Естественно-научное, социальное и гуманитарное знание
advertisement
Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Уфимский государственный нефтяной технический университет» Кафедра философии Естественно-научное, социальное и гуманитарное знание: концепции, специфика и развитие Учебно-методическое пособие Уфа 2009 Предназначено в помощь аспирантам всех специальностей, изучающих курс «История и философия науки». Также полезно для студентов по теме «Научное познание» в курсе «Философия». Включает историю концепций научного знания; структуру, динамику, развитие естественнонаучного знания; специфику и архитектонику гуманитарного знания, вопросы и список литературы. Составители: Авдонин А.Н., проф., д-р филос. наук Бондаренко Г.В., доц., канд. филос. наук Рецензент: Орешников И.М., проф., д-р филос. наук Уфимский государственный нефтяной технический университет, 2009 2 Содержание 1. 2. 3. 4. 5. 6. История концепций естественно-научного знания……....……….2 Развитие понимания гуманитарного знания……………………..19 Структура, динамика, развитие естественнонаучного знания….26 Специфика гуманитарного знания………………….…………….37 Вопросы…………………………………………………………….45 Список литературы…… ……… ………………………………..46 3 Современное общество невозможно без знания, особенно без наиболее достоверной его части – естественно-научного знания и опирающейся на него техники. Если мысленно убрать из нашей жизни эти составляющие современной культуры и цивилизации, то большая часть населения исчезнет с поверхности Земли, потому что существует только благодаря созданным на их базе эффективным технологиям производства. С другой стороны, развитие военной техники, появление средств массового поражения привело к тому, что даже локальные социальные конфликты чреваты уничтожением человечества. Продолжение нашего существования, следовательно, основывается и на социальном знании, обеспечивающем мирное сосуществование между различными группами общества, а дальнейшее и устойчивое его развитие связано с гуманитарным знанием, одухотворяющим отношения между людьми, отношения людей, техники и природы. Таким образом, существование и эволюция человечества все более и более зависят от опережающего технику развития естественно-научного, социального и гуманитарного познания и знания, от качественного и эффективного их усвоения будущими инженерами. 1. История концепций естественно-научного знания Научное знание держится на двух «китах»: эксперименте и математике. В этом смысле естествознание начинается лишь в XVII веке, с развития Галилеем, Декартом, Ньютоном и другими учеными классической механики, науки о пространственно-временном перемещении материальных тел. Уже тогда в классической механике произошло построение первого научного знания с неотрефлексированным эмпирическим и теоретическим уровнем. Создатели механики были наивно убеждены, что их научные построения относятся к реальным вещам. Поэтому философское обоснование научного знания выразилось в появлении эмпирического сенсуализма и рационализма. Родоначальником философской традиции эмпирического сенсуализма был Ф.Бэкон. Именно он поставил во главу угла рассуждений о научном познании опыт, т.е. наблюдение и эксперимент, резко отрицательно отнесся к умозрительным, т.е. оторванным от наблюдения и эксперимента, средневековым рассуждениям об окружающем человека мире и самом человеке. Именно опыт, по мнению британского философа, создает первичные достоверные знания, исходя из которых, исследователь с помощью индукции восходит к достоверно-общим научным знаниям. Он превозносил достоверность мышления и принижал достоверность знаний, получаемых из наблюдений и экспериментов, эмпиризм был убежден в недостоверности мышления. Правда, уже тогда возникли существенные проблемы. Декарт предлагал сформулировать основоположения, а из них логически последовательно и непротиворечиво вывести все имевшиеся тогда научные знания. Однако в 4 обосновании научных знаний появился «призрак» бесконечного регресса. Действительно, допустим, мы нашли основания научного знания, но они сами должны быть обоснованы. Значит, необходимо выявлять основания оснований и так далее до бесконечности. Обратиться за помощью к эмпирическому, чувственному познанию было нельзя в силу его недостоверности. Французский мыслитель прекрасно понимал возникшую проблему и для ее решения, «остановки» бесконечного логического регресса, постулировал идею врожденных знаний. Гарантом достоверности и универсальности врожденных знаний выступал в декартовой философии Бог. Локк подверг жесткой критике введенные Декартом в гносеологию врожденные идеи, опираясь на фактические данные медицины и детской психологии, этнографические сведения о жизни народов неразвитых стран. Даже всеобщие принципы знания, включая законы тождества и запрета противоречия нельзя найти у детей, идиотов, дикарей и необразованных людей. Если же врожденных знаний нет, то до чувственного опыта сознание человека представляет собой «чистый лист бумаги», «незаполненную дощечку (tabula rasa)». Он придает материалистический смысл известной формуле: нет ничего в разуме, чего бы не было прежде в ощущениях. В основе познания лежит внешний и внутренний чувственный опыт, причем, внутренний опыт возникает под воздействием внешнего опыта. Но исследование внешнего опыта приводит Локка к жесткому разграничению первичных и вторичных качеств. Под первичными качествами он понимает протяженность и длительность, величину, фигуру, сцепление, толчок, взаиморасположение частиц, механическое движение, покой и плотность, непроницаемость тел. Первичные качества присущи телам, неотделимы от них, воспринимаются согласованно различными органами чувств, точно ими воспринимаются. Под вторичными качествами им понимаются цвет, запах, звук, вкус, боль, тепло и т.п. Вторичные качества возникают при восприятии внешнего мира, связаны с представлениями и мышлением. Они появляются в процессе взаимодействия между субъектом и объектом познания, несут в себе признаки того и другого, поэтому они не воспроизводят свойства внешних тел такими, какими эти свойства существуют в объективной действительности. Способа отделения первичных качеств от вторичных качеств у Локка не было. Другая трудность связана с образованием общих понятий из единичных понятий, воспроизводящих единичные тела, посредством выделения, абстрагирования присущих им общих свойств. Проблема заключается в сложности определения границ круга объектов, к которым относится конструируемое общее понятие. Определяя границы, мы вынуждены неявно руководствоваться уже имеющимся у нас предвосхищением создаваемого понятия, так как неопределенность границ без данного условия делает невозможным его возникновение. Получается порочный логический круг. Беркли дал субъективно-идеалистическое разрешение проблем, поставленных Локком. Во-первых, он отождествил первичные качества с вторичными качествами, а вторичным качествам дал только субъективистское 5 истолкование. Результатом этого отождествления стала формула: существовать, значит, быть чувственно воспринимаемым. Тела, вещи есть комбинации отдельных ощущений, складывающиеся в чувственные восприятия, за пределами которых ничего нет. Материя исчезает, превращается в ощущения. Ирландский мыслитель разрушил наивно-материалистическую уверенность в том, что, исходя из ощущений, можно вывести существование внешнего мира и его отражение в ощущениях. Действительно, мы имеем дело только с соединенными «намертво» друг с другом ощущениями и материальными предметами. И сравниваем мы не ощущения с предметами, а одни ощущения с другими ощущениями. Но вместе с материей исчезает и любое другое, в том числе божественное, сознание, потому что оно не существует в моих ощущениях даже в качестве их комплекса, как существует, бывший до «открытия» ирландского философа, материальным предмет. Таким образом, из рассуждений Беркли необходимо следовала «логическая смерть Бога». Перед ним замаячил призрак солипсизма с максимой: существует только мое индивидуальное сознание и его ощущения. Это противоречило здравому смыслу и религиозному чувству английского мыслителя. Он «спасает» существование других душ, нелогично ссылаясь на доводы разума, а существование Бога вводит по абсолютизирующей индивидуальное сознание аналогии. Но метод аналогии не может дать достоверное знание. Во-вторых, им была развернута номиналистическая репрезентативная концепция общих понятий. Согласно этой концепции, одна из единичных чувственных идей, ощущений, играет роль заместителя, репрезентанта целого класса других единичных чувственных идей, ощущений. Иначе говоря, познавать общее – значит чувственно воспринимать и представлять единичное. От общих понятий и, стало быть, от сформулированных с их помощью научных законов не остается и следа. Юм также берет за основу своей философии непосредственно существующий в нашем сознании чувственный опыт, состоящий из ощущений и эмоциональных состояний. Понятия возникают в результате случайно и временно появляющихся в нас ассоциаций, сцеплений чувственных образов. В ассоциациях по сходству, по пространственной смежности и по причинноследственной зависимости он видит главный способ мышления посредством чувственных образов. Причинно-следственная связь – единственная ассоциация, которая, если удастся обнаружить ее объективное, независимое от сознания, существование, может связать мир вне нас с миром в нас, т.е. миром наших ощущений, поэтому Юм подвергает ее скрупулезному исследованию. Логически, до чувственного опыта, вывести объективность необходимого порождения причиной следствия нельзя, так как ассоциативное понятие причинной связи опирается на находящиеся в чувственном опыте ощущения. Только из чувственного опыта ее вывести тоже нельзя, потому что нам дана лишь вторая половина причинной связи: не имеющее исключений появление ощущения как следствия. Что стоит за повторяющимся следствиемощущением и порождает его, мы в принципе не знаем и не можем знать. По6 этому невозможно доказать ни существование, ни отсутствие существования как материи, так и высшего духа, Бога. Вместе с ними под «гильотину» юмовского скептицизма попадают объективные основания научного знания, не только достигшего в это время впечатляющих успехов, но и начавшего давать весомые материальные результаты. Скептицизм Юма пробудил Канта от «догматического сна». Он принял вызов Юма и взялся за критическое обоснование возможности научного знания. С одной стороны, Кант, в отличие от Юма, признает существование внешнего мира, воздействующего на нас и вызывающего в нашем чувственном опыте единичные и случайные ощущения. С другой стороны, для него несомненно, что мы обладаем общими и необходимыми, например математическими и физическими, знаниями. Возникает вопрос: откуда берутся эти знания? Из порожденного объектом познания единичного и случайного чувственного опыта они не могут быть получены. Значит, основание общих и необходимых знаний существует в нашем сознании до чувственного опыта, как доопытная, априорная форма, возможность научного знания. И он полагает, что пространство и время – априорные формы чувственной возможности математического познания, а другие категории философии – априорные формы рациональной возможности естественно-научного познания. Априорные формы с помощью познавательной деятельности субъекта накладываются на хаос единичных и случайных ощущений и конструируют предметы познания, привнося в них субъективный порядок и законы. Конечно, сконструированные субъективным способом предметы и законы, описывающие их строение и движение, никакого отношения к объекту научного познания не имеют и иметь не могут. Они характеризуют только то, как сконструированные нашей познавательной деятельностью вещи представлены нам, существуют для нас. Вещи же, существующие сами по себе, есть принципиально непознаваемые вещи в себе. Попытки же философского познания вещей в себе, мира во всей его бесконечности и вечности несостоятельны, так как приводят к неразрешимым противоречиям, антиномиям. Поэтому Кант ограничивает познание только сферой вещей для нас, «вещей», сконструированных нашей познавательной деятельностью из априорных форм познания и представленных чувственным познанием ощущением. Так получается кантовское учение о непознаваемости объективного мира, агностицизм. Разделение всего существующего, в т.ч. человека, на мир «вещей для нас» и мир «вещей в себе» дало возможность Канту найти место моральной свободы человека, вытесненной механистической необходимостью из сферы «вещей для нас», природы в сферу «вещей в себе». Но в реальной нравственной жизни моральная свобода человека находится под действием природной необходимости чувственного влечения, склонности, поэтому для обоснования моральной свободы человека философу пришлось ввести постулаты о бессмертии души и бытия бога, гаранта существования моральной свободы человека. 7 Идеи противоречия и активности субъекта познания была подхвачена соотечественниками Канта И. Фихте, Ф. Шеллингом и были объективированы в абстрактно-идеалистической философии Г.В.Ф. Гегеля. Гегель на основе развития построил самую фундаментальную теорию диалектики, которая, однако, не оказала никакого влияния на современное ему научное знание. К. Маркс и Ф. Энгельс создали концепцию диалектического и исторического материализма, внесли существенный вклад в развитие трудовой теории стоимости. Центральной, системообразующей идеей марксистской философии является идея практики. Практика – это целенаправленная материальная деятельность людей, в процессе которой они преобразуют мир и самих себя. Она лежит в фундаменте как познания, так и социального бытия. В области познания практика (наблюдение и эксперимент) есть основа, движущая сила, цель познания и критерий истины. Опирающаяся на практику познания философия представляет собой диалектический материализм, который дает грандиозную картину всеобщей связи развивающихся материальных объектов, порождающих на одном из них, планете Земля, человека и его сознание. В области социальной реальности практика есть, главным образом, материально-производственная деятельность людей и ее материальные результаты, на которых покоятся существование и развитие общества. Материальнопроизводственная деятельность состоит из производительных сил и производственных отношений. Производительные силы включают в себя средства производства, материально-вещественные условия трудовой деятельности и людей, осуществляющих трудовую деятельность. Производственные отношения есть отношения людей по поводу присвоения средств производства и материальных благ. Они разделяются на два типа: частную и общественную собственность на средства производства. При частной собственности на средства производства появляются два класса: класс эксплуататоров и класс эксплуатируемых. Производственные отношения образуют базис общества, определяющий надстройку, общественные учреждения, в том числе государство, и общественное сознание, т.е. классовые ощущения, мысли, чувства и волю. Всегда изменяющиеся производительные силы, со временем, перерастают устойчивые производственные отношения, между ними возникает конфликт, который при капитализме разрешается социальной революцией и переходом общества к новому типу производственных отношений, в конечном счете – к коммунистическим производственным отношениям, утопическому светлому будущему всего человечества. Итак, практика – критерий истинности знания о той или иной стороне материального объекта познания. Сначала знание, подлежащее проверке на истинность, преобразуется в целевое представление изменяющей объект познания деятельности, потом осуществляется эксперимент и результат эксперимента сравнивается с целевым его образом. Если они соответствуют друг другу, то истинность проверяемого знания установлена, если нет, то в знании есть элемент заблуждения. Но посмотрим на положительный итог предложенной процедуры более внимательно. Разве мы смогли установить соот8 ветствие идеального образа будущего результата эксперимента с полученным в ходе его новым состоянием материального объекта познания? Нет. Мы установили соответствие целевого представления чувственному восприятию результата экспериментальной деятельности. Вместе с тем существование независимого от сознания мира подтверждается его сопротивлением нашим практическим действиям, которое непосредственно выражается в несоответствии между целевым представлением и чувственным восприятием материального результата эксперимента. Последовательное уменьшение несоответствия между целевым представлением, чувственным восприятием и объектом познания реализуется с помощью существенной корректировки наших знаний и целевых представлений в ходе всей последующей познавательно-практической деятельности. «Мина», заложенная Кантом под объясняющую все и вся теоретическо-рационалистическую философию, взорвалась после краха общеевропейской буржуазной революции 1848 года. Внимание философов повернулось в сторону эмпирического и иррационалистического объяснения действительности. Эмпирическую линию развития выражает родоначальник позитивистской философии – О. Конт. Он выделял три стадии развития истории и человеческого духа, отмечал, что исторически первой появляется теология, объясняющая мир посредством сверхприродных сил, которая, в свою очередь, сменяется метафизикой, т.е. философией. В философии мир явлений объясняется абстрактными сущностями. Наука сменяет философию и ставит на место абстрактных сущностей точные законы, метафизика же на научной стадии превращается в позитивную философию. Позитивизм понимал научное познание как накопление экспериментальных фактов, их описание и предвидение с помощью законов. Объяснение из науки исключается потому, что оно было отличительной чертой метафизического познания, преодоленного его позитивной философией. Законы – не выражение сущностных связей, а устойчиво повторяющиеся отношения явлений. Науке следует заниматься только описанием внешней структуры явлений, отвечать на вопрос: как протекают явления? А не на вопросы: что они в своей сущности есть? Почему они протекают так, а не иначе? Законы науки описывают лишь наблюдаемые отношения между явлениями. Такая трактовка законов была продолжением традиции эмпиризма и феноменалистического описания метафизики Локка, Беркли и Юма. С другой стороны, Конт воспроизводит позицию И. Ньютона, провозгласившего лозунг: «Физика бойся метафизики!». Ирония истории заключалась в том, что антифилософский настрой Ньютона не уберег его от введения в механику метафизического по своей сути понятия абсолютного пространства и времени. Описательное экспериментально-математическое понимание научного знания сочеталось у английского физика с прочными религиозными взглядами на мир и мироустройство. Он старался обойтись без умозрительных построений и не ставил перед собой задачу выяснить причину всемирного тяготения. Религия располагалась в мировоззрении Ньютона 9 на месте философии. Конт думал, что наука на позитивной стадии развития человеческого духа вытеснит религию. Британский последователь Конта Дж. С. Милль, в отличие от него, восстанавливает значение открытия причинных связей между явлениями в научном познании и разрабатывает логический метод их установления. Г. Спенсер полагал, что глубинные основания законов находятся в непознаваемой сфере. Непознаваемая сфера – это предмет не науки, а религии. Философия же, как и наука, должна заниматься миром познаваемых чувственных феноменов, обобщать и систематизировать их, только на более высоком уровне обобщения. Качественной, принципиальной разницы между наукой и позитивистской философией нет. Следующий шаг был сделан классиками марбургской школой неокантианства: Г. Когеном, П. Наторпом и Э. Кассирером. Они убирают из кантовской философии «вещь в себе», вызывающую ощущения. Но тогда ощущения теряют свою гносеологическую самостоятельность и не могут быть основаниями научного познания. Математика является продуктом свободной деятельности рассудка, а не результатом обобщения чувственных данных при образовании абстракций. Не чувственность, а мышление – первоисточник науки. Научное знание получает основание в «чистом» мышлении, математике. Неопозитивизм Б. Рассела, Л. Витгенштейна, Р. Карнапа и других в своих гносеологических основаниях был попыткой соединения чувственного и рационального начал познания, разработкой знакового аспекта научного знания и осмыслением эмпирического, теоретического уровней научного познания. Рассел пришел к философии из логики и математики. Исходным пунктом стало обнаружение парадоксов, противоречий в теоретикомножественных основаниях математики; математики, считавшейся до того единственным образцом непротиворечивости в сфере нелогического знания! Парадокс Рассела формулируется следующим образом. Математика использует понятие множества всех множеств. Существуют два типа множеств: 1) не включающие себя в качестве собственного элемента, например множество людей; 2) включающие себя в качестве собственного элемента, например множество библиотек. Возникает вопрос, к какому типу относится множество всех множеств, не включающих себя в качестве собственного элемента? Если оно принадлежит к первому типу множеств, то, по определению, является элементом самого себя, т.е. принадлежит ко второму типу множеств. Но оно не может принадлежать к этому типу множеств, так как включает в себя только те множества, которые не являются собственными элементами. Рассел иллюстрирует парадокс теории множеств парадоксом «Брадобрей». Единственный брадобрей в деревне получил приказ брить только тех, кто не бреется сам. Должен ли он брить самого себя? Если он не будет бриться, то должен себя брить. Если он бреется сам, то он не должен этого делать. Парадокс Рассела напомнил о парадоксе «Лжец», известном древним грекам. Критянин Эпименид говорит: «Все критяне лгут». Получается, что если он говорит правду, то лжет; если говорит неправду, то утвер10 ждает истину. Существует поясняющая его история о женщине и крокодиле. Крокодил утащил у женщины ребенка, женщина стала плакать и умолять крокодила вернуть ребенка. Крокодил ответил: «Если ты угадаешь, что я сделаю, я верну ребенка. Если не угадаешь, то не верну». Женщина сказала: «Ты не вернешь ребенка». Теперь крокодил задумался: «Если он вернет ребенка, значит, женщина не угадала, и он не должен его возвращать. Но если он не вернет, то значит, женщина угадала, и по уговору он должен ребенка вернуть. Как же тут быть?». Говорят, крокодил думал, думал, думал, пока не умер. Крокодила не стало, а парадокс остался. Причина парадоксов – смешение языка и логического мышления, средство его разрешения – логическое прояснение языка. Во-первых, он отделил уровень языка, относящегося к признакам множества предметов от языка, говорящего о множествах множеств. Во-вторых, отделил имена, непосредственно указывающие на объекты от описаний, которые могут функционировать, как имена не существующих предметов. Например, «крылатый конь» Пегас. Роль первых в неопозитивизме играют протокольные предложения, фиксирующие в языке чувственно-образные результаты наблюдений и экспериментов, которые непосредственно соотносятся с индивидуальными объектами. Протокольные предложения образуют эмпирический базис науки, независимый от теоретического уровня научного знания. Описательные предложения выражают теоретический уровень научного знания. Но тогда возникает вопрос: как отделить описательные предложения, имеющие предметный смысл, от предложений, такого смысла не имеющих? Ответ неопозитивистов: с помощью процедуры верификации, т.е. редукции, сведения теоретических предложений по правилам соответствия к эмпирическим, протокольным предложениям. Метафизические, философские предложения о мире, в силу их превосходящей любые границы эмпирического базиса предметной области, объявлялись бессмысленными. За позитивной философией оставалась только задача логического прояснения мыслей, логического анализа языка науки. Правда, верификация обессмысливает и конкретное теоретическое знание. Например, открыв закон тяготения в системе Земля – Луна и на Земле, его нельзя переносить на другие планеты, пока не будут проведены соответствующие эксперименты. Поэтому критерий верификации пришлось заменить критерием верифицируемости, т.е. принципиально возможной верификации. Так сформировалась стандартная, классическая концепция научного знания и познания. Главными ее чертами являются: представленные выше эмпирический редукционизм и теоретическая нейтральность фактов, эмоциональная нейтральность научных наблюдений, независимость научного познания и знаний интеллектуальных предубеждений субъекта познания, принцип единообразия природы, рационалистический редукционизм, фундаментализм. Научные наблюдения, эксперименты и теоретические знания считаются настолько истинными, насколько при их проведении исключаются та11 кие искажающие истину факторы, как предрассудки, интеллектуальная предубежденность и эмоциональная пристрастность, мешающая ученому в равной мере свободно и непредвзято принимать любые результаты наблюдений. Например, в уставе первой независимой организации, объединившей ученых естественников, Лондонском королевском обществе, открытом в 1662 году, провозглашалось, что целью общества является совершенствование знания об естественных предметах и всех полезных искусствах с помощью экспериментов, не вмешиваясь в богословие, метафизику, т.е. философию, мораль, политику, грамматику, риторику или логику. Принцип невмешательства естественной науки в богословие, мораль, политику и философию получил название принципа ценностной нейтральности естественнонаучного познания. Он имеет две стороны: ученые не затрагивают вопросы религии, этики, политики и философии, а богословы, моралисты, политики и философы не вмешиваются в дела ученых. Эмоциональная пристрастность, любовь к своим результатам и враждебность к научным результатам оппонента, может увести эмоционально предвзятого ученого в его дальнейших изысканиях далеко от истины. Кроме того, высокая степень раздражительности или, наоборот, восторга отрицательно сказывается как на тонкости наблюдения или эксперимента, так и на логически необходимой связи мыслей друг с другом, глубине проводимого исследования предмета научного познания, поэтому ученый в процессе познания должен быть эмоционально нейтральным человеком. Принцип единообразия утверждает, что все явления и взаимосвязи материального мира характеризует общность и устойчивость. На этот принцип опирается определение закона как устойчивой, общей и необходимой связи. Из него следует критерий воспроизводимости экспериментов и их результатов при положительной оценке научным сообществом истинности нового знания. Научное знание считается истинным, если оно становится непременным результатом экспериментов, проведенных другими исследователями, в других местах и другом времени в тех же контролируемых условиях, что и в первом эксперименте. В материальном мире, познаваемом классической наукой, существуют определенные объекты, последовательно происходят определенные процессы, сохраняются определенные устойчивые отношения. Все эти объекты, процессы, события и отношения вовлекаются в процесс научного познания и адекватно описываются фактами, эмпирическим научным знанием. Полученное таким образом эмпирическое знание теоретически нейтрально, т.е. не зависит от теоретических представлений. Твердо установленные факты остаются неизменными относительно новых объяснений. Действительно, если нет ошибок в наблюдениях, то факты не могут изменять свое содержание или значение, поэтому их можно использовать для объективного различения альтернативных теорий и выбора истинной теории. Подтвержденные факты сохраняют свою истинность и тогда, когда опровергается впервые объяснившая их теория. 12 Фундаментализм покоится на убеждении в том, что существуют абсолютно достоверные и надежные основания всей системы научных знаний. Выявление этих оснований научного знания было важной исследовательской задачей, задачей обоснования. Если такой фундамент обнаружен, то истинное знание выводится из него с такой необходимостью, что для сомнений и заблуждений просто не останется никакого места. Поэтому признак обоснованности считается необходимой характеристикой и универсальным критерием научности создаваемого знания. Эмпирический, индуктивный редукционизм выводил теоретическое знание из эмпирического, эмпирическое знание из сенсорных результатов наблюдений и экспериментов, т.е., в конечном счете, из ощущений. В рамках эмпиризма была развита инструменталистская трактовка теории, языкового средства установления связей между данными наблюдения. Теория представлялась лишь вспомогательным элементом для обработки и систематизации эмпирических фактов. С другой стороны, научное знание сводится к абсолютно простым мыслительно-знаковым элементам. Оно уподобляется математической теории, в которой теоремы логически следуют из аксиом. Аксиомы, основоположения содержит в себе все ее теоремы в свернутом виде, а математика, физика суть логическое развертывание аксиом, основоположений в стройную систему математической, физической теории. Ф. Рамсей и В. Крейг в рамках эмпиристской традиции предпринял попытку исключения теоретических предложений из языка науки. Место теоретических терминов и предложений в его реконструкции заняли переменные, обозначающие эмпирические термины и предложения. Но оказалось, что исключенная, по редукции Рамсея и Крейга, теория имеет бесконечное число аксиом и не может быть использована ни для практики, ни для научного исследования, ни для образования. К. Поппер, наоборот, во главу угла ставит теоретический уровень научного познания. Он, учитывая постоянную недоопределенность теории опытом, выдвинул в качестве критерия научности теоретических предложений фальсификацию, их опровержение. Действительно, если для подтверждения теоретического утверждения требуется бесконечное количество протокольных предложений, то для его фальсификации, т.е. обнаружения эмпирического факта, противоречащего теории, достаточно одного протокольного предложения. В попперовской концепции роста научного знания наука изучает реальный мир и стремится получить истинное описание мира. Но путь к нему лежит через выдвижение гипотез, построение теорий, нахождение их опровержений и движения к новым, тоже опровергаемым, теориям; путь к нему лежит через фаллибилистическое, подверженное ошибкам, научное знание. Развитие науки есть смена теорий путем их опровержения и выдвижения новых проблем. Научное познание проходит следующий цикл, а именно: постановка исходной проблемы – пробная теория – устранение ошибок критикой или экспериментальной проверкой – постановка новой проблемы. В символической форме это имеет вид: 13 Р ТТ ЕЕ Р… Фальсифицированная научная теория должна отбрасываться. Таким образом, стандартная неопозитивистская концепция научного знания представляла собой оксюморон, соединение противоположностей в их предельных вариантах: абстрактнейшей математической логики, научной теории и конкретнейших протокольных предложений. Эта «гремучая смесь» должна была взорваться, и она взорвалась от обнаружения нескольких проблем. Первой из них стало доказательство К. Геделем теорем о неполноте формализованной, т.е. строго логически построенной научной теории. Всякая, достаточно богатая (содержащая арифметику) теория либо противоречива, либо включает в себя логически не выводимое, хотя и истинное, в данной теории утверждение, которое нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Отсюда следует другая теорема Геделя: если указанная выше теория непротиворечива, то ее непротиворечивость нельзя доказать логическими средствами самой этой теории. Таким образом, логическая полнота достаточно содержательных теорий может быть достигнута только ценой противоречивости. Или, как красочно выразился Куайн, такие теории пытаются «проглотить больший кусок реальности, онтологии, чем они в состоянии переварить». Второй проблемой стало открытие еще Поппером факта теоретической «нагруженности» языка наблюдения, согласно которому факты формулируются на языке соответствующей им теории, поэтому не могут быть «беспристрастными арбитрами» в споре конкурирующих теорий друг с другом. По скептическому тезису Дюгема-Куайна, теоретические и эмпирические предложения о внешнем мире предстают перед «трибуналом» чувственного опыта не индивидуально, а только как единое целое. У. Куайн выдвигает еще два скептических тезиса: тезис онтологической относительности и тезис неопределенности радикального перевода. Первый тезис направлен против некритического принятия онтологии теории в качестве объекта, существующего независимо от языка данной теории. Согласно этому тезису, нельзя отделить наши утверждения об объекте от теоретического языка, в котором они выражены, поэтому «концептуальная схема» языка определяет онтологические характеристики предмета научного познания. В результате наше знание об объектах, описываемых на языке одной теории, можно рассматривать только на языке другой теории, а этот язык должен рассматриваться в отношении к следующей теории, и так далее до бесконечности. Таким образом, онтологическая проблематика связывается с вопросом перевода с одного языка на другой. Но можно ли точно и адекватно перевести нераздельную целостность языка и обозначаемых им объектов с одного языка на другой? В любом случае перевод превращается в решение уравнения с двумя неизвестными: объектом и языковым выражением, относящимся к нему, потому что предложения любого языка обозначают разные объекты, а способ указания на них остается «непрозрачным» (неяс14 ным). Куайн распространяет тезис о неопределенности радикального перевода на общение между индивидуумами. Представленные результаты исследований привели понимание научного знания к гносеологической катастрофе. Оно вдруг оказалось свободно «плавающим» в интеллектуальной невесомости. Внутренние скрепы, связывающие систему научного знания с объектом познания, распались. Стандартная, неопозитивистская концепция научного знания, в которой теория понималась как класс предложений, замкнутых относительно логической выводимости и опирающийся на абсолютно надежный эмпирический базис, окончательно сходит со сцены. Положительное значение рассмотренных выше проблем и скептических тезисов, на наш взгляд, заключается в отказе от наивно-научного реализма, т.е. бессознательной наивной убежденности представителей частных наук в том, что объект научного познания таков, каким они его эмпирически и теоретически знают. В этих проблемах и тезисах отчетливо показан всегда существующий «люфт» между объектом и воспроизводящим его научным знанием. С другой стороны, люди по какой-то неведомой Куайну причине находят не только общий язык друг с другом, но и умудряются отделить язык теории от ее объекта и перейти от одной теории к другой теории. Мы полагаем, что в основе скептических тезисов лежит неявное признание исследователей краеугольного положения стандартной концепции: бессознательной установки на возможность достижения 100 % истинного научного знания. Когда же находится конкретная причина, обусловливающая не 100 % его истинность, формулируется скептический тезис. А ведь в марксистской философии разработана концепция относительной истины, обязательно включающей в себя элементы заблуждения; в западной философии – попперовская концепция фаллибилистического научного знания. Реальная наука движется вперед, исправляя сделанные ранее ошибки, устраняя прошлые заблуждения. Стандартная, неопозитивистская концепция научного знания рассматривает его изнутри, является по своей сути интерналистской. Вместе с тем из тезиса Дюгема-Куайна следует экстерналистский, социально-культурный подход к научному знанию. Если нет изолированных предложений и научных теорий, то нет такого же изолированного от культурной и социальной среды ученого и создаваемых им научных знаний. Мыслит не индивидуум, а «мыслительный коллектив». Об этом свидетельствует проведенное Л. Флеком исследование исторического формирования понятия «сифилис». Дело в том, что открытая А. фон Вассерманном и его сотрудниками в 1906 году серодиагностическая реакция на сифилис была признана «фактом», хотя исходные предпосылки исследования были, как выяснилось впоследствии, ложными, а эксперименты – недостоверными. Это произошло не только изза исключительной практической важности реакции, но прежде всего потому, что она была установлена в соответствии с господствовавшим в начале прошлого века стилем мышления в бактериологии и иммунологии. Став 15 классической, реакция Вассерманна положила начало современной серологии как научной дисциплины, а впоследствии обнаруженные недостатки ее теоретического обоснования и практического применения не только не уменьшили ее значения, но, напротив, поставили в ряд важнейших научных достижений, сама проблемность которых оказывалась стимулятором революционных изменений в науке. Исследование влияния социальнокультурных факторов на формирование дарвинского учения о биологической эволюции показало, что оно распространяется на само содержание этой естественно-научной теории. В возникновении основных положений дарвинизма существенную роль сыграли: философский принцип единообразия природы, перенос отбора биологических форм в социальных условиях на их отбор в естественных условиях и перенос из общества на живую природу идей мальтузианской теории роста народонаселения. Факты и теория, следовательно, должны быть поняты как интерпретационные конструкции, зависящие в своих значениях от социально-культурной среды, а не только от объекта научного познания. Пионером «социокультурного поворота» в изучении научного знания стал К. Мангейм. Он выдвинул в 1929 году («Идеология и утопия») тезис о том, что мыслят не изолированные индивиды, а люди в определенных социальных группах, которые разрабатывают специфический стиль мышления, характеризующий общую для них позицию. Идея Мангейма была подхвачена польским исследователем Л. Флеком. В 1935 году он публикует книгу «Возникновение и развитие научных фактов. Введение в учение о стиле мышления и мыслительном коллективе». В ней исследуется определяющее влияние стиля мышления на индивидуальную познавательную деятельность ученых. Оказалось, что преодоление укорененных в стиле мышления представлений об объекте познания требует от ученых немалой смелости и мужества в реализации и отстаивании своей позиции. Но и награда за независимое поведение ученых весома: формирование нового «пласта» знаний об объекте познания. Другое открытие Флека связано с введением в научнофилософский оборот понятия «мыслительный коллектив», фиксирующего социальную обусловленность любых мыслительных процессов. Само понятие «мышление» приобретает смысл только при указании на мыслительный коллектив, в котором происходит это мышление. Таким образом, традиционное отношение «субъект – объект» заменяется отношением «индивидуальный субъект – коллективный субъект –объект», в котором коллективный субъект в значительной степени детерминирует познавательную деятельность индивидуального субъекта и частично определяет характеристики познаваемого объекта. Наиболее значительным произведением на этом пути стала работа Т. Куна «Структура научных революций», изданная в 1962 году. В ней он представил историю научного знания как поэтапное чередование периодов постепенного развития (нормальной науки) и периодов радикальных качественных изменений, научных революций. Ключевые понятия его концеп16 ции – парадигма и научное сообщество. Парадигма представляет собой систему фундаментальных знаний и принципов, образцов и норм научной деятельности, которые получили признание научного сообщества и направляют дальнейшие исследования. Научное сообщество – это группа ученых с одинаковой и специальной подготовкой, признающая общую парадигму. В состав парадигмы Кун включает: символические обобщения (математические формулировки законов); философско-общенаучные основания парадигм; ценности и ценностные установки; образцы (способы решения конкретных задач). Таким образом, парадигма включает в себя как эпистемологические, методологические, т.е. интерналистские, так и социально-культурные, т.е. экстерналистские признаки научного знания. Главное в нормальной науке и соответствующей ей парадигме – образцы исследовательской деятельности, ориентируясь на которые ученый решает конкретные задачи. Через образцы он усваивает приемы и методы эффективной научной деятельности. Задавая определенное видение мира, парадигма определяет, какие задачи имеют смысл, а какие его не имеют. Одновременно она ориентирует ученого на выбор средств и методов решения допустимых в ее пределах познавательных задач. Во всякой парадигме существуют задачи или факты, решить или объяснить которые не удается. Кун называет их аномалиями. Если происходит накопление аномалий, наука вступает в период кризиса. Кризисы – это начало научной революции, приводящей к смене парадигмы. Научная революция описывается Куном как смена целостных психологических образов, гештальтов. Парадигмы заставляют говорить ученых, принявших ту или иную парадигму, на разных языках об одних и тех же явлениях, определяют разные методы и образцы решения задач. Поэтому парадигмы несоизмеримы, а рост научного знания сопровождается дискретной сменой его оснований. Если деятельность ученого полностью определяется парадигмой, то у него нет никакой возможности вырваться за пределы парадигмы. Жизнь «парадигмального» ученого представляет собой «пожизненное заключение в стенах» парадигмы «без права помилования». Кун выносит причины научных революций в экстерналистскую, социально-психологическую сферу. Но в таком случае он неявно и необоснованно жестко отделяет друг от друга две группы экстерналистских элементов научного знания: внутреннюю парадигмальную, т.е. социально-культурную и внешнюю парадигмальную, т.е. социальнопсихологическую. В результате этого «рассечения» научной реальности научная революция приобретает иррациональный характер, а рост научного знания – антикумулятивную, антифундаменталистскую трактовку, существенно отклоняющуюся от реального положения дел. Ученик Поппера И. Лакатос, в отличие от Куна, предложил рациональную реконструкцию развития науки, основанную на идее конкурирующих научно-исследовательских программ. Под научно-исследовательской программой понимается непрерывно связанная последовательность сменяющих друг друга теорий, объединенных определенной совокупностью базо17 вых идей и принципов. Она состоит из «ядра» (совокупности онтологических, концептуальных и методологических допущений, сохраняющихся без изменений во всех теориях программы); «защитного пояса» (совокупности вспомогательных гипотез, предохраняющих ядро от фальсификации и изменяющихся от теории к теории); позитивной и негативной эвристики (методологических правил, способствующих позитивному развитию программы и ограничивающих множество возможных путей исследования). Развитие науки представляет собой смену выше описанных научноисследовательских программ. Каждая теория программы, за исключением исходной, возникает в результате добавления вспомогательных гипотез к предыдущей теории. Непрерывность программы обусловлена особыми нормативными правилами. Одни правила предписывают, какими путями следовать в ходе дальнейших исследований («положительная эвристика»), другие – каких путей следует избегать («отрицательная эвристика»). «Отрицательная эвристика» запрещает в процессе проверки исследовательских программ, в отличие от Поппера, направлять процедуру фальсификации против «ядра» программы. «Положительная эвристика» предлагает изобретать вспомогательные гипотезы, образующие «предохранительный пояс» вокруг «ядра» исследовательской программы. Этот «пояс» может модифицироваться или полностью заменяться при столкновении с противоречащими программе фактами. Кроме того, «положительная эвристика» включает в себя идеи и рецепты, как видоизменять и развивать теорию, которая не выдерживает эмпирической проверки, каким образом модифицировать и уточнять «защитный пояс», какие новые модели необходимо разработать для расширения области применения программы. В развитии исследовательских программ Лакатос выделяет две основные стадии: прогрессивную и регрессивную. Программа прогрессирует, когда ее теоретический рост позволяет предсказывать новые явления, часть из которых получает эмпирическое подтверждение. Программа регрессирует, если теоретические объяснения отстают от эмпирического роста. Тем не менее наличие этого признака не может служить основанием для отказа от исследовательской программы. Такое основание появляется только тогда, когда возникает соперничающая исследовательская программа, которая способна объяснить успех своей предшественницы, а также и теоретически предсказывать неизвестные ранее факты, получающие эмпирическое подтверждение. Научные революции суть процессы вытеснения прогрессирующими исследовательскими программами своих регрессирующих конкурентов, исчерпавших внутренние ресурсы развития. Рациональная реконструкция истории науки – это картина возникновения, развития и конкуренции различных исследовательских программ. П. Фейерабенд, вместе с Куном, полагал, что существующее научное знание несет на себе печать своего предшествующего развития. Факты всегда содержат в себе свою теоретическую интерпретацию, поэтому научная теория организует видение эмпирически фиксируемых явлений под прису18 щим ей углом зрения и навязывает ученому определенный язык их описания. Кумулитивистская модель развития науки не соответствует реальной истории науки, представляет собой методологический предрассудок. Старые теории и теоретические термины нельзя логически вывести из новых теорий и терминов. Смысл и значение теоретических терминов определяются их связями в системе теории, поэтому их нельзя отделить от прежнего теоретического целого и вывести из нового целого. В принципе несоизмеримости утверждается не только невозможность сравнения знаний различных теорий, но и невозможность сравнения их методов. В процессе развития науки возникают как новые понятия, теоретические идеи, так и новые методы, идеалы и нормы исследования. Великие открытия науки стали возможны потому, что находились ученые, которые смело нарушали прежние методологические правила и стандарты. Отсюда Фейерабенд делает вывод о том, что в научном исследовании допустимо все, существует принцип: все дозволено. Из него вытекают два следствия: Вопервых, нужно постоянно изобретать новые методы, поскольку ни один из них не является универсальным и безошибочным; во-вторых, нельзя достичь успеха, если время от времени не принимать один из них и не придерживаться его, несмотря на его несовершенство, – это принципы пролиферации и упорства. Отбросив идею преемственности, Фейерабенд заменил ее принципом пролиферации, размножения теорий, вводящих разные понятия и способы описания реальности. Согласно этому принципу, ученые должны постоянно изобретать теории и концепции, предлагающие новые точки зрения на факты. При этом новые теории несоизмеримы со старыми теориями. Они конкурируют друг с другом, и через их взаимную критику осуществляется развитие науки. С этой точки зрения оказываются бессмысленными все методологические критерии внутри науки: верификации, фальсификации, принципы соответствия, недопустимости противоречия и т.д. С этой точки зрения исчезает граница между наукой и шарлатанством, между доказанными и обоснованными научными знаниями и любыми фантазиями насчет объектов познания. Эта позиция приводит к отождествлению науки и любых форм иррационального верования. Между наукой, религией и мифом, по мнению Фейерабенда, нет никакой разницы. В свое оправдание своей позиции он ссылается на жесткую защиту учеными принятой парадигмы, сравнивая их с фанатичными адептами религии и мифа. Итак, фундаменталистское понимание оснований научного знания было подвергнуто уничтожающей критике, опровержению. Однако сами антифундаменталисты предложили такую концепцию роста научных знаний, в которой не нашлось места даже для осознания того, что качественное различие форм научных знаний может быть установлено только на базе их тождества. Кроме того, антифундаментализм игнорирует материальные ограничения познавательной деятельности. 19 По мнению постмодернистских философов, реальность в философии Нового времени подверглась «насильственному» переводу из «неразумного» состояния в «разумное». В основе такого «перевода» лежит деятельность, направленная на разумное преобразование мира. Отказ от нее ведет за собой отказ от теоретической систематизации реальности: мир не только не поддается усилиям его переделать, но и не умещается ни в какие теоретические рамки. Принцип антисистематичности, децентрации охватывает и объект, и субъект деятельности и познания. В сфере познания субъект перестает быть центром системы представлений, репрезентаций реальности. Все началось с исследования текстов, с описания материальнознаковой «нагруженности» текстового мышления. Дело в том, что постижение заключенного в тексте мысленного содержания, минуя представляющие его знаки, невозможно. Не существует мышления, не опосредованного знаками. Более того, не существует и четкой границы между текстами. Конкретный текст содержит в себе элементы других текстов, отодвинутые на периферию центральной логической темой текста. Ж. Деррида предложил метод деконструкции, как преодоления логоцентричности текста, повышения значимости второстепенных его элементов. Деконструкция выявляет не только хаотичную многозначность текста, но и хаотичную многозначность сознания автора или читателя, субъекта текста, который вовлечен в огромное количество осознаваемых и неосознаваемых связей, существенно определяющих то, что он понимает или не понимает. Происходит распад субъекта на бесконечное множество равноправных субъектов, «смерть субъекта» как единого центра познания и деятельности. Ж. Делез и Ф. Гваттари выдвинули «ризомную» концепцию развития. Ризома – это горизонтально разрастающая грибница. В обобщенном плане ризома представляет собой беспорядочное развертывание множественности элементов, которое не имеет ни направления, ни регулярности, дающей возможность предсказать следующий шаг эволюции. Ж. Бодрийар вводит для описания современного общества понятия симулякра и симуляции. Симулякры есть копии, вытесняющие оригинал. Обмен, в котором мы участвуем, все более перестает быть обменом товаров и все более превращается в обмен знаками. Симулякры не имеют основания в социальной действительности. В результате симуляции, т.е. деятельности, бессознательно смешивающей действительное и фиктивное существование, возникает социальная реальность с размытой границей между фиктивной и действительной своей составляющей. Происходит «исчезновение» социальной действительности из сознания людей. Например, в средствах массовой информации, рекламе или идеологии. В современном социальном мире падает значение действительных культурных связей, соединяющих людей в социальное целое. Они превращаются в изолированные социальные атомы. Человеческая личность теряет индивидуальную целостность, становится стандартным индивидом. Элементы, ее составляющие, случайны. Она подвержена «сборке» и «разборке» в зависимости от действующих здесь и те20 перь социальных отношений. Сознание такого индивида представляет собой набор «чистых листов» для внесения в него средствами массовой информации, а точнее, дезинформации, ментальных элементов тех или иных симулякров. Так Бодрийар обнаруживает симуляционную детерминацию сознания и поведения социальных индивидов. Постмодернистская философия оставляет двойственное впечатление: с одной стороны, поражает масштаб отрицания прежней философии. С другой стороны, постмодернистами были сделаны важные открытия: факт семиотической относительности текста, субъекта познания и факт симуляционной детерминации социальных индивидов. Но абсолютизация этих открытий, их философская неосмысленность лишь усилила нигилизм постмодернизма. Насильственному переходу реальности из «неразумного» состояния в «разумное» был противопоставлен такой же насильственный обратный переход; искусственному упорядочиванию реальности – такая же искусственная ее хаотизация. Таким образом, оптимистическая трактовка научного знания и перспектив его применения, созданная родоначальниками философии Нового времени Ф. Бэконом и Декартом, сменилась в XX веке глубокими сомнениями в возможности объективно-научного познания природы, обнаружением социально-культурных его предпосылок и постмодернистским отрицанием прежней упорядоченности научного знания и его объекта. Все это говорит о кризисе новоевропейской общенаучной парадигмы и необходимости перехода к новой общенаучной парадигме. 21 2. Развитие понимания социального и гуманитарного знания Изучению природы изначально противостояло познание явлений истории, духовной культуры и создающего их человека, т.е. гуманитарное познание. У истоков выделения специфического объекта гуманитарного познания стоят Ж.-Ж. Руссо и И. Гердер. Руссо начинает свои исследования с тезиса о том, что развитие наук и искусств ведет к падению нравов, поэтому доцивилизованное, докультурное состояние предпочтительнее современного ему состояния общества. Человек отличается от животных наличием у него свободы и способности к самосовершенствованию. Но свобода позволяет человеку поступать даже во вред самому себе и во зло другим. Способность к самосовершенствованию вывела человека из естественного состояния и стала основой всех его пороков и всех добродетелей. Он обосновывает и конкретизирует идею противоречивости исторического процесса. Руссо формулирует вывод о принципиальной необратимости исторического процесса, историческом содержании сущности человека, решительно выходя за пределы господствовавшей в его время концепции о неизменной «естественной» природе человека. Он становится основанием заявления невозможности и нежелательности возврата к доцивилизованному состоянию. В трактате «Об общественном договоре» Руссо допускает возможность в будущем обществе заменить инстинкты справедливостью, которая может исправить зло, допущенное в прежнем обществе; а «естественную» свободу – более высокой, гражданской свободой. Этот вывод превращается в идею, руководящую политическими действиями членов якобинского клуба в совершившейся после смерти Руссо французской революции. Гердер понимает человека как высшее и последнее звено природы, которое отличает от животных специфическая сущность, культура. Она, вопервых, надприродна, во-вторых, представляет собой совокупность человеческих умений; в-третьих, формирует в человеке человека. История же становится передачей культуры. На место изначально данной, присущей каждому индивиду во все времена, человеческой природы он ставит историческую по происхождению, созданную людьми, изменчивую во времени и многообразную в пространстве культуру. История культуры – это история, в каждой точке которой человечество как бы веерообразно расходится в разных направлениях в соответствии с желаниями и объективными возможностями, и именно многообразие реализованных вариантов обеспечивает внутреннее богатство культуры взаимосвязанного человечества. Именно от Гердера идет необычайно значимая для философии истории и культуры мысль о том, что каждое культурное образование уникально, индивидуально, неповторимо. Он разделял общую просветительскую веру в общественный прогресс от низшего состояния к высшему состоянию, видел содержание и цель исторического прогресса в развитии гуманности. Гуманность понималась им как чувство человеческой солидарности, стремления к общению и взаимопомощи, совершенствованию отношений между людьми, ко22 торые укоренены в потребностях и в способностях каждого человека во все времена. Вместе с тем Гердер, в отличие от многих своих современников, признавал противоречивость прогресса культуры, поскольку в ней все, даже самое ценное, обречено на исчезновение, а новое зачастую не лучше прежнего. В философии культуры XVIII века сформировалось проблемное поле, созданное оппозициями природы – свободы, сущего – должного, реальности – идеала, и четыре направления. Первое направление образует ориентация на самосовершенствование разума. Во втором направлении культура является совокупностью созданных людьми «искусственных вещей». Представители третьего направления видели культуру в качестве содержания и цели исторического процесса. Она понималась как условие целостности мировой истории и как совокупность неповторимых и уникальных «исторических форм». Четвертое направление стремилось синтезировать, объединить в единой теоретической конструкции все многообразие культуры. В отличие от Руссо и Гердера Кант считал, что теоретическая философия истории невозможна, ибо философия всегда исходит из рациональных априорных принципов, а историческое знание основано на фактах, эмпирично. Впоследствии он развивает концепцию телеологической истории. В ней история конструируется такой, какой она должна бы быть, если бы в ней реализовывались цели «природы». Под «природой» Кант понимает субъективно сконструированный из соединения чувственных восприятий с априорными формами чувственности и рассудка образ порождающего восприятия материального мира, «вещей самих по себе» и «вещей в себе». На самом деле никаких целей в «природе» нет. Из соотнесения того, что фактически происходило, с тем, что должно бы быть «по целям», события и поступки обретают как бы смысл в целостном историческом процессе, и этот смысл придаем им мы. По мнению Канта, у «природы» не может быть самоцели, а может быть средство, «последняя цель». Последняя цель «природы» – то, что она может осуществить, чтобы приготовить человека к свободе. Следовательно, культура заключена в «приобретении разумным существом способности ставить любые цели вообще (значит, в его свободе)». Наличие свободных целей выводит человека за пределы «природы». Культура – это единство «сделать что» и «сделать как», предметного и инструментального аспектов. Кант различал «культуру воспитания» и «культуру умений». Первая негативна, освобождает волю человека от чувственно-природных влечений и вожделений, вторая позитивна, охватывает средства достижения поставленных человеком целей безотносительно к самим целям. Предметную, содержательную сторону культуры образуют науки, искусства, нравственность и гражданское общество. В поздних работах Кант более четко отделяет человечество от «природы». Если «цель природы» понималась как утверждение во всемирном масштабе гражданско-правового состояния, то цель «истории свободы» состоит в создании этической общности всех людей, царства безусловной моральной добродетели. 23 После Канта социально-гуманитарное знание и его понимание развивалось в двух направлениях: эволюционно-логическом (Фихте, Гегель, Маркс) и духовно-ценностном (Шеллинг, романтики, Шлейермахер). В первом направлении сформировалось марксистское социальное знание, сделавшее акцент на..., во втором – гуманитарном знании. Включенность гуманитарного знания в культуру, объект познания обеспечивает, по Шлейермахеру, основателю герменевтики, особый способ его построения – понимание. Высшее знание понятно тогда, когда понятно подчиненное ему знание. Кроме того, понятно то, что сконструировано. Предмет понимания – внутренний идеальный мир другого человека, другой культурной эпохи. Но он доступен нашему сознанию только через материального посредника: речь, язык. Понимание, следовательно, есть проникновение в другой внутренний мир через язык, истолкование языковых, текстовых выражений. Оно, в свою очередь, подчинено у Шлейермахера системной связи: часть текста может быть понята только в контексте целого, целое может быть понято только в результате понимания его частей. Это – герменевтический круг, который может быть разорван лишь «предчувствующим» способом, творческим «вчувствованием» в интимный мир другого «Я». Дорогу в него прокладывает искусство. Именно оно через сопереживание делает доступным нам неповторимый мир другого человека. Дильтей, следуя кантовскому разделению природы и свободы, впервые четко ставит вопрос о методологическом своеобразии исследования обоих объектов. Историческая реальность есть иррациональный жизненный поток, пропущенный через разум и волю людей. Поэтому в истории не достаточно выявления причинно-следственных связей, необходимо понимание жизненных целей и мотивов деятельности людей. Он говорил: «Природу мы объясняем, духовную жизнь понимаем». Дильтей полагает, что человечество как предмет наук о духе существует лишь постольку, поскольку человеческие состояния переживаются. Способом проникновения в иной духовный мир становится понимание, т.е. рациональное переживание исследователем таких же эмоциональных состояний, какие происходят или происходили в познаваемом им духовном мире другого человека, других людей. По Дильтею, целостность исторической эпохи во всей полноте выражается в переживании и воплощается в художественной культуре. Проникновение через художественное сопереживание и язык в мировоззренческое содержание культуры – ключ к пониманию истории общества. Наибольшими возможностями в этом плане обладает литература, с ее эмоциональной конкретностью и интеллектуальным объемом содержания. Дильтей рассматривает формы культуры в историческом изменении их жизненного содержания. По Виндельбанду философия – это учение об общезначимых ценностях, а история является «органом философии», описывающим процесс осознания и воплощения ценностей. Поэтому ему важно было решить вопрос о специфике метода исторических наук. В отличие от Дильтея он различает науки не по предмету, а по методу: «номотетические» науки рассматривают 24 действительность с точки зрения всеобщего, выражаемого посредством естественно-научных законов, «идиографические» науки – с точки зрения единичного в его исторической неповторимости. Одни науки отыскивают общие законы, другие – отдельные исторические факты; одни из них есть науки о законах, другие – науки о событиях; первые относятся к тому, что всегда имеет место, вторые – к тому, что однажды было. Общие законы несоизмеримы с единичным конкретным существованием, в котором всегда есть нечто невыразимое в общих понятиях и осознаваемое человеком как «индивидуальная свобода», поэтому оба метода не могут быть сведены к единому основанию. Противоположность двух основных методов характеризует только способы познания, но не его содержание. Один и тот же предмет может служить объектом как «номотетического», так и «идиографического» исследования. Ценности культуры, в отличие от предметов природы, не «существуют» в виде самостоятельных форм реальности, а «значат». Субъективно они осознаются как нормы безусловного долженствования, переживаемого с необходимой очевидностью. Но между миром ценностей и миром реальности существует непроходимая познанием пропасть. Риккерт развивает идеи Виндельбанда о противоположных методах познания, выдвигая в качестве их основания, разные процедурные типы образования понятий. При генерализирующем типе из данного в чувственном опыте многообразия выбираются лишь повторяющиеся моменты, подпадающие под категорию всеобщего; при индивидуализирующем типе отбираются моменты, составляющие индивидуальность рассматриваемого явления, а само понятие суть асимптотическое приближение к определению уникального исторического события. Первый способ соответствует естественным, второй – историческим наукам. Риккерт выделяет культуру в качестве особой сферы опыта, в которой единичные явления соотнесены с ценностями. Он подчеркивает «надсубъектный» и «надбытийный» характер ценностей. Мир образуют два царства: царство существующей действительности и царство имеющих для субъекта общеобязательную значимость, «объективно» значащих для него ценностей, царства бытия и царства ценностей. Согласно Риккерту, ценность проявляет себя в мире как объективный смысл. В отличие от ценности смысл проявляется в реальном психологическом акте – оценочном суждении, но выходит за пределы психологического бытия, указывая на ценность. Тем самым он играет роль посредника между бытием и ценностями. Научное рассмотрение культурных объектов требует того, чтобы мы относили индивидуальные духовные процессы и события к ценностям. Отнесение к ценностям предназначено для преодоления субъективной произвольности получаемых в гуманитарном познании результатов, придания им статуса объективности. Но тогда возникает ключевой вопрос: если ценности руководят всем историческим образованием понятий, мыслимо ли когда-нибудь исключить произвол в исторических науках? Единство и объективность наук о культуре обусловлены единством и объективностью нашего понимания культуры, а 25 последние, в свою очередь, – единством и объективностью ценностей, устанавливаемых нами. Получается логический круг. Риккерт не обсуждает вопрос о том, как будет выглядеть историческая наука, если она будет опираться на разные системы ценностей. Однако он спрашивает себя, во что превратится по предположению объективная история, если система ценностей, принимаемая человечеством, радикально изменится. Тогда, говорит он, невозможно будет говорить и об объективности естествознания, потому что естествознание опирается на признание теоретической ценности научной истины, а это признание является продуктом исторического развития человеческой культуры. Поэтому признание объективности естествознания влечет за собой признание объективности знания о культуре. Допустим, наоборот, предшествующее знание о природе отвергается новым знанием. Но тогда прежнее знание считается объективным, пока оно не будет отвергнуто новым знанием. Оказывается, что науки о культуре и природе «сидят в одной лодке», зависят от одной системы ценностей. Следовательно, представители естественных наук не вправе отрицать объективность исторической науки из-за ее связи с той или иной системой ценностей. Специфику объектов познания социального знания образует то, что они совмещают в себе особенности природных и гуманитарных объектов познания и знания. Опираясь на идеи Виндельбанда и Риккерта, российский философ В.Е. Кемеров говорит о натуралистической и культурологической концепции социального знания. Натуралистическая концепция рассматривает общество как особую структуру, проявляющуюся в жизни людей, как особый порядок их взаимодействия, как силу, воздействующую на людей, но существующую независимо от них. Она получила наибольшее развитие на Западе в структурализме Ф. де Соссюра и К. Леви-Строса, теории структурно-функционального анализа Т. Парсонса, у нас – в материалистическом понимании общества. Структуралисты считали, что человек полностью определен безличными социальными, языковыми и бессознательными структурами. Гуманитарные науки, чтобы стать настоящими науками, должны перестать быть гуманитарными. Для этого им надо перейти от попыток понять человека и продукты его творчества к изучению структур. Структура представляла собой жесткие социальные отношения, которым подчиняются участвующие в них люди. По Парсонсу, общество есть система социальных функций и норм, создающая из индивида человека и определяющая его поведение. Материалистическое понимание общества было учением об объективных социальных законах, общественных отношениях, определяющих все стороны индивидуального бытия людей. Культурологическая концепция, наоборот, делает акцент на субъективно-ценностном характере объектов социального знания, людей, поведение которых определяется их личными сознаниями, личными ценностями. Отсюда следует плюралистичность духовных миров и понимания общественных событий, принципиальная соотнесённость взглядов различных людей, как участников событий, так и познающих эти события, с особенностями личного сознания каж26 дого из них, потому что социальные факты существуют не сами по себе, а только через сознание и для сознания людей. Наиболее интересную попытку построения единой социальнокультурологической концепции предпринял немецкий мыслитель М. Вебер. Он понимал, что культуролог отличается от естествоиспытателя тем, что его бытие существенно принадлежит определенной социально-исторической эпохе, ее ценностям, проблемам и заботам. Поэтому ему не обойтись без «отнесения к ценности». Эта познавательная процедура необходима, если мы хотим понять ту или иную область общественной сферы общества. Способность соотносить то или иное социальное явление с ценностью формируется в каждом из нас с первых шагов нашего практического вхождения в культуру, так же как способность мыслить, помнить, воображать. Социально-культурная жизнь обусловлена биологическими, экономическими, политическими, психологическими и идейными факторами, поэтому всегда обладает индивидуальной конфигурацией. С человеческой стороны общественную жизнь образуют действия, которые только тогда приобретают значимость, когда связываются сознанием с ценностью, придающей им смысл. Иначе говоря, общественная жизнь – это сознательная ценностноориентированная деятельность. Вебер считал, что попытка трактовать общество как систему материальных отношений отражает детство социальной науки. Но сейчас систему материальных отношений, само материалистическое понимание общества можно истолковать в духе его концепции как сознательную деятельность, ориентированную на материальные ценности. Общество, по Веберу, нельзя понять ни через объективное его описание, ни путем субъективного чувствования. Методологическим инструментом социально-культурного познания служит построенный на основе целенаправленных наблюдений и с помощью исследовательского воображения идеальный тип. Он строится как теоретическая ценностно-смысловая конструкция путем искусственного усиления и логического связывания элементов, встречающихся в разных социальных условиях. Создание идеального типа есть конструирование орудия для решения исследовательских задач: объяснения, систематизации, понимания, оценки, прогнозирования и построения гипотез. Сам автор идеи идеального типа блестяще построил и подтвердил гипотезу о протестантском происхождении капитализма с помощью идеального типа «протестантская личность» в работе «Протестантская этика и дух капитализма», объяснив причины экономического роста, особенности социальных структур, форм культуры, быта, досуга и семьи. В современных США до сих пор 90 процентов бизнесменов – протестанты. По Веберу идеальные типы утопичны, чужды миру. Это – мыслительные конструкции, так же не встречаются в действительности, как химически чистые вещества или абсолютно твердые материалы. Однако представления об абсолютной чистоте, твердости, упругости и т.п. являются очень важными естественнонаучными абстракциями, позволяющими на строгой количественной основе изучать множество явлений, феноменов. Все это, конечно, 27 верно, но не совсем. Во-первых, потому что под действительностью привыкли понимать только чувственно воспринимаемые и фиксируемые в эмпирических понятиях явления. А ведь у нее есть и существенная, эссенциальная сторона, для воспроизведения которой необходимо создавать мыслительные конструкции, теоретические объекты. Кстати, естественно-научные теории описывают именно такие, теоретические объекты, а теоретические объекты представляют эссенциальную сторону реальности. Поэтому в чистом виде и в социокультурной реальности не встречаются не только прототипы идеальных типов, но и вполне привычные прототипы эмпирических понятий. Во-вторых, социокультурные идеальные типы отличаются от естественно-научных теоретических объектов большей сложностью, включенностью в себя интеллектуально-духовного мира. Поэтому социокультурная реальность описывается не одной теорией, а как минимум двумя: материально-социальной и духовно-социальной теориями с соответствующими идеальными типами. За одностороннее выделение одной лишь связи, идущей от экономической сферы к культурной надстройке, Вебер критиковал Маркса, так как это вело к упрощению социальных взаимозависимостей. Втретьих, естествоиспытатель находится обычно вне изучаемого объекта познания, а социокультуролог – внутри той или иной социальной группы, представляет ее и себя во всем субъективном богатстве мышления, чувств, желаний и интересов, поэтому результат его социально-культурного познания несет отпечаток всех этих элементов. Он не питал иллюзий насчет обязательно «светлого будущего» человечества. Социальная истина для него скорее страшна и жестока, чем утешительна. Да и классические высшие духовные ценности – истина, добро и красота – скорее находятся в конфликте друг с другом, нежели в гармоническом единстве. Итак, социальная реальность состоит как бы из двух миров, связанных, но не сводимых друг к другу: мира определенного общества, объективно предлагаемого безличностному познанию, и мира культуры, ценностей общности, которая является результатом деятельности личности, целостностью желаемой или терпимой для нее жизни. «Именно в этом двойном мире располагается каждый и творит самого себя, определяя порядок своих предпочтений и свою человеческую модель, с одной стороны, свое место в обществе и общество, которое хочет, – с другой» [1, С.486]. 3. Структура, динамика, развитие естественно-научного знания Наиболее достоверное познание содержит в себе эмпирический и теоретический уровень знания. Эмпирическое знание воспроизводит эмпирические объекты, теоретическое познание – идеализированные, теоретические объекты познания; эмпирия непосредственно связана с практикой, теория – опосредованно; эмпирическое познание воспроизводит единичные и случайные связи и явления, теоретическое познание – существенные связи; эмпирия выполняет функцию обобщенного описания действительности, 28 теория – функции объяснения и предсказания. Эмпирическое знание включает в себя эмпирические данные, факт и эмпирический закон, описывающие эмпирические объекты и их отношения. Теория содержит в себе эмпирический базис, теоретический базис (исходные допущения, описывающие теоретический объект), правила логического вывода и совокупность выведенных утверждений с их доказательствами. Из краткого представления основных признаков и элементов эмпирического и теоретического познания видно, что важнейшими понятиями, образующими названные выше уровни научного познания, являются понятия эмпирического и теоретического объекта. Рассмотрим подробнее процесс образования понятия эмпирического объекта. В конечном счете научное, особенно эмпирическое, познание направлено на постижение материального объекта, существующего вне и независимо от сознания исследователя. Контакт с объектом познания осуществляется через наблюдение и эксперимент, т.е. через сенсорнопрактическую деятельность. Для обозначения этого уровня научного познания В.С.Швырев вводит понятие эмпирическое исследования: «В отличие от всех иных видов научно-познавательной деятельности, предполагающих движение в знании, в сфере идеального, эмпирическое исследование … представляет собой особый вид практической деятельности, существующий в науке и обслуживающий ее. И наблюдение, и эксперимент есть сенсорнопрактические действия с материальными объектами. Поэтому они отличаются не только от теоретических методов исследования, но и от методов логической, рациональной обработки эмпирической информации … » [26, С.116]. В результате этих действий в сфере научного знания возникает сенсорная информация, а вместе с ней сенсорно-практический объект, к которому она относится. Превращение объекта познания в сенсорно-практический объект происходит с помощью опосредствования, «вдвигания» в отношения между субъектом и объектом познания предметного орудия познания. Отсюда вытекают два следствия. Первое: если в генетически первичном взаимодействии субъекта познания с объектом этот объект воспринимается только в пределах, доступных органам наших чувств, то в опосредованном орудием взаимодействии познание выходит за эти границы, становится независимым от биологической их ограниченности. Объект познания, стало быть, воспринимается в границах, доступных имеющимся на данном уровне исторического развития в распоряжении субъекта познания приборам и материальным средствам познания. Расширение и углубление общественнопрактической деятельности постоянно раздвигает эти границы. Второе следствие: появление и развитие на «стыке» субъекта и объекта предметных орудий познания придает познанию и его результату, знанию объективный характер. При непосредственном взаимодействии субъекта и объекта познания сенсорный результат процесса познания включает в себя субъектносубъективный момент, зависимость от колеблющихся порогов ощущений 29 органов чувств. При опосредствованном их взаимодействии происходит перенос границы между органом чувств и объектом на границу между предметным орудием познания и объектом познания, на объективную границу между двумя материальными предметами: один из которых реализует чувственно-познавательную деятельность субъекта, а другой составляет объект этой деятельности. В процессе непосредственного чувственного восприятия объекта получаемая информация о нем обусловлена психологическими и биологическими особенностями субъекта познания, а в процессе чувственного восприятия, опосредствованного предметными орудиями, информация обусловлена особенностями самого объекта познания. В опосредствованном чувственном восприятии функцию предметного орудия познания выполняет движение органа чувства по поверхности объекта познания. Например, в случае зрительного восприятия ощущения субъекта смещаются на внешние границы объекта по световым лучам. Поэтому реальный объект познания с бесконечным числом свойств и связей преобразуется в ограниченный возможностями исторически конкретных приборов и материальных средств познания сенсорно-практический объект. Иначе говоря, сенсорнопрактический объект познания всегда репрезентирует, представляет часть материального объекта познания. Субъект научно-познавательной деятельности формирует с помощью методов описания, сравнения, аналогии, абстрагирования и обобщения фундаментальный эмпирический объект, к которому относятся устанавливаемые им эмпирические данные, факты и эмпирические законы. При образовании эмпирического объекта происходит абстрагирование, отвлечение от единичных признаков и выделение общих признаков из сенсорнопрактического объекта. Поэтому эмпирический объект есть понятие-термин, воспроизводящий сенсорно-практический и материальный объект с фиксированным числом его существенных свойств. Возьмем в качестве примера движущееся небесное тело и рассмотрим процедуру образования механического эмпирического объекта. Небесное тело – это единство механических, тепловых, электромагнитных, ядерных, гравитационных и химических свойств, элементов, движений и взаимосвязей. Сенсорно-практическим объектом является небесное тело, находящееся в состоянии пространственновременного перемещения. Уже здесь мы видим выдвижение на первый план из всех движений изучаемого объекта механического его движения, практическую предпосылку, праформу отвлечения, абстрагирования от остальных форм движения. На стадии эмпирического познания с помощью абстрагирования и обобщения происходит когнитивная «обработка» сенсорнопрактического объекта, формируется механический эмпирический объект, механическое тело, имеющее только массу, пространственные размеры и состояния покоя или пространственно-временного движения. Все другие свойства и характеристики небесного тела при механическом его рассмотрении считаются несуществующими. Следовательно, эмпирический объект репрезентирует меньшую часть объекта познания, чем сенсорно-практический 30 объект, но репрезентирует адекватно, так как опирается на объективную информацию, содержащуюся в сенсорно-практическом объекте и выделяемую посредством абстрагирования и обобщения в эмпирическом объекте. Но эмпирическое познание, относящееся к эмпирическому объекту, не дает всеобщего и необходимого знания, потому что ограничено пределами конкретно-экспериментальных ситуаций. Раскрытие всеобщих и необходимых связей, проникновение познания в сущность изучаемого объекта возможно только при образовании фундаментального, т.е. первичного для данной теории объекта. Более того, достоверным научным знанием факты и эмпирические закономерности становятся лишь в связи с теорией, с теоретическими законами, воспроизводящими всеобщие и необходимые связи в объекте познания. В научно-познавательной деятельности посредством мысленного эксперимента и метода идеализации создается первичный теоретический объект. Мысленный эксперимент представляет собой продолжение реальной тенденции, обнаруженной в материальном эксперименте, за пределы ее практической осуществимости. Например, введение в научное знание теоретического понятия «инерция» было результатом использования мысленного эксперимента. Исследование движения металлического шарика, скатывающегося с наклонной плоскости, привело к открытию эмпирического закона: чем меньше силы трения, тем меньше замедление скорости на горизонтальном участке траектории его движения. Если мысленно «убрать», свести к нулю силы трения и другие внешние воздействия, то шарик сохранит состояние покоя или равномерного прямолинейного движения, т.е. шарик обладает свойством инерции. В мысленном эксперименте следует различать две составляющие: продолженное за пределы практической осуществимости материальное изменение, в данном случае уменьшение внешних воздействий, и операция мысленного предельного перехода к нулевому значению внешних воздействий, т.е. идеализация. Первая составляющая связывает мысленный эксперимент с материальным экспериментом, вторая составляющая отделяет мысленный эксперимент от материального эксперимента. Понятие инерции, полученное таким образом, не может быть непосредственно отнесено к эмпирическому объекту, потому что невозможно полностью исключить внешние воздействия на эмпирические объекты. Но оно может быть непосредственно отнесено к фундаментальному теоретическому объекту, образованному из эмпирического объекта посредством предельного мысленного перехода к нулевому значению его пространственных размеров, посредством перехода к материальной точке, или введенному таким же способом абсолютно пустому пространству. Действительно, нулевые пространственные размеры эмпирического объекта позволяют свести к нулю влияние внешних воздействий при выявлении свойства инерции и введении базисных инерциальных систем. В свою очередь, материальная точка может двигаться лишь в подобном же точечном пространстве и времени. Значит, введение фундаментального механического объекта (материальной 31 точки) вызывает необходимость в конструктивном переходе от эмпирического понятия пространства и времени к теоретическому понятию пространства и времени, предельном переходе к понятию нулевой пространственной точки и нулевого момента времени, т.е. математизации внутренней структуры пространства и времени. Только тогда, когда мы провели с помощью идеализации указанные конструктивные процедуры со всеми понятиями механических свойств, параметров, стало возможным формулирование всеобщих и необходимых законов движения фундаментального теоретического объекта, материальной точки. Обратное движение от теоретических объектов к эмпирическим объектам необходимо реализуется в процедуре деидеализации, переход от эмпирических объектов к сенсорно-практическим объектам – в процедуре дезабстрагирования. Наконец, движение от практических объектов к материальным объектам реализуется в процедуре объективации всей «цепочки» когнитивных объектов приведенных выше уровней познания. Такова общая, конструктивно-деятельностная структура построения естественно-научного знания. В конце XX века в работах отечественных философов науки был выявлен третий уровень естественно-научного знания: основания науки. Мы опираемся в его изложении на обобщающие работы В.С. Степина. Основания научной деятельности включают в себя: идеалы и нормы исследования, научную картину мира и философские основания науки. Как и всякая деятельность, научное познание регулируется идеалами и нормами, в которых выражены представления о целях научной деятельности и способах их достижения. Идеалы и нормы исследования, в свою очередь, содержат в себе: познавательные установки, регулирующие процесс воспроизведения объекта в различных формах научного знания; и социальные нормы, которые фиксируют роль науки и ее ценность для общества, управляют общением в научном сообществе. Познавательные идеалы и нормы имеют свои формы: 1) объяснения и описания, 2) доказательности и обоснованности, 3) построения и организации знаний. В классической физике, например, описания реальности объективны, объяснения фактов производятся через закон; доказательства логичны и подтверждены экспериментом и наблюдениями, знание обосновывается фактами и теориями. По Т. Куну, идеал объяснения и описания представляют соответствие следствий теории результатам наблюдений и экспериментов и расширяющаяся область применений теории; идеал доказательности и обоснованности – непротиворечивость и эвристическая плодотворность; идеал организации теоретического знания – простота. Социокультурный образ науки формируется под влиянием социальных потребностей, испытывая воздействие мировоззренческих структур, лежащих в основе культуры той или иной исторической эпохи. Например, в трактат о змеях натуралист эпохи Возрождения Альдораванди включил описания чудес и пророчеств, связанных с тайными знаками змеи, сказания о драконах, сведения об эмблемах и геральдических знаках, о созвездиях Змеи, Змееносца, Дракона и связанных с ними астрологических предсказа32 ниях и т.п. В религиозном мировоззрении познание мира понималось как расшифровка смысла, вложенного в вещи и события актом божественного творения. Вещи и явления рассматривались как расщепленные на природные свойства и как знаки божественного помысла, воплощенного в мире. Описать вещь или явление значило не только зафиксировать объективно присущие им свойства и качества, но и обнаружить «знаковосимволические» признаки вещей, знаковую связь с другими вещами и событиями мироздания. Поскольку вещи и явления воспринимались как знаки, постольку словесный или письменный знак и сама обозначенная им вещь уподобляются друг другу. С этих позиций вполне допустимо группировать в одном описании биологические признаки змеи, геральдические знаки и легенды о змеях, как различные виды знаков, обозначающих идею змеи, вложенную в существо змеи божественным помыслом. Вторую часть оснований науки образует научная картина мира, обобщенная схема-образ предмета исследования, с помощью которой выражаются основные системные характеристики изучаемой реальности. Термин «мир» применяется здесь в смысле обозначения ограниченной сферы реальности, изучаемой данной наукой. Научная картина мира раскрывается посредством представлений о фундаментальных объектах, из которых состоят все другие объекты соответствующей науки; о типологии изучаемых объектов; об общих закономерностях их взаимодействия; о пространственновременной структуре реальности. Она может быть описана в системе онтологических принципов. Принципы механистической картины мира: реальность состоит из неделимых корпускул; их лапласовское взаимодействие осуществляется мгновенно и по прямой линии; корпускулы и образованные из них тела перемещаются в абсолютном пространстве и времени. Переход от одной картины мира к другой сопровождается изменением системы онтологических принципов. Например, возникновение квантово-релятивистской картины мира в физике было связано с пересмотром принципа неделимости атомов, существования абсолютного пространства-времени, лапласовской детерминации физических процессов. Кроме дисциплинарных картин мира существует общая научная картина мира. Она объединяет наиболее важные достижения частных наук: представления о нестационарной Вселенной и Большом взрыве, о кварках и синергетических процессах, о генах, экосистемах и биосфере, об обществе как целостной системе, о формациях и цивилизациях и т.д. Научная картина мира, во-первых, обеспечивает систематизацию знаний в масштабе соответствующей науки или науки в целом; вовторых, функционирует в качестве исследовательской программы, которая ориентирует постановку задач как эмпирического, так и теоретического поиска, определяет выбор средств их решения. Она размещается между эмпирическим и теоретическим познанием. С одной стороны, научная теория строится в тесной связи с картиной мира. С другой стороны, посредством картины мира осуществляется объективация теоретических понятий, связь их с объектом научного познания. Картине мира соответствует метод, вы33 раженный в идеалах и нормах науки. Например, идеалы и нормы описания, объяснения вводятся в согласии с онтологическими постулатами науки и в снятом виде содержат в себе социальные факторы, которые определяют их возникновение и функционирование. Философские идеи и принципы обосновывают онтологические постулаты науки, ее идеалы и нормы. И это не пустые слова, а реальность научной жизни. Показательно в этом отношении обоснование М. Фарадеем материальной природы электрических и магнитных полей ссылками на принцип единства материи и силы. Его экспериментальные исследования подтверждали идею, что электрические и магнитные силы передаются в пространстве не мгновенно по прямой, а по линиям различной конфигурации от точки к точке. Эти линии, заполняя пространство вокруг зарядов и источников магнетизма, воздействовали на заряженные тела, магниты и проводники. Но силы не могут существовать в отрыве от материи. Поэтому линии сил нужно связывать с материей и рассматривать их как особую субстанцию. Интересно, что и Н. Бор строил обоснование квантовой механики на основе философских идей. Исходя из анализа процесса познания как деятельности, характер которой обусловлен природой и спецификой познавательных средств, он вводит принцип относительности описания микрообъекта к средствам наблюдения «макроскопического» субъекта. Необходимость философских оснований науки вызвана тем, что в фундаментальных областях она имеет дело с объектами, непривычными и непонятными как для обыденного знания, так и для предшествующего научного знания. Поэтому научные картины мира, идеалы и нормы научного исследования не только в период их формирования, но и в последующие периоды перестройки научного знания нуждаются в стыковке с господствующим мировоззрением той или иной исторической эпохи, с категориями культуры. Такую «стыковку» и обеспечивают философские основания науки. Более того, философия способна генерировать категориальные матрицы, необходимые для научного исследования, до того как наука начинает осваивать соответствующие типы объектов. Например, Г. Лейбниц в своей монадологии развивает идеи, во многом созвучные с современными фридмонными космологическими моделями. Это выражается во введении в теоретическую физику представления о микрочастицах, содержащих в себе в потенциально возможном виде все другие частицы, впоследствии развертывающихся в мегамир. Каждый фридмон для внешнего наблюдателя представляет собой микрочастицу, для внутреннего наблюдателя – Вселенную. Это выражается в концепции ветвящихся миров, где эволюция целостной Вселенной рассматривается как ветвление из одного «ствола» множества миров, которые существуют параллельно друг другу и не взаимодействуют между собой, но вместе с тем дополняют друг друга как особые квантовые состояния целостной Вселенной. Философские основания разделяются на три блока. Первый из них, онтологический, образуют категории, фиксирующие наиболее общие харак34 теристики объектов, преобразуемых в деятельности: пространство и время, движение и покой, вещь и свойство, состояние, отношение (связь и изолированность), количество и качество, причинность, необходимость и случайность и т.д. Второй блок, эпистемологический, составляют категории, характеризующие познавательные процедуры и их результат: истина, метод, знание, объяснение, доказательство, обоснование, теория, факт и т.п. Третий блок включает в себя категории, описывающие человека как субъекта деятельности, структуры его общения, отношений к другим людям и обществу в целом, к целям и ценностям социальной жизни: человек, общество, я, другие, труд, сознание, добро, красота, вера, надежда, долг, совесть, справедливость, свобода и т.д. Формирование и трансформация философских оснований науки требует не только философских, социально-культурных, но и специально научных знаний, понимания специфики предмета соответствующей науки, ее традиций, образцов деятельности и ее связи с социально-культурной средой своего исторического времени. Оно осуществляется путем выборки и адаптации идей, разработанных в философском анализе, к потребностям определенной области научного познания, что приводит к конкретизации исходных философских идей, их уточнению, возникновению новых категориальных смыслов, которые при вторичной рефлексии развертываются как новое содержание философских категорий. Этот особый слой исследовательской деятельности в настоящее время называется эпистемологией и философией науки. В.С. Степиным разработан генетически-конструктивный метод построения научной теории. Рассмотрим процесс построения планетарной модели атома. Исходным пунктом этого процесса стало введение в электродинамическую картину мира Лоренцем нового элемента, «атома электричества». Сразу возникли вопросы: как атомы электричества, будущие электроны, соотносятся с атомами вещества? Не входят ли они в состав атомов вещества? Х. Нагаока в 1904 году выдвигает, по аналогии с вращением спутников вокруг Сатурна, планетарную модель атома. Иначе говоря, Нагаока перенес известную в небесной механике структуру на микрофизику, соединив ее с новыми элементами (электрическими зарядами). Подстановка зарядов на место тяготеющих масс привела его к созданию планетарной модели атома. Картина мира сыграла здесь роль исследовательской программы. При этом возникло новое знание: пришлось ввести теоретический конструкт «ядро атома» и наделить его положительным зарядом, а электроны – признаком стабильно двигаться вокруг ядра. В 1905 году В. Вин показал, что признак электрона «двигаться ускоренно вокруг ядра» противоречит признаку стабильности электронных орбит, так как при ускоренном движении электрон должен излучать, стало быть, терять энергию и падать на ядро. Физики отказались от планетарной модели атома Нагаоки. Свою вторую жизнь модель обрела после того, как Ф. Резерфорд экспериментально доказал существование ядра атома. При35 знаки конструкта «атомное ядро», введенные «сверху» по отношению к опыту, были получены «снизу», как идеализации реальных экспериментов в атомной области. Тем самым гипотетический объект «атомное ядро» получил онтологический статус. Планетарная модель атома была восстановлена, хотя обнаруженный Вином парадокс неустойчивого атома не был разрешен. Но теперь было четко локализовано слабое звено планетарной модели, представление об электронной орбите; определено направление направления дальнейшего исследования. Следующий шаг был сделан Н. Бором и В. Гейзенбергом, создавшими квантово-механическую модель атома. Так что Фейерабенд был неправ, отрицая возможность выявления внутренних закономерностей формирования в науке новых идей. Процесс обоснования гипотезы вносит не менее важный вклад в развитие научного знания, чем процесс создания гипотезы. Научная революция начинается с появления фундаментальных аномалий, парадоксов. Переход от классической электродинамики к теории относительности тоже начался с обнаружения теоретического парадокса. Суть его в том, что форма основных уравнений электродинамики не сохраняется при переходе от одной инерциальной системы отсчета к другой. Неизменность, ковариантность уравнений, выражающих физические законы относительно этих преобразований, означает независимость законов природы от субъективного выбора той или иной системы отсчета, означает признание их объективно-общего существования. Поэтому открытие нарушения ковариантности основных законов классической электродинамики поставило под вопрос всю электродинамику. В качестве решения проблемы Г. Лоренц предложил гипотетические преобразования пространственных координат и времени. Но возникла новая проблема: если принять преобразования Лоренца и придать им физический, онтологический смысл, то они противоречат принципу абсолютности пространства и времени в физической картине мира. Парадоксы являются сигналами того, что наука включила в сферу своего исследования новый тип процессов, существенные характеристики которых не отражены в картине мира. Для устранения парадоксов требовалось изменить тогдашнюю физическую картину мира. Путь к теории относительности пролегал через установление соответствия преобразований Лоренца реальным свойствам пространства и времени. Движение по этому пути требовало отказа от встроенных в физическую картину мира представлений об абсолютном пространстве и времени. Но именно это Лоренцу было трудно сделать, потому что представления об абсолютном пространстве и времени воспринимались ими как полностью соответствующие природе, выражающие ее глубинные характеристики; их сознание «срослось» с этими представлениями на бессознательном уровне. Поэтому истолковал свой вывод об изменчивости пространственных и временных интервалов в разных системах отсчета не как характеристику реального пространства и времени, а как фиктивное пространство и время. 36 Путь к теории относительности требовал постановки вопроса о том, действительно ли представления об абсолютном пространстве и времени соответствуют новой области взаимодействий? Постановка этого вопроса требовала перемены позиции исследователя. Он должен был посмотреть на состояние сложившегося физического знания не с физической стороны, поставить проблему изменчивости принципов науки и их отношения к реальности. Предметом исследования в этой позиции становятся не характеристики реальности, а характеристики знания, описывающего реальность. А это уже сфера философско-методологического анализа. Иначе говоря, смена исследовательской позиции требует от физика обращения философскометодологическим основаниям и средствам решения физической проблемы. Философско-методологический анализ, во-первых, выполняет критическую функцию. Она предполагает рассмотрение фундаментальных понятий и представлений науки как исторически изменчивых. Эйнштейн считал, что созданные нами понятия описывают реальность, существующую независимо от нас, но видим мы эту реальность через эти понятия, поэтому часто отождествляем самые фундаментальные понятия с реальностью, абсолютизируя их. Опыт же развития науки свидетельствует о том, что даже наиболее фундаментальные понятия науки изменяются, и мы должны быть готовы к этому изменению. Во-вторых, философско-методологический анализ выполняет конструктивно-эвристическую функцию. Новая картина мира не может быть получена из нового эмпирического материала индуктивным путем. Сам эмпирический материал организуется и объясняется в соответствии с определенным способом его видения, а этот способ задает картина мира. Эмпирический материал может лишь обнаружить несоответствие старого видения новой реальности, но сам по себе он не указывает, как нужно изменить это видение. Формирование новой картины мира требует особых идей, которые позволяют перегруппировать элементы старых представлений о реальности, исключить часть из них, включить новые элементы с тем, чтобы разрешить имеющиеся парадоксы и объяснить новые старые и новые факты. Такие идеи формируются в сфере философско-методологического анализа познавательных ситуаций в науке и играют роль общей эвристики, обеспечивающей интенсивное развитие исследований. Новый подход, с позиции которого Эйнштейн приступил к построению теории относительности, был основан на требовании селективного операционального контроля над понятиями и принципами физической картины мира. Важнейшим средством операционального познания мира является измерение, а его условием – постулат воспроизводимости одного и того же эксперимента в различных местах пространства и в различные моменты времени. За внешней очевидностью и привычностью утверждений о процедуре измерения скрываются существенные и абстрактные представления относительно природы физического мира. В частности, за постулатом о воспроизводимости физических экспериментов стоят принципы однородности и изотропности пространства, однородности времени, а они в свою очередь 37 связаны с неизменностью физических законов относительно всех мест пространства и всех моментов времени, с постулированием абсолютного пространства и времени. Вот что стоит за внешне неприметной процедурой измерения! Что сделал Эйнштейн? Он распространил принцип относительности Галилея на описание электромагнитных взаимодействий и столкнулся с тем же нарушением ковариантности основных законов классической электродинамики, что и Лоренц. Но, в отличие от Лоренца, он придал факту независимости скорости света от скорости движения источника света статус фундаментального принципа. Поскольку, согласно принципу относительности, все инерциальные системы отсчета физически эквивалентны, то отсюда следует, что принцип постоянства скорости света справедлив для любой системы отсчета. Соединение указанных принципов дает теоретическое обоснование необходимости отказа от идеи абсолютного пространства и времени. Самое же главное состоит в том, что Эйнштейн сделал мысленный анализ измерительных процедур, посредством которых обосновывались свойства пространства и времени. В соответствии с вышеописанным идеалом операционально-эмпирического обоснования постулатов теории им были тщательно проанализированы процедуры измерения пространственных и временных интервалов. Он выявил схему этих процедур, показав, что в их основании лежат операции с жесткими стержнями инерциальной системы отсчета и ее часами, синхронизированными с помощью световых сигналов. Из анализа схемы измерения пространственных и временных интервалов с помощью постулата о постоянстве скорости света были получены преобразования Лоренца. Этот вывод придавал преобразованиям Лоренца и их следствиям реальный физический смысл, потому что был мысленным аналогом эмпирического обоснования теории. Научные революции возможны не только как результат внутридисциплинарного развития, когда в сферу исследования включаются новые типы объектов, освоение которых требует изменения оснований научной дисциплины. Они возможны также благодаря междициплинарным взаимодействиям, основанным на «парадигмальных прививках» – переносах представлений специальной научной картины мира, а также идеалов и норм исследования из одной научной дисциплины в другую. Такие трансплантации вызывают преобразования оснований науки без обнаружения парадоксов и кризисных ситуаций, связанных с внутренним ее развитием. Новая картина изучаемой реальности и новые нормы исследования, возникающие в результате «парадигмальных прививок», открывают иное поле научных проблем, стимулируют открытие явлений и законов, которые до «парадигмальной прививки» не попадали в сферу научного поиска. Например, в учение о геологических процессах Ч. Лайеля были перенесены существенные элементы биологической концепции Ламарка: сходства действующих сил природы с силами, которые действовали в прошлом, и того, что крупные изменения являются результатами постепенных, накапливающихся во времени мелких 38 изменений. Генетическое учение Менделя возникло на стыке математики – вероятностно-статистического метода и биологии – гибридизационного метода. Теория биологической эволюции как саморегулирующегося процесса И.И. Шмальгаузена построена на плодотворном взаимодействии биологии и кибернетики. В.С. Степин рассматривает не только парадигмы и научные революции на макроуровне, но и подвергает исследованию революции на мегауровне: глобальные научные революции, выделяя мегапарадигмы классической, неклассической и постнеклассической науки. Классическая наука тесно связана с идеалом объективности научного знания. В ней из научного описания тщательно исключалось все, что относилось к проявлениям субъективных качеств человека и процедурам его познавательной деятельности; исключалось все, что не относится к объекту, так как это рассматривалось как помеха научному познанию. Место реального человека, мыслящего, чувствующего и наделенного силой воли, занимал абстрактный субъект научного познания. Неклассическая наука формировалась в процессе открытия теории относительности Эйнштейна и квантовой механики. Таким образом, перестройка оснований науки не является актом внезапной смены парадигмы, а представляет собой процесс, который начинается задолго до непосредственного преобразования норм исследования и научной картины мира. Начальную фазу процесса межпарадигмального перехода образует философско-методологический анализ оснований и средств решения фундаментальных аномалий, парадоксов прежней парадигмы, который направляет построение новой научной картины мира, новых идеалов и норм научного исследования, т.е. новой парадигмы. Исследования в сфере философии науки позволяют разработать общенаучные категориальные структуры, лежащие в основании этих процессов, и дать в руки ученых эффективные способы создания новых парадигм в периоды научных революций. 4. Специфика гуманитарного знания Вопрос о специфике гуманитарного познания активно обсуждается в философском сообществе [20, С.393-410; 23, С.322-371; 27, С.355-402; 29, С.254-451]. На сегодняшний день можно говорить о трех его чертах. Первая существенная черта гуманитарного знания заключается в выявлении индивидуальных особенностей элементов духовно-гуманитарной реальности. Второй чертой гуманитарного знания является субъективная форма его бытия в идеальном аспекте познания и знания. Если раньше содержание познающего сознания сводилось только к мышлению («мыслю, следовательно, существую», Р. Декарт), то В. Дильтей обращает внимание на эмоциональный аспект сознания, переживание. Третья черта гуманитарного знания и соответствующей ему реальности – духовная ценность и оценочное воспроизведение ее в сознании. 39 Наиболее важным шагом в развитии понимания особенностей и архитектоники гуманитарного знания явилась работа выдающегося нашего соотечественника М.М. Бахтина «К философии поступка». В ней автор сначала разбирает отличие гуманитарно-нравственного и морально-этического познания от негуманитарного, общетеоретического (естественно-научного, философского и исторического описания-изображения) мышления к воспроизведению гуманитарной реальности, человеческой деятельности, поступка. Все названные виды негуманитарного знания, по мнению автора, устанавливают принципиальный раскол между общим содержанием гуманитарного акта-деятельности и единственной переживаемостью, единственной действительностью его бытия, вследствие чего этот акт теряет свою ценность и единство живого становления и самоопределения. Возникает необходимость выявления их единства. Поступок, «акт должен обрести единый план, чтобы рефлектировать себя в обе стороны: в своем смысле и в своем бытии, обрести единство двусторонней ответственности и за свое содержание (специальная ответственность) и за свое бытие (нравственная), причем специальная ответственность должна быть приобщенным моментом единой и единственной нравственной ответственности» [2, С.12]. В реально совершаемом поступке определенного человека в определенное время и в определенных условиях оба этих момента едины и нераздельны. Когда же мы образуем о поступке общезначимое суждение, то оно относится к общей и необходимой теоретической области, для которой совершенно безразличен индивидуальный момент, превращение суждения в ответственный поступок, совершаемый человеком. В негуманитарном знании и реальности нет действительно мыслящего и ответственного за акт своего мышления и своего поступка человека. Отрывая общее суждение от реально совершающегося поступка, мы выходим из сферы нравственности в сферу чуждых нравственности законов в качестве их марионеток, так как нас, индивидуально ответственных и активных личностей, там нет. Нет там и нравственного долженствования, потому что оно не существует без волевой установки, исходящей из личного сознания. Все прежние этические системы состоят из общезначимых суждений и подразделяются на материальные, формальные учения. Материальная этика пытается найти и обосновать общезначимые моральные нормы для каждого человека. Но для факта моего согласия со значимостью моральной нормы, как моего поступка, мало одной в себе значимости и моей способности соображения, нужна еще исходящая от меня нравственно должная установка моего сознания по отношению к императивно значимой норме. Таким образом, моральная норма представляет собой повеление, исходящее из того или иного внешнего авторитета, но в ней нет противоположного полюса морали, личного волеизъявления. Второй недостаток материальной этики, родственный с формальной этикой, – общность моральных норм, нарушение принципа единственности, индивидуальности человеческого бытия. В формальной этике индивидуальная единственность поступка также заменяется об40 щезначимостью, например, категорического императива Канта. Третий недостаток формальной этики заключается в том, что воля сама автономно делает своим законом чистую законосообразность. Воля активна в индивидуальном поступке, но не задает общезначимую моральную норму. Ненравственное бытие человека, конечно, есть, но это не то бытие, в котором он живет и умирает, в котором возможен его ответственный поступок. В нем человек оказался бы «запертым в клетке» завершенных или предопределенных внешними для его нравственного сознания обстоятельствами форм существования. В этом мире нет абсолютно нового, творимого, предстоящего, ответственно рискованного в поступке, а без него нет и поступка. Современный человек чувствует себя уверенно и ясно там, где его принципиально нет, в автономном социальном или культурном мире, но неуверенно и неясно там, где он имеет дело с собой, где он – центр исхождения поступка, своей единственной жизни. Иначе говоря, мы уверенно поступаем тогда, когда поступаем не от себя, а как детерминируемые объективными, вне нас и нашего сознания находящимися, силами; наше поведение совершается свято и безгрешно, ибо на этом пути самих нас нет. Где находится исходный пункт адекватного понимания нашего нравственного сознания и поведения в специфическом их смысле? Бахтин же считает: «Только изнутри действительного поступка, единственного, целостного и единого в своей ответственности, есть подход и к единому и единственному бытию в его конкретной действительности, только на нем может ориентироваться первая философия» [2, С.32]. В построении своей нравственной философии он исходит не из знания, не из внешней индивидууму культурной среды, а изнутри реально совершающегося поступка, имеющего единый и единственный конкретный контекст, в котором тот обретает свой смысл, в который входит общая значимость, историческая фактичность и эмоционально-волевой тон, охватываемый ответственностью поступка. Ответственный поступок, как осуществление решения, непоправим и невозвратен, всесторонний окончательный вывод и последний итог нравственного действия. Он стягивает, соотносит и разрешает в едином и единственном, уже последнем контексте смысл и факт, общее и индивидуальное, идеальное и реальное. Этот контекст объединяется ответственной мотивацией и превращает одну из возможностей поступка в единственную форму его бытия. Для адекватного воспроизведения такого своеобразного мира поступка непригодны абстрактно-общие понятия-термины, так как необходима вся полнота слова: его содержательно-отвлеченная сторона (слово-понятие), наглядно-выразительная (слово-образ) и эмоциональноволевая (слово-акт) сторона. Знание единого и единственного в своей ответственности бытия поступка, по мнению Бахтина, может быть только описанием, феноменологией мира поступка. Рассматриваемый мир-событие, мир поступка не есть мир наличного и завершенного бытия. Это мир желательного и должного. Все в нем мной переживается, оценивается, охватывается моим заинтересованно41 действенным отношением, имеет эмоционально-волевой тон и, обратно, вступает в действенное отношение ко мне в единстве объемлющей меня событийности. Включенный в мир поступка предмет неотделим от своей функции в событии в его соотнесении со мной. Этой функцией предмета является его действительная, утвержденная ценность. Поступающее мышление есть эмоционально-волевое мышление. Эмоционально-волевой тон охватывает все смысловое содержание мысли в поступке и относит его к единственному бытию-событию. Нельзя понимать дело так, что эмоционально-волевой тон обретает свое единство только в мире самоценной культуры. Наоборот, вся культура в целом формируется в едином и единственном контексте жизни, которой я причастен. Эмоционально-волевой тон размыкает замкнутую в себе общую культуру и приобщает ее к единому и единственному бытию-событию. Всякая общезначимая ценность становится действительно значимой только в индивидуальном контексте. В основе единства единственного сознания лежит не общий принцип как начало, а факт действительного признания своей причастности к единому бытию-событию. Этот факт не может быть описан в общетеоретических терминах, а может быть описан в конкретных терминах и участно пережит. Я причастен к бытию единственным и неповторимым образом, занимаю в единственном бытии единственное, неповторимое и непроницаемое место. Никто другой в этом месте и в этом времени не находится, поэтому то, что мною может быть совершено, никем и никогда совершено быть не может. Единственность наличного нравственного бытия имеет абсолютную обязательную силу. Бахтин называет это фактом не-алиби в нравственном бытии. Оно не воспроизводится в абстрактно-общем, номологическом знании, а признается и утверждается в идеографическом, индивидуализирующем знании. Абстрактно-общее знание изымает меня из нравственной реальности, поэтому ничем меня не обязывает. Только признание единственности моего участия в бытии есть действительная и действенная основа моей жизни и поступка. Активный поступок утверждает свою единственность и незаменимость в целом нравственного бытия и в этом смысле придвинут к краю бытия, ориентирован в нем как целом. Моя единственность как необходимое несовпадение ни с чем, что не есть я, всегда делает возможным и единственное, незаменимое действие мое по отношению к тому, что не есть я. Следовательно, по всему действительному единству нравственного бытия возникает мое единственное, образующее нравственность, долженствование с моего единственного места в бытии. Базисное долженствование возможно лишь там, где есть знание факта бытия единственной личности изнутри, где этот факт становится ответственным центром, там, где я принимаю ответственность за свою единственность, за свое бытие. Ответственный поступок – это поступок на основе признания долженствующей единственности, утверждение не-алиби в нравственном бытии. Утвердить факт своей един- 42 ственной незаменимой причастности бытию – значит войти в бытие именно там, где оно, на его кромке, не равно себе самому – войти в событие бытия. Все внешнее содержательно-смысловое бытие моральнонравственной культуры, по М.М. Бахтину, представляют всего лишь возможности, которые могут стать действительностью только в поступке на основе признания моей единственной причастности бытию. Изнутри внешнего, лишь возможного, смыслового содержания невозможен переход в единственную нравственную реальность личности. Более того, мир внешнего смыслового содержания бесконечен и автономен, делает меня ненужным, а мой поступок случайным. «Он не имеет центра, он не дает принципа для выбора: все, что есть, могло бы и не быть, могло бы быть иным, если оно просто мыслимо как содержательно-смысловая определенность. С точки зрения смысла возможны лишь бесконечность оценки и абсолютная неуспокоенность. С точки зрения отвлеченного содержания возможной ценности всякий предмет, как бы он ни был хорош, должен быть лучше, всякое воплощение смысла – дурное и случайное ограничение. Нужна инициатива поступка по отношению к смыслу, и эта инициатива не может быть случайной. Ни одна смысловая в себе значимость не может быть категорической и нудительной, поскольку у меня есть алиби в бытии. Только признание моей единственной причастности с моего единственного места дает действительный центр исхождения поступка и делает неслучайным начало, здесь нужна инициатива поступка, моя активность становится существенной, долженствующей (ответственной, – А.А.) активностью» [2, С.43-44]. Ответственность возможна за единственное утверждениенеутверждение смысла. Ведь существует бытие без смысла и смысл без бытия. Например, существование природных объектов или существование необходимых моральных норм в мире случайных людей. Участное мышление есть эмоционально-волевое понимание бытия как события в конкретной единственности на основе не-алиби в бытии, отнесенное к себе как к единственной ответственно поступающей личности. Здесь возникает проблема: если каждый человек действует изнутри ценностей своего индивидуального бытия, то не противоречит ли это единому нравственному бытию ценностей общества, человечества? Бахтин считает, что противоречия нет, если ценности человечества приняты, признаны с единственного места как основы не-алиби в бытии каждого человека. Он говорит: для абстрактного, безучастного субъекта все люди одинаково смертны, но никто не живет в мире, где все люди ценностно равно смертны. Общезначимая ценность обусловлена не своим отвлеченно взятым содержанием, а – единственным местом, занятым данным человеком, однако с этого единственного места могут быть признаны все общезначимые ценности и всякий другой человек со своими ценностями. Обязывать может только знание, соотнесенное с моей единственностью на основе моего не-алиби в бытии. Но как происходит формирование нравственной духовной культуры 43 личности и ее взаимодействие с нравственной культурой человечества, остается нераскрытым. Индивидуальная конкретность личного нравственного мира, поступка и возникающего из него единого-единственного бытия-события не может быть описана на языке общих понятий. Конкретный план мира единого и единственного поступка может быть выражен на языке основных моментов конкретной архитектоники. М.М. Бахтин дает архитектонику поступка в двух видах: я-для-себя, другой-для-меня, и я-для-другого; я, другой и я-длядругого. Все пространственно-временные и содержательные ценности и отношения стягиваются к этим эмоционально-волевым центральным моментам [2, С.51-52]. Объединенная архитектоника гуманитарного знания и гуманитарной реальности диалогична, т.е. опирается на общение: Я – Другой. По нашему мнению, здесь, как нигде, уместны категории в-себе, для-другого и для-себя бытия, введенные Гегелем. Они описывают состояния каждого участника диалога. Получается его архитектоника: Я – я-в-себе – другойдля-меня – я-для-другого – другой-в-себе – Другой. В результате конструктивного общения получается смысловое взаимопонимание между мной и другим человеком, которое характеризуют состояния: я-для-себя и другойдля-себя. Каждое из этих состояний органически содержит точку зрения другого человека. Итак, М.М. Бахтин справедливо выступает против абсолютизации общезначимых моральных утверждений, отрыва их от индиивидуальноперсонального полюса морально-нравственной реальности и знания в традиционной этике. Он убедительно раскрывает их нечеловеческую сущность, принципиальную чуждость тождественно-общих морально-нравственных ценностей единой и единственной жизни человека и человечества. Главным недостатком прежней этики является невозможность перехода общих морально-нравственных норм в нравственное сознание и поведение индивидуума. Обнаружение этого факта дает объяснение явной мизерности успехов воспитания на основе прежнего этического учения. В этих условиях общезначимая этика и мораль, действительно, представляет собой необязательный для изъятого из нее самоценного бытия человека набор рекомендаций, который не вызывает и не может вызвать внутреннего отклика, потому что навязывается ему внешней силой общественного мнения. М.М. Бахтин прокладывает новый путь в построении этики, путь не от общей и самоценной морально-нравственной культуры, а от единого и единственного морально-нравственного бытия, поступка личности. Конкретный поступок связан не с отвлеченной абстрактной мыслью, а с эмоциональноволевым тоном, охватывающим все смысловое содержание мысли в поступке и относящим его к единственному бытию-событию. Важнейшим основанием поступка является эмоционально-волевое признание своей единственной причастности к единому бытию-событию. Отсюда выводится невозможность уклониться от поступка, его абсолютная обязательность; т.е. то, вывод чего был «камнем преткновения» для традиционной, общезначимой 44 этики. Свобода, риск существует до поступка, до его выбора. Как только выбор поступка осуществлен и началась его реализация, человек попадает в область обязательного бытия-события. Ответственность личности за поступок оказывается идеальным выражением ситуации единого и единственного действия в едином и единственном нравственном мире. Бахтин понимает необходимость выхода из личности в социально-нравственную сферу. Выход осуществляется через эмоционально-волевое признание всех ценностей и других людей со всеми их ценностями с единственного места бытия человека в нравственном мире, через диалог с ними. Общезначимая этика отвергается за то, что в ней единичная личность безусловно подчинена общей морально-нравственной ценности, норме. Прежней этике противопоставляется этика, опирающаяся на отношение между единой-единственной личностью и единым-единственным человечеством, на отношение между самоценной частью и самоценным целым. Но взаимодействие, взаимопроникновение единых и единственных моральнонравственных ценностей человечества и формирующихся моральнодуховных ценностей единой и единственной личности у автора через конкретно-социальные ценности и смыслы не раскрыто. Однако исследование М.М.Бахтина показало, что между ними существует преграды, отклоняющие прямолинейную траекторию реализации морально-нравственного взаимодействия между человечеством, обществом и личностью. Такими препятствиями являются барьеры, существующие вокруг морально-нравственной самоценности личности, общества и человечества. Барьером на пути, например, диалогового перехода социальных морально-нравственных норм в поведение индивидуума является самоценность личности и ее воспроизведение в виде сознания собственной значительности [10.С.52-62]. На наш взгляд, в едином и единственном нравственном мире переход единых и единственных всечеловеческих ценностей в единые и единственные индивидуальные ценности может происходить только по линиям, огибающим самоценность личности, по траекториям, не задевающим чувство собственной ее значимости. Да и сама личность становится моральнонравственной только тогда, когда собственными усилиями обретает позитивную значительность, являясь на свет нравственного бытия. Переход индивидуальных морально-нравственных ценностей во всечеловеческие происходит по путям, огибающим, как сознание значительности социальных, так и самоценности всечеловеческих морально-нравственных норм. Поэтому задачей новой этики является изучение огибающих индивидуальную, социальную и всечеловеческую самоценность бытия оптимальных траекторий морально-нравственного взаимодействия человека, общества и человечества. Опыт XIX-XX веков показал, как легко извращаются моральнонравственные, гуманитарные ценности с позиций личности или конкретного общества. Именно всечеловеческая «безопорность» общезначимых моральных норм способствовала созданию ницшеанской концепции морального 45 нигилизма на основе индивидуального волюнтаризма. Именно их «безопорность» в индивидуальном внутреннем мире людей способствовала торжеству псевдоморали в тоталитарных режимах XX века. Исследование особенностей морально-нравственного, гуманитарного знания и культуры обретает жизненно-важное значение сейчас, когда над существованием человека и человечества нависла глобальная угроза самоуничтожения, когда выявилась полная неэффективность основанного на общезначимых моральнонравственных ценностях воспитания людей, когда наш завтрашний день зависит от успешного диалогического согласования морально-нравственных ценностей отдельных людей, социальных групп и всего человечества. 46 5. Вопросы 1. Эмпирический сенсуализм и рационализм в докантовском понимании научного познания. 2. «Конструктивистский поворот» И. Канта в философии науки. 3. Идеи диалектики, практики и материализма в марксистской интерпретации научного познания. 4. Позитивизм О. Конта, Дж.С. Милля и Г. Спенсера. 5. Неопозитивистское понимание научного познания и знания. 6. Стандартная концепция научного знания и ее критика. 7. Критический рационализм Поппера. 8. Интернализм и экстернализм. Постпозитивизм о научном познании и знании (Т. Кун, И. Лакатос и П. Фейерабенд). 9. Постмодернистское представление научного знания и реальности. 10.Развитие понимания специфики социального и гуманитарного познания и знания. 11.Формирование эмпирического объекта научного знания. 12.Построение теоретического объекта научного знания. 13.Основания научного знания: идеалы и нормы исследования, научная картина мира и философские основания. 14.Генетическо-конструктивный метод построения научной теории. Научные революции. 15.Основные черты гуманитарного познания и знания. 16.Нравственное и ненравственное бытие человека. 17.Эмоционально-волевой тон и единое, единственное бытие-событие поступка. 18.Участное и неучастное мышление, конкретно-индивидуальное и абстрактно-общее знание. Обоснование индивидуальной принудительности морали. 19.Архитектоника гуманитарного познания и знания. 20.Значение концепции гуманитарного познания и знания М. Бахтина для XXI века. 47 Список литературы 1. Арон Р. Введение в философию истории // Арон Р. Избранное: Введение в философию истории – М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. – С.215-526. 2. Бахтин М.М. К философии поступка // Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. – Киев: «Next», 1994. – С.9-68. 3. Гришунин С.И. Философия науки: Основные концепции и проблемы. – М.: Изд-во ЛКИ, 2008. – 224с. 4. Ивин А.А. Современная философия науки. – М.: Высш.шк., 2005. – 592с. 5. Канке В.А. Философия экономической науки. – М.: ИНФРА-М, 2007. – 384с. 6. Канке В.А. Философия для экономистов. – М.: Изд-во «Омега-Л», 2008. – 411с. 7. Канке В.А. Философия науки. Краткий энциклопедический словарь. – М.: Изд-во «Омега-Л», 2008. – 328с. 8. Канке В.А. Общая философия науки. – М.: Изд-во «Омега-Л»,2009. – 354с. 9. Карнеги Д. Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей. Как вырабатывать уверенность в себе и влиять на людей, выступая публично. Как перестать беспокоиться и начать жить. – М.: Прогресс, 1990. – 712с. 10.Кемеров В.Е. Введение в социальную философию. – М.: Академический проект, 2001. – 301с. 11.Кохановский В.П., Лешкевич Т.Г., Матяш Т.П., Фатхи Т.Б. Философия науки в вопросах и ответах. – Ростов н/Д: Феникс, 2006. – 352с. 12.Кохановский В.П., Пржиленский В.И., Сергодеева Е.А. Философия науки. – М.: ИКЦ «МарТ», Ростов н/Д: Изд. центр «МарТ», 2005. – 496с. 13.Кун Т. Структура научных революций. – М.: ООО «Изд-во АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2003. – 365с. 14.Лакатос И. Методология исследовательских программ. – М.: ООО «Издво АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2003. – 380с. 15.Лешкевич Т.Г. Философия науки: традиции и новаторство. – М.: «Издво ПРИОР», 2001. – 428с. 16.Лекции по философии науки / под ред. Пржиленского В.И. – М.: ИКЦ «МарТ», Ростов н/Д: Изд. центр «МарТ», 2008. – 544 с. 17.Лешкевич Т.Г. Философия науки.– М.: ИНФРА-М, 2005. – 272с. 18.Лось В.А. История и философия науки. – М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К°», 2005. – 404с. 19.Малкей М. Наука и социология знания. – М.: Прогресс, 1983. – 251с. 20.Микешина Л.А. Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры. Методология научного исследования. – М.: Прогресс-Традиция: МПСИ: Флинта, 2005. – 464с. 48 21.Основы философии науки / под ред. С.А. Лебедева. – М.: Академический проект, 2005. – 544с. 22.Порус В.Н. Рациональность. Наука. Культура. – М.: Ун-т Рос. Акад. образования, 2002. – 352с. 23.Розин В.М. Наука: происхождение, развитие, типология, новая концептуализация. – М.: Изд-во Моск. психолого-социального института; Воронеж: Изд-во НПО «МОДЕК», 2008. – 600с. 24.Сачков Ю.В. Научный метод: вопросы и развитие. – М.: Едиториал УРСС, 2003. – 160с. 25.Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы. – М.: Гардарики, 2007. – 384с. 26.Томпсон М. Философия науки. – М.: ФАИР-ПРЕСС, 2003. – 304с. 27.Ушаков Е.В. Введение в философию и методологию науки. – М.: КНОРУС, 2008. – 592с. 28.Философия и методология науки / под ред. В.И. Купцова. – М.: Аспект Пресс, 1996. – 551с. 29.Философия науки. – Ростов н/Д: Феникс, 2006. – 496с. 30.Швырев В.С. Живое созерцание и абстрактное мышление, эмпирическое и теоретическое знание и познание // Теория познания: в 4 т. Т.3. Познание как исторический процесс. – М.: Мысль, 1993. – С.75-133. Редактор Н.В. Исхакова 49 Подписано в печать . Бумага офсетная. Формат 60 84 1/16. Гарнитура «Таймс». Печать трафаретная. Усл. печ. л. . Уч.-изд. л. . Тираж экз. Заказ . Издательство Уфимского государственного нефтяного технического университета Типография Уфимского государственного нефтяного технического университета Адрес издательства и типографии: 450062, Республика Башкортостан, г. Уфа, ул. Космонавтов, 1 50