Омельченко Елена Леонидовна – д.с.н., директор ЦМИ НИУ

advertisement
Омельченко Елена Леонидовна – д.с.н.,
директор ЦМИ НИУ ВШЭ – Санкт Петербург.
Солидарности и культурные практики российской молодежи начала 21 века:
теоретический контекст и эмпирические находки1
Фокус доклада - опыт изучения молодежных формирований в современной России в его
соотнесении с западными традициями исследований молодежных суб/культурных, в том
числе, повседневных практик. Одна из задач презентации – показать аналитический и
эмпирический потенциал концепта солидарности, то, как он вписывается в актуальный
контекст молодежных исследований, адекватных современной повестке дня.
Солидарный подход – теоретический концепт, разрабатываемый в отношении новых форм
современной молодежной социальности. Назван по аналогии с существующими
субкультурным, постсубкультурным, стилевым и другими подходами к анализу
различных молодежных культур и культурных практик. Этот подход развивается в ходе
реализации фундаментальных проектов Центра Молодежных Исследований НИУ ВШЭ –
Санкт-Петербург в течение последних трех лет
с акцентом на новых формах
социальности российской молодежи. Солидарный подход обращен к анализу и
концептуализации новых форм внутри и межгрупповых коммуникаций, которые
рассматриваются в качестве наиболее значимых для образования разделяемой своими
групповой идентичности и определения демаркационных линий, отграничивающих своих
от чужих (врагов). Этот подход может внести вклад не только в российскую дискуссию
вокруг современных форм молодежной социальности, но и в понимание динамики
современных молодежных культурных практик в глобальном измерении, а также в общие
теоретические и эмпирические дискуссии о молодежной культуре начала 21 века 2.
Идеи, обобщенные в докладе, представлены также в следующих работах Омельченко Е. и
Пилкингтно Х. (Омельченко, 2013; Omelchenko, Pilkington, 2013)
1
Первоначально идеи развивались в рамках проектов, реализуемых НИЦ «Регион» (УлГУ), а с
2009 года солидарный подход становится ключевым направлением эмпирических исследований и
теоретических разработок проектов ЦМИ НИУ ВШЭ (СПб) (финансовая и институциональная
поддержка ЦФИ НИУ ВШЭ). За этот период закончилась работа над третьим проектом в этом
направлении; «Новые молодежные движения» и «Молодежные солидарности в локальном и
глобальном контексте: экономика, политика, культура», «Инновационный потенциал российской
молодежи: солидарности, активизм, гражданская ответственность», "Гражданственность
молодежи России: современные смыслы и практики" (Центр Молодежных Исследований НИУ
ВШЭ (СПб) в 2009-2013 гг. при поддержке ЦФИ НИУ ВШЭ).
2
В докладе будет показано, как эксклюзивные практики молодежи, включенной в
различные суб/культурные сцены и участвующей в соответствующих практиках, связаны
с теми, кто занимает промежуточные позиции (буферные зоны) между продвинутой и
нормальной (обычной) молодежью, а также культурным молодежным мейнстримом. По
ходу изложения материала будет показана эмпирическая история формирования базовых
идей солидарного подхода в ходе реализации и теоретического осмысления результатов
исследований российских молодежных культурных сцен с конца 90х годов прошлого века
до настоящего времени. Насколько возможно – будет продемонстрирована траектория
включения этих эмпирических и теоретических находок в актуальную академическую
дискуссию в широком смысле.
Ключевая дискуссия в западной (англоязычной) литературе с конца прошлого века
разворачивается вокруг преимуществ и недостатков субкультурных и пост субкультурных
подходов и теоретических построений в отношении молодежных культурных практик и
групповых идентичностей. В докладе будет показано, что смещение акцента с формы
молодежных идентичностей (будь то более «верный» и постоянный стиль, или миксовые,
временные
его
использования)
–
на
материальность,
а
именно
субстанцию,
цементирующую эмоциональные внутригрупповые связи, помогает отойти от жестких
споров и предложить более адекватную современным реалиям молодежных культурных
практик концепцию.
Для преодоления спора, часто заводящего в тупик, стоит перейти от аналитического
фокуса
на
форму
(относительная
замкнутость,
фиксированная
сущность,
или
дифференциация от «других» групп или молодежного мейнстрима, особый стиль музыки
или стилевые особенности группы) - к существу (субстанции) молодежной культуры. Это
поможет включить в поле зрения широкий спектр культурных практик, повседневных
коммуникаций, связанных с музыкальными интересами, спортивными, образовательными
практиками,
включенностью
в
неформальную
экономику,
потребительскими
(не/нормативными) практиками употребления алкоголя и наркотиков, специфическими
территориальными
активностями.
Это
позволяет
преодолеть
представление
об
изолированности «субкультурных» и мейнстримных молодежных культур, и увидеть, что
молодежные культурные практики включены и ограничены теми же социальными
противоречиями и неравенством, что и общество в целом.
Молодежные культурные практики не предопределены исключительно структурными
условиями, как и не являются результатом только добровольного выбора индивида,
скорее они суть проявления постоянно развивающихся молодежных культурных
стратегий. И, наконец, молодежные культурные практики играют центральную роль в
формировании связей, привязанностей и солидарностей, которые придают смысл жизней
молодежи.
Центральное
место
в
формировании
эмоциональных
связей
внутри
молодежных культурных формирований занимает коммуникация (общение, разговор,
тусовка, воплощенная коммуникация-общие практики), которая может служить маркером
культурных траекторий индивидов (субкультурных карьер). Эти траектории могут
пересекать молодежные культурные сцены не только вертикально (восходящая и
нисходящая культурная мобильность), но и горизонтально (от одной идентичности - к
другой, от изолированных субкультурных сцен - к мейнстриму, и наоборот).
Развиваемый концепт солидарности помогает вывести молодежные исследования из-под
патронажа и контроля молодежной политики, преодолеть субкультурное «проклятие»
путем введение более мягкого способа описания молодежной реальности, с одной
стороны, преодолевающего субкультурные барьеры, с другой стороны - находящего
общие
значимые
векторы,
вдоль
которых
с
разной
степенью
интенсивности
располагаются солидарные молодежные группы. Ряд ценностно-смысловых континуумов
задает измерения молодежного пространства, что позволяет учитывать как полярные
(жесткие) варианты принятия или отторжения ценностных позиций, так и периферийные,
пограничные, диффузные его формы.
Переход к понятию «солидарности» был продолжением идеи, что именно
коммуникация, общение занимает центральное место в формировании эмоциональных
связей внутри и между молодежными культурными формированиями. Межгрупповые
взаимодействия и пересечения могут рассматриваться как потенциальная способность к
солидарности. В таком подходе мы следуем за пониманием Дж. Александера [Alexander,
2008, 193-194], где ученый предлагает рассматривать новые формы солидарностей не как
простое следствие структурных процессов модернизации, а в качестве одного из
ключевых измерений относительно автономной сферы гражданского общества с
присущей ему собственной структурой, институтами и культурными практиками.
Поколенческие практики молодежи 21 века развертываются в противоречивом
социально экономическом и дискурсивном пространстве. Среди них: неравномерность
национального самоопределения и строительства «новой Европы»; череда цветных
революций и массовое вовлечение молодежи в качестве авангардной силы протестов;
глобальный финансово-экономический кризис и, как следствие - усложнение доступа к
рынку труда и рост молодежной безработицы; введение новых образовательных
технологий (ЕГЭ в России) и увеличение численности молодежи с высшим образованием
на фоне массового снижения его качества; усиление и усложнение миграционных потоков
– трудовых, образовательных и массовый отток высокообразованных и профессионально
мотивированных молодых специалистов в Старую Европу, США и Канаду; IT
технологические революции и формирование новых профессиональных ниш; массовое
вовлечение молодежи в сетевые коммуникации (facebook, ВКонтакте, Одноклассники) и
возникновение новых форм публичного активизма; усиление дискурсивной власти
государства и повсеместный отказ большинства молодежи восточно-европейских стран в
доверии силовым структурам; размывание политического сегмента в целом и
радикализация различных форм молодежного активизма (экологи, пост-панки, стрейт
эйджи, наци скинхеды, антифа); широкомасштабные национальные полит проекты по
политической мобилизации молодежи и партийное молодежное строительство (НАШИ);
снижение интереса к традиционной политической активности и массовый отказ от
участия в системных партиях при активном и массовом включение во внесистемные
гражданские (городские) протесты и активности.
Понятие солидарности помогает уйти от представления о молодежных культурных
практиках либо как стилистически/символическом отражении идентичности, укорененной
в структурном позиционировании, либо, наоборот, как постоянно меняющихся вкусовых
предпочтениях. Оно смещает аналитический фокус на природу группы – относительно
замкнутую, фиксированную сущность, позволяющую дифференцироваться от «других»
групп или молодежного мейнстрима - на ее «субстанцию». Этот термин используется
здесь за П. Ходкинсом [Hodkinson, 2004:141], который противопоставляет культурную
субстанцию – культурной текучести, подвижности, временности (на чем настаивают
постсубкультурные
коллективной
теоретики)
идентичности,
для
демонстрации
приверженности
и
относительной
автономии
части
самобытности
современных
культурных стилей (его работа посвящена субкультуре готов).
Солидарный подход помогает увидеть особенности не только внутри групповых,
но и межгрупповых коммуникаций, описать «буферные» пространства перехода.
Излишняя концентрация внимания на субкультурных группах с привычными медийными
именами, затрудняли понимание все более усложняющихся взаимоотношений между
культурным меньшинством и большинством (продвинутой и нормальной молодежью),
мейнстримом и отдельными группами, «культурный разговор» различных молодежных
групп друг с другом.
Использование солидарного подхода позволяет выйти на основные линии
ценностно-культурных напряжений в межгрупповых коммуникациях, сделать акцент на
особенностях симпатий и вражды внутри молодежного пространства. Интенсивность
притяжений и отталкиваний (напряжений внутри межгрупповых коммуникаций)
позволяет судить о ключевых ценностях и идеях, вокруг которых разворачивается
символическая борьба. В этой борьбе отражаются как собственные поиски групповой и
индивидуальной аутентичности, так и степень (мера) влияния дискурсивных практик
(государственных, политических, медиа) на отдельных индивидов и группы в целом.
Существенные изменения произошли в характере групповых коммуникаций.
Проведенные
исследования,
посвященные
анализу
современных
молодежных
солидарностей, позволяют выделить сквозные тренды, отражающие эти изменения:
Экстремальность. Риск, нарушение социальных норм и предписаний могут быть и
становятся приметами самых разных практик: от ориентации на здоровый образ жизни
(стрейт эйдж, веганство, экозащита) – до эпатажных публичных перформансов,
нарушений закона и порядка, вызова общественному мнению (стрит трейсеры,
граффитчики-бомбисты, руферы, электричкеры, пост панки –Pussy Riot);
Аутентичность. Эта характеристика может выражаться через стремление к
адекватности,
соответствию
разделяемым
«своей»
группой
конвенциям.
Поиск
настоящего может проявляться как посредством креативной интернет-само/презентации,
так и через поиск «настоящего» в разделяемом группой контексте: быть в теме, в
актуальном знании, разоблачать и преодолевать подделки и имитации. Актуализация
самопрезентаций проявилась в формировании солидарностей не только в субкультурных
или около субкультурных средах, но и, например, среди мигрантской молодежи.
Стремление к искренности и поиск доверия проявляется через Интернет и Твиттер
активности в обнаружении «своих» групп, что ярко проявилось в периоды выборных
кампаний во всех молодежных средах Восточной Европы и России;
Самоконструирование, создание перформативной идентичности (воображаемой,
фантазийной, реальной), отказ от стилевых обязательств, приписанных статусу, игровые
практики, популярность групповых около интеллектуальных игр, разыгрываемых
публично, в частности рост интереса к настольным играм и специализированным
тусовкам (мафия);
Эстетизация и театрализация повседневности и публичности через усвоение и
использование
различных
творческих
техник
Профессионализация хобби и досуговых практик.
и
профессиональных
навыков.
Эти тренды характерны для самых разных форм групповых коммуникаций, отсеченные
характеристики могут относиться и к компаниям молодых интеллектуалов, и к
празднованию победы своей команды футбольных фанатов.
Одной из характерных черт развития постсоциалистических обществ становится
активное
продвижение
новых
потребительских
медиа
имиджей
молодежного
потребления. Можно наблюдать не только быстрый рост в секторе коммерческих
субкультурных рынков (от готических стилей - до японских аниме), но и появление новых
ниш и идентичностей, ориентированных первоначально на молодежь среднего класса, но
активно воспринимаемых и разыгрываемых частью мейнстримной молодежи. Хипстер,
(герой постгламура), становится действующим лицом не только фэшн показов, но и
модной фигурой молодежных сцен, политическим трендом и медиа имиджем. Ироничный
стеб гламур, «настоящих» хипстеров соседствует с мейнстримными имитациями и
провокациями. Растет мода на реальный или имитационный секонд-хенд, винтаж и
патину. Хипстеры становятся или презентуют себя как основных пользователей
творческих, интеллектуальных пространств (книжных кафе, галерей, баров обсуждения,
альтернативного кино и лофт проектов) [Новикова, 2011]3. Параллельно и независимо от
роста спроса и, соответственно предложения субкультурного и стилевого рынка в
постсоциалистических обществах, расширяется зона сознательной декоммерциализации творческого производства и обмена. Возникают новые пространства досуга/образования.
DIY практики становятся характеристикой солидарностей широкого спектра группировок
анархистского толка, и присущих не только этим группам антикапиталистических
настроений. Это не мешает членам группы оставаться связанными с «субкультурными»
отношениями
доверия,
предполагающими
принятие
взаимных
экономических
обязательств. Использование своих социальных сетей сверстников характерно как для
"субкультурных", так и "обычных" групп [Pilkington, Sharifullina, 2009].
Значимой приметой современных молодежных культурных сцен становится
спортизация городских пространств. Это проявляется через развитие новых практик
освоения и оккупации мест и территорий, которые также могут быть описаны с
«Хипстер» - этот скорее маркетинговый, чем социологический термин, его образ формируется
посредством бытующих в потребительской сфере стереотипов некоего «нового» молодежного
стиля «анти-гламурного» брендового потребления, включающего стремление к аутентичности и
эксклюзивности, ориентированного на использование «патины» - имитации старины и винтажа.
«…идентификация группы хипстеров происходит в основном на визуальном уровне. …это прежде
всего стиль в одежде, прическа, аксессуары, но включение в круг общения может произойти
только при наличии определенного социального опыта – знания сайтов, книг, обладания
творческими интересами, хобби, вкусами в музыке» [Новикова, 2011:137].
3
использованием
понятия
солидарности.
Активизируется
противостояние
внутри
традиционных спортивных культур между коммерческим, профессионализирующемся и
альтернативными направлениями (натуральными, природными, аутентичными крыльями).
Развитие постспортивных практик фиксирует важные изменения внутри самих
культурных сцен, спровоцированных широким использованием рисковой экзотики для
практик культурного корпоратива. В качестве примера новых практик можно сослаться
на «горожанство» - как новую городскую солидарную идентичность. Городской
функционал переартикулируется, переформатируется в сторону новой власти – самих
жителей, в том числе молодежи. Город осваивается и присваивается разными способами –
через
открытые
перфомансы,
флешмобы,
новые
гражданские
проекты.
Растет
популярность «взрослых» городских игр – стриттрейсеры (присвоение ночных трасс
городов), бойцовские клубы (практики «натурального» боя в городских парках и зонах
отдыха), дневные и ночные дозоры (поиски
переартикуляция
назначения
городских
«кладов» по городским картам,
строений
и
площадок),
городские
путешественники (соревнования по типу пионерских зарниц, когда улицы становятся
«пересеченной местностью»), городские пробежки (идеологически ориентированные,
несанкционированные спорт демонстрации, в последнее время все с более очевидными
национал-патриотическими цитатами – «русский бег»). Отдельной и часто агрессивной
формой завоевания города становятся протестные выступления.
Основными площадками развертывания солидарных коммуникаций нового типа
стал Интернет и социальные, сетевые коммуникации - самодостаточные формы общения,
внутри сообществ и групп устанавливаются свои правила и нормы коммуникаций.
К одной из интересных, и отчасти реально новых черт солидарности можно
отнести
формирование
проявляется
новых
прочтений
современной
патриархальности.
Это
в коммуникации различных типов молодежных групп: как часть новой
протестной, реформаторской, индивидуально-приватной религиозности, или как
продвижение идей социального и потребительского аскетизма, как обязательства помощи
депривированным и отверженным группам, или как составляющая нового русского
патриотизма. (Омельченко Е., Пилкингтон, 2012)
Возрастающую роль в характере коммуникации (солидарности или противостоянии)
различных
групп играют гендерные режимы различных молодежных сцен, практики
презентации гендерной идентичности и сексуальности. Здесь происходит активное
экспериментирование и игра с полом (аниме), продвижение новых сценариев сексуальной
свободы (хипстеры) или пропаганда аскезы (стрейтэйджеры), борьба за отстаивание
«правильной/нормативной» маскулинности и фемининности (готы, эмо, скинхеды, панки).
Актуализируются также про- и антигомофобная риторика и практики в символическом и
реальном противостоянии различных солидарных групп4.
Одной из самых важных исследовательских находок было обнаружение
популярности антикапиталистических настроений и практик, как значимого стимула
солидаризации молодежи, включенной в различные группы. Эти настроения могут
принимать самые разные формы – от культурно-символических противостояний – до
активных протестных действий и выступлений. Публичные протестные солидарные
действия становятся комбинированными формами символического (ритуального) и
реального сопротивления. Это переформатирование молодежных культурных сцен
связано с изменением места и роли молодежных культурных меньшинств в глобальных
изменениях мирового порядка и социальных устройств национальных государств.
Сохраняя элементы театрализации и эксцентричной игры с символами и культурными
кодами миксовых субкультурных идентичностей, новые молодежные движения и
солидарности становятся ключевыми акторами развития сетевых взаимодействий и
коммуникаций, формируя политические площадки, развивая языки сетевых мобилизаций,
расширяя горизонты потребительских практик, отстаивая новые солидарные смыслы
справедливости, искренности и доверия.
Наши исследования показали, что до определенной степени можно говорить о
росте контркультурных настроений, как знака ценностного разрыва в общественных
настроениях. Если в середине прошлого века протест был направлен на культ буржуазных
ценностей, борьбу за право на равное прямое участие в принятии политических решений,
касающихся прав личности и ее свобод, то сегодня, особенно в российском и восточноевропейском контексте, самым актуальным становится протест против различных форм
партийно-бюрократического
или
олигархического
капитализма,
монополитических
систем. Крайне актуализируется понятие социальной справедливости, межгруппового и
межпоколенческого
ориентированных
доверия.
Расширяется
исключительно
на
пространство
постматериальные
молодежных
ценности.
групп,
Подобные
контркультурные, вне/антисистемные солидарности, включают в себя разные протестные
группы – молодежь среднего класса, представителей креативного, интеллектуального
сектора, айтишников, активных блогеров и сетевиков, не обязательно идентифицирующих
себя с оппозицией.
Рост протестных выступлений на большинстве территорий европейских государств
в 2010-2011 гг. ввели молодежные исследования в актуальную повестку дня. Популярность
Особенно это очевидным стало в ходе развернувшейся дискуссии вокруг панк молебна Pussy
Riot, в которой гендерное измерение было самым напряженным вектором противостояния.
4
экзотических самопрезентаций, глобальных ссылок выводит молодежные солидарности
за пределы отдельных государств и национальных образований. При этом важным
становится не только достижение позитивного результата участия в протестных контр и
субкультурных активностях, но и получение удовольствия (гражданского, эстетического).
Меняется палитра актуальных (трендовых) политик идентичностей: от ироничной и
стебной гламуризации публичных протестов, использующих гендерные перфомансы (артгруппа «Война», украинское движение «Фемин», российское «Порву за Путина»,
эпатажные женские панк группы) до национал-патриотических новых спортивных
движений, таких как «Русский бег» или «Бойцовский клуб Путина».
Важный элемент новых молодежных солидарностей – значимость личного
контекста участия и удовольствие не только от присоединения к коллективному телу
«своих», но и от получения уникального индивидуального опыта и приобретения новых
навыков и компетенций. Вместе с расширением состава участников и палитры актуальных
солидарностей на культурных, около политических и интеллектуальных молодежных
сценах меняется роль и значимость дискурсивной власти. Дискурсивное пространство
становится более конкурентным. Кроме наделенных формальной и административной
властью, все большую роль в мобилизации активностей играют альтернативные,
внесистемные дискурсы, прежде всего, вокруг активных акторов Интернета - популярных
блогеров, творцов видео-клипов, размещенных в ресурсах youtube, альтернативных
литераторов и непрофессиональных ньюсмейкеров. Солидарные действия, направленные
на изменение дискурса, могут быть значимее, чем влияние на реальную расстановку сил.
Расширение
горизонтов
информационного
пространства
и,
соответственно
рост
высококомпетентных пользователей Интернета, стимулирует формирование новых
профессий и новых площадок для политической, экономической и культурной
активностей молодежи.
Новые
солидарные
сообщества
сопровождаются
развитием
неформальной
экономики, в ее отдельных сегментах происходит коммерциализация, в других декоммерциализация (DIY), соответствующая росту антикапиталистических настроений,
например, в анархо-ориентированных молодежных сообществах. Растет популярность
безденежных отношений, обменных он/офф-лайн технологий, расширяется предложение
коммерческих субкультурных рынков. Интернет врывается в рыночные ниши, которые
раньше были эксклюзивными.
К концу первого десятилетия нового тысячелетия отчетливее проявились основные
векторы радикализации отдельных молодежных солидарностей. Их ценностными якорями
становятся про- и антипатриотические, про- и антимигрантские настроения, отношение к
нормативным или альтернативным гендерным режимам, принятие или отказ от
монопартийных систем, разные прочтение идей справедливости и прав человека.
В завершении доклада дается описание обнаруженных в ходе исследований
значимых идейно ценностных векторов, стержней открытой или опосредованной
солидаристской
коммуникации
юношей
и
девушек,
принадлежащих
к
разным
субкультурам, движениям, группированиям и не принадлежащих ни к одной, из разных
социальных сред и образовательных опытов. Эти векторы можно условно расположить
внутри некоего ценностного континуума, как пространства особых притяжений и
отталкиваний, согласия и напряжений. Если эти векторы обозначить условными
полярными друг другу альтернативами, то они будут выглядеть следующим образом:
Воинственность (агрессия) -
Пацифизм; Порядок (лояльность) -
Анархизм;
Авторитаризм – Демократия (либерализм); Национализм/ксено/гомофобия –
Толерантность; Патриархат - Гендерное равенство; Восток – Запад; Про –
антипатриотические настроения; Про - антимигрантские настроения; Про
-
аникапиталистические
-
настроения;
Потребительство
(гламур-хипстер)
Аскетизм.
Итак,
солидарность
–
это
особая
современная
форма
молодежной
социальности, ядром которой является разделяемая и практикуемая (прямо или
опосредованно)
жизненно-стилевая
стратегия,
преодолевающая
разграничение
занятости и досуга, выходящая за рамки территорий, предписанных им временем
(дом, работа, улица).
Важным становится позиционирование в отношении «мы и они» изнутри и извне (как со
стороны «других» групп, так и циркулирующих в обществе властных дискурсов).
Солидарность
-
своего
рода
социальный
мостик
между
продвинутыми
(«субкультурными») средами, буферными формированиями и мейнстримной молодежью.
Он держится на внутригрупповой коммуникации (разговоре), альтруистическом доверии к
внутренне
«своим» (воплощенной интимности) и поддерживается разделяемыми с
внешне «своими» общими смыслами. Солидарности могут быть событийными
(разделяемый
смысл
события),
культурными,
идеологическими,
более
и
менее
постоянными, локальными и глобальными, реальными и виртуальными или смешанными.
Формируются солидарности вдоль векторов социального напряжения (при отсутствии
разделяемого обществом консенсуса), которые можно рассматривать в качестве ключевых
ценностно идейных противоречий, существующих в молодежной среде в отношении
значимых для нее социально экономических культурных ресурсов. Важный момент –
удовольствие от участия в коллективном теле и получении индивидуального опыта.
Заключение
Обращение к эмпирическим находкам и теоретическому осмыслению молодежных
культур
и
практик
в
постсоциалистической
России
помогают
сделать
ряд
предварительных выводов.
Во-первых, для преодоления спора, заводящего в тупик, стоит перейти от
аналитического фокуса на форму (относительная замкнутость, фиксированная сущность,
или дифференциация от «других» групп или молодежного мейнстрима, особый стиль
музыки или стилевые особенности группы) - к существу (субстанции) молодежной
культуры. Это поможет включить в поле зрения широкий спектр культурных практик,
повседневных коммуникаций, связанных с музыкальными интересами, спортивными,
образовательными
практиками,
включенностью
в
неформальную
экономику,
потребительскими (не/нормативными) практиками употребления алкоголя и наркотиков,
специфическими
территориальными
активностями.
Это
позволяет
преодолеть
представление об изолированности «субкультурных» и мейнстримных молодежных
культур, и увидеть, что молодежные культурные практики включены и ограничены теми
же социальными противоречиями и неравенством, что и общество в целом.
Во-вторых, молодежные культурные практики не предопределены исключительно
структурными условиями, как и не являются результатом только добровольного выбора
индивида, скорее они суть проявления постоянно развивающихся молодежных
культурных стратегий.
В-третьих, молодежные культурные практики играют центральную роль в
формировании связей, привязанностей и солидарностей, которые придают смысл жизней
молодежи.
Центральное
место
в
формировании
эмоциональных
связей
внутри
молодежных культурных формирований занимает коммуникация (общение, разговор,
тусовка, воплощенная коммуникация - общие практики), которая может служить
маркером культурных траекторий индивидов (субкультурных карьер). Эти траектории
могут пересекать молодежные культурные сцены не только вертикально (восходящая и
нисходящая культурная мобильность), но и горизонтально (от одной идентичности - к
другой, от изолированных субкультурных сцен - к мейнстриму, и наоборот).
И, наконец, развиваемый концепт солидарности помогает вывести молодежные
исследования из-под патронажа и контроля молодежной политики, преодолеть
субкультурное «проклятие» путем введение более мягкого способа описания молодежной
реальности, с одной стороны, преодолевающего субкультурные барьеры, с другой
стороны - находящего общие значимые векторы, вдоль которых с разной степенью
интенсивности
располагаются солидарные молодежные группы. Ряд ценностно-
смысловых континуумов задает измерения молодежного пространства, что позволяет
учитывать как полярные (жесткие) варианты принятия или отторжения ценностных
позиций, так и периферийные, пограничные, диффузные его формы.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Новикова Л. (2011) Хипстеры: новые потребительские стратегии молодежи // Новые
молодежные движения и солидарности России / Под ред. Омельченко Е., Сабирова Г.
льяновск: Издательство Ульяновского госуниверситета.
Омельченко Е., Пилкингтон Х (ред). (2012) С чего начинается Родина: молодежь в
лабиринтах
патриотизма.
Ульяновск:
Изд-во
Ульяновского
государственного
университета.
Омельченко Е.Л. (2013) Солидарности и культурные практики российской молодежи
начала ХХ1 века: теоретический контекст. СОЦИС N 10 (354)Б с. 52-61.
Alexander J. The Civil Sphere. Oxford: Oxford University Press, 2008.
Hodkinson P.The Goth scene and (sub)cultural substance // After Subculture: Critical Studies in
Contemporary Youth Culture / Еdited by A. Bennett and K. Kahn Harris. Basingstoke: Palgrave.
2004.
Pilkington H.,Sharifullina E. (2009) The mutual extraction industry: Drugs and the normative
structure of social capital in the Russian far north// International Journal of Drug Policy. 20.
Omelchenko E., Pilkington H. (2013) Regrounding Youth Cultural Theory (in Post-Socialist
Youth Cultural Practice) // Sociology Compass. Т. 7. № 3. pp. 208—224.
Download