Содержание Введение 3
advertisement
2 Содержание Введение 3 1. Вклад Ф. Ницше в мировую культуру 5 1.1 Ницше как философ и художник 5 1.2 Ф. Ницше как врач культуры 11 2. Анализ основных идей Ницше 20 2.1 Сверхчеловек как божественный идеал 20 2.2 Эзотерическая интерпретация философии Ницше 22 Заключение 26 Литература 29 3 Введение Фридрих Ницше - немецкий мыслитель, одним из первых в Европе наиболее остро ощутивший кризис культуры и своим творчеством и пророческими идеями предвосхитивший и отчасти спровоцировавший многие феномены и пути пост-культуры. Родился в семье потомственных священников немецко-польского происхождения. В пятилетнем возрасте лишился отца. С детства увлекся музыкой и самостоятельно занимался ею на протяжении всей жизни. С двенадцатилетнего возраста страдал постоянно прогрессировавшими головными болями и болезнью глаз (временами до полной слепоты). Изучал теологию и классическую филологию в Боннском и Лейпцигском университетах. В 1869 г. был утвержден профессором классической филологии Базельского университета, а несколько позже Лейпцигский университет присвоил ему без защиты на основании опубликованных статей докторскую степень. Работал в Базельском университете до 1879 г., когда по состоянию здоровья вынужден был уйти в отставку. С 1868 г. был увлечен музыкой Р.Вагнера, но через 10 лет стал одним из наиболее острых критиков вагнерианства и поздней музыки своего кумира, в которой усмотрел начала смерти музыки и острый декаданс культуры в целом. Судьба отвела Ницше менее 20 лет для активной творческой деятельности, которая проходила в подвижнической борьбе с тяжелейшей болезнью, победившей его в самом начале 1889 г. - наступило полное помрачение рассудка. Личная трагедия гения, его менталитет и профессиональные знания и интересы способствовали формированию направления его пророчески-афористического мышления. Сам Ницше считал себя материалистом, атеистом, имморалистом, психологом, пророком, поэтом и музыкантом. В концентрированном поэтико-афористическом виде основные идеи его мировоззрения выражены в книге «Так говорил Заратустра» и более дискурсивно изложены в остальных его работах. Один 4 из главных тезисов философии Ницше: культура больна, человечество больно, человек болен и вырождается. Всё требует лечения, которое он начинает с глобальной «переоценки всех ценностей» традиционной культуры. Целью данной курсовой работы является исследования вклада Ф. Ницше в методологию культуры и в науку вообще. Объектом исследования является деятельность Ф. Ницше. Предмет исследования – культурологические аспекты философии Ф. Ницше. Задачи: - анализ вклада Ф. Ницше в мировую культуру; - рассмотреть Ф. Ницше как врача культуры; - рассмотреть Ф. Ницше как философа и художника; - проанализировать основные идеи Ф. Ницше. Курсовая работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка. 5 1. Вклад Ф. Ницше в мировую культуру 1.1 Ницше как философ и художник За масками политика, моралиста, философа-мэтра, святоши генеалогия Ницше раскрывает «основной инстинкт», определяющий выбор установок, ценностей, перспективы. Это и есть глубинные основания философии. Если Кант условиями возможности познания считал трансцендентальную чувственность и рассудок, то у Ницше в роли фундаментальных предпосылок выступают подавленные инстинкты. Это не столько «дикий зверь, живущий внутри нас», сколько нечто ничтожное, глупое, тупое и даже моральное. Собственно, набор таких позиций и масок от филистерской благопристойности до порока и есть то, что можно было бы назвать философским зверинцем. Эти искусственно взращенные представления человека о самом себе можно трактовать и как фантазмы, изученные впоследствии Фрейдом. Понимая философию как выражение жизненной позиции философа (дионисиец-гуляка, сатир, шут, святоша, мэтр, воспитатель, учитель, существо, проектирующее само себя), Ницше разоблачает надутых мандаринов, дружно скрывающих свое гнилое нутро и представляющих себя на сцене жизни знатоками истины, «великими посвященными» 5, с. 360. Определив свое творчество как разоблачение ужасных истин, Ницше говорил о непереносимой тяжести такого знания. Оно раскрывает современного человека не как дикое животное, а как дрожащую тварь. Такая философия не похожа на героическую песнь, она не ведет к повышению жизни и культуры, а следовательно, не позволяет философствующему сохранить позу мэтра, якобы знающего то, чего не знают другие. Обе эти чрезмерные позиции критикуются приемами насмешки, шаржирования. В целом же философ, если попытаться выявить его позитивные черты,- это умеренное существо, не знающее экзальтаций. 6 О философии языка Ницше написано немало. В какой-то мере на нее ориентированы почти все ведущие программы современной философии языка. Хотя и нет отдельных капитальных трудов с названиями вроде «Герменевтика Ницше», «Ницше и аналитическая философия языка», «Ницше и психоанализ», тем не менее темы: «Ницше и Витгенштейн», «Ницше и Фрейд» ставятся и обсуждаются. Ницше создал оригинальную, еще не подхваченную другими авторами программу анализа языка, которую можно назвать философией знака. Как критик трансцендентализма Ницше не мог не заметить, что мы остаемся метафизиками, моралистами, христианами и европейцами до тех пор, пока пользуемся языком, система различий которого сложилась в результате длительного воздействия метафизики и хранит ее. Сколько бы мы ни говорили о преодолении философии пока мы говорим или пишем, мы поддерживаем и утверждаем философию. А тот, кто делает попытку говорить на другом языке, обрекает себя на непонимание. Ницшева философия знака отличается от философии языка тем, что отрицает наличие у двойников знаков - трансцендентальных значений. Знаки отсылают к другим знакам, а не к «самим вещам» или «идеям». Именно этот момент был подхвачен Л. Витгенштейном, который видел значение знака не в указании на трансцендентного двойника, а в употреблении знака. Особого внимания заслуживает манера письма самого Ницше. Он понимал, что невозможно отказаться от слов, смысл которых был определен еще Аристотелем, и заключал их в кавычки. Пытаясь контролировать употребление знаков и нейтрализовать отсылку к трансцендентальным значениям, Ницше стремился ограничить и изменить значение таких слов, как «абсолютная истина», «благо», «добро и зло» 5, с. 362. Когда такие слова произносят, то указывают пальцем в небо, морщат лоб, надувают щеки или сверкают глазами. Между тем это тоже знаки, которые указывают не на небесные сущности, а на специфические дисциплинарные действия. Анализ их значения не отсылает к миру чистых идей, а выясняет, что будет, если некто не захочет признавать их истинность. 7 Идеи привязаны к словам насильственным образом, и это насилие начинается с детства через научение языку способом дрессуры. Поэтому избавиться от ставшего привычным употребления базисных слов чрезвычайно трудно. Понимая это, Ницше изменял стратегию борьбы с метафизикой и моралью. Он не ограничивался теоретической критикой традиционного понимания значения ключевых моральных и метафизических понятий, задающих костяк европейских языков, а раскрывал психофизиологические механизмы того, что сегодня называют «нейролингвистическим программированием». Родители, воспитатели, учителя «кодируют» детей на всю оставшуюся жизнь. То, что Ницше называл «физиологией» или «психологией», как раз и раскрывает связь вербальных и невербальных актов. Научение языку не сводится к усвоению словаря и такому описанию мира, которое подлежит доказательству и обоснованию, а также может уточняться, исправляться или изменяться в ходе рефлексии. Значения слов «вбиваются» в головы людей, или, как говорил Ницше о моральных понятиях, «вжигаются» в кожу и плоть. Именно такая долговременная практика, а не размышления и обоснования, организует и цивилизует человеческое поведение 5, с. 364-365. Слова становятся стимулами действий, своеобразными сигналами, запускающими физиологические и психологические механизмы. Между тем язык преодолевает сам себя. Это как с «декадансом» и «нигилизмом» в культуре. Слов и высказываний становится все больше, и люди «забалтывают» основополагающие вещи. И в школе основные понятия уже не зазубриваются при поддержке, например, ударов линейки по голове или под стук кулака учителя по столу, а обсуждаются и осмысляются. Каждый должен сам убедиться в истинности того, что говорит учитель, и научиться управлять собою на основе собственных убеждений. Современная педагогика все больше ориентируется на знание, а не на дисциплинарные 8 практики. Но символическая техника высоких культур должна опираться на фундамент технологий воспитания, используемых в родовом обществе. Именно благодаря этим изменениям в педагогике, собственно, и возможен свободный мыслитель. Сожалея об утрате прежних дисциплинарных практик, Ницше должен был понимать, что он сам как мыслитель обязан своим появлением их послаблению. Именно благодаря эволюции образовательной системы он избежал участи стать, как его предки, священнослужителем и если не процветал, то вполне сносно существовал в позиции диссидента. Однако Ницше не радуется этому прогрессу - он знает, что за свободу и независимость приходится платить. Да, в прежние времена он не был бы свободным мыслителем. Зато у него, как минимум, была бы послушная жена и здоровые дети. Именно тот факт, что блага цивилизации достигаются дорогой ценой, и обусловливал кажущуюся непоследовательность Ницше, который не метался между старым и новым, а стремился найти баланс между ними. Как сам Ницше понимал свое место в культуре, не так уж и важно. Скорее всего, он часто менял свои позиции и точки зрения и видел в этом выражение свободы. Важно то, что, постоянно думая о возрождении греческого идеала, критикуя христианство и размышляя о современности, Ницше самими этими действиями оказался втянутым в участное отношение к их культурам и вынужден был наводить мосты между ними 1, с. 59. В последнее время проза Ницше стала трактоваться как вид литературы. В какой-то мере это, конечно, может нейтрализовать его особо крамольные мысли. Они расцениваются как некие «литературные маски», «эксперименты» над самим собой. Ницше не думал так, как говорил, и хотел испытать некие новые возможности, которые предлагал в форме литературных проектов и которые исполняются, конечно, не на практике, а в фантазиях. Но, думается, его литературная практика выходит за рамки создания того, что У. Эко назвал «открытым произведением искусства». Ницше открыл важное культурное значение языка не только как знаковой 9 системы, несущей сетку метафизических значений, но и как семиотики звуков и образов, оказывающих на человека, может быть, даже более сильное воздействие, чем информация. Язык это такая система, знаками которой выступают не некие «точки-тире» - искусственно созданные в рамках той или иной коммуникативной системы технологические знаки,- а слова и предложения, имеющие звуковое и образное выражение. Конечно, эра письменности стала для европейцев, не имевших традиции иероглифического письма, шагом на пути технологического подхода к языку. Однако записанная речь читается вслух и вызывает чувственные образы. Эти возможности языка, еще не охваченные, как казалось Ницше, метафизикой и моралью, могут быть использованы как средство терапии европейской культуры. Стилистика Ницше не сводится к созданию «философского театра». Сценография работ Ницше чрезвычайно запутана. Но каждое сочинение Ницше - это каждый раз новая ме68лодия и, как он утверждал, более важная, чем слова. В «Предисловиях» к своим сочинениям Ницше давал отчет о том, при каких условиях написана данная книга, и советовал, как ее читать. В «Утренней заре» Ницше говорит от лица жителя подземелья, движущегося медленно и осторожно, способного видеть в темноте, на больших глубинах. Этот образ задает фигуру отшельника, человека покинувшего мир, где, ужасно страдая, живут несчастные люди. Их жизнь оправдывается только тем, что является предварительным условием попасть в царствие небесное. Ницше понимал, что небо по необходимости дополняет землю. Ему нужна была какая-то другая позиция. Но почему он выбрал путь подземного, катакомбного христианства, почему он ждет утренней зари? Возможно, в старый и безотказно действующий образ одинокого отшельника (кто из нас не мечтал о необитаемом острове?) Ницше инсталлирует новое содержание и тем самым пытается заставить его работать против христианской матрицы поведения. В подземном уединении отшельник ведет не святую аскетическую жизнь, а разрушительную работу, 10 направленную против христианской моральной гипотезы. Подземелье - это моральная почва, на которой философы возводят то или иное здание. Может быть, виной тому, что оно быстро разрушается, не недостатки мыслителей, а непрочность основания? Этот вопрос есть не что иное, как новая ловушка-зацепка для читателя. Кто не знает, что здание, построенное на песке, обрушится? Так закладывается сомнение в ценности христианской морали. Далее Ницше вдается в объяснение, почему он пишет такую странную книгу. По идее, если он видел несостоятельность христианской моральной гипотезы, то ему следовало бы заняться поиском опровергающих фактов и формулировкой четких возражений. Однако, как указывал Ницше, нельзя быть беспристрастным в присутствии морали. Она наделена средствами устрашения, и тот, кто восстанет, будет наказан. Но она включает в себя еще и искусство обольщения: умеет парализовать критическую волю, а также вдохновлять. Ницше пишет: «С тех пор как на земле начали говорить и убеждать, мораль постоянно показывала себя величайшей мастерицей обольщения,- а что касается нас, философов, она была для нас настоящей Цирцеей» 1, с. 62. Разум не является основанием морали: орудие не может оценить свою собственную пригодность. Разум не может доказывать или опровергать мораль, так как она заранее в него «вмонтирована». Моральным феноменом, указывал Ницше, являются не логические суждения, а доверие к разуму. В этом смысле понимание этики как эпистемологии моральных суждений является, конечно, чем-то похожим на научное изучение религии. Если для ее оценки применяются критерии эмпирической проверяемости и, таким образом, позитивная религия редуцируется к рассудку, то ценностные установки и верования, которые присутствуют и в научном познании, также остаются неконтролируемыми. 11 1.2 Ф. Ницше как врач культуры Вопросы, связанные с судьбой культуры, следует считать центральными в творчестве Ницше. Задачу своего времени он видел в открытии принципов новой культуры, которая бы могла сравниться по силе и мощи с греческой. В первый период творчества (1872-1877), когда написаны «Рождение трагедии из духа музыки» и «Несвоевременные размышления», Ницше считает главным двигателем культуры искусство и метафизику. Во втором периоде, когда изданы книги афоризмов 1877 -1882 годов («Человеческое, слишком человеческое», «Утренняя заря», «Веселая наука»), он обращается к науке, полагая ее возможным основанием новой культуры. От великих индивидов - творцов искусства Ницше приходит к «свободным умам». В третий период творчества (1883-1888), простирающегося от «Так говорил Заратустра» до «Ессе Номо», Ницше подводит под основание культуры свою метафизическую концепцию «воли к мощи». Аналогия деятельности философа с врачебной деятельностью возникает у Ницше в ранний период творчества. Уже в 1873 году в письме к Карлу фон Герсдорфу Ницше упоминает о проекте «Философ как врач культуры», которая должна была быть неким дополнением к «Рождению трагедии». Работа так и не была написана, однако ницшеанские «Несвоевременные размышления», вышедшие в середине 70-х годов ХIХ века, содержательно можно считать отголоском этого проекта. Причем второе эссе «Несвоевременных размышлений», в окончательном варианте имеющее название «О пользе и вреде истории для жизни», первоначально называлось «История». Мысль о болезни культуры и миссии философа как ее целителя не оставляла Ницше и позднее 4, с. 108. В 1887 году на обложке первого издания «Генеалогии морали» Ницше дает тому же второму «Несвоевременному размышлению» другое название: «Мы – историки». Однако наиболее ярко выраженной идея врачебного подхода к действительности становится для Ницше в середине 70-х начале 12 80-х годов XIX столетия, завершившихся созданием «Человеческого, слишком человеческого». В этот период интерес перемещается от эстетической проблематики и метафизики к позитивизму и «рэализму» (так исследователи отмечают влияние на Ницше учения о природе морального чувства его друга Пауля Рэ). Увлекшись поиском оснований моральных суждений, Ницше отошел от вагнерианства и метафизики Шопенгауэра, «втайне зачитывался Контом, Дюрингом и Ф.А.Ланге, мечтая променять филологический ангажемент на естественнонаучное ученичество». Впоследствии, давая характеристику своему увлечению естествознанием, Ницше напишет, человеческим» что последовавшие произведения за («Смешанные «Человеческим, мнения и слишком изречения» и «Странник и его тень») «являлись вместе с тем и продолжением и повторением духовного лечения против романтизма. Заключенное в них учение сильнее подействует как учение о сохранении, которое можно как disciplina voluntatis рекомендовать наиболее духовным представителям подрастающего поколения». В это время врачебный подход для Ницше осознанно выбранная позиция и своего рода методологический прием. Чем привлекала Ницше точка зрения врача? В «Человеческом, слишком человеческом», рассматривая развитие психологии, Ницше констатирует, что она как всякая наука вынуждена «препарировать, пользуясь скальпелями и щипцами», пытаясь дойти до лежащих в основе ее естественных закономерностей. Вид психологической прозекторской не слишком приятен, поэтому многие стыдятся и брезгуют туда заходить. Особенно после того, как психология заговорила о природе морального чувства. Ницше, напротив, такое положение, когда «срывают все и всяческие маски», приветствует. В данном случае, как видим, деятельность врача трактуется им в смысле деятельности естествоиспытателя, врача- исследователя, того, кто, «препарирует» явление до самых основ. По мысли 13 Ницше, перед врачом человек предстает таким, каким его создала природа, разоблаченным от одежд социума и культуры. Именно врачу подвластно наблюдать в людях природную стихийную силу – игру инстинктов. Однако отсюда не следует, что Ницше вдруг становится сторонником научного познания. Это значило бы изменить позицию по отношению к человеческому разуму, аполлоническому началу бытия как разрушителю Жизни. Мировоззренчески и психологически ему все же ближе деятельность гуманитария. Образ философа, врачующего культуру, заимствуется им скорее из французской литературы ХVII-ХVIII веков. Ницше находит, что впервые мнение о «человеческой, слишком человеческой» природе нравственности были высказаны французскими моралистами в тех кругах общества, где ценилось скорее остроумие, а не научное познание. Французские моралисты (Вовенарг, Шамфор, Ларошфуко) были мастерами психологического наблюдения – и это делает их, по мысли Ницше, истинными философами-врачами. Их краткие, остроумные изречения не толь ко едко жалили, но и зачастую выносили приговор обществу. Не случайно понятие «сентенция», мастерами которой и были французы, в переводе означает не только мысль, изречение, но и приговор, судебное решение. Образ философа-врачевателя типа «французских любителей сентенций» очень импонирует Ницше. Такой врач не познает, а толкует и оценивает феномены жизни человека: искусства, религии, морали. Истинным делом философа является, по Ницше, как раз не познание, а толкование и оценка. «Толкователь – это физиолог и врачеватель, тот, кто наблюдает феномены как симптомы и говорит афоризмами» 4, с. 115. По Ницше, человека следует не судить судом преходящей морали, порицая плохое и принимая хорошее в нем с этой точки зрения, а просто наблюдать, стремясь постигнуть, что хотела сказать природа, его сотворившая. Кстати, именно такими философами – физиологами и врачами – были, по Ницше, его любимые досократики, и, прежде всего, Гераклит. В их суждениях имелось единство мысли и жизни, выше всего ценимое Ницше. 14 Таким образом, можно отметить, что, несмотря на то, что «врачебный подход» к человеку, обществу, культуре - это константа творчества Ницше, тем не менее, в разные периоды времени прослеживаются различные его смысловые коннотации. «Взгляд врача» - это не только способность оценивать все с точки зрения физиологического и психического здоровья человека, а также, подобно естествоиспытателю, видеть естественные причины явлений; это значит и способность «наблюдать феномены как симптомы и говорить афоризмами». Следует добавить также, что Ницше лично с большим почтением относился к медицинской деятельности, считая врачей в перспективе «возможно лучшими людьми эпохи». Настоящий врач тот, кого отличает сила воли, суровость и способность к продолжительной решимости; тот, кто успешно сочетает в своей деятельности самые разные навыки и умения. К ним можно отнести умение мыслить и принимать решение, умение убеждать, мужество в отстаивании своей позиции, тонкость душевной организации для наилучшего понимании больного, дипломатические навыки, необходимые в посредничестве между больными и их близкими. Хороший врач аккумулирует все приемы и преимущества всех других профессий, и именно поэтому он может стать «благодетелем» всего человечества, предупреждая злые мысли и преумножая добрые дела. Позиция врача культуры подчинены у Ницше его главной философской цели – переоценке ценностей и критике современного человека и общества. Беспристрастным взглядом врача Ницше констатирует «усредненность» и «рутинизацию» культуры, превращение ее в «пресную обыденность, подавляющую в человеке всякое эмоциональное начало, не оставляющую места для праздника, для чуда». Ницше отмечает, что современность не знает героев, великих деятелей. Повсюду наблюдается оскудение инстинкта духа и торжество «стадного человека». Под «стадным человеком», или «человеком стада» Ницше понимал человека, целиком погруженного в настоящее, в «здесь и сейчас». Он не знает ни прошлого, ни будущего. 15 Эта «зацикленность» на обыденном сродни поведению овец, находящихся на привязи. Животное знает только сегодня. Стадо живет лишь моментом. Человек, в отличие от животного, знает «было», понимает, что все конечно в этом мире, как нельзя лучше это иллюстрирует гераклитовское: «Все течет…» Человек «стада» - это индивид, ни к чему не стремящийся, не обладающий какими-либо талантами и способностями и ничуть этим не озабоченный. Он образован, но бездуховен, наивен и сентиментален и слепо верит всему, что ему говорят от имени общества и государства. Таков европейский человек. И такое его положение заслуживает в глазах Ницше презрения. В этом Ницше видит снижение, регресс человека, и так оцениваемого им не слишком высоко. Масса подобных людей образует подобие «стада», которое всегда руководствуется тем, что считается принятым делать и знать, не смея автономно мыслить и действовать. В таком «стаде» отсутствует высшее человеческое счастье, которое выражается в чувстве избытка силы и власти. Ведь для счастья и свободы необходима особая перспектива - перспектива действующего лица. Как диагноз звучит приговор Ницше европейской культуре. Она лишена жизни, безжизненна. «Наша современная культура именно потому и имеет характер чего-то неживого иначе говоря, она в сущности, и не может вовсе считаться настоящей культурой; она не идет дальше некоторого знания о культуре, это – мысль о культуре, чувство культуры, она не претворяется в культуру–решимость». Причины болезни культуры Ницше видит в преобладании в ней сократически христианской традиции, суть которой состоит в бездеятельном отходе от реального мира и обращении к миру потустороннему. Данная традиция приводит к самопониманию современного человека как homo rationalis sentimentalis. Особенно это влияние видно в морали. Секуляризованная, выхолощенная наукой мораль формирует «стадного человека». Ослабляет его, делает слабым и больным, учит подчиняться авторитетам и не доверять себе. В «Веселой науке» он пишет: «Моралью 16 каждый побуждается быть лишь функцией стада и лишь в качестве такой приписывает себе ценность. Моральность есть стадный инстинкт в отдельном человеке». Не менее разрушительным оказывается действие сократического начала на историю. Анализу этого феномена посвящена работа Ницше «О пользе и вреде истории для жизни». Жизнь, и история как ее часть, здорова, если она не сковывает естественных начал в человеке, под которыми Ницше сначала натуралистически понимал инстинкты, а позднее метафорически трактовал как «волю к мощи». История, если к ней подходить с научной точки зрения, не оставляет для них места. Если история препарирует жизнь как наука – она смертельна. Вскормленный такой историей человек уже не отважится действовать естественно, «отпустить удила», довериться своему «благородному животному» - инстинкту 12, с. 220. Такая история парализует волю к действию, поскольку всякое действие подрывает установленные традиции, правила, авторитеты. Формально позиция Ницше относительно «болезни» истории удивительным образом укладывается в русло того «недовольства» гуманитарным знанием, характерного для ХVIII-XIX веков, высказываемого Вольтером, Гердером, Вико. Вольтер выступал противником использовать дедуктивные методы логики и математики для познания повседневной жизни, поскольку они слишком абстрактны. Достаточно, по его мнению, здравого смысла, с его определенной степенью достоверности. Он смотрел на историю с точки зрения вневременных ценностей – истин, неподвластных времени. Историк не должен следовать за реальными событиями, но описывать только то, что было ценного в прошлом. Гердер, напротив, отстаивал плюрализм и релятивизм, отрицал абсолютные ценности, поскольку ни один человек, ни одна страна, ни один народ с его историей не похожи на другие. Позиция Ницше, в содержательном плане, прямо противоположна мыслям указанных философов, что собственно и подтверждает его принадлежность совершенно иному типу философствования – неклассическому. 17 Судить об истории, по Ницше, следует не с позиций разума и ценностей (абстрактных или индивидуальных), а с точки зрения инстинкта жизни, выразившегося в том или ином событии. Ницше противопоставляет «научной истории» живую жизнь, реально прожитую и прочувствованную человеком. Это знаменитая ницшеанская «радость жизни», или, вернее, «жизнь как радость». Она противостоит жизни «по привычке», по инерции, где каждое мгновение похоже на предыдущее – отсюда монотонность и скука. Реализуя в полной мере позицию врача, немецкий философ в виде рецепта предлагает использовать в качестве идеала не иллюзорное стремление к трансцендентному и универсальному благу, а идею развития самого человека. Выздоровление культуры, превращение ее в «живую жизнь», Ницше связывает с деятельностью автономных и подлинных личностей. В этом Ницше развивает взгляды Фихте и ранних романтиков, радикализируя их. Идеалу больного человека и больного общества в эпоху рационализма Ницше противопоставляет свой идеал личности – сверхчеловека. Ростки нового идеала находятся уже в работе «О пользе и вреде истории для жизни». Здесь в ходе раздумий о том, какая история необходима немцу (и человеку вообще), Ницше выражает свои предчувствия по человеку нового типа – условно названного впоследствии сверхчеловеком. В этом произведении явно звучит мотив страстной жажды живой деятельности жизни как деяния, которой может помочь проявиться подлинная история, а может, наоборот, заставить захиреть иная современная история. Не следует представлять ницшеанского сверхчеловека тем, кем стремились представить его биологически ориентированные идеологии всех националистов XIX века и начала ХХ века. Распространенные, в том числе и фашистские, толкования мыслей о сверхчеловеке, в связи с якобы безраздельной хвалой «белокурой бестии», суть недоразумения, даже несмотря на то, что у самого Ницше можно встретить подобные 18 недоразумения относительно собственной мысли. Ницше пытается противопоставить образ сверхчеловека тем образам, которые люди создают о самих себе, а также тому, кем мы все еще являемся. Сверхчеловек это скорее идеальный образ самостоятельной личности, признающей собственную ограниченность, собственную природную и культурную посюсторонность и историчность. Своим образом сверхчеловека Ницше требует от себя и от нас изменения, только так с его точки зрения возможно торжество жизни. Его сверхчеловек обладает добродетелью, забытой современностью – индивидуальным мужеством, которая сопровождается индивидуальным великодушием, подобно тому, что проявляется у народов в расточительных праздниках. В целом Ницше идеалом сверхчеловека пытается противопоставить сентиментальным базисным ценностям утилитаризма и прагматизма – ценности свободного, автономного лица или личности. Чтобы стать ею, человек должен сознавать свою темпоральную и локальную ограниченность, а также центрированность своего существования, каждого суждения и действия. Только такая личность уже не сможет и «не имеет права» отвлечься от самой себя, от своих ценностных установок и предпочтений. Ницше возводит на пьедестал человека, который делает себя сам, чьим высшим достоинством оказывается самопреодоление. Это то, чего лишен и от чего, очевидно, стремится избавиться любой ценой «человек стада». Эта новая личность, желаемый сверхчеловек, живет вопреки всякому «говорят» требованиям традиционных нравов, массовой или, как пренебрежительно говорит Ницше, голой стадной морали. Ницше ненавидел стадность за возможность безликого существования, быть «как все», растворившись в толпе, обезличенность, бездеятельность, а значит безответственность. Радость жизни, о которой не уставал пророчествовать Ницше как о высшей ценности бытия, доступна лишь сверхчеловеку и сверхчеловеческому в человеке. Она есть непосредственная связь с бытием. Переживая близость к бытию, мы переживаем радость жизни Живая культура, по Ницше, это 19 культура-действие, культура-созидание. Ницше неслучайно воспевает волю к мощи, которая лежит в основе жизни. Волю к мощи - Will zur Macht - можно интерпретировать и как волю к деланию. Немецкое «Macht» производное от «machen» - делать. Ницше со своим неверием в современную культуру на самом деле выступает миссионером новой культуры. Нельзя не согласиться с его высказыванием: «постичь, что наша европейская культура есть чудовищная проблема, а никоим образом не разрешение ее, - разве не является сегодня такая степень самосознания, самопреодоления?» Ницшеанская критика культуры с позиции врача оказывается защитой живой подлинной культуры от культуры мертвой и неподлинной. 20 2. Анализ основных идей Ницше 2.1 Сверхчеловек как божественный идеал Понимая философию как выражение жизненной позиции философа (дионисиец гуляка, сатир, шут, святоша, мэтр, воспитатель, учитель, существо, проектирующее само себя), Ницше разоблачает надутых мандаринов, дружно скрывающих свое гнилое нутро и представляющих себя на сцене жизни знатоками истины, «великими посвященными». Определив свое творчество как разоблачение ужасных истин, Ницше говорил о непереносимой тяжести такого знания. Оно раскрывает современного человека не как ди-кое животное, а как дрожащую тварь. Такая философия не похожа на героическую песнь, она не ведет к повышению жизни и культуры, а следовательно, не позволяет философствующему сохранить позу мэтра, якобы знающего то, чего не знают другие. Обе эти чрезмерные позиции критикуются приемами насмешки, шаржирования. В целом же философ, если попытаться выявить его позитивные черты, - это умеренное существо, не знающее экзальтаций. Петер Берковец в своей работе “Ницше: эстетика имморалиста” показал, что философия Ницше ориентирована на процесс самообожествления. Философия Ницше - это попытка создать вид человеческого существа, существование которого будет необходимостью, если “Бог умрет” и “Мир есть воля к власти - и ничего кроме!”. Берковец говорил, основываясь на любви Ницше к истине, “которую он иногда называл своей весёлой наукой”, что заключительный акт добра или “совершенства человеческих существ состоит из акта самообожествления”. Люси Хаскинсон предположила, что позднее учение Ницше о Сверхчеловеке на самом деле есть его интерпретация эзотерической доктрины Высшего Я, который понимается как “Бог” в герметичной традиции 2, с. 298. 21 Хотя Ницше упоминает Сверхчеловека в своих ранних записках, но именно в прологе “Так говорил Заратустра” он официально объявляет учение пророка-перса по этому предмету. Заратустра спускается со своей горной пещеры из его так называемой любви к человечеству. Зная в своем сердце, что “Бог умер”, он хочет приподнести человечеству подарок. В следующем разделе § 3, мы узнаем, что так называемый подарок – ницшеанский Сверхчеловек объявляется на рыночной площади. Для Ницше Сверхчеловек является ответом на “смерть Бога”, и судьба самого человечества зависит от его воплощения на земле. Сверхчеловек - это не трансцендентальный (переступающий, превосходящий, выходящий за пределы) идеал, а сверхчеловеческий вид. Согласно Ницше/Заратустре, человечество не достойно оставаться таким, какое оно есть, оно должно преодолеть себя. Вопрос – какова разновидность механизма, предложенного Заратустрой для достижения высшего типа человечества трансцендентального Бога. и В его идеала четвертом божества сообщении в отсутствие Заратустры из “Сверхчеловека”, в разделе § 2 пролога, Ницше дает ключ к разгадке. Он утверждает, что Сверхчеловек и светоч, и безумие, к которому человечество может быть невосприимчиво. Показательно, что Ницше использует здесь медицинский термин, так как “Übermensch” является лекарством, причиняющим боль, или по-гречески “pharmakon” (“фармакон”), которое человечество должно принять, чтобы преодолеть себя. В разделе § 4 лекарство Заратустры выглядит более четко и зловеще. Заратустра любит тех, “кто не ищет за звездами основания, чтобы погибнуть и сделаться жертвою - а приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала землею Сверхчеловека”. То есть они должны заявить о себе как о лекарстве или жертвенном козле отпущения. Он любит его, “кто живет для познания и кто хочет познавать для того, чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он своей гибели” 2, с. 304. 22 На немецком языке он использует термин “Untergang”, который также может означать “спуск” или “идти под…”. Таким образом, уже в самом начале, Ницше дает ясно понять, что человечеству, чтобы подняться до уровня Сверхчеловека, необходимо низвергнуться и стать жертвой. Разум не является основанием морали: орудие не может оценить свою собственную пригодность. Разум не может доказывать или опровергать мораль, так как она заранее в него «вмонтирована». Моральным феноменом, указывал Ницше, являются не логические суждения, а доверие к разуму. В этом смысле понимание этики как эпистемологии моральных суждений является, конечно, чем-то похожим на научное изучение религии. Если для ее оценки применяются критерии эмпирической проверяемости и, таким образом, позитивная религия редуцируется к рассудку, то ценностные установки и верования, которые присутствуют и в научном познании, также остаются неконтролируемыми. 2.2 Эзотерическая интерпретация философии Ницше В статье, озаглавленной “Дионис против Распятия” Рене Жирар обсуждает принятие Ницше и даже поощрение им насилия. Жирар говорит, что для того, чтобы создать высшую форму человечества и культуры, Ницше верил, что человеческая цивилизация должна принять и даже вызвать «наихудшие формы насилия", которое опосредуется через то, что Ницше стал называть "Дионис". Согласно Жирару, "Ницше говорит нам, что Дионис вмещает все человеческие страсти, в том числе вожделение к уничтожению, самое свирепое желание к разрушению. Дионисий говорит “да” жертвам многих человеческих жизней, в том числе, и это не парадокс, тех из высшего типа, которые воспитаны в этом процессе. Благодаря изучению классических текстов и древних мифов, Ницше осознал, что древние культуры понимали, что ужасающее коллективное 23 насилие, при котором все общество становится убийцами, может оказать преобразующее влияние. Жирар понимает, что это коллективное убийство использует в качестве основного устройства механизм козла отпущения, когда мир и единство будут восстановлены в сообществе через уничтожение выбранных жертв. После ритуального убийства или изгнания жертвы вина сообщества за поступок, ассоциирующийся с появлением почти чудесного решения кризиса, становится основанием для обожествления жертвы со стороны общественности 14, с. 101. Жирар считает, что Ницше видел, как механизм козла отпущения функционировал в первобытном обществе и не взыскал, чтобы отклонить его – так же, как первые христиане, - но реабилитировал его как краеугольный камень новой формы религии, которую он провозгласил в работе “Так говорил Заратустра”. Став жертвой собственного своего хаоса и безумия, он мог превратить себя в бога. Такое же заключение сделано бывшей подругой Ницше Лу Саломе. Саломе анализирует философию Ницше и позиционирует его больше как религиозного лидера и больше мистического, чем светского философа, и эти интерпретации интенсивно обсуждались. По словам Саломе: “Все знания Ницше возникли от мощного религиозного настроения и были неразрешимо завязаны узлом: самопожертвование, прославление, жестокость собственного разрушения и триумфальное сознание. жажда самообожествления, выздоровление, Здесь можно раскаленное почувствовать печальное воображение тесное страдание и и холодное сплетение взаимных противоречий, можно осязать переполняющее и сознательное погружение напряженной энергии в хаос, темноту и террор, а затем восходящее стремление к свету и самые нежные моменты - ... хаос, который хочет родить бога, должен дать рождение каждому”. В описании Саломе Ницше выделяются две идеи: первая идея - нужно уничтожить себя, которую он понимает как “быть жертвой самого себя”. 24 Вторая идея - его вера, что самопожертвование приведет его к самообожествлению или в его перерождение в разновидность какого-то бога. Последние научные исследования все чаще готовы признать этот более религиозный и даже эзотерический уклон мысли Ницше. Роджер Холлинрак, в работе “Ницше, Вагнер и философия пессимизма”, утверждает, что “Заратустра” Ницше является начальным романом, имитирующим структуру древних мистических религий. Бабетта Е. Бабич в работе “Ницшеанская божественная ящерица, зелёный лев и музыка” намекает на эзотерическую и алхимическую природу мысли Ницше, называя это “метафорической алхимией”. Связи, которые мы только что установили с алхимией и мистерией, важны, ибо они, как правило, приводят к пониманию, что процессы, которым древние алхимики и алхимики Ренессанса подвергали некоторые базовые материалы (в материальной алхимии) или подвергал себя (в духовной алхимии) были, вероятно, структурно аналогичны процессам, которые адепт (знаток) древних мистерий должен был пройти для того, чтобы испытать божественное "возрождение" и уверенность в бессмертии. С тех пор существует только подобие тайных ритуалов, и мы можем строить только предположения об их содержании. Посвященный в таинство, вероятно, испытывал физическое падение во тьму (например, в темной пещере или в дыру), что было как бы страшным опытом или театральным представлением, подразумевавшим его символическую смерть и распад. Зато потом посвященному разрешалось повторно подняться на свет, и ему сопутствовали облегчение и экстаз из-за того, что он смог пережить суровое испытание. Часто предполагается, что этот ритуал имитирует опыт страданий богов, например, убийство и расчленение божественного ребенка Диониса. С учетом нехватки времени, мы не можем вдаваться подробно здесь в историю алхимии, однако, мы подчеркиваем, что развитие лексики и структуры древней алхимии выросло, вероятно, из опыта древних мистических культов, но также очень тесно связано и с гностическими 25 традициями древнего герметизма – учение о высших законах природы, подчиняющееся как принципу причинности, так и принципу аналогии – упомянутого ранее. Главная часть герметических текстов, называемых “Герметический корпус”, написана где-то во II веке н.э. Предположительно их автором является легендарный египетский священник Гермес Трисмегист, который якобы был сыном или внуком греческого бога Гермеса. Герметизм – это древняя форма панпсихизма, монистического понимания реальности: “Hen to Pan”, означающее “Всё - это один”. 26 Заключение Фридрих Вильгельм Ницше - немецкий философ, композитор, культуролог, представитель иррационализма. Он подверг резкой критике религию, культуру и мораль своего времени и разработал собственную этическую теорию. Ницше был скорее литературным, чем академическим философом, и его сочинения носят афористический характер. Философия Ницше оказала большое влияние на формирование экзистенциализма и постмодернизма, и также стала весьма популярна в литературных и артистических кругах. Интерпретация его трудов довольно затруднительна и до сих пор вызывает много споров. Философия Ницше не организована в систему. «Волю к системе» Ницше считал недобросовестной. Его изыскания охватывают все возможные вопросы философии, религии, этики, психологии, социологии и т. д. Наследуя мысль Шопенгауэра, Ницше противопоставляет свою философию классической традиции рациональности, подвергая сомнению и вопрошанию все «очевидности» разума. Наибольший интерес у Ницше вызывают вопросы морали, постановки ценностей через себя, а не через религию и общественное мнение. Ницше одним из первых подверг сомнению единство субъекта, причинность воли, истину как единое основание мира, возможность рационального обоснования поступков. Его метафорическое, афористическое изложение своих взглядов снискало ему славу великого стилиста. Однако, афоризм для Ницше не просто стиль, но философская установка - не давать окончательных ответов, а создавать напряжение мысли, давать возможность самому читателю «разрешать» возникающие парадоксы мысли. Применение алхимической теории к философии Ницше как форме психологической алхимии помогает сделать ее понятной и объясняет многие противоречия и спорные вопросы. 27 Как предполагает Жирар, на основе понимания древних текстов и мифов, Ницше, наверное, видел, что древние общества принимают и рационализируют механизм жертвенного козла отпущения как способа направления потенциального разрушительного насилия и сохранения общины от падения обратно в абсолютный хаос. Ницше также видел, что настоящие апокалиптические события, вероятно, предшествовали появлению системы жертвоприношений, чья история продолжает жить в мистических религиях. Это событие катастрофического человеческого насилия было тоже как-то связано с происхождением богов и самой религиозной жертвенной системы. Если кто-то, а именно - колдун или pharmakeus, могли контролировать этот механизм на уровне общества, то они могли бы создать новое общество, религию и сделать себя "Богами". Учитывая близкое сходство древней мистерии, а также герметизма, Ницше как Антихрист увидел, что алхимия, пусть и психологизированная, предусматривает инструменты, чтобы ускорить разрушительную фазу и совершить физиологическое соединение противоположностей, на которых, как он думал, вырождаются христианские души. “Так говорил Заратустра” был литературным средством выражения или распространения мыслей, или талисманом, который будет вводить его учеников в ницшеанские мистерии, хотя, согласно Ницше, это может занять не одну сотню лет. За пределами социального хаоса это может привести к появлению нового общества и нового человека, Сверхчеловека, которого мы показали как герметически изначального Антропоса, Айона в интерпретации Ницше. Глотая болезненное pharmakon (яд или лекарство, в зависимости от точки зрения), западная цивилизация более всего желала уменьшить себя до первичной материи prima materia, то есть уничтожить себя. Из этого пепла возродится якобы новая, сильная, здоровая цивилизация. Это похоже на то, что национал-социалисты пытались сделать в нацистской Германии, опасный эксперимент, который, конечно, не сработал. Также не сработало собственное падение Ницше в безумие, из которого он не смог подняться. 28 Учитывая тот факт, что Ницше не смог “излечить себя”, то есть стать Сверхчеловеком, попытка Ницше создать Сверхчеловека и последующий план самообожествления были провалены, поставив под серьезное сомнение ценность и актуальность его нравственного плана переоценки всех ценностей. Парадоксально, но то, что собственный жизненный опыт Ницше показывает, что попытка найти конечное благо или совершенство человеческих существ, не может рассматриваться в отрыве от объективной морали - не говоря уже объективной реальности - не разрушая саму основу, на которой такое состояние может быть достигнуто. 29 Литература 1. Гайденко П.П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой [текст]. - М.: Университеская книга: PerSe, 2000. - 455 с. 2. Губин В.Д. Сверхчеловек и опыт трансцендентного [текст] // Философия, общество, культура: сб. науч. статей. - Самара: Изд-во Самарский университет, 2007. - С. 99 - 110. 3. Делез Ж. Ницше [текст]. - СПб.: Axioma, 2001. - 184 с. 4. Манн Т. Философия Ницше в свете нашего опыта [текст] // Манн Т. Собрание сочинений. - Т.10. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1961. - СС. 346-391. 5. Микешина Л.А. Эпистемология ценностей [текст]. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2007. - 439 с. 6. Ницше Ф. Веселая наука [текст] // Ницше Ф. Сочинения. В двух томах: Т.1. - М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1997. - С. 489-716. 7. Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни [текст] // Ницше Ф. Сочинения. В двух томах: Т.1. - М., 1997. - СС. 159-233. 8. Ницше Ф. Письма Фридриха Ницше [текст] / Сост., пер. с нем. И.А. Эбаноидзе. - М.: Культурная революция, 2007. - 400с. 9. Ницше Ф. Переоценка всего ценного. Предисловие [текст] // Ницше Ф. Странник и его тень. - М.: REFL-book , 1994. СС. 145-151. 10. Ницше Ф. Сумерки идолов или как философствуют молотом [текст] // Ницше Ф. Сочинения. В двух томах: Т.2. - М., 1997. - СС. 559-634. 11. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов [текст] // Ницше Ф. Сочинения. В двух томах: Т.1. - М., 1997. - С. 233-488. 12. Свасьян К.А. Примечания / Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов [текст] // Ницше Ф. Сочинения. В двух томах: Т.1. - М., 1997. - С. 767-827. 30 13. Ферстер-Ницше Э. Заключительные замечания [текст] // Ницше Ф. Полн. Собр. соч. - Т. 2. - М.: Московское Книгоиздательство, 1909. - С. 423426. 14. Штекелер-Вайтхофер П. Философия подлинной личности у Ницше // Персональность. Язык философии в русско-немецком диалоге. М.: Модест Колеров, 2007. - С.94-109.