Итальянские стихи» (1909) и стихотворения Осипа Мандельштама

В русской литературе существует некий «венецианский» миф,
представленный определенным набором мотивов, постоянно
варьирующихся, но неизменно присутствующих в изображении Венеции , а
именно:
представление о Венеции как о зыбком мире, населенном тенями и
призраками (И, Козлов, П.Вяземский, С.Соловьев) ;
инакость Венеции как места, в котором перестают действовать законы
логики, утрата воспринимается как приобретение , смерть- как праздник,
ночь – как день и гибель как возрождение;
отсутствие четких границ между прошлым и будущим, смерть как
растворение во времени, любовь к смерти, возникающая в Венеции.1
Предметом настоящей работы является сопоставительный анализ
триптиха Александра Блока о Венеции из цикла «Итальянские стихи» (1909)
и стихотворения Осипа Мандельштама «Веницейская жизнь»(1920).
«Итальянские» стихи Блока- это серьезный этап в его творчестве. Цикл
был написан в основном летом 1909 года в Италии, но обрабатывался до
1914 года
В творчестве Блока явственно ощущаются переклички между статьями,
пьесами и стихами, т.е., по справедливому мнению Д.Магомедовой, «речь
идет об особой спаянности , цельности в многообразии всех сторон его
художественного творчества»2. Двойственность мироощущения Блока
проявилась и в изображении Венеции, которая у поэта «оказывается неким
1
Об этом подробно см.:Меднис Н.Е. Венеция в русской литературе, Новосибирск, 1999.
2
Д. М. Магомедова. Автобиографический миф в творчестве А.Блока, М., 1997, с.28
пороговым миром, способным реализоваться как в метафизике прошлого,
так и в физике будущего» 3Триптих Блока построен по принципу
переплетения мотивов любви и смерти- прием, характерный (как было
отмечено выше) для традиционного изображения Венеции в русской поэзии
. Антиномичность, оксюморонность повествования проявляется в
изображении двуликой Венеции, которая предстает как нечто ускользающее,
не поддающееся однозначным характеристикам .Мотивы любви и смерти
переплетены у Блока так же, как и в стихотворении О.Мандельштама
«Веницейская жизнь» .В этом городе все зыбко и нереально, смерть
соседствует с красотой и любовью, тьма- со светом, веселье- с трагизмом.
Не случайно ,отмечая особенности поэтического мира Мандельштама,
, А.Блок указывает на его некую ирреальность, связанную с восприятием
Венеции: : «Его стихи возникают из снов- очень своеобразных, лежащих в
областях искусства только. Утрата воспринимается как приобретение. Его
путь – от иррационального к рациональному(в противоположность моему).
Его «Венеция»( т.7,с. 371)
В этом высказывании Блока очень важно указание на
противоположность творческих путей художников: если Мандельштам идет,
по мнению Блока, от иррационального к рациональному, то Блок, наоборот,
от рационального к иррациональному, вселенскому. Разность подходов
проявилась и в изображении Венеции.
Триптих Блока построен на реальных впечатлениях от Венеции, которые
постепенно перерастают в мировоззренческие раздумья автора о прошлом и
будущем, о жизни и смерти, любви и красоте, сиюминутности и вечности. По
мнению Меднис, в первом стихотворении цикла мотивы любви и смерти
соседствуют, а затем во втором и третьем как бы разветвляются: во втором
3
Меднис Н.Е. Указ .соч, с 148
стихотворении стержневой темой является смерть, а в третьем- любовь, хотя
и в нем, как отмечает исследователь, присутствует тема смерти.4
С нашей точки зрения, такой подход несколько схематичен, ибо в каждом из
трех стихотворений, составляющих « венецианский» триптих, соединено
множество мотивов, и выделять какой-то один как ведущий можно лишь
условно, для удобства анализа. В первом стихотворении тема романтической
любви , ради которой можно забыть все, обращена не то к реальной
женщине, не то к обобщенному образу венецианки как символа
«адриатической любви», последней и трагической, плавно переходящей в
тему христианского искупления и смирения («Христос, уставший крест
нести»).Во втором стихотворении венецианские реалии пропущены через
личностное «я» автора, являющегося как бы соучастником и очевидцем
кровавых событий, имеющих историческую и библейскую основу:
…Я в эту ночь-больной и юныйПростерт у львиного столба…
В тени дворцовой галереи
Чуть озаренная луной,
Таясь, проходит Саломея
С моей кровавой головой (т.3, с. 103)
Зловещий облик Венеции - города -призрака, в котором дует «холодный
ветер от лагуны», города- сна, в котором качаются «гондол безмолвные
гроба» и слышатся лишь скользящие шаги призраков, является как бы
4
См.: Меднис ,Указ.соч.,с. 147
декорацией для раздумий автора о себе, о своей судьбе и «о жизни
будущей».Третье стихотворение триптиха посвящено Венеции как месту
нового гипотетического рождения автора, ибо только в таком мистическом
и ирреальном городе можно думать о будущем воплощении:
Появление в стихотворении образа черного бархата ( «и «некий
ветр сквозь бархат черный о жизни будущей поет») , воплощающего в себе
одновременно и знак смерти, и символ нового рождения ,как бы
предопределяет дальнейшее развитие темы в стихотворении
О.Мандельштама «Веницейская жизнь», в котором этот образ тоже имеет
многозначный смысл.
При поверхностном чтении стихотворения «Веницейская жизнь» создается
впечатление о традиционном подходе автора к данной проблематике (
обыгрывание тем «красота и смерть»,»любовь и смерть», «красота смерти»,
«любовь и красота», связь смерти со сновидениями, образ Венеции как
порога жизни и смерти и т.д.)
Однако при более внимательном и детальном анализе обнаруживаются
глубинные подтексты, отсутствие внешней атрибутики только усиливает
внутренний смысл стихотворения, тесно связанного со всем творчеством
Мандельштама и одновременно продолжающего традиции русской
венецианы (в частности, блоковские мотивы)
Уже первая строфа « Веницейской жизни» погружает нас в
удивительно многослойный, полный подтекстов и аллюзий мир
художественных образов Мандельштама, построенный на антиномическом
соединении , казалось бы, несопоставимых явлений и понятий:
Веницейской жизни, мрачной и бесплодной,
Для меня значение светло.
Вот она глядит с улыбкою холодной
В голубое дряхлое стекло5
У Мандельштама «стеклянно- зеркальные» образы вводят в атмосферу
внешне холодного и статичного мистического города, постепенно подводя к
основному конфликту стихотворения- теме жизни и смерти.
У Блока в первом стихотворении триптиха также появляется тема
стекла («черный стеклярус на темной шали»),но наполнение ее совершенно
другое, нежели у Мандельштама, и в этом как раз проявляется та разница в
восприятии действительности, о которой говорил Блок. Мы видим у Блока
описание реального стекляруса, т.е. поэт вводит в текст реалии быта,
которые затем приобретают новый смысл в контексте стихотворения: тема
трагической «адриатической» любви то ли к абстрактной венецианке, то ли
к реальной женщине плавно переходит в тему искупления и христианского
всепрощения. У Мандельштама в стихотворении «Веницейская жизнь»
наблюдается совершенно противоположная трактовка : для него «голубое
дряхлое стекло», как уже отмечалось, символ нереальности, мистической
ускользаемости Венеции,в которой не действуют обычные нормы и законы,
т.е. , по определению Блока, Мандельштам идет от ирреальности к
реальности, а Блок, наоборот,от описания будничной реальности
поднимается к высоким обобщениям о будущем возрождении.
Обилие эпитетов, многоцветье красок и калейдоскопичность
изображения ( «белый снег», «синие прожилки», «зеленая парча», «черный
бархат»)- все это создает определенный настрой и подготавливает к
восприятию основной темы стихотворения- проблемы таинства жизни и
смерти, загадочности и непредсказуемости этих явлений, происходящих как
5
Осип Мандельштам, Соч.:В 2-х т., 1990, т.1, с.129.В дальнейшем цит.Мандельштама по этому
изданию с указанием страниц в тексте.
бы «на праздном вече». Драматизм повествования усиливает подчеркнутая
театральность антуража: « горящие в корзинах свечи», завешенная «черным
бархатом» плаха, « тяжелые» венецианские «уборы».Как уже отмечалось,
образ «черного бархата» явно заимствован Мандельштамом у Блока и так же,
как у Блока, в контексте стихотворения
приобретает двойственный смысл
как знак любви и смерти («черным бархатом завешенная плаха и прекрасное
лицо») В этой связи театральность и выдуманность Венеции в
стихотворении» «Веницейская жизнь» представляются тоже только
внешней оболочкой, которая скрывает глубинные внутренние подтексты.
Тема литературной отраженности и общекультурных
реминисценций присутствует и в триптихе Блока. Описание во втором
стихотворении собора святого Марка, который «утопил в лагуне лунной
узорный свой иконостас» и в тени дворцовой галереи которого тайно
появляется Саломея с кровавой головой поэта, носит явную печать
театральности. Антураж таинственности и трагедийности усиливается в
третьей строфе, в которой образ лирического героя идентифицируется с
Иоанном Крестителем, кровавая голова которого на черном блюде «глядит с
тоской в окрестный мрак», предопределяя судьбу самого поэта.
В стихотворении Мандельштама смерть преподносится как
зрелище, как представление,. Трагический образ « праздничной смерти» на
фоне роскошного венецианского антуража выводит проблему на новый
уровень, превращая ее из иллюзорной театральной картины в настоящую
трагедию человеческого бытия.Особенно характерна в этом отношении
последняя строфа стихотворения, в которой появляется образ Сусанны из
картины Тинторетто «Сусанна и старцы»:
Черный Веспер в зеркале мерцает,
Все проходит, истина темна.
Человек родится, жемчуг умирает,
И Сусанна старцев ждать должна.(с.130)
В этой строфе объединились все глубинные смыслы стихотворения:
ирреальность бытия, невозможность познания истины, которая ускользает в
стеклянно- зеркальном венецианском мире, освещенном мрачным светом
«черного Веспера», таинство рождения и смерти, «умирающий жемчуг» как
символ гибели любви и в то же время возрождения новой жизни ( « человек
родится, жемчуг умирает), Образ Сусанны в последней строке
символизирует неправедность человеческого суда над личностью ( по
преданию, Сусанну оклеветали старцы, пытавшиеся ее соблазнить) и
неотвратимость рока («И Сусанна старцев ждать должна»).Здесь уже
совершенно исчезает мотив театральности и явственно проступает тема
трагизма и одиночества личности, рассматриваемая Мандельштамом в
контексте «венецианских» реалий, поэтому в последней строке и появляется
, казалось бы, не связанный с основным текстом образ тинтореттовской
Сусанны.
Типологическое сопоставление триптиха Блока и стихотворения
Мандельштама позволяет обнаружить точки соприкосновения между
поэтами при всем различии их мировоззренческих и эстетических установок.
Для обоих поэтов Венеция была как бы толчком для раздумий о жизни и
смерти, красоте и увядании, о борьбе и противостоянии двух начал –
светлого и темного, о бренности бытия и о вечных, неувядаемых ценностях
.Блок при всем своем трагическом мироощущении думал в Венеции о «
жизни будущей» и о том, что существует « волна возвратного прилива»,
позволяющая даже трагические события воспринимать в их
антиномической сущности. Мандельштам , как уже отмечалось, шел к
реальности через ирреальное, вымышленное восприятие действительности, а
Блок , наоборот, от реальности обращался к глубоким мировоззренческим
обобщениям, но Венеция в восприятии обоих оказалась тем, прекрасным,
непостижимым , манящим и таинственным городом, который до сих пор
привлекает художников, поэтов, творцов, да и вообще всех людей своей
неповторимой атмосферой.