ВОР-2 - Сайт Губернатора Псковской области Андрея Турчака

1
2015 год – год Русской литературы
СЕРГЕЙ КАШИРИН
ДУЭЛЬ С ДОВЛАТОВЫМ
или
ЗА ЧТО ПИПЛ ХАВАЕТ ВЕРТУХАЯ
Признаться, я долго, очень долго думал, колебался, писать ли мне
продолжение очерка «Вертухай Довлатов». Почему? Да потому, скажу
напрямую, что испытывал и поныне испытываю к этому типу
личную брезгливую неприязнь. А это так или иначе не может же,
наверно, не сказаться на объективности. Такая, понимаете ли,
субъективная брезгливость. Ну, попросту говоря, презрение.
-- Да ладно, читатели подсказали, пиши. Пиши, мол, а мы рассудим.
Занятный все-таки тип. То ли на манер Швейка писал, то ли и в самом
деле Швейком был. Или пытался аля-Швейком быть.
Нет, я и тут еще не решался. Отвращение в себе преодолевал. Дело в
том, что у нас с ним после двух неприятных встреч до рукопашной
дошло, о чем и вообще не хотелось вспоминать. Это же ни в какие
литературно-этические ворота не лезет, и объявить о том – сразу
себя на предвзятость обречь. Впрочем, об этом потом, сперва о
главном. О том, что вернуться к теме сама жизнь подтолкнула. Как?
Считаю должным обстоятельно пояснить.
Читатель, разумеется, бывает разный. Начинающий, наивный,
доверчивый, увлекающийся, придирчивый, любознательный,
пристрастный, начитанный, проницательный , ну и т.д. и т.п. Русский
читатель в силу своего русского характера, русской души – наивный,
доверчивый. Тут не так давно встречаю и такое определение, как
неискушенный, к коему у так записных бумагомарак этакое
пренебрежительно-презрительное отношение: «пипл хавает…»
А ведь и впрямь -- хавает! Поэтому главное – подсовывать ему
соблазнительное варево. Потому как оченно хотца свою
образованность показать, а ему, хавающему пиплу, чтобы, значитца,
не Иисус, а подешевше да пожирнее кус. Довлатов о себе написал, что
с детства ненасытнм был. Сколько, бывало ни ест, все мало. Мама изза его обжорства всю жизнь, вплоть до бегства в Америку одной
картошкой питалась, бедная, все лишь ему совала-отдавала при ее
мизерных заработках. Лишь там, в США, поела досыта.
А потом еще, повествует этот обжора в автобиографическом
своем опусе «Наши», на его беду, ему и жена Лена такая попалась –
2
прирожденно невозмутимая флегма. Во-первых, такая б, такая б, что
в целом свете больше такой не сыщешь. А во-вторых, ну сущая
идиотка. У других жены хоть круглые дуры, а тут… И посему, не
выдержав, не просто развелась с ним, но после развода еще за мореокиян и в эмиграцию от него деру дала. Пришлось и ему, бедняге, за
ней последовать. Не то чтобы из любви, а так, знаете, привычка. Да, в
общем, главное, как и мама, тоже с идиотским долготерпением его
аппетит ублажала…
А уж любовница Тася, о которой в «Филиале» со страницы на
страницу от роковой любви изнывает, так та… Так она мало что
прости Господи, так тоже и круглая идиотка, и еще и деньги с него
без конца тянула. Иногда до последней копейки вытягивала. И так он
с ней настрадался, так намучился, и с таким надрывом он о том
повествует, что …
Да, впрочем, хавающий пипл наверняка эту развесистую
клюквочку хавал. Для него она, собственно, и сварганена. В расчете
на то, что из-за неодолимой привычки через замочную скважину
подглядывать в чужую спальню у хавающего пипла завистливые
слюнки рекой потекут. Тут ведь этот похотливый пипл так хавает, так
хавает, с таким смаком уплетает – аж за ушами хрустит! Целыми
кусками, не прожевывая, заглатывает, аж давится!
Тут – всегда пожалйста! –для него, для хавающего пипла, еще и
около довлатовская вкуснятина вон какая – сенсационная. Точнее
сказать, нечто русофобское, чем особенно хавающий пипл радующе
привлекающее:«Пушкинские Горы и Псков готовятся к встрече
нового фестиваля», -- через Псковское агентство информации
вещает миру и городу один из карманно-деморыночных псковских
репортеров Александр Донецкий. И сразу же, что называется, разит
сногсшибательной новостью наповал: «В следующем году на двух
площадках Псковской области – в Пушкиногорском районе и в
Пскове – состоится фестиваль, посвященный творчеству Сергея
Довлатова: DOVLFTVFEST. А в конце сентября в регионе
состоялась его презентация: в Псковскую область съехались, вопервых, кураторы тематических секций, на которые будет
разбит фестиваль, а во-вторых – просто известные и успешные
люди, для которых Довлатов – не просто имя.
Уразумели? Да уж…И даже не скрывая направленность -«известным успешным, для коих…» Прямее говоря… Ну, сами
понимаете, не для одного только пипла.
А вдобавок – еще и «крайне важное»пред ведуведомление: «На
сегодняшний день до «Dovlatovfesta» осталось 364 дня.
3
Ух ты – как бы не опоздать, не проморгать -- отсчет!
Обратныйотчсчет -- как перед пуском космической ракеты. Чтобы,
значитца, от восторга и предвкушения у пипла и дыхание
перехватило. Вот ведь какой предстоит пир! С размахом. С
небывалым размахом – «на двух площадках Псковской области»!
То есть пир – на весь мир. Гульнем! Отпразднуем! Попируем! Так
чтобы ни одного дня попусту не теряли, готовились да в
нетерпеливом ожидании аппетит у себя разжигали.
А как же! Вот ведь какое грандиозно-значимое сенсационновсемирное значение придается намечаемому действу! Еще бы –
Dovlatovfest! В дословном переводе на русский – праздник
Довлатова. Но на русском о том и вещать-оповещать -- словно бы
принижать особую значимость самого имени, достойного красной
даты в календаре. Так что хотя и на древней исконно русской земле,
но обозначить надо на звучном иностранном. Сегодня же это в моде.
По древнерусскому Пскову идешь, а вывески сплошь иноязычные.
Русский человек уже сегодня уже иностранцем себя на родной земле
чувствует, впору переводчика нанимать, чтобы объяснял, где что.
Да, в общем, уже и по всей области так. Всякие там
муниципалитеты, муниципальные поселения, сити-мити, мэры-пэры,
лэди-блэди, сити-менеджеры,шизы- праймеризы, инауграциипрофанации и т.д. и т.п.И если раньше председатели, то теперь
президенты, хотя в переводе на русский «президент» -- это и есть
председатель. А приведение к присяге – это инаугурация, говорят, на
древневрейском… Ну, сами понимаете… на самом звучном…
Что, не так? Так. Это когда-то там были примитивные русские
звания-названия вроде советов, председателей, градоначальников, а
теперь – сверху донизу повсеместно всякое такое прочее, загадочно
благозвучно и возвышенно забугорное.Так что слушайте, слушайте,
читайте, люди города и мира, смакуйте ласкающую ваш
русскоязычный слух оккупационно иноязычную лексику и не
говорите потом, что не слышали! Тем паче, что и сам Довлатов, хотя и
не немец и не англичанин, но ведь и не русский. Соответственно и
фамилию не русскими литерами обозначаем. А из преклонения
перед ним даже отсчет за год до намеченного срока начинаем. По
всему миру до того гремела слава о проводимых здесь ежегодно
Пушкинских празднествах, а теперь…
До так называемой демократической революции «сверху»,
которую, глядя правде в глаза, следует назвать антирусской
контрреволюцией(как заметил выдающийся современный русский
философ Александр Зиновьев,«целили в коммунизм , а попали в
4
Россию»), массовость ежегодных Пушкинских празднеств была
поистине потрясающей. Говоря о себе, скажу, что для меня Александр
Сергеевич Пушкин – именно кумир, и я по мере возможности
старался обязательно бывать на этих празднествах в Михайловском.
Какое же там было многолюдье! Я по профессии – военный летчик и
не понаслышке знаю, что по подсчетам вертолетчиков, которые с
высоты осматривали Михайловскую поляну, на ней в последние
советские годы собиралось около ста тысяч человек.
А? Это - при псковском-то бездорожье в провинциальной
глухомани! Это на сравнительно небольшой Михайловской поляне.
Вам что-нибудь это говорит, довлатовские низкопоклонники?
Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя, не только
в Пскове и Ленинграде, не только в Псковской и Ленинградской
областях, а по всей стране каждый завод, каждое предприятие,
каждая школа, каждый колхоз выделяли для поездки туда
бесплатный для желающих транспорт. Сотни, тысячи читателей,
Россия, русский великий народ нес дань великой любви своему
великому русскому поэту. Что, замечу сразу, до умопомрачительной
ненависти бесило жалкого завистника и русоненавистника
Довлатова. А теперь вот предпринимается подлая попытка
осквернить эти священные для нас пушкинские места позорным
именем этого продажного шкурника от литературы, который, будучи
в диссидентско-эмигрантских бегах, за тридцать иудиных
сребреников поливал русофобскими помоями взрастившую и
вскормившую его Россию с подмостков пресловутой радиостанции
«Свобода». Действовавшую, заметим, под руководством и на средства
американского ЦРУ.
Вам это нравится, господин хавающий пипл? На что уж
Солженицын ненавидел треклятых коммуняк, но и тот не пошел на
такое. А Довлатов – пожалуйста, с превеликим добровольным
удовольствием! Восславим его великим празднеством в его честь!..
В треклятые «демократические» годы нашлись «плюралисты» а-ля
довлатовы, выступившие с тем, что Пушкинский праздник не стоит
проводить каждый год. Да и вообще, мол, надо ли. Мало ли у нас
других выдающихся литераторов, так что ж, вот так и ездить тудасюда? Псковская писательская организация, насчитывавшая к тому
времени около четырех десятков человек, с огромным трудом
отстояла Пушкинский праздник, но при этом вдруг раскололась на
две, отнюдь не дружественные. Уж на что древняя Псковская земля –
русская, древнерусская, где, по словам Пушкина, русский дух и Русью
пахнет, а и здесь даже среди писателей, оказывается, есть не русские,
5
а выискались и выискиваются так называемые всего лишь
русскоязычные, для коих и русский дух не по нутру, и Россия – «эта
страна». Их иудиными стараниями Пушкинские праздники , прямо
скажем, год от года хиреют. Хорошо, если соберут несколько сотен
человек на знаменитой Михайловской поляне, а то и того меньше.
В последний раз мне довелось побывать там вскоре после
вступления на должность губернатора Псковской области Андрея
Анатольевича Турчака. Меня пригласили с тем, чтобы я там
выступил, и мы поехали туда с главой Гдовского района Николаем
Михайловичем Мироновым. Какова же была наша растерянность, что
в списке выступающих меня, загодя приглашенного, не оказалось.
Организаторы «почему-то» то ли забыли, упустили, то ли
передумали Мы кинулись выяснять, в чем дело, к губернатору,
Однако тот лишь развел руками: вмешиваться в действия
организаторов не удобно.
Попытались мы еще найти содействие у проживающей там
депутатки Псковского областного собрания от фракции
«Справедливой России» госпожи Есиной (справедливой же,
справедливой! Да – увы! –«справедливой» именно в кавычках, но она
от разговора уклонилась. Зато на могиле Пушкина громово
витийствовал местный священник. «Пушкин в его земной жизни был
великим грешником, много нагрешил», -- неприятно резанул слух его
«проповеднически-авторитетный» голос, и Николай Михайлович,
выразительно взглянув на меня, махнул рукой:
-- Ну и ну! Пошли… Поехали отсюда!..
Комментарии, полагаю, излишни. Теперь, стало быть, по
мечтаниям Александра Донецкого и иже с ним, массовыми и
ежегодными должны стать фестивали Dovlatovfesta и, соответствено,
столь же громкой слава Довлатова?! С замаскированным
намерением оттеснить и постепенно даже заменить Пушкинские
праздники. Что, впрочем, очень даже понятно. В свое время,
помнится, в ноябре 2006 года в Псковской ленте новостей появился
скандальный пасквиль того же Донецкого с бесстыдно злорадным
заголовком «Поминки по псковской литературе». Пристрастия
очевидны.
Так ведь и это еще не все. Обожаемый хавающим пиплом глашатай
Псковского агентства информации Александр Донецкий хотя бы
упомянуть об очередных Пушкинских празднествах « почему-то»
напрочь забыл. Зато с все возрастающим умилением перед
грандиозностью предстоящего Dovlatovfеsta «аж на двух площадках»
сообщает, что участниками и гостями фестиваля будут персоналии
6
из очень различных мест – из Одессы, Казани, Нью-Йорка и т.д. и т.п.,
«толком даже не знакомые друг с другом».(Ой ли!).
А «кураторы» будущего «массового действа» уже «заложили
пробный камень» -- провели «полевые испытания». То есть своего
рода репетицию.В деревне Березино возле «знаменитого ныне
домика Михал Иваныча»,(«знаменитого»! ) уже знаменитого! –
поскольку в нем во время оно несколько месяцев квартировал
Довлатов, «4 июля открылся маленький частный музейчик
Довлатова», их, кураторов, «ждал советский стол с угощениями:
большой бутылью самогона, гранеными стаканами и бычками в
томате».
Красиво подано, а? «Маленький…частный… музейчик…
открылся..». Вот что значит сегодняшнее победоносное шествие
капитализма! Невзрачная такая, старенькая деревенская
бревенчатая избушка, а и в ней наподобие дореволюционного
еврейского шинка забегаловка открылась , и некий так называемый
новый русский уже денежку на ней это самое… гребет-зашибает, да
местный люд вроде того же простодушного Михал Иваныча спаивает.
А кураторы…
Бедные, бедные, несчастные-разнесчастные «кураторы»! (По
сельскому недоумению-пониманию от слова «куры», что ли?) То-то
пришлось им помучиться от таких «советских» яств. Можно
представить себе их страдальческие физиономии. Но что поделаешь,
искусство почившего в Бозе «в изгнании»от хронического
алкоголизма диссидента в эмигрантских бегах Довлатова
пробавляться таким «советским» столом, как и всякое искусство,
требует жертв. Легко ли было ему гранеными стаканами осушать
такие вот бутыли вонючего самогона! А ведь «мучился», осушал. Ибо
от тоски изнывал, прозябая непризнанным гением в Пскопской
медвежьей глухомани. Пушкин там и будучи в ссылке не запил,
писал, творил, а бедный-несчастный-разнесчастный Довлатов,
работая экскурсоводом, до того затосковал, что и запил по-черному,
и начал окончательно спиваться. Благо, наследственное
предрасположение имел…
Ради « светлой памяти» спившегося страдальца Довлатова и
намечаемого в его честь грандиозного пира теперь вот и они,
бедолаги-кураторы-демократоры, вынуждены были провести своего
рода маленький пир(«полевые испытания», как выразился
Донецкий). Остаканиться, как это делал их кумир Довлатов, морщась
от мутного самогонного зелья и бычков в томате. Тем не менее, они
эти «испытания» с честью выдержали, и «маститый Виктор Ерофеев,
7
лично знавший Довлатова»,(о, какое счастье!), пользуясь моментом,
рассказал, как он недавно снимал с французскими
телевизионщиками фильм…(о, какая радость! И как это важно! -внимание! внимание!) под провокационным
названием…«Реабилитация Дантеса».
Хоть и не ахти какой ароматный-приятный, но с «советскими»
градусами самогон развязал язык «маститому демократическирыночному довлатовцу-плюралисту» Виктору Ерофеееву. Да и
вообще ну как же, как же без такого фильма «к моменту». Тут же и
«первый камень» в фундамент затеваемых новых празднеств и
«пробный шар» на восприятие массового пипла. И…
И подлая попытка сделать намек на то, что – да, да, несчастногоразнесчастного Дантеса, которого даже родная дочь заклеймила и
прокляла как убийцу великого русского поэта Пушкина, пора бы,
мол, и реабилитировать. А то что же, дескать, это получается: время
идет, а над ним висит всеобщее презрение. Как будто авторам этого
намека и невдомек, что есть преступления, которые не имеют срока
давности. А что до «маститого» Ерофеева – так ведь ему, видите ли,
«лично знавшему Довлатова», доверено-поручено «курировать»
секцию прозы, призванной рассказать «чем Довлатов жил, что его
волновало и вдохновляло» (наряду и благодаря остаканиваниям
гранеными стаканами). Посему «маститый куратор»ничтоже
сумняся под воздействием самогонных градусов заявил:
«Нет ничего греховного, что Довлатова мы празднуем в
Михайловском, потому что оба – и Пушкин, и Довлатов –
настоящие.»
Врешь! Врешь, маститый без кавычек блудослов! Вот Бог шельму и
метит. А тут еще дернул черт за язык -- проскользнула в этой вот
оговорчке «нет ничего греховного»-- сомнительность в
сказанном.Истинно, язык мой – враг мой!( А тут еще коварные
самогонные градусы). Ну, да авось Бог не выдаст, свинья не съест, а
пипл схавает. Поэтому – вперед, вперед, моя «история», то бишь
нетрезвая и посему как бы и не совсем ответственная болтология:
«Довлатов умел увидеть и показать в капле воды целую
Вселенную», -- просвещает для пипла(или пиплу)»маститый»
куратор.
Господи Ты Боже мой, никто такого не умел, а Довлатов и увидеть и
показать умел!..
Ну, да ладно, Донецкий либо в силу своей пипловой наивности,
либо в роли завзятого подпевалы не подозревает, либо делает вид,
8
что не понимает, какой он масти на чью мельницу льет свою
сладкоречивость, но и масть, и песня знакомая. О чем более чем
ярко говорит уже сам заголовок его восторженно-холуйского
дифирамба: «Правильно выбранный адрес». В том смысле, что
места проведения довлатовского фестиваля в Пскове и Пушкинских
горах выбраны очень удачно. Очень даже «правильно»! Ведь здесь,
мягко, очень мягко говоря, в расчете на желторотую доверчивость
массово хавающего пипла затевается беззастенчиво лукавое
«празднество», нацеленное на то, чтобы вот так, как бы в подпитии
простецки, в более массовых «полевых испытаниях» примазать к
славе великого русского гения Пушкина более чем сомнительную
популярность очередного русскоязычного борзописца.
Подлость, прямо говоря, затевается. У Пушкина такие стихи есть –
«Пир во время чумы», а тут самый что ни на есть довлатовский пир
во время сегодняшней «демократической» чумы!
Называя вещи своими именами, намечена изощренно наглая
идеологическая литературная диверсия. В объявленный в России
годом русской литературы 2015 год главный удар нацелен на
пушкинские места в Псковской области. Именно туда и прежде всего
именно туда, где, по словам нашего великого русского
национального поэта более всего веет «русский дух и Русью пахнет».
И конечно же против основоположника русского литературного
языка, основоположника и светоча нашей великой классической
русской литературы – Александра Сергеевича Пушкина.
менно поэтому не могу опять не напомнить свой очерк «Вертухай
Довлатов», размещенный в интернете на сайте «Русский лад»в
начале 2015 года, объявленного в России годом литературы. Когда-то
этот, ныне будто бы «один из самых читаемых» литератор, удостоил
меня своего внимания, поведал о нашей с ним деловой встрече и,
будучи уже там, за морем-океаном, опубликовал клеветнический
опус в переводе на английский язык. Где с нажимом подчеркнул, что
я разговаривал с ним с простодушием идиота.
Я, в общем-то, тому и не удивился. Если уж, веря его
автобиографическому клеветончику «Наши», у него и жена Ленка
круглой идиоткой была, и вообще все его родные, начиная с отца и
дядей (ради красного словца не пощажу и родного отца!), и каждый
встречный-поперечный около того, то чего ж тут на бедняжку
кукситься как мышь на крупу. Не повело человеку в жизни. Чуть
перефразируя Пушкина, дернул его черт с его благородством и
гениальностью в такой вот идиотской семье родиться! Ну, что ж,
теперь и от моего, как он с полувгляда оценил, идиотского
простодушия страдает, а я с таким же простодушием и продолжаю.
9
Судьба, значит, такая. Планида. Поскольку на мой идиотский взгляд
он ни дать ни взять мизантроп с комплексом Наполеона.
Читай, вчитайся, всмотрись, алчно хавающий пипл, это же сразу в
глаза бросается. Только вот пиплу некогда думать-вдумываться
некогда, ему хавать надо.
Меж тем сразу же на всякий пожарный случай заявляю в открытую,
что бездумно «хавать» его творчество не хочу, старался думать и
думаю о таковом пристрастно. При своем немалом житейском,
человеческом опыте(как-никак мне 87-й) знаю, что есть и Швейки
наследственные, и люди наследственно ненавидящие русских.
Прирожденные русоненавистники. Генетически русофобы. Так вот
этот тип – наиболее яркий представитель таковых. Тот еще Швейк! С
большой придурью.
Не скажу в порыве взаимной национальной «любви», что
бездарный. Нет. Совсем наоборот, талантливый! Хотя хочется сказать,
что просто с набитой в щелкоперстве рукой, но наделенный даром
прирожденно ханжеского шутовства и прирожденного коварства.
Чем как раз и страшный. Чем и опасный. Без обиняков с тем же, как
он отозвался обо мне, своим русским «идиотским» простодушием и
заключу. На мой, конечно же, небеспристрастный взгляд, Довлатов
был и остался в своих писаниях не просто русонеавистником, а
русоненавистником одержимым. Прирожденным врагом.
Одержимым.
***
Для прояснения картины вспомним хотя бы несколько
общеизвестных фактов. С победой так называемой перестройкигробостройки и так называемого плюрализма наши газетножурнальные средства массовой информации как по команде
(нетрудно предположить, что именно по команде) развернули
согласованно дружную кампанию с единодушным устремлением
«развенчать культ Пушкина». Некий словоблуд Н.Голь в журнале
«Нева» № 6 за 1998 с ужимкой записного паяца позволил себе
пошло ерничать: «Пушкин умер – солнце русской поэзии
закатилось.» И далее это кривлянье дошло до того, что
посредственный русскоязычный стихоплет Иосиф Бродский был без
стыда и совести объявлен … вторым солнцем русской поэзии.
Особо оголтелой стала еще более массированная попытка
«развенчать культ Пушкина» в период подготовки и проведения 200летнего пушкинского юбилея. Здесь основную закулисную
10
антипушкинскую скрипку играл еврейско-венгерский-американский
мультимиллиардер , член Бильдербергского клуба , один из
функционеров масонского клуба «Магистериум» и «мирового
правительства» Джорджа Сороса. Созданный и действующий на его
средства Институт «Открытое общество»выступил инициатором
мегапроекта «Пушкинская библиотека», в рамках которой Фонд
Сороса начал рассылать бесплатно книги, учебные пособия,
литературные журналы и газеты, которые дружно дули в одну
пушкиноненавистническую дуду. Знаменитый русский поэт Аполлон
Григорьев, пытаясь почетче оценить величие Пушкина, в свое время
сказал так: «Пушкин – наше все.» Общее мнение авторов,
оплачиваемых щедрым Фондом Сороса, свелись к «философскому»
умозаключению подвизавшегося наряду с Довлатовым на той же
пресловутой американской радиостанции «Свобода» русскоязычного
критика эмигранта-диссидента Бориса Парамонова: «Пушкин – наше
ничто».
Небеспристрастные русские патриоты, в отличие от наивнохавающего пипла, конечно же, помнят и целый ряд книг
антипушкинистики. Это, скажем, опять-таки ерническизубоскальные тексты Абрама Терца-Синявского «Прогулки с
Пушкиным», Анатолия Мадорского «Сатанинские зигзаги Пушкина»,
Михаила Веллера «Памятник Дантесу», священника(священника!)
Михаила Ардова «Возвращение на Ордынку», сборник «Видок
Фиглярин. Письма и агентурные записки Ф.В.Булгарина в
111отделение» и даже переиздание печально, вернее, позорно
знаменитых записок маркиза де-Кюстина «Николаевская Россия».
Которого, прочтя, еще Жуковский обозвал собакой, а его писанину
сознательной ложью и клеветой. Не любопытно ли, что в годы
«демократически-рыночных преобразований» на наших книжных
прилавках появилось уже и не одно, а несколько переизданий этого, с
позволения сказать, маркиза. Равно как и тексты его русскоязычных
последователей. В том числе и изощренно подлый опус Довлатова –
«Заповедник»
Однако, как говорится, и это еще что! В те же годы в Институте
«Открытое общество» создали так называемую программу
поддержки независимых российских СМИ. В правление вошли
широко известный своим русоненавистничеством тележурналист
В.Познер, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы»
А.Венедиктов, руководитель московского отделения Радио
«Свобода» Савик Шустер, телеобозреватель В.Шендерович, главный
редактор газеты «Брянское время»И.Шерман, главный редактор
журнала «Открытая политика» В.Ярошенко, руководитель Центра
11
«Право и СМИ» А.Рихтер и др.Вскоре этой «программой» был
проведен конкурс «Пушкинист», где всяческих похвал удостоилась
книга «К истории дуэли А.С.Пушкина. Письма Жоржа Дантеса», в
которой предпринята попытка обелить убийцу поэта.
За сим – более чем «оригинальный» скандал. 4 июня 1999 года
директору Государственной (ныне Российской национальной)
библиотеки был с демонстративной торжественностью вручен
журнал с названием … «Дантес».
Улавливаете взаимосвязь с вышеназванным кинофильмом -«Реабилитация Дантеса»? И с пошленькой повестушкой Михаила
Веллера – «Памятник Дантесу». Можете считать это случайностью,
я так не считаю. А про такой «подарок» -- журнал «Дантес» -- в
русском просторечье еще и такое хлесткое словечко есть:
-- Всучили!
Всучили, если передвинуть ударение на первый слог. Да еще в
такой день, когда библиотеке подносились в дар издания,
посвященные юбилейной пушкинской дате. Причем, не просто в дар,
а –на вечное хранение для нынешних и грядущих поколений, как
издание особо значимое.
И в чем эта его особая значимость? А вот в чем – истинно «открытие
мирового исторического» значения:
«Предок А.С.Пушкина «арап Петра Великого» был по своему
происхождению фалаша, то есть потомком черных эфиопских
евреев.»
Хохотать? Чертыхаться? Попросту по-русски за нечистоплотность
крыть авторов, как Маяковский, в бабушку и в Бога душу мать? Ну, ну,
ухмылялись и продолжают ухмыляться издатели, пока там истина
будет выяснятся, пипл алчно хавает и с пипловой лопоухостью
верит. А если еще и сомневается, то опять-таки на свой пипловский
лад: «А черт его знает, может и так…»
Любопытно, вернее, прелюбопытно и примечательно, что эта,
теперь уже еврейская версия происхождения нашего русского
национального гения подтверждалась затем в спецвыпуске
«Совершенно секретно» № 6 за 1999 год. Там сообщалось, что прапра…прабабкой Пушкина была легендарная царица Савская, или –
Саба (950-115 гг.до Р.Х.) , которая, по преданию, ездила в гости к царю
Соломону, о чем упоминается в Библии, и …родила от него
соответственно пра-пра-пра…эфиопско-еврейского выблудка Иудова
колена.
12
Так! 200 лет о том и понятия не имели, а тут – на тебе! Ай, да евреи!
Ай, да молодцы. Раскопали!..
Через два года(исторические разыскания пошли стремительнее!) в
очередном спецвыпуске «Совершенно секретно» № 6 за 2001 год –
новое сенсационное «открытие» харьковского историка Александра
Зинухова – «Абрам из рода Ганнибалов». Пройдошливый еврей Савва
Рагузинский вместо черного арапчонка подсунул Петру 1
смугленького еврейчонка. Обдурил доверчивого русского
императора, и таким образом Пушкин – несомненно еврей.
Одновременно и от царя Соломона, и от царицы Савской, и еще от
рода Ганнибалов. Что называется, коллективный арапчонок от
группового брака. И если об этом сообщает такое издание, как
«Совершенно секретно», то тут уж пипл хавает с особой алчбой.
Такие «секреты»–с развесистой клюквочкой, да с перчиком, да с
душком – хавающему пиплу особенно по душе. Ему и в голову не
придет, что его, чванливо лопоухого олуха, изощренно подлым
методом пичкают русофобской наркотой в ярко привлекательной
русскоязычной обложке. А тут еще небезызвестный сын юриста
Эдельштейн-Жириновский с трибуны Госдумы РэФэ громогласно
заявил, что евреи – самый умный народ из всех народов, и вполне
понятно, что гениальный Пушкин – еврей. О чем в свое время и
Довлатов и устно, и печатно на все лады повествовал.
Не понаслышке знаю и не домысливаю. Проверяя, без малейшего
труда убедитесь в этом, читая его произведения. Или, скажем, хотя
бы полистайте документальные, чуть ли не дневниковые, записки
бывшего секретаря Петербургской писательской организации Ивана
Сабило. Когда-то они вместе работали литсотрудниками заводской
многотиражки.
Впрочем, особо распространяться о том было бы воистину смешно,
когда бы не было так гнусно! Повторю, не верите – убедитесь сами.
Сейчас о другом. Продолжая о попытках дискредитировать, оболгать,
оклеветать Пушкина не могу хотя бы вскользь не обмолвиться о
якобы наследственной смуглости Александра Сергеевича, на все
лады подчеркиваемой сторонниками эфиопско-семитской версии.
Адъютант генерала Раевского Михаил Юзефович в своих
воспоминаниях о Пушкине писал:
«Как сейчас вижу его – хохотуна, очень подвижного, даже
вертлявого, с великолепнейшими большими чистыми глазами, с
белыми блестящими зубами о которых он очень заботился, как
лорд Байрон. Он вовсе не был смугл, ни черноволос, а был вполне
13
белокож с вьющимися волосами каштанового цвета. Носил он у
нас щегольской черный сюртук с блестящим цилиндром».
Я почему вплетаю в ткань данных своих размышлений это сугубо
частное наблюдение? Да ведь любой из нас знает, что уже по самому
облику, по внешности, по лицу мы понимаем, кто какой
национальности. Уж если, скажем, цыган, так сразу и видно, что
цыган, китаец – так и китаец. А так называемому простому (не
люблю этого уничижительного эпитета применительно к любому
человеку!) читателю, нам, русским, что называется, « до лампочки»,
смуглым или белокожим был наш великий русский поэт. Да массовый
читатель вообще-то может и не читать ни научно-исследовательских
трудов целой армии пушкинистов, ни, тем более, таких вот частных
записок. Не это у Пушкина главное, главное его творчество, о
котором он с предельной четкостью сказал сам:
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.
Сразу же здесь без обиняков спрошу: мог ли так, вправе ли так
сказать о своем творчестве русскоязычный русофоб Довлатов? Да вы
меня сразу расстреляйте, если я с этим соглашусь. А вот «лично
знавший Довлатова» Виктор Ерофеев без зазрения совести, без тени
стыда пытается уверить нас, что «Пушкин и Довлатов – настоящие».
То есть изощренно замаскированным словоблудием пытается
поставить продажного предателя-диссидента Довлатова в один
равный ряд с Пушкиным. Вслед за Гоголем «только и остается
сказать, что – тьфу!»
Но, заметим, русскоязычным, а уж тем паче иноязычным,
русоненавистникам и клеветникам далеко не «до лампочки» и сама
внешность Александра Сергеевича. А поистине неисчислимое войско
явных и тайных наших заклятых врагов и не перечесть. Трезво
оценивая свой поэтический дар, великий Пушкин гордо, с вполне
заслуженной гордостью сказал:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа.
Так вот эту не зарастающую народную тропу поистине
неисчислимая свора «маститых» ерофеевых и пытается изо всех
своих русоненавистнических силенок замусорить, загадить грязью
клеветы и подлых измышлений. И здесь для меня именно сугубо
частное воспоминание Михаила Юзефовича больше всех версий о
национальном происхождении Пушкина, говорит о том, что
Александр Сергеевич – русский. Да еще такой русский, о ком
14
гениальный Николай Васильевич Гоголь сказал, что в своем
развитии явится может лишь раз в двести лет. И не могу не
подчеркнуть в вышеприведенной цитате таких слов:
«…с великолепнейшими большими чистыми глазами…»
Вы видели великолепнейшие большие чистые глаза у какогонибудь, попросту сказать, без какого либо намерения обидеть когото, арапа-араба?
И – далее:
«… он вовсе не был смугл, ни черноволос, а был вполне белокож
с вьющимися волосами каштанового цвета…»
Так что ж вы мне мозги пудрите его якобы иссиня-черными
волосами африканца, негритянской чернокожестью и эфиопской
смуглостью, господа авторы эфиопско-семитских версий? Как мне
после такого непосредственного свидетельства к вашим
«антропологическим изысканиям» относиться? И почему вместо
того, чтобы как к сородичу по крови, к соплеменнику уважительно к
нему и относиться, вы так дружно его ненавидите? Уж если на то
пошло, то вам следовало бы укреплять культ «своего» Пушкина, а
вы…За что?
Да именно, прямо вам скажу, именно за его русскость!
А пипл, особенно «новый русский» и так называемый
русскоязычный, хавает. Чему, конечно же, вы и рады, во имя чего и
стараетесь, затыкая рот возражающим истерическими попреками в
ксенофобии и антисемитизме.
Только и остается опять-таки вослед за Гоголем сказать, что – тьфу!
***
И тут уж до такого захлеба доходит, что эти истошно-визгливые
довлатовцы наивно и слепо доверчивый пипл и вообще за круглого
дурака держат. Как уведомляет все тот же слащаво велеречивый
Александр Донецкий, гвоздем программы «полевые испытания» по
подготовке Довлатовского празднества стала некая, неизвестно
откуда вынырнувшая, вернее – вытащенная) молодая поэтесска Вера
Полозкова. Почему? О, вы только представьте себе, потому что
Сергей Довлатов – кумир ее читательской юности и – «камертон
неких ее жизненных и этических принципов». Да вот, впрочем, ее
вдохновенный монолог дословно:
«Я, как и все(все?! – С.К), в 14 лет влюбилась (мистика! Указующий
перст судьбы! – С.К.) в Довлатова и пока всего не прочла, не
успокоилась(Ах,ах! –С.К.). И сейчас, готовясь к этой презентации,
15
перечитала и поняла, что мы все правильно (указанием свыше! –
С.К.)делаем, и , наконец-то, этому человеку, которому при жизни не
достало признания, начинают возвращать долги»(порок наказан,
добродетель восторжествовала! – С.К.).
Ай, да Полозкова! Ну до чего же «складно» чешет, как по писаному!
Ай да Евина дщерь, пожалуй, сказал бы восхищенный Пушкин, ай, да
молодец! Неблагодарные читатели, да что – читатели, вся Россия
(!)страшно задолжала «этому человеку» за его « великие»дела. Но,
наконец-то, наконец-то… Нашлась-таки с 14 лет влюбленная и
потому, видите ли, по достоинству оценивающая творчество ее
кумира Довлатова, и уж она-то вдохновит всех воздать должное и его
творчеству, и неким его жизненным и этическим принципам,
которыми она с детства и поныне руководствуется. Без всякой, так
сказать, инфантильно хавающей пиплы.
Каким таким принципам? Ну, скажем, таким, что она с честью
прошла «полевые испытания с советской бутылью самогона,
гранеными стаканами и бычками в томате». А потом соответственно
и в понимании еще более высоких по своей довлатовской моральноэтической и жизненной неподражаемости. Которые, по высокопипловскому суждению этой экзальтированной фифочки, не чета
даже пушкинской.
Как так? А вот так. В одном из своих философических писем Петр
Чаадаев раздумчиво заметил:
«Мы – народ исключительный, мы принадлежим к числу тех
наций, которые как бы и не входят в состав человечества, и
существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь
страшный урок…»
Истинно пронзительные слова. И Пушкин на это ответил:
«Но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы
переменить Отечество или иметь другую историю, кроме
истории наших предков, такой, как нам Бог ее дал. Гордиться
славою своих предков не только можно, но и должно; не
уважать оной есть постыдное малодушие.»
А Довлатов?
В аннотации к серии его книг, 5000-10000 тиражами повторно
изданных в Петербурге в «демократически-плюралистические»
годы читаю:
«Сергей Довлатов родился в эвакуации и умер в эмиграции. Как
писатель он сложился в Ленинграде, но успех к нему пришел в
Америке, где он жил с 1979 года».
16
Автор этого, не знаю уж, как и назвать его, тупого, безмозглого,
что ли, биографического сообщения уверен, что вызывает у
читателей сострадание. Наверно, у кого-то и вызывает, а я балдею
либо от наглейшего ханжества, либо именно от безмозглости автора
этих строк, выставивших «страдальца» Давлатова напоказ как
предателя. Истинно, Бог шельму всегда такт или иначе метит. Ведь
вы только вдумайтесь: человек родился в эвакуации в стране,
которая эвакуацией спасла жизнь его матери и тем самым дала ему
жизнь, а он эту жизнь закончил во вражеской стране в эмиграции на
службе нашим врагам.
Такое сострадание основывается на том, будто бы Довлатов
вынужден был податься в эмиграцию из-за некоего на него нажима
тогдашнего режима. В чем выражался этот нажим, не объясняется,
лишь намекается. В том, дескать, что жестокая советская цензура не
давала ему в полную меру говорить правду. По себе знаю, да, цензура
была жесткой. Но только ли, скажем, для меня да для Довлатова?
Если уж о том говорить, то вспомним и Пушкина, цензором у кого
был русскоязычный жандарм России Бенкендорф, а затем и сам
император Николай 1.Или, к примеру, возьмем нашего великого
русского полководца маршала Жукова. Ныне же известно, что когда
он предоставил для публикации свои воспоминания, так оттуда же
целыми кусками в десятки и сотни страниц самой что ни на есть
горькой военной правды вырезали. Но ведь ни Пушкин, ни Жуков изза этого на службу врагам не переметнулись!
Или вспомним русскоязычного поэта еврейской национальности
Бориса Пастернака. Сколько было шума-гама, когда его роман
«Доктор Живаго» было отказано напечатать в журнале «Новый мир»,
и Пастернак издал его за рубежом. Дело дошло до того, что
импульсивный Никита Хрущев предложил Борису Леонидовичу
Пастернаку убраться из СССР к чертям собачьим на все четыре
стороны. Но ведь Пастернак не эмигрировал, попросил из родной
страны его не выгонять. А Довлатов…
А? А ты что на этот счет скажешь, алчно хавающий пипл? Да,
тяготила, угнетала цензура многих и многих правдивозамечательных советских писателей, и их, вынужденных тому
подчиниться, не назовешь же никчемными соглашателями, жалкими
трусами и предателями . А Довлатов? Да он же, прямо говоря, не за
понюх табаку – за тридцать иудино-диссидентских сребреников
Россию променял на забугорную «свободу». На подло знаменитую
русофобскую радиостанцию, свою работу на которой с превеликим
умилением показал в повести «Филиал». Сначала намеревался
«рвануть когти» на так называемую историческую родину, да
17
смекнул, где выгоднее, и, недолго думая, «рванул» в США. Где, однако
же, говоря его русскоязычным слогом, и дал дуба от алкоголизма, не
дожив и до своего пятидесятилетия. Спился, проще сказать, сгорел от
перепоя.
Не только как русский писатель – как русский человек, как
гражданин России беру на себя патриотическую русскую
ответственность назидательно сказать: для русского человека
прежде всего и для каждого россиянина в России патриотизм –
это не просто благое желание-нежелание, а священный долг! Как
дочерний и сыновий долг перед матерью и отцом – долг перед
Родиной. И если ты отцом и матерью в чем-то недоволен, так
найди способ по-родному наладить с ними взаимоотношения, но
не стань для них врагом и предателем.
По-моему, это настолько элементарно, что о том особо и говорить
не стоило бы. А если русскоязычный русоненавистник космополит
Довлатов Россию предал, так именно потому что космополит и
русоненавистник прирожденный. И предатель прирожденный. А по
словам великого русского писателя Максима Горького, предатель
ничтожнее и презреннее тифозной вши. Расписываюсь под этими
словами двумя руками.
О текстах предателя Довлатова небезызвестный ленинградский
критик Арьев в восхищением говорил, что это – сплошные перлы,
высокохудожественные жемчужины. Что не помешало Довлатову в
ряде его «перлов» показать Арьева как еще большего забулдыгу,
нежели он сам. Не не прямое ли указание-подтверждение тому,
откуда у «маститого» критика, «лично знавшего» Довлатова,
проистекало восторженное преклонение перед собутыльником. Да
вот теперь не так ли и «маститый» Виктор Ерофеев попытался
поставить тюремного вертухая Довлатова чуть ли не на равных с
Пушкиным. А допустимо ли такое? Мне сама мысль о том кажется
кощунственно русоненавистнической. И коварно преднамеренной.
С незапамятных времен не затихает спор о том, что определяет
характер и судьбу человека. Русский народ, вековые, тысячелетние
наблюдения и опыт русского народа выражают русские народные
пословицы и поговорки: «это у него в крови, это он с молоком матери
впитал, яблочко от яблони недалеко катится, сова не родит сокола,
черного кобеля не отмоешь добела, с лысинкой родился – с лысинкой
помрет, ему хоть кол на голове теши» и т.д. Повторю, можете меня
обвинить в ксенофобии, в разжигании «межнациональной любви»,
но мне, к моему глубокому прискорбию, Довлатов видится
мизантропом и вплоть до садизма жестоким русофобом. Вчитайтесь,
18
вчитайтесь построже в его «перлы-жемчужины»,все окружающие его
персонажи – мерзавец на мерзавце и мерзавцем погоняют.
Ну, скажем, в тесно связанную с этим моим сюжетом его
повестушку «Заповедник». Так же от начала и до конца брызжет яд
такого русоненвистничества, что у меня дыхание обмирает. Там же
все русские, прежде всего псковские русские люди сплошь
непроходимые и беспробудные пьяницы, недалекие умом невежды,
тупицы, безнравственные и безвольные хамы. Волею моей летной
службы, а вернее – волею моей русской националистической судьбы
я жил и живу среди этих людей, в гуще этих людей на Псковщине с
1953 года. Сам-то я из Орловской области, из той ее части, где после
Великой Отечественной войны образована Брянская область, а в
1953 году из Германии прилетел сюда для дальнейшего прохождения
службы на военном аэродроме возле древнерусского города Гдова.
Здесь живу и ныне. Так вот со всей ответственностью заявляю, что
гдовичи, как и все псковичи, как и все русские, отнюдь никоим
образом, конечно же, не золотые, но красивые, красивые душой и
телом, целомудренно благородные русские люди. И я могу лишь
благодарить судьбу, что живу среди этих русских людей.
А по Довлатову -- один только он выше всяких похвал. Ну еще бы,
он же, даже скрываясь под псевдонимом, подчеркивает, что – еврей,
а поскольку еврей, то потму и талантливейший из талантливейших
сын избранного народа, и его способностей «не отрицали даже
Гранин и Рытхеу». Насчет Рытхеу не знаю, а Гранина Валентин
Пикуль назвал главным ленинградским раввином. Проследите,
вчитайтесь! Свой свояка…
***
Сам Довлатов о себе с придурошной ерническо-швейковской
гордостью писал так: «Я был … великим халтурщиком… Один
редактор сказал мне: «У тебя все герои – подлецы…» Не надо быть
редактором, просто хотя бы более менее нормальным читателем,
чтобы сказать, что тут он еще крепенько поскромничал. Чтобы
писать о нем, я просто не имел права не прочесть его «перлы», и не
могу после этого оторопело не подивиться тому, что ныне Довлатов
объявлен самым читаемым писателем. Либо это беспардонная «для
раскрутки» ложь, либо невероятно многочисленная масса читателей
– сплошь тупой, пошлый и цинично-похотливо хавающий пипл. Да и
потом заметим, что читать того или иного автора – это отнюдь еще
не означает соглашаться с ним.
Хотя, впрочем, чем черт не шутит, когда Бог спит. Тем паче, что при
нынешних трудностях в книгоиздании «перлы» Довлатова издаются
19
большими сериями и завидно большими тиражами . Вот, скажем,
серия карманного формата, сравнительно недорогих по нынешним
ценам его книжонок выпускается в Санкт-Петербурге издательской
группой с многозначительным названием «Азбука-классика» уже на
протяжении многих лет, так там даже привлекающе рекламный
вензель обозначен: круг с восклицательным знаком в центре и
призывом приказного порядка – «Прочесть обязательно!» Для
хавающего пипла «оченно в жилу!» Но издатели-то, издатели! Какова
наглость, а? Что, ради прибыли? Полагаю, не только.
Подчеркивая, что он газетчик, репортер, Довлатов этак
небрежненько оповещает читателей, что всего лишь
беспристрастно излагает известные ему факты. Так ведь и тут врет.
«Имена, события, даты – все здесь подлинное. Выдумал я лишь те
детали, которые несущественны,» -- таким вступлением предваряет
он свои якобы документальные записки «Зона». А меж тем в
послесловии сообщается: «Создание этой небольшой книги заняло у
Сергея Довлатова четверть века –с 1964 по 1989 год». Ну до
невозможности – репортер! Сверхоперативный! 25 (двадцать
пять!) лет эту свою патологически русофобскую порвестушку
писал-шлифовал-вылизывал!
К тому же в журналистско-писательских кругах мне доводилось
слышать, что даже в своих документальных «жемчужинах» Довлатов
врал напропалую. В отместку за малейшую в его адрес критику,
бессовестно клеветал на человека, оставляя в тексте подлинную
фамилию.
Вместе с тем и «Зона», и другие его «высокохудожественные
жемчужины» издавались сначала там, за бугром-океаном, в США, на
английском языке, и в кулуарах Петербургского Дома писателей
им.Маяковского мне доводилось слышать, что там ему «помогал»
кропать эту «репортерскую документалистику» целый коллектив
таких же «несчастных изгнанников из Советского Союза».
Оставшимся безымянными, тем соавторам хорошенько платили,
ради чего они Довлатову и «помогали». Не надо быть семи пядей во
лбу, что «помогали» тоже не только ради внушительных гонораров.
Допустим, предвзятая молва. Но, читая его «жемчужины», я часто
думаю: и как же это такой какой-то не такой охаиваемый им
русский народ – извечно, искони сплошные русские
бездельники, лодыри, воры, пьяницы, развратники, хамы,
тупицы, чванливые бахвалы, великодержавные шовинисты –
как же этот народ смог, ухитрился, умудрился расселиться на
одной шестой планеты, объединить вокруг себя около двухсот
20
народов, людей различных языков и вероисповеданий, и создать
Великую Российскую империю, затем – СССР, вторую в мире
сверхдержаву?
Вспоминается русское пренебрежительное присловье: «Рисует
дядя, на себя глядя». Или еще такое: «На свой аршин всех мерит». Не
так ли и Довлатов?
Злоба, говорят, помрачает разум. Вспоминая о том, нельзя не
обратиться и на себя. Оснований враждебно относиться к Довлатову
у меня предостаточно. Мало того, что бессовестно оболгал, выставил
идиотом, так потом еще посягнул на меня и физически. Да, да,
представьте себе. В тот же день, когда я не принял его на работу в
редакцию газеты Ленинградского военного округа «На страже
Родины», он перехватил меня на набережной Невы между плавучим
рестораном «Нева» и мостом Строителей, знаменитым тем, что под
ним в свое время, подвергая себя риску разбиться, хулигански
пролетел Валерий Чкалов.
Вначале-то, увидев там Довлатова, я лишь пренебрежительно
усмехнулся. Иду вечером после рабочего дня домой, смотрю – ба, мой
сегодняшний претендент на вакансию. Да еще, сразу видно, крепко
пьян: чтобы не потерять равновесия, рукой за гранитный парапет
держится. Если с утра был с похмелья, то, видимо, в ресторане до
вечера и опохмелялся. Назюзюкался! Надрался, забулдыга! Иду,
обхожу сторонкой справа, а он вдруг преграждает мне дорогу, и …
Я не был баловнем судьбы. Всю жизнь, простецки по-русски говоря,
всего своим горбом добивался. Вкалывал. Ишачил. С двенадцати лет
в годы Великой Отечественной войны оставшись без родителей с
двумя младшими братишками и двухлетней сестренкой, был для них
главой семьи.
Довлатов якобы в молодости был боксером. Для этого накачивал
бицепсы тренировками. Мне приходилось делать это вынужденно.
Не для спортивных тренировок – чтобы жить. В голодные военные
годы младших своих кормить. Алчным «белорукавникам –
мародерствующим грабителям немецкиим холуям-полицаям в
бессилии под их дулами дань отдавать . Да и партизанам, чего уж
там, провиант тоже нужен был. Как в кинофильме «Чапаев»,
помните: «Белые придут – граблют, красные придут – граблют. Куда
бедному христьянину податься?»
А вы знаете, например, как в деревенской крестьянской жизни
делать из ржаного зерна муку? Молоть, молоть, вручную вращая
тяжеленные жернова. Изнемогая, задыхаясь, обливаясь седьмым
потом, вращал. А вы знаете, как в доведенной немецкими
21
оккупантами почти до первобытности русской деревне делали из
ячменя перловую крупу? Толочь, толочь надо в большой ступе
тяжеленным дубовым пестом -- «толкачом». Толок. Приходилось вам
на впряженной в тяжеленный плуг лошаденке матушку-землю
пахать? Пахал. Помимо того жал серпом, косил вручную косой, был
в деревенской кузнице молотобойцем, мельником на ветряной
мельнице. «Мышцы накачивал…»
Да, почем фунт лиха не понаслышке знаю. Но и пай-мальчиком,
конечно же, не был. Имел в послужном списке немало
благодарностей и благодарственных грамот, в качестве награды
наручные с выгравированной благодарностью часы особо знатной
марки – «Командирские», Почетную Грамоту Верховного Совета
РСФСР, ряд правительственных наград. Но к тому времени, когда
стал заведовать в редакции отделом культуры, схлопотал еще и два
«строгача» по партийной линии. Словом, мне менее всего хотелось
какого- то уличного скандала. А вертухай Довлатов, по всей
очевидности, специально меня там подстерег. Чтобы, значит, на свой
лад поквитаться.
Был еще один такой случай с военным летчиком капитаном с
гордой русской фамилией – Орел, про которого я напечатал в нашей
газете очерк «Обида Орла». Этот Орел как-то ни с того ни с сего с
летной службы комиссовался, то есть уволился. В разговоре со мной
доверительно признался, что начал бояться летать. Струсил, проще
говоря. А сослуживцам и своему командиру полковнику Пчеле
заявил, что уходит из полка из-за не прощаемой обиды на
взъевшихся на него ни за что ни про что начальников. А я возьми да
и напиши об этом, Так он тоже меня в конце рабочего дня подстерег.
Ну, сошлись. Ну, столкнулись, значит.
-- Ты чего, говорю, Валентин, разве я что-то соврал?..
Выяснили мы свои отношения в плавучем ресторане «Нева». С
Довлатовым было иначе.
Что ж, понятно. Если лучшие годы своей жизни человек работал
тюремным надзирателем, это не могло не выработать у него
совершенно определенную психологию. Тем паче, что при своей
внушительной комплекции он обладал еще и злобным, жестоким
нравом. Причем тоже прирожденно-наследственным. В том же своем
автобиографическом опусе он этак горделиво сообщает:
«Мой дед беспорядков не любил. Поэтому и к революции отнесся
негативно. Более того, даже несколько замедлил ее ход…Народные
22
массы с окраин устремились в центр города. Он достал винтовку,
залез на крышу. Когда массы приблизились, дед начал стрелять.»
Не могу не сообщить, что мой дед по отцу был матросомкомендором на легендарном революционном броненосце
«Потемкин» , а дед по маме – пулеметчиком революционного
Петроградского броне-отряда. То есть мы с Довлатовым, так сказать,
наследственно враги! «Судьба!»Ибо и как писатели враги. Оружие
писателя – слово, арсенал его оружия – его творчество. Дед
Довлатова стрелял по моим дедам из трехлинейки, он – по мне и по
всем нашим русским читательским массам ложью и клеветой.
Или вот еще он о своем контрреволюционном дедушке по
материнской линии:
«Жена и дети трепетали от его взгляда. Если что раздражало деда,
он хмурил брови и низким голосом восклицал:
-- АБАНАМАТ!..
И в доме наступала полнейшая тишина.»
Как о себе писал сам Довлатов в своих записках тюремного
надзирателя, ему было в удовольствие выбить заключенному зубы.
Прямо-таки по Некрасову: «Кулак – моя полиция, кулак –
скуловорот!» А рецидивиста Купцова до того допек своими
придирками, что тот у него на глазах, под дулом его автомата в
отчаянном остервенении топором отрубил сам себе левую руку. На
рукоприкладство его потянуло и здесь, после нашего с ним
неприятного для него разговора. А я…
Внешне-то, фигурой, комплекций, габаритами он куда как
превосходил -- верзила, громила, анбал! Наверняка был уверен, что
при таком-то своем физическом превосходстве, говоря его слогом,
запросто меня отмудохает. Одного он только не знал: до прихода в
редакцию, я был военным летчиком. А военный летчик – это же
прежде всего – спортсмен.
Да и не просто спортсмен. Не в бирюльки меня учили играть –
воевать учили. Драться, сражаться учили. Черт побери, прямо говоря,
учили убивать. А война для военного летчика – это же
каждодневный риск быть сбитым над вражеской территорией, и нас,
военных летчиков, готовили не только к воздушным боям, но и к
рукопашным схваткам. Учили умению постоять за себя и такими
приемами, что в борьбе называют запретными. Один из них –
перехват занесенной на тебя руки врага с кинжалом и пружинящий
бросок через себя. Несмотря на свой средний рост, я таким броском
наловчился на тренировках прикладывать противника вдвое
23
превосходящей весовой категории. И когда Довлатов преградил мне
дорогу, чтобы зубодробительно гвоздануть в челюсть, во мне враз
вскипела, всклокотала моя русская ярость. Ах ты, гад, ах ты,
жирномордая тварь! Мне ли, русскому крестьянину, мне ли, русскому
военному летчику, мне ли, русскому поэту пасовать перед этой
продажной тварью! И если в спортзале я «прикладывал» тренера на
спортивный мат, то Довлатова со злорадным удовольствием, с
оттягом приложил всей его громоздкой тушей на асфальт. И…
Когда с меня снимали второе взыскание по партийной линии,
меня пригласил для вразумительной беседы член Военного советаначальник политуправления Ленинградского военного округа
генерал-лейтенант Федор Александрович Можаев. Начал с отеческидружелюбного:
-- Теперь, надеюсь…
В армии как? У кого на погонах звезды крупнее, тот, значит, всегда
и прав. Не говоря уж об общеизвестном: всегда тот прав, у кого
больше прав. Я был молод, горяч, да еще и взвинчен партийной
«проработкой». Сгоряча остроумно (ослоумно) подхватил:
-- Надеюсь, башку не оторвете…
Запнувшись, генерал долго сверлил меня удивленным взором.
Потом на полном серьезе в свою очередь выдал:
-- Не оторвем. Зачем нам дурная башка? Можете быть свободны.
Меня и вообще занесло. С напускным апломбом выпрямившись
перед генералом отнюдь не по уставной строевой стойке, я с вызовом
продекламировал Пушкина:
Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен.
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
-- Артист! – прозвучало ироническое. И еще – смешок: -- Волхв…
Я готов был либо на стенку лезть, либо сквозь землю провалиться.
Но у меня был заготовлен для этой нашей встречи своего рода
сюрприз. Я молча положил на стол перед генералом только что
выпущенную Лениздатом мою книгу «Песня над облаками». Только
лучше бы мне этого не делать. Член Военного Совета – фигура! –
расценил это на свой лад:
-- Бравируете? А мы запретим вам вообще где-либо печататься…
24
С боевого самолета меня ссадил самодур, авантюрист-волюнтарист
Никита Хрущев своим сокращением Советских вооруженных сил на
1 200 000, когда отправили в металлолом прежде всего военную
авиацию, корабли Военно-морского флота и «лишние» танки. Мой
воздушный корабль опрокинули на хвост и пустили на него
гусеничный трактор. Трактор всполз, и – ни в зуб ногой.
Беспомощным оказался, боевые крылатые машины наши
конструкторы, инженеры и рабочие надежными строили! И тогда в
ход пошла автогенная резка. Я молча сжимал кулаки, а по моему лицу
катились слезы.
В дальнейшем меня взяли в редакцию на должность военного
корреспондента, чтобы как летчик со знанием дела писал о военных
авиаторах. Но, сами понимаете, мой боевой потенциал был далеко не
израсходован, меня переполняло мое летчицкое ухарство, круто
замешанное на поэтических экспромтах, пародиях и эпиграммах. Да и
поводов для того было немало.
Такое вот, скажем, стечение обстоятельств. Командиром дивизии у
нас был Герой Советского Союза генерал-майор Михаил Андреевич
Живолуп, заместителем командующего нашей воздушной армии
Трижды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Иван Никитович
Кождедуб. Ивану Кожедубу я написал стихотворение «Иван» с такой
«ударной» концовкой:
Полз по хатам слушок: «Ваню помните? Хлюст!
Был бы паном, да сбился с пути…
А сегодня в деревне красуется бюст:
Три звезды на груди.
Чтобы поставить в стихотворении посвящение живому
лирическому герою, надо его согласие. Даю прочесть, деликатно, не
без робости, прошу. И вдруг…
-- Хм, Ваня… Хлюст… Сам ты хлюст!
И – со злостью:
-- Пошел ты на …
Фронтовики, прошедшие огонь, дым, воды и медные трубы, ни
Кожедуб, ни Живолуп так называемой толерантностьюполиткорректностью и аристократической вежливостью ни тот, ни
другой, разумеется, не отличались. Меня, например, при моем
выпендривании не раз посылали на три буквы, и у меня сама собой
выпорхнула эпиграмка:
Живолуп и Кожедуб –
25
Каждый туп, как будто дуб.
И такие вот дубы
Нам вершители судьбы.
Летная наша военная братва отреагировала понимающей иронией,
тем самым как бы одобрив мою «наблюдательность». Резко
отреагировал один только угрюмый, вечно чем-то недовольный
штурман каптан Яша Баско:
-- Ты вякаешь против нас, хохлов. Я вызову тебя на дуэль!
Разговор происходил в стрелковом тире, где мы проводили
тренировки в стрельбе из личного оружия – пистолета «ТТ» по
движущейся мишени.
-- Идет! – подначил я. – И давай сейчас, не откладывая, проведем
репетицию.
Военные летчики и штурманы – это же сплошь молодежь,
весельчаки, шутники. Им только дай повод поозорничать.
-- Давай, давай! – зашумели. – Условия!
-- Один выстрел по движущейся мишени! – продиктовал я. – Кто
влепит в «десятку», тот и ставит условия.
-- Давай!.. Давай!..
Движущаяся мишень – черная голова человека, на секунду
приподнявшаяся над землей на расстоянии 15 метров от линии огня.
Мы с Яшей пальнули залпом, и все гурьбой кинулись смотреть
результат. У меня – «десятка», у Яши – вообще попадания нет.
Психанул, видать, рука дрогнула.
-- Мазила! Капитан Баско - мазила! Серега, ставь условия!
-- Как у Пушкина с Дантесом, -- торжествовал я. – Расстояние –
десять шагов.
-- Ты что, всерьез? – побледнел Баско. – Ты что, шуток не
понимаешь?..
Потом, когда мы отмечали нашу с ним «мировую»
соответствующей дозой коньяка, расчувствовался, интимно поведал,
откуда у него угрюмость и неприязнь к моему зубоскальству.
Понимаешь, говорил, ты же знаешь, что у меня детей нет. Ну, жена,
мол, меня в том винит. Ну, спрашиваю, а если бы…то от кого? А она и
говорит: «От…Каширина!..»
Тут хавающий пипл может сказать, что вот и Яша со мной
разоткровенничался истинно по Довлатову как простодушный
26
идиот. Да еще, меря довлатовской мерой и говоря довлатовским
слогом, разговор уводит далеко в сторону от сюжета. Вон
проницательно хавающий пипл уже этак многозначительно
щерится. Понял, что к чему. На слове меня подловил. Ущучил. На
Довлатова, дескать, киваешь, а самого ради читаемости тоже на
чернуху-порнуху тянет…
Ах, миленький-немиленький, разлюбезный-нелюбезный,
многоуважаемый-многонеуважаемый, так называемый хавающий
пипл! Не скажу, что я – ангел с крылышками, но, выросши круглым
сиротой без отца и без матери, я не допустил такого, чтобы мой
ребенок безотцовщиной с каким-то там самым распрекрасным
отчимом падчерицей или пасынком рос. И не надо скабрезно
лыбиться.
А разговор вот о чем. Будь понятие «антиукраинизм» в таком
расхожем значении как «антисемитизм» , давно бы мне видеть небо в
клеточку под бдительным надзором тюремного надзирателя
вертухая Довлатова. Бог миловал, даже сегодня, при нынешнем
разгуле русоненавистничества на Украине, такого понятия пока еще
нет. А вот печально знаменитого ленинского декрета о пресечении в
корне антисемитского движения методом беспощадного террора
тоже пока что никто не отменял. Ну, да и не о том речь. Конфликт
творчески одаренной личности и всемогущего власть предержащего
неизбежен во все времена. Это общеизвестно, и мне, по-свойски
отчихвостив, мои выходки прощали. Тем боле, что мои стихи уже
печатались в газетах «Красная звезда», «Сталинский сокол», в
журналах «Красноармеец», «Советский воин», «Крылья Родины», а
проза в журнале «Авиация и космонавтика». Даже специальный
большим тиражом в Москве был выпущен красовавшийся на летнотактических учениях плакат с моими стихами:
Мужество рождается и зреет
В повседневных будничных делах.
Кто в труде героем быть умеет,
Тот героем будет и в боях.
Хочется сказать, что я не бахвалился, но, наверно, всяко было, и я
то и дело «хватал через край». Но что прощалось простому строевому
офицеру, да еще и военному летчику, то было непростительно
журналисту, «работнику партийно-идеологического фронта». Меня
не раз предупреждали: «Доиграешься, стихоплет! Пулей вылетишь из
редакции…»
27
И вот – доигрался. Ну что ж, сам виноват. Нашел перед кем гонор
свой выказывать – перед Членом военного совета округа. Фигура –
повыше секретаря Ленинградского обкома КПСС.
Спасло меня от увольнения лишь пылкое заступничество главного
редактора полковника Григория Михайловича Горбаня. Ну, летчик,
мол… Они же, военные летчики, все хулиганы. Чкаловы. Кто под
мостом Строителей порхает, кто еще какие трюки выкидывает. А как
работник… Ценю, мол, как самого в редакции талантливого
журналиста. Нужен редакции, нужен. Поверим еще раз…
Проще говоря, афишировать эффективность запретной
рукопашной схватки с Довлатовым, которую запросто могли
расценить как уличную хулиганскую драку, было явно не в моих
интересах. И я, как в таких случаях говорят, -- деру. Нарушая все
правила дорожного движения, за угол к трамвайной остановке на
улице Добролюбова. Благо, аккурат очередной трамвай подошел, и я
юркнул в распахнувшуюся дверь. А назавтра…
Прохожих на мое счастье, то есть не нужных мне свидетелей в
минуту происшествия, как мне казалось, не было, но назавтра ко мне
с началом рабочего дня примчалась работавшая у нас корректором
популярная ленинградская поэтесса Элида Дубровина. С каким-то
испуганным видом таращась на меня, заикаясь, спросила:
-- Вы… Вы живой?
-- В чем дело? – настораживаюсь.
-- Да, говорят, вас же вчера вечером с моста Строителей Довлатов в
Неву сбросил…
-- Кто говорит?
-- Малярова. Ирина Малярова.
-- Сарафанная почта.
-- Да, но она же… Она же там на берегу вашу летную фуражку нашла.
С голубым околышем…
Во черт возьми! Фуражка там у меня при схватке действительно
слетела с головы, откатилась в сторону, а подбирать было недосуг.
Понятие о превышении мер самообороны весьма растяжимое. А при
моем запретном в борьбе приеме у тяжеловеса Довлатова могли
запросто хрустнуть шейные позвонки. А то и сломаны. И тогда…
Дубровина о том не сказала, значит, слава Богу, обошлось. А
фуражка… Да мало ли чья могла там валяться фуражка. Рядом –
плавучий ресторан, посетители до поздней ночи заседают.
28
Романтика… Экзотика… Но Малярова, Малярова. Я же ее там не
видел, откуда она знает, что – Довлатов?
Да тут еще такая штука. Литературным объединением при нашей
редакции руководил известный русскоязычный поэт Всеволод
Азаров. Литературным консультантом при нем была русскоязычная
поэтесса Ирина Малярова. В своих устных наставлениях и рецензиях
молодым начинающим авторам из числа солдат, сержантов и
офицеров они настоятельно рекомендовали изучать творчество
исключительно русскоязычных поэтов еврейской национальности.
На всякого мудреца довольно простоты. Когда они не вняли моим на
этот счет замечаниям, я попросту их обоих уволил.
Азаров гордо не возражал. Вспылила Малярова:
-- Но Маршак – лауреат Ленинской премии. Светлов, Слуцкий…
-- Самуил Маршак был белогвардейским офицером, -- оборвал я. – А
ваш Светлов почему под псевдонимом скрывает свою настоящую
фамилию – Шейкман? А Слуцкий…
-- Ты что делаешь, Сергей? – вмешался Горбань.
Я объяснил. Горбань глубоко вздохнул:
-- Ох, Каширин, Каширин… Пожалеешь…
В микросекунде памяти – таинство генетики веков. В мозгу –
молнией: «Вот и Довлатов так же: вы еще пожалеете!..»
***
Как в биографии каждого человека, так и в истории любого
заведения, равно как и всего человечества, есть история писаная и
неписаная. В неписаной истории нашей газеты значилось, что в годы
Великой Отечественной войны однажды весь тираж попал в руки
немцам. Так они не уничтожили, а просто красными чернилами
подчеркнули фамилии публикуемых тогда в ней авторов и с воздуха
в качестве листовок выбросили обратно. При хохле Горбане фамилии
стали другими, к ряду – хохляцкими: замредактора – Гнидаш,
начальник отдела боевой подготовки – Ярошенко, начальник отдела
комсомольской жизни – Ильяшенко, корреспонденты Евенко,
Фесенко, Семенченко…
Мда, не зря же еще Грибоедов в свое время усмехнулся: «Ну как не
порадеть родному человечку!» Но это у нас, у русских, такое
предосудительно. Русский человек – это же извечная мечта о добре,
правде и справедливости без малейшего намека на какие-то там
семейственность и кумовство. У других это вполне нормальная и
29
обязательная взаимопомощь. А у нас – порочная круговая порука. Но
если в том попрекают евреев – то это уже антисемитизм.
А тут еще у самого Григория Михайловича жена – красивейшая,
очаровательнейшая, обаятельнайшая, милейшая, любезнейшая
армянка, которую за внешность мы считали вылитой еврейкой. И я
при моей натуре на совместных редакционных банкетах на полном
серьезе перед ней мелким бисером рассыпался:
Очи черные, очи страстные,
Очи жгучие…
Ну, сами понимаете. Играл-заигрывал. Ловеласа из себя корчил.
Свою из псковской глухой деревни жену «скобариху»на свой лад
дразнил, поскольку имела английское имя Элеонора и девичью, по
отцу, немецкую фамилию – Герцберг. Так сказать, обыкновенный,
самый что ни на есть псковский мужик-крестьянин, тесть мой и не
знал, и не помнил, откуда у него эта фамилия. Не иначе, потдрунивал
я, от какого-то тевтонского пса-рыцаря, тяжело раненого в Ледовом
побоище. Выходили его, спасли от смертушки сердобольные русские
бабы, вот и фамилия пошла. Тесть Алексей Михайлович пожимал
плечами:
-- Кто его знает. Может, ты и прав.
В родной деревне его так и звали: Лешка-немец. А моя Богом
данная супружница… Она этой фамилией очень даже гордилась,
бравировала. Ну, еще бы, знай наших: Герцберг – это же Сердце Гора!
А «Горбаниха» мне однажды сказала:
-- У вас у самого жена еврейка, вот вы и думаете, что и я – еврейка.
-- И не на секунду в том не сомневаюсь, -- со всей своей
солдафонской галантностью расшаркнулся я.
Антисемит!
Григорий Михайлович, хоть и рускоязычный хохол, редактором
был толковым. Умел убедительно писать и еще убедительнее в
«важном споре» помалкивать. Должность его была полковничья, и он
очень гордился тем, что без него не обходилось ни одно генеральское
совещание. А еще любил не только красивую армянку, но и красивых
русских женщин. С каким-то непонятным шрамом на лбу и
залихватским с проседью чубом, сутуловатый от вечного сидения за
письменным столом, танцевать не умел, но на праздничных вечерах
успевал перецеловать всех сотрудниц и журналистских жен. Моя
скобариха с ответной страстью, что ли, укусила его при этом за губу.
Пришлось ему до конца банкета прикрывать кровоточущую ранку
30
носовым платком. Общего возмущения не последовало, все лишь
втихаря посмеивались.
При таких вот наших взаимоотношениях я и Григорию
Михайловичу сослоумил:
-- И ты Брут!..
Сделавший мне много добра, мой непосредственный начальник
полковник Горбань еще глубже сокрушенно вздохнул, вернее –
тяжело, сердито засопел:
-- Дурак ты, Сергей… Походишь в антисемитах – пожалеешь…
Что любопытно, вот так же дословно – ну прямо-таки словечко в
словечко! – говорил мне мой комдив генерал Живолуп. Жена с
печальным вздохом восклицала:
-- Боже мой, Боже мой, с кем я только связала свою молодую жизнь!
И когда ты только посерьезнеешь?
-- Годикам к ста – обязательно! – неуверенно обещал я.
-- Не быть тебе, Сергей, генералом, -- мрачно заключал генерал
Живолуп.
-- Я тебя хотел своим замом сделать, а ты… Эх, ты, мальчишка!
Перекроют тебе кислород! – еще мрачнее резюмировал полковник
Горбань.
Ну, что тут скажешь? Не умел я быть серьезным, образцовопоказательным службистом. Не умел делать карьеру. Любимому
Лермонтову следовал:
Чинов я не хотел, а славы не добился…
Что, разве не так? Лермонтов к 27 годам вон какой славы достиг, а
я, «мальчишка», уже давно четвертый десяток разменял. И
полковник Горбань как в воду смотрел. На очередном открытом
собрании Ленинградской писательской организации, где из 330
писателей подавляющее большинство членов были
русскоязычными, Ирина Малярова с трибуны заявила:
-- Каширин… Каширин же дикий антисемит!..
Известно: мир тесен! Журналистско-писательский еще теснее.
Помимо военной периодики, мои стихи и проза публиковались в
ленинградских газетах, в ежегодном выпуске коллективного
альманаха «День поэзии», в многотиражных тогда толстых
литературно-художественных журналах «Нева», «Звезда», «Аврора»,
«Наш современник», «Молодая гвардия». Естественно, так или иначе
приходилось «тереться» среди целой армии «пишущей братии». То
31
есть – общаться лично, где были и свои кулуарно-закулисные трения
и конфликты.
И началось. Кислород мне действительно перекрыли. Причем, если
член Военного совета генерал Можаев обещал сделать это вслух, то
тут – просто без лишних разговоров стали отвергать предлагаемые
мной для публикации стихи и прозу. Хоть за бугор по примеру
Довлатова лыжи востри. А после моего ретивого возмущения
пригласили на заседание военно-художественной комиссии при Доме
писателей, где возглавлявший таковую Розен наставлял меня
литературно-художественному уму-разуму, вразумлял и«примирял»
с Азаровым. Тот, прощаясь, «в шутку» с многозначительным взглядом
обронил:
-- Надеюсь, встретимся на баррикадах…
-- По разные стороны? -- съязвил-«уточнил» я.
В Политуправление округа за мой антисемитизм прикатила
коллективная «телега», подписанная аж 40 «членами». Русской в
подписях была лишь первая фамилия – Краснов.(Толя, по-свойски
сказал я ему, я понимаю, это твой псевдоним, но ты же вроде мой
друг?). Все 40 дружно, возмущенно, с глубокой обидой жаловались,
что не пропускаю их стихи и прозу в газету из-за их еврейской
национальности. Укоряли, «прорабатывали» меня « с наждачком» в
отделе пропаганды и агитации. Внушительно объясняли, что такое
интернационализм, братская пролетарская солидарность и происки
сионизма. Больше всех кипятился начальник отдела полковник
Желтов.
-- Слушай, -- по-дружески сказал я ему, -- много, очень даже много
ленинградских писателей еврейской национальности уже укатили на
свою историческую родину. Если и эти 40 дунут туда, а оттуда
похвастаются, что печатались в газете Ленинградского военного
округа вопреки антисемиту Каширину и благодаря тебе, кто из нас
первым положит партийный билет?
Азартный пропагандист как-то сразу потускнел, угас. Словом,
официальная атака мной была отбита. Но ведь есть еще и другие
способы «дать антисемиту по мозгам». Посыпались телефонные
ругательства, оскорбления, угрозы. Да ладно бы – только мне, а то
ведь – жене, сыну, дочери. Скажите мол, своему дураку, чтобы
заткнулся, не то…
Горбань разговоров со мной демонстративно избегал. Еще бы, я –
«ходил в антисемитах.»
32
Не выдержала моя благоверная. Сколько можно? Ты в своем уме?
Или – или…
Пришлось из Северной Пальмиры, из славного города на Неве
убираться в провинциальное «Пскопское» лесисто-болотистое
захолустье , в гарнизон, где раньше проходил службу военным
летчиком. Так ведь и здесь…
Одиннадцатый год вдовею. Авиационного гарнизона тоже давно
нет, военная авиация нам не нужна, нападать на демократичекую
Россию никто не собирается, но до ста лет мне еще изрядно, а
посерьезнеть пока не удалось, и вместо жены наследственно
вразумляет дочь. Нет, вслух особых резкостей избегает, но ко всем
моим «заскокам» относится более чем критически и уже одним своим
видом дает понять, что к чему. Все, мол, тебе, старому максималисту,
неймется, вечно на рожон лезешь. Уймись, дедушка, у тебя уже дочь
пенсионерка, правнук в школу ходит, нервы бы нам поберечь надо, а
ты…
А что – я? Да я, честно говоря, и рад бы, так вот жизнь вынуждает.
Ну скажите мне, пожалуйста, люди русские, главные мои судьи -русские читатели, как вы смотрите на то, что ежегодные Пушкинские
праздники в Пскове и Пушкинских горах некие кураторы
вознамерились осквернить неким Dovlatfestom? Неужто вам
безразлично? А?..
В далеком теперь уже 1945 году, после победы Советского Союза в
Великой Отечественной войне, в США была принята доктрина
генерального директора ЦРУ Аллена Даллеса, нацеленная на
разгром нашей страны, на разложение и уничтожение русского
народа. В ней, в частности, говорится:
«Из литературы, искусства мы, например, вытравим их
социальную сущность, отчуждим художников. Отобьем у них
охоту заниматься изображением, расследованием, что ли, тех
процессов, которые происходят в глубинах народных масс.
Литература, театры, кино, пресса – все будет изображать и
прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем
всячески поддерживать и поднимать так называемых
художников. Которые станут насаждать и вдалбливать в
человеческое сознание культ секса, насилия, предательства –
словом, всякой безнравственности.»
Ты что-нибудь понял, проницательный многоуважаемыймногонеуважемый хавающий пипл? До тебя что-нибудь дошло? У
тебя хотя бы краешком твоего гурманско-читательского всезнания
33
не шевельнулось какое-то еще не прояснившееся подозрение? Давай
прикинем, почему ЦРУ США всячески поддерживало и поднимало,
а, скажем, господа арьевы, ерофеевы, полозковы, издательства типа
«Азбука-классика» и поныне всячески поддерживают и
поднимают «настоящего» Довлатова и его «высокохудожественные
жемчужины-перлы»? Почему они всячески стремятся развенчать
культ Пушкина и взамен всячески поднять и поддержать
довлатовский культ секса, насилия и предательства? Тебе не
кажется, многоуважаемый-многонеуважаемый хавающий пипл, что
намеченная попытка заменить Пушкинские праздники в Пскове и
Пушкинских горах фестивалем DOVATOVFTST -- это уже не просто
очередная идеологическая диверсия, а один из оперативнотактических ударов сегодняшней информационно-психологической
войны против России?
Мне – не кажется. Я понимаю, что это именно так!
В сотый, в тысячный, в тысяче первый раз придирчиво копаюсь сам
в себе, в своей натуре. Может, я и вправду антисемит? Два штурмана
на моем воздушном корабле старший лейтенант Юра Курков и
лейтенант Сергей Галкин были евреями, и мы дружили семьями, но
черт его знает, может, я слишком уж предвзято отношусь к Довлатову
и его творчеству? Может, завидую его славе? И в сотый, в тысячный,
в тысяче первый раз говорю сам себе: да упаси меня от такой славы
Господь! Да если по правде, так я его и как человека, и как писателя
по-человечески и как собрата по перу искренне и глубоко жалею.
Гоголя вспоминаю, «Тараса Бульбу». Собственноручно расстреляв
родного сына за предательство(« Я тебя породил, я тебя и убью!»),
горько поник гордый казачий атаман над мертвым Андрием: «И
каким бы лихим казаком мог быть, а вот…»
И каким бы по-настоящему талантливо-ярким писателем мог быть
Довлатов, думаю, а вот… Как в пище был неумерен, с малолетства
страдал обжорством, так и в пьянстве. Сам писал, что от первой
рюмки еще мог и отказаться, но после первой – все, на две недели, на
месяц до белой горячки запой. Вот и обожрался как обжористая
кошка. Кошка, говорят, может сожрать подвернувшейся вкуснятины
вдвое больше собственного веса. Довлатов опился и, говоря его
слогом, подох как шкодливый котенок. Опился…
Алкоголь?.. Алкоголизм, конечно, болезнь, и болезнь
пагубная…Только как же это так получилось, что у него, по его же
собственному признанию, все герои – подлецы? Особенно – русские.
Говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Иной как
выпьет – милейшим, добрейшим человеком становится, вплоть до
34
слезливости, а этот... А из этого поганого нутра «писательская»
подлость вонючей блевотиной извергается. Физиологическая
потребность у него такая.
О комплексе Наполеона вновь и вновь навязчиво шевелится мысль.
Наполеон был возведен в главные полководцы Французской
революции потому, что «отважился» в упор расстрелять из пушек
безоружную толпу парижан. Известно, что это было впервые в
истории и остается явлением едва ли не уникальным. Но…
В своем автобиографическом опусе «Наши» Довлатов с гордостью
хвастается, что его дед из трехлинейки в упор расстреливал
революционную «массу» безоружно шествовавших русских. А он – в
деда. Наследственность. Генетика. Он же безостановочно горд как
личной жестокостью тюремного надзирателя, так и моральным
садизмом в своем творчестве. И еще то и дело ненароком
проскальзывающими признаниями в своей ненависти к русским.
Не сомневаюсь, последуют дружные и вполне аргументированные
опровержения. И убедительные доказательства обратного. А еще мой
любимый французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери писал,
что доказать можно все, что угодно. Давайте, валяйте, тут я никого
не остановлю. Но с меня достаточно того, что по-особому горячо
любимым персонажем Довлатова был Смердяков, герой романа
Достоевского «Братья Карамазовы».Тот выказывал свое
русоненавистничество буквально на каждом шагу: «Я всю Россию
ненавижу…Русский народ надо пороть-с…Эх, пришла и покорила бы
цивилизованная французская раса низшую – русскую!» В расчете
на неискушенность хавающего пила, Довлатов самым
бессовестным образом, не гнушаясь плагиатом, вкладывает в уста
некоего якобы русского кагебешника Маркова: «Эх, поработила бы
нас американская военщина…»
Эту свою глубоко затаенную и выношенную мечту он и осуществил
сам, со всех ног кинувшись в диссидентские бега – в хорошо
оплачиваемое иудиными сребрениками рабство американского ЦРУ.
Не за это ли хавающий пипл вольно или невольно и возводит его в
самые читаемые щелкоперы?..
Или еще Собакевича вспоминаю, у которого все в городе сплошь
подлецы, один прокурор – человек, да и тот порядочная свинья.
Комнату кривых зеркал вспоминаю, где даже на собственное
отражение с отвращением плюешь. Известно же, уродство
притягивает взгляд столь же гипнотически, как и красота. Не так ли
и «перлы-жемчужины» Довлатова?
35
А еще я, закоренелый постсоветский атеист, даже Евангелие
вспоминаю:«Будьте совершенны как совершенен Отец ваш
небесный»(Мф.5:48). Сказано, все люди грешны, один Бог без греха.
Но вот ведь даже жестоко карающий за грехи Господь Бог дает
понять, что любой грешник должен избавляться от своего
несовершенства и вон каких высот может достичь. И вся русская
классическая литература призывает даже во враге видеть человека.
Довлатов всем своим творчеством убеждает, утверждает якобы
неизбежное обратное: ни он сам, никто другой, ни единый человек
на всем Божьем свете человечески совершенен быть не может.
Ничтожеством, животным, зверем родился – таким и умрешь. Такова
уж наша человеческая физиология. Любым человеком движут
инстинкты, а совесть… По Довлатову совесть, нравственность,
гуманность, благородство, даже элементарная порядочность –
вымысел, миф, химера…
Ага. Даже у прокурора. Для самообмана и чтобы показной
честностью дурачить других. Вот так, по существу, своими
«высокохудожественными перлами-жемчужинами» веру человека в
свое совершенствование этот ныне «один из самых читаемых
властитель читательских дум и чувств» убивает. В этом, значит, его
главная писательская заслуга? Потому и «один из самых ныне
читаемых»?
Не исключено. Ведь тем самым он этак коварно утешает массы
хавающего пипла. Не огорчайтесь, мол, что вы такие-сякие-этакие.
Все в этом мире ничтожны, все грязные свиньи, и вы не хуже других.
Чем хавающий пипл премного доволен и своему кумиру
беспредельно благодарен. В любимых авторах держит.
Заслуга? Но если это называть заслугой, то что называть
преступлением? Да еще каким – самой страшной, самой подлой
ложью. Получается, мы морального в человечестве урода с
Пушкиным хотим уравнять? Пушкина таким образом подальше на
задний план оттеснить, светлую память о его благородном русском
величии осквернить?
Опять и опять Пушкина вспоминаю, бормочу, декламирую по
памяти его стихотворные строки:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
36
Конечно, о Довлатове не сказать, что он, что его книги пробуждают
чувства добрые. Увы, увы! Вернее – наоборот, недобрые, очень даже
недобрые. Со страницы на страницу похоть, цинизм да звериные
инстинкты. Особенно доверчивый пипл, именно малоосмысленный,
неискушенный -- желторотую молодежь возбуждают, к
подражательству влекут. Да еще с каким над всеми глумом. И этот
невежда, хам, циник, идиот, и этот, и тот, и вот тот, да ведь и ты,
признайся сам себе, не лучше…Все мы… это самое… мягко говоря, не
идеалы, не ангелы… И долой культ Пушкина, и да здравствует культ
секса, разврата, цинизма, довлатовской безнравственности!..
Так, может, по примеру Пушкина снизойдем, пожалеем, проявим
милость и к падшему Довлатову? Заодно окончательно развенчаем
к чертовой бабушке этот давно всем опостылевший «культ
личности Пушкина!» Согласимся с решением неких высокомудрых
кураторов, утвердим праздник Довлатова наравне с ежегодными
Пушкинскими?
Думаю так, рассуждаю, размышляю, и в душе – полная сумятица. Не
знаю, честное слово, не знаю, что и сказать. На ум приходит лишь
нечто вроде бы умоляющее:
«Рассудите нас, люди!»
На свой лад уточняю:
-- Рассудите нас, читатели!
Нет, пожалуй, надо шире и конкретнее:
-- Рассудите нас, люди русские!
Рассудите! Русскоязычные довлатовцы вот так же пытались и
культ личности нашего русского лауреата Нобелевской премии
Михаила Шолохова «развенчать». До того дошло, что
международная экспертиза с применением новейших
технических средств была проведена, чтобы подтвердить, что
автор гениального «Тихого Дона» -- «простой»русский казак
Михаил Шолохов. А потом еще и черновики нашлись почему-то у
одного «русскоязычного» типа, который запросил за них
кругленькую сумму.
А что до моего при этом полного обалдения, так информацию о
якобы вполне достоверном плагиаторстве Шолохова под известным
доверительным «между нами» и «сугубо наедине» я получил задолго,
за несколько лет до открытой клеветы в СМИ от литсотрудника
нашей газеты, внешне вылитого еврея, а по его уверениям сибиряка
Дмитрия Евгеньевича Полянского. И вот как убедительно это он
рисовал:
37
-- Ну, Шолохов на Гражданской войне работал в редакции военной
газеты. Сидит, значит, пишет, а тут – бой. Заскакивает какой-то белый
офицер, я, говорит, тут у вас чемоданчик пока поставлю, потом
заберу. А из боя-то не вернулся, погиб. Раскрывает Шолохов
чемоданчик, а там…
А там, проницательно хавающий пипл уже смекает, догадывается,
рукопись будущего «Тихого Дона»!
Вы думаете, скажу, что я не верил? Не скажу. Скажу о другом. Слово
в слово в те же годы мне эту «вполне достоверную историю» вот так
же «между нами», по секрету, на ушко поведал руководитель секции
поэзии Ленинградской писательской организации русскоязычный
поэт еврей Семен Ботвиник. Тут у меня, что называется, что-то
дрогнуло, но не боле того. Известно же, каждая женщина красивее и
лучше соседки, просто той повезло, что у нее муж лучше. А вот нам,
ни Полянскому, ни Ботвинику, ни мне не повезло, никто, черт побери,
такого чемоданчика не подсунул. А ведь могло бы…Впрочем, мы уже
и без того объединены, даже как бы породнены одним чувством -чувством гнусненькой зависти к «везунчику» Шолохову…Пипл не
пипл, а и я сплетенку без приманки заглотил, схавал. Авось, еще кому
«между нами» поведаю. Чтобы ядовитой гадюкой дальше ползла. С
маркой—литератор, осведомленный, достоверно знающий человек
рассказывал…
Так сперва в «доверительных» разговорах, а потом в
клеветнической кампании, раздутой до международного скандала
русскоязычные «литературные критики» вроде тех же Андрея
Арьева, Виктора Ерофеева, Веры Полозковой и иже «компани»
пытались развенчать культ Шолохова. Потом и «культы» многих
других популярных русских писателей, прозаиков и поэтов, взамен
создавая культы своих, русскоязычных.
Скажем, долой (лишить продпайка, за антисемитизм довести до
голодной смерти!) модного в те годы поэта Александра Блока!
Долой(за отказ стать доносчиком расстрелять!) «белогвардейского»
поэта Николая Гумилева! Долой(сымитировать самоповешение!)
нежнейшего рязанского певца любви Леля --Сергея Есенина! Долой
(за «намерение» стать теоретиком «русского»фашизма расстрелять!)
его друга поэта Алексея Ганина! Долой его друзей( «сообщников в
«попытке создать русскую фашистскую» организацию) русских
поэтов Ивана Ширяевца, Михаила Голодного и других(всего свыше
двух десятков русских фамилий). Долой ( сгноить в сибирской
ссылке!) самобытного крестьянского поэта с пророческим даром
Николая Клюева! Долой(расстрелять!) редкостно одаренного
38
крестьянского(кулацкого!) поэта Бориса Корнилова!
Долой(сымитировать самоубийство!) «горлана-главаря»
пролетарских поэтов Владимира Маяковского. Долой( затравить,
довести до самоповешения!) «белогвардейскую» поэтессу Марину
Цветаеву. Долой (за антисемитизм зверски посадить на кол!) ярко
самобытного русского сибирского поэта Павла Васильева…
Тебе скучно, неинтересно читать «сухое» перечисление фамилий,
господин хавающий пипл? Доложу тебе, «литературному гурману»,
что это лишь начало длиннющего списка расстрелянных, умученных,
затравленных и репрессированных русских литераторов, широко
известных и менее известных поэтов и прозаиков, взамен которых
возносились и превозносились не русские, а уже просто «наши».
Мир без песен неинтересен, -- сказал поэт. Ну что ж, из песни слова
не выкинешь, будете петь, только уже не русские народные, а –
наши. Высокоодаренных литераторов, более всего поэтов, называют
властителями дум и чувств. Будут, будут и такие поэты, но не
русские, а просто – наши. И Довлатов в дальнейшем назовет свой
«высокохудожественный» автобиографический «перл» вот так же
«просто» --«Наши». И молодежную якобы демократическую
организацию в «новой демократически-рыночной» России назовут
вот так же «просто» --«Наши»…
Ненароком, мол. Случайные, мол, совпадения…Нечаянные…
«Просто» констатация фактов.
Да и вообще… Ленин же, гений всех времен и народов, великий
вождь пролетариата всех стран Владимир Ильич Ленин сказал:
«Русский человек добр. Русский человек рохля, тютя…» И посему
буквально требовал для любой руководящей должности взамен
«…еврейчик нужен, еврейчик. Дайте хоть одного еврейчика!»
А потом и товарищ Сталин подтвердил: «Незаменимых у нас нет!»
Ну и меняли русских на наших. Примеров – тьма тьмущая.Тоже
можно списочно показать. Список только очень будет длинным.
Очень. Наиболее показательный тому пример – «Солнце русской
поэзии Пушкин закатилось», взошло «второе солнце русской поэзии
Иосиф Бродский». Теперь не так ли«раскручивается» культ
Довлатова?! Окончательно затеним «солнце русской поэзии» черной
тенью русскоязычного блудописца!..
***
Дедушку Крылова вспоминаю, его басню «Волк на псарне»:
Забудем прошлое, уставим общий лад.
Ведь я старинный ваш и друг и брат
39
Пришел мириться к вам…
Забудем?..
Панфиловское вспоминаю:
«Ребята, отступать дальше некуда, за нами – Москва!»
Опять и опять гениального Николая Васильевича Гоголя о
гениальном Пушкине гениальные вспоминаю слова:
«Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть,
единственное явление русского духа; эторусский человек в его
развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В
нем русская природа, русская душа, русской характер отразились
в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой
отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического
стекла.»
Теперь-то хоть чуть-чуть что-то понятно, алчно хавающий
Довлатова проницательно чванливый пипл, или тебе и этот
жеваный-пережеванный русский кусок костью поперек горла?
Сегодня за нами по определению Аполлона Григорьева «наше все» -- наш великий Пушкин.
Отступать?..Промолчать?..
Ну, уж на это-то алчно хавающий пипл горазд! Умеет, говоря
словами Пушкина, без принужденья в разговоре хранить молчанье в
важном споре. Умеет!
Ага. И еще трусливо отсидеться в кустах. Я, мол, человек
маленький, моя хата с краю, ничего не знаю, и вообще чем тише
едешь, тем дальше будешь от того места, куда едешь, без меня
разберутся. Писатель пописывает, читатель почитывает, а до
остального ему трава не расти.
А часики меж тем тикают, а обратный отсчет времени до
«замечательного» по «правильно выбранному адресу» намеченного
Dovlatovfesta не ждет.
Лучше бы мне … Уж лучше бы мне больше и не …
Как это там у Есенина?.. Родная, я плачу… плачу..
Вот черт, излишне вжился в тему. Волнуюсь. Горячусь. Попросту
говоря, излишне психую. И затуманенным взором вдруг вижу
покрытую снегом Черную речку, место дуэли Пушкина, Дантес…
Всматриваюсь – нет, не Дантес – Довлатов! В той же, что ко мне
приходил в редакцию, нараспах куртеночке с чужого плеча. Те же
40
грязно-серые, давно не знавшие утюга, с пузырями на коленях
штанишки. И свисающее через ремешок жирное брюшко
прирожденного обжоры. Те же блестящие с широкими голяшками
женские полусапожки. И те же лоснящаяся в черной небритой
щетине злобная харя, пронзительный ненавидящий взгляд, над
мокрыми усами – хищный нос. Но – на этот раз надо же…в цилиндре.
Ага, это он тогда в своем трехтомнике обещал: «Разбогатею – куплю
себе цилиндр!» Разбогател, значит. Купил. Под Пушкина
принарядился.
Рядом с ним – еще какой-то подозрительный тип и вертлявая
какая-то фифочка. Кто бы это, зачем? Всматриваюсь – ба, так
называемые «лично знавший Довлатова» Виктор Ерофеев и с
пеленок безумно(или безмозгло) в него влюбленная(или
высоконравственно втюрившаяся) Вера Полозкова. Эти, как их,
знатоки его творчества…Кураторы!..
А-а, догадываюсь, цивилизованные плюралистическиэрудированные секунданты. Но какая наглость, думаю, какая
самонадеянность! Все трое уже заранее уверены, что этот…как
его…Ну, подло замышленный антирусский DOVLATO-FE … Нет, не
просто «Фе», а коварно антипушкинский EOVLATOFEST состоится.
Хотя, может, и не самонадеянность, а…
Да-а, наверно что-то в Довлатове иже «компани» я недооценил.
Наверно, не такой уж он и просто шкодливый котенок(или угодливо
вилявший хвостиком перед ЦРУ кутенок), как мне казалось. Да и они,
пожалуй, тоже не просто шкодливые котенки(или кутенки, так же
угодливо виляющие хвостиком во имя причитающегося за
кураторство гонорарчика в зелененьких). Рискуют, конечно,
прогореть. Но ведь сказано же: кто не рискует, тот не пьет
шампанского. Так они же не только шампанское – самогон
гранеными стаканами из большой бутыли на «полевых испытаниях»
мужественно, по-довлатовски пили. А вот и сам он вместе с ними
надменно во весь свой жирафий рост красуется.(Жираф большой,
ему видней!). Да еще и в цилиндре.
Поспешая, листаю изданные все той же «Азбукой-классикой» в
2007 году дневниковые его заметки. С трагическим обозначением:
«Сергей Донатович Довлатов. 1941-1990» (Бедняжка, так мало
пожил! Чертов алкоголизм!). С предуведомлением в аннотации, что
это «основа основ его творчества…ценней … самых известных
его произведений».
Так! Вершина, стало быть, его творчества. Зрелость мысли! И -- Бог
ты мой, прямо-таки мистика какая-то: сразу бросается в глаза
41
лаконичная фраза: «Скудость мысли порождает легионы
единомышленников».
А-а, смекаю, так это же он сам о себе догадался… И в своей записной
книжке для памяти черкнул. Ценная догадка! «Ценней … самых
известных его произведений!»Вот, значит, откуда… вот почему он
такой читаемый – от скудости мысли в его
«высокохудожественных перлах-жемчужинах»! Вот почему его
так алчно хавает неискушенный желторотый пипл: себя как в зеркале
я вижу, и это зеркало мне льстит». На его-то поддержку при
учреждении DOVATOVFESTA и надеется в лице ерофеевых и
полозковых пипл искушенный скудостью довлатовской мысли.
Вот откуда у них и пипловская самонадеянность.
Вот откуда и русоненавистническая злоба.
Вот откуда и антипушкинское коварство…
Встаю против этой… как бы это назвать ее поточнее …
громоздкой… подлой довлатовской черной тени в цилиндре.
В душе – холодная русская ярость.
В мозгу – жаркой русской искрой --стихи:
Подай же мне, классическая муза,
Уроненный поэтом пистолет!..