Леонид Айзенберг и София Павлоцкая (Бохум) Убийце

Леонид Айзенберг и София Павлоцкая (Бохум)
Убийце миллионов не подают руки
Александр Жизлин
Чистые руки Питера Малкина.
Питер Малкин, агент "Мосада", схвативший Адольфа Эйхмана на темной
улице Буэнос-Айреса в 1960 году, скончался в Нью-Йорке 2 марта 2005
года. В газетах указывают его возраст - 77 лет. Тут не все ясно,
потому что ранее, в том числе и сам Малкин, называли годы рождения
другие - 1929 и 1931. Как указывают газеты, он служил в израильской
разведке 27 лет и был мастером перевоплощений и боевых искусств.
Мне посчастливилось несколько раз встречаться с Малкиным в Нью-Йорке и
Вашингтоне и интервьюировать его для "Нового русского слова" и
телевидения. Двухстраничный материал на основе моей беседы с ним был
опубликован в НРСлове 19 сентября 1997 года. Я его перечитал после
сообщения о смерти Малкина. И полагаю, что отдельные фрагменты могут
представлять интерес и для сегодняшнего читателя.
Малкин протрубил на тайном фронте полжизни, выполнив, как он
утверждал, тысячи заданий. И не убил ни одного человека. Зато снабдил
свое правительство важнейшими сведениями. В книге Дэна Равива и Йосси
Мельмана "Каждый шпион - герой" (1990) Малкин упоминается дважды, как
некий Цви Мальчин (Мильчман), "который позднее стал писателем под
псевдонимом Петер Манн".
Среди его самых громких подвигов - операция по получению списка бывших
нацистов-ядерщиков, работавших в Египте. Как рассказывал Малкин, ему
пришлось однажды спрятаться под столом во время встречи арабских
ученых и официальных лиц. Его арестовывали раз сорок, и каждый раз он
выходил сухим из воды.
Этот крепкий, кряжистый человек в общении был эмоционален, весел,
порывист, но любил наводить тень на плетень. Наверное, это
профессиональное качество для разведчика, "неуловимого Джо",
призванного иметь тысячу лиц и биографий и быстро исчезать из памяти.
Неясно, когда родился. Неясно, где родился. По ряду источников - в
британской Палестине. Мне же он сказал, что в польской деревне
Жолкивка. По его словам, ему вместе с родителями и братом
удалось бежать от нацистов в Палестину. А вот старшая сестра Фрума и
другие родственники были убиты в концлагерях. В книге "Эйхман в моих
руках" (Eichmann in My Hands, 1990), написанной им в соавторстве с
американским литератором Харри Стайном, Малкин вспоминает, как стал
активистом "Хаганы", еврейского движения Сопротивления, участвовал в
Войне за независимость Израиля, как позднее поступил на службу в
израильскую разведку, специализируясь на вскрывании сейфов и
взрывчатке.
В 1957 году израильтянам удалось выяснить, что следы Эйхмана ведут в
Аргентину. Этот палач евреев, лично отвечавший перед нацистским
руководством за транспортировку миллионов невинных жертв в концлагеря,
скрылся от возмездия сразу после войны, как и тысячи других военных
преступников.
Глава Мосада Иссер Харель отправил группу израильских коммандос,
включая Малкина, в Аргентину, поставив задачу схватить Эйхмана и любым
способом вывезти его в Израиль.
В 1960 году семерка агентов прибыла в Буэнос-Айрес, сняла виллу в
тихом районе и стала следить за Эйхманом, который вел чинную, тихую
жизнь в пригороде Сан-Фернандо под именем Рикардо Клемента. Проследив
каждодневный маршрут Эйхмана, агенты подстерегли его вечером на
автобусной остановке.
Малкин подошел к нему и сказал: "Un momentito, senor" (минуточку,
сэр). После чего крепкой клешней тренированного бойца схватил его и
повалил на землю.
Помню, во время визита к Малкину в его небольшую квартиру в Нью-Йорке
я попросил его продемонстрировать мне прием, которым он в долю секунды
уложил 55-летнего Эйхмана на землю. Озорно сверкнув глазами, Малкин
пошел прямо на меня, быстро толкнул рукой в плечо, в мгновение
развернул меня на 90 градусов и обхватил шею железным нельсоном.
"Спасибо, достаточно", - сказал я, потирая шею.
Малкин десять дней не отходил от Эйхмана, спрятанного в арендованном
агентами доме. А когда с официальным визитом в Аргентину на пышное
празднование 150-летия этой страны прибыл видный дипломат Абба Эбан
(позднее министр иностраных дел Израиля), была осуществлена неслыханно
дерзкая операция по вывозу пленника. Его накачали наркотиками, одели в
форму пилота авиакомпании "Эль-Аль" и будто пьяного повезли в
аэропорт. Всполошившаяся семья
Эйхмана и примерно три сотни местных нацистов с момента странного
исчезновения искали пропавшего по моргам и больницам и догадались, что
следовало бы проверить отлетавший правительственный израильский
самолет, но опоздали на полчаса. Самолет уже взлетел. Позднее
аргентинские пограничники сокрушались: как, мол, не прониклись
подозрениями, когда увидели вдрызг пьяного израильского пилота,
которого под ручки вели коллеги. Ведь евреи никогда вусмерть не
напиваются! Аргентина тогда закатила скандал, порвала
дипломатические отношения с Израилем, ООН для вида пожурила Израиль,
евреи всего мира плясали от радости фрейлехс.
По нынешним меркам акция по захвату и вывозу Эйхмана из Аргентины чистый терроризм, причем государственно одобренный (наивно полагать,
что власти Израиля не санкционировали для операции использование
правительственного самолета). Цель оправдывает средства? Сложный,
спорный случай, чем-то, при всей разнице масштабов и обстоятельств,
сродни "незаконной", но "праведной" атаке Америки на Ирак.
В Израиле Эйхмана судили, и во второй раз после Нюрнберга мир
содрогнулся от кошмарных свидетельств злодеяний, которые прозвучали на
процессе, продолжавшемся четыре месяца. Еще четыре месяца после этого
совещались трое судей трибунала. 10 декабря 1961 года они вынесли
вердикт: бывший оберштурмфюрер СС Адольф Эйхман виновен по всем
пунктам обвинения в преступлениях против гуманизма и еврейского
народа. 31 мая 1962 года он был повешен единственный преступник, когда-либо казненный в государстве Израиль.
Его тело кремировали, а прах развеяли над Средиземным морем.
В переполненном зале суда находился и Малкин. В своей книге он с
волнением описывает, как на мгновение встретился глазами с подсудимым,
помещенным в стеклянный бокс посреди зала суда. Эйхман узнал его.
"Кроме подсудимого, - пишет Малкин, - ни одна живая душа не имела ни
малейшего представления, кто я и что меня связывает с Эйхманом".
Связанный обетом молчания, даже своей матери Питер смог сказать об
Эйхмане, лишь когда она умирала, в 1967 году.
Сказал, что отомстил за свою сестру Фруму и троих ее детей, погибших в
концлагере.
В 1976 году Малкин ушел на пенсию с поста главы оперативного отдела
"Мосада". Ему пришлось изрядно попотеть, объясняя потенциальным
работодателям загадочный пробел в рабочем резюме продолжительностью в
27 лет. Ничего связного он рассказать не мог из-за обязательства
хранить государственную тайну. Малкин перебрался в Нью-Йорк и решил
посвятить себя всецело живописи и литературному труду.
Тогда, в 1997 году, я попал в гости к Малкину, в его квартиру на Ист
30-х улицах Манхэттена (точнее адрес мне велено было не называть)
благодаря протекции его близкого друга, врача Пинкаса Лебовица,
который и сейчас практикует. Малкин был рассекречен к тому моменту, но
не сильно искал публичности.
В ходе очень дружеской, абсолютно неформальной беседы он показывал
свои картины и рисунки. Их было множество. Я и сейчас затрудняюсь
определить стиль - что-то очень яркое, наивное, мощное, напоминающее
одновременно Шагала, Пикассо и Пиросмани. Через несколько лет
корреспондент "Нью-Йорк таймс" Ральф Блументал, посетивший ту же
квартиру, заметил хозяину, что его стиль напоминает Жоржа Руо
(французский художник-фовист). Но Малкин сказал, что,
начиная заниматься живописью, не имел ни малейшего представления ни о
Руо, ни о фовистах, а вдохновлялся витражами, увиденными в
аргентинских церквях. У Малкина прошли в разных странах несколько
выставок, выпущены каталоги его картин и рисунков.
В будничной белой футболке, с всклокоченными прядями седых волос на
огромном, почти лысом черепе, он явно тогда завелся на любимой теме,
отвечая на мои вопросы. Схватил полотно в металлической рамке из
стопки картин, составленных в углу. И острым уголком рамки случайно
задел себе переносицу.
Полилась кровь. Врач Лебовиц спас ситуацию с помощью салфеток. Они
быстро напитывались кровью и отправлялись в мусорное ведро. А Малкин
только извинительно улыбался. На фото можно разглядеть темную точку у
переносицы.
Вот фрагменты тогдашней нашей беседы.
- С высоты прожитых лет можете ли вы сказать, что удовлетворены карьерой?
- Я счастлив, что помог своей стране. Война разведок - война мозгов, а
вовсе не пиф-паф, не шпионская беготня с браунингами. В разведке нужно
все время действовать лучше, чем противник, но не намного лучше, а
чуть-чуть.
Я уяснил: лучшее - враг хорошего.
- Почему вы ушли в отставку?
- Я очень устал. И потом - сильно невзлюбил своего нового
шефа-генерала. Да и он меня не жаловал. Начальство раздражает, когда
ты слишком много на себя берешь, своевольничаешь. Я, конечно, никогда
не выходил за рамки заданий, которые, между прочим, санкционировал
своей подписью премьер-министр. Я вообще недолюбливаю генералов, у них
мозги недостаточно гибкие. Они привыкли отдавать приказы. А в разведке
все надо просчитывать до мелочей,
прогнозировать ответные действия противника. Нельзя оставлять следы,
любая улика может провалить тщательно продуманную операцию.
Бытует мнение, что израильская разведка - одна из лучших в мире, если
не лучшая... Не верьте, когда так говорят. Лучшая разведка мира?!
Чепуха. Это как с врачами. Есть хорошие врачи, допустим, в Испании,
Израиле, США. Но разве можно сказать, что в какой-то одной стране все
врачи - лучшие в мире. Нет же! Важно также, какой силы враг тебе
противостоит. Нам противостояли арабы. И вопрос всегда был один жизнь или смерть.
- Какую операцию вы считаете для себя самой важной в жизни - поимку
Эйхмана или что-либо еще?
- Захват Эйхмана - моральная акция. Мы действовали не из жажды мщения.
Палача евреев нужно было предать правосудию в еврейском государстве.
Мы должны были доставить в суд человека, ответственного за
"окончательное решение" еврейской проблемы, то есть за гибель шести
миллионов человек.
Ему было всего 55 лет, когда мы его поймали. Пришлось для этого
нарушить законы другой страны.
- Можете ли вы быть столь же конкретным в описании других операций,
которыми гордитесь?
- Я могу сказать, что доставил своей стране много ценной информации. Я
проникал в военные штабы и научные лаборатории во многих странах.
Когда израильских спортсменов расстреляли на Олимпийских играх в
Мюнхене, я должен был узнать, кто это сделал. Мы наказали убийц.
- Вас когда-нибудь ловили с поличным?
- Никогда.
- Почему? Везло? Или вы были столь осторожны?
- Я никогда не оставлял улик и все тщательно продумывал. Посмотрите на
меня. Я улыбаюсь. Я не похож на шпиона, правда? Меня задерживали, а я
говорил: смотрите, я же художник, нормальный, мирный человек, приехал
сюда на этюды. Я люблю людей и не воспринимаю их как врагов...
- Какие приемы вы чаще всего использовали для получения информации?
- Все, что могло помочь в получении информации. Фотосъемка,
подслушивание, чтение прессы. Кстати, 80 процентов разведывательной
информации вычитывается из газет.
- Ваши дети гордятся своим отцом?
- Спросите их. Я думаю, они считают своего отца сумасшедшим.
- А вы рассказывали супруге о ваших деяниях на благо родины?
- Нет. Она, в общем, знала, чем я занимался, но лишних вопросов не задавала.
- У вас есть воинское звание? Кто вы - полковник, генерал?
- Нет, я гражданское лицо. В Израиле разведчики - гражданские лица. Но
если проводить аналогию с армией, то я - генерал.
- Вам понравился телефильм о захвате Эйхмана (The Man Who Captured
Eichmann, показанный в 1996 году по кабельному каналу HBO. - О.С.)?
- Вы имеете в виду тот, где Эйхмана играет Роберт Дювалл? Я
консультировал эту картину, исполнителей ролей. Меня играет Арлисс
Хоуард. Неплохой фильм, но я бы снял его лучше.
- Сколько языков вы знаете?
- Английский, французский, немецкий, иврит, идиш, арабский.
- Охота за бывшими нацистами продолжается. Под суд отдают глубоких
стариков - немощных, больных. Вам их не жалко?
- Они убивали ни в чем не повинных людей. Какое значение имеет их
возраст?! Они же не спрашивали возраст своих жертв. И какой возрастной
ценз гуманности вы предлагаете для них установить - 80, 85 лет? Они
совершили страшные преступления против человечества и должны за них
отвечать, независимо от срока давности. Помню, Эйхман мне сказал: "Я
солдат, и вы - солдат". Я не согласился: "Вы не солдат, солдаты воюют
на фронте, и противник имеет оружие, это
схватка на равных. Вы же убивали маленьких детей, женщин, стариков".
После той очень памятной для меня встречи я приезжал к Малкину домой
еще раз дней через десять - уточнить детали и взять фотографии для
статьи. В компанию ко мне напросился мой друг, бывший одессит и
советский военный моряк, а ныне работник мирного американского атома и
житель Нью-Джерси Геннадий Шварцман. Гена, человек очень совестливый,
эмоциональный, кипящий гневом на врагов евреев, как давних, так и
нынешних, и давно боготворящий
Малкина за его аргентинский подвиг, был счастлив, попав к кумиру в
дом. И когда тот подарил ему свою книжку, Гена в порыве чувств схватил
его руку и поцеловал.
В 2000 году Малкина пригласили на презентацию монумента выдающегося
скульптора Михаила Шемякина "Праведники мира" в резиденции российского
посла в Вашингтоне Юрия Ушакова. Экс- агент принял участие в
пресс-конференции, а затем мы с ним побеседовали еще раз. Малкин
сказал, что несколько раз "по службе" побывал в России, но в
обстоятельства своих визитов не вдавался.
Последние годы жизни Малкин жил в Нью-Йорке. "Он исключительно
талантливый художник, - говорил о нем его друг, окружной прокурор
Манхэттена Роберт Моргентау. - Причем занимался творчеством в
исключительно трудных и неблагоприятных обстоятельствах". Мне Малкин
говорил, что часто консультировал Моргентау по вопросам безопасности
Нью-Йорка. А Блюментал в своей статье о Малкине приводит интересный
эпизод их сотрудничества.
В конце 70-х Моргентау расследовал обвинения в адрес двух агентов ЦРУ,
Фрэнка Терпила и Эдвина Уилсона, которых подозревали в продаже оружия
и взрывчатки ливийцам и угандийцам. Не добившись эффективной помощи в
Лэнгли, прокурор обратился за содействием в Мосад. Его вывели на
Малкина, и тот, по словам Моргентау, "очень, очень помог". Позднее
двух этих агентов признали виновными, но Терпил сбежал в Сирию, а
затем на Кубу.
В благодарность за помощь Моргентау помог Малкину в получении
грин-карты. И правильно, друзья Америки должны иметь "зеленую улицу".
Малкин натурализовался в США, но сохранил израильское гражданство. Он
часто ездил в
Израиль к жене Рони. Один из его сыновей, Омер, финансовый
консультант, находился в Южной башне Всемирного торгового центра 11
сентября 2001 года и чудом избежал гибели, выйдя в то утро из офиса
для встречи с отцом, который находился за несколько кварталов от ВТЦ.
На подаренной мне при первой встрече книге "Эйхман в моих руках" Питер
Малкин написал: "Это история из прошлого, которая имеет продолжение в
настоящем и будущем". В Музее еврейского наследия в Нью-Йорке одно
время хранилась бронзовая отливка перчаток, которые в ночь похищения
Эйхмана были на руках Малкина. Чтобы не оставлять следов? Нет,
объяснял он, из чистой брезгливости. Убийце миллионов евреев не подают
руки, даже делая ему железный захват.
…………………………………………………………………………………
В.Набоков и его Вера ...Слоним.
В автобиографическом романе «Другие берега» Набоков рассекретил источник
«интеллектуального высокомерия», которое стало определяющей чертой его
творчества: «Был я трудный, своенравный, до прекрасной крайности
избалованный ребенок". Он родился VIP-персоной. Набоковы принадлежали к
«старому, сказочно богатому аристократическому роду»…
Дед писателя служил министром юстиции при Александре II и III, отец был
известным юристом , входил в состав первой Думы. В семье сохранилась
легенда о дуэли отца. Якобы он стрелялся с неким господином, посмевшим
утверждать, что Владимир Дмитриевич женился на Елене Рукавишниковой
(матери Набокова) из-за денег. Рукавишниковы были миллионерами.
Супруги Набоковы родили пятерых детей, Владимир был старшим и любимым.
Общению со сверстниками он предпочитал «общество бабочек»,
интеллектуальный досуг делил между шахматами и «пожиранием книг». Читать
и писать по-английски научился раньше, чем по-русски. С детства проявлял
синестетические способности - воспринимал явления сразу несколькими
органами чувств (буквы у него имели вкус и цвет).
Пятеро детей Набоковых, Ялта, ноябрь 1918 г.: Владимир (род. 1899), Кирилл
(род. 1910), Ольга (род. 1903), Сергей (род. 1900) и Елена (род. 1906)
Семья жила в Петербурге на Большой Морской № 47, В трехэтажном особняке
розового гранита. Дом обслуживали пятьдесят лакеев; красный отцовский
автомобиль отвозил Владимира в Тенишевское училище. Летние месяцы
Набоковы проводили в загородном имении Рождествено, где в обиходе были
распоряжения «старшим и младшим садовникам».
Через пятьдесят лет советские литературоведы объяснят ненависть Набокова к
СССР обидой за потерянные миллионы. Ненависти не было, его нелюбовь
имела другой цвет и вкус: «Мое давнишнее расхождение с советской
диктатурой никак не связано с имущественными вопросами . Презираю
россиянина-зубра , ненавидящего коммунистов потому, что они, мол, украли
у него деньжата и десятины. Моя тоска по родине лишь своеобразная
гипертрофия тоски по утраченному детству».
Эмиграция из советской России затянулась на полтора года. Наконец семья
Набоковых осела в русском Берлине. В начале 20-х гг. именно здесь находился
центр русской эмиграции - община насчитывала более полумиллиона человек и
вела «не лишенную приятности жизнь в вещественной нищете и духовной
неге». За пятнадцать лет, прожитых в Германии, Владимир Набоков не прочел
ни одной немецкой газеты и не слишком тяготился незнанием немецкого языка .
Его жизнь состояла из эпизодических публикаций, литературных вечеров,
подработки статистом на съемочных площадках или учителем тенниса.
Набоков в Кембридже, 1920 г.
Известный в узких кругах поэт и ловелас, гуляя по улице, отгонял поклонниц
тростью. Весной 1923 года на благотворительном маскараде Владимиру
передали записку: незнакомка назначила ему тайное свидание - поздним
вечером на мосту. Он ждал ночную бабочку, а пришел серый волк. Стройный
девичий силуэт едва угадывался под темными одеждами, лицо скрывала
шелковая волчья маска.
Девушка знала наизусть все стихи Набокова и безупречно выдержала интригу:
она так и не сняла маску на первом свидании. Трудно представить более
точное попадание в сердце нарцисса и мастера шахматных задач.
Владимир «воспользовался совершенной свободой в этом мире теней,
чтобы взять ее за призрачные локти; но она выскользнула из узора».
Позднее он узнал ее имя - Вера Слоним. Она мечтала стать летчицей,
стреляла из автоматического ружья в тире, ходила на боксерские матчи и
автогонки, яростно спорила о политике и - представься случай - застрелила бы
Троцкого. О ней говорили:«Каждый в русской среде понимал, кто и что
имеется в виду, когда произносится «Верочка». За этим именем
скрывался боксер, вступивший в схватку и четко бьющий в цель».
В 1919 году женская половина семейства Слоним с сорока тремя чемоданами
бежала из революционного Петрограда. Отец Евсей Слоним, потомственный
купец из Могилева,торговец, лесопромышленник, юрист и издатель, был
приговорен большевиками к смертной казни и бежал раньше. Семья должна
была воссоединиться в Одессе, чтобы потом эмигрировать в Германию. Три
сестры Слоним с прислугой успели вскочить в последний товарный вагон
состава, идущего на юг - обратной дороги не было, за поездом уже разбирали
шпалы.
На одной из станций в вагон ввалились петлюровцы (дело их рук - волна
еврейских погромов на юге России). Молодчики прицепились к еврейскому
пареньку. Семейство Слоним с ужасом ждало жестокой развязки. Не смолчала
только восемнадцатилетняя Вера. Замечание субтильной еврейской барышни
потрясло петлюровцев настолько, что они вызвались проводить семью Слоним
до места встречи с отцом, обеспечивая им охрану. Вера любила вспоминать
эту историю.
Вера Набокова, середина 20-х гг.
Немногочисленные друзья, напротив, благоразумно обходили еврейскую тему
стороной, боясь непредсказуемой реакции Верочки. Она могла начать
знакомство с вызывающей фразы : «А вы знаете, что я еврейка?» - или
наговорить дерзостей, лишь заподозрив в собеседнике юдофоба. Ее
болезненное восприятие национального вопроса граничило с паранойей. Кто-то
даже дерзнул сказать Вере: «Если бы ты не была еврейкой, то из тебя
получилась бы отличная фашистка».
Веру не боялся только Владимир. Их взгляды совпадали. Отец Набокова погиб
от руки черносотенца-антисемита, защищая от пули соратника П. Н.
Милюкова.Через восемь месяцев после знакомства Владимир писал Вере:
«Зачем тебе маска? Ты - моя маска!» Через два года они поженились. Таинство
брака напоминало секретную операцию. Свидетелями пригласили дальних
родственников, чтобы не разболтали. Никаких фотографий и торжеств. 15
апреля 1925 года молодые заскочили на ужин в дом Веры и между первым и
вторым блюдом сообщили: «Да, кстати, сегодня утром мы поженились».
Причин для скрытности было две. Набоков опасался «травли» знакомых,
которые наверняка осудили бы брак русского и еврейки. Действительно,
поползли слухи, что Верочка принудила Владимира идти в загс под пистолетом.
Веру терзал другой демон. В пору ухаживания Набоков вручил ей донжуанский
список своих возлюбленных, аккуратно напечатанный на бланке издательства
Евсея Слонима.
Традиция составлять подобные списки пошла от А. С. Пушкина - они
насчитывали шестнадцать серьезных романов и восемнадцать мимолетных. В
неполном списке двадцатипятилетнего Набокова значилось двадцать восемь
имен ... Невозможно представить имя Веры рядом с порядковым номером - это
удар наотмашь по ее самолюбию. Она была согласна стать тенью мужа, но
абсолютной, единственной и всепоглощающей - остальных не существовало в
природе.
Набоков называл союз с Верой «божественным пасьянсом». Ему досталась
жена, каких не бывает. Bepа трудилась за двоих, обеспечивая Владимиру
возможность писать. Не имея образования, но со знанием четырех языков, она
работала секретарем, переводчиком, стенографисткой, а по ночам набирала на
машинке рукописные тексты мужа.
Утро Набокова начиналось с фирменного коктейля жены: яйцо, какао,
апельсиновый сок, красное вино. Он сидел дома и творил: в часы вдохновения по 15-20 страниц в день, в иные - вымучивал тринадцать строчек за 17 часов.
Ни слова упрека - гений вне критики (в гениальности мужа Вера не сомневалась
никогда). Более того, позже она будет отрицать, что долгие годы содержала
семью, - чтобы не навредить репутации Набокова.
За пятнадцать лет брака Набоков создал девять романов, не считая сборников
стихов и рассказов. 9 мая 1934 года Вера родила сына . Владимир не замечал
беременности жены пять месяцев - он творил! Знакомые удивлялись, что в
семье Набоковых вообще могли родиться дети - настолько супруги были
замкнуты друг на друге и самодостаточны. Впечатление было верным лишь
отчасти.
В разгар мирового экономического кризиса 30-х гг. в Германии к власти пришли
нацисты. На дверях офисов появились таблички «Евреям вход запрещен!» Вера уже не могла прокормить семью из трех человек. Центр русской
эмиграции переместился из Берлина в Париж - у Набокова не осталось
читателей.
Когда гений донашивал последние брюки, друзья организовали для него
литературный тур по европейским странам, чтобы он мог хоть что-то
заработать и вывезти семью. В январе 1937 года Вера проводила Владимира
на поезд. Они не привыкли разлучаться - Набоков писал домой иногда по два
письма в день. Через месяц почта принесла анонимный конверт: в письме на
четырех страницах «доброжелатель» расписывал роман Владимира с некоей
Ириной Гуаданини, русской эмигранткой 32 лет, разведенной дрессировщицей
пуделей.
Набоков писал жене: «Я и не сомневался, что «слухи» доползут до Берлина.
Морды скользкие набить их распространителям! Мне, в конце концов,
наплевать на гадости, которые с удовольствием говорятся обо мне, и,
думаю, тебе тоже следует наплевать. Жизнь моя, любовь моя. Целую твои
руки, твои милые губы, твой голубой височек».
Вера Набокова. 1939.
Вера не поверила мужу. Он действительно в ней нуждался (".. без того воздуха,
что исходит от тебя, я не могу ни думать, ни писать - ничего не могу !»), но
почему-то звал ее с сыном не в Париж, где жила Гуаданини, а на Ривьеру.
Четыре месяца Вера переносила встречу и вдруг решительно заявила, что она
с сыном едет в Чехословакию, к матери Владимира: надо показать бабушке
внука - там и встретимся!
Безумная идея для нищих эмигрантов. Но, может быть, вдали от разлучницы и
в присутствии матери муж скорее вспомнит о семейных ценностях? Казалось,
план по возвращению блудного мужа в лоно семьи удался - встреча
состоялась, Владимир клялся в любви жене и сыну. В июле 1937 года
Набоковы вернулись во Францию и поселились в Каннах. Тут-то Вера и нашла
письма мужа к Ирине, датированные чешским периодом. Между супругами
состоялся решительный разговор - Вера поставила Владимира перед выбором:
или семья, или любовница.
Неизвестно, что выбрал бы Набоков (ультиматумы убивают чувства), но
неожиданно в Канны примчалась Ирина Гуаданини . Без предупреждения,
тайком, она выследила Владимира с сыном, когда они нежились на пляже.
Назначила ему встречу. И Набоков испугался, увидев любовницу в преступной
близости от семьи. Эта встреча с Гуаданини была последней - по требованию
Веры он попросил Ирину вернуть его письма . Испытание чувств длилось
восемь месяцев. Через три года семья Набоковых эмигрировала в США с
сотней долларов в кармане.
Ирина Гуаданини. (Из частного собрания.)
В Америке их никто не ждал - кроме девочки-литагента, подарившей им
пишущую машинку, и нескольких знакомых, поделившихся обносками и
временной крышей над головой. Они приехали из нищеты в нищету. Но отныне
Набоков будет именовать себя «американским писателем».
Путь к мировой славе займет долгие пятнадцать лет. В Америке Вера поседеет,
а Набоков прибавит в весе 35 килограммов (когда бросит курить). Вере тяжело
давалась роль профессорской жены, требовавшая публичных реверансов,
Владимир чувствовал себя на публике как рыба в воде, и его счастье искупало
любые трудности.
Со стороны могло показаться, что теперь семью содержал Набоков. Его хлеб преподавательская деятельность сначала в колледжах, потом в Стэнфордском
университете, Корнельском и, наконец, в Гарварде. Но лекции для Набокова
писала Вера. Она присутствовала на всех его занятиях, иногда читала за него
курс, если муж болел или капризничал.
Студенты побаивались сфинксообразной особы в черном платье и за глаза
называли Веру «седой орлицей» или «злющей западной ведьмой».Соседи
наблюдали другую картину. Например, как во время переезда Вера тащила
тяжелые чемоданы, а муж нес маленькую настольную лампу и шахматы, как
зимой «миссис Набоков» чистит машину от снега, как в непогоду она несет
мужу на работу зонтик и галоши.
Осмелься кто-нибудь сказать, что Вера стала для Набокова мамкой и нянькой,
она бы пристрелила наглеца. В 1955 году она стала единственной в Итаке 53летней домохозяйкой, получившей разрешение на ношение огнестрельного
оружия. Через девять лет, на презентации набоковского перевода «Евгения
Онегина», в бисерной сумочке Веры будет лежать браунинг 38-го калибра - из
любви к оружию.
Однажды осенью 1948 года внимание соседей привлекло необычное зрелище:
на заднем дворе дома Набоковых по Сенека-стрит в Итаке разгорелся
огромный костер. Мужчина средних лет бросал в оцинкованную бочку для
сжигания мусора исписанные листы бумаги. Бледное пламя давилось «маркими
фиолетовыми чернилами». Из дома вылетела Вера и, как бабочка на огонь,
кинулась спасать рукопись. Мужчина в гневе заорал на нее. Соседи
расслышали только грозный рык женщины : «Пошел вон отсюда!»
Вера спасала черновик «Лолиты». Еще дважды Набоков попытается привести
приговор в исполнение, но каждый раз жена будет доказывать: пока она рядом ,
рукописи не горят. Кто кому командовал «рядом!» - большой вопрос.
Во всяком случае, Набоков не возражал, а иногда настаивал , чтобы Вера
всегда была рядом с ним даже на лекциях. От греха подальше. Грех случился в
женском колледже Уэллсли. «Он любил не маленьких, а именно молоденьких
девочек», - вспоминала выпускница колледжа Кэтрин Риз Пиблз. Если у Лолиты
и был реальный прототип, то это, скорее всего, Кэтрин. Девушке нравился
русский профессор. И она с удовольствием стала его изучать, забираясь под
длинное профессорское пальто на ватине.
А после того, как Набоков однажды написал на школьной доске «Я тебя
люблю» и быстро стер, Кэтрин заинтересовалась русским языком. Сколько
таких лолиток было у Набокова, можно только догадываться : коллеги
вспоминали, как Владимир «шнырял по кампусу с жадным ищущим взором
антрополога».
В одном из номеров журнала «Мадемуазель» за 1947 год Набокова отметили
как «преподавателя, снискавшего небывалое обожание студенток ». Еще бы!
Он был последним мужчиной в Америке, который целовал женщинам руки.
Надо ли говорить, что Вера ушла в глухую оборону и категорически отрицала
любые романы мужа, бросавшие тень на его репутацию. У него была только
одна тень – жены.
«Лолита» родилась в сентябре 1955 года. Пять американских издательств
отказались публиковать эту «омерзительную вещь», англичане решали судьбу
книги и автора на уровне парламента. На публикацию согласились только
французы. Вера отвезла рукопись лично, не доверяя почте.
Та самая Вера, которая десять лет назад запрещала своему 12-летнему сыну
читать «Тома Сойера»: «Эта книга внушает ранний интерес к девочкам и учит
дурному!». После выхода в свет романа «о порядочном джентльмене, который
испытывает безнравственные чувства к падчерице», доселе малоизвестному
писателю Набокову грозило изгнание из Америки, тюрьма в Англии и обвинения
в педофилии во Франции.
Автор отчета для американского издательства «Даблдэй» писал: «То, что
страсть может стать такой отвратительной, свидетельствует об испорченности
автора - и он действительно крайне испорченный человек, - что вовсе не
лишает роман определенных достоинств». Через несколько месяцев «Санди
Таймс» опубликовала рейтинг лучших книг года - и «Лолита» вошла в первую
тройку.
Через год «непристойный роман" возглавил список мировых бестселлеров.
Издательства боролись за авторские права и «перспективу угодить в тюрьму
из-за двенадцатилетней девочки».
Скандалы и успех подогревали друг друга. Стали вдруг востребованы
произведения, написанные Набоковым ранее. Посыпались новые заказы.
Стэнли Кубрик купил права на экранизацию романа. Картина была
номинирована на семь наград. Кажется, супруги открыли золотую жилу. Вера
наконец купила себе веселенькое платье. А Набоков завел в дневнике страницу
«Ураган Лолита», где описывал перипетии, связанные с романом.
Ураган «Лолита» перенес Веру и Владимира в Европу Последним пристанищем
для «эмигрантов, трижды гонимых историей», стала Швейцария. Вера и
Владимир поселились на последнем этаже отеля «Монтрё-Палас» в номере с
видом на Женевское озеро. Изолированность, возведенная в степень
недосягаемости, определила их образ жизни. Подруга семьи, княжна Зинаида
Шаховская, организовавшая литературное турне писателя по Европе в 30-х гг.,
на одном из приемов была поражена: супруги Набоковы сделали вид, что ее не
знают!
Однажды в лифте постоялица отеля поздоровалась с Верой и пожелала ей
доброй ночи. «Миссис Набоков» вернулась в свой номер возмущенная до
крайности: «Что она о себе возомнила! Люди должны знать свое место!»
Тяжелее всех приходилось издателям, юристам, журналистам, переводчикам,
налоговикам. Вера точно знала их место.
Десять лет она судилась с французским издательством «Олд Пресс», которое
первым опубликовало «Лолиту». Добилась сожжения тиража в Швеции : ее не
устроило качество перевода.
Австралийский профессор Эндрю Филд взялся писать биографию Набокова.
Супруги пригласили его к себе в Монтрё. Вскоре Филд прислал им первую
рукопись. Набоков назвал ее «кретинской ». Текст на 670 страницах был
возвращен профессору с правками и комментариями Веры на 181 страницу.
В последний год жизни Набоков постоянно болел - сдавали сердце и легкие .
Его тело умирало, а душа цеплялась за Веру. Ворчал: «Я бы не возражал
полежать в больнице, если бы ты была рядом, положил бы тебя в нагрудный
карман и держал при себе».
2 июля 1976 года сердце Набокова остановилось. Вера и Дмитрий были рядом.
На траурной церемонии Вера не проронила ни слезинки. Но сын запомнил, как
мать вдруг сказала: «Давай наймем самолет и разобьемся!» Вера пережила
мужа на 13 лет.
Сидя в инвалидном кресле после перелома шейки бедра, она продолжала
заниматься переводами романов Набокова, пока руки держали книгу.
Незадолго до смерти попросила друзей : «Молитесь, чтобы я умерла
мгновенно».
Она тихо умерла в 10 часов вечера 7 апреля 1991 года на руках у сына. В
некрологе «Нью-Йорк Таймс» написала : «Вера Набокова , 89 лет, жена, муза,
агент». Прах Веры смешали с прахом мужа. Они не верили, что со смертью все
заканчивается…
жжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжж
Мария Хейфец (Билефельд)
Замечательная притча!
Ефим ехал по пустынной дороге в Негеве, когда он увидел на обочине
заглохший Мерседес. В нём он увидел пожилую женщину, которая
выглядела совершенно растерянной. Он остановился перед ее машиной,
вышел из своего старого Опеля и направился к отчаявшейся женщине.
Дама была очень испугана. Все время, пока она сидела в машине, никто не
остановился. А этот молодой человек, не причинит ли он зла? "Я вам
помогу, Мадам, сказал он. Пересядьте в мою машину, где вам будет
немного теплее, мое имя Ефим Рабинович". Он обнаружил, что у машины
лопнуло колесо. Но в силу возраста женщина не могла справиться с этим
сама. Ефим присел на корточки, посмотрел под машиной, чтобы
определить, куда поместить домкрат, потер руки, чтобы согреть пальцы, и
принялся за работу. Поменяв колесо, Ефим улыбнулся. Дама спросила,
сколько она должна за работу и сказала, что цена не имеет значения. Ефим
ответил, что она ему ничего не должна. Он просто помог кому-то в
трудную минуту. И только Бог знал, сколько раз люди помогли ему в
прошлом.
Он сказал, что если ей действительно хочется заплатить, то в следующий
раз, когда она увидит кого-то в нужде, пусть окажет помощь этому
человеку и тогда вспомнит о нем. Через несколько километров женщина
увидела ресторан. Она вошла в него, чтобы обогреться и перекусить перед
дорогой. Девушка, которая обслуживала ее, приветливо улыбнулась,
несмотря на то, что она целый день была на ногах. Дама видела, что ни
работа, ни её беременность, ни усилия не лишили эту девушку
приветливости! Когда она закончила свой ужин, она заплатила за него
банкнотой в 100 долларов. Девушка пошла за сдачей. Но дама быстро
вышла из ресторана.
Вернувшись, девушка обнаружила, что женщина исчезла. Тогда она
заметила на столе записку. Слезы брызнули из ее глаз, когда она прочитала
то, что написала ей дама: "Вы мне ничего не должны. Я просто прошла
мимо. Кто-то помог мне сегодня, как я это делаю для вас. Если вы хотите
действительно заплатить мне в ответ, вот что нужно сделать: не
позволяйте этой цепочке любви закончиться на вас". Под салфеткой на
столе лежали еще четыре банкноты по 100 долларов. Как могла дама знать
о том, как нуждались она и ее муж? Дома девушка, прижавшись к мужу,
нежно поцеловала его и тихо сказала : "Все будет хорошо. Я люблю тебя,
Ефим Рабинович". Есть старая поговорка: "Добро никогда не потеряно",
открытые руки всегда получают что-то. Услышав эту историю,
пересказываю ее и прошу вас дать ей путь к страждущим сердцам!
Позвольте этому свету излучать...
Прошу Тебя, Господи, дай тому самому человеку, который читает сейчас
эти строки, все, о чем он Тебя просит! Дай ему это в полной мере, как
умеешь давать только Ты один! И пусть будет счастлив во все дни его, а
если невозможно такое, то хотя бы сколько-нибудь. Даруй ему крепкое
здоровье и любовь ближних, понимание и сочувствие. Сделай так, чтобы
душа его всегда светилась одной лишь любовью ко всему сущему, огради
его от дурнословия, от обид и зависти, от войн и смертей, от боли
физической и душевной, если же все это неизбежно, не покинь его и тогда
дай утешение. Спаси для него все, что дорого ему на земле. Если же
поздно просить об этом - не лишай его памяти. Не знаю - верит ли в Тебя,
читающий сейчас это, Милостивый и добрый мой Господь! Исполни это
мое желание. Пусть Ангел-Хранитель помогает тебе, когда твои Крылья
опускаются вниз.
Передай эту Молитву 5 хорошим людям и смотри, что будет через 4
дня. Прерывать нельзя
жжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжж
Михаил Местер (Бельцы, Молдавия)
ПОСЛЕДНИЙ ИЗ КАРАИМ
Маршал Малиновский
Он родился в 1898 году в семье одесского караима - сапожника Янкеля
Малиновского и его жены-еврейки Леи. И назвали его тогда Рувимом.
Вскоре Янкель оставил семью, и Лея, забрав 5-летнего сына, уехала к
сестре в село Сутиски Винницкой губернии. Там вышла замуж, а отчим
вскоре выгнал 14-летнего пасынка, не желая усыновлять его. Рувим
вернулся в Одессу и стал жить у родного брата матери. Ему было 16 лет,
когда началась Первая мировая война. И Рувим тайком забрался в эшелон
256-го Елисаветградского пехотно-го полка, следовавшего на фронт.
Когда его обнаружили, запросился в добровольцы, документов не имел,
прибавил себе года, назвался Родионом Малиновским, украинцем. И был
зачислен в пулеметную команду. С этого времени и стал военнослужащим и
оставался на военной службе 53 года. До самой смерти. За эти долгие
годы был он пулеметчиком на германском фронте в России и во Франции,
куда попал с экспедиционным корпусом в 1916 году. Потом два года
служил в 1-й марокканской дивизии французского Иностранного легиона. В
1919 году вернулся в Россию через Владивосток и снова
стал пулеметчиком. На этот раз в Красной Армии воевал до конца
Гражданской войны. В этой армии он успешно прошел по всем ступеням
служебной карьеры. В должности командира батальона поступил в Военную
академию им. Фрунзе. В 1937 - 1938 годах был заместителем главного
военного советника в республиканской Испании, награжден двумя
орденами. Но самое главное - не попал под каток уничтожения военных
кадров, стиравший лучших командиров Красной Армии в лагерную пыль
накануне Великой Отечественной войны.
Эту войну генерал-майор Малиновский встретил на южном крыле
германского фронта. Его 48-й стрелковый корпус стойко оборонялся,
переходил в контратаки и с боем выходил из окружения. На фоне
тогдашней катастрофической нехватки способных и опытных военачальников
генерал Малиновский выгодно выделялся мужеством и уверенностью
опытного профессионала. И уже в августе 1941 года он принимает
командование 6-й общевойсковой армией. В ходе войны Малиновский
командует еще двумя армиями и особо отличился во главе 2-й
гвардейской. Эта
армия стойко выдержала таранящий удар группировки
генерал-фельд-маршала Манштейна, пытавшегося деблокировать немцев,
окруженных в Сталинграде. С февраля 1943 года Малиновский становится
командующим фронтом. Он возглавляет последовательно
Южный,Юго-Западный, 2-й Украинский фронты.
Командуя последним, весьма успешно проводит Ясско-Кишиневскую,
Будапештскую и Венскую операции. В 1944 году Малиновскому присвоено
звание маршала Советского Союза. И, наконец, именно его Забайкальский
фронт, преодолев горный хребет Большой Хинган, обеспечил полный
разгром японской Квантунской армии. Венцом карьеры Родиона
Малиновского стал пост министра обороны СССР, который он занимал 10
лет до самой смерти в 1967 году.
Дважды Герой Советского Союза, кавалер ордена Победы, еще 22 советских
и иностранных орденов, этот этнический еврей в СССР числился
украинцем и ничуть не стремился восстановить истину. Быть может,
именно в этом секрет его выдвижения на самые высокие посты.
Родственники Малиновского в большинстве своем пропали еще в
Гражданскую войну. Уцелевших уничтожили в оккупированной Одессе, там
же пропали все документы местной караимской общины. Судя по всему,
никто в советское время не изучал родословное древо Малиновского. Это
сделали члены редакционного совета Еврейской энциклопедии, изданной в
1995 году (см. том 2, стр. 232).****
жжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжж
Анна Зак (Израиль)
Черный обелиск, или История об антисоветском
памятнике
13/11/2013 АВТОР МИХАИЛ ВОЛОДИН
Этот рассказ должен был появиться месяц назад, к 70-ой годовщине уничтожения Минского гетто.
Я тянул с публикацией: старался отыскать фотографии тех, благодаря кому возник Черный обелиск;
тех, кто стоял стеной, когда его пытались снести; тех, кто навек уезжая, приходил сюда прощаться
с городом, чтобы отсюда отправиться на вокзал.
Я тянул, пытаясь найти подход к одному из из самых горьких минских памятников… Ведь
остальные — просто монументы, а этот — разверстая могила. Я тянул, пока не понял, что
говорить нужно от первого лица. Потому что весь город прошел через Яму, и у каждого минчанина
она своя. Даже у тех, кто этого не знает или не хочет знать.
Мне трудно назвать этот рассказ историйкой — это история.
***
Кажется, Яма была всегда. В 60-х мы с мамой, испуганно косясь, обходили ее стороной на пути
к шляпнице, тете Циле — ее крошечный домик стоял на месте «Брестской крепости», что
на Танковой. В 70-х Яма раскрывала страшный свой зев, когда вечерами я спешил мимо нее в дом
на несуществующем нынче Зеленом переулке: там для недавних учеников «Парната» читал лекции
об искусстве незабвенный Кирилл Зеленой. Скорее всего, и раньше, до 60-х, существовала моя
Яма — куда ей было деться!
Первый митинг на Яме прошел в 1971 году. С тех пор — ежегодно.
Детская память рисует место, которого боялись взрослые — со склонами, уходящими вглубь земли,
и дном, терявшимся в темноте. Взрослых пугала не только пролитая здесь кровь, но и стоявший
внизу памятник с непонятной надписью на запрещенном еврейском языке. Никто толком не знал,
иврит это или идиш, зато все знали, что место это связано с отъездами в Израиль.
Мои родные — что еврейские, что русские — на Яму не ходили. И их образованные друзья —
врачи, музыканты, преподаватели — тоже. В Израиль никто из них не собирался, а карьеру можно
было испортить запросто. К Яме шли те, кому нечего было терять:«отъезжанты», «отказники»
и беспартийный еврейский пролетариат: столяры-слесари, сапожники-портные, парикмахерысантехники. С ними советская власть ничего поделать не могла.
Цветы под конвоем.
Так и получилось, что Черный обелиск, помещенный в сердце Ямы, стал антисоветским
памятником. Его не показывали по телевизору, о нем не писали в газетах и не упоминали
в путеводителях… Вообще нигде не упоминали! Его не однажды пытались снести — под разными
предлогами, но всегда, чтобы улучшить. Улучшить хотели надпись — убрать из нее этот самый
то ли идиш, то ли иврит.
Это был, пожалуй, единственный случай, когда советской власти не удалось реализовать свое
желание: и памятник, и надпись отстояли. Кто? Эти самые столяры-слесари и иже с ними.
Легендарные минские полковники Альшанский, Овсищер и Давидович, восставшие против государственного
антисемитизма и разжалованные в рядовые.
Благодаря всем этим людям, в начале 80-х, когда я впервые попал на Яму, прочел на Черном
обелиске те же слова, что были начертаны там изначально. Их же можно прочесть и сегодня.
Светлая память на вечные времена пяти тысячам евреев, погибшим от рук лютых врагов
человечества — фашистско-немецких злодеев 2 марта 1942 года
Против фашистско-немецких злодеев советская власть ничего не имела, а вот евреи ей были
не по душе. Всего-то и нужно было, заменить их на абстрактных советских граждан. Но евреи
не хотели быть советскими гражданами, они хотели быть евреями и потому уезжали в Израиль.
История Черного обелиска — это история исхода евреев из Беларуси.
Идея воздвигнуть монумент узникам Минского гетто родилась в 1945 году, когда вернувшиеся
с войны солдаты узнали, что их родные убиты и тела их брошены в старый песчаный карьер. Карьер
стали звать Ямой — с большой буквы.
Еврейская колонна Минского гетто. Они еще живы…
К 1947 году всем миром были собраны деньги на памятник, и известный городской камнетес
Мордух Спришен из надгробья со старого еврейского кладбища на Сухой вырезал мраморный
обелиск. Надпись для него на идише написал поэт Хаим Мальтинский. Через годы, вспоминая
о нем в книге «Толькi б яурэi былi!», его друг Рыгор Бородулин скажет: «Як прыходiць дзядзька
Хаiм, сустракаем дружным хаем». Видно, хорошим человеком был идишистский поэт.
Мальтинский прошел войну до Берлина, был награжден орденами и медалями, в бою потерял
ногу. И вот он,
надев
боевые
награды,
пошел
согласовывать
надпись
на памятнике в Главлит — так в СССР называлось цензурное ведомство. Цензоры сидели в Доме
правительства на шестом этаже. Лифт не работал. Когда одноногий фронтовик добрался до нужного
кабинета, от боли и усталости чуть не плакал. Цензор прочел текст и, как ожидалось, разрешения
не дал. Спорить было бесполезно. Перед тем, как уйти, Мальтинский произнес всего одну
фразу: «У меня там лежат мать, жена и семилетний сын». И произошло чудо: цензор, тоже
фронтовик, подписал разрешение.
Мордух Спришен с разрешением на изготовление памятника.
С таким трудом добытая бумага окажется плохой защитой: через несколько лет Мальтинского
разыщут в Биробиджане, куда он уедет работать в издательство. Его приговорят к десяти годам
лагерей «за попытку продать американцам Дальний Восток и часть Сибири». От Владивостока
до Якутска — ни больше ни меньше! Камнетес Спришен будет осужден за коллекцию пластинок
советской фирмы «Мелодия» с еврейскими песнями. Тоже на десять лет.
Такой будет цена, которую создатели заплатят за памятник. Первый в СССР памятник убитым
евреям.
В 70-х и 80-х «антисоветская» Яма будет стоять посреди города, как крепость, окруженная врагом.
Советская власть будет бороться с ней не на жизнь, а на смерть. И проиграет:Советского Союза
не станет, а Яма останется. Впрочем, победа окажется пирровой — с развалом СССР уедут почти
все, кому она была нужна.
О чем думают бывшие узники гетто, глядя в объективы фотоаппаратов?
***
Несколько лет назад меня попросили провести экскурсию для джазового ансамбля De Phazz.
Автобус катил по Проспекту, а я рассказывал — об удивительном нашем Вавилоне, где переплелись
множество культур; о бесчисленных войнах, пожарах и разрушениях; о коммунистах и фашистах;
о начале всемирной революции и убийце президента Кеннеди… Музыканты только что отыграли
концерт и были уставшими: они смотрели в окно, за которым скользил зимний город, и время
от времени вежливо кивали головами. Неожиданно один из них спросил:
А евреям памятники у вас есть?
Есть, — ответил я и рассказал о Яме.
Можно туда поехать? — попросил музыкант.
Просьба была неожиданной. Еще более странной ее делало то, что мой собеседник был негром.
После некоторых колебаний я изменил маршрут. Мы подъехали к Яме и музыкант, собрав в охапку
цветы, подаренные зрителями, сошел по ступеням к памятнику. В темноте на фоне снега черный
человек казался призраком. Он положил цветы на камень и молча застыл рядом. Черный человек
у Черного обелиска.
Я спросил, зачем ему еврейский памятник. И услышал удивительную историю. Предки странного
гостя попали в США из Эфиопии, и среди них бытовала легенда о том, что они… евреи. Одно
из затерянных израильских колен.
Наверное у меня на лице промелькнуло недоверие, мой собеседник на мгновение запнулся, а потом
сказал:
Легенду трудно проверить, легче поверить, что ты еврей.
С этими словами он протянул мне фотоаппарат и попросил сфотографировать его на фоне Черного
обелиска.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Марк Певзнер (Дюйсбург)
Как встретились израильский и американский еврей.
Однажды жарким августовским днём, Джонатан Юдлевич (все имена
изменены), молодой преуспевающий американский бизнесмен,
находящийся в Иерусалиме с деловым визитом, искал какое-нибудь
кафе, в котором можно было бы быстро и сытно перекусить. Юдлевич
спешил. Через полчаса у него была назначена важная встреча, после
неё другая. Времени было в обрез. Его выбор упал на симпатичное
заведение в самом центре Иерусалима, где можно было подкрепиться
вкусными спагетти с сыром, пиццей, бурекасами. Но как назло, именно
в этот час в кафе оказалось большое количество посетителей, и
Юдлевич безнадёжно застрял в медленно продвигающейся очереди,
рассчитывая, по крайней мере, на то, чтобы успеть купить
упакованную порцию на вынос. Очередь медленно продвигалась, а
Юдлевич всё более нервно поглядывал на часы, понимая, что у него
остаётся всё меньше и меньше шансов хотя бы на то, чтобы успеть
заплатить за пакет с едой и поймать такси.
Его нервное волнение было замечено Яковом Ривлиным, господином
средних лет, стоявшим перед ним, который, по всей видимости,
особенно никуда не спешил. Правильно оценив ситуацию в которой
оказался Юдлевич, Ривлин любезно предложил ему поменяться
местами. Предложение этого приятного господина пришлось очень
кстати, и Юдлевич поблагодарив своего благодетеля, быстро сделав
заказ, выскочил из кафе и, завернув за угол, поспешил на деловую
встречу. Лишь несколько десятков метров отделяло Юдлевича от
кафе, когда позади раздался страшный взрыв. Всё смешалось.
Летящие осколки стекла, куски человеческих тел, кровь и крики
раненых. Сирены полиции и амбулансов. Это был тот самый печально
известный взрыв в кафе «Сбарро» на перекрёстке улиц Яффо и Кинг
Джорж, 9 августа 2001 г., когда 15 евреев были убиты и более 100
ранены. Шокированный, но целый и невредимый Джонатан Юдлевич
медленно начинал осознавать невероятность чуда, произошедшего с
ним. Ведь если бы не тот милый господин, который в последнюю
минуту уступил ему свою очередь, лежать ему сейчас среди
окровавленных растерзанных взрывом тел. Что сейчас с этим евреем?
Погиб ли он на месте или может быть тяжело ранен? Хотелось
вернуться назад, найти его, но полицейские уже оцепили район
взрыва. Шла эвакуация раненых.
Все оставшиеся до отлёта дни Юдлевич посвятил поиску и сбору
информации о своём спасителе. Не зная ни имени ни адреса, лишь
смутно помня расплывчатый образ, который остался после нескольких
секунд общения, он следил за публикациями фотографий убитых,
объезжал больницы, наводя справки о раненых. Не везде пускали, не
всё сообщали, да и он толком не мог объяснить, кого именно он ищет.
Но в один из дней, зайдя в очередную палату с ранеными он, кажется,
наконец-то нашел его. Яков Ривлин всё ещё не приходил в сознание
после перенесённых операций. В изголовье койки сидел его сын.
Юдлевич приблизился.
— Знай, — сказал он ему, — твой отец спас меня, я обязан ему своей
жизнью. Вот моя визитная карточка. Я живу в Америке. Если вам
потребуется какая-то помощь, обращайтесь. Всегда буду счастлив
помочь. Двадцать четыре часа в сутки. Когда твой отец придет в себя,
пожалуйста, расскажи ему обо мне. Скорейшего выздоровления!
Через три недели в Нью-Йоркском офисе Джонатана Юдлевича
позвонил телефон. — Шалом, говорит сын Якова Ривлина. Мне
хотелось сообщить вам, что, Барух Ашем, состояние моего отца
значительно улучшилось. Он пришел в себя и его жизни уже не
угрожает опасность. Но нам осталось пройти ещё одну, очень важную
операцию. По причине отсутствия необходимого оборудования в
Израиле было рекомендовано сделать её в Америке, в медицинском
центре Бостона. Билеты на перелет уже куплены, но кроме общей
информации, которую мы уже успели собрать, ничего конкретного ещё
не сделано. Нам сказали, что если мы знакомы с кем-то в Америке, кто
сможет нам помочь, договориться, устроиться, то стоит обратиться к
нему. Поэтому я хотел бы спросить, смогли бы вы помочь нам?
— О чём речь! — воскликнул Юдлевич. После моего отлёта из Израиля
ощущение досады и грусти не покидало меня. Я ведь так и не смог
ничем отплатить твоему отцу за своё спасение. И вот сейчас небеса
посылают мне шанс! Дайте мне данные вашего рейса, а об остальном
прошу не беспокоиться.
И действительно, за несколько дней ему удалось договориться и о
предварительном обследовании и об операции в Бостонском
медицинском центре, найти квартиру в ближайшем районе,
договориться с местной еврейской общиной о кошерном питании на
весь срок пребывания. Всё самым наилучшим образом. За несколько
часов перед отлётом он позвонил и напомнил: — Как только
приземлитесь, позвоните мне. Я лично выеду и встречу вас! Никакого
такси! Встретить тебя и твоего отца — это дело моей чести! Это было
первое за последние несколько лет обычное рабочее утро, когда
Юдлевич не появился в своём офисе, отменив давно запланированные
деловые встречи.
Сразу же после приземления в 6.30 утра Ривлины позвонили
Юдлевичу. Прохождение паспортного контроля, заполнение анкет,
получение вещей заняли какое-то время. И только около 8 утра он
посадил их в машину и повёз в сторону своего дома. На протяжении
всей поездки Джонатан Юдлевич неустанно повторял о том, как он
счастлив, что ему всё-таки представилась возможность помочь
дорогому гостю из Израиля, вспоминал о том, что его чудесное
спасение началось с простого доброго поступка, когда совершенно
незнакомый человек, обращая внимание на проблему другого,
приходит ему на помощь. И кто знает, рассуждал Юдлевич, может
быть,
именно в заслугу этого доброго дела Всевышний сохранил жизнь его
спасителю.
Но это, как оказалось, ещё не было концом всей истории. Внезапно
воодушевленный монолог Юдлевича был прерван нарастающим
пронзительным воем сирен пожарных машин, полиции, амбулансов,
нарушив на этот раз спокойную и размеренную жизнь Нью-Йорка. По
радио сообщили, что в Америку пришла катастрофа 11 сентября 2001
года! В 8 часов 45 минут утра первый самолёт Бен Ладена влетел в 93
этаж северной башни Всемирного торгового центра Манхеттена,
подписав смертный приговор не только погибшим непосредственно в
момент взрыва, но также и тем, кто находился на верхних этажах
здания, и был отрезан от всего мира кипящим пламенем полыхающего
самолётного топлива. Офис Джонатана Юдлевича, в котором он не
появился в это утро, находился на сто первом этаже.
Второй раз подряд еврей из Иерусалима, без всякого на то намерения,
спасал жизнь другому еврею из Нью-Йорка.
Обычная случайность? Поразительное стечение обстоятельств?
жжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжжж
Анна Зак (Израиль)
БЫТЬ или НЕ БЫТЬ ГОСУДАРСТВУ ИЗРАИЛЬ и КАК БЫТЬ ?
Дмитрий Муратов о современном положении Израиля.
Статья опубликована в газете "Oбозреватель".
Дмитрий Муратов - российский журналист,
главный редактор «Новой газеты». Создатель документального
фильма "Бойчук и бойчукисты".
Я не еврей и не склонен отождествлять интересы
еврейского государства с интересами всего
человечества. Наверное, как это жестоко ни звучит,
если бы вследствие ликвидации государства Израиль
был достигнут прочный и долговременный мир на
земле, то может быть (по очень большому счету)
стоило бы пожертвовать этим уникальным
государством, как Авраам собирался пожертвовать
своим единственным сыном. Но все дело в том, что
эта жуткая жертва не только не спасет западную
цивилизацию, а наоборот - приблизит ее конец.
Ведь это не выдумка евреев, что Израиль - это
форпост западной цивилизации. Именно евреи
защищают собой весь цивилизованный мир от
средневекового мракобесия исламистов. Более того спасают от мракобесия и сам исламский мир. Я не
оговорился. Ведь сам по себе священный Коран не
призывает к непримиримому экстремизму. По своей
истинной сути эта религия не более агрессивна, чем
все другие мировые религии. Да и следует заметить,
что ислам роднит с христианством только личность
Иисуса Христа (Исы) , а вот с иудаизмом у него
гораздо больше общего: Муса (Моисей), обряд
обрезания, запрет на употребление в пищу свинины и
многое другое.
Что смущает мусульман в христианстве? Прежде
всего божественное происхождение Христа. Они
признают его величие, но только как одного из трех
великих пророков, вместе с Моисеем и Мохаммедом.
Также они отрицают непорочное зачатие. Не
признают Троицу, считая ее отступлением от
принципа единобожия. Но ведь у иудеев точно такие
же претензии к христианству. Нужно признать, что
это весьма близкие религиозные мировоззрения. К
тому же арабы - точно такие же семиты как и евреи.
В средние века сосуществование этих народов и их
религий почти не омрачалось. Особенно во времена
испанских халифатов. Я себе представил чисто
гипотетический союз этих народов и оторопел от
мысли - какая бы это была фантастическая сила!
Находчивый разум евреев плюс природные богатства
арабов дали бы такой сплав, который зажал бы в
кулак весь мир. Причем тогда это был бы не
средневековый вариант ислама, а цивилизованный,
современный. И многие моральные ценности этой
религии помогали бы спасать мир от нынешней
деградации.
Но, к сожалению, это лишь нереальные бредни.
Ведь ничего разумного в реальной действительности
не происходит. А, увы, существует постоянная
угроза, что крошечный Израиль может быть
уничтожен арабскими агрессорами. Гарантирую, что
тогда ничего хорошего не будет. Уже сейчас Европа
неуклонно исламизируется. Причем это ислам в
самом экстремистском и средневековом варианте.
Говорю прямо: западному сообществу крупно
повезло, что его интересы совпадают с интересами
еврейского государства. Защищая себя, Израиль
защищает и весь цивилизованный мир. Так зачем же
ему мешать? А ведь мешают! Последние
высказывания Барака Обамы о возвращении Израиля
к границам 1967 года свидетельствует, мягко говоря,
о его недомыслии. Не думаю, что в голове
американского президента бурлят исламские
настроения. Вероятно, что это такая себе
благородная игра в справедливость, которая
приводит его к неразумным действиям.
А если вспомнить прежнее отношение США к
Израилю, то можно сказать, что любовь
американского руководства к еврейскому
государству зиждилась не так на еврейском лобби
внутри США, как на совпадении ближневосточных
интересов Вашингтона и Иерусалима. Так почему же
это не видит нынешний президент Обама? Не
стоит обвинять его в юдофобии. Скорее - это его
нерасчетливость.
Возможно его нынешняя дружба с новыми
«революционными» лидерами арабских стран и
принесет США (а вернее нефтяным магнатам) какието кратковременные дивиденды, но в недалекой
перспективе это им еще аукнется. Ведь падение
Израиля, неизбежно обернется всеобщей
цивилизационной катастрофой. Казалось бы,
маленький клочок суши, а из-за него столько
проблем. Так случилось, что испокон веков
Иерусалим (да и вся Палестина) был яблоком раздора
для разных народов и даже цивилизаций. Казалось
бы - что стоит богатому арабскому миру приютить и
накормить в общем-то немногочисленный
палестинский народ. Тем более, что большинство
палестинцев уже давно живет вне родины. Если они
все вернутся сюда, то вскоре задохнутся от
перенаселения и безработицы. Многим из них
видится выход из положения в захвате территории,
на которой сейчас проживают евреи.
Их, конечно, абсолютно не интересует, куда
денутся те. Они говорят: "Пускай возвращаются туда,
откуда приехали!" Однако нужно учесть, что "туда"
евреи попали отнюдь не по своей воле. Их
вышвырнули из Палестины, которая была для них
родиной, и рассеяли по всей земле. Они вынуждены
были поселиться в самых разных странах. И уж
никак нельзя сказать, что их там встретили с
распростертыми объятиями. И это ужасно, даже если
не принимать во внимание чудовищный Холокост
второй мировой войны. Если можно требовать
переселения евреев, то почему нельзя представить
себе переселение палестинцев в страны, где живут их
братья по крови и единоверцы, такие же арабы, как
они? Разве кто-то будет их там преследовать по
национальным и религиозным причинам?
Палестинцы говорят: «На нынешней нашей
территории ничего нет. А вот у евреев все есть!..» Но
ведь когда евреи прибыли в Палестину, на их
будущих землях тоже ничего не было. Все, что
сейчас есть, создано исключительно их трудом.
Конечно, было бы выгодно захватить все, созданное
евреями, и кайфовать на всем готовом. Желание
палестинцев я понимаю. Но как могут
придерживаться этих же взглядов крайне гуманные
европейцы, сочувствующие бедным, несчастным, и
крайне бездеятельным палестинцам и в тоже время
отказывать в сочувствии богатым только за счет
своей работоспособности евреям? Забрать все у
евреев - это даже хуже, чем хищнический
большевистский лозунг "Грабь награбленное!" Ведь
евреи ничего не забрали у арабов, кроме куска
выжженной солнцем бесплодной пустыни и двухтрех почти безлюдных приморских городов. Так что
не стоит изображать евреев волками, а палестинцев
несчастными ягнятами. Наоборот - претензии
последних зиждятся на постулате: «Ты виноват лишь
тем, что хочется мне кушать!» Забавно, что
комплекс несуществующей вины присутствует даже
у израильтян.
Крики о том, что, мол, если бы не помощь
американцев, Израиль был бы уничтожен, - полная
ерунда. Как может спасти чья-то помощь, когда во
время военных конфликтов судьба Израиля решалась
за считанные дни, может даже часы. И тут сыграли
большую роль как раз те пресловутые еврейские
поселения (на самом деле оборонные опорные
пункты) на территории западного берега реки
Иордан.
Если бы не они, арабские армии разрезали бы
еврейское государство на несколько частей и потом
добили его. Такая же история с Голанскими
высотами. Смешно говорить об их экономическом
значении для Сирии. Никогда там ничего
значительного не было. Разве что кроме ЭльКунейтры, которая, кстати, осталась у сирийцев. Но
вот огромное стратегическое значение для Израиля
Голанские высоты несомненно имеют. Ведь раньше
под прицелом сирийской артиллерии находилась
чуть ли не половина еврейского государства. Другое
дело, что сирийцы своим преимуществом
воспользоваться не сумели. Но сейчас возвращать
Сирии эти высоты - безумие. В моральнополитическом отношении Израилю это ничего бы не
дало, так как сирийцы все равно не были бы им
благодарны, считая эту территорию исконно своей, а
в стратегическом отношении евреи потеряли бы
колоссально много.
Сейчас в арабо-израильских отношениях патовая
ситуация. С одной стороны, бесконечно
препятствовать провозглашению палестинского
государства очень трудно, почти невозможно. А, с
другой, отказаться от поселений на западном берегу
Иордана и от Голанских высот тоже нельзя. И дело,
тут, не в поселенцах. В конце концов выселили же их
с территории сектора Газа. Все дело в стратегических
опорных пунктах. Расставшись с ними, Израилю
будет невозможно сдержать первый удар противника
и успеть отмобилизовать резервистов, которые
составляют чуть не половину его армии. Для
еврейского государства защита родины - это не
только дело армии, а дело всего народа. Каждый раз
это отечественная , народная война.
Выход из патовой ситуации один: так как на карту
поставлено само существование государства, нужно
наплевать на мощнейшую пропалестинскую,
антиизраильскую пропаганду и всячески заботиться
исключительно об интересах своего народа. Смешно:
если евреи проиграют схватку, их тоже все будут
жалеть. Так же как сейчас скорбят о жертвах
Холокоста. Но это уже будет оплакивание мертвых.
Нужно евреям забыть все внутриполитические
дрязги. Неважно, кто ястребы, а кто голуби.
Проиграв битву, и ястребы и голуби очутятся в одной
помойной яме. Я, не дай Бог, не призываю
израильтян к геноциду палестинцев. Ведь те
являются несчастными заложниками амбиций их
богатых арабских собратьев. Я призываю всех
евреев, как проживающих в Палестине, так и в США
и Европе, к четкому пониманию того, что сейчас
речь идет о спасении еврейского народа от
уничтожения, от геноцида. Необходимо сплотиться,
так, как это произошло во время восстания в
варшавском гетто. Думаю, при этом евреям стоит
рассчитывать главным образом на себя. Правильно
писали Ильф и Петров: «Спасение утопающих - дело
рук самих утопающих».
Перед евреями сейчас стоит гамлетовский вопрос:
«Быть или не быть?». Если не хватит мудрости,
стойкости и патриотизма, то история, увы, вычеркнет
из своей книги этот богоизбранный народ. А что?
Сколько великих народов ушло в небытие...
Итак - Быть или не быть? Вот в чем вопрос!
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Георгий Мирский историк, заслуженный деятель науки РФ
Иранский Уран, центрифуги и санкции
27 ноября 2013, 18:07
Вот уже который день все мировые СМИ обсуждают достигнутое в Женеве соглашение
по иранской ядерной программе. Мнения разные, но если отсечь крайние позиции , то
усередненная оценка могла бы, пожалуй, лучше всего быть выражена английскими
словами « the least bad», наименьшее из худшего. Иначе говоря – наименьшее зло.
Плохое решение , временное, все еще может через полгода сорваться , но альтернатива
-то какая могла быть – вот вопрос, который задает большинство западных аналитиков.
И само же отвечает :» альтернативой была бы только военная опция.» Иран неуклонно
продолжал бы обогащать 20-процентный уран , накопленный им уже в количестве,
позволяющем при условии конвертации его в 90- процентный, произвести 2– 3
атомных бомбы. Даже если тегеранские правители не имеют намерения изготовить
бомбу и тем более сбросить ее на Израиль, уже сам факт достижения 90- процентного
порога ( иначе говоря, состояния пятиминутной готовности) мог бы стать для
еврейского государства реальным и убедительным casus belli, аргументом,
достаточным для того, чтобы нанести удар и разбомбить иранские ядерные объекты.
Да не надо преувеличивать, иранские аятоллы– это не безумцы- фанатики, а трезвые и
циничные политики, ведущие « войну нервов» в расчете на то, что у Америки не хватит
духа воевать, а без Америки Израиль тоже не ударит, он просто блефует. Поэтому
Тегеран, дойдя до 90 процентов и объявив себя уже де-факто ядерной державой, на
этом и остановится, народ будет счастлив, что у него такое несокрушимое руководство,
которое бросило вызов Западу и выиграло; на этом все и кончится». Так легко
рассуждать, находясь в Москве, Лондоне или Нью- Йорке, а если вы живете в Тель –
Авиве или Хайфе и видите, как у вас на глазах идет к созданию атомной бомбы
крупная держава, лидеры которой то и дело говорят, что Израиль будет стерт с карты
мира, что это раковая опухоль, которую следует вырезать– сможете вы жить спокойно?
Естественно, для израильтян оптимальным решением была бы сделка,
предусматривающая ликвидацию всех иранских центрифуг вообще, а заодно и
реактора в Араке, где к бомбе можно идти другим путем, с использованием не урана, а
плутония. Но почти все эксперты считают это нереальным: аятолла Хаменеи, в ведении
которого находится иранская ядерная программа, и могущественный Корпус стражей
исламской революции – они не могли бы на это пойти без катастрофической потери
лица, грозящей им утратой власти. И если бы Запад настаивал на «израильском
варианте» ( полный отказ от обогащения урана), тегеранские лидеры кликнули бы
клич:» Враги берут нас за горло, требуют от нас отказа от мирной ядерной программы,
но мы, древняя и гордая нация, не встанем на колени. Затянем пояса, братья, но не
капитулируем !» И народ– тем более иранский, с присущей шиитам традицией
мученичества– послушался бы лидеров.
Таково мнение большинства специалистов, заодно предостерегающих Израиль от
попыток сорвать достигнутое соглашение. Так, Роджер Коэн пишет в «Нью- Йорк
таймс» :» Это лучшая сделка из реально возможных. Ничто, даже систематические
израильские бомбежки, не в состоянии уничтожить имеющееся у иранцев ядерное ноухау. « А вот мнение Томаса Фридмана :» Если Израилю удастся сорвать эту сделку,
останется только военный вариант. Сколько американцев и их союзников по НАТО
будут готовы бомбить Иран ? Немного. Значит, военная опция будет делом одного
Израиля. Если Израиль ее использует, он отбросит иранскую ядерную программу
назад, но в то же время даст Ирану стимул для того, чтобы действительно устремиться
к производству бомбы. Готов ли будет Израиль бомбить Иран каждые шесть месяцев ?»
Итак, центрифуги остаются, их работа лишь замораживается. Естественно, торжество и
эйфория в Тегеране. Многие там говорят:» Этот успех равносилен тому, что наша
футбольная команда проходит на чемпионат мира.» Напротив, досада и разочарование ,
даже ярость– такова реакция главного регионального противника Ирана. Саудовской
Аравии. Принадлежащая саудовцам и выходящая в Англии газета «Аш- Шарк аль –
аусат» полагает, что женевская сделка опаснее даже чем 9/ 11( так называют
совершенный «Аль – Каидой « 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке и Вашингтоне
террористический акт). Газета пишет :» Обама сдал весь регион, отказавшись от
исторического альянса США со странами Залива.»
В Израиле три четверти евреев поддерживают линию премьер-министра Нетаньяху,
утверждающего, что совершена большая и роковая ошибка. А половина поддержала бы
удар с воздуха по иранским ядерным объектам, хотя всем известно, что целиком
уничтожить их израильская авиация не может. Завод в Форду, где обогащается уран ( а
всего на двух заводах в Натанзе и Форду установлено уже 19 тысяч центрифуг)
расположен под такими скалами, что пробиться к нему может только специальная «
супер-бомба», имеющаяся у США, но Барак Обама израильтянам ее не дает. Так, по
крайней мере, говорят вроде бы знающие люди; за что купил, за то и продаю.
Но даже если допустить, что временное соглашение будет через 6 месяцев закреплено
постоянным– центрифуги остаются, Известный обозреватель Дэвид Игнатиус пишет в
« Вашингтон пост» :» В этом смысле израильская критика соглашения убедительна.
Ирану дано право на обогащение урана ; это уже никогда не будет отменено и никогда
не ляжет в основу резолюции Совета Безопасности, обвиняющей Иран.» ( Напомню,
что раньше Совет безопасности стремился именно к прекращению всякого обогащения)
Значит, гипотетическая возможность создания бомбы уже всегда будет висеть над
головами израильтян как Дамоклов меч. А это возможно важнее, чем сама бомба. Ведь
главная, иногда даже не очень скрываемая, цель врагов Израиля, от иранских аятолл до
лидеров Хамаса и Хизбаллы– создать для израильских евреев постоянную невыносимо
напряженную атмосферу. Неизвестность – а вдруг завтра случится этот кошмар, и
можно ли в такой обстановке воспитывать детей, растить внуков – вот что должно
побудить наиболее развитую часть израильского народа, его «золотой фонд» начать
уезжать в Америку. Это будет –по крайней мере на это надеются враги Израиля–
началом конца, завершением эксперимента воссоздания еврейского государства спустя
тысячи лет.
В заключение – о санкциях. 19 ноября в интервью «Независимой газете» наш министр
иностранных дел Сергей Лавров заявил :»Нигде санкции результата не приносили.»
Правда, тут возникает вопрос: раз таково убеждение российских дипломатов, зачем же
они тогда по меньшей мере трижды голосовали в Совете безопасности за санкции
против Ирана ? Для отвода глаз, что ли ? Но главное в том, что как раз экономические
санкции на этот раз принесли результат. Инфляция в Иране выросла до 40 %, экспорт
нефти упал на 60 %, число безработных составило 3, 5 миллиона, такие продукты, как
рис, растительное мясо, куры стали предметами роскоши, и по данным опросов 85 %
иранцев ощущают на себе воздействие санкций. Санкции буквально отрезали Иран от
глобальной банковской системы, рухнули кредиты и инвестиции, один иранский
чиновник даже сказал, что санкции причинили Ирану больше ущерба, чем война с
Ираком в 1980-х гг. Экономика Ирана летела прямиком в пропасть, и совершенно ясно,
что именно экономические санкции, введенные западными державами после того, как
ооновские санкции действительно оказались бесполезными, сыграли решающую роль,
без этого Хаменеи ни за что не согласился бы на такие уступки, которые Иран все же
должен был сделать. Американцы рассуждали логично: если ооновских санкций вам
мало ( Ахмадинежад сказал, что это для него как использованный носовой платок,
который он бросает в корзину) – то мы вам ужесточим, удвоим санкции, посмотрим,
что вы запоете. И запели, приехали в Женеву, заморозили хоть на время центрифуги. И
хотя, как уже выше было сказано, на абсолютно невыгодный вариант не пошли бы,
призвав людей затянуть пояса ( вспомним саддамовский Ирак и Северную Корею) – на
компромисс согласились. Первый большой успех для Барака Обамы за многие годы. А
успех ли для, как говорится , « дела мира» – это мы еще посмотрим. Через шесть
месяцев. А может быть через шесть лет.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
--