Неопалимые
advertisement
Неопалимые Горит огнем, но не сгорает… (Исх. 3:2) За два дня, 1-2 марта 1943 года, фашистские каратели расстреляли и сожгли почти 7000 жителей г. Корюковка. Это стало самой массовой расправой над мирным населением во время Второй мировой войны. ЧАСТЬ 1 Ну что ж так поздно?! – Где же вы были семьдесят лет? – риторически восклицает Дина Степановна Корниевская. Бывшая замдиректора по качеству Корюковской фабрики технических бумаг исследованиям событий 70-летней давности посвящает все свободное время: «Как пошла на пенсию, так и засела». – Я живу в ящиках и в архивах. Понимаете? Много лет Дина Степановна выясняла и продолжает выяснять: «Где убивали, как убивали, списки составляла, занималась изданием книг, сотрудничала с архивами и прессой… Потому что болит!» Самой страшной точкой, эпицентром карательной акции стал расположенный в центре городка ресторан: именно туда, под предлогом проверки документов, немцы согнали несколько сот человек – и расстреляли всех. Как это можно описать?! Потоки крови, штабеля тел… Переносить останки погибших оттуда не будут: на месте ресторана сейчас стоит памятник жертвам фашизма. А всех, кто чудом сумел спастись из этого ужаса, Дина Степановна Корниевская разыскала. Всех, кроме одного. – Там был мальчик, Деревянко Миша – лет двенадцати. Братика его убили, а он выжил. Знаю, что потом стал военным – и только. Хоть в «Жди меня» пиши! Дрожащая рука водит по фотографии: у памятника стоит группа людей. – Этот – спрятался в подпол, у этого ранили маму, она на него упала, и сын остался жив. Вот эта девочка спряталась под кроватью – а там лежала картошка. Картофелины выкатились, немец увидел, стал стрелять – трижды ранил ее… За два мартовских дня в оцепленной Корюковке погибло почти 7000 человек. Точную цифру сказать нельзя – как нельзя и назвать поименно. Городок выгорел дотла. Увы – до последнего времени о случившейся трагедии говорили, писали, снимали мало. Между тем произошедшее потрясает. Количеством погибших, обстоятельствами, подробностями. «Был городок – нет городка, были люди – не стало их… Вот и все», – сглатывая комок в горле, отмахивается от диктофона один из местных жителей. Но каждый из тех, с кем приходится общаться на эту тему, поименно помнит погибших: соседей, одноклассников, знакомых. Каждый обязательно под разговором подводит черту: «Не молчите, но ничего и не придумывайте! Нам важно, чтобы знали всё. Пишите правду!» Эту правду в Корюковке пока еще есть кому хранить. Еще до войны Довоенная Корюковка в воспоминаниях старожилов предстает местом почти идиллическим: процветающий сахарный завод, куда на сезонные работы нанималось множество окрестных жителей, большой парк, школа и детский сад, собственный театр (в городке было 12 000 жителей!), куда приезжали с выступлениями артисты «всесоюзного масштаба»… С началом войны население уменьшилось почти наполовину: кто был призван на фронт, кто уехал… Ушли наши. Пришли немцы. Дожившие до наших дней очевидцы Корюковской трагедии в 1943-м были детьми, в крайнем случае – только-только окончили школу. Тринадцатилетняя тогда Ирина Степановна Ткачева вспоминает: – Мы почти не решались смотреть в окна, но слышали, как они идут. Тротуары в Корюковке были деревянными, и мы слышали стук кованых сапог. Как это было страшно! Стукстук, стук-стук… И здоровенные лошади тянут телеги… Прошли – и всё, и затишье. Несколько месяцев в городе было безвластие. Дина Степановна продолжает: – А потом они вновь появились и начались расстрелы. Коммунистов, руководителей предприятий, евреев, цыган... А потом уже всех подряд собирали. Евреев закончили убивать зимой сорог второго года. Предателей было много, выдавали людей… Мы жили в комнатке при аптеке, рядом с полицией. И через забор видно было, как приводили и детей, и взрослых. Как грузили на машины, как убивали… Уровень памяти Научный сотрудник Корюковского исторического музея Оксана Толкачева несколько лет занимается поисками останков жертв Корюковской трагедии. Сперва самостоятельно, потом – в составе созданной при горотделе культуры и туризма комиссии по увековечению памяти жертв фашизма. В состав поисковой группы вошли руководитель Черниговского областного поискового клуба «Память Победы» Михаил Балан, научные сотрудники Национального заповедника «Глухов» – участники поискового отряда «Обелиск», специалисты из общества «Военные мемориалы», студенты-историки. А вообще поисковая работа ведется очень давно: занимались ею все, кому дорога память о Корюковской трагедии. Работники исторического музея, представители районной и местной власти, районный совет ветеранов. И Мемориал, который благодаря указу президента наконец-то начинают строить, станет и музеем фашистской оккупации, и местом упокоения тысяч жертв. Необходимость в этом есть: – Эти останки разбросаны у нас фактически по всему городу, – рассказывает Оксана Алексеевна. – Уцелевшие, когда возвращались в Корюковку, хоронили своих родных, соседей, близких… Где кого застигла смерть, там и хоронили. На огородах, приусадебных участках. В принципе, справедливо видение Корюковки как одного сплошного некрополя – весь нынешний город фактически построен на человеческих костях. Поэтому и было принято решение эти захоронения выявить, эксгумировать, и обнаруженные останки перезахоронить – с соблюдением положенных обрядов. Ведь в подавляющем большинстве их хоронили даже без гробов… – Как удавалось отыскивать места этих фактически случайных захоронений 70 лет спустя? – Некоторые просматривались – где-то были деревянные кресты, холмики, кусты шиповника или сирени, кое-где стояли небольшие памятники. А где-то люди просто рассказывали: вот здесь есть захоронение. Таким образом на сегодняшний день мы насчитали 61 захоронение, 46 – на территории города, 15 – на кладбищах. И очень много еще осталось необследованных… – Захоронения массовые? – Где как. Есть массовые, есть и одиночные. Если гибла многодетная семья, понятно, что их хоронили вместе. Помногу людей собиралось в домах на окраинах: думали, что околицы трогать не будут, и бежали туда… Были дома, где пытались спрятаться от карателей по 40–50 человек. Когда немцы туда заходили, расстреливали всех без разбора, а затем поджигали дом. От многих захоронений не осталось и следа: у усадеб сменились хозяева и поверх могил проложили дорожки, поставили новые строения. Сейчас останки сожженных корюковцев уложены в гробы и ждут погребения 1 марта. – Это будет мероприятие, которое по масштабу соответствует трагедии. И тому уровню памяти, который сейчас закладывается, и который мы планируем поддерживать, – заключает Оксана Толкачева.. Вера Васильевна Гнатюк девочкой собрала обгоревшие останки своих родных в железную миску и закопала на пепелище… Теперь, спустя 70 лет, они будут перезахоронены должным образом. на груди, когда в нас начали стрелять Загоняли как скот на бойню... Фашист и я больше ничего не помню. Трое моих убиты. Даже похоронить их не довелось. Это еще один из снимковсимволов. Выживший в кровавой бане Евгений Рымарь вспоминал: «Моя маленькая дочь лежала у меня в ресторане. попал мне в глаз... детишек были Сожгли…» Выбор Ступака Если есть уровень памяти, то и уровень беспамятства, наверное, тоже есть. Семьдесят лет произошедшее в Корюковке фактически замалчивали. Мы знали о белорусской Хатыни (149 погибших), о чешском поселке Лидице (172 расстрелянных, остальные отправлены в лагеря) – но не о драме, которая разыгралась на нашей собственной земле. На то есть несколько причин. Первая, лежащая на поверхности, – ложное понимание необходимости «сохранить репутацию». Неумение признать вину. Стыд. Корюковщину называют краем партизанской славы. И здесь же эту славу омрачила траурная тень. Именно вернувшихся из похода в Брянскую область партизан нередко называют виновниками разыгравшейся дальше драмы. Это не совсем справедливо. Февральский налет партизан на Корюковский гарнизон – тоже один из трагических эпизодов той войны, и эпизод очень сложный. 25 февраля 1943-го года немцы расстреляли жену одного из партизанских командиров, Федора (Феодосия) Ступака, а еще через день двух его сыновей, 12 и 13 лет, посадили в застенок – вместе с двумя сотнями других арестованных. Заложниками, а еще точнее – обреченными. Потому что сразу же стало известно, что на 28 февраля запланирован массовый расстрел. Руководителя партизанского объединения Алексея Федорова в те дни на месте не было: вызвали в Москву. И отчаявшийся отец уговорил оставшегося за старшего Николая Попудренко совершить налет на Корюковскую тюрьму: отбить своих. Думал ли он тогда о всем известных немецких обещаниях – расстреливать по сотне советских людей за каждого убитого немца? Если и думал, спросить за это нельзя: Ступак во время этой акции погиб одним из первых, открывая двери тюрьмы. Даже не увидел своих мальчиков живыми… Акция оказалась успешной: заложников освободили, Мишу и Гришу Ступаков на самолете переправили в Москву. Говорят, после войны жили на Черниговщине. Кто знает? Вряд ли они или их родные готовы о чем-то рассказывать. Спасенные дорогой ценой подростки не были виноваты ни в чем. Но реальная фашистская арифметика оказалась намного страшнее того, чем пугали листовки: немцев при нападении на тюрьму погибло семеро. Корюковцы за это заплатили в тысячекратном размере… О том, что могли сделать партизаны 1-2 марта (и могли ли), поговорим позже. «Дядечка, не убивайте нас!» Анне Никитичне Нековаль в дни трагедии было 6 лет. Когда объявили, что все жители должны явиться на проверку и обмен документов, мать взяла ее за руку, 14летний старший брат поднял на руки младшего, четырехлетнего. Так, в одной колонне, они и пошли к ресторану… – Мама предчувствовала плохое и сказала брату: «Толя, давай бежать!» А он: «Нет, мама, побежим – нас убьют, а тут мы уцелеем». И подался с маленьким братишкой в толпу… Вечером уже вышли мы из своего укрытия – наша хата была неподалеку, туда мы и пошли. Там ждал нас дядя Митрофан со своими невестками и внуками. До него уже дошли слухи о том, что в ресторане расстреливают. Что жгут Корюковку и Корюковка окружена. Окружена – значит, всё, выхода нет. И он решил так: нас закрыть в погребе снаружи, а самому спрятаться во дворе, в туалете. Тете Антоше (Антонине. – Ред.) сказал: «На тебе топор. Если со мной что-то случится, будете рубить двери и выбираться». – «А ты как?» – «Я спрячусь в туалете, возьму кислоту. Если мне придется погибать, хоть одному да глаза выжгу!» …В окно кинули гранату, дом загорелся, забор прогорел – и они вошли во двор. Подошли к погребу, давай дергать замок. А мы сидим и молчим: дети грудные – ни один не пискнул! Нам посчастливилось: немцы подергали и ушли, а ночью уехали из Корюковки. Тогда уж дядя Митрофан (как он не задохнулся в этом дыму?) пришел к погребу и открыл дверь. Нам не видно, кто наверху стоит, тетя Антоша спрашивает: «Митрофан, это ты?» А он молчит. Она снова: «Митрофан, это ты?» А он молчит. Открыла двери – он стоит весь бледный. «Да что там такое?» А он отвечает: «Выйди посмотри… Страшный суд». Корюковка вся была в огне. Соседние хаты уже все сгорели, и я на всю жизнь запомнила эту картину, она у меня и сейчас перед глазами: такое стояло зарево, что видно было от нашей хаты, как срываются и летят листы железа с кровли сахарного завода… А братья? Там в ресторане их всех и расстреляли. Сосед наш, Евгений Рымарь, был там: ему выбило пулей глаз, детей его постреляли. А он остался жив… Выбрался из-под мертвых. Мои братья стояли с ним рядом, и он рассказывал потом, как это было. Когда настал черед их убивать, старший просил: «Дядечка, не убивайте нас!» Но кто ж там пожалеет… Оба брата моих погибли, а мы с мамой остались жить. …Когда вернулись в Корюковку, ничего от нашей хаты не осталось. Я помню, у нас там ясень стоял, как раз на меже. Между дядиным двором и нашим. Мама моя с тетей сели под ясенем и сидят. Куда идти, что делать? Вырыли землянку, там и жили… Больно до сих пор. Я никогда никому ничего не рассказывала. Только как 1 марта – выйду тихонько, постою, поплачу – да и всё. …Где-то у меня и слова есть такие хорошие, вот послушайте, Протопопов когда-то написал. «Колокольные скорбные звуки над Полесьем летят без конца. И сожженной Корюковки муки наполняют тревогой сердца». Правда, хорошие? На старой фотографии Фотографии сожженной Корюковки существуют в единичных экземплярах. Причины – видимо, те же, что и выше. На первой странице газеты – уникальный снимок, сделанный Александром Корниевским. Именно он представлен во всех музеях, буклетах, изданиях. – Эту фотографию мой муж сделал в 1947 году, вернувшись с войны. На следующий же день его вызвали: «По чьему заданию работаете? Уничтожьте фотографии». «Да как же, ведь это история! Через несколько лет не будут знать люди, что здесь произошло!» – «Уничтожьте». Указание пришлось выполнить. Но… на совершенно другой пленке, вместе со снимками соседских детей, сохранился один кадр. На нем – именно то, о чем сестра Дины Степановны Ирина сказала: «От домов остались одни трубы. Как памятники…» Как это было На уничтожение почти 7000 человек нацистам понадобилось всего два дня. По свидетельствам очевидцев, вечером накануне расправы корюковские полицаи начали массово выезжать из городка. Возможно, и в ком-то из них было что-то человеческое: некоторые предупреждали соседей о том, что нужно бежать. А в 9 утра 1 марта со стороны Щорса приехали каратели: больше десяти грузовиков. Машины начали расползаться по околицам городка, но до 11 утра немцы ничего не делали – стали цепью, разводили костры, грелись, разговаривали. Единственная деталь, которая должна была насторожить, – никого из Корюковки не выпускали. Полицаям же был дан приказ обойти все дворы и собрать жителей «на проверку документов». И люди шли – они понимали, что происходящее связано с недавней акцией партизан по спасению заложников из Корюковской тюрьмы. Но мысль о том, что немцы могут уничтожить целый город, просто не укладывалась в голове. А в 11 часов в небе зашипела ракета – и каратели двинулись с околиц к центру города, уничтожая всех, кого встречали на пути. – Правда, остались три района, которые не пострадали, – рассказывает исследователь Корюковской трагедии Оксана Толкачева, – именно из-за свойственной немцам педантичности. Подъехавшие к одной из улиц каратели с машины спросили: «Что это за местность?» – «Волынка!» – ответили корюковчане, привыкшие именно так называть свой «куток». Немцы сверились с картой, Волынки на ней не нашли – и проехали дальше, остановившись на перекрестке. И оттуда уже пошли цепью. То же было на Черном хуторе и в Барановке. А с других окраин к центру городка под конвоем шли колонны по 50–100 человек, с документами, с детьми на руках. Люди до последнего не верили, что идут на смерть. В ресторане, где шла основная расправа, пули выбили окна, и оттуда доносились отчаянные крики: внутри стоял пулемет и пьяные немцы расстреливали всех. Выжившие рассказывали, что тела лежали выше окон… – Немцы и полицаи обходили улицы, выбирали самую большую хату, сгоняли туда людей, закрывали и поджигали, – продолжает Оксана Алексеевна. – Тех, кто выбирался, снова бросали в огонь. Свидетельств об этом множество. Но первого числа не вся Корюковка была сожжена, отдельные районы уцелели. И 2-го марта каратели вернулись. Кое-где пишут: массовые расстрелы проводились в административных зданиях, в театре, в церкви, в земотделе. – На самом деле этого не было, и театр, и земотдел сгорели, как и вся Корюковка, – уточняет Оксана Толкачева. – Массовый расстрел происходил в ресторане. В церкви же укрылось до двухсот человек. 1 марта их там никто не трогал. А вот 2-го – вывели и в усадьбе напротив расстреляли. В том числе и священников. Позже один из свидетелей Корюковской трагедии рассказывал: на этом пепелище его мать насобирала два полных корыта костей, своими силами оттащила на кладбище и похоронила. Свято-Вознесенская церковь сутки была укрытием для двух сотен корюковчан Прятались не только в подвалах и погребах: в болотах, берегами речки, по плечи в ледяной воде, стелили на снег платки – зарывались сами и прибрасывали сверху детей – И дети, маленькие дети, лежали тихонечко, не издавая ни звука! 1 марта, когда горела Корюковка, поднявшийся сильный ветер немного помог: когда начали гореть соломенные крыши, в густом дыму немцы не стреляли, боясь зацепить своих, и комуто удавалось убежать. Кому-то – даже умолить, вызвать «приступ человечности» у карателей. …Сумевшие выбраться из оцепления корюковчане – в чем были, с маленькими детьми, многие раненые – пешком добирались в окрестные села. Шли в сильный ветер, по глубокому мокрому снегу… Те, кто проходил мимо железнодорожных путей, попали еще и под обстрел с поезда. Куда шли? – Еще до трагедии немцы предупреждали: «Не дай бог, примете кого-то из Корюковки, это будет вам стоить жизни!» – уточняет Оксана Толкачева. – Так что, конечно же, люди боялись. Но принимали беженцев все равно. Видеть людское горе и не оказать помощь тогда считалось недопустимым. Так что помогали чем могли. Если не могли приютить – снабжали продуктами, одеждой. Массовое возвращение началось уже летом. Рыли землянки, складывали из обломков сарайчики. В июне-июле вся Корюковка заросла высоким бурьяном, в котором рыскали волки. Их было столько, что люди старались лишний раз на улицу не выходить – а если выходили, то по двое-трое. Жили как в лесу: едва на улице начинало смеркаться, закрывали двери. Волки заглядывали даже в окна. Нужно ли объяснять, почему их в Корюковке собралось так много? Зверей привлекло огромное количество мертвых человеческих тел… И часть останков была ими просто разорвана и растащена. под Так немцы или мадьяры? Версию о том, что расправу над корюковчанами вершили не немцы, а мадьярские наемники, сегодня озвучивают довольно часто. Но, по словам Оксаны Толкачевой, нет ни одного воспоминания, ни одного свидетельства о том, что это были мадьяры. Принципиален ли этот вопрос? – Принципиально само отношение людей к мадьярам той поры. Вспоминают их, в общемто, добрым словом. В центре Корюковки, неподалеку от нынешнего исторического музея и на территории фабричной площади, раньше располагались небольшие ежедневные базарчики. По рассказам местных жителей, «мадьяры приходили – покупали. Немцы приходили – просто всё забирали». Это были наемники, которые вынуждены были идти, куда пошлют. Посылали чаще всего на партизан – немцы их использовали для этого, не желая самим нарываться на пулю в лесу. И по воспоминаниям самих партизан, мадьяры трезвыми в лес не ходили. Понимали, что идут фактически на верную смерть. Наши их, как говорится, «брили» одним выстрелом. А вообще мадьяры местному населению сочувствовали, поддерживали их продуктами. В ужасные дни 1–2 марта, если могли, позволяли выбраться из оцепления. Возможно, у немцев на службе и были специальные карательные отряды, состоящие из мадьяр, которые участововали в расправе над мирным населением Корюковки, но очевидцы этого подтвердить не могут. Так что люди не верят в утверждения о том, что расправу чинили мадьяры. А вот о том, что это были именно немцы, разговоры массовые. Немцы были в серой форме, мадьяры – в зеленоватой, отличить их и запомнить было легко. Кто-то вспоминал, что они «даже пахли по-разному». И обвинения мадьяр пережившие трагедию корюковчане считают напрасными. Нина Викторовна Коробко действительно на всю жизнь запомнила мадьярского коменданта, не давшего ей умереть от голода. Потерявшая родителей еще до войны, 12-летняя девочка жила со старшей сестрой. Выживать им было труднее других: – Есть было нечего, и однажды я отправилась к немцам попросить хотя бы хлеба. Их переводчик меня как турнул с крыльца, что я рассекла голову – до сих пор у меня здесь шрам… А вот мадьярский комендант запомнился на всю жизнь. Высокий, седой, я зашла – он один сидит, на столе перед ним четыре котелка, наверное, ждал кого-то. Вошла и стою, ничего не говорю. Он молча пошел в кухню, налил полный котелок супа, положил ложку, хлеб… Я есть не могу как хочу! Но не иду. Тогда он сам меня усадил, дал мне ложку и тоже начал есть. Тогда уж я накинулась – ведь целый котелок супу! С собой он мне булочку дал и пять кусочков сахара. И во второй раз я к нему приходила за продуктами. Через три дня, когда партизаны пришли, его убили… А я всю жизнь его вспоминаю: что и среди таких тоже добрые люди есть. Довоенный снимок: воспитанницы Корюковского детского сада с воспитательницей. В первом ряду слева (с гармошкой) – Станислава Лифарь. Ее семья сумела уехать из Корюковки незадолго до трагедии. «Она мне всю ночь снилась, эта фотография… – вздыхает Станислава Михайловна. – Никого же, наверное, нет в живых…» Где же были партизаны? Оставшись на оккупированной территории в подполье, первый секретарь Черниговского обкома КП(б)У Алексей Федоров организовал партизанский отряд, подчинявшийся НКВД СССР. К марту 1942 года отряд провел 16 боев, уничтожив около 1000 немецких военнослужащих, разрушил 33 шоссейных и железнодорожных моста, повредил 5 эшелонов, взорвал 5 складов и 2 завода. – Стоит вспомнить и их октябрьский митинг в 1941 году. Корюковка была вся в транспарантах, вся в красном – выглядело так, словно немцами в городке и не пахнет. На митинг приехали люди из сел, была ярмарка. Видано ли такое – устроить такое в тылу врага? – рассказывает Оксана Толкачева. – Почти четыре месяца партизаны держали здесь власть: с сентября 1941 немцев здесь фактически не было, они расположились в Щорсе, в Корюковку наведывались ненадолго – и сразу уезжали. С самого начала оккупации Корюковка была в тревоге, – продолжает Оксана Алексеевна. – С 5 сентября 1941 года немцы начали активно набирать жандармов и полицаев. А в ноябре начались первые расстрелы. К концу февраля 43-го года фашисты расстреляли до 1000 человек: евреев, цыган, активистов, коммунистов, подпольщиков, тех, кого подозревали в связях с партизанами. А под подозрение попадал фактически каждый. Кто-то пек для партизан хлеб, кто-то стирал белье, кто-то был на подпольной работе – собирал информацию, кто-то просто сочувствовал. Всё это – рискуя жизнью. Но до сих пор живы в Корюковке дети местных жителей, помогавших партизанам, – и они, опираясь на рассказы родителей и на свои воспоминания, о партизанах отзываются очень хорошо… Вот только одно омрачает, если не перечеркивает, всю эту героическую хронику. Описанную ранее историю со спасением сыновей партизанского командира и бывшего председателя колхоза Федора Ступака можно считать толчком к трагедии – но судить и винить за нее очень сложно. Вопрос в другом: где были партизаны 1–2 марта, когда за их «вину» расплачивалась Корюковка? Стоявшее над городком зарево видно было из окрестных сел. Не могли его не видеть и партизаны. И если можно, чисто по-человечески, понять порыв, двинувший партизан на освобождение заложников 27 февраля, то так же «по-человечески» невозможно и не дать оценку их бездействию. В партизанское соединение Алексея Федорова к тому времени входило 12 отрядов численностью от 3500 до 5400 бойцов. Гитлеровцев, уничтожавших Корюковку, было не более 500. Почему же партизаны не пришли на помощь людям, которые очевидно гибли в муках? Потому что «команды не было»? Но два дня назад ни отсутствие Федорова, ни усталость после рейда, ни подготовка к запланированному походу на Волынь, ни возможное недовольство НКВД (а отряд действительно находился в его подчинении) не удержали партизан от налета на Корюковскую тюрьму. А 1–2 марта они не двинулись с места. И вот этому бездействию оправдание найти трудно. Видимо, осознавали это и сами партизаны: ни в одном из трех изданий знаменитой книги Алексея Федорова «Подпольный обком действует» вы не найдете упоминания о Корюковской трагедии. Хотя об успешной февральской операции там рассказывается: «За несколько дней до моего возвращения из Москвы специально выделенная группа партизан по указанию Попудренко совершила налет на Корюковку. Там в то время свирепствовали каратели – расстреляли двести пятнадцать и собирались расстрелять еще сто восемьдесят заточенных в тюрьму советских граждан. Надо было освободить осужденных на смерть». В дневниках Попудренко мы тоже не видим ни одного упоминания об этих событиях, кроме того, что была радиограмма от 2 марта, в которой сообщалось об активном нападении на Корюковку. Не писали об этом и другие авторы. Собственно, после первых двух публикаций (упоминание в статье Ильи Эренбурга «Дорогами пепелищ» в газете «Правда» от 26 сентября 1943 года и свидетельства очевидцев в районной газете «Большевик» за 1946 год) на долгие годы воцарилась тишина. Как говорят, все публикации на партизанскую тему визировались лично Федоровым – а он молчал. Только в рукописи Владимира Тихоновского, ординарца партизанского командира Федора Короткова, можно встретить наводящий на раздумья абзац: «Незадолго до смерти Федора Ивановича я посетил его дом в Чернигове. Не стал тревожить его проблемами, возникшими с написанием книги. Мы общались как два фронтовых друга, вспоминавшие пережитые военные годы. Расчувствовавшись, Федор Иванович поведал мне самое сокровенное о тех трагических днях. Я увидел совсем другого человека, глубоко переживавшего всё случившееся в Корюковке. Это была его боль, его постоянная моральная травма, не ослабевавшая с годами». Оксана Толкачева, как человек, глубоко знающий материал, полагает: – Обвинять партизан сейчас мы,современное поколение, наверное, не имеем морального права. Мы не жили в то время, не были в тех условиях. Шла жестокая война. Их подготовка к большому и трудному рейду на Волынь стала одной из причин неоказания помощи тем, кто ее ждал. Но трагедию нужно рассматривать на фоне именно отношения Гитлера к населению оккупированных территорий. Еще в июле 1941 года Сталин распорядился организовать на оккупированной территории партизанское движение сопротивления – на что Гитлер уже 16 июля ответил словами о том, что если русские вводят партизанское движение, это дает немецким войскам право убивать любого, кто будет им противостоять… Был и план «Ост», предусматривавший после вторжения в Советский Союз полное уничтожение населения как ненужного рейху… В 1942-43 годах уже горели соседние Рейментаровка, Богдановка, Олейники, Елино, Майбутне… И можно сказать, что Корюковка просто ждала своей участи. Все это так. Но… почему, все-таки, не пришли на помощь? Ответы только сейчас могут дать архивы. И это на сегодня самый острый, самый спорный и самый болезненный вопрос. Ведь тактику сожженных деревень вели обе воюющие стороны. И это дает основания некоторым наиболее категоричным исследователям выдвигать даже версию о том, что партизаны бездействовали намеренно: чтобы… сильнее разжечь пламя народного гнева. «Небо было – как кровь…» Поразительно, сколько деталей может сохранить детская память. Жить с этой болью, наверное, невыносимо. Но очевидцы Корюковской трагедии донесли свои свидетельства до наших дней. Супруги Нина Викторовна и Виктор Петрович Коробко вместе уже 60 лет. В 1943-м оба были подростками. – Когда начался пожар, – вспоминает Нина Викторовна, – люди прятались в ямах, в канавах с водой. Соседке удалось с собой двух коз прихватить. И вот, помню, мы сидим по шею в воде, только чуть-чуть выглядываем из ямы – и козы так же… Полицаи проходили мимо, кричали: «Всем на проверку документов!» Но яма была глубокая, и они нас не заметили. Наверное, с полчаса ничего не было слышно. А потом началось: крики, выстрелы… И небо было – как кровь. В яме пролежали до вечера. А немцы боялись на ночь оставаться, уехали – тут мы и выбрались. Сразу и попались, подъехала машина, из которой вышли четыре человека, с черепами на рукавах: «Сейчас же возвращайтесь!» Идем – а на улицах везде мертвые валяются. Уже ночью мы выбрались в лес – а потом пошли по селам, по хатам, отогрелись, поели, что люди давали. …Я видела, как убивали – там, где «свинарка» (бывшая колхозная свиноферма. – Ред.). До третьей ступеньки там лежали люди… И земля еще двигалась. Виктору Петровичу, тогда 16-летнему, вместе с матерью тоже удалось бежать: – Рано утром мы увидели: бежит женщина, вся в крови, раненая в плечо, и кричит: «Бегите! Всё горит! Стреляют всех!» Мать ей дала платок, перевязаться, и мы побежали к реке – там были овощные погреба, метра два глубиной, а длиной метров 15. Сколько же людей туда набилось! Мужчин мало было, только инвалиды, которых в армию не забрали, а то всё пацаны да женщины. А со всех сторон крики: «В ресторан, на проверку документов!» Толпу погнали…Мне запомнилось, как два мальчика, лет 12–13, стали проситься: «Зачем нам туда, у нас ведь еще паспортов нет!» Девчушка, которая с ними была, рванула в другую сторону – и ее застрелили. Как бежала – упала на колени, так и осталась стоять. А из толпы к ней кинулась женщина, мать, наверное. Подняла на руки. И тут же каратель подошел, стал толкать в колонну. Она не двинулась – он ее на месте и застрелил. …Те, кто остался за буртами, решили бежать. Кинулись, кто куда, а хаты-то горят – куда идти? Собралось нас человек 8–10. Решили попытаться проскочить между хатами, на сенокосы. Подошли ближе, и только тут поняли, что в сарае люди горят! Вы знаете, когда горит человек, искры летят – как будто при сварке… Страшно смотреть. Только мы перебежали через улицу на луг – конь серый, сани, гонятся за нами. Дали очередь из автоматов. Мама мне кричит: «Будут еще раз стрелять – падай!» И минуты не прошло, стреляют снова: мы упали. А снег высокий... Повалились и лежим неподвижно, в воде, в снегу. В стороне – какие-то женщины с детьми. Полицаи подошли и спорят между собой: «Ты промазал». «Нет, ты промазал, не знаешь, как надо стрелять!». Один подошел ко мне, сапогом меня стал пинать – проверять, мертвый я или живой. И тут в стороне заплакал ребенок. Они – туда, забрали и женщин этих, и детей… Ушли, а мы – бежать. И слышим: сзади и стрельба пошла, и крики… Видеть, слышать, не молчать Читатели, осилившие две первые части этой публикации, уже спрашивают: а для чего все это? Сейчас, спустя семьдесят лет, чего они хотят? Компенсаций от немецкого правительства? Извинений от немцев, венгров, потомков партизан? Расследований? Думается, нет. В первую очередь они – настоящие дети войны, дети марта 1943-го, а сегодня глубокие старики – хотят, чтобы все, что случилось в те холодные, ветренные дни, было озвучено. И, конечно, услышано. Вот все ли готовы слышать? Интересную деталь приводит в своей статье «Трагедия Корюковки взывает к памяти» черниговский краевед Виталий Топчий. Когда в Верховной Раде голосовали постановление «О чествовании памяти жертв Корюковской трагедии во время Второй мировой войны», за проголосовали не все. В частности, воздержались… три депутата от самой Черниговщины! За установку памятного знака и создание мемориала, посвященного погибшим корюковчанам, принимались несколько раз. Сперва еще в 80-х, при жизни Алексея Федорова (говорят, бывший партизанский командир был активным сторонником возведения мемориала, это была едва не его идея фикс – которую он не успел пробить), были обещания и со стороны Леонида Кучмы, позже корюковчане уже сами пытались собрать деньги на памятник – безуспешно, конечно… И только в 2011 году, не в последнюю очередь благодаря упорной работе и исследованиям Института национальной памяти, о Корюковской трагедии на самом верху наконец заговорили всерьез. Следствием указа президента и соответствующего распоряжения Кабмина должно стать приведение в порядок центральных улиц районного центра, ремонт дорог на подъезде к нему, ремонт районного Дома культуры… Но главное – создание мемориального комплекса. На все про все выделено 10 миллионов гривен. И кое-что уже делается. В годы Великой Отечественной оккупанты уничтожили на украинской земле 670 населенных пунктов. Только на Черниговщине в 60 уничтоженных нацистами селах погибло 17,5 тысяч мирных людей. Корюковская трагедия по своим масштабам перекрывает их все – она и объединит память о погибших. Так будет выглядеть мемориальный комплекс, посвященный всем сожженным фашистами селам Украины По-человечески 1 марта 2013 года. Холодно. Ветер, колкий мелкий снег. В этот наш приезд Вечный огонь у памятника в центре Корюковки горит – а вокруг выстроились флаги. Сотни людей с одинаковыми ярко-красными гвоздиками в руках: цветов привезли множество, они в руках у каждого, они засыпают памятник, а их засыпает снегом… В числе тех, кто пришел поклониться погибшим, строгий пожилой мужчина с огромным венком в руках. Это председатель Черниговского поискового клуба «Память Победы» Михаил Михайлович Балан: – Наш клуб занимался поиском захоронений погибших корюковчан, взятием их на учет. Мы вели эту работу полностью – вплоть до эксгумации и подготовки к захоронению. И теперь вот от нашего клуба – эта корзина. Понимаете, в чем дело… Когда начинаешь вникать в этот материал, ты начинаешь им жить. Начинаешь чувствовать эту трагедию. Когда рассказывают об этом даже не участники, не очевидцы, а уже представители следующего поколения – все равно, и они не могут говорить об этом без слез! Это действительно трагедия… Еще через несколько минут мы едем за город – через заснеженный лес. Затем по долгим деревянным мосткам идем через болото – повторяя последний путь тех, кого фашисты расстреливали в урочище 70 лет назад. В этих местах вообще, в какую сторону ни пойдешь, все напоминает о войне и заставляет включаться в события прошлого. Сюда брели сквозь ветер уцелевшие корюковчане; здесь тайно помогал раненым партизанам знаменитый врач Безродный, семья которого также погибла в марте 43-го; это село тоже было сожжено… А урочище Гай было местом массовых казней. Семьдесят лет спустя под высокими соснами (к стволам прикреплены портреты погибших) звучат другие выстрелы: воинский салют. Под военный оркестр и пение хора им. Бортнянского идет церемония прощания. «Главное, чтобы все сделали по-человечески…» – шепчет стоящая рядом женщина. И надо сказать, несмотря на большое количество начальства (приехало и областное руководство, и замминистра культуры), мероприятие выходит не особенно пафосное, а в какие-то моменты просто пронзительное. Когда к месту установки памятного креста выходит группа детей, в платочках и крестьянских тулупчиках, ветер становится жестче – и каждый, содрогаясь, представляет, как это было ТОГДА. Несвятые святые Над мраморной плитой с памятной капсулой горят лампады, к запаху свежих опилок добавляется аромат ладана. На постаменте 16 гробов – через несколько минут их опустят в землю. И архиепископ Черниговский и Новгород-Северский Амвросий в кратком поминальном слове буквально «с языка снимает» вопрос, который возник у многих из присутствовавших в этот день в урочище Гай: а не должны ли погибшие в Корюковке быть причислены если не к святым, то уж точно – к мученикам? – Мы помним, как некогда царь Ирод приказал убить в Вифлееме всех детей до двух лет – их погибло 14 000. И это событие повторилось почти через две тысячи лет. Почему? Потому что новый Ирод явился… Который искал крови невинных людей. Младенцы, погибшие в Вифлееме, причислены к лику святых, они вспоминаются Церковью после Рождества Христового. И думаю, что и эти души, эти безвинно пострадавшие люди, будут причислены к лику святых. Мы же будем молиться, чтобы Господь их упокоил в своем Царствии небесном… Под соснами в урочище Гай обрели покой останки 230 жертв Корюковской трагедии – из почти 7000… Откликнется не эхо Черниговский художник, заслуженный деятель искусств Борис Дедов над созданием мемориального комплекса работает уже почти год: от идеи до эскизного проекта. Будущий музей жертв фашистской оккупации и памятный комплекс расположатся по две стороны водной глади: сегодняшнее болото превратят в озерцо. Место перезахоронения жертв – на одном берегу, мемориал – на другом. У входа в мемориальный комплекс – икона Божьей матери, поддерживаемая рушником. С обратной стороны – икона Христа Спасителя. То, что не сгорает. То, к чему можно обратиться всегда. На другой стороне озера, у маленькой часовни, поднимется 19-метровый белый крест. Изготовить конструкцию такой величины, а потом везти в Корюковку, не рентабельно. Она будет изготовлена на месте – а значит, не раньше лета. Сам же музей предстанет в образе сгоревшего дома: в огромном внутреннем зале будут представлены материалы о каждой области – о каждом городке, селе, поселке, по которым прошлась война. Там же будут и списки погибших. – Эти имена можно будет дописывать, добавлять. Время идет, но все-таки ученые, историки работают – и добавляются новые имена, открываются новые сведения! И в памятный для себя день, в день трагедии, произошедшей в каком-то из регионов Украины, люди смогут приехать на этот мемориал, почтить память всех погибших – и возложить цветы именно своим землякам. Провести в часовне молебен – памяти кировоградцев, харьковчан, львовян… Трагедия общая, Украина одна, – уверен Дедов. Потолок музейного зала будет полностью увешан… нательными крестами, которых нужно насобирать не меньше десяти тысяч. – На цепочках, веревочках, на кожаных шнурочках – медные, деревянные, алюминиевые, золоченые – они будут качаться и тихонько звенеть. Чтобы человек, пришедший в этот музей, понимал: за каждым этим крестиком – душа ребенка, женщины, старика. Нательный крестик – не просто вещь. Человека нет – а это осталось на земле… И наконец, еще один говорящий (в буквальном смысле слова) символ. – Неподалеку от центральной скульптурной композиции мемориала (гранитная плоская плита, напоминающая по форме сельскую хату, остатки сгоревших бревен – и склонившаяся женщина, обезумевшая от горя) поставят небольшой колокол. И если вы, отдавая дань уважения жертвам трагедии, в него ударите, через несколько секунд не эхо, а второй колокол, установленный на том берегу, ответит: что они вас услышали. 7 000 закривавлених зірок… Это слова из стихотворения, прозвучавшего на траурном митинге 1 марта. Преимущественное число этих звезд – безымянны… Но это не значит, что мы не должны пытаться эти имена вспомнить, открыть, назвать заново. Бывшая учительница истории Ольга Романовна Суровец всю жизнь посвятила сбору воспоминаний о марте 1943-го. Ее перу принадлежат статьи: «Біль незабутніх днів», «Болюча пам’ять не згасає», «Вони жили на вулиці Вокзальній», «Вони завжди з нами», «Для нелюдів святого не було», «Пекучу зронимо сльозу», «Те, що бачили очі»… Ее воспоминания – и мартиролог, и летопись трагедии. – …Людській пам’яті властиво забувати. Але те, що я побачила в Корюківці в перший березневий день 1943 року, я пам’ятаю – і не забуду до кінця своїх днів. Добре пам’ятаю ранок і день 1 березня, коли корюківчани почули гуркіт численних вантажних німецьких машин. На цих машинах німці перевозили свої війська. Вони оточили місто з усіх сторін: Корюківка була взята в щільне кільце. На вулицях поставили вартових, які слідкували за тим, щоб ніхто із жителів міста не залишив місто і не вийшов за його межі. Корюківчан, які хотіли вийти з міста, завертали і розстрілювали прямо на вулицях міста. Жоден з корюківчан не мав ніякої можливості для того, щоб залишити на місто. Розстрілювали всіх. До того ж, німці не хотіли, щоб на вулицях міста лишались трупи: вони розпалювали багаття і кидали туди людей. Інколи – навіть живими… Наталия Гребень, Борис Пацкевич, Иосиф и Зося Галацкие, семьи Станкевичей, Солохненко, Камышных… Память Ольги Романовны хранит эти – и десятки других имен, обстоятельства гибели, подробности – для того, чтобы мы помнили. P.S. Обращаясь к будущему Снежана ПОТАПЧУК, журналист «Первого национального канала», автор фильма «Корюковка. Преступление против человечности»: – Я хочу в первую очередь от имени своего поколения обратиться к очевидцам Корюковской трагедии, к тем, кто сберег в своей памяти эти страшные события. Их нельзя было не сохранить… Я спрашивала у многих очевидцев Корюковской трагедии: а был ли позже в вашей жизни момент, который перекрыл бы тот эмоциональный накал? И все отвечали: нет. И я благодарю вас за то, что вы поделились со мной тем, что болит, не заживает и что тревожит душу до сих пор. Мы поставили себе цель: через вас, через ваши воспоминания, через ваши слезы, через ваши переживания, через ваши сердца донести события 1–2, 9 марта 1943 года до молодежи всей Украины. Нам стало интересно: насколько современное поколение воспринимает ту войну? Понятны ли им слезы ветерана, его переживания? И как вообще душа подростка, юноши, девушки реагирует, когда с экрана телевизора рассказывают о таких страшных вещах? Ведь всем известно, что сегодня дети воспитываются на других примерах. И в компьютерной игре, где отражаются события Великой Отечественной, ты можешь выбрать, за кого воевать – за Советскую армию или за фашистов… Мы решили копнуть именно сюда. Потому что, когда ты убиваешь виртуального врага, ты и саму эту войну начинаешь считать виртуальной, ненастоящей. А это страшно. Готовя фильм к эфиру, мы столкнулись с пугающими данными сводок, с пугающим отношением современной молодежи к ветеранам Великой Отечественной. Мы видели: переворачивают автобусы с ветеранами; как подростки, окружив ветерана, гогоча, рисуют ему свастики на щеках; как убивают сегодня ветеранов за ордена и продают эти награды на базарах… И работая над фильмом, мы поставили себе задачу – задеть, достучаться до тех, кому это не то что неинтересно, а кому это – не больно. У кого сердце воспитано на компьютерных играх и зарубежных боевиках. Мы много сегодня говорим о памяти, которую необходимо беречь. О том, что память неубиенна. Но при этом у сегодняшних подростков, которые вырастут и будут воспитывать уже своих детей, при виде ветерана, человека, который потерял в этой войне, возможно, даже в Корюковской трагедии, родных и близких, глаза остаются равнодушными. Равнодушными они остаются и к тому, что видят на экране. Это мы наблюдали во время своего эксперимента: когда собирали детей разного возраста, показывали им события Великой Отечественной и снимали их реакцию, их глаза. И в основном мы увидели цинизм… Поэтому я считаю крайне необходимым все возможное, все факты, все мероприятия обращать именно к молодому поколению. То, что происходит сегодня в их среде, – на грани фашизма. Мужа одной из героинь нашего фильма убили именно 9 Мая, когда он возвращался с парада в Киеве: убили, чтобы ограбить и отобрать ордена. И таких фактов множество! За тем поколением, которое идет после нас, – будущее. Каким оно будет, если дети должным образом не примут в себя память, которая есть еще в сердцах людей, переживших ужас войны? Дополнительные материалы Что читать Первое упоминание о Корюковской трагедии появилось в газете «Правда» за 26 сентября 1943 года – в статье Ильи Эренбурга «Дорогами пепелищ». Первые свидетельства были напечатаны в районной газете «Большевик» в 1944 году. А затем последовали десятилетия осторожных упоминаний. И все же о Корюковке писали: Иван Водопьян в «Граните», Александр Балабай в повести «Червоно танув сніг», Борис Нарижный в «Горобиновій заграві». Известная книга «Дзвони пам`яті» также включает статью Бориса Нарижного «Нескорена Корюківка», Владимир Маняк в «Рейде, говорится о ней и в известном сборнике «Вінок безсмертя». Переломной стала работа черниговского журналиста Сергея Павленко «Чорний понеділок Корюківки», вышедшая в сборнике «Чернігівщина incognita». («Ох и досталось ему тогда!» – с задорной гордостью вспоминают в Корюковке смелую публикацию.) К 70-летию трагедии Сергей Олегович, не ослабляющий внимания к теме в течение многих лет, также подготовил ряд публикаций – их можно прочесть в последних номерах «Голоса Украины». Из недавно вышедших публикаций нельзя не упомянуть «Корюковку-43» (составители Сергей Бутко и Татьяна Макаренко). Два издания выдержал и «Мартиролог Корюковки» – список жертв трагедии, подготовленный Сергеем Бутко и Оксаной Толкачевой, и сборник «Актуальные проблемы партизанско-повстанческого движения в Украине в годы Великой Отечественной войны». Хорошим подспорьем послужит и библиографический указатель «Корюковская трагедия», изданный Черниговской областной научной библиотекой им. Короленко (составители Т. Сиренко и Л. Студенова). Но главная, большая книга о Корюковской трагедии пока не написана. Этот сюжет все еще ждет своего Трифонова, Рыбакова, Гроссмана… Что смотреть Снимавшийся на протяжении этой зимы фильм журналистки «Первого национального» Снежаны Потапчук «Корюковка. Преступление против человечности» стал событием в журналистских кругах: это достойная и честная работа. Увы, премьерный показ был назначен на 9.25 – так что даже сами корюковчане, спешившие 1 марта на траурный митинг, не смогли досмотреть фильм до конца. Но найти его возможно – а кроме того, редакция телеканала обещала, что будут повторные показы. Фильм уже отправился на фестиваль патриотического воспитания молодежи в Крыму, хочется верить, что найдется возможность для широкого показа его и на Черниговщине. В первую очередь – для школьников, для молодежи. Смотреть эти тяжелые кадры трудно, больно, непривычно. Но – необходимо для воспитания совести, для формирования души. Так воспитывал своего трудного героя Энтони Берджесс в «Заводном апельсине», так призывал в одном из лучших и главных военных фильмов Элем Климов. Чтобы быть, чтобы оставаться человеком, иди – и смотри. Благодарности Семьдесят лет – это отрезок длиною в жизнь, и можно было бы подумать, что срок давности вышел, память о страшном корюковском марте уходит в прошлое. Но даже за те несколько недель, что готовился и публиковался этот материал, в редакцию начали обращаться люди, так или иначе связанные – воспоминаниями, семейными историями, внутренними причинами – с этой трагедией. Редакция благодарит за помощь в подготовке материала Нину Семеновну Воронович, Дину Степановну Корниевскую, Ирину Степановну Ткачеву, Ольгу Романовну Суровец, Нину Викторовну и Виктора Петровича Коробко, Анну Никитичну Нековаль, Станиславу Михайловну Лифарь, директора Корюковского районного исторического музея Алексея Васильевича Бакуту, научного сотрудника музея Оксану Алексеевну Толкачеву, Корюковский районный отдел культуры и всех читателей, откликнувшихся на нашу публикацию. Вера ЕДЕМСКАЯ, еженедельник «Семь дней» (г. Чернигов), №№ 9-11, 2013 год