Подборка статей и заметок Нины Рубштейн о психотерапии

advertisement
Здесь представлена подборка заметок и коротеньких статей Нины Рубштейн, очень
интересных и важных, на мой взгляд, для специалистов в области психологического
консультирования и психотерапии.
Все материалы взяты со страниц ЖЖ Нины исключительно в целях ознакомления.
О ТРАНСФЕРЕ
Трансфер (перенос) бывает негативным, позитивным, эротическим, сиблинговым,
детским, родительским и еще много каким.
Трансфер - это когда клиент переносит на терапевта (и других значимых людей) чувства,
адресованные другим людям из его детского опыта.
Например, чувства к своим родителям, перенесенные на начальников, учителей, врачей,
терапевта, и прочих людей, обладающих статусом, похожим на родительский.
Под трансфером работать очень трудно, каким бы он ни был: позитивным или
негативным.
Негативный трансфер - это когда клиент на терапевта переносит негативные чувства, не
выраженные родителям и неосознанные, как адресованные к родителям. Как вы помните,
ребенок в детстве сталкивается с тем, что он не может выразить родителям негативные
чувства (чаще всего): злость, обиду, разочарование, раздражение. И чем сильнее они
вытеснены, тем сильнее они достаются кому-нибудь другому.
Позитивный трансфер - это когда клиент переносит на терапевта образ родителя, каким
родитель никогда не был: идеальный, всемогущий, всепрощающий, самый справедливый
и т.д., и т.п.
От позитивного до негативного трансфера - один шаг.
Например, у меня была клиентка, которая не хотела мириться с тем, что я не идеальна, и
когда я делилась каким-то своим жизненным опытом, в котором я была несовершенной и
пережила что-то, что похоже на переживания клиента, она махала руками: "прекрати мне
это рассказывать! я не верю, что ты неидеальна!" - очень честно :)
Другая моя клиентка все время хотела меня усовершенствовать, отказываясь мириться с
моей неидеальностью: я должна была, по ее мнению, иначе ходить, сидеть, стоять,
говорить, одеваться, вести себя и жить тоже должна была по другому.
И если клиент таки обнаруживает, что терапевт таки неидеален, на терапевта
обрушивается вся злость, адресованная родителям.
В сериале "In treatment" вы можете видеть несколько таких ситуаций.
Для того, чтобы мочь работать с таким клиентом, терапевт должен быть чрезвычайно
устойчив. И если ему не хватает устойчивости, необходимо передать такого клиента
другому терапевту, более устойчивому к трансферу. Иначе у терапевта развивается
контртрансфер (ответный перенос на клиента) и действия терапевта становятся не
полезными для клиента и разрушительными для самого терапевта.
Поскольку я довольно ярко проявляю себя как в позитивных, так и в негативных аспектах,
трансфер на меня падает очень часто.
Некоторые люди начинают меня идеализировать ("мне сказали, что вы - самая лучшая!"
или "вы такая красивая и умная, вы идеальная, значит - можете мне помочь") или
наоборот, реагировать на мои краеугольные проявления ("да кто вы такая, чтобы так
говорить??!!!", "вы ответите за свои слова!").
На мой взгляд, самый опасный для терапевта трансфер - это позитивный. Негативный
трансфер сразу же проявляет ответную негативную реакцию и тогда терапевт может ясно
сказать: этому клиенту не ко мне. Позитивный же трансфер коварен: если терапевт не дай
бог поверит идеализирующим словам клиента, поведется на лесть, хорошие слова и
прочие фанфары, он попадает в ловушку. Дело в том, что вместе с трансфером клиент
переносит на терапевта и ответственность за свои проблемы. То есть, таки родительскую
роль. И возвращение ответственности за жизнь клиента ему самому становится большой
терапевтической проблемой.
Не так просто признаться, что тот, кто виноват в моих проблемах - это я сам. Однако,
после этого признания клиент получает ключ к своей жизни: когда я понимаю, как я
усложняю свою жизнь, я могу понять, как ее облегчить. "Выход там, где вход" - С. Е. Лец.
КАК ПОДОБРАТЬСЯ К КЛИЕНТУ: разница в направлениях
Гештальт-терапия отличается от многих других направлений одним из нескольких
признаков, про который я сейчас расскажу.
Вы часто можете встретиться с тем, что гештальтисты отрицают типологии и
классификации, принятые в классической психологии и других нескольких направлениях
терапии.
Это связано вот с чем.
Классификаторы и типологисты делят людей на ряд четких категорий: по восприятию, по
темпераменту, по поведенческим шаблонам и так далее. И на основе этого подбирают
инструменты взаимодействия с клиентами, которые призваны пробраться к защитным
механизмам клиента и помочь ему их изменить, сделать более адаптивными к
окружающему миру.
Так вот.
Многие психологи и терапевты в работе сталкиваются с тем, что с одним клиентом работа
с учетом его типологии или классификации срабатывает, а с другим - нет. И это связано с
тем, что в чистом виде типов и классов не существует. В каждом человеке есть
уникальный коктейль, комбинация темперамента, восприятия, поведенческих реакций и
шаблонов. Уникально.
Поэтому гештальт-терапия считает эффективным опираться не на типологии в работе с
клиентами, а на его уникальный способ жизни (клиента).
Терапевт изучает психику клиента, чтобы понять, как она уникально функционирует.
Естественно, что теоретические знания помогают понять, какие бывают варианты, чтобы
мочь опираться на способы работы с ними. Но дозу, форму и состав терапевтически
интервенций терапевт подбирает индивидуально с каждым клиентом. Про это доктор
Ялом писал, что " конкретный способ терапии рождается в самой работе с конкретным
клиентом".
То есть нельзя знать заранее, как помогать тому или иному клиенту. Можно увидеть его,
послушать, понять как устроена его психика, каков этот индивидуальный коктейль, и
начать искать ключи к нему.
Иногда это легко.
Первое что пробует терапевт бессознательно - это работать с клиентом на своем
(терапевта) собственном канале восприятия. Если терапевт логик, он начнет работать как
с логическим клиентом. Если кинестетик - как с кинестетическим (опять же, все условно.
у терапевта же тоже индивидуальный коктейль). И иногда он попадает на клиента с такой
же организацией сознания. И тогда работа получается легко и быстро.
Если же этого не случается, обученный терапевт ищет другие ключи.
Часто трудности в поисках этих ключей связаны с тем, что клиент демонстрирует в
окружающий мир не то, чем он является. И неопытный терапевт на это ведется.
Например, человек предъявляет себя как логика, тогда как на самом деле у него образное
мышление. Человек предъявляет себя как экстравертом, а на самом деле он - интроверт, и
экстравертность - это его защита!
Он может думать себе, что он флегматик и предъявлять себя как флегматика, а на самом
деле он так боится своего холерического темперамента, что глубоко его спрятал и зажал в
тиски.
И тогда бедный терапевт водит хороводы вокруг клиента, пытаясь найти лаз к его
холерости, интровертности и образному мышлению. Если догадается, что клиент его
дурит :) Бессознательно, конечно, дурит, но - таки дурит. И он в этом не виноват. Он
научился прятать свою идентичность, свою настоящность в своем детстве подальше от
своих родителей, чтобы лишний раз не получить звезды.
Ни одна типология и классификация не дает ответа на вопрос, как помочь конкретному
клиенту. Это лишь костыли. Главным инструментом терапевта являются его глаза, уши,
чувства, и многовариативный арсенал подходов. И больше ничего. Именно поэтому в
обучении психотерапевтов то, в чем они больше всего тренируются - это слушать,
смотреть, чувствовать и развивать креативность в изобретении все новых и новых
подходов.
АЛЬЯНС
Самый сложный и длительный этап терапии - это установление клиент-терапевтического
альянса. Что такое этот альянс? Это ситуация, в которой клиент полностью доверяет
терапевту. Пока это доверие не наступило, терапевт не может эффективно фрустрировать
деструктивные модели поведения клиента. Если начать фрустрировать до установления
доверия, то клиент уходит в защиту вплоть до разрыва клиент-терапевтических
отношений.
Есть клиенты, к которым можно найти подход довольно быстро - они не в тотальной
защите. И есть места в их защите, куда терапевту может пробиться. Но есть клиенты,
чрезвычайно плотно защищенные, и поиск подхода к ним может занимать месяцы и даже
годы. И в течение этого периода отношения все время находятся под угрозой. Они так и
стремятся прерваться именно в том месте, где клиента в отношениях все время прерывали
его родители. Если терапевт заметит это место - он получает доступ к ресурсам клиента.
Вот именно в этом месте и начинается терапия.
Дойдя до этого трудного места, задача терапевта одной рукой бережно поддерживать
клиента, удерживая от привычного для него разрыва отношений, а другой рукой помогая
сформировать новые реакции на ситуацию, недоступные клиенту раньше. Освоив это
трудное место, клиент наконец обретает внутреннюю свободу, которую он утратил в
детстве.
Терапия - это сжатый во времени и сильно насыщенный период отношений, в которых
клиент обучается их выстраивать, используя терапевта как тренажер. Они имеют начало,
середину и конец - как и любые реальные отношения. И на каждом из этапов отношений с
терапевтом, клиент обучается проживать их таким образом, чтобы оставаться
удовлетворенным.
ПРАВИЛА ОБРАЩЕНИЯ С ДАРАМИ
Любителям применять свои дары к людям.
Дар - это одновременно испытание и награда. тонкая грань между этими двумя сторонами
дара может быть нарушена в любой момент, и тогда дар может стать наказанием и даже
проклятием. чтобы этого не произошло, важно соблюдать правила обращения с дарами.
Самое главное из этих правил - уместность применения дара.
Если вы применили дар к человеку, который в этом не нуждается - ему от применения
вашего дара станет только хуже.
Например, вы умеете тонко чувствовать состояние тела другого человека и можете
воздействовать на его тело так, чтобы его напряжения и биотоки менялись.
по-простому кажется все просто: если человеку плохо - ему нужно помочь. однако, не тутто было! его проблема или болезнь могут играть важнейшую, жизнеорганизующую
функцию, и если вы его "вылечите", он разрушится, потому что он не умеет жить без этой
проблемы или болезни.
Поэтому и нельзя причинять добро просто потому, что вам этого хочется. это вы делаете
только для собственного оргазма от себя-великого.
чтобы другой мог измениться, у него должен быть прочный фундамент, на который он
встанет измененный. Пока этого фундамента нет, его изменения опасны для него: он
потеряет опору под ногами.
Поэтому нельзя пользоваться даром просто потому, что вас от этого прет. если вас так
прет - лучше помогите себе.
иначе вы достанете бабочку из кокона и она погибнет.
Первое правило - узнайте, какую роль проблема человека или его болезнь играют в
его жизни. убедитесь в том, что он осознает эту роль, признает ее ценность и уже
готов с ней расстаться по любви.
Вот тогда, гомеопатическими дозами согрейте другого вашим даром, проверяя, как
усваивается каждый миллиметр вашей любви.
Яд от лекарства отличает только доза и своевременность.
НАНЕСЕНИЕ ВРЕДА И ПОЛЬЗЫ
Студенты часто в начале обучения страдают перфекционизмом на тему "только когда я
стану совершенным, я начну работать с клиентами, а иначе я им наврежу". В этой позиции
есть одна мировоззренческая ошибка, о которой я хочу сказать.
Человек - это не статичный неизменяемый объект наподобии стола или тарелки. Человек это процесс. Каждая секунда его жизни изменяет его, то и дело в связи с этим изменением
он теряет свой баланс, и эта потеря баланса требует от него усилий и креативности для
того, чтобы баланс восстановить. Так устроено бытие человека.
Естественно, психотерапевт устроен так же, поскольку пока человек жив, он меняется
постоянно. И это здорОво.
Поскольку это так, каким бы обученным не был терапевт, он не может предсказать
развития ситуации, своих реакций или реакций клиента. Про стол можно сказать: от того,
что я ставлю на него разные предметы, он не изменит своего качества. Он не начнет
ходить или говорить. Про человека так сказать нельзя. Взаимодействие может быть
предсказуемым только в неврозе и в условиях, когда два человека прожили вместе много
лет, их невротическое взаимодействие давно приобрело вид определенного сценария и
этот сценарий отшлифован.
В других случаях человеческие реакции (свои или чужие) предсказать нельзя. И поэтому
терапевт никогда не знает, что будет дальше в его взаимодействии с клиентом.
И поэтому он может навредить. И самая важная вещь - хорошо знать: я могу навредить,
я не застрахован от этого. Я никогда не разовьюсь до такой степени, чтобы уметь не
навредить, поскольку это зависит не от моего развития, а от моей природы и
природы всех людей: мы не знаем будущего.
Поэтому максимальное, что я могу сделать, это точно знать:
- как именно можно навредить, что является вредом;
- каковы первые признаки нанесения вреда;
- как сделать шаг назад;
- как оценивать ситуацию для того, чтобы вычислить вероятность вреда;
- точно знать, что именно я не могу сделать для клиента;
- осознавать, что клиент не может взять у меня все, что я даю, только часть.
Владение этими вещами помогает быть внимательным к тому, чтобы при первых
мельчайших признаках того, что начинается нанесение вреда, терапевт мог сделать шаг
назад и пойти другим путем.
Никогда заранее неизвестно, что именно, какие слова и действия терапевта произведут
какое влияние на того или иного клиента. Одно и то же терапевтическое действие одного
человека поддерживает, другого останавливает, третьего оскорбляет, четвертого бодрит и
заставляет думать. Поэтому внимание терапевта сильно сосредоточено еще и на том,
какие мои действия производят какое влияние на моего этого конкретного клиента. И
тогда можно узнать вовремя, что является пользой для него, а что вредом.
Этим психотерапия отличается от объектных взаимодействий (взаимодействий с
объектами). На любом компьютере с одинаковой операционкой одно и то же сочетание
клавиш вызывает одну и ту же реакцию. Представьте себе мир, где каждый компьютер и
каждая операционка сильно отличаются друг от друга.
Характерные терапевтические вопросы "Как на тебя влияет то, что я говорю?", "Какую
пользу ты берешь от нашей работы?" и "Что с тобой, как ты реагируешь на мои слова?"
вызваны не нарциссизмом терапевта, а необходимостью узнавать, как клиент реагирует на
терапевтические действия. И если клиент не отвечает - очень трудно быть с ним
эффективным.
ЗАПАДЛО ДВОЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ
Не редкость, когда у клиента возникает желание дружить с терапевтом. Он начинает
дарить подарки, затягивать время разговора, расспрашивать во время сессии о личной
жизни терапевта, пытается оказать терапевту какую-либо услугу. Ему кажется, что
терапевт в жизни точно такой же, что он так же доброжелательно настроен и
поддерживает потребности клиента.
Однако, западло в том, что в жизни у терапевта тоже есть свои потребности. Если на
время сессии терапевта убирает свои потребности на задний план и целиком сосредоточен
на том, что с клиентом и в чем клиент нуждается, то в жизни, конечно же, терапевт не
сосредоточен на своих знакомых, друзьях и близких так же, как на клиенте во время
приема. Но клиент этого не принимает в расчет, он думает, что терапевт и в жизни так же
ничего не делает, кроме как слушает, поддерживает и помогает. И поэтому с ним хорошо.
И как только клиент сталкивается в жизни с реальным человеком, которым является его
терапевт, начинаются проблемы. Клиент офигивает от того, что терапевт может стоять за
свои границы, вкусы и потребности, не поддерживая клиента в его потребностях,
касающихся их отношений.
Поэтому, конечно же, когда клиент и терапевт ведут двойные отношения, то есть помимо
клиент-терапевтических - имеют совместный бизнес, дружеские отношения или
любовную связь, или когда терапевт пользуется услугами клиента, клиент уже не может
получать пользу от сессий, поскольку он не доверяет терапевту больше. Он скорее видит в
нем конкурента, чем со-трудника, и так же и терапевт - не может больше относиться к
клиенту как к тому, кому он помогает, потому что в других отношениях терапевт очень во
многом заинтересован со стороны клиента. И совместить эти две позиции практически
невозможно. То есть в двойных отношениях потребности терапевта все равно будут для
него на первом месте. Потому что он - живой человек, а не автомат-24-часа-для-помощилюдям. Естественно, что встретившись с таким терапевтом в жизни, клиент не может это
пережить и обесценивает всю сделанную им в терапии работу, что регрессирует его назад.
Кроме того, поскольку терапевт, состоящий в двойных отношениях, на приеме уже
становится не адекватным своей роли, то есть уже не может удерживать своих
собственных потребностей, он не помогает клиенту, а либо гиперподдержиает, что
мешает клиенту научиться опираться на себя, то слишком сильно фрустрирует, что не
дает клиенту никакой возможности адаптироваться в новых видениях мира.
Поэтому, существует этическое профессиональное правило, обоснованное
терапевтической пользой - не заводить двойные отношения с клиентами. И даже после
окончания терапии - не вступать ни в какие другие отношения с клиентом, как минимум,
ровно столько же времени, сколько длилась сама терапия. А лучше - никогда. Ну и уж,
понятно, не начинать лечить людей, с которыми состоишь в других отношениях,
поскольку такая терапия сразу, с первой минуты обречена на провал.
О СОПРОТИВЛЕНИИ В ПСИХОТЕРАПИИ
Как известно, психологические проблемы в основном обусловлены событиями раннего
детства. Для нормального развития ребенка жизненно необходим полноценный контакт с
матерью (подробнее здесь). Если он по каким-то причинам отсутствует, то развитие идет
как бы с "разрывами", некоторые важные навыки - например, умение устанавливать
границы - не вырабатываются. В личности образуется своего рода дыра, снижающая
качество жизни.
Психологическое сопротивление, описанное еще Фрейдом, есть не что иное как действие
организма, направленное на адаптацию к жизни в условиях неполной целостности (во как
загнула! :) Психика перестраивается таким образом, чтобы неудовлетворенные
потребности не ощущались как актуальные.
Совершенно то же самое происходит в случае неотвратимых физиологических изменений.
Меняется психика беременной женщины, меняется психика смертельно больного
человека - для того, чтобы смягчить стрессовое преобразование жизни. Беременная
женщина начинает страстно любить себя и своего ребенка как часть себя - чтобы весьма
трудоемкий уход за "личинкой" не был ей в тягость. Человек, в чьем организме
развивается смертельная инфекция, перестает думать о будущем с эмоциональным
напряжением, даже если и не осознает, что умирает. Если нашего больного успешно
прооперировать или вколоть дозу лекарства, изменяющую ход болезни - его
мировосприятие тут же изменится. Организм же ничего не знает ни об антибиотиках, ни о
хирургии, поэтому делает то, то может - милосердно смягчает страдание от неизбежного.
Психологическое сопротивление не знает о существовании психотерапии и действует
точно так же: "отводит глаза" страданию, вытесняет его из сознания. Мы обыкновенно не
страдаем из-за того, что у нас две ноги. а не шесть (хотя шесть явно удобнее). Точно так
же свои психологические проблемы не воспринимаются как таковые - напротив, люди, у
которых, например, с контактом все в порядке, могут казаться невротику странными или
нелепыми. В процессе терапии, когда сопротивление начинает потихоньку осознаваться,
оно ощущается как скука или потеря энергии при приближении к "больному месту": «да
ну, это неинтересно, тоска, и вообще не очень-то и хотелось» По мере дальнейшей
проработки скука сменяется глубокой печалью от осознания непоправимости
случившегося. Больше не будет детства и не будет правильной, хорошей мамы, с которой
правильные навыки образовывались сами собой, безо всякого усилия.
Функция терапевта здесь - не "заменить маму", как обыкновенно думают, а
легитимизировать проблему. Дать клиенту обратную связь "да, твое страдание
существует, тебе не показалось, оно есть и оно законно".
Психотическая тревога - удастся ли выжить?
Психотические переживания имеют отношение к очень ранним нарушениям,
относящимся к фазе симбиоза. Если все идет нормально, у ребенка сформировались
симбиотические отношения с матерью, она откликается на его призыв о помощи, у него
возникает ощущение безопасности и того, что все будет хорошо. А что может здесь пойти
не так?
Давайте представим ситуацию, когда у матери есть какие-то свои проблемы. Например,
она родила ребенка и ее бросил муж. Или она, в силу каких-то собственных особенностей
и сложностей, не очень чувствительна по отношению к ребенку. Ребенок кричит, а матери
нет и нет. Или, наоборот, ребенок спит, а мама посмотрела на часы, решила, что его пора
кормить, разбудила и начала кормить, а он еще не хочет есть.
Если такие ситуации возникают хронически, у ребенка нарушается ощущение базовой
безопасности, переживание того, что его выживание находится под угрозой. Потому что
сам он не может справляться – да, в общем-то, сам еще как бы и не существует,
существует только в связи с матерью, а это слияние оказывается небезопасным, возможно,
разрушающим. Тогда возникают психотические переживания, которые связаны с
ощущением очень большой небезопасности нахождения в мире.
В фазе симбиоза ребенок нуждается в том, чтобы полностью положиться на среду,
оказаться с ней в слиянии – и таким образом обеспечить свою безопасность. Вообще,
функция слияния как механизма прерывания контакта заключается в обеспечении
безопасности. Я не могу справиться с чем-то что больше и сильнее меня, поэтому я
должен с этим как-то соединиться, оказаться единым целым. Но если то, с чем ребенок
сливается, оказывается небезопасным, проявляет отвержение – возникают нарушения
ощущения безопасности. Аналогичные нарушения, в принципе, могут (хотя и не
обязательно) возникать и в том случае, если функции заботы о младенце берет на себя не
мать, а другой человек. Потому что материнский инстинкт – это материнский инстинкт, у
другого человека, сколь бы хорош он ни был, настройка, все-таки, какая-то другая.
То есть, базовое ощущение безопасности нарушается в результате отвержения в этом
периоде. Отвержение может проявляться в холодности, безразличности матери, в том, что,
например, она не берет ребенка на руки, боясь избаловать. Оно также может проявляться
и в форме гиперзаботы, когда мать делает «то, что нужно», не прислушиваясь к
потребностям ребенка и не ориентируясь на них. А поскольку ребенок полностью зависим
от окружения, то жизнь в таких условиях для него становится очень опасной.
Психотическое переживание – о ненадежности этого мира, о том, что все может в
любой момент разрушиться. Когда ребенок раз за разом кричит, а мать не отзывается, у
него возникает очень сильное напряжение, такая эмоциональная бомба, которая может
взорваться в любой момент. В результате психотик не может выделить фигуру, потому
что он постоянно находится в небезопасности. Он не может двинуться куда-то дальше,
потому что пребывает в эдаких «зыбучих песках».
К примеру, вы сейчас сидите здесь, что-то записываете, о чем-то думаете - вы вполне
уверены в определенной безопасности этого пространства. В стуле, на котором сидите. В
том, что стены не рухнут в любой момент. Это ощущение базовой безопасности позволяет
сосредоточиться на каких-то других вещах и начать выделять фигуры, например, интереса
или какие-то другие. Для психотика это не так. Психотик – это человек, который в своих
переживаниях как будто постоянно находится на стуле, который вот-вот может упасть, в
помещении, где вот-вот рухнет крыша. Потому что изначальное ощущение надежности
окружающего мира не сформировалось. Он не может сидеть и воспринимать лекцию,
потому что основная его энергия тратится на проверку того, безопасен ли стул, на
котором он сидит, крыша над его головой…
Ведь фигура вырастает из фона, а психотику фон создать не удается. Он затрудняется в
формировании фигур, потому что не может опереться на фон. Поэтому психоз очень легко
спровоцировать, лишив человека какой-то сложившейся безопасности. И именно поэтому
психотические переживания – это те, к которым обычные гештальтисткие приемы и
техники не только не подходят, но даже бывают опасны. Допустим, спрашивая «что ты
чувствуешь?» или давая какие-то глубинные, вскрывающие интерпретации можно
спровоцировать психоз. Соответственно, работа с психотиками – это работа с фоном,
построение опоры и безопасности. За счет чего это возможно?
К примеру, за счет того, чтобы не идти вглубь, а, скорее, привязывать возникающие
переживания к каким-то объективным ситуациям: «что происходило, когда вы это
почувствовали? с чем вы связываете? на чьи слова вы так отреагировали? что вас задело –
голос, выражение лица?». То есть, работать не на усилие тревоги, как с обычными
клиентами, а на ее снятие. Еще – это тот случай, когда можно и даже нужно бывает давать
советы. То есть, задача терапевта состоит в обеспечении надежности, в том, чтобы
показать, что в мире есть то, на что можно опираться.
При этом важно помнить, что у каждого человека в жизни могут возникать
психотические переживания, основанные на нарушении чувства безопасности – в случае
пожаров, катастроф, сложных непредвиденных ситуаций и проч.
КАК РАСПОЗНАТЬ КЛИЕНТА-ПСИХОТИКА?
Бред и галлюцинации как проявление психотического расстройства бывает далеко не
всегда. Клиенты-психотики могут выглядеть как обычные, вполне милые на первый
взгляд, люди. И очень важным маркером является та реакция, которая у меня возникает по
отношению к клиенту. А именно – ощущение небезопасности для выживания, для
сохранения себя. Оно выражается в том, как клиент говорит, как он себя ведет… при этом
говорить он может о каких-то совершенно нейтральных вещах. Но при этом они
распространяют некое ощущение тревоги и безнадежности; как будто все, что они делают,
непременно рушится. В этом плане очень показательными бывают сновидения разрозненные, из которых очень трудно вычленить какую-то целостность.
ПОЛЯРНОСТИ
Работа с полярностями в гештальте (на двух стульях, с помощью двух рисунков и т.д.) это всегда работа с выбором между безопасностью (которую символизирует 1 полярность)
и развитием (которую отражает 2 полярность). интересно, что та полярность, которая
является родительским прообразом, всегда выступает за безопасность. а та, которая
является прообразом ребенка - всегда за развитие. и говори потом, что родители нас не
любят :) конечно, этот диалог в сознании идет всегда у любого человека: каждую минуту
любой из нас сталкивается с выбором между безопасностью и развитием. однако иногда, в
какие-то моменты складывается "революционная ситация" - когда какая-то развивающая
потребность набирает огромную силу, и тогда возникает неразрешимая простой логикой
ситуация: или загнить в безопасности или идти вперед, рискуя собой. вот тогда и
пригождается терапевтический эксперимент со стульями. полностью погружаясь в
каждую спорящую сторону, клиент намного лучше осознает не только преимущества
одной роли и недостатки другой, но и наоборот - он видит недостатки в том, что раньше
считал абсолютно верным, и достоинства в том, что считал ерундой. вот тогда и созревает
третье решение: компромисс, обеспечивающий развитие безопасностью.
!!!
unkle_fuka пишет:
В последнее время студенты часто презентуют точку зрения, согласно которой в
психотерапии важна любовь и теплые отношения с клиентом. Уважаемые студенты и
многие именитые терапевты убеждены, что анализ отношений, профессиональные
границы терапевта - это не важно и даже мешает исцелению. Мол, надо клиенту только
додать любовь которую он не получил в детстве, важна близость и контакт, а теория и
термины это попытка терапевта спрятаться от близости с клиентом, проявление его
(терапевта) страхов. Разговор зашел о том, что нет ничего особенного в использовании
услуг клиента, хорошо с клиентом дружить за пределами терапии и не очень об этом
заморачиваться. В связи с этим я вспомнил
У меня была знакомая - психолог, которая консультировала клиентку с
самоповреждающим поведением. Как не позвонит ей мама, так она в какую-нибудь
историю попадает. Как-то рассказала мне знакомая, что на сессиях клиентка стала часто
рассказывать сновидения о смерти ее, (клиентки) матери. Психолог, о которой идет речь,
очень не любила психоанализ и всякие там переносы, поэтому несмотря на мои
предупреждения и подтрунивания, она пользовалась некоторыми услугами клиентки.
Клиентка подвозила ее домой с работы. В очередной раз по рассказам терапевта ее
клиентка много говорила, что во сне убила свою мать, что терапевт похожа на ее мать, так
же разговаривает с ней повелительно. После следующей сессии они сели в машину и по
всетречной со всей дури въехали в КРАЗ. ГИББД-эшники так и не поняли что это было на
пустой дороге.
Все прекрасно, можно говорить теплыми, человеческими словами, пока не
появляется неосознанная ярость, пока не встают из гроба семейные призраки. Очень
велика вероятность, что психотерапия превратится в проституцию, жертвоприношение,
отыгрывание детских фантазий о мести родителям, семейных проклятий, навязчивых идей
вытащить из штанов резинку и задушить терапевта. И тогда хочешь не хочешь начинаешь
удерживать границы. А границы состоят из агрессии и слова "контракт" и "перенос" тут
не самые жесткие из того, что бывает вертится на языке.
О ПОГРАНИЧНИКАХ
Костя
soulspase предложил цитату из "Психоаналитической Диагностики" Мак-
Вильямс:
Характеристики пограничной (borderline) структуры личности
1) Слабое тестирование реальности
2) Наличие проективной идентификации. Это когда на вас (или на кого-то) вешают
проекцию и провоцируют ее подтверждение.
Например:
- Ты злишься!
- С чего бы это?
- Потому что на твоем гребанном лице застыло такое выражение, что ....
- Зачем ты меня оскорбляешь?..
- Ну я же говорю - злишься...
3) Провокация (нередко незаметная) в поле сильных реакций и переживаний.
Яркой чертой характера людей с пограничной организацией личности является
использование ими примитивных защит. Поскольку они полагаются на такие архаичные и
глобальные операции, как отрицание, проективная идентификация и расщепление, то,
когда они регрессируют, их бывает трудно отличить от психотиков.
Как было замечено выше, способность пограничной личности наблюдать свою патологию
— по крайней мере, аспекты, впечатляющие внешнего наблюдателя, — сильно
ограничена. Люди с пограничной организацией характера приходят на терапию со
специфическими жалобами: панические атаки, депрессия или болезни, которые, по
убеждению пациента, связаны со “стрессом”. Или же они являются на прием по
настоянию знакомых или членов семьи, но не с намерением изменить свою личность в
направлении, которое кажется благоприятным для окружающих. Поскольку эти люди
никогда не имели иного типа характера, у них отсутствует эмоциональное представление
о том, что значит иметь интегрированную идентичность, обладать зрелыми защитами,
способностью откладывать удовольствие, терпимостью к противоречивости и
неопределенности и так далее. Они хотят просто перестать получать травмы или
избавиться от некоторой критики.
При нерегрессивных состояниях, поскольку ощущение реальности пациентов в полном
порядке, и они часто могут представить себя таким образом, что вызывают эмпатию
терапевта, они не выглядят особенно “больными”. Иногда только после проведения
терапии в течение некоторого времени терапевт начинает понимать, что данный пациент
имеет внутреннюю пограничную структуру. Обычно первым знаком является следующее:
интервенции, которые, как считает терапевт, были бы полезными, встречаются как атаки.
Иными словами, терапевт пытается найти доступ к наблюдающему Эго, а пациент его не
имеет. Он знает только, что некоторые аспекты его собственного “Я” подвергаются
критике. Терапевт продолжает попытки создать подобие рабочего альянса, возможного с
пациентами невротического уровня, и снова терпит неудачу.
В конце концов, независимо от диагностической проницательности клинициста, терапевт
понимает, что первой задачей терапии будет простое усмирение штормов, которые
продолжают бушевать в этом человеке. Он попытается вести себя таким образом, чтобы
пациент воспринимал его как человека, отличного от влияний, создавших и
поддерживающих личность — такую проблематичную и отвергающую помощь. Только
после того, как терапия приведет к некоторым существенным структурным изменениям,
— что, по моему опыту, потребует приблизительно два года, — пациент изменится
достаточно, чтобы понимать: терапевт пытался работать с ним на уровне характера. Тем
временем, многие симптомы эмоционального стресса могут исчезать, но работа, как
правило, будет беспорядочной и фрустрирующей для обеих сторон.
Мастерсон (Masterson, 1976) живо описал (другие исследователи опубликовали
аналогичные наблюдения с иной точкой зрения), что пограничные клиенты кажутся
попавшими в дилемму-ловушку: когда они чувствуют близость с другой личностью, они
паникуют из страха поглощения и тотального контроля; чувствуя себя отделенными,
ощущают травмирующую брошенность. Этот центральный конфликт их эмоционального
опыта приводит во взаимоотношениях к хождению взад-вперед, включая сюда и
терапевтические взаимоотношения, когда ни близость, ни отдаленность не
удовлетворяют. Жизнь с таким базовым конфликтом, который не поддается немедленной
интерпретации, изматывает пограничных пациентов, их семьи, друзей и терапевтов. Эти
люди небезызвестны работникам психиатрических служб, в чьих дверях они часто
появляются с разговорами о самоубийстве, демонстрируя “просьбу о помощи —
отвергающее помощь поведение”.
Переносы пограничных клиентов сильны, неамбивалентны и не поддаются
интерпретациям обычного типа. Терапевт может восприниматься либо как полностью
плохой, либо как полно-стью хороший. Если благожелательный, но клинически наивный
терапевт пытается интерпретировать переносы так, как их следовало бы интерпретировать
с невротической личностью (“Возможно, то, что вы чувствуете ко мне, является тем, что
вы чувствовали по отношению к отцу”), он обнаружит, что никакого облегчения или
просто согласится с тем, что терапевт действительно ведет себя подобно раннему объекту.
Также не является необычным и то обстоятельство, что пограничная личность, пребывая в
одном психическом состоянии, воспримет терапевта как подобного в своем могуществе и
достоинствах Богу, а в другом (может быть, днем позже) — как слабого и достойного
презрения.
Контрпереносы с пограничными клиентами часто бывают сильными и выводящими из
рав-новесия. Даже когда они не отрицательны (например, если терапевт чувствует
глубокую симпа-тию к отчаявшемуся ребенку в пограничной личности и имеет фантазии
относительно спасения и освобождения пациента), они могут вывести из душевного
равновесия и потребуют немало сил. Многие аналитики, работающие в условиях
стационара (G. Adler, 1973; Kernberg, 1981), заметили, что работники психиатрических
учреждений либо имеют тенденцию выказывать чрезмерное сочувствие к пограничным
пациентам (рассматривая их как несчастных, слабых созданий, требующих любви для
роста), либо относятся к ним чрезмерно карательно (считая их требовательными,
склонными к манипуляциям, которые необходимо ограничивать). Служащие
стационарных заведений во время обсуждения планов лечения пограничных клиентов
часто оказываются поделенными на два лагеря (Gunderson, 1984). Частные практики,
проводящие лечение не в стационаре, могут внутренне колебаться между двумя
позициями, отражая каждую сторону конфликта клиента в различные моменты времени.
Для терапевта не является необычным, если он чувствует себя подобно вымотанной
матери двухлетнего ребенка, который не хочет принимать помощь, но впадает в
раздражение, если не получает ее/
Download