Руткевич А - Высшая школа экономики

Руткевич А.М. Психоанализ. Истоки и первые этапы развития: курс лекций. М., 1997. 352
с.
ЕВРЕИ, АНТИСЕМИТЫ И ПСИХОАНАЛИЗ
Когда говорят о еврействе и антисемитизме в связи с психоанализом, то игнорируют
исторические особенности и того, и другого. На прошлое более чем вековой давности
переносится кошмар Освенци-ма и Дахау, да еще с крайним легковерием принимают
отдельные замечания Фрейда о том, что психоанализу и ему лично постоянно
препятствовали антисемиты. Расовый антисемитизм нацистов, конечно, в той или иной
степени опирался на все предшествующие его варианты, но отождествление неприязни
древних греков к евреям в Александрии 1 века до нашей эрм, христианского или
мусульманского антииудаизма и политики национал-социализма осуществляется, как
правило, не по незнанию, а исходя из определенных политических целей. Исследования
относительно "причин антисемитизма" (начиная с "Авторитарной личности" Адорно)
опираются на такого рода неправомерные отождествления. Отсюда резкие возражения
специалистов, которых трудно заподозрить в расовых предрассудках: "антисемитизм - это
популярная категория, сформированная на основе поверхностных уподоблений...
Исследовать причины антисемитизма - это значит задавать бессмысленный вопрос.
Враждебность, направленная против евреев, может возникнуть в различных типах
взаимодействия, и до тех пор, пока они не будут более адекватно классифицированы, не
смогут быть ни сформулированы, ни испытаны плодотворные обобщения"'. В
действительности ни евреи, ни антисемиты Австро-Венгрии не являлись какими-то
группами, которые можно было бы хоть как-то однозначно охарактеризовать. Бытовой
антисемитизм какого-нибудь рабочего или ремесленника, голосовавшего за социалдемократов и прекрасно притом знавшего, что харизматический вождь его партии, В.
Адлер, является евреем, отличался от антисемитизма социал-христиан, имевшего
клерикальную и экономическую окраску, но уж совсем мало напоминал расовый
антисемитизм пангерманистов. Позднейшие толкователи творчества Фрейда иной раз
пишут о его "бессознательном антисемитизме", причем не только из-за того, что он сделал
Моисея египтянином, но и из-за некоторых его высказываний, которые, принадлежи они
перу кого-нибудь другого, были бы однозначно расценены как антисемитские.
Роль евреев в австрийской культуре того времени, да и в общественной жизни в целом
достаточно известна. Немецкий еврей, Я. Вассерман.в своих мемуарах подчеркивал
отличие Австрии конца прошлого века от Германии: "...во всей общественной жизни
господствовали евреи. Банки, пресса, театр, литература, социальные функции-все было в
руках евреев"'. В Вене в 1840-е годы проживали 2% евреев, в 1869 году - 6%, в 1890 году 100 тысяч евреев, или 12% населения. К 1910 году их число возросло до 175 тысяч
человек, хотя процент снизился, так как в состав Вены вошли рабочие пригороды,
заселенные в значительной степени выходцами из Чехии (число чехов в Вене к тому
времени достигает 200 тысяч человек^. Фрейд писал, что он почувствовал антисемитизм
своих соучеников в старших классах гимназии, но при этом следует учитывать, что нееврси уже были в этой гимназии меньшинством. За те восемь лет, которые он посещал
гимназию с 1865 по 1873 год число гимназистов-евреев в ней возросло с 68 до 300, то есть
с 44% до 73% учащихся. К тому времени, как Фрейд завершил обучение в университете,
евреи составляли 41,4% студентов медицинских факультетов империи, а в 1910 г. около
половины (48%) профессоров медицинского факультета в Вене были евреями^ Уже
поэтому вряд ли следует всерьез принимать слова Фрейда о том, что получению им звания
профессора препятствовала политика министерства, в особенности, если учесть, что
тогдашнего министра критиковали прежде всего пангерманисты.
' Wassermann J. Mein Weg als Deutscher und Jude, 1922, S. 102, цит. no: Gay P., p. 21.
^ CM.: Kornbichler T. Die Entdeckung des siebten Kontinents. Der bargerliche Revolutionar
Sigmund Freud. Zu seinern 50. Todestag. "Fischer". - F. a. M., 1989.
3 CM.: Wistrich R. S. The Jews of Vienna in the Age of Franz Joseph. The Littman Library of
Jewish Civilization. - Oxford Univ. Pr., 1990, p. 59.
Между различными группами евреев в империи существовали не только различия, но и
откровенная враждебность, и именно она заявляет о себе в иных письмах Фрейда. Хотя
его родители прибыли из Моравии (а мать происходила из галицийских евреев), он, как и
большинство образованных евреев Вены, относился к ним неодобрительно'. Как писал
известный австрийский писатель Иозеф Рот: "Чем западнее место рождения еврея, тем
больше у него евреев, на которых он может смотреть свысока. Франкфур-тский еврей
презирает берлинского еврея, берлинский еврей презирает венского еврея, венский еврей
презирает варшавского еврея. А еще есть евреи из Галиции, на которых все они смотрят
свысока. Как раз отсюда я родом, из самых низших евреев"^ Все ассимилированные евреи
больших городов Австро-Венгрии и Германии буквально не терпели Ostjuden, считая их
"грубыми и грязными, аморальными и культурно отсталыми - такими они были в глазах
своих более вестернизированных собратьев - эта символическая конструкция получила
особенно широкое распространение среди немецких и австрийских евреев к концу XIX
века"^ Целиком принявшие немецкую культуру и вошедшие в местную финансовую и
интеллектуальную элиту евреи с неприязнью смотрели на хлынувших из Галиции
"пейсатых", говоривших на смеси идиша с польским, сохранивших правоверие, занятых
преимущественно мелкой торговлей, а то и довольно темными аферами.
Принадлежащих к немецкой культуре единоверцев-патрициев эти соплеменники
настолько возмущали, что они сопротивлялись распространению гражданских прав на
всех евреев. В Австрии, как ранее во Франции и в Пруссии, привилегированное меньшин-'
На это обращает внимание, например, X. Закс, говоря о том, что для "западных евреев", к
коим он причислял и себя, и Фрейда, "идеалом была полная ассимиляция без крещения",
что они готовы были пожертвовать всем тем, чем жили их предки и сохранившие
ортодоксию галицийские соплеменники. CM.: Sachs Н. Freud. Meister und Freund. - F. a.
M., Ullstein, 1982, (1. Aus. 1944), S 19. 2 Цит. по: W istrich R., р. 656-657.
^ Wistrich R., p. 51. Работа Р.Вистрича, профессора современной еврей'- ской истории в
Еврейском университете Иерусалима, вышла в серии "Литт-мановская библиотека
еврейской цивилизации" и распространяется ложей "Бнай Брит". Так что ее автора никак
нельзя обвинить в антисемитизме. Крайне резкие характеристики в ней не случайно
получают не столько "пангерманисты" и прочие европейские антисемиты, сколько
ассимилированные евреи - вероятно, потому, что все симпатии автора принадлежат
сионистскому движению.
ство "придворных евреев" (в Германии они назывались Schutzjuden) было противником
эмансипации. Ротшильды и прочие финансисты великолепно находили общий язык с
аристократией и церковными иерархами. Как отмечала X. Арендтусвязь данной группы
евреев с абсолютным государством, которая сохранялась у этих банкиров и в дальнейшем,
способствовала распространению антисемитизма: "Всякий класс в обществе, вступавший
в конфликт с государством как таковым, проникался антисемитизмом, поскольку
единственной группой, которая, как казалось, представляла государство, были евреи"'.
Рост враждебности всех национальностей Австро-Венгрии к монархии неизбежно вел к
росту антисемитизма. Попадавшая в зависимость от банковского кредита мелкая и
средняя буржуазия сталкивалась, с одной стороны, с евреем-финансистом, а с другой - с
конкурентом, таким же мелким торговцем, галицийским евреем.
Но помимо этих двух основных групп существовали и другие: от весьма престижной
группы евреев испанского происхождения, входивших в социальную элиту, через
трансильванских евреев, игравших видную роль в экономике и культуре Венгрии
(выходцем из них был А. Адлер), но не слишком любимых соплеменниками из Австрии,
до моравских евреев, занимавших промежуточное социальное положение между
"патрициями" и "плебеями". Наконец, велико было число евреев, которые приняли
христианство (многие переходили не в католичество, а в протестантизм) и успешно
делали карьеру уже в имперской бюрократии и армии, не говоря о всех прочих областях.
Особое место среди евреев конца XIX - начала XX веков занимали сионисты, пропаганда
которых привлекала прежде всего выходцев из Галиции. Они не пользовались ни
малейшей популярностью среди ассимилированных евреев Вены и подвергались резкой
критике в контролируемой последними прессе. Любопытно то, что создатель сионизма, Т.
Герцль, начинал свою деятельность не просто как либерал, но как немецкий националист.
Этот почитатель музыки Вагнера даже к основным идеям сионизма пришел, слушая
"Тангейзера". Денди с претензией на аристократизм духа пришел к мысли о
необходимости исхода евреев из Европы в "землю обетованную" не только по личным
мотивам. Сионизм был с самого начала копией немецкого национализма "почвы и крови":
политика должна быть "народной" (Velkisch), подлинная аристократия духа может
произрастать только из живых национальных корней, тогда как ассимиляция ведет к
"беспочвенности". Встречались и совсем причудливые сочетания. Л. Гумплович, автор
книги "Борьба рас" (Rassenkampf), будучи евреем, был одним из самых страстных
польских националистов Австро-Венгрии.
Антисемитизм часто считают порождением реакционных групп "старого порядка",
дворянства и церкви, которые натравливали на евреев чернь. Такое случалось и в России,
и в Германии, и в Австро-Венгрии. Но в целом и дворянство, и церковная иерархия
сторонились антисемитов. В Австро-Венгрии небольшая часть аристократии во главе с
князем А. Лихтенштейном способствовала антисемитизму, но значительно большая часть
аристократии вступила в "Общество по защите от антисемитизма" (Verein zur Abwehr des
Antisemitismus). Кайзер Франц Иосиф публично называл антисемитизм "болезнью" и в
связи с этим четырежды отказывался утверждать на посту мэра столицы К. Люгера,
побеждавшего на выборах отчасти и из-за антисемитской пропаганды. Пангермани-сты
называли Франца Иосифа Judenkaiser', известно, что еще большим филосемитом был его
наследник Рудольф (покончивший с собой в 1889 году). Вплоть до 90-х годов
антисемитизма чуралось "хорошее общество", двор и сам Франц Иосиф. По
воспоминаниям А. Шницлера, ровесника Фрейда, антисемитизм 60-80-х годов не был ни
респектабельным, ни опасным. Он несколько усилился после биржевого краха 1873 года,
но нет ни малейших оснований говорить о том, что он хоть как-то препятствовал Фрейду
в его профессиональной деятельности в прошлом веке.
Католической церкви, безусловно, был присущ традиционный антииудаизм, но она
никогда не опускалась до проповеди расового антисемитизма. Верхи церкви враждебно
относились к социал-христианскому движению Люгера, тогда как в пангерманистах и
двор, и католическая церковь видели своих прямых врагов, поскольку пангерманское
движение Шёнерера отвергало и Габсбургов, и католицизм. Достаточно вспомнить о том,
что Шёнерер проповедовал "Los von Rom"', а его сторонники переходили либо в
протестантизм, либо в самодельное тевтонское неоязычество.
Не были сторонниками антисемитизма и дворяне других наций. В Венгрии существовал
негласный союз венгерских помещиков и еврейского капитала, в Галиции евреи были
союзниками польской шляхты. Правда, в Венгрии на короткое время антисемитской
партии удалось проникнуть в местный парламент, но после успеха 1884 года (17 мест из
157), ее влияние сходит на нет. Польский антисемитизм способствовал погромам 1898
года в Галиции, но польский национализм в целом имел совсем иную - антинемецкую и
антирусскую направленность (национально-демократическая партия Р. Дмовского).
Сохранившие немалую силу сословия "старого порядка" менее всего можно считать
проповедниками антисемитизма. В отличие от Франции (дело Дрейфуса) и Германии,
антисемитизмом не была заражена армия. Она вообще была наднаци-ональна, приносила
присягу династии, и в ней могли выдвинуться представители любой из национальностей
империи (хотя высшие посты обычно занимали аристократы). Евреи составляли
значительную ч'асть офицерского корпуса, правда, чаще всего они были военными
медиками.
Одним из парадоксов Австро-Венгрии было то, что патриотами здесь были евреи, тогда
как пангерманское движение было анти-патриотично, выступая против сохранения не
только династии, но и Австро-Венгрии как таковой. Они мечтали о власти германской
расы над Европой и всем миром, тогда как еврейские газеты во главе с "Neue Freie Presse"
держались имперского патриотизма, являвшегося для евреев своего рода гражданской
религией. "Если император был наднационален, то евреи были поднациональны,
представляя собой вездесущую народную субстанцию Империи... В какой бы группе они
не функционировали, евреи никогда не стремились к расчленению Империи"'. Более того,
евреи были чаще всего прогерман-ски настроены, а еврейская пресса исповедовала
немецкий шовинизм. В воспоминаниях К. Каутского можно найти слова о том, что
либеральные венские евреи были "националистами с энтузиазмом, переходящим в
шовинизм", причем национализм у них был не еврейским, не немецким, но
пангерманским. Даже если здесь есть некоторое преувеличение, нужно отметить роль
евреев в становлении пангерманского движения, которое в дальнейшем сделалось первым
европейским центром расового антисемитизма.
То, что евреи в Австро-Венгрии усваивали прежде всего немецкий язык и немецкую
культуру достаточно понятно даже независимо от того, что идиш происходит от
немецкого. Ассимиляция протекала чрезвычайно быстро, причем евреи повсеместно, будь
то в Праге, или в Будапеште, или в Черновцах, отдавали своих детей в немецкие гимназии.
В Вене евреев было около 10%, а в гимназиях училось более 40% представителей этого
меньшинства. Затем они поступали в университеты, а после их завершения становились
адвокатами, врачами, журналистами и прочими лицами свободных профессий. Если
применить к еврейской общине Австро-Венгрии традиционную шкалу социальной
стратификации, то к концу XIX века к "высшему" и "высшему среднему" классу
принадлежали банкиры (иные из них покупали себе и дворянские титулы) и крупные
коммерсанты, к "среднему классу" относилась городская буржуазия и успешно делавшие
карьеру лица свободных профессий - исключительно ассимилированные евреи, тогда как
к "низшему среднему" и "низшему" классу относилась масса мелких торговцев и
ремесленников, чаще всего из галицийских Ostjuden. В Австро-Венгрии практически не
было евреев-промышленных рабочих, хотя среди вождей социал-демократии было много
евреев. Как и в других европейских странах, единственным классом, которому был
совершенно чужд антисемитизм, являлся пролетариат, а наибольшее развитие он получил
в тех группах, для которых евреи оказывались конкурентами - среди городской щелкой
буржуазии и среди лиц свободных профессий. Среди студентов, то есть будущих
адвокатов или медиков, антисемитизм получает распространение уже в 80-е годы
прошлого века.
Тем не менее, евреи сыграли немалую роль в возникновении пангерманизма. История
этого движения начинается в 70-е годы в рамках либеральной партии, к которой
принадлежали тогда и Адлер, и Шёнерер, и Люгер. Когда главный раввин Вены Йеллинек заявлял, что немецкий либерализм является союзником еврейства, то он не забывал
указывать на его противников - славянский федерализм и на рождающееся рабочее
движение. К 1910 году славяне составляли 45% населения империи, у них имелась
собственная культурная традиция, собственные средний класс и интеллигенция, но
всякие, даже самые скромные стремления к феде-рализации наталкивались на
сопротивление прежде всего немецких либералов, за которыми шло еврейство.
Либеральные издания цензура не преследовала, зато она постоянно била по чешской
прессе штрафами и конфискацией тиражей за появлявшиеся в ней требования для Чехии
автономии, сходной с той, которая имелась у Венгрии'. Идеологию либерального венского
еврейства Р. Вис-трич определял так: "пангерманизм + laissez faire". Среди основателей
шовинистического пангерманского движения было много евреев, а его главным
идеологом на протяжении более десяти лет был еврей, Генрих Фридъюнг, являвшийся
правой рукой Шё-нерера. Он покинул движение вместе с группой евреев лишь после того,
как шовинизм "пангерманцев" сделался расовым антисемитизмом. Жестокая ирония
заключается в том, что в то время немалая часть либерально настроенных евреев
поддерживала идею "аншлюса". О своем "давнем периоде увлечения пангерма-низмом"
однажды писал и Фрейд в "Толковании сновидений"".
Говоря об антисемитизме в Австро-Венгрии, необходимо различать несколько его
разновидностей, которые, в свою очередь, объясняются сложными социальными и
межнациональными отношениями в империи. Евреи обычно ориентировались на
господствующие в данной части Австро-Венгрии нации - немецкую, венгерскую, отчасти
польскую. Это давало определенные гарантии безопасности, коммерческой деятельности
и экономического процветания, карьеры. К тому же, и культурные стандарты этих наций
были чаще всего более высокими, а многие евреи занимались умственным трудом. Как
замечает Р. Вистрич, "еврейская идентификация с фактическими "расами господ"
Империи, без сомнения, возбуждала антагонизм со стороны угнетаемых ими
национальностей. Австрийские евреи в их глазах выступали как противники в двояком
смысле: они были "ассимиля-торами"вместе с господствующей нацией (немцами,
венграми, поляками) и капиталистическими союзниками могущественных помещиков,
эксплуатировавших славянское крестьянство"^ Поэтому словак видел в еврейском
торговце союзника ненавистных мадъяр, украинец в Галиции считал его пособником
польских помещиков, а в Чехии прогермански настроенные евреи были не только
конкурентами местной буржуазии, но и "агентами пангерманизма". К тому же, по мнению
X. Арендт, как и в остальной Восточной Европе, в этих частях империи "деятельность
евреев была препятствием на пути нормального капиталистического развития... Интересы
евреев воспринимались как нечто ведущее к конфликту с теми слоями населения, из
которых в нормальных условиях мог бы развиться средний класс... В течение столетий
они выступали как посредники между дворянством и крестьянством, сейчас они
образовывали средний класс, но не выполняли его позитивных функций и действительно
являлись одним из препятствий на пути индустриализации и капитализации"'. Этот вид
антисемитизма - подчиненных и стремящихся к равноправию наций - никогда не
становился расовым, да и опасности он большой не представлял.
Значительную опасность для евреев представлял антисемитизм "титульных" наций. Но и
здесь следует различать католический "христианский социализм" барона фон Фогельзанга
с традиционным антииудаизмом от расового антисемитизма. Того же основателя социалхристианского движения К. Люгера нередко описывают как идейного вдохновителя
Гитлера, посещавшего митинги социал-христиан. Этот политик занимает свое место в
истории антисемитизма, поскольку одним из первых стал использовать оскорбительные
выкрики по поводу "засилия еврейского капитала" как средство мобилизации масс, и
Гитлер у него многому научился. И все же в такого рода ретроспективу никак не
помещается, например, то, что известный памятник Люгеру на венском Ринге был
поставлен после первой мировой войны социал-демократической администрацией, хотя
Люгер еще чаще пугал своих слушателей на митингах "красной угрозой". Этот деятель
делал совсем не случайные оговорки типа: "Я люблю венгерских евреев даже меньше, чем
самих венгров, но я не враг венским евреям; они не так уж плохи и нам без них не
обойтись. Мои венцы слишком любят отдыхать, и только евреи всегда жаждут
деятельности"^ С очередного митинга, на котором он разоблачал "мадьярско-еврейский
капитал", угнетающий "маленького человека", этот деятель отправлялся на прием или на
свадьбу в семейство финансистов-евреев, считавших его желанным гостем. Когда
"принципиальные" антисемиты бранили его за это, он отвечал: "Это я определяю, кто
еврей" ( Wer ein Jude ist, bestimme ich). Все знали, что этот циничный прагматик
пользовался любыми средствами для достиже-' Арендт X, Истоки тоталитаризма. - М.,
"Центрком", 1996, с. 68. 2 CM.: Janik A. and Toulmin S. Wittgenstein's Vienna. - N.Y., 1973.
p. 54-55.
Евреи, антисемиты и психоанализ___________________________________87_
ния власти, но, достигнув желаемого поста мэра, он умерил свою демагогию и наладил
превосходные отношения и с еврейскими банкирами, и с профсоюзами, и с прессой. Как
отмечала X. Арендт, "те десятилетия, когда Люгер правил Веной, были в
действительности своего рода золотым веком для евреев"'.
К предтечам не только немецкого национал-социализма, но и фашистских партий
относится не социал-христианское движение^, а совсем другое политическое и идейное
течение. Речь идет о Пан-германском союзе Г. Риттера фон Шёнерера. "Его основное
преимущество заключалось в том, что он мог основывать свою антисемитскую
пропаганду на известных фактах: как член австрийского рейхсрата, он боролся за
национализацию австрийских железных дорог, основная часть которых благодаря
государственной лицензии находилась с 1836 года в руках Ротшильдов, поскольку же ее
срок истекал в 1886 году, Шёнерер сумел собрать 40 000 подписей против ее
возобновления, а также смог сфокусировать интерес общественности на "еврейском
вопросе". Тесная связь между Рот-шильдами и финансовыми интересами монархии стала
совершенно очевидной, когда правительство попыталось продлить лицензию на условиях,
явно невыгодных государству, а также населению. Агитация, которую вел Шёнерер по
этому вопросу, положила в действительности начало оформленному антисемитскому
движению в Австрии"^ Именно в его движении центральной оппозицией
' Арендт X. Истоки тоталитаризма. - М., "Центрком", 1996. с. 88. Придя к вожделенному
посту мэра этот деятель очень много сделал для обустройства Вены и для того
"маленького человека", которого он так часто поминал на митингах: снабжение столицы
газом и водой, строительство мостов, госпиталей, приютов, школ, создание каналов,
парков и т. д. ^ Для известного сорта "левых" всякий национализм в Европе тут же
получает ярлык "шовинизма" и "антисемитизма". Понятно, что на националистических
движениях Германии и Австрии лежит некоторая ответственность за то, что
реализовалось в этих странах в 30-40-е годы нашего века. Социал-христианам Австрии и
юга Германии, являвшимся предшественниками нынешних христианских демократов,
особенно не повезло, поскольку Люгер действительно кричал на митингах о "засилии
еврейского капитала", а Гитлер его слушал. Но из этого без всякого чутья к исторической
реальности делаются чрезвычайно далекие выводы. Примером может служить
получившая громкую известность книга В, Фариаса "Хай-деггер и нацизм" (F arias V.
Heidegger et nazisme.- Paris, 1987), в которой, помимо всего прочего, .национал-социализм
прямо выводится из социал-христианства, хотя последнее, тесно связанное с католической
церковью, было немедленно ликвидировано пришедшими к власти нацистами. ^Арендт X.
Истоки тоталитаризма. - М., "Центрком", 1996. с. 87.
88^________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
стали "арийцы" и "семиты", как два биологических "сорта" людей. Именно Шёнерер
объявил войну "международному еврейству" и заявил: "Наш антисемитизм направлен не
против религий, но против расовых черт евреев, которые не изменились ни в результате
подавления их в прошлом, ни в результате нынешних свобод"'. В идеологии этой партии,
кроме бешеного юдофобства, обнаруживается прямое отрицание разума, прогресса,
универсальной этики, которые сменяются волей к власти, социал-дарвинистской
риторикой, направленной даже не столько против евреев, сколько против славян. Эту
ненависть как к евреям, так и к славянам унаследовал Гитлер, равно как и саму программу
присоединения Австрии к Германии, а затем возобновления древнего Drang nach Osten.
Даже Бисмарка Шёнерер ненавидел за то, что тот склонялся к миру с Россией^
От многих других националистических идеологов Шёнерера отличало то, что затем станет
принципиальной позицией всех фашистских движений: отрицание парламентаризма,
"вождизм", культ прямого насилия^. Сам Риттер фон Шёнерер прославился именно тем,
что вместе со своими молодчиками устроил погром в газете "Neue Wienerer Tageblatt"
(избивали рабочих и журналистов, ломали станки). В ту далекую эпоху подобные
действия еще считались чистой уголовщиной, и новоявленного вождя посадили в тюрь-'
Цит, по: W istrich R. S. The Jews of Vienna in the Age of Franz Joseph. The Littman Library of
Jewish Civilization. - Oxford Univ. Pr., 1990, p. 205. ^ Стоит заметить, что неприязнь и даже
ненависть к России были "достоянием" не только пангерманистов, видевших в
"панславизме" своего исконного противника. Евреи Австро-Венгрии относились к России
ничуть не лучше, ссылаясь, впрочем, на притеснения соплеменников, на "реакционность"
монархии и т. д. Это относится и к семейству Фрейда - достаточно посмотреть на письма
его сына Мартина, писавшего отцу о том, что он отправляется добровольцем на
восточный фронт, поскольку это будет лучшим средством для выражения его
"о.твращения к России". См.: ОауР. Freud. A Life for Our Time, p. 352.
^ Генеалогия фашистских движений довольно запутанна. Пангерманский союз в АвстроВенгрии и Action francaise являются, видимо, первыми политическими организациями
фашистского типа, которые станут образцами для итальянских и немецких
последователей. Кажется, в отечественной литературе нет ни одного исследования об
идейных истоках фашизма, а полемика публицистов и политиков сводится к аргументу
"сам ты фашист". То, что Action francaise Ш. Морраса было образцом для Муссоли-ни,
достаточно хорошо известно (см., например N о It е Е. Der Faschismus in seiner Epoche, Monchen, 1963). Австрийские корни нацистской идеологии и в особенности Mein Kampf
Гитлера (который сам на эти корни указывает) тоже нередко упоминаются в различных
исследованиях.
Евреи, антисемиты и психоанализ___________________________________89_
му, лишили дворянства и на пять лет политических прав'. Его последователями в
начальный период были мелкие чиновники, ремесленники, предприниматели, но затем
большую их часть переманил Люгер. Остались ультранационалистически настроенные
студенты и люмпены, и это движение имело бы все шансы исчезнуть со сцены истории.
Тем более, что вождь движения вызвал озлобление правящих кругов антикатолической
пропагандой и оскорблениями в адрес Габсбургов, которые, с точки зрения пангерманистов, поддерживались еврейским капиталом и делали уступки славянам, да и вообще
мешали единому всегерманскому Рейху.
Однако пангерманское движение необычайно усиливается в самом конце XIX века, когда
начались доходящие до кровопролития конфликты между чехами и судетскими немцами.
Введение двуязычия в судах и администрации в Моравии встретило протест немцев (чехи
и так знали немецкий, но немцы не знали чешского). Подстрекаемые сторонниками
Шёнерера, они перешли к насилию. На последующих выборах немцы Богемии и Моравии
голосовали в основном за Пангерманский союз, который получал до 20 мест в парламенте.
Это немало навредило затем судетским немцам, оказавшимся после распада империи в
Чехословакии. Новые власти, памятуя о недавнем конфликте, зашли слишком далеко в
ограничении прав немецкого меньшинства, а многие немцы в 30-е годы перешли под
знамена местных нацистов. После второй мировой войны более двух миллионов
судетских немцев были насильственно изгнаны из Чехословакии.
Именно в конце 90-х годов антисемитизм приобретает расистский характер, будучи
направленным против всех евреев, независимо от их социальной и религиозной
принадлежности. Если он еще не стал действительно массовым, то уже были заложены те
семена, которые дали ядовитые всходы после поражения в миро-* Осудили за насилие, но
не за изнасилование, как-то можно прочитать в книге Н. Гудрика-Кларка "Оккультные
корни нацизма", выпущенной без указания года АО "Евразия" (с. 19). Впрочем, скорее
всего, речь идет об элементарной ошибке переводчика, каковых вообще множество в этой
книге. Так, перечисляя славянские народы, населявшие Австрию, переводчик, наряду с
чехами, поляками, украинцами, сербохорватами. ставит в один ряд "славян" (словно все
прочие таковыми не являются) - разумеется, он просто не слышал о существовании
словенцев (Slovene). Тем не менее, книга заслуживает внимания, поскольку в ней дается
краткий обзор идей Г. фон Листа, И. Ланца фон Либенфельса и многочисленных
оккультист-ских кружков Австро-Венгрии, которые были прямо или косвенно связаны с
пангерманизмом и оказали немалое влияние на нацистскую доктрину.
90_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
вой войне и появления Австрийской республики. К середине 30-х годов число
сторонников объединения с "Третьим рейхом" необычайно возросло, а мечту Шёнерера
осуществил при поддержке большей части населения Австрии ее уроженец Адольф
Гитлер'.
Таким образом, ни евреи, ни антисемиты в Австро-Венгрии не образовывали каких-тЬ
замкнутых групп, неких "сущностей", вроде' еврея или антисемита "в себе и для себя".
Говорить о роли антисемитизма в истории психоанализа можно лишь потому, что Фрейд и
его ближайшее окружение были евреями, непосредственно сталкивавшимися с растущей
враждебностью. Но все жалобы Фрейда на притеснения, замалчивания и критику в прессе,
имеющие своим истоком антисемитизм, следует воспринимать cum grano sails: в АвстроВенгрии пресса контролировалась евреями и вряд ли следует связывать отрицательные
рецензии или "заговор молчания" с тем, что фамилия создателя психоанализа была не
"Оберхубер", а Фрейд^ Главный редактор социал-демократической "Arbeiterzeitung",
Фридрих Аустерлиц, - кстати, сам еврей - писал в те годы о "Neue Freie Presse", что та
автоматически считает невиновным любого еврея, приговоренного австрийским супом'. К.
Крауса иной раз зачисляют в "евреи-антисемиты" только потому, что он с негодовани-'
Гитлер сделался сторонником Шёнерера еще будучи учеником средней школы в Линце. а
его критика "Пангерманского Союза" в "Mein Kampf" связана прежде всего с
неэффективностью, отсутствием массовой поддержки. Интересно то, что в 1904 году в
Траутенау была основана "Немецкая рабочая партия", прямой предшественник НСДАП австрийский опыт в огромной мере обусловливал мировоззрение Гитлера. CM.: Nolte Е.
Der Faschismus in seiner Epoche. - Manchen, 1963, S. 364-369. Идея "аншлюса" как таковая
не была достоянием одних лишь пангерма-нистов, а позже и нацистов. После первой
мировой войны и распада империи Австрийская республика была экономически
несостоятельна, и более 90% населения еще в 1918 году выступало за присоединение к
Германии, включая и социал-демократов во главе с К. Реннером, и венских евреев. Этому
воспрепятствовали страны Антанты, а в дальнейшем, в 1930 году, они помешали
образованию таможенного союза Германии и Австрии, к которому стремились
демократические правительства двух стран. В 1938 году Англия и Франция не
препятствовали "аншлюсу", осуществляемому Гитлером.
^ Как заметил Фрейд в одном из писем, зовись он Оберхубер (типичная австрийская и
южнонемецкая фамилия), то психоанализ не встретил бы таких трудностей.
^ Он писал даже так: "Ничто так не продвинуло антисемитизм в Вене, как тот факт, что
венская пресса была собственностью евреев". Цит. по: Wistrich R.S. The Jews of Vienna in
the Age of Franz Joseph. The Liftman Library of Jewish Civilization. - Oxford Univ. Pr" 1990,
p. 508.
Евреи, антисемиты и психоанализ___________________________________91_
ем писал не только о продажности прессы, но и об отстаивании ею специфических
интересов еврейской буржуазии. Еще менее мог бы Фрейд пожаловаться на власти и
австрийскую прессу 20-х годов, когда Веной правили социал-демократы.
В научном мире Австрии, в особенности, среди медиков, число евреев было столь
значительно, что о препятствовавшем психоанализу антисемитизме просто не приходится
говорить. Основными оппонентами Фрейда из числа медицинского истеблишмента Вены
были евреи. Антисемитизм препятствовал распространению психоанализа в Германии, где
среди психиатров было немалое число воинственных расистов.
Значительно более сложным является вопрос о влиянии на психоаналитическую теорию
еврейской традиции. Пока речь идет о строгих науках, мы обходимся без всяких указаний
на национальную принадлежность ученого. Это относится не только к физике или химии:
структуралистами могли быть и Трубецкой, и Якобсон, и Леви-Строс, и Лакан, и Лотман кто найдёт у них влияние той или иной национальной принадлежности, пока речь идет о
научных изысканиях? Казалось бы, только невежды и отъявленные расисты могут сегодня
писать об "арийской" или "еврейской" науке.
Однако, в последние годы появилось немалое число исследований, в которых
доказывается производность психоанализа от иудаизма, принадлежность Фрейда, наряду
со Спинозой или Марксом, к еврейской традиции. Отчасти это объясняется стремлением
вернуть "блудных сыновей" национальной традиции, от которой они отвернулись. Правда,
в таком случае Вольтера следовало бы считать католиком, а Бакунина - православным.
Подобные утверждения, помимо множества натяжек, особенно забавны тем, что являются
воспроизведением (с обратным знаком) давних рассуждений антисемитов о том, что
психоанализ является "еврейской наукой".
В качестве примера можно привести книгу М. Атера', в которой Фрейд предстает как
верующий иудей, возвращающийся в последней книге "Моисей и монотеизм" к
библейским истокам, к "религии отцов", и отвергающий "немецкую науку". Даже в
ламаркиз' ме Фрейда автор этой книги находит "мистицизм". Мало того, что
противопоставление "еврейской традиции" и "немецкой науки" напоминает сходные по
содержанию оппозиции между "арийской" и "еврейской" науками. Как заметил в своей
книге "Фрейд, евреи
' Ater М. The Man Freud and Monotheism. - Jerusalem, 1992.
P2_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
и прочие немцы" П. Гэй, не только антисемиты толковали об "еврейском духе", но и среди
евреев имелось немало любителей выдавать научные открытия или художественные
достижения отдельных евреев за признаки особо одаренной расы. Будучи одним из
лучших биографов Фрейда, он подчеркивает роль именно немецкой культуры и
иронически замечает относительно попыток зачислить Фрейда в правоверные иудеи, что
сегодня существует настоящая нужда в книге о "глупых евреях" - материалов для нее не
хватает'. В другой своей книге он категорически отвергает получившие широкое
распространение трактовки психоанализа как порождения "еврейской традиции"^ Но если
за такого рода интерпретациями все же стоит важная проблема соотношения
психоанализа и монотеистической религии, то совсем иные проблемы решают авторы
"постмодернистких" исследований на тему еврейского происхождения психоанализа.
Они совсем не обязательно пишутся знатоками иудаизма как религиозной традиции. В
качестве примера можно привести книгу С. Л. Джилмена "Фрейд, раса и пол"^. Речь идет
не о расе и поле как таковых, но об интериоризированных индивидом культурных
стереотипах и чертах. В ней приводится подборка высказываний Фрейда, на' основании
которых можно сделать вывод, что он был не просто сионистом, но и буквально
ненавидел "арийцев" (что, кстати, является явным преувеличением). Но главным
открытием автора книги является выведение психоанализа - в духе сегодняшнего
постмодернизма - из "тела", а оно характеризуется прежде всего обрезанием, из коего
делается множество выводов относительно психоаналитической теории. Открыть
психоанализ мог только еврей - таков вывод автора. Правда, обрезание существует у
мусульман, а в США во многих протестантских деноминациях. Но дело даже не в этом:
если психоанализ имеет отношение лишь к такой "телесности", связанной с определенной
традицией, то к представителям всех прочих наций психоанализ не применим и им он
совершенно не нужен. Тогда правы антисемиты, говорящие о "ев-' Gay P. Freud, Jews and
other Germans. Masters and Victims of Modernist Culture. - N. Y" Oxford Univ. Pr" 1978. p.
90. ^ CM.: Gay P. A Godless Jew. Freud, Atheism and the Making of Ps)choanalysis. - New
Haven and London, Jale Univ. Pr.. 1987. CM. также: Grubrich-Simitis J. Freuds Moses-Studie
als Tagtraum. Ein biographisches Essay. - F. a. M., 1994.
^ Gilman S. L. Freud, Race and Gender. - Princeton Univ. Pr., Princeton, 1993.
Евреи, антисемиты и психоанализ___________________________________93
рейской науке", каковую просто навязывают всем прочим еврейские же газеты,
находящиеся под контролем еврейских банков. Вряд ли это входило в намерения автора
данной книги, но нигилистический релятивизм (прикрываемый стремлением выявить
социально-культурные детерминанты) делает науку эпифеноменом восприятия
собственной телесности в той или иной традиции - вплоть до восприятия крайней плоти.
Если аргументом в пользу психоанализа как науки, которую мог создать только еврей,
является для Джилмена то, что женский клитор на венском жаргоне назывался "Jud", то
кому нужна такая "наука"?
Действительно, среди венских врачей, примкнувших к Фрей-ду, преобладали евреи. Но
все они были такими же, как и он, утратившими всякую связь с иудаизмом людьми.
Психоанализ не был каким бы то ни было возобновлением иудаизма в новых терминах
или даже отдаленным его отростком. С момента своего возникновения он замещал у
жителя большого города утраченную им религию, традицию, почву, национальную
идентичность. К тому же создатель психоанализа и его ближайшее окружение были не
какими-то абстрактными "евреями", проживающими в Париже, Петербурге или НьюЙорке, а образованными в немецких гимназиях и университетах жителями Вены.
Психоанализ возник в Австро-Венгрии и первоначально получил развитие чуть ли не
исключительно в герМаноязычных странах, тогда как в романских странах он долгое
время не прививался. Сегодня Париж является "Меккой" психоанализа, а в Аргентине,
наверное, психоаналитиков больше, чем во многих европейских странах. Иной была
ситуация в начале века, когда психоанализ быстрее всего распространялся в
протестантских и немецкоязычных областях Европы, а затем в США. Вряд ли это можно
объяснить только уровнем экономического развития, сохранявшимся на юге Европы
господством католической церкви, отсутствием того среднего класса, который
"поставлял" пациентов и т. д. Объяснения с помощью ссылок на национальный характер,
как правило, являются самыми недостоверными, соперничая в этом смысле только с
"классовым подходом" к истории. Тем не менее, имеются какие-то черты национальной
психологии, без которых трудно обойтись.
Совершенно независимо от вопроса о психоанализе, В. Зомбарт уделил внимание
"специфическому таланту немцев к капитализму". "Романские народы создали
капитализм, германцы же заимствовали его от них и развили его в более высокие формы,
значи-94________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
тельно обогнав при этом своих учителей. Чтобы выполнить такую задачу, они должны
были, разумеется, проявить такие качества, которыми романские народы не обладали или
же обладали в меньшей степени". Зомбарт перечисляет некоторые черты, присущие
германцам, например, работоспособность, выдержка, но куда больше значат другие
черты, имеющие прямое отношение к психологии. Недостаток чувственнохудожественной одаренности восполняется этической склонностью, видением мира под
углом зрения цели. В немецком языке даже нет подходящего слова для итальянского
piacere или французского plaisir, поскольку немецкие Lust или Vergtlugen "отнюдь не
выражают того же самого". В свою очередь "французское devoir или итальянское dovere
не передают смысл этого острого, проникающего вглубь слова - Pflicht". Долг, чувство
долга заявляют о себе в немецкоязычных странах как требование дисциплины, а потому
Зомбарт не без иронии говорит о том, что немцы - "прирожденные чиновники", что в этом
причина того, что "мы стали лучшими в мире учителями". "Ничто не поражает так
южанина, путешествующего по областям скандинавской, и, в особенности, немецкой
культуры, как это терпеливое исполнение своих обязанностей во всех слоях населения,
это само собою разумеющееся отрабатывание положенного урока, эта дельность во всем,
эта скрупулезная добросовестность, которую ничем нельзя отвлечь от ее цели: эта
conscienziosita, которою в одинаковой мере преисполнен самый крупный
предприниматель, как и последний поденщик, и которая находит свое рельефнейшее,
быть может, выражение именно в Германии, в ее чиновничестве".
Другой содействовавшей развитию капитализма особенностью немцев Зомбарт считает
"способность быть дробным человеком, талант к специализации, совершенно
отсутствующий у южанина. Этот последний, со своей чувственно-художественной и
неэтичес-кой натурой, имеет тенденцию группировать весь мир вокруг себя, вокруг своей
личности, и потому сохранять ее в целостности. Напротив, мы разлагаем
индивидуальность на известное число частей, которые приспособляем к объективным
целям и подчиняем им". При содействии дисциплины и выдержки это дает "виртуозных
частичных людей", примером которых являются методичные немецкие ученые, техники,
инженеры, вообще люди, которые способны идеально войти "в большое целое, в мощную
организацию, так, чтобы функционировать подобно маленькому колесу в механизме и
чтобы из совместной работы получилось громадное усиле-Евреи, антисемиты и
психоанализ___________________________________95^
ние действия". Немецкие порядок, дисциплина, организованность давно вошли в
пословицу.
К этому Зомбарт добавляет: "наша хозяйственная жизнь, как она сложилась в XIX
столетии, была бы совершенно немыслима без содействия евреев". Он не соглашается с
Марксом, видевшем в торгашестве светскую религию еврейства, полагая "особенно
важными для роли евреев в современной хозяйственной жизни три стороны их
национального характера: преобладание воли, эгоизм и абстрактный склад их ума"'.
Зомбарт связывал рационализм капиталистического хозяйства не столько с пуританством,
как то было у Макса Вебера, сколько с еврейской религией (само пуританство многое от
нее позаимствовало). .Он писал и об особенностях еврейской семейной и сексуальной
жизни, которые способствовали развитию капитализма и даже ссылался в этой связи на
Фрейда. Речь идет об ограничениях половой жизни у евреев (при строжайших запретах
поисков удовольствия на стороне, в семье половое общение ограничивается примерно 12
днями в месяц). Зомбарт выводил отсюда канализацию сексуального влечения в область
экономической деятельности у евреев и рост рационалистических установок, "привычку
жить против натуры": "Немалая часть специфической способности еврейского народа к
капитализму восходит к частичной сексуальной аскезе, к которой были принуждены своей
религией евреи мужского пола... Чтобы капитализм мог получить развитие,
естественному, следующему влечениям человеку нужно было сначала переломать все
кости; он должен был поставить на место первозданной, изначальной жизни особым
образом устроенный рациональный душевный механизм, он должен был постепенно
перевернуть все жизненные ценности. Homo capitalisticus представляет собой
искусственное и искусное образование, являющееся следствием такого переворота"^.
' Зо.мбарт В, Народное хозяйство в Германии в XIX и в начале XX века. - М., 1924, с. 6269.
^ S ombart W. Die Juden und das Wirtschaftsleben, Duncker & Humboldt, Mnnchen und
Leipzig, 1913, S. 280-281. Разумеется, к рассуждениям Зом-барта можно (и даже нужно)
относиться скептически. И не из-за его позднейшего сотрудничества с нацистами - во
время написания указанных работ он был от этого весьма далек, а расовый антисемитизм
он отвергал и при Гитлере, тогда как книга "Евреи и экономическая жизнь" вообще
свидетельствует о некоем "филосемитизме". Но практически одновременно он
опубликовал две работы, Luxus und KapHalismus, Krieg und Kapi-talismus, - где капитализм
выводится из совершенно иных источников. См. также его работу "Буржуа", которая
переводилась на русский язык.
9б_________________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
Независимо от того, какой была роль еврейского или немецкого национального характера
в генезисе европейского капитализма, можно сказать, что приводимые Зомбартом в
качестве психологических предпосылок капиталистической экономики черты характера
хотя бы отчасти перекликаются с тем, что можно назвать предпосылками психоанализа.
Когда происходит смещение границ между социальными группами, то пропасть может
возникнуть и в собственном "Я" индивида, причем так, что личность как бы
раскалывается надвое. Не только другой человек, принадлежащий низшему сословию или
классу видится как "грязный дикарь", как "Калибан", но и часть собственного "Я"
оказывается где-то внизу, как презренная, заслуживающая постоянного контроля,
господства, приказа со стороны другой, более высокой инстанции. Выработка
социального "Сверх-Я" с отчетливыми чертами господина предполагает, что "Оно"
делается то ли врагом, если еще не достигнута победа, то ли рабом, если имеется хотя бы
видимость подчинения. Немецкий историк А. Рюстов удачно назвал этот процесс
"феодализацией са-мосознания"'. Дуалистическое видение собственной натуры, где
социальный долг и природное влечение становятся враждующими душевными
инстанциями, а индивидуальность четко видится поделенной на какие-то
специализированные области, вообще характерно для Нового времени. Конечно, любая
религия, да и любая культура проводят подобное различение, но в традиционном
обществе эта оппозиция "снимается" семейными, общинными и религиозными
институтами. Викторианская эпоха довела до предела противопоставление природно
"низкого" и "культурного", допустимого в языке и подавляемого, ставшего
конвенциональной маской лица и обратной стороны, изнанки. Особенностью Германии
было разве что неслыханное превознесение "Kultur", особый пафос, с которым
произносилось это слово в конце XIX века, настоящая "куль-турнабожность" (Плесснер).
Повсюду происходило разрушение прежней религиозной традиции, патриархальной
большой семьи, атоми-Кроме того, всем рассуждениям об особом таланте евреев в
денежных операциях и "духе капитализма" можно противопоставить огромное число
иного сорта рассуждений, где из Ветхого завета выводится социализм - они ничуть не
менее обоснованны. Кажется, единственные оставшиеся и неплохо функционирующие
социалистические по духу хозяйства - это киб-буцы в Израиле.
I R a stow A. Ortbestimmung der Gegenwart. Eine universalgeschichtliche KulturkrHik, "Eugen
Ren"sch". - Stuttgart-Zorich. Bd. 1, 1950, S. 143.
Евреи, антисемиты и психоанализ___________________________________97_
зация индивидов - все это было обратной стороной растущей политической,
экономической и духовной свободы.
Венские евреи были той группой, которая вообще жила без традиции, поскольку даже
реформированный иудаизм по большей части игнорировался. В условиях, когда АвстроВенгрию разрывали почвеннические национальные движения, не имевшие никакой почвы
евреи поддерживали династию и центральную бюрократию, выступали против
федерализма и даже культурной автономии населявших страну народов. Сионизм был
проектом обретения своей почвы на прародине, сравнявшись в этом смысле с прочими
"националами" империи. Ассимилированный еврей оказывался тем самым "человеком без
свойств" par excellence. Характерно то, что и Фрейд, и его ближайшие ученики настолько
не знали своей собственной религиозной традиции, что отрицали существование
еврейского мистицизма; они даже не подозревали о его существовании, хотя бок о бок с
ними жили хасиды из Галиции. У Фрейда еврейские религиозные обряды вызывали не
просто скуку или неприязнь, но настоящую ненависть (об этом свидетельствует его
переписка с невестой) - он видел в них род коллективного невроза навязчивости. Можно
сказать, что евреи, и в их числе Фрейд, принимали ценности Просвещения и либерализма,
науки и светской культуры. Но при этом они совершенно игнорировали то, что
Просвещение имеет в Европе свои корни, в том числе и христианские.
Можно сказать, что Фрейд формировал свое движение из мар-гиналов, то есть людей,
которые находятся на границе между двумя или более группами, но не принимаются ни
одной из них как полноправные участники. X. Арендт характеризовала ситуацию
образованных евреев как положение "между парией и парвеню". Маргинальный человек
испытывает серьезные сомнения в своей личной целостности, неопределенность связей с
другими, боязнь быть отвергнутым. Расставшись со своей группой, он не может войти в
другие. Степень интеграции личности зависит от интеграции социальной системы,
культуры, тогда как Вена того времени дает пример дезинтеграции. Если индивид
постоянно сталкивается с противоречивыми сигналами, несовместимыми ролями, то
увеличивается риск конфликтов, в том числе и внутренних. Даже у животных возникают
эмоциональные расстройства, если стимулы, которые долгое время сопровождались
вознаграждением, начинают сопровождаться лишениями и наказаниями. Приспособление
к обществу включает в себя согласие с самим собой, но его нет, 4 Зак. 6419.
98________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
когда человек живет в путанице ролей и ожиданий со стороны взаимоисключающих
референтных групп.
В первобытных и традиционных обществах остракизм был сильнейшим наказанием,
поскольку изгой вообще имел мало шансов на выживание. Сегодня маргиналы живут как
бы в "между-мириях", выпадают из организованных групп и их верований, делаются
"подпольными людьми". Нередко они оказываются творческими личностями, поскольку
для них область "само собой разумеющегося" много уже, чем у благополучных членов
общества. У них обострен критический взгляд на те группы, которые их отталкивают, они
видят изнанку социального порядка. Самая озлобленная критика культуры, дух
ressentiment, диссидентство оказываются участью маргинала. Р. Парк, который ввел в
социологию этот термин, полагал, что маргинальный человек сталкивается с трудностями
в межличностном общении, не умеет наслаждаться и уверен в том, что окружающие
несправедливо с ним обращаются. Маргинал не обязательно страдает от психических
нарушений, но ему свойственны внутренние конфликты, сложные отношения с другими,
разрывы в коммуникации, а это способствует депрессиям, неврозам или даже расколу
личности,
Психоаналитики первого призыва были маргиналами в этом смысле. Для них курс
психоанализа означал преодоление конфликтов и разрывов, а Фрейд и "движение" дали
искомое чувство принадлежности к значимой референтной группе, чувство идентичности.
Характерен тот религиозный культ Фрейда, который очень рано заявил о себе в
психоаналитическом движении. Как писал в своей биографии Фрейда Закс, психоанализ
заменил ему буквально все предшествующие убеждения, а Фрейд сделался Отцом.
Всякий житель большого города, независимо от его национальности, обособлен от
"почвы" и сделавшейся малопонятной традиции. Принадлежность к национальному
меньшинству, да еще игравшему роль "козла отпущения", делала ситуацию
психологически еще более острой, иногда нестерпимой, способствовала критичному
взгляду на окружающее "двоемыслие" и лицемерие. В этом смысле можно говорить о
роли "еврейства" в генезисе психоанализа, но по своему содержанию психоанализ
универсален. Вернее, он связан с иудео-христианской монотеистической традицией, как
ее отрицание, как замена отношения человека с Отцом небесным на сохранившееся в
бессознательном отношение с собственным земным отцом. Обособившийся от всех
прочих индивид
Евреи, антисемиты и психоанализ___________________________________99_
является главной предпосылкой психоанализа. Не "еврейство" как таковое сыграло
значительную роль в генезисе психоаналитического движения, но то, что многие евреи
Вены были маргиналами, которые сплотились вокруг Фрейда, чтобы войти вслед за ним в
медицинский истеблишмент, минуя закрытые для них пути вверх по уже существующим
иерархическим ступеням.
ПСИХОАНАЛИЗ
НА СЦЕНЕ ИСТОРИИ
Поэты Возрождения и барокко часто поминали "сцену истории", на которой
разыгрывается направляемое фортуной представление. Мы хотим найти в жизни и
истории какой-то смысл, и если бы историки приняли шекспировский образ "сказки в
пересказе глупца", "шума и ярости", то они должны были бы оставить свое ремесло.
Историки пользовались метафорой "сцены", пока писали о "великих личностях", но
сегодня эта теория вышла из моды. Хотя мы продолжаем считать великих великими, но
история уже не рассказывается в терминах планов и деяний избранных индивидов. Это не
означает и того, что историю нужно писать безлично или всякий раз почтительно
поминать "народные массы". "Факты истории, конечно, являются фактами относительно
индивидов, но речь идет не о действиях изолированных индивидов, не о мотивах, будь
они реальными или воображаемыми, исходя из которых они действовали или полагали,
что действуют. Эти факты касаются отношений между индивидами в обществе, тех
социальных сил, которые производят из действий индивидов результаты, которые часто
расходятся с желаемыми результатами, а иногда являются прямо им противоположными"'.
Это имеет прямое отношение и к истории психоанализа, который возник не как чистое
порождение внутреннего опыта и целенаправленных действий Фрейда.
В истории идей, в особенности у историков философии, нередко создается превратное
представление о значимости своей области, ее влиянии на общий ход человеческой
истории. Сократ, Декарт, Кант, Маркс, да и Фрейд то прославляются, то выступают как
демоны человечества, то обретают черты каких-то божеств, спо-С a I-r Е. Н. What is
History? - London-N. Y" 1961, p. 52.
100
Психоанализ на сцене истории_____________________________________101
собных изменить стиль мышления далеких потомков, заложить основы нового способа
мышления, сотворить целую эпоху. При всем почтении к великим мыслителям прошлого,
они не обладали подобным всемогуществом. Их труды сохранялись, изучались,
комментировались, а потому может возникнуть представление, будто размышления перед
написанием какого-то текста радикально изменили жизнь миллионов и ход истории. Но
изучались и комментировались труды как раз тех, кто вызывал интерес, чьи мысли были
созвучны думам потомков или по тем или иным причинам были им необходимы. О
великих мыслителях дописьменных времен мы ничего не знаем. Сохраняется то, что стало
документом. Достаточно вспомнить о том, что до изобретения печатного станка, при
дороговизне пергамента и малом проценте образованных лиц слишком многое зависело от
желания сохранить древний текст (а не соскоблить его, заменив другим, более
актуальным)'. Здесь всегда свою роль играл выбор читающей публики: тексты гибли не
столько от злодейских поджогов библиотек, войн или религиозных преследований,
сколько в силу отбора их читателями. Чистейшая случайность сохранила труды
Аристотеля, которые сделались фундаментом философской и научной образованности
мусульманского и христианского средневековья. Стоило закрыться перипатетической
школе, и не стало тех, кто использовал эти тексты в учебных целях, а потому Аристотеля
могла ожидать судьба Демокрита или греческих стоиков. Переписывалось только то, что
продолжали считать актуальным, нужным, "классическим".
Но и после изобретения печатного станка и изготовления дешевой бумаги, после
появления крупных библиотек происходил отбор того, что считалось актуальным и
интересным. Поэтов "Плеяды" вспомнили только французские романтики начала XIX
века. В любой приличной библиотеке есть "Опыты" Монтеня, но кто читает сходные по
духу труды его непосредственных предшественников из числа французских гуманистов
(включая, опять-таки, некоторых поэтов "Плеяды")? И только самый узкий специалист
добирается до учебников, по которым учились в XVI веке - если таковые вообще
сохранились, до полемических брошюр католиков и гугенотов, до уже появившихся в ту
пору бульварных романов^, хотя в них ничуть не меньше пред-' См. по этому поводу: Бр.а
г. Р, Европа, римский путь. - Долгопрудный, "Аллегро-Пресс", 1995, с. 61-65.
^Уже через век после появления печатного станка возникла литература. рассчитанная на
непритязательного читателя.
102_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
ставлен "дух времени". Историк философии имеет дело с вершинами гор, но не замечает
того, что творится в долинах.
Иерархический образ культуры, где с вершин богословия, философии, высокой
литературы спускаются вниз некие совершенные образцы для подражания, имеет хоть
какие-то основания, пока речь идет о теократии или следующей четко установленным
правилам цивилизации, вроде Древнего Китая, хотя и в этом случае он далек от
действительной истории. По существу, такой образ не считается даже с историей
христианства, возникшего и существовавшего первые два века без поддержки богатых и
образованных. Такая картина истории чаще всего встречается среди преподающих
гуманитарные дисциплины университетских профессоров, заботящихся о сохранении
островков историко-филологической культуры в мире узкой специализации и масс медиа'.
Понять их можно, учитывая настоящее крушение идеалов Возрождения и немецких
университетов времен Гумбольдта в XX веке. Некоторые пессимистические философские
учения возникли под явным влиянием ностальгии по "подлинности" давно ушедших эпох,
когда чуть ли не голос самого Бытия доносился до человека, не будучи загрязненным
такими низкими посредниками, как газета или дискета. Эта Kulturkritik представляет
собой защитную реакцию тех, кто уже не в состоянии четко определить свои функции в
современном обществе или вообще оказался не у дел со своими книжными знаниями^.
Всем тем, кто тоскует по "старому доброму времени", следует напомнить слова Байрона:
"The good old times - all times are
' Шпенглер называл прессу "духовной артиллерией", "волей к власти в чисто
демократическом одеянии", которая вытеснила из духовной жизни народных масс книгу,
заменив ее газетой. "Мир книг с его богатством точек зрения, побуждающих к
избирательному мышлению и критике теперь остается во владении только узкого круга", а
народ читает "свою" газету, выходящую миллионными тиражами и промывающими мозги
с самого утра.
CM.: Spengler О. Der Untergang des Abendlandes. - Monchen, 1923, S. 1 138-1 139.
"Исключительно частная и фрагментарная точка зрения, предполагаемая читателем и
писателем книги, имеет естественные основания для вражды к общественной власти
прессы. Как формы, как медиа, книга и газета кажутся настолько несовместимыми,
насколько таковыми вообще могут быть средства коммуникации". McLuhan М.
Understanding Media: The Extensions of Man. - N. Y., 1964, p. 193. Впрочем, серьезные
газеты читают сегодня немногие - остальные смотрят телевизор или читают "желтую
прессу". Можно сказать, что читатели серьезных книг и газет сегодня представляют собой
одну и ту же социально-культурную группу, хотя не все любители поэзии заглядывают в
газеты, и не все читатели "Le Monde", "Frankfurter Allgemeine" или "Times" читают
древних поэтов или философов. ^ Эта Kulturkritik все же предпочтительнее той ее
разновидности, которая имеет не консервативное, а "левое" содержание. Консервативный
критик
Психоанализ на сцене истории
103
good, when old" - были ли они так уж "добры" к тем, кто в те времена жил? Было не так уж
приятно жить в те времена, о которых нам приятно читать. Современная "мозаичная"
куль-тура' имеет массу недостатков и пороков, но они имелись и у греческой Пайдейи, и у
гуманитарной образованности Возрождения. Эгалитаризм сегодня не в чести, но стоит
все-таки напомнить, что существование и воспроизведение каждого "всесторонне
развитого" требовал и подневольного труда нескольких сотен крепостных. Тоскующие по
прошлому интеллектуалы не вспоминают о том, что еще Вольтера безнаказанно лупили
палкой слуги тупого аристократа; такие интеллектуалы чем-то похожи на современных
барышень, которые считают себя вполне достойными роли аристократок начала прошлого
века, хотя происходят из семей рабов, обслуживавших несколько тысяч
привилегированных. Такое наивное преклонение перед прошлым можно назвать
"романтизмом", который заявляет о себе не только в любви к историческим романам.
Философия истории романтического типа, в принципе, ничуть не противоречит основным
тезисам "модернизма", поскольку признается основная схема: "расколдовывания мира",
победы логоса над мифом. Как заметил Гадамер, отрицательная оценка такого развития со
стороны романтизма свидетельствует лишь о том, что в главном романтизм находится в
полном согласии с Просвещением: "Стремясь возродить старое в его прежнем качестве,
"готическое" средневековье, христианскую государственность Европы, сословное
построение общества, но вместе с тем и простоту крестьянской жизни, и близость к
природе, - романтизм разделяет с Просвещением саму предпосылку и лишь меняет оценки
и акценты"^. Этот плач по прошлому, начавшийся с "Размышлений о Французской
революции-" Э. Бёрка ("But the age of chivalry is gone. That of sophisters, economists,
calculators has
технической цивилизации все же противопоставляет ей некое - пусть идеализированное содержание традиции, религии, этики или искусства. То, что именуется сегодня "левой"
критикой культуры, чаще всего не имеет ни малейшего отношения к реальным социальноэкономическим проблемам, которые были исходным пунктом для "старых левых", будь
они социал-демократами или анархистами.
' Подробно об отличиях гуманитарной культуры XV-XIX веков и современной массовой
культуры писал А. Моль в "Социодинамике культуры", (М" "Прогресс", 1973). 2 Гадамер
Х.Г. Истина и метод. - М" "Мысль", 1988, с. 325.
104_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
succeeded..."), длится уже два века, так, словно они не показали прозорливость некоторых
современников Бёрка и романтизма.
А. де Токвиль обратил внимание на то, что с имущественным равенством и
распространением демократии возникает общество, где практически все грамотны, но
исчезает почва даже для духовной аристократии', поскольку для последней губительна
атмосфера специализированного знания и практицизма. Это видел и Ф. Ницше, но он сам
предсказал заглавие собственной биографии: "Борец против своего времени"". Глядя на
среднего психоаналитика или на его пациента, Ницше с гневом заклеймил бы их как "чандалу", которая разучилась скромности и раздувает свои мелкие страсти до размеров
антропологии и всеобщей психологии. Он даже предсказал появление психоанализа как
результата декадентской, чувствительности к страданию^
В традиционном обществе семья всегда была не только местом воспроизводства
поколений, но также хозяйственной ячейкой: идет ли речь о крестьянине или
ремесленнике, социализация включала в себя передачу производственных навыков и
умений. Политическая структура общества в целом имела в качестве модели семейную
иерархию. Отношения основывались на личных связях, общении в рамках семейного
клана, деревни, корпорации, отношений ленников, суверена и сюзерена. Эти отношения
между "близкими" сменяются в индустриальном обществе отношениями между
"дальними". "Близкие" межчеловеческие связи не отмирают, но они теряют свою
доминирующую роль в обществах, состоящих из многих миллионов людей, живущих
вместе на больших пространствах и связанных сетью хозяйственных и культурных
отношений. Ностальгия по гармоническому существованию в общине (Gemeinschaft)
живет в утопических проектах, которые, как показала история XX века, требуют
государственного насилия и ведут в тупик. Возникший "расширенный порядок"" строится
на отношениях, опосредованных договором, а не на "естественных" связях. Договор
предполагает юридическое равенство сторон, а не "естественную" иерархию, а также
признание нормативности конвенциональных правил
' См.: Токвиль А.де Демократия в Америке. - М., "Прогресс", 1992, с. 60.
2 Ницше Ф. Соч. в 2-х тт., т. 1. - М.. "Мысль", 1990, с. 199.
3 См.: Ницш е Ф. Воля к власти. - М., "REFL-book", 1994, с. 27-54. ^ См.: Хайек Ф.А.
Пагубная самонадеянность, М., "Новости", 1992, с. 24-40.
Психоанализ на сцене истории_____________________________________105
обеими сторонами. Всякая регулятивная мораль рыночного поведения человека есть
разновидность договорной морали.
Психоанализ возник в момент перехода к "мозаичной" культуре, он невозможен в
традиционном обществе, где земная иерархия является отражением иерархии небесной,
где знания о собственной душе заданы церковной организацией'. Более того, он возможен
только в условиях свободного рынка и демократии. Дело здесь совсем не в том, что он
является "эмансипативной наукой" или непременно враждебен тоталитарным и
авторитарным режимам. "Демократию" следует понимать не только как парламентские
дебаты и наличие некоторых свобод. Парламенты Англии и Франции существовали в ту
пору, когда в них заседали бароны, широко пользовавшиеся свободой слова и дела. На
родине парламентаризма всеобщее избирательное право существует не так уж давно, а
женщины его получили в большинстве стран совсем недавно, хотя составляют половину
рода человеческого. Современная демократия связана прежде всего с равенством
сословий и граждан. Демократия пришла на смену аристократии и монархии, и в этом
смысле все европейские режимы XX века демократичны в сравнении со своими
предшественниками^ Если все же не считать демо-' На связь психоанализа с "массовой"
культурой не раз указывали критики как психоанализа, так и современной культуры. См,,
например, уничижительные характеристики фрейдизма у многих немецких философов
первой половины века (Шпенглер, Шелер, Ясперс и др.). Можно сослаться и на
П.Сорокина, писавшего о психоанализе: "Широкое распространение в биографиях,
истории, антропологии, социологии и физиологии приобретает "полупорнографическая"
концепция человеческой культуры. Все духовное. сверхчувственное или идеалистическое
высмеивается, заменяется унижающими интерпретациями. Все это аналогично
негативным,
извращенным
и
психопатологическим
пристрастиям,
продемонстрированным изящными искусствами в пору декаданса чувственной культуры".
Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. - М.. "Республика". 1992, с 469. (См. еще
более резкие характеристики психоанализа на с. 482-483.) ^ До тех пор, пока они не
ставили своей целью формирование новой аристократии. Любопытно то, что идеологи
НСДАП ссылались при этом на античные демократии, покоящиеся на труде рабов или
илотов: В одном из документов, вышедших из канцелярии Гиммлера, можно прочесть:
"Мы. воспитатели будущего поколения фюреров, желаем государства по образу
эллинских городов-государств. Эти аристократически управляемые демократии с
широким экономическим базисом из илотов сделали возможными великие культурные
достижения античности. 5-10% населения, избранные лучшие, должны править, а все
остальные обязаны работать и подчиняться". Der Nationalsozialismus. Dokumente 19331945. - Fischer, F. а. М., 1957, S. 108.
~IQ6___________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
кратическими режимы типа однопартийных диктатур, то делать это следует на том
основании, что такие режимы ликвидировали средний класс, истинный фундамент того,
что мы называем "народовластием", ибо демократия предполагает если не общество
людей добродетельных, как то полагал Монтескье, то, по крайней мере, способных
рационально оценивать результаты своего выбора, его выгодность или невыгодность.
Современная демократия покоится на нескольких явных или неявных конвенциях, к коим
можно отнести равенство наделенных разумом индивидов (без этого не было бы
следствия - one man, one vote). He приходится говорить о том, что такого рода конвенции
возможны лишь в определенных исторических обстоятельствах.
О политических режимах можно лишь отчасти судить на основании того, что они сами о
себе говорят. Это относится не только к "развитому социализму", но и к западной
демократии, которая смотрится в зеркало того рекламного образа, который был создан в
пропагандистских целях. Если учесть 'то, что развитые страны по численности населения
составляют около 1/5 населения Земли, то вряд ли стоило бы говорить об уменьшении
неравенства в мировых масштабах. Но даже если брать только сами эти страны, то
совершенно очевидно, что экономическое и политическое неравенство сохранилось.
Западные общества являются умеренными олигархиями, где решения принимаются от
имени "народа", но принимаются они довольно узкими элитами, думающими прежде
всего о собственных интересах. Даже управляемые социал-демократами европейские
страны представляют собой то, что Аристотель называл "политией", определяя ее как
"смешение олигархии и демократии"'.
Тем не менее, мы живем в "эпоху уравнивания"^, когда все меньшее значение имеет
прежняя дифференциация, идет ли речь
' Аристотель. Политика. Кн. четвертая, VI. 2. Это смешение относится и к тому, что мы
называем парламентской демократией, поскольку отличительный признак политии, по
Аристотелю, "мы получили бы, если бы взяли из олигархии и демократии по одному из
отличительных для них признаков в деле замещения должностей, а именно, из олигархии то, что должности замещаются по избранию, а из демократии - то, что это замещение не
обусловлено цензом" (кн. четв., VII, 3). Западные демократии в точности располагаются
по той шкале, которую Аристотель предлагал для олигархий в зависимости от
обширности слоя собственников. ^ Этот термин принадлежит М. Шелеру. писавшему об
уравнивании как "неотвратимой судьбе человечества": "Если бы на вратах грядущей
эпохи мировой истории я должен был бы написать название, которое бы передаПсихоанализ на сцене истории_____________________________________107
о расовых, половых, возрастных, сословных или кастовых признаках. Исчезают прежние
четко очерченные человеческие типы. Сравнительно недавно принадлежность к сословию
определяла практически весь порядок жизни индивида'. Конечно, и ныне семейное
положение, гражданство, профессия, экономический статус, принадлежность к религии
дают нам более полный образ человека, чем перечисление его психофизических
признаков, вроде цвета глаз, роста или принадлежности к интровертам или экстравертам.
"Биография любого человека по своей сути есть в основном описание групп, с которыми
связан человек, а также его место в рамках каждой из них"^. Но если в прошлом
принадлежность к брахманам или шудрам, рыцарям или купцам, ремесленникам или
пахарям задавала чуть ли не весь облик человека, то индивид современного общества в
огромной степени независим от тех профессиональных или социальных групп, в которые
он входит. Горизонтальная и вертикальная мобильность таковы, что он может менять эти
группы на протяжении своей жизни, для этого нет внешних и освященных традицией
препятствий. Даже если такой переход невозможен, то на индивидуальность оказывает
влияние не столько то, что связано с профессиональной деятельностью, сколько
использование свободного времени. После работы на заводе, в конторе или в лаборатории
один сидит у телевизора, другой изучает эзотерические доктрины, третий поет в
церковном хоре, четвертый играет на скачках и т.д. Человек "эпохи уравнивания" волен
сам вешать, что ему делать, кем становиться, и именно самодеятельность сказывется на
его психологическом облике. Конечно, мы скорее ожидаем от университетского
профессора, а не от коммивояжера, что он на досуге будет читать Платона или Шанкару,
слушать Баха, а не поп-музыку. Но так ли уж отличается сегодняшний профессор, хорошо
знающий только свою узкую предметную область, от любого получившего общее средвало всеохватывающую тенденцию этой эпохи, то, как мне кажется, ей подходило бы
только одно - "уравнивание". Уравнивание почти всех характерных специфических
естественных особенностей, как физических, так и психических, которые свойственны
человеческим группам как тако-* вым...", Шелер М. Избр. произведения. - М., "Гнозис",
1994, с. 106. ' "Ибо сословие есть состояние, "estat" и "ordo", и за этими терминами стоит
мысль о богоустановленной действительности". Хейзинга И. Осень средневековья. - М.,
"Наука". 1988, с. 62. ^ Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. - М.. "Республика",
1992, с. 209.
108______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
нее образование индивида? Выравнивание происходит в современном обществе за счет
специализации труда и диверсификации стилей жизни, разнообразия групп, в которые
индивид входит по своему выбору в свободное время. Даже те, кто изображает из себя
духовную элиту, являются массовыми потребителями товаров и услуг, и ни одна из этих
групп, противопоставляющих себя "массе", не имеет авторитета высшей традиции.
Конкуренция между ними, в конечном счете, определяется стремлением получить
монополию на внимание той же самой массы. Это имеет прямое отношение к
психоанализу, поскольку, наряду с другими психотерапевтическими школами, он
претендует на открытие "истинной" картины человеческой души. Но на сегодняшнем
рынке он сталкивается с десятками других школ, будь они эзотерическими,
психотерапевтическими или иными.
Психоанализ дает человеку картину его душевных процессов. Современный обитатель
большого города наделен картиной внешнего мира, которая принципиально отличается от
людей, живших в Европе еще несколько веков назад. Прежние религии сохранились, и
считается нормальным, что у человека имеются религиозные верования, не исключающие
возможности прямого общения с ангелами и демонами, с самим Господом. Но тот, кто
"слышит голоса", считается ненормальным, его видения относятся к галлюцинациям, а вся
демонология "Молота ведьм" рассматривается как продукт психических расстройств.
Психоанализ возник в то время,^огда "нормой" считалась научная рациональность
образованного представителя среднего класса. Он выступает как орудие
"расколдовывания" мира.
В своей работе "Процесс цивилизации" Н, Элиас показывает, как постепенно возникает
сам объект психоанализа: вместе с переходом ко все более рационализированным
способам мышления и поведения происходит блокировка влечений, подавление и
сдерживание аффектов. Мы редко имеем дело с полученными от природы и на все
времена одинаковыми влечениями. Они уже были "обработаны" культурой и
представляют собой психические образования, которые меняются вместе с социальными
структурами. Собственно говоря, это - один и тот же процесс, поскольку социальные
структуры не являются некими вещными образованиями, но системами взаимоотношений
между людьми. "Процесс цивилизации" ведет к тому, что "сознание становится менее
доступным для влечений, а влечения менее доступными для со-Психоанализ на сцене
истории_____________________________________109
знания"'. Эти трансформации остаются непонятными, пока мы смотрим на людей
поодиночке, и психоаналитики вполне могут питать иллюзии, будто имеют дело с вечной
и неизменной природой человека вообще. Элиас показывает, как менялось на протяжении
двух-трех веков чувство стыда, как сдвигалась граница этого чувства в отношениях между
мужчинами и женщинами. Те табу, о которых Фрейд писал применительно к дикарям, в
описанном им виде присутствуют именно у "цивилизованных" людей, являющихся
результатом долгой трансформации.
Эта трансформация зависит не столько от творческих усилий нескольких гениев, сколько
от меняющихся взаимоотношений, норм, стилей огромного числа людей. Так, переход от
религиозно-магического мышления к научно-рациональному не был плодом деятельности
таких мыслителей, как Декарт, Галилей или Локк. Одновременно с ними, тому же стилю
мышления переходили сотни тысяч их менее знаменитых современников. Философская
или научная рефлексия, распространяясь через книги, статьи или лекции, лишь
подкрепляет и легитимирует такой переход. Великим мыслителям удается более четко его
сформулировать, их тексты остаются, в отличие от множества менее значительных
произведений, вроде бухгалтерских счетов, фармацевтических рецептов или учебников
для начальной школы. Но то, что мы называем "рациональным мышлением", не было
творением Декарта или Галилея, что бы по этому поводу не писалось философами,
склонными преувеличивать значимость собственных интеллектуальных усилий. Великие
мыслители Нового времени не были творцами способа или стиля мышления, но его
наиболее яркими выразителями.
Так и Фрейда нет нужды считать первооткрывателем бессознательного или динамики
влечений. Психоанализ сделался столь популярным именно потому, что современники
Фрейда узнали себя в нарисованной им картине человека и имели основания считать, что
этот портрет написан лучше, чем у Шарко или Жане. Психоанализ является и
порождением, и орудием, и легитимацией того, что Элиас назвал продолжающейся
"рационализацией и психологизацией" отношений между людьми, захватывающей прежде
всего высшие слои общества, а затем распространяющейся на "средний класс".
В этом смысле психоанализ можно назвать "буржуазным" учением, предполагающим
свободный рынок и свободную конкуренцию.
' Е lias N.Qber den Prozess der Zivilisation. Bd. 2.-F. a. M., S. 390.
IIP_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Слово "буржуазия" в силу ряда обстоятельств сегодня редко употребляется даже ее
представителями. Изначально оно означало просто "горожанин", "мещанин", затем и
"гражданин" (немецкие Barger, bufgerliche Gesellschaft). Так обозначали себя участники
великой "городской стройки" XII-XIII веков, о которой писал Ж. Ле Гофф'. "Третье
сословие", по выражению аббата Сийеса, "стало всем" - с этого начинается демократия. У
него своя достаточно долгая история, которой мне не хотелось бы здесь касаться. Отмечу
только то, что психоанализ является "буржуазной" наукой в самом точном смысле этого
слова, не имеющем ничего общего с идеологическими "разоблачениями". И сами
психоаналитики, и их пациенты являются представителями middle class, а практика
психоанализа изначально предполагает контрактные отношения по поводу
предоставления услуг. Даже без официальных запретов на психоанализ он исчез бы в
СССР в 30-х годах, поскольку была запрещена частная медицинская практика и не стало
потенциальных клиентов - исчез средний класс.
Конечно, частная практика существовала и в феодальных монархиях, но там придворный
врач занимал подчиненное положение, а аристократ никак не чувствовал себя равным
медику. Взаимоотношения с бедняками также исключают равенство сторон,
предполагаемое психоаналитическим сеансом. Психотерапевт тут мог выступать в роли
мага, экзорциста или доброго барина, вроде маркиза де Пюисегюра, на досуге
"магнетизирующего" своих слуг или крестьян. Психоанализ существует там, где
отношения опосредованы деньгами, где между двумя равными сторонами заключаются
контракт. Одной из самых обсуждаемых психоаналитиками тем является способ
обоснования того, что они должны получать высокие гонорары и ни в коем случае не
лечить бесплатной Дело не в том, что психоаналитики отличаются какой-то необычайной
склонностью к стяжатель-' Le Goff J. Les intellectuelles au Moyen age. - Paris, 1957. 2 CM.,
например, считающийся "классическим" труд К. Меннингера (Menninger К. Theory of
psychoanalytic technique. - N. Y., 1958). 0 том-, что эта тема стала чуть ли не навязчивой
среди американских психоаналитиков недавно говорил известнейший историк
психоанализа, упоминавшийся выше биограф Фрейда П. Гэй. Он с сожалением отмечает,
что из 25 тысяч нынешних аналитиков-фрейдистов в США лишь немногие продолжают
интересоваться искусством, философией, социальными или политическими проблемами.
"Единственной истинной их заботой являются деньги", причем Фрейда они упрекают в
том. что тот "игнорировал" этот важнейший вопрос-обильного вознаграждения. (CM.: G а
у P. Les maquereaux de la psychanalyse. Rencontre avec le biographe americain de Freud. "Le
Nouvel Observateur", Special Freud. № 1404, 3-9 octobre 1991, p. 28.)
Психоанализ на сцене истории_____________________________________III
ству, будучи и без того очень высоко оплачиваемыми медиками, а потому "зациклились"
на позитивной терапевтической роли еженедельно получаемого от пациента конверта с
гонораром. Психоанализ, действительно возможен и эффективен только в виде частной
практики, характеризующейся особыми отношениями врача и пациента. Попытки
перенесения психоанализа в клиническую психиатрию редко бывали успешными, тогда
как психотерапевтическая помощь в государственной или муниципальной клинике почти
никогда не происходила по канонам психоаналитической техники. Любой
налогоплательщик, содержащий государственную медицину, и любой вносящий до 10%
своих доходов в кассу страховой медицины индивид может задаться вопросом: должен ли
он оплачивать из своего кармана расходы того, кто на протяжении четырех-пяти лет по
несколько раз в неделю ходит к психоаналитику? Притом, что каждая неделя изымает из
страховой кассы больше, чем серьезная операция. У психоаналитиков могут лечиться
люди со средствами и средствами немалыми. Раньше многие психоаналитики вообще
требовали, чтобы их пациенты во время психоанализа не работали, имея независимые от
труда по найму средства. Сегодня высокооплачиваемых "белых воротничков" среди
пациентов стало больше, чем классических собственников, и подобные требования (еще
распространенные в 50-60-е годы) не принимаются во внимание. Пациентами являются
почти исключительно представители "старого" или "нового" среднего класса, но
вовлечение в психоанализ все большего числа лиц, живущих на зарплату, пусть даже
высокую, приводит к растущему вмешательству государства и контролю со стороны
органов страховой медицины. Психоаналитики должны либо соглашаться на это, либо их
пациентами останется относительно уменьшающееся число лиц "свободных профессий" и
рантье'.
' Психоаналитики осознают угрозу государственного контроля для практики. В манифесте
группы психоаналитиков можно прочитать: "Признанный государством и его
учреждениями, психоанализ начинает рассматриваться как еще одна лечебная процедура,
описываемая по определенным медицинским стандартам. Число сеансов определяется
заранее, и, как всякая лечебная процедура, психоанализ становится объектом
периодической проверки врача-контролера из системы государственного медицинского
страхования.
В тех странах, где приняли подобную регламентацию - это признают сами тамошние
психоаналитики - психоанализа больше нет. Между тем, перспектива европейского
объединения увеличивает риск повсеместного распространения такой регламентации" ("О
панике", "Человек", 1993. № 1, с. 125).
112_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
К этому добавляется еще одно обстоятельство. Фрейд заметил, что с рабочими
психоанализ проходит неимоверно трудно, а с крестьянами он просто невозможен. Ни те,
ни другие не вербализиру-ют свои конфликты в соответствии со схемами психоанализа,
хотя, очевидно, что невротиков среди лиц физического труда не меньше, не говоря уж о
том, что сны снятся независимо от толщины кошелька. Фрейд ограничивался замечанием
о необходимости определенного уровня образования: если рабочий знает, кто такой Эдип,
то он может идти к аналитику. Видимо, ситуация является куда более сложной. Кое-что
здесь проясняется, если учесть не какую-то предполагаемую душевную тонкость среднего
класса (о ней Фрейд писал еще до создания психоанализа, например, в письмах своей
будущей жене), а различные условия социализации, особенности того, что можно назвать
"ментальностью" разных общественных слоев.
Но психоанализ сталкивается с затруднениями и там, где имеется буржуазия, но она
составляет незначительную часть населения, скажем, в олигархии, где есть немногие
крупные собственники, но нет, собственно, среднего класса. Как правило, представители
узкой правящей элиты (типа военной хунты и связанных с нею кланов собственников) по
своему психологическому Типу тоже не годятся в пациенты психоаналитиков. Условия
жизни в таких обществах препятствуют появлению символического театра,
разворачивающегося в диалоге врача и пациента - внутренние конфликты слишком
очевидно связаны с внешними социальными конфликта-ми'. Вряд ли станут пациентами
российских психоаналитиков представители номенклатурных кланов или "новые
русские", которые быстро превращаются в крупных собственников и по этому параметру
вполне могли бы считаться "буржуа". Психология "акулы" точнее описывается с помощью
бихевиористской схемы "стимул-реакция", она не требует фрейдистских изысков.
Конечно, сегодняшние "новые русские", приходящие на прием к тем, кто называет себя у
нас "психоаналитиками", не обязательно просто следуют
' На это обращали внимание психоаналитики, работавшие в 50-60-е годы в некоторых
странах Латинской Америки, а также в Португалии времен Салазара и Испании времен
Франке. Никто не запрещал там психоанализ - все приходившее из США
приветствовалось, но даже пациенты из семей местной олигархии с трудом устанавливали
"раппорт" и никак не приходили к соответствующей психоанализу трактовке своих
конфликтов.
CM.: Caruso 1. Soziale Aspekte der Psychoanalyse, - Reinbek bei Hamburg, 1972, S. 53-58.
Психоанализ на сцене истории_____________________________________113
моде - психические проблемы имеются у всех людей. Дело не в этом. Бывшие секретари
ВЛКСМ, директора заводов или мафиози не являются буржуа по своей психологии. На
них не давит жесткое моральное "Сверх-Я", они являются авантюристами, чиновникамирасстригами, иной раз даже бандитами, но никак не рациональными собственниками,
четко разграничивающими
сферы
публичного и
приватного. Пациентами
психоаналитиков станут их дети и внуки.
Но и в самых развитых странах Запада психоаналитики все чаще сталкиваются с
пациентами, которые с трудом вербализиру-ют свои конфликты на языке "Эдипа". У
типичной для последних десятилетий нарциссической личности инстанция "Сверх-Я"
ослаблена, затруднена дифференциация "Я" и "Не-Я"'. Рациональная цивилизация
производит людей уже не с психическими конфликтами, но с дефектами, а потом "лечит"
их
психофармакологией
и
бихевиористской
психотехникой.
Наконец,
психотерапевтическое вмешательство становится необходимым для сохранения целого
ряда институтов современной цивилизации. Как заметил Ч. Лэш: "Современная семья
является продуктом эгалитарной идеологии, капитализма потребления и терапевтического
вмешательства"^. В прошлом эту роль играла церковь, сегодня к услугам психотерапии
обращаются сотни тысяч людей, которые полагали, что с ростом материального
благосостояния они станут счастливы. Поскольку этого не произошло, они готовы
потратить немалую часть своих средств на поиски счастья - как в разного рода сектах, так
и у психотерапевтов различных "деноминаций".
Психоаналитики историк культуры часто ведут полемику друг с другом по той причине,
что они по разному подходят к человеку. Индивид делается личностью благодаря
культурному наследию. Наша личность имеет множество общих с другими людьми черт,
поскольку она принадлежит культуре, и даже самые глубокие наши переживания
осмысляются нами в категориях общего с другими языка. К индивидуальности мы идем
от личности, поскольку иначе мы не могли бы выговорить ни единого слова о своем
наиболее сокровенном. Но наша индивидуальность связана не только с чем-то
неповторимым: она несет в себе заданные природой черты, а
' CM.: Lorenzer A. Sprachspiel und Interaktionsforrnen. Suhrkamp. - F.a.M.,1977,S.82-85.
^Lasch Ch. The Minimal Self. Psychic Survival in Troubled Times. Norton. - N. Y-London,
1984, p. 184.
114______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
они опять-таки встречаются у многих других. Как носитель свободной субъективности
человек находится между двумя рядами объективности - природы и культуры. Он
свободен в реализации своих природных задатков или полученных культурных образцов,
но от них он освободиться не в силах - он может выбирать лишь то, какие из них он станет
реализовывать. Психоаналитик склонен преувеличивать значимость природной
конституции и воспитания в раннем детстве, историк культуры видит уже готовую
личность, соотносящуюся с культурой, а потому осмысляющую даже свой невроз в
категориях своего времени. Действительно, невротик позднего средневековья осмыслял
свои страдания в иных понятиях, чем нынешний пациент на кушетке у психоаналитика',
да и множество тех, кто является "невротиками" с точки зрения учеников Фрейда, живут
сегодня, не подозревая об этом, в тех странах, куда еще не пришел и, вероятно, никогда не
придет психоанализ. Он является средством самоосмысления немалого числа людей
одной из цивилизаций, но из этого еще не следует применимость психоаналитической
теории к древнеегипетскому крестьянину или античному гоплиту, буддистскому монаху
или сибирскому шаману. Но так как во всех цивилизациях зафиксированы психические
нарушения, то и психоаналитик имеет право задаваться вопросом о влиянии
психопатологии на личность, а тем самым и на деятельность, творчество многих
выдающихся лиц настоящего и прошлого.
' См. статью А. Гуревича. в которой дана достаточно резкая критика психоанализа в связи
с разбором конкретного случая. Gourevitch А. L'individualite au Moyen Age. Le'ca"
d'Opicinus de Canastris, "Annales", sepfembre-octobre 1993. № 5, p. 1263-1280.
ПРЕДШЕСТВЕННИКИ
/^ля понимания того, как Фрейд пришел к психоанализу, важно ознакомиться с теми его
работами, которые непосредственно предшествуют его главным открытиям. В качестве
примера я возьму статью "Психическое лечение", написанную для популярной
энциклопедии "Здоровье" в 1890 году. В ней он рассматривает предысторию европейской
психотерапии. Фрейд замечает, что соматическая медицина отказалась от
натурфилософии, ее основанием являются методы точных наук. Были совершены
многочисленные открытия, а медики пришли "к неправильному, хотя и вполне понятному
выводу, что врачи должны направлять свой интерес исключительно к телесному, охотно
оставляя занятия душевным презираемым ими философам"'. Установив ряд зависимостей
психических процессов от телесных, врачи стаЛи отрицать всякую самостоятельность
душевной жизни, полагая, что признание ее означало бы утрату научности.
Однако, в случае неврозов мы имеем дело с заболеваниями, где не фиксируются какие бы
то ни было органические нарушения. Неврозы называют "функциональными
расстройствами нервной системы", не зная их причин, хотя невротические симптомы
нередко ведут к соматическим нарушениям. Душевная жизнь способна воздействовать на
телесную, и причина ряда телесных недомоганий обнаруживается в психических
конфликтах. Конечно, физиологические реакции воздействуют на "аффективные
состояния", но все психические состояния в известной степени "аффективны", включая и
мыслительные процессы, сопровождаемые напряжением мускулов, возбуждением и т.д.
Из этого не следует, будто развитие
' Freud S. Psychische Behandlung(Seelenbehandlung)
Ergjinzungsband..-1F..'a, M" Fischer, 1975, S. 18.
//
S.Freud,
Studienausgabe.
ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
той или иной мысли было детерминировано подобными возбуждениями и напряжениями.
Уже здесь Фрейд отходит от сведения психических процессов к физиологическим. Хотя в
".Проекте" (1895) он еще раз попробует дать чисто нейрофизиологическое - или даже
энергетическое - объяснение того, как "работает" психический аппарат, практика лечения
неврозов требовала отказа от материалистических догм. Оставаясь на позициях
"психофизики", мы никогда не объясним тех исцелений словом, которые в прежние
времена называли "чудесными". Психотерапия лечит словом, которое представляет собой
важнейшее средство влияния одних людей на других. В древности врачи часто прибегали
к психотерапии, "исторически древнейшему роду медицинского лечения"'; сегодня мы
лишь начинаем понимать "волшебство" словесного воздействия, но врачи не могут им
пользоваться столь же широко, как целители древности. Фрейд обращает внимание на то,
что врач не может вызывать сильнейшие аффекты, способные исцелять даже
соматические болезни - его пациенты лишены безоглядной веры. Но и сегодня мы видим
влияние внушения даже в области соматической медицины. Фрейд обращает внимание на
то, что сделавшиеся модными методы лечения (или даже ставшие модными врачи) имеют
больший успех.
Эти размышления Фрейда важны для нас как исходный пункт для рассмотрения истоков
психоаналитической теории и практики. Часто к предшественникам психоанализа относят
исключительно ученых и медиков. Примером может служить книга Ф. Александера и Ш.
Селесника^ в которой вся история психологии и медицины предстает как своего рода
телеологический процесс: наука с неизбежностью шла к Фрейду, а после него - к
психосоматической медицине самого Ф. Александера. Такое видение истории мысли чем-
то напоминает гегелевское учение о развитии абсолютной идеи: человечество всегда
стремилось к самопознанию и постепенно подходило к тому адекватному "зеркалу",
которое представляет собой психоанализ,
Значительно более серьезным является подход к истории психоанализа в работе Л.
Шертока и Р.де Соссюра "Рождение психо-' Ibid., с. 26.
2 Александер Ф., Селесник Ш. Человек и его душа. Познание и врачевание от древности и
до наших дней. - М., "Прогресс-Культура", 1995. ;
Предшественники__________________________________________________777
аналитика"', где прослеживается связь психоанализа с идеями французских месмеристов,
Шарко, Льебо и Бернгейма. Но значение гипноза в генезисе психоанализа тут явно
преувеличивается (Шерток был известным гипнотерапевтом), равно как и вообще влияние
на Фрейда французской психологической мысли. Выше я уже отмечал то, что Фрейд
обладал своеобразной "избирательной слепотой", говоря о своих предшественниках, дабы
подчеркнуть свое первенство. Он признавал, что большое значение для него имели
стажировка в Сальпетриер и знакомство с опытами Берн-гейма, но полностью отрицал
какое бы то ни было воздействие на него работ Жане (он также не ссылался на работы
Вине и других французских авторов, писавших о "подсознательном" еще в 80-е годы
прошлого века). Но в данной книге психоанализ чуть ли не целиком делается
продолжением линии "месмеристы - гипнотизеры - Шарко".
Единственной из переведенных на русский язык работ по истории психоанализа, в
которой учитывается значительно более широкий круг предшественников психоанализа,
является книга А. Ло-ренцера "Археология психоанализа"". Я воспользуюсь некоторыми
его наблюдениями, не принимая главной идеи, будто психоанализ изначально представлял
собой герменевтическую ди-циплину и развивался к "глубинной герменевтике" самого
Лорен-цера - тут мы тоже имеем дело с телеологией.
Фрейд чаще всего причислял психоанализ к "строгой науке" и негативно относился к
тому, что называл "мировоззренческим целительством". Но иногда он указывал на то, что
деятельность психотерапевта включает в себя исполнение обязанностей, которые выходят
за пределы любой науки. Формализовать психотерапию до конца, подчинить практику
лечения научному методу не удается, а потому "врач должен взять на себя роли:
просветителя, если познание вызвало робость у больного, учителя, представителя более
свободного или прогрессивного мировоззрения; исповедника, дающего отпущение грехов
посредством своего участия и уважением после сделанного признания"^ В то время, когда
Фрейд писал эти слова, роли просве-' Шерток Л., Соссюр Р. Рождение психоаналитика. От
Месмера до Фрейда. - М.. "Прогресс", 1991.
^ Л оренцер А. Археология психоанализа. Интимность и социальное страдание. - М.,
"Прогресс-Академия", 1996. ^ Фрейд 3. "О психотерапии истерии" (1895)/ Фрейд 3. О
клиническом психоанализе. - М., "Медицина". 1991. с, 69.
118_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
тителя, учителя и исповедника явно не совпадали с ролью врача. Но если мы посмотрим
на давнее прошлое, то психотерапевтическое лечение практиковали люди без белых
халатов.
Первая известная яам форма психотерапии восстанавливается сегодня по той магической
практике шаманов, еще сохранившихся в отдельных племенах'. М. Элиаде называл их
"великими мастерами экстаза", а сам шаманизм - "техникой экстаза"^ Это удачное
название, если учесть, что этимологически "экс-тазис" означает выход за собственные
пределы: шаман лечит, "выходя из себя", погружаясь то ли в себя, то ли в пространство
демонов. Сам он выходит за пределы обыденного, живет в одиночестве в отличие от
своих соплеменников. К тому же, во многих племенах medicine-men отбираются из числа
людей, склонных к тем или иным отклонениям от нормы (сегодня мы говорим, что они
склонны к психопа-тологиям), но обретают власть над собой, проходят сложные
процедуры инициации. Исцелив себя, они могут лечить других.
Не останавливаясь на особенностях этого древнейшего целительства\ отмечу лишь то, что
психоаналитиков часто сравнивают с шаманами, причем делается это вовсе не из
неприязни к психоанализу. Как заметил, завершая свое описание "эффективности
символов" при лечении шаманами самых различных заболеваний, К. Леви-Строс:
"Психоаналитики лучше поймут механизм действия своего метода и свои цели, если
сопоставят их с методами и целями своих великих предшественников - шаманов и
колдунов"^ И шаман, и психоаналитик дают язык невыразимому, используя миф, как
базовую
' Строго говоря, только одна группа знахарей носит это имя - сибирских шаманов, хотя
подобная практика сохранилась и в других племенах. По-английски всех их называют
medicine-men, тогда как по-русски мы всех этих колдунов-целителей называем шаманами.
^ CM.: Eliade М. Le chamanisme. Experiences mystiques chez les primi-tifs/Encyclopedie des
mystiques. - Paris, 1977, t. 1. ^ Приведу лишь самое общее описание: "Аборигены знают
физический аспект болезней, но для них это только симптом реального недуга, который
является анимистичным (спиритуалистичным или таинственным) по своей природе.
Человек заболел потому, что кто-то "указал" или "напел" на него, или потому, что он
нарушил некоторое табу и несет наказание. В этом случае имеется только одно решающее
лечение, и оно должно быть анимистическим или спиритуалистическим по своей природе.
Знахари аборигенов знают это, не имея психологической подготовки наших врачей; они
работают как психологи и избавляют пациента от анимистической причины болезни..."
Элкин А. П. Австралийские аборигены//Магический кристалл, - М., "Республика", 1992, с.
И4. * Л ев и-Стро с К. Структурная антропология. - М., "Наука", 1983, с. 182.
Предшественники____________________________________________________119
символическую систему. Отличие между ними, по Леви-Стросу, заключается в том, что
шаман использует верования группы, наличную "магико-социальную систему", тогда как
психоаналитик имеет дело с человеком машинной цивилизации, у которого носителем
мифа остается только индивидуальное бессознательное. Он индуцирует собственные
верования, а сам психоанализ превращается в магию, "в некую расплывчатую мифологию,
проникающую в сознание группы" и перестраивающую сознание ее членов, "Постоянно
расширяя круг пациентов и занимаясь уже не психопатологическими личностями, а
типичными представителями социальных групп, психоанализ переходит от ле"чения к
обращению"'. Иначе говоря, психоанализ сегодня сначала создает своих пациентов,
поскольку люди еще до лечения осмысляют свою жизнь во фрейдистских терминах,
воспитывают своих детей по пособиям, написанным сторонниками психоанализа, вроде Б.
Спока, и наслаждаются фильмами вроде "Основного инстинкта". В древней "магикосоциальной системе" и больной, и шаман, и группа верят в реальность рассказываемого
шаманом. Сегодня и больной, и его окружение не меньше психоаналитика верят в
правильность его теории и эффективность терапии, а потому аналитик преобразует
символические структуры в нужном направлении: невротик изживает
индивидуальный миф, возвращаясь в лоно общей для группы мифологии.
свой
В этих рассуждениях Леви-Строса многое верно, но прямое отождествление практики
шамана с практикой психоаналитика упрощает реальную ситуацию. Помимо того, что на
сегодняшнем
рынке
психотерапевтических
услуг
сталкивается
множество
конкурирующих школ с различными "мифологиями", в условиях современного мира
вообще является редкостью "магико-социальная система", подобная той, которая
существовала в первобытном племени. Даже тоталитарные секты не располагают чемлибо подобным. Фрейд верно заметил, что сегодняшний врач почти никогда не
сталкивается с пациентом, исполненным веры, которую, к тому же, должны разделять и
окружающие (и участвовать в ритуалах очищения и т.п.). Для того, чтобы эффективно
лечить магическими средствами, требуется всеобщая вера в магию, которая "движется в
славе прошлой традиции, но... всегда окружена атмосферой постоянно
самовозрождающегося мифа"^ Историческая дистанция между жизнью в племени и в
мно-' Там же, с. 163. ,^т~ ^Малиновский Р. Магия, наука, религия. - В кн.: Магический
кристалл, М., "Республика". 1992, с. 95. .ог"
120_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
гомиллионном мегаполисе равна той, которая разделяет шаМана и психоаналитика.
Наследником шамана является храмовый жрец, выполняющий одновременно и
медицинские функции. Известно, что в древних цивилизациях, например, в Египте,
медицина практиковалась прежде всего жрецами, и лишь некоторые ее разделы (в первую
очередь, хирургия) постепенно "секуляризировались". Даже в Древней Греции, где
храмовое жречество не располагало значительной властью, а медицина рано получила
независимый от всякой религии статус, в храмах Асклепия практиковалось лечение
различных заболеваний, немалую часть которых составляли психические расстройства.
Судя по дошедшим до нас описаниям, храмовая психотерапия разных народов включала в
себя эффективные средства - от музыки и коллективных плясок до толкования
сновидений, экзорцизма и т. п. Элементы такой магии сохраняются и сегодня: в Лурде и
прочих святых местах ежегодно вылечивается значительно большее число людей, чем у
всех психоаналитиков вместе взятых, но далеко не все страждущие нашего века обладают
горячей верой в целебную силу святынь. То, что исповедь выполняет и важную
психотерапевтическую функцию, может признать любой психотерапевт, будь он
отвергающим это таинство протестантом или вообще атеистом.
Приводившиеся ранее сравнения психоанализа с "церковью" могут показаться
искусственными. Достаточно взять любую работу Фрейда, чтобы убедиться в том, что она
далека от религии. Ранее, говоря об индивидуальном стиле мышления Фрейда, я сам
отмечал, что он был типичным естествоиспытателем (или медиком) XIX века. Первые его
последователи в большинстве своем тоже были врачами.
Тем не менее, если обратить внимание на стиль мышления уже не самого Фрейда, а
"движения", выросшего из первоначальной группы последователей, то мы сразу замечаем
отличия этого движения от любого другого объединения ученых, причем не только
благодаря быстро сложившемуся культу Фрейда (такое бывает в любых организациях,
включая научные). Мы видим, как в полемике друг с другом оппоненты заменяют
аргументацию психиатрическим диагнозом противнику, какую роль играют ссылки на
непререкаемый авторитет. Но и такое бывает в научной среде. Главное заключается в том,
как происходит прирост знания в этом сообществе, каким опытом обмениваются
психоаналитики в своих статьях и выступлениях на сво^конгрессах и симпозиумах.
Предшественники__________________________________________________121
Индивидуальный 'стиль мышления Фрейда, сформировавшийся до того как он создал
психоанализ в университете и в лаборатории Брюкке, лишь отчасти вошел в то, что можно
называть психоаналитическим стилем мышления. Говоря о "стиле мышления" какой-то
группы, как правило, имеется в виду, во-первых, совокупность образцов, заданных
культурой и усвоенных в детстве и юности, а во-вторых, специфичные для данной группы
детерминанты, преобразующие эти изначальные навыки и образцы в определенном
направлении. Можно назвать этот процесс "вторичной социализацией" или как-то еще, но
понятно, о чем идет речь: мышление выпускника физического факультета отличается от
мышления обучавшегося на историко-филологическом или богословском факультетах. У
стилей мышления всегда имеются социальные носители, ибо мысль не есть некий
абсолют, который независимо от людей проходит сквозь историю, равно как не одна лишь
личность является его источником. Проводивший сравнение мышления со стилями
искусства К. Манхейм писал: "Главным показателем связи между существованием и
судьбой общественных групп, с одной стороны, и определенными стилями мышления - с
другой, служит то обстоятельство, что неожиданный крах определенного стиля
мышления, как правило, совпадает с неожиданным крахом группы - носителя этого стиля,
так же как слияние двух стилей соответствует слиянию двух групп. Есть основание
предполагать, что такая же связь между стилями мышления и их носителями существует
не только в поворотных точках истории и в периоды общественных кризисов"'. То, что во
времена социального кризиса вместе с крушением группы исчезает и определенный стиль
мышления, мы хорошо видели своими глазами. Целая армия носителей
идеологизированного марксизма утратила всякий авторитет, и даже те, кто сегодня
поддерживают коммунистическую партию не ссылаются на тысячи книг и статей,
написанных профессорами и доцентами кафедр истории КПСС, исторического
материализма или научного коммунизма. Марксизм совсем не обязательно напоминает
труды тех, кто детально описывал этапы "социалистического" или "коммунистического
строительства" так, словно речь шла о законах природы. Мы вполне можем говорить о
"стиле мышления", который пытался навязать всему населению идеологический аппарат
недавнего времени. Когда Рабле или Эразм высмеивали поздних ____ .ч^- ' Манхейм К.
Диагноз нашего вре^е^йГ-М., "Юристь", с. 575.
122_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
скотистов и оккамистов, то их современники могли смеяться (а книги гуманистов
выходить), поскольку Сорбоннаи другие средневековые университеты уже лишились
власти и интеллектуального влияния.
Выше речь шла о предыстории психоанализа, в которой заметное место занимают не
только естествоиспытатели XIX века, но также шаманы, жрецы, экзорцисты, месмеристы,
то есть люди в той или иной мере приобщенные к "священному", к "тайному" знанию и
способные творить "чудеса", идет ли речь о теургии или о чудесных исцелениях. Если
использовать термины Манхейма, в психоанализе произошло слияние двух стилей
мышления - одновременно со слиянием представителей двух групп - медиков XIX века и
"целителей", имеющих куда более долгую предысторию.
Между шаманом и психоаналитиком, помимо храмового жреца и священника, находится
множество персонажей. Некоторые из них принадлежат к духовенству. Примером могут
служить экзор-цисты. Одного из них, швабского духовника Гасснера, изгонявшего бесов
во второй половине XVIII века, иногда записывают в прямые предтечи месмеризма, а тем
самым и психоанализа. Однако он интересен не только тем, что причину почти всех
болезней видел в одержимости бесом, а потому лечил их соответствующим образом.
Любопытно то, что он, как и шаман древности, и сегодняшний психоаналитик, сначала
исцелил себя самого. "Первый опыт он произвел на себе самом. Он был долгое время
болен, и ему не могли помочь никакие врачи и никакие лекарства. Поэтому ему пришло
на мысль, что причина его упорной болезни должна быть сверхъестественна и что им
овладел бес. На всякий случай он приказал именем Иисуса бесу выйти из его тела, и бес
вышел. После этого Гасснер исцелился столь совершенно, что, по его уверению, не
нуждался в течение шестнадцати лет ни в каком средстве, ни в духовном, ни в телесном.
Этот успех привел его в раздумье: исцеление всех вообще болезней не есть ли следствие
изгнания бесов? В итоге, он пришел к мнению, что большаяч часть болезней порождается
и поддерживается злым духом"'. Некоторые психоаналитики, например, тот же Лоренцер,
вслед за Фрейдом, готовы видеть страшного родственника даже в инквизиторах,
вершивших суд на ведьмами. Правда, в качестве предпосылки берется то, что, во-первых,
большинство истязаемых женщин были истеричками, а
' Дьяченко Г. Область бессо"^а4^льного. - М., "Планета", 1992 (репринт издания 1900 г.),
с. 244. ~ ^'
Предшественники__________________________________________________123
во-вторых, сексуальная тема (совокупления с инкубами и суккуба-ми) постоянно
присутствовала во время пыток. Лоренцер обнаруживает некое подобие "переноса" и
"контрпереноса" в диалоге инквизитора и его жертвы. Сомнительно и то, что большинству
"ведьм" подошел бы диагноз "истерия", и то, что инквизиторы испытывали какое бы то ни
было влечение к "ведьмам" (известно, что подавляющее большинство среди них
составляли пожилые женщины или даже старухи). Если во время процессов в Германии
тема плотских связей с дьяволом действительно владела мышлением инквизиторов, то
совсем не потому, что они сами, будучи монахами, вытесняли половое влечение. В
Испании, где инквизиция занималась скорее розыском еретиков, чем ведьм, эта тема не
получила большого развития, а в Англии во время процессов над ведьмами тема
сексуальных связей последних с дьяволом вообще не затрагивалась, да и к пыткам при
дознании здесь не прибега-ли'. "Молот ведьм* Шпренгера и Инсисториса поражает своей
схоластической рациональностью, в том числе и там, где речь идет о суккубах и инкубах,
а не сексуальной озабоченностью инквизиторов, которую повсюду стремятся отыскать
психоаналитики.
Зато из списка предшественников выпадают те, чья деятельность сопоставима с
социальными функциями психоаналитиков. Возьмем распространенную в античности
практику толкования сновидений, которая вышла за пределы храмов и стала частью
повседневной жизни. Конечно, в античности существовали психологические теории
сновидений - Демокрита, Аристотеля, но обычный гражданин полиса часто обращался к
толкователям сновидений или сам их истолковывал по имеющимся сонникам. Незадолго
до того, как Фрейд начал работу над своим "Толкованием сновидений", в Вене вышел
перевод "Онирокритики" Артемидора, единственного античного "сонника", дошедшего до
нас в полном объеме. Это - пособие для тех, кто истолковывает свои или чужие
сновидения, У переводчика, Шломо Крауса, возникли проблемы с цензурой, поскольку
несколько разделов имели откровенно сексуальный характер. Некоторые идеи Фрейда
прямо восходят к Арте-мидору, а потому стоит коротко сказать об античной
классификации сновидений.
Артемидор обращает внимание на то, кому и какие сны чаще снятся - "большинству",
людям с "грубыми душами", или "мень-' CM.: Thomas К. Religion and the Decline of Magic.
Studies in popular beliefs in the 1617th century England. - Harmondsworth, 1971.
124_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
шинству", сновидения которого чаще заслуживают толкования. Для понимания идей
Фрейда важно то, что у Артемидора одни сны выражают аффекты, состояния тела и души,
будучи исполнения-ми желаний (непосредственно или символически); такие сны не
требуют особого искусства^ толкования. Его требуют другие сны, говорящие о внешнем
мире, а среди них те, которые предсказывают события. Пророческие сновидения иногда
прямо показывают будущее, но чаще они выражают его аллегорически. Фрейд свел все
сновидения к первой группе и назвал это своим открытием (сны суть исполнения желаний
и выражают аффекты), а символы сновидений стали у него прочитываться не как намеки
на будущее, но как экспрессии глубин бессознательного.
Особое внимание Артемидор уделял сексуальным сновидениям, причем не тем моментам,
когда снится половой акт, а тем, которые могут что-то предсказать. Если у Фрейда чуть ли
не любые предметы и действия символизируют гениталии и половой акт, то в античности
сновидение, содержащее те или иные сексуальные объекты и сцены было шифром
событий внешнего мира. Судя по тому, какое место занимают в соннике инцестуозные
половые акты, у древних эллинов отсутствовало вытеснение того, что Фрейд считал
самым запретным, а потому присутствующим в сновидении только в виде шифра. М.
Фуко в третьем томе своей "-Истории сексуальности" дает интересный анализ метода
толкования сновидений Артемидора и показывает, что сексуальное содержание
сновидений интепретировалось прежде всего с точки зрения социальной и политической,
как символ отношений власти и подчине-ния'. Фрейд переставил местами обозначающее и
обозначаемое - любые предметы и отношения стали символизировать сферу
сексуальности.
Но не толкователь сновидений и не античный врач являются главными предтечами
психоанализа в античности. Психотерапия в Греции и Риме была делом не только жрецов
и врачей, но также философов, которые являлись не только "учителями, просветителями и
исповедниками", но и целителями в прямом смысле слова. Это характерно прежде всего
для эпохи эллинизма и первых двух веков Римской империи. При всех различиях в логике
и физике (теории познания и онтологии), школы поздней античности близки друг другу в
этике, в понимании задач практической философии.
' CM.: Foucault М. Le souci de soi. - Paris. Gallimard, 1984.
Предшественники__________________________________________________125
Мудрость для всех них способствует не только отрешенности от бед и забот мира, но
также преображению человеческой души. И эпикурейцы, и стоики все меньше
интересуются космологией, зато все большее внимание уделяется "целительству".
Эпиктет сравнивал философскую школу с приемной врача - в нее приходят страждущие и
жаждущие исцеления; он бранил тех, кто думает, будто сюда приходят ради обучения
правильным мнениям и силлогизмам - тут лечат раны души. В 1-II веках нашей эры
философов можно было найти нетолько при императорских дворах, но в домах богатых
римлян, где они выступали как своего рода консультанты по самым разнообразным
вопросам - и прежде всего, по вопросам, касающимся души. Конечно, среди тысяч
отрастивших бороду и взявших в руки посох кини-ков и стоиков было немалое число
шарлатанов и приживал. На это обращали внимание и Отцы церкви, и языческие авторы.
Лукиан издевался над толпой изображавших из себя мудрецов, хотя на деле они являлись
лишь карикатурами, "обезьянами" истинной философии'. Но и христиане, и язйчники
осуждали расплодившееся племя софистов от имени истинной философии. Всякая
культура создает идеальный образ человека знания и добродетели - святого, ученого,
мудреца. В античности эту роль играл философы, а потому суровая критика относилась к
тем, кто, выдавая себя за философов, не отвечал этому идеальному образу. Сожалея о том,
что философию дискредитируют "обезъяны", образованные люди Греции и Рима считали
одной из важнейших функций философии терапевтическую. Именно это, а не сомни-' Вот
образ философов у Лукиана: "Появился на земле сравнительно недавно особый вид
людей, оказывающих воздействие на жизнь человека, - людей праздных, сварливых,
тщеславных, Вспыльчивых, лакомых, глуповатых, надутых спесью, полных наглости, словом, людей, представляющих, по выражению Гомера, "земли бесполезное бремя". Эти
люди распределились на школы, придумали самые разнообразные лабиринты
рассуждений и называют себя стоиками, академиками, эпикурейцами, перипатетиками и
другими еще более забавными именами. Прикрываясь славным именем Добродетели,
наморщив лоб, длиннобородые, они гуляют по свету, скрывая свой гнусный образ жизни
под пристойной внешностью... У этих философов наибольшим уважением пользуется тот.
кто громче всех кричит, отличается наибольшей дерзостью и ругается самым наглым
образом" Лукиан. Избранные атеистические произведения. - М., АН СССР, 1955, с. 166167. В диалоге Лукиана "Пир" не поделившие курицу "мудрецы" устраивают потасовку,
да и вообще ведут себя глупо и безобразно. " CM.: Jerphagon L. Vivre el philosopher sous les
Cesars. - Toulouse. 1980, p. 240-242.
126_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
тельные ссылки Фрейда на Платона', сближает античную философию с психоанализом.
Эпиктет определял философию как врачевание больной души, и такое ее понимание
непосредственно вырастает из практики философствования поздней античности. Человек
должен жить в согласии со своей природой, именно это делает его счастливым. Философ
помогает учащемуся у него в самосозерцании, классификации страстей, их просветлении
или освобождении от рабства неведения и слепых влечений. В "Нравственных письмах
Луцилию" Сенеки мы находим не только традиционную для Стой классификацию
страстей, но и детальный разбор средств, которыми "оперирует" философ, "счищая
ржавчину с души".
Наставление, аскеза, утешение имеют своей предпосылкой "этиологию" - изыскание
причин добродетелей и пороков (она была введена еще Посидонием). Пороки происходят
из порабощенности дурными привычками, а они проистекают из страстей. "Болезни - это
пороки застарелые и упорные... они, единожды овладев душой, тесно срастаются с ней и
становятся постоянным злом... Страсти же - это душевные порывы, предосудительные,
внезапные и безудержные; от них, если они часты и запущенны, начинаются болез-ни"^.
Страсти у Сенеки напоминают то, что в психоанализе называется "влечениями" (а в
некоторых вариантах неофрейдизма, например, у Э. Фромма, на место влечений ставятся
именно "страсти").
Хотя пороки, подобно болезням, суть "свойства людей, а не времен", Сенека обращает
внимание на социальные причины как пороков, так и психопатологий, сравнивая богатое
общество с бедным (последнее он идеализирует, а там, где речь заходит о "естественном
состоянии", мы находим главный источник идей Руссов. В задачи философа-терапевта
входит проникновение во внутренний мир "пациента" и постижение того, как
увязываются различ-' Фрейд ссылался на Эрос в платоновском "Пире", как прообраз
собственного либидо. Достаточно внимательно прочитать этот диалог, равно как и
посвященные этой теме произведения Плутарха. Плотина и других античных мыслителей,
чтобы стала очевидной несостоятельность ссылок Фрейда. Впрочем, однажды он сослался
даже на апостола Павла (известное славословие любви, без которой и духовные дары ничто), как на своего предшественника в понимании первенства сексуального влечения. ^
Л у ц и и Анней Сенека. Нравственные письма к Луцилию. М.. "Наука", 1977. с. 144.
^ Приведу одну из психологических зарисовок Сенеки: "Бедняк чаще смеется от души;
никакая тревога не жжет его в глубине; если и придет какая
Предшественники_________________________________________________127
ные страсти: "в душе есть нечто слишком глубоко запрятанное; оно-то и освобождается,
будучи произнесенным. Есть и лежащее разрозненно, чего неопытный ум не может
собрать воедино. Значит, все это должно быть сведено и связано, чтобы стать сильнее и
поднять душу выше"'. При этом Сенека замечает, что философ помогает не только
обремененному порочными страстями, но и при лечении безумных (с оговоркой: "Я
говорю о тех, у кого разум поврежден, а не отнят"). Многие из дурных привычек и
пороков в описании Сенеки и без того напоминают то, что на языке сегодняшней
психотерапии называется "неврозами навязчивых состояний".
Сенека признает, что есть случаи, когда болезнь неизлечима: "Даже сила всей философииесли она соберет для этого все свои силы - не искоренит отвердевшей застарелой язвы в
душе; но если она лечит не все, это не значит, будто она ничего не ле-чит"^ В отличие от
перипатетиков, которые призывали умерять страсти, стоики ставили своей целью
искоренение страстей, понимаемых как слепые животные влечения: "Не так важно,
насколько страсть сильна: она, какова бы она ни была, подчиняться не умеет и
вразумлению не поддается. Как не слушается доводов ни одно животное, ... так не
повинуются, не внемлют им страсти, сколь бы ни были они ничтожны"^. Правда, в связи
со страстями у Сенеки есть известные колебания - одни из них явно выше и лучше других;
одни могут способствовать социально полезным деяниям, тогда как другие ни к чему,
кроме "низости" и порока привести не могут. Стоический идеал "безстрастия" в
преобразованном виде станет играть значительную роль в христианской аскетике.
Наблюдения за миром человеческих страстей в античности иногда чуть ли не дословно
совпадают с психоанализом. Фрейд назвал способствующее исчезновению симптомов
отреагирование "катарсисом". В античности о катарсисе речь шла не только в связи с
восприятием трагедии. Если стоики, как правило, были равнодушны ко всем
священнодействиям, то поздние неоплатоники обраща-забота, ока уйдет, как легкое
облачко. У тех, что слывут счастливыми. веселье притворно, а печаль мучительна, как
скрытый нарыв, - мучительна тем более, что порой нельзя быть откровенно несчастным и
надо среди горестей, разъедающих сердце, играть счастливца". ' Там же, с. 244. 2 Там же,
с. 223. ^ Там же, с, 177, ....
128______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
ли большое внимание на культовую практику и сравнивали ее с воздействием трагедии.
По мнению Ямвлиха, наблюдая чужие страсти, мы сливаемся с героями и испытываем
катарсис, избавляемся от подавленных страстей. К этому он добавляет общее суждение:
"Сила человеческих страстей увеличивается, если они совершенно подавлены. Если же им
давать понемногу осуществляться, они находят свое соразмерное удовлетворение и, таким
образом очищаясь, становятся послушными и управляемыми"'. Не индивидуальные
усилия киников или стоиков, а участие в культовом священнодействии, практика теургии
очищают и спасают душу. Ямвлих спорит с теми, кто не признает эффективности молитв:
"Ощущение собственного ничтожества, которое очевидно при сравнении нас с богами,
естественным образом заставляет обратиться к богам с молитвой... Присутствие богов
приносит нам телесное здоровье, душевную добродетель, чистоту ума, короче говоря,
возведение всего того, что в нас есть, к его первоначалу. Холодное и вредоносное в нас
исчезает, теплое же растет, усиливается и становится преобладающим, заставляя все
соразмеряться с душой и умом"^. Сложные классификации энергий, исходящих от богов,
архангелов, архонтов, демонов и героев устанавливают, что несет вред или пользу душе.
От прежней философии, как рационального осмысления страстей и пороков, происходит
возвращение к мифологии и культовой практике^. Но это и не возврат к древней магии.
Ямвлих специально это подчеркивает, отмечая, что источником энергий является
божественное, что своими силами человек ничего не может сделать, но должен открыть
свою душу для того, что безмерно превосходит его силы и разумение. Мы возвращаемся к
религии (классификациями Ямвлиха воспользуется автор "Ареопагитик"), в том числе и в
функции целительства души.
' Ямвлих "Ответ учителя..."// Знание за пределами науки, - М., "Республика", 1996, с. 255.
2 Там же, с. 257. 265.
^ "Сами теурги вступают в связь с богами не посредством мышления. В ином случае что
могло бы помешать умозрительным философам воссоединиться с богами? Но этого не
произошло. Теургическое единение достигается совершенным выполнением
неизъяснимых поступков и превосходящих всякое мышление достойных богов деяний, а
также приношением одними лишь богами постигаемых несказанных символов". Там же, с.
267. Я не касаюсь здесь причин возвращения к мифологии и культовой практике на закате
античности. Об этом не раз писал А. Ф. Лосев, См., например, Лосев А. Ф. История
античной эстетики. Поздний эллинизм. - М.. "Искусство". 1980, с. 158-180.
Предшественники_________________________________________________129
Вслед за Шелером мы можем сказать, что наука, философия и религия суть "не
исторические стадии развития знания, но сущностные, неизменные, заданные самим
существом человеческого духа "формы познания", и ни одна из них не может "заменять"
или "представлять" другую"'. Религиозное знание определяется стремлением к спасению,
к освобождению от мира, к постижению высшего смысла существования. Метафизика
начинается с удивления (Аристотель), с вопроса о сущности явлений; позитивно-научное
знание имеет своей целью господство над природой и обществом. Всем этим формам
знания соответствует и свой тип человека. Скажем, современное естествознание
социально-исторически связано с теми группами людей, которые заняты трудовой
деятельностью, где господствующие классы вышли из лиц физического труда, а именно,
городского бюргерства, ставшего буржуазией. Homo religiosus, будь-то индийский
брахман или средневековый монах, отличается и от античного философа, и от
современного ученого; различаются по своей организации и группы, которые объединяют
людей знания: церкви и секты у одних, философские школы у других, научное
сообщество у третьих. По тому, какой тип знания господствовал, мы различаем и
культуры: в Древней Индии явно доминировало религиозное знание, в Китае и в Греции
преобладало философское, тогда как в Новое время в Европе наука потеснила все
остальные формы знания. Каждому типу знания соответствует собственная техника,
которая у йога или у исиха-ста отличается от техники созерцающего сущности философа
или от экспериментальной техники ученого.
В религии акты духа - любовь или страх, надежда или отчаяние - имеют своей целью
спасение личности или группы. Хотя исторически это не совсем верно, поскольку в
многочисленных религиях идея спасения явно не выражена или вообще отсутствует,
Шелер отделяет тем самым религиозное переживание и устремление от метафизического.
Как писал один из первых историков философской антропологии Б. Гретюизен^,
философское умозрение имеет иной исходный пункт, чем религиозное созерцание,
поскольку философия предполагает дистанцию по отношению к непосредственному
переживанию, сомнение, рефлексию.
* Scheler М. Die posifivistische Geschichtsphilosophie des Wissens und die Aufgaben einer
Soziologie der Erkenninis (1921) in: Die Streit um die Wissenssoziologie, Suhrkamp. - F. a. M"
1982, Bd. I, S. 60. ^ Groethuysen B. Philosophische Antropologie. - Monchen und Berlin, 1931,
S. 4-5. Зак. 6419.
130_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Религию иногда противопоставляют науке, используя понятия "вера" и "разум". Эта
оппозиция имеет конкретное историческое содержание, она применима лишь там, где
крайнему фидеизму противостоит столь же крайний рационализм. По существу, такое
противостояние характерно лишь для некоторых этапов европейской мысли. В
традиционном обществе жречество является главным носителем рациональности,
включающей в себя элементы науки, но служащей иным целям. В терминологии М.
Вебера, это - ценностная рациональность, хотя, выполняя ряд управленческих функций,
священники заняты и целерациональной деятельностью. "Священство систематизирует
содержание пророчества или священной традиции, казуистически-рационально расчленяя
и приспособляя его к мышлению и жизненным привычкам социального слоя, к-которому
они принадлежат, и подчиняющегося ему мира. Практически важным в процессе
образования книжной религии является переход в подготовке священнослужителей от
древнейшей чисто харизматической стадии к литературной образованности... Чем
большую роль играет грамотность в ведении чисто мирских дел, чем больше эти дела
становятся объектом бюрократического управления, функционирующего посредством
установлений и актов, тем больше воспитание светских должностных лиц и образование
вообще переходят к священнослужителям или они сами занимают - как это происходило в
средневековых канцеляриях - должности, где ведение дел требует умения писать"'. Вебер
отмечал, что влияние на частную жизнь у священников особенно сильно там, где они
соединяют религиозно-этическое учение о спасении с рациональной системой наказаний,
налагаемых церковью. Средневековая католическая церковь опиралась на римское право,
в исламе правовая система вообще чуть ли не целиком задана "Кораном".
Типологию Шелера поэтому следовало бы уточнить следующим образом: все указанные
им типы знания присутствуют в традиционном обществе, но связанное с господством над
природой научное познание (Herrschafts-или Leistungswissen) занимает подчиненное
положение, равно как и философия со своим сомнением. Их самоценность отвергается,
поскольку главной целью является "освобождение" или "спасение", тогда как мирская
наука плодит сомнения. Приведу лишь пару примеров. В "Коране" синонимом истины и
Вебер М. Избранное. Образ общества. - М., "Юрист-ь", 1994, с. 130-131.
Предшественники__________________________________________________131
совершенного знания является "уверенность", противопоставляемая "сомнению".
"Сомнение, как бы оно ни выражалось, стало настоящим парией, отверженным
мусульманской цивилизации. Оно означает все то, от чего бегут, как от чумы"'.
Полученные путем одного лишь рационального объяснения знания сомнительны.
В христианстве эта оппозиция была еще более острой, причем не обязательно у
откровенных фидеистов, вроде Тертуллиана ("верую, ибо нелепо"). Один из творцов
христианского неоплатонизма, Василий Великий, писал: "Мы обнаружили два смысла,
обозначаемых словом "истина": один - постижение того, что ведет к блаженной жизни,
другой - верное знание относительно чего бы то ни было из вещей этого мира. Истина,
содействующая спасению, живет в чистом сердце совершенного мужа, который
бесхитростно передает ее ближнему; а если мы не будем знать истину о земле и море, о
звездах и об их движении и скорости, это нисколько не помешает нам получить
обетованное блаженство"^ Научное знание не отрицается, но оно полагается
второстепенным для христианина. Ссылавшийся на Василия апологет исисхазма
Григорий Палама судил о "внешней мудрости" еще строже. Во-первых, в таком знании
нет блага самого по себе - знание может использоваться и во зло; во-вторых, оно
отвлекает от главного - от "очищающей душу науки". Наконец, тот, "...кто набирается
убеждений от внешней мудрости, хоть и причастен к какой-то истине, однако представляя
свои доказательства только словом и всегда против другого слова, потому что слово
всегда против чего-то борется, он делается знатоком шаткой мудрости"^ На смену одной
теории приходит другая, ученые ведут нескончаемые споры, вводя в соблазн всех прочих
своими неустойчивыми и изменчивыми мнениями.
1 Роузента л Ф. Торжество знания. - М., "Наука", 1978, с. 291. Причины такого
отвержения сомнения понятны: "Если знание есть твердая вера в то, что вещь такова,
какой она представляется, то уверенность есть удовлетворенность человека в том, что он
знает, и убежденность в правильности этого... Уверенность - это знание, при котором его
владельца не одолевают никакие сомнения-Мельчайшая частица уверенности, входя в
сердце, наполняет его светом и вытесняет малейшее сомнение... Знание может
присутствовать там, где раньше было сомнение, а там, где раньше было знание, может
появиться сомнение. Но в уверенности сомнение вообще отсутствует... Уверенность есть
знание, заложенное в сердцах, в том смысле, что это знание не обретенное" (там же. с.
170-171). ^ Цит. по: С в. Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолв-ствующих,
- М., "Канон", 1995, с. 157. ' Там же, с. 123.
132______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Любопытно то, что Палама часто ссылается на опыт, но речь идет об опыте "умной
молитвы": "Если только наученный опытом знает действование энергий Духа, а он на
опыте не узнал и опытно знающим никак не верит, то кто еще усомнится, что ложь вся
нагроможденная им болтовня... "Кто объяснит сладость меда не пробовавшим его",говорит пословица; а как объяснит не пробовав-ший?"' Можно было бы привести сходные
суждения западных и восточных мистиков, гностиков, эзотериков, которые также
ссылаются на "опыт". Но и там, где традиционная религия лишена почти всякой
метафизики и даже идеи спасения или избавления, - например, в конфуцианстве - на
первом месте стоит не "внешняя мудрость", но этическая система, опирающаяся на
сходного рода "опыт" и сочетаемая с определенным способом воспитания, призванным
сформировать тип личности с желательными для данного общества психологическими
параметрами. В отличие от даосов или чань-буддистов, цели у конфуцианцей были чисто
мирские - моральное усовершенствование, как средство подготовки чиновников,
следующих правилам ритуализированной культуры. Но достигалось такое
усовершенствование средствами психологической регуляции поведения, выработкой
жесткого контроля за собственным поведе-нием^. Знание самого себя здесь
предпосылается знанию мира и даже противопоставляется ему как "высшее" - "низшему".
У М. Вебера можно найти одно интересное замечание о восточных религиях: "Все
великие религиозные учения азиатских стран были созданы интеллектуалами...", а
"...спасение, которое ищет интеллектуал, всегда является спасением от "внутренних бед"...
Интеллектуал ищет возможность придать своей жизни пронизывающий ее "смысл "'.
Подобные религии интеллектуалов постоянно возникали и в Европе - ими полнится
история сектантства.
' Там же, с. 331. У. Джеймс цитирует Аль-Газали, который писал о видениях суфиев: "Кто
этого не испытал, для того пророческое состояние сводится к словам. Узнать его
сущность можно только путем личного опыта... Слепой, впервые услыхавший о красках и
формах, не поймет, о чем идет речь, и не научится различать их, хотя бы ему и казалось,
что он кое-что понял из рассказа. Однако Бог дал людям познание пророческого
состояния посредством схожего с ним в главных чертах состояния сна". Джеймс У.
Многообразие религиозного опыта. - М., "Наука", с. 316. ^См.: Абаев Н. В, Чань-буддизм
и культурно-психологические традиции в современном Китае. - Новосибирск. "Наука", гл.
1, 1989. ^ Вебер М. Избранное. Образ общества. - М., "Юристь", 1994, с. 167, 171.
Предшественники__________________________________________________133
Они могут приобретать далекий от того, что обычно называется религией, характер. Вебер
упоминает в этой связи русскую революционную интеллигенцию начала 20 века'. Мы
сами являемся свидетелями колоссального количества сект, одни из которых
импортируют западные идеи или восточные техники, тогда как другие имеют явно
автохтонное происхождение - формироваться они начали еще в 70-е годы^ Как правило, в
этих "самодельных" религиях содержатся ссылки на некий "опыт", будь то откровение,
данное ее основателю, или воспроизводимый с помощью той или иной психотехники
опыт каждого адепта. Некоторые из них вообще не походят на исторические религии тем,
что лишены всякого указание на трансцендентное. Примером может служить
сайентология, сводящаяся к "промыванию мозгов" и жесткому контролю за "паствой"^
Если не брать очевидных жуликов, пользующихся духовным вакуумом в сознании тысяч
людей, то предпосылкой образования многих сект является именно определенным
образом организованный опыт собственной души. Такой опыт обычно (хотя и не всегда
точно) называется "мистическим". Не отрицая существование подобного опыта и даже
одобряя его в собственных монастырях, опирающиеся на традицию церкви сурово
осуждают сектантские "упражнения", относя их к "прелести". Существует своеобразный
"рационализм иерократии", растущий из практики культа (отпу-' "Последним
значительным движением интеллектуалов, объединенным если не единой, то во многих
важных пунктах общей верой, н следовательно, близким к религии, было движение
русской революционной интеллигенции" (там же, с. 180). Эту характеристику Вебера,
данную вскоре после революции 1905-1907 годов, можно сравнить с тем. что писали
авторы "Вех". Следует отметить, что Вебер отличал такого рода безрелигиозную религию
от ставшего модным еще в начале XX века "богоискательства". "Потребность
аристократических представителей литературно-академического интеллектуализма, а
подчас н "интеллектуалов кафе" включить в число своих сенсационных переживаний и
объектов дискуссий "религиозные" чувства, потребность писателей создавать сочинения
на эти интересные темы и еще значительно более действенная потребность находчивых
издателей в публикации таких книг могут, правда, создать видимость "религиозного
интереса", однако из потребностей такого рода и болтовни на эту тему еще никогда не
возникала новая религия, и та же мода, которая породила этот предмет разговоров
публицистики, сама же и устранит его" (там же, с. 181).
^ См.: Эпштейн М. Новое сектантство. Типы религиозных умонастроений в России (7080-х гг.). - М" "Лабиринт", 1994. ^ См.: Фромм Э. Дианетика: искателям сфабрикованного
счастья//"Че-ловек". 1996, № 2.
134_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
щения грехов, наставлений грешникам), который, как писал Вебер, "...повсюду стремился
монополизировать спасение, даруемое религией, ...придать ему посредством ритуала
форму "сакраментальной благодати" или благодати, даруемой учреждением, а не
достигаемой каждым в отдельности"'. Место умерщвления плоти, аскезы, созерцания,
молитвы служат здесь практическим целям, включающим в себя поддержание как морали
паствы, так и некоторых социальных институтов, тогда как ссылавшиеся на мистический
опыт индивиды и группы часто оказывались врагами не только церковных, но и земных
властей.
Вернемся к психоанализу и к тому стилю мышления, который возник в результате
слияния в практике психотерапии научного мышления XIX века и "опыта" собственной
души, проецируемого затем на пациентов. То, что в практике психоанализа реализуется
присущее современной науке знание-господство хорошо видели современники Фрейда.
К.Манхейм (жена которого принадлежала к психоаналитическому "цеху") писал о
психоанализе как реализации "воли к планированию"; "В своей последней инстанции оставляя в стороне вопрос, может ли это удаться или нет, -психоана- лиз стремится
преобразовать человека... Воля к преобразованию и планированию находит свое
выражение в решимости регулировать даже то в душевной жизни индивида, что до сих
пор больше всего скрывалось и действовало как сила природы". При этом "...идея
планомерного
формирования
человека
оптимального
типа
посредством
целенаправленного образования его общественной деятельности" является, по мнению
Манхейма, орудием Просвещения - с помощью психоанализа "...совершается переход к
устранению аппаратов торможения, которые существуют как ненужные остатки
предшествующих обществ"^ Действительно, психоанализ представляет собой род
"психотехники", приспосабливающей индивида к данной социальной среде, позволяющий
ему успешно функционировать и наслаждаться жизнью. Более того, если взять, к примеру,
фрейдовский ортодоксальный психоанализ, то можно говорить о том, что прошедший его
человек, скорее всего, оставит доставшиеся ему от традиции верования и табу.
Однако средства, которыми пользуется для данной цели психоанализ, отличаются от того,
что обычно подразумевается под Про-1 Вебер М., Избранное. Образ общества. - М.,
"Юрист-ь", 1994, с. 57. ^Манхейм К. Диагноз нашего времени. - М., "Юристь", 1994, с.
385- 386.
Предшественники__________________________________________________135
свещением. Он работает не с помощью рационального убеждения, и, пока речь идет о
невротиках, вполне обоснованно указывает на то, что такого сорта "техника" (вроде
применявшегося Куэ метода убеждения) чаще всего не способна исцелять. Просвещение
учило критическому мышлению, ставило под сомнение все авторитеты. Психоанализ
более чем критичен к традиционным авторитетам, но на смену им приходит авторитет
Фрейда и того аналитика, которому доверился анализируемый. Конечно, психоаналитики
весьма йри-тичны по отношению ко всякого рода "целителям". Но тут мы имеем дело с
конкуренцией на рынке услуг: нет никаких доказательств того, что "гештальт-терапия"
или "нейролингвистическое программирование" менее эффективны или научны, чем
психоанализ.
К мистическому опыту относят две группы феноменов. Одни из них вызываются
определенными упражнениями, своего рода "техникой", другие приходят независимо от
сознания и воли, "врываются" в сознание. Психологи отмечают в связи с первой группой
роль аскезы (поста и т.д.), отвлечения от чувственного восприятия внешнего мира,
медитации (концентрации внимания, дыхательной техники, произнесения мантр), равно
как и роль наставника, гуру. При этом "хорош тот наставник, который делает ударение на
практике; плох тот наставник, который излагает теории"'. Психоаналитика можно
сравнить с такого рода наставником, поскольку он использует в своих целях многое из
того, что ранее содержалось в различных традициях и духовных руководствах.
Психоанализ требует от пациентов определенной аскезы, конечно, не сопоставимой с
практикой монахов, но все же ощутимой для пациентов. Например, Фрейд налагал
полный запрет на употребление спиртных напитков во время анализа (а он длился
несколько лет); многие его последователи шли дальше и требовали полного сексуального
воздержания.
Отрешенность от внешнего мира во время молитвы или медитации также в ослабленной
форме заявляет о себе в психоанализе. На кушетке у психоаналитика пациент закрывает
глаза, сосредоточивается на 'своих воспоминаниях и ассоциациях. Многие руководства по
духовным упражнениям (например, Игнатия Лойолы) советуют, что именно нужно
вызывать в своем воображении, какого рода сцены. Как пишет Джеймс, в результате
подобной дисциплины появляется состояние почти галлюцинаторного моноидеизма,
' Staal F. Exploring Mysticism. - Harmondsworth, 1975, p. 145.
136_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
во время которого, например, фигура Христа может заполнить собой всю душу. Другие
наставники не направляют воображение прямо, но рекомендуют установку отрешенности
от собственных усилий, позволяя проявиться тому, что содержится в душе - но под
контролем наставника, способствующего появлению тех образов, которые отвечают
целям духовного обращения. В психоанализе применяется, по существу, та же самая
техника, только религиозная символика замещается воспоминаниями собственного
детства (у юнгианцев и других высоко оценивающих мистический опыт психотерапевтов
используется символика различных мифологий и религий). Абсолютной авторитетностью
для мистиков являются состояния просветленности, экстаза, испытания "второго
рождения". Опыт таких состояний не подлежит сомнению. "Подобно тому, как наши
чувства являются для нас совершенно достаточной гарантией реальности чувственных
фактов, так и мистические состояния, доставляя непосредственное ощущение реальности
тем, кто пережил их, являются доказательством существования вещей, постигнутых
мистичеким опытом"'. На языке психологии такой опыт называется "инсайтом". Джеймс
пишет о многообразии такого опыта, о том, что в религиях сложились школы,
культивировавшие опыт определенного типа. Не все переживания такого рода вообще
входят в религиозный мистицизм, поскольку не все они соответствуют целям религии.
Примером может служить опыт раннего детства, общения с родителями, который имеет
огромное субъективное значение для каждого человека. Возможны иные, внерелигиозные
способы культивации того же самого опыта, и психоанализ дает нам пример подобной
техники. Общим, однако, остается то, что такой опыт самоочевиден, оставляет чувство
полной достоверности, как бы к нему не относились окружающие.
Таким образом, психоанализ можно сравнивать с мистическими традициями прошлого и
настоящего. Разумеется, отождествление их возможно лишь в редких случаях, когда
психотерапевты прямо заимствуют восточные или христианские "техники", а заодно
превращают лечение в "обращение". Но и ортодоксальный психоанализ содержит в себе
ослабленные, "либерализированные" процедуры, чтобы "расширить сознание" пациента.
К непосредственным предшественникам Фрейда относятся, конечно, не мистики всех
религий, не католические исповедники и
' Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. - М" "Наука", 1993, с. 330.
Предшественники__________________________________________________./37,
экзорцисты', а возникшие в протестантских странах, прежде всего в США, "религии
душевного здоровья". На конец XIX века в Америке "доктрина духовного врачевания"
захватила сотни тысяч людей (наиболее популярной и радикальной была доктрина
"Христианской науки"). Я воспользуюсь описанием этого движения, которое дал его
свидетель, У. Джеймс: "Как и всякое религиозное переживание, она зиждется на
следующем молчаливом утверждении: человеческая природа двойственна, человек живет
своей мыслью в двух областях - поверхностной и более глубокой - и его жизнь протекает
с большим или меньшим уклоном в ту или другую сторону. Поверхностная и низшая
область - это область плотских ощущений, инстинктов и желаний, эгоизма, сомнений и
мелочных личных интересов. Но в то время, как христианское богословие считало
основным пороком человеческой природы дерзновение, Духовное врачевание видит
проявление ее животного начала в страхе, что придает этому учению совершенно новую
религиозную окрас-ку"^ Наше малое, обособленное "я" должно успокоиться, чтобы
слиться с высшим "Я", Бесконечной Жизнью, Первоосновой Мира. Для этого нужно
отказаться от всяких волевых усилий и позволить своему сознанию расшириться до
"космического сознания". Для психологии эта доктрина интересна тем, что "духовная
сторона человека для философии духовного врачевания только отчасти сознательна, в
главном же она подсознательна"^ Джеймс замечает, что существовали не только
теистическая или пантеистическая, но также и "медико-материалистическая" трактовка
доктрины. Тогда речь шла о высвобождении более простых процессов, чтобы они могли
действовать автоматически; необходимо ослабить контроль
' Известно, что экзорцизм практиковали в Европе почти исключительно католические
священники. Причина этого не в том, что протестанты вообще не признавали
"одержимости". Они полагались на одну лишь веру, были лишены поддержки традиции и
содержащегося в ней богатого психологического опыта. Э. Тэйлор в "Первобытной
культуре" (1871) зафиксировал положение на середину XIX века. когда экзорцизм еще
довольно широко практиковался. В Шотландии крестьяне считали, что "католический
священник может изгонять бесов и излечивать сумасшествие, а пре-свитерианское
духовенство не имеет такой силы", в Германии "протестанты обращаются к католическим
священникам за помощью против колдовства, для изгнания бесов, освящения трав..."
Тэйлор Э. Первобытная, культура. - М., Политиздат. 1989, с. 94.
^ Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. - М., "Наука", 1993, с. 82-83. ^ Там же, с.
84.
1^8______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
созн^Ьн^ который только препятствует развитию внутренней жизни, пытаясь-ею
руководить. Успех этого движения, помимо всего прочего, объясняется тем, что
"духовное врачевание широко использовало подсозкательную жизнь человека, что
является совершенно новым в протестантских странах. К рассудочным советам и
догматическим положениям основатели этого учения присоединили требование
систематического упражнения человека в пассивных безвольных переживаниях, в
сосредоточенных настроениях и в размышлениях; для этой цели они вводили даже
практику гипноза"'.
Психоанализ также был не просто теорией, но "движением", ставящим перед собой цели
реформировать западную цивилизацию и "просветить" человека. Различия между двумя
движениями, как и между соответствующими доктринами, несмотря на все сходства,
значительны. Это объясняется тем, что в генезисе психоанализа основную роль сыграли
наука и философия, поставившие под сомнение религиозный опыт самоочевидного
переживания, которому был противопоставлен контролируемый рефлексией опыт
познания.
В эпоху Возрождения философы не раз возвращались к темам стоиков, эпикурейцев и
неоплатоников, но они уже не выполняли той роли "терапевта", которую играли античные
философы. Вместе с тем, многих из них вполне можно было бы записать в предтечи
психоанализа. Философия Возрождения антропоцентрична, и тема страстей в их
соотношении с разумом звучала почти у каждого из мыслителей этой эпохи. Я возьму в
качестве примера двух из них, Монтеня и Парацельса. Они являются антиподами и по
своим взглядам, и по стилю жизни. Объединяет их разве что неприязнь к медицине своего
времени. Парацельс считал, что собаки и кошки мудрее врачей, поскольку знают, какими
травами пользоваться, тогда как врачи верят не опыту, но тому, что написано
авторитетами. Монтень писал, что "...искусства, сулящие нам телесное и душевное
здоровье, обещают много, но именно они реже всего исполняют свои обещания"; врачам
следовало бы испытать те болезни, которые они намерены лечить, иначе они
"...уподобляются тому человеку, который рисует моря, корабли, гавани, сидя за своим
столом и в полной безопасности водя перед собою взад и вперед игрушечный кораблик. А
когда им приходится взяться за
Там же, с. 95.
Предшественники__________________________________________________739^
настоящее дело, они ничего не могут и не знают. Они описывают наши болезни, как
городской глашатай, выкрикивающий приметы сбежавшей лошади или собаки: такой-то
масти шерсть, такой-то рост, такие-то уши, - но покажите им настоящего больного, и они
не распознают болезни"'. Самыми тяжкими и самыми частыми болезнями он считал те,
которыми мы обязаны нашему воображению, а оно связано с влечениями.
Монтень не дает систематического описания влечений и страстей, но он пишет о силе
сексуального влечения. Завершив благочестивые рассуждения об умеренности в половых
связях, он тут же заявляет: "Но, говоря по совести, до чего же несчастное животное человек! Самой природой он устроен так, что ему доступно лишь одно только полное и
цельное наслаждение, и однако же он сам старается урезать его своими нелепыми
умствованиями... Мудрость человеческая поступает весьма глупо, пытаясь ограничить
количество и сладость предоставленных нам удовольствий, - совсем так же, как и тогда,
когда она усердно и благосклонно пускает в ход свои ухищрения, дабы пригладить и
приукрасить страдания и уменьшить нашу чувствительность к ним"^ Можно сказать, что
здесь уже содержатся два центральных тезиса Фрейда: лишь сексуальное наслаждение
является "полным и цельным", а мудрость не преуспела в "урезании" нашей природы
своими "умствованиями". К этому Монтень добавляет, что "...наши врачеватели, и
телесные, и духовные, словно сговорившись между собой, не находят ни другого пути к
исцелению, ни других лекарств против болезней души и тела, кроме мучений, боли и
наказаний. Если бы я был главой какой-нибудь секты, я избрал бы другой, более
естественный путь, который и впрямь является более удобным и более праведным; и я,
быть может, сумел бы увлечь людей на него"\ Для борьбы с влечениями придуманы
"бдения, посты, власяницы" и т. п" но они не дают ничего, кроме бесполезных страданий,
подавляя страсти, откуда и проистекают болезни. Можно сказать, что Фрейд встал во
главе той "секты", о которой мечтал Монтень, проповедуя ослабление подавления
влечений и предоставление им большей свободы.
Так же, как и Монтень, Парацельс считал причиной множества болезней воображение. Он
отличал воображение от фантазии (части нашего сознания, игры мысли), поскольку
воображение дей-' Монтен ь М. Опыты, - М., "Наука", 1979. т. II. с. 277.
2 Там же, т. 1, с. 186.
3 Там же. с. 186.
140_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
ствует помимо нашего сознания, выступает как сила, запечетлева-ющая стремления души
в теле. Воображение есть модус воли, стремления, которое воздействует на плоть. "Образ,
производимый воображением, выражает стремление, мощное напряжение воли; образ
рождается в нас, в нашей душе органически; он - это мы сами, а мы сами-это то, что мы в
нем выражаем. Образ есть плоть нашей мысли, нашего желания. В образе они находят
свое воплощение"'. Единожды сформировавшись, эти образы - "малые центры действия" в дальнейшем определяют жизнь человека, в том числе физическое и душевное здоровье.
Парацельс считает, что воображение способно вызывать психическое заражение, равно
как многие заболевания. Запечатленные образы суть "сигнатуры", они являются центрами
силы, уже независимыми от породившей их души.
Сходные положения можно найти у многих натурфилософов Возрождения. В основе
лежит представление о душе, как о части единой великой жизненной силы, "матери
вселенной". Этим обосновывается вера в "естественную магию" у Помпонацци, Телезио,
Бруно и других, Кампанелла так определял эту магию: "Естественная магия есть
практическое искусство, использующее активные и пассивные силы вещей для
достижения удивительных и необычных результатов, причины и способы осуществления
которых неведомы толпе"^ Поскольку космическая взаимосвязь часто понималась как
любовь, то сила или воля, скрепляющая мир в единство, могла определяться мыслителями
той эпохи как влечение. Бёме писал о воле, что "...она вожделеет единства ради ощущения
любовного стремления... Эта выделенная воля сводится к влечению, и влечение
притягивает подобно магниту"^. Поскольку
' Койре А. Мистики, спиритуалисты, алхимики Германии XVI века. - Долгопрудный,
"Аллегро-Пресс". 1994. с. 56. ^ Цит. по: Гор функель А. X. Гуманизм и натурфилософия
итальянского Возрождения. - М.. "Мысль", 1977. с. 293. ^ Цит. по Фейербах Л. История
философии. - М., "Мысль". 1974. т, 1. с. 195. Разумеется, под любовью и влечением Бёме
никак не подразумевает полового влечения в буквальном смысле ("ощущение единства
называется любовью, как горение или жизнь в единстве Бога"). Мы можем прочитать у
Бёме. что один из управляющих космосом духов есть "радостная встреча и ликование,
радостное приветствие и великая любовь, весьма радостное и блаженное лобзание и
сладостное вкушение", (Бёме Я. Аврора или утренняя заря в восхождении. - М..
Политиздат. 1990. с. 103). Но речь у него идет не о "похоти", которая возбуждается
"смрадным диаволом", именуемым также "смрадным козлом".
Предшественники_________________________________________________141
человек является микрокосмом, то и для Парацельса, и для Бёме, он есть книга, в которой
заключены все тайны; в душе пребывает "скрытый человек", а сама душа есть некое
тонкое тело. Алхимическая теология является одновременно эзотерической психологией.
Она оказала немалое влияние на учение К. Г. Юнга, который посвятил несколько томов
разбору сочинений алхимиков, но параллели между учением Парацельса о воображении и
фрейдов-ским бессознательным вполне допустимы. Невротические симптомы у Фрейда
представляют собой нечто подобное "сигнатурам" алхимиков - природу симптома мы
понимаем по тому аффекту, который является его причиной; более того, симптом
воспроизводит "сцену" или даже мысль, которая была вытеснена пациентом.
Говоря об эпохе Возрождения, нельзя ограничиваться писаниями ученых мужей. В
"Макбете" мы находим превосходное описание психического заболевания леди Макбет,
возникшего после ее злодеяний'. На вопрос Макбета, в чем причина болезни, врач
отвечает:
Государь,
Она не так больна, как вихрь видений Расстраивает мир ее души.
На это Макбет отвечает советом, довольно точно описывающим роль психоаналитика:
Избавь ее от этого. Придумай Как удалить из памяти следы Гнездящейся печали, чтоб в
сознанье Стереть воспоминаний письмена И средствами, дающими забвенье, Освободить
истерзанную грудь От засоряющих ее придатков. {Перевод Б. Пастернака)
Правда, врач в пьесе не считает это возможным ("священник больше нужен ей, чем
доктор") - в те времена еще не изобрели
* Я напомню симптомы этой болезни, воспользовавшись стихотворением Ходасевича:
Леди долго руки мыла, Леди крепко руки терла. Эта леди не забыла Окровавленного
горла.
142______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
теорий для того, чтобы объявлять муки совести химерой, а священника заменять
психотерапевтом.
Художественная литература Возрождения и Нового времени дает нам картину
человеческих страстей. Я воздержусь от разбора произведений тех авторов, которых читал
и ценил Фрейд (от Сервантеса и Шекспира до Достоевского). Правда, при чтении работ
самого Фрейда о художественных произведениях великих писателей прошлого, возникает
впечатление, что влияние на него оказал один лишь Золя.
В Новое время философия ставила перед собой прежде всего теоретико-познавательные
задачи и уже не выступала как средство "терапии". Конечно, иные этические учения
ставили перед собой задачу освобождения человека от "бремени страстей человеческих"
(название известного романа С. Моэма "On Human Bondage" заимствовано из "Этики"
Спинозы), но эти страсти, начиная с Декарта, рассматриваются под углом зрения
физиологии. Обычно, говоря о предшественниках психоанализа XVII века, вспоминают о
Лейбнице, фактически подходившем к понятию бессознательного (сублиминального
восприятия) и о Спинозе. Я обратил бы внимание на теорию влечений Гоббса, у которого
мы находим сведение всех влечений к любви и ненависти'. Из небольшого числа
"желаний" и "отвращений" Гоббс выводит путем сложения и вычитания всю гамму
человеческих страстей, причем делятся страсти на приносящие удовольствие или
вызывающие страдание. Удовольствие есть то, что подкрепляет органическое стремление.
Влечения движут человеком: "Всякое твердое направление движений ума и их живость
проистекают из желания"^. Поведение и мышление человека детерминированы
влечениями, человеческий организм работает по "принципу удовольствия". От страстей
проистекают
^ "Когда люди чего-либо желают, они говорят, что они это любят, а когда к чему-либо
питают отвращение, они говорят, что они это ненавидят. Желание и любовь, таким
образом, обозначают одно и то же с той разве разницей, что желание указывает всегда на
отсутствие объекта, а слово любовь - большей частью на присутствие его. Точно так же
слово отвращение указывает на отсутствие, а ненависть - на наличие объекта" Гоббс Т.
Избранные произведения. - М., "Мысль", 1964, т. II, с. 84-85. ^ Там же, с. 105. Желание у
Гоббса тождественно влечению. Если переводчик "Левиафана" использует слово
"желания", то соответствующий раздел трактата "О человеке" переведен так: "О влечении
и отвращении, о приятном и неприятном и их причинах". "Аффекты, или волнения души"
определяются здесь Гоббсом как "влечения или отвращения". См.: Гоббс Т. Там же. т. 1, с.
247-248.
Предшественники__________________________________________________143
психические расстройства во всем их разнообразии: "Сумасшествий бывает столько же
видов, сколько и страстей"'. Гоббса можно считать предтечей как Ницше, так и
индивидуальной психологии А.Ад-лера, поскольку главным влечением он называет
стремление к власти. Представляет интерес и то, что, отрицая существование бесов, он
объяснял соответствующие места из Евангелий ("изгнание бесов") как практику "лечения
словом".
Философы Нового времени не доверяют ссылкам на "внутренний опыт" видений и
откровений. Рационалистическую критику "энтузиазма" и экстаза мы обнаруживаем
почти у всех великих мыслителей XVII-XVII веков. Гоббс прямо относил такой "опыт" к
"царству тьмы", то есть невежеству и шарлатанству, а Лейбниц писал об экстазе как об
"известной снисходительности к своим собственным фантазиям"^. Философия "века
разума" считала опытными данными только те впечатления и идеи, которые проходили
сквозь сито критичного и методичного мышления. Ту же тенденцию мы обнаруживаем у
великих медиков XVII века - У. Гарвея, Т. Сидёнхема, которые поставили на место
спекулятивных гипотез прежней медицины клинический опыт. Они дали, помимо своего
огромного вклада в другие разделы медицины, описание ряда психических нарушений,
например, истерии, которые связывались ими с физиологическими процессами.
Еще одна фигура - администратора, королевского чиновника - вошла в число
предшественников психоанализа после выхода книги М. Фуко "История безумия", в
которой описывается этап административного заключения всего "неразумного" в Hopitales
generates, каковые были вовсе не медицинскими учреждениями, но работными домами для
бродяг и нищих, проституток и политических преступников. Вместе с ними за решеткой
оказались те, кого мы сегодня называем психически больными людьми. Именно
' Там же, т. II, с. 105.
" Лейбниц Г. В. Сочинения в 4-х тт. - М., "Мысль", 1983, т. 2, с. 519. Далее он пояснял это
следующим образом: "Во все века встречались люди, у которых меланхолия и набожность
в соединении с самомнением порождали убеждение в более тесном общении их с Богом,
чем это доступно другим людям... Фанатики сравнивают свои переживания со зрением и
ощущением. Они видят божественный свет. как мы видим в полдень солнечный свет, и не
нуждаются для этого в сумерках разума. Они уверены, потому что уверены, и их
убеждение верно, потому что оно твердо... Но откуда могут они знать, что именно Бог
открывает его им и что это не блуждающий огонек, вращающий их в порочном кругу: это
откровение, ибо я твердо верю в это, и я верю в это, ибо это откровение?". Там же, с. 520.
144______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
такая "объективация" безумия была первым шагом на пути к психиатрии. К концу XVIII
века все прочие постепенно перестали быть объектом административного произвола, и за
решеткой остались только "безумные". Они превратились в предмет позитивистской
науки, психиатрии (которая описывается Фуко как орудие насилия), той "воли к знанию",
которая является составной частью "воли к власти". Психоаналитики для Фуко
представляют собой наследников и администраторов Hopital general, и психиатров
прошлого века, которым была дана вся полнота власти над телами и душами "больных".
Хотя психоанализ способствовал некоторой гуманизации медицины, по мнению Фуко, он
несет на себе следы прежнего господства. В другой работе, "Рождение клиники", Фуко
отмечает, что все современное понимание человеческой природы гГропитано
позитивистски-врачебным видением, которое сделалось истинной философской
антропологией XX века; влияние Фрейда на европейскую культуру связано не с тем, что
он был крупным философом, но с тем, что его способ рассмотрения соответствует общему
образцу, что "в этой культуре медицинская мысль с полным правом претендует на статус
философии человека"'.
Даже если взгляд Фуко и других "антипсихиатров" на психоанализ и психиатрию в целом
является односторонним, любая медицинская практика определяется существующими
отношениями власти и, в свою очередь, их в той или иной степени формирует.
"Психическая болезнь" далеко не во всех культурах рассматривается так же, как в научнотехнической цивилизации XX века, не говоря уже о конкретных диагнозах и способах
лечения. Но дело не только в определении того, кто является нормальным, а кто
"безумным", (кто "психотиком" и кто "невротиком"), а в социальных последствиях такого
определения. Недавний опыт определений, вроде "вялотекущей шизофрении,
отягощенной бредом реформатор-ства", не означает того, что нужно, вслед за
"антипсихиатрами" объявлять чуть ли не всех психически больных "политическими
заключенными". Тем не менее, психоанализ можно рассматривать
' Foucault М. Naissance de la clinique. Line archeologie du regard medical. PLJF. - Paris. 1963,
p. 202. В мои задачи, естественно, не входит изложение сложной и спорной концепции
Фуко. Поскольку его "История безумия" на русский язык пока что не переведена, то я
отсылаю к упоминавшейся выше книге А. Лоренцера "Археология психоанализа". Правда,
в ней практически опущена критическая аргументация Фуко относительно психоанализа.
Не менее критично Фуко оценивал психоанализ и в "Воле к знанию" - первом томе своей
"Истории сексуальности".
Предшественники_________________________________________________145
как один из институтов современного общества, который включен в отношения
господства-подчинения.
Предшественников Фрейда легче всего найти среди ученых мужей XIX века - физиологов,
психологов, психиатров и философов, затрагивающих в своих работах каким-либо
образом тему бессознательного. Ученик Шеллинга Карус различал "абсолютное
бессознательное" и "относительное бессознательное" - во второе входили психические
содержания, которые когда-то осознавались, но позже сделались бессознательными. Более
того, Карус видел важнейшее средство исцеления в "расшифровке мистерий
бессознательной жиз-ни"'. Идеи Каруса и других натурфилософов-шеллингианцев
использовал Э. фон Гартман, который различал абсолютное, физиологическое и
психологическое бессознательное (последнее в значительной мере совпадает с
фрейдовским вытесненным бессознательным). Гете отмечал, что "человек не может
подолгу оставаться в сознательности; он должен иногда убегать в бессознательное, ибо
там живы его корни"^ Перечисление работ немецких романтиков, которые писали о
неосознаваемых глубинах души, заняло бы целую страницу, а следовавшего за ними в
натурфилософии князя В. Ф. Одоевского, наверное, можно считать первым русским
мыслителем, обратившим внимание на бессознательное психическое. Хотя Фрейд отрицал
какое бы то ни было воздействие на него работ таких философов, как Шопенгауэр и
Ницше (и даже говорил о том, что он отказался читать Ницше, чтобы не попасть под
влияние последнего), он не мог не знать о содержании их трудов, поскольку идеи
"носились в воздухе", и в газетных статьях по литературе, искусству, в рецензиях на книги
и т. п. "второисточниках" он неизбежно с ними сталкивался^. Фрейд учился по учебнику
психологии И. Гербарта, в котором говорится о бессознательном, об энергетическом
пороге сознания и даже о вытеснении. Он следовал за Г. Т. Фехне-ром в понимании
психики как гомеостатической системы и был знаком с его экспериментами,
устанавливающими соотношение интенсивности физических стимулов и ощущений.
' Цит. по: Brauchle A. Von der Macht des Unbewussten. - Reclam, Stuttgart, 1975. S. 87.
^ Цит. по: Mann Th. Qber deutsche Literatur. - Leipzig, 1975, S. 110. ^ Подробно о различных
философских концепциях, которые оказали прямое или косвенное влияние на Фрейда,
говорится в работе Лейбина В. М. Фрейд. психоанализ и современная западная
философия. - М.. По-литиздат, 1990.
146______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Однако Фрейд не лукавил, говоря, что философия Шопенгауэра, Ницше или Гартмана не
оказала на него влияния. Он был воспитан в лаборатории Э. Брюкке, который еще в конце
40-х годов XIX века вместе с Гельмгольцем и Дюбуа-Реймоном выдвинул программу
"перевода" всех медицинских наук с языка натурфилософии на язык физики и
физиологии. Фрейд принадлежал к первому поколению естествоиспытателей, принявших
как окончательно установленную истину теорию эволюции Дарвина. В разных его
работах мы находим ссылки то на Геккеля, то на Конта с его тремя стадиями развития.
Его взгляды на природу и общество сформированы XIX столетием - веком паровой
машины, механистического естествознания, материализма и позитивизма. Психоаналитик
является наследником ученого и врача прошлого столетия. Он смотрит не только на своих
больных, но и на все другие области как врач-клиницист, как естествоиспытатель. Не
восторженное прославление неких таинственных глубинных сил души, которое было
свойственно романтикам, а сухой и доскональный анализ прошедшего научную школу
медика характерны для психоаналитического подхода.
Как непосредственных предшественников Фрейда можно упомянуть Т. Флурнуа, О.
Фореля, М. Принса, Э. Клапареда. П. И. Мебиус писал о психологической природе
истерических симптомов; физиолог Э. Геринг выдвинул учение о памяти, на которое
Фрейд явно опирался. Он был многим обязан и тем физиологам (Дж. X. Джек-сону, Ч. С.
Шеррингтону и др.), которые установили, что нижние уровни головного мозга и спинной
мозг относятся к раннему периоду эволюции и отвечают за простые стереотипные
реакции, тогда как наиболее поздние, с точки зрения эволюции, доли головного мозга
отвечают за наиболее сложные действия и абстрактное мышление. Высшие центры
контролируют деятельность низших, но они и более уязвимы, а потому, когда происходят
нарушения высших структур, активизируются низшие с их более древними и
примитивными моделями поведения. В качестве самого простого примера можно взять
алкогольное опьянение, ведущее к утрате контроля высших центров над низшими, И. П.
Павлов прославился не только своей работой по выработке условных рефлексов у собак,
но также исследованиями торможения высших процессов низшими. Отказавшись от
редукции психических процессов к физиологическим, Фрейд, тем не менее, перенес эту
модель соотношения "высшего" и "низшего" на душевные процессы.
Предшественники__________________________________________________147
Переиздание выходивших до революции книг полезно хотя бы потому, что мы обращаем
внимание на работы, которые иначе вряд ли привлекли бы к себе внимание, но которые
были популярны сотню лет назад. Чрезвычайно любопытна упоминавшаяся выше книга
"Область таинственного", составленная в 1900 году священником Г.Дьяченко', где самому
составителю принадлежат, в основном, комментарии к выпискам из множества книг
второй половины XIX века о гипнотизме, сомнамбулизме, галлюцинациях, телепатии и т.
п. Обширная глава называется "Способности души к бессознательной разумной
деятельности" и содержит в себе множество примеров из работ психологов и психиатров,
которые часто звучат так, словно писал это Фрейд. Но возьмем труд не священника,
желавшего в духе православия осмыслить открытия психологии, а лекции, прочитанные в
1901-1902 годах одним из крупнейших психологов прошлого века У.Джеймсом
(Джемсом), которые были затем изданы под заглавием "Многообразие религиозного
опыта". В них он ссылается на "Исследования истерии" Брейера и Фрейда (1895), но
полагает, что подлинную революцию в психологии совершили работы Жане, Майерса и
Бинэ, которые открыли бессознательное (подсознательное) в 1886 году! Джеймс так
формулирует общепризнанные среди психологов идеи: "Сознание не ограничивается
обыкновенным "полем", с его "центром" и "окраинами", но охватывает еще целый ряд
воспоминаний, мыслей, ощущений, которые находятся совершенно за пределами
основного сознания и тем не менее должны быть признаны своеобразными фактами
сознания, обнаруживающими свое существование несомненными признаками...
Важнейшим следствием сильного развития окраинной жизни сознания является то, что
обычные поля сознания человека подвергаются тогда вторжениям этой жизни; человек не
знает источника этих вторжений, и потому они представляются ему в форме
необъяснимых импульсов к определенным поступкам, в форме навязчивых идей или
зрительных и слуховых галлюцина-ций"^ Джеймс давал своим слушателям общее
представление о
' Дьяченко Г. Область таинственного. - М,, "Планета". 1992. ^ Джеймс У. Многообразие
религиозного опыта. - М., "Наука". 1993. с. 183-184. Джеймс обращает внимание и на
истерические симптомы: "Измените или уничтожьте внушением эти подсознательные
воспоминания, - и истерические симптомы исчезнут" (там же, с. 185). Здесь он ссылается
на работу Брейера и Фрейда, но не только на нее, но также на работы по этому поводу
Бинэ, Принса и, прежде всего, Жане.
148
ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
развитии психологии бессознательного на то время, когда психоанализа еще не
существовало, а единственная работа Фрейда терялась среди множества работ других
психологов.
Наконец, последнее звено на пути от шамана к психоаналитику составляют те из
психиатров, которые до Фрейда обратились к психотерапевтической практике. У всех них
имелся довольно сомнительный родственник, ярмарочный гипнотизер. Мы до сих пор
иногда сталкиваемся в отдаленных домах отдыха с "сеансами гипноза", которые не имеют
ни малейшего отношения к врачебной практике. Иной раз и врачи начинают
злоупотреблять гипнозом ради славы и денег, становясь даже "звездами экрана". Начало и
врачебной практике, и ярмарочным "опытам" положил Ф. А. Месмер. В 1784 году
комиссии двух Академий по поручению французского короля занимались изучением
лечебной практики и теорий Месмера. Комиссии установили, что улучшения состояния
больных от так называемых "кризов" случаются, но это связано с "воображением", а не
действием некоего космического "флюида", обусловливающего "животный магнетизм".
На этом закончилась деятельность первого "магнетизера", но не его последователей.
"Магнетизм" вошел в моду, им занимались французские аристократы, исцеляя то своих
крестьян, то солдат в полку (в историю гипноза вошли прежде всего братья - маркизы
Пюисегюр); в некоторых немецких университетах даже открылись кафедры "животного
магнетизма". Особенности гипнотического "сна" дали повод для нового названия
магнетизма - англичанин Брэйд предложил слово "гипноз" (от греческого hypnos).
Сомнамбулизм, забвение того, что происходило во время сеанса, включая и внушенные
гипнотизером мысли, особое отношение между врачом и пациентом, названное
"раппортом" - все это темы психоанализа'. Гипноз был вытеснен из медицинской практики
вместе с витализмом и натурфилософией в середине XIX века, когда врачебная
деятельность стала все больше опираться на фундамент точных наук. Он возвращается во
врачебную деятельность в 80-е годы благодаря многолетней деятельности Льебо и
научному интересу Бернгейма. К гипнозу прибегал и Шарко, и работавший сначала в
Гавре, а потом в той же клинике "Сальпетриер" П. Жане.
О нем нужно сказать чуть подробнее. Я уже говорил о том, что Фрейд вел непрестанный
спор о приоритете в первую оче-' Я не останавливаюсь на эволюции гипнотерапии в XIX
веке - она подробно рассматривается в упоминавшейся выше книге Л. Шертока и Р. де
Соссюра "Рождение психоаналитика".
Предшественники__________________________________________________149
редь с Жане. И делал он это не самым лучшим образом, поскольку приписывал себе те
открытия, где первенство, безусловно, принадлежало Жане, но редко отмечал те свои
идеи, которые были совершенно оригинальны и резко расходились с воззрениями не
только Жане, но и всех психологов и психиатров XIX века. Фрейд раз за разом повторял
одну фразу Жане, что бессознательное для него - "способ речи" (fa(on de parler), и упрекал
французского ученого за отрицание реальности бессознательного. Но эти упреки явно
несправедливы. Жане получил известность именно благодаря открытию бессознательного
(в его терминологии - "подсознательного"); его статьи, опубликованные с 1886 по 1889
годы Джеймс назвал "революцией в психологии". Фрейд прибегал к сомнительному
аргументу: Брейер раньше лечил Анну О., а потому приоритет все равно не за Жане. Но и
Жане начал лечить в 1882 году, только, в отличие от австрийских коллег, в 1889 году
выпустил книгу "Психологический автоматизм", в которой не только собрал прежние
статьи, но и выдвинул общую теорию, которую развил в начале 90-х годов в книге по
неврозам. Его теория получила международное признание еще в 1892 году, когда он
сделал доклад об истерической амнезии на конгрессе в Лондоне. Словом, если говорить о
первенстве, то оно без всяких сомнений принадлежало Жане. Но сегодня весь мир знает о
Фрейде, и лишь немногие специалисты открывают страницы покрытых пылью томов
Жане. И дело не только в том, что Жане был скромным ученым, не любил руководить и
организовывать, да еще заниматься рекламой собственного учения. Фрейд умел все это
делать, но не одни лишь внешние для самой науки факторы послужили распространению
одних идей и забвению других.
Если взять ранние статьи Жане - они представляют собой описания конкретных случаев, то сходство с аналогичными описаниями Фрейда сразу бросается в глаза. Истерические
симптомы, согласно Жане, имеют своим истоком травматические события в прошлом,
вызвавшие откол части переживаний, превращение их в "фиксированные идеи" (idees
fixes), которые погружаются в "подсознательное", обладают автономией и способны
воздействовать на сознание, вызывая сужение поля сознания и невротические симптомы.
Как писал об idee fixe Жане, "такая идея, подобно вирусу, развивается в недоступном
субъекту углу личности, действует подсознательно и вызывает все нарушения истерии и
психического
150______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
расстройства"'. Хотя Жане постоянно подчеркивал роль психофизической конституции,
истерия для него является психогенным заболеванием.
Еще месмеристы обратили внимание на отношение между гипнотизером и
гипнотизируемым ("раппорт"), на особого рода симпатию, привязанность-нередко
эротически окрашенную-со стороны пациента. Правда, ни Шарко, ни Бернгейм большого
значения "раппорту" не придавали, но вряд ли мы можем говорить о том, что Фрейд
самостоятельно открыл его заново и назвал "переносом". Еще в своих статьях середины
80-х годов Жане обращает внимание на "раппорт"^. В 1896 году на Международном
конгрессе по психологии в Мюнхене Жане сделал доклад, в котором дал подробное
описание "раппорта", указал на его стадии, одна из которых полностью соответствует
тому, что Фрейд назвал "переносом". В 1897 году этот доклад вышел в расширенном виде
как статья, в которой Жане обращает специальное внимание на любовное чувство
пациента (не обязательно эротическое), сопровождающее его чувство зависимости от
врача. Жане советовал психтерапевтам постепенно уменьшать эту зависимость, побуждая
пациента обходиться без врача, играющего роль замещения "родителя".
Задачу терапии он видел не просто в том, чтобы доводить фиксированные идеи до
сознания; по ходу лечения эти "идеи" должны "диссоциироваться", выводиться из
возникшего комплекса ассоциаций, а затем трансформироваться. Поэтому лечение
предстает как постепенное обучение пациентов жить нормальной жизнью. Жане обращал
внимание еще на целый ряд явлений, которые затем окажутся центральными для
психоанализа. И все же исходным пунктом современной психотерапии является
психоанализ Фрейда, а не "психический анализ" Жане, которого мы можем считать
последним психологом уходящего XIX века (хотя он прожил до 1947 года).
' Цит. по: Ellenberger Н. The Discovery of the Unconscious, p. 149. 2 В то самое время, когда
Фрейд проходил стажировку в Сальпетриер в 1886 году, другой французский психолог. А,
Руо. опубликовал статью "Механизм гипнотического внушения", в которой дан детальный
разбор отношений магнетизера и пациента.
ОТКРЫТИЕ
JA концу XIX века психологи и психиатры уже неплохо представляли себе патогенное
воздействие негативных эмоций. Еще в 1867 году крупнейший немецкий психиатр В.
Гризингер писал, что почти все фиксированные идеи являются результатом фрустра-ций.
К концу века накопилось множество наблюдений, говорящих о том, что в психике
имеются "этажи", которые недоступны для сознания - их уже было принято называть
"подсознательным". Так как основным методом воспроизведения и исследования этих
уровней психики был гипноз, то и в теории центральное место занимали состояния
сомнамбулизма, как спонтанного, так и вызванного внушением. На базе этого опыта
строились теории по поводу психического автоматизма, истерических симптомов,
расщепления психики ( "дипсихизм" или "полипсихизм" - наличие в душе двух или ряда
личностей).
Как и было положено в то время, врачи опирались на точные науки, а потому при
объяснении неврозов ссылались прежде всего на слабую конституцию невротиков, на
травматическое воздействие, отщепление части психики в "подсознание", откуда этот
"забытый след" продолжал воздействовать на сознание. Даже в наиболее развитой форме
(в трудах Жане), эта картина психики была механической. Индивид обладает "слабой
психической конституцией" (далее не уточняется, что именно это означает, как объяснять
ею именно это, а не другое нарушение); на него оказывает травматическое влияние какоето событие (почему именно это событие, а не какое-либо другое; почему такие события не
вызывают никаких симптомов у других лиц); фрустрация, сильный негативный аффект
способствует отщеплению части душевной жизни в "подсознательное" (как это
происходит тоже оставалось загадочным).
152________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Эта картина и логична, и в то же время мало что объясняет в большей части
невротических нарушений. Попытки лечения с помощью гипноза то давали блестящие
результаты, то приводили к кратковременному улучшению, то вообще ничего не
приносили, не говоря уже о том, что далеко не все невротики (как и не все люди вообще)
поддавались гипнозу. Главное, никто не мог объяснить, что и как исцеляет гипноз, почему
он дает такие, а не иные результаты в каждом конкретном случае.
Используя привычную в философии науки терминологию, мы можем сказать, что к концу
XIX века имелась сформировавшаяся за столетие (со времен Месмера) "парадигма",
включавшая в себя и ряд общих для практически всех исследователей теоретических
постулатов (подсознательное, сомнамбулизм, травматическое воздействие, сужение поля
сознания и т. д.), и методы исследования (гипноз, наблюдения за случаями глубокой
амнезии, раскола личности, транса и т. п.). Гипноз выступал и как основное средство
лечения. Эту парадигму или "нормальную науку" долгое время принимал и Фрейд. На ней
он вырос, многому научился у лучших ее представителей - Шарко, Бернгейма, Брейера; в
ней ему стало тесно, поскольку она не удовлетворяла ни его любознательности, ни его
потребностей практикующего врача^
Фрейд начинал свою психотерапевтическую деятельность с гипноза. Хотя он пробовал
применять для лечения невротиков различные методы - от электротерапии и воздушных
ванн до метода лечебного питания Митчелла, - все они доказали свою несостоятельность.
Гипноз не только способствовал исчезновению симптомов, он ставил и множество
интересных теоретических вопросов о об устройстве человеческой души. Еще в
студенческие годы Фрейд посетил представление "магнетизера" Хансена и уже тогда
убедился в силе воздействия гипноза. Он знал, что Брейер, который был для него в те
годы непререкаемым авторитетом, не отвергал гипноза и изредка его практиковал, хотя
большинство венских врачей считали гипноз "ярмарочным шарлатанством". Использовал
гипноз и Шарко. Какое-то время Фрейд не решался прибегать к гипнозу при лечении
своих пациентов, но в самом конце 1887 года он пишет Флиссу, что "в последние недели"
он "обратился к гипнозу" и достиг с его помощью определенных результатов. В этом же
письме он сообщает о том, что принялся за перевод книги Бернгейма о внушении. В 1889
году в целях усовершенствования техники гипноза Фрейд проводит несколько недель в
Открытие_________________________________________________________153
Нанси, знакомясь с опытами Льебо и Бернгейма. Даже много лет спустя, в своих лекциях
1915-1916 годов Фрейд будет ссылаться на эти эксперименты, видя в них первые шаги по
направлению к психоанализу.
Правда, гипнотизером Фрейд был посредственным, и даже там, где гипноз приносил
явное улучшение, оно было чаще всего кратковременным. Далеко не все пациенты были
вообще гипнабельны. За неимением лучшего, он продолжал пользоваться гипнозом
вплоть до 1896 года, а его собственная техника "свободных ассоциаций" в первое время
явно включала в себя элементы внушения.
Фрейд приходит к "свободному ассоциированию" под давлением практической нужды.
Сначала он вспомнил о том, что Берн-гейм принуждал своих подопытных вспоминать то,
что происходило во время гипноза: настойчивость врача приводила к припоми-нанию
пациентами давно забытого. Фрейд начал укладывать своих пациентов на кушетку, они
должны были расслабиться, закрыть глаза, сконцентрироваться на воспоминаниях, "что
давало определенное сходство с гипнозом; тогда я и приобрел опыт, благодаря которому
без всякого гипноза появлялись новые и проникающие глубже воспомиинания...
Благодаря опыту работы с такими больными у меня создалось впечатление, что,
действительно, было возможно простой напористостью заставить проявиться безусловно
имеющиеся ряды патогенных представлений"'. Конечно, представление о том, что одной
напористостью можно проникнуть в глубины бессознательного, расходятся со всей
будущей практикой психоанализа. В таком случае пациент все свое прошлое помнит, и
стоит на него (или на любого из нас) хорошенько надавить, как все всплывет в памяти.
"Быстрота и натиск" хороши в военном деле, но не в психотерапии, и пациенты далеко не
всегда вспоминали травмировавшие их сцены^
Возникшие сомнения привели Фрейда к мысли, которая радикально изменила картину:
именно та сила, которая способствовала возникновению невротических симптомов,
препятствует осознанию патогенных представлений. Фрейд открывает сопротивление,
деятельность которого тут же получает название "цензура" -
' Фрейд 3. О психотерапии истерии. // О клиническом психоанализе. Избранные
сочинения. - М., "Медицина", 1991. с. 54. ^ Вернее, чаще всего они "вспоминали" как раз
то. что хотел от них услышать сам Фрейд. Это замечание первым высказал в одном из
писем Флисс - оно хотя бы отчасти верно, если посмотреть на раннюю практику Фрейда.
154_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
подобно тому, как цензор не пропускает в печать газетную статью или книгу,
сопротивление мешает вхождению в поле сознания представлений. Способ действия
цензуры получает название "вытеснение", это общий механизм превращения
осознаваемых представлений в бессознательные. Термин '"подсознательное"' Фрейд
меняет на "бессознательное"'. Истерики "не знают" как раз потому, что они не желают
знать и всячески сопротивляются воспоминанию. "Если я теперь мог считать вероятным,
что представление стало патогенным как раз из-за выталкивания и вытеснения, то цель,
казалось, замкнулась"^, - писал Фрейд. Задача психотерапевта заключается в том, чтобы
преодолеть сопротивление вытесненных представлений, о котором не отдает себе отчета
сам пациент.
В таком случа.е "настойчивость" мало что дает, и Фрейд стал просить пациентов
проговаривать первые попавшиеся мысли, все, что приходит в голову. Поначалу он
сохранял элемент внушения: "Я сообщаю больному, что в следующий момент надавлю на
его лоб, уверяю его, что в пределах времени этого надавливания он увидит воспоминание
в виде картины или ему придет в голову какая-то мысль и обязываю его сообщить мне эту
картину или мысль, что бы это ни было"^. В дальнейшем он отказался от активного
вмешательства терапевта - цепочки ассоциаций все р^вно ведут к искомым
бессознательным представлениям.
Открытие механизма вытеснения и сопротивления^ новый метод выявления
бессознательных представлений и новый способ лечения возникают одновременно. Это
сразу ставит под вопрос и прежнюю технику лечения, и теории, имевшие хождение среди
психологов и психиатров. Фрейд постепенно расширяет круг невроти-' Не так уж важно,
заимствует он его у психолога Липпса (как он сам однажды заметил) или у Э. фон
Гартмана. Стоит вспомнить о том, что в университете он целый год слушал курс лекций
по философии Ф. Брентано, который отрицал существование бессознательного и вел
полемику с Гартманом и другими мыслителями по этому поводу. Прослушанный курс
был посвящен философии Аристотеля, но Брентано мог поднять и эту тему, поскольку
свою концепцию интенциональности сознания он к тому времени уже начал
разрабатывать.
^ Фрейд 3. О психотерапии истерии. // О клиническом психоанализе. Избранные
сочинения. - М., "Медицина". 1991. с. 55. ^ Там же, с. 56.
"* Конечно, и в данном случае трудно говорить о том, что Фрейдом было сказано нечто
совершенно новое. Всем людям хорошо известно, что иногда они "гонят" какие-то
неприятные
мысли,
навязчиво
к
ним
возвращающиеОткрытие____________________________________________________________i55
ческих симптомов, обязанных своим происхождением вытеснению. У его
предшественников, включая Жане, отколовшийся в результате травмы комплекс
представлений не обладает каким-либо собственным содержанием - то, что в
подсознательном оказалась именно эта idee fixe является делом случая. Для Фрейда
бессознательное обладает собственной смысловой структурой, определяемой влечениями.
Вытесняются не какие угодно представления, а те, которые вступают в конфликт с
сознанием пациента.
Письмо Фрейда от 21 сентября 1897 года Флиссу датирует другое нововведение: Фрейд
отказывается от концепции психологической травмы. Ранее он сам много писал о
травматических неврозах, пропагандировал учение Шарко по этому поводу; данная
концепция четко указывала на причину, которая производит определенные следствия. Так
как пациенты Фрейда все чаще уходили в своих воспоминаниях в раннее детство, причем
их воспоминания были сексуально окрашенными и касались близких родственников, то
несколько лет он придерживался гипотезы, согласно которой истерический невроз вызван
совращением в детстве. От этой доктрины он отказывается после того, как приходит к
мысли, что случаи инцеста сравнительно редки и вряд ли у всех невротиков были
развратные родители. По ходу самоанализа он обнаруживает следы детских влечений в
собственных переживаниях и сновидениях. Сохранившиеся у взрослого человека детские
влечения вступают в конфликт с нормами и ценностями, с сознанием, а потому
вытесняются. В таком случае неврозы могут возникать и там, где не-было никакой
внешней травмы. Действительно, почему одни люди не "ломаются", не сходят с ума, не
делаются невротиками в самых жутких обстоятельствах, тогда как для других спусковым
крючком невроза оказывается какая-то мелочь? Предрасположенность
ся. Открытие Фрейда относится прежде всего к области психопатологии, хотя и здесь у
него были предшественники. Я сошлюсь хотя бы на Шопенгауэра, который связывал
безумие с нарушениями памяти, с пробелами в воспоминаниях, заполняемыми фикциями.
Смешение действительности и вымысла связывается Шопенгауэром с влиянием мнимого
прошлого, а возникновение последнего объясняется страданием, от которого бегут в
психическую болезнь. По существу, Шопенгауэр говорит о подавлении и вытеснении
воспоминаний. "Слабой аналогией этого перехода от страдания к безумию является то,
что мы все как бы механически отгоняем от себя громким возгласом или движением
какое-нибудь внезапное мучительное воспоминание, чтобы отвлечься от него и заставить
себя рассеяться" Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. - М., "Московский клуб".
Собр. соч. т. 1, 1992, с. 205.
156_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
к неврозу связана со "слабой конституцией", которая была обретена в детстве, но теперь
эта конституция понимается уже чисто психологически - как происходило развитие
влечений в раннем детстве, на каком этапе произошло отклонение влечения от обычного
пути, как разрешался Эдипов конфликт, который становится краеугольным камнем
психоанализа. Главный тезис Фрейда заключается в том, что причиной невроза являются
не внешние воздействия, оставляющие рубец в памяти - вытеснению подлежат изначально
имевшиеся в нашей психике стремления.
Историки психоанализа обычно ссылаются либо на строго установленные Фрейдом во
время лечения пациентов"факты", либо на его "самоанализ", как на основной источник его
открытия. И то, и другое верно лишь отчасти.
Возьм.ем в качестве примера знаменитый случай "Анны О.", который приводится чуть ли
не в любой книге по психоанализу. Он выглядит как образцовый случай "катарсического
лечения", которое предваряло психоанализ и дало Фрейду главное направление поиска.
Фрейд ссылался на этот случай и в своих лекциях 1909 года, которые он читал в США, и в
"Очерке истории психоанализа"", и в лекциях 1915/16 годов. "Смысл невротических
симптомов, - писал Фрейд, - был открыт сначала И. Брейером благодаря изучению и
успешному излечению одного случая истерии, ставшего с тех пор знаменитым"'. Я не
стану пересказывать то, что было изложено сначала Брейером, а затем Фрейдом и
множеством его комментаторов - не только потому, что он столь часто описывался^ но и
по той причине, что вся эта история оказалась плодом вымысла.
В 1972 году канадский историк Г. Элленбергер написал статью^ в которой впервые
обратил внимание на факты, полностью опровергающие ранее представленные Брейером
в его истории, которая затем с добавлениями Фрейда рассказывалась чуть не в каждой
книге по психоанализу. Элленбергер отыскал историю болезни Бер-ты Паппенхейм (так
звали "Анну О."). С этой историей болезни она
' Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. - М., "Наука", 1988, с. 163. ^ См.. например,
упоминавшиеся выше работы А. Лоренцера, Л. Шертока и Р. де Соссюра. Чрезвычайно
подробное его описание можно найти в биографии Фрейда. написанной Э. Джонсом. ^
CM.: Ellenberger Н. F. The slory of "Anna 0.". A critical review with new data // Journal of the
History of the Behavioral Sciences. 1972, № 8, p.
267-279.
Открытие_________________________________________________________157
отправилась в санаторий Бельвю в Кройцлингене после лечения у Брейера. Дальнейшие
записи были сделаны врачами Бельвю. По ним Элленбергер установил, что ни о каком
"успешном излечении" не было и речи, да и сам факт применения "катарсического
лечения" оказывался под вопросом, поскольку основной проблемой, с которой
столкнулись психиатры в санатории, была сильнейшая наркотическая зависимость Б.
Паппенхейм от морфия. Сохранились у нее и те симптомы, от которых ее, якобы, исцелил
Брейер.
О том, что мы имеем дело с явной фальсификацией в дальнейшем писал X. Т.
Эршенрёдер', указавший на то, что именно Брей-ер пичкал "Анну О." гигантскими
порциями морфия и в результате сделал пациентку морфинисткой. "Истерия" была
изначально ложным диагнозом, а пресловутый катарсический метод не дал никаких
сдвигов - в результате Б. Паппенхейм вынуждена была в течение трех лет
реабилитироваться от последствий лечения, от обретенного морфинизма.
Недавно к этой теме обратился известный датский (живущий в США) историк
психоанализа М. Борк-Якобсен^ который выяснил еще ряд подробностей этого "случая".
Он оценил его как гигантскую мистификацию. До того как Б. Паппенхейм начал лечить
Брей-ер, у нее вообще не было истерических симптомов, выявлены были лишь кашель и
лицевая невралгия, вызванная заболеванием зубов. Кстати, от лицевой невралгии страдала
одна из пациенток Фрейда, который упорно выводил наблюдаемые симптомы из
истерического невроза (случай "Цецилии М." - Анны фон Либен). Сам Брейер говорил о
том, что это была "инкубационная фаза", во время которой шло развитие невроза. Но
Борк-Якобсен установил, что лишь вместе с началом гипноза у пациентки появились
"гипноидальные состояния", соответствующие теории Брейера, а вместе с ними и шлейф
тех истерических симптомов, которые обычно приводятся в этой истории как то, с чем
изначально столкнулся Брейер. Иначе говоря, симптомы были вызваны самим лечением.
Нечто подобное происходило в Сальпетриер, где пациенты Шарко играли свою роль по
правилам, которые устанавливались в этом "театре" терапевтом-гипнотизером. Даже если
Борк-Якобсен ошибается в своем предположении, будто^. Паппенхейм просто при-' CM.:
Erschenroeder Ch.T. Hier iri-te Freud. Zur Kritik der psycho-analytischen Theorie und Praxis. -
MUnchen-Weinheim, 1986. ^ Borsch-Jakobsen М. Souvenirs d'Anna 0. Une mystification centenaire. - Paris, 1995.
158_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
няла эту "игру" и свою роль в "приватном театре" (лишь бы вырваться из несносных
условий мещанской семьи), симптомы у нее возникли в результате гипноза, но никак не
были символическими воспроизведениями ее прошлого.
История была опубликована Брейером в 1895 году, то есть через 13 лет после самого
лечения. Рассказ этот, пишет Борк-Якобсен, "слишком хорош, чтобы быть
правдоподобным". В психиатрическую лечебницу в Кройцлингене Берта Паппенхейм
была помещена по совету и при содействии Брейера, который прекрасно сознавал неудачность всех своих попыток излечить пациентку. В лечебнице сохранилась
медицинская карта, переданная Брейером Роберту Бин-свангеру (отцу Людвига
Бинсвангера). В ней содержатся записи самого Брейера, а потом записи врача из
лечебницы, д-ра Лаупуса. По ним видно, что у больной была сильнейшая лицевая
невралгия, что в 1881 году прошла неудачная операция, что она привыкла к большим
дозам морфия, который ей давал Брейер, а заодно, так как она не могла спать, еще и к
большим дозам хлорала. В "Исследовании истерии" нигде не упоминаются ни невралгия,
ни морфинизм. Никакого излечения не было - все истерические симптомы сохранились.
Они фиксируются и в другой карте - с 1883 по 1887 год Берта Паппенхейм трижды была в
лечебнице Инценсдорф. (Впервые она побывала там в 1881 году.) Брейер отказался ее
лечить после того, как она была в Кройцлингене, а не до того. Он долго сопротивлялся
публикации этого явно неудачного для врача случая лечения - публикации, в которой
описывается happy end. Фрейд знал, какова была реальная ситуация, Брейер не скрывал от
него неудачности "катар-тического" лечения (об этом говорится в письме Фрейда невесте
от 5 августа 1883 года, Марта Бернайс была знакома с Бертой). Тем не менее, Фрейд
настаивал на публикации - этот "случай" был необходим, чтобы подчеркнуть первенство
перед "французами".
Не удивительно, что сама Берта Паппенхейм была противницей психоанализа. Но
выступать публично она не могла, занимаясь активной общественной деятельностью - и о
длившейся годами истерии, и о морфинизме вспоминать не следовало. Но можно себе
представить, каким было ее отношение к медикам, которые пользовались этим молчанием
и беззастенчиво врали о своих "успехах". Скверно то, что даже область общественной
деятельности Берты Паппенхейм Фрейд и его биограф Джонс ухитрялись обязывать с
"сексуальным интересом", который, мол, определял ее невроз. Она спасала малолетних от
проституции, а это - в духе этой теории - выводили из
Открытие____________________________________________________________159
вытесненной сексуальности. Как замечает Борк-Якобсен: "Словно психоаналитики никак
не могли простить Берте Паппенхейм того, что она выздоровела без их участия"'.
Фрейдом было выдумано и бегство Брейера - будто он вместе с женой спешно уехал из
Вены. Ложью в этой истории было и то, что результатом этой поездки был ребенок - Дора
Брейер родилась за три месяца до предполагаемого рассказом отъезда и собственного
зачатия. Не было у Паппенхейм "ложной беременности" - это чистейшая выдумка Фрейда.
В узком кругу психоаналитиков некоторые знали, что лечение было неудачным. Об этом
как-то прямо сказал Юнг, уже порвав с Фрей-дом. Легенда становится истинным мифом
после публикации книги Джонса. Трудно возложить за все это ответственность на Джонса
- не сам он все это выдумывал, но исполнительно повторял за Фрей-дом. В письме С.
Цвейгу от 2 июня 1932 года Фрейд сам рассказывает эту историю в том же духе; так он
преподнес и случай М. Бонапарт в 1927 году (сохранилась сделанная ею запись). Фрейд
ухитрился даже выдумать свой визит к Берте Паппенхейм после "бегства" Брейера, хотя
он только через полгода впервые услышал об этом случае. Выдумано то, что накануне
смерти Брейер признавал правильность теорий Фрейда и будто бы они накануне смерти
встречались. Вымыслом оказываются и сведения относительно угрозы самоубийства
жены Брейера, и относительно вообще какой-либо роли сексуальности в отношениях
Брейера и пациентки. И все это придумывалось для того, чтобы, во-первых, оттенить
неудачность лечения, а во-вторых, объяснить отход Брейера из-за его "трусости" - лечение
не удалось до конца только потому, что Брейер "бежал", да и от психоанализа ушел по той
же неблаговидной причине^. Борк-Якоб-сен прослеживает начальный момент всех этих
инсинуаций. Еще в письмах невесте Фрейд начинает придумывать "роман" между
доктором и пациенткой, но тут еще нет центральных пунктов легенды, нет никакой
"трусости" и "бегства" Брейера.
Но еще важнее для разоблачения легенды то, что лечил Брейер вовсе не в духе
позднейших теорий - лечение еще напоминало магнетические сеансы конца XVIII века, а
сам Брейер в 1882 году никак не осмыслял его в духе теории психической травмы. Фрейд
стал
' Borsch-Jakobsen М. Souvenirs d'Anna О. Line mystification cente-naire.-Paris. 1995, p. 39.
^ В 1909 году Фрейд писал Юнгу - 21.11.1909 - что chimney sweeping есть не что иное., как
символическое замещение коитуса, а Брейер этого не сумел понять.
160_______________П С ИХ О АНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
истолковывать этот случай подобным образом тоже далеко не сразу, но примерно с 1888
года, то есть после стажировки в Сальпетриер и выхода статей Жане. Случай был нужен
исключительно для того, чтобы отстоять приоритет перед Жане - мол, Венская "школа"
раньше и независимо от "французов" совершила все открытия.
Стоить отметить, что Брейер публиковал приукрашенную историю неохотно, он не хотел
превращать в неподражаемый образец явную неудачу. Фрейд был лишен таких
"предрассудков". Мало того, что Фрейд часто путал свои фантазии и действительность, но
и человеческие качества видны здесь не самые лучшие. Даже не касаясь явной лжи
(переходящей в клевету, когда речь идет о Брейере), можем ли мы доверять ученому,
который придумывает и подгоняет все под нужные ему схемы? Значение совершенных
Фрейдом открытий сегодня не отрицают даже многие принципиальные противники
психоанализа. Совсем иной может быть оценка личности Фрейда, его моральных качеств.
Конечно, он не был первым из ученых, кто приложил все усилия для того, чтобы его
учение "затмило" всех предшественников, как будто их вообще не было, кто создал
легенду, причем сделал это сознательно. У него были предшественники в подобном
мифотворчестве, в том числе среди великих. А. Койре так писал о Декарте: "К сожалению,
моральное величие не всегда соответствует интеллектуальному, и в этом отношении
Декарта не сравнить с великими докторами схоластики. Он тщеславен, он ищет личной
известности; когда он любой ценой добивается торжества своей философии, то речь у
него идет не только о торжестве истины как таковой, по прежде всего о победе его учения.
Он пользуется хитростями и дипломатическими увертками подобно иезуитам и делает это
весьма утонченно. Он заботится о своей славе и приуготовляет путь для легенды по
собственному поводу. Он тайком пользуется источниками и их замалчивает. Он отрицает
заимствования, сделанные у других, подчеркивает осуществленные им самим
модификации и значение сомнительных положений. Зачастую вообще возникает
впечатление, что мы имеем дело не с великим философом, а с остроумным адвокатом.
Ему неплохо удалось творение и распространение легенды, пусть не среди
современников, а среди потомков"'. Каждое слово, сказанное о Декарте, относится к
Фрейду. Более того, Фрейд создал не только легенду, но и "движение", так сказать,
материальный носитель самовоспроизво-дящегося мифа. Физику Декарта могли
разумными доводами кри-' Koyre A. Descartes und die Scholastik, Wissenschaftliche
Buchgesell-schaft. - Darmstadt, 1971. S. 158.
Открытие____________________________________________________________161
тиковать и современники, и потомки, и никто из картезианцев не пользовался
сомнительным аргументом, что критики метафизики или физики страдают от
психического заболевания. Можно сказать, что Фрейд является образцом для немалого
числа "интеллектуалов" XX века, которые в меньших масштабах повторяли те же
процедуры самовозвеличения.
Даже если мы допустим, что Фрейд верил Брейеру на слово и не заглядывал в историю
болезни "Анны О.", мы уже не можем принимать этот случай в качестве первого
успешного применения психоаналитического метода. Известны и другие мистификации,
когда за блестящими описаниями Фрейда скрывается принятие желаемого за
действительное. Так, история "маленького Ганса" - сына Макса Графа, музыкального
критика, посещавшего заседания психоаналитического общества, - оказалась безусловной
фальсификацией. Это по "свежим следам" выяснил еще швейцарский философ и психолог
Хэберлин, хорошо знакомый и с Фрейдом, и с отцом "маленького Ганса". Вряд ли мы
имеем дело с сознательной подтасовкой. В то время Макс Граф был истовым
поклонником Фрейда (он отошел от него позже, во время изгнания из ассоциации
Адлера). Он расспрашивал ребенка, по существу, подсказывая ему ответы. Сложнее всего
оказалось растолковать сыну желание овладеть матерью и ревность к отцу - тот долго не
понимал, чего от него хотят и каковы функции половых органов. Не была придуманной
только боязнь по отношению к лошадям, но такой страх можно объяснять и менее
экзотическими причинами, чем проекция на коня образа отца.
Ссылки всех психоаналитиков на эмпирический опыт следует учитывать, поскольку чаще
всего они не заняты выдумками и сознательными фальсификациями. Но доверять им тут
не приходится, поскольку "факты" всегда предстают как частные случаи тех "законов",
которые были установлены независимо от всякой эмпирии. Фрейд сначала повсюду
находил соблазнение в раннем возрасте как причину истерии, а затем отказался от такого
рода "фактов" ради других. Можно сказать, что опыт лечения подталкивал Фрейда к
определенным теоретическим выводам, что' наблюдаемые им случаи противоречили
прежним теориям и свидетельствовали о необходимости перемен. Но его теоретические
нововведения явно не были результатом индуктивного накопления данных, на основе
которых были сделаны обобщения.
Другое типичное объяснение совершенных Фрейдом открытий^ делает самоанализ
главным событием. Самоанализ имел для Фрей-6 Зак. 6419..
162_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
да важное субъективное значение, но в одном аспекте он представляет интерес и для
истории науки. Если мы посмотрим, как описывает переход от одной парадигмы к другой
Т. Кун, то обнаружим, что постепенное накопление всякого рода "погрешностей",
необъяснимых, с точки зрения прежней "нормальной науки", явлений само по себе не
приводит к новой парадигме. Для этого требуется переворот в одной или нескольких
головах, возникновение нового "гештальта", целостного способа видения-с этого
начинается "научная революция". Когда речь идет о психотерапии, подобный "f-ештальт"
почти неизбежно включает и собственную психику ученого.
Мы видели, что к концу XIX века психотерапия уже получила свою первую законченную
форму. Практика гипноза задавала спектр наблюдаемых явлений, эмпирический уровень в
теории занимали "факты", фиксируемые в высказываниях о сомнамбулиз-ме, сужении
поля сознания, фиксированных идеях. На уровне общей теории это объяснялось наличием
подсознательного, "заполняемого" в результате травматического воздействия. В этой
теории неврозы жестко отделялись от нормальной психики. Подобно тому, как экзорцист
не считал себя "одержимым", врач не распространял на себя суждения о подсознательном
- у него никакого сужения поля сознания не наблюдалось. Невротиками становятся люди
со слабой душевной конституцией, на которую было произведено какое-то травмирующее
воздействие. Поэтому их нужно лечить от последствий-симптомов. Конечно, и у хирурга
есть аппендикс, который может воспалиться и потребовать операции, но никто 'не требует
от хирурга, чтобы он проделал на себе все те операции, которые он совершает на других.
Сходным образом ученик Шарко или Бернгейма мог сказать, что у него имеется
"подсознательное" в том смысле, что он испытывает подпороговые воздействия, но
невротические симптомы пациентов его касаются лишь потому, что он выполняет свой
профессиональный долг врача.
Фрейд переворачивает картину. Он обнаруживает у себя те же самые влечения, которые
вызывают симптомы у невротиков. Как он напишет через несколько лет, неврозы "не
имеют какого-либо им только свойственного содержания, которого мы не могли бы найти
и у здорового... Невротики заболевают теми же комплексами, с которыми ведем борьбу и
мы, здоровые люди"'. Поэтому
' Фрейд 3. О психоанализе. - М" 1913, с. 61.
Открытие____________________________________________________________163
важны сведения о том, что Фрейд сам переживал в то время сильный невроз и избавился
от него по ходу самоанализа.
Мы уже видели, что шаманы во время инициации или собственными силами овладевали
своими экстатическими состояниями, что античный философ должен был сам достигнуть
"бесстрастия" перед тем, как "исцелять" других, а экзорцист Гасснер начал свою практику
с изгнания беса из собственного тела. Такое самоисцеление имеет огромное субъективное
значение: в инсайте не просто открываются некие истины, он приносит исцеление испытавший "свет истины" буквально начинает новую жизнь. Некоторые другие
создатели школ современной психотерапии опираются на схожий опыт самоанализа. В
качестве примера можно привести Юнга, который, по собственному признанию,
несколько лет находился награни психоза, но исцелился, когда провел анализ
вторгнувшихся в его сознание сил коллективного бессознательного. Подобно тому, как
опыт откровения возвышается над всеми рациональными аргументами, так и открывшаяся
таким образом картина собственной души не подлежит сомнению. Для учеников Фрейда
его самоанализ представляет собой "героическое деяние", возобновляемое каждым из его
последователей по ходу дидактического анализа. Можно сказать, что такого рода опыт
является одним из условий успешной психотерапевтической практики. Он придает
аналитику уверенность в своих силах, умение управлять своими душевными движениями.
Если же он при этом исцеляется от каких-то расстройств', то этот опыт приобретает для
него нуминозный характер.
Можно говорить о негативных сторонах той убежденности в своей правоте, которая
неизбежно сопровождает подобный опыт. В су-' Известно, что к психоанализу тянутся
люди, которые сами испытывают душевные конфликты и расстройства. И даже не
обязательно к психоанализу. Небольшой опыт общения со студентами психологического
факультета "застойных" времен, когда других путей к "изучению души" не имелось,
поразил меня тем. что на этом факультете число лиц с явными "странностями"
неизмеримо превосходит количество таковых на других гуманитарных факультетах,
включая и философию, которая всегда привлекала к себе немало "чудиков". Не знаю,
верно ли то. что рассказывал мне в 70-е годы один психиатр, работавший в клинике,
обслуживавшей общежития Ленинградского университета. По его словам, когда в
клинику звонили из общежития, с просьбой выслать машину с санитарами, то медики
сразу спрашивали, с какого факультета студент. Если речь шла о физиках, химиках,
историках, то они не торопились ехать (еще и потому, что знали о негативных
последствиях для того, кто попадает на учет); долго расспрашивали, не идет ли речь
просто о запое, советовали уложить проспаться и т.д. Но если речь шла о психологах,
философах или математиках, то выезжали сразу, понимая, что без госпитализации не
обойтись.
164______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развита^
ществование какой-нибудь стадии развития либидо веруют так,. словно речь идет о
Троице, а воспоминания об инцестуозных влечениях раннего детства отстаиваются не
менее ожесточенно, чем Фаворский свет. Но у любой системы знания имеются далее не
проверяемые аксиомы, а в случае психотерапии к безусловным . предпосылкам
принадлежит опыт собственных душевных сил и конфликтов. Если его нет, то
психотерапевт превращается в некое подобие техника, ремонтирующего сломанную
машину. Иногда такой "инженерный" подход оправдан: незачем "палить из пушек по
воробьям" и долгие месяцы выслушивать на кушетке рассказы о сновидениях от тех, кому
требуется несколько дельных советов и кратковременный тренинг. Равным образом,
психотерапия играет незначительную роль в клинике психозов. Но там, где речь идет о
большой группе неврозов, ни бихевиористская терапия, ни гипноз, ни психофармакология
не приносят ощутимых результатов. Их дает - разумеется, не всегда - тот или иной
вариант психотерапии, предполагающий обращение пациента к своему прошлому, к
собственной душе. Исцеление приходит, в том числе, и благодаря опыту инсайта, а
терапевт, который подобным опытом не обладает, не может лечить и не обладает
авторитетом для пациента'.
Стоит заметить, что Фрейд был далек от того, чтобы видеть в своем самоанализе
"героическое деяние". Он замечал, что анализ собственных сновидений чрезвычайно
полезен будущему психоаналитику, но обращал внимание и на то, что самоанализ имеет
непреодолимые границы, что он может даже выродиться в потака-' Врач является
авторитетной фигурой и в соматической медицине, но в психотерапии наличие авторитета
представляет собой необходимое условие лечения. "Антипсихиатры" написали много
гневных страниц о психоаналитиках, повсюду разоблачая "стратегии власти",
"репрессивные структуры" и т.п. Ни одно человеческое сообщество не обходится без
отношений власти, которые не сводятся к отношению господства-подчинения.
"Авторитеты" имеются не только в преступных бандах, но и практически во всех областях
человеческой деятельности. При этом авторитет вовсе не обязательно выступает как некая
иррациональная и репрессивная власть. Иррациональным авторитетам часто поклоняются
сами ниспровергатели. Достаточно посмотреть на любую революционную партию или
секту, провозглашающую самые освободительные или даже нигилистические лозунги, и
мы обнаруживаем культ какого-нибудь идейного вдохновителя, называйся он Бакуниным
или Мао, Троцким или Сталиным, Сартром или Фуко. Заповедь "не сотвори себе кумира"
универсальна именно потому, что люди склонны поклоняться идолам. Однако авторитет
знающего, умеющего, способного помочь является рациональным, даже если желающий
исцелиться не просто ему доверяет, но и питает несбыточные надежды.
Открытие________________________________________________________165
ние собственному нарциссизму. Тем не менее, условием профессиональной деятельности
психотерапевта он считал овладение силами собственной души, которое представляет
собой не единичный акт и не завершается вместе с дидактическим анализом - самоанализ
нужно продолжать всю жизнь по ходу работы с пациентами.
В результате обнаружения у себя тех же психических структур и побуждений, которые
имеются и у невротика, меняются прежде всего отношения с пациентом. Психотерапевт
не является "хирургом души", который рассекает больную психику с помощью гипноза и
удаляет из "подсознания" фиксированную идею. Хотя в ортодоксальном психоанализе
терапевт минимально вмешивается в поток ассоциаций анализируемого, играя роль
своеобразного "зеркала" для пациента, он находится с последним в эмоциональном
отношении. Для него Фрейд подобрал два термина: "перенос" и "контрперенос".
Создатель психоанализа не сразу пришел к тому, что именно перенос ("трансфер") играет
решающую роль в процессе лечения'. Проекция на аналитика бессознательных желаний
анализируемого, "проигрывание" в общении с врачом сцен из памяти - будь они
действительно происходившими или воображаемыми - составляют важнейшую часть
процесса излечения в различных версиях аналитической терапии. Иногда все эти версии
объединяют названием "динамическая психиатрия", подчеркивая отличия и от
клинической психиатрии, и от поведенческой терапии, и от предшествующей
психоанализу гипнотерапии.
Изменения в технике лечения происходят вместе с изменениями в теории. В прежней
парадигме невроз выглядел какой-то случайностью. Рожденный по воле случая со слабой
конституцией столь же случайно сталкивался с ситуацией, которая оказывалась
травматической и вызывала расщепление "Я". Теперь невроз понимается как итог всей
предшествующей жизни пациента, его внутри-психических конфликтов, вытеснения и
сопротивления, появления "защитных механизмов" и т. д. Бессознательные побуждения
принадлежат природе человека. Невротиками называют тех людей, которые испытывают
страдания, у кого развитие влечений пошло несколько иначе, чем у прочих, начиная с
раннего детства.
В результате перемен в теории и в технике лечения чрезвычайно расширилось поле
наблюдаемых фактов. Если прежняя "парадиг-' Можно сказать, что к этому пришли те
последователи Фрейда. которые стали обращать основное внимание на "объектные
отношения", на межличностное взаимодействие в процессе анализа.
166_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
ма" ограничивалась особыми состояниями, типа сомнамбулизма, оставляя прочие
функции психики академической психологии, то теперь психотерапия задает способ
рассмотрения всех душевных процессов. Более того, бессознательные составляющие
обнаруживаются в различных явлениях культуры, социальной жизни. Исчезает не только
граница между нормой и патологией, но и многие междисциплинарные границы.
Действительно, во всех социальных отношениях или в творениях культуры мы можем
обнаружить влияние бессознательных мотивов. Даже те картины внешнего мира, которые
дают нам естественные науки, суть образы, порожденные человеческой душой.
Психология становится "наукой наук", взгляд психоаналитика может быть направлен на
любое явление, всегда содержащее в себе бессознательную составляющую.
Этот взгляд психоаналитика представляет собой специфическое развитие клинического
взгляда врача. Устанавливая анамнез, врач "перебирает" весь свой прежний опыт, все
накопленные им знания, применяя их к данному индивидуальному случаю. Он отыскивает
причины расстройств, он как бы проникает за поверхность видимого, "анатомирует"
своим умом картину происходящего, чтобы найти по симптомам вызвавшие их причины.
В то время, когда формировался психоанализ, такой способ рассмотрения уже вышел за
пределы медицины. Я напомню о тех диагнозах "больной" жизни и культуры, которые
содержатся в трудах Ницше и многих его подражателей из числа "философов жизни". Но
сходные по направленности труды писали сотни авторов, среди которых было немалое
число врачей. По большей части эти труды не представляют никакого интереса - они
принадлежат той эпохе, когда кумиром мог оказаться какой-нибудь Ломброзо.
Психоанализ принадлежит этому времени и он во многом способствовал универсализации
клинического взгляда, применяемого к "больному обществу". Разумеется, такая
универсализация клинического взгляда ведет к частным злоупотреблением метафорами: в
качестве больного "тела" рассматривается то, что телом не является, а социологи или
философы изображают из себя клиницистов', находя в том или ином сообществе силы,
напоминающие им "вирусы", "раковые клетки", нежелательные "мутации", разрушающие
общественный "организм".
' В последнее время получили распространение словосочетания типа "клиническая
социология". Выдвигающие такого рода теории социологи не случайно ссылаются на
Фрейда как на первоисточник.
' Л ^-7
Открытие_________________________________________________________lo/
Мы уже видели, что для возникновения подобной доктрины требовались не только новые
научные подходы. Если так называемый "интернализм" является вполне разумной
позицией, пока речь идет о математике и естествознании', то в случае психоанализа
"внутренняя история" науки слишком тесно переплетается с "внешней историей".
Предметом психоаналитической терапии являются люди определенной эпохи со своими
психическими расстройствами, жалобами и конфликтами. Они отличаются от проблем и
расстройств у бразильских индейцев или обитателей Полинезии. Как заметил о
фрейдовской теории Юнг, "она провозглашает то, что сначала должен почувствовать
нутром невротик, живущий на рубеже двух столетий, ибо он является одной из тех' жертв
психологии поздневикторианской эпохи, которые даже не подозревают об этом"^.
Объектом психоаналитической теории и практики служат люди одной из цивилизаций,
вернее даже-^-. одного из этапов развития западной цивилизации. Этот тезис Hfe ведет
нас к релятивизму, поскольку не отменяет того, что мы' можем оценивать высказанные
психоаналитиками суждения как истинные или ложные по поводу именно этого объекта.
Он указывает на границы психоаналитического подхода: когда сторонники Фрейда
начинают расширять поле исследования до всего человечества, когда они истолковывают
уже не симптомы своих пациентов, а "комплексы" людей иных времен и культур, у нас
есть все: основания для сомнений. - ' '
' Более того, эта позиция куда предпочтительнее тех социологических или .
психологических теорий, которые выводят научные идеи из "среды", соци-, альной
структуры или индивидуальных "комплексов" ученых. Даже самые заштатные эпигоны,
конформисты, фанатики или идеологи поднимаются над социальными или
психологическими "факторами", пока они пытаются решать проблемы и обращаются к
миру идей. "Подлинная история науки всегда богаче ее рациональных реконструкций.
Однако рациональная реконструкция, или внутренняя история, является первичной, а
внешняя история - лишь вторичной, так как наиболее важные проблемы внешней истории
определяются внутренней историей... Для любой внутренней истории субъективные
факторы не представляют интереса" (Л а катос И. История науки и ее рациональные
реконструкции. // Структура и развитие науки. - М., "Прогресс". 1978, с. 230-231).
Горизонт мышления, на котором тематизируются те или иные предметы, находится в
зависимости от техники или экономики своего времени, но это еще не означает того. что
мы можем редуцировать научные проблемы "третьего мира" к процессам и конфликтам
"второго".
^ Юнг К. Г. Феномен духа в искусстве и науке. - М., "Ренессанс", 1992, с. 63.
168_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
Таким образом, мы имеем дело с новой научной программой. Я воспользуюсь
определением не.И. Лакатоса, выдвинувшего термин "научная программа", а тем
описанием, которое дала в одной из своих работ П. П. Гайденко: "В рамках научной
программы формулируются самые общие базисные положения научной теории, ее
важнейшие предпосылки; именно программа задает идеал научного объяснения и
организации знания, а также формулирует условия, при -выполнении которых знание
рассматривается как достоверное и доказанное. Научная теория, таким образом, всегда
вырастает на фундаменте определенной научной программы. Причем в рамках одной
программы могут возникать две и более теорий... В отличце от научной теории, научная
программа, как правило, претендует на всеобщий охват всех явлений и исчерпывающее
объяснение всех фактов, то есть на универсальное истолкование всего существующего"'.
Такая программа часто формируется в рамках философии, но это условие не является
обязательным, хотя формулирующий програ.мму естествоиспытатель должен обладать
способностью философского умозрения. Фрейд не случайно сравнивал себя не с великими
философами прошлого, а с Ньютоном и Дарвиным, которые, будучи ученымиэмпириками, сформулирва-ли основные идеи научной программы. Ею задаются предмет и
метод исследования - общие предпосылки работы множества ученых, каковые могут
вообще нс интересоваться философскими проблемами. И картина мира, и стиль научного
мышления, и способы аргументации содержатся в такой программе. '
Я обращу внимание на то, что научная программа может реализовываться в различных,
даже противостоящих друг другу теориях. Учения Юнга, Адлера, а затем и всех прочих
"схизматиков" генетически связаны с выдвинутой Фрейдом программой, тогда как его
собственная теория представляет собой лишь один из многих вариантов в рамках
созданной им самим программы. Он был первооткрывателем, создателем школы, вокруг
которого сплотилась группа "пионеров". Они совместно вели полемику с
предшественниками и конкурирующими школами, создали организацию с более или
менее жесткими правилами. Это - общая закономерность формирования школы, которая
реализует программу. Иногда первооткрыватели не участвуют в этом процессе, но лишь
задним числом утверждаются в этом качестве представителями шко-' Гайденко П.П.
Эволюция понятия науки. - М., "Наука", 1980, с. 9-10.
Открытие_________________________________________________________169
лы. В случае психоанализа отец-основатель был и прекрасным организатором - почти
четыре десятилетия он руководил все растущим "движением". Но он опирался на группу
"пионеров", "апостолов" - некоторые из них сыграли выдающуюся роль в
распространении психоанализа (Абрахам, Ранк, Джонс и др.). Обычно не сам
первооткрыватель, а именно один из "пионеров" дает общий набросок программы. В этой
группе происходят расколы, объясняемые как разным видением основных проблем, так и
личной конкуренцией. Чаще всего это - борьба за правильное ("единственно верное")
понимание оставленного первооткрывателем наследия. В случае психоанализа долгая
жизнь и непрестанная творческая активность Фрейда привели к тому, что "пионеры" вели
борьбу между собой под пристальным взглядом высшего авторитета "движения" - именно
он имел право "отлучать", в том числе и ближайших сотрудников, каковыми на разных
этапах были Адлер, 11"т^кель, Юнг, Ранк, Ференци.
Но далеко не все идеи первооткрывателя входят в программу. При всем почтении к
Фрейду, многие его идеи 20-30-х годов не были приняты большинством психоаналитиков.
Например, его попытки пересмотреть классификацию неврозов в свете учения об
"инстинкте смерти" столкнулись с пассивным сопротивлением большинства членов
психоаналитического сообщества. Еще при жизни Фрейда начался процесс формализации
программы, и проходил он во многом вопреки пожеланиям Фрейда. За "пионерами"
приходят "теоретики", которые доводят программу до определенного интеллектуального
стандарта. Таковыми были представители эго-психологии, которые уже в эмиграции
провели эту работу. Можно сказать, что дочь Фрейда, Анна, сыграла большую роль в
такой теоретической переработке, которая привела к более четкой формулировке
центральных тезисов психоанализа. Особенностью психоанализа, если сравнить его с
другими школами, является непреходящий культ Учителя, о котором речь шла в первых
лекциях. Однако, признавая авторитет и постоянно на него ссылаясь, "теоретики" многое
из сказанного Фрейдом негласно "взяли в скобки".
Можно по-разному называть тех, кто работает в рамках сформировавшейся программы, учениками, последователями, пропагандистами, эпигонами. Это зависит от отношения к
школе. В любом случае, они получают стандартизированное образование, работают в
соответствии с "парадигмой", задающей критерии "хорошо" или "дурно" выполненной
работы. Всякая научная школа
170______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
со временем окостеневает, и уже в третьем поколении возникают сомнения, начинаются
поиски новой теории, способной адекватно отвечать на возникающие новые проблемы, не
вмещающиеся в прежнюю программу. Психоанализ отличается тем, что он с самого
начала имел черты не только научной школы, но "движения" или даже "ордена", "церкви".
Поэтому основные положения Фрейда не подлежат критике, но принимаются на веру. К
тому же, если отбросить хотя бы один из основополагающих догматов, может рухнуть все
здание. Тем не менее, пересмотр многих положений начался еще при жизни Фрейда, а
ортодоксальные фрейдисты 80-90-х годов совершенно спокойно принимают тезисы тех,
кто был за них отлучен в 20-30-е годы. Связано это как с внешним давлением,
конкуренцией других школ, так и с ростом эмпирического материала, не вмещающегося в
прежние Йхемы.
Поскольку темой данного курса лекций является первый этап, когда происходило
формирование программы, то я не стану рассматривать эту эволюцию психоанализа. Для
того, чтобы "теоретики" начали видоизменять какие-то пункты программы, нужно б1ыло
ее уже иметь. Я остановлюсь на нескольких центральных положениях, образующих как
бы
"несущую
конструкцию"
психо-айалитической
программы.
Они
были
сформулированы Фрейдом, хОтя в разработке принимали участие и "пионеры". Для того,
чтобы детально осветить все основные труды Фрейда, потребовался бы совсем иной курс
лекций, а потому я ограничусь некоторыми важнейшими для программы теориями бессознательного, сновидений, сексуальности. Поскольку психоанализ вышел за пределы
медицинской психологии и психотерапии, я остановлюсь и на центральных тезисах
фрейдовского учения об обществе и культуре. Все они тесно связаны друг с другом, а
потому при изложении неизбежны некоторые повторения. Но все эти понятийные
конструкции и схемы определяются центральным для психоанализа учением о
бессознательном психическом, с которого я и начну рассмотрение предложенной
Фрейдом программы.
БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ
Научные понятия служат для объяснения наблюдаемых явлений. Любое такое понятие
может быть со временем пересмотрено, но нельзя быть абсолютным скептиком некоторые постулаты нами далее не проверяются и принимаются на веру. Науку отличает
от других областей человеческой мысли осторожность с введением новых понятий: чем
больше сущностей мы постулируем, тем больше риск того, что мы начнем верить во чтонибудь не существующее. Задача заключается в таком отборе и такой формулировке
исходных предпосылок, чтобы они были надежным инструментом исследования. Вряд ли
исходным пунктом какого бы то ни было исследования будет тезис, что "жизнь есть сон",
а сами мы в действительности не существуем. Но принятие существования нашего "Я"
еще не обязательно означает, что мы делаем его на манер Декарта или Фихте первой и не
подлежащей сомнению аксиомой философии, не говоря уже о тезисе Декарта
относительно принадлежности этого "Я" к духовной субстанции.
То же самое мы можем сказать о понятии "бессознательное". Для всех нас очевидно, что
мысами или другие люди временами "бессознательны" - во сне, в состоянии аффекта или
сильного алькоголь-ного опьянения. Мы не осознаем многих наших действий, которые
совершаются автоматически; когда мы углубились в чтение, то не слышим музыки,
громкого оклика; примеров того, что происходит помимо нашего сознания, множество.
Мы можем сказать, что наделенные психикой животные "бессознательны", поскольку они
не наделены самосознанием, хотя ведут себя иной раз "разумнее" человека. О
"бессознательном" может писать историк, имеющий в виду то, что участники событий не
осознают их смысла, либо то, что некоторые предпосылки мышления и поведения
("ментальности") не осознаются
/72_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
представителями того или иного сообщества. Социолог может указать на
детерминированные социальными отношениями мотивы поведения, которые не
осознаются действующими людьми. Скажем, скопидомство мелкого буржуа-пуританина
XVII века могло осознаваться им самим в терминах "протестантской этики", а социальные
механизмы, типа конкуренции, оставались "бессознательными" или даже "вытеснялись".
Поэтому нужно четко указать тот смысл, в котором Фрейд использовал это понятие.
К "бессознательному" мы можем применить традиционное различение значения и смысла,
введенное Фреге: значение-это тот объект, который обозначается знаком, а смысл - то
понятие, та мысль, та информация, которая передается знаком. Совокупность смыслов
представляет собой как бы некий общий капитал языкового сообщества. Один и тот же
объект может быть обозначен различными именами, то есть одно и то же значение может
сочетаться с двумя и более смыслами. Классический пример этого-"утренняя звезда" и
"вечерняя звезда" для обозначения одной и той же Венеры. Можно привести и пример
того, как одно и то же имя относится к двум совершенно различным объектам: слово
Luciferus применялось для обозначения "светоносной" Венеры, а затем по воле случая
стало именем для дьявола. Не каждое имя, обладающее смыслом, имеет и значение.
История науки полна таких осмысленных имен, которые сегодня считаются лишенными
значения ("седьмое небо" или "эфир" были когда-то понятиями науки). Если бы для
всякого употребляемого имени имелась некая реальность, то не только наш словарь, но и
реальность была бы переполнена всякими фиктивными сущностями..
Объекту, который получил у Фрейда название "бессознательное", давались ранее другие
имена - "подсознательное", "космическое сознание" и т. д. Сам он указывал на Липпса, как
на источник своего "бессознательного". Мы уже видели, что предшественников у него
было много. Но и смысл, и значение были иными, чем у Фрейда. Когда психологи XIX
века говорили о "подсознательном", то они указывали на иной объект и подразумевали
нечто иное, чем Фрейд. Значение мы устанавливаем путем верификации, а ее способ у
Фрейда был иным, чем у практиковавших гиноз терапевтов.
Фрейд различал "описательное" и "систематическое" понятие бессознательного. Термин
"бессознательное" относится к осмысленным психическим представлениям. Можно
называть "бессознательными" и физиологические процессы, скажем, кровообращения
Бессознательное_____________________________________________________173
или передачи импульсов по сети нейронов, но тогда это понятие утрачивает всякую
специфику - тогда "бессознательны" и все природные явления. Фрейд имел в виду
исключительно "бессознательное психическое", подобно тому, как под "сексуальностью"
подразумевалось не наличие гормонального аппарата, а влечение- поэтому он писал о
"психосексуальности" и противился "дикому психоанализу", то есть упрощенчеству иных
своих сторонников, которые сводили все психические трудности пациентов к сексуальной
неудовлетворенности.
"Описательное" понятие бессознательного у Фрейда не так уж расходится с
предшествующими концепциями и с воззрениями некоторых "еретиков". Все сторонники
"глубинной психологии" согласны в том, что помимо осознаваемых нами психических
процессов имеются неосознаваемые - от подпороговых ощущений до "забытого языка"
сновидений. В промежутки между нашими ясными и отчетливыми идеями из глубин
психики поднимается нечто иное, причем попытки постижения этих представлений часто
сталкиваются с сопротивлением - что-то препятствует их входу в сознание. В работе
"Психопатология повседневной жизни* Фрейд показывает, что в самых банальных
ситуациях мы имеем дело с вмешательством бессознательного. С каждым из нас
случаются странные вещи, например, мы никак не можем вспомнить имя знакомого
человека, забываем значение хорошо известного иностранного слова, куда-то подевали
нужную книгу (которую после утомительных поисков обнаруживаем буквально перед
самым носом). Разного рода оговорки, описки, очитки и прочие "промахи" не случайны,
они детерминированы бессознательными мотивами. В сознание, как и в сновидениях,
пытаются войти вытесненные, запретные представления, искажающие нашу память или
создающие странный мир сновидений (сравниваемый Фрейдом с кратковременным
психозом). Галлюцинации психически больных людей, видения мистиков или поэтов,
"сны наяву" и мечтания каждого из нас имеют своим истоком работу бессознательного.
Все эти явления выходят за пределы сознания, а потому, как писал Фрейд, "мы не имеем
права так расширять смысл слова "сознательный", чтобы обозначать им такое сознание, о
котором его обладатель ничего не зна-ет"'. Уже для описания ряда психических процессов
нам требуется поэтому понятие бессознательного психического.
' Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе. - М.-Л., 1923. с. 78.
174_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
Однако, для психоанализа важно не только описать эти феномены, но также понять их
причины,
механизм
"психического
аппарата".
"Систематическое"
понятие
бессознательного необходимо нам для того, чтобы объяснять появление именно таких, а
не иных "вторжений" бессознательного. Как заметил один из психоаналитиков "первого
призыва": "Теперь понятно, что Фрейд открыл не бессознательное, но ту силу, которая
держит нас в своей власти, нам неизвестной, в состоянии несвободы, не давая нам делать,
видеть, думать то, что мы хотим делать, видеть и думать. Другими словами, это была
динамическая сила бессознательной части нашего психического аппарата, которую
открыл Фрейд, а не само бессоз-нательное"'. Здесь пролегает доктринальное различие
между множеством вариантов "глубинной психологии" - они дают различную трактовку
этой "динамической силы". На основе одного и того же опыта толкования сновидений или
свободных ассоциаций пациентов предлагаются различные картины психической жизни.
Свою первую модель психики Фрейд выдвинул в работах начала века. В них он различал
три инстанции: сознание, предсозна-тельное и бессознательное. Если сравнить наше "Я" с
лучом света, скажем, со свечой, которой мы освещаем какое-то помещение, то к области
сознания относится то, что на данный момент нами высвечивается. Если мы находимся в
огромном зале, то свеча освещает сравнительно малое пространство, подобно тому, как в
каждое мгновение мы осознаем небольшое число внешних предметов, образов нашей
памяти. Круг потенциально осознаваемого много шире: у нас есть масса воспоминаний,
мы можем переходить от предмета к предмету. Это и есть область предсознательного, то
есть актуально неосознаваемого, но доступного для сознания. В том же темном зале мы
переходим от картины к картине, обнаруживаем двери в другие залы и комнаты, куда нам
есть доступ. Я могу не помнить, что такое бином Ньютона, производная, каков порядок
династий в Древнем Китае, но достаточно взять учебник математики или истории - это не
вызывает никакого внутреннего сопротивления. Но, если продолжить это сравнение, мы
вдруг натыкаемся на запертые двери. Быть может, мы даже припоминаем, что когда-то
бывали за ними, но никак не вспомним, что же там находится, да еще испытываем
панический страх при мысли, что двери
' Zilboorg G. Sigmund Freud: his Exploration of the Mind of Man. N. Y- London, 1951, p. 20.
Бессознательное___________________________________________________175
могут распахнуться. Более того, какие-то двери вообще остаются потаенными, хотя мы
догадываемся, что замок нашей души куда больше открытого нам для обозрения верхнего
этажа. Для Фрейда огромную роль в нашей душевной жизни играет, так сказать, подвал,
"тьма внутренняя", куда мы сбросили нечто чрезвычайно важное - наследие нашего
раннего детства. Все мы стали самими собой в первые годы жизни, но почти ничего о нем
не помним. То ли ангел с огненным мечом, то ли цензор с красным карандашом стоит на
пути воспоминаний.
В этой картине психического аппарата есть явные изъяны. На них обратили внимание как
психологи, так и философы. Философам всегда было трудно принять фрейдовское учение
о бессозка;- тельном. Фрейд, а за ним и другие психоаналитики, пока они не отвечали
простым указанием на "комплексы" у философов, мешающие разглядеть истину
психоанализа, ссылались на слова Фрейда о том, что философы берут в качестве
исходного пункта сознание, "Я". Применительно к некоторым направлениям философии
это верно, хотя любому сколько-нибудь знакомому с историей фи. лософии человеку
понятно, что ни античные философы, ни средневековые схоласты, ни материалисты и
натуралисты последних двух столетий не придерживались cogito ergo sum. Такие
непримиримые противники психоанализа, как К. Поппер и К. Ясперс отверг гали
психоанализ и не из-за своего скрытого картезианского идеа^ лизма, и не по незнанию
(Поппер в Вене успел неплохо познакомиться с практикой психоанализа, а Ясперс
является автором знаменитого учебника "Общая психопатология"), которым до сих пор
пользуются студенты). Я укажу на критику двух философов XX века, которые высоко
ценили Фрейда, но, тем не менее, .считали его метапсихологию ложной.
Л.
Витгенштейну
принадлежат
слова:
"Фрейд
своими
фантастическими
псевдообъяснениями (именно потому, что они являют блеск ума) оказал нам дурную
услугу. (Теперь каждый осел с помощью этих образов "объясняет" симптомы
заболеваний)"'. Иначе говоря, Витгенштейн высоко оценивает талант Фрейда, но, скорее,
не ученого в полном смысле слова ("научность" для Витгенштейна не была некой
самоцелью), а писателя и мыслителя. Но для него бессознательное переживание
предполагает приватный язык, то есть некий привиле-' Витгенштейн Л. Философские
работы. М., "Гнозис", 1994, т. с. 462.
176_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
гированный язык, слова которого "должны относиться к тому, о чем может знать только
говорящий, - к его непосредственным, личным впечатлениям"'. Но такой язык не
существует, поскольку уже то, что я научился обращать внимание на свои собственные
чувства, отличать их друг от друга, есть результат воспитания, участия в различных
"языковых играх". Даже всем знакомое ощущение боли мы передаем и осмысляем с
помощью общего для той или иной группы языка. Что же тогда можно сказать об образах
влечений, о наших воспоминаниях по поводу раннего детства - они существуют только в
языке. Психоаналитик имеет дело с потоком словесных ассоциаций, и мы никогда не
узнаем, что в действительности переживает другой; даже наши собственные переживания
мы формулируем на общем для всех языке. Предположив, что существует некий
приватный язык симптомов и символов бессознательного, Фрейд сочинил еще один язык
для западной культуры, одну из "языковых игр", задал "форму жизни". Но
привилегированного языка, точно отображающего переживания, который был бы
единственно истинной картиной мира и человека, не было и не будет. Поток образов
пациента может ничуть не хуже поместиться в другую "языковую игру". "Бессознательное
психическое", быть может, и существует, но о нем мы ничего не можем сказать, а для
Витгенштейна, как гласит его афоризм, завершающий "Логико-философский трактат"'. "О
чем невозможно говорить, о том следует молчать".
Ж.П. Сартр, которого я уже упоминал в связи с его сценарием, не просто хорошо знал
учение Фрейда, но и попытался создать собственное учение, названное
"экзистенциальным психоанализом". Сартр отвергает "великие объяснительные идолы
нашего времени - наследственность, образование, среду, психологическую конституцию"^, которые служат лишь для того, чтобы скрыть человеческую свободу.
Принимая описательное бессознательное Фрейда, Сартр возражает против
систематического бессознательного, как постулата о какой-то "фундаментальной
реальности", которая причинно обусловливает поведение и мышление человека. Если
бессознательное содержит наделенные смыслом переживания, то они детерминируют
другие переживания, не доходя до сознания. Получается, что сознание не понимает те
смыслы, которые имеются в психике и обманывается на их счет. Это, по словам Сартра,
ситуа-' Там же, с. 171. ^Sartre J.-P. L'etre et ie neant. - Paris, 1943, p. 555.
Бессознательное __________________________________________777
ция "лжи без лжеца". Но сознание должно и прекрасно понимать эти смыслы, ведь иначе
совершенно невообразимой становится концепция вытеснения и сопротивления. "Если мы
отбросим язык и материалистическую мифологию психоанализа, то мы поймем, что
цензура, чтобы заниматься своей деятельностью по различению, должна знать, что она
вытесняет. Чтобы вытеснять что-либо, цензура должна отбирать подлежащие вытеснению
тенденции, а чтобы отбирать, она должна их себе представлять"'. Ведь в теории самого
Фрейда цензура избирательно подавляет влечения; например, она не вытесняет желания
типа голода или жажды, но обрушивается на сексуальные стремления.
Я не стану здесь излагать концепцию самого Сартра^. Важно его наблюдение: цензор
заранее знает, что он должен запрещать, то есть сознание уже должно отдавать себе отчет
о бессознательном. Пишущий эзоповским языком писатель (= влечения) по уму и
хитрости превосходит цензора, ибо знает и запреты, и обходные пути, тогда как у Фрейда
речь шла о не нашедших пути к языку "первичных процессах". Необъяснимыми
оставались чувства вины и страха при соприкасании с вытесненными представлениями.
В 20-е годы Фрейд пересмотрел эту первую "топику" и предложил структурную модель
психики, где главными инстанциями стали "Оно", "Я" и "Сверх-Я". Бессознательные
влечения ("Оно") сталкиваются не только с сознанием ("Я"), но также со "Сверх-Я" - той
частью психики, которая также не осознается индивидом, отколовшись от "Оно" в раннем
детстве. Наше "Я" оказывается между молотом и наковальней: природные влечения
находятся в конфликте с социальными запретами (табу), значение которых нами не более
осознается, чем содержание вытесненных влечений. Во второй "топике" термины
"бессознательное" и "предсознательное" используются чаще всего как прилагательные,
поскольку они относятся не только к "Оно", но также к "Сверх-Я" и даже к некоторым
частям "Я" (так называемые "защитные механизмы"),
Под всеми обретениями человеческой культуры скрывается неизменный фундамент
архаичных психических процессов, уна-' Ibid., р. 97.
^ Мне приходилось писать на эту тему, а потому я могу сослаться на свою книгу "От
Фрейда к Хайдеггеру", одна из глав которой посвящена экзистенциальному психоанализу
Сартра. Детальный разбор его концепции был дан в книге Филиппова Л. И. "Философская
антропология Жан-Поля Сартра". - М... "Наука", 1977.
178
ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
следованных нами от первобытного человека (согласно биогенети-ческому закону
онтогенез повторяет филогенез, а потому детское мышление рассматривается Фрейдом по
аналогии с первобытным). "Древнейшую из этих провинций, или инстанций психики, мы
называем "Оно"; к ее содержанию относится все унаследованное, прирожденное,
конституционально заданное, прежде всего проистекающие из телесной организации
влечения"'. "Вторичные процессы" сознания детерминированы энергией влечений. "Я"
уподобляется всаднику, который вскочил на коня и думает, что он управляет бегом коня,
но в действительности тот скачет, куда хочет. Наши представления о свободе воли
иллюзорны, поскольку за нашими волевыми решениями и вообще сознательными актами
скрываются совсем иные - подлинные - мотивы поступков: истолкования собственных
действий чаще всего являются рационализациями, то есть идеальными мотивами для
слишком реальных побуждений. Этой теорией воспользовались в дальнейшем
представители "фрейдо-марксизма", соединившие эти идеи психоанализа с марксистским
учением об идеологии как "ложном сознании".
Бессознательное лежит за порогом временного потока сознания, это как бы вечная
природа (или "мировая воля" Шопенгауэра), вторгающаяся в мир феноменов сознания.
Правда, Фрейд не отрицал относительной самостоятельности сознания, которое способно
познавать мир и действовать в согласии с познанной природной необходимостью. Фрейда
оправданно считают наследником философии Просвещения, поскольку самой общей
формулой психоанализа является следующая: "Там, где было Оно, должно стать Я". Иначе
говоря, свет познания является высшим благом для всякого человека, а излечение
невротиков, по Фрейду, происходит вместе с самопознанием и овладением собственными
иррациональными побуждениями.
Однако, наше "Я" зависит не только от природы вне нас и внутри нас, но также от еще
одной психической инстанции, "Сверх-Я", то есть усвоенных социальных запретов и
предписаний, находящих непосредственное выражение в том, что мы называем "голосом
совести", в страхе, чувстве вины, охватывающем нас при нарушении социальных табу.
Эта инстанция является следствием длительного периода детства, зависимости от
родителей, воспитания в семье, традиции, школе и т. п. социальных институтах. Главную
роль в психоанализе играют взаимоотношения ребенка со своими
Freud S. Abriss der Psychoanalyse. - Fischer, F. a. M., 1953, S. 9.
Бессознательное___________________________________________________179
родителями, поскольку каждый из нас проходит первичную социализацию в самом
раннем возрасте, принимает мужские или женские роли, отождествляя себя с родителями.
Так называемый "Эдипов комплекс" представляет собой бессознательную,психи-ческую
структуру, которая возникает в возрасте трех-пяти лет; именно при разрешении этого
"комплекса" возникнет "Сверх-Я" как инстанция, наделенная огромной "психической
энергией" - в системе Фрейда все душевные процессы описываются в энергетических или
даже гидравлических терминах.
При всех различиях "Оно" и "Сверх-Я" в одном пункте они совпадают: это безличные
силы человеческого прошлого, противостоящие индивиду и сталкивающиеся в борьбе за
его "Я": унаследованные биологически особенности находятся в неразрешимом
конфликте с тем, что он получил от социальных институтов, законов, предписаний,
культуры в целом.
Центральным и самым спорным пунктом психоанализа является выдвинутая Фрейдом
теория инстинктов или влечений'. Различные теории влечений известны со времен
античности. Например, у Аристотеля в "Никомаховой этике" мы находим классификацию
влечений на общие для всех и благоприобретенные, на естественные, "звероподобные" и
болезненные. Аристотель отмечает наличие "постыдных" влечений в раннем возрасте:
"Ведь и дети живут, повинуясь влечению, и стремление к удовольствию у них связано
прежде всего с этими постыдными вещами", объясняя это тем, что у еще лишенных
понимания детей "...стремление к удовольствию ненасытно и тянет во все стороны, а
осуществление влечения увеличивает врожденную силу влечения, и если влечения сильны
и грубы, они вытесняют всякий расчет"^ Выше уже шла речь о раз-' Словами "инстинкт",
"влияние", "вытеснение" пользовались и пользуются люди, совершенно не задетые модой
на психоанализ. Например, Н. А. Бердяев. вспоминая о своей юности, писал: "Любовь к
философии, к познанию смысла жизни вытесняла во мне все. В моей природе есть
кавалергардские инстинкты, но они были мною задавлены и вытеснены" (Бердяев Н. А.
Самопознание. - М., ДЭМ, 1990, с. 24). Мы прекрасно понимаем, о чем говорит Бердяев,
хотя не существует (и вряд ли возможна) метапсихо-логия, включающая в себя понятие
"кавалергардского инстинкта" или делающая любовь к философскому знанию
вытесняющей инстанцией. Мы не додумываем за Бердяева того. что "вытесненное"
обладало склонностью возвращаться из "бессознательного" в сновидениях оговорках или
в самом философствовании, равно как и связывать упоминаемые самим Бердяевым
"припадки вспыльчивости" с подавлением "кавалергардского" либидо. ^ Аристотель.
Никомахова этика, 1119Ь, Сочинения в 4-х тт. - М., "Мысль", 1984. с. II 9-120.
180_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
работанной стоиками концепции "страстей", равно как о типичной для Нового времени
теории влечений Гоббса. В конце прошлого века не существовало такой науки о
поведении животных, как этология, и чрезвычайную популярность приобрели теории, в
которых для каждого типа врожденного поведения подыскивался свой инстинкт. Фрейд
свел все многообразие этих инстинктов к двум основным: инстинкту продолжения рода и
инстинкту самосохранения; им соответствовали сексуальное влечение и так называемые
"инстинкты Я". Через некоторое время он свел вторые к первому (посредством теории
"нарциссизма" как стадии психического развития). В результате чуть ли не все
психические процессы оказались проявлениями основополагающей психической энергии
либидо, сексуального влечения.
Хотя сам Фрейд не проводил четкого различия между влечением и инстинктом, он не
случайно чаще пользовался первым термином (нем. Trieb), поскольку влечение, в отличие
от чисто физиологического механизма инстинкта, есть некая психическая данность'. Мы
испытываем какое-нибудь влечение, не зная в точности о его причинах; механизм
инстинкта становится нам известен в результате объективного познания. Иначе говоря,
влечение есть репрезентация биологического процесса в психике, оно лежит между
внесознательными физиологическими процессами и осознаваемым желанием или
волевым актом. Бессознательное выступает как биологически детерминированное
основание сознания, но, в отличие от чисто природного процесса, оно наделено смыслом,
доступно
' Фрейд редко пользовался термином "инстинкт", но ничуть не возражал против того, что
на английский язык немецкое Trieb переводилось именно как instinct (другой вариант drive, которое буквально соответствует немецкому Trieb - не был им одобрен).
Англоязычные авторы держались instinct, instinctual и т. п. вплоть до 60-70-х годов. Но
затем началась горячая полемика: оказывается, Фрейд не был "инстинктивистом", а
"влечение" вовсе не является "инстинктом"! В действительности, этот спор был
показателен как результат эволюции психоаналитического сообщества, которое уже
перестало мыслить с помощью тех схем, которые были свойственны Фрейду и всем
естествоиспытателям XIX века. Но вместо того, чтобы просто указать на собственные
отличия от фрейдовской концепции, психоаналитики должны так модифицировать его
тексты, чтобы это отвечало их сегодняшним воззрениям. Такой способ мышления хорошо
нам известен по тому, как препарировались тексты Маркса для того, чтобы его
последователь мог говорить о реалиях, неведомых Марксу, либо прямо искажать мысль
"классика", но так, чтобы стройный ряд цитат подтверждал воззрения "марксиста", будь
он философом, социологом. психологом или историком.
Бессознательное ____________________________181
для интерпретации (тогда как природный процесс требует не толкования, а каузального
объяснения).
Либидо у Фрейда пластично, оно перемещается от одного объекта к другому и предстает
как совокупность "частичных влечений". Оно распределяется по различным объектам:
чем больше достается одним из них, тем меньше этой энергией "нагружены" или
"инвестированы" другие; если либидо не притекает к объектам, то энергия скапливается
вокруг "Я". Это явление получило у Фрейда название "нарциссизм", определяемый как
"застой либидо". Открытие особой - нарциссической - стадии развития либидо
способствовало тому, что Фрейд отказался от ранее признававшихся им особых
"инстинктов Я" наряду с сексуальным влечением. Нарциссическая стадия следует сразу за
аутоэротической и предшествует переносу либидо на объекты.
Формирование нашего "Я" начинается с "первичного нарцис-сизма", характеризуемого
как слитость "Я" с "Оно". Младенец еще не проводит четкой границы между собой самим
и внешним миром. "Наше нынешнее чувство "Я", - писал Фрейд, - лишь съежившийся
остаток какого-то широкого, даже всеобъемлющего чувства, которое соответствовало
неотделимости "Я" от внешнего мира. Если мы примем, что это первичное чувство "Я" в
той или иной мере сохранилось в душевной жизни многих людей, то его можно признать
своего рода спутником более узкого и ограниченного чувства "Я" в зрелом возрасте"'.
Различные случаи психо-патологий показывают, что границы между "Я" и "Не-Я" пролагаются иначе, чем у остальных людей: части собственного тела или даже воспоминания,
мысли, восприятия кажутся чужими; либо на внешний мир переносится какая-то часть
нашего внутреннего мира.
Наше "Я" не есть нечто самоочевидное и изначальное, оно могло конституироваться
иначе, оно прошло долгий путь развития и возникло в результате ряда конфликтов,
разрывов с прошлым. Человеческая субъективность не существует независимо от
влечений, фантазий, аффектов; более того, она есть продукт раскола на сознание и
бессознательное в результате вытеснения части содержания психики. Бессознательные
стремления незаметно сопровождают и определяют наши интеллектуальные решения и
волевые ак-' Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. - М., "Ренессанс", 1992. с. 69.
182_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
ты. Нам кажется, что нет ничего более очевидного, чем чувство идентичности, наличия у
нас "Я". Мы предполагаем, что это - константа человеческой природы, что у всех других
людей имеется такое же "Я". Чаще всего мы не ошибаемся в своих предположениях, пока
не сталкиваемся с тем, кого медики характеризуют как "психически больного", или с
представителем другой культуры, который неожиданно утверждает, что наше "Я" есть
иллюзия, от которой следует освободиться.
Важнейший тезис Фрейда заключается в том, что наша идентичность возникает в
процессе индивидуальной жизни в результате идентификации с другими в раннем
возрасте, когда мы "ин-троецируем" свойства других и преобразуем их в собственные
черты. Разумное "Я" западной философской традиции если не "подрывается", как того
хотели бы иные из последователей Лакана, то во всяком случае "перестает быть хозяином
в своем доме".
Споры последних десятилетий между сторонниками различных версий психоанализа
велись вокруг центральной проблемы - соотношения "Я" и бессознательных влечений.
Еще при жизни Фрейда многие его последователи приступили к ревизии метапсихологии,
уделяя значительно большее внимание не отношениям "Я" и "Оно", а отношениям "Я другие". "Я" конституируется в поле социальных отношений, основанием субъективности
становятся взаимоотношения с родителями в раннем детстве, начиная с "диады" матьребенок. Это способствовало пересмотру энергетических моделей Фрейда и отказу от
механистического языка.
В мои намерения не входит изложение тех концепций, которые возникли в психоанализе в
30-40-е годы, не говоря уже о более поздних. Для этого потребовался бы совершенно иной
курс лекций (вероятно, даже не один). Однако, в связи с этой, центральной для
психоанализа, темой следует сказать, что и американская эго-психология, и британская
школа "объектных отношений" проводили ничуть не меньшую ревизию фрейдизма, чем
Хорни, Фромм и Сал-ливан с их "неофрейдизмом". Эго-психологи стали подчеркивать
автономность "Я" от влечений. Такие функции, как восприятие, память, мышление,
языковая деятельность, у них "свободны от конфликтов", и лишь в случае психического
расстройства они оказываются в зависимости от бессознательных стремлений. Неврозы
возникают не столько из-за конфликтов между "Оно", "Я" и "Сверх-Я", сколько в силу
неудачной адаптации к социальным отношениям. Сегодня психоаналитики часто
характеризуют фрейдовскую
Бессознательное___________________________________________________183
теорию неврозов как устаревшую и наивную'. Для Фрейда невроз был последствием
подавления либидо, тогда как цель терапии заключалась в том, чтобы дать этой энергии
выход. Затем он расширил теорию неврозов, и последние стали трактоваться как
результат нерешенного-конфликта или неудачного компромисса. Ныне психоаналитики
значительно чаще говорят об отколе каких-то личностных черти проекции их вовне.
Терапия в таком случае заключается в интеграции личности. Психоаналитик не решает за
пациента конфликты, но помогает невротику оптимально пользоваться своими задатками
и способностями. Успешная интроекция имеющихся ценностей и образцов поведения
стала в эго-психологии одной из важнейших целей психотерапии.
За это эго-психологов часто критиковали разного рода "левые" - сначала сторонники
неофрейдизма и "фрейдо-марксиз-ма", а в последние десятилетия представители
структурного психоанализа Лакана, "постструктуралисты", "постмодернисты". Но они
проводили еще более радикальную дебиологизацию психоанализа. Британская школа
"объектных отношений" также уделяла основное внимание процессу конституирования
эго в отношениях со "значимыми другими". Человеческая психика для многих ее
представителей вообще работает не по "принципу удовольствия" - на первое место
выходят эмоциональные отношения с другими, которые, по существу, формируют и
структурируют влечения (а не наоборот, как то было у Фрейда).
Этот сдвиг к межличностным отношениям характеризует не только психоанализ - в
биологии организм все чаще рассматривается во взаимосвязи со средой (вплоть до
биогеоценоза), в течение XX столетия в различных науках о человеке происходило
смещение внимания с индивида на поле социальных отношений. Метапсихо-логия Фрейда
несетна себе следы не только физики и биологии XIX века, но и той модели человека,
которая восходит к Гоббсу и Локку, к социальному атомизму и либеральному
индивидуализму. Рассматривая "Я", Фрейд соотносил его прежде всего с другими
внутрипсихическими инстанциями. В современном психоанализе происходит тонкая
дифференциация различных областей внешнего мира, на которые направлены "объектные
влечения" (другие лица тоже являются объектами влечений). Психоаналитики сего-' См.,
например, типичную в этом смысле статью: Steiner J. The Aim of Psychoanalysis in Theory
and Practice. The International Journal of Psycho-Analysis, December 1996, v. 77. part 6.
184_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
дня все меньше предаются умозрительным теориям относительно источника влечений, их
не занимают "стадии развития либидо", зато они говорят о типичных для данного
индивида способах взаимоотношения с другими людьми. Психоаналитик изучает даже не
реальные отношения, которые интересуют социолога или социального психолога, а
фантазии, имаго, схемы воображения, стереотипы восприятия.
По существу, мы имеем дело с теорией, которая радикально отличается от фрейдовской.
Перемены здесь затрагивают не только ме-тапсихологию, но частные теории и даже
практику лечения. Для Фрейда психоанализ был не только орудием терапии, но также
верным способом познания причин заболевания. Они отыскивались в бессознательном, а
освобождение от симптомов связывалось с самопознанием ("Там где было "Оно", должно
стать "Я"".). Сегодняшний психоаналитик чаще всего вообще не говорит о причинах
неврозов, он не претендует на то, что пациент открывает некое реальное событие в
прошлом, будь таким событием даже испытанная в детстве фантазия. Произошло
смещение от установления "почему" тот или иной аффект возникает у пациента к тому,
"что" и "как" он переживает. Лечебное действие вызывает не установление причин и не
самопознание, а встреча пациента со своим опытом'. Пациент сам приходит к тому или
иному "почему" после того, овладевает "что" - содержанием своих актуальных
переживаний и конфликтов. Практика психоанализа смещается от гипотетических детских
комплексов к актуальным переживаниям во время психоаналитического сеанса.
Психоаналитик может строить гипотезы относительно того, что доминирующий у
пациента тип взаимоотношений с другими людьми как-то связан с недостаточным
вниманием к нему со стороны матери в первые месяцы жизни или со сложностями в
идентификации с отцом-алкоголиком. Но аналитик совершенно спокойно обходится без
широких обобщений о "судьбах влечений".
Как мы увидим далее, современный психоанализ отличается от фрейдовского и в
трактовке таких фундаментальных тем, как толкование сновидений и сексуальность. Мы
сталкиваемся с явным противоречием между плодотворно развивающейся практикой, со
все более операциональными теориями "среднего уровня", в которых учитывается то, что
было наработано психологами и социоло-' Об этом пишут многие психоаналитики, В
данном случае я просто воспользовался формулировками из работы Singer Е. Key Concepts
of Psychotherapy. - N. Y" 1965, p. 203.
Бессознательное -_________________________________________________185
гами за пределами психоанализа, и сохраняющейся архаичной ме-тапсихологией. Это
относится и к употреблению понятия "бессознательное". В большинстве своем
психоаналитики давно им не пользуются в том смысле, в каком его часто употреблял
Фрейд, а именно, как нечто субстанциальное, как некое "место". Оно понимается
функционально и событийно, как составная часть опыта, которая не входит в сознание, о
которой мы не отдаем себе отчета. Причины этого обнаруживаются не только в
вытеснении, поскольку имеются разного рода "фильтры", не пропускающие
представления в сознание. Фромм указывает, например, на язык, стиль мышления данной
культуры, находящий свое наиболее полное выражение в логике. Язык со своей
грамматикой и лексикой содержит в себе целостное отношение к жизни, опыт многих
поколений. То же самое относится к логике: "Пока личность живет в культуре, в которой
не ставится под сомнение аристотелевская логика, чрезвычайно трудно, если вообще
возможно, отдавать себе отчет о противоречащем этой логике опыте, который является
для нее бессмыслен-ным"'. Понятно, что "бессознательными" в таком случае оказываются
не только вытесненные запретные представления. Сквозь "социальные фильтры" до
нашего сознания не доходят самые различные стороны реальности, открытые другим
людям. Отношение сознания и бессознательного можно в таком случае представить как
отношение потенциально чрезвычайно богатой и пластичной материи, которая отливается
в различные формы. Они иногда так закостенева-ют, что это препятствует дальнейшим
трансформациям.
Очень далекий от психоанализа русский мыслитель, П. Д. Успенский, который хорошо
знал восточные "пути освобождения", писал об отношениях между "сущностью" и
"личностью" человека, которые редко бывают гармоничными. Часто "сущность" или
"натура" у малообразованных людей куда шире и богаче, чем не получившая развития
личность. "Случаи, когда личность перерастает сущность, часто обнаруживаются среди
более культурных людей, и в таких случаях сущность остается в полувзрослом или полуразвитом состоянии"^. Внешне вполне взрослые люди остаются в плену детских
стремлений и помыслов, они не повзрослели эмо-' ФроммЭ.,Судзуки Д.,МартиноР. Дзенбуддизм и психоанализ. - М" "Медиум", 1995, с. 35-36.
^ Успенский П.Д. Психология возможной эволюции человека.// Заблуждающийся разум.
Многообразие вненаучного опыта. - М., Политиз-дат, 1990, с. 409.
186_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
ционально, у них узкий взгляд на мир, позаимствованный у ближайшего окружения, либо
они до сих пор ведут борьбу за самостоятельность своего "Я", которую другие успешно
завершили в детстве и юности. Они не осознают того, что иррациональные столкновения с
окружающими являются повторением конфликта с кем-то из родителей, а безумная скука
или навязчивый страх связаны с узостью интериоризированных образцов и установок.
Именно с такого рода явлениями сталкиваются психоаналитики, и когда речь идет о
"бессознательном", то к нему теперь относят не только вытесненные инцестуозные
влечения. Фрейда справедливо считают первопроходцем, поскольку он обнаружил
динамические взаимоотношения различных областей психики и назвал скрытую, но
мотивирующую наши мысли и действия часть психики "бессознательным". Он дал ряд
блестящих описаний того, как в сознание неприметно входят мотивы, о которых мы не
отдаем себе отчета. Его систематическая концепция бессознательного была первой и
долгое время наиболее влиятельной теорией. Однако к бессознательному он относил в
первую очередь подавленные сексуальные влечения, вступающие в конфликт с
"цензурой", то есть с нормами и запретами данной культуры. В наше время от столь узкой
трактовки бессознательного отказалось и большинство его последователей. В
психоанализе сегодня существуют самые различные трактовки бессознательного, а на
практике все аналитики сталкиваются с тем, что проблемы их пациентов возникают из-за
искаженного видения реальности, проекции на нее скрытых от них самих душевных
процессов и т. п. Исцеление происходит вместе с расширением сознания, обогащением
опыта самого себя и других людей. То, что ранее не осознавалось, открывается в
"инсайте", причем это не только интеллектуальный опыт. "Мышление, рассуждение могут
предшествовать акту обнаружения, но сам этот акт всегда является целостным
переживанием. Для этого опыта характерны спонтанность и неожиданность, он
испытывается целостной личностью. Глаза вдруг открываются, сам человек и мир
предстают как бы в ином свете, в иной перспективе. Обычно такому опыту предшествует
немалая тревога, а после него возникает новое чувство силы и уверенности в себе"'. Я мог
бы привести сходные описания процесса исцеления пациентов, данные пред-' Фромм Э.,
Судзуки Д.. Мартин о Р. Дзен-буддизм и психоанализ. - М., "Медиум", 1995, с, 46.
Бессознательное___________________________________________________187
ставителями самых различных доктрин в рамках психоанализа. Юнгианец может говорить
о процессе индивидуации и слиянии эго с Самостью, сторонник Daseinsanalyse использует
терминологию "Бытия и времени" Хайдеггера, вроде "аутентичности" и "несо-крытости",
но речь идет о том же самом расширении сознания, сопровождающемся "новым чувством
силы и уверенности в себе". Иные теоретики вообще отвергают "систематическое"
бессознательное Фрейда, другие, включая и сегодняшних членов Международной
психоаналитической ассоциации, сохраняют эту метапсихоло-гию в качестве догмы, но на
практике все дальше уходят от первого этапа психоанализа. Фрейдовская трактовка
бессознательного принадлежит прошлому психоанализа, но без этого прошлого не было
бы настоящего, в том числе и значительно более плодотворных концепций тех, кто
пришел в психотерапию после Фр)ейда и под его влиянием.
ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ
"Истоком и тайной" психоанализа можно считать "Толкование сновидений". Эта книга
доныне остается своего рода Библией всех аналитиков. Фрейд всегда считал ее
важнейшим своим трудом и в предисловии к третьему английскому изданию (1931) писал:
"Эта книга, вклад которой в психологию удивил мир в момент ее публикации (1900),
остается без существенных изменений. Даже, по моему нынешнему суждению, она
содержит самое ценное из всех тех открытий, каковые мне довелось совершить.
Прозрения такого рода случаются лишь раз в жизни".
Книга вышла в ноябре 1899 года, но на титульном листе стоял 1900 год. Она как бы
открывала то столетие, коему было суждено стать веком психоанализа. Из писем Флиссу
известно, что работа над книгой шла с 1897 по 1899 год, хотя некоторые теоретические
положения имеют предысторию. Кое-какие замечания по поводу собственных сновидений
обнаруживаются еще в письмах 1882 года невесте. В 1895 году выходит том
"Исследований истерии", где уже присутствуют толкования сновидений пациентов. В том
же году Фрейд работает над своим "Проектом". Последняя глава "Толкования
сновидений" стала по-настоящему понятна только после обнаружения этой рукописи - к
основным идеям Фрейд пришел еще до того, как изучил обширную литературу по поводу
сновидений. Конечно, нет ни одного тезиса "Толкования сновидений", который не
встречался бы у предшественников (Гризингера, Шер-нера и многих других), но их синтез
принадлежит Фрейду.
В предисловии к первому изданию Фрейд делает ряд характерных замечаний: сон есть
первое звено ряда анормальных психических образований, он является парадигмой
(именно это слово употребляет Фрейд) для теории, способной дать картину фобий, навязТолкование сновидений_____________________________________________189
чивых состояний и т. д. Иначе говоря, сновидения сравниваются не столько с
"нормальной" психической жизнью, сколько со всевозможными отклонениями; а так как
сны снятся всем без исключения, то сама "норма" оказывается под вопросом. Уже в этом
первом крупном произведении Фрейд ставит под сомнение всю традицию
психиатрического обособления психических "здоровья" и "болезни".
Значительная часть приводимых сновидений принадлежит самому Фрейду - по совету
Флисса он исключил несколько наиболее откровенных. В предисловии к первому изданию
он отмечал, что ему вовсе не хочется выносить на обсуждение свою собственную
интимную жизнь, но это было "болезненно, однако неизбежно" (Das war peinlich, aber
unvermeidlich). Иначе бы вообще ничего не получилось, поскольку сновидения пациентов
всегда имеют добавочный невротический материал, а в "естественном" виде ему были
даны только собственные сновидения. Так как автор является не поэтом, а
естествоиспытателем, то он сталкивается с трудной задачей научного анализа собственной
душевной жизни. Поэту в сновидениях приходят вдохновляющие его творчество темы,
тогда как ученый должен находить в них механизмы, обладающие универсальной
значимостью. В предисловии ко второму изданию Фрейд дает знать читателю, что его
сновидения в период, когда писалась книга, имели особый характер: "А именно, для меня
эта книга имела еще одно субъективное значение, которое я сумел понять лишь по ее
завершении. Она оказалась для меня частью моего самоанализа, как реакция на смерть
моего отца, иначе говоря, на важнейшее событие, самую радикальную утрату в жизни
мужчины. После того, как я распознал это, я почувствовал себя неспособным затушевать
следы этой утраты. Но читателю все равно, на каком материале он учится оценивать и
толковать сновидения"'. Вряд ли это обстоятельство следует исключать с такой легкостью
- читатель, если он знает, чем были мотивированы эти сновидения, может задаться
вопросом, не является ли вся эта теория следствием того состояния, в котором находился
Фрейд. Ведь если бы ему снились таинственные ландшафты или полные религиозной
символикой сновидения, то и теория сновидений могла бы оказаться иной - напоминать,
скажем, возникшую позже юнгианскую трактовку сновидений, как языка коллективного
бессознательного.
' Freud S. Traumdeutung. Studienausgabe. - Fischer, F. a. M., 1971, Bd. I, S. 24.
190_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Собственно говоря, исправления и добавления, которые появляются начиная с третьего
издания, все в большей мере ориентированы на поэтическое творчество, мифы, фольклор
(и только отчасти на накапливающийся опыт толкования неврозов). В четвертом издании
имелись два раздела, написанных О. Ранком, в которых развивались именно эти стороны
"прикладного психоанализа", Мифы - сновидения человечества, а индивидуальные сны
подобны мифам. Учение о сновидениях действительно стало парадигмой - не только
неврозов, но также всей фрейдистской культуро-логии.
Сновидения всегда вызывали интерес у людей: вероятно, их толкованию предавались в
пещерах наши весьма отдаленные предки. Толкование сновидений было одним из высших
жреческих искусств. Научные теории сновидений возникли много позже, причем они
базировались на картезианском разделении res extensa и res со-gitans'. Наука XIX века
стремилась понять физиологические механизмы сна и отбросила все эти толкования как
древние предрассудки. Познакомившись с научными теориями своего времени (вся 1-я
глава представляет собой изложение основных точек зрения на сны), Фрейд приходит к
выводу, что в древних верованиях больше истины, чем во всех этих теориях. Сновидения
обладают смыслом, значением, а оно не укладывается в каузальные объяснения, но
требует истолкования. Сновидения символичны, и мы способны их понять путем
открытия скрытого смысла за явным.
Фрейд оспаривает теории физиологов и медиков, считавших сновидения бессмысленными
или сводивших сны к реакциям на внешние раздражения. Физиологически, сновидение
есть промежуточное состояние между бодрствованием и сном без сновидений. Последний
представляет собой состояние абсолютного покоя, когда мы "отключаемся" от внешнего
мира. Фрейд сравнивает сновидения со "снами наяву", психотическими галлюцинациями,
гипнотическим "сном" - действия во время гипноза сравниваются с сомнамбулическими
действиями лунатиков. Биологическую функцию сновиденй он видел в том, что они
сохраняют наш ночной отдых. Фрейд ссылается на то, как внешние раздражения
преобразуются
' Правда, уже Ральф Кудворт, кембриджский богослов XWI века возражал Декарту именно
ссылками на мир сновидений: душа не исчезает и в глубоком сне, в летаргии или
апоплексии; наша душа не все время осознает. что в ней имеется. Спящий геометр
сохраняет во сне все свои теоремы. а музыкант - свои музыкальные способности и
мелодии.
Толкование сновидений_____________________________________________191
в образы сновидения (звонок будильника в звон колоколов или нечто подобное), равно
как телесные потребности становятся поводом для сцен сновидения (полный мочевой
пузырь вызывает наши поиски туалета во сне). Кроме физических раздражений имеются
психические - иногда из-за них возникает бессонница. В лекциях 1915/16 годов Фрейд
говорил так: "Сновидение, будучи реакцией на психическое раздражение, должно быть
равнозначно освобождению от этого раздражения, так что оно устраняется, а сон может
продолжаться... сновидение является не нарушителем сна... а оберегает его, устраняет
нарушения сна. Правда, нам кажется, что мы лучше спали бы, если бы не было
сновидения, но мы не правы; в действительности без помощи сновидения мы вообще бы
не спали. Ему мы обязаны, чтс1 проспали хотя бы и так. Оно не могло немного не
помешать нам, подобно ночному сторожу, который не может совсем не шуметь, прогоняя
нарушителей покоя, которые хотят разбудить нас шумом"'. Таким образом, сновидение
полезно организму как "защитник сна", "ночной сторож", устраняющий нарушающие
покой психические раздражения путем удовлетворения влечений, проникающих в
психику изнутри. В бодрствовании мы стремимся реализовывать их действиями, но в
состоянии сна моторные центры отдыхают, путь действия закрыт, а потому психика
довольствуется "галлюцинаторным удовлетворением".
Следует отметить, что современные нейрофизиологические исследования хотя бы отчасти
опровергают эти положения Фрейда. Прежде всего это относится к его тезису о том, что
сновидение есть "охранитель" сна от внешних возбуждений. Физиологи установили, что
сомнамбулические действия, на которые Фрейд нередко ссылался в связи с гипнозом,
происходят в период так называемых "длинных волн", то есть когда нам ничего не снится.
Сновидения приходят после 90 минут сна "длинных волн" во время "парадоксального сна"
. В этот период - примерно 20 минут - энцефа-лограммы сходны с. состояниями
бодрствования, присутствуют быстрые движения глаз (отсюда название REM Sleep - от
Rapid. Eye Movement). Всего за ночь нам 4-5 раз снятся сны, то есть в среднем до 20%
ночного времени. По своим физиологическим параметрам эти состояния сравнимы с
состояниями галлюцинаций в дневной жизни. Филогенетически "быстрые" сны
появляются вместе с теплокровными животными, У птиц они очень коротки (не-* .Фрейд
3. Введение в Психоанализ. Лекции. - М., "^аука", 1988, с. 79.
192_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
сколько секунд), у млекопитающих они длятся, как и у людей, примерно четверть ночного
времени. Нам не известно, что снится сороке, жирафу или кошке. Вряд ли их сновидения
являются ис-полнениями желаний - вытесненных в бессознательное влечений у них,
кажется, не находят и психоаналитики. Специалисты, наблюдая за поведением животных
во время сна и после него, говорят о том, что во сне происходит как бы
"перепрограммирование": между генетически заложенными программами и реакциями на
среду у животных всегда существует некоторый "зазор", и сновидения способствуют
адаптации. В принципе такая трактовка не противоречит некоторым версиям
психоанализа, в частности юн-гианской аналитической психологии. Но диалог между
нейробио-логами и психоаналитиками на сегодняшний день затруднен совершенно
различным подходом к сновидениям. Нейробиологи утверждают, что "сны наяву",
галлюцинации, имеют мало общего со сновидениями. "Подобный диалог не представляет
большого интереса, поскольку немного фрейдовских гипотез нашло подтверждение в
нейропсихологии"', - таков вывод большинства физиологов.
Однако, физиология и нейропсихология мало что говорят нам о значимости сновидений
для человеческой жизни. С точки зрения физиологии, это остается тайной, да она и не
призвана разгадывать такие тайны. Независимо от генезиса сновидений и их роли в
эволюции, они образуют целый мир практически для каждого человека. Сны снятся
людям ежедневно в течение двух часов, нередко они повторяются, показывая нам некую
альтернативную реальность, в которой мы всегда участвуем. Это не картинки, не "фильм",
который мы наблюдаем со стороны. Когда мы просыпаемся, то отличаем сны от
действительности - "это был лишь сон". Но пока он снится, именно в этой иной
реальности мы живем и действуем (лишь крайне редко случаются так называемые reves
lucides, когда мы во сне знаем, что это "лишь сон"). Сон переживается как
действительность, в которой мы путешествуем, действуем, наслаждаемся или чего-то
страшимся. Проснувшись, мы вспоминаем, что многое во сне принадлежит нашей
дневной действительности: это синтез бытия и небытия, реальности и ирреальности. Но
этот мир небытия вступает во взаимодействие с моим дневным миром, даже если я этого
не осознаю и не прислушиваюсь к "голосу" сновидений.
^ Мог in Е., Р i atell i-P a Imarini M. L'Unite de l'hornme. 2. Le cerveau 'humain. - Paris, Seuil,
1974, p. 103.
Толкование сновидений_____________________________________________193
Запомнившееся сновидение входит в мой душевный мир, рассматривается в перспективе
моего дневного сознания как одно из содержаний, наряду с моими фантазиями и даже
самыми реальными проектами. Вряд ли бизнесмен, которому приснилось, что его
надувает Деловой партнер, оставит сон без внимания. Лицо иного пола, неожиданно
оказавшееся эротически значимым в сновидении, будет несколько иначе восприниматься
и в дневной жизни. Смыслы сновидений и дневной реальности переплетаются, ирреальное
хотя бы отчасти становится реальным для нас. Перспектива моего видения реальности
меняется, поскольку сновидение дает иную конфигурацию, а дневной мир утрачивает
свой само собой разумеющийся характер. Видимо, именно с этим связана целебность
толкования сновидений: нам как бы открывается дверь в иной возможный мир.
Не случайно во сне приходит решение дневных проблем; некоторые крупнейшие ученые
приходили к выдающимся открытиям во сне, и никакая физиология не объясняет нам
того, как это происходит. Мир сновидений является миром не одних причинноследственных связей, а миром смыслов. Значение сновидения часто непонятно, однако
толкование не приходит извне, из сонника или от психоаналитика: сам сновидец знает,
что сон имел смысл и как-то связан с его жизнью, хотя не знает как именно. Пока
психоаналитик навязывает свою интерпретацию, он ничего не добивается как
психотерапевт - пациент должен' сам прийти к толкованию, то есть перевести язык
образов на язык сознания и соединить ускользающие смыслы сновидения со смыслами
дневной жизни. Пересказать сон столь же трудно, как передать словами музыку: в чужой
сон нам не проникнуть, он всегда индивидуален. Уже запоминание сна есть его
интерпретация и трансформация.
Взгляд на сновидения, как на совершенно автономный, так сказать, "природный" процесс,
является упрощенным. Уже то, как мы запоминаем и тем самым достраиваем сны
(придавая им некую структуру), зависит от культуры. "Совершенно очевидно, - писал Ю.
М. Лотман, - что архаический человек обладал гораздо большей культурой сна, то есть,
вероятно, видел сны и запоминал их гораздо более связанными. Нельзя забывать и того,
что шаманская культура, бесспорно, обладала техникой управления снами, не говоря уж о
системах их связных пересказов и интерпретаций"'. Сновидение представляет со-' Лотм а
н Ю. М. Культура и взрыв. - М" "Гнозис", 1992, с. 220. 7 Зак. 6419.
194_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
бой пространство знаков с неопределенными значениями, которые уточняются и
закрепляются путем интерпретации. И шаман, и гадалка, и жрец древнего храма, и
психоаналитик выступают в роли переводчиков образного "языка" сновидений на язык
словесной коммуникации. И если в одной культуре сон есть предсказание событий, то:в
другой он становится выражением подавленных влечений. Для того, чтобы возникла
психоаналитическая трактовка сновидений, требовалось радикальное изменение
культуры. "Сон-предсказание-окно в таинственное будущее - сменяется представлением о
сне как пути внутрь самого себя. Чтобы изменилась функция сна, надо было переменить
место таинственного пространства. Из внешнего оно стало внутренним"'. Но такое
перемещение задается культурой, налагающей свои формы на, казалось бы, совершенно
индивидуальные явления. Что может быть более неповторимого, чем сон, который
никогда не приснится никому другому, но в то же самое время способы включения
образов сна в дневную реальность заданы методом "перевода". Фрейд был создателем
нового способа пересказа - на "кушетке" - и толкования сновидений, формы их
сознательной организации, наив-но^нолагая, будто сами сны говорят в духе его теории.
^Вслед за несколькими предшественниками^, оказавшими на него определенное влияние,
Фрейд пришел к мысли о том, что содержание сновидений связано с жизненной
ситуацией сновидца, что сновидения целесообразны и доступны для истолкования,
которое отличается от символического толкования, обнаруживаемого нами в
басчисленных сонниках^. Последнее бесконечно далеко от любого научного подхода: оно
"рассматривает содержание сновидения как
1 Там же, с. 223.
2 фрейд излагает теории Мори, Шернера. Штрюмпеля, Фолькельта, Дела-ж^. Г.Ф,
Элленбергер дает подробное изложение этих (а также некоторых других - Эрве де СенДени, например) дофрейдовских теорий и показывает их влияние на Фрейда. CM,:
Ellenberger H.F. The Discovery of the Unconcious, p. 303-31 1.
^ Сегодняшние сонники значительно хуже античных образцов, поскольку почти для
каждого приснившегося бытового предмета в них обнаруживается скрытый смысл.
Древние авторы отличали загадочные сны и пророческие видения, сны-оракулы,
требующие символического толкования, от снов-грез, которые "всегда навязывают
спящему те же душевные, телесные и житейские заботы, какие обременяют его, пока он
бодрствует" (А м - вросий Феодосии Макробий. Комментарий на "Сон Сципиона",
"Знание за пределами науки". - М., "Республика", 1996, с. 276). Сны-грезы и сны с
фантастическими видениями, напоминающие дневные "сны наяву", не интересовали
древних толкователей,
Толкование сновидений_____________________________________________195
целое и пытается заменить его другим, понятным и в известном смысле аналогичным
содержанием"'. Такое толкование совершенно непригодно в случае запутанных
сновидений. Второй традиция онный метод (Chiffrenmethode) "рассматривает сновидения
как род тайнописи, в которой каждый знак можно в соответствии с ключом перевести
другим знаком"^ Этот метод существенно ближе Фрейду. Он обращается к незадолго до
того переведенному античному соннику Артемидора, который уделял немалое внимание
не только содержанию сна, но также личности сновидца. Но и такой метод ограничен дешифровка идет по книгам, которые дают произвольный "ключ" к толкованию того или
другого образа. Достаточно взять в руки несколько разных сонников, чтобы обнаружить
множество расхождений в трактовке одного и того же образа.
Научное толкование должно опираться на теорию, объясняющую функции сновидений.
Многие наблюдатели обращали внимание на то, что в сновидениях часто исполняются
наши заветные желания. Фрейд ссылается на немалое число поговорок и высказываний
предшественников по поводу этой особенности сновидений, чтобы заметить, что "ни
одному из них не пришли в голову признать ее общей характерной чертой и считать это
ключевым моментом в объяснении сновидения"^. Он делает смелое обобщение: все
сновидения побуждаются желанием, а исполнение этого желания становится содержанием
сновидения, определяемого поэтому как "галлюцинаторное переживание исполнения
желания".
Правда, лишь небольшое число сновидений можно прямо признать исполнениями
желаний - мы голодны и нам снится застолье, сексуальное влечение непосредственно
удовлетворяется во сне и т. д. Фрейд полагает , что таковы все сновидения у маленьких
детей: ребенку не, дали мороженое, и ему снится, как он его поглощает. До определенного
возраста у детей еще нет вытеснения, нет "цензуры", и им буквально снится исполнение
дневного желания^
' Freud S. Traumdeutung. Studienausgabe. - Fischer, F. a. M.. 1971. Bd. I, S. 117.
2 [bid., S. 118.
^ Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. - М" "Наука", 1988, с. 81. * Из этого следует,
что детям не должны сниться страшные или неприятные сны. Любой внимательный
родитель или воспитатель яслей и детского сада знает, что это не так. Животные лишены
"цензуры", а потому им тоже не должны сниться неприятные или страшные сновидения, с
чем вряд ли согласятся не только биологи, но и владельцы кошек или собак.
196______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
В "Толковании сновидений" Фрейд писал, что неприятное не находит себе выражения в
сновидении, включаясь в него лишь в том случае, если во сне происходит неприкрытое
исполнение запретного желания. Страх является признаком того, что вытесненное
влечение смогло прорваться сквозь цензуру (или было к тому близко). Для нашего "Я" это
мучительно, поскольку такие влечения постыдны и даже кошмарны для нашего
бодрствующего сознания. Этой близостью к осуществлению запретного желания
объясняются неприятные сновидения, а страх во сне - это страх перед силой
прорывающихся влечений. Страшное сновидение часто ведет к пробуждению - сон
прерывается, причем мы часто ничего не помним о содержании сновидения: остается
лишь ощущение страха, тогда как содержание тут же вытесняется начинающей работать
во всю силу цензурой. В дальнейшем, когда Фрейд произвел изменения в своей
концепции "неврозов страха" (или "тревожности" - Angst-neurose'), он изменил и
трактовку страшных сновидений.
У взрослых сновидения, в которых буквально исполняется желание, сравнительно редки.
По большей части сны непонятны, а иногда и абсурдны. Фрейд объясняет это именно
деятельностью цензуры. С одной стороны, цензура сознания в состоянии сна ослаблена, а
потому скрытые желания могут войти в сознание. Но в то же самое время и во сне цензор
не пропускает запретные представления, и сновидение говорит эзоповским языком.
Сновидение должно осуществлять желания, охраняя тем самым ночной отдых, но делать
это не явно, а тайно, пока речь идет о запретных желаниях.
Образы сновидений у фрейда всегда содержат как бы два слоя: "явное содержание" и
"скрытые мысли сна" (latenten Traum-gedanken). "Работа сна" заключается в зашифровке
тайных мыслей. Шестая глава "Толкования сновидений" посвящена тому, как "латентные
мысли" преобразуются в явное содержание. К механизмам такой трансформации
относятся:
' Первоначально Фрейд относил Angstneurose к "актуальным неврозам" и считал страх
трансформацией либидо. В соответствии с "принципом постоянства", нервная система
имеет тенденцию к сохранению количества возбуждения. Когда психика не в состоянии
переработать растущее сексуальное напряжение или если оно не разряжается, то
возникает состояние страха. Накопленное возбуждение тут превращается в страх (страх
относится к либидо, как уксус к вину, писал Фрейд). В дальнейшем он связывал неврозы
страха (тревожности) с беспомощностью "Я" перед лицом внутренней или внешней
угрозы (не обязательно реальной), тогда как к психоневрозам у него относились фобии.
Толкование сновидений___________________'________________________197
1) Сгущение. В сравнении с многообразием сновидческих "мыслей" явное содержание
лаконично. Одни элементы вообще опускаются; элементы, имеющие нечто общее,
сливаются в единое целое, возникает смешение различных вырванных из контекста
элементов. Несколько различных лиц собирательно представляются одним человеком,
сочетающем в себе их черты, причем какой-то маловажный персонаж может тайком
представлять куда более важные фигуры. В сновидении сгущаются словесные ряды,
возникают непонятные имена, словесные, новообразования и т. п.
2) Смещение. В отличие от прочих механизмов, оно целиком относится к действию
цензуры. Один из скрытых элементов замещается чем-то отдаленным, намеком; с важного
содержания акцент переносится на незначительное. В отличие от намеков в состоянии
бодрствования (например, в шутках, анекдотах), где намеки должны быть более или менее
прозрачными - иначе их никто не поймет - в сновидении нет таких ограничений, а потому
происходит замещение важных "мыслей сна" самыми отдаленными представлениями,
затемняющими то, чего не хочет пропускать цензура. Чаще всего этот сдвиг
осуществляется на сохранившиеся в нашей памяти остатки дневных впечатлений.
3) Образное представление (буквально Rucksicht auf Darstellung можно перевести как
"учет образности"). Это механизм превращения мыслей в визуальные образы.
Абстрактное представление заменяется текучими образами. Фрейд сравнивает эту работу
с задачей подмены политической передовицы в газете рядом иллюстраций: легко
заменить упоминаемые в статье лица и конкретные предметы, но при изображении
абстрактных слов и частей речи, выражающих логические отношения, возникают
трудности. Абстрактные слова можно сначала свести к конкретным (они от них
происходят) - Фрейд приводит много примеров подобной "игры слов" в сновидениях.
Содержание мыслей тонет в "сыром материале объектов и деятельностей". В отличие от
Фрейда, мы живем в условиях "визуальной культуры" и постоянно сталкиваемся с
потоком образов, который должен содержать скрытую мысль. Скажем, содержание
рекламного ролика сводится к "несите ваши денежки", а изображается актерами,
нанятыми каким-нибудь МММ, нечто совсем иное. Можно вспомнить и пропагандистские
ролики предвыборных кампаний. Для Фрейда исходным материалом являются именно
"мысли", а образная развертка "фильма" представляет собой один из механизмов
утаивания содержания этих "мыслей".
198_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
4) Вторичная обработка. Работа сна способствует тому, что сновидение утрачивает
бессвязность или абсурдность, оно приближается к нашим наглядным восприятиям.
Фрейд сравнивает такую переработку со "снами наяву", с деятельностью нашей фантазии
в бодрствовании. Сновидение предстает в виде более или менее связного сценария, оно
делается понятным, фантазия заполняет пробелы.
Задача психоаналитического толкования заключается в работе, которая противоположна
работе сна: за явным содержанием нужно открыть латентное. Это осуществляется путем
привлечения ассоциаций сновидца по поводу собственного сна. Он должен рассказать
аналитику мельчайшие детали сновидения, привести все свои ассоциации, какие только
приходят в голову, не думая о том, являются ли они важными, осмысленными, либо
совершенно абсурдными. Он не должен смотреть на них критически, отбирать ассоциации
и образы - критическая рефлексия уже играла бы роль цензуры, препятствующей
толкованию. Аналитик помогает анализируемому лишь тем, что обращает внимание на
непрогово-ренные детали, способствует снятию сопротивления.
Для Фрейда в сновидениях мы имеем дело с удовлетворением - или попыткой
удовлетворения - вытесненных влечений. Они вытесняются, поскольку вступают в
противоречие с нашими этическими или эстетическими представлениями, социальными
нормами. Запретное желание является самым настоятельным, а таковыми оказываются
инцестуозные стремления раннего детства. Сновидения стремятся реализовать то, что
немыслимо в дневной жизни.
Фрейдовское учение о символизме сновидений вызвало самые горячие споры не только
потому, что символика сновидений является чуть ли не исключительно сексуальной. Он
вывел символическое отношение между обозначающим элементом явного содержания
сновидения и обозначаемым элементом скрытой мысли за пределы рассматривавшихся
ранее отношений - части и целого, намека, образного представления. Символами он
называет те образы, которые "имеют устоявшиеся переводы". С их помощью выражается
не все содержание скрытых мыслей, но лишь определенные их элементы. Символическое
толкование играет вспомогательную роль и является дополнением к ассоциативной
технике. Психоаналитик заранее знает смысл встретившихся в сновидении образов, и это
помогает ему в истолковании. Символ является неким иероглифом, даже пиктограммой с
закрепленным значением.
Толкование сновидений_____________________________________________199\
Число предметов, символически изображаемых в сновидениях, по Фрейду, крайне
невелико: рождение, смерть, человеческое тело, родители, браться и сестры. Он приводит
некоторые примем ры символов, с помощью которых сновидение изображает эти пред-меты: король и королева обозначают родителей, отъезд-смерть.! и т.д.'. Зато чрезвычайно
богата символика сексуальной жиз^. ни-небольшому числу обозначаемых содержаний
соответствует огромное число обозначающих, причем каждое из них может быть
выражено большим количеством символов. Интепретации их крайне однообразны - повсюду с их помощью; представляются половые
органы или половой акт. Символами муж-' ского члена оказываются и дерево, и зонт, и
сабля, и водопроводы. ный кран, и аэроплан, и заводская труба, и змея, и шляпа, и гриб...
Женские гениталии символизируют шахты, пещеры, дома, крепах сти, чемоданы, шкафы,
печи, двери, раковины, церкви и т. д. Есди^ мастурбация символизируется игрой на
фортепиано, а половой акт?. выражается и танцами, и верховой ездой, и подъемоми по
лестниц це, и полетами во сне, и ремесленными работами, то оказывается^; что и в жизни,
и в сновидениях нас буквально окружают сексуаль-q ные символы.
Конечно, нельзя отрицать наличие сексуальной символики ва: многих далеких от половой
жизни областях, да и сама эта обп:" ласть обширна в сознании любого человека. Нов
теории Фрейдж;.!. которую все же не зря называют "пансексуализмом", эта сфер" теснит
все остальные. Хотя он признает, что в бодрствовании имем. ются иные поводы для
употребления символов, в сновидениях они" "используются почти исключительно для
выражения сексуальных объектов". Так как сновидения передают архаичный опыти^
основном одинаковы у людей всех рас и культур, он делает вывод: "сексуальные
потребности принимали самое непосредствен-^ ное участие в возникновении и развитии
языка", а трудовая дея-; тельность была "заменой половой деятельности": "произносимое..
' Кстати, уже эти примеры можно оспорить. Речь идет о символах с фиксированными
значениями, то есть всякий раз, когда а сновидении присутствуют царственные особы,
они обозначают наших родителей. Фрейд прожил половину жизни в монархии, где
многим придворным снились сны, содержащие императора с императрицей, которые вряд
ли обозначали их родителей. Если путешественнику снится отъезд, то он вряд ли
обозначает смерть, хотя уезжающий на долгое время и прощающийся с близкими знает,
что какое-то прошлое "умерло" (как говорится во французской пословице: partir, c'est
mourir un реи).
200_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
при общей работе слово имело два значения, обозначая как половой акт, так и
приравненную к нему трудовую деятельность"'. Поэтому изначально сексуальная
символика распространилась впоследствии на иные сферы. Во всех языках и у всех
народов мы встречаем одинаковые символы, людям снятся сходные по скрытому
содержанию сны - "перед нами древний, но утраченный способ выражения".
Таким образом, помимо бессознательных влечений имеются и "бессознательные знания",
которые лишь отчасти объяснимы одинаковым словоупотреблением. Сюда входят
"логические отношения, отношения сравнения между различными объектами, вследствие
которых одно постоянно может замещаться другим"^. За важнейшими объектами - к ним
относятся у Фрейда прежде веего сексуальные - закреплены постоянные значения. Вся
сексуальная символлка передается не на уровне языка и культуры вообще, но наследуется
биологически (иначе имелись бы расхождения у представителей разных народов). Правда,
в таком случая возникает вопрос относительно тех предметов, которые выступают как
символы гениталий и полового акта, которые присущи только нашей культуре и которых
явно не было в древности. Если для Фрейда "менять квартиру" в сновидении означает
"менять (снимать) платье", а "в довольно невинной связи с атрибутами кухни, - как он
пишет в "Толковании сновидений", - мыслятся и грезятся самые интимные детали
половой жизни", то возникает вопрос, откуда у нас такие символы, В принципе, ответ
Фрейда чрезвычайно (быть может, даже слишком) прост: все продолговатое, активное,
поднимающееся обозначает мужской член, всякое углубление, впадина означают женские
гениталии, а практически любая деятельность может символически выражать половой акт.
Но тогда полем психоаналитической интепретации оказывавется весь мир предметов и
действий, и не одни кухонные принадлежности, но и все, что угодно может выражать
"интимные детали".
В связи с языком символов как частью "бессознательного мышления" перед Фрейдом
возникли две проблемы. Одна из них связана с тем, как символическое выражение
соотносится с другими механизмами "работы сна", поскольку деятельность цензуры у не-'
Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. - М., "Наука", 1988, с. 104. " Там же, с. 103.
Толкование сновидений___________________________________________20}
ro никак с символами не связана и он ясно отличает описанные выше механизмы "работы
сна" от символической передачи. Удовлетворительного ответа Фрейд на этот вопрос не
дает, ограничившись замечанием, что не одна цензура способствует трансформации
мыслей в образы. В "Толковании сновидений" он пишет, что "сновидение не предполагает
никакой особой символизирующей деятельности души, а пользуется символикой,
имеющейся уже в готовом виде в бессознательном мышлении". Иначе говоря, символы
уже даны нам в готовом виде, но тогда нужно признать, что либо всякая совместная
деятельность заранее обречена выражать половой акт, либо в бессознательном
биологически закреплено такое значение, включая и те предметы и действия, которые
явно принадлежат только нашей культуре и нашему опыту. ''
Трудности вызывает и другая проблема, связанная с самим "бессознательным
мышлением". Явное содержание сновидения есть' перевод латентных "мыслей
сновидения" на другой язык, сравниваемый с иероглифами или ребусами. "Сновидение
скудно, бедно и лаконично по сравнению с объемом и богатством мыслей". Фрейд' не
согласен с теми, кто считает, что большая часть этих мыслей привносится при анализе
сновидений. Если при интерпретации'": возникают некоторые мысли, то это - новые
группировки тех мыслей, которые уже имелись в сновидении. О значительной части этих
мыслей сам сновидец не имеет ни малейшего представления,' они бессознательны, i
Элементы сновидения образуются из "всей массы мыслей" по сложным ассоциативным
цепочкам в силу "работы сна". Эти "мысли сна" подобны тем мыслям, которые имеются в
бодрствог ваний - в сновидении они просто искажаются, образуют иные комбинации.
"Мысли сна" содержат в себе суждения, умозаключения, критику, иронию и т. д. Скажем,
сновидение становится абсурдным, когда в скрывающихся за ним мыслях в качестве
элемента имеется суждение: "Это нелепо", когда, как пишет Фрейд, одна из этих мыслей
"сопровождается критикой и иронией". Сами эти скрытые мысли у психически
нормальных людей "никогда не носят абсурдного характера". Работа сна создает
абсурдное сновидение лишь в том случае, "когда изображению в нем подлежит критика,
ирония и насмешка, имеющаяся налицо в мыслях".
Тем самым "бессознательное мышление" оказывается практически равным по своему
объему нашему дневному мышлению и
t-." ^' "202_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы рюйщЦ..
даже превосходит его, поскольку содержит в себе и вытесненные .запретные мысли,
память о раннем детстве и вообще все нами Ц , забытое. Какими бы ни были причины
такого воззрения', "бессознательное мышление" у него основательно "логизировано": ему
принадлежат суждения и умозаключения, критика и ирония. Но все ..это ^дневной жизни
имеется у мыслящего субъекта. Если бессоз-натель^е есть некий двойник нашего Я, то не
совсем понятен его статус. Фрейд отрицательно относился к превращению бессозна-тельного в ЕГотаенный "дух", воплощение мудрости (вроде "Само-стя" Юнга), ной
биологически заданным влечениям трудно приписать иронические суждения и
критические умозаключения. Если "то то же самое Я, то во сне оно не знает того, что
знает ночью. ^Цензор должен уже заранее знать, что именно он запрещает, а
бессознательные влечения должны быть умнее и хитрее цензора, чтобы его время от
времени обманывать. Чтобы объяснить вытес-яение и деятельность цензуры, Фрейд в
дальнейшем ввел инстанцию "Сверх-Я", но присущая бессознательному "хитрость
разума" все равно остается необъясненной: "мысли сна" трудно одновременно считать
репрезентациями инстинктивного влечения и критическими суждениями. В "Толковании
сновидений" "бессознательное мышление" осуществляет довольно сложные маТематилеские подсчеты, умеет остроумно играть словами и т. д. Да и впоследствии фрейд
говорил нечто подобное: "материал, которым располагает работа сновидения, состоит
ведь из мыслей, некоторые из которых могут быть неприличными и неприемлемыми, но
они правильно образованы и выражены"; либо: "Скрытые мысли - это не чго иное, как
известные нам сознательные мысли в состоянии бодр-ствования"^, В таком случае,
исходным материалом являются именно мысли, а не влечения - некоторые из этих мыслей
представляют влечения, будучи "неприличными"; бессознательное оказываются складом
"мыслей", включая и некоторые запретные.
' В третьем издании "Толкования сновидений" Фрейд делает интересную оговорку в
примечании: он преуменьшал значение "снов наяву", "дневных фантазий", пока
анализировал свои собственные сновидения, в основе которых лежали главным образом
"споры и конфликты мыслей". Кстати, он не объясняет того, как эти споры и конфликты
вмещаются в его трактовку сновидения, как галлюцинаторного исполнения желаний, да
еще не каких-нибудь, а детских инцестуозных влечений. Немалое число приводимых
Фрейдом собственных сновидений вступают в противоречие с его теорией. ^ Фрейд 3.
Введение в психоанализ. Лекции. - М., "Наука", 1988, с. 107, 125.
Толкование сновидений_____________________________________________203
Это явно "не стыкуется" с целым рядом положений фрейдовской теории. Во-первых,
бессознательные процессы архаичны, они ведут нас к раннему детству, а то и к животным
предкам. В сновидении происходит регрессия к давнему и далеко не рациональному
прошлому. Во-вторых, в сновидении падает интерес к внешнему миру, наша психика
затворяется в самой себе и "свободное от всех этических уз Я идет навстречу всем
притязаниям сексуального влечения", в том числе и таким, которые подлежат
категорическому запрету. Инцестуозные влечения или исполненные ненависти к самым
близким родственникам стремления, "проявления безграничного и беспощадного
эгоизма", несовместимого с нашей сознательной жизнью - вот содержания
бессознательного, которые относятся к раннему детству, когда суждений, умозаключений
и критики еще просто не было.
Часть этих "скрытых мыслей" Фрейд относит к "дневным остаткам", то есть к тем
размышлениям, которые происходили у нас в предшествующие сновидению дни и часы.
Обычно, излагая учение Фрейда, его последователи так и говорят: связность и разумность
"мыслей сна" восходит к "дневным остаткам", то есть мы имеем дело не с
бессознательным как таковым, а с предсознатель-ным. К этим остаткам добавляется
бессознательное влечение, для исполнения которого и происходит преобразование в
образы сновидений. Но Фрейд различал эти две группы: "...я различаю остатки дневных
впечатлений и скрытые мысли сновидения... остатки дневных впечатлений - это лишь
часть скрытых мыслей снови-дений"'. Когда вытесненное влечение присоединяется к
остаткам дневных впечатлений, то это "вызывает другую часть скрытых мыслей
сновидения, ту, которая уже не кажется рациональной и понятной из жизни в
бодроствовании"^ В "Лекциях" 1932 года вытесненное влечение называется "самым
сильным элементом" скрытых мыслей, но тут же влечение называется "единственной
отвергаемой мыслью"^
Таким образом, Фрейд постепенно уменьшает объем "скрытых мыслей", которые в
"Толковании сновидений" были чуть ли не все-' Там же, с. 143. В связи с превращением
мыслей в зрительные образы он писал еще яснее: "Запомним, что не все в мыслях
сновидения подлежит этому превращению, кое-что сохраняет свою форму и появляется в
явном сновидении как мысль или знание" (с. 109). ^ Там же. ^ Там же, с. 309.
204______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
знающим двойником нашего Я, а в 30-е годы собственно "скрытой" становится лишь одна
мысль, представляющая влечение. Но если принять такой взгляд, то Фрейду нужно было
бы пересмотреть все свои ранние работы, так как и сновидения, и ошибочные действия, и
остроумные шутки, и даже многие невротические симптомы связаны в них с
"бессознательным мышлением". Сегодня психоаналитики редко употребляют
фрейдовское выражение "мысли сна" (Traumgedanke), предпочитая говорить о
"представлениях", "образах", а не о,б умозаключениях. В переводе на английский это
различие часто стирается за счет употребления традиционного для эмпиристской
традиции - Локка и Юма - термина "идеи", которые включают в себя и восприятия, и
абстрактные понятия. Тем не менее, если мы исключим из "Толкования сновидений"
предпосылку, согласно которой существуют "скрытые мысли", то вся конструкция
Фрейда рассыпается: истолкование, как переход от явного содержания к скрытому,
предполагает наличие латентного идеального значения за иероглифами сновидений. Если
в сновидении имеется лишь одна вытесненная и запретная "мысль", а именно,
репрезентация запретного влечения, тогда все толкование сводится к обнаружению того,
что и без всяких интерпретаций известно психоаналитику. Но в таком случае следует
признать ложными чуть ли не половину приводимых в "Толковании сновидений"
интерпретаций, поскольку они обходятся вообще без упоминания такого влечения.
В "Толковании сновидений", как и во многих других работах Фрейда, мы сталкиваемся с
теми особенностями его мышления, о которых речь уже шла выше. Как ученый-эмпирик,
он наблюдает множество сложных душевных явлений, тщательно их описывает и
классифицирует. Часть этих феноменов несомненно указывает на существование
вытесненных сексуальных влечений. Фрейд выдвигает гипотезу, согласно которой все эти
явления могут описываться как производные от таких влечений, а затем начинает
подгонять под нее и те феномены, которые первоначально не помещались в прокрустово
ложе этой гипотезы. Предшественники Фрейда говорили о том, что сновидения суть
исполнения желаний и напоминают психотический бред (Гризингер), либо обращали
особое внимание на сексуальную символику (Шернер). Фрейд обобщает эти наблюдения
1аким образом, что все без исключения сновидения делаются галлюцинаторными
исполнениями вытесненных сексуальных влечений. В немалом числе сновидений другие
лица мо-Толкование сновидений__________________________________________205
ryt выступать как замещения нас самих; Фрейд утверждает, что "все сновидения без
исключения изображают непременно самого спящего", а за любым другим лицом скрыто
наше Я, хотя это вс+упает в противоречие со многими сновидениями, приводимыми
самим Фрейдом.
Конечно, "Толкование сновидений" содержит в себе не только такие обобщения. В этой
работе имеется много ценных технических советов, методов толкования - поэтому работа
сохраняет свое значение для психологов. Скажем, Фрейд замечает, что в сновидениях
часто происходит переворачивание, превращение в противоположность, что начало и
конец действия меняются местами. Он пишет о происходящем во сне расколе между
представлением и аффектом и т. п. Все это - эмпирические обобщения, и если бы к
таковым Фрейд относил "исполнение желаний", "эгоизм сновидения", деятельность
"цензуры" посредством сгущения и смещения, то это не вызывало бы возражений.
Наличие скрытого сексуального подтекста во многих сновидениях тоже вполне очевидно.
Но есть сколько угодно сновидений, в которых нет ни исполнения желаний, ни "эгоизма",
заставляющего в любом другом видеть воплощение нашего Я, ни сексуальных мотивов.
Именно торопливые обобщения вызвали критику не только враждебных психоанализу
кругов, но и многих аналитиков. Сомнения у них возникли не только в связи с теорией, но
и с практикой толко-вания'.'Анализируемый вспоминает детали сновидения, лежа на
кушетке у аналитика. Он находится в совсем иной ситуации, нежели та, в которой он
вспоминал свой сон после пробуждения - между этими событиями протекло от
нескольких часов до нескольких дней. Иногда психоаналитики обращаются к толкованию
сновидений, которые приснились несколько лет назад. Ткань сновидения такова, что к
сохранившемуся рисунку могут быть добавлены самые различные образы: уже первое
воспоминание является интерпретацией, а к ней добавляются последующие, если сон
хорошо запомнился. Если пациент уже ориентирован на определенного рода теорию, то
он незаметно для самого себя перетолковывает образы сновидения в духе этой теории. На
кушетке у аналитика поток ассоциаций направляется аналитиком в нужное ему русло.
Паци-'См"например,Condrau G. Einfuhrung in die Psychotherapie, Geschichte, Shulen,
Methoden, Praxis. - Fischer, F. a. M., 1989.
206______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
ент в высшей степени внушаем, а потому вместо расшифровки скрытого содержания
сновидения, открывается путь к произвольной подгонке содержания к уже имеющейся
теории. Причем к. теории, которая сначала утверждает, что в глубинах нашей психики
лежит вечный источник творческой деятельности, но затем закрепляет за сновидениями
статус компенсаторной деятельности, выводящей на^поверхность сознания прежде всего
вытесненные запретные влечения. При всех похвалах искусству, которые мы
обнаруживаем у Фрейда, оно понимается по образу и подобию "работы сна", то есть мира
иллюзий, помогающего нам хоть на время бежать от нестерпимой реальности.
Подлинным наблюдателем своих сновидений и симптомов является сам испытывающий
их индивид. Своими наводящими вопросами аналитик должен помочь пациенту лучше
понять себя самого. Здесь всегда есть риск того, что техника психотерапии задает
определеный способ описания и даже переживания, толкает к классификации и
интерпретации в соответствии с предсущест-вующей теорией. Чаще всего этого не
замечают ни пациент, ни аналитик. Разумеется, аналитик не "внушает" пациенту того, что
в детстве у него был неразрешенный конфликт с отцом или фиксация на оральной стадии
развития либидо. Но если мы возьмем приводимые Фрейдом случаи, то обнаруживается,
что своими вопросами он безусловно подталкивал пациентов к определенной трактовке
своих воспоминаний и сновидений'.
Это относится не только к ортодоксальному фрейдизму. При чтении работ последователей
Юнга всякого критичного читателя поражает то, с какой легкостью они подменяют
индивидуальное содержание сновидения архетипическими образами мифологии и
религии. Но в случае Фрейда и его учеников произвольность интерпретации особенно
бросается в глаза. Пациент обнаруживает у себя именно те "мысли сна", которые наяву
принадлежат его аналитику. Произвольность интерпретаций зависит от того, насколько
редукционистской является сама теория. Это не означает, что у нас нет сновидений, в
которых "Запретным плодом" являются вле-' В качестве примера можно взять знаменитый
случай "маленького Ган-са", который был явной подгонкой наблюдений под теорию. Но и
в других "историях болезни" мы находим нечто сходное. Скажем, в случае "Люси P." за
вытесненным конфликтом с хозяином Фрейд упорно желал обнаружить либидонозное
влечение к хозяину, а за ним, вероятно, влечение раннего детства к собственному отцу.
Толкование сновидений_____________________________________________2Q7
чения раннего детства; здесь вполне пригодна фрейдовская расшифровка символов.
Вытесненные влечения имеются у любого человека. Но сведение всех сновидений к
одному их типу вступает в явное противоречие с многообразием представленного в
сновиде-ниях'. Во всяком случае, символика сновидений явно не сводится .к половым
органам или актам. Значительно большее значение имеет не узкий схематизм Фрейда, а
поставленная им проблема толкования символов сновидений. :
Невротик переживает свои симптомы как нечто непонятное, как с ним "происходящее"
помимо его воли и желания. Труднопереда-ваемые субъективные впечатления постепенно
обретают контуры в сознании пациента, когда они приходят к языку. Аналитик может
узнать о них тоже только через речь анализируемого. Клиническая медицина всегда
признавала роль психологического воздействия разговора с пациентом (нежелательность
ятрогений, эффект плацебо и т. д.); правильный диагноз часто невозможен баз ответов
пациента на поставленные врачом вопросы. Но для психа-терапевта язык представляет
собой главное средство и диагноза, и лечения, и;
Развитие техники психоанализа опережало теоретическое осмысление. Фрейд шел от
гипноза, где врач вводит пациента'" гипнотическое состояние и контролирует ситуацию,
тогда как ^от-ворит практически все время пациент. Этот эмоциональный, драт-матичный
поток слов не осознается пациентом. Катартический метод^Брейера, названный первой
пациенткой психоанализа ("Анна О.") talking cure уже в явной форме предполагал, что
симптомы исчезают вместе с их вербализацией: приходя к слову, аффект как бы
разряжается. Техника свободных ассоциаций отличает психоанализ от всех других
направлений психотерапии и до сих пор является фундаментом психоаналитической
практики. Здесь так* же говорит почти исключительно пациент, тогда как врач являет" ся
молчаливым "зеркалом", медиумом коммуникации. Пациент осознает все с ним
происходящее, он свободен в каждом отдельном своем высказывании, но направление
потока речи, последовательность этих высказываний уже не произвольна. Фрейд
обнаружил такие явления, как "перенос" ("трансфер") и "контрпере-' Полный отказ от
фрейдовского редукционизма в толковании сновидений ничуть не препятствует
психоаналитической практике. Это особенно хорошо видно по трудам аналитиков,
прошедших школу феноменологии и Daseinsanalyse Хайдеггера (Бинсвангер, Босс).
208______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
нос" бессознательных влечений и некоторые другие особенности психоаналитического
диалога. Техника свободных ассоциаций применялась им уже в конце прошлого века, но
осмыслялась в духе энергетической модели, нашедшей свое выражение в так называемом
"Проекте" (1895), где язык определялся как "суррогат действия", с помощью которого
происходит "абреагирование" аффектов. После устранения препятствий психическая
энергия выходит на поверхность и разряжается, а вместе с тем исчезают невротические
симптомы.
Языковые знаки рассматриваются здесь как физические события, символы выступают как
своего рода "симптомы памяти", они не отсылают к мысленному содержанию, знак не
имеет содержательной связи с означаемым. Знаки первоначально были для Фрейда
простыми сигналами, которые не нуждались в интерпретации'. Символами они
называются только потому, что одно физическое событие замещает другое.
В "Толковании сновидений" мы имеем дело уже с содержательной трактовкой символов, с
так называемой "подлинной символикой" (eigentliche Symbolik). Символы сновидений,
оговорки и другие ошибочные действия нуждаются в толковании, за явным смыслом
стоит скрытый. Фрейд сравнивает символы с иероглифами, и такое сравнение достаточно
верно передает понимание Фрейдом символизации: иероглифы происходят от
пиктограмм, которые чем-то напоминают обозначаемое. Иероглиф требует расшифровки,
поскольку его значение непонятно тому, кто не знаком с тем, как
' В качестве примера того, как в ранний период развития психоанализа Фрейд представлял
себе соотношение знака-симтома и его причины, можно привести комментарий Фрейда к
его переводу иа немецкий работ Шар-ко: "Ядром истерического припадка, в какой бы
форме он не проявлялся, будет воспоминание, галлюцинаторное переживание значимой
для заболевания сцены... Содержанием воспоминания, как правило, является психическая
травма, в зависимости от интенсивности которой либо сразу провоцируется истерический
приступ у больного, либо необходимо событие, которое своим вмешательством в какой-то
момент пробудит эту травму... Травму можно было бы определить, как рост возбуждения
в нервной системе, с которым последняя не способна достаточным образом справиться
посредством двигательных реакций. Истерический припадок, видимо, следует
представлять как попытку завершения реакции на травму" (цит, по: Lorenzer A. Intimitat
und soziales Leid. Archaologie der Psychoanalyse. - F. a. M., 1984, S. 157). Здесь хорошо
видно то, что Фрейд исходил из физиологической и даже физикалистской трактовки
травмы, которая действует наподобие физической силы, а воспоминание о травме есть
просто оставленный этим процессом след.
Толкование сновидений__________________________________^__________209
трансформировалась в абстрактный знак конкретная пиктограмма. Значения тут
неразрывно связаны со знаками, они не зависят от индивидуального опыта.
Тем самым происходит онтологизация символов, которые сводятся к "первичным
процессам", к бессознательным влечениям, делаются некими передаваемыми по
наследству образованиями. "Подлинной символикой" названы именно те знаки, которые
отсылают к вытесненным влечениям. Психоаналитик открывает за явным смыслом
вытесненный из сознания, принадлежащий "архаичному Наследию", которое "охватывает
не только предрасположенности, но также и содержания, следы памяти о переживаниях
прежних поколений"'. Это наследие соответствует инстинктам животных как
коллективная память) сохранившая древние пра-сим-волы некоего палео-языка,
предшествующего словесной коммуникации. Иначе говоря, постулируется знаковая
система, обладающая собственным синтаксисом и логикой.
Хотя многие лингвисты говорили о плодотворности некоторых идей Фрейда^ его учение
явно расходится с современной философией языка, психологией и лингвистикой. В
психоанализе и побудительным источником, и центром образования символов является
бессознательное, "Оно", тогда как на долю "Я" остаются "вторичные" процессы
переработки и ассимиляции. Фрейд понимал репрезентацию в духе британского
эмпиризма и ассоцианизма своего времени. Знаки для него суть копии психических
процессов, их зеркальные отображения. Символ-симптом однозначно отображает
вытесненное влечение (пусть зеркало нередко кривое). Совсем иные концепции
развивались в философии, психологии и лингвистике XX века. Символы происходят не от
впечатлений, вдавленных как бы в чистую восковую таблицу, но порождены
символическими функциями. В основе многообразных человеческих творений лежат не
копии внешнего или внутреннего мира - "теория отражения" сохранилась только в рамках
догматического марксизма. "Миф и искусство, язык и наука являются конфигурациями по
направлению к бытию: это не просто копии существующей реальности, но важнейшие
направления движения духа, идеального процесса, кон-ституирующего для нас реальность
как единую и множественную ' Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. - М., "Ренессанс", 1992, с. 223.
^ См., например, Benveniste Е. Problemes de linguistique generate. Paris, 1966; Kristeva J. Le
langage, cet inconnu. - Paris, Seuil, 1981.
210______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
как многообразие форм, которые, в конечном счете, скрепляются единством смысла"'.
Фрейд недооценивает активность сознания, которое перерабатывает "первичные"
процессы. Хотя в сновидениях эта активность минимальна, уже самое первое
воспоминание о сновидении есть его интерпретация.
Символ не является просто аббревиатурой уже известного, но открывает пути в
незнаемое. Знаки не являются копиями какого-то мира "вещей" (влечений). Мы постигаем
мир в формах собственной деятельности. Еще В. фон Гумбольдт писал, что многообразие
языков представляет собой многообразие мировоззрений, а не просто звуков и знаков.
Язык субъективен по отношению к познаваемому и объективен для человека как
эмпирико-психологического субъекта. Фрейд придерживался позитивистской трактовки
языка, для которой на область языка распространяются законы, открытые в природном
мире. Но язык есть область творчества, духовных форм экспрессии. Если символ
понимать как копию, то следует признать, что репродукция всегда хуже оригинала:
"истина" влечений может только переживаться. Фрейд постулирует существование
"бесознательных идей", представлений, которые еще не входили в сознание. Они суть
истинные "отпечатки" влечений, хотя эти "идеи" еще не "переводились" на язык сознания,
не артикулировались.
При этом Фрейд не затронул один действительно важный вопрос, который заслуживал
внимания того, кто придавал столь большое значение ранним ступеням фило-и
онтогенеза. Мимезис, язык жестов, сопровождающих слова, представляет собой единство
физического и психического, внешнего и внутреннего. В детстве речь и жестикуляция еще
неразрывно связаны; вполне вероятно, что и в прадревности слова в значительно большей
мере привязывались к мимике. Психоаналитики много говорят о "забытом языке", о
"палеосимволах", но подразумеваются символы сновидений, однозначно выражающие
влечения. Между тем, языковая экспрессия не похожа на "язык" влечений и не является
репродукцией: чтобы "обозначать" другое, язык должен быть чем-то иным, нежели
простой копией.
Истолкование, предлагаемое психоаналитиком, - это не перевод с одного языка на другой.
Повсюду, где мы имеем дело с пере-' С assire г Е. The Philosophy of Symbolic Forms, v. I:
Language. - New Haven & London, Yale, 1955, p. 107.
Толкование сновидений_____________________________________________211
водом, встает вопрос об его эквивалентности и адекватности. Распространяется ли
понятие эквивалентности на микроединицы текста или речь идет о коммуникативной
эквивалентности (когда оба текста способны вызвать один коммуникативный эффект),
при переводе всегда встает вопрос об отношении исходного текста и тек-ста-рецептора'. И
"язык" сновидений, и его "перевод" наделены смыслом и отсылают к внеязыковой
реальности. Но интерпретация не является переводом, поскольку образы сновидений
впервые обретают словесную форму по ходу толкования. Эти образы не более
уподобляемы языку, чем образы живописи или музыки. Отнесен-ность элементов
сновидения и текста интепретации к одному и тому же предмету еще не есть
свидетельство их эквивалентности.
Современные теории, разрабатываемые за пределами психоанализа, ясно указывают на то,
что центром формирования символов может быть только "Я" - "Оно" безъязыко, и его
роль может заключаться в побуждении определенных символических экспрессий. В
некоторых ситуациях происходит высвобождение бессознательных содержаний психики,
которые воспринимаются и перерабатываются "Я". Влечения сами по себе не имеют
"языка", символической формы, да и не являются единственным Источником порождения
"внутренних" символов. Для многих современных психоаналитиков бессознательное
оказывается резервуаром еще не или уже не символических образований, поскольку
символическую форму дают лишь синтезы "Я"^. В эго-психологии и в "глубинной
герменевтике" подчеркивается роль "Я" в образовании символов как заместителей
влечений. Это не означает того, что фрейдовская теория бессознательного должна быть
вообще отброшена: репрезентация не сводится к одной лишь символической форме "сознательные представления имеют форму символов, бессознательные представления,
напротив, не являются символическими структу-рами"^ Вытесненные из языковой
коммуникации представления утрачивают символическую форму, но не утрачивают ни
своей ин-тенциональности, ни динамически-энергетических характеристик. Они могут
вернуться в символический ряд, поскольку некогда ему
' См.: Швейцер А.Д. Теория перевода. Статус, проблемы, аспекты. - М., "Наука", 1988.
^ CM.: Lorenzer A. Kritik des psychoanalytischen Symbolbegriffs,- F.a.M.,1970.
^ Lorenzer A. Sprachzerstorung und Rekonstruktion.- F.a.M., 1969. S. 113.
212_____________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развитии
принадлежали. Находясь в бессознательном, они действуют как "клише", вызывают
принудительную реакцию. Такого рода вытесненные содержания не знают разграничения
знака и объекта, но , они способны вызывать навязчивые действия и симптомы, в которых
ощутима строгая детерминация, стереотипность - один и тот же "неизнашиваемый"
образец заявляет о себе в сновидениях, фантазиях, действиях пациента. Но для того,
чтобы действовать подобным образом, эти "клише" должны были когда-то стать
символами, а затем быть вытесненными, "экскоммуницированными". Именно в этом
заключается главное открытие Фрейда, тогда как его теория символизма, порождаемых
"первичными процессами" бессознательных идей может быть оставлена без всякого
ущерба для практики психоанализа.
Наряду с онтологизацией символики бессознательного, несмотря на превращение
психологии в метафизику, у Фрейда всегда присутствовал и совсем иной подход к
бессознательному. Его можно назвать функциональным. Он заметен уже во многих
трудах Фрейда, но так и не стал для него основополагающим. Поэтому в работах Фрейда
имеется множество оговорок по поводу eigentliche SymboUk, а на практике он очень мало
пользовался "иероглифами", за которыми в обязательном порядке обнаруживались
гениталии. Символы сотканы из материала ассоциаций, они связаны с жизненной
историей индивида. В ортодоксальном психоанализе произошла релятивизация двух
тезисов Фрейда: о постоянстве значений символов и об их независимости от
индивидуальных условий. Классической для психоанализа стала работа Э.Джонса "Теория
символизма" (1918), в которой была предложена целостная концепция, отвергающая две
крайности: во-первых, упомянутую выше онтологизацию символов (критикуя Юнга автор
отчасти задевает и Фрейда), во-вторых, противоположную тенденцию - размывание
границы между сознанием и бессознательным, между "первичными" и "вторичными"
процессами, Джонс в известной мере считается с тем, что все разрабатываемые вне
психоанализа теории символа, связывают символическую функцию с деятельностью
сознания. Он не отрицает роли апперцепции в образовании символов: они являются
компромиссными формами, состоят из сознательных и бессознательных элементов.
Общими для всех символов он полагает следующие черты: сходство знака и
обозначаемого, сгущенность знака в сравнении с денотатом, сокрытость означаемого,
красочность символического мышления в сравнении
Толкование сновидений_____________________________________________213
с научным и предшествование первого второму (с указанием на символичность детского и
первобытного мышления).
Но главным для Джонса и для всех фрейдистов является вытеснение, как главный
источник образования символов. Критикуя Юнга, ближайший в то время ученик Фрейда,
С. Ференци писал: "Не все то, что стоит на месте другого, является символом... Символом
в психоаналитическом смысле такое уравнение становится лишь в тот момент, когда
цензура вытесняет первоначальное значение уравнения в бессознательное"'. Только там,
где исходное значение вытесняется в бессознательное, где оно недоступно прямому
постижению из-за сопротивления, в сознании появляется тот иероглиф, который
одновременно говорит и умалчивает, открывает и скрывает. Иначе говоря, лишь то, что
было вытеснено и не может вернуться по причине "цензуры", нуждается в символической
репрезентации. Психоаналитик занят расшифровкой не просто сложного "текста", где есть
пропуски и искажения; эти пропуски имеют собственную логику, связаны с "работой" той
инстанции, которая систематически искажает "текст" мыслей и переживаний человека,
что сам он не отдает себе отчета, не замечает искажений. Более того, явный смысл часто
является результатом рационализаций, то есть идеализированных мотивов, скрывающих
подлинную мотивацию. Желаемое принимается за действительное {Wanschdenken, wishful
thinking), но иллюзии имеют значение как замещения подлинных устремлений.
Именно эти идеи Фрейда представляют собой сущность психоаналитического подхода, а
потому можно отказаться от фрейдов-ского пансексуализма и натурализма, даже от
специфической для Фрейда трактовки влечений (по схеме возбуждение-удовлетворение)главное, что сохраняется, это динамическая картина взаимодействия различных
инстанций психики, вытеснение одних содержаний другими и символизация одних
другими.
Теория символа непосредственно связана с методом интерпретации. Пока символы
являются просто сигналами, как симптомы в соматической медицине, то никакое
истолкование в строгом смысле слова не требуется. Конечно, всякий опытный терапевт по
внешним признакам диагностирует болезнь, но боль в боку, слезящиеся глаза или
покраснение кожи в "толковании" не нуждаются,
' Ferenezi S. Bausteine zur Psychoanalyse. - Leipzig, 1927. Nachdruck Bern u. Stuttgart, 1964.
В. I, S. 247.
214_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
будучи такими же соматическими явлениями, как внутренние процессы. Даже в
клинической психиатрии те или иные симптомы и синдромы - психические по форме и
содержанию - указывают на какие-то реальные или гипотетические нарушения
соматического порядка. Физическое явление "а" здесь относит к процессу "А", который
объясняется теоретической моделью, а не истолковывается. Если же символы
представляют собой знаки особого рода, если они указывают одновременно на явный и
скрытый смысл, то воз-- можным и необходимым оказывается их истолкование,
расшифровка скрытых значений за явными.
В "Толковании сновидений" Фрейд самым недвусмысленным образом отказывается не
только от религиозно-мифологического истолкования, но и от наследия немецкого
романтизма. Фрейд пренебрежительно говорит о "символическом толковании", которое на
место одного целостного образа ставит другой. Символы мифологии или поэзии могут
целостно выражать соответствующее переживание или божественный образ, особенное и
всеобщее тут даже неразличим^, значение просвечивает сквозь мифологический образ. В
романтизме "осмысленный образ" (Sinnbild) представляет собой единство явления и
значения, чувственного и сверхчувственного, где "чувственное-это не просто ничтожество
и мрак, но истечение и отблеск истинного"'. К такому "симболическому толкованию"
склонялся Юнг: символ сновидения у него целостно передает "пра-образ", архетипическое
представление, чуть ли не платоновский эйдос, поднимающийся из бессознательных
глубин. Для Фрейда и большинства его последователей подобное толкование означает
подмену науки мифологией или даже оккультизмом. Невротический симптом не является
ни мифологическим образом, ни каким-то единством смысла, которое могло бы вести
самостоятельное существование и целостно выражать невротический конфликт. Образ
сновидения искажает скрытый смысл. Правда, чтобы истолковать "текст" конкретного
симптома, Фрейд переходит ко все более общим контекстам, которые также оказываются
"текстами": Эдипов комплекс у нашего современника отсылает к первобытной орде, к
"архаичному наследию" коллективной памяти; Метафорическое теоретизирование по
поводу культуры дает расшифровку конкретному случаю, который, в свою очередь,
делается небольшим отрывком универсальной книги человеческого бытия.
Га да мер X.Г. Истина и метод. - М., "Прогресс", 1988, с.
Толкование сновидений______________________________________215
Поэтому элементы "символического толкования" были и остаются важной стороной
психоанализа, в особенности в культуроло-гии, эстетике и социологии. Символическое
толкование идет рука об руку с телеологическим, поскольку "первичные влечения" задают
финальную цель всех психических процессов. Юнг прямо признавал, что его толкование
является телеологическим. Фрейд считал себя сторонником детерминизма, но и у него
нередко смешиваются заранее постулированная устремленность всех психических
процессов и результат истолкования данного конкретного случая.
Тем не менее, наивная телеология в духе Аристотеля никогда не преобладала в
психоанализе. Всякое функциональное истолкование предполагает телеологию, поскольку
часть выступает как функция целого. Качественные функциональные отношения вообще
вы-разимы лишь в телеологических, вернее, квазителеологических суждениях. Их можно
сформулировать в телеологических терминах, "истинность которых, тем не менее, зависит
от истинности номиче-ских связей. Объяснения этого вида гораздо чаще отвечают на во-,
просы о том, как нечто произошло или стало возможным, ... чем на вопросы о том, почему
нечто произошло с необходимостью"'. Понятны трудности, стоящие на пути превращения
психологии в естественную науку, ставящую на место качественных зависимостей
количественные. Психоанализ, в отличие от академической психологии имеет дело со
сложными психическими феноменами, которые не поддаются квантификации. Попытки
Фрейда измерять эти явления квантами энергии не шли дальше метафор. Однако, наличие
квазителеологических объяснений не делает психоанализ "антинаучным", поскольку к
ним прибегают многие научные дисциплины, имеющие дело с качественными
переменными. Такие суждения не служат для предсказания будущих событий, но по
наличному событию или процессу находят предшествующие необходимые условия,
отвечая не на вопрос "почему", а на вопрос "как возможно". Г. X. фон Вригт удачно
назвал их "ретросказаниями". В психоанализе, как и в медицине в целом, значительную
роль играют индуктивно-вероятностные модели, объясняющие не "почему" события
произошли, но вероятность их ожидания. Невротические нарушения более вероятны у
пациента с таким детством и с такими конфликтами. Там, где у Фрейда речь идет о
психической причин-' Фон Вригт Г. X. Логико-философские исследования. Избранные
труды. - М., "Прогресс", 1986, с. 117.
216_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
ности, М. Шелер (в "Сущности и формах симпатии") предлагал говорить о судьбе.
Сознательно судьбу не выбирают, ее линии в значительной мере определяются
впечатлениями раннего детства, периодом формирования характера. Настоящее и
будущее зависят от прошлого, но это не жесткая детерминация, а ограничение круга
возможностей. Каждое переживание имеется лишь единожды, оно уникально, занимая
свое место в жизни индивида. Но они кристал-лизируются в черты характера, склад ума,
преобладание определенных аффектов; что-то получает перевес, что-то блокируется.
Одни события становятся более вероятными, чем другие.
В психоанализе доминируют такого рода "ретросказания" и ин-дуктивно-вероятноетные
модели, хотя Фрейд придавал им черты универсальных каузальных закономерностей. В
действительности они не объясняют, но оправдывают определенные ожидания и
предсказания на основе имеющегося эмпирического опыта. Психоанализ вполне может
оставаться научной дисциплиной, даже если мы отбросим его формулировки
универсальных законов. Но не удивительно то, что последователи Ф рейда держатся этих
обобщений метапсихологии: если постулированные общие законы таковыми не являются,
то психоанализ из многообещающей общей психологии (и тем более философской
доктрины и даже рода обмирщен-ной религии) становится прикладной наукой эвристически ценной, но ограниченной пределами медицинской практики и требующей
иной теории, устанавливающей номические связи.
Многие психотерапевты психоаналитической ориентации фактически вообще отказались
от поиска причин даже применительно к неврозам. Произошло смещение от установления
"почему" тот или иной аффект возникает у пациента, к тому "что" и "как" он переживает.
Лечебное действие вызывает не установление причин: "интерпретация отныне - это
встреча пациента со своим опытом"'. Исторические реконструкции раннего детства
уступают место анализу актуальных переживаний. Пациент сам придет к тому или иному
"почему" после того, как сумеет постичь "что" - содержание своих переживаний и
конфликтов. Подобная реформа психоанализа угрожает ему тем, что название "глубинная
психология" станет излишним, да и все притязания на оригинальную теорию оставляются
во имя эффективности терапии. Исчезает и символическая репрезентация латентного
содержания явным.
' Singer Е. Key Concepts in Psychotherapy. - N.Y., Random, 1965, p.
203.
Толкование сновидений_____________________________________________217
Преобладание символического и финального толкования делает психоанализ родом
мифологии. Признание господства ква-зителеологических "ретросказаний" и индуктивновероятностных моделей сохраняет звание науки, но прикладной и лишенной всех
притязаний. Редукция бессознательного символизма к актуальным переживаниям делает
психоанализ прагматически эффективной терапией, вообще лишенной теоретического
основания. Таковы последствия принятия методов толкования, которые часто встречаются
в психоаналитической литературе.
Но психоанализ не исчерпывается этими методами интерпретации. Толкование отдельных
симптомов или сновидений связано с дескриптивным понятием бессознательного; здесь
фиксируются ошибки, пробелы, несообразности, умолчания. С систематическим понятием
бессознательного, которое должно объяснять эти разрывы, связаны так называемые
"реконструкции" индивидуальных случаев. Симптомы или сновидения входят в
целостность биографии пациента. То, что внешне кажется лишенным смысла, на самом
деле им наделено, только это смещенный и деформированный смысл. Сознание, вопреки
всей философии cogito, недостоверно, оно не может служить основанием себе самому и
всему другому. Психоанализ является "археологией субъекта", и метод истолкования,
наиболее характерный для Фрейда, - это генетическое истолкование, роднящее
психоанализ не с естествознанием, а с герменевтикой.
По следам, оставленным каким-то психическим процессом, нужно определить сам этот
процесс, подобно тому, как археолог восстанавливает образ древней колонны по одной
оставшейся ее части, либо подобно детективу, находящему преступника по оставленным
им следам и приметам. 3. Бернфельд, кажется, первым определил психоанализ как
"следопытство" (Spurenwissenschaft). "Преступление" здесь совершено тем процессом,
который вызвал нарушения. Конечно, предпосылкой генетического толкования является
некая общая модель психики, в которой утверждается, во-первых, что психические
процессы оставляют следы, а во-вторых, между этими следами и процессами должна
существовать такая содержательная связь, что следы символизируют процессы, замещают
их. Наконец, требуется знание механизма преобразования прошлого явления в символ.
Конечно, след мог остаться и от совсем другого процесса, нам неизвестного (либо вообще
не осталось никакого следа). Как это нередко случалось с Фрейдом, он облегчил себе и
218______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
своим последователям жизнь, приняв в качестве постулата, что все события психической
жизни сохраняются в памяти'; более того, они передаются по наследству. Это допущение
сделало возможным сомнительные аналогии между явлениями индивидуальной жизни и
социальными феноменами.
Однако реконструкция прошлого по оставленным следам совсем не обязательно требует
столь широких обобщений. Достаточным условием генетического толкования является
тезис, согласно которому отдельные психические процессы поддаются реконструкции по
их замещениям. Таким методом реконструкции пользуются многие гуманитарные науки.
Генетическое толкование не сводится к квазителеологическим объяснениям, и даже
Шерлок Холме не ограничивался индукцией, хотя обосновывал каждый шаг
индуктивными выводами. "Науки о духе" постигают конкретное явление на базе общих
знаний, имеющегося опыта, но здесь интерес представляет само индивидуальное, не
сводимое к общему закону. Генетическое толкование, "реконструкция" каждого явления в
контексте
истории
жизни
являются
наиболее
плодотворными
сторонами
психоаналитической интепретации.
Какой бы ни была техника толкования сновидений в различных вариантах "глубинной
психологии", несомненным является терапевтический эффект. Интепретация может быть
ложной, а пациенту все равно становится лучше. Сами по себе сновидения не дают
улучшения, поскольку они не ведут к изменению личности. Лишь там, где пациент
включает содержание сновидений в дневную жизнь, оно способствует трансформации его
установок и стремлений. Врач помогает пациенту не столько тем, что предлагает некую
технику интепретации, связанную с его теоретическими постулатами, сколько тем, что
помогает пациенту обратиться к собственным душевным конфликтам, прояснить детали,
связать содержание сновидений с другими представлениями, с ситуацией невротика.
Многое здесь зависит от установившихся доверительных отношений врача и пациента, а
не от техники толкования или теории сновидений.
' С известными оговорками: "Нам следует твердо держаться того, что сохранение
прошлого в душевной жизни есть, скорее, правило, нежели исключение". Фрейд 3.
Психоанализ. Религия. Культура. - М., "Ренессанс", 1992, с. 73.
СЕКСУАЛЬНОСТЬ
Фрейд является одним из основоположников современной сексопатологии. У него,
разумеется, были предшественники, прежде всего уже упоминавшийся Краффт-Эбинг,
автор вышедшей в 1886 году книги "Psychopathia sexualis", которая затем постоянно
переиздавалась. Именно он ввел термины "садизм" и "мазохизм", увековечив тем самым
имена маркиза де Сада и Леопольда Захера Мазо-ха (не как литераторов, но в качестве
обозначений соответствующих склонностей в сексуальной жизни). Краффт-Эбинг ввел
также использовавшееся Фрейдом различение патологий по цели (садизм, мазохизм,
фетишизм и эксгибиционизм) и по объекту (гомосексуальность, педофилия, зоофилия и
др.). В Германии в конце века начинает выходить первый специализированный научный
журнал ("Jahrbuch fur sexaelle Zwischenstufen"), появляются исследования Хиршфельда,
Блоха, Лёвенфельда, Молля. Во Франции еще в 1877 году один из учеников
1Ларко,Шамбар, вводит понятие эрогенных зон, в Англии выходит книга Хэвлока Эллиса
("The Studies in the Psychology of Sex"), в которой применительно к детской сексуальности
используется термин "аутоэротизм". Появляются многочисленные научно-популярные
книги, пользовавшиеся неизменным успехом у публики.
Ряд проблем, обсуждавшихся на протяжении последних двух десятилетий XIX века,
знакомы современному читателю исключительно по "Трем очеркам по теории
сексуальности" Фрейда. Это создает иллюзию, будто именно Фрейд первым обратился к
детской сексуальности в связи с неврозами и половыми извращениями. На деле он во
многом следовал за своими предшественниками, живо обсуждавшими врожденность или
приобретенность первер-219
220_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
сии, бессознательную их мотивацию, применимость психотерапевтических методов,
детские проявления сексуальности и т. д. Роль полового инстинкта в генезисе
истерического невроза признавалась многими исследователями. Фрейд писал о связи
неврастении с мастурбацией вслед за дюжиной авторитетных авторов конца прошлого
века. Широко обсуждался и вопрос о вреде сексуальной абстиненции; роль сексуальности
в генезисе искусства и чувства прекрасного Г. Элленбергер даже считает общим местом
работ 1880-1890 годов', равно как и исследования стадий развития сексуального
инстинкта не были чем-то совершенно новым. Дессуар выводил анормальности из
различных стадий дифференциации сексуального инстинкта, Молль прямо указывал на
препубертарную детскую сексуальность. У него Фрейд позаимствовал даже термин
"либидо", которому Молль придал более широкое, чем у прежних авторов, значение.
Предшественников было много, на тот факт, что во время психотерапевтического лечения
у пациентов часто возникают сексуальные фантазии, обращали внимание еще
месмеристы. Уделявший большое внимание "животному магнетизму" Гегель писал о том,
что
в
магнетическом
состоянии
обнаруживается
"возбуждение
системы
воспроизведения... в чувственной форме полового влечения, проявляющегося с большей
или меньшей живостью, особенно у лиц женского пола"^. При этом Гегель указывал на
зависимость пациента от врача, говорил о возникающем у первого стремлении
безудержно говорить о любом предмете, а у второго считать, будто в состоянии раппорта
пациент достигает какой-то объективной истины. В действительности, по мнению Гегеля,
в состоянии пассивности "больной субъект подпадает под влияние и оказывается во
власти другого... так что в этой психической связи обоих субъектов индивидуум,
лишенный самостоятельности и не действующий в качестве личности, имеет своим
субъективным сознанием сознание того рассудительного индивидуума и притом так, что
это другое сознание является для него теперь его субъективной душой, его гением,
способным заполнить его также содержани-ем"^. Если в тексте Гегеля поменять
"магнетизм" на "психоанализ", то мы получим довольно точное и критичное описание
прак-' Е I lenberger Н. The Dicovery of the Uncoscious, p. 302. ^ Гегель. Философия духа.
Соч. - М., Госполитиздат, 1956, с. 160. ^ Там же, с. 142.
Сексуальность____________________________________________________221
тики Фрейда и его последователей, а в разделах о "вожделении", "борьбы за признание" и
ряде других можно найти целый ряд тем психоанализа'.
Многие биографы Фрейда повторяют вслед за ним, что "Три очерка..." вызвали скандал,
испортили отношения Фрейда с публикой "и Фрейд из псевдоученого перешел в разряд
грязных и опасных умов. Безусловно, ни одна другая книга не привлекла на его голову
такого количества глупости и ненависти"^. От частого повторения эта сказка не стала
истиннее. Как пишет Элленбер-гер: "В нынешних биографиях Фрейда утверждается,
будто его сексуальные теории вызвали гнев из-за своей неслыханной в "викторианском"
обществе новизны. Документальные свидетельства показывают, что это не соответствует
фактам. "Три очерка..." Фрейда появились в потоке современной ему литературы и были
хорошо приняты"^ Элленбергер приводит огромный список работ и показывает, откуда
была взята Фрейдом та или иная идея. Ф. Саллоуэй отыскал те десять рецензий на "Три
очерка...", которые вышли в профессиональных журналах. Все они были в целом
положительными, хотя у рецензентов вызывали сомнения те или иные тезисы Фрейда. Но
ни в одной рецензии не было ни одного упрека в том, что он уделяет столь значительное
внимание детской сексуальности - это уже было общим местом в трудах сексологов.
Уже поэтому не приходится говорить о том, что труды Фрейда воспринимались как нечто
шокирующе скандальное, что он "открыл глаза" своим современникам на роль пола.
"Викторианское лицемерие" к тому времени уже уходило в прошлое. Венерические
заболевания, гомосексуализм, сексуальное воспитание, женская сексуальность - все это
темы и публицистики, и романов, не говоря уж о специальных исследованиях и научнопопулярной литературе. "Проблема пола" обсуждается и в брошюрах политических
' По понятным причинам гегелевскую философию редко сопоставляли с психоанализом.
Разумеется, ни о каком влиянии Гегеля на Фрейда не может быть и речи, гегельянцы, как
правило, отрицательно относились к психоанализу (И, А. Ильин является исключением), а
психоаналитики не читают и не почитают Гегеля. Только среди немецких
психоаналитиков 60-70-х годов, впитавших идеи Адорно и Хоркхаймера, появились
сторонники сближения этих двух учений.
^ Marthe Robert La revolution psychanalytique. La vie et oeuvre de Freud. - Paris, 1964, t, 2, p.
II. ^ Ellenberger H. The Dicovery of the Uncoscious, p. 508.
222______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
партий, и в салонах, и, скажем, в пьесах Б. Шоу'. Бестселлером начала века стала книга О.
Вейнингера "Пол и характер", вызвавшая в том числе и шумное дело о плагиате, в которое
оказался втянутым Фрейд. Вейнингер широко использовал понятие "бисексуальность",
которое на протяжении ряда лет обсуждалось в переписке Фрейда с Флиссом. Последний
не без оснований считал бисексуальность самой оригинальной своей идеей. Об
андрогинах писали еще античные авторы, но Флисс первым попытался применить это
понятие в современной медицине. Фрейд обсуждал эту тему со своим пациентом
Германом Свободой, а тот сообщил ее своему приятелю Вейнингеру. Флисс был
возмущен этим "воровством", подал в суд и даже выиграл дело против Свободы. Трудно
представить себе публичный спор в газетах относительно приоритета в области
сексологии в совершенно глухом к этой теме обществе. Не только медицинское
сообщество, но и широкая публика были вполне готовы к восприятию тех тем, которые
прозвучали в "Трех очерках..." Фрейда. Более того, в них нет ни одной совершенно новой
идеи. Как и в ряде других случаев, новаторство Фрейда заключалось в синтезе идей, в
увязывании друг с другом открытий в различных областях. Результатом была целостная
концепция, новый гештальт, общая картина, в которой неврозы и извращения получали
свое место в зависимости от стадий развития сексуальности.
Сразу следует отметить, что основной проблемой для Фрейда и всего последующего
психоанализа является не сексуальность в обычном смысле слова. К последней относится
множество явлений, входящих в сознание, регулируемых теми или иными социальными и
моральными нормами. Популярная книжка, в которой обсуждается предпочтительность
тех или иных сексуальных позиций, эротические обычаи того или иного племени, вся
индустрия современной порнографии имеют отдаленное отношение к психоанализу.
Человеческая сексуальность является объектом ряда научных дисциплин - от биохимии и
физиологии до социологии. Нет ни малейшего смысла как-то увязывать с психоанализом
изучение темы
' Пьеса Шоу "Человек и сверхчеловек" выходит в 1903 году. В ней (не без влияния
Шопенгауэра) утверждается, что "в отношениях между полами обе стороны являются
безвольными проводниками всесветной созидательной энергии, которая пересиливает и
отметает прочь все личные мотивы" (Шоу Б. Избр. произв. в 2-х т. - М" 1956, т. 1, с. 571).
Это-неплохое определение фрейдовского либидо.
Сексуальность____________________________________________________223
пола в фольклоре, начатое современником Фрейда Ш. Краусом, или последующие
опросы, вроде проведенного Кинси. Сексуальные желания, фантазии в значительной мере
нами осознаются, даже если они считаются запретными в данном обществе или
вызывающими чувства отвращения или стыда у индивида. Темой психоанализа является
не сексуальность как таковая, но либидо, половое влечение, бессознательно
мотивирующее поведение и воображение. Разумеется, без влечения не будет и всего
остального, в том числе многообразных социальных институтов и моральных норм,
эротического искусства или использования обнаженного тела для рекламы каких-то
товаров, не имеющих ни малейшего отношения к первичным или вторичным половым
признакам. Психоаналитика интересует не ars erotica в том или ином обществе, а развитие
сексуального инстинкта в раннем детстве, которое в дальнейшем определяет психическое
здоровье или болезнь индивидов, причем такое развитие, на которое не оказывают
существенного влияния воспитание, образование или мораль.
Подход Фрейда к сексуальности - это прежде всего подход врача, его интересует в первую
очередь роль влечений в этиологии неврозов. Он неоднократно вспоминал о своем
удивлении, когда впервые столкнулся с сексуально окрашенными воспоминаниями
пациентов. Первоначально он связывал эти воспоминания с "сексуальной травмой", с
соблазнением ребенка взрослыми. Вместе с открытием Эдипова комплекса речь шла уже
не о травме, а о бессознательных фантазиях пациентов. Тогда он, по собственному
признанию, придерживался тезиса: "При нормальной vita sexualis невроз невозможен", и
при всех последующих корректировках все же считал его, по существу, правильным'. Он
отталкивался от наблюдений его современников, однозначно связывавших неврастению с
мастурбацией, а невроз страха с coitus interruptus (с чем вряд ли согласятся сегодняшние
исследователи). Неврозы он подразделял на актуальные (тот же невроз страха) и
психоневрозы (истерия). Первые оказались сексуально детерминированными, а истерия
уже давно связывалась с сексуальной неудовлетворенностью. Добавив к этому учение о
детской сексуальности, Фрейд пришел к выводу: "Сексуальность есть ключ к проблеме
психоневрозов и неврозов вообще"^
I Freud S. Meine Ansichten liber die Rolle der SexualHat in der Atiologie der Neurosen, (1906),
Bd. V, S. 151.
^ Freud S. Bruchstuck einer Hysterie-Analyse, 1905, Bd. VI. Hysterie und Angst, 1971, S. 179.
224________________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
В опубликованной в 1898 году статье "Сексуальность и этиология неврозов" Фрейд
приводит возражения воображаемых оппонентов, полагающих, что врачу не следует
углубляться в "сексуальные тайны своих пациентов", в особенности пациентов женского
пола, поскольку это грубейшим образом оскорбляет невинность и стыдливость, может
нарушить семейное счастье, подорвать авторитет старших, негативно сказаться на
отношениях с врачом. Похоже, таким воображаемым оппонентом был для Фрейда Брейер,
с которым он незадолго до написания этой статьи окончательно порвал, обвинив
последнего в лицемерии и трусости. Врач должен выполнять свой долг, и если причины
болезни связаны с половой жизнью, то психотерапевт имеет право в нее вторгаться с не
меньшими основаниями, чем гинеколог или венеролог. Но этому мешают культурные
запреты: "В делах сексуальных все мы сегодня лицемеры - все в целом и по отдельности,
здоровые и больные"'. Притворная добродетель у врача прикрывает его
профессиональную несостоятельность. Фрейд предсказывает, что следующий, XX, век
будет свободно обсуждать эти темы. Это предсказание сбылось - мало что столь дотошно
обсуждалось на протяжении ста лет, чем сексуальность. Не сбылось другое предсказание
Фрейда, неврозов от этого меньше не стало. Некоторые высказывания Фрейда в другой
работе (открытом письме д-ру Фюрсту) показывают, что основной источник лицемерия он
видел в религии, в том, что воспитание отдано в руки духовенства^ Эта тема получит
развитие, с одной стороны, во фрейдовской критике религии, а с другой - в трудах тех его
последователей, которые заговорили через несколько десятилетий о "сексуальной
революции".
Хотя Фрейд, будучи сыном своего века, преувеличивал вред от мастурбации и coitus
intrruptus, он все же не считал онанизм причиной дегенерации, идиотизма и различных
соматических за-болеваний^, полагая этот вред психологическим, а не соматиче-' Freud S.
Die Sexualitat in der Atiologie der Neurosen, 1898, Bd.V, Sexualleben, S. 18.
" CM.: Freud S. Zur sexuelle Aufklarung der Kinder. Offener Brief an Dr. M. FUrst, 1907, Bd.
V.
^ Обзор предшествовавших и современных Фрейду представлений о мастурбации, как
главном источнике безумия и множества соматических заболеваний, дает Томас Шаш.
Фрейд не был от них совсем свободен, хотя отказался от наиболее абсурдных
представлений. (CM.: Szacz Th. S. The Manufacture of Madness. A Comparative Study of the
Inquisition and the Mental Health Movement. - N.Y., 1970, p. 180-206).
Сексуальность____________________________________________________225
ским. Читая эти работы вековой давности, можно только удивляться иным суждениям
Фрейда: даже наркомания объясняется им через сексуальную неудовлетворенность
(наркотики выступают как замена недостающего сексуального наслаждения). Кажущееся
иногда маниакальным стремление Фрейда все и вся объяснять сексуальностью выглядит
совсем иначе, если посмотреть на работы множества психиатров конца XIX века, для
которых психические заболевания были результатом "вырождения", понимаемого то как
биологически обусловленное, то как "декадентство", продукт "больной культуры".
Больной человек исчезает за физиологическими и социологическими категориями. То же
самое говорилось и о гомосексуалистах.
В Германии психиатры-евгеники объявили себя борцами против "вырождения" и за
"чистоту расы" задолго до прихода нацистов к власти, а после этого способствовали
насильственной стерилизации, а затем и уничтожению сотен тысяч больных'. Фрейд
способствовал гуманизации психиатрии уже тем, что отказался от сведения психических
заболеваний к неизвестно откуда взявшейся физиологической "дегенерации". Он признает
существование "нев-ропатической диспозиции", способствующей неврозам и психозам.
Но он замечает, что слова "дегенерация", "диспозиция", "конституция" произносятся
врачами чаще всего по отношению к больным, которым врач никак не может помочь,
причем чаще к тем, кто беден, и не может оплачивать сносное обращение. Эти категории
удобны для классификации и помещения в психиатрические госпитали, но для лечения
они бесплодны.
Правда, и изобретенный Фрейдом метод, который он только что стал называть
"психоаналитическим", имеет социальные границы применения. Фрейд указывает на то,
что от больных этот метод требует зрелости, известного уровня ума, самоконтроля,
образования. Он мог бы добавить и "достатка", поскольку за лечение нужно довольно
много платить. "Мой материал - это хронические неврозы образованных сословий"^.
Психоанализ не лечит "мании и
' Психоанализ следует рассматривать на фоне тогдашней психиатрии, которая, наряду с
успешным лечением некоторых заболеваний и открытиями таких психиатров, как
Крепелин или Блейлер, содержала множество самых фантастических идей. К сожалению,
некоторые из них воплощались в практику, нередко совершенно бесчеловечную. CM.:
Blasius D. Einfache Seelenstorung. Geschichte der deutschen Psychiatric 1800-1945. - Fischer,
F. a. M., 1994. ^ Freud S. Studienausgabe, Bd. V, S. 33.
8 Зак. 6419.
226_______________П С И .X О А Н А Л И 3 . Истоки и первые этапы развития
меланхолии", хронические случаи неврозов подходят куда больше, чем острые неврозы;
психоанализ не годится для детей, слабоумных и необразованных.
В этой статье у нас имеется редкий для Фрейда случай, когда он ссылается на статистику.
К 1898 году его стаж практикующего врача составлял уже 12 лет. На тот момент у него
было около 200 пациентов. Фрейд не указывает, сколько было среди них тех, чьи случаи
он относил к рубрикам "психоневрозов", "актуальных неврозов", "маний" и т. д., но
очевидно, что далеко не все эти пациенты были истериками. Однако, уже в данной статье
мы находим смелые обобщения: все психоневрозы имеют своей причиной детские
переживания, причем исключительно сексуальной природы'; "события и влияния,
лежащие в основе каждого психоневроза, принадлежат не актуальности, но давно
забытому прошлому, так сказать, доисторической эпохе жизни, раннему детству, а потому
они не известны самому больному"^. Эти сексуально окрашенные воспоминания он уже
не считает реальной памятью о соблазнении в раннем детстве.
Тема детской сексуальности впервые появляется в письмах Флиссу 1896-1897 годов, когда
Фрейд пишет об эрогенных зонах и их отношении к перверсиям. В это же время Фрейд и
Флисс живо обсуждают тему бисексуальности. Вместе с открытием Эди-пова комплекса и
отказом от теории сексуальной травмы (письмо Флиссу от 21.09.1897) Фрейд развивает
теорию детской сексуальности, которая частично излагается в уже цитированной статье и
в "Толковании сновидений". Но он не торопится излагать эту теорию в полном виде. Хотя
еще в октябре 1899 года он писал Флис-су, что следующей за "Толкованием сновидений"
будет книга по сексуальной теории, он работает сначала над "Психопатологией
обыденной жизни", затем над кратким изложением теории сновидений. В 1905 году
практически одновременно выходят история болезни "Доры" и "Три очерка по теории
сексуальности", над которыми он работал одновременно: две рукописи лежали на двух
разных столах, а он переходил от одной к другой в зависимости от настроения.
"Три очерка по теории сексуальности" выходили много раз при жизни Фрейда, он внес в
книгу многочисленные изменения в
' Ibid., S. 31. 2 [bid.. S. 19.
Сексуальность____________________________________________________227
соответствии с более развитой психоаналитической теорией и новейшими
физиологическими исследованиями. Первое издание давно стало раритетом, а потому
чрезвычайно удобно используемое мною издание (Studienausgabe, "Fischer"), в котором от
первоначального текста отделены вставленные впоследствии абзацы, указаны
исправления разных лет. Основная концепция остается той же самой, и не случайно даже
в посмертно изданном "Очерке психоанализа", над которым Фрейд работал в 1938-1939
годах буквально воспроизводятся некоторые положения этой книги. Несмотря на то, что
сексология быстро развивалась в начале века, Фрейд не имел ни малейшего намерения
пересматривать свое учение, учитывать расходящиеся с ним открытия. Как сам Фрейд, так
и его последователи считали и считают эту работу второй по важности после "Толкования
сновидений"'.
При написании предисловия к 4-му изданию (1920) Фрейд замечает, что многие чисто
психологические открытия психоанализа - вытеснение, психические конфликты,
механизм образования симптомов и т. п. находят признание даже у принципиальных
противников его учения. Но примыкающие к биологии "Три очерка..." сталкиваются с
сильнейшим сопротивлением, а его теория сексуальности является поводом для
обвинений в "пансексуализ-ме". Фрейд ссылается на Шопенгауэра и даже на Эрос
Платона, как на своих предшественников в расширенном понимании сексуальности. Это
пример позднейшей реинтерпретации первоначальной теории: к началу 20-х годов Фрейд
будет истолковывать либидо как пронизывающее все живое стремление, которому
противостоит "инстинкт смерти". В "Трех очерках..." он сам дает массу поводов для
обвинений в "пансексуализме", по крайней мере пока речь идет об этиологии неврозов. "Я
имею в виду, - пишет Фрейд, - вовсе не то, что энергия сексуального влечения что-то
прибавляет к тем силам, которые вызывают болезнетворные явления (симптомы), но хочу
со всей ясностью подчеркнуть, что это - единственный постоянный и важнейший
энергетический источник невроза"^. Невротические симптомы суть следствия
сексуальных влечений, их эрзац. Результатом вытеснения влечения становится
превращение либидонозного стремления в симптом. Но симптомы
' По оценке Джонса: "Одна из двух самых важных книг, написанных Фрей-дом". Jones, ор.
cit., р. 315. ^ Freud S. Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie. Bd. V, S. 72.
228________________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
возникают не столько от нормального полового влечения взрослых, сколько от
извращенных влечений, которые не могут войти в сознание. "Симптомы образуются за
счет анормальной сексуальности; неврозы представляют собой, так сказать, негатив извращений"^. Весь первый раздел "Трех очерков..." посвящен сексуальным инверсиям
(гомосексуализм) и перверсиям (фетишизм, ву-айеризм и т.д.)
Фрейд подвергает критике объяснения гомосексуализма с помощью таких понятий, как
"дегенерация". Во-первых, в других культурах, вроде античной, его так совсем не
оценивали; во-вторых, у многих гомосексуалистов трудно найти признаки "вырождения",
Они нормальны во всем, кроме иной направленности полового влечения. Разумеется,
Фрейд вовсе не был сторонником иных его последователей, которые стали разыскивать
следы гомосексуализма чуть ли не у всех великих творцов прошлого. Хотя Фрейд сам
положил начало таких "штудий" своим трактатом о Леонардо да Винчи, он был вовсе не
апологетом гомосексуализма, но просто призывал относиться к нему без наклеивания
ярлыка "вырождение", хотя и считал гомосексуализм явной "анормальностью". Он
осторожно судит о врожденности инверсий. Конечно, он держался теории
бисексуальности, то есть наличия у каждого индивида признаков обоих полов; он
указывает на не столь уж редкие случаи гермафродитизма, в особенности, когда речь идет
о вторичных половых признаках^ Но этим мало что объясняется: среди лесбиянок
встречаются мужеподобные особи, но мужчины-гомосексуалисты в большинстве своем от
прочих мужчин чаще всего ничем физиологически не отличаются. Тем более
сомнительны популярные в то время теории "мужских" и "женских" центров головного
мозга. Ведь в качестве объекта извращенного сексуального влечения иногда выступают
малолетние дети, животные - тогда подобные "центры" пришлось бы изыскивать и для
них.
Социально-этические объяснения тоже сомнительны. Безусловно, в половой жизни часто
заявляют о себе всякого рода моральные и социальные изъяны индивидов. Но
"устремления половой жизни принадлежат к тем, которые даже в нормальном виде в
наименьшей мере подчиняются высшей психической деятельности"^.
' [bid., S. 75.
^ Гомосексуализм объяснялся "психосексуальным гермафродитизмом" у А. Молля, такой
же трактовки держался О. Вейнингер. з Freud S. Bd.V. S. 59.
Сексуальность____________________________________________________229
Никакие моральные проповеди не действуют на того, кто испытывает влечение, пусть
даже оно считается греховным большинством окружающих. Те же гомосексуалисты чаще
всего проявляют свою анормальность только в сексуальной жизни, оставаясь во всем
остальном ничуть не менее морально вменяемыми и социально ответственными лицами.
В отличие от гомосексуализма, некоторые извращения таковы, что мы неизбежно
называем "ненормальными" тех, кто им предается (некрофилия, наслаждение от
экскрементов и т.п.). Но и в этом случае речь совсем не обязательно идет о лицах с
тяжелыми душевными заболеваниями. Их симптомы отсутствуют, и какой-нибудь
человек с совершенно извращенными сексуальными вкусами в остальном ничем своего
"безумия" не показывает.
Фрейда интересуют не только сами извращения, но также происхождение наших чувств
по их поводу: откуда берутся чувства отвращения, стыда, которые стоят на пути у таких
извращений? Они каким-то образом связаны друг с другом, за строгими запретами стоит
искушение. Грани между "нормальным" и "ненормальным" подвижны. Предшественники
Фрейда в области сексопатологии давали описания разного рода отклонений и
извращений, находясь в полной убежденности, что и они сами, и их читатели
представляют собой "норму". Оригинальность Фрейда заключается прежде всего в том,
что границы между этой "нормой" и "ненормальностью" если не стираются вообще, то
релятивизируются. Тот, кто следует запретам и требует преследования "дегенератов", сам
наделен теми же извращенными влечениями, только они не нашли реализации.
Фрейд предлагает исходить при изучении сексуальности не из "нормы", каковой он
вместе со всеми считает направленное на репродукцию половое общение между
взрослыми представителями разных полов, а из частых от нее отклонений. И инверсии, то
есть отклонения влечений по объекту, и перверсии, то есть отклонения по цели влечения,
имеются у всех индивидов. Но у большинства людей они заключены в рамки, канализированы в направлении репродуктивной связи мужчин и женщин. Фрейд не только считал это
нормой, но даже сделал из удовлетворительных сексуальных связей с другим полом один
из важнейших критериев выздоровления. Но в сновидениях здоровых людей проявляются
те же влечения, что у невротиков или извращенцев. Анализ неврозов, по его мнению,
однозначно говорит о
230_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
том, что у всех без исключения невротиков обнаруживаются бессознательные инверсии и
перверсии, фиксации либидо на лицах одного с ними пола. В этом смысле невроз и
извращение представляют собой как бы две стороны одной монеты, позитив и негатив
одной фотографии.
Влечение есть пограничное образование, в нем соединяются душевное и телесное.
Источник у влечения соматический, а цель его - снятие этого внутреннего возбуждения
путем удовлетворения. В отличие от внешнего раздражения, от влечения нам никуда не
убежать, поскольку мы носим его в себе. Половое влечение отличается от других
инстинктивных побуждений, вроде голода или жажды, куда более широким спектром
своих проявлений и ролью в психической жизни. Жажда может "сводить с ума" странника
в пустыне, но ей трудно приписать какую бы то ни было роль в генезисе неврозов. В
области сексуальной жизни ощутимо связаны друг с другом самое высшее и самое низшее
в чело-веке'. Понятие либидо покрывает у Фрейда все проявления человеческой любви.
Даже в самой возвышенной любви имеются черты сексуального влечения.
Это вовсе не является изобретением Фрейда: не только во взаимоотношениях двух полов,
но и в самых одухотворенных произведениях искусства или религии нередко заявляет о
себе эротическое начало. Хорошо известно, что огромная часть мифологии связана с
темами рода, рождения, любовных отношений, причем за возвышенной духовной
любовью нередко стоят не столь возвышенные сюжеты^. "Пансексуалистом" Фрейда
можно назвать совсем не потому, что он тщательно разыскивает следы полового влечения
в высших творениях человеческого духа - Платон в своем "Пире" писал об Эросе много
веков раньше. Дело в том, какую трактовку Фрейд дает половому влечению, как он сводит
к нему самые различные проявления здоровой и больной психики.
I CM.: Ober "wilde" Psychoanalyse (1910), Studienausgabe. Erganzungsband. Schriften zur
Behandlungstechnik, "Fischer", S. 136-137. ^ Примеров здесь можно привести множество
как из греческой архаики, так и из самых различных мифологий мира. В той или иной
форме эти сюжеты входили впоследствии в монотеистические религии, образуя их
"народный" или эпический слой. Так, в русском православии от язычества сохранился
культ религии рода, матери земли ("мать сыра земля"). См.: Федотов Г. П. "Мать-Земля.
(К религиозной космологии русского народа)". - В кн.: Судьба и гр-ьхи России, "София",
Спб., 1993, т. 2.
Сексуальность_______________________________________________________231
Либидо предстает у Фрейда как поток, который движется как бы по разным каналам.
Имеется основное направление этого движения, которое мы и считаем нормой. В случае
инверсий и первер-сий поток как бы сворачивает на боковые каналы, которые до этого
были пусты. Происходит регрессия к тому месту, где начинается это ответвление. Какоенибудь событие взрослой жизни может этому способствовать (распространенность
гомосексуализма в тюрьмах, возможность проявить свои садистские наклонности у того,
кто ранее о них не подозревал и т.д.), но причины лежат глубже, в давнем прошлом.
Врожденными тем самым являются не сами извращения, а общая к ним
предрасположенность. Не пороки воспитания сами по себе или недоступность
нормального сексуального объекта являются причинами - путь к нормальной
сексуальности может быть закрыт тем, что еще в раннем детстве либидо получило иное
направление.
Именно детская сексуальность представляет собой главный предмет "Трех очерков...-".
Многочисленные наблюдения за проявлениями сексуальности у детей психология того
времени относила к курьезным исключениям или "отвратительным примерам ранней
испорченности". В книгах по психологии детства напрочь отсутствовала глава о
сексуальном развитии. Можно сказать, что Фрейд реконструирует детскую сексуальность
по неврозам и извращениям взрослых. Как он писал в "Очерке истории психоанализа"-.
"Мои положения о сексуальности детей были вначале основаны почти исключительно на
результатах анализа у взрослых, углубляющихся в прошлое"'. При этом центральным для
него является тезис об амнезии: у взрослых почти отсутствует память о первых пяти годах
жизни, хотя именно они оставили самые сильные следы в нашей психике и являются
определяющими для нашего дальнейшего развития.
Какие силы вытесняют впечатления раннего детства? "Тот, кто разгадает эту загадку, пишет Фрейд, - тот прояснит и истерическую амнезию"^. У невротиков также происходит
забывание каких-то важнейших для его душевного развития впечатлений, они были
вытеснены в бессознательное. Попытки выявить эти прошлые события сталкиваются с
сопротивлением. Фрейд утверждает, что в
' Фрейд 3. Очерк истории психоанализа//"Я" и "Оно", Труды разных лет. - Тбилиси,
"Мерзни", 1991, кн. 1, с. 25. 2 Freud S. Bd.V, S. 83.
232________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
обоих случаях действует один и тот же механизм. Именно забывание дает "точку
сравнения душевных состояний ребенка и психо-невротиков", и "можно сказать, что без
инфантильной амнезии не было бы и истерической амнезии"'. Причины неврозов
коренятся в раннем детстве.
Взрослая, постпубертарная сексуальность, возникает вместе с соответствующим
физиологическим развитием. В памяти каждого индивида есть период, когда он ничего
или почти ничего не ведал о сексуальности, о ней вовсе не думал, не испытывал
сексуального влечения. Фрейд называет это время латентным периодом, когда
сексуальность вытеснена, скрыта. Именно в латентный период происходит приобщение к
культуре, наиболее действенно рациональное воспитание. Психическая энергия уходит на
цели культуры, в это время вырабатываются те препятствия, "дамбы", которые мешают
отклонению влечения на те пути, которые имелись в раннем детстве. Начало латентного
периода филогенетиче-ски соответствует началу культуры. Мы имеем дело со своего рода
триадической схемой: от инфантильной сексуальности через отрицающий ее латентный
период мы приходим к взрослой половой жизни.
Вытеснению подлежат "частичные влечения" (Partialtriebe) раннего детства. Человеческое
существо с самого рождения наделено сексуальностью. Поскольку гениталии у ребенка
еще не развиты, либидо избирает другие эрогенные зоны - те части тела, которые связаны
с удовлетворением других физиологических потребностей. К этим зонам относится
прежде всего рот ребенка, основной источник наслаждения от питания: "сексуальность
примыкает сначала к одной из служащих сохранению жизни функций, и лишь позже
становится от нее независимой"^ Вид насытившегося младенца напоминает Фрейду вид
взрослого после оргазма. С материнской груди либидо переносится на рот, и ребенок уже
сам доставляет себе наслаждение - сосание пальца является своего рода предгенитальной
мастурбацией. Фрейд избирает термин Хэвлока Эллиса "аутоэротизм" для характеристики
сексуальности раннего детства, еще не имеющей внешнего объекта и направленной на
собственное тело.
Первую стадию развития либидо он называет оральной или орально-каннибалистической
- влечение связано с поглощением
Сексуальность_______________________________________________________333
объекта. Вслед за нею, примерно в полтора-два года, наступает другая фаза, когда либидо
концентрируется вокруг другой эрогенной зоны, ануса. Ребенок получает наслаждение от
задержки дефекации, он подолгу сидит на горшке. На этой анальной фазе происходит
подразделение активного и пассивного (еще не мужского и женского) во влечении, с нею
в дальнейшем связаны садизм и мазохизм взрослых, откуда ее название - "анальносадистическая". Наконец, наступает генитальная или фаллическая стадия, когда либидо
перемещается к половым органам. В "Трех очерках..." Фрейд на ней специально не
останавливается, поскольку переход к этой стадии здесь у него совпадает с переносом
влечения на объект. В дальнейшем эта стадия приобретет самостоятельное значение.
Все половые извращения Фрейд связывает с фиксациями либидо на частичных влечениях
раннего детства. Совокупность доге-нитальных этапов развития либидо содержит в себе
все потенциальные отклонения, и в этом смысле ребенок является "полиморфным
изращенцем". Фрейд пишет о "бесстыдстве маленького ребенка", "любопытстве к
гениталиям других", садистской жестокости (способность к состраданию вырабатывается
в латентный период), о мастурбации и других формах аутоэротизма, с которыми Фрейд
соотносит прежде всего наслаждение взрослых от орального и анального секса. Между
детской и взрослой сексуальностью нет принципиальной разницы: "Не только отклонения
от нормальной сексуальной жизни, но также и ее нормальное образование определяются
инфантильными проявлениями сексу-альности"'.
В раннем детстве между сексуальностью мальчика и девочки нет никаких различий. Даже
с наступлением фаллической стадии сексуальность девочек "имеет мужской характер"^.
Ведущей эрогенной зоной для нее тогда является клитор - уменьшенный аналог пениса.
Только в постпубертарный период либидо смещается с клитора на влагалище, причем это
смещение, по мнению Фрейда, является одним из факторов, способствующих истерии (к
женственности по самой ее сущности относится большая склонность к истерии).
Становление женщиной означает "вытеснение частичной инфантильной мужественности",
происходящее вместе со сме-' Ibid., S. 117. 2 Ibid., S. 123.
234_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
щением ведущей генитальной зоны. Впоследствии Фрейд не раз возвращался к этой теме.
В статье "Инфантильная генитальная организация" (1923) он развивает это учение таким
образом: на анально-садистической стадии еще нет мужского и женского, есть только
активное и пассивное. За нею следует фаллическая стадия, на которой "имеется мужское,
но нет женского; противоположность здесь такова: мужские гениталии или кастрированные")^. На этой фазе имеется "примат фаллоса" (Phallusprimat), в том числе и у девочек.
По существу, речь тут идет уже о ситуации Эдипова комплекса, которая представляет
вершину развития детской сексуальности и одновременно ее преодоление, подготовку
перехода к латентному периоду и впоследствии к взрослой сексуальности. Нам еще
придется рассматривать некоторые аспекты этого комплекса, с которым связаны самые
различные стороны прикладного психоанализа, в частности, фрейдовское учение о
возникновении социальных институтов. Пока мы ограничимся самым кратким описанием
того, как происходит переход к латентному периоду.
Хотя Эдипов комплекс, строго говоря, характеризует события в психике мальчиков, этот
термин относится и к женскому сексуальному развитию (иногда применяется термин
"комплекс Электры"). Речь идет об отношениях в семейном треугольнике, когда либидо с
собственного тела переносится на родителя противоположного пола, а к родителю одного
с ребенком пола последний испытывает чувства зависти, враждебности, но в то же самое
время он отождествляет себя с ним. Иначе говоря, это изначально амбивалентное
отношение, хотя преобладают именно негативные эмоции. "Разрешение Эдипова
комплекса является самой трудной проблемой, с которой лицом к лицу сталкивается
мальчик в своем психическом развитии"^. Его влечение направлено на собственную мать,
он вступает в конфликт с собственным отцом, место которого он хочет занять. "Легко
заметить, что маленький мальчик один хочет обладать матерью, воспринимает
присутствие отца как помеху, возмущается, когда тот позволяет себе нежности по
отношению к матери, выражает свое удовольствие, если отец уезжает или отсутствует.
Часто он выражает
' Ibid.. S. 241.
^ Фрейд 3., Буллит У. Томас Вудро Вильсон. - М., "Прогресс-Уни-верс", 1992, с: 54.
Сексуальность ____ _____________________________________________235
свои чувства словами, обещая матери жениться на ней. Скажут, что этого мало в
сравнении с деяниями Эдипа, но на самом деле достаточно, в зародыше это то же самое"'.
Царь Фиванский Эдип убил своего отца и женился на собственной матери - таковы
стремления всех лиц мужского пола в раннем детстве. Фрейд отбрасывает все оговорки
тех, кто видит в любви и враждебности ребенка нечто иное, нежели желание буквально
обладать матерью и стремление убить отца. Он готов признать лишь то, что
психоаналитическое исследование дает огрубленное и как бы увеличенное под
микроскопом психоанализа изображение того, что в детстве было только наброском. Но
влечения именно таковы: "Ненависть к отцу, желание его смерти - уже не робкие намеки,
в нежности к матери скрывается цель обладать ею как женщи-ной"^. Он признает, что
невротик может "фантазировать назад", привнося в прошлое свои более поздние
представления и желания, еще неведомые ребенку. Но на Эдипов комплекс такое
фантазирование Фрейдом не распространяется, и тот, кто считает себя психоаналитиком,
должен принимать эти влечения буквально. У невротиков в преувеличенном виде
предстает то, что анализ сновидений находит у всех людей, а именно, инцестуозное
стремление к родителю противоположного пола: "Не только невротики, но и все люди
имеют такие извращенные, инцестуозные и неистовые сновидения", а потому "мы можем
сделать вывод, что и нормальные люди проделали путь развития через извращения и
привязанности к объектам Эдипова комплекса, что это путь нормального развития"^. Но
отношение к отцу является отношением "любви/ненависти", оно амбивалентно - мальчик
хочет во всем ему подражать и быть таким же, как отец. Иначе говоря, в психике
происходит конфликт разнонаправленных устремлений, противоречивые установки
уживаются друг с другом, поскольку детская психика еще не работает по принципу
исключенного третьего (впоследствии, во взрослом возрасте, это будет относиться к
бессознательному).
Эта борьба разнонаправленных стремлений завершается вместе с разрушением Эдипова
комплекса и идентификацией с отцом.
'Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. - М., "Наука", 1988, с, 211- 212.
^ Там же, с. 214. ^ Там же, с. 215.
236_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
Эдипов комплекс выступает у Фрейда вместе с "комплексом кастрации". На фаллической
стадии либидо сосредоточивается на гениталиях, пенис является для маленького мальчика
самым драгоценным его достоянием. Заставая его за мастурбацией, взрослые нередко
угрожают лишить его этого "сокровища". Фрейд был убежден, во-первых, в том, что все
дети в это время предаются мастурбации, во-вторых, что всем им грозят кастрацией, и, втретьих, что все мальчики относят эту угрозу именно к отцу. Впоследствии он добавит к
этому следующее рассуждение: сначала мальчик не верит угрозе кастрации, но затем,
убедившись, что у его сверстниц нет пениса, он принимает эту угрозу всерьез'.
Здесь Фрейд также держался буквальной трактовки "комплекса кастрации", вопреки
некоторым позднейшим толкователям, желавшим "либерализировать" этот тезис: только
вполне реальный страх кастрации разрушает Эдипов комплекс у мальчика и ведет к
полной идентификации с отцом.
Не менее буквально он предлагал трактовать Эдипов комплекс у девочки, которая на
фаллической стадии испытывает наслаждение от клитора. Она обнаруживает, что ее
клитор несопоставим с пенисом у мальчика, и считает себя "уже кастрированной".
Фрейдовский подход к женской сексуальности вызвал особенно много споров. Хотя
сомнительность реконструкции психологии трехлетнего мальчика является ничуть не
меньшей, в случае женской сексуальности у Фрейда прибавлялись суждения о женской
психологии, имевшие явно патриархальный характер. Фрейд был убежден, что маленькая
девочка испытывает "зависть к пенису" (Penisneid), с которой связано и "чувство
неполноценности" у женщин. Более того, если у мальчика Эдипов комплекс в случае
нормального развития разрушается, происходит быстрая и прочная идентификация с
отцом, а тем самым появляется сильное "Сверх-Я", своего рода представитель социальных
и моральных норм в человеческой психике, то у девочек такого разрушения не
происходит. Обнаружив у себя отсутствие пениса, девочка желает заместить его ребенком
от собственного отца. Это инцестуозное стремление не разрушается, но постепенно
вытесняется, а потому "Сверх-Я" у взрослых женщин никогда не бывает "столь суровым,
столь безличным, столь независимым от своих аффективных истоков, каковые тре-' Freud
S. Der Untergang des Odipuskomplexes, 1924, Bd. V, S. 247.
Сексуальность_______________________________________________________237
буются от мужчины"'. Поэтому женщины оказываются не только более склонными к
истерическому неврозу, но также менее моральными, наделенными меньшим чувством
справедливости существами, принимающими решения не столько из чувства долга,
сколько под влиянием аффектов. К этому Фрейд добавляет слабо развитые
интеллектуальные интересы, "преобладание чувства зависти", меньшую, чем у мужчин,
способность к сублимации влечений^. А так как интеллектуальное и художественное
творчество для Фрейда целиком зависят от такой сублимации, женщины оказываются в
среднем менее одаренными во всех областях творчества.
Фрейд иногда оговаривался, указывая на то, что речь идет о женской психологии лишь в
той мере, насколько она определяется сексуальностью. Но так как у Фрейда
сексуальностью определяется все важнейшие стороны психической жизни, то он часто,
перефразируя Наполеона, повторял: "Анатомия - это судьба". Женщины от природы во
многом стоят ниже мужчин, это задано не какими-то социальными обстоятельствами, но
анатомическим различием. Даже говоря о слабой изученности психологии женщин,
Фрейд нередко добавлял, что это связано с лицемерием и лживостью женского пола.
Однажды в разговоре со своей последовательницей, Марией Бонапарт, он признался, что
долгие десятилетия ежедневной работы с пациентками не решили для него примитивного
вопроса: "Чего бабе надо?" Все позднейшие модификации, внесенные Фрейдом в
понимание женского сексуального развития, касались частностей (скажем, различение
доэдиповской и постэди-повской идентификации с матерью). Общая оценка не менялась:
обнаружив свое анатомическое отличие, девочка испытывает "зависть к пенису" и, более
того, она "считает мать ответственной за отсутствие пениса и не может простить ей этой
обделенности"^ Для большинства женщин характерен нарциссизм, потребность даже не в
любви, а в том, чтобы быть объектом любви другого. Лишь немногие женщины, по
мнению Фрейда, подобны мужчинам в переносе любви на мир объектов (Objektliebe),
тогда как в большинстве своем они сохраняют детское самолюбование (Ichliebe)*.
Женщина предстает как чувственное, соблазнительное, морально и интеллектуально
ограниченное существо.
" [bid., Bd. V, S. 266.
^ CM.: Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. -М.. "Наука", 1988, с. 334. ^ Там же, с.
377. ^ CM.: Freud S. Zur Einfuhrung des Narzissmus. B. Ill, S. 54-55.
238_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Можно сравнить в этом отношении Фрейда с Вейнингером. В фантастической по своему
женоненавистничеству книге "Пол и характер" Вейнингер утверждает, что женщина
аморальна, алогич-на, по существу, бесчеловечна - именно потому, что она целиком
находится во власти сексуального влечения, тогда как мужчина предстает как
рациональное и моральное существо, следующее категорическому императиву Канта и
лишь в малой степени действующему под влиянием полового влечения. Женщина - это
бессознательное, плоть, материя; мужчина - сознание, дух, форма. Эти два принципа
распределены между двумя полами, поскольку мужчина содержит в себе женское начало,
а женщина - мужское, согласно теории бисексуальности. Фрейд не так уж много здесь
изменил. У него каждый индивид представляет собой поле борьбы двух начал бессознательного и сознания, принципа удовольствия и принципа реальности, "Я" и
"Оно". Несколько ослаблена, но сохраняется мисогиния Вейнингера: женщины менее
Моральны и сознательны, поскольку у них не произошло уничтожения Эдипова
комплекса, он лишь вытеснен. Иначе говоря, у женщин сохраняется "полиморфно
извращенная" детская сексуальность, а потому они более склонны к истерии, следуют
влечениям, а не разуму, лживы и т. д. Вейнингер к этому добавил довольно своеобразную
этнопсихологию, относя евреев к нациям с "женской психологией" со всеми негативными
ее чертами. Антисемиты после самоубийства еврея Вейнингера хвалили его за
последовательность. Повод для самоубийства мог быть и совсем иной: по его теории,
"понять" женщину может только совершенно женоподобный мужчина, а так как
Вейнингер должен был считать, что он со своей теорией понял их лучше всех прочих
мужчин, то он сам оказывался самым аморальным, бессознательным и лживым из
носителей разума. Возникает типичный парадокс "Лжеца" (в самой простой форме - "Я
лгу", то есть если я говорю правду, то я лжец, если лгу, то говорю правду и т. д.).
Во всяком случае, учение о женской сексуальности Фрейда, не столь самоубийственное
для рассудка, несет на себе отчетливые следы патриархальных предрассудков, каковые
имелись у него еще до создания психоанализа, о чем свидетельствует одно из его писем
невесте, в котором он опровергает Дж. Ст. Милля и вместе с ним женскую эмансипацию.
Этих оценок он держался до глубокой старости, полагая, что тот или иной пол должен
доминировать, и господство мужского является "меньшим злом".
Сексуальность___________________________________________________239
Не удивительно то, что феминистки отвечали Фрейду самой резкой критикой опровержений из этого лагеря не счесть. Любопытнее другое: у Фрейда было и имеется до
сих пор немалое число последовательниц, которые развивали его концепцию женской
сексуальности (Рут М. Брунсвик, X. Дейч и др.), тогда как изучением детской
сексуальности занималась его собственная дочь Анна Фрейд. Все они в целом держались
предложенных Фрей-дом схем, тогда как первые опровержения последовали со стороны
"ревизионистки" К. Хорни. Но на сегодняшний день мало кто из психоаналитиков обоих
полов станет буквально следовать этим схемам Фрейда. Как и во многих других случаях,
фрейдисты прямо не отказываются от догматов своего учителя, но так их
интерпретируют, что от них мало что остается.
В качестве примера можно взять работы известнейшей представительницы французского
психоанализа Франсуазы Дольто, посвященные детской и женской сексуальности'. Она
практически вообще не рассматривает "комплекс кастрации" и "зависть к пенису" (из
уважения к Фрейду они обозначаются как очень короткая и маловажная стадия развития
сексуальности маленькой девочки). Вытеснение Эдипова комплекса у девочек, по мнению
ДолЬ-то, происходит в семь-девять лет, а фаллическая стадия наступает не ранее пятишести лет, причем "фаллосом" для нее является не клитор, а все тело. То, что стадия
Эдипова комплекса наступает позже, чем думал Фрейд, доказывал и специально
практиковавший с детьми психоанализ Э. Эриксон, для которого эта стадия относится к
пятому-седьмому году жизни.
Но если столь различные по своим исходным позициям аналитики считают, что "Эдип"
переживается в более позднем возрасте, то рушится исходный пункт теории Фрейда, идет
ли речь о мужской или женской сексуальности. Учение о детской амнезии тогда не
работает: нет смысла говорить о переживании бурных влечений, которые затем были
вытеснены и забыты. В возрасте пяти-семи (и тем более семи-девяти) лет ребенок помнит
основные свои переживания. Разрешение Эдипова комплекса тогда происходит вместе с
началом школьного возраста, то есть вместе с выходом из семейного треугольника. Тогда
нет никакой Нужды говорить о "комплексе кастрации", "зависти к пенису", желаниях
отцеубийства и т. п. Читая работы последователей Эриксона, обнаруживается, что
' См., например, Dolto F. Libido. Erotisme. Frigidite. - Paris, 1982.
240________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
от ортодоксального фрейдизма в них осталось вообще немного, зато появилась
возможность совмещать психотерапевтические наблюдения с далекими от психоанализа
теориями (например, Пиаже или Кольберга), а потому куда большее внимание уделяется
когнитивному развитию ребенка, овладению языком и т. д.'
Существует множество научных объектов, которые привлекают наше внимание, но не
могут быть окончательно прояснены. Скажем, мы не знаем, какие сны снились вымершим
динозаврам или питекантропам и никогда этого не узнаем. Реконструкции душевного
мира раннего детства также остаются гипотетичными. Вслед за апостолом мы всегда
можем сказать: "Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески
мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое" (1 Кор.
13,11). Если взрослый человек утверждает, что на кушетке у аналитика он вспомнил
происходившее с ним на втором году жизни, то у нас неизбежно возникают вопросы.
Нет сомнений в том, что пациенты Фрейда достаточно часто вспоминали о своих
доэдиповских предгенитальных влечениях одного-двух лет от роду, либо о позднейшем
страхе кастрации. Ранее пациентки Фрейда ничуть не хуже вспоминали о сценах
соблазне-ния. На сегодняшний день достаточно точно установлено, что
"автобиографическая память" возникает примерно в три-четыре года, когда ребенок
овладевает языком и способностью вспоминать прошлое, обсуждая его с другими. От
более раннего детства у нас сохраняются лишь отдельные эпизоды, и связано это не с
вытеснением, а с отсутствием памяти о тех "бурных влечениях", которые Фрейд
приписывает раннему детству. Даже если бы у нас было страстное влечение к матери и
враждебность к отцу, то мы ничего не помнили бы о них-не из-за вытеснения, а из-за того,
что детская память эпизодична, контекстуальна, изменчива. Предыдущие воспоминания в
раннем детстве модифицируются последующими. Эта память не. содержит абстрактных
идей, у трехлетнего ребенка нет ни малейшего представления о половых отношениях, и
мальчик никак не может желать "овладеть матерью", поскольку это лежит за пределами
его мышления и воображения. Еще менее вероятно, что он проводит настоящее изыскание
по поводу отсутствующего у его матери пениса (этим Фрейд объясняет фетишизм в
' См., например, Lowe О. R. The Growth of Personality: from Infancy to Old Age. - London,
1972.
Сексуальность____________________________________________________241
постпубертарный период)'. До пяти лет дети, как правило, не имеют представления о
первичных половых признаках, различают родителей, скорее, по платью или прическе.
Они не владеют необходимым языком для того, чтобы выразить половые отношения
между взрослыми, а там, где они проводят различие между "мужским" и "женским", они
придают им иной, чем взрослые, смысл'.
То, что "вспоминается" на сеансах психоанализа, оказывается не памятью, а проекцией
более позднего опыта на раннее детство (не без суггестивного воздействия
психоаналитика). Но если теория памяти Фрейда не верна, то утрачивается всякая
возможность говорить об оральной и анальной стадиях развития либидо. Ни физиология,
ни прямые наблюдения за детьми не дают свидетельств перехода либидо от одной
эрогенной зоны к другой (за исключением того, что многие дети сосут палец и подолгу
сидят на горшке). Воспоминания о том, как трехлетний мальчик хотел овладеть
собственной матерью и убить своего соперника-отца, воспоминания взрослой женщины о
желании заместить отсутствующий пенис ребенком от родителя можно со всеми
основаниями считать ложной, "наведенной" памятью.
Фрейд указывает на сходства забывания у невротиков и забывания событий раннего
детства. Но одно и то же следствие может иметь совершенно различные причины.
Имеются другие типы забывания, никак не связанные с вытеснением. Если студент через
пару дней забыл то, что в спешке выучил перед экзаменом, то вряд ли тут имело место
вытеснение во фрейдовском смысле. Мы
' "Фетиш есть заменитель фаллоса женщины (матери), в который маленький мальчик
верил и от которого он... не хочет отказываться" (Фрейд 3. "Фетишизм", 1927. Работы о
мазохизме/ Венера в мехах. Ad Marginern. - М., 1992, с. 373. Комплекс кастрации вообще
становится сомнительным, если принять современные исследования по психологии
детского возраста. Для Фрейда "от страха кастрации при виде женских гениталий не
избавлено ни одно существо мужского пола" (там же, с. 375). Вполне возможно, что у
немалого числа невротиков он сталкивался с такого рода страхами, но проекция такого
страха на собственное детство не тождественна воспоминанию.
^ CM.: Lindesmith A. R., StraussA.L. Syrnbolische Bedingungen der Sozialisation. Teil II,
Ullstein, 1983, S. 27-28. Первичная половая идентичность формируется у детей раньше, с
полутора-двух лет, а к трем-четырем годам "ребенок уже осознанно различает пол
окружающих людей.... но часто ассоциирует его со случайными внешними признаками,
например с одеждой, и допускает принципиальную обратимость, возможность изменения
пола". Кон И. С. Ребенок и общество. М.. 1988, с. 194.
242________________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
забываем слова когда-то любимых стихотворений или читанную когда-то "Логику" Гегеля
не потому, что тут работает вытеснение. Тогда они имелись бы у нас в бессознательном,
да ещё стремились бы вернуться обратно в сознание - как и все вытесненное. Нет никакой
нужды отождествлять механизмы детской и невротической амнезии. В последней
вытеснение действительно играет немаловажную роль, и в этом крупнейшее открытие
Фрейда. О детских переживаниях мы не помним уже потому, что у нас просто не было
"семантической памяти", языка и самосознания, и нужны немалые усилия
психоаналитика, чтобы пациент стал интерпретировать свои бессвязные впечатления от
отдельных сцен как кровосмесительные влечения. Из того, что у нас нет о них памяти,
делается вывод, что это сильнейшие наши влечения. Аналитик всегда прав - даже если
пациент отвергает его трактовку'. Но в соответствии с такой логикой можно доказать
вообще все что угодно. Из еще более строгого, чем запрет на инцест, запрета на поедание
себе подобных, в таком случае нужно было бы выводить вытесненное в бессознательное
каннибалистическое влечение, присущее каждому человеку и вытесненное в раннем
детстве.
Ложную память пациентов можно сравнить, например, с нередкими сегодня случаями,
когда люди ярко и отчетливо помнят, что их похищали инопланетяне. Рассказываемые
ими "сценарии" многими чертами напоминают фантастические романы и киносценарии, и
чем больше заполнены головы кадрами из таких фильмов (и чем более пустыми являются
эти головы), тем легче внешние образы становятся собственными воспоминаниями.
Человеку вообще свойственно принимать плоды своего воображения за реальность,
мифологическое мышление вовсе не умерло - поменялись мифы.
Еще меньше оснований считать ребенка "полиморфным извращением". Здесь мы опять
сталкиваемся с рассуждением по аналогии, причем исходным путнктом является
сексуальность взрослых. Для объяснения орального и анального удовлетворения влечений
придумываются эрогенные зоны и стадии развития либидо у ребенка. Для объяснения
садизма и мазохизма, фетишизма и эксгибиционизма ребенок делается "полиморфным
извращением". Конечно, перед Фрейдом, как и перед любым сексологом, стоит проб-'
"Когда пациент соглашается с нами, тогда-то он прав; когда же он противоречит, то этопризнак сопротивления" (Freud S. Ges.Werke. Bd.XVI, S. 43).
Сексуальность____________________________________________________243
лема: как объяснить самые разнообразные отклонения влечений. Но нельзя объяснять
непонятное, апеллируя к неизвестному. Перемещения либидо от одной эрогенной зоны к
другой никто не видел, да и сами они проблематичны. Довольный вид только что
оторвавшегося от материнской груди ребенка вызывает у Фрейда сравнение с взрослым
после оргазма - почему не с тем, кто хорошенько наелся и лег спать? Прямых наблюдений
за детьми у Фрейда было немного, включая и его собственных детей. В период написания
"Трех очерков..." эти наблюдения вообще отсутствовали. Конечно, впоследствии его
ученики активно занялись такими наблюдениями, но вовсе не исключено, что они
находили именно то, что соответствовало априорно выдвинутым схемам учителя.
Исходным пунктом для Фрейда был клинический опыт, ассоциации и сновидения
невротиков. Ознакомившись с обширной литературой своего времени, он обнаружил, что
с помощью своих гипотез он может связать воедино сновидения, неврозы, извращения и
проявления детской сексуальности. В некоторых конкретных случаях такие связи ему
удалось проследить. Как и любая гипотеза, учение о стадиях развития либидо имеет право
на существование, и ее не следует отбрасывать только потому, что она звучит
фантастически или вызывает чье-то негодование. Любой внимательный воспитатель знает
о существовании детской сексуальности, на нее обращали внимание задолго до Фрейда'.
Сомнения вызывают аргументы Фрейда, вроде того, что трехлетний мальчик убеждается в
реальности угрозы кастрации, разглядев, что у девочки соответствующее место устроено
иначе. Еще хуже то, что гипотезы у Фрейда слишком быстро превращаются в догматы, а
все несогласные обвиняются в лицемерии, трусости, антисемитизме, наличии
неразрешенных комплексов и т. п.
Такого сорта аргументация постоянно воспроизводилась психоаналитиками. В качестве
примера приведу высказывания фрейдиста "первого призыва" И. Задгера: "Сообщения о
задержке деть-' В качестве примера можно привести воспоминание Монтеня: "Мне даже
стыдно признаться, в каком необычайно юном возрасте познал я впервые власть желания.
Вышло это случайно, ибо событие совершилось задолго до того, как я вступил в возраст
сознания и разума. Никаких других воспоминаний о тех годах у меня нет..." Монтень М.
Опыты/ - М., "Наука". 1979, т, II, с. 284. Любопытно то, что Монтень и подтверждает
фрей-довское учение о детской сексуальности, и опровергает его: воспоминание 1 о
половом влечении в раннем возрасте осталось, тогда как все прочие
оказались забытыми ("амнезия" в результате "вытеснения").
244_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
ми испражнений, вытекающей будто бы из их нежелания терять связанное с дефекацией
удовольствие, приводили в веселое настроение врачей, у которых всякий, не желавший
нарочно закрывать глаза, мог бы подметить совершенно ясные симптомы до сих пор
сохранившейся, весьма живой анальной эротики. И когда, опираясь на собственный
психоаналитический опыт, я попытался в некоторых пунктах дополнить учение Фрейда об
анальной эротике и анальном характере, я встретил до такой степени неистовое
враждебное отношение, что объяснить его одним только чисто теоретическим
несогласием с выявленными мною положениями было абсолютно невозможно"'. Так он
объясняет неприятие коллегами его открытия "другой, столь же сильной, во многих
случаях даже более сильной эротики, связанной преимущественно с дистальным
мочеиспускательным аппаратом"^ Но это его "открытие" не приняли и другие
психоаналитики, так что и их, видимо, следует считать "закомплексованными" на
"мочевой эротике" раннего детства. Тексты Задгера являются одними из самых
фантастических (если не сказать - бредовых) из того, что было написано
психоаналитиками, а потому недружелюбие коллег можно объяснять совсем иначе. Как,
например, отнестись к идее Задгера о том, что маленькие дети мочатся в постель,
поскольку мочеиспускание замещает сексуальный акт, да еще при этом в их головах уже
содержится представление о половом акте его родителей, как о поливании друг друга
мочой? Тем самым, полагает Задгер, становится объяснимым и недержание мочи у
взрослых, и некоторые половые извращения. Если вы с таким объяснением не согласны,
тем более, если вы позволите себе посмеяться над гениальными открытиями такого рода,
то знайте, что у вас вытеснено уретрально-эроти-ческое влечение. Конечно, такой подход
чрезвычайно облегчает диагностику: тот, кто отрицает то или иное открытие в области
детской сексуальности, уже находится под подозрением.
Логика этих "открытий", однако, очень проста. Большой посылкой является тезис о том,
что все доставляющее нам органическое наслаждение связано с либидо. Мочеиспускание
доставляет наслаждение, следовательно, этот акт можно уподобить сексуальному. Дети
писают в постель, а иногда и друг на друга, следовательно, существует
' Задгер И. Уретральная эротика. - В кн.: Психоанализ и учение о характерах. М.,
Госиздат. 1924, с. 73. ^ Там же, с. 74.
Сексуальность_______________________________________________________245
соответствующая стадия развития либидо. Эта дедукция подкрепляется индукцией от
фактов недержания мочи у взрослых и некоторых извращений. Корни их обнаруживаются
в раннем детстве.
Сходные "открытия" постоянно совершаются психоаналитиками. К Organlust иные из них
относят наслаждение от речи у маленького ребенка (см. цитированную выше книгу Ф.
Дольто). Существование патологически болтливых людей, видимо, тоже является
доказательством вечных истин психоанализа. Следуя этой логике, сам психоанализ можно
вывести из детского интереса к собственным и чужим гениталиям.
В результате мы имеем дело с теорией, которая когда-то имела эвристическую ценность,
позволяла разглядеть некоторые явления, но затем сделалась символом веры самых
косных учеников, но которую не принимает все остальное научное сообщество, идет ли
речь о биологах, психиатрах, сексопатологах или специалистах по детской психологии.
Поскольку у Фрейда теория сексуальности является фундаментом классификации
неврозов и психозов, то возникает целый ряд вопросов относительно обоснованности тех
диагнозов, которые ставятся психоаналитиками. Они вступают в конфликт с самыми
различными теориями. В качестве примера можно привести разрабатывавшееся
современником Фрейда Кречмером учение о типах конституции, которые способствуют
тем или иным душевным расстройствам. В дальнейшем эта теория развивалась Шелдоном
и другими учеными, и сегодня установленные ими зависимости не вызывают сомнений и
подтверждаются многочисленными наблюдениями. В принципе, Фрейд не отрицал
влияния конституции, но он все же сводил все неврозы и психозы к динамике влечений, к
отношениям Оно, Я и Сверх-Я. Здесь он вступает в конфликт и с исследованиями
генетиков, которые показали - прежде всего на основе наблюдений за однояйцевыми
близнецами - что склонность к некоторым психическим нарушениям является врожденной
и генетически наследуемой. Если у разлученных в раннем детстве и воспитывавшихся в
совершенно разных семейных, культурных, материальных и т. д. условиях близнецов
имеется такая предрасположенность, то при заболевании одного из них очень высока
вероятность заболевания другого, независимо от того, как протекали у них стадии
развития либидо.
Еще более сложными являются отношения психоанализа и современной этологии. С
одной стороны, этологи вместе с Фрейдом
246_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
выступают против разного рода "культуралистских" теорий, в которых человеческая
природа оказывается "воспитуемой". Они ничуть не меньше Фрейда говорят об
агрессивности и сексуальности, как врожденных и инстинктивных. Но у них эти теории
получают совсем иное обоснование, причем свои выводы они подкрепляют
наблюдениями как за различными видами животных, так и за детьми. Они согласны с
Фрейдом в том, что детский опыт имеет колоссальное значение для дальнейшей жизни,
только связывается это с теми схемами, которые "запечатлеваются" (Pragung К. Лоренца)
в раннем детстве. Такие схемы могут оказывать необратимое влияние на будущее
поведение, поскольку они становятся "спусковым крючком" для определенных реакций.
Это относится и к сексуальности, но о какой бы то ни было сексуальности в возрасте
одного-трех лет они отказываются говорить всерьез; "запечатления" относятся к четырехсемилетнему возрасту, когда возникают некие общие схемы восприятия половых
различий. Само это "запечатление" происходит в ситуациях, которые чаще всего вообще
не имеют сексуальной окрашенности: "Не к правилам, но к исключению из правил
относится то, что дети до половой зрелости чувствуют эротическую привязанность к
родителям противоположного пола... биологическим правилом можно считать то, что
привязанность четырех-семилетнего ребенка к родителям является не эротической по
своей природе"'. Отношения в Эдиповом треугольнике, когда мальчик видит в своем отце
соперника не отрицаются, но это сравнительно редкий вариант развития. Эти
привязанности подготавливают будущие сексуальные отношения в зрелости, а потому
отношения с будущими партнерами находятся в зависимости от детства, в том числе и от
жестокости или неумной ласки. Выработка половой идентичности происходит в детстве.
Но это не означает того, что нужно соглашаться с той трактовкой этого процесса, которую
мы находим у Фрейда: он превращает в общее правило статистически редкие исключения
из правил, а инверсии (гомосексуализм) и перверсии можно объяснять и без сложных и
неправдоподобных допущений Фрейда.
Но еще труднее сохранять фрейдовское учение о стадиях развития либидо,
предшествующих
Эдипову
комплексу.
Не
только
спеСексуальность_____________________________________________________247
циалистам по детской психологии, но и всем родителям известно то, что в период от
одного до трех лет происходит необычайно быстрое интеллектуальное развитие ребенка.
Он "впитывает" язык, он "играючи" осваивает мир - не только в переносном, но и в
буквальном смысле слова, поскольку игра, любопытство, вопрошание, подражание
являются характерными чертами этого периода. В психоанализе эта фаза детского
развития получила название "анальной" прежде всего потому, что дети нередко
проявляют интерес к содержимому горшка и даже могут устроить игру со своими
испражнениями. Но область детских игр все же много шире, а то, что родители требуют
от детей чистоплотности (а дети учатся дисциплинировать свои позывы), с точки зрения
этологии, является чем-то вторичным. Стадию игры они находят у всех высших
животных, тогда как далеко не во всех человеческих обществах нечистоплотность ребенка
сурово наказывается. Вполне можно предположить, что суровые наказания такого рода, и
в особенности запреты на свободную игру вообще, могут привести не только к
замедленному интеллектуальному развитию, но и к тому, что психоаналитики называют
"анальным характером". Но это опять оказывается не правилом, а исключением из правил,
тогда как у Фрейда данная стадия характеризует человеческую природу как таковую.
Самостоятельно мыслящие психоаналитики, имеющие опыт наблюдения за детьми, не
случайно отказались от большинства его утверждений, сохраняя только самое важное.
Фрейд не просто сочинил "черный роман", дабы "осквернить детство", "принизить
женщин" или даже "надругаться над человеческой природой". Эти обвинения сыплются
со стороны тех, кто ничуть не менее догматичен, чем самые упорные фрейдисты. Детская
сексуальность существует, отношения в семейном треугольнике в значительной степени
определяют развитие психики ребенка, принятие им мужских и женских ролей, а нередко
и склонность к неврозам. Многие наблюдения Фрейда неоднократно подтверждались и в
клиническом опыте, и во внеклинических наблюдениях за детьми. Более того, элемент
сексуальности присутствует во взаимоотношениях родителей и детей, и то, что Фрейд
назвал Эдиповым комплексом, никак нельзя отнести к выдумкам. Но и там, где Фрейд
был первооткрывателем, ощутимо присутствует какой-то "бес обобщения". Имея дело с
проявлениями мужской импотенции, Фрейд тут же объясняет их универсальной
причиной: "фиксацией на матери или сест-248_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки
и первые этапы развития
ре"' а затем прямо заявляет, что к импотенции ведет культура - чем выше уровень
культуры у индивида, тем больше риск импотенции или фригидности (все проводившиеся
со времен доклада Кинси исследования говорят об обратном). Двух-трехлетним детям он
приписывает сочинение "теорий" относительно детородных органов и т. д.
Во всех работах Фрейда по проблемам сексуальности важен еще один момент: он
стремится разграничить то, что дано индивиду от природы, и то, что получено им в
результате воспитания в определенной культуре. Для него существенно первое, поскольку
он занят поиском универсального, свойственного всем людям, а не представителям той
или иной культуры. Наука вообще занята поиском всеобщих причин, а потому усилия
Фрейда оправданны. Но он совершенно не принимал во внимание, что его пациенты
принадлежат одной культуре, одной социальной группе, будучи к тому же невротиками.
Более того, немаловажны место и время: психоанализ создавался в Вене перед первой
мировой войной. Не случайно то, что перебравшиеся в США в 30-е годы психоаналитики
очень быстро стали многое менять в психоанализе - теперь они имели место с другими
пациентами. Сегодня европейские и американские психоаналитики практически вообще
не сталкиваются с классическими формами истерии, которые в наибольшей мере
соответствуют предложенной Фрейдом сексуальной этиологии (да и его представлениям о
женской психологии).
В своем основательном исследовании сексуальной жизни Древнего Китая Р. Ван Гулик^
замечает, что на протяжении тысячелетий китайцы практиковали coitus reservatus, и вреда
от этого, вопреки мнению Фрейда, не было. В эротической и порнографической
литературе Китая за три тысячелетия практически нет упоминаний о садизме (в отличие
от Индии, где имеются подробные описания садизма). Имелись и детальные сводки
патологий, но и там отсутствует садизм, притом, что описаний жестокости предостаточно.
Есть лишь несколько упоминаний о мазохизме, но и те принадлежат к поздним эпохам.
Само по себе это не говорит о том, что садизма вообще не было; но если за три
тысячелетия во всей эротической литературе (включая порнографические альбо-' CM.:
Freud S. Uber die allgemeinste Erniedrigung des Liebeslebens, 1917. Bd.V.
^Van Gulik R. Sexual Life in Ancient China. A Preliminary Survey of Chinese sex and society
from 1800 B.C. till 1644 A.D.. E.J.Brill, Leyden, 1961
Сексуальность_____________________________________________________249
мы) нет малейших упоминаний об этом, то возникает вопрос о влиянии культуры на
сексуальность. Этнографы также обращали внимание на разнообразие культур: в одних
имеются сходные с европейским миром перверсии, в других они отсутствуют. Начиная с
Р. Малиновского, этнографы задаются вопросом о тех семейных структурах, которые
обусловливают Эдипов комплекс. Часто говорят о том, что этот комплекс является
порождением патриархального общества. Это верно лишь отчасти. В собственно
патриархальной семье, где авторитет отца непоколебим, нет Эдипова комплекса в том
виде, как его описывал Фрейд. Отец является и образцом для подражания, и препятствием
для исполнения желаний (не только сексуальных). Но ощущение того, что отец является
препятствием, обостряется там, где этот освящаемый религией авторитет уже отчасти
подорван и вызывает сомнения. Иначе говоря, соперничество с отцом требует, чтобы отец
уже не располагал полнотой власти. Как заметил Р. Жирар: "Золотой век Эдипова
комплекса находится в мире, где позиции отца ослабли, но еще не окончательно утеряны,
то есть в западной семье на протяжении последних столетий"'. Поэтому его нет в
арабском мире или в индийской патриархальной деревне; совсем иначе он выглядит в
обществе, где ребенок имеет дело чуть ли не исключительно с воспитательницами яслей и
детских садов. Эдипов комплекс является порождением западной цивилизации, хотя в
любой культуре, начиная с первобытных племен, происходит идентификация с одним из
родителей. Но для того, чтобы этот комплекс стал предметом рефлексии, требуется
атомарная семья с ослабленным авторитетом отца, сохранившимся как наследие и
пережиток патриархальной семьи.
Фрейд дал западной культуре язык для обсуждения сексуальности и даже попытался
сделать этот язык универсальным. К^к заметил Ю. М. Лотман, "распространение
различных вариантов фрейдизма, охватывающее целые пласты массовой культуры XX
века, убеждает, что они менее всего опираются на непосредственные импульсы
естественной сексуальности. Они - свидетельства того, что явления, сделавшись языком,
безнадежно теряют связь с непосредственной внесемиотической реальностью. Эпохи, в
которые секс делается объектом обостренного внимания культуры, - время его
физиологического упадка, а не расцвета. Из области семиотики
I G irard R. La Violence de la sacre. - Paris, Grasset, 1972. p. 259.
250________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
культуры он вторично возвращается в физиологическую практику, но уже как третичная
метафора культуры. Попытки возвратить в физиологическую практику все то, что
культура производит в первую очередь со словом, делают не культуру метафорой секса,
как утверждает Фрейд, а секс метафорой культуры. Для этого от него требуется лишь
одно - перестать быть сексом"'.
Но сам этот язык западной культуры имеет вполне определенный источник - им является
психопатология. На человеческую природу в целом были перенесены наблюдения за
сравнительно небольшим числом пациентов. Такая универсализация собственных
наблюдений характерна не только для Фрейда. Еще его учитель Шарко говорил (а Фрейд
переводил его): "Итак, вы видите классическую форму истерического припадка с тремя
характерными для него фазами у больной, никогда не посещавшей госпиталя и никогда
ранее не видевшей большого истерического припадка. Позволю себе обратить на это
внимание иных моих критиков, высказывавших предположение, что такого большого
припадка, как я его описываю, в природе не существует. Они считают, что это
искусственный продукт, коего нигде, кроме Сальпетриер, не увидишь, что это-результат
"врачебной дрессировки истерии", как изящно они выражаются. Если поверить этим
господам, то речь идет о явлениях, объяснимых взаимным подражанием, одним словом,
внушением. Но только тогда внушение должно было действовать веками, ... должно было
бы переноситься через моря и океаны, иначе ведь никак не объяснить того, почему те же
описания встречаются не только в самых отдаленных французских провинциях, но также
в России, Германии, Америке и т. д.... В действительности описанный нами истерический
припадок представляет собой настоящий тип заболевания, встречаемый во все времена, у
всех рас и во всех странах"^. Но тщательно описанная Шарко grande hysterie с тремя ее
фазами, действительно, нигде, кроме Сальпетриер, не встречалась, и сегодняшние
историки четко описывают причины, в том числе и то, что симптомы такой истерии были
вызваны организацией лечения ("дрессировкой"). Учеников Фрейда долгое время
изумляло то, что описываемая последним истерия все реже встречается среди пациентов,
как правило, принадлежащих провинци-' Лотман Ю. М. Культура и взрыв, с. 255-256. ^
Цит. по: Lorenzer A. Intimitat und soziales Leid. Archaologie der Psychoanalyse. - F. a. М..
1984, S. 156.
Сексуальность_______________________________________________________251
альной мелкой буржуазии, и практически не встречается у "белых воротничков"
современных мегаполисов. Фрейд сделал вечными признаками человеческой природы
наблюдения за сравнительно небольшим числом невротиков, принадлежавших
определенному времени и социальному положению'.
Если бы Фрейд в своих суждениях вместо слова "все" (квантор всеобщности) чаще
использовал слово "некоторые" (квантор существования), его наблюдения относились бы
только к области научных исследований и не вызывали бы споров. Но тогда психоанализ
бы никогда не стал столь популярной доктриной, претендующей на много большее, чем
просто исследования и практика лечения в медицинской области.
' На это первыми обратили внимание неофрейдисты, которые много лучше Фрейда
понимали социально-культурную детерминацию неврозов и структур характера. Как
писал Э. Фромм, Фрейд "сконструировал из черт буржуазного человека образ
человеческой природы", "отождествил основные черты буржуазного характера с природой
человека, приписав биологически заданной структуре влечений модифицирующие
влияния культуры" (Эти замечания впервые были высказаны еще в раннем наброске 30-х
годов. - CM. Frornm Е. Die Determiniertheit der psychischen Struktur durch dir Gesellschaft.
Zur Methode und Aufgabe einer Analytischen Sozialpsychologie (1937), Schriften aus dem
Nachlass, Hrsg. v. Rainer Funk. Beltz, Quadriga, 1991. Bd.7. Затем они неоднократно
воспроизводились в трудах Фромма. Если даже мы оставим на совести Фромма весь его
"антибуржуазный" пафос, то безусловно верным является его замечание относительно
буквальной слепоты Фрейда к культурной детерминации неврозов и черт характера. Эта
детерминация включает в себя и метод наблюдения и лечения: психотерапевт не может
быть нейтральным "зеркалом" некоего природного процесса, подобного соматической
болезни. Придерживающийся совсем иных, чем Фромм, политических взглядов Медард
Босс дает подробную картину психозов и неврозов в Индии, Индонезии и на Цейлоне. где
он пробыл долгое время. Если психозы практически повсюду одинаковы (хотя частота тех
или иных типов заболевания отличается от Европы и США), то неврозы во многом
отличны, а там, где есть совпадения, они объясняются сходными культурными факторами,
например, патриархальной семьей. CM.: Boss М. Indienfahrt eines Psychiatres, Bern, 1976.
Сегодня существует и быстро развивается научная дисциплина, получившая
наименование "этнопсихиатрия". которая (если исключить отдельных крайних
релятивистов) не отрицает общих для всех людей психических механизмов и
психопатологий, но куда внимательнее подходит к различиям.
ДВИЖЕНИЕ И РАСКОЛЫ
Психоанализ прошел путь от небольшой группы единомышленников к движению,
которое постепенно перешло от расплывчатых и спонтанных форм к организации с
жесткой системой правил. Социальные движения чаще всего не обладают такой системой
в готовом виде с самого начала - она рождается в спорах и конфликтах. Хотя заранее
нельзя сказать, какие формы приобретет со временем только что возникшее движение,
существуют неплохо изученные социологами закономерности превращения спонтанно
возникающей группы в формально организованную.
На первых стадиях вокруг лидера, выступающего в роли пророка или реформатора,
образуется ядро будущего движения. Мы уже видели, какова роль "пионеров" во всякой
научной школе. Психоанализ был не только научной школой. Еще в 1910 году Фрейд
думал о том, чтобы подключить уже родившееся психоаналитическое движение к
"Международному братству за этику и культуру", цели которого он разделял, включая и
борьбу с авторитетом церкви и государства. Эти либерально-прогрессистские цели
отчасти сохранились в психоаналитическом движении. Как пишет Э. Фромм: "Фрейд
видел себя вождем... интеллектуальной революции - того последнего шага, который
способен сделать рационализм. Лишь поняв это стремление Фрейда донести до
человечества новую весть - не счастливую, но реалистичную, - можно понять и то, что
было им создано: психоаналитическое движение"'. Но эти благие цели должно было
осуществлять движение, напоминающее нам совсем не о торжестве разума: диктаторски
руководимое, иерархически организованное, направляемое "тайным ко-' Фромм Э.
Миссия Зигмунда Фрейда. - М., "Весь мир", 1996, с. 85. 252
Движение и расколы_______________________________________________253
митетом", проводящим чистки в местных филиалах Международной психоаналитической
ассоциации. Приведя несколько примеров того, как Фрейд и его соратники направляли
движение, Фромм замечает: "Из этого описания хорошо видны мотивы Фрейда, Фе-ренци
и других лидеров психоанализа: это скорее энтузиазм людей, возглавляющих
квазирелигиозное движение, собирающих кон-венты, конклавы, идущих в атаки и
примиряющихся, чем обеспокоенность ученых, занятых дискуссиями о предмете своего
исследования"'. Мы уже говорили о том, что Международная психоаналитическая
ассоциация является чуть ли не уникальным в современной науке образованием,
поскольку здесь имеется формальный запрет на критику основных догматов
основоположника движения.
Фромма не устраивает в психоаналитическом движении то, что оно ставит своей задачей
не столько терапевтическую функцию, сколько функцию политическую. Фрейд считал
важнейшим делом воспитание политической, экономической и культурной элиты, которая
могла бы управлять человечеством после того, как сумела овладеть своими собственными
бессознательными побуждениями. Рационалистический идеал Фрейда выродился в
стремление рас-' ширить свое влияние на различные группы среднего и высшего классов.
Идеалы часто весьма своеобразно обслуживают интересы: группе врачей и маргинальных
интеллектуалов хочется видеть в себе носителей прогресса, когда они конкурируют с
другими группами, которые сразу становятся "реакционерами" и "мракобесами". В
отличие от революционных движений, вообще отвергающих существующий порядок,
психоанализ был и остается реформистским движением, которое пытается завоевать
поддержку истеблишмента. Оно ищет своих адептов в самых различных группах,
поскольку его миссия формулируется предельно широко - оно несет общее благо всему
человечеству. Но на практике психоанализ оказывается одним из институтов нынешнего
общества, причем институтом консервативным, отстаивающим status quo.
Это замечание Фромма имеет под собой основания, если иметь в виду именно
фрейдовскую ассоциацию. Верно и то, что с самого возникновения психоанализа борьба
шла не столько в связи с согласием или несогласием по поводу научных тезисов, сколько
была борьбою за власть. Но дело здесь не в том, что фрейдисты
Там же, с. 91.
254________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
утратили высокие идеалы, которые, якобы, первоначально направляли их активность, как
то полагает Фромм, Для него, как для "левого", неприемлема реформистская
направленность психоаналитической ассоциации. Однако все революционные движения
современного мира возникали и развивались сходным образом.
Как писал по поводу генезиса любого такого движения один из представителей
символического интеракционизма в социологии: "В своем начале социальное движение
слабо организовано и характеризуется импульсивным поведением... Однако по мере того,
как социальное движение развивается, его функционирование, поначалу бывшее
распыленным, стремится стать организованным, собранным и постоянным... На стадии
формализации движение становится более четко организованным различными правилами,
политикой, тактикой и дисциплиной"'. Из пророка лидер должен стать неким подобием
государственного деятеля, а затем, на стадии ин-ституционализации, он превращается в
администратора. Эволюцию такого рода мы хорошо знаем по марксизму: от пророка
Маркса, через вождя Ленина к какому-нибудь члену Политбюро, являющемуся просто
высокопоставленным бюрократом. Харизма со временем неизбежно выветривается, а
управлять тем, что успела захватить данная группа, должны администраторы,
ссылающиеся на высший авторитет, на Истину, которую оставил им пророк. Отмеченной
выше особенностью психоанализа было то, что Фрейд почти четыре десятилетия
совмещал эти роли. Чаще бывет так, что один из "пионеров" получает статус своего рода
"государя", тогда как "теоретик" работает рука об руку с "администратором".
На ранних стадиях движения большую роль играет агитация, направленная на ослабление
прежних привязанностей и подрыв прежних образов мышления и действия. Но одной
вербовки членов мало - стабильность движению дают esprit de corps и четкое отделение
группы от внешнего мира. К движению примыкают прежде всего чем-то недовольные
лица, а среди них всегда немало маргиналов. К психоанализу их примкнуло чрезвычайно
много, и такого рода публику необходимо дисциплинировать и привязывать к лидеру.
Резкое противопоставление себя внешним группам играет в этом процессе чрезвычайно
большую роль: "Другая группа рассматривается в качестве беспринципной и
злонамеренной,
' Блумер Г. Коллективное поведение//Американская социологическая мысль. - М.. МГУ.
1994, с. 198-199.
Движение и расколы_______________________________________________255
подвергающей нападкам те ценности, которые дороги внутренней группе. Перед лицом
внешней группь1 члены внутренней группы не только чувствуют, что они правы и
справедливы, но и верят, что несут общую ответственность за защиту и сохранность своих
цен-ностей"^. Сплоченность психоаналитического движения лишь в малой мере
объяснялась действительной враждой к нему внешнего мира. В трудах Фрейда и других
"апологетов" психоанализа этот мотив враждебного мира присутствовал не только
впервые годы движения, но и в то время, когда психоанализ был с восторгом принят
широкой публикой.
На сегодняшний день, когда психоанализ сделался формально организованным
институтом, ему не нужны харизматические вожди. Любому движению требуется свой
миф об основоположниках, героях и мучениках данной группы. Хотя термин "идеология"
чаще всего употребляется по отношению к политическим партиям, мы вполне можем
говорить о своеобразной психоаналитической идеологии, в которой содержится свод идей
и верований, обеспечивающих движению стабильное развитие. Сюда относится
формулировка целей движения, его обоснование и оправдание перед лицом
конкурирующих школ, свод ценностей и предписаний относительно стратегии и тактики.
Респектабельность движения во многом зависит от того, как эта идеология применяется
его пропагандистами.
Наши отношения с другими людьми строятся не только на материальных или властных
интересах. Наши знания о мире и о других людях всегда ограниченны, а потому наши
отношения с ними никогда не могут покоиться на достоверных знаниях. Эти отношения
аффективно нагружены и включают в себя "предпонимание", которое традиционно
называется верой. Те же отношения господства-подчинения редко опираются на прямое
насилие (тогда они недолговечны); необходимо доверие со стороны подчиненных, их
убежденность в наличии у правителей заслуг, могущества, превосходства, права
командовать ("легитимность" власти). Там, где подданные ненавидят правителей, но
продолжают считать их могущественными, ситуация господ много лучше, чем в
государстве, где подданные считают правящую клику нахальным и мелким жульем,
дорвавшимся до дележа свалившегося на них богатства (да еще так, что склоки между
правящими и вся их грязь выстав-' Там же, с. 202.
256_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
ляются на всеобщее обозрение). Тогда исчезает вера, которая служит консолидации
группы. Эта вера скрепляет ее членов, подчеркивает, что в самой группе нет врагов, а
конкуренция в ней идет по морально безукоризненным правилам. Распад довольно
значительной ассоциации сторонников Ж. Лакана вскоре после смерти "пророка" был
связан не столько с теоретическими расхождениями, сколько с тем, что ни один из
"диадохов" не пользовался авторитетом у большинства, а иные из них вызывали
подозрения этического плана.
Фрейду пришлось избавляться от известного числа морально нечистоплотных личностей в
его окружении, от скандалистов и т, п. лиц, которых было не так уж мало в движении.
Иногда он должен был проявлять жесткость, которая впоследствии удивляла историков
"движения"'. Но в историю психоанализа вошли прежде всего не личные и
организационные конфликты подобного рода, а расколы, начавшиеся сразу после того,
как возникла Медународная психоаналитическая ассоциация.
Причины первых расколов в психоаналитическом движении освещаются по-разному
"еретиками" и "ортодоксами". Первые склонны подчеркивать неповторимый вклад Адлера
и Юнга, их теоретические расхождения с Фрейдом, нетерпимость последнего^
отрицательную роль окружения из числа "верных", которые нуждались
' Достаточно вспомнить об истории с В. Тауском, любовником Л. Андреас-Саломе,
который входил в ближайшее окружение Фрейда. активнейшим образом помогал в борьбе
с Адлером и Юнгом и никогда не выдвигал "еретических" идей. Но он был по личным
мотивам отвергнут Фрейдом. что сыграло свою роль в том, что Тауск покончил с собой в
1919 г. См.: Roazen P. Freud and His Followers. - N.Y., 1975, p. 317-328. ^ И не только
нетерпимость к критике и авторитаризм - противниками Фрейда были его собственные
ученики, склонные, как и он сам. к психиатрическим диагнозам. Например, С. Ференци,
которого Джонс прямо зачисляет в психотики, еще до разрыва с Фрейдом писал в своем
"Клиническом дневнике", что у Фрейда в бессознательном присутствует сильней-' ший
страх, вызывающая невротическую тревогу идея, "будто отец должен умереть, когда сын
вырастет, что и объясняет его страх по поводу независимости любого из его сыновей".
Ференци добавляет к этому, что Фрейд "играет лишь одну роль-кастрирующего бога.
игнорирующего травматический момент своей собственной кастрации в детстве; поэтому
он - единственный, кого не нужно подвергать анализу". CM.: Ferenzi S. The Clinical Diary
of Sandor Ferenzi. Ed. J. Dupont, Cambridge Mass., Harvard Univ. Pr" 1988, p. 185, 188.
Несколько глав работы Фромма "Миссия Зиг-мунда Фрейда" (М" "Весь мир", 1996)
посвящены его в,заимоотношениям с друзьями, коллегами и учениками.
Движение и расколы_______________________________________________257
в беспрекословном подчинении и буквально натравливали Фрейда на несогласных.
"Ортодоксы" отмечают не столько идейные расхождения, сколько бессознательное
сопротивление Адлера и Юнга теме сексуальности, их "борьбу с отцом", а то и желание
захватить власть в движении, "обокрасть" Фрейда (это чаще говорится об Адлере), либо
склонность к антинаучному мистицизму и даже антисемитизм (эти ярлыки прочно
пристали к Юнгу). В беседе с Бинсвангером и Хэберлином Фрейд просто заявил: "Они
тоже хотели стать папами!" Примером подобного подхода к оппонентам может служить
биография Э. Джонса, в которой вообще отрицается какое бы то ни было теоретическое
расхождение. Отход Адлера и Юнга объясняется бессознательной динамикой, внезапно
нахлынувшей волной сопротивления, которая принудила отступников потерять то
понимание Истины, которое у них прежде было. Отсюда их "псевдонаучные объяснения",
которые затем были удостоены звания "новых теорий" теми, кто увидел в них
возможность опровергнуть сексуальную теорию Фрейда, "потревожившую сон мира".
Источник этих теорий пребывает, в бессознательном сопротивлении Истине, а потому
"полемика на чисто сознательном уровне заранее обречена на неудачу"'. Тем самым
воззрения раскольников полностью нейтрализуются, они оказываются следствиями
личной ограниченности, а то и непорядочности Адлера, Штекеля и Юнга. У них
обнаруживаются далекие от всякой науки и совсем не лучшие мотивы, тогда как Фрейд
предстает как преданный поиску истины ученый с необычайной чистотой помыслов.
Джонс сразу отметает всякие возможные подозрения по поводу Учителя: "Обвинять
Фрейда в деспотизме и нетерпимости в связи с тем, что произошло, значит выказывать
слишком прозрачные мотивы, чтобы их можно было принимать всерьез"^ Главный мотив
отщепенцев обнаруживается в стремлении возглавить если не все "движение", то хоть
какую-нибудь секту. Подобного рода обвинения обычны для ортодоксов всех доктрин.
Как писал в свое время против еретиков Тертуллиан: "Нигде люди так быстро не
повышаются в чинах, как в скопищах мятежников, где мятеж считается заслугой"^.
В столь удобную теорию не помещается, например, то, что Юнг был провозглашен
"кронпринцем" самим Фрейдом, являлся пер-' Jones Е.Ор. cit., р. 396. 2 [bid., р. 401.
^ Цит. по: Ранович А. Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные
критики христианства. - М., "Республика", 1990, с. 227. 9 Зак. 6419.
258______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
вым президентом Международной психоаналитической ассоциации и главным
редактором ее официального журнала. Иногда возникает впечатление, что
посредственные, хоть и верные, ученики, мечтавшие лишь о продвижении в новоявленной
иерархии, судили об отступниках по собственным меркам. Но дело даже не в том, какие
цели преследовали еретики - "процессы" против них начали готовить еще до того, как они
выступили со своими раскольническими идеями.
Тот же Джонс приводит отрывки из переписки Фрейда с Фе-ренци, которые показывают,
что он со времени Нюрнбергского конгресса в 1910 году постоянно размышлял, как бы
ему избавиться от Адлера и Штекеля, а по переписке с Абрахамом и тем же Фе-ренци
можно проследить, как подготавливался разрыв с Юнгом и остальными швейцарцами.
Скажем, "тайный комитет" Фрейд начал составлять (по совету Джонса и Ференци) еще
летом 1912 года, когда его отношения с Юнгом были практически безоблачными, чего
никак нельзя сказать об отношениях Юнга с венцами. Личные отношения с Фрейдом
начали разлаживаться после поездки Юнга в США осенью этого года, но члены "тайного
комитета" уже размышляли о том, как убрать его с поста президента психоаналитической
ассоциации, да и в переписке не случайно звучало, что комитет должен быть образован
"независимо от Юнга и от выбранных президентов". Тайные и зловещие замыслы
приписывались Юнгу и всем швейцарцам, которые никаких "комитетов" не создавали. На
конгрессе в сентябре 1913 года члены "комитета" сделали всевозможное для того, чтобы
Юнга не переизбрали (издавна не терпевший Юнга Абрахам написал ряд циркулярных
писем), но из 87 человек с правом голоса они контролировали только 22 голоса (при
выборах они воздержались). Комитет был тайным именно потому, что в возникшем
психоаналитическом движении венские аналитики уже составляли меньшинство. Даже
когда Юнг стал отказываться от постов - сначала главного редактора "Jahrbuch", затем
президента ассоциации - в этом Фрейд и его окружение поначалу увидели некую особую
хитрость, какой-то зловещий план, поскольку им в голову не могла прийти мысль, что
созданная ими самими атмосфера стала совершенно невозможной для швейцарцев.
"Тайный комитет" был образован вскоре после изгнания из ассоциации Адлера и Штекеля
с их сторонниками. Предложение исходило от Ференци, поддержано сначала Абрахамом
и
Ранком,
а
затем
и
са-Движение
и
расколы_______________________________________________259
мим Фрейдом, подчеркнувшим, что такой комитет должен действовать "совершенно
секретно". Помимо указанных выше лиц, в этот комитет вошли Джонс и Закс, а чуть
позже и Эйтингон. В золотые кольца, подаренные Фрейдом каждому из членов комитета,
были вставлены античные геммы. Реально борьба комитета с инакомыслием длилась не
так уж долго, тем более, что Ференци и Ранк впоследствии сами "вышли из доверия", так
как проявили склонность к диссидентству. Важно то, что психоаналитическое сообщество
изначально не признавало обычных для научных обществ форм организации. Отлучение
"еретиков", цензура, подавление инакомыслия сразу сделались характерными чертами
движения. Как верно замечает Фромм, "форма, которую приобрели эти расколы и схизмы,
была результатом не только личного характера Фрейда и его оппонентов, но и самой
структуры движения. В иерархически организованном движении, руководствующемся
идеалом завоевания мира, такого сорта методы логичны. Они те же, что и в любом другом
агрессивном религиозном или политическом движении, в центре которого стоит догмат и
обожествление своего вождя"'. Это показал уже первый процесс против Адлера и
Штекеля.
Адлер и Штекель входили в число первых четырех последователей Фрейда, которые в
1902 году образовали кружок, собиравшийся по средам в доме Фрейда, причем начали
они это делать по совету Штекеля^. Фрейд шел на разрыв отношений с "первозванными"
апостолами новой веры. Если конфликт со Штекелем во многом имел личный характер
(позже он вернулся обратно и был вновь изгнан уже без всяких "идейных" причин), то
Адлер должен был покинуть движение именно за ересь.
В начале 191 1 года Адлер делает два доклада (4 января и 1 февраля), на которые Фрейд
отвечает разгромной критикой, противопоставляя открытые им "факты" спекуляциям
Адлера, угрожающим научности психоанализа. Все новое у Адлера, по мнению Фрейда,
тривиально, а все верное - взято у него, Фрейда, без ссылок на автора, своровано.
Свидетели этих заседаний вспоминали, что они напоминали "судилище",
"экскоммуникацию". Глава церкви изгонял Адлера и его последователей из своей
обители.
Фрейд расценил доктрину Адлера не иначе, как предательство, он потребовал, чтобы
члены ассоциации прекратили и всякие лич-' Фромм Э. Миссия Зигмунда Фрейда. - М.,
"Весь мир", 1996, с. 91-92. 2 CM.: Jones, p. 312.
260_____________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
ные контакты с отступниками. Условия выбора были поставлены жестко: или остаететесь
со мною, или уходите, третьего не дано. Стоит сказать, что среди покинувших Учителя
были не столько сторонники Адлера, сколько те, кто считал, что подобные "разборки"
нарушают свободу научного поиска. Пожалуй, первым, кто сравнил психоанализ с
церковью, был Макс Граф, отец знаменитого пациента "маленького Ганса". Он писал, что
собрания тех лет напоминали своей атмосферой общение основателя новой религии с
апостолами. Поскольку вместе с ростом числа членов Фрейд потребовал абсолютной
лояльности, а всякое высказанное несогласие с ним рассматривал как мятеж или
предательство, то Граф писал, что за несколько лет целиком пережил церковную историю.
Можно было бы сравнить тогдашнее психоаналитическое движение и с политической
партией, поскольку Фрейд постоянно пользовался военной терминологией: "фронт",
"атака", "ряды", "баррикады". "Ученики Фрейда только ухудшили эту ситуацию. Они
нуждались в сильном авторитете, а потому превратили в закон всякое пожелание Фрейда.
Искушением для них было - стать более правоверными, чем сам учитель, более
фрейдистами, чем Фрейд"'.
Фрейд отдавал себе отчет в том, что большинство верных его последователей в лучшем
случае посредственны, сами по себе ничего не представляют; он называл их даже
"бандой"^. Они нуждались в твердой руке и авторитете, они постоянно "ябедничали"
Фрейду на злостные умыслы "раскольников", но они же могли в любой момент покинуть
"вождя", если появится другой. Одним словом, переход от анархии первого периода
психоанализа к монархии (или даже теократии) был необходим и Фрейду, и большинству
его последователей. Всякое несогласие с новой догмати-кой воспринималось как
"предательство", всякое сомнение на полном серьезе разбиралось в психоаналитических
терминах как симптом невроза. Но это подталкивало к бунту тех, кто никак не желал
истолковывать свои критические размышления как "комплексы". Характерна в этом
смысле переписка Фрейда с Юнгом. Последний прямо обвинил Фрейда в том, что тот
злоупотребляет психоанализом для борьбы за власть: всякий самостоятельно мыслящий
объявляется невротиком, в ход идут разного рода инсинуа-' Roazen P. Freud and His
Followers. - N.Y.. 1975, p. 194. ^ Или даже еще хлеще. На вопрос Хэберлина, почему среди
его учеников так много авантюристов, Фрейд отвечал: "Я всегда считал, что мое учение
привлекает прежде всего свиней и спекулянтов".
Движение и расколы_______________________________________________261
ции на медицинском жаргоне. История психоанализа полил таких "диагнозов",
поставленных своему оппоненту.
Акция против Адлера была спланированной заранее: в письмах 1910 года Фрейд
несколько раз высказывался о том, что он мечтает избавиться от Адлера любыми
средствами. Сразу после изгнания последнего Фрейд замечает в письмах, что Адлера
необходимо было отлучить, поскольку тот отходит от теории либидо, сводит все к
агрессивному влечению; более того, он находит в самой оппозиции Адлера
"параноидальные черты". Основатель психоанализа был хорошим организатором и
умелым "вождем" для тех, кто нуждался в авторитете. Новому движению требовалась
жесткая дисциплина: широкая свобода мнений угрожала будущему психоанализа,
поскольку идеи Фрейда могли бы затеряться среди множества "спекуляций", а отсутствие
единоначалия привело бы к анархии. У психоанализа и так множество внешних
противников, и для успешной борьбы с ними потребно единство, "партийная линия".
Когда психоанализ станет массовым движением с тысячами сторонников, эта дисциплина
несколько ослабнет, свобода мнений станет большей, но пока он формируется всякое
инакомыслие опасно, ибо психоанализ может раствориться в теориях и техниках, которые
не имеют с ним ничего общего. В написанном вскоре после раскола "Очерке истории
психоанализа" (1914) Фрейд писал: "Может быть, явится опасение, что это отпадение
будет более роковым для судьбы психоанализа, чем какое-либо другое, так как оно
исходит от лиц, которые играли такую большую роль в движении и в столь значительной
степени способствовали его развитию. Я не разделяю этого опасения. Люди сильны, пока
защищают великую идею; они становятся бессильными, когда идут против нее"'. Теории,
которые извращают принципы психоанализа, не должны носить этого имени и хоть как то
ассоциироваться с фрей-довским движением.
К спорам с отступниками примешивался совершенно внешний для него вопрос о
приоритете. Для Фрейда такого рода разбирательства вообще были чрезвычайно
характерны: он обвинял в плагиате даже тех, кто высказал свои идеи в публикациях,
предшествовавших его собственным, а потому поспособствовал утверждению той версии,
что первые отступники от психоанализа "обокрали" своего учителя и из наворованного
слепили какие то свои систем-' Фрейд 3. Очерк истории психоанализа//"Я" и "Оно". Труды
разных лет. - Тбилиси, "Мерани". 1991, кн.1, с. 69-70.
262________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
ки. Эти обвинения затем постоянно повторялись его учениками. Адлера в этом обвиняли
чаще, Юнга реже, так как отличия учения последнего бросаются в глаза (его чаще
обвиняли в оккультизме). Стоит сказать, что Адлер отвечал весьма схожими
обвинениями. Он прямо говорил о борьбе "за место под солнцем", что он не хочет "ходить
в тени" Фрейда. Нелепо было бы сегодня обвинять только одну из сторон конфликта,
поскольку неуживчивостью и нетерпимостью к чужим мнениям отличались все его
участники.
Вообще говоря, пока речь идет о глубинной психологии, трудно говорить о первенстве в
открытиях. Даже в естественных науках иногда нелегко решить-кому принадлежит
приоритет, но там все же имеются определенные критерии, поскольку проведенный
первооткрывателем эксперимент может затем быть воспроизведен любым членом
научного сообщества. В гуманитарных науках открытия редки. Конечно, если археолог
откапывает доселе неизвестную цивилизацию, или лингвист расшифровывает древний
язык (египтян, хеттов, майя), то мы можем говорить об открытиях в сходном с
естествознанием смысле. Но что можно открыть нового в политической истории Афин
или Рима, когда все известные нам источники уже установлены? Речь тут может идти,
скорее, о новой интерпретации. Но и в этих дисциплинах имеются факты, которые
относительно независимы от истолкования. Экономист или социолог могут по-разному
интерпретировать биржевой крах 1929 года, но само это явление признается любым
толкователем. Вопрос для историка заключается в отборе фактов в бесконечном ряду лиц
и событий, и без такого рода независимых фактических данных нет ни одной
гуманитарной дисциплины. В психоанализе ситуация является совершенно иной. Каждый
факт обнаруживается только через призму интерпретации, он практически
невоспроизводим для другого аналитика, даже если он придерживается той же самой
понятийной системы. Если же они пользуются разными категориями, то и факты
предстают в совершенно ином свете. Психоаналитик делает связным, интеллигибельным,
понятным то, что казалось совершенно иррациональным, в том числе и для самого
пациента. Но интеллигибельность еще не является критерием истины, поскольку
астрономия Птолемея давала связную картину небесных явлений, а астрология дает
связный рассказ о причинах того' или иного поведения индивида. Какой-нибудь
нынешний "колдун" говорит не о бессознательных влечениях, а о "порче", одержимости
бесами, и это выступает как связное истолкование тех же, что
Движение и расколы_____________________________________________263
и у психоаналитика, "фактов". К этим вопросам нам еще придется вернуться, говоря о
научном статусе психоанализа. Пока же следует сказать, что спор между Фрейдом и
первыми отступниками был не вполне корректным как раз потому, что его участники
совершенно не учитывали этих особенностей психоаналитического познания. Все они
получили медицинскую подготовку, придерживались естественнонаучных критериев
"открытия" и считали свои "факты" некой окончательной истиной. Это относится прежде
всего к Фрейду, который обвинял своих оппонентов в "ан-тинаучности". Более
искушенный в философии Юнг отчасти учитывал относительность фактического базиса
глубинной психологии, но именно поэтому он в этом споре отстаивал релятивистский, по
существу скептический, тезис, согласно которому каждый аналитик обнаруживает те
"факты", которые соответствуют его собственной психической организации. В таком
случае вообще никакой плодотворный диалог невозможен, а глубинная психология
вообще не имеет ничего общего с наукой,
В этих спорах было вообще немало далеких от всякой научной дискуссии страстей и
обвинений. Фрейд сам сделал Юнга президентом Международного психоаналитического
общества и главным редактором центрального печатного органа, а Адлера - президентом
Венского психоаналитического общества и редактором другого психоаналитического
журнала. Иначе говоря, он незадолго до конфликта и раскола очень высоко ценил этих
будущих соперников. Разумеется, у него были личные мотивы для недовольства ими,
которые, судя по всему, подогревались некоторыми его ближайшими сотрудниками.
Достаточно упомянуть тот факт, что первыми резкими письмами Фрейд и Юнг
обменялись после того, как Фрейду "донесли" о содержании лекций, прочитанных Юнгом
в США, в которых тот, якобы, утверждал, что фрейдовская теория может быть вообще
отброшена, как устарелая, а будущее психоанализа за собственными идеями Юнга. Это не
соответствовало действительности, но кто-то из окружения Фрейда очень умело сыграл на
самолюбии Фрейда. Известно, что некоторые аналитики (например, Абрахам) еще ранее
пытались дискредитировать Юнга в глазах Фрейда. Легенда об "антисемитизме" Юнга
возникла не в 30-е годы, а еще в то время, когда он был "кронпринцем" движения, что
очень многим не нравилось. Иначе говоря, в этих конфликтах немалую роль играли
"верные" ученики Фрейда, подталкивавшие к разрыву. Формирование ортодоксии никогда
не про-264________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
исходит усилиями одного основателя церкви, хотя, разумеется, известную роль тут
сыграли и личные особенности Фрейда.
Тем не менее, не следует с порога отрицать и слова учеников Фрейда о его личной
скромности, стремлении к истине, а не к мирской славе первооткрывателя. Он не считал,
что окончательная истина открыта, и всему человечеству только остается принять его
учение. Сделав свои открытия в одиночестве в 90-е годы прошлого века, Фрейд развивал
те идеи, которые к тому времени у него сформировались, сознательно воздерживаясь от
изучения взглядов близких ему по духу мыслителей (например, Ницше). Можно поверить
его словам о том, что ему доставляет наслаждение самому делать открытия, а не
выискивать что-то в трудах предшественников. Безусловно, Адлер выдвинул идею
агрессивного влечения еще в 1908 году, а затем ее основательно разрабатывала ученица
Юнга С. Шпильрайн. Фрейд даже резко обрушивался на Адлера за эту идею, но затем,
принял ее и представил как свою собственную (сам Адлер от этой идеи к тому времени
успел отказаться). Но Фрейд не лукавил, считая эту концепцию своей, поскольку она
выросла из его собственных размышлений, была изложена иначе, чем она была высказана
Адлером. На него, действительно, мало кто влиял, если понимать под влиянием принятие
каких-то уже оформившихся идей. Фрейд настолько сросся со своими собственными
идеями, что любая критика оказывалась ударом не по абстрактным идеям, а по нему,
Фрейду. Поэтому несогласие "язычников" и их вражду он воспринимал спокойно и даже
радостно: чем больше врагов, тем больше внимания к психоанализу - равнодушное
замалчивание много хуже. Зато те, кто примкнул к нему, узрел свет истины, уже не могли
расходиться с ним ни в чем.
Как заметил Г. Зиммель: "Массы влечет к ненависти и моральному осуждению еретиков,
конечно, не различие в догматическом содержании учений, которые они в большинстве
случаев не способны понять, но факт оппозиции индивидов совокупности. Источник
преследования еретиков и диссидентов - инстинкт необходимого единства группы"'.
"Еретик" вообще всегда хуже "язычника", поскольку второй вообще не имеет
представления о символе веры и судит извне, тогда как первый иначе его истолковывает,
нанося удар по самому святому. В этом причина яростных споров среди членов
' Зиммель Г. Избранное, т. 1, Философия культуры. - М., "Юрист", 1995, с. 630.
Движение и расколы_______________________________________________265
\ одной конфессии, отсюда бешенство светских идеологов, выискивающих "правых" или
"левых" ревизионистов и следующих лозунгу: "Бей по своим, чтобы чужие боялись".
Известно противопоставление Галилея и Бруно, пусть не совсем лестное для Галилея и
вряд ли исторически достоверное. Но один отрекается, говоря: "А все-таки она вертится!"
Другой идет на костер, ибо для него речь идет не об абстрактной научной истине, которая
никак не умалится от того, что одетые в рясы невежды ее не принимают. Если ради
истины готовы идти на костер, принимать чашу с ядом - то это уже не истина, как
соответствие суждения и предмета, но экзистенциальная истина, некое ядро личности, без
которого она не может существовать. Для Фрейда описанные в его трудах наукообразным
языком факты психической жизни сделались чем-то священным. Это хорошо видел
чуткий к нуминозным явлениям Юнг, понимавший Фрейда, как человека, одержимого
своими идеями. Не менее тонким психологом был У. Джеймс, который после двухчасовой
беседы с Фрей-дом писал об одержимости последнего своими теориями. Конечно,
психиатрические ярлыки тут мало что дают: "мономаниаком" Фрейд не был, да и вообще
"одержимость идеей" есть нечто совсем иное, чем бред параноика. К сожалению,
психоаналитики слишком .часто злоупотребляли подобными ярлыками, объясняя тем
самым критику по своему адресу. В современной философии науки такая защита от
критики иногда называется "стратегией иммунизации": прививка от критики
осуществляется за счет того, что оппонент "разобъясняется" в терминах иммунизируемой
теории. В прошлом такую аргументацию просто называли ad. hominern: "он бранит меня,
поскольку сам он такой", "он не согласен со мною, так как глуп (подл, преступен и т. д.)".
Начало такому хулению оппонентов положил сам Фрейд, поскольку для него несогласие с
уже имеющейся истиной, которую знает ересиарх, которая была ему щедро открыта,
может объясняться только дурными наклонностями, интригами, либо, наконец,
психической неполноценностью. Адлера он неоднократно аттестует в своих письмах как
параноика, а Юнг оказывается то лицемерным святошей, то антисемитом, то обладателем
вытесненных гомосексуальных склонностей. Как отмечал даже безмерно хваливший
Фрейда Джонс, "...люди делились для него на хороших и плохих - или, еще точнее, на тех,
кто ему нравился или не нравился - между этими двумя полюсами мало кому оставалось
место. Время от
266_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
времени один и тот же человек мог переходить из одной категории в другую"'. При этом
Джонс не без удивления замечает, что Фрейд никак не был знатоком людей
(Menschenkenner), что странно для столь выдающегося психолога, и его резкие суждения о
тех, кто по тем или иным причинам не был с ним согласен, не следует принимать без
существенных оговорок.
Для противников психоанализа во всех его видах такого сорта "полемика" является
наилучшим аргументом против этого учения^ Но за этой иногда неприглядной склокой
нужно видеть нечто иное: формирование ни одного крупного движения не происходило
без поминания то дьявола, то личных недостатков оппонентов.
Фрейд прекрасно понимал, что он создает движение, то есть нечто большее, чем просто
научная теория. В письме Бинсвангеру (14 марта 1911: года, то есть в то время, когда он
делал ставку на Юнга): "Если основанная мною империя осиротеет, то никто иной, как
Юнг, должен целиком ее унаследовать". Подобные выражения (равно как "церковь",
"фронт" и т. п.) характерны для переписки Фрейда и его последователей 10-20-х годов.
Биография, написанная Джонсом, дает неплохое представление о внутренних конфликтах
психоаналитического движения, В "тайном комитете" мира тоже не было - Джонс
детально описывает конфликты приближенных к Фрейду лиц (в особенности свои
собственные с нелюбимыми им Ранком и Ференци).
Ни Адлер, ни Юнг не были "предателями", которые "обобрали" и покинули своего
учителя, поскольку у них были свои оригинальные идеи еще до того, как они
присоединились к психоанализу, а после отхода от ФреЙда они развивали именно те идеи,
которые оформились у них до контакта с Фрейдом. Стоит отметить, что и во время
плодотворного сотрудничества в "героическую" эпоху развития психоанализа они
сохраняли интеллектуальную самостоятельность и расходились с Фрейдом по многим
вопросам. Уже поэтому они отличаются от "ревизионистов", то есть тех психоаналитиков,
которые начинали свою деятельность как фрейдисты, но затем отвергли те или иные
положения, поставили под сомнение те или иные аспекты теории или практики
психоанализа, соединили его с какой-то другой системой идей. Первые "раскольники"
уче-' Jones Е.Ор. cit., р. 469.
^ Сегодня психоаналитики не столь часто прибегают к такого сорта аргументам. Для них
характерна позиция Мартовского Зайца: "От этого я устал. Поговорим о чем-нибудь
другом".
Движение и расколы__________________________________________________267
никами Фрейда вообще не были, хотя сотрудничество с Фрейдом во многом сказалось на
их теориях.
Разрыв с этими оригинальными и плодотворными умами можно оценивать по-разному.
Для фрейдистов, если не брать рассуждения на уровне "кто кого обворовал" и дотошное
копание в "нижнем белье", разрыв с Адлером и Юнгом можно представить как
неизбежное расставание с теми, кто изначально не принимал важнейших положений
Фрейда, меп1ал формированию строгого понятийного аппарата и "школы" своими
далекими от научного знания спекуляциями. Любая школа должна иметь некие
узнаваемые черты, и если Адлер и Юнг создали свои, то тем лучше и для них, и для
психоанализа. Любое важное движение в человеческой истории имеет таких "работников
первого часа", которые приходят в него, помогают основателю одерживать победы, но
затем отходят и образуют свои собственные "секты" (как то было, например, в случае
Реформации), как только само это учение приобретает законченный характер, становится
догмой для массы сторонников. Иначе говоря, образование "церкви" неизбежно ведет к
появлению "еретиков", и зачастую ими становятся самые талантливые и оригинальные
умы. С этим ничего нельзя поделать, поскольку догма нужна для множества
последователей - без нее учение аморфно и обречено на гибель -но та же догма претит
тем, кто иначе толкует символ веры.
С другой стороны, некоторые наблюдатели того времени отмечали, что психоанализ
многое утратил после ухода из него Адлера, Юнга, Штекеля и других, менее значимых, но
оригинальных умов. На это обратил внимание первый биограф Фрейда Виттельс, о
консерватизме, даже затхлой атмосфере Венского психоаналитического института 20-х
годов писал Э. Эриксон. Что именно утратил психоанализ, приобретая более четкие
принципы отбора и подготовки, установленные критерии принадлежности школе Фрейда,
а не какому-то расплывчатому образованию, в котором говорят на множестве различных
языков, выдавая себя за единомышленников?
Для ответа на этот вопрос нужно хотя бы в самом общем виде коснуться важнейших идей
Адлера и Юнга - не столько тех целостных учений, которые были ими разработаны
впоследствии, сколько тех идей, которыми они располагали на момент разрыва с Фрейдом. Что именно вызвало резкое неприятие основателя учения, какие положения
оказались несовместимыми с его воззрениями?
268_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
С точки зрения Фрейда, теория Адлера состоит "из трех неравноценных элементов:
довольно приличных вкладов в психологию "я", излишних, но приемлемых переводов
установленных психоанализом фактов на новый жаргон и из искажения и запутывания
последних, поскольку они не соответствуют предпосылкам "я""'. Помимо обвинений в
плагиате и "мелочной злобе", Фрейд, по существу, обвиняет Адлера в десексуализации
неврозов, придании слишком большого значения "я", выведении всех конфликтов из
агрессивного влечения.
За
всеми
терминологическими
различиями
действительно
обнаруживаются
принципиальные расхождения. Фрейд справедливо замечал, что Адлер далек от научного
подхода, поскольку тот заменил выяснение причин невроза телеологическим подходом.
Все отдельные симптомы являются элементами целостной личности; все составные части
сотрудничают в этом целом, которое развивается целесообразно. Адлер назвал свое
учение "индивидуальной психологией", поскольку в психотерапии мы имеем дело с
индивидуальной целостностью, которая постигается не из тех или "иных отдельных
элементов, скажем, того или иного детского комплекса; сами элементы должны быть
поняты из целого. Введенное им учение об "органической неполноценности" покоилось
на предпосылке, что биологически организм есть целесообразное целое. Такова и психика,
к которой следует подходить не в духе физики с ее линейными причинно-следственными
связями, а биологии, имеющей дело с функциональными единствами.
Практически все исследователи творчества Адлера замечают, что его психология была не
столько наукой, сколько "знанием людей" (Menschenkenntnis)- интуитивным
практическим их пониманием, а не итогом научного исследования. Он был известен тем,
что часто с первого взгляда ставил диагноз как психических нарушений, так и
соматических заболеваний. При этом Адлера интересовал не изолированный индивид со
своими воспоминаниями о раннем детстве, а вовлеченный в социальные конфликты
взрослый человек. Эдипов комплекс, с его точки зрения, встречается у избалованных
дурным воспитанием детей буржуазной среды. Адлер долгое время был членом социалдемократической партии, среди его пациентов преобладали лица из низших классов (в
отличие от Фрейда, имевшего дело с венской буржуазией), которые никак
' Фрейд 3. Очерк истории психоанализа//"Я" и "Оно". Труды разных лет. - Тбилиси,
"Мерани", 1991, кн. 1, с. 56.
Движение и расколы__________________________________________^____269
не истолковывали свои конфликты в духе эдиповской драмы. Его первые работы были
посвящены тому, что можно назвать социальной медициной: он писал о
профессиональных заболеваниях ткачей, связывая их с особенностями трудовой
деятельности и экономического положения работников. После разрыва с Фрейдом он
развил свои идеи о социогенезисе психопатологий, но и в начале века он подчеркивал
значение социального фактора как источника неврозов.
Интересно то, что Фрейд считал учение Адлера пессимистическим, писал о "безотрадном
мировоззрении", которое основано целиком на агрессивном влечении. В дальнейшем он
сам примет агрессивное влечение в качестве рядоположенного либидо "первичного
процесса". Адлер, напротив, откажется от агрессивности как сущности всех психических
явлений. Пессимизм чаще приписывается ныне Фрейду, тогда как учение Адлера
характеризуется кйк оптимистическое. У Адлера и в ранний период агрессивное влечение
выступало как стремление к доминированию, совершенству; в дальнейшем оно станет
некой общей активностью, изначально присущей организму, личности. Адлер увлеченно
читал не только Маркса, но также Ницше, "воля к власти" которого означает не столько
стремление к господству над другими, сколько "самопреодоление". Из других философов
в ранний период своего творчества он особенно ценил Файхингера с его "философией als
ob". Применительно к психотерапии она означала, что невротик живет в мире фикций,
каковые он принимает за реальности. Любой человек создает фиктивные миры и верит в
них, но он связан с реальностью, тогда как невротик настолько субстантивировал свои
фикции, что они скрыли для него действительность. Конфликт возникает при резком
столкновении этого фиктивного мира с суровой реальностью. В этом смысле целью
психотерапии для Адлера, как и для Фрейда, является переход от "принципа
удовольствия" к "принципу реальности".
Склонность Адлера обращать основное внимание не на раннее детство, а на актуальный
конфликт, явно вступала в противоречие с фрейдовским подходом. Любопытно то, что в
современном психоанализе все меньше внимания обращается на раннее детство, тогда как
в поле внимания оказываются именно актуальные конфликты невротика. В эгопсихологии произошло смещение интереса от влечений к защитным механизмам "Я", а
ранние работы Адлера по характерологии оказались созвучны неофрейдизму. По270__________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
следний вообще многими чертами связан с "индивидуальной психологией", в особенности
тем вниманием, которое уделяется социальным факторам.
Адлер был первым психоаналитиком, живо заинтересовавшимся проблемами педагогики.
Фрейдисты в свое время немало по-иронизировали по поводу "психологии для учителей",
поскольку основную массу сторонников Адлера в 20-30-е годы составляли именно
педагоги. "Звездный час" Адлера настал после первой мировой войны, когда в Вене к
власти пришли социал-демократы. Ими была осуществлена демократическая реформа
среднего образования, они способствовали появлению детских садов. Все эти новшества
не только освещались специализированными педагогическими журналами, но
захватывали общественное мнение. Хотя Адлер давно вышел из рядов социалдемократической партии, его учение оказалось чрезвычайно близким левым "Красной
Вены". Несмотря на свои давние связи с Троцким', он еще в 1918 году резко осудил
большевизм. Но он оставался "своим" для социалистов, которые в 1930 году даже
объявили его почетным гражданином Вены. Эта связь Адлера с "красными" повлекла за
собой преследования его учения еще до прихода к власти нацистов. После уличных боев
1934 года и запрета социал-демократической партии репрессии практически не коснулись
фрейдовского психоанализа, но адлерианство в Австрии исчезает; нацисты завершили
этот разгром. Можно сказать, что неофрейдисты - Хорни, Фромм и другие были
наследниками Адлера и в попытках соединения психоанализа с марксизмом.
Исключение Адлера из психоаналитической ассоциации имело своим следствием
ограничение поля исследований: вопреки своему названию "индивидуальная психология"
была направлена на изучение социального окружения невротика, учет его
профессиональной деятельности, воспитания, взаимодействия индивида и культуры. Не
случайно все те, кто впоследствии стал обращаться к этой тематике в рамках уже
сложившегося психоанализа, также были
' На одном из социалистических митингов Адлер встретил Раису Тимофеевну Эпштейн,
они поженились в 1897 году. Его пациентом был Иоффе, а с Троцким он регулярно
общался с 1907 по 1914 годы - их жены были близкими подругами. Адлер был
сторонником женской эмансипации, но одно дело теория, а другое - повседневная жизнь с
эмансипированной социа-листкой из России, которая была достаточно конфликтной.
Скоропостижной смерти Адлера, возможно, поспосбствовало то, что его-старшая дочь в
1937 году пропала в Советской России.
Движение и расколы_______________________________________________271
вынуждены порвать с фрейдизмом и основали неофрейдистскую ассоциацию. Иногда по
отношению к психоанализу применяется терминология марксистских дебатов: смещение
внимания к актуальным конфликтам, к взаимодействию с культурной средой,
расценивается как ревизия психоанализа "слева", и вслед за Адлером по этому же пути
пошли неофрейдисты. Критикой психоанализа "справа" в таком случае оказывается
обращение к таким "глубинам", которые лежат за индивидуальным опытом. Если Адлер
был еще более, чем Фрейд, наследником Просвещения, то у некоторых других
"ревизионистов" обнаруживается тяга к романтической традиции, каковая нередко
оказывалась поводом для политического консерватизма. Разумеется, здесь нет прямой
детерминации: политические убеждения прямо не связаны с решением вопроса о роли и
месте бессознательного. Тенденция поиска корней психики прежде и "глубже" Эдипова
комплекса была характерна для некоторых далеких от всякого романтизма ученых
(например, М. Клейн, О. Ранк). В полной мере можно говорить о неприятии Просвещения
только в случае К. Г. Юнга.
Теоретические расхождения Юнга с Фрейдом начались, по существу, еще до их встречи.
Хотя Юнг написал свою работу "Психология Dementia Praecox" (1907) до начала
активного сотрудничества с Фрейдом, она не случайно считалась одной из первых
попыток применения психоанализа к шизофрении. Можно даже сказать, что с нее
начинается фрейдистский период творчества Юнга, когда он в целом принимает главные
положения Фрейда. Однако в этой работе либидо истолковывается им как психическая
энергия вообще. У шизофреника поток этой энергии вовне, к внешней реальности,
блокирован, отсюда его аутизм, раскол между внутренним и внешним миром. На
сравнительно короткое время Юнг стал фрейдистом в полном смысле слова, оставив свои
сомнения относительно всеобщности сексуального влечения. Фрейд нередко толковал эти
сомнения как результат пуританского воспитания Юнга в семье протестантского пастора,
а после разрыва в письмах Фрейда содержатся весьма нелестные отзывы по поводу
ученика. Его отход от Учения и движения стали для Фрейда и верных его последователей
предательством, объясняемым то "вытесненными гомосексуальными склонностями", то
"ханжеством", то "оккультизмом".
В действительности, помимо всех эмоционально окрашенных личных конфликтов,
имелись существенные теоретические расхожде-272_______________ПСИХОАНАЛИЗ .
Истоки и первые этапы развития
ния. Они существовали с самого начала сотрудничества Юнга с Фрейдом, но получили
явное выражение с выходом первой большой книги Юнга "Трансформации и символы
либидо" в 1911- 1912 годах. С выходом второй ее части, а также небольшой работы "О
психологии бессознательного" (1912) стали очевидны претензии Юнга на то, что своим
учением он "преодолевает" односторонности Фрейда и Адлера. Более того, Юнг подверг
обстоятельной критике самый фундамент фрейдовской теории, учение о сексуальном
влечении и стадиях развития либидо.
Юнг возражает прежде всего против фрейдовской трактовки символики сновидений.
Безусловно, в сновидениях часто встречаются образы-заместители сексуальных влечений
или органов. Но эти образы многозначны, это - символы, а не знаки, имеющие однозначно
определимое значение. Даже если снятся половые органы, они могут символизировать
нечто совсем иное. Во множестве религий фаллос есть символ плодородия и творческих
сил, а материнское лоно - родительницы всего многообразия вещей. Эта порождающая
сила, жизненность, может представать в самых различных формах, ее можно именовать
либидо. Однако, "...хотя введенный Фрейдом термин "либидо" не лишен сексуальных
коннотаций, исключительно сексуальное определение этого понятия односторонне и
должно быть отброшено"'.
Инстинктивные или автоматически протекающие психические процессы имеют своим
истоком для Фрейда сексуальное влечение. Но как вывести всю массу психических
феноменов из одного инстинкта? Юнг считает это невозможным, а потому "сексуальная
теория психического автоматизма" объявляется им "предрассудком". Термин "либидо" он
сохраняет, но в том смысле, как он использовался классическими латинскими авторами от
Цицерона до Августина - как чувственное желание, стремление, противопоставляемое
разумной воле. Не отказывается Юнг и от энергетической трактовки либидо, но для него
это - психическая энергия вообще. В психологии понятие либидо функционально имеет
такое же значение, как понятие энергии в физике. Сделавшееся универсальным
источником всех психических процессов, сексуальное влечение тогда перестает что бы то
ни было означать. Если всякое отношение с миром сексуально, то происходит "инфляция"
самого понятия сексуальности, которое лишается собственного
Jung С. G. Symbols of Transformation. - Princeton. N. Y.. p. 128-129.
Движение и расколы_______________________________________________273
смысла. Когда шизофреник утрачивет контакт с реальностью, это не означает того, что у
него проблемы обязательно с сексуальным влечением. Фрейд оговаривался, что речь идет
вовсе не о сексуальности в обыденном смысле слова, писал о "психосексуально-сти", как
"заряженности" всех психических процессов энергией сексуального влечения, а не о том,
что любое душевное явление сексуально. Но для Юнга именно это неприемлемо:
"Модный термин "психосексуальность" есть явный симптом такой понятийной
инфляции"'. Тогда вообще нет смысла говорить о сексуальном влечении, поскольку
подразумевается то, что Жане называл fonction da reel. Либидо - это термин, относимый ко
всем естественным влечениям, будь то голод, жажда, сон, разного рода аффекты.
Некоторые психические явления связаны с сексуальным влечением, но далеко не все. Юнг
согласен с тем, что у человека произошло изменение полового влечения в сравнении с
животными: энергия этого влечения высвобождается и ищет иные пути, поскольку
человек проявляет сексуальную активность не в краткие периоды спаривания. Однако
даже там, где заметно такое влияние сексуальности, области, в которых это влечение о
себе заявляет, от него независимы.
Поэтому либидо выступает у Юнга как интенциональность, направленность психических
процессов, как энергия, сравниваемая с волей Шопенгауэра: "Она способна проявиться в
любой области деятельности человека, будь то власть, голод, ненависть, сексуальность
или религия, нигде не будучи специфическим инстинк-том"^. Инстинктивные процессы
нередко становятся более и менее интенсивными, приобретают или утрачивают силу и
яркость - поэтому мы можем говорить о притоке или оттоке энергии, подлинную природу
которой мы не знаем. Один инстинкт может утратить часть своего потенциала в пользу
другого - это относится ко всем психическим процессам. "Предпбложение, будто лишь
сексуальность является субъектом такого депотенцирования, было бы родом
психического эквивалента теории флогистона в физике или химии"^. Инстинкт для Юнга
- это консервативная сторона жизни, являющаяся отчасти психической, отчасти
физиологической. Изменение инстинкта почти невозможно, а потому трудно
' Ibid., р. 135. 2 Ibid.. р. 137, '" Ibid., p. 139.
274______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
говорить о переменах влечения. Патологии возникают в случае плохой
приспособленности к инстинктам, а не в результате видоизменения инстинкта. Поэтому
невозможна сексуальная теория неврозов - фрейдовские стадии развития либидо Юнгом
отбрасываются. Нарушения в сексуальной области часто сопровождают неврозы, но эти
нарушения вторичны, поскольку причины их в общей неприспособленности индивида.
Юнг полностью отрицет и учение Фрейда о детской сексуальности. В случае блокировки
инстинктивного побуждения часто происходит регрессия к ранним стадиям развития, к
досексуальному детству, когда психические функции еще не были специализированными.
Эта регрессия может коснуться и сексуального влечения, а потому многие пациенты
Фрейда адекватно описывались последним в терминах "Эди-пова комплекса". Но для
Юнга регрессия к прошлому вовсе не является признаком патологии - часто такое
возвращение происходит спонтанно и привносит жизненность в психические процессы.
Собственно говоря, для Юнга важен возврат не столько в раннее детство, сколько к
архетипам коллективного бессознательного. Помимо бессознательного, являющегося
результатом вытеснения, имеется коллективное бессознательное, врожденные пра-формы
поведения и мышления, память рода. Регрессия к этим первоистокам окажется
центральным пунктом и общепсихологи-ческой теории, и психотерапии Юнга.
Помимо этих, в работе Юнга разбросано еще немалое количество довольно ядовитых
выпадов против Фрейда. Скажем, он дает совершенно отличную от Фрейда трактовку
мифологии и религии. Если для Фрейда и таких его последователей, как О. Ранк,
мифология прочитывалась прежде всего через психику раннего детства, то для Юнга они
являются высшими достижениями человеческой души, выражениями архетипов
коллективного бессознательного, а не индивидуальной психики, не говоря уж о том, что
он отвергает все сравнения религии с неврозом навязчивых состояний.
Уход Юнга также имел ряд последствий для движения. До сих пор всякого
психоаналитика, начинающего слишком сильно интересоваться метафизикой, мифологией
или религией, ожидает обвинение в "юнгианстве", утрате "научности" и т, п. Для немалого
числа потенциальных последователей и пациентов фрейдовский психоанализ слишком
"материалистичен". Другие говорят о том, что психоанализ лечит за счет приспособления
к
банальной
поверхно-Движение
и
расколы_______________________________________________275
сти существования, гасит, а не развивает творческие силы'. Лица с подобными интересами
сегодня начинают подготовку не во фрейдистском, а в юнгианском институте^.
Разрыв с Юнгом и другими швейцарцами был болезненным и по иным причинам.
Произойди он несколькими годами раньше, то судьба движения вообще могла оказаться
под угрозой. Именно присоединение Юнга и Блейлера к психоанализу привело к тому, что
он, по выражению Фрейда, "вышел из гетто". Когда в 1902 году вокруг Фрейда сплотилась
группа учеников, которые собирались по средам, чтобы послушать и обсудить научные
сообщения друг друга, то ни о каком движении еще нельзя было говорить. Оно могло
вообще не возникнуть, даже если бы число последователей в Вене в несколько раз
увеличилось. Все эти последователи были - с точки зрения официальной венской науки именно маргинала-ми: не потому, что они были евреями (половина профессоров и
студентов медицинского факультета были евреями), а потому, что, за исключением
самого Фрейда, они никак себя не проявили в науке. Этот кружок мог просуществовать
еще десяток лет, а потом спокойно умереть.
Выход на уровень европейской науки был обеспечен присоединением швейцарцев из
клиники Бургхельцли, возглавляемой одним из лучших психиатров Э. Блейлером. Юнг к
тому времени, как он примкнул к психоанализу в 1907 году, уже получил широкую
известность своими трудами по психологии и психиатрии. Присоединение Юнга было
неожиданным подарком судьбы. Как вспо-' Об этом не раз писали крупные писатели и
художники, видевшие в психоаналитическом лечении угрозу их творческому гению лучше уж жить с неврозом, ко оставаться творцом. Можно назвать эти страхи
иррациональными, но за ними "что-то есть". Симпатизирующий Фрейду исследователь
писал об этом так: "Не покажется столь уж парадоксальным, как это выглядит на первый
взгляд, что психоанализ помогает своим пациентам жить с уменьшенным бременем
памяти, ближе к поверхности жизни". Rieff Ph. Freud. The Mind of the Moralist. - MethuenLondon, 1959, p. 44. Критики фрейдизма из числа "еретиков" пишут об этом куда злее,
иной раз доходя до сравнений с "кастрацией духа" и т. п. При всей моде на психоанализ,
часть интеллектуальной элиты Запада никогда его не принимала - по эстетическим,
этическим или религиозным соображениям.
^ Конечно, этим я не хочу сказать, что в институтах юнгианской ассоциации учатся люди
с исключительно религиозными или оккультными интересами. При определенных
различиях, подготовка в них во многом схожа с институтами Международной
психоаналитической ассоциации.
276_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
минал Фрейд: "С 1907 года положение против всяких ожиданий сразу изменилось"'.
Весной 1908 года состоялся первый съезд в Зальцбурге, объединивший венцев и
цюрихцев, с 1909 года начал выходить журнал, издаваемый Фрейдом и Блейлером при
главном редакторе Юнге. Именно присоединение к психоанализу психиатров из Цюриха
дало психоанализу не только репутацию, но также учебную базу: одну из лучших клиник
Европы и местный медицинский факультет, где стали получать подготовку будущие
психоаналитики. При всей ожесточенности Фрейда после разрыва с Юнгом, он признавал
огромную роль, сыгранную Цюрихом:-"Я неоднократно с благодарностью признавал
заслуги Цюрихской психиатрической школы, в особенности Bleuler'a и Jung'a, в деле
распространения психоанализа и не задумываюсь сделать это и теперь, при изменившихся
наших отношениях. Конечно, участие Цюрихской школы обратило тогда впервые
внимание научного мира на психоанализ.... Нигде в другом месте я не нашел такой тесной
группы сторонников, нигде не была предоставлена официальная клиника к услугам
психоаналитического исследования и не приходилось видеть клинического
преподавателя, который включил бы психоанализ в курс психиатрии. Цюрихцы
образовали, таким образом, центральное ядро маленькой группы, борющейся за
правильную оценку психоанализа. Только здесь, в Цюрихе, можно было изучить новое
искусство и работать в его области. Большая часть моих нынешних сторонников пришла
ко мне через Цюрих, даже такие, которым географически Вена была гораздо ближе
Швейцарии"^ Стоит заметить, что на медицинском факультете психоанализ преподавал
Юнг, а учились у него и многие выходцы из России, примкнувшие затем к психоанализу М. Эйтингон, С. Шпильрайн, Т. Розенталь и др.
Швейцарцы вывели психоанализ из "гетто" и поспособствовали его распространению и
принятию в качестве научной школы. Другим важным моментом в процессе превращения
психоанализа в признанный другими элитами социальный институт оказалось успешное
применение психоанализа призванными в армию во время первой мировой войны
врачами. Долгая окопная война с участием миллионов людей впервые выявила массовые
случаи "окопных неврозов". Подготовленных медицинских кадров не хватало, а психо-^
Фрейд 3. Очерк истории психоанализа//"Я" и "Оно". Труды разных лет. - Тбилиси,
"Мерани", 1991, кн. 1, с. 32. ^ Там же. с.33.
Движение и расколы_______________________________________________277
аналитики сумели показать эффективность своих методов. "Левые" критики психоанализа
до сих пор с негодованием пишут о том, что психоаналитики занимались адаптацией к
войне, как "принципу реальности", тех, кто бежал от этой реальности в невроз, а заодно
ставили психиатрические диагнозы пацифистам'. Но те же "левые" критики официальной
ассоциации с ностальгией вспоминают о 20-х годах, когда распространению психоанализа
в огромной мере содействовали правившие в Вене и в Берлине социал-демократы. Если в
"Красной Вене" большими симпатиями социалистов пользовался все же Адлер, то
Берлинский психоаналитический институт можно считать местом рождения "фрейдомарксизма".
Тем не менее, говоря об институционализации движения, нельзя не обратить внимания на
то, что этот процесс проходил прежде всего в Америке. В 1909 году Фрейд и Юнг были
приглашены для чтения лекций в США. Подплывая на пароходе к Нью-Йорку, Фрейд
пошутил: "Они и не подозревают, какую чуму мы им привезли!". Он сам не подозревал
тогда, что Соединенные Штаты станут землей обетованной для психоанализа. Подобно
многим европейцам того времени - как, впрочем, и нынешнего, - Фрейд относился с
известным презрением к американской культуре, был шокирован тем, как его учение
сенсационно преподносится в американской прессе и коммерциализируется. Однажды он
высказался следующим образом: "Америка - это ошибка; конечно, ошибка гигантская, но
все же ошибка". Американский исследователь его творчества П. Роазен сравнивал Фрейда
с Марксом: последний терпеть не мог Россию, но на десятилетия сделался в ней кумиром;
точно так же Фрейд "презирал страну, которая избрала его одним из своих пророков"^. По
свидетельству Э. Джонса, основатель психоанализа не скрывал довольно циничного
взгляда на Америку и богатых американцев: единственной полезной их функцией он
считал предоставление денег для поддержки европейской культуры.
Соединенные Штаты были живым опровержением суждений Фрейда о том, что
распространению психоанализа препятствует пуританская мораль. В начале, да и в
середине века Америка в этом смысле явно отличалась от Европы, соединяя
протестантское
' См., например, Reichmayr J. Spurensuche in der Geschichte der Psychoanalyse. - F. a. M.,
1989. 2 Roazen P. Freud and His Followers. - N.Y.. 1975, p. 384.
278_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
благочестие с деланием денег и оптимистичным индивидуализмом. Нация иммигрантов
не знала бремени предшествующей культуры, каждый американец на свой страх и риск
строил историю собственной жизни, не ссылаясь на кажущиеся вечными образцы,
коренящиеся в долгой традиции. Немаловажную роль в распространении психоанализа
сыграло то, что в США не было своей психиатрической традиции, которая оказывала бы
сопротивление психоаналитическим идеям, как то было, например, во Франции или в
России. Вскоре после визита в США Фрейд писал, что быстроте распространения
психоанализа в Америке способствуют отсутствие глубоко укоренившихся научных
традиций и "меньшая официальная строгость" - вероятно, он имел в виду требования
строгой доказательности и "научности", которые предъявлялись психоаналитикам со
стороны европейских психиатров. Зато в США имелись предпосылки иного рода. Я уже
обращал внимание на захватившие сотни тысяч людей движения, типа "Христианской
Науки", в которых традиционные для протестантизма revivals сочетались с разработкой
своего рода психотехники. Имелись и интеллектуальные предпосылки. Объяснение всего
человеческого поведения инстинктами не было новостью для американцев. За год до
приезда Фрейда в США вышла книга переехавшего в Америку англичанина У. МакДугалла "Введение в социальную психологию". В ней и поведение, и мышление человека
рассматриваются как детерминированные инстинктами, а бессознательные побуждения
полагаются основанием всех явлений сознания. Эта книга стала учебником в большинстве
американских колледжей и университетов, по ней учились сотни тысяч студентов.
Сходными являются и предпосылки, и выводы обеих теорий, и не случайно Фрейд
развивал собственную "массовую психологию", ссылаясь, наряду с Ле Боном и Тардом, на
Мак-Дугалла.
Рост собственной популярности в Америке даже озадачивал Фрейда. "Уже через пять лет
после своего визита в Америку Фрейд заметил, что там не все ладно. Американцы
слишком легко принимали психоанализ, а Фрейд считал это верным признаком того, что
его там недопонимают, разбавляют водой и подслащивают на свой вкус. По его мнению,
если бы американцы действительно принимали его теорию детской сексуальности, то все
шло бы не так гладко. Фрейд считал, что легкость принятия означает искажение природы
психоанализа, и он верил в то, что сопротивление психоанализу доказывает принятие его
всерьез. С его точки зрения,
Движение и расколы_______________________________________________279
психоанализ настолько подрывает мышление в духе здравого смысла, что понимание
предполагает сопротивление"'. Действительно, можно представить себе типичную
ситуацию начала века: психоаналитик высказывает нечто "сокровенное", "запретное",
вроде того, что вы в детстве стремились прикончить своего отца и овладеть собственной
матерью, а Бог вашей религии есть проекция детской фантазии/Европейцы недоумевают,
злятся, бранят Фрейда, отвергают это как нонсенс, а американцы в ответ белозубо
улыбаются и говорят "ах, как это интересно", либо просто переходят к другой теме,
словно это их не касается. Интерес тут представляет не столько реакция среднего
американца, сколько круг в рассуждении у Фрейда: понимание его теорий предполагает
сопротивление, но и непонимание объясняется сопротивлением.
Во всяком случае, Фрейд полагал, что "борьба за психоанализ должна в будущем
решаться там, где нам оказано было наибольшее сопротивление - в области старых
центров культуры"^ Этот прогноз оказался ложным, поскольку именно США было
суждено стать основным центром Международной психоаналитической ассоциации.
Вмешались исторические обстоятельства, которые трудно было предугадать в 1914 году.
Психоаналитики начали эмигрировать в США по экономическим причинам еще до
прихода нацистов к власти, но с 1933 года в Америку перебираются фрейдисты
"неарийского" происхождения, либо известные своими левыми или пацифистскими
убеждениями. За ними последовали аналитики из Австрии и из других европейских стран.
Эмигранты быстро делали карьеру: даже не самые заметные выученики Берлинского или
Венского институтов сразу становились главами психиатрических отделений в
американских клиниках и имели огромную частную практику. В Европе психоаналитики
принадлежали к "бунтарскому" движению, его сторонниками делались маргиналы, но
также нонконформисты, не боявшиеся утратить репутацию в мире академической
психологии и психиатрии. В Америке они стали частью медицинского истеблишмента: с
30-х годов и доныне психоаналитики относятся к самой высокооплачиваемой группе
частнопрактикующих врачей, то есть принадлежат к верхушке среднего класса. Через три
десятилетия после визита Фрейда в США психоанализ
' Turkle Sh. Psychoanalytic Politics. Freud's French Revolution. N. Y., 1978, p. 4-5. 2 фрейд 3.
Очерк истории психоанализа..., с. 38.
280_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
стал здесь господствующим направлением психиатрической и психологической мысли.
Достаточно привести один пример: во время второй мировой войны главным психиатром
американских вооруженных сил был психоаналитик. Хотя и здесь имелись конкуренты,
вроде индивидуальной психологии тоже перебравшегося за океан Адлера, хотя
последовали и новые расколы - отделение неофрейдистов во главе с Хорни, фрейдовская
ассоциация занимала господствующее положение. Психоанализ окончательно выходит из
"подполья", он становится важной частью американской культуры. Параллельно
происходит приспособление фрей-довского учения к академической психологии и
социологии - "теоретики" избавляются от "балласта" пессимистических и иррационалистических тезисов Фрейда'и решительно прощаются со всяким "бунтарством".
Как заметил А. Блум, Америка предпочла Фрейда всем великим континентальным
мыслителям, во-первых, потому, что "всякое объяснение высшего в терминах низшего"
вообще характерно для демократии, "где всякие особые притязания вызывают
недовольство, а всякое благо предполагается равно для всех доступ-ным"'. Наивные
натурализм и сциентизм подходили американцам больше, чем аристократическая "поэзия"
Ницше. Во-вторых, американцам всегда требовалось интеллектуальное оправдание своего
стиля жизни, а он претерпел огромные изменения на протяжении века, становясь все
более "либеральным". Нового понимания сексуальности, которая уже прямо не
связывалась с воспроизводством, показалось мало - сексуальность сделалась лозунгом
(Sex is по longer activity, but a cause). У Фрейда американцы нашли
l Bloom A. The Closing of the American Mind. - N. Y" 1987, p. 232. На связь психоанализа с
американской массовой демократией обращали внимание многие другие исследователи,
далеко не всегда с одобрением относящиеся к полученному результату. Я сошлюсь только
на Ф. Риффа, писавшего о homo psychologicus: "Психологический идеал нормальности
имеет не слишком героическую сторону. Достаточно подумать об обществе, в котором
господствуют психотерапевтические идеалы. С точки зрения не индивидуальной, а
социологической, психоанализ является выражением тирании массы, какую даже Токвиль
не смог бы себе вообразить... В возникающей демократии больных всякий может до
известной степени играть роль доктора для других, и никто не наберется смелости сказать,
что он способен окончательно излечить или излечиться. Госпиталь заменяет церковь и
парламент в качестве архетипических институтов западной культуры". Rieff Ph. Freud. The
Mind of the Moralist. -Methuen-London. 1959. p. 355.
Движение и расколы_______________________________________________281
прежде всего такую мысль: достаточно уменьшить подавление со стороны общества,
государства - и человек станет счастлив; заодно он "позволял американцам считать
удовлетворение своих сексуальных желаний важнейшим элементом счастья"'. К этому
Блум добавляет ироническое замечание: популярность психоанализа становится
совершенно понятной, если посмотреть на то, с какой серьезностью американцы
обсуждают проблемы абортов, разводов, контроля за рождаемостью, "сексуального
домогательства" (sexual harassment), службы гомосексуалистов в армии и т. п., причем
обсуждают по большей части те, кого это прямо никак не касается.
В Европу после второй мировой войны психоанализ возвращается уже
"американизированным". Оставшиеся в Германии аналитики, работавшие в Институте,
возглавляемом кузеном Геринга, были отодвинуты как "коллаборанты" (хотя небольшая
ассоциация так называемого "неопсихоанализа" существует доныне) - их не принимали во
вновь создаваемые ассоциации и институты. В Вену психоанализ, по существу, так и не
вернулся. Здесь на короткое время получила распространение так называемая "Третья
венская школа", наиболее видным представителем которой можно считать В. Франкля. В
Швейцарии всегда пользовались популярностью "ереси" - к аналитической психологии
Юнга добавились ориентированные на философию Хайдеггера варианты Daseinsanalyseсна-чала Л. Бинсвангера, потом М. Босса. Только в Англии развитие шло естественным
образом и без разрывов, если не принимать во внимание "отлучение" М. Клейн и ее
сторонников. Во Франции послевоенная история психоанализа особенно богата
расколами, но они связаны уже с деятельностью Ж. Лакана, который на четверть века
сделался властителем умов и увел от ортодоксального фрейдизма целое поколение
французских психоаналитиков.
Характерно то, что основным объектом критики новых "еретиков" была именно та версия
психоанализа, которая возвращалась из США. Они постоянно подчеркивали, что
"американизированный" психоанализ ведет к забвению всего того, что составляет
сущность учения Фрейда. Даже Лакан использовал лозунг "Назад к Фрейду!", хотя его
собственное учение отстоит от фрейдовского значительно больше, чем презираемая им и
его учениками эго-психология. Не входя в содержание споров последних десятилетий,
можно сказать, что в теории все это время доминировала та парадигма,
2 [bid., р. 233.
282______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
которая возникла в результате переработки фрейдовского наследия эго-психологами (а
отчасти и британской школой "объектных отношений"). Около половины членов
Международной психоаналитической ассоциации работают в США, а в Европе
стандартное образование, получаемое большинством психоаналитиков, предполагает
освоение именно того варианта психоанализа, который вернулся из США после войны'.
Критики из числа "диссидентов" постоянно говорят о "стагнации" и "кризисе" движения,
но в действительности мы имеем дело с нормальным итогом развития от "секты" к
"церкви", от спонтанно возникшего движения к эффективно функционирующему
институту западного общества. "Движения", в том смысле, которое Фрейд вкладывал в
это слово, уже давно не существует. Есть огромная организация, которая конкурирует с
другими школами и организациями, а потому нуждается в хороших администраторах и
"теоретиках", развивающих имеющуюся "нормальную науку". От прошлого в нем
сохранились только культ основоположника и догматизм, мешающий пересмотру
нескольких явно архаичных постулатов, которые, впрочем, оказывают все меньшее
влияние на медицинскую практику,
' Конечно, имеются исключения, вроде "Института Фрейда" во Франкфурте, где
психоанализ был возобновлен под немалым влиянием Адорно и Хоркхаймера, т. е. с
явными следами "фрейдо-марксизма" 20-30-х годов. Но в большинстве случаев все
"левые" оказывались за пределами фрейдовской ассоциации,
ОБЩЕСТВО
Первая работа Фрейда, посвященная социальным проблемам - ""Цивилизованная"
сексуальная мораль и современные нервные заболевания" (1908)- уже содержит те
положения, которые станут ядром психоаналитической социологии и социальной
психологии. Наша цивилизация, писал Фрейд, держится на подавлении инстинктов; все
здание культуры строится на том, что влечения угнетаются, либо на том, что они
получают иное направление, отклоняются от своей первоначальной цели. В ранних
работах Фрейд чаще подчеркивал негативные последствия избыточного подавления "цивилизованная" мораль (кавычки принадлежат самому Фрейду) так давит на индивида,
что итогом оказываются невротические расстройства. Налагая запреты, упорядочивая
сексуальную жизнь и сводя ее к какой-то общеобязательной форме (например,
моногамии), цивилизация требует значительных жертв со стороны индивида. Социальная
регуляция поведения вступает в конфликт с биологически заданными влечениями - таков
исходный пункт размышлений Фрейда.
В дальнейшем он несколько сместил акценты, особенно после того, как рядом с
сексуальным влечением поставил столь же изначальное агрессивное влечение, "инстинкт
смерти". Каждый человек по отдельности является потенциально антиобщественным
существом, стремящимся к удовлетворению своих влечений. "Примечательно, что, как бы
мало ни были способны люди к изолированному существованию, они, тем не менее,
ощущают жертвы, требуемые от них культурой ради возможности совместной жизни, как
гнетущий груз. Культура должна поэтому защищать себя от одиночек, и ее институты,
учреждения и заповеди ставят себя на службу
283
284_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
этой задаче"'. Всякая общественная жизнь строится на принуждении и запрете на
непосредственное удовлетворение влечений, имеющих изначально антисоциальный
характер. Можно несколько уменьшить бремя запретов, чуть больше считаться с
биологической конституцией человека и сделать жизнь людей более сносной. Но Фрейд
далек от всякого руссоизма, в социальной теории он является наследником Гоббса.
Общество строится на подавлении, которое всегда принимает характер господства
меньшинства над большинством. Трудно ожидать почтительного отношения к культуре со
стороны угнетаемых - их враждебность к культуре Фрейд считал чем-то самоочевидным.
Он считал возможными постепенные реформы и замечал, что культура, "оставляющая
столь большое число участников неудовлетворенными и толкающими их на бунт, не
имеет перспектив на длительное существование и не заслуживает его"^. Но в то же самое
время он полагал, что ни одно общество не может обойтись без господства меньшинства
над массами, "потому что массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от
влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа, и
индивидуальные представители массы поощряют друг в друге вседозволенность и
распущенность"^ У среднего представителя массы нет ни любви к труду, ни способности
к самоотречению, ни разума, который обуздывал бы страсти. Поэтому институты
культуры могут поддерживаться "лишь известной мерой насилия" - общества отличаются
друг от друга как более или менее репрессивные.
В работах Фрейда мы постоянно встречаемся с аналогиями между процессами в
индивидуальной психике и в развитии человеческого рода. Он опирался на ламаркистское
учение о наследуемости благоприобретенных признаков и на предельно широкую
трактовку "биогенетического закона" Геккеля, согласно которому онтогенез повторяет
филогенез. В конце XIX века общепризнанными считались взгляды Спенсера на
эволюцию человеческого общества как на развитие организма. По мере прогресса более
сложными и высокоорганизованными становятся язык, знания, умения, умственные
способности. Для теоретиков социал-дарвинизма люди с более развитым умом достигают
лучших успехов, выигрыва-' Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. - М., "Ренессанс",
1992. с. 19.
^ Там же, с. 25. 3 Там же, с. 20.
Общество_________________________________________________________285
ют в конкурентной борьбе. Столкновения групп приводят к вытеснению более сильными
и развитыми менее развитых и отсталых. "Поскольку победители наиболее
приспособлены, то из теории Спенсера следовало, что англичане XIX века обладали
наиболее высокими умственными способностями и жили в самом развитом обществе,
являя собой, таким образом, образец для сравнения других народов. Изучение рас,
находящихся на более низких уровнях развития, позволяет, по мнению Спенсера, выявить
умственные способности людей на ранних стадиях эволюции"'. Этнографы того времени
постоянно сравнивали мышление первобытных племен и рас с мышлением детей. Для Э.
Тейлора воображение бесписьменных народов напоминает фантазию европейских детей.
Пригласивший Фрейда в США в 1909 году Г. Стэнли Холл, один из основоположников
генетической психологии, описывает умственное развитие человечества по аналогии с
развитием ребенка, как "детство, отрочество, юность". Такого рода взгляды были присущи
многим психологам, социологам, этнографам. Фрейд считал их последним словом науки из учения о естественном отборе делались широкие выводы относительно путей
социальной эволюции. Специфическими для Фрейда были только добавления из
психоаналитической практики: обнаруженные младенческие стадии развития либидо он
стал трактовать как повторение на индивидуальном уровне далекой предыстории родовой
жизни. Скажем, оральная стадия сравнивается с предполагаемой стадией каннибализма в
"детстве" всего человечества, тогда как Эдипов комплекс, переживаемый в возрасте трехпяти лет, соответствует переходу от естественного состояния к общественному. Этот
переход отложился в бессознательном, и он передается из поколения в поколение, как
своего рода зарубка на памяти рода. Поэтому все люди, в каком бы обществе они ни жили,
каким бы ни было их семейное окружение, проходят стадию Эдипова комплекса в
детском возрасте.
Этих воззрений Фрейд придерживался до конца своих дней, вопреки критике биологов,
отвергнувших ламаркизм (за исключением сторонников Лысенко). В последней своей
книге "Моисей и мо-нотеизм" Фрейд признает расхождение своей теории с путем
развития генетики, но упрямо держится гипотезы о наследовании благоприобретенных
признаков. Он утверждает, что основы куль-' Коул М., Скрибнер С. Культура и
мышление. - М., "Прогресс", 1977, с. 26.
286_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
туры передаются не через воспитание, общественные институты, устную и письменную
традицию, а с помощью биологического механизма наследственности. Между эволюцией
в животном мире и человеческой историей нет большой разницы: людьми наследуется
чуть больший объем информации, у них лучше развита память.
Все последующие размышления Фрейда об обществе и культуре имеют своим начальным
пунктом совокупность взглядов, к которым он пришел при написании работы "Тотем и
табу", над которой он напряженно работал в 1911-1912 годах. Он умело использовал
исследования этнографов и историков религии для обоснования своей концепции. В
начале века существовало несколько эволюционистских теорий, в которых
рассматривалось развитие религии от самых примитивных форм вплоть до современного
мо-нотеизма. Такие ученые, как Фрейзер, Тейлор, Марретт, Робертсон Смит, выдвинули
ряд гипотез о первоначальном состоянии религии (анимизм, аниматизм, тотемизм). Со
временем эти теории были отвергнуты историками религии, но в начале века они
считались последним словом науки. Фрейд проработал и только что вышедший огромный
том Э. Дюркгейма, посвященный элементарным формам религиозной жизни, но
использовал он прежде всего тоте-мистическую теорию Фрейзера и Робертсона Смита. В
тотемисти-ческой религии объектом поклонения чаще всего выступает какое-нибудь
животное. Фрейд ссылается на фобии невротиков и детские страхи: на стадии Эдипова
комплекса дети меняют свое отношение к животным, которых они ранее любили и
которых вдруг начинают бояться без каких-либо видимых причин, тогда как у невротиков
часто встречаются рационально необъяснимые страхи по поводу совершенно безобидных
животных. Фрейд объяснял страх у ребенка его взаимоотношениями с собственным
отцом. Отношение ребенка к отцу амбивалентно: он и любит его, видит в нем свой идеал,
но в то же самое время мальчик испытывает ревность, соперничество, ненависть. Страх
наказания (кастрации) за свои влечения разрушает Эдипов комплекс у мальчика, страх
вытесняется в бессознательное, а затем проецируется на животное, символически
замещающее отца.
Тотемистическая религия запрещает убивать и поедать тотем-ное животное: ему
поклоняются, его считают предком данного племени. Но в определенное время именно
это животное приносится в жертву и ритуально поедается, причем во время такого
празднества отменяются все запреты, в том числе и на кровосмесительные
Общество______________________________________________________287
связи. Но затем животное оплакивается, запреты восстанавливаются во всей своей
строгости, а тотем снова вызывает почтительный страх. По Фрейду, члены тотемного
клана ведут себя точно так же, как дети или невротики, беспричинно страшащиеся какоголибо животного. Для клана тотемное животное является символом отца, вернее, далекого
предка, праотца. За тотемизмом стоит та же драма Эдипа, убившего собственного отца и
женившегося на матери.
Хотя лишь у нескольких племен этнографы засвидетельствовали ритуальное убийство,
поедание и отпевание тотемного животного (да и эти наблюдения, были поставлены под
сомнение), Фрейд на основе явно недостаточных фактов сделал универсальный вывод: в
начале тотемизма, первой религии и первой системы запретов, лежало отцеубийство.
Эдип убивает своего отца-басилевса. В "Золотой ветви" фрейзера Фрейд обнаружил
рассказ о том, как совершается ритуальное убийство короля - носителя магико-божественной силы племени. Такого рода убийства редки, но в бессознательном сохраняется
память о первом убийстве отца-вождя. Для подкрепления этого смелого заключения
Фрейд использовал также гипотезу Дарвина о первоначальном облике человеческой орды,
находившейся под властью сильного, жестокого и ревнивого отца. Таково естественное
состояние человека, а переход к общественному состоянию происходил следующим
образом: однажды объединившиеся сыновья убили и съели этого вождя. Но стать его
наследниками не мог ни один из них, так как они стояли друг у друга на пути. Поскольку
убитый был для них и идеалом для подражания, то после смерти наступило раскаяние.
Появляется тотемистическая религия; двойственное чувство любви-ненависти, любвистраха переносится на тотемное животное, память об отцеубийстве вытесняется в
бессознательное. Из чувства вины перед убитым отцом возникает то, что впоследствии
стали именовать первородным грехом. Человек виновен перед Богом, то есть перед
обожествленным отцом. "Тотемистическая трапеза, - писал Фрейд, - может быть, первое
празднество человечества, была повторением и воспоминанием этого замечательного
преступного деяния, от которого многое взяло свое начало; социальные организации,
нравственные ограничения и религия"'. Все позднейшие религии сохранили мотивы
тотемистической жертвы, взаимоотношений отца
' Фрейд 3. Тотем и табу. - Пг., 1923, с. 151.
288________________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
и сына. На индивидуальном уровне этому доисторическому событию соответствует
образование "Сверх-Я", вытеснение Эдипова комплекса, идентификация с отцом,
подготавливающая интериориза-цию социальных норм.
Антропологи, историки религии самых различных взглядов подвергли эту дилетантскую
теорию сокрушительной критике. За исключением ортодоксальных фрейдистов научный
мир не принял такого видения человеческой предыстории и истории. Правда, этот
"черный роман" приобрел необычайную популярность среди западных интеллектуалов, но
это, как заметил известный историк религии М. Элиаде, не имеет ни малейшего
отношения к научному поиску истины, зато в немалой мере отражает "комплексы" самих
"прогрессивных" и "свободомыслящих" интеллектуалов. Цареубийство и богоубийство
так или иначе сопряжены в воображении с отцеубийством; совершавшие эти
политические и метафизические революции начинают каяться, когда оказывается, что
полученная "свобода" мало чего стоит без царского положения - наследником не стал ни
один из республиканцев, а религия человекобоже-ства тут же ведет к созиданию новых
кумиров,
Тем не менее, нельзя сказать, что умозрительные гипотезы Ф рейда вообще не имели
никакой познавательной ценности. Проблема, которую нужно было объяснять
антропологам, заключалась в том, что тотемистическая религия связана с экзогамией, с
запретами на половые связи с представителями собственного клана. Акцент, сделанный
Фрейдом на табу такого рода, способствовал выдвижению значительно более
обоснованных теорий первобытных систем родства, в частности, структурной
антропологии К. Леви-Стросса. Начиная с Р. Малиновского, антропологи занялись
изучением семейной организации первобытных племен, используя некоторые тезисы
психоанализа. Можно сказать, что американская культурная антропология 30-40-х годов
(М. Мид, Р. Бенедикт и др.) представляла собой попытку применения некоторых
положений психоанализа в полевых этнографических исследованиях'.
В работе "Массовая психология и анализ "Я"" Фрейд переходит от индивидуальной
психологии к коллективной. Он отталкивался от работ по массовой психологии Г. Тарда,
Г. Ле Бона, У. Мак-' Правда, они отталкивались уже не от фрейдовской теории
первобытной орды, а от учений неофрейдистов, которые пересмотрели многие положения
Фрейда. Единственным крупным этнографом, которого можно безоговорочно причислить
к фрейдистам, был Г. Рохейм.
Общество_____________________________._________________________289
Дугалла, но пытался переосмыслить приводимые ими наблюдения с собственно
психоаналитической точки зрения. Главными связями, скрепляющими людей в массе, он
считает заторможенные и сублимированные либидонозные связи. В центре внимания
Фрейда находятся отношения между массой и вождем, на которого проецируются
бессознательные влечения массы. Человек массы идентифицирует себя с вождем,
занимающим место отца; более того, массы "показывают нам знакомую картину одного
всесильного среди толпы равных сотоварищей, которая имеется в нашем представлении о
первобытной орде"'. В массе происходит регрессия психики к доисторическим временам.
Подобно тому, как в каждом индивиде сохранился первобытный человек, "так и из любой
человеческой толпы может снова возникнуть первобытная орла"". Вождь массы - это
возродившийся праотец, вожак стаи, вызывающий страх и преклонение, а "масса все еще
хочет, чтобы ею управляла неограниченная власть, страстно ищет авторитета"^. Не только
в толпе, но и в таких организациях, как церковь или армия, Фрейд обнаруживает
либидонозное отношение массы и вождя.
Фрейда можно считать одним из основоположников социальной психологии. По
существу, он первым обратил внимание на то, что внутригрупповые процессы связаны с
взаимоотношениями с другими группами. Направленная вовне агрессивность
способствует идентификации членов группы и ее стабильности. Институты культуры
могут поддерживаться только насилием, а вожди являются необходимым его
проводником. Вместе с тем, "совместная жизнь впервые стала возможной лишь с
формированием большинства - более сильного, чем любой индивид, и объединившегося
против каждого индивида в отдельности. Власть такого общества противостоит теперь как
"право" власти индивида, осуждаемой отныне как "грубая сила". Замена власти индивида
на власть общества явилась решающим по своему значению шагом культуры. Сущность
его в том, что члены общества ограничивают себя в своих возможностях удовлетворения
влечений, тогда как индивид не признает каких бы то ни было ограничений"^ Фрейда
можно считать сторонником теории "общественного договора" ("сговор" сыновей,
поднявшихся
'Фрейд 3. "Я" и "Оно", кн. 1, с, 118. 2 Там же, с. 119. ^ Там же. с. 123.
* Фрейд 3. Психоанализ. Религия, Культура. - М., "Ренессанс", 1992, с. 93.
.0 3ак.6419.
290_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
против праотца - с этого начинается человеческое общество). В одних его работах этот
договор истолковывается в духе Гоббса, когда право на принуждение передается
"вождям"; в других работах (особенно в статье "Почему война?") Фрейд предстает как
наследник Локка'. Во всяком случае, человеческий индивид появляется вместе с
обществом и культурой в результате "отцеубийства". Группа свергает "отца", приписывая
его позже "герою" (как правило, младшему сыну). Этот миф о герое, устанавливающем
царство справедливости, порядок культуры, а не хтонических сил, встречается в
многочисленных мифологиях разных народов. Его видоизменения пронизывают и
различные идеологии последних столетий с их революционными свержениями,
изгнаниями и казнями монархов. При всех своих симпатиях к такого рода прогрессистск'им устремлениям, Фрейд видит за "общественным договором" и властью права
"сыновей" те силы, которые могут подорвать этот порядок и восстановить древнюю
власть "отца". Герой может обернуться древним праотцом - в виде иррационального,
нарциссич-ного вождя, за которым следуют покорные или даже восторженные массы.
Иными словами, "вожди" нужны для целей культуры, но они же могут оказаться для нее
смертельной угрозой.
Агрессивные стремления людей плохо поддаются окультуриванию, а потому для них
необходим выход вовне, направленность агрессии на представителей других групп.
"Всегда можно соединить связями любви огромное множество; единственное, что
требуется - это наличие того, кто станет объектом агрессии"^. Фрейд обратил внимание на
"нарциссизм малых различий", как "удобное и относительно безвредное удовлетворение
агрессивности" - вражда и взаимные насмешки характерны не для живущих далеко друг
от друга и мало похожих народов, но между народами сравнительно близкими по языку и
культуре-испанцами и португальцами, англичанами и шотландцами и т. д. (либо русскими
и
' "Как будто бы люди, оставив естественное состояние и вступив в общество, согласились,
что все. кроме одного, должны удерживаться законом. но что он, этот один, должен попрежнему сохранять свободу естественного состояния, увеличившуюся вместе с властью
и превратившуюся в распущенность вследствие безнаказанности. Это все равно что
думать, будто люди настолько глупы, что они стараются избежать вреда от хорьков или
лис, но довольны и даже считают себя в безопасности, когда их пожирают львы" (Локк Д.
Сочинения. - М., "Мысль", 1988, т. 3, с. 315), ^ Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура.
- М., "Ренессанс", 1992, с. 108-109.
Общество_________________________________________________________291
украинцами, награждавшими друг друга прозвищами "хохлы" и "кацапы", между
узбеками и казахами и рядом других народов некогда единой страны). Стоит положить в
основу какого-нибудь культурного круга идеал взаимной любви, как сразу же появляется
необходимость во враге, которая часто оказывается куда менее безобидной, чем
"нарциссизм малых различий". Примеров того, как тесное объединение одних
происходило за счет демонизации и даже истребления других можно в избытке найти в
истории человечества. При этом часто враждебность в наибольшей мере переносилась на
сравнительно близких по религии, идеологии, национальной принадлежности. Жесткие
границы нужно проводить не между теми, кто и без того далек, а между близкими
группами. Для украинского националиста, например, основную угрозу представляет даже
не русский, а тот украинец, который "запродался"; для коммуниста угрозу представляет не
консерватор, а социал-демократ, причем с левого крыла социал-демократии. В словах "бей
своих, чтобы чужие боялись" имеется хотя бы одна психологическая истина: когда бьют
"своих", то часто следствием этого оказывается сплочение группы вокруг авторитарного
вождя, растет ее агрессивность, и "чужим" в таком случае, действительно, есть чего
опасаться...
Конечно, массовая психология Фрейда принадлежит своему времени, когда на сцене
истории оказалось немалое число вождей, напоминающих кровожадного и самовластного
"отца". В процессе развития социальной психологии многие положения Фрейда были
пересмотрены даже психоаналитиками. У Фрейда законы массовой психологии, по
существу, сводятся к психике входящих в группу индивидов, а она определяется
амбивалентным отношением к отцу. Любовь к отцу переносится на вождя группы, а
ревность, враждебность и прочие негативные чувства проецируются вовне. Эти идеи
оказали влияние на те исследования, которые проводились в 30-40-е годы в связи с
массовыми политическими движениями, прежде всего - национал-социализмом. В
качестве примера можно привести работы, написанные представителями Франкфуртского
института социальных исследований. Начало им положил Э. Фромм, который по
образованию был социальным психологом (а потом получил психоаналитическую
подготовку). В начале 30-х годов им было проведено эмпирическое исследование,
выявлявшее авторитарные установки у части немецких избирателей (например, у тех
рабочих, которые вопреки своим "классовым
292______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
интересам" голосовали за Гитлера). Эта работа была продолжена Т. Адорно и его
сотрудниками по проекту "Авторитарная личность". В обоих случаях корни
авторитаризма обнаруживались в раннем детстве, в социализации. Избыточно строгое
семейное воспитание способствует подавлению агрессивности в отношении к
собственным родителям. Кризис патриархальной семьи, подрыв статуса отца в семьях
ремесленников и мелкой буржуазии ведет к тому, что идентификация распространяется с
собственного отца на другие авторитетные фигуры, например, на "отца нации" (эта идея
развивалась во Франкфуртском институте прежде всего Хорк-хаймером). В результате
появляется ригидная личность, которая не терпит противоречий, следует стереотипам, в
том числе и в оценках других групп. Авторитарная личность чрезвычайно чувствительна к
атрибутам власти, высоко ценит иерархию, ранги, дисциплину, "закон и порядок". При
этом бессознательная враждебность переносится на другие группы, в частности, на
политические или этнические меньшинства, которые оказываются "козлами отпущения",
виновными во всех бедах и преступлениях'.
Фрейд первым обратил внимание на связь агрессии с фрустрацией, то есть
разочарованием, обусловленным неосуществлен-ностью желаний. Ориентированные на
психоанализ социальные психологи значительно меньше, чем Фрейд, пишут о
врожденных деструктивных влечениях; акты агрессии чаще объясняются фрустрацией.
Произошел отказ от ряда других положений Фрейда. Если для него перенос сыновней
любви на заместившего отца вождя происходит одновременно с таким же переносом
либидо на других членов группы, то некоторые психоаналитики пришли к выводу, что
рост групповой сплоченности и солидарности происхо-' Примеров такого преследования
"козлов отпущения" история знает множество. Чаще всего таковыми становились
представители этнических или религиозных меньшинств. Иногда такие преследования
вели к сильнейшей сплоченности преследуемых и обеспечивали тем самым их
окончательную победу. В качестве примера можно привести христианство: "Империя
гибнет, все ее здание колеблется под страшным напором германцев с севера, готов и
персов с востока. В эти смутные годы, когда естественно нужно найти виновников
стольких несчастий, ненависть против христиан зажечь не трудно. Эдикт следует за
эдиктом, и по всей Империи имена мучеников увеличивают церковные
"мартирологи"...Как будто в последний раз перед победой, являет Церковь всю силу, всю
красоту, все вдохновение мученичества, то, чем жила она в эти первые века своей
истории. Силу свидетельства о Царстве Христовом, которой одной, в конечном итоге, и
победила" (Ш м еман А. Исторический путь православия. - М., 1993, с. 99).
Общество_________________________________________________________293
дит вместе с реальным или символическим устранением такого вождя, необходимого на
первом этапе формирования группы. Ли-бидонозные связи между членами группы
устанавливаются вместе с появлением свободно избираемого и рационального лидера.
Иными словами, ориентация на власть-подчинение и ориентация на солидарность членов
группы разнонаправленны. Как пишут У. Беннис и Г. Шепард: "В своем развитии группа
осуществляет переход от концентрации внимания на отношениях власти к переносу
внимания на межличностные отношения"'. Развитие эго-психологии вообще многое
изменило в психоанализе, но в области социальной психологии отход от Фрейда особенно
бросается в глаза. По существу, сторонники эго-психологии согласны с Фрейдом только в
том, что бессознательные либидонозные процессы оказывают влияние на межличностные
взаимоотношения внутри группы. Конечно, и Фрейд ставил в качестве цели преодоление
"детства" и иррациональных страстей, но для него Эрос и Танатос представляют собой
космические силы, которые безмерно превосходят человека. С ними остается только
примиряться, подобно тому, как человек должен смиряться со своими страданиями и
смертью. Эго-психологи смотрят на мир оптимистичнее и прагматичнее: иррациональные
силы можно обуздать и упорядочить. Если толпе нужен описываемый Фрейдом
нарциссический вождь, то организованной группе нужен рациональный лидер. Он ничуть
не похож на регресси-рующую к первобытному отцу личность. Лидеру приписываются
такие функции, как установление и поддержание удовлетворительных отношений между
членами группы, контроль над внешней реальностью, контакт с другими группами.
Подчеркивается ответственность лидера, который должен учитывать интересы членов
группы, приемлемость для них употребляемых им средств и т. д. Подводя итог всем этим
характеристикам рационального лидера, У. Шутц делает вывод: "Тот король хорош, чьи
подданные процве-тают"^ Фрейд, конечно, ничуть не возражал бы против доминирования
таких лидеров, но для этого, по его мнению, должны измениться и сами массы, которые
"смогут обойтись без принуждения и мало чем будут отличаться от своих вождей"; однако
для него всегда оставался открытым вопрос: "Где взять достаточное число
' Современная зарубежная социальная психология. Тексты. - М., МГУ, 1984, с. 144. ^ Там
же, с. 168.
294_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
компетентных, надежных и бескорыстных вождей"', да и массы он считал неисправимо
чуждыми такому окультуриванию.
Работавшие в совершенно иных, чем Фрейд, условиях, американские эго-психологи
подчеркивали рациональность руководителей, поскольку в реальности сталкивались с
совсем иным типом лидерства. Глава преуспевающей фирмы мало чем похож на какогонибудь "большого брата" или мелкого фюрера. Такой менеджер отличается даже от
капиталиста XIX века, который по-патриархальному руководил собственным
предприятием и еще чем-то напоминал феодала, у которого черты отцовской власти были
очевидными. Патриархальные отношения и семьи воспроизводили людей
ориентированных на традицию, затем тех, кого Рисмен описывал как inner-directed, тогда
как современный политический лидер или менеджер обладает характером, который
Рисмен назвал outer-directed. Это "рыночный характер" в терминологии Фромма, куда
более гибкий, отчасти даже напоминающий "флюгер". Отношения власти-подчинения
постепенно утрачивают свои патриархально-личностные черты, они, по существу,
безличны, и современному лидеру психоаналитики советуют не держаться за свой
авторитет, не создавать магическую ауру таинственности, но время от времени самому
становиться "козлом отпущения" - тем эффективнее он будет руководить группой...
Социальные психологи иных, чем психоанализ, ориентаций вообще обходятся без
упоминаний о бессознательных либидонозных мотивациях. Скажем, сплоченность группы
для них прямо пропорциональна уровню интеракции: действия индивида вызывают
отклик у членов группы, становятся стимулами для их ответных действий; ценность
поведения индивида для других пропорциональна ценности для него их поведения. Для
бихевиориста или интеракциониста нет никакого смысла привлекать ненаблюдаемые
сущности, вроде либидо или инстинкта смерти. Представители когнитивистской теории
еще менее склонны привлекать такие гипотезы. Для них на первом месте стоит
потребность человека в связной, непротиворечивой картине мира. Как и психоаналитики,
они используют понятие гомеостаза, примирения стремлений, но трактовка совершенно
иная. Дискомфорт вызывается не ищущим удовлетворения влечением, уровнем
возбуждения, имеющим биологическую природу, а "когнитивным диссонансом",
несогласованностью в картине действительности, которая
' Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. М., "Ренессанс", 1992, с. 21.
Общество_________________________________________________________295
и выступает как мотив для преобразования наличной когнитивной структуры. Не вдаваясь
в обсуждение этих далеких от фрейдизма теорий, следует отметить, что предмет
рассмотрения в них хотя бы частично был задан именно наблюдениями Фрейда. В
качестве примера можно привести межгрупповые отношения.
Фрейд подчеркивал, что сплоченность группы ("Мы") возможна лишь с появлением
реального или воображаемого соперника ("Они"), на которого переносятся агрессивные
импульсы, а в организации группы огромную роль играют вожди. Исследования
последних десятилетий это в значительной мере подтверждают. Например, известные
экперименты М. Шерифа показали, что в условиях соперничества в каждой группе
появляются лидеры и иерархия, причем чем жестче конкуренция, тем более
авторитарными оказываются лидеры. При этом та динамика господства подчинения,
которую описывает Фрейд, лучше заметна по группам, которые в этом соревновании
проигрй-вают. Иначе говоря, как и в своей индивидуальной психологии, Фрейд сделал
всеобщими наблюдения за частными случаями. В группах-неудачниках недовольство и
напряженность постоянно угрожают стабильности группы. Это ведет к формированию
норм "верности", к запретам членам группы ее покидать; лидеры здесь более
авторитарные, чем в группах-фаворитах, на место стабильного разделения труда приходит
эксплуатация самых слабых членов группы более сильными. Уже сама категоризация
"Мы" - "Они" ведет к негативным оценкам соперничающих групп (это следствие
идентификации со своей группой), но для групп-неудачников характерно резко
отрицательное отношение к конкурентам. "' -^
Восприятие других групп вообще отличается рядом особенностей от восприятия
другихличностей. Относительно другой группы индивид судит не столько на основании
личного опыта, сколько в соответствии со стереотипами: на каждого из членов другой
группы наклеивается своего рода ярлык, причем делается это почти автоматически, с
гораздо большей легкостью, чем в случае межличностного восприятия. Эти групповые
представления формируются на протяжении долгого времени, но, раз сформировавшись,
они оказываются чрезвычайно консервативными и устойчивыми'. При этом они всегда в
большей или меньшей степени неадекватны, поскольку стереотипная оценка группы в
целом распространяется на каждого из ее членов. Но в груп-* См.: Агеев B.C. Психология
межличностных отношений. М, МГУ. 1983, с. 66-68.
296______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
пах-аутсайдерах уровень неадекватности много выше, чем в группах-фаворитах.
Аутсайдеры нарциссичны, склонны приписывать другим ответственность за собственные
неудачи. Они значительно более агрессивны, причем согласия мало и в самих этих
группах. Этот внутренний раздор может иметь своим следствием ослабление внутригрупповых связей, угрозу упадка и распада. Но он также может стать и стимулом для
сплочения группы вокруг какого-то нового лидера, предлагающего группе новые идеалы
и ценности, либо взывающего к ста-- рым, находящимся под угрозой. Такого рода "кризис
идентичности" группы может разрешиться и путем некоего "духовного обновления",
идентификации с лидерами, предлагающими конструктивные ценности. Подобные
лидеры становятся фигурами, на которые проецируются сильнейшие эмоции членов
группы. Чем авторитарнее такой лидер, тем большей оказывается угроза межгруппового
соперничества (имеется, впрочем, и обратная зависимость - чем сильнее давление других
групп, тем больше шансов у авторитарного вождя).
Все эти закономерности были установлены либо в экспериментах с искусственно
созданными группами, либо путем наблюдения за небольшими коллективами. Они лишь
отчасти переносимы на народы и государства, хотя некоторые наблюдения вполне
применимы не только к небольшому коллективу или племени, но и к нации, которая
потерпела поражение в войне (Германия, Версальский договор) или в "холодной войне"
(нынешняя Россия). Прямой перенос отношений в малых группах на большие чреват
ошибками, однако, можно согласиться с тем, что военные поражения, экономический и
политический кризис, крах прежних элит, рост преступности и т. п. способствуют выходу
на сцену истории "харизматических" вождей, умело пользующихся страхами,
неуверенностью, вообще негативными эмоциями для собственного самоутверждения.
Агрессия канализируется на внутренних врагов, каковыми могут оказаться и вчерашние
соратники. Динамика перехода от дошедшей до анархии демократии к тирании была
описана еще Платоном; Монтескье заметил, что "нет более абсолютной власти, чем та,
которой располагает государь, ставший преемником республики, ибо он сосредоточивает
в себе всю власть народа, не сумевшего ограничить самого себя"'. Происходит и
превращение самого этого народа в аполитичную массу, ждущую
Монтескье Ш. Избранные произведения. - М., Госполитиздат, 1955, :. 112.
Общество_________________________________________________________297
хлеба и зрелищ, без сожаления смотрящую на гибель богатых, знатных, противящихся
тирании, ибо чернь "находит свою безопасность в своей низости". Все это многократно
случалось в человеческой истории, а потому нет нужды приводить примеры - их в
избытке и в событиях самого последнего времени. То, что агре-сия против "внутреннего
врага" соединяется с агрессией, направленной вовне, также можно считать не
нуждающимся в доказательствах и примерах.
Вместе с тем, ни психология толпы, ни душевная организация революционных или
контрреволюционных вождей не редуцируется к предложенным Фрейдом схемам.
Подобно тому, как крестовые походы или завоевание Америки конкистадорами нелепо
(вслед за иными марксистами) объяснять одной лишь жаждой золота, психология
крупных и мелких "фюреров" имеет мало общего с образом вожака первобытной орды.
Если брать харизматических лидеров XX века, то и "Конь блед..." Савинкова, и
"Завоеватели" Мальро дают нам значительно более точный портрет. То же самое можно
сказать об их последователях. Психология троцкистов, объявляющих "сухую" голодовку в
сталинском ГУЛАГе (по описанию Солженицына) никак не подверстывается к
идентификации их с "вождем";- массовые движения современности вообще в значительно
большей степени связаны с идеологиями, с сознательным принятием определенных
ценностей и идеалов (пусть нередко совершенно ложных), чем с открытыми Фрейдом
механизмами.
Важным является и еще одно наблюдение Фрейда, развитое некоторыми другими
психоаналитиками. Пришедшая в движение масса иррациональна, она регрессирует к
ранним ступеням развития, бессознательные мотивы начинают играть все большую роль.
Вождями такая масса делает людей, которые играют на страстях и страхах, причем делают
это совсем не обязательно как умелые актеры. Чаще они сами верят в какую-нибудь
сверхценную идею, отождествляют себя с нею. Юнг обратил внимание на то, что в
условиях массового безумия лучше всего чувствуют себя те, кто это безумие и раньше в
себе носил: для них это адекватная ситуация, и тот, кого еще недавно считали
патологическим типом, может оказаться на вершинах власти. Этому помогает общая
атмосфера иррациональности, и совсем не безобидным является, например,
распространение всякого рода "целительства", "эзотерики", астрологии и т. п. с помощью
электронных средств массовой информации, свидетелями чего все мы являемся.
Экономические и
298____________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
политические свободы неотделимы от рациональности и без нее обречены на провал.
Демократия предполагает не "общество ангелов", но по крайней мере честных
налогоплательщиков и относительно разумных избирателей. Превращенные в люмпенов
избирают в вожди люмпена, верящие какому ни попадя "колдуну" с телевизионного
экрана представляют собой идеальных последователей "харизматика" от политики.
Психоанализ имеет немало общих черт с некоторыми доктринами, которые получили
самое широкое распространение в 20- 30-е годы в Германии, и сравнения его с учениями в
духе немецкой "философии жизни" являются оправданными. Но одно отличие не
вызывает сомнений: Фрейд был наследником Просвещения, а потому внимание к
иррациональному было не восхищенной игрой с "тайнами души" и "мистикой крови", а
необходимым условием преодоления иррационального в человеческом мышлении и
поведении. Ведомая харизматическим лидером масса способна на подвижничество и
героизм, недоступный для рассудочного индивида, думающего о собственной выгоде.
Возможно, все великое в истории совершалось таким подвижничеством, но Фрейд стоит
все же на стороне индивида сего неповторимым внутренним миром, собственными
заботами и желаниями: Марксистские критики имели все основания считать его
"буржуазным мыслителем", поскольку он сам был "буржуа", умеренным и аккуратным
"бюргером", а в своей врачебной практике он ставил перед собой задачу не
осчастливливать весь мир, а лечить недуги своих пациентов. Ради любых, даже самых
возвышенных целей ему не хотелось жертвовать индивидом. Однако, этот индивид
сталкивается с превосходящими его силами природы и общества, а потому в своих
поисках индивидуального счастья неизбежно вступает с ними в конфликт. Эта тематика
составляет ядро его философии культуры, которая будет темой следующей лекции.
Психоанализ оказал влияние на различные направления современной социологии. Здесь
не место осуществлять разбор структурно-функциональной теории Т. Парсонса,"
исторической социологии Н. Элиаса или социально-политической доктрины
Франкфуртской школы. Практически все использовавшие те или иные тезисы Фрейда
социологи не принимали его учение в целом и отвергали столь дорогие ему гипотезы о
первобытной орде и либидонозных связях, скрепляющих любую группу. Всякому
социологу понятно, что такая организация, как армия или корпорация, обладает иными
сред-Общество_________________________________________________________299
ствами для поддержания esprit de corps, чем сублимация сексуального влечения, не говоря
уже о сложнейших механизмах рек-рутирования, продвижения, мотивации и т. п. Как
заметил Т. Адор-но, для социолога важны не столько наивные обобщения Фрейда,
сколько разборы конкретных случаев невротических расстройств - в каждом из них
заметны следы социального конфликта, .поскольку невроз оказывается следствием
определенного общественного порядка.
Как и в случае индивидуальной психологии Фрейда, нужно различать его собственную
концепцию и то поле возможных теоретических построений, которое было задано
"парадигмой". В качестве примера я приведу только одно направление развития
социальной теории, связанное с понятием идентичности. Фрейд лишь однажды употребил
его, причем независимо от научных поисков, в речи перед ложей "Бнай Брит". Разумеется,
этим термином пользовались и ранее, поскольку тождество (identity) личности самой себе
является традиционной темой психологии. В изменениях нечто сохраняется, какое-то ядро
психики самотождественно в непрерывном потоке психических процессов. У. Джеймс в
своей "Психологии" подчеркивал, что "душа", как некая субстанция, принадлежит
метафизике и богословию, тогда как функциональное тождество "Я" есть предмет
психологии. Независимо от психоанализа в символическом интерак-ционизме
происходило развитие теорий Self и Self-conception, которые в дальнейшем стали
соединяться с психоаналитическим понятием идентичности, прежде всего в той версии,
которая была развита Э. Эриксоном.
Идентичность - это социализированная часть нашего "Я". Фрейд писал: "У общества
также формируется некое "Сверх-Я", оказывающее влияние на развитие культуры", но для
него это "Сверх-Я" имеет "тот же источник, что и "Сверх-Я" индивида. Им является
впечатление, оставленное вождями, людьми подавляющей духовной силы, либо людьми,
у которых одна из человеческих страстей получила самое сильное и чистое-поэтому часто
одностороннее - выражение"'. Иначе говоря, источник "Сверх-Я" всегда нужно искать в
индивидуальной психике, оно представляет собой родовое наследие, "мрачную память об
изначальном отцеубийстве". Понятие идентичности было значительно более удоб-' Фрейд
3. Психоанализ, Религия. Культура. - М., "Ренессанс", 1992, с. 131.
300_________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
ным для соединения психоанализа с социальными науками. Каждое общество
представляет собой репертуар идентичностей, связанных с социальными ролями - отца
или матери, ребенка или взрослого, банкира или бандита, наемного работника или
собственника и т. д. Некая невидимая лотерея распределяет и приписывает их различным
индивидам. Одни из них предписаны нам с рождения и лишь в малой степени изменяемы
(пол, раса); другие приходят позже, по доброй воле или против нее - священника или
менеджера, фермера или колхозного крестьянина, офицера или инженера и т. п. Мы
получаем их во взаимоотношениях с другими, которые так нас обозначают и
идентифицируют. Только в том случае, если идентичность подтверждается другими, она
реальна и для самого индивида. Тот, кто объявляет себя "Наполеоном" или "белым
китом", такой поддержки не получает; считающий себя великим поэтом или
изобретателем должен напрягать всю свою волю при подобной самооценке, если
остальные считают его дилетантом, нелюдимым чудаком или просто занудой.
Идентичность является продуктом взаимодействия самоидентификации и идентификации
с другими - это относится и к тем идентичностям, которые произвольно создаются самим
индивидом. Мы узнаем себя по отражению в зеркале, каковым являются другие.
Настойчиво придерживающиеся идентичности, каковую более никто не считает
действительной, иногда являются непризнанными гениями, но чаще они интересны для
психиатра. Практика психоанализа полнится теми, кто не обрел или утратил отчетливую
самоидентификацию, кто запутался в конфликтах между разными идентичностями.
В психоанализе огромная роль придается раннему детству, когда мы становимся самими
собой. Психоаналитическая терапия работает там, где в жизнь взрослого человека
вмешиваются конфликты раннего детства. От животных человека отличает чрезвычайно
долгое детство, обладающее собственными ритмами роста и созревания. Человеком мы
вообще должны не только родиться, но и стать, поскольку мыслить, говорить и даже
передвигаться на двух ногах мы учимся у других. Психоаналитик сталкивается с
патологиями развития, регрессиями, когда индивид возвращается к менее сложному и
дифференцированному способу существования.
Эриксон внес существенные изменения в ортодоксальный психоанализ, обратив основное
внимание не на раннее детство и период изживания Эдипова комплекса, а на
последующие
кризисные
пеОбщество_________________________________________________________301
риоды, в первую очередь на "кризис идентичности" в подростко-во-юношеский период
(13-19 лет). Этот период сопровождается важными биологическими изменениями:
быстрый рост тела, половое созревание. У этого роста имеются психологические
последствия - вместе с изменением образа тела меняется и образ собственного "Я".
Подросток может долгое времд проводить перед зеркалом, разговаривать с самим собою
вслух, он ведет дневник - как бы осваивает себя, заново с собою знакомится. Но кроме
биологических и психологических происходят важные социальные перемены. Он
начинает входить в профессинальные группы, у него появляется собственный социальный
статус, он приспосабливается к социальным ролям, начинает поиск своего призвания. В
первобытном обществе существовали разработанные инициации, ритуалы перехода; еще
век назад так называемая "вторичная социализация" начиналась рано и проходила четко
фиксированные ступени. Сегодня этот период растягивается во времени, зрелость
наступает много позже. "Кризис идентичности" связан с психологической
нестабильностью подростка. Типичной патологией этого периода является "диффузия
идентичности": подросток не в силах интегрировать в личностное единство разноречивые
внешние требования, внутренние побуждения, совместить старые и новые
идентификации. Могут возникать регрессии к ранним уровням, а неуспех в разрешении
кризиса ведет к бессознательным чувствам вины, неполноценности, к разного рода
патологиям в зрелом возрасте.
Таким образом, идентичность как бы надстраивается над "Сверх-Я", поскольку она
"психосоциальна", включает в себя и чувство тождественности собственной личности, и
социальную определенность. Идентичность входит в три порядка: 1) соматический организм стремится сохранить свою целостность в постоянном взаимодействии с
внешним миром; 2) личностный - интегрирующий внешний и внутренний опыт в
сознании и поведении; 3) социальный - совместно поддерживаемый людьми и их
поддерживающий порядок. Все три порядка дополняют друг друга, но они никогда не
являются полностью совместимыми. Только в утопиях мы находим идеальную гармонию
телесного, душевного и социального. Всегда есть угрозы физическому здоровью, психике
и социальной упорядоченности существования, причем всегда возможны конфликты
между этими тремя порядками. Мы включены в историю, в поток социальных изменений
и достающихся нам от прошлого идей. Мир обладает, по Эриксону, "идеологической
связностью",
302______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
которая подтверждает или отрицает идентичность. "Исследование психосоциальной
идентичности зависит поэтому от трех взаимодействующих сторон,.., а именно:
личностной связи индивида с ролевой интеграцией в его группе; направляющих его
образов - с идеологиями его времени; его жизненной истории - с историческим
моментом"'. Такс^ исследование требует учета не только сознания, но также
бессознательной мотивации. Идентичность обладает темной, негативной стороной совокупностью тех вытесненных и отрицаемых идентификаций и фрагментов, которые
нежелательны, несовместимы с идеалами и представлениями о самом себе. То же самое
можно заметить и в различных человеческих группах, которые, если воспользоваться
выражением Юнга, отбрасывают тень, имеют темного двойника, образ которого
переносится на других. Кризис групповой идентичности пробуждает сильнейшие эмоции,
которые нередко используют в своих целях психопатические вожди. Негативная
идентичность предстает в качестве позитивной, становится желанной и доминирующей в
идеологиях, трансформирующих чувство неполноценности в чувство превосходства над
другими.
Разработанная Эриксоном и некоторыми другими психоаналитиками концепция
идентичности, независимо от ее применения в их собственных исследованиях (скажем, в
"психо-истории" Эриксона) стала составной частью многих социологических учений. Я
могу сослаться, например, на последние работы крупнейшего английского социолга Э.
Гидденса, посвященные именно проблемам идентичности. Она широко используется теми
социологами, которых принято называть "критиками культуры" - Эриксона упрекают за
недостаточный критицизм. Еще представители Франкфуртской школы, Адорно и
Хоркхаймер, писали о современной западной культуре как порождающей нарциссичную
личность с ослабленным "Сверх-Я", слабой дифференциацией "Я" 'и "Не-Я" ("Я" вообще
расплывчато, диффузно, без четких контуров), "с предрасположенностью к тоталитарным
жизненным формам"^ Сегодня эта тема получила развитие во многих трудах. Общество с
массовым производством и потреблением формирует особого рода идентичность
"человека-флюгера". Он уже не связан с локальными традиция-' Erikson Е.К. Life History
and the Historical moment. - N.Y., 1975, p. 38.
^См.: Horkheimer M. Autoritat und Familie in Gegenwart. Ges. Schriften, Bd. 5. - F. a. M"
1987, S. 379-384.
Общество_________________________________________________________303
ми, с какой-то "малой родиной", общиной. Он формируется в мире недолговременных
предметов, в мире, где его реальная зависимость от других возросла, но в то же самое
время количество и качество связей с ними резко уменьшается. Его продвижение по
службе зависит от умения оказать впечатление на других, "продать себя"- каждый
становится рекламным агентом. Но вместе с тем растет чувство пустоты существования,
собственной неполг ноценности. Поэтому на кушетке у психоаналитиков все чаще
оказываются люди, проблемы которых не имеют отношения к детским конфликтам с
родителями-воображение их занято образами из комиксов и коммерческих фильмов. Они
входят сегодня в жизнь с самого раннего возраста и имеют галлюцинаторный характер.
Мы всегда смотримся в других, как в зеркало, но теперь появляется гигантская система
искусственных зеркал, предоставляемых средствами массовой коммуникации и
видеокультурой. Границы между "Я" и миром смещаются, в бессознательном
обнаруживаются грандиозные фантазии собственного всемогущества, представляющие
собой обратную сторону навязчивого чувства собственной пустоты и неполноценности.
Многие исследователи обращают внимание на метаморфозы сексуальности в
современном обществе. Если Фрейд сталкивался с пуританством и ханжеством, то
сегодня сексуальная символика является рыночным товаром. Как заметил еще в начале
60-х годов про-. тестантский богослов X. Кокс, мы имеем дело не с освобождением
сексуальности, а с новым порабощением, со стремлением "изменить роль, власть, и силу
сексуальности таким образом, чтобы ее можно было упаковать и продать как один из
предметов потребления"'. Одна из высказанных им фраз может показаться парадоксом:
апостол Павел понимал сексуальность лучше, чем издатель журнала "Плейбой". Хотя бы в
одном отношении эти слова верны: апостол понимал, что сексуальность затрагивает
самые глубины нашего существования и принимал ее всерьез, тогда как современная
эротика масс медиа чаще всего поверхностна и цинична.
В условиях, когда существует гигантская порноиндустрия, а эротические образы
постоянно бомбардируют сознание с телеэкрана (реклама марки автомобиля или
спиртного напитка предполагает обнаженное тело), когда в центре внимания средств
массовой ин-' Кокс X. Мирской град. Секуляризация и урбанизация в теологическом
аспекте. - М" "Восточная литература" РАН, 1995, с. 197-198.
304______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
формации постоянно оказываются проблемы каких-нибудь "сексуальных меньшинств",
трудно держаться тех представлений, которые лежали в основании фрейдовской
концепции. Для Фрейда неврозы были следствием вытеснения сексуального влечения,
столкновения запретного представления с моральным запретом. Количество неврозов не
уменьшилось от того, что практически все запреты исчезли. Зато чуть ли не все поле
социальных отношений наполнилось сексуальной символикой, психоанализ великолепно
сочетается с модными gender studies' и с телевизионными Talk-Shows, в которых
непременными участниками являются психотерапевты. Вся современная культура
оказывается предметом исследования психоанализа, поскольку вся она предстает перед
индивидом как поток образов, за которыми можно прочитать какой-то скрытый смысл.
Фрейд оказался пророком "храброго нового мира", в котором все мы немного невротики и
каждый нуждается в терапии, зато в мире терпимом и дающем всякому право иметь и
даже реализовывать свои бессознательные стремления, если не в действительности, то
хотя бы в воображении, перед "ящиком" - anything goes, как говорят сегодня
"постмодернисты".
' Собственно говоря, понятие gender было введено для того, чтобы отличить природные
половые характеристики от социально-культурных. Так как в русском языке понятия
"секс" и "сексуальность" используются для обозначения первых, а понятие "пол" всегда
включало в себя социально-культурные стороны, то gender-studies следовало бы
переводить как "половые исследования".
Философия КУЛЬТУРЫ
Оппозиция природного и культурного присутствует уже в первобытной мифологии, а
вместе с появлением первых государств древности она дополняется оппозицией
"цивилизованного" и "естественного" человека. Древнейшие письменные источники
свидетельствуют и об "остром ощущении противопоставленности, даже несовместимости
этих двух миров" - городской цивилизованности и первобытной дикости; и о
своеобразной идеализации простоты и неиспорченности удаленного от зол цивилизации
человека'. Враз-личных философских учениях древности воспроизводится эта оппозиция:
споры даосов и конфуцианцев, диатрибы киников и стоиков, проповеди некоторых
апологетов христианства связаны с противопоставлением естественного и
искусственного, природного и культурного. Философия Нового времени заговорила об
"естественном состоянии", находя в нем то "борьбу всех против всех", то свободного от
пороков цивилизации дикаря.
Конечно, Руссо не призывал нас "встать на четвереньки", а Ницше - уподобиться хищному
зверью, но так или иначе на протяжении последних двух столетий эта тема принадлежала
не только научным трактатам, но делалась актуальной в массовом сознании европейцев
особенно в критические, переломные моменты истории. С одной стороны, мы видим
картину бедствий, которые несет с собой цивилизация, слышим голоса тех, кто говорит о
"жизни по природе", о "естественности" или даже "опрощении". С другой стороны
раздаются голоса противников: "Вглядитесь и вдумайтесь в естественное, в поступки и
желания человека, не тронутого
' Вейнберг И. П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. М" "Наука", 1986, с. 2224.
305
306_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
цивилизацией, и вы отпрянете в ужасе. Все прекрасное и благородное является плодом,
разума и расчета"'. В начале века получили самое широкое хождение "культуркритицизм"
и "культур-пессимизм", противопоставление "жизни" и "культуры" стало общим местом
европейской философии.
Многие положения Фрейда напоминают идеи Шопенгауэра и Ницше, а вышедшую в 1930
году главную работу Фрейда по этим проблемам - "Недовольство культурой" - можно
сравнить с появившимися одновременно книгами, скажем, с "Двумя источниками морали
и религии" Бергсона и "Человеком и техникой" Шпенглера. При всех различиях,
обнаруживается сходство исходных предпосылок, анализ тех или иных социальных
институтов начинается с "жизни", "инстинктов", "души"; современная культура
критикуется как "больная" и т. д. При всех сходствах с "философией жизни", Фрейд все
же далек от нее в силу своего "прогрес-сизма" - в развитии науки, техники, цивилизации
(ее он вообще не отличает от культуры, уходя от распространенного в немецкой мысли
противопоставления) он видит несомненный прогресс. Он не идеализировал и жизнь
первобытных племен, поскольку за несколько меньшие запреты в области сексуальной их
представители платят дорогую плату.
Фрейд смотрит на историю человеческого рода без особого оптимизма, не видит в ней
никакого "воспитания рода человеческо-го"^ Культурный процесс для него есть часть
биологической эволюции, он подчинен общим для всего живого законам. Поэтому у него
отсутствует всякая "культурнабожность" (Kulturfrommigkeit) - как и повсюду, в культуре
правит Ананке, необходимость, нужда. Ей мы обязаны всеми успехами культуры. Этот
круг идей принадлежит вполне определенной философской традиции. Похвальное слово
цивилизации в книге "Недовольство культурой" чуть ли не дословно совпадает со стихами
Лукреция:
' Бодлер Ш. Об искусстве. - М., "Искусство", 1986, с. 308. ^ Я не затрагиваю здесь важную
тему - применение психоанализа в исторических исследованиях. Фрейд написал по этому
поводу мало, а единственная заслуживающая упоминания работа - написанная совместно
с У. Буллитом биография президента Вильсона - является слабой даже по признанию
большинства психоаналитиков. В предыдущей лекции я уже упоминал "психо-историю"
Эриксона как одну из наиболее плодотворных моделей соединения психоанализа и
исторической науки, а ранее - на историческую социологию Н. Элиаса, в которой
"процесс цивилизации" осмысляется под явным влиянием психоанализа.
Философия культуры
307
Судостроенье, полей обработка, дороги и стены, Платье, оружье, права, а также и все
остальные Жизни удобства и все, что способно доставить усладу: Живопись, песни, стихи,
ваянье искусное статуй - Все это людям нужда указала, и разум пытливый Этому их
научил в движеньи вперед постепенном.
Нужда и стремление к счастью-вот силы, побуждающие к развитию и индивида, и
общество. Теория влечений Фрейда, в принципе, вполне совместима с традиционным
учением об общественном договоре, который кладет конец борьбе всех против всех и
налагает первые запреты - табу. В открытом письме Эйнштейну "Почему война?" Фрейд
прямо ссылается на общественный договор: ему мы обязаны уменьшением роли насилия и
произвола. Но он же несет с собой страдания и недовольство людей. Общая тональность и
здесь совпадает с Лукрецием, у которого род людской "игу законов себя подчинил и
стеснительным нормам... страх наказаний с тех пор омрачает все жизни соблазны". Такова
плата за учреждение права и ограничение насилия и раздора. Фрейд добавил к этому
учение об инстинкте агрессивности или разрушительности, подавление которого
оказывается важнейшей задачей культуры. Природа человека не меняется, в любой
момент из под маски цивилизованного человека может вырваться хищный зверь. Homo
homini lupus, -повторяет Фрейд за древними и Гоб^сом и спрашивает: "У кого хватит
смелости оспаривать это суждение, имея весь опыт жизни и истории?"'
Удовлетворение "диких, необузданных влечений" - вот к чему стремится человек по
самой своей природе, тогда как все заменители, предлагаемые культурой, способны дать
лишь сублимированное, а тем самым ослабленное удовольствие. Они годятся, скорее, как
средства защиты от страданий. Природа безмерно сильнее человека, наслаждения
краткосрочны, тяготы и боль сопровождают нас до самой смерти. Различные "техники",
то есть методы избегания страданий - искусство и наркотики, йогические упражнения и
половая любовь, религия и "возделывание своего сада" по совету Вольтера - все они
уравнены Фрейдом в правах. Религия в этом смысле плоха только тем, что она претендует
на
' Фрейд 3. Психоанализ. Религия, Культура, - М., "Ренессанс", 1992, с. 106.
308______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
исключительность, предлагая самое иллюзорное из возможных решений конфликта
между природными влечениями, социальными нормами и равнодушной, даже
беспощадной к человеческим чаяниям внешней реальностью.
Критика религии Фрейдом в основном совпадает с тем, что писали по этому поводу
просветители. Я уже упоминал, что в юности Фрейд прочитал полное собрание сочинений
Фейербаха и очень высоко его ценил. "Будущее одной иллюзии" так часто сравнивали с
"Сущностью христианства" Фейербаха', что я не стану проводить подобные
сопоставления или пересказывать основные положение главного труда Фрейда о религии.
Его нововведения сводятся к тому, что религия является не просто иллюзией, но
иллюзией, коренящейся в желаниях раннего детства, а образ Бога замещает образ земного
отца. Религия есть исполнение этих желаний, проекция на весь мир отцовского образа,
иллюзорная надежда на помощь в страшном мире.
Конечно, в религии мы часто сталкиваемся с идолопоклонством. Сотворение кумиров,
будь оно религиозным или идеологическим, обязательно предполагает механизм
проекции; в религии можно встретить "исполнение желаний", принятие желаемого за
действительное. Такая критика идолопоклонства вполне законна, она соответствует не
только строгой научности, но и религиозной заповеди, запрещающей творить себе
кумиров. Однако, даже научное мышление, столкнувшись с ограниченностью наших
знаний и бесконечностью мира, вынуждено умерять свой познавательный оптимизм и,
говоря словами Канта, "освобождать место вере". Мы соотносимся с тем, что лежит за
горизонтом всякой возможной мысли, что никогда не становится для нас объектом. Верой
мы наделены уже потому, что лишены всезнания. Объективация наших ограниченных
познаний происходит в соответствии с верой. Эти объективации всегда неокончательны,
относительны, а потому в религии, как и в науке, всегда имеется человеческое, иногда
"слишком человеческое". Это относится и к религии откровейия, поскольку та же Библия
написана людьми, говорившими на каком-то языке, наделенными такими, а не иными,
умственными способностями, познаниями, культурой - все это принадлежит времени.
Идолопоклонство - это принятие относительного за абсолютное, смеше-' Например, это
сравнение проводится в содержательной работе М. А. Поповой "Фрейдизм и религия". М., "Наука", 1985.
Философия культуры______________________________________________309
ние частного и универсального. Полностью избежать этого не в силах ни один человек, а
потому необходима критика идолов. Для этого человеку дан разум, тогда как веруем мы
для того, чтобы понимать.
Фрейду нельзя отказать в последовательности. Когда Р. Роллан, согласившись с критикой
существующих религий в "Будущем одной иллюзии", заметил, что это не относится к
мистическому опыту, названному им "океаническим", принадлежащему человеческой
природе, то Фрейд в "Недовольстве культурой" ответил на это редукцией "океанического
чувства" к опыту раннего детства. Ощущение единства своего "Я" с Вселенной, лежащее в
основе многих теистических и пантеистических доктрин, выводится Фрейдом из слитости
"Я" и "Не-Я" в первые месяцы жизни. Все тайны религии он желает "разоблачить", найдя
корни в индивидуальной психологии.
Сходным является взгляд Фрейда на искусство. Пишущие сегодня об отношении Фрейда
к искусству часто грешат против истины, модернизируя его взгляды и обходя стороной
"режущие глаз" суждения'. Исходным пунктом для Фрейда и в случае искусства является
психопатология, ее роль в биографии творца. Фрейд далек от романтического культа
человека-художника, но он разделяет с романтиками и их сегодняшними подражателями
исходный пункт: произведение нужно понять через психологию гения. Не с фрейдовского
жизнеописания Леонардо да Винчи начинаются попытки обнаружить истоки творчества в
патологии. Неиссякаемый интерес к биографическому жанру способствует тому, что
произведение
искусства
становится
моментом
автобиографии
художни-ка^.
Особенностью психоанализа являются только настойчивые поиски конфликтов раннего
детства и неврозов в генезисе художественного творчества.
' В качестве примера я могу привести книгу S. Kofmann L'enfance de l'art Une interpretatin
de l'esthetique freudienne. - Paris, Galilee, 1985, в которой благородная цель - реконструкция
фрейдовской "эстетики" - оправдывает средства: все сделавшиеся сегодня архаичными
или даже нелепыми тезисы Фрейда либо "не замечаются", либо препарируются таким
образом, чтобы Фрейд стал напоминать нам Деррида. ^ Художественное творчество в
иных цивилизациях, даже в античности и в средние века, никогда не привязывалось к
биографил с такой настойчивостью, как в последние века. Перемены начинаются с эпохи
Возрождения, но только с XIX века главным ключом к пониманию произведения
искусства становится биография творца. CM.: Coomaraswamy А. К. Christian and Oriental
Philosophy of Art. - N. Y" 1956.
310_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Уже в ранних работах Фрейда по проблемам искусства - толкованиях творчества
Леонардо, "Градивы" Йенсена - показывают, что Фрейд применяет к произведениям
искусства ту технику, которая была им выработана для толкования сновидений.
Сновидение является парадигмой всех шифров, уловок влечений; в сновидении
происходит регрессия психического аппарата к архаичному, изначальному. Главные
человеческие проблемы связаны именно с бессознательными влечениями, а потому
настоящее искусство всегда поражает и потрясает, когда оно затрагивает важнейшие для
нас темы. Трагедия, разыгравшаяся однажды в первобытной орде, неизменно повторяется
на протяжении жизни каждого чело-века1история_ЭдипаL ^история Моисея
возобновляют эту древнейшую пьесу. В этом эстетическая сила античной трагедии или
библейской истории - они воспроизводят в душе каждого самые глубинные устремления.
"Братья Карамазовы" для Фрейда представляют собой великий роман именно потому, что
Достоевский обращается к теме отцеубийства'. Шекспировский "Гамлет" должен стать
для нас понятнее, если мы заменим дядю на отца и увидим в трагедии ту же тему
отцеубийства. Как язвительно заметил Честертон, пси-' Я не стану пересказывать ни очерк
Фрейда "Достоевский и самоубийство", ни другие его работы по проблемам искусства. В
связи с этим очерком следует сказать несколько слов лишь потому, что он дает неплохое
представление об "игре на понижение", свойственной всем экскурсам Фрейда в область
литературы и искусства. Фрейд охотно поверил клевете Стра-хова на Достоевского,
поскольку ему очень хотелось найти патологию; известная всем и хорошо описанная
эпилепсия Достоевского не случайно превратилась у Фрейда в истерию - в таком случае
он мог применить свой понятийный аппарат к истолкованию романов Достоевского. Если
о Шекспире мы практически ничего не знаем, а о личной жизни Леонардо сведения
обрывочны, что дает "пространство" для умозрительных истолкований, то Достоевский
был старшим современником Фрейда. Будь у него желание, он мог бы найти достоверные
источники - но ему они не были нужны. Зато он охотно рассуждал о "русской душе",
находя в ней "наследие жизни примитивного человека, сохранившееся однако гораздо
лучше и в более доступном сознанию, чем у других народов, виде" (Фрейд 3. "Я" и "Оно",
кн. 1. с. 395). По его собственному признанию, судил Фрейд по одному своему русскому
пациенту, не замечая того, что он просто пользуется уже имевшимися стереотипами.
Одной из самых сомнительных - если не сказать больше - областей применения
психоанализа является этнопсихология. Рассуждения о присущей русским
"амбивалентности", в принципе. ничуть не лучше обнаружения у всех немцев "анального
характера" в силу пунктуальности и любви немцев к чистоте и порядку, С той разницей,
что последователи Фрейда написали немалое число работ с явно ан-тирусской
направленностью,
Философия культуры______________________________________________311
хоаналитик "наделяет Гамлета комплексами, чтобы не наделить совестью"'. Ни древние
^реки, смотря "Царя Эдипа", ни современники Шекспира, впервые увидевшие "Гамлета" в
театре "Глобус", ни читатели Достоевского не зн^ли, что сильное впечатление на них
оказывала именно вечная тема отцеубийства, а все сомнения Гамлета ("Быть или не
быть...") или спор братьев в главе "Pro и contra" проистекают из вытеснения и сублимации
базисного конфликта.
Понятие сублимации вообще является самым загадочным в психоанализе - влечение
отклоняется от цели и так "возгоняется", что эротическое стремление становится
произведением искусства или философской системой. М. Шелер сравнивал сублимацию с
"Великим деянием" алхимика, поскольку из "свинца" инстинктивных побуждений Фрейд
желал получить "золото" высших творений человеческой души. Художник у Фрейда
напоминает свободно играющего ребенка, беспрепятственно реализующего свои
фантазии, но в замещенной форме. Как и невротик, художник бежит от реальности, ибо не
находит удовлетворения своим потаенным влечениям в действительности; от прочих его
отличает способность воплощать фантазии в произведения искусства. Сам этот дар
остается в психоанализе необъяснимым: совершенно непонятно, почему тот или иной
"комплекс" не вызывает невроза, но pea-. лизуется именно в такой повести (а не в поэме,
картине или скульптуре). Единственное, что проясняет психоанализ, это производность
прекрасного от эротики ("прекрасное и возбуждающее, - пишет Фрейд, - таковы
изначальные свойства сексуального объекта"). С
' Честертон Г.К. Гамлет и психоаналитик// Самосознание европейской культуры XX века.
- М., Политиздат, 1991, с. 221. Я позволю себе привести большую цитату из этого эссе
Честертона: "Психоаналитики сильно озабочены так называемой проблемой Гамлета, Их
особенно интересует то, чего Гамлет не знал, не говоря уже о том, чего не знал Шекспир.
Раньше бились над вопросом: был ли Гамлет безумцем; теперь вопрос стоит иначе:
безумен ли весь свет? ... Изо всех сил пытаются доказать, что подсознательно Гамлет
стремился к одному, сознательно - к другому. ...И никому не приходит в голову, что не так
уж приятно перерезать горло собственному отчиму и дяде. Мораль Гамлета отличается от
современной: он знал, что отмщение страшно, и все же считал, что обязан отметить.
Чтобы объяснить поведение Гамлета, не нужно психоанализа. Он сам объяснил свои
действия, он даже слишком этим увлекся. Долг явился ему в отталкивающей форме, и он
не был создан для таких дел. Конечно, возник конфликт, но Гамлет знал о нем, он
сознавал его с начала до конца. Не подсознание владело им, а слишком ясное сознание".
Там же, с. 220.
312______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
этим хотя бы отчасти нельзя не согласиться: творческую силу отождествляли с Эросом
многие мифологические и философские учения; эротика была и остается одним из
важнейших предметов искусства, будучи постоянной .и важнейшей стороной
человеческого существования. Однако угол зрения психоанализа изначально узок. Даже
самое широкое понимание эротики не позволяет приблизиться к содержанию
большинства произведений искусства. Психоанализ ничем не поможет, когда я стремлюсь
понять музыку Баха, поэзию Рильке или пейзажи импрессионистов. Такого рода
интерпретации не нужны и там, где поэт или живописец создает именно эротическое
произведение; они потребны лишь в том случае, если мы имеем дело с
психопатологическим фактором. Но последний принадлежит не сущности искусства, а
биографии художника, причем узнаем мы о наличии психопатологии, как правило, не из
созданного произведения, а из иных источников. Даже в том случае, когда воздействие
психопатологии не оставляет сомнений, например, в случаях Врубеля или Ван Гога,
трудно связать это воздействие с предполагаемыми конфликтами раннего детства.
Биографии творцов, живших до эпохи Возрождения, нам почти неизвестны, поскольку в
те времена биография художника вообще мало кого интересовала. Попытки домыслить
что-нибудь о "комплексах" Шекспира, о жизни которого мы крайне мало знаем, - задача
явно непосильная даже для самого умелого психоаналитика. Ему остается только одно:
писать о "вечных" бессознательных побуждениях, которые известны психоаналитику по
лечению невротиков и которые он смело отыскивает в любом произведении искусства.
Иногда последователи Фрейда дают связную картину жизни того или иного писателя, но в
большинстве своем штудии такого рода производят убогое впечатление. Один и тот же
набор слов применяется к творцам всех времен и народов, и подобное чтение заставляет
вспомнить слова Гумилева: "Дурно пахнут мертвые слова". Причина этого проста:
психопатологии редко способствуют созданию значимых произведений искусства, а
семейная драма Эдипа находится в центре внимания немногих художников, даже если
брать всевозможные замещенные формы. Сравнение поэм или картин со сновидениями и
галлюцинациями тоже не достигает цели. По Фрейду, созерцание произведения искусства
доставляет нам наслаждение, подобное легкому наркозу, погружает нас в
кратковременный сон, уводящий от повседневных проблем и тягот. Ко-Философия
культуры______________________________________________313
нечно, стихия сновидчества так или иначе входят в нашу жизнь, и в современном
искусстве тому можно найти множество подтверждений. Но все же символы сновидений
отличаются от символики искусства, да и не всякое искусство следует именовать
символическим (хотя всякий образ в известном смысле является символом). Сновидения
дают беглые, преходящие, запутанные образы: они обогащают нас лишь после перевода
их на язык сознательных представлений, а такой перевод уже является осознаваемым
творческим актом, преобразующим сырой материал сновидения. Даже если картина
создана под несомненным влиянием сновидений, она обогащает нашу жизнь новыми
смыслами. Искусство - это самопости-жение человека, творчество не является регрессией
в архаическое прошлое рода. Искусство представляет собой прогрессию, движение самого
художника, а через него читателя, зрителя к новому осмысленному видению мира. Даже
если мы принимаем не предельно узкую трактовку искусства, предложенную Фрейдом,
освобождаемся от навязчивых поисков Эдипова комплекса и толкуем главные темы
искусства как архетипические образы, как вечные символы мифологии, как это предлагал
Юнг, мы все равно исключаем из искусства самое главное - творческий акт художника.
Психоаналитическое учение представляет собой способ истолкования знаков, семиотику
или даже симптоматику культуры. Взгляд Фрейда на искусство, религию, мораль,
социальные институты - это взгляд врача, определяющего по симптомам причины,
характер и протекание заболевания. "Разумность" человека весьма ограничена, за ясными
и отчетливыми идеями и образами сознания скрываются темные и спутанные
бессознательные стремления. Предметом психоанализа являются те случаи, когда у
больного эта "тьма" берет верх над сознательной жизнью. Если эти случаи принимаются в
качестве парадигмы, если такова природа человека, то исчезают всякие ограничения для
аналогий между вытесненными влечениями, сновидениями, произведениями искусства,
социальными институтами. Поле применения психоанализа тогда беспредельно, равно
всей культуре, всему человеческому бытию. Вся культура рассматривается по образу и
подобию "работы сновидения", превращающей запретное влечение в представление,
допустимое цензурой "Сверх-Я". Вслед за Ницше и Марксом, создатель психоанализа
выводит высшие проявления человеческого духа из элементарных стремлений: эти три
мыслителя стали главными авторитетами для сегодняшних "разоблачителей" культу314______________ПСИХО АНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
ры, разыскивающие за всеми идеалами и ценностями экономический интерес, волю к
власти или инстинктивное желание. Культура в этих учениях "эры подозрения" является
либо невинной иллюзией, либо злонамеренным обманом.
Такой взгляд на многие явления культуры отчасти оправдан. Нам хорошо знакомы
призывы создавать образ "положительного героя" по канонам социалистического
реализма, ссылками на мораль слишком часто оправдывались далеко не моральные дела.
Фрейд цитировал в связи с этим известное стихотворение Гейне:
Я знаю мелодию, знаю слова, Я авторов знаю отлично; Они тайком тянули вино,
Проповедуя воду публично.
Сам метод Фрейда - сведения сложного к простому, примитивному и архаичному - нельзя
назвать вообще неверным. Любой ученый анализирует сложное явление, разлагая его на
простые составляющие. Односторонность тоже не всегда можно отнести к порокам.
Психоаналитический способ видения дает нам возможность разглядеть некоторые
особенности работы человеческой фантазии, открывает механизмы проекции, которые не
осознаются теми, кто переносит на внешний объект свои неосознаваемые переживания.
Есть немало примеров удачного применения психоаналитического инструментария. Я мог
бы сослаться даже на работы в области истории философии', скажем, на книгу Э. Додд-са
"Греки и иррациональное", которая неожиданно высветила те стороны душевной жизни
древних греков, мимо которых проходили предшественники Доддса. Картина, которую
мы получаем, зависит от способа "чтения". Сквозь призму фрейдовской культуро-логии
мы что-то можем увидеть лучше, но стоит нам принять такое "зеркало" за универсальный
ключ к любому шифру, и мы получаем вместо удобного инструмента исследования набор
сбивающих с толку "идолов театра". Более того, мы сталкиваемся с мифологией, которая
приходит на место всего того, что успел "разоблачить" психоаналитик.
' Чаще всего эти работы полны нелепиц, вроде сведения всей философии Витгенштейна к
гомосексуальному влечению, а "Бытия" Хайдеггера к его вытесненной любви к матери.
ПСИХОАНАЛИЗ,
МИРОВОЗЗРЕНИЕ, ИДЕОЛОГИЯ
Завершая курс лекций по введению в психоанализ, Фрейд писал: "Я думаю, что
психоанализ не способен создать свое особое мировоззрение. Ему и не нужно это, он
является частью науки и может примкнуть к научному мировоззрению. Но оно едва ли
заслуживает столь громкого названия, потому что не все видит, слишком несовершенно,
не претендует на законченность и систематичность. Научное мышление среди людей еще
молодо, слишком многие из великих проблем еще не может решить. Мировоззрение,
основанное на науке, кроме утверждения реального внешнего мира, имеет существенные
черты отрицания, как-то: ограничение истиной, отказ от иллюзий. Кто из наших
современников недоволен этим положением вещей, кто требует для своего успокоения на
данный момент большего, пусть приобретает его, где найдет. Мы на него не обидимся, но
не станем из-за него менять свой образ мыслей"'.
В этой лекции ("О мировоззрении") мы обнаруживаем ряд взаимосвязанных мыслей:
а) Научное мышление молодо и несовершенно, оно не открывает последних тайн
мироздания, поскольку опирается на опыт, а не на умозрение. Фрейд является
"агностиком" в точном смысле этого слова: он отвергает "гнозис", то есть интуитивноспекулятивное постижение трансцендентной реальности. "Научное мировоззрение"
рождается из коллективной деятельности научного сообщества, представляет собой ту
опытную картину мира, которую получили науки. Это мировоззрение не является
законченной системой, поскольку любая система такого рода опровергается следующим
этапом научного поиска.
' Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. - М., "Наука", 1988, с. 415- 416.
315
316_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
б) Научное мировоззрение поэтому ограничено, представляет собой, скорее, отрицание,
чем утверждение какой-то позитивной системы. Наука "ограничивается истиной", она
отрицает иллюзии, кладет запреты. Здесь Фрейд указывает на важные черты науки Нового
времени. Для непосредственных ее предшественников, типа Парацельса, ничего
невозможного не было: сорванная в Валенсии роза может в одно мгновение быть
перенесена в Альпы, причем это никакое не чудо, а "естественная магия", которая не знает
иных препятствий, кроме воли Божией. Первое, что сделала наука Галилея и Декарта, это
наложение запретов, объявление многого невозможным. Отказ от иллюзий означает не
только оставление мечтаний о гностическом постижении Плеромы или спекуляций
докантовской метафизики, но и реалистическую оценку познавательных способностей
человека. Наука считается с реальностью, которая могущественнее человека, а потому
научное мировоззрение не подменяет своими понятиями законов, по которым работает
Вселенная. Человек является частью космоса, и эти законы распространяются на его тело
и душу.
в) Однако, в природе человека заключено стремление к чему-то большему. Он желает
находиться в гармонии с внешним и внутренним миром, он хочет знать тайны Вселенной
и собственной души. Более того, он требует "успокоения" от страхов, вызываемых
небытием позади и небытием впереди него. У одних великих мыслителей звездное небо
над головой вызывало чувство удивления (Аристотель, Кант), у других - энтузиазм
(Бруно), у третьих - страх (Паскаль). С точки зрения Фрейда, наука не знает столь
сильных чувств, она их даже опасается, поскольку они способствуют проекциям наших
"самых страстных желаний" на космос. Это ведет к иллюзиям, воплощением которых
всегда была религия. Правда, такого успокоения можно искать на других путях, и в
"Недовольстве культурой" Фрейд дает длинный список таких "стратегий" - от наркотиков
до совета Вольтера "возделывать свой сад". За исключением науки (отчасти труда и
искусства) все они признаются неудовлетворительными. Религия является наихудшей не в
силу одной лишь иллюзорности, но потому, что она претендует на уникальность и
общеобязательность. В религии Фрейд видит неизжитый остаток нашего детства,
проекцию инфантильных желаний на внешний мир. Взрослый человек живет по
"принципу реальности", а это значит, что он живет без надежды. Наука соответствует
взрослому состоянию человечества - в некоторых рабо-Психоанализ, мировоззрение,
идеология_____________________________317
тах Фрейда буквально воспроизводится известная схема истории О. Конта, с тем
отличием, что "детство человечества" у Фрейда по биогенетическому закону
воспроизводится в детстве каждого индивида. "Позитивная" стадия развития
человеческого знания связана с системой научного знания, изгоняющего и детские чаяния,
и религиозно-мифологическое мировоззрение.
г) Фрейд неоднократно критически отзывался о философии, которая занимается
"фабрикацией мировоззрений"'. Философия претендует на окончательную истину, но
держится иллюзии, будто мы можем получить связную картину мира путем спекуляции.
Методически, она заблуждается, переоценивая познавательное значение логических
операций, признавая интуицию в качестве источника знания. Еще хуже те направления
философии, которые характеризуются Фрейдом как "анархизм" )л "нигилизм". Отрицание
научной истины в релятивистских школах философии ведет к самоубийству разума. Более
того, конечной целью этих школ является восстановление в своих правах донаучной
мифологии: "Устранение науки освобождает место для распространения какого-нибудь
мистицизма или же вновь прежнего религиозного мировоззрения"^ Помимо личных
конфликтов, главной причиной болезненного разрыва с Юнгом были идейные
расхождения. Фрейд говорил о "черной грязной яме оккультизма" и подчеркивал, что с
эзотеризмом психоанализ не имеет ничего общего (психоаналитики являются
"неисправимыми механици-стами и материалистами"). Тот же Юнг не случайно
обосновывал свой отход от Фрейда скептическими тезисами (Кант и Шопенгауэр
прочитывались Юнгом в духе скептицизма), чтобы затем обратиться к гностицизму,
алхимии и богословию. Иными словами, Фрейд видел в теоретико-познавательном
"анархизме" угрозу для научного мировоззрения, причем не столько в самих
нигилистических теориях релятивистов (они самоубийственны), сколько в том, что такой
"анархизм" ведет к восстановлениюр^лигиозного^идрювоззр^ния. (Если бы ему довелось
читать труды таких "методологов науки", как Фейера-бенд, или писания нынешних
"постмодернистов", то Фрейда, скорее всего, возмутило бы то, что он является одним из
классиков для сегодняшнего "постмодерна"). /
' "Я вообще не занимаюсь фабрикацией мировоззрений, оставляя ее философам, которым
кажется, что жизненное путешествие невозможно без такого путеводителя, дающего
справки по любому поводу". Freud S. Hemmung, Symptom und Angst, Studienausgabe, Bd.
VI. ^ Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции, - М., "Наука", 1988, с. 41 1.
/
318______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
д) Релятивизм для Фрейда несостоятелен потому, что наука накопила определенную
совокупность истин, которые не отменяет никакой скепсис: "В более старых и более
зрелых науках уже существует фундамент, который только модифицируется и
расширяется, но не упраздняется". Фрейд придерживается кумулятивистского понимания
истории науки, которая на "медленном, нащупывающем, трудном" пути по кирпичику
строит здание научной картины мира.
е) Поэтому психоанализ для Фрейда не имеет какого-либо своего мировоззрения.
Психоанализ является частью науки, а потому он "может примкнуть к научному
мировоззрению". Свои открытия Фрейд сравнивал не с философскими учениями, но с
открытиями Коперника и Дарвина. "Как специальная наука, как отрасль психологии глубинной психологии, или психологии бессознательного, - он совершенно не способен
выработать собственное мировоззрение, он должен заимствовать его из науки"'.
Таким образом, Фрейд считал психоанализ частью науки, и если придерживался какойлибо философской традиции, то это была традиция материализма и натурализма.
Любопытно, что в тех же лекциях Фрейд упрекает марксизм за недостаточную
"материалистичность", поскольку марксизм является "отголоском... темной гегелевской
философии"^. Такая реакция естественна для любого натуралиста, который не привык к
рассуждениям о переходе "класса в себе" в "класс для себя" и к подменам понятий
идеологемами.
Тем не менее, одной из самых распространенных версий психоанализа в XX веке был
именно "фрейдо-марксизм". Психоанализ вполне совместим и с другими философскими
учениями: гностическое богословие Юнга или Daseinsanalyse Бинсвангера и Босса не
мешают практике, которая мало чем отличается от ортодоксального фрейдизма. Любые
научные концепции могут осмысляться в терминах как натурализма, так и спиритуализма,
а потому ни одна конкретная дисциплина не является доказательством истинности или
ложности того или иного философского воззрения. Вопрос о научном статусе
психоанализа лежит "по ту сторону" философских предпочтений Фрейда или кого-либо из
"раскольников",
'Там же, с. 400:
^ Там же, с. 412. Далее он пишет о том, что марксизм сам сделался религией, "зловещим
подобием тому. против чего он борется", что "произведения Маркса как источник
откровения заняли место библии и корана", а большевизм вознаграждает "своих
верующих за страдания и лишения настоящей жизни обещанием лучшего потустороннего
мира". Там же. с. 414-415.
Психоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________319
Сегодня мало кто говорит о "едином научном мировоззрении". Научные открытия уже не
ведут к радикальной трансформации имеющейся картины мира, они не вступают в
конфликт с религиозными или этическими воззрениями. Только в каких-то "медвежьих
углах" фундаменталисты пытаются воспретить преподавание эволюционного учения.
Самим словосочетанием "научное мировоззрение" долго злоупотребляли те, кто имел к
науке весьма отдаленное отношение'. Хотя слова "научная истина" имеют для немалой
части населения развитых стран такой же авторитет, каковым ранее обладал догмат
религии, честный ученый знает, что наука таким авторитетом по определению не
обладает, не говоря уж об отдельном ученом, представляющем одну из наук.
Квазирелигиоз-ное поклонение науке, возникшее в XIX веке, к тому же успело утратить
свою интенсивность; набрала силу диаметрально противоположная тенденция - обвинять
науку во всех бедах. Во всяком случае, "единого научного мировоззрения" сегодня просто
не существует. Не дает его и академическая философия. Во-первых, она тоже знакома со
специализацией (эпистемология и логика, эстетика и философия истории, этика и
онтология и т.д.); во-вторых, эта философия в значительно большей мере выполняет
аналитические функции.
' Слово "мировоззрение" вообще обладает удивительной притягательностью для
идеологически закрытых систем. Русские слова "мировоззрение" или "миросозерцание"
являются калькой немецкого Weltanschauung, имеющего несомненно теологические, даже
мистические, истоки. Schau - это не просто созерцание, а умное видение сущности
предмета, проникновение в него своим взором, слияние с невидимой сущностью, которая
скрыта поверхностью явлений. Его необычайно любили нацисты, которые буквально не
терпели слова "система" (так на их жаргоне обозначалась Веймарская республика) и с
недоверием относились к слову "философия". Мировоззрение должно было произрастать
из жизни, из "крови и почвы"; принадлежность к арийской расе означала и наличие того
мировоззрения, которое должно расти из этих корней. "Пролетарское мировоззрение"
лишь отчасти напоминало "арийское", поскольку око не считалось неким врожденным
свойством, хотя выводилось оно из "общественного бытия". В мои задачи не входит
анализ того, как функционировало понятие "мировоззрение" в идеологии и пропаганде это у всех на памяти. К психоанализу это не имеет прямого отношения, исключая только
один момент. Психоаналитики сылаются на то, что Фрейда запрещали, а его сторонников
преследовали в условиях тоталитарных диктатур. Но если сам психоанализ представляет
собой "мировоззрение", то последствия этого понятны: господствующее "мировоззрение"
не терпит конкурентов, и запрещали его именно по этой причине, а не в силу какой-то
принципиальной несовместимости психоанализа с тоталитаризмом.
320_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Тем не менее, спрос на единое мировоззрение существует. Религия его сегодня не дает
уже потому, что религий много - одних только протестантских деноминаций
насчитывается более 20 тысяч. Секуляризация порождается современным плюрализмом.
Конечно, остались люди, которые не просто время от времени приходят в храм, но
выполняют все предписания, организующие их жизнь. Но куда больше оказывается тех,
кто сознает, что спрос рождает предложение: на улицах нас ловят какие-то люди, суют
нам брошюры или начинают вести беседу об истинной вере. По ходу разговора
выясняется, что нам предлагают войти в крайне малое число тех, кто спасется - за всю
историю человечества таковых на-' считывается всего лишь около 160 тысяч человек. Не
всякому такие замечательные подсчеты помогут уяснить свое привилегированное
положение в мироздании.
Психоанализ предлагает нам своего рода мировоззрение. Во-первых, он обещает нам, что
ничего не станет навязывать - ответ мы получим из глубин собственного
бессознательного. Мы поймем самих себя и станем счастливы. Для такого самопознания
не грех три года походить на прием к психоаналитику и пойти на известные расходы.
"Познай самого себя", "стань самим собой" - не так уж велики затраты, если речь идет о
важнейшем. Во-вторых, психоанализ рекламируется как наука, что отличает его от
подозрительных конкурентов, торгующих кто техникой "утробного крика", кто непонятно
как употребляемыми "дарами Востока", вроде тантризма или трансцендентальной
медитации, кто самодельной религией. Поэтому всякие сомнения в принадлежности
психоанализа к науке 'вызывают горячие возражения, а дебаты на эту тему породили
несчитанное количество книг и статей. Вопрос заключается в том, по каким критериям мы
можем судить о научности психоанализа и отличать его от "мировоззренческой терапии".
Ограниченность неопозитивистских критериев демаркации научного и ненаучного знания
(будь то верификация или фальсификация) не означает, что эти критерии вообще лишены
содержания. Научная теория проверяется опытными данными - без этого нет науки. Факт
и интерпретация настолько слиты в психоанализе, что проверка общетеоретических
высказываний
психоаналитиков-независимыми
опытными
данными
является
невозможной. Применяя практически те же самые методы, фрейдисты, сторонники Юнга,
Адлера или Хорни приходят к совершенно различным картинам психических процессов:
предзаданная
теорией
картина
внут-Психоанализ,
мировоззрение,
идеология_____________________________321
реннего "пространства" обнаруживается пациентами в своего рода инсайте, приносящем
освобождение от невротических симптомов. Но один открывает, что у него "Эдипов
комплекс",
а
другой
обнаруживает
какой-нибудь
архетип
коллективного
бессознательного, типа "Анимы". Конечно, для психотерапевта главным является
выздоровление пациента, но психотерапевтические методы практиковали шаманы, жрецы
разных религий, месмеристы и нынешние "целители". В инсайте в качестве истины люди
на протяжении истории принимали самые различные, зачастую взаимоисключающие
учения'. Известно, что не только Христос и апостолы возвращали зрение. Светоний
описывает, как не слишком благо-' Даже самый последовательный рационалист не станет
отрицать того, что существует опыт, который невозможно описать с помощью категорий
нашего разума. Но если интуиция открывает нам нечто за пределами ratio, то из этого еще
не следует, будто в "инсайте" или "сатори" нам явлена общезначимая истина.
Психоаналитика можно уподобить мистику, которому нечто ведомо, но о чем он не может
ничего сказать. Поскольку, в отличие от большинства мистиков прошлого,
психоаналитики на редкость говорливы и изображают из себя ученых, есть смысл
привести слова Айе-ра, которые, при всей узости его верификационизма, не утратили
смысл применительно к психоанализу: "Мы не отрицаем a priori, что мистик способен
открывать истины, пользуясь своими особыми методами, но мы ожидаем услышать,
каковы суждения, в которых воплощены его открытия, чтобы уяснить себе, проверяются
они или опровергаются нашими эмпирическими наблюдениями. Но мистик вовсе не
собирается высказывать эмпирически проверяемые суждения, он вообще не способен
высказывать какие-либо постижимые суждения. И поэтому мы говорим, что его интуиция
не раскрывает ему никаких фактов. Нет пользы говорить, будто он постиг факты, но не
способен их выразить. Ибо мы знаем, что если бы он получил какую-то информацию, то
был бы способен и выразить ее.... так что, описывая свое видение, мистик не дает нам
никакой информации о внешнем мире; он просто дает нам непрямую информацию о
состоянии своего собственного ума". (А и ер А. Д. Язык, истина и логика.// Аналитическая
философия. Избранные тексты. - М., МГУ, 1993, с. 65). Разумеется, видения
истолковываются в духе той религии, к которой принадлежит мистик. Они получают (или
не получают - как еретические) подкрепление от соответствующей церкви или общины.
Психоаналитическое "движение" стало такой церковью. Хотя научные теории или
эмпирические данные также существуют для сообщества ученых, каковую, при нужде,
можно окрестить "общиной верующих", отличия здесь несомненны. На них и указывает
Айер: одни высказывают проверяемые суждения относительно внешнего мира, другие
дают косвенную информацию о состоянии собственного сознания. Если кто-либо
обнаруживает у себя в "инсайте" что-нибудь похожее на Эдипов комплекс или
воспоминание об "анально-садистичес-кой" стадии развития либидо, то говорить он
может лишь о самом себе, не претендуя на то, что это относится к природе человека.
II Зек. 6419.
322______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
честивый император Веспасиан (прославившийся своим изречением "деньги не пахнут")
послюнил палец, провел им по глазам слепца - и тот узрел. В Александрии, где это
происходило, продолжали верить в божественность фараонов и императоров.
Современные исследования показывают, что магические исцеления прикосновением
королевской руки были широко распространены в Европе в сравнительно недавнее время.
В Англии эта практика имела широчайшее распространение еще в XVII веке' (а в
рудиментарных формах просуществовала вплоть до середины XIX веке).
Многие психоаналитики указывают на то, что интерпретация дает связный рассказ того,
что ранее было бессвязным и угрожающе хаотичным для пациента. Однако,
когерентность не является самодостаточным критерием истинности. Связную картину
давала и система Птолемея, и алхимия Парацельса; астрология или хиромантия также
дают связный рассказ о прошлом, настоящем и даже будущем своих "пациентов". Из того,
что больные верят врачу и принимают предлагаемую им картину их прошлой жизни, еще
никак не следует, что картина истинна, что упорядоченный рассказ пациента о
собственных детских переживаниях повторяет сами эти переживания. Используя
терминологию Фреге, можно сказать, что все психоаналитические теории наделены
смыслом, но не ясно, какая из них обладает значением (денотатом)- единственным
аргументом в пользу той или иной трактовки душевных процессов оказывается согласие с
этой трактовкой пациента.
Широкую известность получила аргументация К. Поппера, обратившего внимание на
известное высказывание Фрейда, согласно которому психоанализ вызывает
бессознательное сопротивление со стороны тех, кто наделен "комплексами". По существу,
это вариант аргументации ad hominern: противники психоанализа критикуют его из-за
своих невротических особенностей, а судить о психоанализе может лишь тот, кто его
прошел. Хотя сегодня психоаналитики не столь часто прибегают к подобным аргументам,
ни одно научное сообщество не сравнится с психоанализом по своему догматизму и
закрытости от критики. Разумеется, не следует идеа-' "Карл II за двадцать лет обслужил 90
тыс. лиц, в 1660-64 и 1667-83. Пика это достигло между маем 1682 и апрелем 1683, когда в
королевском .регистре появляются записи об исцелении 8577 ходоков... Один
современник заявил, что Карл II прикоснулся к "половине нации" Thomas К. religion and
the Decline of Magic, Studies in popular beliefs in the 1617th century. - Penguin,
Harmondsworth, 1971, p. 228.
Психоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________323
лизировать научное сообщество, в котором имеется конкуренция не только идей, но и
людей, наделенных всеми человеческими (иногда "слишком человеческими")
недостатками. Вряд ли научное сообщество может служить образцом "открытого
общества", как то получается у Поппера. Тем не менее, отличия психоанализа от всех
прочих дисциплин бросаются в глаза. Основные теории здесь принимаются как символ
веры, а это не вполне отвечает тому, что Фрейд называл "единым научным
мировоззрением".
Сама по себе организация психоаналитического сообщества как церкви или
политического-движения, еще ничего не говорит относительно содержания
психоаналитической теории. Вполне представимо сообщество, тоталитарными методами
навязывающее какую-нибудь истинную научную теорию и преследующее "еретиков",
которые придерживаются ложных воззрений. Но даже в таком (гипотетическом) случае
крайне маловероятным будет развитие данной теории, поскольку принятые в качестве
догматов положения редко пересматриваются.
Трагикомичность нынешнего положения психоанализа заключается в том, что его
сторонники, получившие современное медицинское или психологическое образование,
прекрасно знают, что развитие естествознания опровергло целый ряд фундаментальных
положений Фрейда, но отказ от этих положений потребовал бы пересмотра практически
всех разделов психоаналитической теории. В качестве примера можно привести
ламаркистские тезисы Фрейда, без которых он считал невозможным психоанализ,
поскольку тогда рушатся все его аналогии между неврозами, детскими влечениями и
социальными феноменами (все эти аналогии предполагают крайне широкую трактовку
биогенетического закона). Другим примером может служить теория памяти Фрейда,
считавшего, что память индивида сохраняет все с ним происходившее с самого раннего
детства. Если его учение о младенческой амнезии ставится под сомнение, то возникает
множество вопросов по поводу толкования сновидений, классификации неврозов и
психозов (связанных с инфантильными фиксациями либидо), не говоря уж о спекуляциях
по поводу "орально-каннибалистической" ступени в истории человеческого рода.
Еще больше уводит от идеалов строгой научности смешение натуралистических и
менталистских терминов. Фрейд дал великолепные образцы понимания отдельных
невротических нарушений, но он пользовался именно методом понимающей психологии:
одни
324_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
смысловые связи мотивируют другие (за симптомом стоят вытесненные представления).
Но эти смысловые связи тут же субстан-циализируются, превращаются в универсальные
каузальные связи, а это ведет к неверным обобщениям, к подмене многообразия
психических явлений упрощенными схемами. Читать труды учеников Фрейда иногда
просто скучно: мы уже заранее знаем, каковы основные механизмы, а потому нам уже
ведомы основные мотивы человеческих поступков. При этом нет разницы между
человеком первобытного племени, наблюдаемым антропологом-психоаналитиком, вроде
Г. Рохейма, художником эпохи Возрождения и современным диктатором. Психоанализ
оказал плодотворное влияние на культурную антропологию и социологию, но именно там,
где представители этих дисциплин критически подходили к основным положениям
психоанализа и не становились его адептами. Большинство психоаналитиков совершенно
не задевает то, что те "факты", которые он обнаруживает по ходу лечения пациентов,
более никем не наблюдаются, что другие научные дисциплины не только не
подтверждают, но зачастую опровергают их утверждения. Один из афоризмов
Лихтенберга можно адресовать многим ученикам Фрейда: "Своей небольшой палкой он
измерял обычно все - и физические и нравственные явления, говоря часто: меня это не
беспокоит ни на столько - и ногтем большого пальца показывал, на сколько именно это
его беспокоило"'.
Психоанализ все дальше расходится с естественными асоциальными науками. В этих
условиях возможны три стратегии сохранения психоанализа в ряду научных дисциплин.
Первая из них сводится к тому, что психоаналитики негласно перестают повторять
наиболее спорные тезисы Фрейда, не вынося сора из избы кое-что меняют в
метапсихологии, но оставляют в неприкосновенности все остальное здание теории. Эта
позиция господствует во фрейдистской ассоциации, где, при подчеркнутом почитании
Фрейда, были пересмотрены многие его положения. Наилучший пример такой стратегии
дает эго-психология. Такие теоретики, как Г. Гартман и Д.Рапопорт приложили немалые
усилия для того, чтобы приспособить психоанализ к академической психологии и
психиатрии. Гартман обосновывал принадлежность психо-' Другой короткий афоризм,
относившийся к католикам: "Die Katholiken und andere Menschen" вполне применим к
фрейдистам, пока речь идет о нежелании хоть сколько-нибудь учитывать мнение
представителей других наук: "Психоаналитики и прочие люди".
Психоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________325
анализа
к
номологическим
дисциплинам
(Erklerungswissenschaft
and.
Beobachtungswissenschaft), он даже называл психоанализ "естественной наукой о
душевном" (Naturwissenschaft йот Seelischem), предметом которой является поведение.
Если Фрейд понимал "научность", скорее, интуитивно, чем строго методологически, то
эго-психологи попытались применить процедуры и критерии логического позитивизма,
обосновывая статус психоанализа как науки, открывающей закономерности
человеческого поведения. Подобно всем ученым, психоаналитик высказывает гипотезы,
проверяемые в опыте наблюдения. Он способен предсказывать будущее поведение
пациента и протекание лечения, имеющего строго установленные стадии. Поэтому
психоанализ развивается ко все более точному знанию и он совместим с экпериментальной
психологией.
Уменьшая
значимость
влечений,
подчеркивая
самостоятельность "Я" как инстанции, которую можно "усилить" в процессе
психотерапевтического
лечения,
эго-психологи
релятивизировали
некоторые
доктринальные положения Фрейда. Обо всех влечениях мы знаем по их репрезентациям в
психике, а сами по себе влечения не входят в сознание. Конфликты имеются между
различными представлениями "Я", а не гипотетическими влечениями. Эти репрезентации
можно толковать как феномены или факты сознания, бессознательное не является какойто лока-лизуемой "внизу" сущностью, а отношение сознания и бессознательного можно
понимать функционально, а не субстанциалист-ски, как то было у Фрейда.
Тем не менее, такая подгонка психоанализа к нормам научности логического позитивизма
и бихевиоризма оказывается несостоятельной уже потому, что психоаналитик вообще не
наблюдает поведения. Пациент лежит на кушетке и проговаривает свои ассоциации,
рассказывает сновидения, а психоаналитик даже не видит выражения его лица.
Высказывания пациента о своем прошлом аналитик не может проверить на истинность
или ложность. Этого он нс может сделать и в-еилу врачебней этик^,^ в с^лу
невозможности проверки большинства утверждений, касаются ли они настоящего
пациента или его раннего детства. Более или менее прогнозируемыми являются только
реакции пациента на аналитика ("перенос"). К тому же наблюдения аналитика не
являются интер-субъективными: вместе со сменой аналитика (даже принадлежащего к той
же ассоциации) может радикально поменяться диагноз, толкование симптомов и
сновидений пациента.
326___________, ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Проблема эквивалентности понятий и наблюдений является достаточно сложной: всякая
теория, как идеальная модель, соотносится не с "чистыми" наблюдениями, выражаемыми
в "протокольных предложениях". Многие понятия науки не имеют смысла вне процедур
измерения, сбора статистического материала, регистрации латентных признаков и т.д. Но
если "факты" воспроизводятся только, в силу самого инструментария технического
контроля и измерения, а вне этих конструкций никак не дают о себе знать, то возникает
вопрос: не являются ли они именно конструктами теоретика, который затем внушает их
своим пациентам? Стоит несколько изменить процедуры психотерапии, и наблюдаемые
фрейдистами "факты" испаряются, замещаются другими. Скажем, юнгиан-цы (и многие
другие терапевты) не пользуются "кушеткой", анализируемый сидит лицом к лицу с
аналитиком, а потому не происходит регрессии в раннее детство и обнаруживаются
совсем иные психические структуры. Представим себе номологическую дисциплину, в
которой при смене наблюдателя меняются не только гипотезы или интерпретации, но и
сами наблюдения. При этом наблюдаемым "поведением" именуется поток высказываний
"объекта", и ни одно из этих высказываний невозможно проверить, а каждая теория
способствует не столько лучшему лечению каких-то психических заболеваний, сколько
росту числа тех, кто подпадает под новую классификацию (подобно тому, как "Молот
ведьм* способствовал росту числа преследуемых ведьм).
Значительно более радикальный пересмотр психоаналитической теории был предложен в
последние годы рядом психоаналитиков и философов, среди которых к самым далеко
идущим выводам пришел Грюнбаум. Для него метапсихология Фрейда уже обречена на
крах и забвение. Научный статус в психоанализе имеют некоторые частные гипотезы,
организующие опыт психотерапевтов. Они мало чем отличаются в этом отношении от
врачей других специальностей, поскольку врач, в отличие от работающего в лаборатории
ученого, всегда имеет дело с конкретными проявлениями общих закономерностей.
Опытный врач обладает тем, что часто называется интуицией, но что на деле является
способностью по отдельным симптомам устанавливать их причины. В отличие от врача,
имеющего дело с соматическими заболеваниями, психотерапевт никогда не может
обратиться в лабораторию за каким-то биохимическим анализом, подтверждающим
гипотезу о больных печени или желудке. Но в часто повторяющихся симптомах имеПсихоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________327
ются определенные закономерности, и те же свободные ассоциации ведут к неким
"болевым точкам", к конфликтам, являющимся причинами страданий. Нельзя считать, что
у нас есть научное объяснение, если на его основе мы не можем сделать предсказание.
Еще в известной статье Гемпеля и Оппенгейма о научном объяснении приводились
примеры из области психоанализа: творчество художника можно связать с его неврозом,
но тут мы имеем дело с "неполным объяснением", поскольку на его основе невозможно
точное предсказание. Неполное объяснение есть указание на существование связи между
антецедентными условиями и объясняемым явлением; такое объяснение показывает нам
направление дальнейших поисков полного объяснения. Окончательного подтвержден ния
диагноз аналитика никогда не получает, но он прибегает к вполне рациональным
процедурам объяснения, а используемые им категории организуют и направляют лечение.
Кроме того, некого* рые частные гипотезы Фрейда получили подтверждение во внеклинических наблюдениях и экспериментах.
Вывод Грюнбаума не утешителен для психоанализа: нужно отбросить практически всю
метапсихологию, сохранив лишь то, что получило подкрепление с помощью
внеклинических наблюдений или соответствует общим для всей медицины критериям
научности. Все остальное - устаревшие сказки для полуобразованных выпускников
колледжей, считающих, это у них "есть" бессознательное только потому, что об этом
написано в популярной книжке какого-нибудь шарлатана, получившего от других невежд
и обманщиков Ph. D" но не имеющего представления о современной науке, давно
разделавшейся с этими сказками.
Сходной позиции придерживаются многие другие критики психоанализа, которые не
отрицают эвристической ценности наблюдений Фрейда, хвалят психоанализ за
накопление наблюдений о поведении и мышлении невротиков, но с порога отметают все
претензии психоаналитиков на установление законов психики. Плодотворности
эмпирических наблюдений Фрейда не отвергали и такие его бескомпромиссные критики,
как Поппер и Ясперс, аргументы которых доныне не утратили своей значимости'. Но все
эти
' По существу они воспроизводятся в каждой полемической работе противников
психоанализа. В качестве примера я могу сослаться на написанную с завидным чувством
юмора книгу Э.Геллнера (Gell'ner Е. The Psychoanalytiial Movement or the Cunning of
Reason. - London, 1985). За веселыми шутками скрываются достаточно серьезные
аргументы. Ска-328_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
ценные наблюдения требуют совсем иной теории, свободной от вольного смешения
натуралистических и менталистских понятий. Психоаналитическая терапия может
остаться той же самой, но теоретическое обоснование со временем неизбежно обретет
черты нормальной номологической дисциплины.
Подобная перспектива вряд ли устраивает большинство психоаналитиков, а наиболее
проницательные из них указывают на то, что каждой существующей терапии
соответствует своя теоретическая база. Бихевиористская терапия имеет в качестве
фундамента бихевиористскую же теорию. Если психоаналитики примут в качестве
истинной теории, скажем, какой-нибудь вариант когнитивной психологии или
бихевиоризма, то им придется пересмотреть и свою практику, А это будет концом
психоанализа, что несет за собой и ряд материальных последствий для практикующих его
врачей. В условиях, когда на рынке "пси-культуры" конкурируют до 200 различных школ,
никто не станет предаваться самоубийственному пересмотру самых популярных сторон
учения, которые продолжают привлекать клиентов.
Быть может, именно поэтому столь широкое распространение получила в последние годы
герменевтическая трактовка психоанализа. Эта стратегия выживания является наиболее
тонкой уже потому, что все естественнонаучные опровержения отпадают вместе с
принятием его в качестве герменевтической дисциплины. Фрейда критикуют за
"сциентистское самонепонимание" (Хабермас), метапсихология превращается в
"метагерменевтику", а все понятия и психические инстанции оказываются терминами
"естествен-жем, Геллнер пишет, что будь психоанализ таким эффективным, как его
рекламируют, то "японцы уже давно бы его приспособили и заполонили бы рынок
самыми дешевыми, быстрыми и эффективными аналитиками" (с, 205). Не является
секретом, что в Японии и во многих других вполне "вестернизированных" странах, охотно
перенимающих американское и европейское, психоанализ не получил никакого развития.
Если учесть замечание Фрейда, согласно которому рабочие и селяне не пригодны для
анализа, то возникает вопрос об универсальности психоанализа. Он оказывается
применимым к крайне незначительной части жителей нашей планеты. Конечно, если
считать венского буржуа начала века или нынешнего представителя американского middle
class за образец и цель, к которой движется все человечество, за вершину человеческого
рода, то можно было бы надеяться, что все мы придем "к Эдипу". Но к такой
историософии не приходили даже самые истовые пропагандисты "конца истории",
"глобализации" или "вхождения в мировую цивилизацию". Homo psychoanalyticus был и,
видимо, останется достаточно редким подвидом homo sapiens.
Психоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________329
ного языка" и служат исключительно для восстановления ком^^ никации, но никак не
утверждениями
гипотетико-дедуктивлоитео-рии'.
Психотерапия
восстанавливает
нарушенную коммуникацию пациента с самим собой и с другими, а психоаналитическая
теория имеет своим объектом не природный процесс, а интеракцию врача и пациента.
Если в жизненном мире имеются каузальные связи, то это, по словам Гегеля (и Шелера),
"каузальность судьбы", а не природы: даже самые элементарные мотивы представляют
собой смысловые структуры, а не чисто природные влечения.
Психоанализ понимается сторонниками "глубиной герменевтики" как "эмансипативная
наука", которая отличается и от инструментально понимаемого естествознания, и от
исторических наук. В общении аналитика и анализируемого происходит трансформация
основных установок и ориентаций пациента, изменяется его миросозерцание. Учение
Фрейда "освобождается" от всех энергетических и гидравлических моделей и
приравнивается к "критике идеологии", как ложного сознания.
Психоанализ изначально выступал как критика существующей культуры, иллюзий,
"идолов театра". Герменевтическая интерпретация психоанализа получила развитие у
философов и аналитиков (К.-О. Апель, Ю. Хабермас, А. Лоренцер), которые в большей
или меньшей мере являются наследниками Франкфуртской школы. Уже основатели этой
школы - Адорно, Хоркхаймер - видели в психоанализе ту индивидуальную психологию,
которая может и должна быть синтезирована с марксистской социологией. "Критика
идеологии" стала центральным пунктом этой концепции.
В первоначальном значении слова "идеология" все идейные образования могут считаться
ей принадлежащими, а все специализирующиеся в области созидания и передачи идей
являются "идеологами". Сегодня мало кто пользуется этим словом в предложенном
' На это сторонники разных вариантов неопозитивизма отвечают, что сторонники
герменевтической трактовки психоанализа используют телеологические объяснения,
ссылки на мотивы. Тем самым настоящее определяется будущим - целью действия. Но
сами мотивы откуда-то взялись, они имеют причины. То, что мотивы не наблюдаются, не
является чем-то уникальным, поскольку многие детерминирующие физические процессы
факторы тоже не наблюдаются. Сторонники герменевтики, по существу, прибегают к
объяснениям post factum, не обладающим предсказательной силой и дающим лишь
видимость объяснения. Они могут быть эвристически ценными, хотя чаще всего содержат
элементы антропоморфизма и метафорические ссылки на недоступные проверке
сущности, будь то "дух", "либидо" или "экзистенция".
330_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Наполеоном значении: от него сохранился только негативный оттенок, в особенности,
там, где существовала официальная идеология и аппарат штатных идеологов. Ныне
многие из последних являются самыми первыми "разоблачителями" идеологии и
повторяют не слишком новые тезисы относительно "конца идеологии".
Возникавшая не без влияния марксизма социология знания пользовалась и пользуется
термином "идеология", подразумевая под последней не только "классовую идеологию" в
духе марксизма. В ней со времен К. Манхейма различаются частичные и тотальные
идеологии. Первые связаны, скорее, с психологически объяснимыми заблуждениями,
которые обусловлены социальным положением, но не являются преднамеренным
обманом. С введением понятия тотальной идеологии происходит дискредитация
структуры сознания политического противника во всей ее целостности, "отрицается даже
возможность того, что он способен правильно мыслить"'. Разоблачение идеологии как
"ложного сознания" скоро перестает быть привилегией марксистов, и на них самих
обращается анализ социально-экономических и психологических предпосылок мышления.
Уже Ницше выводил социализм из ressentiment черни, а Шелер и ряд других социологов
знания XX века успешно применяли такое развенчание системы идей за счет показа ее
источника. Для опровержения марксизма этим термином пользовались и пользуются
представители различных позитивистских школ, подчеркивая отличие научного знания от
ненаучных спекуляций. Идеология здесь также выступает как род "ложного сознания",
как самообман и обман других, обусловленный теми или иными интересами. Подобные
разоблачения идеалов через интересы получают самое широкое распространение в
условиях острой политической борьбы, причем сами разоблачители часто чистосердечно
возмутились бы, если б и их писания рассматривались как заданные классовым
интересом, а не универсальной научной или этической позицией. Так что обвинения в
"идеологичности" можно считать на сегодняшний день просто полемическим приемом
тех, кто замечает соломинку только в чужом глазу.
В силу целого ряда причин психоанализ сделался излюбленным средством такого
"разоблачения", идет ли речь о частичных или тотальных идеологиях. Фрейдовские
"рационализации", то есть замещения подлинных мотивов некими их скрывающими
идеаль-' Манхейм К. Диагноз нашего времени. - М., "Юрист", 1994, с. 65.
Психоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________331
ными мотивами, соединились во фрейдо-марксизме с "идеологиями" как социальными
образованиями. В понятом как "эмаи^ипа-тивная наука" психоанализе нередко видели
союзника Ideologie-kritik. Аналогии проводились между фрейдовским выявлением
защитных механизмов и "коллективным неврозом" идеологии. Правда, эти аналогии
изначально содержали в себе противоречие. Так, Хабермас признает, что идеология
служит сокрытию материального интереса, но в таком случае интерес принципиально
отличается от вытесненных в бессознательное "отколотых символов". Ведь материальный
интерес, по определению самого Хабермаса, целерацио-нален, в то время как идеология,
подобно
неврозу,
есть
патология
коммуникации.
В
рамках
дихотомии
целерациональности и ком-муникации'Хабермаса' интерес должен относиться к
монологиче-скому инструментальному мышлению. Трудности возникают и при
сравнении идеологии с вытесненными, "приватизированными" символами, выпавшими из
коммуникации. Идеология имеет массовый характер, она широко распространяется и
пропагандируется, она хотя бы частично понимается ее сторонниками, иначе она просто
не в состоянии выполнять свои функции. Она не только скрывает, но и открывает нечто
субъекту, организует его смысловые структуры и интеракцию с другими.
Еще менее убедительна аналогия между "эмансипацией" невротика и социальным
освобождением. Познание механизмов идеологического воздействия (даже если
психоанализ способен дать таковое) не уничтожает этого воздействия. Критик идеологии
тоже является "политическим животным", а политика всегда предполагает наличие той
или иной идеологии. Преодоление идеологии было бы возможно лишь в условиях
возвращения к родоплеменному строю, вместе с ликвидацией социальной и
профессиональной дифференциации, классовых и национальных противоречий. Даже
если индивид на время лишается идеологии (предположим, после прохождения лечения у
психоаналитика или в результате раздумий над очередным томом Хабермаса), то его
эмансипированное существование недолговременно. Эмансипированный индивид всегда
находится под угрозой поглощения более изощренными механизмами идеологического
воздействия, к каковым можно отнести те же труды философов Франкфуртской школы, в
которых пропо-' CM.: Habermas J. Technik lind Wissenschaft als Ideologie.- F.a.M, 1968;
Erkenntnis und Interesse. - F. a. M.. 1973.
332________________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
ведуется вариант неомарксизма. Психоаналитик видит перед собой задачу
приспособления пациента к среде, то есть к господствующим в обществе дискурсивным
системам, нормам поведения. Вполне можно истолковать такое приспособление как
возвращение в мир систематически искажаемой коммуникации, идеологических штампов.
Безоговорочная оценка психоанализа как эмансипативной науки ничуть не более
убедительна, чем признание леворадикальной философии исключительно в качестве Ideologiekritik - левые не только критикуют существующие мифы, но и производят свои
собственные.
Психология и социология являются универсальными науками, поскольку изучаемые ими
явления как бы разлиты повсюду: даже самые абстрактные физические и математические
теории созданы людьми. Психоанализ и марксизм превращают эти универсальные науки в
тотальные. "Смущает здесь то, что под именем науки выступает как раз то, что является
противоположностью науки"'. Утверждения таких тотальных наук имеют самый общий
характер и неизбежно перерастают в метафизику. Как системы тотального знания,
марксизм и фрейдизм предполагают целостное мировоззрение, тотальную установку у
своих адептов. Освоив ее, индивид действительно "освобождается" от других идеологий и
мировоззрений: ему становится "все ясно", он способен судить обо всем что угодно,
применяя одни и те же спасительные формулы, будь то "отрицание отрицания"
диалектической логики или "судьбы влечений". Там же, где действует такая тотальная
система Heilswissen, неизбежна индоктринация - большинство адептов этих доктрин
принимают их формулы не в результате свободной рефлексии. Только в сознании "левых"
(или "новых левых") могло возникнуть представление об особой "эмансипативной науке",
когда речь о психоанализе и марксизме.
Интерпретация никогда не бывает окончательной. Каким бы ни был прирост нашего
знания психологии, социологии или экономики, мы не в силах дать полную
реконструкцию "жизненного мира" того человека, который жил и действовал в другую
эпоху, либо страдал от душевных конфликтов, будучи нашим современником. Отбор даже
нам известных мотивов и фактов зависит от интереса, от любознательности, широты
горизонта исследователя.
' Jaspers К, Philosophie und Wissenschaft. - In: Bedingungen und MOglichkeiten eines neuen
Humanismus. - "Reclam", Stuttgart, S. II.
Психоанализ, мировоззрение, идеология______________________________333
Реальность, изучаемая науками о человеке, многосмысленна и по-разному предстает в
различных интерпретациях. Поэтому гуманитарные науки почти никогда не дают
номологического знания, сопоставимого с естественными науками. Тот историк, которому
"все ясно" с историей, поскольку у него имеется универсальный ключ к окончательной
истине, вроде исторического материализма, является родным братом того
психоаналитика, которому заранее "все ясно" с организацией мотивов и смыслов в душе
пациента (и любого другого человека). При этом один говорит нам, что лишь
участвующему в революционном преобразовании общества коммунисту ведом скрытый
смысл истории, а другой утверждает, что только психоаналитик проник в таинства
влечений, определяющих все "вторичные процессы". Такое самомнение вызывает
совершенно оправданный скепсис. И Маркс, и Фрейд многое нам открыли, они являются
"классиками" социологии и психологии. Но эти теории не бесспорны, отчасти уже явно
устарели. Их последователи в XX веке не единожды занимались подгонкой неудобных
фактов под универсальную схему. Она делает жизнь интеллигибельной, прозрачной для
ума. Нет ничего случайного, все детерминировано, все буквально кричит о том скрытом
смысле, который неведом постороннему наблюдателю. Но чем такие носители
"эмансипативной науки" отличаются от фанатика любого Heilswissen?
При этом сам психоанализ является социальным образованием, "движением", институтом,
а потому существует немалое число его противников, видящих в психоанализе
идеологию'. Разумеется, тут нужно взять в скобки пустопорожнюю болтовню тех, кто все
не совпадающее с "партийной линией" был готов объявить "буржуазной идеологией"
(иногда к этому добавлялись уточнения, типа "мелкобуржуазная", "реформистская" и т.
п.). В строгом смысле слова подавляющее большинство разоблачаемых таким образом
систем или теорий вообще лежат за пределами того, что можно осмысленно называть
идеологией. Последняя относится к сфере политики, а она не беспредельна.
' Примером могут служить работы Р. Кастеля (лучшая из них-С astel R. Le psychoanalysme.
- Paris, 1973). В условиях всеобщей психологизации культуры, пишет весьма уважительно
относящийся к Фрейду П. Слотер-дийк, в психоанализе не видно уже ничего, кроме
"гигантской
само-мистификации
буржуазного общества, которое подавляет,
преформирует индивидов, и в конце концов, когда им становится плохо, еще говорит им:
в этом виновато твое бессознательное". (Sloterdijk P. Kritik der zynischen Vernunft. - F. a.
M., 1983, Bd. 2, S. 540.)
334_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
Психоанализ имеет дело в основном не с публичной, а с приватной жизнью индивидов, и
уже поэтому не является идеологией. Функция последней заключается в рациональной^
артикуляции интересов, постановке целей и мобилизации индивидов для их решения.
"Век идеологии" наступил вместе с модернизацией, четким отделением приватного и
публичного, распадом институтов традиционного общества. Основанием идеологии
является культура рациональной дискурсивности: "Век идеологии предполагает
грамотность подавляющего большинства мобилизуемой публики, равно как грамотность
господствующих классов и политических элит"'. Идеологии - это символические системы
современных обществ, они опираются на научное знание и постоянно апеллируют к
науке, даже если для этого приходится выдумывать "расовую биологию" или
"пролетарскую физику". Рациональность идеологии в известном смысле ничуть не ниже,
чем у так называемой "нормальной науки" (Т. Кун), поскольку и для той, и для другой
характерна ограниченная рациональность, не видящая проблематичности собственных
основоположений. Но "парадигмы" Куна все же не зря можно считать своего рода
карикатурой на науку, поскольку в науке всегда присутствует возможность
проблематизации и критики собственных предпосылок. Разумеется, ученые обычно этой
критикой совсем не занимаются, да и индивидуальные возможности такой рефлексии не
слишком значительны. Но ученый имеет дело с объекти-вированным знанием, которое
всегда доступно для перепроверки. Идеолог может быть прекрасным знатоком
социальных наук, но он участвует в политическом процессе и смотрит на социальную
действительность с определенной точки зрения; более того, политик должен действовать,
не дожидаясь консилиума всех специалистов, которые не могут согласиться друг с другом
по многим вопросам. Политик должен вести других, принимать решения - для этого
требуются ориентиры. Идеология есть дискурс с ограниченной рациональностью, но он
необходим там, где нужно не рассуждать, а действовать. Ученый, пусть и безуспешно,
желает сделаться "зеркалом" социального бытия, идеолог желает преобразовывать
действительность, и познание не является для него самоцелью. Иными словами, ни одно
современное общество не может обойтись без идеологии, а потому каждое содержит
аппарат тех, кто хуже или лучше производит идеологические дискурсы.
' Gouldner A. The Dialectic of Ideology and Technology. The Origins, Grammar and Future of
Ideology. - N. Y., 1976, p. 40.
Психоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________335
Сходство психоанализа с идеологией заключается прежде всего в том, что в обоих
случаях мы имеем дело с "единствами теории и практики", где теоретическое объяснение
не является самоцелью. Они схожи и в том, что желают "обратить", преобразовать способ
видения мира Другого. И идеолог, и психоаналитик желают, чтобы Другой видел мир в
его перспективе: они отвергают взаимность перспектив, право другого на
самостоятельную точку зрения. На место обмена мнениями приходит контроль одного над
другим. При этом сами они считают, что обладают истиной, имеющей универсальное
значение и не подлежащей критике. "Истина одна, заблуждений много", а потому в
попытках пациента отвергнуть интерпретацию психоаналитик видит обусловленное
известными ему механизмами "сопротивление", тогда как идеологу понятно, что критика
в его адрес обусловлена теми или иными интересами. В обоих случаях постижение
искомой истины ведет к трансформации взаимоотношений с миром. И идеология, и
психоанализ дают индивиду новую идентичность, систему убеждений, которую вслед за
Пирсом и Ортегой можно назвать "верованиями" (beliefs, creencias). Такие верования
совсем не обязательно являются религиозными. Это система дорефлексивных
очевидностей, составляющих "жизненный мир", некие представления, которые являются
"само собой разумеющимися" (taken for granted). Методы "закрепления верований" могут
отличаться от тех, которые были описаны Пирсом, но они редко меняются под влиянием
научного критицизма. Идеология и психоанализ обладают иными, чем наука, средствами
принятия и закрепления таких верований. Хотя идеолог и психоаналитик могут вслед за
отцами церкви повторять: "Веруем, чтобы понимать", однако основополагающим для них
является другой тезис: "Если не поверите, то и не поймете". Истина не открывается без
обращения субъекта, а по ходу трансформации она становится для него доступной.
"Результатом постижения истины является ее возвращение к субъекту. Истина - это то,
что озаряет субъект"'. Будучи "единством теории и практики", идеология и психоанализ
объявляют себя "эмансипативной наукой", средством преобразования или исцеления
человечества.
Это формальное сходство психоанализа и идеологии все же не делает их явлениями
одного порядка. Психоанализ имеет дело с повседневной приватной жизнью, с тем, что
можно назвать "сча-' Фуко М. Герменевтика субъекта/ Социо-Логос, вып. 1. - М., 1991, с.
87.
336______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
стьем в личной жизни", тогда как идеологи хотят "счастливого будущего" для всего
человечества в каком-нибудь социалистическом или либеральном раю. Но они имеют
одинаковые предпосылки, поскольку ни идеология, ни психоанализ невозможны в
традиционном обществе. Конечно, у каждого сословия феодального общества имеются
свои интересы, а шаманы и жрецы практиковали психотерапию много раньше
психоанализа. Но и идеологии как рациональные дискурсы, и психоаналитическая
терапия требуют образованной публики, разделения приватного и публичного. Индивид в
обоих случаях должен обособиться и выйти за пределы Gemeinschaft, общины, цеха,
большой патриархальной семьи, заданной традицией иерархии и т. п. Когда
коммуникация становится проблематичной, возникает нужда и в идеологии, задающей
политические ориентиры для действия, и в психоанализе, пересоз-дающем интеракции и
трансакции. В обоих мирах индивиду требуется идентичность, а она перестает быть чемто само собой разумеющимся.
В этом смысле и идеология, и психоанализ являются наследниками религии, если
понимать под последней не современные де-но.минации, а те религии, которые
организовывали всю жизнь индивидов в традиционном обществе. Но прямые
сопоставления с религией все же неуместны, поскольку идеология и психоаналитическая
терапия являются дискурсивными формациями иного, чем религия (или миф), рода. Они
рационалистичны и в огромной мере "онаучены". Конечно, и в религии мы имеем дело не
с какой-то чисто "иррациональной" стихией. Религия сочетает в себе нуминозный опыт
божественного с рациональными схемами и идеями'. Но даже в том случае, если
психотерапевт в духе Юнга или Франкля обращает пациента к истинам религии, или
идеолог, представляющий интересы клерикальной партии, постоянно ссылается на
Библию, эти системы идей никак не подводятся под термин "религия". Иными являются и
цели, и средства. Идеология есть "порча" религии, когда Бога принуждают говорить то,
что выгодно тому или другому сословию. Идеология есть "порча" науки, когда от имени
научного знания (и со ссылками на те или другие научные теории) проповедуется система
тотального и спасительного знания.
' CM.: Otto R. Das Heilige. Ober das Irrationale in der Idee des Gottlichen und sein Verhaitnis
zum Rationalen. - MOnchen, 1963.
Психоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________337
Как и любая другая теория, психоанализ может получить идеологическое выражение.
Более того, лечение, напоминающее древние методы инициации, способствует
"обращению". Одни психоаналитики приходят к практике, которая напоминает
неортодоксальную мистику (Юнг), другие оказываются идеологами какого-нибудь
"фрейдо-марксизма" и развенчивают все прочие идеологии лишь с тем, чтобы от имени
научного знания утвердить свою собственную.
Параллели с идеологией и религией здесь можно проводить достаточно далекие - это уже
не раз делали критики психоанализа. Отчасти это сходство свойственно для всех
психологических теорий и практик, поддерживающих сформированную данным
обществом идентичность. Они служат и ее "починке", адаптации к социальной
реальности, если индивид начинает из нее выбиваться. Психологические теории имеют
дело с эмпирически доступными реальностями и в этом смысле адекватны опыту; более
того, они порождают подобный опыт. Потенциал такого порождения реальности будет
тем выше, чем больше подобная теория захватывает человеческие эмоции. "Если
психология делается социальным установлением (то есть становится общепризнанной как
адекватная интерпретация объективной реальности), она склонна насильственно
реализовываться в тех феноменах, которые она собирается интерпретировать"'. Такие
теории сами себя верифицируют - их можно отнести к self-fulfilling prophecies, и чем
прочнее позиции данной теории в обществе, тем больше оказывается число
' Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. - М" "Медиум", 1995, с.
287. "Психологические теории, - пишут Бергер и Лукман, - могут быть эмпирически
адекватными или неадекватными, но речь тут идет, скорее, не об адекватности в терминах
процедурных канонов эмпирической науки, а о схемах интерпретации, применяемых
экспертом или неспециалистом к эмпирическим феноменам повседневной жизни.
Например, психологическая теория, предполагающая существование одержимости
демонами, вряд ли адекватна при интерпретации проблем относящихся к среднему классу
еврейских интеллектуалов Нью-Йорка. У последних просто нет идентичности, способной
создавать феномены, которые можно было бы интерпретировать подобным образом.
Демоны, даже если таковые существуют, кажется, их избегают. С другой стороны,
психоанализ вряд ли пригоден для адекватной интерпретации проблем идентичности в
деревнях Гаити, тогда как некая вудуистская психология может предоставлять здесь
схемы интепретации большой эмпирической точности. Эти две психологии
демонстрируют свою эмпирическую точность благодаря их применимости в терапии, но
ни одна из них тем самым не доказывает онтологического статуса собственных
категорий". (Там же, с, 284-285).
338______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
доступных интерпретации явлений. Подтверждения приходят отовсюду, верования
объективируются, несогласные умолкают.
Правда, мы живем в тот период, когда происходят немалые перемены и в идеологии, и в
психотерапии. Достаточно указать на появление масс медиа, которые в ускоренном темпе
меняют идеологический дискурс. Идеология была порождена печатным станком,
распространением книг, газет, брошюр и листовок. Она апеллировала к рассудку и к
осознанному интересу избирателя и налогоплательщика. Уже массовое распространение
радиоприемников сделало публику объектом пропаганды совсем иного толка. Но и тут
решающее значение имело слово, тогда как с возникновением телевидения сообщения
приобрели прежде всего образный характер. Средства массовой информации все в
большей мере стремятся не информировать, а развлекать, но при этом достигается и
другая цель-манипуляции. Самые разные по своим позициям авторы согласны в том, что
рациональность в масс медиа уменьшается, причем это касается и политического выбора.
Последнюю свою статью К. Поппер написал вполне в духе своих оппонентов из
Франкфуртской школы, говОря в ней о необходимости общественного контроля за масс
медиа (статья была написана под впечатлением "теле-путча", совершенного Бер-лускони).
Никого из нас не удивляет то, что борьба за господство на телевидении так занимает
политиков.
Информация фильтруется любыми посредниками, но сегодня сам образ реальности
зависит от масс медиа. Идеологии имели дело с рациональностью письменного текста,
тогда как на экранах развертывается соревнование актерских и режиссерских талантов.
Серьезные газеты на Западе читает 5-7% населения, телевизор смотрят почти все.
Создаваемая масс медиа "виртуальная реальность" куда менее рациональна, чем
идеология, которая остается сегодня делом элит, но находит все меньший отклик в массах.
Уменьшение роли идеологии происходит не за счет роста рациональности мышления, а за
счет резкого ее уменьшения'. Сегодняшние масс медиа производят бесконечно растущее
число сообщений, которые стоят все дешевле per capita. Драматургия и мифология (в
смысле Р. Барта - "миф как похищенный язык") внешне заменяют идеологию,
производители которой все в большей степени ока-' Си.: Gouldner A. The Dialectic of
Ideology and Technology. The Origins, Grammar and Future of Ideology. - N. Y., 1976, p. 168170.
Психоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________339
зываются жителями университетских кампусов. Техники "индустрии сознания", конечно,
выходят из этих университетов, но они представляют интересы могущественных
корпоративных интересов. "Побеждают большие батальоны", как сказал однажды
Наполеон. Сегодняшняя идеология требует профессионалов от массовой психологии и
шоу-бизнеса.
Психоанализ не является тотальной идеологией типа марксизма, но он имеет прямое
отношение к вышеупомянутой "индустрии сознания" и к идеологии постиндустриального
общества. Психоанализ представляет собой корпорацию, которая принадлежит отчасти к
научному, отчасти к медицинскому сословию. Психоаналитики принадлежат к тому
Knowledge Class, который находится в конфликте со старым средним классом, но в то же
самое время они экономически не заинтересованы в дальнейшем огосударствлении
медицины. Если посмотреть на практикующих аналитиков с чисто экономической точки
зрения, то они предстанут как своего рода ремесленники, представители "свободных
профессий", сталкивающиеся с государством, желающим поставить их деятельность под
свой контроль. Там, где они подчиняются государственному регулированию хотя бы через
кассы страховой медицины, они теряют часть своих доходов', от них требуют быстрых
результатов, сопоставимых с работой психотерапевтов других ориентаций. Иначе говоря,
из "свободного художника" он делается наемным работником, занятым не "штучной", а
"поточной" работой. С другой стороны, сделавшись таким подконтрольным работником,
психоаналитик становится частью института, который может получить заказ от фирмы
или государственной организации. Сегодняшние психоаналитические институты
ограничивают свободу и размер гонорара, зато дают возможность участвовать в
исследованиях, проводимых на деньги фондов, банков, страховых компаний и т. п.
организаций.
Еще одно обстоятельство отличает психоанализ от академической медицины. Любой
участковый врач знает, что немалую часть его пациентов составляют люди мнительные,
озабоченные своим
' Прежде всего за счет того, что исчезает возможность скрывать немалую часть своих
доходов от налоговых служб. Размер выплачиваемого пациентом гонорара практически
невозможно проконтролировать, пока психоаналитик ведет прием на дому. Этим широко
пользуются многие аналитики.
CM. Compagnon A., Schneider M. Economic e" march6 de la psychanalyse en France. Critique, 1975, № 333. p. 101-129.
340_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития
состоянием здоровья или даже придумывающие себе болезни. Опытный врач не
разоблачает их как "симулянтов", но прописывает безвредные и недорогие витамины,
советует гулять на свежем воздухе, соблюдать диету и т. д. Сегодня чрезвычайно велико
число тех, кто постоянно чувствует усталость (есть даже синдром постоянной усталости),
кто находится в стрессовой ситуации, порождающей не только конфликты с другими, но и
соматические недомогания. Но у врача имеются определенные критерии, по которым он
отличает здоровье от болезни, и он не станет лечить того, кто просто жалуется на
недомогание. Есть сколько угодно человеческих страданий, которые лежат за пределами
медицины.
В психоанализе такие критерии практически отсутствуют. Всякий человек является
потенциальным невротиком, и всякое душевное недомогание может интерпретироваться в
терминах Фрейда. В результате жалующийся на постоянную усталость начинает
"отдыхать" на кушетке аналитика и за три года анализа его состояние улучшится; тот, кто
постоянно вступает в конфликты на работе и дома, станет разумнее и спокойнее, но это
вряд ли можно считать специфическими результатами терапии. В. Франкль имел
основания критиковать психоаналитиков за то, что они берутся "лечить" тех, кто
испытывает муки совести или печаль по утраченному родственнику. Аналитики
"медикализируют" человеческие проблемы, которые вообще не имеют никакого
отношения к врачебному искусству. Разумеется, есть хирурги, совершающие
дорогостоящие и ненужные операции, но в случае психоанализа сама теория подталкивает
к предельно широкому пониманию болезни. Даже если не брать явные злоупотребления (а
они тоже нередки), фрейдисты склонны считать своими пациентами всех и каждого.
Надежная статистика отсутствует, но по ряду свидетельств пациентами часто
оказываются либо лица с заболеваниями, которые лечатся средствами соматической
медицины - куда быстрее, дешевле и надежнее, либо вообще здоровые люди.
По своим основополагающим установкам психоанализ - наследник Просвещения, целью
которого, как писал И. Кант, является "выход человека из состояния своего
несовершеннолетия, в котором он находится по своей вине". Девиз Просвещения - Sapere
aude - имей мужество пользоваться собственным умом. Поэтому было бы несправедливо
объединять учение Фрейда с некоторыми другими "терапиями", которые имеют своей
целью не освобождение человека из-под власти иррациональных сил, страха и болезПсихоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________341
ни разума, а его подчинение той или иной социальной организации. Говоря о том, что
психоанализ сделался "церковью", что аналитики подобны шаманам и жрецам, я все же не
отождествлял его с какой-нибудь "Церковью Сайентологии", использующей
психотехнику ("Дианетику") для манипуляции своими адептами, для превращения людей
в счастливых роботов. Психоанализ является частью современной культуры, а она во все
времена была, по словам Гегеля, "работой высшего освобождения", "тяжким трудом,
направленным на преодоление голой субъективности поведения, непосредственности
вожделения, а также субъективной суетности чувства и произвола желаний"'.
Правда, еще полвека назад Т. Адорно писал о том, что с помощью мыльных опер и
популярных изложений в журналах психоанализ проник в самые глухие углы. Это
поставляемое наподобие готовых платьев Просвещение отнимает у человека последние
возможности опыта самого себя: организованная посредством масс медиа культура
трансформирует не только спонтанные реакции людей, но и способ видения
психоаналииков, которые подгоняют под свои готовые формулы страдания пациентов.
"Снятие рационализаций само сделалось рационализацией. Вместо работы по
самоосмысле-нию обучаемые получают возможность подводить все конфликты влечений
под понятия комплекса неполноценности, привязанности к матери, экстраверта или
интроверта, которые им, собственно, ничего не позволяют достигнуть. Ужас перед
бездной собственного Я сменяется сознанием, для которого все происходящее мало чем
отличается от артрита или воспаления носовых пазух"^ Сходные оценки психоанализа мы
встречаем у многих критиков современной цивилизации, но слишком часто они готовы
буквально во всем найти то "отчуждение", то какой-нибудь "аппарат принуждения",
служащий анонимной и калечащей человека власти,
Хотя среди психоаналитиков не являются редкостью "гуру" и даже шарлатаны, основная
их деятельность определяется клятвой
' Гегель Философия права. - М., "Мысль". 1990, с. 232. ^ A dorno Т. Minima Moralia, - F. a.
М., 1951, S. 78. Разумеется, Адорно связывает это со своим пессимистическим видением
позднекапиталисти-ческого общества: психоанализ сделался частью и орудием того
Сверх-Я, в котором Фрейд видел источник неврозов. Тем самым "последняя, задуманная
великой, теорема буржуазной самокритики стала средством для того, чтобы на последней
фазе буржуазного самоотчуждения сделать его абсолютным..." (Ibid., S. 79).
342______________ПСИХ О А Н А Л И 3 . Истоки и первые этапы развития
Гиппократа. В отличие от вещающего от имени какой-то "вечной истины" целителя или
желающего обращать в свою веру проповедника, психоаналитик, во-первых, занят
медицинской деятельностью, зЗ которую он получает гонорар; во-вторых, его целью
является самостоятельность и зрелость человека, его способность критически мыслить.
Вряд ли правы "антипсихиатры", делающие из психоанализа удобную мишень для
критики "отношений господства-подчинения". Разумеется, между врачом и пациентом
всегда существует отношение неравенства: один знает причины страданий, -другой их не
знает, один командует, другой подчиняется и т. д. Когда здоровье или даже жизнь одного
индивида зависят от другого, то такое неравенство неизбежно, и пациент вынужден
принимать на веру предписания врача. "Врач всегда оставался для больного человеком,
обладающим магической властью над его здоровьем и жизнью, идет ли речь о тех
временах, когда медицина была главным образом магией, либо когда медицина стала
наукой. Этот элемент веры в магическое могущество людей медицины важен для терапии
- независимо от того, опирается ли она на научные предпосылки или держится только на
предрассудках"'. Но если медик начинает пользоваться этой верой больного во всесилие
собственной теории, то он приближается к "гуру": в опыте "инициации" всякий пациент
должен находить предустановленные теорией истины. В практике психоанализа
безусловно присутствует внушение, обеспечивающее такое "подтверждение" своих идей.
Иными словами, теорию принимают не посредством критического мышления, но в силу
определенным образом организованного внутреннего опыта. Такое его структурирование
часто вступает в противоречие с заявленной просветительской целью. Весьма спорные
гипотезы или уже отвергнутые наукой идеи принимаются на веру. Хорошо известно, что
вера способствует исцелению, но ни успешность лечения, ни сама вера ("инсайт"
анализируемого) не являются доказательствами верности теории.
Правда, психоанализ с момента своего возникновения не ограничивался медицинскими
целями. Он во многом поспособствовал тому^что события социальной жизни стали
оцениваться в терминах психопатологии, а моральные оценки политических действий
подменяются поиском "комплексов" и наклеиванием психиатрических ярлыков.
Психоаналитики здесь не так уж оригинальны:
' Kepinski A. Rytm zycia. - Krakow, 1983, p. 248.
Психоанализ, мировоззрение, идеология_____________________________343
врачей, пытающихся вывести этику из медицины, бранил еще Пет-рарка", а
современниками Фрейда были те врачи-позитивисты, которые вслед за Ломброзо что
только не объясняли с помощью кажущихся сегодня дикими теорий. Эту манеру по
любому поводу уничижать оппонента ярлыками, вроде "крыша поехала", переняли
политики и журналисты. "Излюбленными терминами социальных аналитиков,
рекрутируемых средствами массовой информации из всех сфер духовной жизни общества,
являются и специализированные психиатрические понятия - эйфория, апатия, истерия,
невроз, фобия и т. п. Все такие диагнозы без малейших оговорок распространяются на
массовую психологию и в массовом сознании приобретают легитимный диагностический
статус"^ Психоанализ возлюбили малограмотные журналисты, выводящие сталинский
или гитлеровский режимы из личной психопатологии диктатора, а участники
политических игрищ кричат о том, что вся страна обезумела, коли она не желает
голосовать так, как им угодно. К медицине все это не имеет никакого отношения, но если
не учитывать роли психоанализа в современной "пси-культуре", то будет упущена одна из
главных причин его сохраняющегося влияния.
Психоанализ не является ни естественной, ни социальной наукой, но это не означает, что
он лишен всякого содержания и ничего не говорит нам о современном человеке.
Психотерапевты не являются шарлатанами или мошенниками, как не были ими знахари,
' Его инвектива против медиков, которые не столько заняты своим делом, сколько
риторикой и сочинением слабых философских трактатов, относится ко многим
сподвижникам Фрейда: "тебе, а гораздо больше твоим больным поможет, если ты будешь
немым, не оратором... Только тогда ты станешь думать о лечении, сейчас думаешь о своих
речах, и все твои речи кончаются ничем - или нет, ошибаюсь: твоим позором и чужой
погибелью... При том, что ни одна порода людей не лишена до такой степени цветов
красноречия, ни одна не нуждается в них меньше, вы все равно хотите называться и
риторами, и ораторами, и поэтами, и философами, и апостолами, и воскресителями, - хоть
вы совершенное ничто, пустые слова, легковесные безделки" (Петрарка Ф. Эстетические
фрагменты.-М" "Искусство", 1982, с. 254-255). Достаточно послушать то, что говорят по
любому поводу психоаналитики с экрана телевизоров, посмотреть, как они принимают
позы то священнослужителей, то мудрецов, то политологов, то "свободных художников"
во время talk-shows, чтобы оценить место психоанализа в современной культуре. К
медицине все эти заклинания не имеют ни малейшего отношения.
2 Головаха Е. И., Панина Н. В. Социальное безумие. История, теория и современная
практика. - Киев, "Абрис", 1994, с. 10.
344_______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития
жрецы или экзорцисты'. Психоанализ напоминает те древние учения, которые соединяли
философскую спекуляцию с той или иной практикой психической регуляции. От того, что
йога, даосизм или дзен-буддизм по своему идейному содержанию очень далеки от
бихевиоризма, они ничуть не утрачивают своей привлекательности, причем не только для
индийцев, китайцев или японцев. Йог обнаруживает у себя в практике медитации
связанные друг с другом чакры, психоаналитик в процессе Lehranalyse или его пациент во
время лечения находит у себя стадии развития либидо. Это некие виртуальные
реальности, открывающиеся только в таком опыте общения или медитации. В ином опыте
ничего подобного не открывается. Опыт не сводится к экспериментам науки, в
психологии область квантифицируемого и строго объяснимого вообще крайне
незначительна. Пусть психоанализ дает лишь видимость объяснения происходящих в
нашей душе процессов, но если б он не был эффективной формой психотерапии, если бы
наши современники вообще не обнаруживали у себя "комплексов", то его бы уже давно не
существовало. Он представляет собой Heils-или Erlosungswissen человека технической
цивилизации, который с немалым трудом приспосабливается к жизни в мегаполисах.
Древние верования и ритуалы либо ушли, либо существуют на задворках современного
общества. Вероятно, сохраняющаяся популярность психоанализа связана с тем, что он
представляет собой своего рода мифологию, но она по необходимости приобретает
наукообразную форму у получившего университетское образование представителя
среднего класса.
Конечно, любой историк религии или богослов может заметить, что это довольно убогая
система Heilswissen, лишенная великих символов и всякой поэзии. Но она вполне
устраивает человека большого города, а один из лучших поэтов Германии задавался
вопросом о неуместности поэзии "во время нужды": ...and wozu Dichter in durftiger Zeif"
^ Слова антрополога об австралийских знахарях вполне применимы к психоаналитикам:
"Конечно, среди знахарей могут иногда встречаться и негодяи..., но это верно в
отношении всех профессий. Однако для тех, кто прошел через ритуальный и
спиритуалистический опыт умирания и возвращения к жизни, существует и высокий
идеал поведения... их способность приобретается не легко, она дается "свыше" и может
быть сохранена только строгим соблюдением правил. Знахари не являются группой
мошенников. За ними стоят верования всего сообщества". Элкин А. П. Австралийские
аборигены// Магический кристалл. - М., "Республика", 1992, с. 175.