ИРАИДА ПАВЛОВНА. Вот явится сейчас…

Владимир Лавришко
ЭКСПЕРТИЗА
Трагикомедия в двух действиях
Действующие лица
Саломатин Георгий Васильевич, столичный бизнесмен,
он же Анастасьев Александр Николаевич.
Эйдлин Марк Моисеевич, профессор-психиатр
Шерстнев Валерий Иванович, главный врач психиатрической больницы
Красавуцкая Ираида Павловна, заведующая
отделением этой больницы, жена Анастасьева
экспертным
Солдатенков Сергей Альфредович, врач экспертного отделения
Саломатина Анна Вячеславовна, жена Саломатина
Бывший актер, поклонник Шекспира, ныне санитар со шваброй.
Санитары больницы
Телефоны - мобильные, городской, внутрибольничный
Действие первое
Сцена представляет собой несколько странное помещение:
единственное, прямо напротив зрителя, окно забрано металлической
решеткой. Слева от зрителя массивная дверь, обитая железным листом.
Чуть поодаль от двери, у стены дубово-кожаный старинный диван с
высокой резной спинкой и кожаными валиками вместо подлокотников.
А вот несколько кресел, стоящих в помещении без особого порядка,
сооружены явно в современном духе, простецким “углом”, без
подлокотников, но на таком тяжелом металлическом каркасе, что
делает их абсолютно неподъемными. Письменный же стол напротив
дивана, у противоположной стены, опять из того же века, что и диван
– основательный, с двумя тумбами, со столешницей вытертого
зеленого сукна, которого, впрочем, почти не видно из-за груды бумаг
на нем. За столом женщина в белом халате что-то сосредоточенно
пишет. Перед ней кипа историй болезни, аппарат для измерения
артериального давления и блестящий неврологический молоточек. В
углу, у входной двери – раковина, рядом - настенная вешалка без
особых изысков, но крепко приколоченная. Сбоку от стола, за которым
сидит женщина, ближе к окну, на высоких кронштейнах, как в
аэропорту, подвешен телевизор. Он работает. Дикторша вещает с
телеэкрана последние городские новости.
… выборы мэра города, похоже, наконец, состоятся. Синоптики
обещают дальнейшее похолодание и осадки. Едва ли в такую погоду
горожане снова предпочтут провести выходные на загородных
“фазендах”. А именно из-за того, что в прошлое воскресенье садовые
участки посещались активнее, чем избирательные, выборы нашего
градоначальника нельзя было признать состоявшимися. Претендентов
на пост мэра по-прежнему двое: ныне действующий городской глава и,
как говорят социологические опросы, фаворит предвыборного
марафона, выступающий под лозунгами социальной справедливости,
восстановления
общественной
морали
и
нравственности,
предприниматель Смирнов Сергей Петрович.
И
криминальные
новости.
Что
может
связывать
мультимиллионера, владельца крупной столичной фирмы, и его
жертву – скромного преподавателя литературы в одной из школ
нашего города?..
На зкране появляется фотография обвиняемого в убийстве.
Женщина в белом халате отрывается от бумаг, при помощи пульта
прибавляет звук и внимательно слушает.
… Похоже, что сенсация имеет все шансы лишиться флера
загадочности: обвиняемый в убийстве Георгий Саломатин направлен
на судебнопсихиатрическую экспертизу. Поводом стало упорное
желание обвиняемого мультимиллионера, вопреки паспортным
данным, предстать перед судом под другим, якобы его настоящим
именем – Александр Анастасьев. Напомним телезрителям, что
посмертно изданная книга безвременно ушедшего из жизни уроженца
нашего города Александра Анастасьева удостоена в этом году самой
престижной литературной премии страны. Знатоки утверждают, что
лишь правила нобелевского комитета, по которым нобелевская премия
присуждается только здравствующим писателям, не позволили нашему
земляку претендовать на звание Нобелевского лауреата. А теперь
подробнее о погоде…
Женщина за столом выключает телевизор и несколько
мнгновений сидит неподвижно, откинувшись на спинку стула. Потом
она резко встряхивает головой, как бы отгоняя что-то от себя, и вновь
склоняется к столу. В это время раздается звук отворяемой с железным
клацаньем двери, что заставляет женщину опять поднять голову. В
дверь бочком протискивается, сначала бдительно заглянув за нее,
весьма пожилой, но, несмотря на возраст, вовсе не лишенный
элегантности мужчина в светлом плаще. Это профессор Эйдлин.
ЭЙДЛИН. Бонжур, Ираида Павловна!
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Марк Моисеевич! Проходите, проходите,
пожалуйста! Здравствуйте… Слава Богу! А то главный уже всех на уши
поставил. А почему вдруг – бонжур?
ЭЙДЛИН. ( наигранно важно, снимая плащ, пристраивая его на вешалку
) Это, Ираида Павловна, по иностранному. Это по французски… Знаете ли…
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Догадываюсь.
ЭЙДЛИН Я с будущей недели иностранец. Уезжаю на ПМЖ, как
сейчас говорят, в Америку. К сыну. А пока тренируюсь.
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Вот какие новости? А я совершенно не в курсе
– первый день из отпуска. Ну, что в таких случаях говорят? Счастья на новом
месте! А почему по-французски, а не по- аглицки как нибудь? Тренируетесь?
“Мониниг”там, или “хай”, что ли?
ЭЙДЛИН ( наполовину освободившись от плаща, вскидывает
ладонь к правому плечу , как Гитлер в кинохронике ) Хай? ( Задумчиво
) Очень на “хайль” похоже… Я, знаете ли, такой старый еврей, что это
еще помню. Совершенно несвоевременный склероз. Мне как-то ближе
французский. Буквально. Я родился буквально в сотне метров от
Французского бульвара.
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( Выходит из-за стола и делает попытку
помочь Эдлину совсем освободиться от плаща. ) И все-таки разрешите
сейчас за вами поухаживать…
ЭЙДЛИН. Спасибо. С этим я еще кое-как справляюсь…
(Снимает наконец плащ, под которым обнаруживается не менее
элегантный костюм. Вешает плащ на вешалку, потирает руки.
Подходит к батарее отопления, трогает ее ). Не греет… (Потирает
руки, поеживается). И это у нас месяц май?
ИРАИДА ПАВЛОВНА.
Черемуховые, говорят, холода…
(Поеживается). Но, честно говоря, собачьи!
ЭЙДЛИН. Всё-таки мы, русские, очень поэтическая нация!
(Трогает еще раз батарею). Ммм-да… Газ этот… милицейский…. Как
его? Тоже “черемуха” ? Весьма, весьма… А по какому поводу,
позвольте узнать, так скоропостижно понадобился такой старый еврей
на заслуженном отдыхе? (Оглядывается, где бы присесть). Вашему
шефу можно было бы найти что-нибудь с более подходящим
склерозом…
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Марк Моисеевич! Кокетничать
позволено только дамам! Все знают, что если под актом экспертизы
подпись профессора Эйдлина, ни у кого никаких вопросов. За вами как
за каменной стеной!
ЭЙДЛИН. Естественно… Такая окаменелость! Но я же не член
комиссии. Что, главный у вас законов не знает?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. От зубов отскакивают! А как иначе их
обходить? Но тут наш… наш ( подыскивает слова ) нынешний
экспертный случай настоял. Чтобы непременно был профессор
Эйдлин! По закону он имеет полное право. И главный, надо сказать,
эту нициативу горячо одобрил.
ЭЙДЛИН (осторожно). И с чего бы это?
( Скрежет ключа в замке во время его реплики, и в кабинете
деловито появляется Солдатенков в белом халате, с историей болезни
в руках.)
СОЛДАТЕНКОВ. Ему это очень вовремя в карман свалилось.
Ираида Павловна, я звякну? Мобильник сдох…
ЭЙДЛИН. Да? Да, да… А все таки?
ИРАИДА ПАВЛОВНА.
смотрите?
Марк Моисеевич, вы
ЭЙДЛИН. Он покажет мне что-нибудь нового?
телевизор
ИРАИДА ПАВЛОВНА (туманно). Скорее наоборот… Лет
двадцать назад … вы участвовали в экспертизе… Анастасьев?… Не
припоминаете?
ЭЙДЛИН. Ана-а-астасьев? Анастасьев… Подождите… Так
это… Что? Однофамилец?
ИРАИДА ПАВЛОВНА (после паузы). Пока еще нет…
ЭЙДЛИН. Простите… Кто пока еще нет ?
СОЛДАТЕНКОВ. Да, дурак обыкновенный! У него в ментовке
вещдок на приколе стоит, знаете какой? Линкольн – адмирал! Чего еще
ему не хватало? Сколько цилиндров, интересно? Ираида Павловна, не
возражаете? На полразговоре сдох!
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Только быстренько.
возражает.
Шеф сильно
СОЛДАТЕНКОВ. Какие аргументы против?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Звонят по межгороду и не платят.
Говорит, что не порядочно…
СОЛДАТЕНКОВ.
порядочных, и умных.
Люди,
Ираида
Павловна,
делятся
на
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Вот явится сейчас…
СОЛДАТЕНКОВ ( набирая номер). Во-первых, шеф сам очень не
дурак. Спорить не будете? А, во-вторых… На нем такой тормоз
повис… На полчаса с гарантией. (Кивает на окно). Можете
убедиться…
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( подходит к окну, смотрит ). Эффектная
дама… Кто это?
СОЛДАТЕНКОВ. Вам крупно повезло, Ираида Павловна, что
были в отпуске. Это… (В трубку) Алло?! Это снова я. Хорошо, жду!
(С трубкой в руках). Здравствуйте, Марк Моисеевич! Я вас не
заметил… Извините!
ЭЙДЛИН. Ну что вы, коллега! Замечать такие окаменелости…
Спасибо, что пока еще не пишут, как на заборе…
СОЛДАТЕНКОВ. На вас, Марк Моисеевич, много не уместится!
Только не спрашивайте меня – почему?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Марк Моисеевич уезжает в Америку.
СОЛДАТЕНКОВ. Тем более… (Вдруг заинтересовано). Да? И
куда там конкретно?
ЭЙДЛИН. Вам как? Полный почтовый адрес? Письма писать
будете?
СОЛДАТЕНКОВ. У меня там жена. Укатила со Штурманом.
Встретите, передавайте большой привет.
ЭЙДЛИН. Моряк? Или летчик?
СОЛДАТЕНКОВ. Еще хуже. Это фамилия такая. Вы, как тоже
еврей, Марк Моисеевич, не знаете что это такое? Почему бы ему
было не найти себе чужую жену прямо там в Америке?
ЭЙДЛИН. Как тоже еврей, я вам расскажу, как мы с женой
сейчас собираем чемоданы. Жена пакует, я выкидываю. Она
запихивает снова, и говорит, что это все память. Как тоже еврей, я
бы не стал возить отсюда лишнего.
ИРАИДА ПАВЛОВНА.
расстреляли отца в Киеве…
У
Марка
Моисеевича
немцы
ЭЙДЛИН. Не немцы. Бывшие благодарные пациенты…
(После паузы ) Что такое – Штурман? Штурман в переводе – это
бурный человек.
СОЛДАТЕНКОВ. Да, роман был бурный… С применением
белого “Мерседеса”… (Набирая номер. В трубку ) Алло?! Да-да! Что?
Иномарка? Нет, это не к нам. Не потянем… Нет… Нет… Что?
Недорого? И сколько это недорого? Да-аа?!…И торг уместен? Какого
года аппарат? А пробег? Только после ТО? Когда можно взглянуть?
Хоть сейчас? Нет, сейчас не получится… Когда? Договорились!
(Кладет трубку. )
ИРАИДА ПАВЛОВНА
Ты что, Сергей Альфредович,
скоропостижно разбогател? Тогда раскошеливайся! Ты мне до сих пор
долг не отдал!
СОЛДАТЕНКОВ ( несколько смущенно ). Я… я с книжки тогда
не хотел. Какие – никакие, процентики на нашу нищету… А тут
подвернулось… Cовсем развалюха, что ли? Или ворованная? Да, черт
с ней… Сейчас без машины нельзя. Вот вам хорошо, Ираида
Павловна…
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Да уж… Что есть, то есть…
СОЛДАТЕНКОВ. Как ни пойдете в супермаркет мясорубку
покупать, так машину в розыгрыше призов выигрываете! А я… Сейчас
без штанов можно: скажешь что это перфоманс такой. А без машины
ты, буквально, бомж дебиловатый!
ЭЙДЛИН. Спасибо, коллега!
СОЛДАТЕНКОВ. Евреям, Марк Моисеевич, можно и без
машины. Все и так знают, что они умные. А меня, в конце концов,
заподозрят в умственной отсталости.
ЭЙДЛИН. Весомый диагностический критерий.
СОЛДАТЕНКОВ. А какой еще? Хотя… Вот, если у человека в
ментовке в качестве вещдока
“Линкольн-адмирал”?…
Ираида
Павловна, а вы сами его смотрели?
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( не сразу ). Нет… Не успела еще …
СОЛДАТЕНКОВ. Между прочим, там… ( Кивает в сторону
окна). Cупруга его повисла!
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Да-а-а? ( Cнова подходит к окну. После
долгой паузы). Может чаю пока? Сергей Альфредович?.. Марк
Моисеевич! Или кофе?…( Достает из тумбы стола чайник, чашки. И
задумывается.)
ЭЙДЛИН. Хотя приходить вовремя, чтобы угоститься на халяву,
придумали хитрые евреи, вынужден отказаться. Увы! диета…
СОЛДАТЕНКОВ. А я буду на халяву!
Павловна ?
“Маккона” есть, Ираида
ИРАИДА ПАВЛОВНА. “Маккона”? ( Очнувшись ). Перебьетесь,
Сергей Альфредович! Дай-ка… его историю!
СОЛДАТЕНКОВ. Я к вам, Ираида Павловна, между прочими, с
серьезными намерениями. А вы… “Макконы” пожалели. Сами ведь
знаете, что я давно к вам неравнодушен. Ну, жена меня бросила…
Дети-то со мной остались? Так что не совсем уж я лузер. “Мерседеса”,
правда, нет. Но машину вот, кажется, приобрету… Чем я вас не
устраиваю? Я, вообще-то, почти положительный. Иногда только
служебный телефон использую в личных целях.
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Чтобы вы, как психиатр, Сергей
Альфредович, знали - женщины на свою беду любят почти не
положительных…
СОЛДАТЕНКОВ ( подходит к окну). Да… Имел бы
златые горы! Но своя задница ему ближе к телу…
шеф
ЭЙДЛИН. Всё-таки мы, русские…
СОЛДАТЕНКОВ. Нет, тут, Марк Моисеевич, дело не в
поэзии. Дело именно в жопе. Еврею ум в башку вколачивают, а
русскому в жопу: чтобы знал когда к кому ей нужно повернуться! В
данный момент безусловно к претенденту.
ЭЙДЛИН. К какому претенденту?
CОЛДАТЕНКОВ. Вы почти уже в Америке, Марк Моисеевич!
Что вам наши мелочи! К тому, который у нас за мораль, закон, за
честь, ум и совесть! Нимба только не хватает. А если мы тут признаем
кое-кого сегодня… здоровым? А? Этот суперморальный пролетает, как
фанера над Парижем. И мэром остается крыша нашего шефа. Со
всеми… (Потирает большой палец об указательный)… втекающими.
ЭЙДЛИН. А если наоборот?
СОЛДАТЕНКОВ. Ну, это будет фильм ужасов… Шеф еще
коттеджа не достроил. Так что, Марк Моисеевич… Вся надежда на вас.
ЭЙДЛИН. Какой мэр? Какая крыша? Какой претендент? Ничего
не понимаю! И при чем тут я?
CОЛДАТЕНКОВ ( туманно ). Айн момент, Марк Моисеевич! И
будете очень при чем.
ИРАИДА ПАВЛОВНА
( отрываясь от истории болезни,
задумчиво ). Если вменяем, получается… А если невменяем?…
СОЛДАТЕНКОВ ( увереннно ). Вменяем, вменяем! У шефа
коттедж не достроен.
( Скрежет ключа в замке, и на пороге стремительно
появляется в развевающемся, незастегнутом белом халате, с
мобильным телефоном в руке главный врач Валерий Иванович
Шерстнев. Он энергично препятствует кому-то невидимому войти за
ним. )
ШЕРСТНЕВ. Ну, что вы в самом деле? Я же сказал! Разумная
женщина… Что мне, санитаров вызвать? ( Захлопывает дверь. В
трубке начальственный хорошо поставленный баритон, слышимый
зрителями по динамику: ЧТО ТАМ У ТЕБЯ? КАКИХ ТЫ МНЕ
САНИТАРОВ ХОЧЕШЬ ВЫЗВАТЬ? Шерстнев в трубку ) Извините,
это я не вам… Я опять думаю… Тут у нас…
СОЛДАТЕНКОВ ( вполголоса ). …дурдом!
ГОЛОС В ТРУБКЕ. У ВАС НЕ ДУМА, ЧТОБЫ ДУМАТЬ В
ТРЕХ ЧТЕНИЯХ! ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ
ГОСУДАРСТВЕННОЙ
ПРЕМИИ,
МОЖЕТ
БЫТЬ
НОРМАЛЬНЫМ? ТЫ ПОНИМАЕШЬ, КАКУЮ ИНАЧЕ ОН НАМ
СВИНЬЮ С ВЫБОРАМИ ПОДЛОЖИТ? И ЧТОБ КОМАР НОСА
НЕ ПОДТОЧИЛ! ЧТОБ БЫЛО АВТОРИТЕТНО!
ШЕРСТНЕВ (в трубку). Если Марк Моисеевич Эйдлин не
авторитет, то кто тогда авторитет? ( ГОЛОС В ТРУБКЕ: ТЫ МНЕ
ЧТО, АНЕКДОТЫ ПРО НОВЫХ ЕВРЕЕВ РАССКАЗЫВАЕШЬ?
ЕВРЕЙ В ЗАКОНЕ?) Нет, он не в том смысле. Он научный. А так,
конечно, вы… (ГОЛОС В ТРУБКЕ: Я?! ФИЛЬТРУЙ БАЗАР,
ЭСКУЛАП!) Нет, не в этом смысле! ( ГОЛОС В ТРУБКЕ: ЗА ВСЁ
ЛИЧНО С ТЕБЯ! КОНЕЦ СВЯЗИ! НУЖНО БУДЕТ, ТЕБЕ
ПЕРЕЗВОНЯТ!) Да, я хотел сказать, а… ( Но на том конце уже
отключились. Шерстнев убирает мобильник в карман).
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Валерий Иванович, чаю хотите?
ШЕРСТНЕВ (рухнув в кресло). Водки я хочу! ( После паузы
поднимается, направляется к Эйдлину, протягивая обе руки ). Сидите,
сидите, Марк Моисеевич! Извините, побеспокоили… Но… Куда
денешься? По закону имеет право… Закон есть закон. А не все это
понимают. Вот!.. (Недоговаривает). Тут даже сам… (Недоговаривает).
Счастливый вы человек, Марк Моисеевич!… (Потрясает мобильным
телефоном). В оплот демократии!… (Вздыхает ). А тут…
СОЛДАТЕНКОВ (вполголоса) …дурдом!
ШЕРСТНЕВ
(вновь
усаживается
в
кресло).
Сергей
Альфредович?! Что за дурдом? Такого слова вообще нет! И будьте
добры соответствовать! Вы на какую сумму наговорили? С Америкой!
А платить? Пушкин? Вам надо в известном смысле равняться на
Марка Моисеевича!
СОЛДАТЕНКОВ. Тоже в оплот?
ШЕРСТНЕВ. Нет, вам в оплат! Я в смысле гражданского
мужества. Когда нас тут комиссия американских психиатров посетила,
Марк Моисеевич мужественно пересмотрел выставленные им в
условиях тоталитаризма диагнозы. Много было шизофрений, и
прочих… А оказались здоровы.
Мужественный гражданский
поступок. А вы?
СОЛДАТЕНКОВ. Я тогда еще пешком под стол ходил.
ШЕРСТНЕВ. Вы и сегодня еще пешком ходите! По большому
счету.
СОЛДАТЕНКОВ. Эт-т-то точно…
ШЕРСТНЕВ ( вытирает шею платком). Ну… Начнем?
докладывает?
Кто
(
Ираида Павловна молча возвращает Солдатенкову
историю болезни, которую внимательно изучала. )
СОЛДАТЕНКОВ
Валерий Иванович?
( раскрывая историю ). А установка какая,
ШЕРСТНЕВ. Ираида Павловна, у нас шестая палата свободна?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Там как раз…
СОЛДАТЕНКОВ. Намек понял. Я, Валерий Иванович, просто
чтобы лишний раз не собираться… А то, как с тем депутатом, которого
то здоровым велели признавать, то больным, то снова здоровым….
Сами уже они тогда запутались. ( Начинает читать по истории болезни
). Саломатин Георгий Васильевич, 46 лет. Проживает в Москве.
Владелец фирмы с зарубежными филиалами.
ШЕРСТНЕВ (очнувшись от своих мыслей). Это вы о чем,
Сергей Альфредович?
CОЛДАТЕНКОВ. Я докладывать начал.
ШЕРСТНЕВ. А-а-а.. Давайте сначала.
СОЛДАТЕНКОВ. Владелец фирмы с зарубежными филиалами.
Женат. Семейный анамнез без особенностей. Сын семнадцати лет –
студент. Здоров. В марте сего года испытуемый совершил в нашем
городе убийство. Убил школьного преподавателя литературы. Явился с
повинной. Сказал, что готов предстать перед судом, но только под
якобы настоящей его фамилией - Анастасьев. Который давно
покойный. (Отвлекается от истории болезни) Прокуратура
предъявляла его нашему претенденту в мэры на предмет опознания.
Тот был когда-то начальником этого Анастасьева. Но претендент
категорически отрицает даже малейшее сходство. Кстати, этот
покойный Анастасьев наблюдался при жизни в нашем дур… больнице.
Консультировал его профессор Эйдлин Марк Моисеевич…
ШЕРСТНЕВ ( оживляясь ). Так, так!… И что?
CОЛДАТЕНКОВ. Выставлен был диагноз - шизофрения.
ШЕРСТНЕВ. В условиях тоталитаризма… Вот именно такие
диагнозы Марк Моисеевич мужественно пересмотрел!
СОЛДАТЕНКОВ (продолжая). Так… Дальше… К нашим баранам.
Status рresens… Сознание ясное. Ориентирован во времени и
пространстве полностью. Поведение упорядоченное. Продуктивной
симптоматики не выявляется. Эмоционально сохранен. Возмущается
длительностью экспертной процедуры. Купил себе холодильник,
домашний кинотеатр. Смотрит ящик по спутнику.
ЭЙДЛИН. Что смотрит?
СОЛДАТЕНКОВ. Финансовые новости. Мультики иногда. Иногда
порнуху.
ШЕРСТНЕВ. В пределах нормы… (Эйдлину). А? (Солдатенкову).
Продолжайте!
СОЛДАТЕНКОВ. Кормит больных ананасами, говоря: ”Ешь
ананасы, классовый враг, день твой последний приходит, дурак!…” .
ШЕРСТНЕВ. В пределах нормы… (Эйдлину). А?
СОЛДАТЕНКОВ (отрывается от истории болезни). Они там, в
ментовке, Валерий Иванович, его отмазать предлагали. За мизер,
буквально… Предпочел в дур…
ШЕРСТНЕВ. Помолчите! Продолжайте то есть!
СОЛДАТЕНКОВ. Ну, я уже сказал, настаивает, что его
настоящая фамилия – Анастасьев… А поскольку этот Анастасьев,
посмертно удостоенный литературной госпремии, при жизни был
пациентом нашего дурдома…
ШЕРСТНЕВ ( грозно ). Сергей Альфредович!
СОЛДАТЕНКОВ ( поправляется ). … нашей психиатрической
больницы, то менты спихнули это дело нам.
ШЕРСТНЕВ. Сергей Альфредович! Возьмите себя в руки!
CОЛДАТЕНКОВ. Отфуболили.
ШЕРСТНЕВ. Ну! Можно же нормальным языком? Сколько раз
вам…
ИРАИДА ПАВЛОВНА (стараясь разрядить ситуацию). Валерий
Иванович, может быть…
ШЕРСТНЕВ. Да, не хочу я чая, Ираида Павловна!
ИРАИДА ПАВЛОВНА. …может быть, уже пригласим больного?
ШЕРСТНЕВ. Кто это вам сказал, Ираида Павловна, что он
болен? Комиссия еще не сделала заключения! И, вообще, вам
замечание: как заведующая отделением, вы плохо работаете с кадрами.
Что у вашего доктора за слова? Что за дурдом? Что за дураки? Что за
больные?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. А как?
ШЕРСТНЕВ. Я в том плане, чтобы дураков у нас не было. Ну,
(Поворачивается к Солдатенкову) кроме некоторых. Во-первых, надо
думать. Лучше всего головой. Во-вторых, к сведению некоторых,
экспертиза у нас давно абсолютно независима. А, в третьих… ( Устало
машет рукой). Приглашайте!
ИРАИДА ПАВЛОВНА.( Cнимает трубку внутрибольничной
связи.) Кто там на посту? Раечка? Скажите, чтобы из шестой
Саломатина доставили! (Кладет трубку на рычаг, и закрывает лицо
руками. )
ЭЙДЛИН.
Так, подождите… Так кто? Саломатин, или
Анастасьев? Кого мы будем освидетельствовать? Идентификацию
личности прокуратура провела? Путем наложения фотографий хотя
бы, или …
ШЕРСТНЕВ ( туманно ). Вот сейчас мы и наложим…
( Скрежет ключа в двери, и в сопровождении двух дюжих
санитаров в белых халатах на пороге кабинета появляется Саломатин.
По виду не скажешь, что миллиардер - серый свитерок, мятые
джинсы. Шерстнев, привстает, указывает рукой на диван, собираясь
пригласить его сесть. )
САЛОМАТИН ( Шерстневу). Сидите, сидите! ( Подходит,
энергично пожимает повисшую в воздухе руку Шерстнева. )
ШЕРСТНЕВ ( несколько растерянно). Здравствуйте! (Санитарам)
Вы свободны! (Саломатину). Присаживайтесь, пожалуйста, Георгий
Васильевич…
( Санитары выходят, закрыв за собой дверь )
САЛОМАТИН ( поправляет ). Александр Николаевич!
Анастасьев, с вашего позволения! День добрый, господа!…
ШЕРСТНЕВ. Пожалуйста, где удобно…
САЛОМАТИН. Психиатры, вижу,
остались такими же
ласковыми. (Оглядывается. Подходит к дивану, похлопывает его по
спинке, вполне раскованно устраивается на нем, закинув ногу на ногу).
Старый знакомый… Но вот лица всё новые…
ШЕРСТНЕВ. Как вы, Геор… В общем, как вы просили, в
комиссии сегодня профессор Эйдлин Марк Моисеевич…
CАЛОМАТИН (вглядывается в Эйдлина). Прошу прощения,
профессор! Столько, все-таки, утекло… (Вдруг вскакивает и сгибается
в низком поклоне перед Эйдлиным.) Низкий поклон!
ЭЙДЛИН ( осторожно ). За что же?
САЛОМАТИН. За шизофрению! Не узнаете?
ЭЙДЛИН ( заглядывает в историю болезни, осторожно ). Да,
да… Но все-таки… Георгий Васильевич…
САЛОМАТИН (поправляет). Александр Николаевич! Ну,
помните, как… вот здесь… (Похлопывает по дивану ). Как вы внушали
мне, что борьба за справедливость – признак незрелости личности? Я
же, дурак, классиков на помощь призывал. Свой роман совал почитать!
Помните? Такой совершенно фантастический романчик о том, как
изобрели способ внедрять людям десять заповедей – не укради, не
убий, не пожелай, не возжелай, и так далее – инъекцией такой, вроде
как прививка против бешенства. Пустили по стране специальные
команды… Как при Грозном опричнину. Романчик-то, думаю, щедро в
истории болезни тогда цитировали. А сейчас вот эту шизофрению
госпремией отметили. А? Неужели не помните? Спасибо! Если бы не
вы, так бы дураком и остался! (Еще раз кланяется в пояс)
ЭЙДЛИН ( сухо ). Почему же… Александр Николаевич… Но
должен и вам напомнить, что разговор о вашей незрелости вызван был
тогда вовсе не вашим творчеством. Образ мысли, и образ жизни,
творчество и поведение творческой личности в социуме – не совсем
одно и тоже.
САЛОМАТИН. Золотые слова! Я, идиот, как раз тогда мучался,
вопросом: почему при всех эверестах печатного дерьма на всех языках,
живых и уже мертвых, мир так и не подвинулся в сторону морали ни
на миллиметр? А оказалось просто: конфликт нравственности с
пищеварением! Проповедуя не кушать друг друга, а кушать травку,
проповедники вегетарианства на гонорары за проповеди сами лопали
воспитанных ими вегетерианцев. С хреном. Еще раз низкий поклон, и
давайте закруглимся. Вы ведь можете подтвердить, что я тот самый
Анастасьев?
ЭЙДЛИН ( осторожно ). Да, да… Конечно… Но все-таки…
Разве писатель обязан походить на свои книги?
( В кармане у Саломатина зуммерит мобильный телефон)
САЛОМАТИН (доставая мобильник). Извините… ( В телефон ).
Да… Да… А юристы у нас на что? За что они у нас деньги получают?
И не маленькие… Вот в таком плане и решайте проблему! (Убирает
мобильник в карман).
ШЕРСТНЕВ. Это у вас что? Телефон?
САЛОМАТИН. Нельзя? ( Притворно сокрушаясь.) Виноват…
Кинотеатр… Холодильники тоже, наверное?…
ШЕРСТНЕВ. Гм-мм… Давайте продолжим.
САЛОМАТИН. Обязан ли автор походить на свои творения? Ни
в коем случае! Вы, профессор, Достоевского, наверняка, читали? Про
можно ли построить хоть на единственной слезе ребенка?… Очень
даже можно! Хоть ручьем залейся! Спасибо! Привели в чувство
диссидента. Хотя я, собственно, фрондировал исключительно в
области санитарии и гигиены.
ЭЙДЛИН. Вот как? Это любопытно…
СОЛДАТЕНКОВ. Да! Если можно, поподробнее.
САЛОМАТИН. Господа! Давайте закруглимся. (Смотрит на
часы). У меня в четырнадцать ноль-ноль совет директоров в
Интернете.
ШЕРСТНЕВ. В общем-то действительно… Но чтобы не
оставалось вопросов … У коллег… Вкратце… Почему? В области
гигиены? Вкратце.
САЛОМАТИН. Надоело сидеть по уши в говне!
ЭЙДЛИН. А несколько поподробнее?
CАЛОМАТИН. Пока я, так сказать, экспериментировал с
совестью путем нравственных инъекций, мне на шею вскарабкались,
грязхных сапог не снимая. В полной уверенности, что я ни что иное с
этой совестью, как дурак. Прямо по “Бесам” Достоевского. Помните,
профессор? “Весь ваш шаг пока в том, чтобы всё рушилось: и
государство и его нравственность. Останемся только мы, заранее
предназначившие себя для приема власти… А на глупцах поедем
верхом.” На мне и поехали. Я, дурак, брыкаться! И добрыкался: чуть
увернулся от машины из-за угла, как на другой день с крыши на голову
валится кирпич! Я в прокуратуру, чтобы приняли меры! Тотчас
приняли: спецбригада прямо на рабочее место! А вы, профессор,
диагностировали тогда мне шизофрению с полным бредом… Но
счастлив доложить, что шизофреник я до сих пор вялотекущий. Не
обострился.
ЭЙДЛИН. Александр Николаевич!.. Я бы хотел…
СОЛДАТЕНКОВ.
А сколько цилиндров в “Линкольн адмирале”, Георгий Васильевич?
CАЛОМАТИН (поправляет). Александр Николаевич, с вашего
позволения! Поинтересуйтесь у моего водителя. ( Смотрит на часы.)
Еще какие-то вопросы?
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( наклонясь к Солдатенкову, шопотом).
Вы за вменяемость брали, или наоборот?
CОЛДАТЕНКОВ ( вполголоса). За то и за другое.
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( впололоса ). Остроумный вы человек,
Сергей Альфредович!
СОЛДАТЕНКОВ (вполголоса). Стараюсь… ( Громко). А
скажите, Георгий Васильевич… Какой сегодня…
ШЕРСТНЕВ (перебивая). Сергей Альфредович, по моему, Марк
Моисеевич хотел задать какой-то вопрос!
ЭЙДЛИН. Александр Николаевич!… Я бы хотел заметить, что…
ШЕРСТНЕВ (перебивая). Марк Моисеевич хочет сказать, что
времена, когда психиатрию, к сожалению, заставляли исполнять
карательные функции, канули в Лету. Но… Марк Моисеевич, вы
удостоверяете? Это действительно? Анастасьев? Тот самый?
ЭЙДЛИН (пожимая плечами). Вне сомнения… Да, да… Но…
Все
таки…
САЛОМАТИН. Но вот, полагаю, и всё! Воскрешение живого
трупа состоялось. И… ( Смотрит на часы ). И извините, господа! А то я
у вас подзадержался.
ШЕРСТНЕВ. Ну, вот и наложили, Марк Моисеевич! Спасибо! А
то нигде ни одной фотографии не могли найти! Ни милиция, ни
прокуратура. И в больнице не осталось никого, кто бы помнил, кто мог
бы засвидетельствовать личность… Даже на могильном памятнике
фотографии нет… Собственно, да?.. Почему так получилось?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Не смогла найти…
ШЕРСТНЕВ ( недоуменно ). При чем тут вы? Я не о фотографии,
собственно. Человек-то живой… Вот он – Соломатин. То есть
Анастасьев!… А могила тогда чья?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Могила?.. Теперь уже не знаю! (
Отнимает руку от лица. Саломатину ). Александр… Николаевич!
Больше вы здесь не никого узнаете?
САЛОМАТИН ( поворачивается к ней, мягко ). А ты совсем не
изменилась, Ириша… Как это тебе удалось?…
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( после паузы). Как в вакуумной
упаковке. Откачают весь воздух, и … Надежнее, чем заморозить.
САЛОМАТИН (шутливо). Ну, до абсолютного минуса, думаю,
не дошло. Фамилия стала даже красивее. Я знал, что ты здесь: потому
и решился поскучать в этом заведении. Но ты как раз ушла в отпуск.
Пришлось затруднить с опознанием профессора. А ты, между прочим,
не захотела меня даже узнавать сегодня на обходе. Или как это у вас
называется?
ИРАИДА ПАВЛОВНА (устало). У нас это называется
профессиональная этика. (Шерстневу ). Валерий Иванович! Как это?…
Я заявляю самоотвод. Я не могу участвовать в экспертизе моего мужа.
СОЛДАТЕНКОВ ( вполголоса). Оп-па!..
ШЕРСТНЕВ. Погодите, погодите!… (Трет лоб). Стоп! Это что
за бразильские сериалы у нас начинаются?
САЛОМАТИН. Да нет, не бразильские. Там все больше
пропавшие дети находятся. У нас, слава Богу, до этого не дошло.
Воскрес муж. Только и всего.
ШЕРСТНЕВ ( ошарашенно). Чей муж? Кто?
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( указывая на Саломатина ). Вот он. Мой.
ШЕРСТНЕВ ( поворачиваясь к Саломатину, недоуменно ). А?
САЛОМАТИН ( пожимает плечами ). Ну… Развод у нас не
оформлен. Так что получается: я – двоеженец, она (указывает на
Ираиду Павловну) – как это? Двоемужица?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Побыла ей совсем недолго. После вас,
Александр Николаевич, как-то со всеми было скучно.
САЛОМАТИН (криво усмехаясь). Ну, кому не везет в любви,
тому, говорят, везет в азартных играх…
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Я чувствовала, что здесь что-то не так:
года через два после похорон начала вдруг в лотереи выигрывать. Что
ни билет, то выигрыш. Даже две машины! (После паузы). Обе продала:
водить некому…
( Скрежет ключа в двери, и на пороге кабинета
появляется санитар в черном халате, с ведром и шваброй. )
САНИТАР ( оглядываясь ). О, мерзость! Как невыполотый сад,
дай волю травам – зарастет бурьяном, с такой же безраздельностью
весь мир заполонили грубые начала. Ножки подняли! Уборочка,
уборочка! ( Ставит ведро на пол. )
ШЕРСТНЕВ. Дорогой мой!
САНИТАР ( не обращая внимания на слова Шерстнева, замечает
Саломатина ). Ба! Бедный Йорик! (Отставляет швабру, протягивает
руку. Саломатин вполне серьезно ее пожимает).
САЛОМАТИН. Ну… Не такой уж сейчас и бедный, старик!
(Присутствующим). Мы лежали когда-то в одной палате…
САНИТАР. ( Берет Саломатина за плечи, всматривается.
Присутствующим ). Я знал его! Это был человек бесконечного
остроумия, неистощимый на выдумки. Где теперь твои каламбуры,
твои смешные выходки, твои куплеты? Что вас из Виттенберга
принесло?
САЛОМАТИН ( пожимает плечами ). Да как сказать…
(Подхватывает игру ). Милейший принц, расположенье к лени.
САНИТАР. Я знаю вас: ничуть вы не ленивец. Мне помнится,
роман вы сочинили. И были полны розовых надежд. Зачем вы
воротились в Эльсинор?
ШЕРСТНЕВ. ( Санитару ). Дорогой мой, пожалуйста! ( Ираиде
Павловне ). Ираида Павловна!
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( Санитару ). Павлик! Чуть попозже…
САНИТАР ( салютует Ираиде Павловне шваброй ). Как скажите,
Офелия, о нимфа! Как скажите! Но Павлик почему? Несчастный
Гамлет, Гамлет перед вами! Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ли играть, что ни прикажут? Иль надо оказать
сопротивленье? ( Выходит, закрыв за собой дверь ).
ШЕРСТНЕВ ( Ираиде Павловне ). Что тут у вас за гамлеты?
СОЛДАТЕНКОВ. Актер. Повредился на том, что роли ему
давали, не согласующиеся с его внутренними убеждениями.
Унижающие его как личность и гражданина. И в любой роли, выходя
на сцену, он из Гамлета начинал произносить. Теперь ни на что не
жалуется… У нас хоть всего Шекспира исполняй. Психоз счастья!
ШЕРСТНЕВ. Ираида Павловна? Он что – выписан, или как? Что
он тут у вас делает?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Квартиру, пока у нас был, продали.
Жить негде. А у нас санитаров не хватает. Безобидный хроник…
Единственно, что приходится с ним высоким штилем изъясняться. А
где других взять?
САЛОМАТИН ( задумчиво ). Ну, меня бы могли осчастливить…
Если бы вовремя не самоубился…
ЭЙДЛИН. В каком смысле?
САЛОМАТИН. А вы что же, профессор, хотели, чтобы я всю
жизнь так и просуществовал шизофреником? Ну, ладно, я… А вот ей
вы (Кивает на Ираиду Павловну) такое за что подарили? Это ведь
приговор пожизненный. За человека никто уже не сочтет. Тут на
аппеляцию не подашь. Пришлось решать проблему способом,
описанным автором гимна Советского Союза: трусы и рубашка лежат
на песке, никто не плывет по опасной реке!.. Ты, извини, Ириша! Но
если бы я вот так?… А?.. (Кивает на дверь, за которой скрылся санитар
со шваброй. После паузы). Да… Тут хотят знать могила чья…
ИРАИДА ПАВЛОВНА.
Недели через три предъявили на
опознание труп: лица, практически, нет. Раздутый весь, сине зеленый… Заявляя в розыск, я им ни одной фотографии не могла
найти. Куда-то все пропали.
САЛОМАТИН. Тщательно готовился к загробной жизни: сжег
все! Фотографии, рукописи, всё! Чтобы никто в воскресшем не узнал
прошлого шизика. Да, Ириша, тогда я позаимствовал на дорогу из
шкатулки… Я постарался как-то компенсировать. Инкогнито. Ну,
иначе не мог…
ИРАИДА ПАВЛОВНА (после паузы). А по поводу изображения
из себя живого трупа мнение вдовы с выигранными машинами тебя не
интересовало?
CАЛОМАТИН (невесело усмехнувшись). Да мне бы все равно
водительских прав не дали! (Вполне серьезно). Эта женщина, господа,
каких вообще не бывает. Если уж эта тетя доктор полюбила… Она бы
не бросила. И мучилась бы всю жизнь. А у нее вся жизнь была
впереди…
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Была…
ШЕРСТНЕВ. (Саломатину ). Но… Но как же вы превратились в
Саломатина?
САЛОМАТИН. В одном милом южном городе. Я бомжевал
там так, что страшно вспомнить. Но подфартило.. Деловым ребятам
специальность моя подошла… Остальное мне мигом соорудили: все
ксивы - паспорт, диплом… Поставили на нужное место. И пошла у нас
нормальная жизнь. Безо всяких угрызений незрелости… Вы,
профессор, кругом правы! От великой русской литературы один вред!
Федор Михайлович, помнится, сокрушался, что всё дозволено,
поскольку Бога нет. Какой там Бог?… Человек давно скончался! Как
шарахнули нейтронной бомбой, которая только супермаркеты в живых
оставляет, так человечишко и сдох! А в ком еще какое-то подобие
корчится, так те не знают, как это в себе побыстрее вытравить. Вроде
нежелательной беременности… А иначе как выживать с этим?
ШЕРСТНЕВ (скороговоркой). По совести, по совести…
САЛОМАТИН ( якобы не расслышав). Простите?
ШЕРСТНЕВ. По со-ве-сти!
САЛОМАТИН. Аа-ааа!… Вот один о-о-чень совестливый уже
учил всех без передыху жить по совести. И чего-то там обустраивать.
Обустроился. Сейчас что-то его не слышно. Наверное, все по совести
жить стали.
ШЕРСТНЕВ. На собственном примере я…
СОЛДАТЕНКОВ ( совершенно серьезно ) Ну, это да!..
живой пример!
Это
( В кармане у Шерстнева раздается сигнал мобильного
телефона. Шерстнев достает мобильник )
ШЕРСТНЕВ. Алло! Да?… ( ГОЛОС В ТРУБКЕ. УЗНАЕТЕ,
ВАЛЕРИЙ ИВАНОВИЧ? ) Да, узнаю… Сергей Петрович… ( ГОЛОС
В
ТРУБКЕ.
ВЫ
В
КУРСЕ,
ЧТО
ЭТОГО
ВАШЕГО
СУМАСШЕДШЕГО САМОЗВАНЦА Я У СЛЕДОВАТЕЛЯ УЖЕ
РАЗОБЛАЧИЛ? ) Да… Да… (ГОЛОС В ТРУБКЕ. Я БЫ ХОТЕЛ
ПОПРИСУТСТВОВАТЬ НА ЭКСПЕРТИЗЕ.) Нет… Нет… Этого
нельзя… Нельзя категорически… Врачебная тайна… ( ГОЛОС В
ТРУБКЕ. ЭТА ВАША ВРАЧЕБНАЯ ТАЙНА УЖЕ ПО ТЕЛЕВИЗОРУ
НА ВЕСЬ СВЕТ! ) Ну и что же, что по телевизору уже на весь свет…
Я за журналистов не отвечаю. ( ГОЛОС В ТРУБКЕ. Я ХОЧУ
ПОПРИСУТСТВОВАТЬ, КАК ДЕПУТАТ ОБЛАСТНОЙ ДУМЫ. КАК
ЧЛЕН СОВЕТА ПО СОБЛЮДЕНИЮ ПРАВ…) Как депутат областной
думы, запрос в письменном виде! И не мне, а в прокуратуру…. (
ГОЛОС В ТУБКЕ. Я БЫ ХОТЕЛ ВАМ ПОМОЧЬ С
ДИАГНОСТИКОЙ, ЧТОБЫ ВАМ БЫЛО ЯСНЕЕ!) Извините, сейчас
не могу… ( ГОЛОС В ТРУБКЕ. ХОРОШО. ПЕРЕЗВОНЮ ПОПОЗЖЕ!
) Да… Я сам попозже…
( Дает отбой. Прячет мобильный телефон обратно в
карман )
САЛОМАТИН. Сергей Петрович? Это не тот ли шеф мой
бывший, что в шизофреники меня порекомендовал? Который в мэры
сейчас рвется? Отказался меня признавать наотрез! Вылупил самые
честные глаза, и хоть… всё божья роса! О чем просит? Чтобы снова
шизиком признали?
ШЕРСТНЕВ (сухо). Нет, это совершенно… другой Сергей
Петрович! Совершенно… Вообще, это все отключить надо! (Вынимает
телефон, отключает. ) Георгий Васильевич….
САЛОМАТИН. Александр Николаевич!
ЭЙДЛИН ( перехватывает инициативу ). Александр
Николаевич… Вы располагаете средствами… Могли бы нанять
хорошего адвоката…
ШЕРСТНЕВ. Тот бы доказал, что всё это несчастный случай!
САЛОМАТИН. Так оно и есть.
ЭЙДЛИН. Тем более! Зачем вам вся эта морока?
СОЛДАТЕНКОВ. Шесть цилиндров..,
ЭЙДЛИН. Если вы прожили спокойно с чужой фамилией
двадцать лет, почему бы не пожить и дальше? Что вы, собственно,
хотите?
СОЛДАТЕНКОВ. Нобелевскую премию?
САЛОМАТИН. Миллион баксов? Сам могу отсыпать! Легко!
СОЛДАТЕНКОВ. Отомстить желаете?
CАЛОМАТИН. Кому? Я же начал с низкого поклона…
СОЛДАТЕНКОВ.
сейчас…
Вашему
бывшему…
Который
в
мэры
САЛОМАТИН. Это еще не месть. Я бы хотел, чтобы он долго
помучался. Не меньше моего.
ЭЙДЛИН. Тогда что же? Обошлось бы без всякого суда… И..
САЛОМАТИН. Вот суд как раз мне и нужен!
СОЛДАТЕНКОВ. ( внезапно ). Александр Николаевич, какой
сегодня день?
ШЕРСТНЕВ. (поспешно). Сергей Альфредович! По моему,
профессор еще не закончил!
САЛОМАТИН. Журналюг, думаю, набежит достаточно. Хочу
отказаться от премии. Во всуслышание. И заявить, что вся эта моя
писанина – дерьмо собачье! С автором же не поспорят.
СОЛДАТЕНКОВ. Но книгу выдвинули на премию за ярко
выраженный нравственный…. как это?… потенциал! Вот хотят,
говорят, даже мемориальную доску на дом, где родился, повесить…
Какое же это дерьмо?
САЛОМАТИН. Какое дерьмо? С потенциалом.
ЭЙДЛИН. Но все-таки… Государственная премия… Если не
хотите… Но все-таки… Зачем психиатрическая больница? Зачем суд?
САЛОМАТИН (поглядев на часы, вздохнув). Видно, придется
по порядку…
ШЕРСТНЕВ. Да, да! Чтобы вопросов больше не было.
САЛОМАТИН. Заглянул как-то к сыну: он по уши в
компьютере. Зачитался… И чем бы, вы думали? Тем самым опусом, за
который меня сунули в шизофреники! Оказывается, у молодежи это
ныне хит намбе уан! Признался мой отрок, что вдохновленный этим
шедевром, сам что-то подобное сочиняет… А пока по этой книге хочет
фильм снять. У папы же денег много… А если автор, говорю, будет
против? А он, говорит, давно умер. И никаких увещеваний слушать не
желает. Я ему говорю, что это дерьмо собачье. А он мне – что ты в
этом понимаешь! И вывалил на монитор про меня целую библиотеку!
Критики пишут, профессора… Даже одна диссертация попалась.
Докторская. Мемуаров вообще вагон. Вспоминают во всех
подробностях все, кого я и в глаза не видел. Кандидат в ваши мэры,
который меня в дурдом сдал, особенно трогательно вспоминает. Как
он меня любил и ценил. Сын говорит: “Видишь?” Смотрю, у меня
собирается вырасти такой же шизофреник, какого я безжалостно
утопил! Тут надо не мешкая! Ведь если бы мне в свое время на этих
крысоловов глаза открыли!..
ЭЙДЛИН. На каких крысоловов?
САЛОМАТИН. Был такой с дудочкой. Вот и эти наши…
Наворочали сказок про жизнь по совести…
ЭЙДЛИН. Однако, почему же крысоловы?
CАЛОМАТИН. Ну, Гапоны. Это больше по нашенски. Под
монастырь с хоругвями! (Усмехается). Стали наши лопоухие
романтики пыжиться жить по совести… Кто спился в результате, кто
повесился, кого живьем похоронили… На освободившееся жизненное
пространство пришли конкретные ребята. А гапоны из конторы
глубокого бурения, пока с их подачи страну от романтиков
химчисткой освобождали… (Усмехается ). …свалили за кордон
отсутствующую у нас колбасу жевать. Что, они там не видели куда
дело идет? И что с теми будет, кого они подставили? Что честным
выжить будет невозможно? Что порядочность будет самой страшной
мукой? Потом повозвращались, сказочники… И все до сих пор
страдальцев и героев, изгнанников из себя изображают. Знают ведь,
торгаши, русский народ наивен и доверчив, а изгонять их кнутом из
храма, Христа на них нет!
СОЛДАТЕНКОВ ( невинно ). А вы, значит, решили взять кнут?
САЛОМАТИН ( сухо). Я решил воспользоваться авторским
правом! Поскольку частная собственность. Не возражаете? Нашел
издательство, выпустившее мой опус. Где взяли рукопись, спрашиваю?
Страшная коммерческая тайна! Ну, просто очень страшная! Не
подлежит разглашению ни в коем случае! Только за тысячу евро…. И
что выясняется за тысячу евро? Рукопись принес в издательство
бывший мой товарищ. Давал я почитать ему когда- то экземпляр, а,
собираясь “на тот свет”, совсем о том забыл. Вот он и решил
посмертно меня увековечить: как же - еще один почетный крысолов…
ЭЙДЛИН. Хорошо… Да… Однако, все-таки….. Но убивать?
САЛОМАТИН. Нелепый случай… Он еще одну мою рукопись
собрался обнародовать. Я предлагал даже выкупить. А он уперся:
рукописи гореть не должны! Как будто автор сам не знает, что должно
у него гореть, а что нет! Ну, вырвал у него из рук. Он опять хватается.
Я оттолкнул: он попятился… через стул… головой о батарею и…
Глупость! Готов отвечать. Но только под настоящей фамилией. Чтобы
больше не читали.
СОЛДАТЕНКОВ. Что же теперь вообще ничего не читать?
САЛОМАТИН.
Ну… Почему? Этого… немца… Брема…
можно. “Жизнь животных”… Пожалуйста! И “Робинзон Крузо”
неплохая вещь. (Смотрит на часы. Нетерпеливо). Давайте
закругляться, господа!
ЭЙДЛИН. И как же людям без нравственности, без морали? Они
в ожесточении перегрызут друг друга… И что с ними прикажите
делать?
САЛОМАТИН. Да не за них вы испугались. А как бы они на вас,
пасущих стадо, не кинулись, пока вы их потихоньку на тот свет
спроваживаете. Вот вы им и суете мораль и нравственность вроде
намордника. Да не бойтесь, не кинутся! Стадо у нас тупо, глупо,
лениво, трусливо и терпеливо. А что c ними делать? Хлорофосом
посыпать!
ЭЙДЛИН. ?!
САЛОМАТИН. Великий еврейский народ устроил же с
помощью Гит лера усекновение сухих ветвей древа Давидова. Это
гуманнее, чем пенсией по три тысячи… Да все еще в театральном
сопровождении Антона Павловича… Про трех сестер и дядю Ваню….
В Москву, в Москву!… А что им там с дядей Ваней в Москве делать?
Там всё уже украли! А из-под хлорофоса, кто жить захочет, кто
посмышленей – выкарабкается!
(Звонит внутренний телефон. Ираида Павловна берет
трубку.)
ИРАИДА ПАВЛОВНА (в трубку). Да… Да. Хорошо.
(Шерстневу). Вас. Секретарша, Валерий Иванович. У вас мобильный
отключен: не могла дозвониться.
ШЕРСТНЕВ (со вздохом берет трубку). Да! Алло?! Да, в
курсе… Я уже докладывал. Что? Из администрации? Области?…
Ничего… Пусть подождут. Что? Откуда? Из какой… какой
администрации? ( Как-то вдруг сразу обмякнув, севшим голосом ). И
что? Ясно… Сейчас! (Отворяется дверь, с ведром и шваброй входит
всё тот же санитар. Санитару). Ну, я же просил! А впрочем… ( Машет
рукой ). Перерыв! Соберемся через…(Смотрит на часы) полчаса.
(Саломатину ). А вы… вы можете отдыхать, Георгий Васильевич…
Спасибо! …
(Собирает со стола бумаги, перелистывает историю болезни
).
САЛОМАТИН ( поправляет). Александр Николаевич!
(Поднимается с кресла. Направляется к двери. Кланяется Эйдлину ).
Еще раз, профессор!
ЭЙДЛИН. Да. Да… Александр Николаевич… Но все-таки…
Ираида Павловна, можно?
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( пожимает плечами ). Сейчас уже…
Собственно…
ЭЙДЛИН. Александр Николаевич! Двадцать лет назад признать
вас невменяемым просила ваша жена.
САЛОМАТИН
Ира? Ты? Зачем?
( уже у двери запинается, поворачивается ).
( Ираида Павловна молчит )
ЭЙДЛИН.
Она почему-то решила, что если признать
наезжающие на вас машины бредом, то никакой кирпич вам в
дальнейшем случайно на голову не свалится. Поскольку достаточно
убрать человека социально. Вы же все твердили о какой-то, якобы,
мафии… Я уверял… (Помолчав ). …что без всяких оснований…
Однако жена ваша настояла. Плакала, уверяла, что без вас жить не
может. Ваша инвалидность её не пугала. Писатели… что ж…
Гениальность и сумасшествие почти всегда рука об руку. Гоголь,
Достоевский, Гаршин, Хлебников… Эдгар По, Ницше.. Да мало ли!..
САЛОМАТИН. Значит… меня в Гоголи, чтоб меня не трогали?
ЭЙДЛИН. Медицина учит ошибаться в пользу больного.
САЛОМАТИН. Интере-е-есный каламбур. Большой вы
гуманист, профессор. Буквально мать Тереза.
Так Гоголь, как
утверждают, сжег свои “Мертвые души”. И, между прочим, ему за это
чуть не медаль. А ко мне – зачем, почему? Да просто так хочу! Я так
желаю! Этого недостаточно ? Слава Богу, нам и без премий
нобелевских побираться не приходится.… Но, что с детьми мы не
успели… Это еще раз вам, профессор, спасибо!
ИРАИДА ПАВЛОВНА (устало). Ты уверен?
САЛОМАТИН. Что спасибо-то? Вполне!
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Что не успели…
САЛОМАТИН (коротко). Он Красавуцкий. Я наводил справки!
ИРАИДА ПАВЛОВНА (устало). Подвело справочное бюро…
Но он, между прочим, гордится таким гениальным, безвременно
ушедшим родным отцом, хотя и был усыновлен человеком
порядочным… Роман твой у него настольная книга.
САЛОМАТИН (поворачиваясь к профессору). Ну, вот! А вы
говорите: без суда… Тоже вывих мозгов. Сын, или не сын, а в этом
точно я виноват. Где он сейчас?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Не волнуйся, с братом своим в
Кембридже не встретится. Он парализован, если тебе доложило
справочное бюро… Травма, подвывих позвонков….
САЛОМАТИН. Ну, это не вывих мозгов. Это поправимо!
ИРАИДА ПАВЛОВНА (устало). Да… За сто, говорят, тысяч
долларов…
САЛОМАТИН (залезает в карман, вынимает оттуда кредитную
курточку). Вот кредитка. На ней, по-моему, осталось тысяч
пятьдесят… Правда в евро… На текущие расходы… А с клиникой
сейчас договоримся. (Вынимает мобильный телефон). Но ты-то! Что
ты-то все время тут молчала? Нет, я должен…
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Александр Николаевич… Вы ничего не
должны. Вы щедро расплатились выигрышами в лотереях. (В двери
появляются два санитара, вопросительно смотрят на Ираиду
Павловну). (Санитарам). Да, пожалуйста! Можете проводить.
( Санитары уводят Саломатина, который еще
оборачивается, прежде чем исчезнуть из поля зрения зрителей).
раз
ШЕРСТНЕВ (наконец собрав нужные бумаги). Больному не
могут дать госпремию, а здоровый не может от этой государственной
премии отказываться! А что нам делать? Ни больным признать нельзя,
ни здоровым!
( Взяв папку под мышку, выходит).
СОЛДАТЕНКОВ. Ну это, как я понимаю, надолго. Я на аппарат
вполне успею взглянуть!
( Выходит вместе с Ираидой Павловной и Эйдлиным, в
дверях ствлкивается с санитаром, держащим в руках ведро и швабру.).
САНИТАР ( вслед им ). Почтеннейшие, посмотрите, чтобы об
актерах хорошо позаботились! Вы слышите, пообходительнее с ними,
потому что цель их показывать каждому веку истории
- его
неприкрашенный
облик.
Если
тут
перестараться
или
недоусердствовать, несведущие будут смеяться, но знаток опечалится.
СОЛДАТЕНКОВ (вполголоса). А играющим дураков запретите
говорить больше, чем для них написано! ( Ираиде Павловне). Это я о
себе… (Громко). Антракт! Антракт!
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Тот же кабинет заведующей экспертным отделением. Санитар в
белом халате заканчивает уборку. Отставляет швабру и ведро в угол.
Садится за стол, перебирает на нем истории болезней.
САНИТАР (открывает одну историю болезни, читает).
“…Возмущается помещением для экспертизы в психиатрический
cтационар…
Больным себя не считает…“ (Закрывает историю
болезни). Выпытыванию он не поддается! Едва заходит о здоровье
речь, он ускользает с хитростью безумца. Я знал его. Бедный Йорик!…
Упрятали в карантин, ибо безумие болезнь очень заразная.
( В это время открыватся дверь и стремительно врывается жена
Саломатина. )
САЛОМАТИНА ( буквально влетая, с налета ). Вы у меня еще!...
(Недоуменно озираясь). Где? Все?!
САНИТАР (приосанившись, вполголоса). Буйная… С ней надо
лаской… (Громко.) День добрый! К вашим услугам, сударыня…
CАЛОМАТИНА (все еще оглядываясь, сквозь зубы). Привет! А
где остальные?
САНИТАР. Последовали за процессом…
САЛОМАТИНА. За каким процессом?
САНИТАР. За лечебным. Как было сказано нашим главным
врачом, процесс пошел! С тех пор только за ним поспевай! Присядьте,
успокойтесь… У вас тоже все будет хорошо….
САЛОМАТИНА. Мне нужен главный! Срочно!
САНИТАР ( отодвигаясь). Так уж сильно торопиться не надо…
Сюда, знаете, дорога широкая, а отсюда….
САЛОМАТИНА. А вы что? Доктор?
САНИТАР (приосанившись). Есть искусство врачевания, и есть
врачевание искусством. Sapientis sat! Умному достаточно. Я понятно
выражаюсь по латыни?
САЛОМАТИНА. В смысле – профессор, что ли?
САНИТАР. Приходилось бывать и профессором. Если вам
угодно…
САЛОМАТИНА. Нам угодно!
САНИТАР (отодвигаясь, про себя вполголоса). Надо лаской…
(Саломатиной ). Зачем вам главный? Позвольте поинтересоваться…
САЛОМАТИНА. Нам неправильно поставили диагноз!
САНИТАР ( осторожно). Если уж его поставили, то теперь,
знаете ли, так просто не положишь. Только вместе с больным. А вы
какой хотели?
CАЛОМАТИНА. Шизофрению.
САНИТАР (изумленно). И неужели отказали?
САЛОМАТИНА. Хотя все симптомы налицо!
САНИТАР (в сторону). Да уж, тут мимо не проедешь…
(Саломатиной). Но для верности надо было порепетировать!
САЛОМАТИНА. То есть как это?
CАНИТАР. Ну вот… например… Вам дают, например, лист
бумаги со всякими там пятнами. Тест Рор-Шаха. И спрашивают: на что
это похоже?
САЛОМАТИНА. И на что это похоже?
САНИТАР. Сегодня смело можно говорить, что на серп и
молот. Еще недавно ты с этим был нормальный, а сегодня для
нормальности нужно видеть двуглавого орла, с которым недавно ты
был бы шизофреником, когда нормально было видеть серп и…
САЛОМАТИНА. И двуглавый молот! А если дать ИМ
посмотреть, и чтобы ОНИ увидели… ну… тысяч пятьдесят баксов?
САНИТАР. Это явится убедительной критикой чистого разума.
САЛОМАТИНА. Приятно иметь дело с умным человеком! Под
замок, под замок его!
САНИТАР (задумчиво). А общечеловеческие ценности?
CАЛОМАТИНА. У него крыша поехала! И ценности под ней,
извините, не общечеловеческие! Но каждый теперь норовит их в свой
карман! Жулики!
САНИТАР. Чем меньше у них достоинств, тем больше пусть их
будет у вашей доброты.
САЛОМАТИНА. Я мало раздала еще?...
САНИТАР. Слова, слова, слова…
САЛОМАТИНА. Без слов! (Берет со стола лист бумаги, ручку,
рисует на листе многозначное число. Поворачивает лист лицом к
сидящему за столом. Многозначительно). Так нормально?
САНИТАР ( смотрит на лист бумаги, удивленно ). … Десятков
тысяч денег не жалко за какой-то сена клок!
САЛОМАТИНА. Правильно поняли. Чтобы был овощ овощем!
Он еще здесь, видите ли, жену нашел! Или она его? Да!… И срочно
надо оформить опекунство!
( Входят Ираида Павловна и Солдатенков. )
СОЛДАТЕНКОВ ( Ираиде Павловне, продолжая начатый за
дверью разговор ). А я ведь, Ираида Павловна, питал к вам вполне
серьезные чувства. Я к вам с рукой и с сердцем. Ну, почему мне так с
женщинами не везет? Вот и с этой машиной тоже… А знаете, сколько
там цилиндров?
ИРАИДА ПАВЛОВНА (рассеянно). Что? Какие цилиндры?
СОЛДАТЕНКОВ. Вам, как жене миллиардера, всё теперь
конечно по барабану! Оформите развод, и… Как пели во времена
развитого социализма, тебе половина, и мне половина! А я опять с
фантиком от конфетки… “Линкольн- адмирал”! Всего за пару тысяч
баксов. И это, как бы и не взятка, просто цена у них такая по доброте
души. И небольшая у них к этому, маленькая такая просьба… А я
отказался. Как будто больше одним дураком, или меньше… Вот так
всегда: только решу стать нормальным членом рыночного общества,
как опять меня пешком сворачивает на стезю честного идиотизма!
Ведь одним дураком все равно стало больше. Стоит только в зеркало
взглянуть… Его, видите ли, оскорбляет, почему он, неглупый,
знающий человек, должен не трудом кормиться, а воровать?
(Понижает голос, оглядывается). А знаете, что тут самое главное?
(Оглядывается, понижая голос). Главное, что хозяин этого
“Линкольна” никогда на него уже прав бы не предъявил…. Понятно?
САЛОМАТИНА (выходя вперед). Самое главное я сейчас
скажу! Это кто здесь жена миллиардера? Ну-ка, ну-ка,.. (Ираиде
Павловне ) А… Узнала, значит? Своего мужа в миллиардере? И долго
узнавала? Да за такие бабки я в кобыльей заднице родную маму
узнаю!
ИРАИДА ПАВЛОВНА (сухо).
безусловное.
Не сомневаюсь… Сходство
САЛОМАТИНА. Надо же!… Наша медицина – самая гуманная
в мире! Усыновили сиротку миллиардера! Невменяемый, так можно
безнаказанно и попользоваться? Он ни-ког-да ни-ка-ким А-на-стась-е-вым не был! Ясно? Он вообще из детдома. Зарубите на носу! И ни-каких у него бедных родственников. Тем более жен. Он подкидыш! Я
вам сотню его друзей детства из детдома приведу в свидетели вместе с
воспитателями!
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( сухо). Не сомневаюсь…
САЛОМАТИНА ( оглядывает ее с ног до головы ). Ладно бы
еще в бабушки записалась!
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( сквозь зубы). Пошла вон!
САЛОМАТИНА. Что-о-о?!
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Достаточно понятно выразилась. Помоему.
САЛОМАТИНА. Теперь я выражусь!… По- своему. Ты, сука
хитрая, ни цента не увидишь! Въехала?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Вон!
ШЕРСТНЕВ (входя). Что за шум? В чем дело?
ИРАИДА ПАВЛОВНА (сухо). Прошу посторонних покинуть
кабинет.
ШЕРСТНЕВ (Саломатиной). А… Cнова вы… Ну, что это?
Пожалуйста, пожалуйста! Попрошу! Я ведь вам уже говорил. Попрошу
немедленно! Как вы вообще сюда попали?
СОЛДАТЕНКОВ (вполголоса). Зарплата маленькая… У всех…
ШЕРСТНЕВ. Сергей Альфредович!… (В это время у Шерстнева
звучит мобильный телефон. Он достает трубку). Да? Да, да! Конечно!
Извините, я вам перезвоню! (Убирает мобильник в карман.
Саломатиной). Пожалуйста! Попрошу!
САЛОМАТИНА. Аферистку в экспертную комиссию, а меня?
Законную жену? Меня попрошу? (С угрозой.) Здесь, оказывается, еще
тот дурдом! Один профессор - нормальный человек, с кем можно
разговаривать… (Передразнивает.) Извините, я вам перезвоню… Вам
самому скоро перезвонят! (Выходит из кабинета ).
ШЕРСТНЕВ
перезвонили…
(вытирая
лоб
платком,
вполголоса).
Уже…
ЭЙДЛИН ( входя, сталкивается в дверях с Саломатиной, которая
грубо отталкивает его плечом с дороги. Недоуменно спрашивает у
Шерстнева). Кто это?
ШЕРСТНЕВ. Не узнали? А она о вас тут, между прочим, очень
лестно отзывалась. Жена Саломатина… То есть Анастасьева… То есть
Анастасьеву-то она не жена… Жена Анастасьева вот… ( Указывает на
Ираиду Павловну ). Я тут уже запутался!
САНИТАР. Заключите меня в скорлупу ореха!
ШЕРСТНЕВ. Заключите его, куда он просит, в конце концов!
Почему тут до сих пор тут больные?
САНИТАР. Почему до сих пор больные ? Остроумней было бы
сказать это их врачам.
ШЕРСТНЕВ. Что? Сергей Альфредович! (Санитар вскакивает
из-за стола, подхватывает ведро и швабру, и быстро исчезает из
кабинета. ) Заключите его в скорлупу ореха!… Быстро! Что это
вообще такое?
CОЛДАТЕНКОВ. Шекспир…
ШЕРСТНЕВ. Спасибо. А я думал, - Шиллер. Почему у вас
здесь…? (Останавливается, трет лоб). Да… Что ж… Давайте
продолжим. Ситуация тут складывается… Cовет директоров требует
признать здоровым: иначе у них миллиардные контракты летят, как
подписаные, получается, невменяемым. Резонно… А жена настаивает
на невменяемости. Тоже резонно… (Бросает взгляд на Ираиду
Павловну). Ее можно понять. Претендент в мэры!… Его тоже можно
понять! А комиссия по госпремиям во все колокола бьет:
государственный лауреат не может быть шизофреником! Губернатор
тоже склонялся… А теперь вот… Как тут разрулить? Но слава Богу у
нас Марк Моисеевич есть!
ИРАИДА ПАВЛОВНА. А я, полагаю, могу быть свободна?
ШЕРСТНЕВ. Вот вы-то как раз нам еще очень понадобитесь!
СОЛДАТЕНКОВ. Она еще в права наследства не вступила,
Валерий Иванович!
ШЕРСТНЕВ. Вы дошутитесь, Сергей Альфредович!
Раскладывает на столе принесенные с собой бумаги.)
(
СОЛДАТЕНКОВ (вполголоса). Какие шутки…
(Ираиде
Павловне вполголоса.) Боюсь, что и не вступите… Я уже говорил вам
какую машину мне почти даром предлагают? Ту, которая в качестве
вещдока в ментовке должна стоять. ( С досадой.) Ну, что меня всё на
стезю идиотизма пешком сворачивает…
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( вполголоса). Сергей Альфредович, кто
у нас сегодня на вахте?
СОЛДАТЕНКОВ (свистящим шепотом). Вы… Вы, Ираида
Павловна, очень сильно подумайте! Вам сам Бог такой шанс послал!
Такое бывает раз в жизни. Другого раза не будет!
ШЕРСТНЕВ ( закончив с бумагами). Сергей Альфредович,
может и нас подключите к вашему предмету обсуждения? Нет?
Вернемся к нашему!… Ваше мнение, коллеги… Сергей Альфредович!
СОЛДАТЕНКОВ.
Поведение упорядоченное. Двигательно
спокоен. Во времени и пространстве ориентирован правильно.
Продуктивной симптоматики не выявляется. Контактен. В беседу с
врачом вступает охотно. Эмоционально сохранен. Книг и газет во
время пребывания в стационаре не читал…
ШЕРСТНЕВ. В пределах нормы! У меня лично… Как я думаю
и у других (поворачивается к Эйдлину ), сложилось впечатление, что
испытуемый совершенно адекватен. Но…
Там… (Поднимает
указательный палец вверх ) настаивают, что человек, претендующий
на авторство книги удостоенной Государственной премии с целью
публично отречься от нее, нормальным быть не может. И тут мы, как
бы, вступаем в противоречие с государственными интересами. С
другой стороны, совет директоров международного концерна никак не
может допустить, чтобы их глава был признан невменяемым. Если
окажется, что миллиардные контракты подписывал невменяемый
человек, то они естественно аннулируются. Это с другой стороны. Как
будто, если окажется, что их подписывал человек с другой фамилией,
им будет легче. С третьей стороны также требуют, чтобы лауреат
Госпремии был нормальным. Раз уж удостоили. С четвертой стороны –
губернатор убежден, что претенденту на кресло мэра, которого он
целиком поддерживает, специально подложили в нашу больницу эту
свинью…
ЭЙДЛИН (вполголоса). Все-таки мы, русские, очень поэтическая
нация.
ШЕРСТНЕВ. …поскольку получается, что нынешний кандидат
в наши мэры определил в свое время гордость нашей литературы в
дурдом…
СОЛДАТЕНКОВ. Куда?
ШЕРСТНЕВ. Да! И заставил нашего уважаемого профессора…
Марка Моисеевича… практически под диктовку сделать здорового
человека шизофреником… Конечно, у него там, у претендента в мэры,
нехорошо получается… Но мы-то тут при чем? И… Короче говоря, у
нас такая ситуация: ни здоровым не можем признать, ни больным!…
Если бы не Марк Моисеевич…
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Разрешите отлучиться!
СОЛДАТЕНКОВ (наклонясь к Ираиде Павловне, вполголоса).
Ираида Павловна… Если он останется здесь, хотя бы и навсегда – у
вас еще есть шанс. А если…
ШЕРСТНЕВ. Ираида Павловна, минуточку… Да, случай
уникальный! Я бы сказал, каверзный. Я бы даже сказал, почти не
имеющий решения. Но, к счастью, с нами уважаемый наш Марк
Моисеевич! Он авторитет непререкаемый. И, слава Богу, одной ногой
он уже там!
ЭЙДЛИН. Где я одной ногой?
ШЕРСТНЕВ. В оплоте демократии!
ЭЙДЛИН. Все-таки мы, русские…
ШЕРСТНЕВ. Пожалуйста, Марк Моисеевич! Вы нашли в себе
мужество столько шизофреников признать в конце концов здоровыми
людьми. Вам слово!
ЭЙДЛИН. Когда мой коллега…
ШЕРСТНЕВ. Это кто? Сергей Альфредович?
ЭЙДЛИН. Да. Когда мой коллега говорил о том, что наш
испытуемый полностью ориентирован во времени, но не обосновал…
ШЕРСТНЕВ (прерывает). Число, день недели, время года… Все
назвал правильно. Обоснование диагноза оставим на потом. Сейчас
ваше мнение, профессор, cобственно о диагнозе? Ваше мнение, как
человека, вынужденного в условиях тоталитаризма выставлять
диагнозы не совпадающие с врачебной совестью… И мужественно их
потом пересматривающего! Для нас это сейчас особенно важно.
СОЛДАТКИН ( вполголоса, в сторону). Естественно… Третий
этаж еще не достроен…
ШЕРСТНЕВ. Вы можете высказываться совершенно свободно,
как сегодня уже бескомпромисный человек!
ЭЙДЛИН. Спасибо. Я постараюсь… Был и со мной грех, как
ни печально признаться. Говорили: “надо”, и приходилось признавать
человека больным. Потом говорили: “надо, чтобы он был здоров”. И я
признавал. Хотя иногда он так и оставался больным. Я, знаете, не
герой. Я учился на врача в стране, где моего папу выдали эсесовцам
благодарные пациенты. Он похоронен под Киевом. Но теперь я одной
ногой уже больше, чем в оплоте демократии. Вы в самом деле хотите
услышать мое мнение?
ШЕРСТНЕВ. Конечно, мы останемся тут…
подписью мы… Мы как-нибудь тут!... Отобъемся.
Но с вашей
ЭЙДЛИН. Ну, хорошо… Тогда пожалуйста… ( После паузы).
Шизофрения.
ШЕРСТНЕВ ( ошарашенно). Это… в каком плане? Мы помним,
что вы были вынуждены когда-то… Мы все были под гнетом
тоталитарного режима, все зависели от политики… Я имею в виду
какой … сейчас! Диагноз…
ЭЙДЛИН. Тот же самый. Извините, я постарался не зависеть от
политики, как вы просили.
ШЕРСТНЕВ (ошарашенно). Возьмите себя в руки, профессор.
Вы… вы не торопитесь. Случай, конечно, уникальный, но все-таки….
ЭЙДЛИН. Я бы не сказал, что такой уж уникальный. Возьмем
простой пример. Вот этот ваш санитар… Бывший актер… Чем он
отличается от нашего испытуемого?
ШЕРСТНЕВ. У него только скорлупа от Шекспира.
Сумасшедший может заработать миллиард? Вот вы попробуйте! А
обследуемый у нас ориентируется совершенно правильно: число, день,
месяц… И в Дне Победы ориентируется, и что такое Пасха знает! Что
еще надо, чтобы быть здоровым? Так что, я думаю, у психиатрии
претензий по ориентировке быть не может.
ЭЙДЛИН. Да, я помню, что мой коллега ( поклон в сторону
Солдатенкова ) нам это продемонстрировал. Но разве ориентация в
реальном мире подразумевает только это?
ШЕРСТНЕВ. А что еще? Во временах года? Полностью!
ЭЙДЛИН. А в плане социальном?
СОЛДАТЕНКОВ. Дай Бог каждому!
ЭЙДЛИН. Боюсь, что коллега, как и наш испытуемый, придает
материальному фактору несколько большее значение, чем тот того
заслуживает. По крайней мере, в нашем случае…
ШЕРСТНЕВ (настороженно). Что вы хотите сказать, профессор?
ЭЙДЛИН. Я хочу сказать, что наш испытуемый убежден деньги могут всё!
ШЕРСТНЕВ. Почему всё? Насколько хватит.
СОЛДАТЕНКОВ. У него, Марк Моисеич, и вилла на Лазурном
берегу! С миллиардом это пожалуйста!
ЭЙДЛИН. Деньги даются не просто так. Большие деньги, я
имею в виду.
Большие деньги накладывают определенные
обязательства. И социальные роли. Число миллионов у человека это,
скажем, ну… как количество звездочек на генеральских погонах. А
генералы, уважаемые коллеги, тоже обязаны жить по уставу. И сами
собой они не командуют.
ШЕРСТНЕВ (с холодком). Интересно…
командует?
ЭЙДЛИН. Верховный главнокомандующий…
А кто же ими
ШЕРСТНЕВ. Наш президент?
ЭЙДЛИН (переходя почти на шопот). Знаете, я скажу вам по
секрету, что он тоже собой не командует!
ШЕРСТНЕВ (уже откровенно холодно). Ну да, им командует
ваш президент! Американский.
ЭЙДЛИН (отрицательно качает головой). Нет! Тот тоже не
может себе этого позволить.
ШЕРСТНЕВ ( холодно). Понятно: израильский премьер… Ими
обоими.
ЭЙДЛИН. Ни в коем случае! Хотя, может быть к
главнокомандущему он ближе всех. Но даже тогда он просто простой
рупор, который держит в руке своей…
ШЕРСТНЕВ (с откровенной уже издевкой). И кто это держит
рупор в руке своей? Может быть вы нам скажете?
ЭЙДЛИН. Я скажу… Но боюсь, что вы мне не поверите… Тот,
кто создал весь этот универсум…
СОЛДАТЕНКОВ. Универсам?…
ЭЙДЛИН. Универсум… Но, если хотите, коллега… Если
хотите… Можно назвать и так, как предлагаете вы. Большой торговый
центр с прилавками, подсобками, темными складскими помещениями
и яркими витринами…
СОЛДАТЕНКОВ. С менеджарами по рекламе…
ЭЙДЛИН (невозмутимо). Непременно. И со всеми своими
продавцами, кассирами, грузчиками, охраной, крысами, с
бухгалтерией и манекенами… И с управляющим, который вправе
ожидать соответствующего поведения своих витринных моделей.
ШЕРСТНЕВ. Интересно… Поведение у Саломатина, или как
его… упорядоченное. Какого же еще поведения недостает вашему
еврейскому Богу? Если я правильно понял? Можно это
сформулировать?
ЭЙДЛИН. Какого? В разное время разного…
ШЕРСТНЕВ. Ну, да. Есть время разбрасывать камни, и есть
время собирать… Этот талмуд мы помним.
ЭЙДЛИН. Время обнимать и время уклоняться от объятий…
ШЕРСТНЕВ. То есть вы уклоняетесь теперь
обниматься?… Как кидать камни, так в наш огород…
с
нами
СОЛДАТЕНКОВ (вполголоса). А собирать в нашем огороде
чужих жен.
ШЕРСТНЕВ. Тоже интересно. Но вот нашего Саломатина, или
как его… Анастасьева. Его поведение чем науку не устраивает?
Можно это сформулировать? Поведение бывает нормальное, или
ненормальное. У Саломатина, или как его? Анастасьева. По-моему,
нормальное! Социально ориентированное! Какие тут могут быть
возражения?
ЭЙДЛИН. Социум, вместе со всем космосом, находится в
постоянном движении. Только что мы были здесь, и вот уже мы в
другом месте. Но направление движения, его замысел правильно
ориентированный здоровый идивидуум должен чувствовать. Как актер
– замысел режиссера. Иначе непонятливому индивидууму приходится
не только доигрывать свою роль в доме скорби, но и играть
покойников в анатомическом театре.
СОЛДАТЕНКОВ. Что же ваш папа не понял замысел
режиссера? Уехал бы в Биробиджан, который специально организован
был подальше от Бабьего Яра? Иосифом Виссарионовичем, кстати,
которого вы, евреи, почему-то всё проклинаете, и который евреев туда
чуть не палкой загонял…
ЭЙДЛИН. Понять замысел бывает иногда не так просто даже
для еврея. Вы правы, молодой человек, вы правы… Бедный папа мог
бы остаться жив. Но он не хотел в Биробиджан, он хотел в землю
обетованную. Может быть вы не знаете, но среди киевских евреев был
слух, что Гитлер тоже обещал переселить их в землю обетованную?
CОЛДАТЕНКОВ. В Палестину? Переселил!
ЭЙДЛИН. Если вы думаете, что для еврея земля обетованная –
это только Палестина, то это, к несчастью, не всегда так. А может
быть папа просто решил переупрямить Бога? С евреями и это, к
несчастью, иногда случается. Они берут и изобретают себе на голову
собственный божий замысел.
ШЕРСТНЕВ. Смысл, замысел… Я, извините, не догоняю
смысла всей этой философии! Какое это отношение имеет к нашей
сегодняшней экспертизе? К Саломатину, или как его… К Анастасьеву?
Это к философам. Психиатры таким вещами не занимаются.
ЭЙДЛИН. А вот один психиатр, - может быть вы его знаете? -,
взял и написал труд “Смысл и назначение истории”…
ШЕРСТНЕВ. Не имею удовольствия знать. Тоже о земле
обетованной? Тоже еврей?
СОЛДАТЕНКОВ. Карл Ясперс…
ШЕРСТНЕВ. Вот я и говорю. То Маркс, то Ясперс…
ЭЙДЛИН. Как ни странно, нет. В этом наихристианнейшем из
миров, каждый поэт – жид.
ШЕРСТНЕВ. Тоже Карл Ясперс сочинил?
СОЛДАТЕНКОВ. Марина Цветаева…
ШЕРСТНЕВ. Чего только вы не знаете, Сергей Альфредович! А
ходите пешком.
ЭЙДЛИН. Мы русские – очень поэтическая нация. Но вы
говорили, звонившие вам оттуда (Эйдлин показывает пальцем вверх)
наставают на реабилитация автора удостоенного государственной
премии? Никто не возражает, чтобы его признали психически
здоровым…
ШЕРСТНЕВ. Даже приветствуют!
ЭЙДЛИН. Но… посмертно. А который живой, и который
собирается с этой премией расплеваться…
ШЕРСТНЕВ. Что-то я не уясню… К чему вы клоните? Вы что,
хотите сказать, что сейчас Саломатин, или как его… Что он сейчас шизофреник?
ЭЙДЛИН (помолчав). Не только сейчас. Но и тогда.
ШЕРСТНЕВ (чуть не подскакивает на месте). Профессор! Когда
вы уезжаете?
ЭЙДЛИН. Через неделю.
ШЕРСТНЕВ. Через неделю вам всё уже по барабану! Вы же
можете поставить сейчас совершенно независимый диагноз!
ЭЙДЛИН. Я и ставлю. ЭсЦеХа.
ШЕРСТНЕВ. Погодите, погодите… Давайте сосредоточимся!
Не торопитесь. Подумайте хорошенько.
ЭЙДЛИН. Шизофрения.
ШЕРСТНЕВ (после зловещего молчания). Так… Вы обещали
обосновать свой диагноз.
ЭЙДЛИН. Да, конечно. Давайте возвратимся к вашему бывшему
актеру. Его диагноз у вас сомнений не вызывает, не так ли?
ШЕРСТНЕВ. Ну, предположим…
ЭЙДЛИН. А в чем, собственно, разница? В чем проявляется его
болезнь? В том, что он, актер - профессионал, отказывается играть
предлагаемые ему режиссером роли. Но в широком смысле, весь мир
наш, как говорил Шекспир, театр. И все люди в нем так, или иначе,
актеры… Есть политический театр. Театр военных действий…
СОЛДАТЕНКОВ. …Анатомический театр!
ЭЙДЛИН. Чем два предыдущих в большинстве случаев и
оканчиваются, если актеры плохо справляются со своими ролями. И
есть давняя методика лечения душевнобольных - психодрама Морено.
Ставятся силами больных пьесы. Больным предлагают выбирать себе
там роли… Подобный метод лечения предполагает восстановление
самоидентификации в социальной роли. А тот, кто упрямо не желает
поступать так, как требует возложенная на него социальная роль…
ШЕРСТНЕВ. Как- то все очень замысловато…
ЭЙДЛИН. Если просто и коротко: нормальные люди в
психиатрические больницы не попадают.
ШЕРСТНЕВ ( прерывая). Та-а-ак… Это интересно. Для
театроведов. Но, к сожалению, мы, приглашая вас, профессор,
упустили из виду, что, как почти иностранный теперь подданный, вы у
нас – увы!- не правомочны. Нам очень жаль. Извините, что зря
побеспокоили. И спасибо! Спасибо, Марк Моисеевич! За беспокойство
вам бухгалтерия оплатит… Но мы, собственно, не имели права
привлекать вас в качестве эксперта. Вы у нас уже, собственно, не
работаете… Это моя ошибка. Надо это честно признать. Совсем
выпало из головы со всей этой кутерьмой. Придется собрать комиссию
еще раз. Тем более, что испытуемый у нас не дообследован… Сергей
Альфредович,
а
где
у
нас
компьютерная
томография?
Эхоэнцефалограмма? Почему вы представили Саломатина, или… как
его, Анастасьева?… на экспертизу не дообследовав?
СОЛДАТЕНКОВ. Я думал…
ШЕРСТНЕВ. Редко вы думаете, Сергей Альфредович, но и в
этих случаях, к сожалению, не головой. Так что, давайте… А перед
Саломатиным, или как его?… придется извиниться. Ираида Павловна,
пригласите пожалуйста…
ИРАИДА ПАВЛОВНА (поднимает трубку внутрибольничной
связи). Алло! Раечка! Алло! (Нажав на рычаг телефонного аппарата,
дует в трубку. ) Алло… Алло… Нет… Не работает! ( Встает с места.)
Я приведу сама.
СОЛДАТЕНКОВ (тихо). Ираида Павловна… Ведь его вашим
мужем признали. Анастасьев, какой он ни будь, это… Подумайте!
Полмиллиарда…
(Ираида Павловна, не отвечая, выходит)
( Некоторое время все сидят в молчании. Потом поднимается с
места Эйдлин. )
ЭЙДЛИН. Счастливо оставаться, коллеги…
вешалке, одевает плащ ).
(Подходит к
ШЕРСТНЕВ. Так… Теперь ясно, почему супруге нашего
Саломатина… или как его?… вы так понравились, Марк Моисеевич…
ЭЙДЛИН ( одев плащ в один рукав). Что именно ясно?
ШЕРСТНЕВ. Что именно– ясно. Не ясно только за сколько!
ЭЙДЛИН. А-а-а… Примитивно, коллега…
ШЕРСТНЕВ. Бессребренник, хотите сказать? Так за что вы
определили сейчас человека в шизофреники? За идею? За отца мстите?
Бесплатно? Раньше тихим сапом русских людей упаковывали в
шизофреники… А теперь распределяем роли уже во всемирном
масштабе? Всемирный театр Морено? Счастливого пути!
Упаковывайте свои американские чемоданы!
ЭЙДЛИН (со вздохом). Да… Придется еще много кое-чего из
них выкидывать…
СОЛДАТЕНКОВ. Марк Моисеевич, раз уж о театре… Почему
это режиссеры – сплошь евреи? Как чего-нибудь срежиссировать у нас
какое-нибудь такое, так обязательно еврей! Вот, например, Штурман…
ЭЙДЛИН. Да, некоторые утверждают, что евреи организуют
всё, вплоть до собственного Холокоста. Но вот, например, Штурман…
СОЛДАТЕНКОВ. Вы скажите, что Штурман – это бурный
человек? Зачем мне, дураку, надо было девять лет учиться на врача?
Надо было тоже лучше в мячик играть. Штурман – это человек,
который держит нос по курсу!…
ШЕРСТНЕВ. … доллара!
СОЛДАТЕНКОВ. То верным путем идете, товарищи! То –
неверным ! То снова верным!
ШЕРСТНЕВ. Сусанины…
ЭЙДЛИН ( вздыхает). Сусанин меня убедил окончательно. Всетаки мы русские…. Давайте, я подпишу. (Помолчав). Правда, я не
думаю, что я поступаю так в пользу больного. Если Карл Ясперс был
прав и история имеет свой смысл.
ШЕРСТНЕВ. Товарищ Карл Маркс Ясперс? Безусловно! Если
все дело в прибавочной стоимости, то бухгалтерия вам этого не
забудет! Так! Я поставил свою подпись… Сергей Альфредович! Вы…
Берите, берите
пример гражданского мужества с
Марка
Моисеевича… (Протягивает акт Эйдлину). Профессор, пожалуйста!..
Затемнение. Из затемнения – коридор больницы. Ираида
Павловна, Саломатин, санитары.
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( санитарам). Спасибо. Я отведу его
сама.
( Санитары удаляются)
САЛОМАТИН. Ну-с, конвоируй далее… Руки за спину?
ИРАИДА ПАВЛОВНА (устало). Руки? Руки вверх, Cаша! Пора
сдаваться.
САЛОМАТИН. Не понял юмора. А знаешь, Ириша, я долго
искал дом, где мы с тобой жили. Вместо него почему-то биллиардный
клуб.
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Тот наш дом давно снесли.
САЛОМАТИН. А куда же они собрались в мою честь
мемориальную доску привинчивать? (Задумчиво). Пожалуй, я этот
клуб куплю, снесу, и восстановлю всё как было. Два этажа, низ
кирпичный, верх деревянный… И полный коридор старух… Одна
была даже немка – Кирш… По-моему, это вишня, по-немецки?
Угощала пышками и всё показывала крестик на шее, и говорила: “Я –
русская! Русская! Честное слово! Майн эренворт!”
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Это невозможно.
САЛОМАТИН. Ира, я ведь действительно миллиардер!
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Где ты возьмешь полный коридор
старух? Они все поумирали. Все до одной. И давно уже никто никого
не угощает пышками. Майн эренворт.
САЛОМАТИН. А жалко… Я получал тогда 130 рэ и, как ни
странно, был счастлив. За занавеской в углу за книжным шкафом
сочинял роман. По ночам. Занавеска, помнишь… была ситцевая
линялая, разбитая пишущая машинка половины букв не
пропечатывала, но я был уверен, что осчастливливаю человечество.
Осчастливить человечество не получилось. Но остальное… остальное
теперь в наших силах. Вот восстановлю свое настоящее имя, и, чтобы
не быть двоеженцем, разведусь.
ИРАИДА ПАВЛОВНА. С кем?
CАЛОМАТИН. Интересный вопрос. А, пожалуй, и дело свое
прикрою. Это ведь, знаешь, галера. Это как на велосипеде: пока
крутишь педали – в седле, перестал крутить – свалился…. И крути так
до смерти. А ведь два обеда не съешь, и на двух кроватях спать не
будешь. Есть такие, кому это в кайф. А я их стал крутить просто
потому, чтобы в грязь не затоптали. Но, знаешь, притомился. И две
жены мне, собственно… Так как? Примешь безработного? С
полмиллиардом?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Саша, сейчас о другом! ( Снимает с
себя белый халат. Саломатину). Я думаю, что надо торопиться! Вот
надевай! И скорей!
САЛОМАТИН. Подожди, подожди… Куда? Что с тобой?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Я выведу мимо охраны, хватай такси,
и… как можно быстрее и дальше! Если не хочешь остаться тут
навсегда!
САЛОМАТИН (иронически). Что? На этот раз профессор,
убывающий в Америку, решил не успокоиться на Гоголе?
Осчастливить меня еще, и как безумного Эдгара По?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Давай без шуток! Ты не представляешь,
какие серьезные люди за это взялись. Для них ты уже не существуешь.
Они даже своих денег на взятки не тратят. Твой “Линкольн”
предлагали нашему Солдатенкову.
САЛОМАТИН. Да? И что он?
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Отказался.
САЛОМАТИН. Зря. Испортила ты, Ира, жизнь подчиненным.
Равняясь на твое бескорыстие, они вынуждены жить впроголодь. Но
ты-то периодически кое-что и “выигрывала”… Так что тут и моя вина.
Обязуюсь премировать доктора Солдатенкова.
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( в отчаянии). Саша!…
САЛОМАТИН (поглаживая её). Успокойтесь, мэм! Я тоже
далеко не бобик. Меня?! Закрыть здесь?! Да положил я теперь на всех
с прибором! Здесь я, собственно, по своей доброй воле. Я освобожден
под залог. И в любой момент…
Не могу? Сейчас я тебе
продемонстрирую! Так… Смотри… 18.. 32.. 458.. (Набирает номер на
мобильнике. Пояснет.) Это моя охрана. ( В трубку.) Георгий, слушай, а
если меня закрыть здесь захотят? Что? Прямо ко мне в палату? И на
броне? (Ираиде Павловне). Вот, говорит, что увезет на танке! Так что
на первых порах я могу обойтись и без “Линкольна”…
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Cаша, теряем время!
САЛОМАТИН. Ира! Да, успокойся ты! Давай лучше о деле. Я
дал тут поручение, и мне только что отзвонили… Сына твоего…
(поправляется) нашего примут в клинику, в Базеле. Место
зарезервировано. И потом, нам наше двоеженство надо как-то
уладить… Понимаешь, я подумал, а что если нам… Но сначала Базель.
ИРАИДА ПАВЛОВНА (хватется за голову). Какой Базель?! (
Тянет его за рукав.) Быстро! Быстро!
САЛОМАТИН ( освобождаясь, полушутливо, но холодно ). Ноно! Без рук. Извини, Ира, мы, мультимиллионеры от такого обращения
давно отвыкли! (Меняя тон.) Ира, я давно уже не тот шизик, какого ты
помнишь. Я такой тертый, что не дай тебе Бог! Меня два раза
взрывали, один раз контрольного выстрела не успели сделать… А всех
моих корешей уже нет. Я теперь такой железный, Ира, что от меня
даже пули отскакивают. ( С горечью.) А ведь я хотел всего-навсего
когда-то тихо, спокойно проживать на свои сто тридцать… романы
писать…
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Саша! Я тебя умоляю! Или… Скажи,
что пошутил. Еще не поздно. Никакой ты не Анастасьев. Пошутил.
Мало
ли
какие
у
мультимиллионеров
бывают
бзики?
Мультимиллионерам это прощается.
САЛОМАТИН. Любить ты меня не хочешь. Но если я не
Анастасьев, то как мы с тобой разведемся? Надо честно по закону
поделиться пополам.
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Мне ничего не нужно! Накинь халат. И
быстро… О чем ты cейчас? (В отчаянии). Саша!
САЛОМАТИН. Ира! Не парься, как выражается мой отпрыск.
Весь ваш гадюшник, где шеф ваш взятками живет, я на корню могу
купить. Со всеми его тараканами.
( Открывается дверь из кабинета в коридор, в проем
высовывается Шерстнев.)
ШЕРСТНЕВ. Ираида Павловна, мы вас заждались!
ИРАИДА ПАВЛОВНА (обреченно). Идем…
( Они с Саломатиным переступают порог, и мы снова в ее
кабинете )
ШЕРСТНЕВ. Георгий Васильевич!
САЛОМАТИН. Александр Николаевич…
ШЕРСТНЕВ ( поспешно) Да, да… Конечно! Александр
Николаевич! Хочу вас поздравить! Психиатрическая – ныне
совершенно независимая! - судебно-экспертная комиссия закончила
свою работу. И признала вас абсолютно психически здоровым!
САЛОМАТИН (с иронией). Вот уж не ожидал…
ШЕРСТНЕВ. Как вы и просили, в комиссии принимал участие
профессор Марк Моисеевич Эйдлин.
САЛОМАТИН ( с иронией). И он не против? Марк Моисеевич
сейчас ведь, как я понял, большой поклонник гуманизма. Он не в коем
случае не согласен ни на единой слезинке ребенка…
ШЕРСТНЕВ. Марк Моисеевич большой авторитет в научном
мире, так что вывод комиссии окончательный и, как говорится,
обжалованию не подлежит. И бухгалтерия, гм! - я думаю, ему этого не
забудет?
САЛОМАТИН. Я тоже так думаю. Спасибо, господа! Так что я
могу складывать вещички? На прощанье могу сделать презент?
(Вынимает из кармана ключи от машины, протягивает Солдатенкову).
Держите, доктор! “Линкольн” ваш. А на будущее совет: надо брать
взятки! До чего, господа, доводит людей это книжное вранье про
порядочность, какую-то нравственность, бескорыстие… Они
озлобляется на весь мир, от них уходят жены, у начинается нервный
тик – подергиваются щеки, они ходят в дырявых носках и становятся
невыносимы окружающим. Даже до человеконенавистничества
доходит. До антисемитизма. А человек, честно берущий взятки?… У
него не жизнь, а сплошной праздник….
( В это время звонит мобильный телефон Шерстнева)
ГОЛОС В
ШЕРСТНЕВЫМ?
ТРУБКЕ.
Я
ГОВОРЮ
С
ГОСПОДИНОМ
ШЕРСТНЕВ. Да. Но что собственно?.. Кто это?
ГОЛОС В ТРУБКЕ. КАКАЯ ТЕБЕ В ЭТОМ СЛУЧАЕ
РАЗНИЦА?…
НАЧАЛЬНИК ДУРДОМА? ТЕБЕ ОБЕЩАЛИ
ПОЗВОНИТЬ?
ШЕРСТНЕВ. Что?! Кто обещал позвонить? В каком случае?
ГОЛОС В ТРУБКЕ. ДА НИЧЕГО, КОЗЁЛ! СООБЩАЮ ТЕБЕ,
ЧТО ТВОЙ КОТТЕДЖ ГОРИТ…
ШЕРСТНЕВ. Что?!
ГОЛОС В ТРУБКЕ. ДА НЕ ОРИ ТАК! ТУШИТЬ ВСЕ РАВНО
ПОЗДНО. ЭТО ТЕБЕ МАЛЕНЬКОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ, ЧТОБЫ
ТЫ НЕ ВЗДУМАЛ ОБЪЯВИТЬ ЕГО НОРМАЛЬНЫМ. ПИШИ В
СВОЕМ АКТЕ, ЧТО ОН БОЛЬНОЙ НА ВСЮ ГОЛОВУ. А ТО…
ШЕРСТНЕВ. Все, что угодно. Но это невозможно.
ГОЛОС В ТРУБКЕ. ЕЩЕ КАК ВОЗМОЖНО. ПРОСТО ТЫ НЕ
ОЧЕНЬ ХОРОШО ПОДУМАЛ. НЕ БРОСАЙ ТРУБКУ. ТУТ С ТОБОЙ
ЕЩЕ ХОТЯТ ПОГОВОРИТЬ… ДЕТСКИЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ.
ПАПА! ПАПОЧКА! ПРИЕЗЖАЙ СКОРЕЕ ЗА МНОЙ! ОНИ
СКАЗАЛИ, ЧТО МНЕ БУДЕТ ОЧЕНЬ ПЛОХО, ЕСЛИ ТЫ НЕ
ПРИЕДЕШЬ! СНОВА МУЖСКОЙ ГОЛОС В ТРУБКЕ. ХОРОШАЯ
У ТЕБЯ ДОЧУРКА. Я НА ТВОЕМ МЕСТЕ ПРИЕХАЛ БЫ
ПОСКОРЕЙ. И С АКТОМ, ЧТО ОН ПСИХ НА ВСЮ ГОЛОВУ.
КОНЕЦ СВЯЗИ!
ШЕРСТНЕВ. ( Ошеломленный, после долгой паузы.
Саломатину). Вот… (После долгой паузы). Руководство… Дело,
собственно, вот в чем: к сожалению, наблюдающий вас доктор не
подготовил
к
экспертизе
необходимые
инструментальные
исследования… Оказывается, они совершенно необходимы. И потом…
Оказалось, что наш уважаемый профессор не имеет юридического
права проводить судмедэкспертизу… Он… не имеет российского
гражданства! Он отбывает на ПМЖ в оплот демократии…
САЛОМАТИН (иронично). А я думал в Америку.
ШЕРСТНЕВ. Ну да. Ну, вот именно.
САЛОМАТИН. Вы были в Америке, уважаемый? В Америке,
уважаемый, никакого оплота. Там давно самый обыкновенный
нормальный фашизм. И очень правильно! И нам не мешало бы завести.
ШЕРСТНЕВ. Придется, к сожалению, назначить новый состав
экспертной комиссии. Но мы это сделаем очень оперативно! А вы пока
отдохнете!
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( вскакивая с кресла). Да оставьте вы его
в покое в конце концов!
ШЕРСТНЕВ (устало). Он бы нас, Ираида Павловна, оставил в
покое…
ИРАИДА ПАВЛОВНА (решительно закрывает
Саломатина). Отпустите его! Я вас предупреждаю, если…
собой
САЛОМАТИН (мягко отстраняя ее). Ну, что ты, Ира…
Успокойся… Я покидаю ваш гостеприимный дурдом. Я причинил
вам, господа, массу хлопот, в чем безусловно раскаиваюсь. В оплоте
демократии сейчас новые веяния насчет русских сумасшедших. А
профессору там еще работать. Нормальным вы меня, как я вижу, всетаки признавать не хотите. Но главной цели я достиг: профессор меня
опознал, как Анастасьева. А засим, как выражались в старину,
прощайте! Я, между прочим, освобожден под залог в пару миллионов
баксов, так что, как совершенно свободный человек, пойду собирать
вещички. С вашего разрешения!
ШЕРСТНЕВ. Только с разрешения прокуратуры!
(Нажимает кнопку вызова санитаров)
САЛОМАТИН. Ну, что ж… Придется задействовать запасной
вариант! (Достает из кармана мобильный телефон).
В это время входят два дюжих санитара
ШЕРСТНЕВ (санитарам). Проводите больного в палату!
Санитары с обеих сторон крепко берут Саломатина
предплечья
за
САЛОМАТИН. Руки! ( Пытается освободиться и набрать на
своем мобильном телефоне номер).
ШЕРСТНЕВ (санитарам). Отберите у больного мобильник!
(Санитары вырывают из рук Саломатина телефон и тащат
Саломатина к выходу)
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( в отчаянии). Стойте! Это никакой не
Анастасьев! Он близко даже на моего покойного мужа не похож.
Совершенно чужой человек!
САЛОМАТИН. Вот тебе на! А, помнится, мэм, вы говорили,
что без меня жить не можете!
ИРАИДА ПАВЛОВНА. Я про другого человека говорила.
Совершенно про другого. Это был другой человек. ( Санитарам).
Отпустите его! (Шерстневу). Признаюсь, что хотела подзаработать на
ситуации… Бес попутал.
СОЛДАТЕНКОВ (вполголоса). Ираида Павловна … С ума
сошли… Ни мужа… Ни полмиллирда теперь…
ИРАИДА ПАВЛОВНА (санитарам), Отпустите сейчас же!
( Санитары останавливаются в нерешительности.)
ШЕРСТНЕВ (резко). Ведите!
( Санитары заламывают Салолматину руки и уводят.
Ираида Павловна бросается за ними, но те захлопывают перед ней
дверь).
СОЛДАТЕНКОВ (тихо). Спокойно,
Больным же его все равно признать нельзя!
Ираида
Павловна…
ИРАИДА ПАВЛОВНА (в отчаянии). Валерий Иванович!
ШЕРСТНЕВ ( в сторону). И здоровым тоже! ( Проводит рукой
по лицу). Извините, я должен срочно идти!
( Быстро уходит)
ИРАИДА ПАВЛОВНА ( отходит в сторону, достает свой
мобильный телефон, в отчаянии набирает номер) 18…32…458… Алло!
Охрана Саломатина? Срочно!
Затемнение
Санитар заканчивает наконец уборку в пустом кабинете
судмедэкспертизы. Садится за стол. Берет в руки пульт
дистанционного управления телевизором, нажимает кнопку. Под
потолком кабинета на кронштейнах засветился экран.
ДИКТОРША. …завтра ожидается плюс пять - плюс семь. Таким
образом, потепления нам не обещают. Так что выборы мэра наконец
состоятся. И в заключение нашего выпуска новость последнего часа: в
областной психиатрической больнице, выбросившись в пролет
лестничной
клетки,
покончил
самоубийством
московский
предприниматель
Георгий
Саломатин,
направленный
на
психиатрическую экспертизу…
Вот теперь это все сегодняшние новости. Мы следим за развитием
событий в нашем городе, в стране и за рубежом. Оставайтесь с нами!
САНИТАР ( вставая в позу со шваброй). Пьеса изображает
убийство, совершенное в Вене. Имя герцога – Гонзаго. Его жена –
Баптиста. Это препакостнейшая проделка. Но нам-то что за дело?
Пусть кляча лягается, если у нее зашиблены задние ноги. Наши кости в
порядке!
И сейчас же на телеэкране начинается блок рекламы. Он идет во все
время, пока медленно закрывается занавес. И даже за закрытым
занавесом
продолжает громко звучать рекламный саундтрек:
“Покупаем отдыхая, отдыхая покупаем!…”
Лавришко
Владимир Николаевич