Анна на шее

Анна на шее
Aвтор Антон Павлович Чехов (1895)
«После венчания не было даже лёгкой закуски». 18-летняя девушка Аня вышла замуж
за 52-летнего чиновника Модеста Алексеича. После свадьбы они едут в монастырь,
на богомолье.
В поезде Модест Алексеич, улыбаясь, припоминает один случай: «Когда Косоротов
получил орден св. Анны второй степени и пришёл благодарить, то Его сиятельство
выразился так: „Значит, у вас теперь три Анны: одна в петлице, две на шее“. В то время
к Косоротову только что вернулась его жена, особа сварливая и легкомысленная, которую
звали Анной. Надеюсь, что когда я получу Анну второй степени, то его сиятельство
не будет иметь повода сказать мне то же самое». А Аня думает о том, что хоть она
и вышла замуж за богатого, «денег у неё все-таки не было, и, когда сегодня ее провожали
отец и братья, она по их лицам видела, что у них не было ни копейки». После смерти
матери, её отец (учитель чистописания и рисования в гимназии) Пётр Леонтьич запил,
у Пети и Андрюши (младших братьев-гимназистов) не было даже сапог. «Но вот
знакомые дамы засуетились и стали искать для Ани хорошего человека. Скоро нашёлся
вот этот самый Модест Алексеич, не молодой и не красивый, но с деньгами».
Супруги стали жить на казённой квартире. Аня целыми днями играла на рояле, или
плакала от скуки, или читала романы и модные журналы. Модест Алексеич за обедом
говорил о политике, о назначениях и наградах, о том, что семейная жизнь есть
не удовольствие, а долг. В обществе Модест Алексеич заставлял Аню подобострастно
кланяться людям, имеющим высокие чины. Жадничал, когда Аня просила его что-либо
купить ей. Когда Аня приходила навестить отца и братьев, то чувствовала, что они
смущаются и не знают, как себя вести. Слабый и добрый отец Пётр Леонтьич
по праздникам играл на старой фисгармонии и по-прежнему пил. А братья «Петя
и Андрюша, худенькие, бледные мальчики с большими глазами, забирали у него графин
и говорили растерянно: „Не надо, папочка... Довольно, папочка...“»
С деньгами у Ани после замужества стало ещё хуже. Только раз Пётр Леонтьич попросил
у Аниного мужа 50 рублей. Модест Алексеич денег дал, но пригрозил, что в последний
раз, т. к. Пётр Леонтьич пьёт, а это постыдно. И братья, приходившие к Ане в гости, тоже
должны были выслушивать наставления Аниного мужа: «Каждый человек должен иметь
свои обязанности!» Денег Модест Алексеич не давал, но зато он дарил Ане
драгоценности, говоря, что эти вещи хорошо иметь про чёрный день. И часто проверял:
все ли вещи целы.
Задолго до рождества Модест Алексеич стал готовить Аню к традиционному зимнему
балу и даже дал ей 100 рублей на платье.
Наступило время бала. Аня блистала, очаровывала даже самых равнодушных мужчин.
Аню заметил даже сам Его сиятельство и пригласил её вести благотворительный базар.
Вещи из Аниных рук расходились нарасхват. «Подошёл Артынов, богач. Не отрывая глаз
от Ани, он выпил бокал шампанского и заплатил сто рублей, потом выпил чаю и дал ещё
сто». Аня «поняла, что она создана исключительно для этой шумной, блестящей,
смеющейся жизни с музыкой, танцами, поклонниками». Своего отца она начала
стесняться: «ей уже было стыдно, что у неё такой бедный, такой обыкновенный отец».
На следующий день к Ане приехал Артынов с визитом, а затем — Его сиятельство. Когда
пришёл её муж, Модест Алексеич, то «перед ней также стоял он теперь с тем же
холопски-почтительным выражением, какое она привыкла видеть у него в присутствии
сильных и знатных. И с восторгом, уже уверенная, что ей за это ничего не будет, она
сказала, отчётливо выговаривая каждое слово: „Подите прочь, болван!“»
После этого у Ани не было уже ни одного свободного дня, так как она принимала участие
то в пикнике, то в прогулке, то в спектакле. Возвращалась она домой каждый день под
утро. Денег нужно было очень много, но она только посылала мужу счета или записки:
«немедленно уплатить 100 р.»
На Пасхе Модест Алексеич получил Анну второй степени. Его сиятельство сказал на это:
«Значит, у вас теперь три Анны: одна в петлице, две на шее». Модест Алексеич ответил:
«Теперь остаётся ожидать появления на свет маленького Владимира. Осмелюсь просить
ваше сиятельство в восприемники». Он намекал на Владимира IV степени и уже
воображал, как он будет всюду рассказывать об этом своём каламбуре.
А Аня каталась на тройках, ездила с Артыновым на охоту и всё реже бывала у отца
и братьев. Петр Леонтьич запивал сильнее прежнего, денег не было, и фисгармонию давно
уже продали за долг. И когда во время прогулок им встречалась Аня на тройке
с Артыновым, «Петр Леонтьич снимал цилиндр и собирался что-то крикнуть, а Петя
и Андрюша брали его под руки и говорили умоляюще: „Не надо, папочка... Будет,
папочка...“»