Задание_№_4

№1.
К образу Дон Жуана обращались многие знаменитые люди, такие как Тиро де Молина в своей пьесе
«Севильский распутник и каменный гость» где был создан, тот причудливый характер, который обошёл потом весь
мир. Это и Мольер, написавший комедию «Дон Жуан, или каменный пир» и многие другие.
Вообще сначала Дон Жуаном был конкретный человек, но вскоре этот образ превратился в легенду и мало кого
не может не заинтересовать образ Дон Жуана. Ведь настоящий Дон Жуан-это мечтатель, гордец и сластолюбец. Он
переходит от женщины к женщине и разбивает им сердца. Конечно, и русских поэтов заинтересовал этот необычный
образ.
Так Валерий Яковлевич Брюсов, написавши сонет 12мая – 25 июля 1900года, назвал его «Дон Жуан» и
Николай Степанович Гумилев не смог удержаться и тоже посвятил сонет этому образу, и этот сонет, написанный в 1910
году, также называется «Дон Жуан».
Гумилев часто называл себя учеником Брюсова, в связи с этим интересно сравнить их образы Дон Жуана,
тем более что герой Гумилева был создан именно в период ученичества, а значит при непосредственной близости
мировоззрения учителя. Однако, так ли это? Дон Жуан Брюсова моряк и «дерзкий скиталец», которого влечет желание
жить полной жизнью. Герой эгоистичен и жесток, он возвышается на пьедестале покорителя сердец, властителя судеб.
Брюсов же представляет женщин покорными и покоренными:
«И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре!
Спадает с душ мучительный покров,
Все отдают они — восторг и горе».
Любовь Дон Жуана Брюсова чужда своей природе, это, скорее, один из способов раскрытия тайн души:
«Да! я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа — то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной»
Героев Гумилева и Брюсова роднит любовь к путешествиям. В первой строфе сонета «Дон Жуан» Гумилева он говорит:
«Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста…»
Однако для Гумилевского героя характерны иные духовные ориентиры, нежели у Дон Жуана Брюсова, он
думает о старости, где надеется найти «спасающее бремя тяжелого железного креста». Его, в отличие от героя Брюсова,
тяготит одиночество и невозможность найти идеал. Отметим, что Дон Жуан в сонете Брюсова - гордый, надменный,
именно поэтому в его произведении нарушается правило написания сонета, в том, что не должны повторяться слова. В
сонете повторяется слово душа, а это именно потому, что характеристикой Дон Жуана Брюсова является вампиризм,
т.е. ему нравится властвовать над другой душой, и это совершенно чуждо Гумилевскому Дон Жуану с его
религиозностью. Дон Жуан Гумилева — идеалист, мечтатель, он раним и религиозен, верит в высшие, он считает, что
все в мире справедливо, хотя это далеко не так.
Давайте рассмотри произведения обоих поэтов с точки зрения правил написания сонета.
Эти оба сонета имеют французскую форму, но и в том и другом есть нарушения. В сонете Брюсова
нарушение рифмовки наблюдается в катренах, а в сонете Гумилева в терцетах. Эти сонеты имеют западноевропейский
размер-это одиннадцати слоговая строка, но и здесь присутствуют отклонения. Оба сонета не имеют нужное
количество слогов(154),в сонете Брюсова- 146 слогов, а в сонете Гумилева- 148.Также сходством сонетов является то,
что они оба написаны классическим размером - пятистопный ямб с пиррихием. Ну и конечно звуковое достоинство
сонета, его ритмическая стройность, музыкальность - отчасти достигаются чередованием мужских и женских рифм,
именно поэтому в некоторых местах сонет может быть резким и грубоватым.
Также оба сонета достаточно богаты изобразительно- выразительными средствами. В Сонете Брюсова очень
много риторических восклицаний: «Да, я - моряк!», «Да! Я гублю!» это показывает всю эмоциональность героя.
Эпитеты такие как: «дерзкий», «неоглядное море», «странные», «чуждые», «мучительные», «безвестные» так же
показывают высокую эмоциональность, но также и то, что герой не знает, что его ждет, и не задумывается об этом и
сравнение: «Пью жизни, как вампир!» также выделяет такое качество как желание всевластия, тем самым мы видим,
что Дон Жуан Брюсова черпает все, что можно от жизни и не задумывается о будущем. Но вот Дон Жуан Гумилева
религиозен и основной мотив сонета - это искупление грехов в старости. Вообще изобразительно-выразительных
средств в сонете Гумилева не так много, как в сонете Брюсова, но самое главное выразить чувства своего героя, именно
через эпитеты: «медлительное время», «спасающее бремя», «тяжелого креста», «лунатик бледный», «испуганный»
удается передать его чувства, чувства страха за будущее, за бессмысленно проведенную жизнь и Дон Жуан Гумилева
искренне раскаивается.
Впервые к образу Дон Жуана Гумилев обратился в сборнике «Жемчуга» (1910). Сонет «Дон Жуан» —
исповедь героя, его размышления о жизни, своеобразное признание самому себе. Его мечта противоречива, она —
«надменна и проста»; в молодости главное для Дон Жуана:
«Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста…»
В старости он мечтает искупить грехи, потому что это время, когда человек, пресытившийся в молодости, познавший
все жизненные искушения, подводит итоги, размышляет, обращается к Богу, раскаивается:
«А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжелого железного креста!»
Видимо, поэтому мечта Дон Жуана «надменна и проста», он верит, что в одно мгновение верой и раскаяньем можно
искупить грехи всей жизни. В глубине души герой понимает, что Ему не суждено иметь детей, познать дружбу, не
суждено найти свое единственное счастье. Не в силах что-то изменить, с ужасом он смотрит на свою жизнь:
«Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.»
Конечно, как бы ни были похожи эти сонеты друг на друга, и каким бы общим не было определение Дон
Жуана, мы все увидели, что в данных сонетах герои очень разные. В сонете Брюсова это Дон Жуан ни о чем не
жалеющий, берущий от жизни все и не задумывающийся о будущем, а Дон Жуан Гумилева религиозный мечтатель,
который так жалеет о своей жизни, и который так хотел бы её изменить.
№2
Образ Дон Жуана, героя испанских легенд,, закрепился в нашем сознании как образ рыцаря- любовника. В
словарях можно найти обычно такие синонимы, как; волокита, сластолюбец, ловелас. Своя трактовка образа у
писателей серебряного века В.Я.Брюсова и Н.С. Гумилева.
В стихотворении Брюсова перед нами возникает моряк, искатель , скиталец, т.е. человек, который находится в
постоянном поиске нового, не имеет приюта, успокоения. Что же гонит его странствовать ? Жажда, жажда новых
открытий. Море людских страстей, желаний, и он в этом море умелый кормчий . Он, как мифическая Сирена,
заманивает в пучину женщин, готовых отдать все – «восторг и горе». Покровы приличия, порядка, стыда спадают.
Ничем не стесненная душа оказывается способной испытать высшее наслаждение и горестные чувства. Каждая
женщина для героя единственна и исключительна. В своих поступках он видит высокую цель – «вскрыть душу»,
открыть в ней «святую глубину». Через это он наполняет и свой внутренний мир. Губя чужие души, он дает
возможность жить своей.
Образ героя стихотворения Н.С. Гумилева – это образ уже пресытившегося до цинизма наслаждениями от
жизни. Для него каждая последующая женщина уже не тайна, которую он с трепетом раскрывает, а всего лишь способ
обмануть время, наполнив его как можно большим количеством побед. Но герой уже понимает, что время не обмануть
и придет час раскаяния – надеется, что «тяжелый железный крест» и монашество спасут его грешную душу. Но не
принесут облегчения . сознание героя рисует печальный финал жизни: он – «ненужный атом», который даже не
разглядишь, не оставивший после себя на земле НИЧЕГО. Таков удел всех, кто избрал образ жизни Дон Жуана.
№3
История литературы знает немало образов огромной общечеловеческой значимости, но тип Дон Жуана
выделяется особой популярностью. Такие значительные поэты серебряного века, как В. Я. Брюсов и Н. С. Гумилев не
могли не оставить своих размышлений на эту тему.
Гумилев часто называл себя учеником Брюсова, в связи с этим интересно сравнить их образы Дон Жуана.
Герой Гумилева был создан именно в период ученичества, а значит при непосредственной близости мировоззрения
учителя. Однако, несмотря на единство темы и внешнее сходство идей, стихотворения различны.
Дон Жуан Брюсова - моряк и «дерзкий скитатель», которого влечет желание жить полной жизнью. Герой
эгоистичен и жесток, он возвышается на пьедестале покорителя сердец, властителя судеб. Брюсов представляет мир
женских образов покорным и покоренным:
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжёлого железного креста!
Любовь Дон Жуана Брюсова – своеобразный инструмент познания мира, один из способов раскрытия тайн
души.
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом
В стихотворении Гумилева образ Дон Жуана совершенно иной. Сонет Гумилева – исповедь героя, его
размышления о жизни и смерти, своеобразное признание самому себе, его мечта противоречива, она – «надменна и
проста». В молодости главное для Дон Жуана:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста
В старости он мечтает искупить грехи, найти «спасающее бремя тяжелого железного креста», потому что это
время, когда человек, насытившийся в молодости, познавши все жизненные искушения, подводит итоги, размышляет,
обращается к Богу, раскаивается:
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжёлого железного креста!
Его, в отличие от героя Брюсова, тяготит одиночество и невозможность найти идеал.
Видимо поэтому мечта Дон Жуана « надменна и проста», он верит, что в одно мгновение верой и раскаянием
можно искупить грехи всей жизни. В глубине души герой понимает, что он всего лишь «… лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей».
Ему не суждено иметь детей, познать дружбу, не суждено найти свое единственное счастье. Не в силах что-то
изменить, с ужасом он смотрит на свою жизнь:
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом
Героев Гумилева и Брюсова роднит любовь к путешествиям:
Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.
Да, я – моряк! Искатель островов,
Скиталец дерзкий в неоглядном море.
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Дон Жуан Гумилева – мечтатель, он раним и религиозен, а в характере Дон Жуана Брюсова преобладает
пьедестальность, вампиризм, власть над другой душой, и это совершенно чуждо Дон Жуану Гумилева с его
религиозностью и гуманностью.
Ключевая фраза сонета Брюсова - « Пью жизни, как вампир!», у Гумилева герой движим желанием « обмануть
медлительное время».
По форме оба произведения – сонеты. Оба сонета написаны в форме монолога героя от первого лица. В сонетах
прослеживается особый хронотоп. У Гумилева будущее время – это спроецированное из прошлого судьба героя,
которую он преодолеть не в силах. У Брюсова время подтверждает правильность выбранного жизненного кредо,
будущее подтверждает прошлое.
При самом общем сопоставлении «учительского» и «ученического» сонетов очевидно разница поэтических
подходов: «образного» у Брюсова и «идейного» у Гумилева.
№4
История литературы знает немало образов огромной общечеловеческой значимости, но тип Дон Жуана
занимает в галерее этих героев особое место. Он стал персонажем многих художественных произведений, дал своё имя
одному из популярнейших в искусстве типов.
Этот литературный герой всегда необычайно яркий, притягательный, но вместе с тем и противоречивый. В
этом можно вполне убедиться на примере произведений В. Брюсова и Н. Гумилёва.
Замечу, что Гумилёв, неоднократно называя себя учеником Брюсова и придавая этому факту немаловажное
значение, создаёт своего Дон Жуана как раз в период ученичества, находясь под непосредственным влиянием
мировоззрения учителя.
Бесспорно, между двумя этими произведениями есть немало общего. Ясность рифм, чеканный ямбический
слог, столь характерный для сонетов, выбор жанра, повествование от первого лица — всё это не может ускользнуть от
пытливого взгляды читателя. Кроме того, и в самих образах героев есть черты явного сходства.
Героев Гумилёва и Брюсова роднит, прежде всего, любовь к путешествиям, к новым испытаниям. «Да, я —
моряк! Искатель островов», — восторженно говорит лирический герой Брюсова. Своеобразным эхом этого
восклицания звучит первая строфа сонета Гумилёва:
Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя…
Но так ли похожи друг на друга эти герои, сердца которых не остыли от романтических мечтаний? Ответ на
этот вопрос мы видим в развитии самой темы обоих сонетов.
Дон Жуан Брюсова — моряк и «дерзкий скиталец». Меткий эпитет, найденный автором для характеристики
героя, прежде всего подчёркивает характер созданного им образа. Это смелый, сильный, не сомневающийся в себе
человек, которого влечет непреодолимое желание жить полной, яркой жизнью. Он даже страшен в своём стремлении
возвыситься на пьедестал покорителя сердец и властителя судеб:
Да! я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа — то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной.
Любовь Дон Жуана Брюсова чужда своей Божественной природе, она больше похожа на инструмент познания
мира, один из способов раскрытия тайн души. Сравнивая себя с вампиром, лирический герой ни на миг не страшится
своего образа жизни. Напротив, восклицательная интонация героя, жёсткость произносимых им фраз с ещё большей
силой подчёркивают его убеждённость в правильности выбранного им пути. Кровь бурно клокочет в жилах Дон
Жуана, заставляя решительно идти к намеченной цели — постижению «безвестной тайны» жизни.
Если по своему духу Дон Жуан Валерия Брюсова — романтик-завоеватель, в чём-то очень похожий на Дон
Хуана Пушкина, то Дон Жуан Николая Гумилёва — романтик-мечтатель с нежным и ранимым сердцем. Он религиозен
и верит в высшие силы и высшую справедливость. Он скорее напоминает мыслителя Гамлета.
Речь Дон Жуана Гумилёва не так страстна и торжественна. Напротив, благодаря размеренному плавному
чередованию приглушённых [т], [п], [с], [к] с мягкими сонорными [л], [м], [н], она звучит тихо, лирично, видимо, герой
не хочет быть услышанным многими. Его речь, переданная от первого лица, похожа скорей на своеобразное признание
самому себе, а потому носит не пафосный, а исповедальный характер. Его романтические мечты о жизни в настоящем
переходят в безрадостные размышления о старости и смерти.
Мысли Дон Жуана подчас сбивчивы, и потому сама мечта лирического героя кажется
довольно
противоречивой. Она «надменна и проста» в одно и то же время. Обманывая «медлительное» время», вновь и вновь
«лобзая новые уста» и наслаждаясь жизнью, Дон Жуан верит, что в старости, познавший жизни искушения, он сможет
искупить свои грехи и «взять на грудь спасающее бремя тяжёлого железного креста». Замечу, мечта о спасении своей
души на мгновение придаёт уверенности лирическому герою и звучит подчёркнуто торжественно и утвердительно. В
этом месте эмоциональность стиха нарастает до восклицания и достигает наивысшей точки.
Однако и здесь мысли героя не до конца последовательны и потому опять противоречивы. Созданный автором
оксюморон «спасающее бремя» позволяет читателю на какое-то время опередить мысли лирического героя и увидеть
совсем безрадостную картину этого спасения. Уже по своему определению бремя не может быть приятным и лёгким. И
Дон Жуан понимает, что от себя не уйдёшь, и час расплаты обязательно настанет, расплаты за пустую, бесцельно
прожитую жизнь, в которой он, увы, оказался всего лишь «ненужным атомом». А в выразительном сравнении себя с
«лунатиком бледным» слышится не только горькая усмешка героя над самим собой, но и глубокая грусть от
невозможности что-либо изменить в этой жизни. Инверсия с явным акцентом на бледность, безликость увиденного
героем образа помогает создать в воображении читателя совсем растерянного, несчастного, «испуганного в тиши своих
путей» человека, чья голова уже давно посыпана «пеплом».
Более того, в этом сравнении слышится явная перекличка с героем сонета Валерия Брюсова. Один молодой и
сильный, другой — старый и немощный. В сонете Брюсова преобладает монументальность, вампиризм, власть над
другой душой, что совершенно чуждо Дон Жуану Гумилёва. Он более гуманен и человечен. И если герой Брюсова
самодостаточен, то герой Гумилёва страдает от одиночества и невозможности найти свой идеал.
Личности, подобные брюсовскому Дон Жуану, по мнению критика А. Козловского, способны вершить судьбу
народа, их «устремлённость к единой цели не только поднимает их над заурядностью, но как бы фокусирует в них
силовое поле истории». Пожалуй, с этим трудно не согласиться.
№5
Сходство этих произведений в том, что авторы обратились к форме сонета итальянского типа, использовали
сквозной образ Дон Жуана, легендарного испанца, распутника и беззаконника.
В сонете Н.С Гумилева прослеживается влияние акмеизма (литературного течения, противостоящего
символизму, которое возникло в начале XX века в России) . Акмеисты провозглашали материальность, предметность
тематики и образов, точность слова. Впервые к образу Дон Жуана Гумилев обратился в сборнике «Жемчуга» (1910).
Сонет «Дон Жуан» — исповедь героя, его размышления о жизни, своеобразное признание самому себе. Его мечта
противоречива, она — «надменна и проста». Молодость для Дон Жуана – возможность насладиться жизнью:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста…
В старости он мечтает искупить грехи, потому что это время, когда человек, пресытившийся страстями в
молодости, познавший все жизненные искушения, подводит итоги, размышляет, обращается к Богу, раскаивается:
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжелого железного креста!
Видимо, поэтому мечта Дон Жуана «надменна и проста», он верит, что в одно мгновение верой и раскаяньем
можно искупить грехи всей жизни. В глубине души герой понимает, что он всего лишь «лунатик бледный,//
Испуганный в тиши своих путей». Ему не суждено иметь детей, познать дружбу, не суждено найти свое единственное
счастье. Не в силах что-то изменить, с ужасом он смотрит на свою жизнь:
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
Высокая интеллектуальная форма сонета под пером Н.Гумилева обретает материальность. Он (сонет) о земной
жизни.
В сонете В.Я Брюсова прослеживается влияние идей символизма. Помимо поисков новых литературных
перспектив в форме и тематике, возможно, единственное, что объединяло русских символистов — это недоверие к
обыденному слову, стремление выражаться посредством аллегорий и символов. «Дон Жуан» В. Брюсова — исповедь
героя, его размышления о жизни, своеобразное признание самому себе:
Да! Я гублю! Пью жизни как вампир!
Сонет Брюсова пропитан романтическими настроениями. Мы с уверенностью можем сказать, что в сонете
Брюсова Дон Жуан предстает перед нами как герой-романтик! Ведь он хочет увидеть этот мир во всех его красках.
Распутник и беззаконник, Дон Жуан очень одинок в этом мире.
Да, я моряк! Искатель островов,
Скиталец дерзкий в неоглядном море.
Я жажду новых стран, иных светов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Сонет Брюсова очень возвышенный и торжественный.
№6
Сопоставление В.Я.Брюсова и Н.С.Гумилева возможно, так как в жизни они выступали в роли «учителя» и
«ученика».
В.Брюсов и Н.Гумилев, формально принадлежавшие к противоборствующим школам (символизм и акмеизм),
по существу оказались рядом стоящими. Они обнаружили много сходных черт в концепции мира и человека в мире…
«Интересно даже такое совпадение, как то, что они первыми в русской литературе «серебряного века» создали сонеты
под названием «Дон Жуан».
Оба поэта обратились к форме сонета, хотя такая форма не «идеальна» для обращения к образу Дон Жуана.
Ведь сонет - слишком малая, к тому же специфически условная, не свободная форма. Но в начале 20 века в России она
была популярна и характерна; также модно было и поэтическое обращение к различным «вечным» и просто
мифологическим, легендарным и им подобным образам.
Попробуем сравнить два сонета, написанных с разницей в десять лет. Оба сонета написаны в форме монолога
героя, Дон Жуана, от первого лица.
Сонет Брюсова построен на «разворачивающихся», но непересекающихся сравнениях, а сонет Гумилева
максимально «сюжетен»: перед нами два принципиально разных способа сонетостроения. Сначала Дон Жуан
сравнивается с моряком: «Да, я - моряк! искатель островов, /Скиталец дерзкий в неоглядном море. /Я жажду новых
стран, иных цветов, /Наречий странных, чуждых плоскогорий». Это образное сравнение отражает все же реальную
тенденцию. Ведь мотив мореплавания, путешествия, искания в применении к образному описанию любви традиционен
в мировой поэзии и давно превратился в штамп. Брюсовский текст предстает перед читателем как клишированный,
построенный на сравнениях типа «любовь море», «любовник-путешественник», «любовь /женщина новая страна»,
«любовь /женщина иной цвет». Так как Брюсов – символист, цветовая семантическая поэтика занимает в его творчестве
значительное место. Сонет Гумилева не богат сравнениями. Примерами родственных сравнений (Дон Жуана с моряком
и с путешественником) могут служить словосочетания «схватить весло» и «поставить ногу в стремя».
Последователь Брюсова более тонко и осторожно обращается с литературными формулами: они не
развернуты, на них лишь дан намек.
При классификации типов Дон Жуана сонет Брюсова можно привлечь в качестве художественноиллюстративного материала для подтверждения наличия такой типовой разновидности, как «Дон Жуан - мореплаватель
(«Дон Жуан пират»). Ближе к концу, но одновременно и не пересекаясь с «моряцким» сравнением, Брюсов выдвигает
еще одно сравнение с вампиром: «Да! я гублю! пью жизни, как вампир!»
Параллелизм кровь - любовь указывает на равенство и взаимосвязь этих двух понятий для поэта. Традиционная
рифма получает здесь новое смысловое наполнение и значение, так как брюсовское мироощущение любви далеко от
бестелесного, дневного, светлого, романтического чувства, а является испепеляющей страстью торжествующей плоти.
Его Дон Жуан, ищущий святых глубин и новых миров, восклицает:
Да! я гублю! пью жизни, как вампир!
Хотя в сонете речь идет, по сути, о море житейском, это море вместе с тем символическое, отсюда и выражения
«душа вскрывается до дна», «святая глубина». Плотская любовь при всем «вампиризме» героя вместе с тем и духовна,
она символизирует бесконечный путь раскрытия все новых и новых тайн; «Но каждая душа - то новый мир/ И манит
вновь своей безвестной тайной».
Единственное в сонете Гумилева сравнение «лунатик бледный». Может быть это намек тоже на вампира?!
Оба ключевых для построения сонета брюсовских образа (моряка и вампира) не сополагаются, а вступают друг
с другом в противоречие, кажутся искусственно совмещенными. Из первого (моряк) не получается второй (вампир).
Эти случайные сравнения способны послужить поводом для выделения той или иной типовой разновидности образа
Дон Жуана.
Дон Жуан не имеет друзей. Гумилевская строка «И никогда не звал мужчину братом» подразумевает именно
дружеское братство, а не прямое кровное родство. Наличие или отсутствие брата от человека не зависит; но если у него
нет друзей, это уже определенным образом его характеризует.
Бездетность и одиночество… Эти две черты не самые главные и не исчерпывающие, но реальные
характеристики образа, и они очень четко схвачены и обозначены Гумилевым. Менее четко, но все же обозначена им
связанная с образом Дон Жуана смутная идея противоборства последнего с судьбой: «И обмануть медлительное время,
/Всегда лобзая новые уста.»
Гумилевский сборник «Жемчуга» (1910), в который вошел сонет «Дон Жуан», имел посвящение, потом снятое:
«Посвящается моему учителю Валерию Яковлевичу Брюсову». Расхождения наметились в 1910 году.
При самом общем сопоставлении «учительского» и «ученического» сонетов очевидна разница поэтических
подходов: «образного» у Брюсова и «идейного» у Гумилева.
№7
До н Ж уа н – о д и н из на и бо лее и з лю б ле н ны х о бр азо в м ир о во й л и тер а т ур ы. Ем у по с в яще но
бо лее 1 4 0 пр о изв е де н и й. Це ль ж и з н и Д . - Ж. — л юбо вь к же нщ и не , дл я о бл а да н ия ко то р о й о быч но
по п ир а ют ся че ло веч ес к ие и «бо ж ес к ие » з ако н ы. В г л уб и н е ср е д н и х в еко в в нар о д но й по эз и и
по яв и л ис ь в пе р вые р ас ска зы о р ы цар е - с лас то л юб ц е, м уж ес т ве н но м фео д а ле, бе с печ но и
без н ак аза н но по св ящ а ющем ж из нь ч ув с т ве н н о ст и, н е щ ад я щем же н и до чер е й пр о с ты х л ю д ей. До н
Ж уа н пр о до л жа ет э во л ю цио н ир о ва ть в п ло ть д о на ш и х д не й, сам о бр аз б ез ко н ца и зм е н яе тс я в
зав и си м о с т и о т со ц иа л ьно й э во л ю ц ии к л ассо в , п и са те л и ко то р ы х р а з р аба ты ва ю т э то т м о т ив .
В о т и р ус ск и е по э ты не ус то я л и пер ед о б ая н ие м До н Ж уа на. Пер ед н а м и д ва о д но им е н ны х
со н ет а В . Я. Бр юсо в и Н. С. Г ум и л ев . Но о д и н л и и то т же о бр а з по п ыта л и сь пер ед ат ь а в то р ы? Оба
со н ет а на п ис а ны к лас с ич ес к им р азм ер о м п ят и сто п ным ям бо м с п ир р и х ием , ч то пр ид ае т им
кр асо ч но с ть и м е ло д и ч но с ть .
Лирический герой Гумилева, не предстает нам в образ рыцаря, он в первую очередь предстает нам в образе
несчастного человека. «Моя мечта надменна и проста» - эти строки говорят нам о том, что лирический герой не
стремится к славе и богатству, он такой же как мы,
человек который хочет счастья. А лирический герой
Брюсова, эгоистичен, это мы понимаем с самых первых строк «Да, я – моряк!» - восклицание, говорит нам о
том, что лирический герой кричит о себе, заставляет нас обратить на себя внимание, он такой один. Одинокий моряк
скиталец. Дон Жуан Гумилева р азм ыш л яе т о с во е й ж из н и, о н д ум ае т и в спо м и н ае т, ка к б уд то
пер е ли с ты вае т с тр ан и ц ы с во е й ж из н и . «И о бм ан ут ь м е д л ит е ль но е вр ем я » - в э т и х стр о к а х е сть
ка ка я - то з ага д ка, зач ем о ст а на вл и ва ть и та к м ед л и те ль но е вр ем я . Мо же т бы ть это го во р ит о то м ,
что гер о й не ж и ве т, о н с ущес т в уе т, ем у не нр а в ит ьс я в ка ко м р ус л е т ече т е го вр ем я, по э то м у о но
м ед ле н но е, но ч то бы е м у ч то - то и зм е н и ть вр ем е н и уж е не хв ат ае т, по э то м у о н хо ч ет его
о ста но в и ть. Ч то же л ир ич ес к и й г ер о й Б р ю со в а , у н его н е с ущ ес т в уе т вр ем е н но го пр о с тр а н ст ва, о н
де ла ет в се, ч то хо че т. Он жи ве т та к, к а к нр а в и тьс я ем у. У н его н ет н и вчер а, н и с его д н я, ве дь о н
н и к ч ем у не стр ем ит ьс я. Пер е д нам и в п ер в у ю о чер ед ь р о м а н т ич ес к ая на т ур а, «и с ка те л ь,
ск и та ле ц », в еч но ищ ущ и й, но н и ко гд а та к и не на ше д шего с во его б ер ега, с во е й пр ис та н и. Мир
л ир иче с ко го гер о я Б р ю со ва , т а ко й же, ка к м ир До н Ж уа н а, и з нача л ь н о . О н в лас т в уе т на д
же н щ и нам и «И же нщ и н ы и д ут на с тр ас т ны й зо в » - же н щ и ны ка к б уд т о по па да ю т по д е го
же ле з ные чар ы , и не со в ла да ют с со бо й. «В сё о тд аю т о н и – во сто р г и го р е », о н к ак д ем о н,
по р о ч ны й и в л ас т ны й, ем у о т да ю т все н е по л у чая н и чего вз ам е н. « Д а! Я г уб л ю ! П ью ж из н и , ка к
вам п ир ! » О н по н им ае т, что г уб и т ж е нщ и н и н е с кр ы вае т э то го , о н ср ав н и вае т с е бя с вам п ир о м ,
вы п и ваю щ им кр о вь, кр о вь з н ач и т ж из нь, н и о ста в л яя н е е д и но й ка п л и. З н ак и во ск л и ца н и я, ка к
б уд то по ка зы ва ют нам , что о н го р д ит ьс я э т им и н ич его н е бо ит ся, в это м вес ь о н, вс я е го с ут ь.
Г ум ил ев в сво ем со н ет е о т хо д и т о т пр ив ыч но го по ня т и я о До н Ж уа н е, о н р ис уе т со в сем но вы й
о бр аз, не с хо ж и й с пр и выч н ым по н им а н ием о м ир е До н Ж уа на . «А в стар о ст и пр и н я ть за ве т
Хр и с та » - э то фр аз а в к о р ен ь м е н яе т, вс ю ис то р и ю же нс ко го со вр а т ит ел я, пр и н ят ь з ав ет Хр и ста ,
о зн ачае т о с та в ит ь в се гр е х и, все м уж с к ие сл а бо с т и, з аб ыт ь с во и по р о к и. «И в зя ть на гр уд ь
сп аса ющ ее бр ем я Т я жё ло го же лез но го кр ес т а !» - с пас аю щее бр ем я , о н хо ч ет с па ст и сво ю д у ш у,
тя ж ес ть ю кр ес та , ч то б ы хо т ь ка к - н иб уд ь ис к у п и ть гр е х и м и н ув ш ей ж из н и.
С т и хо т во р е н и е Г ум и л е ва, н а по л н е но ди н ам и к о й ч ув с т в, о н и и д ут ка к по нар ас та ющ ей и с
ка ж до й с тр о ч ко й м ы по н им а ем ка к не счас т ен г ер о й. В ко н ц е ко н цо в, о н по н им а ет , ка к н ич то ж на
его ж из нь «Я не им е л о т же н щ ин ы де те й
И н и ко г да н е з ва л м уж чи н у бр а то м ». Г ла го лы в пр о ш е дшем вр ем е н и по каз ыв аю т то , что
н иче го уж е н е изм ен и т ь, в се уп ущ е но . У не го не бы ло о б ык но ве н но г о че ло в ече ско го с час ть я и
вр я д л и уж е о н нас т и г н ет его .
В о т ка к им и р а зн ым и о к аза л ись о бр азы До н Ж у ан а в о д но им е нн ы х со н ета х Г ум и ле ва и
Б р юсо ва, это го во р ит и о р аз ны х м ир о во с пр и я т ия х д в ух а в то р о в, а чт о л уч ше т во р че ст ва по эта,
м о же т р асс ка за ть о н ем сам о м , о его м и р е, о е го ч ув с тв а х.
№8
Художественные интерпретации образа Дон Жуана в одноименных сонетах В.Брюсова и Н.Гумилева
Образ всевластного наглеца, посвятившего жизнь любовным похождениям, оказался под пристальным
вниманием многих русских и зарубежных писателей.
Свои художественные интерпретации образа Дон Жуана в одноименных сонетах предложили В.Брюсов и
Н.Гумилев. Давайте сравним два этих образа.
В первом катрене дон Жуан Брюсова заявляет: «а, я – моряк! Искатель…». Искателем чувствует себя Дон Жуан
в этом мире, скитальцем в «неоглядном море». Мир уму кажется необъятным и таинственным, манящим и уносящим в
мечты. А он «скиталец дерзкий», который путешествует по миру: то там, то здесь, как ветер. И такой образ создает
необыкновенно яркий и точный эпитет «дерзкий». Кроме того, Брюсов создает образ путешественника, который хочет
напиться, ему хочется утолить жажду:
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Дон Жуаном Брюсова руководит жажда познаний.
У Гумилева Дон Жуан также четко заявляет свою позицию, однако, она другая. Ему хочется «обмануть
медлительное время», хочется успеть в этой жизни все и даже больше. Поэтому он ставит «весло» наперекор всему,
нарушает моральные нормы, всегда «лобзая новые уста». Он противостоит обществу, своим поведением он бросает
вызов миру, добиваясь победы в споре с моралью.
Однако в конце жизненного пути, когда придет время «принять завет Христа» он опомнится, как «лунатик
бледный». Это сравнение помогает ощутить и понять образ лирического героя. Дон Жуан словно оторван от мира, он
чужой здесь, и кажется мертвый, без души. Становиться холодно, и как-то не по себе.
Дон Жуан жил по своему усмотрению, нарушая мораль, кажется, что он достиг (образ-то какой) «оргии
победной», но он испугался «своих путей». О чем же задумался Дон Жуан?
Вот он прожил свой век, пришло время подводить итоги, но он запутался в своих путях. Любовные
похождения, протесты и аморальное поведение сравниваются с дорогами, перед нами встает картина: Дон Жуан на
перепутье дорог, и мы понимаем, что выхода у него нет, все запутанно. Чего он достиг в этой жизни? Ничего. И дальше
с помощью градации мы ощущаем это:
Я вспоминаю, что ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
Дон Жуан раздавлен этой жизнью, и больше ничего не остается, как:
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжелого железного креста.
Хотя кажется, что Дон Жуан Гумилева вовсе не христианин, на всем протяжении сонета мы чувствуем
противопоставления, которые передают сущность Жуана.
У Брюсова же Дон Жуан – трогательный, романтичный образ. Мы чувствуем это через описание женщин:
«покорные», «с мольбой во взоре», «спадает с душ мучительный покров». С какой «мольбой во взоре»? возможно, с
мольбой любви, ведь женщина создана для того, чтобы ее любили. А что означает эпитет «мучительный»? Наверно,
это нормы морали, которые хочется сбросить, но нельзя.
Женщины полностью отдаются Дон Жуану:
Все отдают они – восторг и горе.
В любовной страсти открывается Дон Жуану человеческая душа и мир в целом. Ему кажется, что так он
познает мир, познает себя.
Но в этом мире «все единственно», поэтому одна душа не похожа на другую, а Дон Жуан хочет познать весь
мир, и результат этого – его похождения.
Но есть еще одна причина его страстей. Душа «святая». Дон Жуану кажется, что единственное непорочное в
этом мире – это женщина, с ее внутренним миром.
Да, он использует женщин, он пьет «жизни, как вампир», но он ценит каждую душу, ведь это целый «новый
мир», который «манит вновь своей безвестной тайной».
Безусловно, В.Я.Брюсов и Н.С.Гумилев создали необыкновенно яркие и разные образы. Оба Дон Жуана ведут
себя аморально и понимают это. Но Дон Жуан Брюсова – это соблазнитель с тонкой душой, который любит
внутреннюю красоту женщины. Его влечет жажда познаний, и он не может остановиться.
Дон Жуан Гумилева – отрицатель всех моральных устоев, он бросает вызов обществу. Но в конце жизненного
пути Дон Жуан понимает, что все, что он делал пустое.
Дон Жуан – вечный образ, как Гамлет или Дон Кихот. Каждый автор видит своего героя по-своему. Но нельзя
не согласиться, что в любой интерпретации Дон Жуан интересен и незабываем.
№9
Одноименные сонеты В.Брюсова И Н.Гумилева «Дон Жуан» имеют схожие черты и заметные различия.
Оба поэта используют для выражения характера героя одинаковую форму – сонет. И это не выбрана не
случайно, сонету как поэтический жанр позволяет выразить мысли и чувства в строгой форме, без каких-либо
отступлений. А в наших случаях позволяет максимально выразительно продемонстрировать отношение героя к жизни.
В обоих сонетах образ лирического героя персонифицирован. Перед читателем легендарный испанец Дон
Жуан - коварный обольститель, ищущий наслаждения от жизни, использующего природное обаяние для достижения
своих целей. Этот образ нередко был востребован поэтами в своем творчестве, но у каждого Дон Жуан «свой», каждый
по-своему интерпретирует этот образ.
Дон Жуан В.Я.Брюсова – дерзкий, страстный, самоуверенный, ищущий удовольствия от жизни, знающий себе
цену. Он широк, аристократичен, вызывающ. Герой Н.С.Гумилёва – реалист, спокойный, задумывающийся о своей
жизни.
Различие «прочтения» образа «венного» образа связаны с литературными течениями, которые представляли
авторы.
В.Я..Брюсов – представитель символистского движения, разделяющего мир на неприглядную реальную
действительность и идеальный недостижимый мир. Символическая поэзия старается представить идею в образе,
постижимом только чувствами.
Н.С.Гумилёв - акмеист, представитель движения, созданного в противопоставления символизму. Акмеисты,
пришедшие на смену символистам, старались вернуть в литературу ясность и доступность.
Принципы этих противоположных поэтических «движений» выдержаны при создании образа Дон Жуана. Оба
автора создали своих героев, используя одного персонажа, уникальные, неповторимые, явно отражающие взгляды
поэтов на жизнь.
№10
Все разнообразие мирового искусства включает в себя огромное количество различных образов Дон Жуана. Но
все эти образы объединяет вольнодумство, эгоизм, отрешенность от церковных норм, герои являются
легкомысленными покорителями женских сердец. Дон Жуан презирает общепринятые нормы и в бесчисленных
победах над женщинами надеется утвердить могущество собственной личности.
В.Я.Брюсов являлся литературным наставником Н.Гумилёва, причем даже тогда, когда Гумилёв уже
вышел из состояния ученичества. Гумилёв и Брюсов – это первые поэты «серебряного века», которые создали сонеты
под названием «Дон Жуан». А именно сонетное существование образа Дон Жуана ограничивается лишь «серебряным
веком», и это не удивительно, ведь сонетная форма слишком тесна для такого богатого образа, самым
распространенным и самым первым жанром, в котором изображен Дон Жуан является, безусловно, драма.
Следовательно, интересно было бы сравнить два сонета о Дон Жуане, написанные учителем и учеником с разницей в
десять лет.
Оба сонета написаны в форме монолога героя. Сонет Брюсова начинается с утверждения особенных
жизненных приоритетов, герой сравнивается с моряком, путешествующим по морю и ищущим «новую страну». Это
сравнение довольно традиционно в мировой поэзии. У Гумилева тоже присутствуют подобные сравнения, но он
использует их уже более тонко и аккуратно, не говоря на прямую: схватить весло, поставить ногу в стремя. В последней
строфе Брюсов дает своему герою еще одно сравнение: «Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!». Брюсов первый
поставил Дон Жуана и вампира вместе. Такое сравнение говорит о том, что герой пьет кровь – «пьет любовь», то есть
своеобразное явление параллелизма. Но брюсовское понимание любви отличается от романтического чувства, это,
скорее, страстная жажда плоти. Но вместе с этим плотская любовь героя одновременно и духовна, она символизирует
поиск чего-то нового:
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной
Море в сонете Брюсова имеет символику, оно не обычно, поэтому появляются такие выражения: душа
вскрывается до дна, святая глубина. Такое совмещение двух сравнений, моряка и вампира, говорит о своеобразном и
исключительным образом Дон Жуана.
Единственное в сонете Гумилева сравнение Дон Жуана «как лунатик бледный» трудно взять как отдельное
воплощение образа, скорее всего это разновидность образа Дон Жуан – вампир. Сонет Гумилева не образно –
сравнителен, как у Брюсова, а в большей степени сюжетен.
Здесь появляются и черты Дон Жуана, такие как бездетность, заданная легендой (Я не имел от женщины
детей), одиночество. У Гумилева проходит такая строка: «И никогда не звал мужчину братом». Здесь, скорее всего,
говорится о братстве дружеском, а не кровном, а отсутствие друзей достаточно точно характеризует героя. Эти две
характеристики точно обозначены Гумилевым. В сонете Гумилёва присутствует идея противоборства Дон Жуана с
судьбой, хотя эта характеристика обозначена менее точно:
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.
В сонете Гумилева речь идет о Дон Жуане, как о раскаявшемся грешнике:
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжёлого железного креста!
В сонете Брюсова можно заметить отдаленный мотив святости Дон Жуана:
В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где всё единственно и не случайно.
Гумилевский сборник "Жемчуга" (1910), в который вошел сонет "Дон Жуан", имел посвящение, впоследствии
снятое: "Посвящается моему учителю Валерию Яковлевичу Брюсову". В совокупности оба сонета дают нам
возможность прочувствовать образ Дон Жуана. При самом общем сопоставлении "учительского" и "ученического"
сонетов очевидна разница поэтических подходов: "образного" у Брюсова и "идейного" у Гумилева.
№11
Одно и то же название двух сонетов «Дон Жуан» предопределяет главного героя каждого из произведений.
Согласно определению, взятому из Википедии, Дон Жуан – легендарный испанец, распутник и беззаконник. Ни для
кого не секрет, что люди, в которых течет испанская кровь, сами по себе достаточно темпераментны, эмоциональны, и,
благодаря этому, испанские мужчины очень привлекают женщин всего мира.
Если говорить конкретно о Дон Жуане - это персонаж, прославившийся не только темпераментом и
эмоциональностью, а также своей «бешеной» тягой к прекрасному полу. Научно-исторические источники сообщают:
«Дон Жуан – гордый испанский аристократ. Он сластолюбец, посвятивший жизнь поискам чувственных наслаждений.
Он с удовольствием нарушает моральные и религиозные нормы…». Из всего этого можно сделать вывод о том, что Дон
Жуан просто «болен женщинами».
В произведениях В.Я. Брюсова и Н.С. Гумилева главный герой, в первую очередь, предстает перед нами в
роли обольстителя, интересного многим женщинам
( Брюсов: «Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир…»
Гумилев: «И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный…
Я вспоминаю, что ненужный атом,
Я не имел от женщины детей…»).
Искуситель женских сердец показывается читателю властительным красавцем, способным любить лишь
короткие сроки. Любить не внутреннюю сторону человека, не душу, не сердце, любить он способен лишь плоть и кровь
партнера. По сути, это любовью не является, а лишь желанием, хотением… Брюсов в своем сонете использовал
сравнение «как вампир», на мой взгляд, это и есть пик той жесткости образа Дон Жуана, который открывает читателю
приземленные стремления главного героя. У Гумилева же, в свою очередь, использовано сравнение «как лунатик», что
открывает Дон Жуана не жестоким, как у Брюсова, а «больным» (в зн. ненормальный) и абсолютно отличающимся от
других мужчин. Это во многом, наверное, и объясняет успех распутника с женщинами.
В первых строфах обоих сонетов Дон Жуан являет читателю свои мечты. Брюсовский герой после успеха на
одной земле теряет интерес не только к бывшим женщинам, но и ко всему, что окружает. А Дон Жуан Гумилева
поражает своими, конечно, более высокими мечтами.
Почему же этот мужчина не может быть счастлив с одной женщиной? В современности у Дон Жуана
множество «приемников», к сожалению, это не есть хорошо. Он является поистине популярным литературным
персонажем, интересным во все времена.
Безусловно, сонет Н.С. Гумилева намного мягче и легче в содержательном плане, чем сонет В.Я. Брюсова.
№ 12
Стихотворения написаны людьми, принадлежащими разным поэтическим школам (В.Брюсов - символизму,
Н.Гумилев - акмеизму), однако в обоих произведениях есть сходные черты. Они первыми в русской литературе
«Серебряного века» создали сонеты под названием «Дон Жуан». Кроме них, к этому образу обращались И.Северянин,
К.Бальмонт.
Сонет В.Брюсова был написан в
1900 году, а произведение Н.Гумилева в 1910 г. Оба сонета написаны в форме монолога лирического героя.
( «Да, я – моряк! Искатель островов,
Скиталец дерзкий в неоглядном море.
Я жажду новых стран… В.Брюсов;
«Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время» Н.Гумилев)
Однако оба стихотворения различны по способу сонетостроения. У В.Брюсова практически нет сюжета, а у
Гумилева сонет максимально сюжетен.
В первом произведении перед нами моряк, искатель островов, скиталец дерзкий. Этот текст построен на
сравнениях « Любовь- море», « любовь-путешественник», образ Дон Жуана здесь страстный, мучительный и
соблазнительный. Он идет по жизни, и удовольствия бытия притягивают его, как вампира притягивает кровь. Герой
одновременно красив и ужасен, как «Демон» Врубеля. Становится страшно, оттого что он не может остановиться, у
него нет предела, достигнув своего, герой сразу же видит другие горизонты и этот полет вечен.
…каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной.
У Н.Гумилева Дон Жуан размышляет о своей жизни, назначении и судьбе. Он думает, вспоминает.
… Моя мечта… Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.
А в старости принять завет Христа.
Потупить взор, посыпать пеплом темя…
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь…
Я вспоминаю, что…
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом…
Настроение лирического героя трагическое. Он не видит ценности в пройденном жизненном отрезке.
Лирический герой всё анализирует, вспоминает и вместе с этим его чувства развиваются по нарастающей. Он всё более
ощущает себя ничтожным и осознает неправильность своей жизни. Если в первом сонете герой не думает о
завтрашнем дне, то во втором – перед нами совершенно противоположный персонаж. Он думает о том, что придет
время «собирать камни». Интересно то, что о детях Дон Жуана не упоминается ни в одном произведении. А у Гумилева
герой страдает оттого, что не имеет детей.
Оба персонажа одиноки, но у В.Брюсова герой не думает об этом,
а у Гумилева персонаж страдает, мучается, раскаивается.
Сонет Н.Гумилева имел посвящение, которое впоследствии было снято: «Посвящается моему учителю Валерию
Яковлевичу Брюсову». Однако сопоставляя «учительский» сонет и «ученический», я вижу разницу в поэтических
подходах: у Брюсова «образный», у Гумилева «идейный».
№13
Дон Жуан – гордый испанский аристократ, распутник и беззаконник. Он сластолюбец, посвятивший жизнь
поискам чувственных наслаждений, с удовольствием нарушавший моральные и религиозные нормы. Он является
персонажем свыше 150 художественных произведений (Тирсо де Молина «Севильский распутник и каменный гость»,
Мольер «Дон Жуан и каменный пир», Байрон «Дон Жуан» и т.д.), но в каждом произведении читатель может найти в
этом герое новые, удивительные черты характера. Писатели видят Дон Жуана по-разному: кто-то видит горячее сердце,
кто-то – гнилую душу.
Русские поэты-символисты начала 20-ого века Брюсов и Гумилев в своих сонетах под общим названием «Дон
Жуан» создали разные образы. У Брюсова Дон Жуан – герой с горячим сердцем. Он дерзкий скиталец, жаждущий
новых приключений, покоряющий сердца женщин, для которого в любви «яснеет святая глубина» и которого манит
неизвестность каждой души. В сонете Брюсова Дон Жуан с гордостью признает себя губителем душ и вампиром,
пьющим жизни. Гумилев же смотрит на него иначе. В его сонете Дон Жуан не гордится своим геройством, а со
скорбью и печалью признает свое ничтожество. Он не дерзкий скиталец, как у Брюсова, а грешник с надменной и
простой мечтой, «ненужный атом». Гумилев, в отличие от Брюсова, не посмел употребить слово «любовь» в
отношении своего героя. Это слово у него заменено выражением «лобзая новые уста». Это не любовь, способная душу
вскрыть до дна, а обман медлительного времени. Дон Жуан Гумилева полон раскаяния. В конце сонета он осознает
ничтожность своего существования и ощущает пустоту в душе: «И лишь когда средь оргии победной я вдруг
опомнюсь, как лунатик бледный, испуганный в тиши своих путей…». В Дон Жуане Брюсова ни капли раскаяния. Он
словно восторгается собой и не собирается останавливать течение распутной жизни: «Да! Я гублю! Пью жизни, как
вампир! Но каждая душа – то новый мир и манит вновь своей безвестной тайной…».
В обоих сонетах мы напрямую слышим голос лирического героя. Повествование ведется от первого лица: «Да,
я – моряк!», «Моя мечта надменна и проста». Мы возмущены его распутством, и он отвечает на наши возмущения. Но в
сонете Брюсова его ответ выглядит так: «Да, я такой, и я – герой!». В произведении Гумилева мы слышим совсем
другое: «Я признаю, что жизнь моя ничтожна…» На противоположность этих героев указывают и различия в
композиционном построении образов. Брюсов в первой строфе знакомит нас с Дон Жуаном, во второй и третьей
описывает его настоящую, приносящую радости жизнь, и лишь в последней строфе его герой признает себя губителем
душ. Гумилев же в первой строфе совмещает знакомство с Дон Жуаном с кратким описанием его обыденной жизни,
остальные строфы посвящает неизбежному горькому будущему лирического героя и его раскаянию.
Сходства и различия этих произведений заключаются не только в образах главного героя, но и в их внутреннем
строении. Оба сонета написаны пятистопным ямбом. Однако в сонете Брюсова в первой и в последней строфе
размеренный ямб нарушен спондеем и пиррихием. Этот сбитый ритм вместе с риторическими восклицаниями («Да, я –
моряк!», «Да! Я гублю!») усиливает мысль о непостоянстве яркой натуры Дон Жуана. У Гумилева ритмический
рисунок не нарушается, а единственное восклицательное предложение звучит тяжело и безнадежно: «… и взять на
грудь спасающее бремя тяжелого, железного креста!». Кроме того, Гумилев в первых двух строфах использует
«тяжеловесную» кольцевую рифму (проста-стремя-время-уста), которая как бы отягощает образ раскаявшегося Дон
Жуана. Брюсов в первых двух строфах использует легкую перекрестную рифму, которая позволяет усилить образ
необузданного характера его лирического героя.
Очень интересны оба произведения с точки зрения выразительно-изобразительных средств. Поэты не
поскупились на красочные эпитеты («святая» глубина, «медлительное» время) и яркие обороты речи. В обоих сонетах
используется сравнение («Пью жизни, как вампир» и «Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный»), которое как нельзя
лучше подчеркивает характер героя. Дон Жуан Брюсова сравнивает себя с вампиром, питающимся чужими жизнями.
Как вампир не может жить без крови, так он не может жить без погубленных им душ. У Гумилева Дон Жуан сравнил
себя с бледным лунатиком. Он словно спал все время, а проснувшись, испугался своей жизни. Оба поэта использовали
также метафору («спадает с душ мучительный покров», «схватить весло, поставить ногу в стремя») и антонимы: («Все
отдают они - восторг и горе», «Я не имел от женщины детей и никогда не звал мужчину братом»). Сонет Гумилева
мелодичен, а сонет Брюсова, благодаря «рычащей» звукописи (Да, я — моРяк! Искатель остРовов, скиталец деРзкий в
неоглядном моРе»), беспокоен, энергичен.
Оба сонета, поражая читателя своей красочностью,
указывают на «сочность», «яркость» поэтического таланта их
авторов.
№14
Сравнительный анализ
Дон Жуан... Легендарный испанец, соблазнитель женских сердец, смелый беззаконник… Персонаж многих
художественных произведений.
Этот яркий, неоднозначный образ издавна не давал покоя писателям, будил их воображение и вдохновлял на
создание всё новых и новых героев. О Дон Жуане написано около 150 литературных произведений.
Глубокие размышления о счастье, о смысле жизни, о человеческом предназначении слышатся и в поэтических
творениях Валерия Брюсова и Николая Гумилёва с одинаковыми названиями. Образ Дон Жуана стал своего рода
предметом полемического диалога двух мэтров Серебряного века, один из которых всегда называл себя учеником
другого.
Свою книгу «Жемчуга», куда и вошло стихотворение «Дон Жуан», Николай Гумилёв посвящает своему
учителю Валерию Брюсову. Этот факт может быть лишь косвенным доказательством моих предположений. Чтобы быть
более убедительной, обращусь к поэтическим текстам.
На первый взгляд, в них немало общего. Уже само название помогает воссоздать в нашем воображении
знакомый по ряду произведений образ. В избранной поэтами форме стихотворений легко угадывается сонет. Да и,
наконец, сама мелодика произведений задаётся одним и тем же поэтическим размером — пятистопным ямбом с
одинаковым рисунком вкрапления стоп пиррихия в каждой первой строке катренов и терцетов.
Однако более детальное погружение в поэтические тексты позволяет заметить не прямое подражание одного
автора другому, а скорее, умелое противостояние, своего рода отклик одного на утверждение другого.
В сонете Брюсова пред нами предстает образ «дерзкого моряка-скитальца», ни на минуту не
сомневающегося в правильности выбранного им пути, о чём ярко свидетельствует заявленное уже в первой строчке
утверждение лирического героя: «Да, я — моряк!». Позиция, усиленная формой восклицания, не только ясна, но и
неоспорима.
Герой живет полной жизнью сегодня. Для него не существуют завтра и вчера. В нем кипит жажда познаний и
открытий. «Неоглядное море» — это своего рода авторская аллегория на образ жизни Дон Жуана — широкой, вольной,
устремлённой лишь вперёд, отрицающей всякую попытку возврата в прошлое. На пути новых свершений чужие жизни
и судьбы не имеют для Дон Жуана Брюсова большого значения. «Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!» — трижды
восклицает его герой в финале своего пламенного монолога. Да, это эгоист. Для него его личное «Я» — весь мир. Он
привык побеждать, быть на вершине славы... Покорять еще одну судьбу для лирического героя Брюсова —
увлекательное испытание, наполняющее его какой-то сверхъестественной силой. Неслучайным мне кажется и
сравнение Дон Жуана с вампиром, безжалостно губящим жизни других во имя продолжения собственной. И каждая
новая «жертва» — это еще одна победа, еше одна ступень на пути к достижению поставленной цели — познания мира,
который вновь и вновь манит героя «своей безвестной тайной».
Мне кажется, такой герой должен быть чудовищно страшным и совсем непритягательным. Однако, я не
испытываю таких чувств по отношению к герою Брюсова. Возможно, торжественность слога, жизнеутверждающая
тональность стиха, общая восторженность, которая ощущается в каждой строчке произведения, очень сильно влияют
на наше отношение к лирическому герою. Дон Жуан Валерия Брюсова мне скорей напоминает не чудовищного
вампира, а красивого юношу, быть может, даже ребёнка. Все свои действия он совершает неосознанно, будто по
наитию, по зову сердца, как ребенок... Он исследует, изучает, делает свои первые шаги в мир и упивается ощущением
тайны и неизведанности:
Я жажду новых стран, иных цветов
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
...И как ребенок, уже изучивший свою игрушку, сполна насладившись ею, жадно тянется к новой, пока совсем
неизвестной, а оттого особенно притягательной. И в этом ребёнке я угадываю себя, моих сверстников, ведь признаться,
мы все пока ещё эгоисты! Мы любим жизнь, стремимся испытать себя и, подобно герою Брюсова, свято верим, что
В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где всё единственно и не случайно.
Совсем иным мне видится образ лирического героя в сонете Николая Гумилева. Этот герой уже не так
молод, он погружён в глубокие раздумья, способен анализировать, заглядывая в будущее, а из него вновь возвращаться
мыслями в прошлое, он умеет видеть себя со стороны и давать себе совсем не лестную оценку. В душе он ещё всё
стремится быть романтиком, тем полным веры в себя Дон Жуаном, мечтает о жизни полной, стремительной.
Готовность по-прежнему обманывать «медлительное время», решительность
героя
подчёркивают глаголы
совершенного вида: «схватить весло», «поставить ногу в стремя». Но нет! Это уже не тот Дон Жуан, который,
безоглядно проживая свою жизнь и ни о чём не жалея, стремится к новым свершениям и победам. В начале второго
катрена накал страстей затихает, и лирический герой погружается в глубокие раздумья о быстротечности жизни,
старости, бренности земного существования. Тональность всего сонета постепенно меняется, и речь героя начинает
принимать скорее исповедальный характер, что усиливается выбранной формой изложения от первого лица.
Теперь Дон Жуан напоминает кающегося грешника, пришедшего к доброму пастору излить свою
переполненную грехами душу... Он готов «принять завет Христа» и «взять на грудь спасающее бремя // тяжёлого
железного креста». Лирический герой не чувствует в себе жажды жизни, она превращается для него в тяжкое бремя,
непосильную ношу. Дон Жуан, как уставший путник, ощущает себя «ненужным атомом» вселенной, который хаотично
куда-то движется, но ни к чему не стремится, а потому никому не способен принести радость, никому, даже себе,
подарить её, увы, не может. Он живёт как во сне. Сравнение с лунатиком подчёркивается отсутствием всякого интереса
к чему бы то ни было, лирический герой автоматически совершает привычные действия, живёт по уже знакомому
сценарию. Но даже эта «тишь путей» пугает героя, делает его слабым, беззащитным, «бледным», а потому лишь в
смерти видит он своё спасение.
Итак, два Дон Жуана оказываются совсем не похожими друг на друга. Один — решительный, смелый, полный
сил и стремлений. Другой — слабый, растерянный, потерявший интерес к жизни человек. При чтении этих сонетов
создаётся ощущение зеркального отражения жизненных путей двух героев, слитых в единое целое — человеческую
жизнь, первая половина которой — яркая, насыщенная и небезгрешная, вторая — тихая, наскучившая и оттого тяжкая.
Зеркальность отражения видна и в избранных поэтами видах рифмовки. Перекрёстная рифмовка первых катренов
сонета Брюсова, сменяется смежной, а затем кольцевой. Напротив, сонет Гумилёва начинается кольцевой рифмовкой,
которая в конце произведения меняется на смежную и перекрёстную.
Зеркальность изображения героев усиливает ощущение спора двух поэтов, что, несомненно, помогает
читателю задуматься и над своей собственной жизнью, стать участником философского рассуждения о человеческом
предназначении, о смысле бытия …
№15 нет
№16
«Пожалуй, жестокость, откровенная жестокость женщинам милее всего: в них удивительно сильны
первобытные инстинкты. Мы им дали свободу, а они все равно остались рабынями, ищущими себе господина. Они
любят покоряться».
Оскар Уайльд
Дон Жуан - один из наиболее излюбленных образов мировой литературы. Цель жизни Дон Жуана - любовь к
женщине, для обладания которой обычно попираются человеческие и "божеские" законы. Этот герой показан нам как
сластолюбец, властитель своей жизни, своей стихии, борющийся с препятствиями, которые чужды обычным людям.
У В. Брюсова Дон Жуан - это моряк, скитающийся по миру, искатель новых островов:
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Острова, наречия, цветы - это все те новые впечатления, которые должны поглотить его, не дать ему
опомниться, захватить его в свои объятья…но в то же время они дают ему глоток того свежего воздуха - нового
чувства, за которым так и охотится Дон Жуан.
Да, ведь он обладает тем самым притягательным чувством - чувством ярого романтика, наслаждения,
бесстыдства. Он служит притягательным магнитом или неким сладостным нектаром для женщин:
И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре!
Н.С. Гумилёв сделал своего героя более жёстким, даже надменным. Здесь он воин; он проходит все испытания
- это человек с железным и даже, скорее, каменным сердцем. Он не способен «рвать и метать»; сложно представить, что
его захватывают чувства нежности, доброты. Нет, это просто чувство отваги, возникающее при преодолении нового
рубежа, испытания, движения к новой цели.
И Дон Жуан готов к наказанию - к другому новому испытанию. Этот боец принимает участь, которая его ждет:
ведь она неизбежна - она спасительна .А это и есть тот глоток воздуха, к которому так стремится герой В.Брюсова. Но
здесь он действительно спасительный…
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжёлого железного креста!
Но, редко вспоминая об этом, он продолжает свой путь дальше, покоряя новые земли, вершины.
И приходит время, когда герой должен оглянуться, посмотреть назад. Но что же он там увидит? Это будет
разруха, охваченная пламенем завоеваний, разбитые вдребезги сердца, а может, это будет пугающая пустота…
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей.
Дон Жуан познает те чувства и будет жалеть:
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
В.Брюсов, в отличие от Н.Гумилёва, награждает своего героя душой, теплотой сердца, познанием радости,
наслаждением фееричной жизни. Дон Жуан - это сверхчеловек, обладающий неким знанием, душой, глубиной
пугающей, но возносящей его над многими и многими. Он прекрасен. И ни у кого не возникает сомнений, чтобы
противоречить ему. Он человек - он живёт этим.
Дон Жуан боготворит душу. Он знает - он виновник своего положения. Но ведь дон Жуан искатель; всё новое
для него - наркотик. Он упивается жизнью, он ловит каждые её моменты, глотает каплю за каплей.
Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной.
И мы его прощаем. Мы сами готовы идти за ним, боготворить его.
Два эти одноимённых сонета раскрывают нам мир одного героя, одного единственного человека.
Но как он многогранен!
№17
Начать сопоставительный анализ данных произведений следует с анализа формы, в которой они написаны. Оба
этих стихотворения Гумилева и Брюсова написаны в форме сонета. Сонет – это стихотворение из 14 строк,
обладающее канонической системой рифмовки и строгими стилистическими законами. На написание данного жанра
произведений наложено много традиционных стилевых требований: это и возвышенная лексика и интонация, и точные
редкие рифмы, и запрет на переносы и на повторение знаменательного слова в одном и том же значении. Все эти
ограничения обусловлены художественной целью сонета как интеллектуального жанра лирики, где каждая строфа –
шаг в развитии единой диалектической мысли.
В обоих «Дон Жуанах» форма сонетов строгая, т.е. стихотворения состоят ровно из 14 строк, сгруппированных
по принципу: 4+4+3+3 (2 катрена , 2 терцета). Первые восемь в каждом из сонетов содержат две цепи сквозных рифм,
при этом рифмовка первого катрена повторятся во втором (только у Брюсова эта рифма abab abab, а у Гумилева abba
abba).
В заключительных шести строках у обоих авторов рифмовка не повторяется, что не противоречит правилам
сонетного канона. В «Дон Жуане» Брюсова рифма в терцетах выглядит так: ccd eed, в то время, как у Гумилева :ccd ede.
Следует заметить, что в терцетах используется иной тип рифмовки, нежели в катренах: в «Дон Жуане» первого автора –
перекрестная рифмовка в катренах и кольцевая в терцетах, у второго, наоборот кольцевая рифмовка в катренах и
перекрестная в терцетах.
Оба сонета «Дон Жуан» написаны пятистопным ямбом (соответствующим итальянскому 11–сложнику) размером сабельным, ударным, ритмичность и быстрота которого полностью соответствует стремлению лирического
героя к новым ощущениям. Он «жаждет новых стран, иных цветов», тем самым пытаясь «обмануть медлительное
время», пытается взять от жизни всё.
Сходны два эти произведения и тем, что в них допускается наличие строфных переносов, т.е. графически
выделенная строфа не является законченной. Вот, например:
У В.Я.Брюсова:
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной
У Н.А Гумилёва:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время…
Точность рифм так же нарушается в каждом из этих стихотворений. У Брюсова несовпадают окночания в
первом катрене (моРЕ – плоскогорРИЙ) и в терцетах(случайНО-тайНОЙ), а у Гумилёва в первом терцете(победнОЙбледнЫЙ).
Поделенные на катрены и терцеты сонеты имеют строгую тематическую композицию. В данном случае оба
«Дон Жуана» - сонеты лирические, части в которых следуют одна за другой в порядке тезис – развитие тезиса –
антитезис – синтез. Например у Брюсова, в первом катрене лирический герой, являющийся персонифицированным,
сообщает нам о жажде путешествий, перемен:
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Во втором катрене лирический герой разворачивает описание женщин, встречавшихся ему на протяжении всех
его путей:
И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре…
Далее первом терцете лирический герой переходит от описания самих женщин непосредственно самому
чувству любви, которое он способен разбудить в их (женских) сердцах(противопоставляет своим чувствам чувства
женщин):
В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где всё единственно и не случайно.
В последней части сонета – во втором терцете - лирический герой связывает две темы – жажду новизны и
любовь. Он признает себя злодеем, играющим с чужими судьбами, но ничего не может с этим поделать, ведь жажда
новых ощущений , которые он получает от любви каждой женщины превыше его моральных принципов(делает
неожиданный вывод):
Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной.
Сонет Гумилева, написанный на эту же тему , обладает немного другой композицией:
Тезис данного сонета идентичен тезису сонета Брюсова; лирический герой жаждет нескончаемых путешествий
и перемен:
Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.
Развитие тезиса здесь представлено абсолютно иначе: лирический герой, мечтающий всю жизнь «лобзать
новые уста», переключается на описание действий в тот момент, когда ему придется отказаться от былой жизни – в
старости:
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя…
Резкое противопоставление сказанному во втором катрене дает первый терцет: лирический герой теперь уже не
в мечтах , а наяву задумывается о дальнейшей своей жизни после того, как выйдет из»забвения».Теперь уже мечты о
старости, в которых по мнению героя можно просто отказаться от былой жизни рассеиваются, ведь на самом деле он
осознает, как тяжело в один прекрасный момент понять, что вся твоя жизнь спущена в пустую и назревает вопрос: а что
делать дальше?
И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей…
В заключительной части лирический герой подходит к развязке соединяя
«невыполненного долга»:
тему одиночества и чувства
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
Подводя итог анализу данных сонетов с позиции их формы, следует дополнить, что любой сонет должен
заключаться «сонетным замком». «Замок» обычно располагается в двух последних строках, реже – в одной. В
лирическом стихотворении – это фраза, содержащая парадокс, неожиданный вывод. Как правило, малый объем замка
определяет емкость, афористичность финальной фразы. У Брюсова сонетным замком является фраза: «Но каждая душа
– то новый мир И манит вновь своей безвестной тайной.»,- которая объясняет непреодолимую тягу лирического героя к
женщинам. Он(лирический герой) получает огромное удовольствие от общения, от постижения чужой души так же ,
как постигает удовольствие от раскрытия чего-то неизведанного. У Гумилева сонетный замок звучит иначе: «И никогда
не звал мужчину братом».Никогда не звать мужчину братом –означает, что он никогда никого не воспримет как
равного себе, т.е. не иметь друзей, а значит и быть обреченным на одинокую старость…
Перейдем к анализу звучания данных стихотворений. Как я уже говорила, они написаны размером
пятистопного ямба, размером сабельным ударным, ритмичным. Чтение этих сонетов подобно бегу; они будто читаются
на одном дыхании. В сонете Гумилева даже присутствует чередование мужской и женской рифм, что делает его
попеременно то мягким, то твердым. У Брюсова такое чередование рифм отсутствует: каждая строка катрена или
терцета заканчивается на ударный звук, а значит рифма в нем грубая мужская, что как нельзя лучше подчеркивает
отточенность мысли и уверенность лирического героя в каждом своем слове:
Да, я – моряк! Искатель островов…
…Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Из анализа этих двух замечательных сонетов Гумилева и Брюсова можно сделать один вывод: несмотря на
общую тему, тему Дон Жуана, два этих автора передают его мироощущение абсолютно по разному: если первый герой
готов буквально кричать о своей любви к прожиганию своей жизни и жизни других,если он, первый Дон Жуан,
наслаждается жизнью живя только сегодняшним днем, то мысли второго Дон Жуана отнюдь не так беспечны.Он уже
начинает задумываться о старости, с горестью ожидая того момента, когда ему «надоест» вся его прежняя жизнь, он
боится понять то , что прожил жизнь бессмысленно. Сопоставительный анализ Дон Жуанов Н.А.Гумилева и
В.Я.Брюсова показал нам насколько одинаковыми , и в то же время насколько разными могут быть два , на первый
взгляд одинаковых образа…
№18
Дон Жуан – моряк и у Гумилёва и у Брюсова, жизнь Дон Жуана бурлит и кипит, в каждом движении героя
видны
страсть
к
женщине,
к
путешествию,
безумие
и
рвение
к
жизни.
Теперь о различии. Дон Жуан Гумилёва, наверное на пороге преклонных лет, поскольку он начинает задумываться о
бессмысленности и пустоте прожитого. Ни детей, ни дома, ни жены… А герой Брюсова герой горит пламенем вершины
жизни,
он
пьет
её,
как
вампир,
не
задумываясь
ни
о
чём.
Нравится мне этот Дон Жуан, хоть глупец, но он мне нравится!
№19
В литературе XX века В. Брюсов и Н. Гумилёв – личности во многом неоднозначные и противоречивые.
Долгое время Н. Гумилёв считал В. Брюсова своим учителем, брюсовские мотивы прослеживаются в многих его
стихах. Сопоставим две художественные интерпретации образа Дон Жуана в одноимённых сонетах этих авторов.
Легендарный Дон Жуан уже был многократно интерпретирован в литературе, размножен, как никто другой. А
у Н. Гумилёва перед глазами был совсем свежий наглядный пример, написанный В. Брюсовым в 1900 году. Оба сонета
написаны в форме монолога героя - от первого лица: « Да, я моряк…» и « Моя мечта…». Однако при первой
публикации произведения В. Брюсова было написано: « Донъ Жуанъ». А при публикации гумилёвского Дон Жуана «Донъ- Жуанъ». Стоит обратить внимание на то, что современные написания этого имени зависят, по - видимому, от
редакторских предпочтений. Сонет В. Брюсова построен на «разворачивающихся», но непересекающихся сравнениях.
Он сравнивает своего героя с моряком: « Да, я моряк! Искатель островов, / Скиталец дерзкий в неоглядном море. / Я
жажду новых стран, иных цветов, / Наречий странных, чуждых плоскогорий ». Прослеживается мотив мореплавания,
путешествия. Так же встречается и у Н. Гумилёва : « Схватить весло, поставить ногу в стремя…» это некий пример
синхронных сравнений , Н. Гумилёв более тонко и осторожно обращается с литературными формулами. Они не
развёрнуты, на них лишь дан намек. А сонет В. Брюсова построен на сравнениях типа «любовь- море», « любовникпутешественник» и т.д. Так же он сравнивает Дон Жуана с вампиром: « Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!» Кровьлюбовь указывает на равенство этих двух понятий для поэта. Брюсовское мироощущение любви далеко от светлого,
романтического чувства, оно является испепеляющей страстью плоти. Плотская любовь вместе с тем и духовна, она
символизирует бесконечный путь раскрытия всё новых тайн: « Но каждая душа- то новый мир / И манит вновь своей
безвестной тайной». В сонете же Н. Гумилёва можно заметить единственное сравнение «лунатик бледный» , скорее
всего это вариация на «Дон Жуана- вампира», но определённо здесь речь идёт о раскаявшемся грешнике: «А в старости
принять завет Христа, / Потупить взор, посыпать пеплом темя/ И взять на грудь спасающее бремя/ Тяжёлого железного
креста!» А вот у В. Брюсова , можно сказать, что речь идёт о классическом Дон Жуане, хотя в строках: «В любви душа
вскрывается до дна, / Яснеет в ней святая глубина, / Где всё единственно и не случайно» - представляется образ
«одумавшегося Дон Жуана». В гумилёвском же Сюжетно- идейном сонете «сворачивается» история образа. Его герой
бездетный («Я не имел от женщины детей…»), одинокий(«И никогда не звал мужчину братом»)
Во всяком случае это результат его «стараний», но дело в том, что брюсовский Дон Жуан не осознает своего
одиночества, жизнь для него- игра полная тайн, он одержим этими тайнами. Гумилёвский же Дон Жуан в конце- концов
осознаёт всю неизбежность ситуации.
№20
Перед нами два сонета В.Я.Брюсова и Н.С.Гумилёва «Дон Жуан», которые объединяет общее название,
сквозной образ, характерный для мировой литературы вообще: Дон Жуан – легендарный испанец, распутник и
беззаконник. Сонеты В.Я.Брюсова и Н.С.Гумилёва представляют собой художественную интерпретацию этого образа,
и каждый из поэтов рисуют его по-своему.
В произведении В.Я.Брюсова Дон Жуан показан самоуверенным и самовлюблённым, он гордится тем, кто
он есть, ему нравится тот образ жизни, который он ведёт («Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир! // Но каждая душа –
то новый мир // И манит вновь своей безвестной тайной»). В сонете Н.С.Гумилёва герою тоже нравится его жизнь, но
он с тоской смотрит в будущее, понимает, что за свои грехи он будет отвечать перед Богом («А в старости принять
завет Христа, // Потупить взор, посыпать пеплом темя // И взять на грудь спасающее бремя // Тяжёлого железного
креста!»). В его произведении слышится сожаление и печаль («Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный…», «Я
вспоминаю, что, ненужный атом, // Я не имел от женщины детей…»). На мой взгляд, это объясняется тем, что поэты
относились к разным литературным направлениям: В.Я.Брюсов был символистом, видел мир как мир мечты, фантазии
и грёз, а Н.С.Гумилёв был представителем акмеизма, он считал, что мир должен обрести «вещность».
Мир в стихотворении В.Я.Брюсова многозначен и таинственен, что характерно для поэзии символизма
(«искатель островов», «скиталец дерзкий», «пью жизни, как вампир», «и манит вновь своей безвестной тайной»), в то
время как у Н.С.Гумилёва всё предельно просто и ясно. Он называет предметы своими именами, создаёт чёткий,
конкретный образ («Моя мечта надменна и проста: // Схватить весло, поставить ногу в стремя…»).
Стихотворения различаются не только тем, что рисуют поэты, но и тем, как они это делают. В сонете
В.Я.Брюсова много восклицательных предложений, что подчёркивает уверенность героя в правильности своих
действий, гордость собою и самолюбование («Да, я – моряк!», «Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!»). Для этой же
цели автор использует аллитерацию – часто повторяет звук [р] («Да, я моряк! Искатель островов, // Скиталец дерзкий в
неоглядном море. // Я жажду новых стран, иных цветов, // Наречий странных, чуждых плоскогорий»).
В сонете Н.С.Гумилёва всего одно восклицательное предложение, которое подчёркивает понимание
героем своей сущности, того, что его ждёт в будущем («…И взять на грудь спасающее бремя // Тяжёлого железного
креста!»). Поэт использует аллитерацию звука [c], при помощи которой показана широта и безграничность
пространства («Моя мечта надменна и проста: // Схватить весло, поставить ногу в стремя…»).
Таким образом, в рассмотренных произведениях поэты, каждый по-своему, сумели донести до нас образ
легендарного Дон Жуана.
№21
Перед нами два стихотворения, которые объединяет форма (сонет) и центральный герой. Сонет – стихотворное
произведение в 14 строк, написанное с разными видами рифмовок. В данном случае оба сонета представляют собой
итальянский тип (2 катрена и 2 терцета), оба написаны жизнерадостным пятистопным ямбом со множеством
пиррихиев. Центральный герой обоих стихотворений – блистательный Дон Жуан. В сонете В.Я.Брюсова Дон Жуан –
образ, воплощающий идею о вечном поиске идеала. Рискну предположить, что такой образ Дон Жуана связан с тем, что
Брюсов был поэтом – символистом. Символизм - одно из крупнейших направлений в литературе, возникшее во
Франции в 1870-80-х гг. и достигшее наибольшего развития на рубеже XIX и XX веков, прежде всего в самой России.
Дон Жуан – это некий символ. Лирический персонаж представляется нам человеком, жаждущий новых приключений,
новых женщин… Он считает, что каждая душа – это новая любовь и что смысл жизни и состоит в вечном поиске.
А в сонете Н.С.Гумилева Дон Жуан как бы оценивает собственную жизнь с высоты возраста: молодость –
возраст страстей, а старость призвана замолить все грехи. При этом герой сам в глубине души осознает свое
одиночество: он никому не нужен в жизни, ничего хорошего в ней не сделал. Думаю, что образ главного героя
создается средствами акмеизма – творческого направления, которое Гумилев когда-то возглавил. Акмеисты
провозглашали материальность, предметность тематики и образов, точность слова, что и находит свое подтверждение в
стихотворении (четкий план жизни).
Теперь рассмотрим изобразительно-выразительные средства каждого стихотворения. В сонете Брюсова особую
роль играют эпитеты, сравнения, используются антонимы, («Скиталец дерзкий; мучительный покров; пью жизни, как
вампир; каждая душа, то новый мир; восторг и горе; единственно и не случайно»). Так же, я считаю немаловажным
отметить повторение слова «да», усиливающее взгляды Дон Жуана («Да, я – моряк!; Да! Я гублю!»). Думаю, герой
осознает свои действия и одновременно ужасается содеянному: что он через наслаждение идет к удовлетворению
собственных прихотей («Да! Я гублю! Пью жизни как вампир! Но каждая душа – то новый мир И манит вновь своей
безвестной тайной»). Значит, мы можем сделать вывод, что это стихотворение носит описательный характер.
Стихотворение этого автора более поэтично, нежели сонет Гумилева, в стихотворении которого немного красочных
определений по сравнению с сонетом Брюсова, но там так же присутствуют сравнение, метафора, оксюморон, а также
литота («Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный; И взять на грудь спасающее бремя Тяжелого железного креста;
медлительное бремя; ненужный атом»). Сонет этого автора повествовательно-рассудительному характера, потому что
акцент в произведении сделан на констатации действий и на размышление о смысле бытия.
Стихотворение Гумилева гораздо глубже по смыслу, нежели сонет Брюсова. Произведение Брюсова
представляется как красивый полет мысли, а произведение другого автора как некое наставление.
Таким образом, Дон Жуан – это вечный образ для русской литературы, как и для мировой. При этом суть
образа зависит от мировоззрения поэта, который обращается к нему.
№22
История литературы знает немало «вечных» образов, но образ Дон Жуана особенно популярен. В испанской,
итальянской, французской, русской, чешской, украинской и литературах других стран представлено множество версий
сюжета о жизни бессмертного героя: о Дон Жуане писали Тирсо де Молина и да Понте, Мольер и Мюссе, Байрон и
Гофман, Мериме, Пушкин, А.К. Толстой, Блок, Брюсов, Ахматова, Цветаева, Гумилев, Чапек, Шоу и многие другие.
Гумилев нередко называл себя учеником Брюсова, в связи с этим интересно сравнить образы Дон Жуана,
представленные в сонетах названных поэтов, тем более что герой Гумилева был создан именно в период ученичества, а
значит при непосредственной влиянии учителя. Но сонеты Гумилева и Брюсова достаточно разные.
Дон Жуан в произведении Брюсова предстаёт этаким «дерзким скитальцем». Герой эгоцентричен и жесток: он
словно возвышает себя над всеми людьми. Брюсов показывает женщин покорными и покоренными:
И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре!
Спадает с душ мучительный покров,
Все отдают они - восторг и горе.
Дон Жуан Николая Гумилева задорен и полон желания сломать свою робкую, впечатлительную натуру. Он
словно меняет маски: то он Адам, то праотец любви, то поэт, то капитан, то романтический путешественник. По
воспоминаниям современников так же «примерял» маски «авантюристов» и сам Гумилев.
Героев Гумилева и Брюсова роднит любовь к путешествиям. В первой строфе сонета «Дон Жуан» Гумилева он
восклицает:
«Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста».
Однако для него характерны иные духовные ценности, чем для героя Брюсова. Он думает о старости, где
надеется найти «спасающее бремя тяжелого креста». Его, в отличие от героя Брюсова, тяготит одиночество и
невозможность найти идеал. Дон Жуан Брюсова нечестивый, эгоистичный человек. Он во многом отличается от Дон
Жуана Гумилева. Также общая форма – сонет – служит показателем полемики двух поэтов.
№23
Перед нами два одноименных сонета «Дон Жуан» В.Брюсова и Н.Гумилёва. В каждом из них солирует тема
Дон Жуана. Брюсов пытается раскрыть этот образ, в виде моряка, используя скрытые сравнения и слова самого героя,
которыми он пытается рассказать нам о том « Кто он есть?». Гумилёв же представляет тот же образ в виде полной
противоположности героя Брюсова.
Но! Заметим, что он также использует вариант написания от первого лица, то есть от действующего лица.
Далее мы должны заметить то, что у « первого» желания совпадают с реальностью , а у «второго» - это лишь
желания. Читая сонет Брюсова, чувствуется настроение, а именно гордость!
«Да, я – моряк! Искатель островов,
Скиталец дерзкий в неоглядном море.
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.»
В первом катрене также сказуемые в большей мере выражены существительными , а,выраженных глаголом ,
всего один. Подобное происходит и в последующих катренах – малое количество глаголов. Вовсе нету и глаголов
движения, выходит в действиях нет динамики, всё происходит на словах, к тому же, строфы из стихотворения дают
понять, что действие происходит здесь и сейчас, а точнее наш герой сообщает нам, что он живет сегодняшним днём !
А сказуемые в настоящем времени тому подтверждение:
«Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир»
Тогда обратимся к « Гумилёвскому» образу дон Жуана.
Его же настроение и состояние разума- это мечты! Он полностью в них погружён!
«Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.»
А словосочетания « медлительное время» и « новые уста» показывают, что герою СКУЧНО жить! Ему хочется
чего-то нового, ошеломительного , чтобы потом, как по его же словам
«И лишь когда средь оргии победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный…»
Но тем не менее его мечты, не будущего и не прошлого времени, выходит он живёт ими. Живёт, но у себя в
воображении и от этого создается такая, блуждающая в коридорах удовольствий, атмосфера, но это лишь воображение,
а вернувшись к реальной жизни, он понимает, что он никогда этого не делал и вряд ли сделает.
«Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом»
Так получается они разные! Один, тот, что у Брюсова : независимый, счастливый – моряк! Второй, тот, что
принадлежит творению рук Гумилёва: мечтательный и нерешительный – интеллигент.
Да, так и есть. Они совсем не похожи, но единственное их объединяет- они Дон Жуаны ! И какими бы себе не
представляла их древняя и современная литература , они те, кто они есть.
Они Дон Жуаны!
№24
Образ Дон Жуана – один из тех образов в литературе, которые не перестают тревожить воображение поэтов и
писателей разных веков. В. Брюсов и Н. Гумилев, крупнейшие поэты начала 20 века, обратились к этому «вечному»
типу.
Образы Дон Жуанов в одноименных сонетах В. Брюсова и Н. Гумилева предстают по-разному.
Лирическому герою в произведении Брюсова свойственна уверенность в правильности своего жизненного пути. Об
этом свидетельствует восклицание «Да!», с которого начинаются первая и последняя строфы. Эта закольцовка
подчеркивает цельность натуры, монолитность образа. Лирический же герой в сонете Гумилева сложен, его сознание
расколото, противоречиво. Он, «как лунатик бледный», опомнился и с ужасом взирает на плоды рук своих. И хотя
живет в нем «мечта надменна и проста» «лобзать уста» и в «оргии победной» нестись по свету, но в то же время он
осознает бессмысленность своего существования, что имеет подтверждение в словосочетании «ненужный атом».
Дон Жуан Брюсова – искренний жизнелюб, он жадно впитывает все, что дает ему жизнь, стремиться постичь ее. И
несмотря на то, что тема вины («Я гублю!») звучит в его устах, но нет раскаяния; он оправдывает себя тем, что выпивая
жизни, открывает тайны их внутреннего мира, спасает их от безвестности.
Дон Жуан Гумилева – обманщик. Его цель не постичь жизнь, а всего лишь «обмануть … время», уплыть, ускакать от
старости. Тему обмана продолжает вторая строфа: «принять завет Христа», чтоб избежать расплаты за грехи. Но в
заключительных строках он искренен в своем раскаянии и двойным отрицанием («не имел от женщины детей и никогда
не звал мужчину братом») очерчивает безысходный круг своего одиночества. Герой Гумилева страдает от одиночества,
полон сожаления.
Герой Брюсова самодостаточен, ни о чем не сожалеет, ни в ком не нуждается.
Разное у персонажей и понимание любви. Если у Дон Жуана Гумилева любовь плотская, бездуховная («Всегда лобзая
новые уста», «оргии победной»), то у брюсовского героя любовь – гамма эмоций («восторг и горе»). По Брюсову, в
любви душа освобождается от оков, в ней «вскрывается святая глубина» - индивидуальность и закономерность, та
«неслучайность», что лежит в основе мирозданья. И постигая новую любовь и душу новой женщины, Дон Жуан
постигает смысл существования мира и, возможно, Бога (хоть этого слова и нет в тексте).
№25
Сравнивая сонеты В. Брюсова и Н. Гумилева, нельзя не отметить, насколько различен образ Дон Жуана в них. У В.
Брюсова Дон Жуан предстает дерзким искателем приключений, жаждущим новых, ярких эмоций и впечатлений, в то
время как у Н. Гумилева Дон Жуан человек духовный, отягощенный мыслями о старости и одиночестве, стремящийся
найти покой и прощение.
Объединяет лишь двух героев любовь к путешествиям. Однако брюсовский Дон Жуан не задумывается о
нравственных ценностях и живет только настоящим:
«Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир!»
Герой не ценит людей, относится к ним как к источнику удовольствий. У Н. Гумилева Дон Жуан гуманнее, его образ
пронзительнее, трагичнее.
« Я вспоминаю, что ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.»
Таким образом, Дон Жуан Брюсова неглубокий, поверхностный персонаж, живущий единым мгновением, чуждый и
далекий от осмысления переживаний других людей противопоставляется гумилевскому Дон Жуану, страдающему от
своего одиночества и от осознания никчемности своего бытия.
№26
В литературе существует более ста трактовок образа легендарного Дон Жуана. Тем не менее, Валерий Брюсов в 1900-м,
а Николай Гумилев в 1910 – м году тоже посвятили ему свои произведения. Что это? Дань моде? Известно, что в
начале века модно было поэтическое обращение к различным «вечным» образам. Да и сонет в те времена в России был
очень популярен. Но, думаю, не в моде дело. Валерий Брюсов считал: «В поэзии, в искусстве на первом месте сама
личность художника! Она и есть сущность…» А Гумилев был его талантливым учеником.
Так что вполне объяснимо, почему поэты избрали жанр сонета: в этой малой и такой специфической форме
невозможно всесторонне раскрыть легендарный образ, но поделиться своими чувствами, мироощущениями в один из
моментов скоротечной жизни вполне можно. Так что же явили миру Учитель и Ученик, символист и акмеист?
Да, в этих стихотворениях много общего: название, жанр, форма монолога (причем, от первого лица мало кто писал о
Дон Жуане), мотив путешествия. Но различий, мне думается, больше.
Символист Брюсов, конечно же, наполнил свой сонет образами-символами: «любовь – море»,
«любовник –
путешественник», «любовь/женщина – неведомая страна». Отдал он дань и цветовой символике: «любовь/женщина –
иной цвет». Через эти сравнения и раскрывает поэт образ своего героя. И, несмотря на некоторую эпатажность («Да, я
– моряк..», «Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир»), несмотря на то, что сонет напоминает реплику диалога-спора,
диалога-борьбы, Дон Жуан у Брюсова узнаваем, таким он чаще всего и изображался. Как говорят, классический.
У Гумилева же Дон Жуан иной, непривычный – подводящий итоги своей яркой, блестящей жизни. Непривычно и то,
что в лирическом произведении явно виден сюжет, который выстроен таким образом, чтобы просто и ясно, как и
положено акмеистам, донести до читателя определенную, очень важную для автора мысль. Образ - идея?
Принято считать, что у Брюсова образно-сравнительный, а у Гумилева сюжетно-идейный подход к изображению Дон
Жуана.
Нельзя не обратить внимания на композицию сонетов. «Путешествию» Дон Жуана, срывающего цветы удовольствия,
по Стране Любви Брюсов посвятил три строфы. И это «жажду», и восторженное ударное О, и риторические
восклицания очень красноречивы. У Гумилева то же самое по содержанию: надменность, стремительность, жажда
нового, обман … Но всего в одной строфе. Не отрекаясь от такого образа жизни, автор противопоставляет ему то, что
потом: «А в старости…» - и посвящает этому три строфы!
Мне кажется интересным переход Гумилева от безличных схватить, поставить, обмануть… к «Я…опомнюсь».
«Вдруг»… И собственная реакция героя – испуг. И сравнение себя с «лунатиком бледным». Нет ли здесь аллюзии? Не
тот ли это брюсовский вампир, губящий всех и вся? Нет, Дон Жуан Брюсова не в ужасе от того, что пьет чужие жизни:
каждая новая душа – новый мир, который его манит и манит «своей безвестной тайной». Разгадке этих тайн он и
следует безоглядно. Гумилевского же Дон Жуана испугает одиночество, «тишь своих путей». Показательным мне
кажется, как Гумилев обыграл категорию вида глагола. «Опомнюсь» - снизошло озарение, а потом: «Вспоминаю…». И
не конца этим воспоминаниям! И нет предела самоуничижению: «ненужный атом»! и все потому, что в течение всей
своей бурной жизни Дон Жуан так и не познал ни настоящей любви, ни отцовства, ни дружбы…
И все-таки при всех различиях брюсовского и гумилевского Дон Жуанов я не могу возвысить одного и принизить
другого. Герой Брюсова вступает в любовные поединки (не потому ли поэт заменил свойственную сонету
опоясывающую рифму перекрестной?), так как любовь живительна для его души: «яснеет в ней святая глубина», в ней
(и это для меня очень важно!) «все единственно и не случайно».
Так что воспринимаю я эти сонеты не как различные художественные интерпретации одного образа, а как дополнение
друг другу. Только в совокупности они приоткрывают завесу в мир души много раз перепетого Дон Жуана. Каждый из
читателей-интерпретаторов видит в герое то, что видит. Сейчас. Завтра взгляд-оценка могут быть другими. И это
нормально!
Пленяющая сила этих двух таких похожих и разных сонетов в том, что они каждому из читателей (а донжуанство
свойственно многим!) помогают, может быть, понять себя, свои чувства, может быть, предвидеть последствия тех или
иных своих поступков… Ведь нетленная сила искусства, по мнению Николая Гумилева, «его мировое назначение»
состоит в том, чтобы «облагородить людскую природу». И, думается, что Учитель в этом с ним солидарен.
№27
Дон Жуан В.Я.Брюсова моряк и «дерзкий скиталец», которого влечет желание жить полной жизнью. Герой эгоистичен
и жесток, он возвышается на пьедестале покорителя сердец, властителя судеб. Мир женских сердец ему представляется
покорным и покоренным.
И женщины идут на страстный зов,
Покорные, с одной мольбой во взоре!
Спадает с душ мучительный покров,
Все отдают они – восторг и горе.
Любовь Дон Жуана чужда своей божественной природе, это как бы своеобразный способ познания мира, раскрытия
тайн души.
Да! Я гублю! Пью жизни, как вампир!
Но каждая душа – то новый мир
И манит вновь своей безвестной тайной…
Мечта Дон Жуана Гумилева противоречива, она «надменна и проста». В молодости главное для него:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.
А в старости он мечтает искупить все свои грехи, потому что познавший все искушения в молодости, он подводит
итоги жизни, размышляет, раскаивается.
А в старости принять завет Христа,
Потупить взор, посыпать пеплом темя
И взять на грудь спасающее бремя
Тяжелого железного креста!
В глубине души Дон Жуан Гумилева понимает, что он всего лишь «лунатик бледный, испуганный в тиши своих путей».
Ему не суждено найти свое единственное счастье. Он не в силах что-то изменить, с ужасом смотрит на всю свою жизнь.
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом..
Но героев Гумилева и Брюсова роднит любовь к путешествиям.
Таким образом, сопоставив Дон Жуанов Гумилева и Брюсова мы увидели насколько разными представляют себе их
разные авторы.
№28
.“Дон Жуан”(Гумилев):Сонет «Дон Жуан» — исповедь героя, его размышления о жизни, своеобразное признание
самому себе.
Его мечта противоречива,она-“надменна и проста”.В молодости главное для Дон Жуана:“Схватить весло, поставить
ногу в стремя,И обмануть медлительное время,Всегда лобзая новые уста…”А в старости он мечтает искупить
грехи,общаться с Богом,размышлять,раскаиваться:“А в старости принять завет Христа,Потупить взор, посыпать пеплом
темя,И взять на грудь спасающее бремя,Тяжелого железного креста!”Гумилевский “Дон Жуан”очень наивен,если
верит,что в одно мгновенье раскаяньем можно искупить все свои грехи.Настрой у героя
нерешительный,испуганный,задумчивый, в глубине души он понимает,что он всего лишь “лунатик бледный,
Испуганный в тиши своих путей”.И с ужасом он размышляет о своей жизни,понимая,что никогда у него не будет
детей,настоящих друзей и ему не будет суждено найти своё единственное счастье... Он признаёт слабость человеческой
природы перед небесными силами, невозможность обретения земного идеала...
“Дон Жуан”(Брюсов):У героя позитивный,весёлый,жизнерадостный,смелый настрой.Он жаждит приключений и
очень эгоистичен (“Да,я- моряк!Искатель островов,Скиталец дерзкий в неоглядном море.”)Он считает женщин
покорными и покоренными(“И женщины идут на страстный зов,Покорные, с одной мольбой во взоре!”)В отличие от
“Дон Жуана”Гумилева(которого тяготит одиночество и невозможность найти идеал),“Дон Жуан”Брюсова не утруждает
себя поисками идеала,ему интересна жизнь сама по себе.Любовь для него- это, скорее, своеобразный инструмент
познания мира, один из способов раскрытия тайн души.( “Но каждая душа — то новый мир,И манит вновь своей
безвестной тайной”)В сонете Брюсова преобладает вампиризм, власть над другой душой,и это совершенно чуждо
Гумилевскому “Дон Жуану”с его религиозностью.(“Да! я гублю! Пью жизни, как вампир!”)
№29
Для лирических интерпретаций средневековой легенды о Дон Жуане выбираются отработанные традицией формы –
баллада у А. Блока («Шаги Командора», 1910), сонет у К. Бальмонта (цикл из четырех сонетов «Дон Жуан»), сонет у В.
Брюсова «Дон Жуан» (1900), сонет у Н. Гумилева «Дон Жуан» (1910), сонет у И. Северянина «Дон Жуан» (1929).
Только А. Блок воспроизводит полностью персонажный состав легенды. К. Бальмонт, В. Брюсов, Н. Гумилев, И.
Северянин сворачивают сюжет легенды в имя одного персонажа, героя-архетипа – Дон Жуана. Как
сюжетопорождающий персонаж Дон-Жуан несет память контекстов, в которых функционировал ранее, сохраняя при
этом связь с прототекстом – легендой о севильском обольстителе.
Редукция отправителя наказания – Командора на фоне отказа от традиции романтической реабилитации Дон Жуана
ведет к ассимиляции героем функции Командора: он и нарушитель запретов и отправитель наказания для самого себя.
Герой наказан одиночеством и осознанием своей ненужности (Н. Гумилев), бесцелием бытия (К. Бальмонт), старостью
и одиночеством (И. Северянин).
Новую форму реабилитации Дон Жуана в соответствии со своей концепцией многовариантности, глубины
человеческого «я» предлагает В. Брюсов в сонете «Дон Жуан». Ключевая фраза сонета: «Пью жизни, как вампир!». Так
герой расширяет пределы своего «я», а, следовательно, и проживает несколько жизней в течение одной. В
стихотворении «Молодость мира» Дон Жуан и Фауст стоят у истоков бытия, будущее человечества – сумма их
метаморфоз во времени. В сонете «Дон Жуан» герой движим желанием «обмануть медлительное время».
Непредсказуемость творчества и предсказуемость финала легенды и характера сонетной формы – исходные
противоположности, амбивалентность которых становится несущей конструкцией в сонете о Дон Жуане периода
«серебряного века». Лирические версии легенды о Дон Жуане, в силу смысловой концентрированности лирики и
ограниченности в ней текстового пространства (в данном случае - 14 строк), идут по пути воспроизведения только
финала легенды или же итога жизни героя. Но итог жизни уже у легендарного Дон Жуана амбивалентен: Дон Жуан –
распутник и раскаявшийся грешник. Так открывается новый аспект амбивалентности: несовпадения героя с самим
собой, его потенциальная непредсказуемость. Третий аспект амбивалентности связан с примериванием амплуа Дон
Жуана на индивидуальность автора. Донжуанство Брюсова принимало формы вампиризма: Н. Львова застрелилась в
1913 году из пистолета, подаренного ей Брюсовым, ранее этот пистолет был разряжен Н. Петровской в А. Белого,
соперника Брюсова. Гумилев, творивший образ бесстрашного конквистадора, находил Дон Жуана близкую себе
ипостась победителя. Сонет о Дон Жуане возникает из взаимодействия трех типов амбивалентности: герой – я сам,
традиционная форма стиха- ее инвариант, герой-грешник – герой-праведник. Преодоление этих амбивалентностей, их
синтез порождают в сонете новое качество времени. Внутреннее время сонета не совпадает с внешним, горизонтальным
временем. Отождествление двух ипостасей героя, героя и автора, осуществленное, как момент на оси бесконечной
временной парадигмы, образует внутри сонета область мифологического, вертикального времени.
Фактором, дестабилизирующим систему, выступают не отступления от твердой формы, а полемика с традиционным
Дон Жуаном (просветительски осужденным или романтически оправданным), непредсказуемость определяется
возможностью выбора того или другого варианта финала, заявленного в легенде о Дон Жуане.
Тот же способ бытия – путешествие – исходная ситуация в сонете В. Брюсова. Дон Жуан дает себе такую
характеристику:
Да. я - моряк! искатель островов,
Скиталец дерзкий в неоглядном море.
Остров в море – метафора чужой судьбы, иного «я», которое может поглотить вампир Дон Жуан. Этот принцип бытия
провозглашен в стихотворении «Александр Великий»: «Неустанное стремленье от судьбы к иной судьбе». Дон-Жуан
сам выбирает свою судьбу, стремясь преодолеть изначальную замкнутость своего «я», охватить собою все судьбы мира.
Тем самым герой преодолевает и естественную ограниченность времени своей жизни. Дон Жуану Бальмонта
принадлежит материальное пространство, в котором он никак не локализован, а Дон Жуану Брюсова – пространство
духовное, причем, в обоих случаях незакрепленность героя в пространстве принципиальна, являясь результатом его
способа бытия. Бесконечность бытия Дон Жуана Брюсова определяется самой бесконечностью форм духовного бытия,
которые Дон Жуан готов поглотить. Сонета В. Брюсова ставит Дон Жуана вне пределов горизонтального, перенося его
из линейного времени во время вертикальное, в вечность.
Дон Жуан в сонете Гумилева подчинен не им выбранной роли. В катренах сонета за героя действует «надменная
мечта», не сам Дон Жуан. Герою принадлежит все материальное пространство («Схватить весло, поставить ногу в
стремя», все многообразие вариантов бытия от грешника («Всегда лобзая новые уста») до праведника («А в старости
принять завет Христа»). Не принадлежит себе только сам Дон Жуан. Мечта героя рецитирует сюжет легенды,
воспроизводя и двойную редакцию финала. В терцетной части сонета действует собственное «я» героя, не заданное
легендой. Дон Жуан будто бы пробуждается от сна или гипноза («Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,//
Испуганный в тиши своих путей»).
Дон Жуану подчинены внешние пространство и время, недоступны лишь внутреннее пространство его «я» и время его
собственной жизни.
В. Брюсов строит образ героя в соответствии со своей концепцией человека как множественности разных «я»,
традиционный финал легенды о Дон Жуане, таким образом, становится невозможным, Н. Гумилев показывает
этический результат следования концепции мести миру (Бальмонт) или поглощения мира (Брюсов). Дон-Жуан у
Брюсова живет вне пределов земного бытия, ему подчинено пространство, над ним не властно время, Гумилев
возвращает герою конечность земного бытия. Жизненное кредо, направленное на расширение духовных пределов
человеческого «я», подчиняет Дон Жуана в сонете В. Брюсова. Заданная извне роль руководит земным путем Дон
Жуана в сонете Н. Гумилева, человеческое «я» героя освобождается лишь в конце сонета. Сохраняя одно имя героя, но
не воспроизводя сюжет легенды, сонеты «серебряного века» выдвигают иные причины поражения Дон Жуана. Герой
перестает быть пленником традиции в сонете В. Брюсова, но подчиняется общечеловеческому закону течения времени
сначала в сонете Н. Гумилева.
Сопоставление В.Я.Брюсова и Н.С.Гумилева как "учителя" и "ученика" в свое время было трюизмом.i
Представляется любопытным сравнить два "неканонических" сонета, написанных с разницей в десять лет,-В.Я.Брюсова
и Н.С. Гумилева,-взглянув на них не в формально-стиховедческом аспекте, но под следующим углом зрения: что они
дают для понимания образа Дон Жуана по отдельности и вкупе, что ими в этот образ могло быть привнесено и какие
черты традиционного его понимания в них прослеживаются. Может быть, два скромных сонета (отнюдь не являющихся
вершинными образцами творчества поэтов, но в данном случае тем и показательных) позволят реконструировать
основные черты легенды о Дон Жуане аналогично тому, как по одному позвонку палеонтологи восстанавливают скелет
древнего животного.
Прежде всего, следует обратить внимание на некоторые чисто внешние соответственные (и к тому же вписывающиеся в традицию, черты двух сонетов. Например, на написание имени героя: "Дон Жуан", одинаковое в современных
брюсовских и гумилевских публикациях. За его внешней простотой и вроде бы бесспорностью скрыты "подводные
камни" истории написания и употребления этого имени.
При первой публикации у Брюсова стояло; "Донъ Жуанъ" ii; однако у Гумилева-"Донъ-Жуанъ"iii Следовательно,
стоит учитывать, что современные написания этого имени зависят, по-видимому, от редакторских предпочтений и
издательских случайностей. Со временем же утвердились два равно обоснованных письменных варианта: "Дон Жуан" и
"Дон-Жуан". 'Нельзя вывести здесь очевидной временной закономерности: и до XX века встречалось бездефисное
написание, а в ХХ веке нередко написание через дефис, то есть оба они бытуют почти на равных. Но все же написание
"Дон Жуан" более распространено именно в ХХ веке и свидетельствует, возможно, о большей свободе оперирования
образом, несвязанности традицией; кроме того оно может-на орфографическом уровне-сигнализировать о принадлежности произведения "новому времени".
Далее, оба сонета написаны в форме монолога героя (Дон Жуана)-от первого лица (ср. их "местоименные"
начала: "Да, я-моряк…" и "Моя мечта..."). В литературной же "иконографии" Дон Жуана форма "от первого лица" малочастотна и в основном характерна для стихотворных, а не прозаических обработок. Может быть, превалирование
художественной формы "от третьего лица" есть свидетельство легендарности задействованного таким образом персонала. Тогда как, например, "История моей жизни", основной источник сведений о Джакомо Казанове (одном из
литературных спутников и ложных двойников Дон Жуана), напротив, написана (им же самим) от первого лица, что
говорит о 6иографически-исторической, а не "мифологической" укорененности этого образа в культуре (хотя оба героя
являются реально существовавшими историческими лицами).
Переходя на образный уровень, отметим прежде всего, что образ Дон Жуана вследствие давности происхождения и обилия трактовок превратился в своего рода "пустую оболочку", предоставляющую возможность для широкого
интерпретирования. Одним из его самых легких путей является простое сравнение.
Сонет Брюсова как раз и построен на таких "разворачивающихся", но непересекающихся сравнениях (тогда как
сонет Гумилева максимально "сюжетен": перед нами два принципиально разных способа сонетостроения). Сначала Дон
Жуан сравнивается с моряком: "Да, я-моряк! искатель островов, /Скиталец дерзкий в неоглядном море. /Я жажду новых
стран, иных цветов, /Наречий странных, чуждых плоскогорий" (1, 158). Это весьма, казалось бы, случайное образное
сравнение отражает все же реальную трактовочную тенденцию. Ведь мотив мореплавания, путешествия, искания в
применении к образному описанию любви традиционен в мировой поэзии (скажем, выразительно представлен в лирике
Джона Донна и многих других). Более того, он традиционен настолько, что давно превратился в штамп. Брюсовский
текст, таким образом, предстает перед современным читателем как клишированный, построенный на сравнениях типа
"любовь-море", "любовник-путешественник", "любовь /женщина-новая страна", "любовь /женщина-иной цвет" (цветовая семантическая поэтика занимает в брюсовском и вообще символистском творчестве значительное место) и т.д., без
их обыгрыванияiv, что тем не менее естественно для первого сонета о Дон Жуане в России. Затем, "донжуанская
традиция" помимо того, что оказывается подключенной к сети общей мировой литературной "любовной" традиции,
сама способна изнутри "нарадоваться" сходным способом, а именно путем родственных сравнений. Примерами подобных синхронных расширений сравнений (Дон Жуана-с моряком и Дон Жуана-с путешественником) могут служить
словосочетания "схватить весло" и "поставить ногу в стремя" из гумилевского сонета. Последователь Брюсова уже
более тонко и осторожно обращается с литературными формулами: они не развернуты, на них лишь дан намек.
Брюсовское сравнение коррелирует и с бальмонтовским, в котором "моряк" фигурирует как "пират": "С бесстрашием
пирата /Он будет плыть среди бесплодных вод…"v
Типовая разновидность "Дон Жуан-вампир" представляется нам "укорененной" в традиции в основном теоретически, исследовательски. И вот уже (а началось-то все с Брюсова, впервые поставившего рядом, в один контекст,
слова "Дон Жуан" и "вампир") в рядовой газетной статье констатируется: "Образ вампира… по влиятельности и представленности в массовом сознании сравним разве что с Доном Жуаном, доктором Фаустом и Микки Маусом, вместе
взятыми".vi
Кстати, и "лунатик бледный" Гумилева (единственное в его сонете сравнение)-не аллюзия ли на вампира, который выходит на свое черное дело тоже по ночам? Вряд ли, однако, целесообразно отдельное выделение типовой разновидности "Дон Жуан-лунатик", скорее это можно счесть вариацией разновидности "Дон Жуан-вампир" ("Дон Жуанкомпьютерный "хакер"vii).
Нельзя не отметить, что оба ключевых для построения сонета брюсовских образа (моряка и вампира) не сополагаются, а вступают друг с другом а противоречие, кажутся искусственно совмещенными. Из первого (моряк) не получается второй (вампир). Эти случайные сравнения, тем не менее, при функциональном разборе способны послужить типологическими "отметками", то есть поводом для выделения той или иной типовой разновидности образа Дон Жуана.
В гумилевском же сонете, как уже говорилось, не образно-сравнительном, но сюжетно-идейном, "сворачивается"
история образа и, невольно. формулируются следующие наиболее показательные его черты.
1. Бездетность (принципиально заданная).
История образа сложилась так, что о детях Дон Жуана в подавляющем большинстве обработок (художественных
произведений, посвященных этому образу) не упоминается. А обработки, где есть упоминания на этот счет, выглядят
на общем фоне чужеродно и произвольно, как бы выбиваются из строяviii. Связано это, вероятно, и с тем, что такие
понятия, как Дон Жуан и брак, традиционно несовместимы. Хотя в обработках зачастую фигурирует жена героя
(обычно под именем Эльвира; эта сюжетная линия возникла, с появлением либретто Да Понте к опере Моцарта), но женитьба его, как правило, носит характер обманного жеста для заполучения желаемого. То есть Дон Жуан может давать
обещания, иногда способен сфальсифицировать брачный обряд, но по легенде он-молод, неженат и бездетен. О последствиях его увлечений легенда просто не сообщает, в отличие, например, от результатов похождений Джакомо
Казановы, ему лично и нам-от него-известных. Обработки, серьезно рассматривающие версию "женитьбы Дон Жуана"ix, кажутся неканоническими, пародийными и явно периферийными.
2. Одиночество.
Дон Жуан не имеет друзей. Думается, что гумилевская строка "И никогда не звал мужчину братом"
подразумевает именно братство (дружеское), а не прямое кровное родство. Наличие или отсутствие брата от человека
не зависит; но если у него нет друзей, это уже определенным образом его характеризует. Хотя у Дон Жуана есть слуга,
получивший каноническое имя Лепорелло (а в ранних обработках его звали еще и Каталинон и Сганарель), но тот ему
не друг (и не брат), как и Санчо Панса-Дон Кихоту.
Эти две черты-не самые главные и не исчерпывающие, но реальные характеристики образа, и они очень четко
схвачены и обозначены Гумилевым. Менее четко, но все же обозначена им связанная с образом Дон Жуана смутная
идея противоборства последнего с судьбой: "И обмануть медлительное время, /Всегда лобзая новые уста".
Следовательно, если воспринимать каждую обработку как материал для характеристики "вечного образа", то
можно заключить, что только в совокупности (а не по отдельности) оба рассматриваемых сонета позволяют нам
достаточно точно ее осуществить и, кроме того, на их совместной основе мы можем "вычислить" главные пункты,
точки пересечения легенды о Дон Жуане. В заключение напомним, что гумилевский сборник "Жемчуга" (1910), в
который вошел сонет "Дон Жуан", имел посвящение, впоследствии снятое: "Посвящается моему учителю Валерию
Яковлевичу Брюсову". Расхождения наметились уже в 1910 году. При самом общем сопоставлении "учительского" и
"ученического" сонетов очевидна разница поэтических подходов: "образного" у Брюсова и "идейного" у Гумилева.
№30
Слово «Дон Жуан» из имени собственного стало именем нарицательным. Автор, первым описавший этот тип
мужчин, вряд ли догадывался, что имя его героя пойдёт гулять по свету и превзойдёт славу своего создателя, что в
холодной России оно привлечёт внимание двух выдающихся поэтов Серебряного века и они напишут одноимённые
сонеты.
Но, взяв за основу образ губителя женских сердец, сколь разные лики они нарисуют!
Дон Жуан Брюсова дерзок. Он жаждет насладиться жизнью, ищет всего нового и неизведанного. И жажда эта
неутолима.
Герой Гумилёва стремится всего лишь «обмануть медлительное время», т.е. продлить молодость, и, видимо, он
уже пресытился. Его пугает перспектива близкой расплаты за грехи, он хочет избежать её, притворно раскаявшись. Но
в последнем терцете звучит и искреннее понимание ненужности, бессмысленности собственной жизни.
Нет раскаянья в душе Дон Жуана Брюсова, и нет страха. Может потому, что для него любовь – способ
освобождения, просветления, обнажения «святой глубины» души, способ постижения тайны жизни. В то время как для
Дон Жуана Гумилёва – это победная оргия, плотская страсть.
Почему-то нераскаянный «вампир» Брюсова более привлекателен, чем «лунатик бледный» и «ненужный атом»
Гумилёва. Видимо потому, что первый автор находится под обаянием этого вечного образа, а второй, возможно,
презирает такой тип мужчин.
№31
Дон Жуан - легендарный испанский персонаж, ведущий распутный и беззаконный образ жизни. Этот
литературный герой посвятил себя поискам чувственных наслаждений, попутно нарушая моральные и религиозные
нормы общества. Одним из существеннейших элементов в наслаждении для него является момент утверждения своего
господства, момент борьбы с препятствиями, стоящими на пути. Яркой чертой поведения Дон Жуана является
невероятно частая смена женщин. Причем каждая девушка начинает ненавидеть своего временного спутника жизни,
столь жестоко обманувшего её.
Сопоставим два образа этого персонажа, созданных в одноименных сонетах Николая Гумилева и Валерия
Брюсова.
Очевиден тот факт, что оба произведения объединяет форма сонета. Для этой твердой поэтической формы
характерны 14 строк, образующих 2 четверостишия-катрена и 2 трёхстишия-терцета. В первом катрене обычно задается
основная тема. И у Брюсова и у Гумилева эта тема раскрывается в желании героя постигать все новое и новое, искать
больше того, что уже найдено.
Во втором катрене следует антитема - мы наблюдаем некоторое расхождение в трактовке основного образа.
Брюсовский Дон Жуан повествует о том, что женщины сами добиваются его, готовые пойти на все что угодно, а у
Гумилева Дон Жуан сожалеет о своей распутной и бессмысленной жизни, он близок к раскаянию.
Для последующего терцета характерен неожиданный поворот событий. У Брюсова это внезапно сделанный
вывод о том, что в такой любви можно отыскать еще и нечто святое; для этого героя такая жизнь предначертана
судьбою - там все единственно и не случайно. У Гумилева же герой вдруг задумывается о своих жизненных путях,
своем странном поведении и о том, в каком положении он окажется, добившись, наконец, желаемого.
В заключительных строках следует искать ключ к сонету. Дон Жуан Брюсова оценивает себя и свои низкие
прихоти с полным сознанием происходящего. Но продолжает идти к тому, к чему шел, умудряясь найти в этом даже
прекрасное. Для него каждая новая душа есть новый мир и тайна. Полная противоположность во взглядах Дон Жуана
Гумилёва. Оборачиваясь назад и анализируя беспечно прожитую жизнь, он приходит к выводу, что в этом мире он
абсолютно ничего не добился. Он лишь крохотная часть его, не сумевшая постичь элементарных человеческих благ и
душевных радостей.
Образ Дон Жуана является сквозным в мировой литературе и каждый писатель, кто обращался в своих
произведениях,
наделил
его
особыми,
индивидуальными
чертами.
В нашем случае особенности трактовок связаны с двумя разными поэтическими течениями. Оба поэта - и В.Брюсов, и
Н.Гумилев - относятся к поэтам Серебряного века, но Брюсов был одним из основоположников символизма, а Гумилев
возглавил петербургскую ветвь акмеистов. Символисты это по сути романтики, разделяющие сущность на два мира –
мира земного и мира мечтаний. В их музыкально–поэтических принципах воплощаются символистские образы.
Поэтому Дон Жуан Брюсова явный мечтатель, олицетворящий собой беспрестанного искателя и дерзкого скитальца
островов в неоглядном море. С таким принятием мира связано и достаточное количество ярких метафор и эпитетов в
сонете. Такие как неоглядное море, чуждые плоскогория, страстный зов, мучительный покров; пью жизни, как вампир;
каждая душа – то новый мир. Произведение окрашено в светлые и радужные тона, несмотря на то, что герой далеко не
свят и непорочен. Акмеизм Гумилева проявляется в более четко обозначенном художественном мире. Реалистичный и
материальный подход к ситуации позволяет более критично отнестись к герою. Если у символиста эгоцентризм Дон
Жуана несколько самомаскируются, то здесь он больше бросается в глаза. Поэтому Дон Жуан принимает вид совсем
морально подавленного человека. И сонет словно меркнет, на фоне первого. Это все равно что сравнивать цветную и
черно – белую фотографию.
Таким образом, имея разные подходы к одним и тем же ситуациям, учитывая противоположные взгляды на
жизнь, можно представить одного и того же персонажа в совершенно разных вариациях.
№32
Брюсов и Гумилев - современники, у каждого автора в сонете есть что-то общее, конечно, есть и различия.
Во-первых, одинаковое название, во-вторых, одинаковая форма – сонет, в-третьих, один и тот же образ, Дон
Жуан.
Дон Жуан Брюсова признается в своих ошибках, в том, что он губит души, но не может ничего с этим
сделать, ведь Дон Жуан не может справиться с соблазном. А вот Дон Жуан Гумилева не признается в этом, он
планирует раскаяться в будущем.
Дон Жуан Брюсова - моряк, искатель островов. Он хочет побывать в новых странах, женщины покорны ему.
Ему не жаль этих женщин, они, не раздумывая, отдаются ему, поддаваясь искушению. Здесь Дон Жуан признается в
том, что губит этих женщин, что он пьет их жизни, сравнивая себя с вампиром. Но при этом он готов снова и снова с
головой окунаться в тайну женщин и познавать их.
Дон Жуан Гумилева также любит женщин, но в старости он намеревается стать монахом, принять завет
Христа и остепениться. Этот Дон Жуан понимает, что, не смотря на свою привлекательность, он так и не обзавелся
детьми, семьей. Звучит его раскаяние в
пустоте
жизни, в которой у него никого
нет.
Бабичева Ю. В. Брюсов и Н. Гумилев: взаимопритяжения и взаимоотталкивания.// Валерий Брюсов; Проблемы творчества.
Межвузовский сборник научных трудов. Ставрополь. 1989. С. 60-69.
ii Брюсов В. Terita vigilia. Книга новых стихов. 1897-1900. М. 1900. С. 35.
iii Гумилев Н. /Жемчуга. Стихи. М. 1910. С. 40.
iv Герасимов К. подошел к этому вопросу со стиховедческой точки зрения: "В Дон-Жуане (1900) в катренах, построенных по схеме
авав, мы вновь встречаемся с рифмами "Ассаргадона": "море-взоре-горе"… Неудачно фонетически случайное сочетание "восторг и
горе"... Герасимов К. Сонет в творческом наследии Валерия Брюсова //Валерий Брюсов. Проблемы мастерства. Сборник научных
трудов. Ставрополь. 1983. С. 47.
v Бальмонт К./Дон Жуан. Отрывки из ненаписанной поэмы.
С. 148.
vi Иваницкий В. Дело Дракулы живет // Независимая газета. 1997. 1 февраля. С. 8.
vii Резник М. Для меня существуешь только ты. //Неделя. 1996. N 13. С. 29-30.
viii Например: Ростопчина Е. Дочь Дон Жуана // Пантеон. 1856. Кн. I.
ix См., например: Потемкин П., Поляков С. Дон.Жуан-супруг Смерти, //Потемкин П. Избранные страницы. Париж. 1928; Юлленстен
Л. В тени Дон-Хуана // Юлленстен Л. Смерть Сократа. В тени Доn-Хуана. М., 1984; Федоров В. /Женитьба Дон-Жуана// Федоров В.
Собр. сочинений. В 5-ти т. Т. 3. М. 1988.
i