Рыбка

Рыбка
Тане Бараусовой, почётной горожанке
и лицу города Луга
Со мной редко случается что-то необычное. А что и случается, всё равно
так незначительно и просто, что нет и смысла об этом рассказывать. Я,
правда, пару раз удивлялся, когда приглашённая на моё первое свидание
девушка оказалась вовсе и не девушкой, а офицером трудовоисправительной колонии номер два города Балаково. И лет ей оказалось
не четырнадцать, а двадцать шесть…. Ещё, когда мне сказали, что у
президента нашей страны на лысине отпечатана вовсе не карта СССР (как
я думал всё свою молодую жизнь), а просто родимое пятно. И что,
президентам не рисуют на их достойных головах контуры их Родины. И
когда под городом Мелитополем во время моей бесконечной поездки в
Крым, ночью, я спал один в поле, ко мне пришёл бог огня. Настоящий бог.
Он сказал мне, что бы я вёл себя хорошо. Рядом была бензоколонка…. Ещё
разок я удивился, когда меня взяли в армию и сказали, что теперь я боец. Я
был так удивлён, что так и не понял происходящего вплоть до дембеля.
В общем, рассказывать то мне нечего. Но чесать языком моё любимое
занятие….
Стояло пыльное лето…. (Я думаю, именно так должен начинаться
настоящий рассказ). Жаль, что я не умею писать настоящих рассказов. Вот
и сейчас вижу-вижу, как Вы ухмыляетесь.
Да, лето выдалось жарким (тем более что это был конец мая). Я разлепил
глаза только в Мишиной Ниве. Миша деловито возился под капотом. У него
светлая аккуратная борода и волосатая грудь. У Миши есть машина и
большая квартира на Ленинском проспекте. Девушки уважают Мишу.
На заднем сидении довольно потирал руки Филя. Вообще-то Филю зовут
вовсе не Филя, а Андрей. Но он называет себя Фомой. Дескать, не верит ни
во что…. Так и подписывается «Фома Горошин». Но я зову его Филя, назло и в
честь его «любимого» певца…. У Фили длинные рыжие волосы и борода,
рваные кожаные джинсы и тяжеленный телефон Нокия 3310. Девушки из
разных городов нашей необъятной Родины пишут ему СМС.
И я. После бессонных суток (больше всего в жизни я не люблю работу, ну
это и так всем известно), небритый и злой. Стрижка у меня три миллиметра.
Милиционеры в метро разглядывают мой паспорт, как справку об
освобождении…. У меня есть фишка-кэпс с изображением короля из
мультфильма «Шрек 2», и гитара «Хонор 420». Девушки у меня нет.
- Едем, - сказал Миша. Машина и вправду поехала.
- А гитару мы взяли?! - вдруг крикнул Филя. Впереди взревел грузовик.
- Зачем нам гитара? – хмуро спросил Миша.
- Как зачем?! Распевать русский традиционализм!
- Что?
Филя запел низкий хрипучим голосом.
- Эй, бабища крэзмани!!
- Ох уж мне эти гитары… - сказал я.
- Гитара на даче есть, - всё так же хмуро сказал Миша.
Филя радостно кивнул. Миша вставил кассету в магнитолу. Застучало чтото до ужаса дурацкое. Филя подпевал. Потом он надолго смолк. Ему
пришло смс.
- Откуда на этот раз? – спросил я. Мне было лень поворачиваться, я
говорил в зеркало заднего вида.
- Из Мурманска. От Лены, - просопел Филя.
- Тебе не надоели Лены?
- Нет.
- А ты им?
- Олл ю нид из лав, - ответил Филя.
- Тоже мне герой любовник, - ухмыльнулся Миша. Девушку, которая жила
с ним, он называл детка, и, не вставая с дивана, просил её принести
попить. «Эй, дедка принеси-ка мне водочки…».
- Она красивая? - спросил я Филю.
- Конечно.
- Конечно… - передразнивая Филю, протянул Миша. – Ты хоть раз видел у
него красивых женщин?
Я засмеялся.
- Ничего вы не понимаете! – крикнул Филя. Но он не обижался. Он привык к
таким разговорам.
Кончался город пыльными голыми новостройками. Мы остановились
перед сломанным светофором. На лысой травке перед магазином
крутились пузатые бледные дети. А разморенные аморфные, как амёбы
взрослые плавали за витриной – аквариумом. У дороги перед
перекрёстком стояла длинноногая, похожая на Милиту Томич, блондинка.
Её округлости внушали доверие….
- Тебе такие нравятся? – ехидно спросил Филя.
- Да, - сказал я. – Тётенька подходящая.
- А ты помнишь его Леру? – спросил меня Миша.
- Ещё бы! Такую забудешь!
- Да… истинное совершенство по Мэри Шелли.
- Что? – (на Мишу Филя, вообще, никогда не обижался).
- Не волнуйся Андрюша, - сказал Миша. – Фрнакенштейн любил только
красавиц.
- Этот сарказм неуместен, - вдруг сказал Филя и снова погрузился в
огромный, как уши той самой Леры, смс-мир. Филя стал похож на отца
Сергия, только с хиппующим наклоном.
Мы выезжали за город. Над огромными рекламными щитами медленно
проседало пепельно-фиолетовое небо. Оно, как старый советский
пылесос, втягивало в себя предгрозовой воздух.
- Слушай Филиппок, - сказал я. – А сколько у тебя сейчас смс-тёток?
- Сам ты тётка! – огрызнулся Филя.
- Много… - ухмыльнулся Миша.
- Да… - сказал я. – А как ты управляешься?
- Он, когда приходит ко мне домой, – сказал Миша. – Не успевает зайти,
как хватается за телефоны. Садится за стол, разложит. Телефоны у него
вместо вилки и ножа.
- Да…
- Ничего вы не понимаете! – крикнул Филя. Один из его телефонов
разразился писклявым сигналом. Я засмеялся.
Небо, как старый гопник с Лиговки, плюнуло три раза. Изображение
пропало враз. За водяной бурлящей стеной едва проглядывались фары
встречных машин. Гул стоял такой, как если бы надеть ведро на голову и
лечь под водосточную трубу.
Ливень перешёл в моросящую дымку. Небо на горизонте порвалось. Свет
протискивался сквозь чёрные тучи.
- Не дождь, а настоящая мечта рыбака.
Я это сказал так, ради слов. Конечно, в рыбалке я ни черта не понимаю.
- Мечтаешь о рыбалке? – спросил Миша.
- Не знаю… рыбалка, конечно, это да…
Уж в чём–чём, а рыбалке я точно никогда смысла не улавливал. В
магазине «Океан» на Сенной площади этой рыбы, хоть фосфором
объедайся. Точно засветишься!
- А о чём же ты мечтаешь? – спросил Филя. Он явно хотел мне отомстить.
- Конечно о мире во всём мире! – сказал я. – Ещё что бы всем неграм в
Лимпопо покушать хватило, и что бы научились лечить неизлечимые
болезни…
- Твой случай не научатся, - сказал Филя и постучал пальцем по голове.
- …Что бы наступил коммунизм! И на моём счету в банке лежало много
денег, и я жил на одни бешеные проценты. И не ходил бы на работу. А
только шлялся по кабакам и кино. Да… Я бы стал музыкантом, настоящей
рок звездой. Я бы напивался перед концертом на Уэмбли до беспамятства.
Ко мне подбегал бы весь потный кудрявый менеджер. Он бы взволнованно
молил бы меня выйти на сцену. А я бы ему, еле волокая языком, отвечал:
«Шляпу нашёл?». Потом меня всё же приводили в себя, выносили на сцену,
и я бы пел «Гоу Джонни! Гоу!»… Я бы хотел написать такую песню. Девушки
перед сценой рвали бы на себе одежду и кидали ко мне…. И, вообще, у
меня был бы полный номер этих девок. Всё они бы сидели и ждали меня
после концертов и плакали…. А я бы говорил: - «В порядке очереди,
девочки». Жил бы я конечно в «гранд отеле Европа». Ел бы на завтрак
жареных лобстеров с пивом «Стелла Артуа»… Или нет, я бы хотел стать
писателем, настоящим, как Набоков. Купил бы себе домик в горах в
Швейцарии, впрочем, и Каменный остров подойдёт. Написал бы
автобиографический роман «Суровая юность русского рок-н-ролла, или
как Антон не хотел работать», и только за продажу прав получил бы больше
миллиона долларов. Ко мне бы рвались поклонники и журналисты. Я бы и
их заставлял бы шляпу искать…. Сидел бы вечерком перед шикарным
камином, читал Вампилова и потягивал «Стелла Артуа».
- Говно пиво, - сказал Миша после того, как я замолчал.
- Мне нравится.
- Они там технологию нарушают, искусственно ускоряют брожение….
В пиве Миша разбирался, впрочем, как и во всё остальном.
Филя ухмылялся. Во время моих мечтаний вслух, он пытался вставить
вопросы, почему менеджер именно кудрявый, причём здесь Антон
(который не хотел работать), и не дура ли моя губа.
- Может и дура, - ответил я. – Главное, я умный!
- О! Соблаговолите… - уважительно и загадочно сказал Филя.
- Дурак он от того и дурак, что думает, что умный… - пространно сказал
Миша.
Дорога уходила вниз к синей речке и, нырнув через узкий мост,
взбиралась на холм. Слева, утопая в зелени, высоко возвышаясь над рекой,
стоял голый свежий дом.
- Рождествено, - сказал Миша скучным тоном экскурсовода. – Дом
Набоковых.
Тут закричал я. В моей куртке лежала карманная «Машенька»,
перечитываемая третий раз…
- Тормози!
Миша оглянулся на Филю. Тот развёл руками. Мы заехали на самый двор,
ворота были нараспашку. В стороне сгрудили холм строительных
материалов. Около сарая стоял новый трактор «Петрушка». Людей нигде не
было.
- Дом несколько лет назад сгорел. Одно кирпичное основание осталось,
да вещи кое-какие, - сказал Миша.
Я благоговейно бегал около дома.
- Ладно, посмотрел? Набрался писательского дара? Поехали!
Я отколол кусочек старого кирпичика от высокого основания и положил в
карман. Вдобавок к моей гитаре «Хонор 402» и фишке-кэпсу из
мультфильма «Шрек 2» у меня появилось это….
- Зачем тебе? - спросил Миша, когда уже машина на открытых парусах
неслась на юг по киевскому шоссе.
- Надо.
- На-до-о… - передразнил Филя.
Я потрогал камешек в кармане и стал пить пиво. Да… это было не
«Стелла Артуа».
Мы въехали в Лугу, небо очистилось совсем. Засияло предвечерним
блеском. По улицам неторопливо, по паучьи ползали дачные машинки с
прицепами. Один старенький москвич даже тащил огромную
просмолённую лодку. За рулём сидел бородатый хмурый Ной. Рядом, на
переднем сидении, сурово глядя на дорогу, сидел старый пёс.
- Глушь страшная… - столичным тоном протянул Филя. Он родился в
деревне «Новые Бадуны» сартавальского района, республики Карелия….
Мы остановились около старого барака рынка, облепленного овощными
киосками. Мы с Мишей выбрались. Филя остался один, со своими
телефонами….
Рынок опустел, даже не смотря на то, что солнце ещё весело сверкало в
узких глубоких лужах. Через пустынные ряды бродили только тощие
разморенные собаки.
- Молодые люди! Всё для вас! – воскликнула хмурая полная женщина.
Продавец мяса в сером с кровавыми подтёками переднике. Она
живописно взмахнула тесаком.
- Нам бы мяса, - сказал я. Мне вдруг стало очень печально, будто настало
время прощаться с жизнью…. А я так и не стал рок звездой, или на худой
конец, знаменитым писателем….
Миша отдал мне пакеты с мясом и исчез в винном магазине, как змей в
бокале. Я с грустью думал о будущем и закурил ненавистный «Бонд».
Около ларька, подвернув голову и руку под себя, как настоящий йога
лежал отключившийся бомж. На его лице отражалась летняя радость. К
газетному киоску подошёл солдат в, сверкающих даже сквозь пыльный
воздух, сапогах. Купил новый календарик и газету «Бульвар» с
фотографиями голых женщин. Рядом прошла пышногрудая крашеная
блондинка с некрасивым лицом. Я проводил её взглядом.
Из магазина вышел Миша, с двумя набитыми, позвякивающими пакетами.
Он проследил за моим взглядом, ухмыльнулся и сказал:
- Пошли, Андрюша ждёт. – И зачем-то добавил. – Завтра на рыбалку.
Будто там меня ждёт царевна – лягушка.
- Лягушек целовать я не буду, - сказал я вслух, когда мы уже сели в
машину.
Филя разглядывал содержимое пакетов.
- Каждому головастику по лягушонке.
Миша ничего не сказал, удивлённо посмотрел на меня.
Мишина деревня находилась в пятнадцати километрах от Луги. Дом стоял
на холме, под которым синяя-синяя речка разливалась в два небольших
озера. Я сидел на лавке у дома и пил вино из горла. Небо выгорело.
Облака, как старые рыжие лисы ползли с востока на запад. Вода внизу
стала тёмная, неспокойная. Чертовски хотелось выругнуться. О, неведомая
далёкая ширь, ты как вечная целина, как бесконечный мираж для
жаждущего! И эта дурацкая русская привычка – вскидывать руки в восторге
и материться. Плевать в землю и гордо шептать – Родина…. Не переношу я
этих напыщенных созерцателей! А всё одно, хочется ругаться….
В предбаннике играла музыка. Я положил голову на стол. Запотевшая
холодная бутылка пива увеличивала мои пальцы.
- Будь у меня такие пальцы, - сказал я. – Мне ничего не светит….
- Да, - протянул Филя. – Жизнь.
Миша, весь красный, с волосатой грудью, откинувшись на спинку, тоже
разглядывал дно.
- Вот оно, - сказал он. – Вот оно…
- С такими пальцами, - сказал я. – Я бы не струны перебирать не смог, ни
флейту…
- Ты что на флейте научился? – спросил Филя. Запищал его телефон.
- Какой уж Уэмбли…
- Какое тебе Уэмбли?
- С такими пальцами конечно никакое….
- Вот оно, - повторил Миша. – Счастье….
За маленьким банным окном опустилась белая северная ночь. Было так
тихо, что казалось, жизнь закатилась вместе с солнцем. Я встал и поплёлся
на прохладный воздух.
- Все мы когда-нибудь погрязнем в счастье, - сказал Филя.
Я ничего не ответил. Ночь дышала в лёгких. Я совсем напился.
Утро выдалось отвратительным.
Я лежал на кровати, как невылупившийся эмбрион. В такие минуты
думаешь, смерть не так страшна, как её красят. Окно выкрасилось
серыми тяжёлыми тучами. В комнате было чертовски холодно.
Ворвался Миша. Он был бодр и казался огромным в телогрейке и
резиновых сапогах. Его голос звучал, как сирены преисподней. Я ничего не
разобрал, но было страшно. Филя поднялся, как зомби, разбуженный
потусторонними голосами.
- Мне царевна – лягушка не нужна, - сказал я и хотел заплакать, но я не
практиковался в этом с десяток лет, ничего не вышло.
Мой противоударный «Сименс» показывал семь утра.
Я слишком молод, что бы испытывать похмелье. Я всегда думал, что я
слишком молод, что бы испытывать похмелье…. Пива нигде не было, я
перерыл всё. Ни бутылочки. Только в бане стоял стеклянный дворец и пугал
своими пустотами.
Я опять хотел заплакать, но ничего не вышло.
Около забора в земле, как старый пенсионер-садовник, копался Филя. Он
был в своей коричневой кожаной куртке и чёрной вязаной шапке. В такой
обычно в американских фильмах изображают воров –домушников. Будто,
надевая эту волшебную шапочку, они становятся невидимыми.
- Ты что волшебства захотел? – спросил я. Вообще-то я никогда не видел
Филю в шапке. Даже в лютую зиму он ходил пустоголовый….
- Они здесь есть, - пространно ответил он.
- Кто?
- Миша сказал порыться в той куче навоза. А я думаю, что им в говне то
делать?
- Да, - отвечаю. – Никому так жить не по душе….
- Вот-вот. Они здесь!
Филя ещё раз вскопнул землю и запустил руку в яму. Он весь сиял. В его
руке, как висельник болтался длинный красный червяк.
- Ах ты, моромошка розовощёкая!
Филя очень гордился находкой. Он протёр червя и аккуратно уложил его в
банку.
- Ты прирождённый червокапатель, - сказал я.
Филя игнорировал мою иронию.
- От бога, - скромно сказал он. – Это у меня от бога.
Пока я слонялся по дому в поисках спиртосодержащих жидкостей, Миша
с Филей собрались.
Тучи, как огромные серые индюки сгрудились. Я почувствовал неладное.
Чертовски хотелось домой.
Миша выдал мне старые резиновые сапоги. Они зачем-то были
исполосованы бритвой. Я видел такие на одном бомже в Хельсинки. Он
рылся в мусорном бочке, точно русский. А ещё подмигнул мне, поймав
мой удивлённый взгляд. Он разговаривал по мобильнику…. Что это я
вспомнил Чухляндию?
Начался дождь….
Исполосованные финские сапоги увязли в иле. Лодка была тяжелой.
Ослабленный суровым утром, я ели вытолкал её. Полез в лодку. Сапог чуть
не остался в воде.
- Ну что? – командным голосом сказал Миша. – Кто будет грести?
Я смотрел в воду. В её неспокойной черноте рябило моё мрачное
выражение.
- Грести буду я! – торжественно заявил Филя. – Я гребец от бога!
Гребец от бога так не смог переправить нас на ту сторону реки в
поросшую камышами заводь. Лодку сносило и закручивало. За вёсла
пришлось садиться мне, вспоминать героическую спортивную юность. Филя
кричал, что бы я меньше брызгался. Дождь и ветер усилились. Я чуть не
сломал весло.
Что за радость, эти рыбалки? Никогда этого не понимал. Сидишь весь
мокрый и холодный и два часа смотришь за поплавком. И ради чего,
главное? Ради мелкого костистого подлещика? Кстати, а есть такая рыба?
Или это я сам со злости придумал? Вот, что я люблю это расфасованное
филе селёдки, с пивом и картошкой со сметаной. Еге-гей! Только и
остаётся помечтать.
- Что-то ничего не ловится, - нетерпеливо сказал Филя.
- Ты крючок от поплавка отцепи, - со знанием сказал Миша.
- А… Да? Сейчас.
Он разобрался с удочкой, размахнулся, как метатель – чемпион и бросил
на два метра….
- Я же рыбак от бога! – воскликнул он.
Я уныло разглядывал свой поплавок и думал, что будь я великим
писателем, я, верно, написал бы о рыбалке роман. Ну на худой конец,
прекрасную повесть. Меня бы хвалила критика, и на электронную почту
каждый день приходили сотни писем от доброжелателей. Да….
Вдруг, поплавок упал в воду. Это произошло так быстро и неожиданно, и я
так дёрнулся, что, видимо, подсёк рыбёшку.
На леске болтался маленький блестящий, как зеркальце, окушок.
- Стой! – услышал я. – Стой товарищ, не губи!
Голос я услышал в голове. Я огляделся и мне стало нехорошо. Всё-таки
молодость прошла, думаю, похмелья теперь не избежать. Вот и
галлюцинации уже начались.
- Это я говорю. – Окушок в моих руках весь дёргался и извивался. Он был
скользкий и холодный. И двигался резко. Только я крепко держал.
- Глюк, - сказал я вслух.
- Я тоже его слышу, - сказал Филя. И сказал это так просто, будто каждая
вторая рыбёшка владеет телепатией.
- Вот – вот, товарищ. Не губи, не по-советски это.
- Окстись рыба, - сказал Филя. – Союза уже лет пятнадцать как нет.
- Нет? – удивилась рыбка.
Окушок даже перестал кривляться в моих руках. Замер, будто услышал
трагическую весть.
- Да, залежался я на дне, - задумчиво произнёс он.
Потом он снова стал биться и махать ртом, видно, задыхался.
- Всё же товарищ, или как это сейчас…. Любое желание исполню, даже
многоступенчатое! Вот о чём ты мечтаешь? Загадывай!
- Загадал, - сказал я.
- Вот и ладушки!
- Ударь её о борт, - знающе сказал Миша.
Миша очень хорошо разбирался в рыбках. Девушки уважали его не
только за волосатую грудь и квартиру на Ленинском проспекте.
- Ударь, не то выскользнет.
Когда мы вернулись в Мишин дом, под лестницей я нашёл ящик «Стеллы
Артуа», который отец Миши запас на какой-то праздник. Пиво и в самом
деле оказалось неплохим. Я его никогда и не пробовал раньше. Мне
просто название нравилось. А рыбку мы сварили, вместе с другими,
пойманными Мишей. Миша ещё и хороший кулинар.
Да, все мы когда-нибудь погрязнем в счастье.
Зима 2005