями, в некоторых случаях бывает так, что у одной из них завязываются более тесные связи с матерью, у другой — с отцом. Иногда происходит разделение на «мамину» и «папину» дочку. И даже если девочки похожи друг на друга как «две капли воды», каждый из родителей утверждает, что «его» дочь — его «копия». Монозиготные девочки-близнецы, как самостоятельная семейная группа, могут противостоять старшим детям, если они есть в семье (особенно братьям). Если старший ребенок близок к одному из родителей, девочки стараются установить более тесные отношения с другим из родителей, чтобы уравновесить «силы» внутри семьи. Внутри «девичьей» близнецовой пары обычно устанавливаются очень хорошие дружеские отношения. У них не бывает секретов друг от друга, каждая из сестер считает другую своей лучшей подругой. В любой ситуации за советом они обращаются, прежде всего, друг к другу, поскольку полагают, что лучше, чем сестра-близнец, их никто не поймет. По этой причине девочки многие проблемы решают сами, не прибегая к помощи родителей и других людей. В некоторых случаях отношения внутри пары становятся слишком тесными, девочки попадают в сильную зависимость друг от друга, что вызывает у них состояние дискомфорта и желание противостоять этому. В результате между близнецами возникают противоречия, для разрешения которых требуется помощь родителей. Монозиготные близнецы-мальчики, как правило, устанавливают тесные, дружеские связи с отцом. Если в семье после близнецов рождается другой ребенок, и мать больше внимания начинает уделять ему, близнецы становятся еще ближе к отцу. Отцы монозиготных мальчиков обычно относятся к ним с большой теплотой и любовью, они составляют предмет их отцовской гордости. Если матери иногда с трудом справляются с ними, то для отцов это не проблема, они всегда могут найти «ключик» к близнецам, хотя иногда бывают чрезмерно мягки, не способны противостоять их требованиям. Отец и близнецы могут образовывать в семье сильную мужскую группу, в какой-то степени противопоставляя себя женской части семьи, которая иногда состоит из единственного члена — матери. По этой причине мать может почувствовать себя «изолированной», что может отрицательно повлиять на психологический климат семьи в целом. Для предотвращения такой ситуации супругам необходимо делать все возможное для укрепления супружеского союза. Учитывая то, что у мальчиков вообще выше риск детского травматизма, и то, что в таких семьях растут сразу два «сорванца» (у которых к тому же период ползания длиннее, чем у одиночнорожденных детей), родителям следует обращать специальное внимание на то, чтобы обеспечить близнецам безопасные условия развития. Дизиготные близнецы могут быть однополыми и разнополыми. И те, и другие, могут быть, как очень похожими друг на друга, так и абсолютно непохожими — и внешне, и по личностным чертам, и по интеллектуальным характеристикам. В некоторых случаях разнополые близнецы бывают более похожими друг на друга, чем однополые. Причину этого специалисты видят в том, что однополые дизиготные близнецы стремятся подчеркивать свои различия, а у разнополых близнецов такой необходимости нет, поскольку различия между ними очевидны. Дизиготные близнецы-мальчики часто устанавливают близкие отношения с матерью. Если отцы склонны относиться к близнецам одинаково, не замечать их непохожесть, подчеркивать сходство, то матери, наоборот, тонко чувствуют различия между ними. По этой причине мать и мальчикиблизнецы могут образовать сильную семейную группу, противостоящую отцу. У них могут быть свои секреты, в которые отец не посвящается, в результате чего он может почувствовать себя «изолированным». Во избежание этого родителям дизиготных мальчиков-близнецов необходимо укреплять супружеские отношения. Родители могут по-разному относиться к мальчикам как к близнецовой паре: подчеркивать сходство между ними или отмечать любые различия. Иногда родители фиксируют внимание только на непохожести близнецов, считая, что их дети абсолютно разные: один может быть похож на отца, другой — на мать (например, один — «гуманитарий», как мать, а другой имеет склонность к естественным наукам, как отец). Дизиготные близнецы-девочки, как и монозиготные,— сильная семейная группа, с которой родителям не всегда легко взаимодействовать. Они могут объединяться, чтобы противостоять влиянию родителей. Но когда разногласия возникают внутри пары, девочки могут обращаться за помощью к родителям (одному или обоим). Иногда одна из девочек для поддержки обращается к одному из родителей, а вторая — к другому. В результате образуются две семейные группы, каждая из которых состоит из родителя и близнеца, что может привести к разногласиям между супругами. Связи между дизиготными близнецами-девочками могут быть достаточно тесными. Часто они — лучшие подруги, хотя могут иметь и других друзей, причем не обязательно одних и тех же. Но, в отличие от монозиготных близнецов-девочек, между ними чаще могут складываться острые конкурентные отношения, соперничество за власть и стремление во всем быть лучше сестры. Разнополые дизиготные близнецы часто развиваются, как обычные братья и сестры, хотя условия их развития — такие же, как у однополых близнецов, а не у одиночнорожденных детей, живущих в семьях, где есть еще ребенок другого пола. Близнецы появляются на свет в один и тот же день, они всегда одного возраста. Они всегда вместе: и в утробе матери, и после рождения. Почти всегда они ходят в один детский сад, поступают учиться в один класс. Одни и те же родители, общая семейная атмосфера, общие занятия и интересы, одни и те же друзья — все это объединяет близнецов. Разнополые близнецы в детстве проводят друг с другом много времени и, следовательно, оказывают друг на друга сильное влияние. В раннем детстве они вместе играют как в игры «для мальчиков» (в машинки, в войну), так и в игры «для девочек» (в куклы, в дочки-матери). Это не должно пугать родителей, так как со временем все встанет на свои места. Кроме того, овладение некоторыми навыками, свойственными противоположному полу, оказывается очень полезным для дальнейшей жизни близнецов: мальчик учится быть более мягким и нежным, а девочка — более смелой, решительной и сильной. Хотя психологи рекомендуют родителям все же придерживаться традиционных правил воспитания мальчиков и девочек, поощряя соответствующие их полу игры и занятия. Для этого можно расширять круг общения детей, чтобы сын имел возможность общения и игр с мальчиками, а дочь — с девочками. Тем не менее, с самого первого дня между близнецами проявляются заметные различия, причина которых — принадлежность их к разному полу. Они могут сильно отличаться друг от друга по режиму сна и бодрствования, пищевым предпочтениям и т. д. Их физическое и психическое развитие протекает в разном темпе, в соответствии с половой принадлежностью каждого из детей. Так, например, хотя разнополые близнецы в среднем овладевают речью раньше однополых близнецов, мальчики — члены разнополых близнецовых пар — начинают говорить позже своих сестер. Это объясняется тем, что девочкам вообще свойственно опережать мальчиков по показателям речевого развития. Кроме речи, мальчики в раннем возрасте уступают девочкам и по развитию социальных навыков, умению вступать в контакт и общаться с другими людьми, подчинять свое поведение установленным правилам. С возрастом различия между разнополыми близнецами усиливаются. У них появляются собственные интересы («женские» и «мужские»), свои друзья: мальчики начинают дружить с мальчиками, а девочки — с девочками, хотя часто у них сохраняется общая компания. Они больше различаются по успеваемости в школе, у них разные любимые и нелюбимые предметы. Более всего разнополые близнецы начинают отличаться друг от друга в подростковом возрасте. Поскольку у девочек половое созревание происходит раньше, чем у мальчиков, разнополые близнецы в это время могут выглядеть как дети разного возраста (девочка смотрится и ведет себя как старшая сестра своего младшего брата). В этот период близнецы могут отдалиться друг от друга еще больше, причем инициатива исходит от девочки, чувствующей себя взрослее своего брата-близнеца (она не принимает его в свои игры, не знакомит со своими новыми подругами и друзьями, у нее появляются секреты от него). Мальчик может реагировать на это болезненно, чувствовать себя всеми покинутым и никому не нужным. Он может стать ближе к родителям, чтобы найти у них поддержку и утешение. Хорошо, если на его призыв откликнется отец: у них могут завязаться дружеские отношения, основанные на общих, типично «мужских» интересах (таких, как, например, рыбалка или спорт). Исследователи отмечают, что в детстве в разнополых близнецовых парах чаще лидирует девочка. По отношению к брату-близнецу она ведет себя во многих случаях как старшая сестра: опекает его, контролирует, помогает во всем. Это объясняется и тем, что девочки раньше созревают и становятся самостоятельными, и тем, что у них, как правило, складываются хорошие отношения с родителями. Кроме того, девочки вообще считаются более дисциплинированными и ответственными, поэтому родители сами часто поручают дочери «следить» своим братом. Такие взаимоотношения между разнополыми близнецами могут сохраняться на всю жизнь, но могут и измениться. Когда мальчик взрослеет, он начинает значительно опережать сестру по росту, весу, силе, приобретает социально значимые «мужские» навыки. Это часто меняет внутрипарные взаимоотношения. Теперь мальчик начинает доминировать: он опекает более слабую сестру, считает себя ее защитником и т. д. Для мальчика — члена разнополой близнецовой пары особое значение приобретает наличие отца в семье. Если близнецов воспитывает одна мать, девочка часто объединяется с ней, стремясь помогать ей во всем, в том числе и в воспитании брата-близнеца. В результате мальчик занимает подчиненное положение в семье, что препятствует развитию него важных личностных качеств: самостоятельности, уверенности в себе. Кроме того, из-за отсутствия образцов мужского поведения у него могут не сформироваться качества, необходимые «настоящему» мужчине. Маме, одной воспитывающей разнополых близнецов, следует уделить особое внимание тому, чтобы ее сын имел возможность наблюдать образцы мужского поведения и подражать им. Для этого необходимо давать ему возможность общаться с мужчинами (например, дедушками, дядями). Диагностика зиготности Знание типа зиготности близнецов необходимо. Во-первых, оно важно в медицинских целях,— например, в тех случаях, когда одному из близнецов потребуется помощь второго (при переливании крови, пересадке органов). Во-вторых, эта информация поможет родителям в выработке стратегии воспитания близнецов, поскольку монозиготные и дизиготные близнецы имеют свою специфику развития. В-третьих, определение зиготности является необходимым при научном изучении близнецов. Но диагностика зиготности близнецов — не всегда простая задача. Даже абсолютное внешнее сходство между детьми не во всех случаях является доказательством однояйцевости. То же самое относится и к выраженной непохожести. По разным причинам (нарушения хода беременности, родов, болезни, травмы и т. д.) монозиготные близнецы могут выглядеть поразному. А дизиготные близнецы иногда бывают удивительно похожи друг на друга. Существует несколько способов диагностики, которые позволяют достаточно достоверно определить тип близнецов. Один из них — метод внутрипарного сравнения близнецов по ряду генетически устойчивых внешних признаков, разработанный в 1924 году Г. В. Сименсом. Рассматриваются следующие показатели: - разрез и цвет глаз; - форма наружного уха, губ, носа; - цвет, густота и форма бровей и ресниц; - цвет и структура волос; - границы волосяного покрова головы; - форма и расположение зубов; - наличие и расположение веснушек и пигментных пятен. Также могут анализироваться: вес, рост, объем черепа, особенности тела и т. д. Рисунок линий на коже пальцев, совпадающий у монозиготных близнецов, анализируется по отпечаткам пальцев. Если большинство особенностей общие — близнецы признаются монозиготными, и наоборот. Процедура диагностики проводится с помощью специальных анкет: сами близнецы, их родители или близкие отвечают на вопросы о сходстве и различиях между членами близнецовой пары. Точность диагностики с помощью этого метода достаточно высока — до 90%, но не исключает и ошибок. Хотя форма губ, цвет глаз и волос совпадают у монозиготных близнецов практически полностью, тем не менее, следует учитывать, что подобное сходство может наблюдаться и у некоторых дизиготных близнецов. Другие, еще более надежные, методы диагностики зиготности — анализ групп крови, факторов ее сыворотки, перекрестная трансплантация кожи, хромосомный анализ, анализ ДНК. Метод определения типа близнецов по группам крови был предложен в 50-х годах прошлого века С. М. Смитом и Л. С. Пенроузом. Известно, что у монозиготных близнецов показатели крови всегда совпадают, что позволяет дифференцировать их от дизиготных близнецов. При перекрестной трансплантации кожи одному из близнецов пересаживается кусочек кожи, взятый у второго близнеца. У монозиготных близнецов, обладающих иммунологической идентичностью, в отличие от дизиготных, эти кусочки кожи всегда приживаются. Хромосомный анализ, анализ ДНК — одни из самых надежных и дорогих (прежде всего с точки зрения организации обследования) методов. Возможность их использования появилась только в последние десятилетия. Они применяются в тех случаях, когда необходимо получить абсолютно точные результаты. Чтобы уж точно определить тип, используются несколько методов сразу. При проведении исследований на больших группах ученые часто ограничиваются использованием метода анкетирования, поскольку некоторые ошибки, не искажая общую картину, не влияют на результаты. Частота рождения близнецов в разных странах По статистике, на свете не меньше 100 миллионов близнецов. Из каждых 100 родов 1-2 являются близнецовыми. Ультразвуковая диагностика, которая теперь используется на ранних сроках беременности (в первый триместр), показала, что потенциальных близнецов еще больше: около одной трети всех беременностей — многоплодные. Но не все из них способны родиться, многие являются жертвами самопроизвольного выкидыша. Оказывается также, что почти 12% одиночнорожденных детей — это выжившие члены близнецовой пары. Частота рождения близнецов — разная у разных народов. В целом у европейцев близнецы рождаются чаще, чем в Азии. Известно, что самое большое число близнецов — африканцы. Например, в Нигерии — примерно 45 близнецов на 1000 родов. Реже всего близнецы появляются на свет в монголоидной расе (1 случай рождения близнецов приходится на 150-200 родов). В Японии и Китае близнецы появляются в 4 случаях на 1000 родов. В разных частях различных стран частота рождения близнецов также не одинакова: в одних районах близнецов может быть существенно больше, чем в других. Так, например, в городе Ландсбоден (Швеция) рождается примерно в два раза больше близнецов, чем в других городах этой страны. В России близнецы рождаются примерно в 1-2 случаях из 100 родов. И если за последнее время рождаемость вообще упала, то процентное соотношение близнецовых рождений осталось примерно тем же. Так, в 1991 году в Российской Федерации из 1 797 857 родов (включая мертворожденных) 11 886 были близнецовыми (родилось 11 817 двоен, 69 троен и больше). В 2003 году из 1 476 958 родов близнецовыми были 9630 (из них 9496 двоен и 134 троен и более). Причины неодинакового количества близнецов объясняются спецификой питания, климатическими условиями, экологией и другими факторами подобного рода (а не расовой принадлежностью). Это мнение подтверждают данные о появлении близнецов у черного населения США: оказывается, их число сопоставимо с показателями у белого населения страны, а не у народов Африки, принадлежащих к той же, негроидной расе. Все это относится к дизиготным близнецам. А монозиготные близнецы появляются на свет везде примерно в 3-5 случаях на 1000 родов. Из общего числа около 30% составляют монозиготные близнецы, остальные — дизиготные, хотя соотношение у разных народов различно. Если в Японии монозиготных близнецов несколько больше, чем дизиготных, то в других странах число дизиготных близнецов выше, чем монозиготных: у европейских народов в 2-4 раза, у африканских — в 9-10 раз. В последние два десятилетия прошлого века по всему миру близнецов появлялось больше (двойни, тройни, четверни и т. д.). Например, по данным Национального центра статистики народонаселения США, в стране в 1980 году на каждую тысячу новорожденных приходилось 19 близнецов, а в 2000 году — уже 29. Увеличилось количество троен, четверен и т. д,— почти в пять с половиной раз (если в 1980 году их рождалось 37 на каждые 100 тысяч, то в 2000 году — уже 180). Большую часть от этого числа составляют тройни. Причины близнецовости Причины появления близнецов до конца не изучены. Выявлены только некоторые факторы, способствующие близнецовости. Во-первых, существенна роль наследственных факторов: близнецы рождаются чаще у людей, в роду которых уже были близнецы, причем, не только по материнской линии (как считалось раньше), но и по отцовской: для появления дизиготных близнецов большую роль играет наследуемость «близнецовости» по материнской линии, для монозиготных — по отцовской Тем не менее, примерно в 20-25% случаев близнецы рождаются впервые — ни у кого в роду отца и в роду матери до этого близнецов не было. Мать, уже родившая близнецов, имеет высокую вероятность родить их снова, причем у матери дизиготных близнецов вполне могут родиться монозиготные. Ученые считают, что возможность появления близнецов обусловлена не одним каким-то геном, отвечающим за формирование многоплодной беременности, а несколькими (четыре-пять генов), часть которых является общей для монозиготной и дизиготной беременности. Во-вторых, матери близнецов, как правило, более старшего возраста (35-40 лет). Очевидно, это связано с тем, что с возрастом в организме женщины происходят разные эндокринные изменения, что приводит к одновременному созреванию двух или более яйцеклеток. Особенно это касается матерей двойняшек, так как идентичные близнецы приблизительно с одинаковой частотой рождаются у женщин любого возраста. И, кроме того, чем больше детей в семье, тем выше шанс появления в ней близнецов. В период с 1980 по 2000 годы на фоне общего увеличения количества близнецовых родов заметно выделяется рост многоплодных рождений женщинами старше тридцати лет. Так, если до 1993 года чаще всего близнецы рождались у тридцатипяти-тридцатидевятилетних матерей, то после этого — у сорокапяти-сорокадевятилетних. Например, в 1997 году каждого восьмого близнеца родила женщина в возрасте сорока пяти сорока девяти лет, а каждого третьего — в возрасте пятидесяти пятидесяти четырех лет. Матери близнецов отличаются от матерей одиночнорожденных детей и некоторыми другими особенностями. В частности, установлено, что матери близнецов медленнее развиваются, позже вступают в переходный возраст. Кроме того, они, в среднем, имеют больший вес до беременности, чем матери одиночнорожденных детей. В-третьих, увеличению количества близнецов в последние годы способствует развитие репродуктивной медицины, в частности, методов ЭКО и искусственного оплодотворения, а также применение гормональных препаратов для лечения бесплодия и предохранения от беременности. В 1986 году в Лондоне родились и выжили первые близнецы, мать которых забеременела с помощью метода искусственного оплодотворения. С тех пор число детей, родившихся с помощью методов ЭКО и искусственного оплодотворения, растет по всему миру, поскольку благодаря им, многие женщины с проблемами в репродуктивной функции получили возможность иметь детей. Так, согласно статистическим данным, в 1998 году в США из общего количества многоплодных родов только 20% были естественными, 43% — результат ЭКО, 37% — после применения специальных медикаментов, способствующих овуляции. В-четвертых, выяснено, что определенную роль в формировании близнецов играют средовые условия, обстоятельства жизни. Обнаружено, например, что полноценное питание способствует увеличению количества монозиготных близнецов и уменьшению числа дизиготных. Войны и социальноэкономические потрясения приводят к общему уменьшению близнецовых родов. Хотя в целом на частоту рождений монозиготных близнецов факторы среды оказывают слабое влияние, поскольку их количество остается примерно одинаковым для разных времен и народов. Иногда выделяются другие факторы «близнецовости», например, географический: замечено, что больше близнецов рождается в сельской местности по сравнению с городской. Возможно, это связано с тем, что сельские женщины живут в более благоприятной экологической обстановке, их питание более полноценное и здоровое, сами они крупнее, сильнее и выносливее городских женщин. Но эта закономерность проявляется не всегда, поэтому окончательных выводов сделать пока нельзя. Сексуальная активность, видимо, тоже влияет на «близнецовость». Так, например, больше близнецовых беременностей закладывается в первые три месяца после заключения брака, когда сексуальная активность супругов максимальна. Много близнецов родилось после окончания Второй мировой войны, когда мужчины вернулись с фронта, где их сексуальная активность была ограничена. Одинокие женщины также имеют высокую вероятность родить близнецов, очевидно, это связано с их нерегулярной половой жизнью. Многоплодная беременность Многоплодная беременность значительно отличается от одноплодной. Поскольку такая беременность не является нормой (организм матери приспособлен для вынашивания только одного плода), она изначально чревата осложнениями. Плодам в утробе матери приходится вступать в конкурентную борьбу за питательные вещества и жизненное пространство. Нехватка места, возможное сдавливание плаценты и сосудов, снабжающих плоды питательными веществами,— все это приводит к нарушениям нормального внутриутробного развития близнецов (одного или обоих) и является причиной различий между ними. Как отмечают авторы, заметное отставание близнецов по весу и длине ног от одиночных плодов начинает проявляться после шестого месяца внутриутробного развития. Для предотвращения нежелательных последствий многоплодия женщина, вынашивающая близнецов, должна находиться под постоянным наблюдением врачей на протяжении всего срока беременности. Поэтому очень важно вовремя выявить многоплодие. Ультразвук позволяет сделать это уже на третьем-четвертом месяце беременности. Под воздействием ультразвука в это время можно определить размеры плодов, окружность их голов, увидеть проявления их активности (сердцебиение, дыхание и т. д.). Близнецовая беременность редко длится 40 недель (как одноплодная), часто она заканчивается на 34-37-й неделе. Например, в США в 2000 году 57% всех близнецовых рождений были преждевременными (по сравнению с 10% среди одиночнорожденных детей). Причины, вызывающие преждевременные роды, различны: это механические факторы (чрезмерное растяжение стенок матки), гормональные. Женщины, вынашивающие близнецов, тяжелее переносят беременность. На организм будущей матери близнецов ложится двойная нагрузка. В результате она чаще страдает от токсикоза, причем как от раннего, так и от позднего. У 40% будущих матерей близнецов токсикоз проявляется во второй половине беременности. Они чаще жалуются на плохое самочувствие, страдают от одышки, гипертонии, нарушений сердечно-сосудистой деятельности, отеков и др. В них выше риск выкидыша. Задача врачей — задержать роды как минимум до 35-й недели, когда негативные последствия недоношенности уже не так опасны, как при более ранних родах. По этой причине многие женщины, ожидающие близнецов, вынуждены ложиться на сохранение. Рождение близнецов Поскольку близнецы меньше по размеру и легче (в среднем почти на 1 килограмм), чем одиночнорожденные дети, часто матери рожают их быстро и достаточно легко. Но иногда многоплодные роды протекают с различными осложнениями. Это вызвано тем, что в таких случаях нередко встречается неправильное предлежание плодов (ягодичное и поперечное), многоводие, преждевременный разрыв пузыря, слабость родовой деятельности. Чаще, чем в случае одноплодных родов, роженице требуется помощь врачей, оперативное вмешательство. Нередко близнецы появляются на свет с помощью кесарева сечения, которое может плохо повлиять на их здоровье. Поскольку многие близнецы рождаются преждевременно, они являются недоношенными (рождаются до 260 дня беременности и весят меньше 2,5 кг). Обычно вес близнецов при рождении редко превышает 2,5-3 кг, При рождении вес монозиготных близнецов обычно оказывается меньше веса дизиготных близнецов, а вес мальчиков — меньше веса девочек. Замечено, что риск рождения детей с очень низким весом (ниже 1500 г) выше для молодых — моложе двадцати лет — матерей, наименьший — у тридцатипяти-сорокачетырехлетних. Недоношенные близнецы менее развиты физически. У них ослаблен иммунитет, что приводит к повышенной смертности близнецов. Младенческая смертность среди близнецов примерно в 5 раз выше, чем среди одиночнорожденных детей. Новорожденные близнецы (и не только недоношенные) могут иметь проблемы со сном, у них нередки нарушения питания. Близнецы, даже родившиеся в срок, по причине неблагоприятных условий внутриутробного развития, осложнений хода беременности, трудных родов иногда, как и недоношенные, отстают по показателям физического развития от одиночнорожденных детей. И дизиготные, и монозиготные близнецы могут заметно отличаться друг от друга по физическим параметрам (вес, рост), особенностям поведения и т. д. Иногда монозиготные близнецы выглядят даже более разными, чем дизиготные. В каждой пятой паре монозиготных близнецов наблюдается разница в весе на 0,5 килограмма, а в некоторых случаях она достигает более одного килограмма. Эти различия объясняются, прежде всего, тем, что они по-разному расположены в утробе и по-разному снабжаются кровью. На физические различия близнецов может повлиять порядок рождения. Чаще всего близнец, рождающийся первым, имеет некоторые преимущества. И хотя риск травм для него несколько выше, чем для второго (особенно в случае быстрых родов), второй рискует больше. Для него более характерно неправильное положение, требующее вмешательства акушеров. Особенно опасно, если роды затянутся из-за утомления и слабой родовой деятельности матери. Чем больше промежуток между рождением близнецов, тем больше риск повреждений второго вследствие кислородного голодания. По этой причине второй часто оказывается более слабым по сравнению с первым, он больше болеет, хуже набирает вес, медленнее растет. Первый год жизни Первый год жизни близнецов — самый трудный. Особенно тяжело приходится маме. И дело не столько в том, что ей приходится заботиться сразу о двоих, а в том, что эти двое могут значительно отличаться друг от друга. Один близнец может быть спокойным, другой — тревожным и капризным. У них может быть совершенно разный режим дня: они могут засыпать, просыпаться, бодрствовать и хотеть есть в разное время. С близнецами, которые очень похожи друг на друга, другая проблема: как их различать? А ведь это очень важно, поскольку для полноценного и гармоничного развития близнецов родителям необходимо с самого первого дня относиться к ним, как к отдельным личностям. Отличать одного от другого помогут ручные браслетики с именами, разная вышивка на одежде, разный ее цвет и т. д. Позже, когда родители увидят, что даже внешне похожие близнецы во многом совсем не одинаковы (у них могут быть разными эмоциональные реакции, особенности физиологических процессов, вкусовые предпочтения и т. д.), необходимость в этих приемах отпадет. Близнецам, как и всем другим новорожденным, требуются внимание и любовь родителей. И не к паре в целом, а к каждому по отдельности. Родителям нужно обеспечить каждому ребенку возможность индивидуального общения: каждого надо брать на руки, разговаривать, поглаживать, делать массаж, гимнастику, развлекать и др. С самого первого дня родителям следует избегать общих названий: «дети», «малыши», «мальчики», «девочки» и т. д., вместо этого лучше обращаться к каждому близнецу по отдельности, называя по имени. Все это требует от родителей, особенно от матери, дополнительных затрат сил и времени. Сложнее всего ей приходится в первые дни и недели, пока она не выработает нужные навыки. Некоторые матери близнецов впадают в панику — им кажется, что они не справятся со всем, что свалилось на них. Но, как показывает опыт, со временем жизнь обычно налаживается. Мать постепенно приспосабливается к режиму близнецов. При разном режиме сна и бодрствования она кормит их и занимается с ними по очереди. В этом случае она может уделять каждому из детей полное внимание, хотя почти не имеет времени для собственного отдыха. Если же близнецы одновременно спят и бодрствуют, мать может отдохнуть или сделать свои дела, пока оба ребенка спят. Но ей трудно кормить и заниматься с обоими детьми сразу. Именно поэтому матери близнецов в любом случае необходима помощь со стороны других людей — мужа, родственников, няни. Отцу новорожденных близнецов тоже приходится много трудиться. Появление сразу двух детей требует, во-первых, больше средств. Ведь близнецам все требуется в двойном количестве: и кроватки, и коляски, и одежда, и еда. Кроме того, ему необходимо служить опорой и поддержкой для жены — матери близнецов. Не все отцы могут легко справиться с новыми требованиями. Иногда между супругами возникает непонимание, взаимные обиды, усиливаются ранее существовавшие противоречия, появляется основа для конфликтов. Помочь избежать всего этого может чувство юмора и вера в то, что вместе можно преодолеть все трудности. Психологи рекомендуют родителям новорожденных близнецов прибегнуть к простому, но весьма эффективному методу — планированию: расписывать дела, которые необходимо сделать (кто, что и когда делает). Им очень важно также находить время для себя. Совместный, без близнецов, отдых, прогулки, занятия спортом, посещение театров, музеев, ресторанов, задушевные разговоры, подарки друг другу без всякого повода — вот путь к укреплению отношений и способ преодолеть трудности. Иногда родители с самого начала по-разному относятся к своим новорожденным близнецам — они реагируют на различия между ними, которые, как мы писали, могут быть весьма ощутимыми. Такая разница в отношении к детям приводит к тому, что родители (или один, или оба сразу) чувствуют, что любят одного близнеца больше, чем другого. Причины предпочтения могут быть разными: иногда больше любят того, кто родился первым (считая именно его своим долгожданным ребенком), а иногда, наоборот,— второго (как младшенького). Более любимым может оказаться более здоровый ребенок, потому что у него больше шансов выжить, а может и более слабый, болезненный, которому необходимо больше внимания. Иногда на предпочтения влияют различия характера, большая похожесть на кого-то из родителей. Могут быть и другие причины. Иногда только один из родителей начинает по-разному относиться к близнецам, причем часто мать берет под свое «крылышко» более слабого близнеца, стараясь дать ему больше ласки и защиты, а отец — более сильного. И если даже с возрастом различия между близнецами уменьшатся (или совсем исчезнут), неодинаковое родительское отношение к ним может сохраниться. Некоторые родители считают такое разное отношение к близнецам нормальным явлением, другие, уверенные в том, что оба ребенка в равной степени заслуживают любви, испытывают чувство вины перед менее любимым. Они начинают баловать его, больше ему позволять, чтобы компенсировать недостаток любви. Такое поведение родителей неправильно, потому что ребенок в ответ становится капризным, чрезмерно избалованным, непослушным (и, естественно, еще меньше нравится). Лучше, как считают психологи, в такой ситуации осознать и перестроить свое поведение по отношению к менее любимому ребенку. Необходимо видеть в нем положительные качества, фиксировать на них свое внимание, поощрять их проявление в ребенке. В результате поведение ребенка постепенно изменится, и он, скорее всего, будет все больше - больше нравиться своим родителям. Как показывают исследования, родители близнецов часто преувеличивают сложности первого года своей жизни с близнецами. Для того чтобы более адекватно оценивать ситуацию и не опасаться «неразрешимых проблем» и «непреодолимых трудностей», им рекомендуется наладить общение с родителями более взрослых близнецов. Физическое развитие и здоровье близнецов В научной литературе, посвященной близнецам, отмечается, что на протяжении раннего и дошкольного детства близнецы отстают от одиночнорожденных детей по некоторым показателям физического развития: по весу, росту, сроку начала ходьбы, времени окостенения скелета и т. д. Как показывают исследования, к трем месяцам не умеют держать головку почти три четверти близнецов, в семь месяцев не умеют самостоятельно сидеть около трети близнецов и около трети близнецов в двенадцать месяцев еще не способны ходить без поддержки. Особенно заметно отставание, если рассматриваются средние показатели пары. Объясняется это тем, что часто близнец, родившийся вторым, имеет меньший вес, он ниже ростом и слабее, чем перворожденный. Это отставание «младшего» близнеца от «старшего» может сохраниться на всю жизнь. Конечно, есть много близнецовых пар, развивающихся нормально. Кроме того, так как темп развития близнецов в первые годы жизни очень высок, они быстро нагоняют одиночнорожденных детей: по весу, например, это происходит примерно к полутора годам (хотя и потом монозиготные близнецы несколько отстают от дизиготных по этому показателю). Отставание в росте также преодолевается в течение первых лет жизни. Затем, до четырех-шестилетнего возраста, близнецы по параметрам веса и роста не отличаются от одиночнорожденных детей, но в последующие годы многие из них (не все) снова начинают отставать. Отставание наиболее заметно в десять-пятнадцать лет (в подростковый период). Половое созревание также наступает у близнецов позже — так, у девочек-близняшек менструации начинаются в среднем на четыре месяца позже, чем у одиночнорожденных девочек. После шестнадцати лет отставание по уровню физического развития выражается в меньшей степени. Самой важной проблемой для родителей маленьких близнецов является забота об их здоровье. В раннем детстве близнецы болеют примерно в три раза чаще, чем другие дети, хуже сопротивляются простудам и инфекциям, и болезни у них обычно протекают более тяжело. Дополнительной проблемой для родителей является и то, что близнецы, особенно монозиготные, чаще всего болеют или одновременно, или сразу друг за другом. Так, например, очень часто они оперируются по поводу аппендицита почти одновременно. Это можно объяснить тем, что некоторые болезни обусловлены в определенной степени наследственными факторами. У монозиготиых близнецов также практически в одно время вырастают и меняются зубы. У маленьких близнецов нередко наблюдаются расстройства сна: их сон неглубокий, беспокойный, они с трудом засыпают, часто просыпаются, причем могут делать это не одновременно. И такая ситуация может продолжаться до семилетнего возраста. После года некоторые родители близнецов сталкиваются с расстройством аппетита у детей (отказ практически от любой еды, от незнакомой пищи, избирательность в еде, потеря аппетита, или, наоборот, повышенный аппетит). Довольно часто у близнецов (особенно у мальчиков) встречается ночной энурез. Если у одиночнорожденных детей навыки опрятности обычно формируются к трем с половиной годам, то у близнецов из-за общего отставания в физическом развитии формирование этих навыков задерживается иногда до начала школьного возраста. Около четверти мальчиков-близнецов в первом классе страдают ночным недержанием мочи. После двенадцати лет случаев энуреза у близнецов практически не отмечается. Все вышесказанное указывает на то, что близнецам в раннем возрасте требуется хороший уход, повышенное внимание со стороны родителей и постоянное медицинское наблюдение. Родителям близнецов когда кажется, что с их детьми сплошные проблемы: они постоянно болеют, часто плохо себя чувствуют, все время капризничают. И такая ситуация является типичной для близнецовых семей. Но рано или поздно, при правильном лечении и соответствующей заботе о детях, эти трудности преодолеваются. Очень важно не поддаваться плохому настроению, не преувеличивать опасности и верить, что все будет хорошо, потому что оптимизм родителей передается детям и способствует их здоровью и хорошему самочувствию. Развитие детей зависит от условий их жизни, поэтому необходимо создавать близнецам условия, которые могли бы уменьшить влияние неблагоприятных факторов,— спокойную, доброжелательную атмосферу, правильный режим дня, полноценное питание, свежий воздух, проводить общеукрепляющую терапию, физические упражнения, закаливание. Особенности познавательного развития близнецов Многие исследователи отмечают, что близнецы отстают от одиночнорожденных индивидов по показателям познавательного развития, причем это отставание не зависит от достатка и образованности семьи в целом. Так, средний показатель интеллекта (10) близнецов практически во всех исследованиях оказывается на 5-10 баллов ниже (90-95 баллов), чем одиночнорожденных (100 баллов). Выявлено также, что среди близнецовшкольников показатели 10 ниже 75 баллов встречаются в два раза чаще, чем в общей популяции. Кроме того, среди близнецов больше умственно отсталых. По мнению психологов, основными причинами отставания близнецов являются не «природные» особенности, присущие всем близнецам, а специфические условия их развития до и после родов (которые, в целом, намного сложнее, чем у обычных детей). Подтверждением этого мнения служат примеры близнецов, потерявших брата или сестру в раннем детстве и воспитывающихся как одиночнорожденные дети: их интеллектуальные показатели не ниже, чем среднем в популяции. Выявлено, что, если близнецы различаются между собой по весу, то более тяжелый близнец имеет обычно более высокий показатель. Правда, существенно снизить уровень интеллекта может только вес при рождении менее 1800 граммов, в остальных случаях отставание близнецов по показателям от одиночнорожденных детей незначительно. Низкий вес в ряде случаев приводит к различным неврологическим проблемам, дети часто бывают неловкими, неуклюжими, возбудимы, страдают недостатком самоконтроля. Эти нарушения, в свою очередь, неблагоприятно влияют на умственное развитие ребенка и, как следствие, на интеллект. Но все это может быть компенсировано созданием специальной, развивающей способности, среды, а также поощрением и поддержкой со стороны родителей и близких. Чаще всего отставание близнецов от одиночнорожденных детей наблюдается по показателям речи, тогда как показатели практического интеллекта у близнецов во многих случаях оказываются даже более высокими, чем у одиночнорожденных. Очевидно, это связано с тем, что речевое развитие близнецов (особенно мальчиков-двойняшек) протекает с заметным опозданием. Так, например, монозиготные близнецы-мальчики свои первые слова произносят с отставанием на восемнадцать месяцев. И в дальнейшем они часто испытывают затруднения при делении слов на слоги, путают буквы, неправильно произносят некоторые звуки, проглатывают окончания слов и т. д. Их словарный запас беден, речь лаконична и примитивна. В среднем в дошкольном возрасте отставание близнецов от одиночнорожденных сверстников составляет до шести месяцев. В начальной школе у монозиготных и дизиготных близнецов наблюдается значительно больше проблем в овладении навыками чтения, у них хуже развита способность к восприятию и пониманию прочитанного и услышанного, орфографии. Это отставание может сохраняться и в старшем возрасте, причем чаще у мальчиков. В некоторых исследованиях было получено, что в подростковом возрасте большинство девочек-близнецов нагоняют своих одиночнорожденных сверстников, а многим близнецам-мальчикам все еще трудно читать. Задержка речевого развития близнецов сказывается не только на формировании интеллекта, но и на других сферах их жизни и деятельности, например, на развитии социальных навыков, отношениях с учителями и одноклассниками, в играх со сверстниками. Психологи считают, что причиной задержки речи близнецов, кроме недоношенности, родовых травм, низкого веса при рождении, может быть совместная жизнь близнецов, одинаковые условия развития, особые отношения внутри пары. У близнецов меньше, чем у одиночнорожденных детей, необходимость использовать слова для общения друг с другом, так как они способны понимать друг друга, не прибегая к речи, на основе невербальных сигналов. Иногда они создают собственный язык, понятный только им двоим, и используют его, общаясь друг с другом. Эту речь выдающийся отечественный нейропсихолог А. Р. Лурия назвал «автономной». Она состоит из искаженных общеупотребительных слов, звукоподражательных слов и слов, изобретенных самими близнецами. Такой специфический словарный запас может быть достаточно велик, близнецы прекрасно понимают друг друга, но не другие люди (и даже их родители). Автономная речь выявляется примерно у каждой десятой близнецовой пары. Как правило, она со временем проходит, замещаясь нормальной. Но у некоторых близнецов по разным причинам автономная речь может сохраняться дольше, и в этом случае она, закрепляясь, тормозит формирование нормальных речевых навыков, приводит к замыканию близнецов внутри пары, что в свою очередь препятствует формированию их речи, интеллекта и навыков общения. Именно поэтому родители близнецов должны обращать пристальное внимание на формирование речи у детей. В случае обнаружения проблем необходимо как можно раньше организовать корректирующие и развивающие занятия с близнецами. Иногда очень полезным бывает расширение их общения: помещение близнецов в детский сад, в группы речевого развития, индивидуальные занятия с каждым из близнецов. В тяжелых случаях психологи рекомендуют разделить детей на какое-то время: например, отдать в разные группы детского сада. Родители иногда волей или неволей способствуют отставанию близнецов в речевом развитии. Оказывается, способы общения родителей с близнецами отличаются от обычных. В частности, родители меньше разговаривают с близнецами, используют грамматически простые и краткие фразы и предложения. Матери близнецов реже откликаются на требования детей, вступают с ними в пространные разговоры. Возможно, матери считают, что близнецам меньше, чем одиночнорожденным детям, требуется родительское внимание, поскольку их всегда двое. Кроме того, матери близнецов чаще бывают заняты домашними делами, у них меньше времени и сил на общение. Они нередко не могут дождаться ответа от одного из детей, поскольку их внимания тут же требует второй ребенок. Матери близнецов реже хвалят и поощряют своих детей, чем матери одиночнорожденных детей. Кроме того, выявлено, что близнецы с речевыми проблемами чаще всего из многодетных семей, а их матери, в среднем, менее образованы, чем матери близнецов, не имеющих дефектов в развитии речи. Существует мнение, что задержки речи у близнецов объясняются не тем, что их родители в целом меньше разговаривают со своими детьми, а тем, что мало разговаривают с каждым ребенком по отдельности. Если родители близнецов хотят, чтобы процесс интеллектуального развития их детей проходил нормально, им необходимо уделять этому специальное внимание, особенно в раннем детстве — очень ответственном периоде в развитии интеллекта человека. Ученые считают, что возраст два-три года является критическим для развития мозга, поэтому именно в этом возрасте важно развивать умственные способности близнецов. Уровень интеллекта детей зависит и от порядка рождения детей, и от количества братьев и сестер, и от промежутка между рождениями детей, и от возраста родителей. Некоторые ученые отмечают, что чем старше родители при рождении ребенка, тем выше его интеллектуальные показатели. Это объясняется тем, что возраст родителей определяет не только количество, но и качество их внимания к детям: более зрелые родители ответственнее подходят к воспитанию детей. Они в большей степени способны подчинить свои собственные нужды заботе о детях, более последовательны, более терпеливы. Разница в возрасте между детьми также влияет на их интеллект. Для нормального интеллектуального развития детей перерыв между их появлением должен быть не менее трех лет. Иначе, если специально не заниматься их речевым и интеллектуальным развитием, дети будут оказывать негативное влияние на развитие друг друга. Особенно это важно в отношении формирования речевых навыков. Самые высокие показатели IQ имеют обычно первые дети в семье, затем показатели уменьшаются. Оказывается, первенцы в самом раннем детстве обычно получают больше материнского внимания, чем последующие дети. С ними матери чаще разговаривают, улыбаются, играют, их больше держат на руках. В ответ первенцы, по сравнению с последующими детьми, более жизнерадостные, улыбчивые и любознательные, они больше времени способны играть с игрушками самостоятельно. После года с детьми-первенцами также больше занимаются — им больше читают, рассказывают сказки, играют с ними. Последующим детям матери, как правило, уделяют меньше внимания: чтобы занять их, чаще используют телевизор или оставляют играть одних. (О том, как помочь развитию ребенка см. статьи «Психическая жизнь младенца» и «Роль матери и отца в развитии ребенка в раннем детстве».) Особенности воспитания близнецов Близнецы растут в особых условиях, в особой среде, которую известный французский ученый — исследователь близнецов Рене Заззо — назвал «близнецовой ситуацией». Эта близнецовая ситуация характеризуется специфическими отношениями близнецов друг с другом и с окружающими людьми. Близнецы образуют свой собственный мир — «микрокосм» с характерным микроклиматом. На близнецов особым образом реагируют окружающие люди, в том числе и родители, причем их отношение к монозиготным и дизиготным близнецам неодинаковое: исследователи отмечают, что к монозиготным близнецам они относятся более сходным образом. Среда, в которой существует каждый из близнецов, характеризуется постоянным присутствием другого, но такого же, как он (даже с тем же внешним обликом — в случае монозиготности), развивающегося в том же темпе, имеющего тех же родственников, обладающего теми же правами, таким же жизненным опытом. Уже в возрасте пяти-шести месяцев близнецы осознают присутствие соблизнеца, реагируют на него, чувствуют его эмоциональное состояние (если плачет один, тут же начинает плакать другой). Постоянное взаимодействие с сиблингом, похожесть иногда приводят к «реакции» (или «эффекту») близнецовости. Так называется полное отождествление близнецов друг с другом, нежелание отличаться. Эта реакция обычно сильнее у монозиготных близнецов, между которыми устанавливаются очень близкие взаимоотношения (симбиотические). В результате искажается личностное развитие близнецов, замедляется процесс становления их самосознания и формирование индивидуальности. Исследователи отмечают, что иногда монозиготные близнецы, выросшие вместе, оказываются менее похожими, чем близнецы, разделенные в раннем детстве и выросшие врозь. Итальянский психолог Рене Заззо предположил, что причина этого — существование монозиготных близнецов, растущих вместе, не как отдельных индивидов, а как членов единого, целостного образования — близнецовой пары. Каждый из них функционирует, вступает в отношения с окружающим миром как часть этого единства. Отметим, однако, что такие отношения складываются не во всех парах близнецов. Исследователи выделяют четыре формы внутрипарных взаимоотношений: 1) соперничество, конкуренция, желание близнецов отличаться друг от друга; 2) взаимодополняющее соподчинение, сближение и взаимозависимость близнецов; 3) равноправные взаимоотношения; 4) конформные отношения, проявляющиеся в том, что близнецы имеют общие взгляды и установки. Какие отношения сложатся в паре, зависит от трех факторов: - от времени, которое близнецы проводят вместе (как правило, монозиготные близнецы проводят вместе больше времени, чем дизиготные); - от стремления каждого из близнецов к объединению с соблизнецом и к отделению от него; - от распределения социальных ролей в паре. Немецкий исследователь близнецов Хельмут фон Браккен рассмотрел, как близнецы распределяют между собой различные функции, и выявил несколько характерных ролей: «представитель в окружающем мире», «лидер», «внутренняя совесть пары» и др. Так, «представитель пары в окружающем мире» (или «министр иностранных дел») берет на себя обязанности общения с другими людьми. Иногда эту роль принимает близнец с лучше развитой речью, выраженными социальными интересами. В других случаях «представителем» может быть близнец с потребностью руководить соблизнецом и принимать решения за обоих. Разделение близнецов на «лидера» и «ведомого» встречается нередко. Рене Заззо обнаружил это в 454 близнецовых парах из 574 изученных им. «Лидер» принимает решения за пару как внутри семьи, так и во внешнем мире. «Ведомый» соглашается. Это деление на «лидера» и «ведомого» имеет несколько степеней выраженности: от слабого преобладания до полного подчинения. Иногда такой тип отношений является неблагоприятным, особенно для «ведомого», который подавляется «лидером». Но во многих парах такое распределение функций является намеренным и не препятствует личностному развитию каждого из близнецов. В некоторых случаях близнецы делят между собой «сферы влияния»: в какой-то (например, в отношениях с одноклассниками) лидирует один из близнецов, в другой (в придумывании игр) — второй. Распределение ролей в паре может сохраниться на всю жизнь. Иногда с возрастом меняется содержание роли: например, у «лидера», который в детстве «командовал» «ведомым» и подчинял его себе, проявляется стремление взять на себя ответственность за соблизнеца, заботиться о нем, помогать ему и опекать его. Если один из близнецов берет на себя какую-то роль, то второй может вообще не развивать необходимые для этого качества. Близнецы могут вполне успешно функционировать как пара, но по отдельности их существование может быть затруднено, поскольку каждый из них не владеет в полной мере необходимыми для этого навыками. Если близнецы удовлетворены таким положением дел и не формируют в себе качества, уже развитые у другого, это может привести к их социальной дезадаптации. И тогда, уже во взрослой жизни, когда близнецам будет необходимо действовать самостоятельно, они обнаружат, что не способны полноценно существовать по отдельности. Причин распределения ролей в паре несколько. Многие ученые отмечают, что взятие на себя той или иной роли зависит от различий между близнецами при рождении, а также от разного отношения к ним родителей, поощряющих у каждого близнеца проявления какого-то определенного типа поведения (например, ожидаемых от «перворожденного» лидерских качеств). Монозиготные близнецы, разлученные в раннем детстве и растущие врозь, не подвержены влиянию фактора близнецовости (внутрипарных феноменов — таких, как распределение ролей, стремление к индивидуализации и др.), поэтому их потенциал имеет возможность реализоваться в большей степени. Именно по этой причине они часто оказываются менее похожими друг на друга, чем монозиготные близнецы, живущие в одной семье. Исследования процесса развития личности у близнецов показывают, что формирование самосознания, становление образа «я» у них протекает не так, как у одиночнорожденных детей. Ведь в отличие от них, близнецам необходимо приобрести физическую и психологическую независимость не только от родителей, но и друг от друга. Для них дополнительной задачей является идентификация себя в отношении своего близнецового партнера, отделение образа своего «я» от образа соблизнеца. Установлено, что в целом близнецы, особенно монозиготные, позже начинают узнавать себя в зеркале и на фотографиях, употреблять местоимение «я» вместо «мы», долго откликаются на имя брата или сестры. Если родители обращаются с близнецами, как с единым целым, не придают значения их индивидуальностям, а наоборот, подчеркивают их сходство, то образ «я» у них переплетается с образом соблизнеца, им трудно четко отделить себя от своего близнецового партнера. Как правило, с возрастом у близнецов появляется стремление к независимости, теснота связей внутри пары ослабевает. Но иногда «эффект пары» сохраняется вплоть до взрослого возраста. Подрастая, такие близнецы стремятся всегда проводить время друг с другом. У них развиваются совместные интересы, общие увлечения, появляются общие друзья. Их взгляды, мнения по самым разным вопросам могут быть очень сходными. И все это опять же усиливает взаимозависимость близнецов. В некоторых случаях между близнецами (и дизиготными, и монозиготными) складываются отношения соперничества: близнецы конкурируют друг с другом, стараясь получить больше, чем соблизнец, родительского внимания, расположения друзей, стремятся «быть лучше», чем другой, в каких-то областях деятельности (учебе, спорте и т. д.). Такое соперничество так же, как и чрезмерная взаимозависимость, отрицательно влияет на формирование близнецов и на психологический климат в семье. Родители близнецов не должны забывать о том, что каждый из их детей — это отдельная личность, имеющая свои способности, свои возможности, свои особенности развития. Если родители заметили, что дети отличаются друг от друга — у одного все получается быстро и хорошо, а другой медлителен и нерасторопен, один самостоятелен, а другой ничего не может сделать без помощи взрослого и т. д., — важно никогда не сравнивать их друг с другом, подгоняя одного под другого. Ведь у каждого ребенка — одиночнорожденный он или член близнецовой пары — свой путь развития. Близнецы идут в школу Некоторые исследователи отмечают, что близнецы не всегда легко привыкают к школе и быстро осваиваются в классном коллективе. Иногда близнецы, по причине недостаточно развитой речи, низкого уровня общительности, повышенной застенчивости и боязливости, а также наличия рядом того, с кем всегда можно быть вместе, замыкаются внутри пары, не вступают в контакты с одноклассниками. Но, с другой стороны, близнецы, обладающие развитой способностью к сопереживанию, умением понимать другого, привлекают к себе одноклассников, которые хотят с ними общаться и дружить. По этой причине многие близнецы без труда вливаются классный коллектив. Близнецы, как и одиночнорожденные дети, могут быть в разной степени готовы к школе. Если родители уделяли внимание развитию речевых, интеллектуальных и социальных навыков близнецов, занимались с ними подготовкой к школе, то адаптация у них проходит довольно легко, они испытывают меньше трудностей в обучении. Но, к сожалению, среди близнецов много детей с проблемами в учебе. Как правило, близнецы, которые медленнее развиваются в дошкольном возрасте, бывают хуже подготовлены к школе. Они чуть ли не с первого учебного дня начинают отставать от своих одиночнорожденных одноклассников, это отставание проявляется на протяжении всех лет школьного обучения. В ряде исследований было установлено, что и монозиготные, и дизиготные близнецы в начальной школе учатся хуже своих одиночнорожденных сверстников: так, по основным школьным предметам (русский язык и математика) их годовые оценки оказываются в среднем на 0,3-0,9 балла ниже. К средней школе количество плохо успевающих и неуспевающих учеников среди близнецовой выборки увеличивается. И если у дизиготных близнецов положение с успеваемостью улучшается к 8-му классу, то монозиготные близнецы продолжают отставать вплоть до окончания средней школы. Возможно, это объясняется тем, что у дизиготных близнецов улучшение состояния здоровья наступает к тринадцати годам, и тогда они становятся более выносливыми, меньше болеют и, следовательно, меньше пропускают занятия. У монозиготных близнецов заметное улучшение здоровья наступает только в шестнадцать — восемнадцать лет. Причины отставания близнецов от одиночнорожденных детей по показателям школьной успеваемости разные. Во-первых, это недостаточное физическое развитие, ослабленное здоровье, пониженный иммунитет близнецов. По этой причине многие близнецы часто болеют, быстро утомляются, с трудом выносят школьные нагрузки. Некоторые из них отличаются повышенной возбудимостью, гиперактивностью, плохим вниманием, низкой работоспособностью, двигательным беспокойством, плохо переносят шум. Во-вторых, отставание близнецов в речевой сфере. Обучение в современной школе с самого первого дня требует от учеников достаточно хорошо развитых речевых навыков, поэтому дети с плохо развитой речью с трудом овладевают чтением и письмом, из-за чего начинают отставать от одноклассников. В-третьих, недостаточное внимание родителей к развитию близнецов. Так, например, иногда родители не придают должного значения имеющимся у их близнецов дефектам речи, ошибочно полагая, что в школе речь близнецов под воздействием учебной деятельности исправится сама по себе. Для того чтобы помочь близнецам развивать речевые навыки, родителям необходимо обращать специальное внимание на их речь: исправлять ошибки в произнесении слов и отдельных звуков, как можно больше разговаривать с каждым из них (при этом следить за своей речью), рассказывать истории, терпеливо выслушивать их рассказы, читать книжки и т. д. При обнаружении речевых дефектов нужно своевременно, еще до начала школьного обучения, обратиться за помощью к логопеду или дефектологу. В-четвертых, иногда «помехой» в учебе может стать ярко выраженное распределение ролей в паре. Если у близнецов сформировались какие-то взаимодополнительные качества (например, один научился хорошо считать, а другой — читать), им будет сложно функционировать по отдельности, самостоятельно выполнять учебные задания, поскольку обучение — это индивидуальная деятельность, требующая от каждого ученика развития всего комплекса необходимых знаний, умений и навыков. В некоторых случаях родителей волнует вопрос о совместном или раздельном обучении близнецов. Стремление разделить близнецов по разным классам продиктовано желанием обеспечить каждому из них возможность самостоятельного, независимого от соблизнеца развития. Особенно это важно для тех пар, у которых наблюдаются нарушения взаимоотношений (чрезмерная зависимость друг от друга, ярко выраженное распределение ролей). С другой стороны, близнецам, связанным друг с другом тесными отношениями, привыкшим всегда и везде быть вместе, совместное пребывание в школе обеспечит состояние комфорта и безопасности, что, безусловно, положительно повлияет на их учебную деятельность. Разделение же близнецов может оказаться для них травмирующим. Учитывая оба этих фактора, большинство психологов — специалистов по близнецам советуют не разделять их, по крайней мере, в первом классе. Если это необходимо, можно посадить их за отдельные парты. Вопрос о дальнейшем разделении близнецов должен решаться после консультации с психологами, которые могут посоветовать разделить близнецов по разным классам (или даже школам) в следующих случаях: - Они являются центром всеобщего внимания в классе, этим отвлекают других учеников от учебы и мешают учебному процессу. - Их взаимодействие друг с другом настолько сильно, что препятствует установлению нормальных отношений с другими детьми. - Близнецы часто пользуются своим сходством, устраивают розыгрыши, подменяют друг друга, вводят учителей в заблуждение, - Близнецы всегда и везде функционируют как сильное единое целое. - Близнецы находятся во взаимозависимости друг от друга, у них развиты взаимодополнительные черты личности, которые отрицательно влияют на их личностное развитие. - Близнецы значительно отличаются друг от друга по уровню развития. - Учителя не могут различать близнецов и относиться к ним как к отдельным личностям, поэтому обращаются с ними как с парой. - Сами близнецы этого хотят и стремятся к независимости. Близнецы часто учатся по-разному. Между ними с самого начала проявляются различия — и в темпе учебной деятельности, и в способах решения, и в любимых и нелюбимых предметах, и в оценках. Особенно это касается дизиготных близнецов, между монозиготными близнецами различия менее выражены. И отношение учителей также являются более сходным для монозиготных близнецов. Родители, наблюдая за различиями между близнецами в учебной деятельности, часто совершают ошибку: начинают сравнивать их друг с другом. Это может привести к конкуренции между близнецами, негативно повлиять на микроклимат внутри пары, кроме того, может способствовать формированию у менее успешного близнеца «комплекса неудачника». Родителям нужно помнить, что у каждого ребенка — свой темп продвижения, свои достижения и ошибки, поэтому каждому ребенку должна быть предоставлена возможность развиваться в соответствии со своей индивидуальностью, не подстраиваясь под другого, не пытаясь догнать или перегнать его. После детства Как мы уже отмечали, половое созревание наступает у близнецов несколько позже, чем у их одиночнорожденных сверстников. Тем не менее, переходный возраст протекает у них по тем же законам. В это время формируется самосознание близнецов, у них появляется потребность осознания себя как личности, как индивидуальности. Все это накладывает отпечаток на взаимоотношения внутри близнецовой пары. В подростковом возрасте начинает проявляться стремление близнецов к дифференциации, отделению себя от близнецового партнера. Внешне это выражается в том, что близнецы начинают стараться одеваться по-разному, делать разные прически. У них появляются собственные друзья, занятия и интересы. Эти изменения свойственны как парам монозиготных, так и парам дизиготных близнецов. Но если после подросткового возраста — в юности и позже — монозиготные близнецы обычно возвращаются к тесным взаимоотношениям, то дизиготные продолжают идти по пути отделения. Они все больше и больше дистанцируются друг от друга: общаются с разными людьми, выбирают разные профессии, увлекаются разными видами спорта и т. д. Они гораздо легче, чем монозиготные близнецы, переносят разлуку друг с другом (например, отъезд в другой город на учебу в вузе), спокойнее реагируют на вступление в брак соблизнеца. С возрастом они все более самостоятельны, независимы друг от друга, хотя теплые дружеские отношения сохраняют. Если они живут поблизости, то дружат семьями, часто вместе отдыхают и проводят праздники. Монозиготные близнецы, в отличие от них, на протяжении всей жизни остаются чрезвычайно близки друг другу. Они часто выбирают одинаковые профессии, учатся в одном вузе, после окончания учебы стараются жить недалеко друг от друга. У них иногда возникают проблемы в отношениях с представителями противоположного пола: от них они ждут такого же, как у соблизнеца, уровня взаимопонимания и рассчитывают на ту же степень близости и доверия. По этой причине они часто вообще не вступают в брак. Если же один из монозиготных близнецов заводит свою семью, то второй может болезненно отреагировать на это: ревновать, переживать, чувствовать себя покинутым и обделенным счастьем и любовью. В некоторых случаях один из близнецов так и не вступает в брак, посвящая свою жизнь помощи соблизнецу и заботе о его детях. Разводы среди монозиготных близнецов — тоже не редкость. В старости близнецы часто снова сближаются. Поскольку процесс старения у них (особенно у членов монозиготных пар) протекает сходным образом, они становятся еще более похожими друг на друга. Пожилые близнецы обычно находятся в близких отношениях друг с другом, часто встречаются. Если оба (или один из них) остается без семьи, то часто они снова начинают жить вместе. Если один из близнецов умирает, для второго это страшная травма. Близнецы, особенно монозиготные, могут впасть в состояние глубокой депрессии, чувствуя невозможность существования без своей «второй половины». К тому же, понимая, что у генетически идентичных индивидов многие физиологические процессы происходят синхронно, они могут ожидать своей скорой смерти. И хотя эти опасения безосновательны (по статистике, сходство монозиготных близнецов по показателю продолжительности жизни не выше, чем дизиготных), близнецу в такой ситуации требуется поддержка со стороны родственников и друзей, а иногда и помощь специалистов. Темперамент ребенка Определив темперамент ваших детей, вы по-иному сможете взглянуть на особенности детского поведения. Каковы достоинства и недостатки каждого из типов темперамента? Что нужно знать родителям об особенностях темперамента своего ребенка? Что такое темперамент «Бабушкиного терпения хватает на 15 минут, маминого — на 10 минут, а папиного — на 5 минут. Через сколько минут все трое всерьез займутся Санькой, если он бабушку доводит уже 12 минут, маму — 7 минут, а папу — всего только 2 минуты?» Вы, конечно же, узнали одну из «ненаглядных задач по математике» Григория Остера. Вчитываясь в ее условия, поневоле задумаешься о важных, часто болезненных моментах совместного проживания и воспитания детей и взрослых — таких разных и таких похожих. В этой статье мы попробуем разобраться в индивидуальных особенностях темперамента: в чем их «сила» и «слабость», в каком возрасте они проявляются, можно ли их изменить или «проще к ним приспособиться». Говоря о человеке, мы отмечаем не только то, что он знает, что умеет, что предпочитает делать, но и как он это делает, как ведет себя — импульсивно, порывами или целенаправленно, постепенно, быстро «выдыхается» или не знает усталости, «толстокожий» или «сплошные нервы». В психологических различиях между людьми существенное место занимают так называемые динамические особенности психики. Такого рода особенности определяют психическую активность человека, его моторику, проявления эмоций. Одни пассивны, другие энергичны; одному присуща легкость пробуждения чувств, а другому — хладнокровие; у одного резкие жесты, выразительная физиономия, другого отличает сдержанность мимики и движений. Все эти особенности, характеризующие динамику поведения, принято относить к особенностям темперамента. Динамические черты, присущие человеку, связаны между собой, составляют своеобразную структуру. Эта структура называется «темперамент». Классификация Изучая темперамент, можно ответить на вопрос, как человек действует в различных ситуациях. Поведенческий стиль (темперамент) не позволяет оценить, почему человек поступил тем или иным образом, что ему нравится или каких успехов он может достичь в той или иной сфере деятельности, то есть особенности темперамента не относятся ни к содержанию, ни к причинам, ни к успехам в деятельности. Психические особенности, о которых идет речь, отличаются постоянством (устойчивостью), то есть проявляются у одного и того же человека в одних и тех же обстоятельствах на протяжении всей его жизни. Своей устойчивостью они обязаны тому, что в их основе лежат индивидуально-природные, врожденные свойства человека. Конечно же, текущие проявления человека зависят и от конкретной ситуации, и от привычек, и от усвоенных эталонов поведения, И робкий, застенчивый человек может вскрикнуть в негодовании, а энергичный весельчак окаменеть от испуга на мгновение, но эти проявления для них нетипичны. Попытки описать своеобразие человека через особенности его темперамента предпринимались уже в глубокой древности. Удивительна живучесть представлений о типах темперамента, которые связываются с именем древнегреческого врача Гиппократа, жившего в V— IV веках до н. э. Наблюдая за своими пациентами, он заинтересовался вопросом — почему одни люди обладают большей силой сопротивления болезни, а другие легко заболевают, почему некоторые выздоравливают быстро, а другие — медленно; почему одна и та же болезнь протекает у разных людей по-разному? Будучи не только врачом, но и философом, Гиппократ предположил, что человеческое существо, как любое тело во Вселенной, образуют четыре основные материальные стихии. Им соответствуют четыре влаги или сока: кровь (соответствующая теплому началу), слизь (холодное начало), черная и желтая желчь (соответствующие влажному и сухому началам). Преобладание какого-либо из начал сказывается на особенностях человека. Поэтому, утверждал Гиппократ, то, что полезно одному, может оказаться вредным для другого. Через 500 лет другой выдающийся врач древности — римлянин Клавдий Гален — стал употреблять слово «темперамент» (от латинского tетреrо — смешать в надлежащем соотношении) применительно к гиппократовской типологии. С тех пор описания типов вошли в нашу повседневную речь, и многие люди, не имеющие ни к медицине, ни к психологии профессионального отношения, используют в своей речи греческие и латинские названия темпераментов, называя их: флегматик (phlegma — слизь), холерик (chole — желчь), меланхолик (melain chole — черная желчь) и сангвиник (sangvis — кровь). Довольно часто, давая характеристику тому или иному человеку, мы, не задумываясь о происхождении определений, называем его «сухим, желчным» или «хладнокровным». Ученики великого русского физиолога И. П. Павлова выделили четыре основных типа нервной системы, которые соотносились с четырьмя классическими типами темперамента. Сильный Уравновешенный Подвижный Инертный Сангвиник Флегматик Слабый Неуравновешенный Холерик Меланхолик Приведем описания «обновленных» типов темперамента. Ребенок сангвинического темперамента строен, изящен, в движениях быстр и подвижен. Ум его — живой и острый, но не за счет глубины и вдумчивости. Он жизнерадостен, активен, энергичен, легко переключается с одного занятия на другое, легко адаптируется, любит удовольствия, стремится к ним. Сангвиник — натура открытая, его суждения редко бывают принципиальными, он незлопамятен и исключительно контактен. Следует помнить, что дети-сангвиники постоянно находятся в движении и легко растрачивают свои силы, поэтому им нужен продолжительный ночной сон и отдых днем. «Трудность» этого типа в том, что веселость и легкость при отрицательных воспитательных влияниях могут привести к отсутствию сосредоточенности, к поспешности, а иногда к поверхностности. Меланхолический темперамент проявляется в серьезности, медлительности и основательности. Ребенок меланхолического темперамента, обладающий глубоким, вдумчивым умом, непреклонен и настойчив до фанатизма в отстаивании своих взглядов. Крайне впечатлительный и замкнутый, он, тем не менее, редко проявляет свои чувства. У меланхоликов часто бывает пониженным жизненный тонус, они быстро утомляются, следует это учитывать, организуя для них щадящий режим занятий с частыми перерывами для отдыха. «Трудность» этого типа темперамента состоит в том, что впечатления и переживания не скоро стираются у такого ребенка из памяти, зачастую вечером малыш может плакать из-за того, что случилось еще утром. Взаимоотношения с другими людьми тоже не всегда протекают без осложнений: часто такой ребенок чувствует себя непонятым и непризнанным, это ведет к болезненной ранимости, замкнутости и отчуждению. Нужно с особым вниманием относиться к проблемам такого ребенка, как бы «вдувать» в него жизненную энергию, веселить, тормошить, не давать сосредоточиваться исключительно на собственных переживаниях. Иного склада ребенок флегматического темперамента. Его можно назвать крепышом, он даже часто кажется неповоротливым, медлительным, ленивым. Однако ум его — последовательный, вдумчивый и наблюдательный. У флегматика чаще всего спокойное, ровное настроение: его чувства не горячи, но постоянны. Флегматик не очень склонен к товариществу, предпочитая действовать в одиночку. Если уж берется за какое-нибудь дело, которое его увлекает, то доводит до конца. Такие дети не реагируют на окрики, которыми их пытаются «расшевелить», приказной тон еще больше их тормозит. «Трудности» этого типа темперамента связаны с тем, что при неудачном воспитательном воздействии могут развиться такие отрицательные черты, как вялость, бедность и слабость эмоций, склонность к выполнению привычных, автоматических действий. Ребенок холерического темперамента слишком решителен и быстр, а потому часто неточен в движениях. Он настойчив и резок, когда осуществляет свои замыслы. Его острый и насмешливый ум часто выносит чересчур категоричные суждения. Так же страстен и тороплив он в проявлениях симпатии и антипатии. Такой человек — прирожденный бунтарь и борец за что придется, с кем попало. Дети-холерики постоянно чем-то увлечены и увлекают за собой других, радуются, когда их выделяют, и они могут что-то продемонстрировать другим. «Трудности» этого типа темперамента обусловлены высоким уровнем нервно-психической активности. При отсутствии надлежащего воспитания недостаточная эмоциональная и двигательная уравновешенность, свойственная этому типу, может выливаться в несдержанность, вспыльчивость, неспособность к самоконтролю при стрессовых обстоятельствах. Жизнь с таким ребенком непроста: он возбудим, легко впадает в гнев и устраивает бурные сцены. Итак, вы прочитали описания типичных проявлений четырех типов темпераментов. В них представлены самые существенные, отличающие их от других особенности поведения. Заметим, что довольно часто оказывается трудно «подогнать» своего ребенка под один из известных типов темперамента: чаще всего можно обнаружить смешение черт разных темпераментов. Из-за этого концепция типов темперамента часто подвергается критике. Диагностика темперамента у детей Для диагностики темперамента взрослых чаще всего прибегают к различным вопросникам. А как определить темперамент малыша? Главный метод, которым пользуются специалисты-психологи — наблюдение. Им могут воспользоваться и родители. Надеемся, что некоторые сведения, полученные при чтении настоящей статьи, помогут вам определить выраженность той или иной черты темперамента вашего ребенка. Для того чтобы ваше наблюдение было правильно организовано, можно воспользоваться опросниками, специально разработанными для родителей. Большинство методик определения темперамента основано на показателях динамики поведения ребенка, выделенных в американском исследовании, проведенном под руководством Александра Томаса и Стеллы Чесс. К этим показателям относятся: 1) двигательная активность; 2) регулярность, ритмичность проявлений поведенческих реакций (например, проявлений голода и отправлений физиологических функций, смены циклов сна и бодрствования и т. д.); 3) приближение — избегание — первая реакция ребенка на новые стимулы и ситуации (игрушки, пищу, людей и др.); 4) адаптивность — легкость, с которой ребенок может изменить начальную реакцию в направлении, требуемом ситуацией; 5) интенсивность реакции — энергетический уровень реакции независимо от ее вида и направления; 6) настроение, в котором ребенок чаще всего пребывает; 7) внимание/настойчивость — длительность какой-либо деятельности и способность продолжать ее вопреки помехам; 8) отвлекаемость — в какой мере внешние раздражители влияют на поведение, изменяют его (громкий звук, гул машины, работа телевизора, громкий разговор в комнате); 9) порог чувствительности — уровень внешней стимуляции, необходимой для изменения реакций (насколько ребенок чувствителен к звукам, запахам, вкусу, свету). Всех детей можно с этой точки зрения поделить на «легких», «тяжелых» или «трудных» и «средних». Дети с легким темпераментом отличаются регулярностью проявления своих биологических функций — голода, сна, дефекации, положительным отношением к новым людям и ситуациям, быстрым привыканием к изменению распорядка дня и спокойным, ровным настроением. У детей со средним темпераментом отмечается несколько негативно окрашенные реакции на новых людей и ситуации, они медленнее привыкают к ним, труднее осваиваются в новых условиях. Детям с тяжелым или трудным темпераментом присущи нерегулярность проявления биологических функций, негативное (до резкого неприятия) отношение к новым людям и ситуациям, неспособность быстро и легко приспосабливаться к изменениям и бурное, мрачно окрашенное настроение. Большинство существующих вопросников разработано американскими психологами, но есть и отечественные методики. Пример отечественной методики — вопросник диагностики активности как основной черты темперамента (авторы — М. С. Егорова и Н. М. Зырянова). Авторы вопросника, проанализировав роль генотипа и среды в проявлении индивидуальных различий в свойствах темперамента, настаивают на определяющей роли генотипа. Наиболее популярным опросником для диагностики темперамента у детей является опросник Кэрри (Carre Temperament Scale Test - CTS), адаптированный для русскоязычной выборки А. Г. Лидерсом и Е. Н. Спиревой. Методика имеет несколько вариантов, предназначенных для диагностики темперамента новорожденных и детей в возрасте от 3 до 12 лет. Заинтересованных читателей мы отсылаем к соответствующему изданию, приведенному в списке рекомендованной литературы. Закон сложения «индивидуального и возрастного» Довольно часто родители обращаются к психологам с вопросами: можно ли заранее прогнозировать формирование тех или иных личностных качеств ребенка, успешность его коммуникативного поведения; эффективность той или иной тактики воспитания в кризисные моменты развития. Отвечая на эти вопросы, следует помнить, что темперамент определяет динамику, а не содержание психической жизни человека. Кроме того, манера поведения человека может существенно меняться в зависимости от того, как относится человек к тому, что он делает, или в какой ситуации он оказался. Например, темп выполнения какого-либо задания или деятельности будет различным, в зависимости от того, «совпадает» ли она со склонностями, интересами, способностями человека, имеет для него значение или бессмысленна, и т. д. Да и сами особенности поведения человека, умение сдерживать свои порывы или стремиться выражать свое настроение в пластике движений, мимике, зависят не только от природной основы темперамента. Замечательный отечественный психолог С. Л. Рубинштейн подчеркивал, что на поведение человека оказывают влияние огромное количество факторов, вплоть до стиля эпохи, нравов той общественной среды, в которой живет человек, и общественного положения, которое он занимает. Кроме того, включаясь в развитие характера, свойства темперамента претерпевают изменения, в силу которых одни и те же исходные свойства могут привести к формированию различных личностных качеств. Так, например, в одном случае из импульсивности при «либеральном» самоконтроле могут развиться необдуманность, безудержность, привычка рубить с плеча, действовать под влиянием аффекта; в других случаях на основе того же свойства разовьются решительность, способность к обдуманному риску. Или другой пример — впечатлительность как свойство темперамента. В зависимости от личности человека она может привести в одном случае к уязвимости, болезненной ранимости, робости, застенчивости, в другом случае на ее основе могут развиться большая душевная чуткость, отзывчивость и эстетическая восприимчивость; в третьем — чувствительность в смысле сентиментальности и т. д. То, насколько связаны между собой разные «отделы» психики, особенно ярко проявляется во время кризисов взросления. Хотя для детей, воспитывающихся в условиях одной и той же культуры, и указываются средние сроки перехода от одного этапа развития к другому, это именно средние сроки. У конкретного ребенка кризис может наступить и несколько раньше, и несколько позднее, чем у его сверстников. Это касается, как правило, всех сторон жизни ребенка, в том числе и тех, что связаны с динамическими параметрами регуляции поведения. Подтверждением этому могут быть, например, рисунки 6-летних детей, отражающие разный уровень развития психомоторики: плавные, «художественные» линии или угловатые, срывающиеся; склонность к лапидарности или подробностям, деталям при создании образов. Не менее разительны отличия в усидчивости, умении концентрировать внимание, в энергичности, активности, подвижности. Сравните ответы детей на вопрос о том, как они любят проводить свободное время: «...Люблю бегать на четвереньках»; «...Люблю играть в игрушки с подругой»; «...Люблю спать или ползать под столом»; «.. .Буду котенка гладить»; «...Буду играть на компьютере, только на компьютере»; «...У меня свободного времени нет: на акробатику хожу, на музыку»; «...Ем чипсы и попкорн, сижу на кресле, смотрю ТВ»; «.. .Я уже закончил писать мемуары, теперь буду читать». Различны реакции детей на неожиданную ситуацию. Дети предшкольного возраста (6-7 лет) продолжали предложенное им начало истории, в которых помимо усвоенных алгоритмов поведения просматриваются и черты темперамента: ты остался дома один, и в дверь кто-то позвонил: «...Это — привидение»; «...Цыгане пришли, хотели нас с братишкой утащить»; «.. .Кощей Бессмертный пришел и начал меня ловить, а я начал удирать по всей квартире»; «...Это пришел веселый щенок»; «...Позвонил преступник, я его поймал»; «...Это ведьма, она хотела мне косу отрезать, а я ее не боюсь, мне косы жалко». Изменения темперамента глубоко зависят от функционального созревания мозга, общая возрастная тенденция которого направлена в сторону увеличения выносливости (работоспособности) и подвижности нервных процессов. Это касается общих тенденций развития взрослеющей высшей нервной деятельности, справедливых для всех. Но, помимо общих тенденций развития, каждый человек имеет свою персональную траекторию развития, связанную с личными особенностями. В результате происходит «наложение» одного на другое. В момент кризиса развития это может привести и к «заострению» черт темперамента, и к сглаживанию «недостатков». Помните мудрые бабушкины советы: жизнь сама внесет необходимые коррективы в поведение ребенка. Обращая внимание читателей на природную обусловленность темперамента, мы хотим подчеркнуть, что многое в проявлениях темперамента зависит от среды, в которой ребенок растет. Создавать активную среду совместного развития — значит не только учитывать индивидуально-психологические особенности, не только приспосабливать к ним воспитание, но и всячески поддерживать намечающиеся положительные качества и оказывать помощь в «переделке» неудобных, мешающих. Младенчество Все имеющиеся в распоряжении ученых факты свидетельствуют, что уже в самом раннем возрасте следует обращать внимание активность поведения и эмоциональный тонус малыша — они могут быть свидетельством особенностей его темперамента. Различия в эмоциональности проявляются у младенцев уже в первые месяцы жизни. Вначале набор эмоциональных реакций выражает всего два состояния — удовольствие и неудовольствие. Но соотношение этих состояний уже позволяет предполагать предрасположенность к формированию определенной эмоциональной структуры. Что скрывается за настроением, наиболее характерным для малыша? Существует мнение, что разные эмоции связаны с разными полушариями: негативные — с правым, а положительные — с левым. Это подтверждается, в частности, электроэнцефалографическим изучением активности мозга у детей. В экспериментах установлено, что в ЭЭГ десятимесячных малышей, которые плачут при уходе матери из комнаты, фиксируется явная правополушарная активация, а у тех, кто не плачет, — левополушарная. Однако на формирование устойчивых эмоциональных реакций влияют не только унаследованные черты, но и в значительной мере — характер отношений между ребенком и заботящимися о нем людьми. Так, например, в ЭЭГ младенцев, которые видят устремленную к ним с распростертыми объятиями мать, фиксируется явное повышение активности левого полушария. Если повторять определенные действия последовательно, то соответствующие реакции можно закрепить, а может быть, и сделать преобладающими. На формирование темперамента у малышей влияют и собственная личностная зрелость отца и матери, и то, насколько успешно они выполняют свою родительскую роль. Оказалось, например, что в семьях, где отцы зависят от всех окружающих, недовольны своим браком, а также расходятся в оценках своего участия в воспитании ребенка с женами, дети чаще всего негативно настроены. И отмечается уменьшение проявлений негативных эмоций у детей, если матери отличаются высокой самооценкой и счастливы в отношениях с мужем. С другой стороны, стабильность и изменчивость детской эмоциональности может влиять на родительские отношения: раздражительный ребенок может нервировать родителей, а спокойный, умиротворенный малыш, уход за которым не осложняет жизнь, способствует формированию более мягкого отношения. Кроме того, обнаружено, что у живо реагирующих детей, как правило, более чувствительные мамы, а также что взрослые чаще улыбаются приятным, спокойным, улыбчивым детям. Изучая реакции новорожденных на физический контакт, американские психологи обнаружили, что есть дети, «стремящиеся к объятиям», получающие удовольствие от близкого физического контакта, и «отстраняющиеся от объятий», сопротивляющиеся контакту, который вызывает у них физическое напряжение. Эти две противоположных модели поведения — показатели важных особенностей психики малыша. Дальнейшее наблюдение за детьми в течение первых двух лет жизни выявило, что «отстраняющиеся» оказались более развитыми, проявляя способность сидеть без поддержки, стоять с опорой и ползать раньше, чем «стремящиеся к объятиям». Стремление прижаться к матери, «спрятаться» в ее объятиях от мира — проявление низкого локуса контроля, во взрослой жизни человек с такой психикой будет сильнее зависеть от близких, стремиться избегать ответственности, не полагаясь на свои силы, считают американские психологи. Оказалось, что показатель «приближение — избегание» имеет многочисленные связи с показателями социально-экономического статуса семьи. В частности, дети студентов, живущих в общежитии, отличаются выраженным стремлением ко всему новому, а стремление избегать нового сильнее у детей, живущих в больших семьях — с бабушкой и братьями и сестрами. В исследованиях американских авторов отмечена более высокая двигательная активность и лучшее привыкание единственных детей. Это также может свидетельствовать о влиянии окружения на темперамент. Объясняется это так: дети, имеющие братьев или сестер, живут в менее предсказуемой среде, чем единственные, и, вероятно хуже настроены по отношению к переменам. Создавая среду развития, следует помнить об особенностях «легких", «средних» и «трудных» темпераментов. Но, безусловно, для всех темпераментов полезной окажется семейная атмосфера, созданная с помощью верных «помощников»: ярких игрушек, звенящих колокольчиков, перестуков погремушки, нежных поглаживаний, поцелуев, щекота. Оказалось, что чувство юмора пробуждается у малышей почти одновременно с появлением комплекса оживления, причем «возбудители» смеха меняются по мере, взросления малыша. Если четырехмесячный малыш пребывает на верху блаженства от «целования в животик», разнообразных «смешных» звуков, то у девятимесячного прямо-таки восторг может вызвать игра в прятки или наблюдение за тем, как взрослые ползают по полу, играя с ним, и т. д. Дошкольники: «трудные» темпераменты Многим родителям приходится довольно трудно в кризисные моменты развития, когда «острые углы» темперамента ребенка еще больше «заостряются». В этом смысле «трудными» становятся разные темпераменты, вернее, у каждого «классического» или «гиппократовского» темперамента могут обнаружиться свои «неудобные» черты. Напомним, что для трехлетних детей общей возрастной тенденцией развития является повышение возбудимости, неуравновешенности, подвижности нервной системы детей. При «сложении» с природной «неуравновешенностью» детей холерического типа темперамента могут наблюдаться значительные поведенческие сложности. Какая помощь потребуется от родителей в этом случае? Оказалось, что наиболее действенным приемом при взаимодействии с «трудным» холерическим темпераментом является отвлечение, переключение внимания с одного предмета на другой, с одного занятия на другое. Если у такого ребенка возникает негативное отношение к чему-то, то его трудно изменить, приводя разумные доводы. Многим родителям знакома ситуация, когда ребенок капризничает, не желая отправляться в детский сад. У ребенка холерического темперамента демонстративные отказы и упорство в удовлетворении своих желаний могут приобретать угрожающие размеры. Одна молодая мама разрешила эту неприятную проблему без уговоров и взывания к чувству долга своей маленькой дочки, придумав историю про маленьких забавных медвежат — любителей утренних прогулок. Заинтересованная девчушка смогла «переключиться» и совладать со своими капризами и строптивостью, не дать им закрепиться в качестве устойчивой черты характера. «Трудности» флегматического темперамента другого рода: к ребенку предъявляются требования действовать быстро, «не копаться», которым он не может еще соответствовать. Когда мама сердится, она называет Олю «упрямой копушей». Но разве Оля виновата? Ей многое нужно успеть за день: позавтракать, погулять, нарисовать картинку, поиграть с подружкой. Ей интересно делать все самой: самой застегнуть пуговички на платье, самой повязать шарфик, самой расставить чашки на столе, а пальчики еще такие неторопливые, такие непослушные... И тут мама начинает сердиться: давай я тебя одену, давай я за тебя нарисую... Наверное, поэтому мама и умеет делать все быстро, а у Оли не получается... Когда ребенок с Олиным темпераментом учится чему-нибудь, ему не только нужно постигать новое умение самостоятельно, но и много раз повторить действия, чтобы закрепить результат. Призыв взрослых «делай быстрее» приводит к тому, что ребенок не успевает запомнить правильный способ выполнения, довести его до автоматизма. И ускорение может привести к обратному результату. Отвечая на вопрос, что лучше: торопить ребенка, несмотря на возможные ошибки, или пусть он делает все медленно и тщательно — следует отдать предпочтение второму варианту. Большую пользу в «преодолении своего темперамента» могут принести разнообразные игры: сюжетно-ролевые, режиссерские, игры-драматизации, игры с правилами и др., а также занятия рисованием, музыкой. В процессе всех этих занятий ребенок не только обогащается новыми знаниями, но и вырабатывает эффективные именно для него способы произвольной регуляции, формируются «полезные» черты личности. От впечатлений, полученных в раннем детстве, зависят будущие успехи ребенка в общественной жизни. Например, способность родителей обсуждать эмоциональные проблемы ведет к лучшему пониманию ребенком собственных эмоций и развивает у него способность к саморегуляции. Чем больше матери обсуждают со своими малышами человеческие чувства, тем успешнее они, достигнув шестилетнего возраста, адаптируются к эмоциональным проявлениям незнакомых взрослых, что точно скажется впоследствии. Маленькие школьники Первоклассники такие разные: один любит шумные развлечения, другой тишину и уединение, кто-то всегда торопится, чтобы везде успеть, а кому-то больше нравится размеренность и неторопливость Они разные, потому что они дети своих родителей. И у каждого, как и у взрослых, есть свой, индивидуальный темп движений, речи или смены настроений. Но, увы, довольно часто человека пытаются оценивать только по тому, насколько быстро он сумеет справиться с той или иной ситуацией, выполнить те или иные задачи. Может быть, такой подход и оправдан в отношении взрослого, сформировавшегося человека. Но в отношении детей он недопустим, особенно когда ребенок только начинает овладевать каким-нибудь новым для него делом. Зачастую получается так; сумеет ребенок быстро одеться для прогулки или ответить на уроке, значит — хороший, послушный, успевающий. А если не уложился во временные рамки, значит — упрямый, неуспевающий, не знающий. Порой родители не знают, что предпринять в отношении медлительного ребенка. Ведь если подгонять такого ребенка, он впадает в ступор и не способен вообще что-либо делать. Не следует торопиться и видеть в таком поведении только детское непослушание, упрямство, иногда это может быть следствием возрастных и индивидуальных особенностей нервной системы ребенка. Переход от дошкольного детства к школьному возрасту также чреват возможными «осложнениями» со стороны темперамента. Этот возрастной период связан, с одной стороны со сложностями подготовки к школе и новыми требованиями, а с другой — с развивающейся у ребенка способностью к самосознанию. Ребенок утрачивает свою непосредственность, перестает быть «открытой книгой» для родителей, может стать замкнутым или неуправляемым. Особенности темперамента в такие кризисные моменты жизни играют далеко не последнюю роль. Дети, как правило, быстро достигают предела работоспособности, не обладают высокой устойчивостью к перегрузкам, впечатлительны, плохо переносят ситуации из серии «Времени уже час как нет, давай скорее!». У меланхоликов эти возрастные особенности, накладываясь на типологические, часто дают парадоксальную картину. Крайняя степень утомления может выражаться в повышенной суетливости, нарастании возбуждения с агрессивными выходками, бурными эмоциональными реакциями, плачем. Или, наоборот, дети производят впечатление тихих, заторможенных, послушных, но при этом они не в состоянии сконцентрироваться, выполнить задание, и даже на незначительные замечания реагируют чрезвычайно болезненно. Это явные проявления меланхолического темперамента. Для таких детей необходима особая организация режима труда и отдыха, для них целесообразно создавать более спокойные, щадящие условия, избегать перегрузок, давать возможность кратковременного отдыха при выполнении длительных напряженных заданий. Особая осторожность требуется при оценке их достижений: если они невысоки, то лучше похвалить такого ребенка за старание, приложенные усилия, внушить уверенность, что в следующий раз у него получится лучше, иными словами, учитывать его впечатлительность, повышенную ранимость, неуверенность в своих силах. Некоторые дети отличаются крайней медлительностью, что может выражаться в отказе от деятельности при дефиците времени. Не следует расценивать такое поведение как желание позлить, скорее всего, перед вами представитель флегматического темперамента. Илюша учится в первом классе «английской» школы. Ему очень нравится учить иностранные слова, он всегда добросовестно относится к домашним заданиям. И вдруг двойка по английскому. Родители недоумевают, почему? Что произошло на уроке? Выяснилось, что двойку мальчик получил за то, что не мог быстро ответить на вопросы учительницы. Илюша делает все правильно, но очень медленно, и поэтому иногда не успевает выполнить все задания в течение урока. Обеспокоенные родители обратились к школьному психологу. Оказалось, что у мальчика нормальный и даже превышающий возрастную норму уровень интеллектуального развития, но по складу темперамента он флегматик. Из-за своей неторопливости ему порой сложно «вписаться» в сутолоку школьной жизни. На вопрос, нужна ли ему шапка невидимка для исполнения сокровенных желаний, Илья ответил так: «Нужна, во-первых, для того, чтобы хорошо учиться, а во-вторых, чтобы меня не толкали, когда я думаю». С ребенком, отличающимся крайней медлительностью, полезно проводить специальные занятия и игры, развивающие скоростные двигательные и речевые навыки. Однако темп надо наращивать постепенно. Особое внимание для всех детей данного возраста следует обращать на время непосредственно перед сном: нельзя допускать шумных подвижных игр, занятий и телепередач возбуждающего, устрашающего содержания. Лучше предложить спокойные занятия — рисование, прогулку. Практические рекомендации: не очень вредные советы Что могут делать родители для того, чтобы помочь ребенку овладеть своим темпераментом? Холерикам полезно рассказывать о деяниях великих людей так, чтобы они проникались уважением к их подвигам и научились их ценить. Полезно давать ребенку-холерику трудные поручения, которые требуют полной самоотдачи. Ему очень хорошо учиться играть на сольном музыкальном инструменте: в таком случае из его тщеславного стремления самоутвердиться возникает нечто прекрасное, то, что дарит удовольствие другим людям. Флегматику во многом может помочь друг, который будет его подстегивать. Если учителю или родителям удастся заинтересовать этого друга какой-то затеей, флегматик скорее «зашевелится» из внутреннего интереса к своему другу, чем от прямого предложения. Сангвиника бесполезно попрекать за невнимательность. Но вот из любви к кому-нибудь из взрослых он вполне может выполнить то или иное задание. Заинтересовать такого ребенка могут новые, увлекательные задачи. Больше всего ребенок-сангвиник нуждается в участии и интересе к его делам и возникающим трудностям, которые, главным образом, проистекают из-за его небрежности. Следите, чтобы сангвиник не ел слишком много сладкого, иначе он станет еще более беспокойным. Меланхолику полезно рассказывать о судьбах других людей, чтобы он внутренне глубоко переживал их участь и осознавал, как тяжело приводится в жизни другим. Таким детям нужны особая организация жизни, щадящие условия, возможность частого кратковременного отдыха. Попросите учителя не обращаться к такому ребенку неожиданно, не требовать немедленных ответов: меланхоликам нужно время на обдумывание. В отношении меланхолика недопустимы не только резкость, грубость, но и просто повышенный тон, а также ирония. Он требует бережного отношения, его следует вовремя хвалить за проявленные успехи, решительность и волю. Отрицательную оценку следует использовать как можно осторожнее, всячески смягчая ее негативное действие. Напоследок хотелось бы еще раз вернуться к такому емкому понятию, как «среда совместного проживания», она же среда «совместного развития». Вероятно, среда развития будет благоприятной в том случае, если законы ее функционирования будут понятными, «прозрачными» для всех ее обитателей. Это касается, в том числе, вопросов, связанных с особенностями темпераментов и у детей, и у родителей. Не последнюю роль при этом играют складывающиеся взаимоотношения «взрослый — ребенок». Небесполезно, с этой точки зрения в целях налаживания «взаимопонимания» участие в каких-либо совместных видах деятельности. Это может быть любое «семейное» увлечение — разведение цветов, уход за животными, увлечение спортом, путешествиями и т. д. То есть любой вид совместного досуга или деятельности позволит узнать взрослым и детям друг о друге чуточку больше и, возможно, восхититься и полюбить друг друга еще крепче. Еще одной дополнительной возможностью могут быть группы для совместных занятий, созданные в ряде центров детского и юношеского творчества. Экспресс-диагностика темперамента у взрослых. Инструкция: попробуйте выразить свое мнение по поводу 12 вопросов. Совпадения отмечайте знаком (+), несовпадения знаком (-). № 1. 2. 3. 4. УТВЕРЖДЕНИЕ Обычно вы беретесь за какое-то дело без предварительного планирования Часто вы чувствуете себя, то счастливым, то несчастным без видимых на то причин Вы ощущаете себя счастливым, когда занимаетесь делом, требующим немедленных действий Вы подвержены колебаниям настроения без видимых Ваша оценка 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. причин Знакомясь с кем-либо, вы первым проявляете инициативу Часто бываете в плохом настроении Вы склонны действовать быстро и решительно Часто бывает, что, несмотря на прилагаемые усилия, вы не можете сосредоточиться на чем-либо Вы пылкий человек Часто бывает, что, беседуя с кем-либо, вы мысленно отсутствуете Чувствуете себя неуютно, когда не имеете возможности общаться Для вас характерны резкие перепады в активности: то вы полны энергией, то очень пассивны Полученные результаты необходимо нанести на специальные оси с делениями, представленные на рисунке. Отложите количество ответов (+) на все утверждения с нечетными номерами по горизонтальной оси вправо, а ответы (-) — влево. Для вопросов с четными номерами: количество ответов (+) по вертикальной оси следует отложить вверх, а количество (-) вниз. Через полученные точки надо провести параллельно осям прямые до взаимного пересечения. Площадь полученного прямоугольника отражает особенности вашего темперамента, а распределение прямоугольника по секторам показывает преобладающие его компоненты — холерик (1), сангвиник (2), флегматик (3), меланхолик (4). В ярко выраженной форме эти компоненты встречаются очень редко. Как «расшевелить» медлительного ребенка Для ребят, отличающихся крайней медлительностью, полезно организовывать специальные занятия и игры, развивающие скоростные навыки. Следует уделять внимание постепенности наращивания темпа выполнения заданий. Часто медлительность сочетается с неразработанностью мелкой моторики руки, недостаточно развитой зрительно-моторной координации. Чтобы помочь малышу, возьмите руку ребенка с карандашом в свою руку и вместе с ним воспроизводите нарисованную фигуру или линию. Например, такую: «Виражи». Игра начинается с того, что вы рисуете дорожки разной формы, на одном конце которой машина, корабль, ракета, какое-нибудь животное, а на другом конце — гараж, пристань, дом. Задача игрока, управляющего транспортным средством, — как можно быстрее добраться до дома: то есть карандашом, не отрывая руки, «проехать», прочертить путь по изгибам дорожек, не пересекая и не касаясь их. Внимание ребенка обращается на то, что дорожка не простая, нужно быть внимательным, осторожным. Можно засекать время передвижения с помощью секундомера. Это поможет вам и ребенку по уменьшению времени на выполнение задания, следить, насколько успешно продвигается освоение навыка. Для этого только нужно, чтобы длина разных дорожек к дому была примерно одинаковой. Также родители могут предложить детям следующие игры: «Комнатный снежок». Сначала нужно сделать сам «снежок». Для этого оберните пробку кусочком ваты, перевяжите этот «комнатный снежок» крест-накрест нитками. Привязать к снежку тонкую резинку, свободный конец резинки нужно закрепить на указательном пальце. Игра состоит в том, чтобы подбрасывать и ловить снежок, попадать снежком в середину спинки стула, в намеченное место на полу. Снежок далеко не улетит. Пусть ребенок научится ловить снежок, отскакивающий от цели. «Поймай мяч». Разновидностью игр для тренировки скоростных возможностей детей является игра в ловлю мяча или заменяющего его предмета с одновременным называнием какого-либо заранее оговоренного слова (названия городов, мебель, посуда, названия цветов, животных). Несуразности, возникающие из-за того, что кто-то по ошибке «проглотит» дом или ежа, веселят игроков и заставляют быть внимательнее, реагировать оперативнее. «Кто больше». В эту игру интереснее играть вдвоем-втроем. На полу рассыпают мелкие предметы (шишки, кубики, игрушки). Играющим детям завязывают глаза, а в руки дают корзиночки. По сигналу дети начинают собирать с пола предметы в свои корзиночки. По сигналу «закончили» им развязывают глаза и определяют победителя по количеству собранных предметов. Существенную помощь медлительным детям могут оказать занятия под музыку. С помощью музыкального ритма можно установить равновесие в деятельности нервной системы ребенка, умерить слишком возбужденные темпераменты и растормозить заторможенных детей, урегулировать неправильные и лишние движения. В психологии разработано целое направление «Музыкотерапия для детей». Оно включает специальные программы занятий, в которых различная деятельность детей — пантомима, рисование протекает на «фоне» музыки. «Слушаемся музыку». Дети двигаются под музыку с меняющимся ритмическим рисунком: здесь могут быть и внезапные остановки, и возобновление движения с постепенным ускорением или замедлением темпа. Эту игру можно дополнить введением специальных команд. Например, на слово «зайчики», произнесенное взрослым, дети должны начать прыгать, на слово «лошадки» — как бы ударять копытом об пол, на слово «раки» — пятиться, «птицы» — бегать, раскинув руки в стороны, «аист» — стоять на одной ноге и т. д. Игра протекает веселее, когда команды чередуются. «Тополь — ива». В этой музыкальной игре взрослый договаривается с ребенком о том, что при звуках нижнего регистра фортепиано он должен встать в позу «плакучей ивы» (ноги на ширине плеч, руки слегка разведены в локтях и висят, голова наклонена к левому плечу), когда верхнего — в позу «тополя» (пятки вместе, носки врозь, ноги прямые, руки подняты вверх, голова запрокинута назад, смотреть на кончики пальцев рук). Сильная сторона медлительных детей — планирование. Интуитивно они сами ищут способы, чтобы сделать все заранее, без спешки. Пусть ребенок вечером составит для себя список дел на завтра, выделив самые важные, неотложные (их не должно быть много), и те, которые можно сделать, если останется время (среди них должно быть какоенибудь очень притягательное для ребенка). Имеет смысл, чтобы сам ребенок следил за выполнением этого плана. А взрослым следует сделать так, чтобы ребенок не отвлекался и довел каждое маленькое дело до завершения. Кризисы: узлы на линии жизни В жизни ребенка есть периоды, когда все его поведение меняется; он становится неуправляемым, капризным, «трудновоспитуемым». Такой период называют кризисом. Что же такое кризис, в каком возрасте он возникает и чем проявляется? Переходный возраст, кризис, критический возраст — эти слова вспоминаются, когда ребенок начинает вести себя необычно, уходит от откровенности (с взрослыми), погружается в себя (а тронешь — грубит), начинает направо и налево судить родителей. Обсуждая своих детей, «продвинутые» родители обмениваются сводками с театра военных действий: - У моего кризис! - Да что ты! У моей тоже. Я думала, это только в три года... - Нет, я поняла, это бывает время от времени, И наконец, мрачный прогноз опытного родителя: - Кризис бесконечен! Слово вошло в моду. Скажешь «кризис», и как-то проще «переваривается» новое, непредсказуемое поведение ребенка. Кризис — значит, пройдет, значит, скоро все будет как раньше, а пока — потерпим. Еще в слове «кризис» есть что-то от болезни, есть элемент фатальности: если кризис, значит, никто не виноват. Что же это такое? Надолго ли это может ли затянуться? Возможно ли развитие без кризисов? Правда ли, что необычное поведение ребенка можно объяснить только кризисом? Вот основные вопросы, которыми задаются родители, столкнувшиеся с проблемами в воспитании. Термин «кризис» имеет две трактовки. Первая подразумевает трудные, подчас катастрофические обстоятельства, с которыми должно примириться или их преодолеть. То, что человек испытывает при этом, есть реакция на стресс. Может случиться, что человек не сможет справиться с ним самостоятельно, и ему понадобится помощь специалиста. Второе значение слова «кризис» — скачки, сдвиги, разрывы интеллектуальной, эмоциональной и волевой сфер, являющиеся нормой развития. Психологическое содержание кризисов в простых и в осложненных случаях не отличается; разнятся они, и очень сильно, внешними проявлениями. Это как болезнь: в легкой форме или в тяжелой с осложнениями — возбудитель один, течение болезни сходно, а клиническая картина совершенно разная. Именно об этих, нормальных, кризисах и пойдет речь. Семейный альбом Заканчивая начальную школу Андрею тринадцатый год. Он учится в седьмом классе. Нелегкий возраст, нелегкий класс. Дети меняются буквально на глазах, безусловные отличники вдруг перестают учиться, тихие и послушные начинают дерзить, «пререкаться». Андрея выгнали из класса. За что? Неважно — «мешал». Сначала он ответил: «Не пойду!» Потом все же вышел, но сразу же открыл дверь и попросился обратно, смешно изображая раскаянье. Учительница не позволила. Он вновь исчез за дверью и через минуту опять, «плача», попытался вернуться. Класс был счастлив: на скучном уроке — бесплатное развлечение. Учительница — в ярости. Она пригрозила Андрею исключением из школы, детей оставила после урока, устроив «разбор полетов»: «Пусть твои товарищи объясни тебе, как надо себя вести на уроке, если ты моих слов не понимаешь». Так вот, дети собрались в классе, чтобы, видимо, «пригвоздить к позорному столбу» товарища. Но произошло следующее: угроза исключить Андрея из школы оказалась для детей невыносимой. Ситуацию, в которой они должны были осудить своего приятеля, дети восприняли как невозможную, более того, неправедную. «Это был какой-то нетоварищеский суд,— сказал одноклассник Андрея.— Нет, это просто суд Линча!» Перед подростком в любое время дня и ночи стоит жизненно важный вопрос: «Слабо?..» Содержание его жизни есть непрерывный эксперимент. Один солидный господин рассказывал, что, проезжая по Большому Каменному мосту в Москве, отворачивается, чтобы не видеть парапета набережной — когда-то, мальчишкой, он с товарищами ходил по этому парапету с закрытыми глазами, а теперь — боится даже смотреть в эту сторону. Невозможно — а я смогу! Никто не решится — а я решусь! (В глубине сознания: «А решусь ли?») Так и вырастает уверенность в себе. Уверенность, которую не придется постоянно доказывать окружающим, мучительно ища все более изощренные формы ее демонстрации. Люди, которым почему-то не удалось попробовать себя в это время, всю жизнь не делают, а пробуют, смогут ли сделать, для них не важен результат, важно испытать себя. С такими людьми трудно приходится близким. Материал подростки могут использовать разный. Одни дети рисуют комиксы, конструируют-моделируют, сочиняют стихи, занимаются музыкой — не посещают музыкальную школу, а пытаются осуществить собственные проекты, — одним словом, реализуют свой творческий потенциал на всю катушку и через это самоутверждаются. Важно не понравиться всем и каждому — важно создать что-то свое. Таких детей (они действительно существуют) надо заносить в Красную книгу как редкий вид. Другим просто повезло в жизни: они попали в какие-то особые условия — например, в школе (секции борьбы, театральной студии) повезло с преподавателем, и ребенок увлекся: целыми днями пропадает вместе с товарищами и учителем, занятый новым делом. Эксперимент проводится на проверенном безопасном материале. Иногда он выплескивается в реальную жизнь, но реже, чем у других. Поэтому с такими детьми родители не слишком страдают от проявлений «переходного возраста». Мы вспомнили о совершенно рядовом, «невинном» происшествии в школе. Казалось бы, мало ли более серьезных событий происходит с взрослеющими детьми. Но когда у родителей возникают более серьезные проблемы, всегда хочется сказать им: «А где вы были раньше? Неужели ваша дочь внезапно, только вчера перестала вас слышать?» Нет, сначала ребенок открыт, готов слушать, осмыслять, а мы как раз не готовы говорить и вообще обращать внимание на то, что он слегка изменился с пятилетнего возраста. Потом он замыкается, и достучаться уже невозможно. Как говорится, маленькие детки — маленькие бедки... Мальчик постарше — лет четырнадцати — говорит дома маме за вечерним чаем: «Как ты думаешь, какие мне сигареты курить — крепкие или лайтс?» Мама захлебывается чаем, следует немая сцена. Дальше—не так интересно. Возможны варианты: «Ты что, куришь?» или «Выйди за дверь. Мы поговорим с папой». Или ругань, крики, обещания лишить всех радостей жизни. Или «демократичное»: «Давай поговорим как мужчина с мужчиной. Ты уже взрослый, но...» И так далее, кому на что хватит деликатности и воображения, случай-то, действительно, необычный. В кризисе ребенок испытывает себя. Сделано должно быть нечто такое, что, во-первых, вызывает ответную реакцию. И, во-вторых, это должно быть нечто, дающее определенное внутреннее ощущение. Отсюда почти обязательно — риск (именно он провоцирует внутреннее ощущение) и адресованность (то, на что решается ребенок, делается, как правило, на виду, на глазах других). Сказать маме о сигаретах — это рискованно, будет замечено, и, конечно, сам герой испытает приятный холодок внутри: «Ай да я!» Он как будто принимает роль другого и действует от лица другого человека. Играя роль, человек немного преображается, немного становится персонажем, которого играет. Почему так происходит и зачем это подростку? В подростковом возрасте ребенок стремительно меняется физически. Настолько быстро, что сам перестает понимать, кто он, какой он. Ребенок изменился внешне, и вокруг него люди (пусть не самые близкие) воспринимают его тоже иначе. А как? Какого поведения ждут, как теперь себя вести? Исчезает определенность «я». А значит, необходимо искать свое «я» заново. Как это можно сделать? Как можно встретиться с самим собой? Если вы не знаете, как выглядите, то посмотритесь в зеркало. Если вы не знаете, каким кажетесь, — сделайте что-нибудь эдакое, необычное и проследите за реакцией окружающих. Если это касается внешнего поведения — ситуация не столь уж трагическая, но именно эта составляющая есть и в первой пробе травки, и в первом стакане водки... Как правило, аудиторией здесь становятся уже пробовавшие, у них на глазах еще один становится «крутым», а биохимическая реакция делает опыт совсем незабываемым. Так первая проба обеспечивается именно критическим поиском себя, а потом уже начинают действовать другие механизмы — возникает зависимость. А бывают ли кризисы раньше, до подросткового возраста? Многим известен кризис трех лет. В литературе его иногда называют «кризис „Я сам"». Надо одеваться на прогулку, ребенок не дает одеть себя, вырывается, кричит: «Я сам!» и пытается застегнуть тугую молнию на сапожках. Когда они с няней усталые возвращаются с прогулки домой — вдруг останавливается, уставившись в землю, молчит, но не трогается с места. Няня пытается взять за руку — выкручивает руку с тупым упорством. Другой пример: «Не хочу» Не хочу гулять, не хочу спать. Под этими лозунгами прошел целый год в семье маленькой Кати: от двух с половиной до трех с половиной лет. «Не хочу гулять!» — однажды заявила она, когда мать стала собираться на улицу. Почему, в чем дело, кто тебя обидел? «Не хочу-у!!» Сначала это «не хочу» было терпимым: отвлекли, заговорили, пообещали купить что-нибудь вкусное в булочной на углу. Если удалось все-таки собрать на улицу (а зимой это бесконечные колготки-варежки-сапожкисанки-лопатки... и все время «не хочу!»), потом она и не вспоминает, что не хотела, гуляет нормально. Подальше — больше. «Нехочу-у-у!!!» Все пробовали: оставались дома — капризничает, с ревом вытаскивали на улицу — опять «спектакль»... Месяца через два — новая напасть: не хочу спать. Вечером-то еще ничего, устанет — сама заснет. А днем! (А мама-то привыкла, что у нее днем два часа ее собственных, законных — приготовить, постирать, по телефону поговорить). Не-ет: «Не хочу спать!» Чтобы уложить спать ребенка, надо, чтобы он хотя бы пять минут полежал тихо. А если он твердо знает, что не хочет спать, крутится в кроватке, встает, садится, просит почитать, требует сказку, песенку, нет минуты спокойной, возможно ли это? Пробовали не укладывать — весь режим ломается, днем капризничает (ведь устала, спать-то ей необходимо), иногда засыпает в шесть вечера, потом просыпается... Эти «не хочу» закончились к трем с половиной годам, правда, дневной сон так и не удалось наладить, спать она стала, только когда пошла в детский сад, а дома так и остались проблемы. Любопытно, однако, что на протяжении дня поведение девочки менялось — довольно часто она превращалась в Маленького мишку — покладистого, послушного, ласкового. Мама тогда становилась Мамой-медведицей, а отношения в этой семейке были самые добрые: никаких «Я сама», никаких «Не хочу» — Мишка таких слов не знал. Причем чем больше днем было непослушания и требований, тем вдруг ласковее становился Мишка, да и оставался таким дольше. Самым ярким и запоминающимся в поведении Кати, конечно, является «не хочу» (у других детей «я сам», но, по сути, это одно и то же). Но обратим внимание: ее поведение становится «двойным»— «я» не хочет, требует, скандалит, Мишка — послушен и спокоен, идиллически, подчеркнуто ласков и мил. Опять что-то происходит с самим ребенком: девочка словно пытается понять, какая она — непослушная или покладистая, милая или сварливая. Я — это кто? Какая я? Здесь надо обратить внимание на то, что реакция родителей (а они, уж поверьте, все испробовали за этот год) могла быть самой разнообразной — от потакания до наказания (хотя как нормальный родитель может наказать непослушного трехлетнего ребенка, тем более, если тот отказывается спать?!). «Не хочу гулять» — не пойдем. Начинаются требования — почитай, поиграй, посиди со мной. Еще хуже — шумная беготня по дому, крик на грани слез. «Не хочу гулять!» — «Нет, мы пойдем!» Слезы, ребенок вырывается, когда его пытаются запаковать в комбинезон, выдирает руки-ноги из рукавов и штанин. И вот потного, плачущего малыша мать вытаскивает на улицу. Она уже в полном отчаянии — теперь заболеет, горлышко будет опять красное. Что же я за мать? Не могу собственного ребенка без скандала погулять вывести. «Ну, солнышко, ну посмотри, снег пошел, пойдем домик из снега строить...» — «Противный снег... Мама плохая!». А потом вдруг: появляется маленький мишка — теплый, ласковый: «Мишка хочет строить домик». Скоро в школу Еще один из кризисов — семи лет — менее известен, но все-таки многие слышали и о таком. Здесь, однако, интересно сравнить, как ведет себя ребенок до и во время кризиса. Это опять Катя, которая раньше не хотела гулять и спать, теперь подросшая. Молодая мама ведет свою дочку из детского сада домой. «Кто у вас в садике самый красивый?» — спрашивает мать. «Я»,— отвечает дочка. «А кто самый умный?» — «Я». Мать удивляется про себя такой уверенности и задает еще несколько вопросов о «самом-самом». Дочка ничуть не сомневаясь, отвечает: «Я». Тогда мать идет на хитрость и спрашивает: «А кто у вас лучше всех поет?» Уж тут-то дочка не сможет ответить так однозначно, она никак не лучшая в пении. Но дочка выходит и из этого испытания с честью: «Не я»,— отвечает она. Ясно, что такая самооценка связана с тем, что ребенок-дошкольник не отделяет еще представлений о себе реальном от желаемого, идеального образца. «Я хочу быть самым добрым (красивым, умным), значит, я и есть самый добрый (красивый, умный)»,— так мог бы объяснить свои чувства ребенок, если бы умел. Поэтому и неудачи, провалы, за которые порой приходится жестоко расплачиваться, не мешают считать себя лучшим, умнейшим, самым ловким. Оценивая себя, ребенок показывает нам, каким он хотел бы быть, и мы можем только радоваться, что этот желаемый образ столь совершенен. Но вот уже через несколько месяцев по пути из детского сада совсем другой разговор: - Я завтра в сад не пойду,— заявляет дочка. - Это еще, интересно, почему? — удивляется мать. - Кристина лучше всех пишет. - Ну и что? - А еще Жене купили такие красивые туфли...— Носик морщится, глаза наполняются самыми настоящими слезами. Два очень важных комментария: - Объективно героиня этих историй более чем успешна: и пишет замечательно, и туфли у нее не хуже Жениных. В садике воспитательница была поражена вопросами матери: девочка вполне благополучна, замечательно ладит с детьми. - Подобные жалобы выслушивает только мать. Когда бабушка попыталась завести разговор о ее проблемах, девочка ответила, что все отлично. Такое поведение, безусловно, свидетельствует о начале критического периода. Что произошло? Из этих примеров ясно, что ребенок начинает поновому относиться к самому себе. Постепенно на рубеже шести и семи лет (у кого раньше, у кого позже, ярче или незаметней) у ребенка возникает представление о себе реальном. Порой это открытие и взрослому принять трудно, не говоря уж о шестилетке. Поэтому столь бурной, эмоциональной, путающей окружающих бывает его реакция на неуспех. А иногда, наоборот, при очередном фиаско ребенок замыкается, уходит в себя, страдает молча. Потому что ему становится уже понятным, что эта неудача не случайна, виноват в ней не кто-то посторонний, а он сам. Но у ребенка есть очень верное средство от таких разочарований: «Я вырасту и смогу!», «Я буду большой и научусь!» Какое счастье, что есть такое «лекарство» от всех болезней... Но ведь если очень хочется стать взрослым, то есть идеальным, то это нельзя откладывать до поступления в школу, Для шестилетки и неделя — срок огромный. Надо стать большим уже сегодня, а это значит — действовать как большой, то есть правильно. Вот здесь слово «правильный» имеет свой первоначальный смысл: «...Согласованный с правилами, на них основанный, им отвечающий или по правилам сделанный» (Даль В, И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978. С. 390). И вот ребенок со своими «правильными» представлениями о жизни вообще и в частностях врывается в реальные отношения с взрослыми, со сверстниками, с самим собой. Он начинает мучить и окружающих, и себя. Ведь те правила детских игр, с которыми он пришел в мир человеческих отношений, еще очень несовершенны. Ребенок становится угловатым, не вписывается ни в одну привычную ситуацию, он недоволен и людьми, и собой. Что бы он ни делал «правильно», все оказывается не так, не к месту, не вовремя. У него есть только одно убежище — старая добрая сюжетная игра. Только там может ребенок отдохнуть от «взрослой» жизни, только там ему по-прежнему легко, уютно, комфортно. Поэтому часто у детей этого возраста мы наблюдаем всплеск типично детской, «малышовой», игры. Ребенок дурачится, радуется жизни и удивляет родителей: «Так давно не играла с этой куклой, вдруг достала, возится с ней часами, оторвать нельзя. Мы уже хотели эту куклу отдать кому-нибудь...» Не отдавайте! Эта вдруг ожившая игра — пространство психологического комфорта для вашего «большого» ребенка. Ведь ему так трудно быть взрослым во взрослом мире. Пусть отдохнет, наберется сил для своей взрослости. Однако внимательный читатель задаст вопрос: «Так значит, ребенок осознает уже, что такое правило, как себя вести, если он считает себя взрослым?» Этот вопрос вполне правомерен. Мы всегда предполагаем, что, если человек чтолибо делает, значит, он это осознает. Кстати, отсюда ведут свою историю все школьные формы воспитания: они основаны на «сознательности» ребенка, точнее говоря,— на осознании им своих действий. Когда учитель обращается к ребенку с каким-либо требованием, он предполагает, что тот может сознательно его выполнить. Но на самом деле, когда шестилетний ребенок делает что-то «не то», он действует непосредственно, импульсивно, до анализа и осознания своих поступков ему еще очень далеко. Всякий раз, когда исчерпывают свои развивающие возможности ведущая деятельность и соответствующая ей система отношений с взрослыми и сверстниками, стремление стать взрослым вырывается на новый виток и разражается конфликтностью в поведении, непослушанием, раздражительностью и т. д. Это происходит и в три года, и в младшем подростковом возрасте. Оказывается, что поведение ребенка в кризисный период вновь вызвано игровой ролью. Наблюдения показывают, что малыш в этот период начинает изображать взрослого. Одно очень точное определение дала мама шестилетнего ребенка: «Все время из себя кого-то корчит». Если мы примем такое объяснение особенностей поведения детей в кризисный период, то станет понятна и неустойчивость поведения шестилетки. Ролевое поведение весьма хрупко, его можно легко сломать. Ребенка можно легко отвлечь другой игрой, разговором о чем-то важном для него. Нельзя только несерьезно относиться к выбранной им самим роли. Во-первых, он будет с еще большей настойчивостью исполнять ее, а вовторых, эта игра во взрослость очень важна для его развития. В ней он пробует меру допустимости, дозволенности, ищет границы своих возможностей и своего поведения. Такая игра является реальной школой взросления. Все, что мы узнали здесь о специфике поведения шести- и семилетних детей, весьма познавательно, однако многие учителя справедливо возразят нам, что никогда не сталкивались с серьезными трудностями в отношениях с шестилетками. Да, есть сложности в их обучении, особенно в организации школьного поведения, следовании школьным правилам. Но какое-то игровое поведение, игра во взрослого? Нет, такого мы не встречали. Да и многие психологи не согласятся с нами. Наоборот, скажут, что с шестилетками трудно именно из-за того, что они недостаточно взрослые. Почему возникает такое возражение? Дело заключается в том, что в школе такая «игра во взрослого» оказывается к месту. Вообще, кризис шести-семи лет — пожалуй, единственный, который имеет культурную форму разрешения. Несоответствие поведения ребенка, а стало быть, и трудности в общении с ним, возникают тогда, когда его взрослость реализуется дома или в другой привычной обстановке. В школе же необходимо быть взрослым, поэтому там оно оказывается к месту. Для ребенка поступление в школу — это «поступление на должность». Взрослую, оцениваемую, «престижную» должность. Именно здесь все, к чему стремится малыш, наконец, реализуется. Здесь его «уважают». Ребенок, вступивший в кризисный период, хотя и пытается вести себя «правильно», но в действительности не знает, как это делается. Его представления о правилах почерпнуты из встреченных в разных жизненных ситуациях образцов поведения, которые далеко не всегда являются нормами. Ребенок видел, что так вел себя в подобной ситуации, скажем, старший брат (совсем не обязательно поведение брата было примерным). Даже если брат и вел себя соответствующим образом, это совсем не значит, что так должен вести себя и наш «герой». Поведение шестилетнего ребенка — это своего рода поведение по прецеденту. Вести себя по-взрослому для него — то же, что выполнять игровое правило. Шестилетнего Алешу привел из школы отец. Мальчик молча входит в квартиру, молча раздевается, не глядя на стоящую здесь же мать. Берет свой ранец и «взрослой» походкой проходит к себе. Мать обращается к нему: «Я тебя целый день не видела, а ты даже слова не скажешь!» Алеша с тяжелым вздохом уставшего после рабочего дня человека отвечает: «Я же в школе был, еще дел много». Он явно неумело пытается подражать отцу. Мать, поняв, в чем дело, демонстративно отворачивается и уходит в кухню. Через секунду за ней с плачем бежит Алеша, обнимает ее и замирает. Мать пытается его успокоить, несколько обескураженная таким проявлением любви и слезами. Что происходит? Мальчик пытается подчеркнуть свою взрослость, причастность к серьезному делу. В этом стремлении он жертвует даже искренним желанием рассказать о своем школьном дне матери. Он серьезно играет роль занятого человека, которому не до разговоров. Но как только мать «обиделась», непосредственное желание быть с ней рядом пересилило, роль забыта, и вновь появляется маленький, уставший шестилетка. А слезы — реакция на усталость, отчаяние, что по-взрослому не выходит, и просто желание ласки. Анализ рисунков шести- и семилетних детей и бесед с ними показал, что сфера семейных отношений не всегда благоприятна для детей. Иногда в семье у малыша имеются проблемы, не осознаваемые, но проявляющиеся в его поведении. Для отношений ребенка этого возраста с близкими характерна некоторая двойственность, разнонаправленность. С одной стороны, ребенок, стремясь чувствовать себя взрослым, отвергает, отталкивает значимых взрослых, рвет связи с начальным этапом детства. С другой стороны, этот разрыв идет по «живому», разрываемые связи ребенок по-настоящему ценит и действительно страдает, оказавшись на «разломе». Отсюда неровность поведения, непредсказуемость поступков, частые слезы, капризы, упрямство, неестественность. Все это, как правило, обескураживает родителей. Когда такое поведение только появляется, родители стараются привычными в семье средствами пресечь его. Это может быть мягкость, ласка по отношению к ребенку, если преобладают капризы и плаксивость, а может быть и строгость, если появляются упрямство и открытое демонстративное непослушание. Когда все это оказывается неэффективным, родителей начинают раздражать постоянные «выверты» ранее послушного ребенка. Однако до серьезных проблем, как правило, дело не доходит. Во-первых, внимание родителей в основном занято школьными проблемами ребенка, во-вторых, как мы увидим дальше, малыш обычно сам избегает открытых конфликтов. Мир расширяется Кризис одного года (есть и такой!) — самый незаметный. Его легко пропустить, объясняя поведение ребенка естественными причинами. Маленькая Надя растет в совершенно благополучной семье, по уровню двигательного развития соответствует возрастной норме: активно ползает, хорошо сидит и садится самостоятельно, стоит, держась за опору, ходит, перебирая руками предметы-опоры или держась одной рукой за руку взрослого и т. д. Самостоятельно пошла девочка на тринадцатом месяце (через неделю после своего дня рождения). Интересно, что до этого она могла сделать несколько шагов, только если думала, что ее поддерживают (ей было достаточно, например, чтобы ее держали за воротничок). Она уже понимает обращенные к ней слова, сама произносит несколько слов, обозначая бытовые предметы. Есть в ее «словаре» и несколько характерных вокализаций: например, требование чего-то выражается звуками, близкими к «дай», хотя так может выражаться и желание идти гулять, и требование разрешить сделать что-то запрещаемое. Есть у нее и слово-символ негативного отношения к ситуации: в моменты недовольства, при плаче ребенок выразительно повторяет «няй-няй» (видимо, воспоминание о «нельзя», сказанном матерью). Теперь приглядимся повнимательнее: нас интересуют случаи, когда ребенок в нормальном здоровом спокойном состоянии внезапно начинает проявлять неудовольствие или еще как-то (но иначе, чем раньше, непривычно) вести себя. К одиннадцати месяцам ползанье и осторожная ходьба с перебиранием руками предметов-опор развивается настолько, что девочка осваивает все пространство квартиры (небольшой), кроме одного помещения — ванной. Туда ее не пускают. Здесь возникает первое ярко окрашенное требование, оно повторяется постоянно, как только ребенок оказывается перед столь привлекательной закрытой дверью и (несколько позже по времени появления) когда закрытой двери она не видит. Добравшись до заветной двери, она пытается дотянуться до ручки, заглядывает в щель под дверью, просовывает туда пальчик и, кряхтя от напряжения и желания, пытается открыть ее. Ребенка берут на руки, уносят, трясут новой игрушкой, несут к окну: «Смотри, какие машинки»,— все напрасно. День ото дня интенсивность требования стремительно возрастает, а способность отвлечься падает. При невыполнении требования это приводит к ярким аффективным вспышкам: плач, крик, даже агрессия в адрес взрослого. На протяжении двенадцатого месяца жизни растет настойчивость ребенка в достижении желаемой цели. У родителей все меньше остается возможностей заняться своими делами в периоды бодрствования ребенка. Главным в этот период становится «стремление». Все больше предметов, ранее безразличных для ребенка, теперь, с расширением его двигательных возможностей, становится привлекательными и провоцирующими действие. «Стремление» — состояние ребенка в ситуации, когда есть требование, но его выполнение отсрочено или невозможно. Что же мы видим? Еще вчера безразличное, для ребенка как бы несуществующее становится привлекательным или отталкивающим. Возникает поле притяжений и отталкиваний — пространство отношения. Раньше все, что окружало ребенка, было продолжением его желаний: все, чего хотелось, — достигалось. Примерно до одного года мир ребенка постепенно увеличивался, расширялся. В это время все или почти все побуждения ре- бенка, все его требования удовлетворяются. Более того, среда его обогащается взрослыми как бы загодя, предметы, которые понадобятся лишь через несколько недель, уже предоставляются в распоряжение ребенка. Например, советуют выкладывать ребенка в манеж уже после четырех месяцев, хотя это место поначалу остается лишь аналогом кроватки и только к шести месяцам ребенок начинает пользоваться новым пространством по назначению. Но с развитием активного ползанья (нового способа передвижения, а значит, способа достижения желаемого) возникают первые запреты. Это и есть тот кардинальный момент, который провоцирует сдвиг в развитии ребенка. Теперь, к году, мир ребенка поляризуется на достижимое и недостижимое, возникает новое состояние неисполненного желания — стремления. Именно с возникновением первого запрета, ограничения для ребенка впервые возникает его собственное стремление как таковое. Пока любое желание удовлетворяется, само это требование для ребенка существует лишь как часть желаемого (или не существует вовсе, что в данном случае — одно и то же). Невыполнение требования порождает и «длит» стремление, последнее «зависает», ребенок эмоционально проживает его. Что происходит с ребенком? Мы привели несколько зарисовок поведения детей, которое можно называть критическим. На этих портретах дети разного возраста, и мы намеренно не расположили их хронологически — нет оснований полагать, что один кризис предопределяет протекание следующего и т. д. Мы не перечислили точной номенклатуры критических возрастов детства — время наступления кризиса и его проявления все более индивидуализируются. Да и вообще, можно ли ставить в один ряд невинное желание годовалого ребенка получить недоступное и особенности подростка, чреватые полным разрывом отношений с родителями и даже наркотической зависимостью? Определение психологического содержания критического возраста до сих пор остается дискуссионной проблемой отечественной психологии. Исследований в этой области не так много, и единого мнения о причинах кризисов нет. Поэтому, прежде чем обсуждать формы, способы, методы родительского отношения к кризисам, необходимо определить их внутреннее содержание, вскрыть причины особенностей поведения, деятельности, эмоциональной сферы детей, переживающих критический возраст. Ведь фактически критический период — это своеобразная зона риска: могут нарушиться отношения с родителями, могут (в кризисе подросткового возраста) возникнуть все виды зависимостей (химические, наркотические, алкогольные), может обнаружиться девиантное (отклоняющееся от нормального) поведение, асоциальные эксцессы. Но главный вопрос, на который вынужден отвечать родитель, — как вести себя, если ребенок переживает кризис. Начнем отвечать на этот вопрос издалека, с самого начала. Кризис и его проявления Итак, что мы увидели общего во всех столь разнообразных зарисовках? Во всех приведенных выше примерах кризисного поведения можно выделить следующие общие черты: - Изменения поведения как внешние симптомы протекания кризиса. - Эти симптомы всегда индивидуальны, характерны только для данного ребенка. - У одного и того же ребенка в разные критические периоды эти симптомы различны. - Мы лишь с большей или меньшей вероятностью можем считать, что данные симптомы свидетельствуют о кризисе, лишь догадываться о внутренних переживаниях ребенка. - Если новое поведение действительно свидетельствует о кризисе, как правило, мы, родители, можем лишь облегчить его течение, скорректировать ход, но не пресечь течение кризиса. Обобщим сказанное выше. Необходимо сразу же, с первого шага, признать, что кризис и формы его проявления (симптомы, признаки, поведенческий портрет — это принципиально разные вещи. Симптомы индивидуальны, по-разному проявляются в разные кризисные периоды у одного и того же ребенка и различны у разных детей в одном критическом периоде. В них можно искать признаки кризиса, но между симптомами и кризисом нельзя поставить знак равенства. Сегодня слово «кризис» становится популярным, и возникает искушение любое неугодное нам поведение ребенка называть кризисом. Это неправильно. Что же такое кризис? Кризис — это этап развития ребенка. Нравится нам это или нет, развитие ребенка имеет свою собственную логику, она определяется многими факторами историко-культурного и социального характера. На эти факторы мы повлиять не можем. Развитие ребенка происходит как чередование относительно стабильных периодов и критических. В стабильные происходит накопление знаний, умений, опыта, средств взаимодействия, физиологические изменения, в критические — осмысление накопленного, его анализ понимание (разное в зависимости от возраста), принятие или отказ. Кризис, таким образом, имеет собственную функцию в развитии ребенка, он необходим, без него невозможно развитие. В каком возрасте у ребенка происходит кризис? Традиционно выделяют кризис одного года, трех и семи лет. Относительно этих возрастов исследователи в целом единодушны (иногда добавляется и кризис новорожденности). Далее отдельный критический возраст выделить все труднее. Поскольку траектории развития становятся все более индивидуальными, а подростковый возраст весь целиком, за редкими исключениями, нестабилен, то признаки кризиса могут возникать в разное время, начиная с десяти-одиннадцати лет. В последние годы говорят и о кризисе второго (третьего) курса. Авторы полагают, что необходимо ввести представление о кризисе начала профессиональной деятельности (окончания вуза). Кризис середины жизни (сорок - сорок пять лет) был обнаружен у мужчин, он знаменует момент, когда человек достигает жизненного успеха и начинает задумываться, насколько этот успех его удовлетворяет. Таким образом, если кризисы до семи лет возникают более или менее регулярно и одновременно у всех детей, то с момента завершения начальной школы (с начала периода полового созревания) возникновение критических периодов все более индивидуализируется. Кроме того, чем старше человек, тем вероятнее, что кризисы будут происходить без явных видимых симптомов. О внутренних напряжениях и переживаниях знает только сам человек, а близкие могут о его проблемах лишь догадываться. Что объединяет симптомы кризиса? Какие внешние признаки поведения ребенка могут свидетельствовать о наступлении критического периода? Если речь идет о дошкольном детстве, то одним из первых признаков является возраст ребенка. Несмотря на индивидуализацию траекторий развития, периоды конца первого — начала второго года, середины третьего — середины четвертого, шести-семи лет практически для всех детей трудные, а по сути — критические. Симптомы других периодов необходимо анализировать глубже. Они, как правило, длительны. Это не однократный каприз или изолированная ситуация непослушания, своеволия, пониженного настроения. О кризисе может свидетельствовать новая форма поведения, которая, раз возникнув, повторяется и длится. Это может быть одна и та же тема разговоров, провоцирующее поведение, оценки в адрес взрослых, устойчивое неприятие всего, что исходит от взрослого. Если критический период переживает не зрелый человек, а ребенок, его поведение большей частью будет адресованным: своим поведением ребенок обращается к кому-то. Например, приведенный выше пример (вопрос о сигаретах) явно свидетельствует, что вопрос задан маме неслучайно. Не сорт сигарет интересует подростка (об этом лучше было бы спросить сверстников), а ситуация провокации. Тоже и в примере с семилетней Катей — она обсуждает свои проблемы именно с мамой, следовательно, помимо проблемы (кто лучше), есть и необходимость услышать ответ именно от нее (в противном случае эта тема была бы тотальной со всеми родными). И наконец, главное — поведение ребенка, явно или скрыто, свидетельствует о проблеме в отношении к себе. Нарочитое поведение двенадцатилетнего Андрея (спровоцировать наказание, а потом «поиграть» с ним) — проверка, проба себя: смогу, решусь или отступлю. Проблемы семилетней девочки — кто лучше, она или подружки — тоже центрированы вокруг вопроса «кто я?». «Я сам» в три года тоже «про это»: если мы с мамой вместе, то где же здесь мое собственное (личное) действие. Чтобы ощутить его, необходимо сделать что-то непривычное, не так, как всегда. Поэтому «сам» или «не хочу» — совершенно бессмысленны, как мы видели, с точки зрения пользы, удовольствия, достижения цели. В этом поведении нет внешней, вещной, выгоды. Если какая и есть, то внутренняя — узнать, как это — самому, по собственной прихоти. Симптомы кризиса всегда связаны с проблемой самоотношения — могу или нет, я или кто-то за меня, вместо меня, мной. Главный вопрос, на который ребенок отвечает себе в критический период — вопрос «кто я?». Происходит следующее: ребенок постепенно меняется и однажды, вдруг, внезапно обнаруживает произошедшие изменения. Он обнаруживает, что стал другим. И здесь возникает вопрос — каким? Этот вопрос и становится главным в критический период. Что провоцирует это «вдруг» На этот вопрос ответа нет. Скорее всего, этому способствует совершенно случайное событие, которое, возможно, происходило и раньше, но теперь, когда ребенок изменился, заставляет его иначе взглянуть на себя самого. И. А. Бунин в автобиографической повести «Жизнь Арсеньева» описывает такое событие. Семилетний мальчик, играя во дворе дома, зачем-то вбегает внутрь дома и там, случайно, его взгляд падает на собственное отражение в большом, выше его роста, зеркале. Внезапно ребенок видит себя всего целиком и поражается тому, насколько он стал не таким, как сам себе представлялся. Он видит, что уже не дитя, а отрок». Мальчик останавливается, пораженный. Он забывает об игре, задумывается о себе, поражается тому, что стал иным. В повести нет развития этой линии, но правдоподобным представляется такая версия: событие могло дать первый толчок проблеме поиска ответа на вопрос «кто я?». Характерно, что до того каждый день он по много раз проходил мимо этого зеркала, но именно в тот день увиденное поразило его. Понятно, что главное в этом событии не оно само по себе (а если бы он не забежал в дом, а если бы не было такого зеркала?), а готовность ребенка его заметить, остановиться, задуматься. Это может быть случайно оброненное соседкой: «Как ты вырос!» или вдруг обнаруженная возможность дотянуться до высоко расположенной дверцы шкафа — что угодно. Для шестисемилетнего ребенка это, скорее всего, одно из упоминаний о скором поступлении в школу. Но в данном случае образ зеркала символичен. Представим, что взрослый человек примеряет новое платье. В новом он выглядит иначе. Как? Необходимо зеркало, которое покажет, как именно. Или другой пример. Человек получил новую должность. Вокруг новая обстановка, новые люди. Человек старается вести себя сообразно новым обстоятельствам и, пожалуй, на первых порах больше озабочен тем, чтобы соответствовать ожиданиям окружающих. А соответствует ли? И он будет ловить на себе взгляды новых коллег, их реакцию на свое новое положение — ждать ответа-отражения. Именно по реакции окружающих он узнает, как смотрится в новой роли. Они станут на время его зеркалом. Буквально, то же и с ребенком: «Я стал другим. Но каким?» Итак, симптомы критического периода связаны с проблемой отношения к себе. Внешне, на уровне поведения это может проявляться по-разному в зависимости от типа отношений в семье, со сверстниками, от характера и индивидуальности взрослеющего ребенка. Есть дети, склонные решать свои проблемы в общении с другими, есть, напротив, предпочитающие остаться с трудностями один на один. Механизм кризиса Итак, ребенок ощутил себя изменившимся, и ему предстоит узнать, каким он стал. Каков механизм этого узнавания? Частично мы уже отвечали на этот вопрос — узнавание происходит через пробу, испытание, эксперимент. Для подростков это ситуация более или менее осознанная, для ребенка младшего возраста — неосознанная. Независимо от осознанности, сам механизм поведения однотипен. Ниже мы рассмотрим его на примерах подросткового поведения — более развернутого и полного. Большинство подростков испытывает себя в отношениях с другими людьми, с учителями. Каждый их «выверт» — это попытка создать ситуацию испытания, проверки. А поскольку участниками испытания становятся живые люди, для которых на том же пространстве, в то же время происходит реальная жизнь, а никакой не эксперимент, дети постоянно попадают в истории. Андрей, например, ответил учительнице, сделавшей ему замечание: «Но вы же все равно нами не занимаетесь сейчас, какая вам разница, молчим мы или нет?» Ну и, конечно, нарвался на очередную «разборку». Не будем обсуждать, что делать в таких случаях учителям. (Думаем, строить урок так, чтобы детям некогда было разговаривать.) Но в подобных ситуациях есть одна тонкость, делающая их не столь безобидными. Испытание предполагает, что нечто попробовали, что-то узнали и вернулись в исходную точку. Например, чтобы попробовать, нагрелся ли утюг, лучше капнуть на него каплю воды, а не прижимать ладонь. Для испытания необходима своя «техника безопасности». Но подросток об этом не задумывается (или задумывается как-то мельком, между прочим). Он все время балансирует на грани испытания и не-испытания, пробы и ситуации, когда уже «становится больно». Он как бы пытается совместить и холодок реальной опасности, и безопасность, говоря точнее — испытать опасность в безопасных условиях. Но игра с огнем — это не так просто. Если эксперимент проводится на живых людях, очень легко оказаться в ситуации уже необратимой, легко перейти грань, «влететь» в трудноразрешимый конфликт. Так и случилось с Андреем. Он попробовал изобразить «крутого парня», почувствовать себя смелым и бесстрашным, а в результате оказался в ситуации действительно «страшной», ведь угроза исключения из школы ощущалась им как вполне реальная. (Это мы, взрослые, можем поиронизировать над этой угрозой для вполне успешного мальчика, да и не такого уж злостного нарушителя дисциплины.) Более того, ощутимой и неприятной оказалась эта угроза и для одноклассников, ведь они в ситуации конфликта всегда на стороне того, кто бесстрашно действует. Кем из героев боевика чувствует себя зрительподросток? Представим себе сцену, когда какой-нибудь Рокки гонит на машине по встречной полосе. Кем чувствует себя зритель двенадцати лет — водителем, легко уходящим от погони, или ни в чем не повинными пассажирами других переворачивающихся на полной скорости машин? Ответ ясен заранее. В нашей же истории детям предложили осудить «героя» и даже поучаствовать в его наказании. Но для подростка это непосильная задача! Именно поэтому вся ситуация и была оценена так резко, переживалась так остро (многие дети, рассказывая о собрании родителям, плакали, вечером кое-кто не мог уснуть). Все это — симптомы сильного эмоционального стресса. Каждый из детей в той или иной степени ощущал себя несчастным Андрюшей, героем, которому теперь предстоят безумные страдания. Виновницей же этого события стала для детей учительница. Герой постарше со своим вопросом о сигаретах также пробовал: создал непредсказуемую ситуацию, а дальше испытывал ее последствия. Эта ситуация тоже была рискованной: а чем еще это закончится... Ребенок сам напрашивался на реакцию родителей, проверяя на прочность и себя и их. А трехлетняя Катя? Она тоже создавала ситуацию испытания? Да, конечно! Ее «не хочу!» было проверкой своего собственного «я» — что это такое — действовать самой. Не вместе с мамой, не «мы», а именно «я»! В любом критическом действии происходит вычленение собственного, индивидуального, личного действия. Проба: понарошку или всерьез? Но во всех этих ситуациях есть и еще один важнейший момент — различение пробы и реального, результативного действия. И их необходимо разделить объективно — по результату и субъективно — для самого действующего. Проба, в отличие от результативного действия, обратима. Но в пробе, по самой ее сути, есть противоречие. Если проба совершенно безопасна — она перестает быть пробой: ничто в таком действии не пробуется, не испытывается. Если же опасна — тоже не проба, а простой риск, часто необратимый. Значит проба — балансирование награни: уже страшно, но еще можно вернуться в безопасность. Именно таково поведение ребенка в критический период: действие должно открывать ему что-то новое в нем самом, но так, чтобы последствия не становились фатальными. Именно такая проба является развивающей: она открывает ребенку самого себя, но сохраняет — семейную близость, дружеские связи, социальные позиции. Особенно трудно бывает испытать новые ощущения, оставаясь в старых (привычных, безопасных) условиях, подростку. Дело в том, что подростковый возраст, возникший как социальный конструкт лишь немногим более ста лет назад, еще не нашел адекватных форм реализации. Культура сегодня лишь ищет эти формы. Для дошкольника такой формой стала игра, для подростка же такой формы еще нет. Подросток пытается стать взрослым там, где это «неуместно»: он требует свободы в реальности, не ограничивая себя ничем. Эта неоформленность подросткового возраста приводит к тому, что по внешним проявлениям он скорее выглядит как кризис, затяжной, неразрешаемый кризис. И потому главными его симптомами становятся конфликтность и трудновоспитуемость. Вычурное, нарочитое поведение подростка — это жест, он выразителен и адресован аудитории. Подросток как бы обращается к нам и к себе этим жестом, поступком. И в этом смысле, воссоздавая, моделируя, предъявляя аудитории «произведение собственного поведения», подросток находится в точке собственной субъектности. Причины «трудного» поведения В возрастном развитии ребенка наступают моменты, когда он должен обнаружить для самого себя новые способности, которыми уже латентно (скрыто) обладает. Это момент субъективации способности: способность, которой ребенок потенциально владел, становится его собственной, субъектной способностью. Новая способность — это всегда новые возможности. Обнаружить эти новые возможности можно в новых ситуациях, отличных от ситуации их возникновения. У ребенка в младшей школе возникает способность к анализу и рефлексии, то есть способность видеть за внешностью содержание, суть. Но способность к рефлексии возникла на учебном материале, внутри учебных предметов. В математической задаче ребенок научился видеть основные математические отношения, завуалированные конкретными условиями задачи. «Кажется», что задачка про поезда, а на самом деле — про отношения целого и частей. Чтобы решить задачу, необходимо за конкретикой увидеть суть — математические отношения. Эта способность к рефлексии и анализу может остаться «принадлежащей» математике. Тогда блокируется дальнейшее возрастное движение, но может интенсивно развиться способность к математике. Однако само развитие диктует: то, что приобретено, должно работать, стать основой возникновения новых и новых способностей. Для этого возникшая способность переносится в иные сферы жизни и деятельности. И тогда ребенок примеривает свою новую способность к анализу (рефлексию) к реальным жизненным ситуациям: начинает анализировать и критиковать реальную жизнь. Прежде всего, жизнь семьи, близких, родителей, учителей. Ребенок учится быть аналитиком, но это приводит к тому, что ломаются, деформируются живые связи с миром, в частности, с близкими, с семьей. Таким образом, первая причина трудного для окружающих (или самого ребенка) поведения в том, что ребенок использует новые возможности неспецифическим образом, так, как не следует делать. Но в этих действиях нет злого умысла. Это единственный способ испытать на практике новую способность к анализу. Поэтому сразу же следует сделать вывод о том, что пресечение действий ребенка не только безрезультатно, но и вредно. В принципе действия ребенка можно пресечь (например, сверхжесткими санкциями), но тогда способность к анализу так и останется в сфере сугубо специальных задач. Ребенок меняется. Он предъявляет новые требования близким взрослым, родителям, привычным ситуациям. Но какова роль взрослого? Диалог, воспитание, педагогическое воздействие — для всего этого необходимы двое. Действия взрослого при возникновении у ребенка симптомов трудновоспитуемости, как правило, проходят два этапа — этап усиления и этап поиска: сначала воспитатель пытается усилить старые формы взаимодействия, ужесточить их, а потом, когда это не приносит успеха, ищет новые. Первая реакция взрослого, как в любой ситуации непонимания, — сказать громче, сделать указание жестче, наказать при невыполнении требуемого. Это попытка восстановить равновесие привычным способом. Именно тогда и возникает трудновоспитуемость. Если бы взаимодействие ребенка и взрослого менялось вслед за изменением действий ребенка, она бы не возникала. Именно реакция взрослого становится условием трудновоспитуемости. Взрослый непластичен относительно действий ребенка. Косность систем воспитания находит свое выражение и конкретизацию в устойчивости действий взрослого по отношению к изменяющимся действиям детей. На следующем этапе развития ситуации взрослый начинает искать средства выхода из нее. Это — этап поиска. Взрослый ищет способы прекращения неприятных для него форм поведения ребенка. В зависимости от того, какими целями он при этом руководствуется, трудновоспитуемость либо усиливается, либо постепенно сходит на нет. Таким образом, причиной возникновения трудновоспитуемости являются: - изменение действий ребенка в связи с необходимостью опробования новых способностей в новых ситуациях действия; - непластичность действий взрослого (и других участников взаимодействия). Чего мы хотим? Прежде чем анализировать цели участников ситуации, следует сделать важное замечание. Когда мы говорим «цель», как правило, подразумевается цель, осознаваемая и принимаемая субъектом. Но это далеко не всегда так. Цель — это объективное (и лишь в редких случаях субъективное) понятие. Цель определяет направление, интенцию действия. При анализе трудновоспитуемости следует признать, что цели действий участников взаимодействия практически всегда неосознанны. Цели ребенка в критический период определяются особенностями социальной ситуации развития, в которую он попадает: действия направляются желанием действовать как взрослый (или более старший). В цели ребенка ни объективно, ни тем более субъективно не входит разрушение отношений с родителями. Целью является осуществление иного, отличного от привычного поведения — поведения, выступающего как символ взрослости. Оно привлекательно для ребенка, поскольку позволяет непосредственно почувствовать себя взрослым. Например, ребенок критикует поведение родителей. Цель такой критики не в том, чтобы разрушить семейные отношения, то есть ситуацию взаимодействия, а в том, чтобы почувствовать себя взрослым. Ребенок анализирует действия близких, полагая такие действия «взрослыми», и одновременно учится анализировать. Анализ — это расчленение (мысленное или реальное) объекта на элементы. Замечательно, если анализируется задача или иной научный объект. В приведенном примере анализируется — расчленяется — живое: семья, привязанность к родителям и т. п. Это, безусловно, болезненное для всех участников взаимодействия явление. Таким образом, в поведении ребенка выделяются две цели: - объективная — построение новой формы поведения, необходимой для развития; - субъективная — превращение во взрослого посредством нового поведения. Обе цели существуют в единстве и неразрывности. Эти цели не осознаются ни подростками, ни, тем более, младшими детьми. Для осознания необходим высокий уровень развития личностной рефлексии, то есть способности видеть основания собственных действий в социальной сфере. Цели взрослого также можно условно разделить на две. Во-первых, целью действий любого воспитателя является максимальное благо ребенка. В соответствии с этим целью поведения взрослого должна стать помощь ребенку в решении задач его развития, создание условий для превращения действий ребенка в пробу. Другая цель взрослого заключается в сохранении привычных устойчивых форм отношений с ребенком. Если учесть, что они являются частью более широкого крута отношений — семьи в целом, другими детьми, между супругами, в школе, то становится ясно, что сохранение сложившихся форм взаимоотношений в социальном нише — важная задача взрослых. Цели взрослых внутренне конфликтны. Они противоречат друг стругу. Чем настойчивее взрослый удерживает прежние формы отношений, тем меньше он помогает ребенку в развитии. И наоборот, чем легче идет на новые формы сотрудничества, тем меньше возможностей сохранить нормальные отношения, что затрагивает не только связь ребенок-взрослый, но и многие стороны семейного или школьного уклада. Эти цели также являются, как правило, неосознаваемыми. В большинстве случаев взрослый может вербализовать побудительные причины своего поведения словами: «Я ему добра желаю». А что происходит? А теперь посмотрим, как разворачиваются отношения ребенка с другими людьми, каковы благоприятные и неблагоприятные сценарии развития этих отношений. Ребенок действует так, чтобы его поведение воспринималось окружающими (и выступало для него самого) как «взрослое». Начиная с кризиса семи лет, такое поведение может сопровождаться прямыми словесно закрепленными утверждениями: «Я уже не маленький». Образцом поведения, как правило, является поведение какого-то конкретного человека. Важно, что такое поведение воссоздается целостными блоками, а не отдельными элементами. Взрослый пытается пресечь такое поведение, если оно разрушает привычную ситуацию, а при неудаче — найти новые формы воспитывающих воздействий. Внутренним содержанием поведения ребенка является построение пробы. Проба направлена, прежде всего, на обнаружение себя, на возникновение ощущения себя в новом качестве. Здесь можно вновь вспомнить аналогию с примериванием нового платья. Новая одежда понравилась на другом, ребенок ее надевает и смотрит, каким он стал — красив ли, идет ли ему. Но важно не поведение как таковое, не внешняя его картинка. Важно то новое переживание, новое ощущение себя, которое возникает при новой роли. Продолжая аналогию с одеждой, можно сказать, что важна не одежда сама по себе, а то, что человек испытывает, надевая ее. И здесь необходимо рассмотреть содержание взаимодействия ребенка и взрослого не изолированно, а в целостности. Пробуя новые формы поведения, ребенок ожидает «увидеть» себя в новом качестве взрослого. (Как, примеряя одежду, человек стремится увидеть себя в зеркале.) Что становится таким зеркалом? Здесь выделяются два уровня ответов: внешние реакции взрослых и внутренняя реакция более широкого плана. (Поясним на примере: можно в новой одежде посмотреть на себя в зеркало — это непосредственный ответ, внешняя реакция; а можно почувствовать, удобна ли одежда, подходит ли она для реальной жизни, и главное, как сам человек себя в ней чувствует, — это уже внутренняя реакция.) Ребенок, строя новое поведение, ожидает простой непосредственной реакции. И получает ее от взрослого. Это может быть (по содержанию) требование вернуться к прежним формам поведения. Может быть, напротив, радость по поводу большей взрослости ребенка. Но необходимо, чтобы реакция соответствовала главной цели — обеспечению развития ребенка. Это и есть стержень ситуации кризиса. Этот момент встречи действий ребенка и взрослого не может быть технологизирован: нельзя исходно сформулировать, какие внешние ответы и действия взрослого обеспечат позитивное развертывание кризиса. Поэтому рассмотрим, вначале типичную ситуацию, характерную для кризиса. Наиболее частым предметом споров и даже ссор родителей и детей подросткового возраста является свободное время ребенка. Как правило, к моменту начала критического возраста в семье есть некоторые установления относительно того, когда ребенок возвращается домой вечером, и где он может гулять (или как далеко удаляться от дома). Младший подросток с началом кризиса стремится максимальное время находиться вне контроля взрослого. Он требует, иногда даже в резкой форме, позволить ему возвращаться домой позже. Такое требование со стороны ребенка может быть своеобразной меткой начала нового — подросткового — возраста. Рассмотрим внутреннее содержание таких действий. Ребенок стремится требованием предоставить ему большую самостоятельность, сделать свои действия «взрослыми», для него этот момент взрослости состоит в неподконтрольности. Однако взрослость по своему внешнему содержанию есть единство свободы и ответственности. Ребенок же внешне может зафиксировать лишь свободу взрослого действия (именно так внешне выглядит самостоятельность), ответственность же не проявляется наглядно, во внешних признаках. Она состоит в том, чтобы удержаться от непосредственного действия, поэтому не видна ребенку. Если у ребенка появляется возможность действовать самостоятельно на свой страх и риск, он рано или поздно столкнется и с необходимостью отвечать за собственные действия, то есть с ответственностью. Только в этом случае ему откроется полное содержание свободного взрослого действия. Только реальное переживание ответственности и свободы как неразрывных составляющих взрослого действия могут продвинуть ребенка на пути подлинного взросления. Но для этого необходимо совершить действие. Однако совершение действия в реальной практике может привести к необратимым последствиям. В конкретных случаях такие последствия, как правило, нежелательны и даже опасны. Поэтому понятно желание взрослых пресечь попытки ребенка к действию. С другой стороны, требования ребенка могут стать невыносимыми и привести к уступкам. Еще одна причина уступок со стороны родителей — страх потерять контакт с ребенком. Типична аргументация в таких случаях: «Пусть уж лучше я знаю, что он делает, чем он вообще перестанет со мной разговаривать». Внимательное наблюдение сценариев развития семейных отношений показывает, что возможны две полярные стратегии поведения родителей — безусловный запрет и полное попустительство. Наблюдения показывают, что обе стратегии поведения взрослого вызывают конфликты. Понятно, почему запреты вызывают протест со стороны ребенка. Его действия наталкиваются на прямое противодействие, и, если позиции взрослого достаточно сильны, действия ребенка (его требования, просьбы, прямое неповиновение) просто не находят пространства для реализации. Единственное, что остается ребенку в этом случае, — перевод требования о большей свободе в непосредственный конфликт со взрослым. Это внешняя форма действий. При прямом запрете ребенок лишается возможности осуществить реальные действия, его представления о взрослости остаются на уровне мифологической абсолютизации внешних признаков свободы, его развитие блокируется. При такой реакции взрослых ребенок не приобретает опыта построения собственного действия, не открывает сложных отношений между желаемым и необходимым. Единственными ограничителями остаются внешние — родители, педагоги. Тот факт, что, возможно, и сам он еще не готов быть самостоятельным, просто никогда не открывается ему. Но и полное попустительство вызывает отрицательную реакцию ребенка. Такое поведение взрослых может привести к необратимым результатам неподконтрольного действия ребенка, поскольку свобода предоставляется в тот момент, когда сам он последствий этой свободы предусмотреть еще не может. Но это объективный недостаток попустительства, о котором ребенок не догадывается. Почему же и он субъективно остается неудовлетворен такой реакцией? Дело в том, что неосознанной целью ребенка является не само по себе взрослое действие, а «примерка» взрослого действия. В примере с одеждой было показано, что в таких случаях необходимо «зеркало» — своеобразный ответ со стороны ситуации на действия ребенка. Он хочет увидеть себя взрослым более чем просто стать взрослым. Особое, часто демонстративно вызывающее, поведение ребенка — своеобразное послание, запрос к взрослому с призывом обратить внимание, заметить и ответить. Такой ответ, реакция ему необходимы, иначе его действия остаются бессмысленными, не достигают цели. Реакция со стороны близких — один из вариантов такого ответа. Даже отрицательная реакция возражение, спор — лучше, чем простое игнорирование. А попустительство означает, что действия ребенка просто игнорируются. Все его попытки обнаружить, проявить свой изменившийся облик остаются без ответа. При этом изменения словно бы и не было. Таким образом, обе полярные стратегии реакции на требования большей свободы со стороны ребенка — запрет и попустительство — оказываются неадекватными задачам развития ребенка в критический период его жизни. Эти стратегии, и это очень важно, неправильны не потому, что ведут к ссорам при запрете или опасным последствиям при попустительстве, а потому, что не выполняют основного своего назначения — превратить действия ребенка в пробу, дать ему почувствовать все стороны и последствия нового поведения. Развивающим ребенка ответом взрослого становится такой, который превращает действие из нерезультативного в пробующее. В подростковом возрасте на первый план выступает момент ощущения действия, выяснения его значения для действующего. Только в этом случае возможно развитие. Пробуя себя в качестве действующего, ребенок должен остановить непосредственное действие (или «тормозить» его результативную часть), иногда даже пробовать не действовать, чтобы почувствовать себя, свое действие. Здесь мы сталкиваемся со своеобразным экспериментированием с собственными действиями. Результат действия интересует ребенка в этой ситуации лишь как условие самоощущения, эксперимента с самим собой. Таким образом, реакция взрослого адекватна задаче развития ребенка, если превращает его действие из результативного в пробу. Как это превращение обеспечить? Ощущение возникает при изменении условий: при постоянной температуре ее не чувствуют, чувствительность возникает при изменении температуры. Действие может ощущаться, если оно внезапно наталкивается на преграду, если что-то во внешних обстоятельствах меняется. Действие становится ощущаемым (пробующим) при условии, что действующий пересекает некоторую границу. Тогда действия перестают быть стереотипными, привычными, начинают ощущаться самим действующим. Следовательно, по своему содержанию ответ взрослого на специфические для критического возраста действия ребенка состоит в построении границы как условия ощущения действия. Конкретных сюжетов построения границы может быть бесконечное множество, они зависят от индивидуальнобиографической ситуации. Но суть состоит в том, что новые действия или требования ребенка включаются в другой контекст. Например, ребенок требует разрешения вернуться позже, чем принято в семье, а взрослый предлагает ему самостоятельно распланировать день таким образом, чтобы освободить время для прогулок. Таким образом, разговор о самостоятельности приобретает иной контекст — из плоскости разрешениезапрет переводится в плоскость самостоятельность-ответственность. Одной из форм пробы является вербальное удерживание ситуации «проговаривание» без реальных действий. Часто бывает достаточно обсудить свои требования, желания, настроение. Такое вербальное «застревание» дает возможность воссоздать действие в условном речевом плане, не действуя в реальности. При всей возможной утомительности такого поведения для окружающих вербализация ситуации весьма полезна, ее ни в коем случае не следует пресекать. Вербальное удерживание ситуации возможного действия является одной из форм адекватной реакции взрослого на изменившееся поведение ребенка. В вербальном плане можно поэкспериментировать с отношением «действие — его последствия», проследить возможные сценарии возможного действия. Ребенок-дошкольник После того как чадо перестает быть младенцем, о спокойствии приходится только мечтать. Как пережить это «счастливое» время без потерь и даже с удовольствием? Почему надо разрешать все, что не запрещено, и когда полезнее промочить ноги? Второе отделение ребенка от матери Первое отделение происходит во время родов. Второе — когда ребенок начинает самостоятельно передвигаться. Как всякое отделение, изменение дистанции, сепарация — это событие драматическое. То, как проходит вторая сепарация, зависит от поведения родителей и от особенностей ребенка. Одни детки осторожно и тихо отползают. Сто раз примериваются и лишь затем делают первый шажочек. Долго-долго держатся за руку, за мебель, за стенки. Любое «нельзя» — закон. Другой несется стремительно, падает, орет, опять несется, опять падает... Всякому ребенку от родителей в этот момент нужно: Отсутствие ограничений для его движений (нереально). Все равно надо стараться ограничивать его как можно меньше. Только соломку подстилать: по возможности делать пространство его передвижений безопасным. Если на улице — то либо на короткой травке, песочке, либо на вожжах. Если дома — то можно налепить пластмассовые крышечки на мебельные углы, перегородить доступ к лестницам, закрыть все электрические розетки, либо специальными пластмассовыми затычками, либо толстым скотчем. Глупо, конечно, напоминать про недоступность лекарств — про это все знают. Важно проследить за тем, чтобы ребенок не мог сам себя случайно запереть. Задвижки на дверях должны быть значительно выше его роста. После этого останется только глаз с него не спускать и надеяться, что все обойдется — пусть ползает, ходит и бегает. Неизменное ласковое утешение после падений, ушибов или когда что-то не получается. Главное — не преувеличивать опасности окружающего мира. (Нереально для некоторых родителей.) «Ваш ребенок, играя под столом, резко встает и получает по голове. Он бежит к вам и собирается от души поплакать. Вы издаете соответствующие звуки и кладете руку на ушибленное место, а может, залечиваете его с помощью поцелуя. Через несколько минут все снова хорошо, и игры под столом возобновляются... Но вы, может быть, страдаете от одиночества, и эта шишка на макушке вашего ребенка может стать ниспосланной свыше возможностью для человеческого контакта, и тогда вы целуете, обнимаете, укладываете ребенка в постель... и вызываете врача, чтобы удостовериться, что нет никаких внутренних повреждений. В этом случае ребенок явился поводом для реакции, связанной с вашими собственными проблемами, и такой результат его ошеломляет» (Д. В. Винникотт). Ваша реакция и есть невольное внушение ребенку опасности окружающего мира. Не бегай быстро — упадешь, не лезь в лужу — промочишь ноги, и все это громко, напряженно и быстро-быстро. Таким образом, вы программируете следствия его поступков. Не обязательно он упадет, и не обязательно ноги промочит. А даже если все это и случится, не страшно, это только вам по каким-то вашим личным причинам страшно. Ноги можно высушить, синяки заживают. Лучше, если ребенок узнает, что все это: и падения, и мокрые ноги, и насморк, и не поесть, и не поспать вовремя — несмертельно, преодолимо. Мать или другой ухаживающий взрослый становится очень нужен, больше, чем раньше, сам по себе, как личность. Важное отличие — раньше нужны были функции — уход, грудь, руки, запах. Теперь — нужна личность, мама нужна сама по себе, как человек (обхохочешься). Практическое следствие — от двух до трех лет не нужно отдавать в детский сад, если вы не сделали этого раньше. Лучше не разлучаться в это время детской жизни. Если, не дай бог, предстоит госпитализация, сделайте все, чтобы лежать в больнице вместе с ребенком. «В этом возрасте ребенок начинает по-настоящему воспринимать мать как личность, и ему нужна именно она сама, а не ее забота и защита. Стресс здесь возникает от того, что мать отсутствует дольше, чем то время, в течение которого ребенок способен удерживать ее живой мысленный образ или чувствовать ее живое присутствие в мире сновидения и игры, который иногда называют «внутренней психической реальностью». Доктора и сестры занимаются телом ребенка, и они часто не знают или у них времени подумать о том, что в результате слишком долгой оторванности от матери может совершенно измениться личность ребенка — из-за разрушения окружения — и будет заложена основа для такого расстройства характера, излечить которое будет невозможно» (Д. В, Винникотт, 1995). Если многое из того, что необходимо, удается, ребенок приобретает чувство самостоятельности, доверие к своему телу, ловкость. Если нет — закладывается неуверенность в себе. Период от года до трех труден для родителей. Ребенок вторгается в их мир. Раньше был или на руках, или в кроватке, или в коляске, или в манеже (в общем, под контролем), сейчас он везде: на кухне и в спальне, в ванной комнате, в буфете и в помойном ведре, и везде пакостит. За ним глаз да глаз. Застрелиться можно. Все приходится убирать наверх. Он начинает стульчик пододвигать, на него вставать и до всего, хулиган, дотягивается. Лекарства! Иголки! Посуда! Рюмки- бокалы! Мыла наелся, пуговицу проглотил, рукава замочил. А тут еще надо приучать к горшку. Когда и как? В принципе — все равно. Как вам удобнее. Есть же памперсы. В Израиле в них до шести лет ходят, и ничего. Особо чистоплотные и старательные родители начинают волноваться. Полчаса на горшке просидел, ничего не сделал, в угол отошел и наделал. Стоя. Обувь испачкал, мягко говоря. Правильнее не ругать ни на словах, ни в помыслах, а терпеливо и спокойно помыть и убрать; вместе с ребенком все, что возможно, в унитаз отправить и рассказать историю про путешествия какашек в канализации. Помечтав вместе с ребенком, как в следующий раз какашки прямо из горшка все целиком отправятся в плаванье. Так или иначе, если за неправильный процесс испражнения не ругать, а за правильный хвалить, то у вас получится воспитать навыки опрятности у любого ребенка. Разница только в сроках этого процесса. Дети в это время просто сдвигаются на контроле всего и вся. Ребенок хочет все делать сам и полностью, без преувеличения полностью контролировать свою предметную и человеческую среду. Чтобы на руки поднимали по первому требованию, чтобы свет везде самому зажигать, кнопки лифта опять же самой, воду включать-выключать только она, ты мне, бабушка, шапку надень, а мама сапоги наденет. Добрая девочка, всех оделила-одарила заданиями. Если автоматически что-нибудь мама сама сделает — крик, рев, слезы с кулак. Требуется все вернуть на исходную позицию, и Ваня-МаняКоля сам все сделает. Он же еще разговаривать, как следует, не умеет, а контролировать все хочет. Бормочет чего-то непонятное, а ты понимай. Иначе скандал. Столько всего хочется сказать, а не получается пока. Стресс, однако. Особенно если он — мальчик. У мальчиков речь позже развивается и по другим принципам. Его не понимают, он расстраивается. Так может продолжаться несколько месяцев. Хочется, чтобы посидел спокойно, не бегать за ним, не следить, чтобы он себе вред не причинил. Сажают мультики смотреть. Один, второй, третий. Хоть передохнуть чуть-чуть. Книжки читают все новые и новые. Игрушки разные, лишь бы посидел, поиграл, не носился везде как оглашенный. (Вообще для правильного психического развития в этом возрасте лучше не покупать ребенку высокотехнологических игрушек. Они плохи тем, что предполагают лишь одно правильное использование. Лучше, если у ребенка будет много «невнятных» игрушек, которые можно использовать по-разному. Такие игрушки развивают фантазию и творческие наклонности. Подходящие для ребенка игрушки, которые способствуют его правильному психическому развитию, см. в статье «Детская игра: самое полезное удовольствие».) Глядь — начал заикаться. Так бывает, когда слишком много новой информации приходит к ребенку. Он не успевает ее переварить, освоить. Тем более что он не может все это обсудить — с речью-то плохо пока дело обстоит. Что делать? Создать информационный голод. Никаких новых мультиков, вообще два-три только показывать, остальные с глаз долой убрать. Никаких новых книжек, игрушек. В гости не водить, в магазины с собой не брать. Разговаривать тихим голосом медленно, нараспев, и что самое трудное — заставить делать так всех членов семьи. (Опять обхохочешься.) Тем не менее, если так себя вести несколько недель — все пройдет. А если вы все соблюдали, и не прошло, тогда, извините, к доктору — невропатологу, психиатру. Годам к трем, когда ребенок уверится в своей самостоятельности, с ним становится легче. Только все равно за ним глаз да глаз. Дети в это время любят уходить, куда глаза глядят. Ну ладно, стал самостоятельным, при этом никуда не ушел, не пропал, заговорил понятно (не верится). Начинается следующая стадия психического развития — с трех до шести лет. Ребенок проявляет инициативу Лучше бы он этого не делал. Все, что не запрещено, надо позволять и во всем помогать. Гвоздики забивать, посуду мыть, пылесосить, одежду для себя выбирать, строить, на стол накрывать. Рисовать, лепить. Дети любят на стенах рисовать. Пластилином двери мазать, пол. Постельное белье ножницами резать. Видеокассеты не той стороной вставлять. В щель видеомагнитофона пихать бутерброды (помещается три штуки). Внимательно наблюдающие за своими детьми родители могут узнать интересные вещи. «Некоторые кубики из строительного конструктора могут неповрежденными пройти через желудочно-кишечный тракт четырехлетнего ребенка. Центрифуга в стиральной машине не приводит к головокружению у дождевых червей. Она, однако, приводит к головокружению у кота. Всегда смотрите в духовку перед ее включением, Пластиковые игрушки не любят включенных духовок. За это все предлагается не ругать и не наказывать. Показывать, как правильно обращаться с предметами. Если будете ругать — ребенок вырастет со странным, иррациональным чувством вины. Как будто он причина чьей-то смерти, только не знает, чьей. Это на всю жизнь. Итак, еще раз: не ругать. Это значит не орать, глаза не выпучивать, страшное лицо не делать: ногами не топать, не бить ни по какому месту детского тела. Можно сообщить ребенку нейтральным (ну-ну) тоном, что вы рассердились на него за то-то и то-то. Объясните доходчиво, почему не надо делать то, что он только что сделал. За правильное обращение с вещами — хвалить. Две стадии психического развития правильно прошел — инициативность и самостоятельность не выбить из него потом ничем и нипочем. Нужны вам такие люди? Не знаю. Это каким же родителем надо быть, чтобы всем рекомендациям следовать? Ничего особенного, обычным родителем, как вы и другие знакомые мамы и папы, — достаточно хорошим. На самом деле надо просто быть родителем, а не кем-то еще в то время, когда вы с ребенком. Нередко, общаясь с ребенком, мама и/или папа пытаются в это время делать еще что-то. Самое безобидное — гулять с ребенком и болтать с подружками. Кормить ребенка и читать книжку (себе). Хуже, когда вы растите дитя и каждую секунду выясняете со своей собственной матерью, кто лучше для чада — вы или она. Или ругаетесь с мужем (или с женой) по поводу, например, власти и влияния. И используете ребенка в этом споре. К психотерапевту за помощью обратились молодые родители и ребенок лет шести. Ребенок с искаженным психическим развитием, с ранним детским аутизмом (сложное и разнообразное нарушение поведения, главное проявление — неспособность общаться со своим окружением). Обсудили они нарушения у ребенка, выработали программу психотерапии. Собираются уходить. Мальчик сам оделся, и — к двери. Мама говорит — подожди, а папа — иди. Ребенок застыл. Они над его головой как начали ругаться: Он (с ненавистью глядя на жену): «Я сказал, иди». Она (с красным лицом и с обидой): «Подожди». И так минуты три. Ребенок потрясен, смущен, сбит с толку. Они не родители ему, а супруги страстные и горестные. Понятно, что ребенку только и остается, как уходить из общения и внешнего мира в себя. Послушаешься маму — папу обидишь, и наоборот. Выбрать невозможно, лучше стать аутистом. Общаясь с ребенком, делайте только одно: общайтесь с ним, будьте с ним, присутствуйте в его жизни. Здесь есть тонкость. Не надо навязывать ребенку свое общество: играет сам — отлично. Не надо, если ребенок строит дом-башню, предлагать ему почитать. Но если он попросил почитать — почитайте сразу, если можете, если не можете, объясните, после каких собственных действий вы ему почитаете, и сдержите слово. «Сейчас посуду домою и почитаю». Сосредоточьтесь на этом общении и взаимодействии, слушайте своего ребенка внимательно, смотрите ему в глаза, старайтесь понимать его в каждый момент вашего совместного времяпрепровождения, удовлетворяйте его потребности по возможности сразу и щедро. Это очень много и нелегко. Поэтому не отказывайтесь от помощи родных и нянь, если у вас есть возможность их нанять, а также детских садов. Но в то время, пусть небольшое, которое вы проводите вместе с ребенком — отдавайтесь ему всецело, будьте родителем. Детская игра: самое полезное удовольствие Что такое игра, и какова ее роль в развитии ребенка? Как гармонично сочетать игру и обучение? Какие виды игры типичны для ребенка в том или ином возрасте? Во что дети играют сегодня и как взрослым адаптироваться к изменениям, происходящим с детской игрой в наши дни? Казалось бы, что может быть естественней и проще детских игр? Почти все мы помним, как играли в детстве, для большинства из нас это приятные воспоминания, и мало кто скажет, что его этому занятию как-то специально обучали. Игра кажется нам естественным для маленького ребенка видом свободного времяпрепровождения. Мы видим в ней приносящую особую радость форму отдыха, к которой стремятся все нормальные дети. В отличие от более серьезных и важных занятий, таких как обучение навыкам самообслуживания, подготовка к школе, расширение кругозора — способность ребенка играть редко попадает в поле особого внимания родителя или становится предметом целенаправленных усилий. «Вася, ты сегодня играл всего полчаса. Немедленно отложи книжки, отправляйся в свою комнату и развлекайся как минимум до ужина!»— такое услышишь нечасто. И это при том, что данные многочисленных исследований детской игры, проведенных в течение последних нескольких десятилетий по всему миру, однозначно свидетельствуют: для развития ребенка от рождения до, по крайней мере, семи, а согласно некоторым работам, до десяти-двенадцати лет, нет ничего полезней и эффективней, чем игра. Выяснилось также, что влияние окружающих детей взрослых на характер детских игр достаточно велико и может иметь самые разные формы. Знакомство с фактами и соображениями, изложенными в этой статье, поможет вам больше узнать об игре как таковой, сделать свой вклад в ее развитие более продуманным, и, что немаловажно, вновь научиться получать от игры удовольствие, что дает шанс на то, что общаться с ребенком вам будет еще приятнее. Что такое игра? Единого определения игры не существует. Границы между игрой и другими занятиями, такими, как работа, исследовательская или учебная деятельность, тоже не всегда ясны. Тем не менее, можно назвать несколько характеристик, которые большинство психологов, присущими игре в целом. Их всего пять. Прежде всего, игра внутренне мотивированна. То есть цель — в ней самой. Дети начинают и продолжают играть, потому что им так нравится. Игра добровольна. Если детей заставляют играть или мягко подводят к игре, то они сами могут вовсе не считать это игрой. В нескольких исследованиях было показано, что если воспитатель в детском саду предписывает детям играть, то они скорей всего будут считать, что «занимаются», далее если внешне их занятия выглядят как игра. Игра приносит удовольствие. Как бы ни было похоже на игру то, что ребенок делает, если ему это не нравится, значит, он не играет. Например, если у мальчика Пети плохое настроение, он в детском саду сидит один в углу и грустит, а воспитательница подводит его к другим детям и уговаривает с ними поиграть, и он формально соглашается, то сказать с уверенностью, что он теперь играет, нельзя. Ведь все вышеперечисленные признаки игры отсутствуют: Петя играет потому, что ему сказали играть, он не выбирал эту игру, и она ему не нравится. Точно так же если мальчик Вася ходит в футбольную секцию, потому что его туда отдали родители, а самому ему футбол не очень по душе, то его времяпрепровождение там не будет игрой — его мотивация сводится к тому, чтобы угодить родителям, эта деятельность также была выбрана для него родителями, а не им самим, и он не получает от нее никакого удовольствия. Игра небуквальна. То есть она всегда содержит некоторые элементы притворства, фантазии и искажения реальности. Особенно, это касается игр, в которых присутствует выраженный сюжет, а дети берут на себя различные роли. Мы можем считать некую активность игрой только в том случае, если играющий в нее активно вовлечен. Если ребенок пассивен и индифферентен по отношению к происходящему, то мы не можем сказать, что он играет. Его участие должно быть активным, как физически, так и психологически. Игра, работа и обучение Современные социальные представления о детских играх Вопрос о месте игры в жизни ребенка часто выступает для родителей как выбор. Это выбор между полным удовольствий, здоровым и беззаботным детством, с одной стороны, и успешностью, конкурентоспособностью ребенка в настоящем и будущем — с другой. Теоретически игра представляется родителям неплохим и, возможно, даже полезным видом досуга маленького ребенка. Однако в наши дни большинство родителей испытывают на себе серьезное давление со стороны социума, предъявляющего высокие ожидания в сфере умственного развития ребенка. Сегодня интеллект является не только важным условием социального благополучия, но и критерием успешности, и достижения ребенка могут выступать для родителей подтверждением их компетентности и повышать их личный и социальный статус. Многочисленные тестирования, которые проводятся при приеме не только в школу, но и в дошкольные учреждения, большое количество рекомендаций в популярных изданиях и обширная специальная литература, посвященная методикам формирования у ребенка конкретных умений и навыков и развитию тех или иных способностей, общекультурная норма выражать восхищение формальными достижениями ребенка — такими, как умение прочесть стихотворение или посчитать до десяти, — и обращать гораздо меньше внимания на его эмоциональное благополучие, энтузиазм и даже творческие проявления — все это создает достаточно мощное и ясное социальное послание для родителей: «Если вы хотите позаботиться о своем ребенке, то развивайте его. А о том, как развивается ребенок, мы будем судить, прежде всего, по тому, что он умеет и насколько он умен». Люди и институты, занимающиеся социализацией детей старшего дошкольного и младшего школьного возраста, далеко не всегда понимают важность и ценность игры в этом возрасте. Общественное стремление побыстрее протолкнуть детей через период незрелости не дает проявиться потенциальным возможностям (для когнитивного, эмоционального, личностного развития), заложенным в игре. Можно сказать, что сегодня в так называемых развитых странах такие установки явно или неявно разделяются не только большинством образовательных и социализирующих институтов, но и родителями. Неприспособленность домашнего пространства и организованных игровых площадок для совместных игр ребенка и взрослого, что делает такие игры невозможными, по-видимому, являются следствием такой общественной установки. На сегодняшний день речь идет об изменении культурных ценностей. Родители хотят, чтобы дети учились, а не играли, начиная с как можно более раннего возраста. Это могут быть академические успехи, музыка, спорт, рисование. Такие родители упускают важность игры для социального, эмоционального и когнитивного развития и часто видят в ней в некоторой степени допустимую, но бесполезную вольность, в то время как интеллектуальные занятия, в особенности связанные со школой, рассматриваются ими как нужные и важные. Для того чтобы игра развивалась в дошкольном возрасте, взрослые должны не только ценить игру как таковую и поощрять детей к играм, но и также структурировать пространство и время ребенка, чтобы оставалась возможность поиграть. В одном недавнем российском исследовании родители пяти-семилетних детей отвечали на различные вопросы, посвященные многим аспектам жизни ребенка, так или иначе связанным с игрой. Некоторые результаты, полученные в этой работе: — Отвечая на вопрос «Если у вас есть выбор поиграть или позанимайся с ребенком, что вы предпочитаете?», вариант «поиграть» выбрало 18% родителей. И указали следующие причины: 1) ребенку это более интересно —10%; 2) ребенку это нравится — 8%. А ответ «позанимайся» предпочли 82% респондентов, так как: 1) это необходимо — 62%; 2) мне это интересно — 13%; 3) ребенок сам просит — 7%. Заканчивая предложение «Если мой ребенок в пять-семь лет будет значительную часть дня играть, то...», родители выразили такие мнения: 1) потом будут проблемы в школе / не сможет конкурировать со сверстниками — 46%; 2) ничего страшного, если игры образовательные / учиться можно и играя — 18%; 3) будет заниматься вечером — 17%; 4) я буду доволен(а) — 15%. Для предложения «Если мой ребенок в пять-семь лет будет значительную часть дня заниматься, то...», результаты оказались следующими: 1) получит поощрение и отдых — 39%; 2) будет лишен детства — 31%; 3) у него будут проблемы со здоровьем — 17%; 4) в 7 лет пойдет в школу, тогда и будет заниматься, а сейчас пусть отдыхает — 9%. На вопрос «Детям в пять-семь лет следует много играть?» мужчины и женщины ответили по-разному. Женщины полагают, что скорее мало, а мужчины, что много. Разницу в установках у мужчин и женщин относительно того, сколько следует играть ребенку, можно проинтерпретировать так: во-первых, отцы полагают, что дети могут и много играть, и много заниматься, в то время как матери, которым чаще приходится делать конкретный выбор и решать, чем заняться ребенку, более реалистично оценивают ситуацию. Во-вторых, как показывают другие исследования, отцы ценят в игре момент удовольствия, а матери скорее ориентированы на пользу для ребенка от любого занятия, в том числе от игры, и если, они ее не видят, то решают, что нечего попусту тратить время. В ответе на вопрос «Детям в пять-семь лет следует много заниматься?» родители проявили большое единодушие — почти все выразили мнение, что занятий должно быть много. Отвечая на вопрос: «Какие занятия вы считаете сейчас для вашего ребенка наиболее...» а) «важными, необходимыми»: иностранный язык назвали 86% родителей, чтение — 55%, образовательные — 47%; б) «приятными»: рисование, лепка — 30 %, игры — 20 %, электронные игры — 19%. Предложение «Моему ребенку следует...» 48% родителей закончили фразой «больше заниматься (чтением, языками и т. д.)». Не следует ребенку, по мнению родителей, много смотреть телевизор (54%) и много есть (37%). Вопрос, к чему сегодня нужно готовить ребенка, задавался отдельно для мальчиков и для девочек, однако существенных отличий в ответах родителей не обнаружилось — по их мнению, и мальчикам, и девочкам необходимо быть самостоятельными (61%), получить хорошую высокооплачиваемую профессию (53%), быть готовыми к трудностям (32%) и к принятию самостоятельных решений (22%). Таким образом, игру родители относят к приятному, но не необходимому и важному для ребенка занятию. Место игры и труда в жизни ребенка Даже любимая работа или занятие обычно имеют внешнюю мотивацию, У работы есть цель — заработать деньги или поощрение, добиться определенных результатов или статуса, почувствовать себя полезным или успешным. Работа может быть свободно выбрана, однако возможность совсем избежать усилий в нашем обществе практически отсутствует. Есть счастливые люди, которые получают удовольствие от своей работы, но их определенно меньше, чем тех, кто в той или иной степени неудовлетворен тем, что делает. Типичный для игры элемент условности, небуквальности редко характеризует занятия, которые мы считаем серьезными, и не свойственен большинству видов деятельности. Наконец, надо признаться, что присущая игре активная вовлеченность в нее участника далеко не всегда наблюдается в труде или учебе. Все это справедливо и для детских обучающих занятий, даже если педагог старается придать им игровую форму. Чтобы эти занятия нельзя было считать игрой, достаточно уже того факта, что у них есть образовательная цель. Никто из профессионалов не сомневается в том, что игра — наилучшая среда для развития личности, эмоций, восприятия у ребенка. А есть ли место труду в жизни детей? И если да, то каково гармоничное сочетание игры и занятий? Конечно, вряд ли кто-нибудь будет утверждать, что все развитие ребенка дошкольного, а тем более младшего школьного возраста может осуществляться только в игре. По мнению Американской национальной ассоциации раннего образования (National Association for the Education of Young Children), дети должны иметь возможность самостоятельно направлять свою игровую активность, так они чувствуют себя более сведущими и в итоге лучше решают задачи, которые сами перед собой поставили. Что касается раннего обучения, то оно не должно находиться под влиянием привносимых взрослыми понятий конкуренции, достижений, успешности и неуспешности. Это означает, что взрослый должен оказывать детям поддержку, но ему не следует при этом постоянно указывать малышу, что и как делать. С другой стороны, несмотря на то, что сочетание упора на игру и уменьшения формального обучения в жизни ребенка в целом полезно для его общего развития, этого оказывается все-таки недостаточно для соответствия современным образовательным стандартам. Поэтому взрослые решают, чему ребенку необходимо научиться, и ставят перед ним образовательные цели. Напрашивается вывод: обучение ребенка эффективно, когда оно связано с игрой. Джоан Гудмен полагает: чтобы сделать занятия менее скучными, более продуктивными и естественными для ребенка, их необходимо обогатить свойствами, присущими игре (что, тем не менее, не сделает их игрой (!) и ни в коем случае не сможет заменить ребенку свободную игру). Например, ребенок по инициативе взрослого и под его руководством собирает сложную постройку из конструктора. У этой деятельности присутствует цель, перед ребенком стоит определенная поставленная не им задача, у него могут возникнуть трудности при ее решении. В то же время ребенок полностью поглощен этим занятием, притом ему самому нравится собирать эту постройку. Именно в таком сочетании, по мнению Гудмен, мы и обнаруживаем «золотую середину» между игрой и трудом, наиболее благоприятную для раннего обучения. Важно, что выбранное взрослым занятие ребенок воспринимает как свое собственное, а не как выполняемое для кого-то. А роль взрослого состоит в том, чтобы поставить перед ребенком соответствующую его возможностям задачу, помочь ему овладеть конкретными навыками и умениями, необходимыми для решения этой задачи, и оказывать поддержку, а также выражать одобрение во время занятий. Игра и развитие В культурно-историческом подходе Л. С. Выготского и его учеников «игра» рассматривается как относительно недавний феномен в истории человечества. В примитивных сообществах, где дети наравне с взрослыми решают задачи выживания, не существует современных форм игры. То, что можно принять за игру в этих обществах, на самом деле является прагматичной активностью, направленной на оттачивание необходимых навыков, например стрельба из маленького лука по реальным мишеням или работа маленьким топориком и т. д. Современная игра бесцельна в том смысле, что не тренирует у ребенка определенные навыки или умения, а готовит его психику не только для решения насущных задач, но и для задач, которые могут возникнуть в будущем и которые сегодня сложно даже представить. В то время как формальное обучение обеспечивает развитие психологических функций, игра создает предпосылки их возникновения. Кто в детстве здорово собирает конструктор, тот, скорее всего, будет успевать по геометрии. Пространственное мышление развилось! И по рисованию — мелкая моторика движений закладывалась при обращении с мелкими детальками. К примеру, систематическое обучение невозможно без усвоения навыков чтения и письма. Игра готовит ребенка к овладению этими навыками, предоставляя ему возможность манипулировать символами и образами. Пока ребенок не научится мыслить и рисовать, оперируя символами, он не сможет овладеть чтением. Игра, не имеющая утилитарного назначения, расширяет опыт ребенка и подготавливает его мышление к дальнейшему систематическому обучению. Она помогает детям развивать социальную осведомленность, регулировать эмоции и совершенствовать процессы восприятия. Игра является мощной средой социализации ребенка. Социализация, или, говоря по-русски, обобществление, — процесс вхождения в культуру и общество, через который проходят все дети, усваивая нормы и правила этого общества, овладевая определенными умениями и социальными навыками, узнавая и воспринимая разнообразные культурные смыслы. Когда ребенок играет, принимая на себя различные роли, воспроизводя или придумывая те или иные ситуации и способы поведения в них, его социализация проходит наиболее естественно и успешно. Играя, ребенок легче устанавливает связь с миром взрослых и с миром вообще, у него трансформируется сознание, появляются навыки внутреннего диалога, необходимого для продуктивного мышления. Еще одна уникальная особенность игры состоит в том, что такие довольно сложные отношения, как концентрированное взаимное внимание, принятие и открытое выражение эмоций (в том числе и негативных), проигрывание разнообразных фантазий и способов отношений к ним — здесь не только допустимы, но и составляют саму суть. Все происходит естественно — ведь это всего лишь игра. Игра в разных возрастах Исследователи выделяют множество типов игры. Разные виды появляются у ребенка постепенно, и каждому возрасту свойственны свои. В последние годы ряд исследователей высказывали сомнения в эффективности и адекватности рассмотрения игры в терминах иерархии ее типов или уровней «играния». В современных исследованиях в большей степени рассматривают развитие определенных норм игры, чем их смену. То есть та или иная форма игры, появившаяся, скажем, в младенчестве, не исчезает, а трансформируется в последующие годы жизни ребенка и в разные периоды развития ребенка и в разные периоды развития выступает для ребенка как более или менее привлекательный вид игровой деятельности. В возрасте от нуля до двух лет появляются три вида игры: практическая (или сенсомоторная), предметная и символическая. Практическая игра По мнению крупнейшего детского психолога Жана Пиаже, в первые месяцы жизни все формы активности младенца, кроме связанных с кормлением и эмоциями (страх, гнев и пр.), являются игрой. Первую форму игры, появляющуюся в раннем детстве, называют практической, или функциональной, игрой. В этой игре ребенок познает окружающий мир посредством движений и ощущений. В основе лежит потребность ребенка в физической активности. Ребенок постоянно воспроизводит / повторяет какие-либо физические действия и манипуляции с предметами, например хватает погремушку или несколько раз бросает игрушку на пол. Таблица 1. Стадии сенсомоторного развития и соответствующие им типы игры по Пиаже Возраст (мес.) Характеристики интеллектуального развития Характеристики игры 0-1 Преобладают рефлексы и простые упражнения. Игры не наблюдается 1-4 Ребенок начинает координировать Игра проявляется в том, что ребенок отдельные действия, такие, как ради удовольствия и веселья повторяет сосание и хватание, направленные в какие-либо действия. основном на собственное тело. 4-8 Ребенок совершает повторяющиеся В игре ребенок совершает действия, не обязательно направлен- повторяющие действия, производящие ные на собственное тело. Появляется на окружающую среду эффект, ярко выраженный интерес к тому, который веселит или доставляет как те или иные действия могут удовольствие. Например, стучит по влиять на различные объекты столу. окружающего мира. 8-12 12-18 > 18 Действия становятся Начав некое целенаправленное целенаправленными и действие, ребенок часто не доводит его преднамеренными. Например, до конца, увлекаясь тем, что изнаребенок может отодвинуть подушку, чально выступало как промежуточный чтобы достать находившуюся за ней этап, средство достижения цели. Так, игрушку. например, само отодвигание подушки может превратиться в веселую игру, и все будет выглядеть так, как будто ребенок вовсе забыл об игрушке. Вместо того чтобы воспроизводить В игре можно наблюдать постоянно заинтересовавшие его действия, пополняющееся разнообразие ребенок теперь намеренно меняет и последовательностей действий. усложняет их, а также составляет из Ребенок все время изобретает что-то них различные сочетания и после- новое, довательности, пытаясь добиться усложняет игру и делает ее все более новых впечатляющих эффектов. интересной. Можно наблюдать зарождение у Практическая игра постепенно ребенка способности к начинает занимать все меньше места в символизации. Суть символизации в жизни ребенка, уступая место том, что одна вещь замещает или символической. представляет другую. Хотя функциональная игра может проходить при участи взрослого и стимулироваться им (например, игры типа «покажи и назови»: «где у нас носик, а чьи это пальчики» и т. п.), считается, что она не носит социального характера. Предметная игра Как только фокус внимания ребенка смещается с собственного тела на предметы и события окружающего мира, появляются условия для зарождения игры с предметами. Для успешного развития предметной игры необходимо также чтобы ребенок был способен хватать и удерживать объекты. Такой навык в примитивной форме становится доступен младенцу во втором триместре первого года жизни. На самом деле дети могут играть с чем угодно, однако для этого существуют специальные предметы — игрушки. Самая удачная игрушка — та, которая соответствует уровню развития ребенка. Такие игрушки ребенок будет любить, и они принесут ему наибольшую пользу. В таблице 2 перечислены игровые материалы наиболее подходящие для разных периодов первых двух лет жизни ребенка. Предметно-манипулятивная игра остается основным видом игровой активности ребенка весь второй год его жизни. При этом исследование предметов с помощью рта встречается все реже и к двум годам, как правило, исчезает. В этом возрасте дети как будто постоянно задаются вопросом: «Что я могу сделать с этим предметом?». Они вступают в возраст экспериментирования. Примерно с двенадцати месяцев до трех лет дети, как маленькие ученые, заняты поисками ответов на два основных вопроса: 1) как работает, что может делать тот или иной предмет и 2) что я могу делать с этим предметом. Некоторые специалисты считают, что именно в этот момент манипулирование предметами превращается из исследовательской активности в игру. Исследовательская игра и исследовательская активность различаются так: в первом случае ребенка интересует, что он может делать с тем или иным объектом, а во втором — что может делать сам объект, и как он устроен. Таблица 2. Игровые материалы в первые два года жизни Возраст Игровые материалы (мес). 1-3 Так как ребенок еще не может хватать и удерживать предметы, игрушки должны быть в основном направлены на стимуляцию органов чувств. Это могут быть погремушки, колокольчики, цветные картинки, музыкальные игрушки. 3-6 Теперь подойдут игрушки, рассчитанные на то, что ребенок будет их хватать, мять, засовывать в рот и т. д. К таким игрушкам относятся матерчатые мячики, мягкие кубики, специальные игрушки для рта, игрушки с различными рассыпчатыми наполнителями. 6-12 В этом возрасте хороши интерактивные игрушки, реагирующие на действия малыша. Цветные и музыкальные книжки-раскладушки, игрушечные телефоны с крутящимся циферблатом, игрушки с зеркальцами, игрушки — губки для игры с водой, игрушки, предполагающие вкладывание одних объектов в другие (типа матрешек и пирамидок), и прочее. 12-18 Игрушки с элементами, на которые надо надавливать или тянуть на себя, мячики для бросания, конструкторы, состоящие из гладких деталей, которые надо складывать, простые паззлы с большими деталями, которые легко удерживать в руке, формочки, игрушки, на которых можно кататься, с большими, устойчивыми колесами, деревянные досочки с различными фрагментами, которые можно вынимать и вкладывать. Дети любят играть с песком и водой. Подойдут различные губки, совочки, ведрышки и формочки разных размеров. Также уместны книжки с короткими историями и сказками, всевозможные кубики, обязательно разной 18-24 величины, цвета и формы, куклы, мягкие игрушки, сюжетно-ролевые игрушки, включая, например, простые наборы «Лего», посвященные определенной сфере жизни и содержащие в себе персонажей — людей. 12-24 Символическая игра Символическая игра предполагает наличие фантазийного контекста, действие «как будто», «притворство» — в основе ее лежит развитие символической функции. В этой игре дети имитируют отдельные компоненты опыта, полученного ими в «реальной» жизни: ситуации, жесты, действия, манеру говорить, выражать эмоции и прочее. Появление самых простых форм символической игры относят к концу первого года жизни. С одной стороны, в англоязычных текстах часто высказывается предположение, что неожиданно возникающая у детей способность «притворяться», по-видимому, универсальна. С другой стороны, в любом посвященном символической игре современном тексте особое внимание уделяется роли взрослых в развитии этой игровой формы. В самом начале символическая игра направляется ребенком на самого себя. Например, ребенок делает вид, что пьет из пустой бутылочки или ест из пустой ложки. Хотя такие, сфокусированные на играющем, формы символической игры и появляются у младенца к двенадцати месяцам, этот вид игры — не основной для ребенка первого года жизни. Основным он становится в дошкольный период детства. К тому же ранняя символическая игра обособленна; социальная игра такого рода развивается после одного года. Прогресс в символической игре наиболее тесно связывают развитием восприятия. То есть в период от года до двух ребенок в своей символической игре все меньше сосредоточен на себе, способен больше вообразить, включить в свою игру больше предметов и персонажей. Децентрация. Один из базовых компонентов символической игры, означает степень, в которой ребенок способен перемещать фокус своего внимания с себя на внешние объекты. В более широком смысле — способность одновременно удерживать в фокусе внимания несколько (два или более) аспектов окружающей среды Деконституализация, или замещение предметов. Один из базовых компонентов символической игры, означает использование одного предмета в качестве заместителя другого. Интеграция. Базовый компонент символической игры, выражающийся в возрастающей способности ребенка организовывать отдельные фрагменты игры в определенные схемы. Таблица 3. Развитие символической игры на втором году жизни ребенка Возраст Децентрация (мес.) Ребенок может имитировать некие действия из своей повседневной жизни Деконтекстуализация Реалистичные заместители объектов используются на реалистичный Интеграция Элементы символизации 12 (изображать, что пьет, ест или укладывается спать). Он играет так один, и его символические действия направлены на него самого. манер. Например, кусочек ткани может заменять простынку, когда ребенок изображает, что ложиться спать. фрагментарны и единичны. Они почти не связаны между собой. Ребенок ввязы- 18 24 Появляются признаки децентрации. Ребенок уже может изображать, что он умывает куклу, а не только себя. То есть начинает включать в игру неодушевленные предметы и поселять их в выдуманном мире. Предметызаместители становятся все менее похожими на то, что они замещают, как по внешнему виду, так и по их настоящей функции. вает отдельные символические акты в простые схемы. Например, играет, что мишка «забирается» на горку и «спрыгивает с другой стороны. А затем повторяет это с другими игрушками. Ребенок наделяет Предметы-заме- Появляются неодушевленные предметы способностью взаимодействовать с ним и самостоятельно совершать символические акты. Например, рассаживает игрушки за столом и расставляет перед ними чашки и блюдца, что предполагает, что игрушки будут пить чай, то есть совершать собственные символические действия. стители могут не иметь никакого внешнего сходства с тем, что они замещают, и функция, которая им достанется в игре, может быть никак не связан ной с их реальным предназначением. Например, ребенок может «расчесываться» мячиком. сложные схемы, комбинирующие две или более различных символизации. Например, игра ребенка может состоять из двух элементов — вначале игрушки перепрыгивают горку, а потом пролезают по тоннелю. Социальная игра Игра с взрослыми. Родители обычно становятся для ребенка первыми партнерами по играм: «ку-ку», «покажи и назови», «щекоталки», «ладушки» — всем нам известно, что им учит малышей взрослый. В какую бы игру ни играли взрослые с младенцем, она в любом случае способствует развитию внимания и поощряет исследовательскую активность ребенка. Именно взрослый, чаще всего интуитивно, знакомит ребенка с идеей символизации. Когда, например, кормит его, имитируя ложкой полет самолета и издавая соответствующие звуки, или когда, пытаясь переключить внимание ребенка с размахивания игрушкой на еду, говорит: «Мишка тоже очень голодный, он пойдет есть с тобой». Было обнаружено, что игры с участием матери оказывались более длительными и сложными, чем те, которые дети устраивали себе самостоятельно. Мамы знакомили деток с новыми игрушками, предлагая новые игры и регулируя их продолжительность в соответствии с потребностями малышей. Отцы играют с детьми даже больше и разнообразнее по сравнению с матерями, но только с того момента, когда ребенок достигает приблизительно полуторагодовалого возраста. Отцы, как правило, чаще, чем матери, участвуют в физически активных играх, подбрасывают ребенка, борются с ним, «бегают наперегонки». Материнские же игры, скорее образные, словесные. В таких играх больше времени посвящается развитию способности ребенка называть и показывать предметы, а также относить их к определенным категориям. Отцы чаще рассказывают ребенку истории, а матери играют в куклы и сюжетные игрушки. Взрослые могут отслеживать и регулировать активность ребенка во время игры — чтобы ему было не скучно и в то же время, чтобы он не перевозбуждался. Участие и помощь взрослого дают ребенку чувство безопасности и контроля над окружающей средой, позволяют включить в игру больше элементов и сделать ее более упорядоченной, что полезно для интеллектуального развития и формирования хорошей самооценки. Совместная игра, безусловно, способствует укреплению теплых отношений между родителями и детьми. И, наконец, просто разговаривая с ребенком именно во время игрового взаимодействия, в которое тот глубоко вовлечен, родитель создает наилучшие условия для развития у ребенка речи, и прежде всего умения общаться. Это гораздо эффективней, чем просто указывать на предметы и называть их. Игра со сверстниками. Между сверстниками ранняя социальная символическая игра возникает в пятнадцать-двадцать месяцев, когда дети начинают, глядя друг на друга, «обезьянничать». Постепенно визуальный контакт дополняется отдельными звуками, потом словами и эмоциональной экспрессией, а отдельные игровые действия объединяются во все более сложные цепочки. Дети начинают обмениваться игровыми предметами и играть рядом, по-прежнему имитируя действия друг друга. Затем они объединяют свои усилия в совместной и кооперативной игре, и в период от тридцати до тридцати шести месяцев окончательно формируется социальная символическая игра с сюжетом и распределением ролей. От двух до пяти В период от двух до пяти лет ребенок проходит через грандиозные изменения. Меняется и детская игра. Прежде всего, развивается и усложняется символическая игра, которая является доминирующей игровой формой для этого возраста, а также нарастает социальность игры. Соответственно на каждом отрезке этого временного промежутка — от двух до пяти лет — ребенку больше подходят разные игровые материалы. В возрасте двух лет у ребенка хорошо развиты крупные моторные навыки: он не только успешно ходит и бегает, но может залезать на различные горки, лесенки, шведские стенки, карабкаться, прыгать, подниматься и спускаться. При этом мелкие моторные навыки, хорошее развитие которых позволяет, например, вырезать ножницами, успешно пользоваться карандашом и красками или застегивать пуговички, еще не слишком доступны ребенку. В целом ребенок определенно предпочитает игровую активность, основанную на крупной моторике. Ребенка интересуют сенсорные впечатления, ему больше нравится щупать, чувствовать руками такие игровые материалы, как краски, пластилин и песок, чем создавать с их помощью какой-то продукт. Это возраст стремительного речевого развития, дети активно используют речь. В возрасте старше двадцати месяцев они уже начинают расстраиваться или злиться, если взрослый не понимает, что они говорят. Коммуникативные способности детей растут, и они начинают проявлять интерес к игре со сверстниками. Обычно дети энергичны и полны энтузиазма, одновременно с этим они постоянно стремятся продемонстрировать свою независимость и способность делать разные вещи самостоятельно. Подходящие игровые материалы: - все для игры, основанной на крупной моторике — разнообразные качели, лесенки, любые игрушки, на которых можно кататься, крупные мягкие блоки различной формы и прочее; - игрушки, дающие разнообразные сенсорные впечатления: пластилин, краски для рисования руками, все игрушки для водных игр и прочее; - простые конструкторы с крупными деталями, куклы и мягкие игрушки. Три года — возраст активного развития воображения. Положительная сторона этого явления проявляется во все возрастающей способности ребенка к драматическим играм, имеющим определенный сюжет. Негативная сторона — появление необоснованных, нереалистичных страхов. Дети определенно все чаще и больше интересуются тем, что делают взрослые и, беря на себя определенные роли, изображают те или иные взрослые занятия в играх. Социальная компетенция ребенка растет — к концу третьего года жизни, играя, он не только справляется с взятой на себя ролью, но и способен договориться о ролях с другими детьми и скоординировать с ними ролевое поведение. Желание спорить с другими постепенно смягчается и дополняется стремлением оправдать ожидания окружающих и получить похвалу. Подходящие игровые материалы: - все для символической игры: ролевые игрушки, куклы, ситуативные игрушки (домики с мебелью, фермы с животными, различные тематические «Лего», кухни, гаражи, наборы для игры в больницу, парикмахерскую и прочее); - краски, детские мольберты и доски для рисования, мелки и пр.: - всевозможные досочки с вынимаемыми и вкладываемыми фигурками, можно из простых составных частей. К возрасту четырех лет дети обретают больший контроль нал телом и чувствуют себя более уверенно. Они могут кататься на безопасных велосипедах (трех- или четырехколесных), на устойчивых роликах, способны балансировать на одной ноге. Их мелкая моторика также уже достаточно хорошо развита — они гораздо лучше и с большим удовольствием рисуют, вырезают из бумаги, раскрашивают и играют в конструкторы с мелкими деталями. При этом дети в большей степени ориентированы на результат, некий конечный продукт, чем год назад. Они чаще действуют по плану, хотя эти планы многократно меняются в ходе их деятельности. Желание привлечь внимание взрослого и заслужить его одобрение часто заставляет детей хвастаться, рисоваться и сообщать о несуществующих достижениях. Крик ребенка «мам, пап, смотрите, что я делаю / как умею» становится постоянным звуковым сопровождением для родителей четырехлеток. Кроме того, ощутив больше уверенности в своих силах и физических возможностях, ребенок начинает чаще рисковать и попадает в опасные ситуации, как в быту, так и в игре. Подходящие игровые материалы: - велосипеды и ролики; - материалы для рисования, раскрашивания, шитья и пр.; - конструкторы с более мелкими деталями; - книжки с историями, описывающими ситуации, выходящие далеко за рамки реального жизненного опыта ребенка; - новые материалы для символической игры. В пять лет дети демонстрируют признаки логического мышления. Их мышление в целом теперь гораздо лучше организовано, и они видят мир более рациональным и упорядоченным, чем раньше. Развитие интеллекта, значительный опыт во взаимодействии с другими людьми, возросшая уверенность в себе приводят к тому, что дети становятся более предсказуемыми, сговорчивыми и менее эгоцентричными. Теперь они кажутся взрослым более миролюбивыми, спокойными и милыми. Взаимодействие со сверстниками значительно сильнее ориентировано на сотрудничество, чем всего год назад — дети способны легко делиться, договариваться и действовать по очереди. Отношения с родителями очень важны для ребенка в этом возрасте. Он стремится им подражать, выражает желание помогать по дому и выполнять какие-нибудь дела. Если родителю удастся поддержать эти инициативы ребенка именно в этом возрасте, когда он сам так стремится участвовать в различных делах, то вероятность того, что ребенок легко будет брать на себя домашние обязанности в дальнейшем, резко увеличивается. Именно в этом возрасте дети могут начать проявлять выраженное желание практически заботиться о своих младших сестричках и братиках. Дети лучше, чем в четыре года различают фантазию и реальность. Их страхи становятся более реалистичными – теперь они боятся, что их укусит собака, а не что в туалете живет монстр. В драматических играх дети любят наряжаться в одежду соответствующую их роли и предпочитают высокореалистичные игрушки. Подходящие материалы для игры: - различные лото; настольные игры, в которых немного правил, а исход зависит от случая, а не от удачно выбранной стратегии; - детализированный реквизит для драматической игры; - различные игровые материалы, предполагающие моделирование: вырезание, раскрашивание, лепку, собирание построек по образцу. Развитие социальной игры Существует возрастная периодизация игры по степени ее социальности. Она включает следующие стадии: индивидуальная игра, параллельная игра, совместная игра, кооперативная игра. Во время индивидуальной игры ребенок играет «сам с собой». Даже если в одном помещении несколько таких малышей, они играют самостоятельно, независимо друг от друга, пока не начнут друг другу мешать или делить игрушки. Ребенок может внимательно наблюдать за процессом чужой игры, даже задавать вопросы по ходу, но сам участвовать не будет. В любом возрасте от двух до пяти лет дети демонстрируют параллельную игру — находясь рядом, дети отдельно друг о друга, одновременно играют в одну и ту же игру. В раннем возрасте это важная форма игры, практика в которой в дальнейшем позволит перейти к более активному игровому взаимодействию со сверстниками. Обычно в возрасте от трех до пяти лет параллельная игра сохраняется, но к ней добавляются различные элементы совместной игры, во время которой ребенок общается с партнерами по игре и использует те же игрушки, однако при этом отсутствует подлинное сотрудничество или «разделение труда» (включающее, например, переговоры по поводу согласования ролей и действий) в рамках общего игрового процесса. Тем не менее, дети общаются друг с другом, обмениваются и делятся игрушками («дай мне синий карандаш, а я тебе дам красный»), действуют по очереди, помогают друг другу, при этом можно наблюдать, что интерес к взаимодействию иногда даже больше, чем к самому процессу игры. Наконец, начиная приблизительно с четырех лет, дети осваивают кооперативную игру, что свидетельствует о достижении высокого уровня социальной компетенции. Этот вид игры являет собой групповую активность, организованную с целью совместного осуществления некоего плана или достижения определенной цели. Партнеры по игре (два или более) согласовывают свое поведение и принимают определенные роли, преследуя некую общую цель или следуя общему плану. Например, несколько детей в песочнице решают, что они будут стоить город. Один ребенок прокладывает дорогу, второй строит мост, а третий — тоннель. В период от двух до четырех лет играть одному все менее интересно. В дватри года дети любят играть вдвоем. А с четырех лет, и особенно в пять — пять с половиной лет начинают с удовольствием, включая в игры все больше участников — оптимальная игровая группа детей этого возраста — три-пять человек. Развитие символической игры Возраст от трех до шести лет — это период расцвета символической игры. Некоторые исследователи предпочитают называть более развитую форму символической игры драматической игрой, подчеркивая, что такая игра предполагает драматизацию — принятие роли и наличие сюжета. К четырем годам ребенок, как правило, уже способен принять на себя ту или иную роль и умеет преобразовывать в игре предметы драматизации и других людей. Часто можно видеть, как, играя, дети этого возраста изображают целый сонм персонажей — от банальных, доступных их каждодневному наблюдению, семейных и профессиональных - до принесенных извне супергероев и других вымышленных действующих лиц, о которых дети узнали из телевизионных программ и других средств массовой информации. В отличие от ранней предметно ориентированной символической игры, ее более поздняя драматическая форма сконцентрирована скорее на символических репрезентациях людей и их отношений. Ребенок попрежнему может играть в такие игры в одиночку, наделяя определенными ролями игрушки и проигрывая с их помощью удивительные истории. Однако, как было сказано выше, способность и интерес ребенка к игровому взаимодействию с другими стремительно растут, и, начиная с четырех лет, мы все чаще можем наблюдать сложные формы кооперативной драматической игры, включающей интенсивное социальное взаимодействие играющих, в котором все участники (два или более) принимают на себя взаимосвязанные и согласованные роли. Играя в группе или индивидуально, дошкольники с легкостью управляются с различным вспомогательным реквизитом. Реалистичные предметы, такие, как игрушечный телефон, свободно замещаются любыми другими. Воображаемым телефоном может стать и кубик. Темы игр многочисленны: дети представляют себя находящимися в самых разных ситуациях — это может быть дом или магазин, что достаточно близко к реалиям их жизни, или малознакомые, далекие места — например, ночной лес, другая страна или даже планета. Развитая форма социальной символической игры остается важной частью игрового поведения не только старших дошкольников, но и младших школьников. Она сложнее, чем просто символическая или ролевая, и включает в себя не только репрезентативную и символическую функции, но и процесс ориентации в действительности, организационные навыки и умения, размышления, рассуждения и аргументацию, хорошую социальную компетенцию. По способности ребенка к такого рода играм, безусловно, можно судить об уровне его общего развития. Игра в старшем дошкольном и младшем школьном возрастах В этом возрасте мышление ребенка становится более логичным и упорядоченным. Соответственно детские игры приобретают все более реалистичный характер, и их существенным компонентом становится формулирование правил, следование им и внимательное наблюдение за их строгим исполнением. Очевидно, что развивающееся и тренируемое в таких играх умение следовать правилу крайне полезно ребенку в его учебной деятельности. В шесть-десять лет для детей очень важны отношения со сверстниками. У них появляются не просто партнеры по играм, а друзья, игры с которыми становятся частью отношений. Дети также осваивают сложную систему взаимодействий в группах сверстников, где могут оказываться на разных позициях — звезды, изгоя, заводилы, поддерживающего вечный нейтралитет и т. д. В этом возрасте для детей крайне важно принятие и признание группой сверстников. Играя, дети создают безопасную среду, в которой они учатся обмениваться идеями по поводу отношений и идти на компромисс, а также получают представление о том, кому можно доверять, а кому — нет. Наконец, в этом возрасте у ребенка активно формируется образу «я» и зарождается самооценка. Поэтому ему хочется продемонстрировать другим, и теперь уже не только взрослым, но и друзьям, свои таланты, способности и умения. При этом ребенок ожидает со стороны других оценки и признания. Символическая игра В целом в игровом поведении пяти-шестилетних детей наблюдается угасание открытой социальной символической игры — по крайней мере, в обстановке классной комнаты или на игровой площадке. К семи годам символическая игра становится все менее публичной — в школе у детей семи-двенадцати лет ее можно наблюдать редко. Но дома в другом неформальном или полуформальном окружении она все еже довольно частое явление. «И все же символическая игра продолжает вызывать у детей сильный интерес, даже когда предпочитаемыми становятся другие и игровые формы. Для символической игры старших детей характерны более богатые тексты, четче очерченный сценарий и лучше организованный сюжет. Игровые эпизоды уже очень хорошо дифференцированы и разработаны. В отличие от четырех-пятилетних, дети шести-восьми лет в своих драматических постановках намного лучше справляются с ролью режиссера. Хотя первоклассники часто используют для ролевой игры те же материалы, что и дошкольники, количество этих материалов в их играх увеличивается, а предметная игровая среда становится более детализированной. Чтобы разнообразить роли в драматической игре, дети четырех-восьми лет очень любят использовать костюмы и всякий реквизит, игрушечные кассовые аппараты, деньги, пистолеты, фотоаппараты и пр. Детям нравится конструировать; кубики, коробки, все что угодно идет в дело, когда дети с энтузиазмом обустраивают соответствующую какому-нибудь сценарию игровую среду. Как известно, дети старшего возраста уже достаточно когнитивно развиты, чтобы обходиться в игре без настоящих, «неподдельных» вещей, тем не менее, в своих образных играх они предпочитают реалистичные и детализированные игрушки и материалы. Бывает, что у первоклассников игровые материалы, включаемые в разнообразные игры — в библиотеку, магазин, войну или путешествие,— со временем становятся предметом коллекционирования, объектами ручного труда, или частью какого-либо хобби». Символическая функция у младших детей не только способствует укреплению различных когнитивных навыков и способностей — например, способности к замещению предметов, восприятию перспективы или целостному повествованию, — но и обеспечивает базу для эмоционального и социального развития, особенно при определении ребенком своего места или статуса в группе сверстников. Более того, символическая функция помогает детям преодолевать страхи и справляться со сложными чувствами, возникающими при переходе из домашней среды в школу. Умение ребенка делиться своими фантазиями оказывается исключительно полезным качеством при установлении дружеских отношений. Способность к совместной игре в воображаемом поле продолжает служить этим и другим целям и в более старшем возрасте, приобретая особенно важное значение для формирования доверия и близости в дружеских взаимоотношениях. Игры с правилами К играм с правилами относят игры детей старшего дошкольного и младшего школьного возраста, включающие элемент соревнования между двумя или более игроками и регулирующиеся набором правил, заранее оговоренных участниками. Такие игры впервые возникают между четырьмя и семью годами и достигают расцвета в возрасте от семи до одиннадцати лет. Основная особенность такой игры — наличие контролируемых детьми правил. Этим она отличаются от конкурентной игры, обычно называемой «спортом». Игры с правилами совмещают функциональные и символические игровые формы. Действия и символические репрезентации эволюционируют в систему правил. Пиаже описывал эту форму игры как наиболее сложную, появляющуюся на высоких стадиях интеллектуального развития. Чтобы играть в такие игры, ребенок должен быть в состоянии принять установленные правила и приспособиться к ним. Игры с правилами также требуют от играющего искусного участия в социальном взаимодействии и осуществления контроля за своим поведением. Эта форма игры присутствует и во взрослой жизни. Агрессивные игры В семи-девятилетнем возрасте больше всего бурных и агрессивных игр. Видя это, взрослые часто не знают, как реагировать — стоит ли полностью их пресекать или позволять, так как они в какой-то степени естественны и могут быть полезны для ребенка? Игра с элементами борьбы Как отличить такую игру от простого агрессивного поведения? Этот вид игры включает обмен ударами — собственно, борьбу, и преследование участниками друг друга с целью побороться. От агрессивного поведения эту форму игры отличают следующие моменты: она обычно сопровождается проявлением положительных эмоций у всех участников (смех, радость и пр.); игра имеет открытый финал: побегав и поборовшись, участники могут спокойно перейти к совместной символической игре, в то время как после ссоры участники сидят по разным углам; в процессе игры дети меняются ролями и совершают символические акты (например, преследователь становится преследуемым и наоборот, ребенок может притвориться, упал, что убит и прочее), в случае агрессивного поведения кто слабей, тот и проиграл. Наконец, игра с элементами борьбы имеет возрастную динамику (составляет 5% игры дошкольников, 10-17% игры младших школьников и снова 5% игры детей из средней школы), в то время как агрессивное поведение стабильно. Драматическая игра с сюжетами, включающими элементы насилия Если вы видите, что ребенок включает в игру элементы насилия, не спешите его останавливать или ругать. Имея доступ к средствам массовой информации, а часто и просто в повседневной жизни, современные дети встречаются с огромным количеством насилия. Для того чтобы осмыслить этот опыт, восстановить чувство безопасности, проиграть возможные сценарии поведения в ситуациях, связанных с насилием, и освоить появляющиеся при этом эмоции, сегодняшним детям, по-видимому, необходима соответствующая форма игры. Если вы наблюдаете, что в процессе творческой и личностно осмысленной игры дети трансформируют имеющиеся у них знание о насилии (например, решают посадить преступника в тюрьму, а не убивать его на электрическом стуле, а затем еще и изобретают таблетку, чтобы он стал добрым), то к такой игре следует отнестись спокойно, и можно даже похвалить детей за удачное решение. Если же дети просто имитируют увиденное ими насилие (например, бесконечно воспроизводят элементы драки из фильма без какого-либо развития сюжета), то повышается риск того, что в процессе такой игры они учатся не справляться с насилием, а собственно насилию. Современная игра Игры современных детей во многих отношениях отличаются от тех, в которые играли их родители, — сюжеты, игрушки, сам способ организации игры — все теперь выглядит несколько иначе. Нынешние взрослые, когда были маленькими, играли в куклы, машинки, дочки-матери, войнушку, школу и магазин. Хотя у многих из нас были и какие-то особые игры со сказочными сюжетами и фантастическими приключениями, принцами и принцессами, драконами и злодеями. Сегодняшние дети играют в Черепашек Ниндзя, Мортал Комбат и Русалочку, Человека-Паука и Покемонов, а также в куклы, машинки, дочки-матери, войнушку, школу и магазин. Большинство родителей замечают, что их дети-дошкольники играют иначе, чем они сами играли в детстве. Однако взрослые не очень хорошо разбираются в содержании этих игр и не уверены, что на месте детей они играли бы так же. Несколько лучше родители осведомлены о том, что их дети смотрят по телевизору: Однако при этом современные видеогерои в большинстве случаев либо им неизвестны, либо невысоко оцениваются. По мнению старшего поколения, новые киногерои явно проигрывают в человеческих качествах героям прошлых лет, хотя, с другой стороны, они такие разные, что их даже сложно сравнивать. В целом, родители могут назвать любимых героев своего ребенка, и в этот список не входят кумиры их собственного детства. По мнению родителей: Во-первых. Их герой любил и помогал. Он был щедрым, человечным, добрым, романтичным, наивным и обходился земными средствами, не связанными с космосом и фантастикой. Во-вторых. Герой детей — агрессивный, жестокий, главное для него — быть первым, и еще главное — деньги. Он — безжалостный, бесчеловечный, не обращает внимания на других, должен хорошо драться. Это — примитивный робот / мутант / сверхчеловек / нечеловек. Есть ли мост через Generation Gap? Generation по-русски — поколение, Gap — яма. О разрыве между поколениями около сорока лет назад заговорили западные ученые. Проблема отцов и детей предстала в необычном ракурсе: не то чтобы дети бунтуют и с каждым годом делаются все хуже, нет, они просто другие. Этому вопросу сегодня посвящено уже достаточно работ, однако, возвращаясь к нашей теме, заметим, что детско-родительская игра, по всей видимости, может служить, по крайней мере, временным местом через эту разделяющее поколения яму. Сегодня, когда ребенок говорит родителю «поиграй со мной», он с большой долей вероятности предлагает ему поиграть неизвестно, во что и быть при этом неизвестно кем, так как родитель не знаком ни с персонажами, ни с сюжетом. Что же делать взрослым? Варианта, как минимум, три: - Научить ребенка играть так, как в детстве играл взрослый (— Здравствуйте, здравствуйте, а я к вам в магазин пришла. — Очень приятно: вот у нас сколько всего есть,— А мне деткам молочка надо.— А вам кого молочка надо? — и т. д.). - Научиться играть, как ребенок. - По возможности сделать и то и другое и посмотреть, что получится. Большинство, хотя и не все дети, рады поиграть с родителями и очень ценят родительское внимание. В одном исследовании на вопрос, хочется ли поиграть с родителями, «да» ответили 72% детей и «нет» 28%. В качестве причины, почему они не хотят играть с родителями, 92% детей указали на занятость родителей, свою любовь к ним и нежелание их отвлекать. Из 57% (принятых за 100%) 65% сообщили, что безуспешно просят родителей поиграть с ними, а 35%, что не просят, при этом в качестве причин указали: 1. родители устали; 2. смотрят ТВ; 3. не знают, как играть в новые игры, и не любят новые игрушки; 4. дети могут играть сами. Когда вы играете с ребенком, то, безусловно, уделяете ему внимание. Когда вы играете в то, что он вам предлагает, вы показываете ему, как он вам интересен и насколько высоко вы оцениваете его способности, раз вы, такой взрослый и умный, следуете его плану игры и выполняете то, что он просит. Чем больше вы будете подражать ребенку, тем больше он будет подражать вам. Способность к подражанию, имитации — одна из важнейших составляющих способности к обучению, а у одаренных детей эта способность особенно развита. Кроме того, имитируя игру ребенка, играя в то, во что хочет он, вы много о нем узнаете. Было время, когда десятилетия сменяли друг друга, а жизнь оставалась прежней. Внук переживал те же события в той же последовательности, что и дед, и три одновременно живущих поколения единым образом впитывали культуру и находились в непрерывном контакте. Сегодняшние дети вырастут в мире, которого не знали старшие, и старшее поколение никогда не увидит в жизни детей повторения всего своего беспрецедентного опыта. То, что дети сегодня играют иначе, чем мы, и есть одно из проявлений этой общей особенности современного мира. Иными словами, дети сегодня знают то, чего мы никогда не знали, умеют то, чего мы никогда не умели, и даже трехлетний ребенок может поделиться с вами знаниями, опытом и умениями, которых у вас никогда не было. Мир взрослых, да и мир детей, сегодня очень изменчив и пластичен. Каждый день появляются новые технологии, игрушки и игры, новые модели поведения и сферы, где их можно применить. Представления о том, что хорошо и что плохо, социальные роли и стили жизни сегодня крайне многообразны и динамичны. Человеку необходимо не только воспринимать все это многообразие, но и постоянно делать выбор. Как сказал один автор, похоже, что дети ищут как раз тот опыт, которого мы избегаем: неравновесие, неожиданности, потерю контроля и непредсказуемость. Все это есть на хорошей площадке для игр. Но сегодня все это есть и во взрослой жизни, причем с избытком: мир взрослых начала XXI века так же неопределен, непредсказуем, сложен и полон причудливых взаимосвязей, как хорошая детская площадка. Игра готовит детей к жизни в хаотическом и сложном мире будущего. Она может помочь детям развить способности, необходимые для того, чтобы подготовленными встретить сложные задачи этого мира. Игры помогают исследовать мир, учат взаимодействовать с ним, ухватывать фрагменты в его течении и соединяться с ними. Ребенок одновременно проигрывает несколько сюжетов, принадлежащих разным ценностям, культурным и смысловым плоскостям. Он удерживает в памяти и осуществляет сразу несколько ролей, на первый взгляд несовместимых, вкладывает один сюжет в другой, причудливо переплетает разные истории и свободно путешествует по ним. Внешне все это выглядит совсем не так, как последовательные, упорядоченные во времени и пространстве игры нашего детства. Но и мир изменился, а вот функция игры — подготовка к адаптации в этом мире — осталась. Продукты современные дети, скорей всего, будут покупать с помощью Интернета. А там им, в первую очередь, понадобится не умение вежливо общаться с продавщицей, а способность быстро сориентироваться в многомерном пространстве электронного текста. Навыки вежливого общения, вне всякого сомнения, тоже будут необходимы. Поэтому и в традиционную игру в магазин дети по-прежнему играют с удовольствием, особенно если им ее предложит взрослый и поставит специальную задачу — играть медленно, последовательно, как надо. Дети прекрасно с этим справятся. Ну а если такой задачи не ставить, то, скорей всего, они просто усложнят игру, включив в нее новые сюжеты, например, с забежавшими в магазин грабителями, залетевшими космическими героями или президентом, обучающим продавщицу дзюдо. И тут уже взрослому придется решать, как ему соответствовать этому новому уровню игры. Практические рекомендации Помните, что в первые три-четыре месяца жизни ребенок не может хватать и удерживать игрушки. Поэтому в этом возрасте покупайте ему как можно больше игрушек, стимулирующих различные органы чувств. Для младенца всегда предпочтительны реагирующие на его действия. интерактивные игрушки, На втором году жизни предоставьте ребенку возможность проводить время со сверстниками. Позвольте детям играть рядом или вместе, они сами решат. И помните: дети только учатся общаться друг с другом, 'и более половины первых попыток в этом возрасте заканчивается ссорами и слезами. Это нормально. Не вмешивайтесь во все конфликты, позвольте детям научиться решать их самостоятельно. Играйте вместе с ребенком. Обеспечьте ребенка игрушками и игровыми материалами, соответствующими его уровню развития и социальной компетенции, они принесут ему наибольшую пользу и удовольствие. У ребенка должны быть игрушки, подходящие для всех видов игр, преобладающих в его возрасте. Также полезно, чтобы в доме оставались старые игрушки ребенка, и он мог бы вернуться к каким-то из них, если почувствует в этом необходимость, и появлялись новые игрушки, чуть-чуть опережающие уровень развития ребенка. Если ребенок четырех-пяти лет проводит более половины своего игрового времени в одиночестве, обратите на это внимание. Возможно, он отстает в социальном развитии. Большинство игрушек, предназначенных для сюжетно-ролевой, драматической игры, не должны быть слишком детализированными и реалистичными. У детей всех возрастов должны оставаться игрушки, не задающие жестко способ игры с ними (на игрушечной машине ребенок скорей всего станет ездить, изображая, что он ездит на машине, а пустая коробка может стать чем угодно — и машиной времени, и самолетом, и домом, и межпланетным кораблем). Насколько это возможно, позвольте детям самим договариваться насчет распределения ролей и хода событий в игре. Только так они научатся самостоятельно решать коммуникативные задачи, связанные со стремлением установить контроль над отношениями и способностью идти на компромисс. Регресс в игре может быть верным признаком появления у ребенка какихлибо психологических проблем. Если вы заметили, например, что ребенок, уже успешно практиковавший кооперативные формы игры, вдруг снова стал предпочитать параллельную или индивидуальную игру, удостоверьтесь, что он не испытывает стресс. Поощряйте игры между мальчиками и девочками. Для этого, например, можно смешать в одной игровой зоне игрушки, традиционно предназначенные для мальчиков и для девочек. Это обогащает детскую игру. Когда дети играют в однополых группах, они чаще воспроизводят типичные сюжеты и виды игр, предписываемые им как естественные для их пола. Наиболее же интересные и взаимообогощающие игры возникают в смешанных группах. Игра — достаточно безопасный контекст для исследования различных в той или иной мере «запрещенных» в обычной жизни чувств и видов поведения, таких, как сексуальность, агрессивность, страх, гнев. Если ничто не угрожает здоровью ребенка, позвольте ему спокойно осваивать игровой опыт, связанный с этими аспектами. Хвалите детей за успехи в отношениях со сверстниками. Называйте конкретные качества и способности, за которые вы их хвалите. Например: «Вася, мне очень нравится, что ты такой внимательный, заботливый хороший друг — позвал играть с вами Петю, когда он сам стеснялся попроситься в игру». Если ребенка систематически не принимают в игры, или он слишком агрессивен и постоянно указывает всем, что им делать в игре, обратите на это внимание. Если такие проблемы носят устойчивый характер, обратитесь к детскому психологу. По мере собственных сил также помогайте отвергаемым детям принимать участие в общих играх, это даст им шанс достичь большей социальной компетенции и научиться взаимодействовать с другими. Создавайте условия для того, чтобы дети-«звезды» и «непопулярные» дети имели возможность общаться в игровом контексте. Позвольте детям играть в драматические и сюжетно-ролевые игры до того возраста, пока им самим это не надоест. Обеспечьте ребенка даже школьного возраста временем и местом для таких игр. За играми, связанными с риском и исследованием границ собственных возможностей, надо наблюдать, но их не следует запрещать. Как бы весело не были организованы занятия, и сколько бы удовольствия от них ни получал ребенок, их все равно нельзя считать играми. Поэтому каждый день обеспечивайте ребенку время и место для свободных игр. Желательно, чтобы в дошкольном возрасте у ребенка на игры в сумме уходило больше времени, чем на занятия. Позволяйте ребенку самостоятельно выбирать, во что и как он будет играть. Участвуя в детских играх, взрослый может оказывать поддержку, но не заправлять всем процессом. Ищите осмысленные пути для переработки детьми насилия, с которым они встречаются. Кроме игры, изобразительного искусства, сочинительства и других форм творческого самовыражения, ребенку может понадобиться беседа с внимательным взрослым. Наблюдайте за детьми, когда они участвуют в играх, содержащих насилие, чтобы больше узнать о том, какие специфические аспекты насилия были ими пережиты, услышаны или увидены, что именно и как дети сейчас выражают и каковы могут быть их индивидуальные потребности. Используйте эту информацию, чтобы определить, как помочь детям лучше — позитивным и благоприятным для развития образом — использовать игру с насилием. Пытайтесь ограничить использование детьми связанных со средствами массовой информации высокореалистичных игрушек (автомат, как у полицейского в фильме, меч Конана): они имеют свойство удерживать игру в узких рамках сюжета, определяемого насилием. Когда дети все же играют с такими игрушками, помогайте им делать эту игру более творческой и разнообразной. Поощряйте использование свободных игрушек, которые скорее расширяют возможности игры, нежели контролируют ее. Помните, что детям, привыкшим к медиаигрушкам, часто нужно помогать научиться играть с предметами, которые не диктуют, что с ними делать. Сталкиваясь с незнакомыми сюжетами и персонажами во время совместной игры с ребенком, просто следуйте его плану игры и имитируйте его действия. Ребенок сам вам скажет, что делать. Так вы больше узнаете о том, что привлекает и волнует вашего ребенка, что ему интересно, так как именно это отразится в игре, и заодно научитесь играть в новые игры. Используйте имеющиеся у вас традиционные игровые навыки. Это позволит ребенку учиться у вас. Как развивать умственные способности ребенка Мы часто слышим: «бездарь», «светлая голова», «звезд с неба не хватает». Так обычно оценивают способности детей учителя. Существуют ли прирожденные троечники и отличники? Почему вредно получать оценки и как без особого труда научить ребенка читать? Эта статья не о том, как воспитать одаренного ребенка, точнее, не о тех детях, которых принято называть «вундеркиндами». Она для родителей, желающих, чтобы их ребенок был способным — легко и с удовольствием учился (необязательно по школьной программе), выбрал сложную профессию, которая приносила бы ему и средства, и удовольствие. Ведь, в отличие от особой одаренности, существует нормальная одаренность, доступная каждому здоровому ребенку, если ему повезло с самого начала — повезло во время родов, повезло с родителями, потом с учителями — словом, если он попадает в благоприятную именно для его индивидуального развития среду. Вот о том, как организовать такую среду, и пойдет речь. О предрассудках, мифах и прочих «благоглупостях», связанных с одаренностью В нашей жизни существует много стереотипов, причем не меньшая часть из них, концентрирующая многовековой человеческий опыт, полезна. Значительная же часть представляет собой своего рода «черствый опыт» — что-то, бывшее разумным когда-то и в других условиях, но ставшее бессмысленным, а то и просто вредным. Миф первый: нет неспособных детей Как уже говорилось, от природы нет никаких способностей, есть только задатки, то есть анатомо-физиологические предпосылки, которые могут превратиться (а могут и не превратиться) в способности. У очень многих детей задатки так и не стали способностями, и они действительно неспособны. Им часами растолковывают азы математики или языка, а они не понимают. Таких детей в наших школах немало. Сначала они пытаются учиться. Но учеба идет трудно, плохо, без радости. Год, два, от силы три — и ребенку не хочется больше стараться, он не желает учиться, не любит школу (не любят школу, правда, и вполне способные дети — но уже по другим причинам). Ну а задатки-то есть у всех? Да, у всех. Но важно иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, задатки у всех разные, и не такой уж предрассудок то, что, скажем, у девочек чаще обнаруживаются задатки к усвоению языков, а у мальчиков — к математике и технике, но в каждом отдельном случае может быть по-разному. Во-вторых, задатки нужно развивать, превращать в способности в определенное время. Если его упустить, то потом их очень трудно, а иногда и практически невозможно развить. Впрочем, административный миф о поголовно способных детях достался нашей официальной педагогике еще от 20-30-х годов XX века, в особенности после известного постановления о «педагогических извращениях». Неспособные дети есть, и их, к сожалению, много — это те, чьи задатки так и не стали способностями. Миф второй: одаренность «дается от природы» Да, в каком-то смысле это так, потому что без задатков нет способностей. Но все дело в том, что задатки многозначны и в определенном смысле неисчерпаемы, а воспитание всегда развивает лишь ту часть их, которую при современных условиях можно развить. У одних задатки по тем или иным физиологическим и личностным причинам легче развить, у других труднее, но у всех здоровых детей задатков достаточно, чтобы стать одаренными. Это подтверждает весь опыт воспитания. Миф третий: одаренные дети — это замечательно Другой стереотип, казалось бы, прямо противоположен первому, но не больше соответствует реальности. Многие учителя убеждены, что учить одаренных детей — одно сплошное удовольствие и общение с ними легко и приятно. Да, работать с такими детьми значительно интереснее, что же до легкости и приятности... Знаменитый американский психолог П.Торранс, прославившийся своими исследованиями творческой одаренности, проводил с учителями такой опыт. Ниже даны личностные и деловые качества, которые учитель встречает у своих учеников. Им предлагалось отметить знаком «+» те качества, которые им понравились бы в учениках, а знаке «-» — не очень желательные. 1. Дисциплинированный. 2. Неровно успевающий. 3. Организованный. 4. Выбивающийся из общего темпа. 5. Эрудированный. 6. Странно себя ведет, непонятный. 7. Умеющий поддержать общее дело (коллективист). 8. Выскакивающий на уроке с нелепыми замечаниями. 9. Стабильно успевающий (всегда хорошо учится). 10. Занятый своими делами (индивидуалист). 11. Быстро, на лету схватывающий. 12. Не умеющий общаться, конфликтный. 13. Легко сходится с людьми, приятен в общении. 14. Иногда тугодум, не может понять очевидного. 15. Ясно, понятно для всех выражающий свои мысли. 16. Не всегда подчиняющийся большинству или официальному руководству. Именно «четные» качества чаще всего характеризуют одаренных детей. Правда, одаренных особенно — творчески. Такая одаренность — большое счастье и большое испытание и для самих обладателей этого дара, и для учителей и родителей. Миф четвертый: одаренные всегда хорошо учатся С этим стереотипом прямо связан еще один (особенно распространенный как раз среди учителей) миф: одаренные — те, кто учится легко и быстро. Да, легкая обучаемость — тоже одаренность, но только один из ее видов (далеко не самый нужный потом, во взрослой жизни). Великий Эйнштейн не был ни утешением и надеждой родителей, ни гордостью учителей. Многие учителя считали его неспособным, и за неуспеваемость (правда, не по математике, как говорит легенда) он был исключен из гимназии. Кстати сказать, при достаточно благонравном поведении. Опыт показывает, что в начальной школе между одаренностью и успеваемостью существует обратная зависимость — лучше учатся как раз неспособные дети, которые примерно ведут себя в школе, которым не мешает чрезмерная любознательность. Начальная же школа почти всегда ставит своей задачей хорошую дисциплину и фактически противостоит развитию способностей. Лишь в старших классах появляется некоторая, причем не очень сильная, положительная связь между способностями и успеваемостью. Миф пятый: у одаренного ребенка всегда есть какие-то достижения Это абсолютно не соответствует действительности. У многих одаренных детей проблемы с самоконтролем: не любят доводить дело до конца, когда лично им уже стало все ясно в этой задаче или в этом анализе; плохо переносят неудачи и могут бросить работу, если не видят успеха здесь и сейчас; терпеть не могут монотонную деятельность, даже когда она необходима, чтобы достичь серьезного и важного результата — это все мешает достижениям одаренного ребенка. Распознать одаренность ребенка далеко не так просто, для этого нужна настоящая педагогическая интуиция (родительский или учительский талант) либо серьезная психологическая подготовка. Особенно трудно увидеть творческую одаренность, еще труднее ее развивать. Способности у всех разные, и некоторые из них одаренностью в нашей школе пока не считаются. И не только в школе. На консультацию к психологу пришла мама с шестилетним сыном. И была удивлена, узнав, что ее ребенок — одаренный. Правда, стандартного «набора вундеркинда» у него не было: ни гигантской памяти, ни экзотических познаний, ни склонности к интеллектуальным концертам перед взрослыми. Но этот ребенок так самозабвенно решал весьма трудную для его возраста задачу, имел такую познавательную потребность, что это было, несомненно, своего рода «сырьем» для самой значительной одаренности. По-видимому, убежденность в том, что одаренные дети должны поражать взрослых своими яркими, бьющими, что называется, прямо в глаза способностями, и прежде всего невероятным для их возраста объемом знаний и умений («Смотрите, он в свои девять лет знает два иностранных языка, а я и один-то с трудом»), идет из глубины веков и отражена в самой этимологии слова «одаренность». Одаренность — от слова «дар», (дар природы, Божий дар). Кстати, такое понимание есть и в других языках, в частности, в английском. Там одаренность — giftedness от слова gift —«дар». В каком-то смысле это действительно дар, но для его проявления нужна «встреча» ребенка, от природы наделенного особыми возможностями, с семьей, готовой эти возможности развить. А потом — с учителями, умеющими увидеть одаренность и не боящимися ее. Только при таких условиях появляется подлинный талант, но, как показывает опыт, такие «встречи» достаточно редки. Миф шестой: главное для развития одаренности — труд и терпение Этот миф втолковывается студентам в вузах, повторяется на научных конференциях, преподносится родителям как безусловное руководство по развитию их ребенка. Так ли это на самом деле? Тысячи несчастных детей, часами барабанящих гаммы, но не становящихся от этого музыкальнее. Бесконечные репетиторы, которым так и не удается сделать ребенка понастоящему способным. В младших классах большинство детей достаточно прилежны (вот она — деятельность! Но почему так мало способных старшеклассников, и особенно девочек, как правило, отличающихся прилежанием?). Надо сказать, что так называемая научная психология, то есть психология, которой учат в институтах и которую излагают в научных и популярных книгах, уже давно не смешивает способности и задатки. Более того, студентам и учителям много раз повторяется, что задатки превращаются в способности только в деятельности, и именно деятельность есть основа развития способностей. Этот стереотип опаснее всех, потому что ближе всех к истине. Уверовав в то, что способности развиваются трудом, продвинутые мамы и папы водят своих чад в кружки, студии и прочие группы развития, где детей за большую плату обучают профессиональные педагоги. В школе не получается у ребенка что-то — надо с ним поработать развить его способности. И вот с бедняжкой проводятся дополнительные занятия, нанимаются репетиторы... Опыт показывает, что толк от занятий бывает не чаще, чем в одном случае из десяти. А способности развиваются и того реже. В итоге — напрасная трата сил, времени и больших денег. Иногда дополнительная нагрузка приводит даже к ухудшению результатов. Так что, спросит совсем уже запутавшийся читатель, не заниматься с ребенком? Напротив, заниматься, обязательно заниматься, но соблюдая определенные условия. Никакая деятельность, предлагаемая даже опытным педагогом, сама по себе еще ни у одного ребенка не развила способностей. Нужна деятельность плюс... что-то еще, самое важное. А иначе она лишена смысла. И не радуйтесь, дорогие мамы и папы, отдавшие ребенка в престижную школу: знания у него, может быть, и появятся (особенно если вы будете за этим следить), а вот развитие способностей — под вопросом. Миф седьмой: чтобы способности развивались, надо как можно раньше ребенка чему-нибудь серьезному учить, прежде всего — чтению Дело в том, что надо не учить ребенка как можно раньше, а развивать его как можно раньше — а это принципиально разные вещи. Раннее обучение чтению, если ребенок не развивается ускоренным темпом и сам читать не рвется, очень опасно, так как на долгий срок оставляет ребенка на так называемом техническом этапе чтения, когда он читать умеет, но смысл прочитанного ему уловить еще трудно. И чем дольше длится этот этап, тем меньше у человека шансов полюбить чтение, тем больше предрасположенность к плохой грамоте и напряженным отношениям с письменной речью вообще. Миф восьмой: чтобы способности развивались, надо ребенка как можно чаще хвалить Если следовать этому мифу, то можно столкнуться с самыми тяжелыми последствиями. Чтобы способности развивались, надо не столько хвалить ребенка, сколько создавать у него радость познания, что далеко не одно и тоже. Невовремя сказанная похвала, да еще ребенку с низкой самооценкой, приводит к тому, что его способности уходят на еще большую «глубину». Умение правильно хвалить ребенка требует либо большой интуиции, либо серьезных психологических знаний. И это не все мифы, связанные с детской одаренностью, а только самые опасные из них... Так что же такое способности, как они развиваются, как их обнаружить? Это сложные и для науки, а тем более для практики вопросы, и здесь нужна всем воспитателям ребенка — в семье, в школе — достаточная психологическая подготовленность. Правда, некоторым помогает природная интуиция, и они развивают способности ребенка без лекций и книжек. Но это — редкость, а большинству родителей и учителей надо читать статьи и книжки, чтобы добиться успеха в раскрытии потенциала ребенка. Начать следует с совершенно загадочного понятия, которое мы то и дело употребляем, но вряд ли в точности знаем, что это такое. Речь идет о способностях. Надо сказать, что исчерпывающего определения способностей еще никто не дал, а все имеющиеся чаще всего вертятся вокруг одного: способности — это то, что нужно для какой-то деятельности. То есть то, не знаю что, но только то, что нужно... В качестве рабочего мы предлагаем следующее определение способностей: это способы выполнения задачи. Не отдельные приемы, а глобальные, фундаментальные способы. Чьи способы лучше (с точки зрения той самой задачи), у того и выше способности, вот и вся разница в талантах. Одни решают задачу простым перебором вариантов, другие находят оптимальный способ. Одни, встретившись с новой ситуацией, чтобы как-то справиться с ней, ищут в памяти что-то привычное, другие пробуют совершенно новое решение. Если так, то становится ясно, что от природы способностей никому не дано и не может быть дано — ведь способы необходимо каждому человеку выработать, приобрести каким-то образом, прежде всего на собственном опыте. Другое дело, что у одного они вырабатываются быстрее, у другого медленнее, да и польза от них при выполнении задачи тоже сильно различается. Здесь (если не считать, конечно, разных условий обучения и воспитания) проявляются уже природные задатки. Человек может прожить всю свою жизнь, и, не подозревая о тех возможностях, которые в него заложила природа. У Марка Твена есть история об очень незаметном человеке, простом парикмахере, который, попав на небо, вдруг узнает, что его место рядом с великими полководцами. Он очень удивлен, ведь ни в каких сражениях он сроду не бывал, однако выясняется, что здесь места определяются в зависимости оттого, что предназначено человеку, а не от его реальных талантов. Но то в книге Марка Твена, а в жизни получается совсем иначе. В некоторых регионах у нас до 80% неспособных детей, обиженных не Богом, а той ситуацией, что семена их задатков упали в терние... Что же вкладывается в понятие «одаренность»? Это высокий уровень развития каких-либо способностей. В результате специальных экспериментов, длительных научных дискуссий выяснилось, что все способности имеют общую основу, важную для развития и проявления практически любых способностей. Эти общие способности определяют уровень и своеобразие любой умственной деятельности, и потому их часто называют умственными способностями. Нет, и не может быть, скажем, выдающегося математика, не способного к языкам, другое дело, что лингвистические задатки у него могут быть развиты несколько меньше, чем непосредственно математические. Наличие общих способностей позволяет утверждать, что интеллект, например, выдающихся спортсменов (тех же футболистов) будет заведомо выше, чем футболистов бездарных, что, кстати, многократно подтвердилось, и даже в соответствующей народной мудрости: «Талантливый человек талантлив во всем». Принимая как аксиому существование общих способностей, мы уже как должное принимаем то, что развитие речи учащихся специальных математических школ (например, в Новосибирске) оказалось значительно выше, чем у учеников языковых школ (речь идет не только о запасе слов, но даже и об уровне сочинений, о самой проработке той или иной литературоведческой или культурной идеи). Хотя идея общих способностей долгое время была предметом «кровопролитных» споров между учеными, да и сейчас еще не стала безусловной, тем не менее, учителя и многие родители воспринимают ее, что называется, «с ходу». Ведь учитель в ежедневной практике убеждается в том, что дети, как правило, бывают либо вообще «умные», «толковые», «сообразительные», «способные» (здесь в смысле именно высокого уровня способностей), либо не очень-то умные, не очень-то толковые и сообразительные. И хотя полного соответствия всех способностей почти не существует, все же ученик, блистающий в истории, может быть плох в математике не столько по причине неспособности, сколько в силу полного к ней пренебрежения. Идея общих способностей помогает понять то известное обстоятельство, что яркие способности редко встречаются поодиночке. Не случайны выдающиеся рисунки Пушкина, не случайно, по отзывам современников, он был одним из умнейших людей своего времени, что признавал даже не очень жаловавший поэта царь Николай I. Неслучайно соединение музыкальных и дипломатических талантов Грибоедова или блестящие способности историка у гениального физика Ландау. Выдающийся спортсмен Ю. П. Власов стал хорошим писателем. С этой точки зрения и великий Леонардо, и Гете — не исключения, а наиболее яркое выражение существования именно общих способностей. В дальнейшем предметом нашего разговора будут дети с высоким развитием общих, то есть, прежде всего, умственных способностей. Как увидеть способности? Родители должны знать типы одаренности, чтобы, во-первых, правильно оценить возможности ребенка, помочь ему в решении его проблем, правильно сориентировать его в отношении будущей профессии. Во-вторых, не зная типов одаренности, некоторые ее виды можно просто не заметить, принимая своеобразие умственной и творческой деятельности ребенка за недисциплинированность или даже странности. Общие признаки одаренности Следует иметь в виду, что практически любая одаренность, вплоть до спортивной, не может существовать без заметной, ярко выраженной часто весьма устойчивой системы интересов. Одаренность не может развиться из ничего, на пустом месте, она всегда развивается на основе определенной, любимой ребенком деятельности. Если вы видите у ребенка яркие, стабильные интересы к какой-либо деятельности, это всегда знак, что у него может быть выявлен тот или иной тип одаренности В качестве любимого дела может выступать не самое серьезное с точки зрения учителя, занятие — скажем, создание особого пиратского языка (в нашей практике именно с него начинал будущий замечательный лингвист) или придумывание новых игр на скучных уроках (а с этого начал ныне выдающийся — без преувеличения — создатель компьютерных игр, в частности «Тетриса»). Это означает, что учителю необходимо потрудиться, чтобы узнать о том, чем увлекается его ученик: расспросить родителей, одноклассников, может быть, удастся узнать о чем-то и от него самого. Что ж, это лишнее подтверждение тому, что надо хорошо знать своих учеников, чтобы иметь право судить о том, насколько каждый из них ярок и талантлив. Что же касается успеваемости, то сейчас существует целое направление, исследующее работу с одаренными школьниками, которое направлено на помощь именно неуспевающим одаренным ученикам. Несмотря на кажущуюся противоречивость этого выражения, явление обозначаемое, встречается довольно часто: в число отпетых двоечников входят, безусловно одаренные дети и подростки. Как уже было сказано, отличные отметки сами по себе не являются свидетельством одаренности, однако здесь нельзя бросаться в другую крайность, обесценивая высокие школьные достижения. Именно у медалистов отмечается особый тип одаренности, достаточно ценный, например, для овладения будущей профессией. Об этом речь пойдет дальше. Различия по уровню одаренности Как уже говорилось выше, дети значительно различаются по уровню одаренности. Есть особая, исключительная одаренность, видная, что называется, невооруженным глазом. Для того чтобы выделить таких детей из общей массы, не нужны ни тесты, ни специальные наблюдения. Их яркие способности не даются даром: именно эти дети чаще всего относятся к группе риска. У них отмечаются серьезные проблемы в общении, часто они страдают неврозами. Гораздо меньше проблем с одаренными детьми, у которых нормальная одаренность. Понятно, что они гораздо более благополучны. Глядя на них, особенно отчетливо понимаешь, что нет пропасти между особо одаренными и обычными детьми, а талант может быть в той или иной мере результатом полного и яркого развития достаточно обычных от природы возможностей. Эти группы детей даже внешне резко различаются. Если особо одаренные дети часто меньше ростом и физически слабее своих сверстников, то дети из группы «великолепной» нормы — и здоровее, и выше и даже красивее своих сверстников. Если особо одаренные дети с трудом общаются, их сильное умственное превосходство не проходит бесследно для развития их души и способности строить отношения со сверстниками, то у обычных одаренных детей проблем в общении возникает меньше, чем у всех остальных. Несколько гиперболизируя различия между двумя этими группами детей, можно сказать, что если первые — талантливые изгои общества, то вторые — «баловни судьбы», любимчики учителей да и всех окружающих. Еще одно основание для классификации — возрастные особенности. Очень часто одаренность — явление временное: в определенный период у ребенка объединяются возможности сразу нескольких возрастов. Это наглядно показал в своих работах известный отечественный психолог Н. С. Лейтес. Многие вундеркинды — это именно дети с ускоренным возрастным развитием. Такое ускорение часто носит только временный характер, и с возрастом эти дети заметно «усредняются», тускнеют. Однако не всегда такие случаи кончаются печально: у некоторых яркая одаренность остается на всю жизнь. Ускоренно развивались и Моцарт, и Лев Ландау, и Александр Грибоедов. Предсказать, как именно все будет происходить в каждом конкретном случае, трудно, хотя данные для прогноза найти можно. Существуют дети, у которых при высоком умственном развитии нет резкого возрастного опережения. Их одаренность видна только квалифицированным профессионалам-психологам или внимательным учителям, много и серьезно работающим с ребенком. Видимо, к этому типу принадлежал великий математик Андрей Николаевич Колмогоров. И наконец, существует и своего рода «антивундеркиндный» тип возрастного развития одаренности, когда одаренность не только не сопровождается забеганием вперед в развитии, но в некоторых отношениях, как это ни парадоксально, обнаруживает задержки в развитии. Так, А. Эйнштейн позднее, чем другие дети, заговорил, не блистал успехами и в школе. Заметить одаренность такого ребенка трудно, еще труднее поверить в то, что именно такие дети могут проявить гениальность. В любом случае важно знать, что, с одной стороны, не всегда вундеркинд, подающий столько надежд в детстве, вырастает в выдающегося человека, а с другой стороны, не всегда исключительная одаренность проявляется в блестящих школьных успехах или в том, что он явно опережает своих сверстников. Своеобразие одаренности проявляется и в ее содержании. Некоторые типы одаренности легко распознать, а другие — не только не видны, но часто прямо-таки раздражают окружающих взрослых. Начнем с первых. Типы одаренности, которые легко увидеть И родители, и учителя легче всего видят и выше ценят так называемый интеллектуальный тип одаренности. Именно этих учеников учителя называют «умными», «толковыми», сообразительными, «светлыми головами». Эти школьники, как правило, обладают весьма значительными, глубокими знаниями, очень часто сами читают сложную литературу, умеют критически отнестись к тем или иным источникам. Они точно и глубоко анализируют учебный и внеучебный материал, нередко склонны к философскому осмыслению прочитанного. Все это позволяет этим учащимся с легкостью усваивать разные предметы, однако неодинаковое отношение к школьным предметам и, соответственно, учителям приводит к тому, что по одним предметам они учатся блестяще, а по другим — совсем нет. Выделяют два основных подтипа интеллектуальной одаренности: общие умственные способности без какой-либо специализации и, напротив, высокие способности в какой-нибудь одной области знания. Очень часто различия между этими подтипами всего лишь временны — сначала высокие способности проявляются как бы «по всему фронту», а со временем обнаруживается специализация способностей и, соответственно, интересов. Желание учиться новому, непременная часть любого типа одаренности, именно у этих детей наиболее отчетливо. Довольно часто как раз этим типом одаренности «страдают» умственные акселераты, «вундеркинды». Само собой, среди интеллектуалов есть и блестящие ученики, а есть троечники и даже двоечники. Здесь все определяется не самим по себе интеллектом, а отношением к учению и вообще к школе. Несколько отличается от интеллектуального тип одаренности, который называют «академическим». Интеллект тоже достаточно высок, однако на первый план выходят особые способности именно к обучению. Такие дети блестяще усваивают то, что им преподают. Особенности их мышления, памяти, внимания, сами их цели таковы, что учение для них легко, а иногда даже приятно. Медалисты — те, кого принято называть гордостью школы, — чаще всего принадлежат к этому типу одаренности. Его нельзя недооценивать. Из таких детей получаются впоследствии замечательные профессионалы, настоящие мастера своего дела. Академический тип одаренности также имеет свои подтипы. Есть дети с широкой способностью к обучению — они легко осваивают любую деятельность, проявляют заметные успехи во всех школьных науках, — а есть учащиеся, у которых повышенные способности к усвоению проявляются лишь в одной или нескольких близких областях деятельности (дети с академическими способностями, скажем, к точным или гуманитарным наукам). В некоторых случаях бывает трудно различить интеллектуальный и академический тип одаренности — и те и другие могут блестяще учиться, тем и другим это нравится. Разница, пожалуй, заключается в особой умственной самостоятельности интеллектуалов, в их повышенной критичности мышления, способности самостоятельно выходить на глобальное, философское осмысление сложных проблем. А академически одаренные школьники — это всегда гении именно учения, это своего рода блестящие профессионалы школьного (а потом и студенческого) труда, великолепные мастера быстрого, прочного и качественного усвоения. Еще один тип одаренности, не представляющий при диагностике особого труда, — художественный. Музыка, танец, живопись, лепка, театр. Чтобы такие способности развивались правильно, в случае, если они действительно высоки, надо позаботиться о том, чтобы ребенок как можно раньше попал к соответствующему специалисту, который смог бы заниматься с ним профессионально. Как и в предыдущих случаях, есть дети, у которых обнаруживается целый «веер» различных художественных способностей — ребенок и поет, и танцует, да еще и превосходно рисует, — и дети лишь с одной ярко выраженной способностью такого рода. Однако есть два типа одаренности, когда, безусловно, и ярко одаренного ученика родители и учителя считают слабым, бесперспективным. Главная особенность творческого подхода как типа одаренности — в нестандартности мышления, в особом, непохожем на другие, взгляде на мир, в том, что поэт назвал «лица необщим выраженьем». Стандартные школьные программы не дают возможности этим детям выразить себя. Более того, и родители, и учителя, несмотря на все усиливающиеся призывы к творчеству, не понимают, а в ряде случаев и недолюбливают этих детей, так как в школьной жизни их повышенная независимость в суждениях, полное пренебрежение условностям (в том числе и в быту) и авторитетами создают большие проблемы. То, что большинство творческих детей и подростков имеют проблемы с поведением, не случайно: именно нежелание, а подчас просто неумение этих учащихся идти «в ногу» со всеми остальными и являются неповторимой основой их одаренности, на нем и строится их нестандартное видение мира. У этих детей легко заметны недостатки, порождающие трудности, а вот увидеть их особые творческие способности очень трудно, а порой и невозможно без специальной работы в этом направлении. Очень часто ребенок с этим типом одаренности не особенно хорошо учится — этому много причин: и то, что придумать им бывает легче, чем усвоить готовое и собственный, иногда очень причудливый, познавательный мир, в котором не всегда есть место школьным урокам. Для того чтобы раскрыться полностью, им нужна особая деятельность, предполагающая проявление самобытности, необычного видения мира — будь то нестандартные темы сочинения, особые творческие задания или исследовательские проекты. Сравнительно легко увидеть, но очень и очень нелегко принять именно как вид одаренности это так называемая лидерская, или социальная одаренность. Синонимом к этим словам будет являться понятие «организаторские способности». Эта одаренность характеризуется способностью понимать других людей, строить с ними конструктивные отношения, руководить ими. Лидерская одаренность, по мнению многих исследователей, предполагает достаточно высокий уровень интеллекта, однако наряду с этим необходима и хорошая интуиция, понимание чувств и нужд других, способность к сопереживанию, во многих случаях и яркое чувство юмора, помогающее нравиться. Существует много вариантов лидерской одаренности. Есть эмоциональные лидеры, своего рода «жилетка» для каждого, с ними советуются, их любят, с их советами считаются. Есть лидеры действия — они умеют принимать решения, которые важны для многих людей, определяют цели и направление движения, ведут за собой. К сожалению, у многих детей и подростков с выраженными лидерскими способностями интереса школьное обучение не вызывает, и они самореализуются в деятельности не только далекой от школы, но и иногда прямо с ней конкурирующей. Многие подростки с этими способностями, обладая сильным характером и независимостью, откровенно валяют дурака в школе. Невозможность завоевать статус лидера в школе ведет их на улицу, где они быстро становятся лидерами неформальными. Таких учителя рассматривают только как заурядных хулиганов. Все это еще больше осложняет жизнь и этих детей, и в не меньшей степени самих учителей и родителей. Стоит остановиться еще на одном виде одаренности, проявляющемся достаточно ярко. Речь идет о психомоторной, или спортивной одаренности. Сразу следует отметить, что бытующее мнение о том, что все спортсмены — недоумки, не соответствует действительности. Хотя ученики со спортивной одаренностью не всегда хорошо учатся, это связано, прежде всего, с недостатком времени и желания. Если у детей, увлекающихся спортом, создать соответствующий настрой, они, как правило, могут учиться превосходно. Как рано обнаруживаются выдающиеся способности? Хотя известные проблески будущих талантов можно увидеть очень рано, всерьез о существовании одаренности можно говорить не ранее трех-четырех лет. Речь идет, как я уже сказала, об общей одаренности. В связи с этим стоит коротко упомянуть о так называемых сенситивных периодах развития способностей. Было выяснено, что для развития различных специальных способностей существуют определенные периоды, в течение которых развитие способностей идет быстрее и наиболее успешно. Раньше всего такой период наступает для музыкальных способностей — до трех лет. Иначе говоря, чтобы у ребенка были развиты музыкальные способности, нужно, чтобы до трех лет вокруг него звучала настоящая музыка, ему нужно петь песенки (те же колыбельные), он сам должен пробовать петь или даже танцевать. Есть даже мнение, что музыкальный талант обнаруживается у человека уже в утробе матери — это мнение подтверждают серьезные эксперименты, дающие вполне заслуживающие внимания результаты. После трех лет развитие музыкальных способностей возможно, но уже куда более затруднительно. Именно поэтому понастоящему одаренные музыканты появляются, как правило, в семьях музыкантов, или, во всяком случае, там, где любят музыку. Такие сенситивные периоды есть для всех способностей без исключения. Но в таком случае, когда же лучше всего развивается общая одаренность? Поскольку сколько-нибудь серьезных исследований в этом отношении пока не существует, ответ можно дать пока лишь приблизительно. Опыт показывает, что начиная с трех-четырех лет и до периода семи лет, когда ребенок впервые учится пользоваться своими умственными возможностями, определяется направление: либо по пути одаренности, либо по пути заурядности, либо по пути, увы, неспособности и заторможенности. Это еще не приговор, но с каждым годом все определеннее. После всего сказанного первоочередными становятся самые наболевшие вопросы: какие задатки предопределяют общую одаренность? Как развиваются из задатков способности? И, наконец, самое важное для родителей и учителей: почему одни дети становятся одаренными: а другие — их большинство — все же нет? «Мотор» способностей Надо сказать, что одаренные дети очень разные: живые, даже иногда просто нахальные, и тихони, еле слышно произносящие ответ невероятно сложной задачи. Очень обаятельные, очаровательные и неловкие, стеснительные, оттаивающие лишь к концу встречи с незнакомым человеком (и то если этот человек им понравился). Большинство из них проявляют интерес к математике, но многие рано начинают интересоваться биологией, химией, астрономией, физикой. У меня был знакомый пятилетний «вундеркинд», который всерьез интересовался не больше не меньше как происхождением человека и потому читал специальные книги на эту тему. Естественно, отличаются они и внешне: очень маленькие, хрупкие даже для своих дошкольных лет, и крупные, физически развитые, явно обгоняющие своих сверстников не только по умственному, но и по физическому развитию. Однако есть во всех этих очень разных детях нечто общее, что при известном опыте позволяет довольно быстро определить именно одаренного ребенка. Чаще всего без всяких тестов и прочих психологических измерений. Что же это? Понять, что же делает одаренного ребенка именно одаренным, что же отличает его от обычных детей, пытались, естественно, много раз. Искали различия во всем. Часто считали, что основой повышенных способностей является память. Особая, чрезвычайно развитая память и позволяет одаренному ребенку показывать чудеса — значит, в ней весь секрет его талантов. Разумеется, запоминают одаренные дети практически всегда превосходно, но все же дело не в этом. Оказалось, во-первых, что память большинства самых обыкновенных детей просто потрясает, когда они имеют дело с чем-то, что их очень интересует. К примеру, самая ленивая девочка, ничего не помнящая из того, что говорится на уроках, вдруг обнаруживает выдающуюся способность запоминать мельчайшие подробности, когда речь заходит, скажем, о модах из дамского журнала, который оказался у нее в руках всего лишь на пару часов. Мальчишка-двоечник тоже прекрасно помнит любую деталь из понравившегося ему ковбойского фильма. Есть еще одно обстоятельство: память легче всего тренировать. И хотя приемов развития памяти великое множество, тем не менее, главный — как можно больше запоминать. Одаренные дети с большим увлечением занимаются умственной деятельностью, охотно и много запоминают. Как видим, различия в памяти между одаренными и обыкновенными детьми хотя и есть, но, очевидно, вторичны. Точно так же не обнаружены сколько-нибудь принципиальные различия между обычными и одаренными детьми в восприятии, мышлении, даже в воображении. Различия, конечно, были, но не такие, чтобы их можно было рассмотреть как первопричину принципиальных, чрезвычайных различий в талантах. А что же тогда эта «первопричина»? Н. С. Лейтес описал невероятную потребность одаренных детей в умственной работе, их, без преувеличения, страсть к познанию. Это — главная потребность одаренного ребенка, независимо от возраста, темперамента, характера, интересов, пола, здоровья и т. п. Иначе говоря, именно стремление к познанию — самая яркая характеристика любого одаренного ребенка. Основные жалобы мам и пап одаренных детей однообразны: не хочет гулять, не хочет развлекаться, хочет только решать задачи, читать книги, причем не развлекательные. Мама шестилетнего мальчика жалуется, что сын ночью под одеялом включает фонарик, чтобы читать серьезную книжку по биологии, которую изучают в старших классах специальных школ, к психологу обратились по поводу странностей одного одаренного ребенка. Он, идя по улице, все время что-то шептал, чуть ли не разговаривал сам с собой. Вероятность заболевания у одаренных детей несколько выше, поэтому специалист сначала насторожился. Но все оказалось гораздо интереснее и «нормальнее». Мальчик, кстати сказать, классический «вундеркинд» со всеми вытекающими отсюда чудесами, как оказалось, занимался на улице разработкой ни больше не меньше как теории чисел. Глядя на проезжающие машины, он брал за основу номерной знак, затем полученное число возводил в куб простым перемножением, затем еще что-то делал с этим числом, например, извлекал квадратный корень, с тем, чтобы вернуться к исходному числу, с которого начал. Ну, а так как по ходу дела приходилось в уме выполнять довольно сложные вычисления, он иногда что-то шептал. «Помогает удержать в голове»,— объяснил он. Его никто не заставлял выполнять эти сложнейшие вычисление да еще в уме. Ему хотелось, ему было интересно — настоящая познавательная потребность, бескорыстная, ради интереса как такового. В дальнейшем выяснилось одно важнейшее обстоятельство, на котором нам хотелось бы остановиться поподробнее. Умственная активность, так ярко отличающая любого одаренного ребенка, имеет непосредственное отношение к развитию способностей. Оказывается, способности вырастают, развиваются из задатков при одном обязательном условии. Деятельность, которой занимается ребенок, должна приносить ему радость, удовольствие. От длительных, безрадостных по принуждению или самопринуждению занятий будут какие угодно школьные блага — пятерки, похвалы, если хотите, даже знания, — не будет только способностей. К сожалению, развитие способностей происходит таким образом, что лишь деятельность, вызванная собственным стремлением к познанию, может заставить их раскрыться. К сожалению, потому что для родителей и педагогов все усложняется: заставить ребенка в наших школах, даже можно добиться от него хороших отметок (особенно если он в младших классах), да толку что... Одаренным от такого давления он все равно не станет. Кстати, вот и объяснение, почему развитие способностей легче достигается в достаточно демократичном обществе. Хороший, исполнительный ремесленник, четкий, старательный работник возможен, а может быть, и естествен и для тоталитарных государств, а вот талантливому нужна свобода. Сын замечательного скрипача Игорь был сравнительно способным ребенком, но, как вздыхали окружающие, до отца ему было далеко. Игорь очень много занимался музыкой, учился в Центральной музыкальной школе, но результаты все же были весьма скромными, особенно если учесть, сколько сил вкладывалось в его обучение. Но вот уже в подростковом возрасте у Игоря появился новый педагог. Впервые мальчик стал с интересом относиться к своим музыкальным занятиям, и впервые о мальчике заговорили как о талантливом музыканте. Стала развиваться не просто техника, а именно способности. Правда, Игорь все-таки не стал таким музыкантом, как его отец,— может быть, потому, что слишком поздно произошел этот переворот. И может быть, выдающиеся педагоги — не те, кто владеет какой-то особенной методикой, а те, кто умеет в ребенке вызвать это чувство удовольствия, без которого нет таланта. В течение нескольких лет психологам приходится консультировать одаренных детей, точнее, родителей одаренных детей. Надо сказать, что к настоящему времени мы располагаем большим количеством разного рода интеллектуальных и творческих тестов. Есть одаренные дети, которые выполняют все тесты блестяще, другие какие-то тесты делают хорошо, какие-то — хуже. Но для психолога главным «тестом» является отношение ребенка к умственной деятельности: безразличен, не радуется, скучает и томится — это, скорее всего, то, что называют «натасканностью»,— псевдоодаренность, часто связанная со слишком большим желанием родителей видеть своего ребенка особенным, «лучше всех». Радуется «трудный» ребенок задаче, светятся глазки — скорее всего, перед нами способный ребенок. И если такие дети плохо выполняют тесты, психолог ищет причину в усталости, в несоответствии теста своеобразию ребенка, но одаренность его для психолога очевидна. Время проходит, и в очередной раз подтверждается — тест «на познавательную потребность» самый надежный. Из этого обстоятельства проистекает несколько важных педагогических следствий, на которых стоит остановиться. Следствие первое — печальное для учителей и родителей. Если способности развиваются только в любимой деятельности, то сами по себе длительные занятия, проводимые без желания ребенка, любые дополнительные занятия с точки зрения развития способностей, либо бесполезны, либо просто вредны, так как деятельность по принуждению увеличивает неприятие. Следствие второе — печальное и радостное одновременно. Отметки, особенно в начальных классах, сами по себе никак способности не характеризуют. Старательная девочка, прилежно выполняющая уроки, получающая в первом, третьем или пятом классе сплошные пятерки останется неспособной, потому что никакого удовольствия от чтения и решения задач не испытывает, а хорошо учится лишь из прилежания. А мальчишка-двоечник, которого не усадишь за уроки, тем не менее, станет вполне способным школьником, потому что обожает чтение сидит со сложным конструктором, решает головоломные шахматные задачи — и в этой деятельности счастливо развивает свои способности. А к старшим классам, где роль способностей в учении становится больше, многие тихие отличницы становятся весьма посредственными ученицами, а некоторые мальчики, которым ставили столько двоек за плохой почерк или грязную тетрадь, становятся «гордостью школы». Следствие третье — самое важное. Начинать обучение ребенка надо с радости познания. Это не значит, конечно, что учение должно быть только удовольствием. Чем старше ребенок, тем больше элементов обязательности, даже принуждения (или самопринуждения) надо вводить в учение. Но начало, когда ученье, иначе говоря, организованная умственная деятельность, только начинается, должно обязательно быть приятным, радостным для ребенка. Иначе ни о каких способностях не приходится говорить. Вернемся к одаренным детям. У них, благодаря ярко выраженной потребности в познании, связь радости и умственного труда почти непрерывная. Практически любая умственная деятельность — чтение, решение задач, придумывание историй и т. д.— доставляет им огромную радость, и благодаря этому они движутся вперед семимильными шагами. Кстати, с этой точки зрения проблема задатков становится не самой важной. Дело в том, что сейчас можно считать практически доказанным, что наш мозг работает с огромной недогрузкой. Резерв человеческого ума, неиспользованные его таланты всегда больше то, что реализовалось и уже используется. Цифры здесь приводят разные. По одним данным, используется лишь 15-20% всех возможностей; по другим — еще меньше, не более 10%. Дело не в конкретно цифрах. Важно, что во всех случаях объем неиспользованных возможностей всегда больше. И вероятно, дети становятся одаренными только и не столько потому, что им больше, чем другим, дала природа (она ведь всем дала столько, что всего и использовать нельзя), сколько потому, что они в большей мере сумели реализовать себя. Грубо говоря, больше своих задатков они превратили в способности. И здесь у читателя возникает законный вопрос. Раз все определяется познавательной потребностью, так почему же она есть только у одаренных детей? Она что, только от природы? Да, познавательная потребность только от природы, но все дело в том, что от природы она в достаточной степени дается всем без исключения психически здоровым детям. Если способности от природы никому не даются, их, как это ни трудно, надо развивать, то познавательной потребностью, действительно, награжден каждый. Есть научные факты, удостоверяющие это обстоятельство, но на самом деле оно достаточно очевидно. В пять-шесть лет одаренного ребенка сразу выделяешь, он отличается от других, но вот в два-три года понять, развивается ребенок как обыкновенный или как одаренный, чаще всего невозможно. Все дети любят узнавать, любят задавать вопросы, любят слушать, когда им читают, любят ломать игрушки, чтобы посмотреть, что у них внутри, — словом, практически каждый ребенок в этом возрасте стремится к новым знаниям. Если ребенок ведет себя по-другому, значит, что-то с ним не в порядке. Очень часто это первый признак заболевания, даже физического. Психолога пригласили на консультацию по поводу подростка. Подробно обсудив с матерью все касающееся именно его, специалист, скорее из вежливости, спросил про другого, младшего сына, по поводу которого никаких жалоб не было. Мать с гордостью стала рассказывать, как ей повезло с младшим. Никаких хлопот с ним, ничего никогда не сломал, никогда не испортил — кушает с большим аппетитом, сядет и улыбается. Психолог сразу заподозрил неладное. Мальчишка, которому почти три года, ни одной игрушки не сломал, никаких хлопот окружающим не причинил. Ладно бы еще девочка, но — мальчик... Толстый голубоглазый малыш приветливо улыбается, охотно идет на руки. Но вот уже первая странность: сидит на руках у женщины в длинных серьгах — спокойно глядит на них и не хочет ни выдернуть, ни отодрать вместе с ухом. На шее цепочка — он тоже не пытается снять ее. Дружелюбно улыбается — и все. Увидев перед носом новую игрушку, с интересом глядит на нее, но не пытается взять из рук, бросить (это же очень интересно, посмотреть, как падает новый предмет), не пытается хотя бы повернуть игрушку в руках. Конечно, психолог посоветовал показать мальчика психоневрологу, а мать чуть ли не возмутилась: «Только что смотрел педиатр, сказал, как хорошо развивается мальчик, как быстро набирает вес и как быстро растет»,— «Да, мальчик, несомненно, хорошо набрал вес (был явно перекормлен), но с ним все же что-то не в порядке». Специалист оказался прав: у мальчика обнаружилось заболевание, которое пришлось серьезно и упорно лечить. А всех симптомов и было: слабая, не соответствующая возрасту познавательная потребность. Не будет преувеличением сказать, что потребность в познании является настоящим «мотором» в развитии способностей. Это связано не только и даже не столько с тем, что эта потребность обеспечивает добычу знаний, что называется расширением кругозора, но еще и с тем, что для развития способностей необходимо, чтобы умственная деятельность протекала на фоне ярко выраженных положительных эмоций — чувства радости, удовольствия, иногда даже интеллектуального восторга. Почему у одного ребенка эта потребность так и сохраняется и делает его ярко способным, одаренным, а у другого она куда-то исчезает и никаких способностей, а ученье для такого ребенка — сплошное уныние и «безнадега»? Что ж, действительно, вопрос вопросов. Тем более что с каждым годом учения детей с яркой познавательно и потребностью остается все меньше. Так куда же девается этот дар, подарок каждому ребенку? Сумеем ответить на этот вопрос — ближе будем к решению вопроса, который так волнует многих родителей и учителей: почему в наших школах так много неспособных детей? Одаренные дети бывают, как уже говорилось, самые разные. Но сейчас нам важно иметь в виду следующее: бывает особая одаренность, которая встречается раз на тысячу, а то и на миллион случаев. Здесь не обойтись без особых генов, без особых условий, дети выделяются даже на взгляд неспециалиста: они по-другому иногда с большими трудностями, общаются, по-другому живут, иногда очень однобоко — только интеллектуальными или творческими интересами. Но есть и другие одаренные: это, что называется, великолепная норма. Все у такого ребенка с самого начала было хорошо: мама нормально родила (и до родов у нее все было хорошо); ему попались умные родители, обеспечившие разумное и в самом лучшем смысле нормальное воспитание; он попал в школу к хорошим, опять-таки в смысле высокой нормы, учителям. В результате этого он обязательно вырастет одаренным, своего рода сверхполноценным. С этой точки зрения действительно любой ребенок может при нормальных, благоприятных обстоятельствах стать таким нормальным, одаренным, но вся беда как раз в том, что такие нормальные, действительно благоприятные условия выпадают на долю далеко не всех. Есть вещи, которые не очень зависят от родителей и учителей. Скажем, сейчас трудно, а может, и невозможно обеспечить будущей маме, а потом и ребенку экологически чистое и полноценное питание, медицинское обслуживание нужного качества и т. д. Но чего пока нельзя, того нельзя. Однако даже в том, что зависит от самих родителей и только от родителей, многие из них делают все возможное, чтобы создать ребенку ненормальные условия, в которых деформируется психика ребенка, в частности подавляется, коверкается драгоценная познавательная потребность. Блокирование одаренности начинается буквально с первых лет, а то и дней жизни. Что делают родители для уничтожения потребности ребенка в познании Недостаток любви В первые годы жизни нуждается в огромном количестве любви: чем больше, тем лучше. Его надо брать на руки столько раз, сколько на это у мамы есть времени, целовать и гладить столько, сколько, опять-таки, есть на это сил и времени. Но почему-то у нас иногда считается, что часто брать на руки маленького ребенка — это его баловать, постоянно показывать ему свою любовь — опять-таки баловать. А вот японские мамы твердо знают, что чем больше любви в этом возрасте достается ребенку, тем лучше, и постоянно носят ребенка в специальном рюкзачке то на спине, то на груди, (см. статью «Детство в разных культурах»). Свою полную, ничем не ограниченную любовь мама должна проявлять к своему ребенку буквально с первых часов жизни. И это — не преувеличение. Выяснено, что дети, которых приносят матери не сразу после рождения, а через 36 или даже 48 часов, чаще болеют неврозами, чем дети, которых принесли матери в первые часы жизни. По мнению некоторых специалистов, и вероятность соматических (физических) заболеваний, например аллергии, тоже увеличивается, если ребенка не сразу приносят матери. Надо с самого начала сказать, что ребенок, которому не хватает любви, имеет не так много шансов вырасти полноценным, нормальным, а значит, одаренным. Причем любовь нужна не просто, что называется, в душе матери, она должна выражаться реально — в прикосновении, в ласковых словах, в самом присутствии матери рядом с ребенком. При этом ребенку нужна мать не только в те моменты, когда ему плохо. Но позднее к этому серьезному обстоятельству присоединяются и другие. Сломанная игрушка Ребенка довольно рано начинают наказывать за сломанную игрушку: сначала журить, потом ругать, потом наказывать и грозить полным отлучением от всяких игр. Это — своего рода родительское преступление. До 6 лет категорически нельзя ругать за сломанные игрушки. Наоборот, надо посочувствовать, а то и подбодрить, если он расстроен. Все дело в том, что ребенок познает мир в действии: любую вещь он пробует разобрать, хотя бы потрясти, подергать. Это не просто нормально, это крайне необходимо. Просто любоваться на игрушку ребенок не может и ни в коем случае не должен — он должен играть с ней как можно более активно. И многие цивилизованные родители уже поняли: если ребенок сломал игрушку, то виновата либо промышленность, выпускающая игрушки для детей, либо сами родители, выбравшие ребенку не подходящую для его возраста игрушку. И никогда в этом не виноват ребенок. «Рваное» внимание Помимо названных, есть еще немало способов, с помощью которых родители достаточно воюют с щедрой природой и побеждают ее. Прежде всего, следует отметить «разорванное» внимание, формирующееся у детей с помощью родителей очень рано. «Разорванное» или «рваное» внимание — это неумение ребенка сосредоточиваться. Оно связано с особенностями занятий ребенка со взрослым. Во многих случаях, занимаясь с ребенком, взрослый отвлекается слишком часто и по разным поводам: ответить на звонок по телефону, поставить чайник, перелистать иллюстрированный журнал и прочее. Ребенок привыкает к тому, что внимание постоянно переключается, как бы превращается в лоскутное одеяло. С таким вниманием ребенок потом идет в школу и испытывает серьезнее трудности в обучении. «Учиться — долг ребенка» Уже перечисленного выше было бы достаточно, чтобы уничтожить познавательную потребность в самом зародыше, однако у родителей «припасены» еще более действенные, стратегически важные средства. Важнейшее из них — это, конечно, климат в семье. Все знают, что одаренные дети, как правило, вырастают в семьях, безусловно, интеллигентных, скорее, даже в семьях интеллектуалов. И дело здесь не в особых генах: как мы уже выяснили, у всех здоровых детей генов вполне достаточно на вполне яркие способности. Дело именно в атмосфере семьи, в системе ее основных ценностей. Мы все живем трудно, у всех на уме одно — как прожить, однако и в этих условиях для одних семей именно потребительские интересы стали главными, а в других семьях у родителей были, есть и будут при любой политической и экономической погоде духовные запросы. У детей восьми-девяти лет выявляли познавательную потребность, а затем и способности. Эксперимент решили провести вместе с мамами. Проходил он несколько необычным образом. В большой комнате было собрано много игрушек, книг, альбомов. Был даже детский компьютер. В эту комнату приглашались мамы с детьми, и их просили подождать — примерно минут сорок. А в этой чудесной комнате была одна тайна — огромное, во всю комнату зеркало — не простое, а так называемое зеркало Гезелла. Со стороны комнаты, где сидят испытуемые, это обыкновенное зеркало, однако с обратной стороны оно прозрачное, как оконное стекло. Таким образом, экспериментатор может наблюдать за тем, что делают мама с ребенком в комнате. Им специально указывали, что можно вести себя достаточно свободно, делать то, что нравится. При этом отмечалось, что в любое время можно пройти в соседнюю комнату, к экспериментатору, да и сам экспериментатор будет время от времени заходить, то есть дверь не будет закрыта (этим снималась неэтичность «подглядывания» за испытуемыми). И вот эксперимент начался. Конечно, мамы и их дети вели себя по-разному, и все различия можно было уложить в четыре основные стратегии. Первая — мама начинала усиленно воспитывать свое чадо. «Давай посмотрим этот альбом, давай поиграем в эту игру» и т. д. Это прямое воспитательное воздействие — такова стратегия. Вторая — мама, оглядевшись по сторонам, видела, что в комнате много непонятного («Что за машинки, что за странные игрушки?») и начинала звать экспериментатора, чтобы он рассказал, как и во что им играть, чем заниматься в этой комнате. Назовем эту стратегию — «переложение ответственности». Третья — мама, тоже оглядевшись, вдруг замечала альбом, книжку или игрушку, которая давно ее интересовала, и прежде всего сама погружалась в познавательную деятельность, предоставляя ребенку возможность самостоятельно найти подходящее занятие. Это — стратегия, условно говоря, саморазвития. И наконец, четвертая стратегия — самая незамысловатая: мама просто ожидала начала эксперимента, призывая к тому же ребенка. Некоторые, на всякий случай, одергивали ребенка, если он пытался чем-нибудь заняться («сломаешь, порвешь»), хотя экспериментатор вполне отчетливо разрешил вести себя свободно и делать все, что нравится. Само собой разумеется, что именно четвертая стратегия наименее благоприятна для развития способностей. Действительно, оказалось, что у этих мам чаще встречались недостаточно развитые дети, со слабо выраженной системой интересов. Часто у этих детей основными интересами были потребительские (кукла Барби или жвачка с картинкой). Однако какая стратегия оказалась наиболее благоприятной для развития познавательной потребности? Наверное, многим покажется удивительным тот факт, что наиболее продвинутые, развитые дети были у мам с третьей стратегией, тех самых мам, которые углубились в свои занятие очень-то, казалось бы, обращая внимание на ребенка. Но для психологов картина не была неожиданной. Все дело в том, что дети в семьях, у этих мам живут в атмосфере ярких познавательных интересов самих родителей, и это оказывается более весомым, чем любые воспитательные меры. Вероятность, что ребенок будет любить чтение, если этого не любит мать, конечно, есть, но очень невысока. А вот возможность того, что для ребенка любимым развлечением станет телевизор, если в семье именно он — главный досуг, почти стопроцентная. Интересно было поближе познакомиться с мамами со второй стратегией (которые бежали к экспериментатору за помощью — что им делать). Оказалось, они считают, что воспитывать их ребенка должны специально для этого обученные люди, и с большой охотой отдают своих детей в разного рода группы развития. Надо сказать, что все эти группы — художественного, эстетического, раннего развития — несомненно, хорошее дело, но это все же дополнение к семейному воспитанию, а никак не замена его. И наконец... Завершающий удар Все вышеперечисленные меры, конечно, достаточно успешно снижают познавательную потребность, приводя к вполне заметной деформации. Однако есть еще одно средство уже глобального характера — именно с его помощью родители в коалиции с учителями добивают познавательную потребность, после чего учение воспринимается ребенком уже только как насилие. Но прежде чем рассказать об этом «завершающем ударе» — следует напомнить о главном условии развития способностей. Необходимо, чтобы ребенок получал радость, удовольствие от самого процесса интеллектуальной деятельности. Если этого нет, и ребенок выполняет умственную деятельность по любым другим мотивам, например из послушания, из желания получить награду (ту же пятерку), из страха наказания, то знания ребенок таким путем, конечно, получит, но к способностям это не будет иметь ни малейшего отношения. И вот ребенок идет в школу. В общем-то, с охотой. Хотя часто и с некоторым страхом — ведь его уже основательно напугали: ты невнимательный, ты неусидчивый — учительница будет тебя ругать и т. д. и т. п. Но вот отшумел праздник первого звонка, начались школьные будни. И ребенок начинает постигать нехитрую школьную заповедь: учение — это его долг. Ничего более ужасного для познавательной потребности (и без того уже хилой) невозможно придумать. Ребенку ежедневно, дома и в школе, родителями и учителями, вбивается в голову, что учение — не радость, не удовольствие, а только исполнение обязанностей. В этом, прежде всего, глубоко убеждены родители. Вот характерная оценка. У ребенка поначалу не ладится в школе — ведь большинство детей к школе не готовы — то писать трудно, то высидеть целый урок невозможно, то отвечать перед классом страшно. Вместо того чтобы помочь ребенку, его начинают... стыдить, а то и наказывать. «Мы для тебя ничего не жалеем, — укоряют родители, — а ты нас позоришь». Ребенок, еще не расставшийся с мыслью о своей свободе, заявляет: «Не хочу идти в школу». И он в чем-то прав: ведь от школы он всетаки наивно ждал чего-то хорошего. А родители ему на это с полным сознанием своей правоты заявляют: «Мало ли чего ты не хочешь. Мы, может, на работу не всегда хотим ходить, но это — наш долг, а твой долг — ходить в школу». «В ту же дуду дудят» и учителя: «Ваш долг — учиться. Вы обязаны учиться, обязаны получать знания». Познавательная способность, хотя и дана ребенку от природы, уже в таком неустойчивом состоянии, что ребенка ничего не стоит убедить в том, что учение — тяжелая и неприятная обязанность. А еще и сами учителя искренне уверены в этом. Да и родители не подозревают, что интеллектуальная деятельность может и должна быть одной из самых ярких радостей в жизни. И все. Не будет преувеличением сказать, что с началом школьного обучения процесс развития способностей для многих детей фактически заканчивается. Дети получают знания, в каком-то смысле становятся более зрелыми, но способнее не становятся. Вот почему с каждым годом им труднее и труднее учиться, вот почему все больше времени у них уходит на домашние задания, вот почему все увеличивается нелюбовь к школе. Надо сказать, что мысль о том, что учение не радость, а только долг, тягота, тяжелый, безрадостный труд, идет из глубины веков. Отсюда и известная пословица: «Корень учения горек, зато плоды его сладки». Однако истина в том, что если горек корень учения, то и плодов сладких никогда не будет. Конечно, познавательная потребность, как всякая подлинная потребность, не может быть полностью уничтожена. И она, конечно, остается, но в каком виде! Для одних детей вся познавательная потребность сосредоточивается в «видике» и коллекционировании картинок от жвачек. Для других это чтение детективов и решение кроссвордов. Для третьих — интерес к чужой жизни (а значит, сплетни, интриги скандалы). Все это — эрзац-потребности. При этом и те, и другие, и третьи убеждены, что настоящая познавательная деятельность — серьезное чтение, наука, вообще любая сложная умственная деятельность — это тяжелый, мучительный труд и никогда не удовольствие. Они этим занимаются, но только если заставляют. Как-то после одной из моих лекций на эти темы ко мне подошла учительница и с искренним недоумением спросила: «Да разве должно быть учение радостью? Это же невозможно. А как же учить детей труду?» Конечно, жизнь — не развлекательная прогулка, и ребенок должен быть готов к трудной и не всегда приятной деятельности. Все это так. Более того, я считаю, что чувство долга необходимо воспитывать у ребенка как можно раньше, буквально сразу после того, как он начал ходить. И никого при этом не касается, испытывает ли он удовольствие от этого или нет. Скорее всего, нет. И не надо. Но умственная деятельность — дело другое. От того, как ребенок к ней относится, непосредственно, напрямую зависит развитие способностей. Именно поэтому, пока не окрепла в ребенке любовь к сложной умственной деятельности, пока такая деятельность не стала его потребностью, нужно, чтобы учение было для него радостью. К сожалению, другого выхода нет, если мы хотим, чтобы дети получали не только знания, но чтобы еще и развивались как личности. Психологический климат Сам по себе климат очень часто является лишь отражением более глобальной системы, окружающей ребенка, — своего рода семейной педагогической системы. Самую частую в наших семьях систему точнее всего можно обозначить как репрессивно-анархическую. Ребенку по такой педагогике запрещается чуть ли не все, но при этом фактически, в реальности, почти ничего не запрещается. Об этом стоит сказать подробнее. Несомненно, что у каждого народа существует своя народная педагогическая система. Например, много говорилось о том, что в японской народной педагогике (а фактически и официальной, которая развивает именно национальные традиции) ребенку до определенного возраста все разрешено. Правда, имеющиеся немногочисленные запреты действуют достаточно жестко, точнее, очень последовательно. По-видимому, это наиболее разумная ситуация для маленького ребенка. А что всегда запрещается у нас? Или все разрешается? Все зависит обычно от настроения мамы или папы. Никаких правил нет. Вообще ребенку забираться на подоконник нельзя, но если внизу на работу спешит папа, то мама сама его поставит: «Помаши папе ручкой». Или — в доме вполне интеллигентных людей, чей ребенок очень любит играть взрослым телефоном, ему, что вполне понятно, это запрещают: телефон — не игрушка. Но вот как-то раз, ребенок взял телефон и что-то там «названивает». Почему? Ведь раньше запрещали. Оказывается, что у ребенка температура, и мама, желая как-то его развеселить, сняла запрет. Что, разве это последнее желание ребенка, и пришло роковое время про все забыть, чтобы выполнить его каприз? А в следующий раз ребенок специально «затемпературит», чтобы не идти в школу или чтобы просто добиться своего. Дети это умеют. Впрочем, не только дети. Или другой случай в той же семье. Ребенок вытащил кастрюли и играет с ними на полу. Начинается крик: «Это тебе не игрушки, положи тотчас же!» Спрашивается, а почему нельзя поиграть с кастрюлями — это действительно новая игра, что тут плохого — кастрюлю ведь после нетрудно вымыть. Никакого разумного ответа, кроме одного: «Это не игрушка». Самое характерное для нашего воспитания то, что запрет на игру с кастрюлей отнюдь не постоянный: в следующий раз маме будет не до этого, и она просто не обратит внимания на то, чем играет ребенок. И так всегда и всюду. Вот еще пример. Большинству родителей понятно, что волю необходимо развивать у ребенка с детства. Многие психологи считают, что чуть ли не с года, с полутора. Скажем, надо добиваться, чтобы ребенок сам убирал свои игрушки, И здесь все зависит от настроения родителей — то мама требует порядка, то пришла в хорошем настроении, принесла торт: «Иди, сыночек, попробуй, я сама уберу». Так что же, в конечном счете, у нас всегда запрещается? Ребенок живет в мире, где отсутствует определенность, где за любое действие могут наказать, а могут и не наказать — как повезет. Все время стращают наказаниями — а наказывают редко и несправедливо, обидно, нелепо. Мир, в котором ребенок постоянно может быть наказан, а может и не быть наказан, разрушает детскую психику, начиная именно с познавательной потребности. Но если бы дело одной этой потребностью и ограничивалось! Возникает определенная личность, рассчитывающая: на «авось», на «как-нибудь», на кривую, которая куда-нибудь да вывезет. Отметочная психология Школа имеет еще немало средств, чтобы окончательно расправиться с желанием учиться. Средства эти известны. Одно из самых мощных — наша отметочная система. Познавательная потребность — это бескорыстная любовь к самому процессу умственной деятельности. Отметочная система меняет стимулы. Ребенок учится уже ради (и часто только для) отметки. Как говорят психологи, отметка переводит мотивацию из внутренней во внешнюю. Наверное, многие слышали об этом, но все же в большинстве случаев учителя считают, что вред отметок сильно преувеличен. Может быть, их убедит эксперимент, который как-то проводился несколько лет назад в одном из вторых классов обычной средней школы. Психолог пришел в класс к детям и предложил им рисовать. Можно было на выбор взять для рисования либо карандаши, либо фломастер. Естественно, практически все ребятишки выбрали фломастеры, тем более что у меня они были яркими, нарядными. В следующий раз он предложил ребятам порисовать на выбор фломастерами или карандашами, но при этом объявил, что тем, кто выберет фломастер, будет награда — календарики или конфеты. Дети были приятно удивлены - конечно, на этот раз с еще большим энтузиазмом выбрали фломастеры. Так продолжалось несколько раз: дети выбирали фломастеры и получали за это награду. Но однажды детям сказали, что они снова могут выбирать, чем им рисовать — фломастерами или карандашами. «А что будет за фломастеры?» — спросили дети. «Ничего, — огорчил их психолог. — Кончились и календарики, и конфеты. Вы будете работать просто так». — «У-ууу»,— сказали дети и... разобрали карандаши. Фломастеры, нарядные и удобные для рисования, привлекали детей сами по себе только до тех пор, пока не была введена награда. А потом фломастеры стали интересны уже не сами по себе, а как средство получить эту награду. То же происходит и при отметочном обучении: читать и решать задачи, в принципе, интересно некоторым детям и само по себе (тем, у кого еще жива познавательная потребность), но как только вводится кнут и пряник отметки, то азарт переключается именно на отметку. Именно поэтому в младших классах не должно быть никаких отметок. Потом они, конечно, могут быть, но в виде, скажем, зачетной системы. А в школе до сих пор существует «накопление отметок», требование получить по предмету определенное количество отметок, из которых выводится супербалл — оценка за четверть или за год. Нашли что копить! В качестве дополнительного средства производства заурядностей подходят вызовы к доске помимо желания, а точнее, против желания ребенка. Причем (как утверждают многие специалисты по дидактике) проверка домашних заданий путем вызова к доске не только вредна в собственно личном плане для ребенка, не только усиливает его нелюбовь к школе, но абсолютно бесполезна, а иногда и вредна как часть учебного процесса. Это — архаический и крайне непродуктивный способ проверки. Другое дело, если ребенок перед классом делает какое-то сообщение, вызвался решить новую задачу. А как вредны для развития познавательной потребности многие открытые уроки! Учитель выбрал для открытого урока очень выигрышную, по его мнению, тему — о Пушкине. Чего только не было на уроке: и пластинки, и картинки, только что в пляс не пустился он перед детьми. Детей развлекали на уроке, но к настоящему обучению это не имело ни малейшего отношения. Более того, такое сведение интереса к знаниям до уровня развлечения мешает развитию подлинной познавательной потребности, приучая к удовольствию от пассивного восприятия, а не к радости активной познавательной деятельности. Нынешняя школа в том ее виде, в каком она для многих ребят существует, направлена против познавательной потребности, а значит, и против развития способностей. А еще и само общество, несмотря на постоянные разговоры о необходимости растить творческих и самостоятельно мыслящих людей, поддерживает и поощряет отнюдь не интеллектуалов. Во всяком случае, если судить по условиям жизни. После всего сказанного остается удивляться не тому, что большинство детей неспособны к учению, а тому, что все же какая-то часть детей умудряется развивать свои способности. О таких случаях и говорит известная поговорка: «Гони природу в дверь, она проникнет через окно». Мальчик не любит школу, считает учение неприятной и надоевшей обязанностью, однако дома с увлечением конструирует — и этого достаточно, чтобы все же развивались способности. Другой мальчишка играет в шахматы, часами сидит за компьютером — и это работает на способности, потому что делается с радостью, с увлечением. Девочка взахлеб читает, собрала собственную библиотеку любимых поэтов. И этого хватает, чтобы способности пусть в усеченном виде, но развивались. Другая девочка моделирует одежду — и это неплохо для развития. Хорошо, что у многих детей есть интересы помимо школы. Но не все они — развивающие, познавательные. Больше тех, кто всю познавательную потребность свел до развлечения (таким развлечением бывает и чтение, во многих случаях практически никак не развивающее человека). И как не бывает одаренных детей без яркой познавательной потребности, точно так же не может быть способных детей с такой выродившейся потребностью в познании. Но можно ли что-нибудь сделать, если познавательная потребность ребенка деформирована, можно ли ее как-то реанимировать? Можно ли вернуть ребенка на путь развития способностей, проявления какой-то его собственной одаренности? Можно, хотя в большинстве случаев неимоверно трудно и требует от родителей, от учителя огромного терпения, педагогической выдумки, привлечения к делу самого дефицитного воспитательского качества — интуиции. Так как же развивать способности? Поощрять активность ребенка Бельгийский ученый Нюттен провел такой эксперимент. В экспериментальной комнате было установлено два автомата — А и Б. Автомат А был весь блестящий, с разноцветными лампочками, яркими ручками. Автомат Б выглядел значительно проще, в нем не было ничего ни разноцветного, ни яркого, но зато в этом автомате ручки можно было двигать и в зависимости от этого самому включать и выключать лампочки. Когда пятилетние дети, участвовавшие в эксперименте, входили в комнату, то, конечно, они, прежде всего, обращали внимание на нарядный автомат А. Поиграв с ним, они обнаруживали автомат Б, и он оказывался для них самым интересным. Дети двигали ручки, включали и выключали лампочки — словом, исследовали. Опыт всячески видоизменялся, но вывод каждый раз оказывался неизменным — самому нарядному, яркому объекту малыши предпочитают такой, с которым можно активно действовать. (Вспомните, какие игрушки больше всего любят дети.) Сейчас ученые уже не сомневаются: познавательная потребность характеризуется, прежде всего, активностью. Научить любить чтение Повторим еще раз мысль, что есть этап технического чтения, что называется, «голый» навык, и есть этап содержательного чтения, когда сразу ухватывается содержание текста. Первый этап удовольствия не приносит, и более того, если на нем застрять, то есть остаться больше положенного времени, то любовь к чтению становится проблематичной. Готовых рецептов научить любить чтение, по-видимому, нет. (А есть ли четкие рецепты, как заставить полюбить себя, как человека равнодушного превратить в любящего... Рецептов нет, а вот интуиция... Впрочем, читайте хорошую художественную литературу.) Пока сообщу лишь несколько условий, чего ни в коем случае нельзя делать, если ваш ребенок читать уже научился, но чтение у него еще только техническое — то есть сам еще читать не хочет и по-настоящему (для себя, для удовольствия) даже и не может. Чтение должно с самого начала соединяться только с чувством удовольствия. Никаких даже мыслей о репрессиях. Ни в коем случае не заставлять и не уговаривать — ах, прочитай еще хоть одну строчку. Придумывайте любые маневры, любые игры, но ребенок должен сам захотеть читать, хоть и не сразу понимает, о чем это он все-таки прочитал. (О психологических маневрах скажем позже.) 1. Радуйтесь каждому прочитанному слову ребенка, понимая, что это действительно его маленькая победа. 2. Не привлекайте его внимание к ошибкам в чтении, постарайтесь их поправлять самым незаметным образом, а если можно обойтись без этого, то и вовсе не поправляйте. 3. Берите для первого чтения только подходящие книжки — яркие, с крупными буквами, где много картинок и, самое главное, яркий сюжет, за которым интересно следить. А теперь о маневрах — их великое множество, а вот что поможет вашему ребенку, выбирайте сами. Лучше, конечно, придумать свой. Метод Кассиля Этот метод годится для ребенка, который читает уже достаточно свободно, но читать не любит и фактически все равно находится на этапе продвинутого технического чтения. Выбирается интереснейший текст с ярким сюжетом, и родитель читает ему, вдруг останавливаясь на самом интересном месте, а потом у отца (матери, у всех домашних) категорически перестает хватать времени на чтение ребенку. Ребенок без особого энтузиазма берется за книгу, в надежде, что все-таки кто-то сжалится и прочитает ему, убили или нет главного героя. Домашние тут же расхваливают ребенка за желание читать, и читают с ним вместе — строчку ты, две строчки я. И так далее. Навык из технического по мере укрепления переходит в содержательный. Метод Искры Даунис (детского психолога) Однажды ребенок просыпается и находит под подушкой письмо от Карлсона, где он всего в двух крупных строчках сообщает ему, что его любит и хочет с ним дружить, а подарок для него находится там-то и там-то. Подарок в нужном месте находится. Ребенок подозревает игру, но все же очень радуется. На следующее утро еще одно письмо, где уже про подарок ни слова, а говорится, что Карлсон хотел оставить ему билет в цирк, но видел, как он дергал кошку за хвост, а она визжала. И потому билеты в цирк откладываются. С каждым днем письма длиннее, а читаются быстрее. Навык становится содержательным, а у ребенка с чтением связывается чувство удовольствия и радости. Метод еврейского народа (этот народ еще называют Народом Книги). Ребенку разрешают читать только тогда, когда он хорошо себя ведет и в награду не только дают возможность прочитать несколько строчек (или даже полстранички), но даже пекут специальное печенье в виде книжечки, которое ребенок получает в ознаменование радостного момента. Чтение — радость и праздник. И об этом ребенок должен помнить каждый раз, когда берется за книгу. Если ребенок плохо себя ведет, книгу читать нельзя. Правда, родился этот метод, когда дети начинали читать Тору (священную книгу). Метод неграмотной татарской женщины Это длинная история о том, как в классе для особо одаренных детей был замечательно одаренный ребенок, мать которого плохо говорила по-русски (а скорее всего, и не читала). На центральном телеграфе ей доверяли только перевязывать бечевкой бандероли, все остальное считалось работой, требующей уже более высокой квалификации, чем была у нее. Мальчик в четыре года освоил буквы, но читал, естественно, плохо и только для публики. У этой неграмотной мамы была, видимо, фантастическая интуиция. Судите сами. Жили они в коммуналке, и к ним забежала соседка тетя Катя. И мальчик Диан решил похвалиться ей, что уже умеет читать. Начал читать плохо, с ошибками. Тетя Катя решила повоспитывать соседского мальчика: «Что же ты говоришь, что уже умеешь читать? Научись, как следует, тогда и хвались». Что тут стало с матерью! «Зачем ты обижаешь моего ребенка? — бросилась защищать сына неграмотная мать,— Он только начал читать. А ты ему аппетит к чтению портишь (так и сказала!)». Даже через несколько лет ее черные глаза при рассказе светились негодованием. «Я ее выгнала, — рассказывала она,— и сказала этой тете Кате: „Не умеешь с ребенком — не ходи сюда". И два года не ходила она ко мне». Дальше — больше. Мать зарабатывает очень мало и, естественно, сидят чуть ли не на одной картошке. Так вот, она каждый день просила сына помочь ей — когда она чистит картошку, что-нибудь почитать ей вслух. Тогда — объясняла она сыну — ручки меньше болят. Сын охотно соглашался. И вот мать идет чистить картошку, а сын садится на маленькую табуреточку и читает. Плохо еще читает, и вдруг видит слезы на глазах у матери. «Ты чего, мама, плачешь?» — «Я вот, сынок, неграмотна, а ты будешь ученый, много книжек прочитаешь». — «Да, мама. Я буду ученым». И так три раза в день, И мальчик каждый раз спрашивал мать: «Когда пойдем картошку чистить? Когда я буду читать, чтобы у тебя ручки не болели?» В пять лет они пошли в областную детскую библиотеку... А сейчас он стал очень хорошим математиком и работает в Принстоне. А как эта неграмотная женщина развивала у него ярчайшие математические способности — это уже отдельная история. Выводы-предложения, или «сухой остаток» Нельзя хотя бы до школьного возраста (а лучше до 10 лет) делать интеллектуальную деятельность только предметом долга. Школа, особенно начальная,— это конечно, чаще всего обязанность, и если ребенок не получает удовольствия от школьных занятий, попытайтесь хотя бы во внешкольной деятельности утвердить у ребенка чувство и мысль, что умственная деятельность — это радость. В высшей степени это относится к чтению. Ребенок должен все время знать: думать - это приятно и этого хочется. Это самое важное. Предлагая ту или иную деятельность, следите, что она была трудна в меру. Легкая деятельность — не развивает, слишком трудная пугает и отвращает от деятельности. Найти оптимальную степень трудности не так сложно — просто следите за ощущениями и достижениями ребенка. Этому помогают и ныне издаваемые книжки для развития. Там, как правило, довольно точно указывается возраст ребенка, которому предназначается конкретное издание. Хвалите ребенка очень осторожно. Не хвалите неуверенного ребенка в целом, вообще («ты очень способный»), а хвалите за конкретное, реальное дело. Не хвалите постоянно, лучше это сделать, когда работа будет закончена. Хвалите за любые изменения к лучшему, не дожидаясь чрезвычайны» успехов. Словом, сначала подумайте, прежде чем похвалить. Наказывайте (ругайте) еще осторожнее. Никогда не ругайте ребенка до 10 лет за интеллектуальные неудачи — только за плохую самодисциплину: не убрал, не сел за уроки вовремя, не доделал задание и прочее связанное с плохой организацией деятельности. Никогда не встречайте ребенка из школы вопросом об отметках. Не преувеличивайте их значение. Беспрепятственно разрешайте ребенку менять увлечения. Правда, ведя их до логического конца: закончил проектную работу, семестр "отходил в один и тот же кружок, принял участие в готовящемся спектакле — можешь перейти к чему-нибудь новому. Рекомендации, крайне желательные для исполнения Постарайтесь найти интеллектуальную задачу, одинаково интересную вам обоим, родителю и ребенку, неважно, будет ли это совместный интерес к биологии или к астрономии. Очень многое ребенок начинает любить именно в совместной деятельности с родителями. Найдите группу заинтересованных в умственной деятельности детей и запишите туда своего ребенка. Как говорится, с кем поведешься... Выбирая школу для ребенка, обращайте внимание не столько на то, какие знания там дают — это принципиально только в старших классах, но на то, как относятся к детям, дают ли им возможность полюбить занятия, достаточно ли добры к ним, если у них что-то не получается. Особенно важно, чтобы в школе были возможности для разного рода внешкольной деятельности — кружки, студии, факультативы и прочее, которые может по выбору посещать ребенок. Как выбрать детский сад На вопрос: «Стоит ли вести ребенка в детский сад?» большинство психологов отвечают, что лучше сидеть дома, чем ходить в плохой, и лучше ходить в хороший, чем сидеть дома. Но что значит «хороший» и «плохой»? И не вообще, а конкретно для вашего ребенка? Итак, вы решились отдать ребенка в детский сад. Разумеется, вы уже со всех сторон обдумали, нужно ли это малышу, прикинули возможности домашнего воспитания, оценили педагогические возможности дедушек-бабушек и прочих родственников и в итоге пришли к однозначному выводу — нужно искать дошкольное учреждение. Что теперь делать? Прежде всего, подумать еще раз. В первую очередь, имеет значение возраст дошколенка. Стоит попытаться найти возможность посидеть с ним дома, если ему меньше трех лет. Отдавая двухлетнего — а то и годовалого — кроху в сад, вы сильно рискуете. Ни реклама, ни советы знакомых, ни ваши личные склонности не могут гарантировать того, что ему там будет хорошо. Воспитатели (в обычных «государственных» детских садах) — люди нервные: платят им мало, группы большие, дети противные — сопливые — шумные чего такая тетечка себе напозволяет с целью утихомирить непослушную детвору, неизвестно. В любом случае плохо, если первым воспоминанием о жизни в коллективе становятся крики по любому поводу и постоянные наказания, причем основным проступком малыша обычно бывает то, что он осложняет жизнь воспитательнице; но если ребенок уже хоть чуть-чуть сформировался как личность, он сумеет отличить плохое от хорошего и рассказать родителям, если что-то не так. А вот у совсем маленького взрослый всегда прав: раз наказали — значит, я плохой, так мне и надо. Как ни парадоксально, опасность есть и в том случае, когда в детском садике — натуральный рай земной: добрые воспитатели, красивые игрушки, атмосфера тепла и радости. Конечно, это очень здорово и удобно. Ребенок идет в садик как на праздник, воспитательницу любит, может и мамой называть, если родители напрочь заняты — с удовольствием останется на пятидневку. Но чувства дома, детских воспоминаний о том, что мама всегда пожалеет, по головке погладит, а папа сильнее всех мальчишек, и умнее дяди Пети, и здорово играет в войну и в тигра — у такого ребенка не будет. Детский сад закончится, а родители останутся, и с ними еще переходный возраст рядом прожить надо. Оптимальный возраст для того, чтобы впервые начать самостоятельную жизнь в обществе сверстников и неродных взрослых, — три-четыре года. Конечно, такие подсчеты грешат чрезмерной идилличностью — у нас тут, слава Богу, не Америка какая-нибудь, в детсадах мест вечно не хватает, когда примут — тогда и спасибо, а родители — тоже люди, им работать, есть-пить и дитя кормить тоже нужно. Выводов из этого можно сделать два: во-первых, сад (ясли) нужно подбирать с удвоенной бдительностью, а во-вторых, никакое учреждение и никакие педагоги не отменяют необходимости общения ребенка с родителями, если вы не хотите, чтобы детство его прошло в детском доме улучшенного содержания. Зато в четыре года для многих общество сверстников — не испытание и не роскошь, а насущная необходимость. Общаться-то хочется, и друзей завести хочется, и не вечно только с мамой играть, вот и начинают детишки приставать к другим ребятам и на улице, и в магазине, и в детской поликлинике, иногда до навязчивости. Особенно это актуально для единственных в семье детей. Детский сад — не обязательная ступень воспитания (и ему существует масса альтернатив), но вот в школу пойти придется непременно. Навыки общения со сверстниками там ни в коем случае не помешают, а уж тем более осознание того факта, что ты не являешься центром мира и пупом земли, а вернее, что таких центров у мира как минимум столько же, сколько ребят сидит в классе плюс учительница. А к таким выводам прийти нелегко, когда в доме один ребенок и куча взрослых, полагающих его воспитание делом всей своей жизни. И когда балованное дитя по приходе из садика лезет под кровать и оттуда заявляет хнычущим голосом, что будет жить тут и в садик больше не пойдет, потому что там его не любят: не спросили заказ перед обедом, не дали сгрести всех кукол в угол и играть в одиночку, а воспитательница не каждый раз подходила, когда чадо к ней обращалось, — то сказать: «Ну и не пойдем больше к этим страшным людям» — значит, просто отложить проблему до поступления в школу. Конечно, все глубоко индивидуально, и нежному, ранимому ребенку, который не может быть «как все», стоит посидеть дома лишние полгодика, а малышу, нуждающемуся в специальном коррекционном садике — логопедическом, ортопедическом, для слабо видящих и т. д.,— следует отправиться туда пораньше, там за его развитием будут наблюдать врачи, и домашнее воспитание даже самых любящих и знающих родителей не всегда может дать результат, которого может достичь специалист-дефектолог. Детсадовский этап развития — важнейшая веха в детской жизни. Мир, где живут Другие, — это иная планета, и готовиться к высадке туда нужно по всем правилам космической науки. Понятное дело, что высаживаться туда, где атмосфера не позволяет человеку дышать, где нет воды и пищи, где туземцы отличаются зловредным нравом и постоянными войнами между собой, а по окружающей среде бродят голодные тигры, не стоит. Поэтому, прежде чем рисковать, нужно тщательно разведать природные условия, быт, нравы, философию обитателей, а также чему у них можно научиться и что полезное перенять. Кроме того, и астронавта нужно подготовить к тому, что его ожидает. А то, что это за исследователь космоса такой, который ничего не умеет, из-за любой ерунды ноет или, наоборот, не может подать сигнал бедствия, даже если аборигены уже приготовились его поджарить. Разведка: основные правила Сначала собираем предварительные сведения. Выбирая садик, просто необходимо узнать о нем как можно больше, причем рекламные брошюры, телевизор и интернет-сайты здесь помогут не очень (хотя, конечно, познакомиться с ними не мешает, нужно же узнать обо всех имеющихся возможностях). Какова бы ни была воспитательная концепция заведения, что бы в нем ни обещали ребенку — ускоренное развитие или «высокодуховную атмосферу», три языка или умение доить корову, как бы ни соблазняли бассейном, собственной мастерской, живым уголком размером с небольшой зоопарк, помните: успех всего предприятия зависит от воспитателя и от общего настроения, царящего в стенах детского сада. Престижность того или иного детского заведения еще не гарантирует комфорт ребенку. Никакая сверхмодная педагогическая методика не будет работать, если занятия ведет незаинтересованный, холодный человек, никакие домашние верблюды и конструкторы «Лего» не спасут от равнодушия воспитателя. И, наоборот, в самом обычном муниципальном садике попадаются настоящие звезды. Выбирая детский сад, в первую очередь надо выбирать воспитателя. Такие сведения глубоко засекречены, но получить их можно. Общественное мнение (друзья, знакомые, мамы на детских площадках, участковый терапевт) в поиске информации — незаменимый союзник. Они расскажут и как часто в районном садике ломается отопление, и как там кормят, и каково деткам потом учиться в школе, и почему в группу к Галине Николаевне ходить можно, а к Вере Васильевне не стоит, и про группу Глафиры Петровны, которую вообще лучше обходить за километр, потому что она во время тихого часа тем, кто не спит, завязывает глаза полотенцем, а тех, кто трогает новые игрушки, которые нужно предъявить осматривающей комиссии, вообще лупит по рукам. Если вы узнали, что в садике практикуются те или иные «нетрадиционные» методики, есть собственная идеология и философия, стоит почитать первоисточники — труды основоположников этой методики. Это поможет представить стиль воспитания, принятый в детских садах этого направления, и понять, чего же воспитатели будут хотеть от вашего ребенка и насколько это соответствует его склонностям и вашим ожиданиям, а заодно тому, что вообще принято, а что не принято в вашей семье. Итак, сведения собраны. Наверняка вы уже отобрали несколько детских садов, пора переходить к следующему этапу. Идите на разведку лично. До садика должно быть не слишком далеко и трудно добираться. Если нужно ехать на трех видах транспорта, а потом еще «чуть-чуть пешочком», то о том, подходит ли вам садик, нужно серьезно поразмыслить. Это вам сейчас кажется, что 20 минут на метро, 10 на маршрутке, 5 на троллейбусе и еще 5 на своих двоих — это не долго. Морозным зимним утром, по темной улице да с ревущим чадом — эти 40 минут превратятся в сущий ад, да и ребенку поспать с утра дополнительные полчаса не мешает, заодно драм при подъеме и на выходе из дома будет меньше. Вы вошли в ворота. На что нужно обратить внимание уже во дворе? На наличие высокого забора без дырок вокруг территории — а то в исследовательском пылу детеныш с третьей прогулки удерет в город. Просто так, из любви к приключениям. На то, убран ли мусор, не валяются ли по всему двору бутылочные осколки и ржавые консервные банки, не бродят ли подозрительные животные. На то, есть ли качели, лазанки, песочницы, лавочки, в исправности ли они — чтобы и скучно на прогулке детям не было, и гулять безопасно. А деревья, трава, цветы в этом дворе растут? Если их слишком густые заросли — увы, на территории будут тучи комаров, да и темновато. Ничего хорошего нет и в стройках или помойках в непосредственной близости к территории. Приезжать на «экскурсию» стоит к 10.30-11.00, в большинстве садиков в это время прогулки. Понаблюдайте за тем, как ребятишки гуляют. Если воспитатели с увлечением возятся вместе с детишками, а дети играют в догонялки и в «дочки-матери» вместо того чтобы драться и без толку верещать — возможно, вы попали по адресу. А вот если тетеньки мирно беседуют в сторонке, а ватага ребятни развлекается тем, что сосредоточенно раскидывает посуду у девочек, которые собрались поиграть в магазин, а несколько детишек с печальными лицами стоит поодаль от остальных, а маленькая ябеда тщетно тянет за подол воспитательницу, с завидным упорством повторяя: «Марь Иванна, а чего он...», а мячиков, скакалок и уличных игрушек поблизости что-то не видать — ну, что ж, не самый плохой вариант, но вряд ли он подойдет. Какой же самый плохой? Если детского шума вообще не слышно, а раздаются только крики воспитателя, одергивающие каждого, кто посмел лишний раз двинуться. Если так гуляют все группы на территории — уходите и не оглядывайтесь Больше полагайтесь на свою шпионскую интуицию. В помещении пахнет сыростью? Значит, зимой тут холодно, осенью — сквозняки, дети часто простужаются. В середине дня малыши чинно сидят на стульчиках, при этом не занимаясь ничем интересным? На прогулке ходят гуськом, дышать не смеют, держатся как иллюстрация к заметке «Гордость воспитателей и пример послушания»? Ой, а их случайно тут не бьют ли... На стенах малопонятные абстрактные картинки, пища какая-то странноватая, через полуоткрытую дверь видно, как дети в какой-то группе, усевшись в кружочек, что-то бормочут с закрытыми глазами вслед за воспитателем? Спросите при первой возможности самого доброжелательного воспитателя, как он относится к Рудольфу Штайнеру, к индийской философии, скрытым возможностям человека, дальше делайте выводы. Кстати, о пище. Стоит поподробнее узнать, как тут насчет поесть. Вопрос, между прочим, в психологическом отношении немаловажный: малыш, которого дома кормили только тем, что ему нравилось, может вообще отказаться есть в детском саду невкусное и навсегда испортить отношения с воспитательницей, если она насильно постарается «скормить» ему положенную порцию, да и вообще голодному не до игр и развития, ему бы бутербродик с колбасой или яблоко, на худой конец. Кроме того, родителям аллергиков обязательно нужно узнать, можно ли внести в меню ребенка какие-то специальные изменения: заменить, например, молоко компотом, рыбные консервы — мясными, одни овощи другими и т. д. Во всех детских садах, государственных и частных, есть жесткие нормы, согласно которым малышу от трех до семи лет положено ежедневно: 110 г пшеничного хлеба, 60 г ржаного, 100 г мяса, 50 г рыбы, 25 г сливочного масла, 9 г подсолнечного или растительного, пол-литра молока и кефира, 300 г овощей, яйцо. Меню составляют на одну-две недели, чтобы блюда не приедались. Продукты (отечественные) даже частные садики получают в основном с городских баз. Кормят детей три-четыре раза в день. С пищей духовной все, естественно, сложнее. Обратите внимание на выставку детских работ — она есть почти в каждом детском саду. Если поделки и рисунки красивые, необычные, сделаны с любовью, значит, преподаватель рисования или сам воспитатель увлечен своим делом, и скучно на его занятиях вашему малышу, скорее всего, не будет. Не менее важно, стоят ли на полках книжки с картинками, какие это книжки — с бору по сосенке подобранные комиксы про черепашек-ниндзя и альбомы с наклеенными покемонами или «Чудо-дерево» Чуковского. «Сказки о муми-троллях» Туве Янссон, стихи Маршака и Заходера. Среди игрушек должны быть мозаики, пирамидки, конструкторы — всякие развивающие игры. Очень хорошо, если на окнах — цветы, а в аквариуме — рыбки, а в клетке сидит какая-нибудь морская свинка или хомяк. Без беседы с воспитателем не обойтись. Еще лучше, если удастся поговорить о том, «что сад в программе нам готовит», с заведующей. В программу стандартных детских садов входят, как правило, такие занятия: - музыка — в основном хоровое пение (часто ритмика — движения под музыку, начала танца); - труд: лепка из пластилина, аппликации, всякие поделки из бумаги и картона, из природных материалов — подробности зависят от фантазии воспитателя; - рисование (акварелью, фломастерами, цветными карандашами): - физкультура (если есть бассейн — здорово!); - природоведение — самые начальные знания: какие звери живут в лесу, как собрать простенький гербарий, как называются деревья, травы, цветочки, которые малыш уже встречал и может отличить друг от друга; - в подготовительной группе (последняя группа детского сада перед школой) добавляется обучение грамоте и счету (на палочках и на специальных рамках). Все дополнения к вышеперечисленным дисциплинам зависят от профиля сада и фантазии заведующих. Неплохо, однако, перед тем как выбирать детский сад, ознакомиться с набором методик, которые могут использовать там для развития, воспитания и обучения малышей Мы предлагаем вашему ребенку изучать иностранный язык (или языки)... Заведующая или воспитатель сообщает, что в их детском садике отдают предпочтение методам раннего развития: дети, пока они маленькие, гораздо легче усваивают иностранные языки в любом объеме, поставить им произношение куда легче, чем взрослым, и то, что детсадовец способен выучить за тот же срок столько, сколько школьнику и не снилось. И в Японии все так делают. Ну, что ж... Неплохо. Значит, в детском саду будет, чем заняться, будет больше интеллигентных мам, и, соответственно, больше милых, воспитанных детишек, и ваше чадо обучится ругаться нехорошими словами не сразу (кстати, это в любом случае не страшно: все дети начинают ругаться в детском саду, это закономерный период, и впадать в панику по этому поводу бесполезно: нужно заранее придумать, как вы будете объяснять ребенку, почему такие слова лучше не употреблять, хотя Витька и Ванька так делают; если вы проведете объяснение грамотно, ребенок поймет, что интереса и радости в самом процессе ругани гораздо меньше, чем казалось, и вскоре перестанет ругаться; другое дело, если мама хватается за голову, папа бледнеет и обещает отшлепать, «если еще хоть раз услышит.,,.»; ого, вон как взрослые задергались, значит, это и правда какие-то необыкновенные слова!). Ну, так вот, о лингвистике в масштабах детсада. Особенно не обольщайтесь, ваше дитя навряд ли заговорит с оксфордским акцентом. Классические стихи «Little little mouse» (в русском переводе «Котауси и мауси»), песенка про счастливый день рождения да ответы на вопросы типа «Где ты живешь?», «Сколько тебе лет?» — вот и все, чему в детском саду можно научить большинство малышей. Дело в том, что развитие по-японски предполагает, что, во-первых, дети четырех лет для него староваты (после трех уже поздно), во-вторых, нужна особая система занятий, которая в группе из пятнадцати человек практически не осуществима (заниматься надо много раз в день по 10-15 минут, количество мини-уроков зависит от индивидуальных возможностей ребенка, многократные повторения — залог успеха), вообще вся методика предназначена для домашнего воспитания. Конечно, существуют детские сады, которые практикуют раннее обучение языкам и алгебре специально с расчетом на группу. В Японии. Если вы нашли такой детский сад в России и заведующий с мудрой улыбкой сенсэя протягивает вам диплом преподавателя Ассоциации раннего развития Масару Ибука или свидетельство об окончании пятилетнего курса обучения для педагогов школы Сузуки, и вы уверены в том, что дипломы подлинные, то вам крупно повезло, перед вами — большой специалист, и в этом детском саду вы находитесь не случайно, вы его уже давно выбрали. Во всех остальных случаях рассчитывать на быстрый успех в языке трудно. Его могут гарантировать только длительные и тяжелые индивидуальные занятия, которых не всякая мама для ребенка захочет, или помещение в языковую среду (например, преподаватель — англичанин) . На подобные эксперименты можно идти, только если у ребенка нет никаких логопедических проблем, а то можно добиться того, что ребенок утратит речевые навыки родного языка или вовсе начнет заикаться. В любом случае стоит поинтересоваться квалификацией преподавателя. Мы обучаем детей читать по методике Глена Домана (по кубикам Зайцева)... Сначала о Домане. Его методика — как и большинство способов раннего развития (система Монтессори, та же самая музыкальная школа Сузуки, да и вальдорфское обучение) — изначально создавалась для проблемных детей, в данном случае — для детей с травмами мозга. Сам Доман по профессии — военный врач, ученый-нейрохирург. Все свои рассуждения он построил на следующем факте: «Усиленная стимуляция и развитие одного органа (в данном случае зрительной системы) помогает развиваться организму в целом». Разработав свою методику, он попытался помочь больным детям, это дало просто фантастические результаты (неподвижные начинали двигаться, отстающие в развитии опережали своих сверстников и по физическому развитию, и по интеллекту), и тогда Доман стал применять свой метод к детям здоровым. Воспитал, между прочим, несколько нобелевских лауреатов. Философия Домана отличается от философии Масару Ибука ровно настолько же, насколько Америка отличается от Японии. Масару считал, говорил и писал, что цель раннего развития — не воспитание гения, а глубокий ум, здоровье и доброта, — серия же книг Домана называется «Как вырастить гения»; Масару все обучение и развитие строил вокруг творчества и эмоций, его книга пестрит призывами: «Развивайте интуицию», «Книжки существуют не только для чтения, а кубики не только для строительства», «Ребенок мыслит образами» — Доман свою методику создавал, чтобы приучить детей мыслить абстрактно. Как же обучают по Доману? Все человеческие знания делятся на 10 отраслей: биология, история, математика, языки, искусства, физиология человека, литература, география, музыка, прикладные науки. У каждой отрасли есть категории: в биологии — птицы, рыбы, деревья, в языке — глаголы, существительные, прилагательные. Категории состоят из «битов интеллекта», то есть отдельных слов или рисунков с подписями (нарисована кошка, «САТ» большими яркими красными буквами). Карточки с битами нужно показывать ребенку с очень большой скоростью — примерно пять карточек в пять секунд в течение 5-10 минут, потом повторять с некоторыми объяснениями. Таких занятий в день может быть несколько десятков, главное — чтобы малышу это нравилось. По мере обучения выученные карточки постепенно нужно заменять на новые. Ребенок как бы фотографирует факты, словоформы, картинки, возникает устойчивая ассоциация, и развиваются навыки скорочтения, умение быстро анализировать большой объем информации, фантастическая память. Классическая домановская методика предполагает начало обучения не позднее двух лет, энциклопедические знания должны сочетаться с физическим развитием, Доман говорит, что это стимулирует умственную деятельность. Методика Домана по-своему действенна. Но... - Она действует не на всех. Ну не все дети хотят заниматься только фактами! А оно вообще-то плоское или круглое, мягкое или жесткое, с волосами или в пупырышках? Вот оно, которое нарисовано на картинке. Кроме того, детям, предпочитающим делать все медленно и основательно, по такой методике можно заниматься, только если в нее внесены соответствующие поправки. Мелькание цветных картинок на высокой скорости они просто не будут воспринимать, как их ни поощряй. - Она действует не везде. В частности, русский язык по ней не выучишь. И Доман тут не виноват, просто таково уж русское слово — изменение существительных по шести падежам и глаголов по двум числам и трем лицам. Если кому-то очень хочется выучить его по карточкам, советуем воспользоваться картотекой Академического словаря, иначе парадигмы не запомнить. Один мальчик, два мальчика, но пять мальчиков — кошмар! Она полезна не всегда. Лаконично изложенные факты с яркой картинкой... Один факт — одна картинка. Все знания человечества, разложенные на стандартные единицы восприятия. Ничего не напоминает? То ли компьютерная программа, то ли Большая Советская энциклопедия, изданная в виде комиксов. Во время домановских уроков умение мыслить, сопоставлять факты, делать выводы не развивается никак. Ребенок, как маленький пеликан, покорно заглатывает комок полупереваренных знаний из материнского зоба, участвуя в процессе обучения примерно на уровне дискеты, на которую записывают новую информацию. С творчеством, умением создавать и воспринимать сложные художественные образы дело обстоит еще хуже. Для такого человека будут мертвы и толстые книги без картинок, и полотна Врубеля без подписи. А мало текстов — значит, много ошибок на письме, небольшой словарный запас. Если бы только можно было, я бы ушла домой. Джим, эта тетка говорит, отец учил меня читать, так пускай больше не учит. Не горюй, мисс Кэролайн просто преподает по новому способу. Ее так в колледже научили, скоро везде так будет. При этом способе по книжкам почти не учатся, вроде как с коровами: если хочешь узнать про корову, надо подоить ее, ясно? Я только и спросила, не спятил ли он. Вот дуреха, я просто объясняю, что первоклашек учат теперь по новому способу. Новый способ состоял в том, что мисс Кэролайн махала у нас перед носом карточками, на которых было выведено ДЫМ, ДОМ, КОТ, КИТ. ВОТ. От нас, видимо, никаких комментариев не требовалось, и класс в молчании принимал эти импрессионистские откровения. Харпер Ли, «Убить пересмешника» Что же делать? Ваш ребенок вполне может ходить в садик, где используют домановскую методику. Просто не стоит считать, что этого достаточно для полноценного развития. Как элемент обучения она очень полезна, умение читать очень быстро пригодится ребенку, когда он будет одолевать школьную или вузовскую программу по литературе, зрительная память — а уж она-то от подобных занятий развивается превосходно — поможет в любой деятельности. Не ограничивайтесь детсадовскими занятиями. Читайте дома малышу вслух, играйте с ним в сказочных героев, обсуждайте книги, мультики и фильмы — и все будет в порядке. Знание фактов — это отлично, но гораздо важнее помочь человеку научиться системно организовывать информацию. Иначе самые энциклопедические знания будут просто скопищем диких подробностей, гуляющих сами по себе и пригодных разве что для игры в «Кто хочет стать миллионером». Кубики Зайцева — штука сверхполезная как учебное пособие и к тому же предназначена специально для детских садов. Это крупные картонные кубики, у которых на боках цветной краской написаны склады — это могут быть слоги, а могут быть одиночные гласные и согласные. Внутри полого кубика находятся разные предметы, издающие звуки, звенящие и стучащие: в кубиках с глухими согласными и звук глухой, в кубиках со звонкими — звонкий. Учиться читать по ним довольно легко: можно просто играть как с обычными кубиками, строить домики, при этом склады все равно запоминаются. Но чтобы обучение шло быстрее, Н. А. Зайцев рекомендует выполнять некоторые упражнения: складывать слова, сначала случайные сочетания букв, а потом переходить к простым и знакомым; по специальным таблицам, тоже разработанным Зайцевым, петь или ритмично читать цепочки слогов (больше всего это похоже на певческие упражнения), например МИ — МА — МО — МЫ — МЭ. Пока слоги читаются или поются, ребенок вертит в руках кубик, на котором они написаны, проверяет себя и одновременно знакомится с правилами фонетики (кубики-то звучат!). Потом малыш начинает копировать слова из таблиц, следя за указкой, складывая их из кубиков. Есть еще много разных методических указаний, но результат очевиден: ребенок одновременно выучивается читать и писать, причем возможность некоторых ошибок при письме (например, на правило ЖИ — ШИ, ЧА — ЩА, ЧУ — ЩУ) в дальнейшем сводится к нулю. Проверить, владеет ли воспитатель методикой, можно так: подойдите к двери группы и послушайте, что там происходит, а лучше загляните внутрь: если довольные детишки бегают по всей группе с кубиками в руках от таблицы к таблицы, переговариваются и веселятся, а некоторые поют странные вокализы, значит, все идет как нужно. Дети трех-четырех лет начинают распознавать первые слова через две-три недели, свободно читают через несколько месяцев, дети четырех-пяти лет на первых же занятиях уже читают отдельные слова. У нас занимаются изобретательскими задачами... ТРИЗ — Теория Решения Изобретательских Задач — явление сравнительно новое, ее создатель Генрих Альтшуллер опубликовал свою методику в 1946 году, а в детском саду она появилась гораздо позже — в 1987. Основана она на том, что все задачи — как гуманитарные, так и технические — решаются по законам формальной логики, общим для любой науки. А то, что считалось раньше неотъемлемой частью мышления «технарей» и математического метода, на самом деле с успехом можно применять, например, для развития речи. ТРИЗ — не самостоятельная дисциплина, это обучение системному моделированию мира, пригодному для изучения любого предмета, а на первых порах — использование готовых моделей, которое не отменяет необходимости учиться отдельно чтению и счету, а помогает сделать это гораздо более эффективно. Как это выглядит? Например, тема занятия — научить ребенка составлять загадки. На предыдущих занятиях дети описывали объекты по такой схеме (ее предлагает воспитатель): объект № 1 — цыпленок; по цвету (признак); желтый (значение признака): такой же желтый (значение признака) по цвету (признак), как солнце (объект № 2). В результате получаются такие описания: «ветер на улице по температуре такой же прохладный, как воздух в холодильнике», «дерево по цвету такое же золотистое, как монетки», «мячик по форме такой же круглый, как яблоко». Модель внешне выглядит громоздкой, но потом признак уже не проговаривается, остается только его значение: дерево золотистое, как монетки. Так дети учатся сравнивать предметы между собой. На занятии по составлению загадок воспитатель вывешивает одну из табличек с изображением модели составления загадки и предлагает детям составить загадку про какой-нибудь предмет. Модель 1. Какой? Что бывает таким же? Допустим, для составления загадки выбран самовар. Какой самовар по цвету? — Блестящий. Какой самовар по действиям? — Шипящий (заполняется вторая строчка левой части таблицы — Какой он по форме? — Круглый (заполняется третья строчка левой части таблицы). Ответы записываются столбиком под вопросом «Какой?» После этого воспитатель просит детей дать сравнения по перечисленным значениям признаков и заполнить правые строчки таблицы: Какой? Блестящий Шипящий Круглый Что бывает таким же? Монета Вулкан Арбуз Потом сопоставления уточняем: не простая, а начищенная монета не всякий вулкан, а проснувшийся. Потом воспитатель объясняет, если прочитать табличку, перед первым словом вставляя «как», а перед вторым «но не», то загадка будет готова. Вся группа или кто-нибудь из детей с упоением читает: «Блестящий, как начищенная монета: шипящий, как проснувшийся вулкан; круглый, но неспелый арбуз». Сравнения бывают не по признаку, а по действию (вопрос в таблице не «какой?», а «что делает?»), восходящие и нисходящие: еж пыхтит, как новенький паровозик, или еж пыхтит, как старый чайник. Загадка про ежика с «завышением»: «Пыхтит, как новенький паровозик; собирает, как хорошая хозяйка; семенит, но не ребенок, который учится ходить». Загадка про ежика с «занижением»: «Пыхтит, но не сломанный чайник; собирает, но не жадина; семенит, как старый гном». Во всех детских садах малышей учат отгадывать загадки, но тот, кто хоть раз их составлял, преуспеет в этом больше, чем тот, кто просто пытался отгадать готовые — за счет знания общих закономерностей. Загадки — это только маленькая часть развития речи по ТРИЗ. А еще ребята учатся рифмовать, сочинять стихи (в первую очередь — лимерики, потому что смешные и имеют четкую структуру), составляют рассказы по картинкам — от лица разных персонажей, да еще учитывая их (персонажей) душевное состояние, от третьего лица, так, как будто чувствуешь только запахи или звуки, пишут фантастические рассказы, басни, поучительные рассказы, и многое другое; кто хоть раз анализировал текст — оцените пользу таких занятий. Конечно, методик раннего развития гораздо больше. Во многих садиках применяют сборную солянку из нескольких систем с собственными дополнениями — такова, например, общемосковская программа «Истоки», в некоторых — основной акцент делается не на развитие и обучение, а на эмоциональное формирование, работу над личностью, умением жить в коллективе — этим отличаются детские сады, работающие по программе «Дружные ребята»; сейчас некоторые дошкольные заведения перешли на «Step by step», там дети познают мир через действие, не только стихи учат, но и спектакли ставят, не только посуду помогают мыть, но и еду готовят. Но все эти детские учреждения все-таки не очень отличаются от тех «Забав» и «Сказок», в которые многие родители ходили, когда сами были маленькими. А вот детские сады, в которых используются абсолютно непривычные методы работы с малышами, где все другое — воспитатели, занятия, интерьеры, общение,— это Валъдорф- и Монтессори-сады. В последнее время и те и другие пользуются огромной популярностью, и, скорее всего, вы уже слышали хоть что-то не об одних, так о других. Переступая порог вальдорфского детского садика, дети и их родители словно попадают в другой мир, в сказку, о которой давно мечтали. Все здесь иное, непохожее, волшебное: вот навстречу торопится воспитательница, приветливо протягивает малышу обе руки, говорит что-то ласковое — это где же еще так встречают? Вот на стене изображение Мадонны с Младенцем, а вокруг узоры — летом из полевых цветов, осенью — из ярких листиков, зимой — из еловых лап. По стенам — деревянные полки с какими-то чудными игрушками — не то древними, не то деревенскими: тряпичными «барынями» в лоскутных одеяниях, деревянными кузнецами, тележками на колесиках. Здесь играют только в такие игрушки — всяким Барби и трансформерам сюда вход воспрещен. Воспитатели иногда объясняют, что фабричные игрушки лишены индивидуальности, мешают ребенку развивать творческие способности, иногда восклицают: «Ну как малыш может прижать к груди бездушный кусок пластмассы?» Посреди комнаты, в которой дети проводят день — большой струганный стол, за которым сидит воспитательница: шьет, вышивает, делает кукол, режет салаты к обеду (это если вы попали в совсем правильный вальдорфский садик, где нет питания с общей кухни). Детки играют вокруг; иногда кто-нибудь подойдет к воспитательнице, понаблюдает, чуть-чуть поможет — и снова возвращается к игре: никто его насильно учиться не заставляет. В уголке непременно — кукольный театр с самодельными «актерами». А вот и колокольчик звонит. Что это? А это родителей и детей приглашают на вальдорфский концерт. Выступают сами дети, воспитатели «посильно помогают»: аккомпанируют поющим, вместе с малышами совершают плавные, красивые движения под музыку... А это что такое? Танец — не танец, пантомима — не пантомима. Кто-то из мам-«старожилок» объясняет: это эвритмия, особое вальдорфское искусство, способствует гармоничному физическому и духовному развитию. Старшие дети и сами что-то играют — на скрипке, на гитаре. Особая здесь атмосфера: домашний уют, одухотворенность. За чаем все едят особенные смешные печеньица: их сделали сами дети, взрослые только помогли испечь. Вообще праздников и радостей тут много, и к каждому празднику дети готовятся самостоятельно. Придумывают костюмы для карнавалов, делают кукол для театра и подарки для взрослых, мастерят фонарики для Дня фонариков. Этот день — вообще песня отдельная. Поздней осенью, в один из вечеров дети и воспитатели берут в руки бумажные фонарики (их в таких детских садах делают по тайной технологии, если попросить вальдорфского воспитателя научить вас клеить их весной — откажется, ведь день фонариков бывает только в ноябре) и отправляются во двор или в парк искать страну гномов. В Германии с этим днем наблюдается какая-то ясность, это осмысляется как праздник св. Христофора: он нес Христа, вот и мы в память о нем несем свет. А в России это просто вальдорфская традиция, красивый обычай; к тому же кто-то из основоположников так вдохновенно о нем писал: «Свет любви и доброты пусть осветит ночи мрак!» А ищут дети сокровища гномов, которые те разрешили подарить. Аж за три недели до дня X в саду только о гномах и разговоров: их и из войлока делают, и сказки о них придумывают, и читают про них. Запомнится это надолго: мы идем, взявшись за руки, по темному лесу, кругом полные кусты гномов, и отсветы огоньков освещают лица друзей. А есть еще праздник Урожая с кострами, собственной выпечки хлебом и песнями под гитару, и весенний праздник Пасха — воспитатели говорят «День весны», «Возрождение», «Природа пробуждается»; во всяком случае, очень весело яйца раскрашивать и птичек лепить. Ура, остаемся! И для ребенка начинается вальдорфское детство. Педагоги, работающие по этой системе, считают, что оно должно длиться как можно дольше, здесь среди воспитателей вы не встретите сторонников раннего развития. Ни читать, ни писать дети не учатся, не занимаются иностранными языками, не пересказывают тексты. Рисование тут тоже особенное — в акварельной технике «мокрым по мокрому», причем можно использовать только три краски — основные: синюю, желтую, красную. Никаких объектов — домиков, человечков, лошадок — дети не изображают, они, по мысли наставников, должны научиться наслаждаться переливами цвета, выражать движения души через текучие абстрактные формы. Рисуют, между прочим, два раза в год по два месяца — когда и в природе все течет: в осенние дожди и весной, когда тает снег. Та же абстрактность — и в творческих играх с воспитателем: вот лежат на столе три тряпочки. Одна обозначает волшебную страну, другая — нашу с вами реальность, а платочек между ними — речку. Через эту речку перекинут крохотный деревянный мостик. Дети лепят и, ставя на стол свою поделку, говорят, что это такое и для какой страны годится. Скатает мальчик колбаску и сообщает, что это волшебный столб: кто до него дотронется, сможет летать. А вот единорог — он переносит седока, куда тот захочет. А здесь самый настоящий ежик. Когда все закончат работу, воспитательница рассказывает сказку: «Жилабыла девочка, пошла она по лесу и встретила ежика...» (Немного расстроим вас: ничего особенного придумывать не надо. Иди по лесу и встречай всех, кого слепили, — все равно ведь каждый ребенок будет рад, что его персонажу нашлось место в сказке.) Со сказками история отдельная: в вальдорфских школах места для русской детской литературы нет — считается, что она не развивает фантазию и творчество. Никаких тебе волшебников Изумрудного города, котов Матроскиных и отважных девочек Суок (про душераздирающие приключения Дениски из рассказов Драгунского уже и не говорю), все сверхсерьезно и в высшей степени таинственно: только германские мифы, волшебные сказки да сказки, сочиненные самими воспитателями, тоже особенные: без юмора, без забавных подробностей, без захватывающего сюжета, зато волшебства и красивостей — мало не покажется. Эти сказки пронизывают весь быт детей: многие мамы, например, вспоминают, как на днях рождения их малышей (они обязательно отмечаются в садике) воспитательница говорила что-то вроде: «4 года назад к маме прилетела крошечная звездочка и сказала: „Меня зовут Алина". И превратилась в хорошенькую девочку». Перед каждой едой и перед занятиями произносят странный стишок, молитву Матери-Земле. Но больше всего мистики вокруг самого оригинального вальдорфского искусства — эвритмии. Основной принцип ее заключается в том, что каждый звук выражается отдельным движением. Но ничего индивидуального быть в этих движениях не должно: все они жестко регламентированы, «никакой произвольности». Эвритмией все занимаются дважды в неделю. Эвритмические позиции представляют согласные (двенадцать, что соответствует знакам зодиака), гласные (семь, что соответствует семи планетам), музыкальные ключи (двенадцать), интервалы (семь) и геометрические фигуры. Если хорошенько пристать к воспитательнице с вопросом: «А зачем моему ребенку это нужно?», она помнется-помнется и ответит, что такой танец отражает события, разыгрывающиеся во внутреннем мире человека, помогает ему почувствовать космическую энергию. Но вскоре вы обо всем узнаете сами. В вальдорфском образовании огромное внимание уделяется работе с родителями, им не только можно и нужно много времени проводить в группе рядом с чадом, но и желательно посетить побольше специальных родительских семинаров. Вот на них вам расскажут, что основатель вальдорской системы — Рудольф Штайнер, великий человек и мыслитель внесший огромный вклад в философию, медицину и педагогику, объяснят, что сейчас вы воспитываете ребенка в самом лучшем месте на свете и что ваша помощь неоценима и только сотрудничество школы и семьи принесет пользу вашему ребенку. На следующих семинарах вы узнаете о том, что это за учение такое, основанное Штайнером, — антропософия (если вас еще не посвятили в эту тайну более продвинутые родители). Согласно учению Штайнера, Христос — это солнечный бог, пришедший на землю не для того, что искупить человечество от греха, но чтобы помочь роду людскому найти правильный баланс между влияниями зороастрийских богов света и тьмы — Люцифера и Аримана. В откровениях Штайнера обычно смешиваются религиозные, научные и исторические аспекты. Его версии истории включают в себя главы о погибших континентах Лемурия и Атлантида, которые, как он утверждает, он прочел посредством «ясновидения» в мифических «хрониках акаши». Часть центральных концепций Штайнера: реинкарнация, карма и многобожество — почерпнута им из индуизма через теософию. К ним он подмешал двух богов из дуалистического зороастризма и поместил эту смесь в рамки геоцентрической космологии средневековой Европы, согласно которой человечество занимает ступень в космической иерархии непосредственно под девятью чинами сверхъестественных существ. Объединяющим принципом штайнеровской системы является оккультная доктрина, выраженная в формуле «что наверху, то и внизу». Семь планет соотносятся с семью историческими эпохами, двенадцать созвездий зодиака — с двенадцатью частями человеческого тела, четыре стихии — с четырьмя типами человеческого темперамента, и т. д., до мельчайших деталей. Но, может быть, все это не имеет значения? Какая разница — ребенку-то вроде хорошо, а ведь это самое главное. К тому же, вот как тут все здорово — может быть, воспитатель на семинаре в чем-то прав? Прав, конечно. В одном прав точно: противоречия между детсадовскими правилами и домашним укладом губительно отразятся на психике любого ребенка, а уж особенно легкоранимого и чуткого, склонного к нервным реакциям, а именно таких детей и приводят мамы в вальдорфские сады и школы чаще всего: ведь тут так уютно, никто не кричит, не травмирует, не перегружает занятиями. Уж слишком отличается мир внутри садика от привычного. Здесь и еда другая, и игрушки, и никому не рекомендуют смотреть телевизор и играть на компьютере. Само мышление у ребенка будут отличаться от мышления его ровесников: его так долго приучали к «свободному полету фантазии», к тому, что все связано со всем. Другими будут и реакции на окружающее: посвященная пропаганде вальдорфской педагогики книга Ф. Карлгрена «Воспитание к свободе» так прямо и сообщает, что Штайнер «оставил нам разнообразные педагогические наставления, помогающие влиять на темперамент детей и постепенно его преобразовывать». Семья может либо существенно изменить свою обычную жизнь (особенно трудно это сделать, когда у малыша есть обыкновенные, не вальдорфские братья и сестры, которые, конечно, не откажутся играть в радиоуправляемые машинки и красивых кукол «Барби», смотреть телик и читать обычные книжки), либо объяснить ребенку, что в садике воспитателю надо говорить одно, а дома делать другое. Но стоит ли учить ребенка врать и притворяться так рано? И в чем тогда вообще смысл водить его в вальдорфский садик, основной целью которого, как написано абсолютно на каждом вальдорфском столбе, является свободное самовыражение, раскрытие индивидуальности и отсутствие всякого давления на природу детей? А что же, когда придет время вести ребенка в школу? Поступить в привилегированную гимназию ребенок не сможет, потому что там в той или иной форме проводятся вступительные испытания — ребенок должен как минимум уметь читать и писать. Значит, альтернативы такие — либо обычная районная школа (в ней бывшим вальдорфским дошкольникам неуютно, они привыкли к совсем другим нормам отношений между взрослыми и детьми, к другому ритму занятий, да и преподаватели жалуются, что эти дети и неусидчивы, и плохо подготовлены, и посреди урока могут вскочить: «Ой, какой у вас тут цветочек стоит!»), либо — вальдорфская школа. А в ней программа уже существенно отличается от государственной. Читать книги и писать прописью там начинают только с третьего класса, литературу в первых трех классах составляют все те же мифы и легенды в пересказах преподавателя, потом — отрывки из Библии, а когда начинаются точные науки, то расхождения с традиционными научными дисциплинами только увеличиваются: знания, которые противоречат весьма своеобразным доктринам Штайнера, просто исключаются из процесса обучения. Например, Штайнер утверждал, что сердце не качает кровь, и поэтому, хотя вальдорфские ученики могут рисовать весьма изящные диаграммы человеческой системы кровообращения, им никогда не объяснят, как она работает. Штайнер учил, что свет является чистым духом и что Ньютон был не прав: свет нельзя разложить на составные цвета. Выпускники вальдорфских школ вряд ли будут иметь ясное представление о световом спектре, несмотря на то, что они пройдут курс физики как в начальной, так и в средней школе. Перейти из вальдорфской образовательной системы в обычную не так-то просто: в районную среднюю школу таких учеников принимают с потерей двух классов: не многие захотят, чтобы их тринадцатилетний подросток сидел за одной партой с пятиклассниками, только что пришедшими из начальной школы да и сами подростки от такой перспективы не в восторге. Так что, приводя ребенка в такой детский садик, подумайте, не превратится ли вальдорфское детство в вальдорфскую юность и антропософскую зрелость. Монтессори-садики совсем другие. Мария Монтессори, их создательница, подчеркивала, что все действия воспитанников направлены на развитие и обучение, что занятия по ее системе игрой считаться не могут и не должны. Правда, в них тоже особенная атмосфера: ни криков, ни ссор, ни шумных игр, особенно во время занятий. Воспитатели тоже говорят мало и в деятельность детей почти не вмешиваются. Это исследователи называют «феноменом Монтессори», а саму методику — молчаливой педагогикой. Это неслучайно: Мария Монтессори разработала целую теорию, по которой действия и отношения куда более ценны для развития ребенка. По ее мысли, не стоит переводить в слова то, что можно выразить и без слов. Невербальные средства общения — взгляд, улыбка, поглаживание — больше соответствуют внутреннему миру ребенка, чем словесные указания и объяснения. Когда малыш понимает без слов то, что хочет от него старший, у него возникает ощущение безопасности. К тому же невербальный мир — самый честный, словами можно обмануть, а по выражению лица маленькие дети сразу определяют, как к ним относится эта тетя или вон тот дядя. Связанный с проблемами общения раздел Монтессори-педагогики кратко передается следующими афоризмами (неуловимо напоминающими отрывок из «Героя нашего времени», в котором Печорин объясняет княжне Мери, как дошел он до жизни такой): Детей учит то, что их окружает. Если ребенка часто критикуют — он учится осуждать. Если ребенку часто демонстрируют враждебность — он учится драться. Если ребенка часто высмеивают — он учится быть робким. Если ребенка часто позорят — он учится чувствовать себя виноватым. Если к ребенку часто бывают снисходительны — он учится быть терпеливым. Если ребенка часто подбадривают — он учится уверенности в себе. Если ребенка часто хвалят — он учится оценивать. Если с ребенком обычно честны — он учится справедливости. Если ребенок живет с чувством безопасности — он учится верить. Если ребенка часто одобряют — он учится хорошо к себе относиться. Если ребенок живет в атмосфере дружбы и чувствует себя нужным — он учится находить в этом мире любовь. Возможно, если бы самого лишнего человека школьной программы воспитывали по Монтессори, его судьба была бы совсем другой... Основной девиз такого садика знаменит: «Помоги мне это сделать самому!» Ребенка обучают не взрослые — его обучает специальный дидактический материал (сделанный по уникальным разработкам Монтессори), сама среда, в которой он находится, а главное — он обучает сам себя. Задача взрослого — соответствующий материал предоставить, развивающую среду создать, за две-три минуты показать крохе основные действия, а потом взять себя в руки и позволить ему пользоваться полной свободой. Развивающая среда в саду делится на пять зон: практики (там сосуды для пересыпания и переливания, щеточки, тряпочки, гайки, гвозди шурупы, стенды, на которых висят шнурки и ленты, чтобы учиться их завязывать на бантики и разные узлы и т. д. и т. п.); сенсорики (вот где начинается настоящее Монтессори-обучение, потому что именно развитую сенсорику сторонники этой концепции полагают краеугольным камнем всего интеллекта: здесь дети начинают сравнивать и выстраивать в ряды предметы по их физическим признакам, которые можно увидеть, услышать, ощутить); космоса (начала естественных наук), а также математики (в Монтессори- садах проходят четыре основных действия, плюс дроби и степени) и языка. Ребенок сам выбирает, чем ему заниматься, каким материалом пользоваться. Нет установленных сроков — сколько ребенку нужно, столько времени он и тратит на задание, чтобы достичь успеха, никто никого не подгоняет. Монтессори-сады неплохо готовят к школе, отношения между детьми там, как правило, самые дружеские: полметодики стоит на том, что в группе находятся старшие и младшие дети вместе и большие обучают маленьких тому, чего те еще не знают и не умеют. Общение между детьми строится по законам: «Хочешь работать вместе — договорись об этом» и «Когда трудно — просят о помощи и благодарят».. Но есть детки, которым такие методы работы противопоказаны во-первых, это гиперактивные и сверхэмоциональные ребята, которым без шума-гама, возни и постоянного общения жизнь не в жизнь. Такие в обстановке молчаливого сотрудничества юных исследователей окружающего мира будут просто скучать и томиться, а потом начнут мешать другим. Во-вторых, это дети, у которых проблемы (пусть незначительные) с речевым развитием, а также дети, склонные к замкнутости, а тем более к аутизму — первые в полной тишине, прерываемой только деловыми консультациями, и вовсе говорить разучатся, а вторые окончательно уйдут в себя. И, наконец, методика Монтессори, при всей свободе предоставляемой детям, все-таки не имеет большого отношения к творчеству: ее сильные стороны — развитие пространственного мышления и сенсорики, умения мыслить последовательно, но хотя ребенок и сам ставит себе задачи и выбирает рабочий материал, все-таки их количество ограничено и заранее предусмотрены все варианты. Мария Монтессори сама говорит, что задание подсказывает само пособие. И, конечно же, отдав ребенка в такой детский садик, заниматься с ним чтением, рассказывать ему о родной истории, учить его выражать свои мысли придется дома — на это Монтессори-педагогика не рассчитана. Не нужно забывать и о том, что забавные шуршащие коробки, пирамидки, башни, лоскутки, шершавые буквы — все это не игрушки, а учебные пособия. А у ребенка обязательно должно быть время как поиграть с настоящими куклами или в пиратов, так и пошуметь. Пока вы ходите на разведку (не важно, пришлось ли вам мучительно колебаться, перебирая десяток вариантов и решая, что же больше пригодится малышу в дальнейшей жизни — умение вязать или японский язык; или же вы встали в очередь в свой единственный в районе — а то и в городе — садик и расспрашивали всех подружек, какая воспитательница лучше), стоит подготовить к переменам в судьбе и его самого. Вот что советуют психологи и ветераны дошкольного воспитания. Если вы уже четко решили, что в садик ребенок пойдет, ни в коем случае не рассказывайте и не давайте при нем рассказывать о детских садах тематические истории из серии «Какой ужас!». Вы уже все разведали, все, что можно, узнали, все остальное зависит от того, как у ребенка сложатся там отношения. А если он будет уверен, что за воротами детсада его поджидают драчливые хулиганы и садисты-воспитатели, и его основная задача — глухая оборона от мира, то хорошо они не сложатся, будьте уверены. Не следует и впадать в буколику, лучше придерживаться спокойной, разумной и дружелюбной интонации. Не ограничивайте общение с другими детьми во время прогулки - чем его больше, тем легче малышу будет привыкать к новой жизни. Важные тактические действия: приучите чадо вставать в одно и то же время, желательно минут за 40-50 до предполагаемого выхода из дома, а если он типичная «сова», то сделать это будет непросто, и начать процесс нужно задолго. Учтите, что спать ему нужно в любом случае около десяти часов в сутки. Научите малыша просто тихо лежать одному и не спать: можете посоветовать ему сочинять про себя сказки или рассказ дома о дневных занятиях, вспоминать про себя стихи или песни, считать, чтобы бессонные тихие часы не превратились в пытку или битвы с воспитателем и нянечкой. Будет здорово, если малыш усвоит, что кормят только три раза в день, и кто не ел в обед — тот будет ходить голодным до ужина (ведь вы же не могли выбрать для своего ребенка группу, где воспитатель позволяет себе кормить детей насильно). Для лучшего усвоения этого факта прекратите «кусочничество» — попытки между двумя общими трапезами перехватить на кухне пирожок, стакан молока, кусочек шоколадки и три капустные кочерыжки. Скандалы по утрам все равно будут, особенно в начале. В самом деле, ну что за безобразие? Сначала встать в такую рань, потом ползти куда- то, а потом еще и мама неизвестно куда уходит, а меня бросает. А-а-а! Ругать за это бесполезно (у всех так бывает, потом обязательно проходит; а вот если не пройдет, то тут не ругаться надо, а выяснить, что не так с садиком или с мамой). Нужно придумать ритуал прощания (поцеловать в носик, помахать лапой или отдать честь), который и эмоции выражает, и не дает погрузиться в беспросветный трагизм, и обещает грядущую встречу. После того как вы остановились на одном или нескольких детских садах, сходите туда вместе с ребенком. И обязательно прислушайтесь к его мнению; в конце концов, не вам там кормить морских свинок, пить кисель и решать изобретательские задачи, а малышу. Первый опыт общения и обучения должен стать для него радостью, а не тоской и ужасом. Подводные камни школьной жизни Школа — важный и трудный этап в жизни каждого ребенка. Как бороться с трудностями школьной жизни? Поможет ли в этом престижная школа, и что делать, например, если не любят одноклассники? Первый класс — тяжелое испытание для ребенка и для его родителей. По разным причинам. Сначала о родителях. То, как ребенок приспособится к школе, как сложатся его отношения с учителями и одноклассниками,— проверка семьи на успешность воспитания ребенка. Школа оценивает семью с первой минуты, особенно школа, в которую можно попасть, только пройдя собеседования, тесты и тому подобное. Часто работники школы и не скрывают того, что они отбирают не только детей, но и родителей: вся семья «сдает экзамен» на социальную успешность. Понятно, что критерии отбора у разных школ — разные: иногда деньги и связи, иногда способность понравиться «отбиральщикам», создать ощущение своей беспроблемности, иногда умственное развитие ребенка (см. статью «Ребенок проходит психологическое тестирование»). Счастлива та семья, которая, не пройдя отбор, поддерживает и утешает друг друга, ни в коем случае не обвиняя ребенка. Хуже, когда обида и досада не удерживаются внутри, не переосмысляются, а выплескиваются наружу, топя семейный покой, уют и милосердие. Самый худший вариант — когда за все приходится «отдуваться» ребенку. Но вот — о счастье! — экзамен сдан, и ребенок попал в школу. Следующее испытание для родителей — непререкаемый авторитет учителя. Ребенок копирует все — темп речи, тембр голоса, повадки. Родителям учитель может быть совсем не симпатичен, а ребенок влюблен, создал себе кумира. Для ребенка-то это неплохо — так ему легче приспособиться к своей новой жизни, и родителям лучше потерпеть, чем возмущаться. Влюбленность такого рода проходит года через два, самое позднее — с окончанием начальной школы. Для ребенка начало школьного обучения — трудное испытание по нескольким причинам. Во-первых, поступление в школу совпадает с кризисом шести-семи лет (см. статью «Кризисы: узлы на линии жизни»). Помимо новых капризов, требований, шалостей ребенок плохо себя чувствует: тревожится, беспокоится, чувствует странное внутреннее напряжение, не понимая, с чем связано его плохое самочувствие и от этого переживая еще сильнее. Такие проявления сопровождают любую психофизиологическую перестройку. Поговорить о своих проблемах с родителями даже подросток не может, а маленький ребенок — тем более. Он просто не знает еще слов для того, чтобы описать свои треволнения. Родителям важно понимать, что эти напряжение и тревога приводят к усталости, быстрой утомляемости и низкой стрессоустойчивости, что усложняет адаптацию к школе, которая сама есть серьезный стресс. Устройство обычной школы травмирует психику ребенка: раньше звали по имени — теперь по фамилии; раньше не оценивали — теперь оценивают, сравнивают, критикуют, кричат, не обязательно на тебя, пусть на соседа, все равно страшно. В детском саду воспитатель все время одинаково внимателен к детям, а учитель — на уроке больше, на перемене меньше, что ужасно тревожит ребенка. Главное же то, что в школе нужно жить по новым жестким правилам — неподвижно сидеть, выполнять задания (даже если не хочется), играть только на переменах, а они такие коротенькие. А ранние вставания, особенно зимой, когда еше совсем темно! Хорошо, если ребенок в детский сад ходил к раннему часу и привык, а если нет? По-прежнему считается, что ребенок должен быть готов к школе. Есть тесты, определяющие уровень подготовки, есть учительский идеал «готовенького»: послушный, умненький, веселенький, с высоко развитой произвольностью (способность не отвлекаясь «идти к цели», даже если эта цель поставлена не самим ребенком, а кем-то еще). Короче, прилежание и поведение «на пять». Таких супермалышей и вообще-то мало, а уж эмоционально устойчивых, умеющих безболезненно преодолевать все тревожное, незнакомое и просто новое — по пальцам перечесть. В последнее время многие отдают детей в школу с шести лет. Хочу отметить, между шестью и семью годами в некоторых случаях лежит «дистанция огромного размера». Что дает этот важнейший год жизни? 1. К семи годам ребенок учится соответствовать целям, поставленным перед ним извне. Обычный шестилетний ребенок — существо импульсивное, ему безумно трудно управлять своими порывами. То в окно засмотрелся, да так, что учителя не слышит, то с соседом надо делить территорию, то вздумал поиграть с игрушкой, которую из дома принес. Для шестилетнего все это естественно и необходимо, для школы, не приспособленной учить таких деток, невыносимо. 2. В шесть лет игра — все еще ведущая деятельность, к семи годам — уже нет. (Концепцию ведущей деятельности разрабатывал Д. Б. Эльконин, который показал, что для каждого возрастного периода существует некое занятие, которое, во-первых, очень привлекает ребенка, только этим и хочется заниматься, а во-вторых, наиболее полноценно развивает и физические, и психические функции — память, внимание, мышление, навыки общения со сверстниками и взрослыми.) В шесть лет ребенка можно научить всему на свете, если «упаковать» учебный процесс в игру. В школе не играют. Семилетний человек тоже, конечно, играет, но уже по-другому. В шесть лет интересно выдумывать сюжет, разыгрывать его по ролям, дочкиматери — самый характерный тому пример. В семь лет интереснее играть по правилам, как в «классиках» или в веревочке. В школе вся жизнь подчинена правилам, школьный рюкзачок, тетрадки-учебники, ручки, карандаши, иногда форма — все это важно, здорово, семилетке это и мило. 3. Шестилетний ребенок остро чувствует свою уникальность. Он еще не осознает себя как часть общности. Когда учитель в классе говорит: «Дети, достаньте тетради», шестилетка не понимает, что он тоже «дети» и ему тоже надо достать тетрадь. Он понимает, если к нему обратиться по имени: «Маня, Ваня, достань тетрадь». Учитель, в свою очередь не понимает, почему некоторым нужны специальные приглашения. Вот и сыплются на бедную шестилетнюю голову всякие неприятности. 4. Многие дети в шесть лет считают, что они лучше всех. Это естественно завышенная самооценка. Сравнение с другими детьми, порицание, взывание к честолюбию — бессмысленное дело. К семи годам ребенок начинает оценивать себя в сравнении с другими, и обычные школьные приемы, побуждающие хорошо учиться, могут сработать. Учитель упорно пытается пробудить в шестилетке стремление доказать, что он не хуже других. Ему это не удается. Учитель злится, теряет объективность, приписывает самые разные гадкие черты шестилетнему ученику. Необъективность расцветает пышным цветом. А там и одноклассники почувствуют и подхватят плохое отношение к ребенку. Начало пути в изгои положено. Сто раз подумайте, прежде чем отдавать ребенка в школу с шести лет. (Давно педагоги-психологи говорят о том, что не дети должны быть готовы к школе, а школа должна уметь принять и обучить любого ребенка.) Оказывается, начальная школа должна в первую очередь каждому, подчеркиваю, каждому ребенку следующее: - сохранить душевное здоровье и эмоциональное благополучие; - научить учиться, самостоятельно добывать новые знания и умения; - дать навыки общения и сотрудничества. Если специально не задумываться, такой набор требований к школе редкому родителю придет в голову. После прочтения этого списка Г. А. Цукерман и К. Н. Поливановой становится непонятно, как может быть иначе. Конечно, только так — разумно, необходимо и достаточно. Дальше начинают тревожить смутные сомнения. В начальной школе, чтобы решать такие задачи, и учитель должен быть каким-то другим, особенным. Действительно, читаешь дальше и понимаешь, что правильный учитель основывает свою работу на других принципах. Он пытается понять всех своих учеников. «Принимать ребенка — это значит: относиться с безусловным (не зависящим от условных школьных правил) уважением к его чувствам, желаниям, убеждениям. Малыш, плачущий и цепляющийся за маму первого сентября, или ребенок, твердо убежденный, что слово „папа" надо писать с большой буквы, все эти дети нуждаются, прежде всего, в принятии, в понимании их особых чувств, особой точки зрения». Настоящий учитель — не раб догм и правил. У него нет раз и навсегда затверженных запретов и требований для учеников. Он каждый день творит свои правила здесь и сейчас вместе со своими учениками. Он постоянно спрашивает себя о границах допустимого. Сидит Ванечка по-турецки за партой. Читает учебник внимательно, ни на что не отвлекается, никому не мешает. Школьными правилами запрещено, а у этого педагога можно. Потому что от того, как сидит Ванечка, никому не плохо, а ему удобно. С ума сойти. Если ребенок в начале учебного года в первом классе боится ходить в школу без мамы, то этот волшебный учитель даже может позволить маме несколько дней походить в школу со своим малышом. Он не боится, что все остальные дети повалят в класс с мамами, папами, а также бабушками и дедушками. Он уже пробовал и знает, что этого не происходит. У него дети свободно перемещаются в классе и сообща решают задачки, примеры, они советуются друг с другом, поэтому в классе стоит постоянное жужжание. Оказывается, если дети обмениваются мнениями во время урока, они становятся более компетентными, самостоятельными, независимыми. Понятно, что обычной массовой школе этого как раз не нужно. Тишина в классе мертвая, ребенок полностью зависит от мнения учителя, чувство собственного достоинства ни у кого не развито — вот модель управления — не обучения! — которую практикует школа, чтобы было удобнее учителю. Некоторые умельцы начинают выращивать ябед и стукачей буквально сразу. «Я выйду, а ты, Надюша, сядь за мой стол и смотри, кто будет плохо себя вести. Потом мне расскажешь». Знакомо, не правда ли? Принцип управления «Разделяй и властвуй» применяется в современной школе более чем широко. Но об этом — достаточно. Давайте лучше в последний раз вернемся к чудесной школе, о которой хочется мечтать, мечтать... Представляете, учитель там не стремится к тому, чтобы ученик на уроке слушал только его. Ведь умение слушать учителя и неумение слушать одноклассников, взращиваемые в одной отдельно взятой голове, приводит к формированию двойного стандарта, лицемерию, «школьному ханжеству». По меткому сравнению авторов: «Это то же самое, что учить ребенка мыться и надевать чистое только перед приходом гостей». В общем, в этом потрясающем месте ребенка учат слушать всех. Восторг у родителя вскоре сменяется унынием. Может, и найдется несколько школ на страну, где учителя разделяют этот подход. Повезло, значит, тем детям, которым довелось там учиться. Как говорится, спрашивайте в аптеках, ой нет, в школах города. В какую бы школу ваш ребенок ни попал, помните: первый класс для него — это испытание. Семья может помочь ему, выполнив несколько простых рекомендаций. Ласково и нежно провожайте утром чадо в школу, даже если вы поссорились накануне. Завтрак должен быть вкусным, если ваше дитя завтракает, а если нет, то дайте ему с собой «маленькую детскую радость» из тех, что он любит просто пожевать. Пусть еда будет не столько полезной, сколько утешительной. После школы наестся полезного и правильного. Расспрашивайте о школьных делах заинтересованно и не расстраивайтесь, если ребенок не будет рассказывать много сразу. Это как раз нормально, ему надо научиться описывать, обобщать и облекать в слова свой новый опыт. Если у учителя есть претензии к вашему ребенку, не объединяйтесь с ним против малыша ни мысленно, ни эмоционально. Даже если ваш ребенок действительно набедок
