ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ ДЕЛО «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» (Жалобы №№ 18299/03 и 27311/03) ПОСТАНОВЛЕНИЕ В соответствии с Правилом 81 Правил Европейского Суда по правам человека 6 марта 2012 г. в постановление внесены изменения СТРАСБУРГ 20 декабря 2011 г. Вступило в силу 4 июня 2012 г. Данное постановление вступит в силу в порядке, установленном пунктом 2 статьи 44 Конвенции. Может быть подвергнуто редакционной правке. 2 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» По делу «Финогенов и другие против России», Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой, в состав которой вошли: Нина Вайич, Председатель, Анатолий Ковлер, Пер Лоренцен, Элизабет Штайнер, Ханлар Гаджиев, Линос-Александр Сицильянос, Эрик Мос, судьи, и Сорен Нильсен, Секретарь Секции, проведя заседание за закрытыми дверями 29 ноября 2011 г., выносит следующее постановление, утвержденное в указанный день: ПРОЦЕДУРА 1. Дело было инициировано двумя жалобами (№№ 18299/03 и 27311/03) против Российской Федерации, поданными в Европейский Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция»). Первая жалоба была подана Финогеновым Павлом Алексеевичем и шестью другими гражданами, вторая жалоба была подана Чернецовой Зоей Павловной и пятидесятью шестью другими гражданами («заявители») 26 апреля 2003 г. и 18 августа 2003 г., соответственно. Имена заявителей перечислены в приложении (с небольшими изменениями, касающимися О. Матюхина – см. пункт 204 ниже). 2. Интересы заявителей по первой жалобе в Европейском Суде представляли К. Москаленко и О. Михайлова, адвокаты, практикующие в г. Москве. Интересы заявителей по второй жалобе в Европейском Суде представляли Трунов и Айвар, адвокаты, практикующие в г. Москве. Интересы властей государства-ответчика в обоих случаях представляли П. Лаптев и В. Милинчук, бывшие Уполномоченные Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека, а затем Г. Матюшкин, Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека. 3. Заявители в обоих случаях утверждали, в частности, что во время захвата заложников в г. Москве 23-26 октября 2002 г. власти применили чрезмерную силу, что привело к смерти их родственников, которые были захвачены в заложники террористами в театральном центре на Дубровке. Некоторые из заявителей сами находились в числе заложников, их здоровью был нанесен серьезный вред, и они получили психологические травмы в результате действий властей. Заявители также утверждали, что властям не удалось спланировать и провести спасательную операцию таким образом, чтобы свести к минимуму риск для заложников. Они утверждали, что расследование действий властей было неэффективным, и что у заявителей не было эффективных средств правовой защиты для обжалования данного факта. Наконец, заявители по делу «Чернецова и другие» (Chernetsova and Others) жаловались на трудности, с которыми им пришлось столкнуться в ходе гражданского производства относительно компенсации понесенного ими ущерба. 4. Решением от 18 марта 2010 г. Европейский Суд признал жалобы частично приемлемыми. В тот же день Палатой было вынесено решение об объединении жалоб в одно производство (пункт 1 правила 42 Регламента Европейского Суда). 5. Заявители и власти представили свои замечания по существу дела в письменном виде (пункт 1 правила 59 Регламента Европейского Суда и ответили в письменном виде на «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 3 замечания друг друга. ФАКТЫ I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА 6. Заявители по двум вышеназванным делам, перечисленные в приложении, являются родственниками жертв захвата заложников в театральном центре на Дубровке в г. Москве в октябре 2002 г. или сами находились в числе заложников. 7. Факты двух вышеназванных дел являются предметом спора между сторонами. Представленные ими объяснения могут быть изложены следующим образом. А. Захват заложников 8. Вечером 23 октября 2002 г. группа террористов, принадлежащих к чеченскому сепаратистскому движению (более 40 человек), возглавляемая Б., вооруженная автоматами и взрывчаткой, захватила заложников в театральном центре на Дубровке (также известном как театр «Норд-Ост» от названия мюзикла, исполняемого ранее в этом театре). В течение трех дней более девятисот человек находились под дулами автоматов в зрительном зале театрального центра. Помимо этого, здание центра было заминировано и в зале среди заложников были размещены восемнадцать террористов-смертников. Другая группа террористов заняла административные помещения центра. 9. В течение нескольких дней ряд журналистов и общественных деятелей получили разрешение от террористов войти в здание и поговорить с ними. Террористы требовали вывода российских войск из Чеченской Республики и проведения прямых переговоров с участием политического руководства федеральных властей и сепаратистского движения. В результате этих переговоров террористы освободили нескольких заложников и приняли немного еды и питьевой воды для остальных, продолжая настаивать на своих требованиях. 10. Очевидно, некоторым из заложников время от времени удавалось поддерживать контакт с внешним миром при помощи мобильных телефонов. Некоторым даже удалось поговорить с журналистами. 11. Власти утверждали, что заложники, пытавшиеся сбежать или оказать сопротивление, были застрелены террористами. Так, ночью с 23 на 24 октября 2002 г. Р. попросила освободить заложников. Ее вывели из зрительного зала, и она была расстреляна неизвестным террористом. Один из заложников, В., был в военной форме. Он был застрелен одним из террористов 25 октября 2002 г. В тот же день В. был сначала избит террористами в зрительном зале, а потом выведен из зала и расстрелян. Г., ставший свидетелем этих событий, пытался сбежать, но террористы выстрелили в него и ранили, а затем вывели из зала, избили и расстреляли. Когда террористы стреляли в В., они ранили другого заложника З., который позднее скончался в больнице. 12. Заявители отмечали, что В., Вл. и Р. не находились в здании во время спектакля, а вошли в него позже по собственной инициативе. Они ссылались на показания нескольких бывших заложников, а именно, Губаревой и Акимовой. Они также опирались на выводы следователя, изложенные в отчете от 16 октября 2003 г., указывающие, что Р., Вл. и В. проникли в здание извне. Что касается Г., он был среди заложников с самого начала, однако следователям не удалось установить где, когда и при каких обстоятельствах он был застрелен. 4 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 13. 25 октября 2002 г. сотрудники Федеральной службы безопасности Российской Федерации (далее – «ФСБ») задержали предполагаемого сообщника террористов Талхигова, который общался с ними по телефону и докладывал об обстановке извне здания центра. 14. В тот же день Директор ФСБ сделал публичное заявление по телевиденью после встречи с Президентом Российской Федерации В.В. Путиным. Он пообещал сохранить террористам жизнь, если они освободят заложников. Б. Предварительный план спасательной операции 15. 23 октября 2002 г. в 21:33 в местное отделение Всероссийского центра медицины катастроф поступила информация о захвате заложников. 16. Вскоре после этого власти создали оперативный штаб под командованием заместителя Директора ФСБ П. Оперативный штаб находился в здании Госпиталя для ветеранов войн № 1, расположенного неподалеку от здания театрального центра. В него входили представители различных государственных служб и организаций. 17. Согласно материалам, представленным сторонами, Министерство Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий было ответственным за эвакуацию заложников и расчистку обломков в случае обрушения здания. С 24 октября 2004 г. несколько команд спасателей размещались по соседству со зданием театрального центра. Спасательная служба разместила различную тяжелую технику, такую как бульдозеры, экскаваторы, краны, самосвалы и т.д. на расстоянии около 400 метров от здания центра. 18. Центр экстренной медицинской помощи Департамента здравоохранения г. Москвы (ЦЭМП) и Всероссийский центр медицины катастроф («Защита») при Министерстве здравоохранения Российской Федерации отвечали за медицинскую помощь заложникам и их родственникам. Начальник Департамента здравоохранения г. Москвы Сл. и член оперативного штаба координировали действия ЦЭМП, «Защиты», бригад скорой помощи и городских больниц. ЦЭМП работал в режиме чрезвычайного положения, то есть все его сотрудники постоянно находились на дежурстве. 19. С 24 октября 2002 г. пять карет скорой помощи и одна бригада медиков из ЦЭМП, имеющая специальный медицинский автобус, постоянно находились на дежурстве у здания театрального центра. Согласно заявлениям властей, «2–3 команды центра «Защита» и 2 – 4 кареты скорой помощи постоянно находились неподалеку от здания центра». Еще одна бригада медиков ЦЭМП и психологов оказывала помощь родственникам заложников в здании профессионального училища № 194. В целом, психологи рассмотрели 606 дел и произвели восемь госпитализаций. 20. Пациенты, находящиеся на лечении в Госпитале для ветеранов войн (ближайшем к центру медицинском учреждении), были перевезены в другие больницы, которые, как предполагалось, не должны были быть задействованы в спасательной операции. Персонал Госпиталя для ветеранов войн был усилен хирургами и врачами скорой помощи из НИИ скорой помощи им. Склифосовского и больницы им. Боткина. Были подготовлены два дополнительных реанимационных отделения и шесть хирургических отделений. 26 октября 2002 г. вместимость Госпиталя для ветеранов войн была увеличена до 300 – 350 мест. Согласно объяснениям властей, «515 человек были перевезены из Госпиталя для ветеранов войн в другие больницы города». 21. Главные врачи городских больниц, задействованные в плане эвакуации, станции скорой помощи и другие компетентные медицинские службы были собраны на брифинг, где от них потребовали обеспечить усиление дежурного персонала и работать в режиме чрезвычайной ситуации. Власти назначили несколько больниц, которые должны были принимать заложников. «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 5 Данные больницы были разделены на три приоритетные группы. Власти не объяснили, каким образом определялись эти приоритетные группы. Помимо Госпиталя для ветеранов войн № 1 (ближайшего), в них входили городские больницы №№ 1, 7 и 13 (следующие по близости больницы), городские больницы №№ 15, 23, 33, 53, 64, 68, 79, НИИ скорой помощи, НИИ им. Склифосовского и больницы им. Боткина и детские больницы №№ 9, 13 и 20. В период с 24 по 26 октября 2002 г. главный врач скорой помощи г. Москвы Ев. посетил некоторые из этих больниц и проверил их готовность принять заложников. Он получил от оперативного штаба указание проверить, были ли эти больницы готовы принять пациентов с огнестрельными и осколочными ранениями. Руководство больниц попросили освободить палаты для заложников, обеспечить, чтобы больничный персонал был готов прибыть немедленно и чтобы было подготовлено дополнительное оборудование, палаты неотложной терапии, а также медикаменты и перевязочные материалы. Принимающая способность большинства больниц была увеличена. Так, в больнице № 13 заявили, что они были готовы принять до 150 пациентов, включая 50 в критическом состоянии. В больнице № 7 заявили, что были готовы принять до 200 пациентов. Информации о принимающей способности остальных больниц нет, однако очевидно, что она также была увеличена. Бригады ЦЭМП были проинформированы, какие больницы были назначены для участия в спасательной операции и сколько мест они могли предоставить заложникам. В. Штурм и спасательная операция 22. Ранним утром 26 октября 2002 г., около 5 часов – 5 часов 30 минут, российские службы безопасности пустили неизвестный наркотический газ в главный зрительный зал через вентиляционную систему здания. Заявители настаивали, что террористы и заложники могли чувствовать запах этого газа и видеть его. Несколько минут спустя, когда террористы, контролировавшие взрывные приспособления, а также террористы-смертники, находившиеся в зале, потеряли сознание под воздействием газа, специальные подразделения начали штурм здания. Большинство террористов-смертников были застрелены, пока они были без сознания, другие, которые пытались оказать сопротивление, были убиты в ходе начавшейся перестрелки. 23. Вскоре после этого член оперативного штаба, ответственный за связи с общественностью, Игн., сделал заявление прессе. Он сообщил журналистам, что террористы расстреляли двух заложников и ранили еще нескольких и что в ответ на это отряд спецназа начал штурм здания, бойцы которого убили некоторых террористов и задержали других. Он не упомянул об использовании газа. 24. В результате операции большинство заложников были освобождены (более 730 человек). Точное количество неизвестно, т.к. после освобождения не все заложники обратились к властям. Однако большое число заложников пострадали от применения газа. Согласно информации, собранной следственными органами к концу 2002 г., погибли 129 заложников: 102 заложника погибли на месте (114 согласно докладу от 31 декабря 2002 года), включая трех лиц, которые были застрелены, 21 заложник погиб в ходе эвакуации и транспортировки в больницу, и 6 заложников умерли в палатах скорой помощи различных больниц. Эти данные были позднее откорректированы или пересмотрены – см. пункт 11 выше и пункт 48 ниже, см. также выводы официального расследования, изложенные в пункте 99. Очевидно, что различия в данных объясняются в основном тем, что различными органами власти применялись различные методы подсчета количества жертв и что не вся необходимая информация (причина смерти, время смерти и т.д.) регистрировалась в больницах и/или моргах. Многие из выживших продолжают страдать от серьезных проблем со здоровьем. Например, один из заявителей, Губарева, которая была одной из заложниц, была без сознания доставлена в отделение интенсивной терапии городской больницы № 7, где она находилась на лечении до 28 октября 2002 г. Неделю спустя 6 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» она была вновь госпитализирована. Заявитель Худовекова, которая также была заложницей, потеряла слух. Заявители представили медицинские справки в отношении нескольких бывших заложников из больниц, в которых те находились на лечении после освобождения. 25. Заявители утверждали, что эвакуация заложников из здания театрального центра была хаотичной: полуголые тела заложников, находящихся без сознания, складывались в кучу на землю на улице у здания, когда температура воздуха, по данным московского метеобюро, была +1,8ºC. Некоторые из них умерли просто потому, что подавились своими рвотными массами или потому что их языки блокировали дыхательные пути. Согласно заявителям, карет скорой помощи было недостаточно, поэтому заложников везли в больницы на простых городских автобусах без сопровождения медицинского персонала и без помощи со стороны дорожнопатрульной службы в облегчении их быстрого прибытия в больницы. Медицинский персонал больниц не был подготовлен к принятию такого количества пострадавших, не был осведомлен о свойствах наркотического газа, использованного службами безопасности, и не имел необходимого оборудования. В первые дни после произошедших событий никакой информации о пострадавших, их именах и местах, куда они были отвезены, не предоставлялось. Родственникам жертв приходилось обзванивать морги, чтобы узнать, где находились тела. 26. Власти оспорили данную точку зрения. Согласно информации властей, в 5 часов 39 минут оперативный штаб сообщил станциям скорой помощи, участвовавшим в операции, о необходимости подготовить 100 резервных бригад скорой помощи для эвакуации заложников. В 5 часов 48 минут – 5 часов 55 минут 458 бригад скорой помощи получили указание прибыть на место происшествия. Помимо этого, были поданы машины для перевозки трупов в количестве 21-ой единицы. Все медики, которые находились на дежурстве недалеко от театрального центра, получили распоряжение собраться у главного входа в центр. В 06:09-06:14 начали прибывать кареты скорой помощи; медики, которые уже были на месте, получили подкрепление. Координация работы медиков на месте обеспечивалась начальником московского отделения Центра медицины катастроф. Пострадавших клали на землю рядом с главным входом, разделяя их на несколько групп в зависимости от их состояния. Медицинская помощь пострадавшим была адекватной: лица, находящиеся в тяжелом состоянии, получали «симптоматическое лечение», включая искусственную вентиляцию легких. Пострадавших, у которых имелись признаки рвотного рефлекса, клали лицом вниз. Представители специальных подразделений ставили уколы налоксона внутри здания. Информация о тех, кому уже были сделаны уколы, поступала от сотрудников специальных подразделений медикам. Тем лицам, которым не были сделаны уколы налоксона в здании, они были сделаны после эвакуации. Налоксон находился в списке лекарств, рекомендованных бригадам скорой помощи и Медицины катастроф. Пострадавшие отвозились на машинах скорой помощи и на городских автобусах в сопровождении машин скорой помощи. Пострадавшие, находившиеся в коме или другом тяжелом состоянии, перевозились на каретах скорой помощи. Эвакуация была полностью завершена через один час и пятнадцать минут после освобождения заложников. Все пострадавшие были доставлены в городские больницы №№ 1, 7, 13, 15, 23, 33, 53, 64, 68, 79, больницу им. Боткина, НИИ скорой помощи им. Склифосовского, Госпиталь для ветеранов войн, детскую клиническую больницу им. Филатова, детскую клиническую больницу Святого Владимира и больницы №№ 38 и 84 Министерства здравоохранения Российской Федерации. Большинство пострадавших были доставлены в Госпиталь для ветеранов войн № 1 и городскую больницу № 13, которые находились ближе всего. В приемном покое больниц все пострадавшие были разделены на четыре группы в зависимости от тяжести их состояния. Больницы немедленно получили подкрепление от ведущих медицинских институтов, туда были направлены лучшие специалисты-токсикологи и специалисты-психиатры. 27. По мнению властей, наиболее тяжелые случаи характеризовались следующими симптомами: «дисфункция центральной нервной системы, нарушение сознания от вялости до «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 7 глубокой комы, угнетение сухожильных рефлексов, зрачковых и роговичных рефлексов, дисфункция дыхания центрального типа с частотой 8-10 раз в минуту, а также признаки механического удушения и блокада дыхательных путей [и] ларингоспазмы. Эти симптомы сопровождались цианозом видимых частей слизи дыхательных путей и кожи, который исчезал после прочистки дыхательных путей, восстановления их проходимости и искусственной вентиляции легких. Отмечались также низкое артериальное давление и тахикардия. В наиболее тяжелых случаях [врачи наблюдали] замедленное сердцебиение, редкое дыхание, вплоть до остановки дыхания, неэффективное кровообращение и остановку сердца, а также клиническую смерть». Пациенты в состоянии средней тяжести страдали от «ослабления сознания в форме вялости и потери ориентации, лихорадочной гипертензии, суженных зрачков. Что касается сердечно-сосудистой системы, [врачи] отмечали тахикардию, тошноту [и] повторяющуюся рвоту желчью». Власти также описывали симптомы пострадавших, чье состояние было относительно удовлетворительным. 28. Что касается проводимых медицинских процедур, власти назвали «ослабление дисфункции жизненно важных органов, освобождение верхних дыхательных путей, искусственную вентиляцию легких, оксигенотерапию, исправление метаболических дисфункций, причиненных гипоксией». По словам властей, лечение имело быструю положительную динамику. Власти описали также последствия лечения для пострадавших и результаты лабораторных исследований крови и тканей пострадавших, которые показывали, что у пострадавших развилось «после-гипоксийное состояние с проявлением полиорганной недостаточности различной степени тяжести». Согласно заявлениям властей, это состояние возникло по причине воздействия «сложного химического соединения общего наркотического действия», что осложнялось «продолжительным психологическим стрессом, гипоксией, обезвоживанием, продолжительной неподвижностью и хроническими заболеваниями». 29. По утверждению властей, в целом, спасательные службы эвакуировали из театрального центра 778 заложников, включая 101 мертвое тело. 677 лиц были доставлены в больницы, 21 прибыли в больницы в предагональном или агональном состоянии или находились в состоянии клинической смерти и не могли быть спасены. Из 656 человек, которые были госпитализированы, семеро умерли, включая трех человек, чья смерть не имела отношения к использованию газа. Следовательно, уровень смертности в больницах составил 0,9%. Г. Предварительное следствие 30. 23 октября 2002 г. прокуратура г. Москвы возбудила уголовное дело по факту событий 23-26 октября 2002 г. Делу был присвоен номер 229133. Следствие квалифицировало обстоятельства дела как «террористический акт» и «захват заложников» (статьи 205 и 206 Уголовного кодекса Российской Федерации). 31. 24 октября 2002 г. прокуратура г. Москвы сформировала следственную группу, в которую входили сотрудники прокуратуры, ФСБ и Министерства внутренних дел Российской Федерации (милиции). Следственную группу возглавлял К. - следователь прокуратуры г. Москвы. В тот же день судья Лефортовского районного суда г. Москвы, по запросу следователя, приказал произвести прослушивание телефонной линии, которой, предположительно, пользовался сообщник террористов. В этот же день судья Московского городского суда вынес постановление о прослушивании ряда телефонных линий, которыми предположительно пользовались террористы. 32. В различные дни в 2002-2003 годах заявителям (а также родственникам других пострадавших) был присвоен статус потерпевших. Имея этот статус, они получили доступ к определенным материалам дела, а именно, к медицинским делам пострадавших, к которым они имели отношение. Тем не менее, несмотря на их запросы, им не разрешалось копировать 8 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» материалы дела и раскрывать их содержание третьим лицам, включая независимых медицинских экспертов. Кроме того, заявителям не разрешалось общаться с экспертами, проводившими экспертизы тел. 33. 17 декабря 2002 г. следователь К. подал ходатайство в прокуратуру г. Москвы о продлении срока предварительного следствия по уголовному делу № 229133. Запрос содержал дальнейший план действий следственной группы. План включал меры по выяснению дальнейших подробностей самого террористического акта, экспертизы взрывных устройств и тел погибших заложников, по установлению личностей террористов и т.д. План не включал в себя рассмотрение спасательной операции как таковой. 34. 29 января 2003 г. следователь К. предложил новый план действий для «завершающей стадии предварительного следствия». План предусматривал дальнейшие следственные мероприятия, направленные на установление личности погибших террористов и возможных сообщников, экспертизу взрывных устройств и огнестрельного оружия, использованного ими, допрос жертв и изучение объектов, обнаруженных на месте преступления. Согласно плану действий, к тому моменту были допрошены 60 спасателей и 60 медицинских работников, были получены 600 историй болезни потерпевших, были проведены 129 патологоанатомических вскрытий. Следователь назначил проведение дополнительной экспертизы относительно причины смерти 125 жертв (тех, кто умер не в результате огнестрельного ранения). Следователь также дал указание допросить дополнительных свидетелей. Однако, очевидно, что цель данных допросов не имела никакого отношения к самой спасательной операции. 35. На стадии рассмотрения приемлемости жалобы власти представили некоторые документы из дела № 229133. Данные документы включают в себя показания свидетелей, участвовавших в переговорах с террористами, свидетельские показания нескольких бывших заложников, свидетельские показания должностных лиц службы здравоохранения и спасательной службы, которые принимали участие в спасательной операции, свидетельские показания главных врачей больниц, принимавших бывших заложников, свидетельские показания специалистов, напрямую участвовавших в эвакуации и оказании медицинской помощи заложникам (спасатели, медики ЦЭМП, врачи скорой помощи, врачи городских больниц). Допросы проводились следователями МВД, прокуратуры г. Москвы (МП) и ФСБ. Власти также представили отчет по результатам экспертизы взрывных устройств, использованных террористами, отчет Департамента здравоохранения об организации медицинской помощи заложникам, резюме медицинских справок погибших заложников, результаты судебно-медицинской экспертизы тел погибших заложников, копии официальной переписки и решений, вынесенных следственными органами, а также некоторые другие документальные доказательства. После вынесения Судом решения о приемлемости жалобы, власти представили дальнейшие документы из дела № 229133 и из нескольких других «параллельных» расследований, относящихся к террористам и их сообщникам. Документы, представленные властями, применимые к настоящему делу и читаемые, резюмированы ниже. 1. Свидетельские показания участников переговоров 36. Депутат Государственной Думы Российской Федерации Асл., являющийся чеченцем по происхождению, показал, что он разговаривал с террористами в здании театрального центра. Согласно показаниям Асл., главарь террористов сказал ему, что он был готов умереть, он очень нервничал и не был открыт к диалогу. 37. Другой представитель государственной власти Ястр. показал, что главарь террористов Б. предложил властям освободить нескольких заложников в обмен на частичный вывод российских войск из Чечни. Он также потребовал, чтобы родственники пострадавших организовали общественный митинг на Красной площади в поддержку вывода российских «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 9 войск. Он также потребовал, чтобы федеральные власти назначили представителя для ведения переговоров с сепаратистами, кого-то, кто мог бы принимать политические решения. Среди таких лиц он назвал бывшего командующего федеральными силами в Чечне Кз. 38. Депутат Государственной Думы Российской Федерации Яв. показал, что террористы поначалу требовали немедленного вывода войск Российской Федерации из Чечни, но затем они выдвинули другие требования, касающиеся федеральных сил, а именно, чтобы последние прекратили использовать артиллерию и воздушные налеты, а также прекратили «зачистки», а также чтобы были организованы прямые телефонные переговоры между Президентом Российской Федерации В.В. Путиным и президентом сепаратистского правительства Масхадовым. Террористы сказали Яв., что они были готовы к смерти и что они знали, что они не покинут город живыми. Яв. понимал, что если требования террористов не будут выполнены, они были готовы начать расстреливать заложников. 39. Журналист Плт. показала, что «Абу-Бакр» (другой главарь террористов) выдвинул следующие требования: вывод федеральных войск из всех районов Чечни и публичное заявление президента Путина о прекращении военных действий. Террористы согласились принять еду и воду. Некоторое время спустя еда и вода были доставлены. 2. Свидетельские показания бывших заложников 40. Следователи допросили 737 бывших заложников о ситуации в главном зале театрального центра, где они содержались. В материалах дела содержится записка, подготовленная следователем, в которой резюмировались их показания. Кроме того, стороны представили несколько полных письменных показаний бывших заложников. Данные документы в части, относящейся к делу, могут быть резюмированы следующим образом. 41. Большинство заложников показали, что в здании театрального центра было 40-60 террористов. Сначала террористы разрешили заложникам, имевшим мобильные телефоны, позвонить своим родственникам и попросить их провести «митинг в поддержку мира» против войны в Чечне и потребовать от властей не штурмовать здание. Позднее террористы изъяли мобильные телефоны, угрожая расстрелом в случае неповиновения. 42. 25 октября 2002 г. один из заложников, молодой человек, пытался бежать из зала, террористы выстрелили в него, ранив его в голову, а затем вывели из зала и расстреляли. Во время стрельбы по беглецу террористы тяжело ранили другого человека. В определенный момент один из главарей террористов приказал застрелить еще одного человека, которого он посчитал агентом сил безопасности и который проник в здание снаружи. 43. Из показаний свидетелей ясно следует, что большинство из них принимали угрозы террористов серьезно. Некоторые из них, однако, отмечали, что они боялись штурма здания силами безопасности даже больше, чем самих террористов. 44. Когда газ проник в зал, Б. (главарь террористов) приказал разбить окна, чтобы улучшить вентиляцию. Террористы, находившиеся в зале, начали стрелять вокруг, очевидно, они целились по окнам. Женщины террористки, сидевшие среди заложников, не пытались привести в действие взрывные устройства, они накрыли свои лица платками и легли на пол с заложниками. В течение 10-ти минут большинство людей в зале потеряли сознание. 3. Экспертиза взрывных устройств 45. 19 ноября 2002 г. следователь поручил составление экспертного отчета о различных технических аспектах террористического акта. В частности, следователь стремился установить разрушительную силу взрывных устройств, установленных террористами в здании. Экспертиза была поручена экспертам ФСБ. Эксперты установили, что террористы имели при себе около 76 кг различных взрывчатых веществ (в тротиловом эквиваленте), что их синхронная детонация 10 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» убила бы или серьезно ранила большинство заложников, находившихся в зале, взрывной волной или осколками, но что вряд ли детонация привела к обрушению всего здания. Размещение стационарных взрывных устройств и террористов-смертников в зале гарантировало максимальную эффективность в случае детонации, что показывало технический опыт террористов. 4. Отчет Департамента здравоохранения 46. 20 ноября 2002 г. Руководитель Департамента здравоохранения г. Москвы Сл. представил отчет об организации эвакуации и оказании медицинской помощи заложникам. В отчете указывалось, что пять карет скорой помощи и две бригады ЦЭМП немедленно были доставлены на место событий. Помимо этого, городские больницы приняли меры для освобождения мест в качестве подготовки к возможному прибытию заложников. Около 5 часов 55 минут 26 октября 2002 г. 458 бригад скорой неотложной помощи были отправлены на место событий. Заложники были эвакуированы спасателями и сотрудниками специальных подразделений в положении «лицом вверх». Координация эвакуации обеспечивалась сотрудниками центра «Защита» Министерства здравоохранения Российской Федерации. Первые 20 бригад скорой помощи прибыли на место событий в 6 часов 9 минут – 6 часов 14 минут. 47. Ввиду симптомов пострадавших, им делались уколы налоксона, «противодействующего наркотическим аналгетикам». Данные уколы делались сотрудниками специальных подразделений в здании театрального центра. Тем не менее, эффективность налоксона была низкой при применении у лиц, находившихся в состоянии гипоксии в течение долгого времени. Спасателям было дано указание переворачивать пострадавших лицом вниз, если у них были признаки рвоты. В распоряжении врачей было достаточно налоксона, поскольку он являлся частью стандартной аптечки первой помощи бригад скорой помощи. Сл. далее показал, что большинству заложников уколы налоксона были сделаны внутри здания. Уколы делались сотрудниками специальных подразделений, сотрудники сообщали врачам, каким заложникам не были сделаны уколы. Таким заложникам уколы были сделаны врачами бригад скорой помощи. Пострадавшие, находившиеся в коме, перевозились в каретах скорой помощи, остальные перевозились на городских автобусах, но все время сопровождались медиками. 48. Большинство заложников были доставлены в Госпиталь для ветеранов войн (№ 1) и городскую больницу № 13. Эвакуация 770 заложников заняла 1 час 15 минут. Только 6 человек умерли в больнице. 114 человек уже были мертвы по прибытии в больницу. В отчете делался вывод о том, что усилия различных служб, участвовавших в эвакуации и оказании медицинской помощи пострадавшим, были хорошо скоординированы и что операция по эвакуации была эффективной и адекватной. 5. Экспертиза медицинских карт 49. 27 ноября 2002 г. один из следователей, Усм., проанализировала медицинские карты выживших заложников и составила отчет, содержащий информацию о времени прибытия заложников в различные больницы г. Москвы. В данном отчете не было статистики о погибших заложниках. 50. Согласно отчету, 26 октября 2002 г. Госпиталь для ветеранов войн № 1 принял 53 пациента в период с 6 часов 30 минут до 7 часов, 20 пациентов с 7 часов до 7 часов 30 минут, 10 пациентов с 7 часов 30 минут до 8 часов и 6 пациентов после 8 часов. 51. Городская больница № 13 приняла трех пациентов с 7 часов 15 минут до 8 часов (двое из них прибыли «самостоятельно», одного доставили на машине скорой помощи), 213 пациентов прибыли с 8 часов до 8 часов 30 минут (153 прибыли «самостоятельно», очевидно, на автобусах, «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 11 60 – на скорой помощи), с 8 часов 30 минут до 9 часов больница приняла 21 пациента (10 прибыли на скорой помощи), с 9 часов до 9 часов 30 минут больница приняла 27 пациентов (9 прибыли на скорой помощи), с 9 часов 30 минут до 10 часов больница приняла 20 пациентов (один прибыл на скорой помощи), после 10 часов больница приняла 45 пациентов (один прибыл на скорой помощи). 52. Городская больница № 7 приняла 8 пациентов с 7 до 8 часов (все прибыли на скорой помощи), 16 пациентов с 8 часов до 8 часов 30 минут (6 привезли на скорой помощи), 13 пациентов прибыли с 8 часов 30 минут до 9 часов (5 привезли на скорой помощи), 8 прибыли с 9 часов до 9 часов 30 минут (двоих привезли на скорой помощи), 15 прибыли с 9 часов 30 минут до 10 часов (одного привезли на скорой помощи), 17 прибыли после 10 часов. 53. Городская больница № 1 приняла 9 пациентов с 7 до 8 часов (все были привезены на скорой помощи), 19 прибыли с 8 часов 30 минут до 9 часов (12 привезли на скорой помощи). 6. Показания должностных лиц сферы здравоохранения и главных врачей 54. Свидетель Ев., главный врач скорой помощи г. Москвы, показал, что с 23 октября 2002 г. он нес ответственность за подготовку Госпиталя для ветеранов войн № 1 к приему заложников. Он проверил ситуацию с персоналом: в госпиталь поступил дополнительный персонал из других медицинских учреждений, включая хирургов и врачей скорой помощи из НИИ им. Склифосовского. Он также проверил необходимое оборудование. Было подготовлено восемь запасных операционных столов. 24 и 25 октября 2002 г. он проверил готовность городских больниц №№ 7, 13 и 53. Две больницы (№№ 7 и 13) были готовы принять до 70 пациентов в критическом состоянии. Однако, решения о точном количестве заложников, которое должно поступить в каждую больницу, не было принято. Он узнал о штурме здания в 06:00 из СМИ. В 7 часов 20 минут он прибыл в НИИ им. Склифосовского, где он начал подготавливать дополнительные бригады скорой помощи, которые должны были быть отправлены на место событий. В 10:00 он прибыл в Госпиталь для ветеранов войн. К тому времени пострадавшие уже были разделены на несколько групп, и врачи определили наиболее серьезные случаи. Он осмотрел пострадавших лично. В большинстве случаев они страдали от сердечной и дыхательной недостаточности, усугубляющейся обезвоживанием, аэлеонтропическим расстройством, высоким уровнем ферментов и «миоглобина», а также шоковым состоянием. Он узнал из СМИ, что силы безопасности использовали газ. В первую очередь, пациентам сделали искусственную вентиляцию легких, дали сердечные препараты и т.д. Два или три часа спустя он отправился в больницу № 13, в которую поступило большое число пострадавших. Что касается возможного лечения, он показал, что сложно было предварительно подготовить какое-либо противоядие, учитывая ситуацию с заложниками во время штурма здания. Налоксон был особым противоядием от опиатных наркотиков и широко использовался с самого начала операции. То, что у пострадавших было опиатное отравление, было очевидно из их симптомов. Тем не менее, использование налоксона было неэффективным, т.к. оно не дало никаких значимых положительных результатов. 55. Свидетель Кс., директор ЦЭМП, заявил, что информация о штурме здания была получена 26 октября 2002 г. в 5 часов 30 минут. Эта информация немедленно была передана в несколько городских больниц. В 5 часов 37 минут она получила распоряжение о мобилизации 100 машин скорой помощи из ближайших медицинских центров скорой помощи. В 5 часов 50 минут в ЦЭМП поступила информация о штурме. Третьей бригаде ЦЭМП (№ 6813) было приказано прибыть к театральному центру. Эта бригада должна была указывать маршрут машинам скорой помощи. Сама Кс. осталась в больнице. В 7 часов 2 минуты третья бригада получила приказ приблизиться к зданию центра и начать эвакуацию. Массовая эвакуация заложников началась в 7 часов – 7 часов 5 минут на машинах скорой помощи и городских 12 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» автобусах. Эвакуация закончилась в 8 часов 15 минут. В результате пройденного обучения, бригады скорой помощи были хорошо подготовлены к таким ситуациям, и у них были все необходимые лекарства, включая налоксон. В целом, эвакуация и медицинская помощь пострадавшим была организована хорошо. Поскольку существовала угроза взрыва, оказывать помощь заложникам в непосредственной близости от здания было невозможно. Отсутствие информации о составе газа не имело отношения к делу в данных обстоятельствах, и не было необходимости в привлечении военных врачей. 56. Свидетель Н., еще один сотрудник ЦЭМП, показал, что он был на дежурстве с 25 октября 2002 г. Он не получал никаких специальных указаний, но располагал информацией о плане эвакуации заложников. 26 октября 2002 г. в 2 часа или 3 часа он принимал участие в эвакуации двух раненых из здания театра в ближайшую больницу. В 5 часа 45 минут, после начала операции, он распорядился, чтобы в нескольких кварталах от театра присутствовали 20 машин скорой помощи. В 6 часов ему сообщили, что здание освобождено от террористов и что бригады скорой помощи могут начать эвакуацию. Они прибыли на место в 7 часов 5 минут. Он был ответственным за размещение заложников в городских автобусах и их отправку в больницы вместе с машинами сопровождения. Первые обследования показали, что жертвы пострадали от отравления газом; неотложная помощь заключалась в эвакуации заложников из здания, освобождении дыхательных путей, инъекции кардиамина и восстановлении нормального функционирования сердечной и легочной систем. 57. Свидетель Крт., главный врач Госпиталя для ветеранов № 1 (ближе всего расположенного к театру) свидетельствовал, inter alia, о том, что накануне штурма они получили аппарат для искусственной вентиляции легких. Тем не менее, они ожидали, что у заложников будут «травматические повреждения». В госпитале было 300–350 койко-мест, но он мог принять до 600 пострадавших. На первом этаже больницы было выделено место для оказания неотложной помощи, были приготовлены операционные столы, врачами были подготовлены «материалы для пациентов с кровотечениями». Когда первые пострадавшие поступили в больницу, было непонятно, что с ними случилось, так как большинство из них были без сознания. Тем не менее, наличие или отсутствие информации о том, действию какого газа они были подвержены, не имело значения. 58. Свидетель Сх., главный врач скорой помощи городской больницы № 1, дал показания, что первые пациенты были доставлены в больницу в 7 часов 15 минут на машине скорой помощи. Около 8 часов приехал автобус с 32 пострадавшими. Все они имели признаки острой дыхательной недостаточности: они были без сознания, их внешнее дыхание было недостаточным, и у них была желтоватая кожа (цианоз). Жертвы прибыли в сопровождении двух людей в военной форме с пулеметами, и человека в штатском с видеокамерой. Жертвы сидели и лежали на полу автобуса, их тела были навалены друг на друга. Сх. сам вынес пять человек из автобуса, потом подъехали еще люди, и все были отправлены в больницу. Шесть человек из тридцати двух были уже мертвы. Сх. описал их. 59. Свидетель Ар., главный врач больницы № 13, дал показания о том, что 26 октября 2002 г. он пришел на работу примерно в 7 часов 20 минут. К тому моменту там уже находилась первая машина с пострадавшими. Основная масса пострадавших стала поступать в 7:45, когда к больнице подошли 47 автомашин скорой помощи, в каждой из которых находилось по 2–3 человека, и 5 автобусов. Как было впоследствии установлено, в больницу было доставлено 356 пострадавших, из которых 35 на момент доставления находились в состоянии биологической и клинической смерти. 20 человек из этих 35 находились в состоянии, когда реанимационные мероприятия не имели смысла. По его мнению, наличие или отсутствие информации о типе газа, использовавшемся во время операции, особой роли не сыграло. Он подтвердил, что в больницах имелся запас налоксона, но его было недостаточно, поэтому 26 октября 2002 г. они получили дополнительные запасы. «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 13 60. Свидетель Кз., главный врач скорой помощи больницы № 13, дал показания о том, что в его больнице были подготовлены к прибытию заложников, однако им не были известны возможные диагнозы, с которыми они могут столкнуться. Жертвам, прибывшим в его больницу, проводили искусственную вентиляцию легких, они получили кислородные маски и т.д. Врачи не располагали информацией о виде газа, использовавшемся силами безопасности, однако понимали, что пострадавшие подверглись воздействию наркотического газа, и решили использовать налаксон в качестве антидота. 61. Свидетель Кн., глава отделения скорой помощи больницы № 13, показала, что двое из заложников, поступивших в эту больницу, были в состоянии клинической смерти. В то же время она отметила, что (в автобусах, перевозивших потерпевших) «не было никаких трупов». 62. Свидетель Аф., главный врач больницы № 7, заявил, что они имели достаточное количество сотрудников для оказания медицинской помощи заложникам. Они не получали никаких дополнительных препаратов, так как в больнице имелось достаточное количество лекарств. Первые машины скорой помощи прибыли в больницу около 7 часов 15 минут, и продолжали прибывать в течение 45 минут. Сам Аф. не видел никаких признаков медицинского вмешательства на телах пострадавших. Люди были в очень слабом состоянии. 14 заложников погибли, но трудно было сказать, произошла ли смерть во время транспортировки или после госпитализации. Через 30 минут после первого приезда машины скорой помощи, дежурный врач городского комитета здравоохранения вызвал его и сказал, что «налоксон направлен в больницу». 63. Свидетель Рм., главный врач скорой помощи больницы № 7, показал, что через 50 – 70 минут после прибытия первых пострадавших кто-то из администрации больницы сказал врачам, что следует применять налоксон. В отделении на тот момент имелось 40 ампул налоксона. 14 человек умерли в больнице в течение 30 минут. Через 40 минут в больницы поступил дополнительный налоксон. После этого не было смертей, за исключением смерти одной женщины, скончавшейся от сердечного приступа через 3 дня. 64. Свидетель Кс., главный фельдшер больницы № 7, показал, что 26 октября 2002 г. в больницу поступило 98 пострадавших. Всем пострадавшим была оказана помощь; медицинский персонал сделал инъекции. 65. Свидетель Кш., руководитель отделения токсикологии института Склифосовского, в своих показаниях заявила, что потерпевшие доставлялись в больницу в машинах скорой помощи. Она узнала, что заложники пострадали от отравления газом. С пострадавшими провели обычные процедуры: они не подвергались каким-либо специальным процедурам, и врачи, главным образом, пытались остановить гипоксию. Свидетель Кш. также подтвердила, что знание точной формулы газа не помогло бы врачам. Похожее заявление сделал и Вд., токсиколог института Склифосовского. 66. Свидетель Бгр., заместитель главного врача в Главного военного госпиталя № 1., показала, что она не видела никаких признаков медицинского вмешательства на телах пострадавших. Мхл., глава отделения скорой помощи Госпиталя для ветеранов № 1 показал, что в этой больнице не было запаса налоксона. 7. Показания спасателей 67. Свидетель Чз. был руководителем Московской спасательной службы. Он заявил, что он участвовал в планировании спасательной операции. Тем не менее, он не был информирован о возможном использовании газа, он поручил своим сотрудникам вмешаться в случае взрыва. Он заявил, что эвакуация заложников была хорошо организована. 68. Свидетель Чс., еще один представитель спасательной службы, подтвердил, что спасатели ожидали взрыва и были соответственно оснащены (бульдозеры, краны и т.д.). В 14 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 6 часов он получил приказ начать эвакуацию заложников. Он лично участвовал в эвакуации. Пострадавших несли лицом вниз, чтобы они не подавились собственным языком. По дороге к выходу медики делали уколы пострадавшим, после чего их размещали в автобусах. Чс. также сказал, что он не знал, что в ходе операции был использован газ и не почувствовал запах газа в здании. 69. Свидетель Пт, спасатель, в своих показаниях заявил, что он тоже не знал об использовании газа. Он тоже видел, что медики делают инъекции заложникам, позднее он узнал, что это антидот. 70. Свидетель Жб., спасатель, также подтвердил, что, войдя в здание, запаха газа он не почувствовал. Кроме того, в своих показаниях он сообщил, что работа сотрудников специальных служб, спасателей и медиков были хорошо скоординирована и что проблем с движением автобусов не было. 71. Следователи опросили еще нескольких спасателей. Они заявили, что пострадавшие получили инъекции на месте, что действия врачей были должным образом скоординированы, и для доставки пострадавших в больницы было достаточно транспортных средств. Некоторые заявили, что пострадавших несли лицом вниз. Все утверждали в своих показаниях, что не знали об использовании газа. 8. Показания рядовых врачей и фельдшеров 72. Свидетель Влк., врач ЦЭМП, отметил, что он не получал никакой информации о ситуации на месте, что машины скорой помощи использовались в качестве машин сопровождения для городских автобусов, а координацию действий на месте осуществляли работники ЦЭМП. Для распределения пострадавших не было подходящего места, поэтому движение машин скорой помощи было медленным. Спасатели и врачи были вынуждены учитывать угрозу взрыва и общую сложность ситуации. 73. Свидетель Кр., врач ЦЭМП, в своих показаниях утверждал, что когда его команда прибыла в здание театра, они увидели, что сотрудники спецслужб, пожарные и спасатели уже начали эвакуацию людей из здания. Пострадавшие помещались в автобусы, каждый из которых сопровождала машина скорой помощи. Кр. отправил два или три городских автобуса в больницы. Заложники, которые были в состоянии сидеть, были помещены в вертикальном положении (около 20 человек в каждом автобусе), остальных положили на пол (около 10 или 12 человек в каждом автобусе). Последняя группа включала несколько погибших. В какой-то момент С.И., начальник московского городского комитета здравоохранения, сообщил ему по портативной рации, что нужно использовать налоксон. Кр. также отметил, что эвакуация заложников была несколько затруднена из-за «отсутствия маршрутов проезда для транспортных средств». В то же время он сделал заключение, что, в общем, организация эвакуации заложников была удовлетворительной. 74. Свидетель Вл., врач ЦЭМП, дал показания о том, что он прибыл к театральному центру со своей командой в 7 часов 13 минут. По словам В., у него не было заранее продуманного плана действий, но он стал организовывать эвакуацию и координацию с другими службами «на месте». Не во всех автобусах, которые перевозили пострадавших, хватало медиков для сопровождения. В некоторых автобусах был только один фельдшер. Из его показаний неясно, было ли у автобусов сопровождение. В. также отметил трудности в движении машин скорой помощи и автобусов возле центра. Эффективность оказания медицинской помощи были подорвана из-за отсутствия информации об использовавшемся газе и угрозы взрыва. 75. Свидетель А. вошел в здание театра вскоре после того, как все террористы были убиты. Он утверждал, что видел, как сотрудники спецслужб переносили заложников, находившихся в бессознательном состоянии, из зрительного зала на землю за пределами здания. Там заложников «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 15 помещали на землю возле подъезда, где врачи проверяли реакцию зрачков с помощью карманных фонариков и оказывали первую помощь, а именно делали уколы в ягодицы. 76. Свидетель Мх., врач отделения неотложной медицинской помощи больницы № 13, утверждал в своих показаниях, что, когда он подходил к больнице в 7 часов 45 минут, он видел автобусы около входа. Он также подтвердил, что он не видел трупов среди пострадавших, доставленных в больницу. Он рассказал о медицинских процедурах, которые он проводил, чтобы разблокировать дыхательные пути пострадавших. 77. Свидетель Зб., врач больницы № 13, показала, что она приехала на работу 26 октября 2002 г. в 8 часов 5 минут – 8 часов 10 минут. К этому времени автобус с заложниками уже был на месте. Она осмотрела нескольких пациентов, шесть из них были мертвы. Необходимые документы составлялись вечером того же дня, поэтому момент смерти указывался приблизительно, исходя из времени прибытия пациента в больницу. 78. Еще несколько врачей из больницы № 13 дали показания о процессе поступления пострадавших и лечении, которое они прошли (массаж сердца, искусственная вентиляция легких, инъекции налоксона и кардиамина). Большинство врачей из разных городских больниц утверждали, что медицинского персонала для оказания медицинской помощи заложникам было достаточно и что для принятия заложников были освобождены места. Следователи показали медикам фотографии пострадавших для опознания, и задали вопросы о ведении записей в день события. 79. Свидетель Псд., врач скорой помощи Главной клинической больницы № 1 утверждал, что он не видел никаких следов от инъекций или инкубационных трубок на телах потерпевших. Он также указал, что ранее не сталкивался с газовым отравлением и что команда неотложной помощи в больнице состояла из двух врачей и пяти фельдшеров. 80. Свидетель Бгр., врач Госпиталя для ветеранов, утверждала, что первые заложники начали прибывать в их больницу около 6 часов 30 минут, в основном в машинах скорой помощи. Она узнала от Мх., главного врача скорой помощи, что они должны были использовать налоксон, которого у них не было в наличии. Однако они получили запасы от представителя Министерства Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий, приехавшего в больницу с пластиковым пакетом налоксона. Бгр. утверждала, что в их больнице было четыре машины для искусственной вентиляции легких. Она сказала, что если бы они знали заранее об использовании газа, они постарались бы получить дополнительное оборудование такого рода, и что знание о свойствах газа помогло бы врачам, хотя и лечение, вероятно, было бы таким же. 81. Следователи также опросили врачей, которые 26 октября 2002 г. работали в ближайших пунктах скорой помощи и на месте событий. Свидетель Пч., главный врач в одном из пунктов скорой помощи, дала показания, что она не была на месте события, но, по ее мнению, отсутствие информации о применении газа в ходе операции сказалось отрицательно на эффективности работы медиков: они действовали исходя из «клинических проявлений (отравление неизвестным газом и другими тяжелые обстоятельства)». Этого было достаточно, чтобы выполнить «операции по восстановлению жизненных функций сердца и легких» и применить противоядия, которые находились в распоряжении врачей. Она утверждала, что не было никаких проблем с движением машин скорой помощи и автобусов. Не было необходимости в присутствии военных медиков. Аналогичное заявление сделала и Kр., еще один врач пункта скорой помощи. 82. Свидетель Фд, врач из другого пункта скорой помощи, в своих показания говорил, что он сопровождал 40 потерпевших в одном из городских автобусов на пути к больнице № 13. Ктото из ЦЭМП дал ему 10 ампул налоксона и велел сделать инъекции. 83. Свидетель Счт., врач скорой помощи, утверждал в своих показаниях, что пострадавшим была оперативно оказана медицинская помощь. Он не знал, кто был ответственным за 16 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» осуществление надзора за работой различных групп скорой помощи на месте. Он также утверждал, что врачи не знали о составе газа, поэтому они были не в состоянии применить какие-либо конкретные методы лечения пострадавших. Среди негативных факторов, которые повлияли на эффективность спасательной операции, Счт. отметил транспортировку пострадавших в городских автобусах, отсутствие информации о возможном диагнозе и свойствах газа, использованного службами безопасности, или, по крайней мере, о фармацевтической группе, к которой он принадлежит, и невозможность распределить пострадавших, основываясь на их состоянии. 84. Свидетель Фдс., врач скорой помощи, дал показания о том, что он находился в машине скорой помощи на автостоянке возле здания. В 8 часов он прибыл на место происшествия и отвез двух человек в ГКБ № 7 на своем автомобиле. Они не знали об использовании газа и не применяли каких-либо специальных методов лечения или лекарств. Они поставили пострадавшим кислородные маски. Фдс. утверждал, что не было никаких проблем с движением транспортных средств, но не хватало медиков для сопровождения городских автобусов, которые перевозили заложников. Точное наименование газа не имело отношения к делу, но если бы врачи знали состав этого газа, это могло бы помочь. 85. Свидетель Чр., врач скорой помощи, заявил в своих показаниях, что, когда он увидел первых больных, он понял, что они пострадали от передозировки опиатами и использовал налоксон, но не применял каких-либо других специальных лекарств. Он заявил, что не знал, кто осуществляет надзор за действиями медиков на месте происшествия. Он также сказал, что, по его мнению, отсутствие информации об использовавшемся газе и возможных противоядиях сыграло негативную роль. 86. Свидетель Крг., врач скорой помощи, показал, что около 7 часов 20 минут они прибыли в здание театра, где их машина некоторое время простояла в очереди из других машин скорой помощи. Когда настала их очередь принять пациентов, кто-то открыл заднюю дверь и положил два бессознательных тела в машину. Крг. спросила, куда следует отвести этих людей, но получила ответ: «Куда угодно!». Она также спросила, кто несет ответственность за спасательную операцию, но спасатели этого не знали. Оба пострадавших были в состоянии тяжелого наркотического отравления, она сделала им кислородную маску и искусственную вентиляцию легких. 87. Свидетель Сфр., фельдшер скорой помощи, заявила в своих показаниях, что она не знала, куда отвозить пострадавших, оставленных спасателями в ее машине скорой помощи. Она должна была принять решение самостоятельно. Она решила отвезти их в ГКБ № 23, так как она знала, как туда добраться. Она также утверждала, что не была предупреждена о своем возможном участии в спасательной операции, и не получала никаких особых указаний в отношении методов врачебной помощи заложникам. 88. Свидетель Крл., работавший диспетчером на пункте скорой помощи, утверждал в своих показаниях, что 26 октября 2002 г. он был ответственным за оснащение и распределение машин скорой помощи. В 8 часов 15 минут он получил указание увеличить запас налоксона в пунктах скорой помощи. 89. Свидетель Мсв., врач скорой помощи, утверждал в своих показаниях, что у входа в здание не было никого, кто бы координировал и направлял работу врачей, возле здания не было места, где можно было бы оказать помощь жертвам, и заложников перевозили в автобусах без сопровождения медицинского персонала. По его словам, машины скорой помощи могли свободно перемещаться. Мсв. отметил, что отсутствие информации о типе газа, использованного ФСБ, сыграло негативную роль. 90. Свидетель Ндс., фельдшер скорой помощи, отметил, что пострадавшие не были разделены на группы, и убитых людей помещали в автобусы вместе с выжившими. В большинстве автобусов не было сопровождения врачей. В машины скорой помощи помещали «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 17 трупы. Это свидетельские показания подтвердил Кнх., еще один врач скорой помощи. Последний также добавил, что он не видел никакого координатора на месте происшествия, организовывавшего работу спасателей и врачей. Он также отметил, что было бы лучше, если бы у них была какая-то информация о газе. По его словам, его никто не предупреждал о возможном участии в спасательной операции до того, как он получил приказ ехать к театру. Он не получал никаких особых инструкций о том, каким образом он должен действовать или о специальной медицинской помощи, которая должна быть оказана заложникам. 91. Свидетель Осп., фельдшер скорой помощи, дал показания, что первые заложники были выведены из здания военными, а затем спасатели начали выносить пострадавших в городские автобусы и машины скорой помощи, без какой-либо предварительного разделения на группы. Он не заметил никого, кто бы координировал эвакуацию и оказание медицинской помощи заложникам, хотя он и видел людей из Министерства по чрезвычайным ситуациям и ЦЭМП. Он отметил, что название газа, примененного в ходе операции, было несущественным. Он добавил, что не был предупрежден заранее о его участии в спасательной операции, никаких особых указаний он не получал. 92. Свидетель Блк., фельдшер скорой помощи, сообщила в своих показаниях, что ее, как спасателя, попросили сопровождать группы из 22 заложников, которых перевозили в городских автобусах. Она не получила какого-либо медицинского оборудования и лекарств. По дороге в больницу автобус каждый раз останавливался на красный свет. Она только смогла сделать непрямой массаж сердца или искусственное дыхание «рот в рот». Журналист из «MK» (газета) зашел с ней в автобус, от него она узнала об использовании газа. Перед входом в больницу автобус был остановлен вооруженной охраной больницы. Один из заложников умер еще до прибытия в больницу. 93. Заявители ссылались на показания некоторых других медиков, принимавших участие в спасательной операции, а именно Зхр., Лрн., Сусчн., которые засвидетельствовали то, что они не были заранее предупреждены об их возможном участии в спасательной операции и не получали указаний по проведению конкретных процедур или оказанию необходимой медицинской помощи. Зхр. заявил, в частности, о том, что получил лишь шесть доз налаксона, в то время как во вверенном ему автобусе находилось 17 потерпевших, четверо из которых, по всем признакам, были мертвы. Мслн., фельдшер скорой помощи, дал показания о том, что если бы у него было больше шприцов с налаксоном, это позволило бы ему оказать более масштабную помощь. Влв., фельдшер скорой помощи, показала, что, когда ей передали потерпевшего для дальнейшей транспортировки в больницу, ее не поставили в известность о том, была ли уже оказана данному пострадавшему медицинская помощь. Ее коллега, Клв., также сообщила, что и ее не поставили в известность о том, была ли уже оказана пострадавшим медицинская помощь. Фельдшеры скорой помощи и водители Кзм., Бгтр., Влв., Птх. заявили, что либо у них в машинах не было устройства двусторонней связи, либо система не работала. Фельдшер Кп. заявил, что ему указывали, куда ехать. Фельдшеры Прх. и Сусчн. показали, что за их машинами ехали другие машины скорой помощи (для указания пути к больнице). 9. Другие доказательства; результаты судебно-медицинского освидетельствования потерпевших 94. Следователи допросили Ал., сотрудника отдела по связям с общественностью ФСБ. Он рассказал следователю, что не участвовал в планировании операции. Однако примерно в 6 часов 30 минут – 6 часов 40 минут 26 октября 2002 г. он вошел в здание театра по приказу своего начальства. Он не почувствовал запаха какого-либо газа в зрительном зале, поскольку был болен гриппом. Он видел, что заложники были без сознания, их кожа была синеватого цвета. Офицеры специальных отрядов выносили заложников из зала на первый этаж здания. На первом 18 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» этаже медики оказывали помощь пострадавшим: они проверяли реакцию зрачков и делали инъекции в ягодицы. Врачи были одеты в синюю форму. Ал. осмотрел здание, так как ему нужно было сделать фотографии трупов террористов. Вскоре, когда он вернулся в основной зал, эвакуация заложников уже закончилась. Ал. решил, что все было сделано очень быстро. Он сделал видеозапись зала, но только тогда, когда заложники были эвакуированы. 95. В январе-феврале 2003 г. Бюро судебно-медицинской экспертизы московского Департамента здравоохранения г. Москвы, по запросу прокуратуры г. Москвы, исследовало материалы дела, а именно: медицинские карты умерших и свидетельские показания, в которых описывался процесс эвакуации заложников. Заключения Бюро свидетельствуют о том, что точное время смерти не всегда регистрировалось работниками скорой помощи и больниц, но устанавливалось позже в результате посмертного обследования. В большинстве случаев патологоанатомическое исследование показало, что смерть наступила 26 октября 2002 г. между 6 и 8 или 9 утра. В тех случаях, когда медицинское заключение содержит запись о точном времени смерти (не все заключения содержали эту информацию), результаты распределились следующим образом: четыре человека погибли до 7 часов 29 минут, семь человек погибли с 7 часов 30 минут до 7 часов 59 минут, двадцать четыре человека погибли с 8 часов до 8 часов 29 минут, тринадцать человек погибли в период между 8 часов 30 минут и 8 часов 59 минут, и двенадцать человек погибли после 9 утра. 96. Вышеупомянутые заключения судебно-медицинской экспертизы содержат также информацию о реанимационных процедурах, проведенных в отношении заложников. Однако в 58 случаях в докладах упоминается, что «не было информации об оказании медицинской помощи [потерпевшему]» (по словам заявителей, эта цифра колебалась от 68 до 73). В более чем 15 случаях врачи обнаружили следы внутривенных инъекций на руках у потерпевших, а в других случаях врачи подтвердили, что была проведена искусственная вентиляции легких, массаж сердца и другие аналогичные реанимации. Во многих случаях указывалось, что больной был госпитализирован в критическом состоянии, почти не было дыхания и пульса. Медицинские карты 17 человек содержали пометку «заболеваний не обнаружено». 97. В своих общих заключениях врачи Бюро судебно-медицинской экспертизы московского Департамента здравоохранения г. Москвы установили, что все погибшие заложники страдали от различных хронических заболеваний и патологий, которые, наряду с физическим и психическим истощением и другими негативными факторами, связанными с трехдневным пребыванием в заложниках, усугубили последствия воздействия газа. Врачи заключили, что газ оказал «косвенное воздействие» (не более) и что жертвы погибли в результате совпадения ряда факторов. Д. Промежуточные заключения уголовного расследования 98. 16 октября 2003 г. прокуратура г. Москвы решила не углубляться в расследование планирования и проведения спасательных работ. Следствие установило, что 5 человек были убиты террористами во время плена. Среди них Р., Вл. и В., которые не были в числе заложников, но были застрелены террористами при попытке проникнуть в здание снаружи. Г. был одним из заложников, он был застрелен при попытке оказать сопротивление. З. был убит случайным выстрелом во время инцидента с участием Г. 99. Так как существовала реальная угроза массового убийства заложников террористами, силы безопасности приняли решение штурмовать здание. Штурм привел к гибели еще 125 человек. Почти все они погибли в результате «…острой дыхательной и сердечной недостаточности, вызванной роковым стечением негативных факторов, существовавших… 23–26 октября 2002 года, а именно: тяжелым и длительным психо-эмоциональным напряжением, низкой концентрацией кислорода в воздухе в помещении (гипоксией), длительной «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 19 принудительной неподвижностью, которая часто сопровождается развитием кислородного голодания организма (циркуляторной гипоксии), гиповолемией (обезвоживанием), вызванной долгим лишением пищи и воды, длительным лишением сна, которое исчерпало компенсаторные механизмы, и расстройством дыхания, вызванном действием неизвестного химического вещества (или веществ), примененного правоохранительными органами в ходе специальной операции по освобождению заложников 26 октября 2002 г.». Следователь сделал следующий вывод: «… многообразность причин смерти исключает прямую причинно-следственную связь … между действием [газа] и смертью [заложников]. В этом случае связь может быть лишь косвенной, так как нет никаких объективных оснований для вывода, что в отсутствие других вышеперечисленных факторов применение [газа] привело бы к смерти [заложников]». 100. В результате штурма сорок террористов были убиты - либо потому, что они сопротивлялись и открыли ответный огонь по офицерам спецназа, либо потому, что существовала реальная опасность того, что они активируют взрывные устройства, которые они заложили в здании. По информации прокуратуры г. Москвы, решение штурмовать здание было основано на существовании чрезвычайных обстоятельств, и обусловлено необходимостью освободить заложников и предотвратить взрыв, который мог стать причиной смерти 912 заложников и «подорвать престиж России на международной арене». В результате, прокуратура отказалась возбуждать уголовное дело по факту действий органов государственной власти во время кризиса. 101. Точная формула газа, используемого в ходе спасательной операции, не была обнародована. Согласно ответу ФСБ от 3 ноября 2003 г., силы безопасности использовали «специальную смесь на основе производных фентанила». Тем не менее, более точная информация об этом газе и его воздействии не разглашаются, даже следственным органам, по соображениям национальной безопасности. 102. Что касается расследования самого теракта, было принято решение о прекращении уголовного преследования в отношении сорока террористов, убитых 26 октября 2002 г. В то же время продолжалось расследование в отношении других предполагаемых террористов, в частности, Талхигова, и сроки завершения этого расследования неоднократно продлевались. 27 января 2003 г. уголовное дело в отношении Талхигова были выделено из дела № 229133 в отдельное производство. 22 апреля 2003 г. уголовное дело было передано в суд первой инстанции (под номером 229136). Заявители утверждали, что они узнали об этом из прессы. Они просили Замоскворецкий районный суд г. Москвы разрешить им участвовать в судебном разбирательстве в качестве потерпевших. Однако им было отказано на том основании, что дело уже передано в суд. Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда оставила это решение без изменения. 20 июня 2003 г. Талхигов был признан виновным в пособничестве и содействии терроризму Московским городским судом. Он был приговорен к восьми с половиной годам лишения свободы. 9 сентября 2003 г. приговор было оставлен без изменения Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации. 103. Сроки предварительного следствия продлевались несколько раз. По-видимому, уголовное судопроизводство еще официально не завершено. F. Материалы о проведении спасательной операции, предоставленные заявителями 104. В подтверждение своих требований заявители предоставили Европейскому Суду дополнительные материалы. Судя по всему, в то время как некоторые из них были частью материалов уголовного дела, остальные были получены из других источников. Эти материалы, в той части, которая имеет отношение к делу, могут быть изложены следующим образом. 20 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 1. „Любительская“ видеозапись, представленная заявителями 105. Первая видеозапись (диск № 1) показывает центральный вход в здание театра. Запись сделана с верхнего этажа здания на противоположной стороне улицы, с расстояния около двухсот метров. Судя по времени, указанному на видеопленке, запись начинается в 21 час 35 минут. Дата не указана, но, видимо, это вечер 25 октября 2002 г. Он показывает группу людей, выходящих из здания. Заявители пояснили, что этими людьми были пять азербайджанских заложников, освобожденных террористами. В 23 часа 23 минуты одинокая фигура заходит в здание. Опять же, заявители пояснили, что это в здание зашел Вл. В 23 часа 49 минут мужчина в красном подходит к зданию, но затем возвращается туда, где размещены силы безопасности. В 2 часа 5 минут (ранним утром 26 октября 2002 г.) к зданию приближаются две машины скорой помощи. Медики заходят в здание, а затем возвращаются с человеком на носилках (2 часа 15 минут), затем еще одним (2 часа 17 минут). В 2 часа 18 минут машины скорой помощи покидают автостоянку. По словам заявителей, врачи эвакуировали Ст., которая была ранена случайным выстрелом во время инцидента с Г. и З. Машины скорой помощи прибыли через два часа после того, как террористы попросили о них. В 5 часов 33 минут из здания слышны звуки перестрелки. Через две минуты в фойе театра происходит взрыв. Примерно в 6 часов 22 минуты вооруженные сотрудники спецназа, одетые в бронежилеты, шлемы и маски появляются в фойе театра. В 6 часов 30 минут происходит несколько взрывов в фойе. В 6 часов 46 минут первые три заложника выходят из здания; работник спецназа помогает одному из них идти. Они доводят до внедорожников, припаркованных на автостоянке. На этот момент машин скорой помощи не видно. В 6 часов 51 минуту утра один заложник выходит сам. В 6 часов 52 минуты еще одна группа людей в военной форме заходит в здание, на них нет защитных шлемов. В то же время сотрудники спецназа выносят бесчувственное тело за руки и размещают его на лестнице недалеко от главных дверей (6.51.32). Сотрудник спецслужбы несет на плече женщину в красном. В 6 часов 53 минуты сотрудник спецслужбы забирает человека, до этого оставленного на ступеньках здания, и тащит его прочь. Кажется, что руки этого человека одеты в наручники или связаны у него за спиной. К ним подходит женщина в военной форме, со светлыми волосами. Она держит в руках предмет, похожий на пистолет или нечто подобное. Она направляет его на человека, лежащего на полу (6.53.27 – 41), затем остальные люди в военной форме наклоняются над телом и толкают его ближе к стене. Из здания продолжают выходить заложники, остальных выносят сотрудники спецслужб. Первая машина скорой помощи появляется на месте в 6 часов 57 минут. Затем появляются еще три машины спасательных служб. Люди в желтой форме выходят из машин и проходят в здание через главный вход. В течение нескольких секунд прибывают еще машины спасательных служб, в здание продолжают заходить спасатели, некоторые из них выносят людей без сознания. Похоже, что некоторые из этих людей уже до этого лежали на полу в фойе, некоторые из них – лицом вверх (6.52.37). На этом запись заканчивается. Следующая запись (№ 2) производится с того же места и начинается через несколько секунд после окончания первой записи. На ней показано начало массовой эвакуации заложников (7 часов утра). Спасатели и сотрудники специальных служб выносят из здания людей без сознания. Большинство переносят за руки и ноги, некоторых несут лицом вниз, других – лицом вверх. У «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 21 входа стоит человек, который, видимо, координирует действия спасателей и показывает им, куда относить заложников. В 7 часов 5 минут камера переключается на зону парковки. С этой точки изображение становится довольно размытым. На стоянке нет ни одной машины скорой помощи; потом приезжает одна. В 7 часов 6 минут начинают подъезжать еще машины скорой помощи с левой стороны, следуя за машинами спасательных служб. К 7 часам 11 минутам утра более десятка тел размещены на лестнице у входа. Несколько спасателей осматривают их и что-то с ними делают, но невозможно увидеть, что именно. Похоже, что некоторые из них делают массаж сердца. В то же время продолжается эвакуация. К 7 часам 20 минутам на стоянке появляются городские автобусы. В 7 часов 30 минут перед зданием и в фойе находится наибольшее число людей. В 7 часов 33 минуты человек в форме спасателя, видимо, делает инъекцию одному из пострадавших, лежащему на полу. В следующие минуты одни машины скорой помощи и автобусы уезжают, другие приезжают. Машины скорой помощи двигаются медленно, но их путь, видимо, не заблокирован полностью, по крайней мере, на слишком долгое время. К 7 часам 55 минутам на лестнице здания находятся сотни людей: работники отрядов специального назначения, спасатели, милиционеры, медики и так далее. В 8 часов 3 минуты на стоянке выстроились городские автобусы, ждущие своей очереди. Эвакуация пострадавших продолжается, хотя и более медленными темпами. Следующий отрывок съемки начинается в 8 часов 58 минут. Похоже, что к этому времени массовая эвакуация заложников закончилась. Тем не менее, несколько машин скорой помощи прибывают на автостоянку в 9 часов 30 минут. В 9 часов 35 минут военные бронированные машины уезжают с места. 2. Фильм, снятый спасательной службой 106. Заявители также представил копию фильма, снятого спасательной службой, на трех дисках. В нем показана эвакуация заложников, интервью с врачами, государственными должностными лицами и бывшими заложниками. На 37 минуте записи (второй диск фильма) виден городской автобус, на сиденьях находились люди без сознания. Также видна линия кордона и место проезда машин скорой помощи и городских автобусов через нее. 107. Три диска содержат выдержки из записи, сделанной спасательной службой. Запись, видимо, была сделана не с той позиции, что вышеупомянутая запись, и она лучшего качества. Тем не менее, доступна только часть этой видеозаписи. Наиболее значимые отрывки записаны на диске № 3, начиная с 46-й минуты записи. Похоже, что эта минута соответствует 6 часам 50 минутам на «любительской» видеозаписи, описанной выше. На ней видно более десятка бессознательных тел, лежащих на земле перед входом в театр лицом вверх (48-ая минута записи и далее). С 51-ой минуты записи показан главный зал изнутри. Показаны спасатели и сотрудники спецназа, эвакуирующие людей без сознания. На них нет противогазов. На полу лежит мусор, пустые пакеты из-под соков. 108. Запись содержит также ряд интервью с бывшими заложниками, врачами и должностными лицами. Один из бывших заложников в больнице сказал интервьюерам, что террористы планировали освободить всех иностранных граждан в 8 часов утра. 3. Заключения доктора наук Марка Уилиса и доктора медицинских наук Мартина Фурмански 109. В 2007 году один из заявителей заказал экспертизу смертоносных свойств газа, использованного российскими силами безопасности. Экспертизу проводили Марк Уилис, 22 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» доктор наук, микробиолог, и профессор Университета Калифорнии в Дэвисе, США. В своем заключении от 12 марта 2007 г. доктор Уилис пришел к следующим выводам: «.. Значительное число жертв среди заложников в театральном центре на Дубровке можно было предвидеть. Жертвы были неизбежны по двум различным причинам. Во-первых, можно было ожидать смертей и тяжелых травм от прямого токсического действия химического вещества. Хотя российские власти не идентифицировали отравляющее вещество, они сказали, что оно принадлежит к синтетическим опиатам, производным фентанила. Некоторые из них используются в медицинских целях в качестве болеутоляющих средств при тяжелой хронической боли и анестезирующих средств, и известно, насколько мала разница между дозой, достаточной для усыпления, и смертельной дозой. Смерть, как правило, наступает из-за дыхательной недостаточности. Фентанил также известен как наркотик, многие люди были зарегистрированы среди пациентов рениамационных палат. Поскольку все известные производные фентанила имеют схожие, и очень узкие, границы безопасного применения, можно было ожидать, что люди могут погибнуть от дыхательной недостаточности. Во-вторых, даже если химическое вещество само по себе не было опасным, можно было предвидеть гибель людей в результате удушья от обструкции дыхательных путей, которая следует при внезапном переходе из сидячего или лежачего положения. Также можно было предвидеть смертельные исходы и тяжелые травмы в результате аспирации рвотных масс, так как рвота — побочный эффект, характерный для опиатов. Я не могу судить о целесообразности использования анестезирующего соединения в тех обстоятельствах, с которыми Россия столкнулась во время этого трагического события. Однако, приняв решение об использовании отравляющего вещества, необходимо было принять во внимание вероятность значительного числа жертв среди заложников, и учесть необходимость немедленного медицинского вмешательства с целью их минимизации». 110. Тот же заявитель также попросил дать оценку протоколу вскрытия трупа его сына. Оценка протокола была проведена доктором Мартином Фурмански, практикующим токсикологом и специалистом по химическому оружию. 22 февраля 2007 г. доктор Фурмански представил свой доклад. Он согласился с тем, что сын заявителя погиб в результате «острой дыхательной и сердечной недостаточности…, вызванных действием неизвестных химических вещества» (цитата из протокола вскрытия). В то же время доктор Фурмански считает, что на момент пребывания в театре кислородной недостаточности не было, по крайней мере, в той мере, чтобы она могла повлечь биологическую реакцию. 111. Кроме того, по его мнению, многие из выводов о «разнообразии факторов», процитированные в официальном отчете, не могли привести к смерти пострадавшего, потому что эти факторы представляют собой предсмертные изменения, которые видны только тогда, когда организм переживает временную сосудистую недостаточность в результате затрудненного дыхания под действием специального вещества. По его мнению, предшествующие условия не могли в значительной степени способствовать смертоносному действию специального вещества. Ни одно из обстоятельств, которые существовали до применения специального вещества, не могло существенно повлиять на шансы пострадавшего выжить. Даже самого серьезного из этих условий (эрозивный гастрит и потеря в 200 куб.см. крови), не было бы достаточно, чтобы поставить под угрозу его кровяное давление или кровообращение, в частности, потому что он был лишен свободы и ему не нужно было двигаться. 112. Доктор Фурмански далее заявил, что некоторые из предполагаемых предшествующих условий не могут быть подтверждены имеющимися записями, и, даже если они присутствовали, они были бы незначительны. Он сравнил судебную гистологическую экспертизу от 15 ноября 2002 г. и отчет о повторном исследовании и пришел к выводу, что они противоречат друг другу. Он отметил, что «повторное гистологическое исследование» содержит результаты, аналогичные результатам двух других вскрытий, представленных для его рассмотрения, а именно обнаружение хронического энцефалита и хронического менингита. По его словам, это очень редкие заболевания, и это странное совпадение, что три лица, присутствовавшие в одном театре «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 23 в один день, страдали от этих заболеваний. Доктор Фурмански поставил под сомнение и другие заключения, касающиеся жировых перерождений, обнаруженных в печени жертвы: он пришел к выводу, что печень жертвы не была подвержена жировому перерождению, и, даже если бы это произошло, функции печени не имели значения при действии фентанила и его производных на организм человека. 113. Доктор Фурмански также заявил, что действие производных фентанила хорошо известно. В умеренных дозах эти препараты могут подавлять боль, при высоких дозах они приводят к сонному состоянию, а в более высоких дозах вызывают кому. Все опиаты также подавляют дыхательную функцию в зависимости от дозы. При бессознательном состоянии дыхание может замедляться до такой степени, когда необходимо обеспечить достаточное количество кислорода в крови для поддержания нормального функционирования организма. Даже если дыхание продолжается в слабой степени, расслабление мышц, вызванное опиатами, может привести к онемению шеи и языка и привести к закупорке дыхательных путей. Такая позиционная асфиксия представляет особую опасность, если пациент сидит прямо. Кроме того, когда опиаты (и, в частности производные фентанила) впитываются в кровь быстро, это вызывает ригидность мышц, что может вызвать полную остановку дыхания. Спазм может привести к искривлению торса. Такой резкий наклон вперед мог бы вызвать удар лбом о театральное сиденье переднего ряда. 114. Доктор Фурмански отметил, что клиническая картина, в которой нет ни одной смерти по «медицинским» причинам в течение трех дней, а затем количество смертей резко возрастает в течение нескольких минут, когда было применено специальное вещество, в значительной степени связывает применение этих веществ и последовавшие смерти и тяжелые травмы. В докладе делается вывод, что «заключения судебно-медицинской экспертизы [жертв] полностью соответствуют описанию смерти, вызванной исключительно передозировкой опиатов, таких как фентанил или соответствующих производных, полученных от аэрозольных распылителей в ходе специальной операции». 4. Интервью прессе и другие представленные материалы 115. Заявители представили копии интервью с бывшими заложниками, спасателями, водителями автобусов и т.д., опубликованные в средставх массовой информации. Так, Пвл., бывшая заложница, в интервью газете «Время новостей» заявила, что ей удалось самой выбраться из главного зала театра. Ее, вместе с другими заложниками, находившимися в относительно хорошем состоянии, сначала отвезли в больницу, но там их отказались принять. Они вернулись к театру, где их посадили в автобус и повезли в другую больницу (городскую больницу № 13). Водитель автобуса не знал, куда ехать, и ему приходилось все время спрашивать дорогу. Дорога до больницы заняла полтора часа. 116. Другой участник событий, Дмитрий (назвавший только свое имя), в интервью газете «Собеседник» заявил, что он является врачом скорой помощи. Примерно в 5 часов 30 минут он получил приказ ехать в театр. Однако у пропускного пункта его машину остановила милиция, поскольку на тот момент она еще не получила приказа пропускать машины скорой помощи. В результате машину задержали на десять минут. Движение транспорта у театра также было затруднено, так как возле него была припаркована тяжелая техника. Некоторых заложников уже вывели из здания. Рядом лежала открытая коробка со шприцами и ампулами налоксона. Кто-то крикнул: «Все делайте инъекции!» Заложников, которым были сделаны инъекции, не отмечали какими-либо опознавательными знаками: в результате некоторым из них было сделано две или три инъекции налоксона – такая доза является смертельной. Из-за опасности взрыва времени на то, чтобы сделать искусственное дыхание, не было. Восемь человек, находившихся без сознания, были перевезены на машине Дмитрия в Госпиталь для ветеранов войн, однако 24 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» добраться до входа было нелегко из-за припаркованных на мостовой машин. В госпитале было подготовлено 500 мест, однако медицинский персонал не мог справиться с таким потоком пациентов. В результате, в госпиталь было принято только 120 человек. Тем временем сотрудники спецотряда сгружали тела в городские автобусы. Водители автобусов – в большинстве своем не москвичи – не знали, куда ехать. Когда первая машина скорой помощи прибыла в больницу им. Склифосовского, никто не вышел навстречу бригаде скорой медицинской помощи, чтобы распределить пациентов по соответствующим отделениям. В. Мх., руководитель группы «Диггер-Спас», показал, что один человек был ошибочно принят за мертвого. 117. Снг. в интервью газете «Комсомольская правда» утверждал, что он видел, что в двух автобусах, подъехавших к больнице им. Склифосовского, тела были сложены в кучу на полу. В другом интервью, опубликованном в той же газете, свидетели Шб. и Крб. описали условия транспортировки пострадавших. Оба свидетеля являлись водителями автобусов, использовавшихся для транспортировки заложников в больницы. Они заявили, что, несмотря на все попытки расчистить пространство, движение транспорта возле здания было затруднено, главным образом, из-за автомобилей послов, припаркованных на улицах. Как только тела погрузили в автобусы, сотрудники милиции приказали водителям следовать за машиной скорой помощи. Когда автобусы прибыли в больницу им. Склифосовского, у больницы не хватило сотрудников для того, чтобы сразу же вынести тела из автобусов. В первую очередь они оказывали помощь не тем людям, которые находились в автобусах, а тем, кто был доставлен на машинах скорой помощи. 118. Одна из бывших заложниц, Губарева, описала события, происходившие в главном зале театра. В частности, она утверждала, что террористки-смертницы ни разу не выходили из зала. Одна из них, сидевшая поблизости, все время держала в руках детонатор. Она сказала Губаревой, что самого большого взрывного устройства было бы достаточно, чтобы «взорвать три таких зала». Другая бывшая заложница – Акимова – подтвердила, что смертницы не выпускали из рук детонаторы. Свидетель Жирова показала, что ее родственники находились в здании театра. Она рассказала о роли Талхигова, который установил контакт с главой террористов. Карпова, родственники которой также находились среди заложников, рассказала о том, что первая официальная сводка об операции была очень оптимистичной – ни о каких жертвах информации не было. И Карпова, и Курбатов, дочь которого погибла в здании театра, рассказали о том, как трудно было получить хоть какую-то информацию о бывших заложниках. Аналогичные показания дал Миловидов. 5. Заключение, подготовленное Всероссийским центром медицины катастроф 119. Заявители представили заключение, подготовленное Всероссийским центром медицины катастроф при Министерстве здравоохранения Российской Федерации («Защита»). Эксперты Центра отметили, что в данных обстоятельствах использование фентанила было оправдано. Они описали медицинское действие фентанила и возможное побочное действие препарата. Эксперты также отметили, что фентанил может представлять опасность для людей, страдающих астмой, отличающихся повышенной чувствительностью к препарату, для больных с артериальной и мозговой гипертензией, кислородной и дыхательной недостаточностью. В заключении указывалось, что большинство погибших заложников страдало различными патологиями, что и привело к их смерти. Также в заключении подчеркивался скоординированный характер действий различных служб (спасателей и медработников), принимавших участие в спасательной операции. Почти всем пострадавшим были сделаны инъекции налоксона; всех пострадавших, находившихся в критическом состоянии, перевозили на скорой помощи – им было сделано искусственное дыхание и оказана «симптоматическая «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 25 терапия». В заключении отмечалось, inter alia, что эффективность оказанной медицинской помощи была снижена в результате следующих негативных факторов: (1) отсутствия информации об использовании химического вещества; (2) отсутствия «специального антидота» для использованного химического вещества; (3) проблем с единовременной эвакуацией заложников из здания; (4) невозможности использовать носилки внутри здания; (5) затрудненного движения машин скорой помощи рядом со зданием. В заключении также говорилось о высокой концентрации газа, которая в ряде случаев привела к мгновенной смерти. Ж. Жалобы, поданные заявителями и третьими сторонами в уголовно-процессуальном порядке 1. Жалоба, поданная Нмт. 120. В неуказанный день парламентарий Нмт. обратился в прокуратуру г. Москвы с заявлением о проведении расследования в связи с эвакуацией заложников и оказанием им медицинской помощи. Он утверждал, что власти действовали халатно, и что человеческих жертв можно было избежать, если бы пострадавшим от воздействия газа была оказана более адекватная первая помощь на месте событий и в больницах. Нмт. передал следственной группе материалы, находившиеся в его распоряжении, а именно доклад группы экспертов, сформированной политической партией «СПС», и несколько видеозаписей, сделанных на месте событий непосредственно после того, как здание было освобождено от террористов (копии доклада и видеозаписей были представлены в Европейский Суд заявителями). 121. 2 декабря 2002 г. прокуратура г. Москвы отказала в возбуждении уголовного дела. Следователь И. отметил, что документы, представленные Нмт., не были надлежащим образом подписаны и заверены и не соответствовали ряду процессуальных требований. Что касается видеозаписей, то они были сделаны на расстоянии, что исключало какие-либо однозначные выводы. Тем не менее, на основании видеозаписей следователь пришел к выводу, что «пострадавших перевозили в самых разных положениях, в том числе «на спине», и до оказания дальнейшей медицинской помощи их положили на землю перед входом в здание. [Видеозапись свидетельствовала о том], что пострадавшим делали инъекции и проводили вспомогательную вентиляцию легких. Отсутствуют доказательства того, что движение транспорта, на котором эвакуировали бывших заложников, было затруднено». 122. Следователь И. также изложил показания ряда свидетелей (см. выше общее изложение свидетельских показаний, полученных следственной группой). Следователь установил, что ни Кс., директор ЦЭМП, ни Сл., глава Департамента здравоохранения г. Москвы, не были осведомлены о времени проведения спасательной операции и о методах, использованных в ходе этой операции; из соображений секретности им не сообщили о запланированном использовании газа. Тем не менее, учитывая имевшуюся у них информацию, в данных обстоятельствах они действовали максимально эффективно. Большинство заложников (114 человек) погибли в здании театра; лишь немногие скончались в больницах. Следователь пришел к выводу об отсутствии халатности в действиях вышеуказанных должностных лиц, также как и других госслужащих, ответственных за оказание медицинской помощи заложникам. 2. Жалоба, поданная заявителем Финогеновым в уголовно-процессуальном порядке. 123. 29 марта 2003 г. заявитель Финогенов обратился в Генеральную прокуратуру Российской Федерации с жалобой на то, как проводится расследование. Он требовал проведения более тщательного исследования причин смерти своего брата и его невесты. 124. В неуказанный день Финогенов обратился в прокуратуру г. Москвы с ходатайством об 26 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» ознакомлении с информацией, содержащейся в заключениях паталогоанатомической судебномедицинской экспертизы тел его брата и его невесты, с целью проведения альтернативного медицинского исследования причин их смерти. Письмом от 8 апреля 2003 г. прокуратура г. Москвы отказала в удовлетворении ходатайства. 125. 10 июня 2003 года Финогенов обратился в прокуратуру г. Москвы с ходатайством о расширении предмета расследования и о рассмотрении вопроса о законности и целесообразности применения газа силами безопасности. 15 июня 2003 г. он повторно обратился с запросом о раскрытии информации, содержащейся в заключениях посмертной судебно-медицинской экспертизы. 23 июня 2003 г. прокуратура г. Москвы отказала в проведении расследования в связи с проведением операции силами безопасности, а также отказала в выдаче разрешения на раскрытие информации, содержащейся в медицинских заключениях. 126. 26 июля 2003 г. Финогенов вновь обратился в Генеральную прокуратуру Российской Федерации с жалобой на ненадлежащее расследование. В частности, он утверждал, что следователь отказался рассмотреть вопрос о ходе проведения спасательной операции, а именно об использовании газа, который являлся потенциально опасным для жизни, а также о неоказании помощи заложникам после освобождения. Также он жаловался на отсутствие доступа к материалам дела и возможности принять действенное участие в производстве. Не рассмотрев жалобу заявителя по существу, Генеральная прокуратура Российской Федерации передала ее в прокуратуру г. Москвы. Заявитель обжаловал в суд отказ Генеральной прокуратуры Российской Федерации в рассмотрении его жалобы, однако суд постановил, что по смыслу уголовного законодательства заявление Финогенова не являлось жалобой, которая требовала бы проведения расследования. 19 января 2004 г. данное решение было оставлено без изменении судебной коллегией по уголовным делам Московского городского суда. 127. 13 октября 2003 г. Финогенов обратился в прокуратуру с просьбой позволить ему принять участие в деле Талхигова в качестве потерпевшей стороны, однако 23 октября 2003 г. получил отказ. Следователь отметил, что уголовное дело № 229136, возбужденное в отношении Талхигова, было выделено из «основного» уголовного дела № 229133, по которому заявитель был признан потерпевшим. Также следователь отметил, что Талхигов не причинил заявителю никакого вреда; кроме того, вопрос о предоставлении родственникам погибших заложников возможности принять участие в суде над Талхиговым рассматривается Московским городским судом. 128. 14 октября 2003 г. Финогенов ходатайствовал перед прокуратурой г. Москвы об истребовании у ФСБ, координировавшей спасательную операцию, информации о природе и составе газа, использованного властями. 28 октября 2003 г. он получил ответ из прокуратуры, в котором сообщалось, что «данные о концентрации и составе газа… не имеют значения для установления причин смерти заложников». 129. 6 ноября 2003 г. Финогенов обратился в Замоскворецкий районный суд г. Москвы с жалобой в уголовно-процессуальном порядке о неэффективности расследования, проведенного прокуратурой г. Москвы, а также об ее отказе расследовать порядок проведения спасательной операции. Он также ходатайствовал о том, чтобы суд истребовал у прокуратуры г. Москвы копии постановлений об отказе в проведении расследования по вопросу о порядке проведения спасательной операции. Однако 22 и 25 марта 2004 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы отказал в истребовании данных документов у прокуратуры г. Москвы. 25 марта 2004 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы отклонил жалобу Финогенова. Заявитель подал кассационную жалобу. 17 июня 2004 г. судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда отменила решение от 25 марта 2004 г. и направила дело в Замоскворецкий районный суд г. Москвы на новое рассмотрение. 130. Финогенов вновь ходатайствовал о раскрытии материалов уголовного расследования «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 27 по делу № 229133 и решений об отказе в возбуждении расследования по вопросу о порядке проведения спасательной операции. В ноябре 2004 г. прокуратура г. Москвы представила некоторые материалы дела, а также некоторые решения, о которых ходатайствовал заявитель. 30 марта 2005 г. Финогенов дополнил свои требования с учетом материалов, полученных из прокуратуры. 131. 30 мая 2005 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы отказал в удовлетворении жалобы Финогенова. Суд установил, что следственные действия были проведены в соответствии с законодательством и были собраны все относящиеся к делу доказательства. Следователь дал «полную и объективную» оценку действиям сил безопасности и медработников в указанной критической ситуации. 132. 13 июля 2005 г. судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда оставила без изменения решение от 30 мая 2005 г. Суд подтвердил, что оспариваемые заявителем решения прокуратуры г. Москвы «соответствовали уголовно-процессуальному законодательству, были обоснованными, были вынесены компетентным должностным лицом и основывались на доказательствах, собранных в ходе расследования». 3. Жалоба, поданная заявительницей Губаревой в уголовно-процессуальном порядке 133. 8 мая 2003 г. Губарева обратилась в Генеральную прокуратуру Российской Федерации с ходатайством о предоставлении ей копии медицинских документов, касающихся смерти ее родственников. Однако в удовлетворении ходатайства было отказано на том основании, что в соответствии с законом потерпевшая сторона может получить доступ к материалам дела только после завершения расследования. 134. 23 октября 2003 г. заявительница обратилась в Генеральную прокуратуру Российской Федерации с жалобой на ненадлежащее расследование, проведенное прокуратурой г. Москвы. Ее жалоба была перенаправлена в прокуратуру г. Москвы, которая своим письмом от 21 ноября 2003 г. сообщила заявительнице о том, что 17 октября 2003 г. было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении должностных лиц, участвовавших в подготовке и проведении спасательной операции. 135. 12 октября 2004 г. заявительница подала жалобу в уголовно-процессуальном порядке в Замоскворецкий районный суд г. Москвы, требуя проведения более тщательного расследования по вопросу проведения спасательной операции. В частности, она утверждала, что следствием не были рассмотрены следующие утверждения: (а) о неоказании заложникам медицинской помощи и обстоятельствах их эвакуации из здания театра; (б) о кражах личных вещей некоторых заложников; (в) об отравлении заложников неизвестным газом; (г) о незаконном применении этого газа силами безопасности; (д) об убийстве террористов, находившихся в бессознательном состоянии; (е) о бездействии прокуратуры г. Москвы, ответственной за проведение расследования; (ж) о халатности судебно-медицинской экспертизы, проведенной Бюро судебномедицинской экспертизы при Департаменте здравоохранения г. Москвы. 136. 5 мая 2005 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы отклонил жалобу заявительницы. Замоскворецкий районный суд г. Москвы пришел к выводам, аналогичным тем, которые были сделаны им по делу Финогенова (см. выше пункт 131). 6 июля 2005 г. судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда оставила без изменения постановление от 5 мая 2005 г. 137. В 2007 году Губарева подала несколько ходатайств на имя следователя, в производстве которого находилось дело. Она ходатайствовала о предоставлении доступа к определенным 28 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» материалам дела, в том числе к письменным показаниям некоторых свидетелей. 18 мая 2007 г. она получила доступ. 4. Жалоба, поданная заявителями Курбатовыми в уголовно-процессуальном порядке 138. 29 мая 2003 г. Курбатов обратился в прокуратуру г. Москвы с ходатайством о проведении дополнительных следственных действий с целью установления ряда обстоятельств, связанных со смертью его дочери. 5 июня 2003 г. ему сообщили, что все необходимые следственные действия произведены, и что доступ к соответствующим материалам будет предоставлен ему по окончании расследования. 139. 26 июня 2003 г. заявитель направил повторное ходатайство о предоставлении информации. 1 июля 2003 г. следователь, в производстве которого находилось дело, сообщил, что дочь заявителя скончалась в здании театра; однако более подробной информации и подтверждающих документов предоставлено не было. 140. 5 февраля 2004 г. заявитель обратился в прокуратуру с ходатайством о проведении более тщательного расследования обстоятельств смерти его дочери. Он утверждал, что смерть его дочери наступила в результате действия неизвестного газа, использованного силами безопасности. 8 апреля 2004 года заявитель получил ответ из прокуратуры г. Москвы, в котором сообщалось, что проведенная ранее экспертиза не установила причинно-следственной связи между действием газа и смертью заложников. 141. 26 мая 2004 г. оба вышеназванных заявителя подали жалобу в уголовнопроцессуальном порядке в Замоскворецкий районный суд г. Москвы, требуя проведения более тщательного расследования по вопросу проведения спасательной операции. 20 сентября 2004 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы отклонил жалобу заявителей. Заявители обжаловали данное постановление, однако 29 ноября 2004 г. судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда оставила постановление районного суда без изменения. 5. Жалоба, поданная заявителем Бурбаном и заявительницей Бурбан-Мишурис в уголовнопроцессуальном порядке 142. В неуказанный день данные заявители подали жалобу в уголовно-процессуальном порядке в Замоскворецкий районный суд г. Москвы. Они жаловались на отказ прокуратуры продолжить расследование обстоятельств дела в части подготовки и проведения спасательной операции. 8 декабря 2005 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы отклонил жалобу заявителей. Суд постановил, что расследование было проведено тщательно, что следственная группа собрала все возможные доказательства в соответствии с законодательством, которые стали предметом беспристрастного и всестороннего исследования, и что выводы, к которым пришла следственная группа, были законными и обоснованными. Кроме того, суд постановил, что у него отсутствуют полномочия для рассмотрения вопроса об эффективности расследования и о предполагаемом отказе прокуратуры исследовать ряд фактических аспектов произошедших событий, в частности, установить ответственность медработников и сотрудников спецотряда, принимавших участие в спасательной операции. 24 апреля 2006 года Московский городской суд оставил данное решение в силе. З. Компенсационные выплаты и последующее гражданское судопроизводство 143. После событий 23-26 октября 2002 г. Правительство г. Москвы выплатило пострадавшим от теракта компенсацию: выжившие получили по 50 000 рублей, а родственники погибших заложников получили по 100 000 рублей. Кроме того, администрация города покрыла определенные расходы на похороны и выплатила некоторую сумму за имущество, утраченное в «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 29 ходе спасательной операции. 1. Гражданское судопроизводство по искам о компенсации в Тверском районном суде г. Москвы 144. В 2002 году, в неуказанный день некоторые заявители, являвшиеся гражданами Российской Федерации, обратились к Правительству г. Москвы с требованием о компенсации морального вреда, причиненного им в результате террористического акта. Они ссылались на статью 17 Закона «О борьбе с терроризмом» от 25 июля 1998 г., которая предусматривает, что возмещение вреда, причиненного в результате террористической акции, производится за счет средств бюджета субъекта Российской Федерации, на территории которого совершена эта террористическая акция. Однако власти отказали заявителям в выплате компенсации. 145. В ноябре 2002 г. группа заявителей – граждан Российской Федерации – обратилась с гражданским иском против Правительства г. Москвы в Тверской районный суд г. Москвы. Заявители утверждали, что Закон 1998 года налагает на Правительство г. Москвы обязательство по возмещению ущерба, причиненного в результате террористической акции. Они также утверждали, что спасательная операция была нецелесообразной, что действия властей были неадекватными, что заложники не были эвакуированы из здания должным образом и не получили необходимой медицинской помощи на месте происшествия и в больницах. В результате заявителям был причинен вред, а некоторые из них потеряли своих родственников. 146. В ходе предварительных судебных заседаний заявители дали отвод судье на том основании, что московские суды финансируются из бюджета Правительства г. Москвы, которое выступало ответчиком по их гражданскому делу. Они утверждали, что данная ситуация противоречила федеральному законодательству и ставила суды в зависимость от Правительства г. Москвы. Заявители просили о передаче дела в Московский городской суд. 147. Заявители также ходатайствовали о вызове в суд ряда свидетелей, а именно политиков, принимавших участие в переговорах с террористами, и должностных лиц, отвечавших за подготовку и проведение спасательной операции. Они также ходатайствовали перед судьей об истребовании у властей ряда документальных доказательств и о назначении судебномедицинской экспертизы для выяснения причин смерти погибших заложников. Также были заявлены ходатайства о рассмотрении ряда доказательств, в частности, доклада о независимом расследовании событий, проведенном политической партией «СПС». Наконец, заявители требовали ведения аудио- и видеозаписи судебного заседания. 148. Судья Герб. рассмотрела данные ходатайства и отклонила практически все из них. Так, она отказала в удовлетворении отвода; отказала в вызове свидетелей, указанных заявителями, и в истребовании доказательств, на которые они ссылались; из протокола судебного заседания следует, что судья сочла данные доказательства не имеющими отношения к делу. Наконец, она запретила ведение аудио- и видеозаписи судебного заседания. 149. Рассмотрение дела по существу состоялось 22 и 23 января 2003 г. В ходе судебного заседания многие заявители дали показания об обстоятельствах проведения спасательной операции. Ответчики выступили с устными возражениями. Как истцы, заявители ходатайствовали о переносе судебного заседания с целью подготовки ответных доводов на возражения ответчиков, однако суд отложил заседание всего на несколько часов. На следующий день заявители вновь выступили с ходатайством о переносе заседания, но оно было отклонено. 150. 23 января 2003 г. Тверской районный суд г. Москвы полностью отклонил требования заявителей. 28 апреля 2003 г. судебная коллегия по гражданским делам Московского городского суда оставила без изменения данное решение. Суды признали, что по общему правилу ущерб должен быть компенсирован нарушителем (статья 151 Гражданского кодекса Российской Федерации). В соответствии со статьей 1064 Гражданского кодекса Российской Федерации 30 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» гражданская ответственность за правонарушение может быть вменена третьему лицу (не нарушителю), если это прямо предусмотрено законом. Тем не менее, суд установил, что Закон 1998 года прямо не предусматривал компенсацию морального вреда государством за теракт при отсутствии вины органов государственной власти. 151. Суд также отказался присудить компенсацию за якобы недостаточное планирование и проведение спасательной операции. Он установил, что московские органы власти определили перечень мер, которые должны были проводиться в целях предотвращения террористических актов и помощи жертвам, издали необходимые нормативные документы для достижения этой цели и создали структурные единицы, занимающиеся данным вопросом. Суд ссылался на прецедентное право Европейского Суда, а именно на решение по делу «Макканн и другие против Соединенного Королевства» (McCann and Others v. the United Kingdom) (от 27 сентября 1995 г., Серия А, № 324). Он отметил, что применение смертоносной силы может быть оправдано в соответствии со статьей 2 Конвенции, на основании полной уверенности в ее необходимости, которое можно было бы считать справедливым в данное время. В противном случае это налагало бы нереальное бремя на государство и сотрудников правоохранительных органов при исполнении своих обязанностей, возможно, в ущерб их жизни и жизни других людей. 152. В итоге суд отметил, что уголовное расследование событий 23-26 октября 2002 г. еще не завершено, что причинно-следственная связь между этими событиями и смертью родственников заявителей до сих пор не установлена, а также ответственность лиц, отвечающих за спасательную операцию, еще не установлена согласно каким-либо судебным решениям. 153. В результате все жалобы заявителей были отклонены. Суд кассационной инстанции подтвердил выводы районного суда относительно существа дела и не установил каких-либо нарушений процедуры в деятельности суда низшей инстанции, при этом не проводя детального анализа процессуальных аспектов жалоб истцов. 154. В последующие месяцы Тверской районный суд г. Москвы вынес ряд аналогичных решений в отношении других заявителей. Эти решения были оставлены судебной коллегией по гражданским делам Московского городского суда без изменений. Как следует из ходатайства, поданного адвокатом заявителей 10 декабря 2003 г., заявители подали надзорную жалобу на решение судебной коллегии по гражданским делам Московского городского суда, утверждая, что оно не было объективным, поскольку было «оплачено ответчиком». Однако президиум Московского городского суда отклонил жалобу. 2. Гражданское судопроизводство о возмещении ущерба в Басманном районном суде г. Москвы 155. Заявители, которые являлись иностранными гражданами, а именно Бурбан, БурбанМишурис, Губарева и несколько других жертв событий 23-26 октября 2002 г., подали гражданский иск в Басманный районный суд г. Москвы против федеральных властей, требуя возмещения ущерба на тех же основаниях. Заявители пытались добиться присутствия некоторых свидетелей и рассмотрения дополнительных доказательств, как и в ходе разбирательства в Тверском районном суде г. Москвы, но им было в этом отказано. 6 августа 2003 г. суд отклонил их требования. Обоснования суда, главным образом, соответствовали обоснованиям, данным Тверским районным судом г. Москвы в своем решении от 23 января 2003 г. 10 октября 2003 г. это решение было оставлено без изменения судебной коллегией по гражданским делам Московского городского суда. «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 31 II. ПРИМЕНИМОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО 156. Федеральный закон «О борьбе с терроризмом» 1998 года (Федеральный закон № 130ФЗ, далее – «Закон «О борьбе с терроризмом», действовавший до 1 января 2007 года) устанавливает основные принципы в области борьбы с терроризмом, включая принципы, относящиеся к координации усилий различных правоохранительных и других государственных органов. Статья 2 данного Закона гласит, inter alia, следующее: (a) приоритет защиты прав лиц, подвергающихся опасности в результате террористической акции; (b) минимальные уступки террористу со стороны государства; (c) минимальная огласка технических приемов и тактики проведения контртеррористических операций, а также состава участников указанных операций со стороны государства. Статья 3 данного Закона дает следующее определение терроризму: «… насилие или угроза его применения в отношении физических лиц или организаций, а также уничтожение (повреждение) или угроза уничтожения (повреждения) имущества и других материальных объектов, создающие опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, осуществляемые в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения, или оказания воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам, или удовлетворения их неправомерных имущественных и (или) иных интересов; посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность; нападение на представителя иностранного государства или сотрудника международной организации, пользующихся международной защитой, а равно на служебные помещения либо транспортные средства лиц, пользующихся международной защитой, если это деяние совершено в целях провокации войны или осложнения международных отношений». 157. Глава 11 Закона предусматривает, что оперативный штаб, межведомственный орган, ответственный за проведение антитеррористической операции, может использовать ресурсы других ветвей федерального правительства для такой антитеррористической операции, в том числе «оружие и [иные] материально-технические средства». Статья 13 Закона определяет правовой режим в зоне проведения контртеррористической операции (проверка документов, удостоверяющих личность, право сил безопасности входить в помещения и производить обыск лиц и т.д.). 158. Статья 14 Закона разрешает вести переговоры с террористами, если они могут спасти чью-либо жизнь. При этом запрещается рассматривать какие-либо требования со стороны террористов, касающиеся передачи им каких-либо лиц, оружия или других опасных объектов, а также какие-либо политические требования. 159. Статья 17 Закона устанавливает, что ущерб, причиненный террористическим актом, должен возмещаться за счет средств органов власти федерального округа, в котором произошло нападение. Ущерб, причиненный террористическим актом иностранным гражданам, должен быть компенсирован за счет средств федерального бюджета. 160. Статья 21 освобождает от ответственности за причинение вреда жизни, здоровью и имуществу террористов, а также других охраняемых законом интересам в ходе проведения контртеррористической операции в соответствии и в пределах, установленных законодательством. Такое освобождение от ответственности касается военнослужащих, специалистов и других лиц, участвующих в борьбе с терроризмом. 161. Статья 205 Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 года устанавливает ответственность за террористическую деятельность, которая определяется как «совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека [...] в целях воздействия на принятие решения органами [государственной] власти...» «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 32 Статья 206 Уголовного кодекса Российской Федерации устанавливает ответственность за захват заложника, который определяется как «захват или удержание лица в качестве заложника, совершенные в целях понуждения государства [...] к действию [определенным способом]...». III. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО МЕЖДУНАРОДНОЕ И СРАВНИТЕЛЬНОЕ 162. Основные принципы применения силы и огнестрельного оружия сотрудниками правоохранительных органов, принятые Восьмым конгрессом ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями (Гавана, Куба, 27 августа-7 сентября 1990 года), предусматривают, inter alia, что «правоохранительные органы принимают и осуществляют нормы и нормативные положения о применении должностными лицами по поддержанию правопорядка силы и огнестрельного оружия против людей». 163. Кроме того, Основные принципы также призывают правоохранительные органы разрабатывать «как можно более широкий арсенал средств и обеспечивают должностных лиц по поддержанию правопорядка различными видами оружия и боеприпасов, позволяющими дифференцированно применять силу и огнестрельное оружие. В их число входит разработка не приводящих к смерти, но нейтрализующих видов оружия, применяемого в надлежащих ситуациях, в целях все большего сужения сферы использования средств, способных убить или ранить». В то же время, «следует тщательно рассмотреть вопрос о разработке и использовании не приводящих к смерти, но нейтрализующих видов оружия, чтобы свести к минимуму риск нанесения ущерба посторонним лицам, и осуществлять строгий контроль в отношении использования такого оружия». Если законное применение силы и огнестрельного оружия неизбежно, сотрудники правоохранительных органов должны, в частности, «обеспечить предоставление медицинской и другой помощи любым раненым или пострадавшим лицам в самые кратчайшие сроки» и обеспечить, чтобы произвольное или злонамеренное применение силы или огнестрельного оружия должностными лицами по поддержанию правопорядка каралось в соответствии с их законом как уголовное преступление. Основные принципы также предусматривают, что «чрезвычайные обстоятельства, такие, как внутренняя политическая нестабильность или любые другие чрезвычайные общественные явления, не могут служить оправданием для любого отхода от настоящих Основных принципов». 164. 15 февраля 2006 г. Конституционный Суд Германии объявил Закон «Об авиационной безопасности» неконституционным в той части, в которой он уполномочивал вооруженные силы сбивать с помощью прямого использования вооруженных сил самолеты, предназначенные для использования в качестве оружия в преступлениях против человеческих жизней. ПРАВО I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 2 КОНВЕНЦИИ 165. Ссылаясь на статьи 2 и 3 Конвенции, заявители в обоих случаях жаловались, что их родственники пострадали и погибли в результате штурма, проведенного российскими силами безопасности. Заявители, которые находились среди заложников, также утверждали, что их жизни были поставлены под угрозу, или им был причинен ущерб. Они также жаловались, что расследование оказалось неэффективным. Суд рассмотрит эти жалобы в соответствии со статьей 2 Конвенции, которая гласит: «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 33 «1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом... 2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы: (a) для защиты любого лица от противоправного насилия; (б) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях; (в) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа». А. Доводы заявителей 166. Прежде всего, заявители критиковали власти за отказ ответить на конкретные вопросы, поставленные Европейским Судом после принятия решения о приемлемости. Они также указали на то, что документы из материалов дела, представленные властями, были не достаточно полными, а некоторые из страниц пропали, в то время как некоторые другие страницы были едва читаемы. 1. Применение смертоносной силы 167. Заявители утверждали, что требования террористов не были нереалистичными и что, вопреки заявлениям органов власти, эти требования были выполнимы. Заявители также указывали, что высокопоставленные политические деятели принимали участие в переговорах с террористами. «Переговорщики», участвовавшие в переговорах с террористами, были хорошо известными политиками и журналистами, которые изъявили желание передать сообщение террористов органам государственной власти. Тем не менее, руководство России продолжало утверждать, что переговоры с террористами не допустимы ни при каких обстоятельствах. Заявители в этой связи ссылались на несколько публичных заявлений действовавшего в рассматриваемое время Президента Российской Федерации В.В. Путина и Министра обороны Российской Федерации Иванова. Главной заботой органов государственной власти на протяжении всего кризиса было избежание «размывания авторитета России на международной арене», как было сказано в одном из решений следователя. «Готовность террористов умереть» была лишь заявлением, которое не следовало принимать всерьез. Или, если она была принята всерьез, она должна была удерживать органы власти от штурма, а не побуждать к нему. 168. Предполагаемые «расстрелы заложников», которые органы власти использовали в качестве предлога для штурма, касались людей, которые пытались проникнуть в здание снаружи и, таким образом, были воспринятым террористами в качестве шпионов. Г. был убит за сопротивление террористам, и его смерть также не расценивалась как «казнь». В любом случае, он был застрелен вечером 25 октября 2002 г. и увезен в машине скорой помощи в 2 часа ночи на следующее утро, то есть задолго до штурма. Никаких других событий до штурма не происходило. «Расстрел», таким образом, служил лишь предлогом для начала операции. Террористы же, напротив, были готовы продолжать освобождение заложников: таким образом, первая (и наибольшая) группа детей была освобождена 23 октября 2002 г. безоговорочно и до переговоров с органами власти. Две другие группы детей были освобождены 24 и 25 октября 2002 г. Четырнадцать иностранных граждан были освобождены до штурма. Заложники имели в своем распоряжении воду и сок, что было подтверждено несколькими свидетелями и видеозаписью, сделанной в главном зале театра. 169. Что касается оценки опасности взрыва, сделанной кризисной группой во время осады, 34 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» упоминание властей об этом не было обосновано, поскольку, по заявлению властей, все документы кризисной группы были уничтожены. Что касается экспертизы взрывчатых веществ, проведенной после данных событий, власти неправильно интерпретировали выводы экспертов. Теоретическая опасность обвала потолка существовала бы только в том случае, если бы все взрывчатые вещества были сосредоточены в одном месте в центре зала и взорвались одновременно. На самом деле взрывчатые вещества были рассеяны в зале, и риск их одновременной детонации путем цепной реакции был оценен экспертами от 3,7 до 14 % в зависимости от направления взрывов. Некоторые взрывчатые вещества не были подключены к устройствам активации или из этих устройств были удалены аккумуляторы. В то же время властями не было упомянуто еще одно взрывное устройство с системой задержки активации. 170. Власти не указали, кто принимал решение об использовании газа. Власти не предоставили Европейскому Суду список членов кризисной группы. Остается не ясным, были ли эти члены проинформированы об использовании газа. Как следует из заявления главы Департамента здравоохранения г. Москвы, Сл., ему сообщили об использовании газа за несколько минут до штурма. Утверждение властей о том, что газ не является «смертоносной силой» не подтверждается материалами дела и противоречит их собственным доводам: таким образом, утверждая, что газ не является «смертоносной силой», они в то же время заявляли, что было невозможно предвидеть возможные последствия его применения. Кроме того, собственное описание властями воздействия газа и его связи со смертью заложников противоречат утверждениям властей о том, что газ был безвредным. Заявители описывают действие фентанила (основных компонентов неизвестного газа), его противопоказания и т.д. В частности, источники, на которые ссылаются заявители, предостерегают от применения фентанила против ослабленных или больных людей, маленьких детей и престарелых и, особенно, против его применения без возможности проведения искусственной вентиляции легких. Власти не указали, проводились ли испытания газа до 26 октября 2002 г. 171. По словам заявителей, бывший руководитель департамента военной контрразведки КГБ, вице-адмирал Ж. при опросе во время осады предупреждал, что использование газа может привести к человеческим жертвам, особенно среди астматиков и детей. Власти имели в своем распоряжении специалистов, которые могли бы объяснить им последствия использования газа. 172. Кроме того, заявители ссылаются на захват заложников в Перу в 1997 году, когда перуанские органы власти интересовались мнением американских органов власти относительно использования во время штурма наркотического газа на основе фентанила. Американские органы власти ответили отрицательно, потому что применение такого газа потребовало бы одновременного использования 1000 врачей для предоставления быстрой медицинской помощи 400 заложникам. Поскольку организация такой массовой медицинской помощи была невозможна, перуанские органы власти решили отказаться от использования газа. 173. Воздействие газа было ощутимо как для террористов, так и для заложников. Тем не менее, террористы не активировали взрывные устройства. Они активно сопротивлялись штурму сотрудников спецотряда, отстреливаясь из 13 пулеметов и 8 пистолетов. Это говорит о том, что при желании они могли бы убить заложников, но, очевидно, в их намерения это не входило. 174. Вскоре после штурма Игн., сотрудник пресс-службы оперативной группы, сообщил журналистам об аресте «нескольких террористов». Тем не менее, эта информация впоследствии не подтвердилась. Отсюда следует, что либо остальные террористы были казнены после ареста, либо некоторые из них бежали. 2. Спасательная операция 175. Заявители утверждали, что врачи не знали об использовании газа, его последствиях и способах лечения, применяемых в такой ситуации. Некоторые спасатели и врачи узнали о «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 35 применении газа только из средств массовой информации, когда эвакуация уже была завершена. Заявители подчеркивали, что налоксон сам по себе является опасным лекарственным веществом с многочисленными серьезными побочными эффектами. В случае длительного воздействия наркотического газа, такого, какой использовался в данном случае, налоксон мог применяться только в сочетании с другими медицинскими процедурами, в частности, с искусственной вентиляцией легких, интубацией и устранением отека легких. В противном случае он мог усугубить действие наркотического газа. 176. Утверждение властей о том, что потерпевшие были разбиты на четыре группы в зависимости от тяжести их состояния, не было подтверждено какими-либо доказательствами, так как документы оперативной группы якобы были уничтожены. Водители городских автобусов и машин скорой помощи не получали конкретных указаний о том, куда везти пострадавших. По мнению заявителей, маршруты для эвакуации потерпевших не были подготовлены, многим потерпевшим и вовсе не была оказана помощь на месте. Около 60 бригад скорой медицинской помощи не приняли участие в операции, хотя их участие было первоначально запланировано. 177. Некоторые бригады скорой помощи не были оснащены рациями и, таким образом, не могли получить информацию. Также они не имели достаточного количества лекарственных средств: так, в стандартную аптечку скорой помощи, о которой упоминают власти, входила одна доза налоксона. Не было достаточного запаса налоксона и в больницах. В результате, налоксон был доставлен из больницы г. Жуковский Московской области. Для сопровождения городских автобусов, в которых перевозили пострадавших, не хватало врачей. 178. Отсутствие инструкций и соответствующих материалов в значительной степени снизили эффективность медицинской помощи. Заявители утверждали, что те из них, кто лично находился среди заложников, не получили адекватного медицинского лечения. Также в ходе интервью, данного президентом Путиным прессе, подтвердилось, что многие люди погибли изза того, что медицинские работники не были проинформированы о характере использованного газа и соответствующих методах лечения. В этом интервью Путин признался, что многих пострадавших положили на спину, в результате чего они задохнулись из-за западения языка или подавились рвотной массой. 179. По словам заявителей, некоторые спасатели и сотрудники спецотряда также отравились газом. По мнению заявителей, это доказывает, что газ сохранял свои токсичные свойства в течение довольно длительного периода времени. Большинство заложников подвергались действию газа в течение более двух часов – со времени начала штурма в 5 часов 30 минут до, по крайней мере, 7 часов 25 минут, когда началась массовая эвакуация. Эвакуация заложников продолжалась четыре с половиной часа с момента начала штурма. По мнению заявителей, данные о времени смерти заложников, содержащиеся в медицинских документах, были недостоверны, так как время было записано либо примерно, либо не регистрировалось вообще. Заявители указывали на различные несоответствия между медицинскими документами и свидетельскими показаниями врачей. 3. Предварительное следствие по уголовному делу 180. Заявители указывали, что предварительное следствие по уголовному делу было сосредоточено на обстоятельствах захвата заложников. Действия должностных лиц никогда не были предметом предварительного следствия по данному уголовному делу. Фактически, предварительное следствие было ограничено заявлением Президента Российской Федерации В.В. Путина в средствах массовой информации о том, что «мы никого не [будем] наказывать...» Следователи не пытались установить обстоятельства смерти каждого из заложников, время смерти, а также другие обстоятельства, хотя это с легкостью можно было сделать. Выводы «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 36 экспертов-патологоанатомов в отношении времени и места смерти не отличались конкретностью и противоречили другим материалам дела. 181. Предварительное следствие не было независимым. Таким образом, 28 служащих ФСБ входили в состав следственной группы, хотя этот же самый орган отвечал за планирование и проведение операции спасения. В то же время, согласно материалам, поданным властями, служащие ФСБ (за исключением сотрудника, пострадавшего в результате действия газа) не были опрошены во время расследования. 182. Следователи не опросили свидетелей, которые не участвовали в операции спасения, например, журналистов, прохожих, репортеров и т.д. Следователи не стали расследовать заявленные кражи вещей и денег пострадавших заложников служащими правоохранительных органов после освобождения. 183. Ответы на все жалобы и ходатайства, поданные родственниками погибших заложников, давались с существенной задержкой. Родственники потерпевших не могли эффективно участвовать в разбирательствах. Таким образом, они не могли (что доказывает дело Феногенова) получить разрешение на ознакомление с заключениями патологоанатомической судебно-медицинской экспертизы для проведения альтернативной экспертизы гибели пострадавших. Кроме того, заявителям не было присвоено статуса потерпевших по уголовному делу в отношении сообщника террористов Талхигова, уголовное дело в отношении которого было выделено в отдельное производство, и судебное разбирательство по нему было закрытым. 184. Выводы, сделанные Московским бюро судебно-медицинской экспертизы Министерства здравоохранения Российской Федерации о том, что газ не являлся причиной гибели пострадавших, не могут считаться достоверными, поскольку врачам Бюро никогда не сообщалось о свойствах газа, не говоря уже о его точной формуле. Запрет на разглашение формулы газа был неоправдан и препятствовал рассмотрению действий органов власти публично во время операции с заложниками. Тот факт, что в течение трех дней с момента осады ни один из заложников не умер в результате «хронической болезни», которой он якобы страдал, доказывает, что основной причиной было применение газа. Некоторые отчеты Бюро судебномедицинской экспертизы были идентичны: ср. заключение патологоанатомической экспертизы Букера и Летяго, хотя крайне маловероятно, что тела 13-летнего ребенка и 49-летнего мужчины представляли бы в точности идентичную клиническую картину. Кроме того, заключение Бюро противоречил клинической картине, которая была подтверждена всеми врачами, оказывавшими медицинскую помощь пострадавшим, которые заключили, что они были отравлены неизвестным токсичным газом, и применяли соответствующие методы лечения. 185. Все известные террористы были убиты во время штурма. В результате, они не могли быть опрошены относительно обстоятельств осады и штурма. Теперь невозможно получить ответ на вопрос, почему террористы не активировали взрывчатку, когда начался штурм. B. Доводы властей 186. Власти напомнили, что Россия является участницей Международной конвенции о борьбе с захватом заложников, статья 3 которой гласит: «Государство-участник, на территории которого удерживается захваченный преступником заложник, принимает все меры, которые оно считает целесообразными для облегчения положения заложника, в частности обеспечения его освобождения...» “ 187. Кроме того, власти ссылались на Модельный закон СНГ «О борьбе с терроризмом», принятый Межпарламентской Ассамблеей 8 декабря 1998 г. В частности, согласно статье 7 указанного Модельного закона, если государственный орган, осуществляющий борьбу с терроризмом, причиняет вред правоохраняемым интересам частных лиц при защите других «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 37 правоохраняемых интересов, например, при защите жизни и здоровья других людей, обеспечении безопасности общества и государства, такие действия не могут считаться преступлением, если государственный орган, осуществляющий борьбу с терроризмом, действовал на законных основаниях, размер предотвращенного ущерба превосходил фактически понесенный ущерб и возможность получения аналогичных результатов с помощью других мер отсутствовала. Умышленное лишение жизни не может считаться преступлением, если оно произошло в результате самообороны или ввиду другой крайней необходимости. 188. Власти также ссылались на Европейскую Конвенцию о предупреждении терроризма от 27 января 1977 г., которая содержит определение терроризма, а также Рекомендацию G8 о борьбе с терроризмом от 13 июня 2002 г. Последний документ, как было подчеркнуто властями, призывает государства-члены адаптировать и модернизировать свою политику в сфере борьбы с терроризмом для приобретения способности решать новые проблемы в этой области. 189. Кроме того, власти настаивали, что действия государственных органов власти в данном случае имели законное основание, а именно осуществлялись на основании Закона «О борьбе с терроризмом» (Закон № 130-ФЗ) от 25 июля 1998 г. Статья 2 Закона устанавливает принципы приоритета защиты прав лиц, подвергающихся опасности в результате террористической акции, над всеми другими соображениями. То же положение устанавливает принципы минимальной уступки террористам и минимальной огласки антитеррористических операций, особенно в отношении методов и тактики органов, осуществляющих борьбу с терроризмом. 190. Статьи 10 и 11 Закона предусматривают, что контртеррористическая операция должна проводиться оперативной группой по управлению контртеррористической операцией, сформированной Правительством Российской Федерации. Оперативная группа по управлению контртеррористической операцией может использовать кадровые, технические и материальные ресурсы других государственных органов в процессе осуществления контртеррористических действий. Оперативная группа по управлению контртеррористической операцией действует на основании принципа единоначалия. Согласно статье 12 Закона, должностные лица, проводящие контртеррористическую операцию, несут ответственность лишь перед руководителем оперативной группы; они не могут получать приказы от других государственных должностных лиц. Руководитель оперативной группы назначается Федеральной службой безопасности Российской Федерации или Министерством внутренних дел Российской Федерации в зависимости от характера ситуации. Он определяет территорию, охваченную контртеррористической операцией, и дает указания участвующему в ней персоналу, включая гражданский персонал. 191. Статья 14 Закона устанавливает принцип минимизации последствий террористического акта. Руководитель оперативной группы может разрешить вступление в переговоры с террористами. Он назначает лиц, ответственных за проведение переговоров. При этом запрещается рассматривать вопросы о возможном обмене заложников на других лиц или передаче оружия и других опасных объектов террористам, а также вопросы о выполнении политических требований террористов. Президент и власти Российской Федерации осуществляют надзор за проведением контртеррористических мер, в то время как Генеральная прокуратура Российской Федерации обеспечивает законность таких мер. 192. Власти утверждали, что действия государственных органов во время операции по освобождению заложников в данном случае полностью соответствовали внутренним нормам и международным обязательствам России. Оперативная группа была создана, она собирала информацию о ситуации в театре, а также о лидерах террористической группировки. Были начаты переговоры, что привело к освобождению нескольких заложников. Власти убедили террористов принять пищу и воду для заложников, а также медицинскую помощь для нуждающихся. Тем не менее, в определенный момент террористы прекратили освобождение детей и иностранцев и отказались принимать пищу и воду. Более того, террористы начали 38 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» убивать заложников. В совокупности они расстреляли пять человек, показывая свою решимость перейти к действиям. Террористы являлись опасными преступниками, а их лидер Ш. Б. (который сам не был в театре, но планировал и руководил всей операцией) нес ответственность за многочисленные теракты, включая взрыв автомобиля несколькими днями ранее. Таким образом, решение штурмовать здание было принято после длительных переговоров с террористами в соответствии с требованиями статьи 14 Закона «О борьбе с терроризмом», когда все возможности для дальнейших переговоров были исчерпаны. Выбор средств был оправдан рисками, связанными с возможным взрывом бомб, что привело бы к гибели всех заложников. Один из заложников позже заявил, что террористы-смертники сказали им, что готовы к смерти; таким образом, сами заложники не видели иного выхода, кроме штурма. Были перехвачены телефонные звонки одного из лидеров террористов С. (Б.) другому участнику чеченского сепаратистского движения Янд. Из их разговоров следовало, что С. (Б.) готовился убить заложников и умереть сам, если требования террористов не будут выполнены. Эксперты ФСБ по взрывным устройствам во время осады предварительно оценили ситуацию и предложили три альтернативных сценария, и в каждом из них человеческие жертвы были неизбежны. Изучение ex post facto взрывных устройств, установленных террористами в театре, подтвердило, что в результате совокупного эффекта от взрывов, вероятнее всего, погибло бы большинство заложников, находящихся в зале. 193. Впоследствии власти дали подробный отчет о местонахождении, типе и силе различных взрывных устройств, установленных террористами в театре. Власти пришли к выводу, что террористы обладали необходимыми навыками и знаниями в этих вопросах. Вопервых, конструкция взрывных устройств позволяла террористам вызвать их одновременную активацию, в частности, в случае штурма (нажав кнопку блокировочного механизма взрывного устройства). Кроме того, детонация даже одного взрывного устройства, по всей вероятности, привела бы к гибели нескольких других террористов-смертников. Если бы это случилось, они бы нажали кнопки на своих поясах смертников, которые бы в результате взорвались, что привело бы к цепной взрывной реакции. В таком случае существовал риск частичного обвала потолка основного зала здания. 194. Газ, используемый государственными органами, не был предназначен для убийства террористов, но должен был усыпить их, чтобы предотвратить необходимость применения огнестрельного оружия во время штурма. При рассмотрении различных вариантов вмешательства органы власти учитывали возможные потери среди заложников, но в сложившихся обстоятельствах они были неизбежны. Кроме того, было невозможно рассчитать дозу газа более точно из-за различного физического состояния людей, находившихся в театре: молодые террористы в хорошей физической форме и заложники, ослабленные осадой, страдающие от нехватки продовольствия, свежего воздуха, хронических заболеваний. Некоторые из них были слишком стары или слишком малы для того, чтобы выдержать воздействие газа. В результате, доза газа была рассчитана на основе сопротивляемости ему «среднего человека». Любой другой подход подорвал бы эффективность операции и лишил бы штурм «эффекта неожиданности». Органы власти одновременно стремились избежать максимального ущерба, нейтрализовать террористов и свести к минимуму негативные последствия. Следовательно, применение газа было «совершенно необходимой» мерой в данных обстоятельствах. 195. Кроме того, власти утверждали, что гибель заложников не могла быть связана с ненадлежащим оказанием медицинской помощи после их освобождения. Они ссылались на различные национальные правовые акты, регулирующие оказание медицинской помощи при чрезвычайных ситуациях в местах массового скопления. Все действия органов власти полностью соответствовали содержанию таких правовых актов. Когда была получена информация о захвате заложников, Всероссийский центр медицины катастроф направил «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 39 медицинские бригады на место происшествия, определил медицинские учреждения, которые должны были принять участие в эвакуации и оказании медицинской помощи заложникам, собрал представителей этих учреждений и проинформировал их, приказав увеличить число дежурных медицинских сотрудников в назначенных больницах, а также установил процедуру срочной доставки медикаментов для таких больниц в случае необходимости. 196. После освобождения потерпевшим была оказана адекватная медицинская помощь. Медицинские работники и спасатели обладали необходимой информацией, медикаментами и оборудованием для оказания первой медицинской помощи пострадавшим. Координация их действий на месте была возложена на «координирующих сотрудников Всероссийского центра медицины катастроф». Использование налоксона в качестве «противодействующего лекарства» (а не противоядия) было целесообразным. Опасность взрыва препятствовала развертыванию полномасштабного «временного госпиталя» возле театра. Территория рядом с театром, таким образом, использовалась только для предварительного обследования состояния пострадавших. Медицинскими работниками применялись две процедуры, рекомендуемые в таких ситуациях Всемирной организацией здравоохранения: неотложная медицинская помощь с целью устранения синдромов и немедленная госпитализация. Эвакуация заложников, пострадавших от газа, из здания театра и их транспортировка в больницу была быстрой и хорошо организованной операцией, больницы были оснащены для их приема, и, в общем, спасательная операция была проведена максимально эффективным образом, возможным в данных обстоятельствах. Использование городских автобусов в качестве транспорта, оказывающего подкрепление, было предусмотрено действующими протоколами по чрезвычайным ситуациям такой степени. Две больницы, которые приняли максимальное количество заложников, (Госпиталь для ветеранов войн № 1 и городская больница № 13) были подготовлены для приема большого числа пациентов. Они являлись ближайшими к театру больницами, и это играло решающую роль для сокращения время транспортировки в целях обеспечения эффективной медицинской помощи пострадавшим. 197. Наконец, власти отмечали, что действия спасательных служб были подвергнуты тщательной проверке в ходе следствия, которое пришло к выводу, что эти действия были законными и обоснованными. Более подробное описание обстоятельств спасательной операции в изложении властей см. выше в пункте 26. В. Мнение Европейского Суда 1. Вопрос о подпадании дела под сферу действия статьи 2 Конвенции 198. Прежде чем рассмотреть существо жалоб заявителей, Европейский Суд должен разрешить принципиальный спор между сторонами о фактических обстоятельствах дела, который может в конечном итоге предопределить подход Европейского Суда к делу. Заявители охарактеризовали газ, использованный силами безопасности, как ядовитое вещество и «смертоносную силу» по смыслу прецедентной практики, касающейся нарушений Конвенции. Власти неоднократно заявляли, что газ был безвредным, так как «прямой причинноследственной связи» между смертью заложников и газом не было. С аналогичным утверждением власти выступили в своих замечаниях по вопросу о приемлемости и по существу жалобы (см. пункт 180 решения о приемлемости жалобы от 18 марта 2010 г. и пункт 194 настоящего постановления). Если газ действительно был безвредным, и смерть заложников наступила в силу естественных причин, то основания для обращения в Европейский Суд с жалобой на нарушение статьи 2 Конвенции отсутствуют. 199. Европейский Суд напоминает в этой связи о своей практике, подтверждающей 40 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» стандарт доказывания «вне разумных сомнений» при оценке доказательств (см. постановление Европейского Суда по деду «Авшар против Турции» (Avsar v. Turkey), жалоба № 25657/94, пункт 282, ЕСПЧ 2001). Такие доказательства могут строиться на совокупности достаточно обоснованных, очевидных и согласующихся выводов или аналогичных неопровергнутых фактических презумпций. В данном контексте необходимо принимать во внимание поведение сторон при получении доказательств (см. постановление Европейского Суда по деду «Ирландия против Соединенного Королевства» (Ireland v. the United Kingdom) от 18 января 1978 г., Series A № 25, с. 65, п. 161). Европейский Суд осознает вспомогательный характер своих полномочий и признает, что он должен быть осторожен, принимая на себя роль суда первой инстанции, исследующего и решающего вопросы факта, если в обстоятельствах конкретного дела такой шаг не является неизбежным (см., например, решение Европейского Суда по деду «МакКерр против Соединенного Королевства» (McKerr v. the United Kingdom) от 4 апреля 2000 г., жалоба № 28883/95). Тем не менее, если утверждения касаются нарушений статей 2 и 3 Конвенции, Суд должен исследовать их особенно тщательно (см., mutatis mutandis, постановление Европейского Суда по деду «Рибич против Австрии» (Ribitsch v. Austria) от 4 декабря 1995 г., Series A № 336, пункт 32; и вышеупомянутое дело Авшара, пункт 283), даже если внутреннее разбирательство и внутреннее расследование уже состоялись. 200. Европейский Суд столкнулся с различными версиями событий 23-26 октября 2002 г. В частности, Европейскому Суду не известна точная формула газа. Силы безопасности не раскрыли эту формулу даже на внутригосударственном уровне – судам и следственным органам. Европейский Суд признает, что для неразглашения формулы газа могут иметься законные основания. Исходя из этого, у Европейского Суда имеется достаточно материалов, чтобы сделать окончательные выводы о свойствах газа, по крайней мере, в контексте рассмотрения жалоб заявителей. 201. Официально массовая гибель заложников 26 октября 2002 г. объяснялась тем фактом, что физическое состояние погибших лиц было ослаблено в результате осады или они были серьезно больны. Официальные эксперты в своем заключении пришли к выводу, что «прямой причинно-следственной связи» между смертью этих 125 человек и использованием газа нет, и что газ был лишь одним из многочисленных факторов, приведших к такому трагическому исходу (см. выше пункт 99). Европейский Суд не будет ставить под сомнение предварительные выводы внутригосударственных экспертов о состоянии здоровья каждого конкретного потерпевшего. Однако Европейский Суд считает, что с общим выводом экспертного заключения трудно согласиться, если применить его ко всем погибшим заложникам (за исключением тех, кто был застрелен террористами). Немыслимо, что 125 человек разного возраста и с разным состоянием здоровья умерли почти одновременно и в одном месте из-за различных имевшихся проблем со здоровьем. Точно так же массовая гибель заложников не может объясняться условиями, в которых они находились три дня, в течение которых ни один из них не умер, несмотря на длительное отсутствие пищи и воды, обездвиженность, психологический стресс и т.д. Кроме того, власти сами признались, что было невозможно предвидеть последствия применения газа, и считали, что определенные потери были неизбежны (см. выше пункт 194). Это означает, что газ не был «безвредным», поскольку «безвредность» означает отсутствие серьезных побочных эффектов. 202. Суд признает, что, скорее всего, целью применения газа не было убийство террористов или заложников. Поэтому он был ближе к «несмертоносному оружию, временно выводящему из строя», чем к огнестрельному оружию (см. в этой связи различие, проводящееся в Основных принципах применения силы и огнестрельного оружия, упоминавшихся выше в пункте 162). Это важная характеристика газа; Европейский Суд вернется к ней при последующем анализе. Пока Суду нет необходимости решать, был ли газ «смертоносной силой» или «несмертоносным оружием». Как явствует из материалов, представленных властями, и, как ясно показывают «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 41 события дела, газ – в лучшем случае – был потенциально опасным для обычных людей и потенциально смертельным для ослабленных людей. Возможно, что некоторые люди пострадали больше других по причине состояния своего здоровья. Более того, возможно даже, что один-два случая смерти родственников заявителей произошли в результате несчастного случая и вообще не связаны с газом. Тем не менее, можно с уверенностью заключить, что газ остается главной причиной смерти большого количества потерпевших. 203. Словом, в настоящем деле речь идет о применении органами власти опасного вещества (его описание не имеет значения) в рамках спасательной операции, в результате которой погибли многие из тех, кого пытались освободить власти, и множество других людей оказалось в смертельной опасности (в отношении последней группы заявителей см., mutatis mutandis, постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Макарацис против Греции» (Makaratzis v. Greece), жалоба № 50385/99, пункты 49-55, ЕСПЧ 2004 - XI). Таким образом, данная ситуация подпадает под действие статьи 2 Конвенции. Теперь Европейский Суд должен изучить вопрос о том, было ли применение силы совместимо с требованиями этого положения. 2. Статус «жертвы» некоторых заявителей 204. Перед тем, как начать анализ, Европейский Суд должен уточнить статус «жертвы» некоторых заявителей. Во-первых, как выясняется из документов по делу Чернецовой и других, один из заявителей, Олег Валерьевич Матюхин, не был в числе заложников лично и не потерял близких родственников в результате событий 23-26 октября 2002 г. По-видимому, его имя было добавлено в список заявителей в связи с тем, что его жена, Екатерина Владимировна Матюхина, которая была среди заложников, пострадала от действия газа, хотя и выжила. При таких обстоятельствах Европейский Суд считает, что только сама Матюхина может считаться «жертвой» в результате предполагаемого нарушения статьи 2 по смыслу статьи 34 Конвенции. Следовательно, имя Матюхина должно быть вычеркнуто из списка заявителей по настоящему делу. 205. Во-вторых, судя по всему, несколько заявителей, потерявших своих супругов 26 октября 2002 г., официально с ними в брак не вступали. В частности, это касается Елены Акимовой (потерявшей И. Финогенова), Светланы Генераловой (потерявшей В. Бондаренко) и Светланы Губаревой (потерявшей С.А. Букера). Как следует из представленных заявителями материалов, фактически названные заявители состояли с умершими в брачных отношениях. Этот факт не оспаривается государством-ответчиком. В конкретных обстоятельствах настоящего дела Европейский Суд считает возможным признать, что эти лица имеют статус «жертвы», позволяющий им обращаться с жалобой на смерть своих близких со ссылкой на статью 2 Конвенции на равных основаниях с теми заявителями, чей брак с погибшими заложниками был зарегистрирован официально (см. решение Европейского Суда по деду «А. В. против Болгарии» (A.V. v. Bulgaria) от 18 мая 1999 г., жалоба № 41488/98). 3. Общие принципы 206. Статья 2 Конвенции, гарантирующая право на жизнь и устанавливающая обстоятельства, при которых лишение жизни может быть оправдано, считается одним из основополагающих положений Конвенции, к которому не применимо умаление или частичное ограничение. Наряду со статьей 3 Конвенции она закрепляет одну из основных ценностей демократических обществ, входящих в состав Совета Европы. Таким образом, обстоятельства, при которых может быть оправдано лишение жизни, подлежат ограничительному толкованию (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по деду «Салман против Турции» (Salman v. Turkey), жалоба № 21986/93, пункт 97, ЕСПЧ 2000-VII). 207. Как показывает сам по себе текст статьи 2 Конвенции, применение силы со 42 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» смертельным исходом сотрудниками правоохранительных органов может быть оправдано при определенных обстоятельствах. Тем не менее, статья 2 Конвенции не предоставляет им полную свободу действий. Нерегламентированные и самоуправные действия со стороны представителей государства несовместимы с фактическим соблюдением прав человека. Это означает, что, полицейские операции должны быть не только санкционированными в соответствии с национальным законодательством, но и в достаточной степени регламентированными им, в рамках системы адекватных и эффективных гарантий против произвола и злоупотребления силой (см., mutatis mutandis, постановление Европейского Суда по деду «Хильда Хафстейнсдоттир против Исландии» (Hilda Hafsteinsdóttir v. Iceland) от 8 июня 2004 г., жалоба № 40905/98, пункт 56,; см. также Комитет по правам человека, Общее замечание № 6, статья 6, 16-е заседание (1982 год), пункт 3)) и даже против несчастных случаев, которых можно избежать. 208. Когда смертоносная сила используется в рамках проводимой органами власти «полицейской операции», трудно отделить негативные обязательства государства, предусмотренные Конвенцией, от его позитивных обязательств. В таких случаях Суд, как правило, рассматривает вопрос о том, действительно ли государственные органы запланировали и контролировали проведение операции таким образом, чтобы минимизировать, насколько это возможно, применение смертоносной силы и человеческие потери, и приняли все возможные меры предосторожности при выборе средств и методов операции сил безопасности (см. постановление Европейского Суда по деду «Эрги против Турции» (Ergi v. Turkey) от 28 июля 1998 г., Отчеты (Reports) 1998-IV, пункт 79; см. также постановление Европейского Суда по деду «Макканн и другие против Соединенного Королевства» (McCann and Others v. the United Kingdom) от 27 сентября 1995 г., Series A № 324, пункты 146-50, пункт 194; постановление Европейского Суда по деду «Андронику и Константину против Кипра» (Andronicou and Constantinou v. Cyprus) от 9 октября 1997 г., Отчеты (Reports) 1997-VI, пункт 171, пункты 181, 186, 192 и 193, и постановление Европейского Суда по деду «Хью Джордан против Соединенного Королевства» (Hugh Jordan v. the United Kingdom), жалоба № 24746/95, пункты 102–04, ЕСПЧ 2001-III). 209. Позитивные обязательства органов власти, предусмотренные статьей 2 Конвенции, не являются безусловными: не все предполагаемые угрозы для жизни обязывают органы власти принять конкретные меры по предотвращению опасности. Обязанность по принятию конкретных мер возникает только в тех случаях, когда органы власти знали или должны были знать в соответствующий момент о существовании реальной и непосредственной угрозы для жизни, и когда они сохранили определенную степень контроля над ситуацией (см., mutatis mutandis, постановление Европейского Суда по деду «Осман против Соединенного Королевства» (Osman v. the United Kingdom) от 28 октября 1998 г., пункт 116, Отчеты (Reports) 1998-VIII; см. также решение о приемлемости по настоящему делу от 18 марта 2010 года). Европейский Суд требует от Государства-ответчика принятия только тех мер, которые «осуществимы» в данных обстоятельствах (см. вышеупомянутое постановление по делу Эрги (Ergi). Рассматриваемое позитивное обязательство должно толковаться таким образом, чтобы оно не налагало на органы власти неисполнимое или непропорциональное бремя, принимая во внимание трудности, связанные с полицейской охраной современных обществ, непредсказуемость человеческих поступков и оперативных решений, которые должны приниматься с точки зрения приоритетов и ресурсов (см. вышеупомянутое постановление по делу Макарациса, пункт 69, с последующими ссылками; см. также вышеупомянутое постановление по делу Османа, и постановление по делу «Майорано и другие против Италии» (Maiorano and Others v. Italy) от 15 декабря 2009 г., жалоба № 28634/06, пункт 105). «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 43 4. Стандарт рассмотрения, подлежащий применению 210. Как правило, любое применение смертоносной силы должно быть «абсолютно необходимым» для достижения одной или нескольких целей, указанных в подпунктах «а», «b» и «с» пункта 2 статьи 2 Конвенции. Эта формулировка указывает, что Европейский Суд должен применять более строгий и более убедительный критерий оценки необходимости, нежели тот, который обычно применяется при определении того, были ли действия государства «необходимыми в демократическом обществе» в соответствии с пунктами 2 статей 8 – 11 Конвенции. Следовательно, применение силы должно быть строго соразмерным предусмотренным целям (см. упоминавшееся выше постановление по делу Макканна и других, пункты 148-49; см. также постановление Европейского Суда по делу «Гюль против Турции» (Gül v. Turkey) от 14 декабря 2000 г., жалоба № 22676/93, пункты 77 и 78). 211. Исходя из этого, Европейский Суд может иногда отходить от строгого стандарта «абсолютной необходимости». Как показывают вышеупомянутые дела Османа, Макарациса, Майорано и других, его применение может быть просто невозможно в тех случаях, когда некоторые аспекты ситуации выходят далеко за пределы компетенции Европейского Суда, и когда органы власти должны были действовать в чрезвычайно ограниченных временных рамках, и их контроль над ситуацией был минимален. 212. Европейский Суд прекрасно осознает трудности, с которыми сталкиваются государства при защите своих граждан от насильственных действий террористов, и признает сложность этой проблемы (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Рамирес Санчес против Франции» (Ramirez Sanchez v. France), жалоба № 59450/00, пункт 115, ЕСПЧ 2006-...). В конкретных условиях Российской Федерации терроризм, осуществляемый различными сепаратистскими движениями на Северном Кавказе, уже более пятнадцати лет является одной из основных угроз для национальной и общественной безопасности в России, и борьба с терроризмом является предметом законной озабоченности российских органов власти. 213. Хотя в последние годы захват заложников, к сожалению, представлял собой распространенное явление, масштабы кризиса 23-26 октября 2002 г. превзошли все известное ранее и сделали ситуацию поистине исключительной. На карту были поставлены жизни нескольких сотен заложников, террористы были основательно вооружены, хорошо подготовлены и преданы своему делу, и с учетом военного аспекта штурма применение конкретных предварительных мер было невозможно. Захват заложников стал неожиданностью для органов власти (для сравнения см. постановление Европейского Суда по делу «Исаева против России» (Isayeva v. Russia) от 24 февраля 2005 г., жалоба № 57950/00, пункты 180 и далее), поэтому военную подготовку к штурму было необходимо осуществить очень быстро и в обстановке полной секретности. Следует отметить, что органы власти не контролировали ситуацию, происходившую внутри здания. В данной ситуации Европейский Суд признает, что национальные власти были вынуждены принять трудные и мучительные решения. Европейский Суд готов предоставить им свободу усмотрения, по крайней мере, в отношении военнотехнических аспектов ситуации, даже если с сегодняшней точки зрения некоторые решения, принятые органами власти, могут представляться сомнительными. 214. Напротив, последующие этапы операции могут потребовать более тщательного рассмотрения со стороны Европейского Суда; особенно это касается тех этапов, которые не были существенно ограничены во времени, а органы власти контролировали ситуацию. 215. Этот метод анализа не нов: например, он применялся в вышеупомянутом деле Исаевой, пункт 180 и далее. В данном деле Европейский Суд постановил, что «принимая во внимание обстоятельства конфликта в Чечне в соответствующее время, меры по подавлению восстания могли включать в себя использование войсковых частей и подразделений, оснащенных боевым оружием, включая военную авиацию и артиллерию». Это заключение не помешало «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 44 Европейскому Суду прийти к выводу о нарушении Конвенции в связи с тем, что военные неизбирательно применяли тяжелое оружие, не предотвратили проникновение чеченских боевиков в сельскую местность, не обеспечили безопасность «гуманитарного коридора» и т.д. Однако, согласившись с тем, что использование армии в таких конфликтах было оправдано, Европейский Суд провел четкую грань между стратегическими политическими решениями (применение военной силы в Чечне), которые не входят не в сферу рассмотрения Европейского Суда, и другими аспектами ситуации, которые Европейский Суд имел возможность рассмотреть. 216. Европейский Суд не предполагает, что настоящее дело аналогично делу Исаевой; напротив, между этими двумя делами имеются существенные различия. Таким образом, в настоящем деле захват заложников стал для органов власти неожиданностью, сами заложники находились в более уязвимом положении, чем мирные граждане в деле Исаевой, и выбор средств (газа) со стороны органов власти был менее опасным, чем в деле Исаевой (бомбы). Европейский Суд намерен применить тот же методологический подход, что и в деле Исаевой, а также изучение различной степени тщательности в отношении различных аспектов рассматриваемой ситуации. 5. Применение силы (а) Решение о штурме 217. Европейский Суд повторяет, что применение силы может быть оправдано только по одному из оснований, перечисленных в пункте 2 статьи 2 Конвенции, а именно: «а» для защиты любого лица от противоправного насилия; «b» для осуществления законного задержания или предотвращения побега или «с» для подавления бунта или мятежа. 218. Заявитель утверждал, что истинное намерение органов власти не имеет ничего общего с этими законными целями. В своих замечаниях власти утверждали, что главной целью государственных органов было убийство террористов, а не спасение заложников. Европейский Суд обратил внимание на фразу в решении прокурора, согласно которой целью применения силы было не допустить «подрыв престижа России на международной арене». Однако самой по себе этой фразы недостаточно для того, чтобы подтвердить обвинения в недобросовестности. Все указывает на то, что одной из главных задач органов власти было сохранение жизни заложников. В своем дальнейшем анализе Европейский Суд будет исходить из предположения о том, что в данном случае органы власти одновременно преследовали все три законные цели, указанные в пункте 2 статьи 2 Конвенции, и что «защита любого лица от незаконного насилия» была основной целью, как предусматривает статья 2 Закона о борьбе с терроризмом. 219. Вопрос заключается в том, можно ли было достичь этих целей иными, менее радикальными средствами. Заявители утверждали, что критическую ситуацию с заложниками можно было разрешить мирным путем, и что никого бы не убили, если бы органы государственной власти продолжили вести переговоры. Анализируя эту жалобу, Европейский Суд должен принять во внимание информацию, имевшуюся у органов государственной власти во время этих событий. Суд повторяет, что применение силы лицами, находящимися на службе государства, может быть оправдано, когда оно основывается на искреннем убеждении, которое может обоснованно считаться верным в момент совершения действия, но впоследствии оказывается ошибочным (см. вышеупомянутое постановление по делу Макканна и других, пункт 200). 220. Европейский Суд повторяет, что, по большому счету, применение оружия не является необходимым «в тех случаях, когда известно, что лицо, подлежащее аресту, не представляет угрозы для жизни и здоровья и не подозревается в совершении насильственных преступлений» «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 45 (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Начова и другие против Болгарии» (Nachova and Others v. Bulgaria), жалобы №№ 43577/98 и 43579/98, пункт 95, ЕСПЧ 2005-VII). Европейский Суд повторяет, что в настоящем деле ситуация была совершенно иной: угроза со стороны террористов была реальной и очень серьезной. Органы власти знали, что многие террористы уже принимали участие в вооруженном сопротивлении российским войскам в Чечне, что они были хорошо подготовлены, хорошо вооружены и преданы своему делу (в отличие от дела «Андронику и Константину против Кипра» (Andronicou and Constantinou v. Cyprus), постановление Европейского Суда от 9 октября 1997 г., пункт 183, Отчеты (Reports) 1997-VI, в котором Европейский Суд подчеркнул, что захватчик заложников не является «закоренелым преступником или террористом»), что взрыв устройств, установленных в главном зале, скорее всего, привел бы к смерти всех заложников, и что террористы готовились взорвать эти устройства в случае неудовлетворения их требований. 221. Надо признать, что террористы не активировали бомбы после распыления газа, хотя некоторые из них некоторое время продолжали бодрствовать. Однако утверждение о том, что они не осуществили свои угрозы из соображений гуманности, являются простым домыслом; вполне возможно, что они просто были дезориентированы и не получили четких приказов. В любом случае, органы власти не могли с уверенностью знать, выполнят ли террористы свои угрозы на самом деле, и взорвут ли они бомбы. Словом, на основании этих обстоятельств органы власти могли обоснованно сделать вывод о том, что существует реальная серьезная угроза для жизни заложников, и что рано или поздно им неизбежно придется применить смертоносную силу. 222. Не исключено, что продолжение переговоров привело бы к освобождению еще нескольких заложников, например, иностранных граждан, подростков и пожилых людей и т.д. Заявители настоятельно приводили этот довод, заявляя, что опасность для жизни заложников не была неизбежной. Однако это утверждение по большей части является предположением. Неизвестно, были ли лидеры террористов готовы пойти на уступки; их поведение и заявления свидетельствовали об обратном. 223. Также важно отметить, чего именно требовали террористы в обмен на освобождение заложников. Европейский Суд не будет строить предположения по вопросу о том, все ли время было в принципе необходимо вести переговоры с террористами и «выкупать» жизни заложников, предлагая террористам деньги или удовлетворение других их требований. Утверждение заявителей, затрагивающее широкий круг вопросов, ставит под сомнение все антитеррористические операции и относится к вопросам, выходящим далеко за пределы компетенции данного Суда, который не может указывать государствам-членам наилучшую тактику при разрешении критической ситуации такого рода: вести переговоры с террористами и идти на уступки или стоять на своем и требовать безоговорочной капитуляции. Разработка жестких правил в этой области может серьезно повлиять на возможность органов власти диктовать свои условия в переговорах с террористами. В обстоятельствах данного конкретного дела ясно то, что по большей части требования террористов были невыполнимыми. Так, среди прочего, террористы потребовали полного вывода российских войск с территории Чечни. Хотя позднее они согласились на частичный вывод войск (см. выше в пункте 38 показания Яв.), в данных обстоятельствах это все равно было бы равнозначно фактической утрате контроля над частью российской территории. 224. В любом случае, нельзя сказать, что органы государственной власти не пытались вести переговоры. В какой-то форме переговоры проводились. По крайней мере, террористы получили возможность сформулировать свои требования, размыслить о ситуации и «остыть». Надо признать, что представители высшего политического руководства к переговорам не привлекались. Однако нет никаких доказательств того, что их участие привело бы к мирному разрешению ситуации, учитывая характер требований, выдвинутых террористами (сравн. с 46 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» вышеупомянутым делом Андронику и Константину, пункт 184). 225. На основании информации, имеющейся на сегодняшний день, невозможно прийти к выводу о том, были ли люди, расстрелянные террористами, подвергнуты «показательной казни», как, по-видимому, предполагают власти, или же они были убиты за оказание сопротивления террористам, или потому что террористы приняли их за «шпионов». Однако во время этих событий основное количество тех, кто принимал участие в переговорах, могло обоснованно воспринять угрозу казни как непосредственную. 226. В целом, ситуация представлялась весьма тревожной. Основательно вооруженные сепаратисты, преданные своему делу, захватили заложников и выдвинули невыполнимые требования. Первые дни переговоров не принесли видимого успеха; кроме того, гуманитарная ситуация (физическое и психологическое состояние заложников) ухудшалась и делала заложников еще более уязвимыми. Европейский Суд приходит к выводу, что существовала реальная, серьезная и непосредственная угроза массовых человеческих жертв, и что органы власти имели все основания полагать, что вынужденное вмешательство в данных обстоятельствах представляло собой «меньшее зло». Таким образом, решение органов власти о прекращении переговоров и штурме здания в данных обстоятельствах не противоречит статье 2 Конвенции. (б) Решение об использовании газа 227. Признав, что применение силы в принципе было оправдано, Европейский Суд переходит к следующему вопросу, а именно к вопросу об адекватности средств, использованных силами безопасности (газ). 228. Прежде всего, Европейский Суд повторяет, что в ряде предыдущих дел он рассматривал существующую нормативно-правовую базу по вопросу о применении смертоносной силы (см. упоминавшиеся выше постановления по делу Макканна и других, пункт 150, и по делу Макарациса, пункты 56-59). Аналогичный подход отражен в вышеупомянутых Основных принципах ООН (см. пункт 162), в которых указывается, что законы и правила, касающиеся применения силы, должны быть достаточно подробными и должны предписывать, inter alia, разрешенные виды оружия и боеприпасов. 229. Законодательная база по вопросу использования газа в настоящем деле остается неясной: хотя закон, в принципе, разрешает использовать против террористов оружие, а также техническое оборудование и средства специального назначения (как явствует из формулировки статьи 11 Закона «О борьбе с терроризмом», см. выше пункт 157), он не указывает разрешенные виды оружия и средств и обстоятельства их применения. Кроме того, закон требует неразглашения конкретных технических методов антитеррористических операций (см. выше пункт 156). Точную формулу газа органы власти не раскрыли; следовательно, Европейский Суд не может установить, являлся ли газ «обычным оружием», и не может определить правила его использования. В данных обстоятельствах Европейский Суд готов признать, что газ имел специальный (ad hoc) состав, который не был описан в инструкциях и руководствах для сотрудников правоохранительных органов. 230. Тем не менее, сам по себе этот фактор не может вести к выводу о нарушении статьи 2 Конвенции (см., например, вышеупомянутое постановление по делу Исаевой, пункт 199). Общая неопределенность российского законодательства о противодействии терроризму не обязательно означает, что в каждом конкретном случае органы власти не соблюли право заявителей на жизнь. Даже если необходимые нормативные положения действительно существовали, они наверняка имели бы ограниченное применение в рассматриваемой ситуации, которая была полностью непредсказуемой и исключительной и требовала индивидуального подхода. Уникальный характер и масштаб критической ситуации с заложниками в г. Москве позволяют «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 47 Европейскому Суду провести различие между настоящим делом и другими делами, в которых он рассмотрел более-менее стандартные полицейские операции, и в которых было установлено, что неопределенность нормативной базы по вопросу использования смертоносного оружия как таковая нарушает позитивные обязательства государства по статье 2 Конвенции (см. вышеупомянутое постановление по делу Начова и других, пункты 99-102). 231. Теперь Европейский Суд перейдет к главному доводу заявителей. Они утверждали, что газ являлся смертельным оружием, которое использовалось неизбирательно – и против террористов, и против невинных заложников. Это утверждение заслуживает самого серьезного рассмотрения, поскольку «массированное применение оружия неизбирательного действия... не может считаться соответствующим норме о предварительной заботе о гражданском населении, являющейся обязательным условием операций такого рода с применением представителями государства смертоносной силы» (см. вышеупомянутое постановление по делу Исаевой, пункт 191). Суд отмечает, что в своем постановлении от 15 февраля 2006 г. Конституционный суд Германии признал несовместимым с правом на жизнь, гарантированным Конституцией Германии, закон, разрешающий применение силы для того, чтобы сбить угнанный самолет, который, как предполагается, используется для террористической атаки (см. выше пункт 164). Конституционный Суд Германии установил, inter alia, что применение смертоносной силы в отношении лиц, находящихся на борту и не принимавших участия в совершении преступления, было бы несовместимо с их правом на жизнь и человеческим достоинством, которые предусматриваются Конституцией Германии и толкуются в судебной практике Конституционного Суда Германии. 232. Однако, хотя в настоящем деле газ, использованный российскими силами безопасности, был опасным, он не должен был привести к смертельному исходу, например, в отличие от бомб или авиационных ракет. Можно еще раз подтвердить общий принцип, изложенный в деле Исаевой, который осуждает неизбирательное применение тяжелого оружия в антитеррористических операциях, но он был сформулирован в ином фактическом контексте, когда российские органы власти использовали авиационные бомбы для уничтожения повстанческой группы, скрывавшейся в деревне, в которой находилось большое количество мирных жителей. Хотя в настоящем деле газ использовался против группы, состоящей из заложников и их захватчиков, и был опасным и потенциально даже смертельным, он не использовался «неизбирательно», поскольку оставлял заложникам высокие шансы на выживание, которые зависели от эффективности усилий органов власти по их спасению. В настоящем деле заложники не находились в таком же отчаянном положении, как все пассажиры угнанного самолета. 233. Заявители также утверждали, что газ не оказал желаемого воздействия на террористов и в то же время стал причиной высокой смертности среди заложников. Иными словами, они утверждали, что газ принес больше вреда, чем пользы. При рассмотрении этого утверждения Европейский Суд должен оценить, могло ли использование газа предотвратить взрыв. 234. Власти никак не прокомментировали утверждение заявителей о том, что не все террористы одновременно потеряли сознание вследствие воздействия газа. Основываясь на этом, заявители делали вывод, что использование газа в любом случае было нецелесообразным. Доказательства показывают, что воздействие газа не является немедленным. Тем не менее, вывод, сделанный заявителями на основании этого факта, является слишком спорным. Обстоятельства дела указывают на противоположный вывод: так, все указывает на то, что газ оказал воздействие на террористов и стал причиной того, что большинство из них потеряли сознание, хотя и не единовременно, и что за этим не последовало взрыва. Европейский суд приходит к выводу, что использование газа облегчило освобождение заложников и минимизировало вероятность взрыва, даже если оно не полностью устранило этот риск. 235. Еще один довод заявителей заключался в том, что при расчете концентрации газа были 48 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» допущены грубые ошибки и риски для жизни и здоровья заложников, связанные с его использованием, которые перевешивали преимущества от применения. Европейский Суд уже установил, что газ был опасен и потенциально даже мог привести к смерти. Власти утверждали, что доза газа была рассчитана на основе «реакции среднестатистического человека». Европейский Суд отмечает, что даже эта доза оказалась недостаточной для того, чтобы усыпить всех: после применения газа в зрительном зале некоторые заложники не потеряли сознания и самостоятельно покинули здание. В любом случае, Европейский суд не может рассматривать вопрос о дозировке газа. Европейский Суд, однако, примет этот фактор во внимание при оценке других аспектов дела, таких как длительность воздействия газа и достаточность последующей медицинской помощи. 236. В итоге, Европейский Суд приходит к выводу, что использование газа во время штурма не было в данных обстоятельствах непропорциональной мерой, и, как таковое, не является нарушением статьи 2 Конвенции. 6. Спасательная операция и эвакуация 237. Вышеуказанный вывод не мешает Европейскому Суду рассмотреть вопрос, была ли последующая спасательная операция спланирована и проведена в соответствии с позитивными обязательствами властей согласно статье 2 Конвенции, а именно, приняли ли власти все необходимые меры предосторожности, чтобы минимизировать влияние газа на заложников, эвакуировать их быстро и оказать им необходимую медицинскую помощь (см. дело «МакКанн и другие» (McCann and Others), упомянутое выше, пункты 146-50 и пункт 194; дело «Андронику и Константину» (Andronicou and Constantinou), упомянутое выше, пункты 171, 181, 186, 192 и 193; и «Хью Джордан против Соединенного Королевства» (Hugh Jordan v. the United Kingdom), № 24746/95, пункты 102–04, ЕСПЧ 2001-III). Многие факты, относящиеся к данному вопросу, оспариваются сторонами. Европейский Суд напоминает, что его возможность установления фактов ограничена. В результате и согласно принципу субсидиарности, Европейский Суд предпочитает полагаться, когда это возможно, на выводы компетентных национальных властей. При этом Европейский Суд не отказывается полностью от своих надзорных функций. Когда обстоятельства отдельного дела этого требуют, особенно когда смерть предположительно произошла по причине применения смертоносной силы представителями государства, Европейский Суд может провести новую оценку доказательств (см. постановление Европейского Суда по делу «Голубева против России» (Golubeva v. Russia), жалоба № 1062/03, пункт 95, 17 декабря 2009 г.; см. также, mutatis mutandis, постановление Европейского Суда по делу «Матко против Словении» (Matko v. Slovenia) от 2 ноября 2006 г., № 43393/98, пункт 100,; и постановление Европейского Суда по делу «Имакаева против России» (Imakayeva v. Russia), жалоба № 7615/02, пункт 113, ЕСПЧ 2006-XIII (выдержки)). Европейский Суд также напоминает, что «в ситуации, когда лица получают травмы или погибают ... в области, находящейся под исключительным контролем властей государства, и существуют prima facie доказательства того, что в это может быть вовлечено государство, бремя доказывания может также ложиться на власти, поскольку сведения о рассматриваемых событиях могут полностью, или в большой части, находиться в исключительном распоряжении властей. Если в таком случае они не раскрывают ключевые документы, чтобы дать возможность Европейскому Суду установить факты, или иным образом не предоставляют достаточных и убедительных объяснений, можно сделать обоснованные выводы" (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Варнава и другие против Турции» (Varnava and Others v. Turkey), жалобы №№ 16064/90 и т.д., пункт 184, ЕСПЧ 2009-...). Как следует из данной цитаты, Европейский Суд может делать отличные выводы, если власти не раскрывают ключевую документацию в ходе производства в Европейском Суде, что они должны делать в соответствии «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 49 с подпунктом «а» пункта 1 бывшей статьи 38 Конвенции (ныне статья 38 Конвенции, которая предусматривает, что государства должны прилагать все необходимые усилия, чтобы сделать возможным должное и эффективное рассмотрение жалоб – см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Танрикуду против Турции» (Tanrıkulu v. Turkey), жалоба № 23763/94, пункт 70, ЕСПЧ 1999-IV, и постановление Европейского Суда по делу «Тимурташ против Турции» (Timurtaş v. Turkey), жалоба № 23531/94, пункты 66 и 70, ЕСПЧ 2000-VI). 238. Однако, даже если государство раскрывает все доказательства, находящиеся в его распоряжении, таких доказательств может быть недостаточно для предоставления «удовлетворительного и убедительного» объяснения смерти жертвы. В целом, доверие Европейского Суда доказательствам, полученным в результате внутригосударственного расследования и на основании фактов, установленных в ходе внутригосударственного производства, будет во многом зависеть от качества внутригосударственного расследования, его тщательности, последовательности и т.д. (см. дело «Голубева» (Golubeva), упомянутое выше, пункт 96, и постановление Европейского Суда по делу «Маслова и Налбандов против России» (Maslova and Nalbandov v. Russia), жалоба № 839/02, пункты 101 и далее, ЕСПЧ 2008-... (выдержки); см. также постановление Европейского Суда по делу «Бетаев и Бетаева против России» (Betayev and Betayeva v. Russia) от 29 мая 2008 г., жалоба № 37315/03, пункт 74; постановление Европейского Суда по делу «Исаева и другие против России» (Isayeva and Others v. Russia) от 24 февраля 2005 г., №№ 57947/00, 57948/00 и 57949/00, пункты 179 и далее). 239. При этом, Европейский Суд подчеркивает, что он не всегда находится в том положении, в котором он может делать обратные выводы из факта непроведения властями эффективного расследования - см., например, постановление Европейского Суда по делу «Хашиев и Акаева против России» (Khashiyev and Akayeva v. Russia) от 24 февраля 2005 г., жалобы №№ 57942/00 № 57945/00; постановление Европейского Суда по делу «Лулуев и другие против России» (Luluyev and Others v. Russia), жалоба № 69480/01, ЕСПЧ 2006-... (выдержки), и постановление Европейского Суда по делу «Забуйраев против России» (Zubayrayev v. Russia) от 10 января 2008 г., жалоба № 67797/01, пункт 83. 240. Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд отмечает, во-первых, что расследование, насколько это касается предполагаемой халатности властей, было прекращено и не закончилось полномасштабным судебным процессом (в отличие от, например, недавнего дела «Джулиани и Гаджио против Италии» (Giuliani and Gaggio v. Italy), постановление Большой Палаты Европейского Суда от 24 марта 2011 г., жалоба № 23458/02). В таких обстоятельствах Европейский Суд должен рассмотреть выводы следствия по эффективности спасательной операции с предельной осторожностью, однако, не отказываясь от них полностью. 241. Во-вторых, Европейский Суд принял во внимание отчеты Департамента здравоохранения, Центра медицины катастроф и свидетельские показания должностных лиц высокого уровня, представляющих систему здравоохранения и спасательные службы. В этих отчетах и свидетельских показаниях спасательная операция описывается как, в целом, успешная, быстрая и хорошо скоординированная (см., например, пункты 46, 55, 67 и 119 выше). Такие органы и должностные лица, являлись, несомненно, «компетентными органами власти», чей анализ ситуации заслуживает внимания. В то же время, эти органы и должностные лица непосредственно участвовали в планировании и координации спасательной операции и, следовательно, не могли быть полностью нейтральны в своей оценке. Их показания необходимо тщательно сравнить с другими доказательствами из материалов дела, а именно, с показаниями спасателей и медиков, работавших на месте, показаниями экспертов, документацией и т.д. 242. В-третьих, Европейский Суд принял во внимание ответ властей на вопросы Европейского Суда, адресованные им после вынесения решения о приемлемости. Европейский Суд попросил государство-ответчика ответить на несколько конкретных вопросов, касающихся, в частности, планирования и проведения спасательной операции, хронологии событий, 50 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» поручений, даваемых медикам и спасателям, любого особого оборудования, находившегося в их распоряжении, отдельных следственных действий, принятых по результатам событий и т.д. Однако большинство из вопросов Европейского Суда остались без ответа. Замечания властей по существу во многом повторяли их замечания по приемлемости, были очень общими и не затрагивали конкретных фактических вопросов. (а) Планирование оказания медицинской помощи и эвакуации 243. Учитывая вышесказанное, а также в соответствии с дифференциальным подходом, описанным в пункте 216, Европейский Суд полагает, что планирование и проведение спасательной операции, в частности, организация оказания медицинской помощи пострадавшим и их эвакуация, могут быть рассмотрены более подробно, чем с точки зрения «политических» и военных аспектов операции. Во-первых, Европейский Суд отмечает, что спасательная операция не была спонтанной: в распоряжении властей было около двух дней, чтобы оценить ситуацию и провести соответствующую подготовку. Во-вторых, в данном вопросе (эвакуация и медицинская помощь) власти должны были опираться на какой-то общий план действий в случае экстренной ситуации. В-третьих, у них в руках был некоторый контроль над ситуацией снаружи здания, где проводилось наибольшее число спасательных действий (в отличие от ситуации внутри здания, которое находилось в руках террористов). Наконец, чем более предсказуема опасность, тем больше обязательство по защите от нее: очевидно, что в данном случае власти действовали на основании предположения, что заложники могли серьезно пострадать (от взрыва или газа), и, следовательно, большое число людей, требующих медицинской помощи, не было сюрпризом. Европейский Суд полагает, что в таких обстоятельствах он может подвергнуть спасательную операцию, в том, что касается эвакуации и оказания медицинской помощи заложникам, более тщательному анализу. 244. Власти не представили никаких документов, содержащих подробное описание плана эвакуации, либо потому что он никогда не существовал, либо потому что он был уничтожен. Однако даже если такой письменный план никогда не существовал, некоторая подготовка все же была проведена (см. пункты 15 и далее. В частности, (1) вокруг здания театрального центра были размещены спасатели; (2) принимающая способность нескольких больниц была увеличена; (3) неподалеку были размещены две или три специальные медицинские бригады; (4) в городских больницах было установлено некоторое дополнительное оборудование; (5) дополнительные врачи были мобилизованы и прикреплены к больницам, которые должны были принимать заложников в первую очередь; (6) станции скорой помощи были уведомлены о возможном массовом поступлении карет скорой помощи; (7) врачи на месте получили инструкции по сортировке пострадавших на основании тяжести их состояния. 245. Эти меры, очевидно, были основаны на предположении, что в случае эскалации ситуации большинство пострадавших будут ранены выстрелами или взрывом (см., например, пункты 67 и далее выше). Европейский Суд должен рассмотреть, был ли план изначально достаточно предусмотрительным. 246. Очевидно, что изначальный план эвакуации предусматривал размещение сотен врачей, спасателей и другого персонала в целях помощи заложникам, в то время как для координации работы данных различных служб было мало. 247. Во-первых, положения изначального плана о взаимодействии на месте событий между различными службами, участвовавшими в спасательной операции (ЦЭМП, Центр медицины катастроф, врачи обычных бригад скорой помощи, врачи в городских больницах, спасательная служба, сотрудники специальных подразделений, милиция и т.д.), кажутся недостаточными. Европейский Суд понимает, что у каждой службы могла быть своя цепочка командования, средства связи, стандартные протоколы и т.д. Однако отсутствие какой-либо централизованной «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 51 координации на месте событий отмечалось многими свидетелями (см., например, пункты 83, 85, 86, и 89 выше). Власти не указали, сколько координаторов было задействовано (если такие были), были ли все сотрудники уведомлены об их присутствии, их роли, знаках отличия и т.д. Видео, показывающее эвакуацию, создает впечатление, что все участники действовали по собственной инициативе, по крайней мере, поначалу. Связь между сотрудниками на месте событий кажется спонтанной. Невозможно увидеть четкого разделения обязанностей между членами различных служб и даже в рамках одной службы. Только один или два человека делают нечто, что можно описать как «координирование» на входе в театральный центр, но, очевидно, они являлись военнослужащими. Более того, нет никакой информации о том, как распоряжения их оперативного штаба поступали координаторам на месте событий, а от них сотрудникам на месте, и как собирались и передавались обратно в оперативный штаб отчеты о ситуации. 248. Во-вторых, кажется, что в изначальном плане эвакуации не содержалось никаких указаний относительно того, как члены различных спасательных служб должны были обмениваться сведениями о пострадавших и их состоянии. Несколько опрошенных в ходе следствия врачей показали, что они не знали, какую помощь уже получили пострадавшие, и им приходилось принимать решения на основании того, что они видели (см., например, пункты 56, 57 и 93 выше). Очевидно, что многие люди не получили никакой помощи, не исключено, что некоторым уколы были сделаны более одного раза, что само по себе могло быть опасным. Из материалов не следует, что пострадавшие, которым были сделаны уколы, были отмечены каким-либо образом, чтобы можно было отличить их от тех, кому уколы сделаны не были. 249. В-третьих, остается неясным, какой порядок очередности был установлен для медиков. Власти утверждали, что в изначальном плане устанавливалось, что медицинский персонал должен был сортировать пострадавших по четырем группам в зависимости от тяжести их состояния. Однако на видео не видно такого рода сортировки: тела складывались на землю, как представляется, наугад, и многие свидетели подтверждали факт, что сортировки не было (см., например, пункты 83, 90 и 91 выше) или что она была неэффективной, поскольку мертвые тела размещались на тех же автобусах, что и люди, которые все еще были живы (см. пункты 90 и 93 выше). Более того, цель такой сортировки сама по себе непонятна. Власти не указали, были ли после такой сортировки установлены приоритеты, кому оказывать помощь в первую очередь: лицам в более тяжелом состоянии или тем пострадавшим, чьи шансы на выздоровление были выше. Цель сортировки не была указана: следовательно, Европейский Суд не может сказать, должна ли она была быть проведена для обеспечения равномерного распределения бремени между больницами или для обеспечения того, чтобы пострадавшие в наиболее тяжелом состоянии направлялись в ближайшие (или лучше подготовленные) больницы. Важно то, что власти не объяснили, как информация о соответствующей «категории» каждого пострадавшего передавалась врачам скорой помощи, врачам в городских автобусах и больницах. Европейский Суд задал соответствующие вопросы властям, но не получил ответов. В материалах внутригосударственного следствия эти вопросы не освещаются. Европейский Суд приходит к выводу, что данный аспект спасательной операции не был проработан достаточно тщательно и что на практике «сортировка» не применялась либо была бессмысленной. 250. В-четвертых, несмотря на то, что изначальный план предусматривал массовую транспортировку пострадавших в городских автобусах, в нем не содержалось положений об оказании медицинской помощи в этих автобусах. Многие свидетели отмечали недостаток медицинского персонала и оборудования в автобусах, перевозивших пострадавших: иногда в автобусе, в котором находилось 22 пострадавших в критическом состоянии, была всего одна медсестра; иногда в автобусах вообще не было сопровождающего медицинского персонала (см. пункты 82, 84, 90 и 92 выше). Несмотря на то, что нет точных данных о том, сколько времени потребовалось для доставки пострадавших в больницы (несколько указаний можно найти в 52 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» пункте 115 выше), очевидно, что нехватка медицинского персонала в автобусах может рассматриваться как еще один негативный фактор. 251. Наконец, все указывает на то, что не существовало четкого плана распределения пострадавших между различными больницами. Принимающая способность нескольких больниц действительно была увеличена, но бригады скорой помощи и водители автобусов не знали, куда везти пострадавших (см., например, пункты 86 и 87 выше). В результате, распределение пострадавших по больницам было в той или иной степени спонтанным: так, четыре или пять автобусов последовали за каретами скорой помощи и все прибыли в один пункт, городскую больницу № 13, почти одновременно. В эту больницу поступило 213 пострадавших от газа в течение 30 минут (см. пункт 51 выше), многие из которых находились в критическом состоянии. У Европейского Суда также нет точно информации о том, сколько врачей и медсестер были доступны в больнице, поскольку власти не ответили на вопрос Европейского Суда об этом. Тем не менее, учитывая размер больницы, состав бригад скорой помощи и число пациентов, оставшихся там (см., например, пункт 57 и далее), очевидно, что медицинская помощь большинству из этих 213 заложников была оказана с серьезной задержкой. В то же время, в больницу, находящуюся ближе всего к театральному центру, в 20 метрах от здания, поступило значительно меньше пациентов, чем планировалось (см. пункты 20 и 50 выше). 252. В итоге, изначальный план спасательной операции и эвакуации заложников был сам по себе несовершенен во многих отношениях. (б) Выполнение плана 253. Европейский Суд уже отмечал, что изначальный план был подготовлен на основании предположения, что заложники будут ранены взрывом или выстрелами. Следовательно, подкрепление, полученное больницами, состояло в основном из хирургов, а не токсикологов (см. пункт 54 выше), чья помощь оказалась ключевой в результате использования газа. Спасатели и врачи подтвердили, что они не получили никаких особых инструкций о том, как обращаться с отравленными лицами, и тем более, с лицами, отравленными опиатами. Все они были подготовлены к работе на месте взрыва (см. пункт 67 и далее выше). Некоторые меры, планированные изначально, были губительны для эффективности спасательной операции. Например, несколько лиц показали, что тяжелые грузовики и бульдозеры, размещенные неподалеку, мешали нормальному проезду карет скорой помощи (см. пункт 56 выше). Теперь Европейский Суд рассмотрит, каким образом исполнялся изначальный план в свете развития кризисной ситуации с пострадавшими, в частности, в результате использования газа во время штурма. 254. Заявители утверждали, что отсутствие информации об использовании газа пагубно сказалось на эффективности операции. Действительно, большинство медиков показали, что они не были осведомлены об использовании газа и узнали о том, что произошло, только на месте от своих коллег и в результате наблюдения симптомов пострадавших (см., например, пункты 6770, 72, 74, 80, и 83-85 выше). Остается неясным, в какой момент ФСБ сообщила спасателям и медикам о газе. Все указывает на то, что этого не было сделано практически до самого окончания эвакуации. 255. Первый вопрос заключается в том, сыграло ли отсутствие информации о газе, его свойствах и возможном лечении какую-либо отрицательную роль. Несколько старших врачей и должностных лиц утверждали, что информация о газе и предполагаемом лечении была бы несущественной и что принятые предварительные меры были действенны в любых обстоятельствах, касалось ли это взрыва или газовой атаки (см., например, пункт 55 выше). Тем не менее, такое мнение вызывает сомнения, особенно ввиду показаний выездных врачей, участвовавших в операции, многие из которых выразили противоположную точку зрения (см., «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 53 например, пункты 85 и 89 выше). В любом случае, даже если подготовка врачей была достаточной для выбора подходящего лечения на месте, этого нельзя сказать о спасателях и сотрудниках специальных подразделений. Так, видеозаписи показывают, что некоторые (большинство) пострадавших клались на землю лицом вверх, что повышало вероятность удушения рвотой или из-за проглатывания языка. Это подтверждалось несколькими спасателями (см. пункт 68 выше), что оспаривалось представителями здравоохранения в их отчетах (см. пункт 46 выше). То же самое касается размещения пострадавших в городских автобусах, которые развозили их в различные больницы (положение пострадавших в автобусах можно увидеть на видеозаписях). Европейский Суд приходит к выводу, что отсутствие информации о газе могло сыграть отрицательную роль и могло увеличить уровень смертности среди заложников (см. также пункт 119 выше). 256. Второй вопрос состоит в том, почему информация о газе не раскрывалась компетентными службами ранее. Официальное следствие не дает ответа на этот вопрос. Учитывая общий контекст, Европейский Суд готов предположить, что в ФСБ боялись утечки информации и не хотели подрывать ход операции, уведомив врачей о том, чего им ожидать. По крайней мере, секретность является единственным ясным аргументом в отсутствии информирования медиков об использовании газа. 257. Европейский Суд признает, что службы безопасности имеют больше права оценивать риск утечки, особенно когда, как в настоящем деле, они находятся в ситуации «пан или пропал». Европейский Суд не критикует руководство служб безопасности за то, что они не открыли подробности штурма медикам заранее, т.е. когда принималось решение или проводилась техническая подготовка. Однако сложно понять, почему такая информация не могла быть предоставлены спасателям и медикам незадолго до или сразу после использования газа. Европейский Суд отмечает в данной связи, что массовая эвакуация заложников из главного зала театрального центра началась, как минимум, через один час и двадцать минут после распыления газа, если не позже, поскольку точный момент, когда газ был распылен, неизвестен. Таким образом, в распоряжении властей было, как минимум, полтора часа, чтобы дать соответствующие распоряжения, подготовить необходимые лекарства или дать более точные указания медикам, или иным образом откорректировать план в соответствии с обстоятельствами. Однако ничего не было предпринято в течение этого периода. 258. Следующий вопрос заключается в том, почему массовая эвакуация началась так поздно. Европейский Суд отмечает, что большинство заложников, бывших без сознания, оставались под воздействие газа и без медицинской помощи более одного часа. Как следует из материалов дела, последствия воздействия газа зависели от длительности такого воздействия: чем больше заложников оставались бы в зале, заполненном газом, без медицинской помощи, тем больше было бы жертв (см. пункт 119 выше). Таким образом, длительное воздействие газа являлось фактором, который мог повысить уровень смертности среди заложников. У Европейского Суда нет объяснений такой задержки. 259. Следующий вопрос, который необходимо рассмотреть, это нехватка лекарств и специального оборудования для оказания помощи пострадавшим на месте и во время транспортировки. Заключения патологоанатомической экспертизы показывают, что большинство смертей произошло между 8 часами и 8 часами и 30 минутами (см. пункты 48 и 95 выше). Это означает, что относительно большое число пострадавших скончались вскоре после поступления в больницу или незадолго до этого, по пути туда. Следовательно, они все еще были живы после того, как их вытащили из главного зала театрального центра. При таком предположении вопрос немедленного оказания медицинской помощи на месте становится жизненно важным. 260. Вновь, в распоряжении Европейского Суда очень мало информации о том, какую медицинскую помощь пострадавшие получали на месте, когда, где и кем она оказывалась. Из «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 54 обрывочных свидетельств, имеющихся в распоряжении Европейского Суда, оказывается, что главным «противоядием» от рассматриваемого газа был налоксон – он упоминается практически во всех свидетельских показаниях. Несмотря на то, что главный врач скорой помощи утверждал, что налоксон был неэффективен (см. пункт 54 выше), большинство врачей ссылались на налоксон как на основное вещество, способное восстановить дыхательную и сердечную деятельность в таких обстоятельствах (см., например, пункты 55, 59, 60 и 78 выше). Некоторое количество налоксона вводилось пострадавшим на месте. Однако тщательное изучение видеозаписей, показывающих главный вход в здание театрального центра, указывает только на один случай, когда врач (или спасатель) ставит укол. Возможно, уколы делались внутри здания, но данное предположение трудно совместить с существующими доказательствами. Так, многие свидетели показали, что ощущалась нехватка налоксона (см., например, пункты 80, 88 и 93 выше). Более того, как следует из заключений патологоанатомической экспертизы, у более чем 69 человек не было обнаружено следов оказания какой-либо помощи по прибытии в больницу (см. пункт 96 выше). Данное число касается только погибших заложников – у Европейского Суда нет сведений относительно того, скольким выжившим заложникам были сделаны уколы налоксона. В то время как некоторые свидетели показали, что налоксон вводился внутримышечно (см., например, пункт 94 выше), в других документах говорится о внутривенном методе введения (особенно в медицинских картах). 261. Возможно, что существовал и другой способ спасения жизни помимо налоксона. Видеозапись показывает спасателей, делающих «искусственное дыхание» или «массаж сердца» заложникам, лежащим на полу без сознания. Однако не видно никакого специального оборудования (кислородные маски и т.д.). Неясно, какой другой вид «симптоматического лечения», на которое ссылаются власти, применялся или мог применяться в данных обстоятельствах. 262. Заявители указали на другие предполагаемые недочеты спасательной операции, а именно, на задержки транспортировки и неподготовленность городских больниц к принятию такого количества тяжелобольных одновременно. Европейский Суд, тем не менее, считает, что элементов, проанализированных выше, достаточно для того, чтобы сделать выводы. (в) Выводы 263. Европейский Суд не может установить отдельную историю каждого погибшего заложника: где он сидел во время начала операции, насколько серьезно на него повлиял газ и «сопутствующие факторы» (стресс, обезвоживание, хронические заболевания и т.д.), какое лечение он получил на месте, в какое время он поступил в больницу, какое лечение он получил в больнице и т.д. 264. Кроме того, то, что является истинным в отношении большинства заложников, может не относиться к конкретному случаю, взятому отдельно. Так, предполагаемое отсутствие медицинской помощи не будет иметь отношения к ситуации, когда человек уже умер к моменту прибытия врачей. В равной мере, Европейский Суд не может исключать, что некоторые жертвы были среди тех, кто первым получил медицинскую помощь, но, тем не менее, умер, поскольку был очень слаб или болен, и умер в результате «неудачи, редкого и непредвиденного стечения обстоятельств» (см. дело «Джулиани и Гаджио» (Giuliani and Gaggio), упомянутое выше, пункт 192). 265. Другими словами, в данном деле не хватает многих важных фактических деталей. При этом Европейский Суд подчеркивает, что его роль состоит не в установлении индивидуальной ответственности участников планирования и координации спасательной операции (см. «Джулиани и Гаджио» (Giuliani and Gaggio), упомянутое выше, пункт 182). Европейский Суд «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 55 призван решить, выполнило ли государство в целом свои международные обязательства по Конвенции, а именно, свое обязательство «принять все возможные меры предосторожности при выборе средств и методов проведения секретной операции, направленной против противодействующей группы, с целью избежать и, в любом случае, минимизировать случайные потери среди гражданского населения» (см. дело «Эрги» (Ergi), упомянутое выше). 266. Европейский Суд признает, что в таких ситуациях неизбежна некоторая стихийность. Он также признает необходимость хранить некоторые аспекты секретной операции в тайне. Тем не менее, в данных обстоятельствах, спасательная операция 26 октября 2002 г. не была достаточно подготовленной, в частности, по причине неорганизованного обмена информацией между различными службами, запоздалого начала эвакуации, ограниченной координации различных служб на месте, отсутствия необходимой медицинской помощи и оборудования на месте событий и неадекватного материально-технического обеспечения. Европейский Суд приходит к выводу, что государство нарушило свои позитивные обязательства по статье 2 Конвенции. 7. Эффективность проведенного предварительного следствия 267. Последней жалобой заявителей по статье 2 Конвенции была жалоба на то, что государство не выполнило свое позитивное обязательство провести расследование в отношении действий властей во время захвата заложников. (а) Общие положения 268. Европейский Суд напоминает, что статья 2 Конвенции содержит позитивное обязательство процессуального характера: по смыслу она требует, чтобы было проведено какоелибо эффективное официальное расследование, когда лицо погибло в результате применения силы властями (см., mutatis mutandis, «МакКанн и другие» (McCann and Others), упомянутое выше, пункт 161, и постановление Европейского Суда по делу «Кайя против Турции» (Kaya v. Turkey) от 19 февраля 1998 г., Отчеты 1998-I, пункт 105). 269. Европейский Суд указывает, что не каждое расследование должно обязательно иметь положительный результат или прийти к выводу, который совпадает с мнением заявителя о событиях; тем не менее, оно должно в принципе быть способным привести к установлению фактов дела и, если выяснится, что предположения оказались верными, к установлению и наказанию ответственных лиц (см., постановление Европейского Суда по делу «Махмут Кайя против Турции» (Mahmut Kaya v. Turkey), № 22535/93, пункт 124, ЕСПЧ 2000-III; см. также постановление Европейского Суда по делу «Пол и Одри Эдвардс против Соединенного Королевства» (Paul and Audrey Edwards v. the United Kingdom), жалоба № 46477/99, пункт 71, ЕСПЧ 2002-II). 270. Для того чтобы быть «эффективным», расследование должно отвечать нескольким основным требованиям, сформулированным в прецедентной практике Европейского Суда по статьям 2 и 3 Конвенции: оно должно быть тщательным (см. постановление Европейского Суда по делу «Ассенов и другие против Болгарии» (Assenov and Others v. Bulgaria), от 28 октября 1998 г., пункты 103 и далее, Отчеты 1998-VIII; см. также, mutatis mutandis, постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Салман против Турции» (Salman v. Turkey), упомянутое выше, пункт 106, ЕСПЧ 2000-VII; постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Танрикуду против Турции» (Tanrıkulu v. Turkey), жалоба № 23763/94, пункты 104 и далее, ЕСПЧ 1999-IV; и постановление Европейского Суда по делу «Гюль против Турции» (Gül v. Turkey), жалоба № 22676/93, пункт 89, 14 декабря 2000 г.), соответствующим обстоятельствам (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Лабита против Италии» (Labita v. Italy), жалоба № 26772/95, пункты 133 и далее, ЕСПЧ 2000-IV; 56 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» «Тимурташ против Турции» (Timurtaş v. Turkey), упомянутое выше, пункт 89; постановление Европейского Суда по делу «Текин против Турции» (Tekin v. Turkey) от 9 июня 1998 г., пункт 67, Отчеты 1998-IV; и постановление Европейского Суда по делу «Инделикато против Италии» (Indelicato v. Italy) от 18 октября 2001 г., жалоба № 31143/96, пункт 37), и независимым (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Огур против Турции» (Öğur v. Turkey), жалоба № 21954/93, пункты 91-92, ЕСПЧ 1999-III; см. также постановление Европейского Суда по делу «Мехмет Эмин Юксель против Турции» (Mehmet Emin Yüksel v. Turkey) от 20 июля 2004 г., жалоба № 40154/98, пункт 37; и постановление Европейского Суда по делу «Гюлеч против Турции» (Güleç v. Turkey) от 27 июля 1998 г., пункты 80-82, Отчеты 1998-IV); а материалы и выводы следствия должны быть доступны родственниками пострадавших (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Огур против Турции» (Oğur v. Turkey), жалоба № 21594/93, пункт 92, ЕСПЧ 1999-III, и постановление Европейского Суда по делу «Хаджиалиев и другие против России» (Khadzhialiyev and Others v. Russia) от 6 ноября 2008 г., жалоба № 3013/04, пункт 106), в рамках, в которых это не подрывает его эффективность. 271. Более точно, требование «тщательного расследования» означает, что власти должны всегда со всей серьезностью пытаться выяснить то, что произошло, и не должны полагаться на поспешные и малообоснованные выводы для того, чтобы закрыть дело, либо вынести решение. Они должны предпринимать все доступные им меры для сбора доказательств по делу, включая, среди прочего, показания свидетелей, данные судебной экспертизы и т.д. Любой недостаток в следствии, который подрывает его способность установить причину телесных повреждений или личность лиц, ответственных за их нанесение, влечет за собой риск несоблюдения данного принципа (см., среди прочего, постановление Европейского Суда по делу «Михеев против России» (Mikheyev v. Russia) от 26 января 2006 г., жалоба № 77617/01, пункты 107 и далее, и постановление Европейского Суда по делу «Ассенов и другие против Болгарии» (Assenov and Others v. Bulgaria) от 28 октября 1998 г., Отчеты 1998-VIII, пункты 102 и далее). 272. Наконец, выводы следствия должны основываться на тщательном, объективном и беспристрастном анализе соответствующих элементов. Неспособность следовать очевидному ходу следствия подрывает в значительной степени возможность следствия установить обстоятельства дела и установить ответственных лиц (см. «Колеви против Болгарии» (Kolevi v. Bulgaria), № 1108/02, пункт 201, 5 ноября 2009 г.). Тем не менее, характер и степень тщательности, которая удовлетворяет минимальному порогу эффективности расследования, зависит от обстоятельств конкретного дела. Они должны оцениваться на основании всех соответствующих фактов и с учетом практических реалий следственной работы (см. постановление Европейского Суда по делу «Велсеа и Мазаре против Румынии» (Velcea and Mazăre v. Romania) от 1 декабря 2009 г.жалоба № 64301/01, пункт 105). (б) Применение к настоящему делу i. Было ли официальное расследование «эффективным» 273. Настоящее дело относится к категории дел, в которой власти должны расследовать обстоятельства смерти жертв. Таким образом, существовала связь между использованием смертоносной силы силами безопасности и смертью жертв. Газ оставался основной причиной смерти среди заложников, и было законно подозревать, что жертвы погибли вследствие неэффективной спасательной операции. Несмотря на то, что ответственность за захват заложников как таковая не может быть приписана властям, спасательная операция лежала в сфере исключительного контроля властей (здесь Европейский Суд проводит параллель со спецоперациями российских военных в Чечне или турецких служб безопасности в Юго- «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 57 восточной Турции – см. постановление Европейского Суда по делу «Аккум против Турции» (Akkum v. Turkey), жалоба № 21894/93, пункт 211, ЕСПЧ 2005-II (выдержки); постановление Европейского Суда по делу «Гойгова против России» (Goygova v. Russia) от 4 октября 2007 г., жалоба № 74240/01, пункты 88-96, и постановление Европейского Суда по делу «Магомед Мусаев и другие против России» (Magomed Musayev and Others v. Russia) от 23 октября 2008 г., жалоба № 8979/02, пункты 85-86). Наконец, рассматриваемые события «полностью, или по большой части, находятся в исключительном ведении властей» в том смысле, что заявителям практически невозможно было получить какие-либо доказательства независимо от властей. В таких обстоятельствах власти имели обязательство провести эффективное официальное расследование с целью предоставления «удовлетворительного и убедительного» объяснения смертей жертв и установления степени ответственности властей за это. 274. Европейский Суд подчеркивает, что он не рассматривает расследование самого террористического акта. В данной части расследование кажется достаточно полным и успешным. Так, были установлены личности террористов и их сообщников, были установлены обстоятельства захвата заложников, были изучены взрывные устройства и оружие, использованное террористами, и, по крайней мере, один человек (сообщник террористов за пределами здания) был привлечен к суду и обвинен. Вопрос состоит в том, было ли расследование столь же успешным при рассмотрении действий самих властей в ситуации с захватом заложников. 275. Европейский Суд отмечает, что уголовное дело было возбуждено и предварительное следствие по нему проводилось в отношении факта совершения преступлений, предусмотренных статьями 205 («Террористический акт») и 206 («Захват заложников») Уголовного кодекса Российской Федерации. Халатность властей не может классифицироваться ни по одному из этих положений. Следовательно, рамки расследования были с самого начала и в процессе определены очень узко. Это также подтверждается планами действий, подготовленными следователем (см. пункты 33 и 34 выше), которые были в основном сконцентрированы на самих террористических актах, а не на поведении властей в ситуации с захватом заложников. 276. Несмотря на то, что расследование еще официально не завершено, сторона обвинения неоднократно выносила постановления, свидетельствующие о том, что касается предполагаемой халатности властей, вопрос не стоял. Первое такое постановление было вынесено в ответ на запрос члена правительства Нмт. немногим спустя месяц после событий (см. пункт 121 выше). Учитывая объемы дела, едва ли было возможным провести какое-либо значимое расследование по факту халатности властей в течение столь короткого периода. Впоследствии вопрос о халатности властей ставился перед следователем несколько раз (см., в частности, его постановление от 16 октября 2003 г., пункт 98 выше), но поспешность, с который было вынесено первое постановление, наводит на размышления. 277. Европейский Суд признает, что следователь не бездействовал и рассмотрел некоторые вопросы относительно планирования и проведения спасательной операции. Доказательства, полученные в ходе этого рассмотрения, будут проанализированы ниже. При этом в некоторых других отношениях расследование было явно незавершенным. Прежде всего, формула газа так и не была раскрыта ФСБ национальным следственным органам, несмотря на запрос последних сделать это (см. пункт 101 выше), хотя в следственную группу входили сотрудники ФСБ, а большинство экспертов по делу также представляли ФСБ, и, таким образом, по крайней мере, в теории, им можно было доверять. 278. Например, следственная группа не предпринимала попыток допросить всех членов оперативного штаба (за исключением одной или двух второстепенных фигур, таких как Ястр. или Глава департамента здравоохранения Сл.) и сотрудников ФСБ, участвовавших в планировании операции, в частности, тех, которые были ответственными за решение об 58 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» использовании газа, расчете его дозы и установке устройств. Также не были допрошены члены специальных подразделений (те, которые непосредственно участвовали в штурме), офицеры и их начальники (за исключением одного из них, который сам пострадал от газа). Кроме того, не были допрошены водители автобусов, журналисты и другие «случайные» свидетели (такие как «диггеры», которые предположительно помогали ФСБ устанавливаться резервуары с газом). 279. Европейский Суд удивлен тем, что, по объяснению властей, все рабочие документы оперативного штаба были уничтожены (см. пункт 169 выше). По мнению Европейского Суда, эти документы могли являться существенным источником информации о планировании и проведении спасательной операции (особенно, в ситуации, когда большинство членов оперативного штаба не были допрошены). Власти не объяснили, когда данные документы были уничтожены, почему, по чьему приказу и на каком законном основании. В результате, никто не знает, когда было принято решение об использовании газа, сколько времени было у властей для оценки побочных действий газа, и почему другие службы, участвовавшие в спасательной операции, были уведомлены об использовании газа с такой задержкой (более подробную информацию по данному вопросу см. ниже). Даже если предположить, что в некоторых из них могла содержаться секретная информация, беспорядочное уничтожение всех документов, включая документы, содержащие информацию об общей подготовке, распределении ролей среди членов оперативного штаба, материально-техническом обеспечении, методах координации различных служб, участвовавших в операции, и т.д., не было оправдано. 280. Помимо прочего, следователи не пытались установить определенные факты, которые, по мнению Европейского Суда, имели существенное или даже ключевое значение для рассмотрения вопроса о предполагаемой халатности властей. Например, следственная группа не установила, сколько врачей дежурили в день штурма в каждой больнице, участвовавшей в спасательной операции. Они не определили, какие предварительные инструкции получили кареты скорой помощи и городские автобусы относительно того, куда везти пострадавших. Они не установили всех должностных лиц, которые координировали действия врачей, спасателей и военных на месте, и какого рода инструкции они получали. Они не установили, почему массовая эвакуация началась только спустя два часа после начала штурма, и сколько времени потребовалось, чтобы ликвидировать террористов и обезвредить бомбы. 281. Наконец, следственная группа не была независимой: несмотря на то, что ее возглавлял сотрудник Московской городской прокуратуры, а за ее работой наблюдала Генеральная прокуратура, в ее состав входили сотрудники правоохранительных органов, которые несли непосредственную ответственность за планирование и проведение спасательной операции, а именно, сотрудники ФСБ (см. пункт 31 выше). Эксперты по взрывным устройствам были из ФСБ (см. пункт 45 выше). Ключевые судебно-медицинские экспертизы тел жертв и их медицинских историй были проведены лабораторией, которая напрямую подчинялась Департаменту здравоохранения г. Москвы (см. пункты 95 и далее выше). Начальник этого департамента (Сл.) нес личную ответственность за организацию медицинской помощи пострадавшим и, следовательно, был заинтересованным лицом. В итоге, члены следственной группы и эксперты, на чьи выводы опирался главный следователь, имели конфликт интересов, настолько явный, что такой конфликт мог подорвать эффективность расследования и надежность его выводов. 282. Другие элементы следственного процесса, возможно, также заслуживают внимания (такие как ограниченный доступ к материалам дела родственников пострадавших, и их невозможность сформулировать вопросы официально назначенным экспертам и допросить свидетелей). Тем не менее, Европейскому Суду не требуется изучать данные аспекты производства отдельно. У него достаточно доказательств, чтобы заключить, что расследование по факту предполагаемой халатности властей в настоящем деле не было ни тщательным, ни независимым, ни «эффективным». Европейский Суд приходит к выводу, что в данном «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 59 отношении имело место нарушение позитивного обязательства государства по статье 2 Конвенции. II. ДРУГИЕ ЖАЛОБЫ 283. В соответствии со статьей 6 Конвенции заявители жалобы «Чернецова и другие против Российской Федерации» также жаловались на то, что они проиграли свои дела в национальном суде, поскольку они не смогли получить необходимые документы и сведения от властей, и суды отказались рассмотреть определенные пункты доказательств, которые заявители были готовы представить. Они также жаловались на недостаточное время, предоставленное им для ответа на устные заявления ответчиков. Кроме того, в соответствии со статьей 13 Конвенции заявители жалобы «Финогенов и другие против Российской Федерации» жаловались, что у них в распоряжении не было эффективных средств правовой защиты, позволяющих им защитить свои права по статье 2 и получить соответствующую компенсацию. 284. По мнению Европейского Суда, в данных обстоятельствах неспособность заявителей получить компенсацию в рамках гражданского производства была, в первую очередь, связана с невозможностью добиться проведения эффективного и тщательного уголовного расследования по фактам дела, и только в меньшей степени она была связана с непринятием гражданским судом доказательств истцов, неоказанием им помощи в получении таких доказательств от ответчика и непредоставлении им времени необходимого для ответа на доводы ответчика. Таким образом, учитывая свои выводы по процессуальному аспекту статьи 2 Конвенции, Европейский Суд полагает, что ему нет необходимости выносить отдельное решение по жалобам заявителей по статьям 6 и 13 Конвенции. III. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ 285. Статья 41 Конвенции предусматривает: «Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий данного нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне». A. Ущерб 286. Заявители обоих жалоб требовали присуждения компенсации морального вреда в размере, указанном в приложенной таблице. В поддержку данных требований представители заявителей предоставили информацию об их отношении к непосредственным пострадавшим (помимо тех заявителей, которые сами были в числе заложников), и, где необходимо, подробности финансового положения, поскольку некоторые заявители лишились своих кормильцев. Заявители основывали свои расчеты на следующих критериях: (1) душевные страдания тех, кто потерял близкого родственника, (2) душевные и физические страдания тех, кто находился среди заложников (включая, длительное влияние отравления газом), (3) душевные страдания, связанные с неэффективностью официального расследования и несправедливостью гражданского производства, в котором они принимали участие. Кроме того, некоторые заявители требовали дополнительную компенсацию за потерю кормильца (или потенциального кормильца). 287. Власти заявляли, что требуемые заявителями суммы являются чрезмерными. Они также указали, что заявители не должны получать компенсацию за сам захват заложников, 60 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» поскольку власти не несли за это ответственность. Что касается потери близких родственников, власти указали, что многие заявители уже получили компенсацию за это на национальном уровне. Что касается потери потенциального кормильца, власти настаивали, что данное требование является чрезмерно теоретическим, поскольку Европейский Суд может присуждать компенсацию только за фактические финансовые потери. 288. Европейский Суд соглашается с властями, что требования заявителей, относящиеся к потере кормильцев, либо слишком теоретические, либо не подтверждаются доказательствами. Следовательно, Европейский Суд не присуждает ничего по данному пункту. В то же время, Европейский Суд соглашается с заявителями в том, что они испытали физическую и душевную боль в результате потери близких родственников, и что касается заявителей, которые были заложниками, они также пострадали от последствий неадекватной спасательной операции и эвакуации. Неспособность заявителей добиться проведения тщательного и независимого расследования по факту событий 23 – 26 октября 2002 г. должна была стать причиной дополнительного стресса для них. Данная ситуация требует присуждения компенсации морального ущерба по статье 41 Конвенции. 289. Европейский Суд установил два нарушения статьи 2 Конвенции в настоящем деле, однако, оба они касаются несоблюдения государством своих позитивных обязательств. Необходимо также отметить, что власти использовали газ при попытке помочь заложникам и что смертоносная силы была, в принципе, направлена против террористов, а не заложников. Более того, бывшие заложники и родственники пострадавших получили определенные компенсационные выплаты на национальном уровне. Европейский Суд принимает данные факты во внимание при определении размера компенсации по статье 41 Конвенции. Принимая решение на основе принципа справедливости, и ввиду всех доказательств и сведений в его распоряжении, Европейский Суд присуждает заявителям суммы, указанные в приложении, плюс любой налог, которым они могут облагаться. Б. Судебные издержки и расходы 290. Заявители жалобы «Чернецова и другие против Российской Федерации» требуют возмещения затрат на вознаграждение адвокатам в размере 115 986 евро. Эта сумма рассчитывалась на основании максимальных ставок, установленных в России на правовую помощь адвокатов, умноженных на 1244 полных рабочих дней, предположительно проведенных адвокатами Труновым, Айвар и другими на работе в офисе. Адвокаты также представили различные подтверждающие документы, включая письма от различных заявителей, в которых они просили адвокатов Трунова и Айвар представлять их интересы бесплатно до тех пор, пока заявители не смогут покрыть судебные расходы на производство в Европейском суде. 291. Заявители жалобы «Финогенов и другие против Российской Федерации» указали, что у них не было средств оплатить судебные расходы, понесенные в связи с производством на национальном уровне и производством в Европейском Суде. Они представили расчет судебных расходов на основании следующих ставок: 60 евро в час за письменное производство в Европейском Суде; 100 евро в день за каждое слушание в суде на национальном уровне; 60 евро в час за подготовку ходатайств, прошений и изучение документов дела на национальном уровне. В целом, они требовали 8 400 евро адвокату Москаленко и 9 540 евро адвокату Михайловой. В поддержку заявители представили копии двух «ордеров» (ордер – документ, выдаваемый коллегией адвокатов, который подтверждает, что конкретный адвокат имеет право представлять клиента) от 7 мая 2003 г. на имя Москаленко. Они также представили письма, в которых они просили адвокатов Москаленко и Михайлову представлять их интересы бесплатно до тех пор, пока заявители не смогут покрыть судебные расходы на производство в Европейском Суде. 292. Помимо этого, два заявителя жалобы «Финогенов и другие протви Российской «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 61 Федерации», Бурбан-Мишурис и Губарева, которые являются иностранными гражданами и проживают за границей, требовали возмещения транспортных и посуточных расходов, а также всех затрат на почтовые отправления и переводы (2 713 долларов США и 12 427 долларов США соответственно), понесенных в связи с их участием во внутригосударственном производстве в России. 293. Власти настаивали, что заявители не представили документов для подтверждения сумм понесенных ими расходов, и что, следовательно, их требования являлись необоснованными. 294. Европейский Суд должен установить, во-первых, были ли расходы, указанные представителями заявителей, действительно понесены, и, во-вторых, был ли их размер необходимым и разумным (см. постановление Европейского Суда по делу «МакКанн и другие» (McCann and Others), упомянутое выше, пункт 220; постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Мусчи против Италии» (Musci v. Italy), жалоба № 64699/01, пункт 150, ЕСПЧ 2006-V (выдержки)). В том, что касается судебных издержек, Европейский Суд отмечает, что обе правовые команды (адвокаты Трунов и Айвар для заявителей жалобы «Чернецова и другие против Российской Федерации», и адвокаты Москаленко и Михайлова по делу «Финогенов и другие против Российской Федерации») представляли заявителей как на национальном уровне, так и в Европейском Суде. Данный факт не оспаривается властями. Из объема и подробности представленных заявителями ходатайств, очевидно, что от их имени был выполнен огромный объем работы. 295. В то же время, сумма, требуемая адвокатами Труновым и Айвар, кажется чрезмерной, особенно, учитывая, что фактическая ситуация и правовые доводы заявителей, которые они представляли, были практически идентичными. Расчеты, представленные адвокатами Москаленко и Михайловой, более обоснованные (см. постановление Европейского Суда по делу «Акулинин и Бабич против России» (Akulinin and Babich v. Russia) от 2 октября 2008 г., жалоба № 5742/02, пункт 73; см. также постановление Европейского Суда по делу «Абдурашидова против России» (Abdurashidova v. Russia) от 8 апреля 2010 г., жалоба № 32968/05, пункт 122). Однако Европейский Суд полагает, что необходимо применить вычеты к суммам, требуемым в качестве судебных расходов, с учетом того, что жалобы некоторых заявителей были признаны неприемлемыми или в них не было обнаружено нарушений. Это относится к обеим группам заявителей. 296. Принимая во внимание все материалы и сведения, находящиеся в его распоряжении, Европейский Суд присуждает заявителям (совместно) следующие компенсации в отношении затрат и издержек, понесенных в Европейском Суде, плюс любой налог, которым могут облагаться данные суммы: 8 000 евро для выплаты вознаграждения адвокату Михайловой, 7 000 евро для выплаты вознаграждения адвокату Москаленко, 7 500 евро для выплаты вознаграждения адвокату Трунову и 7 000 евро для выплаты вознаграждения адвокату Айвар. Следовательно, общая сумма компенсации судебных издержек составляет 30 000 евро. 297. Что касается расходов на перелет, почтовые пересылки и переводы, понесенные заявителями Бурбан-Мишурис и Губаревой, Европейский Суд, рассмотрев подтверждающие документы, представленные ими, приходит к выводу, что данные расходы были действительно понесены. Тем не менее, Европейский Суд полагает, что настоящее дело не требовало их продолжительного личного присутствия в России или большого количества перелетов, учитывая, что у обоих заявителей были адвокаты, представлявшие их в национальных судах и других компетентных органах. Ввиду вышесказанного Европейский Суд считает приемлемым возместить каждому заявителю расходы, связанные с одним долгосрочным пребыванием в России, а также их затраты на почтовые пересылки и переводы. Принимая во внимание документы, представленные заявителями, Европейский Суд присуждает 2 000 евро гражданке Бурбан-Мишурис и 2 000 евро гражданке Губаревой в качестве возмещения расходов на поездки, плюс любой налог, которым могут облагаться данные суммы. 62 «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» В. Проценты за просрочку платежа 298. Европейский Суд полагает приемлемым то, что процентная ставка при просрочке платежей должна быть установлена в размере предельной годовой процентной ставки по займам Европейского центрального банка, к которой прибавляются три процентных пункта. НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ЕДИНОГЛАСНО 1. Постановляет, что О. Матюхин больше не имеет права участвовать в производстве вместо своей жены; 2. Постановляет, что Е. Акимова, С. Генералова и С. Губарева могут претендовать на получение статуса «жертвы» по смыслу статьи 34 Конвенции в связи со смертью их супругов (И. Финогенова, В. Бондаренко и С.А. Букера, соответственно); 3. Постановляет, что нарушения статьи 2 Конвенции, в связи с решением властей разрешить ситуацию с заложниками при помощи силы и использования газа, не было; 4. Постановляет, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции относительно неадекватного планирования и проведения спасательной операции; 5. Постановляет, что имело место нарушение статьи 2 Конвенции относительно неспособности властей провести эффективное расследование по факту спасательной операции; 6. Постановляет, что нет необходимости выносить отдельные решения по другим жалобам заявителей; 7. Постановляет a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления постановления в законную силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителям следующие суммы, переведенные в российские рубли по курсу, установленному на день выплаты (суммы, присужденные заявителям, являющимся иностранными гражданами, должны выплачиваться в евро): (i) суммы, указанные в приложении, в качестве компенсации морального вреда плюс любой налог, которым может облагаться данная сумма; (ii) 2 000 евро гражданке Бурбан-Мишурис и 2 000 евро гражданке Губаревой в качестве возмещения расходов на поездки, плюс любой налог, которым могут облагаться данные суммы. (iii) 30 000 (тридцать тысяч) евро, плюс любой налог, которым может облагаться данная сумма, заявителям совместно в отношении судебных расходов и издержек (распределяется между адвокатами заявителей, как указано в пункте 296 выше); (б) что по истечении вышеупомянутых трех месяцев на присужденные суммы будут начисляться простые проценты в размере предельной годовой процентной ставки по займам Европейского центрального банка плюс три процентных пункта; 8. Отклоняет остальную компенсации. часть требований заявителей относительно справедливой «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 63 Составлено на английском языке; уведомление разослано в письменной форме 20 декабря 2011 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда. Сорен Нильсен Секретарь Нина Вайич Председатель «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 64 ПРИЛОЖЕНИЕ № 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Ф.И.О. заявителя Ф.И.О. непосредственного пострадавшего Аистова Евгения Львовна Акимова Елена Геннадьевна Потеряла сына, Родионова Д.И., Потеряла супруга, Финогенова И.А. Сама была заложницей Потеряла отца, Алякина А.Ф. Потеряла мужа, Алякина А.Ф. Потерял сестру, Апшеву С.Х. Заботится о несовершеннолетне й дочери своей погибшей сестры Потеряла мужа, Митрофанова А.А. Потерял сына, Бочкова А.С. Потеряла сына, Бондаренко В.В. Потерял сына, Бондаренко В.В. 1960 Заявленн ый материал ьный ущерб (евро) 240,000 1974 480,000 28,600 РФ 1983 200,000 13,200 РФ 1950 200,000 13,200 РФ 1967 240,000 26,400 РФ 1973 240,000 26,400 РФ 1950 240,000 26,400 РФ 1940 360,000 13,200 РФ 1938 360,000 13,200 РФ Потеряла мужа, Бурбан Г.М. Сама была заложницей Потеряла сына, Бурбан Г.М. 1979 480,000 28,600 Украина 1939 360,000 8,800 США Потерял сына, Бурбан Г.М. Потеряла сына, Чернецова Д.А. Потерял брата, Финогенова И.А. 1939 240,000 8,800 США 1954 360,000 26,400 РФ 1974 180,000 8,800 РФ Потеряла сына и невестку, Фролова Э.В. и Фролову В.В. Потеряла супруга, Бондаренко В.В., Сама была заложницей Потерял жену, Горохолинскую 1945 480,000 52,800 РФ 1967 480,000 39,600 РФ 1968 480,000 39,600 РФ Алякина Ольга Александровна Алякина Алла Кузьминична Апшев Тимур Хасенович Бессонова Анна Андреевна Бочков Сергей Леонидович Бондаренко Нора Петровна Бондаренко Виктор Григорьевич Бурбан (Лобазова) Елена Леонидовна БурбанМишурис Любовь Григорьевна Бурбан Марк Наумович Чернецова Зоя Павловна Финогенов Павел Алексеевич Фролова Лариса Николаевна 16 Генералова Светлана Николаевна 17 Горохолинский Сергей Год рожд ения Присужденная компенсация материального вреда (евро) Гражданство 26,400 РФ «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» Александрович 18 19 20 Гринберг Екатерина Вячеславовна Громович Сергей Владимирович Губарева Светлана Николаевна 21 Гуняшева Ольга Владимировна 22 Карпов Иван Сергеевич Карпов Сергей Николаевич Карпова Татьяна Ивановна Хазиев Тукай Валиевич Хомонтовский Михаил Юрьевич Храмцов Александр Федорович Храмцова Ирина Федоровна Храмцова Валентина Ивановна Худовекова Элеонора Васильевна 23 24 25 26 27 28 29 30 31 Киселева Людмила Васильевна 32 Колецкова (Удовицкая) Анна Александровна Коняхин Алексей Юрьевич 33 34 Коврижкин Анатолий Иванович Ю.Е. Сам был заложником Потеряла мать, Якубенко Е.А. 65 1975 240,000 26,400 РФ Не потерял родственников. Сам был заложником Потеряла супруга, Букер С.А., и дочь, Летяго А. Сама была заложницей Не потеряла родственников. Сама была заложницей Потерял брата, Карпова А.С. Потерял сына, Карпова А.С. Потеряла сына, Карпова А.С. Потерял сына, Хазиева Т.Т. Не потерял родственников. Сам был заложником Потерял отца, Храмцова Ф.И. 1977 360,000 13,200 РФ 1957 840,000 66,000 Казахстан 1971 360,000 13,200 РФ 1982 180,000 8,800 РФ 1954 240,000 8,800 РФ 1946 240,000 8,800 РФ 1947 360,000 26,400 РФ 1971 360,000 13,200 РФ 1975 180,000 8,800 РФ Потеряла отца, Храмцова Ф.И. Потеряла мужа, Храмцова Ф.И. 1982 180,000 8,800 РФ 1955 120,000 8,800 РФ Не потеряла родственников. Сама была заложницей Потеряла мужа, Киселева А.В. Сама была заложницей Не потеряла родственников. Сама была заложницей Не потерял родственников. Сам был заложником Потерял дочь, Кунову С.А., является опекуном несовершеннолетне го сына своей погибшей дочери 1962 360,000 13,200 РФ 1945 480,000 39,600 РФ 1983 360,000 13,200 РФ 1971 360,000 13,200 РФ 1938 540,000 26,400 РФ «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» 66 35 36 Кутукова Нина Федоровна Курбатов Владимир Васильевич 37 Курбатова Наталья Николаевна 38 Любимов Николай Алексеевич 39 Маленко Виктор Иванович Матюхина Екатерина Владимировна 40 41 Миловидов Дмитрий Эдуардович 42 Миловидова Ольга Владимировна 43 Пантелеева (Щетко) Виктория Евгеньевна Парамзин Виталий Сергеевич 44 45 Пономаренко Эдуард Николаевич 46 Рябцева Александра Александровна 47 Рыбачок Людмила Викторовна Сенченко Вячеслав Николаевич Шальнов Алексей (несовершенноле тний, представленный Шальновым А.Б.) Шальнова Ольга 48 49 50 Потеряла сына, Финогенова И.А. Потерял несовершеннолетню ю дочь, Курбатову К.В. Потеряла несовершеннолетню ю дочь, Курбатову К.В. Не потерял родственников. Сам был заложником Потерял дочь, Маленко Н.В. Не потеряла родственников. Сама была заложницей Потерял несовершеннолетню ю дочь, Миловидову Н.Д. Потеряла несовершеннолетню ю дочь, Миловидову Н.Д. Потеряла мужа, Пантелеева Д.В. 1937 360,000 8,800 РФ 1959 240,000 13,200 РФ 1960 240,000 13,200 РФ 1931 360,000 13,200 РФ 1951 240,000 26,400 РФ 1978 360,000 13,200 РФ 1963 420,000 13,200 РФ 1966 240,000 13,200 РФ 1979 200,000 26,400 РФ Не потерял родственников. Сам был заложником Не потерял родственников. Сам был заложником Не потеряла родственников. Сама была заложницей Потеряла сына, Синельникова П.С. 1982 360,000 13,200 РФ 1969 360,000 13,200 РФ 1983 360,000 13,200 РФ 1947 240,000 26,400 РФ Потерял брата, Сенченко С.Н. 1975 120,000 26,400 РФ Не потерял родственников. Сам был заложником 1957 360,000 13,200 РФ Не потеряла 1957 180,000 13,200 РФ «ФИНОГЕНОВ И ДРУГИЕ ПРОТИВ РОССИИ» Александровна 51 52 53 55 56 57 58 59 Сидоренков Петр Ильич Симонов Дмитрий Владимирович Солодова Ольга Евгеньевна Толмачева Галина Александровна Троицкий Сергей Станиславович Волков Николай Александрович Якубенко Александр Вячеславович Егорова Светлана Игоревна 60 Емакова Юлия Владимировна 61 Юфтяев Евгений Александрович Юфтяева Екатерина Евгеньевна Забалуев Михаил Петрович Жиров Олег Александрович 62 63 64 родственников. Сама была заложницей Потерял сына, Сидоренкова Ю.П. Потерял сына, Симонова Д.Д. 67 1929 360,000 26,400 РФ 1960 240,000 26,400 РФ Потеряла мужа, Солодова Г.Л. Потеряла сына, Толмачева А.А. 1973 200,000 26,400 РФ 1938 360,000 26,400 РФ Не потерял родственников. Сам был заложником Потерял дочь, Волкову Е.Н. Потерял мать, Якубенко Е.А. 1964 360,000 13,200 РФ 1955 240,000 26,400 РФ 1978 120,000 26,400 РФ Не потеряла родственников. Сама была заложницей Не потеряла родственников. Сама была заложницей Потерял жену, Юфтяеву Н.А. Потерял мать, Юфтяеву Н.А. 1982 360,000 13,200 РФ 1977 360,000 13,200 РФ 1962 120,000 13,200 РФ 1984 200,000 13,200 РФ Потерял сына, Забалуева А.М. 1959 240,000 26,400 РФ Потерял жену, Жирову Н.В. 1964 120,000 26,400 Нидерланды