статью - Московский научно

Егор Серый
ПИКЕ
Автор этой книги вырос в Москве. Перепробовал ряд
профессий, но по-настоящему нашел себя в художественном
творчестве.
Его
работы,
выполненные
в
своеобразной
разработанной им самим технике соединения дерева, металла и
живописи, экспонировались на выставках и пользовались успехом как у
отечественных, так и у зарубежных ценителей искусства, К
сожалению, этот период жизни автора был омрачен развившейся
зависимостью от алкоголя. Однако благодаря Сообществу
анонимных алкоголиков, группы которого успешно работают в
нашей стране более П лет, автору удалось обрести устойчивую
трезвость и вместе с ней новую жизнь. В этот лее период он с
группой художников участвовал в восстановлении одного из русских
православных монастырей, Ипюгомэтой работы стало в том
числе и обретение автором православного мировоззрения и
веры в Бога. Последние несколько лет автор, оставив Москву,
живет при монастыре, пребывая в нелегких трудах православного
христианина, крестьянина и художника.
Оглавление
От автора
.................................................................................................................................... 5
ГЛАВА 1. СУМАСШЕСТВИЕ ...................... ..................................................................................... 6
ГЛАВА 2. МАЭСТРО, МАЭСТРО! .................................................................................................... 19
ГЛАВА 3 БУДНИ ................................................................................................................................ 27
ГЛАВА 4. ПОЛЁТ .............................................................................................................................. 34
ГЛАВА 5. МУЗЫ ................................................................................................................................. 44
ГЛАВА 6. БОЛЬ ................................................................................................................................. .52
ГЛАВА 7. ТРЕЗВЕНИЕ .................................................................................................................... 56
ГЛАВА 8. ГОДЫ ................................................................................................................................. 62
ГЛАВА 9. ТАЙНА ............................................................................................................................... 70
ГЛАВА 10 КОНЕЦ ........................................................................................................................... .76
ПОСЛЕСЛОВИЕ: ............................... ............................................................................................. 84
ПИКЕ
«Поэты не рождаются случайно,
Они летят на землю с высоты.
Их жизнь окружена, великой тайной,
Хотя они открыты и просты.»
И. Тальков
«Памяти В. Цоя»
«Земля. Небо.
Между землёй и небом - война.
И где бы ты ни был, что бы ни делал,
Между землёй и небом - война»
В.Цой «Война»
От автора:
«Имена и события подлинные.
Если же у кого и возникнут какие сомнения –
пожалуйста, пожалуйста! Кто бы возражал?!»
ЕГОР СЕРЫЙ
весна 1995
Неотъемлемой, содержательной ч а с т ь ю к н и г и я в л я ю т с я р и с у н к и , написанные
Володей (одним из героев повести) в заключительный период жизни. События описанные в книге,
вынудили Володю научиться рисовать левой рукой, что во многом определило особенность этих
рисунков.
ГЛАВА 1 . СУМАСШЕСТВИЕ
Хамство и наглость, ложь и обман, Пьянство и наркоманию..: всё это мы будем ловко и
незаметно культивировать... И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать,
что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище.
Найдём способ их оболгать и объявить отбросами общества.»
Генерал А. Даллес. 1945г.
Пивной бар гудел как растревоженное осиное гнездо. Трудовой народ похмелялся - наступило
именно то время, на которое постоянно указывал В.И.Ленин, отчеканенный на советском рубле. Если
какой-нибудь сомневающийся приложит означенный рубль к циферблату наручных часов, тотчас
убедится: вождь пролетариев указует на одиннадцать часов утра - чудесное время в сказочной стране
Совдепии, когда открывались все винные отделы магазинов и пивные бары. И если верить "Манифесту
Коммунистической партии", то выходит весьма опасным такое состояние дел, когда трубы горят, котлы гудят и
клапан (вспомните, как в знаменитом "Манифесте" об этом рассказывается) готов взорваться. Клапан не
взрывается, потому что в одиннадцать часов утра его открывают и заливают в горящие котлы пиво.
Да. Были времена, когда в пивные залы стекалось великое множество народа. И вовсе не
потому, что все очень любили этот таинственный напиток - то мягкий, бархатный и пенистый, то хорошо
сдобренный стиральным порошком для пены, содой для исключения желудочных процессов, настойкой
табака для крепости..., а потому, что всякий желающий мог найти здесь хорошего человека, способного к
сочувствию и пониманию.
Случалось, правда, и такое, что сочувствующие пускали в ход кулаки. Но это бывало редко. Не более
одного раза в день... на буднях. В праздники чаще: наверное, оттого, что в пиво больше табаку наливают… Но,
как правило, всегда на всех находилась одна общая печаль-беда; плохая внешняя и внутренняя политика
нашего правительства. Потому что хотелось мира на всей земле и счастья в личной жизни, а ничего не
получалось. Кто виноват? Правительство.
Вот и пили пиво, звеня кружками, сочувствуя друг дружке и обсуждая всяческие проблемы, какие и
можно было обсудить только в пивном баре. Сюда стекались страждущие, независимо от достатка, семейного
положения, социальной занятости и даже пола. В клубах табачного дыма, густо висевшего над головами
непрерывно говорящих, жующих и пьющих людей, исчезало вместе с усталостью, депрессией и
одиночеством множество нерешенных проблем.
Наш бар не имел официального наименования. Поэтому в народе его прозвали просто: аэродром
Докукино. Даже водители общественного транспорта часто объявляли остановку не "Улица Докукина", как
должно, а "Аэродром Докукино". И, как подбитые гуси, слетались сюда и заходили на посадку больные
и непохмелённые, трезвые и пьяные, с зубами и без зубов, бритые и небритые, одинокие и в компании,
грустные и веселые: мальчики, парни, мужичонки и мужики, женщины и бабки, Работающие,
безработные и пенсионеры со всей северной окраины города-героя Москвы в пределах большой
кольцевой Дороги.
Стояло жаркое лето 1989 года. Шел к неизбежному финалу двадцатый век. К какому? А кто его
знает? И какое это имеет значение, если сегодня пиво хорошее? Мягкая терпкая влага бесконечной струей
вливается внутрь, животы пухнут, мочевые пузыри наполняются, и жидкость под давлением подается
к мозгам, от чего глаза увлажняются, становятся добрыми и блестящими. Окруженная клубами табачного
дыма, публика кажется уже милой и родной. А если кто-то по дороге в туалет вдруг надумает остановиться в
центре зала и обвести вокруг себя ошалелым взглядом, то увидит себя стоящим не иначе, как в парламенте:
такие бурные дебаты происходят здесь за каждым столом.
Бар снизу доверху наполнен ровным монотонным гулом, что весьма удовлетворяет, и невольно
думается: «Всё хорошо... Если парламентарии пьяны, значит в стране всё хо-ро-шо!»
Невысокий, стройный блондин с длинными прямыми волосами, с открытым и внимательным,
"цепким взглядом серо-зелено-голубых глаз, с правильными чертами породистого северянина, Володя,
чем-то напоминал Печорина. Держался он прямо, независимо и даже несколько вызывающе. И такая манера
обращения могла бы отталкивать собеседника, если бы нечаянные простодушие и серьезность не
притягивали бы тотчас и не вовлекали бы в откровенный разговор.
Рядом с ним, задумавшись, стоял очень похожий на него Юра, разве только _что повыше его на
полголовы. Кто-то увлеченно рассказывал очередной анекдот, а двое похожих, недоверчиво посматривая
друг на друга, попивали пиво.
Так, волею судеб за одним пивным столом оказались два художника.
Более месяца назад жена Юры уехала за границу, якобы на гастроли. Еще до отъезда жены он понял,
что пылкая любовь и вожделенное семейное счастье уходят безвозвратно, и теперь он пил. В России так
принято: как что, так непременно надо запить горькую. Сначала Юра пил и кутил отчаянно, стараясь
пропиться до предела возможного, чтобы всё забыть и всех простить.
Пожар души стал затихать, пришла усталость
и началось постепенное трезвение. Тутто и повстречались и с Володей, который к этому времени отправил жену.
Деревню, успел немного покуражиться в холостяцких прогулках по друзьям-собутыльникам,
и теперь тоже имел намерение отрезвляться... Сейчас Володя был при большой папке со своими работами,
кои он вез для оформления выставки, где должен был состояться его анонс.
Также и Юра был полон творческих планов и, если бы не петушиная манера поведения Володи,
то Юра уже бежал бы к себе в мастерскую. Но Володя вызывающе заявлял себя сумасшедшим
художником, и как же тут можно было уйти?
- А интересно было бы узнать, - спрашивал Юра,- в каком стиле и направлении вы преуспеваете?
- Знаете ли, - рассказывал Володя, - принято называть нас всех, кого ни попадя, авангардистами.
Володя стал доставать из папки свои работы и расставлять их прямо на пивных, столах, нисколько
не смущаясь хмельных присутствующих. - Я бы сказал о себе, что я реалист, - продолжал он.
Пивной зал заполнился картинами, с которых на посетителей смотрели красные, черные,
желтые и зеленые человечки. Живописные герои раздваивались, расстраивались - в каждом из них
прочитывалось и хорошее и плохое, и всё вместе взятое.
Так, так, так. Правильно. Правильно, - бубнил Юра, свойски расхаживая по пивному бару, как
по галерее. – Это мы. Да, это мы. Всякий из нас.
Бар оживился. Каждый рассматривал картину, помещенную у него на столе, что-то
рецензировал, хотя в сущности никто ничего не понимал. Главное, что никто не ругался, и все позволяли
остаться картинам так, как их расставил автор. Многие даже держали холсты, продолжая при этом пить
пиво и закусывать.
Юра с Володей ходили по залу, обсуждали то или иное полотно, и при этом бар" наполнялся
радугой цветов и причудливыми фантазиями художника. Картины ожили и гармонично вошли в
пространство.
- А вот возвращение блудного сына, - рассказывал Володя. - А вот скрипач... Видишь, лицо его
светится,
а
одежда
будто
вырастает
из
сцены,
Всё
печально,
и
фиолетовый
переходит в алый цвет занавеса.
- Драма! - восклицает Юра, и глаза его начинают светиться, как у скрипача на холсте .
К-обеду у двух художников состоялось полное взаимопонимание. Было принято решение
купить бутылку водки и отправиться в гости к Юре осматривать его произведения. Одну бутылку водки
купил Юра, потому что он приглашал. Другую - Володя, потому что он приглашался.
Радуясь своей коллегиальности, два художника бодро вышагивали по тротуару, оживленно
продолжая беседовать о загадках живописи. Хорошо, когда голова полна творческих планов, когда в сумке
звенит бутылка водки о банку шпротов, когда рядом идет такой же, как ты, а впереди еще день и до сумерек
далеко.
- Что рассказывать? Сам видишь, в квартире пусто, даже водку пьем из майонезной баночки, описывал Юра свое житьё-бытьё. Всё возможное было вывезено к теще. И надо сказать - по праву, потому
что всё было ихнее, а мне оно даже и ни к чему... Да и было бы о чём горевать.
Главное, что я делаю то, что мне нравится. Я рисую, и я теперь свободен! Что еще надо?
- И отвечать нечего. Положение твое приятное.
- Хотя должен сказать тебе, Володя, - продолжал хозяин пустого дома, - пропился я изрядно.
Была выставка в Голливуде.., и я за месяц спустил весь гонорар. Большие были деньги, доложу я вам. Но
нисколечко не жалко - право слово, пустяки. Было-то со мной совсем плохо: очень уж я тосковал. Без нее дом
совершенно опустел, и я даже не мог здесь находиться. Убегал из квартиры, шлялся, где придется,
возвращался и, оглядев с порога весь этот кавардак, - по дому как Мамай прошелся, - выскакивал вон,
даже забывая запереть дверь. И так целый месяц. Ночевал у друзей, пил, кутил, а на сердце боль - Часто
друг бросал все кампании и бежал домой - всё казалось, что гастроли отменили, и она вернулась. Веришь
бегом бежал. Подбегал к дому и видел темные окна. Будто кто в грудь ударял... Постою под окнами, постою,
поворачиваюсь и опять иду куда глаза глядят. Ах, как я любил ее! - Юра выпил залпом водку,- Впрочем, во
всём виноват сам - я же ненормальный. Это только с виду приличный. Слава Богу, всё прошло, Юра вздохнул. - Обещала позвонить из Парижа... Жду звонка, привожу в порядок квартиру и уже начал
работать.
--Ты обещал показать...
Юра вытащил из коробочки деревянное яйцо, всё оплетенное кружевами из металла. Из рамочки
сложной'вязи на них просто и спокойно смотрели Богородица и Младенец.
- Э-э..., да ты Фаберже, - Володя внимательно всматривался в затейливый орнамент.
- Что ты, Вовка, какой Фаберже? У него же настоящее. А у меня подделка, имитация.
- Всё равно: какая работа!!
И художники радостно выпили за то, что уважают друг друга.
Теперь им обоим казались естественными взаимная откровенность и доверительность в
беседе. Дружба завязалась легко, непринужденно и прочно. Так незаметно была выпита водка, куплена
еще бутылка, и сейчас друзья сидели в сумерках, при зажженной свече в состоянии абсолютного
успокоения, как бывает после исповеди.
Рассказывал Володя.
- Отец всю жизнь был военным. Свое детство я вспоминаю по Германии, где располагалась
войсковая часть отца. Воспоминания эти очень радостные и светлые. Германия красивая, милая и уютная
страна. Европейская культура невольно входила в наш быт. Как сейчас помню: нарядный Новый год,
сверкающая елка, подарки, перевязанные ленточками, вкусные угощения... Даже помню клубнику
в разноцветной обертке: каждая клубничка в отдельной бумажке, крупная, спелая и сладкая-пресладкая! А ёлка
зелёная, пахучая, и вкруг неё офицеры в мундирах с блестящими звёздочками на погонах и красивыми
мамами рядом. - Какими мамами? - Нашими.
- А я тоже служил в Германии... Два года за колючей проволокой.
- Потом был Дальний Восток, - продолжал спокойно Володя. - Я окончил школу и поступил в
военное, училище. Был на хорошем счет у, прилежно занимался и был спортсменом - чемпион по
боксу! Вот так-то.
- А я в нашей части чуть было революцию не устроил и приехал сюда поступать в МГУ с бумажкой,
что я социально опасный... - Юра выпил водки.
- Сейчас совершенно не понимаю, как это только я мог бить человека по лицу? - Володя тоже
выпил и заключил.
- Ерунда какая-то...
Юра
раскурил
сигарету
и
поднес
спичку
к покачивающемуся товарищу. Когда тот
прикурил, Юра сказал:
- Три месяца я проучился на факультете психологии. Потом меня кое-куда позвали и очень ласково,
с участием, объяснили, что у меня есть два варианта выбора.
Юра нервно загасил сигарету.
- Или "психушка", где я успокоюсь надолго, или я тихо-мирно покидаю учебное заведение и больше
не выступаю в коридорах, курилках и общественных туалетах.
Голос Юры задрожал, и продолжил Володя.
- Вот и я также пришел к командующему училищем и сообщил ему, что я не могу командовать
людьми. «Как это?» - подскочил он на стуле. «Стесняюсь»,- сказал я. Я носил рапорта на отчисление, а
командующий всё кричал: «Вы уже несколько лет проучились, государство всё оплатило,
кисейная барышня, у нас такого не было, это криминал!» Короче, назначили медицинское обследование
и признали меня шизофреником. Мать с отцом пришли в расстройство неописуемое... А я бесплатно сидел
на игле и рисовал свои картиночки шариковой ручкой. С тех пор я рисую, потихонечку колюсь, выпиваю и
шизофренически прогрессирую. В общем, жизнью вполне доволен... Людочка у меня очень хорошая.
Машенька с Ванечкой подрастают... И скоро выставка будет. А вчера граф Толстой звонил - хочет картины
мои смотреть. Лев Николаевич?
- Нет, другой какой-то... Я его попросил пива привезти.
- Какого пива?
- Французского, разумеется. Он же из Парижа звонил.
- Скоро моя графиня из Парижа позвонит, - сказал "Юра и налил в майонезные баночки водку.
Горько морщась, Володя залпом выпил водку, подцепил вилкой шпротину и, откусив
половину, протянул ее Юре.
- Едет, едет, едет...
- Приехала, - сказал Юра, пережевывая хвостик незадачливой рыбки.
- Я говорю: крыша едет...
- А, это когда человек сошел с ума? - догадался Юра.
- Что такое сошел с ума? Как это - сошел? Что – стоял сидел, лежал, а потом взял и сошел?
- Как с тумбочки или с постамента какого-то.
- Да, дневальный с тумбочки.
- Хе-хе. Получается, что наш ум - тумбочка.
- Ночной столик для стакана с портвейном.
- И пепельницы...
« - И нижнего белья...»
-Случайной женщины.
- А в секретном ящике лежат презервативы!
-Да!
.. - Такое расположение ума имеют очень многие.
- А многие еще вместе с презервативами хранят и партийные билеты.
- В самом укромном уголке...
- А потом вдруг раз!
- И кто-то сошел с ума...
- А и, непорядок.
- Безобразие.
- Водка кончилась.
- Спать пора.
Друзья, не раздеваясь, заняли спальные места в разных комнатах. Ночь была темная и
душистая. Пели соловьи. Двери и окна были открыты, и по квартире гулял сквозняк. Ласковый летний ветер
подкрадывался к одному художнику, потом к другому и, тихо смеясь, уносился прочь. Смешные сумасшедшие,
пьяненькие и счастливые, засыпали, аккуратно сложив ручки под щечки и бормоча всякие глупости.
- Взял и сошел...
- И пошел.
- Куда пошел?
- Вот в чём вопрос.
- Ту би, ор нот ту би..
- Вот из зе квесшион
- Хр-р ........
- Хр-р...
Юра дернулся, подскочил и сел на кровати, нервно ощупывая свой лоб, обильно осыпанный
холодной испариной. Потом некоторое время сидел, удивленно вглядываясь в раскрытое окно.
Рассветало. Серый воздух, похожий на рыхлую вату, мягко укрывал яркую зелень и рябину в цвету за
окном.
- Как хорошо жить, когда кругом веё тихо и спит, - думал Юра, умываясь холодной водой.
Потом он долго звенел пустыми бутылками, пока, наконец, не нашел недопитую.
- Чего не спишь? - спросил его подошедший Володя.
- Жена приснилась...
- И мне, - помолчав немного, Володя добавил. - Она у меня хорошая. Сейчас таких нет.
- Эх, Вовка, береги ее. Будь аккуратен - так легко теряется то, что дорого.
- Мне приснился длинный черный тоннель, как кишка каменная, - рассказывал Юра, разливая водку
поровну. – В конце она стоит. Потрясающе красивая, такая, что даже вся сияет. Руки ко мне протягивает и
зовет. Я так хочу к ней, что бегу быстро-быстро. Вот я уже кидаюсь, чтобы обнять ее и ба-бах! Прямо
лбом, со всего размаху, о бронированное' стекло. Ее улыбка заливается кровавой кляксой,
разбегающейся по стеклу от моего разбитого лба.
Юра отвернулся в окно, пытаясь раскурить затухшую сигарету. Володя вышел на балкон. Соловьи
утихли, зато веселые воробьи начали свой гомон: «Чвирк, чирик-чик-чик».
Москва просыпалась, потягивалась, позевывала.
Утром друзья наконец-то добрались до выставочного зала, который арендовал мистер Аникушин.
Приятнейший во всех отношениях человек, недавно вернувшийся из-за границы, и потому бывший
еще свежий, радостный, оживленный и обаятельный. Торжественно вскрылась бутылка марочного
вина, и провозгласили начало работы. Будущее казалось светлым и радостным...
Никто тогда еще не догадывался, что впереди смутное время и очередной русский кризис, и что
будет страшно.
ГЛАЗА 2
МАЭСТРО, МАЭСТРО?
«Мама, мы все тяжело больны I я знаю:
Что такое художник за работой? Тайна... Мистика. Никто до сих пор не дал толкового объяснения
того, что собственно являет из себя творческий процесс. И я не буду. Скажу лишь, что когда Юра или Володя
звонили друг другу и слышали в ответ: «Я работаю, я работаю!»,- они тут же приносили свои
глубочайшие извинения и спешили подасвиданькэться. Но уж коль скоро в телефонной трубке
раздавалось: «Ух, старик, я работу сегодня закончил... Ух, крыша едет...», - тогда сразу предлагалось
альтернативное решение по возвращению крыши на место.
Всё начиналось с кружечки пива... На сей раз начало приключилось как половодье, в апреле. Дома
у Володи пребывали Юра Скалолаз (впредь так и будем его величать в память о всех славных достижениях
советского альпинизма), художник и поэт, Витя - музыкант и первоклассный саксофонист.
Когда четыре труженика Мельпомены разместились за маленьким столом в уютной кухоньке, то
муха, давно висевшая на потолке, удивилась тому, какая интересная публика сегодня здесь собралась,
растерялась и упала с потолка прямо в рюмку к Вите. Поскольку Витя был человек известный среди
почитателей джазовой музыки, он, как и положено джазмену, залпом выпил водку, удивился, почмокал
губами, извлек старую муху изо рта, положил ее на блюдечко с солеными огурчиками и сказал: "После первой
не закусываю".
Никто ничего не заметил, кроме Юры, который внимательно пронаблюдал за всей сценой и понял, что
сегодня что-то будет...
День стоял превосходный: теплый, солнечный, утонувший в мягкой зелени и насквозь пронзенный
воробьиным гвалтом. Да, воробьишки в те дни еще пока хозяйничали в городе: не пришла эпоха вороньего
племени, которое через несколько лет крепко и надежно заселит всю Москву. Но сегодня день выдался
щедрый во всём: в солнце, в воробьином крике, в друзьях, в спиртном и даже в закуске, поскольку спелые
мухи сами подавались к столу.
Когда вместе собираются люди зрелые и творческие - это праздник. Стихи, музыка, шутки,
розыгрыши, гротеск, парад творческих идей и утопических планов - всё это так прелестно, что вовсе не
хочется думать о простом, земном и обыденном. Хочется верить, надеяться, любить и... пить. Много пить,
чтобы не помнить о дне завтрашнем, а шумно радоваться дню сегодняшнему.
Кто сможет понять гусара, который сегодня пускается во все тяжкие с тем, чтобы завтра быть
убитым. Вот и мы, давайте не будем судить художника, поэта и музыканта, а просто понаблюдаем за
ними с безопасного расстояния.
- Уж, полдень мой настал..., пора, пора.., наливай полней, - декламировал Юра неизвестного
Пушкина, высоко держа пустой стакан.
- А наливай нету, - отвечал Володя, перебирая под столом ряды пустых бутылок.
- Требую добавки!
- Требуйте отстоя после налива и налива после отстоя.
- А вот нераспечатанный "Цинандали".
- А "Цоликаури" нет?
- Вот и хорошо. А то Иосиф Виссарионович на хвост может сесть. Очень он любит это вино.
- Он уже давно ничего не любит...
- Зато по нам Соловки плачут до сих пор.
- А можно я вам прочитаю стих?
- Читайте, Юра! - обрадовались все Скалолазу.
Когда он окончил свою поэму, друзья некоторое время сидели молча.
- Послушайте, господа, - нарушил тишину Витя. – Давайте обращаться друг к другу по имени и
отчеству.
- И еще будем добавлять: маэстро Виктор...
- Да. Пусть у нас будет тайный клуб маэстро.
- Зачем тайный? Не те нынче времена - пусть будет явный.
- А у моего Ванечки как раз есть четыре "бабочки" разных цветов, - и Володя достал из шкафа
большие разноцветные "бабочки" на резинках. Все быстро их разобрали и деловито стали прилаживать на
себя.
- Не маэстро, а клоуны какие-то, - бурчал кто-то.
- А мы и есть клоуны.
- Завтра нам запросто морду будут бить на улице...
- Или тракторами по нашим картинам...
- А потом в "психушку".
- А может, и действительно, на Соловки.
- А сегодня мы пьяны, и нам пока что светит солнце.
- Свободу русским художникам!
- Ура! Ура! Ура!
И был вечер, и была ночь.., а между ними состоялись еще два выхода в магазин. Пили много,
вкусно, не теряя головы и пребывая в чудном, праздничном настроении. Тем не менее ночью праздник
был прерван обиженными соседями, которые, обнаруж ив входн ую дверь открытой, стали
нечаянными очевидц ами с лед ующей сцены: Витя -саксофонист солировал, выдувая в носик
пустого чайника некий блюз; Скалолаз стучал друг о дружку двумя кастрюльными крышками; Юра
беспорядочно выводил "ля-ля-ля" и шустро, по-заячьи барабанил по кухонной табуретке; Володя,
забравшись на холодильник, завершал какофонию, издавая звуки, похожие то ли на скрипку, то ли на
завывания ветра... Все были в "бабочках", взъерошенные и раскрасневшиеся. Как это ни странно,
но они действительно изображали настоящий концерт для телефонной трубки, которая аккуратно
была уложена на столе, среди разных объедков и сигаретных окурков. И друзья были весьма
разочарованы, когда услышали в трубке часты е гудки - мистер Аникушин, для которого они так
старались, уже давно почивал, разумно отключив аппарат.
Утро наступающего дня своей свежестью побудило дебоширов зашевелиться и проснуться.
Юра, не раздеваясь, но завернувшись в одеяло, лежал подле кровати на полу. Кровать была занята
распростершимся как вдоль, так и поперек Виктором. Он пребывал в" ботинках, в рубашке, плотно застегнутой
на все пуговицы, но без брюк.. В другой комнате, где стояли диван и детская кровать, свернувшись
калачиком и не двигаясь, укрывшись с головой маленьким детским одеяльцем, лежал
Володя. И уже совсем восхитительное зрелище являл собой Скалолаз: крупный, мускулистый, с
волосатой грудью и ногами, в больших семейных трусах и длинных носках он лежал в кроватке для детей,
выглядывая сквозь деревянную решеточку и выпростав сверху перилец свои сильные ноги.
Самое удивительное было то, что все были при "бабочках" - белых, красных, синих и в горошек.
Разумеется, мысль об аэродроме Докукино нашла всеобщую и горячую поддержку. А еще
через два часа друзья продолжили банкет на квартире у Юры,
Квартиры Юры и Володи были очень похожи между собой. Единственное, что их отличало - разные
этажи. Юра жил на третьем этаже, и окна его дома выходили на двор, где располагался большой
стол для игры в лото. За этим столом собирались бабушки всей округи и целыми днями было слышно; "сорок
восемь - половинку просим, сорок один - ем один, двадцать пять - квартира опять, дед - девяносто лет кончила!" За что бабушки кончили деда осталось неизвестным, поскольку в эту минуту над улицей
разнеслось громкое: "Здравствуйте, птицы!" Все испуганно подняли головы вверх, при этом ихние рты дружно
пооткрывались. То ли от удивления, то ли от естества физиологии: у женщин всегда отваливаются рты при
возведении очей ввысь,.. На парапете балкона, во весь свой могучий рост, стоял Скалолаз и вычитывал свою
новую поэму, которая начиналась словами: "Здравствуйте, птицы!" Громкие фразы взлетали над улицей,
заставляя всех прохожих останавливаться и удивленно таращиться на нового Маяковского, Юра тоже
вскарабкался на балконные перила и с глупейшим выражением лица стал сверху осматривать жильцов
своего дома, как будто никогда раньше их не видел в качестве птиц...
Тут же старался залезть вверх Витя, но Володя крепко вцепился ему в штаны, в результате чего
они сползли, оголив белый мякиш попы.
Наконец, бабки очнулись и заголосили сразу во все голоса: "Караул, спасите, помогите,
пожарные, скорая помощь,
милиция!..."
Друзья вынуждены были ретироваться.
- Скандал, какой скандал! - возмущались они. -Неблагодарная публика... В лес.
Уходим в лес.
Недалеко от дома действительно располагался лес с небольшим озерком посередине. Туда и
отправились друзья, имея серьезные намерения освежиться. Но Володя стал как-то покачиваться и вдруг
решительно объявил, что уходит работать. С этим он начал забирать вправо и пропал среди деревьев. Никто
не возразил, понимая, что работа для художника - главное.
Вскоре и Юра, вволю напившись застоялой прудовой воды, сообщил о своем намерении уйти на
работу... Но его никто не слышал. Витя спал на обочине тропинки, спрятавшись в высокую траву. Скалолаз,
как поплавок, торчал посреди пруда и громко читал стихи. "Здравствуйте, птицы!" - далеко разносилось по
воде. При этом одной рукой он крепко держался за бревно, другой жестикулировал в воздухе, а ногами
быстро буксировал в сторону от берега. Вскинувшись на бревно и обняв его, полногрудая дама внимала
Скалолазу.
При наступлении сумерек двое оставшихся в "живых" маэстро, Витя и Скалолаз, возвращались
домой. По дороге они набрели на неизвестную автобазу и проникли туда в поисках бутылки водки.
Обнаружив их, испуганный сторож стал дуть в свисток. Отступая через проходную, маэстро, за
неимением бутылки водки, прихватили с пьедестала большой бюст Ленина. Вождь пролетариев оказался
весьма тяжелым, и Витя вскоре вынужден был остаться сидеть на бульварной скамеечке.
Скалолаз дефилировал по Ярославскому шоссе, тщетно пытаясь остановить такси. Проезжающие
машины буквально шарахались в сторону, видя, как в ночи вышагивает по середине магистрали огромный
гений всех времен и народов...
На следующий день Володя позвонил Юре.
- Алле, маэстро...
- Ох, ох, маэстро у аппарата.
- Приезжай к Скалолазу. Мы тут пиво пьем.
- Нет, всё. Я больше не могу.
- Жалко, жалко, - сокрушался Володя. Да я и сам не мог, но Скалолаз меня из кровати вытащил.
Приезжай, говорит, срочно, привози с собой гипсобинт, тут одного подлеца подлечить надо. А ты же
знаешь, я специально запасся гипсобинтом для моделирования скульптурных форм...Короче,
приезжаю, и что же? Скалолаз, оказывается, ночью приволок домой Владимира Ильича. Жена никак не
хотела их пускать вдвоем, завязалась толкучка, и Владимир Ильич упал на лестничной площадке.
Разбил себе голову. У него отскочила макушка, и я сейчас ее леплю. Но у меня всё получается какая-то
шишка! Приезжай - поможешь.
- Специально не поеду - пусть с шишкой ходит, паразит!
- Кто ходит?
- Ленин.
- А он не ходит, мы его на холодильник поставили.
- Юрик!! Приезжай, приезжай, - взял трубку Скалолаз. - Мы сейчас хотим измерить объём его
головы, чтобы высчитать, сколько пива может в его голову влезть.
- Если много, - выхватил трубку Володя, - то можно будет с ним ходить в пивнушку и заливать
пиво без очереди!
ГЛАВА
3. БУДНИ
Вот тогда бы вы
Меня спросили:
Отчего я роняю слёзы
В грязный снег
На полях России?
В.Третьяков «Птицы.»
Мудрые говорят, что в последние дни время сожмется и успокоится, так как сами стихи уже не в
силах будут выносить человеческое беззаконие.
Так ли это, нет, - не будем судить. Скажем только, что несмотря на все свои выдающиеся
приключения, художники очень много успевали работать в те незабываемые дни. Были выставки,
телевидение, интервью, заказы - всё то, что приходит к художникам нечаянно и неожиданно и что
называется "успех". Ничего даром и просто так не дается. Однако успех также неожиданно уходит, как и
приходит. Позади остаются бессонные ночи, нечаянные голодовки, долгие часы одиночества и
мучительный поиск: как? почему? что есть мы? и где Истина?
Но именно этот поиск и есть дорогое и желанное, необходимое. То, что, быть может, - и
составляет единственный смысл нашей жизни - творчество. Рабочие процессы у Володи и Юры были
очень похожими. Про таких людей принято говорить: не от мира сего.
Жизнь шла сама по себе: можно было ходить, есть, пить, разговаривать и что-то делать - не важно,
что... А внутри, спрятавшись от посторонних, что-то кипело, варилось тихонечко, булькало и
переваривалось... Глаза смотрели, уши слышали, мозг, как колоссальная ЭВМ, абсорбировал
информацию, сверял ее с личным мироощущением и вот оно, готово, эврика! И так долго неясное «что-то»
заявляло о себе: «Я есть.» Здесь уже не зевай, беги и хватай краски, чтобы работать, работать и работать,
пока это «я есть» не заживет своей самостоятельной жизнью.
Опять тайна...
Володя шел пешком через Москву ночью, чтобы на рассвете выйти на нужную улицу, поставить
на мостовой мольберт и за два-три часа накидать на холсте то, что копилось и вынашивалось в нём
долгое время.
Юра, шагая за хлебом, останавливался вдруг перед булочной, поворачивался и бегом бежал
домой за рабочий стол. Через несколько дней он наконец вспоминал, что хлеба-то нет, и вообще, давно уже
кушать хочется. Зеленый и худой, с блуждающим взглядом он шел за продуктами в магазин. Внутри было
пусто. Даже сердце не билось - вся сила, вся энергия были отданы работе. А она стояла сейчас на рабочем
столе под лаком и ожидала завтрашнего дня, чтобы зажить своей особенной жизнью.
Во времена описываемых событий работы художников были чистые, светлые, наполненные
радостью жизни.
Перестройка давно минула, и Россия всё крепче вязла в болоте коррупции, беззакония и хамства.
Кризис...
Юра стал более задумчив. Мрачные тона стали ложиться на его работы. А у Володи пока еще
продолжался творческий запой. На его холстах всё жило, радовалось, дышало и светилось. Жалко,
Теперь очень жалко, что этот период в его жизни был так недолог...
Володя позвонил Юре вечером из мастерской.
- Привет, маэстро. Не работаешь?
- Да нет. Сижу на балконе, играю на гитаре.
- Я заеду? - голос у Володи был печальным.
- У тебя депрессия?
- Так, что-то... Хочешь пива?
- Не надо никакого пива, потому что у меня в морозилке давно уже лежит бутылка
водки. Приезжай запросто. Дверь открыта.
Юра Скалолаз в полете, - рассказывал Володя, сидя по обыкновению с ногами на
подоконнике.
- Я его нашел у Ильи.
Позвонила его жена и сообщила, что Юры нет дома уже третий день, и сегодня она получила от
него телеграмму: «Все хорошо, я Илья. Юра».
«Объясни мне, - говорит она, - что значит такая телеграмма, и почему он стал называть себя
Ильёй?»
Я позвонил Илье, и всё выяснилось: они вдвоем уже третий день пьют портвейн, забыли
домашний телефон Скалолаза и, чтобы там никто не волновался, решили сообщить о себе
телеграммой.
- Значит всё нормально? - обрадовался Юра.
- Конечно. Правда, у них там небольшой скандал вышел...
- Какой скандал?
Володя заулыбался и принялся явно с удовольствием рассказывать: - Скалолаз должен был ехать в
Италию, чтобы получить там какую-то премию.., но вместо этого он попал к Илье в мастерскую и они теперь
не в силах никак расстаться потому, что пьют портвейн: Илье из Дагестана привезли какой-то расчудесный
портвейн, и они никак не могут его допить, - устали уже оба, в скандал попали, а от портвейна оторваться нет
сил. Говорят, что очень вкусно.
- А какой же вышел скандал?
- А скандал вышел такой, что Скалолаз вылез в окно и пошел прогуляться по наружному порталу
дома. Илья этого не заметил, потому что сидел, задумавшись...
- Как? - удивился Юра. - Ведь у Ильи мастерская находится на четвертом этаже!
- Именно. По уровню четвертого этажа Скалолаз пошел прогуляться вокруг дома. Хорошо, что
дом старинный, расположен в Замоскворечье, обрамлён резными портиками и лепниной. Короче, Илья
объяснил мне так, что Скалолаз заблудился и перепутал окно.
- Как заблудился? - переспросил Юра недоверчиво, полагая, что его разыгрывают.
- Очень просто, - продолжал Володя свой рассказ. - Илья очнулся от свежести из окна, встал и
закрыл
его.
Потом
опять
сел
и
задумался...
Скалолаз
постучался
в
окно,
потом
еще раз, потом еще... И в конце концов он вынужден был выломать раму. И что ты думаешь?
Юра удивленно посмотрел на рассказчика.
- Это было окно совершенн о другой квартиры! - восхищенно заключил Володя.
- И что?
- Кое-как откупились от милиции, да еще пришлось выплачивать полностью причиненный
ущерб. Теперь Скалолазу не на что лететь в Италию.
- Вот так да! - Юра глупо смотрел на Володю. - А зачем Скалолаз таким странным образом решил
прогуляться?
- Как зачем? - удивился Володя. - Он же альпинист.
- Ну и что?
- Надо же ему хоть когда-то тренироваться?
- Да. Ты прав.
Два друга не спеша разлили водку, чокнулись и выпили за доблесть русских альпинистов.
Потом они молча пережевывали черствую горбушку ржаного хлеба, пока наконец Юра не спросил
задумчиво: «Как жить?» Володя ничего не ответил, потому что мечтательно улыбался своему отражению в
окне.
А за окном, в сгущавшихся сумерках, превечные бабушки доигрывали в лото: «сорок восемь половинку просим», «дед - натворил бед».
- Какой дед? - высоко пропищала юная и оттого неопытная игральщица.
- Девяносто, значит! – грубо поправила ее бабуся, метавшая кон. - Ничего не помнит, дура
старая...
- Я совсем не дура и не старая... – попыталась оправдаться девочка.
А зачем тогда в лото садишься играть, только игру
путаешь...
Бабки вдруг загалдели, совсем как галки, и быстро смолкли, только прежний голос продолжал
мерно выкрикивать; «...Пять - играем опять.»
Был обычный, тихий, летний московский вечер.
- Слушай, Юр! - неожиданно проснулся Володя. - А
чегой-то у тебя стена пустая? Давай, я тебе рыбку нарисую.
- Какую?
- Настоящую.
Пока маэстро рисовал большое зеленое море и маленькую странную рыбку, Юра сидел у
телефона: вот уже несколько минут аппарат тренькал и на поднятие телефонной трубки отзывался
потрескиванием и похрюкиванием. «Она, она, она!» - стучало в голове у Юры. Он давно уже ожидал ее
звонка: «Ведь она обещала непременно позвонить из Парижа».
Вдруг телефон не зазвонил, а заорал. «Алле! Заяц!» - услышал Юра в трубке такой долгожданный
голос. - «Я уже давно в Риме. Домой не приеду скоро... Совсем. Остаюсь здесь. Всё хорошо. Не волнуйся всё хорошо. Хочешь, я тебе сделаю вызов? Тут даже посудомойщик получает не менее тысячи долларов...»
От волнения Юра покрылся испариной, дрожали руки, ноги и голос.
- Я за тебя очень рад, - кричал он. - Я рад, что у тебя
всё хорошо...
- И я за тебя рада. Ты не пьешь? Молодец. Я знаю,
ты умница. Зимой увидимся - приеду за разводом.
«Всё. Это конец, - он знал обо всём еще до ее отъезда, но всё еще чего-то ожидал, на что-то
надеялся... - Как всё глупо». Холодная вода смывала слёзы и приводила в чувство. «Хорошо, что маэстро
здесь», - подумал Юра, разливая водку по стаканам.
- Италия! - горячо вдруг заговорил он, смахивая последнюю слезу. - Какая, нафиг, Италия? А
хоть Париж, или Лондон, или Нью-Йорк какой-нибудь завалящий?! Да я там и трех недель не выдержу. Нет,
уж лучше я здесь сопьюсь и где-нибудь тихо и смирно почию под заборчиком... - неожиданно
спокойно заключил Юра.
- А я поехал бы, - возразил Володя. - Пусть хотя бы только посмотреть, как они там живут, на
Монмартре...
- А-а, на Монмартр и я съездил бы, кофе попить...
- Какой кофе? - не выдержал, наконец, Володя, - А ты знаешь, например, что на последнем
Лондонском аукционе чои несколько холстов продали за две тысячи фунтов - стерлингов?!
-То есть, как это?
- Как это, как это? Сидел я как дурак на вернисаже в Измайловском лесопарке и пил
портвейн.
Каждую
свою
картину оценивал в
пятьдесят
рублей. Пришла
девочка
прехорошенькая и купила у меня несколько... Через месяц опять, и потом опять. Недавно ко мне
подходят
ребята
на
вернисаже,
показывают
каталог
ежегодного
Лондонского
аукциона, раздел "Лучшие художники года», и спрашивают: «Твоя мазня?» «Моя, - говорю, - а вот и
подпись!» «Так ты у нас, - говорят, - миллионер, а просишь похмелиться».
Володя нервно ходил по кухне, где на стене плыла его рыбка, и объяснял Юре: «А ты, говоришь, НьюЙорк завалящий!»
- Я там, - продолжал он, - немного успокоившись, - лучший художник года, а здесь шизофреник
нищий, состоящий на учете в "психушке"... У меня иногда, - Володин голос задрожал, и он быстро
смахнул слезу, - дети кушать просят... Он залпом выпил водку и нервно закурил.
- Кто я? Где я настоящий? Там, где лучший художник года? Или здесь, где псих ненормальный?!
Ау, люди! Я здесь, я русский. Купите мои холсты. Я же для вас, я рад стараться.
Я пожалуйста, когда вам хорошо... Только зачем вы меня в психи записали?
Юра сидел, сжавшись в комок и обхватив голову руками. У него капало с носа и подбородка:
он плакал. Однажды, на вернисаже, к нему тоже подошла девушка с ребеночком в коляске. Она
просила продать ей «Спас нерукотворный», вдвое сбавив цену. Юра отказал. Она возвращалась к
нему несколько раз и застенчиво растолковывала ему, что хочет именно его работу, но не имеет
означенной суммы. Юра опять и опять ей отказывал, потому что ему объяснили знатоки, что на рынке
нельзя уступать, и что если он хочет расплатиться с долгами, то должен терпеливо ждать «своего»
покупателя.
- Как жить - не знаю, - тихо проговорил он. Володя
перестал ходить по кухне и тоже тихо
произнес: «Зверев, Зубов..., и, наконец, Владимир Самуилов для интересующихся шизофрениками.
Смешно! Но этот сборник взяли и переиздали в Голландии под общим названием «Лучшие
художники современной России».
Тебя не покупают здесь? - неожиданно спросил Юра.
- Нет, почему, - ответил после некоторой паузы Володя, - сейчас про меня стали знать.., ктото, что-то, где-то, как-то... Мне нужна своя выставка. У меня есть, что сказать, - неожиданно резко закончил он.
- И у меня есть что сказать... И я говорю. Но, к сожалению, за несколько лет моей
деятельности ни одной моей работы нет в России: они все уезжают за рубеж. Там у
них я уникальный русский мастер, сохраняющий традиции старинного национального промысла, а здесь бездельник, никуда не годный... Единственный мой соотечественник, который так хотел иметь мою
работу, что упрашивал меня о ней, была та девочка с ребенком. А я, подлец, не смог сделать ей подарок,
потому что сам был нищий. Был нищий, стал подлецом и разбогател...
- Кто? - удивился Володя,
- Я.
- Ты сумасшедший.
- А ты шизофреник.
Володя продолжал вырисовывать морских обитателей, плывущих по кухонной стене.
Следом за маленькой смешной рыбкой пристроился причудливый кит.
- Говорят, однажды кит проглотил какого-то там Иону и продержал его в пузе три дня, рассказывал Володя, тщательно обозначая ошалевший глаз кита. - Потом, должно быть, Иона ему надоел,
и кит выплюнул его.
- Впредь неповадно будет хороших людей заглатывать.
- Поехали в таксомоторный парк за водкой?
- Поехали!
ГЛАВА 4 ПОЛЁТ
Куда теперь нам ехать из Кремля?
Ворот ведь много, велика Земля!
М.Ю. Лермонтов «Сашка».
И поехали друзья за водкой... Да не просто поехали, а полетели... Впрочем, давайте по порядку.
Первая половина ночи - уже не поздно, но еще и не рано. Москва в такое время еще не успела
уснуть, но где же привычное такси? Где осторожные частники? Никого.
Проспект Мира пуст. Неизвестно, сколько времени простояли бы озадаченные путешественники
на обочине дороги, если вдруг не появился бы огромный, тяжелый "КАМАЗ", который мчался от
периферии в центр посреди дороги с огромной скоростью.
Юра выскочил на дорогу и встал в позу Ленина на рубле. Визг и скрежет тормозов
остановил грузное тело механического чудовища. Распахнулась дверь и изнутри прокричали: «Пол
Москвы проехал - и ни одного человека! А тут тебе сразу: два живых и тепленьких! А ну-ка, отвечайте,
где Кремль?
Художники замахали вправо, к центру Москвы.
- А! Вот туда-то мне и не надо было, - услышали художники вместе с руганью.
- Надо, надо! -закричал Юра, стараясь перекрыть шум дизеля. - Поехали! За нами не станет. Только
сначала заедем, купим шампанского,- закончил Юра, устраиваясь поудобнее на широком кресле машины.
- Шампанского!? - закричал водитель. - Это хорошо. А то мне уже до смерти надоел этот вонючий
самогон. Правда.
- Федька?
Сзади, из-за спины, вынырнул мальчишка и хриплым голосом обратился к Володе: «Дядя, дай
закурить».
Володя вздрогнул и сразу же протянул мальчику свою недокуренную папиросу.
- Или мы напились до глюков, или они в лом, - незаметно шепнул он Юре, напряжённо
вглядывающемуся в дорогу.
- Почему нет никаких машин? - удивлялся Юра.
Вот поворот налево, направо, первый таксопарк, десятый, группа людей заговорщицкого вида,
сразу нашлось контрабандное шампанское и водка. Потом выскочили опять на проспект Мира и понеслись к
Кремлю. Улицы были совершенно пустые. Фонарные столбы проносились мимо, будто падали. Машина,
словно авиалайнер, летела над проспектом. Город распластался под капотом ревущего гиганта и вытянулся
в одну линию стремительно убегающих домов - будто раскрывался гигантский занавес. Так разбегаются
по сторонам кожные покровы и жировая прослойка оперируемого под скальпелем хирурга.
Глаза у обоих маэстро стали большие и круглые, с застывшими от изумления зрачками. Лица
повытягивались. Не отрывая взгляд, они смотрели на распластавшуюся под ними спящую красавицу... Это
была Москва. ... «Детский Мир», «Железный Феликс», Политехнический музей, площадь Ногина, скверик,
Китай-город, с визгом протекторов по асфальту выскочили на набережную, справа величественно
проплыли кремлевские стены, опять визг тормозов, мелькнул Дом Пашкова, манеж,
Александровский сад, Вечный огонь, Исторический музей, сзади на мгновение обозначилась Красная
площадь, «Метрополь», Большой театр, «Детский мир», обалдевший Феликс и ... обратная дорога.
Это было страшно и восхитительно. Казалось, что прошло одно мгновение, - но так много всего
было пережито. Обоих художников подташнивало, и кружилась голова; хотелось радостно закричать, но во
всём чувствовалась немота невысказанное о пережитом... В эту ночь Москва явила себя во всей своей
сияющей и непостижимой тайне. «Так не бывает», - одновременно подумали художники и посмотрели друг
на друга: глупее физиономии вам вряд ли удастся увидать...
В это время сумасшедший водитель "КАМАЗа" приканчивал бутылку шампанского, не отрывая
остекленевших глаз от центральной полосы дороги, над которой они мчались. Пьяный мальчик громко икал
позади пассажиров. Визг, треск, удар, - механический гигант замер точно на том месте, откуда началось
путешествие.
Художники буквально выпали из машины. Та рявкнула, дернулась, дверка сама с грохотом
захлопнулась, и груда металла исчезла из вида. Последнее, что мелькнуло в глазах друзей, был
худенький, взъерошенный мальчик, вылетевший из-за сидений от толчка и упавший на пол кабины.
С глупейшими выражениями на лицах художники долго стояли посреди мостовой, пока клубы
отработанного топлива не осели на влажный асфальт.
- Маэстро, чем это пахнет, - нарушил тишину Юра, керосином или бензином?
- По-моему, это ракетное топливо...
Мимо пронеслись несколько милицейских машин с включенными сиренами и мигалками. Друзья
только-только успели отскочить и убежать с дороги. Укрывшись в кустах, они остановились перевести дух.
- Ну и дела! Ну и полет! - смеялся Юра, пытаясь
прикурить от прыгающей спички в трясущихся руках.
- Это, брат, не полет, - поправил его, задыхаясь от, бега, Володя. - Это, натурально, ПИКЕ.
-..?
- Ну, это когда самолет, набрав высоту, начинает, свободное падение.
Друзья вылезли из кустов и. не сговариваясь, отправились в сторону, противоположную дому.
Ночь была теплая, мягкая и тихая. Даже остывающий асфальт под ногами казался теплым и мягким. Хоро-шо.
- Юра, расскажи, как ты стал художником.
- Не сразу и вдруг.
- То есть?
Юра вздохнул глубоко и начал свой рассказ.
- Я тогда был мальчишечка - переходный возраст. Однажды ночью в окно моей комнатки
ворвалась первая весенняя гроза, я вскочил на кровати испуганный громом и грохотом рам, ударенных
резким порывом ветра. Кинулся к окну, чтобы закрыть его, и в ослепительном блеске молнии, с
треском лопнувшей передо мной, вдруг увидел потрясающий, движущийся на меня мир живой природы.
Завороженный, я стоял у окна и наблюдал, как в обильном потоке воды раскрывает свои поры земля,
и между ее поверхностью и небом возникает и дышит сама жизнь. Я не знаю, как еще это
можно назвать, но только это б ыло нечто ж ивое и грандиозное,
много
выше простого
человеческого понимания. Скорее даже, это была любовь между небом и землею. Помню, что я плакал и
смеялся от боли и восторга: мне нестерпимо хотелось жить, любить всё-всё-всё и научиться творить
это всё-всё-всё. Маэстро, разве это возможно? - спросил Юра, обернувшись в Володе.
Володя молча пожал плечами, и Юра заметил, как его друг потупил влажный взор.
- Потом были многие ночи, проведенные за бумагой и акварелями. Музыкальная школа, книги и всё
такое прочее... Слушай, а куда мы идем? - оборвал Юра свой рассказ.
Володя вздрогнул и огляделся.
- Знаю, знаю, - воскликнул он, - прямо по этой улице мы придем к Саше Медведеву. Он тоже
сумасшедший художник.
И они неторопливо пошагали дальше, укрытые ночными сумерками.
- Потом хотел было непременно поступать в Строгановское. Родители запротестовали:
дескать,
художник
это
всегда
одно
только
безобразие.
«Да
и
вообще,
не
художник ты вовсе, а просто фантазер", - выговаривали они мне. Этот последний аргумент сделал свое дело
и
я
сломал
об
колено
свои
кисти.
Поступил
на
дневное
отделение
технического ВУЗа, потом добровольцем ушел в армию, и пошло, поехало... Учась в институте, я тайно
окончил художественную студию. Проболтался об этом в армии. Вызывает меня к себе комроты
Нечумырло - такая у него фамилия подходящая, - и приказывает нарисовать Кремль с
цифрами очередного пленума. Абсурдное для меня было задание. Как это можно написать, я не понимал.
Провозился неделю, пока, наконец, Нечумырло не вызвал меня перед строем, публично обозвав
"авангардистом с прозападным уклоном"... «Такие Кремли нам не нужны!» - констатировал
он приговор и отправил меня обратно в строй. Когда я строевым шагом встал на место, то меня больно
ущипнули сзади за попу и прошептали прямо в ухо: «Ты шо, зяма, осень намазал?» «Так ведь красиво», процедил я, чуть не плача. «Шо?! Весна скоро, наш дембель, козёл. Вешайся». Я, конечно
не повесился, хоть и хотел, но рисовать по-своему, как чувствую, я перестал. Давай водки выпьем, неожиданно предложил рассказчик.
Друзья сели на бордюрчик, вытянули усталые ноги и устроили короткий привал.
- Много чего потом со мной в жизни наприключалося, - рассказывал дальше Юра. Короче, полтора года моя
вторая
жена
не
подозревала,
что
я
ненормальный.
Много
лет
я
обманывал всех и вся, себя и даже ее - умницу, каких мало. Однажды я потерпел страшный провал.
- Как это? - оживился уставший Володя.
- Всё наше семейство, вернее, всё ее семейство и я при нём, отправились в известный ресторан
по поводу какого-то юбилея. Долго я созерцал жующие и пьющие рожи вокруг, источающие приторность,
фальшь и алчность, пока, наконец, не понял, что я скоро буду таким же. Мне стало нестерпимо противно,
и я начал напиваться.
- А что потом?
- Потом я просто сошел сума.
- Как?!
- А вот так, что у меня внутри всё заболело и мне стало жалко Иисуса Христа.
- Кого?
- Иисуса Христа, - спокойно ответил Юра.
- Так-так... - задумчиво протянул Володя. - И что же?
- Я попытался объясниться со всеми, что мы неправильно живем, и у меня, конечно, ничего не
получилось. Даже швейцар, единственное существо, которого я уважал, не понял меня. Потом мы приехали
домой. Меня успокоили и уложили спать, сами же стали пить чай с тортом, Я лежал,
притворившись уснувшим, а крыша у меня ехала. Наконец, я встал, молча достал свои старые акварели,
сломанные кисти, налил в банку воды, взял табуретку и вышел из квартиры на
парадную лестницу. Все были потрясены, потому что я забыл одеться и продефилировал перед всеми в
красных семейных трусах.
- Вовка, - воскликнул рассказчик. - Ты знаешь картину Сальвадора Дали «Христос Святого Иоанна»?
- Это, где распятие над морем vi рыбаки лодку тащат?
- Именно так. Я увидел эту картину ожившей... С той только разницей, что мне открылось, как
те
жующие
равнодушные
лица,
что
сидели
за
столиками
в
ресторации,
отрывают от Иисуса по кусочку и тщательно прожевывают его. Как рыбки пираний... Вот это-то я вышел
рисовать на потолке пролета парадной лестницы. Мои по очереди выходили посмотреть, как я
завис под потолком в неестественном положении, стоя одной ногой на перилах, другой на стене, и
помахиваю кисточкой по штукатурке. Акварель брызжет, алые трусы развеваются, я молчу. Когда утром я
проснулся от жажды и головной боли, то дома никого не обнаружил. На столе лежала записка: «Прости меня
Юра, но я поняла, что ты сумасшедший. Не ищи меня».
Юра остановился и молча посмотрел на Володю, который принял рассказ серьезно, хотя стоял,
радостно улыбаясь не то всеобщему сумасшествию, не то теплой ночи, не то тому, что они, наконец, достигли
нужного адресата.
Саша сразу открыл дверь и запросто пригласил путешественников: «Проходите босиком, я
только что закончил убираться».
На дворе стояла глубокая ночь.
Потом звонили дяде Андрею. Он "приехал быстро и с удовольствием вступил в беседы. Беседы
были ни о чём, потому что говорилось сразу обо всём: Вселенная колосс альна, грандиозна и
многообразна».
Высокий и худой, с большими глазами и залысинами, Саша сидел вскарабкавшись на спинку
стула, как некая причудливая птица. Дядя Андрей, близкий друг Эрнста Неизвестного, хоть и был
пожилой седовласый мужчина, легко перемещался в пространстве кухни, постоянно жестикулируя,
подпрыгивая и энергично вступая в разговор. Володя сидел с ногами на подоконнике и вкусно покуривал. По
всему было видно, что он очень рад случайному и странному ночному собранию. Юра пытался что-то
объяснять, дядя Андрей его перебивал, они спорили увлеченно, чистосердечно и красиво.
Рассвет застиг всех четверых взъерошенными и радостными: ко всеобщему удовольствию было
доказано, что необходимо жить, любить, работать. Уставшие и счастливые, все разбрелись спать.
Юра открыл глаза и нечаянно вздрогнул. Везде и отовсюду на него смотрели
разнообразнейшие рыбы. Потолок, стены, пол и даже окна, - все было заставлено картоном, где в
мягкой охре были изображены всевозможнейшие рыбы: сердитые, ласковые и добрые, толстые и
длинные, худые и короткие, сплющенные, круглые, зубастые и так далее...
«Вселенная колоссальна, грандиозна и многообразна», - вспомнился ему ночной разговор и на
сердце стало легко и светло. Потом Юра захотел помечтать, что он утонул в море, но тут он заметил возле
своего лица чью-то пятку в дырявом носке. Он почесал Володину ногу, и «утопленники» зашевелились,
встретившись глазами.
- Как тебе нравятся Сашины работы? – спросил Володя вдруг.
- Очень....
- Сейчас он работает заказ по оформлению одного из залов ЮНЕСКО, где-то там, - Володя махнул
рукой, обозначая таким образом заграницу.
Друзья встали на четвереньки и поползли к выходу, дабы не наступать на причудливых рыб. Рыбы
поплыли за ними, но когда друзья выползли из мастерской, рыбы молча вернулись обратно. Так минул
день. В конце концов, наши путешественники, впечатлённые многими приключениями, вернулись за тот
самый столик в пивном баре, где когда-то состоялось их знакомство.
- Хорошо, что мы приземлились на «аэродроме Докукино».
- Да, пора бы за работу, - отвечал Володя, не спеша потягивая пиво. - Много всяческих дел
накопилось за время нашего полета...
- Давай возьмем последние шесть кружек пива и разбежимся, - предложил Юра.
- Граждане - страдальцы, - зазвучал в зале голос администрации. - Пива больше не будет.
- Как не будет? Как не будет? - понеслось со всех сторон, но все понимали, что всякие попытки найти
сочувствие со стороны администрации, есть пустое дело. Огорченные, друзья вышли из бара.
- Маэстро, если нам здесь не дали посадки, пойдем в магазин, - предложил Юра.
В магазине было вино, но не было пива. Так друзья в поисках вожделенного напитка добрались до
известного «гадюшника» у Крестовского моста. Здесь оказалось пиво чрезвычайно дрянного качества, и пить его
было нельзя.
- Вовка! - возмутился Юра. - Ну это уже совсем никуда не годится. Пошли на кладбище. У меня там свой
участок есть.
Уставший Володя попробовал было воспротивиться новому грядущему, но ослабевший от трехдневного
принятия в себя спиртных напитков организм настойчиво потребовал продолжения банкета.
Друзья пересекли под землей широкую ленту проспекта Мира, купили несколько маленьких
бутылочек коньяка и, устало потупив головы, под палящими лучами солнца поспешили на Пятницкое
кладбище.
ГЛАВА 5. МУЗЫ
«Спокойствия рачитель на часах
У будки пробудился, восклицая:
«Кто едет?- «Муза!» «Что за чёрт! Какая?! Ответа не…
М.Ю. Лермонтов «Сашка»
- Подумать только, маэстро, ведь еще пару лет назад мы и представить не могли, что сможем
открыто
называть
свою
профессию:
свободный
художник!
восхитился
неожиданно Юра. - Абсурд. Ну настоящий абсурд: самая мирная в мире профессия была и, наверное,
опять скоро станет под запретом.
- С праздником вас! - поклонилась им неожиданно незнакомая бабушка.
- Ох, спасибо! - обрадовался Володя. - А какой нынче праздник?
- Пресвятые Троица - Отец, Сын и Святый Дух. И церковка, куда Вы сейчас направляетесь,
ознаменована во имя Святый Троицы.
- Спасибо, бабушка, спасибо.
- Спаси вас, Господи, - ушла бабушка, удивив двух художников.
- Давай заглянем в церковь, - предложил Юра.
- Пойдем лучше сразу на могилку.
Друзья прошли мимо таблички с обозначением, что храм возведен в таком-то году таким-то
архитектором.
- Имя, фамилия и отчество у архитектора точь-в-точь, как у моего отца, -радостно объявил Юра.
- Да? - удивился Володя неожиданной радости друга.
- Да. И вообще, сегодня как видно день совпадений. Смотри: церковь во имя Святой Троицы - и день
сегодня такой же.
Мой
отец
и
строитель
этой
церкви
тезки.
И
на
могилке
захоронены мои мать, отец и братик Вова. И тебя зовут Вова, - непонятно чему улыбался Юра.
Потом они уютно расположились на могилке и притихли.
- Ты веришь в Бога? - спросил один у другого.
- Знаю точно, что есть некий Высший Разум, чьи мы дети. Но кто Он, и какой - не понимаю.
- И я,..
Оба глубоко вздохнули и задумались об одном и том
В этот удивительный день христианского праздника двое друзей, сидящих на могилке, казались
братьями - так они были похожи: стройные и худенькие, с выгоревшими волосами и светлыми сероголубыми глазами, притихшие, сидели они над могильными холмиками. Две непонятные звезды,
попавшие в одно «пике» и нашедшие посадку на старом московском кладбище.
В десятке метров от них, невидимые за толстыми деревьями, стояли две премиленькие сестрички,
пришедшие на могилку бабушки. Юра рассказывал о своих умерших родителях, когда его прервали
звонкие голоса девушек, просивших прохожую женщину присмотреть за их вещами.
- Некогда, некогда мне, - отвечала та, пробегая мимо. Друзья привстали и, вытянув тонкие шеи,
наблюдализа шумной сценой, как два испуганных суслика.
- Ступайте, ступайте куда вам надо, - наконец, разрядил обстановку Юра. - Мы
присмотрим за вашими вещами.
Девушки кинули на скамью свои плащи и сумочки и сразу куда-то заспешили: «Помыть руки,
помыть руки», - объяснили они на бегу.
- Какие интересные мальчишки... - успела шепнуть одна другой.
Глаза маэстро засветились, и они весело переглянулись.
Знакомство состоялось естественно, просто, как бывает весьма редко, когда всё
происходит не по собственному хотению...
Необычайно милые шатенки, кареглазые и пухленькие, живые и загорелые, как два
свежеиспеченных пирога, они как будто просили: «Ущипните нас!» -так они были : притягательны и хороши.
Они только давеча прилетели с Кубы, где гостили у папы, бывшего там при должностях и, стало быть, в
командировке. Отроду им было восемнадцать и двадцать один.
Нашим маэстро было тридцать один и тридцать. Поэтому, из всего вышесказанного сами
можете судить, что между четырьмя субъектами моментально возникло взаимное восхищение.
- Вы таитянки! - восклицал Володя, отходя от девчонок на два шага и откровенно любуясь ими.
Юра деликатно съехал на самый краешек скамейки и во все глаза смотрел на девушек, будто
выбирая из двух сочных персиков, какой первый можно осторожно лизнуть....
- А мы и правда были в прошлой жизни таитянками, - весело и непосредственно спешили рассказать
они.
- А может, вы были натурщицами у Поля Гогена? - не унимался заметно оживший Володя. - Из него
прямо-таки сыпались искры.
- Это который ухо себе отрезал?
- Нет, ухо отрезал его друг, Ван Гог, - обрадовался Юра возможности показать свое знание о великих.
- Ой, ой, ну как же это можно, взять и отрезать свое собственное ухо? - удивлялись девушки.
- А что здесь особенного? - встрял Володя. - Ухо есть ненужная часть на теле художника. А вот рука!
- Всё равно: это так ужасно...
- А как же вас зовут? - вдруг закричал Юра. - Вы такие здоровские, а мы еще с вами даже не
познакомились.
- Алёна и Василиса, - представились «здоровские» и добавили. - А мы поняли, что вы настоящие
художники, правда?
- Мы не только настоящие, но мы еще и знаменитые!
заявил счастливый Юра, и две знаменитости вдруг густо покраснели. Все засмеялись.
- А правда, что все художники немного сумасшедшие? - непосредственно спросила Василиса.
- Есть немного сумасшедшие, а мы - много, - весело ответил Юра, и Володя добавил: "Но вы нас не
бойтесь".
- А мы и не боимся, потому что вы нам очень нравитесь.
Художники снова зарделись и стали смущенно предлагать сестричкам коньяк.
Спустя два часа расчудесная компания шумно расположилась на кухне у Володи. Девчонки
заставили двух друзей убрать весь мусор из квартиры, помыли посуду и приготовили ужин.
Маэстро были в восхищении. Радостные и возбужденные, бегали они по дому, сталкиваясь друг
с другом и шепотом спрашивая: «Тебе какая нравится?» - «А тебе?» -«Обе» - «А мне...» - "И мне» - «А
еще...» - «Какие они распрекрасные!» - «Самое главное - не приставать к ним» -«А то плохо о нас
подумают!» - «Да. Главное, не приставать к ним» - «Пусть сами разбираются, что им надо...»
Вот к такому удивительному заключению пришли наши друзья и побежали в магазин за
шампанским и водкой. По дороге они наломали разных веток, палок и лопухов, обозначив тем самым
букет цветов. Всё получилось очень здорово.
И не было прозы. Все по очереди читали стихи, нисколько не смущаясь друг друга. Часто
пели песни. Оказалось, что у девушек изумительная память, и они могли петь в течение всей ночи.
Репертуар был самый разнообразный, начиная от русских народных песен и кончая «Битлз» на хорошем
английском. Алёна и Василиса пели в два голоса, и получалось у них чрезвычайно хорошо.
- Сирены. Вы настоящие сирены! - говорили им расчувствовавшиеся друзья.
Как одно мгновение прошла ночь. На рассвете девушки спохватились, сели в такси и умчались в
неизвестном направлении. Хмельные, уставшие и счастливые, друзья недолго еще постояли на балконе
и ушли спать, чтобы, проснувшись, разъехаться по мастерским и с головой уйти в работу. Работалось
хорошо, легко и радостно. Иногда они перезванивались и спрашивали друг друга: «Не звонили?» -«Нет» -
«Когда позвонят?» - «Обещали...»
Не прошло и недели, как сестрички появились, и были устроены торжественные посиделки у
Юры дома. Непредсказуемые в своем поведении, всегда живые и милые, обаятельные сестры, оказались
тем не менее весьма серьезными и умными дамами. Но кто поймет женщину? Друзья и были бы рады
всякому случаю показать свое восхищение «таитянками», тем паче, что они были такие вкусные, такие
вкусные...!
Но как сказать это и организовать, маэстро, то ли ввиду своего сумасшествия, то ли по причине
строгого воспитания, совершенно не предполагали. Но его величество случай сам всё определил, и
произошло событие, весьма подходящее к характеру и возможностям наших героев.
Вот как было дело.
Как уже и говорилось, Алёна и Василиса оказались весьма развитыми, живыми и веселыми
девицами. Они не умолкали ни на секунду. Остроумные истории, рассуждения, гипотезы, предположения, уж
я и не знаю, что еще только, -всё сыпалось из них, как из рога изобилия. При всём том они
были умны, понятливы, обладали бесценным для женщин даром сострадания. Вот ведь сказка
какая! Наши Друзья сияли, как начищенные самовары: они помылись, побрились, подушились и даже
подросли немного.
И снова был праздник: день, вечер, ночь... Во втором часу ночи Алёна с Василисой объявили о том, что
они устали, и, приняв душ, отправились в комнаты укладываться. ДРУЗЬЯ были немного удивлены, когда к ним
подошли вкусные и душистые девочки, поцеловали их в щечки и пожелали им спокойной ночи.
- Что будем делать? - спрашивал Юра Володю.
- Не знаю...
- Надо их как-то делить...
- И...
У маэстро перехватило дыхание, и они на цыпочках подкрались к спальне, осторожно заглянули туда
и позвали: «Эй, Таити.., ку-ку». Загорелые мордочки, по-детски выглядывающие из-под одеяла, не
реагировали никак и просто и естественно сопели.
- Пошли, водки выпьем, - предложил шепотом Юра.
- Правильно, - подтвердил Володя.
Они возвратились на кухню и, разливая водку в майонезные баночки, Юра сердито заметил: «Эх,
никуда не годится русский мужик - ему бы всё пить, да пить!»
- Юра, - неожиданно предложил Володя. - А давай ты продолжишь рисовать рыбок в синем море, а
я нарисую у тебя на двери клоуна.
Утром, когда две сонные музы пили кофе перед тем, как убежать на работу, Володя объяснял им:
«Вот, смотрите: сидят зрители, аплодируют, радуются и веселятся. А над ареной цирка, по тонкой
режущей проволоке вышагивает смешной клоун. Никто не видит, что он плачет от боли».
Уставшие от бессонной ночи, снова небритые, хмельные, со впалыми щеками, но счастливые
худо проводили до метро хорошеньких Алёну и Василису. Те весело расцеловали их на прощание и,
помахав им ручками, убежали в московскую подземку.
- Терпенье, психопаты и клик уши! – пытался цитировать Высоцкого Юра, когда
художники сидели на скамеечке и неторопливо пили пиво. - Поэты ходят пятками
по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души.,.
ГЛАВА 6.БОЛЬ
« Ужас и мрак затопляют землю – и не видит этого только слепец». И.Тальков «Монолог»
Однажды Алёна и Василиса пригласили художников к себе в гости. Друзья намылись,
начистились и отправились по указанному адресу.
- Володь, - задумчиво заговорил Юра, - я ведь самый младший в семье, и мать, когда была тяжела
мною, очень хотела, чтобы я был девочкой. «А то одни мужики» - говорила она. - «Вот родится девочка,
назову ее Наташей». А получился я. Меня все любили тискать и целовать - такой я был миленький.
Причем называли меня Наташенькой.
Володя удивленно поглядел на Юру и сказал:
- А у меня была старенькая бабушка, которая всё время называла меня «Наташенька,
Наташенька». Я тоже сердился, топал ножками и объявлял: «Я не девочка, я мальчик!»
Друзья засмеялись такому совпадению и позвонили в сигнальный звонок. Алёна и Василиса
открыли дверь, и ребята протянули им цветы.
Девушки были неотразимы. Друзья почему-то волновались и много пили. Вскоре они изрядно
охмелели. Музы пригласили их на прогулку по свежему воздуху. Маэстро дурачились и каламбурили.
Вдруг стали обращаться друг к другу наоборот: Юра называл Володю Юрой, а тот - Юру Володей. Сначала
это было шуткой, потом стало серьезно и долго, пока, наконец, огорченные девушки не сбежали от них.
Как только «таитянки» исчезли, незадачливые кавалеры предприняли попытку обнаружить их, но,
запутавшись в одинаковости типовых домов, они, расстроенные и протрезвевшие, поехали домой.
Близилась осень. Юра стал задумчивым и стал чаще уединяться. Володя с нетерпеньем ожидал
жену: на днях она должна была вернуться с детьми из деревни.
Потом пришло бабье лето. Юра много работал. Володя занялся семейными делами. Однажды,
увлеченный работой, Юра сидел и думал о маэстро, что давно его не видел...
Зазвонил телефон.
- Алле, маэстро? - услышал Юра в трубке.
- Маэстро! Стоило мне о тебе подумать, как ты тут как тут.
- А мы с тобой давно уже стали телепатами – не заметил разве?
- И то верно...
- Чем ты сегодня занят? - спросил осторожно Володя.
- Я сейчас как раз заканчиваю работу.
- И у тебя, наверное ; как всегда дома ничего нет кушать?
- Щас посмотрю. - Юра бросил трубку и побежал на кухню, И действительно, кроме чая и соли, ничего не
было. - Странно, маэстро, но у меня совсем ничегошеньки нет.
- Вот и замечательно! Я так и знал. Мы сейчас с Людой придем к тебе в гости и будем тебя кормить.
- Вот здорово! - обрадовался Юра. - Дверь открыта.
- Знаю, знаю.
Люда очень понравилась Юре. Он невольно заметил, что Люда скрывает нервный озноб. Дрожь
передалась и ему. Хорошенькая, молоденькая и стройная, она сидела с друзьями за столом, разливая
загорелыми руками чай.
«Скорее бы они уехали», - думал про себя Юра, категорически запрещая себе видеть Люду.
Ребята привезли Юре картошку, хлеб, варенье и чай. Поб олтав о р азных гл упос тях и
вс помнив б урное и плодотворное лето, друзья распрощались, и Юра долго махал им вслед рукой, стоя на
балконе. Они уходили стройные, загорелые, похожие чем-то друг на друга и очень красивые. - Юра
любовался на них и радовался за Володю.
Потом залез на подоконник и принялся курить. Вместе с табачным дымом в комнаты входила осень
и звенящее удушливое одиночество.
«Работать, работать, работать», - твердил Юра и закуривал новую сигарету.
Потом были плотные, сжатые, насыщенные работой дни. Юра уже не знал, сколько времени он никуда
не выходил, не считая коротких ночных прогулок. К работе на сей раз он отнесся очень серьезно, потому что
делал «Троицу» Рублёва.
Накладывая тонкую металлическую сетку на орнамент, Юра вспоминал ту ночь, когда они
ночевали в мастерской Саши Медведева, среди его рыб. Кто-то тогда на кухне горячо говорил: «Они хотят,
чтобы я был нормальный! Но я не умею, у меня ничего не получается, я не знаю, как это. И вообще, я
нечаянно, потому что не виноват в том, что таким я уродился. Я забываю завязать шнурки, потому что я их не
вижу. Я не могу сосчитать деньги в кармане, потому что они меня не интересуют. Я ведь не здешний. Я всё
время где-то, где-то..."
«Как циклон, зарождающийся где-то над землей, раскручивает огромные массы воздуха, улетающие
потом в облаках и тучах по краям света, так и мысли мои вечно где-то там...»
«И так я живу, всё пропуская через свои обнаженные, рваные нервы и чувствуя любую боль на моей
планете Земля».
«И в этой боли рождается моя работа...» «Мне больно!..»
ГЛАВА7.ТРЕЗВЕНИЕ
«Мало, кто остался в светлой памяти,
В трезвом уме, да с твёрдой рукой
В. строю, в строю.»
В.Цой «Солнце моё»
- Маэстро. Когда Горбачёв объявил перестройку, я понял, что пришла свобода,- горячо говорил
Юра. - Но мне уже было всё равно. Да. До такой степени я был надломлен,
изуродован... Я - урод! Не больше, не меньше. Если раньше я говорил: «Я простой советский человек», то
теперь: «Урод». Но потом меня отпустило. Я почувствовал себя свободным. Впервые в жизни я был
счастлив как че-ло-век. Но всё оказалось блефом. Теперь я уже ни во что не верю. Осталось
одно - надежда на непостижимый для нас космический разум. Я верю, что он не бросит нас вот так,
запросто, за здорово живешь...
Друзья сидели на кухне у Володи и пили чай. Люда укладывала детей спать. Володя по
обыкновению что-то вырисовывал на листке бумаги. Было хорошо, тепло и уютно.
- Нам никак нельзя жить без надежды. Надо не сомневаться, что будет всё хорошо. Иначе
зачем тогда живут мои Манечка и Ванечка, твой Андрей.
-Да...
- Хорошо, что ты приехал, - продолжил Володя. – Мне сегодня опять приснился сон, который
мучает меня и удивляет с самого детства.
- Представь себе бесконечно малую величину – этакая микроточка в огромной пустоте космоса. И
вот
вдруг
она
быстро
начинает
расти,
расти,
пока
не
становится
вдруг
огромной планетой, которая накатывается на меня и - опля! - я в ней, я - она. Но мгновение - и я вне ее, и она
опять
большой
серый
шар
и
уносится,
пока
не
превращается
в
бесконечно
малую точку...
- Серая? - загадочно спросил Юра.
- Серая.
- Из далека-далека
На меня летит звезда,
Прямо в лоб летит звезда.
- Неужели это я?!
- Да.
- Что да? - засмеялся Юра. - Я это стихотворение написал еще в детстве, когда меня мучил этот
самый сон. Я его, кстати, до сих пор не понимаю, хотя еще иногда он ко мне приходит.
- А я - понял.
- И что же?
- Это маленький большой взрыв.
- А-а...
- Просто какая-то клеточка головного мозга, у тебя и у меня помнит, как рождалась Вселенная! Вот так.
- Сумасшедший ты, маэстро.
- Сумасшедший.
Друзья некоторое время молча смотрели друг на друга. Им о многом можно было поговорить
сегодня. И они поговорили молча, в одну секунду, когда мимолетно встретились их серые глаза.
Потом они попрощались и уже долгое время после этого не виделись.
У Юры было затяжное "пике" сроком в два месяца. Закончилось оно эпилептическим ударом
или, попросту, инсультом. После этого Юра «задраил люки, лег на дно, покрылся тиной», как он сам о
себе объяснялся. Но так или иначе, он совершенно перестал появляться на белом свете, а только и было
слышно, когда кто-то звонил ему: «Я работаю, я работаю...»
Но вот однажды, за очередной чашкой чая, Юра открылся Володе;
- Я решил покончить жизнь самоубийством, но совершенно не представлял себе, как это возможно.
Различные
способы
механического
самоустранения
меня
не
могли
устроить. И я избрал самый легкий метод – активный алкоголизм.
- А зачем тебе это понадобилось?
- Но случился просто-напросто припадок, - продолжал как ни в чём ни бывало Юра. - Тот самый, про который
теперь
все
знают.
Тогда
бывшие
со
мной
испугались
и
из
жалости
ко
мне прекратили со мной всякие отношения, опасаясь, что я умру. Да и то сказать - я совершенно
перестал быть интересным. Но я-то знал, что еще не умру, что мне еще надо идти к смерти, чтобы... Чтобы
потом ожить.
" -Как так?...
- Не знаю, не смогу пока объяснить. Все стали считать меня законченным алкоголиком. На мне
поставили крест. Этого-то я и искал. По необъяснимым причинам я чувствовал, что должен пройти
последнюю стадию падения, атрофирования, обезличивания... И войти во мрак. Такой мрак, где
смерть - избавление от мук жизни. Я опять запил. Еще две недели. Ты знаешь, как это бывает: днем я
бродил
по пивнушкам, около магазинов, поддавая, где придется и с кем попало. К ночи я кое-как добирался
до дома, чтобы, не раздеваясь, упасть на кровать, мучительно и со страхом всматриваясь в окно, ожидая
утра. Потом вставал и опять шел к таким же, как я. Хорошие они люди. Много лучше некоторых тех, кто
красиво одет и чисто выбрит. Володя внимательно слушал.
- Короче, маэстро, это была моя чаша, полная горечи, которую я должен был испить до дна... потому
что эту же чашу пьет моя Родина. Разве я мог поступить иначе? Ты же знаешь,
что я могу жить припеваючи... Но я избрал такой удел. Да и, пожалуй, что я был обречен на это. Странно, да?
Может
быть
даже
и
глупо...
С
каждой
ночью
мне
становилось
всё
хуже
и
хуже. Смерть приближалась, и я стал бояться ее. Я лежал и просил: «Боже! Если такая участь ждет мой
народ, то пусть я буду с ним!" Так я умер.
-То есть, как умер?!
- По-настоящему. Противный, холодный и вонючий пот прошиб меня, по телу пробежала судорога,
а нога, такта даже два раза дернулась, я выдохнул и стал синеть.
-...?!
- Потом увидел себя сверху: маленький, серенький, как мумия. Должен тебе сознаться; весьма жалкое
зрелище.
Потом
прямо
перед
собой
я
увидел
широченные
русские
поля
и рощи..., раньше, в Германии, я часто видел их во сне. Из полей ко мне вышли мать с отцом, молодые и
очень
красивые.
Мне
немедленно
захотелось
броситься
к
их
ногам,
но
я
медлил, потому что понимал всю мерзость своего положения. «Юрочка. Настоящее Отечество здесь. Мы
пришли за тебя ходатайствовать. Готов ли ты?"
- Они были так красивы! А я был так отвратителен в своей пьяной смерти, что ужаснулся себя и сразу
ответил:
«Нет.
Сначала
надо
всё
исправить».
«Мы
спокойны
за
тебя,
сказали мне мои милые родители. - Иди». Так я вернулся.
- Маэстро, - добавил Юра после долгой паузы, - ты первый, кому я это рассказываю.
Было видно, что Володю впечатлил рассказ. «Но понял ли он?» - подумал Юра, пожимая на
прощание крепкую, маленькую «печоринскую» руку друга.
ГЛАВА 8 . ГОДЫ
«Между землёй и небом - война.
И где бы ты ни был,
Что бы ни делал,
Между землёй и небом - война»
В.Цой «Война».
Шли годы...
Алёна с Василисой звонили изредка, просто так. У Володи был кризис. Он часто был «под
кайфом» и давно ничего серьёзного не работал.
- Не волнуйся, - заверял он Юру. - Я контролирую ситуацию. Каждый должен отвечать сам за
себя.
Юра много работал, потом, как всегда, где-то учился, потом появлялся, горячо и взахлеб
рассказывал о своих творческих планах, потом внезапно исчезал и снова появлялся, чтобы удивить
своим «очередным завихрением в мозгах».
Однажды он сообщил о себе, что уже давно стал космонавтом.
- Вот что значит резко завязать, - смеялись над ним друзья.
- Да нет, еще когда я пил...
- Надо было меньше пить.
И Юра уже больше не пытался рассказывать, что умеет, когда надо « выходить в астральную
проекцию и свободно перемещаться в пространстве и даже во времени!»
- Маэстро! - убеждал он однажды Володю. - Ведь так мало лет мы живем и так много надо понять. Ты же
знаешь, что я сейчас опять стараюсь много учиться: там, сям... И везде пытаюсь вникнуть в суть - где правда,
где истина?
- Вник?
- Чего?
- Ну, нашел правду?
- Нет пока. Знаю, что где-то рядом: вот-вот и - никак, пока.
- Про тебя твои друзья говорят, что ты совсем чокнулся.
- Ты тоже так считаешь?
- Ну, я-то знаю, что ты ненормальный нормальный, хотя бывает, что ты и меня удивляешь, - спокойно
улыбаясь, говорил Володя.
- Ничего, маэстро, разберемся. Тяжело в учении - легко в бою, - процитировал он Суворова и сладко
отхлебнул горячего чая.
- А вообще, я примерно представляю твои полеты... Я когда на иглу сажусь, то тоже начинаю летать, неожиданно подвел резюме Володя. - Долетаю до "псих ушки" и успокаиваюсь.
- Да что ты, маэстро, - обиделся Юра. - Я же в полном сознании!... Это совсем разные вещи...
- Интересно, интересно.
- Это действительно просто, и я могу тебя научить.
- Давай в следующий раз.
В следующий раз Юра появился с двумя бутылками водки в карманах. Он шумно ворвался, радостно
разлил водку по стаканам и пригласил маэстро с собой в гости к Димке:
- Будем пить водку, есть жареных куриц и вести умные разговоры!» Юра оторвал кусочек кактуса,
стоящего в горшочке на подоконнике, закусил им выпитую водку и добавил: «А завтра с утра поедем
на вернисаж: я там тебя познакомлю с Артёмом Хряковым. Замечательный художник, душа-человек,
русский характер, из старинной актерской фамилии, режет уникальные трубки и мундштуки.
- А в космос полетим?
- А как же!
Прежде, чем отправиться в гости, друзья присели «на посошок».
- Вот, смотри, - рассказывал Володя, -я всегда делал маленькие зарубочки на косяке двери. Видишь?
И никогда не ошибался. - Я это чувствую не только интуитивно, но и всем организмом.
- А именно?
-А именно: землетрясения, наводнения, катастрофы, войны и прочее. Вот, например, за день до
Чернобыля меня так сильно стало крутить, лихорадить и вообще дурить, что я взял топор и сделал насечку
на балконной двери. Пойдем, покажу... После, как сделал отметку, не выдержал, ушел из дома и напился
преизрядно. Не знаю механизм этого действия, но знаю, что живо реагирую на всё, начиная от
полнолуния и кончая семейной сценой. Можно называть это сверхчувствительностью,
- О-ох... - тяжело вздохнул Юра. - Всё правильно. А у меня, например, еще знаешь что? Не
выношу, когда кто-то лжет. Выступает некий член Политбюро, а меня тошнить начинает. Кассир меня
обсчитывает в магазине – начинает тошнить, и я рад скорее уйти. Иногда такое случается в
компании приятелей, иногда в разговоре с женой: она мне там что-то рассказывает про вчерашний
вечер, не понимая, что у меня детектор лжи вмонтирован. Ну и много еще чего такого, разного.
- А иногда бывает, что нечаянно телепатировать начинаешь, - разошелся Володя.- Точно, точно.
Или вот вдруг видишь человека насквозь: его прошлое, будущее, характер.
- У меня сейчас такое стало очень редко, - сокрушенно заметил Володя.
- А я этому рад. Сначала меня это очень увлекало. Но это было в юности, когда я еще много
любил
людей.
А
лотом
я
несколько
раз
испытал
нечто
вроде
отравления
и
сказал себе: стоп.
- Да-а. А у меня частенько побаливает. Причем, это не поддается категории определения,
нельзя
взять
и
поставить
засечку
на
дверном
косяке,
Володя
шмыгнул
носом и вздохнул. - Я не знаю, что это и где, но чувствую, что плохонько...
- То же самое. Зудит и зудит. Иногда бывает так накатят, что волей-неволей хочется хватить
стакан водки. Но я, кажется, догадываюсь, что это...
- Что?
- Это "чернуха" по земле гуляет. И мы ее чувствуем и болеем. Ее все чувствуют. Только шизики
чувствуют острее.
- И болеют крепче.
- И часто бывает - за других.
- За других, конечно. За себя-то чего болеть?
- На фиг надо. Поехали?
- А лучше полетели.
- От винта)
- Все от винта!
Друзья приехали вовремя, у Димы сидел Валера, музыкант. Они пили водку. Водки было
много, и за разговорами прошла вся ночь. Ах, прекрасные времена молодости, когда еще есть
здоровье, чтобы любить ночные дебаты с друзьями и веселые кутежи.
Всем было хорошо, и поэтому на вернисаж с утра приехали все уже хорошие. Измайловский
вернисаж тогда еще не был похож на большую барахолку под открытым небом. Во времена
описываемых нами событий там еще стояли художники. Перекупщики только-только стали
появляться, а за ними потянулись и рэкетмены.
Переходя от одного художника к другому, часто встречая знакомых и друзей, Юра с Володей
потеряли друг друга. Встретились случайно на большой лестничной площадке, которая венчает
длинную и широкую лестницу к стадиону. Володя стоял перед широким холстом с натюрмортом, изза которого торчала испуганная голова продавщицы. По всему было видно, что к живописи она не
имеет никакого отношения. Вокруг столпились зеваки и отдыхающие.
Никого не замечая, в позе настоящего художника времен Льва Николаевича Толстого, Володя,
артистически жестикулируя, взывал к неведомому художнику: «А вот здесь то и надо капнуть маленькое
желтенькое пятнышко, а вот здесь подтянуть красненького и поддёрнуть лиловым! Вот тогда всё
заговорит и засветится!»
Сзади него стояли несколько бритоголовых великанов с совершенно пустыми и
бессмысленными глазами, механически пережевывая кукурузу. Сразу было видно, что они
новоявленные рэкетиры.
Когда, обрадованный встречей своего главного друга, подошел и остановился Юра, то на него
медленно и равнодушно перевел свои телячьи глаза один из гигантов. Юра взглянул на него и обомлел
от вида зтого могучего животного, механически жующего сырую кукурузу. Лицо художника вдруг
осветилось восторгом, как бывает у детей, увидевших в цирке слона, и он закричал: «Маэстро, маэстро!
Смотри, какая рожа!»
Рожа не дала Юре закончить праздничное воззвание и крепко, надежно впечатала ему в рот
недогрызанный кукурузный початок. Восхищение в невинных голубых глазах художника сменилось
неподдельным удивлением. Но ему и удивляться не позволили, а подхватили его худое и легкое тело,
подняли вверх и швырнули высоко и далеко. С початком во рту и с широко распахнутыми глазами, с
раскинутыми по сторонам руками Юра пролетел над головами удивленных зрителей. Кто-то вскрикнул:
«Кукурузники летят!» Вот он шлепнулся на асфальт, початок выскочил из его рта, как пробка от
шампанского, но он сразу же поднялся на четвереньки и принялся пыхтеть и отдуваться, как Винни Пух,
только немного похудевший. А в это время над головой толпы пролетел еще один кукурузник, больше
похожий на мешок с опилками, и упал точно на спину Юры.
Толпа охнула, очнулась, зашевелилась и сразу же стала равнодушной, продолжая свое
движение о всех направлениях одновременно. Юра быстро очнулся, выбрался из-под Володи и, сев на
асфальте, процитировал вдруг Шукшина: «Ветка сирени упала на грудь. Милая Груша, меня не забудь.
Приземлился. Васятка». Потом он поднялся на колени и стал трясти Володю. Маэстро спал. Тогда он, пофронтовому взвалил друга к себе на спину и, невзирая на красивую публику, плавно обтекавшую их с
двух сторон, потащил маэстро к стоянке такси.
За тройную плату таксист доставил летчиков домой. Володиным ключом Юра отпер входную дверь
в квартиру маэстро, потом тяжело затащил его на второй этаж и ласково усадил на полу коридора. С
чувством выполненного долга он поехал к себе домой.
Вечером его разбудил телефонный звонок.
- Алле?
- Маэстро... - услышал он скрипучий голос друга.
- А! Гастелло! Живой! - закричал радостно Юра. - Слава Богу. А я-то думал, что тебя контузило.
- Контузило? А что, мы были на войне?
- Да! И нас подбили фашисты.
- А! Вот то-то я удивляюсь, что проснулся по всей форме одежды, в ботинках, и не как-нибудь, а
в кровати - между досками и матрасом.
Проходили годы. Не так, чтобы сразу десятилетие.., а по чуть-чуть, но со многими.переменами. Юра
опять где-то пропал. Потом объявился, но уже вместе с молоденькой женой, очаровательной девчушкой
вдвое младше его.
А потом был «путч» - само по себе нехорошее явление, не говоря уже о названии «путч»... В
дни путча Володя был среди тех, кто вышел отстаивать свое право на свободу. Потом у него было
длительное "пике".
Однажды Юре позвонил Алексей Аникушин, Будучи в сильном расстройстве, он сообщил ему:
«Володя лежит в двадцатой больнице, в отделении хирургической психиатрии»,
- Что? Что такое?
- Ночью он пришел в клинику и принес с собой свою окровавленную правую руку.
Юра уронил на пол телефонную трубку и скрючился от сильной боли внутри.
В психосоматическом отделении больницы лежат калеки, состоящие на учете в "психушке".
Ущемленные и увечные, половина из них неудавшиеся самоубийцы – они втихую пьют крепкий чай и
курят одну сигарету на двоих. Кто бывал, тот знает, что это симпатичные больные люди... Как правило очень
хорошие, но больные...
Вошедши в общую палату, Юра сразу увидел маэстро, который сидел, возле своей коечки,
поддерживая здоровой рукой культяшку, на которой сквозь бинты проступала свежая кровь. В его чистых и
ясных глазах стояла_ боль, поднимавшаяся изнутри. На больничной койке с ногами сидела
Людочка. Растерянная, нервная и худенькая, в коротенькой юбчонке, она казалась совсем девчонкой.
Юра скоро ушел. Как только он вышел из палаты, из глаз нечаянно покатились слёзы. В голове
стучало тихо сказанное Володей: «Илья вчера приезжал и Саша Медведев был, Юра Скалолаз только что
ушел, ты вот пришел... Когда случилось, все приехали, а раньше никого не было."..»
Художники тревожно перезванивались, пытаясь понять, что и как произошло. Были разные
гипотезы, но толком никто ничего не понимал. Как и многое другое, этот случай остался тайной.
ГЛАВА 9. ТАЙНА
«Он был мой друг. Уж нет таких друзей…»
М.Ю. Лермонтов «Сашка»
Незадолго до страшного происшествия с маэстро где-то в Африканском небе приключилось полное
солнечное и лунное затмение. Оно нам вроде бы и ни к чему, да только Юра запомнил эту ночь.
Его мчали под пистолетным стволом в маленьком "москвичонке" а сторону большой кольцевой
дороги, чтобы за пределами Москвы застрелить и выбросить. Лицо было похоже на кровавое месиво
от многочисленных ударов " рукояткой револьвера. Незаметно ему удалось мизинцем подцепить
обломанную дверную ручку и на ходу выброситься из автомобиля. Его успели поймать за штаны, и
некоторое время они ехали так, не сбавляя скорости. Своей удивительно прочной головой Юра
высчитывал каждый сантиметрик на обочине дороги. Потом шерсть брюк с треском лопнула, и художник
мешком покатился на тротуар, вскочил на ноги, пробежал несколько шагов и с размаху упал лицом вниз
в грязную замерзающую лужу. Дернулся, пустил несколько пузырей и с раскинутыми руками
остался плавать бездвижным упавшим клоуном...
Один из троих мрачных типов, подбежавших к нему, сильно пнул Юру в бок. Послышался глухой
удар и никакого движения за этим не последовало, только запоздавший пузырек воздуха всколыхнул
грязную жижу.
- Не трать пулю. Всё получилось как нельзя лучше. Поехали.
Очнулся Юра на рассвете. Схваченный ледяной коркой, он лежал в грязевой луже лицом вверх.
- Вернулся... - прошептал он посиневшими губами и вместе с волосами выдрал голову из
ледяного плена. Встав на ноги и сильно качаясь, он вышел на дорогу.
После этого случая, который тоже остался тайной, про него говорили, что он совсем «трёхнулся.»
«Стал активным членом движения Анонимных Алкоголиков». «Ходит по всем своим друзьям и уговаривает
их, не откладывая, идти вместе с ним в церковь и исповедовать попу свои грехи и всех за всё простить...»
Все стали избегать его. Потом прошел слух, что он уехал в какую-то тьмутаракань, в леса
русские и восстанавливает какой-то брошенный монастырь, бывший при КПСС "психушкой". Ну, вроде как,
туда ему и дорога...
Володя вышел из больницы обновленный и... сломленный. Однако, много работал левой
рукой, приучая ее к карандашу, кисти. Правая, невидимая, сильно болела и приходила по ночам. Маэстро
снова стал колоться, не пропуская ни одного макового сезона, заканчивая его тем, что сам являлся в
"психушку", где его клали «на растяжку» под капельницу. Иногда он начинал биться в агонии,
выкрикивая: «От винта!» Когда «кумар» проходил, его развязывали и выпускали покурить. Тогда он
звонил друзьям и просил привезти ему бумагу и акварель, а можно просто ручку...
Когда Юра бывал в Москве, друзья обязательно старались встретиться. Вот и сейчас Юра
приехал в мастерскую, где уже несколько дней пропадал Володя. На стене висел большой холст, и маэстро
работал по нему левой рукой.
- Трудно? - как можно более беспечным голосом спрашивал Юра.
- Еще как! Не могу оторваться от работы. Видишь, какая Вавилонская башня будет?
- Страшновато, уж больно мрачно...
- Как вижу, как вижу...
- Ты сейчас так видишь Москву?
Володя промолчал, сделав вид, что не слышит вопроса.
Вечером они вместе поехали на собрание «Анонимных Алкоголиков». Возвращались
счастливые, с надеждой на будущее: прощение, терпение, смирение - всё то, что сегодня считалось чуть
ли не позором, - входило в их жизнь, как необходимость, чтобы выжить и не пить...
Как-то ночью Володя позвонил Юре.
- Когда не пью, чувствую, что попадаю в вакуумное пространство: вокруг не остается никого.
Трезвый я никому не нужен.
- Я уже к этому привык.
- Почему сейчас абсолютно все пьют?
- Мне кажется, что просто не м ог ут вынести реальности из-за ее неприглядности.
- Да. Реальность отвратна. Когда пьешь, то ничего не видишь...
- Поэтому-то и трудно жить трезвым, - Юра вздохнул.
- Мы все больны. В нас всё меньше и меньше мужества, чтобы оставаться нормальными людьми.
- Мужества мало, нужно еще что-то.
- Нужна поддержка.
- Какая?
- Иисус Христос.
- Юра, мне трудно это понять, я воспитывался атеистом, хотя теперь и понимаю, что всякое
отрицание Высшего разума глупо.
- Многое в нашей жизни глупо и поставлено с ног на голову. Помнишь, наш разговор про
«чернуху»? Так вот – она пытается накрыть собою всю землю. Надо ей противостоять.
- Как?
- Каждый это делает, как может... Многие сейчас просто множат ее.
- Не слишком ли мрачно?
- А твоя Вавилонская башня?
- Я так вижу Москву. И не хочу, чтобы это было.., потому работаю... А что я еще могу?
- Береги себя - не пей. Ты же светлячок! «Чернуха» постарается тебя изничтожить - первая твоя
слабость, как и моя, есть алкоголизм.
- Эх!.. - маэстро что-то хотел сказать и не мог, не знал как.
Юра услышал его вздох и предложил:
- Пошли завтра утром в церковь.
- Нет. Завтра еще не могу. Прошло полгода.
- Маэстро! - Володя был пьян и восторжен. - Алле, маэстро!
- Эх, Вовка! Я так рад тебя слышать.
- Я новый коллаж сделал.
- Какой?
- Знаешь ли ты, что в Бретани есть старый языческий храм: одиннадцать колонн познания?
-Да.
- Вот! Высятся они из мрака времен... А над ними из грязи восстает человек, поднимается...
- Где-то я это видел... - медленно говорил Юра, пытаясь вспомнить что-то.
- Приезжай, увидишь.
- А чего ты такой пьяный?
- А у меня "пике"! - радостно сообщил Володя, и голос его вдруг задрожал. - Маэстро, я вчера за
бутылку пропил свой серебряный крестик...
В трубке что-то захлюпало.
- Вовка! Ты не плачь, -ложись спать - утро вечера мудренее.
- А я и не плачу. Я пиво пью. Но раз так, тог да спокойной ночи.
Володя положил трубку. Юра растерянно слушал частые гудки... Потом вдруг вскочил и
закричал: - «Не-ет! Гадина! Подлая тварь! Слышишь, ты? - Юра кому-то начал грозить кулаком. -Дьявол
вонючий! Я тебе его не отдам!» От боли внутри Юра упал на пол и замер. Потом он заплакал, тихо
всхлипывая и бормоча: «Господи, помилуй... Господи, помилуй... Господи, помилуй... Господи, помилуй.»
Тяжелая, необоримая немощь нашла на Юру, и долго он так лежал на полу посреди комнаты,
вспоминая Володиного «клоуна» и что-то еле слышно нашептывая...
«Странная история» - думал он и удивлялся... Да. Теперь он точно помнит, как выпилил из
кухонной двери «Клоуна» и стал - подбирать раму. Вдруг ему показалось, что клоун на картине покачнулся.
«Глюки, глюки», - пробормотал он, всматриваясь в картину и только сейчас заметив, что под ногами у клоуна
оборвалась проволока.
Тогда, оставив картину, Юра пошел к рабочему столу и, покопавшись там, принес белую гуашь и
рейсфедер. «Убелим пути твоя, маэстро», - бормотал он, подправляя оборванную проволоку. Подправив
таким образом картину, он отнес ее в кладовую комнату и стал прятать среди досок, реек, планок и багета,
рассуждая про себя: «Вечно у меня репа течет...»
Как вдруг он наткнулся на другую картину, подаренную ему Володей в одном из "пике". Это
был «Автопортрет», написанный маэстро более десяти лет назад. Но с картона на Юру смотрел сам Юра:
затуманенный, загадочный взгляд голубых глаз, перебитый нос набок, тощая
шея торчит из худых ключиц, закрытых тельняшкой. За спиной осталась квадратная комната с
покинутым стулом и раскрытым окном в неведомое.
Однажды Володя побежал в кладовку и принес оттуда картон. «У меня есть твой портрет, который я
написал десять лет назад, когда еще не знал тебя. Правда, тогда это был «Автопортрет» и назывался
«Рыбачек», это одна из моих ранних работ. Я ее считал неудачней, а теперь вижу, что она очень даже
удачная!» - Володя протянул картонку Юре. Эту странную работу и читал: «Маэстро от маэстро. Какое
есть число 1992 г.» Потом Юра повернул картон к свету и стал вглядываться з нарисованное окно. Там
ничего не было,
- Э, не-ет, браг. Я теперь знаю, что ничего- это асего лишь ничего, и его нет. А за пределами всех
пределов есть. Он - начало всех начал. Вот туда-то мы с тобой и полетим.
Юра взял карандаш и аккуратно вывел в окне восьмиконечный крест.
Вспомнив всё это, Юра тяжело поднялся с пола. Всё тело его болело,
- Ох, сумасшедший я, сумасшедший... – пробормотал он, набирая Володин номер телефона.
- Алле, Маэстро! - закричал он в трубку.
- Сам ты маэстро, - услышал он грубый голос и потом опять частые гудки.
Юра снова набрал номер.
- Володя? - спросил он серьезно. Послышалась какая-то возня.
- Ма-эст-ро, - выговорил Володя.
- Вовка! Ты жив?
- Да.
- Кто у тебя?
- Гости...
- Гони всех и немедленно ложись спать. Завтра мы с тобой в клинику поедем, под капельницу.
- Ох, сумасшедший ты, сумасшедший... – еле проворочал языком Володя и положил трубку.
Б р о в и Ю р ы п о д н я л и с ь в в е р х , л и ц о е г о вытянулось и сделалось глупым и удивленным,
совсем как на «Автопортрете».
ГЛАВА 10. КОНЕЦ
«Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне,
Нарисуй мне портреты, погибших на этом пути. Покажи мне
того, кто выжил один из полка.» В.Цой «Война»
Утром следующего дня Юра дозвонился Володе.
- Как ты?
- Сижу, отпиваюсь пивом. Устал уже - сил нету, и остановиться не могу.
- Слушай сюда, маэстро, - горячо заговорил Юра. - Сегодня я заканчиваю одну очень важную
сделку. Утром завтра я к тебе приезжаю на такси, и мы едем в Центр «Анонимных Алкоголиков».
Там я устраиваю тебя на излечение, где в течение месяца тебя починят, подправят, а
главное, прочистят тебе мозги - ты же знаешь, встречался с ребятами оттуда.
- Но это же очень дорого,
- Об этом ты вообще не заботься - это мои проблемы и для меня это пустяк.
- А какое дело ты сегодня делаешь?
- Дело? Дурацкое дело... - сказал печально Юра. - Просто кое-кому надо помочь...
- У тебя очень усталый голос, - посочувствовал - Володя, и Юре сразу стало легче.
- Спасибо, маэстро. Ты первый, кто посочувствовал мне за последние месяцы. Представляешь? Во
что мы превратились? Мрак какой-то... - Юра тяжело вздохнул.
- Ты говорил, что тебе кто-то угрожает? – спросил Володя.
- Практически ежедневно. Скажу честно, маэстро, постоянно чувствую возле себя смерть, прямо-таки
ангел-хранитель.
- Ты ничего не придумываешь?
- Да нет же. Зачем?
- А кто может тебе угрожать? - удивился" Володя.
- Ну, некоторых, положим, я знаю - Бог им судья, А вообще, источников несколько. Хотя в принципе это
не имеет значения.
- Почему? - Володя уже стал уставать от разговора. Ему хотелось пива.
- Так получилось, - начал рассказывать Юра, - что я должен сейчас помочь нескольким людям. От этого
зависит
их
жизнь,
в
буквальном
смысле
слова.
На
кон
я
поставил
всё,
что имею, и в любую минуту готов подставить свой лоб.
- Ты что, с мафией, что ли, связался? – догадался Володя.
- И это тоже, но не главное...
- А что - не понимаю.
- Маэстро, очнись ты наконец! Неужели ты не видишь, что идет настоящая война! Кто-то - жертва, кто-то
предатель,
кто-то
прохожий,
а
кто-то
воин...
А
платит
за
всех
тот,
кто
любит.
- А кто любит?
- Кого в ненависти избили, а потом распяли, две тысячи лет тому назад.
Володя тяжело вздохнул и произнес: «Маэстро, прости, я очень устал».
- Да, да. Вовка! - заспешил Юра. - Прости ты меня... и держись! Не пей! Один день не пей сегодня завтра
всё
будет
иначе...
Продержись
еще
немножечко,
почти
плакал
Юра,
умоляя друга не пить, но всё было напрасно.
Маэстро не слышал его. Ему стало дурно, и он сейчас думал только о том, как сейчас достанет
из холодильника последнюю запотевшую бутылку пива и, зажав ее между коленями, будет ее
открывать. А правая культяшка в это время будет дергаться от напряжения. Она у него стала дергаться
сама собой на баррикадах, во время последнего путча, когда после трех дней и ночей противостояния у
него на глазах какие-то взвинченные придурки прирезали шилом мальчишку. Они с этим мальчиком всю
ночь просидели у костра. Хороший был такой мальчишечка, чистенький совсем... А придурки были
наемники - это и козлу понятно.
Как только Юра простился с маэстро, сразу зазвонил телефон.
- Алле. Говорите, вас слушают, - постарался он произнести ровно и спокойно.
Последовало долгое молчание.
- Быть может, я могу вам чем-нибудь помочь? - неожиданно для себя спросил он
неизвестного оппонента.
Ему ничего не ответили и положили трубку. Как только Юра нажал телефонный рычажок,
моментально вновь затрещал телефонный звонок. Юра набрал в легкие побольше воздуха и поднял трубку:
«Алле!»
- Ну, ты... - выругался кто-то и бросил трубку. Юра побледнел и долго сидел молча. Потом
зашептал: «Отче наш! Иже еси на небесех...»
Вечером Юра вернулся выжатый, как лимон. Спокойно обойдя свою квартиру, он убедился, что
она пустая. Потом выложил на подоконник - мебель отсутствовала вообще - несколько толстых пачек
стодолларовых банкнот, сел на пол и закурил сигарету. Сделав несколько затяжек, он тщательно погасил
окурок и повалился боком на спальный мешок, брошенный на полу. Сон пришел мгновенно.
В два часа ночи зазвонил телефон. Он молча поднял трубку.
- Ты почему нас не ждешь? - спросил страшный грубый голос.
- Приезжай.
Юра знал этот голос: несколько раз он уже обещался приехать и прикончить его. Сначала Юра
ожидал визитеров, теперь - нет. Главное он уже сделал - теперь смерть не так страшна.
- Дверь открыта, - спокойно добавил Юра и снова лег спать.
Телефон опять зазвонил. Тяжело, уже больше ничего не желая, Юра заставил себя поднять трубку.
-Ма-эс-т-ро... – с трудом ворочая языком, проговорил где-то Володя.
Последовала недолгая пауза - оба молчали. Потом. Юра выключил аппарат и медленно
завалился навзничь, моментально заснув. Снова появилась Она. Вся в белом, с лицом закрытым белым
саваном, она, как всегда, появилась внезапно и ниоткуда. Но уже больше не была страшной, как когда-то
раньше, а наоборот: она была очень тиха, ласкова и красива. Никогда прежде Юра не видел таких женщин,
даже в воображении. Недолго постояв подле, Смерть ушла. «Хорошая моя...» - прошептал он во сне и
наконец-то, впервые за последнее время, расслабился во сне.
«Неспроста мне звонил маэстро, ох неспроста", -думал Юра, набирая Володин номер. К
телефону никто не подходил.
«С кем только мне не приходилось разговаривать в последние месяцы, - рассуждал он, умываясь.
- И ни разу я не позволил себе отключить аппарат. Даже когда звонили все эти мерзавцы... Что-то тут не то».
Юра еще раз набрал номер телефона маэстро - безрезультатно.
«Пусть отсыпается. Коечка в клинике для него уже забронирована».
Отдохнувший и счастливый, Юра вышел из дома. Впереди его ожидало еще множество дел.
Вечером позвонила Люда.
- Володя у тебя? - строго спросила она.
- Нет. А где он? - заволновался Юра.
- Уже всех обзвонила. Нигде нет.
- Да что случилось?
- Мы ночью с ним сильно поругались. Он был невыносим. Всякое случалось раньше... Но в этот
раз... – Люда была готова заплакать.
- Да, да. Я понимаю, Люда. Успокойся. Я всё это знаю...
- Он ушел ночью.
- Володя звонил мне необычайно пьяный.., я отключил аппарат.
- Не знаешь, где он еще может быть?
- Нет. Не случилось бы чего... Впрочем, я думаю, вернется. Позвони мне как только.., его в
клинике ждут...
- И ты мне.
- Хорошо.
Прошло еще два дня. Юра успешно завершил все свои дела и вскоре собирался вновь покинуть
Москву. Теперь казалось, что все неприятности остались позади, даже смерть отступила.
На остановке «Улица Докукина» Юра соскочил с подножки автобуса и, остановившись вдруг,
подумал: «Несколько лет назад мы с маэстро выпали здесь из сумасшедшего "КАМАЗа". А потом пошли в
том направлении». Юра пошагал вверх по тротуару, в сторону Кремля.
Вот и мост через Яузу, с которого открывается хороший вид на проспект Мира и старый
величественный виадук времен Екатерины Второй. Над Москвой только что прошла сильнейшая гроза и
горячий асфальт на глазах испарял влагу, которая клубами поднималась вверх. На душе было легко и
радостно, как всегда бывает после летней грозы.
Вдруг Юра задрал голову к небу и присел даже: над Москвой, от одного края горизонта до другого
висели две огромные яркие радуги. Восхищенный и потрясенный, Юра долго стоял на одном месте и всё
смотрел и смотрел, как плывет над Москвой радуга. Мимо с шелестом проносились нескончаемые потоки
машин. Они выезжали из Москвы и не могли видеть радугу. И, наверное, от этого им было весьма странно
наблюдать одинокого и нелепого человека, стоящего на мосту и задравшего голову вверх. При этом он
широко улыбался небу и говорил: «Слава Богу! Слава Богу!»
Войдя в пустой дом, художник распахнул все двери и окна, впуская в квартиру новую свежесть,
принесенную грозой. У соседа снизу трещал старый магнитофон голосом Владимира Высоцкого. «Пой,
Вовка, пой! - сказал Юра. - Нам на радость и врагу на страх».
Зазвонил телефон.
- Маэстро слушает!
- Володя погиб, - сказала Люда.
Еще не сообразив как следует, что произошло, Юра спросил машинально: «Как?» Внутри
медленно, не спеша начала проворачиваться тяжелая боль.
Солдаты вытащили его тело из пруда. Участковый сказал, что экспертиза установит, что это
было – убийство или самоубийство...
Голоса Юры и Люды были спокойны.
- А что, несчастный случай исключается? – спросил Юра.
- Всё может быть.
- Впрочем, это уже не имеет значения, - вдруг задумчиво проговорил Юра.
Потом Юра, некоторое время сидя на полу, держал перед собой телефонную трубку, которая
пищала: «Пи-пи-пи».
- Володя Высоцкий пел:
"И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
Оттого, что убили его - не тебя, Ты поймешь, что узнал;
Отличил, отыскал
По оскалу забрал Это смерти оскал!"
По бледному лицу Юры бежали слёзы. «Нет, я понимаю, что всё нормально, - говорил он сам
себе, - Так лучше, так хорошо, так, значит, надо...»
"Ложь и зло - погляди,
Каких лица грубы!
И всегда позади - Вороньё и гробы!"
Юра вышел на балкон и закурил.
Уходящее солнце ровным светом озаряло мокрые деревья, крыши домов и всю улицу. Громко,задиристо и весело чвикали обалдевшие воробьи, стрижи. Ворон не было видно.
- Что, вороньё вонючее? Сдрейфило?! - Юра сердито кинул вниз сигарету, повернулся и вошел в
комнату.
- Господи! - вскинул он руки по сторонам, ладонями вверх. - Помяни в царствии Твоем раба
Твоего Вовку-маэстро!»
Повернулся лицом на восток, перекрестился, поклонился и сказал четко и внятно: «Господи!
Помяни в царствии Твоем друга моего Вовку-маэстро».
МАЭСТРО ОТ МАЭСТРО
Какой есть день Радоница 1995 г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
«По всей земле не сыскать двух людей с одинаковыми отпечатками пальцев - такие мы разные. И
даже две травиночки, стоящие рядом, отличаются друг от друга».
«Главное, чтобы каждый мог ответить сам за себя и чтобы каждому не было стыдно перед самим
собой».
«Как-то раз, под утро, невпопад кончились акварельки. Ну что делать? Побежал в магазин - как был,
в рабочем халате, рваных джинсах и тапочках. Да еще в лужу наступил и тапочек там оставил: чего
одевать-то, мокрый стал, пусть плавает.
В магазине мне заметили: «Молодой человек, у вас одна нога голая – на ней тапочка нет». «Да.
Тапочек утонул, - ответил я, - а художник остался».
ИНФОРМАЦИЯ о движении "12 шагов".
В России движение Анонимных Алкоголиков в зародилось в 1987 году. В настоящее время в
России действуют 180 групп АА
в 90 городах и населенных пунктах.
Совет по обслуживанию Анонимных Алкоголиков (РФ). Для корреспонденции: РФ, 129128, Москва128, а/я 33. Контактный (информационно-справочный) телефон
(095)185-00-00 с 31-00 до 18-00. _____________________ ~__
Санкт-Петербургская Служба Информации АА.
Kt: (8! 2) 530-23-10 Татьяна ____________________________
Московская служба АА. Ул.Тайнинская. 8, опорный пункт.
РФ, 129345, Москва-345, а/я 16 __________________________
Самарская Служба АА. КТ:(офис) (8462) 66-64-84 после!9-00
Магаданская Служба АА.
РФ, 685000, г.Магадан, пр. Карла Маркса, 41-1 (офис).
КТ: (41322) 9-44-04 (д.) Людмила ________________________
Магнитогорская Служба АА.
РФ, 455026, Челябинская обл., г.Магнитогорск-26, а/я 25.
КТ: (5311 )35-64-21 д.,32-36-69 р., Петрович. _____
.г.Новосибирск. РФ, 630003, Новосибирск-3, а/я 81, служба информации. КТ: (3832) 29-36-54 (сб.12-00-14-00,
ср. 17-00-19-00). БЕЛАРУСЬ. Общество обслуживания АА. Республика Беларусь, 220049, г.Минск, Волгоградская, 63,
"Надежда и
исцеление". КТ: (017) 249-44-58, тел/факс (017) 260-89-11. ___
УКРАИНА. Украинское товарищество АА. 252032, Кшв, а/я 247, Украшське Товариство АА.
КТ: (044) 435-04-27 Юрий ______________________________
ЛИТВА. Литовская служба АА.
Gerosios Vilties 3, Vilnius P.O.Box 2304, VELNIUS-2050, LITHUANIA
KT:(0122) 26-00-17 ____________________________________
ЛАТВИЯ. Латвийская служба АА.
P.O.Box 459, RIGA LV-1050, LATVIA.
КТ-.(ОШ) 33-35-23, 29-09-42, г-н Мартьшьш (вечером).
Ал-Анон - родственники алкоголиков.
Движение Ал-Анон существует в РОССИИ несколько лет, количество групп около 50, из них в Москве 17
групп. Адрес службы Ал-Анон: 109004, Москва, а/я 88 -Дополнительную информацию можно получить по
тел. (095) 126-04-51
N.A. - Анонимные наркоманы.
Информацию о группах N.A. можно получить по телефонам (095) 185-00-00 и (095) 126-04-51
ЛЕЧЕБНЫЕ И ПРОФИЛАКТИЧЕСКИЕ ПРОГРАММЫ, ИСПОЛЬЗУЮЩИЕ МЕТОД "12
ШАГОВ " г.МОСКВА
Российско-американский Центр "Выздоровление", тел. 129-43-66
ул.Дм.Ульянова, д.37, корп.З (стационар для алкоголиков и наркоманов).
Амбулаторная программа "Перекрёсток", тел.421-55-55
м."Ясенево", ул.Голубинская, д.23, корп.1, 42 -я подростковая
пол и кл иника, к._3 05,3 Об
"Зебра" (реабилитационная программа, дневной стационар)
тел. 126-44-51, 931-87-98. Ленинский проспект, 89-а.
Амбулаторная программа "Старый свет". Тел. 959-12-96 (пн,ср,пт, с
15-18).________________________________
Чудесный шанс" (стационар на базе НБ №19, V отделение) тел. 179-68-1S; ул. Люблинская, 37/1 (м.
"Текстильщики")
(лечение
алкоголизма;
45
суток,
только
мужское
отделение).
"Нарния" (психотерапевтическая программа на базе НБ №19, VI отделение), тел. 178-27-01; ул.Чистова, д.7 (м.
Текстильщики") (лечение наркомании; 45 суток, только мужское отделение).
_
"Гармония", Центр, по проблемам химической зависимости (алкоголики, наркоманы,
амбулаторно.).
Тел/ факс (095)165-42-60. E-mail: harmony @ sonnetru
________ МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ ________________
г. Дубна. "Возрождение". Центр, ул. Энтузиастов, д. 11, корп. 5, тел. (8-221 )-2-11 -89, тел/факс 2-11 -40,
e-mail: <dubna2@univer.dubna.ru>
г. Талдом. "Выбор" - Центр, мкр. "Юбилейный", 17, тел/факс (8-220)-2-42-89, e-mail:
<taldoml@univer.dubna.ru>
г. Дмитров. Центр психологических проблем алкоголизма (Смирнова Надежда, тел. (8-096 м.б. 222)-3-99-40)
г. Сергиев Посад. Центр психологической помощи населению по вопросам алкоголизма, ул.
Климентьевская, д.72, тел/факс (8-254)-4-93-67
п. Запрудня. Центр "Надежда".
141960, МО, Талдомский район, п.Запрудня, ул. Ленина, д. 16.
ДРУГИЕ ГОРОДА
г. Рязань. Областная наркологическая ассоциация, Психотерапевтическое отделение, Колхозный
проезд, д. 18, тел, (8-0912)-44-73-42 _________
г.
Нижний Новгород. "12 Шагов". Центр, ул. Ереванская, д. 2/5, кв. 76,
тел.(8-83 !2)-33-69-67 _________________________________
г.Новосибирск.
Стационар, ул. Владимировская, д. 17,тел/факс (8-3832)-29-36-_54 г.Чита. "Спасательный круг-Лечебный
центр, ул. Верхоленская,д. 1, тел. (S-30222)-3-36-28; 2-39-04,
e-mail: <ojga@^lc.chjta.2u>^igor@alc..chita.zu> ____________
г.Екатеринбург. ''Форпост" - Служба социально-психологической помощи детям, подросткам,
родителям, ул. Победы, 11,
тел.(8-3432)-31-93-43 _________________________________
г.Одесса "Ступени" - Лечебный Центр, 270008, ул. Разумовская, 1/3, тел/Факс_(0482)-327728. e-maii:
akhmerov(a).steps.odessa.ua
Издательско-инфррмационный центр "ИНФОРМ -12"
предлагает приобрести литературу о духовных подходах к лечению алкоголизма, наркомании
и других зависимостей.
"Алкоголики о себе" - книга, состоящая из историй выздоравливающих алкоголиков, суждений
профессионалов и священников и материалов по истории Сообщества Анонимных Алкоголиков.
Альманах "Быть свободным" (№ 1,2,3 за 1997 год, № 4 за 1998 год) - журнал для тех, кого
коснулись проблемы алкоголизма, наркомании или другой зависимости.
Комплекты "ЖИТЬ ТРЕЗВЫМ" и "ВЫХОД ЕСТЬ", состоящие из книг, брошюр и
информационных листов
Отец Джозеф Мартин
"Разговор у доски с мелом в руках об алкоголизме и о движении Анонимных Алкоголиков"
и другие издания.
В
ближайшее
время
планируется
выпуск
книг
"Алкоголизм(природа,лечение,выздоровление)" Д- р Б. Воронович, "Наркоманы о себе",
"Ежедневные размышления", серии малоформатных книг "Алкоголики о себе", аудиокассет.
ПО ВОПРОСАМ ПРИОБРЕТЕНИЯ ОБРАЩАТЬСЯ:
105318, Москва, Щербаковская ул. д.20/24, кв.96
Тел. (095) 461-69-93. Тел/факс( 095) 369-60-43, ______
105037, Москва, ул. 3-я Парковая, д. 39, к. 5, кв. 47,
тел/факс (095)165-42-60.
E-mail: harmony @ sonnet. Ru, центр "ГАРМОНИЯ
1
основу
повести
положены
событи пережитые
двумя
художниками
в
период
и творческого расцвета и угасания. Показан
процесс дестабилизации и деградации личности, пораженной алкоголизмом и
наркоманией.
Юра, с Божьей помощью, находит в себе силы начать
всё сначала
при
условии
абсолютной трезвости.
Соответственно,
происходят
некоторые изменения в его характере, образе мыслей и жизни. Володя,
несмотря
на
попытку
осмыслить
своё страшное
положение,
оказывается не в силах преодолеть зависимость от алкоголя и наркотиков,
со всеми вытекающими отсюда последствиями... Он трагически погибает.
Личности героев повести неординарные, но при этом в них присутствуют
черты, показательные для большинства наших соотечественников. Имена
и события подлинные, хотя местами и кажутся неправдоподобными...
Язык повести живой и лаконичный. Автор не даёт никаких
рекомендаций, но тем не менее делает попытку произвести серьёзное
исследование причин трагизма в жизни героев и их окружения. Юру и
Володю можно считать, по замыслу автора, собирательными образами из
среды современной творческой интеллигенции России
Егор Серый
©
ООО
ISBN 5-89721-003-9
"Издательско-информационный
Тираж 2000 ЭКЗ.
9l'785897"2 1 O 0 3 9 ' l >
центр
"ИНФОРМ-12",
1999.