16 - Чекист.ru
advertisement
Юрий Богданов. Это было строго секретно для всех нас. Часть вторая Основной канвой повествования книги является жизненный и служебный путь генерал-лейтенанта Николая Кузьмича Богданова, в течение 30 лет занимавшего руководящие посты в органах государственной безопасности СССР. На основании изучения значительного объема секретных архивных документов автором выдвинуты собственные версии причин “массовых репрессий” и иных событий, происходивших в Советском Союзе в недавнем прошлом. 16. СЛЕДСТВЕННЫЕ ДЕЛА 1938 ГОДА В этом году с 1 февраля Лужский оперативный сектор, объединявший 5 районов, возглавил старший лейтенант госбезопасности Антонов, сменивший на данном посту своего коллегу лейтенанта гб Баскакова М.И., который вернулся в Москву и получил повышение, став помощником начальника в своём 7 отделении 4 отдела ГУГБ НКВД. Отметим, что дальше служебная карьера Баскакова М.И. продолжала успешно развиваться в очень тяжелое для страны время. 28 июня 1938 года он был назначен заместителем наркома Карельской АССР, а в самом конце года стал наркомом этой Автономной Республики, поменявшей своё название на Карело-Финскую АССР. Ещё через год 17 января 1939 года Баскаков М.И. был произведён через одну ступень из лейтенантов в капитаны госбезопасности [Л.67, стр.101]. В последующем нашем повествовании с этим будущим генерал-майором нам придётся ещё не раз встретиться. Вернувшийся после лечения (и промывания мозгов со стороны начальника УНКВД ЛО) Богданов Н.К. фактически с июня месяца 1938 года приступил к своей основной работе в Лужском райотделении. Одновременно он продолжал оставаться заместителем (а при отсутствии своего шефа и исполняющим обязанности) начальника оперсектора с правом подписи. Из следственных дел упомянутого года представляется возможным наиболее полно рассмотреть материалы по обвинению студентов Лужского педагогического техникума Арбейтера А.К., Дрикита И.И., Тамберга К.А и Ямбурга А.К. (все латыши по национальности, граждане СССР) в антисоветской агитации в составе группы соучастников. Управление НКВД ЛО направило в Лужское райотделение материалы в виде копий протоколов допросов о том, что в Ленинградском Латвийском педагогическом техникуме была вскрыта антисоветская националистическая организация, руководители которой арестованы. В своих показаниях эти руководители в качестве соучастников назвали в том числе фамилии перечисленных выше четырёх студентов, которые после закрытия Латвийского техникума были направлены в Лугу, чтобы продолжить там образование в местном Педагогическом училище. В соответствии с поступившими указаниями предлагалось установить перечисленных лиц, арестовать и привлечь к ответственности, что и было выполнено в июне 1938 года. На первом установочном допросе, проводившемся 13 июня 1938 года помоперуполномоченным Лужского райотделения сержантом госбезопасности Сергеевым, задержанный Тамберг К.А своё участие в 139 какой-либо контрреволюционной деятельности отрицал, заявив лишь, что с другими арестованными он был в хороших отношениях как с товарищами по учёбе, проживал с ними в одной комнате общежития. Однако на следующий день Тамберг К.А. и Ямбург А.К. написали на имя начальника Лужского оперативного сектора НКВД заявления. Существо содержания их обращений характеризуется следующей выдержкой из бумаги, подписанной Тамбергом К.А. 14 июня 1938 года: Я искренне раскаиваюсь перед органами НКВД в своём неправильном и караемом поступке. Я был завербован в контрреволюционную организацию при Латвийском педагогическом училище в 1937 году в ноябре месяце. Завербован я Эретоном [А.13, док.38]. Через несколько дней Тамберг К.А. в своём следующем заявлении написал ряд подробностей, относившихся к антисоветской и националистической агитации, проводившейся в педагогическом техникуме [А.13, док.34]. Допрос обвиняемого проводился 20 июня 1938 года начальником Лужского районного отделения НКВД лейтенантом гб Богдановым [А.13, док.37]. По материалам заявления и протокола допроса вырисовывалась следующая картина. В Латвийский педагогический техникум в Ленинграде Тамберг К.А. поступил в 1935 году. На следующий год в составе преподавателей появился педагог по художественному воспитанию Пуренин, который с первых же дней дал понять, что является врагом Советской власти и убеждённым националистом. Всё, что касалось сегодняшней жизни, он критиковал в антисоветском духе. Знакомя студентов с картинами Репина и других известных художников, Пуренин доказывал, что Советский Союз не имеет развития в этой области искусств и что в СССР талантов нет и не будет. Всё, что выставлено в музеях - это труды старых мастеров, которые жили при царизме. Выставки советских художников студенты не посещали. На экскурсиях искусствовед-воспитатель особенно восхвалял Латвию, доказывая, что при существующем порядке управления там все виды искусства получили небывалый расцвет. Только фашизм, по его выражению, может двигать человечество вперёд. При работе самих студентов на занятиях живописи педагог отмечал, что краски теперь стали плохие, полотна гнилые, не такие, как раньше. При бытовых встречах и беседах со студентами Пуренин говорил, что в данный момент Латвия объединяется с Германией. Этому примеру последуют и другие Прибалтийские страны, а тогда они все вместе нападут на Советский Союз и разгромят (скувырнут) его. Сам Тамберг К.А., как и другие арестованные вместе с ним студенты, разделял взгляды Пуренина, поскольку считал себя националистом и потому был вовлечён своим педагогом и студентом старшего курса Эрентоном А.А. в качестве участника в контрреволюционную националистическую организацию, существовавшую в Латвийском педтехникуме. На сборищах группы в фотокабинете, который, не вызывая подозрений, мог запираться изнутри на ключ, Пуренин заявлял, что задачей нашей организации в данный момент является необходимость развёртывания среди студентов националистической пропаганды, восхваления Латвии и существующего порядка в ней. При этом Пуренин говорил, что скоро все участники группы станут педагогами и будут работать в советских школах. Всегда они должны помнить одну задачу: как только возможно дать меньше знаний советской молодёжи, 140 переводить из класса в класс и выпускать из школы неграмотных людей. Персонально Тамбергу К.А. как и другим участникам группы была поставлена основная задача по организации контрреволюционно настроенной латвийской молодёжи, которая в случае нападения Латвии на СССР смогла бы выступить с оружием в руках в тылу Красной Армии и тем самым помешать ей вести оборонительные действия. Для этой цели участники организации должны были проводить систематическую обработку молодёжи в националистическом духе [А.13, док.34, 37]. В дополнение к этим сведениям обвиняемый Ямбург А.К. на допросе показал, что учёба и воспитание молодёжи, состоявшей исключительно из латышей, были подчинены задачам контрреволюционной националистической организации. В связи с этим каждый из студентов мог свободно, не опасаясь какого-либо разоблачения, вести подрывную контрреволюционную деятельность. Всем учащимся под разными предлогами втолковывалось, что они являются националистами, должны любить свою родину Латвию. Жизнь в Советском Союзе, рост народного хозяйства, достижения во всех отраслях производства преподносились в искажённом виде и в большинстве случаев изображались в антисоветском духе. Наоборот, фашистские страны, Германия, Латвия и другие, представлялись цветущими, где жить хорошо и привольно. Такая постановка воспитания молодёжи приводила к неправильному пониманию состояния дел и создавала враждебную настроенность к существовавшему в СССР строю. Согласно показаниям Ямбурга, преподаватель Пуренин при проведении уроков рисования ориентировал студентов на необходимость учиться только у буржуазных художников, так как в СССР достижений в этой области нет. Предлагавшиеся студентам для обозрения копии картин из журналов являлись исключительно работами художников капиталистических стран. Участник организации преподаватель математики Каулин, давая студентам задачи, использовал учебник, отпечатанный в одной из типографий Латвии, в котором приводились факты о деятельности торговцев, спекулянтов и т.п.. Директор техникума Эйзеншмидт, когда делал доклады о международном положении, систематически восхвалял Латвию и особенно фашистский строй. Разоблачение врагов народа Зиновьева, Каменева, Тухачевского, Эйдемана вызвало среди нас сожаление, так как деятельность этих людей была направлена на уничтожение Советского Союза и соответствовала задачам нашей контрреволюционной организации. В этих людях мы видели своих единомышленников. Но мы считали, что проведенные разоблачения не ликвидировали всех формирований контрреволюционных организаций. Студент старшего курса Эрентон как лицо, близко стоявшее к руководству, систематически информировал студентов о мероприятиях, которые должны провести они как участники контрреволюционной организации [А.13, док.35]. Какие-либо активные действия развёрнуты не были в связи с арестом в октябре–ноябре 1937 года ряда преподавателей и последовавшей за этим ликвидацией Латышского педтехникума. Оставшиеся студенты были направлены в педучилища других городов. На основании добытых материалов помощник оперуполномоченного Лужского РО НКВД сержант гб Сергеев 23 июня 1938 года составил 141 обвинительное заключение по следственному делу, в котором сказано следующее. Лужским оперсектором УГБ УНКВД ЛО вскрыта и ликвидирована молодёжная контрреволюционная националистическая латвийская группа, являвшаяся частью существовавшей в Ленинградском Латвийском педагогическом техникуме шпионской, контрреволюционной националистической организации. Проведенным по данному делу следствием установлено, что обвиняемые Арбейтер А.К., Тамберг К.А., Дрикит И.И., Ямбург А.К., будучи вовлечены в разное время в контрреволюционную, националистическую организацию педагогом Латвийского техникума Пурениным и студентом того же техникума Эрентоном (арестованы), систематически в 1936–1937 годах в общежитии техникума организовывали и присутствовали на контрреволюционных сборищах, где среди студентов техникума проводили контрреволюционную националистическую пропаганду. Восхваляли политику латвийского правительства, направленную на блок с Германией против СССР. Обсуждали вопросы воспитания латвийской молодёжи в контрреволюционном националистическом духе с целью создания кадров для повстанческих отрядов в тылу Красной Армии на случай войны между СССР и капиталистическими странами. На основании сделанного резюме подследственным были предъявлены следующие обвинения. Арбейтер А.К., латыш, из крестьян, отец и дед арестованы за контрреволюционную деятельность в 1937 году, обвинялся в том, что в начале 1937 года был завербован студентом техникума, латвийским разведчиком Эрентоном в контрреволюционную националистическую латвийскую организацию. Систематически присутствовал на контрреволюционных сборищах последней. Среди студентов техникума проводил контрреволюционную националистическую пропаганду. Принял задание Эрентона по окончании техникума воспитывать молодёжь в фашистском националистическом духе, проводить вербовочную работу среди латышского населения по созданию повстанческих отрядов на случай войны Германии и Латвии против СССР. В перечисленных деяниях, предусмотренных в качестве преступления статьёй 58, пунктами 10 и 11 УК РСФСР, виновным себя признал полностью и изобличается показаниями обвиняемых Дрикита, Тамберга и Ямбурга. Этим трём подследственным были предъявлены аналогичные по сути обвинения, но с некоторыми вариациями в деталях. В соответствии с приказом наркома внутренних дел № 00485 следственное дело направлялось на рассмотрение НКВД СССР, то есть на Особую Тройку. Данное обвинительное заключение, в тексте которого 20 раз повторялось слово контрреволюция, согласовано с начальником Лужского РО НКВД лейтенантом гб Богдановым и утверждено начальником Лужского оперсектора старшим лейтенантом гб Антоновым [А.13, док.10]. Каких-либо мер физического воздействия к обвиняемым не применялось, что они сами подтвердили комиссии УНКВД, проверявшей тюрьмы после 17 ноября 1938 года и беседовавшей со всеми заключёнными [А.11, док.4 л.13, 14]. Решением Особой Тройки УНКВД Ленинградской области от 29 сентября 1938 года обвиняемые Тамберг К.А. и Дрикит И.И. были осуждены к 10 годам исправительно-трудовых лагерей за 142 контрреволюционную деятельность, а Арбейтер А.К. и Ямбург А.К., которым, как показано выше, предъявлялись точно такие же обвинения, через некоторое время из-под стражи были освобождены [А.13, док.32]. При таком обороте дела осуждённые Тамберг К.А. и Дрикит И.И., встретившиеся в пересыльной тюрьме в Ленинграде, решили с учётом советов более опытных товарищей по несчастью от своих прежних показаний отказаться и всё свалить на применение к ним незаконных методов воздействия со стороны следователей. Из мест заключения они оба стали посылать жалобы в Прокуратуру и Верховный суд СССР. Существо этих жалоб, имевших почему-то гриф секретно, сводилось к следующему. Следователи путём обмана заставили написать под диктовку явную ложь и несправедливость. Очных ставок и свидетелей не было. Следствие велось небрежно, грубо, со всевозможными угрозами и стойками. Себя осуждённые характеризовали как выходцев из крестьянских семей. Родители были батраками, а Советская власть дала им землю. По первому зову вступили в колхоз. В школе учились хорошо, как ответ на заботу партии и правительства. Только в Советской стране могли получить так много. Жизнь с каждым днём становилась радостнее и зажиточнее. Находясь в лагере, к работам относились добросовестно, без замечаний [А.13, док.11, 13]. На основании поступивших жалоб прокурор Отдела по спецделам Леноблпрокуратуры 24 марта 1941 года проверил в порядке надзора данное архивно-следственное дело и нашёл следующее. Тамберг К.А и Дрикит И.И. осуждены за то, что в 1937 году были завербованы латвийским разведчиком Эрентоном и Пурениным в контрреволюционную националистическую организацию и вели ту работу, о которой сказано в обвинительном заключении. Принимая во внимание то, что осуждённые в своих жалобах отказались от своих прежних показаний, что проходившие по этому делу Арбейтер А.К. и Ямбург А.К. освобождены из-под стражи, что кроме взаимных обличений фактически единственным доказательством вины осуждённых являлись показания Эрентона от 9 апреля 1938 года, прокурор признал необходимым направить дело на доследование [А.13, док.32]. Результаты дополнительного разбирательства нам не известны. Из дальнейшей судьбы молодых страдальцев есть сведения о том, что через полтора десятка лет 20 августа 1956 года Тамберг К.А. и Дрикит И.И. были реабилитированы [А.13, док.28], а все грехи за это дело приписали Богданову Н.К., которого обвинили в необоснованно проведенном аресте и незаконном ведении следствия. Как мы и говорили, первое и последующие рассмотрения любого судебного дела серьёзно отличаются друг от друга. Более трагично сложилась судьба четырнадцати эстонцев, из которых решением Особой Тройки от 7 октября 1938 года 13 человек были приговорены к высшей мере наказания, а один - к 10 годам ИТЛ. Все они обвинялись как участники единой контрреволюционной националистической повстанческой группы, проводившей среди населения антисоветскую агитацию, восхвалявшую фашизм [А.13, док.25]. Признавший себя руководителем группы обвиняемый Андерсон А.А. на допросе 4 июля 1938 года, проводившемся помощником 143 оперуполномоченного Лужского РО НКВД сержантом гб Горюновым и представителем местной прокуратуры оперсотрудником Алексеевым, показал, что он служил в армии белых, в которую вошел в июне 1919 года, оставив свой пост члена Красногорского волостного исполкома. В качестве причины перехода назвал то, что являлся врагом Советской власти и был против существовавшего строя. После разгрома белой армии осел в Лужском районе, где был завербован своим родственником Андерсоном Р.Р., нелегально переходившим из Эстонии для ведения шпионской деятельности в пользу разведки своей страны. После этого получил задание о создании контрреволюционной группы из местных эстонцев-националистов. Сам завербовал 6 человек, а они (особенно Тыч В.К.) завербовали ещё ряд единомышленников. Проводили антисоветскую агитацию, при войне Эстонии с СССР намеревались выступить с оружием в руках против Советского Союза [А.13, док.15]. Если в то время расстреливали только за принадлежность к определённой национальности, то ещё странно, почему одного из группы эстонцев приговорили к лагерям. Через 20 лет при перепроверке архивно-следственного дела по жалобе Турро Е.П., являвшейся женой одного из расстрелянных, допрошенные свидетели показали, что все осуждённые занимались сельским хозяйством, первыми вступили в колхоз, к работе относились добросовестно, никаких высказываний от них не слышали. Упоминавшийся в деле Андерсон Р.Р. приходил из-за границы просто в гости. На этом основании постановление Особой Тройки было опротестовано [А.13, док.25]. В связи с тем, что начальник Лужского райотделения Богданов Н.К. почти полгода на службе отсутствовал по причине лечения полученного им при покушении ранения (хотя сам указывал, что болел), следственные дела вёл его заместитель Варицев вместе с другими следователями. Так как поток расследований не иссякал, а райотделение без начальника пребывало в существенно ослабленном составе, скапливалась масса бумаг, которые ждали своей очереди на оформление. После возвращения в строй по окончании лечения Богданов Н.К. стал помогать своим сотрудникам переписывать документы начисто. Теперь это было не просто товарищеской помощью, но и необходимой тренировкой, поскольку для уверенного письма с одним правым глазом требовался определённый новый навык. В этом читатель может сам убедиться, если попробует написать хотя бы несколько листов, оставив открытым один только свой глаз. Когда через двадцать лет отцу предъявили обвинение в том, что он фальсифицировал протоколы допросов, так как они написаны его рукой, а подписаны его подчинёнными Богданов Н.К. не стал в своё оправдание приводить высказанный нами аргумент о выработке навыка письма, считая более правильным сохранить молчание об отсутствии у него левого глаза. Ещё одно неприятное обстоятельство протянулось за отцом из этих трудных лет к будущим служебным разбирательствам. Так как начальник Лужского райотделения имел право подписи вместо отсутствовавшего начальника оперсектора в качестве исполняющего обязанности, то Богданов Н.К. утверждал своей визой обвинительные заключения и другие документы, представлявшиеся из остальных 144 четырёх районов, входивших в Лужский оперсектор. Конечно, лучше было бы дождаться штатного начальника, но все спешили, и Богданов Н.К шёл коллегам навстречу, беря тем самым на себя бремя ответственности за чужие документы. Оправдала себя рекомендация никогда не делай лучше - получится хуже, и отцу со временем предъявили его подписи на документах Батецкого, Плюсского и других райотделений НКВД как участие в массовых репрессиях. Подводя итог проводившимся в Лужском районе следственным делам, можно отметить, что в соответствии с поступавшими из Центра установками в те страшные годы по малейшему подозрению, доносам, оговорам пострадало много простых людей. Все они, как и исполнители воли партии на местах, сами не осознавая того, стали жертвами Операции прикрытия, нацеленной по задумке Сталина на создание в стране такой обстановки, при которой невозможной стала бы утечка любой информации о начинавшейся широкомасштабной подготовке всей страны к наступательной освободительной войне. Следует отметить, что в Лужском райотделении НКВД не практиковалось применение к арестованным физически мер воздействия, связанных с избиениями, пытками, хотя в соответствии с требованиями начальства стойки применялись. Для сравнения (но не в оправдание) отметим, что бывший начальник Лужского оперсектора Баскаков М.И., ставший, как мы уже отмечали в начале главы, заместителем наркома Карельской АССР, напротив, позволял себе широко применять меры физического воздействия. Вот как описал секретарь самого крупного в этой республике райкома партии Иванов И.А. издевательства над ним после его ареста 4 августа 1938 года за участие в троцкистскозиновьевской оппозиции 1925–1926 годов. Расследование проводил лейтенант гб Баскаков М.И. в обстановке чудовищного произвола и жестокого садизма. Сначала велась психологическая обработка арестованного как врага народа. Потом пришёл тогдашний нарком внутренних дел республики полковник Матузенко С.Т. (арестован 26 декабря 1938 года, расстрелян 29 января 1940 года), который сам ударил обвиняемого, как бы дав тем самым разрешение на избиения. Начались оскорбления, запугивания, страшнейшие побои. Больше всех старался Баскаков, но и следователи не отставали. В камеру отправляли в бессознательном состоянии. Боли были страшные. Врач составить акт отказался. Затем оставляли на дозревание, то есть заставляли круглые сутки стоять на ногах, лицом к стене и не спать. Баскаков подходил к арестованному, ударял его и отправлялся по своим делам. Следователи били за то, что полученные показания Баскакову не нравились. От бессонницы начались галлюцинации и бред при открытых глазах. Под утро дали подписать протокол допроса [А.13, док.74]. Прямо могу сказать, что как ни собирали компромат на моего отца, но подобных безобразий обнаружить не могли, поскольку Богданов Н.К. в своей нелёгкой службе такого никогда не допускал. Общее резюме по делам 1937–1938 годов можно подвести словами генерал-полковника Бельченко С.Г., сказанными в беседе со мной: Да, тогда мы наколбасили [Б, 15]. Очевидно, что к исходу 1938 года Сталин остался удовлетворён требовавшейся ему общей социально-политической обстановкой в 145 стране и потому дал команду на прекращение репрессий, вывернув при этом всю юридическую основу работы правоохранительных органов с изнанки на лицевую сторону. В упоминавшемся нами постановлении СНК и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года говорилось, что существовавшее в те годы (забыв отметить, что законодательно целенаправленно вменённое) упрощенное ведение следствия и суда привело к недостаткам и извращениям в работе органов НКВД и прокуратуры. Отсутствовала надлежащая агентурно-оперативная работа (которая при спускавшихся разнарядках на аресты совершенно не требовалась), результаты следствия не подкреплялись показаниями свидетелей, вещественными доказательствами и актами экспертизы (достаточно было только признания обвиняемым своей вины). Констатировалось, что имели место подлоги, фальсификация следственных дел и арест невинных людей (без этого Операцию прикрытия провести не представлялось возможным) [Л.3, стр. 189]. Однако о мерах физического воздействия вообще не упоминалось, будто такого вопроса и не существовало. В общем, виноваты во всём оказались работники НКВД, а безгрешные партийные вожди были вовсе не при чём. От разрушительной работы теперь предлагалось перейти к общепринятой. Отныне органам внутренних дел (таившим в себе и подразделения государственной безопасности) запрещалось самим выдумывать массовые операции по арестам и выселениям (если потребуется команду дадут сверху). Аресты разрешалось производить, как во всём цивилизованном мире, только по постановлению суда или с санкции прокуратуры. Ликвидировались Особые тройки, но Особое совещание при НКВД СССР сохранялось. В оперативных отделах создавались следственные части, которые в своей работе обязаны были соблюдать всеми позабытый Уголовнопроцессуальный кодекс [Л.3, стр.189]. За два прошедших года репрессий, когда перечисленные выше элементарные юридические нормы законодательно допускалось не соблюдать, было арестовано свыше полутора миллионов человек, из которых 681 692 человека расстреляно [Л.18, стр.486]. Но, как говорят специалисты, поскольку пострадало менее 1% населения, то эти репрессии нельзя назвать массовыми. Действительно массовыми явились не сами аресты, а сопутствовавшие им всенародные мероприятия по поимке шпионов, или шпиономания, в моральном, материальном или житейском плане затронувшая практически каждого человека. Одним из главных “достижений” волны репрессий оказалась новая обстановка, заставившая всех граждан страны Советов исключить из своих понятий слово заграница и сформировавшая для них в любом иностранце образ врага и шпиона, с которым надо вести себя настороженно, ни в коем случае не общаться, а тем более не сообщать какую бы то ни было информацию. Делиться со своими друзьями или знакомыми служебными вопросами также стало невозможно, ибо за такие разговоры на тебя кто-то просто обязан был донести. Говорить оставалось только о том, что написано в газетах, в разрешённых книгах и в “Кратком курсе” партии. В жестоко сформированных условиях Сталин отныне имел возможность проводить самые различные мероприятия по подготовке похода в 146 Европу без излишних опасений, что это станет известно за рубежами СССР. Теперь, чтобы спрятать концы в воду, следовало ликвидировать тех, кто слишком усердствовал в период проведения великой чистки (точнее, затуманивания) человеческих мозгов. В первую очередь это касалось высшего руководства НКВД, которое слишком много знало. Если в начале 1938 года был расстрелян бывший нарком внутренних дел Ягода Г.Г. и затем ликвидировано большинство его сподвижников, то к концу года репрессиям подверглись все заместителя репрессивного наркома, включая много раз упоминавшегося нами Заковского Л.М. Что делать с самим Ежовым Н.И. (так же как чуть раньше с Постышевым П.П.) Сталин, очевидно, не совсем себе представлял. С одной стороны, наподобие Куйбышевскому секретарю обкома, с помощью ежовых рукавиц удалось успешно провести Операцию прикрытия в масштабах всей страны. Но с другой стороны, с именем этого наркома теперь были связаны все ужасы массовых репрессий. Посему Николаю Ивановичу дали возможность немного погулять на свободе до 10 апреля 1939 года, а после ареста обвинили во всех действительных и мнимых грехах. Рассмотрев 4 февраля 1940 года дело бывшего наркома НКВД на закрытом заседании Военной коллегии Верховного Суда СССР, через день Ежова Н.И. расстреляли [Л.18, стр.456]. Из руководителей областного масштаба 12 ноября 1938 года, опасаясь ареста, покончил жизнь самоубийством начальник УНКВД Ленинградской области Литвин М.И. Его отработавшие своё заместители Шапиро-Дайховский Н.Е. и Хатеневер А.М. были арестованы и за неправильную карательную политику, аресты невинных людей и применения незаконных методов допроса приговорены к высшей мере наказания и расстреляны. Такая же участь постигла и некоторых рядовых работников [Л.18, стр.173,182]. Список наркоматовских жертв был очень большой. В общей сложности за 1934–1939 годы оказалось репрессировано 21 800 сотрудников карательных органов страны Советов [Л.18, стр.228]. Моему отцу в той мясорубке удалось выжить. На мой взгляд, это явилось не просто случайностью, а было связано с умением Н.К.Богданова общаться и ладить с разными людьми, сохраняя собственное лицо. На новом этапе Сталину потребовались иные люди на ключевых постах, а именно те, кто умел организовывать и налаживать хозяйственную работу с учётом её “социалистических особенностей”. Вот почему во главе наркомата внутренних дел вождь народов поставил Л.П.Берия. Что бы мы ни говорили сегодня об этом верном ученике и ближайшем соратнике И.В.Сталина, как бы ни поминали бериевщину за допускавшиеся бесчинства, но ради исторической объективности вынуждены отдать должное Лаврентию Павловичу за его большие организаторские способности, смелую инициативу, умение вести масштабную работу. Под руководством великого Сталина нарком Берия Л.П., удостоенный звания комиссара госбезопасности I ранга, стал стремительно структурно преобразовывать и наращивать вверенное ему ведомство с тем, чтобы ко Дню М, когда начнётся небывалая наступательная операция, оно могло успешно выполнить возлагавшиеся на него функции, о которых в главе 11 при беседе в беседке вдохновлённо докладывал придуманный нами персонаж старший 147 лейтенант госбезопасности Николаев Н.Н. В 1940 году Наркомат внутренних дел имел в общей сложности более 60 структурных подразделений – управлений, отделов, отделений, секторов, служб и др. О масштабах этого разросшегося монстра говорит тот факт, что на 1 января 1940 года только в центральном аппарате по штатам числилось 32 642 человека [Л.7, стр.24,25]. 17. ЛЕНИНГРАД. КРАСНОГВАРДЕЙСКИЙ РАЙОН Через два дня после самоубийства Литвина М.И. 14 ноября 1938 года на должность начальника УНКВД ЛО заступил комиссар госбезопасности II ранга Гоглидзе С.А., который находился с наркомом Берия Л.П. в достаточно доверительных отношениях, поскольку учился в Бакинском техническом училище вместе с ним, а также с Меркуловым В.Н., Кобуловым Б.З. и другими товарищами, ставшими в то время крупными чинами НКВД. Почти сразу же после приезда в Ленинград Гоглидзе С.А. 5 декабря 1938 года был кооптирован в члены обкома и введен в состав бюро обкома и горкома ВКП(б). Теперь ему надлежало присутствовать на заседаниях этих партийных органов. Тем же решением застрелившегося Литвина М.И. вывели из состава членов бюро и обкома как разоблачённого врага народа [А.17, 17.1]. Первый секретарь Жданов А.А. вряд ли испытывал удовлетворение от появления в городе на Неве ставленника Берии Л.П., который был ему конкурентом в борьбе за влияние на Сталина. Как с Заковским Л.И. и Литвиным М.И., так и с Гоглидзе С.А. у Жданова А.А. существовали лишь официальные отношения, без вмешательства в дела органов НКВД [Л.3, стр.185, 197]. Работая в годы великой чистки в Грузии, Гоглидзе С.А. беспрекословно и добросовестно реализовал Операцию прикрытия, проведя жестокие репрессии, за что и был арестован и расстрелян в 1953 году. Вместе с тем сотрудники, близко знавшие Сергея Арсентьевича, называли его исключительно порядочным - и человеком, и руководителем, который никогда не повышал голоса, но был требовательным и строго следил за исполнением своих указаний. Не терпел обмана и лжи, не унижал человеческого достоинства, с подчинёнными был справедлив и в обращении ровен [Л.3, стр.186, 195, 196]. В Ленинграде свою деятельность Гоглидзе С.А. начал с реорганизации структуры Управления внутренних дел. Сначала из следственных частей был создан подчинённый только руководству следственный отдел, который комплектовался лучшими работниками. Затем в составе Управления появился аппарат особоуполномоченного, в функциональные обязанности которого входило расследование фактов участия сотрудников в массовых репрессиях и пересмотр следственных дел на арестованных. В 1939 году этот аппарат проверил деятельность более двухсот сотрудников, в результате чего 148 выяснилось, что более половины из них были причастны к извращениям в 1937–1938 годах. В связи с этим часть из них привлекли к уголовной ответственности, других наказали в партийноадминистративном порядке, а отдельных лиц уволили из органов НКВД [Л.3, стр.190]. Моему отцу никаких претензий предъявлено не было. В характеристике, подписанной 28 сентября 1938 года заместителем начальника отдела кадров НКВД Ленинградской области младшим лейтенантом гб Орловым, отмечалось, что начальник Лужского райотделения НКВД лейтенант гб Богданов Н.Н. авторитетом среди партийной организации пользуется. Компрометирующих материалов по партийной линии нет. Партийные нагрузки выполняет аккуратно. Характеризуется как отзывчивый товарищ [А.2, док.10]. 29 ноября 1938 года, практически сразу после завершения Операции прикрытия, приказом № 560 УНКВД ЛО Богданов Н.К. был смело назначен начальником Красногвардейского райотдела УНКВД по городу Ленинграду [А.1, док.16]. Нами названо это назначение смелым, поскольку в соответствии с пунктом 23-б Положения о прохождении службы начальствующим составом ГУГБ НКВД для такого служебного перемещения требовался приказ наркома [Л.7, стр.192], а также необходимо было обязательное согласование вопроса с партийными органами. Строго секретное решение Бюро Ленинградского городского комитета ВКП(б) об утверждении начальником Красногвардейского райотдела НКВД тов. Богданова Н.К. состоялось только 21 апреля 1939 года (протокол № 20) [А.7, док.6], сразу после того, как поступила справка о том, что по материалам личного дела и спецпроверки оказалось установлено: Компрометирующих материалов не имеется [А.7, док.5]. Нарком ВД СССР это назначение своим приказом № 1476 подтвердил лишь 17 июля 1939 года после согласования всех вопросов [А.3, док.3]. К служебному перемещению была подготовлена Справка об аттестовании сотрудника НКВД Богданова Н.К. за время с 1930 по 1938 годы, в которую зам. начальника 1 отделения ОК лейтенант гб Кондрашкин добросовестно сделал выписки из всех приводившихся нами ранее аттестаций отца [А.2, док.11]. В последней аттестации за период работы начальником Лужского райотделения НКВД с 22 апреля 1935 года по 23 ноября 1938 года Богданов Н.К. характеризовался хорошо знающим оперативную работу, особенно по ЭКО (экономическому отделу), дисциплинированным, инициативным, умеющим передать свой оперативный опыт молодым работникам. Отмечалось, что он вполне соответствовал занимаемой должности и мог быть использован на работе в более крупном промышленном районе [А.2, док.11]. В связи с переездом в северную столицу, на земле своей Малой Родины пришлось мне прожить едва один год от собственного рождения, потому ностальгическую тягу я чувствую не к тем краям, которых совсем не помню, а к другим, полюбившимся мне в более сознательном возрасте. Из Луги семья наша уезжала, сохранив на долгие годы добрые душевные связи с семьями Гуськовых и Шмерко, переписка с которыми продолжалась буквально до последних дней жизни моей мамы. Как всегда при наших перемещениях, папа уехал вперёд, чтобы принять дела и обустроиться на новом месте. Мы двигались сзади 149 большим обозом. Некоторая задержка с переездом произошла вследствие того, что мой брат Владимир болел и с 23 декабря 1938 года по 23 января 1939 года находился в Институте Охраны материнства и младенчества с подозрением на абсцесс в лёгких, но всё обошлось благополучно [А.6, док.8]. Маме пришлось увольняться из Детской больницы имени профессора К.Е.Тимирязева, куда она полгода назад перешла работать из Санатория Малюток, чтобы больше заниматься лечебной практикой. В Ленинграде 1 апреля 1939 года врач Котова Н.В. была зачислена на должность клинического ординатора акушерско-гинекологической клиники Второго Ленинградского медицинского института [Н, док.21, л.2, 3]. Родовспоможение и женские проблемы стали отныне для неё основной и любимой врачебной специальностью. Красногвардейский районный отдел НКВД, который принял Богданов Н.К., имел в своём аппарате 10 оперативных работников и был полностью укомплектован. Однако коллектив отдела не являлся слишком благополучным, поскольку в прошлом в нём наблюдалась текучесть работников, вызванная тем, что один оперативник застрелился, а двое других были уволены по компрометирующим материалам. Один из уволенных Творилов пытался посеять антагонизм среди работников различных направлений чекистской деятельности, но это было вовремя пресечено. Богданов Н.К. сумел создать в райотделе нормальную обстановку для работы. Проводившиеся проверки показывали, что состав работников в основном хороший, несмотря на то что собрались люди молодые, малоопытные, но работали они добросовестно. Начальник обеспечивал повседневно необходимые наблюдение и контроль [А.2, док.12]. Своей добропорядочностью и умением организовать работу Богданов Н.К. всегда вызывал уважение окружающих. В конце 1938 года он был избран членом бюро и членом Пленума Красногвардейского районного комитета ВКП(б). В 1939 году круг общественных работ ещё больше расширился: Богданов Н.К. стал депутатом Ленинградского городского и Красногвардейского районного Советов Депутатов Трудящихся [А.1, док.16, л.5]. В Ленинграде наша семья поселилась на Кондратьевском проспекте. Только в 1989 году, переехав вдвоём с женой в двухкомнатную квартиру, я наконец осознал, что всю жизнь прожил вместе с родителями в отдельной коммуналке. Так представилось мне через многие лета наше жильё потому, что вместе с нами обитало всегда ещё множество разных людей: родственники, друзья, знакомые, командировочные, отпускники, а в войну – беженцы. Причём находились они в нашем доме не то чтобы дни или недели, а месяцы и даже годы! Всем обеспечивался приют, питание и доброжелательное отношение. Самое интересное, что ни папу, ни маму посторонние в доме не раздражали и им не надоедали. А лично я вообще с этим вырос и потому считал, что так и должно быть. Был только один случай, когда тётю Лизу попросили наш дом покинуть, но за дело. На Кондратьевском вместе с мамой, папой, братом и мною проживали бабушка Анна Леонтьевна и няня или домработница, а по взаимоотношениям – скорее вроде родственница, Шура. Приезжали к нам гостевать и что-нибудь купить в Ленинграде (потому что на местах ничего не было) папин старший брат Александр Кузьмич из Череповца и мамина сестра Вера Владимировна из Челябинска. 150 Частенько заходили ставшие на полгода раньше ленинградцами Екатерина Кузьминична и Дмитрий Павлович с дочками, папин двоюродный брат Павел Малышев, мамины двоюродные сестра Гали и брат Николай Резвые и ещё множество народа. Мы с братом подрастали и вели активный образ жизни, то есть шалили и никого не слушали. Мама пропадала в своей любимой больнице и уже подумывала о диссертации. Период работы Богданова Н.К. в Красногвардейском отделе НКВД существенно отличался от полных драматических событий предыдущих нескольких лет службы. Теперь деятельность органов внутренних дел была направлена на нормализацию обстановки и восстановление определённой справедливости. В 1939 году в Ленинграде освободили из тюрьмы 2691 человека, передали в органы прокуратуры 6467 следственных дел. В то же время 2632 арестованным был вынесен приговор, причём некоторым с применением высшей меры наказания. Вновь подверглись аресту 1009 человек [Л.3, стр.193]. Как раз к этому периоду относился вопрос о спасении Г.Г.Карпова от партийного гнева. Про Георгия Григорьевича мы писали в главе 12, когда он, проезжая через Лугу, предупредил Богданова Н.К., чтобы он аресты производил (от этого в ту пору уклониться не представлялось возможным), но никогда сам не избивал арестованных и подчинённым не разрешал такое вытворять. Теперь первый секретарь Ленинградского обкома Жданов А.А. получил упоминавшуюся записку секретаря Псковского отдела ВКП(б) Игнатова, возмущавшегося тем, что Псковским окружным отделом НКВД под руководством Карпова Г.Г. с 18 ноября 1938 года по 14 января 1939 года было разоблачено и арестовано только 12 врагов народа [Л.3, стр.183]. Не желая заниматься человеком НКВД, Жданов переправил этот донос Гоглидзе без всяких резолюций. Очевидно, начальник УНКВД ЛО положительно относился к служебной деятельности Карпова Г.Г., поскольку не только не стал на основании поступившей бумаги раскручивать дело, но и отвёл хорошего работника из-под возможного удара. 26 марта 1939 года Карпов был откомандирован в распоряжение отдела кадров НКВД СССР. В Москве его карьера проходила без осложнений, и вскоре он стал одним из руководителей госбезопасности [Л.3, стр.183]. Более того, в 1943 году Сталин поручил Г.Г.Карпову весьма деликатную и ответственную миссию: Георгий Григорьевич возглавил Совет по делам русской православной церкви при Совете Народных Комиссаров (с 15 марта 1946 года - при Совете Министров) СССР. Несомненно, что после того, как Ленин и Сталин беспощадно расправлялись со служителями культа, наладить отношения и настроить Патриархию на поддержание Советской власти мог только очень умный, душевно тонкий и грамотный человек. Действительно, время заковских и литвиных прошло, власти требовались люди, которые умели не разрушать, а грамотно организовывать работу. По низовым звеньям органов внутренних дел разъехались эмиссары из центра, которые вели проверку работы и беседовали с сотрудниками с целью выявления достойных для выдвижения на руководящие должности. С начальником Красногвардейского отдела Богдановым Н.К. 21 октября 1939 года разговор вела сотрудник отдела кадров НКВД СССР Хайкина Э.Я. В целом положительно оценив организацию службы в отделе, 151 проверявшая, видимо как пробный шар, отдельным пунктом записала ответ начальника по поводу претензий, мешавших его работе: Тов. Богданов ставит вопрос о том, что существенная разница в зарплате работников райотделов и Управления создаёт нездоровые настроения среди сотрудников райотдела, стремящихся перейти на работу в УНКВД, создаёт тормоз в подборе работников для райотдела. В результате проведенной беседы представительница кадровой инстанции сделала такой вывод: Тов. Богданов Н.К. производит впечатление человека культурного, развитого, хорошо знающего оперативную работу, уверенного в своих силах. Окончательное резюме звучало так: Подлежит включению в список резерва на выдвижение [А.2, док.12]. Теперь остаётся только гадать, знала ли Эсфирь Яковлевна, заметила или не заметила при разговоре, что она беседовала с мужчиной, который не имел левого глаза, потерянного в результате покушения на него неведомых сил. Ещё раз отметим, что ни в одном документе нет по этому поводу ни одной строчки, хотя неписаная легенда, как мы об этом убедимся в дальнейшем, сопровождала отца по его служебному пути. Главным результатом состоявшейся беседы явилось то, что мой отец, как говорят, попал в обойму, и теперь следовало лишь ожидать, когда судьбой протеже тов. Хайкиной Э.Я. займутся высокое начальство и кадровые работники. Пока же напомним, что 27 апреля 1939 года в соответствии с установленным Положением о прохождении службы начальствующим составом Главного Управления госбезопасности НКВД порядком присвоения специальных званий, ровно через 3 года с момента предыдущего аттестования приказом НКВД СССР № 974 Богданову Н.К. присвоили очередное звание – старший лейтенант госбезопасности [А.3, док.2]. Теперь выдвижение стало производить легче, поскольку в пункте 20 упомянутого Положения говорилось, что каждому специальному званию соответствует определённая категория должностей, указанных в прилагаемой инструкции [Л.7, стр.192]. В новом своём звании в качестве знаков различия отец стал носить на петлицах две шпалы, что по своему статусу соответствовало армейскому майору. 16 августа 1939 года, подчищая старые грехи, с него сняли давно позабытое с 1936 года взыскание – на вид за непринятие мер к своевременной организации занятий [А.2, док.9]. Для Богданова Н.К. непосредственным руководителем, имевшим в своём подчинении в том числе и Красногвардейский район, являлся начальник Управления НКВД по Ленинграду, майор госбезопасности Огольцов С.И. Впоследствии семьи Богдановых и Огольцовых дружили достаточно тесно и долго, пока смерть не разлучила родителей и тех их детей, которые к нынешним дням ушли в мир иной. Расскажем ещё об одном важном событии, начавшемся в 1939 году, хотя мой отец непосредственного участия в нём не принимал. 29 ноября 1939 года Советский Союз денонсировал советскофинляндский договор о ненападении и на другой день Красная Армия начала боевые действия. Формальным поводом послужила необходимость перемещения государственной границы на некоторое удаление от Ленинграда в целях обеспечения большей безопасности северной столицы. Финляндия отказывалась пойти на компромиссное решение по 152 обмену территориями, что побудило Советское правительство в преддверии небывалой зимней стужи начать войну. Во время так называемой финской кампании с нашей стороны потери составили 53 500 убитых солдат и офицеров (сейчас стали приводить несколько большую цифру), почти 164 тысячи раненых, 12 тысяч обмороженных, 16 тысяч пропавших без вести, около 5 тысяч оказавшихся в плену [Л.3, стр.198]. В самом Ленинграде, превратившемся в прифронтовой город, наблюдалось увеличение преступности и хулиганства, носивших политический характер. По инициативе Гоглидзе С.А. органы НКВД совместно с партийными и комсомольскими организациями провели ряд мероприятий, позволивших повсеместно укрепить общественный порядок. После окончания боевых действий, в марте 1940 года в Ленинграде прошла партийная конференция, на которой состоялось выступление Жданова А.А. Первый секретарь обкома подвёл итоги вооружённого конфликта и отметил участие Ленинградской парторганизации в прошедшей войне. Мой отец был участником этой конференции, и в его личном архиве сохранился традиционный красный блокнот, выдававшийся депутатам Первой сессии Ленинградского Городского Совета депутатов трудящихся, в котором он делал пометки по ходу выступлений. Вот что удалось мне прочитать по этому первоисточнику [А.6, док.9]. Какие уроки в изложении Жданова А.А. извлекло наше руководство из прошедшей войны. 1. Война закончена в максимально короткий срок. 2. Военное командование считало, что окончание кампании будет в августе. 3. Петр Первый воевал 2 года, затем Елизавета, потом Александр I. Только ему (Александру I) удалось иметь значительные успехи. Война наша была всего 3 месяца и 3 дня. Наша армия показала чудеса. Характер операций и боевых действий был современный. Это дало богатый опыт, подобного раньше не имели. Не было в гражданскую войну пяти родов вооружения. Финляндия – это продолжение военных действий в районах Хасана и Халкин-Гола. Конфликт на Халкин-Голе являлся пробой сил. События в Польше представляли собой прогулку. В финской кампании 2 красноармейца спокойно ведут 800 пленных финнов. После проведения первых разведок резко выразился современный характер боевых действий. При артиллерийском обстреле 11 февраля 1940 года было выпущено 230 тысяч снарядов за день. Плотность артиллерии составляла 100 орудий на километр фронта. В ряде мест плотность достигала 150 орудий на километр. Обеспечение прорыва линии Маннергейма явилось заслугой артиллерии. Орудия восьмидюймовые стреляли по дотам и дзотам прямой наводкой с передовых позиций. 153 Такое применение тяжёлых орудий - неслыханное в истории. Оно вызвало паническое бегство защитников фортификационных сооружений, психоз. Задача авиации состояла в том, чтобы прекратить движение вражеских резервов и грузов из тыла к фронту. Другими словами причёсывание тыла. У лётчиков специфическая профессия. Среди них имелись любители по расстрелу паровозов. В основном этим занималась истребительная бригада. Работа авиации была построена так, что обеспечивался суточный конвейер. Финны говорят, что 13 апреля 1940 года стало первым днём, когда дали поспать. Это был просто счастливый день. Оценивая финскую армию, следует отметить, что она хорошо обучена. Эффективному действию войск способствовали правильно используемые природные условия. К недостаткам финской линии укреплений следует отнести то, что у них не было учащенного огня. В своей обороне они понадеялись на доты. Кроме того обнаружилась совершенная неспособность финской армии наступать. В контратаках наши подразделения их били. В связи с этим наши бойцы ждали, как манны, возможности проведения контратаки. Поэтому финны не наступали в лоб, а действовали фланговыми обходами. На основании полученных уроков сделан следующий вывод. Задача заключается в том, чтобы командир хорошо знал технику и волевые качества своих бойцов. Советский боец должен быть дисциплинированный, культурный. Политработник - также культурный, грамотный. Надо изменить многое в физической культуре. Командиры ставят вопрос о подготовке бойцов на выносливость. Недостаток состоит в том, что у нас созданы тепличные условия. Огромная заслуга наших заводов заключается в том, что они подняли технику и двинули её вперёд. Резервы в этом плане у нас есть. За границей растёт техника, и мы не должны отставать. Наши прекрасные фабрики и замечательные кадры могут чёрта сделать [А.6, док.9]. Приведенный конспект выступления Жданова А.А. позволяет судить о том, что руководители Советского государства в целом были удовлетворены итогом финской кампании, а приведенные нами по другому источнику жертвы мало интересовали вождей - о потерях в краткосрочной войне не было сказано ни слова. Весной 1940 года, где-то в апреле или мае месяце, в Ленинград приехал сотрудник Управления кадров НКВД СССР, который по предварительно составленным спискам вызывал на собеседование многих работников Управления внутренних дел и районных отделов. Из Красногвардейского райотдела были приглашены начальник отдела Богданов Н.К. и два начальника отделений Миндер Л.А. и Николаев. Со всеми вызванными сотрудниками беседа велась в основном в одном направлении: о согласии их на выезд для работы в другие города. На этот вопрос Богданов Н.К. ответил, что за Ленинград не держится и, если необходимо, может поехать в иную местность. 154 Для того чтобы при выдвижении на руководящую должность не оказалось каких-нибудь тёмных пятен, Богданову Н.К. вновь учинили спецпроверку. Всего в личном деле отца набралось более полусотни листов документов, относившихся к спецпроверкам, но с ними мне ознакомиться не разрешили. В официальной части личного дела имеется лишь итоговое Заключение по спецпроверке биографических данных на тов. Богданова Н.К., подписанное, согласованное и утверждённое тремя различного уровня начальниками-кадровиками Управления НКВД ЛО 15 мая 1940 года. В этом документе указаны социальное происхождение (из рабочих), нынешнее социальное положение (служащий), партийность, национальность, служба до поступления в органы НКВД и стаж работы в органах. В результате данной спецпроверки снова было подтверждено, что компрометирующих материалов не выявлено. Итогом по заключению явились следующие выводы: Спецпроверка закончена полностью. Оставить на работе в органах НКВД [А.2, док.14]. Можно пошутить, что теперь сотрудник был прозрачен, как стёклышко, и считалось возможным без опаски представить его высшему руководству страны для принятия решения о дальнейшей судьбе. Как то и полагалось, на начальника Красногвардейского райотдела Богданова Н.К., рассматривавшегося на предмет выдвижения на новую должность, была подготовлена аттестация, которую подписал начальник Управления НКВД Ленинградской области комиссар госбезопасности II ранга Гоглидзе С.А. В первой части этого документа содержалась общая характеристика аттестуемого, созвучная с приводившимися нами ранее аттестациями, сведёнными воедино в упоминавшейся Справке об аттестовании за период с 1930 по 1938 годы [А.2, док.11]. Здесь было сказано: Проявил себя способным, энергичным, исполнительным и дисциплинированным работником. Имеет опыт и организационные навыки в агентурно следственной работе. Руководить и воспитывать подчинённых аппарата умеет. Выдержан, политически грамотен, пользуется авторитетом. Однако для серьёзного продвижения по службе таких достаточно общих фраз казалось маловато, требовалось показать что-то ещё, более значимое, яркое. И вот в один из вариантов аттестации сначала от руки кем-то (возможно, Гоглидзе С.А.) была вписана мощная формулировка, которая стала в дальнейшем кочевать из аттестации в аттестацию практически в неизменном виде, а в итоге аукнулась Богданову Н.К. крупными неприятностями. В течение последних трёх лет работал начальником Лужского райотделения, где в 1936–1938 годах ликвидированы ряд контрреволюционных организаций: крупная право-вредительская и повстанческотеррористическая группа. Очевидно, что без указания таких заслуг в те времена о служебном продвижении говорить не имело смысла. В заключительной части аттестации характеризовались текущие дела: За короткий период работы в райотделе города Ленинграда сумел упорядочить учёт контрреволюционного элемента и улучшить агентурную работу [А.2, док.13]. Через некоторое время Богданову Н.К. пришёл вызов в Москву в отдел кадров НКВД. Там с ним беседовали несколько человек, последним из которых был заместитель наркома по кадрам Круглов С.Н. Несмотря на общую положительную обстановку, никто не говорил выдвиженцу, какое назначение его ожидает. Томительно текли дни в 155 стенах наркомата. Стремясь хоть что-нибудь узнать о своей судьбе, Богданов Н.К. как-то отловил в коридоре заместителя начальника отдела кадров Грибова М.В. и попытался расспросить весьма сведущего человека, куда же всё-таки хотят его направить? Но тот, блюдя конфиденциальность вопроса, только отшутился: Кто долго ждёт, тот далеко поедет. Позднее отец узнал, что его собирались направить в Мурманск, но в это время поступила телеграмма от первого секретаря ЦК КП(б) Казахстана Скворцова Н.А. с просьбой срочно прислать работников в НКВД республики. В Алма-Ата (тогда название городе не склонялось) позвонили по телефону и передали данные о Богданове Н.К. На предложение кадровиков Скворцов Н.А. согласился, после чего состоялось назначение отца в Казахстан [А.14, док.7]. Так судьбе оказалось угодно, чтобы вместо полярного сияния мы созерцали белое солнце пустыни. Для окончательного решения вопроса о назначении, на основании присланных в Москву материалов, а также личной беседы с Богдановым Н.К. заместителем наркома внутренних дел СССР комиссаром государственной безопасности III ранга Кругловым С.Н. было составлено Заключение. Кроме установочных биографических данных, в этот документ добросовестно, слово в слово, переписали процитированную нами последнюю свежую аттестацию, подписанную Гоглидзе С.А. Выводы из приведенного материала заместитель наркома сделал такие: Тов. Богданов Н.К. на работе в органах НКВД характеризуется только с положительной стороны. Считаю возможным выдвинуть тов. Богданова Н.К. заместителем народного комиссара внутренних дел Казахской ССР. На это Заключение в верхнем левом углу листа нарком внутренних дел СССР Л.П.Берия наискосок наложил свою краткую резолюцию За и поставил дату 17 июня 1940 года [А.2, док.15]. Одновременно нарком подписал письмо в ЦК ВКП(б) на имя тов. Маленкова Г.М. с просьбой утвердить новое назначение [А.7, док.7]. Решением Центрального Комитета ВКП(б) от 21 июня 1940 года Богданов Н.К. в указанной должности был утверждён [А.2, док.15]. Только почти через месяц с момента приезда в Москву Николаю Кузьмичу объявили, наконец, что приказом НКВД СССР от 29 июня 1940 года, подписанному Л.П.Берия, его назначили заместителем наркома внутренних дел Казахской ССР [А.3, док.4]. Безусловно, весьма крутое служебное повышение. Фактически из начальника районного масштаба Богданов Н.К. сразу попал в руководители центрального аппарата, пусть даже республиканского уровня. Отцу тогда исполнилось 33 года, возраст Христа. Единственным ли было такое резкое выдвижение? Просматривая в Государственном архиве Российской Федерации подшивки приказов по личному составу тех лет, я обнаружил и другие назначения сотрудников в звании старшего лейтенанта гб на должности заместителей наркомов союзных и автономных республик. В преддверии войны Лаврентий Павлович выдвигал на ответственные посты молодые кадры. Возможно, что в назначении Богданова Н.К. в отдалённую республику имелась скрытая цель убрать хорошо замаскировавшегося одноглазого подальше от тех мест, где с ним произошёл нигде официально не объявленный, но народу известный прецедент с выстрелом на охоте. Перед возвращением в Ленинград для сборов к отъезду на новое место службы Богданов Н.К. побывал на приёме у генерального 156 секретаря компартии И.В.Сталина. Об этом отец приватно рассказал лишь своему доверенному лицу Гали Николаевне Резвой, посвященной в тайну его левого глаза. В 1996 году в журнале “Исторический архив” были опубликованы Журналы (тетради) записи лиц, принятых первым генсеком [Л.28]. Я внимательно просмотрел списки посетителей кремлёвского кабинета И.В.Сталина, побывавших у вождя в конце июня – начале июля 1940 года, но фамилии Богданова там не нашёл. Вместе с тем в пояснении к публиковавшимся документам сказано: Вероятно, не все побывавшие в кабинете у вождя, попадали в списки посетителей. Так, 1 июля 1940 года в кабинете Сталина с 17 часов 35 минут до 18 часов 25 минут находился Молотов. Согласно записи, в этот день Сталин никого больше не принимал. Однако, строчкой ниже говорится, что “последние” в этот день из кабинета Сталина вышли в 21 час 40 минут. Кто они, эти “последние”, остаётся неясным [Л.28, стр.3]. Вполне возможно, что в числе этих последних был Богданов Н.К., которого кто-то из руководителей НКВД привозил на смотрины к Сталину. Действительно, 29 июня 1940 года был подписан приказ о назначении моего отца заместителем наркома внутренних дел Казахстана. 30 июня являлось выходным днём, и поэтому вождь в своём кабинете приёма не вёл. Представляется вероятным, что в понедельник 1 июля назначенца как раз и представляли вождю. На карандаш секретарю какой-то там безвестный старший лейтенант гб не попал потому, что в тетрадь посетителей заносились только значимые фигуры. Из анализа опубликованных тетрадей у меня сложилось такое мнение, что записи фамилии и времени входа и выхода делались не для строгого учёта всех посетителей вождя, а с той целью, чтобы в случае, например, телефонного звонка из какого-либо наркомата секретарь чётко мог ответить, когда разыскиваемый подчинёнными руководитель вошёл в кремлёвский кабинет или его покинул. Ведя указанные записи, секретариат имел возможность сообщить любому из вхожих в кабинет руководителей, свободен ли сейчас Хозяин или кого именно он в данное время принимает и как давно с ним ведётся беседа. Во всяком случае Николай Кузьмич конфиденциально поведал Гали, что ему сообщили о желании товарища Сталина принять для беседы нового заместителя наркома Казахстана. Отец очень волновался и трясся весь день. В Кремль поехали поздно вечером. Кто был с ним в качестве сопровождавшего, папа не говорил. Беседа с вождём протекала в очень доброжелательной атмосфере. Сталин поинтересовался службой, семейными делами товарища Богданова. Ответы слушал внимательно, каверзных вопросов не задавал. В заключение пожелал успехов на новом месте работы [Б, 9]. Почему Сталину понадобилось принимать Богданова Н.К.? Перечень фамилий в тетрадях записи посетителей кремлёвского кабинета не говорит о том, что назначенцы шли туда косяком. В отличие от бытовавшего в народе мнения, что Сталин не знал о чёмто, вождь, напротив, был прекрасно осведомлен по всем вопросам и крепко сохранял известное ему в своей цепкой памяти. Возможно, что Сталину самому захотелось взглянуть на человека, лишившегося в результате проведенной против него акции одного глаза, удачно скрывавшего полученное увечье и, самое главное, стойко молчавшего 157 о происшествии. А Сталин уважал молчунов. Он даже устроил кошмар 1937–1938 годов, чтобы научить людей молчать. Узнав о назначении папы в Казахстан, мама была очень расстроена. Действительно, переезжать из северной столицы за тысячи километров куда-то в тмутаракань не очень-то хотелось. Вместе с тем серьёзное повышение по службе не могло не порадовать: отец всё-таки был незаурядным человеком. Но уезжать из родных русских мест с мягким, умеренным климатом в пекло казахских степей – не представлялось слишком оптимистичным. Самое главное, маме жалко было бросать начатую ею научную работу в медицинском институте. По складу своего характера Нина Владимировна не являлась завзятой домохозяйкой, всю жизнь её больше влекла врачебная стезя, особенно в области акушерства и гинекологии. В связи с этим мама готова была терпеть дома каких угодно тётушек, лишь бы они занимались кухонными проблемами. Как любая женщина, мама, конечно, умела вкусненькое приготовить, оригинально поджарить или запечь. Но чаще у неё обязательно что-нибудь подгорало, и к столу вместе с пострадавшим продуктом подавались объяснения, почему такая неудача произошла: то телефон в самый ответственный момент зазвонил, то кто-то не вовремя отвлёк, то думала, что всё готовится нормально, занялась другим делом и о плите позабыла. Всегда у мамы находились объективные причины, помешавшие ей приготовить блюдо без потерь. Всё равно, то, что оставалось не подгоревшим, было вкусно и вполне съедобно. Мужики нашей семьи, понимая ситуацию, с улыбкой переглядывались между собой, с аппетитом уплетали сделанное мамой и никогда не выражали ей какого-либо неудовольствия. А в отношении Казахстана получилось так, что поехали мы не в неведомую даль, а буквально, как говорят, попали ко Христу за пазуху. Меньше чем через полгода после нашего отъезда, началась беспримерная в истории блокада Ленинграда, зажавшая в тисках голода и смерти многострадальных жителей города на Неве. Впрочем, как писали мы в главе 8, некоторые и в условиях жесточайшей осады кушали совсем неплохо. Нашу семью и многих прибывших к нам тогда родственников от всех бед войны волею судеб спас дорогой нам Казахстан, за что мы благодарны ему по сей день. 158 18. КАЗАХСТАН. НЕМНОГО ИСТОРИИ По воле партии и правительства, как формулировали в те годы, суждено было Н.К.Богданову проработать в Казахстане ровно 6 лет и 10 дней (от приказа до приказа), пройдя серьёзный служебный путь, позволивший отцу проявить свои организаторские способности, умение работать с людьми и накопить важный жизненный опыт. Недаром за эти годы он получил значительные повышения в должности и звании, был удостоен нескольких правительственных наград. В семидесятые годы о работе Богданова Н.К. именно в этот военный период была создана специальная экспозиция в Музее МВД Казахской ССР. По ряду причин наша семья, как более тяжёлое, инерционное звено, переехала в тогдашнюю столицу Казахстана город Алма-Ата (ещё раз напомню, что название города тогда не склонялось) несколько позднее, чем убыл из Ленинграда в этот дальний край наш отец. Поскольку в том солнечном Среднеазиатском городе прошла значительная часть моего детства, именно здесь мне досталось осознать себя как человека (гомо сапиенс), да к тому же этот глубокий тыловой город спас нас от ужасов войны, я считаю Алма-Ата своей второй Малой Родиной наряду с записанным в паспорте местом рождения городом Лугой Ленинградской области. И потому всё, что будет написано про Казахстан, воспринимается мною с глубоким и искренним волнением и переживанием. Можно полностью согласиться с формулировкой, что Казахская Советская Социалистическая Республика явилась детищем Великой Октябрьской Социалистической революции [Л.29, стр.УШ]. Казахский народ сложился в средние века в процессе слияния и ассимиляции древних племён и народностей, кочевавших в глубине ЕвропейскоАзиатского материка. Бесконечные междоусобицы, разорявшие население, и нашествия внешних завоевателей, уничтожавших и обращавших в рабство поголовно всех казахов, привели к тому, что в 18 веке Казахстан обратился за помощью к России, которая была единственной страной, способной защитить и спасти казахский народ от истребления. Окончательное присоединение Казахстана к России произошло в середине 19 века и имело глубокие экономические корни, поскольку вековая застойность и замкнутость натурального хозяйства кочевого скотоводческого казахского населения была нарушена более развитой системой ремесленного и промышленного российского производства. Кроме того, за счёт возникших связей удовлетворялась огромная потребность в хлебе, которого среднеазиатские ханства 159 производили недостаточно. Россия при этом стала основным потребителем скота и продуктов скотоводческого хозяйства [Л.6, т.19, стр.327-334]. Ко времени свержения в России царизма в 1917 году в Казахстане сохранились патриархально-феодальные отношения. С установлением Советской власти в этом политически и экономически отсталом крае создались условия для перехода к социализму, минуя стадию капиталистического развития. Однако первоначальные замыслы вождей социалистической революции по формированию отдалённого среднеазиатского региона носили, по-видимому, иной характер, поскольку 10 июля 1919 года В.И.Лениным было подписано Временное положение о Революционном комитете по управлению Киргизским (а не Казахским) краем. 26 августа 1920 года ВЦИК и Совнарком РСФСР приняли декрет Об автономной Киргизской Советской Социалистической республике, в составе Семипалатинской, Акмолинской, Тургайской и Уральской областей, а также части Астраханской губернии, населённой казахами. 4 октября 1920 года в Оренбурге прошёл учредительный съезд Советов, на котором была образована Киргизская АССР, входившая в состав РСФСР [Л.6, т.19, стр.334]. Почему советские руководители на первых порах Казахстан именовали Киргизией, вразумительного ответа не даётся. Говорится только, что это являлось первоначальным названием автономной республики. Как мы увидим дальше, в советской истории вообще и этого края в частности имелось немало лукавых слов и цифр. Только 19 апреля 1925 года с недоразумением более или менее разобрались и Киргизскую АССР переименовали в Казакскую АССР. Так было записано название согласно орфографии того времени [Л.10, стр. 278]. Сразу после принятия новой Конституции, 5 декабря 1936 года Автономную Республику преобразовали в Казахскую Советскую Социалистическую Республику, которой достаточно произвольно отвели огромную территорию, простиравшуюся с Севера на Юг почти на две тысячи, а с Запада на Восток - на три тысячи километров. Площадь Казахской республики составила более 2,7 млн. квадратных километров, что представляло собой необъятные пространства, на которых уместились бы десятки культурных государств [Л.29, стр.УШ]. Протяженность внешней границы новоявленной республики превышала 15 тыс. километров. Так по воле великого вождя советского народа родилось это детище Октябрьской революции. Теперь стоит лишь догадываться, чем была мотивирована идея Сталина о создании второй по величине (после РСФСР) Республики на базе пространств, о которых всего 15 лет назад В.И.Ленин говорил, что на них царит патриархальщина, полудикость и самая настоящая дикость [Л.29, стр.УШ]. Но, как отмечалось ранее, вождём народов всё делалось с дальней, до времени скрытой задумкой. Если говорить строго по закону, то в соответствии со Сталинской Конституцией Казахстан в отведенных ему границах не имел юридического права стать Союзной Республикой, поскольку не выполнялось условие о том, чтобы, как трактовал сам вождь, национальность, давшая советской республике своё имя, представляла в республике более или менее компактное большинство [Л.13, стр.529]. По переписи 1939 года население Казахской ССР составляло 6146 тыс. человек [Л.6, т.19, стр.326]. Лукавая цифра о числе казахов среди них в официальных источниках отсутствует, но 160 из той же переписи известно, что в СССР всего проживало 3,1 млн. казахов, из которых, кроме упоминавшихся пространств, значительная часть этой народности размещалась в Узбекской ССР и КараКалпакской АССР, а также в определённом количестве зафиксирована в Киргизской ССР, Таджикской ССР, Туркменской ССР, Западной Сибири, по нижней и средней Волге [Л.6, т.19, стр.318]. Так что требуемое для провозглашения Социалистической Республики большинство казахов в громадном регионе никак не набиралось. Тем более это соотношение изменилось в пользу населения иных национальностей, когда в Казахстан эвакуировалось и выселялось силовым путём масса людей и даже целых народов перед началом и в период Великой Отечественной войны. Известно, что в 60-е годы при освоении целинных и залежных земель население Казахстана составляло порядка 14 миллионов человек, из которых только 5 миллионов относились к казахской национальности. Так и получилось, что при распаде СССР в 1991 году, по словам А.И.Солженицына, большинство населения оказалось в заложниках у меньшинства. Несмотря на такие исторические коллизии, всем народам в независимом государстве Казахстан можно было бы нормально жить и трудиться, но, к сожалению, проснувшееся самосознание титульной национальности, поспешно шагнувшей из феодализма в социализм, раньше сопровождалось и теперь продолжает нагнетаться проявлениями крайнего национализма, что, как известно, никому не даёт ничего хорошего. В те далёкие годы для оправдания нарушения всенародно принятых конституционных норм о формировании Союзных Республик была применена лукавая формулировка о составе народонаселения Казахстана, которая в старом издании Большой Советской энциклопедии звучит так: Основное население - казахи, составляющие вместе с русскими 80% всего населения республики [Л.6, том 19, стр. 326]. Ловко? Почему же в таком случае не назвать было хотя бы Казахско-Русская (по примеру Карело-Финской) Советская Социалистическая Республика, поскольку в её состав включили много чисто русских населённых пунктов? Просто тогда всё управление всей страной осуществлялось из одного Центра - Москвы, а деление на республики, края, области и районы являлось чисто условным и было необходимо лишь для местной администрации, которой следовало чётко представлять, докуда простираются её владения. Что же касается русских - то им не привыкать терпеть ущемления и обиды. Интересно, что в том же источнике перечислялись проживавшие в то время национальные меньшинства Казахстана: украинцы, узбеки, уйгуры, дунгане, татары, корейцы, каракалпаки. Однако среди них даже не упоминались киргизы, давшие на заре Советской власти первоначальное название Автономной Республике. При существовавшем в те годы порядке вещей все законы и положения провозглашались, но далеко не обязательно соблюдались. Основой решения любых вопросов считалось революционная целесообразность, диктуемая из Центра. В состав образованной Казахской ССР вошло 16 областей, из которых Алма-Атинская, Актюбинская, Акмолинская, Гурьевская, Джамбульская, Карагандинская, Кзыл-Ординская, Кокчетавская, Кустанайская, Павлодарская, Семипалатинская и Талды-Курганская имели одноименные областные центры, а в как бы пограничных Западно-Казахстанской, Восточно-Казахстанской, Северо161 Казахстанской и Южно-Казахстанской областях городами областного значения соответственно являлись Уральск, Усть-Каменогорск, Петропавловск и Чимкент. Столица этого края находилась когда-то в Кзыл-Орде. В годы Советской власти столичным стал город Верный, переименованный в Алма-Ата, что в переводе означало Отец Яблока, соответствовавшее большим садам, плодоносившим знаменитым Апортом. По своим климатическим условиям Казахстан относится к резко континентальной зоне с жарким летом и холодной зимой. В холодную пору столбик термометра может опускаться ниже 20-25 градусов мороза, а в жару превышать отметку плюс 30 градусов. Песок в пустынях центральных и южных областей нагревается до +70 градусов. Осадков обычно бывает мало, но, как говорили нам в Алма-Ата, что в этих местах, благодаря обилию солнца, можно любую палку воткнуть в землю и она станет цвести, правда, при условии, что её будут регулярно поливать. В недрах казахской земли таятся огромные природные богатства: уголь, нефть, цветные металлы, золото, серебро, фосфоры, марганец, сурьма и многое другое [Л.6, т.19, стр.323]. Естественно, что коренному населению в условиях сплошной безграмотности, патриархальщины и полудикости невозможно было самостоятельно подняться до более высокого уровня политического, экономического и культурного развития, дававшего возможность реализовать эти богатства. Вот как раз в связи с таким положением дел, для быстрейшего успешного решения вопроса о создании мощной индустриальной базы в отдалённом районе, советское руководство и объединило в одну республику огромную территорию. Теперь местное правительство получило широкую возможность своей властью производить необходимые маневры квалифицированными людскими ресурсами, которые должны были возводить заводы и фабрики, строить рудники и шахты, прокладывать железнодорожные линии, сооружать электростанции, заниматься сельским хозяйством, одновременно подтягивая за собой бывших степных кочевников. За природные богатства Казахстана Советская власть заплатила этому краю присоединением больших пространств и предоставлением высокого, хотя и не конституционного статуса Советской Социалистической Республики. В качестве дополнительной дешёвой рабочей силы в казахстанские степи стали переселяться семейства колхозников из малоземельных областей и республик (только где на наших просторах малоземелье, я что-то не уловил - Ю.Б.). Потом сюда хлынули беженцы войны, стали направляться немцы из Поволжья, выселялись поголовно некоторые кавказские народы и так далее. Но ни в одном официальном источнике не указывалось, что в Казахстане перед войной были организованы Исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ), заключённые которых, являвшиеся практически дармовыми рабочими руками, представляли собой одну из важных производительных сил общества, строивших гиганты социалистической индустрии. Первым в 1930 году появился Казакстанский ИТЛ ОГПУ (сокращенно Казлаг или Казулан) с дислокацией в городе Алма-Ата. Лагерь был организован во исполнение решения Правительства об использовании труда заключенных при колонизации отдалённых районов СССР и эксплуатации местных природных богатств. Сначала подневольные рабочие численностью порядка 5000 человек занимались лесозаготовкой, изготовлением кирпича для нужд Турксиба и мощением улиц новой 162 республиканской столицы. Затем все силы, возросшие до 15 500 заключенных, были сосредоточены на создании совхоза “Гигант”, представлявшего собой, по мнению вождей, самую передовую, промышленную форму ведения сельскохозяйственного производства. На отведенных совхозу (читай – лагерю) 1 млн. га была поставлена задача освоить территорию, организовав на ней крупное образцовое социалистическое животноводческое хозяйство, которое легло бы в основу продовольственной базы будущих гигантов индустрии: третьей большевистской кочегарки – Караганды, медеплавильных комбинатов Балхаша и Карсакпая [Л.10, стр.278]. Ничего не скажешь, прицел был дальний. 17 сентября 1931 года всё это хозяйство было реорганизовано в Карагандинский ИТЛ или Карлаг, который с 1937 года подчинялся непосредственно Главному управлению лагерей (ГУЛАГу) НКВД и просуществовал вплоть до 1959 года. Кроме животноводства, являвшегося основным видом деятельности, заключенные, число которых к началу войны превысило 30 тысяч человек, а к концу войны составило более 50 тысяч человек (максимальное количество в 1948 году – 63 555 человек), занимались ещё металло- и деревообработкой, производством стройматериалов, работой на стекольном, сахарном и овощесушильном заводах, трудились на угольных шахтах и в известковом карьере, ловили рыбу на озере Балхаш и др. [Л.10, стр.285]. Кроме ставшего основополагающим Карлага, в 1932 году на острове Прорва в Каспийском море организовали Прорвинский ИТЛ (для добычи рыбы на барский стол), после нескольких вынужденных передислокаций закрытый в 1940 году. Зато в этот же год ему на смену возникли сразу два: Актюбинский ИТЛ (строительство ферросплавного комбината, добыча хромовых и железо-никелевых руд, кварцитов и др.), функционировавший до 1946 года, и Джезказганский ИТЛ (строительство комбината, медьзавода, производство боеприпасов и др.), в 1943 году реорганизованный в лагерное отделение Карлага. В войну на недолгое время в Актюбинской области для обслуживания никелевых месторождений и предприятий открывался небольшой Кимперсайский лагерь (1941-1942 года), а специально для строительства открытого 4-го углеразреза на год был организован ИТЛ Карагандауголь НКВД (1943-1944 годы). К этому следует ещё добавить лагеря военнопленных, особенно разросшиеся к концу и после окончания войны. Позднее (уже после отъезда нашей семьи из Казахстана) возникло ещё несколько печально известных лагерей, большая часть которых, причем в основном особых, разместилась в Карагандинской области. В их числе были ИТЛ Карагандажилстрой (1946-1948 годы), Степной или Особый лагерь №4 (1948-1956 годы), Песчаный или Особлаг №8 (1949-1955 годы), Луговой или Особлаг №9 (1949-1951 годы) МВД СССР. Вторая из указанных в скобках дат вовсе не говорит о том, что лагерь в том году исчез. Просто тогда он был поглощён Карлагом или Степлагом, а потом перешёл из центрального в республиканское подчинение Управлению мест заключения Казахской ССР [Л.10, разд.Ш]. За годы Советской власти в невероятно короткий срок в Казахстане на базе местных природных богатств была создана ранее неслыханная здесь мощная промышленность: машиностроение, химическая, металлургическая, каменноугольная, нефтедобыча и нефтепереработка, производство стали, ферросплавов, меди, свинца, 163 цинка, редких металлов, цемента и многие другие отрасли. Широко стали известны такие предприятия, как Балхашский медеплавильный завод, Чимкентский свинцовый завод, металлургический завод в Темир-Тау, Актюбинский завод ферросплавов, Алма-Атинский завод тяжёлого машиностроения, Акмолинский “Казахсельмаш” и многие другие. В Карагандинском бассейне разработка угольных пластов стала вестись открытым способом. Гурьевские, Актюбинские и Эмбинские нефтепромыслы давали высококачественную нефть. Железная дорога Турксиб соединила Среднюю Азию с Центром. Товарищ Сталин сумел для грядущего освободительного похода создать сверхмощную тыловую, практически неуязвимую для противника базу тяжёлой промышленности с неисчерпаемыми собственными ресурсами, предназначенную для всемерного повышения боевой мощи Красной Армии. Если бы все эти гигантские преобразования были нацелены лишь на то, чтобы поднять благосостояние народа, то не удалось бы найти на Земле более богатых людей, чем в этом благодатном крае. Сельскому хозяйству Казахстана всегда были присущи свои проблемы, поскольку примерно половина территории, расположенной в основном в центре республики, относится по природным условиям к пустыням и полупустыням. В процессе коллективизации к началу войны в республике было создано почти семь тысяч колхозов и более двухсот совхозов. Главной отраслью в сельском хозяйстве традиционно являлось животноводство, сочетавшее как стойловое, так и отгонное содержание скота. Вместе с тем, в этой области в период массовой коллективизации произошли буквально катастрофические потери поголовья. Имеются сведения, что в 1928 году в Казахстане насчитывалось в общей сложности 40 миллионов голов скота (лошадей, коров и быков, свиней, овец и коз, верблюдов). К 1933 году вследствие перегибов при коллективизации в этом стаде осталось всего 5 миллионов голов! К началу войны за счёт систематического роста поголовье скота удалось поднять лишь до 15 миллионов голов [А.17, 18.1, л.70,71]. В Энциклопедии по этому вопросу содержатся лукавые данные, в которых поголовье скота по состоянию на 1950 год приводится не в абсолютных цифрах, а процентуется по сравнению с довоенным уровнем [Л.6, т.19, стр.344]. О былой мощи казахстанского стада скромно умалчивается. Несмотря на огромную территорию Казахстана, под полеводство пригодно лишь ограниченное количество земли. До 1944 года расчёт урожая вёлся, исходя из площади пахотной земли порядка 6,8 млн.га. Однако после катастрофического провала со сбором зерновых в 1943 году (причины которого подробно описаны мною в статье “Хлеб войны” [Л.30]) в результате проведенной проверки было установлено, что 77% от указанной площади пашни являлись залежами и перелогами, мало пригодными для земледелия. Энциклопедия это обстоятельство в своих данных не учитывает [Л.6, т.19, стр.345]. Из зерновых на полях сеят яровую и озимую пшеницу, а также засухоустойчивое просо, на поливных землях распространён рис. Технические культуры представлены главным образом хлопчатником, сахарной свеклой и табаком. В войну усиленно выращивали каучуконосы кок-сагыз и крымсагыз. Безусловным достижением тех лет явились ликвидация неграмотности и повышение культурного уровня населения. Было 164 открыто много школ, высших учебных заведений, культурнопросветительских учреждений. Ранее отсталый край превратился в одну из передовых индустриально-колхозных республик СССР [Л.6, т.19, стр.339]. Все трудовые победы народа приписывались в те годы организующей и направляющей силе Коммунистической партии (большевиков) Казахстана (КП(б)К), сформированной из краевой парторганизации на своём первом съезде, который состоялся 5–9 июня 1937 года. В соответствии с новой Конституцией Казахской ССР (принятой 26 марта 1937 года Чрезвычайным 10-м съездом Советов Казахстана) в Республике 24 июня 1938 года был избран высший законодательный орган - Верховный Совет Казахской ССР, а затем сформировано правительство в форме Совета Народных Комиссаров (СНК) Казахстана. Но фактически Хозяином, как в Стране Советов вообще, так и в Казахской Республике в частности, являлись руководящие органы партии - Центральный Комитет, обкомы, горкомы и райкомы КП(б) Казахстана. Эти партийные структуры, хотя в официальных документах и указывались всегда скромно, после законодательных и исполнительных органов, вершили всеми делами, командовали напрямую любыми ведомствами, осуществляли кадровые назначения на все руководящие не только партийные, но административные должности. Главные бразды правления в Республике держало в своих руках Бюро Центрального Комитета КП(б) Казахстана, состоявшее из 9 (позднее из 11) членов и 4 (позднее 6) кандидатов в члены. Членами бюро обычно являлись первый, второй и третий секретари ЦК, председатель Верховного Совета Казахской ССР, председатель СНК Казахстана, нарком внутренних дел (а при разделении ведомств и нарком госбезопасности), секретарь ЦК по пропаганде и агитации, несколько секретарей обкомов. В число кандидатов, как правило, входили один из заместителей председателя СНК, нарком земледелия, секретари обкомов. В нашем повествовании мы будем достаточно широко использовать некогда строго секретные протоколы заседаний бюро ЦК КП(б)К и другие партийные материалы. Нам представляется, что эти закрытые документы наиболее точно отражали реальную картину жизни тех лет. Напомним о приводившейся нами в главе 4 инструкции по правилам хранения, ознакомления и возвращения конспиративных партийных документов, которая со своими частными интерпретациями распространялась в полной мере как на упомянутые протоколы, так и на стенограммы других партийных форумов, проходивших в Казахской ССР. Надо отметить, что, начиная примерно с 1955 года, указанные партийные документы стали доступны для изучения их партийными работниками и историками с целью сбора материала для написания научных трудов. Прилагаемый к каждому архивному тому Лист использования единицы хранения позволяет для примера указать несколько разрабатывавшихся тогда тем. Год 1955 1956 - Тема Укрепление советского государства в 1936-1941 г. КПСС - вдохновитель и организатор разгрома немецко-фашистских оккупантов в героической битве 165 1956 1961 1970 1970 1971 - под Москвой. Рабочий класс и колхозное крестьянство Казахстана в годы Великой Отечественной Войны. Областные партийные организации Казахстана в годы Великой Отечественной Войны. Формирование механизаторских кадров в Казахстане. Партийное руководство Советами. Идеологическая работа в годы Великой Отечественной войны. Наибольшим спросом старые партийные документы пользовались у сотрудников Института истории СССР, Института марксизма-ленинизма и Военно-политической академии имени В.И.Ленина. Используя эти же источники, обрисуем обстановку, которая сложилась в Казахстане в 1940 году к моменту назначения Богданова Н.К. заместителем наркома внутренних дел республики. Первым секретарём ЦК КП(б)К в то время являлся Н.А. Скворцов, который (как он сам рассказывал моему отцу) послал в Москву телеграмму с просьбой направить в НКВД республики работников для укрепления руководства этим ведомством. Данный запрос как раз и перевёл стрелки жизненного пути Богданова Н.К. и всей нашей семьи с Мурманского направления на Алма-Атинское. Вторым секретарём был Ж.Шаяхметов, ставший после войны первым секретарём ЦК КП(б)К. Третьим секретарём тогда являлся М.Салин, с судьбой которого предстоит нам серьёзно разобраться. Должность председателя СНК (потом Совета Министров) Казахстана много лет занимал Н.Д.Ундасынов, замечательный, умный человек и руководитель, с семьёй которого наша семья дружила долгие годы и поддерживает связи до сих пор. Формальным главой Республики являлся председатель Президиума Верховного Совета, должность которого тогда занимал А.Казакпаев. Однако поскольку этот пост не давал реальной власти, то данный руководитель постоянно находился как бы в тени, лишь в нужный момент появляясь, чтобы законодательно закреплять решения, поступавшие из ЦК. Наркомом внутренних дел Казахской ССР в ту пору был майор госбезопасности (с 14 марта 1940 года – старший майор гб) Бурдаков С.Н. В приведенном здесь и используемом в дальнейшем перечне руководителей не всегда удаётся вместе с фамилией указывать полные инициалы. Как уже говорилось нами ранее, в партийных документах обычно указывалась только фамилия. Кроме того, у казахов не принято использовать отчество, а только фамилию и имя. То, что руководителей казахской национальности стали называть по имени и отчеству, следует отнести к влиянию особенностей русского языка, ставшего в СССР государственным, общесоюзным. Нашу Казахстанскую летопись начнём с 16 февраля 1940 года (ещё до назначения Богданова Н.К. на работу в республику), когда на заседании бюро ЦК КП(б)К было принято решение утвердить развёрстку на мобилизацию 54 коммунистов для работы в органах НКВД. Секретарям обкомов по кадрам выдали указание под их ответственность к 1 марта 1940 года подобрать кандидатов [А.17, 18.2, л.8]. В ознаменование праздника 22 годовщины Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота, путём опроса (то есть путём сбора виз без проведения заседания), практиковавшегося среди 166 членов и кандидатов в члены бюро ЦК, решили наградить начальствующий и рядовой состав частей Средне-Азиатского Военного округа, НКВД и органов военного управления за отличные показатели в боевой и политической подготовке грамотой Президиума Верховного Совета Казахской ССР и ценным подарком - 40 человек, точно такой же грамотой, но без подарка - 66 человек [А.17, 18.2, л.21]. В соответствии с этим решением ЦК, аппарат Верховного Совета должен был быстренько подписать 106 грамот и заготовить 40 подарков. Серьёзным вопросом являлось пополнение населения Казахстана за счёт переселения более 20 тысяч семей колхозников из малоземельных областей и республик. Скорее всего, это освобождались западные приграничные районы, которые следовало соответствующим образом подготовить для предстоявшего размещения там многомиллионных воинских частей готовившейся к освободительному походу Красной Армии. Во всяком случае прибывавшие в Казахстан колхозные семьи не являлись чуждым элементом, по решению Особой Тройки выбрасывавшимся на поселение на голое место. Наоборот, Московский ЦК одобрил почин о добровольном строительстве для этих семей в небольших колхозах 1-2 домов, а в крупных хозяйствах 3-4 домов с надворными постройками и об оказании помощи в обзаведении скотом для индивидуального пользования, чтобы не загружать перевозками железнодорожный транспорт. Кроме того, ЦК ВКП(б) обязал переселенческие управления при СНК СССР распространить на переселяющихся и принимающих льготы, предусмотренные постановлением ЦИКа и СНК СССР от 17 ноября 1937 года. (Надо же, в самом разгаре шли массовые репрессии, а верховной властью было предусмотрительно принято такое льготное постановление!) В руководстве Казахстана, не вдаваясь в подробности, посчитали, что это переселение имеет важное значение для колхозов, испытывающих в ряде мест острый недостаток рабочих рук для дальнейшего развития сельского хозяйства [А.17, 18.2, л.25]. Прямо скажем, не всех переселяли с такой трогательной заботой, что наводит на размышления... Правда, многими на местах оказалась недооценена важность переселения, не проявлена большевистская забота и ответственность за подготовку к приёму переселенцев. Впредь руководство этим вопросом возлагалось на третьего секретаря ЦК Салина [А.17, 18.3, л.23-25]. Другим злободневным вопросом, занимавшим партийных руководителей и органы внутренних дел, являлась борьба со спекуляцией. Несмотря на увеличение отпуска товаров в торговую сеть города Алма-Ата, отдельных продуктов, особенно хлеба, не хватает. Очереди у всех магазинов не только не уменьшаются, а увеличиваются. (Это при таких-то богатствах края!) Причина, по мнению бюро ЦК, заключалась в неправильной организации торговли и неудовлетворительной борьбе со спекуляцией и спекулянтами: товары не попадают к трудящимся, что вызывает их естественное недовольство. Постановление обязывало первых секретарей всех районов лично повседневно заниматься вопросами торговли, установить строгий контроль за правильным распределением товаров. К каждому магазину прикрепить ответственных работников. Милиции поручалось вести борьбу со спекуляцией, наблюдать за порядком. Каждые 5 дней предписывалось созывать специальные совещания секретарей райкомов, руководителей органов милиции, суда, 167 прокуратуры и торговых организаций, на которых подводить итоги по проделанной работе [А.17, 18.3, л.16-20]. В преддверии предстоявшей войны органы внутренних дел Казахстана постоянно расширялись и совершенствовались, что явствует из постановлений бюро ЦК о непрерывных организационных преобразованиях и кадровых назначениях. В марте 1940 года было принято решение об отборе слушателей в высшую школу НКВД СССР и в Алма-Атинскую межкраевую школу НКВД. Дано добро на созыв республиканского совещания областных прокуроров, председателей областных судов, начальников областных управлений НКВД, начальников областных управлений милиции по вопросу состояния борьбы с преступностью. Принято решение (направленное, как и положено, в ЦК ВКП(б) на утверждение) об организации городских отделов НКВД в Алма-Ата и Караганде. Введена новая должность заместителя наркома НКВД Казахской ССР по милиции [А.17, 18.2, л.109]. По несколько десятков назначений, причём в большинстве случаев первичные, производились на каждом заседании бюро ЦК на должности от центрального аппарата до областных, городских и районных управлений и отделений НКВД. По всему видно, что органы внутренних дел планомерно и целеустремлённо готовились к большой и ответственной работе. К сожалению, подробности сообщить не представляется возможным, так как все конкретные решения по НКВД (а в дальнейшем и по НКГБ) хранились в особой папке, доступа к которой у нас не имеется. Вот в этих непростых условиях как раз и понадобились Хозяину Казахстана - первому секретарю ЦК Скворцову Н.А. - опытные руководящие кадры для работы в центральном аппарате НКВД Казахской ССР. 168 19. ЛЕНИНГРАД – АЛМА-АТА Когда Богданов Н.К. был на приёме у Сталина И.В., то вождю народов он, очевидно, понравился. Буквально через месяц после аудиенции старшему лейтенанту гб, уже как работнику НКВД Казахской ССР, вопреки пункту 12 Положения о прохождении службы начальствующим составом, гласившему о присвоении специальных званий только в порядке постепенности установленных званий [Л.7, стр.190], 6 августа 1940 года Приказом НКВД СССР № 1056 было присвоено спецзвание майор гб [А.3, док.5]. Во-первых, это сделали всего лишь через 1 год и 4 месяца после присвоения прошлого звания (хотя полагался срок 3 года), а во-вторых, минуя спецзвание капитан гб. Конечно, в упомянутом Положении предусматривалось право наркому, в исключительных случаях, присваивать отдельным лицам последующие специальные звания без соблюдения очерёдности [Л.7, стр.190], но решился бы на такое Лаврентий Павлович, не будь на то высшего соизволения, сказать трудно. А как известно, званиями воинскими Сталин не бросался [Л.22, стр.342]. Во всяком случае две шпалы на петлицах Богданов Н.К. заменил на один ромб. Чем мог ответить на такую заботу партии и правительства молодой, инициативный и разумный работник органов внутренних дел? Только добросовестным и самоотверженным исполнением порученных ему служебных обязанностей. Может это как раз иногда и подводило его. Вместо Богданова Н.К. на должность начальника Красногвардейского райотдела НКВД Ленинграда был назначен исполнявший до этого обязанности заместителя Миндер Л.А. Через несколько лет, уже в период войны, преемник по райотделу написал своему бывшему начальнику, ставшему теперь заместителем наркома внутренних дел Казахстана: Многоуважаемый Николай Кузьмич! Решаюсь обращаться к тебе по-прежнему дружески, так как очень вспоминаю тебя и считаю, что в моей жизни ты сыграл соответствующую роль положительную. Если так, по правде сказать, первым, от кого я научился работать - это от тебя [П.3, п.2.10]. Отец уехал в Казахстан, а наша семья пока оставалась в Ленинграде. Почему мы сразу не ринулись за папой в дальний путь, сказать не могу - видимо, были на то свои причины. Наше семейство (как случалось потом ещё несколько раз) вынуждено было достаточно длительное время жить на два дома, что весьма ощутимо отражалось на финансовых расходах. Сохранилась переписка родителей с июля по конец декабря 1940 года (15 маминых, 4 папиных и ряд других писем) 169 [П.1], которая позволяет в определённой мере представить не только дела в семье, взаимоотношения с родственниками и знакомыми, но и на бытовом уровне почувствовать обстановку в тот предвоенный год в стране в целом. 21 июля 1940 года папа позвонил по телефону в Ленинград и сказал, чтобы мама брала отпуск и приезжала в Алма-Ата на разведку. На следующий день мама написала в письме, что уже представляет себе как я лечу на самолёте. Строчки на листке, написанные маминым и без того корявым специфическим медицинским почерком с наклоном влево, который умеют (или делают вид, что умеют) разбирать только врачи, ещё больше расползались, поскольку мы с братом активно помогали писать коллективное письмо, по очереди и вместе забираясь к маме на колени. Потом брат стал что-то рисовать папе, а я после неудачной попытки изобразить домик порвал своё произведение на мелкие части, превратив их в деньги. Всё это могло очутиться в письме, отправляемом папе [П.1, п.1]. В этом же письме мама сообщала, что папин преемник Миндер всё время интересовался, какое звание тебе дали? Просил выяснить по телефону, ему почему-то важно знать, через сколько званий могут перешагнуть. В отношении спецзвания отца ленинградцы решили, что ему присвоили майора [П.1, п.1]. При сверке дат получается, что всё это бывшие сослуживцы вычислили больше, чем за две недели до официального подписания наркомом упоминавшегося нами приказа № 1056 от 6 августа 1940 года. Дальше из маминого письма можно узнать, как в те времена обстояли дела с частными поездками даже на относительно короткие расстояния. Жена папиного брата Александра Неофитовна (тётя Шура) приехала из Череповца за покупками, но ещё не уехала, всё билет достать не может. Попросили помочь Миндера, но тот дня три проканителил, а потом отказался, сказал, что ему не достать. Тётя Шура несколько раз безуспешно записывалась в очередь на вокзале, однако очередная запись опять сбилась. Просила купить билет какого-то военного, но снова ничего не вышло. Мама сетовала, почему Д.П.Костин не может устроить какую-нибудь командировку, чтобы легче было получить билет. Нина Владимировна переживала, что ей страшно неудобно перед Шурой, что так получилось с билетом. А та вся извелась и покупкам уже не рада [П.1. п.1]. Кстати мама тут же добавила, что дочь тёти Шуры Клавдию назначили учительницей в памятную для моих родителей Мяксу. По следам дяди Коли пойду, писала Кланя, и я сам от двоюродной сестры слышал, что именно в таком ключе, считала она, начался её самостоятельный жизненный путь. Проездом из Пскова у нас застряли с билетом знакомые из Устюжны Лека с мамой. Сквозной билет в месте отправления им не дали, и теперь они не представляли, когда смогут уехать домой. В общем, предвоенная железная дорога совсем не была предназначена для катания простых советских пассажиров. А вот из Эстонии мамин однокашник по Смоленскому университету Брум А.Е. посылал своей Фирочке массу обнов, причём дёшево всё на эстонские кроны [П.1, п.1]. Мама писала супругу, что скучать некогда, только иногда взгрустнётся. Хочется хоть раз в жизни встряхнуться, на час 170 почувствовать себя душой и телом молодой. И тут же себя оговаривала: правду говорят, седина в бороду - бес в ребро [П.1, п.1]. Устроив нас с братом Вовой под присмотром нашей доброй няни Шуры (или Фуйки, как мы все вслед за братом стали в шутку называть эту замечательную женщину) на даче под Ленинградом, мама уехала прицениваться к Алма-Ата. С дачи Шура регулярно отправляла отчёты родителям, из которых сохранилось лишь одно последнее письмо от 18 августа 1940 года. В нём наша воспитательница сообщала, что писать больше не будет, так как послание не успеет дойти по адресу раньше маминого отъезда домой. В письмах отмечалось самое главное, что подопечные ребята были здоровы, чувствовали себя прекрасно, погода сохранялась хорошая. С продуктами всё обстояло нормально: овощи (картофель, помидоры, огурцы, капуста) имелись в Александровке, а молока сколько угодно можно было брать в совхозе. Только сахар и мясо бабушка Анна Леонтьевна привозила из города. Когда ходили на море, брали с собой огурцы, и там их с аппетитом уплетали. Худющий Вова говорил, что берём с собой мало, надо бы побольше. Проведывать нас приезжала тётя Лиза Матвеева и Тамара Костина. На обороте листа этого письма корявыми печатными буквами мой брат, ещё не достигший пятилетнего возраста, вывел такой текст (с исправлением всего двух ошибок и части синтаксиса): Здравствуй, мама, папа! Целуем Вас, В и Юра. Мама, приезжай домой [П.1, п.2]. После возвращения мамы из Алма-Ата началась постоянная переписка между родителями. Из всех писем, изложенных неспешно и продуманно либо набросанных впопыхах между трудами праведными, мне удалось выделить несколько тем, которые преимущественно волновали моих маму и папу. Естественно, впервые предстоявший переезд семьи, включавшей двух малолетних детей и престарелую бабушку, из одного конца страны в другой, с Северо-Запада на ЮгоВосток, в совершенно иные климатические условия и непривычную обстановку, не мог не беспокоить. Мама очень переживала за свою медицинскую практику, за возможность продолжать начатую ею работу над диссертацией. Достаточно широко поддерживались связи с родственниками как по маминой, так и по папиной линии, а также со знакомыми, повстречавшимися на жизненном пути, расставание с которыми теперь стало неизбежным. Как быть с ленинградской квартирой, являвшейся не служебной жилплощадью, а полученной по обмену? Куда девать добытую с таким трудом мебель и другие вещи? Много места в письмах уделялось вопросам одежды, приобрести которую в ту пору было не просто. Конечно, внимания требовало состояние здоровья всех членов семьи, особенно приболевших. Мама старалась как можно больше писать скучающему папке о нас с братом, которые шалят невозможно, описывала в подробностях наши проказы и постоянно сообщала о всеобщем желании скорее встретиться с отцом. Особенности Казахстанской погоды в условиях временного одиночества отразились на здоровье и самочувствие папы. Он приболел и захандрил. Мама его утешала, как могла: Что это тебе, золотко, как не повезло, всё время хвораешь? Береги себя, ведь здоровье всего дороже на свете, в здоровом теле – здоровый дух, а отсюда и всё остальное. Конечно, новые незнакомые задачи, которые встали перед отцом по работе на весьма высоком посту, груз возложенной на него ответственности приводили к душевным волнениям 171 и тревогам - всё ли правильно делает, верные ли принимает решения. Мама это хорошо чувствовала: Хандру твою я объясняю переменой в работе, вот откуда твоё плохое состояние. Соответствуешь ли ты своей работе. Везде протекция, а ты своим горбом пробиваешь путь. Ты, Коля, прав, что всё перемелется - мука будет, только молоть-то её иногда трудновато бывает. Я тебе уже писала, что к переменам в твоей жизни нам не привыкать, родной мой, ко всем невзгодам жизни. Вспомни-ка, сколько всего пришлось пережить, а многое уже забывается. Было бы здоровье, а остальное приложится [П.1, п.3]. Чтобы отвлечь папу от грустных мыслей, мама в каждом письме сообщала про наши с братом проказы, особенно, извините, про мои. Шалят - спасу нет. Пришли сегодня встречать мамочку на остановку, так пристали, чтобы купила арбуз. Я говорю, что у меня денег нет. Так Юрочка, не долго думая, расстёгивает своё пальтишко и просит: “Мама, достань в кармане деньги на арбуз”. Пришлось маме извлечь лежавшую там одинокую копейку, добавить к ней свои монеты и приобрести детям лакомство. Не забывали наш ленинградский дом друзья и родственники. Пришли в гости бывший мамин шеф, главный врач Лужской больницы Шмерко Борис Яковлевич с женой Фаней Миновной. Нагрянула Татьяна Яковлевна с братом и его женой. За разговорами просидели до двух часов ночи. О судьбе Татьяны Яковлевны хочется сказать особо. Мамин старший брат Александр Владимирович, служил в Полярном морякомподводником в звании лейтенанта. Там он связался с женщиной, скажем так, неустойчивого поведения. Родили сына, назвали Вовой, что прибавило в нашем роду уже третьего Владимира Котова. Но мать ребёнку внимания не уделяла, злоупотребляла выпивкой, что привело её к гибели. Заботу о Володе взяла на себя Татьяна Яковлевна, которая всю жизнь в нём души не чаяла. Потом она стала женой Александра Владимировича. Однако у дяди Саши что-то видно не так было на судьбе написано. Боевой моряк сдал экзамены в академию, но его не приняли, поскольку он не оканчивал лейтенантскую школу. Это отбило охоту к учёбе и закрыло перспективу в службе. Александр Владимирович стал всё свободное время проводить вне дома, чаще всего за преферансом или игрой на бильярде. Татьяна Яковлевна мужественно переносила все невзгоды и старалась скрыть неприятности. Моя мама просила в своём послании, чтобы Николай Кузьмич написал письмо Александру и постарался на него повлиять [П.1, п.3]. К сожалению, 25 января 1943 года Александр Владимирович трагически погиб на службе. Татьяна Яковлевна осталась одна с приёмным сыном. Страшно переживала свалившееся на неё горе, о чём не раз писала моей маме. Но жизнь продолжалась, и через какое-то время она вышла замуж за флотского офицера. Сложилась сводная, но дружная семья. После освобождения Севастополя перебрались туда. Муж стал преподавать в Военно-Морском училище. Татьяне Яковлевне достались все тяготы послевоенного быта. Но на таких мужественных женщинах, как она, как раз всегда и держалась Россия. После внезапной смерти мужа опять все заботы легли на её плечи. Сын Володя подрос, закончил мореходку, стал частенько отправляться в плавания. Одно могу сказать, что неплохой человек и специалист мой 172 двоюродный брат Владимир Котов, но всё-таки, по моему мнению, большой шалопай. Из маминых писем видно, насколько же тогда трудно было людям с бытовыми вещами, одеждой (в то время, как огромные средства шли на военные цели). В воскресенье мама раскроила материал, чтобы бабушка пошила нам рубашки, так как старые порвались да и малы стали. А сейчас бабушка сидит напротив и штопает мамочке чулки. Д.П.Костина назначили начальником отдела, так что с деньгами в их многочисленном семействе стало немного полегче. Заходил, просил отдать ему старые папочкины сапоги, но бабушка почему-то не очень пожелала, видно берегла для своего старшего сына Александра Кузьмича. Зелёное папино пальто вместе с ватной поддёвкой и шапкой мама отдала своему брату Борису. Тот вручил ей 300 рублей и обещал ещё прислать. Узнав об этом из письма, папа очень ругал свою жену за то, что она взяла с родственника деньги [П.1, п.4]. Целая эпопея была с валенками для нас. Мама никак не могла купить эту элементарную детскую обувь в Ленинграде и просила папу попробовать достать необходимое в Алма-Ата. Пальто для себя маме тоже никак не удавалось приобрести [19.1, п.4]. Перед отъездом в Казахстан мама хотела нас с братом немножко приодеть, а то у них всё поизносилось. Иначе стыдно будет, если приедем оборвышами. Естественно, что в магазинах купить детское представлялось очень сложным. Весь выходной мама с Вовой протолкались у прилавков, надеясь приобрести что-нибудь существенное, но успеха не было. Купила только нам по тёплым штанишкам да брату бескозырку с надписью Балтфлот. Этим Вова был ужасно доволен. Дома в новом головном уборе он уселся на детскую лошадку по обыкновению с ружьём и всякими атрибутами и начал воевать с белыми (Вот как мы все с детства были политизированы!). Откуда только голос берётся, - удивлялась мама. - Орёт на весь дом: Руки вверх! Стреляю!. С обновами выручала нас, малышей, приёмная дочь маминой тёти по отцу Елизавета Афанасьевна Матвеева или тётя Лиза (иногда её звали Лиля). Она была прекрасной белошвейкой и умела сделать из старых, отслуживших своё тряпок вполне приличную вещь. Мама писала, что распороли папины форменные брюки (сначала одни, потом, не хватило, - другие), из которых сшили Вовусе хорошее пальто. Остатки брюк пошли на то, чтобы для меня облагородить верх на старом пальто брата. Да и для мамы тетя Лиза привела в порядок кой-какое барахлишко, сделала по фигуре, а то всё, как на палке, висело [П.1, п.16]. Из своего далёка папа старался обеспечить нас, как мог. Сразу после получки отправлял нам переводом или телеграфом деньги, максимально возможную сумму. Мама даже удивлялась: Сколько же вам монет дают, если ты прислал столько? [П.1, п.1]. Но отец оставлял себе только на самые необходимые расходы, за что мама его укоряла: Вот относительно того, что ты пишешь, что сам проживёшь как-нибудь - напрасно. Здоровье дороже всего. Береги, Коля, себя, ведь это и для ребят нужно, а они ещё такие клопы [П.1, п.4]. С оказией папа направил нам ящик знаменитого алмаатинского Апорта. В октябре пришла посылка весом 7.700 грамм от Вашего завхоза из совхоза № 1 с такими же очень вкусными яблоками [П.1, п.6]. Теперь маминой заботой стало напоминание мужу о том, чтобы он не забыл расплатиться со своим заботливым хозяйственником, иначе присланное 173 станет выглядеть как взятка начальнику или подхалимаж. Рассчитайся, пожалуйста, с завхозом и в следующую получку высылай нам меньше, как-нибудь проживём [П.1, п.6]. В дополнение к казахстанским фруктам, мама приобретала для нас то, что имелось в ленинградских магазинах: Сегодня купили груш по 6 р. кило, часто беру арбуз 1-1,2 р. за кило. Помидоры также ребятки едят, вообще без витаминов не бывают [П.1, п.4]. А мы ещё позволяли себе нос от всего этого воротить. Юрка - упрямица, плохо ест, а когда мать ругает, то говорит, всё равно не буду есть. Поставишь в угол или подхлопнешь, так сейчас же начинает ругаться [П.1, п.5]. В письме от 30 сентября 1940 года мама написала мужу: Сегодня день (слово день зачёркнуто) ночь, когда семь лет тому назад родился первый сын. Ты представляешь себе такого большого сына, почти школьника? Вот как быстро жизнь течёт. А через месяц второму будет пять, а там и Юрке три года живо подкатит. Так что, когда ты приедешь (в отпуск в Ленинград), обоим сынам будет 8 лет - можно в школу отдавать [П.1, п.5]. Так мама и растила нас троих, мысленно представляя себе, каким стал бы сейчас её первенец... Мы все очень скучали о папе, а отец – о нас. Ребята всё время твердят: Мама, когда к нам приедет папа, и мы поедем в Алма-Ата? Или начинают меня уговаривать: Мама, поедем одни к папе, а то он долго не едет. Юрка же говорит, торопится, повторяет за Вовуськой каждую фразу, так что получается: Мама, поедем, папа не едет [П.1, п.5]. Когда пришла посылка, то Юрка всё плакал, а где же папа? Правда, яблоками был доволен, но обижен, что папа сам не приехал [П.1, п.6]. Вовка вчера подошёл к туалету, посмотрел на твою фотокарточку и говорит: Как папа хитро придумал - оставил карточку, а сам уехал. Вот и ответь ему на это [П.1, п.10]. На даче они как-то меньше скучали, а здесь очень-очень вспоминают папу [П.1, п.6]. Ребятки целуют папку взасос, как говорит и делает Юрка [П.1, п.8]. И при этом: Ну и сорванцы, Коля, спасу нет. Что ни день, то новые выходки [П.1, п.5]. Можно представить себе, насколько тосковал без нас папка. Как бабушка, Шура, ребятки? - писал отец. - Хочу видеть хулиганишек, так хочу, что ночью снятся. Один раз приснилось, что приехал в Ленинград и находился среди Вас, причём Юрка так кричал, что я проснулся, но оказалось - ночь и я один [П.1, п.16]. Передай ребяткам, да это и к сведению мамочки, что папка сильно скучает. Дома пустота, и поэтому мысли работают как-то в одном направлении или общая апатия [П.1, п.13]. Целуй ребяток, Юрку - взасос [П.1, п.11]. Специально для ребят от местной Дианы оставили и растим маленькую собачку [П.1, п.11]. Из цитируемых писем можно судить об отношении моей мамы к своей работе, к избранной ею стезе врача, которой она оставалась верна всю жизнь до самого преклонного возраста. Для неё как творческого специалиста являлось большой удачей, что волею судеб наша семья поселилась в Ленинграде, где имелись великолепные медицинские силы. Грех было не воспользоваться благоприятным стечением обстоятельств, чтобы не повысить свой образовательный уровень. Занимая должность ординатора акушерско-гинекологической клиники Второго Ленинградского медицинского института, мама стремилась сочетать практическую работу в 6-ом гинекологическом павильоне института с научными исследованиями под руководством 174 профессора Бакшт Г.А. Но, как всегда, возникала масса препятствий. 6-й павильон закрыли на ремонт и маму перебросили на педиатрию (благо в этом отношении у неё имелся богатый опыт), где и хотели закрепить постоянно вместо полюбившейся ей гинекологии. Мама писала мужу: С работой сейчас масса хлопот, да и неприятностей у меня немало, совсем из колеи выбили. Павильон наш с 1 октября начинает работать, возможно тогда будет лучше [П.1, П.5]. Сейчас почти не занималась, так как работала в детской комнате и страшно уставала [П.1, п.7]. Благодаря настойчивости и целеустремлённости ряд проблем удалось решить: Закончила свои мытарства в детской комнате и после выходного дня выхожу на работу в гинекологию [П.1, п.6]. Несмотря на то, что семья наша была разорвана и все мы от этого душевно страдали, мама стремилась по возможности затянуть момент переезда, поскольку ей, как специалисту, хочется отработать в урологии, так как это единственная клиника в СССР, в Алма-Ата такой нет. Да и пригодится это для себя лично [П.1, п.6]. Действительно пригодилось - у папы со временем нагрянули серьёзные проблемы с почками. Я пишу тебе на дежурстве в приёмном покое, - сообщала мама в очередном письме. – Думаю, что ночь будет спокойная, так как в павильоне мест нет, плюс 7 больных в коридоре [П.1, п.8]. Работы много, вечерами, правда, сижу долго, часто плохо засыпаю [П.1, п.10]. А тут ещё и женская ревность невольно примешивалась – как там муж один? Карты раскинешь, а у папочки всё на сердце бубновая дама лежит... [П.1, п.10]. Хорошо ещё, что все мои неприятности по службе кончились, теперь нужно налегать на учёбу, а то Бакшт не любит, когда не приготовишь ему к сроку зачёт. Это не Ёлкин (предыдущий научный руководитель). Много строже, но лучше [П.1, п.10]. Со всё затягивавшимся переездом мама связывала надежды на исполнение своих учебных планов: Сидеть бы мне здесь, чтобы закончить свою ординатуру, и тогда спокойно можно будет отдохнуть, а то перерыв очень скажется на всей работе. Мне сейчас довольно трудно успевать за всем, тем более, что, если придётся ехать, то некоторое останется неоконченным наполовине. Ну, да наплевать, ведь мне не привыкать всю жизнь начинать и не заканчивать. Так серединкой на половинку видно и останусь,– сетовала влюблённая в медицину мама [П.1, п.12]. Конечно, нелегко женщине сочетать работу, учёбу и семью. Недостаток материнского внимания сразу сказывался: Юрка с бабушкой скандалит, спать с ней не ложится, говорит: С мамой хочу! И если проснётся ночью, то опять скандалит: Хочу к маме! Мама мало их видит, вот и скучают. В выходной день Юрка шалил, шалил, потом подошёл, прижался и говорит: Мама, живи всегда с нами! – и давай ласкаться. Так что видишь, у них отца нет, да и мать мало видят. Хоть ночь вместе проводим – и то ладно [П.1, п.10]. А у сыновей к маме имелись свои совершенно законные претензии: Когда я выходная, но не гуляю и не играю с ребятами, то они заявляют: Мама, ведь тебе и выходной день дают, чтобы ты с нами играла и гуляла, а ты не играешь! После таких заявлений приходится играть или гулять с ними вместо того, чтобы заниматься своими делами [П.1, п.16]. Как прав был поэт, написавший: Доля, ты долюшка русская, женская! Вряд ли труднее сыскать. 175 Поскольку переезд в Алма-Ата был предопределён, отец решил позаботиться о том, чтобы заранее подобрать маме место работы по специальности. Он выяснил, что местным светилой в области акушерства и гинекологии являлся профессор Малинин А.И. и хотел договориться с ним о трудоустройстве своей жены. Хорошо, что предварительно написал о своих намерениях супруге. Мама ответила мужу: Относительно переговоров с Малининым. Мне хотелось бы лично поговорить с ним об условиях работы и занятий, понимаешь, о таких чисто медицинских вещах [П.1, п.4]. О том, что работа для неё найдётся, мама не сомневалась. А вот возможность продолжения учёбы в ординатуре её беспокоила, поскольку в Ленинграде завершить курс не удастся и придётся хлопотать всё же о переводе. Врач Котова Н.В. считала, что так как государство затратило на меня средства, я должна за них отплатить своей работой на периферии. При этом отметим ещё один характерный для моей мамы момент. Она написала своему руководящему мужу: Входить в клинику (в Алма-Ата) как жена наркома я бы не хотела: отношение будет не то [П.1, п.4]. В будущем вот эту мысль и нам, повзрослевшим отрокам, родители настойчиво прививали: генералом и заместителем министра является ваш отец, он этого достиг своим трудом. И вы должны не уповать на папины заслуги, не хвалиться тем, что вы генеральские сынки, а добиваться всего собственными силами. Перед своим вынужденным уходом из Ленинградского мединститута ординатор Котова сделала на кафедре отчёт о проделанной ей научной работе. На заседании её прилюдно горячо хвалили, хотя за глаза потом говорили, как это принято у нас, не совсем лицеприятные вещи. Уже в Алма-Ата, на свободе, мама постоянно вспоминала и анализировала данный вопрос, удивляясь человеческому лицемерию. Свои сомнения она изложила в письме Афанасию Павловичу, почти единственному человеку, которому я доверяю по этой клинике. Теперь, спустя полгода, маме показалось, что триумф при моём отчёте был сплошной ложью. Она вспоминала: Меня тогда бросало в жар, а сейчас – в дрожь, как только об этом подумаю. Ведь все они меня считали набитой дурой, а потому так говорили, правда? [П.1, п.22]. Автору знакома подобная неуверенность, свойственная начинающему научному работнику, по собственным первым выступлениям и отчётам, когда выставляя на суд учёной общественности полученные тобой совсем худосочные результаты, являющиеся лично для тебя большим откровением, бесконечно терроризируешь себя мыслью: представляют ли твои творческие изыскания хотя бы малейший интерес? Так что эти страдания молодого ординатора являлись вполне естественными и объяснимыми. Значительно сильнее маму грызла другая напасть: Нет, – продолжала она в том письме, – ещё к этому была примешана работа мужа. Вот где суть сомнений: значит, мама, как специалист, не собственным умом чего-то достигла, а получила за папочкин счёт льготу, которой могло и не быть, занимай он какую-нибудь иную, более скромную должность. Но мама своих медицинских успехов хотела добиваться только сама, без посторонних влияний, что в дальнейшем и доказала нам, мужикам семьи своей. Хотя с сожалением заметим здесь, что разве исключительно своим умом больших высот в нашей стране достигнешь? Предоставляем возможность читателю самому 176 ответить на этот философский вопрос, исходя из собственного жизненного опыта. А мама в письме-откровении развивала свою мысль дальше: Мы, мол, его жену хвалили, может он и замолвит словечко за нас в нужную минуту. И подводила итог: Мне очень жаль, что такое впечатление у меня осталось от клиники. Чувствовала себя, как оплёванная. И о добросовестности научного руководителя имела сомнения: Мне ещё неприятно, что и папа (профессор Бакшт) такого же мнения. Справку он мне написал хорошую, но это вызвано, видимо, тем, что нужно было ходатайство моего мужа о приобретении бумаги для книги. Я в своё время говорила об этом с мужем, а он – в Райсовете и Райкоме. Там обещали помочь [П.1, п.22]. Оставим в покое мамину щепетильность. Шило в мешке не утаишь. Люди при желании всё равно то, что их интересует о тебе, узнают – кто ты и откуда. Важно только, на мой взгляд, не бравировать чужими заслугами, больше надеяться на собственную голову и всегда оставаться самим собой. Процитированное нами письмо, написанное 10 мая 1941 года, мама так и не отправила в Ленинград, видимо, выпустив клокотавший в ней пар на тетрадных листках. А через месяц с небольшим стало уже не до подобных личных откровений – началась война, породившая общую беду, которая вынудила позабыть о мелочах. Про характер папиной работы из писем можно узнать следующее. Мама сетовала: Плохо, что тебе приходится ещё дольше сидеть, до 4 часов (утра). Это вконец измотает нервы. Ты пишешь, “сейчас, правда, работы много”. Но когда её у тебя мало бывает? [П.1, п.8]. После Октябрьских праздников папа вместе с поздравлениями и пожеланиями всем успеха и счастья в жизни сообщил: Сегодня имею возможность немного прийти в себя. Нагрузка была настолько большая, что 7 и 8 ноября вызвать вас по телефону не имел возможности [П.1, п.13]. Завтра (18 ноября 1940 года) начинается совещание, поэтому пришлось усиленно готовиться. Вероятно, дня три продлится, а там опять работа. Никак не могу вырваться в командировку, хотя бы поехать куда-нибудь в область [п.1, п.17]. Ох, папочка, не спеши. Ещё придётся наездиться тебе по казахстанским степям и зимой в морозы, и летом в жару. Естественно, что перегрузки и служебное рвение пагубно отражались на здоровье отца. Мама не на шутку беспокоилась: Вот ты пишешь, что сердце пошаливает. Не запускай, золотко, с сердцем шутки плохи. Другое сердце не вставишь, а если что случится? Нет, Коля, изволь сходить к доктору и показаться, пока не поздно. Ведь и полнота у тебя нездоровая. Я надеюсь, что ты всё сделаешь, а то мы все будем очень беспокоиться. Я опять тебе напоминаю, что твоё здоровье нужно как для тебя самого, так и для ребят [П.1, п.7]. У папы всегда была очень низкая кислотность желудка, а потому при смене воды или из-за непривычной пищи его одолевали расстройства. В Казахстане неприятная хворь проявлялась особенно часто и интенсивно. С животом положение такое же, – жаловался отец, – но, я думаю, это потому, что запустил. Надо было сразу резко сесть на диету, а поскольку этого не сделал, вот и результат [П.1, п.11]. Мама в своих письмах давала советы и буквально расписывала по часам, какими лекарствами и как следует лечиться. 177 В одном из маминых писем шла речь относительно присылки просимого. Из дальнейшего контекста можно догадаться, что дело касалось глазного протеза для папы, который ему изготовили на ленинградском оптическом заводе. Однако мама не знала, как послать, ведь посылки не принимают [П.1, п.12]. Видимо, связь и транспорт уже настраивались на военный лад, и их старались не обременять пересылкой частных бытовых товаров. Даже кратковременное пребывание в среднеазиатском климате повлияло и на мамино здоровье. Когда я гостила у папы Коли, – писала мама супругу, – то чувствовала себя великолепно, а по приезде (в Ленинград) стало частенько пошаливать сердце. Вот и вчера на дежурстве пришлось отлёживаться, так как были сильные боли. Уложили меня, голубушку, дали капель, а потом лёд приложили. Немного подуспокоилось. Сегодня нормально [П.1, п.7]. Такое положение дел папу крайне беспокоило: И одна просьба к мамочке – не переутомлять себя. Перегрузка для твоего организма крайне опасна, а особенно для сердца. Послушай, золотко, меня. Это очень важно для тебя и всей семьи [П.1, п.13]. В сырую ленинградскую осень обычно начинались простудные заболевания, дом представлял собой лазарет. У Юрки грипп, у Вовы ангина, у бабушки боли в мышцах шеи и поясницы [П.1, п.16]. Всё это в значительной мере являлось результатом наших жилищных условий. Мама жаловалась: У нас так сыро, не топили, что все вещи берёшь - влажные, ящики в буфете и письменном столе с трудом открываются. Боюсь, что испортим всю одежду. Правда, моли сейчас не видно, но такая сырость не лучше. Придётся снова всё вынимать из кушетки и сушить на батареях, так как с 15 октября их немножко подогревают. (Невозможно было представить, что через год начнётся блокада Ленинграда, когда о паровом отоплении вообще придётся позабыть.) Погода стоит отвратительная, день и ночь дождь, туман, изморозь. Изредка выбирается более или менее приличный денёк [П.1, п.8]. При таких делах болячки не отставали: После небольшого перерыва на 2-3 дня Шура в очереди получила хороший грипп. Ну, конечно, ребята лезли к ней и снова загрипповали. И вот неделя, как все трое лежат с температурой: у Юрки уже нормальная, а Вовуся всё еще с 38 не сходит. Похудели оба ужасно, одни носы торчат, да под глазами синяки выделяются. Бабушке одной трудно. Хорошо хоть она до праздников отболела и сейчас бродит. Ну, а я, как всегда, герой труда и обороны. На днях назначили меня от клиники на эпидемию гриппа. Я, конечно, запротестовала. Мама не раз бывала и на более страшных эпидемиях, но сейчас она просто не хотела отрываться от учёбы, которую и так предстояло прервать. Завтра схожу к зав. аспирантурой и поговорю с ним [П.1, п.17]. Ребята, несмотря на болезнь, страшно шалят. Вовуська побегает, а потом киснет. Надо бы его выдержать в кровати, а он без меня никого не слушает. Вызывали врача на дом. Думала, дадут мне больничный лист, а врач говорит, не могу, у вас бабушка есть. Просто зло берёт за такое недомыслие. В клинике также масса работы, так как все болеют, а я, как кошка, всё тяну [П.1, п.18]. Для разрядки обстановки приведу описание нескольких моих с братом проказ. Шалят они всё также или даже больше, – писала мама нашему отцу. – Упрямые ужасть. Это как будто не в мамочку [П.1, 178 п.9]. Я была с ребятами в цирке. Им так понравилось, что они решили стать акробатами: кувыркались целый день, где возможно, и прыгали с парашютом, тоже откуда возможно. А на днях Юрка заставил бабушку привязать верёвку к двери и стулу и говорит: давай, бабушка, ходить, как в цийке. Пришлось посоветовать растянуть верёвку по полу и топать по ней. Но и тут Юрий Николаевич сумел так хорошо пройти, что занырил под стол [П.1, п.5]. Вчера Юрка упал и разбил себе голову в кровь о батарею. Купать пришлось со слезами, зато, ныряя, забыл о своей беде [П.1, п.5]. От игрушек наших оставалось одно только воспоминание. Нашли недавно на конфетах надпись “Турксиб”. Там нарисованы поезд и верблюд. Так Вова сразу решил, что поезд едет к тебе, так как верблюды у папы есть [П.1, п.16]. Ещё в одном письме мама сообщала: Коля, сегодня Юрка изволил выстричь себе весь перед на голове и говорит: этё я вистлиг, чтобы меня не длали за волосы. Тепель я птешивый. Если бы ты посмотрел на него – умора! [П.1, п.16]. Сейчас оба сына сидят по бокам, один у мамы на коленях, только что встал. Второй справа подталкивает под руку, и оба просят у меня ручку, чтобы самим написать. Далее следовали начертанные крупными детскими каракулями собственноручные подписи обоих: ЮРА, ВОВА [П.1, п.12]. То-то радостно было папе читать эти строчки. А ребята ждут не дождутся, когда увидят своего папку [П.1, п.7]. Сослуживцы по Красногвардейскому районному отделу НКВД своего бывшего начальника Н.К.Богданова не забывали. Мама в письмах периодически передавала отцу от всех них приветы. [П.1, п.4, 5, 12]. Миндер был у нас. Отдала ему игрушки для сына и десяток яблок [П.1, п.5]. Карточки на молоко Белкин всё ещё даёт и тоже шлёт привет [П.1, п.4]. На днях ночью разбудил телефон. Кто-то по старой памяти сообщил Богданову, что пожар. Я сказала, звоните Миндеру [П.1, п.14]. Мне Миндер дал ордер на туфли. Я ходила, но подходящих на мою ногу нет. Придётся вернуть ордер. Может быть, потом новый дадут [П.1, п.9]. Из писем так и не понятно, сумела ли мама решить свою проблему с покупкой столь элементарной вещи, как пальто. Здесь в магазине спецторга имеются зимние пальто по 1800 рублей без ордера. Говорят, что это не дорого. Но перед праздниками, наверное, будут ещё и возможно дешевле. Постараюсь что-нибудь купить, так как моё меховое сильно потрепалось [П.1, п.9]. Зато на праздник много денег потратила. Купила Юрке ботинки за 31 рубль, Вовуське матросский костюмчик за 55 рублей, а то он из своего вырос. Юрке ещё купила валенки за 35 рублей. Очень удачно подошли. Старший поскандалил, но у него тоже есть большие чёрные, он нынче уже сможет в них ходить. Себе купила домашние шлёпанцы и шапку. Пальто пока не купила, так как те, которые были, все продали. Заведующий говорит, что пришлют ещё. Звонила Миндеру, просила, не поможет ли с пальто. Обещал, но пока ничего нет. Деньги на пальто отложила 2000 рублей [П.1, п.12]. Позднее мужу сообщила: Пальто я себе не купила. Там (?) иногда бывают с утра. Деньги на пальто лежат [П.1, п.18]. Вопрос с ленинградской квартирой и находившимися в ней нашими вещами особенно беспокоил маму. Переезд в Казахстан она считала 179 явлением временным и потому хотела сохранить семейное гнездо на берегах Невы, куда мы, действительно, должны были вернуться, но через 13 сложных лет жизни. Другая причина состояла в том, что совсем подгуляло сердце. Так что мамочка со своим сердечком попала на больничный лист. Это тоже ничего, - писала она мужу, – но нужно посоветоваться со специалистами, можно ли мне с таким сердцем ехать в горы, ведь я его особенно плохо стала ощущать после поездки в Алма-Ата. Меня страшно угнетает это обстоятельство. Возможно, специалист скажет по-другому, чем я предполагаю [П.1, п.19]. И, конечно же, маме так жалко было расставаться с ленинградской медицинской клиникой и теми научными наработками, которые она успела сделать. По поводу ленинградской квартиры мама предлагала супругу: С ней нужно поступить именно так, как я тебе писала: забронировать на год и передать Вере (маминой старшей сестре Вере Владимировне Ершовой, которая жила с семьёй в Челябинске, но не прочь была перебраться в северную столицу). Так необходимо сделать по следующим соображениям: как поступить с обстановкой – продать легко, но купить после будет очень тяжело. Вспомни, с каким трудом мы всё приобретали. Какие бы это ни были вещи, но они собственные и всегда можно их использовать по собственному усмотрению. Хорошо у тебя сейчас (в Алма-Ата) обставленная великолепно квартира. Но, посуди сам, вдруг переведут тебя в такое место, где казённой обстановки не будет. Тогда каждая вещичка окажется дорога. А от Веры мы их сможем взять в любой момент. Мама напоминала мужу про Лугу, где жили, как беженцы, на походных койках и с битым шкафом, сидели на качающихся стульях. Отец опасался, что передаче жилья по своему усмотрению станут препятствовать местные власти, на что супруга возражала: Какие райорганизации могут протестовать, если квартира жактовская (то есть общегородская, а не ведомственная). У нас на этот счёт есть бумажка об обмене [П.1, п.6]. В следующем письме, ко всем приведенным доводам, мама прибавляла ещё и то, что вдруг климат (в Казахстане) не подойдёт, и нам придётся уехать [П.1, п.7]. В конце концов отец внял доводам супруги и от Административно-хозяйственного отдела Наркомата внутренних дел Казахской ССР оформил на имя председателя Исполкома Совета Депутатов Трудящихся Красногвардейского района города Ленинграда товарища Перегуда письмо, содержание которого представляет, по нашему мнению, определённый интерес. Семья заместителя Народного Комиссара Внутренних Дел Казахской ССР – майора Государственной безопасности – тов. Богданова Н.К. по семейным обстоятельствам вынуждена значительную часть года проживать в г. Ленинграде. Учитывая это и имея в виду, что город Алма-Ата – столица Казахстана отнесён к числу отдалённых местностей, прошу Вашего распоряжения о закреплении за тов. Богдановым жилой площади, занимаемой им в г. Ленинграде по Кондратьевскому проспекту [А.6, док. 10]. Этим письмом, очевидно, не пришлось воспользоваться, поскольку оно безо всяких резолюций оказалось в нашем домашнем архиве. В квартире прописали папиного двоюродного брата Павла Малышева, которому мама очень симпатизировала: физиономия у него подкупающая. Павлик, как все его звали, решил перебраться работать в Ленинград, но жилья у него не было. Мама сватала парня на 180 квартиру к своим родственникам Резвым, да тётка (Елизавета Михайловна) боится, что он комнату отберёт. Тогда мама решила, что если там его не примут, пропишет у нас: Всё равно, пусть живёт, веселее будет [П.1, п.8]. Павлика прописали на один месяц, и он просил Нину Владимировну позвонить Миндеру, чтобы тот помог оформить постоянную прописку, без которой на работу не принимали (а не имевших работу, не прописывали – замкнутый круг, разорвать который могло только соответствующее руководящее указание сверху). Думаю, что ты против не будешь, – писала мама мужу, – зная свою жену, что ей всегда всех жалко[П.1, п.10]. После многих мытарств Павла прописали постоянно, и он потом проживал с собственной семьёй в нашей бывшей квартире до конца дней своих. Мама моя всегда поддерживала достаточно обширные связи с родственниками, как со своими, так и с мужниной стороны, со знакомыми и сослуживцами. Только в цитируемых нами письмах упоминалось ею около 50 имён людей, которые останавливались или заходили в гости в наш ленинградский дом, с кем имелась периодическая почтовая связь, деловые, служебные либо дружеские взаимоотношения. Отец очень лояльно относился ко всем родственноделовым контактам супруги, полностью доверяя ей вести всю празднично-бытовую переписку и осуществлять личные встречи, поскольку сам большее время пропадал на работе. Мне прекрасно известно, что папа в силу своего служебного положения помог очень многим людям, так как в ту пору без протекции сверху не было возможности решить многие, даже малозначительные бытовые вопросы. Излишне много места займёт подробный разбор всех маминых сообщений супругу о родственниках и знакомых. Вот только некоторые строчки из её писем [П.1, п.4-18]. Николай Резвый (мамин племянник) вернулся из Сталинграда, пойдёт на призыв во флот [п.4]. 13 октября проводили Колю Резвого в армию. Мамочка (Нина Владимировна) плакала, да и сам он прослезился. Пошёл во флот Балтийский [п.8]. Часто звонит по телефону из Кронштадта [п.12]. Галка (Гали Резвая - мамина племянница, которая два года назад делала моему папе примочки на раненый глаз) ждёт, когда прибудет твой секретарь (в отпуск). Я ей говорила, что он приедет искать невесту [п.4]. Елизавета Михайловна (мамина тётя, мать Гали и Николая Резвых) худеет, стареет [п.4]. У бедной женщины была парализована нижняя часть тела, и она на долгие годы оказалась прикованной к постели. Катя с Димой (Екатерина Кузьминична и Дмитрий Павлович Костины – папина сестра с мужем) живут всё также, все здоровы, были у нас 26 сентября [п.5]. Теперь за Нину нужно платить, на будущий год – за Лиду, там и за Тому. Трудно им [п.10]. Нина, Лида и Тамара Костины – родные дочери Дмитрия Павловича, приёмные Екатерины Кузьминичны. Речь шла об оплате учёбы детей в старших классах школы. Кстати, сохранилось письмо от 9 ноября 1940 года Дмитрия Павловича к моему отцу, в котором по данному вопросу он писал: С введением платы за учёбу хотел прекратить учёбу Нины, но пришлось оставить ввиду большого её желания учиться. А как сумею выкрутиться – не знаю. На будущий год надо платить и за Лиду [П.1, п.14]. 181 Александр Иванович (Серебряков – муж маминой тёти) благодарит за сукно, а тётка (Анна Ивановна) – за платье. В общем как будто довольны [п.8]. Посылку им с папиным шинельным материалом мама отправила в Москву 29 сентября 1940 года. Из Череповца пришло письмо с фотокарточкой. Пишет Александр Кузьмич (папин брат), что собирается в Ленинград в первых числах ноября (1940 года), так как с этого месяца ему платить больше не будут. На карточке вся семья и в ленинградских обновках (помните описание сложностей с добыванием тётей Шурой билета для возвращения домой?). Папаня в твоём сером костюме, как огурчик, мосенька блестит. Дочка (Клавдия) в тёмном платье, совсем взрослая, большая. Мамочка (Александра Неофитовна) сидит в сторонке, как сиротинка. Ну, зато Гога (Георгий) хорош, тоже в новом костюме. Материал для него я достала в нашем магазине. Но парень силён – копия своего дядюшки Коли, каким он был в молодости. В общем смотреть и радоваться на эту карточку [п.8]. Гусев (Яков Филиппович – папин сослуживец в Луге) прислал письмо о своей работе. Пересылаю тебе его полностью, прочитай, передавать труднее [п.8]. Был на днях Гусев. У него всё дело кончилось благополучно [п.12]. Гусев был. Говорит, что всё в порядке. Просит сообщить ему, когда ты приедешь. Хочет помочь нам собраться [п.16]. Из Устюжны Шурка (Александра Фёдоровна Андреева – домработница. Ездила в отпуск проведать своего Сашку) пишет, что у М.С.Судакова (мамин коллега, профессор) рак желудка, и он лежит в больнице Мечникова (в Ленинграде). Но я узнавала, и мне сказали, что у них нет такого. Возможно, находится в другом месте. Мне очень жаль Михаила Семёновича. Да и Глазов, который приехал после тебя в Устюжну, с туберкулёзом кишечника тоже где-то в Ленинграде лечится [п.14]. Получила письмо: у Вовки (Владимира Владимировича Котова – маминого младшего брата, проживавшего в Рыбинске) родилась дочка Галя. Борис (Борис Владимирович Котов – мамин старший брат, проживавший в Уфе) тоже прислал письмо. Оба поздравляют тебя с чином. Вера (Вера Владимировна Ершова – старшая мамина сестра, проживавшая в Челябинске) также написала. Галя Ершова (дочка тёти Веры) просит прислать ей тетрадей да книг каких-то. В общем вся родня понемногу чиркнула. Только от Саши (Александра Владимировича Котова – среднего маминого брата, служившего в Полярном) ни духа ни вести [п.8, 16]. В то далёкое время на праздники Октябрьской революции и Первое мая принято было посылать друг другу в общем-то стандартные по содержанию поздравительные телеграммы с пожеланиями успехов в работе и счастья в личной жизни. Это был практически обязательный ритуал, в котором корреспонденты свидетельствовали, с одной стороны, свою лояльность к революционным завоеваниям, а с другой стороны, опосредованно ставили в известность своих родных и знакомых, что все они (отправители послания) в то тревожное время пока ещё живы и здоровы. Вот и отец пишет: 7 ноября получил две телеграммы – одну из Череповца от семьи Богдановых, а вторую из Ленинграда, но от кого, так установить и не имел возможности. От Вас поздравления ещё нет, возможно принесут вечером, так как с доставкой телеграмм дело 182 обстоит неважно [п. 13]. Мама, как очень часто и потом бывало, затянула тогда с отправкой обязательной депеши и после в письме оправдывалась, что в праздники принимали телеграммы только на почте у Финляндского вокзала, и она добиралась туда вместе с ребятами. Мы получили две телеграммы одновременно от Александра Кузьмича и от папочки, от двух сынов Богдановых [п. 12]. Наше телеграфное послание добралось до отца только вечером 9 ноября. Мои ожидания увенчались успехом, - отписал он потом, - получил от Вас телеграмму. Благодарен за внимание [п. 13]. Припоминается, что, когда мы уже жили в Москве, мне частенько приходилось перед праздниками отстаивать огромные очереди на располагавшемся рядом с нами Центральном телеграфе, чтобы в числе других многочисленных поздравителей отправить пачку в 20-30 маминых телеграмм в разные города страны. Потом из-за дороговизны с телеграмм перешли на поздравительные открытки, как правило, запечатывавшиеся в конверты, которых мама сочиняла чуть не сотню штук. В наше время письмо-телеграфный эпистолярный жанр утратил свои былые позиции. Используются больше телефон, деловой факс, а то и Интернет. Но сколько забытого и интересного можно почерпнуть в старых письмах, фактически являющихся документальными свидетельствами многих конкретных штрихов нашей истории. Автор, наверное, утомил читателя описанием своих семейных проблем, но из цитируемых всего двух десятков писем родителей удалось на этих страницах предать гласности едва половину содержащейся в них актуальной на ту пору информации. Не выбрасывайте бездумно старые письма – они надёжно оберегают наше прошлое и должны дождаться своего часа, чтобы открыть нам былое. Как в своё время пела Клавдия Шульженко: Хранят так много дорогого Чуть пожелтевшие листы. Как будто всё вернулось снова, Как будто вновь со мною Ты. В своём последнем письме того периода от 15 декабря 1940 года мама расписала супругу, как вчера отмечали моё трёхлетие. 14 декабря к вечеру приехал Тютюнников (папин секретарь в Алма-Ата), как раз в день рождения Юрки. Только что мамочка преподнесла им (мне и брату) по игрушке, а тут от папочки подарки – ещё лучше. Затем пришла Лиля (Елизавета Афанасьевна, которая шила нам одежду), принесла “Северный Полюс”. Потом Галя (Гали Резвая) подарила кубики. Катя (Екатерина Кузьминична Костина - моя тётя) вручила зайчика. И так все понатащили, что у сына вышло шикарное рождение. Пришлось справить стол, выпить, закусить и т.п. В общем вся компания угомонилась в два часа ночи, за что попало от нижних жильцов – обещали написать в милицию или ещё куда-то. Тютюнников держался очень прилично и Гальке понравился, не знаю, как она. Вот только ребята свои пулемёты (присланный папой подарок) угробили, младший буквально через час. Починил дядя Павлик (Малышев). На другой день обоим чинил И.Я.(Тютюнников), утром и вечером снова. Только он уехал – у Вовы сорвалась пружина, у Юрки – весь разобран по кусочкам. Теперь ждём Павлика. А удовольствия получили очень много. Было отдано предпочтение перед всеми остальными игрушками [п. 19]. 183 Очередной отпуск, видимо, за два года сразу, отцу предоставили с 20 января по 17 марта 1941 года [А.1, док.2]. С его приездом в Ленинград начались наши сборы в дальнюю дорогу, оказавшиеся весьма продолжительными. Последние мамины тайные надежды на то, что папу всё-таки отпустят из Казахстана, окончательно лопнули. Перед своим приездом отец сообщил, что о каких-либо переводах и речи быть не может [П.1, п.16]. Однако использовать свой отпуск для того, чтобы перевезти семью в АлмаАта, отцу не удалось. В начале февраля в НКВД начались широкомасштабные преобразования (о которых будет рассказано ниже), и Богданову Н.К. пришлось преждевременно вернуться в столицу Казахстана одному. Мама уволилась с работы 1 февраля 1941 года [Н, док.21, л.4,5], а в путь мы тронулись не раньше апреля, поскольку в домашнем архиве сохранилось подобие охранной грамоты, представлявшей собой оформленную 31 марта 1941 года Красногвардейским отделом НКВД справку, в которой говорилось следующее. Выдана Котовой Нине Владимировне в том, что она следует к месту работы мужа Богданова Н.К. – Зам. наркома НКВД в г. Алма-Ата с семьёй в составе: Мать мужа – Богданова А.Л., 67 лет, Сыновья – Юрий и Владимир, 3 и 5 лет, Домработница - Андреева А.Ф., 24 лет. Для проезда по железной дороге выданы проездные документы НКВД Казахской ССР [А.6, док.11]. Правда, Шура с нами не поехала – девушке пора было решать свою собственную судьбу в связи с той симпатией, которая у неё к тому времени наметилась. Мама очень об этом сожалела: Как Шурку ни хают, а для ребят лучше не найти [П.1, п.10]. Анна Леонтьевна тоже отказывалась ехать, но тогда следовало решить, с кем оставить для дальнейшего проживания престарелую женщину. И старший её сын Александр в Череповце, и дочь Екатерина в Ленинграде жили без излишнего достатка. Моя мама не представляла себе, как бабушка сможет расстаться со своим любимцем Юркой. Так и отправилась единственная здравствовавшая тогда представительница старшего поколения нашей семьи в далёкий Казахстан. Забегая вперёд, скажу, что резкая смена климата неблагоприятно повлияла на бабушку, и у неё произошел инсульт. Сколько помню я свою добрую покровительницу, она всегда приволакивала ногу, а правая рука у неё совсем не работала. В моей детской памяти то многодневное путешествие на поезде с северо-запада на юго-восток страны совершенно не оставило никакого следа. Будто я родился и осознал себя в Алма-Ата – на своей второй Малой Родине. Так волею случая мы спокойно и с достаточным комфортом покинули Северную Пальмиру и прибыли в далёкую столицу Казахстана совсем незадолго до начала страшной войны. Даже в кошмарном сне никто не мог представить себе, что начнётся в городе на Неве буквально через полгода - кровопролитные бои, блокада, обстрелы, голод, холод, смерть... 184 А вот мамина сестра Вера Владимировна в связи с нашим отъездом решила воспользоваться случаем и перебраться вместе с дочками Надеждой и Галиной из Челябинска в Ленинград, заняв только что освободившуюся квартиру. Павел Малышев, хотя и был здесь постоянно прописан, фактически проживал в другом месте. Сергей Прохорович Ершов, муж Веры Владимировны, оставшись в Челябинске в единственном числе, направил 6 мая 1941 года моему отцу слёзное письмо с просьбой не дать погибнуть бедному сироте и одинокому мужчине и помочь перевестись из Челябы в Ленинград (можно с пересадкой через Алма-Ату), чтобы воссоединиться со своей семьёй. Одной из причин, вынуждавших покинуть Челябинский тракторный завод, в проектировании которого Сергей Прохорович сам принимал участие вместе с американскими специалистами, являлось то, о чём он, словно отцу родному, отписал Н.К.Богданову: Сейчас у нас на заводе целая перетурбация. За “прекрасную” работу завода сняли директора и прислали нового, а вместе с этим сменили и коекого из руководящего состава – заведующего производством, главного технолога, начальника цеха сборки и испытания. Остановится ли замена на этом, пока не известно. Сам Сергей Прохорович работал тогда начальником кузнечного цеха. В сложившейся обстановке, как он считал, было совершенно не время соваться к начальству с вопросом об уходе с завода. Сейчас может помочь какая-то сила извне. Вот за этим я и хочу обратиться к тебе, Коля, - писал наш родственник моему отцу [П.1, п.21]. Но судьба распорядилась иначе: с началом войны тёте Вере вместе с дочками пришлось срочно драпать из Ленинграда. Вместе с ними эвакуировалась тётя Катя со своим семейством, да с собой ещё прихватили соседей Симоновых. И весь этот женский десант в количестве десяти человек оказался в Челябинске на шее у единственного мужчины Сергея Прохоровича Ершова. То мучился, что жил без семьи, а то вдруг нежданно-негаданно вокруг оказалось столько народу, который ему теперь предстояло кормить. 185 20. АЛМА-АТА. НАКАНУНЕ И В НАЧАЛЕ ВОЙНЫ По прибытии в столицу Казахстана наша семья поселилась на улице Абая в квартире, которую отец получил несколько месяцев назад. Хотя в своих письмах занимаемую им жилплощадь папа называл таким привычным словом, но на самом деле это был одноэтажный дом, к которому примыкали большой двор и сад. По-современному подобное хозяйство следовало бы назвать коттеджем, но в те времена такой буржуазный термин не использовался. К сожалению, прошедшие десятилетия стёрли из памяти точную планировку нашего первого алмаатинского жилья, на месте которого теперь высятся многоэтажки, но кое-какие детали запомнились хорошо. Фасадной стеной дом, стоявший на высоком каменном фундаменте, выходил на улицу, которая представляла собой просторный зелёный бульвар. С этой же стороны строения находилось парадное крыльцо в 6-7 ступенек, но этим подъездом мы редко пользовались. Пространство между нашим и соседним домом перекрывал высокий забор, состоявший в основном из широкой калитки и массивных двустворчатых ворот. За воротами простирался достаточно большой хозяйственный двор, на котором справа при въезде находился гараж, а в середине стояли дровяной сарай и летний душ. Слева хоздвор отделялся от сада невысоким забором, служившим продолжением боковой стены дома. В саду, конечно же, раскинули пышные кроны знаменитые алмаатинские яблони, а также росли груши, плотно толпился ягодный кустарник, особенно малина. В дальнем конце сада находился огород. От соседних участков вся приусадебная земля была отгорожена сплошным высоким забором. От калитки высокая лестница вела к двери в небольшую прихожую, скорее тамбур, через которую попадали в продолговатую кухню, являвшуюся проходной, поскольку этим входом все пользовались наиболее часто. В дальнем углу кухни размещалась солидная дровяная печь, служившая единственным очагом для приготовления пищи. За кухней следовал коридор с выходом на небольшую открытую веранду. Отсюда лестница спускалась в сад. Расположение комнат совершенно не запомнилось. Вполне очевидно, что имелись спальня родителей, столовая и детская, в которой стояли наши с братом кроватки и находилась спальное место бабушки Анны Леонтьевны. Сплошные окна нашей комнаты, представлявшей собой скорее застеклённую веранду, выходили в сад. 186 Со двора имелся вход в цокольную часть дома, где находился огромный погреб. Здесь мы хранили заготовленные на зиму бочки с квашеной капустой, солёными огурцами и мочёными яблоками. После тесноты и сырости ленинградской квартиры, промозглой влажности невской дельты, здесь, в предгорьях Тянь-Шаня, на просторном, ограждённом от опасностей зелёном участке, под жарким майским солнцем невозможно было сыскать лучше места для наших детских забав. Да и родители, радуясь долгожданному воссоединению семьи, чувствовали себя неплохо. В редкие часы отдыха папа занимался садом и огородом, привлекая и нас, своих сыновей, к посильному труду. Любимыми делами его (как здесь, так и в последующих пяти садах, в которых нам на протяжении семейной истории посчастливилось жить) являлись уход за яблонями – подрезка, подкормка, опрыскивание и прочее, – а также обустройство парников для выращивания ранних огурцов. Надо отдать должное, что всё это отцу с успехом удавалось – с его лёгкой руки у нас всегда полно было фруктов и овощей (как широкой папиной душе и хотелось), и мы не только себя обеспечивали полностью, но плодами собственного урожая безотказно снабжали родственников и знакомых. А мама, попав на свободу, как она писала своему бывшему коллеге, после напряженной работы в ленинградской клинике, решила немного передохнуть и не сразу впрягаться в местный медицинский возок. В театре я здесь часто бываю, за месяц 5-6 раз, не как в Ленинграде. Труппы приличные. Декорации замечательные. В общем, смотреть вполне можно, делилась мама своими свежими впечатлениями. - Ездили несколько раз в горы, на озеро. Природа богатая, масса зелени, тепло. Сады давно отцвели, зреют плоды. А в саду - масса роз всех цветов и оттенков. После стольких месяцев напряженного ожидания и постоянных переживаний мама, наконец, могла сделать вполне утешительный вывод: Жить можно и даже неплохо [П.1, п.22]. Папа не торопил свою супругу, чтобы она скорее приступила к работе. Наоборот, ему хотелось, чтобы мама как можно больше внимания уделила нам, детям. Да и сердечко мамино в казахстанском климате страдало недостаточностью митрального клапана, что требовало временного освобождения от нагрузки и проведения определённого курса лечения [Н, док.22]. В связи с этим врач Котова Н.В. решила, что возобновит свою медицинскую практику осенью. Но всё-таки поспешила сходить к профессору Малинину А.И. и договорилась с ним, что будет трудиться в гинекологии. Работы ожидалось много, поскольку только в день её визита в лечебное заведение там, как обычно, было проведено 22 операции, многие из которых являлись весьма серьёзными [П.1, п.22]. Своим коллегам в Ленинграде мама обещала прислать яблок из созревавшего нового урожая. Я уверен, что она обязательно сделала бы это, да вот грянула война и для мирных людей спутала все карты. Фактически мама стала работать сразу с началом войны, но официально была назначена лишь 20 августа 1941 года на должность ординатора клиники акушерства и гинекологии в Казахском Государственном институте имени Молотова В.М., причём сроком на 1 год, но так на этом месте и застряла. В 1943 году её перевели на должность ассистента, но запись об этом в трудовой книжке сделать забыли [Н, док.21]. В войну не всегда обращали внимание на строгое 187 ведение документов. Считалось, что надо дело делать, а не бумажки писать. Сколько людей потом пострадало от того, что не смогли в последующем подтвердить свой трудовой стаж или иные заслуги. В годы войны врач Котова Н.В., хотя и работала в тылу, но находилась на военном учёте, была аттестована в офицерском звании и дослужилась до капитана медицинской службы [Н, док.34]. Увлекшись семейными делами, автор прервал свои размышления о служебной деятельности отца и о тех событиях, свидетелем которых Богданов Н.К. являлся накануне войны. 10 октября 1940 года наркомом внутренних дел Казахской ССР был назначен майор госбезопасности (с 22 октября 1940 года – старший майор гб) А.Н.Бабкин [Л.67, стр.97] - замечательный руководитель и прекрасной души человек. В декабре месяце новый нарком был введен в состав членов бюро ЦК КП(б)К. [А.17, 20.1, л.35]. С семьёй Бабкиных на долгие десятилетия нас связала крепкая дружба и добрые товарищеские отношения. В Казахстане Алексей Никитович пробыл до марта 1944 года, а после войны, в апреле 1946 года, (когда судьба опять свела наши семьи вместе) был назначен уполномоченным СМ СССР при НИИ физических проблем Академии наук СССР [Л.67, стр.97] и стал одним из основных организаторов, обеспечивавших от компетентных органов разработку и создание в СССР первой атомной бомбы. Однако преждевременная скоропостижная кончина А.Н.Бабкина 8 ноября 1950 года оставила как-то позабытым его имя в этом важном государственном деле. В стремлении поставить всю страну на рельсы целенаправленной подготовки к Освободительному походу центральные органы Страны Советов последовательно принимали решения, направленные на ужесточение общественной дисциплины и расширение промышленного производства. Так, 26 июня 1940 года был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР О переходе на 8 часовой рабочий день, на семидневную неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий [А.17, 20.1]. В то же время руководство республики получило право перебрасывать по своему усмотрению рабочую силу в порядке мобилизации на те участки производства, которые требовалось поднять в кратчайший срок. Из всего разнообразия постановлений ЦК КП(б) Казахстана, касавшихся всех сторон жизни республики, львиная доля приходилась на решения, связанные с дальнейшим подъёмом сельского хозяйства. В этих руководящих документах предписывалось всё: когда, кому, сколько и что сеять, как обрабатывать посевы, когда и как собирать урожай в закрома Родины, сколько разводить скота, когда производить случку, какое количество живности иметь в индивидуальном хозяйстве, когда ремонтировать сельскохозяйственную технику, сколько выпускать запасных частей вплоть до конкретных шестерён и гаек. Работники, не справлявшиеся с поставленными задачами, начиная с председателей колхозов, директоров совхозов и вплоть до секретарей райкомов, обкомов, председателей исполкомов и даже членов ЦК, жестоко наказывались, снимались со своих должностей, исключались из партии, отдавались под суд. Такая картина, составленная по материалам высшего казахстанского партийного органа описана автором в отношении зернового хозяйства 188 республики в статье “Хлеб войны” [Л.30], которую можно считать приложением в излагаемому здесь материалу. Заметим также, что, начиная с 1940 года, бюро ЦК, а затем партколлегией при ЦК КП(б) Казахстана было рассмотрено большое количество апелляций бывших коммунистов, исключенных из рядов партии и репрессированных в 1937-1938 годах, с просьбой о восстановлении их в правах члена партии. Незначительная часть этих материалов, представляющих, на наш взгляд, определенный интерес, описана автором в статье “Судьбы партийцев” [Л.5]. Естественно, что в условиях жесткого административного руководства хозяйством республики Центральный Комитет уделял серьезное внимание всестороннему укреплению органов внутренних дел. По представлениям наркома Бабкина А.Н. производилось назначение сотрудников аппарата НКВД, численность которых постоянно возрастала за счёт первичных назначений. Руководство страны старалось, чтобы стиль и методы решения вопросов компетентными органами, а также иные государственные тайны никогда не смогли бы стать достоянием общественности, а потому заставляло работников наркоматов периодически давать подписку о неразглашении известных им сведений. 16 января 1941 года Богданов Н.К. в очередной раз подписал подобное обязательство, которое по прошествии многих лет рискну привести полностью (с сохранением стиля и орфографии). Я, нижеподписавшийся ..., состоя на службе, или будучи уволенным, настоящим обязуюсь: хранить в строжайшем секрете все сведения и данные о работе органов и войск НКВД, ни под каким видом не разглашать их и не делиться ими даже со своими ближайшими родственниками и друзьями. Если я буду заниматься литературой, или сценической деятельностью, обязуюсь ни в коем случае не разглашать прямым, или косвенным путём, а также в печати (периодической или непериодической), сценариях, литературе и т.п., диспутах и отдельных выступлениях сведений об агентурно-оперативной работе ВЧК-ОГПУ-НКВД в прошлом и настоящем, а в тех случаях, когда вышеуказанные материалы уже в виде рукописей подготовлены к изданию, не продавать издательствам без согласия на то соответствующих органов НКВД, передавая все перечисленное на предварительный просмотр и санкцию вышеуказанных органов. Неисполнение всего вышеуказанного грозит мне ответственностью по соответствующим статьям Уголовного Кодекса. Собственноручная подпись [А.2. док.16]. Безусловно, болтать о своей работе с кем бы то ни было, никогда негоже. Но тем самым становились неизвестными нам многие неблаговидные деяния, информацию о которых историкам удалось получить лишь спустя многие, многие годы. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 февраля 1941 года Наркомат внутренних дел СССР (а соответственно и Союзных Республик) был разделён на два ведомства: НКВД СССР и НКГБ СССР. Наркомом внутренних дел СССР был назначен Л.П.Берия, а наркомом государственной безопасности СССР стал В.Н.Меркулов. Одновременно по совместительству Л.П.Берия занял кресло заместителя председателя Совета Народных Комиссаров СССР, где ему поручили 189 курировать работу НКВД, НКГБ, НКлеспрома, НКцветмета, НКнефтепрома и НКречфлота [Л.7, стр.26]. Для чего понадобилось Сталину разделять наркоматы, а через 5 месяцев (уже после начала войны) вновь их объединять, вразумительных объяснений в изученной нами литературе найти не удалось. Сейчас стали известны документы о том, что нарком Берия Л.П. неоднократно обращался к Сталину И.С. с письмами, в которых просил в связи с непомерно возросшим объёмом работ и его разноплановостью разделить ведомство на две составляющие, сделав органы внутренних дел и государственной безопасности самостоятельными единицами. Действительно, только центральный аппарат превышал тогда 30 тыс. человек. Вполне возможно допустить, что это явилось одной из основных причин появления НКГБ, отпачковавшегося от НКВД. Но зачем тогда через месяц после начала войны эти Наркоматы вновь были слиты воедино? Неужели у обоих ведомств объём работы вдруг резко сократился? Сомнительно. А вот задачи, стоявшие перед госбезопасностью и внутренними делами, действительно неожиданным образом видоизменились в связи с возникновением совершенно не предвиденной ранее обстановки. Как мы уже говорили, товарищ Сталин ничего не делал непродуманно, без далеко видимых целей, тем более такие крупные преобразования в своём любимом ведомстве. По нашему мнению, достаточно убедительный ответ можно будет легко найти, если рассматривать этот вопрос с позиций целенаправленной подготовки Красной Армии и всей Страны к широкомасштабному “свободительному походу в Европу. Естественно, что с предполагавшимся стремительным продвижением советских войск на территорию сопредельных государств функции двух дружественных Наркоматов становились совершенно различными. Органы государственной безопасности должны были оперативно распространять свою специфическую деятельность на освобождённые страны непосредственно сразу после вхождения туда передовых воинских частей. Именно с этой целью Особый отдел (ОО) Главного управления госбезопасности НКВД СССР был как бы расформирован, а вместо него созданы и им переданы функции указанного ОО: 3 управление Наркомата обороны СССР и Наркомата военно-морского флота и 3 отдел НКВД СССР по оперативной работе в войсках НКВД [Л.7, стр.26]. В новой объявленой структуре НКВД СССР имелись в общем-то четыре типа главков, управлений и отделов. Одни обеспечивали чисто внутренние дела государства, без которых невозможно обойтись: милиция, пожарная охрана, местная противовоздушная оборона, тюрьмы, архив и прочее. Другие за счёт труда заключённых, являвшихся важной производительной силой социализма, создавали прочный тыл и управляли (помимо собственно ГУЛАГа) лагерями железнодорожного строительства, гидростроя, горно-металлургических предприятий, промстроя, топливной и лесной промышленности, а также по строительству Куйбышевских заводов (и подземелий), на Дальнем Севере и шоссейных дорог по всем территориям. Сюда же следует отнести Управление по военнопленным и интернированным, которых ещё не было, за исключением, может, финнов и японцев, но мощный поток коих предполагался с началом наступательных боевых действий. К этим подразделениям необходимо прибавить и чуть позднее созданные Главное управление аэродромного строительства, подготавливавшее 190 взлётно-посадочные полосы для военно-воздушных сил Красной Армии (о количестве строившихся перед войной аэродромов будет сказано в главе 26), и Управление лагерей по строительству предприятий черной металлургии. К третьему типу отнесём подразделения собственного обеспечения работы наркомата: административнохозяйственный, отдел кадров, финансово-плановый, контрольноинспекторский, секретариат и др. Но наиболее мощными представлялись главки, управления и отделы, сведенные нами в четвёртую группу, которую обощённо назовём войска НКВД. Сюда входили (в порядке их объявления): Главное управление погранвойск (к июню месяцу 1941 года снимавшихся со своих рубежей и передававших границу полевым воинским частям); Главное управление войск НКВД по охране железнодорожных сооружений (станций, мостов, тоннелей и др. как на своей, так и на занимаемой наступающей армией территории) и особо важных предприятий промышленности (собственных и в освобождённых странах); Управление оперативных войск (для подавления сопротивления противника в тылу стремительно идущей вперёд Красной Армии); Управление конвойных войск (для препровождения сдавшегося противника в лагеря военнопленных); Управление агитации и пропаганды войск НКВД (для моральной поддержки и обеспечения правильного понимания военнослужащими внутренних войск политики партии и правительства); Управление военного снабжения войск НКВД (без снабжения какая же армия обойдётся); Военно-строительный отдел (для восстановления разрушенных при ведении боевых действий и возведения новых сооружений, необходимых войскам НКВД). Оперативное решение в войсковых подразделениях вопросов, относившихся к государственной безопасности, возлагалось на упоминавшийся выше 3 отдел НКВД [Л.7, стр.27, 28]. В своей совокупности эти мощные вооруженные силы должны были обеспечивать поддержание надлежащего порядка в тылу наступавшей Красной Армии. Всё логично, глубоко продумано и материально обеспечено. Произведенное кардинальное преобразование строго подчинено решению одной главной задачи - оперативному и фундаментальному освоению предполагавшихся к освобождению западных стран. После произведенных преобразований в штатах центральных аппаратов этих двух ведомств в то время состояло: в НКВД – 10000 человек, а в НКГБ – чуть больше 11000 сотрудников [Л.7, стр.30]. Однако вероломное нападение Германии спутало все стройные планы высшего советского руководства. Вместо стремительного победоносного продвижения на территорию противника пришлось с большими потерями отступать в свой глубокий тыл вплоть до Москвы. Ясно, что в этих условиях лёгкая кавалерия государственной безопасности не потребовалась, и Указом ПВС СССР от 20 июля 1941 года ведомства вновь пришлось объединить. Опять своё привычное место в структуре НКВД заняли оперативно-чекистские управления и отделы. Охранные и конвойные войсковые части сразу утратили своё первоначальное предназначение, поскольку по невзорванным мостам теперь спокойно пёрли немецкие танки, накопленные у западной границы огромные запасы военной техники, имущества и боеприпасов достались в качестве трофеев врагу, а бесчисленное количество советских военнопленных фрицы гнали в свои фашистские лагеря. В связи с этим указанные войсковые подразделения преобразовали во 191 внутренние войска. Общий штат центрального аппарата НКВД резко сократился до 9000 человек. Должность наркома внутренних дел сохранилась за Берия Л.П., а Меркулов В.Н. вновь стал его первым замом. Кроме того 30 июня 1941 года Лаврентий Павлович был назначен членом Государственного Комитета Обороны (ГКО) [Л.7, стр.28-30]. Но вернёмся в наш предвоенный Казахстан. После разделения ведомств 3 февраля 1941 года А.Н.Бабкин возглавил Наркомат государственной безопасности республики. Срочно вызванному из отпуска Богданову Н.К., который с одинаковой вероятностью мог сейчас попасть как в НКВД, так и в НКГБ, предложили должность заместителя наркома госбезопасности - мудрый Алексей Никитович не хотел отпускать от себя достойного работника. Это наглядно подтверждается нижеследующей партийно-деловой характеристикой на заместителя наркома внутренних дел Казахской ССР Богданова Н.К., которую по запросу ЦК ВКП(б), решившему поинтересоваться, насколько успешно молодой выдвиженец справляется со своими обязанностями, составили и подписали 6 февраля 1941 года Бабкин (ставший наркомом госбезопасности республики), Яковлев (секретарь ЦК КП(б)К) и Тихонов. Работая в органах НКВД проявил себя как энергичный, инициативный в оперативной работе чекист, умеющий вести активную борьбу с контрреволюционным элементом. За период работы в Казахстане проявил себя как способный руководитель и организатор. Закреплёнными за ним отделами осуществляет руководство правильно и умело. Исключительно честный, исполнительный и дисциплинированный работник. Порученные задания всегда старается исполнить точно и аккуратно. В партийной жизни принимает активное участие. Пользуется большим авторитетом среди коллектива НКВД. Политически грамотен. Много читает и работает над повышением своего политического и общего уровня [А.2, док.17]. К хорошему делу каждый стремится приложить свою руку, чтобы и его ненароком заметили. Секретарь ЦК КП(б)Казахстана по кадрам Дудкин по-своему причесал эту деловую бумагу, вдохновенно собрав в одно предложение все положительные качества. В результате получилось, что Богданов Н.К. проявил себя энергичным, инициативным, честным, исполнительным, дисциплинированным, способным и умеющим ... В таком виде с этой партийно-деловой характеристикой кто-то в Москве в ЦК ВКП(б) Ознакомился, поставив на листе 6 марта 1941 года свой неразборчивый автограф. При столь положительной характеристике придраться было не к чему. В дальнейшем этот документ был подшит в персональное дело номенклатурного работника Богданова Н.К. [А.7, л.10]. Поскольку разделение наркоматов госбезопасности (это ведомство теперь всегда стало указываться первым) и внутренних дел произошло вроде бы всерьёз и надолго, тяжелая партийноадминистративная бюрократическая машина начала добросовестно отрабатывать долгий процесс согласования и назначения работников на должности. Тысячи и тысячи строго и совершенно секретных деловых бумаг – представлений, характеристик, заключений, писем, запросов, выписок из протоколов и прочих иных – появились на свет и стали настойчиво ходить по учреждениям и кабинетам. Самые 192 значимые из них огромным потоком со всех сторон шли в Москву, в Центральный Комитет коммунистической партии (большевиков) для обязательного согласования и утверждения. Этот многотрудный процесс (повторявшийся в будущем неоднократно) проходил сейчас в тревожно-напряженной обстановке незримо витавшего в обществе ощущения неизбежного приближения войны, о дне начала которой думать не хотелось. Посмотрим на примере Богданова Н.К., сколько же бюрократических препон следовало преодолеть, чтобы состоялся официальный приказ о назначении на должность. В начале марта 1941 года нарком госбезопасности Казахской ССР внёс в ЦК КП(б) Казахстана предложение о назначении Богданова Н.К. своим заместителем. Бюро ЦК КП(б)К на заседании 14 марта 1941 года, протокол № 77, пункт 1, постановило утвердить Богданова Н.К. в должности заместителя наркома госбезопасности Казахской ССР. Но это решение являлось не окончательным и направлялось на утверждение в Москву в ЦК ВКП(б) [А.7, док.9]. Соответствующие выписки из указанного протокола рассылались в учётный сектор московского ЦК, а также наркому госбезопасности и председателю Совета Народных Комиссаров Казахской ССР, которые сами являлись членами бюро ЦК Казахстана и принимали упомянутое постановление. В Москве по представлению республиканского наркома отдел кадров наркомата госбезопасности Союза ССР подготовил и 24 апреля 1941 года после согласований представил союзному наркому Меркулову В.Н. Заключение на утверждение майора гб Богданова Н.К. для работы в качестве заместителя наркома госбезопасности Казахской ССР. В это пространное обобщение из материалов личного дела были добросовестно переписаны все приводившиеся нами ранее аттестации отца и ходатайства о назначении его на новую должность. В частности было отмечено, что: За время работы в органах ОГПУ-НКВД т.Богданов Н.К. характеризуется только с положительной стороны. За честную и активную работу по линии НКВД имеет ряд наград и благодарностей [А.2, док.18]. Но и союзный нарком, хотя и считал возможным согласиться с представлением республиканского наркома о назначении зама, не мог сам принять окончательного решения и должен был войти с ходатайством в ЦК ВКП(б) об утверждении Богданова Н.К. заместителем НКГБ Казахской ССР [А.7, л.8]. 5 мая 1941 года за подписью наркома госбезопасности Меркулова В.Н. в ЦК ВКП(б) на имя т.Маленкова Г.М. было отправлено совершенно секретное письмо, в котором говорилось: Народный комиссар государственной безопасности СССР просит утвердить Богданова Н.К. заместителем народного комиссара государственной безопасности Казахской ССР, освободив его от должности заместителя народного комиссара внутренних дел той же республики [А.7, л.11]. Нами специально дословно процитировано обращение администратора к партийному функционеру, чтобы имелась возможность прочувствовать, сколь велика была тогда зависимость руководителя даже весьма высокого уровня от главного партийного центра. Сколько таких бумаг приходилось каждый день рассматривать бедному Георгию Максимилиановичу - уму непостижимо! К сожалению, итогового результата огромной работы, проделанной всей мощной бюрократической машиной, обнаружить не удалось - ни в личном деле, ни в архивах приказа о назначении 193 Богданова Н.К. на должность зама наркома госбезопасности КССР нет. Возможно, в ЦК не справились с огромной горой кадровых бумаг, ответ на которые следовало давать в течение месяца, возможно, по иным причинам, бюрократический маховик не успел провернуться. А с 22 июня 1941 года, после обескураживающего наступления немецких войск, стало вообще не до таких мелочей. Поскольку, как отмечалось выше, 20 июля 1941 года Наркоматы внутренних дел и госбезопасности вновь объединились, надобность в рождавшемся в столь долгих муках назначении вовсе отпала. В Казахстане Бабкин А.Н., не сходя с места, опять оказался в кресле наркома внутренних дел. Постановление об этом бюро ЦК КП(б)К приняло 25 июля 1941 года и, как и раньше, вынесло его на утверждение московского ЦК [А.17, 20.2, л.82]. Началась лавина новых, в общем-то чисто юридических назначений замов наркома и начальников (вместе с замами) областных управлений НКВД. 2 августа 1941 года на заседании бюро ЦК КП(б) Казахстана приняли постановление утвердить Богданова Н.К. первым заместителем наркома внутренних дел и, как всегда, направить этот вопрос на согласование в ЦК ВКП(б) [А.17, 20.3, л.6]. Но время было горячее, военное, гонять зря бумаги стало некогда, и потому, без лишней писанины (возможно, согласовав по телефону), приказом НКВД СССР № 1108 от 6 августа 1941 года Богданова Н.К. назначили заместителем наркома внутренних дел Казахской ССР [А.3, док.6]. То есть отец опять оказался в том же ранге, который де-юре так и не успел сменить. В приведенном материале всё внимание сосредоточено только на Богданове Н.К., но вместе с ним в кадровую чехарду попало ещё много других работников органов, с кем отцу пришлось много лет работать. Так заместителями наркома внутренних дел (вместо планировавшейся госбезопасности) стали Глина И.И. и Харитонов Ф.П. В связи с сокращением числа должностей Белюнова П.П. вместо зама наркома назначили начальником республиканского Управления милиции (до зама его ранг повысился в декабре 1941 года), Яковенко А.М. в аналогичной ситуации стал начальником Алма-Атинского областного управления НКВД. Вместо него замом наркома по кадрам поставили Шурова А.М. Среди других десятков назначений отметим, что должность начальника Кустанайского областного Управления НКВД сохранил Забелев И.И., а заместителем у него остался Рупасов А.И. [А.17, 20.3, л.6]. От кадровых вопросов перейдём к деловым. Как в далёком, ставшем теперь тыловым, Казахстане встретили начало войны? Поскольку собственных детских воспоминаний об этом у автора не имеется, обратимся к документам высшего партийного органа республики. 25–26 июня 1941 года в Алма-Ата состоялся V пленум ЦК КП(б) Казахстана. В целом запланированная повестка дня партийного форума не претерпела изменений и носила совершенно мирный характер: О состоянии работ по уходу за посевами в колхозах, совхозах республики и задачах подготовки к хлебоуборке, заготовке сельскохозяйственной продукции в 1941 году [А.17, 20.4]. Интересно, что ни в основном докладе, сделанном Клементьевым, ни в содокладах секретаря Кустанайского обкома Журина и секретаря ЦК 194 КП(б)К по пропаганде и агитации Важеника, ни даже в итоговом выступлении первого секретаря ЦК Скворцова ни слова не было сказано о начавшейся войне и ходе боевых действий, но формулировки стали весьма жёсткими, нацеленными на тугое закручивание гаек и повышение бдительности. Вот выдержки из докладов и выступлений. В этом году, как никогда, надо самыми суровыми мерами пресекать проявления антигосударственной практики и прямого саботажа в хлебосдаче и рассматривать это как подрыв оборонной мощи и измену Родине. Надо заранее предвидеть, что в период хлебоуборки и хлебосдачи государству враги, изменники Родины попытаются дезорганизовать дело уборки и хлебосдачи. Поэтому в этом деле должна быть высоко поднята требовательность и ответственность, революционная бдительность на всех участках работы [А.17, 20.4, л.34]. Отмечалось, что дела с сельским хозяйством обстояли в республике не слишком хорошо: полугодовой план по мясу был выполнен на 48,1%, по шерсти - на 64,7%, по молоку - на 74,2% [А.17, 20.4, л.94]. В связи с этим надо было действовать: внутренние враги нашего государства будут прилагать все усилия к тому, чтобы дезорганизовать обеспечение Красной Армии, прежде всего по линии заготовок. Сейчас, когда опасность войны (единственное упоминание о войне) стала действительной, мы должны удесятерить свою энергию, во много раз умножить наше большое упорство и настойчивость в достижении поставленной цели [А.17, 20.4, л.95]. Высший партийный орган Казахстана ставил задачу: Вести борьбу со всякого рода провокационными слухами, которые уже имеются, и пресекать их на месте. Надо так подготовить наших трудящихся, чтобы бдительность проявлялась всегда: на заводе, в столовой, в общежитии, в магазине, в частных беседах в быту, в трамвае, в вагоне, на каждом посту. Мы должны научить свой народ разбираться во вражеской провокации и пресекать её в зародыше. Превратим наши заводы, фабрики, мастерские, совхозы, колхозы и т.д. в недоступные очаги для вражеских элементов [А.17, 20.4, л.265]. Представляется, что за счёт проведения Операции прикрытия, о которой мы уже много говорили, советский народ был в достаточной мере подготовлен в отношении повышения собственной бдительности. Первый секретарь ЦК Скворцов Н.А. в своём выступлении отметил: Особо стоит задача об охране предприятий электроснабжения, связи, транспорта, продовольственных складов, о борьбе с диверсантами, шпионами, вредителями. Необходимо добиться, чтобы каждый советский гражданин с честью готов был выполнить свой гражданский долг, чтобы он мог в любую минуту самоотверженно, смело, решительно уничтожать врагов, шпионов, диверсантов. Всякий подозрительный элемент должен обращать на себя внимание. Каждый советский честный гражданин должен в этом отношении являться чекистом [А.17, 20.4, л.311]. Ещё раз повторим, что, по нашему мнению, в 1937-1938 годах наши люди были умело обучены этому делу. В заключение анализа материалов пленума хочется процитировать патетическую часть выступления первого секретаря и привести обязательные восхваления и словоблудия, которые теперь позабылись, но в определённой мере характеризуют ту далёкую эпоху. Раньше такие речи вызывали бурные, долго не смолкающие аплодисменты, 195 переходящие в овацию, а какие чувства возникнут теперь у современного читателя? В нашей стране трудящиеся под руководством коммунистической партии (большевиков), во главе с великим гением человечества, продолжателем дела Маркса, Энгельса, Великого Ленина, а с его смертью во главе с достойным его соратником великим Сталиным, в течение 20 с лишним лет создавали и создали новое социалистическое государство, невиданное в истории. В нашей стране осуществлена первая фаза коммунизма - социализм, и мы идём дальше вперёд к коммунизму [А.17, 20.4, л.288]. Правда, следовавшие вслед за этим обычные здравицы в честь вождя не произносились - неясная военная обстановка тому не способствовала. Какие конкретно вопросы в условиях начавшейся войны решал Наркомат внутренних дел, сообщить точно автору не представилось возможности, так как большинство решений по этому ведомству хранится в особой папке, которая нам оказалась недоступна. Но поскольку ЦК напрямую контролировал работу этого ведомства (как и всех других), то из партийных решений можно составить определённую картину. Нарком внутренних дел и его замы отчитывались в ЦК о проделанной работе по проверке организаций в отношении усиления охраны промышленных предприятий и учреждений, о порядке хранения и отпуска биопрепаратов на биокомбинате, противочумной станции, в различных лабораториях. В последнем случае при проверке внимание обращалось на изучение состава сотрудников, работавших на этом участке. В областных и районных центрах проверялся ход борьбы со спекуляцией и очередями. Анализировалось выполнение Указов Президиума Верховного Совета СССР от 2 июля 1941 года О всеобщей обязательной подготовке населения к противовоздушной обороне и от 6 июля 1941 года Об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения [А.17, 20.5, л.93,95,97]. В плане реализации последнего Указа были зафиксированы факты приёма и трансляции антисоветских радиопередач радиоузлами станции Отар Турксиба и местного вещания Келлеровского района СевероКазахстанской области. В результате отсутствия контроля за работой радиоузла и неправильного подбора руководящих и технических кадров... слушали передачи фашистско-германских радиостанций и содержание этих передач распространяли среди значительной части населения. Дано указание в пятидневный срок проверить всех работников, отстранив неблагонадёжных и не внушающих доверия [А.17, 20.6, л.151,152]. В связи с мобилизацией мужчин в армию остро встал вопрос о рабочей силе, особенно в сельской местности. Бюро ЦК приняло постановление О подготовке женщин для работы на тракторах, комбайнах и автомашинах. Всего за месяц (!) с 15 июля по 15 августа 1941 года на кратковременных курсах дано было указание обучить 47 155 трактористок, комбайнёрок и их помощниц. А за три месяца к 10 октября выпустить 2758 женщин-шофёров [А.17, 20.7, л.39]. В связи со стремительным наступлением немецких войск хлынул в Казахстан огромный поток беженцев. Всех прибывавших следовало расселить и трудоустроить, что представляло собой непростую 196 задачу. 8 сентября 1941 года Бюро ЦК КП(Б) Казахстана приняло по этому вопросу постановление, в котором говорилось, что в ряде областей эта работа организована неудовлетворительно: Недооценена повседневная массово-политическая работа среди эвакуированного населения, вследствие чего имеются факты проявления нездоровых отношений среди некоторой части этого населения - отказ от выхода на работу в сельской местности, рваческие тенденции, заключающиеся в требовании преимущественного снабжения перед местным населением и получения как можно больше пособий за счёт государства. Имеются также отдельные факты распространения эвакуированными провокационных и ложных слухов, с чем не ведётся решительная борьба. Наряду с этим, имеются далеко не единственные факты, когда местные партийные, советские органы, при обращении к ним эвакуированных, относятся к просьбам грубо и бюрократически, не проявляют требуемой заботы и элементарного советского гостеприимства. Отдельные факты неправильного поведения эвакуированных обобщаются, в результате создаётся негосударственное, несоветское отношение к этим людям. Не все понимают значение мероприятий, осуществляемых партией и правительством по эвакуации и хозяйственному устройству населения из районов, временно захваченных фашистами, и из прифронтовой полосы. Отсутствие учёта в потребности рабочей силы и излишков жилплощади, подлежащей передаче эвакуированным, приводит к неполному трудоустройству прибывающего трудоспособного населения и особенно специалистов. Персональный учёт не налажен, не подготовлены бытовые условия к зимнему периоду [А.17, 20.8, л.95]. В дополнение к стихийно бежавшему населению, советское руководство, опасаясь массовых выступлений в своём тылу в поддержку германской армии, дало указание о поголовном выселении всех немцев с Украины и Кавказа, из Поволжья и Крыма в основном в Кустанайскую область Казахстана [А.17, 20.9]. Центральная власть обязывала переселяемых наделить землёй и оказать им помощь в обустройстве. При этом отмечалось, что среди этих немцев есть элементы, недовольные мероприятиями Правительства и враждебные по отношению к Советской власти, контрреволюционно настроенные. Ставилась задача о необходимости принять меры к пресечению распространения влияния этих элементов на местное население. Более того, ЦК Казахстана информировал, что в некоторых районах вскрыты сейчас органами НКВД организационно оформленные фашистские группы, которые ставят своей задачей сеять панику среди населения и в соответствующее время совершить диверсии и теракты [А.17, 20.10, л.59]. Не могу судить, насколько оправданными с военной точки зрения являлись принятые жесткие меры по выселению обрусевших немцев. Впоследствии в своём обращении невинно пострадавшие писали: Как и весь советский народ, немцы, проживающие в СССР, тоже много помогали для достижения победы своим добросовестным трудом на шахтах, лесозаготовках, полях колхозов и т.д.. Правда, при этом признавали, что были и такие немцы, которые перебегали к врагу, помогали врагу, работали нехотя, занимались антисоветской агитацией. Но это было ничтожное меньшинство в сравнении с преданным и честным большинством [А.17, 20.11, стр.155]. 197 Во всяком случае, не только в период войны, но и долгие годы после её окончания советские немцы находились за проволочными заграждениями, под режимом исправительно-трудовых лагерей с почти тюремной нормой выдачи хлебы и продовольствия. Но тогда немцам, которые были осуждены без суда и наказаны без вины, говорилось, что это мера временная, но она продиктована жесткими требованиями войны [А.17, 20.11, стр.154]. В организованном порядке в Казахстан из центральных районов вывозились целые заводы и фабрики со всем оборудованием и людьми, переводились учебные заведения, перемещались научные институты и учреждения культуры. В большом количестве эвакуировался скот. Надо отдать должное руководству Казахстана, что в этой сложнейшей обстановке оно сумело обеспечить такие условия, при которых все прибывшие в республику организации имели возможность буквально в считанные дни, недели, месяцы (в основном в зависимости от сложности оборудования) обустроиться и начать производство военной, гражданской, сельскохозяйственной, научной, учебной, культурной и другой необходимой продукции. А сколько усилий пришлось приложить, чтобы резко увеличить производство на собственных казахстанских предприятиях угля и стали, меди и нефти, продуктов питания и технических культур! И всё это при условии, когда мужчины призывались в армию, а лучшие трактора и автомашины мобилизовались и отправлялись для военных нужд. Постоянно проводился сбор тёплых вещей для Красной Армии, поскольку по замыслу вождей должны были наши солдаты маршировать в хромовых сапогах по дорогам тёплой Европы, а не замерзать в наспех отрытых окопах зимней России. Вот во что обернулась для обманутого народа в глубокой тайне готовившаяся Сталиным авантюра с Освободительным походом миллионы неоправданных жертв, неисчислимые страдания людей. Действительно, беспримерен подвиг народа, который в сложившейся обстановке сумел, пожертвовав всем, спасти свою Землю, справиться с постигшей его небывалой бедой. 198 21. ДЕЛА КАЗАХСТАНСКИЕ Из шестнадцати главных административных единиц Казахстана обратим наше внимание на Кустанайскую область, поскольку по делам именно в ней Богданову Н.К. через много лет были предъявлены обвинения, обоснованность которых, по имеющимся в нашем распоряжении сведениям, весьма сомнительна. Центральный Комитет компартии Казахстана принимал грозные постановления в отношении практически всех областных руководителей, но Кустанайская область огню критики подвергалась чаще и сильнее других. Для оказания помощи в работе в эту область на длительные сроки командировался третий секретарь ЦК М.Салин. На V пленуме ЦК КП(б)Казахстана в июне 1941 года отмечалось, что Кустанайская область, несмотря на серьёзную и систематическую поддержку ЦК и СНК республики, за последние два года не улучшает положения в области, особенно в части руководства сельским хозяйством. В самом деле, в прошлом году Кустанайская область была одной из самых отстающих областей по подъёму паров, уборке и заготовке сельхозпродуктов. Подъём зяби провели хуже, чем во всех областях республики. Весенний сев текущего года завершили также хуже всех областей [А.17, 20.4, л.243]. Массово-политические кампании и те проходили в этой области очень трудно. Так, подписку на заём обеспечили только на 78,5% (а все остальные области на 95,8%), и даже реализация лотереи Осоавиахима оказалась самая отстающая [А.17, 20.4, л.243]. Первопричину всех неурядиц в этой области республиканские партийные вожди видели в крайне запущенном состоянии всей партийно-политической и культурно-массовой работы [А.17, 20.4, л.244]. Организационные выводы не заставили себя долго ждать. В конце сентября 1941 года вышло постановление, гласившее: ЦК КП(б) Казахстана считает, что Кустанайская область и её первый секретарь т. Журин проявили нетерпимое, тем более в условиях войны, безответственное, формальное отношение к выполнению важнейшего задания партии и правительства по хлебоуборке,... в результате чего в ряде районов своевременное окончание хлебоуборки поставлено под угрозу провала, отсюда создалась опасность гибели урожая на значительных площадях. Объяснения Журина со ссылкой на позднее 199 созревание хлебов, погодные условия и др. не были приняты во внимание. Наоборот указали, что Кустанайская область отстаёт и по всем остальным работам, руководители обкома не обеспечили перестройки на военный лад, не сумели мобилизовать партийную организацию на выполнение задач, либерально относились к нарушениям дисциплины. Несмотря на оказанную помощь (в область направили 366 лучших комбайнёров и 120 руководящих работников и специалистов), а также строгие предупреждения, первый секретарь обкома оказался неспособен сделать правильные выводы. В результате Журина Н.И. сняли с руководства обкомом, а председателю облисполкома Каримбаеву объявили выговор с предупреждением [А.17, 21.1, л.203]. Новым первым секретарём на заседании бюро Кустанайского обкома по рекомендации центра избрали заведующего сельскохозяйственным отделом ЦК Мельникова В.Ф. [А.17, 21.2, л.17]. Новому хозяину области относительно недолго удалось просидеть в своём руководящем кресле, поскольку он начал проводить чрезвычайно жесткую линию управления, устроив буквально кадровую чехарду, беспрестанно снимая со своих постов секретарей райкомов, председателей колхозов, директоров совхозов и других руководящих работников [А.17, 21.3, л.35]. Но сначала за свою нерадивость поплатился представитель центра, постоянно курировавший Кустанайскую, Северо-Казахстанскую и ряд других областей. 17 октября 1942 года за необеспечение руководства, за примиренческое отношение и прямое попустительство антигосударственным действиям в хлебозаготовке был снят со своего поста третий секретарь ЦК Салин, находившийся свыше двух месяцев в областях, но не принявший всех мер к ликвидации позорного отставания колхозов и совхозов в хлебозаготовке [А.17, 21.4, л.141]. Поскольку по всем видам работ Кустанайская область многие годы постоянно находилась в провале, то местному руководству, чтобы оправдать себя, необходимо было найти козла отпущения, выявить каких-либо врагов, которые якобы мешали надлежащим образом налаживать работу. Таковыми, очевидно, оказались причины возникновения в области агентурного дела Националисты, начавшегося ещё в 1939 или 1940 году и со временем расширившего свои масштабы. Насколько удалось установить из различных документов [А.2, А.11, А.13] (самого дела в нашем распоряжении не имеется) по сообщениям осведомителей (как потом заявили - провокационным) областному Управлению НКВД стало известно о проявлении антисоветских националистических настроений среди казахов, в том числе относившихся к достаточно высокому уровню руководителей. В общем-то, ничего странного в этом не было и, как мы уже отмечали ранее, национализм не обошел Казахстан стороной. Так что поверить в информацию, представленную агентурой, не являлось чрезмерным, тем более в те непростые годы. А с началом войны к националистической пропаганде прибавились ещё антисоветские действия пораженческого характера [А.13, док.53, л.156]. По имевшимся в Кустанайском областном Управлении внутренних дел материалам с согласия ЦК КП(б) Казахстана и санкции НКВД СССР в конце 1941 года были произведены аресты [А.11, док.3, л.1]. Сначала был взят под стражу председатель Семиозерского Районного Исполнительного комитета Сандыбеков. На допросе арестованный 200 сообщил, что был завербован бывшим заместителем прокурора Кустанайской области Кокемановым (работавшим в то время помощником прокурора Акмолинской области) и редактором дивизионной газеты Бектуровым [А.13, док.47, л.134]. Кроме того, подозреваемый дал показания на заместителя председателя Кустанайского областного суда Нурумова, на заместителя прокурора области Ишанова, на заместителя заведующего отделом обкома Ибрагимова, помощника областного прокурора Исмагамбетова и ещё на несколько других работников суда, прокуратуры и местной печати [А.13, док.54 л.163, А.11, док.3, л.1]. Арестованные допрашивались в Кустанае, а затем отправлялись в Алма-Ата, где и проводилось дальнейшее следствие. Так что разработка дела Националисты не замыкалась только на одну Кустанайскую область. Вот как, например, докладывал об одном из арестов начальник секретно-политического отдела УНКВД по Кустанайской области Рупасов. Ибрагимова арестовали 16 июля (1942 года) и в тот же день направили в Алма-Ата. Решили испытанным путём через Балхаш самолётом. Это значительно ускорит его прибытие в Алма-Ата. С ним (Ибрагимовым) ни о чём не говорили, только заполнили анкету и оформили официальную часть протокола допроса. Прошу иметь это в виду [П.3, п.2.12]. Все арестованные признали своё участие в антисоветской националистической организации и показали на существование руководящего центра в составе третьего секретаря ЦК КП(б) Казахстана Салина, заместителя заведующего отделом кадров ЦК КП(б) Казахстана Бозжанова и наркома земледелия Казахской ССР Даулбаева [А.13, док.47, л.134]. Как видим, дело вышло на достаточно высокий уровень и в нём оказались замешаны люди, прекрасно знавшие закон и, более того, отвечавшие за правильность его исполнения. Что побудило их оговаривать своих руководителей и коллег по работе - сейчас трудно судить. Позднее всё списали просто на извращенные методы ведения следствия. Но, когда ниточка потянулась, всего по этому делу было арестовано 130 человек, в том числе 26 работников партийных, советских, административных органов и 19 председателей колхозов. В общей сложности по показаниям арестованных проходило более 500 человек, среди которых было 4 члена ЦК КП(б) Казахстана, 2 секретаря обкомов партии, 4 председателя облисполкомов и 34 секретаря райкомов партии [А.13, док.54, л.163]. О каких же успехах в сельском хозяйстве или правильности кадровой политики в Кустанайской области могла в такой обстановке идти речь? Нарком внутренних дел республики Бабкин А.Н. был обеспокоен подобным развитием событий. В декабре 1941 года он направил в командировку в Кустанай бригаду во главе со своим заместителем майором гб Богдановым Н.К., в составе начальника Секретнополитического отдела капитана гб Головкова М.Н. и других работников наркомата с тем, чтобы ознакомиться с ходом следствия и разобраться с вопросом на месте. Бригада работников наркомата изучила материалы следствия и допросила арестованных. В то время по ряду националистических групп в Кустанайской области было арестовано порядка 50 человек. Все допрошенные подтверждали свои прежние показания и указывали на Нурумова, Ишанова и других как принадлежавших к антисоветской 201 националистической организации. Вместе с тем, в показаниях имелось много противоречий, на что и было обращено внимание [А.11, док.3, л.1]. Сложность проведения доскональной проверки следственного дела заключалась в том, что работать с агентурой и арестованными, которые являлись жителями аулов отдалённых районов, находившихся за сотни километров от областного центра, было нелегко, так как работники наркомата (за исключением, может, Головкова М.Н.) свободно казахским языком не владели, а их визави не знали русского языка. В связи с этим все беседы проходили через казаховпереводчиков, квалификация которых была низкая, и они не могли передать всех тонкостей существа вопроса. С другой стороны, под следствием находилось много представителей интеллигенции работников суда и прокуратуры, руководителей партийных и советских органов, сотрудников прессы, которые, казалось бы, должны были отдавать себе отчёт в том, что они говорят, какие дают показания. Однако в ряде случаев правдоподобность сообщавшихся ими сведений вызывала сомнения. Например, при контрольном допросе упоминавшегося нами Нурумова, который проводили вместе с начальником областного управления Забелиным ответственные работники наркомата Богданов и Головков, обвиняемому был поставлен прямой вопрос: Понимает ли он (Нурумов) всю ответственность за свои показания в случае оговора им перечисленных лиц, то есть дачи ложных показаний?” На это Нурумов заявил, что, являясь судебным работником, понимает и готов нести всю ответственность. Это и было записано в протоколе допроса [А.13, док.53, л.155]. Однако и при этом условии сомнения в правдивости слов Нурумова оставались, особенно у Головкова М.Н., и он говорил Богданову Н.К., что радоваться и потирать руки не следует, так как показание провокационное и оно принесёт неприятности [А.13, док 47, л.133]. 23 декабря 1941 года решением бюро ЦК КП(б) Казахстана Нурумова Д. освободили от работы заместителем председателя областного суда по уголовным делам как неоправдавшего доверия. Этим же постановлением сняли прокурора Кустанайской области Хаятдинова И.А. как необеспечившего руководство [А.17, 21.6]. По результатам работы бригады наркомата перед руководством и работниками Кустанайского областного управления НКВД была поставлена задача разобраться в противоречиях следственного дела и внести необходимую ясность. Каких-либо данных о провокационной деятельности агентуры выявлено не было. Тем более речи не шло ни о каких извращенных методах следствия. Лично я абсолютно уверен, что если бы Богданов Н.К., имевший за плечами горький опыт 1937–1938 годов, обнаружил применение к арестованным на допросах незаконных методов следствия, он немедленно пресёк бы такие действия и доложил о них наркому. Кроме того, было дано указание прекратить аресты, но, как выяснилось в дальнейшем, оно оказалось нарушено. После окончания проверки была составлена докладная записка за подписями Богданова Н.К., Головкова М.Н. и Забелева И.И., в которой указывалось, кто арестован по имеющимся следственным делам, какие даны показания и какие в этих показаниях имеются противоречия. Сообщалось также о задачах, поставленных Кустанайскому УНКВД. Эту докладную записку Богданов Н.К. 202 представил наркому Бабкину А.Н., после чего занялся своими текущими делами [А.11, док.3, л.1]. В дальнейшем Богданов Н.К. напрямую не занимался, а тем более не руководил разработкой дела о Националистах, поскольку значительную часть времени находился в командировках, хотя, как заместитель наркома, был в курсе происходивших событий. Данному следственному делу тогда придавалось большое значение, так как показаниями арестованных изобличалась большая группа ответственных работников. В Алма-Ата дело велось сотрудниками Следственного и Секретно-политического отделов Казахастанского Наркомата внутренних дел. При этом постоянно осуществлялась проверка хода следствия. Несколько раз передопросы вели прокурор отдела по спецделам прокуратуры СССР Гершанов, заместитель прокурора СССР Сафонов, помощник начальника следственной части по особо важным делам Кушнарёв, начальник отделения 3 Управления НКВД СССР Гольдин. В этой работе принимали также участие работники прокуратуры Казахской ССР [А.11, док.3, л.2]. Такая весьма внушительная и высококвалифицированная команда вряд ли не усмотрела бы серьёзные огрехи в следственном деле. Нарком внутренних дел Казахстана Бабкин, сам вместе со своим начальником 3 Управления Новиковым участвовавший в передопросах обвиняемых, доложил на бюро Казахстанского ЦК о ходе следствия. Какие конкретно решения принял высший партийный орган республики, сказать трудно, поскольку важные решения по НКВД хранятся в недоступной нам особой папке. Однако вопросу было уделено серьёзное внимание, потому что в начальный период войны, ознаменованный наступлением немецких войск на территорию СССР, поступил ряд сигналов о появлении пораженческих слухов среди населения, особенно среди ссыльных, высланных и переселенцев. В соответствии с указаниями Московского ЦК все члены Центрального Комитета и Совнаркома Казахстана с группами работников выезжали в области и районы, где проводили совещания актива по вопросам усиления работы среди населения и повышения бдительности [А.13, док.53, л.155]. В частности, с такой миссией Богданов Н.К. выезжал вместе со вторым секретарём ЦК Казахстана Шаяхметовым Ж., с которым проехал значительную часть районов Карагандинской, Акмолинской, Северо-Казахстанской и Кустанайской областей [А.11, док.3, л.4]. Вместе с тем следственное дело не стояло на месте. Решением бюро ЦК КП(б) Казахстана от 31 июля 1942 года начальника Управления НКВД по Кустанайской области Забелина И.И. освободили от занимаемой должности, а на это место назначили Сербунова В.П., ранее работавшего заместителем начальника УНКВД по Карагандинской области. Эти вопросы были направлены на согласование в ЦК ВКП(б) [А.17, 21.7]. Новый начальник областного НКВД вместе со своими помощниками Рупасовым и Чирьевым, несмотря на имевшееся категорическое запрещение, продолжили аресты, правда, теперь больше под флагом борьбы с байско-мусульманским элементом. Так, в июле 1942 года Чирьевым в Амангельдинском и Тургайском районах было арестовано 7 человек. В другом районе сняли группу по разработке Феодалы в количестве 6 человек. Есть характерные черты вредительской деятельности, - сообщил Рупасов в центр [П.3, п.2.12]. 203 В конце концов затяжным Кустанайским делом о Националистах занялись московские власти и материалы передали Особому совещанию НКВД СССР. Следует отметить, что этому внесудебному органу приказом наркома № 001613 от 21 ноября 1941 года, объявившему постановление Государственного Комитета Обороны № 903сс от 17 ноября 1941 года, было предоставлено право выносить меры наказания по особо опасным преступлениям против порядка управления СССР вплоть до расстрела [Л.7, стр.32]. Очевидно, для того чтобы в условиях военного времени пресечь возникшую бузу и навести порядок в глубоком тылу, Особое совещание 9 декабря 1942 года вынесло постановление об осуждении к высшей мере наказания (расстрелу) 3 человек: Сарсанова - заведующего отделом агитации и пропаганды редакции газеты Социалистический Казахстан и упоминавшихся выше работников прокуратуры Кокеманова и Ишанова. Пять человек были осуждены на 10 лет лишения свободы каждый [А.13, док.54, л.163]. Из руководящего центра никто в судебном порядке не пострадал. Третий секретарь ЦК Салин, как упоминалось нами в начале главы, ещё до решения Особого совещания был снят постановлением бюро ЦК со своего поста и выведен из состава членов бюро ЦК КП(б) Казахстана как несправившийся с работой и за эту провинность направлен в Южно-Казахстанскую область на должность второго секретаря обкома (затем он стал там же председателем облисполкома) [А.17, 21.5]. Члены ЦК Бозжанов и Даулбаев, называвшиеся в качестве одних из руководителей националистического центра, сохранили свои должности и положение в высшем партийном органе и многие годы исполняли возложенные на них обязанности. Остальные “националисты” отделались, видимо, лёгким испугом. Так бы это следственное дело и кануло в Лету наряду с тысячами других подобных внесудебных произволов. Однако родственники восьмерых, жестоко наказанных Особым совещанием из полутысячи человек, которые привлекались по этому делу, да и сами пятеро осуждённых, находившихся за решеткой, стали активно писать жалобы, требуя разобраться с неправедно решенным вопросом. На сигналы надо было реагировать. В связи с этим дело перепроверялось местными органами госбезопасности, а в 1943 году в Алма-Ата специально приезжала бригада НКВД СССР. Теперь следовало найти виноватых в нарушении социалистической законности. В результате проверки агентурных и следственных материалов усмотрели наличие провокационных донесений агентуры и фальсификацию показаний арестованных. Было признано, что националистической организации не существовало, а имелись лишь отдельные антисоветские группы. Некоторые дела прекратили, часть осуждённых освободили, а остальным подтвердили срок наказания за конкретные факты антисоветской деятельности. Полностью реабилитирован не был никто. Чтобы приструнить исполнителей дела, указали на то, что работники, проводившие следствие, применяли к тому времени ставшие незаконными методы, которые давно требовалось сдать в архив, поскольку всё это отменили известным постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия от 17 ноября 1938 года, подробно освещавшемся нами в главе 15 [А.13, док.53]. Остаётся неясным, как все эти нарушения не были замечены раньше всеми перечисленными выше представителями республиканской и союзной прокуратуры. 204 В нашем распоряжении имеется небольшая выписка из дела Особой тройки, стр.104, в которой приводится часть докладной записки Павлова и Новикова наркому госбезопасности СССР о проверке материалов по делу Националисты от 30 июля 1943 года, где сказано: Несмотря на явно сомнительные показания арестованных, о чём в своё время бывший заместитель наркома внутренних дел КССР Богданов ставил в известность т.Бабкина, следствие по делу продолжалось в том же направлении. [А.11, док.7]. Материалы проверки, проведенной в 1943 году, были доложены верховному вершителю судеб советского народа - Центральному Комитету ВКП(б). С его ведома работники, виновные в фальсификации следственных материалов, понесли наказания. При этом Богданову Н.К. не предъявлялось никаких претензий. Более того, после того как он сам стал наркомом внутренних дел Казахской ССР, то своей властью объявил взыскания перешедшим в его непосредственное подчинение Рупасову, Чирьеву и другим работникам Кустанайского УНКВД за то, что они не выполнили указание о немедленном прекращении арестов по делу о националистах [А.13, док.47, л.133; док.53, л.154]. Особое совещание при НКВД СССР, по-видимому, ещё дважды по Казахстанскому делу принимало постановления от 14 февраля 1945 года и от 9 декабря 1947 года [А.13, док.54], но существо этих решений нам не известно. Теперь перейдём к другим вопросам работы и жизни моего отца в Казахстане. Как уже говорилось, в 1941–1943 годах заместитель наркома внутренних дел республики Богданов Н.К. по поручению своего шефа многократно выезжал в командировки в различные районы необъятного края. В домашнем архиве сохранилось 15 писем и открыток отца, регулярно отправлявшихся им домой. По этим посланиям можно судить о диапазоне поездок, поскольку точно указаны места и даты почтовых отправлений: Семипалатинск (июль 1941 года), Усть-Каменогорск (июль 1941 года и август, ноябрь 1942 года), Кустанай (декабрь 1941 года), Акмолинск (декабрь 1941 года), Кзыл-Орда (май, июнь 1942 года), Актюбинск (июль 1942 года), Гурьев (август 1942 года), Уральск, Петропавловск (январь 1943 года). Кроме того, в письмах упоминались Павлодар, Караганда, Кандагач, а также Челябинск, Барнаул, Омск и Орск. Порой командировки затягивались на несколько месяцев. Часто отец писал, что выезжает в районы и сообщит о себе снова только после возвращения. Естественно, в письмах ни слова не говорилось о служебных делах, хотя путём сопоставления с другими документами удаётся установить, какими вопросами он тогда занимался. Больше всего отец беспокоился о нашем житье-бытье, о своих ребятках и очень сердился на маму, если к моменту возвращения на основную базу командировки, его не ждало письмо из дома: Скоро папку позабыли. Дал две телеграммы, а ответа не имею. Не знаю, в чём дело, не понимаю [П.2, п.4]. Но вот на машине проехал свыше тысячи километров, возвратился в Семипалатинск и там получил письмо от жены. Большое спасибо [П.2, п.2]. Оперативно о нас отец узнавал по телефону во время служебных разговоров с наркомом А.Н.Бабкиным. Пользуясь добрыми межсемейными отношениями, Алексей Никитич постоянно передавал приветы нам от папы и папе от нас [П.2, 205 п.3,4,5]. Отец и сам хотел бы домой позвонить, но нет возможности, поскольку переговоры ограничены [П.2, п.3]. В зимних командировках отца часто беспокоил грипп, который с переездами обновляется, так как в одном месте жарко, в другом холодно, поэтому простужаешься вновь [П.2, п.5]. Летом донимала знаменитая казахстанская жара. Нет покоя ни ночью, ни днём. Одежда не просыхает. Сейчас времени 10 часов утра, а я пишу весь мокрый, хотя здание каменное и находится в тени. Но с этим можно мириться. Самое тяжкое - это мошкара и комары. Кусают, проклятые, так, что получается волдырь с копейку величиной, а потом вызывает такой зуд, что приходится чесать до крови [П.2, п.7]. Температура в тени доходит до 50-52 градусов. Можно представить, до какой степени накаляется вагон, который находится целый день на солнце. Ночью не спали, а устраивали сквозняки, чтобы хотя бы немного охладить помещение вагона [П.2, п.8]. Ещё одно несчастье несли с собой пыльные бури. Ветры дуют, не переставая, и потому, когда идёшь, часто не видно улицы. Сильно отражается на глаза пыль, создавая раздражение. Можно представить, какие неприятности возникали у отца с его искусственным глазом. Тут и здоровое-то око не сразу проморгается, а как себя в такой атмосфере чувствовал протез? Многие во время таких ветров носят очки, как у лётчиков и мотоциклистов, чтобы немного предохраниться от раздражения [П.2, п.6]. Но отец такой роскоши себе позволить не мог - во-первых, был в военной форме, а во-вторых, не хотел показать, что у него с глазом не всё в порядке. Наиболее неприятным для отца в командировках являлось то, что из-за постоянной смены воды его (как и некоторых других сотрудников) одолевали расстройства желудка, имевшего низкую кислотность и потому плохо приспосабливавшегося к новым условиям. Да и вода в ряде мест бывала такая грязная, что не могли даже пить чай, а переходили на местный лимонад, скверный, но что же делать [П.2, п.4]. В Уральске у всех болели животы, так как плохая вода [П.2, п.13]. У папочки, конечно, было хуже всех, и супруга решила его выручать, так что дело дошло просто до курьёза. Для надёжности мама отправила мужу посылки по всем возможным каналам. Папа написал: Кампания по присылке сухарей наделала смеху надо мной. Ты прислала сухарей с Фроловым (мамин знакомый доктор, поехавший в командировку в те же края), привёз Силуков (начальник секретариата НКВД) и прислали фельдсвязью ящик. Последний факт меня поставил в идиотское положение, так как если бы фельдсвязь вскрыла ящик, то пришлось бы мне сидеть суток десять по приказу т.Берия за незаконное использование фельдсвязи. Если это ты нагнала такую панику на всех с моей болезнью - то крайне печально. Ну теперь уже исправлять поздно и говорить тем более [П.2, п.13]. Во время одной из командировок заехали на сутки в Челябинск. Там отец навестил бывшего одинокого мужчину Ершова С.П., который опекал теперь большое семейство. Предварительно дал телеграмму из Петропавловска, но приехали и уехали, а телеграммы так и не было. Мама очень волновалась о том, как сумели Ершовы и Костины эвакуироваться из Ленинграда. Теперь папа, ознакомившись с обстановкой на месте, сообщал жене: Ершовы и Костины живут хорошо. Надо отдать справедливо все заслуги в таком благополучии Сергею Прохоровичу. Он организовал целую артель из работников завода, 206 которые всё время ездят по колхозам (в том числе и он сам) и закупают продукты, картофель, мясо, масло и т.д. Если бы надеялись на Челябинский рынок, то давно умерли с голода, так как картофель на рынке 7 рублей кило, мясо - 80 р., масло 150 р. кило. Посылкой остались довольны. Просил Сергей привезти жиров (свиного сала). Думаю, что привезу или пришлю. Обязанности распределены попрежнему: Катя - на кухне, Вера, Сергей и Нина работают, остальные учатся. Правда, большая скученность, но Сергей храбрится и выглядит героем [П.2, п.4]. Действительно, дядя Серёжа и на заводе совершил неоценённый героический поступок. Когда в военную годину были горячие деньки в работе, он переселился жить прямо в цех и практически не выходил за проходную в течение полугода. А так как в цехе испытывали дизельные танковые двигатели, то шум стоял невероятный, разговаривать можно было только прокричав собеседнику на ухо пару слов. Когда Сергей Прохорович, выполнив производственное задание, завершил своё добровольное затворничество, то в качестве передышки его послали на учёбу. Там бедный мой дядя с изумлением обнаружил, что он не в состоянии понять, о чём говорят люди. Оказалось, что от длительного интенсивного шума у него разрушились молоточки, которые в наших ушах бьют по мембране, превращая звуковые колебания воздуха в биологический сигнал. При таком дефекте не мог помочь никакой слуховой аппарат. Обладая крепким здоровьем и большой самоорганизованностью, Сергей Прохорович сумел приспособиться к своему недугу и потом успешно трудился до 85 лет. Только говорил всегда очень громко, так как даже сам себя плохо слышал [Б, 10]. Чтобы в те трудные военные годы как-то облегчить положение семьи Ершовых, принявших в свой дом две эвакуированные семьи Костиных и Симоновых, папа сказал своей сестре Кате, чтобы она собиралась и вместе с тремя дочками перебиралась к нам в Алма-Ата. На просьбу дяди Серёжи о жирах, организовал отправку из Кустаная 10 кг масла. И ещё какую-то посылку отослал из Петропавловска. В 1942 году к нам, кроме Костиных, приехали ещё жена папиного брата тётя Шура с двумя взрослыми детьми, добралась тётя Лиза Матвеева и ещё кто-то. Всех пригнала сюда война. В общем, народу набралось очень много. Мама написала об этом супругу, находившемуся в очередной командировке. Тот в своём письме ответил: Ты спрашиваешь, как быть с приезжими. Я и сам не знаю, так как такого не ожидал. Вероятно придётся подождать моего приезда, а тогда уж решим, что будем делать. В конце письма придумал маме совет: Народу в доме много, дай задание каждому, что делать, и без разговоров [П.2, п.12]. Из моих детских воспоминаний сохранилась в памяти такая, видимо, поразившая меня картина. Я только что проснулся и поднялся на ножки в своей кроватке, ограждённой решеткой. Рядом постель брата, дальше - бабушки. А на полу от наших кроватей и до конца продолговатой комнаты всё сплошь застелено и спят наши многочисленные родственники. Кстати, в это время заболела Тамара Костина. Мама, не раздумывая, переселила своего сына Вову куда-то в другое место, а в его постель уложила температурившую девочку [Б, 4]. 207 В связи с наплывом эвакуированных папа решил приспособить под жильё гараж, находившийся во дворе, но потом попросил у начальства, чтобы нам предоставили дом побольше. Так где-то в 1943 году мы оказались на улице Артиллерийской. Сохранились письма времён войны от родственников и знакомых моим родителям в Алма-Ата. По крупному полсотни этих писем можно подразделить на две группы. В первые годы войны приходили послания с просьбами помочь где-то устроиться, кого-то затерявшегося при эвакуации отыскать, что-то необходимое достать. Потом в письмах стали приносить благодарности за помощь, за присланные посылки, за приют и внимание, полученные в нашем доме. 14 сентября 1941 года Миндер Л.А. написал моему отцу, что при эвакуации из Ленинграда затерялась где-то его Маруся с сыном. Случайно не заехала ли она к тебе в Алма-Ата? В любом случае сообщи, пожалуйста, телеграммой. Очень прошу, Николай Кузьмич, помочь мне в этом вопросе, а то душа не лежит на месте, не могу работать спокойно. Если бы ты знал, как мне хочется увидеть и поцеловать своего пацанёночка [П.3, 1.2]. Из Нижнего Тагила бывший сослуживец отца по Луге Васильев П.Ф. написал 1 декабря 1941 года: О своих родителях сейчас я не имею абсолютно никаких сведений. Хочу просить Вашего совета о том, как вернее и скорее можно будет их отыскать [П.3, 1.3]. Достаточно неожиданно серией писем с Северного Флота разразился старший мамин брат Александр Котов. Николай Кузьмич скажет, что, если Саша начал писать, так ему что-нибудь нужно. И правильно - мне нужны папиросы. А ведь больше обратиться не к кому, вот я к вам и обращаюсь с полной надеждой, что вышлите их в самый короткий срок. И ещё один момент: Нина, твою телеграмму насчёт переезда к вам моей семьи я получил немножко поздновато их уже эвакуировали. Возможно, Татьяна Яковлевна с сыном Володей добралась бы до Алма-Ата, дополнительно пополнив в нашем доме ряды родственников, но по дороге она заболела дизентерией, и они вынуждены были остановиться в городе Красногвардейске. Затем перебрались в Кировскую область в деревню Солдыри, где и осели, поскольку это очень понравилось сыну, так как там нет тревог и можно спать раздетым [П.3, 1.4]. Потом дядя Саша очень крепко благодарил за присланную посылку и сообщил, что большую часть табака уже уничтожил, правда, не один - нашлась масса друзей, только что получивших высокое звание гвардейцев, и потому отказать им никак было нельзя. Папиросы всем очень понравились, и они (гвардейцы-подводники) выражают Вам свою благодарность и постараются пустить на дно ещё не один пиратский корабль с паучьей свастикой [П.3, 2.9]. Бывший мамин научный руководитель профессор Бакшт Г.А., эвакуированный по постановлению Ленсовета в Саратов в числе целого ряда академиков и ведущих профессоров, для пущей надёжности отправил 22 января 1942 года одновременно аутентичные по содержанию телеграмму, открытку и письмо (всё в нашем домашнем архиве сохранилось). Григорий Аркадьевич просил уважаемую Нину Владимировну выяснить возможность устройства его на работу либо по линии академической (профессора кафедры, доцента, даже ассистента), либо по линии административной (в управление 208 Наркомздрава, Гороблздрава), либо лечебно-административной (по линии эвакогоспиталей), так как по условиям климатическим Алма-Ата мне и семье больше подходят, чем Саратов и другие приволжские города. Не забыл учтивый профессор сделать реверанс своей ученице: Что касается Вас лично, то, зная Вашу работоспособность и добросовестность, я твёрдо убеждён, что Вы и на новом месте устроились хорошо и уже получили высокую оценку по качеству работы [П.3, 2.2]. Сохранился черновик маминого ответа (оригинал она послала заказным письмом) глубокоуважаемому Григорию Аркадьевичу. Определённо об устройстве на работу сказать трудно, - сообщала добросовестная ученица, - так как свободных мест нет. Но если Вы приедете сами - то найдут. Мне же очень трудно договариваться, не зная ваших условий. Для примера сообщила, что недели две тому назад успешно трудоустроились профессор Бубличенко Л.И. и профессор Бутылин А.Г. из Курского Медвуза. В общем мама предлагала приехать, только в дороге необходимо запастись мылом “К”, в противном случае может быть масса неприятностей [П.3, 2.3]. Своими письмами надоедал бывший папин начальник старший майор гб Огольцов С.И., являвшийся тогда заместителем начальника Управления НКВД по Ленинградской области. С началом войны он отправил свою беременную жену Раису Сергеевну в Алма-Ата и теперь беспокоился, как идут дела, просил отца оказывать женщине, находившейся в интересном положении, всяческую помощь, чтобы она не нуждалась ни в чём. 13 марта 1942 года Сергей Иванович прислал письмо, в котором благодарил за поздравления по случаю появления на свет Наталки. За то внимание, которое было оказано семье Огольцовых, маленькая Наташа, или как её чаще звали Талочка, стала величать наших родителей крёстными папой и мамой, хотя, конечно, ни о каком официальном крещении в то время не могло быть и речи. Интересно, что в том же письме, доставленном адресату в собственные руки (а не отправленном по контролируемой цензурой почте) Сергей Иванович раскрывал некоторые на то время военные секреты. Дела у нас на фронте - хорошие. Вот-вот блокада лопнет. Немец окружил город, а наши войска его сейчас окружают. Получается интересно. Бежать ему будет некуда, так как все коммуникации отрезаны. Будем его уничтожать. Оставшиеся 15 дней должны быть решающими. Ждите новости. Но, как известно, блокаду тогда прорвать не удалось, и она длилась ещё около двух лет до января 1944 года. Привет тебе от всего коллектива ленинградских чекистов, - завершал своё письмо С.И.Огольцов. - Желаем тебе успеха в работе. Привет т.Бабкину [П.3, 2.5]. Но не все обращения отец старался безотказно выполнить. Например, его старший брат Александр Кузьмич просил о чем-то недозволенном (письма этого в нашем архиве нет). Из командировки папа написал домой: Письмо Александра меня слишком озадачило. Что он просит, я сделать не могу, так как это нарушение законов и нас обоих засадят в тюрьму. Писать ему об этом не надо. Я вернусь и напишу сам [П.2, п.12]. Расскажем ещё немного о том, что нам известно о служебной деятельности Богданова Н.К. в первые годы его работы в Казахстане. Накануне и в начале войны, как ранее уже отмечалось, в Сибири, Алтайском крае и Казахстане была сосредоточена большая масса 209 переселенцев, ссыльных и высланных. Верховное руководство Советского Союза опасалось возможности возникновения в этих местах волнений и даже восстаний. В связи с этим в июле-августе 1941 года в Алма-Ата прибыла бригада работников НКВД СССР под руководством начальника Главного управления милиции Галкина А.Г., который проинформировал о поступивших в Москву тревожных сведениях. Для проверки этих данных вместе с московской бригадой в Семипалатинск, Усть-Каменогорск, Барнаул, Омск, Петропавловск, Акмолинск и Караганду выезжал заместитель наркома Богданов Н.К. Однако информация подтверждения не получила - в глубоком тылу сохранялось достаточное спокойствие. Бригада интересовалась и агентурным делом Националисты, но на том этапе это была нужная работа и по ней замечаний не возникло [А.11, док.3, л.4]. Надо отметить, что и в дальнейшем Богданов Н.К. отвечал за вопросы поддержания порядка среди спецпереселенцев - немцев, карачаевцев, чеченцев и ингушей - которых в Казахстане оказалось порядка одного миллиона человек. В результате правильной организации работы и принятия необходимых оперативных мер, со стороны данной категории населения за время их нахождения в республике не было допущено сколько-нибудь серьёзных антисоветских или бандитских проявлений [А.2, док.21]. Заметим к этому, что в конце девяностых годов нам не по наслышке пришлось убедиться, какие в кавказской диаспоре имеются буквально взрывоопасные элементы. Весной и в начале лета 1942 года Богданов Н.К. выезжал в командировку в Кзыл-Орду, где, очевидно, занимался вопросами создания первого в Казахстане хлопководческого совхоза “ПахтаАрал” в Голодной степи. Однако изменившаяся на фронте обстановка привела к необходимости заняться другими проблемами. Дело в том, что в связи с наступлением немцев на Кавказ бакинская нефть стала доставляться танкерами по Каспию к устью реки Урал. Находившиеся здесь Гурьевские нефтепромыслы отправляли добытую ими самими нефть цистернами по железной дороге в город Орск. С дополнительным потоком чёрной крови войны железнодорожники справиться не могли. В связи с этим было принято решение о срочном строительстве нефтепровода от острова Печной через Гурьев на Орск. Для обеспечения выполнения данного правительственного задания в Гурьев командировали вместе со многими работниками и специалистами в том числе и Богданова Н.К. Кроме труднейших условий работы, выполнявшихся силами заключенных и мобилизованных рабочих, дело осложнилось тем, что противнику стало известно об этом строительстве. Для того чтобы уничтожить линию нефтепровода, в район прокладки трассы немцами на самолёте была заброшена диверсионная группа в количестве порядка полутора десятков человек. В состав группы входили в основном казахи по национальности, состоявшие в Национальном Туркестанском легионе. После выполнения задания по подрыву нефтепровода парашютистамдиверсантам поручалось проводить среди населения антисоветскую пропаганду, касавшуюся восхваления Германии и распространения убеждения в неизбежности поражения Советского Союза в войне. Эта группа была обнаружена, и Богданов Н.К. возглавлял мероприятия по её ликвидации. На память о боевых действиях, происходивших в нашем глубоком тылу, отец оставил себе отобранный у одного их 210 диверсантов пистолет, имевший №2 модели 27. Это трофейное оружие долгие годы хранилось у нас дома в папином письменном столе вместе с упоминавшимся нами наградным пистолетом “ТТ” и, не знаю откуда взявшимся, маленьким карманным (мы его ещё называли дамским) маузером [А.11, док.3; А.14, док.7]. Прекрасно помню, что из немецкого пистолета папа по нашей настоятельной просьбе произвел салют вечером 9 мая 1945 года. Но до Дня Победы ещё далеко, и не будем забегать вперёд. В самые тяжкие военные годы Богданову Н.К. по поручению ЦК КП(б) и СНК Казахстана наркомом внутренних дел ставились самые разнообразные задачи. Отец возглавлял экспедицию по разведке и разработке запасов молибдена в горах Илийского Ала-Тау на высоте 2500 метров. Принимал большое участие в строительстве и расширении производства Карагандинского угольного бассейна, освоившего добычу стратегически важного топлива открытым способом. Оказывал помощь предприятиям цветной металлургии и обеспечивавшим их рудникам. Успешно организовал производство боеприпасов и спецукупорки. Неоднократно выезжал на места для решения вопросов по размещению эвакуированного населения и спецпереселенцев [А.7, док.10; А.11, док.3; А.12, док.10]. Следует иметь в виду, что когда говорилось о том, что работы выполнялись под руководством НКВД, то это означало создание лагерей заключенных и военнопленных и сосредоточение в осваиваемом районе большого количества мобилизованных. Безусловно, условия жизни и труда всех этих людей являлись просто ужасными. Заслуга Богданова Н.К. и работавших вместе с ним сотрудников заключалась в том, что они стремились, насколько возможно, создать приемлемую обстановку и обеспечить выполнение заданий партии и правительства. Один из моих оппонентов говорил мне: не очень-то хвались заслугами и наградами своего отца - все они добыты трудом зэков. Действительно, на фронте командиры гнали своих солдат в атаку на верную смерть, в тылу начальники заставляли людей трудиться в шахтах, рудниках, у станков до последнего дыхания. Всё для фронта, всё для Победы! И все замечательные советские люди, сами не осознавая того, являлись жертвами беспримерной сталинской авантюры по неудавшемуся завоеванию Мира, который должен был стать Единой социалистической республикой. Что же касается моего отца Богданова Н.К., то он, являясь одним из винтиков государственной системы, стремился добросовестно исполнять свой служебный долг так, как сам это в те годы понимал. Для косвенной оценки тогдашней деятельности отца приведу небольшой пример. В шестидесятые годы моя жена Людмила вернулась с работы домой, где мы проживали вместе с родителями (я в то время находился в командировке). Здесь она увидела такую картину. В столовой Николай Кузьмич, тогда уже уволенный из МВД, угощал нескольких незнакомых ей мужчин. Из их разговоров (в нашем доме никакие двери никогда не закрывались и ни от кого никаких секретов не делалось) Люся поняла, что это бывшие сослуживцы отца по Казахстану. Даже через много лет они пришли к своему стародавнему начальнику, чтобы проведать его и поблагодарить за то воспитание, которое он им когда-то дал. Значит осталась в сердцах людей память о чём-то хорошем, добром и человечном. 211 А своих усердных тружеников начальство в то время периодически поощряло. 4 февраля 1942 года приказом НКВД СССР № 30, подписанным наркомом внутренних дел, генеральным комиссаром госбезопасности Л.Берия, большая группа работников органов, более 100 человек, за успешную работу по выполнению порученных им заданий была награждена знаком Заслуженный работник НКВД. В их числе находился и Богданов Н.К. Среди других знакомых мне фамилий отмечу Блинова А.С., Журавлёва М.И., Круглова С.Н. и Харитонова Ф.П. [А.3, док.7]. В связи с тем, что Богданов Н.К. в первые трудные годы войны действительно показал себя всесторонне раскрывшимся руководителем, в партийно-деловой характеристике от 29 марта 1942 года секретарь ЦК КП(б) Казахстана Н.Скворцов и нарком ВНУДЕЛ КССР А.Бабкин написали, помимо указания всех перечислявшихся ранее качеств: Может быть выдвинут на самостоятельную руководящую работу, тем более что отклонений от генеральной линии партии не было [А.2, док.19]. 22. НАРКОМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ КАЗАХСТАНА С началом 1943 года Верховному руководству страны, имевшему (в отличие от нас) полную информацию о действительном состоянии дел на фронте и в тылу, стало ясно, что военная ситуация окончательно переломлена в пользу Советского Союза. Ещё предстояли страшные кровопролитные бои, ещё необходимо было отразить сильнейшее летнее наступление немецкой армии, но в стратегическом плане чётко просматривалось, что фашистская военная машина не сможет выдержать готовившегося мощного напора Красной Армии, обеспеченной неиссякаемыми резервами тыла и высоким патриотическим подъёмом всего народа. Правильно говорили опытные немецкие завоеватели - никогда не берись воевать с Россией! Конечно, официальные сводки Совинформбюро того времени были тревожными, состояние дел порой казалось критическим. Но в значительной мере это была тактика умелой сталинской маскировки главных стратегических планов. Настала пора поразмыслить о ряде преобразований во внутренних делах и о возвращении к предвоенным задумкам, сорванным вероломным нападением. Прежде всего следовало уравнять между собой специальные звания НКВД и армейские воинские звания. По сравнению с годами проведения Операции прикрытия обстановка коренным образом изменилась. В боевых, фронтовых, более искренних отношениях стало ясно видно, кто герой, а кто не очень. Необходимость соблюдения высокой бдительности в условиях войны достаточно ясно осознавалась всеми. Теперь отпала надобность иметь контингент спецсотрудников, которые на законном основании обладали правом арестовывать более старших себя по воинскому званию командиров. Война показала, что в критической ситуации офицер, имевший на своей форме более высокие знаки различия, принимал на себя командование, и остальные, в соответствии с Уставом, ему подчинялись. В грохоте стрельбы и взрывов некогда было соображать, как, в соответствии со статусом, офицер на две ступени выше или нет того звания, которое обозначено у него на петлицах? 212 Но просто на бумаге уравнять приказом специальный и армейский начальствующий состав представлялось недостаточным. В действующей армии необходимо, чтобы такое положение было чётко обозначено. Для этого ввели новые знаки различия - погоны, которые до Октябрьской революции использовались в русской армии. Возможно, что описанная выше проблема обозначилась, когда 4 февраля 1943 года постановлением СНК СССР в качестве поощрения первому заместителю наркома Меркулову В.Н. присвоили спецзвание комиссар государственной безопасности I ранга, а его заместителям Абакумову В.С., Кобулову Б.З., Круглову С.Н., Серову И.А., Чернышову В.В. - специальное звание комиссар государственной безопасности 2 ранга [Л.7, стр.33]. Вслед за этим следовало подбросить звёздочки и подчинённым. Но как? В действующей армии уже сложился неписаный менталитет лейтенантов, капитанов, майоров и полковников. Лучше всего было подстраиваться под него. Тогда 9 февраля 1943 года указом Президиума Верховного Совета (ПВС) СССР для начальствующего состава органов НКВД и милиции были установлены новые специальные звания, больше соответствовавшие армейским. Во введённой системе спецзваний старшего майора гб упразднили, но взамен появились: подполковник гб, полковник гб и комиссар гб. В связи с этим всем сотрудникам, являвшимся майорами гб и старшими майорами гб, приказами НКВД в персональном порядке присвоили новые звания. Как правило, майоры гб стали полковниками гб, а старшие майоры гб перешли в ранг комиссаров гб и, частично, комиссаров гб III и даже II ранга. Отметим также, что приказом НКВД № 102 от 11 февраля 1943 года всем капитанам гб было присвоено звание подполковников гб, старшим лейтенантам гб – майоров гб, лейтенантам гб – капитанов гб, младшим лейтенантам гб – старших лейтенантов гб. Сержанты гб, в зависимости от давности присвоения им первичного спецзвания, стали либо лейтенантами гб, либо младшими лейтенантами гб. Приказом НКВД № 126 от 18 февраля 1943 года для всех сотрудников органов ввели новую форму одежды, знаки различия и погоны [Л.67, стр.481,482]. В соответствии с приведенной схемой преобразования специальных званий наркому внутренних дел Казахской ССР старшему майору гб Бабкину А.Н. присвоили спецзвание комиссар гб III ранга. Заместитель наркома майор гб Богданов Н.К. приказом НКВД СССР № 392 от 14 февраля 1943 года получил спецзвание полковника государственной безопасности. Всего этим приказом, подписанным наркомом Л.Берия, в порядке переаттестации получили аналогичное звание более 100 человек. Из знакомых казахстанцев среди них удалось мне усмотреть зам.наркома Харитонова Ф.П. [А.3, док.8]. Теперь отец, как, правда, оказалось, всего на три месяца (даже фотографии такой не сохранилось) надел погоны с двумя просветами и триадой звёзд. Подзабытые сталинские замыслы продолжали реализовываться дальше. С предвоенной идеи о разделении НКВД на ведомства государственной безопасности и внутренних дел стряхнули двухлетнюю архивную пыль. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 апреля 1943 года из состава НКВД вновь, как и в 1941 году, путём выделения оперативно-чекистских управлений и отделов был образован 213 самостоятельный Наркомат государственной безопасности (НКГБ) СССР, возглавить который опять поручили комиссару гб I ранга В.Н.Меркулову [Л.7, стр.34]. Интересно, что сотрудники, как перешедшие в НКГБ, так и оставшиеся в НКВД, сохранили свои персональные спецзвания с добавлением к ним слова госбезопасности. Возможно, на случай очередного неожиданного объединения? Военная контрразведка, так же как это было перед началом войны, постановлением СНК СССР № 415-138 от 19 апреля 1943 года передавалась в Наркоматы обороны и военно-морского флота [Л.7, стр.34]. В этих ведомствах создали знаменитые подразделения Смерш - смерть шпионам, которые должны были не только бороться с вражескими разведчиками и диверсантами, но и фильтровать возвращавшихся из немецкого плена наших офицеров и солдат. Бдительность следовало проявлять высокую и не только потому, что среди сдавшихся находилось много тех, кто попал на фронт прямо из сталинских лагерей. Главное, надо было выявить действительных предателей, завербованных разведкой врага. А такие, как оказалось, всё-таки были, хотя и не в значительном количестве. Те, кто прошёл проверку, вновь направлялись в Красную Армию. В похудевшем Наркомате внутренних дел, главой которого остался генеральный комиссар госбезопасности Л.П.Берия, производились назначения на появившиеся новые должности наркомов союзных и автономных республик (24 вакансии) и начальников областных управлений (39 вакансий). Приказом НКВД СССР № 1090 от 7 мая 1943 года полковник гб Богданов Н.К. был назначен народным комиссаром внутренних дел Казахской ССР. Этим же приказом полковник гб Пчёлкин А.А. (будущий преемник моего отца по Казахстану) стал наркомом внутренних дел в Киргизии, а полковник гб Харитонов Ф.П. - в Туркмении [А.3, док.9]. Высокие должности республиканских наркомов следовало поддержать соответствующими спецзваниями. Через пять дней приказом НКВД № 1111 от 12 мая 1943 года Богданову Н.К., Пчёлкину А.А., Харитонову Ф.П. и другим наркомам (всего в приказе 11 человек) присвоили специальное звание комиссар государственной безопасности [А.3, док.10]. Можно только позавидовать (белой завистью, конечно) такому взлёту: за три месяца из майора гб - в комиссара гб, то есть, по армейским меркам, в звание генерала! Отцу тогда исполнилось 36 лет. На золотом погоне с голубыми косыми полосками он стал носить одну генеральскую звезду. Самое главное и трудное это удержаться на достигнутой высоте, чтобы по собственной вине оттуда не свалиться или чтоб не спихнули бы доброжелатели. Следует отметить, что, учитывая военное время и имевшийся предвоенный опыт, все указанные назначения нарком Л.Берия произвёл очень оперативно, без положенного долгого согласования с партийной бюрократической машиной. Ясно, что без санкции И.Сталина такое дело не обошлось. А остальной партийной элите пришлось заниматься вопросами согласования назначений на ключевые должности уже постфактум. 15 мая 1943 года состоялось заседание бюро ЦК КП(б) Казахстана, на котором присутствовали члены бюро Абдыкалыков (секретарь ЦК по политико-массовой работе), Бабкин (с 7 мая 1943 года уже нарком госбезопасности Казахской ССР), Кулитов (секретарь Алма-Атинского обкома партии), Ундасынов (председатель СНК 214 Казахстана), Шаяхметов (второй секретарь ЦК КП(б) К), а также член ЦК (небезызвестный нам по главе 21) Даулбаев (нарком земледелия Казахской ССР). Кадровый вопрос докладывал (также упоминавшийся нами в прошлой главе) Бозжанов (заместитель заведующего отделом ЦК по кадрам). Двадцать третьим пунктом утвердили задним числом наркомом внутренних дел Казахской ССР Богданова Н.К., двадцать четвёртым также формально поступили с Бабкиным А.Н., утвердив его наркомом госбезопасности республики. Как и положено, эти вопросы вынесли на утверждение ЦК ВКП(б). Далее по предложениям наркомов в обоих ведомствах утвердили начальников областных управлений и их заместителей. Из встречавшихся ранее фамилий отметим Забелева И.И., ставшего начальником УНКВД по Гурьевской области, и Рупасова А.И., занявшего такую же должность в Кустанайской области. А вот главным чекистом в этой области стал Сербунов В.П. Назначения этих начальников также выносились на утверждение ЦК ВКП(б) [А.17, 22.1]. На очередном заседании заместителем наркома госбезопасности Казахской ССР был утвержден подполковник гб Головков М.Н. [А.17, 22.2]. Следует отметить, что, став наркомом, Богданов Н.К. подобрал себе достойных, работоспособных заместителей - Николаева П.В., Белюнова П.П., Мусина А. и Калашникова Г.Н. [А.17, 22.3] - вместе с которыми трудился бок о бок три года до своего отъезда из Казахстана, а потом на много лет сохранил тёплые товарищеские отношения: переписка между ними велась до самых последних дней их земного жизненного пути. В Музее МВД Казахской ССР, открытом в 1975 году, эта великолепная пятёрка представляла самостоятельную экспозицию руководителей ведомства в годы войны, о чём мы расскажем в главе 46. Один из больших и серьёзных вопросов, которым сразу же пришлось заниматься новому наркому Богданову Н.К., был связан с расширением производственных мощностей Карагандинского угольного бассейна, обеспечивавшего танковую промышленность коксующимся углем. В апреле 1943 года Государственный Комитет Обороны (ГКО) поставил непростую задачу: скоростным методом осуществить строительство 4-го углеразреза НКВД, предназначавшегося для добычи угля открытым способом. При этом срок окончания строительства был назначен 31 декабря 1943 года. В результате проведенной работы суточная производительность разреза должна быть доведена до 4000 тонн, с последующим увеличением до 9000 тонн [А.17, 22.4]. Работы по возведению углеразреза возложили на Главное управление лагерей железнодорожного строительства (ГУЛЖДС) НКВД. Для обеспечения объекта рабочей силой приказали передать на строительство 7000 военнопленных из Спасозаводского лагеря и две строительные колонны в количестве 600 заключенных из Волжского железнодорожного ИТЛ и Строительства гидротехнических узлов. Для размещения переданного контингента 24 апреля 1943 года организовали временный лагерь 4-го углеразреза, в котором находилось около 3000 человек. Остальных поселили в Карагандинском лагере (Карлаге) [Л.10, стр.247,248]. Кроме того, на строительство направили 5000 рабочих-трудпереселенцев, 500 инженерно-технических работников и 500 человек военизированной охраны. Всю эту массу людей надо было хоть как-то обустроить буквально на голом месте. 215 Высшим руководством страны задачи по объёму добычи угля ставились, и за их невыполнение в условиях войны можно было жестоко поплатиться. А вот вопросы бытового обеспечения рабочих скромно умалчивались и отдавались на откуп местным властям, которым для строительства жилья следовало изыскивать собственные ресурсы. Единственно, чем мог “помочь” ЦК КП(б) Казахстана столь огромной работе, так это обратиться к московскому ЦК с просьбой разрешить организовать на новом угольном разрезе политотдел со штатом 5 ответственных и 1 технический работников для усиления массовополитической работы среди трудпереселенцев и заключённых [А.17, 22.5]. Другой тяжёлый вопрос, который лёг на плечи наркома Богданова Н.К., был связан с детской беспризорностью и безнадзорностью. Неразумные игры вождей в борьбе за мировое господство привели к неисчислимым страданиям миллионов самых незащищенных граждан страны - детей, потерявших родителей и кров, жестоко разбросанных по дорогам войны на произвол судьбы. 1 июня 1943 года СНК и ЦК КП(б) Казахстана приняли постановление, в котором отмечалось, что определённая работа по ликвидации безпризорности и безнадзорности среди детей проделана. Однако в целом по республике учебновоспитательная работа, борьба с детской преступностью находились в неудовлетворительном состоянии. Не было охвачено учёбой свыше 100 тыс. детей. Органы прокуратуры, юстиции и милиции не обеспечили в детских учреждениях решительного пресечения действий расхитителей продуктов питания и материальных ценностей. Для повседневного руководства делом борьбы с детской беспризорностью и безнадзорностью была образована Правительственная комиссия из 9 человек, в которую вошли заместитель председателя СНК Казахстана Бурданцев (председатель), начальник республиканской милиции Белюнов, нарком внутренних дел Богданов и другие. Аналогичные комиссии образовали в областях и районах. Секретарям обкомов предписали вопросы воспитания детей взять под свой непосредственный контроль. Начальнику милиции Белюнову поручалось в декадный срок выявить всех беспризорных детей, принять меры к трудоустройству их и размещению в детские дома. Ставилась задача вновь открыть на узловых станциях детские приёмники-распределители и проверить состояние всех существовавших приёмников НКВД, выселив из них обосновавшихся там посторонних жильцов. Категорически запрещалось содержать детей вместе со взрослыми. Милиции вменялось наладить работу справочных, адресных столов для обеспечения розыска детей родителями. Предписывалось усилить репрессивные меры к подстрекателям детей на совершение преступлений и к родителям, допустившим беспризорность [А.17, 22.6]. Прекрасно представляю себе, что, насмотревшись по долгу службы на бездомных, оборванных, грязных, голодных детей, отец интуитивно старался нас, своих малолетних сыновей, оградить от бед и обеспечить всем, насколько это имелось в его возможностях. Учитывая свой, уже достаточно солидный возраст, не покривив душой, могу сказать, что правильно ориентированная забота наших родителей, и папы и мамы, не пропала даром. Как автор этих срок, так и мой старший брат Владимир (ныне покойный) добились в своей жизни неплохих успехов (хотя, может быть, и не блестящих), 216 опирались всегда на собственные силы и разум, уважали окружавших нас людей. Благодаря принятым кардинальным мерам к июлю 1943 года уже можно было говорить о том, что трудящиеся Карагандинского угольного бассейна достигли требуемого роста угледобычи: из месяца в месяц выполнялся государственный план большинством угольных предприятий. Однако далось всё это тяжким трудом рабочих, проживавших в скверных материально-бытовых условиях. Особенно плохо обстояло дело с общественным питанием - обеды готовили низкого качества, да при этом ещё обвешивали и обсчитывали. Общежития не имели оборудования, постельных принадлежностей. Зимой некоторые ночлежки не отапливались и не обеспечивались водой. Внимание к элементарным нуждам человека всегда стояло у нас на последнем месте. В связи с этим наблюдалась большая текучесть рабочей силы. В условиях военного времени самовольный уход с предприятия трактовался как дезертирство со всеми вытекавшими из этого последствиями. За полгода из Карагандинского бассейна сбежало более пяти тысяч человек. Перед органами прокуратуры и милиции ставилась задача борьбы с дезертирством и дезорганизацией производства. Учитывая острую нужду бассейна в жилье, обязали ГУЛАГ НКВД СССР построить в 1943 году 10 тысяч квадратных метров жилой площади. В целях улучшения питания рабочих подсобное хозяйство комбината освободили от обязательных государственных поставок. Для пополнения рабочей силы постановили: мобилизовывать каждый месяц из разных областей республики по две-три тысячи физически годных рабочих [А.17, 22.7]. В целях поощрения работяг и инженерно-технического персонала из резервного фонда выделили 8000 рублей. Пришлось наркому разбираться и с состоянием дел в колонии НКВД, приданной Коскудукскому Мехлесопункту Наркомлеса Казахской ССР. Лесопункт, заготавливавший саксаул в качестве топлива, работал крайне неудовлетворительно. Средства производства применяли бесхозяйственно, рабочий скот был доведен до истощения, из общего парка тракторов на ходу имелось всего 5-7 машин. Неэффективно использовалась рабочая сила, особенно из числа заключённых. В колонии не были созданы необходимые режимные, бытовые и производственные условия, что привело к массовому выходу из строя подневольных тружеников. За два месяца существования колонии 700 заключённых, ввиду их крайнего истощения, пришлось вывезти в другие места. Руководителям лесного хозяйства республики указали на недостатки в работе и потребовали их устранения [А.17, 22.8]. Наркомату внутренних дел по роду своей деятельности всегда приходилось непосредственно соприкасаться с таким неблаговидным явлением, как преступность. Но и работники этого ведомства, пользуясь пренебрежением верховных властей к существовавшим законам, сами порой творили произвол. Так, из совхоза “Пахта-Арал” Кировского района Южно-Казахстанской области поступили жалобы от семей военнослужащих о бездумно-бюрократическом, издевательском отношении к ним со стороны директора и руководящих работников района. При проверке оказалось, что для обеспечения начальства лучшими квартирами практиковалось принудительное переселения семей военнослужащих из хорошего жилья в худшее. Иногда с санкции 217 прокурора, в других случаях вследствие материальной зависимости, люди вынуждены были “соглашаться” на переезд. Так, среди прочих подобных дел, в апреле 1943 года райпрокурор выселил семью фронтовика для предоставления квартиры начальнику отделения НКГБ Сарсенову. В июле 1943 года выселили семью другого военнослужащего для предоставления квартиры начальнику отделения НКВД Мищенюку. Хотя жена фронтовика пыталась протестовать, её силой принудили к выселению, а жалобу прокурор оставил без внимания. В результате принятых мер директора совхоза и обоих незадачливых начальников райотделений сняли с работы, а прокурору объявили выговор. В отношении пострадавших была восстановлена справедливость [А.17, 22.9]. Но эти безобразия буквально бледнели перед бесчинством, которое творили некоторые партийные деятели. 5 августа 1943 года на заседании бюро ЦК КП(б) Казахстана с приглашением наркома внутренних дел Богданова Н.К. разбирался кощунственный вопрос о фактах половой распущенности и случаях детоубийства. Расследованием было установлено, что некоторые женщины рожали детей, зачатых партийными руководителями, а потом в ряде случаев убивали своих безвинных чад [А.17, 22.10]. Правоохранительным органам в этом случае пришлось применить всю строгость закона. В те времена случайным связям на стороне придавалась порой даже политическая окраска. Так, начальника УНКВД по Павлодарской области за потерю политической бдительности и морально-бытовое разложение, выразившееся в связях с ссыльными польками и пьянстве с ними, сняли с должности и по партийной линии объявили ему строгий выговор с предупреждением и занесением в учётную карточку. Наркому Богданову Н.К. пришлось уволить любвеобильного работника из органов НКВД [А.17, 22.11]. Правительство и партийное руководство Казахстана вынуждено было поручить прокуратуре и НКВД решение достаточно деликатного вопроса о возвращении скота, эвакуированного в республику в начале войны, его прежним владельцам для восстановления хозяйства в районах, освобождённых от немецкой оккупации. Вся сложность состояла в том, что за два прошедших года скотинка прижилась на новом месте. Кому-то корова или бык достались на передержку, а кое-кто купил живность из эвакоскота на собственные деньги и заботился о ней, как о родной. Какие-то коровки отелились, а иных пустили на мясо. Чёткости в вопросе о том, кто какую скотину должен сдать, не было. Пришлось дать указание правоохранительным органам привлекать виновных в укрытии и малейшей задержке эвакоскота к государственной ответственности [А.17, 22.12]. Вскрылись нарушения с расходованием средств, поступавших от населения на приобретение подарков для Красной Армии. Оказалось, что в Алма-Атинском обкоме партии за счёт этих денег проводили вечера с угощением (100 667 руб.), осуществляли транспортировку скота (97 426 руб.), премировали директоров фабрик и председателей артелей (46 000 руб.). Виновных строго наказали [А.17, 22.13]. С конца 1942 года в Казахстане была активно поддержана инициатива тамбовских колхозников о сборе средств на строительство военной техники. Сначала в сельской местности на создание танковой колонны Колхозник Казахстана сдали деньги в сумме 270 млн 685 тыс рублей, что вдвое превысило подписку на заём 1942 года. Затем 218 развернулся сбор средств на другие механизированные колонны Шахтёр Караганды, Нефтяник Казахстана, на авиаэскадрилью Комсомолец Казахстана и т.д. [А.17, 22.14]. Нарком Богданов Н.К. активно поддержал это движение, сосредоточив усилия на том, чтобы собранные деньги, ценности, продовольственные взносы не были растранжирены, а поступили по своему целевому назначению. В Музее МВД Казахской ССР хранится правительственная телеграмма, направленная председателем ГКО Сталиным И.В. лично Богданову Н.К. с благодарностью за проделанную работу по оказанию содействия в сборе средств на строительство военной техники [М]. Прямо надо сказать, что в бескрайнем Казахстане, где в годы войны вынужденно и принудительно была сосредоточена огромная масса людей, условия жизни в ряде мест оказались крайне тяжёлыми. Особенно это чувствовалось в среде спецпереселенцев, которым отводили определённые районы без права выезда оттуда. Вряд ли в каких-либо официальных источниках удастся найти упоминание о том, что из-за плохой организации снабжения, отсутствия продуктов питания начались массовые заболевания дистрофией. Среди голодавших имелись даже отдельные случаи людоедства. Местными органами НКВД это было выявлено и передана соответствующая информация. Однако руководители республиканских организаций, имея подробные данные обо всём, скрывали истинное положение дел от центральных властей. Тогда нарком Богданов Н.К. напрямую сообщил в Москву в ЦК ВКП(б) о катастрофически бедственном положении переселенцев. В ответ на этот призыв о помощи московские власти выделили 20 тысяч тонн пшеницы, что дало возможность немного ослабить напряжение среди данной категории населения [А.12, док.6, л.3а]. В летнюю пору в засушливом Казахстане возникали серьёзные проблемы с поливом полей и огородов. Часто вопросы отведения воды из арыков решались силовым методом. Дело порой доходило чуть не до смертоубийства. В связи с этим в районах приходилось создавать комиссии, в состав которых входили силовики из НКВД, для справедливого наделения всех желавших животворной влагой. Контроль за привлечением к ответственности лиц, виновных в разбазаривании воды, возлагался на прокурора и наркома внутренних дел республики [А.17, 22.15]. Ряд предприятий, подчинённых НКВД, занимался изготовлением вооружения, боеприпасов и спецукупорки. Имелись такие заводы и в Казахстане. Осенью 1943 года Государственный Комитет Обороны решил отметить руководителей и специалистов, обеспечивавших огневую мощь Красной Армии. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 сентября 1943 года главе Наркомата внутренних дел Л.П.Берия за особые заслуги в области усиления производства боеприпасов в трудных условиях военного времени было присвоено звание Героя Социалистического труда [Л.7, стр.41]. Орденом Ленина наградили ответственных работников наркомата Круглова С.Н., Рясного В.С., Журавлёва М.И. и других. В числе награждённых свой первый орден Красного Знамени получил 20 сентября 1943 года нарком внутренних дел Казахской ССР Богданов Н.К. с формулировкой за образцовое выполнение заданий правительства в период Отечественной войны [А.3, док.11]. 219 На этой возвышенной ноте сделаем небольшой перерыв в перечислении бесконечного количества служебных дел, которыми приходилось заниматься моему отцу, и немного расскажем о том, как протекала наша семейная жизнь. К лету 1943 года мы вместе с многочисленными родственниками переехали на новое место жительства на улицу Артиллерийскую. Позже её переименовали в Иссыкульскую. Это была огромная территория, чуть не с гектар, огороженная по периметру высоким забором. В центре участка стоял одноэтажный дом, больший по жилой площади, чем тот, в котором мы все сгрудились на улице Абая. В новом доме было 5 или 6 комнат и просторная открытая веранда. Одну комнату выделили как спальню для родителей, другую под детскую нам вместе с бабушкой. В остальных комнатах, включая столовую и гостиную, на ночь размещались спать родственники. Как это было принято в то время, дом был полностью обставлен казённой мебелью. Сохранился список, по которому весь этот инвентарь родители сдавали при нашем отъезде из Казахстана. Среди перечня, содержавшего около семидесяти наименований, имелись гардероб, этажерка сосновая, столы обеденный, кухонный, письменный и круглый, скатерть вышитая и ещё одна с мережкой, дюжина тюлевых штор, два суконных одеяла и пара матрацев пружинных, пианино Музтрест с круглым, поднимающимся на винтовой опоре стулом к нему, вешалка большая, кровати железная, деревянная и детская с сеткой, стулья, табуретки, чернильный прибор, два портрета вождей, 6 картин и разное другое [А.6, док.12]. Во фронтальной стороне длинного забора, выходившего на Артиллерийскую улицу, справа, в самом углу, находились ворота, а слева, чуть ближе к середине, имелась калитка. У калитки со стороны участка стоял небольшой дом, предназначавшийся не то для сторожа, не то для дворника. К дому примыкал гараж, а за ними находился хозяйственный двор. В этом домике жила семья Погребковых. Дядя Гриша (все его так звали, теперь даже отчество не вспомнить) являлся шофером наркома Богданова Н.К. Нина Фёдоровна, жена дяди Гриши, работала диктором на радио. У них было двое детей: Юра, мой тёзка и одногодок, чуть постарше меня, с которым мы вместе проказничали, и дочь Алла, уже школьница, не очень-то с нами, малышами, водившаяся. От ворот до гаража мимо нашего дома по всему участку проходила подъездная дорога для машины. Здесь же, слева от дома, имелась площадка для разгрузки топлива, в качестве которого завозили сучкастый саксаул. Справа от дома простиралась зелёная лужайка, которую мы называли полянка, и вдоль неё росли несколько берёзок. За домом раскинулся сад: десяток яблонь, груши и огромное количество малины, росшей сначала тремя рядами, а потом сплошным массивом. Тут же находился огород. Домашним кухонным хозяйством заправляла тётя Шура, жена папиного брата. Самого дядю Шуру призвали солдатом в пехоту. Их дети, Клава, девятнадцати лет, и Георгий, семнадцати лет, также жили вместе с нами. Правда, вскоре Гога подделал документы, прибавив себе возраст, благодаря чему был принят в радиотехническую школу. После окончания учёбы летал в качестве стрелка-радиста на военно-транспортном Дугласе. Как-то однажды маршрут их полёта проходил с посадкой в Алма-Ата. Пользуясь 220 длительной стоянкой, Гога примчался за мной и братом Вовой, чтобы свозить нас на аэродром и показать свой самолёт. Папина сестра тётя Катя вместе со старшей дочкой Ниной, а также племянницей Клавой работали на почте в отделе военной цензуры. Младшие дочки Лида и Тамара учились в школе. Ещё с нами много лет жила тётя Лиза из Ленинграда. Так же, как и раньше, она шила для нас, но, насколько помню, никогда ни на какую общественную работу не ходила. В случае возникновения необходимости немного потрудиться, например, провести генеральную уборку, сразу же сказывалась больной (нервы не в порядке) и ложилась в постель. В общем, вместе с родителями, бабушкой и нами, двумя малышами, обедать за стол садилось почти полтора десятка человек. К этому, как правило, ещё кто-то добавлялся из знакомых, постоянно бывавших у нас проездом, или по другому случаю. Кроме того, папа распорядился обязательно кормить любого человека, пришедшего к нам в дом, будь то водопроводчик, электрик, трубочист или водитель грузовика, доставившего дрова. Отец прекрасно видел, что по сравнению во всеми другими людьми наша семья, благодаря его служебному положению, жила в привилегированных условиях, и хоть как-то хотел помочь тем, кому оказывалось труднее. Все ли высокие начальники были способны на такое? Каждый день мама из своей медицинской клиники приводила какого-нибудь врача, чтобы покормить. Чаще других у нас бывала со своей дочкой Долорес мамина коллега по гинекологии Хадича Есентуровна Мурзалиева, будущая первая из казашек профессор, доктор медицинских наук. Муж её был на фронте, и семье без него жилось нелегко. С Хадичой (как все мы её называли) и её семейством, в котором после окончания войны и возвращения мужа появились ещё две дочки, Дина и Дамеш, у нас сохранилась тёплая, многолетняя дружба. Таким образом, каждодневная нагрузка на кухню и на главную кашеварку, которой в свободное время помогали и другие женщины, оказывалась весьма солидной. Если ещё учесть, что в доме было семь иждивенцев, то все деньги, которые получали родители и работавшие женщины, уходили на питание. Ну и что? Зато сами в трудные годы выжили и другим, насколько сумели, помогли. Во многом выручали нас сад и огород. Помню, среди яблонь была у нас одна огромная Китайка, на которой росли мелкие яблочки. Весной папа её так обработал - обрезал лишние ветки и подкормил, что благодарное дерево дало небывалый урожай. От тяжести плодов вершина обломилась и упала на землю. Яблок на ней было столько, что мы себе вдоволь набрали и всем приходившим к нам пообедать в качестве нагрузки обязательно накладывали целую сумку. Вот это действительно Алма-Ата, отец яблока! - шутили мы. А ещё в летнюю пору всех приходивших снабжали малиной. Только собирайте сами! ставилось одно условие. Большой семьёй мы жили очень дружно. Иногда в жаркую погоду по выходным дням устраивали обливания. Дождавшись, когда загоравшие на солнце девушки вдоволь нагреются, папа заговорщически подмигивал нам. Мы набирали в ковшики воду и тихонько подкрадывались к разнежившимся сестрёнкам. Начинать обливание лучше всего было с Нины Костиной: от потока холодной воды она визжала громче всех. Потом начиналась общая потеха: 221 каждый хватал любую посудину - тазик, кастрюлю, кружку - набирал воду и старался облить противника. Носились друг за другом по всему участку, подкарауливали из-за угла, плескали из окон. Тётя Шура кричала: Только дома не надо! – но какое там, воду-то приходилось набирать в ванной, поэтому заливали всё. Однажды Нина, спасаясь от дяди Коли, выскочила в одном купальнике через калитку на улицу, и отец в трусах, вооружённый ковшиком с водой, понёсся за ней. Натешившись вдоволь, все в изнеможении падали, обсыхая под палящим солнцем. По нашему возрасту нам с братом давно пора было ходить в детский сад. Но мама говорила, что сейчас время трудное, а мест в детском саду мало. Поскольку у нас дома хорошие условия, то не будем у тех детей, которые нуждаются, отнимать два лишних места. Так и подрастали мы в окружении взрослых. Из детей в наших играх участвовали в основном Юра Погребков да Долорес. Зато Тамара Костина столько нам сказок рассказывала, сама даже удивлялась своей фантазии. Лично я много бедокурил. За это меня ставили в угол, чтобы остыл и подумал, а потом попросил прощения за свои проказы. Но я стойко переносил наказание, не желая сдаваться. Когда надо было помочь в конфликте, бабушка Анна Леонтьевна подставляла стул, шаркая парализованной ногой, садилась на него и начинала меня уговаривать: Иди, покорись папе-то. Иди, милый! Но я только ругался: Отстань, бабка! - и лягался ногой в её сторону. 22 января 1943 года мама послала своему брату Александру в Полярное открытку, которую начала очень оптимистично: Саша! Ура, с победою! Как хороши наши дела на фронте, скоро проклятому Гитлеру будет конец!. Интересовалась, получил ли брат посылку с табаком, отправленную перед новым годом. Но через месяц открытка вернулась с пометкой Такой выбыл [П.3, 3.2]. Только позднее из письма Татьяны Яковлевны узнали мы, что 25 января дядя Саша трагически погиб - его раздавило машиной. Хоронили морского офицера с воинскими почестями и оркестром, командующий прислал тёте Тане письмо, в котором отозвался об Александре Владимировиче как о замечательном человеке и командире. К сожалению, обстоятельства, связанные с созданием сборной семьи и усыновлением Владимира, рождали среди досужих людей грязные слухи, что очень больно ранило тётю Таню. После того, как мужа, отца Вовы, не стало, её положение оказалось ещё более отчаянным. Татьяна Яковлевна обращалась к моим родителям, как к самым близким и родным людям, с просьбой помочь хотя бы устроиться с квартирой и службой. Могу ли я надеяться на Вашу моральную поддержку? - писала тётя Таня и тут же добавляла: Простите меня, что может быть, даже наверное, обижаю Вас тем, что сомневаюсь [П.3, 3.3, 3.5]. Присылали маме письма и открытки однокурсники и однокурсницы по Смоленскому университету, коллеги по совместной работе. Многие из них попали на фронт или прифронтовые госпитали. Делились пережитым, порой сообщали о тех, кто погиб. Просили чиркнуть им хоть строчку [П.3, 3.1, 3.4, 3.6, 3.8, 3.9]. Интересное письмо пришло от Паремской В.В., работавшей вместе с мамой в Казахском мединституте. Её мужа перевели в Читу, а потом он много лет пробыл в Китае. Разговорчивая Вера Васильевна посылала всем нам свой сердечный привет, сообщала, что живёт 222 теперь одиноко, так как никого, кроме мужа, нет, с кем бы можно было поделиться впечатлениями. Часто вспоминала Алма-Ата, как светящуюся звёздочку на фоне нашей жизни, и делала вывод, что хороших людей редко можно встретить [П.3, 3.7]. Однако продолжим разговор о делах наркома внутренних дел Казахской ССР комиссара гб Богданова Н.К., которому приходилось решать самые разнообразные вопросы, связанные с жизнью республики. Выполнение поставленной Государственным Комитетом Обороны труднейшей задачи по срочному расширению производства Карагандинского угольного бассейна требовало постоянного наращивания количества рабочей силы. 12 октября 1943 года СНК и ЦК Казахстана постановили обязать председателей облисполкомов и секретарей обкомов за 10 дней в соответствии с разнарядкой дополнительно мобилизовать для работы в шахтах и на строительстве подъездных путей 7000 человек, из них 5000 рабочих из числа спецтрудопереселенцев, остальных из числа городского и сельского неработающего населения, причём в составе мобилизованных должно быть обеспечено не менее 50% мужчин [А.17, 22.16]. Однако мобилизация рабочих была фактически сорвана. На 8 ноября 1943 года из 10 000 рабочих, планировавшихся к мобилизации на строительство, начиная с июня, на место прибыло лишь 6756 человек, а из последней разнарядки на 7000 рабочих удалось набрать всего 1204 человека. Руководство Казахстана предупреждало областные, партийные и советские власти о недопустимой безответственности, поскольку план угледобычи является задачей всей общественности республики. Секретарю Карагандинского обкома и председателю облисполкома указали на слабую партийно-политическую работу и плохие жилищнобытовые условия для рабочих, что приводило к большой текучести кадров. Для того чтобы разрешить проблему, персональную ответственность за своевременную мобилизацию трудпереселенцев в количестве 7000 человек для Карагандинского угольного бассейна возложили на наркома НКВД Казахской ССР т.Богданова. В целях обеспечения оперативного руководства и контроля за ходом мобилизации рабочих во всю угольную отрасль республики сформировали тройку в составе заместителя секретаря ЦК КП(б)К по угольной промышленности Каржаубаева, заместителя председателя Совнаркома Полякова и наркома внутренних дел Богданова [А.17, 22.17]. Ситуацию удалось переломить, но о победных реляциях чуть позже. Пока же для пополнения квалифицированной рабочей силы в октябре 1943 года был объявлен очередной призыв (точнее, мобилизация) молодёжи в школы Фабрично-заводского обучения (ФЗО) и Ремесленные училища (РУ) республики. Ставилась задача набрать 14 250 человек. Откуда взять столько ребят и девчонок? Очень просто: обязать НКВД Казахской ССР и Управления НКВД по областям направить в период призыва подростков из детских приёмников-распределителей, из трудовых колоний и трудо-военизированных колоний, у которых срок пребывания истёк. Под мудрым руководством товарища Сталина в Стране Советов ничего зря не делалось. При этом требовалось проявить о призывниках сталинскую заботу: Обеспечить подростков верхней одеждой, обувью и двумя сменами белья. Выдать документы, удостоверяющие личность [А.17, 22.18]. 223 За другими делами несколько упустили вопрос о ходе в Казахстане хлебозаготовок в осеннюю страду 1943 года, надеясь, что заинтересованный читатель ознакомился с анализом этого вопроса по нашей статье “Хлеб войны” [Л.30]. Кратко отметим, что, по оценке ЦК КП(б) Казахстана, вследствие слабого руководства хлебозаготовками, попустительства саботажникам хлебосдачи и наличия антигосударственных настроений со стороны отдельных руководителей областей, районов, колхозов и совхозов, не желающих сдавать хлеб государству, на 15 ноября 1943 года план хлебозаготовки выполнен в колхозах на 43,9%, в совхозах – на 51,3%. Центральный Комитет требовал обеспечить безусловное выполнение плана, объявлял выговоры всему составу бюро Кустанайского, Северо-Казахстанского и Павлодарского обкомов и предупреждал первых секретарей всех уровней, что они будут сняты. Не слишком надеясь на областные партийные и советские власти, ЦК привлёк к решению хлебного вопроса силовые ведомства, обязав НКГБ (т.Бабкина) и НКВД (т.Богданова), а также республиканского прокурора (т.Мамутова) и Наркомюст (т.Мажитову) в суточный срок дать по своей линии необходимые указания... и потребовать от местных работников повести более решительную борьбу с саботажниками, дезорганизаторами хлебозаготовок и расхитителями хлеба [А.17, 22.19]. Кроме непременной бесплатной поставки хлеба государству, имелся ещё обязательный план закупки хлеба у колхозов и колхозников. (У совхозов закупать было нечего, поскольку весь урожай ими полностью сдавался). Такая закупка осуществлялась на условиях встречной продажи товаров. Однако здесь в критический момент подвели Спецторг и НКВД республики. Несмотря на имевшееся указание о том, чтобы воздержаться от реализации товаров с тем, чтобы использовать их для хлебозакупа, начальник финотдела НКВД распорядился отпустить через Спецторг дефицитные материалы своим людям по спискам, без ордеров, по завышенным нормам. Самое обидное, что в результате часть товаров была выдана не тем сотрудникам, которые в них нуждались. Секретарь парторганизации НКВД, зная о разбазаривании промтоваров, не принял мер к прекращению несанкционированных действий и таким образом вместе с другими товарищами встал на путь противодействия хлебозакупу. В результате ЦК снял с работы начальника Спецторга и объявил ему строгий выговор с занесением в учетную карточку. Наркому Богданову было поручено разобраться с начальником финотдела своей властью. Внимание заместителя наркома Николаева было обращено на то, что он лично совершил ошибку в том, что не принял мер к недопущению неправильной распродажи. Первому секретарю Алма-Атинского обкома Боголюбову было получено провести партийное собрание в первичной парторганизации НКВД с разбором этого неблаговидного дела [А.17, 22.20]. Но сохранённая от разбазаривания малая толика промтоваров всё равно не спасла бы от позорного провала с госзакупом хлеба. На 1 января 1943 года в целом по республике оказалось закуплено от плана всего лишь 19,1% хлеба (особенно плохо - Актюбинская 4,1%, Акмолинская 3,6%, Кустанайская 2.(% и Джамбульская 1,66% области) и 31% картофеля [А.17, 22.21]. Имелись проблемы и в традиционном для Казахстана животноводстве. В связи с тем, что многие семьи (особенно военнослужащих, у которых кормилец был на фронте) испытывали 224 острую нужду в продуктах питания, начался хищнический убой общественного колхозного скота и скота, находившегося в личном пользовании колхозников, происходили разбазаривание и кража животноводческой продукции, особенно молока. Во многих письмах, отправлявшихся на фронт, семьи жаловались на тяжелое продовольственное положение. И опять в помощь партийной и советской власти призывались органы НКВД, прокуратуры и Наркомюст, которые должны были усилить борьбу со скотокрадством и разбазариванием продовольственных и промышленных товаров [А.17, 22.22]. Большая скученность населения и отсутствие элементарных бытовых удобств, слабое медицинское обслуживание приводили к появлению массовых инфекционных заболеваний. Для предупреждения распространения сыпного тифа среди трудящихся республики, поражение которым осенью 1943 года по ряду областей возросло в несколько раз, принимались срочные меры. Особенно тяжелое положение создавалось в лагерях заключенных и военнопленных. Наркомат внутренних дел оборудовал в местах лишения свободы санпропускники, бани, вошебойки. Эшелоны с военнопленными в пути следования подвергались санобработке, контакт их с населением не допускался. Силовым органам вменено было заводить судебноследственные дела на лиц, срывавших санобработку и проведение противоэпидемиологических мероприятий [А.17, 22.23]. В добавление к этому с 1944 года в Казахстан стали прибывать спецпереселенцы с Северного Кавказа. Их как-то надо было размещать, обеспечивать питанием, трудоустраивать. Решения по этим вопросам принимались не только строго секретные, но и хранились в недоступной нам особой папке [А.17, 22.24, 22.25]. Как известно, в войну распределение продуктов осуществлялось по карточкам, регламентировавшим покупку в магазине каждым человеком строго определенного количества продовольствия - хлеба, мяса, молока и др. Потеря карточек была равносильна голодному существованию. Чтобы исключить возможность хищения карточек при их изготовлении или осуществления с ними иных злоупотреблений, печатание этих драгоценных для того времени бумаг доверялось только типографии НКВД. Стремясь достигнуть наибольшей уверенности в отсутствии каких-либо нарушений при выполнении полиграфическим предприятием правительственного заказа, нарком Богданов Н.К. устанавливал на период изготовления карточек специальный режим работы и строго спрашивал за его соблюдение. Нареканий в адрес НКВД по этому вопросу никогда не было [А.17, 22.26]. За провалы в сельском хозяйстве руководству республики предстояло серьёзно отвечать - комиссия из Москвы набрала значительное количество фактов о недостатках в руководстве важной продовольственной базой страны. Надо было смягчать удар, акцентировав внимание на достижениях в других областях. 25 марта 1944 года на заседании бюро ЦК КП(б) Казахстана подвели итоги строительства Карагандинского угольного разреза организацией ГУЛЖДС НКВД СССР. В постановлении отметили, что коллектив строителей и их руководители в исключительно короткий десятимесячный срок успешно выполнили задание Государственного Комитета Обороны, построив и сдав в эксплуатацию для добычи открытым способом индустриальный угольный разрез с годовой 225 мощностью в 1,5 миллиона тонн угля. Все построенные сооружения межведомственная комиссия оценила на отлично. Центральный Комитет Казахстана отметил, что высокого результата добились благодаря самоотверженному труду всего коллектива, государственному подходу к делу руководителей строительства и повседневной помощи, оказанной строительным организациям со стороны партийных, советских и хозяйственных органов республики. В связи с таким успехом решили: просить ЦК ВКП(б) и Народного Комиссара Внутренних Дел СССР товарища Берия войти в правительство Союза ССР с ходатайством о награждении союзными правительственными наградами особо отличившихся рабочих-строителей разреза и работников партийно-советских органов Казахской ССР [А.17, 22.27]. Забудем о трудностях и жертвах, станем сверлить в пиджаках и кителях дырочки для крепления орденов. Но это достижение не слишком уменьшило поток критики, которая была высказана первому секретарю Скворцову Н.А во время заседания Х Пленума ЦК КП(б) Казахстана, состоявшегося 5–7 апреля 1944 года. Основой для проведения партийного форума явилось постановление Центрального Комитета ВКП(б), отметившего серьёзные недостатки в работе Казахстанского ЦК. Прежде всего вопрос касался сельского хозяйства, руководство которым, по мнению высшего партийного органа страны, ухудшилось, при этом резко снизилась урожайность, уменьшился валовой сбор зерна, план хлебозаготовок не был выполнен, сократилась выдача хлеба колхозникам на трудодни. Несмотря на богатейшие кормовые возможности, животноводство развивалось неудовлетворительно. Серьёзной критике как сверху (из Москвы), так и снизу (с мест) подвергалось применение в работе республиканского ЦК методов администрирования, вмешательства в хозяйственные дела, рассылки большого количества руководящих указаний, бесконечных кадровых перестановок и наложения взысканий. Заметим, однако, что такой стиль управления был присущ всем партийным органам, от ЦК ВКП(б) до последнего райкома, и порождался он именно верховной московской властью, потому что иных рычагов (в первую очередь экономических) наши вожди, увы, не знали. В области промышленности отмечались успехи в быстром создании и расширении рудной базы для предприятий свинцовоцинкового, золотого и медного производств. Вместе с тем, ставились задачи окончить и ввести в строй пять крупнейших комбинатов, заводов и фабрик [А.17, 22.28]. В дискуссии на этом Пленуме выступил и нарком внутренних дел Богданов Н.К. Конспективно осветим вопросы, которые были подняты в этом выступлении, поскольку они касались многих сторон жизни Казахстана. 1. Отмеченные ЦК ВКП(б) серьёзные недостатки почти во всех отраслях народного хозяйства республики явились результатом того, что значительная часть партийных руководителей в районах и областях в практике своей работы заняла неправильную линию, переключив на себя все вопросы хозяйственной жизни, рассеивая своё внимание на сотни мелких, не решающих вопросов, и этим подменили ряд советских и хозяйственных организаций, одновременно освободив их от ответственности и лишив инициативы. Даже мелочные вопросы нельзя разрешить без того, чтобы не посоветоваться в обкоме или райкоме. (Заметим, что именно такая неправильная линия как раз и 226 начиналась с высшего органа партийной власти страны - московского ЦК.) 2. Практика накачивания низовых организаций по телефону привела к такому положению, что ряд руководителей стали скрываться от телефонных звонков, выезжая, например, в ближайший колхоз. 3. Районные земельные организации иногда за целый год самостоятельно не давали в колхозы ни одного указания - всё исходило только от райкомов партии и райисполкомов. 4. Очень много надежд возлагалось на уполномоченных, но их посылка в районы и области перешла всякие границы. Перед этими работниками ставилась задача по выправлению выявленных серьёзных недочётов в работе, но сейчас эта система превратилась просто в формализм. Уполномоченные настолько надоедают там, где находятся, что от них отбиваются, как от мух. Я был в Свердловском районе Джамбульской области. Там три месяца безвыездно с начала посевной, находился уполномоченный райкома партии. Колхоз чисто казахский, ни председатель правления, ни счетовод не понимают русского языка, а уполномоченный не знает казахского. Чем же он может в таком положении помочь колхозу, какую оказать практическую помощь? Человек измучился не на своём месте, а участок его работы в районе остался заброшенным. 5. О состоянии животноводства, которое занимает одно из первых мест в народном хозяйстве республики. Проверкой зимовки скота, особенно на отгонных участках, проведенной в течение декабря 1943 года - февраля 1944 года органами НКВД, было выявлено много серьёзных недостатков, которые пагубно отразились на качественном состоянии животноводства, вызвали большие потери скота. В ряде мест этот серьёзный участок работы оказался отданным на откуп людям, совершенно не проверенным (ранее судившимся за растраты, хищения). Подготовка к зиме прошла некачественно, но ни у кого в районах это не вызвало тревоги. Вследствие невыполнения плана сенокошения положение с кормами создалось напряжённое, нужно их экономить. Но в колхозах происходит перерасход кормов, есть факты использования грубых кормов на топливо, а в результате падёж скота из-за бескормицы. Факты очковтирательства в заготовке кормов отмечены в ряде областей. Корма уничтожались варварски, распродавались на сторону, а чтобы выйти из создавшегося положения, истощённый скот сдавали в мясопоставки, что нельзя рассматривать иначе, как истребление поголовья. Крайне серьёзно обстоит дело с инфекционными заболеваниями скота, особенно чесоткой, что требует усиления соответствующих мер борьбы. (Заметим здесь, что, несмотря на весьма плачевное состояние с животноводством, республиканские организации, чтобы победно прозвучать, в 1944 году выступили с предложением о присуждении Казахстану Красного Знамени Государственного Комитета Обороны (ГКО) за успешное выполнение плана по животноводству. При этом преднамеренно скрыли, что имелся массовый падёж скота. При проверке, проведенной органами НКВД, было установлено, что за год пало около полутора миллионов голов скота! Нарком внутренних дел Богданов воспротивился тому, чтобы награждение произошло незаслуженно, на фоне очевидного обмана. В результате присуждённое Знамя ГКО было отобрано и передано другой республике [А.12, док.6, л.3а].) 227 6. Проверкой выявлено значительное количество фактов разбазаривания скота под всякими предлогами, особенно путём незаконной выбраковки и вынужденного забоя. Всё это оформлялось фиктивными актами, которые беспрепятственно утверждались инспекторами. Расхищению скота в больших размерах способствовала запутанность в учёте. При проверке наличия скота в одних колхозах оказывался недостаток, а в других - излишек. Перед инвентаризацией личный скот колхозников зачисляли в колхозное стадо, а потом возвращали. Народившийся молодняк от учёта скрывали, чтобы потом сократить показатели по падежу. С этой же целью контрактовался (по договору якобы передавался в колхоз) молодняк у колхозников. Реальные цифры по падежу показать боялись, так как за это тебя и нас расстреляют. Имелись сигналы о непрекращавшихся фактах обмена личного скота на колхозный, причём брали из колхоза крупный скот или маточное поголовье, а возвращали молодняк. Лица, виновные в расхищении скота, были наказаны. Всего в 1943 году и начале 1944 года привлечено к ответственности 4931 человек. 7. Выявилась неприглядная роль руководителей районов, которые превратили колхозы в свои подсобные хозяйства, откуда брали в большом количестве скот и зерно, даже не оплачивая стоимость. В ряде мест председатели колхозов из подотчётных лиц превратились в полновластных хозяев, перестали советоваться с колхозниками и держать перед ними ответ. 8. Остро встал вопрос о расхищении хлеба осенью 1943 года. К ответственности привлекли 5800 человек, у которых изъяли и возвратили колхозам и государственным организациям 71 600 пудов зерна. Объём хищений был настолько значителен, что у задержанных расхитителей изъяли товарно-материальных ценностей на десятки миллионов рублей (не считая золото и драгоценности), а также наличные деньги в сумме 7 млн 600 тыс рублей. 9. Учитывая напряжённое положение с продовольствием, следовало сосредоточить внимание всего партийно-советского актива на наблюдении за сохранностью семян, иначе они могли быть расхищены. При этом хищение семян достаточно просто прикрывалось снижением норм высева на гектар. В дополнение к специальным мероприятиям по охране семян, которые проводили органы НКВД, предлагалось создать группы или бригады содействия сотрудникам милиции. Перекладывать это дело только на НКВД не представлялось возможным, так как для стопроцентного предотвращения хищений у этого ведомства сил не хватало. 10. Только что закончилось переселение в Казахстан некоторых народностей Северного Кавказа - чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев - в общей сложности 500 тысяч человек. Эти люди Советским правительством наказаны за то, что в момент нахождения немецких войск на Кавказе большая часть их являлась пособнической базой немцев, выступала с оружием в руках против Красной Армии, а некоторые из них составляли кадры шпионов, диверсантов и т.п. Перед этими народностями поставлена задача - честным трудом искупить свою вину перед народами Советского Союза. Необходимо этот контингент быстрейшим образом обеспечить в части хозяйственно-бытового устройства и втянуть в работу, причём не только глав семей, но и всех трудоспособных членов семей. На Пленуме говорили, что прибывшие к нам “плясуны” (так их прозвали в 228 народе) плохо работают или совсем не выходят на работу, а колхозники боятся идти в поле и оставлять дома детей одних. Партийные и советские органы обязаны добиться такого положения, чтобы вместе с колхозниками пошли на работу и переселенцы. Раз такого положения нет, значит районные комитеты партии до настоящего времени не приняли меры, чтобы поднять людей на работу, а с этого нужно начинать. Необходимо следить за тем, чтобы не допустить каких-либо столкновений переселенцев с местным населением, и этим дать повод к открытым выступлениям. До войны чеченцы и ингуши неоднократно выступали с оружием в руках против мероприятий Советской власти. Отсюда следует сделать вывод, что антисоветские элементы будут стремиться вызвать недовольство, спровоцировать втягивание в это дело местного населения, добиваясь серьёзных столкновений. Это должно быть вовремя выявлено и предотвращено. Сейчас переселенцы распространяют массу провокационных слухов. Надо эти слухи пресекать и разъяснять населению действительное положение дел. Чеченцы переселены сюда не только на время войны, а на постоянное жительство. В связи с этим они должны приступить к строительству домов, заготовке стройматериалов. Но без помощи местных органов и колхозов это дело не пойдёт и строительство будет сорвано. В проведении всех мероприятий большую помощь будут оказывать специально созданные для этого комендатуры НКВД, которые занимаются всеми вопросами, связанными с трудоустройством, хозяйственной деятельностью и режимом, так как переселенцы ограничены в передвижении. Имеется просьба - оказать помощь комендатурам, а они включатся во всю хозяйственную жизнь колхозов. (Нами уже говорилось о том, что благодаря проявлявшемуся вниманию к нуждам людей, попавших в сложнейшую жизненную ситуацию, и использованию в необходимых случаях оперативных мер, наркому внутренних дел Богданову Н.К. удавалось держать под надёжным контролем обстановку в среде спецпереселенцев). 11. По вопросу борьбы с детской беспризорностью и безнадзорностью (который предусматривал проведение многих мероприятий) нарком отметил, что, несмотря на всю серьёзность положения, в ряде областей внимание к этому делу со стороны партийных и советских органов уделяется недостаточное. Вместо расширения сети детских учреждений, подведомственных органам НКВД, некоторые пришлось закрыть из-за того, что они не отвечали предъявляемым требованиям. Часто не могли разгрузить детприёмники только потому, что дети были раздеты, облисполком не выделил ни одежды, ни обуви. При наличии продовольственных затруднений резко увеличивается беспризорность и безнадзорность, что ведёт к возрастанию преступности, особенно краж, среди детей (это мы наглядно видим и в конце девяностых годов - Ю.Б.). Дети должны быть изъяты с улицы и помещены в специальные детские учреждения, иначе мы стоим перед серьёзной опасностью втягивания в уличную преступность других детей. Запросы НКВД в отношении помощи в этом вопросе очень скромны и удовлетворить их можно, как это делается в ряде областей. 12. В отношении мобилизации рабочей силы в Карагандинский угольный бассейн. Получается чехарда: 15 тысяч рабочих пришло, а 12 тысяч ушло. Это результат плохого приёма мобилизованных, 229 исключительно низкой оперативности и готовности к размещению людей. Считаем, что в числе убывших 6 тысяч человек дезертировали. Надо разобраться в причинах, почему они ушли. Это произошло потому, что созданы плохие условия жилья, в бараках нет стёкол, даже воду не привозят. Следует учесть, что людей, которых относят к дезертирам, отдают под суд и на них накладывается очень тяжёлое пятно, хотя они и не повинны в таких больших грехах. Надо избавиться от массовой мобилизации рабочих и ориентироваться не на увеличение количества рабочих рук, а но освоение на месте того контингента, который там есть. Иначе гоняем только из области в область людей, а это результата не даёт [А.17, 22.29, л.83-88]. Приведенное выступление позволяет, на наш взгляд, судить о достаточной зрелости наркома внутренних дел Богданова Н.К. как руководителя, душой болевшего за общее дело, стремившегося вскрыть причины имевшихся недостатков и найти пути их устранения. К сожалению, в рамках сложившейся тоталитарно-административной СИСТЕМЫ внести кардинальные изменения в хозяйственную деятельность не представлялось возможным. Оставалось лишь честно и добросовестно исполнять свой служебный долг, стараясь, по мере возможности, добиваться улучшения положения простых тружеников. На заседании Х Пленума 9 апреля 1944 года нарком внутренних дел Богданов Н.К. был избран в члены бюро и Пленума ЦК КП(б) Казахстана. Вместе с ним в состав бюро, расширенного до 11 человек, вошёл новый нарком госбезопасности Казахской ССР Огольцов С.И., 22 марта 1944 года сменивший на этом посту Бабкина А.Н. Отметим здесь, что до этого назначения комиссар III ранга Огольцов С.И., письма которого к Богданову Н.К. мы приводили в предыдущей главе, в самом конце 1942 года был переведен из блокадного Ленинграда на должность начальника УНКВД Куйбышевской области, а после разделения ведомств там же стал начальником УНКГБ. Комиссара гб III ранга Бабкина А.Н. теперь назначили начальником УНКГБ Челябинской области [Л.67, стр.97,323]. Необходимо подчеркнуть, что на упомянутом Х Пленуме было оказано партийное доверие двум руководящим работникам, ложно скомпрометированным показаниями обвиняемых по делу Националисты (которое мы описали в главе 21): наркома земледелия Даулбаева А.Д. избрали кандидатом в члены бюро ЦК КП(б)К, а заместителя по кадрам Бозжанова Н. переизбрали в состав членов Пленума ЦК [А.17, 22.30]. После проведения крупной партийной головомойки (во время которой первому секретарю Скворцову Н.А. и председателю СНК Ундасынову Н.Д. ЦК ВКП(б) объявил по выговору), принятия важных, вдохновляющих решений, осуществления частичного обновления главного партийного руководящего органа республики следовало с новыми силами приступить к хозяйственным делам, к безусловному выполнению всех великих предначертаний высшего советского партийного руководства. Энтузиазма в работе прибавило ещё и то, что оперативно сработала посланная в конце марта 1944 года в Москву докладная об успехах в строительстве Карагандинского угольного бассейна. Нарком внутренних дел СССР Л.Берия и нарком угольной промышленности СССР В.Вахрушев 27 марта 1944 года направили в Государственный Комитет Обороны на имя тов. Сталина И.В. совместное письмо, в котором доложили, что Карагандаугольстрой НКВД выполнил в заданные сроки 230 постановление ГКО о строительстве угольного разреза (открытый способ добычи угля) Карагандинского бассейна, производительностью 1,5 млн тонн угля в год. При этом в письме указывалось, что за 10 месяцев строительства выполнено 2,4 млн куб метров земляных работ, попутно добыто и отгружено потребителям 225 тыс тонн угля, построено 17 тыс кв метров жилой площади с коммунально-бытовыми обустройствами, постоянное паровозное депо, электро-водоснабжение, уложено 28 км железно-дорожных путей. Руководители двух ведомств просили вождя народов разрешить наградить наиболее отличившихся строителей разреза [А.3, док.12]. 8 апреля 1944 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР, в соответствии с которым за успешное выполнение задания правительства наградили орденом Ленина 4 человека, в том числе начальника Карагандастроя НКВД СССР подполковника гб Успенского Д.В. Ордена Трудового Красного Знамени удостоили 10 человек, включая комиссара госбезопасности Богданова Н.К. Среди полусотни награждённых орденом Знак Почёта были два представителя НКВД: подполковник гб Филиппов А.В. и майор гб Пришельцев В.К. [А.3, док.12]. 23. ПРОДОЛЖЕНИЕ КАЗАХСТАНСКОЙ ЭПОПЕИ Казалось бы, на Х Пленуме ЦК КП(б) Казахстана откровенно, попартийному, по-большевистски поговорили о недостатках, вскрыли причины их появления, наметили пути дальнейшей работы – теперь всё должно идти успешно, как бы само собой, без постоянных понуканий и взысканий. Действительно, весенний сев 1944 года провели с каким-то подъёмом, в сжатые сроки и на высоком уровне. На очередном ХI Пленуме ЦК КП(б) Казахстана в июне 1944 года радостно доложили, что план сева выполнили повсеместно на 103,8–107,2%. Лучше на полевых работах использовались трактора [А.17, 23.1]. Однако отсутствие материальной заинтересованности трудящихся в результатах собственного труда, несмотря на вызванный войной высокий патриотический подъём, вскоре всё вернуло на круги своя. Опять высшему партийному органу пришлось доставать испытанную плётку-погонялку. Голый энтузиазм без товарного наполнения, даже в условиях тяжелейшей для страны обстановки, требовал постоянного взбадривания. За что боролись - на то и напоролись. Низовые партийные руководители, боясь огорчить своих главных республиканских вождей, давали в отчётах дутые цифры. В связи с этим объективную информацию о действительном состоянии дел оказалось возможным получать лишь по линии НКВД, где нарком Богданов Н.К. за достоверностью поступавших сведений строго следил. Да ещё всех высших руководителей приходилось посылать на места, чтобы они там ответственно разбирались с обстановкой. Но не будем торопиться, пройдём весь путь последовательно, в хронологическом порядке. На своё первое рабочее заседание обновлённое бюро ЦК КП(б) Казахстана собралось 20 апреля 1944 года в следующем составе: Абдыкалыков М. (секретарь ЦК партии по пропаганде и агитации), Боголюбов (первый секретарь Алма-Атинского обкома партии), 231 Богданов Н.К. (нарком внутренних дел), Казакпаев А. (председатель Президиума Верховного Совета республики), Огольцов С.И. (нарком госбезопасности), Скворцов Н.А. (первый секретарь ЦК партии), Ундасынов Н. (председатель СНК республики), Шаяхметов Ж. (второй секретарь ЦК партии), Яковлев С.Я. (секретарь ЦК партии по кадрам), Якупов В.Я. (секретарь ЦК комсомола республики). В заседании принимали участие кандидаты в члены бюро ЦК партии: Даулбаев А.Д. (нарком земледелия республики), Заговельев А.П. (первый заместитель председателя СНК республики), Койшигулов (секретарь обкома партии), Орехов (заместитель председателя СНК республики). Как всегда, решались многочисленные хозяйственные дела, производились кадровые назначения и рассматривались вопросы по апелляциям исключённых из партии или получивших партийные взыскания. После передачи в эксплуатацию Карагандинского угольного бассейна серьёзные проблемы с жильем и бытом остались. Поэтому одним из первых приняли совместное строго секретное постановление СНК и ЦК Казахстана О жилищном строительстве в Карагандинском угольном бассейне. Действительно, сколько уже было сказано о том, что ввод в строй жилья значительно отставал от темпов развития угледобычи! Ещё хуже положение было с коммунальным и социальнокультурным обслуживанием (школами, банями, прачечными, столовыми, детсадами, яслями, кинотеатрами, клубами и др.). Сначала решили просить Совнарком СССР обязать Наркомуголь СССР построить и ввести в эксплуатацию в 1944-1945 годах 125 тысяч кв метров жилья. Но когда и как это будет сделано - сказать трудно. Поэтому обязали различные Казахстанские предприятия выпустить шлакоблоки, стекло, гвозди, черпицу и другие стройматериалы. Как предусмотрителен оказался товарищ Сталин, создав такую большую республику: за счёт широкого маневра техническими мощностями, материальными средствами и людскими ресурсами (вдохновлёнными партийными призывами) можно было своими силами решить все проблемы. Правда, людей опять приходилось мобилизовать тем же путём, как это делалось и до Пленума ЦК партии. Поручили зампреду Совнаркома т.Полякову и наркому внутренних дел республики т.Богданову направить для использования на жилищном и культурном строительстве на комбинате Карагандауголь и в тресте Карагандашахтстрой спецпереселенцев в количестве 5000 человек с учётом участия в работе вторых и третьих членов семей. Исходя из прошлого печального опыта, обязали означенные комбинат и трест, обком партии и облисполком провести своевременную подготовку бассейна к приёму и размещению мобилизованных спецпереселенцев. Наркомздрав республики призвали провести медицинский осмотр всех направлявшихся на работу. Как удобно перебрасывать огромные массы людей, если они не связаны никакой недвижимой частной собственностью: нищему собраться только подпоясаться. Но всё-таки на переселенцев надежда была слабая: согнать в кучу их можно, станут ли работать? Для подстраховки решили просить СНК СССР и ЦК ВКП(б), фактических заказчиков расширенной угледобычи, чтобы главные руководящие органы обязали союзный Наркомат внутренних дел выделить для комбината и треста из Карлага НКВД 1000 заключенных, в том числе не менее 30% от этого количества квалифицированных строительных рабочих (каменщиков, 232 плотников, столяров, штукатуров и др.). Вот зачем за решётку сажали простых тружеников: чтобы в соответствующий момент, в нужном месте их легко и просто можно было использовать по требуемому назначению. Для оперативного контроля за выполнением постановления и оказания практической помощи хозяйственной и партийной организациям Карагандинского угольного бассейна сформировали комитет содействия из пяти руководящих работников, в состав которого вошёл нарком Богданов Н.К. [А.17, 23.1]. Новая проблема возникла с эксплуатацией железных дорог, которых в недалёком прошлом в Средней Азии вообще не существовало. На действовавших в разгар войны магистралях неожиданно снизился товарооборот до 84-86% от имевшегося ранее. При проверке оказалось, что велик простой паровозов, трудовая дисциплина работников оставляла желать много лучшего. Но самое главное, резко возросло хищение грузов, причём совершавшееся самими железнодорожниками. Снова на органы внутренних дел легла непростая задача. Силами милиции решено было проверить всех граждан, проживавших в полосе железной дороги и в прилегавших посёлках, усилить паспортный режим, с территории путей и станций выселить лиц, ранее судившихся за воровство. С тем, чтобы полностью ликвидировать хищения в пути, приказано было войскам НКВД по охране железнодорожных сооружений усилить борьбу с незаконным проездом на товарных поездах. Лицам начальствующего состава железнодорожной милиции указали проводить внезапные ночные проверки и периодически сопровождать поездные составы [А.17, 23.3]. Ситуацию с хищениями грузов удалось взять под контроль такая функция была подвластна НКВД. А вот ритмичности работы железных дорог добиться оказалось сложней. Так, на Карагандинской железной дороге и строившейся Сталинско-Магнитогорской магистрали за 4 месяца 1944 года план погрузочных работ выполнили лишь на 86%, оборачиваемость вагонов обеспечили на 25%, отправление поездов по графику соблюдали всего на 58,6%. Причины такого отставания виделись в неудовлетворительной партийно-массовой работе среди железнодорожников, низкой трудовой дисциплине, недостаточной заботе о материально-бытовом положении работников, а также в слабом командовании движением и плохом состоянии паровозного парка. Для ликвидации пробелов обязали секретарей обкомов принять необходимые меры. Наркому внутренних дел Богданову Н.К., как обычно, поручили решить вопрос о выделении из Акмолинской, Карагандинской, Кустанайской, Павлодарской, Актюбинской и Кокчетавской областей для упомянутых железнодорожный магистралей из числа нетрудоустроенных спецпереселенцев 4000 семей. Начальникам строительств предлагалось обеспечить направлявшуюся в их распоряжение рабочую силу жильём, питанием и бытовым обслуживанием. В целях улучшения снабжения просили СНК СССР предоставить необходимые ресурсы. Поскольку планирование всех работ осуществлялось в нашей стране вплоть до гвоздя, то Казахстанский ЦК позаботился указать, чтобы соответствующие республиканские ведомства выделили, в частности, 10000 стаканов, 5000 мисок, 3000 кринок, 500 графинов, 300 декалитров водки для железнодорожников, 100 декалитров такого же зелёного змия для 233 строителей, а также крупы, рыбы и других продуктов на закуску [А.17, 23.4]. Главной же заботой руководителей республики оставался вопрос о хлебе. В конце июня 1944 года было принято решение об одновременном командировании в области всех членов и кандидатов в члены бюро ЦК, а также других руководящих работников с тем, чтобы на местах оказать помощь в реализации принятых на Х Пленуме Казахстана партийных решений. При этом особое внимание предлагалось обратить на ход таких основных сельскохозяйственных работ, как прополка посевов, вспашка паров, ремонт комбайнов и других машин, подготовка к уборке урожая, сенокосу и состояние животноводства. Важность намеченной проверки обусловливалась также и тем, что в ряде областей и районов наблюдалось массовое появление саранчи, поставившей под угрозу гибели большие площади посевов и сенокосных угодий. Согласно составленной разнарядке первый секретарь Скворцов выезжал в Южно-Казахстанскую область, председатель СНК Ундасынов - в Семипалатинскую, второй секретарь Шаяхметов - в Талды-Курганскую и Алма-Атинскую области и т.д. Наркома госбезопасности Огольцова направили в Актюбинскую область, а наркома внутренних дел Богданова - в Кзыл-Ординскую область [А.17, 23.5]. После завершения проверки ряд секретарей обкомов отчитывался на бюро ЦК. Некоторые получили взыскания, а иные поплатились и должностью. Заслушав первого секретаря Кзыл-Ординского обкома Тюлебаева, главные партийные руководители, основываясь на сведениях, сообщённых проверявшим это хозяйство наркомом Богдановым, отметили неудовлетворительное состояние дел в области. На поверку оказалось, что план весеннего сева колхозами был выполнен лишь на 75,5%, в то время как в рапорте фигурировала цифра, даже превышавшая заданную норму. Кроме того, усмотрели беспечное отношение к организационной работе, указали на непринятие необходимых мер для получения высокого урожая. В части выполнения плана по животноводству также отметили серьёзные недоработки [А.17, 23.6]. Так что добросовестная проверка позволила выявить и обман, и другие недостатки, однако в рамках существовавшей Системы исправить всё это, увы, не представлялось возможным. Надёжно управлявшиеся силы НКВД привлекались постоянно при любом срыве какого-либо важного хозяйственного дела. Так, АлмаАтинский горком и исполком не справились с задачей возведения гидростанции на реке Большая Алма-Атинка, сорвали сроки окончания строительно-монтажных работ. Придавая большое значение этому объекту, для практической помощи в работе организовали комитет содействия во главе с первым секретарём Скворцовым (председатель) и вторым секретарём Шаяхметовым (заместитель). В состав членов комитета, конечно же, включили наркома Богданова, который, имея в своём распоряжении рабочую силу, мог внести реальный вклад в решение вопроса, направить дело в нужное русло [А.17, 23.7]. Борьбы с табакокурением в те военные годы не велось, а вот с хищением табака и махорки органам НКВД сражаться приходилось. По указанию властей до выполнения плана обязательных поставок государству запрещалась продажа дымящего зелья в сыром и крошевом виде как колхозами, так и колхозниками и даже единоличниками. За 234 порядком в таком непростом деле следить поручалось прокурору республики Мамутову и наркому Богданову [А.17, 23.8]. В начале августа в южных областях Казахстана зерновые давно созрели, и колхозы и совхозы приступили к уборке нового урожая. Контроль за этой работой вёлся не только местными властями и уполномоченными, доверие к которым из-за очковтирательства было подорвано, но и органами внутренних дел. На основании спецсообщений НКВД от 3 и 12 августа 1944 года стало известно, что в результате безответственного отношения отдельных руководителей районных партийных, советских организаций и председателей колхозов к проведению уборки урожая, уборочные работы и сдача хлеба государству в ряде районов Алма-Атинской области проходят явно неудовлетворительно. На уборочные работы не мобилизованы все материально-технические и людские ресурсы области, вследствие чего уборка урожая затягивается, допускаются потери, хищения хлеба, что создаёт угрозу невыполнения плана хлебозаготовок в 1944 году. Спецсообщение передали в обком для принятия конкретных мер [А.17, 23.9]. Поступившая информация явилась основанием для снятия со своего поста первого секретаря Алма-Атинского обкома партии и назначения на это место небезызвестного нам Бозжанова Н. [А.17, 23.10]. И снова руководящие работники в количестве 150 человек разъезжались по областям. Теперь в целях проверки и оказания практической помощи. Богданов выехал в Актюбинскую область, Огольцов посетил Кустанайскую, Даулбаев побывал в Акмолинской и Кокчетавской областях и так далее [А.17, 23.11]. По результатам поездки, проводившейся Богдановым, 18 августа 1944 года в Актюбинский обком была направлена правительственная телеграмма, в которой обращалось внимание местных руководителей на серьёзное отставание области с уборкой урожая и выполнением плана хлебозаготовки [А.17, 23.12]. Трудности возникали не только с хлебом, но и с новой для Казахстана культурой хлопком. Вследствие несоблюдения агротехники, неправильного режима орошения, плохой организации труда хлопководческий совхоз Пахта-Арал допустил снижение урожая с 24 до 16 центнеров хлопка-сырца с гектара. Совхоз, в создании которого принимал участие Богданов Н.К., имел уже 18 тысяч жителей, из них треть являлись рабочими и служащими этого государственного предприятия. На сельскохозяйственных работах, особенно на уборке хлопка, использовались также и военнопленные, которых поставляло НКВД. По представлению наркомата внутренних дел партийное руководство требовало от директора совхоза, чтобы он оказывал максимальную помощь управлению лагеря в хозяйственном устройстве военнопленных [А.17, 23.13]. Поскольку бюро ЦК КП(б) Казахстана, в составе которого работал нарком Богданов Н.К., сосредоточило в своих руках управление всеми сторонами жизни республики, то чуть ли не ежедневно этим высшим органом от имени Центрального Комитета издавались самые разнообразные руководящие указания, носившие либо плановый (кому, что, сколько и в какие сроки нужно сделать), либо разгромный характер, если эти спущенные сверху планы не выполнялись. Приведём в качестве примера лишь некоторые постановления, принятые в страдную пору уборки урожая 1944 года. 235 Напомним, что инструкция, предварявшая каждую подшивку строго секретных протоколов, запрещала делать какие-либо выписки из документов и сообщать об их содержании кому бы то ни было. Будем считать, что за давностью лет эти конспиративные положения устарели. О снабжении хлебом населения Гурьевской и Кзыл-Ординской областей - в результате систематического невыполнения плана завоза хлеба в этих областях имелись перебои в текущем снабжении хлебом рабочих нефтяной промышленности, железнодорожников и рыбаков. Постановление предписывало проведение конкретных мероприятий, обеспечивавших исправление сложившегося положения [А.17, 24.14]. О ходе хлебозаготовок в колхозах и совхозах Казахской республики вопрос не поставлен в центр внимания, ряд руководителей обкомов и горкомов оправдываются гнилыми и вредными разговорами, что осенью много сельскохозяйственных работ и все они важны. Строго потребовано выполнять выданные разнарядки [А.17, 23.15]. О ходе проведения капитального ремонта энергетического оборудования - проводится неудовлетворительно, сроки ремонта сорваны. Принять необходимые меры для исправления положения [А.17, 23.16]. О ходе выполнения местной и кооперативной промышленностью плана производства обоза, упряжи и сельскохозяйственного инвентаря - совершенно неудовлетворительно: по телегам 47%, по саням 45,7%, по подковам 35,4%, по верёвкам хозяйственным 50%, по бочкотаре 54% и так далее. Нацелить на безусловное выполнение планов [А.17, 23.17]. О плане обеспечения Красной Армии, Военно-Морского Флота и войск НКВД свежими овощами, квашеной капустой, солёными огурцами, сушеными овощами, картофелем, фруктами из урожая 1944 года утвердить план поставок, считать заготовку в установленные сроки делом большой государственной важности [А.17, 23.18]. При утверждении планов разгрома не делалось, репрессии начинались при их невыполнении. О мероприятиях по заготовке и отгрузке лома цветных металлов происходит неудовлетворительно. Обязать соответствующие организации обеспечить установленные показатели [А.17, 23.19]. О производстве ремонта обуви колхозникам, работникам МТС и совхозов, занятых на уборе урожая и хлебозаготовке - утвердить план ремонта 150 тысяч пар обуви. Обязать, возложить, осуществить контроль [А.17, 23.20]. О выполнении графика хлебосдачи государству за пятидневку вследствие продолжающегося недопустимо слабого руководства со стороны обкомов, райкомов и наличия явного саботажа, пятидневный график выполнен на 63,3%. Сделаны грозные предупреждения в адрес местных руководителей [А.17, 23.21]. О ходе копки и вывозки сахарной свеклы - проводится совершенно неудовлетворительно, создаётся угроза выполнению плана в установленные сроки, имеются потери, гибель, хищение и разбазаривание урожая. Необходимо добиться безусловного достижения запланированных показателей [А.17, 23.22]. 236 О подготовке и проведении осенней случки и искусственного осеменения овец в колхозах и совхозах” - утвердили план метизации овец тонкорунными и каракульскими баранами [А.17, 23.23]. “О плане снабжения населения мукой, картофелем, крупой, макаронами на... (каждый месяц года) - учителя – 500 г. в день, иждивенцы – 200 г. в день, рабочие на полевых работах – 500 г. (человеко-день). Разрешили осуществлять примесь картофеля к хлебу взамен крупы. Распорядились в первую очередь снабжать ведущие предприятия наркоматов угля, чермета, цветмета, детских и закрытых учреждений. Установили персональную ответственность местных руководителей за соблюдением норм [А.17, 23.24]. О ходе выполнения годового плана хлебозаготовки и сверхплановой сдачи хлеба в фонд Красной Армии в колхозах и совхозах - в результате резкого снижения темпов хлебозаготовки создалась серьёзная угроза невыполнения годового плана. Причины: пустили хлебозаготовку на самотёк, нет коренного улучшения в руководстве, беспечное и безответственное отношение к взятым (точнее было бы сказать, к спущенным сверху) обязательствам, потери, не организован сбор колосьев, убранные площади не приняты госкомиссиями, нет борьбы с хищениями, разбазариванием, саботажем. Что же делать в такой обстановке? Предупредить первых секретарей обкомов и райкомов партии, что будут сняты со своих постов, исключены из партии и привлечены к ответственности. Развернуть партийно-массовую работу, для чего работников отделов агитации и пропаганды освободить от выполнения обязанностей уполномоченных. Шире развернуть социалистическое соревнование. Усилить работу газет и радио по широкому и систематическому освещению хода хлебозаготовки. Закрепить членов бюро райкомов (фамилии сообщить в ЦК) за отстающими колхозами, МТС, совхозами. Обеспечить сбор колосков, для чего использовать школьников. Заслушать отчёты обкомов [А.17, 23.25]. Нами для примера приведена лишь маленькая толика из десятков постановлений, принимавшихся высшим руководящим органом республики, разных по своей тематике, но претендовавших на вмешательство в регулирование абсолютно всех сторон деятельности трудового сообщества советских людей. В подготовке и принятии этих постановлений большое участие принимал и мой отец Богданов Н.К., согласно строго секретным протоколам, присутствовавший как член бюро ЦК практически на всех заседаниях. Тогда наши руководители искренне верили, что стоит ещё немножко организацию работы подправить, повысить ответственность людей, перетерпеть тяжёлые годы войны - и всё наладится, люди станут жить в довольстве, светлое будущее приблизится. Но шли годы, а дух руководящих решений не менялся: после принятия очередных грандиозных планов следовало суровое понукание, требовавшее их неукоснительного выполнения. Иногда это удавалось (как, например, с расширением Карагандинского угольного бассейна), но чаще не достигало желанных показателей (как, допустим, со сбором урожая). Огромная, проделанная трудом миллионов людей работа, позволяла создавать новые заводы и фабрики, производить массу продукции, но всё это шло только на удовлетворение нужд фронта. Что ж, шла война, все согласны были переносить лишения ради грядущей победы, в которую теперь уже, без сомнений, верилось. 237 Вместе с тем, ради объективности, следует отметить, что кроме взысканий, постоянно обрушивавшихся на головы работников, которым не удавалось в рамках Системы успешно решать невыполнимые задачи, порой в череде постановлений мелькали пункты, имевшие торжественное звучание. В первую очередь это касалось защитников Родины, проливавших свою кровь на полях сражений. Ещё в 1942 году было принято постановление СНК и ЦК Казахстана Об увековечивании памяти героев, погибших в борьбе с немецкими оккупантами. Прежде всего честь была отдана Герою Советского Союза командиру 8-й Гвардейской дивизии генерал-майору Панфилову И.В. и защищавшим под его командованием Москву гвардейцам-панфиловцам, которые в основном происходили родом из Казахстана [А.17, 23.26]. В 1944 году воздали должное погибшей в боях за свободу и независимость Машук Мамедовой - первой женщине-казашке, удостоенной звания Героя Советского Союза [А.17, 23.27]. В глубоком тыловом краю отмечались медицинские работники, нёсшие свою нелёгкую вахту в переполненных ранеными и больными госпиталях и больницах. Среди врачей Казахского Медицинского института имени Молотова В.М., в котором работала моя мама, к правительственным наградам были представлены профессор Малинин А.И. и доцент Попов Н.П. [А.17, 23.28]. Лучшие медицинские работники в количестве 161 человека за свой нелёгкий труд получили Грамоту Верховного Совета Казахской ССР [А.17, 23.29]. Несмотря на все трудности с выращиванием и сбором урожаев, в январе 1944 года к награждению грамотами и орденами представили добросовестных работников сельского хозяйства, пищевой и местной промышленности [А.17, 23.30]. В интересующем нас наркомате внутренних дел в связи с различными событиями также производились награждения. В честь 25летия органов пожарной охраны НКВД грамоты и ценные подарки от Верховного Совета Казахской ССР вручили 15 лучшим работникам по борьбе с огнём [А.17, 23.31]. Поощрение получили работники архивных органов НКВД [А.17, 23.32]. В связи с 20-летием со дня основания наградили офицерский и рядовой состав Высшей школы НКВД [А.17, 23.33]. В феврале 1944 года Грамоты Верховного Совета Казахской ССР получили 26 офицеров, сержантов и рядовых Засанского погранотряда НКВД [А.17, 23.34]. Такое же поощрение заслужили в мае 1944 года 13 сотрудников Окружного госпиталя пограничных войск НКВД Казахского округа [А.17, 23.35]. В ноябре 1944 года 26 сотрудников органов НКГБ, НКВД Казахской ССР, военнослужащих внутренних войск НКВД и работников партийно-советского актива, особо отличившихся при выполнении специальных заданий правительства (по приёму и обустройству спецпереселенцев с Северного Кавказа), получили высокие награды [А.17, 23.36]. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 ноября 1944 года нарком внутренних дел Казахской ССР Богданов Н.К. был удостоен ордена Красной Звезды за выслугу лет [А.3, док.13]. Однако от радостей вернёмся к неприятностям. 25 октября 1944 года состоялось заседание бюро ЦК КП(б) Казахстана с приглашением секретарей обкомов северо-восточных областей республики. Первый секретарь ЦК партии Скворцов Н.А. сообщил о том, что темпы хлебозаготовки резко снизились: за последние две пятидневки вместо планировавшихся по 5 млн пудов зерна сдавали только по 2 млн 238 пудов. Хозяин республики потребовал, чтобы сдача хлеба была увеличена в 3 раза без ссылки на дожди (которых вроде не было) и другие трудности. Действительность опрокинула все расчёты, и потому“у ЦК нет оснований верить областным партийным руководителям. Определённый интерес представляло резкое выступление прибывшего из Москвы заведующего оргинструкторским (а почему не сельскохозяйственным?) отделом ЦК ВКП(б) Шамберга М.А. Согласно стенограмме заседания представитель Центра сначала обругал местных партийных деятелей за то, что они не желают математическим путём производить точные прогнозы: У товарищей существует какая-то идиотская боязнь делать какие-либо расчёты и боязнь откровенно ставить целый ряд вопросов. (Заметим здесь, что один из секретарей обкома уже попытался вычислить будущий сбор зерна и показал, что с реальными видами на урожай план хлебозаготовки выполнить будет невозможно. За это умника обвинили в том, что он встал на явно антигосударственный путь [А.17, 23.37]). Далее Михаил Абрамович сделал внушение за то, что даже там, где хлеб не уродился, требуют его сдавать, занимаются контрреволюционной работой, подрывающей доверие, когда вызывают коммунистов и приказывают им сдать, откуда хочешь, по одному центнеру зерна. В целях оказания давления председателей колхозов арестовывают прямо на собраниях колхозников, причем райкомы дают директиву, где и кого следует взять под стражу. Но плохи были бы партийные вожди, если бы они не вскрыли главную причину неудач с хлебозаготовкой, которая, по их мнению, заключалась в антихлебных настроениях секретарей обкомов (прекрасно видевших, что в вверенных им областях после полной сдачи урожая народу кушать будет совсем нечего). В заключение выступления московского гостя прозвучала сакраментальная фраза: Если политически поставить вопрос, то главные саботажники хлебозаготовки находятся в партийных организациях, которые боятся идти в колхозы и брать хлеб [А.17, 23.38]. После такой установки становилось ясно, что следует ещё настойчивее действовать силовым методом, а так как гражданские партийцы с этим не справлялись, то к делу следовало подключить силовое ведомство. В ноябре 1944 года наркома Богданова Н.К. направили в Восточно-Казахстанскую область уполномоченным ЦК по хлебозаготовкам, поскольку там в результате ослабления руководства создалась серьёзная угроза провала выполнения плана и взятых обязательств [А.17, 23.39]. Вывозку хлеба из глубинных районов возложили, кроме местных руководителей, на заместителя наркома внутренних дел Белюнова П.П. и начальников областных управлений НКВД [А.17, 23.40]. Выражаясь современным спортивным языком, прессинг по всему полю устроили жестокий. Например, на отстававшего с показателями первого секретаря Джамбульского обкома партии Ткаченко весьма сильно надавили, объявив ему выговор и пригрозив, что он будет снят и исключен [А.17, 23.41]. Бедняге, в свою очередь, пришлось крепко поднажать на своих и беспрекословно выполнить и годовой план хлебозаготовки и ещё сверх плана сдать хлеб в фонд Красной Армии. За такой подвиг взыскание было отменено. Но через полгода работа этого первого секретаря всё равно была признана неудовлетворительной и ему предъявили целый букет обвинений. 239 Главными среди них являлись такие: посевные площади в области сократились, урожай зерновых снизился в два раза с 9,4 ц. до 4,3 центнера с гектара, сбор свеклы упал в три раза, нарушалась агротехника (затягивались сроки сева, допускалась мелкая пахота, снижались нормы высева семян на гектар, использовался ручной сев), валовой сбор зерна уменьшился в три раза, тракторный парк применялся неэффективно, имелся перерасход горючего, сократились поливные земли, большинство колхозников не вырабатывало положенного минимума трудодней, в три с половиной раза по сравнению с 1942 годом уменьшилась выдача колхозникам хлеба на трудодни. Даже несмотря на то, что Джамбульская область, единственная во всём Казахстане, достигла поголовья крупного рогатого скота как в 1928 году, главному руководителю поставили в вину то, что он слабо боролся, не изменил методов руководства, проявлял недостаточную требовательность и потому в регионе царило настроение благодушия и самоуспокоенности [А.17, 23.42]. Стоит удивляться, как при перечисленных выше недостатках секретарю обкома удалось таки добиться выполнения годового плана хлебозаготовки? Чем это обернулось для тружеников села? Да и ещё вопрос: могло ли вынесенное наказание разрешить клубок всех хозяйственных и социальных проблем и наладить положение в области? Другому первому секретарю Кулитову, возглавлявшему Павлодарский обком, не повезло крупнее: план хлебозаготовки на 15 ноября 1944 года областью оказался выполненным лишь на 60%, а сдача хлеба в фонд Красной Армии провалена. Главу области с высокой должности сняли. Вместе с ним пострадал (был отозван) и уполномоченный из Центра, член бюро ЦК, являвшийся председателем Верховного Совета Казахской ССР, Казакпаев, который длительное время находился там, но не вскрыл серьёзных недочётов и не оказал необходимой помощи [А.17, 23.43]. В сложной обстановке тяжёлой битвы за выполнение плана хлебозаготовок многие местные руководители, не имея реальной возможности выполнить жёсткие требования Центра, давали завышенные цифры по достигнутым результатам. Но такие нарушения выше стоявшие партийные инстанции смотрели сквозь пальцы - задание старались выполнить любым путём. В процесс очковтирательства порой бывали втянуты даже некоторые сотрудники Наркомата внутренних дел. Так, начальник Рузаевского райотделения НКВД Кокчетавской области Внучков принудил заведующего складом Яшина выписать колхозу имени Кирова фиктивную квитанцию на несданные государству 300 центнеров хлеба [А.17, 23.44]. Нарком Богданов Н.К. постоянно выступал против нечестных, недобросовестных способов решения государственных вопросов, но не всегда находил понимание в руководящей партийной среде, которую больше всего интересовала проблема не действительного принесения пользы делу, а лишь своевременного представления на верх победного рапорта. В таких случаях Николай Кузьмич по собственной инициативе писал прямо в Москву. Так, он сообщил, что для выполнения плана хлебозаготовки сдавались по сохранным распискам все семена совхозов, например, в Кокчетавской и ряде других областей [А.12, док.6, л.3а]. Свою позицию, быть честным и делать работу добросовестно, Богданов Н.К. открыто отстаивал на партийных форумах, о чём речь ещё будет идти. 240 Пока для разрядки напряжённой деловой атмосферы заглянем к нам домой в семейную обстановку. В общем-то, весь наш большой родственный коллектив продолжал дружно жить, успешно трудиться и настойчиво учиться - кому что было положено. Мама пропадала в роддоме, а вечером появлялась с кем-нибудь из врачей, продолжая обсуждать медицинские темы. В характеристике, подписанной профессором Малининым А.И. ещё в 1942 году, указывалось, что доктор Котова проявила себя как хороший врач-специалист, успешно осваивающий различные методы клинического исследования и терапии в области гинеколого-акушерства [Н, док.24]. Поскольку творческую мысль остановить невозможно, то, несмотря на тяжёлые годы войны, врач Котова Н.В., кроме своей основной работы по родовспоможению, продолжала трудиться над диссертацией. Разработав собственную методику лечения определённых гинекологических заболеваний, диссертант опробовала её эффективность на практике, собирала и обобщала результаты по историям болезни своих подопечных [Н, док.27]. Общение с детьми было у нас с братом несколько ограничено, так как в детский сад мы не ходили, а высокий забор, окружавший дом, ограждал от уличных знакомств. С осени 1943 года мой брат Владимир стал учеником первого класса, и мне тоже ужасно хотелось ходить в школу. На следующую осень начал учиться и мой товарищ по играм сосед Юра Погребков, а меня не взяли, поскольку я был декабрьский и ещё не достиг семи лет. Но мне так не терпелось стать школьником, что я упросил маму, чтобы меня водили в класс вместе с Юрой. Мама договорилась с учительницей, и мне разрешили посещать уроки. Вместе с другими ребятами я тянул вверх ручонку, чтобы и у меня спросили ответ на вопрос учительницы. Но дополнительного ученика почти не вызывали - в классе находилось более сорока первоклашек, с которыми преподаватель и так еле справлялся. После нескольких недель учёбы мой энтузиазм, не поддержанный педагогом, поубавился, и я перестал проситься в школу. Тем более, что через некоторое время Юра Погребков заболел, пропустил месяца три занятий и его по состоянию здоровья оставили на повторное обучение. На следующий 1945/1946 учебный год мы пошли с ним в школу вместе и теперь уже на равных правах сидели за одной партой. Из детских воспоминаний неизгладимое впечатление оставили, конечно, автомашины. К концу войны в Казахстане, кроме наших потёртых ЭМок и ЗИСов, появились иномарки. Папу по служебным делам стал возить шикарный двенадцатицилиндровый Паккард с полностью открывавшимся чёрным брезентовым верхом. Поскольку водитель дядя Гриша жил во дворе вместе с нами, то машина часто стояла в нашем домашнем гараже. Иногда нам, детям, разрешали потереть тряпочкой нестерпимо блестевшие на солнце хромированные детали этого тогдашнего чуда техники, а потом тихонько посидеть в кабине. Другую маленькую машину, служившую отцу для поездок в районы, мы называли Виллис-Ваксхолл. На шасси известного американского Виллиса, не имевшего никакого прикрытия сверху, установили серебристый кузов от английского автомобиля Ваксхолл. Получилась очень удачная комбинация: легковушка, похожая на нашу ЭМку, но с высокой проходимостью армейского вездехода. Помню, государственный 241 номер у машины был 40-40, и взрослые шутили, что надо дописать слово градусов, но мне тогда это предложение было совершенно не понятно. Водители рассказывали, что по бездорожью наш ВиллисВаксхолл проходил там, где даже грузовики застревали, и порой мог вытянуть из грязи попавшие в беду машины. Окружавшие, не зная её секрета, только удивлялись невероятным способностям маленькой машины. Конечно, нам всем очень хотелось прокатиться с ветерком на этих прекрасных автомашинах, но папа говорил, что нельзя зря жечь государственный бензин. Правда, за шесть лет жизни в Казахстане мы несколько раз выезжали в горы, даже побывали в урочище Медео, где впоследствии был построен огромный конькобежный спортивный комплекс. О том напоминают сохранившиеся любительские фотографии. Что ни говори, а действительно, словно ко Христу за пазуху попали мы перед самой войной. Только отголоски страшных человеческих бед слышались у нас в глубоком тылу. Мамины коллегиврачи постоянно писали ей из мест ведения боевых действий. Алмаатинка Терентьева В.П. сообщала, что работает очень много, сейчас у неё отделение на 150 человек черепных. Это самый тяжёлый и ответственный народ. Устаю, выдохлась, но бросить не смогла б так привыкла и полюбила своих питомцев. Жизнь известная - 20 часов в сутки на работе. Благодарила мою маму за присланную открытку: перечитываю её десятки раз и в это время мысленно бываю с Вами. Всех помню и люблю по-прежнему, а Вас больше, чем остальных [П.3, 4.1]. Другая мамина коллега по ленинградской клинике врач Тося Севрюкова прислала горячий, карельский, боевой привет. Также благодарила за открытку, а главное за память, которую вы храните в себе. Тося прорывалась из окружения в тех же краях, где погибла мамина подруга по Смоленскому университету Лиза. Мы были на параллельных направлениях, нас разделяло 40-60 км. Но одним удалось вырваться из кольца, а те, другие выйти не смогли. Сейчас Тося работала хирургом говорят, даже с некоторым успехом, но как акушеру-гинекологу, ей хотелось бы где-нибудь в тёплой и маленькой родилке в мучительном ожидании, сидеть, когда же младенец запросится на свет Божий. Хотя я теперь забыла, как нормальные роды принимать. А пока что не всегда имелась возможность обогреться даже у костра, с наслаждением поспала бы не только в тёплой, с простынями постели, а хотя бы в шалаше, из которого видно безмолвное, холодное небо, да окружают глубокие трёхметровые снежные сугробы. Даже теперь не верится, неужели настанет время, когда не будет этого страшного слова - война [П.3, 4.3, 3.1] Несколько пространных писем прислал маме профессор Бутылин А.Г., который сразу после освобождения Курска вернулся из Алма-Ата вместе с женой в свой родной город, чтобы заняться там налаживанием медицинского обслуживания, а главное, уже с 1 сентября 1944 года начать учебный год в Медицинском институте. Профессор в подробностях описывал свои мытарства при возвращении в Курск на поезде, благодарил маму за помощь в розыске застрявших где-то в багаже его вещей, делился своими впечатлениями о тех трудностях, с которыми пришлось столкнуться в разрушенном городе. Необходимо было восстанавливать все основные институтские здания, добывать оборудование для кафедр, подготавливать квартиры для 242 возвращавшихся из эвакуации сотрудников. Хорошо ещё, что зима стояла очень тёплая и дома не всегда требовалось топить печь. А вот со светом в их районе не повезло - приходилось сидеть с маленькой керосиновой лампочкой. Для творческого человека это было, действительно, ужасно: ни почитать, ни позаниматься. Просил с профессором Верещагиным Н.К., если он ещё не выехал в Курск, прислать хоть пачечку хороших папирос [П.3, 4.2]. В ответ на письмо милой Нины Владимировны, в котором мама сообщила во всех подробностях о жизни алмаатинской медицинской клиники, А.Г.Бутылин выразил удовлетворение тем, что у них наконец-то сдвинулась научно-исследовательская работа и от души пожелал бывшей свой подопечной успешно закончить свой труд, то есть написать диссертацию [П.3, 4.4]. Сохранилось интересное письмо из Ленинграда, датированное 2 сентября 1944 года, от будущей жены маминого двоюродного брата Николая Резвого, тогда ещё Туркиной Людмилы Сергеевны. Эта намечавшаяся семейная пара представляла собой достаточно редкий случай, когда поженились одноклассники, проучившиеся в школе вместе в течение десяти лет. В связи с этим Людмила уже давно знала своих будущих родственников и в письме благодарила милую Нину Владимировну за внимание, проявленное к ней. В эвакуацию Люда вместе со своей мамой уехала в Свердловск. Сначала там работала, а потом пошла учиться на ускоренный курс в Химико-Технологический техникум пищевой промышленности, причем избрать это учебное заведение заставили конечно не страсть и призвание к этой специальности, а исключительно трудные условия жизни. С дипломом техника-технолога она получила назначение в город Каменск заведующей производством горпищепромкомбината. По просьбе Людмилы Наркомат пищепрома в конце 1943 года направил её в Ленинград. Туда она прибыла 4 февраля 1944 года, сразу после снятия блокады и стала работать на хлебозаводе. 15 февраля приехал её милый Николаша: Я думала, что со мной что-нибудь случится, до того была рада. Ведь мы не виделись два с половиной года, а это продолжительный срок, за который всё могло измениться. Он для меня дорог, с ним прошли мои лучшие годы юности. Коля занял все мои мысли, поэтому мне было бы очень трудно, если бы я вдруг потеряла его. Да, воистину никакая война не способна погубить чувство любви. Из дальнейшего описания можно заключить о том, что, несмотря на тяжёлые испытания, ленинградцы продолжали жить вполне уверенно. Сама Людмила снова (теперь уже по призванию) подала документы в Оптико-механический институт, где занятия должны начаться 1 октября. Николаю она, при поддержке его сестры Гали (ударение на втором слоге), посоветовала поступить в военноморское училище. Гали (которая когда-то промывала раненый глаз моему папе) жила нормально, выглядела, в соответствии с оценкой Людмилы, хорошо, даже пополнела (на ленинградских-то харчах!) ходит по театрам (!), вообще у неё характер такой немножко беспечный, а поэтому её подруги по работе на ней часто выезжают. Мама Николая и Гали – Елизавета Михайловна, прикованная вследствие паралича к постели, пережила всю ленинградскую блокаду, находясь в доме инвалидов. Людмила, навещавшая свою будущую тёщу, как только находила свободное время, писала, что бедная женщина, конечно, изменилась сильно, похудела, совсем поседела. Она смирилась со 243 своим положением, но, естественно, скучает и ждёт лучшего времени, когда можно будет вернуться домой. А в целом в Ленинграде сейчас так же, как и раньше. Вчера, 1 сентября, было открытие Мариинского театра. Шла опера “Иван Сусанин”. Билеты, конечно, с бою. Работали коммерческие магазины, и в них было исключительно всё. Несмотря на высокие цены, постоянно громадные очереди [П.3, 4.6]. Вот так. Война продолжалась, но повседневная жизнь брала своё. 24. ГОД ПОБЕДЫ У людей старшего поколения 1945 год обычно прежде всего ассоциируется в памяти с Победой, со светлым весенним маем, ставшим символом разгрома черных сил фашизма и окончания страшной, кровопролитной войны, длившейся почти четыре года. Скольких жизней стоила, какие страдания принесла эта самая крупная в истории человечества бойня, в которую 72 страны мира были втянуты своими правителями! Но пока что День Победы ещё не наступил, и в тыловом Казахстане продолжалась напряженная работа по подведению итогов сбора прошлогоднего урожая, по подготовке к очередному весеннему севу и по анализу состояния животноводства. Бесконечный процесс борьбы за хлеб насущный продолжал свой ежегодный круговорот, видоизменяясь лишь в зависимости от наступавшего сезона. С 25 по 30 января 1945 года состоялся ХII Пленум ЦК компартии республики, посвященный сельскохозяйственным проблемам. По вопросу достижений и неудач в полеводстве отмечалось следующее. К успехам было отнесено то, что освоили более одного миллиона гектар целинных и залежных земель, чуть не вдвое перекрыв задание московских властей. Как уже упоминалось на предыдущем Пленуме, достойно справились с озимым 1943 года и весенним 1944 года севом. Однако результат этой огромной работы оказался, увы, малоутешительным: план по урожайности основных производственных культур далеко не был достигнут. Так, по зерновым намечали собрать по 8,5 ц с гектара, а получилось на круг всего по 5,4 ц с га. Да при этом ещё успели убрать только 92,2% полей - остальное, несмотря на героические усилия, погибло. Сахарной свёклы заказали по 220 ц с га (в 1940 и 1941 годах собирали даже побольше), а получили только по 78 ц с га. Хлопка рассчитывали собрать по 8,5 ц с га, а удалось наскрести по 6,2 ц (правда, больше, чем в предыдущие два года). Картофеля, называемого в питании вторым хлебом, из-за снижения урожайности и сокращения площадей посадки накопали всего 53,1% к плану. Поскольку плодоводство стало самой забытой отраслью, то урожай садов снизился до минимума, за исключением сбора с фруктовых деревьев и кустарников, имевшихся на приусадебных участках. В общем, из всех сельскохозяйственных культур довоенный уровень валового сбора продуктов питания превысили только по табаку и овощам. Не лучше дело обстояло и с животноводством. За год по всем видам скота произошло сокращение на 295,8 тысяч голов. Правда, определённую часть стада отдали в освобождённые от оккупации районы. Но в то же время имелся большой отход взрослого поголовья 244 (500 тысяч голов), который не мог быть компенсирован малым приростом молодняка. Вместо целевого выращивания животных для получения мяса, молока или шерсти, скот превратился в разменную монету, использовавшуюся для расчётов за всё: за семена, за хлебопоставки, за поставки овощей, картофеля, яиц, за горючее и т.д. Такая обезличка пагубно сказывалась на качестве содержания и ухода за братьями нашими меньшими. Знаменитое коневодство пришло в упадок из-за недооценки его значения в сельском хозяйстве и вследствие варварского отношения. В определённой мере положение спасали совхозы, где имелся некоторый подъём животноводства: был достигнут высокий процент породистости, значительно увеличены надои молока, повышен настриг шерсти, причём в основном тонкорунной, возрос вес каждой особи крупного рогатого скота. В рамках описанной картины партийному Пленуму оставалось только поставить новые вдохновляющие задачи на будущее и уповать на достойное их выполнение [А.17, 24.1]. Как это ни покажется странным, но Казахстан, испокон веку являвшийся экспортёром мясной продукции, которая в достаточном количестве производилась на базе собственного животноводства, вдруг стал в годы войны импортёром живой скотины. Может быть это обстоятельство оказалось бы незамеченным, поскольку поступавшие из-за рубежа бурёнки иностранных языков не знали и мычали без акцента, как и все наши, советские, но в конце 1944 года произошла неприятность (о чём на Пленуме, кстати, не говорили): в Семипалатинской области на трассах перегона произошла массовая гибель импортного скота. Это случилось вследствие того, что приёмка животных конторой Скотимпорт крайне затянулась и в результате на конец ноября скопилось 128034 голов мелкого и 11632 голов крупного рогатого скота, подлежавшего переработке на мясокомбинате. В декабре прошли дожди, а затем наступило резкое похолодание, сопровождавшееся сильными ветрами. Находившийся на открытой местности скот был сорван бураном с баз и рассеян по степи, что привело к его массовому обморожению и замерзанию. Все возможные силы были брошены на розыск и спасение заплутавших бычков и барашков. На середину января на мясокомбинат удалось доставить в целости лишь половину прибывшей из-за рубежа скотины. Часть пострадавших животных пришлось прирезать прямо в поле, значительное количество замёрзло, и санэпиднадзор не решался сказать, что с ними теперь делать. Почти 13 тысяч мелкого и более полутысячи крупного скота обнаружить не удалось. Ясно, что этому делу за преступно-безответственное отношение ряд лиц был привлечен к уголовной ответственности [А.17, 24.2]. Приближался весенний сев. Из центра на места, как всегда, направлялись строгие указания о подготовке семян, которые следовало довести до посевной кондиции, а отходы от них - до продовольственной кондиции. Так как ради выполнения плана хлебозаготовки порой сдавали и семенные фонды (выяснить, по чьему распоряжению и сколько сдали!), было рекомендовано хорошее зерно привлечь из личных запасов колхозников путём позаимствования (как это принято, без отдачи?), покупки и обмена на другие сельхозпродукты [А.17, 24.3]. А в это время хлеб прошлого урожая продолжали вывозить из глубинных районов, как обычно, отставая от 245 намеченных планов: вместо усиления - резкое сокращение темпов [А.17, 24.4]. Конечно, за достигнутые результаты московские власти опять могли строго спросить, как и год назад. Обидно, понимаешь, работаешь, не жалея сил, а в итоге тебя же и ругают. Чтобы как-то скрасить положение, поднять энтузиазм народа, решили провести какое-нибудь торжественное мероприятие. Постановили: в конце года (потом уточнили - 18 ноября 1945 года) отметить Юбилей, посвященный 25-летию образования Казахской ССР. Если читатель обратится к началу 18 главы нашего повествования, то заметит некоторую лукавую натяжку в праздничной дате: четверть века назад была образована Киргизская АССР, а Казакской она стала лишь в 1925 году. В Советскую Социалистическую республику Казахстан превратился в 1936 году. Но в этом ли суть? Раз есть возможность (согласие верхов), почему бы не провести патриотическое мероприятие? В честь Юбилея трудящиеся смогут взять на себя дополнительные повышенные обязательства, развернуть широкое социалистическое соревнование, добиться новых (запланированных) успехов. К празднику положены подарки: одним - грамоты, почётные звания, другим - ордена и медали. Можно и ещё что-нибудь придумать. Так что Юбилей - дело хорошее. Назначили комиссию по организации празднования Юбилея во главе с первым секретарём ЦК Скворцовым Н.А. Вместе с тем следует отметить, что обстановка в целом в Казахстане стала несколько спокойнее. Возможно, тому способствовало благоприятное развитие событий на фронте. Даже для реализации решения Государственного Комитета Обороны об увеличении добычи угля на шахтах Ленгеруголь (Южно-Казахстанская область, председатель облисполкома известный нам М.Салин) не стали, как раньше, перегонять тысячи спецпереселенцев, а решили направить лишь 700 военнообязанных, да набрать из колхозников по договору 500 человек, обеспечив всех жильём и одеждой. А в помощь им выделили 90 рабочих лошадей из поступивших в республику по импорту [А.17, 24.5]. После принятия участия в решении всех этих важных вопросов, нарком внутренних дел Богданов Н.К. в начале марта опять, как член бюро ЦК, вместе с другими руководящими работниками, был направлен заниматься не своими проблемами - контролировать и оказывать помощь в проведении сева. Проездил он по полям и весям почти месяц, и подробный рассказ о том, что хозяйский глаз его увидел, чуть позже мы приведём. По результатам поездки было вынесено постановление ЦК, в котором отмечалось, что в колхозах южных областей весенний сев ведётся совершенно неудовлетворительно. На 15 апреля выполнено лишь 72,2% плана, вследствие чего не укладываются в лучшие агротехнические сроки, с низкой производительностью работают трактора, неудовлетворительно используется живое тягло, допускается большой разрыв между пахотой и севом [А.17, 24.6]. Через полторы недели подобное по духу постановление приняли уже по северо-восточным областям республики [А.17, 24.7]. Следует отметить, что как раз в это время главе казахстанского наркомата внутренних дел Богданову Н.К. приказом НКВД СССР № 268 от 29 марта 1945 года было присвоено спецзвание 246 комиссар государственной безопасноти III ранга [А.3, док.14]. Отныне и до конца службы (то есть почти половину своей военной карьеры) отец носил на плечах золотые генеральские погоны с двумя звёздами. Первомай отпраздновали, как и положено, с демонстрацией трудящихся, проходившей с флагами, транспарантами, портретами вождей и цветами мимо правительственной трибуны, которую установили на площади около Театра оперы и балета имени Абая. В прекрасную солнечную погоду столица республики Алма-Ата в свежей зелени парков и бульваров выглядела великолепно. А сразу после праздников 3 мая 1945 года на заседании бюро ЦК КП(б) Казахстана т.Скворцова Н.А. освободили от должности первого секретаря ЦК с формулировкой по болезни. Трудно судить, насколько это соответствовало действительности, но представляя ту отрицательную нервную нагрузку, которую постоянно в течение многих лет нёс на своих плечах Хозяин республики, можно согласиться с проблемами в его здоровьи. С другой стороны, из истории страны нам известно, что с такой формулировкой снимали многих неугодных партийных функционеров. Поскольку свято место не бывает пусто, тут же утвердили первым секретарём ЦК КП(б)К и ввели в состав членов бюро рекомендованного Москвой профессионального партийного руководителя Боркова Г.А., работавшего до этого первым секретарём Новосибирского обкома партии [А.17, 24.8]. Не надо быть специалистом-графологом, чтобы по уверенно врезавшейся в бумагу подписи Г.Борков, которую новоявленный Первый ставил синим цветным карандашом (как товарищ И.Сталин) под партийными документами, почувствовать твёрдость характера, непреклонную волю и преданность идее. Вождь народов решил, что на огромный Казахстан следовало поставить более сильную руку, чем была до этого. Без раскачки следующим пунктом рассмотрели самый злободневный вопрос о ходе весеннего сева в колхозах республики. По состоянию на начало мая успешно выполняли план сева Акмолинская, Кокчетавская, Актюбинская, Семипалатинская и Гурьевская области. Неудовлетворительно шли дела в колхозах Кзыл-Ординской (41,9% от плана), Алма-Атинской (51,4%), Западно-Казахстанской (58,5%), Джамбульской (58,7%), Кустанайской (81,6%) и ВосточноКазахстанской (84,5%) областей [А.17, 24.9]. Наряду с этим совхозы республики проводили сев из рук вон плохо. На 1 мая они посеяли всего 17% от плана, а вспахали 33%. Это было даже хуже, чем в предыдущем 1944 году [А.17, 24.10]. Информация для размышления и принятия мер первому секретарю ЦК была выдана. Рано утром 9 мая 1945 года все в нашем доме были разбужены громко звучавшим радио, которое папа, приехав с работы, включил на полную мощность. Ещё не понимая в чём дело, наши домочадцы повскакивали с постелей и сбежались в гостиную, где гремел радиоприёмник. После окончания бодрого марша раздался знакомый, торжественный голос Левитана, который зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР: В ознаменование победоносного завершения Великой Отечественной войны советского народа против немецкофашистских захватчиков и одержанных исторических побед Красной 247 Армии, увенчавшихся полным разгромом гитлеровской Германии, заявившей о безоговорочной капитуляции, установить, что 9 мая является днём всенародного торжества – праздником Победы [Л.31, стр. 825]. Все мы, папа, мама, мы с братом, бабушка, тётя Катя, тётя Шура, двоюродные сёстры Клава, Нина, Лида, Тамара, тётя Лиза, напряжённо слушали диктора, обратившись в сторону радиоприёмника, а когда вновь зазвучала музыка, бросились на радостях, с восторгом и слезами на глазах обниматься и целоваться друг с другом. Кричали Ура! и ещё что-то невообразимое. Когда первый пыл ликования немного остыл, женщины вдруг заметили, что они находятся не в совсем приглядном виде: все в ночных сорочках и с растрёпанными после сна волосами. Со смехом и визгом бросились приводить себя в порядок. Так всем нам запомнилась наша первая встреча радостного известия о Победе. От полноты чувств, распиравших нас, высыпали во двор. Солнце уже достаточно высоко поднялось, и в утренней тишине родного, теперь уже не тылового города услышали стрельбу, чего не наблюдалось раньше за все годы войны. Восторженные граждане, вдохновлённые сообщением о Победе, считали своим долгом тут же, немедленно произвести салют из имевшегося у них оружия. Хлопки выстрелов раздавались с разных сторон. Отец наших приятельниц Виолы и Розиты, живших в доме через дорогу, давал дуплеты из охотничьего ружья. Зная, что у папы есть пистолеты, мы стали просить его, чтобы он тоже пострелял. Но отец отказался, профессионально, видимо, прикидывая, как бы эта безудержная пальба не наделала беды, и уехал на работу. Весь день все находились в каком-то радостном упоении смеялись и плакали, бегали к знакомым, чтобы поздравить их с Победой. Раньше всех к нам примчалась мамина коллега Хадича с дочкой Долорес. Мы тоже куда-то ходили - сидеть на месте было просто невозможно. Сообщили, что вечером будет произведен салют. В назначенный час, когда стемнело, все мы опять собрались во дворе. Я заметил, что из дома, как-то хитро улыбаясь, вышел отец. Он подошел ко мне и тихонько толкнул в бок - я почувствовал, что в кармане брюк у него лежит что-то тяжёлое. На-ка, подержи, - сказал он и, достав из кармана пистолет, сунул его мне в руки. Взлетели ракеты, осветив всё вокруг весёлыми разноцветными бегущими огнями. Сразу в городе раздалась канонада самопального салюта. Все кричали ура! При очередном залпе ракет отец взял у меня пистолет, поднял его вверх, передёрнул затвор и из этого трофейного оружия, отобранного года три назад у немецких диверсантов где-то под Гурьевом, выпустил без перерыва целую обойму патронов. Когда свет от ракет погас, видно было как при каждом выстреле из ствола на мгновение вырывалось светлое пламя. Вот какие моменты сохранились в памяти о больше, чем полвека назад провозглашённом первом Дне Победы. Ещё раз хочется выразить свою искреннюю признательность далёкому городу Алма-Ата, приютившему в годы тяжёлой войны не только нас и наших родственников, но и очень многих людей, представителей науки, культуры, медицины, образования, вынужденно покинувших свои родные места. 248 За всё время войны у автора этих срок, тогда ещё малолетнего мальчишки, была единственная мирная встреча с немцами, которая запомнилась. Вдоль нашей Артиллерийской улицы группа военнопленных под присмотром вооружённой охраны копала какую-то канаву, возможно для прокладки водопровода или электрокабеля. Я, мой брат Вова и сосед Юра Погребков, трое голопузых пацанов, вышли через калитку за ограду, чтобы полюбопытствовать, что там делается. Один из немцев, оглянувшись на охранника, обратился к нам и попросил хлеба, при этом он показал какую-то бумажку, очевидно деньги. Когда мы вместе сообразили, что от нас требуется, я побежал домой и, ни у кого не спрашивая, схватил на кухне полбуханки чёрного каравая и отнёс военнопленным. Фриц, как тогда по-бытовому называли наших противников, взял хлеб и отдал мне бумажку, которая оказалась двадцатью немецкими марками. Мы втроём стали с интересом рассматривать незнакомые деньги, которые до сих пор сохранились в нашей скромной домашней нумизматической коллекции. Военнопленные, поскольку охрана их не одёргивала, опять стали просить, чтобы дети принесли им ещё чего-нибудь съестного. Так как первая удачная сделка нам очень понравилась, мы втроём стремглав побежали домой, чтобы притащить на обмен ещё какие-нибудь продукты. Набрав всё, что попало под руку, наша компания вновь собралась у канавы. Немцы с благодарностью взяли продукты, а на нашу просьбу об оплате жестами показали, что денег у них больше нет. Несколько обескураженные тем, что нас, говоря по-современному, кинули, мы топтались у канавы, не зная, что делать дальше. В это время нашу детскую компанию позвали домой, и мы вернулись к себе за забор. Взрослые, заметив нашу коммерцию, устроили нам страшную выволочку. Как лезвие ножа, врезались в мою детскую память слова Юриной мамы Нины Фёдоровны: Они наших людей убивают, а вы их хлебом кормите! Вот такое было тогда настроение в советском обществе. Больше нас за забор не выпускали, да мы и сами после хорошей взбучки туда выходить не стремились. После Дня Победы на площади около Театра оперы и балета поставили для обозрения самолёт-истребитель, который городу подарил сражавшийся на этой боевой машине Дважды Герой Советского Союза алмаатинец капитан С.Луганский. На правом борту фюзеляжа красовались ряды красных звёздочек, свидетельствовавших о числе сбитых отважным лётчиком самолётов противника. С левой стороны по всему фюзеляжу была выведена надпись: Герою Советского Союза Сергею Луганскому от комсомольцев и молодёжи г.Алма-Ата. Так как мы уже побывали в громадном Дугласе, на котором летал наш двоюродный брат Гога, то мне казалось странным, что самолёт Луганского такой маленький. Да и не только я, но и другие пацаны, карабкавшиеся на крылья, залезавшие в кабину, крутившие штурвал многими впервые увиденного истребителя с недоверием спрашивали: Это настоящий? За годы войны 369 воинам-казахстанцам было присвоено звание Героя Советского Союза, 57 тысяч казахстанцев награждены боевыми орденами и медалями. Промышленные предприятия республики, как собственные, так и эвакуированные, снабжали Красную Армию боеприпасами, снаряжением, горючим, обмундированием, сельское хозяйство обеспечивало продовольствием. Действительно всенародным 249 являлось движение материальной и духовной помощи фронту [Л.6, т.19, с.337]. По окончании войны в составе большой группы сотрудников наркома внутренних дел Казахской ССР Богданова Н.К. наградили орденом Отечественной войны второй степени за выпуск оборонной продукции. В числе многих работников тыла он был также удостоен медали За победу над Германией [А.1, док.16, л.7]. Моя мама Котова Н.В., ассистент акушерско-гинекологической клиники, получила медаль За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов [Н, док.30]. Но не для всех так благополучно наступили мирные дни. Сразу после праздника Победы на заседании бюро ЦК компартии Казахстана на основании добытых компетентными органами сведений рассматривалось дело о расхищении и разбазаривании в республике продовольственных и промышленных товаров. Главные обвинения были предъявлены заместителю председателя Совнаркома, занимавшему одновременно пост наркома торговли, который не только не принял мер..., но и сам являлся непосредственным организатором разбазаривания нормированных товаров на сумму 300 тыс рублей, допускал личные излишества и самоснабжение. Провинившегося освободили от занимаемых должностей и привлекли к строгой партийной ответственности [А.17, 24.11]. В связи с окончанием войны прибавилась ещё одна новая, но достаточно радостная забота по организации приёма демобилизуемых старших возрастов личного состава Действующей Армии. Для решения оперативных вопросов по размещению и трудоустройству прибывавших защитников Родины создали при СНК комиссию из семи руководителей, в которую вошёл нарком Богданов Н.К. Наметили, по прибытии эшелонов обеспечивать встречу с оркестрами, проводить митинги и собрания, организовать питание и подготовить автотранспорт для доставки воинов к родным местам проживания [А.17, 24.12]. Помню, как-то у наших ворот остановился открытый грузовик, полный демобилизованных бойцов. Стоявший в кузове солдат помахал рукой, чтобы привлечь внимание, и прокричал через забор, здесь ли живут Богдановы? Мы ринулись на улицу. С борта машины спустился пожилой воин в гимнастёрке и пилотке на стриженной седой голове, со скаткой шинели и солдатским сидором в руках. Широко улыбаясь, он направился к нам, но я его совершенно не узнал. Вдруг вышедшая из дома тётя Шура бросилась ему на шею со слезами и возгласами радости. Оказалось, что это целым и невредимым вернулся с войны демобилизованный рядовой пехоты Александр Кузьмич Богданов - папин старший брат, то есть мой родной дядя, и муж Александры Неофитовны. Полку наших родственников ещё немного прибавилось. После парада Победы, проходившего 24 июня 1945 года в Москве на Красной Площади под проливным дождём, который испортил и покорёжил все великолепно пошитые по этому случаю мундиры солдат, сержантов и офицеров десяти сводных полков, представлявших фронты, действовавшие на заключительном этапе войны, а также и всех остальных участников торжественного марша, Сталин решил окончательно уравнять между собой начальствующий состав НКВД-НКГБ и Красной Армии. Конечно, причины принятия такого решения были 250 более глубокими, чем в шутку приведены нами, но над этим требуется хорошо поразмыслить, поскольку вождь народов, как уже неоднократно отмечалось, ничего не делал просто так. Возможно, замысел состоял в том, чтобы, исключив спецзвания с обязательной приставкой слова госбезопасности, до времени спрятать, как бы растворить свои тайные силы в среде боевых частей Красной Армии. Вполне вероятной причиной могло быть и то, что должностей и званий с любимым революционным символом комиссар развелось столько, что в них легко было запутаться. Немаловажные аргументы по этому поводу в своём письме от 5 июля 1945 года на имя Сталина привели наркомы Берия Л.П. и Меркулов В.Н. вместе с начальником тыла Красной Армии Хрулевым А.В. Они предложили унифицировать всю военную форму, поскольку ненужное разнообразие вносило большие трудности в работу тыла по обеспечению вещевого снабжения войск [Л.65, №9, 1997, стр.99]. Во всяком случае Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1945 года всякие специальные звания были отменены и вместо них для руководства и сотрудников Наркоматов внутренних дел и госбезопасности ввели общеармейские звания и установили такую же форму одежды, как и для генералов и офицеров Красной Армии [Л.7, стр.44]. В связи с этим, с одной стороны, как бы расширились границы возможного воинского роста, а с другой стороны, отпали проблемы с переодеваниями при переводе подразделений НКВД-НКГБ в общевойсковые части и возвращение их обратно, как это делалось в 1941-1943 годах [Л.57, стр.307,316]. В соответствии с новым статусом наркому внутренних дел СССР Берия Л.П. указом ПВС СССР от 9 июля 1945 года присвоили воинское звание Маршала Советского Союза. В тот же день по постановлению СНК СССР нарком госбезопасности Меркулов В.Н. стал генералом армии [Л.7, стр.44]. Напомним здесь, что чуть раньше, 27 июня 1945 года, Верховному Главнокомандующему Сталину И.В. было присвоено высшее воинское звание Генералиссимус Советского Союза [Л.23, стр.25]. Постановлением Совнаркома СССР № 1663 от 9 июля 1945 года (объявленным совместным приказом наркомов внутренних дел и госбезопасности № 649/963 от 12 июля 1945 года), большую группу начальствующего состава органов НКВД и НКГБ удостоили генеральских званий. Ряд руководителей – Абакумов В.С., Круглов С.Н., Серов И.И., Кобулов Б.З., Чернышов В.В., Гоглидзе С.А. и Павлов К.А. – стали генерал-полковниками. Звание генерал-лейтенанта получили заместители наркома Завенягин А.П., Обручников Б.П., Сафразьян Л.Б., а также руководители рангом пониже: Бабкин А.Н., Блинов А.С., Богданов Н.К., Журавлев М.И., Огольцов С.И., Рясной В.С., Харитонов Ф.П. и другие. В значительном количестве были присвоены звания генерал-майоров [А.3, док.15]. При новом первом секретаре ЦК компартии Казахстана Боркове Г.А. так же, как и раньше, борьба за хлеб оставалась одной из основных забот руководящих органов. После регулярного проведения заседаний бюро, в повестках дня которого неизменно стоял вопрос о ходе весеннего сева, 10–13 июля 1945 года собрали ХIII Пленум Центрального Комитета компартии Казахстана, чтобы подвести итоги этой работы и поставить задачи по подготовке к уборке урожая. В основном докладе было отмечено, что колхозы и совхозы план ярового 251 сева выполнили на 101%, закончив его на 15 дней раньше, чем в прошлом году. Работу провели организованно, в нормальные агротехнические сроки и более качественно. Тракторный парк использовался лучше, хотя при достаточных запасах топлива имелись простои техники из-за пережога горючего. Рабочий скот оказался недостаточно подготовленным, поэтому в поле порой использовались дойные и стельные коровы. Не везде проводили культивацию земли, много допускали ручного сева, сортовыми семенами обеспечили только 40% площадей. Теперь ставилась задача по прополке сорняков, разросшихся в связи с прошедшими дождями, и по борьбе с сельхозвредителями, включая азиатскую саранчу и грызунов. А буквально через считанные дни вновь начинались уборка урожая и хлебозаготовка, во время которой следовало усилить работу прокуратуры, суда и милиции, чтобы правильно и своевременно принимать меры к саботажникам и злостным несдатчикам хлеба [А.17, 24.13]. Из всей дискуссии, прозвучавшей на этом Пленуме, приведём только выступление наркома внутренних дел Богданова Н.К., как раз в эти дни сменившего комиссарские погоны на генерал-лейтенантские. В своей речи глава силового ведомства сообщил о том, как он видел, понимал и оценивал ход весеннего сева, на проверку которого ему, как члену бюро ЦК, приходилось выезжать в качестве уполномоченного по заданию высшего партийного органа республики. Как положительный момент выступавший отметил, что исходя из принятых мер, которые заключались в подборке земель к севу, произведенной самими колхозами, а не в приказном порядке, в Кокчетавской и Акмолинской областях достигнуты были неплохие результаты. К сожалению, всё шло хорошо только в первую половину сева, а затем заспешили (чтобы успеть в заданный срок) и агротехнику стали игнорировать. Я ехал на машине от Караганды до Петропавловска, когда заканчивался сев, - сообщил проверявший. Был в колхозах и полевых бригадах, где пришлось видеть нарушения при обработке почвы. Посев производили под борону сразу после тракторной вспашки. Подняли хорошие целинные земли, а засеяли, как попало. Подобная картина наблюдалась и в Актюбинской области. Уполномоченный Богданов договорился с первым секретарём обкома Жанбаевым о том, чтобы тот дал указание в райкомы партии о недопущении подобного агротехнического нарушения. Несмотря на то, что такая телеграмма была отправлена, сев продолжали вести прежним способом, из-за чего половина семян оставалась на поверхности, предопределяя ожидаемую всхожесть 30-40%. (Вследствие постоянного партийного нажима сверху главным всегда оказывалось не качество работы, а показуха со сроком сева.) В конторе МТС сидел секретарь райкома Жанабеков, у него под носом лежала телеграмма, - с горечью рассказывал выступавший, - а он всё равно требовал сева под борону. Уполномоченный Богданов снова говорил по этому вопросу и не с кем-нибудь, а с тремя первыми секретарями обкомов Жанбаевым, Купаевым и Мельником, но всё проходило мимо ушей. Указываешь на нарушения, а они отвечают: такое бывает, это допускается, если хорошо подбороновать, то ничего. Но так же нельзя сеять, кипятился член бюро ЦК коммунист Богданов, - на это надо реагировать. Руководство заинтересовано только в одном - провести сев в срок. Этого, конечно, надо добиваться, но не за счёт 252 качества. (С подобной партийной показухой - отрапортовать в срок, а потом хоть трава не расти - приходилось сталкиваться в своей работе и автору. Такая метода как раз и явилась одной из основных причин отставания от мирового уровня и крушения социализма Ю.Б.). В Вишневском районе дело доходило до безобразий, продолжал выступавший. - В одной из бригад колхоза “Сталин-жол” производил сев под плуг на шести лошадях подросток, который едва управлялся с упряжкой. Плуг подпрыгивал, и земля оставалась невспаханной, семена незаделанными. Какой же после этого мог быть урожай? В Восточно-Казахстанской области нарком Богданов, пользуясь своей властью, дал распоряжение местному Управлению НКВД проверить соответствие реальных площадей озимого сева отчётным документам. Оказалось, что в 31 колхозе имелись значительные отклонения. Так, значились посеянными 8971 га, а на поверку оказалось на 994 га меньше, что составило 10% от сведений, содержавшихся в отчёте. В пяти колхозах на 424 га вообще не оказалось всходов. Сомнительно, чтобы сев производили в ноябре, когда грянули сильные морозы. Скорее, - по выражению выступавшего, - сеяли в канцелярии карандашом. Вопреки утверждениям первого секретаря обкома Боголюбова, всего во вверенной ему области, по данным НКВД, оказалось посеяно 55% от плана, причём озимый сев провели по хорошим землям, а яровой - по плохим. Акмолинская область отчиталась, что 57% посевов провели рядовым способом с помощью сеялок. Однако уполномоченный ЦК Богданов утверждал, что он не видел ни одной сеялки, чтобы она работала - все стояли в стороне. По учёту МТС значилось, что всё посеяно сеялками, но дотошный нарком поинтересовался в бригадах и выяснил, что сев производили вручную, дедовским методом из лукошка. В связи с этим во всеуслышание на Пленуме Богданов взял под сомнение слова первого секретаря Акмолинского обкома Жанбаева о том, что на большей части площадей произвели рядовой сев. Выступавший отметил тяжёлое положение с тяглом, поскольку порядка с использованием рабочего скота нет. Утром запрягают лошадей или быков, выезжают на пахоту в восемь утра, и до двух часов дня ни разу скот не кормлен. К осени таких лошадей не поправишь. Несмотря на проведенные мероприятия, не смогли сохранить семена от расхищения. В Кокчетавской области положение с семенным фондом было хорошее, но после сортировки не всё вернулось в амбар. В Южно-Казахстанской области в 55 колхозах проверили имевшийся запас семян взвешиванием. Оказалась недостача порядка 100 центнеров. В 18 колхозах никто и не думал проводить сортировку и обработку семян. В Джамбульской области в период подготовки к севу было разворовано 12 тонн семян. В связи с этим здесь привлекли к уголовной ответственности 112 человек, а всего по республике за семена пострадало 500 человек. Поскольку семян не хватало, а план по площадям требовалось выполнить, самовольно снижали нормы высева. Так, в Алма-Атинской области вместо 32 центнеров на той же площади посеяли только 14,5 центнеров семян. Какой после этого рассчитывали собрать урожай? В Южно-Казахстанской области председатель колхоза распорядился сеять по 80-85 кг, а кое-где по 60 кг семян на гектар, а указал в отчёте 253 по 100 кг на га. Образовавшиеся излишки в 520 кг пустили на общественное питание. По мнению наркома внутренних дел, хищения происходили из-за того, что колхозников своевременно не авансировали зерном и им просто нечего было есть. Заметим здесь, что так и складывался этот порочный круг: поскольку люди не получали натуральное и денежное вознаграждение за свой тяжкий труд, у них пропадало желание качественно выполнять работу. В результате плохого соблюдения агротехники собирали низкие урожаи и после завершения обязательных поставок государству нечего оказывалось выдавать на трудодни. Принудительные меры, грозные окрики и патриотические призывы, единственные стимулы, имевшиеся в арсенале Системы, с каждым разом действовали всё слабее. При широчайших возможностях края контрольные показатели падали, что прикрывалось дутыми цифрами. Болезнь загонялась в глубь общества, пока к концу восьмидесятых годов такая политика не привела к полному развалу этой самой Системы. В сложившихся условиях НКВД республики оставалось только бороться с последствиями такого положения вещей. Велась профилактика хищений, которая, в первую очередь, включала проверку личного состава подразделений внутренних дел, а затем уже местной охраны и лиц, отвечавших за зерно. Всего за год было привлечено за хищения 10 341 человек. Следствие установило, что разворовали 129 тыс пудов зерна, из которых удалось вернуть обратно лишь половину. Но и этой работе партийные органы часто мешали, стараясь получить у наркомов санкцию на посылку работников НКВД-НКГБ в колхозы в качестве уполномоченных. Поймите, – пытался объяснить ситуацию нарком Богданов, - сила наша не просто в сотрудниках аппарата, а в тех помощниках, которые трудятся на местах. Но для того, чтобы они давали отдачу, с ними необходимо постоянно работать. Если же наш работник будет в качестве уполномоченного безвыездно сидеть три месяца в одном районе, как это вошло в систему в ЗападноКазахстанской области, то хороших результатов мы не достигнем. Если станете разумно посылать людей, то такое дело буду только приветствовать. Не было случая, чтобы я отказал секретарю обкома, но лишь при разумном решении вопроса. Нарком Богданов ставил вопрос о необходимости наведения порядка в учёте и отчётности. Цифрам надо доверять, но и проверять их из-за приписок тоже следовало. Когда наступает пора убирать, говорил он, - узнаём, что плохо сеяли, допускали обман, а исправлять уже поздно. Секретари обкомов прекрасно знают: очковтирательство приводит к тому, что скот гибнет от бескормицы, осенью не хватает зерна для выполнения плана хлебозаготовки. В заключение нарком Богданов сказал: Я не раз поднимал этот вопрос на Пленумах и сейчас не лишне будет записать об этом в решении [А.17, 24.13, л.75-78]. Да что толку, папочка? Народная мудрость гласит: плетью обуха не перешибёшь. Партийные вожди, правившие бал, иначе работать не умели и не хотели. Отец сам не раз говорил: Хочешь погубить дело поручи его политработнику. Исходя из собственного опыта, автор с ним полностью согласен. Этой плеяде деятелей свойственны были только умные разговоры, громкие слова, впечатляющие обязательства, а реальный результат - неважно какой, лишь бы отрапортовать в 254 срок, а потом обо всём тихо забыть. Вот поэтому рушились и рушатся у нас построенные к празднику мосты, требуют срочного ремонта завершённые к юбилею здания, выходят из строя выпущенные к окончанию года машины, горит засыпанное к сроку непросушенное зерно и т.п. Несмотря на то что Николай Кузьмич на протяжении всей своей служебной карьеры постоянно избирался в достаточно высокие руководящие партийные органы, к возглавлявшим их профессиональным политрабочим, как мы их в шутку называли, отношение у него было не слишком доверительное. Показуха, стремление командовать всем и вся, свойственные партийным руководителям, претили отцу. Это не могло не привести к конфликтам на политической почве как в Казахстане, так и позднее в Москве и Ленинграде. Да и кому из вождей могла понравиться приведенная нами простая и откровенная речь Богданова на Пленуме, когда он, сам неплохо разбираясь в вопросе, прямо указывал на конкретных партийных виновников неурожаев и дезинформации. Что изменилось в работе главного партийного органа республики с приходом нового первого секретаря ЦК компартии Казахстана? Увидеть какую-нибудь принципиальную разницу по официальным документам не представляется возможным. Так же, как и раньше, в различные области республики посылались бригады ЦК КП(б)К с целью проверки, оказания помощи и принятия необходимых мер для повышения темпов (сева, уборки, прополки, полива, обмолота, ремонта техники - нужное подчеркнуть) [А.17, 24.14]. По-прежнему задавались для каждой области конкретные (как начальству казалось, наилучшие) сроки ярового и озимого сева - попробуй только не выполни. Контроль осуществлялся путем установки пятидневных заданий [А.17, 24.15]. Как всегда, составлялся государственный план хлебозаготовок, на основании которого колхозам вручались обязательства на поставку зерна, принятые якобы самими колхозниками [А.17, 24.16]. Привычно строго отслеживался ход уборки урожая и хлебозаготовки по всем областям. Ничего нового не было и в том, что периодически на цековский ковёр вызывались для головомойки первые секретари обкомов и председатели райисполкомов [А.17, 24.17], либо наркомы земледелия и совхозов [А.17, 24.18]. Существовавшая Система не могла предложить ничего иного. Как говорится - гони зайца дальше тем же путём. Чаще только, чем при старом Хозяине, стали посылаться в Облкомпарты и Облисполкомы ругательные телеграммы с типовым текстом, в котором следовало в прочерки вписать лишь название области, проставить дату и указать количество на этот день фактически посеянных площадей, вспаханной земли, отремонтированных тракторов или комбайнов, убранных полей, сданного зерна и т.д. да требуемые начальством показатели и к какому сроку. Далее для всех давались одинаковые задания: кого куда послать, какие провести мероприятия, когда отчитаться об исполнении [А.17, 24.19]. Для поднятия духа и развития энтузиазма среди тружеников села придумали учредить Красные Знамёна СНК Казахской ССР и ЦК КП(б) Казахстана для победителей социалистического соревнования в честь 25-летия Казахской ССР - среди МТС (15 штук) и совхозов (5 штук). Распределять их должна была юбилейная комиссия, которую вместо 255 Скворцова возглавил теперь Борков. Для поощрения передовиков уборки урожая назначили значительно большее, чем раньше, количество денежных премий [А.17, 24.20]. В остальном всё оставалось неизменным. На каждом заседании бюро ЦК утверждали большое количество кадровых назначений (в том числе работников НКВД и НКГБ), предварительно согласованных путём опроса, а также рассматривали апелляции исключённых из партии либо получивших партийные взыскания коммунистов. Отметим несколько вопросов, в обсуждении и принятии решений по которым непосредственное участвовал мой отец. В соответствии с постановлением Московского правительства в городе Акмолинске строился завод Казахсельмаш, который почему-то относился к Наркомату миномётного вооружения. Отсюда ясно, какая основная продукция должна была выходить из его цехов. К лету 1945 года строительство находилось в очень тяжелом состоянии, сроки ввода оказались сорваны, из 10 млн рублей отпущенных на это дело средств, освоили только 2,3 млн рублей. При проверке оказалось, что производительность труда заключённых, являвшихся основной рабочей силой, которая поставлялась НКВД на контрагентских (то есть договорных) условиях, продолжала оставаться низкой, нормы выработки из месяца в месяц не выполнялись. При этом отмечалось, что строительство завода поручено людям, не внушающим политического доверия, поскольку даже среди руководящего состава нет ни одного члена партии. (Интересно, кто же их подбирал и назначал на должности?) Партийное руководство призывало обком, исполком и дирекцию принять все зависящие от них меры в целях ликвидации прорыва со строительством и подготовки оснастки, инструмента и квалифицированных кадров для будущего производства. Директору завода ставилась задача в месячный срок обеспечить лагерь НКВД помещениями, необходимым инвентарём и постельными принадлежностями. Принималось к сведению заявление наркома внутренних дел т.Богданова о том, что количество заключённых на стройплощадке завода “Казахсельмаш” в течение августа месяца будет доведено до 400 человек. Кроме того, Актюбинский обком комсомола выступил с инициативой послать на постоянную работу по возведению завода 300 человек молодёжи [А.17, 24.21]. Аналогичные проблемы возникли и в ходе строительства УстьКаменогорской гидроэлектростанции, куда для тщательной проверки состояния дел пришлось направить комиссию с привлечением представителей Наркомата внутренних дел [А.17, 24.22]. О трудностях с созданием двух гидроэлектростанций на реке Алмаатинке нами уже упоминалось. Поскольку строительство велось неудовлетворительными темпами, то под угрозу срыва ставилась возможность пуска в эксплуатацию этих объектов в сроки, установленные Государственным Комитетом Обороны (хотя сам ГКО был уже ликвидирован 4 сентября 1945 года в связи с окончанием войны и прекращением чрезвычайного положения в стране [Л.31, стр.305]. На стройплощадке не было обеспечено наведение должного порядка: рабочие места не подготовлены, инструмент отсутствовал, строители простаивали и не выполняли нормы выработки, механизмы использовались лишь на половину мощности, цемент, лес, импортное оборудование валялись под открытым небом и потому расхищались. Опять для спасения положения наркому Богданову предложили 256 увеличить до возможных пределов суточный выход заключённых, закрепив их до окончания строительства электростанции. Одновременно в связи с имевшимися беспорядками поручили т.Богданову принять необходимые меры по укреплению трудовой дисциплины среди переданных строительству ГЭС спецпереселенцев. Чтобы улучшить материально-бытовое снабжение, Совнаркому дали задание выделить продовольствие, кондитерские и табачные изделия на 30 тысяч рублей [А.17, 24.23]. Хлеборобной осенью наркому Богданову пришлось опять с другими работниками ЦК выезжать в области, чтобы оказать партийный нажим на ход хлебозаготовок. Причём новый Хозяин Казахстана Борков трактовал вопрос так, что за выполнение плана уполномоченный нёс точно такую же ответственность, как и местный секретарь обкома. Поэтому вдогон всем командированным было направлено постановление бюро ЦК, в котором говорилось: Потребовать от первого секретаря Северо-Казахстанского обкома партии Мельник и от уполномоченного ЦК Яковлева, от первого секретаря Кустанайского обкома партии Золотухина и уполномоченного ЦК Заговельева, от первого секретаря Кокчетавского обкома партии Купаева и уполномоченного ЦК КП(б)К Богданова и от первого секретаря Акмолинского обкома партии Жанбаева (в паре с тем же Богдановым) мобилизовать все силы колхозов и совхозов и резко повысить темпы хлебозаготовки, косовицы и обмолота хлебов, рассматривая эту задачу как дело чести всех большевиков областных партийных организаций. При этом Первый распорядился оставить уполномоченных ЦК КП(б) Казахстана Яковлева, Заговельева и Богданова в областях до 10 октября 1945 года. Для ещё большего нагнетания обстановки объявил по выговору руководителям Павлодарской области и направил по облкомпартам телеграмму почти истерического содержания: Положение с хлебосдачей угрожающее, граничащее с потерей чувства ответственности руководителей партийных и советских органов перед партией и советским правительством [А.17, 24.24]. Вряд ли такие приёмы руководства способны были настроить людей на деловой лад. Нарком Богданов вернулся в Алма-Ата раньше назначенного срока, поскольку 9 октября на заседании бюро ЦК рассматривался вопрос об организации в Управлении исправительно-трудовых лагерей и колоний (УИТЛК) НКВД Казахской ССР политотдела, имевшего целью усиление политико-воспитательной работы в лагерных подразделениях в связи с пополнением их новыми спецконтингентами [А.17, 24.25]. Партийные документы скромно умалчивают, что это за свежий поток (по А.Солженицыну) и в каком количестве он влился в Казахстанские лагеря. Из другого источника узнаём, что это были военнопленные, интернированные, мобилизованные в трудовые батальоны и проходившие проверку в проверочно-трудовых лагерях репатрианты. В цифрах для всего Союза можно указать, что если на 1 января 1944 года на работах числился 32 161 военнопленный, то через два года, то есть к моменту организации политотделов, только в ИТЛ этого контингента стало 170 тысяч человек. Всего же в лагерях, особых рабочих батальонах и спецгоспиталях находилось 2,5 млн военнопленных. К ним надо добавить ещё более 600 тысяч репатриантов из фашистского плена, около 150 тысяч интернированных немцев для послевоенного трудоиспользования и от 150 до 350 тысяч человек, проходивших через проверочно-фильтрационные лагеря НКВД [Л.10, стр.49,50]. 257 Сведений о том, кого и сколько из этого спецконтингента прибыло тогда в Казахстан у нас не имеется. Представим теперь вниманию читателя ставшие известными нам из архивных материалов некоторые факты злоупотреблений в местных эшелонах власти, с которыми пришлось разбираться компетентным органам. 30 июля 1945 года уполномоченный Введенского районного отделения НКВД Кустанайской области Оберемко М.А., доведенный до отчаяния безобразиями, которые творились в обслуживаемом им районе, написал рапорт и направил его наркому внутренних дел СССР Берия Л.П. В своей докладной бумаге райуполномоченный сообщал, что районный прокурор, секретарь райкома партии вместе с секретарём обкома систематически занимались укрывательством расхитителей социалистической собственности. В подробностях расписал, кто и когда растащил 15 голов скота, несколько лошадей, 76 центнеров пшеницы и другие материальные ценности, но благодаря высоким покровителям остался безнаказанным. Уполномоченный просил принять к местным властям соответствующие меры. Союзный нарком переслал данный рапорт республиканскому наркому внутренних дел т.Богданову с задачей проверить и информировать ЦК КП(б) Казахстана [А.3, док.16]. Очевидно, что это указание из Центра побудило провести проверку ещё в ряде мест, где также были вскрыты факты разбазаривания общественного скота. Так, в Коктерекском районе Джамбульской области только в десяти проверенных колхозах выявили, что за 8 месяцев текущего года незаконно распродали 280 голов овец и коз, 87 голов крупного рогатого скота и 6 лошадей. Оказалось, что в общей сложности в общественном стаде по сравнению с учётными данными не доставало 1400 овец и коз, 40 быков и коров и 13 лошадей. Руководящие работники распоряжались колхозным добром, как своим собственным, в результате чего ими было взято в личное пользование по заниженной цене или бесплатно 7 коров, 5 лошадей, 80 овец, 10 коз. Якобы временно, без оплаты увели из колхозного стада 6 дойных коров. В отличие от райуполномоченного Оберемко М.А., здесь все, включая коммунистов, предпочитали молчать, боясь мести начальства. Когда следственные органы до всего докопались за допущенные многочисленные факты разбазаривания и расхищения колхозного скота и животноводческой продукции, преследование честных коммунистов, стремившихся разоблачить преступные действия отдельных руководителей, секретаря райкома, председателя райисполкома, заместителя председателя исполкома по животноводству и начальника райзо сняли с постов, исключили из партии либо объявили им строгие взыскания. Последнего из названных привлекли к судебной ответственности. Первому секретарю обкома Едильбаеву указали на явно недостаточную борьбу с расхищениями и потребовали тщательно проверить сигналы [А.17, 24.26]. По сравнению с приведенным, масштаб хищений в упоминавшемся выше Введенском районе был значительно меньшим, поэтому приснопамятную нам Кустанайскую область решили проверить ещё раз по части хода хлебозаготовок. При этом установили, что первый секретарь обкома Золотухин и председатель облисполкома Жусупов, несмотря на неоднократные заверения, не сумели по-большевистски организовать хлебозаготовку и вместо жёстких требований к 258 руководству районов и колхозов ограничились их уговорами и увещаниями, что мало помогло делу. Что же в сложившейся обстановке предлагало предпринять центральное руководство? Обсудить вопрос на бюро обкома и принять по каждому району решительные меры по быстрейшему обмолоту хлебов и по безусловному выполнению плана хлебозаготовки не позднее 1 декабря. А чтобы эти предначертания быстрее провести в жизнь, в суточный срок командировать всех членов бюро обкома и облисполкома, партийно-советский актив в отстающие районы и колхозы, возложив на них, наряду с руководством районов и колхозов, полную ответственность за организацию обмолота и выполнения плана хлебозаготовки. Но и этого мало – в помощь местным погонялам решили направить ещё бригаду из 4-5 человек из работников ЦК и Уполнаркомзага, чтобы обеспечить на деле решительную борьбу со всякими проявлениями саботажа, привлекая виновных в задержке обмолота и хлебосдачи к строжайшей партийной и хозяйственной ответственности [А.17, 24.27]. А как же, вы спросите, с сигналом райуполномоченного о разбазаривании сельхозпродуктов? Строго секретные протоколы ЦК об этом умалчивают. Но вам предоставляется право самим посчитать, сколько придётся незаконно прирезать скотинки да отсыпать зерна, чтобы прокормить целую рать в одночасье нахлынувшую в колхозы цековских, обкомовских, облисполкомовских и других партийносоветских активистов, прибывших играть в погонялки далеко не на один день. Поэтому каких-то полтора десятка голов скота плюс неполный мешок зерна, упомянутые в рапорте работника НКВД, посчитали, видимо, сущей мелочью. Возможно, что на предстоявшем запланированном отчёте Кустанайского обкома и облисполкома было что-то сказано о хищениях, но партийные вожди очень не любили наказывать своих руководящих сатрапов по сигналам, поступавшим с низов. Привилегию казнить и миловать сильные мира сего всегда оставляли за собой. Известен нам лишь один случай, когда секретаря Ленинградского обкома в 1953 году сняли не по указанию сверху, а по инициативе снизу, но это стоило тогда моему отцу всей его служебной карьеры. Как бы ни были тяжелы будни, сколько бы нервов ни отнимала работа, но наступает день, когда приходит праздник. В соответствии с планами 17 ноября 1945 года отметили 25-летие образования Казахской ССР. Загодя в Москву, в Кремль, от всех трудящихся республики послали письмо товарищу Сталину И.В., в котором во всех подробностях расписали, каких успехов за прошедшие четверть века достиг Советский Казахстан под мудрым руководством великого вождя народов [А.17, 24.28]. Затем, несколько уклонившись от первоначальных планов, присудили Красные Знамёна победителям социалистического соревнования в честь Юбилея между областями, городами, районами и предприятиями промышленности. При этом вспомнили, что в республике, кроме ЦК и СНК имеется ещё и Верховный Совет, поэтому наградные алые стяги вручали от имени трёх главных ведомств (в порядке юридического старшинства): Президиума Верховного Совета, Совета Народных Комиссаров Казахской ССР и Центрального Комитета КП(б) Казахстана. Победительницей среди областей стала АлмаАтинская область, которой к Красному Знамени дали ещё премию 75 259 тыс рублей. Передовым городом была признана Караганда, получившая вместе со Знаменем 30 тыс рублей. За лучшие достижения в области полеводства наградили Келлеровский район Кокчетавской области и Акмолинский район одноимённой области, выдав им вместе с флагом по 50 тыс рублей. Отличившимся в животноводстве посчитали Джангалинский район Западно-Казахстанской области и Коунрадский район Карагандинской области, которые получили такое же поощрение, как и полеводы. Из производственных предприятий за досрочное выполнение годового плана (план - это главное!) Красное Знамя и 25 тыс рублей вручили нефтепромыслу “Искине” объединения Казахстаннефть. Интересно, что постановление подписали только председатель СНК Н.Ундасынов и первый секретарь ЦК Г.Борков. Председатель Верховного Совета Казахской ССР, от имени которого тоже вручались знамёна, такой чести удостоен не был [А.17, 24.29]. Зато Президиум Верховного Совета, после утверждения в ЦК, издал указы о присвоении различных почётных званий Казахской ССР: заслуженного деятеля наук 11 учёным, народного артиста республики - двум певцам оперы, заслуженного деятеля искусств четырём работникам театров, заслуженного артиста - 18 мастерам сцены, заслуженного учителя школы 138 преподавателям и директорам учебных заведений, заслуженного врача республики - 27 медицинским работникам [А17, 24.30]. В честь юбилея трудящиеся и руководящий состав Казахской ССР получили высокие правительственные награды от Союзной власти. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 ноября 1945 года за успехи в сельском хозяйстве и промышленном производстве многих казахстанцев наградили орденами и медалями. В их числе нарком внутренних дел Казахстана Богданов Н.К. был удостоен ордена Отечественной войны I степени [А.7, док.1, стр.4]. На этой возвышенной ноте закончим наше повествование о Годе Победы, поскольку среди бесконечной череды житейских передряг надо всегда ценить радости скупые телеграммы. Отметим только, что к Новому 1946 году Сталинский лауреат Сергей Михалков, как он себя назвал -алмаатинец, в войну находившийся некоторое время в столице Казахстана, подарил наркому внутренних дел тов. Богданову только что вышедшую из печати свою книгу “Басни”, в которой шутливо отмечал: Вот пишешь про зверей и разных насекомых, а попадаешь всё в знакомых! Мне и моему брату Владимиру прославленный поэт презентовал большой сборник “Стихи для детей”, который добросовестно изучали уже три поколения семьи Богдановых. 25. АЛМА-АТА – МОСКВА В самом конце победного года Л.П.Берия по собственной просьбе был освобождён от обязанностей наркома внутренних дел СССР ввиду перегруженности другой центральной работой. Вместо него эту должность занял генерал-полковник С.Н.Круглов [Л.7, стр.46]. В приёмо-сдаточном акте, подписанном старым и новым наркомами по состоянию на 30 декабря 1945 года, задачи Наркомата внутренних дел были записаны следующим образом: - борьба с бандитизмом и повстанческими формированиями; - охрана границ СССР; 260 борьба с уголовной преступностью и хищением социалистической собственности; - охрана общественного порядка и личной безопасности граждан СССР; - организация проведения паспортной системы; обеспечение изоляции преступников и их трудовое использование; - содержание, охрана и трудовое использование военнопленных и интернированных; охрана железнодорожных сооружений и особо важных предприятий промышленности; - организация пожарной охраны и местной противовоздушной обороны; - борьба с детской беспризорностью и безнадзорностью; выполнение оборонных и народнохозяйственных заданий правительства (строительство оборонительных рубежей, военноморских баз, аэродромов, заводов и предприятий промышленности, железных и шоссейных дорог, промышленная добыча золота, олова, никеля, угля и т.п.); - а также ряд других специальных заданий правительства [Л.7, стр.47]. Как видно из предпоследнего пункта приведенного перечня, на Наркомат, кроме специфических для внутренних дел любой страны функций, возлагались огромные объёмы строительных работ, которые выполнялись силами заключённых и военнопленных. Вскоре такой работой пришлось вплотную заняться и моему отцу. На конец декабря 1945 года в органах НКВД (без войск) числились 993 072 штатные единицы (в действительности были укомплектованы 864 022 должности). Из них к Центральному аппарату относилось 9530 кадровых клеточек, на которых фактически работало 8577 сотрудников. В войсках НКВД СССР по штатам полагалось 680 280 человек, а налицо имелось 655 370 воинов [Л.7, стр.47]. Из масштабных послевоенных новшеств, носивших, правда, больше формальный характер, явилось переименование Наркоматов в Министерства. 15 марта 1946 года Верховный Совет принял Закон, в соответствии с которым Совнарком превратился в Совет Министров СССР, а НКВД был преобразован в МВД СССР [Л.7, стр.48]. Почему Сталину потребовалось проводить столь дорогостоящее мероприятие? Ведь известно, что солидную сумму денег необходимо истратить, чтобы заменить все вывески, документы, печати, бланки и прочее, прочее! Представляется, что, с одной стороны, как мы уже отмечали, надоела революционная игра в комиссаров, которые покавалерийски лихо могли садиться в любое руководящее кресло и побольшевистски твёрдо вершить дела. Ленинское положение о том, будто при социализме управление государством станет настолько простым, что с этим легко сможет справиться любая кухарка, оказалось, мягко говоря, не совсем верным: крутить жёстко централизованную бюрократическую машину страны Советов приходилось огромными усилиями тысяч всевозможных исполнителей. С другой стороны, в отвоёванных у Запада странах будущей народной демократии органы управления необходимо было создавать строго в соответствии с Системой, использовавшейся старшим братом Советским Союзом. Насаждать в освобождённых государствах Наркоматы 261 и наркомов, где к коммунистическим комиссарам не всегда относились с должным уважением, не представлялось целесообразным. Разумнее было сменить имидж собственной государственной машины, что и было сделано. В новой редакции с 19 марта 1946 года Правительством СССР стал Совет Министров, Председателем которого был утверждён И.В.Сталин. Одним из его заместителей, как и прежде, являлся Л.П.Берия. В ранг министра внутренних дел СССР перешёл генералполковник С.Н.Круглов, а министром государственной безопасности СССР остался генерал армии В.Н.Меркулов [Л.7, стр.48]. В соответствии с этой логикой нарком генерал-лейтенант Богданов Н.К. превратился в министра внутренних дел Казахской ССР. Перефразируя баснописца И.А.Крылова, можно заметить, что, как друзья, вы ни назовитесь, суть Системы от этого ничуть не изменится. Круговорот Казахстанских дел, о котором мы говорили в прошлой главе, начал совершать свой очередной виток. Следует отметить, что заступившему на пост первого секретаря ЦК Боркову Г.А. достаточно повезло, поскольку благодаря хорошим погодным условиям урожай зерновых 1945 года оказался относительно высоким. Под бескомпромиссным большевистским нажимом сверху колхозы и совхозы успешно выполнили план хлебозаготовки. Казалось бы, теперь надо дать возможность свободно вздохнуть труженикам села, максимально оплатить им трудодни из оставшегося зерна. Но не тутто было. В колхозах, выполнивших годовой план (в совхозах по закону весь урожай сдавался полностью), но не участвовавших в сверхплановых поставках, следовало широко разъяснить колхозникам и колхозницам исключительную важность досрочного погашения задолженности государству по хлебосдаче за прошлые годы, а также организовать сдачу хлеба в фонд Победы тем колхозам, которые полностью рассчитались с государством как по плану хлебосдачи из урожая 1945 года, так и по задолженности прошлых лет, развернув по почину передовых колхозов социалистическое соревнование за встречу предстоящих выборов в Верховный Совет СССР организацией красных обозов с хлебом [Л.17, 25.1]. Более иезуитское постановление придумать, по нашему мнению, представлялось трудным. Опять у колхозников под благовидным предлогом всё отбиралось до крошки, что способно было окончательно похоронить всякую надежду на лучшую жизнь. Однако Партия считала, что при правильной организации нового ограбления колхозы сумеют выполнить задание. Не знаю, это ли конкретно обстоятельство послужило причиной тому, что между первым секретарём Борковым Г.А. и членом бюро Богдановым Н.К. образовалась трещина. Отец всегда старался защитить простых людей, а исколесив практически все области Казахстана, прекрасно видел, как скудно живут труженики села. Возможно, серьёзные разногласия произошли по вопросу предстоявшего весеннего сева, недостаточное качество и приписки по которому были предопределены исходя из прошлогоднего опыта, о чём Богданов Н.К. во всеуслышание докладывал на ХIII Пленуме ЦК. Не исключено, что и секретари обкомов сумели что-то нашептать Первому, поскольку им не могло понравиться, что уполномоченный ЦК слишком глубоко влезал в их епархию и, используя подчинённые ему силы НКВД, производил 262 перемеры фактически посеянных или убранных полей, подвергая сомнению представлявшуюся наверх отчётность. Так или иначе, но Хозяин республики решил отделаться от излишне добросовестного работника. Конечно, поставить в вину человеку то, что он хорошо разбирался в хозяйственных вопросах, проявлял щепетильную честность и большое трудолюбие в работе, заботился о людях, не представлялось возможным. Надо было его пнуть с неожиданной стороны и потребовать за это убрать. 14 февраля 1946 года первый секретарь Центрального Комитета КП(б) Казахстана синим цветным карандашом, подражая вождю народов, поставил свою уверенную подпись Г.Борков под строго секретной, написанной им самим характеристикой на Народного Комиссара Внутренних Дел Казахской ССР тов. Богданова Н.К. После кратких анкетных данных в этой бумаге было указано следующее: За время работы в Казахстане т.Богданов показал себя опытным руководителем и хорошим организатором. Под руководством Богданова органами НКВД Казахстана разоблачено и ликвидировано значительное число антисоветских и бандитских формирований, настойчиво проводилась и проводится работа по изъятию уголовно-преступного элемента и расхитителей социалистической собственности. За годы войны на органы НКВД Казахской ССР, в связи с вселением в республику около одного миллиона спецпереселенцев немцев, карачаевцев, чечено-ингушей и т.д., были возложены особо ответственные задачи. В результате правильно организованной работы разоблачения и изоляции вражеских элементов среди спецпереселенцев - с этими задачами НКВД Казахской ССР справился успешно. Из сказанного следует, что к исполнению прямых служебных обязанностей Богдановым Н.К. у Партии претензий не имелось. В сложных и взрывоопасных условиях, когда буквально на голову свалился миллионный десант с беспокойного Кавказа (и это, не считая плановых переселенцев, сотни тысяч несчастных беженцев, огромного количества беспризорных детей и т.д.), обеспечить нормальную обстановку в тыловой республике представлялось делом далеко не простым. Да плюс ещё к этому ответственная партийная работа, от которой отец, свято веря в идеалы добра и справедливости, никогда не открещивался. Далее в характеристике отмечалось: Тов. Богданов является членом бюро ЦК КП(б) Казахстана, активно участвует в партийнообщественной жизни республики, оказывая большую помощь партийносоветским органам в деле устранения недостатков и упущений в народном хозяйстве республики. По нашему мнению, то, что отец в соответствии с дававшимися ему партийными заданиями, лез не в свои вопросы в деле устранения недостатков и упущений, как раз и являлось камнем преткновения, вызвавшим недовольство им партийных руководителей. Однако в характеристике невозможно было обойти вопрос о поощрениях, полученных наркомом от Союзного правительства: За время работы в органах НКВД (точнее было бы добавить – Казахской ССР) тов. Богданов награждён орденами Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны Первой и Второй степени, Красной Звезды и медалью “За победу над Германией”. 263 На этом положительная часть характеристики заканчивалась. Далее следовало существо вопроса, из-за которого всё дело и закручивалось: К числу недостатков тов. Богданова следует отнести ведомственную ограниченность, выражавшуюся в замалчивании и скрытии от партийных органов недостатков и отрицательных сторон в работе как периферийных органов НКВД республики, так и в работе аппарата Наркомвнудела Казахской ССР. Беспроигрышный бюрократический приём: ты посмел тыкать пальцем в наши недостатки, о которых мы и сами вроде бы знали, а в своей работе допускал погрешности, о которых не бежал тут же рассказывать Первому, чтобы тебя мило пожурили, а старался, как умелый руководитель, устранить замеченное собственными силами. Описывая выше дела Казахстанской эпопеи отца, мы специально приводили неблаговидные эпизоды в деятельности подчинённых ему органов НКВД, рассматривавшиеся даже на уровне бюро ЦК. Несомненно, что за шесть лет накопилось ещё достаточное количество более мелких случаев, по которым нарком имел возможность самостоятельно принять меры отпущенной ему властью. Да и согласно существовавшему положению часто не обладал глава силового ведомства правом пускать в свой Наркомат посторонних партийных деятелей - большинство решений по НКВД не доверялось даже строго секретным протоколам ЦК, а хранилось в особой папке. В общем, на наш взгляд, наблюдалась типичная для советских властей картина: кто же главнее - административный начальник или партийный руководитель? В итоге первым секретарём Казахстанского ЦК как Хозяином республики из сказанного был сделан такой вывод-просьба: Было бы весьма целесообразно и полезно для дела обновить руководство в Наркомате НКВД Казахской ССР, перебросив тов. Богданова на работу в другую область или республику [А.2, док.20]. Вот вам и вся партийная кадровая политика как на ладони: стал человек хорошо разбираться в вопросе, глубоко изучил вверенную ему область деятельности, начал вылезать со своими предложениями пора его (для пользы дела!) перебросить на новый участок работы. Раз выискался такой умный (умнее что ли партийных вождей?), пусть на ином поприще потрудится, попотеет. Если сумеет добиться успехов - передвинем его на следующее место, не сможет - выпорем и задвинем подальше. Весьма целесообразно! Не знаю, какие резолюции Верховных вождей были наложены на эту характеристику во Всесоюзном ЦК партии, но на имевшемся в моём распоряжении экземпляре рукой заместителя заведующего отделом Управления кадров ЦК ВКП(б) М.Попова была сделана приписка: С мнением тов. Боркова о целесообразности перебросить т.Богданова из Казахской ССР в др. республику тов. Круглов ознакомлен. 18 марта 1946 года [А.2, док.20]. Интересно, что, для того чтобы поддержать голословное заявление Г.Боркова, не подтверждённое никакими документами того времени, о недостатках в работе Наркомата внутренних дел, тот же М.Попов через год (!) в своём Заключении на генерал-лейтенанта Богданова Н.К. уже по новому месту службы написал о стародавних грехах бывшего наркома-министра: Проверкой работы с кадрами в органах МВД Казахской ССР, проведенной отделом Управления кадров ЦК ВКП(б) в конце 1946 года (то есть через полгода после перемещения Богданова Н.К. на новую 264 должность в Москву, о чём в том же документе десятью строчками ниже как раз и сказано), установлены существенные недостатки: многие случаи поспешного, непродуманного подбора работников, засорённость некоторых органов МВД республики непроверенными, неустойчивыми в моральном отношении людьми, большая сменяемость руководящего состава, слабая воспитательная работа с кадрами, многочисленные случаи нарушения советской законности, взяточничества и пьянства среди сотрудников [А.7, док.16]. Извините, но на Ваши глубокомысленные замечания, тов. М.Попов, можно привести следующие возражения. Во-первых, все назначения в центральном аппарате, а также на должности начальников и их заместителей в областных управлениях и районных отделениях НКВД обязательно утверждались на бюро ЦК КП(б) Казахстана. При этом каждое выдвижение на должность покрупнее посылалось затем на утверждение во Всесоюзный ЦК. Вот бы партийным руководителям тут как раз и проявить мудрость, подсказать наркому, в каких случаях надо не спешить и продумать кандидатуру, как добиться того, чтобы не засорить органы республики недостойными элементами. Раз уж взялись утверждать, объявив кадровую политику главным партийным делом, то потрудитесь и отвечать за свои действия. Таким образом, товарищи партийные руководители, обвиняя наркома в плохой подборке кадров, вы прежде всего, как та гоголевская унтер-офицерская вдова, секли самих себя, поскольку без вашего разрешения глава наркомата не имел права поставить на должность в своём ведомстве ни одного начальника. Во-вторых, вместо того, чтобы наркому заниматься, как вы за то ратуете, подбором и расстановкой своих кадров, усиливать воспитательную работу, бороться со случаями нарушения советской (социалистической, революционной и прочей) законности, взяточничеством и пьянством, партийные руководители сами регулярно отправляли его на длительные сроки в командировки в качестве уполномоченного проверять ход вспашки, сева, прополки, полива, уборки, заготовки, хранения, ухода за скотом и т.д. и т.п., да норовили к этому делу пристегнуть ещё других работников НКВД. Почему к данному вопросу привлекали наркома-министра внутренних дел, в чьи функциональные обязанности выращивание урожая на колхозных полях не входило, а не использовали умело и эффективно призванные в этой сфере действовать другие организации, занимавшиеся продуктовыми вопросами: пять отделов ЦК партии (сельскохозяйственный, торговли и общественного питания, пищевой промышленности, животноводческий и совхозов), а также Наркомат земледелия, Наркомат совхозов, республиканские конторы Каззаготзерно и Каззаготскот? Просто каждый в нашей стране должен был заниматься не своим делом, а потом на него в случае необходимости можно было свалить причину всех неуспехов. Втретьих, полгода прошло, как в Казахстане начал работать другой министр внутренних дел. Чьи недоработки увидела комиссия - старого или нового руководителя? К чести отца надо сказать, что он никогда не стремился спрятаться, уклониться от ответственности, но только по тем вопросам, которыми сам действительно занимался. Впрочем, никому эти наши умные рассуждения не нужны. Когда со временем понадобилось сделать из Богданова врага народа, все эти тёмные места в характеристиках спокойненько нашли и карандашиком 265 (синим) аккуратно подчеркнули или пометили, не обращая никакого внимания на расписанные нами мелочи. Министр внутренних дел СССР Круглов С.Н. решил Богданова Н.К. (работу которого он прекрасно знал) не футболить с партийной подачи в другую республику, а взять непосредственно под свою опеку. В письме от 25 мая 1946 года секретарю ЦК ВКП(б) т.Кузнецову министр просил в целях наиболее правильного использования работников утвердить Богданова Н.К. в должности начальника Главного управления шоссейных дорог (ГУШОСДОР) МВД СССР, а на его место в Казахстан назначить Пчёлкина А.А., работавшего тогда наркомом внутренних дел Киргизской ССР. Занимавшего кресло начальника ГУШОСДОР Павлова К.А. предлагалось переместить на должность начальника Тюремного Управления МВД СССР [А.7, док.14]. Свои предложения по данному кадровому перемещению министр Круглов С.Н. в своём письме заместителю председателя Совета Министров СССР Берия Л.П. обосновал следующим образом: На ГУШОСДОР МВД СССР в 1946 году и все последующие годы пятилетки возложена огромная работа по строительству новых и реконструкции старых автодорог страны. План первого года пятилетки в 4 раза больше прошлогоднего, а в последующие годы возрастёт в ещё большем объёме. Несмотря на помощь, ГУШОСДОР не справляется с работой. План первого квартала выполнен на 75%, не лучше и второй квартал. Обсудив вопрос, пришли к выводу, что Павлов К.А. не обеспечит работу. Считаем целесообразным назначить начальником ГУШОСДОР тов. Богданова Н.К. - ныне Министра Внутренних дел КССР. Тов. Богданов - способный и энергичный работник, показавший себя как опытный администратор и организатор. На место Богданова назначить Пчёлкина. Прошу согласия на перемещения [А.4, док.1]. Комментарии к этому письму, по-моему, излишни. Предстояла действительно огромная работа, о которой мы потом немного расскажем, и с ней мог справиться далеко не каждый, а только такой всесторонне подготовленный, умелый и грамотный руководитель, как Богданов Н.К. Для министра Круглова С.Н. этот кадр представлял собой знаковую фигуру, а для партийного функционера Боркова Г.А. являлся персоной нон грата. Вот отсюда можно сделать вывод, как руководящие деятели партии относились к людям: их устраивал не самостоятельно мысливший начальник, специалист в своём деле, а удобный, готовый безропотно исполнять барскую волю сотрудник. Вот почему в годы руководства страной Коммунистической партией Советского Союза полезло в гору столько серятины, а настоящие, дельные работники потерялись, растратились при целесообразной переброске их с места на место. Это ещё одна из причин крушения социализма. На должность начальника ГУШОСДОР МВД СССР Богданов был назначен приказом № 969, подписанным министром Кругловым С.Н. 9 июля 1946 года [А.4, док.2]. Отцу тогда исполнилось 39 лет. Как справедливо говорят, для мужчины самый расцвет сил и возможностей. Заметим здесь, что 4 декабря 1945 года из Казахстана в Москву на должность первого заместителя наркома госбезопасности СССР (вместо генерал-полковника Кобулова Б.З.) был переведен генераллейтенант Огольцов С.И., с которым мой отец давно уже был в 266 хороших, доверительных отношениях. Не имея достоверных сведений, не берусь утверждать, явилось ли это перемещение результатом происков секретаря ЦК КП(б)К Боркова Г.А., подбиравшего себе угодный во всём аппарат, или произошло по другим причинам. После переезда в Москву Раиса Сергеевна, супруга Сергея Ивановича, прислала моей маме, дорогой Ниночке, письмо, на котором собралась с мыслями и сосредоточилась после дорожной лихорадки и устройства своего жилища. Квартиру семье дали очень маленькую, но до весны потерпим. Раиса Сергеевна несколькими штрихами описала московскую жизнь, которая достаточно хорошо известна, но привыкнуть к ней очень трудно. Интересно её женское впечатление: Дамы - в шикарных туалетах, начиная с головы, - все в мехах и хвостах. Так что такие “модницы”, как мы с вами, на этом фоне будем выглядеть бледненько. Но зато - скромно. Верно? (Действительно, в трудные военные годы да и после них одни думали только о пользе Родине, а другие болезненно страдали лишь о мехах и хвостах. C`est la vie. Такова жизнь.) Мамина и папина крестница Наталочка переболела, похудела жутко и Раиса Сергеевна по этому поводу находилась просто в отчаянии. Болела и Евгения Сергеевна, сестра хозяйки дома, которая много лет проживала вместе с Огольцовыми. (Как мы потом узнали, её муж долгие годы находился в тюрьме.) Всем, кто немножко помнит меня, новая москвичка передавала привет [П.3, 5.6]. Через какие-нибудь полгода обживаться и привыкать к столичной жизни предстояло и нам. Поскольку Судьба, по воле партии и правительства, предопределила нам покинуть Казахстан, то хочется подвести некоторые итоги и вспомнить самое хорошее, что осталось в памяти от шести лет, прожитых в этом благодатном крае. Что касается моего отца, то он, по всему видно, оправдал оказанное ему доверие, сумел из районного работника вырасти до уровня руководителя республиканского масштаба. Благодаря природным организаторским способностям, хозяйственной сметке он смог не только наладить работу Наркомата-Министерства внутренних дел, но ещё и как член бюро высшего партийного органа Казахстана выполнить ответственные партийные поручения по оказанию конкретной практической помощи в решении многих вопросов, связанных с общественным производством. Конечно, что ни говори, а он являлся маленьким винтиком гигантской сталинской машины, порочный принцип действия которой изменить не мог, но искренне верил, что если самоотверженно трудиться, уважать людей и помогать им, проявлять кристальную честность и собственную скромность, то можно будет достигнуть достойных успехов. За шесть лет отец скакнул из майора гб (а фактически - из старшего лейтенанта гб) в воинское звание генерал-лейтенанта не только благодаря изменениям в статусе специальных званий, а по праву достаточно длительной и успешной работы на должности наркома-министра внутренних дел крупнейшей республики Советского Союза. Оценкой работы отца явились пять орденов и медаль, полученные им за время Казахстанской эпопеи. К этому следует добавить ещё несомненный авторитет, твёрдо завоёванный им среди всех казахстанцев, и ту добрую память, которую он оставил после себя, в чём мы с мамой воочию убедились, побывав в Алма-Ата через 28 лет после нашего отъезда оттуда. Что же касается дворцовой интриги первого секретаря Г.Боркова, то 267 можно согласиться, что если бы не придуманная им ведомственная ограниченность Богданова, то всё равно была бы найдена другая пакость (в чём мы потом наглядно убедимся), чтобы убрать неугодного работника. Но нет худа без добра: благодаря возникшему прецеденту наша семья из отдалённой местности, ставшей теперь вследствие злой воли вообще другим государством, перебралась в главный город Земли, и мы стали москвичами на всю оставшуюся жизнь. Прошедшие шесть лет мама моя трудилась в клинике и роддоме и приобрела большой практический опыт врача акушера-гинеколога, показав себя во всей дальнейшей работе прекрасным диагностом. Гдето до 1944 года её научная работа над диссертацией не очень клеилась, поскольку общая обстановка в стране тому не способствовала. Мама считала неудобным работать на себя, когда кругом было столько общих страданий. Потом она стала навёрстывать упущенное, сдала экзамен кандидатского минимума по немецкому языку с оценкой хорошо [Н, док.26], провела самостоятельно некоторые исследования, но наш переезд в Москву опять сорвал все её долговременные планы. Сохранились несколько писем от врачей, с которыми мама занималась медицинской практикой в алмаатинской клинике. После окончания войны профессор Бубличенко Л.И., доктор Саланова А.Д. и другие (все подписи не удалось расшифровать) вернулись в свои родные места и теперь написали о том, как устроились с жильём, в каких больницах работали, тепло вспоминали, что о клинике остались самые лучшие воспоминания, просили передать привет многочисленным казахстанским коллегам [П.3, 5.1-4]. Мы с братом Вовой добросовестно и с большим желанием учились в школе. В сентябре 1945 года я, уже на законном основании, пошёл в первый класс (а брат - в третий класс) и сидел за одной партой с оставшимся по болезни на второй год соседом Юрой Погребковым. Надо сказать, что занимались мы с братом очень хорошо и вели себя примерно - знали, что родителей нельзя подводить. За год учёбы я получил, по-моему, всего несколько четвёрок, остальные были только отличные оценки. Помню, на заключительном утреннике по случаю окончания учебного года меня даже выбрали в президиум, как лучшего ученика. Мама сохранила многие наши с братом тетради, дневники и табели. Как-то я отыскал и показал внуку Алёше свои тетради за первый класс. Надо сказать, что при новой современной манере обучения внук писал не ручкой, а мелками и не в тетради в линейку или клеточку, а в больших альбомах с белыми листами, приспособленными для рисования, а не для выработки почерка. В результате у него получались огромные разноплановые буквы и цифры, а строчки ложились вкривь и вкось, совершенно нерационально расползаясь по листу. По установке нынешних школьных педагогов, таким путём стараются дать свободу внутренней сущности ребёнка. Когда Алёша посмотрел мои аккуратно исписанные тетради, плотно заполненные ровными фиолетовыми строчками, в которых каждая буковка была прописана знаменитым 88 пером с надлежащим нажимом, внук эмоционально выразил своё мнение: Дед, да ты что - так писать невозможно! По прошествии многих лет не могу согласиться с порой бытующим нынче мнением, будто использовавшаяся в те годы методика обучения стесняла нашу свободу или делала из нас рабов. Нет, всё было нацелено только на то, чтобы приучить детей к трудолюбию, 268 аккуратности, любви и уважению к источнику знаний книге, умению самостоятельно мыслить и пополнять свои знания. Иное дело идеологические аспекты воспитания, которыми нам пудрили мозги. Но это, как говорится, из другой оперы. Все родственники нашего семейства, пережив войну в тылу, собирались переезжать в Москву или возвращаться в Ленинград вместе с нами. В Алма-Ате (название города с некоторых пор стали склонять в соответствии с орфографией) осталась только моя двоюродная сестра Клава, которая вышла замуж за местного работника органов госбезопасности Михаила Князькова. У них родились дочки Наталья и Таня, а несколько позднее сын Александр. Все они так и осели на Казахстанской земле, но наши родственные связи с ними не прерывались. Из всех алмаатинцев или казахстанцев, которые со временем также были переведены на работу в Москву, у нас сложился на долгие годы тесный круг общения с семьями Бабкиных, Огольцовых, Головковых, Тихоновых, Харитоновых, Ундасыновых. Переписка поддерживалась с теми, кто остался в Алма-Ате либо переехал в другие места. Частыми гостями у нас в Москве стали бывать мамина коллега Хадича Мурзалиева и три её дочери Долорес, Дина и Дамеш. После окончания войны начало уделяться внимание физкультуре и спорту. Как всегда, делу был дан партийный толчок. На заседании бюро ЦК Казахстана в конце 1945 года спортивный Комитет, имевшийся при Совнаркоме, подвергся серьёзной критике. Отмечалось, что эта организация не справлялась со своими задачами, недопустимо ослабила руководство добровольными спортивными обществами “Медик”, “Спартак”, “Локомотив” и другими, многие физкультурные коллективы довела до полного развала, стадионы и спортивные базы находились в запущенном состоянии, не установлено было ни одного спортивного рекорда. Комитету по физкультуре и спорту, а также руководителям спортивных обществ указали в кратчайший срок восстановить и наладить работу [А.17, 25.1]. Нарком Богданов Н.К. возглавлял в то время ведомственное спортивное общество “Динамо”, вследствие чего весь наш семейный клан (за исключением спартаковского поклонника Гоги) болел за бело-голубые цвета. Сам отец не был спортивным человеком, тем более, что отсутствие глаза не позволяло ему увлекаться игровыми видами спортивных занятий, да и свободного времени на это не оставалось. Единственно, не всегда регулярно, но всё же папа делал зарядку с гантелями. Однако среди сотрудников нарком всячески поддерживал спортивные устремления. Имевшийся в городе стадион “Динамо” поддерживался в неплохом состоянии, и мы частенько посещали футбольные матчи с участием любимой команды. Динамовские спортивные общества традиционно всегда отличались хорошими вратарями, которых тогда чаще называли на английский манер голкиперами. Помнится, и в алмаатинской команде имелся такой кумир мальчишек хранитель ворот Бедрицкий. Когда напряжение военных лет немного спало, появилась возможность в воскресные дни выбираться в горы, окаймлявшие АлмаАту с южной стороны высокой грядой с величественными снеговыми вершинами, до которых, казалось, рукой подать. Запомнилась поездка на высокогорное озеро Исык. На машине мы доехали до какого-то ущелья, а потом мама, папа и мы с братом Вовой стали подниматься в 269 горы пешком. Сначала интересно было под сенью зелени скакать с камня на камень, бежать по узкой тропинке, рядом с которой шумел и пенился неудержимо сбегавший сверху водный поток. Но путь оказался неблизким, и мы с братом подустали (родители, наверное, тоже). Тут на наше счастье появились два казаха верхом на лошадях. Мама попросила всадников, чтобы они немного подвезли нас, малышей. Один из казахов посадил меня в седло перед собой, а второй таким же образом устроил брата. Двинулись в путь. На лошади я ехал впервые, и так непривычно было ощущать под собой, вместо обычно подрагивавшего и потряхивавшего автомобиля, огромную, живую, осторожно и мощно двигавшуюся массу. До берега озера добрались благополучно, но когда слезли с лошадей, то почувствовали, что для длительного сидения в седле надо иметь соответствующую привычку: промежность у неопытных наездников, как у меня, так и у брата, отчаянно болела. Да к тому же жёсткая кожаная передняя лука седла так нетёрла нам всё мужское достоинство, что скрывать это не представлялось возможным, и пришлось даже за помощью обращаться к маме. Ясно, что в обратный путь мы потом отправились пешком. Само озеро казалось не очень большим. Та сторона, откуда мы поднялись, представляла собой как бы огромную естественную плотину, через край которой переливался устремлявшийся в ущелье водный поток. Противоположный берег окаймлялся поднимавшимися ввысь отрогами, заходившими один за другой в виде огромных складок. Зрелище было великолепное и даже какое-то немного жутковатое. Возможно, что такое впечатление осталось в памяти изза услышанного нами там рассказанного кем-то не то поверья, не то наблюдения. Помню, говорилось о том, что озеро это обладало какимто таинственным, непредсказуемым нравом. То порой без видимых причин уровень его понижался, то поднимался до предельной нормы, переливая излишнюю воду через край естественной плотины. Предполагали, что каким-то неведомым подземным каналом данный горный водоём был связан с большим известным озером Иссык-Куль. В качестве подтверждения приводили такой факт, что после прохождения сильных штормов на Иссык-Куле, в этом озере обнаруживали разные плавающие обломки. Мне почему-то сразу представилось, что в середине расстилавшейся перед нами яркоголубой водной глади вдруг появлялись разбитые вдребезги столы, стулья, табуретки, тумбочки, и эти куски мебели, медленно расплываясь, приближались к кромке озёрной чаши, где их местные жители со спокойным удивлением собирали на дрова. Очевидно, в этой истории (кроме нафантазированной мною мебели) имелась определённая доля правды, потому что лет через тридцать после нашего посещения это озеро исчезло. Свидетелем тому оказался один из товарищей, с которым мы вместе работали. С туристической группой он тогда проходил маршрут по отрогам Тянь-Шаня. Свой палаточный лагерь любители путешествий разбили около озера Исык. Воскресным утром на живописных берегах собралось отдыхать много местного народа. Среди бела дня один из отрогов, окаймлявших озеро, неожиданно съехал вниз, заполнив собой всю озёрную чашу, и вытеснил оттуда воду. Можно себе представить, какой беспощадный, страшный поток понёсся вниз по ущелью. Без жертв, увы, не обошлось. Так что теперь, как воспоминание об этом чуде природы, остались у нас лишь несколько любительских фотографий, 270 свидетельствующих о том, как нас с братом какая-то местная тётя вместе со своим малолетним сыном катала на утлой самодельной плоскодонке вдоль берега некогда существовавшего озера Исык. Да припоминается ещё, как распалённых солнцем меня и брата Вову по очереди, папа, взяв за руки, окунал с прибрежного камня в жгучую прохладу чистейшей воды своенравного горного водохранилища. Вспоминая Казахстан, весьма сожалею, что за шесть лет жизни там совершенно не освоил национальный язык. Даже здравствуйте и до свидания правильно по-казахски сказать не могу. Единственное слово, которое с ходу припоминается, это бешбармак (национальное кушанье), хотя у нас дома такое блюдо не готовилось. Мама шутила, что со своими роженицами она вполне обходилась, зная всего два казахских слова: курсак (живот) и курдюк (думаю, перевод не требуется). Конечно, во многом была повинна общая установка, когда стремились повсеместно внедрять русский язык, сделав его государственным, общесоюзным. Но я представляю, какое уважение вызывал бы у аксакалов такой большой начальник, как мой отец, если бы, приезжая в глубинку, в отдалённые районы и аулы, он мог легко изъясняться на казахском языке. Понятно, что стремление к изучению национального языка сдерживалось ещё и тем, что посланец партии представления не имел, сколько времени ему предстоит работать в данной республике и куда его перекинут потом. Богданов Н.К. работал в Казахстане достаточно долго, в течение 6 лет, а вот, например, Харитонова Ф.П., до 1943 года занимавшего пост заместителя наркома в этой же республике, на два года назначили наркомом внутренних дел Туркменской ССР, а потом перевели в Москву. Какой язык ему прикажете изучать? Или преемник отца по Казахстану Пчёлкин А.А. до этого являлся наркомом внутренних дел Киргизской ССР. Знал ли он оба достаточно близких языка? Вместе с тем мне представляется, что если мы берёмся в каком-то национальном образовании вершить дела, то прежде всего обязаны изучить местный язык, обычаи и культуру и свято уважать их. Иначе так и будут происходить трагедии, которые стряслись с нами наиболее ярко в Афганистане и Чечне. Не учитывая национальных особенностей, не потрудившись хотя бы мало-мальски вникнуть в историю, наши горе-руководители размечтались, что смогут решить все проблемы, просто встав на землю этих народов грубым солдатским сапогом. Не тут-то было. Сколько горя и страданий оказалось принесено и афганцам, и чеченцам, сколько русских ребят бесполезно погублено! И во многом тут повинно незнание местных особенностей (плюс безграмотность наших вождей). Если бы потрудились разобраться, как там живут люди, как надо с ними дела вести, вряд ли туда полезли бы с огнём и мечом. И снова, в который уже раз, отец уехал в Москву на новое место службы, а наш домашний обоз начал собирать пожитки, чтобы двинуться за ним вслед. Каждый год нас, малышей, ругали за то, что мы грызли зелёные яблоки, не имея терпения дождаться, чтобы они созрели. А теперь мама махнула рукой: рвите плоды, сколько хотите, всё равно придётся уезжать раньше, чем они полностью нальются соком. Согласно имеющимся документам, ещё до официального назначения на должность начальника ГУШОСДОР НКВД СССР Богданову Н.К. с 15 271 июля 1946 года предоставили отпуск на месяц в связи с болезнью [А.3, док.17]. Но с учётом служебного перемещения отец, видимо, отдыхом и лечением не воспользовался, а незамедлительно приступил к исполнению возложенных на него обязанностей. 20 июля 1946 года от скучающего папки пришло письмо, в котором он сообщал, что с нетерпением ждёт, когда увидит всех нас в Москве. Из дальнейшего текста письма создаётся впечатление, что отец давно уже трудился на новом поприще, возможно, задолго до подписания формального приказа. С работой пока обстоит дело хорошо. Наш главк выполнил полугодовую программу лучше всех и ряд строек получили премии (мы потом приведём документ, в котором говорилось, что ещё в апреле был полный завал). Теперь всё зависит от того, как выполним третий квартал и годовой план. Надежды на выполнение есть. Чувствуется, что отец сразу стал полностью жить интересами своего ГУШОСДОРовского коллектива. Да и в следующем письме от 29–30 июля 1946 года он сам это подтвердил: Приняли меня хорошо и всячески оказывают помощь, даже начальники Главков. Как дальше пойдут дела, не знаю, но сейчас - неплохо. С каждым днём всё больше стараюсь вникать в работу [П.4, п.1]. Естественно, волновал вопрос с квартирой. После того как часть родственников разъехалась, нас вместе с семьёй папиного брата Александра Кузьмича всё равно насчитывалось с десяток человек. Жилплощадь отцу выделили в новом доме на улице Чкалова [А.4, док.3]. Можете говорить: “А у нас в квартире газ” (в ванной и на кухне) и паровое отопление, - писал папа [П.4, п.1]. Позаботился отец и о мебели. Поскольку тогда, в шутку говоря, не принято было вещи покупать в магазинах, побывал у хозяйственников министерства, которые обещали кое-что дать из обстановки: четыре кровати (никелированные), диван, столы, шкаф платяной. Просил из Алма-Аты не везти всякое барахло, а взять только приличные вещи [П.4, п.2]. В одной из казахстанских исправительно-трудовых колоний заключённые бывшему наркомуминистру на память изготовили огромный шикарный буфет светлого дерева, переправленный потом нам в Москву. Подобная же “фирма” из УИТЛК преподнесла гражданину начальнику именную шкатулку и табакерку ручной работы лагерных умельцев, которые в настоящее время находятся среди экспонатов Музея МВД Казахстана. Не знаю, на каком основании (полагаю, что по разрешению хозяйственного управления) некоторые из казённых вещей, находившихся в нашем пользовании на Артиллерийской (ставшей Иссыкульской) улице, были отправлены в Москву. Среди них находились две этажерки, стол кухонный, диван, обеденный стол, трельяж зеркальный, шифоньер, пианино Музтрест (это снаружи, а внутри находился настоящий Беккер!) с вращающимся стулом. Некоторыми из этих добротных вещей мы пользуемся до сих пор. В общем, отец был доволен произошедшей переменой и тем как он устроился: Самочувствие хорошее. Значительно спокойнее на этой работе. Машин имею три штуки. Нужно только немного подремонтировать. Хотел, чтобы мы скорее приехали, скучал в одиночестве после большого круга домочадцев: Обидно, ругнуть и то некого. Какой же я глава семьи?. А если серьёзно, то объяснял причины, из-за которых нам следовало поспешить: Шляться по гостиницам полгода я не намерен. Это трудно во всех отношениях, 272 так как на две семьи колоссальный расход. Во-вторых, нет нормального отдыха и питания. Я не могу жаловаться на питание, но каждый раз идти в столовую, сидеть там в жаре в форме, выходишь мокрый, как мышь [П.4, п.1,2]. В путь-дорогу собрались мы где-то в самом конце лета. 20 августа 1946 года заместитель министра внутренних дел Казахской ССР полковник Николаев П.В., папин выдвиженец, подписал для нас такое сопроводительное Удостоверение. Дано жене генерал-лейтенанта Богданова Николая Кузьмича Котовой Нине Владимировне в том, что она следует к месту работы и жительства своего мужа в город Москву совместно с сыновьями _ Богдановым Владимиром Николаевичем, 1935 года рождения, Богдановым Юрием Николаевичем, 1937 года рождения, матерью - Богдановой Анной Леонтьевной, 1973 года рождения, братом - Богдановым Александром Кузьмичем, 1896 года рождения, его женой - Богдановой Александрой Неофитовной - 1896 года рождения, тёткой Матвеевой Елизаветой Афанасьевной - 1895 года рождения и племянницей Ершовой Галиной Сергеевной - 1928 года рождения. Прошу оказывать семье генерал-лейтенанта Богданова Н.К. содействие в передвижении [А.6, док.13]. Для такого списочного состава пассажиров специально подцепили к поезду отдельный вагон с двухместными купе и салоном, предоставленный правительством Казахстана. Папина сестра Екатерина Кузьминична вместе с тремя своими дочками Ниной, Лидой и Тамарой уехала в Ленинград несколько раньше. Мамина племянница Галя Ершова оказалась в нашем кругу в общем-то случайно, поскольку приехала в Алма-Ату на школьные каникулы, чтобы нас проведать, и вот с оказией отправилась домой. До неё в наш благодатный край после окончания войны приезжало ещё много родственников и знакомых (мамины старший и младший братья Борис и Владимир Владимировичи, Кира Шмерко, Гусев Я.Ф и другие), чтобы отдохнуть, поправить здоровье и подкормиться. Выделенный нам вагон мы забили вещами и, не надеясь на нормальное питание в пути, прихватили с собой даже живность: в закрытом заднем тамбуре везли пару уток или гусей. Долгая дорога от Алма-Аты до Москвы запомнилась мне лишь тем, что на одной из казахстанских станций мы с Галей купили персики, и я поел их немытыми. От этого у меня разразился такой стоматит, покрывший всю поверхность рта маленькими нарывчиками, что я не мог не только есть и пить, но даже разговаривать. Где-то в киоске мне приобрели азбуку для глухонемых, и мы все вместе пытались освоить общение на пальцах. 26. АВТОДОРОГИ СОЮЗНОГО ЗНАЧЕНИЯ История Главного управления шоссейных дорог (ГУШОСДОР) НКВД СССР, начальником которого в течение полутора лет являлся генераллейтенант Богданов Н.К., началась 28 октября 1935 года, когда постановлением ЦИК и СНК СССР в Наркомат внутренних дел было передано Центральное управление шоссейных и грунтовых дорог и автомобильного транспорта (ЦУДОРТРАНС), сосредоточившее в своём 273 ведении основное автодорожное хозяйство страны: строительство, ремонт и эксплуатацию. 4 марта 1936 года это ведомство реорганизовали в Главное управление, с тех пор (и до момента его передачи в 1953 году из ведения МВД СССР в состав Министерства путей сообщения) носившее свою широко известную аббревиатуру ГУШОСДОР. Кроме центрального аппарата были сформированы территориальные органы. На стратегически важных направлениях (Украина, Белоруссия, Закавказье, Дальний Восток, а также в Московской и Ленинградской областях) организовали более мощные Управления шоссейных дорог (УШОСДОРы), в остальных республиках, краях и областях, вне зависимости от их габаритов, создали Отделы шоссейных дорог (ОШОСДОРы). Передача всей автодорожной системы общесоюзного, республиканского, краевого и областного значения в подчинение Наркомату внутренних дел имела в ту пору глубокий смысл, поскольку решала проблему трудоиспользования заключённых, позволяя повсеместно занимать их посильной неквалифицированной работой. С начала 1936 года поступил приказ снять со всех строек вольнонаёмных, а для обслуживания работ привлекать специально организуемые для каждого объекта колонии в системе отделов мест заключения (ОМЗ) ГУЛАГа. Естественно, что первыми крупнейшими автодорожными строительствами, имевшими в том числе и большое военное предназначение, явились направленные на Запад шоссе Москва–Минск и Москва–Киев, для возведения которых были организованы Вяземский и Калужский исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) [Л.10, стр.40]. Поскольку невозможно объять необъятное, то с 1938 года согласно Положению о ГУШОСДОРе НКВД, на него были возложены строительство, реконструкция и управление дорогами только общесоюзного значения. Теперь хозяйственные структуры Главка стали заказчиками или в ряде случаев подрядчиками, выполнявшими работы по заданиям НКВД и других ведомств, а заключённые в качестве рабочей силы использовались на основе локальных подрядных договоров, подписывавшихся с Управлениями исправительно-трудовых лагерей и колоний (УИТЛК). В 1939–1941 годах ГУШОСДОР развернул строительство важнейших оборонных дорог в Киевском военном округе. Интересно, однако, что с весны 1941 года всё дорожное строительство было резко сокращено, и освободившаяся рабочая сила сразу же направилась на строительство аэродромов [Л.10, стр.122]. Согласно стратегическим замыслам Сталина нанесение первого сокрушительного удара по противнику с началом освободительного похода Красной Армии возлагалась на авиацию. К лету 1941 года велось строительство 254 аэродромов, из которых 61 находился в Белоруссии, 82 - на Украине, 8 - в Молдавии, 23 - в Прибалтике, 10 - в Мурманской области и в Карелии, 12 - в Ленинградской области. На Дальнем Востоке осуществлялось строительство 19 аэродромов, в Закавказье - 10, остальные 29 рассредоточились в различных областях России. Крайний срок завершения строительства взлётнопосадочных полос устанавливался к первым числам июля 1941 года [Л.10, стр.100]. После начала войны только с середины 1942 года ГУШОСДОР вновь стал широко привлекаться к строительству и реконструкции автомобильных дорог, для чего создавались дорожные военно274 строительные отряды. Но теперь, в целях обеспечения рабочей силой, исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) организовывались непосредственно в составе Главка. При этом для управления ИТЛами образовали Лагерный отдел ГУШОСДОРа. С окончанием войны объём работ по возведению и восстановлению дорог резко увеличился: кроме имевшихся четырёх, было организовано ещё 17 новых объектов строительства. Причём в этот период всех заключённых заменили на военнопленных. Теперь каждому начальнику Управления строительством, помимо собственных служб, непосредственно подчинялся соответствующий лагерь военнопленных, а начальник ГУШОСДОРа отвечал одновременно за все лагеря. Аппарат Главка усиленно пополнялся бывшими фронтовиками, прекрасно понимавшими с военной и хозяйственной точек зрения необходимость прокладки в стране хороших дорог. 29 апреля 1946 года приказом МВД был объявлен скорректированный план титульных автодорожных строек на 1946–1950 годы, согласно которому на ГУШОСДОР, помимо дорожных работ, возлагалось ещё строительство ряда ремонтно-механических заводов, жилых посёлков и Автодорожных институтов в Москве, Киеве и Харькове [Л.10, стр. 121-123]. Вот в этих условиях и был назначен начальником ГУШОСДОРа генерал-лейтенант Богданов Н.К., который вынужден оказался сменить роль министра внутренних дел республики на амплуа всесоюзного дорожного строителя. В 1999 году мне посчастливилось познакомиться и побеседовать с ветеранами ГУШОСДОРа О.В.Васильевой и Л.С.Гаврилиной, которые любезно поделились своими воспоминаниями и впечатлениями о многих годах работы в этой организации. Ольга Владимировна являлась старшим инспектором Лагерного отдела Главка и занималась вопросами комплектования исправительно-трудовых лагерей и лагерей военнопленных необходимыми для выполнения работ специалистами. Так что и заключённых, и побеждённых немцев она знала не понаслышке. Лидия Сергеевна в звании инженер-капитана работала инженером по строительству мостов и дорог [Б, 20, 21]. По роду своей деятельности О.В.Васильева бывала на личных докладах по служебным вопросам у всех основных начальников, возглавлявших ГУШОСДОР: встречалась и поддерживала добрые отношения с генерал-полковником Павловым К.А., выручившим её однажды из беды, с удовольствием разговаривала с ровным в общении и доброжелательным генерал-лейтенантом Богдановым Н.К., не раз вздрагивала от резких замечаний взрывчатого и нервного генераллейтенанта Любого И.С., по-деловому и по-товарищески вела разговор с последним начальником Главного управления бывшим заместителем секретаря Партийного комитета МВД СССР полковником Литвиным Н.И., с которым до этого много лет вместе проработала в партбюро Главка [Б, 20]. По оценке Васильевой О.В. и Гаврилиной Л.С., в 1946 году ГУШОСДОР представлял по своим масштабам не Главное управление, а целое министерство, распространявшее свою многогранную деятельность на всю огромную территорию Советского Союза. Основным направлением деятельности являлась 21 дорожная стройка, среди которых имелись такие протяжённые автомагистрали, как Москва– 275 Харьков–Симферополь, незавершённая Москва–Минск, Пенза–Куйбышев и другие. Вторую заботу создавала огромная по размаху служба эксплуатации дорог. В обоих случаях использовался труд военнопленных, содержание лагерей с которыми, включавших сотни тысяч человек, представляло серьёзную головную боль. Большого внимания и хороших знаний от руководителя требовала подчинённая Главку организация Союздорпроект, разрабатывавшая проектно-сметную документацию для строек и других объектов. Нельзя было начальнику оставаться в стороне от рекомендаций, которые выдавались Союзным научно-исследовательским институтом, проводившим опытноэкспериментальные работы. Огромным являлось производственное хозяйство, имевшее в своём составе Промышленный трест с полутора десятками щебёночных заводов, Машиноремонтный трест, не только приводивший в порядок дорожно-строительную технику, но и изготавливавший новые машины (например, снегоочистители), трест Мостострой, возводивший титульные мосты, а также Союздорснаб, осуществлявший инженерно-техническое обеспечение. В самом Центральном аппарате ГУШОСДОРа основными являлись два отдела: строительный (начальник отдела подполковник Птицин И.Я.) и эксплуатационный (начальник отдела подполковник Алентаев Ф.Г.), общая численность которых составляла около 100 сотрудников. Далее в Главке имелись технический отдел с техсоветом и службой главного инженера, крупный финансовый отдел, отделы лагерный и железнодорожных перевозок, а также бухгалтерия, отдел кадров, канцелярия и, конечно, партбюро, членом которого Богданов Н.К. тут же был избран. В работе начальнику помогали четыре заместителя, в числе которых были генерал-майоры Павлов И.С. и Шитиков Н.И. и полковники Саркисьянц Г.А. и Горбатов И.А. [Б, 20,21]. Можно согласиться, что таким громадным, разбросанным по обширной территории хозяйством управлять было далеко не просто. Из своего личного общения с начальником Главка Богдановым Н.К., которого прекрасно запомнила, Ольга Владимировна вынесла следующие впечатления. Прежде всего её поразило то, что, приняв такую махину, Николай Кузьмич, не являясь инженером и специалистом по дорожному строительству, чрезвычайно быстро вошёл в курс дела. Это был настоящий руководитель большой, министерского масштаба организации, - дала старейшая сотрудница Главка ретроспективную оценку своему бывшему начальнику. Н.К.Богданов всегда доброжелательно вёл себя с людьми, говорил спокойным голосом, никого не дёргал, не грозил увольнением и не увольнял, без задержки принимал приезжих с мест, прекрасно знал людей, особенно специалистов, на которых можно было опереться, грамотно общался с научными сотрудниками, глубоко вникал в дело, при необходимости сам выезжал в командировки на стройки. На заседаниях партбюро и месткома часто выступал, интересовался жизнью организации и сотрудников. Складывалось впечатление, будто работа в Главке шла как бы сама собой, давно налаженным ходом и не сопровождалась никакими интригами или склоками [Б, 20]. Этому, безусловно, способствовало то, что в коллективе собрались грамотные, опытные специалисты, даже с дореволюционным стажем, и бывшие фронтовики. Добрые, товарищеские отношения и взаимные связи между бывшими ГУШОСДОРцами, находящимися теперь в солидном возрасте, сохранились до нынешних дней. 276 Как женщину, Ольгу Владимировну приятно поразил один случай, свидетелем которого она нечаянно стала. В приёмную по какому-то вопросу пришла жена предыдущего начальника Главка Амалия Ивановна Павлова. Она сидела и о чём-то разговаривала с секретарём, когда в комнату вошёл Н.К.Богданов. Увидев супругу своего предшественника, Николай Кузьмич подошёл к ней, поздоровался, поцеловал ей руку и поинтересовался: Как Ваш повелитель? Затем пригласил даму в свой кабинет, чтобы решить наболевшие вопросы. Всё было сделано так естественно, благородно, тихо и неспеша, - вспоминала Ольга Владимировна, что это мимолётное событие глубоко тронуло её, сохранив в памяти добрый след [Б, 20]. Кстати о самом К.А.Павлове у О.В.Васильевой осталось очень хорошее впечатление, поскольку он руководил прекрасно, привёз из Германии массу дорожной техники, в соответствии с приказом развернул строительство, которое затем принял и успешно продолжил Н.К.Богданов [Б, 20]. Несколько по-иному Карпа Александровича охарактеризовала Л.С.Гаврилина, которая отметила, что по работе этот начальник Главка вникал во все тонкости, но был резкий и непредсказуемый в своих действиях. Аппарат он держал в большом страхе, проводил без особой надобности утомительные ночные совещания. К нему непросто было зайти на доклад, а уж из кабинета сотрудник порой выходил вообще в таком трансе, пятясь задом в дверь, что приходил в себя только тогда, когда упирался спиной в противоположную стену приёмной [Б, 21]. Я не преминул задать милым ветеранам свой контрольный вопрос, который я сейчас непременно обращаю ко всем, знавшим раньше моего отца: Известно ли вам было от кого-либо или, может, сами заметили, что у Николая Кузьмича вместо левого глаза был протез? Удивлённая моим вопросом Ольга Владимировна ответила, что слышит об этом впервые и что, хотя не раз, докладывая начальнику ГУШОСДОР Богданову Н.К. служебные вопросы, сидела напротив за столом, ни о чём в отношении отсутствия у него одного живого глаза не догадывалась и ни от кого из сотрудников ничего по этому поводу не слышала [Б, 20]. Лидия Сергеевна сказала, что до неё доходили какие-то неясные слухи о Богданове, но она не придала им тогда никакого значения [Б, 21]. Что ж, примем эту информацию к сведению. Об особенностях работы в ГУШОСДОРе Ольга Владимировна рассказала следующее. По своим функциональным обязанностям старшего инспектора Лагерного отдела Главка она ездила по тюрьмам, пересыльным пунктам и среди заключённых отбирала специалистов: бульдозеристов, плотников, маляров и рабочих других строительных специальностей. Ночью устроят поверку, выставят человек шестьсот вот и отбирай среди них,” - вспоминала бесстрашная женщина. После того, как заключённых отправят в соответствующий лагерь, следовало проводить оперативный надзор: как разместили, хорошо ли кормят, вместе с врачом проверить санитарное состояние, проконтролировать поведение, выполнение норм и многое другое. На мой вопрос о том, как старший инспектор оценивала тогда общее состояние жизни зеков, Ольга Владимировна ответила: Терпимо-тяжкое [Б, 20]. Сложные проблемы возникли при расширении объёмов строительства и использовании на работе военнопленных. Порой эшелоны немцев прибывали на абсолютно пустое место, и надо было 277 всё быстро обустроить. Сотрудники Главного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ), поставлявшие караваны с пленёнными фрицами, в отношении ГУШОСДОРовцев любили в таких случаях в шутку напевать песенку: Выхожу один я на дорогу. Действительно, для того чтобы решить все проблемы с бытом и работой на совершенно не оборудованном, голом пространстве, требовались большие организаторские способности, которыми как раз обладал Богданов Н.К. Да и начальники Управлений строительствами, по словам Васильевой О.В., были святые люди: своя основная работа, да ещё полная ответственность за подотчётные лагеря [Б, 20,21]. Прежде чем рассмотреть известные нам официальные документы о работе ГУШОСДОРа, расскажем немного о том, как прошло наше вселение в Москву. Государственная комиссия отказалась принимать дом, в котором нам выделили квартиру, мотивируя это тем, что строители не оштукатурили фасадную часть здания. Вселяться в дом не разрешили. Куда же нашему семейству было податься? Отцу, как не имевшему жилья, министерство оплачивало номер в гостинице “Москва”. Но на то, чтобы нам поселиться в каком-нибудь отеле, просто не имелось денег. Стремясь найти выход из создавшейся ситуации, папа попросил выделить ему дачу, хотя бы на некоторое время. Начальнику предоставили участок в посёлке МВД на станции Удельная. Туда мы и поехали на машинах прямо с вокзала. В связи с наступлением учебного года все с дач уже уезжали, а мы ещё только вселялись. Возивший отца шофёр дядя Федя, усадил нас в “Опель-капитан”, весьма схожий с советской новенькой “Победой”, помог остальным устроиться в другой папиной машине, тёмнокоричневом “Хорьхе”, и мы, от Казанского вокзала, миновав Таганскую площадь, покатили по Рязанскому шоссе за город. Общительный водитель, с которым со временем мы очень сдружились, сказал потом, что очень жалел меня, поскольку при первой встрече ему показалось, будто я немой, так как из-за поразившего меня стоматита нормально говорить не мог, а только мычал. По сравнению с нашим алмаатинским домом дачка была небольшая: три маленькие комнаты, кухня и крошечная веранда внизу, плюс мансарда наверху. Жильё и участок выглядели достаточно запущенными - либо здесь давно никто не жил, либо прежние хозяева оказались не слишком радивые. Устроились мы нормально и всё обстояло бы хорошо, если бы мне и брату не настала пора начинать новый учебный год. Как быть? Мама записала нас в 413 школу, которая находилась на набережной реки Яузы недалеко от нашего незавершённого дома, брата - в четвёртый класс, а меня - во второй. Но как к месту учёбы добираться, если в дом не вселяли? Немного пожили на даче, пока у меня не прошёл стоматит, а потом, так как дело с квартирой не двигалось, папа договорился, чтобы мы пожили у него в номере гостиницы. И вот мы поселились в городе Москве, в гостинице “Москва” на полулегальном положении. Питаться в ресторане было не по карману, а готовить в номере не разрешали. Поэтому утром в очень горячую воду, которая, к счастью, бежала из крана, опускали сосиски или яички, чтобы они хотя бы согрелись. Потом жевали этот лёгкий завтрак вместе с хлебом, запивали молоком или холодным чаем и 278 бежали на улицу, где у подъезда нас ждала одна из трёх закреплённых за отцом машин - обычно большой чёрный “Мерседес”. Оставив папу дожидаться свой персональный транспорт в гостинице, мы втроём ехали к школе по маршруту, который в моей дальнейшей судьбе оказался главным и пролегал по Красной Площади, затем по Москворецкой набережной от Москворецкого до Большого и Малого Устьинских мостов и далее по набережной реки Яузы. Мама очень не хотела, чтобы другие дети видели, как нас подвозят на авто, и поэтому просила шофёра остановиться где-нибудь в сторонке. Оттуда пешком мы добирались до школы. После окончания занятий мама забирала нас с братом, и мы шли к стоявшей в отдалении машине. Все вместе мы ехали к маминой тёте по материнской линии Анне Ивановне, которая вместе с мужем Александром Ивановичем жила на Большой Якиманке, в одной комнате коммунальной квартиры. Здесь добрая женщина кормила нас вкусным обедом. Когда тётя Аня спрашивала, что нам приготовить на завтра, мы с братом в один голос отвечали: Суп с белыми грибами!, который нашей кормилице особенно удавался. После обеда шли с дядей Сашей гулять и по дороге заглядывали на рынок, чтобы прикупить этих самых белых грибов и ещё чего-нибудь съестного. Потом мы на троллейбусе добирались до гостиницы и садились за уроки. Ужинали тем, что давала с собой тётя Аня, и ложились спать. Так продолжалось достаточно долго, наверное с месяц. Однажды к нам в школе подошла симпатичная, разговорчивая женщина с аккуратно подстриженной небольшой чёрной чёлочкой, наискосок прикрывавшей лоб. Оказалось, что это наша соседка по лестничной площадке Валентина Григорьевна. Её старший сын Игорь учился в одном классе с моим братом Владимиром, а младший сын Валерий в школу ещё не ходил. Как оказалось, муж её Николай Алексеевич Цыплёнков работал секретарём у министра внутренних дел Круглова С.Н. Так мы где-то на стороне познакомились со своими будущими соседями. Валентина Григорьевна сказала, будто, наконец, договорились о том, что строители начнут устанавливать леса, чтобы оштукатурить дом, и тогда нам разрешат въехать. Действительно, вскоре рабочие принялись ставить стойки и укладывать горизонтальные доски. Когда они добрались до третьего этажа восьмиэтажного дома, нам разрешили заселить квартиры. Едва жильцы затащили свою утварь, как тут же возведение лесов прекратилось и строители смылись. Целый год перед нашими окнами торчали стойки незаконченных лесов, а потом их тихо разобрали, так и оставив дом неотделанным. Только лет через десять, а то и пятнадцать привели в конце концов фасад здания в надлежащий вид. Жильё наше, составленное из двух смежных квартир, имело шесть комнат. Из продолговатой прихожей вёл длинный узкий коридор, который упирался в санузел - раздельные ванную и туалет. По правой стороне прихожей и коридора находились три комнаты, имевшие функциональное предназначение - гостиная, столовая и детская. Дверь с левой стороны коридора вела в кабинет отца и смежную с ним спальню родителей. Пройдя весь коридор и повернув мимо санузла налево, попадали на кухню. Рядом с ней находилась ещё одна маленькая комната. Узкий проход вдоль этой комнаты, с одной 279 стороны поджатый тремя небольшими тёмными кладовочками, дополнительно соединял кабинет с кухней. Сначала в квартиру вселились ввосьмером. Родители по праву заняли кабинет и спальню. Мы с братом, естественно, разместились в детской. Шурочки, папин брат с женой, обосновались в маленькой комнате при кухне. Бабушка и тётя Лиза ночевали в столовой и гостиной, считавшихся общими комнатами. Все мы оказались папиными иждивенцами и могли рассчитывать только на его денежный доход. Действительно, мы с братом являлись ещё школьниками младших классов. Бабушка Анна Леонтьевна была стара и по состоянию здоровья нетрудоспособна. Дядя Шура после демобилизации из армии всё болел, а в Москве работу пока что не успел подыскать. Тётя Шура никогда не работала, но представляла собой профессиональную домохозяйку, добросовестно готовившую на всё семейство. Тётя Лиза общественной деятельностью вовсе не занималась, почему давно уже получила от своих ленинградских родственников прозвище Лизка-барыня и просто по душевной доброте моих родителей прижилась при нас. Иногда она что-то шила, но в основном, на мой взгляд, симулировала болезни, постоянно повторяя, что у неё нервы не в порядке, и потому без конца бегала по поликлиникам. Мама, конечно, горела желанием устроиться на работу в роддом, а также продолжить свою научную деятельность. Но тут вдруг папа неожиданно настоял на том, чтобы она занималась только нами, детьми. Мама пыталась доказать своё право на общественный труд и научный рост, но её супруг оставался неумолим. Коронная папина фраза оказалась неоспорима: Упустим сыновей, никакая диссертация не нужна будет. Из своей служебной практики прекрасно зная об опасной роли улицы, отец очень беспокоился о том, чтобы его ребята случайно не попали под её тлетворное влияние. Пришлось маме согласиться с мнением главы семьи, тем более что в то время жёны многих руководящих работников не работали. В сложившейся ситуации свою творческую энергию (напомним, что кухню она не любила) мама распределила по двум направлениям. Во-первых, активно стала работать в родительском комитете школы. Благодаря этому удалось много сделать для малообеспеченных учеников и даже учителей. Школьникам младших классов сумели организовать небольшой перекус булочку и стакан молока или чая. Когда я сейчас вижу, как мой внук воротит нос от завтрака, а потом и от полного обеда, предлагаемого школьникам в перерывах между занятиями, то неизменно вспоминаю ту самую булочку, которую родители приносили нам в класс прямо на урок. Во-вторых, доктор Котова создала себе свой небольшой медицинский мирок, в котором духовно жила. Прежде всего она попыталась каким-нибудь образом сохранить свой статус соискателя учёной степени в клинике Казахского Государственного Медицинского института имени Молотова В.М. Перед самым отъездом из Алма-Аты Котова Нина Владимировна обзавелась командировочным удостоверением, подписанным заместителем министра здравоохранения Казахской ССР Корякиным, в котором было сказано, что она в соответствии с приказом № 52 по мединституту от 18 августа 1946 года командируется на шесть месяцев без сохранения содержания в Москву и Ленинград для продолжения научной работы над диссертацией [Н, док.28,29]. Через год заместитель директора Казахского 280 мединститута профессор Зикеев В.В. прислал удостоверение сроком до 1 октября 1947 года, свидетельствовавшее о том, что ассистент акушерско-гинекологической клиники Котова Н.В. находится в научной командировке для работы над кандидатской диссертацией в г. Москве и просил руководителей акушерско-гинекологических клиник и научных библиотек оказывать содействие доктору Котовой в её научной работе [Н, док.31]. Удостоверение было подкреплено характеристикой, подписанной научным руководителем заведующим кафедрой акушерства и гинекологии мединститута профессором Малининым А.И., в которой говорилось, что за время работы в Клинике т.Котова Н.В. успешно освоила методы клинического исследования в акушерскогинекологической практике во всех разделах, приобрела солидный клинической опыт, систематически накапливая и теоретические знания в избранной специальности. Принимала участие в дежурствах по Клинике в качестве ответственного дежуранта и тем самым получила возможность проделать самостоятельно все акушерские операции. Вела практические занятия со студентами и пользовалась среди них заслуженным авторитетом. Принимала деятельное участие в научной работе. Далее следовала специфическая медицинская конкретика, которую опустим [Н, док.32]. Увы, эту игру, не подкреплённую действительным продолжением научной деятельности, маме удалось протянуть лишь до 5 февраля 1948 года, когда справкой, представленной тем же профессором Зикеевым, она была уведомлена о том, что отчислена из Института в связи с переездом в Москву на постоянное место жительства [Н, док.33]. Так и лежит до сих пор папочка с незаконченными, по вине мужиков семьи, главами маминой диссертации [Н, док.27]. Но несмотря ни на что, доктор Котова Н.В. старалась хоть както поддерживать свою причастность к медицинскому миру. У нас в доме всегда существовали две священные коровы, которых нельзя было просто так трогать. Это газета “Медицинский работник” (позднее “Медицинская газета”) и журнал “Акушерство и гинекология”, на которые мама много лет аккуратно подписывалась. Просмотренные печатные издания в конце года складывались в порядке номеров, связывались верёвочкой и укладывались на полку в кладовке на вечное хранение. Только в 1963 году мама, когда уже снова работала, пожертвовала свои раритетные газеты, чтобы обклеить ими под обои стены построенной нами собственной дачи. Ещё каждую среду Нина Владимировна добросовестно посещала заседания общества акушеров-гинекологов, часто возвращаясь оттуда с кем-нибудь из врачей, чтобы даже за ужином продолжить обсуждение медицинских проблем. Число домашних иждивенцев через некоторое время возросло ещё на одного человека. Отлетавшись, вернулся к родителям сын наших Шурочек Георгий Александрович или Гога. Лётная его карьера завершилась весьма трагически. Где-то на Дальнем Востоке их военнотранспортный Дуглас сбили, и самолёт упал в сопки. Весь экипаж погиб, за исключением Гоги. Несколько дней он пролежал среди трупов, пока самолёт не отыскали. Руки и ноги у него остались целы, но психика из-за нервного потрясения оказалась надломленной - у парня появились эпилептические припадки. Долгое время он лечился в госпитале в Иркутске, а потом с остаточными явлениями его отпустили домой. Всё наше общение с ним происходило 281 нормально до того момента, когда Гога ложился отдохнуть. Видимо, в момент засыпания его посещали страшные видения, и тогда начинался припадок: тело всё изгибалось дугой, билось на кровати, голова ударялась об стену. Мы все бежали в комнату и наваливались на Гошку, стараясь предохранить его от травм. Кулаки, кулаки разжимайте! - требовала тётя Шура. Я хватал двоюродного брата на руку и пытался отогнуть хотя бы мизинец плотно стиснутой длани. Куда там! Тренированное тело бывшего авиатора мотало всех нас из стороны в сторону, словно щенков. Через некоторое время Гога всётаки успокаивался, открывал глаза и молча смотрел на нас, восседавших на нём. Мы тихо сползали и расходились. После этого бедняга обычно спокойно засыпал, хотя иногда припадок повторялся. Болезнь продолжалась достаточно долго. Помню, и на следующее лето 1947 года на даче в Удельной нам приходилось оказывать ему такую же помощь. Шурочки занимали мансарду. Как только Гога туда поднимался, мы все сидели настороже. Едва заслышав, что кровать начинала подпрыгивать, бежали вверх по лестнице, чтобы уберечь несчастного от травм. Что ж, война, ты, проклятая, сделала! К счастью, со временем болезнь отступила, и Георгий Александрович смог нормально работать инженером-конструктором в Научноисследовательском автомобильном институте. Но вернёмся к делам ГУШОСДОРа. 21 мая 1946 года, ещё до прихода Богданова Н.К. в Главк, министр внутренних дел Круглов С.Н. издал приказ, по своему духу очень напоминавший разгромные постановления Казахстанского ЦК компартии. Отмечая, что до сего времени, несмотря на ряд отдельных распоряжений и помощь, оказанную управлению Строительства № 3 ГУШОСДОРа МВД СССР, это строительство остаётся по-прежнему наиболее отсталым от всех строек МВД. Приказываю: 1. Назначить начальника УМВД МО генерал-лейтенанта Журавлёва М.И. уполномоченным МВД СССР по наблюдению за Строительством № 3 автодороги на участке Москва–Тула. 2. Обязать Журавлёва установить личный контроль за строительством, оказывая при потребности необходимую помощь. 3. Результаты докладывать лично мне [А.4, док.5]. Весьма характерный для административно-командной системы тон: упрёки в том, что вам вроде помогали, а вы не сделали; подмена начальника уполномоченным; личный контроль постороннего представителя и т.д. Другой приказ от 25 мая 1946 года, относившийся к этому же времени, по сути повторял приводившееся нами письмо министра к Берия Л.П. Здесь тоже говорилось о том, что по результатам строительства магистральных автодорог ГУШОСДОР по-прежнему являлся наиболее отсталой организацией, выполнившей план первого квартала лишь на 75,4% и двух декад апреля на 19%. Указывались видимые причины, раздававшиеся пустым звуком: Всё это является результатом, главным образом, отсутствия организованности в работе всех звеньев аппарата ГУШОСДОРа и большинства Управлений строительства. Клеймились позором виновные: Строительства 1, 2, 3... отодвинули ГУШОСДОР в разряд наихудших строительных организаций МВД СССР. Делались новые грандиозные предначертания: 282 На ГУШОСДОР в 1946 году возложена ответственная и почётная задача - развернуть строительство новых дорог и реконструировать основные важнейшие шоссейные магистрали страны, причём объём капитальных работ по сравнению с 1945 годом увеличен в 3 раза. Всё это требует со стороны ГУШОСДОРа и строительных управлений на местах исключительной организованности, инициативы, высокого чувства ответственности за порученное дело. Для выполнения этих задач давалось распоряжение завезти 20 тысяч свежих военнопленных, установив им на летний период двухсменную работу, а 15 тысяч из ранее работавшего контингента, не пригодного к физической работе, предлагалось отправить в оздоровительные лагеря [А.4, док.6]. Отметим ещё один приказ министра, которым (как и в Казахстане) в целях поощрения за лучшие показатели выполнения плана по выпуску валовой и товарной продукции учреждались переходящие Красные Знамёна МВД по предприятиям ГУШОСДОРа [А.4, док.4]. Приведенные исходные данные очень похожи на те, с которыми мы познакомились в процессе Казахстанской эпопеи. Но теперь, мне представляется, начальнику Главка Богданову Н.К. удалось переломить ситуацию и направить работу по деловому руслу, прекратив политику кнута и пряника, отказавшись от института умолномоченных и устранив мелочную опёку. Во всяком случае в просматривавшихся мною сборниках приказов тона, подобного приведенному выше, обнаружить, слава Богу, больше не удалось, хотя указаний на недостатки в работе и требований об их устранении имелось достаточно. Как и положено, министр отдавал приказ на производство определённых работ, устанавливал сроки исполнения, выделял силы и средства, а начальник Главка сам решал, как ему с учётом всех обстоятельств лучше выполнить поставленную задачу, и отвечал за результат. Другой вид изученных мною министерских приказов вводил в действие планы, мероприятия, инструкции и иные документы, разработанные самим Главком. Не могу сказать, только ли умелое руководство Богданова Н.К. или ещё какие-либо иные обстоятельства способствовали тому, что один из крупнейших главков в системе Министерства стал успешно справляться с производственными заданиями. Во всяком случае в составленных в начале 1947 года аттестации, заключении и характеристике, подписанных соответственно министром Кругловым, заместителем министра Обручниковым и заместителем заведующего отделом Управления кадров ЦК ВКП(б) Поповым, единодушно отмечалось, что т.Богданов работу ГУШОСДОРа осваивает быстро, среди работников Главка и хозяйств авторитетом пользуется, зарекомендовал себя требовательным руководителем, правильно организующим деятельность своего ведомства. Руководство т. Богдановым ГУШОСДОРом во многом способствовало выполнению производственного плана за 1946 год по капитальному строительству на 106,3%, по эксплуатации на 105,3% и по валовой продукции промышленных предприятий на 122,3% [А.2, док. 23, 24]. Более подробно о стиле руководства Богданова за прошедший период можно узнать из партийной характеристики, утверждённой на заседании бюро Парткома МВД 18 марта 1947 года. 283 На практической работе в ГУШОСДОРе тов. Богданов показал себя хорошим руководителем, настойчиво изучает систему хозяйства, кадры руководящих работников линии и аппарата Главка. Тов. Богданов правильно ориентирует работников дорожной системы на выполнение стоящих перед ними задач, глубоко анализирует работу хозяйств, вникает в их практическую производственную жизнь, оказывая им повседневную помощь. В своей работе тов. Богданов поддерживает инициативу у подчинённых, чутко реагирует на неполадки в работе и принимает решительные меры по их устранению. В общественной жизни коллектива принимает активное участие, часто выступает на партийных собраниях. Политически развит, общителен с людьми, пользуется авторитетом [А.2, док.22]. С учётом того авторитета, который Богданов Н.К. достаточно быстро завоевал себе среди работников Главка, в 1947 году коллектив ГУШОСДОРа выдвинул своего начальника в качестве кандидата на выборах в Местные Советы, и он был избран депутатом Моссовета [Б, 21]. На наш взгляд, было бы необъективно, если бы мы уклонились от того, чтобы сообщить о тех недостатках, которые отмечались в приведенных выше в общем-то блестящих характеристиках. В заключении Министерства указывалось, что, успешно осваивая новый участок работы, т.Богданов иногда допускает некоторую нерешительность и излишнюю мягкость при решении производственных вопросов (к такому стилю работы у нас не привыкли!), недостаточно глубоко вникает в производство [А.2, док.24]. Отдел Управления кадров ЦК ВКП(б) со своей стороны посчитал, что т.Богданов не имеет ещё необходимого опыта руководства работой дорожно-строительных организаций МВД, но старается освоить этот новый для него участок, к своим обязанностям относится добросовестно, занимаемой должности соответствует [А.2, док.23]. Приведём ещё одну, в общем-то уже знакомую по более ранним материалам фразу из министерской характеристики, которая нам в дальнейшем пригодится: Спецпроверка проведена, компрометирующих данных нет [А.2, док.24]. Проработав около полугода в должности начальника ГУШОСДОРа, Богданов Н.К. убедился, что подчинённая ему солидная организация может порой привлекаться к обслуживанию второстепенных автотрасс, с которыми вполне могли бы справиться местные власти. В связи с этим руководитель Главка посредством приказа министра уточнил Список автомобильных дорог общесоюзного значения, который чётко определил, за какие автомагистрали начальник ГУШОСДОРа нёс ответственность [А.4, док.7]. Думаю, что с подачи Николая Кузьмича в этот список чуть позже были включены девять шоссе Казахской ССР протяжённостью 1868 км, которые он недавно лично сам неоднократно исколесил [А.4, док.18]. Кроме строительства упоминавшихся ранее больших автомагистралей, таких как Москва–Харьков–Симферополь или Москва– Минск, приказами министра давались задания произвести, например, следующие работы. Совершенно секретными приказами от 7 апреля и 17 мая 1947 года поручалось реконструировать Дмитровское шоссе на участке между городом Дмитровом и посёлком Большая Волга. Такой высокий режим скрытности министерские распоряжения имели, видимо, в связи 284 с тем, что дело касалось города атомщиков Дубны, где велись соответствующие научные исследования. В данном случае для выполнения работ ГУЛАГ поставил 1500 подневольных рабочих, а 9 управление обеспечило материалами [А.4, док.13,23]. К июлю 1947 года всего за две с половиной недели потребовали привести в хорошее состояние и проверить качество всех мостов на автодороге Новороссийск–Сочи. Для этого выделялась дополнительная рабочая сила [А.4, док.15]. По словам опытного дорожника Комягина А.Т., такая поспешность была связана с тем, что по обновлённому шоссе собирался проехать сам товарищ Сталин. В связи с этим на строительство съехалось московское начальство, Горбатов М.А., Алентаев Ф.Г. и Серебряков С.Г., а также много представителей правительственной охраны. Добросовестно проложили сплошную асфальтовую ленту и выполнили все другие необходимые работы, но лишние старания оказались напрасными: вождь народов здесь так и не появился [Б, 23]. Вообще, надо отметить, южным дорогам постоянно уделялось повышенное внимание. К началу курортного сезона дали задание облагородить Черноморское шоссе на участке река Псоу–Гагры–Сухуми [А.4, док.9]. С этой целью отремонтировали асфальтовое покрытие, опасные места на поворотах и около искусственных сооружений обставили охранными тумбами, в которых впервые применили катафоты. Ныне эти пассивные отражатели вместе с другими современными элементами называют в русской терминологии световозвращающими устройствами. Помню, с какой гордостью папа однажды принёс домой, чтобы показать нам, небольшую коробочку с разноцветными пластмассовыми кружками, прямоугольниками и треугольниками, у которых одна сторона была гладкая, а другая - рифлёная в виде маленьких пирамидальных зубчиков. Это и были невиданные тогда у нас катафоты, привезенные из-за рубежа. По настоянию отца светлячков, повышавших в значительной степени безопасность движения, стали планомерно повсеместно внедрять, но начали с кавказских и крымских дорог. Так красиво и необычно оказалось после этого ездить в тёмное время по горным серпантинам, когда при попадании света фар с каждого столбика, ограждавшего пропасть, приветливо вспыхивали навстречу вам яркие блёстки, мгновенно исчезавшие, едва машина сравнивалась с ними. К сожалению, в тот год упомянутой выше главной дороге Черноморского побережья крайне не повезло: поздней осенью прошедшими ливнями во многих местах смыло дорожное полотно, вследствие чего сквозное движение даже пришлось прервать. В распоряжение ГУШОСДОРа выделили на месяц 200 военнопленных, силами которых горная автотрасса была полностью восстановлена [А.4, док.30]. В дополнение к этому построили также обход Сухумских оползней длиной 19,6 км. Из других Кавказских серпантинов ускоренными темпами расширили шоссе Адлер–Красная Поляна, на Военно-Грузинской дороге обустроили снегозащитные галереи, завершили прокладку автодороги Минеральные Воды–Нальчик [А.4, док.20,32]. Большие дорожные работы разворачивались в районе Харькова. Начальнику ГУШОСДОРа Богданову указано было на 1948-1950 годы считать важнейшей задачей строительство шоссе по направлениям Москва–Харьков, Харьков–Киев, Харьков–Ростов–Дзауджикау, Харьков– Симферополь. Для обеспечения строек создавался огромный 285 исправительно-трудовой район на 12000 человек, причём в связи с краткостью сроков строительства лагерей установили норму жилой площади на одного заключённого 1,5 кв. метра. [А.4, док.31]. Не забывали и о дальних краях. Так, в целях обеспечения строительства объектов Главспецветмета МВД СССР ГУШОСДОРу поручили организовать отдельный дорожно-строительный район в Читинской области для прокладки автодороги Могоча–Ключи, обеспечивавшей перевозки в интересах треста Верхамурзолото. В качестве рабочей силы ГУЛАГ направил спецконтингент заключённых в количестве двух лагоподразделений по 400 человек каждое [А.4, док.27]. В связи с интенсивным движением грузовых машин в количестве до 500 единиц в сутки полностью размолотили тонкослойное гравийное покрытие и ветхие мосты Ангаро–Ленского тракта, использовавшегося трестом Лензолото. Начальнику ГУШОСДОРа Богданову дали задание произвести ремонт 273 км дороги. Для выполнения работ организовали два дорожно-строительных района и две колонии заключённых по 600 человека каждая [А.4, док.29]. Нормальному дорожному движению часто мешали повреждения мостов ледоходом, происходившим в весеннюю пору на реках Ока, Сура, Клязьма, Проня, Цна. Особенно часто возникали проблемы с беспрепятственным пропуском льдин под мостом через реку Оку в районе города Коломна. Для защиты опор моста строились ледорезы, но всё равно ледовые заторы случались столь велики, что приходилось привлекать огневые и подрывные средства и даже авиацию Московского военного округа, чтобы сокрушить Дедоморозовские ледяные поля [А.4, док.8,37]. После весеннего паводка 1947 года пришлось восстанавливать пять деревянных мостов на Украине, а также ремонтировать опоры крупнейших мостовых сооружений на реках Днепре, Днестре, Проне, Немане, Мокше [А.4, док.12]. Естественно, что начальство желало видеть в хорошем состоянии московские улицы, поэтому ГУШОСДОРу поручено было в 1947–1948 годах реконструировать дороги и мосты до выездов на загородные магистрали в направлениях Варшавского, Рязанского, Хорошовского, Ярославского, Ленинградского, Можайского и Рублёвского шоссе. Тут сил и средств не жалели: организовали Управление строительства № 4 и лагеря МВД СССР при трёх дорожно-строительных районах численностью 11000 военнопленных [А.4, док.24]. В обязанности Главка в соответствии с постановлением Совета Министров СССР № 3208 от 9 сентября 1947 года входило также строительство на Ленинградском шоссе комплекса зданий Московского автодорожного института (МАДИ) и Научно-исследовательского института (ДОРНИИ) при этом учебном заведении. Срок окончания строительства был установлен 1 сентября 1950 года, но с 1948 года предлагалось объекты вводить в строй посекционно [А.4, док.22]. Значительных успехов достигли управления строительства ГУШОСДОРа в технически трудном и весьма почётном инженерном деле по восстановлению разрушенных в войну и строительству новых мостов. Так, на реке Неман через средний и правый протоки были восстановлены два высоководных металлических моста на автодороге Рига–Советск–Калининград [А.4, док.19]. Об итогах строительства одного крупного нового моста лучше не скажешь, чем это сделано в приказе министра внутренних дел СССР № 580 от 12 декабря 1947 года. 286 28 ноября 1947 года Управлением строительства № 16 ГУШОСДОРа МВД СССР успешно закончены сборочно-монтажные работы на строительстве моста через реку Шоша (г.Калинин). Впервые в течение послевоенной пятилетки ГУШОСДОР своими силами без помощи специализированных посторонних организаций освоил строительство сложнейшего сооружения и провёл весьма редкий в технике мостостроения эффективный способ комбинированной надвижки металлического пролётного строения длиной 115,5 метров. Преодолевая технические и организационные трудности, в тяжёлых метеорологических условиях, коллектив Управления строительства № 16 при участии и непосредственном руководстве ГУШОСДОРа проделал огромную и важную работу, сопряжённую с инженерным риском. За проделанную, успешно законченную работу по надвижке пролётного строения ПРИКАЗЫВАЮ: объявить благодарность Рогачеву М.К. - начальнику Управления строительства № 16 ГУШОСДОРА МВД СССР, Шейнису Н.Т. - главному инженеру строительства, Попову Г.Д. - автору проекта пролётного моста (всего 15 человек). Начальнику ГУШОСДОРа МВД СССР генерал-лейтенанту Богданову Н.К. принять меры к распространению данного опыта надвижки пролётных строений мостов больших размеров на других стройках. Министр внутренних дел СССР генерал-полковник С.Круглов [А.4, док.34]. Что тут можно добавить? Молодцы! Главное всё сделали сами, без всяких уполномоченных и личного контроля. Начальник ГУШОСДОРа Богданов Н.К., учитывая накопленный организационный опыт по строительству и эксплуатации автомагистралей, неоднократно выступал с инициативой по развитию и совершенствованию этого важного дела. Так, приказами МВД СССР № 0163 от 21 марта, 0320 от 31 мая и № 252 от 23 июня 1947 года были введены разработанные Главком Мероприятия по улучшению состояния автомобильных дорог общесоюзного значения. Прежде всего ставилась задача по повышению качества ремонта, усилению ответственности, поощрению инициативы и укреплению производственной дисциплины в подразделениях, обслуживавших дороги. В целях сокращения дальних перевозок особое внимание обращалось на интенсивное использование местных ресурсов. Для повышения эффективности работ акцент делался на максимальную механизацию производственных процессов. Новым и важным являлись мероприятия, связанные с культурным оформлением и озеленением дорог. Грамотная посадка деревьев и кустарников вдоль шоссе позволяла отказаться от трудоёмких и дорогостоящих работ по ежегодной установке в осенние и снятию в весенние сезоны огромного количества снегозадерживающих щитов, предохранявших в зимнюю пору дороги от снежных заносов. Невозможно не отметить, что большой вклад в дело озеленения автодорог сделал начальник ГУШОСДОРа Богданов Н.К. Для выращивания декоративных растений, предназначенных для посадок, на общей площади 300 гектаров заложили специальные питомники. Пока рассада подрастала, всем Дорожно-эксплуатационным управлениям (ДЭУ) дали указание применять в качестве саженцев дички из местных лесных массивов, при этом посоветовали учитывать особенности почвенно-климатических условий в каждом конкретном районе. Озеленение дорог велось поэтапно: сначала на подходах к Москве и Ленинграду в пределах 100, потом 300 км, в зонах вокруг союзных республик на расстоянии до 50 км и 287 в районах всех остальных городов - минимально 10–25 км После этого всем управлениям шоссейных дорог от Белоруссии до Приморского края была поставлена задача в дальнейшем проводить озеленение спецзащитными посадками на всю протяжённость автомагистралей [А.4, док.11,16]. Указательные и предупредительные знаки на дорогах устанавливали тогда местные дорожно-эксплуатационные службы, причём там, где они считали нужным. Запрещающими знаками командовала автоинспекция. Вспомогательных знаков, помогавших водителям ориентироваться, имелось совершенно недостаточно. В связи с этим приказом МВД СССР № 495 от 29 октября 1947 года создали комиссию, которая должна была разработать типовые основы по изображению знаков (с использованием катафотов) и пояснению их словами, а также по правилам их размещения на дорогах. Приняли решение в работе учесть военный опыт Красной Армии по оформлению дорог [А.4, док.26]. Поддержание автомагистралей в нормальном состоянии требовало серьёзных мер по охране как самих дорог, так и дорожных сооружений, поскольку наши советские варвары постоянно портили покрытие проезжей части и земляное полотно, ломали и похищали дорожные знаки, снегозащитные устройства, зелёные насаждения, элементы культурного оформления (беседки, бюсты, барельефы) и т.д. Целая эпопея была связана с выковыриванием нашими умельцами из дорожных ограждений и знаков тех самых катафотов, которые стали внедряться повсеместно. В целях предотвращения подобных безобразий ГУШОСДОР разработал соответствующую Инструкцию, введенную приказом министра № 316 от 23 июля 1947 года, и стал привлекать для охраны необходимые дополнительные силы [А.4, док.17]. Среди недостатков в работе ГУШОСДОРа отмечалось, что по итогам 1947 года входивший в состав Главка Союздорпроект не выполнил план по перспективным изысканиям и типовому проектированию. Значительное число проектов было закончено с нарушением установленных сроков выпуска, допущены качественные недочёты [А.4, док.38]. Имели место растраты, хищения и недостачи на стройках, предприятиях и в организациях ГУШОСДОР, чему начальник Главка объявил непримиримую борьбу [А.4, док.10]. План капитальных работ выполнялся неудовлетворительно [А.4, док.21]. Интересна критика, прозвучавшая в адрес издававшегося ГУШОСДОРом производственно-технического журнала “Строительство дорог”, которая во многом отражала существовавшую тогда политическую обстановку. Первопричиной для пересмотра позиции не только данного, но и всех других периодических изданий послужило печально известное постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года о журналах “Звезда” и “Ленинград” и выступление по этому поводу партийного интеллектуала Жданова А.А. Проверявшие (скорее всего политработники) отметили в качестве основного недостатка низкий идейно-политический уровень помещаемых в издании материалов: Журнал недостаточно реагирует на важнейшие решения Партии и Правительства и неполно освещает задачи пятилетнего плана восстановления и развития народного хозяйства СССР, не всегда увязывает их с вопросами социалистического соревнования и с практическими задачами строек ГУШОСДОРа. Что же неправильно, по мнению тех же политических борцов, делала редакция? Большое место 288 в журнале занимают статьи по узко-специальным и научноисследовательским проблемам, вопрос о практическом применении которых не решён и подлежит дальнейшему исследованию. Но ведь этот журнал по статусу являлся не популярным, а производственнотехническим. Где же тогда учёным публиковать результаты своих исследований, чтобы имелась возможность сообщать о новшествах и вести научную дискуссию? Но делались замечания и похуже, нацеленные на борьбу с тлетворным влиянием Запада: Журнал недостаточно критически подходит к отбору и публикации материалов из иностранной технической литературы, допускает формальное повторение рекламы из иностранных журналов. Однако это ещё полбеды, страшнее другое: Редакция журнала недостаточно уделяет внимание сохранению государственной тайны, в результате допускает публикации, из которых можно установить дислокацию дорожномостовых сооружений, производственную мощность дорожных строительств, изучить организацию и тактику дорожной службы и др. Действительно, все спецслужбы мира черпают разведывательную информацию из открытых источников, если скрупулёзно обращают внимание на самые мелкие подробности, на мельчайшие - и ничего тут не поделаешь. Если заставить научную мысль замолчать, то ещё больший вред в результате застоя будет нанесён собственной стране. Кроме того, отметили, что журнал выходил в свет с большим опозданием (что, безусловно, весьма скверно), из-за чего поднимавшиеся в нём вопросы якобы теряли актуальность. Как же в свете решений партии следовало исправить работу журнала, какие вопросы в нём освещать? Ответственному редактору следовало превратить журнал в боевой орган советских дорожников, шире освещать задачи пятилетнего плана восстановления и развития народного хозяйства, социалистического соревнования, передового опыта дорожного строительства и смело ставить актуальные вопросы дальнейшего развития теории и практики дорожного строительства. Понятно? Как говорится, то же самое, но вид сбоку. Начальнику ГУШОСДОРа Богданову Н.К. предписали разработать положение о редакционной коллегии журнала и представить к 15 декабря 1947 года тематический план этого периодического издания на следующий год. Заместителю министра Рясному В.С. вменили в обязанность не реже одного раза в квартал собирать новую редколлегию, которую возглавил теперь не профессионал журналист, а заместитель начальника Главка Саркисьянц Г.А. [А.4, док.25]. По мнению нынешнего сотрудника редакции Липской В.Ф., несмотря на то что журнал с тех пор стал более политизированным и основная проблема редактора напрямую оказалась связана с правильным написанием передовой статьи каждого номера, с технической точки зрения инженеров-дорожников интерес к этому периодическому изданию не утрачен и по сей день [Б, 22]. Но главное, что дороги всё-таки строились и вступали в строй. В ноябре 1947 года ведомственной комиссией был принят в эксплуатацию отрезок автомагистрали Москва–Ленинград на участке Клин–Москва [А.4, док.28]. Более солидная комиссия Совета Министров СССР в конце этого же года приняла в постоянную эксплуатацию от Управления ГУШОСДОР три полностью построенные автодороги. Автомагистраль Москва–Минск протяжённостью 700 км наконец-то была окончательно завершена и получила оценку хорошо. 289 Другая автомагистраль Пенза–Кузнецк длиной 131,4 км также получила от комиссии хорошую оценку, а искусственные сооружения вдоль неё даже отлично. Также как хорошая была оценена автомобильная дорога Москва-Тула, составившая 167,5 км. Начальнику Главка Богданову Н.К. теперь следовало предусмотреть силы и средства на содержание этих дорог [А.4, док 35]. Каковы же оказались общие итоги работы ГУШОСДОР за 1947 год и какие задачи ставились Главку на следующий год. Приказ министра внутренних дел № 0111 от 23 февраля 1948 года трактовал этот вопрос следующим образом: На основании широко развёрнутого социалистического соревнования за досрочное выполнение плана второго года послевоенной Сталинской пятилетки хозяйства ГУШОСДОРа МВД СССР перевыполнили план 1947 года по капитальному строительству, ремонту и содержанию дорог и выпуску продукции. По капитальному строительству план был выполнен на 102,1%, по строительно-монтажным работам - на 103,2%. Оказались перевыполнены планы по строительству оснований под проезжую часть (311 км), по нанесению асфальто-бетонных покрытий (513 км), по сооружению мостов и путепроводов. Этому способствовало широкое внедрение механизации трудоёмких работ. Так, механизация земляных работ достигла 65%, что даже превысило масштабы планов пятилетки. При плане ввода 800 км автодорог фактически Главк сдал в эксплуатацию 840 км, или 104,9% от задания. По ремонту и содержанию магистралей план выполнили на 103,2%, приведя в порядок 5408 км покрытий. По промышленным предприятиям Главка валовой объём продукции составил 110,8%, а товарной продукции - 100,4%. При этом было освоено производство самосвалов, трейлеров, кирковщиков и других машин. Себестоимость продукции снизилась на 6,2%. Впечатляющие достижения. Вместе с тем министр указал на ряд упущений в делах: недостаточно заготовлено впрок строительных материалов, стоимость работ весьма высока, мало построено гражданских зданий, слабо осуществлялась концентрация сил в капитальном строительстве, в связи с чем ряд выполнявшихся работ не завершен, следовало также повысить темпы восстановления мостов. В целях поощрения коллектива за доблестный труд предложено было представить предложения о премировании. О переходящих Красных Знамёнах почему-то, правда, позабыли [А.4, док.39]. Мой отец прекрасно представлял себе, что грамотно руководить большими коллективами, решавшими сложные технические и жизненные проблемы, когда за плечами начальника имеется лишь среднее техническое образование, не являлось правильным. В связи с этим, как только появилась возможность, Богданов Н.К. засел за учёбу и, как бы ни было трудно, постоянно занимался совершенствованием своих профессиональных знаний практически до конца служебной карьеры. Отношение к уровню образованности высших руководителей органов внутренних дел и госбезопасности в те времена являлось достаточно “спокойным”. Так, нарком Абакумов В.С. не имел никакого образования, или, согласно биографическому указателю, - низшее. Не намного в лучшую сторону от этого отличались бывшие наркомы Ягода Г.Г. и Ежов Н.И., а Берия Л.П. едва мог похвалиться лишь средним техническим уровнем подготовки. Возглавлявший государственную 290 безопасность Меркулов В.Н. учился ещё до революции на физикоматематическом факультете в Петрограде, а в двадцатые годы занимался даже педагогической практикой. Министр внутренних дел Круглов С.Н. имел высшее образование, полученное в Московском индустриально-педагогическом институте, институте Востоковедения и институте Красной профессуры. Недостаток образованности наблюдался и среди руководителей, находившихся на должностях заместителей наркомов-министров. Лишь несколько замов, работавших в разное время, имели высшее образование, причём техническое, а чаще военное. Ни одного профессионального юриста среди них не было [Л.7, стр. 143-158]. Да они там, собственно, и не требовались, поскольку в органах, призванных защищать правопорядок, грозная революционная целесообразность превалировала над хилой социалистической законностью. Серьёзно относясь к своему служебного долгу, Богданов Н.К. решил получить высшее именно юридическое образование и с этой целью в сорок лет от роду и с генеральскими погонами на плечах стал с сентября 1947 года слушателем-заочником Высшей офицерской школы МВД СССР по институтскому курсу юриспруденции. Можно представить себе, насколько нелегко давалась в этом возрасте учёба, которая сочеталась с напряжённой работой в Главке. Да и более младшие по возрасту и званию однокурсники с интересом посматривали во время учебных сборов и экзаменов на не постеснявшегося сесть на студенческую скамью крупного начальника. А программа занятий, рассчитанная на четыре года, включала 25 дисциплин! Среди них, безусловно, были обязательные во всех случаях основы марксизма-ленинизма, диалектический и исторический материализм и политическая экономия. В ряду специальных предметов необходимо было изучить теорию и историю государства и права, историю политических учений, государственное право советское, стран народной демократии и буржуазных государств, советское административное, финансовое, гражданское, уголовное, трудовое, земельное и колхозное право, международное публичное право, криминалистику, судебную медицину, психиатрию, статистику, основы бухгалтерского учёта, иностранный язык, а также в качестве вспомогательных логику и психологию. От одного простого перечисления дисциплин голова может закружиться, тем более у человека с чисто техническим образованием. Но Богданов Н.К., как любил говорить воспитывавший меня и моих однокашников начальник курса, не убоявшись бездны премудрости, смело и настойчиво принялся грызть гранит науки. Из прошлых лет работы в ГУШОСДОРе хочется отметить, что отец близко сошёлся во взглядах со своим начальником отдела кадров С.Г.Серебряковым. В дальнейшем Николая Кузьмича и Сергея Григорьевича связала многолетняя верная мужская дружба, продолжавшаяся буквально до гробовой доски. Практически все праздники, дни рождения родителей и другие торжества наши семьи отмечали вместе, а то собирались и просто так, в выходной день, чтобы без официального повода пообщаться. Мария Владимировна, жена Сергея Григорьевича, к каждому событию обязательно пекла свой огромный фирменный торт безе, который никому из других хозяек так хорошо не удавался. В семье Серебряковых было две девочки – родная дочь Маргарита, или Рита, по возрасту чуть более старшая, чем мой 291 брат, и приёмная Елизавета, или Лиля, день рождения которой пришёлся как раз точно на начало войны. Пробежало с тех пор больше полувека, и теперь можно определённо сказать, что по-доброму общались наши родители, но самую искреннюю любовь, привязанность и буквально преданность нашей семье, а через неё и многим нашим родственникам сохранила Лиля Серебрякова, некогда взбалмошная, заводная девчонка, стремившаяся походить на мальчика, а теперь уже дважды бабушка, осчастливленная внучками от своего сына Сергея. Лето 1947 года мы проводили на той же даче в Удельной, которую заняли по приезде из Алма-Аты. Весной папа вместе с братом Александром Кузьмичём привели участок в порядок. Вырубив непролазные заросли, отец освободил из плена пару яблонь, подрезал их, подкормил, и благодарные деревья дали неплохой урожай. Больше всего этому обстоятельству был удивлён комендант дачного посёлка, который считал, что в нашем запущенном саду ничего путного не росло. На длинном и достаточно широком проезде между дачами собиралась приличная ватага ребят. Играли в футбол, по очереди катались на немногочисленных велосипедах, ради озорства лазали в чужие сады за яблоками (будто своих не было). Помню, какой спортивный урок преподнёс всем пацанам наш двоюродный брат Георгий. Несмотря на свой недуг, о котором говорилось раньше, физически он был крепкий парень. Как-то Гога взялся сыграть в футбол один против десяти подростков, в свои ворота поставил только моего брата Вову, чтобы случайно не закатили издалека. Я в игре не участвовал, поскольку был наказан и наблюдал весь матч из окна мансарды нашей дачи. Хорошо умаявшись, Гошка забил противнику девять голов, ни разу не позволив поразить собственные ворота. На десятый гол (чтоб каждому пацану по штуке) просто уже сил не хватило. Когда меня выпустили из дома, я сразу побежал к Гоге, чтобы вместе с ним ещё поиграть. Но молодой человек накрепко прилип к забору, к которому с той стороны подошла Алевтина Козловская, поговорила немного и... унесла с собой сердце моего двоюродного братца. Потом у них родилась дочь Ирина, а через некоторое время появился на свет ещё один Владимир Богданов. Его бабушка Александра Неофитовна настолько обожала моего брата Вову, что настояла сделать такой вот именной дубль. Вместе с тем что-то в государственном механизме изменилось, и с началом нового 1948 года ассигнования на строительство автодорог значительно сократили. Пришлось срочно перекраивать все перспективные планы и концентрировать усилия на главных направлениях [А.4, док.36]. Почему это произошло? Возможно, Сталин опять вернулся к своей идее фикс о завоевании мирового господства, а подготовка к войне требовала огромных средств. О каких автодорогах в такой обстановке могла идти речь? В связи с сокращением объема работы ГУШОСДОРа министр внутренних дел принял решение перевести испытанного делом Богданова Н.К. на другое ответственное направление. 25 декабря 1947 года Круглов С.Н. направил письмо секретарю ЦК ВКП(б) т.Кузнецову А.А., в котором просил утвердить Богданова Н.К. заместителем министра внутренних дел СССР и по совместительству начальником Управления МВД по Московской области. Занимавшего пост 292 начальника этого Управления Журавлёва М.И. министр хотел освободить в связи с болезнью. При этом указывалось, что вопрос о назначении и освобождении был согласован с секретарём Московского Комитета ВКП(б) тов. Поповым Г.М. [А.5, док.1]. Получив добро от партийного шефа, министр на следующий день дал указание своему заместителю Обручникову Б.П., курировавшему кадры, подготовить полновесное Заключение на Богданова Н.К. В этом несколько раз корректировавшемся совершенно секретном документе были обобщены все данные из предыдущих приводившихся нами аттестаций. Последние полтора года характеризовались следующим образом. В июле 1946 года т.Богданов был назначен начальником Главного Управления шоссейных дорог МВД СССР. Быстро освоившись с новым участком работы, т.Богданов своим умелым руководством, правильной организацией работы всех звеньев аппарата, добился выполнения ГУШОСДОРом в 1946 году производственного плана по капитальному строительству, эксплуатации и валовой продукции промышленных предприятий. В 1947 году ГУШОСДОР также достиг больших успехов в своей производственной деятельности. Среди личного состава Главка и его периферийных органов т.Богданов пользуется как руководитель заслуженным авторитетом. Учитывая, что тов. Богданов имеет большой опыт руководящей оперативно-следственной и хозяйственной работы в органах министерства внутренних дел, исключительно положительные отзывы и аттестации по его работе, МВД СССР возбудило ходатайство перед ЦК ВКП(б) об утверждении т.Богданова Н.К. в должности заместителя министра внутренних дел Союза ССР, он же начальник Управления МВД г.Москвы и Московской области, освободив его от должности начальника Главного Управления шоссейных дорог МВД СССР [А.2, док.25]. Представление было настолько блестящим, что в окончательном варианте, отправленном в ЦК 27 декабря 1947 года, в последней фразе убрали слова исключительно и аттестации, оставив более скромное изложение: положительные отзывы по его работе [А.7, док.18]. Заведующий отделом Управлением кадров ЦК ВКП(б) Бакакин А.С. вместе с инспектором Образцовым буквально в ночь под Новый Год представили 31 декабря 1947 года секретарю ЦК тов. Кузнецову А.А. своё заключение, отличавшееся партийным уклоном. Обобщив все исходные данные и предыдущие положительные характеристики, дававшиеся тов. Кругловым С.Н. и Борковым Г.А., партийные кадровики указали, что последний из этих руководителей отмечал наличие у т.Богданова ведомственной ограниченности (по поводу которой мы несколько ранее писали). В отношении партийного аспекта деятельности начальника ГУШОСДОР было представлено мнение, заключавшееся в том, что т.Богданов на этой работе проявил себя идеологически выдержанным, политически грамотным, преданным делу партии коммунистом, требовательным руководителем, приобрёл опыт руководства работой дорожно-строительной организации МВД и правильно организовал работу ГУШОСДОРа. Однако отметили, что: в ГУШОСДОРе МВД в текущем году отмечались существенные недостатки: большая сменяемость кадров, слабая работа по укреплению кадрами снабженческого аппарата и созданию резерва выдвижения; 293 недостаточно налажена воспитательная работа с кадрами в периферийных органах ГУШОСДОРа. Не забыли партийные чиновники мимоходом помянуть и свою кропотливую деятельность: Тов. Богданов правильно реагирует на замечания о недостатках в работе, но в устранении их иногда бывает медлителен. В Управление кадров ЦК ВКП(б) он вызывался, на недостатки в работе ему указано. У кадровиков тоже имелась некоторая недоработка: они не просекли, что Богданов стал слушателем Высшей офицерской школы МВД, а потому в представляемой наверх бумаге записали: Над повышением своего идейно-политического уровня работает, но не систематически. Возможно, виной тому была позиция отца, при которой он не хотел раньше времени звонить везде о своей учёбе - как-то ещё это трудное дело пойдёт! Итоговый вывод цековских кадровиков гласил: Считаем возможным утвердить тов. Богданова Н.К. заместителем Министра внутренних дел СССР и начальником Управления МВД Московской области по совместительству [А.7, док.19]. Назначение Богданова Н.К. на новую двойную должность происходило столь стремительно, что ему не успели даже подыскать преемника по ГУШОСДОРу, и исполнять обязанности руководителя Главка стал заместитель Саркисьянц Г.А. Только 12 марта 1948 года бывший командир Особого дорожно-строительного корпуса МВД СССР генерал-лейтенант Любый И.С. был назначен начальником ГУШОСДОР МВД СССР [Л.7, стр.56]. 27. НА ДВУХ ОТВЕТСТВЕННЫХ ПОСТАХ Постановлением № 14 Совета Министров СССР, подписанным председателем Совмина И.Сталиным 7 января 1948 года, Богданов Н.К. был утвержден заместителем министра внутренних дел СССР [А.5, док.2]. На следующий день министр внутренних дел, объявляя своим приказом данное Постановление, одновременно назначил нового зама начальником Управления МВД по Московской области по совместительству [А.5, док.3]. Среди тогдашней плеяды из девяти заместителей министра генерал-полковника Круглова С.Н., наиболее многочисленной со времени последнего разделения ведомств внутренних дел и государственной безопасности, генерал-лейтенант Богданов Н.К. занимал скромное последнее место. Первым заместителем министра являлся Герой Советского Союза генерал-полковник Серов И.А., курировавший Главные управления милиции, борьбы с бандитизмом, пограничных войск, по делам военнопленных и интернированных и отдел контрразведки. Заместитель министра Герой Советского Союза генерал армии Масленников И.И. отвечал за Управления войск по охране особо важных объектов промышленности и железных дорог, конвойных войск, высших учебных заведений, военно-строительное, а также за противовоздушную оборону и мобилизационную систему страны. В ведении замминистра генерал-полковника Чернышова В.В. находились Главные управления лагерей (ГУЛАГ), гидростроя, железнодорожного строительства, военного и материальнотехнического снабжения, Отдел перевозок и Автотранспортный сектор. Генерал-лейтенант Рясной В.С. наблюдал за работой известного нам ГУШОСДОРа, Главного архивного управления, тюремного и 294 хозяйственного Управлений и Отдела спецпоселений. Замминистра генерал-лейтенант Мамулов С.С. занимался Главными управлениями лагерей горно-металлургических предприятий, лесной промышленности и пожарной охраны, Спецотделами шифровальным и хранения государственных ценностей, Отделами борьбы с детской беспризорностью и безнадзорностью, фельдсвязи и плановым. Замминистра генерал-лейтенант Завенягин А.П. отвечал за Главпромстрой и одновременно являлся начальником Управления специальных институтов. Панюков А.А., единственный среди заместителей генерал-майор, ведал Дальстроем, добывавшем природные богатства крайнего северо-востока страны. Управлением кадров и Особой инспекцией, занимавшейся расследованием административных правонарушений сотрудников МВД, руководил генерал-лейтенант Обручников Б.П. Масштабы некогда всесоюзной деятельности генераллейтенанта Богданова Н.К. с назначением его на должность заместителя министра несколько поуменьшились, сосредоточившись ныне в пределах Москвы и Московской области [Л.7, стр.57, 58]. Следует отметить, что после перехода для работы в Центральный аппарат МВД Богданов Н.К. в соответствии с существовавшим тогда положением преодолел невидимую иерархическую черту и попал в ранг номенклатурного работника, состоявшего на персональном учёте в ЦК ВКП(б). Отныне на него в учётном отделе Управления кадров этой высшей партийной инстанции завели Личное партийное дело номенклатурного работника [А.7], которое пополняли нужными бумагами самостоятельно и параллельно со служебным Личным делом, имевшимся в МВД. Как сказано в книге М.Восленского “Номенклатура”, в СССР всё сведения, относившиеся к этому разряду высшего руководства, тщательно скрывались как от собственного народа, так и от заграницы, поскольку Мир не должен был ничего знать об этом новом классе правителей [Л.14, стр.14]. Хотя в упомянутой книге ясно, логично и последовательно описана история возникновения и сущность привилегированного слоя советского общества, позволю себе в своём повествовании к этой картине приписать несколько штрихов, пользуясь конкретным примером. 30 августа 1947 года, ещё в период работы в ГУШОСДОРе, для номенклатурного дела Богданов Н.К. собственноручно заполнил Личный листок по учету кадров, с наклеенной на него большой своей фотографией (6х8 см) в генеральской форме. В этом Листке, содержавшем 38 пунктов, отображались все данные работника, начиная с года и места рождения, пола, национальности, социального происхождения, занятия родителей до и после Октябрьской революции, собственного социального положения, партийности, образования, выполнявшейся работы с начала трудовой деятельности, участия в выборных органах, наград, партвзысканий и кончая семейным положением и домашним адресом. Интересны пункты, которые в современных анкетах вряд ли ныне увидишь: состоял ли в других партиях (каких, где, с какого и по какое время); состоял ли ранее в ВКП(б) и причины исключения или выбытия; были ли колебания в проведении линии партии и участвовал ли в оппозициях (каких, когда); был ли за границей; знание иностранных языков и языков народностей СССР; участвовал ли в революционном движении и подвергался ли репрессиям за революционную деятельность до 295 Октябрьской революции; участвовал ли в партизанском движении и подпольной работе; служил ли в старой армии, Красной гвардии и Красной армии; участвовал ли в боях во время гражданской или Отечественной войны; был ли в плену; служил ли в войсках или учреждениях белых правительств; находился ли на территории, временно оккупированной немцами в период Отечественной войны. Анкета у Богданова Н.К. была чистая, поскольку на все эти вопросы он дал отрицательные ответы. Отметим, что в пункте 33 Листка на вопрос Состояние здоровья (имеет ли ранения, контузии, какие и когда получил) отец написал Здоров, привычно умолчав об отсутствии у него левого глаза, произошедшего в результате покушения в 1938 году [А.7, док.1]. К Листку присоединились две автобиографии: одна, написанная собственной рукой также 30 августа 1947 года, а вторая - в машинописной копии, сделанной ещё 4 октября 1938 года при работе в Ленинграде в Красногвардейском Райотделе НКВД. В конце обоих жизнеописаний отмечалось, что каких-либо взысканий по партийной и комсомольской линии не имел. К суду и следствию не привлекался. Родственников репрессированных и заграницей нет. При этом всё ближайшее родственное окружение (умерший отец, мать-инвалид, старший брат, младшая сестра, жена, её умершие родители и двое собственных детей) подробно перечислялось с указанием рода их деятельности (если они живы-здоровы) на проистекавший момент [А.7, док.3,4]. Для того чтобы учитывать данные об изменениях в учётных признаках работника после заполнения личного листка, к старым документам прикладывалось Дополнение, в которое на основании срочных сообщений, высылавшихся из Управления кадров МВД СССР, заносились сведения о новой должности, изменении в образовании, награждении орденами и медалями, наложении и снятии взысканий, избрании в состав руководящих выборных органов и др. Надо сказать, что, кроме изменений в должностях, получении двух орденов и избрании депутатом, другую информацию (например, о совершенствовании образования) МВД почему-то не всегда сообщало [А.7, док.2]. Помимо анкетно-биографических данных в номенклатурном партийном деле скрупулёзно накапливались материалы по переписке Наркомата-Министерства внутренних дел с Центральным Комитетом о назначении Богданова Н.К. на должности, о проведенных спецпроверках биографических данных и др., начиная с 1939 года и вплоть до увольнения [А.7, док.5-32]. На ряд из этих документов мы уже ссылались, остальные используем позднее. Номенклатурному работнику полагались определённые привилегии - качественное питание, улучшенное медицинское обслуживание, хорошее городское жилье и государственная дача, прекрасное санаторно-курортное лечение и др. Как этими благами воспользовался мой отец мы по ходу дела расскажем. В связи с тем, что Богданов Н.К. совмещал две должности, он занимал соответственно и два кабинета. Один кабинет, заместителя министра, находился в здании МВД, размещавшемся тогда на улице Дзержинского (ныне улица Лубянка), дом 12. Второй кабинет, начальника Управления внутренних дел Москвы и Московской области, 296 был в здании УМВД на улице Белинского (ныне Никитский переулок), дом 3. Однажды с замминистровским кабинетом произошел курьезный случай, который мне рассказал Я.Я.Прокопенко, служивший в ту пору в охране здания на улице Дзержинского. Кабинет этот находился на верхнем этаже здания и имел застеклённый потолок, прикрытый сверху вместо крыши стеклянным фонарём. Точнее, потолок и фонарь состояли из деревянных переплётов, в которые были вставлены обычные оконные стёкла. В пожарную охрану здания назначили тогда нового работника в звании сержанта. Бывалый борец с огненной стихией решил в подробности изучить порученный ему объект и стал последовательно обходить все помещения, подвалы, чердаки и прочие закоулки, чтобы проверить состояние средств пожаротушения и выявить возможные нарушения пожарной безопасности. Так он, сам того не подозревая, оказался на застеклённом снизу и сверху чердаке, расположенном как раз над кабинетом зам. министра. Желая что-то повнимательнее рассмотреть, сержант вышел на потолочный переплёт, который в данном случае служил ему полом. Сделав несколько шагов, работник пожарной охраны выдавил стёкла и провалился в кабинет, чуть не угодив на голову сидевшему там генерал-лейтенанту. От неожиданности неудачливый пожарный со страхом замер, ожидая получить немедленный сильнейший разгон от разгневанного таким происшествием хозяина кабинета. Но к полному его удивлению никакого крика не последовало. Генерал, оказавшийся заместителем министра, первым делом поинтересовался, не ушибся ли и не получил ли травм сержант, падая вместе со стеклами на ковер с трёхметровой высоты? Потом вызвал начальника пожарной охраны и спокойно сказал ему, что надо было предупредить своего работника о недопустимости хождения по стеклянному полу-потолку. На этом, после наведения надлежащего порядка в кабинете, инцидент был исчерпан. Всё закончилось так спокойно только потому, что пострадавшим заместителем министра оказался Богданов Н.К., который всегда с уважением относился к людям, тем более к добросовестным работникам, какой бы пост они ни занимали, и легко прощал им мелкие ошибки [Б, 19]. Учитывая то обстоятельство, что по своей работе начальник Областного Управления внутренних дел был связан с главными проблемами и хозяйственной деятельностью столичного города и всей его округи, Богданова Н.К. избрали в руководящие местные партийные органы, а также он стал членом бюро Московского Комитета ВКП(б). Кроме того, замминистр-начальник уже являлся депутатом Моссовета, а потом ещё был избран в Ленинский райсовет депутатов трудящихся города Москвы [А.1, док.13]. Общая нагрузка получилась уже многослойная. Следует при этом также не забывать, что отец продолжал учёбу в Высшей офицерской школе МВД и семестр за семестром успешно сдавал экзамены. За такой самоотверженный труд давайте поощрим Богданова Н.К., напомнив о прибавившихся у него за этот период наградах. В сентябре 1947 года в связи с юбилеем столицы он получил медаль В ознаменование 800-летия со дня основания города Москвы. В феврале 1948 года удостоился ещё одной праздничной медали 30 лет Советской Армии и Военно-Морского Флота [А.5, док.4]. В 1949 году в соответствии с существовавшим тогда положением был награждён 297 вторым орденом Красного Знамени за выслугу лет [А.2, док.26]. В декабре 1948 года за многолетнюю руководящую работу в Центральном Совете Всесоюзного физкультурно-спортивного общества “Динамо” ему был вручён Юбилейный значок № 2468 в связи с 25-летием этого общества [А.6, док.14]. Хочется отметить один небольшой, но важный вопрос, решением которого в масштабе столицы, а потом всей страны отец очень гордился. Москва, как и любой мегаполис, всегда отличалась тем, что часто горела (и, увы, горит) не только в войну 1812 года. Созданная для борьбы с огнём пожарная охрана имела на своём вооружении автомашины, в которых команда пожарных при следовании к месту тушения очага возгорания сидела по бокам кузова на открытых платформах, уцепившись, чтобы не слететь при поворотах, за специальные петли. Это позволяло пожарным по тревоге быстро занимать места в (точнее - на) машине и, прибыв к месту возгорания, оперативно приступать к борьбе с огнём. Пока Москва была маленькая, время в пути пожарной машины от каланчи или депо до горевшего объекта являлось незначительным. Но по мере разрастания границ города маршрут следования к месту пожара всё удлинялся. В результате получалось, что, особенно в морозное зимнее время, когда пожарная команда прибывала к месту работы, бойцы так замерзали на продуваемых открытых сидениях, что не могли сразу начинать активные действия. Такую картину не раз наблюдал выезжавший лично на крупные пожары начальник УМВД Московской области. В содружестве со своим однофамильцем начальником Главного управления пожарной охраны МВД СССР Богдановым П.М., при поддержке Моссовета и руководящих партийных органов, замминистра Богданову Н.К. удалось добиться, чтобы Московский автозавод имени Сталина (ЗИС) разработал и начал серийное производство пожарной автомашины с двойной кабиной. Теперь расчёт бойцов не мёрз по дороге на ветру, а находился в тёплом салоне. Такие по компоновке пожарные машины, только с более совершенным оборудованием для борьбы с огнём, используются и в настоящее время. Помню, с какой гордостью отец принёс домой показать нам цветную (для того времени - редкость) фотографию новой пожарной машины с двойной кабиной. Главное - люди теперь будут в тепле находиться, - пояснил он существо воплощенной в жизнь идеи. Видимо, в решение этого вопроса отец вложил столько энергии и души, что с тех пор мы стали называть пожарных, ехавших на новой технике, родственниками. Едва завидев красный пожарный автомобиль усовершенствованной конструкции, мы с братом радостно кричали: Смотрите, родственники едут! На старые машины, ещё некоторое время находившиеся в строю до их полной замены, мы так не реагировали. Вместе со своей должностью начальника Управления МВД МО, от которой генерал-лейтенант Журавлёв М.И. сам попросил его освободить по состоянию здоровья, Михаил Иванович, как бы по наследству, передал своему преемнику Н.К.Богданову занимавшуюся им государственную дачу на Иваньковском шоссе. Конечно, по статусу номенклатурного работника Николай Кузьмич мог бы попросить, чтобы ему выделили место для загородного отдыха в каком-либо более 298 престижном районе, например, в знаменитых Жуковке, Барвихе или Архангельском, но он не стал этого делать. И правильно поступил: здесь было гораздо спокойнее. Теперь по прошествии более, чем полувека, могу откровенно сказать, что чувствую к тому месту, где расположена бывшая наша госдача, на которой мы в общей сложности прожили десять лет, буквально ностальгическую тягу. Раньше в этой книге я отмечал, что место своего рождения город Лугу совершенно не помню, с благодарностью вспоминаю вторую свою родину Алма-Ата, но небольшой Покровско-Глебовский парк, зажатый в треугольнике между расходящимися от развилки Ленинградским и Волоколамским шоссе и отделённый от Тушино каналом имени Москвы и Химкинским водохранилищем, рождает в моей душе радостные и тёплые воспоминания. Здесь пролегли такие знакомые, исхоженные пешком и изъезженные зимой на лыжах, а летом на велосипеде дорожки и тропинки, нерегулярной сетью покрывшие зелёный массив. А как прекрасны стали за пятьдесят лет разросшиеся чуть не в два обхвата великолепные сосны, ярко светящиеся в солнечных лучах своими длинными, словно предназначенными для корабельных мачт, стройными стволами. И воздух тут какой-то особенный - чистый, прозрачный, бодрящий. Земельный покров в этом районе песчаный, и потому нигде здесь и никогда не бывает после дождя либо весеннего таяния снега луж или непролазной грязи. Райский уголок, – так называли мы это чудесное место, расположенное всего в двенадцати километрах от Кремля. До сих пор в этом парковом массиве находятся три дачи. Одна принадлежит Хозяйственному управлению МВД, вторая, подаренная Сталиным главному организатору во время войны противовоздушной обороны Москвы генералу Громадину, сейчас является собственностью его семьи, а третья относится к ведению Министерства обороны. Происхождение этих дач точно мне не известно. Говорили, что вроде бы их построил маршал Тухачевский, слышал я также, что МВДевскую дачу возвели по указанию наркома Ягоды. Не будем по данному вопросу напрасно ломать копья. Наша семья на этой даче жила с 1948 по 1960 год с перерывом на сезоны 1953 и 1954 годов. Как уже отмечалось, до нас дачу занимали Журавлёвы, потом с 1948 по 1953 год здесь стали отдыхать Богдановы. В 1953 году М.И.Журавлёв, заняв должность начальника Хозяйственного управления (ХОЗУ) МВД, вновь вернулся в полюбившиеся места. С 1955 года Журавлёвы и Богдановы стали проживать на даче совместно, поделив по-дружески дом пополам. В 1956 году начальником ХОЗУ МВД стал Солодилов И.И., и его семья сменила Журавлёвых, заняв их половину дачи. Вместе с Солодиловыми мы проживали на даче до конца 1960 года, даже, как ни странно, после того, как Богданов Н.К. был изгнан из МВД. Потом дачу перестроили и на ней стали отдыхать сразу четыре семьи, затем, к нашим дням, сократили число съёмщиков до трёх. Постараюсь кратенько описать полюбившуюся нам дачу на Иваньковском шоссе такой, какой она вспоминается по сезону 1948 года. Небольшая асфальтированная отвилка от Иваньковского шоссе, перекрытая знаком Въезд запрещён, после достаточно крутого (и опасного) поворота упиралась прямо в большие, солидные ворота с расположенной рядом калиткой МВДовской дачи. Далее вдоль высокого забора дорога шла к двум другим дачным участкам. За воротами 299 открывалась огромная территория порядка двух с лишним гектаров, которая по профилю местности делилась на две приблизительно равные части. Сначала шла ровная горизонтальная платформа, а потом начинался довольно крутой спуск, в итоге заканчивавшийся достаточно топким болотом. Тонус этого болота поддерживают, очевидно, воды ныне окультуренного мощного родникового источника Царевна Лебедь с прекрасной питьевой водой. Территория каждого из трёх дачных участков, практически равных по размерам, всегда была огорожена почти трёхметровым забором. От упомянутых ворот шла не имевшая покрытия однополосная автодорога, которая сделав изящный поворот сначала вправо, а потом влево, подходила к площадке около барского дома. Благодаря песчаной почве дорога, также, как и все остальные тропинки дачи, никогда не имела луж и очень быстро просыхала даже после сильнейших ливней. Сразу при въезде в ворота слева от дороги находился под одной крышей огромный хозяйственный комплекс, включавший гараж на две машины, несколько сараев для содержания птицы, козы и поросёнка, хранения инвентаря и дров, а также неплохую баню и комнату для сторожа. Участок дороги между правым и левым её поворотами был обсажен туями, про которые тогда говорили, что они очень медленно растут. Однако за пятьдесят лет кусты, через которые мы в детстве запросто перепрыгивали, купаясь в снежных сугробах, выросли теперь до небес, образовав красивую вечнозелёную аллею. Слева за дорогой раскинулся огороженный высокой металлической сеткой теннисный корт, которому так и не суждено оказалось быть достроенным. С правой стороны от левого поворота дороги находилась волейбольно-баскетбольная площадка и спортивный комплекс, включавший высоченную П-образную стойку с канатом, лестницей и качелями. Двухэтажный бревенчатый дом для дачников возвышался на самом краю горизонтальной платформы участка и с тыльной стороны отделялся от начинавшегося спуска лишь узкой тропинкой. По своей планировке дача была рассчитана на одну семью. Парадный вход архитектор предусмотрительно отнёс на несколько метров от дороги, обеспечив к нему широкий проход, слева от которого вплоть до сетки теннисного корта благоухал прекрасный розарий. С небольшого крылечка через утепляющий тамбур с двумя дверями попадали в просторную прихожую, с левой стороны которой имелась вешалка во всю стену со множеством крючков. Справа находилось подлестничное пространство, где обычно держали наши велосипеды и прочую утварь. Из прихожей трехпролетная лестница вела на второй этаж, но туда мы поднимемся чуть позднее. За лестничным пролетом небольшой коридор в правую сторону вёл к санузлу - ванной и туалету. Справа от этого блага цивилизации находилась гостевая комната, слева разместилась просторная кухня, имевшая свой выход на площадку, которой заканчивалась дорога, шедшая от ворот. Влево от прихожей дверь вела в продолговатую столовую, стены которой были отделаны шикарными деревянными панелями, сохранившимися до наших дней. Часть этой комнаты слева занимала белая изразцовая печь, которой практически не пользовались, поскольку дача имела свою котельную и была оборудована батареями водяного отопления. Справа у стены стоял огромный резной буфет, наполненный необходимым запасом посуды. Раздвижной обеденный стол, окруженный многочисленными стульями, достойно послужил нам в дни 300 праздничных торжеств. Из дальнего угла комнаты двойная дверь вела на большущую открытую веранду, с боку которой сбегали ступеньки для выхода на участок. Из прихожей прямо дверь вела в торжественную и уютную гостиную, хранившую полумрак, благодаря тому, что единственное окно было узким и высоко поднятым над уровнем пола. Справа от входа приютился угловой камин с чугунной решеткой, покрытый, как и печка в столовой, белыми изразцами. Топку камина прикрывал стоявший на полу восьмигранный экран из красного стекла с небольшими оленьими рогами по периметру рамы. Значительную часть пола застилал толстый мягкий ковер, на котором хорошо было посидеть перед камином или побороться от избытка юношеской энергии. Мебель в гостиной стояла какая-то старинная, типа а-ля Людовик ХVШ, белая, с гнутыми ножками и шелковой цветной обивкой. Два вольготных дивана, пара кресел, стол и четыре стула к нему входили в комплект. Некоторым диссонансом с этим изяществом являлось черное, всегда расстроенное пианино. Через гостиную двойная застекленная дверь вела на просторную продолговатую светлую веранду, служившую бильярдной. Две внешние стены, левая и дальняя, имели сплошные окна, а третья, правая от входа, была глухая. Посреди веранды стоял прекрасный кабинетный (то есть чуть меньший по размерам, чем стандартный) бильярд отрада, развлечение и активное проведение отдыха для всех мужчин. На коротком борту бильярдного стола красовалась металлическая планка, свидетельствовавшая о том, что фирма, выпускавшая эти спортивные снаряды под зелёным сукном, не раз награждалась почётными медалями. Действительно, бильярд был великолепный, с такими упругими бортами, что легко можно было играть двойной дуплет. К бильярдному столу прилагался комплект из шестнадцати тяжёлых костяных шаров и целый шкаф с набором различных по длине и весу киёв. Теперь взойдем по лестнице на второй этаж. Последний подъем проходил по левую руку вдоль большого окна, через которое хорошо видна была часть дороги перед парадным входом и розарием. Если через это окно с площадки второго этажа вы увидели бы приближавшихся гостей, вам не требовалось тут же бежать вниз, а можно было выйти на маленький балкончик, расположенный прямо над парадной дверью, и поприветствовать своих друзей оттуда. На втором этаже имелись три комнаты: детская, стены которой расписали весёлыми трафаретами на сюжеты разных сказок, кабинет с большим письменным столом и под стать ему черным кожаным диваном, и комната родителей с двуспальной кроватью, платяным шкафом и зеркальным трельяжем. Из этого помещения, а также с площадки второго этажа две двери вели в совмещенный санузел с ванной. Из родительской спальни имелся выход на небольшой открытый балкончик, перед которым простиралась обширная металлическая крыша бильярдной. С этого балкона в обход второго этажа, который был меньше, чем нижняя часть дома, длинная лестница, перемежавшаяся площадками, вела в открытый солярий, размещавшийся на уровне третьего этажа. С трех сторон солярий ограждался высокой балюстрадой, по верху которой стояли длинные ящики с землёй для цветов. С четвертой стороны располагалась дверь в помещение, занятое огромные баком для воды. Пока к дому не подвели городской 301 водопровод (а также природный газ) жизненно необходимую жидкость сюда закачивали насосом из скважины, находившейся на соседнем участке Громадиных. Из бака вода в санузлы и на кухню шла самотеком. Рядом с кухонным крылечком имелась дверь, через которую, спустившись затем по крутой каменной лестнице, можно было попасть в котельную. В центре помещения разместился большой котел, отапливавшийся углем и предназначенный для обогрева батарей по всему дому. Отдельно имелся бойлер для нагрева воды для ванн. Благодаря этому дача предназначалась для всесезонного проживания. Напротив выхода из кухни по краю площадки, которой заканчивалась дорога, находился длинный сарай с тремя отделениями - дровяным, хозяйственным и ледником. В запасник ледника зимой набивали снег и сброшенные с крыши льдины, что позволяло большую часть лета иметь прохладное помещение для хранения продуктов, так как в ту пору электрохолодильники, считавшиеся атрибутом буржуазного быта, были ещё не в моде. Значительная часть территории заросла естественной зеленью, но несколько участков занимал огород. Под спуском имелась площадка, на которой ещё до нас оборудовали три длинных парника и небольшой бетонный бассейн с водой для полива. Несколько дальше под гору чуть выше начала болота поперёк почти всего участка была проложена ровная длинная дорожка, заканчивавшаяся ограждением для тира. К оборудованию дачи относился также мощный мотоцикл ХарлейДавидсон с коляской, предназначавшийся для доставки в бидонах питьевой воды с водоразборной колонки, так как воду, закачивавшуюся из скважины в открытый верхний бак, для приготовления пищи использовать не рекомендовалось. Ещё для развлечения дачников предусмотрены были два велосипеда, а также малокалиберная винтовка, чтобы при желании можно было потренироваться в тире. Вот какие блага (это ещё не самые лучшие) предоставлялись начальнику и его семье, пока Глава занимал соответствующую должность. Стоило только превратиться в бывшего, как всё это автоматически отбиралось. В связи с такой политикой любой работник стремился любыми путями удержаться в своем руководящем кресле, беспрекословно вынужденный подчиняться всемогущей воле партии и правительства. Но самым замечательным достоянием дачи на Иваньковском шоссе оказался бессменный комендант Жафяр (по-русски Егор) Зарипович Зарипов, или, попросту, Жора, который вместе со своей женой Акилей (по-русски Галей) Хасановной проработал здесь больше полувека и обеспечивал отдых семей более пятидесяти генералов, не считая в дополнение к ним ещё и массу полковников. В 1947 году Жафяру Зариповичу, татарину по национальности, отслужившему срочную службу в пограничных войсках на Дальнем Востоке, предложили должность дачного коменданта в системе МВД. Так он и поселился в этом райском уголке вместе со своей молодой женой Галей. Здесь у них родились и выросли трое детей – Женя, Зоя и Шамиль. Благодаря стараниям Жоры и Гали, как их все до сих пор называют, несмотря на уже солидный возраст, дача и весь участок всегда содержались и содержатся в образцовом состоянии, за что эти 302 добросовестные труженики не раз получали поощрения от своего начальства. Крепкий и жилистый Жора успевал обиходить весь участок, вымести или расчистить от снега дорогу, привести в порядок огород, хозяйственные постройки, отопить и обеспечить водой дачу. Галя убирала в доме, вела собственное хозяйство и, как дочка и внучка татарского муллы, свято блюла мусульманские религиозные традиции. Надо отдать должное, что из всех генералов, проживавших за полвека на даче, самые лучшие и долговременные взаимоотношения, продолжающиеся до наших дней, у Жоры и Гали сложились с семьями Журавлёвых и Богдановых. На дачу мы обычно приезжали всей семьей в субботу на папиной машине и оставались ночевать. Как правило, водитель не уезжал, а также в выходные дни был вместе с нами, на ночь устраиваясь в гостевой комнате дачи. Папа говорил: Всё равно шоферу положено дежурить, чем он будет мучиться, ожидая вызова, в тесной комнате отдыха в гараже, пусть лучше побудет на свежем воздухе. Если папу в выходные дни экстренно вызывали, что не часто, но случалось, например на крупные пожары, служебная машина всегда была под рукой. Первым делом весной, пока ещё не сошел снег, отец обеспечивал доставку из конюшен конной милиции пары машин с навозом. Драгоценное удобрение сбрасывали с площадки у дачи на начало крутого спуска - дальше грузовик пройти просто не мог. Затем мы вместе с Жорой (конечно, основной тягловой силой во всех сельхозделах являлся этот мощный мужчина) на санях перетаскивали навоз вниз и заполняли им парники. Сверху наваливали прошлогодний перегной и закрывали застеклёнными рамами и соломенными матами, чтобы от перегоравшего навоза всё прогрелось. Едва начиналась хорошая погода, как папа, опять же вместе с Жорой, высаживал в парники проклюнувшиеся семена огурцов, редиски, салата и др. Так для себя и для друзей уже в мае мы получали самый ранний урожай аппетитных овощей. Но имевшиеся парники папе не очень нравились, поскольку находились в низине и прогревались солнцем недостаточно интенсивно. Тогда усилиями Жоры сделали новый парник на верхней площадке в солнечном месте около стенки ледника. Теперь и навозом новую теплицу стало легче наполнять и прогревалась она благодаря отраженному от стены теплу очень хорошо. Урожай в этом парнике всегда в два-три раза превышал то, что получали на нижнем огороде. Вторым любимым занятием отца, как известно, являлось выращивание яблонь. На участке было несколько захудалых деревьев да немного вишни. Постепенно папа завез больше десятка саженцев, которыми заняли все пригодные для этого места. Прошло полсотни лет, а эти яблони, посаженные и обихоженные руками моего отца, всё ещё цветут и плодоносят. По словам Жоры, никто из новых дачников за прошедшее время не посадил больше ни одного дерева. По воскресеньям и праздникам у нас устраивались жаркие сражения в домашний волейбол. На площадку с достаточно низко натянутой сеткой, чтобы дети и женщины свободно могли перебить мяч, выходили все, кто находился на даче. Конечно, активное участие принимали мы с братом, постепенно набиравшие силу игроки. Мама и папа старались, чтобы физически развить своих детей и самим 303 снять собственную гиподинамию. Непременно приглашались все остальные способные попасть по мячу рукой наши гости и родственники. Главной ударной силой, безусловно, являлся Жора, с которым всегда хотелось оказаться в одной команде. Если был шофер, то и он тоже непременно участвовал в игре. Команды обычно набирались неполные, по четыре-пять человек, но и площадка была несколько меньше стандартной, так как расширить её мешали некоторые естественные препятствия. Играли всегда азартно и весело, негласно соблюдая олимпийский принцип: главное не победить, а участвовать. Вечером начинались бильярдные бои. Если желающих погонять шары оказывалось много, то выстраивалась очередь и играли на вылет проигравшего, но и победитель имел право провести не больше двух партий подряд. Ни о каких ставках не было и речи. Я только потом узнал, что в бильярд любят играть на деньги. Иногда, если сходились принципиальные противники, заключался договор на под стол, то есть проигравший должен был пролезть под бильярдным столом. Помню, как-то раз и папа, под общее весёлое улюлюканье домашних болельщиков вынужден был совершить такой ритуал. Мне в ту пору исполнилось десять лет, а брату – двенадцать, и нам тоже очень хотелось поиграть в эту взрослую игру на бильярде. Сначала ничего не получалось и до слёз было обидно, когда кий, который из-за высоты стола приходилось держать на уровне плеча, беспомощно тыкал куда угодно, но только не посылал шар в нужную сторону. Однако достаточно быстро дело наладилось, и мы стали загонять шары в лузы не хуже больших дядей. Конечно, с точки зрения детей, на даче бывало скучновато, поскольку не находилось наших сверстников, как в посёлке на Удельной, с которыми можно было бы на равных поиграть. Мы даже конючили, что, может быть, лучше нам перебраться на другую дачу, расположенную где-нибудь в более людном месте. Но позднее я понял, чем привлекала отца именно эта одинокая дача: здесь не существовало никаких соглядатаев, навязчивых соседей, и можно было спокойно отдохнуть и расслабиться, побыть самим собой, не боясь того, что о бытовой жизни замминистра поползут какие-либо никчёмные слухи. Жора в этом отношении являлся надёжным кадром. Водители машины, два дяди Миши (Михаил Кузьмич Бреев и Михаил Фёдорович Харитонов), посменно возившие начальника, также не вызывали сомнений. Поэтому папа, приезжая в летнюю пору на дачу, немедленно раздевался до черных сатиновых трусов (никаких шорт и плавок тогда не существовало и в помине) и первым делом отправлялся на огород, посмотреть как там идут дела. Чего-нибудь подсыпал, поливал, подрезал, опрыскивал, получая от этого благостное удовлетворение и впоследствии вознаграждаясь неплохим урожаем для всех. В выходные дни на столе у нас непременно бывала бутылка водки. Мама, как врач, считала, что для нервной разгрузки после напряженной трудовой недели супругу необходимо было принять 100– 150 граммов любимого Российского напитка. Когда мы с братом подросли до соответствующего возраста, то тоже стали вместе с отцом поднимать воскресные рюмки. Понимая природную мужскую сущность подраставших сыновей, мама всегда говорила нам: Хотите выпить - пожалуйста, садитесь за стол, но только не делайте это 304 втихую и где-нибудь в подворотне. Действительно, получив такое воспитание, я часто удивлялся потом на других товарищей, которые торопились где-нибудь на ходу, впопыхах, в антисанитарных условиях (по Райкину), заглотить сто граммов спиртного, так как дома, в нормальной обстановке лишены были такой возможности. Чтобы скрасить наше детское одиночество, всегда старались привезти с собой на дачу знакомых, имевших сыновей и дочек нашего возраста, либо школьных товарищей. До сих пор мы вспоминаем с Лилей Серебряковой, как зимой лихо прыгали с крыши дачи в огромный сугроб, наметавшийся Жорой из снега, счищавшегося с площадки около дома. Но большую часть времени мы играли с братом вдвоем и, надо покаяться, иногда занимались небогоугодными вещами. Дело в том, что благодаря прекрасной экологической обстановке (такого термина раньше, конечно, не употребляли) на дачном участке развелось огромное количество лягушек. Невозможно было спуститься вниз к болоту, чтобы тебе не запрыгнула на ногу, особенно противно, когда на голую, достаточно неприятная для городского жителя зелёная земноводная тварь. Эти лягухи так нас достали, что мы принялись за их истребление. Что мы только с ними не вытворяли - вспомнить страшно. Но потом как-то враз одумались и полностью прекратили своё живодерство. Теперь вернёмся в столицу, хотя в соответствии с современными границами мы из неё и не выезжали, но тогда наша госдача находилась за городом. С квартирой в ту пору тоже произошли большие перемены. Ещё в своём письме в Алма-Ата папа сообщал супруге, что жильё, которое ему давали, временное, но пока других квартир нет и соглашаться приходится. Хозяйственники говорили, что будут ещё квартиры, но предлагали ждать 5-6 месяцев. Однако такой вариант в ту пору ни папу, ни маму совершенно не устраивал. [П.4, п.2]. Теперь силами военнопленных велось масштабное строительство небольших жилых домов коттеджного типа вдоль Хорошовского шоссе и в районе Песчаных улиц. Как-то мы поехали посмотреть предлагавшуюся нам квартиру на будущей улице Маршала Бирюзова. Здесь наша машина так застряла в строительной грязи, что мы даже не рискнули из неё выйти. С помощью пленных немцев тяжёлый Кадиллак вытолкали на ровное место, и мы только издали посмотрели на интересовавший нас дом, расположенный в глубине двора. Другую квартиру предложили в самом центре столицы на тихой тогда улице Белинского (ныне Никитинский переулок). Это место устраивало нас гораздо больше, так как рядом находились обе папины работы: Управление внутренних дел Московской области, как уже упоминалось, было на этой же улице, в соседнем строении, а Министерство внутренних дел к тому времени переехало на параллельную упомянутой улицу Огарева (ныне Газетный переулок). Интересна история нашего нового дома № 5 на Белинского, которая заслуживает специального отдельного описания вне рамок данной книги. Но кратко несколько слов сказать всё-таки необходимо. Это было построенное ещё до революции добротное кирпичное четырёхэтажное здание с красивым фасадом, сохранившимся до наших дней, и просторным подвалом. Видимо, при задумке о переезде МВД в 305 корпус на улице Огарёва кому-то из руководства пришла в голову гениальная идея объединить похожие по архитектуре шестиэтажные здания Министерства и Управления в единый комплекс в виде прямоугольной, вытянутой вдоль двух соседних улиц буквы “О”, для чего снести все ветхие жилые строения вокруг, кроме крепкого дома № 5 по улице Белинского, и затем на их месте построить недостающую шестиэтажную часть административных палат. Большому ведомству большой дом! Реализацию идеи начали с того, что, не выселяя жильцов, на упомянутом четырёхэтажном доме № 5 возвели один этаж, подогнав его по высоте за счёт высоких потолков и огромного чердака вровень с шестиэтажным зданием Управления. Однако дальнейшее строительство застопорилось оттого, что, как говорят, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Оказалось, что в соседних действительно ветхих двухэтажных жилых строениях, имевших трещины от земли до крыши и даже стоявших на подпорках, ютилось столько народу, что выселить всех в другие дома в то время не представлялось возможным. Например, в известной мне квартире, некогда занимавшейся одной семьёй, а затем ставшей коммунальной, сейчас набилось 27 жильцов, в распоряжении которых имелись общая кухня (правда, большая), одна ванна и, извините, единственный унитаз. В связи с тем, что неразумно возведенную над жилым корпусом надстройку оказалось невозможно использовать в административных целях, решили эту незавершенку переделать под жильё для начальства. В одном подъезде квартиры предоставили Богданову Н.К. и его заместителю по Управлению Щербакову М.П., а в соседний подъезд должны были въехать первый зам. МВД Серов И.А. и сотрудник органов (точно должность не знаю) Гаврилин. Поскольку предусматривалась определенная перепланировка несостоявшихся кабинетов в жилые помещения, кухни и санузлы, то для начала Иван Александрович, пользуясь своим начальственным положением, оттяпал от нашей квартиры одну комнату, что прекрасно видно на Плане 5-го этажа [А.15, док.1]. Мама, как женщина и домохозяйка, конечно, была огорчена этим обстоятельством, но папа кратко резюмировал: Перестань, квартира большая, нам хватит. Действительно, по тем временам это была настолько просторная, нестандартная и шикарная квартира общей площадью 202 кв. метра, что мы эту цифру боялись даже произносить вслух, понимая насколько нелепо выглядели бы при этом на фоне других москвичей, в большинстве своём проживавших в весьма скромных условиях. Это сейчас никакого ничем не удивишь, когда новые русские строят себе в Подмосковье многоэтажные коттеджи по 50-70 окон с общей площадью 300 и более квадратных метров, да в столице имеют огромные квартиры. А тогда о своих хоромах лучше было не болтать: молчание - золото. При необходимости мы пользовались официальными данными из ордера № 007455, выданного 27 февраля 1949 года Мосжилотделом Исполкома Моссовета, в котором было сказано, что Богданову Н.К. предоставлена четырехкомнатная квартира с жилой площадью 123,34 кв. метра для семьи из шести человек, состоявшей из главы семейства, его жены, двух сыновей, матери и тётки [А.15, док.2]. Надо сказать, что к этому времени брат отца Александр Кузьмич получил собственное жильё в Бескудниково на улице 800 лет Москвы и 306 перебрался туда вместе который вскоре женился. со своей семьей, включая сына Георгия, Всех наших многочисленных родственников, друзей и знакомых, кто побывал в Богдановской квартире на улице Белинского, всегда приятно поражали необычность, величественность и гармония обширного жилого помещения, достигнутые благодаря маминым трудам и заботам. С лестничной площадки, нетрадиционно освещавшейся сверху сквозь огромный стеклянный фонарь, через двойную высоченную дверь вы попадали в прихожую, где справа стояла пара отнюдь не шикарных вешалок и имелась ниша для хранения зимней одежды, прикрытая занавеской, ниспадавшей на сундук с запасом выдававшихся отцу форменных материалов. Слева на столике находилось доставшееся маме по наследству зеркало в оригинальной старинной деревянной оправе. Из прихожей посетитель попадал в просторный прямоугольный холл, где его неизменно убивали наповал четыре расположенные по углам величественные белые колонны, диаметром по сорок сантиметров каждая, эффектно подчеркнутые висевшими сзади них сплошными темнозелеными, под стать стенам, шторами, элегантно снизу от середины раздвинутыми в стороны с помощью подвязок. Справа у стены возвышалось огромное, почти до потолка, зеркало в светлой оправе и с небольшой тумбочкой, на которой в раздумье на краю скалы восседал чугунный Мефистофель. Слева стоял небольшой диванчик из гостиного гарнитура, а дальше уже знакомое нам пианино Музтрест с внутренностями фирмы Беккера, на котором бесполезно пытались обучить музицированию все поколения мужиков нашей семьи. За пианино до потолка возвышался вместительный книжный шкаф, снизу полностью забитый переплетенными подшивками (тогда это было модно) журналов “Огонёк”, “Крокодил”, “Пионер”. Освещение полутемного холла обеспечивали центральная трехрожковая люстра и два уютных двухрожковых бра, расположенных по бокам зеркала, как раз над парой кресел под стать диванчику. Между этим диванчиком и пианино двухстворчатая дверь вела в огромную столовую, выдержанную в палевых тонах. Просторная светлая солнечная комната выглядела очень пропорционально благодаря небывало высокому для жилых помещений потолку, составлявшему 4,5 метра. Посередине комнаты на толстом светлом ковре стоял овальный обеденный стол, за которым по многу раз побывало столько дорогих гостей! Справа в торце стола у стены богато смотрелся светлый нестандартный буфет, сработанный ещё рабами Казахстана. Правая сторона между входной дверью и буфетом была оформлена в виде небольшой гостиной: круглый стол и возле него диванчик, два кресла и мягкие стулья. Эту зону отдыха прекрасно дополняла большая пейзажная картина в солидной, покрытой бронзой раме. Слева от входа в углу стояли большие напольные часы с приятным низкого тембра получасовым звоном, а рядом через некоторое время прочно завоевал себе место любимец семьи телевизор. В центре левой стены находилась двустворчатая дверь в комнату родителей, которая также, как и вход из холла, была задрапирована светлыми солидными шторами из двух вертикальных и одного горизонтального полотнищ, подвешенных на широком деревянном карнизе, покрытом бронзой. На таких же карнизах висели тюлевые занавески на трех больших окнах, расположенных напротив входной двери. Красоту карнизов и всех 307 занавесей подчеркивал “позолоченный” бронзовой краской багет, охватывавший под потолком всю комнату по периметру. В пространстве между столом и окнами слева у стены стояла горка с посудой, а в центре чуть наискосок друг к другу размещались два громоздких раздвижных кресла, обеспечивавших ночной покой нашим гостям. К столовой примыкала комната родителей, имевшая такие же высоченные потолки в 4,5 метра. Со временем мама приобрела шикарный спальный гарнитур из карельской берёзы, составлявший основу интерьера этой комнаты. Напротив двери из столовой располагалась большая двуспальная уютная кровать с парой тумбочек по бокам, в которой и мы с братом любили поваляться и побороться. Слева вдоль стены чуть наискосок стоял трехстворчатый платяной шкаф из комплекта гарнитура, а около двери был ещё один некомплектный шкаф, предназначенный в основном для папиной амуниции. У служивых людей, тем более в генеральском звании, как известно, много места занимает военная форма одежды: повседневная, парадная, летняя, зимняя, шинели, меховой бекеш, сапоги, штиблеты, ремни и прочие атрибуты, включая сюда и несколько гражданских костюмов. Справа между двумя окнами разместилось трюмо с мамиными парфюмерными принадлежностями и обязательной фотографией первого сына, обтянутой черной лентой. Дальний угол у окна занимал небольшой гостиный гарнитур, состоявший из журнального стола, диванчика и двух мягких кресел. Ближний правый угол был отведен под папин кабинет, в котором стояли двухтумбовый письменный стол с креслом и книжный шкаф. Центральную часть шкафа занимали собрания сочинений Ленина (4-ое издание) и Сталина, а также произведения других партийных классиков. Правая сторона была отведена под папины учебники и книги юридического содержания. Слева все было забито маминой медицинской литературой. Левая тумба письменного стола также являлась маминой, и в ней осели многие наши бытовые бумаги и письма, в которых я теперь с интересом разбираюсь. В правую папину тумбу стола мы с братом очень любили потихоньку лазать. В верхнем ящике хранились ордена и медали отца, которые так интересно было потрогать и позвенеть, орденские колодки, новые генеральские погоны и другие военные штучки. В среднем ящике лежали упоминавшиеся ранее три пистолета - наградной ТТ, трофейный немецкий и маленький браунинг – и коробочки с патронами к ним, а также разные другие принадлежности. Следующий ящик заполняли коробки с разноцветными гильзами для охотничьих ружей - тоже интересные для нас игрушки. Тут же находилась и коробочка с капсюлями, а дробь в тяжеленном мешочке, чтобы не поломать ящик, положили в папин платяной шкаф. На этом же шкафу лежали в чехлах и три охотничьих ружья - два двуствольных, а третье трехствольное, с нижним нарезным стволом. Насколько я помню, за недостатком времени на охоту папа так ни разу и не собрался, возможно даже с того самого памятного января 1938 года, когда на него было совершено покушение. Однако охотничьи припасы по привычке хранил, не отдавал и не выбрасывал, считая, видимо, что со временем его сыновья станут эти делом интересоваться. Кстати, в сундуке у нас хранилась добытая когда-то отцом на охоте рыжая лисица. Но мама это хорошо выделанное украшение никогда не носила - в моде были чернобурки. Трехствольное ружье папа потом подарил старшему сыну Владимиру, но не для стрельбы, а для украшения настенного ковра, а два других 308 кто-то брал поохотиться, да так и не вернул. В самом нижнем ящике письменного стола накапливался хорошенький инструментик, который папа приобретал по случаю: отвёртки, в том числе часовые, пассатижи, кусачки, молоточек, напильники, надфели и прочее. При необходимости мы всё это использовали для выполнения тонких работ, а для повседневного применения в кладовке имелся набор обычного инструмента. Интересно, что только после смерти папы, разбираясь в этом столе, мы обнаружили несколько коробочек с глазными протезами, которые раньше нам никогда не попадались. Видимо, отец тайну своего потерянного глаза оберегал более тщательно, чем имевшееся у него личное боевое оружие. Но продолжим путешествие по нашей замечательной квартире. Из холла маленький коридорчик мимо кладовки, на полках которой хранился упоминавшийся только что рабочий инструмент и масса других нужных и ненужных вещей, вёл в большущую квадратную кухню площадью около 20 кв метров. Потолки на этой северной стороне дома были ниже, чем в южных комнатах, но все равно составляли три с половиной метра. Главным достоинством кухни являлся круглый обеденный стол, за которым, чуть потеснившись, могли уместиться человек двенадцать. В связи с этим вся наша семья в повседневной жизни всегда питалась на кухне, а в столовой накрывали только по праздникам и к приходу именитых или многочисленных гостей. Как было принято в старых домах, из дальнего угла кухни имелся выход на черную лестницу, которая вела во двор, чтобы не таскать помойные ведра через парадный вход и по улице. Мусоропровода в доме не было так же, как и горячей воды, к чему мы за много лет вполне привыкли. К кухне примыкала небольшая комната для домработницы, через окно которой по построенному позднее пожарному балкону легко было попасть на крышу. Лазать туда в зимнюю пору случалось часто, поскольку из-за неудачно сделанной, а впоследствии ставшей ветхой кровли без конца приходилось очищать крышу от снега и льда, чтобы избежать многочисленных протечек и пятен на потолках. Справа в середине холла около зеркала находилась дверь в нашу с братом комнату. Два одинаковых канцелярских письменных стола у окон, трюмо между ними, две одинаковые никелированные кровати справа и слева у стен, платяной и книжный шкафы - вот и вся достаточно спартанская обстановка мальчиковой комнаты той поры. В 1960 году с доброго согласия брата эту жилплощадь заняли мы с женой Людмилой, и тогда интерьер семейного помещения под женским влиянием пару раз изменялся. За дальними колоннами холла и шторами скрывался маленький коридор, из которого две двери прямо вели в туалет и ванную с газовой колонкой, а направо имелся вход ещё в одну небольшую комнату, являвшуюся фактически гостевой. Выход налево из этого коридорчика был замурован в связи с тем, что, как уже говорилось, одна комната из секции нашего подъезда отошла к семье Серовых [А.15, док.3]. Вот в этой квартире прожили мы ровно сорок лет. Сколько радости и печали здесь видели! Какое огромное число родственников, друзей, одноклассников, однокурсников, сослуживцев, знакомых у нас побывало! Всем находились приют, угощение и доброе слово. Сколько 309 праздничных дат, юбилеев, дней рождения, свадеб, защит диссертаций, награждений и других радостных событий, а также, увы, поминок мы здесь отметили. Действительно, как я её назвал, отдельная коммунальная квартира. У нас даже ключи от входной двери никто с собой не носил - приходили и давали два звонка (значит свой), кто-нибудь да откроет. Надо отметить, что ещё когда мы жили на улице Чкалова, мамина двоюродная сестра Александра Васильевна Евстюгова привела к нам молодую девушку Любу, рекомендовав её в качестве домработницы. Мама с радостью согласилась, поскольку Шурочки собирались переезжать на собственную квартиру, а перспектива стоять у плиты вместо нашей кормилицы Александры Неофитовны маму совершенно не устраивала. Так, в нашем доме появилась заведующая хозяйством, которая в соответствии с традициями Богдановской семьи, не рассматривалась в качестве прислуги (подай, прими, пошла вон!), а стала как бы родственницей, но с определенным кругом оговоренных обязанностей и зарплатой. В квартире на Белинского бабушку Анну Леонтьевну, которая день ото дня начала слабеть, поместили в комнату, предназначавшуюся для домработницы, чтобы её, с одной стороны, меньше беспокоили, чем в больших комнатах, а с другой стороны, чтобы она находилась всё время под присмотром и при необходимости могла позвать на помощь, так как на кухне всегда кто-нибудь бывал. В связи с этим тётя Лиза и Люба поселились в маленькой комнате около ванной. На улицу Белинского мы переехали в марте 1949 года, когда учебный год в школе, в общем-то, близился уже к завершению, и мама хотела, чтобы я четвёртый, а брат шестой класс доучились оставшиеся полтора-два месяца без перехода в другую школу. И вот нас снова по утрам стали подбрасывать на машине в район школы по тому же маршруту, по которому три года назад мы ездили из гостиницы Москва: Манеж–Красная площадь–Москворецкая набережная– Большой и Малый Устьинские мосты–набережная Яузы. Из школы нас часто забирала мама, и мы ехали на машине или городским транспортом. Но, помню, иногда возвращался самостоятельно домой пешком. Брёл неспешно вдоль гранитной набережной, сначала Яузы, а потом Москвы-реки, поплёвывал через парапет в мутную городскую воду и совершенно не обращал внимания на огромное жёлтое здание военной академии, в которой мне оказалось суждено будет проработать много лет. 28. ЗАМЕСТИТЕЛЬ МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР В те годы, когда Богданов Н.К. работал в руководящем составе Центрального аппарата внутренних дел СССР, с 1946-го по март 1953 года, это министерство представляло собой огромную махину, по большей части занимавшуюся не столько вопросами охраны правопорядка в стране, сколько силами заключённых выполнявшую задачи промышленно-производственного и сельскохозяйственного предназначения. Перечислим на вскидку, для примера, лишь некоторые крупные направления деятельности данного ведомства. Строительство по всему Союзу железных и шоссейных дорог, широкомасштабное промышленное строительство, возведение и эксплуатацию горнометаллургических и нефтеперерабатывающих предприятий, 310 строительство гидротехнических сооружений и прокладка судоходных каналов, разведка и эксплуатация месторождений цветных и редких металлов, добыча угля, золота, платины, тория, слюды, асбеста и других полезных ископаемых, заготовка и переработка леса, производство (для самообеспечения лагерей) сельскохозяйственной продукции, рыбная ловля и т.д. и т.п. К этому следует добавить ещё участие в реализации атомного проекта. В связи с возникновением и развитием в составе МВД СССР ряда крупных промышленных предприятий, руководство которыми требовало систематического контроля и наблюдения за правилами осуществления технической политики, внедрения новой технологии и новой техники, а также для улучшения технического руководства возросшими объемами работ и необходимостью организации постоянного обмена опытом между Главками, в этом ведомстве пришлось даже организовать совершенно ему не свойственный Технический совет (вместо более полезного для дела Юридического совета) [Л.7, стр. 52-72]. В Советской стране в период сталинского правления всё время шла подмена одних понятий другими: МВД работало вместо промышленных и сельскохозяйственных министерств, МГБ выполняло внутренние задачи, партийные работники брали на себя хозяйственные функции, оттесняя административных руководителей, и так далее. Причём заметим, что силами Министерства внутренних дел выполнялись просто колоссальные объёмы работы. Как, например, с гордостью рассказал мне профессиональный строитель Комягин А.Т., в разгар возведения Куйбышевской ГЭС, которая в пятидесятые годы, в отличие от упоминавшейся нами довоенной, строилась теперь на правильном месте, суточная производительность земляных работ достигала 1 млн куб. метров. При этом бетона укладывалось 520 тыс. кубометров в сутки, да в каждый кубик раствора уходило ещё по 130 кг предварительно напряжённого металла [Б, 23]. Даже неспециалиста такие цифры впечатляют. Вот вам преимущества так называемого социалистического способа производства. В этих условиях от занятого напряжённой трудовой деятельностью Министерства внутренних дел в ведение всегдашнего его коллеги - Министерства госбезопасности – по решению верховного руководства передавались многие, тоже порой несвойственные тому ведомству функции. Так, совместными приказами из МВД в МГБ были переданы внутренние, потом и пограничные войска, транспортная, а затем и вся милиция, специальные объекты (правительственные дачи) в Крыму, правительственная связь, Государственное хранилище ценностей (Гохран), Главное управление по оперативному розыску (борьбе с бандитизмом), что по своему характеру больше подходило для внутренних дел, но перегруженному производственными задачами министерству оказывалось просто уже не под силу охватить. Помню, что в те годы многие МВДевцы, в том числе и мой отец, часто обижались на МГБистов за то, что, например, наше ведомство только построит жилой дом для своих сотрудников, как по меньшей мере половину площади тут же отбирают для удовлетворения нужд работников госбезопасности. Кстати, как раз в те годы вдоль магистральных улиц были построены добротные сталинские жилые дома, квартиры в которых и в наши дни котируются достаточно высоко. Возводились и знаменитые высотки - Университет на Ленинских (ныне Воробьёвых) горах, Министерство иностранных дел 311 на Смоленской площади, Министерство путей сообщения у Красных Ворот, жилые здания на площади Восстания и на Котельнической набережной. Практически везде использовался труд заключённых. В декабре 1949 года Сталин вызвал из Киева Н.С.Хрущева и сделал его секретарём Московского комитета партии и Центрального Комитета. Какова была цель этого перемещения? Как пишут историки, вождь народов рассчитывал, вероятно, несколько сбалансировать расстановку сил в Политбюро и использовать Хрущева для проведения предстоящей чистки [Л.26, т.2, стр. 62]. Но о причинах и последствиях этой сталинской задумки поговорим несколько позднее. Пока же напомним, как выдвинулся на руководящую партийную работу этот энергичный функционер, вместе с которым с 1949 по 1952 год пришлось работать по решению хозяйственных вопросов и заместителю министра - начальнику УМВД Московской области Богданову Н.К., поскольку в это время он, как отмечалось ранее, уже являлся членом бюро Московского Комитета партии, участвовал в пленума МК и МГК ВКП(б). В литературе описано, что когда в начале тридцатых годов жена Сталина Надежда Аллилуева некоторое время училась в Промышленной академии, то установила хорошие товарищеские отношения со своими однокурсниками, сумев растопить лёд недоверия к ней как к ближайшей подруге великого вождя. Вот от этих-то честных и правдивых людей она впервые узнала о действительном, неприглядном положении дел в стране, о чём совершенно не догадывалась, постоянно проживая за Кремлёвскими стенами. Полученной неутешительной информацией она поделилась со своим мужем. Сталин потребовал, чтобы супруга назвала ему имена осведомителей. После некоторых препирательств и раздумий Надежда Сергеевна сдала своих товарищей по учёбе, отметив при этом, что только один человек не ругал сталинские порядки. Это был секретарь парткома Профакадемии Н.С.Хрущев (настоящая фамилия Перлмуттер [Л.39, стр.59]). Ясно, что после выяснения всех обстоятельств дела вождь повелел арестовать всех врагов народа, а верноподданного Хрущева, ещё до завершения им учёбы, выдвинул на руководящую партийную работу. В январе 1931 года он был назначен секретарём Бауманского, а потом Краснопресненского райкомов города Москвы. К 1932 году Хрущев Н.С. стал вторым, а затем первым секретарём Московского горкома и вторым секретарём обкома партии. В 1934 году на ХVII съезде партии он был избран членом ЦК. После перехода Кагановича Л.М. из Московской партийной организации на руководство транспортом, в 1935 году Хрущев Н.С. оказался вместо него первым секретарём Московского областного и городского комитетов партии и работал на этих должностях до начала 1938 года, когда его перебросили для наведения соответствующих порядков первым секретарём ЦК Компартии Украины [Л.32, стр.470]. С прибытием Хрущева в Киев сместили с должности наркома внутренних дел старого чекиста Балицкого В.А., сдерживавшего беззаконные аресты, а на его место назначили Серова И.А. После этого репрессии на Украине приобрели массовый характер [Л.33, стр.134]. Так что всё это время Хрущев Н.С., будущий могильщик ставших нам теперь частично известными великих сталинских дел, верно служил своему Хозяину, отнюдь не претендуя на ведущую роль в когорте ближайших сподвижников вождя. В главе 11 настоящей книги 312 нами уже отмечалось, что при проведении Операции прикрытия Хрущев Н.С. оказался первым среди тех, кто лихо отрапортовал, что им в соответствии с указанием ЦК подготовлены списки лиц, подлежавших репрессиям, и не прочь был ещё увеличить контингент этих несчастных. С 1938 года, став первым секретарём ЦК Компартии Украины, верный сталинец усилил проведение жесточайшей расправы над врагами народа. Для чего же теперь понадобился Сталину его выдвиженец? Поговорим по этому вопросу в следующей главе. В те годы руководящие работники Центрального аппарата трудились в соответствии с так называвшимся сталинским распорядком дня. Известно, что вождь любил работать по ночам, а утром вставал поздно. В соответствии с таким режимом вынуждена была находиться в действии и вся руководящая столичная бюрократия. Распоряжением министра внутренних дел от 9 апреля 1946 года начало работы в ведомстве устанавливалось с 10 часов 30 минут утра, время же окончания не определялось [Л.34, стр.23]. Только с 27 ноября 1952 года, когда Хозяин стал физически хуже себя чувствовать и пораньше начал уезжать на дачу, представилась возможность официально в МВД установить следующий распорядок рабочего дня: вольнонаёмный и средний начсостав работал с 10.30 до 20 часов с перерывом на обед на один час. Руководящее звено, включая начальников Главков, Управлений и Отделов, должно было находиться в своих служебных кабинетах с 10.30 до 24 часов с перерывом на обед с 17.30 до 20.30. По субботам и в предпраздничные дни рабочий день для всех сотрудников заканчивался в 17 часов [Л.7, стр. 70]. Во всяком случае прекрасно помню, как в эти годы работал отец. Утром он вставал после девяти часов, брился, мылся, завтракал и к половине одиннадцатого отправлялся на службу. Если мы с братом учились в первую смену, то к началу уроков, тихо, чтобы не шуметь и не потревожить папу, топали в школу. Если наши занятия проходили во вторую смену, то имелась возможность утром кратко повидаться с отцом. Вечером с работы папа обычно возвращался часов в шесть, и вот тут мы его терпеливо дожидались (если задерживался), чтобы всей семьёй, включая любых пребывавших у нас в тот момент домочадцев, дружно сесть в кухне за обед. Это был, можно сказать, святой час доброго общения, который неукоснительно соблюдался на протяжение многих лет. К этому распорядку мы так привыкли, что когда я после окончания школы пошел учиться в высшее учебное заведение, а потом работать, то был искренне удивлен тем, что люди обычно обедают в дневное время, а не как мы - вечером. После совместного обеда папа ложился отдохнуть и спал часов до девяти вечера, а мы строго блюли тишину. Потом отец вставал и вновь отправлялся на работу. Как говорила мама, домой он приходил в 2 или 3 часа ночи, а то и под утро. Конечно, такой долговременный ненормальный режим, с учётом других постоянных служебных нагрузок, постепенно расшатывал нервную систему, и потому в домашней обстановке отец иногда мог вспылить, резко ответить, повысить голос, даже обозвать как-нибудь (но без мата!). Он никогда официально не извинялся за свою несдержанность, но уже через пять минут после инцидента подходил к тебе и, как ни в чём не бывало, спокойным голосом что-нибудь спрашивал или говорил, как бы заглаживая свою вину. Хорошо представляя себе, что 313 работа у папы была очень напряжённая, мы старались с пониманием относиться к вспышкам его гнева, считая это просто за необходимую организму нервную разрядку. Но однажды за такой прецедент мама устроила своему супругу хорошую выволочку. Как-то в праздник Первого мая после успешного окончания парада и демонстрации отец пришёл домой, мы вместе пообедали, он немножко выпил, и после отдыха решили поехать на дачу. Всей семьёй сели в машину и с улицы Белинского выехали на улицу Горького (ныне Тверскую), чтобы добраться до своего райского уголка. Однако оказалось, что по центральной магистрали столицы, пользуясь хорошей погодой, гуляло столько народу, что кроме тротуаров была сплошь заполнена вся мостовая, и машины, непрерывно бибикая (тогда подача звуковых сигналов в городе не была запрещена), еле-еле пробирались в толпе гулявших. Папа забеспокоился - всё-таки он тогда отвечал за соблюдение общественного порядка в Москве. Надо сказать, чтобы перекрыли движение транспорта, - произнёс отец и попросил шофера остановиться около телефона-автомата. Дядя Миша подрулил к тротуару где-то в районе Советской площади. Папа вышел из машины и позвонил дежурному по Управлению МВД, дав необходимые указания. Когда он возвращался к машине, то неожиданно столкнулся с постовым милиционером, который спокойно прогуливался вдоль улицы. Отец остановил его и сказал: Я позвонил, чтобы перекрыли движение, а вы проследите и позвоните дежурному по городу ещё раз как будет обстоять дело. Но рядовой милиционер, не знавший начальство в лицо, вполне законно поинтересовался, на каком основании ему даётся такое указание. Вместо того чтобы представиться и предъявить свои полномочия (что, правда, и у современного нашего начальства отнюдь не принято, будто все их и так должны чуять), Богданов Н.К. вдруг вскипел и резко произнёс: Тебе сказано выполняй! - и грубо сунул под нос оторопевшему постовому своё служебное удостоверение. Милиционер отдал честь и сказал: Слушаюсь, а отец открыл дверцу и уселся на сиденье. Всё это мы прекрасно видели и слышали через окно машины. И тут при всех нас мама вдруг накинулась на своего начальствующего супруга: Коля! Какое ты имеешь право кричать на человека? Папа пытался что-то пробурчать в своё оправдание, но мама его перебила: Откуда он знает, кто ты такой? Ты что, не мог объяснить ему всё нормально? Зачем оскорблять человека! Дальше ехали молча. Но с тех самых пор в дни праздников по вечерам улицу Горького (ныне Тверскую) стали традиционно перекрывать от движения транспорта, чтобы ничто не мешало народному гулянию. Кстати, уж если вспоминать о праздниках, то следует сказать, что Богданов Н.К. как начальник Управления МВД Московской области в полной мере отвечал за порядок в столице и её окрестностях особенно в дни проведения парадов и демонстраций трудящихся 1 мая и 7 ноября. Мы загодя всей семьёй помогали отцу привести парадную генеральскую форму в порядок. Мама утюжила мундир и брюки, а мы с братом начищали папины ордена и сапоги. Сейчас, когда военная форма стала более удобна и демократична, немногие вспомнят, сколь тяжела и неповоротлива была парадная одежда тех лет: обтягивавшие икры ног галифе, сапоги с жёсткими голенищами (бутылками), плотно сидевшие мундиры с негнувшимися из-за погон плечами и жёстким стоячим воротником, расшитым пазументами, отяжелённая наградами 314 грудь и золотым поясом охваченный живот. Выходцы из Первой конной армии, стоявшие после войны во главе Советских Вооружённых Сил, никак не могли расстаться со своими стародавними привычками, и потому в число атрибутов парадной генеральской формы входили шпоры и шашка в хромированных ножнах. Как бы сказал юморист: Вы никогда не пробовали упакованным в мундир, со шпорами и шашкой сесть не на коня, а в кабину автомобиля? В таком виде, дополненном в прохладные дни 7 ноября ещё парадной шинелью, отец, засупоненный с нашей помощью, отправлялся часов в 8 утра обеспечивать порядок в городе. Домой возвращался после окончания демонстрации, которая обычно продолжалась до часу дня, и принятия докладов о том, что всё прошло благополучно. Мы помогали отцу разоблачиться, особенно стянуть с отёкших за несколько часов стояния ног бутылочные сапоги со шпорами. Нам папа несколько раз приносил пригласительные билеты на Красную Площадь, и наша троица, мама вместе со мной и братом, тоже принимала парады и приветствовала демонстрации. Хотя от нашего дома до гостевых трибун, расположенных по бокам Мавзолея, было пять минут хода, пройти через все кордоны, где стояли войска, не представлялось возможным. Поэтому за нами приезжала папина машина с пропуском и нас подвозили к Александровскому саду, откуда мы дальше следовали пешком. Без пяти минут десять видно было как под слабо звучавшие на открытом воздухе аплодисменты трибун, по лестнице на Мавзолей поднимался Сталин, а вслед за ним, чуть поотстав, двигались верные соратники. С учётом моего детского роста между головами впереди стоявших взрослых движение войск перед трибуной обычно не очень хорошо оказывалось видно - только в какую-нибудь дырочку да общим планом вдали. Через два с лишним десятка лет в 1971 году и мне посчастливилось в звании инженермайора стать участником Октябрьского парада войск Московского гарнизона и, протопав перед Мавзолеем со стоявшими на нём уже другими правителями страны, получить благодарность от Министра обороны за отличную строевую выучку, высокую дисциплину и организованность [А.15, док.4]. Мой брат в таких парадах участвовал четыре или пять раз. Но прямо скажу своё мнение: по телевизору подобное мероприятие смотреть гораздо удобнее и спокойнее. В праздничные дни, как правило, либо мы ходили в гости, либо знакомые и родственники собирались у нас дома или на даче. В круг общения, как уже упоминалось ранее, входили бывшие алмаатинцы Огольцовы, Бабкины, Головковы, Харитоновы, Тихоновы, из новых москвичей особенно часто бывали Серебряковы, а из родственников – Ершовы, Евстюговы. Нередко из Риги наведывался друг юности родителей Аллахвердов С.А., и тогда у нас за столом собиралось четыре Сергея: Сергей Иванович Огольцов, Сергей Григорьевич Серебряков, Сергей Аркадьевич Аллахвердов и Сергей Прохорович Ершов. Нам, детям, пока не подросли, накрывали отдельный стол, чтобы мы не мешали взрослым. Хотя материально мы жили достаточно неплохо, но, когда бывали в гостях у Огольцовых, мне казалось, что мы просто бедняки - такая там была обстановка, угощение, конфеты. По-моему, именно Раиса Сергеевна Огольцова являлась главной заводилой при поездках по спецбазам и магазинам с целью приобретения необходимых вещей. Как 315 пишут историки, после войны для генералитета были восстановлены (на самом деле, они всегда существовали) закрытые магазины, пошивочные мастерские, где они и их семьи могли производить закупки по самым низким ценам [Л.26, т.2, стр.40]. Отправив своих руководящих мужей на службу, жёны созванивались между собой и договаривались о поездке. Потом обращались к своим мужья по телефону с просьбой прислать свою служебную машину, чтобы съездить по хозяйственным делам - совершить на общественном трамвайчике такой выезд не представлялось возможным. Иногда каждая из высокопоставленных дам ехала на своей машине, порой объединялись вместе на одной из выпрошенных у не собиравшегося выезжать по служебным делам мужа. Надо отметить, что на автомашинах ряда руководящих работников тогда имелись правительственные гудки, представлявшие собой две удлиненные хромированные дудки, устанавливавшиеся на переднем бампере перед радиатором. Они издавали низкий трубный звук. Едва завидев машину с гудками, инспектора милиции немедленно включали зелёный свет, ну а если был подан звуковой сигнал, то вообще сходили с ума, обеспечивая беспрепятственный проезд. Как говорили наши водители, некоторые жёны обожали покрасоваться в таких машинах и погудеть, чтобы все немедленно расступились. На Кадиллаке, возившем в ту пору Богданова Н.К., также имелись правительственные гудки. В связи с этим моя мама не любила на этой машине ездить одна или вместе с нами без папы, так как считала, что не она же являлась руководящим работником. А так как на базы и в магазины вместе с подругами надо было как-то попадать, то родители пришли к такому решению. Пользуясь тем, что Богданов Н.К. сидел на двух стульях и ездил на министерской машине, он из гаража Управления выделил в мамино распоряжение ту машину, на которой ездил бы сам, занимай он одно только кресло московского руководителя. Конечно, это было излишне шикарно, но зато теперь машина с правительственными гудками оставалась в покое от частных поездок, а маме и нам гораздо удобнее и проще стало кататься по собственным делам на своём скромном Мерседесе (точно таком, как у Штирлица в Семнадцати мгновениях весны). Именно в то время была куплена вся обстановка и приобретено то ценное, что имелось в нашей квартире и сохранилось до нынешних дней. Потом стало просто не до того. Интересно, что в индивидуальных поездках по злачным местам Р.С.Огольцову частенько сопровождал мой будущий тесть Ф.В.Лебедев, который работал в Главном управлении охраны правительства МГБ и занимался вопросами продовольственного обеспечения и организации отдыха всей правительственной верхушки, начиная со Сталина и членов Политбюро. Хочется отметить ещё некоторые моменты, характеризовавшие отношение моего отца к предоставлявшимся номенклатурному работнику благам. Раз уж речь зашла о служебной машине с гудками, то приведу один случай, который много раз вспоминал мой двоюродный брат Гога. Как-то мы все были на даче. И вдруг обнаружилось, что забыли чтото нужное дома. Папа попросил Гогу съездить на его машине к нам домой и привезти эту вещь (я запамятовал, что именно). Выехав за ворота, Гошка подмигнул шофёру Михаилу Фёдоровичу и предложил прокатиться с ветерком. Водитель не возражал и, выехав на Волоколамское шоссе, надавил на правительственный гудок. По 316 зелёной улице светофоров машина, словно выполняя срочное специальное задание, за пять минут долетела до улицы Белинского. Там Гога взял то, что было нужно, и таким же порядком лихие наездники мигом возвратились на дачу. Когда племянник с гордостью сообщил дяде Коле, что его задание выполнено, папа сразу почуял, что здесь что-то не то: слишком уж быстро вернулись посланцы. Вы что, “с гудком” ехали? - поинтересовался Николай Кузьмич. Врать было бесполезно. Ох и дал же мне тогда чёсу дядюшка! - теперь уже со смехом частенько вспоминал мой двоюродный брат. Попало и водителю, но главный гнев обрушился всё-таки на Гогу, поскольку он не проявил элементарной скромности, а наоборот, стал инициатором неоправданной шумной езды, которая не могла не обратить на себя совершенно ненужное внимание со стороны соответствующих служб города. Как номенклатурному работнику Богданову Н.К. полагалось так называемое кремлёвское питание. Однако папа сказал, что в магазинах всё необходимое есть, а в нашей семье имеется домработница, которая в состоянии приобрести требуемые продукты. Каких-либо излишеств нам не требовалось, и потому глава семьи отказался от спецснабжения. Однако это явилось, видимо, нарушением общей субординации, поскольку таких дурных, кто отказывался бы от причитавшихся им благ, больше не нашлось. Через некоторое время к нам приехал начальник ХОЗУ МВД майор Величко Н.Ф., который стал уговаривать Нину Владимировну, чтобы она согласилась делать продуктовые заказы в системе спецобслуживания. Помню, этот дядька так долго уговаривал и умасливал мою маму, что я начал совершенно серьёзно по-детски ревновать. Они даже не присели, а разговаривали в дверях кухни стоя. Поймите, мне ведь всё равно выдают на замминистра Богданова полагающиеся ему продукты, - напирал на то красневшую, то бледневшую женщину (что и приводило меня в смущение) энергичный интендант. - Куда мне их прикажете девать? Но мама твёрдо стояла на своём: Николай Кузьмич не разрешил - значит всё. Не могу же я поступать вопреки его словам. Не знаю, чем бы завершился этот длинный разговор (я уже готов был, чтобы защитить маму, наброситься на этого настырного военного с кулаками), если бы в дело не вмешалась домработница Люба. Девушка прекрасно понимала, что либо ей придётся каждый день толкаться в очередях в магазинах, либо продукты без особых хлопот станут привозить на дом. Она предложила: Николаю Кузьмичу пока ничего не говорить, а просто попробовать, что из всего этого снабжения получится. На том и порешили. Теперь два раза в неделю Люба или мама звонили в стол заказов и просили привезти только самые необходимые продукты. На следующий день доставляли пакет, за который тут же расплачивались. О том, что папа действительно не знал о состоявшейся закулисной сделке, говорит такой случай. Когда в 1955 году Богданов Н.К. вновь возвратился работать в Москву, он в связи с несколько ухудшившимся материальным положением нашей семьи теперь не стал отказываться от спецснабжения. И вот как-то за обедом, с удовольствием обгладывая ножку от курочки, он сказал: Надо же, какие хорошие продукты, а я столько лет не соглашался их получать. Мы все дружно рассмеялись и тогда рассказали обманутому папуле, как вопреки его указанию был решён вопрос со спецснабжением в недалёком прошлом. 317 И в Четвёртое главное управление при Министерстве здравоохранения СССР, обслуживавшее элиту, Богданову Н.К. был выдан пропуск. Но лечился отец всё-таки всегда в своей ведомственной поликлинике МВД на улице Петровке. Когда Николай Кузьмич болел, то к нему на дом в качестве лечащего врача обычно приезжал главврач поликлиники В.М.Наумов. Опытный терапевт, он внимательно выслушивал больного, измерял давление, выписывал рецепты и тихим голосом давал рекомендации по лечению, а потом, не спеша, под душевный разговор с мамой на дорогую ей медицинскую тему, выпивал коньячку и уезжал заниматься своей работой дальше. Мы с братом продолжали учиться в 135 мужской средней школе. Вова оканчивал десятый класс в 1953 году и котировался в качестве претендента на золотую медаль. Я отставал от него на два года и тоже занимался неплохо. Надо отметить, что послевоенные старшие классы были малочисленны, но в них учились крупные и дружные ребята. Последним из когорты высокорослых парней (позднее таких стали называть акселератами) был как раз класс брата, а потом уже шла наша шумливая мелкота. Мама опять активно работала в родительском комитете школы. С целью получения средств, необходимых для помощи нуждавшимся или решения других проблем, устраивали благотворительные концерты силами родителей-артистов, чьи дети учились вместе с нами. Частым гостем бывал у нас детский писатель С.Михалков, который, видимо по старой памяти, подарил ещё одну свою книжку избранных стихов Глубокоуважаемому генераллейтенанту Николаю Кузьмичу Богданову, вернее его сыновьям. 3.6.1948. Москва [Л.35]. Приближалась пора, когда следовало определять свою дальнейшую судьбу и... влюбляться. На первый вопрос у нас с братом имелся однозначный ответ: будем военными, как папа. В принципе оба хотели поступить в авиационное училище, прикидывали, какое лучше выбрать. Увлечённый одним из энтузиастов, я даже записался в аэроклуб в парашютный кружок. К сожалению, повисеть под куполом удалось мне всего два раза, так как в то время при игре в футбол повредил себе колено и потому пришлось отказаться от прыжков, поскольку при ударе об землю в момент приземления нагрузка на ходули оказывалась достаточно ощутимая. Меня иногда спрашивают, не предлагал ли отец своим сыновья направиться по его стопам, то есть, окончив соответствующую офицерскую школу, пойти работать в систему внутренних дел или госбезопасности? Могу однозначно сказать, что нет. Проработав много лет в государственном механизме, отец прекрасно видел, какие взлёты и падения здесь происходили, как легко слетали головы, на себе почувствовал смертельное дыхание выстрела, направленного ему в висок - и потому не желал нам такой коварной судьбы. Я уже говорил, что много раз слышал, как папа произносил как бы в раздумьи непонятные мне в ту пору слова: Что творят! Что творят! Отец никогда не вёл с нами воспитательные или душеспасительные беседы - его пример, образ жизни, отношение к работе и людям служили для нас лучшим ориентиром. Мы с братом знали одно: нам необходимо учиться и вести себя так, чтобы не подвести ни папу, ни маму, всего добиваться собственными знаниями и трудом. Как-то однажды папа всё-таки сказал мне: Никогда в своих делах на меня не ссылайся и не рассчитывай. Вот есть у тебя брат - вместе с ним и 318 решай все вопросы. А я - сегодня начальник, а завтра - неизвестно ещё что будет. Последние слова буквально поразили меня. Мне казалось, что положение отца незыблемо и так будет продолжаться вечно. Но раз отец сказал - значит так и надо поступать. Положа руку на сердце, могу поклясться, что во всей своей жизни никогда не пользовался для извлечения каких-либо собственных выгод его именем, а тем более положением. Был, правда, в юности один случай, к которому меня принудили. С двоюродными сёстрами Тамарой и Галей, а также Галиным мужем Валентином вчетвером мы поехали на Ленинские горы полюбоваться видом на Москву и зданием Университета, строительство которого завершалось. Валентин, как горный инженер, окончивший геофак МГУ, принимал участие в налаживании скоростных лифтов в главном корпусе этого учебного комплекса. Он предложил мне прокатиться на новой, невиданной ещё тогда подъёмной технике. По какому-то старому пропуску мы проникли в высотное здание и забрались в лифт. Сначала ездили вверх-вниз просто так, приятно ощущая нараставшее и снижавшееся ускорение, которое всегда немного будоражит нервы. Потом Валентину вздумалось продемонстрировать мне, как они испытывали технику в аварийных ситуациях. Бывший наладчик стал энергично нажимать кнопки вверх-стоп-вниз, демонстрируя надёжность советских лифтоподъёмников. Очевидно, гдето в центральной пультовой заметили наши нештатные судорожные дёргания и выслали туда дежурного вместе с нарядом милиции. Во время одной из остановок на этаже нас взяли и доставили в комнату милиции. Началось выяснение обстоятельств нашего хулиганства. Но Валентин после некоторых попыток самому выпутаться из неприятной ситуации, показал на меня и предложил: Пусть он лучше скажет, кто его отец. Я пробовал сопротивляться, что мол это не имеет отношения к делу, но теперь уже милиционеры вплотную приступили ко мне, требуя сообщить заинтересовавшую их информацию. Делать было нечего: развивать бездарный конфликт, в который мы по инициативе моего родственника влипли, не имело смысла. Дрожавшим от волнения голосом я произнёс: Мой отец работает начальником Управления внутренних дел Москвы и Московской области. Милиционеры немного помолчали, переваривая услышанное, потом переглянулись, и один из них сказал: Ладно, идите. Только больше не безобразничайте. Нас выпроводили из здания Университета на улицу, где мои двоюродные сёстры уже начали волноваться в связи в нашим долгим отсутствием. Я был страшно зол на Валентина за то, что он меня так подставил, а он пребывал в прекрасном настроении после столь удачно завершившегося развлечения. Для себя я сделал вывод, что лучше в будущем не попадать в такие ситуации, из которых вылезать придётся за счёт папочки. О том, что я действительно не пользовался всуе именем и положением отца, говорит такой факт. В самом конце двадцатого века, который когда-то казался таким далёким и недосягаемым, мы, однокашники по совместно учёбе, некогда рядовые слушатели ВоенноВоздушной инженерной академии имени профессора Н.Е.Жуковского, справляли череду наших шестидесятилетних юбилеев, поскольку все были практически погодками. И вот на одном из дружеских застолий зашел разговор о том, что всё-таки неплохими мы выросли людьми: почти все стали полковниками, один генерал, многие получили учёные 319 и почётные звания, заслуженно награждены орденами. А всё почему? сказал кто-то. - Просто наш начальник курса отобрал себе ребят, у которых не было “именитых” родителей. Вот только у Вовы Баранова отец - генерал. Действительно, все прекрасно знали, что папа у Володи был доктором наук, профессором, начальником кафедры в Академии химзащиты. О том, что в ту пору у Юры Богданова отец был заместителем министра, никто как-то даже и не вспомнил, хотя все эти парни по многу раз бывали в нашей необыкновенной, производившей впечатление квартире, которую я только что постарался описать со всей своей любовью. В душе это меня порадовало. Значит, атмосфера в нашем большом доме была такая, что она не давила на психику, не заставляла военных ребят блюсти субординацию, чувствовать на себе какое-то непонятное влияние авторитета. А ведь проверки на вшивость в этом отношении, как я об этом узнал и понял потом, неоднократно мне устраивались. Но это уже не мои проблемы, а тех кого этот вопрос излишне волновал. Много, конечно, зависело и от того, что и мама моя умела создать непринуждённую обстановку, по душам поговорить с моими товарищами, обязательно угостить, накормить молодые растущие организмы. Надо сказать, что в отличие от иных мам моя родительница никогда не интересовалась делами только своего чада. Наоборот, расспрашивая меня или брата о том, как обстояли дела в школе, она всегда прежде всего интересовалась всеми нашими друзьями, их успехами, складывавшимися с ними отношениями, хотя как активный член родительского комитета много сама обо всём знала. Вот с этой маминой подачи и я сейчас, когда пишу книгу об отце, стараюсь шире охватить события тех дней. Мама страшно переживала, если мы получали тройки (о двойках не могло быть и речи!), а потому хотелось получать только пятёрки, учиться на отлично, чтобы дома и в школе наши родители всегда чувствовали за нас гордость. Надо ещё отметить, мы с братом прекрасно понимали, что если натворим что-нибудь нехорошее, то ни мама, ни папа не будут за нас безоговорочно заступаться. Свои поступки, свою честь следовало защищать самому, а чтобы не приходилось краснеть за собственное недостойное поведение, требовалось вести себя соответствующим образом. Теперь, когда настало время подводить итоги прожитой жизни, я бесконечно благодарен и низко кланяюсь своим покойным родителям за то воспитание, которое они дали мне и моему безвременно скончавшемуся старшему брату. А как же пора любви? В соответствии с представлениями теоретиков и практиков марксизма-ленинизма мальчики и девочки, то есть будущие папы и мамы, должны были в те годы учиться раздельно в мужских и женских школах, чтобы не отвлекаться на пустяки. (Хотел написать: не думать о пустяках, но такая формулировка не подходит, ибо даже всемогущая партия над сексуальными мыслями была не властна, хотя и мощно давила их). С учётом российского менталитета просто так познакомиться с девочками было совсем не легко. В нашем классе до окончания школы мы так и гуляли неразлучной четвёркой мушкетёров: Володя Ветошкин, Валерий Иванов, Геннадий Никифоров и Юрий Богданов. У моего брата школьная компания сложилась более удачно. К их мужской четвёрке 320 присоединилось несколько девушек из служебного круга общения родителей: Тамара Рясная, Евгения Завенягина (в которую я был тайно влюблён), позднее Ирина Круглова. Вместе они прекрасно проводили танцевальные вечеринки, а на мою долю, как более младшего по возрасту, доставалось только заводить для них пластинки. На фоне музыкального приволья наших дней, смешно даже вспомнить, что такие буржуазные танцы как танго и фокстрот были тогда запрещены для употребления где-нибудь в клубах или на танцевальных площадках. Молодежь должна была наслаждаться исключительно бальными телодвижениями: вальс, полька, па-де-катр, па-де-спань и другие подобные. Запретный плод можно было вкусить лишь где-нибудь в домашней обстановке под старые, заезженные, случайно сохранившееся пластинки типа Брызги шампанского или РиоРита. Потом самиздатом нелегально стала выпускаться музыка на рёбрах, то есть кустарным способом западные танго и фокстроты записывались на отслужившей своё рентгеновской плёнке, порой действительно имевшей на себе изображение костных тканей человека. Конечно, в домах и на дачах начальства, где нам удалось побывать благодаря женским связям компании брата, выбор танцевальной музыки был достаточно широкий. Однако моя участь как более младшего, хотя я благодаря маме и собственному страстному желанию уже освоил па, необходимые для исполнения мужской партии парных танцев, оставалась прежней - добросовестно заводить пластинки для старших товарищей и подруг. С учётом своего номенклатурного положения отец в те годы имел возможность во время отпуска вывозить всю свою семью на Черноморское побережье. В 1948 и 1949 годах мы вчетвером отдыхали под Сочи на ведомственной даче санаторного типа, называвшейся Галанка. Это был относительно небольшой дом для своих руководящих МВДевцев, стоявший в непосредственной близости от просторного пляжа, на котором купаться и загорать можно было хоть нагишом. Вспоминается некий забавный эпизод, участником которого пришлось мне стать. Как-то днём зашёл я в находившуюся на первом этаже бильярдную, где в одиночестве гонял шары один из отдыхавших руководителей, как оказалось А.З.Кобулов. Я смело предложил ему сыграть американку, то есть бильярдную партию, в которой любой шар забивается любым другим шаром. Скептически взглянув на малыша, Амаяк Захарович согласился. Не зная с кем связался, мой противник лихо раскатил поставленную на зелёном сукне треугольную пирамиду. Поскольку на нашем дачном бильярде я приобрёл богатый опыт игры, то с первого же своего удара или хода закатил подряд семь шаров. Чтобы добыть победный восьмой шар, в следующий ход мне потребовался всего лишь один удар. Впоследствии мы играли с ним ещё много раз, и не помню, чтобы дяде удавалось меня победить, а вот всухую я его обыгрывал несколько раз и потому стал называть Сухар Сухарычем. Папе не очень нравилось, что я так дразню взрослого человека, но поскольку, как мне казалось, мой партнёр вроде бы на умелого малолетнего бильярдиста не обижался, продолжал, загоняя шары в лузу, свою шутку. Но курортный отдых запомнился мне ещё и совсем другим примечательным случаем. Это было, очевидно, 1 сентября 1948 года. (Отцу тогда дали отпуск с 20 августа [А.1, док.67, л.6], и мы 321 немного задержались с выходом в школу.) Утром, когда все собирались на пляж, в комнату вошёл папа и сказал: Жданов умер. Кто такой товарищ Жданов А.А. я тогда прекрасно себе представлял, зная, что он являлся ближайшим соратником лучшего друга детей Сталина и вообще рассматривался вроде бы как будущий преемник вождя во всех великих делах. Из школьной программы был знаком с выступлениями Жданова, смело критиковавшего журналы Звезда и Ленинград. Поэтому я ожидал, что папа должен был бы вслед за трагическим известием произнести какие-нибудь высокие слова, вроде Какого руководителя потеряли! Какого Человека! Но, к моему удивлению, родители как-то понимающе посмотрели друг на друга и... не произнесли ни слова. Помню, как меня это ужасно поразило. Потом отец взял папиросу, вышел на нашу открытую веранду, закурил и, облокотившись на перила, стал смотреть в сторону моря, время от времени выпуская клубы дыма, быстро уносившиеся ветром. Я глядел на его спину, на его позу и понимал, что он переживает трагическое известие, но что-то здесь, по моему детскому разумению, было не так. Теперь, когда я проштудировал массу архивных документов и сумел выстроить ранее неизвестную мне цепочку прошедших событий, могу предположить, о чём мог думать в те минуты мой отец. Может быть, он вспомнил о том заснеженном лесе в январе 1938 года, когда по чьему-то приказу в него стрелял егерь, и только чудом тогда удалось остаться в живых? А может, прокручивал в голове события тех страшных лет непонятных репрессий 1937–1938 годов, в которые и он был втянут настойчивыми требованиями верховных руководителей? Кто же теперь скажет. Но о чём-то таком отец думал, ибо смерть любого человека вполне естественно порождает в нашей памяти воспоминания, напрямую связанные с покойным. Несколько увлекшись собственными эмоциями, автор опять позабыл продолжить свой рассказ о служебной деятельности Богданова Н.К. Впрочем, семейная жизнь тоже прекрасно характеризует человека, поскольку, как говорят психологи, на работе начальник вынужден играть отведенную ему роль руководителя, а в домашней обстановке в большей степени бывает самим собой. Вспоминается, что в этот период дома у нас было установлено три телефона: обычный городской, внутренний коммутатора МВД с выходом в город и кремлёвка, с лёгкой ленинской руки называвшаяся вертушкой. На заре советской власти, когда телефонных абонентов между собой соединяла барышня, по указанию Владимира Ильича была оборудована Правительственная автоматическая телефонная станция, для связи через которую требовалось вертеть диск, чтобы набрать нужный номер. Хотя со временем у всех телефонов появился такой же диск (а теперь - кнопки) только кремлёвскую связь традиционно продолжали называть вертушкой. Из более чем двух тысяч номеров этой специальной связи в 1949 году на квартирах у руководителей стояло всего лишь чуть больше сотни таких телефонов, в том числе у Богданова Н.К. [А.15, док.5]. Мне, к сожалению, пока не удалось собрать систему документов по периоду службы отца одновременно в Министерстве и Управлении внутренних дел Московской области, но и те отдельные бумаги, которые имеются в моём распоряжении, позволяют судить о том, что 322 на порученном ему участке работы Богданов Н.К., как всегда, умел наладить дело. Так, например, в приказе № 494 Министра внутренних дел СССР, подписанном генерал-полковником Кругловым С.Н. 16 ноября 1948 года, говорилось о том, что в результате принятых мер по выполнению соответствующих положений в тюрьмах УМВД г.Москвы и Московской области проведена большая работа по наведению в них соответствующего порядка. Работа в тюрьмах значительно улучшена и в данное время отвечает требованиям приказов и инструкций МВД СССР о тюрьмах. За успешную работу Министр наградил именными часами 6 человек, объявил благодарность и выдал по месячному окладу 4 сотрудникам, объявил благодарность 12 служителям тюремной системы. Начальнику Управления генерал-лейтенанту Богданову Н.К. было поручено отметить своим приказом других наиболее отличившихся тюремных работников [А.5, док.6]. В 1951 году Богданову Н.К. как заместителю министра было вменено в обязанность кроме Управления внутренних дел Московской области курировать ещё Главное архивное управление (значит, автор изучал документы в некогда подшефной отцу организации) и Отдел детских колоний [Л.7, стр.66]. В нашем распоряжении имеется одно из писем по вопросу работы с детьми, которое замминистра направил в МВД Республик, начальникам Управлений краёв и областей. К разосланной бумаге прилагался обзор недостатков в деятельности приёмников-распределителей за год. При этом было отдано распоряжение обсудить данный вопрос на совещании работников таких заведений, принять меры к улучшению воспитательной работы, усилить надзор за детьми и подростками, особенно в ночное время, и разработать план мероприятий на случай возникновения чрезвычайных происшествий [А.5, док.7]. С 1950 года Богданову Н.К. в общей сложности почти на 5 лет добавилась ещё одна серьёзная нагрузка: в соответствии со списками, составлявшимися где-то там наверху парторганами ЦК ВКП(б) [А.7, док.2], рабочие, служащие и инженерно-технические работники фабрики имени Лебедева Красногорского района единодушно выдвинули Николая Кузьмича Богданова кандидатом в депутаты Совета Союза Верховного Совета СССР. В своём заявлении в Окружную избирательную комиссию от 6 февраля 1950 года кандидат в депутаты принёс благодарность трудящимся, оказавшим ему такое высокое доверие, и дал своё согласие баллотироваться в депутаты по Волоколамскому избирательному округу. Интересны стандартные фразы этого заявления, писавшиеся под копирку всеми претендентами на депутатское кресло в Верховном Совете. Давая своё согласие, я понимаю ответственность, которая возлагается на депутата как слугу народа, о чём говорил Великий вождь, отец и друг Советского народа товарищ Сталин на предвыборном собрании избирателей Сталинского округа г.Москвы в 1937 году. Я заверяю трудящихся Волоколамского избирательного округа, что, если мне будет оказано доверие и буду избран депутатом Верховного органа Советского социалистического государства, приложу все свои силы и знания на том участке работы, который доверила мне Коммунистическая партия и Советское государство [А.5, док.8]. 323 На выборах, состоявшихся 12 марта 1950 года, согласно протоколу голосования, из общего числа избирателей 163 212 человек по Волоколамскому избирательному округу № 32 Московской области бюллетень не получил лишь один человек. В урне для тайного голосования оказалось 163 193 бюллетеня, то есть 18 штук трудящиеся оставили себе на память. За кандидата в депутаты проголосовало 162 770 избирателей, против подали 423 голоса [А.5, док.9]. Убедительная победа, как тогда провозглашали, нерушимого блока коммунистов и беспартийных. Не будем забывать, что все эти годы Богданов Н.К. продолжал настойчиво учиться в Высшей офицерской школе МВД и каждую сессию успешно сдавал экзамены и зачёты. В 1951 году он на отлично сдал три выпускных экзамена по основам марксизма-ленинизма, советскому уголовному праву и советскому уголовному процессу. Конечно, скептики могут сказать, что большому начальнику, мол, отметки ставили за должность, а не за его знания. В определённой мере могу с ними согласиться, поскольку экзаменаторы превосходно понимали, что человеку в возрасте старше 40 лет, обремененному многочисленными служебными и общественными нагрузками, заниматься было крайне тяжело и учёба давалась нелегко, а потому делали какую-то скидку. Но прекрасно помню, что и отец говорил, как же он может прийти на экзамен в генеральских погонах и не знать предмета, перед преподавателем потеть, краснеть и бормотать что-то невразумительное? Поэтому, несмотря ни на что, упорный слушатель старался добыть необходимые знания и свой богатый служебный и жизненный опыт подкрепить теоретическими основами. Как вспоминал заместитель Богданова Н.К. по Управлению внутренних дел Московской области, будущий его преемник по этой должности, наш домашний сосед по лестничной площадке генерал-майор Щербаков М.П., также являвшийся заочным слушателем этого же учебного заведения, на работе они вместе с Николаем Кузьмичем старались использовать любую свободную минуту, чтобы позаниматься теоретическими науками, получше подготовиться к экзаменам. Помню, что к выпускной сессии начальнику и заму дали несколько свободных дней и студенты напару сидели и штудировали учебники у нас дома в столовой. Так что красные корочки Свидетельства № 363 со всеми отличными, кроме немецкого языка, оценками Богданов Н.К. получил совершенно заслуженно [А.5, док.10]. Приказом МВД СССР № 694 от 7 июля 1952 года слушателей офицерской школы набора 1947 года (в числе общего списка) генерал-лейтенанта Богданова Н.К. и (в то время) полковника Щербакова М.П., выполнивших четырёхгодичную программу заочного обучения и сдавших выпускные экзамены, указано было считать окончившими Высшую офицерскую школу МВД СССР [А.5, док.11]. Но отец на этом не успокоился и продолжил учёбу, чтобы к полученному им свидетельству добыть ещё и диплом юриста. Здесь надо сделать некоторые отступления от служебных проблем. Дело в том, что моя бабушка Анна Леонтьева, мать Николая Кузьмича, стала в этот период сильно сдавать - поразивший её после переезда в Алма-Ата паралич прогрессировал. Помню, эта беззаветная моя защитница, когда ещё нормально себя чувствовала, как-то подсела к письменному столу, за которым я занимался, и, 324 подслеповато щурясь, стала рассматривать лежавшие на нём учебники и тетради. - Бабушка, прочитай, что здесь написано, - показал я старушке какой-то текст, желая похвастаться, какими серьёзными науками теперь занимаюсь. - Да не умею я, миленький, - тихо ответила бабуля. - Я ж неграмотная. Это известие меня ужасно удивило. Я как-то никогда не задумывался над тем, что наша бабушка не умела всю свою долгую жизнь ни читать, ни писать. - Ну вот это хотя бы что за буковка? - показал я ей карандашом на крупно напечатанную в заголовке начальную букву алфавита. - Не знаю. Неграмотная я, - также печально ответила Анна Леонтьевна. И вот теперь день ото дня бабушка теряла силы. Сначала она ещё могла с нашей помощью докултыхать, приволакивая парализованную ногу, до туалета. Потом и это ей стало невмочь. Тогда приобрели кресло, сделали в сидении соответствующее отверстие и поставили трон к ней в комнату. Через некоторое время она не смогла подниматься, чтобы сесть на это сиденье. Лежачая больная. Мокрая постель, пролежни, ужасный запах. Папа и мама сами старались ухаживать за ней. Выполняя свой сыновий долг, отец сам вытаскивал из-под больной промоченные простыни, полоскал их в ванной. В марте 1951 года бабушки не стало. В возрасте 78 лет ушла в мир иной последняя представительница старшего поколения нашей семьи. Похоронили бабушку Анну Леонтьевну на Ваганьковском кладбище напротив церкви и рядом со священником. Так она явилась основателем нашей семейной могилы. Документы на захоронение оформлял секретарь отца капитан Тимофеев В.А., в связи с чем ваганьковские власти записали могилу на его имя. Из-за этого при последующих захоронениях всегда возникал вопрос: Кто хозяин могилы? И нам каждый раз приходилось разыскивать Василия Александровича, чтобы он отказался от своих прав. 5 января 1952 года постановлением Совета Министров, подписанным И.Сталиным, в Министерстве внутренних дел была создана Коллегия. В других Министерствах подобный руководящий орган имелся ещё начиная с 1946 года. Если рассматривать в историческом плане, то Коллегии были введены Петром I в целях укрепления абсолютной власти и бюрократизации государственного аппарата после ликвидации Приказов [Л.6, т.21, стр.611]. В СССР Коллегию Министерства замыслили как совещательный орган, персональный состав которого утверждался по представлению соответствующего министра Советом Министров СССР (или соответствующих союзных и автономных республик), что давало этому органу весьма высокий статус. Коллегии созывались министром для коллективного рассмотрения вопросов проверки исполнения, подборки кадров, отчётов руководящих работников министерства, проектов важнейших приказов, инструкций и т.п. [Л.6, т.21, стр.611]. Председателем Коллегии стал министр Круглов С.Н., заместителем председателя назначили первого зама Серова И.А. В состав членов Коллегии вошли все заместители 325 министра: Масленников И.И., Чернышов В.В., Рясной В.С., Мамулов С.С., Обручников Б.П., Богданов Н.К. и Митраков И.Л., а также начальник ГУЛАГа Долгих И.И. и Начальник Главного управления службы местной противовоздушной обороны Шередега И.С. [Л.7, стр.68]. В период формирования нового руководящего органа министр Круглов С.Н. в своём письме в ЦК ВКП(б) ещё 11 декабря 1951 года просил разрешения, утверждая Богданова Н.К. членом Коллегии, освободить его от должности начальника Управления МВД Москвы и Московской области [А.5, док.12]. Однако отправленная бумага затерялась где-то в недрах партийной бюрократической машины и официального ответа на неё не последовало. Несмотря на это министр решил использовать своего заместителя-начальника по собственному усмотрению. Приказом МВД СССР № 60 от 16 января 1952 года замминистра генерал-лейтенант Богданов Н.К. во главе комиссии, включавшей ещё двух генерал-майоров и двух инженер-полковников, был командирован на длительный срок на строительство ВолгоДонского судоходного канала в связи с тем, что там имелось значительное отставание, особенно в выполнении земляных работ. Комиссии предписывалось немедленно выехать и провести следующие мероприятия: проверить выполнение имевшихся приказов и при необходимости принять меры своей властью. Особое внимание следовало уделить проведению земляных работ и улучшению использования механизмов, а также организации взрыва на массовый выброс грунта. Богданову Н.К. предписывалось каждые 5 дней докладывать министру внутренних дел о состоянии работ и принятых мерах [А.5, док.13]. Волго-Донской судоходный канал, имеющий длину 101 км, был выстроен, в основном, руками заключенных. Эта новая искусственная водная артерия соединила в одну систему Белое, Балтийское, Каспийское, Азовское и Черное моря. После ввода Волго-Дона в строй Москва стала называться портом пяти морей. Вместе с каналом строилась Цимлянская гидроэлектростанция, а также создавалась крупная система орошения, первая очередь которой позволяла обеспечить влагой 100 тысяч гектар засушливых земель Ростовской области. На этом строительстве впервые была применена такая новая отечественная техника, как 14-кубовые шагающие эскаваторы, 25тонные самосвалы МАЗы и др. Не берусь судить, какую лепту внесла в реализацию грандиозного сталинского предначертания возглавлявшаяся Богдановым Н.К. комиссия: представителей из Центра, тем более на завершающем этапе работ, всегда посылалось достаточно много. Новому ВолгоДонскому судоходному каналу сразу же присвоили имя В.И.Ленина. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 сентября 1952 года за успешное выполнение в срок задания Правительства по строительству и вводу в эксплуатацию судоходного канала, Цимлянской гидроэлектростанции и первой очереди оросительной системы, а также за образцовое освоение и использование новейшей отечественной техники очень большая группа рабочих, колхозников, инженерно-технических работников и служащих, особо отличившихся на строительстве, была награждена орденами и медалями. В числе удостоенных ордена Ленина имелись руководящие работники Министерства внутренних дел (по алфавиту): Богданов Н.К., Круглов 326 С.Н., Мамулов С.С., Обручников Б.П., Рясной В.С. и Серов И.А. [А.5, док.14]. По словам участника строительства Волго-Дона А.Т.Комягина, в связи с окончанием работ некоторые заключенные были досрочно освобождены и затем даже награждены орденами [Б, 23]. После этого удачного опыта замминистра Богданова Н.К. направляли в длительные поездки на строительство Куйбышевской и Сталинградской гидроэлектростанций, а также Волго-Балтийского канала. Видимо, за время пребывания Богданова Н.К. в командировках он совсем отошел от московских дел, и министр 2 июня 1952 года вновь написал письмо в ЦК с просьбой освободить фактически неработавшего начальника от занимавшейся им должности в Управлении МВД в связи с переводом его на работу в центральный аппарат министерства [А.5, док.15]. После получения соответствующих указаний заведующий сектором Административного отдела ЦК ВКП(б) Фролов и инструктор Гуськов отписали, что имеется мнение руководства с предложением т.Круглова согласиться [А.7, док.20]. Приказом МВД СССР № 749 от 24 июня 1952 года заместитель министра внутренних дел СССР Богданов Н.К. был, наконец, освобождён от совмещавшейся им должности в УМВД Московской области. Этим же приказом на данное место назначили бывшего заместителя начальника полковника Щербакова М.П. [Л.7, стр.69]. В связи с переходом заместителей министра внутренних дел Рясного В.С. и Обручникова Б.П. на аналогичные должности в госбезопасность, уходом на другую работу замминистра Завенягина А.П. и смертью замминистра Чернышова В.В. (12 сентября 1952 года) [Л.7, стр.69, 147, 157], на Богданова Н.К. в соответствии с распоряжением министра от 26 июня 1952 года в дополнение к старым теперь свалилось ещё значительное число из оказавшихся бесхозными ведомств. Ему было поручено наблюдать за работой Главного управления лагерей железнодорожного строительства (ГУЛЖДС), некогда родного Главного управления строительства шоссейных дорог (ГУШОСДОР), Главного архивного управления (ГАУ), Сталинградгидростроя, Куйбышевгидростроя, Среднеазиатгидростроя, особого дорожно-строительного корпуса (ОДСК), Управления внутренних дел по Московской области и Отдела детских колоний (ОДК) [А.5, док.16]. В общем Николай Кузьмич оказался в ту пору в роли одного из основных заместителей министра, тянувших всю строительную работу. В плане реализации этой руководящей деятельности можно отметить несколько имеющихся в нашем распоряжении приказов. 25 июля 1952 года были введены утверждённые заместителем министра Богдановым Н.К. Нормы выработки на работы по очистке площадей от мелкого леса и кустарника в зоне затопления водохранилища Куйбышевской ГЭС. Тем самым устанавливались размеры будущего морского дна, которые должны быть расчищены бульдозерами или кусторезами, на звено, бригаду, за смену или ликвидированы ручным способом со сжиганием [А.5, док.17]. Аналогичные приказы, нацеленные на более чёткую организацию работы, были подписаны замминистра Богдановым Н.К. по Шекснагидрострою, Главгидроволгострою, Гидропроекту МВД СССР и др. 327 А в своём бывшем ведомстве ГУШОСДОРе пришлось наводить порядок в связи с неудовлетворительным состоянием трудовой дисциплины, требования к которой в те годы опять непомерно ужесточились. Начальника Главка Литвина Н.И. обязали принять необходимые меры [А.5, док.18]. Начало пятидесятых годов было сопряжено с чрезвычайно интенсивной работой Министерства внутренних дел. Очередной отпуск руководящим работникам хотя приказом и предоставлялся, но фактически для отдыха не использовался. Однако свою супругу Николай Кузьмич иногда отправлял на курорт, чтобы в санатории мама могла подлечить сердце и особенно болевшие от полиартрита суставы пальцев рук. Оставаясь дома со своими сыновьями, папа старался, насколько возможно, уделять нам внимание. В своём письме в Цхалтубо отдыхавшей мамочке, написанном 24 февраля (1950) года, отец посылал привет от папки, сыновей и прочих домочадцев. Сообщал, что дома обстоит всё в порядке, ребятки учатся, здоровы. Подробно описывал наши школьные дела, отмечал, что Юра старательнее и правильнее делает, а Вова очень рассеянный. По случаю праздника 23 февраля на дачу не ездили, так как началась сильная оттепель. Вместо этого гуляли на улице, потом я их вымыл в ванне и в 4 часа отправил к Головковым на день рождения Игоря. Вернулись они в десятом часу, довольны, как говорил мне Юра утром. Николай Кузьмич просил супругу при возможности на месте продлить срок пребывания в санатории: дополнительное лечение имеет огромное значение, так как закрепит здоровье. Деньги при необходимости обещал выслать телеграфом. В заключение отписал: Остаёмся любящие тебя Вова, Юра, папа [П.4, п.3]. К началу 1953 года состав заместителей министра внутренних дел пополнился тремя новыми руководителями: инженер-полковниками Шмаковым П.Г. и Георгиевским П.К. и генерал-майором интендантской службы Горностаевым Я.Ф. Теперь основная нагрузка на Богданова Н.К. несколько снизилась, и под его наблюдением остались только ГУЛЖДС, ГУШОСДОР, ГАУ, ОДСК, к которым прибавился (обычно курировавшийся лично министром) 4 специальный отдел (4 с/о), ведавший небезизвестными шарашками - специальными конструкторскими бюро [Л.7, стр.70,71]. В качестве административно-общественного поручения совместным приказом МВД и МГБ № 21/5 от 7 января 1953 года Богданов Н.К., как и прежде, был включен в состав шести членов Президиума Центрального Совета физкультурно-спортивного ордена Ленина общества “Динамо”, председателем которого назначили заместителя министра госбезопасности Епишева А.А. [А.5, док.19]. Помню, как-то однажды в выходной день отец взял меня с собой на заседание Совета “Динамо” - накоротке надо было решить какой-то срочный вопрос. Собралось четыре-пять генералов, входивших в этот Совет. Достаточно быстро разрешили возникшую проблему, после чего несколько расслабились и завели речь о футболе. Через некоторое время начавшаяся спортивная полемика так накалилась, что товарищи генералы стали чрезвычайно бурно спорить друг с другом, чуть не переходя на личные оскорбления. К моему удивлению оказалось даже, что, возглавляя динамовское общество, не все они, подобно нашей семье, являлись верными поклонниками родной команды. Еле-еле удалось разгорячившихся советников отправить по домам. Отец в 328 схватке не участвовал, а только сидел и посмеивался. Когда все наконец разошлись, он сказал мне: Вот видел, что тут было? А ведь это речь касалась только футбола. Можешь себе представить, что у нас творится по другим вопросам? Благодаря папиному служебному положению мне с детских лет удалось наблюдать ряд генералов не в той парадной обстановке, когда они играют роль больших начальников, а в более простых, рабочих и даже бытовых условиях. Поэтому я прекрасно видел, что это самые обыкновенные люди, подверженные тем же страстям, эмоциям, недомоганиям и слабостям, что и все простые смертные, только в силу обстоятельств и определённых личностных качеств назначенные на некоторый период нами командовать. В связи с этим пониманием лично я генералов никогда не боялся, хотя так часто ощущал странную робость людей, особенно, конечно, военных, перед начальниками в больших погонах. А уж всех руководителей партии и правительства многие почитали просто за непогрешимых небожителей. Масса наших бед, как мне кажется, происходит именно из-за этого совершенно ненужного преклонения перед авторитетами. Начался 1953 год, и всё рассказанное нами продолжалось вроде бы в соответствии с давно заведенным, привычным порядком вещей, пока течение времени не натолкнулось на день 5 марта, ставший неожиданно поворотной вехой Истории. Но прежде, чем перейти к этим событиям, давайте поговорим о подводной части айсберга, в послевоенный период во многом определявшей жизнь советских людей и всего Союза ССР. 29. ВТОРАЯ ОПЕРАЦИЯ ПРИКРЫТИЯ После победоносного завершения войны с фашистской Германией, в Москве на Красной Площади 24 июня 1945 года состоялся величайший военный парад в истории человечества. Однако Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза Иосиф Сталин, которому по статусу полагалось принимать этот парад, от своего права и обязанности выступать в данной роли отказался и присутствовал на таком грандиозном мероприятии просто как зритель и наблюдатель [Л.23, стр. 5,9]. Почему это произошло? Ответ на этот всех волновавший, но не высказанный вслух вопрос обоснован и представлен в третьей части трилогии В.Суворова Последняя Республика [Л.23]. Всё дело заключалось в том, что стратегические замыслы Ленина-Сталина и всех марксистов оказались не реализованными, то есть Вторая мировая война, вопреки мечтам и теоретическим посылкам коммунистических вождей, не переросла в Мировую Революцию и не принесла на своих штыках свободу всем угнетённым народам Земли, собрав их вместе в Единую Социалистическую Республику. В этом плане Сталин со своими претензиями на Мировое господство потерпел поражение и потому торжественный марш на Красной Площади звучал лично для него похоронным маршем. Миллионы человеческих жертв, которые коммунистического лидера не слишком смущали, и гигантские организационные усилия, предпринимавшиеся в течение нескольких десятков лет, оказались напрасными, не принеся желанного покорения Мира. Вождь народов как-то по-детски обиделся на такой 329 несправедливый результат своей широкомасштабной титанической деятельности и решил даже уйти на покой, отстранившись от дел. Об этом он объявил сразу после окончания Парада Победы в самом тесном кругу членов Политбюро и маршалов. Но соратники уговорили товарища Сталина не уходить, а чтобы задобрить своего Вождя и Учителя, присвоили ему звание Генералиссимуса Советского Союза и Героя Советского Союза, а также наградили орденом Победа [Л.23, стр.25]. Вождь всех народов на своём высочайшем посту остался (ибо и не собирался никуда уходить). Но что делать дальше? Чем заняться? Можно, конечно, используя свой бесценный опыт руководителя, наладить мирную жизнь в разорённой войной Стране Советов и обеспечить наконец измученным страданиями людям достойное благосостояние. Вот тогда весь Мир наверняка повернулся бы лицом к нашей стране, увидев, как хорошо и весело живёт советский народ. Но это было скучно и не совпадало с главным предначертанием Ильича о победе Коммунизма на всём Земном Шаре и о полном крахе империализма. Заветную мечту, идею фикс воплотить на деле так и не удалось, что крайне уязвляло самолюбие верного ленинца И.Сталина. Значит, оставался единственный путь, по которому вождь должен был повести Народы Мира: путь к Третьей мировой войне. Ясно, что путь этот являлся долгим и многотрудным, а движение по нему, как и раньше, должно было быть тайным. Затягивать с реализацией нового грандиозного замысла не представлялось возможным: к моменту окончания войны Иосифу Виссарионовичу уже исполнилось 65 лет. Сколько ещё Богом отпущено - кто знает? Если даже грузинский горец считал себя кавказским долгожителем, всё равно: летай иль ползай конец известен. Необходимо было самому, в собственном мозгу, не кладя на бумагу, вновь разработать стратегию замысла, подобрать верные кадры и союзников, подготовить материальную базу и, что крайне важно, придумать и провести ещё одну Операцию прикрытия, чтобы все люди поставленные перед ними задачи выполняли, но никто из них ни о чём не догадывался. О стратегии того сталинского замысла (в отличие от подготовки ко Второй мировой войне) сейчас даже по телевизору рассказывают [Л.36]. Планировалось скрытно подготовить и провести превентивный удар по США с Дальневосточного плацдарма. При этом Советский Союз предоставлял свои базы, военную технику, боеприпасы и другое материальное обеспечение, а в качестве живой силы должны были использоваться китайские войска. Кроме того, и всё северное побережье Ледовитого океана активно исследовалось и осваивалось с точки зрения использования его в военных целях. Европейский театр военных действий рассматривался как второе стратегическое направление боевых действий. Здесь новый освободительный поход должен был осуществляться вооруженными силами как Советского Союза, так и армиями стран социалистического лагеря. Такой приблизительно общий план продвижения Коммунизма по Планете наметился в гениальной голове товарища Сталина - злого гения двадцатого столетия. Надо сказать, что сложившееся после окончания Второй мировой войны международное положение Советского Союза способствовало разработке сталинского замысла. Действительно, Советские войска 330 находились в Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе, Северо-Восточном Китае, на Курильских островах и на Сахалине. В сферу советского влияния вошли Финляндия, Польша, Чехословакия, Румыния, Болгария, Венгрия. Серьёзным было влияние на Балканах - в Югославии и Албании. Советские войска стояли в Вене и Берлине. Повсеместно в Европе коммунизм наступал. Всё большее воздействие на внутриполитическое положение Италии и Франции оказывали местные коммунистические партии. На Азиатском континенте в Китае, Индокитае, Корее, Бирме, на Филиппинах, в Индонезии и Индии развернулось мощное движение за независимость. Советское влияние стремилось утвердиться на Ближнем Востоке и в Африке. Никогда ещё в истории не пользовался СССР такой огромной популярностью, как после победы во Второй мировой войне. Союзники нашей страны по антигитлеровской коалиции были неспособны помешать укреплению международного положения Советского Союза [Л.26, т.2, стр. 11-13]. Вместе с тем, прежде чем вешать всех собак на Сталина, давайте посмотрим, как вёл себя в те годы наш вероятный противник. Между прочим, у военных так и полагается планировать войсковые операции: сначала анализируются предоставленные разведкой сведения о состоянии и намерениях противника, а затем, с учетом этих данных, разрабатывается собственная концепция ведения боевых действий. Открытый вызов, означавший начало холодной войны против СССР, прозвучал 5 марта 1946 года в известной речи английского премьерминистра Уинстона Черчилля, которую он произнёс в Фултоне (США) в присутствии президента Соединённых Штатов Трумэна. Черчилль призвал создать братскую ассоциацию (точнее, военный блок) народов, говорящих на английском языке, и с его помощью применить силу против СССР, притом немедленно, пока Советский Союз ещё не заимел собственное атомное оружие. Тогда же прозвучало выражение железный занавес, который, опустившись, разделил между собою бывших союзников [Л.33, стр.38]. Вскоре по указанию Трумэна был разработан обширный доклад Американская политика в отношении Советского Союза, где излагались основные принципы и методы готовившейся войны. Соединённые Штаты хотели разговаривать с нашей страной исключительно языком силы, показав при этом, что они располагают достаточной мощью не только для отражения нападения, но и для быстрого сокрушения СССР. Специалисты советовали своему президенту, что США должны быть готовы вести атомную и бактереологическую войну. Для этого им нужна высокомеханизированная армия, перебрасываемая морем и по воздуху, способная захватывать и удерживать ключевые стратегические районы, которую должны поддерживать мощные морские и воздушные силы. Американские стратеги предсказывали, что война против СССР будет тотальной в куда более страшном смысле, чем любая прошедшая война [Л.33, стр.33]. В соответствии с этой концепцией стали, как ядовитые грибы, рождаться тщательно разработанные планы разгрома нашей страны. В одном рекомендовалось нанести первый удар по 20 советским городам. В другом считали более правильным сбросить 133 атомные бомбы на 70 городов, из них восемь на Москву и семь на Ленинград. Ещё лучше было бы кинуть 200 атомных бомб и 250 тысяч тонн обычных зарядов 331 на 100 городов. Совсем прекрасно, если сбросить 300 атомных бомб и т.д. При этом скрупулёзно подсчитывалось, сколько миллионов людей погибнет после первого удара, второго, третьего... и как потом поступать с человеческими остатками [Л.33, стр. 33, 34]. Проводившиеся в наши дни бомбардировки Ирака, Югославии и Афганистана подтверждают реальность тех прежних планов главной империалистической державы. Более пяти лет корректировались и менялись планы атомной войны против СССР, пока в США не пришли к выводу, что, во-первых, такую войну они могут не выиграть, а во-вторых, подобная всемирная человеческая бойня просто невозможна: в итоге погибнет всё живое на Земле. Что ж, надо отдать должное сообразительности нашего вероятного противника. Сверхмощное оружие оказалось причиной, сдерживавшей Мировую войну. Поскольку к 1950 году американским политикам стало ясно, что военными действиями разгромить СССР не удастся, то у них родился новый план разрушения Советского Союза, который был рассчитан на длительное время и состоял из двух основных разделов. Первый предполагал ведение массированной, широкомасштабной холодной войны, направленной на подрыв строя с целью развала СССР мирным путём. Второй заключался в максимальном наращивании новейших видов оружия с задачей втягивания Советского Союза в непосильную гонку вооружений и экономического его истощения [Л.33, стр.35]. Надо честно признать, в этой холодной войне мы потерпели серьёзное поражение: Союз Советских Социалистических Республик исчез с карты Мира. Но поражение, если из него сделать правильные выводы, должно учить уму-разуму лучше, чем блестящая победа. Только выводы надо сделать, а их пока что не видно... Конечно, если бы товарищ Сталин тоже своевременно перестроился и занялся долгой и напряженной работой по действительному подъёму экономики страны, то... Но История не любит сослагательного наклонения, поэтому вернёмся к анализу известных нам фактов. С какого же момента началась конкретная реализация новых сталинских замыслов по подготовке к Третьей мировой войне? Наверное, за официальную точку отсчёта можно принять 9 февраля 1946 года, когда И.Сталин выступил на собрании избирателей. В своей речи вождь ни разу не упомянул ни о социализме, ни о коммунизме, а доминантом его высказываний явились государство, советский общественный строй, величие Родины [Л.26, т.2, стр.47]. Спустя несколько месяцев после предвыборного выступления вождя началась кампания за очищение советского общества от антипатриотов, ознаменовавшая собой приведение в действие второй Операции прикрытия. Железный занавес, который, по мнению английского премьер-министра Черчилля, опустился от Балтики и до Адриатического моря, как раз и являлся необходимым условием для резкого ограничения связей с Западом и начала скрытой подготовки к очередной освободительной войне. Для того, чтобы вновь успешно провести Операцию прикрытия требовалась свежая идея, которая могла бы загрузить всех советских людей и заставить их ограничить сферу собственной любознательности, особенно связанной с интересом к зарубежным 332 странам. В 1937-1938 годах в этом плане успешно сыграл свою роль призыв к повышению бдительности, вылившийся в шпиономанию, затмившую все другие проблемы. Теперь Сталин решил использовать особенности еврейской национальности. Известно, что во все времена и во всём мире евреев, мягко говоря, не очень обожают, о чём свидетельствуют известные из истории гонения на лиц этой национальности, черносотенные еврейские погромы, и тем более уничтожение миллионов евреев в нацистской Германии. Такое отношение к древнейшему народу выработало в его среде подкреплённый веками инстинкт самосохранения, выражающийся в том, что как только кто-то трогает еврея, так этого самого агрессора тут же обвиняют в антисемитизме. Спинным мозгом чувствую, что и против меня уже поднялись руки, готовые бросить в мою сторону камень, как только увидели в данном писании еврейскую тему. Но не спешите швырять в автора булыжниками - их уже достаточно разбросано вокруг. Давно настало время вместе их собирать. Я совершенно не хочу никого оскорбить или грубо задеть тонкие национальные чувства. Моя цель иная - попытаться разобраться в не совсем понятной исторической коллизии. Итак, по нашему мнению, чтобы исказить картину, напустить туману и взбаламутить воду, в которой легче ловить нужную рыбку, товарищ Сталин решил, как и раньше, обратиться в общем-то к низменным чувствам людей. В ином варианте, то есть здравым умом, его идею о завоевании мирового господства за счёт развёртывания новой войны понять и поддержать было просто невозможно. Одним из первых сигналов в этом плане явилось упоминавшееся нами ранее постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года, остро критиковавшее журнал Звезда и Ленинград. За ним последовали выступления занимавшегося разработкой важнейших вопросов марксистско-ленинской теории Жданова А.А., который вскрыл ошибки и недостатки на литературном фронте, подверг беспощадной критике писателей, тянувших советскую литературу в болото безыдейности, беспринципности, формализма, низкопоклонства перед гниющей, упадочной буржуазной культурой [Л.6, т.15, стр.605]. Так началась борьба с космополитизмом, в значительной мере задевшая щитом своего бульдозера деятелей культуры еврейской национальности. Потом под обстрел были взяты все без исключения области творчества, образования, науки. Народ запугивали угрозой империалистической агрессии. Кстати, с сегодняшних исторических высот теперь видно, что в этом отношении товарищ Сталин единственно был прав. (Когда в результате бездарности нашего партийного руководства и предательства “демократов” Советский Союз в конце двадцатого столетия был развален и Мир стал однополярным, мы наглядно рассмотрели, наконец, агрессивную сущность американского империализма. Но во всём этом Истории ещё предстоит разобраться. – Ю.Б.) Газеты зашумели о необходимости противостоять наступлению западных держав, которые хотят лишить советский народ плодов его победы над гитлеризмом. В качестве агентуры этого врага, с которым необходимо вести беспощадную борьбу, был представлен интеллигент-космополит с еврейской фамилией [Л.26, т.2, стр.41]. Защищая свою честь и жизнь, евреи объявляли любые действия Советской власти антисемитскими, что только подливало масла в огонь. С подачи Сталина, межнациональная борьба 333 разгорелась нешуточная и позволила затмить собой все другие проблемы, которые шли теперь как бы вторым планом. Это как раз и требовалось от Операции прикрытия. На самом же деле задача у Сталина решалась прежняя: необходимо было оборвать все возможные каналы связи с Западом, по которым туда могли просочиться сведения о ходе подготовки к новой войне. А таких международных связей в еврейской среде имелось предостаточно, что и являлось крайне опасным при реализации тайной стратегической задачи. Не буду перечислять всё творившееся в то время в отношении евреев постыдные дела, поскольку об этом сейчас достаточно много написано в исторической литературе. Нам представляется, что полезно было бы перечитать эти источники, проанализировав изложенные в них события с точки зрения нашей версии об очередном принятии Сталиным бесчеловечных, драконовских мер, направленных исключительно на пресечение возможности утечки малейшей информации. Кстати, с 1946 года развернулось также повсеместное преследование троцкистов, которое никем не трактовалось как какоето антисемитское деяние. Сам Лев Давыдович был убит ещё в 1940 году по указанию Сталина, но, вполне возможно, что вождь и здесь опасался наличия каких-либо скрытых каналов связи с Западом, оставшихся после гибели лидера, по которым могли утекать нежелательные сведения. Ведь просачивался же в страну каким-то нелегальным путём издававшийся во Франции мизерным тиражом троцкистский Бюллетень оппозиции [Л.18, стр.193]. Указание о депортации троцкистов пришло из ЦК партии, а выполнять его обязали органы госбезопасности [Л.33, стр.103]. Принимались и другие меры, подчинённые всё той же единой цели по наведению порядка в стране. С 15 марта 1946 года, после преобразования Наркоматов в Министерства, во многих ведомствах стали постепенно вводить форму для служащих. Теперь не только военные, милиция, государственная безопасность и железнодорожные служащие, но все водники, дипломаты, связисты, работники суда и прокуратуры начали носить одинаковую по покрою и цвету одежду и получили к этому ещё гражданские звания разных рангов и классов. Как известно, форма дисциплинирует и обязывает к соблюдению определённых правил, а звания устанавливают строгую субординацию. В 1947 году приняли закон, запрещавший заключение браков советских граждан с иностранцами. Подоплека была вроде благородная, забота о том, чтобы после войны улучшить демографическую обстановку в собственной стране. А на самом деле задача состояла в пресечении связей с зарубежьем, по которым легко могла происходить утечка информации. В этом плане предпринимались также усилия, направленные на укрепление советской семьи, которая резко снижала возможность побочных контактов. (Как известно из анекдотов, англичанка удерживала своего мужа изяществом, француженка - туалетом, а советская женщина - партбилетом.) После войны, в 1949 году, из Прибалтики, Молдавии, западных областей Украины и Белоруссии проводилась ещё одна депортация политически неблагонадёжных и классово-чуждых элементов, которые были враждебно настроены к советской власти и безусловно могли передать за рубеж любую информацию. 334 Чтобы научить молчать своих новых союзников, в социалистических странах Восточной Европы Операция прикрытия, проводившаяся впервые, шла по сценарию десятилетней давности. Там осуществили грандиозную чистку наподобие массовых репрессий 1937– 1938 годов. Аресты и судебные процессы были связаны с обвинениями в шпионаже в пользу Запада и участии в заговорах. В нашей стране в 1948 году арестовали членов Еврейского антифашистского комитета. С одной стороны, они обвинялись в стремлении создать в обезлюдевшем после депортации татар Крыму Еврейскую автономную республику, которая безусловно явилась бы мощным очагом утечки информации. С другой стороны, в этом же году возникло государство Израиль, образованию которого активно содействовал Сталин. Возможно, вождь рассчитывал на то, что разогнанные войной и нацистскими преследованиями евреи осядут на Земле обетованной и перестанут быть перевозчиками запретных сведений. Но потом, видимо, увидев, что идея не удалась, отец народов охладел к дружественной стране и ликвидировал упомянутый Комитет, чтобы обрубить нежелательные связи. Но к этому вопросу мы ещё вернёмся несколько позднее. В начале 1949 года война против космополитов была в самом разгаре. Вероятно с перспективой на будущее 12 января 1950 года негласно по некоторым статьям Уголовного кодекса восстановили даже смертную казнь, официально отменённую в 1947 году. Вот в этих условиях и понадобился Сталину в Москве его верный ставленник Хрущев Н.С. По воспоминаниям прибывшего из Киева этого главного коммуниста Украины, Сталин сказал ему: Вы нам нужны здесь. Раскрыты заговоры. Вы должны руководить московской партийной организацией таким образом, чтобы Центральный Комитет мог положиться на поддержку членов партийной организации в борьбе против заговорщиков. Пока что мы раскрыли заговор в Ленинграде. Москва тоже засорена антипартийными элементами. Мы должны превратить город в бастион Центрального Комитета [Л.26, т.2, стр.63,64]. В соответствии с указанием вождя в период правления Хрущева в Москве был обнаружен заговор на автомобильном заводе имени Сталина (ныне Лихачева), где группа работников-евреев была обвинена во вредительстве по заданию сионистов и США. На 30-ом авиационном заводе был устроен антисемитский погром [Л.26, т.2, стр.64]. Так что Никита Сергеевич, позднее громогласно обвинявший Сталина в открытых антисемитских высказываниях, делавшихся вождём на заседаниях Политбюро, сам был причастен к этим неблаговидным событиям. Представляют интерес дела об арестах жён высших руководителей партии и правительства, напрямую связанные, по нашему мнению, с Операциями прикрытия. В замечательной книге Ларисы Васильевой “Кремлёвские жёны” весьма подробно рассказывается о жизни, деятельности и быте главных женщин Страны Советов [Л.32]. Но нас в данном случае интересует лишь один вопрос: почему некоторые из высокопоставленных жён попали за тюремную решётку, а другие - нет? Автор упомянутой книги анализирует эту загадку с различных направлений, по большей части чисто эмоциональных. Но, на наш взгляд, определяющей в этом деле являлась всё та же возможность утечки строго секретной информации с самых 335 правительственных верхов через жён за рубеж. В связи с этим прежде всего представляется важным определить, кто из ближайших соратников Сталина, кремлёвских мужей, был посвящен в тайные замыслы вождя по подготовке к Мировым войнам. Нам кажется, что в этот узкий круг безусловно входили Молотов, Жданов, Берия, Каганович, возможно Маленков. В военном плане полностью был посвящен Жуков. Частично в курсе дела находились возможно Ворошилов, Калинин, Микоян, Буденный. Возможно, к этому вопросу был допущен Хрущев, в котором Сталин не видел претендента на высшие посты, но использовал его как ревностного исполнителя своей воли. Теперь отметим, что описывавшиеся в упомянутой книге кремлевские жёны, здравствовавшие в конце тридцатых годов, подразделялись на две категории: одни вели активную общественную жизнь, другие являлись скромными домашними хозяйками. Сразу выделим тех, чьё общение было ограничено в основном семейным кругом и потому опасности для утечки информации не представляло. Сюда безо всяких натяжек можно отнести третью жену Буденного Мария Васильевну, Нину Теймуразовну Берия, Ашхен Лазаревну Микоян, Нину Петровну Кухарчук (жену Хрущева). В подтверждение нашей версии приведём из книги такую цитату, рисующую обобщающий образ этих женщин: Ашхен Микоян - подчёркнуто домашняя женщина, нарожала пятерых сыновей, с юности не работала, занималась домом, управляла прислугой, детьми, невестками и внуками, муж надёжно защищал гнездо своим всенародно известным, сверхуживчивым характером, благодаря которому в сталинские времена с семьёй ничего плохого не случилось [Л.32, стр.434]. Какая тут может быть утечка информации? Но, думаю, что, если бы на горизонте вдруг появились какие-нибудь иностранцы, вряд ли Анастасу Ивановичу удалось бы защитить собственную жену даже своей сверхуживчивостью. К этим жёнам вплотную примыкали более активные в общественной жизни Екатерина Давидовна Ворошилова не совсем “парттётя”, не совсем толстуха в трофейном халате [Л.32, стр.237], и Мария Марковна Каганович, не имевшие, как следует из представленных скучных жизнеописаний, никаких зарубежных контактов. Другое дело вторая жена Буденного Ольга Стефановна Михайлова, обладавшая сильным голосом контральто. После окончания консерватории она стала солисткой Большого театра. Беда её поджидала совершенно не в том, что, вопреки пожеланиям мужа, она не хотела портить фигуру и функция самки её не устраивала [Л.32, стр.255]. Порок был в тех контактах и связях, которые у неё образовались. Вместе с другими высокопоставленными жёнами Бубновой и Егоровой Ольга Стефановна посещала иностранные посольства итальянское, японское, польское, причём на даче японского посольства они пробыли до трёх часов ночи. Установленная за легкомысленной женщиной слежка выявила её интимную связь со своим коллегой артистом Алексеевым [Л.32, стр.265], что никакого отношения к главному вопросу не имело, но давало в руки преследователей определённый эмоциональный козырь. Тем более что ходили слухи, будто в 1937 году у Буденной-Михайловой был роман с иностранцем [Л.32, стр.256]. В беседе с Буденным С.М. нарком Ежов Н.И. сказал тогда: Сталина И.В. беспокоит вопрос о том, что её 336 затянули или могут затянуть в свои сети иностранцы [Л.32, стр.265]. Куда ж больше? Случайные слова неверной жены своему любовнику, например, о том, что они могут встретиться, так как Семён Михайлович уехал формировать какую-то армию, могли раскрыть определённые тайные сталинские планы. (Поймите, я не оправдываю, а только объясняю. – Ю.Б.). Для пресечения нежелательного канала утечки информации не понимавшую недопустимости такого поведения женщину, в силу своего кремлёвского положения являвшуюся возможной потенциальной носительницей секретной информации, следовало срочно, под любым предлогом изолировать. Летом 1937 года Михайлова О.С. была арестована как польская (а могла бы и как марсианская) шпионка. Автор цитируемой нами книги пишет: Заметьте деталь: жена Буденного сидит в тюрьме, а мать её, то есть тёща Буденного, продолжает оставаться в доме [Л.32, стр.258]. Правильно, у тёщи, очевидно, связей с иностранцами не было. Ольга Стефановна вернулась в Москву в 1956 году. Отсидела полный срок. Была на поселении [Л.32, стр.264]. Как сложилась судьба её подруг гражданок Бубновой и Егоровой читатель может догадаться сам. Точный ответ имеется в книге Л.Васильевой. Не менее трагична история репрессии в отношении жены всесоюзного старосты Калинина М.И., арестованной 25 октября 1938 года (в самом конце Операции прикрытия). Следствием было установлено, что Калинина Е.И. (эстонка по национальности) с 1929 года была организационно связана с участниками антисоветской вредительской и террористической организации правых и содействовала им в их антисоветской деятельности. Сблизившись с рядом враждебных ВКП(б) лиц (перечислены их фамилии и бывшие должности), осужденных впоследствии за правотроцкистскую деятельность, Калинина предоставляла им свою квартиру для контрреволюционных сборищ, на которых обсуждались вопросы антисоветской деятельности организации, направленные против политики и руководства ВКП(б) и Советского правительства. Имея тесное общение с Остроумовой В.П., информировала последнюю по вопросам секретного характера, что Остроумовой использовано в шпионских целях. Наличие такой связи, весьма опасной для утечки сведений с самых верхов, послужило основанием к тому, что 22 апреля 1939 года (на основании, как мы знаем из главы 11, соответствующей санкции) Военной коллегией Верховного Суда СССР Калинина Е.И. была осуждена к заключению в исправительно-трудовом лагере сроком на 15 лет с поражением в правах на 5 лет. 9 мая 1945 года Екатерина Ивановна написала на имя Сталина прошение о помиловании, в котором признала следующее: Я совершила тяжелую ошибку, усугублённую тем, что Вы своевременно мне на неё указывали, а я эти указания не учла. Такое несознательное отношение к своему положению и к окружающим людям повлекло за собой тяжкие проступки, за которые я несу суровое наказание. Я полностью сознаю свою вину и глубоко раскаиваюсь. Эти проступки совершены мною не из сознательной враждебности, а из-за непонимания обстановки и некритического отношения к окружавшим меня людям. В плане высказанной нами версии о причинах репрессии в отношении некоторых кремлёвских жен, наши комментарии здесь вроде бы даже излишни. 5 июня 1945 года на этом искреннем раскаянии 337 появилась резолюция: т.Горкину. Нужно помиловать и немедля освободить, обеспечив помилованной проезд в Москву. И.Сталин. 11 июня 1945 года Президиум Верховного Совета СССР постановил: Калинину Екатерину Ивановну помиловать, досрочно освободить от отбывания наказания и снять поражение в правах и судимость [Л.65, №9, 2000, стр.107,108]. К тем, кто осознавал положение вещей, товарищ Сталин относился с пониманием. Особое место в отношении связей с зарубежьем занимала ещё одна кремлёвская жена, пламенная революционерка Александра Коллонтай, побывавшая почти во всех странах Европы и в Америке. Но она являлась человеком Сталина, который, даже несмотря на занятость, всегда моментально принимал её. Но это были особые доверительные отношения: по существу Коллонтай... стала верной служанкой Сталина во всех областях международной политики [Л.32, стр.220]. Несмотря на бесчисленные связи этой женщины со всем внешним Миром, никакие репрессии не коснулись её, и Александра Михайловна спокойно дожила до старости, скончавшись 9 марта 1952 года, за год до смерти вождя [Л.32, стр.208]. Несколько более сложной выглядит история с женой Молотова В.М. Полиной Жемчужиной, но с позиций нашей версии дело выглядит достаточно прозрачно. У Жемчужиной имелась достаточно опасная внешняя связь: её старший брат являлся американским капиталистом, и между этими ближайшими родственниками велась переписка. Закрыть этот канал утечки информации для Сталина не составляло труда, но он этого не делал, а, видимо, держал под строгим контролем по следующим причинам. Во-первых, ему очень нужен был Молотов. Найти такого преданного, добросовестного, терпеливого и работоспособного соратника, которому можно полностью доверять, не так то просто. Во-вторых, Полина Семёновна, будучи примерно в одних летах с женой Сталина Надеждой Аллилуевой, стала её главной кремлёвской подругой. Молотовы некоторое время жили в одной квартире со Сталиным и поэтому являлись в определённой мере громоотводом в весьма напряжённых отношениях в семье вождя, что было немаловажно. Поэтому Сталин предпочел держать свою соседку под колпаком и лично подписывал все назначения Полины Семёновны. А энергичная женщина занимала весьма значительные посты: работала одновременно заместителем наркома пищевой промышленности, наркомом рыбной промышленности и начальником управления Главпарфюмера - известной в стране фирмы ТЭЖЭ (Товары для женщин). Хотя наши кремы и духи в определённой мере удовлетворяли непритязательный спрос населения, вполне возможно, что руководителю этой отрасли захотелось использовать международный опыт в подведомственном ей деле, что неизбежно привело к установлению определённых зарубежных связей. Тогда Жемчужину решили лишить возможности свободно общаться с Западом и наглядно показали, что, благодаря её деятельности, в ТЭЖЭ пробрались немецкие шпионы. Для острастки Полине Семёновне объявили выговор, даже на какое-то время исключили из партии, но потом восстановили, и она продолжала возглавлять свой галантерейно-трикотажный главк [Л.32, стр.322, 323]. Думаю, что если бы жена второго в стране по значимости человека, полностью посвященного во все тайны сталинских замыслов, в то время продолжила бы развивать свои опасные для утечки информации связи, уже тогда она оказалась бы за решеткой. Не помогло бы даже то, 338 что, как предполагает Л.Васильева, Полина Семёновна была не просто лучшая подруга Аллилуевой, а союзница Сталина. Она, возможно, любит Иосифа. Разве трудно предположить? [Л.32, стр.324]. Как бы то ни было, но первая гроза в оновном прошла мимо. Однако неприятности тридцать девятого года с немецкими “шпионами” в ТЭЖЭ, похоже, ничему не научили Полину Семёновну она не относилась к категории пугливых или осторожных женщин [Л.32, стр.328]. В 1948 году на карте мира появился Израиль. Еврейские жёны вождей, естественно, ощутили себя дочерьми своего народа. Но если Екатерина Ворошилова, Мария Каганович и другие спрятали это ощущение подальше, то Полина Жемчужина вся раскрылась навстречу новому чувству [Л.32, стр.329]. Действительно, высокопоставленная кремлёвская женщина встречалась в Москве с послом Израиля Голдой Меир, поддерживала слишком хорошие отношения со знаменитым еврейским актёром Михоэлсом С.М., имевшим широкие зарубежные связи. Вместе с Еврейским антифашистским комитетом, председателем которого был Михоэлс, вновь был поднят возникший ещё в 1944 году вопрос о превращении Крыма в Еврейскую автономную республику. Всё это полностью противоречило замыслам Сталина. Чтобы предотвратить дальнейшее нежелательное развитие событий, Михоэлса зверски убили, членов Антифашистского комитета арестовали. Только недавно установленные нормальные дипломатические отношения между СССР и Израилем резко охладели [Л.26, т.2, стр.65]. Что следовало делать в такой обстановке с П.С.Жемчужиной? Вероятно, Сталин предложил своему ближайшему помощнику Молотову отправить его жену в места не столь отдалённые. Свои претензии по этому поводу вождь народов через несколько лет обнародовал следующим образом: Товарищ Молотов неправильно ведёт себя как член Политбюро. Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение Политбюро по тому или иному важному политическому вопросу, как это быстро становится известным товарищу Жемчужиной. Ясно, что такое поведение члена Политбюро недопустимо [Л.69, стр.75]. Вячеслав Михайлович, видимо, сначала отказался от применения репрессии в отношении его жены, а потому попал в опалу и был оттеснён с первых ролей. Однако потом принял компромиссное решение: они с Полиной Семёновной развелись, и бывшая жена поселилась у своих родственников. Таким образом, опасность прямой утечки информации оказалась устранена, и руководящее положение Молотова через некоторое время было восстановлено. Вместе с тем в процессе ведения следствия по Антифашистскому комитету выявились сведения, касавшиеся гражданки Жемчужиной П.С. Так, из протокола допроса Юзефовича, являвшегося заместителем руководителя Комитета Лозовского С.А.(члена ЦК ВКП(б) и начальника Советского Информбюро), последовало подтверждение того, что вопрос о создании еврейской республики в Крыму поднимался по требованию американских хозяев. Более того, было установлено, что через связанного с Белым домом крупного дельца Гольдберга оказывалась поддержка в решении этой проблемы и сообщалась очевидная неприкрытая заинтересованность американцев: с помощью еврейских организаций создать на территории Крыма сперва республику, потом 339 еврейское государство, которое можно использовать как плацдарм против Советского Союза [Л.32, стр.348, 349]. С наших сегодняшних позиций такая информация совершенно не является какой-то невероятной. Когда в 1991 году наши “демократы”предатели вопреки воле народа в Беловежской Пуще в соответствии с чётко разработанными планами западных спецслужб развалили Советский Союз, то они первым делом доложили о выполнении задания Президенту США, а уж потом поставили в известность о случившемся ставшего сразу бывшим Президента СССР Горбачева М.С. [Л.33, стр.370]. Вдохновлённые поддержкой с Запада руководители Еврейского антифашистского комитета решили использовать Жемчужину, чтобы через неё поставить вопрос перед советским правительством о предоставлении евреям Крыма. Текст соответствующего письма уже был подготовлен Михоэлсом и ещё одним членом Еврейского антифашистского комитета [Л.32, стр.349]. Возникает вполне законный вопрос: что же в данном случае делал товарищ Сталин - занимался антисемитизмом или боролся с империализмом? Совершенно не принимая тех страшных методов распространения коммунистической свободы, которые использовал в своей деятельности вождь народов (раскрытию и критике коих в значительной мере посвящена настоящая книга), автор вместе с тем не может согласиться с той политикой сдачи родной страны Западу, которую проводили на грани ХХ и ХХI веков недальновидные политики Российской Федерации. За свои действия, вообще-то говоря, попустительствовавшие предательству, Жемчужина П.С. в 1949 году получила всего лишь пять лет ссылки в Урицкий район Кустанайской области. Через четыре года, сразу после смерти Сталина, она в соответствии с требованием Молотова В.М. была немедленно освобождена [Л.32, стр.354, 332]. Таким образом, наша версия о стремлении Сталина ликвидировать все нежелательные и опасные связи с Западом, устранить возможность утечки информации с самых верхов власти, позволяет объяснить вроде бы непонятные репрессии в отношении некоторых кремлёвских жён. Теперь обратимся к ленинградскому делу, в результате которого по, казалось бы, как следует из литературы, неведомым причинам были уничтожены видные партийные и государственные деятели. По нашему мнению, вполне допустимо, что выходцы из Ленинграда А.А.Кузнецов и Н.А.Вознесенский, выдвинутые на работу в Центральном аппарате Ждановым А.А. и официально признанные самим Сталиным И.В. в качестве его преемников (что даже было запротоколировано секретарём Поскрёбышевым А.Н.), в силу своего служебного положения собственным разумом поняли, в какую сторону ведёт страну Учитель и Вождь народов. Действительно, секретарь ЦК ВКП(б) Кузнецов А.А. занимал ключевой пост в партии, осуществляя в качестве начальника Управления кадров партийный контроль над армией и органами государственной безопасности. Академик Вознесенский Н.А. являлся председателем Госплана и членом Политбюро [Л.26, т.2, стр.60]. Несомненно, что информированность этих руководителей о состоянии дел в стране и перспективах использования экономических и трудовых ресурсов, а также военной стратегии была полная. Вполне возможно, что с учётом своей 340 честности и порядочности эти истинные ленинградцы откровенно высказали вождю свои сомнения в отношении правильности проводившегося курса, ориентированного на подготовку Третьей мировой войны. Их несогласие с политикой и преследовавшимися Сталиным далеко идущими наступательными планами легко могло быть предано огласке, а потому стало для них роковым. Вот это, по нашему мнению, явилось причиной уничтожения двух видных советских деятелей. Конечно, просто так, без серьёзного повода, убрать двух элитных руководителей, котировавшихся в качестве преемников престарелого вождя на должностях генерального секретаря и председателя Совета Министров, представлялось не совсем корректным. Надо было создать какой-то весомый прецедент. В связи с этим Сталин, очевидно, поручил своим более послушным соратникам Маленкову Г.М., Берия Л.П. и Хрущеву Н.С. (для чего последний и был переведен в Москву) состряпать или отыскать материалы на Кузнецова А.А. и Вознесенского Н.А., ставших вдруг крайне опасными в отношении возможности разглашения строго секретных великодержавных планов. Ослушаться своего Хозяина, заказавшего слишком догадливых и строптивых собственных ближайших помощников, они не могли. В том, что у Маленкова Г.М., Берия Л.П. и Хрущева Н.С. в отношении ленинградцев совесть была нечиста, мы в дальнейшем постараемся показать. Начало кровавой расправы было положено 15 февраля 1949 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б), когда ленинградских руководителей назвали антипартийной группой, подобной антиленинской фракции Зиновьева. Нарушителям партийных норм предъявили следующие смехотворные обвинения: антипартийные методы заигрывания с Ленинградской организацией; охаивание Центрального Комитета ВКП(б), якобы не заботившегося о нуждах Ленинграда; отрыв Ленинградской организации от ЦК ВКП(б); противопоставление Ленинградской организации партии и её Центральному Комитету [Л.3, стр.239]. Формальным поводом для этого послужило поддержанное руководством стремление ленинградцев, переживших блокаду, добиться большей самостоятельности городу, сохранить статус крупного промышленного, научного и культурного центра мирового значения, присущего второй столице. Понятно, что суть вопроса была, конечно же, не в этом. Чтоб никто не догадался, заход на двух обречённых высокопоставленных выходцев из Ленинграда стали делать издалека. В связи с этим следующим актом трагедии явился пленум Ленинградского обкома и горкома партии, состоявшийся 22 февраля 1949 года, на котором присутствовали член Политбюро ЦК партии Маленков Г.М. и член оргбюро Андрианов В.М. На заседании Маленков ознакомил присутствовавших с мнением Политбюро о том, что ленинградские руководители превратились в антипартийную группу. На основании этого первый секретарь обкома и горкома Попков П.С. и другие руководители были сняты со своих постов. Тут же главой Ленинградской партийной организации избрали присланного Москвой Андрианова В.М. [Л.3, стр.241]. В помощь этому партийному функционеру в кресло начальника Ленинградского управления МГБ 21 апреля 1949 года посадили генерал-лейтенанта Горлинского Н.Д., имевшего немалый опыт в вопросах чистки кадров в органах госбезопасности. На этом посту он 341 сменил более лояльного генерал-лейтенанта Родионова Д.Г., который за свою бытность на брегах Невы в течение трёх лет выслал около трёхсот конфиденциальных спецсообщений в адрес министра Абакумова и даже часто лично докладывал Сталину обо всём, происходившем в Ленинграде. Благодаря политике активного информирования сам Родионов Д.Г. не был привлечён к ответственности по ленинградскому делу, но свою причастность к инициированию этого беспредела глубоко переживал [Л.3, стр.235, 236, 237]. К середине лета 1949 года дело было окончательно сфабриковано и базировалось на вполне вероятной версии о том, что второй секретарь Ленинградского горкома Капустин Я.Ф. являлся английским шпионом. Данное заключение сделали на основании того, что в 1935 году подозреваемый проходил длительную стажировку в Англии, в Манчестере, на заводах Метраполитен-Виккер. Причём русский стажер не только пользовался там уважением и доверием, но и завёл роман со своей учительницей английского языка, которая предлагала ему остаться в Англии. По мнению органов госбезопасности, все эти факты заслуживали особого внимания как сигнал возможной обработки Капустина английской разведкой [Л.69, стр.51]. 21 июля 1949 года министр госбезопасности Абакумов В.С. направил Сталину записку, в которой сообщил, что секретарь Ленинградского горкома партии Капустин Я.Ф. подозревается в связи с английской разведкой и что свидетельствовавшие об этом материалы по указанию бывшего начальника Ленинградского управления МГБ Кубаткина П.Н. якобы хотели уничтожить. Сталин дал указание об аресте обоих подозреваемых. Хотя Капустин Я.Ф. формально был арестован за шпионаж, допрашивался он по вопросу существования в Ленинграде антипартийной группы и после применения интенсивных методов следствия дал признательные показания. 13 августа 1949 года в Москве в кабинете Маленкова Г.М. без санкции прокурора были арестованы Кузнецов А.А., Попков П.С., Родионов М.И., Лазутин П.Г. и Соловьев Н.В. Затем, 27 октября 1949 года, был посажен за решетку Вознесенский Н.А. Следствие велось около года [Л.3, стр.225,226]. Стремление полностью исключить возможность утечки информации от главных арестованных подтверждается тем, что в 1950 году по указаниям Маленкова, который давал их от имени ЦК партии и со ссылкой на Сталина, была организована совершенно необычная партийная тюрьма на 30–40 заключенных с особыми условиями режима, ускоренной оборачиваемостью, специальной охраной [Л.69, стр.63]. Министерству внутренних дел поставили задачу освободить отдельные тюремные помещения, укомплектовать штат новым начальником, надзирателями, вахтёрами и в дальнейшем этой тюрьмой не заниматься. Данная следственная тюрьма напрямую подчинялось Центральному Комитету, а ведал ей председатель Комиссии партийного контроля Шкирятов М.Ф. В особую тюрьму перевели всех главных обвиняемых по ленинградскому делу [Л.69, стр.63]. Абсолютно точно известно, что здесь находился арестованный Кузнецов А.А. [Л.34, стр.25]. Просуществовала тюрьма в таком партийном подчинении совсем недолго, поскольку через полгода надобность в ней отпала. В сентябре–октябре 1950 года главных обвиняемых по ленинградскому делу суд приговорил к расстрелу, который как меру наказания предусмотрительно восстановили в январе того же года 342 [Л.3, стр.241]. Безвинно уничтожили хороших мужиков русской национальности - и никаких обвинений кого-либо в антирусизме не последовало! Ещё раз повторим, что, на наш взгляд, вся хитрость так называемого ленинградского дела состояла в том, что главная цель этой профанации заключалась в уничтожении вдруг ставших опасными в отношении раскрытия сталинских планов Кузнецова А.А. и Вознесенского Н.А. Однако для маскировки причины и запутывания вопроса разборку начали с более мелких ленинградских руководителей, которым предъявили несусветные обвинения, а уж как бы потом, в ходе следствия, докопались до более значимых участников антипартийной группы. До начала ленинградского дела борьба с безродными космополитами и преклонением перед заграницей велась вроде бы мирными средствами. Например, маститого учёного увольняли с работы, и он вынужден был заниматься чем угодно, только не наукой. В творческой среде произведения обуржуазившихся писателей и поэтов просто не издавали. Теперь, после завершения кровавой расправы, чтобы ещё больше задурить людям головы, в городе на Неве под руководством первого секретаря обкома и горкома партии Андрианова В.М., силами областного управления госбезопасности, подчинённого Горлинскому Н.Д., началась безжалостная чистка: оппозиционеров выживали из партийно-советского аппарата, преследовали на производстве, в научных и учебных заведениях. Для того чтобы исключить какую-либо возможность докопаться до первопричин дутого, тайного ленинградского дела, стала даже уничтожаться литература, в которой встречалось любое упоминание о расстрелянных, выхолащивалось также и участие бывших руководителей в героической блокаде. Даже Музей обороны Ленинграда был закрыт. Город превратился в репрессивный и опальный [Л.3, стр.230,241]. К весне 1951 года с ленинградским делом, оказавшимся дополнительной ветвью Операции прикрытия, было в основном покончено. Чтобы ещё глубже спрятать концы в воду, репрессии обратили на основных исполнителей страшной акции. 12 июля 1951 года начальник Главного управления погранвойск МГБ генераллейтенант Стаханов Н.П., заместитель министра госбезопасности генерал-полковник Гоглидзе С.А. и два сотрудника Военной прокуратуры доставили в особую тюрьму министра госбезопасности генерал-полковника Абакумова В.С. Арестованный даже не был освобождён от занимавшейся им должности, и никаких формальных обвинений ему предъявлено не было. На следующий день в эту же партийную тюрьму были заключены сотрудники следственного отдела МГБ Леонов А.Г., Лихачев М.Т. и Шварцман Л.Л. [Л.69, стр.64]. 4 июля 1951 года за развал работы министр госбезопасности СССР Абакумов В.С. был отстранён от занимаемой должности. Вслед за ним лишились своих постов и ряд его выдвиженцев. Горлинского Н.Д. вызвали в Москву и 29 июля 1951 года освободили от должности начальника УМГБ Ленинградской области. Затем 29 декабря 1951 года его назначили начальником Волжского ИТЛ МВД. Инициатором этого перемещения явился не кто иной, как Хрущев Н.С. [Л.3, стр. 251,248]. 343 Вместе с тем заказчик ленинградского дела Сталин И.В., идеологи этой выдумки Маленков Г.М., Берия Л.П. и Хрущев Н.С., а также партийный исполнитель Андрианов В.М. остались на своих местах и продолжали трудиться для блага народа. Взамен снятых руководителей министром госбезопасности СССР 9 августа 1951 года назначили чисто партийного аппаратчика Игнатьева С.Д., являвшегося заведующим Отделом партийных и комсомольских органов. В министерство госбезопасности он был послан сначала в качестве представителя ЦК ВКП(б). В это время на должность начальника Управления МГБ Ленинградской области из Владивостока приехал генерал-лейтенант береговой службы Ермолаев Н.Д. Хотя первопричиной снятия Абакумова В.С. несомненно являлось ленинградское дело, дискредитацию бывшего министра начали с предъявления ему обвинений по делу кремлёвских врачей. На роль непосредственного обвинителя Абакумова был определён старший следователь по особо важным делам МГБ СССР Рюмин М.Д. Этому, по мнению сослуживцев, весьма посредственному работнику и явному карьеристу поручалось озвучить обвинения, уже подготовленные в особой тюрьме. 2 июля 1951 года Рюмин М.Д. обратился с письмом на имя товарища Сталина И.В., в котором указал, что Абакумов сознательно тормозил расследование дела о еврейском националисте Этингере Я.Г., позволявшее получить сведения о вредительской деятельности врачей [Л.69, стр.64]. За счёт такого приёма следствие сначала уводилось от опасного для огласки ленинградского дела, а далее всё шло в нужном для Сталина русле. 4 июля 1951 года было принято постановление Политбюро, которым поручалось создать комиссию по проверке заявления Рюмина. В комиссию вошли: Маленков (председатель), Берия (два идеолога, крайне заинтересованные в правильном рассмотрении ленинградского дела), Шкирятов и Игнатов (лучшую объективную компанию подобрать трудно). В порядке проведения проверки были допрошены ряд сотрудников органов госбезопасности, в том числе заместители министра Огольцов С.И. и Питовранов Е.П. Комиссия, естественно, установила со стороны врачей наличие террористических намерений при лечении видных советских деятелей Щербакова А.С., Куйбышева В.В. и Горького А.М. По мнению комиссии, Абакумов проявил в данном вопросе по крайней мере преступную халатность. Кроме того, министру в вину поставили ещё ряд прежних дел. Только после этого (когда обвинений уже хватало с гаком и деваться было некуда) усиленно начала разрабатываться версия о причастности обвиняемого к ленинградскому делу. В целом деятельность Абакумова, выбранного на роль козла отпущения, оценивалась как совершение преступления против партии и государства [Л.69, стр.64-72]. Не расписывая всех жутких подробностей дьявольской механики [Л.69, стр.65] этого тёмного дела, выскажем нашу версию о том, что на данном этапе развития Операции прикрытия Сталину как раз нужна была фигура беспринципного и безжалостного руководителя, такого как Рюмин М.Д. Этот лихой выдвиженец в соответствии с полученным указанием, не задумываясь, способен был ликвидировать любого человека, через которого, по мнению вождя, могла произойти утечка информации. Кремлёвские врачи, с одной стороны, лечившие партийноправительственную элиту, а с другой стороны, несомненно имевшие 344 связи со своими коллегами за рубежом, были как раз одним из таких подозрительных объектов. Поэтому Рюмин М.Д. тут же был назначен заместителем министра госбезопасности и ему предоставили самые широкие полномочия в деле дальнейшего поиска особо опасных вредителей. Для обеспечения возможности проведения безумных расследований, в органах госбезопасности были созданы соответствующие условия. Вот что пишет по этому поводу в своих воспоминаниях первый заместитель председателя КГБ генерал армии Бобков Ф.Д., работавший в те годы рядовым сотрудником. Первое, что поразило меня в самом начале работы в центральном аппарате, это полная изоляция следователей по особо важным делам от остальных подразделений МГБ. Если оперативные подразделения, занимавшиеся делами о шпионаже или подпольной борьбе против советского строя, тщательно документировали и подвергали глубокой проработке собранный материал, то работа следователей по особо важным делам чаще строилась на показаниях отдельных лиц и на этом основании выносились приговоры - точно так же, как это было в кошмарные тридцатые годы. Один давал показания на другого, тот на третьего, а четвёртый подтверждал всё это. Голословные обвинения оформлялись как убедительные доказательства вины, и волна арестов вновь захлёстывала страну [Л.33, стр.10]. Запутанное дело врачей-вредителей постепенно было связано с делом о террористах в Министерстве госбезопасности, а затем сюда же было притянуты ленинградское дело и дело о Еврейском антифашистском комитете [Л.69, стр.71]. Из редакционных помет на проектах обвинительных заключений можно сделать вывод о том, что Сталин лично руководил следствием и определял степень виновности [Л.69, стр.73]. Собранный воедино конгломерат дел позволял вождю народов решить ряд важных для себя вопросов. Во-первых, как уже было сказано, вполне обоснованно устранить врачей, допускавшихся к первым лицам государства и, вполне очевидно, имевших нежелательные зарубежные связи по медицинской линии. Во-вторых, собственные неблаговидные деяния накрепко пришить Абакумову В.С., его заместителям Огольцову С.И. и Питовранову Е.П., а также группе других сотрудников и следователей органов госбезопасности. Втретьих, избавиться в аппарате госбезопасности от неугодных лиц, в том числе от евреев-чекистов, неблагонадёжных в отношении их родственных связей с Землёй обетованной. В-четвёртых, через обвинения Абакумова и его сподвижников дополнительно запутать ленинградское дело и тем самым ещё надёжнее скрыть истинную причину уничтожения двух своих преемников по партии и правительству, представив ситуацию так, будто враг народа Кузнецов А.А. вместе с участниками изменнической группы имели связи с иностранной разведкой, за что якобы все они и были репрессированы. В-пятых, иметь повод почистить личную охрану, арестовав генераллейтенанта Власика Н.С. и генерал-майора Кузьмичева С.Ф., а также обновить секретариат, пожертвовав бессменным Поскребышевым А.Н. Вшестых, в назидание другим подвесить судьбу ближайших своих соратников Молотова В.М. и Микояна А.И., а еще через одно мингрельское дело - зацепить Берия Л.П. На основании изложенного ещё раз повторим нашу версию относительно творившегося беспредела, о чём автор уже говорил в 345 отношении репрессий 1937–1938 годов. Не мог же Сталин законным порядком провести суд над абсолютно честным человеком, мотивируя это лишь тем, что в силу обстоятельств тот случайно мог выдать тайну хода подготовки к войне, сорвав тем самым все великодержавные планы. Вот и приходилось, скрывая от всех истинную причину, создавать в госбезопасности особые, закрытые от посторонних глаз подразделения, сажать туда бессовестных исполнителей, давать им неограниченный простор для деятельности, а дальше только пальчиком показывать на тех, кого нужно убрать, оборвав тем самым их опасные связи. Потом, конечно, следовало избавиться от исполнителей-злодеев, а обстоятельства дутых дел тщательно запутать. Автор сталинские деяния совершенно не оправдывает, а просто поясняет свою версию. Дело врачей вместе с другими делами создало в стране достаточно напряженную обстановку, которая позволяла Сталину успешно развивать дальше Операцию прикрытия. Конечным результатом этой разработки должна была явиться хитро обоснованная массовая депортация евреев по их собственной просьбе в восточный районы страны. На наш взгляд, это не была чисто антисемитская затея. Просто в связи с возникновением государства Израиль лица еврейской национальности оказались в большинстве своём в числе тех, у кого имелись опасные для дела Сталина внешние связи с зарубежными странами. Вспомним (см. главу 11), что в тридцатые годы точно также репрессии обрушились на живших в нашей стране представителей разных национальностей (финнов, поляков, латышей, литовцев, эстонцев), которые имели свои компактные территориальные образования, ставшие после Октябрьской революции независимыми государствами. Сталинский сценарий оставался прежним, лишь смещались и по-иному маскировались его акценты. Кстати, если внимательно посмотреть, то репрессии тридцатых годов проводились в основном силами русских и евреев при некотором участии украинцев, грузин и белорусов [Л.67, стр.495]. Историки пишут, что обвинения в контрреволюционной деятельности и в заговорничестве обнимали всё больший круг людей. В стране нагнеталась атмосфера, аналогичная той, которая предшествовала террору 30-х годов [Л.26, т.2, стр.61]. Действительно, созревала обстановка, когда Сталину необходимо было провести решительную чистку, убрав тех, кто мог сомневаться или выдать его планы, и поставить на должности плеяду новых толковых руководителей и агрессивных военачальников, которые, как и в начале сороковых годов, смогли бы тайно подготовить новый крупномасштабный Освободительный поход. Смерть вождя не позволила (слава Богу!) начать реализацию этого и других его планов. Вместе с тем, на наш взгляд, с точки зрения высказанной нами версии представляет интерес объяснение послевоенной судьбы Четырежды (в то время еще Трижды) Героя Советского Союза Маршала Жукова Г.К. Как теперь становится ясно, именно под руководством (или при самом активном участии) этого перспективного генерала в начале сороковых годов был чётко разработан и активно реализовался в жизнь военный план Освободительного похода в Европу. Гигантское, до мелочей скоординированное и предельно скрытное перемещение 346 огромной массы советских войск к западным границам летом 1941 года, детально описанное в книгах В.Суворова [Л.22], явилось воплощением великолепной тактической разработки, сделанной когортой сталинских генералов. Однако вероломное нападение Гитлера спутало все карты. В сложившейся критической для Советской страны ситуации (когда для народа война превратилась действительно в Великую и Отечественную) именно Г.К.Жуков сумел провести ряд блестящих войсковых операций, решивших исход боевых действий в нашу пользу. Как уже отмечалось, Главнокомандующий Сталин даже уступил Жукову почётное право вместо себя принимать Парад Победы. После войны все ждали, что Министром Вооруженных Сил станет маршал Жуков Г.К., но Сталин не спешил ставить своего полководца на эту должность - ему он уготовил несколько иную роль. С нашей точки зрения, представляется вполне вероятным, что где-то через год после окончания войны вождь народов пригласил к себе Главнокомандующего Сухопутными войсками Жукова Г.К. и предложил ему приступить к разработке новых планов освободительных военных действий. Очевидно, что умудрённый тяжким опытом предыдущих кровавых лет, Георгий Константинович отказался от предлагавшейся ему заглавной роли и сказал что-нибудь вроде: Товарищ Сталин, хватит воевать. Вследствие этого бунта бывший военный соратник сразу попал в немилость и для начала Сталин загнал народного любимца командовать провинциальным округом в Одессу, а потом ещё дальше - на Урал, и держал там товарищ Сталин товарища Жукова без намерения выпускать [Л.23, стр.16]. В качестве фигового листка, прикрывавшего истинную причину неожиданного снятия с должности героя войны и спасителя страны Сталин подписал совершенно секретный (чтобы излишне не распространялся!) приказ Министра Вооружённых Сил Союза ССР № 009 от 9 июня 1946 года, в котором было сказано, что Жуков, утеряв всякую скромность, приписывал себе разработку и проведение всех операций, включая и те операции, к которым он не имел никакого отношения [Л.23, стр.17]. Однако Сталин всё-таки надеялся склонить на свою сторону заупрямившегося военного гения двадцатого века, без боевого опыта которого тайная разработка и четкая реализация новых дерзких планов освободительных походов представлялись весьма затруднительными. Для создания необходимой психологической обстановки вождь народов, во-первых, во главе Министерства Вооруженных Сил поставил гражданского маршала Булганина Н.А., не имевшего в глазах Жукова Г.К. никакого авторитета. В связи с этим, когда для проверки сигналов, поступавших из Одесского обкома партии о самоуправстве командующего округом, в город прибыла правительственная комиссия, прославленный полководец, сославшись на проводившиеся учения, даже не приехал на вокзал встречать своего военного министра, возглавлявшего представительную делегацию. Этот эпизод явно позабавил Сталина, предвидевшего подобную ситуацию: вытянутый в струнку Жуков, уставным рапортом встречавший Булганина? Нет, это был бы уже не полководец Жуков. Сталин всё точно рассчитал, стараясь показать гордецу, строптивому боевому маршалу, что, кроме него, на должность Министра Вооруженных Сил достойных кандидатур сейчас вроде бы и нет, потому пришлось назначать серую личность, которой ты обязан по субординации и Уставу подчиняться. 347 Во-вторых, органы госбезопасности дали в руки Сталина ещё один сильный козырь. Дело в том, что после окончания войны некоторые офицеры и генералы военного ведомства и контрразведки были уличены в незаконном присвоении огромных материальных ценностей, вывезенных из Германии. На основании показаний арестованных по этому трофейному делу, нити следствия повели и к прославленному маршалу, которому немало драгоценностей перепало. По личному указанию Сталина, министр госбезопасности Абакумов занялся разработкой жуковского вопроса. В московской квартире и на даче в Рублёво пребывавшего в Одессе командующего округом были произведены тайные обыски, во время которых, после составления соответствующих описей и актов, все вещи укладывались обратно так, как они лежали раньше. Необходимость соблюдения данного условия обосновывалась Сталиным тем, что не хотелось наносить подозреваемому травму, если показания подследственных оказались бы вдруг оговором. На самом же деле генсек хотел получить в своё распоряжение мощное средство давления на Жукова, но так, чтобы оно не испортило репутации желанного организатора нового освободительного похода и тем самым не поставило бы его в безвыходное положение, когда, как говорится, терять уже нечего. Тайные обыски с лихвой дали материал для того, чтобы, при желании, привлечь маршала к ответственности за барахольство (по-военному – мародёрство!) и обоснованно расправиться с ним. Ведь уже на малозаметных должностях прозябали опальные генералы, пониженные Сталиным в званиях и снятые с высоких постов за присвоение трофейного имущества в Германии [Л.38]. Однако в данном случае Сталин поступил совершенно по-иному: все материалы, представленные Абакумовым, он сложил в папочку и хранил эти листки в своём личном сейфе. Только после смерти вождя сверхособая папка была обнаружена его преемником по партийной линии Хрущевым Н.С., внимательно прочитана и по его указанию запечатана в конверт [Л.38]. Имея в своём активе мощный компромат, Сталин решил, видимо, ещё раз попытаться уговорить Жукова поддержать великодержавные военные замыслы, а не доводить дело до публичного скандала. Разработать этот тонкий вопрос генсек поручил своему доверенному соратнику Жданову А.А. 12 января 1948 года состоялась беседа секретаря ЦК с опальным маршалом. Суть этого разговора неизвестна, поскольку попытка перековки строптивца происходила, естественно, с глазу на глаз и не стенографировалась. Мы считаем, что Георгий Константинович вновь отказался от сотрудничества по подготовке новой военной авантюры. Видимо, ему ещё раз дали время на размышления, а для прикрытия разговора попросили написать объяснительную записку по поводу присвоения материальных ценностей, что маршал и сделал тут же, не выходя из здания ЦК. 3 февраля 1948 года по акту, включавшему 14 описей, Управлению делами Совета Министров СССР было передано изъятое у Жукова Г.К. незаконно приобретенное и привезенное им трофейное имущество, ценности и другие предметы. Никакого наказания за это недостойное дело полководец не получил, хотя чувствовал, что легко мог расстаться с партийным билетом, и потому в своём объяснении просил оставить его в партии и заверял, что исправит допущенные ошибки. Другим фигурантам с громкими именами, проходившими по 348 трофейному делу, повезло гораздо меньше. В тюрьму попали генералы Телегин К.Ф., Крючков В.В. и его жена знаменитая певица Лидия Русланова, у которых также изъяли всё незаконно приобретенные ценности [Л.38]. Перевод Жукова Г.К. из Одесского в Уральский военный округ не таил в себе, на наш взгляд, никаких загадок. Просто Сталин убрал опального маршала из обстановки, в которой у него достаточно обострились взаимоотношения с партийными властями. (Аналогичный случай описан нами в главе 25, когда моего отца Богданова Н.К., не сошедшегося характерами с первым секретарём ЦК КП(б) Казахстана Г.Борковым, перебросили на другой участок работы). После весёлой и солнечной Одессы в мрачноватом и морозном Свердловске [Л.38] у опального, но не репрессированного маршала имелась возможность спокойно и крепко подумать в отношении предложения вождя о сотрудничестве. Любил или не любил Сталин товарища Жюкова, сказать трудно, но то, что вождю народов боевой маршал был очень нужен для реализации эпохальных замыслов – факт неоспоримый. Однако никаких сталинских тайн Г.К.Жуков нам так и не поведал [Л.47], ибо и для него самого это было бы смертоубийственно. Таким образом, подводя итог всем на первый взгляд непонятным жесточайшим сталинским репрессиям, на основании нашего анализа ещё раз можем заключить, что абсолютное большинство мероприятий осуществлялось не в интересах борьбы за власть (которой у вождя было более, чем достаточно), а с целью, во-первых, пресечения любых возможных каналов утечки строго секретной информации о замыслах и ходе подготовки к внезапным наступательным военным действиям, направленным на захват иностранных государств для присоединения их к коммунистическому блоку. Во-вторых, для маскировки проводившейся подготовки и дезинформации как намечавшегося противника (а вместе с ним и всего Мирового сообщества), так и собственного населения. Все эти глубоко продумывавшиеся и чётко реализовывавшиеся под руководством Сталина репрессивные, законодательные и иные мероприятия названы нами Операциями прикрытия. Кратко просмотрим, что же конкретно под завесой прикрытия делалось в нашей стране в послевоенный период для подготовки к новой агрессии Прежде всего следует отметить подавление повстанческого движения в Прибалтике и особенно на Западной Украине, где оно продолжалось до начала пятидесятых годов. После разгрома Украинской повстанческой армии (УПА), депортации в Сибирь целых деревень, сочувствовавших бандитам, фактической ликвидации местной униатской церкви, а также коллективизации сельского хозяйства и усиления индустриализации, вызвавших приток населения из России, плацдармы вдоль западных границ были существенно укреплены [Л.26, т.2, стр. 10,11]. В государствах Восточной Европы, освободившихся от немецкофашистской оккупации, были установлены просоветские режимы. Эти страны народной демократии вместе с Советским Союзом образовали Мировую Социалистическую систему, скреплённую позднее военным союзом Варшавского договора. Китайские коммунисты одержали победу 349 в многолетней гражданской войне и провозгласили создание Китайской Народной Республики, обладавшей огромными людскими ресурсами для армии [Л.26, т.2, стр.13]. Для поднятия экономики страны Советов в местностях, разорённых войной, по плану четвёртой пятилетки на эти нужды было выделено 40% капитальных вложений. Восстановление народного хозяйства в области тяжёлой промышленности было закончено в целом в 1950 году. Значительно возросло по сравнению с довоенным периодом производство стали, проката и нефти. Были построены новые металлургические и энергические предприятия в Прибалтике, Закавказье, Средней Азии и Казахстане. Однако производство товаров народного потребления к концу четвёртой пятилетки так и не достигло довоенного уровня. Население по-прежнему страдало от нехватки предметов первой необходимости, острого жилищного кризиса. Для повышения благосостояния трудящихся (будущих бойцов) были отменены карточки, в 1947 году проведена денежная реформа, предприняты и другие меры. Значительные средства были вложены государством в развитие здравоохранения. Вместе с тем многие пороки жестко централизованной системы управления народным хозяйством не давали возможности эффективно и пропорционально развивать производство. Чтобы не попасть в число отстающих, многие руководители отчитывались дутыми показателями. К плановой дезинформации Операции прикрытия добавлялась откровенная ложь торжественных рапортов, что приводило к недостоверности статических данных [Л.26, т.2, стр.18-22]. Сельское хозяйство находилось в катастрофическом состоянии несмотря на то что после окончания войны производство тракторов, сельхозмашин и инвентаря быстро налаживалось. В целях улучшения экономического положения колхозов в 1950 году началось их укрупнение, хотя по-прежнему из центра продолжали командовать кому, что и сколько сеять [Л.26, т.2, стр.31,32]. В 1945 году после освобождения от Японской оккупации по соглашению между СССР И США Корея была разделена на две части Северную (просоветскую) и Южную (проамериканскую) - с границей, проходившей по 38-й параллели. На этой границе непрестанно происходили вооружённые столкновения, которые вылились в конце концов в войну между Северной и Южной Кореей, начавшуюся 25 июня 1950 года. Это фактически была проба сил на чужом поле главных супердержав Мира. Соединённые Штаты открыто воевали на стороне Южной Кореи. В Северной Корее использовались китайские дивизии (добровольцы), а Советский Союз снабжал оружием и всеми видами помощи, как и задумано было в стратегических планах будущей Мировой войны. Однако хотя официально считалось, что наши вооружённые силы там не использовались, но северо-корейцам помогали советские военные советники и с территории северовосточного Китая действовали несколько авиадивизий. В ту пору был распространён анекдот: китайские лётчики И-Ва-Нов и По-Крыш-Кин сбили несколько американских самолётов. Успех сначала сопутствовал северокорейцам, а потом южнокорейцам. 30 ноября 1950 года президент Трумэн пригрозил применить атомную бомбу, что реально могло привести к Третьей мировой войне между СССР и США, к которой Советский Союз не был 350 ещё готов и которую совершенно не так планировал начинать. В результате линия фронта постепенно стабилизировалась всё на той же 38-й параллели, и боевые действия в середине 1951 года прекратились [Л.26, т.2, стр.16-18]. С 1950 года Советский Союз начал первый послевоенный этап гонки вооружений. Прямые военные расходы в течение последующих двух лет составили почти четверть всего годового бюджета. К этому времени Страна Советов, мобилизовав огромные средства, создала в 1949 году атомную, а потом в 1953 году и водородную бомбу, сравнявшись в данном отношении с Соединёнными Штатами Америки [Л.26, т.2, стр.15-21]. Такое военно-экономическое соперничество двух великих держав продолжалось много десятков лет, вызывая у здравомыслящих людей вполне законный вопрос: кто дурнее - коммунисты или капиталисты? Если мы, как оказалось, все время готовились к агрессии, то и они отнюдь не были добрыми дядюшками, а беззастенчиво применяли, где считали нужным, свои вооружённые силы. В 1948 году Советская Армия была относительно невелика и составляли 2874 тыс. человек. Большие людские ресурсы требовались в то время для работы в народном хозяйстве. Вызывает интерес состояние и использование исправительнотрудовых лагерей (ИТЛ) в послевоенный период. В связи с отсутствием информации в литературе назывались предположительные весьма завышенные показатели по количеству заключенных [Л.26, т.2, стр.54]. На основании опубликованных в последние годы архивных данных можно составить такую картину. После амнистии 1945 года в лагерях центрального подчинения находилось 600 тыс. заключенных, а в лагерях местного подчинения (ОИТК - УИТЛК) было порядка 450 тыс. заключенных. Кроме того, на базе имевшихся и новых лагерей было размещено 2500 тыс. военнопленных. Со второй половины 1946 года количество заключенных (и лагерей) начинает расти, а число военнопленных, за счет репатриации, уменьшаться. Максимальная численность лишенных свободы достигла весной–летом 1950 года и составила 2800 тыс. человек. Затем в последующие годы количество заключенных несколько уменьшилось и стабилизировалось на уровне 2,5 млн. человек [Л.10, стр.43,49,51]. Когда во второй послевоенный год в стране вследствие неурожая разразился голод, был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года Об уголовной ответственности за хищения государственного и общественного имущества. Минимальное наказание, предусмотренное этим указом, составляло 5 лет заключения в ИТЛ. В результате лагеря стали пополняться вовсе не теми, кого хотя бы с натяжкой принято было относить к политическим (шпионам, диверсантам, троцкистам-зиновьевцам-бухаринцам). Видимо, это было придумано по примеру тридцатых годов, для формирования трудовых отрядов с дешёвой рабочей силой. Во всяком случае из указанных выше 2,5 млн заключенных значительная часть была осуждена по данному указу за мелкие хищения [Л.10, стр.54]. Вместе с тем, чтобы из этой общей массы отделить всех лиц, представляющих опасность по своим антисоветским связям (не по взглядам, убеждениям, деятельности, именно по связям), по Постановлению Совета Министров СССР № 416-159сс от 21 февраля 1948 351 года были созданы Особые лагеря. В них должны были сконцентрировать всех, осуждённых к лишению свободы за шпионаж, диверсии, террор, а также троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов, участников антисоветских организаций и групп и др., причём в первую очередь тех, кто уже отбывал наказание. Контингенты особлагов предписывалось полностью изолировать (в том числе и в рабочих зонах) от остальных заключенных. Из вольнонаемного персонала в рабочие зоны разрешалось допускать только особо проверенных работников. Кроме того, в особлагерях могли в небольшом количество оставаться простые заключенные из общего контингента, преимущественно расконвоированные, для выполнения работ в качестве шоферов, обслуги на энергоустановках и другом оборудовании, к которому особый контингент не допускался. Как жильё, так и рабочие зоны надлежало специально оборудовать, чтобы исключить возможность побега, в жилых зонах вводился режим, близкий к тюремному (решетки на окнах, запиравшиеся на ночь бараки, запрет покидать бараки в нерабочее время). Норма жилой площади в виде исключения, временно, устанавливалась вдвое меньше, чем в ИТЛ - 1 кв м на человека. Заключенных особлагов следовало использовать на особо тяжелых работах. Охрана возлагалась на конвойные войска, а не на военизированную охрану, как в ИТЛ [Л.10, стр.52]. Вот каким путем Сталин стремился до конца оборвать все опасные для его задумок связи. Однако идея с особлагерями оказалась достаточно трудно реализуемой. При установленном Правительством лимите наполнения этих лагерей в 180000 человек, спецкомиссия МВД выявила в лагерях и колониях 170000 заключенных, подлежавших переводу в особлаги. Кроме того, по направлениям МГБ постоянно поступали новые осуждённые той же категории в среднем по 2500 человек в месяц, что на 1 марта 1949 года составило 42722 человека. Как всегда, подобный план у нас был успешно выполнен. В связи с этим в 1950 году был установлен новый лимит на 250000 человек. Вместе с тем переоборудование обычных лагерных помещений под особлаги затягивалось из-за недостатка материалов: только колючей проволоки требовалось 1000 тонн, а отпущено было менее половины потребности. В производственном отношении особлагеря оказались планово убыточными, так как очень дорогостоящими являлись охрана (хотя конвойные войска финансировались отдельно) и оборудование рабочих зон согласно требованиям, предъявлявшимся к особлагерям. В связи с этим на 1 марта 1949 года в этих душегубках находилось всего 106573 человека, а своего максимума наполнение особлагерей достигло в 1952 году и составило 257000 заключённых [Л.10, стр.52,53]. В общей сложности в ГУЛАГовский Архипелаг к началу 1953 года входило около 70 лагерей заключённых. Большинство выполнявшихся ими работ имели военно-стратегическое значение. Так, строились железные дороги на Кольском полуострове, в Архангельской области, на Дальнем Востоке, под Татарским проливом на остров Сахалин прокладывался тоннель. В Московской области велись работы оборонного предназначения, в частности, прокладывались никогда не наносившиеся на карту кольцевые бетонки на пятидесятом и восьмидесятом километрах для системы ПВО. Велись гидростроительные работы по обустройству Волго-Балтийского и Волго-Донского водных 352 путей, строительству Куйбышевской ГЭС и комплекса гидротехнических сооружений в Средней Азии. В Башкирии и Иркутске возводились крупнейшие нефтехимические комбинаты [Л.10, стр.55]. Видимо, чувствуя собственное недомогание и давление возраста Сталин спешил, и потому в последние годы его правления Министерство внутренних дел превратилось в универсальную палочкувыручалочку, которую без зазрения совести использовали при появлении новых задач или обострении положения дел на уже действовавшем производстве. Для МВД стала обычной авантюрная практика приступать к работам даже на крупных стройках, не имея ни технического проекта, ни экономического обоснования, при сроках, отведенных на выполнение задания, совершенно не соответствовавших имевшимся ресурсам [Л.10, стр.56]. О напряженности ситуации, связанной с выполнением огромного объёма работ, свидетельствует тот факт, что в начале 1953 года в МВД Главки и Управления производственно-лагерного комплекса курировали непосредственно министр и семь из восьми его замов [Л.10, стр.57]. Восстановив в определенной мере экономический потенциал Советского Союза, Сталин перешел к непосредственной организации новой агрессии, наиболее благоприятное время для которой виделось им в начале 50-х годов. В связи с недостаточной информацией, о планах вождя во многом можно только догадываться. Наиболее скрытны, а может, не до конца разработаны его договоренности с Китаем, который при нашей материальной поддержке должен был атаковать бумажного тигра американского империализма своими солдатами. Мао Цзэдун готов был отдать миллионы человеческих жизней за будущее всеобщее счастье. Советский Союз должен был действовать через Северный Ледовитый океан. Однако наиболее известной является стратегия, разрабатывавшаяся в отношении наступления на Европу. В январе 1951 года в Кремле было созвано совещание руководителей социалистических стран, на котором вождь прогрессивного человечества объяснил собравшимся, что созрело время для решительного наступления на капиталистическую Европу. Советский лагерь достиг военного преобладания над Соединенными Штатами, продемонстрировавшими в Корее слабость своих вооруженных сил. Но это преимущество носит временный характер и будет продолжаться лишь в течение порядка четырех лет. Поэтому главная задача социалистического лагеря состояла в том, чтобы в ближайшие три-четыре года мобилизовать и консолидировать военную, экономическую и политическую силу социалистических государств для нанесения удара по Западной Европе. Этой цели должна быть подчинена вся внутренняя и внешняя политика социалистических стран. Сталин подчеркнул, что представляется уникальная возможность установить социализм во всей Европе [Л.26, т.2, стр.68]. После этого совещания военные расходы в СССР и в социалистических странах Европы значительно возросли, в отдельных случаях до 40 процентов от всех расходов [Л.26, т.2, стр.68]. Известно, что при таком бюджете страна уже не может оставаться на мирных рельсах и дело должно заканчиваться войной. 353 Идеологическое обоснование предстоявшего наступления в Западной Европе Сталин открыто дал в своей речи на ХIХ съезде КПСС 4 октября 1952 года. Обращаясь к зарубежным рабочим и коммунистическим партиям, вождь народов объяснил им ближайшие цели и методы их достижения. Многократно повторяя слово мир, Сталин вовсе не имел в виду защиту мира, а вместо слова война использовал термин борьба. Главное заключалось в том, чтобы зарубежные коммунистические партии имели готовность поддержать нашу партию в её борьбе за светлое будущее народов. В свою очередь, Сталин обещал, что КПСС в этом вопросе в долгу не останется и обеспечит всемерную поддержку не только братским партиям, но и народам в их борьбе за освобождение, правда, от кого и от чего - не сказал. В качестве образца для подражания вождь привёл в пример СССР, который по ликвидации капиталистического и помещичьего гнёта стал ударной бригадой мирового революционного и рабочего движения. Теперь таких ударных бригад появилось много, и коммунистам зарубежных стран стало легче работать. Сталин предсказывал, что есть все основания рассчитывать на успех и победу братских партий в странах господства капитала [Л.26, т.2, стр.69]. Сталин хотел видеть Европу и Америку советскими ещё при своей жизни, а потому, накинув завесу прикрытия, неотвратимо вёл все народы к Третьей мировой войне. Вот что из себя представляла подводная часть айсберга нашей жизни. Только скоропостижная смерть вождя сорвала все эти великодержавные планы. 30. СМЕРТЬ ВОЖДЯ Начало 1953 года не предвещало ничего хорошего. 13 января газеты опубликовали сообщение о раскрытии заговора врачей-евреев, которые за счет неправильного лечения сокращали жизнь видных руководителей партии и правительства. В числе преступно умерщвлённых указывались советские деятели А.А.Жданов и А.С.Щербаков, болгарский вождь Г.Димитров, монгольский глава Чойболсан и другие видные партийно-государственные функционеры, а также военачальники. Сообщалось о связи этих врачей и массы других евреев с зарубежной разведкой. Но главная задача всей этой акции состояла в том, чтобы за счет нагнетания обстановки антиамериканские и антисемитские настроения вошли в каждый дом. Для создания такой атмосферы по всей стране обязали провести многочисленные митинги гнева и осуждения врачей-убийц с требованием их смертной казни. Кроме того, была распространена информация о якобы выявленных контактах советских офицеров с американской разведкой в отношении нанесения удара по Кремлю [Л.26, т.2, стр.66; 29.1]. Историографией вся эта безумная истерия приписывается психопатологическому заболеванию Сталина, его врожденной подозрительности и беспредельной жажде тирании. На наш взгляд, все эти деяния свидетельствовали лишь о том, что в заключительную стадию вступила вторая Операция прикрытия, под завесой которой, отвлекавшей внимание всех людей, следовало провести теперь скрытую 354 военную подготовку к превентивному удару по Америке и Европе, сулившему принести освобождение Миру от власти капитала. Конечно, последнее время вождь народов чувствовал себя физически уже недостаточно здоровым. Артериальное давление стало повышенное: верхнее 220-230 мм, нижнее 100 мм. Часто страдал, жаловался своей обслуге, что плохо себя чувствует. Кружилась голова, ощущал нехватку воздуха, в связи с чем больше времени стал проводить на даче (именно тогда, как нами отмечалось в главе 28, смогли ограничить рабочий день руководящего состава Центрального аппарата до полуночи). От медицинских услуг Сталин отказывался, предпочитая принимать таблетки по собственному усмотрению. Иногда только престарелого вождя осматривал фельдшер, работавший в охране [Л.36]. Но дело всей жизни, направленное на то, чтобы утвердить Коммунизм на всём Земном Шаре, хотелось реализовать собственноручно и увидеть воочию, тем самым реабилитировав себя за прежнее поражение. Поэтому Сталин спешил, заставляя своих соратников беспрекословно выполнять свои жесткие указания, утратившие былую четкость и последовательность. 1 марта 1953 года, после отъезда со сталинской дачи всех гостей, Хозяин отпустил свою охрану отдыхать, сказав, что больше никого вызывать не будет. Утром Сталин вставал обычно часов в одиннадцать и, в соответствии с заведенным порядком, до того, как он сам позовет обслугу, никто не имел права его беспокоить и входить в комнату. Но в тот день 2 марта в обычное время Сталин никого к себе не позвал. Охранники сначала решили, что после трудов праведных Хозяин решил просто получше выспаться. Несмотря на нараставшее с каждым часом беспокойство, в комнату к вождю никто не осмеливался войти. Так прошел день. В 23 часа прибыла почта. Начальник охраны решил использовать это обстоятельство как повод для того, чтобы (была - не была!) по собственной инициативе обратиться к вождю. Когда он вошел в комнату, то увидел такую картину: Сталин лежал на полу около стола, на котором стояла открытая бутылка Боржоми, а часы и газета Правда упали на пол. Начальник охраны подбежал к лежавшему и спросил: Что с вами, товарищ Сталин? Но парализованный вождь говорить не мог. Вместе с другими охранниками положили больного на диван. По всему видно было, что дела плохи: из-за установленного на даче порядка, когда никто не имел права даже заглянуть в комнату к Самому, Сталин пролежал на полу в одиночестве более 13 часов. Сразу позвонили и сообщили о случившемся министру госбезопасности Игнатьеву С.Д. и секретарю ЦК Маленкову Г.М. Министр по телефону поставил в известность Берия Л.П. Через некоторое время Лаврентий Павлович сам позвонил на дачу и дал распоряжение о болезни Сталина никому не говорить и никуда не звонить. У постели своего объекта сидел один охранник, а медицинской помощи всё не было. В 3 часа ночи на дачу приехали Берия и Маленков. Они посмотрели на больного, и Лаврентий Павлович выговорил начальнику охраны: Чего панику наводишь? Видишь - спит. Больной в это время находился в глубокой коме, предвещавшей трагическую развязку. 355 В 7 часов утра приехал Хрущев Н.С. и сказал, что врачи будут. Действительно, где-то через полчаса прибыла медицина. Диагноз был неутешительный: гипертоническая болезнь, кровоизлияние в мозг. Жизнь ещё теплилась в вожде, но дыхание было слабое, поверхностное. Рядом с умиравшим отцом появилась дочь Светлана [Л.36]. Решили дежурить у смертного одра и члены Политбюро: сначала Маленков вместе с Берия, потом Хрущев с Булганиным [Л.26, т.2, стр.71]. 4 марта 1953 года соратники вождя приняли решение опубликовать в печати официальное сообщение о болезни главы Советского государства. 5 марта 1953 года на семьдесят четвертом году жизни Сталин скончался. Какова же была реакция на смерть Верного Соратника и Продолжателя дела Ленина, Отца народов, Вождя и Учителя трудящихся всего мира, Величайшего Гения и Полководца всех времен и народов, Горного Орла и Лучшего Друга всех детей? Начнём с обслуги, в число которой фактически входил и мой будущий тесть – сотрудник 9 управления МГБ майор Лебедев Ф.В. Надо сказать, что на бытовом уровне люди, обслуживавшие Сталина, несмотря на определенную суровость и даже аскетичность заведенных на даче порядков, по-своему любили и уважали своего Хозяина. Мой тесть Федор Васильевич, отвечавший за обеспечение продуктами членов Политбюро, мог бы с точностью до грамма сказать, кто из наших правителей сколько пищи потреблял и какую еду предпочитал. К сожалению, в те времена всё это являлось строжайшей тайной, и потому выпытывать подробности у посвященного во все тонкости правительственного застолья Федора Васильевича, связанного обетом молчания соответствующими подписками, не представлялось возможным. Да и сам он говорил: Вот придёт время - всё расскажу. Однако скоропостижная кончина Лебедева Ф.В. 12 января 1967 года оборвала эту уникальную возможность. Вместе с тем в процессе нашего родственного общения Федор Васильевич успел кое-что рассказать. Сейчас много пишут о том, что Сталин устраивал на своей даче грандиозные пьянки, стараясь до одури накачать водкой своих соратников, чтобы развязать им языки и выведать у них сокровенные мысли. Не могу с достоверностью ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию. Федор Васильевич всегда отмечал чрезвычайную скромность быта Сталина и страшно возмущался тем широким разгулом, который после смерти вождя стали позволять себе некоторые его преемники. О безудержных пьянках на сталинской даче он никогда и ничего не говорил. Сам мой тесть спиртное не употреблял, хотя в обед любил выпить стакан (но не бутылку) Жигулевского пива. Это уж когда мы породнились, а у нас за столом из-за больных папиных почек пиво было под запретом, стал выпивать вместе с нами рюмочку водки. Так что можно гарантировать, что все правительственные приемы товарищ Лебедев Ф.В. обеспечивал и лично наблюдал за порядком на абсолютно трезвую голову. Когда мы поженились в 1960 году с младшей дочерью Федора Васильевича Людмилой, мой тесть вместе с тещей Екатериной Ивановной подарили мне в качестве презента... халат Сталина. Об этом домашнем одеянии Федор Васильевич рассказал такую историю. 356 Приезжая отдыхать на дачу после работы или проводив последних гостей, Иосиф Виссарионович снимал свою всемирно известную полувоенную форму и сапоги, после чего одевал халат и тапочки. За много лет эксплуатации эта домашняя одежда пришла в полную негодность и уже была неремонтопригодна. Тогда Хозяину пошили новый халат и тапочки и к очередному его приезду поместили всё на обычное место на вешалке. Однако, накинув на плечи непривычную одежду, Сталин оказался недоволен новшеством и потребовал, чтобы ему вернули его старые вещи. Указание незамедлительно исполнили. Но что делать дальше? Сколько ещё можно содержать в порядке старьё, которое уже не имело никакого вида? Тогда решили пойти на хитрость и подобрать точно такие же по фактуре материалы и сшить из них “заношенный” халат и “стоптанные” тапочки. Обновленное ретро вновь поместили на вешалку и, затаив дыхание, стали ждать реакцию Хозяина. Сталин надел обновку, не обратив внимания на подмену либо согласившись с ней, и с тех пор стал ежедневно носить эти вещи [Б, 6]. Халат-неудачник Федор Васильевич, от греха подальше, забрал к себе в рабочий кабинет и там хранил до лучших времен. После увольнения со службы, выпавший в осадок, никому не нужный прекрасный домашний халат Федор Васильевич после нашей свадьбы подарил мне. Но в нашей семье мы никогда не делали фетиш из вещей, не сотворяли себе кумира и не кричали верноподданнических тостов за столом, а потому этот халат, как ему и положено, верно отслужил свою службу. Возвращаясь после отвлечений к началу поднятой темы, могу заключить, что ближайшая обслуга Сталина по-человечески жалела и переживала смерть человека, бытовые запросы и привычки которого должна была удовлетворять в течение многих лет. Для верных соратников Сталина смерть вождя, безусловно, явилась огромным облегчением. Ведь именно им под постоянным сталинским прессом приходилось проводить в жизнь жестокие и никому не понятные репрессии, отправляя на Голгофу и своих товарищей по партии, и многих других людей, не ощущавших за собой никакой вины. Ослушаться Хозяина, остававшегося всегда великим и чистым, не представлялось возможным. За беспрецедентное ленинградское дело и безумный заговор врачей кому-то ещё предстояло и отвечать. Да и нужна ли была Третья мировая война, к которой усиленно готовились? А чего стоила гипертрофированная экономика, в которой Министерство внутренних дел силами заключенных производило уже десять процентов валовой продукции страны? Давно назрело время, пока не поздно, перекладывать руль, меняя чисто милитаристский курс страны. А вот, например, какие отклики на болезнь и смерть Сталина собрали в толпе с 4 по 10 марта 1953 года сотрудники Ленинградского областного Управления внутренни дел. За подписью начальника управления Ермолаева Н.Д. эти спецсообщения отправлялись в Москву. 4 марта на предприятиях, фабриках, заводах и в учреждениях проходили митинги, на которых выражалась озабоченность болезнью Сталина. Официально представлялось такое мнение: Трудящиеся глубоко переживают постигшее партию несчастье - болезнь т.Сталина. Зафиксированные высказывания отдельных лиц носили как позитивный, так и негативный характер. Например: Все встревожены и в панике. 357 Теперь должно идти всё по-другому. Будет много перемен. Или: После войны стали хорошо жить, а теперь т.Сталин заболел, что будет с нами, с простыми людьми? Один человек заявил, что надо закупать продукты, так как начнется война с Америкой. Учительница высказала сожаление, что не может ученикам хотя бы взглядами дать понять о своей радости. Находившийся под колпаком у КГБ гражданин поведал: Я сообщению рад. После смерти Сталина опять проходили митинги. На Дворцовой площади собралось 200 тысяч человек. Все одобряли постановление ЦК КПСС об изменениях в руководстве страной. Народ говорил так: Думается, что будет много новых потрясений. Заменить Сталина некому. Теперь все порядки будут иные. Без евреев не обошлось, заявил один из участников митинга. В спецсообщениях указывалось: подавляющее большинство трудящихся высказывало одобрение, что страной будет руководить Маленков, который ещё при жизни вождя был известен как его преемник. Фамилии Берия и Хрущева никем не упоминались. Отмечалось также, что имели место многочисленные клеветнические и враждебные настроения, злобные высказывания, суть которых не расшифровывалась. Приведено было лишь несколько примеров прилюдно произнесенных рабочими оскорблений в адрес партии и правительства [Л.3, стр.260,261]. Помню, что и меня в эти тревожные, полные всеобщей растерянности дни мама спросила: Юра, как ты считаешь, что теперь будет? Немного поразмыслив (поскольку раньше об этом совершенно не задумывался), я изрёк: Война будет. Как видно из предыдущего материала, в своих мыслях я был не одинок. Но мне тогда действительно казалось, что Сталин являлся гарантом мира и только его боялись империалисты всех мастей. Четыре дня, с 6 по 9 марта 1953 года, были объявлены траурными, и трудящиеся страны прощались со своим вождём, непременно стараясь попасть в Дом Союзов, где установили гроб с телом И.В.Сталина. В почётном карауле около покойного отдали дань скорби члены партии и правительства, в перечислении которых можно было усмотреть новую иерархию верховной власти: Маленков Г.М., Берия Л.П., Молотов В.М., Ворошилов К.Е., Хрущев Н.С., Булганин Н.А., Каганович Л.М., Микоян А.И. А в Москве со всех сторон к центру стекалось несметное количество народа, единого в своём желании любым путём попасть в Дом Союзов, чтобы своими глазами в последний раз увидеть Сталина. В последующем упрекали московские власти и виноватого во всём Берия, что всеобщая давка в день похорон была организована специально. Не могу с этим мнением согласиться. Конечно, раз в результате неразберихи погибли люди, значит недоработка в действиях властей была. Но, прежде чем ругать других, и сам народ должен был бы иметь свою голову на плечах. Хотя бы задумались, какова была пропускная способность дверей, через которые в Колонный зал все, убитые горем, жаждали попасть? Извините за грубое выражение, но пёрли вперёд, не считаясь ни с чем, только бы удовлетворить свою огромную любознательность. Даже моя будущая жена Людмила со своей подружкой, две четырнадцатилетние девчонки, тоже пошли прогуляться к гробу Сталина. От Самотёчной они едва 358 добрались до Трубной площади, где их затёрла толпа таких же дикарей. Подружку толпа раздавила и растерзала насмерть (еле опознали потом), а Люсю спасло только то, что какой-то мужчина, жертвуя собой, запихнул девушку в полуподвальное окно. В те дни, на короткое время забегая домой, отец нас всех предупреждал, чтобы ни в коем случае не выходили из дома. Богданов Н.К. тогда уже не являлся начальником Управления внутренних дел Московской области и поэтому напрямую не отвечал за порядок в городе. Да, в общем-то, милиция и внутренние войска подчинялись в ту пору Министерству госбезопасности, которое и должно было обеспечивать несвойственное ему, но вменённое верховным руководством дело. МВД занималось производством. Вдоль улиц Горького (Тверской) и Герцена (Большой Никитской) сплошной стеной стояли грузовики и оцепление из солдат и милиционеров. Между рядами машин медленно двигалась бесконечная людская река. Пройти туда при всём желании было невозможно. Но нам с братом непременно требовалось попасть в школу. Сейчас через дворы параллельно Тверской можно беспрепятственно дойти до Бульварного кольца, а тогда везде стояли какие-то заборы, ворота были заперты на замки. И вот нам приходилось преодолевать разные препятствия, чтобы выполнить свой ученический долг. Надо сказать, что через день-другой все преграды были устранены, чтобы люди могли свободно перемещаться внутри оцепленных кварталов. В школе с теми учениками, которые сумели туда пробраться, конечно, никакие занятия не проводились. Классный руководитель собрала нас и сказала, что теперь мы лишены той заботы, которую повседневно проявлял о нас товарищ Сталин. Но мы должны оправдать надежду, возлагавшуюся на нас вождём, и потому обязаны прилично учиться. В обстановке напряжённой тишины и сдержанного шёпота, в коридоре у большого бюста Лучшего Друга детей организовали почётный караул, в котором должны были по две минуты постоять в печальной скорби все ученики школы. После похорон вождя, представлявших собой внесение гроба с забальзамированным телом усопшего в Мавзолей, на котором появилась в две строки надпись красными буквами Ленин Сталин, преемники принялись за повседневную работу. В результате некоторых перестановок обязанности в итоге разделили следующим образом. Ворошилов К.Е. был избран на номинальный, но почётный пост председателя Президиума Верховного Совета СССР. Маленкова Г.М. назначили председателем Совета Министров. Его первыми заместителями стали Берия Л.П., Молотов В.М и Каганович Л.М., а заместителями – Булганин Н.А. и Микоян А.И. Одновременно Берия Л.П. возглавил Министерство внутренних дел, вновь объединенное с госбезопасностью, а Молотов В.М. занял кресло Министра иностранных дел. Хрущеву Н.С. рекомендовали сосредоточиться на партийной работе, и он стал фактически первым секретарём ЦК КПСС, должность которого официально восстановили в сентябре 1953 года. Все члены правительства входили в состав Президиума ЦК, который должен был обеспечить коллегиальность руководства страной [Л.26, т.2, стр.78]. 359 На первых порах новые руководители приняли ряд важных, давно назревших постановлений, направленных на то, чтобы снять напряжение в обществе и повысить благосостояние народа. В этом плане был поставлен вопрос об увеличении производства товаров лёгкой промышленности и продовольственных товаров. В области сельского хозяйства снизили налоги с приусадебных участков, натуральный налог заменили денежным, повысили закупочные цены на сельхозпродукцию [Л.26, т.2, стр.79,80]. С сентября месяца был упорядочен рабочий день в учреждениях, отменивший сталинские ночные бдения. Теперь работа в организациях союзного и республиканского значения начиналась в 9 часов утра и заканчивалась в 6 часов вечера с часовым перерывом на обед [Л.26, т.2, стр.81]. Первое время даже странно было видеть, что в окнах Министерства внутренних дел, находившегося напротив нашего дома, по ночам не горел свет, всегда озарявший своим отблеском весь внутренний двор между зданиями. Надо отдать должное, что наиболее энергично за работу принялся Л.П.Берия, предложивший и реализовавший ряд радикальных мероприятий в управленческой структуре. Работавшие с Лаврентием Павловичем сотрудники отмечали, что у него в тот скорбный период чувствовалось приподнятое, боевое настроение. Сразу после смерти вождя 5 марта 1953 года было принято решение о преобразовании и слиянии министерств внутренних дел и государственной безопасности в единую систему и о передаче из их ведения в другие министерства несвойственных им подразделений и хозяйственных функций. Так, из МВД союзным министерствам металлургической промышленности, электростанций и электропромышленности, нефтяной промышленности, путей сообщения, сельского хозяйства и заготовок, промышленности строительных материалов, угольной промышленности, химической промышленности, лесной и бумажной промышленности, морского и речного флота и Министерству местной промышленности РСФСР были переданы целиком главные производственно-хозяйственные управления, строительные управления, промышленные предприятия со всеми входившими в них подразделениями, служебными помещениями, подсобным хозяйством, научно-исследовательскими и проектными учреждениями, с материальными ресурсами, производственными программами, фондами на материалы и оборудование и денежными ассигнованиями [Л.37, стр.138,139]. В общей сложности в соответствии с Законом Верховного Совета СССР от 15 марта 1953 года преобразования и объединения коснулись 17 министерств СССР [Л.31, стр.881-882]. По инициативе Берия Л.П. были прекращены или полностью ликвидированы строительства объектов, не отвечавших неотложным нуждам народного хозяйства. Так, работы остановили на пяти гидротехнических сооружениях, в числе которых находились Главный Туркменский канал и самотёчный канал Волга-Урал, на восьми железных и двух автомобильных дорогах, направленных в основном на север, а также на тоннельном переходе под Татарским проливом, двух заводах по производству искусственного жидкого топлива и верфи металлического судостроения [Л.37, стр.140-143]. Все исправительно-трудовые лагеря и колонии, использовавшиеся на строительствах, передали вместе с лагерным аппаратом и военизированной охраной в Министерство юстиции. В МВД остались только особые лагери для содержания особо опасных государственных 360 преступников и лагери для осужденных военных преступников из числа бывших военнопленных, с которыми предстояло ещё разобраться [Л.37, стр. 148-150]. При этом Берия Л.П. направил в Президиум ЦК КПСС записку от 26 марта 1953 года с предложением провести амнистию. Ни у кого из руководства это не вызвало тогда никаких возражений. На следующий день Указ был подписан, а 28 марта опубликован в газете Правда. Из 2 526 402 заключенных, содержавшихся в то время в ИТЛ, тюрьмах и колониях, амнистии подлежали 1 181 264 человека, осужденных на срок до 5 лет и осужденных (независимо от срока наказания) за должностные, хозяйственные, некоторые воинские преступления. По амнистию подпадали также женщины, имевшие детей до 10 лет и беременные женщины, несовершеннолетние в возрасте до 18 лет, пожилые мужчины и женщины и больные, страдавшие тяжелыми неизлечимыми недугами. Осужденным на срок более 5 лет наказание сокращалось наполовину. Судимость и поражения в избирательных правах снимались со всех граждан, освобождавшихся в силу данной амнистии. На осужденных на срок более 5 лет и привлеченных к ответственности за контрреволюционные преступления, бандитизм, крупные хищения социалистической собственности и умышленные убийства амнистия не распространялась. Кроме того, министр поставил вопрос о пересмотре в месячный срок уголовного законодательства, для того чтобы заменить уголовную ответственность за некоторые хозяйственные, должностные, бытовые и другие менее опасные преступления мерами административного и дисциплинарного порядка, а также смягчить уголовную ответственность за отдельные преступления. Если таких законодательных преобразований срочно не сделать, то через год-два общее количество заключенных опять могло достигнуть 2,5–3 млн человек [Л.37, стр.143-145]. К сожалению, криминальная обстановка в стране после амнистии, объявленой ворошиловским Указом Президиума Верховного Совета СССР, значительно осложнилась, хотя все рецидивисты-уголовники должны были вроде бы остаться за решеткой. Всю вину за случившиеся безобразия и преступления возложили в дальнейшем на инициатора милосердной акции, будто бы он преднамеренно выпустил на волю бандитов и убийц. Вовсе не в оправдание, а для сведения отметим, что вообще-то все амнистии во все времена сопровождаются увеличением уголовных преступлений. Министр внутренних дел Берия Л.П., как это ни парадоксально для многих сейчас звучит, решил разобраться в тех беззакониях, которые творились в последние годы при ведении следственных дел в системе госбезопасности. С этой целью своим совершенно секретным приказанием № 1 от 13 марта 1953 года он создал следственные группы из новых сотрудников МВД, которым в двухнедельный срок поручил пересмотреть имевшиеся материалы по делу арестованных врачей, по делу арестованных бывших сотрудников МГБ, по делу арестованных бывших сотрудников Главного артиллерийского управления военного министерства и по делу арестованных МГБ Грузинской ССР группы местных работников [Л.37, стр.136]. Приказанием № 2 от того же числа министр создал комиссию по рассмотрению дел о выселении по постановлению Особого совещания граждан СССР из Грузии. Это было сделано в связи с тем, что в МВД 361 СССР поступили многочисленные жалобы на неправильные действия МГБ Грузинской ССР, выразившиеся в незаконной отправке в 1951 году на спецпоселение в Казахстан большого количества лиц, на самом деле репрессированных Особым Совещанием. Комиссии поручалось в месячный срок рассмотреть материалы на каждую семью и дать своё заключение о правильности их выселения [Л.37, стр.137]. Своим приказанием от 18 марта 1953 года Берия Л.П. поручил начальнику Следственной части по особо важным делам организовать в двухнедельный срок с привлечением необходимых квалифицированных специалистов тщательную проверку дела по обвинению бывших работников ВВС Советской Армии и Минавиапрома. Исходной посылкой здесь являлось то, что следствие по этому вопросу, проведенное бывшим Главным управлением контрразведки Смерш Министерства вооруженных сил, было необъективно и поверхностно [Л.37, стр.140]. В результате оказались реабилитированы военачальники маршалы авиации Новиков А.А., Худяков С.А., Ворожейкин Г.А., адмиралы Алфузов В.А., Степанов Г.А., посмертно адмирал Галлер Л.М., генерал-полковник Годров В.И. и маршал артиллерии Яковлев Н.Д. [Л.37, стр.133]. Заметим здесь, что вопрос о пересмотре или о каком-либо дополнительном исследовании ленинградского дела официально, в приказном порядке не ставился. Самое главное, что приведенные выше распоряжения министра не остались без последствий. 4 апреля 1953 года в газете Известия было опубликовано безо всяких комментариев сообщение Министерства внутренних дел (а не какого-либо другого правительственного органа) о том, что дело врачей-убийц было провокационно состряпано бывшим руководством бывшего Министерства государственной безопасности и что обвиненные врачи неповинны ни в каких преступлениях. Видных деятелей медицинской науки полностью реабилитировали [Л.26, т.2, стр.81]. Однако поскольку фамилии бывшего руководства не указывались, то осталось неясным, обвинялся ли кто-либо из них в фальсификации дела. Если предпоследний министр госбезопасности Абакумов В.С., при котором на врачей были получены лишь первые показания, безнадежно сидел в тюрьме за ленинградское дело, то занимавший пост министра последним Игнатьев С.Д., в период своего правления несомненно находившийся в курсе данного вопроса, сразу после смерти Сталина был сделан секретарем ЦК КПССС. Правда, 3 апреля 1953 года было принято решение Президиума ЦК КПСС, объявившего дело врачей провокационным. В связи с этим на Игнатьева С.Д. возложили всю ответственность и потому сначала его освободили от обязанностей секретаря ЦК, а затем вообще вывели из состава Центрального Комитета [Л.69, стр.92]. Основного инициатора и разработчика дела врачей заместителя министра Рюмина М.Д. арестовали, но официально об этом не объявили. Старые грехи стремились списать втихую. По поводу упомянутого выше вопроса о выселении граждан из Грузии, 11 апреля 1953 года было принято постановление Совета Министров СССР, поручавшее министру внутренних дел пересмотреть старые дела и обеспечить возвращение безвинно репрессированных на прежние места проживания. Во исполнение этого постановления приказом МВД СССР был определен порядок пересмотра дел, а также решены вопросы с организацией отправки по железной дороге, 362 питанием и финансированием всех освобожденных из спецпоселений [Л.37, стр.152,153]. Кроме того, Берия Л.П. распорядился выпустить на свободу родственников членов руководства, арестованных и посланных в лагеря в последние годы жизни Сталина. Среди них лично вручил Молотову В.М. фиктивно разведенную с ним супругу Жемчужину П.С. [Л.26, т.2, стр.82]. На грустные размышления наводит совершенно секретный приказ министра внутренних дел СССР Л.П.Берия под № 0068 от 4 апреля 1953 года О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия, который представляется интересным процитировать поподробнее. Министерством внутренних дел СССР установлено, что в следственной работе органов МГБ имели место грубейшие извращения советских законов, аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер и др. По указанию руководства бывшего министерства государственной безопасности СССР (вот почему, в частности, МВД И МГБ было объединены вместе именно в МВД - чтобы исчезла зловещая аббревиатура МГБ) избиения арестованных проводились в оборудованных для этой цели помещениях в Лефортовской и внутренней тюрьмах и поручались особой группе специально выделенных лиц, из числа тюремных работников, с применением всевозможных орудий пыток. Такие изуверские “методы допроса” приводили к тому, что многие из невинно арестованных доводились следователями до состояния упадка физических сил, моральной депрессии, а отдельные из них до потери человеческого облика. Пользуясь таким состоянием арестованных, следователи-фальсификаторы подсовывали им заблаговременно сфабрикованные “признания” об антисоветской и шпионско-террористической работе. Подобные порочные методы ведения следствия направляли усилия оперативного состава на ложный путь, а внимание органов государственной безопасности отвлекалось от борьбы с действительными врагами Советского государства. Министр внутренних дел приказал: 1. Категорически запретить в органах МВД применение к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия; в производстве следствия строго соблюдать нормы уголовнопроцессуального кодекса. 2. Ликвидировать в Лефортовской и внутренней тюрьмах организованные руководством бывшего МГБ СССР (интересно, по чьему указанию?) помещения для применения к арестованным физических мер воздействия, а все орудия, посредством которых осуществлялись пытки - уничтожить. 3. С настоящим приказом ознакомить весь оперативный состав органов МВД и предупредить, что впредь за нарушение советской законности будут привлекаться к строжайшей ответственности, вплоть до предания суду, не только непосредственные виновники, но и их руководители [Л.37, стр.151]. 363 Таким образом, приказом министра были отменены сталинские партийные решения ЦК ВКП(б) 1937 и 1939 годов, согласно которым органам НКВД на совершенно законном основании разрешалось применение мер физического воздействия в ходе следствия. Сталин тогда считал, что иным путём невозможно было пресечь все каналы утечки информации о своих тайных замыслах и о ходе подготовки к внезапному и сокрушительному продвижению Коммунизма по Европе и всей Планете. Остается неясным, как сам Лаврентий Павлович относился к этим мерам: давал указание их применять, применял сам или по большей части эти грехи ему приписала молва? Во всяком случае, спасибо и за то, что официально признал вопиющее беззаконие и отменил его, свалив все издержки на бывшее руководство. Как министр внутренних дел Берия Л.П. выступил с инициативой значительно ограничить права Особого Совещания при МВД СССР, которые ещё со времен войны непомерно разрослись, а потому ими слишком часто злоупотребляли при рассмотрении сфальсифицированных дел. О полной отмене этого внесудебного органа речи не шло. Министр хотел в качестве председателя Особого Совещания вместе со своими заместителями и начальником Главного управления милиции (на правах членов этого совещания) в присутствии Генерального прокурора выносить окончательные решения по делам о контрреволюционных и других общественно-опасных преступлениях, которые по оперативным или государственным соображениям не могли рассматриваться в обычных судах. Планировалось также, что Особое Совещание будет иметь право по ходатайствам органов МВД и Генерального прокурора изменять или отменять прежние решения Коллегии ОГПУ, троек НКВД-УНКВД и самого Особого Совещания при бывших НКВД-НКГБ-МВД-МГБ, а также снимать судимость с лиц, осужденных этими органами [Л.37, стр.162,163]. В июне 1953 года были подготовлены все необходимые документы для узаконивания обновленного статуса этого недемократического органа, но арест Берия помешал доведению дела до конца. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1953 года Особое Совещание, от греха подальше, вовсе упразднили, а обслуживавший его Секретариат расформировали [Л.7, стр.79]. В соответствии с предложениями Л.П.Берия, сделанными им в тот короткий период его бурной деятельности, было обращено внимание руководства компартий Украины, Белоруссии, Литвы и Латвии на такое извращение ленинско-сталинской национальной политики, как слабая подготовка и выдвижение национальных кадров и практика назначения на руководящую работу преимущественно работников из других республик. В результате обсуждения докладных записок, представленных Лаврентием Павловичем, Президиум ЦК КПСС постановил, что отныне республиканская партийная организация должна возглавляться местным товарищем, а не русским, присылаемым из Москвы. В соответствии с этим был освобожден от обязанностей первого секретаря ЦК КП Украины Мельников Л.Г., а на его место назначен Кириченко А.И. [Л.37, стр.133]. В отношении Белоруссии Берия Л.П. 8 июня 1953 года направил в Президиум ЦК КПСС письмо, в котором отметил, что аппарат МВД БССР и подведомственных ему областных и районных органов неудовлетворительно укомплектован руководящими оперативными 364 работниками - белорусами по национальности. Подобное положение с использованием белорусских кадров сложилось и в республиканских, областных, районных как партийных, так и советских организациях. Среди интеллигенции, занимавшейся преподаванием в высших учебных заведениях и работавших в научно-исследовательских институтах и Академии наук БССР, белорусы составляли едва половину. В связи с этим Берия Л.П. своей властью принял решение освободить от должности министра внутренних дел республики Баскакова М.И. (который затаил злобу, а потом отыгрался с лихвой на своем обидчике) и назначил на эту должность белоруса Дечко М.Ф. Кроме того, как член Президиума ЦК КПСС Берия Л.П. предложил заменить первого секретаря ЦК КП Белоруссии Патоличева Н.С. на Зимянина М.В. белоруса по национальности, до недавнего времени работавшего вторым секретарем ЦК КПБ [Л.37, стр. 157-159]. Приведенные нами документальные материалы позволяют судить о том, что, освободившись от непререкаемого сталинского пресса, Л.П.Берия заявил о себе как о сильной личности, способной взять на себя инициативу по проведению в стране крайне необходимых кардинальных преобразований. В отличие от других высших руководителей он решил не разговоры разговаривать, а сообразуясь с обстановкой, смело разрабатывать и предлагать на коллективное обсуждение в Президиумах Центрального Комитета, Совета Министров и Верховного Совета СССР конкретные мероприятия по перестройке хозяйственного механизма страны. Разработанные по инициативе Берия Л.П. письма, записки и распоряжения свидетельствуют о масштабности его взглядов и грандиозности собственных планов по реорганизации экономики и освобождению правоохранительных структур от несвойственных им функций. Видно и стремление руководителя существенным образом реорганизовать сталинскую систему ГУЛАГа. Все предлагавшиеся Берией Л.П. преобразования позволяют судить о глубокой заинтересованности энергичного администратора в решении стоявших перед страной задач, знании им реального положения дел в различных областях экономики и общественной жизни. Вместе с тем надо отметить, что нетронутым во всех этих делах остался вопрос о так называемых особо опасных государственных преступниках (шпионах, диверсантах, террористах, троцкистах, эсерах, националистах и других политических заключенных), коих в особых лагерях МВД находилось тогда 221435 человек. Гибельным для Берия Л.П. явилось то, что он начал бороться с партийным засильем во всех областях хозяйственной жизни страны. В связи с этим при слиянии аппаратов двух министерств внутренних дел и государственной безопасности им были удалены почти все сотрудники, прибывшие в эти ведомства из партийных органов. Берия Л.П. в перспективе намерен был разрушить прежний порядок назначения на руководящие посты работников по согласованию и утверждению их в ЦК КПСС, обкомах, горкомах и райкомах. За своих выдвиженцев отвечать должен был непосредственный начальник [Л.2, стр.400]. Видя низкую эффективность работы местных высших партийных органов, Берия Л.П. через своё ведомство собирал сведения (читай – компромат), чтобы показать негодную работу некоторых партийных руководителей и на этом основании добиться их замены. Так, через министра внутренних дел Украины Мешика П.Я. он в тайне от 365 партийных органов производил сбор данных о состоянии партийной работы и составе партийных кадров в западных областях Украинской ССР. Такая же работа велась и в отношении достаточно недееспособных аппаратов ЦК и обкомов Белоруссии и Литвы [Л.2, стр.408,409]. В связи с изложенным автор согласен с мнением специалистов о том, что непредвзятым историкам необходимо спокойно и последовательно разобраться, какие мотивы преобладали в политическом курсе Л.П.Берии: властные и корыстные, побуждавшие его бороться за политическое господство в стране, или осознание реальной необходимости перемен в обществе после долгих лет беспрекословного претворения в жизнь сталинских указаний [Л.37, стр.132-136]. Как бы то ни было, но кипучая деятельность первого зампреда Совета министров, министра объединенного МВД-МГБ и члена Президиума ЦК крайне обеспокоила и напугала ближайших соратников по партии, заподозривших Берия в том, что он якобы хочет прорваться в единоличные лидеры, узурпировать власть и приобрести диктаторские полномочия. Но самый главный криминал Лаврентия Павловича состоял в том, что он попытался поставить верховный партийный орган ЦК КПСС на надлежащее ему место идейного вдохновителя и избавить его от функции хозяйственного руководителя. Такая тенденция отстранения Партии от руля управления экономикой страны категорически не устраивала не только главного партийного босса Хрущева Н.С., но и всю партийную номенклатуру новый привилегированный класс советского “социалистического” общества. Как аппарат Центрального комитета, так и все секретари компартий союзных республик, крайкомов, обкомов, райкомов, привыкшие быть Хозяевами в своих вотчинах (что мы прекрасно видели на примере описанного в настоящей книге Казахстана), воспротивились такой постановке вопроса. Вот в чем, на наш взгляд, состояла истинная причина “разоблачения” Берия, активно поддержанная номенклатурными партийными низами. Инициатива всех новшеств должна была всегда исходить только от Партии и её Центрального Комитета, а не от какого-то министра объединенного, дискредитировавшего себя репрессиями МВД-МГБ. Вот почему был поднят вопрос о том, что Берия вознамерился поставить свое силовое ведомство над Великой Партией Ленина, над её безгрешным и всегда правым Центральным Комитетом. Желание в борьбе за власть устранить силовым путем именно Берия оказалось удобным ещё и потому, что на него одного, возглавлявшего в то время органы, которые на протяжении десятилетий являлись карающим мечом революции и потому обильно были обагрены кровью, легче всего представлялось чохом списать все собственные прегрешения за участие в массовых расправах над честными людьми. А подставить какого-то врага народа срочно требовалось, поскольку после аннулирования дела кремлевских врачей в Прокуратуру СССР и партийные органы посыпались сотни тысяч заявлений с просьбами пересмотреть дела осужденных. Поэтому наши правители нашли козла отпущения, безусловно, самого в значительной мере виновного в произволе, и на него одного повесили все грехи. Трудно, конечно, оценить, руки которого из наших вождей, чьи портреты в те Первомайские праздники (вопреки предложению Берия 366 Л.П. не делать этого) красовались на всех площадях и улицах, были больше или меньше запачканы кровью, но самым бессовестным среди великих оказался, на мой взгляд, всё-таки Н.С.Хрущев. Непосредственным поводом для разоблачения Берия Л.П. явилось то обстоятельство, что 25 июня 1953 года, то есть за день до своего ареста, Лаврентий Павлович направил Маленкову Г.М. материалы допроса Рюмина, из которых было видно, что непосредственным руководителем этого следователя по особо важным делам, ставшего заместителем министра, был Игнатьев. Полученные показания убедительно свидетельствовали об участии последнего в фальсификации не только дела врачей, но и ленинградского дела и дела об Еврейском антифашистском комитете. При этом было отмечено, что Рюмин, с ведома и одобрения Игнатьева, рекомендовавшего арестованных бить смертным боем, вёл широкую практику применения мер физического воздействия и фальсификации следственных материалов. Ясно, что в таких условиях вставал вопрос об аресте и привлечении Игнатьева к ответственности. А от него следствие неизбежно приводило к Маленкову [Л.69, стр.99]. Возможно, что Берия не стал скрывать эти материалы, а специально открыто проинформировал обо всём Маленкова, чтобы совместно придумать, как действовать в сложившейся ситуации. Однако Георгий Максимилианович почувствавал, видно, реально надвигавшуюся на него угрозу, а потому решил, что Берию нужно немедленно убирать, всецело возложив на него собственные грехи и опорочив все его начинания. Хрущев несомненно был полностью солидарен в этом вопросе с Маленковым, тем более что, кроме возможности раскрытия своего участия в репрессиях, категорически возражал против стремления Берия снизить руководящую роль партии. Другие соратники их поддержали, так как многие Берия ненавидели и боялись. В результате возник заговор против увлёкшегося работой и потому потерявшего бдительность Берия Л.П., который возглавили и осуществили Хрущев Н.С., Маленков Г.М., Булганин Н.А., Каганович Л.М. и Молотов В.М. [Л.37, стр.134]. 26 июня 1953 года во время заседания Президиума Совета Министров СССР (которое затем легко переросло в заседание Президиума ЦК КПСС, так как присутствовали все его члены) Л.П.Берия был арестован с помощью военных во главе с вернувшимся из ссылки маршалом Жуковым Г.К. и при активном участии первого заместителя министра внутренних дел Серова И.А., но без соблюдения требований законодательства. Логика борьбы за власть диктовала необходимость устранения самого опасного соперника [Л.37, стр.133,134]. Вопреки официальной версии сын Лаврентия Павловича Серго Берия в своей книге описывает совсем иную частную версию не только ареста, но и убийства его отца [Л.40], что при наших порядках вполне допустимо. В соответствии с решением Пленума ЦК КПСС Ворошиловым К.Е. тут же был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1953 года, которым выведенный из состава Политбюро, исключенный из партии и арестованный враг народа Берия был освобождён от полномочий депутата Верховного Совета СССР, снят с должности первого заместителя председателя Совета Министров СССР и министра внутренних дел, лишен всех своих званий и наград. Дело на 367 него передали в Верховный Суд СССР (а почему не в Прокуратуру?) [Л.69, стр.100]. 2–7 июля 1953 года состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором заочно, без присутствия обвиняемой стороны, обсуждался вопрос О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия. Общий тон был задан в докладе Маленкова Г.М., который инкриминировал своему бывшему заместителю и товарищу по партии все его служебные действия, интерпретированные таким образом, будто они были направлены в ущерб народу. (Подобное чуть позже мы увидим и на примере моего отца Богданова Н.К.) Оказалось, что преступлением Берия являлось то, что именно он выступал за международную разрядку, за объединение Германии и её нейтрализацию, за примирение с Югославией, за предоставление национальным республикам больших прав, за прекращение русификации в области культуры, за выдвижение на руководящие должности выходцев с мест. Совет Министров и Президиум ЦК были обижены необычайной активностью Берия, засыпавшего их всевозможными проектами. В вину бывшему министру внутренних дел ставилось то, что под видом охраны он осуществлял систематическую слежку за руководителями партии и правительства. На Берию была возложена ответственность даже за те негативные оценки, которые Сталин в последние годы своей жизни давал Молотову и Микояну. В своём выступлении Хрущев Н.С. основной упор сделал на том, что Берия пытался провести разграничение между партийной и государственной властями, ограничить влияние партийных органов только кадровыми вопросами и таким образом вообще хотел уничтожить партию. Отказ от принципа партийного руководства – это бериевская ересь. Партийным секретарём много было сказано об угрозе, постоянно исходившей от Министерства внутренних дел, для партийносоветского руководства всех уровней, о фактической неподконтрольности представителей МВД в центре и на местах. В изображении Хрущева Н.С., Берия оказался виноватым почти во всех трудносях, имевшихся в СССР, – от политических процессов и проблем внешней политики до запущенного состояния сельского хозяйства и плохого обеспечения картошкой жителей городов. Именно Хрущев Н.С. начал списывать на одного Берию все репрессии, все преступления режима, что весьма успешно продолжилось затем на десятилетия вперёд. А уж какими только эпитетами эмоциональный Никита Сергеевич не награждал своего поверженного соратника: прохвост, провокатор, агент империализма, правда, умный, но хитрый и вероломный. В последующих верноподданических выступлениях Молотова В.М., Кагановича Л.М., Андреева А.А. и других участников Пленума, полностью поддержавших двуумвират Маленкова-Хрущева, бедный Лаврентий Павлович получил самые несусветные имена: интриган, предатель, карьерист, авантюрист, шпион, антигосударственный преступник, фашистский заговорщик, враг, хотевший восстановить власть для реставрации капитализма и т.п. Берия, говорилось в выступлении Андреева А.А., начал дискредитировать имя товарища Сталина, наводить тень на величайшего человека после Ленина. Он делал это сознательно, чтобы имя товарища Сталина похоронить и чтобы легче прийти к власти. Высшие руководители партии провозгласили себя преемниками Сталина. 368 Из всех многочисленных прегрешений Лаврентия Павловича не вспомнили только ленинградское дело. Потом уже, в декабре 1953 года, на суде приписали виновность в нём одному Берия, действуя по принципу: это всё он, мы ни в чём не виноваты! По предложению Хрущева Н.С. участники Пленума послушно, не проявляя ненужного любопытства, пересмотрели и исправили вопрос о восстановлении т.Игнатьева в правах члена ЦК КПСС. Тем самым был реабилитирован один из партийных исполнителей безумных репрессий. Члена ЦК КПСС Игнатьева С.Д. перевели на работу в Башкирию первым секретарём ЦК автономной республики. В целом по итогам партийной дискуссии можно заключить, что в соперничестве за власть верх отчетливо стал брать Хрущев Н.С. [Л.69, стр.100-105]. Но этого было мало. Самое главное – началась кампания по дискредитации Берия, обеспечивавшая превращение в умах всех людей бывшего товарища по партии и государственного руководителя в интригана, карьериста, авантюриста, отщепенца, извращенца, предателя, врага, шпиона и т.д. и т.п. Заодно Берия был объявлен агентом английской Интеллиндженс сервис, завербованным ею ещё в 1918 году. (В противовес этой фантазии можно заметить, что у Лаврентия Павловича, вроде бы, действительно была собственная разведывательная агентура, для большей конспирации не зарегистрированная даже ни в каких картотеках госбезопасности. Об этом писали и Серго Берия, и газета Совершенно секретно, а в книге Л.Васильевой [Л.32, стр.423-429) вообще рассказано о необычайной встрече автора с бывшим бериевским тайным женщиной-агентом.) Среди популяризировавшихся обвинений фигурировало даже смехотворное утверждение об организации антисоветской заговорщической группы в целях захвата власти и восстановления господства буржуазии. Где в Стране Советов после всех чисток партийная номенклатура могла найти этот в корне уничтоженный класс (кроме самой себя, превратившейся в действительного эксплуататора народа), остаётся загадкой. Для пущей важности приписали, что при амнистии из тюрем специально выпустили уголовников, чтобы использовать их для захвата власти. В войска для разъяснения случившегося поехали непосредственные технические исполнители акции ареста Берия маршалы Жуков, Конев, Москаленко. Московский военный округ просвещал гражданский маршал Булганин, всецело преданный Хрущеву [Л.26, т.2, стр.90]. По всей стране понеслась мутная волна пленумов, активов, собраний, митингов, на которых, не давая слова обвиняемой стороне, озлобленный мерзкой жизнью и постоянной несправедливостью народ клеймил позором и требовал прибить, как собаку, того, чье имя кинули ему на растерзание. Автор совершенно не пытается обелить виновного во многих грехах Л.П.Берия, но выступает категорически против той дикой манеры неправомерной расправы с человеком, которую испытали на себе многие наши соотечественники. Поскольку компания сподвижников Хрущева Н.С. встала на скользкий путь обмана и самовыгораживания, то априори можно было сказать, что вскоре борьба продолжится и соратники, пожирая друг друга, будут приближать свою страну к неизбежному краху. 369 31. УПРАВЛЕНИЕ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ЛЕНИНГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ Вернёмся к началу марта 1953 года, чтобы на фоне теперь известных нам событий посмотреть, почему и как после смерти Сталина происходили некоторые преобразования в объединённом МВДМГБ, касавшиеся в том числе и моего отца Богданова Н.К., тогда ещё заместителя министра внутренних дел СССР. При объединении двух непомерно разросшихся министерств встал вопрос о значительном сокращении Центрального аппарата и трудоустройстве не только увольнявшихся рядовых сотрудников, но и руководителей высшего звена. Действительно, в одночасье без своих кресел остались два министра и почти полтора десятка их заместителей. В новой структуре пост министра занял, как известно, маршал Берия Л.П. Под свою непосредственную опёку глава ведомства взял управление по контрразведке в Советской Армии и ВоенноМорском Флоте, шифровальное, охраны правительства и коменданта Московского Кремля, следственную часть по особо важным делам, управление кадров, контрольную инспекцию по проверке исполнения приказов министра, секретариат Министерства и секретариат Особого Совещания. Должностей заместителей министра оставили всего четыре, причём три из них – первого заместителя. Эти должности заняли: генерал-полковник Круглов С.Н., курировавший секретно-политическое и экономическое управления, отдел спецпоселений, Гохран, Главное управление геодезии и картографии, управление учебных заведений и мобилизационный отдел; генерал полковник Кобулов Б.З., отвечавший за контрразведку, разведку за границей и обеспечивавшие их подразделения; генерал-полковник Серов И.А., наблюдавший за работой Главных управлений милиции и пожарной охраны, службы местной противовоздушной обороны, отдела по контролю военизированной охраны, транспортного и тюремного управлений; генерал-лейтенант Масленников И.И., отвечавший за Главные управления пограничных войск, военного снабжения и строительства [Л.7, стр.72-75]. Как видно из представленного распределения обязанностей министра внутренних дел и его заместителей, объединённое МВД рассталось с несвойственными этому ведомству функциями, о которых рассказывалось раньше, оставив за собой лишь задачи, напрямую связанные с государственной безопасностью и обеспечением внутреннего порядка. Из других освободившихся заместителей министров генераллейтенант Рясной В.С. был назначен начальником Главного управления разведки за границей, генерал-полковник Гоглидзе С.А. стал начальником управления контрразведки в Советской Армии и ВМФ, генерал-лейтенант Мамулов С.С. возглавил секретариат Министерства, генерал-лейтенант Обручников Б.П. остался на управлении кадров. Заместители министра внутренних дел, отвечавшие за производственно-строительные подразделения, вместе со всем своим хозяйством перешли в другие профильные министерства, о которых 370 говорилось выше. Cокращённого министра государственной безопасности Игнатьева С.Д., как мы уже упоминали в предыдущей главе, устроили секретарём ЦК КПСС, правда, всего на месяц. Из других интересных для нашего повествования личностей отметим, что генерал-лейтенант Горлинский Н.Д. был вызван из опалы и назначен начальником экономического управления, генераллейтенант Бельченко С.С. возглавил спецотдел по изготовлению документов для оперативных целей, генерал-лейтенант Стаханов Н.П. стал командовать Главным управлением милиции, генерал-лейтенант Журавлёв М.И. продолжил свою службу в качестве начальника Хозяйственного управления и вновь занял полюбившуюся всем нам госдачу на Иваньковском шоссе. Генерал-лейтенанту Богданову Н.К. была предложена должность начальника управления внутренних дел Ленинградской области. Отец с достаточным удовлетворением согласился на это назначение, поскольку в общем-то предоставлялась возможность вновь вернуться в родные, давно знакомые места. Для согласования вопроса о новых назначениях министр Берия Л.П. 16 марта 1953 года направил в ЦК КПСС, тов. Хрущёву Н.С., письмо, в котором просил в связи с объединением органов бывших МВД и МГБ утвердить предложенный им перечень на 82 руководителей местных органов внутренних дел [Л.2, стр.200]. Поскольку время не терпело, министр в тот же день сам подписал Приказ МВД СССР № 01, которым поставил на должности министров внутренних дел Союзных и Автономных республик трёх генерал-лейтенантов, 10 генерал-майоров, 11 полковников и трёх подполковников, а на должности начальников краевых и областных управлений – четырёх генерал-лейтенантов, 6 генерал-майоров, 42 полковников и трёх подполковников. Среди них начальником УМВД по Ленинградской области, одной из важнейших в стране, стал генерал-лейтенант Богданов Н.К. [А.8, док.1]. Высшему партийному органу на раскачку потребовалось три дня. 19 марта 1953 года секретариат ЦК КПСС принял, в частности, следующее постановление № 15 параграф 178 с формулировкой: Принять предложение МВД СССР (т. Берия) об утверждении генерал-лейтенанта Богданова Н.К. начальником Управления МВД Ленинградской области [А.7, док.21]. Однако это назначение Богданова Н.К. вызвало большое недовольство со стороны тогдашнего первого секретаря Ленинградского обкома Андрианова В.М., что потом не раз припоминалось моему отцу и нашло даже своё отражение в публицистической литературе. По этому событию в книге Берия: конец карьеры [Л.2] приводятся такие сведения. По поводу назначения Богданова на эту должность осуждённый С.С.Мамулов при допросе сказал: “Я был свидетелем разговора Берии по телефону с первым секретарём Ленинградского обкома партии В.Андриановым, который не соглашался со снятием с работы начальника УМВД Ермолаева. Берия грубо, оскорбительно и, я бы сказал, пренебрежительно говорил с Андриановым и, вопреки его желанию, назначил в Ленинград в качестве начальника УМВД Богданова. Продолжим цитату. Бесстрастные архивы уже совершенно в другом месте сохранили один любопытный документ, который свидетельствует, что секретарь Ленинградского обкома В.Андрианов продолжал борьбу 371 за сохранение Ермолаева и после того телефонного разговора, о котором упоминает Мамулов. 16 марта 1953 года (то есть в день отправления министром Берия Л.П. письма в ЦК и подписания им самим приказа № 01 о назначениях) В.Андрианов пишет следующее письмо Берии: “Лаврентий Павлович! (обратите внимание – без общепринятого “уважаемый” – даёт примечание В.Некрасов, автор главы Финал и составитель упомянутой выше книги). По телефону я не имел возможности сказать Вам о начальнике управления МВД т.Ермолаеве (Ермолаев являлся начальником прежнего управления МГБ, а не МВД), о чём хотел бы сообщить Вам дополнительно. При решении этого вопроса просил бы учесть – работник он, на мой взгляд, добросовестный и работает много. На состояние здоровья не ссылался и работал напряженно. Трудности и недостатки в работе управления во многом объясняются тем, что со дня его назначения в Ленинградское управление министерством (министр Игнатьев С.Д.) не были назначены заместители, в том числе и первый заместитель. В управлении он только освоился (за полтора года с августа 1951 года этот опытный чекистский ас, фактически работавший в органах с 1919 года, ещё только вошел в курс дела?!). Следует ли, Лаврентий Павлович, заменять его и не лучше ли подкрепить опытными заместителями? В.Андрианов. Автор-составитель отмечает, что это обращение было безрезультатным, документ без каких-либо распоряжений просто подшит в дело [Л.2, стр.402,403]. Другой автор Бережков В.И., пользующийся теми же материалами, вторит приведенному выше мнению: В те времена назначения на руководящие должности происходили только после согласования кандидатуры с местными властями, иногда оно являлось определяющим. А Берия назначил Богданова вопреки желанию первого секретаря Ленинградского обкома партии В.М.Андрианова [Л.3, стр.264]. Поскольку у нас, кроме приведенных, иных документов нет, давайте немного погадаем на кофейной гуще. Если первый секретарь Андрианов В.М., поговорив с Берия Л.П. по телефону, получил отказ, то почему он тут же не мог позвонить по вертушке своему непосредственному партийному шефу Хрущёву Н.С. и высказать ему своё неудовольствие? Как опытный руководящий партиец Василий Михайлович прекрасно знал, что все назначения на высокие посты производились только при условии утверждения их в секретариате Центрального Комитета. Если Андрианов В.М. не позвонил – его дело, пусть сидит и губы дует. Если позвонил, то Хрущёв Н.С. вместе с секретариатом с его мнением не согласились и утвердили Богданова Н.К., о чём нами был приведен документ из его Личного партийного дела номенклатурного работника [А.7, док.21]. С таким же успехом Ленинградский первый секретарь мог позвонить и председателю Совета Министров Маленкову Г.М. Значит, телефонные звонки Андрианова В.М. сумели только подхлестнуть Берия Л.П. тут же подписать свой приказ, Хрущёва Н.С. (после раздумий?) с этим согласиться, а Маленкова Г.М. – не возразить. Но, может, Берия Л.П. через десять дней после смерти вождя уже набрал такой вес, что его подпись стала окончательной и сомнению не подлежала? Ничего подобного. В уже частично процитированном нами из книги В.Некрасова письме Берии к Хрущёву от 16 марта 1953 года есть такое продолжение: В дальнейшем может оказаться необходимым сделать некоторые изменения в этом составе, 372 независимо от этого представляемых товарищей необходимо утвердить. Л.Берия [Л.2, стр.400]. По-моему, в этом своём обращении Лаврентий Павлович и прав, и корректен: как министр он не мог даже на несколько дней порученное ему новое, кардинально преобразованное, ещё висевшее в воздухе ведомство оставить без начальников, и их надо было срочно назначать, чтобы не произошло разброда и шатания. Но с другой стороны, он согласен был с обоснованной корректировкой предложенных им руководителей. В отношении целесообразности назначения Богданова Н.К. ни у Берия Л.П., ни у Хрущёва Н.С., ни у Маленкова Г.М., вопреки мнению Андрианова В.М., сомнений не возникло. Почему? Давайте теперь посмотрим, а кого, собственно, столь яростно отстаивал Ленинградский секретарь обкома, зачем ему так уж нужен был именно Н.Д.Ермолаев? Для сведения отметим, что при слиянии Министерств 19 марта 1953 года со своего поста был уволен также и начальник старого Управления МВД Ленинградской области генераллейтенант Филиппов Т.Ф. Однако о нём Хозяин области почему-то вовсе не пёкся. А Тарас Филиппович являлся, видимо, толковым руководителем, в связи с чем и был переведён в Центральный аппарат. Через два года он стал заместителем министра и начальником Главного управления милиции МВД СССР [Л.7, стр.156]. Но займёмся нашим анализом и ещё раз напомним, что сам Андрианов В.М. приехал из Москвы вместе с Маленковым Г.М. и 22 февраля 1949 года на Пленуме Ленинградского обкома и горкома был избран первым секретарём вместо с треском снятого Попкова А.С. Вместе с Андриановым в Ленинград прибыла заранее подобранная группа людей из Свердловска (где до войны и в военное время Андрианов В.М. был первым секретарём обкома партии), которые и заняли ключевые посты в партийных, советских и хозяйственных структурах. Начальником Ленинградского управления МГБ 21 апреля 1949 года был назначен Горлинский Н.Д. После показного суда над антипартийной группой, проведенного в сентябре 1950 года в Ленинградском Доме офицеров выездной сессией Верховной коллегии Верховного суда СССР, в городе на Неве началась безжалостная чистка, о которой мы уже упоминали в главе 29. Сам Андрианов выискивал, как бухгалтер, негативную информацию в старых партийных протоколах и снимал с работы неугодных [Л.3, стр.241,242]. Карающим мечом при раскручивании интересующего нас ленинградского дела являлись органы государственной безопасности, возглавлявшиеся Горлинским Н.Д., который имел немалый опыт и слыл крупным специалистом по части замены кадров путём арестов, высылок, увольнений и т.д. [Л.3, стр.237]. Как описано в книге В.Бережкова Питерские прокураторы, 21 июля 1951 года первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии В.М.Андрианов зачитал закрытое письмо ЦК ВКП(б) от 13 июля 1951 года перед руководящим составом Управления МГБ СССР по Ленобласти. В письме говорилось, что старший следователь по особо важным делам следственного управления МГБ СССР Рюмин “сигнализировал ЦК о неблагополучном положении в МГБ СССР” вообще и в следствии, в частности, по вине бывшего министра этого министерства Абакумова (арестованного 12 июня и отстранённого от своей должности 4 июля 1952 года), по указанию которого происходила постоянная структурная перестройка, отвлекавшая 373 чекистские кадры от основных задач, была ослаблена борьба с троцкистами, не на должном уровне находилась работа по сохранению гостайны (тайны сталинского замысла о Третьей мировой войне). Руководители подразделений Управления, одобряя письмо ЦК партии, говорили о своих недостатках и намечали пути их исправления. Начальник управления МГБ ЛО Н.Д.Горлинский в своём выступлении акцентировал внимание на нарушениях ведения следствия, необоснованных арестах и освобождения из-под стражи. Он призвал обеспечить неукоснительное и точное выполнение органами МГБ законов и директив партии и советского правительства. После трехдневного обсуждения документа было принято письмо с одобрением деятельности ЦК ВКП(б). Примечательно в этом письме то, что ни одном словом не упоминалось ленинградское дело [Л.3, стр.248]. Ясно, что сам Горлинский Н.Д., действовавший только что не по закону, а как раз по директивам партии и правительства, в достаточной мере дискредитировал себя в лице своих сотрудников и поэтому, как уже нами упоминалось, через месяц, 29 августа 1951 года, он был освобождён от должности начальника УМГБ ЛО, а в декабре отправлен заместителем начальника Управления Волжского ИТЛ МВД. Вот тут на его место как раз и назначили не имевшего никакого отношения к ленинградским проблемам профессионала и типично военного человека генерал-лейтенанта береговой службы Ермолаева Н.Д. из далёкого Владивостока. На данном этапе требовалось просто зализать раны, нанесенные невероятной чисткой. Вот и автор Питерских прокураторов с таким мнением согласен: Если перед Горлинским стояла задача содействовать реализации “ленинградского дела”, то, вероятней всего, Ермолаеву было необходимо (поручено!) реформировать и укомплектовать оперативные отделы новыми руководителями взамен тех, кто убыл из Ленинграда не по своей воле. В его обязанности входило также обучение молодых кадров и наведение дисциплины и порядка во вновь создаваемом коллективе [Л.3, стр.252]. По мнению Бережкова В.И., как начальник управления Ермолаев Н.Д. произвел некоторые профессиональные мероприятия, несомненно носившие положительный характер. Не вдаваясь в их подробности, можно сделать вывод, что, как мы его назвали, чекистский ас всётаки нормально за полтора года вошёл в курс дела в подчинённом ему ведомстве. Но Андрианов В.М. в своём письме почему-то не совсем верно информировал Берия Л.П., сообщив о том, что он только освоился. Но не будем отвлекаться. Относительно биографических данных, которые взяты Бережковым В.И. из партийных архивов и анкет-карточек отдела кадров, обращает на себя внимание тот факт, что Николай Дмитриевич сообщает о себе противоположные сведения. Начав работать 14-летним подростком в военной цензуре при Ярославской губернской ЧК, он потом в основном проходил службу в различных армейских частях в качестве руководителя Особого отдела НКВД. Одно из противоречий состояло в том, что в каком-то документе его служба с 1932 по 1939 год была указана в 18-й стрелковой дивизии, а в другом месте значилось, что в 1937 году он начал работать в НКВД Карельской ССР. Возможно, скромность в освещении этого последнего обстоятельства связана с тем, что в это время заместителем наркома, а затем наркомом этой 374 республики стал бывший начальник Лужского оперсектора Баскаков М.И., и этого момента нам волей-неволей потом придётся коснуться. Для лучшего понимания вопроса приведём ещё одну пространную цитату из книги Питерские прокураторы. В архиве Большого дома сохранилась стенограмма совещания руководящего состава управления, проведенного Ермолаевым 22 декабря 1952 года. Он сообщил, что работу управления проверяла комиссия обкома партии и признала её неудовлетворительной. Комиссия констатировала, что “не разоблачён ни один агент англоамериканских разведок, работа ведётся старыми методами, дисциплина в управлении не на должном уровне, поэтому имеют место аморальные поступки, нерадивое отношение к работе”. Ермолаев, не приведя ни одного факта, подтверждающего или отрицающего выводы комиссии, призвал присутствующих на совещании учитывать выводы комиссии “в повседневной деятельности” и приказал “повысить требовательность к себе и подчинённым”. По его мнению, необходимо “совершенствовать работу с агентурным аппаратом”, ибо от правильной организации деятельности в этом направлении в конечном счёте зависит результативность. Каких-либо конкретных предложений по улучшению работы управления Ермолаев не высказал [Л.3, стр.256]. Так и хочется воскликнуть: Хорош начальник! Его ведомство по морде бьют, а он на это даже внимания не обращает! Наверное, для областного партийного руководства это очень удобно: лупи чекистов, как хочешь, а их командир только утирается!. Но, может, подобное случилось лишь единожды и было вызвано какими-либо определёнными обстоятельствами? Продолжим цитату. Впрочем, такой тон выступлений характерен для Ермолаева, что подтверждается просмотренными мной материалами по некоторым другим совещаниям с его участием. Он отделывался стандартными фразами, без каких-либо серьёзных комментариев, будто отбывал наказание и находился в Ленинграде временно, до поры до времени, ожидая снятия с должности или перевода в другой город [Л.3, стр.256]. Даже, если принять во внимание определённую субъективность Бережкова В.И., вполне естественно присущую каждому писателю, и то вырисовывается образ этакого бесхребетного, карманного руководителя, не имевшего собственного мнения, которого легко направлять сверху в нужную сторону. А как же по информации, собранной цитируемым нами автором, к данному герою относилось руководство? Несмотря на разгромные выводы партийной комиссии о работе Ленинградского управления МГБ, первый секретарь обкома и горкома партии В.М.Андрианов относился к Ермолаеву по меньшей мере уважительно, ценил его [Л.3, стр.257]. С Василием Михайловичем всё понятно: как не ценить работника, об которого можно, извините за выражение, спокойно вытирать ноги, зная, что ответной реакции не последует? Большинство ветеранов органов госбезопасности, с которыми беседовал Бережков В.И. считали, что Ермолаев не злопамятен, что он даже голоса на сотрудников никогда не повышал. Это был тучный и добродушный человек. А по характеру флегматичный, он даже особенно не переживал из-за упущений и недостатков в работе управления. (Вот так начальничек! Опять воскликнул бы лично я, некогда сам горевший на работе. - Ю.Б.) Не вникая глубоко в суть проблемы, он подписывал (представляемый ему сотрудниками) документ без 375 замечаний. У некоторых ветеранов сложилось мнение, что у начальника управления отсутствовали новые идеи и, как многие сугубо военные люди, он был хорошим исполнителем чужих замыслов [Л.3, стр.257]. Один из ветеранов высказал такое мнение: Ермолаев администратор, солдафон, не очень болел за дело, исполнителен, с характером военного человека, сухарь, молчун. И всё же никто не мог привести примера, когда бы Ермолаев наказал кого-либо несправедливо [Л.3, стр.258]. Для полноты картины приведём несколько ироничный портрет начальника, нарисованный достаточно хорошо знавшим его сотрудником: Ермолаев был толст, уважал военную форму, часто в ней появлялся на службе. Она - чёрного цвета, как у моряков, и скрадывала его полноту, но округлость лица ничем не скроешь... Ермолаев так и остался провинциальным человеком. Он, напуская на себя строгость, в действительности же не был способен кого-либо обидеть. На грубость мог ответить тем же, но не мстил. При телефонных разговорах с Центром или Смольным посетителя из кабинета удалял взмахом руки. Ходили слухи, что он по “вертушке” разговаривал стоя [Л.3, стр.258,259]. Столь пространное описание совершенно не знакомого мне человека пришлось делать с чужих слов лишь для того, чтобы и читатель, и сами “биографы” согласились с мнением о том, что если исходить из пользы делу, то за такого начальника, как Ермолаев Н.Д., не слишком переживавшего за вверенный ему участок работы, по большому счёту вообще-то не стоило особенно копья ломать. Значит, здесь было что-то другое. А вопрос, по нашему мнению, обстоял следующим образом. Идеологи ленинградского дела Маленков Г.М., Берия Л.П. и Хрущев Н.С., разработавшие по заказу Сталина И.В. сценарий по уничтожению ставших вдруг опасными (о причинах мы говорили в главе 29) Кузнецова А.А. и Вознесенского Н.А. (другие расстрелянные и репрессированные не в счёт), понимали, что этот вопрос далеко не закрыт и его надо как-то осторожно сглаживать, иначе на фоне физически уничтоженных официальных наследников новые вожди, занявшие их места, выглядели не совсем корректно. Конечно, никто пока не знал, что именно данная троица тянула за ниточки марионеток, исполнявших роль карателей. Для всех нас это было строго секретно. Но тайное могло неожиданно выплыть наружу. Вот почему, закрыв дело врачей и другие неблаговидные деяния, о ленинградском деле пока что вслух не было сказано ни слова. По этой же причине так и не был выпущен на свободу, а в конце 1954 года вообще расстрелян главный исполнитель акции Абакумов В.С. Негласно доверить деликатный вопрос сглаживания, насколько это возможно, неприятных последствий ленинградского дела руководящая троица решила Богданову Н.К. Почему именно на него пал выбор исполнения роли миротворца? Министр Берия Л.П. хорошо знал своего подчинённого как умелого, творческого руководителя, успешно справлявшегося со сложными как оперативными, так и хозяйственными задачами, предельно честного, получившего только что высшее юридическое образование и умевшего молчать. Такой представитель Центра не наломает дров и сможет грамотно решать разнообразные 376 служебные вопросы. Хрущев Н.С. в бытность свою первым секретарём Московского областного и городского комитетов партии мог вполне оценить деловые и человеческие качества Богданова Н.К., являвшегося в ту пору членом бюро МК. Как начальник управления внутренних дел Московской области, да ещё в ранге заместителя министра, Богданов Н.К. вместе с партийными властями успешно решал административные и хозяйственные задачи, а в репрессиях, проводившихся по линии МГБ, замешан не был. Маленков Г.М. с мнением своих сотоварищей согласился. Если главный силовой исполнитель ленинградского дела Абакумов В.С. сидел в тюрьме, то основной партийный реализатор этой акции Андрианов В.М. по-прежнему занимал свой руководящий пост первого секретаря обкома. То, что его требовалось обоснованно убрать, было совершенно ясно, и поэтому для начала под него решили подставить грамотного и честного Богданова Н.К., но не посвященного в тайну Мадридского двора. Вот в связи с чем к мнению главы ленинградской парторганизации прислушиваться наверху никто не пожелал. Во всяком случае, после подписания приказа о назначении Богданова Н.К. начальником Ленинградского областного управления внутренних дел, Лаврентий Павлович вызвал назначенца к себе и, не раскрывая ему всей проблемы, напутствовал словами о том, что товарищ Богданов направляется в город на Неве специально для того, чтобы обеспечить там законность и порядок, а также устранить те перегибы, которые были допущены ранее. Прибыв в Северную Пальмиру и приняв дела, новый начальник управления собрал в Большом доме своих руководителей отделов и служб на совещание и именно так громогласно объявил, что товарищ Берия прислал меня специально для того, чтобы... Ох, и припомнили же Богданову Н.К. эти слова через некоторое время! 17 марта 1953 года я вернулся из школы и застал дома необычную картину. Папа сидел за своим письменным столом и разбирался в бумагах и вещах. На выраженное мною недоумение он сообщил: Получил назначение в Ленинград. Остальное стало понятно без слов. Самое главное, что настроение у отца было неплохое и чувствовалось, что новым поворотом судьбы он в общем-то доволен. Собрав только самое необходимое, сдав три лежавших в столе пистолета с патронами куда следует и не успев даже сняться с партийного учёта, вечером того же дня Богданов Н.К. Красной Стрелой отбыл к брегам Невы на новое место службы. Предстоявшая новая перековка нас из москвичей в ленинградцев никого в нашей семье особенно не огорчила, хотя понятно было, что трудностей с переездом предстоит чрезвычайно много: мы уже достаточно обросли собственным скарбом, и его предстояло теперь упаковывать и отправлять в Питер. Всё было бы ничего, но имелась маленькая проблема. Я учился в восьмом классе и для меня смена школы не представляла особых сложностей. Но старший брат Владимир заканчивал десятый класс и являлся реальным претендентом на золотую медаль. Для него немедленный переезд сулил большие неприятности: кто в Ленинграде захочет давать нежданно-негаданно нагрянувшему москвичу высшую школьную награду, обеспечивавшую беспрепятственное поступление в любой институт? До конца учебного года оставалось в общем-то совсем немного: самый конец третьей 377 четверти, весенние каникулы, четвёртая четверть и экзаменационная сессия на аттестат зрелости. Всего около трёх месяцев. Чтобы не срывать брату такой важный заключительный этап учёбы, решили всеми мерами тянуть волокиту с переездом в Ленинград по крайней мере до конца июня. В ту пору серьёзные житейские проблемы меня ещё мало волновали, а вот брату уже предстояло решать свою судьбу - куда пойти учиться, какой путь избрать после окончания школы. Мои мысли о будущем витали в полётах над облаками, в то время как Владимиру необходимо было более приземлённо сделать свой выбор. И вот как-то брат сказал мне такую вещь: – Становиться просто лётчиком (как мы мечтали) сейчас нецелесообразно. Это раньше пилот самостоятельно решал все вопросы и управлял самолётом. А теперь он только выполняет команды, передаваемые ему с земли. Превращаться просто в пешку я не хочу, поэтому решил стать инженером, занимающимся созданием и эксплуатацией самого самолёта. Слова Вовы меня несколько озадачили, но у младшего по возрасту всегда имеется то преимущество, что он может посмотреть путь старшего брата и проанализировать его правильность. А братец мой давно и серьёзно увлекался авиацией, в тетрадочку (она и сейчас сохранилась) перерисовывал силуэты самолётов из разных газет и журналов, прочитал по этому и другим вопросам много книг. К его мнению стоило прислушаться. – Некоторые ребята из нашего класса решили поступать в Военно-Воздушную инженерную академию имени Жуковского, - продолжил Владимир. - А я, поскольку мы переезжаем, подам документы в такую же академию в Ленинграде, только имени Можайского. Что же, выбор брата был вроде бы неплохой. За два оставшиеся до окончания школы года и мне стоило подумать о стезе военного инженера. На весенние каникулы 1953 года мама, брат и я поехали в Ленинград, чтобы встретиться с отцом, посмотреть, как он устроился, повидаться с родственниками и полюбоваться на красоты северной столицы, которую мы покинули ровно 12 лет назад. Папа встретил нас на Московском вокзале и на своём персональном ЗИС-110 доставил в гостиницу Европейская. В этом отеле, за неимением квартиры, начальнику управления внутренних дел Богданову Н.К. предоставили однокомнатный номер на втором этаже. К нашему приезду папа забронировал для брата и меня ещё один такой же номер рядом со своим. Так шикарно мы вроде бы никогда не жили! Если в Москве всякого высокого начальства имелось - хоть пруд пруди, и какой-то там заместитель министра был особо и не виден, то здесь начальник объединённого управления МВД, безусловно, входил уже в десятку сильнейших. Мы решили, что надо позавтракать и скорее поехать посмотреть город, а потом встретиться с родными. Наша троица намеревалась пойти в ресторан, но папа не хотел светиться и поэтому вызвал официанта по телефону и попросил принести заказ в номер. Из деликатесов ресторана одной из самых знаменитых гостиниц нам с братом особенно понравилась нежнейшая ветчина с зелёным горошком и маленькие булочки, которые называли жуликами. Такое необычное 378 прозвище эти фирменные попекушки получили вроде бы за то, что когда-то давно они стоили полкопейки, но продавцы жулили и предлагали их по копейке. Обслуживал в номере пожилой официант старинной закваски: заказываемое нами он не записывал в блокнот, а спокойно запоминал, хотя мы устраивали путаницу, когда изучали меню: хотелось попробовать и это, и это, и это. В конце концов всем заказывали разное, чтобы потом поделиться друг с другом своим блюдом. Погода стояла прекрасная, солнечная, и всё великолепие ленинградской архитектуры производило неизгладимое впечатление. На папиной машине объехали весь центр, чтобы составить себе общее впечатление о городе. Сразу чувствовалось, что мы ехали не на каком-нибудь штатном авто: при нашем приближении на светофорах сразу загорался зелёный свет, а милиционеры отдавали честь. Если в Москве главным признаком правительственной машины являлись дудки перед радиатором, то в Ленинграде начальственный признак заключался в двух первых восьмёрках государственного знака. Папин шикарный ЗИС имел номер 88-56. При объезде города маме конечно же захотелось проехать мимо дома на Контратьевском проспекте, где мы жили. Когда машина покатила по знакомым местам, мама увлеклась рассказом о том, как она вот на этой остановке попала под трамвай. Решила поскорее перебежать дорогу, но поскользнулась и упала на рельсы. Трамвай подмял её передней решёткой. Собралась толпа народу, чтобы вытащить женщину из-под колёс. В это время папа ехал на машине с работы домой и видел столпившийся перед трамваем народ. Решив по обстановке, что ничего страшного там не произошло, он не стал останавливать машину и прошуршал мимо, тем более, что это был не его подшефный Красногвардейский район. Через некоторое время мама явилась домой в измазанном пальто, но без серьёзных травм. Пока мама всё это говорила, я взглянул в окно и... узнал дом. - Этот? - спросил я у заболтавшейся рассказчицы. - Да-да, – ответила мама, - вон наши окна. Я был изумлён. Долгие годы в моей детской памяти, как фотография, хранилось изображение какого-то дома, которое я не знал, не мог сообразить, куда прилепить, с чем связать. А оказывается мне, малышу чуть старше трёх лет, запомнился тогда фасад именно этого ленинградского здания. Потом мы посетили всех наших родственников, с которыми теперь предстояло жить по соседству. Папина младшая сестра Екатерина Кузьминична с мужем Дмитрием Павловичем занимали всё те же две комнаты коммунальной квартиры на Лесном проспекте, которые им дали ещё в 1938 году. Старшая их дочка Нина вышла замуж за пограничника лейтенанта Василия Георгиевмча Решетова и уехала вместе с мужем охранять рубежи Родины. Младшая Тамара после окончания иностранного факультета Ленинградского педагогического института по распределению была направлена работать в Сталинград. Средняя Лида, получив специальность астронома (профессионалы, в отличие от нас, делают ударение на втором слоге) работала в Пулковской обсерватории и проживала вместе с родителями. Встретились мы и с мамиными двоюродными сестрой Гали и братом Колей Резвыми, с папиным двоюродным братом Павлом Малышевым, занявшим с семьёй нашу квартиру на Кондратьевском. Прибежала, конечно, наша добрая няня 379 Александра Федоровна или Шура (Фуйка), чтобы полюбоваться на своего любимчика Вовусю. Но весенние каникулы в те годы были короткими, всего несколько дней, и нам следовало возвращаться в Москву, чтобы не пропустить школу. Перед отъездом папа сказал, что форсировать вопрос с квартирой в Ленинграде не будет, чтобы нас не выставили из московской квартиры и тем самым не сорвали бы Вове окончание учёбы. Но потихоньку собираться, упаковывать вещи надо. Относительно возможности поступления в академию имени Можайского отец навёл справки и обнадёжил, что всё в порядке - молодёжь, окончившую школу, принимать будут. Хорошо бы, конечно, если бы Вова получил золотую медаль, тогда – никаких проблем. На том и расстались, чтобы несколько месяцев вынужденно прожить врозь. Ещё раз за это время мы приехали в Ленинград на три дня на майские праздники. Правда, папа болел, ужасно себя чувствовал и по большей части лежал в постели. Отец хотел сводить нас на торжественное собрание, чтобы, видимо, показать всем свою семью, что она вроде здесь, вместе с ним в Ленинграде. Однако к вечеру у него поднялась температура, и он сам отказался от посещения этого официального мероприятия. Несмотря на нездоровье, ранним первомайским утром отец уехал проверять, как организована работа органов МВД и милиции на параде и демонстрации. Потом за нами пришла машина, и мы поехали на Дворцовую площадь. По сравнению с московским праздничным шествием, заполнявшим до отказа всю Красную Площадь, здесь на неизмеримо большем пространстве, проходило мимо трибуны только несколько колонн, показавшихся мне какими-то худосочными. Интересно ещё было то, что если в Москве движение демонстрантов происходило слева направо, то в Питере все шли справа налево, из-за чего развевавшиеся флаги смотрелись с изнанки. Я потом поинтересовался у отца, почему в Ленинграде так сделано? Он пояснил, что таким образом удобнее эвакуировать народ после прохождения площади. Но главная красота и гордость ленинградцев находилась на Неве, где вдоль фарватера между мостами выстроились боевые корабли, расцвеченные флагами, а вечером - огнями. Праздничный фейерверк, который мы смотрели с набережной, также не по-московски весело отражался в зеркале величавой реки. Однако займёмся вплотную ленинградскими делами. Прибыв 18 марта 1953 года на брега Невы, новый начальник Управления МВД ЛО Богданов Н.К. прежде всего поехал в Смольный и представился первому секретарю обкома Андрианову В.М. В присутствии бывшего начальника УМГБ Ермолаева Н.Д. Первый в лоб и без стеснения заявил, что Богданов его не устраивает и что лучше бы остался тов. Ермолаев. Причин своего недовольства секретарь обкома объяснять не стал [А.9, док.5, л.4]. После такого тёплого партийного приёма генерал-лейтенант Богданов Н.К. направился в своё ведомство и, как и полагается, издал приказ о том, что сего числа приступил к исполнению обязанностей начальника Управления МВД по Ленинградской области. Поскольку, вопреки правилам, представлять коллективу нового начальника никто не собирался, то он сам собрал руководителей двух бывших самостоятельных ведомств внутренних дел и государственной 380 безопасности и, как мы уже говорили, во всеуслышание объявил им, что министр внутренних дел товарищ Берия Л.П. персонально поручил ему разобраться с делами и навести порядок. Без натяжки можно сказать, что с подачи обкома встречен был Богданов Н.К. всем коллективом, измученным прежними многочисленными пертурбациями, сокращениями и увольнениями, не слишком благожелательно. При всех своих перемещениях из Луги в Ленинград, оттуда в Алма-Ата, затем в Москву и вот снова в Ленинград, Николай Кузьмич никогда не тащил за собой хвост из своих верных соратников. Отец всегда считал, что работать надо с тем коллективом и теми людьми, которые были до него, только их следует хорошо изучить, правильно расставить и поручить каждому соответствовавшее его возможностям задание. На поверку же оказалось, что теперь Богданову Н.К. пришлось в одиночку сражаться как с подчинёнными ему партийцами, так и с гвардией Андрианова, привезенной им, как упоминалось ранее, из Свердловска и расставленной на ключевые посты. Правда, надо сказать, что и непосредственно под самого Андрианова В.М. Москва потихоньку подбивала клинья. Первым секретарём горкома и вторым секретарём обкома в марте 1953 года был утверждён присланный из столицы Игнатов Н.Г. Начавшееся сразу предвзятое отношение к Богданову Н.К. сохранилось, к сожалению, и до наших дней. В 1998 году в книге Питерские прокураторы автор пишет, например, что после грузина Гоглидзе в Ленинграде побывал не один русский руководитель чекистов, но непременно с подмоченной репутацией. К ним можно отнести начальников НКВД ЛО П.Т.Куприна и Н.К.Богданова. Используя ошибки и слабости этих людей, Берия превращал их в преданных покорных слуг [Л.3, стр.187]. Делая такие “сильные” выводы, автор В.И.Бережков в то же время признаётся, что с Н.К.Богдановым (так же, как и с его предшественниками Н.Д.Горлинским и Н.Д.Ермолаевым) он лично не был знаком. Кроме того, в отношении всех трёх перечисленных начальников, имевших одинаковое имя Николай, добавляет: Я нисколько не сожалею, что лично не знаю Горлинского, Ермолаева, Богданова, вместе с тем в настоящее время пытаюсь мучительно вспомнить что-нибудь о них, хотя бы дать внешнее описание, и прихожу к выводу о бесполезности такой затеи [Л.3, стр.252]. Вот почему ещё в главе 1 при ссылке на в целом очень интересный труд Василия Ивановича мне слово “биограф” пришлось поставить в кавычки. Приношу свои извинения. В то же время если опять обратиться к книге В.Бережкова, то можно отметить, что обстановка в Ленинградском областном управлении ещё до Богданова Н.К. была не слишком дружелюбная и доверительная. В связи с этим новому начальнику пришлось принимать то, что имелось в наличии, а уж потом стараться по ходу дела создавать нормальную рабочую атмосферу. Вот чем отличался Питер: Ни один из них (упомянутых выше трёх начальников по имени Николай) при вступлении в должность не представлялся личному составу (это упрёк Министерству и Обкому), рядовые сотрудники даже не могли их встретить случайно, так как у высокого начальства был отдельный вход, которым нам пользоваться было запрещено. (Когда отец вместе с нами подъезжал на машине к Большому дому, то он входил в здание через парадный вход с Литейного проспекта. Я и по своей военной 381 службе знаю, что главный вход для начальства и именитых гостей. Ничего тут особенного нет. – Ю.Б.) Начальники управления и их заместители питались отдельно, в особом кабинете (приходилось так делать, потому что уж очень у нас любят в рот начальству смотреть, даже когда оно жуёт. – Ю.Б.). Но всё это мелочи, сложнее было другое. Формальное объединение ведомств внутренних дел и госбезопасности никак не отразилось на взаимоотношениях оперативного состава милиции и контрразведки. Они трудились, будто ничего не произошло, и размещались, как и прежде, порознь: милиция – на Дворцовой площади, контрразведка – на Литейном проспекте. И приходилось Богданову распределять свои усилия в соотвествии с этими двумя адресами. Между тем на Литейном, 4, царила безмятежность, работали там спустя рукава – ситуация в стране не способствовала рвению [Л.3, стр.265]. Можно легко представить себе, что и на Дворцовой площади обстановка создалась не лучше. Помню, отец много раз говорил, что дисциплина в Ленинграде по сравнению с Москвой была гораздо ниже. Обладая значительным опытом деятельности в органах государственной безопасности и внутренних дел, Богданов Н.К. надеялся создать единый, работоспособный коллектив, основа для которого имелась. С этой целю были разработаны штат и новая структура Управления, которые утвердили приказом МВД СССР № 00338 от 6 июня 1953 года. Общая численность сотрудников (без милиции) составила 2850 человек [А.8, док.3]. Работа по воспитанию кадров не делается враз – это длительный и кропотливый труд, но Богданов Н.К. рассчитывал достигнуть успеха на этом пути так же, как подобное ему удавалось в тех коллективах, которыми он руководил ранее. Серьёзным испытанием для объединённого управления и его начальника явилось восстановление общественного порядка после проведенной амнистии. Хлынувший из тюрем, лагерей и колоний поток обездоленных и обозлённых людей совершал на своём пути массу криминальных действий. Особенно это было заметно на фоне относительно низкого уровня преступности, характерного для тоталитарной власти. Эффект усиливали быстро распространявшиеся слухи и небылицы о несовершённых преступлениях, рассказывавшиеся иногда с большими подробностями [А.9, док.3, л.4]. (Вот что значит проводить широкомасштабную акцию без достаточного информационного прикрытия! - Ю.Б.) В МВД, прокуратуру, партийные и советские органы посыпалась масса заявлений, а также подписанных и анонимных писем о случаях бандитизма, воровства и других уголовных проявлений. Местные жители стали опасаться выходить на улицу в позднее время. Обеспокоенный таким оборотом дела инициатор амнистии (все остальные правители оказалось ни при чём) министр внутренних дел Берия Л.П. отдал распоряжение всем местным органам МВД принять необходимые меры и о результатах доложить в Центр [Л.2, стр.406]. Из Ленинградского управления внутренних дел в Москву каждую пятидневку стали направляться дополнительные отчёты. В одном из них было сказано, что с 7 по 12 июня 1953 года зафиксированы следующие правонарушения: убийств – 3, грабежей – 5, изнасилований – 1, краж соц. имущества – 6, краж личного имущества – 20, хулиганских действий – 14. Из всех этих преступлений более 40% 382 совершили амнистированные. Через десять дней число убийств, краж и хулиганских действий возросло в 2-2,5 раза, причём лишь 46% от этих деяний приходилось на долю амнистированных, что говорило об активизации местных уголовников [Л.3, стр.265,266]. Как же в этой обстановке действовали в городе на Неве правоохранительные органы? Приехавшим в Ленинград заместителем министра Серовым И.А. и начальником областного управления Богдановым Н.К. на 13 и 14 июня была санкционирована операция по выявлению и изъятию уголовного элемента. Каждый район проводил операцию своими силами, главным образом там, где могли ночью укрываться уголовники: отстойные линии трамвайных и железнодорожных вагонов, склад контейнеров в Невском районе, неосвещённые зелёные массивы Лесотехнической академии и парка имени Челюскинцев, кладбища и другие известные милиции места. Налёты сделали также на притоны (малину), которые были выявлены в результате работы с агентурой. Проверке подвергались и общежития, где часто обнаруживались лица без прописки. В итоге операции было задержано 903 человека, из них привлечено к уголовной ответственности 104 преступника, к административной ответственности 491 человек. В связи с незаконным проживанием в закрытом городе Ленинграде, у 119 задержанных получили подписку об их выезде. 145 человек доставили в милицию для выяснения личности, так как они не имели при себе документов. После проверки всех отпустили [А.9, док.5, л.2]. Кроме того, замминистра Серов И.А. провёл совещание с городским прокурором, председателем городского суда и уполномоченным Министерства юстиции, на котором просил помочь с оформлением материалов на арест уголовных преступников, так как имели место факты недоразумений с районными прокурорами [А.9, док.5, л.1,2]. Вроде бы всё было сделано правильно. В дальнейшем проводились и другие подобные мероприятия, в результате которых к концу июля преступления пошли на убыль и в августе 1953 года дополнительные отчёты в Москву о текущей обстановке больше не посылались [Л.3, стр.266]. В этот же период появились провокационные слухи о том, что ожидается денежная реформа (которых в нашей стране проводилось великое множество). В связи с этим в ряде городов Советского Союза возник ажиотажный спрос на промышленные товары и продукты. По заданию из Москвы Управление внутренних дел по своей линии провело проверку и установило, что в Ленинграде скупки товаров не было, но в Солнцевском и Кингисеппском районах области возникла небольшая паника, но потом быстро улеглась. По всем этим вопросам начальник управления Богданов Н.К. устно и письменно проинформировал партийных секретарей Андрианова В.М. и Игнатова Н.Г. Следует отметить, что грамотные и оперативные действия Богданова Н.К. по руководству Областным управлением внутренних дел в целом пришлись по вкусу первому секретарю обкома Андрианову В.М., и через некоторое время он даже сообщил в МВД, что больше не возражает против того, чтобы новый начальник УМВД ЛО оставался на своём посту. Вместе с тем Хозяин области страшно ревновал, если какая-либо информация из Управления проходила мимо него. Поскольку Игнатов Н.Г. являлся первым секретарём горкома и вторым секретарём 383 обкома, то Богданов Н.К. неоднократно бывал у него, давая справки по заявлениям и другим вопросам. При этом сообщения о происшествиях в городе Ленинграде, итоговые данные о работе милиции и сведения об иных внутригородских проблемах, естественно, направлялись секретарю горкома. Кроме того, когда Андрианов В.М. выезжал в Москву или в районы области, всю переписку Богданов Н.К. направлял Игнатову Н.Г. как второму секретарю обкома, на совершенно законном основании замещавшему своего патрона. Такое положение дел Андрианову В.М. очень не нравилось и в конце концов он позвонил начальнику управления по телефону и заявил: – Товарищ Богданов! Вы забыли, что я – Первый Секретарь Обкома и Вы, как начальник областного Управления, должны иметь дело только со мной. А Вы чаще бываете у других секретарей и даже пишите им сообщения. На другой день в кабинете первого секретаря обкома Богданов Н.К. сказал, что ряд вопросов, касающихся города, можно разрешать и с первым секретарём горкома, чтобы не загружать частными делами Главу области. Но Андрианов В.М. ещё раз подтвердил, что Богданов должен иметь дело только с ним. После такого категорического указания вся переписка стала направляться исключительно Андрианову В.М., и хождение начальника управления в кабинеты к другим секретарям обкома и горкома прекратилось, хотя Богданов Н.К., со своей стороны, считал такое положение вещей в корне неправильным [А.9, док.5, л.5]. Конечно, можно догадаться, почему Андрианов В.М. взял начальника управления внутренних дел под свой колпак. Приехав в марте 1953 года в Ленинград, Богданов Н.К. в заполнявшемся им очередном Личном листке по учёту кадров в графе Образование впервые написал, что он закончил Высшую офицерскую школу МВД СССР и имеет специальность юриста [А.1, док.15]. С этих позиций грамотного специалиста он и стал, после приёма дел, знакомиться с деятельностью Управления. Достаточно быстро убедился, что заключение комиссии о неудовлетворительной работе Ленинградского управления МГБ (в тот период, когда его возглавлял Ермолаев Н.Д.) являлось обоснованным. Неоднократно Богданов Н.К. говорил, что обком КПСС допустил ошибку, когда после суда над антипартийной группой настоял на том, чтобы заменить почти весь оперативный состав Управления и райотделов. По данным кадровиков, за последние два года из Ленинграда было откомандировано 1700 человек руководящего и рядового оперативного состава. Вновь прибывшие работники длительное время осваивались с обстановкой и практической работой не занимались. Теперь новому начальнику управления стоило больших трудов разъяснить ряду своих местных руководителей, что деятельность органов внутренних дел является кропотливой, требует большой усидчивости, изобретательности, личной инициативы, повседневной работы с оперативным составом. Среди районного руководства имелись явно неподходящие фигуры. Так, начальник Парголовского райотдела дошёл до того, что стал пьяным ходить на работу, втягивал в употребление горячительных напитков своих сотрудников. Перегрузившись вином, ложился спать в кабинете, а подчинённых заставлял сообщать на телефонные звонки, что уехал в район. В Василеостровском райотделе начальник подчинёнными не руководил, вопросов не решал, а только постоянно 384 искал предлог, чтобы уйти из райотдела и представительствовать там, где и не нужно. Начальник Выборгского горотдела, находясь на весьма ответственном участке работы, аппаратом не управлял, дела запустил, а вслух заявлял, что ему даже на камни Выборга смотреть противно, ибо они нагоняют на него уныние. Сами работники горотдела просили убрать такого руководителя [А.9, док.2, л.5]. Произведенные кадровые изменения, а особенно замечания Богданова Н.К. в адрес обкома партии не могли понравиться Андрианову В.М., и он старался доказать новому начальнику управления, что тогда всё делалось по указанию Верховных Инстанций. Однако Богданов Н.К. не был убеждён в этом даже по прошествии значительного времени, поскольку, видимо, не до конца понимал истинную ситуацию с ленинградским делом и не представлял, откуда на самом деле у этой профанации ноги росли [А.9, док.5, л.6]. По нашему мнению, стараясь добросовестно исполнять порученное ему дело, отец попал в политические жернова, которые должны были кого-то, принесенного в жертву, перемолоть. Московская троица идеологов, чтобы замести следы, старалась убрать отработавшего своё Андрианова “честным путём”, собрав на него имевшийся в изобилии компромат. Сам Василий Михайлович чувствовал, что неспроста под него подставили Богданова, но против вполне оправданных действий этого опытного начальника пока что возразить ничего не мог и, взяв под свой жёсткий контроль, только ждал случая, чтобы от него избавиться. Но самым опасным для Андрианова В.М. являлось то, что Богданов Н.К. как юрист и грамотный оперативник сам занялся тщательным изучением находившихся в производстве следственных дел по участникам Ленинградской антипартийной группы. Ему сразу же стало ясно, что предъявленные арестованным обвинения в измене Родине, вредительстве, антисоветской деятельности и других страшных прегрешениях не соответствовали материалам дела и доказаны не были. Среди обвинявшихся в течение полугода под стражей содержались 4 человека (то есть, арестованные Ермолаевым Н.Д. по указанию Андрианова В.М.): бывший секретарь Ленинградского обкома, бывший начальник МВД области (кто являлся этим лицом, указанным в тексте письма Богданова Н.К. [А.12, док.5], нам пока установить не удалось. - Ю.Б.) и два бывших секретаря райкомов партии. Богданов Н.К. поставил вопрос о прекращении дела и о немедленном освобождении руководителей, незаконно посаженных за решётку. Однако военная прокуратура Ленинграда не согласилась с этим мнением и потребовала направления дела в суд, где обвиняемые будут наказаны. Первый секретарь обкома Андрианов В.М. активно сопротивлялся прекращению этого дела. Тогда Богданов Н.К. настоял на том, чтобы из Москвы прислали представителя МВД СССР. Приехавший инспектор согласился с юридически обоснованным заключением, сделанным начальником управления и указанные арестованные были освобождены. (Здесь, при желании, можно усмотреть руку Берии.) Кроме того, по инициативе Богданова Н.К. вышли на свободу также и лица, обвинявшиеся по другим делам, всего более 30 человек [А.13, док.53, л.153]. 385 Противостояние с обкомом партии усилилось у Богданова Н.К. ещё и потому, что он отказывался, вопреки указанию Андрианова В.М., выселять из Ленинграда семьи ранее репрессированных участников антипартийной группы [Б, 18]. Как бы события стали разворачиваться дальше, трудно сказать. Но тут 26 июня 1953 года был арестован Берия Л.П., и всё потекло по иному руслу. 32. ВРАГ НАРОДА В июне 1953 года я закончил 8-й класс, и меня сразу же, чтобы не мешал брату сдавать ответственные экзамены на аттестат зрелости, отправили в Ленинград. Квартиру отцу ещё не предоставили, но он, как и тогда при нашем переезде в Москву, получил полагавшуюся ему госдачу в Сестрорецке. Поскольку я оказался бесхозным ребёнком, то присматривать за мной поручили мужу папиной сестры Дмитрию Павловичу Костину, который к тому времени находился по состоянию здоровья на пенсии. Мы поселились с ним вдвоём на даче и дружно прожили там всё лето. Громадный двухэтажный дачный дом стоял за высоким забором. Из всех многочисленных комнат мы заняли две на втором этаже. Во дворе находился ещё небольшой флигель, в котором жила сторож Вера, крепкая, работящая женщина. Чтобы мужикам не возиться с готовкой, папа договорился в санатории, и нам стали отпускать обеды на дом. Каждый день Дмитрий Павлович тщательно брился, одевал костюм и отправлялся в назначенный час с судками в руках на свидание. После завтрака, обеда и ужина он сам добросовестно мыл посуду, натирая тарелки до тех пор, пока они не начинали скрипеть. Жили мы уединённо, каких-либо моих одногодков, с кем можно было бы познакомиться, вокруг не встречалось. С дядей Димой мы много читали, ходили на залив, где тихо плескавшиеся на мелководье короткие волны не слишком манили к себе своей чересчур освежавшей прохладой. Как бывший следователь Дмитрий Павлович умел порасспросить и поддержать долгий интересный разговор. На даче имелся полевой телефон, связанный с местной погранзаставой. Дядя Дима, проявив настойчивость, выяснил, каким образом через несколько коммутаторов можно выходить на Ленинградскую городскую АТС. Теперь каждый день утром и вечером он крутил ручку аппарата и последовательно называя позывные, пробивался к своей Кате, чтобы поговорить с ней минут этак 30 на разные домашние темы. Изредка на дачу приезжал папа. Если он оставался ночевать, то машину не отпускал, а водитель отдыхал в комнате на первом этаже, которым мы за ненадобностью практически не пользовались. Из трёх обслуживавших отца шофёров один был знаком ему с детства - вместе в Череповце гоняли в футбол. Этого водителя папа всегда приглашал за наш общий стол. Садом и огородом отец занимался, но мало видно было, что его что-то заботило. С дядей Димой они часто и подолгу разговаривали. Но меня всё это в общем-то мало трогало, хотя нутром чувствовал, что что-то складывалось не так. Однако я настолько был уверен в своём отце, в том, что он сможет правильно разрешить все житейские проблемы, что как-то ни о каких возможных неприятностях, грозивших ему, совершенно не задумывался. 386 В начале июля приехали мама и брат Владимир, получивший по окончании школы золотую медаль. Мама занялась обустройством выделенной наконец-то отцу квартиры в Кронверкском переулке. Как я потом узнал, раньше в ней жили Попковы. Большущая жилплощадь была абсолютно пуста. Справа от входа простиралась анфилада из относительно небольших пяти комнат, соединённых между собой сквозными дверями и имевших кроме того самостоятельные выходы в коридор. Слева от входной двери находилась ещё одна большая комната, а дальше были кладовка и вход на кухню. В квартире имелось два туалета: один общественный, а другой барский, объединённый с ванной. Из Москвы никаких вещей пока ещё не привезли, поэтому мама купила буфет на кухню, две кровати для себя, диван для Вовы, письменный стол, платяной и книжный шкафы, три стола, два мягких кресла и десяток стульев. С таким обилием мебели просторная квартира казалась полупустой. В комнате слева от входа стоял только... велосипед, подаренный брату родителями, как и было обещано, за успешное окончание школы. От нечего делать, на этом Туристе я кружил порой по пустой комнате. Брат несколько дней побыл на даче. Мы с ним немного покатались по заливу на двухместной деревянной байдарке, которую нам привезли в качестве дополнительного дачного имущества. Но Вове надо было поступать учиться в Ленинградскую ВоенноВоздушную инженерную академию имени А.Ф.Можайского, и он уехал в город заниматься своими делами. Золотая медаль позволяла брату претендовать на место в высшем учебном заведении без сдачи вступительных экзаменов, но следовало проходить так называемое собеседование, на котором абитуриенту могли задать совершенно любой вопрос. Так вот, на том собеседовании Владимира Богданова как раз и спросили: Где и как ваш отец работал с Берия? Удивлённый прозвучавшим вопросом брат честно признался: Представления не имею. Вечером дома Вова сообщил папе, о чём у него хотели выведать, а он (отличник, золотой медалист) не знал, что сказать. Отец очень рассердился, что детям задают подобные вопросы про родителей, и успокоил сына Владимира, что тот ответил правильно и не надо волноваться по этому поводу - он сам всё уладит. На следующий день отец позвонил начальнику Военно-Воздушной академии генерал-лейтенанту Родимову П.В. и попросил его принять меры к тому, чтобы абитуриентам не задавали не относящиеся к учёбе вопросы. Петр Васильевич с полуслова всё понял и обещал разобраться со своими политработниками. В итоге брат беспрепятственно поступил в избранное им учебное заведение и стал слушателем в звании рядового, а отец познакомился с замечательным человеком, который в минуту жизни трудную всегда его поддерживал. Добрые отношение с Петром Васильевичем сохранились на долгие годы и продолжались даже после ухода из жизни моего отца. Как-то Пётр Васильевич Родимов пригласил Николая Кузьмича приехать в выходной день к ним на дачу в Белоостров. Мама тогда находилась в Москве, где решала наши семейные дела и готовилась к переезду, а брат, одев военную форму с курсантскими погонами, проходил курс молодого бойца в академическом лагере. Мы на 387 шикарном ЗИСе поехали с папой вдвоём. До места добрались без проблем, но в дачном посёлке никак не могли найти нужную улицу, хотя адрес был точно известен. Ходили с папой то в одну сторону, то в другую, спрашивали у редких прохожих, но никто не мог нам ничего подсказать. И вдруг я увидел, что на велосипеде едет Алик, с которым мы два года назад были в пионерлагере “Артек” в одном отряде. Я окликнул знакомого товарища. Алик подъехал, мы поздоровались и я спросил: - Ты не знаешь, где здесь живут Родимовы? - Знаю, конечно, - ответил Алик, - пойдёмте сюда. Мы пошли по небольшому проулочку, в который раньше не догадались свернуть, а сзади за нами медленно ехал большой чёрный автомобиль. - Вот здесь, - показал Алик на калитку, прерывая нашу беседу воспоминаний бывших артековцев. Мы с папой вошли, но и Алик со своим велосипедом увязался за нами. Сначала я не понял, почему наш провожатый не отправился дальше своей дорогой, но потом вдруг меня осенило, что фамилия Алика была Родимов, то есть он оказался сыном Петра Васильевича, по приглашению которого мы приехали сюда в гости. Вот как Мир тесен! На даче познакомились с хозяйкой дома Марией Константиновной и дочерью Светланой. Нас очень хорошо и радушно приняли в это трудное для моего отца время. Через две недели после ареста Берия, 10 июля 1953 года, все газеты опубликовали информационное сообщение о состоявшемся на днях Пленуме ЦК КПСС. На этом партийном форуме по докладу Маленкова Г.М. о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л.П.Берия, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в попытках поставить МВД СССР над правительством и КПСС, было принято решение вывести Л.П.Берия из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов КПСС, как врага Коммунистической партии и советского народа [Л.41]. На следующий день в газете Ленинградская правда была помещена передовая статья Несокрушимое единство партии, правительства и советского народа, в которой содержался идеологический материал, предназначавшийся как основа для проведения дальнейших общественно-партийных мероприятий по дискредитации Берия и превращения его имени в чудовищное пугало. После сладкозвучных панегириков в адрес партии и правительства, неустанно заботившихся о благе своего народа, были представлены злостные деяния Берия, которые можно обобщить в следующих шести пунктах: 1. Разоблачённый враг народа Берия различными карьеристскими махинациями втёрся в доверие и пробрался к руководству. Раньше его преступная антипартийная и антигосударственная деятельность была глубоко скрыта. В последнее время, обнаглев и распоясавшись, Берия стал раскрывать своё подлинное лицо - лицо злобного врага Советской власти и советского народа. 2. Свои подлые махинации Берия начал с того, что пытался поставить Министерство внутренних дел над партией и правительством. МВД в центре и на местах он использовал против 388 партии и её руководства, против Правительства СССР. Работников МВД выдвигал по признаку личной преданности ему. 3. Под разными вымышленными предлогами Берия тормозил решение важнейших, неотложных вопросов в области сельского хозяйства. Это делалось для того, чтобы подорвать колхозы и создать трудности с продовольствием. 4. Берия стремился нарушить дружбу народов, посеять рознь между ними, активизировать буржуазно-националистические элементы в союзных республиках. 5. Будучи вынужденным выполнять прямые указания Центрального Комитета и Советского правительства об укреплении социалистической законности и ликвидации некоторых фактов беззакония и произвола, Берия умышленно тормозил осуществление таких указаний, а в ряде случаев пытался их извратить. 6. Неопровержимыми фактами доказано, что Берия потерял облик коммуниста, превратился в буржуазного перерожденца, стал на деле агентом международного империализма. Этот авантюрист и наймит зарубежных империалистических сил вынашивал планы захвата руководства партией и страной в целях фактического разложения коммунистической партии и замены политики, выработанной партией за многие годы, капитулянтской политикой, которая привела бы в конечном счёте к реставрации капитализма [Л.42]. Сравнение официально сформулированных обвинений с теми конкретными совершенно секретными документами, разработанными Берия Л.П. с марта по июнь 1953 года, которые были представлены нами в главе 30 с введенных в научный оборот первоисточников, позволяет судить о надуманности партийных претензий, шитых грубыми белыми нитками. Тем не менее после публикации в газетах приведенных материалов о разоблачении и аресте подлого предателя Берия, по стране пошла волна партийных мероприятий, нацеленных на укоренение в сознании советских людей бесспорного постулата о том, что во всех наших бедах, репрессиях, произволе виноват был единственный вражеский агент Берия, который так хитро маскировался до сих пор. С помощью оперативно разработанных в партийных органах словесных штампов стали повсеместно клеймить позором этого врага народа, а заодно выявлять и разоблачать всех соучастников банды Берия. При этом Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза надо было безмерно хвалить за его мудрость и проницательность, а предпринятые им решительные действия по пресечению вражеской деятельности безоговорочно одобрять. В городе на Неве нужный тон этой партийной разборке задал состоявшийся 10 июля 1953 года в Таврическом дворце объединённый пленум Ленинградского областного и Ленинградского городского комитетов партии совместно с партийным активом Ленинграда и Ленинградской области, на котором присутствовало две тысячи человек. Участники пленума с огромным вниманием выслушали доклад первого секретаря обкома Андрианова В.М., которому предоставилась уникальная возможность обрушиться сразу на всех своих врагов. Бурными аплодисментами, выражавшими единую волю Ленинградской партийной организации, все присутствовавшие встретили постановление Пленума ЦК КПСС и полностью одобрили, как единственно правильные, своевременные и решительные меры, 389 предпринятые Президиумом ЦК КПСС для ликвидации антипартийной и антигосударственной деятельности Берия [Л.42]. Поскольку в качестве одного из злостных деяний этого двурушника, чьи портреты едва успели снять со стен в кабинетах, указывалось стремление Берия поставить органы внутренних дел над партией и её Центральным Комитетом, то, переходя от общесоюзных проблем к ленинградским вопросам, первый секретарь обкома высказал беспощадную критику в адрес бериевского назначенца, начальника областного управления внутренних дел Богданова Н.К. Тем самым возможность для погрома неугодного руководителя была предоставлена всем желавшим (и заранее подготовленным). На моего отца посыпались обвинения со всех сторон. Теперь в вину ставились все те служебные вопросы, которые он успел решить за время работы в Ленинграде. Всё переворачивалось с ног на голову. Так, проведение операции по изъятию уголовного элемента после амнистии трактовалось как совершенно не нужное и представлявшее собой превышение полномочий. Секретарь Дзержинского райкома партии Никитин обвинил Богданова Н.К. в том, что он запрещал своим сотрудникам писать в партийные органы. Заведующий административным отделом Горкома партии Соловьев добавил к этому, что начальник не разрешал работникам своего аппарата посещать Горком партии. Самое главное, что на Пленуме против собственного начальника выступили некоторые руководители Управления внутренних дел. Секретарь партийного комитета Янин заявил, что ему не давали заниматься оперативной работой, а начальник отдела кадров Подгорнов указал на неправильную расстановку людей. Если хорошо поискать, то за каждым человеком можно найти грешки. Оказалось, что Богданов почти три месяца не снимался с партийного учёта в Москве и не переходил в Ленинградскую парторганизацию. Правда, если раньше этот вопрос Обком и Горком почему-то не волновал, то теперь, когда с партучётом все необходимые формальности были уже выполнены, дело подняли до обсуждения на высоком партийном форуме. В своём выступлении на объединённом Пленуме начальник управления Богданов Н.К. сначала в соответствии с общим духом одобрил мероприятия, проведенные Президиумом Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза по разоблачению и пресечению вражеской деятельности врага народа Берия и его соучастников по преступной деятельности, которые дали возможность своевременно ликвидировать шайку людей, готовых предать интересы партии и Советского государства. Далее, сообразуясь с общей обстановкой, отметил, что попытка использования Берия органов Министерства внутренних дел во вражеских целях могла привести к очень серьёзным делам, учитывая возможности этих органов, и направить их на преступный путь. Затем Богданов ответил на ряд серьёзных замечаний о лично его неправильных действиях как начальника Управления МВД Ленинградской области, которые прозвучали в докладе секретаря Обкома партии т.Андрианова и в выступлениях других товарищей. Признав, конечно же, критику в свой адрес правильной и пообещав учесть всё это в дальнейшей практической работе, выступавший тем не менее сделал к сказанному несколько поправок. 390 В отношении операции по изъятию уголовного элемента начальник управления сказал, что после амнистии приходило очень много заявлений от граждан в различные партийные и советские органы с требованиями строгого наказания преступников, вплоть до того, чтобы пересмотреть даже ряд статей Уголовного Кодекса, нацелив их на решительное пресечение преступной деятельности. Секретарём Обкома тов. Андриановым были проведены заседания секретариата, а затем бюро Обкома партии, на которых приняли постановления об усилении работы по борьбе с уголовной преступностью. Исходя из этого и основываясь на самых хороших побуждениях, решили провести широкомасштабную операцию (о которой рассказывалось в предыдущей главе). Хотели как можно скорее прекратить преступность в городе, поскольку это вызывало большую тревогу среди населения и порождало ничем не обоснованные слухи. Начальник управления полностью взял ответственность за операцию на себя, сказав, что она была санкционирована лично им. Конечно, без этого мероприятия можно было обойтись, так как за последнее время работа милиции была значительно улучшена. Например, удалось резко усилить изъятие преступного элемента, особенно карманных воров, которые подвязались в городском транспорте и магазинах. Только за июнь и начало июля задержали 265 карманников. Сейчас органы милиции правильно поняли те задачи, которые перед ними поставлены, и есть надежда, что в ближайшее время с преступностью справятся [Л.9, док.1, л.4,5]. Секретарю Дзержинского райкома партии Никитину начальник управления ответил, что он не запрещал сотрудникам писать по личным вопросам или сигнализировать в партийные органы. Речь шла об официальной служебной переписке органов внутренних дел с другими, в том числе и с партийными организациями. В этом отношении им действительно давалось указание, чтобы в Областной и Городской комитеты партии документы отправлялись только за подписью начальника управления. Данное абсолютно законное требование было связано с тем, что ряд справок, направленных во внешние организации, был составлен совершенно неправильно, и потом начальник вынужден был по этим бумагам оправдываться и давать объяснения, в чём конкретно они не соответствовали действительности. Даже критиковавший своего руководителя по данному вопросу начальник отдела кадров Подгорнов отправил недавно такую бумагу, что пришлось срочно возвращать её обратно. Справку написали столь невразумительно, что она вносила только путаницу. А от этого документа зависела судьба человека [А.9, док.1, л.2]. Громогласный и обобщающий вывод о том, что начальник управления запрещал своим сотрудникам посещать обком партии, был сделан на основании единственного, совершенно банального случая. В субботу в Обкоме находился заместитель министра Серов И.А., а потому там собрались все партийные и исполкомовские руководители. Начальник управления Богданов Н.К. подробно проинформировал всех присутствовавших о состоянии дел по борьбе с преступностью, и все вопросы по дальнейшим действиям были выяснены и согласованы. Однако в понедельник присутствовавший при субботнем разговоре заведующий административным отделом Обкома Соловьев решил по этому же вопросу собрать своё совещание и вызвал на него начальника милиции города. Начальник управления Богданов Н.К. возразил, что 391 накануне все вопросы были решены, но если нужно, то на совещание придёт он сам, а начальнику милиции надо не заседать, а воров ловить [А.9, док.1, л.3]. Однако теперь, в подходящий момент, этот частный вопрос был поставлен в строку. По критическому выступлению секретаря парткома Янина Богданов Н.К. дал такое объяснение. Однажды партийный руководитель пришёл к начальнику управления и стал рассказывать о сотруднике, который сообщил в партком, что в одном из медицинских учреждений неправильно организована оперативная работа. Начальник на это ответил секретарю, что надо было сразу же данного сотрудника направить непосредственно к нему, поскольку именно он отвечает за оперативный участок работы, но как новый здесь человек ещё недостаточно знает все упущения. Секретарю парткома посоветовал в оперативные дела не вмешиваться, а решать задачу по усилению партийно-политической и воспитательной работы среди личного состава с тем, чтобы искоренить все дискредитировавшие органы случаи нарушения дисциплины - пьянки, аморальное поведение, незаконное применение оружия и т.п. Однако, добавил начальник, если эти сигналы будут касаться руководящего состава и лично его, то партийный секретарь может действовать по собственному усмотрению - это его право [А.9, док.1, л.5]. Вот так всегда: чтобы обвинить человека, обругать его, достаточно двух строчек, пары слов, а чтобы оправдаться и объяснить, как всё было на самом деле - страницы не хватит. И это ещё при условии, если тебя захотят слушать и понимать. Своему начальнику отдела кадров т.Подгорнову Богданов Н.К. ответил, что если с расстановкой людей на должности были допущены какие-то ошибки, то эти огрехи им следует поделить между собой поровну. Кадровик работал в Управлении уже полгода, когда туда только ещё прибыл новый начальник. Именно кадровый работник давал все характеристики и иные данные на сотрудников и рекомендовал, кого и где лучше использовать. Так что за допущенные ошибки в расстановке кадров начальник управления брал ответственность на себя, но при этом считал, что и кадровик должен был согласиться со своей долей вины по собственной непосредственной работе. В отношении утверждения произведенных назначений по номенклатуре Обкома партии выступавший напомнил: тов. Андрианов давал указание о том, что решение по этому вопросу состоится после того, как будет произведена вся расстановка кадров. Однако на сегодняшний день, после завершения этой работы, никто, кроме одного из прежних начальников отдела, пока ещё не утверждён [А.9, док.1, л.6,7]. По вопросу перехода в Ленинградскую партийную организацию Богданов Н.К. пояснил, что после назначения на должность начальника управления он в течение суток вынужден был собраться и выехать к новому месту службы, а потому не успел сняться с партучёта. Чтобы решить этот вопрос, неоднократно просил разрешения (у Андрианова В.М.) выехать в Москву, но получал отказ. Когда последний раз был в столице по вызову Министерства, то находился в городе всего несколько часов, причём не мог уйти из аппарата, поскольку приказано было никуда не отлучаться. В связи с этим начальник управления написал заявление секретарю парткома т.Янину с просьбой принять от него партийные взносы и по его совету тут же отправил другое заявление в Дзержинский райком с 392 просьбой переслать по почте его партийные документы в Ленинград, чтобы здесь встать на партийный учёт. Признал свою вину в том, что, занятый делами, раньше не связался с райкомом [А.9, док.1, л.7]. Подводя итог своего выступления, Богданов Н.К. сказал: Безусловно, товарищи, ко мне, как к начальнику управления, выражают очень серьёзное недоверие, учитывая, что я назначен бывшим министром Берия, ныне разоблачённым врагом народа. Как это делалось, кто тут направлял, кто меня выдвигал сюда начальником управления - я ничего сказать не могу. Во всяком случае, это дело не Берия, но приказ им подписан, я должен за это отвечать”. (Интересно было бы проанализировать, а как обстояли дела с ещё 81 назначенцем, поставленным на должности упоминавшимся нами приказом министра Берия Л.П. № 01 от 16 марта 1953 года? Их всех тоже считали бериевцами и так же долбали, как моего отца? К сожалению, данные мы сможем привести только по одному человеку. - Ю.Б.) Богданов Н.К. заверил Пленум Областного и Городского комитетов партии, что коллектив работников Управления справится с порученными партией и Советским правительством заданиями по борьбе с вражеской агентурой и контрреволюционными происками враждебных элементов. А всё, что в критических замечаниях относилось лично к действиям начальника управления, выступавший ещё раз дал слово учесть и исправить в кратчайший срок [А.9, док.1, л.7,8]. Но это было только началом развёрнутой травли Богданова Н.К. Если во всесоюзном масштабе козлом отпущения стал Берия Л.П., то на частном ленинградском уровне в жертву принесли моего отца. Всё окружение тут же отвернулось от начальника управления внутренних дел и не желало с ним общаться. Мне жаль, что “биографы” ничего этого не заметили. Нашёлся только один глубоко порядочный человек, который открыто поддержал моего отца в минуту жизни трудную. В перерыве заседания объединённого Пленума, когда Богданов Н.К., весь оплёванный, вышел в фойе, знакомые граждане, пряча глаза свои или демонстративно отворачиваясь, пробегали поскорее мимо, не останавливаясь около приговорённого к распятию. Вот в этот психологически сложный момент к моему одиноко стоявшему отцу со словами утешения и поддержки подошёл П.В.Родимов, не убоявшийся утраты собственного престижа. Два генерал-лейтенанта под взорами сотен окружавших их людей стали спокойно и неспешно, будто ничего не случилось, прогуливаться туда-сюда по холлу Таврического дворца. Пётр Васильевич, в ту пору ещё совсем мало знавший моего отца, но шестым чувством поверивший в него, говорил Николаю Кузьмичу, чтобы он не принимал близко к сердцу все те оговоры, которые в виде компромата делались с высокой партийной трибуны. В ходе неторопливой, дружеской беседы начальник Военно-Воздушной инженерной академии дал начальнику Управления МВД совет не падать духом, не показывать себя слабым, не поддаваться, не гнуться, стараться быть самим собой, раз уж уверен в том, что дела свои служебные исполнял правильно [Б,14]. Такой разговор по душам имел для отца, в плане моральной поддержки, даже большее значение, чем официальное выступление в защиту, которое сейчас никто бы не стал слушать. 393 Мы с дядей Димой, прохлаждаясь на даче, пошли прогуляться на станцию Сестрорецк, чтобы по дороге приобрести прессу и купить что-нибудь съестное. Дмитрий Павлович был в курсе происходивших в Ленинграде событий, но со мной на эту тему не говорил. Он только подошёл к стенду, на котором висела Ленинградская правда с отчётом о состоявшемся Пленуме, и, быстро пробежав глазами, подчеркнул пальцем строчку для меня: Прочитай-ка! Даже через много лет мне помнится, что там было написано: На объединённом пленуме ЛК и ЛГК КПСС совместно с активом были отмечены крупные недостатки в работе аппарата Управления МВД по Ленинградской области, подверглась критике деятельность начальника этого управления [Л.42, стр.2]. Смысл прочитанной фразы не дошёл полностью до сознания юного школьника. Стало только понятно, что папу за что-то ругали, но уверенность в правоте отца, в его умении правильно решить вопросы даже не вызвала во мне желания просмотреть весь материал полностью, хотя в той газете по этому критическому замечанию больше ничего не было. На даче дядя Дима погрузился в изучение периодической печати, а я предпочёл продолжить прерванное чтение художественной литературы. Подобные объединённые Пленумы совместно с партийным активом прошли в Москве, Киеве, Минске и других городах. Помещённые в газетах отчёты о них были похожи между собой, как близнецы-братья. Везде с докладами, одобрявшими действия Президиума ЦК и хулившими Берия, выступали первые секретари, каждый раз дружными продолжительными аплодисментами подтверждалось единодушное и полное одобрение решения властей, ещё теснее сплачивались и клялись в верности своему Центральному Комитету участники партийных форумов. Отличие официальных сообщений состояло лишь в том, что нигде, кроме Ленинграда, открыто не высказывалась критика в адрес областных органов внутренних дел [Л.43]. После общереспубликанских, краевых и областных мероприятий началась волна Пленумов районных комитетов КПСС совместно с местным партийным активом, а также прошли партийные собрания на заводах, фабриках, в учреждениях, в совхозах, колхозах и так далее. Какими только эпитетами не награждали выступавшие Лаврентия Павловича: презренный и подлейший, трижды проклятый выродок, маскировавшийся прожжёный авантюрист, гнусный наймит империализма и т.п. В газетных отчётах о пленумах, проводившихся в Московском, Калининском, Смоленском, Кировском и Куйбышевском районах Ленинграда, говорилось о том, что серьёзной критике подверглась деятельность райотделов МВД, в ряде которых создалась обстановка нетерпимости к критике, грубого администрирования. Форум Смольнинского района высказал также замечания в адрес Областного управления МВД [Л.43]. Вторым крупным мероприятием по разгрому Богданова Н.К. явилось состоявшееся в июле 1953 года общее партийное собрание коллектива работников Управления МВД Ленинградской области, на котором присутствовало полторы тысячи коммунистов. Украшало собрание обкомовско-горкомовское руководство во главе с Андриановым В.М. Здесь с начальником управления, выступившим с основным докладом, сражаться было сложнее. Конечно, если бы Богданов Н.К. был несколько послабее, то вместо него разгромный 394 доклад поручили бы сделать кому-нибудь из обкомовцев, а неугодному начальнику предоставили бы лишь возможность что-нибудь пролепетать в своё оправдание. Но с Богдановым Н.К. такое не прошло: он отстоял своё право руководителя задать собранию нужный тон. Однако, чтобы создать соответствующую неблагоприятную атмосферу как перед объединенным Пленумом, так и особенно перед вот этим общим собранием, распустили слух, будто Богданов снимается с работы и на его место возвращается тов. Ермолаев, который уже вызван с Волжских берегов в Москву. Информаторам прекрасно известно было, что такой вопрос нынче ставил лично сам Андрианов [А.9, док.5, стр.6]. В соответствии с имевшимися установками, в своём докладе начальник управления Богданов Н.К. изложил с некоторыми интерпретациями всё тот же штамп о проведении Президиумом ЦК КПСС решительных мероприятий по разоблачению и пресечению вражеской деятельности врага народа Берия и его соучастников, готовивших тягчайшее преступление - это посягательство на интересы партии и советского народа, на раскол единства партии, на дружбу народов многонационального Советского Союза. Опять сказал о том, что Берия пытался поставить Министерство внутренних дел и его местные органы над партией и правительством и использовать их в своих преступных замыслах. На основании решений Пленума ЦК КПСС, указавшего извлечь политические уроки и сделать необходимые выводы, предложил обратить внимание на недостатки, имевшиеся в Управлении. Среди них отмечено было то, что в течение примерно двух лет основной оперативный состав занимался второстепенной работой, в результате чего ряд отделов Управления и преобладающее количество райотделов области и города не имели оперативных результатов, что не позволяло вести активную наступательную деятельность по розыску вражеской агентуры. В качестве примеров нерадивого исполнения служебных обязанностей докладчик привёл работу уже снятых с должностей начальников Василеостровского и Парголовского райотделов, а также Выборгского горотдела, которые не руководили подчинёнными сотрудниками, вопросов не решали, а иные порой попросту пьянствовали. Внимание участников собрания было обращено на то, что в процессе проводившегося определённого сокращения аппарата Управления и райотделов сложилась такая обстановка, когда ряд работников использовал это обстоятельство для ухода из органов. Мотивировка подобных решений была такая, что трудиться приходилось много, а зарплату выплачивали небольшую. Начальник заверил, что вопрос с зарплатой будет разрешён, чтобы чекисты могли работать плодотворно. Выступавший проинформировал, что на проходивших партийных форумах были подвергнуты суровой, но справедливой критике недостатки в работе аппарата внутренних дел и лично начальника управления. Докладчик выразил надежду, что коллектив Управления МВД города Ленинграда и области, в целом здоровый и работоспособный, сможет в кратчайший срок устранить имевшиеся недостатки и с честью оправдать то доверие, которое оказывает чекистам Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза [А.9, док.2]. В развернувшихся затем выступлениях коммунисты подвергали критике отдельные конкретные вопросы деятельности Управления внутренних дел, высказывали замечания в адрес начальника 395 управления Богданова и расхваливали на все лады старого руководителя Ермолаева. При этом совершенно позабыли о том, что именно при прежнем начальнике в решении ЦК КПСС о работе Министерства внутренних дел было указано на неудовлетворительную деятельность Ленинградского управления МГБ [А.9, док.5, стр.6]. Кто-то из произносивших речи коммунистов вспомнил, что начальник управления не присутствовал на торжественном собрании, посвящённом Первому мая (позабыв при этом добавить, что причиной тому послужила высокая температура, поднявшаяся в тот вечер у больного начальника). Другой выступавший отметил, что Богданов Н.К. в течение трёх месяцев не вставал на партийный учёт (хотя вопрос с этим делом давно уже был решён). Ещё один коммунист пожаловался на такую несправедливость, что начальник управления допускал грубости с личным составом, тогда как с начальниками отделов не грубил. (Заметим здесь, что все сослуживцы Богданова Н.К., с которыми автору удалось побеседовать, отмечали спокойствие, корректность и интеллигентность Николая Кузьмича, хотя мне как сыну известно, что отец мог иногда вспылить. Видимо, искусственно нагнетавшаяся, нездоровая обстановка, которая сложилась вокруг нового начальника в Ленинградском областном управлении внутренних дел, заставляла генерал-лейтенанта нервничать, порой срываться и повышать голос на подчинённых, отнюдь не блиставших, по словам отца, высокой дисциплиной. В связи с этим, после упомянутого выступления товарища, Богданову Н.К. оставалось только самокритично признать, что, действительно, отдельные грубости были и это являлось серьёзной ошибкой и что подобных фактов в практике работы больше не допускает.) Были в выступлениях замечания и о том, что по ряду вопросов оперативной работы начальник не давал чётких указаний, и так далее и тому подобное [А.9, док.5, л.2-4]. На одном из перерывов этого партийного собрания Богданов Н.К. в присутствии Андрианова В.М. заявил, что ряд товарищей, выступая с критикой в его адрес, во-первых, искажают факты, а во-вторых, забывают о том, что и они повинны в недостатках, но о себе ничего не говорят. Тогда первый секретарь обкома сказал такую фразу, что, мол, ты, товарищ Богданов, не лезь, куда не надо, тогда всё будет в порядке и не будут на тебя нападать [А.9, док.5, л.5]. После этого высказывания Андрианова В.М. моему отцу до конца стало ясно, что все выпады против него не являлись случайными, а были организованы с той целью, чтобы скомпрометировать и удалить его из Ленинграда [А.9, док.5, стр.6]. Конечно, можно было на следующий день побежать в Обком, встать перед первым секретарём на колени, покаяться в своих несуществующих грехах и начать во всём беспрекословно выполнять волю Хозяина Области - тогда жизнь начальника управления стала бы легка и прекрасна. Но мой отец по складу своего характера и жизненному мировоззрению не мог пойти на такую низкую сделку с собственной совестью и твёрдо стоял на занятых им позициях. В связи с этим избиение Богданова Н.К. продолжилось дальше. На собрании партийного актива одной из парторганизаций (точного адреса у меня не имеется. - Ю.Б.) в докладе и выступлениях опять резко критиковалось Областное управление внутренних дел и его строптивый начальник. Богданову Н.К. предъявили обвинение в бюрократизме, так как он в течение 20 минут 396 не принимал заведующего административным отделом горкома т.Соловьева, несмотря на то что в кабинете в это время находился один (не учитывая, что он тогда разговаривал по телефону с руководством). Опять подняли вопрос о неправильности проведения операции по изъятию уголовного элемента. Выполнение задания Министерства по проверке наличия ажиотажного спроса на товары в связи со слухами о денежной реформе представили как попытку контролировать торговлю и этим поставить МВД над партийными органами. Упрекнули в проведении несанкционированного совещания в прокуратуре области без ведома обкома (хотя разговор с прокурором, председателем суда и уполномоченным Министерства юстиции вёл находившийся в Ленинграде заместитель министра Серов И.А.). Прекращение дел и освобождение из тюрьмы четырёх руководителей, обвинявшихся в качестве участников ленинградского дела, и ещё порядка 30 арестованных по другим делам (о чём говорилось в предыдущей главе) представили как антипартийную работу на практике. Обвинили также в неправильных действиях, направленных на отрыв начальников районных отделов внутренних дел от партийных органов. Вопрос был поставлен круто: секретарь Дзержинского райкома партии Никитин высказал сомнение в принадлежности Богданова к Коммунистической партии [А.9, док.3-5]. Своё ответное выступление начальник управления Богданов Н.К. начал с традиционного штампа о вражеских действиях Берия, но в зале поднялся шум и раздались голоса: Довольно говорить о Берия, расскажите о своей работе, о своих недостатках! Тогда выступавший перестроил начатую речь и в ответ на высказывавшееся сомнение заявил следующее: – Товарищи, 24 года я состою членом Коммунистической партии, никогда не имел никаких взысканий, всегда был честен и предан нашей Коммунистической партии и таким останусь до конца своей жизни [А.9, док.3, л.4]. По вопросу отрыва начальников райотделов от парторганов высказал глубокое недоумение, что таковое вообще возможно сделать, поскольку все эти начальники состояли в партийных бюро Райкомов партии. В данном и ещё в одном дополнительном выступлениях представил пространные ответы на все прозвучавшие критические замечания. В заключение своих объяснений Богданов Н.К. сказал, что он несёт полную ответственность за те недостатки, которых в работе Управления очень много. Он дал заверения в том, что работа будет налажена так, как этого требует ЦК партии, и что дело будет исправлено, хотя никакого злого умысла здесь не было [А.9, док.3,4]. Однако откровенная травля несгибаемого Богданова Н.К. целенаправленно продолжалась по всем возможным направлениям. Повернуть дело так, чтобы сразу исключить его из партии, пока ещё не получалось, но зато удалось прочно приклеить к нему ярлыки: бериевец и враг народа. В отдел административных, торговых и финансовых органов ЦК КПСС из Ленинградского обкома партии направили материалы, в которых излагались факты, обвинявшие Богданова Н.К. в непартийном поведении. До полной расправы над неугодным оставалось уже немного. 397 Странно, почему всего этого “биографы” не заметили? Моего отца довели буквально до отчаянного состояния. Брат Владимир рассказывал мне, что как-то он вернулся вечером из академии домой на Кронверкский, прошёл по квартире, чтобы посмотреть, есть ли кто дома, и обнаружил папу, сидевшим в одиночестве в своей комнате в кресле... с пистолетом в руке. Хранившееся у нас оружие перед отъездом из Москвы отец сдал, значит здесь у него, очевидно, был его табельный пистолет. Не для того же он принёс домой эту штуку, чтобы почистить и смазать на досуге? Возможно, что своевременное возвращение брата домой спасло отцу жизнь и отвратило его от желания застрелиться. Поскольку Владимир находился тогда на казарменном положении, он позвонил нашим родственникам Николаю и Людмиле Резвым и попросил их пожить некоторое время у нас дома вместе с папой, чтобы он не натворил беды. В то время один из шофёров рассказал нам, что кто-то принёс в гараж байку, будто Богданов ездит на бронированном ЗИСе, специально подаренном ему Берия. Любопытствовавшие назойливо стали лезть в и под машину, чтобы отыскать не существовавшее в стандартном лимузине стальное прикрытие. Облитый с головы до ног грязью, Богданов Н.К. понял, наконец, что в одиночку всю эту партийную махину, поднаторевшую в обработке человеческих душ, ему не переломить. Чтобы разорвать порочный ленинградский круг, нужна была помощь извне. Воспользовавшись тем, что 5 августа 1953 года открывалась пятая сессия Верховного Совета СССР, Богданов Н.К. как депутат Совета Союза выехал в Москву, высвободившись тем самым из-под жёсткой персональной опёки Андрианова В.М. В столице, в условиях, когда все обвинения, собранные в кучу Ленинградским обкомом, были официально предъявлены бериевцу и врагу народа курировавшим этот вопрос отделом ЦК, член КПСС с 1929 года, начальник Управления МВД ЛО Богданов Н.К. написал письмо секретарю ЦК КПСС тов. Хрущеву Н.С., в котором изложил свою позицию, указав, что значительная часть фактов представлена в искаженном виде и не соответствует действительности. Дав по десяти инкриминировавшимся ему обвинениям, о которых говорилось на описанных выше партийных форумах, необходимые объяснения, Богданов Н.К. изложил действительные, по его мнению, причины, которые дали толчок ко всей этой кампании против меня. Первый секретарь обкома Андрианов В.М. с первого момента появления нового начальника управления внутренних дел в Ленинграде высказал к нему негативное отношение и добивался его замены. Андрианов В.М. преднамеренно ограничил деятельность Богданова Н.К., запретив ему общаться по служебным вопросам с кем бы то ни было из секретарей Обкома и Горкома, кроме него самого. Первому секретарю не нравилось, что начальник управления открыто говорил о вине Обкома партии в необоснованной замене всего оперативного состава Управление и райотделов после ленинградского дела. Несмотря на то что за время всей 25-летней службы Богданов Н.К. никогда не подвергался никаким взысканиям как по партийной, так и по административной линии, только в городе Ленинграде в течение трёх месяцев 1953 года оказался вдруг негодным работником в оценке секретаря Обкома КПСС т.Андрианова. В связи с тем, что созданы невозможные условия для работы, Богданов Н.К. просил Центральный Комитет КПСС поручить разобраться 398 в этом деле и, если возможно, урегулировать взаимоотношения [А.9, док.5]. Кроме того, начальник управления Богданов Н.К. написал ещё одно заявление секретарю ЦК КПСС тов. Хрущеву Н.С. с просьбой принять его по личному вопросу [А.9, док.6]. Разобрвшись в обстановке, Н.С.Хрущев решил помочь в разрешении возникшей проблемы, однако вовсе не потому, что обожал Богданова Н.К. (в дальнейшем мы прекрасно увидим, что этого не было), а в связи с тем, что надо было приструнить не в меру разошедшегося Андрианова В.М., являвшегося партийным исполнителем ленинградского дела. В августе 1953 года Никита Сергеевич сам приехал в Ленинград и провёл заседание Пленума Обкома и Горкома партии. Под дудку главного партийного руководителя все обвинения с начальника управления Богданова Н.К. мгновенно сняли, и он был полностью реабилитирован. Более того, на этом же Пленуме отмытого начальника тут же избрали членом бюро Ленинградского обкома КПСС [А.12, док.5, л.9]. Никакого официального сообщения в прессе об этом не появилось. Теперь обстановка в корне изменилась: моему отцу предоставилась возможность свободно вздохнуть и начать нормально работать. Однако отныне все те, кто только что поносил его с трибуны партийных пленумов и собраний, стали заискивающе заглядывать в глаза и вилять хвостом. Общая атмосфера стала гадкая и противная. Вот почему отец заявил: Я в Ленинграде не останусь. Наш переезд из Москвы в северную столицу приостановился. Не в характере моего отца было мстить тем, кто оказался к нему несправедлив и обливал помоями. Но и работать с такими людьми изо дня в день, заниматься их воспитанием, зная, что в любой момент при удобном случае они могут подставить ножку, особого энтузиазма не чувствовал. Приходилось, скрепя сердце, продолжать трудиться, терпеть и ждать оказии. 33. МОСКВА – ЛЕНИНГРАД – МОСКВА Итак, в связи с обрушившимися на отца тенденциозными обвинениями он принял решение в Ленинграде, где на него навесили ярлыки бериевца и врага народа, в перспективе не оставаться, а постараться (если только совсем не съедят) перейти на работу в другое место. Лучше всего было, конечно, вернуться в Москву. Переезд нашей семьи на брега Невы застопорился, поскольку Богданов Н.К. по предыдущим ленинградским делам прекрасно представлял себе, что, как только разделаются с ним, тут же вышлют из города и всех нас, домочадцев - пощады не будет. По этой причине в конце лета меня отправили в Москву, чтобы я продолжил учёбу в девятом классе всё той же 135 мужской средней школы. Когда я приехал домой на улицу Белинского, то обнаружил, что стараниями мамы, домработницы Любы и других добровольных помощников домашние вещи наши были упакованы и горой лежали в холле. Крупная мебель ещё не была разобрана, но зияла своей внутренней пустотой. У нас дома жили мамина тётя Анна Ивановна, когда-то кормившая нас, вновь испечённых москвичей, вкусными обедами, и её муж 399 Александр Иванович. Оказалось, что деда Саша недавно освободился и тюрьмы по амнистии, и мама забрала стариков к нам домой, чтобы они могли подкормиться и отдохнуть после пережитого. Александр Иванович работал главным бухгалтером (это была их семейная специальность), но любил немножко в рюмочку заглянуть. Как-то на работе его хорошо угостили, а потом подсунули бумажку, которую он подписал. Через некоторое время обнаружилось хищение, выновным в коем признали главного бухгалтера, поставившего в нужном месте свою подпись. Деда Саша загремел на 5 лет в места не столь отдалённые. Однако бериевская амнистия, которую все называли ворошиловской, поскольку Климент Ефремович как председатель Верховного Совета СССР издал соответствующий Указ, скостила срок, и получивший хороший урок бухгалтер вышел на свободу. Тётя Аня молилась на своего любимого Ворошильчика за то, что он вернул ей мужа. Теперь мы с мамой жили в Москве, а папа с сыном Владимиром в Ленинграде. Мой брат как рядовой слушатель академии находился на казарменном положении и домой приходил только в увольнение по выходным дням. Хозяйством в доме фактически одинокого отца стала заведовать по старой памяти наша добрая няня Шура. Она была замужем, работала, но находила время, чтобы обеспечить всем необходимым глубоко уважаемого ею Николая Кузьмича и любимого Вовусю. Много помогали отцу и старались скрасить его одиночество сестра Екатерина Кузьминична с мужем Дмитрием Павловичем и другие ленинградские родственники. Отныне на все мои школьные каникулы мы с мамой катили в Ленинград, чтобы хоть как-то создать семейную обстановку для нашего папули. Для меня две Российские столицы слились в то время в один город. Сначала ещё бросалось в глаза, что ленинградцы лицами побледнее, одеты победнее, менее суетливы, чем москвичи, но в остальном разницы не чувствовалось. Иногда даже, вознамерившись кому-нибудь позвонить или куда-то сходить, вдруг ловил себя на мысли: так я же не могу это сделать, поскольку в другом городе нахожусь. А как же запомнилось современникам в период бериевских разборок то жаркое ленинградское лето 1953 года (температура воздуха была +20–25 градусов, случались кратковременные дожди и грозы), кипевшее непомерными политическим страстями? Оставила ли след где-нибудь та драматическая борьба моего отца с партийными силами, в которой он временно победил? В книге Питерские прокураторы автор замечает, что в очерках о начальниках управления приводились воспоминания сотрудников и о Н.К.Богданове, который руководил данным ведомством меньше других, всего-навсего год. На основании этих материалов даётся следующая характеристик:. Он мало чем отличался от других таких же руководителей: выдающихся личных или деловых качеств он не имел, являлся непримечательной личностью [Л.3, стр.266]. Один из уважаемых ветеранов, интервьюировавшихся В.Бережковым, хорошо запомнил Богданова Н.К. благодаря ряду случайностей. Он (Богданов Н.К.) работал в Ленинградском управлении (в области) ещё в 1937–1939 годах. Сотрудники тогда и сейчас относились к нему с большим уважением, он вызывал симпатию простотой и открытостью. К нему ходили запросто, и он всех 400 выслушивал и помогал. Вот это подмечено совершенно правильно: отец помог очень многим людям где советом, а где делом. Но продолжим цитату: Мне запомнился такой эпизод. Примерно в середине лета 1953 года в Ленинград приезжал Н.С.Хрущев и проводил совещание в Таврическом дворце с партийным активом города. Не касаясь сути этого совещания (а жаль! - Ю.Б.), скажу о выступлениях нескольких участников совещания. Они называли Богданова “бериевцем”, и ему, мол, не место в чекистской среде. Хрущев эмоционально отчитал выступавших, заявив, что Богданова направила партия в Ленинград и она ему доверяет [Л.3, стр.267, 268]. После отъезда Хрущева Н.С. противостояние между Андриановым В.М. и Богдановым Н.К. продолжалось, хотя неоспоримый перевес был теперь на стороне последнего. В сентябре 1953 года на очередном объединённом Пленуме Ленинградского обкома и горкома Андрианов В.М. был снят с должности первого секретаря, причём в отличие от многих других руководителей он был убран по инициативе снизу, а не по указанию сверху. Первым секретарём Ленинградского обкома и горкома был избран Ф.Р.Козлов. Однако не будем слишком упиваться сознательностью масс, только что безоглядно громивших Богданова Н.К., а теперь вдруг разделавшихся с третировавшим его Андриановым В.М. На наш взгляд, Хрущев Н.С. именно для того и приезжал в Ленинград, чтобы обеспечить снятие Андрианова В.М., являвшегося, напомним ещё раз, партийным исполнителем ленинградского дела. На этом месте он был нежелателен и его следовало отодвинуть куда-нибудь в сторону. Конечно, всё это были глубокие подводные течения, о которых вряд ли имеются какие-либо документальные доказательства, но которые, по нашему мнению, можно вычислить, анализируя реально происходившие действия. С опасным, слишком много знавшим Андриановым В.М. могли бы разделаться и покруче, но сейчас пока времена наступили несколько иные. Через некоторое время из Ленинграда отозвали второго секретаря Обкома, первого секретаря Горкома Игнатова Н.Г., переместив его первым секретарём Воронежского, затем Горьковского обкома КПСС. С декабря 1957 года Николай Григорьевич почти три года был серетарём ЦК. Как отмечается в книге Питерские прокураторы, на такое обращение с ним Василий Михайлович (Андрианов) был очень обижен. Он тихо покинул наш город, приехал в Москву, получил назначение в Госстрой СССР - заместителем министра [Л.3, стр.242]. Заметим, что Хрущев Н.С. не оставил его в чисто партийной среде, а перекинул на административную должность. Вот теперь-то, пользуясь своими сохранившимися обширными партийными связями, Андрианов В.М. во всю силу своего богатого жизненного опыта возбудил распространение слухов и сбор компромата на неугодного ему Богданова Н.К. Достижению успеха в данном грязном деле способствовало то, что с этого времени на руководящие должности в органы внутренних дел стали активно внедряться партийные работники, которые конъюнктурную политическую обстановку всегда прекрасно чувствовали. После того как разделались с заклятым врагом народа Берия, арестовали или отстранили от должностей следующих его 401 приспешников: первого заместителя министра Кобулова Б.З., начальника Контрразведки в СА и ВМФ Гоглидзе С.А., начальника Следственной части по особо важным делам Влодзимирского Л.Е., начальника Управления кадров Обручникова Б.П., начальника Секретно-политического управления Сазыкина Н.С., начальника Контрольной инспекции по проверке исполнения приказов министра Райхмана Л.Ф., начальника Управления охраны Кузьмичева С.Ф., начальника 9 отдела (по проведению актов индивидуального террора и диверсий) Судоплатова П.А., начальника Транспортного управления Лорента П.П., начальника 2-го специального бюро Карасева Н.А. (организовывавшего прослушивание и запись разговоров руководителей партии и правительства), а также министра внутренних дел Украины Мешика П.Я. и работавшего в Грузии бывшего начальника Секретариата Министерства Мамулова С.С. [Л.7, стр.77]. Несколько раньше, 4 апреля 1953 года, в тюрьму вновь попал бывший первый заместитель министра госбезопасности Огольцов С.И. Лишены свободы были и некоторые другие руководители объединённого МВД [Л.44, №5, стр.11]. Министром внутренних дел СССР 26 июня 1953 года, сразу после ареста Берия, назначили генерал-полковника Круглова С.Н. Охрану правительства тут же поручили партийному руководителю заведующему отделом административных органов Московского комитета КПСС Луневу К.Ф., поставив его на должность начальника 9 управления МВД СССР [Л.7, стр.77]. Одним из первых заместителей министра остался верный (и пока ещё нужный) Хрущеву Н.С. генералполковник Серов И.А., сыгравший активную роль в аресте своего бывшего непосредственного начальника Берия Л.П. Другим первым заместителем министра 30 июля 1953 года сделали правительственного охранника Лунева К.Ф. (За месяц до этого первым замом был назначен секретарь ЦК КПСС Шаталин Н.Н., но он почему-то в силовое ведомство не перешёл). В должности заместителя министра попрежнему остался генерал армии Масленников И.И. Четвёртым среди заместителей министра стал генерал-лейтенант Перевёрткин С.Н., переведенный из Министерства обороны для руководства внутренними войсками [Л.7, стр.77-79]. Для усиления партийного влияния в состав Коллегии Министерства были введены и поставлены на ключевые посты профессиональные политработники. Так, членом Коллегии и начальником управления контрразведки в СА и ВМФ стал бывший член Военного Совета Ленинградского военного округа генерал-лейтенант Леонов Д.С. Также членом Коллегии и начальником управления кадров МВД СССР назначили бывшего заведующего сектором административных органов ЦК КПСС полковника Петушкова В.П. Ещё одним членом Коллегии МВД СССР был утверждён бывший посол СССР в США Панюшкин А.С., ставший председателем Комиссии по выездам при ЦК КПСС и возглавивший Главное управление разведки за границей. Исполняющим обязанности начальника Контрольной инспекции при Министерстве внутренних дел определили бывшего заместителя начальника политотдела погранвойск МВД Ленинградского округа полковника Безответных А.Н. Вместо получившего повышение Лунева К.Ф. начальником управления правительственной охраны стал бывший первый секретарь Пролетарского райкома КПСС г.Москвы Устинов В.И. [Л.7, стр.77, 78]. Таким образом профессиональная партийная прослойка в 402 руководстве Министерства внутренних дел, необходимая Хрущеву Н.С. для завоевания единоличной власти, значительно укрепилась. В Ленинграде, после остросюжетных событий, обстановка успокоилась, и жизнь вошла в нормальное русло. В Областном управлении внутренних дел налаживалась повседневная работа. В книге Питерские прокураторы отмечено, что в отношении политических преступлений при Богданове не обошлось без необоснованных арестов. В качестве примера приведена выданная начальником управления санкция на арест сотрудника библиотеки имени Салтыкова-Щедрина кандидата педагогических наук Эйдельбаума Б.Ю. Он обвинялся в том, что среди своего окружения проводил антисоветскую агитацию и хранил у себя на квартире, в том числе в военное время, контрреволюционную литературу. Очевидно, что это было стародавнее дело, и Борис Юрьевич много лет уже сидел под колпаком у компетентных органов. Что послужило конкретным поводом для взятия агитатора под стражу, в книге не сказано. Однако в связи с изменявшейся политической обстановкой интересна дальнейшая судьба данного дела. Ленинградским городским судом Эйдельбаум Б.Ю. 26–28 ноября 1953 года был приговорён по статье 58 пункт 10 Уголовного кодекса РСФСР к 8 годам лишения свободы с последующим поражением в правах на 3 года. Затем определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Совета СССР от 19 января 1954 года срок наказания ему был уменьшен до 5 лет лишения свободы без поражения в правах. Однако на основании ворошиловского Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года Об амнистии бывший научный сотрудник от отбытия наказания был освобождён со снятием судимости [Л.3, стр.266]. Наступила пора так называемой хрущевской оттепели. Однако лично мне это ласковое и приветливое слово оттепель очень не хотелось бы использовать для обозначения того печального послесталинского периода правления нашего нового самодержца, когда временно были чуть ослаблены вожжи между двумя ужасными культами личности. В связи с этим предлагаю этот короткий этап называть временем хрущевского послабления, за которым последовал не менее дикий, чем в годы сталинизма, произвол, названный волюнтаризмом. В воскресенье 13 сентября 1953 года все газеты опубликовали информационное сообщение о том, что на днях состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором был заслушан и обсуждён доклад тов. Хрущева Н.С. О мерах по дальнейшему развитию сельского хозяйства СССР. Материалы этого доклада оказались столь обширными, что печатались в газетах в течение трёх дней, а потом впервые вышли отдельной брошюрой. Вторым пунктом повестки дня Пленум официально избрал Хрущева Н.С. лидером партии - первым секретарём ЦК КПСС. После разгрома опасного конкурента Берия Л.П. этот Пленум можно считать вторым важным этапом и базовой площадкой по восхождению Хрущева Н.С. к вершине единоличной власти. Отныне его пространные речи на целое десятилетие стали непременным атрибутом нашей жизни, превратившись в катехизис идейно-теоретического воспитания масс. 1 и 2 октября 1953 года проходил Пленум Ленинградского обкома КПСС, на котором на основании материалов Пленума Центрального Комитета партии были обсуждены задачи Ленинградской партийной 403 организации по дальнейшему развитии сельского хозяйства в области. Как член бюро Ленинградского обкома в работе этого партийного форума принимал участие начальник областного управления внутренних дел Богданов Н.К. С докладом на Пленуме выступил тогда ещё остававшийся в Ленинграде для преемственности секретарь обкома КПСС тов. Игнатов Н.С. Среди многочисленных, в целом весьма стандартных выступлений выделялась речь последнего по списку оратора заведующего сельскохозяйственным отделом обкома Воробьёва Г.И. Выступавший рассказал о методах работы в общем-то ещё андриановского обкома, которые по существу своему достаточно хорошо перекликались с деятельностью описанного нами в качестве примера в главах 23, 24 настоящей книги и в статье “Хлеб войны” [Л.30] Казахстанского Центрального Комитета. Главную причину в серьёзном отставании сельского хозяйства заведующий отделом видел в неудовлетворительном руководстве со стороны Обкома и Облисполкома. Эти ведомства управляли районами канцелярско-бюрократическими методами, осуждёнными партией. Секретари, члены бюро, заведующие отделами Обкома мало бывали в районах, плохо знали положение дел на местах, не оказывали помощи отстающим районам и колхозам. Вся тяжесть, как и ответственность, по руководству колхозами, МТС и совхозами была возложена на райкомы и райисполкомы, а работники Обкома, Облисполкома, Областных управлений сельского хозяйства и заготовок занимались лишь составлением и рассылкой директивных указаний. Вместо реальной помощи в Обкоме сложился порочный стиль работы, который заключался в посылке в районы множества телеграмм, направлявшихся по любому поводу, причём одна строже другой. В сельскохозяйственных отделах имелись опытные партийные работники, знавшие свою сферу деятельности, которые при выездах в районы, колхозы, совхозы, МТС могли бы оказывать на месте конкретную помощь. Вместо этого они сидели в кабинетах и писали проекты постановлений, составляли различные справки и телеграммы. Обком допускал частую смену секретарей райкомов партии, не вёл воспитательную работу, всё было построено на грубом администрировании. Вместо того, чтобы разъяснить, помочь, подсказать работнику, его оскорбляли. Исполком Областного совета медленно, неоперативно по 7-10 дней решал сельскохозяйственные вопросы, в связи с чем добиться от него быстрого ответа на возникавшие проблемы не представлялось возможным. Многие председатели райисполкомов и секретари райкомов перестали обращаться в Облисполком, так как видели в этом мало толку [Л.45]. Как следует из сказанного, Система в целом, сосредоточив в своих руках всю полноту власти, не позволяла по-деловому решать важнейшие житейские вопросы, тем более при таком жестком руководителе, каким являлся теперь уже снятый со своего поста Андрианов В.М. В декабре 1953 года состоялся официальный суд над Берия Л.П. и проходившими в качестве членов его банды Кобуловым Б.З., Гоглидзе С.А., Влодзимирским Л.Е., Меркуловым В.Н., Мешиком П.Я., Деканозовым В.Г. В приговоре, объективность которого вызывает серьёзные сомнения, Берия обвинялся в том, что он сколотил враждебную Советскому государству изменническую группу 404 заговорщиков (очевидно, имелись в виду перечисленные выше лица), которые ставили своей целью использовать органы внутренних дел против Коммунистической партии и Советского правительства, поставив над ними МВД для захвата власти. Далее инкриминировались вообще несусветные замыслы по ликвидации советского строя, реставрации капитализма и восстановлению господства буржуазии. Став в марте 1953 года министром внутренних дел СССР, говорилось дальше в обвинительном заключении, Берия начал усиленно продвигать участников заговорщической группы на руководящие посты (перечисленные выше бандиты в марте 1953 года особых повышений не получили, даже имели понижения и до 26 июня 1953 года по служебной лестнице никуда не продвинулись. - Ю.Б.). Заговорщики принуждали работников местных органов МВД тайно собирать клеветнические данные о деятельности и составе партийных организаций, пытаясь опорочить работу партийных органов (действительно собиралась информация, чтобы показать реальную работу нерадивых партийных боссов. - Ю.Б.). Были приняты меры к активизации буржуазнонационалистических элементов в союзных республиках, разжиганию вражды и розни между народами СССР (так была трактована попытка Берия Л.П. выдвинуть национальные кадры на местах. - Ю.Б.). Был установлен шпионаж за руководством Коммунистической партии и Советского правительства. (Во-первых, с нашими товарищами всегда надо держать ухо востро. Во-вторых, если бы Берия хорошо шпионил, то не допустил бы своего ареста. Так что за Лаврентием Павловичем шпионили лучше. - Ю.Б.) Суд обвинил Берию и его соучастников и в том, что они совершили террористические расправы над людьми, со стороны которых боялись разоблачений. (Это правильно. Но объективности ради скамью подсудимых следовало бы удлинить и на неё вместе с этими обвиняемыми посадить Хрущева, Маленкова, Молотова, Кагановича и других. - Ю.Б.) В приговоре Берии были предъявлены обвинения в попытке сближения и установления связи с Гитлером в 1941 году с целью достижения договорённости о прекращении войны за счёт уступки ряда территорий. Инкриминировалось также стремление открыть врагу Главный Кавказский хребет, чтобы оккупировать Закавказье иностранцами (лучше бы рассказали о том, к какой войне мы готовились и что из этого получилось. - Ю.Б.). В обвинительном заключении имелись также разделы о покровительстве агентам иностранных разведок, о попытке установить тайную связь с Тито-Ранковичем, о капитулянтских предложениях Берии об отказе от социалистического строительства в Германской Демократической республике и странах народной демократии. Бывший советский руководитель был объявлен агентом английской разведки. Суд обвинил Берию и в моральном разложении, указав, что он сожительствовал с многочисленными женщинами, в том числе якобы связанными с сотрудниками иностранных разведок [Л.2, стр.411-414]. О ленинградском деле пока что ничего не было сказано. Прекрасно помню, что ещё в ту пору, когда выше перечисленные обвинения были официально объявлены, они казались неправдоподобными и во многом вызывали сомнение. Однако народ, приученный безгранично доверять Советской власти, с молчаливым ужасом воспринял образ нового разгромленного врага: ведь должен был кто-то быть повинен во всех наших бедах, неудачах и 405 бесчисленных жертвах. Убийство Берия и ещё ряда бывших товарищей отнюдь не говорило о силе Хрущева. Наоборот, это были его слабость и коварство. Поймите, я не оправдываю Лаврентия Павловича за то, что он натворил, но обвиняю Никиту Сергеевича в том, что и после освобождения из-под ига Сталина он продолжил курс репрессий, придав ему свои новые формы. В связи с этим если время правления вождя народов мы называем теперь жёстким словом сталинщина, то десятилетие нахождения у власти бывшего верноподданного соратника необходимо именовать хотя бы хрущёвщиной. Какая же это была оттепель, когда продолжались расстрелы опасных свидетелей минувших тяжких дел, лагерная система сохранилась и число заключенных стало даже расти, всякое свободомыслие давилось бульдозерами, а инакомыслие лечилось в психушках? Начав с уничтожения Берия с сотоварищами, Хрущев продолжил серию убийств. В июле 1954 года был судим и расстрелял Рюмин, являвшийся непосредственным руководителем следствия по провокационному делу врачей. Затем такой же участи повергся бывший министр государственной безопасности Абакумов, на счету которого было ленинградское дело [Л.26, т.2, стр.90]. Какую государственную опасность представляли в ту пору эти два бывших? На наш взгляд, никакой. Но их уничтожили (в назидание другим), потому что они могли раскрыть, какую роль играл Хрущев в означенных выше фальсифицированных делах. Теперь, поприжав ещё одного идеолога репрессий Маленкова, в декабре 1954 года Хрущев уже постфактум инкриминировал (пока что) одному Берия всю вину за ленинградское дело [Л.26, т.2, стр.94]. Сам же, занимая пост первого секретаря ЦК, предназначавшийся для безвинно убиенного Кузнецова А.А., а позднее став вместо другого убиенного Вознесенского Н.А. ещё председателем Совета Министров, Хрущев Н.С. остался вроде бы чист для Истории. Однако в своих деяниях Никита Сергеевич забыл (или не знал?) простую истину: зло злом не уничтожишь. Если бы он действительно хотел не просто дорваться до власти, а сделать что-то доброе для своего великого и несчастного народа, то ему, покаявшись в собственных грехах, следовало создать в стране такие условия, при которых зло не могло бы проявлять себя. Это долгий, тяжкий и многотрудный путь - но иного нет. Если зло, постоянно существующее в мире, оказывается в такой обстановке, когда оно не имеет возможности творить собственный произвол, то это является большей победой, чем разгром противника в любой войне, и делает организатора подобного мирного достижения поистине мудрым и могучим. Во время наших приездов в Ленинград мама предложила мне, поскольку стало ясно, что на постоянное жительство мы здесь не останемся, побольше познакомиться с красотами, историей и культурными сокровищами Петра творенья. Мы добросовестно принялись изучать музеи, театры, кино, площади, скверы, сады и окрестности великолепного города на Неве. Могу честно признаться, что в Москве я столько не посещал заслуживающих внимания мест, как в прекрасном Питере. Благо находились мы здесь всегда в каникулярное время, вроде бы как в гостях, и потому никакими учебными или иными заботами связаны не были. Конечно же, для начала в несколько приёмов обошли Эрмитаж и Русский музей, а потом побывали в Исаакиевском соборе, Центральном Военно-Морском музее, музее406 дворце и домике Петра Первого, Зоологическом музее с Петровской кунсткамерой, Петропавловской крепости и даже в зоопарке. Обошли и объехали знаменитые городские архитектурные ансамбли Летнего сада, Стрелки Васильевского острова, Александро-Невской лавры, всего Невского проспекта, Дворцовой площади, Марсова поля, Смольного. Да разве всё перечислишь! Съездили в тогда ещё не полностью восстановленные после войны Петродворец, Пушкин, Павловск. Маме очень хотелось побывать в городе своей молодости Луге. Папа дал нам на день свою машину и мы покатили на мою малую родину. За несколько часов, что мы там побыли, мама встретила массу старых знакомых, со всеми обнималась, целовалась. Но для меня это был совершенно сторонний провинциальный городок, расположенный среди болотистой местности на мощной песчаной платформе. Первый год моей жизни здесь не мог оставить в памяти никакого следа, даже подобного тому, что случайно сохранился в виде фотографии о доме на Кондратьевском проспекте. Во всяком случае я не почувствовал никаких ностальгических позывов, подобных тем, которые в моей душе непроизвольно рождает небольшой московский Петровско-Глебовский парк на Иваньковском шоссе. В связи с тем, что начальнику управления внутренних дел Богданову Н.К., как одному из руководителей города и области, предоставлялось право посещения ложи (где таковая имелась) в ведущих ленинградских театрах, мы решили не проявлять излишней щепетильности, а использовать это обстоятельство для того, чтобы на халяву посмотреть хорошие театральные постановки. В соответствии с выбранном нами в репертуаре спектаклем кто-то из Управления звонил в соответствующий театр и предупреждал о нашем предстоявшем посещении. К началу спектакля мы подъезжали к незаметной двери театра, находившейся обычно в отдалении от главного входа. Там нажимали кнопку звонка, и нас вежливо и доброжелательно встречали, а затем через шикарные холлы для отдыха именитых посетителей провожали в ложу, находившуюся сбоку от сцены. Мы усаживались так, чтобы нас не было слишком видно из зрительного зала, и предавались созерцанию великолепного искусства. Домой на Кронверкский возвращались, как правило, общественным транспортом. Посетили и своеобразные ленинградские кинотеатры. В огромном зале Гиганта, расположенного на Кондратьевском проспекте, мама рассказала, как мы приходили сюда вместе с нашей няней Шурой ещё в довоенное время. Едва в зале гас свет, как нам с братом, малышам, тут же хотелось пописать. Со смехом мама вспоминала, какие приспособления взрослые брали с собой, чтобы имелась возможность и нашу потребность удовлетворить, и кинокартину полностью посмотреть. Летом мы ездили в лагерь академии имени Можайского, где брат Владимир проходил курс полевых военных наук. Пока Вова, раздевшись в тенёчке, уплетал привезенные нами угощения, я прикинул на себя его хб (хлопчатобумажную) форму, сапоги и пилотку (сохранилась такая фотография). Тогда я ещё слабо надеялся, что скоро сам буду иметь честь носить такую же. Длительная рабочая нагрузка, бессонные сталинские ночи, страшная нервотрёпка последнего времени отразились на здоровье 407 отца. Хотя отпуск ему формально предоставлялся, но воспользоваться им не имелось возможности. Последний раз мы все вместе отдыхали, пожалуй, как было описано нами ранее, в 1949 году в Сочи на Галанке. Зато в 1954 году Богданову Н.К. предоставили сразу два отпуска. Сначала с 5 января 1954 года папа отгулял целый месяц за 1953 год [А.8, док.4]. После окончания моих школьных каникул мы вместе приехали в Москву. Здесь своё свободное время отец посвятил тому, чтобы, во-первых, обследовать собственное здоровье: в почках завелись камни, которые давали о себе неприятно знать. Возможно, что их образованию способствовала прескверная казахстанская вода. Надо было выработать медицинскую стратегию борьбы с этим злом. Вовторых, отец провентилировал возможность своего перевода в Москву. Жить на две семьи и в двух огромных квартирах было просто разорительно. Много денег отнимали и наши достаточно частые поездки из Москвы в Питер и обратно. Насколько я понимаю, в Министерстве обещали помочь, но пока что просили подождать. В это время в народонаселении нашей московской квартиры произошли серьёзные изменения. С домработницей Любой мы расстались, поскольку уже сидели на чемоданах, чтобы переезжать в Ленинград. Да и самой девушке надо было определяться со своей дальнейшей судьбой. Люба устроилась на сахарную фабрику имени Мантулина, где работала её младшая сестра Женя. Проживавшие у нас некоторое время деды - мамина тётя Анна Ивановна и её муж Александр Иванович, вернувшийся из мест не столь отдалённых, перебрались в свою комнату на Якиманке. В это время в Москву на стажировку направили Тамару Дмитриевну Костину, мою двоюродную сестру. В 1951 году Тамара окончила Ленинградский государственный педагогический институт иностранных языков (теперь факультет при Педагогическом институте имени Герцена), и поскольку её родители Дмитрий Павлович и Екатерина Кузьминична ранее работали в органах госбезопасности, то на их дочку МГБ наложило лапу. Ещё в период учёбы в институте Тамару вызывали в Ленинградский обком, где ей предложили заполнить анкету, но о предстоявшей работе ни с кем просили не говорить и не советоваться, даже с родителями. Куда её хотели определить, Тамара не знала, но потом ей сказали, что за неё боролось МГБ и с этим ведомством соперничать никто не мог. При распределении Тамаре предложили на выбор работу во Владивостоке, Сталинграде и Петрозаводске. Она согласилась на Сталинград, как легендарный город-герой. Отец Дмитрий Павлович посоветовал дочери обратиться к Николаю Кузьмичу, чтобы он посодействовал в хорошем её трудоустройстве. Но Тамара сказала, что будет пробивать дорогу самостоятельно. Это заявление вызвало одобрение со стороны её отца. После работы в течение трех лет в Сталинграде в качестве переводчика с английского языка молодую сотрудницу органов направили в Москву на стажировку вместо старшего переводчика, который не смог поехать повышать квалификацию по семейным обстоятельствам. После окончания стажировки Тамаре предложили остаться работать в Москве, но без предоставления жилплощади. Так как жить ей было негде, то она сначала отказалась. В это время Тома зашла проведать нас и рассказала тёте Нине о своих делах. Моя мама предложила племяннице остаться жить у нас. Тамара не стала отказываться и дала на работе расписку, что просить жилплощадь не 408 станет. Так мы прожили вместе 14 лет. Выделили Тамаре в персональное пользование одну комнату. В то же время произошло несчастье с папиным старшим братом Александром Кузьмичем - его разбил паралич. Правда, после первого удара он смог в определённой мере восстановиться и даже ходил с палочкой, приволакивая правую ногу. Рука действовала совсем плохо. В связи с тем, что инсульт у дяди Шуры произошел дома, а возраст у него был ещё не пенсионный, то произошедшее нарушение здоровья посчитали как бытовую травму и потому определили пенсию по инвалидности всего-навсего 15 рублей. Ясно, что на такие деньги вдвоём с женой Александрой Неофитовной, которая никогда не работала, прожить было невозможно. Исходя из самых милосердных соображений, мои родители забрали обоих Шурочек к нам домой. Им обустроили уголок в большой столовой, взяв мебель из комнаты, теперь ставшей Тамариной. Двоюродная сестра купила себе мебельный гарнитур. Надо не забыть и про меня с мамой, проживавших в квартире, но с каникулярными выездами в Ленинград. Папа и старший брат приезжали к нам во время своих отпусков. Поскольку у нас сложилось такое разношерстное хозяйство, то приходившая проведать нас Люба предложила, чтобы у нас в качестве домработницы пожила её старшая сестра Анна. Так в нашей квартире появилась громкоголосая и энергичная женщина, которую мы подеревенски звали Нюшей. Из кучи лежавших в холле коробок и узлов, приготовленных к отправке в Ленинград, нам стали требоваться для хозяйства то одни, то другие вещи. Приходилось забираться туда и отыскивать необходимое. Дело закончилось тем, что случайно кокнули большую банку с вареньем, и сладкая масса тихо растеклась по нашим упаковкам. Когда это обнаружили, волей-неволей пришлось всё разбирать и отмывать. После приведения в порядок вещи снова не упаковывали, а возвращали на свои прежние места - переезжать мы передумали. Больше всего от варенья пострадали лежавшие в самом низу книги, особенно Большая Советская Энциклопедия, которую автор усиленно цитирует в этом своём труде. Книги потребовалось буквально отмывать в ванне, а потом сушить в развёрнутом виде. Второй свой, теперь уже очередной, отпуск за 1954 год отец получил с 23 августа [А.8, док.5]. По рекомендации врачей он поехал (вместе с супругой), чтобы первый раз попытаться промыть свои почечные камни водами знаменитого источника Нафтуси в Трускавецком санатории. Песок шёл у папы достаточно интенсивно. Тот, кто с подобным явлением сталкивался, легко может себе представить, какие при этом бывали боли. Но отец никогда не жаловался и не стонал. Только когда очень прижимало, ложился в постель. Сохранились три письма (два мои и одно брата), отправленные родителям на курорт. Хорошо, когда на письмах стоят даты и место отправления - сразу легко связать во времени давно подзабытые события. В своём письме мамочке и папочке от 7 сентября 1954 года младший сын из Москвы написал: Как вы отдыхаете, поправляетесь? Не скучаете ли? Разрывает ли папа с Ленсоветом свой контракт по заготовке булыги? (Мы шутили, что производимыми папой песком и 409 камешками можно дороги мостить). Далее в подробностях спешил уведомить о своих школьных делах, которые мама, как активный член родительского комитета, хорошо себе представляла. Здесь говорилось о перипетиях выборов старосты и комсомольского бюро класса. Раньше должности вожаков занимал ваш покорный слуга, а теперь я был выдвинут на повышение - в комитет комсомола школы. Приближался 40летний юбилей педагогической деятельности уважаемого преподавателя математики П.Н.Сморагдова, и наш класс решил что-нибудь (пока ещё не знаем что) преподнести ему. Дома всё было в порядке. Тома много работает, жалуется, что устаёт. Замуж пока не собирается. Хочет взять отпуск, но ещё не дают. Относительно Шурочек сообщал, что они живы и здоровы. Дядя Шура ходит всё время на свидания, так что тётя Шура немножко ревнует. (После поправки от последствий инсульта Александр Кузьмич стал активно гулять по улице, беззаботно рассуждая при этом, не всё ли равно, где его настигнет следующий удар - на дороге или дома. Жена гулящего очень волновалась, когда её больной супруг в одиночестве смело отправлялся в такие походы.) У нас гостила внучка Шурочек, Гогина дочка Ирина. После холодов (около +10 градусов) на улице стояла жара порядка 30 градусов в тени. На прощанье послушнейший сын Юрий крепко, крепко целовал своих родителей и желал им не скучать и больше пить целебную водичку [П.5, п.1]. Старший сын Владимир 13 сентября 1954 года написал родителям из Ленинграда, что сейчас их второй курс проживает вместе с первым курсом на казарменном положении в двух небольших комнатах. Теснота страшная, поэтому третий курс из-за недостатка места распустили по домам. Учебная нагрузка была пока небольшая, но заниматься оказалось страшно тяжело, поскольку весь второй курс (около 70 человек) сидел на самоподготовке в одной аудитории. А так как мы не приспособлены к тому, чтобы говорить шепотом и двигаться тихо, то понятно, что творится вокруг и как тут сосредоточиться. В качестве дополнительной физической нагрузки стал заниматься волейболом. Намекнул, что два человека с их курса перевелись в Москву. Дома в ленинградской квартире было пусто и страшно скучно. В порядке обмена информацией послал Юрке письмо, просил сообщить, как идут дела, но ответа пока не получил. Знакомый мой артековец Алик Родимов стал учиться в академии имени А.Ф.Можайского (поступал он сначала вроде бы в академию связи). Володя высказывал опасение, как бы родственные связи с начальством не повлияли на Алькино воспитание. Остальные новости обещал сообщить в устном виде, когда дождётся папиного возвращения в Ленинград после лечения [П.5, п.2]. В своём письме от 14 сентября 1954 года я написал любимым мамочке и папочке, что очень был рад, когда они позвонили домой по телефону. От радости забыл всё, о чём хотел бы сказать. Теперь соберусь с мыслями и постараюсь написать обо всём. Опять в подробностях сообщал о школьных делах, о том, что заниматься приходилось допоздна, но зато получал пятёрки. Выбрали членом школьного комитета комсомола, досталась мне весьма нелёгкая работа: организация кружков и радиоузла. (Про кружки не помню, но радиоузел сделали действительно хороший. На переменах вели передачи о новостях школы, запускали музыку. Как-то читали и мой юмористический рассказ, написанный по заданию учительницы 410 психологии. К сожалению, когда моё произведение звучало в эфире, директор школы распекал всех нас в классе за какую-то провинность. Конечно, никто из одноклассников ничего не слышал и только автор, сквозь директорский бас, улавливал из коридора отдельные знакомые слова, доносившиеся из репродуктора, и потому невольно улыбался собственным шуткам. Легко можете себе представить реакцию директора на эти ухмылочки члена комитета комсомола). В общем школьных дел было много: весь день занят, даже почитать некогда. В субботу чествовали нашего учителя математики П.Н.Сморагдова. Было довольно много народу. Пришли бывшие ученики Петра Николаевича (и те, которых он учил лет 30 назад, и недавние выпускники), учителя, родители и мы, десятиклассники. От нашего класса преподнесли настольный блокнот, весьма красивый, с надписью “Любимому Петру Николаевичу от учеников 10 класса А. 1954 год”. (Обсуждая в своём школьном кругу, как бы порадовать нашего математика, решили ходатайствовать о награждении его орденом. Соответствующую коллективную телеграмму, не долго думая, отправили в Президиум Верховного Совета СССР. Через некоторое время на адрес школы пришёл ответ, что тов.Смарагдов уже был удостоен ордена ранее и поэтому новая правительственная награда ему не положена. Когда мы видели, как наши правители раздавали друг другу ордена, становилось обидно за простых и честных тружеников). Далее в письме сообщалось, что ездили на полигон стрелять в первый раз из боевых винтовок (по стрельбе из малокалиберного оружия мы уже проводили соревнования в городском динамовском тире). Стрелять из боевой интересней, чем из малокалиберки, сообщал я родителям, - но иногда (отдачей) здорово бьёт по зубам, так что у меня после пяти первых выстрелов верхняя губа здорово распухла. Но наука требует жертв. В письме было сказано также, что дома у Тамары и Шурочек всё хорошо. Отношения с Томой нормальные. Каждый вечер обмениваемся новостями, узнаём друг у друга, как идут дела. В четверг собираемся вместе сходить в кино на “Багдадского вора”. Дядя Шура каждый день ходит гулять, а тётя Шура - по магазинам. Деньги пока есть, всем обеспечены. Приезжала Хадича (мамина коллега акушергинеколог из Алма-Аты), привезла два ящика яблок (Апорта) и громадную дыню. Поехала отдыхать в Сочи. В заключение письма сообщал: Пишу так длинно для того, чтобы подольше читали, да побольше меня вспоминали. Слышал, что у вас очень скучно. Так пусть сие письмо послужит развлечением. Мамочка и папочка! Получше отдыхайте, набирайтесь сил и здоровья, обо мне не беспокойтесь. Мой наказ всё тот же: пейте водичку, побольше гуляйте и не скучайте. Крепко, крепко (повторено пять раз) целую вас, моих любимых родителей. Остаюсь послушный вам сын ваш Юрий [П.5, п.3]. Приятно несомненно было родителям получать от детей такие письма. Несмотря на трудности, семью сплачивала общая духовная жизнь, и в нашем кругу оказывалось тепло и радостно не только маме и папе вместе со своими сыновьями, но всем тем родственникам и знакомым, кто соприкасался с этой первичной ячейкой общества. Но, к сожалению, не всякие письма являлись такими трогательными. Очевидно, подпольный обком продолжал действовать, и 411 про Богданова Н.К. начали широко распространяться весьма грязные сплетни, которые подхватывали самые разные люди. Информацию с предупреждением об этом сообщил моему отцу лично мне не знакомый И.Н.Петров. 2 июня 1954 года в Ленинград в Управление внутренних дел только лично начальнику УМВД тов. Богданову Н.К. пришло письмо из Сочи от указанного отправителя. В своём послании И.Н.Петров сообщал, что в мае месяце отдыхал в санатории имени Орджоникидзе вместе с некто Алентаевым Фёдором Григорьевичем, где с ним и познакомился. Иван Никонорович напомнил, что он знал Николая Кузьмича по Казахстану, немного по Москве и Ленинграду, а потому крайне был удивлён свободным высказыванием по Вашему адресу Алентаева, работника Вашей системы. Я не знаю, - сказано было в письме дальше, - какие у Вас с ним отношения, но судя по тому, что он о Вас говорил, видно, что неважные. Не просто в каком-то случайном разговоре, а на протяжении десяти дней он периодически рассказывал мне о Вас довольно подробно, порою захлёбываясь, причём всё исключительно плохие вещи. Поражённый услышанным, Иван Никонорович вынес собственно мнение: Я ему, конечно, не поверил, почему и решил написать Вам [А.9, док.7]. Рассказчик Алентаев Ф.Г. работал начальником Отдела эксплуатации шоссейных дорог в ГУШОСДОРе МВД СССР не только в тот период, когда в течение полутора лет эту организацию возглавлял Богданов Н.К., но и, можно сказать, на протяжении всей своей служебной карьеры. В связи с этим я решил показать данное письмо моим милым ветеранам ГУШОСДОРа О.В.Васильевой и Л.С.Гаврилиной. Но прежде попросил их охарактеризовать известную им личность. Обе женщины единодушно заявили, что Алентаев Ф.Г. являлся красивым, обаятельным мужчиной, дельным начальником, открытым, прямым и честным человеком, хорошим руководителем. После ликвидации Лагерного отдела Ольга Владимировна работала в Отделе эксплуатации в непосредственном подчинении у Фёдора Григорьевича и могла сказать только положительное о своём начальнике [Б, 20, 21]. Тем интереснее узнать, что же этот положительный герой говорил о своём стародавнем руководителе Главка Богданове Н.К. В цитируемом письме сказано следующее: О Вашей прошлой деятельности он (Алентаев) отзывался так: бывший чертёжник, таким и остался по настоящее время; посмотрите, как держит карандаш - так и кажется, что сейчас будет чертить. (На наш взгляд, пройденная в юности школа бывшего Александровского училища заложила у моего отца прочные основы профессиональной деятельности. Такому можно лишь позавидовать. Почерк у Николая Кузьмича был не только чёткий, но и своеобразно красивый. Имеющиеся в моём распоряжении собственноручно нарисованные им план московской квартиры, который он прислал в Алма-Ату, и расположение дачного участка выполнены действительно чётко и аккуратно. Что же здесь плохого? Может, иных просто зависть глодала? - Ю.Б.). Далее Алентаев Ф.Г. в своих многодневных повествованиях излагал в гадливой интерпретации всю служебную карьеру Богданова Н.К. Волею судеб и подхалимством стал начальником райотдела МВД, где служил, а не работал, причём так, что сразу был послан заместителем министра в Казахскую ССР. (Как оказывается, всё было просто! А мама говорила, что отец, в отличие от иных, добивался всего собственным трудом. Да и взять хотя бы относившуюся к тому 412 периоду работы такую ненароком забытую деталь: за саботаж указаний об арестах Богданова Н.К. в начале 1938 году должны были самого застрелить, и лишь по благоприятному стечению обстоятельств он остался всего-навсего без одного глаза - об этом почему-то рассказчик умолчал. А ведь эта легенда незримо сопровождала Николая Кузьмича всю службу. - Ю.Б.). Но не будем нервничать и продолжим чтение письма. В изложении Фёдора Григорьевича, подхалимство его (Богданова Н.К.) было не простое, а квалифицированное, поскольку происходило перед в то время заместителем министра Кругловым, который будто бы Вас тащил по работе, а Вы ему были преданы. (Действительно, С.Н.Круглова и Н.К.Богданова связывало нечто большее, чем простые служебные отношения. В 1972 году Сергей Никифорович, сам тогда находившийся в опале, был единственным представителем прежней МВДевской элиты, принявшим участие в похоронах моего отца. - Ю.Б.) Всю войну, - говорил Алентаев Ф.Г., - Богданов продержал семью т.Круглова у себя в Казахстане. (Это являлось ложной информацией. Как мне сообщила дочь Сергея Никифоровича Ирина Сергеевна, во время войны их семья в эвакуации постоянно находилась в городе Куйбышеве [Б, 17] - Ю.Б.) За такое одолжение Вас якобы вызвали в Москву и назначили Начальником УМВД по Московской области, а потом зам. министра МВД. (Странно, как это Алентаев Ф.Г. позабыл, что по приезде в Москву Богданов Н.К. являлся сначала его непосредственным начальником, когда возглавлял ГУШОСДОР. Уж не Фёдору ли Григорьевичу было не знать, какие большие объёмы работ и сколь успешно выполнял тогда его родной Главк? - Ю.Б.) Дальше, - говорил Алентаев Ф.Г., - когда все начали возмущаться таким сильным протеже, тот же покровитель (Круглов С.Н.? - Ю.Б.) переправил Вас в Ленинград начальником УМВД (как мы теперь знаем, назначил и напутствовал Богданова Н.К. в Ленинград тогдашний министр Берия Л.П. - Ю.Б.), где Вы по своей привычке выдвинуться приняли участие в Ленинградской трагедии (ленинградское дело закончилось в основном в 1951 году, а Богданов Н.К. приехал в город на Неве в марте 1953 года и сумел добиться освобождения из тюрьмы четырёх последних страдальцев по этому делу. - Ю.Б.). Далее в сообщениях Алентаева Ф.Г. начиналось самое, на наш взгляд, интересное. Работая в Ленинграде, установили слежку за партийными работниками. При разоблачении врагов народа Вас на собрании начали спрашивать: давали Вы команду следить за партийными руководителями? Вы это отрицали. Тогда якобы встал один начальник райотдела и говорит: “Я не знаю, есть ли у т.Богданова письмо от Берия за номером и числом, но то, что он нас созывал и давал установку следить - это факт. (Если московской троице идеологов ленинградского дела требовалось за кем-либо из партийных руководителей следить и собирать на них компромат, так только за Андриановым В.В., которого надлежало убрать. В остальном контроль за партийными деятелями сводился к тому, чтобы не допускать их лезть не в свои дела. Берия Л.П. вознамерился поставить партию в отведенные ей рамки, за что и погорел. - Ю.Б.) Продолжим чтение письма: После ряда разоблачений, о т.Богданове в ленинградских газетах появился ряд статей, его 413 изобличающих (внимательно пролистал подшивки Ленинградской правды за 1953 год. Никаких отдельных статей о Богданове не было. В отчётах о партийных пленумах указывалось лишь в общем виде на серьёзные недостатки в работе ряда районных отделов и областного управления без указания фамилий. - Ю.Б.), но та же рука его спасает (в Ленинград приезжал Хрущев Н.С., который временно выручил Богданова Н.К. из сложного положения, а также (и это главное!) обеспечил условия для последующего снятия Андрианова В.М. с его высокого поста. Так что это была другая, но не та же рука. - Ю.Б.). И вот сейчас, - говорил т. Алентаев, - когда многие семьи ленинградцев возвращаются из наказания (и это во многом благодаря Богданову Н.К., который, став начальником областного управления внутренних дел, препятствовал выселению из города семей репрессированных руководителей. - Ю.Б.), т.Богданов не только не наказан (не совсем понятно, за какие провинности его следовало наказывать? - Ю.Б.), а переводится опять в Москву и опять заместителем министра внутренних дел. (Вот так да! Сплетникам уже всё известно, хотя Богданов Н.К. только ещё недавно официально поставил перед МВД вопрос о том, что в Ленинграде он оставаться не может в связи с крайне неблагоприятной в отношении лично для него обстановкой. А переведен в Москву он был ровно через год после выхода в свет цитируемого нами письма и о том, как это произошло, нам ещё только предстоит рассказать. - Ю.Б.) И.Н.Петров в своём послании дал собственную оценку и рассказчику и тому, что он от него услышал: Вот этот болтун, который не одному мне, очевидно, рассказывал про Вас, безусловно, глупости, кто он такой и кто ему, работнику МВД, дал право так себя вести, позорить Вас?. И в заключение своего письма Иван Никонорович написал: Зная Вас только с хорошей стороны как работника, которого ценят и только по деловым качествам выдвигают, я и решил поставить Вас в известность об услышанном. С товарищеским приветом. Петров И.А. [А.9, док.7]. Ветераны дорожного строительства О.В.Васильева и Л.С.Гаврилина, едва выдержав чтение мною для них приведенного выше письма (ощущение действительно омерзительное), единодушно заявили, что эта бумага является гнусным поклёпом на Алентаева Ф.Г. и что автор письма Петров И.Н. решил оклеветать хорошо известного им человека и бывшего начальника крупнейшего отдела ГУШОСДОРа, в ведении которого находилось обслуживание всей сети шоссейных дорог Союза [Б, 20,21]. Однако я позволю себе не согласиться с оставшимися недовольными услышанным женщинами, а постараюсь последовательно разобраться в изложенной нами информации. За неимением лучшего, давайте снова погадаем на кофейной гуще. Итак, работавший восемь лет назад в подчинении у Богданова Н.К. умелый руководитель и хороший человек Алентаев Ф.Г. стал вдруг взахлёб рассказывать о своём бывшем начальнике несусветные вещи, перепутавшие между собой правду и ложь, но носившие явно отрицательный, тенденциозный характер, нацеленный на то, чтобы опорочить объект критики. Следует отметить, что с марта 1953 года ГУШОСДОР перешел из ведения МВД СССР в Министерство путей 414 сообщения. Значит, к моменту написания письма Алентаев Ф.Г. уже больше года не являлся сотрудником органов внутренних дел, и для него получение подробной информации из этого, достаточно закрытого ведомства являлось в определённой мере затруднительным. В открытых публикациях тех лет, в частности, в Ленинградских газетах, о которых в письме шла речь, никаких широких освещений служебной деятельности Богданова Н.К. не делалось. Следовательно, КТО-ТО дал Алентаеву Ф.Г. (и, очевидно, не ему одному) пикантные подробности о жизни объекта, подлежавшего общественной дискредитации. Вполне допускаю, что полученные Фёдором Григорьевичем негативные сведения столь сильно поразили его, что вмиг развенчали известный ему образ бывшего начальника Главка. (Ничего особенного тут нет: стоит вспомнить, скольких руководителей нашего государства, которым мы искренне верили и чьи портреты только что носили на демонстрациях, неожиданно опускали и превращали во врагов народа.) В связи с этим у находившегося на отдыхе человека возникла естественная потребность выговориться и поделиться с добросовестным слушателем сведениями, весьма его поразившими. Интересно, что в письме ни разу не был упомянут ГУШОСДОР, о работе в котором вместе с Богдановым Н.К. начальник одного из важнейших отделов Алентаев Ф.Г. мог бы рассказать наиболее подробно, причём изложить собственное мнение, а не повторять чужие слова. Кстати, полтора года работы в ГУШОСДОРе Николай Кузьмич всегда вспоминал как один из наиболее светлых этапов его служебной карьеры. Довольно часто, когда мы ехали на машине, отец показывал места, где в его бытность в Главке строились участки дорог, возводились мосты, обустраивались зелёные насаждения и др. Чёрный негатив из этих лет плодотворной работы, где политики имелось мало, извлечь было трудно, и потому в компромате на Богданова Н.К. ГУШОСДОР никогда не упоминался. Так откуда же всё-таки Алентаев Ф.Г. почерпнул целенаправленно перевранные сведения о служебном пути своего бывшего начальника и особенно о последнем годе (точнее, об июле– августе 1953 года) его работы в Ленинграде, когда Богданов Н.К. вдруг оказался негодным и неугодным работником, к чему сам рассказчик не имел никакого отношения? Кто мог сообщить ему о ещё только мифически планировавшемся новом назначении Богданова Н.К. на должность заместителя министра внутренних дел, позволявшем ему покинуть Ленинград? Предполагаю, что данная работа была делом рук подпольного обкома, возглавлявшегося Андриановым В.М., который разрабатывал и распространял в массы слухи для создания общественного мнения, порочившего неугодного ему руководителя. Но это явилось лишь началом, первым этапом проекта (в терминологии нашего времени) по дискредитации Богданова Н.К. Дальше начался прямой поиск и сбор компромата. Бывший первый секретарь обкома Андрианов В.М., очевидно, считал, что в его падении с высокого руководящего пьедестала виновен только начальник областного управления внутренних дел Богданов Н.К., и, затаив обиду, решил насолить ему, используя свои старые партийные связи. При этом бывший Хозяин Ленинградской области совершенно упускал из виду, что если бы не содействие хитрого интригана Хрущева Н.С., то его обидчику никогда бы не удалось (даже в дружном взаимодействии со всей Ленинградской 415 парторганизацией) свалить Первого секретаря обкома. Если бы Андрианов В.М. был нужен Хрущеву Н.С., то последний легко мог бы дать необходимые указания и защитить своего вассала. Но новоявленный всемогущий вождь партии удовлетворился тем, что отправил Андрианова В.М. в почётную ссылку, определив его заместителем министра по строительству, не оставив этого опытнейшего профессионального революционера на партийной работе. Всё это было строго секретно для всех нас, и потому общественности оставалось лишь довольствоваться тем, что являлось видимым на поверхности. Но и Богданов Н.К., успешно выполнивший отведенную ему роль подставки, больше не интересовал Хрущева Н.С., и потому он спокойно оставил на съедение (или как получится) начальника областного управления (опять метившего в заместители министра), которого столь эмоционально лично защитил от расправы в августе 1953 года. Вот как видятся мне по прошествии лет события тех дней минувших. После первого тревожного звонка в виде проанализированного нами письма, до отца, видимо, доходили сведения и об иных грязных слухах, распространявшихся другими людьми. Однако с нами (даже со своей женой, иначе мама что-нибудь конкретное рассказала бы сыновьям или родственникам) папа своими неприятностями никогда не делился, считая, что со всеми трудностями сумеет справиться сам. После формирования общественного мнения начался достаточно тихий этап поиска и сбора компромата. Закончив лечение в Трускавецком санатории, отец в октябре 1954 года отправился в Ленинград продолжать свою служебную деятельность, а мама приехала к нам в Москву. В результате работы, проведенной Богдановым Н.К. как начальником областного управления МВД позиции его в значительной мере укрепились. Приятным известием стало награждение его орденом Ленина за 25-летнюю выслугу лет в органах внутренних дел, объявленное Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1954 года [А.2, док.27]. Это был последний из восьми орденов, полученных отцом. Однако, как мы видели и раньше, высокие награды не имели никакого значения в судьбе человека. Наоборот, часто после этих пышек начинались шишки. В конце 1954 года Богданова Н.К. выдвинули кандидатом в депутаты Ленинградского Областного Совета депутатов трудящихся по 75 избирательному округу Свердловского района. В письме, направленном в Окружную избирательную комиссию, кандидат в избранники народа принёс свою глубокую благодарность и дал согласие баллотироваться по данному избирательному округу. Как и положено, заверил избирателей округа, что если будет избран депутатом, то оправдает оказанное доверие и примет активное участие в работе Совета по проведению в жизнь решений Коммунистической Партии и Советского Правительства, направленных на укрепление могущества нашего Советского государства [А.9, док.8]. Вроде бы после всех передряг ленинградские дела успешно налаживались. 416 34. ЗАМЕСТИТЕЛЬ МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ РСФСР В целях укрепления своей партийной власти Хрущев Н.С., разделавшись со своим самым опасным конкурентом Берия Л.П., постепенно провёл ряд организационно-структурных преобразований, имевших целью существенно ослабить мощь объединённого Министерства внутренних дел. Как уже было отмечено, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1953 года было упразднено Особое совещание при МВД СССР, а затем расформирован его Секретариат [Л.7, стр.79]. Цель вроде бы была благородная ликвидировать орган, имевший право принимать внесудебные решения и наказывать провинившихся лишением свободы. Однако непосредственно в руках Хрущева Н.С. как первого секретаря партии остался другой внесудебный орган - Комиссия партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС, которая с таким же успехом могла чинить собственный произвол. КПК при ЦК не могла засадить провинившегося перед партией в тюрьму, но, по указанию с верхов, лишая человека партийного билета или навешивая ему строгий выговор от имени главного партийного органа, обрекала бывшего на жалкое существование. С действиями этой репрессивной Комиссии (вскоре для повышения статуса ставшей Комитетом) нам ещё предстоит познакомиться. Чтобы взять под партийную опеку цензуру, Постановлением Совета Министров СССР от 8 октября 1953 года Главлит (Главное управление МВД СССР по охране военных и государственных тайн в печати со штатом 301 человек) был выделен из состава Министерства внутренних дел в самостоятельное Главное управление при Совете Министров СССР [Л.7, стр.73,80]. Теперь этот самостоятельный Главк стал более зависим от ЦК, так как, к примеру, заседания Президиума Совета Министров при необходимости тут же превращались в заседания Президиума ЦК КПСС, поскольку состояли практически из одних и тех же членов. 24 ноября 1953 года в Президиум ЦК КПСС на имя Маленкова Г.М. и Хрущева Н.С. из МВД СССР поступил заказанный проект постановления ЦК КПСС (хотя данный вопрос относился непосредственно к ведению Совета Министров) О сокращении штатной численности органов МВД и утверждении структуры МВД СССР. После предыдущего сокращения в июне 1953 года штата Центрального аппарата на 8704 человека предлагалось за счёт слияния ряда управлений и отделов к 1 февраля 1954 года уменьшить число сотрудников ещё на 20% [Л.7, стр.77,80]. В то же время МВД возвращались хозяйственно-строительные (далёкие от политики) функции, от которых это ведомство в своё время полностью освободил Берия Л.П. Во исполнение постановления Совета Министров СССР от 21 января 1954 года Главное управление лагерей (ГУЛАГ), содержавшее рабочую силу социализма, вновь перешло из ведения Министерства юстиции в Министерство внутренних дел. Таким же путём 10 февраля 1954 года Министерство лесной и бумажной промышленности передало в МВД своё Главное управление Главспецлес, которое было реорганизовано в Главное управление лагерей лесной промышленности (ГУЛЛП) [Л.7, стр.80]. По постановлению Совета Министров от 10 марта 1954 года из ведения Министерства среднего машиностроения в МВД были переданы 417 Главпромстрой и Главспецстрой [Л.7, стр.84]. За полгода до этого 17 сентября 1953 года в МВД был организован Спецотдел по ведению оперчекработы на объектах Министерства среднего (атомного) машиностроения [Л.7, стр.79]. Здесь самое место поговорить о том, какая обстановка была в те годы в знаменитом Архипелаге ГУЛАГ. К концу короткого бериевского правления общее число заключенных сократилось более чем в два раза и по состоянию на 1 июля 1953 года составило 1044420 человек в лагерях и колониях Минюста, плюс 250 тыс. человек в лагерях и тюрьмах МВД. Количество исправительно-трудовых лагерей удерживалось на уровне порядка 65 ИТЛ. Однако с этого времени наметилось обратное движение и численность заключенных в лагерях и колониях начала расти. Особые лагеря, наполненные политическими противниками партии, свой статус не изменили [Л.10, стр.58]. В этот период произошли три бунта в лагерях заключенных (в Воркуте и Норильске в 1953 году и в Степном лагере Казахской ССР в 1954 году), которые как раз в расцвет хрущевского послабления были жестоко подавлены войсками. Несмотря на провозглашение в речах политических лидеров страны красивых слов о приверженности демократическим принципам, сущность экономической Системы не изменилась, а потому по решению Партии и Правительства вновь началось постепенное восстановление лагерно-производственных комплексов. Как и в былые времена, начальник лагерной структуры стал назначаться руководителем соответствующего производства. Следующим шагом в старину явилось подчинение лагерей, возвращенных в МВД, своим Главкам не только по производственным, но и по всем другим вопросам. Наше высшее партийного руководство не видело иных путей формирования производительных сил социализма, в связи с чем было открыто 14 новых лагерей. К концу 1954 года свыше 75% лагерных подразделений и заключенных были сосредоточены на лесоразработках, в атомном строительстве и в Дальстрое. После упомянутого восстания в Степном лагере был ликвидирован институт Особых лагерей, но в соответствии с Положением об исправительно-трудовых лагерях и колониях осуждённые за контрреволюционные преступления должны были содержаться изолированно от остальных заключенных. Так что при Хрущеве сохранились те же порядки, что и при Сталине, только, как говорят шутники, вид сбоку. Правда, во исполнение решения директивных органов (читай - ЦК КПСС) был дан старт пересмотру всех политических уголовных дел. Благодаря этому к началу 1955 года численность заключенных уменьшилась с 1 360 303 до 1 073 280 человек [Л.10, стр.58-60]. В целях дальнейшего ослабления объединённого МВД 12 марта 1954 года Президиум ЦК КПСС (но не Совет Министров СССР) принял решение о выделении органов госбезопасности в самостоятельное ведомство. На следующий день Указом Президиума Верховного Совета был образован Комитет Государственной безопасности (КГБ) при Совете Министров СССР (читай - при ЦК КПСС). Тем самым снижалось самостоятельное значение этого органа в структуре государственной власти. Председателем Комитета назначили пока ещё друга Хрущева Н.С. генерал-полковника Серова И.А. Чтобы подмазать дорогому и сделать его более покладистым, Ивану Александровичу в августе 1955 418 года, к его пятидесятилетию, сначала присвоили воинское звание генерала армии, а затем наградили орденом Ленина [Л.7, стр.81,82]. Для надёжности в качестве первого заместителя председателя КГБ главу нового ведомства подпёрли бывшим партийным деятелем Луневым К.Ф. [Л.7, стр.149]. Теперь, когда система государственной безопасности, включавшая разведку за границей, контрразведку, средства борьбы с антисоветским подпольем, националистическими формированиями и враждебными элементами, находилась под хорошим партийным надзором, в её ведение передали правительственную связь, перлюстрацию телеграфной и почтовой корреспонденции, а с марта 1957 года и охрану государственной границы [Л.7, стр.82]. Несмотря на то что из МВД ушла крупная составлявшая это ведомство структура, за счёт возвращения лагерно-производственных подразделений Министерство так разрослось, что у сохранившего свой пост министра генерал-полковника Круглова С.Н. вместо четырёх стало теперь шесть заместителей, правда, среди них ни одного первого зама. Если из числа этих заместителей генерал-майор Егоров С.Е. и генерал-лейтенант Стаханов Н.П. являлись профессиональными работниками органов, а генерал-лейтенант Перевёрткин С.Н. прибыл из Министерства обороны для командования войсками, то трое остальных заместителей отличались партийным прошлым. Не имевший воинского звания Комиссаров И.С. всю свою трудовую жизнь работал на партийном поприще и был направлен в органы внутренних дел (вместо убывшего в КГБ Лунева К.Ф.) с должности заведующего сектором органов МВД Отдела административных и торгово-финансовых органов ЦК КПСС. 12 апреля 1954 года он стал заместителем министра и, конечно же, получил под свою опеку Управления кадров и учебных заведений [Л.7, стр.148,86]. Партийный работник, бывший ответственный контролер, член бюро КПК при ЦК КПСС полковник Никифоров А.В. был направлен в МГБ ещё в 1951 году и занимал там должность заместителя министра. С подачи Берия Л.П., разгонявшего бывших политработников, он поехал заместителем начальника УМВД Брянской области, но к осени 1953 года вернулся в Москву. С 26 марта 1954 года на три года он стал заместителем министра внутренних дел [Л.7, стр.151]. Бывший работник ЦК ВКП(б)-КПСС полковник Петушков В.П. с 3 июля 1953 года возглавлял Управление кадров МВД, а с 22 февраля 1954 года был назначен заместителем министра [Л.7, стр.153]. Таким образом, как органы государственной безопасности, так и внутренних дел находились отныне под надёжным надзором хрущевских ставленников и ни при каких условиях не могли встать над партией. После выделения КГБ из МВД, Ленинградское Областное управление также поделилось на две составляющие. Генерал-лейтенант Богданов Н.К. стал начальником Управления внутренних дел, в ведении которого сохранились милиция, пожарная охрана, местная противовоздушная оборона и др. Начальником Управления КГБ при Совете Министров СССР по Ленинградской области 27 марта 1954 года был назначен генерал-лейтенант Бельченко С.С., до этого с декабря 1953 года командовавший погранвойсками Ленинградского округа [Л.8, стр.24]. 419 В 1999 году мне посчастливилось побеседовать с генералполковником Бельченко С.С., который после Ленинграда работал с 1956 по 1959 годы заместителем председателя КГБ при СМ СССР, а затем вышел на пенсию по болезни. Я попросил Сергея Саввича рассказать свои впечатления о встречах с моим отцом, происходивших почти полвека назад при их совместной работе в городе на Неве. Бельченко С.С. сказал, что как начальники областных управлений они с Богдановым Н.К. имели между собой служебные контакты, хотя и не очень частые. Все возникавшие вопросы решали хорошо, при взаимном понимании. Личные взаимоотношения у них сложились уважительные. Я, конечно, задал свой контрольный вопрос (о чём уже упоминал в главе 14): знал ли коллега по работе, что у Николая Кузьмича не было левого глаза и почему? Сергей Саввич ответил, что сначала не знал и при встречах это не бросалось в глаза. Однако потом кто-то сообщил ему о данном обстоятельстве. Тогда при следующих встречах с Богдановым Н.К. Сергей Саввич специально стал присматриваться, но всё равно ничего не заметил. О причинах отсутствия глаза ничего сказать не мог [Б, 15]. Таким образом, ещё раз отметим, что не обозначенная ни в одном официальном документе легенда об отсутствии у моего отца левого глаза продолжала на слуху сопровождать Богданова Н.К. в процессе всей его служебной карьеры, хотя о причинах полученного им увечья имелись, очевидно, различные толкования. В своей борьбе за власть Хрущев Н.С., стремясь заручиться поддержкой наиболее близких ему по духу украинских деятелей, сделал сказочный подарок по случаю празднования 300-летия воссоединения России и Украины. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 февраля 1954 года Крымская область, без согласия на то её народонаселения, была передана из состава РСФСР в состав Украинской ССР с внесением соответствующих изменений в Конституцию [Л.31, стр.884,885]. Мы все гневно и справедливо осуждаем как беззаконие произведенную Сталиным депортацию некоторых народов Северного Кавказа. Однако произвол, сотворённый Хрущевым Н.С. по “перемещению” всего населения Крыма вместе с Землей полуострова в другую республику, стыдливо стараемся не замечать. Казалось бы, в девяностые годы современные демократы должны были просто посмеяться и законодательно отменить хрущевскую коллизию, восстановив тем самым историческую справедливость. Однако президент Ельцин Б.Н. при развале Союза ССР подтвердил факт передачи Крыма, в связи с чем русскоязычное народонаселение оказалось теперь совсем в другом государстве. Автору остаётся лишь выразить свой протест по этому поводу. Купив себе поддержку, Хрущев Н.С. продолжил интриги против своих соратников. В январе 1955 года на пленуме ЦК был подвергнут критике Маленков Г.М. за неправильную линию в предоставлении приоритета легкой промышленности, вместо тяжёлой, и за ошибки по руководству сельским хозяйством в начале пятидесятых годов (ещё при Сталине). Через некоторое время он подал формальное заявление об отставке с поста премьера, самокритично признав свои ошибки в связи с недостаточной подготовленностью для роли руководителя правительства. Новым главой Совета Министров СССР стал во всём послушный Хрущеву Н.С. его стародавний приятель Булганин Н.А. Пока 420 что Маленков Г.М. всё ещё оставался одним из заместителей премьера и сохранил своё положение члена Президиума ЦК. В самом правительстве в течение 1955 года были произведены различного рода замены и перемещения, свидетельствовавшие об усилении партийного влияния Хрущева Н.С. [Л.26, т.2, стр.95]. Очевидно, в целях дальнейшей децентрализации и снижения статуса органов внутренних дел Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 22 февраля 1955 года было образовано Министерство внутренних дел РСФСР. Министром в это новое ведомство назначили генерал-лейтенанта Стаханова Н.П., являвшегося до этого заместителем министра и начальником Главного управления милиции МВД СССР. Вывески Союзного и Республиканского Министерств разместились по обе стороны главного подъезда здания на улице Огарёва, 6 (ныне Газетный переулок). МВД РСФСР определили штатную численность всего лишь в 820 человек. В структуру Министерства входили Управления милиции, исправительно-трудовых лагерей и колоний, пожарной охраны, службы местной противовоздушной обороны, кадров, архивное, хозяйственное и тюремное, а также Отделы детских колоний, надзора за ссыльными, фельдсвязи и некоторые другие [Л.7, стр.88]. Для сравнения можно отметить, что Союзное Министерство пока что имело штат более четырёх с половиной тысяч человек, а у министра генерал-полковника Круглова С.Н. работало восемь заместителей [Л.7, стр.90,91]. Для моего отца появилась благоприятная возможность вновь перебраться в Москву. И пошла писать губерния - полетели многочисленные согласующие бумаги. 31 марта 1955 года заместитель министра внутренних дел СССР Перевёрткин С.Н. направил в Центральный Комитет КПСС письмо, в котором говорилось о том, что МВД СССР просило высший партийный орган утвердить генерал-лейтенанта Богданова Н.К. членом Коллегии и заместителем министра внутренних дел РСФСР, освободив его от должности начальника управления МВД Ленинградской области. Тогдашний первый секретарь Ленинградского обкома Козлов Ф.Р., поддерживавший Николая Кузьмича, против такого перевода не возражал [А.7, док.22]. На следующий день в поддержку данного обращения Председатель Совета Министров РСФСР Пузанов А.М. направил в тот же адрес свою бумагу, в которой просил утвердить генерал-лейтенанта Богданова Н.К. первым заместителем министра внутренних дел РСФСР. При этом указывал, что по работе с 1953 года в должности начальника управления МВД Ленинградской области он характеризовался с положительной стороны. Вопрос о переходе с МВД СССР (т.Кругловым) был согласован [А.7, док.23]. В процессе трехнедельных урегулирований партийные вершители судеб объяснили, видимо, правительственному руководству Российской Федерации, что Богданова Н.К. из Ленинграда забрать являлось необходимым (он своё дело сделал и там ему было не место), но слишком возвышать всё-таки не стоило. В результате 22 апреля 1955 года за подписями заведующего сектором и инструктора Административного отдела ЦК КПСС родилась такая справка: Председатель Совета Министров РСФСР т.Пузанов А.М. не настаивает на своём представлении об утверждении генерал-лейтенанта Богданова Н.К. первым заместителем министра внутренних дел РСФСР и согласен 421 с предложением МВД СССР утвердить его заместителем МВД РСФСР [А.7, док.24]. Теперь со спокойной совестью заместитель заведующего Административным отделом ЦК КПСС тов. Золотухин В.В. направил В ЦК КПСС (в своём ведомстве, но вроде как на деревню дедушке) собственную пространную бумагу. Анонимному адресату зам. зав. сообщил, что МВД СССР (т.Перевёрткин) и Совет Министров РСФСР (т.Пузанов) внесли предложение об утверждении генерал-лейтенанта Богданова Н.К. заместителем министра внутренних дел РСФСР и об освобождении его от ныне занимаемой должности. Далее приводились данные и сообщалось, что за всю свою службу на всех руководящих постах он с обязанностями справлялся. В марте 1953 года в связи с реорганизацией органов МВД т.Богданов был назначен начальником УМВД Ленинградской области и в этой должности зарекомендовал себя как опытный и подготовленный работник (про бериевца и врага народа ничего сказано не было), являлся членом бюро обкома партии. Отразил партийный босс и свою работу: В Административном отделе ЦК КПСС с т.Богдановым беседовали, работать в указанной должности он согласен. И далее следовал обобщающий вывод: Считаем возможным предложение МВД СССР и СМ РСФСР принять [А.7, док.25]. По результатам месячной бумажной дискуссии 30 апреля 1955 года строго секретным постановлением секретариата ЦК КПСС за подписью секретаря ЦК Суслова М.А. было дано партийное добро на новое назначение генерал-лейтенанта Богданова [А.7, док.26]. 5 мая 1955 года наконец состоялся приказ МВД СССР, согласно которому Богданов Н.К. стал заместителем министра МВД РСФСР и вновь вернулся для работы в Москву [А.8, док.6]. Через месяц, 2 июня 1955 года, секретарь ЦК Суслов М.А. подписал ещё одно секретнейшее постановление секретариата, которым в соответствии с предложением Совета Министров РСФСР была утверждена Коллегия МВД РСФСР. В её состав вошли: председатель Коллегии т.Стаханов Н.П. - министр внутренних дел РСФСР и члены коллегии т.т.Абрамов И.Н., Богданов Н.К., Куреев А.В., Усов М.А. заместители министра, т.т.Земской М.И., Клименко А.Л., Малинин Г.А. - начальники управлений этого министерства [А.7, док.27]. Отец опасался, как бы после отъезда из города на Неве за его грехи неугомонные правдолюбцы не отыгрались бы на сыне Владимире и потому по согласованию и с помощью начальника Ленинградской академии Родимова П.В. перевёл слушателя третьего курса рядового Богданова В.Н. в столичную Военно-Воздушную инженерную академию имени профессора Н.Е.Жуковского. Как бы подводя итог нашему пребыванию в Северной Пальмире, двумя универсальными контейнерами Министерства путей сообщения (МПС) отправили в Москву, освободив квартиру на Кронверкском, весь нехитрый домашний скарб, включавший всего лишь две кровати, три стола, кресла, стулья, велосипед и лыжи [А.15, док.6]. В это время я заканчивал десятый класс и являлся реальным кандидатом на золотую медаль. Однако мне не повезло: наши отличники, видимо, перестарались и превысили лимит отпущенных школе высших наград. Пронёсся слух, что кому-то из девятерых претендентов золотой медали не досталось. На поверку оказалось, что мне. Кого-то надо было резать, поэтому придрались к мелочи в моей экзаменационной работе по математике и в результате поставили 422 годовую четвёрку по тригонометрии, с которой у меня никогда никаких проблем не было. Пришлось довольствоваться серебряной медалью. Обидней всего являлось то, что для обладателей этой школьной награды в том году при поступлении в высшее учебное заведение ввели экзамен по профилирующей дисциплине. Я решил идти по стопам брата и поступать в Военно-Воздушную инженерную академию имени профессора Н.Е.Жуковского (ныне Военный авиационный технический университет). Тогда это был последний набор выпускников школ во все Военные академии, потом стали принимать только офицеров, а молодежь направляли в училища. После назначения на должность заместителя министра Богданову Н.К. вновь предоставили льготы номенклатурного работника. Теперь от спецпитания, дававшего кроме качества продуктов ещё и определенную финансовую экономию, отец не стал отказываться, так как предшествовавшая этому жизнь на два города буквально съела все имевшиеся у него денежные резервы. С началом летнего сезона 1955 года мы опять вернулись на прежнюю государственную дачу на Иваньковском шоссе. Однако теперь дачный дом разделили пополам с семьей начальника хозяйственного управления МВД СССР Журавлева М.И. В прихожей на первом этаже поставили перегородку, и мы заняли три комнаты на втором этаже, одну из которых переоборудовали в кухню-столовую. Журавлевы разместились на первом этаже. Бильярдная находилась в общем пользовании. Чтобы не беспокоить соседей, попадали мы в это помещение через дверь с улицы. Жили вместе хорошо, дружно. Дачным хозяйством по-прежнему командовали Жора и Галя Зариповы. У них росли уже трое детей - мальчики Женя и Шамиль и дочка Зоя. Чтобы подработать на такую большую семью Егор Зарипович дежурил в качестве милиционера в охране Государственных архивов на Большой Пироговской улице, дом 17. Среди родительских бумаг сохранились типовые договора с ХОЗУ МВД СССР (РСФСР) на право пользования дачей по Иваньковскому шоссе, ордера на право занятия трёх комнат и квитанции оплаты за аренду дачи, амортизацию мебели и телефон за 1955, 1957, 1958, 1959 и даже 1960 годы (почему даже ясно станет несколько позднее) [А.15, док.8-12]. Как раз в период моего поступления в академию у проживавшего с нами папиного брата Александра Кузьмича произошло второе, а затем и третье кровоизлияние в мозг и он умер. Чтобы в этих условиях болезни и смерти близкого человека я имел возможность готовиться к вступительному экзамену по математике, меня одного отправили на дачу. Стояла страшная жара, и наука в голову никак не лезла, тем более, что прошёл слух, будто серебряных медалистов примут в академию без экзаменов. Секрет этого послабления заключался в том, что, во-первых, принимали выпускников школ в последний раз, и потому с дополнительным экзаменом решили, видимо, не возиться. Во-вторых (и это, возможно, определяющее), у большинства абитуриентов из числа детей высокопоставленных родителей были как раз серебряные медали. Наконец, на очередном построении в тридцатом корпусе академии нас перестали мурыжить и объявили, что на учёбу принимают всех медалистов вне зависимости от достоинства их школьной награды. Помню, как в рядах нашего строя штатской молодёжи раздался вздох 423 облегчения и началась совсем не уставная оживлённая болтовня. Получив столь радостное известие, я поспешил на Ваганьковское кладбище и застал момент, когда гроб с телом бедного дяди Шуры опускали в нашу семейную могилу на место рядом с его мамой, моей бабушкой. Папа не захотел отставать от своих сыновей, стремившихся стать военными авиационными инженерами, и решил получить настоящий диплом юриста, подтверждавший высшее образование. Это стремление объяснялось ещё и тем, что в приводившейся выше переписке о назначении на должность заместителя министра партийные деятели указали, будто у Богданова Н.К. среднее образование (МВД забыло послать в ЦК Срочное сообщение о том, что выдвиженец в 1952 году окончил Высшую офицерскую школу МВД), а министерские руководители написали незаконченное высшее. Теперь Николай Кузьмич намеревался пару лет позаниматься на заочном факультете Высшей школы МВД СССР (к тому времени повысившей свой учебный статус) и, сдав курсовые и государственные экзамены, стать дипломированным юристом. Дорога была нелёгкая, тем более что на пути встретились тяжёлые препятствия, но отец с честью сумел их преодолеть. Конечно, больные почки, в которых всё росли аксалатовые камни, постоянно давали о себе знать [А.15, док.7]. Отец ещё надеялся разрушить эти образования за счёт употребления различных медицинских препаратов и народных средств. Для проведения лечения Главное управление курортов и санаториев Министерства здравоохранения СССР выделило больному парную путёвку в санаторий Карловы-Вары в Чехословакии с 14 ноября 1955 года сроком на 30 дней [А.15, док.13]. Так наши родители единственный раз побывали за границей. Переписку с зарубежьем мы не вели, но мама и папа вернулись домой полные впечатлений об увиденном. Нам с братом они привезли по паре туфель на микропорке, тогда ещё мало известной у нас в стране. Этой гражданской обуви нам хватило очень на долго, потому что и Вова, и я носили в ту пору кирзовые (в увольнение хромовые) сапоги, хлопчатобумажную пару (гимнастёрка с бриджами), да солдатскую шинель с курсантскими погонами. В эти годы Хрущев Н.С. продолжил своё движение к единоличной власти, проводя, вместе с рациональными, часто вредоносные и абсурдные преобразования. Взять хотя бы армию, служению в которой мы с братом посвятили свою жизнь. Развитие техники привело к возможности создания межконтинентальных баллистических ракет, которые способны были доставить ядерные заряды для поражения противника в любую точку Земного Шара. Хрущев Н.С. дальновидно поддержал создание Ракетных войск стратегического назначения, оснащённых таким мощным вооружением. Официальный день рождения этого вида войск состоялся 15 декабря 1959 года. Вместе с тем, когда главе государства продемонстрировали, как эффективно (и зрительно эффектно) с помощью ракет типа воздух-земля, воздухвоздух и других поражались корабли, танки, самолёты и иные цели, он, не слушая специалистов, самостоятельно заключил, что теперь мы покажем капиталистам Кузькину мать и сможем решить все военные задачи только с помощью ракет средней и большой дальности. В силу своей малой образованности Глава государства совершенно не имел 424 представления, что такое оружие сдерживания, обороны и наступления. Началось однобокое развитие ракетной техники в ущерб пошедшим буквально на уничтожение авиации, военно-морскому флоту и бронетанковым войскам. Оставшийся без своих самолетов, кораблей и боевых машин военный контингент направлялся в ракетные войска осваивать сложную технику, которую он совершенно не знал. Так как эти войска базировались в основном в глухомани и усиленно маскировались, то в народе их прозвали зелёными. Не только в военной области, но и во всей экономике страны государственная политика по прихоти Хрущева Н.С. стала походить на игру дворовой футбольной команды: куда полетел мяч, туда сразу же бежали все игроки. Каждый провозглашенный Никитой Сергеевичем новый курс объявлялся партийной номеклатурной элитой, взращённой вождем, единственно возможным и правильным, следовать которому требовалось безоговорочно и не щадя сил своих. Возражать было бесполезно - партийные товарищи, с пеной у рта, доказывали тебе, что всё делалось верно, хотя курсы эти порой менялись на противоположные. Задуренный безудержной пропагандой народ ответить на всё это мог только очередным анекдотом. Например, на партийном отчете коммуниста спрашивают: Были ли у вас колебания в проведении линии партии? Он отвечает: Нет, не было - колебался вместе с партией. Имея какое-то безудержное пристрастие к Министерству внутренних дел СССР, Хрущев Н.С., наряду с другими своими кардинальными преобразованиями, решил его всё-таки изничтожить. Для начала Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 января 1956 года генерал-полковник Круглов С.Н был освобождён от должности министра. На его место назначили профессионального партийного работника Дудорова Н.П., последние два года являвшегося заведующим отделом строительства ЦК КПСС. Для передачи дел от одного министра другому была создана весьма представительная правительственная комиссия в составе секретаря ЦК Аристова А.Б. (председатель), Жаворонкова А.А., Золотухина В.В., Горшенина К.П. и Посконова А.А. Было образовано шесть подкомиссий из работников Отдела административных органов ЦК КПСС, Министерства госконтроля, Минюста, Минобороны, Минфина и Прокуратуры СССР. Под заранее намеченные решения высших Инстанций были сделаны жесткие, хотя и очень общие, выводы: Правительственной комиссией установлено, что Министерство внутренних дел СССР неудовлетворительно выполняет поставленные перед ним партией и правительством задачи. (Стоит только вспомнить эти задачи, от ответственности за которые высшее руководство партии как прежде, так и теперь стремилось уйти, свалив всю вину на других.) В работе МВД СССР преобладает канцелярско-бюрократический стиль руководства местными органами внутренних дел (такой стиль был наиболее характерен как раз для самого заказчика проверки в лице ЦК КПСС). Критика и самокритика в МВД не были развиты (уж где никогда не было вообще никакой критики, так это в отношении вечно безгрешной высшей партийной власти). Из анализа стенограмм заседаний правительственной комиссии можно сделать вывод, что в выступлениях и репликах проверявших было довольно много патетики, но очень мало профессионализма. Как высокая комиссия ни старалась, но так и не сумела предъявить конкретные, крупные промахи и личные недостатки 425 в практической работе снятого с должности Круглова С.Н. [Л.34, стр.24]. В связи с этим бывшему министру на данном этапе партийных репрессий так и не нашли возможности объявить хоть какое-нибудь взыскание. Партия лишь перебросила его в другое ведомство. За свои чуть более 17 лет службы в органах внутренних дел С.Н.Круглов неизменно занимал крупные посты заместителя, первого заместителя и наркома-министра НКВД-МВД, что говорило о его незаурядных личных способностях. Разные приходилось выполнять задания высоких Инстанций, работая под непосредственным руководством Сталина, Берия, Хрущева. Всякое в жизни бывало. То, что когда-то считалось героизмом и добросовестностью, по новым меркам превратилось в неправомерные дела. Но вот когда, преодолев тернии всех испытаний, работник набрался бесценного жизненного опыта, то оказался Советской власти, а точнее, её единоличному партийному руководителю, вовсе не нужен. Так столь прискорбно завершилась служебная карьера в МВД умного, образованного, знающего и умелого руководителя С.Н.Круглова. А, может, просто пришла охота Никите Сергеевичу в соответствии с очередным своим бзиком ликвидировать слишком много знавший о нём Центральный координирующий орган, отвечавший за обеспечение правопорядка в стране, что при прежнем министре являлось затруднительным? Во всяком случае, действительно, ровно через четыре года, весной 1960-го, под партийным руководством МВД СССР было расформировано и на шесть с лишним лет прекратило своё существование. В отличие от своих предшественников новый министр внутренних дел Дудоров Н.П. не имел воинского звания. Потом эта мода перешла и на председателя КГБ. Хрущев Н.С. проводил в жизнь свою очередную сумасбродную идею распогонить и разлампасить силовые (то есть по сути своей военные) органы внутренних дел и госбезопасности. В соответствии с этим намерением через какое-то время моему отцу перестали платить денежное содержание за воинское звание генераллейтенанта. Он говорил тогда, что стал получать меньше, чем начальник управления министерства, которому за звание полковника деньги выплачивали. В знак протеста Богданов Н.К. стал ходить на работу в гражданской одежде, облачаясь в военную форму лишь в случае крайней необходимости. После состоявшегося 23 марта 1956 года подписания акта приёма-передачи дел МВД СССР от Круглова С.Н. новому партий- ному министру Дудорову Н.П., руководство органов внутренних дел поддержали (к тем, кто уже имелся) ещё несколькими выходцами из профессиональных партийных и административных рядов. Прежде всего освободили от должности заместителя министра и начальника Главного управления милиции генерал-лейтенанта Филиппова Т.Ф., слишком активно защищавшего перед правительственной комиссией интересы своего ведомства. На освободившееся замовское место назначили бывшего заместителя председателя Московского областного совета профсоюзов Васильева С.А. Другим заместителем министра стал бывший первый секретарь Октябрьского райкома КПСС г.Москвы Холодков М.Н. Заместителем министра по кадрам и начальником Управления кадров МВД СССР поставили бывшего заведующего сектором Отдела партийных органов союзных республик ЦК КПСС Черняева К.П. Контрольную инспекцию МВД СССР возглавил бывший член КПК при ЦК КПСС Разуваев 426 П.П. Начальником ГУЛАГа назначили бывшего начальника материальнотехнического снабжения Моссовета Бакина П.Н. Начальником второго (шифровального) спецотдела поставили бывшего инструктора Отдела административных органов ЦК КПСС полковника Елисеева К.Е. Секретариат Министерства возглавил бывший председатель Молотовского райисполкома г.Москвы Митяев И.И. Хозяйственное управление министерства поручили бывшему начальнику Управления жилищного хозяйства Моссовета Солодилову И.И. [Л.7, стр.90,91]. Таким образом, первый секретарь ЦК Хрущев Н.С. сформировал в Министерстве внутренних дел СССР во всём послушный ему аппарат из своих людей. Ясно, что в дальнейшем это ведомство беспрекословно должно было исполнять диктуемую вождём волю партии. Как тут не вспомнить, что мой отец всегда говорил: Если хочешь загубить любое дело – поручи его политработнику. Необходимо всё-таки несколько слов сказать об изгнанном Хрущевым Н.С. из органов внутренних дел с должности министра С.Н.Круглове, и вот почему. С семьёй Кругловых наша семья была знакома не только по линии совместной службы отцов, когда Богданов Н.К., как было наврано в приводившихся в главе 33 целенаправленно распространявшихся сплетнях, квалифицированно занимался подхалимажем перед тогдашним заместителем министра, а тот тащил его по работе. Мы с братом учились в 135 мужской средней школе, а дочка Кругловых Ирина занималась в расположенной рядом 131 женской средней школе. Старшие классы обеих школ устраивали совместные вечера, где мой брат Владимир совершенно вне зависимости от служебных отношений отцов познакомился с Ириной и стал ухаживать за симпатичной девушкой. Потом Кругловы, Богдановы, Рясные, Завенягины ездили совместно семьями, без занятых на работе отцов, отдыхать на юг. В Москве то в одном, то в другом доме устраивали танцевальные вечеринки. О той беззаботной юношеской поре сохранилось много фотографий в семейных альбомах. Взаимное молодёжное увлечение Ирины Кругловой и Владимира Богданова продолжалось достаточно долго, но закончилось, как говорится, ничем после отъезда моего брата на учёбу в Ленинградскую академию. Вместе с братом и я не раз побывал в гостях у Кругловых дома и на госдаче в подмосковной Жуковке, где познакомился с Сергеем Никифоровичем и его супругой Таисией Дмитриевной. Мне по возрасту больше подходил младший брат Ирины, очень скромный по характеру парень, Валерий, с которым мы поддерживали определенные взаимоотношения. Мне прекрасно запомнилось, что при широких министерских возможностях семья Кругловых жила очень скромно и просто, без какого-либо желания подчеркнуть своё высокое положение. С тех далёких лет наиболее устойчивой оказалась добрая душевная связь между моей мамой и Ириной Сергеевной, продолжавшаяся до самых последних дней жизни Нины Владимировны. После силового увольнения Сергея Никифоровича мой отец очень переживал за него и хотел как-нибудь морально поддержать своего бывшего руководителя. Однако на личные контакты выходить опасался, поскольку прекрасно знал тогдашние порядки и потому не раз говорил: Если мы будем встречаться, то нам тут же припишут групповщину. Поэтому основная связь между семьями поддерживалась 427 по женской линии при помощи телефона. Мой отец оказался прав: преследование и травля Круглова С.Н. ещё только предстояли. Поначалу всё складывалось для Сергея Никифоровича вроде бы даже не так уж плохо. Отстранён от внутренних дел бывший министр был в весьма работоспособном для мужчин возрасте 49 лет, в воинском звании генерал-полковника. При этом в 1956 году он не был уволен в запас и оставался в кадрах МВД СССР. Вместе с тем по воле партии Круглова С.Н. назначили на гражданскую должность заместителя министра строительства электростанций. Свою новую профессию опытный руководитель освоил достаточно легко, проявив свойственные ему организаторские способности, грамотность и настойчивость. В тридцатые годы Сергей Никифорович получил высшее образование, последовательно обучаясь в трёх вузах. Сначала он прошёл три курса общественно-экономического факультета Московского индустриально-педагогического института имени Карла Либкнехта. Потом был переведён на особый сектор Московского института Востоковедения. Затем обучался на отделении истории Востока Института Красной Профессуры. Имел удостоверение переводчика с японского языка и знал английский язык [К, док.1-3]. Конечно, далеко не все эти гуманитарные знания пригодились при работе в Министерстве внутренних дел, но, как известно, высшее образование даёт кругозор и умение самостоятельно мыслить и повышать свою квалификацию. Однако не будем забегать далеко вперёд и расскажем о дальнейшей судьбе С.Н.Круглова в связи с разворачивавшимися в стране событиями. В феврале 1956 года состоялся ХХ съезд КПСС, на котором первый секретарь ЦК Хрущев Н.С. сделал отчётный доклад. Но не этим помпезным словословием стал знаменит тот партийный форум. На закрытом заседании съезда Хрущев Н.С. огласил строго секретный доклад, который, основываясь на результатах работы созданной при ЦК специальной комиссии под руководством главного теоретика партии Поспелова П.Н. (настоящая фамилия Фогельсон), раскрывал частично политику партии в годы массовых репрессий, названную преступлениями Сталина. Почему Хрущев Н.С. вдруг решился на такой опасный и для него самого шаг по обнародованию строго секретных для всех нас сведений о проводившихся в стране репрессивных мероприятиях? Ведь он сам, наш Никита Сергеевич, когда в годы террора работал первым секретарём Московского комитета партии, являлся непосредственным участником травли и арестов ни в чём не повинных людей. Затем в бытность свою руководителем Украинской компартии нёс ответственность за чистки в самой республике и особенно в западных областях Украины и Белоруссии, а также в Прибалтике в 1939–1940 годах. Именно он был повинен в расправах с повстанцами на Западной Украине после Второй мировой войны [Л.26, т.2, стр.96]. Оценивая смелость нашего бывшего вождя в обнародовании неблаговидных дел, историки говорят о незаурядной личности Н.С.Хрущева и постоянно цитируют его высказывания и мемуары. Вместе с тем, сопоставляя представлявшиеся разоблачителем материалы с реально происходившими событиями тех лет, завеса над которыми ныне чуть приоткрылась, невольно приходишь к несколько 428 иному выводу. На наш взгляд, Хрущев Н.С., как и в случае с Берия Л.П., дал достаточно тенденциозную собственную оценку массовых репрессий, не вскрыв их существа, но оставив лично для себя вполне удобную нишу, чтобы остаться чистым. Для лучшего понимания этого вопроса обратимся к определённой образности, использовав для этой цели достаточно известный анекдот, который в приличном виде расскажем следующим образом. Один фокусник пришёл к директору цирка и предложил ему новый оригинальный номер, построенный на контрастах. Существо этого представления заключалось в том, что на арену вывозили бочку, полную грязи. На глазах изумлённой публики этот реквизит фокусника поднимали под самый купол цирка. Оттуда бочка падала и разбивалась. Естественно, что грязью заливалось всё вокруг арена, зрители, униформисты и даже, извините, сам господин директор. Контрастную суть этой обескураживавшей всех сцены фокусник подводил так: И тут выхожу Я в ослепительно белом фраке! Вот так и Никита Сергеевич задумал вроде этого циркача облить всё вокруг грязью, но таким образом, чтобы самому остаться в ослепительно белом фраке. Назревавшие в тоталитарном обществе определенные демократические преобразования всё равно, рано или поздно, привели бы к тому, что тёмные страницы истории нашей многострадальной Родины получили бы огласку и освещение. Но кто бы и как, в каком ракурсе это сделал, оставалось только гадать. К нынешнему главе партии и государства могли в таком случае возникнуть совершенно обоснованные претензии. Поэтому Хрущев Н.С. решил сам взять быка за рога и, нанеся упреждающий удар, направить данный вопрос в нужное ему русло. На наш взгляд, данный случай абсолютно аутентичен тому, что имел место при расправе с бандой Берия. Тогда восходящий партийный вождь не стал дожидаться, чтобы ему самому предъявили претензии в причастности к тёмному прошлому и нынешней некомпетентности в управлении огромной страной (чего нам за десять лет его правления пришлось вдосталь нахлебаться), а сам резко пошёл в атаку, насильно навязав обществу собственную трактовку вопроса. Так и в деле борьбы с культом личности Сталина (который мы отнюдь не стремимся оправдать) Хрущев Н.С. огласил столько умопомрачительного материала, что все люди, пораженные услышанным, занялись разработкой открывшейся им животрепещущей темы, совершенно позабыв спросить у главного разоблачителя о его собственной роли в творившемся (и, кстати сказать, продолжавшем тогда твориться) произволе. Ради объективности, при анализе информации опираться надо не на слова, а на дела Хрущева Н.С. Историки, отдавая дань тому, что Никита Сергеевич в своей секретной речи показал механизм террора в действии, разоблачил систему произвола, господствовавшую в стране на протяжении 30 лет, вместе с тем отмечают, что он пытался ограничить по возможности круг разоблаченных преступлений лишь уничтожением партийной элиты и её наиболее известных представителей [Л.26, т.2, стр.98]. За счёт этого приема ему удалось дезавуировать свою неприглядную роль. Совершенно не ставя своей целью скрупулезное исследование всех нестыковок между словами в обличительном докладе и реальными делами Хрущева Н.С., рассмотрим для примера лишь два момента о депортации народов и о фальсификации истории. 429 Историки пишут, что Хрущев выразил своё возмущение массовой депортацией во время войны карачаевцев, балкарцев и калмыков и назвал это выселение грубым попранием политики советского государства. Однако он ни словом не обмолвился о судьбе наиболее многочисленных из выселенных народов - немцев, чеченцев, ингушей и крымских татар, не упомянул ни о месхах, ни об армянах, а также о депортированных в порядке классовой борьбы прибалтах, жителях Западной Украины и Западной Белоруссии, Молдавии и Буковины [Л.26, т.2, стр.102]. Ясно, что к насильственному переселению части народов, о которых докладчик “забыл” упомянуть, он сам имел непосредственное отношение. О крымских татарах Хрущев Н.С. умолчал потому, что только недавно самостийно совершил вопиющий произвол: собственноручно ПОДАРИЛ! Крым Украине. Вместе с тем, вопрос о депортации народов не так прост, как сейчас стараются его показать, и об этом тоже нельзя молчать. Вот что, например, рассказал мне бывший руководящий работник КГБ генерал-майор Звездёнков В.В. по проблеме возвращения крымских татар на их прежние места проживания. Сталин наказал татар за то, что в период фашистской оккупации Крыма многие представители этого народа (конечно же, не весь народ) так изуверски издевались над советскими пленными воинами и партизанами, что даже немцы под страхом расстрела запрещали им совершать подобные злодеяния. Вот это обстоятельство как раз и явилось первопричиной депортации, о чём благополучно забыли. Вопрос о возвращении и расселении крымских татар на полуостров тянулся долгие годы. Уже в бытность Андропова Ю.В. генеральным секретарем ЦК партии проблема эта обострилась с новой силой. Чтобы создать необходимое общественное мнение и объективно осветить события прошлых лет, генсек поручил группе сотрудников Комитета госбезопасности, в которую вошел и генерал-майор Звездёнков В.В., подготовить документальный кинофильм по этому вопросу. Когда работа была закончена, киноленту продемонстрировали заказчику. По словам Звездёнкова В.В., Юрий Владимирович был настолько потрясён увиденным, что сказал, чтобы этот фильм убрали куда-нибудь подальше и никому не показывали, ибо люди, если увидят такое, то побьют не только крымских татар. Вот так мы, вместо того, чтобы честно сказать о прошлой беде и искренне покаяться, прячем, как страус, голову под крыло и уходим от решения проблемы. Ещё Хрущев рассказал, хотя и кратко, о систематической фальсификации истории, проводившейся Сталиным самим и по его указанию [Л.26, т.2, стр.99]. Придя к единоличной власти, автор развитого социализма сам занялся таким же неблаговидным делом. Чего стоит хотя бы история Великой Отечественной войны против гитлеровской Германии, переписанная в угоду новоявленному полководцу с восхвалениями военного таланта Хрущева Н.С.? [Л.26, т.2, стр.125]. Для того чтобы иметь возможность беспрепятственно давать собственную трактовку событий, Хрущеву Н.С. необходимо было освободиться от всех своих прежних соратников, тем более, что они высказывали недовольство его непредсказуемой политикой. 430 35. КОМПРОМАТ В прошлое время на концертах выступал популярный эстрадный артист Илья Набатов. В своем репертуаре он исполнял весёлую пародию, обличавшую западных деятелей в предвзятом извращении в своих интересах реально происходивших событий. Запомнился поучительный припев этой песенки: Факты, факты - верти их так и сяк ты! В одобренной партийной цензурой пародии осмеивалось умение проклятых империалистов за счёт такого верчения преподносить некоторые некрасивые политические дела в выгодном для себя свете. Однако наши партийные вдохновители являлись не менее (если не более) умелыми специалистами в переворачивании фактов. То, что недавно считалось единственно правильным и исторически обусловленным выполнением воли партии, по прошествии десятилетий и в связи со сменой некоторых политических ориентиров представлялось в качестве ошибочных действий в принципе любого из исполнителей, работавших в то время. Всегда правыми и непогрешимыми считались лишь сама абстрактная Партия и её Центральный Комитет во главе с верным первым или генеральным секретарем. За плачевные результаты воплощения в жизнь порочных концепций партийных вождей по осуществлению Мировой революции или построению Коммунизма расплачиваться должны были простые люди. Для того чтобы самому остаться непогрешимым, Хрущеву Н.С. требовалось из прежних руководителей сотворить как можно больше крючков, чтобы на них вешать все неблаговидные, проводившиеся когда-то по воле партии дела. В общем, в какой-то мере виноваты были ВСЕ, жившие и работавшие в эпоху Сталина и тем самым способствовавшие его деяниям. Но, как известно, всех не перевешаешь. Поэтому надо было выбрать лишь некоторых, собрать на них материал, повертеть факты, в результате чего представить общественности неоспоримую вину этих личностей для всеобщего осуждения. Безусловно, среди исполнявших волю партии имелось немало работников, которые в период массовых репрессий, пользуясь безнаказанностью, издевались над своими жертвами, подвергая арестованных в соответствии с указанием ЦК ВКП(б) мерам физического воздействия. Другие старались избегать бесчеловечных средств воздействия на обвиняемых, но добросовестно производили аресты подозреваемых лиц. Кто из этих исполнителей был больше виноват, кто меньше? Правильно сказал генерал-полковник Бельченко С.С.: Здорово мы все тогда наколбасили [Б, 15]. Какой Третейский судья способен оказался бы разобраться во всём этом, тем более, что первопричина репрессий, названная нами Операцией прикрытия, оставалась не известной? В связи с этим виноватым оказывался тот, на кого указывал перст выше всех стоявшего первого секретаря партии Хрущева Н.С. Комитет партийного контроля добросовестно отрабатывал поступавшие откуда-то из Центрального Комитета указания и, вертя факты так и сяк, выносил новым жертвам свои решения об исключении из партии или наложении строгого партийного взыскания. Если же партийно репрессированному всё-таки удавалось доказать свою правоту, то, по поручению ЦК, только что вынесенные решения парткомитета с завидной лёгкостью отменялись. ЦК и КПК прощали только тех, кто, слезливо плача, каялся перед партией во всех грехах своих действительных и мнимых и умолял его 431 всемилостевейше пощадить. Таким образом, один произвол был заменён другим произволом, что говорило о бесперспективности этой затеи с восстановлением справедливости. Какой же был выход из создавшейся сложнейшей общественнополитической ситуации? На наш взгляд, следующий: надо было дать возможность всем, правым и виноватым, откровенно высказаться, излить все свои претензии, потом каждому искренне покаяться в своих грехах, а затем – ВСЕХ ПРОСТИТЬ, старые обиды (но не Историю!) забыть и начать жить с новой, чистой страницы. Возможно ли такое было? В принципе - возможно. Психологически - закономерно. Но в целом наше воспитанное на непримиримости общество к такому милосердному акту совершенно не было готово. Поэтому мы имеем то, что имеем. В связи с этим придётся и нам разбираться с тем, что есть, обвиняя своих обидчиков и оправдывая самих себя. По нашим сведениям, в 1956 году начался активный сбор компрометирующего материала с целью дискредитации заместителя министра внутренних дел РСФСР Богданова Н.К. Являлось ли это инициативой подпольного обкома, возглавлявшегося Андриановым В.М., который не мог простить обиды за своё свержение с поста Хозяина Ленинградской области, или было задано из иной, более высокой Инстанции, документально сейчас доказать трудно. Такие указания обычно отдавались устно. Но то, что материалы подбирались целенаправленно, легко установить хотя бы из текста сопроводительных писем и объяснительных записок свидетелей, которые мы в дальнейшем приведём. В конце лета 1956 года (даты на документе нет) председатель Ленинградского областного суда С.Самарин направил секретарю своего обкома партии тов.Козлову Ф.Р. Справку по делу, расследованному райотделом НКВД Лужского района в 1937 году и прекращенному производством Президиумом Областного суда. В документе говорилось о том, что в августе месяце 1937 года Лужским РО НКВД было возбуждено уголовное дело, по которому постановлением Особой тройки УНКВД Ленинградской области от 11 октября 1937 года из девяти арестованных двоих, Михайлова М.Х. и Посина А.И., приговорили к расстрелу, а остальных семерых, Волкова Ф.Ф., Константинова Н.И., Щербакова А.Г., Устинова И.С., Дементьева И.Д., Федорова В.С. и Матвеева Я.М. - к 10 годам заключения в ИТЛ каждого. Всем вышеуказанным лицам, - говорилось далее в справке, было предъявлено обвинение в том, что, проживая в деревне Пола Лужского района, они организовали контрреволюционную группу и под видом отправления религиозного обряда проводили контрреволюционную агитацию, направленную против мероприятий советской власти в области колхозного строительства, распространяли провокационные слухи по адресу Советского правительства и ВКП(б). Обвинение всех этих лиц основано на показаниях свидетелей: Кириллова, Ефимова, Голубева, Никифорова и Тимофеева, данных ими в 1937 году [А.10, док.1]. В главе 13 нами приводилось составленное на основании документов описание уголовного дела О выявленной контрреволюционной группировке в деревне Смерди (а не Пола) 432 Лужского района, участниками которой были указаны из перечисленных выше лиц Волков Ф.Ф., Дементьев И.Д., Устинов И.С., Матвеев Я.М., а также Волков П.Ф., сын первого из обвиняемых. Среди них Михайлов М.Х., Посин А.И., Константинов Н.И. и Щербаков А.Г. указаны не были. В качестве свидетелей по этому делу выступали колхозники Филатов, Плишин, Матвеев. Следствие вёл оперуполномоченный Лужского райотделения Варицев. Вполне возможно, что при подготовке этого дела к докладу на Тройке его объединили с другим делом, возбужденным против односельчан служителей культа священника Михайлова М.Х и дьякона Посина А.И., присовокупив к ним сторожа детсада Константинова Н.И., колхозников Щербакова А.Г. и Федорова В.В. При этом делу придали религиозно-политическую окраску, хотя при расследовании дела группы Волкова Ф.Ф., приведенного нами в главе 13, ни о каких обрядах, под видом которых проводилась контрреволюционная агитация, не говорилось. Всё это внесло такую путаницу, что в дальнейшем в следственных делах стали указываться две группы: одна - Михайлова, Посина, Волкова в составе девяти человек, а другая - Волкова, Устинова в составе 5 человек [А.13, док.54, л.165,164]. Конечно, осужденным от этого было не легче, но на Богданова Н.К. стали вешать по двум эпизодам суммарно 14 человек одних и тех же пострадавших, что не позволяет говорить о объективности советского правосудия хрущевской эпохи. Но вернёмся к письму председателя Леноблсуда С.Самарина. В нём отмечалось, что показания всех свидетелей по делу не были конкретны. В них не указывается: кто из обвиняемых, где и в присутствии кого проводил контрреволюционную агитацию [А.10, док.1]. Странно, например, в меморандуме на гр.Волкова Ф.Ф. (см. главу 13) точно указано, когда, в присутствии кого и какими словами он ругал Советскую власть, нарушая тем самым пункт 10 статьи 58 Уголовного кодекса. Конечно, все это следственное дело так и осталось бы безвестным, как тысячи других дел, но осужденные Федоров, Дементьев, Устинов и Матвеев вскоре после их заключения стали писать многочисленные жалобы. Причем первые двое отказывались от своих прежних показаний, а двое других заявляли о своей невиновности. В своих обращениях страдальцы указывали, что в процессе следствия к ним применялись меры, запрещенные законом, и понудили подписать признательные показания. Хотелось бы знать, какие такие меры были запрещены законом в 1937–1938 годах? Наоборот, в те страшные годы соответствующими постановлениями Высших советских и партийных руководящих органов законодательно было разрешено всё, вплоть до применения мер физического воздействия. Чтобы не повторяться по этому вопросу, предлагается читателю самому при необходимости еще раз обратиться к главе 8 настоящей книги, чтобы освежить в памяти основные юридические нормы той поры. К этому желательно прибавить еще комментарии главы 3, раскрывающие статью 58 Уголовного кодекса РСФСР издания 1926 года. Это совершенно не говорит о том, что автор их оправдывает. Своей бесчеловечностью эти положения социалистической законности просто поражают воображение. То, что после завершения Операции прикрытия 17 ноября 1938 года совместным постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) все облегчавшие ведение следствия юридические нормы были 433 отменены, совершенно ничего не значит. Пока они действовали, сотрудники НКВД обязаны были ими руководствоваться. В связи с этим совершенно неправомерным является то обстоятельство, что в пятидесятые годы стали пересматриваться дела 1937–1938 годов без учета действовавших в ту пору пусть невообразимых, но законодательно установленных норм. Ещё раз напомним, что закон, как известно, обратной силы не имеет. За аморальность бывшего тогда произвола претензии современного общества должны предъявляться в первую очередь к Законодателю. Законопослушный Исполнитель может отвечать только за нарушение им в своей деятельности неписаных норм человеческой морали. Однако о некрасивых правительственных и партийных постановлениях, Законе от 1 декабря 1934 года, принятых специально для обеспечения выполнения Операции прикрытия, быстренько забыли, и Исполнитель оказался виновным перед чистой, так называемой социалистической (в других трактовках - революционной либо советской), законностью, всегда якобы стоявшей на страже неприкосновенности общественных порядков, прав и свобод граждан. По упомянутым жалобам осуждённых в 1940 году УНКВД Ленинградской области проводилась дополнительная проверка объединенного следственного дела. Свидетели Ефимов и Кириллов были допрошены вторично, и они отказались от своих показаний, данных в 1937 году. При этом свидетель Ефимов пояснил, что тогда его вызвали в РО НКВД (отделение какого района?) и предложили (кто именно?) подписать ранее составленный протокол допроса, в котором приводились факты антисоветской деятельности привлеченных (кого именно?). В связи с тем, что Ефимову о контрреволюционной деятельности обвиняемых было ничего не известно, то он отказался подписать этот протокол. После этого ему стали угрожать (кто именно?), и он подписал протокол допроса, не читая. (Если не читал, то откуда же знал, что там написано?) [А.10, док.1, л.2]. В разбираемой нами справке председателя Леноблсуда С.Самарина допущена некоторая неточность. Вольная трактовка выявляется при сравнении данной бумаги с протестом и.о. прокурора Ленинградской области В.Андреевского, на основании которого справка была составлена [А.13, док.6]. В протесте прокурора сказано, что упомянутый Ефимов отказывался подписать протокол, в котором был написан ряд фактов, не отражающих действительную жизнь и быт Щербакова и Федотова, но после угроз свою подпись всё-таки поставил. Не читая протокол допроса, подписал бумагу свидетель Кириллов (и это не делает ему чести), а не Ефимов [А.13, док.6, л.17]. Кроме того, в справке С.Самарина указано, что допрашивал Ефимова сотрудник РО НКВД Лужского района Мельников. Но, по нашим сведениям, такой сотрудник в составе райотделения, возглавлявшегося Богдановым Н.К., в 1937 году не числился. Подобные мелочи говорят о тенденциозности подбора материала со стороны председателя Леноблсуда. В 1940 году были также допрошены (кем?) односельчане обвиняемых Егоров, Алексеев, Осипов и др. (всего 10 человек), ранее в качестве свидетелей не привлекавшиеся, но упоминавшиеся в показаниях 1937 года. Эти наученные горьким опытом труженики села не стали по прошествии трёх лет возводить на своих соседей напраслину и сообщили, что хорошо знали обвиняемых, но никаких 434 действий контрреволюционного характера за ними не замечали [А.10, док.1, л.2]. Охарактеризовали своих односельчан как крестьянсередняков, активно работавших в колхозе. В отношении Михайлова, Посина и Устинова сообщили, что они членами колхоза не являлись [А.13, док.6, л.16]. Тем не менее в феврале 1941 года часть обвинительных показаний была подтверждена, и потому никаких послаблений осуждённым в то время не было дано. Ставился вопрос лишь в отношении Матвеева о сокращении ему срока до фактически отбытого [А.11, док.1, л.4 об]. 3 октября 1945 года такое решение Особым совещанием при НКВД СССР было принято, и 25 ноября 1945 года Матвеев из лагеря был освобождён досрочно [А.13, док.42]. В 1952 году в отношении заключенного Матвеева (хотя даже полный срок наказания к этому времени давно истёк) Управлением МГБ Ленинградской области проводилась вторичная проверка. В справке С.Самарина совершенно неправильно указано, что в ходе этой проверки была установлена несостоятельность предъявленного ему обвинения в совершении контрреволюционного преступления. В связи с этим прокурор Ленинградской области принёс протест на постановление особой тройки [А.10, док.1, л.2]. На самом деле оперуполномоченным младшим лейтенантом Калмыковым из Областного управления НКВД на основании рассмотрения материалов архивноследственного дела было составлено Заключение в отношении Матвеева Я.М. Этот строго секретный документ 8 апреля 1952 года утвердил небезызвестный нам начальник управления МГБ Ленинградской области генерал-лейтенант Ермолаев Н.Д. В Заключении было сказано, что Матвеев Я.М. в 1937 году был осуждён как участник контрреволюционной кулацкой группы вместе с Михайловым, Дементьевым и другими. В 1939 году Матвеев подал жалобу, в которой сообщил, что Волков оклеветал его, а потому наказание он несёт незаслуженно. В Заключении указывалось, что УНКВД вынесло постановление о снижении Матвееву срока до фактически отбытого. Далее сообщалось о приведенном выше решении Особого совещания и о том, что освобожденного из лагеря досрочно Матвеева местонахождение неизвестно [А.13, док.42]. Другой заключенный Устинов И.С. писал свои жалобы и заявления в разные инстанции. Одно из своих писем он направил горячо любимому секретарю обкома гражданину Жданову, надеясь на компетенцию и проницательный ум этого организатора и вдохновителя репрессий тридцатых годов. Устинов в колхоз не вступал, являлся единоличником, слыл сыном кулака, хотя отец его умер в 1932 году рядовым колхозником. Сам Иван Семенович, 1900 года рождения, восемнадцатилетним юношей вступил в Красную Гвардию, служил при штабе войск ВЧК на финляндской, мурманской и эстонской границах. В 1919 году был контужен и по инвалидности получал пенсию от 24 до 45 рублей. До 1934 года работал в Лужском райпромкомбинате, потом секретарем сельсовета и уполномоченным деревни (очевидно, Смерди) по земельному дележу. Вёл борьбу с кулачеством, защищал интересы бедняков (стало быть, сам занимался репрессиями). С Волковым, Дементьевым и Константиновым не мог иметь никаких дел, так как они его ненавидели, были его врагами. Устинов разоблачил гр. Волкова в присвоении 500 рублей, Константинова - в неуплате государственных обязательных платежей, за что его грозили убить. Волкова, который избивал односельчанина, боялся, как волка. (О служителях культа 435 Михайлове и Посине, а также о проведении религиозных обрядов никаких упоминаний нет.) 5 сентября 1937 года был арестован и брошен в Лужскую тюрьму (где предотвратил побег заключенных, взломавших стену). На третий день следователь Крылов вывел Устинова на допрос, предъявил ему обвинения по заранее составленному протоколу и потребовал подписать. Так как обвиняемый отказался это сделать, то следователь ругал его и, как требовал начальник оперсектора Баскаков, заставил стоять по 20 часов в сутки без воды и хлеба в течение 10 дней. (При объективном расследовании подобные факты должны быть уточнены на очной ставке сторон.) Так как инвалиду невозможно было перенести такие мытарства, то Устинов, по его словам, хотел покончить жизнь самоубийством, но потом подписал то, чего не было. Тройка, - по мнению Устинова, - не проверив материалы, поверила фабрикации. В результате, отдав здоровье на защиту золотой родины, получил 10 лет лагерей [А.13, док.5]. Очевидно, обращение с жалобой к гражданину Жданову не имело последствий, поскольку Устинов срок отбыл честно в городах Тайшете и Братске. После освобождения в 1947 году поехал на Кавказ, где устроился в совхозе сначала рабочим животноводческой бригады, а потом стал её бригадиром. Однако 17 августа 1949 года был вновь арестован органами госбезопасности и без предъявления каких-либо обвинений выслан в Карагандинскую область на вечное поселение. Там шесть лет работал на животноводстве. После освобождения вернулся на Кавказ к разбитому корыту, потерял всё, домик сгорел, родные четыре брата убиты в Отечественную войну. Как быть, как жить - не знаю. Находясь в лагерях 17 лет при тяжких климатических условиях, окончательно потерял здоровье, стал нетрудоспособным. В связи с бесплодными обращениями в собес города Прохладного за помощью инвалид Устинов И.С. 27 января 1956 года написал заявление в Министерство внутренних дел Кабардинской АССР с просьбой дать санкцию о зачете в стаж пребывание в лагере 10 лет. Тогда, смогу получить на пропитание [А.13, док.7]. Возможно, это заявление явилось поводом для пересмотра стародавнего следственного дела. Думается, что у самой справедливой в мире Советской власти достаточно имелось времени и возможности, чтобы, при желании конечно, разобраться с судьбой незаслуженно дважды репрессированного простого русского мужика, оговоренного своими односельчанами. 1 июня 1956 года и.о. прокурора Ленинградской области В.Андреевский в порядке выполнения указания о пересмотре архивноследственных дел вынес свой протест на постановление Особой тройки от 1 ноября 1937 года по Михайлову М.Х., Посину А.И., Волкову Ф.Ф., Устинову И.С., Матвееву Я.М и другим - всего 9 осужденным. При этом было указано, что передопросить привлекавшихся ранее свидетелей не удалось, а социально-имущественное происхождение осужденных было подтверждено справками Сельского совета, выданными в 1956 году. Поскольку из справок видно, что осужденные Волков, Дементьев, Матвеев и Федоров являлись активными членами колхоза, то и.о. прокурора решил, что постановление Особой тройки основано на материалах следствия, не отвечающих фактическому положению, и в деле не имеется объективных доказательств вины осужденных. О расстрелянных служителях культа Михайлове М.Х. и Посине А.И. 436 прокурор как-то особо не печалился. На основании этого протеста 11 июня 1956 года Президиум Ленинградского областного суда под председательством С.Самарина своим секретным постановлением решение Особой тройки в отношении всех обвиняемых отменил и дело производством прекратил [А.13, док.44]. Теперь можно было наказывать неугодных, имевших отношение к этому следственному делу два десятилетия назад. В справке С.Самарина указано, что следствие по делу проведено следователями НКВД Сергеевым, Крыловым и Мельниковым. Но самое главное: Уголовное дело возбуждено по инициативе начальника Лужского РО НКВД БОГДАНОВА Н.К. Это подтверждается его меморандумом на имя зам. начальника УНКВД Ленинградской области Гарина [А.10, док.1, л.2]. Причем фамилии всех сотрудников печатались в тексте мелким шрифтом, а БОГДАНОВА (здесь и далее) - заглавными буквами, чтобы сразу был виден основной виновник. Далее предъявлялись конкретные обвинения: Дело расследовано с грубым нарушением закона. Это голословное заявление, особенно для юридического лица. Служитель Фемиды обязан был указать, какие именно пункты процессуального или уголовного кодекса или какие постановления Советского правительства, имевшие юридическую силу в то время, не были надлежащим образом соблюдены. Ясно, что председатель облсуда такого сделать не мог, ибо он обязан был бы сослаться на документы, приведенные нами в главе 8. Никому из обвиняемых обвинение не предъявлялось, протокол об окончании расследования не составлен и обвиняемые с материалами следствия ознакомлены не были. Увы, в 1937–1938 годах всё это делалось на совершенно законных основаниях (опять см. главу 8). Если в наши дни Вам это не нравится, то свои вопросы обращайте к Законодателю той поры. Обвинительное заключение составил следователь Сергеев (мелкий шрифт) и с ним согласился нач. РО НКВД Лужского района БОГДАНОВ (заглавные буквы). И вот самый главный вывод: В связи с тем, что расследование по делу проведено с грубым нарушением закона, а это привело к тяжким последствиям, считал бы необходимым поставить вопрос об ответственности сотрудников РО НКВД Лужского района, виновных в нарушении социалистической законности [А.10, док.1]. Последствия для священников и трудовых крестьян оказались действительно тяжкие, но не Богданов определял им меру наказания, приговаривал к вышке и давал десятку. Вверенное ему подразделение выявило лишь факт нарушения правопорядка, выразившийся в том, что советской властью труженики оказались крайне недовольны, что в те времена являлось крамолой. Лейтенант госбезопасности Богданов Н.К. в силу своего служебного положения добросовестно защищал Советскую власть, которая благодаря собственной бездарности и лживости безнадежно рухнула, продержавшись у руля правления чуть больше семидесяти лет. Конечно, вызывает понимание стремление Советской Фемиды после 1953 года оправдать всех, на наш сегодняшний взгляд, невинно пострадавших людей. Но только, делая одно благое дело, не надо было отягощать его другими неблаговидными деяниями. Следовало вскрыть причины совершавшихся тогда малопонятных актов, а это сделать было невозможно без нанесения ущерба невинности Центрального Комитета КПСС. В результате одна болезнь перерастала 437 в другую, что при общей бесчестности вело к своему логическому краху Системы, свершившемуся в самом конце двадцатого столетия. Между тем председатель Леноблсуда С.Самарин представил в Обком партии еще некоторое количество негативных следственных материалов, причем компрометировавших почему-то исключительно одного Богданова Н.К. 6 сентября 1956 года секретарь Ленинградского областного комитета партии (подпись неразборчива) направил в ЦК КПСС письмо следующего содержания: Направляем представление председателя Ленинградского областного суда т. Самарина о нарушении социалистической законности бывшим начальником Лужского районного отделения НКВД Ленинградской области Богдановым Н.К., который работает в настоящее время заместителем министра внутренних дел РСФСР. К письму прилагались документы на 8 листах [А.10, док.2]. Лично у меня возникает вполне обоснованный, на мой взгляд, вопрос: если Ленинградский прокурор и областной суд пересматривали все стародавние следственные дела, то почему в виноватых, сданных в ЦК КПСС, оказался только Богданов Н.К. Что же начальники Батецкого, Плюсского, Оредежского, Уторгошского, Осьминского, Старорусского и других районных отделений НКВД Ленинградской области работали в 1937–1938 годах в белых перчатках? А как же начальники Лужского оперативного сектора, объединявшего тогда 5 районов, Баскаков и Антонов, являвшиеся непосредственными руководителями Богданова Н.К., не допускали никаких нарушений так называемой социалистической законности? Если уж все вместе наколбасили, то логично было бы всем вместе и отвечать. Прекрасно понимаю, что заказ был дан только на Богданова Н.К., потому его и разрабатывали. Начальник оперсектора Баскаков М.И., а также сотрудники отделения Сергеев и Гринько будут привлечены лишь в качестве свидетелей с целью получения показаний, компрометирующих Богданова Н.К. После поступления 8 сентября компромата в ЦК КПСС, репрессивная машина начала раскручиваться. Но этих материалов показалось мало. Стали копать в других местах службы Богданова Н.К. По Казахстану зацепили дело Националисты, по Москве нашли лишь одну анонимную бумажку, а уж про последние годы работы в Ленинграде можно было наговорить много всякой всячины. В начале 1957 года откуда-то из недр Центрального Комитета компрометирующие материалы направили в Министерство внутренних дел СССР, где ими занялась Особая инспекция, специально для этого существовавшая при Управлении Кадров. Следователь этой инспекции подполковник Игнатьев предъявил Богданову Н.К. две порции обвинений. В одной содержалось 20 архивно-следственных дел, проводившихся в период 1937–1938 годов Лужским, Батецким и Плюсским райотделениями НКВД Ленинградкой области. В другой была представлена переписка по агентурной разработке Националисты [А.11, док.1]. Свои объяснения по поводу предъявленных обвинений Богданов Н.К. представил 25 февраля 1957 года на имя министра внутренних дел Дудорова Н.П. По существу первого вопроса бывший начальник Лужского райотделения НКВД описал обстановку, возникшую после июня 1937 года, когда была разослана шифротелеграмма НКВД СССР, которой 438 давалось распоряжение об аресте всех лиц, проходивших по агентурным материалам. В дальнейшем аресты производились с санкции Лужского оперсектора, начальником которого являлся Баскаков М.И. При этом без конца поступали запросы из штаба Ленинградского УНКВД и приезжали проверяющие с требованиями об ускорении направления дел на Тройку. Всему аппарату было дано указание арестованных при допросах держать только стоя. Признание арестованным своей вины считалось достаточным, чтобы дело направить на рассмотрение в Инстанцию. Поступали указания в трехдневный срок арестовать всех немцев, поляков, перебежчиков и др. Руководство областного управления постоянно упрекало начальника Лужского райотделения Богданова Н.К. за либеральное отношение к обвиняемым и низкую оперативность в работе. Надзор за ведением следствия со стороны прокуратуры отсутствовал. Обвиняемые были лишены права на защиту. Однако Богданов Н.К. в своем объяснении заявил, что сам никогда не избивал арестованных и другим работникам не позволял этого делать. По каждому из предъявленных архивно-следственных дел были даны подробные объяснения. В результате значительная часть дел отсеялась. Для объективного проведения расследования Богданов просил разыскать бывшего секретаря Лужского райкома ВКП(б) т.Васильева, который руководил кружком истории партии, часто бывал в райотделении на собраниях и мог бы дать характеризующие данные. (Как бы не так! - отвечу я за партийного министра Дудорова Н.П.) По предъявленной неполной переписке по делу Националисты Богданов Н.К. пояснил, что в конце 1941 года, работая заместителем наркома внутренних дел Казахской ССР, выезжал с группой работников в город Кустанай, где проводил ряд следственных мероприятий и арестов. Однако отметил, что подробностей сказать не могу, так как до конца в следствии по этому делу не участвовал. Для лучшей ориентировки просил сделать обзор этого следственного дела, которое проверялось заместителем генерального прокурора с передопросом всех обвиняемых. В заключение своих объяснений Богданов Н.К. написал: Я отлично понимаю, что несу ответственность, как и другие работники НКВД, принимавшие участие в проведении арестов и следствия по делам 1937–1938 годов, но с полной ответственностью заявляю, что делалось это не из личных побуждений, а под сильным нажимом аппарата управления НКВД и общей обстановкой, создавшейся в тот период времени. Неоднократные указания заканчивать следственные дела в кратчайший срок приводили к серьезным ошибкам. При наличии признания обвиняемого других подтверждающих данных не требовалось. С материалами следственного дела обвиняемого не знакомили. Прокуроры, давая санкцию на арест, в дальнейшем, если дело направлялось на рассмотрение Тройки, в наблюдении за следствием не участвовали. (И все это делалось на совершенно законном основании. Жаль только, что отец не сослался на постановления Партии и Правительства, приведенные нами в главе 8. - Ю.Б.) Конечно, признавал Богданов Н.К., в таких условиях сотрудники райотделения, а особенно прикомандированные, проводившие расследование по делам, да и я лично, допускали серьезные ошибки. В качестве оправдания своего недосмотра бывший начальник ссылался на то, что в связи с выполнением им других работ, не связанных со следствием, контроль практически отсутствовал. В 439 качестве этих работ указывалось участие во всех хозяйственнополитических кампаниях, которыми Богданов Н.К. вынужден был заниматься как член бюро Лужского райкома ВКП(б) и член президиума Райисполкома [А.11, док.4]. При этом отец скромно умолчал, что за свой саботаж в деле проведения следствий его должны были застрелить в начале января 1938 года, но, по счастью, только ранили в левый глаз. В процессе лечения, проводившемся в Ленинграде, он полгода бывал в своём Лужском райотделении лишь наездами. О следственных делах, проходивших в этот период, писал, что не был о них в курсе дела, поскольку болел. Естественно, что такие объяснения, в которых Богданов Н.К., признавая свои ошибки и не снимая с себя ответственности, тем не менее не каялся, не плакал и не умолял его простить, совершенно не устраивали начальство. Через некоторое время следователем Особой инспекции ему были поставлены шесть дополнительных вопросов, ответы на которые вновь были направлены Богдановым Н.К. на имя министра внутренних дел СССР Дудорова Н.П. Во-первых, задавался каверзный вопрос, почему в рапорте на имя заместителя министра внутренних дел Комиссарова И.С. (партийного эмиссара по контролю за кадрами - Ю.Б.) в 1955 году при назначении на должность заместителя министра внутренних дел РСФСР Богданов Н.К. не указал, что в период работы в 1937–1938 годах начальником Лужского РО НКВД Ленинградской области производил массовые аресты граждан, которым необоснованно предъявлялись обвинения в контрреволюционных преступлениях, и об имевших место нарушениях социалистической законности? (Мне лично опять хотелось бы уточнить: какой именно социалистической, революционной, советской законности? - Ю.Б.) Богданов Н.К. ответил, что в 1955 году вопрос перед ним был поставлен несколько по-иному: производились ли в те годы в Лужском районе аресты среди руководящих партийно-советских работников? Тогда в рапорте он написал, что в Луге по указанию УНКВД ЛО был арестован секретарь райкома партии Самохвалов, которого отправили в Ленинград и там содержали до осуждения. К данному аресту аппарат Лужского РО НКВД никакого отношения не имел. Что касается контрреволюционных организаций, вскрытых в Лужском районе, то таковых там не имелось. Но был арестован ряд групп церковников, бывших кулаков и других антисоветских элементов. Я это подтверждаю и сейчас. По части вопроса, касавшейся массовых арестов и нарушений соцзаконности, Богданов Н.К. ответил, что такая операция проводилась по всему Советскому Союзу и не являлась тайной (за исключением её причин. - Ю.Б.). В своем первом объяснении уже указывал, что вся система арестов и ведения следствия упрощенным порядком была порочной, а обстановка создана такой, что аппарат, выполняя, за редким исключением, все установки и требования областного управления НКВД, на каждом шагу нарушал социалистическую законность. (Опять мой вопрос: какие конкретно положения Закона, Постановлений партии и правительства, приказов НКВД, действовавшие в 1937-1938 годах нарушались? - Ю.Б.) Далее дознаватель просил уточнить, почему ряд протоколов написан рукой Богданова, а подписан Варицевым или другим сотрудником? В ответе было еще раз подтверждено, что протоколы составлялись в порядке помощи по записям оперативных сотрудников, 440 которые вели основную массу дел и потому порой с работой не справлялись. В тех случаях, когда допросы проводились начальником отделения, соответствующие протоколы им написаны и подписаны. На указание о том, что протоколы допросов составлялись заранее, а потом их заставляли подписывать арестованных, разъяснил, что поступило требование, представлять протоколы только в форме вопросов и ответов, а не в виде записей разговора. В связи с этим бумаги часто корректировались, а потом давались обвиняемым для подписания. В соответствии с указанием начальника оперсектора Баскакова арестованные допрашивались стоя. Такое распоряжение было им получено в УНКВД ЛО при инструктаже начальников оперсекторов перед выездом на места. О других порочных методах допросов начальнику районного отделения ничего не было известно [А.11, док.5]. Ответы были даны и на другие вопросы. Однако напрасно Николай Кузьмич старался излагать свои объяснения. Не успели высохнуть чернила на исписанных им листах бумаги, как в тот же день 7 марта 1957 года начальник Особой инспекции Управления кадров МВД СССР подполковник Ботов уже представил министру внутренних дел Союза ССР своё обличительное повествование [А.10, док.3]. Поскольку этот компрометирующий материал вошел в последующем по крайней мере в шесть других грозных бумаг [А.10, док.6-12], а также в ряд литературных произведений [Л.1, Л.2, Л.3], проанализируем его поподробнее. Справка подполковника Ботова начиналась словами: В ЦК КПСС поступило письмо... Когда, от кого именно, под каким входящим или исходящем - не важно. ЦК КПСС - это наша священная корова, на которую надо молиться, а не вопросы задавать. В этом неопределенном письме неизвестным автором было сказано, что Богданов Н.К., будучи начальником Лужского райотдела (точнее, райотделения) НКВД Ленинградской области, в 1937–1938 годах необоснованно производил аресты советских граждан и допускал фальсификацию следственных документов. При этом автор справки совершенно забыл указать, что данный сотрудник органов внутренних дел действовал точно так же, как и тысячи других работников НКВД, реализовавших инспирированную руководством коммунистической партии строго секретную для всех нас Операцию прикрытия, преследовавшую цель драконовскими методами заставить народ замолчать, чтобы своей бесконтрольной болтовней случайно не выдать тайные замыслы вождя о подготовке к великому освободительному походу. Не сказано было и о том, что для реализации поставленной цели в дополнение к уже имевшемуся Уголовному кодексу РСФСР 1926 года, и так строго каравшему за любые негативные высказывания в адрес действий руководства партии и советского правительства, были приняты постановления, упрощавшие ведение следствия, устранявшие прокуратуру от надзора за соблюдением так называемой социалистической законности, лишавшие обвиняемых элементарных юридических прав. Про приказы Наркома внутренних дел, конкретизировавшие поставленные партией задачи по проведению репрессий, мы даже не говорим. Из предъявленных Богданову Н.К. архивно-следственных дел [А.11, док.1] часть была отброшена, как явно его не 441 компрометировавшая. Из оставшихся, произвольно объединенных по тематике, был сварен такой компот. Проверкой установлено, что в 1938 году (1937 год был сразу пропущен как, видимо, несущественный, хотя как раз по его итогам Богданов Н.К. в январе 1938 года получил заряд дроби в висок.Ю.Б.) Лужским райотделом НКВД необоснованно были арестованы 20 рабочих и колхозников: Вятсон, Зегельман, Пясс, Линдт и др., как участники контрреволюционной шпионско-диверсионной группы. Вопервых, проверявший опустил вопрос о том, что согласно объяснениям Богданова Н.К. дело это тянулось еще с 1935–1936 годов, когда на территории Лужского и других районов была вскрыта управлением НКВД ЛО разветвленная резидентура. Во-вторых, в 1938 году в плане реализации Операции прикрытия были даны указания (см. главу 11) об арестах (без наличия компрометирующих материалов и предъявления обвинения) лиц различных национальностей, чьи образования ранее входили в состав Российской империи, а теперь стали самостоятельными государствами. В связи с этим укажем, что перечисленные выше лица являлись эстонцами по национальности. Проверявший в своей справке не отметил, что начальник Лужского райотделения не выполнил приказ об аресте во вверенном ему районе поголовно всех немцев, поляков и других националов. В-третьих, проверявший упустил такой момент, что, когда в 1938 году начались аресты участников этой группы, Богданов Н.К. болел, как он сам скромно писал о себе, а на самом деле находился по большей части в Ленинграде на излечении левого глаза после ранения. Дело вёл его заместитель оперуполномоченный Варицев. Читаем далее: Постановления на их арест подписаны Богдановым. На кого их совершенно неясно. Богданов действительно подписал несколько постановлений, но лишь в дополнение к тем, которые были оформлены ранее в его (Богданова) отсутствие. Не допрашивая названных арестованных, Богданов составил прокол с их (кого именно?) признательными показаниями от имени оперуполномоченного Варицева. Действительно, по этому следственному делу Богданов Н.К. допросов не вел, но во время своих приездов из Ленинграда старался как совестливый начальник помочь замещавшему его сотруднику, который вынужден был тащить весь воз работ по райотделению. В связи с этим, в порядке оказания товарищеской помощи, Богданов по записям Варицева оформил протоколы допросов на Пясс Э.Ю. и Рейнгарда В.Я. Такую же помощь оперуполномоченному оказывали и другие работники райотделения. Подписывал эти протоколы Варицев, поскольку допросы проводил именно он. В записке отмечено, что Варицев погиб на фронте в 1943 году. Так как с покойного спросить невозможно, а Богданову доверия нет, то факты можно было вертеть так, как было угодно дознавателю. Аналогичные протоколы допросов с признательными показаниями Богдановым были составлены также и по другим делам на арестованных Рейнальда, Соотса и Пака. Здесь наш комментарий остается прежним: допросы этих эстонцев вели Варицев или Сергеев, а протоколы помогал оформлять Богданов. Далее по архивно-следственному делу сказано: Обвинительное заключение на Вятсона, Линдта и других было подписано также Богдановым. Действительно, ко времени окончания следствия Богданов Н.К. вернулся после лечения в строй и, вполне доверяя своему оперуполномоченному, подписал составленное Варицевым обвинительное 442 заключение вместо Антонова, как исполнявший обязанности начальника оперативного сектора. По решению тройки НКВД из 20 человек 17 было расстреляно. Но эти претензии должны быть обращены к наделенной чрезвычайными полномочиями решать человеческую судьбу Особой тройке, к тому, как она блюла социалистическую законность. Схему контроля за применением репрессий по первой и второй категориям со стороны высшего партийного руководства мы описали в главе 11. Если следственное дело было проведено плохо (или сомнительно), то Тройка имела право вернуть его на доследование, да еще наказать начальника райотделения за плохую работу. Но тогда это не было сделано - значит считалось, что все исполнено правильно и соответствовало духу времени. Нельзя с законами, принятыми в пятидесятые годы, оценивать решения, принятые два десятка лет назад по законам того времени. Кстати, на двух нерасстрелянных из указанной выше двадцатки граждан Пясса Э.Ю. и Рейнгарда В.Я. протоколы допроса написаны как раз рукой Богданова. Может, данное обстоятельство помогло сохранить им жизнь? Читаем дальше: Это сфальсифицированное дело в настоящее время прекращено, а необоснованно осужденные посмертно реабилитированы. Господатоварищи! Что же вы тогда-то это нарушение социалистической законности не приостановили? Никого бы в этом случае не пришлось реабилитировать. Русская пословица говорит, что задним числом мы все умны. Напомните-ка лучше, чем в те страшные годы в соответствии с велением Партии занимался наш Никита Сергеевич, который теперь решил наказать всех ему неугодных, оставшись сам в ослепительно белом фраке? Ладно, поехали дальше. Из материалов также видно, что по постановлению, подписанному Богдановым, были необоснованно арестованы: Пайст, член КПСС с 1903 года, Снигирев, член КПСС с 1901 года, Иванов и Макаров, оба члены партии, и обвинены в контрреволюционных преступлениях. Это дело описано нами в главе 13 и потому его легко освежить в памяти, обратившись к соответствующим страницам настоящей книги. Основанием для ареста Пайста послужила санкция управления НКВД ЛО по поступившему в органы внутренних дел заявлению. Конечно, с нашей сегодняшней точки зрения, обвинения в троцкизме и дискредитации всегда безгрешного ЦК являются смехотворными. Но для того времени это была страшная крамола. Только из-за того, что все оговаривавшие друг друга участники запрещенной политической болтовни оказались членами партии, дело было направлено не на Тройку (в этом случае всем бы им не сдобровать!), а в Ленинградский областной суд. Благодаря тому, что дело возвращалось на доследование и вяло велось в Лужском райотделении, оно вышло за временные рамки Операции прикрытия и было прекращено. В Справке Ботова это трактовано так: Впоследствии (то есть в 1939 году?) они также были реабилитированы, а Пайст, будучи следственным заключенным, умер в тюрьме. Надо было бы добавить, что от многостороннего рака желудка, печени и других органов, а то подумают, что от побоев. Далее в Справке рассматривалось дело, в котором число участников каждый раз изменялось, как мы предположили, из-за объединения его при подготовке на Тройку с другим делом. Также по составленному Богдановым меморандуму, без санкции прокурора были необоснованно арестованы 7 (семь) человек колхозников: Дементьев, 443 Устинов и др., которые обвинялись в контрреволюционных преступлениях. Это следственное дело описано нами в главе 31. Посмотрим как здесь МВДский дознаватель покрутил факты. Во-первых, меморандум, содержавший результаты агентурной слежки за объектом, составлен был не одним Богдановым, а еще оперуполномоченным Варицевым, который его тоже подписал. Во-вторых, за санкцией на арест в Управление НКВД ЛО обратились совместной бумагой начальник оперсектора Баскаков М.И. (о котором подполковник Ботов почему-то упорно забывает) и начальник райотделения Богданов Н.К. При этом современному дознавателю следовало бы знать, что в то жаркое время при направлении дела на Тройку никакие санкции от прокуратуры не требовались, поэтому нечего в этом вопросе исполнителя упрекать. В-третьих, главным в этой группе обвиняемых был Волков Ф.Ф. (которого Устинов боялся, как волка), чья фамилия попала, очевидно, в др. Всего в той группе было 5, а не 7 человек (всетаки поменьше!). По постановлению Тройки УНКВД Ленинградской области они были заключены в ИТЛ сроком на 10 лет каждый. Все вопросы - к Особой тройке. При желании могли и расстрелять. Известно, что среди членов некоторых Троек было даже негласное соревнование: кто больше подпишет приговоров к ВМН. От материалов следствия мера наказания достаточно мало зависела. В настоящее время эти лица реабилитированы. В данной тридцать пятой главе мы описали, как происходил пересмотр этого дела по жалобам Устинова И.С и Матвеева Я.М. Только последнему в конце 1945 года скостили срок до фактически отбытого. А Устинова И.С. в 1949 году снова засадили. Но причем здесь Богданов Н.К.? То что в 1956 году всех арестованных реабилитировали - совершенно правильно: обе Операции прикрытия, во исполнение которых и происходили массовые аресты, давно назад канули в Лету. Продолжим чтение обличительной бумаги. Без достаточных оснований по справке т.Богданова, были арестованы студенты Лужского педучилища Дрикит, Арбейтер, Тамберг и Ямбург. Это следственное дело со всеми доступными нам подробностями было изложено в главе 16. В начале двадцать первого века, когда на наших глазах в свободной Латвии происходят направленные против русскоязычного населения грубейшие националистические выходки, осуждаемые даже Западом, становится легче поверить в ту настойчивую антисоветскую пропаганду, которая велась в тридцатые годы в Ленинградском Латвийском педагогическом техникуме. Арестованных Тамберга и Ямбурга Богданов лично допрашивал, и они дали ему “признательные” показания. Если читатель считает, что слова скувырнут Советский Союз (см. главу 16) Богданов придумал сам, а не записал в протокол со слов допрашивавшегося им Тамберга, то мне действительно возразить нечего. Из заявлений Тамберга и Дрикита видно, что “признательные” показания о контрреволюционной деятельности от них получили в результате применения к ним недозволенных методов следствия. Пока четыре студента сидели в Лужской тюрьме вместе, то возражений, как говорится, не было. Но когда Особая тройка по одним и тем же обвинениям двоих из них Тамберга и Дрикита отправила в лагеря, а двоих других Арбейтера и Ямбурга выпустила на свободу, то пострадавшие, естественно, стали активно возражать против своей участи. Тут и родилась у них подсказанная более опытными сокамерниками идея свалить все на 444 незаконные (хотя в ту пору совершенно законные) методы ведения следствия. Установить истину можно было бы только устроив очную ставку следователю и обвиняемому. Но в этом лица, проводившие пересмотр архивно-следственных дел в 1957 году, заинтересованы не были. Вместе с тем фраза в справке: По решению тройки студенты были заключены в ИТЛ сроком на 10 лет каждый, впоследствии все они были реабилитированы - не являлась верной. В ИТЛ, как только что было отмечено, попали лишь двое. Почему? С этим вопросом опять надо было бы обращаться к Особой тройке. Читаем предъявленные обвинения дальше. Из материалов также видно, что без санкции прокурора по одному лишь ордеру на арест, который подписан Богдановым, был арестован за контрреволюционные преступления девятнадцатилетний рабочий Лужского завода “Смычка” Антонов, от которого в течение 13 дней следствие добивалось признания в контрреволюционных преступлениях и добилось. Это следственное дело также описано нами в главе 13. Ещё раз напомним, что в конце 1937 года, когда был арестован частушечник, а затем ряд его товарищей, слушавших и распевавших вместе с ним контрреволюционные песни, в соответствии с постановлением Советского правительства санкции от прокуратуры не требовалось. Если частушки приравнять к народному эпосу - анекдотам, в разные времена распространен был такой. Один приятель говорит другому: Слышал, Сталин (можно с таким же успехом заменить - Хрущев или Брежнев) анекдоты про себя собирает? И много уже собрал? интересуется приятель. Да почти два полных лагеря. Мы тоже приводили в главе 11 реальный случай, когда за политический анекдот, рассказанный на рыбалке в компании на троих, болтун был посажен за решетку. Стоит ли удивляться, что в самое жаркое время 1937 года за принародно распевавшиеся частушки автора-исполнителя, чьей творческой деятельностью заинтересовались даже районный партийные и советские органы, силовым порядком лишили возможности выступать на эстраде? Конечно, в то крамольное время дело, видимо, было повернуто круто, и Антонов показал, что являлся руководителем контрреволюционной повстанческой группы на заводе в составе шести человек и назвал фамилии участников такого же возраста. Напомним забывчивым дознавателям, что партия коммунистов поднимала народ на вооруженное революционное восстание, распевая такие песни, как Интернационал, Варшавянка и др. За хоровое исполнение куплетов Вихри враждебные реют над нами... царское правительство массами отправляло голосистых (в том числе и молодых по возрасту) революционеров за решетку. Зная огромную мобилизующую и вдохновляющую силу песни, нельзя ли здесь усмотреть аналогию: начинали с песенок, а закончили захватом власти? Но интересно, как то стародавнее следственное дело продолжилось дальше. После этого (показаний Антонова) у прокурора была получена санкция на арест Антонова и еще четырех человек - Иванова, Маякова, Красникова, Андреева, а шестой из проходящих по показаниям Антонова не арестовывался. Значит, прокурор все-таки дал санкцию на арест, а ведь имел право опротестовать дело, но так не поступил. Следовательно, арест по ордеру Богданова формально можно рассматривать как задержание по поступившему в райотделение заявлению. В дополнение ко всему, этих парней сдало и собственное заводское начальство, которое представило на них плохие 445 характеристики, а Маякова и Андреева назвало прогульщиками и пьяницами. Что же было дальше? Впоследстии Андреев, Красиков и Маяков были судом оправданы, а “руководитель повстанческой группы” Антонов и Иванов были осуждены лишь за хулиганство. Из-за нерасторопности работников Лужского РО НКВД (дробь в висок Богданову за это!), дело чрезвычайно затянулось и вышло за временные рамки Операции прикрытия. Только в марте-апреле 1939 года, после ослабления деятельности репрессивной машины, дело певцов переквалифицировали из политического в хулиганское и Антонова и Иванова осудили за озорные действия. Если бы райотделение вело следствие ускоренным порядком, как то предписывало постановление ВЦИК, то попали бы ребята в лапы Особой тройки и тогда не миновать бы им всем, как минимум, исправительнотрудовых лагерей. Читаем Справку далее. Примером необоснованного ареста без санкции прокурора по ордеру, подписанному Богдановым, является дело колхозника Семенова, которого обвиняли в контрреволюционном преступлении. Обвинительное заключение было подписано Богдановым. По постановлению тройки Семенов был расстрелян. По нашему мнению, это дело, также описанное нами в главе 13, может служить совершенно иным примером. В обвинении Богданову оно поставлено в самом конце, а по времени исполнения относилось к одному из первых актов, совершенных во исполнение начала Операции прикрытия, когда никаких санкций прокурора на аресты уже не требовалось. Осужден постановлением Особой тройки и тут же ликвидирован Семенов И.С. был 22 августа 1937 года. Возможно, тогда никто еще не подозревал, что дело с репрессиями начнет поворачиваться столь круто. Особая тройка сразу же решила показать, на что способна в силу данных ей полномочий. Шутки шутить эта внесудебная гильотина не собиралась. В настоящее время, - сказано в Справке, - он посмертно реабилитирован. За это спасибо дочери Игнатия Семеновича, которая написала заявление с просьбой о восстановлении доброго имени ее отца. Если бы ни эта частная инициатива, то еще не известно, стали бы в 1956 году судебные инстанции по собственному намерению пересматривать архивно-следственное дело на одиночку. Последним в Справке Ботова собрано в кучу следующее обвинение: Также необоснованно были арестованы колхозники Пигуль, Лепиков и др., всего 10 человек, за контрреволюционные преступления, обвинительные заключения по этим делам были подписаны Богдановым. Все они были осуждены, но впоследствии при вмешательстве прокуратуры реабилитированы. Дознаватель Ботов умолчал, что эти следственные дела велись Батецким и Плюсским районными отделениями НКВД, а Богданов, доверяя своим коллегам, утвердил представленные бумаги как исполнявший обязанности вместо отсутствовавшего на месте начальника межрайонного оперативного сектора Антонова. Если колхозники были арестованы необоснованно, то к ответственности вместе со слишком доверчивым Богдановым следовало привлечь начальников указанных райотделений, а также начальника оперсектора, допустившего подобное безобразие во вверенном ему ведомстве. Однако сделано этого не было - наказать велели одного Богданова Н.К. Интересно, что отцу не предъявлялось никаких обвинений в отношении его участия в начале тридцатых годов как 446 оперуполномоченного ОГПУ в выселении и беспощадной борьбе с кулачеством. Физическая ликвидация этих заклятых врагов Советской власти и по прошествии четверти века считалась со стороны партийного руководства делом правильным и не подлежавшим осуждению. Далее в Справке Ботова использовались показания подчиненных Богданова, полученные у них в 1956 году (даты на имеющемся в нашем распоряжении документе нет). Из объяснений бывших сотрудников Лужского райотдела НКВД Сергеева и Гринько видно, что при Богданове в райотделе существовала практика составления протоколов допроса с “признательными показаниями” в отсутствии арестованных и путем применения недозволенных методов следствия добивались от них подписания этих протоколов. Это обстоятельство подтверждают и реабилитированные члены КПСС Снигирев, Пясс и др. Объяснения Сергеева мне прочитать не удалось: в Главном информационном центре МВД Российской Федерации по моему заявлению от 1 апреля 1999 года [А.15, док.14] не сумели отыскать дело на 311 листах, в которое Особая инспекция МВД СССР в пятидесятые годы подшивала весь собранный на Богданова Н.К. компромат [А.15, док.15]. А вот объяснения Гринько В.П. в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС удалось найти совсем в другом сборнике [А.13, док.18]. Лично мне в этих воспоминаниях бывшего секретаря Лужского районного отделения НКВД было интересно увидеть, что он, абсолютно автономно, подтверждал нашу версию о том, что целью Операции прикрытия являлось устранение всех возможных каналов утечки информации за рубеж. Гринько В.П. написал (стиль нами сохранен), что из имевшегося в отделении архива были подняты ВСЕ старые дела, в которых отражалась переписка с заграницей, с родственниками, принадлежность к социально чуждым группировкам или просто к случайным группам, национальной принадлежности, разным случайным антисоветским действиям. На этих лиц, которые проходили по этим материалам, делались установки, и в случае подтверждения их проживания распространялись репрессии, т.е. их арестовывали и заводились дела. Кроме того, все подсобные силы у сотрудников направлялись на то, чтобы собрать материалы, позволявшие привлекать к ответственности лиц за незначительную и несущественную контрреволюционную деятельность. И вот самая главная метаморфоза массовых репрессий: В райотделении эти материалы получали другое направление и человека обвиняли в связях с границей, с иностранной разведкой, в шпионаже, подрывной деятельности против советской власти, террористических актах, намерении совершить где-то, какую-то диверсию и др. антисоветских действиях. Мы уже говорили о том, что с помощью таких действий народ приучался молчать, как рыба, и не интересоваться ничем, что не касалось непосредственно его работы. А всякие сомнительные связи, особенно с зарубежьем, людям приходилось обрывать, чтобы самому остаться в целости. Гринько В.П поведал о том, что следствие в отделении проводилось с грубым нарушением элементарных правил советской законности. (Жалко не указал, каких именно правил.) Арестованные люди содержались в Лужской тюрьме, которая была это время переполнена и там не было нормальных условий: теснота, жара, плохое питание и санитарные условия и т.д.. Да, Советская власть 447 для своих чуждых элементов никогда не создавала курорт в местах заключения под стражу. В соответствии с представлениями руководства партии и правительства о пенитенциарной системе арестованные лишались не только свободы, но и возможности нормального человеческого существования. Кроме того, - писал далее Гринько В.П., - оперативные работники, ведущие следствие, а это также известно было Богданову, приводили из тюрьмы арестованного и который не признавал себя виновным, так как не было никакой вины, то его заставляли стоять в теплой одежде у жарко натопленной печки, или просто на ногах продолжительное время. Человек уставал, изнемогался и, чтобы облегчить свои страдания, соглашался подписать любые обвинения, любой документ. Богданов Н.К. признавал, что в практике работы райотделения использовались подобные стойки и считал их применение нарушением социалистической законности, хотя, на наш взгляд, напрасно: директива ЦК ВКП(б) от июля 1937 года допускала и другие меры физического воздействия. Вместе с тем ни в одном документе не было отмечено, чтобы в Лужском РО избивали или истязали арестованных, подобно тому, как это описано нами в главе 16 в отношении НКВД Карельской ССР. Таких обвинений дознаватели предъявить Богданову Н.К. не могли, хотя понятно, что в пятидесятые годы на этот предмет допрашивали всех свидетелей. Далее Гринько В.П. описывал, как Операция прикрытия реализовывалась в Лужском РО НКВД. Обвинительные заключения составлялись на основании несуществовавших данных о преступных действиях, и таким образом они отражали вымысел. В этом отношении “набил” себе руку бывший работник отделения Варицев (погиб во время Отечественной войны), который использовал оперработника Сергеева. На плохом счету в отношении работы находился оперработник Горюнов (он обеспечивал сельскую местность), который не имел “хороших оперативных показателей” и его обвиняли в неорганизованности, неспособности работать и т.п. А вот как завершился период проведения Операции прикрытия. О том, что обвинительные заключения были неправильными и не отражали действительность, а люди были неправильно арестованы, свидетельствует такой факт, что после окончания этих репрессий, в ноябре 1938 года, в райотделение стали поступать жалобы арестованных, их родственников, а затем и сами дела, в процессе проверки которых ничего или почти ничего и никакая контрреволюционная деятельность не находила подтверждения. По этим делам срочно составлялись документы с прекращением их, людей немедленно освобождали. Кому-то повезло - и он сумел выжить в этой всесоюзной мясорубке. Но мы помним, что в целом Сталин был удовлетворен результатами работы по научению народа молчать и не иметь желания совать нос не в свои дела. Какие же выводы сделал Гринько В.П. на основании своих вынужденных воспоминаний? О фактах грубого нарушения советской законности (Какой именно? - зададим мы встречный вопрос), конечно, не было безызвестно бывшему начальнику районного отделения Богданову (а его непосредственным руководителям - начальнику межрайонного оперативного сектора Баскакову или Антонову, работавшим рядом, в одном помещении с Гринько?), и он многое мог сделать для того, чтобы максимально сократить количество дел 448 арестованных за малозначительные контрреволюционные преступления, за которые Особым совещанием давались сроки наказания до 10 лет, а количество дел и арестованных за так называемые “тяжкие преступления”, за которые полагалось наказание Особого совещания осуждение без права переписки - свести на нет. Жалко, Всеволод Павлович не заметил, что какая-то деятельность Богдановым Н.К. в этом отношении все-таки осуществлялась. Иначе почему Богданова Н.К. должны были в январе 1938 года пристрелить на охоте? Уж комукому, а Гринько о последствиях этого покушения было известно лучше, чем другим сотрудникам, ибо именно он снимал и заверял копию справки Ленинградского офтальмологического института о последствиях ранения и результатах лечения левого глаза начальника райотделения Богданова Н.К. Текст этой справки мы приводили в главе 14. Только вот не вспомнил (или не захотел вспоминать?) бывший секретарь отделения об этом случае, который мог внести определенный акцент в расследование стародавних следственных дел. Но и сам Богданов Н.К. не стал перед дознавателями распространяться о том, почему и как в него стреляли на охоте, не захотел искать для себя смягчающих обстоятельств. Отец всегда стоял на такой позиции: я прав, я докажу это! Кому, папочка? Понять может только тот человек, который действительно хочет разобраться в деле. А если ему сверху дана совершенно иная установка? Тогда это все равно, что как сказано в русской поговорке, перед кем-то бисер метать. Окончательный вывод в объяснениях члена КПСС Гринько В.П. гласил следующее: За эти действия на Богданова легла большая партийная и моральная ответственность [А.13, док.18]. К чести моего отца надо сказать, что от своей ответственности (в отличие от многих иных) он никогда не отказывался, но всегда говорил о том, что необходимо разделить её вместе с другими работниками НКВД. Вот, например, если подробно процитированный нами член партии Гринько В.П. видел, какие безобразия творились в его родном Лужском райотделении в то время, почему по-партийному тогда не просигналил, не стал звонить во все колокола, требуя прекратить, как он сам потом сформулировал, грубое нарушение элементарных правил советской законности? На это в своих объяснениях Всеволод Павлович не дал никакого ответа. Или взять начальника оперсектора Баскакова М.И., как он все это оценивал? Его показания будут приведены нами несколько позднее. Однако вернёмся к Справке подполковника Ботова. Далее дознаватель описал служебный путь своего подопечного, что было документально представлено нами в главах 17, 19, 20, 22-24 настоящей книги. В ноябре 1938 года Богданов был выдвинут (а может удален из Луги?) на должность начальника Красногвардейского райотдела НКВД г.Лениниграда, а в июне 1940 года был назначен заместителем наркома и в 1943 году - наркомом внутренних дел Казахской ССР. Но, если хорошо поискать, везде можно найти служебные грехи. Из материалов по Казахстану видно, что Богданов и там допускал нарушения социалистической законности (которая была подкорректирована постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года, отменявшим прежние директивы об упрощении ведения следствия и др.). 449 Так, - сказано в Справке, - по агентурному делу Националисты (описанному нами в главе 21) было необоснованно арестовано 130 советско-партийных работников, обвинявшихся в контрреволюционных преступлениях. В результате применения к ним недозволенных методов следствия, от них были получены компрометирующие показания еще более чем на 500 человек, как участников антисоветской националистической организации, в том числе на секретаря ЦК КП Казахстана Салина, заместителя заведующего отделом кадров ЦК КП Казахстана Бозжанова, наркома земледелия Даулбаева, на 34 секретаря райкомов партии, 28 человек председателей райисполкомов, 60 человек председателей сельсоветов и председателей колхозов, других ответственных работников. Напомним, что Богданов Н.К. отнюдь не являлся инициатором этого дела - оно началось еще до его приезда в Казахстан. Отметим также важный момент, что Богданов Н.К. это дело не вел, хотя по заданию наркома внутренних дел Казахской ССР Бабкина А.Н. выезжал вместе с группой сотрудников в декабре 1941 года в Кустанай, где производил ряд проверок и следственных действий. Очевидно, с тех пор сохранилось у одного из обвиняемых приводимое ниже воспоминание, которое, без достаточной проверки его подлинности, стало с большим удовольствием цитироваться во всех изобличавших Богданова Н.К. справках и заключениях, а потом перекочевало в газеты и книги. О применении незаконных методов следствия в Казахстане реабилитированный впоследствии редактор дивизионной газеты Ж.К.Бектуров показал: “От начала до конца следствия я боролся против ложных обвинений, однако не мог доказать свою правоту, ибо все следователи, в том числе и сами руководители наркомата, в частности, тогдашний первый зам.наркома НКВД Казахстана Богданов, прямо говорили мне, что если я не признаю себя виновным, то все равно я живым оттуда не выйду, какой-то санитар составит акт о моей собачьей смерти и яма зарастет бурьяном. Эти слова изо дня в день были подтверждены действиями следователей”. В одном из своих блокнотов Богданов Н.К. сделал следующую запись: О показаниях Бектурова. Кто он - не помню. Показания надуманы. Никогда в жизни этим не пользовался. Какой санитар, яма с бурьяном? Надо для объективности допросить тех, кто присутствовал. Много допрашивал, но к провокациям никогда не прибегал [А.12, док.1, л.4]. Чтобы установить истину, Богданов Н.К. просил устроить очную ставку с этим человеком. Однако, как сказано в записке Ботова, с материалами по агентурному делу “Националисты” и следственным делом Богданов не был ознакомлен, так как они находятся в Казахстане. Не правда ли, в таких условиях очень легко обличать в чём угодно? Попавший в струю Монолог Бектурова пошел гулять по служебно-партийным обвинениям и литературным произведениям. Дальнейший служебный путь Богданова Н.К. прямо-таки ставился ему в укор: В 1948 году т.Богданов был назначен зам.министра внутренних дел СССР, а в марте 1953 года по указанию врага народа Берия назначен начальником УНКВД Ленинградской области. Это всё описано нами в главах 26-33. Ничего предосудительного на Богданова за эти годы накопать не удалось, за исключением того, что: По поводу назначения Богданова на эту должность осужденный С.С.Мамулов на допросе показал: “Я был свидетелем разговора Берия 450 по телефону с первым секретарем Ленинградского обкома партии Андриановым, который не соглашался со снятием с работы начальника УМВД Ермолаева. Берия грубо, оскорбительно, и я бы сказал пренебрежительно, говорил с Андриановым и, вопреки его желанию, назначил в Ленинград в качестве начальника УМВД Богданова”. Обо всех перипетиях этой борьбы мы подробно написали в главах 30-33. То, что этот вопрос попал в компромат на Богданова Н.К позволяет нам судить о том, что к сбору негативных сведений, очевидно был причастен сам Андрианов В.М. Его заказ добросовестно исполнялся. Далее в Справке Ботов перешел к современным заготовкам: При выдвижении т.Богданова заместителем министра внутренних дел РСФСР он в своем рапорте на имя бывшего зам.министра внутренних дел СССР т.Комиссарова скрыл факты по Лужскому райотделу НКВД. Выше в этой главе мы приводили объяснения Богданова Н.К. по данному обвинению. Однако начальник Особой инспекции не стал дожидаться этой ответной бумаги на дополнительно поставленные вопросы, а предпочел представить свою трактовку данного момента. В заключение Справки следовал обобщающий вывод: Тов. Богданов, ознакомившись с имеющимися материалами в Особой инспекции МВД СССР, не дал партийной оценки прошлой деятельности, а по делам Казахстана просит ознакомить с подлинными материалами. Какую же партийную оценку должен был дать Богданов Н.К. своей прежней работе? Любой советский человек, подвергнутый партийному остракизму, не имел права приводить аргументы в свою защиту, а сразу обязан был раскаяться, расплакаться, корить себя за свои ошибки, посыпать голову пеплом, молить о пощаде и снисхождении. Надо было говорить о величии Партии, её мудрого Центрального Комитета и, конечно же, верного ленинца первого (генерального) секретаря. Про себя же следовало скромно сказать, что всегда добросовестно трудился, но вот чёрт попутал. Больше такого никогда не повторится. Но Богданов Н.К. такого искреннего раскаяния не принёс. Он пытался честно рассказать, как всё было. Но кому это нужно? В Справке Ботовым, правда, был всё-таки выдан льготный шар: В связи с необходимостью получения полных данных о т.Богданове, прошу Вашего согласия о командировании его в Казахстан с работником особой инспекции для ознакомления на месте с этими материалами [А.10, док.3]. Ясно, что добро ни на какую командировку обвиняемого получено не было, но еще кое-какой материал по делу о Националистах набрали, и Богданову Н.К. потом вновь пришлось писать пространное объяснение. Как уже было сказано, нам потребовалось столь подробно описывать справку начальника Особой инспекции УК МВД СССР подполковника Ботова от 7 марта 1957 года в связи с тем, что она легла в основу всех последующих обвинений в адрес Богданова Н.К. Новых фактов нарушений добавлялось мало, но формулировки усиливались. Не затягивая дела, на следующий день 8 марта 1957 года за подписью министра внутренних дел СССР Дудорова Н.П. эта справка была направлена заведующему отделом административных и торговофинансовых органов ЦК КПСС РСФСР Кидину А.Н., а чуть позднее, через неделю поехала таким же порядком в адрес заместителя заведующего отделом административных органов ЦК КПСС Золотухину 451 В.В. Сопроводительные письма имели аутентичный текст, и в них, в частности, говорилось: Тов.Богданов вызывался в министерство для ознакомления с материалами дела, но не дал партийной оценки своей прошлой деятельности [А.10, док.4,5]. Судьба заместителя министра внутренних дел РСФСР генераллейтенанта Н.К.Богданова висела на волоске. 36. КАДРОВАЯ ПОЛИТИКА ПАРТИИ По каким причинам лихо сформулированные и резво разосланные компрометирующие материалы на Богданова Н.К. в 1957 году не сработали, точно ответить не могу. В Российском Государственном архиве новейшей истории, куда я обратился с просьбой разрешить посмотреть переписку по этому вопросу, мне отказали по той причине, что документы того периода ещё не рассекречены [А.15, док.16]. Во всяком случае Богданов Н.К. продолжал исполнять свои служебные обязанности заместителя министра внутренних дел РСФСР, хотя за воинское звание денежное содержание ему платить перестали. Во время этой передышки 10 апреля 1957 года слушателюзаочнику 4 курса генерал-лейтенанту Богданову пришёл вызов из Высшей школы МВД СССР с предложением явиться для сдачи очередных экзаменов и зачётов. При этом экзаменационная сессия по курсовым экзаменам проводилась с 17 по 31 мая, а государственные экзамены следовало сдать с 1 по 30 июня 1957 года [А.15, док.17]. Не знаю, с каким настроением занимался тогда отец, постоянно допекавшийся служебным расследованием, так как в это время мы с братом, рядовые слушатели ВВИА имени Н.Е.Жуковского, находились на казарменном положении и дома бывали только по выходным дням. Тем не менее по двадцати семи включенным в диплом предметам и на пяти государственных экзаменах Богданов Н.К. получил практически все отличные оценки. Решением Государственной экзаменационной комиссии от 20 июня 1957 года ему по специальности правоведение была присвоена квалификация юриста [А.15, док.18,19]. Теперь только казалось бы и работать, имея богатый жизненный опыт, солидный навык руководящей деятельности, возраст всего лишь 50 лет и диплом о высшем образовании. Однако Особая инспекция Управления кадров МВД СССР продолжала свои козни. После согласования вопроса в ЦК КПСС следователь подполковник Игнатьев и начальник инспекции подполковник Ботов М.А. в июне 1957 года подготовили новую бумагу. Это было, теперь уже секретное, Заключение на заместителя министра внутренних дел РСФСР генерал-лейтенанта Богданова Н.К. [А.10, док.6]. В новом документе они слово в слово повторили текст из приводившейся нами в предыдущей главе Справки в части работы начальника Лужского райотдела НКВД Ленинградской области в 1937–1938 годах. А вот материалы по Казахстану были несколько расширены. Следователя Игнатьева командировали таки в Алма-Ату, но исчерпывающей информации он привезти не смог, так как всё наблюдательное производство по этому агентурному делу было уничтожено [А.11, док.3, л.5]. Конечно, никакие дополнительные объяснения Богданова Н.К. по данному вопросу, снова представленные им на имя министра [А.11, док.3], во внимание приняты не были. Согласно Заключению 452 Богданов теперь допускал нарушение не социалистической, а советской законности. В чём разница - пояснить не берусь, но, видимо, звучало весомее. По делу Националисты оказалось признано, что оно действительно было заведено в Кустанайской области ещё в 1939 году и оперативно ликвидировано арестом 11 человек. Впоследствии (но не известно, в каком году конкретно) эти обвиняемые дали показания ещё на 130 человек, которых также посадили за решетку. Всего по показаниям арестованных, как и было сказано раньше, проходило свыше 500 человек советско-партийного актива. Но теперь уже, в новой интерпретации дознавателей, руководил следствием в то время зам. наркома внутренних дел Казахстана т.Богданов. Далее следовало краткое описание представленной нами в главе 21 Казахстанской истории. Арестованный по его (Богданова) указанию председатель Исполкома Семиозерного райсовета Сандыбеков показал, что он был завербован в контрреволюционную организацию бывшим зам. прокурора Кустанайской области Кокемановым, редактором дивизионной газета Бектуровым (автором упоминавшегося Монолога) и др., всего 8 человек, которые в свою очередь показали, что контрреволюционной организацией, в которой они состояли, руководил центр в составе секретаря ЦК КП Казахстана Салина, зам.зав.сектора ОК ЦК КП Казахстана Бозжанова, наркома земледелия Даулбаева и др. По решению особого совещания из 8 человек трое были расстреляны, остальные были отправлены в заключение. В настоящее время все реабилитированы. В главе 21 нами говорилось о том, что это дело возникло на основании агентурных данных, в нём были замешаны весьма высокопоставленные и юридически грамотные лица, аресты которых производились на основании санкций ЦК Казахстана и НКВД СССР. Неоднократную проверку дела вели представители союзных прокуратуры и наркомата. Так почему же теперь виноватым по всех грехах оказался один Богданов Н.К., к которому раньше со стороны многочисленных проверявших это дело никаких претензий не предъявлялось? Зато ныне совершенно неверно оказалось указано, что он руководил следствием. Далее в Заключении написано: В отношении Салина, как сообщал т.Богданов в НКВД СССР в марте 1943 года, было принято решение он снят с занимаемой должности и направлен на низовую работу. В главе 21 нами было описано, что, как установлено по протоколам заседаний бюро ЦК КП(б) Казахстана, Салина М. сняли с должности третьего секретаря ЦК ещё в 17 октября 1942 года, а через месяц вывели из состава членов бюро ЦК за необеспечение руководства, за примиренческое отношение и прямое попустительство антигосударственным действиям в хлебозаготовке [А.17, 21.4, л.141]. Конечно, при большом лицемерии советской власти такая формулировка могла означать и нечто иное. Истинная причина, как обычно, стыдливо скрывалась. Однако, как явствует из тех же протоколов, Салина М. достаточно неплохо устроили: сначала направили работать вторым секретарём Южно-Казахстанского обкома партии [А.17, 21.5], а потом там же он стал председателем облисполкома. Бозжанов и Даулбаев сохранили свои посты. В 1944 году Бозжанов Н. перешел на должность первого секретаря АлмаАтинского обкома партии [А.17, 23.10], а наркома земледелия 453 Даулбаева избрали кандидатом в члены бюро ЦК КП(б) Казахстана [А.17, 22.30]. В обвинительный текст Заключения дознавателями были вписаны фразы, которые вообще непонятно кого конкретно критиковали: По делу “Националисты” и др. в Казахстане проводилась вредная практике, когда вопреки закону (какому?) и указаниям НКВД СССР (каким?) проводилась вербовка партийных и советских работников и агентурная разработка (значит, своих не трогай, работай среди интеллигенции, рабочих и спецпереселенцев?). Так были завербованы (кем?) бывший секретарь Кустанайского обкома партии Берниязов, зам.наркомфина Казахстана Бадин и разрабатывался зам.зав.отделом агитации и пропаганды Западно-Казахстанского обкома партии Байгалиев. Не будьте наивными - без агентуры государево око работать не может. Но в чём здесь вина Богданова Н.К.? Об этом сказано не было. Конечно, в Заключении полностью приводился данный нами в предыдущей главе обвинительный монолог бывшего редактора дивизионной газеты Бектурова, дополненный словами: Насколько я помню, в моём деле нет ни одного протокола, где отражалось бы присутствие на допросах этих руководителей наркомата, а ведь Богданов, Головков в присутствии подчинённых неоднократно допрашивали меня. Мы уже говорили о том, что вопрос о таких односторонних обвинениях можно было решить путём проведения очной ставки обеих сторон с привлечением третьих лиц. Но этим никто из дознавателей заниматься, естественно, не хотел. Далее в Заключении сказано: О применении к арестованным на допросах незаконных методов следствия подтвердили бывший следователь СПО (секретно-политического отдела) НКВД Казахстана Курманжанов, ст.оперуполномоченный (Кустанайского отделения НКВД) Чирьев. Так эти работники как раз и вели следствие - с них и спрос! Они же подтвердили, что следствием по делу “Националисты” руководил Богданов. Совершенно не понятно, почему вопрос о руководстве выяснялся у второстепенных лиц? Если бы Богданов Н.К. был назначен наркомом внутренних дел Казахстана Бабкиным А.Н. не просто провести разовую проверку в Кустанае, а руководить всем огромным по своим масштабам следствием, то об этом должен был быть издан соответствующий приказ: руководить следствием назначен такой-то, чтобы все многочисленные исполнители чётко знали, кому подчиняться и докладывать, либо к кому обращаться с вопросами. Далее дознаватели сообщали: Допрошенный по этому делу быв.нач.СПО НКВД Головков в 1948 году сообщил - Я, не разделяя восторга Богданова и начальника внутренних дел Кустанайской области Забелева, заявил им, что радоваться и потирать руки не следует, так как показание одного из арестованных провокационное и оно принесёт неприятности. В ответ на это Богданов сказал - Вас знают, что Вы старый казахстанский перестраховщик. Не берусь судить, кто из двоих, Богданов Н.К. или Головков Н.М., являлся в этом деле правым. В блокноте отца есть такая пометка: Заявление Головкова, что он меня предупреждал о показаниях Нурумова – вероятно путает, допрашивали втроём [А.12, док.1, л.5]. Вот что лично мне известно по данному вопросу. Михаила Николаевича (точнее, по паспорту, Михаила Нифоновича) Головкова я 454 знал как очень принципиального и жёсткого человека. Именно в его Секретно-политическом отделе НКВД, начальником коего он являлся, велась разработка дела Националисты, так что по сравнению с Богдановым Н.К. именно Головков М.Н был посвящен во все детали следствия. От отца и других людей мне известно [Б, 1,7], что при проведении проверок по указанному делу Головков М.Н. написал бумагу, которая Богданову Н.К., по словам последнего, очень навредила. В других документах имеется ссылка на то, что бывший начальник СПО НКВД Казахской ССР т.Головков, ныне сотрудник КГБ, в 1948 году давал письменные объяснения [А.10, док.11, л.4]. Шла ли речь об упомянутой бумаге или ещё о какой-либо другой, более поздней по срокам, сказать не могу. Но во всяком случае знаю точно, что на этой почве Богданов Н.К. свои отношения с Головковым М.Н. разорвал, и мы несколько лет семьями не встречались, хотя раньше справляли вместе праздники и дни рождения. Как произошло замирение, потом расскажу. Но самое главное, что вся вина за дело Националисты была приписана одному Богданову Н.К. В то же время Головков М.Н., в чьем отделе велось расследование по самым крупным фигурантам, ни к какой ответственности привлечён не был. В своих объяснениях Богданов Н.К. писал, что в годы начала войны, когда гитлеровская армия стремительно наступала, в Казахстан прибыли миллионы спецпереселенцев и беженцев, работников предприятий и служащих учреждений. В сложнейшей обстановке постоянно возникали слухи, провокации, пораженческие настроения. Даже здесь, в глубоком тылу, были выброшены немецкие десанты, создававшие реальную угрозу. В этих условиях естественно, что на всякие малейшие проявления неустойчивости остро реагировали [А.11, док.3]. Однако хотелось ли кому-то из дознавателей всё этот понимать, сидя в своём кабинете в конце пятидесятых годов при хрущевском послаблении, когда имелось чёткое указание: Богданова Н.К. обвинить? Обидой на то, что Богданова Н.К. никак не удавалось раньше запачкать, веет и от последующих разделов Заключения. Проверявшая в 1943 году уголовное дело “Националисты” бригада НКГБ СССР в своих выводах отметила, что дело “Кустанайской организации” является одним из проявлений извращённых методов чекистской работы и прямым нарушением постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от (17) ноября 1938 года о работе органов НКВД. По нашему мнению, эту фразу из военных времён следует понимать так: раз пострадавшие начали писать многочисленные жалобы, то, значит, дело было проведено не чисто, не по-чекистски. Поскольку вы, казахстанцы, без указания из Центра, раздули сами этот вопрос, то сами и виноваты во всех нарушениях. Современные дознаватели забыли указать, что по этому делу Особое совещание при НКВД СССР принимало ещё два постановления от 17 февраля 1945 года и 9 декабря 1947 года, в которых никого из осуждённых полностью не реабилитировало, но и Богданова Н.К. ни в чём не обвинило. По протесту прокурора Набатова Верховный Суд Казахской ССР отменил эти постановления 21 сентября 1955 года. А потом один Богданов Н.К. оказался во всём виноватым. Продолжим текст Заключения: В этих же выводах (бригады НКВД СССР) было указано, что, несмотря на ряд указаний НКВД СССР и сигналы (которые как раз и подавал Богданов [А.11, док.5]) на 455 неблагополучие в следствии по делу, нарком госбезопасности КССР т.Бабкин (умер) не обеспечил надлежащего контроля, а бывший зам. т.Богданов и б.нач. СПО НКВД Головков не разоблачили античекистской практики работников Кустанайского УНКВД Рупасова, Чирьева и др., а наоборот, потворствовали им. (Так давайте всех их вместе и привлечем к ответственности, почему только одного Богданова Н.К.?) После этого т.Богданов, будучи уже наркомом внутренних дел Казахстана, за извращение и фальсификацию уголовного дела “Националисты” наказал своей властью некоторых работников НКВД Кустанайской области, сам же за допущенные по этому делу извращения наказан не был. Наверное, наркому следовало поступить как та небезызвестная унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла. Или ходить по начальству и просить: Накажите меня, а то в будущем мне этого не простят? Присутствовавшие в прошлой Справке обвинения по Ленинграду 1953 года и по рапорту Комиссарову в 1955 году были теперь опущены. Видимо, в них разобрались и Богданову Н.К. они больше не инкриминировались. Однако резюме Заключения оставалось в целом то же самое: Тов. Богданов, ознакомившись с материалами уголовных дел, не дал надлежащей партийной оценки своим действиям. Опять, значит, не расплакался, а твёрдо стоял на своём: виноват, но вместе с другими работниками НКВД. Общий вывод был пренеприятный: Учитывая серьёзность допущенных Богдановым нарушений советской законности, полагали бы: материал о т.Богданове обсудить на заседании Коллегии МВД СССР [А.10, док.6]. Этот документ следователь и начальник Особой инспекции собственноручно подписали. Оставалось только получить визу Согласен у заместителя министра внутренних дел СССР Черняева К.П., отвечавшего за кадры, и утвердить Заключение у министра внутренних дел СССР Дудорова Н.П. Однако руководство свои подписи не поставило, и документ завис без даты ___ июня 1957 года. С чем это было тогда связано - судить не берусь. Кто мог помочь Богданову Н.К. в ту критическую минуту? Снова, как в августе 1953 года, выручил его Хрущев Н.С.? В общем-то, на мой взгляд, никто иной тогда это сделать был не в состоянии. Только наш Никита Сергеевич, заработавший себе индульгенцию путём разоблачительного выступления на ХХ съезде партии, мог казнить и миловать. Остальные руководители лишь исполняли его волю, не смея прекословить. Во всяком случае Справку с компроматом, в подробностях описанную нами в предыдущей главе, запихнули в архивную папку, даже забыв, видно от досады, пронумеровать её листы в общей нумерации тома хранения. Туда же отправились и копии сопроводительных писем в ЦК [ГАРФ, фонд 9401, опись 1, архивное дело 4484]. Впрочем, под самим Хрущевым Н.С. его высокое кресло тоже в ту пору сильно покачнулось. Многие руководители, в том числе и высокопоставленные, были недовольны сумасбродством и авантюризмом партийного вождя, его стремлением всё одеяло тянуть на себя. Поводом для выступления против главы компартии послужила речь Хрущева Н.С. на митинге в Ленинграде в мае 1957 года, когда он выдвинул свой ничем не обоснованный план в короткий срок догнать и 456 перегнать Америку по производству мяса, молока и шерсти. В июне 1957 года на пленуме ЦК главный коммунист столкнулся с организованной против него оппозицией. Подавляющее большинство членов Президиума ЦК, в число которых входили Молотов, Маленков, Каганович, Первухин, Сабуров и Шепилов, открыто выступило против Хрущева и потребовало освобождения его от обязанностей первого секретаря. При голосовании по этому вопросу оппозицию поддержали даже Булганин и Ворошилов. Однако в критической ситуации изощрённый в дворцовых переворотах Хрущев Н.С. нашёл выход. При помощи министра обороны маршала Жукова Г.К. и председателя КГБ генерала армии Серова И.А. на военных самолетах в Москву срочно были доставлены члены ЦК КПСС. На пленуме ЦК, продолжавшемся целую неделю, с 23 по 29 июня 1957 года, Хрущеву Н.С. удалось отстоять свои позиции. Основные его противники Маленков, Молотов, Каганович и (как говорили шутники, человек с самой длинной фамилией) примкнувший к ним Шепилов были объявлены антипартийной группой и уволены со всех постов [Л.26, т.2, стр.124]. Во время этой Цековской баталии наше молодёжное 3 отделение рядовых слушателей 2 курса 3 факультета Военно-Воздушной инженерной академии имени профессора Н.Е.Жуковского находилось на войсковой практике по обслуживанию авиационной техники на аэродроме под городом Ступино Московской области. После завершения пленума ЦК, по уже отработанной схеме по всей стране развернулись митинги и собрания, на которых, как и в случае с бандой Берия, гневно осуждалась антипартийная группа и высказывалась поддержка всегда непогрешимому Центральному Комитету и его первому секретарю, верному ленинцу Хрущеву Н.С. Наше слушательское отделение тоже созвали на подобное собрание. С информацией выступил приехавший из Москвы заместитель начальника факультета по политчасти полковник Поволоцкий И.И. Замполит добросовестно пересказал материал и так хорошо известный нам из газет. После своей речи партийный воспитатель попытался побудить нас к ответным вступлениям, в которых мы должны были отчаянно ругать оппозиционеров и хвалить первого секретаря. Однако из этого ничего не получилось. Все ребята мялись и, к нашей чести, никто не пожелал огульно кого-то хаять. Репликами с мест высказали мнение, что у нас недостаточно информации для того, чтобы разобраться с данным вопросом. С тем замполит и уехал. Так что поддержки в наших молодёжных рядах Никита Сергеевич тогда не получил. Одержанная очередная победа над своими соратниками только распалила Хрущева Н.С., и он продолжил разгон своего ближайшего окружения. Где-то в бумагах только что разгромленных оппозиционеров обнаружили намечавшийся ими к назначению список руководителей министерств. Среди них министром внутренних дел СССР предполагалось вновь поставить генерал-полковника Круглова С.Н. Это вызвало страшное недовольство со стороны Хрущева Н.С. В связи с этим в июле 1957 года Круглов С.Н. был уволен в запас Советской Армии и ему в соответствии с законом была назначена пенсия от МВД СССР. Но этим дело не кончилось. В августе 1957 года безо всякой видимой причины слишком много знавший пенсионер был освобожден от должности заместителя министра строительства электростанций и отправлен в опалу заместителем председателя совнархоза Кировского 457 экономического административного района [Л.34, стр.25]. В то время Никита Сергеевич бурно развивал свою очередную неудачную идею экономического развития страны за счёт создания региональных совнархозов. В октябре 1957 года, воспользовавшись визитом Жукова Г.К. за границу, Хрущев Н.С. собрал заседание Президиума ЦК, на котором поставил вопрос об опасности бонапартизма со стороны знаменитого маршала. Заочно Жуков Г.К. был выведен из ЦК КПСС, смещен с поста министра обороны и уволен в отставку [Л.26, т.2, стр.125]. Так что и безо всякого Особого совещания Хрущев Н.С. успешно чинил свой произвол, поддержанный крепнувшей день ото дня послушной партийной номенклатурой. Истиной же причиной снятия Жукова Г.К. явилось то, что на июньском 1957 года Пленуме ЦК КПСС по разгрому антипартийной группы маршал поставил вопрос о необходимости тщательного изучения массовых репрессий и наказания всех виновных в этих преступлениях, настаивал на переводе их в разряд уголовных [Л.54, стр.128]. Ясно, что в таком случае в список уголовников вместе с Молотовым, Кагановичем, Маленковым и другими руководителями совершенно полноправно должен был войти и Хрущев. Естественно, что главу партии это совершенно не устраивало, ибо совсем не для того он затеял разоблачение культа личности Сталина. Тогда на Пленуме хитрому Никите Сергеевичу удалось уйти от прямого ответа на вопрос о его участии в расстрелах на Украине и повернуть дело так, что во всех грехах участники представительного форума стали обвинять только антипартийную группу. Провинившимся в таком случае пришлось самим клеймить допущенные ими ошибки и в унизительном тоне просить простить их. Вместе с тем самой постановкой вопроса о выявлении всех виновных (эта фраза потом была вычеркнута из стенограммы) Жуков обрек себя на скорую расправу [Л.54, стр.129]. Сразу же после Пленума на министра военного ведомства стал активно собираться компрометирующий материал. Поводом для снятия Жукова Г.К. явилось то, что прославленный маршал не терпел политработников, плохо помогавших, а иногда и мешавших командиру, уходивших от принятия решений. При сокращении армии, проводившемся после смерти Сталина, Жуков Г.К. как министр обороны предложил упразднить Высший (читай Партийный) Военный Совет при Совете Обороны, куда входили кандидаты и члены Президиума ЦК, а также ликвидировать все должности освобождённых политработников. Главным недостатком военно-идеологической работы в армии министр считал засилие культа личности, проявившееся во введении института военных комиссаров, что сеяло недоверие к командным кадрам, подрывало дисциплину в войсках. При снятии Жукова Г.К. ему вменили в вину: попытки вывода Вооруженных Сил из-под контроля ЦК, присвоение функций ЦК (выразившееся в регламентировании деятельности армейских партийных органов), сосредоточение в своих руках необъятной власти с целью установления диктатуры и другие вопросы. Как и в случае с Берия Л.П., маршалу Жукову Г.К. не простили самостоятельности и инициативы. Партийная элита, возглавлявшаяся Хрущевым Н.С., претендовала на тотальный контроль над всеми сферами общественной жизни, а потому решила избавиться ещё от одного потенциального политического соперника [Л.46]. Однако более правильно было бы 458 сказать, что Никита Сергеевич расправился еще с одним оппонентом, который мог испачкать ему ослепительно белый фрак. Пришлось Георгию Константиновичу, после удаления его от государственных дел, предаться воспоминаниям и размышлениям, чтобы написать собственные мемуары [Л.47]. И посвятил Маршал Победы свою книгу Советскому Солдату, поскольку именно этот безвестный труженик войны выручил высшее руководство страны из того провала, в который вся армия угодила в связи с вероломным срывом авантюры по осуществлению освободительного похода в Европу. Только о грандиозной подготовке к этому великому наступлению, в которой будущий маршал наверняка был задействован далеко не на последних ролях, Георгий Константинович ничего не рассказал. Вместо невозможного тогда покаяния, отметил: Никогда не изгладится из памяти то, что каждым из нас руководила твёрдая вера в справедливость идей, которые провозгласила ленинская партия в дни Октября [Л.47, стр.66]. Ясно, что полное откровение было бы для военного пенсионера просто самоубийственным. Бог ему судья. Будем признательны Четырежды Герою Советского Союза за то, что, по нашему мнению, Георгий Константинович, учтя предыдущий горький опыт, отказался от участия в подготовке Третьей мировой войны, в связи с чем попал в сталинскую опалу. Итог борьбы за должность вождя был подведен в марте 1958 года, когда Булганина Н.А. сместили с его высокого поста. Главой правительства был назначен, естественно, сам Хрущев Н.С., объединивший отныне в своих руках власть первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров [Л.26, т.2, стр.125]. Теперь никто не осмеливался перечить новому самодержцу, и Хрущев Н.С. повёл себя в великой стране, как слон в посудной лавке, действуя по принципу, что хочу - то и ворочу. Из стариков при власти сохранился Ворошилов К.Е. Сначала он активно поддержал антипартийную группу Маленкова, Молотова, Кагановича, но когда понял, что их дела плохи, опять переметнулся в стан к Хрущеву и принялся решительно осуждать фракционную деятельность своих бывших соратников. Поскольку Климент Ефремович, которого, по его словам, чёрт попутал, горько раскаялся перед партией (читай - перед Хрущевым) в допущенной им ошибке (учитесь, как надо давать партийную оценку!), то это позволило ему даже сохранить за собой на несколько лет пост формального главы государства - председателя Президиума Верховного Совета СССР [Л.48, стр.265]. Здесь можно видеть наглядный пример того, как надо, поступившись своими принципами, лебезить и унижаться перед властью, чтобы тебя простили и не наказали. На тех же, кто не хотел такое бесхребетное, слезливое покаяние устраивать, опускали (без суда и следствия) карающий меч партийной машины. Подтверждение этому мы скоро увидим. Дольше всех на руководящем силовом посту продержался личный друг Хрущева Н.С. генерал армии Серов Н.А., безоговорочно поддерживавший своего патрона во время государственных переворотов, но не претендовавший на верховную власть. 8 декабря 1958 года он был с должности председателя КГБ на пять лет переведён начальником Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба Министерства Вооруженных Сил. Однако потом и его тоже постигла незавидная судьба. Забегая немного вперёд от 459 хроники нашего повествования, отметим, чтобы полнее охарактеризовать абсолютную власть Хрущева Н.С., как он разделался со своим практически последним верным соратником. В 1963 году в связи с делом полковника разведки Пеньковского, оказавшегося агентом Английской разведки, Серов И.А. был снят с должности начальника ГРУ, разжалован из генерала армии в генерал-майора, лишен звания Героя Советского Союза [Л.7, стр.155]. За утерю политической бдительности и за злоупотребление служебным положением его исключили из партии и отобрали ордена. Дослуживать ещё не достигшего пенсионного возраста генерала отправили помощником командующего по учебным заведениям сначала в Туркестанский, а затем в Приволжский военный округ. Больше всего Хрущев Н.С., естественно, боялся, чтобы бывший друг не проговорился, да не поведал о том, какие репрессии санкционировал и проводил в былые годы нынешний глава партии и правительства. В связи с этим за разжалованным генералом было установлено плотное наружное наблюдение, его разговоры записывались. После увольнения на пенсию в 1965 году Серов И.А. прожил ещё 25 лет, но так ни о чём и не рассказал, ссылаясь на то, что ничего не помнил [Л.49]. Женским сердцем чувствуя, что обстановка складывалась крайне неблагоприятно, моя мама говорила своему супругу: Коля, уходи. Видишь, всех старых работников разгоняют. Но отец, видимо, вдохновлённый новой временной передышкой, опять стоял на своём: Нет, я прав, я докажу. Конечно, как мы шутим теперь: главное - это вовремя смыться. Более предусмотрительным в этом отношении оказался наш сосед по госдаче на Иваньковском шоссе Журавлёв М.И. Ещё 2 июня 1956 года он ушёл из органов внутренних дел в Министерство среднего машиностроения, где возглавил крупнейший Первый строительно-монтажный трест, возводивший атомные объекты. Вместо него начальником ХОЗУ МВД СССР стал бывший глава Управления жилищного хозяйства Моссовета Солодилов И.И. [Л.7, стр.91]. По примеру своего предшественника, Иван Иванович занял ту же половину госдачи, на которой раньше жила семья Журавлёвых. При всех условиях, как бы мы теперь к этому ни относились, наши отцы были верны той идее, которой беззаветно служили и оставались преданы до конца дней своих. Партия коммунистов являлась для них святым понятием. Они полностью себя отдавали работе ради светлого будущего всего человечества. Кроме общественного дела, у них часто не существовало никаких больше интересов, или, как потом стали называть, хобби. Поэтому говорили, что военные на пенсии дольше пяти лет жить не могли: отсутствие каждодневной занятости, напряженной деятельности, нужности твоей делу приводило часто к тому, что пенсионеры довольно быстро погибали. Конечно, у Николая Кузьмича имелась увлеченность землёй, парниками, посадками, яблонями. Но всё это было сезонно и являлось лишь дополнением к основной работе. И потом все эти радости находились на государственной даче, которой он лишался, как только покидал свой пост. Собственную же недвижимость руководству иметь возбранялось, чтобы не обуржуазиться. В наши дни, когда я вижу за рулём автомобиля молодых людей, то сразу вспоминаю, как в их возрасте мне тоже хотелось иметь свою машину. Буквально спал и 460 видел. Мы с братом (особенно я) просили отца купить, точнее достать машину. Просто так пойти и приобрести себе Москвича или Победу тогда не представлялось возможным, да и автомагазинов вроде бы не существовало. Но кое-кто транспортные средства в своей собственности имел. Например, дядя Серёжа, побывавший в тридцатые годы в Америке, перед войной обзавёлся Газиком и теперь бередил мне душу своими воспоминаниями о том, как они ездили на рыбалку или как он катал всех соседских детишек. Но на наши с братом автомобильные притязания отец всегда отвечал: Нет. Мне эта машина слишком дорого обойдётся! И был абсолютно прав. Советскому человеку не полагалось иметь ничего, кроме тех благ, которые посчитало нужным ему дать государство в соответствии с занимаемым им постом. Мы с братом продолжали успешно учиться в академии имени Жуковского. Оба ходили в курсантской форме и, несмотря на разницу в возрасте, были так похожи друг на друга, что даже начальники курсов нас иногда путали. Раньше курсантам высших военных учебных заведений звание младшего лейтенанта присваивали на втором курсе, а лейтенантами молодые офицеры становились по окончании учёбы. Теперь Никита Сергеевич, придумывая различные безмерные расходы, решил экономить на спичках, где только возможно. В связи с этим офицерские звания стали присваивать лишь дипломированным командирам и инженерам. Благодаря бунту, устроенному, по-моему, в Ростовском военном училище, звание младшего лейтенанта в последний раз дали слушателям четвёртых курсов. Стал офицером и брат Владимир, а мы, с последующих курсов, так и проходили пять лет в звании рядовых. О том, где и кем работал в ту пору мой отец, я, как уже писал раньше, никогда не афишировал. Однако начальнику курса полковнику Иголкину В.Г. из моего личного дела всё было прекрасно известно. Как-то мой непосредственный начальник вызвал меня в свой кабинет и обратился с просьбой. Один его родственник не мог приехать в Москву для срочного прохождения курса лечения в связи с тем, что из-за какого-то крупного мероприятия столицу, как это частенько было принято в то время, закрыли и иногородних сюда не пускали. Начальник курса просил меня через отца получить для родственника разрешение на въезд. Я сказал, что не в курсе дела, насколько такое возможно сделать, но обещал выполнить просьбу. Получив внеплановое увольнение, поехал домой и всё рассказал отцу. Вопрос был тихо и благополучно разрешён. Я даже забыл о том случае, но Валентин Григорьевич как-то при наших юбилейных товарищеских встречах сам об этом напомнил. А вот другое происшествие, послужившее, видимо, проверкой меня на вшивость, глубоко врезалось в память. На втором курсе мы, рядовые слушатели, жили в своём общежитии казарменного типа на одном этаже вместе с бесквартирными офицерами. В просторном коридоре стояли письменные столы, за которыми разрешалось заниматься самоподготовкой даже после отбоя. Как-то, уже собираясь отходить ко сну, несколько наших ребят, среди которых был и я, сгрудились в коридоре около стола одного любившего заниматься по ночам зубра и затеяли какой-то непринуждённый разговор. Через некоторое время дежурный по общежитию офицер в звании капитана подошёл к нам и попросил не 461 шуметь и разойтись по комнатам, так как наступал час отбоя. Никто из нас не возражал, но увлеченные разговором мы ещё некоторое время никак не могли расстаться. Офицер подошёл к нам снова и ещё раз попросил разойтись. Никакого сопротивления или ругани с нашей стороны я не могу припомнить, но говорить тихо (об этом ещё и мой брат писал как-то в своём письме) мы не умели. Вроде бы всё закончилось благополучно, но на следующий день капитан доложил нашему начальнику курса, что рядовые слушатели нарушали распорядок дня. Поле занятий полковник Иголкин В.Г. вызвал всех нас, громкоголосых, к себе в кабинет с целью прочистки мозгов. Мы стояли человек пять перед нашим шефом, как мы между собой называли начальника курса, а он, сидя в кресле, начал нас, как положено, отчитывать. Конечно, сказал, что мы нарушали дисциплину, что мешали другим отдыхать, что не выполнили указание дежурного офицера. И вдруг произнёс: А вот рядовой Богданов возразил дежурному, что какое право он имел вас отчитывать, что у него (Богданова) отец большой начальник, заместитель министра. Когда я услышал такое, мне чуть плохо не стало. Помню, как меня вдруг начала бить нервная дрожь, и срывающимся голосом, перебивая шефа, прокричал: Я...я такого не говорил! Я не мог такое сказать! Увидев, что рядовой Богданов буквально весь трясся от возмущения и обиды, начальник курса приказал всем выйти из кабинета. Я подошёл к окну и смотрел на заасфальтированную коробку академического двора, стараясь успокоиться. Юра, а я и не знал, что у тебя папа такой большой начальник! - хлопнул меня по плечу Лев Голубков, известный в нашей среде как абсолютный демократ в общении. Потом, увидев, что я всё ещё не пришёл в норму, сказал несколько утешительных слов и, конечно, бросил нелестную фразу в адрес начальника. Я готов был буквально растерзать того дежурного капитана, считая его виновником наговора. Не знаю, зачем понадобилось устраивать мне подобную, прямо скажу, провокационную, проверку, но могу гарантировать, что действительно, исходя их полученного дома воспитания и просьбы отца никогда на него не ссылаться, не мог произнести всуе его имя. Вместе с тем, приятно вспомнить, как в те годы учёбы молодая кровь бурлила и требовала общения с прекрасным полом. У брата сложилась неплохая компания, и он вместе с однокурсниками достаточно весело проводил свободное от занятий и службы время. Моё возрастное поколение, воспитанное в условиях чисто мужской школьной среды и военной казармы, общаться с девушками умело весьма слабо. Кроме того, вместе с другими товарищами по учёбе я увлёкся альпинизмом, и каждый летний отпуск мы уезжали на Кавказ покорять величественные вершины. Даже самым физически крепким представительницам слабого пола лазать по горам было непросто, и потому там встречались лишь редкие энтузиастки. В связи с этим мы продолжали дружбу классами: в наш мужской коллектив через чьюнибудь знакомую приглашали целую группу девушек то из одного, то из другого института. Ещё одна ветвь молодых однокурсников увлеклась богатыми на женские кадры всемирно знаменитыми танцевальными ансамблями, где достаточно надёжно закрепилась. Наша великолепная десятка вечеринки с институтскими кадрами очень часто устраивала у нас дома. Моя мама прекрасно понимала, что молодёжи надо где-то пообщаться и поэтому всегда благосклонно относилась к 462 наши коллективным встречам. Она и сама любила побеседовать с ребятами и девушками, выяснить, какими интересами жило тогда юное поколение. Поскольку ребят всегда бывало в избытке, мама по своей инициативе старалась пригласить дочек всех наших знакомых, чтобы они присоединились к весёлой компании. Кстати, такое сватовство Нине Владимировне удавалось, и она помогла состояться нескольким счастливым супружеским парам. Однако наша дружба классами реальных результатов не дала, и все молодые люди нашли своих суженых подруг жизни в иных обстоятельствах. Моя романтическая история встречи с будущей женой началась 6 сентября 1958 года. После окончания летних отпусков мы решили встретиться дома у однокурсника Володи Баранова и его старшей сестры Евгении, чтобы поделиться впечатлениями о том, как отдыхали. Мы трое, хозяин квартиры Володя, Женя Смирнов с 4 факультета и я, были, как обычно, в альпинистском лагере на Кавказе. Приехали с обгоревшими на горном солнце лицами и энергично накачанными мышцами. Ещё пришёл на встречу матрасник Игорь Левченко, отлёживавший в отпуске бока на крымском пляже. С собой он привёл девушку Людмилу Лебедеву, с которой познакомился перед самым отъездом с курорта, и сейчас состоялось их первое московское свидание. Мы выпили купленную на оставшиеся от отпуска деньги бутылку вина, немного потанцевали, и между дел вспоминали интересные моменты из нашего летнего времяпровождения. Люся сказала, что она меня знает, так как их группа девчонок болела за отчаянно сражавшегося волейболиста. Это вызвало моё удивление: каким образом я мог играть в волейбол в Крыму, если весь сезон пробыл в горах на Кавказе? Когда разобрались, оказалось, что волейболом увлекался мой брат, отдыхавший там в санатории. Вечером всей гурьбой проводили Людмилу до дома. На следующий день я обратился к Игорю с просьбой дать телефон понравившейся мне девушки. Ничего не подозревая, товарищ назвал мне номер и даже подсказал, как легче его запомнить. А теперь забудь этот телефон, - нахально заявил я доверчивому ухажеру. Нынче, через много лет мы часто вспоминаем этот случай. Игорь на меня не только не в обиде, а даже благодарен за то, что я спас от него хорошую девушку. Благодаря своему специфическому характеру Игорь Ионович был женат четыре раза, а теперь живёт и философствует в одиночестве. Мы с Люсей стали регулярно встречаться, причём у нас были не просто вздохи на скамейке, а серьёзные отношения. Дело в том, что девушка мечтала стать врачом и твёрдо решила поступить в медицинский институт. Однако в этом году, сразу после окончания школы, она не прошла по конкурсу. В связи с этим, чтобы быть ближе к медицине, поступила работать на должность лаборанта в Центральный институт усовершенствования врачей (ныне Российская медицинская Академия последипломного образования врачей). Я вызвался помочь своей возлюбленной. Мы стали писать диктанты, сочинения, заниматься по другим предметам. В школе Людмила была отличницей, писала очень грамотно, да ещё по работе ей приходилось частенько печатать на машинке. Однако наши усилия оказались напрасными. При новой попытке поступления в Первый московский медицинский институт на экзамене по русскому языку и литературе за сочинение ей поставили двойку. Лично я был поражен таким исходом. Мы пробились в приёмную комиссию и потребовали, чтобы нам 463 показали экзаменационную работу. На исписанных ровным почерком страницах не встретилось ни одной пометки и только в конце стояла красная двойка. Ниже была начертана стандартная фраза: Тема не раскрыта. Приученные всего добиваться собственным трудом, мы не подумали о том, что даже для работника медицинского профиля необходим был в ту пору большой блат для того, чтобы поступить учиться в Медвуз. Мечту о хирургии пришлось оставить. На следующий год всё-таки пробились, но лишь на вечернее отделение биологического факультета Московского Государственного университета. Когда мы в академии имени Жуковского учились уже на третьем курсе, то в связи с жалобами бесквартирных офицеров на тесноту в общежитии, наши казармы рядовых слушателей ликвидировали, разрешив всем москвичам, коих у нас имелось большинство, проживать дома. Снова, как и в школьные годы, мы с братом занимали нашу комнату. Два письменных стола, две кровати, книжный и платяной шкафы, трюмо - много ли военным парням надо. Через пару лет в соответствии со своей служебной стезёй мы должны были покинуть родительское семейное гнездо. В соседней комнате по-прежнему проживала двоюродная сестра Тамара Костина. Родители после несостоявшегося переезда на брега Невы дружно занимали свою спальню. Кухонным хозяйством руководила энергичная домработница Нюша. Частенько и подолгу у нас гостили папина сестра Екатерина Кузьминична, овдовевшая жена папиного брата Александра Неофитовна, мамина тётя Серафима Ивановна из Рыбинска и другие родственники. На госдачу на Иваньковском шоссе мы стали ездить не так регулярно. Свободное от учёбы время нам с братом больше нравилось проводить в своих молодёжных компаниях. Дачный волейбол отошёл в прошлое, а физической нагрузки в условиях академии мы получали достаточно. В то время от министерства внутренних дел отца обслуживала персональная машина, в качестве которой сначала использовалась Победа (моя мечта!), а потом ЗИМ (ГАЗ-12). Водителями работали всё те же два дяди Миши, с которыми мы были прекрасно знакомы ещё до ленинградской эпопеи 1953-1955 годов. Михаил Кузьмич Бреев, сам прекрасный водитель, давал мне иногда порулить, чувствуя моё неуёмное желание управлять автомашиной. Михаил Фёдорович Харитонов на мои просьбы посидеть за рулём обычно отделывался шуточками. Тогда я решил доказать, что умею водить машину. И для этого намерился получить права. В это время несколько ребят из нашего отделения поступили на курсы водителей. Я посчитал для себя это излишним, но попросил однокашников договориться с их инструктором, чтобы он провёл со мной несколько занятий по практическому вождению. Убедившись, что я нормально управляюсь с машиной, инструктор стал использовать меня в качестве личного шофёра. Вечером, после окончания занятий в автошколе мы встречались, и я на старенькой Победе возил своего учителя по его делам, а потом доставлял до дома. Для него это было удобно, поскольку он имел возможность после напряжённого трудового дня без опаски пропустить сто грамм, а уж для меня радость покрутить баранку представлялась неописуемая. Потом на знаменитом Подкопаевском переулке я самостоятельно сдал в Госавтоинспекции экзамен по правилам уличного движения и вождению. 4 июня 1958 года получил права шофёра-любителя и с великой гордостью предъявил их 464 Михаилу Кузьмичу. Опытный водитель пригласил меня за руль своего служебного ЗИМа, чтобы оценить моё шоферское умение. Я прокатил Михаила Кузьмича от госдачи по Иваньковскому шоссе и получил от него отличную оценку. Мы обменялись комплиментами: дядя Миша сказал, что водительские права мне дали заслуженно, а я в ответ пояснил, что во всём старался подражать его прекрасной манере вождения машины. После этого удостоверение любителя почти на шесть лет пришлось положить на полку, так как мечты о собственной машине так и оставались несбыточным желанием. В те годы Министерство внутренних дел РСФСР опять стало превращаться в строительную организацию. Кроме возведения жилых домов, большие работы выполнялись, в частности, на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке (ВСХВ), ставшей потом называться Выставкой достижений народного хозяйства (ВДНХ) СССР (ныне Всероссийский Выставочный Центр). Заместитель министра Богданов Н.К. курировал на тогдашней ВСХВ строительство ряда выставочных павильонов. В число этих объектов входили здания, предназначавшиеся для экспозиции достижений Украины, Казахстана, Московской области, Тулы–Калуги–Рязани–Брянска, а также торговый павильон Украины. Велось благоустройство территории выставки [А.12, док.8, л.4]. Сохранилось много фотографий, запечатлевших моменты, когда Николай Кузьмич вместе с представительной казахской делегацией осматривал павильон далеко не безразличного ему Казахстана. За проделанную работу 10 мая 1958 года постановлением Главного Комитета ВСНХ Богданов Н.К. был награждён Большой золотой медалью [А.7, док.28]. Как-то в выходной день отец пригласил всех нас на Сельскохозяйственную выставку, где должно было состояться открытие какой-то новой экспозиции. Я отказался, так как мне нужно было заниматься, а брат поехал вместе с родителями. Когда они через несколько часов вернулись, то Владимир, давясь от смеха, стал рассказывать мне, как там на митинге выступал Хрущев Н.С. Первый секретарь партии вышел на трибуну в сильном подпитии и стал, по словам брата, нести какую-то ахинею, употребляя при этом нецензурные выражения. Я пожалел, что воочию не увидел такое интересное зрелище, но по своей наивности решил, что всё узнаю из завтрашних газет. На следующее утро я с нетерпением развернул Правду, но там была опубликована вполне пристойная речь нашего партийного вождя. С тех пор я стал с большой осторожностью относиться к официальной прессе. В начале 1959 года утром мама села вместе с нами за стол завтракать. Обычно она кушала после ухода всех мужчин на службу. Мы решили, что маме просто нужно куда-то по своим делам, поэтому она и встала пораньше. Но в последующие дни картина повторилась. Наконец, я не выдержал и спросил маму, куда это она по утрам отправляется? На работу, - ответила мама, загадочно улыбаясь. На какую такую работу? - не понял я, но выяснять отношения было некогда в связи с тем, что самому пора было бежать на учёбу. Вечером я спросил у папы: Куда это мама по утрам ходит? Но в ответ он только пожал плечами: Представления не имею. Тогда мы все вместе стали пытать, что это у мамы за тайна такая появилась? 465 Оказалось, что, поскольку повзрослевшие сыновья были теперь надёжно пристроены, находились на правильном пути и постоянная родительская опёка им больше не требовалась, наша мамочка решила пойти работать. В возрасте 54 лет женщины уже собираются на пенсию, а Нина Владимировна надумала открыть новый цикл своей медицинской практики. Она обратилась в райздравотдел с просьбой о её трудоустройстве. В связи с тем, что согласно документам перерыв в работе у врача Котовой Н.В. составил более десяти лет, её с 10 января 1959 года зачислили на должность стажёра сроком на 6 месяцев в Родильный дом № 6 имени Крупской Н.К. После восстановления подутраченных медицинских навыков 25 августа того же года Нина Владимировна была переведена на должность ординатора акушера-гинеколога и зачислена к штат Роддома. С этого времени к своему прежнему двадцатилетнему трудовому стажу мама добавила ещё четверть века новой врачебной деятельности [Н, док.21]. Теперь шаткое служебное положение супруга было для неё в материальном плане не так страшно: свою максимальную пенсию она заработала собственным трудом. 37. СЛУЖЕБНОЕ НЕСООТВЕТСТВИЕ Многократно перебираю и перечитываю имеющуюся в моём распоряжении кучу министерских и цековских бумаг, в которых моему отцу предъявлялись в разных вариантах одни и те же обвинения [А.10], и никак не могу до конца понять, кто конкретно и почему решил с ним разделаться, свалив именно на Богданова Н.К. все грехи нашей Системы за прежние тяжкие годы? Фамилии Исполнителей ясны они эти бумаги подписали. Но с них - какой спрос? А кто являлся Заказчиком, кто поручил покрутить факты так, чтобы можно было безоговорочно обвинить указанного фигуранта? Это имя надёжно скрылось за неопределёнными формулировками обличительных бумаг: В ЦК КПСС поступило представление..., Из ЦК КПСС поступило письмо..., В МВД СССР поступили материалы... Как будто что-то появлялось не известно откуда, а затем с этим разбирались серьёзные люди, бескорыстно стоявшие на страже государственных и партийных интересов. Так происходили (и происходят) жестокие, беспощадные игры Исполнителей под дудку невидимого верховного Заказчика. Как бы то ни было, но ровно через два года после предыдущего предъявления Богданову Н.К. обвинений, от которых ему вроде бы удалось отбиться и, признавая ошибки, доказать свою определённую правоту, кто-то там, наверху, опять дал отмашку, и на моего отца навалились с новой силой. Теперь отвертеться не представлялось возможным, поскольку Хрущев Н.С., как мы увидим из дальнейшего, сдал на растерзание своего очередного соратника и товарища по партии. 17 февраля 1959 года подполковник Ботов, который теперь назывался начальником инспекции по личному составу Управления кадров МВД СССР, обновил отосланную в архив свою прежнюю бумагу с компроматом от 7 марта 1957 года. Содержание свежеиспечённого Заключения всё на того же заместителя министра внутренних дел РСФСР генерал-лейтенанта Богданова Н.К. [А.10, док.7] практически не изменилось - за два года новых компрометирующих данных отыскать 466 не удалось. Но зато серьёзно окрепли формулировки по прежним эпизодам. Не даром мы вспоминали вещий припев из песенки: Факты, факты - верти их так и сяк ты! В первых строках Заключения было сформулировано обобщающее обвинение в том, что тов.Богданов Н.К. в 1937–1938 годах, будучи начальником Лужского РО НКВД Ленинградской области, а затем в 1940–1943 годах заместителем наркома внутренних дел Казахской ССР, допускал нарушения социалистической законности. Несмотря на то что от советской опять вернулись к социалистической законности, всё равно здесь и далее не могли предъявить конкретные статьи Уголовного и Процессуального кодексов Российской Федерации или пункты тогдашних Постановлений Партии и Правительства, а также Приказов НКВД, которые нарушались бы обвиняемым. Ясно, что сделать это было невозможно, ибо пришлось бы обратиться к таким совершенно секретным для всех нас документам, о которых и вспомнить страшно. В связи с этим процедуру обвинения упростили, приписав теперь не сотрудникам Лужского райотделения, а персонально его начальнику все нарушения: Богданов необоснованно арестовал; не допрашивая арестованных, Богданов составил протоколы допросов; Богданов лично допрашивал и получил “признательные” показания, или: по составленным Богдановым меморандуму, справке, ордеру были арестованы и т.д. Подробные разъяснения по всем этим вопросам давались нами в главах 35, 36 и потому повторяться не будем. Дознавателям такие тонкости всё равно были, как говорят, по барабану - они добросовестно выполняли поступивший заказ. Согласно обновлённому Заключению, в Казахстане тов. Богданов, видимо для разнообразия, допускал нарушения советской законности, но также без конкретики по статьям и пунктам Кодексов и Постановлений. Теперь уже оказалось, что именно он осуществлял руководство реализацией агентурного дела “Националисты” в Кустанайской области, хотя был там с проверкой всего единственный раз в декабре 1941 года. Арест одного из подозреваемых произвели по указанию т.Богданова. Расстреляли потом по приговору Особого совещания троих, совсем других арестованных, но вся вина за это почему-то опять замкнулась на Богданове. Оказалось, что приводившийся во всех обвинениях монолог реабилитированного Бектурова был произнесён им в 1955 году при допросе его в прокуратуре Казахской ССР. Через 15 лет и я бы тоже придумал, что сказать. Не станем повторять то, что мы писали по этому вопросу в предыдущих главах книги, а перейдём сразу к новым выводам дознавателя. Будучи ознакомлен со всеми материалами проверки и делами, т.Богданов сообщил, что действительно в то время допускались нарушения социалистической (а советской?) законности, допускал и он как-то упрощения в ведении следствия (но ведь это было предписано постановлениями Президиума ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года, пункт 1 и от (4) декабря 1934 года, пункты 1, 2 [Л.8, стр.4]), корректировку протоколов допроса арестованных (во-первых, протоколы подправлялись, чтобы они в соответствии с тогдашними требованиями излагались только в форме вопросов и ответов [А.11, док.5, стр.5]; во-вторых, по словам начальника оперсектора Баскакова М.И., подготовка протоколов заранее была в то время строго установленным правилом [А.13, док.72, л.200]), стойки и др. (допрашивать арестованных в положении стоя требовал начальник 467 оперсектора Баскаков М.И., который получил такое указание на инструктивном совещании в УНКВД Ленинградской области от начальства, руководствовавшегося директивой Политбюро ЦК ВКП(б) от июня 1937 года о применении на допросах физических мер воздействия [Л.18, стр.222]). В Заключении далее говорилось, что Богданов Н.К. дал оценку своим действиям, сообщив, что он несёт ответственность за незаконные аресты и упрощенчество в следствии, но делал это по указанию вышестоящих начальников. Автор, как военный человек, полковник запаса, более 30 лет прослуживший в армии, цитирует по памяти въевшиеся в плоть и кровь положения воинского Устава: подчинённый обязан выполнить полученный им приказ незамедлительно, точно и в срок. Ответственность за этот приказ несёт начальник, отдавший его. Приведу такой пример. Каждый год 27 декабря, вот уже больше 20 лет подряд, на Ваганьковском кладбище у могил своих товарищей собираются ветераны специального подразделения Альфа. В 1979 году по заданию Политбюро ЦК КПСС группа спецназовцев тайно проникла в Афганистан с целью устранения от власти (читай - убийства) тогдашнего главы этой страны президента Амина, в политическом плане не угодного Москве. Для решения поставленной задачи офицеры специального советского подразделения совершили вооружённое нападение на дворец афганского президента, при этом они вели по охране огонь на поражение из всех имевшихся видов оружия, вплоть до установок массового поражения типа Шилка. В результате дерзко проведенной операции Амин был убит, но вместе с ним погибло и значительное количество охраны, а дворец оказался сильно разрушен. Советские спецназовцы потеряли пять человек убитыми. Поставленная задача по ликвидации объекта была успешно выполнена. Возникает вопрос: кто они, эти люди, специально обученные убивать, совершившие переворот в чужой стране, - герои или преступники? Очевидно, что раз они, рискуя жизнью, справились с порученным им, соответствовавшим их квалификации заданием (хотя и погубили при этом массу людей), то они - герои. Потому этих боевых ребят, награждённых орденами, в наши дни показывают по телевидению и открыто рассказывают об их подвиге [Л.50]. А вот те, кто дал офицерам задание по бандитскому нападению на главу чужой страны, они кем являются? На наш взгляд - преступниками. Но назвать так членов Политбюро КПСС, тогдашних вершителей наших судеб, никто не решается. Данный случай очень похож на тот, что произошёл в 1937–1938 годах при выполнении Операции прикрытия. При необходимости в качестве виноватых будут представлены НКВДевцы (или спецназовцы), действовавшие вроде бы по собственной инициативе. А сделавшие заказ правители всегда станут отнекиваться, что они вроде бы ничего на знали. С этим мы в Новейшей Истории уже сталкивались. Но вернёмся к комментируемому нами Заключению. Что касается по агентурному делу “Националисты”, - писал далее дознаватель, он (Богданов) также признал, что не разобрался с этим делом, потерял бдительность и доверился местным работникам. Ни одного доброго слова не было сказано в адрес моего отца, и он вновь стал врагом народа. 468 Мне представляется, что общий вывод, который в итоге был сделан в Заключении, по собственной инициативе не смогли бы дать ни составлявший бумагу начальник инспекции подполковник Ботов, ни согласовавший этот документ заместитель министра внутренних дел Союза ССР полковник Черняев, поскольку это существенно превышало их полномочия. Такое можно было решаться написать только по чёткому указанию сверху: Учитывая изложенное, полагали бы т.Богданова Н.К. уволить из МВД СССР по служебному несоответствию [А.10, док.7]. Конечно, в цивилизованном обществе дело на провинившегося сотрудника, нарушившего Закон, полагалось передать в суд, и этот независимый орган должен был бы установить степень вины подсудимого. Но только не в самой справедливой в Мире Стране Советов! У нас достаточно имелось внесудебных Инстанций, которые решали судьбу человека, не давая ему возможности юридически грамотно, с использованием адвоката, защищать свои интересы. Новое зло старалось побороть Старое зло, что по своей сути являлось невозможным, ибо зло злом не уничтожишь. В начале марта 1959 года состоялось заседание Коллегии МВД СССР, на котором рассматривался вопрос О серьёзном нарушении социалистической законности зам.министром внутренних дел РСФСР Богдановым Н.К. Самого протокола этого заседания внесудебного органа у меня нет, но вот какое официальное резюме можно привести по этому вопросу. 11 марта 1959 года министр внутренних дел Союза ССР Дудоров Н.П. направил в Бюро ЦК КПСС по РСФСР письмо, в котором, в частности, говорилось следующее: Коллегия МВД СССР, рассмотрев материалы о допущенных в прошлом тов.Богдановым Н.К. нарушениях социалистической законности, приняла решение об освобождении его от занимаемой должности - заместителя министра внутренних дел РСФСР и увольнении из органов МВД по служебному несоответствию. МВД СССР просит Бюро ЦК КПСС по РСФСР освободить тов.Богданова Н.К. от обязанностей заместителя министра внутренних дел РСФСР. [А.10, док.8]. К этому письму было приложено приведенное нами выше Заключение на 6 листах. Министр не имел права своей властью уволить номенклатурного работника и потому обязан был обратиться в главную партийную Инстанцию за высочайшим разрешением. Ржавая Цековская бюрократическая машина, присвоившая себе всю власть (но не ответственность!) решать любые дела в стране, начала медленно переваривать ею же инспирированное дело. В сложившейся обстановке Богданов Н.К. вынужден был обратиться с письмом по личному вопросу к секретарю ЦК КПСС Игнатову Н.Г., которого хорошо знал по работе в Ленинграде, с тем, чтобы посоветоваться, что можно предпринять в связи с постигшими его неприятностями. В отправленной бумаге кратко изложил свой служебный путь, когда, находясь на руководящей работе, принимал активное участие в деятельности партийных и советских организаций. Основное внимание уделил ленинградскому периоду работы в 1953–1955 годах, который тогдашнему второму секретарю обкома был прекрасно известен. Попытки бывшего первого секретаря обкома КПСС т.Андрианова оклеветать и переложить ответственность за свои грубейшие ошибки на меня не удались. Всё это было своевременно 469 вскрыто. ЦК КПСС и лично Н.С.Хрущев разобрались с этим делом и отклонили необоснованно выдвинутые против меня обвинения. Бюро Ленинградского обкома КПСС специально рассмотрело этот вопрос и приняло решение, в котором отметило, что обвинения не обоснованны. После этого я был избран в состав бюро и Пленума Ленинградского обкома КПСС и депутатом Ленинградского областного Совета депутатов трудящихся. Богданов Н.К. в общем-то недоумевал, как же так, ведь на протяжении многих лет моя практическая работа проходила под руководством партийных организаций. За это время я не имел никаких взысканий по партийной и административной линии. И вот теперь сразу столь жестокое наказание. Убедительно прошу Вас, - писал изгоняемый зам. министра в заключение своего письма, - помочь мне в этом деле. Поручить объективно разобраться с моим делом и правильно его решить [А.12, док.2]. Действительно, правильное решение зависило не от состояния вопроса, а от соответствующего указания руководства. Секретарь ЦК Игнатов Н.Г. принял Богданова Н.К., к которому сам всегда хорошо относился, и имел с ним длительную беседу. К сожалению, Николай Григорьевич не смог сказать ничего утешительного по данному служебному делу. Сам сетовал на то, что Никита стал неуправляем, никого не слушал, всё время поступал так, как ему заблагорассудится. В качестве примера привёл случай, когда в прошлом 1958 году в связи с тем, что бюджет трещал, Хрущев Н.С. самостийно решил заморозить выплаты населению по государственным займам. Поехал в Горький (ныне Нижний Новгород), там в обкоме выпил целую бутылку коньяка и отправился на завод проводить митинг. Несмотря на то, что рабочие недоумевали, присутствуя на таком мероприятии, их представили в качестве инициаторов прекращения погашения госзаймов на 20 лет. В отношении кадров МВД и КГБ Игнатов Н.Г. честно признал, что Хрущев Н.С. стремится убрать всех старых работников и посадить своих людей. В связи с этим помочь Николаю Кузьмичу, при всём к нему уважении, в данном вопросе со стороны Николая Григорьевича не имелось никакой возможности. Уволить Богданова по-хорошему не было оснований, поэтому дали указание накатить бочку. (Вот тебе и ленинский стиль работы!) Ни в Ленинградском обкоме, ни тем более в Центральном Комитете первому секретарю никто не имел возможности перечить. В связи с этим Игнатов Н.Г. посоветовал обращаться только к самому, ибо решение вопроса зависило исключительно от него. Богданов Н.К. и сам прекрасно понимал, что все нити кадровой политики тянулись в ЦК КПСС и находились в руках первого секретаря партии. Делать было нечего и пришлось обратиться лично к Хрущеву Н.С. с тем, чтобы попытаться самому доложить свой вопрос главе партии и правительства и заручиться его поддержкой. В конце марта Богданов Н.К. направил в ЦК КПСС письмо, в котором написал следующее: Уважаемый Никита Сергеевич! Обращаюсь к Вам с большой просьбой принять меня на личную беседу. Чтобы сориентировать загруженного важнейшими государственными заботами партийного руководителя, кто хочет с ним встретиться, подсказал: Возможно, Вы меня помните по Московскому обкому КПСС, когда я, работая начальником Областного управления МВД, являлся членом бюро и 470 Пленума обкома КПСС. С 1953 по 1955 год работал начальником Лениградского управления МВД. Тогда Вы мне оказали поддержку при попытке бывшего секретаря обкома КПСС тов. Андрианова оклеветать меня и других лиц. С 1955 года я работаю заместителем министра внутренних дел РСФСР. Далее изложил суть проблемы: В настоящее время, оказавшись в крайне тяжелом положении в связи с решением Коллегии МВД СССР об увольнении меня из органов МВД по материалам 18-20 летней давности, я вынужден обратиться к Вам за помощью и поддержкой. Такого сурового наказания я не заслужил, тем более, что за последние 18 лет, работая на ответственных должностях, я характеризовался только с положительной стороны, принимая активное участие в работе партийных и советских организаций. Никаких замечаний и взысканий не имел [А.12, док.3]. Грош цена всем характеристикам, непременно согласованным с партийными органами, когда работник, только что положительно оценивавшийся и не имевший за собой никаких компрометирующих материалов, на другой день ставился к стенке или изгонялся с работы. Такая лицемерная метаморфоза никогда партийных боссов ни чуточки не смущала. Дело заключалось в собственных ошибках руководства, которые требовалось на кого-то (или вместе с кем-то) списать. Конечно, ни на какую личную беседу Хрущев Н.С. своего бывшего подзащитного Богданова Н.К. не пригласил, поскольку вопрос о снятии ставшего не нужным работника МВД был самим вождём и санкционирован. С более крупными фигурами Никита Сергеевич запросто разделывался, не то что с каким-то там замом. О том, какие неприятности происходят у него на работе, отец с нами не делился, хотя мы сами чувствовали неладное. Каждый день Богданов Н.К. в гражданском костюме всё так же, как и раньше, отправлялся на службу в своё Министерство внутренних дел РСФСР. Возникшую проблему он, видимо, ещё надеялся успешно для себя разрешить. Даже за аренду госдачи на Иваньковском шоссе 21 мая 1959 года заплатил за первую половину сезона, а 7 июля 1959 года внёс оставшуюся по договору сумму за вторую половину сезона [А.15, док.11]. Вместе с тем мама нам потихоньку сообщила, что наш отец вновь стал именоваться врагом народа. В это время я продолжал регулярно встречался со своей будущей женой Людмилой Лебедевой. Из наших многотемных разговоров я узнал, что её отец работает в Комитете госбезопасности, но больших подробностей она и сама не знала. Когда у моего отца начались крупные неприятности, я сообщил об этом Люсе и поинтересовался, не стоит ли ей прекратить встречи с сыном врага народа, чтобы ненароком не навредить своему отцу. Но смелая девушка ответила, что проблемы родителей наших личных взаимоотношений не должны касаться, а её и мои дела могут зависеть только от нас самих. При такой постановке вопроса наши серьёзные отношения стали ещё более надёжными. Зимой 1959 года мой брат Владимир закончил Военно-Воздушную академию имени Жуковского и получил воинское звание инженерлейтенант. Раньше полный курс обучения составлял пять с половиной лет. В хрущевские времена срок подготовки авиационных специалистов 471 начал постепенно сокращаться на полгода. В связи с этим переходный курс брата учился чуть больше пятилетки и поэтому завершился зимой. В качестве дипломного проекта Владимир разрабатывал конструкцию скоростного самолёта. Консультантом у него являлся знаменитый авиаконструктор Ильюшин С.В., который остался доволен оригинальной работой своего подопечного слушателя. Мечту брата создавать новые крылатые машины в корне подорвал всемогущий Хрущев Н.С. В области военной техники партийный вождь продолжал ориентироваться на создание ракетных войск, оснащённых межконтинентальными баллистическими ракетами, в ущерб всем другим видам вооружённых сил. В связи с этим новоявленные авиаторы вынуждены были переквалифицироваться в ракетчиков. Моего брата распределили в войсковую часть под город Киров (ныне Вятка) строить, оснащать и принимать на вооружение новую ракетную базу. Перед своим отъездом к месту постоянной службы Владимир пригласил к нам домой всех своих знакомых девушек, чтобы попрощаться с ними. Это был интересный спектакль! Раздавался звонок, и брат встречал у входной двери, а затем провожал в комнату полную надежд подругу. В результате прощальной беседы поняв, что она отвергнута и перспектив нет никаких, девушка выбегала из комнаты вся в слезах. Мы с мамой старались, как могли, успокоить её и проводить. В это время опять раздавался звонок и в дверях появлялась новая поклонница. После этого описанная процедура повторялась снова. Так Володя не отдал предпочтения ни одной из своих знакомых, а потому надолго остался холостяком. Если бы я мог себе представить, какой он сделает выбор потом, то лучше бы силой отвёл его в ЗАГС с любой из тех претенденток. А моя учёба в академии продолжалась. Как-то весной 1959 года во время большого перерыва между лекциями я сидел в аудитории и, откинувшись на спинку кресла, спокойно подрёмывал. В нашу прекрасную столовую обедать не пошёл, так как деньги от получки заканчивались и их лучше было приберечь на кино и прочие увеселения. На карманные расходы мы с братом у родителей деньги никогда не брали, стараясь обходиться положенным нам от государства денежным содержанием. И вдруг блестящая идея пришла мне в голову: если невозможно достать мечту жизни - автомашину, то почему бы мне не купить мотоцикл? Энтузиастом двухколёсного транспорта у нас был Алексей Пузицкий, который несколько лет назад приобрёл себе прекрасный немецкий мотоцикл MZ. Сейчас он соблазнил обзавестись железными конями Владимира Баранова (с которым мы вместе лазали по Кавказским горам) и Олега Шунина. Ребята купили себе по венгерской Панонии. В магазинах начали продаваться быстроходные чешские Явы. Так почему бы мне не обзавестись такой? Но где взять деньги? Я осмотрел аудиторию и увидел, что в такой же дремотной позе коротал обеденный перерыв Валера Агеев. Как-то товарищ проговорился, что он начал копить деньги на машину, которую надеялся со временем купить. Я подошёл к Валере и сказал: Пока ты накопишь на машину, дай мне, пожалуйста, взаймы пять тысяч на покупку мотоцикла. Валерий приоткрыл полусонные глаза и ответил без возражений: Хорошо, завтра принесу. Дома я объявил родителям, что решил купить мотоцикл. Ни у кого восторга это не вызвало: тогда существовало твёрдое 472 убеждение, что на мотоциклах ездят только самоубийцы. Родители Валеры тоже не возрадовались затее дать достаточно крупную сумму взаймы незнакомому им парню. Но всё-таки мой кредитор убедил своих в необходимости сдержать данное им слово, хотя и принёс мне всего четыре тысячи рублей. За недостающей суммой мне пришлось обращаться к родителям, которые теперь стали соучастниками моей задумки. Самому же мне, чтобы рассчитаться с долгом, пришлось срочно писать заявление с просьбой о приёме в кассу взаимопомощи, в которой до сих пор не состоял. Когда деньги были у меня в кармане, оказалось, что мотоциклов в магазинах нет. Вот вам наглядная демонстрация преимуществ социализма. Для той Системы всегда являлось большой проблемой, если какие-то вещи начинали активно покупать, как, например, мотоциклы в весеннюю пору. Самое ходовое сразу же становилось дефицитом. Пока я ждал, когда же в Москву вновь завезут товар, Лёша Пузицкий случайно усмотрел на заборе объявление о том, что с рук продаётся мотоцикл. После занятий поехали всей моторизованной компанией по указанному в объявлении адресу. В подвал жилого дома хозяин закатил купленного им год назад по случаю двухколёсного коня и больше им не пользовался. Это был очень красивый немецкий MZ зелёно-перламутрово