А.Климов Православный социализм и западный капитализмx
advertisement
1 А. Климов Православный социализм и западный капитализм. Национальные интересы 2009 №2. Одной из мучительных неопределённостей нашего времени, тянущейся вот уже второе десятилетие, является идеологическая бесформенность и аморфность общественного сознания, неспособность до конца осознать происходящее со страной и назвать вещи своими именами. Отказавшись от ценностей социализма и фактически встав на рыночно-капиталистические рельсы, общество никак не решается принять данную реальность на официальном идеологическом уровне, стыдливо прячась за туманными понятиями «гражданского общества», «цивилизованного рынка», «социального государства» и «конкурентноспособной экономики». Эта стыдливость осталась до конца не преодолённым идеологическим комплексом начала 90-х годов ХХ века, когда капиталистические принципы хозяйствования в самых диких своих формах внедрялись в реальную жизнь общества в обход прямого общественного осознания под видом идеологически расплывчатого «курса реформ». Дефакто мы давно уже в капитализме, но официально в идеологически внятной форме нам не могут ясно об этом объявить. Отход от социализма к капитализму – не просто смена экономической системы как якобы менее эффективной на более эффективную. За этим переходом стоит кардинальный переворот мировоззренческой парадигмы – смены духовнонравственных ориентиров. Сущностное, цивилизационное различие между капитализмом и социализмом лежит не в сфере производства или перераспределения прибыли – но в области морали и этики. Поверхностное общественное сознание, легко подверженное обработке СМИ, чувствуя лишь некоторый экзистенциальный дискомфорт, не склонно глубоко анализировать морально-нравственное значение свершившегося переворота, пассивно принимая новые, невесть кем установленные правила игры как простую историческую данность. Труднее понять молчаливое принятие данной мировоззренческой деградации со стороны христианского сознания. По всей видимости, происходит это от нечёткости понимания сути вопроса. Антихристианская сущность капитализма многократно обличалась христианской (славянофильской) мыслью ещё в Х1Х веке. Единственной этической альтернативой капитализму оказывается социализм – именно на этической критике капитализма он формировался в истории. В своей работе «Христианство и социализм» С. Булгаков пишет: «Капитализм есть организованный эгоизм, который сознательно и принципиально отрицает подчинённость хозяйства высшим началам нравственности и религии, он есть служение мамоне… Никогда ещё в истории не проповедовалось и не проводилось в жизни такое безбожное, беспринципное служение золотому тельцу, низкая похоть и корысть, как ныне… Если по духовной природе своей капитализм в значительной мере является идолопоклонством, то по своему общественному значению для социальной жизни он покрыт преступлениями, и история капитала есть печальная, жуткая повесть о человеческой бессердечности и себялюбии. Одним словом, мы должны, не обинуясь, сказать, что социализм прав в своей критике капитализма, и в этом смысле надо прямо и решительно признать правоту социализма». 2 Не менее решительное обличение антихристианских начал капитализма как бесчеловечности капитала (или мамоны) мы находим у многих православных святых, в частности, у преподобного Симеона Нового Богослова м святого Иоанна Златоуста. Последний пишет: «Сребролюбие возмутило всю вселенную; привело в беспорядок. Оно удаляет нас от блаженнейшего служения Христу: ибо не можете, говорит Христос – Богу работами и Мамоне». (Евангелие от Матфея 6,24). «Ибо мамона требует совершенно противоположного Христу. Христос говорит: будь человеколюбив и кроток, а мамона напротив: будь жесток и бесчеловечен, считай ни за что слёзы бедных…» (Бедные сами виноваты в своих бедах). Могла ли и может ли русская душа принять для себя эти принципы в качестве нормы социального отношения? Негативные процессы зародились спустя четыре столетия после Великого раскола Х1-Х11 веков. Раскол положил начало современному обществу потребления. Его «генеалогическое древо» выглядит следующим образом: Великий раскол породил католицизм. Католицизм породил протестантизм. Протестантизм породил капитализм. Капитализм породил атомизм, высшую форму развития капитала и максимальную степень раздробленности общества. Некогда гармоничные структуры превратились в хаос-массу. Члены принципиально нового типа общества, какого ещё не знало человечество, не имеют никаких целей и задач, кроме увеличения темпов личного потребления и погони за удовольствием. Человек традиционного общества понимал себя как «Я – это мои принципы». Человек светского общества понимает себя уже поновому: «Я – это мои вещи». При переходе из одного состояния в другое теряется душа. Раньше вещи были приложением к человеку. Теперь человек становится приложением к вещам. Упадок веры незамедлительно отражается на широких массах. Больше никто ни во что не верит. Честь, совесть, понятие долга и высшие принципы стремительно исчезают. Плотская жизнь стала пониматься как единственное сокровище, радостями которого надо успеть насладиться. Решающее значение обретают деньги. Прорисовываются контуры потребительского общества, общества без Бога, или, как его ещё называют, светского общества. При таком направлении вектора развития общества князья начинают забывать о высоких принципах и воюют с единственной целью – обрести земные блага. Для победы нужна большая армия и, следовательно, сильная экономика. Сильная экономика возникает, когда подданные стремятся богатеть. Чтобы главным делом подданных стало накопление богатства, надо «сворачивать» религию, которая учит это самое богатство презирать. Процесс охватывает всю средневековую Европу. Но к чему это приводит? Казалось, мечта идиотов сбылась. Устремившийся к богатству народ создал сильную экономику. Но солдаты теперь воевали исключительно за деньги. На практике выяснилось, что наёмная армия не очень хочет сражаться. Н. Макиавелли, живший в то время, писал, что наёмники отличаются от национальной армии двумя качествами: они быстро отступают и медленно наступают. Толпы наёмников бродили по Европе, продаваясь от одного герцога к другому. Иногда в решающий момент битвы. Кто заплатил больше, тот и победил. Стало очевидно, что путь без религии – это путь разложения. И вновь возникает проблема. Как сделать, чтобы, с одной стороны, государство было экономически 3 сильным и люди в нём стремились к богатству, но с другой стороны – чтобы при этом они почитали мораль, веру? Умирать за деньги нельзя. Как говорил Юлий Цезарь, «можно найти много людей, готовых убивать за деньги, но нельзя найти людей, готовых умирать за деньги». К слову сказать, технически мощные США сегодня сталкиваются с аналогичной проблемой. Солдаты не хотят умирать за деньги. Это первая причина, по которой американская армия завязла в военных конфликтах. Князья Нового времени озадачиваются вопросом, как создать ручную, управляемую религию. Выполнить это возможно не иначе как через раскол католической Церкви. Начинается эпоха создания «карманных» церквей. Первыми в этом процессе выступили немецкие князья. Они поддержали Мартина Лютера, протестовавшего против имевшихся в католической Церкви злоупотреблений (продажи индульгенций – прощения грехов за деньги). Своим протестом Лютер не избавил Церковь от пороков, но расколол её. Конечно, если бы не поддержка немецких князей, увидевших в этом возможность достижения политических целей, никто бы не знал ни Лютера, ни его протестантизма. Но он, как говорится, оказался в нужное время в нужном месте. Его страстные обличительные речи породили протестантизм, эволюционировавший в кальвинизм и далее в капитализм. Объективности ради следует заметить: Кальвин говорил, что Бог метит своих избранных не только богатством, но и страданием, но вторая часть как-то не нашла признания. Люди услышали только то, что деньги есть признак богоизбранности. Это было революционно новое заявление. Поначалу на него мало кто обращал внимание. Религия к тому времени утратила статус института, задающего направление обществу. Католические и протестантские богословы спорили на обочине жизни, хорошо это или плохо. У Кальвина находились последователи. Не потому, что они разобрались в тонкостях доказательной базы. Утверждавшей за деньгами спасительную для души силу, а потому, что это заявление соответствовало их внутреннему стремлению. Религия Кальвина фактически узаконила добывание денег любыми путями. Согласно протестантской теории предопределения, человек ещё до своего рождения имеет нечто вроде маршрутного листа, определяющего всю его жизнь. Такой взгляд на судьбу уничтожает смысл добрых дел. Что в них толку, если всё предопределено? Спасение души не зависит от того, что ты делаешь, потому что ты всё равно не можешь сделать то, что не предопределено. Хочется подчеркнуть, что простые люди не руководствовались такими умозаключениями. Они просто верили. Зато для одарённых людей, жаждущих оправдать и освободить свои страсти, эта доктрина дала «лицензию» на совершение греха. Таким образом, логика, справедливая для земного мира, разрушила догматы мира вышнего. А убивая свободу, волю и выбор, предопределение уничтожило основу христианства - равенство людей по человеческой ценности перед Богом. У протестантов получалось, что есть избранные, которым уготован рай и вечное блаженство. Но это далеко не каждый человек, живущий на земле. С рациональной точки зрения догмат предопределения не имеет изъянов. Но как мы знаем, все религии отказываются оперировать логикой в метафизических вопросах. Бог знает всё, но человек остаётся свободным. 4 Выстраивается следующая логика: раз Бог кого- то делает богатым, значит, Он награждает этим богатством человека, то есть избирает его (избранность через страдания не получила в протестантизме развития). Ориентирами становятся материальное благополучие и богатство. Избранность начинает определяться не поступками и делами, а деньгами. Богатый и избранный становятся синонимами. Бедность теперь оказывается признаком греховности. Полюса меняются местами, и с этого момента начинается религиозное стремление к богатству. Люди хотят быть богатыми не для того, чтобы жить лучше, а для того, чтобы попасть в число избранных и спасти душу. Таким вот замысловатым путём возродилась религия денег, поклонение древнему божеству – мамоне. В древнем Карфагене (населённом семитскими народами) в раскалённое чрево огромного быка по имени Молох бросали живых младенцев. Спустя тысячелетия, в эпоху общества потребления, жертвоприношение примет другие формы. Младенцев будут умерщвлять посредством абортов. Живых, ни в чём не виноватых людей, ещё не успевших родиться, будут называть плодом и мучительно убивать только затем, чтобы кто-то выглядел «секси». В итоге младенца приносят в прямом смысле в жертву духу блуда. Изменился ритуал, способ, но суть та же – служение золотому тельцу, и если взглянуть шире – сатане. Трудовая одержимость, выполняя роль локомотива, окончательно перетаскивает общество из религиозной эпохи в светскую (тоже, по сути, религиозную, но в «перевернутом» варианте). Меняется мировоззренческая платформа. Вчера человек жил для Бога. Сегодня стал жить для себя. В центре новой социальной модели теперь расположен не Бог, а человек. Рождается лозунг «Всё во имя человека. Всё для блага человека». За его внешней привлекательностью прячется другая мысль: «Всё во имя плоти человека», которая при ещё более точном прочтении оказывается «Всё для плотских желаний», где «я» умаляется. Душа в нарождающемся новом обществе не принимается в расчёт. Культ разума вытесняет из жизни всё иррациональное, и начинается эволюция наоборот. Сегодня мир превращается в единый Рынок, где ценность человека будет определяться исключительно его покупательной способностью. Возникает абсолютно потребительское общество. По своей сути оно будет напоминать перевёрнутую финансовую пирамиду, способную существовать только при постоянном росте экономики. Это означает постоянный рост промышленности и соответствующий рост потребления. Основная трагедия нынешнего положения в России не в том, что разрушается промышленность, и даже не в демографической депопуляции, а в том, что под видом «новой экономики» нам навязывают «новое мировоззрение». Рыночная экономика основана на особой асоциальной системе ценностей, совершенно калечащей традиционное русское самосознание. В этом действительная и главная угроза гибели русской цивилизации. Факт состоит в том, что капиталистические принципы хозяйствования никогда не были (если не считать незначительного предреволюционного периода конца Х1Х – начала ХХ века) свойственны русскому народу и русской государственности, по специфике национального духа, похристиански отрицавшим стремление к обогащению, индивидуализм, ростовщичество и т.д. Эти же принципы как подсознательное христианское полностью были 5 сохранены в советской России ХХ века. Сегодня оказалось невозможным иметь «американскую» модель хозяйственно-экономической организации и при этом сохранять русское православное мировоззрение! Ещё в начале 90-х годов конца ХХ века митрополит Санкт-Петербургский Иоанн говорил: идёт «дикий процесс экономической дехристианизации Руси». Рыночная экономика невозможна без особой рыночной идеологии, перестраивающей всю систему общественных отношений по законам рынка. Если основой социальных отношений в традиционных обществах всегда являлись исторически и национально устоявшиеся нравственные нормы. освященные в первую очередь религиозным смыслом, то рынок предлагает новую универсальную (безнациональную и безрелигиозную) основу социальной самоорганизации – механику меркантильного интереса. Индивидуализм – фундаментальный антропологический корень капитализма, его исходная духовно-психологическая интенция. Протестантизм не случайно стал одним из основных родоначальников европейского капитализма: в его доктрине личной избранности, индивидуального спасения, в отсутствии понятия о соборном единстве Церкви дух капитализма нашёл себе первичное религиозное оправдание. Здесь дух капитализма оказывается локализованным в индивидуально отчуждённом сознании протестанта, откуда уже и исходит во внешний мир в качестве экономической реализации духа индивидуализма. Симптоматично, что протестантизм является конечной ветвью европейского христианства, где христианство по существу иссякает, сливаясь с миром. То есть в историческом и духовно-религиозном смысле можно сказать: там, где кончается христианство – начинается капитализм (и иудаизм)! Капитализм немыслим без индивидуализма, любое рыночное предпринимательство всегда ориентировано на себя, на свой личный интерес. Оговорки типа: «…зато я даю людям рабочие места» всегда вторичны. Возможны, конечно, и исключения, но они не отменяют правила. Даже при самых благонамеренных попытках христианского оправдания предпринимательской деятельности, основанной на личном интересе, при самых обтекаемых и сбалансированных формулировках никогда не преодолевается этот принципиальный нравственный ущербный барьер – служение себе. Это же относится к мере жертвенности и благотворительности – в любом случае она ограничивается личной (остаточной) мерой достатка, которую предприниматель определяет для себя сам. В то время как христианское понимание жертвенности предполагает полную самоотдачу Богу и ближнему по примеру «лепты вдовы». Социальная проекция данной предпринимательской дилеммы выражается иначе: «служение обществу или служение себе». В начале 90-х годов ХХ столетия на этой почве был очень популярен лозунг: «Богатые граждане – богатое государство»; или, по-простому: «Обогащая себя – обогащаешь общество». В последнее время об этом молчат, слишком очевидна ложь подобной установки: по количеству долларовых миллиардеров Россия уже догнала США, однако по уровню благосостояния она находится на уровне слаборазвитых стран. Этот лозунг был нужен лишь для преодоления нравственно-психологического барьера. Для старта капиталистической гонки. Сущность предпринимательства – стремление к прибыли, оно же главный двигатель капиталистической экономики. Но что это такое, если не любостяжание? Если не 6 выгодно, никакой предприниматель ничего делать не будет. По существу, здесь страсть к любостяжанию (грех) ложится в экономическое основание общества. Но так как экономика является главным формообразующим началом социальных отношений, то и вся общественная система оказывается пронизанной греховным началом. Обратная сторона рыночной эффективности – потребление. Чем выше уровень потребления, тем эффективнее экономика, поэтому она неизбежно сопровождается разжиганием духа потребления, то есть той же страсти! С одной стороны – страсть к прибыли, с другой – страсть к потреблению; христианство здесь действительно «третий лишний». Не случайно «Бог умер» (Ницше) одновременно с торжеством капитализма. По существу, рынок возможен только в атеистическом мире, в пространстве, где нет религии. Что такое Христианство? Любовь, жертвенность, соборность, не стяжательство, сострадание, простота, борьба с любостяжанием, сребролюбием, чревоугодием. Всё то, чего нет и не предполагается рыночной идеологией. Здесь и обнажается качественная духовно-нравственная противоположность двух экономических систем современной организации общества. Основное нравственное различие между капитализмом и социализмом как раз в том и состоит, что капиталистический способ производства экономически нуждается в грехе (алчности предпринимателей и развращённости потребителей), а социалистический способ производства экономически нуждается в добродетели (честность, бескорыстие, справедливость). В принципе капиталистический способ производства делает ставку на самые тёмные стороны человеческой природы, социалистический – на самые светлые. Капитализм опирается на реального человека, которого рассматривает как греховного и порочного, а социализм пытается опереться на идеального человека, на такого, каким он должен стать. Суммируя всё вышесказанное, можно утверждать, что западной формуле «секуляризм,(знание) либерализм, индивидуализм, капитализм» мы можем логически и практически противопоставить русскую православную формулу «христианство (вера),соборность, коллективизм, социализм», подразумевая, конечно, что соборность, в отличие от коллективизма, имеет свой идеал в церковности и не противоречит личности. Вполне очевидно также, что будут внутренне противоречивы и практически негодны модели, включающие в один ряд Христианство, либерализм, капитализм; Христианство, соборность, капитализм; или Христианство, либерализм, социализм. В противоположность буржуазному индивидуализму и его идеологическому оправданию – либерализму, русская и советская традиция всегда утверждала общинность и коллективизм как важнейшие основания общества. Глубокий этический смысл социализма состоит не только в практической справедливости, реализуемой в социально-экономическом плане, но и в особом чувстве соборно-органичного общества, понимаемого в качестве единой семьи. Идея действительно христианского общества состоит в том, чтобы каждый заботился обо всех, а все заботились бы о каждом; то есть элементарным основанием социальных отношений в таком обществе становится любовь, а не меркантильные интересы, взаимопомощь, а не выгода, пусть даже и взаимная. На личном этическом плане забота каждого обо всех реализуется в понятии служения обществу – понятии, имеющем глубокий христианской смысл. Именно служение обществу, а не служение себе составляет главное нравственно-этическое отличие социализма от капитализма, и 7 в этом социализм оказывается глубоко близок и органичен русской народной традиции. Вопросы к статье А. Климова «Православный социализм и западный капитализм». Стр.1 Вопрос 1. В чём сущность отхода от социализма к капитализму? Стр. 1 Вопрос 2. Какую характеристику даёт капитализму религиозный философ С. Булгаков в своей работе «Христианство и социализм»? Стр. 2 Вопрос 3. Когда, по мнению автора, зародились негативные тенденции, положившие начало современному обществу потребления? Как выглядит «генеалогическое древо» этого общества? Стр. 3 Вопрос 4. Что, по мнению автора, было предпосылкой возникновения протестантизма и кальвинизма? Стр. 3 Вопрос 5. Почему, по мнению автора, протестантизм в действительности уничтожает саму основу христианства? Какова логика протестантизма? Стр. 4 Вопрос 6. Кто расположен в центре протестантской социальной модели и что в действительности за этим стоит? Стр.4-5 Вопрос 7. В чём, по мнению автора, трагичность современного положения России? Что означает выражение «экономическая дехристианизация Руси»? Стр. 5 Вопрос 8. Что лежит в антропологической основе капитализма? Чем, по мнению автора, является протестантизм по отношению к христианству и почему именно протестантизм порождает в результате капитализм? Стр. 5 Вопрос 9. Каково отношение автора к популярным в начале 90-х годов ХХ в. принципам и лозунгам: «Богатые граждане – богатое государство», «Обогащая себя – обогащаешь общество»? Стр. 6 Вопрос 10. Как автор обосновывает справедливость для капитализма выражения Ницше «Бог умер», с какими фундаментальными страстями капиталистического общества это, по мнению автора, связано? Стр. 6 Вопрос 11. В чём основное нравственное различие между капитализмом и социализмом? 8 В. Д. Жуковицкий Глобализация в гуманистической перспективе. Национальные интересы 2009 № 2. По прошествии полутора десятков лет ожесточённых дискуссий относительно природы и возможных последствий такого явления общественной жизни, как глобализация, учёные и аналитики пришли к двум выводам: что глобализация является процессом, обусловленным как объективно, так и субъективно; вследствие этого возможны как разные сценарии, так и разные проявления глобальных устремлений. Между тем фактически открытым остаётся вопрос: оправдано ли ныне существующее противопоставление двух мировых тенденций: глобализации и гуманизации, причём явно в пользу первого и в ущерб второго? Возможен ли перевод этих двух сфер в единую плоскость научного и мировоззренческого рассмотрения? Новейшие способы осмысления процесса глобализации связаны с образами унификации, стандартизации, рыночного прагматизма, подчинения национального интернациональному, частного общему, где в качестве общего выступает глобальный интерес господствующего монополистического капитала. При этом личность выступает величиной страдательной, подчинённой интересам атомизации и индивидуализации, обособления от своей духовной и социальной общности как альтернативного центра всевластию рыночного диктата. Категория общности (духовной и социальной) переводится в разряд корпоративной культуры и психологии, заведомо ограниченной прагматическими целями и задачами получения сверхприбыли. Такой подход остаётся по-своему актуальным, но он целиком подчинён перспективе «ближнего света» и выявлению наиболее острых и насущных проблем глобализации наших дней. А между тем речь идёт о явлении всемирноисторическом, охватывающем отнюдь не только нашу эпоху, а весь исторический процесс становления человечества как единого организма, единого уже не только потенциально, но и актуально. Достижение этой фундаментальной цели глобализации как всемирно-исторического процесса выступает одновременно необходимым условием универсального личностного потенциала человека, освобождения от ограничивающих его социально-классовых, национальных или конфессиональных условностей и обязанностей. Конечно, история человечества в целом характеризуется отнюдь не прямой линией, но всё же линией восхождения от животного состояния человека к его цивилизованному состоянию через феномен культуры. Всё, что мы имели до нашей эры, консолидировало в качестве своего предела региональную империю, построенную на самобытной культуре. Таковы в основе своей Древний Китай и Древняя Индия, Египетская цивилизация, древнегреческое Средиземноморье, Римская империя. Но уже в начале нашей эры, датируемой «от Рождества Христова», появился зримый выход во всемирное качество истории, построенной на идее единства человеческого рода – единства «эллина и варвара». «язычника и иудея». «бедного и богатого». Этот идеальный гуманистический проект «дела Христова на земле» может быть назван проектом глобализации, который, однако, не был реализован сразу, он даже не был осознан во всей полноте своими носителями. Он должен был пройти несколько 9 этапов, связанных с саморазвитием человека и человечества, а значит, с развитием гуманизма и глобализма. Вывод, который отсюда следует, связан с установлением неразрывной связи между этими двумя явлениями гуманизма и глобализма, как образующими по сути своей единый процесс становления человеческого, взятого как с внутренней, так и с внешней стороны. Первый этап реализации проекта глобализации человеческого мира прокладывал себе дорогу несколькими путями: иудейским (протопроект), западно-христианским и восточно-христианским, исламским. Они объединялись так называемой аврамической традицией. Но и восточная версия реализации этого этапа глобализации, более древняя и устойчивая, менее агрессивная и напористая, выполняла те же функции консолидации человечества (его разрозненных племён) вокруг локализованного – культурно и географически – религиозного центра. Подгоняя друг друга, они делали одно дело: религиозно-консервативной консолидации человека на единственно возможной в древности мировоззренческой основе «единого Бога» как центра мироздания. Таким был символ единой в себе человеческой сущности, выраженной внешним образом по отношению к конкретному человеку и ко всему существующему. В рамках каждого из этих религиозных потоков шёл свой локальный процесс глобализации – объединение различных племён и народов под знаменем одной монотеистической религии. Но то, что было глобализацией внутри каждого из этих потоков, оказывалось антиглобализмом вовне, в отношениях между этими конфессиями. Так не могло продолжаться вечно. Режиму бесконечных религиозных войн между отдельными мировыми религиями и церквами, беспримерных по своей жестокости и бескомпромиссности, должен был быть положен конец. В этот момент именно христианский вектор культурного развития, воспринявший опыт исламской культуры, подал пример выхода из возникшего тупика. Второй этап в реализации проекта глобализации нашей эры выступил прямым продолжением первого. Им стал процесс секуляризации и выхода на без религиозный, политико-правовой уровень консолидации процесса глобализации. Это прежде всего фундаментальная логика либерализма во всемирной истории. Именно он расчистил завалы феодальной эпохи и пробудил народы от патриархального чванства, заложил основы буржуазного развития и гражданского общества как универсалий современной культуры. Капитал стал главным фактором глобализации человека и человечества. Он стал действительным культом, отчуждавшим от человека всеобщность труда в форме конкретной власти его мёртвых продуктов. И всё для того, чтобы высветить своим отражённым светом конечную вершину глобализационного восхождения – величие деятельностного начала в человеке. Эта перевернутая пирамида капитала должна была рано или поздно встретиться с восходящей пирамидой созидающей деятельности человека. И это действительно произошло на следующем этапе реализации глобализационного проекта. Третий этап характеризовался процессом социализации труда и капитала и выходом на прикладной социально-экономический уровень реализации глобализационного проекта. На этом уровне объединяется сам способ жизнедеятельности различных народов мира в единый хозяйствующий комплекс, подчиняющий в обозримой исторической перспективе стихийный механизм поляризации бедности и богатства 10 сознательной воле объединившегося человечества. Такова фундаментальная роль социализма во всемирной истории. Именно он обозначил тупики бесконтрольной капитализации мира и размывания ценностных ориентиров человека. Именно он довёл алгоритмы либеральной глобализации до логического конца, указав на недостатки формальной демократии и необходимость действительной консолидации людей на основе социальной демократии. Человек деятельный, или человек, творящий мир, занял место былых культов, но не для того чтобы почивать на лаврах, а культивировать в себе и вокруг себя актуальное присутствие «божественного», некогда запертого в храмах и прикованного к иконостасу. Первые эпатирующие формы этого нового этапа глобализации. Связанные с жестокой формой русской социальной революции ХХ века, никого не могут сбить с толку, как никого уже не смущают жесткие формы французской буржуазной революции конца ХУ111 века, открывшей историческую доминанту либерализма. Обе эти революции носят знаковый всемирно-исторический характер, расширяющий горизонты глобализации, её второй и третий этапы. Эта направленность макро исторического развёртывания глобализационного проекта нашей эры остаётся в силе и в начале ХХ1 века, начале третьего тысячелетия, несмотря на видимое отступление социальной идеи. Таким образом. Фундаментальная линия восхождения человечества в рамках объективного процесса глобализации и гуманизации характеризуется тремя историческими и логическими этапами: консерватизм – либерализм – социализм. Они образуют три гигантские ступени истории, три типа цивилизационных революций. Однако в микроисторическом масштабе мы отчётливо различаем забавную рокировку основных политических сил современности, когда заданные историей приоритеты консерватизма – либерализма – социализма неожиданно меняются местами, уступая пальму первенства друг другу. Это и есть своего рода политические ритмы глобализации, ударную мощь которых выбивают три типа политических революций – консервативных, либеральных и социальных. Совершенно очевидно, что с поражением Советского Союза в «холодной войне» и крахом «реального социализма» восточного блока социализм в политическом плане оказался отодвинут на задний план. Вперёд, на острие событий резко выдвинулся либерализм, оставивший у себя за спиной своих исконных противников. И формула глобализации неожиданно приобрела новый вид: социализм – консерватизм – либерализм. Однако какой бы характер взаимодействия между ними ни возникал в ту или иную эпоху, они обрастали собственной культурой и традицией мысли и действия, как автономными субъектами общего культурно-исторического процесса. Таким образом, каждому из трёх этапов реализации глобализационного проекта нашей эры должен был соответствовать свой доминантный вид гуманизма как способ его осмысления и воплощения в действительность. Это разновидности религиозного, либерального и социального гуманизма. При всей смысловой доминанте социального гуманизма в нашу историческую эпоху его либеральный и религиозные собратья вовсе не покидают свою арену, а продолжают кропотливую работу в своём секторе социально-культурного пространства. Сохраняющиеся потребности сугубо религиозного или индивидуалистического развития требуют своего удовлетворения. А значит, они сохраняют востребованность соответствующих видов духовной культуры и 11 обслуживающих их мировоззренческих систем, которые в свою очередь консолидированы в той или иной разновидности гуманизма. Глобализационный проект нашей эры действует как некий универсальный закон исторического и логического восхождения человека к самому себе, к своей действительной и созидаемой самим человеком сущности. Он включает в себя две взаимосвязанные задачи: 1. Создание человеческих условий существования и развития для всех людей – без различия их цвета кожи, национальных или социальных особенностей. 2. Действительное развитие родовых сил человека, универсализации его потребностей и способностей к творчеству и любви, всесторонности личностного потенциала. Уже этим закладывается видовое различие в способах гуманистического измерения культурно-исторического процесса. Это прежде всего гуманизм социальный и гуманизм либеральный, выполняющие функцию инновации культуры. Тогда религиозный гуманизм в решении этих же задач выполняет по-своему необходимую охранительную функцию культуры. Религиозный гуманизм прямо восходит к первому этапу развёртывания глобализационного процесса в той мере, в которой он требует своего воспроизводства и в нынешних, казалось бы, абсолютно изменившихся условиях – нравственнодогматической сфере. Либеральный гуманизм выражает ценности и устремления второго этапа реализации глобализационного проекта – в политико-правовой сфере. Наконец, социальный гуманизм консолидирует гуманистическую проблематику сквозь призму задач третьего этапа глобализации – в социально-экономической и общекультурной сферах. Общим для всех видов гуманизма выступает устремлённость к личности как базовой гуманистической ценности. Однако каждый из них ведёт свою особенную родословную личностного качества в человеке. Религиозный гуманизм апеллирует к Богу как безусловному началу и условию – потустороннему онтологическому основанию личности. Либеральный гуманизм ведёт генезис человеческой личности от природного основания и обособленного статуса индивидуума. Социальный гуманизм видит источник личностного развития в обществе и системе социально-культурных отношений. Вместе с тем различие исходных точек движения мысли не исключает возможность и даже необходимость диалога между различными видами гуманизма. В противном случае мы имели бы дело не с разновидностями гуманизма, а с соответствующими идеологиями, как всегда, враждебно противостоящими друг другу. При этом сам статус диалога (диалогового режима) предполагает сохранение различия между ними и исключает даже перспективу достижения тождества. В этой недостижимости гуманистического идеала заключены трезвость и здоровый прагматизм соответственного светского гуманизма, который принимает принцип исторической относительности (релятивизма) как норму и в настоящем, и в обозримом будущем. На каждом из этих этапов реализации глобализационного проекта нашей эры как проекта гуманизации человека в его истории происходит активный диалог между различными видами гуманизма – религиозным, либеральным и социальным. Меняется лишь степень доминирования одного из них, как и форма его выражения в культуре, но 12 неизменной остаётся их общая устремлённость к человеческому благу и развитию личности. Интерес к развитию личности гуманизм проявляет как на уровне великих личностей в истории человечества, так и в отношении рядовой личности гражданина. Возможны ли здесь качественные подвижки? И в какую именно сторону? Это отдельный большой вопрос, связанный с историческим изменением характера труда и места человека труда в системе общественного производства. Это проблема развития личности в рамках её исторически заданной классовой ограниченности: раб и рабовладелец, крепостной и феодал, рабочий и буржуа, наконец. Человек творческого труда как нечто особенное и как массовое явление. Таковы социально-экономические параметры гуманизации человека и общества. Другим важным гуманистическим фактором становления человека в его истории выступает изменение содержания и направленности в развитии духовной культуры человечества. Это духовно-нравственные параметры гуманизации человека и общества: от догматической религиозности к свободной религиозности, от религии к светской культуре – философии, науке, искусству, светской морали и свободной (неотчуждаемой) общественности. Если содержательные аспекты гуманистического измерения присутствуют в равной мере на каждом из этих уровней (от религии до свободной общественности), то функциональные возможности реализации гуманистической установки на универсалию диалога возрастают лишь по мере возвышения над догматической религиозностью. Таковы ступени восхождения по лестнице функциональной универсальности гуманистического диалога. 1. Религия как наименее подвижная мировоззренческая форма. Пока мы остаёмся в рамках чисто религиозных форм сознания, диалог практически невозможен – такова особенность религиозного абсолютизма в отношении однажды установившегося культа и его формы (истина божественного присутствия дана только «здесь и сейчас», только в данном комплексе обрядов, культов и догматов: все остальные суть «неверные», «от лукавого» и т.д.) Однако уже на стадии религиозной философии появляется проблеск обобщающих, рассчитанных на диалог значений в базовых философских категориях. 2. Государственные идеологии выполняют в наше время заметную функцию квазирелигиозных мировоззренческих форм. В их типологии и способах функционирования важно различать норму и патологию. Достаточно сравнить статус государственных идеологий в демократических, авторитарных и тоталитарных режимах. 3. Философия образует следующий после религии (и идеологии) этап гуманистического восхождения к диалоговому режиму. Но и здесь существенной остаётся полярная непроницаемость отдельных философских школ и систем, которую порой активно используют в чисто политических и идеологических целях. Таков, например, статус официального марксизмаленинизма в советскую эпоху. 4. Наука в этом отношении более прозрачна для установления «одной истины на всех». Но её методологическая строгость порой исключает из поля зрения значительные пласты человеческой реальности, её субъективности и 13 неповторимости. Гуманистический дискурс на стадии науки достигает предельной чёткости выражения лишь в рамках объективно заданных координат и достигнутых методологических возможностей. 5. Искусство с его художественной образностью задаёт предельно демократичную форму выражения гуманистического содержания. Не случайно роль и значение искусства как интегрирующего начала заметно возрастают в современной культуре. Это отражает общую тенденцию гуманизации человека и общества. Весьма характерны в этом отношении романы Томаса Манна «доктор Фаустус» и Германа Гессе «Игра в бисер». Об исключительной роли искусства в строительстве нового мира, о его способности вобрать в себя и религию, и философию, и науку, и, наконец, «живую общественность» убедительно писал в своё время А.В. Луначарский, уловивший этот восходящий поток секуляризационного процесса. 6. Светская мораль вырабатывает внутреннее законодательство личности, предполагающее непосредственную открытость для диалога. Процесс в этой области прямо зависит от успехов в развитии устойчивых и гуманизированных форм гражданского общества, он упирается в сферу корпоративной этики и развитости форм внутриклассового и межклассового общения. 7. Свободная общественность характеризует такое состояние гуманистического диалога, в котором можно говорить о моменте тождества личности, общества и культуры. Это исключительные состояния любви, дружбы и братства, в котором человек обретает действительную полноту жизни. Таков нотный стан глобальной гуманизации человека, культуры, общества и природы, возможности развёртывания их партитуры в пространстве и времени. Разумеется, эта вертикаль гуманистического самовыражения человека существовала всегда в более или менее развитых формах. Менялась лишь пропорция и степень их актуализации. Уже на втором и третьем, политико-правовом и социальноэкономических этапах реализации глобализационного проекта безусловный приоритет получает сфера светской культуры – свободное философствование, светская мораль, наука и искусство. Религия сохраняет своё значение в качестве способа поддержания традиции на уровне общества-государства и индивидуального сознания в той мере, в которой они сохраняют потенциал иррациональности и продолжают нуждаться в соответствующих способах её восприятия. Можно предположить, что, хотя бы и минимальная, но такая традиция будет существовать всегда, а в периоды социальных и цивилизационных кризисов она имеет все шансы к фатальному возрастанию. Всё это говорит об универсальном характере диалогового режима в отношениях и между различными видами гуманизма. Ни один из них не имеет шансов на абсолютное господство. Это означало бы смерть гуманизма. В самой онтологии человеческого бытия, как бытия культуры, заключено это триединство базовых ценностей консервативного, либерального и социального. Гуманизм лишь начинает свой путь с одной из них, но реализует себя в диалоге с другими видами гуманизма. Только здесь он обретает своё призвание. В этой хрупкости и неустроенности гуманистического дискурса и заключена его сила, его напряжённая открытость миру или, как сказал бы Мартин Хайдеггер, его устремлённость к истине бытия и его вечная недостижимость. 14 Подчеркнём ещё раз: все эти повторы, круги, «вечные возвращения» гуманистического дискурса вовсе не отменяют факта поступательности культуры, линии становления человека в его истории. Ни при каких обстоятельствах изменяющейся политической конъюнктуры мы не имеем права забывать, что на дворе ХХ1 век, что человечество вступило в третью эпохальную стадию реализации глобального проекта нашей эры – освоение последней или предельной, социальноэкономической сферы человеческого бытия, за которой открывается новое онтологическое качество человека и человечества. Одни называли его Богочеловечеством, другие коммунизмом и коммунистической перспективной, началом подлинной истории человечества, которая приходит на смену его предыстории. Существуют и вполне технологические определения этой перспективы как перспективы создания «искусственного интеллекта». Нового способа существования разума «по образу и подобию своему», перевода человеческого разума в иной способ существования… Этот «горизонт» естественного предела человеческой истории в том виде, в котором мы до сих пор её знали, также образует предмет гуманистического сознания в различных его вариантах. Только таким образом нам дано заглянуть в кладовую смысла истории и человека. Всё это важно, хотя и носит неизбежно гипотетический характер. В этой открытости истории и человеческой жизни находит своё проявление природа гуманистического и логика его измерения. Человек сам должен смоделировать свою перспективу и свой конец, свою завершённость, венчающую композицию его жизненного пути. При этом важно, чтобы «чаша твоя была полна», и ты готов был к любому варианту развития событий. Только тогда твоя личность вместит в себя всю вселенную, а значит, найдёт своё внутреннее оправдание в гармонизации своего отношения с целым. Отдавая предпочтение тому или иному виду современного гуманизма, гуманистический человек сознаёт, что только в диалоге с другими он способен реализовать свой гуманистический потенциал. Предмет его гуманистической веры в человека варьируется в поисках абсолютного начала и конца, но он утверждает себя в действительном движении от единственности к единству, от индивидуально и социально обособленного к социально и культурно всеобщему. Только тогда личность обретает искомую соборность в себе и для себя, а равно и вокруг себя, «в своей действительности». Именно эта тема объединяет различные направления русской философии всеединства: религиозное – с его идеей всеединства духовного (русская религиозная философия), космологическое – с его идеей всеединства природного (русский космизм), народническое – с его идеей всеединства социального (русский марксизм). Не случайно к родовым признакам русского философствования относят антропологизм и историософию. Всё это образует тему для специального рассмотрения: гуманизм в России или гуманистическое измерение русской истории и культуры. Подведём итог сказанному. Глобализация и гуманизация образуют два объективных процесса центробежного и центростремительного характера, дополняющих друг друга, хотя и способных на конфронтацию. Причём в краткосрочной перспективе выбор не всегда оказывается на 15 стороне последнего: мы имеем массу примеров, когда человек оказывается всего лишь средством каких-то внешних для него глобальных процессов социального обустройства. Однако и в этом случае смысл и оправдание даёт конечная перспектива гуманизации – очеловечивания окружающего мира природы и общества с позиций развивающихся потребностей человека. Это значит, что критерием общественного прогресса и его конечной ценностью выступает человеческая личность, возможность и перспектива её всестороннего развития, а также её универсализации в масштабах культуры, социума и природы. В этом последнем вопросе уже присутствует политическая составляющая. Например, консервативную линию в политике вполне устраивает, если в данном случае речь идёт хотя бы об одной личности, будь то монарх, патриарх или сверхчеловек (герой), которые своим существованием оправдывают далеко не личностное существование всех остальных. Для либерального подхода с формальной точки зрения важен всякий индивид как носитель личностного качества, хотя на деле, в силу частнособственнической стихии, превращающей большую часть граждан в людей, лишённых собственности, статус полноценной личности обретает лишь представитель элиты общества. И только социальный (или социалистический) подход требует проведения этого принципа универсальности бытия личности в масштабах всей культуры и социума до конца. Заметим, что это последнее обстоятельство отнюдь не ставит автоматически социалиста над всеми остальными. И консерватор, и либерал продолжают нести свою меру ответственности и свою правду в конкретных обстоятельствах места и времени. Это требует специальных согласований и поиска соразмерности в установлении истинного бытия личности «здесь и сейчас». Тенденции гуманизации общественных отношений не могут быть осмыслены вне контекста встречного, а в чём-то и противоположного движения глобализации – придания планетарного масштаба как отдельным видам, так и всей совокупности человеческой деятельности. Этот объективный процесс исторического развития человечества стал предметом особой отрасли научно-философского знания, получившей название современной глобалистики. Об этом убедительно свидетельствует и деятельность Российского философского общества, сделавшего глобалистику одним из центральных направлений своего исследования. Другую чашу весов в современной философии и всей системе гуманитарного знания образует гуманистика, которая объединяет совокупность всех современных знаний о человеке. Разумеется, глобалистика и гуманистика – это две взаимодополняющие и даже взаимопроникающие стороны познавательного процесса. И в том и в другом случае предметом познания выступает человек – либо его внешняя, социальнокультурная, либо внутренняя, индивидуально-личностная сторона. Проблематика современного светского гуманизма по сути объединяет эти два вектора социальногуманитарного знания. Она интегрирует в себя политический и исторический аспекты рассмотрения, придавая гуманизму по-настоящему глобальную перспективу. 16 Вопросы к статье В.Д. Жукоцкого Глобализация в гуманистической перспективе. Национальные интересы 2009 № 2. Стр. 8 Вопрос 1. В чём заключается фундаментальная цель глобализации как всемирно-исторического процесса и каковы возможные последствия глобализации для отдельного человека, отдельной личности? Стр. 9 Вопрос 2. Какие варианты глобализации относятся к её религиозноконсервативному этапу? В чём сущность этого этапа? Стр. 9 Вопрос 3. Какие варианты глобализации относятся к её либеральному этапу? Что составляет сущность этого этапа? Стр.9 – 10 Вопрос 4. Какие варианты глобализации относятся к её социальному этапу? В чём сущность этого этапа? Стр. 10 Вопрос 5. Какова, по мнению автора, основная естественная последовательность этапов глобализации? Какие деформации были внесены в эту последовательность в связи с поражением СССР в «холодной войне» и его распадом? Стр. 11 Вопрос 6. Какие две взаимосвязанные задачи включает в себя глобализационный проект, по мнению автора? Стр. 11 Вопрос 7. В чём видят источник гуманизма религиозный, либеральный и социальный глобализм? Стр. 12 Вопрос 8. На каких уровнях проявляет гуманизм интерес к личности человека? Каковы конкретные проявления этих двух типов личности? Стр. 12 – 13 Вопрос 9. На каких семи уровнях теоретически должна осуществляться гуманизация в процессе глобализации, по мнению автора? Стр. 13 Вопрос 10. Может ли, по мнению автора, один из трёх видов гуманизма возобладать над двумя остальными? К чему привело бы такое возобладание? Стр. 14 – 15 Вопрос 11. Каково взаимоотношение между процессами глобализации и гуманизации? Каковы критерии и гуманизации в рамках религиозного, либерального и социального глобализма? 17 А.П. Бутенко Почему у нас не получился социализм в ХХ столетии? Социальногуманитарные знания 2001 № 4. Если допустить маловероятное: историческое забегание, случившееся в ХХ в. с целым регионом стран, будет признано всеми общественно-политическими силами, это неизбежно поставит вопрос: кто виноват в столь серьёзной и бесцельной растрате исторического времени? Историческое забегание – вовсе не случайный результат заблуждений революционных лидеров и совсем не продукт политического недомыслия. Оно есть следствие весьма противоречивых и достаточно веских обстоятельств. В чём суть этих обстоятельств? Речь идёт о том, что один из существенных недостатков марксизма состоит в том, что, хорошо понимая всю сложность общественно-экономического перелома при переходе от капитализма к социализму, предвидя возможные беды и провалы исторического забегания, марксизм так и не предсказал волнообразное – через подъёмы и спады – развитие революционных преобразований. Марксизм не предсказал и не объяснил то, что стало реальностью в наше время, т.е. не раскрыл в известной мере историческую предопределённость тех неудач и провалов в реализации социализма, которые ХХ век обрушил на человечество. А ведь уже в Х1Х в. было ясно: экономическая неразвитость страны влияет на общественную жизнь противоречиво, более того, может воздействовать на революционный процесс в прямо противоположных направлениях, отчуждая, разъединяя его политику и экономику. С одной стороны, связанная с экономической неразвитостью скудность жизни, бедность и нищета масс стимулируют недовольство граждан, их политическую активность, обостряют их радикальное отношение к существующим порядкам. С другой – та же экономическая неразвитость, выражая незрелость социально-экономических устоев, пролонгирует и консервирует их дальнейшую жизнь. Именно такое, противоположное направление воздействий экономической незрелости на политику и на экономику может в определённой обстановке обусловить, не только отрыв политики от экономики, но и привести к утверждению политической власти, не способной из-за незрелости экономических условий создать себе адекватный экономический фундамент. Наличие целой полосы неудач и провалов в становлении социализма свидетельствует: лежащий в основе этих неудач разрыв политики и экономики не случаен, он связан с глубоким разрывом желаемого и возможного, одновременно воздействовавших на ход событий. Механизм этого противоречивого воздействия таков. Как только общественное развитие достигает определённого уровня, ещё недостаточного для успешного перехода к действительному социализму, но уже достаточного для того, чтобы обездоленные – эксплуатируемые и угнетённые массы народа – осознали своё бедственное положение и, выражая возмущение этим положением, устремились на борьбу за лучшую жизнь – за общество социальной справедливости и стартового равенства , - начинается полоса драматических, если не трагических событий, выводящих такие страны не на революционный путь социалистических преобразований, а на бездорожье неоправданных социальных экспериментов и неожиданных прыжков исторического забегания. Почему результат столь разительно отличается от того, к чему стремились и чего хотели, желали? Дело в 18 том, что как бы ни хотели этого массы народа, преждевременных родов у истории не бывает раньше того, как для этого созреют необходимые условия, социализм нигде не утвердился, сколько бы ни обещали это его приверженцы. При достижении общественным развитием указанного рубежа всё ощутимее начинает проявлять себя объективная закономерность неравномерного внутреннего развития экономики и политики в соответствующей стране, суть которой состоит в следующем: политика, политическое развитие, зависящее на революционных переломах от революционных масс, находится в прямой зависимости от скудности жизни и нищеты масс, а формирование объективных и субъективных предпосылок, необходимых для успешного продвижения к социализму, находится в обратной зависимости от скудности жизни и нищеты масс. Можно утверждать и так: политическое совершенствование страны, определяемое общественной активностью (а порой – революционностью) масс, граждан во многом зависит от экономического положения, от скудности жизни и нищеты, обездоленности этих масс, что чаще всего обусловлено экономической неразвитостью страны, а формирование необходимых материальных предпосылок для успешного продвижения к социализму находится в обратном отношении к этой экономической неразвитости страны. Отталкиваясь от названных обстоятельств, легче понять, где и когда наступает историческое забегание. Ответ здесь таков: при достижении указанного рубежа, чем ниже уровень социально-экономического развития той или другой страны, а следовательно, чем выше нищета масс, а вместе с ней чем слабее объективные и субъективные предпосылки здесь для реализации социалистических преобразований, тем больше вероятность того, что именно в такой стране порождаемое нищетой массовое недовольство соединиться с освободительной социалистической теорией, придавая и этой теории и самому освободительному движению, а главное – его практическим действиям крайне радикальный, революционно-утопический вид, что и характерно для исторического забегания. Если это происходит, то результатом утверждения страны на таком пути развития являются по меньшей мере три следствия. Во-первых, сложившаяся общественная ситуация предопределяет то, что «социалистические» преобразования скорее всего объявляются не там, где они более всего подготовлены, а там, где они менее всего назрели, хотя острота общественных противоречий здесь особенно высока, а потому конечный успех перемен не реален, но возможен начальный политический успех. Давно известно, что в странах, экономически менее развитых, легче начать революцию и завоевать политическую власть, но значительно труднее довести борьбу до победы социализма. И наоборот: в более развитых странах с опытной буржуазией труднее начать революцию и завоевать политическую власть, но легче будет создать социалистическое общество. Ведь в слаборазвитых странах действия революционных сил опираются на крайне острое недовольство масс, способное сломить сопротивление власти и тем создать иллюзию обеспеченного успеха. Во-вторых, если восставшие побеждают и власть переходит к ним, то осуществляемые здесь «социалистические» преобразования по необходимости протекают в столь радикальных формах (по принципу «добиться результата любой ценой» или «цель оправдывает средства»), что чаще всего ведут к неудаче: общество 19 запутывается в своих противоречиях и ошибках и, как правило, утрачивает социалистический выбор. В-третьих, на пути исторического забегания, как это уже подтвердила история, складываются новые, невиданные прежде и, как правило, непредсказуемые линии дальнейшей эволюции с их собственными удачами и неудачами, срывами и своим бездорожьем. Связывая эти непредвиденные и непредсказуемые формы социальной революции с преждевременным овладением трудящимися политической властью В. Ленин в своё время писал: «Никто не мог предвидеть того, что пролетариат достигнет власти в стране из наименее развитых и попытается сначала организовать крупное производство и распределение для крестьян, а потом, когда, по условиям культурным, не осилит этой задачи, привлечёт к делу капитализм. Всего этого никогда не предвидели, но это же бесспорнейший факт». Однако в истории отнюдь не всё было так, как утверждается в этой цитате. Прежде всего, нельзя согласиться с тем, будто «никто не мог предвидеть того, что пролетариат достигнет власти в стране из наименее развитых». Такую возможность предвидел Ф. Энгельс для Германии, тогда менее развитой, чем Франция. И по поводу этого предвидения Энгельса сам Ленин неоднократно вёл спор с меньшевиками, что подтверждает его знакомство с этим предвидением и с теми опасностями, которые несёт с собой преждевременное обладание политической властью. Далее, если следовать марксизму, то нуждается в объяснении и то, насколько соответствует классическому марксизму и сама попытка использовать эту власть, чтобы «сначала организовать», а «потом привлечь к делу» строительства социализма в недозревшей до этого дела стране, те или другие общественно-политические силы. Однако, гораздо более важными и интересными представляются следующие заключительные вопросы: хорошо, допустим Советский Союз и ряд других стран совершили историческое забегание – забегание в будущее. Означает ли это, что из-за случившегося теперь вообще снят вопрос о социализме как о будущем человечества? Изменилось ли что-нибудь в представлении об этом будущем человечества? Можно ли утверждать, что прошлый опыт трети человечества, начавшей движение к социализму, должен быть забыт? Рассматривая вопросы о том, как сказались историческое забегание и связанная с ним неудача в продвижении к социализму на общественных перспективах, не отдалил ли ХХ век мечту человечества создать для всех мир свободы и экономического благоденствия, не ослабела ли из-за случившегося вера людей в искоренение из жизни эксплуатации человека человеком, и не следует ли предать забвению «социалистический опыт» этого века, важно отметить следующее. Прежде всего, никак нельзя согласиться с тем, что человечество, многие столетия приносившее жизни лучших своих сынов и дочерей на алтарь борьбы за социальную справедливость, за устранение общественного неравенства, эксплуатации и угнетения, вдруг откажется от своей давней мечты о социально справедливом общественном устройстве. Сколько бы ни заявляли либералы, защищая своё благополучие и приручая своих врагов, что народ устал от борьбы, что он ради всеобщего мира готов смириться с социальной несправедливостью и эксплуатацией, можно не сомневаться в том, что, пока существуют богатые и бедные, будет и борьба за социальную справедливость, и как бы ни улучшались условия жизни, пока есть оскорбляющие 20 человека и человечество эксплуатация и угнетение, не прекратится борьба за социализм. Ещё наши предки говорили: «С какой стати человечеству любить свои оковы, пусть даже из чистого золота?» Бесспорно, что историческое забегание – забегание в будущее, предопределившее неудачу первой всемирно-исторической попытки трудящихся построить социализм в ХХ в. (1917 – 1992 г. г.), изображённое либералами и воспринятое многими как «конец социализма», нанесло жестокий удар по авторитету и влиянию социализма в современном мире. Потребуется время, чтобы человечеством был понят действительный смысл случившегося, было заново осознано, что у человечества нет альтернативы естественной замене капитализма социализмом. Однако человеческий опыт свидетельствует, что историю нельзя обмануть, используя людские заблуждения; ими можно лишь задержать, затормозить приход того, что заложено в логике истории, направив активность масс по ложному пути, подорвав или ослабив их энтузиазм и их активность. Логика же истории, связанная с её причинно-следственными связями, её необходимостью и закономерностью, раньше или позже, но неизбежно проложит себе дорогу в будущее, сметая не только искусственные, но и естественные препятствия на своём пути. В рассматриваемом случае такое произойдёт тем скорее, чем сильнее и острее проявят себя неразрешимые антагонизмы постиндустриального развития капитализма, в рамках которого НАУКА всё настойчивее будет проявлять свои притязания на доминирующую роль в созидании общественных богатств, т.е. в решающей сфере общественной жизни, оттесняя с этой позиции ТРУД в его непосредственной форме. Этот переход НАУКИ в новое качество, с одной стороны, ввергнет общество в новые антагонизмы и противоречия, свидетельствующие о том, что, используя человеческие заблуждения, нельзя постоянно обманывать своих граждан, а с другой – переход к НАУКЕ ключевой роли в решающей сфере общественной жизни обязательно сделает человечество УМНЕЕ, РАСЧЁТЛИВЕЕ и МЯГЧЕ. Разумеется, главным агитатором и «просветителем» масс на этом пути будет вовсе не новый всплеск коммунистической пропаганды, а реальный опыт социальноэкономического и финансового развития современного мира. ВСТУПЛЕНИЕ ОБЩЕСТВА в качественно новую полосу своей истории (с доминирующей ролью НАУКИ в ключевой сфере общественной жизни), обязательно скажется на всех сторонах человеческого общежития, изменит многие приоритеты и предпочтения, в том числе и в сфере факторов, оказывающих первостепенное воздействие на изменение общественного сознания: люди перестанут быть простыми потребителями агитационно-пропагандистских материалов, политических штампов и лозунгов; их главным агитатором станет реальная общественная практика, позитивный и негативный опыт самой общественной жизни, её коллизии, достижения и противоречия. Каковы же те объективные АНТАГОНИЗМЫ и ПРОТИВОРЕЧИЯ, которые, сохраняя своё действие на этой качественно новой полосе развития, оберегают логику истории, её нацеленность на создание социально справедливого общества? неизбежное обострение антагонизмов и противоречий современного постиндустриального развития капитализма будет в первую очередь связано с качественным переломом в развитии его производительных сил и скорее всего 21 проявится в ДВУХ ВИДАХ КРИЗИСОВ: во-первых, в традиционной сфере – в виде КРИЗИСОВ ПЕРЕПРОИЗВОДСТВА, теперь обостряемых растущей неспособностью рынка быть той «невидимой рукой», которая до этого в общем и целом при помощи кейнсианства справлялась с этой задачей, но чем дальше - в связи с исчерпанием возможностей рыночной экономики, - тем больше будет обнаруживать свою несостоятельность, во-вторых, в относительно новой сфере и в новом виде – в виде МИРОВЫХ и РЕГИОНАЛЬНЫХ ФИНАНСОВЫХ КРИЗИСОВ, обусловленных достигнутой степенью ГЛОБАЛИЗАЦИИ и ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗАЦИИ современных производительных сил, а главное – нарастающим отрывом финансоводенежных систем от стоимостных отношений, что тоже обусловлено заменой ТРУДА НАУКОЙ в качестве доминирующей производительной силы в создании общественных богатств. Рассмотрим здесь оба вида упомянутых КРИЗИСОВ, их сегодняшние проявления, действия в направлении реализации общей логики современной истории. Осознаётся ли уже сегодня, КЕМ и КАК неизбежный ЗАКАТ благословляемой либералами на «вечное царствование» РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ – производственной основы, а зачастую и синонима КАПИТАЛИЗМА? Да, осознаётся и достаточно широко описывается западной социологической и экономической наукой. Приведём некоторые интересные рассуждения на этот счёт. Уже вскоре после Второй мировой войны обществоведы наиболее экономически развитых стран мира остро почувствовали назревание неизбежных глубинных перемен в общественной жизни, стали говорить и писать о вступлении обществ в новую постиндустриальную эпоху. Более чем сорок лет тому назад появилась книга А.Тоффлера «Столкновение с будущим». Она поразила современников тем, что удивительно точно выразила тревожное ожидание уже наступающего чего-то нового и не совсем ясного. Сразу же появились различные школы постиндустриализма, поскольку «мало кто верил, что дальнейший прогресс означает продолжение промышленного развития». Общественно-экономическую и социологическую литературу заполнили самые разные концепции грядущего общества как общества «информационного» (А.Тоффлер), «технотронного» (З.Бжезинский), «научнорационалистического (Ю.Хабермас), «технико-информационного» (дж.Мартин, Т.Сувер) и т.д. Хотя огромное многообразие названий, которыми разные авторы нарекали новую эпоху, свидетельствовало об их согласии с тем, что в истории наступил качественный перелом, главным недостатком этих рассуждений было то, что чаще всего отсутствовали содержательные характеристики входящей в жизнь новой исторической полосы. То ли они не понимали, то ли не замечали того, что основная причина, определявшая наступление новой эры цивилизации – изменение главного источника созидания общественных богатств. Всего два учёных, пожалуй, уловили и осознали смысл идущего общественного перелома. Одним из них был А.Тойнби, который назвал происходящее «эфиреализацией». Когда производится всё больше и со всё меньшими затратами; другим был советский учёный венгерского происхождения Е.Варга, сформулировавший свой знаменитый парадокс («парадокс Варги»), согласно которому сумма цен фактически становится выше суммы стоимостей, даже если сохраняется золотая валюта. Думается, что этот парадокс объясним только с позиций 22 того перелома, который производит в развитии общественного производства, в товарно-денежных отношениях и стоимостных измерениях смена ТРУДА РАЗУМОМ (НАУКОЙ) как непосредственной производительной силой в качестве главного созидателя общественных богатств. Как раз этот перелом в самих объективных законах экономики существенным образом стимулировал практиков и теоретиков. Но особенно важно то, что он стимулировал поиск замены трудовой теории стоимости. Здесь уместно указать и на то, что все отмеченные перемены на практике и в теории стали проявляться под воздействием перелома, уже начавшегося в реальной жизни, но ещё не достигшего в ней своего поворотного рубежа (НАУКА ещё нигде не создавала половину внутреннего валового продукта – ВВП), в связи с чем посылавшиеся в общество первые импульсы происходящего перелома ещё не позволяли осознать его последствия в полной мере, адекватно. Ведь совершающийся перелом неизбежно изменит все стороны общественной жизни, приведёт к действительному «концу истории», но не в духе Ф.Фукуямы, а как конец либерализма и постоянно благословляемой им рыночной экономики. Смутное осознание чего и содержится в концепции Ф.Фукуямы: его «конец истории» - это извращённое осознание приближающегося конца либерализма и его рыночной экономики. Книгу А.Тоффлера «Столкновение с будущим» можно считать первым ударом колокола по поводу заката рыночной экономики, поскольку индустриализм – её наиболее адекватный фундамент. Но вскоре колокол зазвонил снова. Есть все основания считать, что вторым ударом колокола был коллективный труд чехословацких учёных, руководимых Р.Рихтой «Цивилизация на распутье. Взаимосвязи научно-технической революции с обществом и человеком», вышедший в Праге в 1969 г. В нём говорилось: «Научно-техническая революция, имеющая характер объективного, всемирного и универсального процесса, исторически закономерно приводит к утверждению на земле коммунистического общества. Переход этот совершается не стихийно, не механически, а диалектически. Нет силы в мире, которая могла бы остановить неумолимый ход научно-технической революции со всеми обусловленными ею социальными и политическими последствиями. Роковой вопрос, однако состоит в том, сумеет ли человечество найти мирные пути разрешения катастрофически опасных противоречий своего нынешнего развития или оно погибнет, упустив момент, когда ещё можно направить урегулирование конфликтов по разумному руслу». Теперь мы знаем, что такое русло было найдено, что, разумеется, вовсе не изменило логику истории, диктуемую ходом научно-технической революции. Следующим сигналом о приближающемся конце рыночной экономики и её неразрешимых противоречиях в условиях, когда «все источники общественного богатства польются полным потоком», стал вопрос Э.Фромма «Иметь или быть?», посвяимвшего этому свой нашумевший труд, в котором он писал: «С началом промышленного прогресса, замены энергии животного и человека механической, а затем ядерной энергией вплоть до замены человеческого разума электронной машиной мы чувствовали. Что находимся на пути к неограниченному производству и, следовательно, к неограниченному потреблению, что техника сделала нас всемогущими, а наука – всезнающими… Предполагалось, что богатство и комфорт в итоге принесут всем безграничное счастье… Нужно наглядно представить себе всю 23 грандиозность Больших Надежд, поразительные материальные и духовные достижения индустриального века, чтобы понять, какую травму наносит людям в наши дни осознание того, что эти Большие Надежды не оправдались. Ибо индустриальный век действительно не сумел выполнить свои Великие Обещания и всё большее число людей начинает осознавать, что: - неограниченное удовлетворение всех желаний не способствует благоденствию, оно не может быть путём к счастью или даже получению максимума удовольствия; - мечте о том, чтобы быть независимыми хозяевами собственных жизней, пришёл конец, когда мы стали осознавать, что стали винтиками бюрократической машины и нашими мыслями, чувствами и вкусами манипулируют правительство, индустрия и находящиеся под их контролем средства массовой информации; - экономический прогресс коснулся лишь ограниченного числа богатых наций, пропасть между богатыми и бедными нациями всё более и более увеличивается; - сам технический прогресс создал опасность для окружающей среды и угрозу ядерной войны, каждая из которых в отдельности или обе вместе – способны уничтожить всю цивилизацию и, возможно вообще жизнь на Земле». В 1995 г. в Соединённых Штатах Америки раздался ещё один удар колокола, сигнализирующий о приближающемся конце рыночной экономики: вышла книга американского экономиста И.Ставинского, ставшая бестселлером. Автор, не слишком уважающий либералов, не верит их заявлениям для простаков, будто понятия «капитализм» и «коммунизм» утратили смысл. Книга, за которую Б.Клинтон поблагодарил автора, называется «Капитализм сегодня и капитализм завтра». Вся книга пронизана этими «утратившими смысл» понятиями и доказывает, что рыночная экономика, представленная нынешним американским капитализмом, уже сегодня изза автоматизации и роботизации всё больше запутывается в неразрешимых противоречиях, и уж наверняка разрушится завтра, когда производительность труда возрастёт в 30-40 раз. Автор, называя капитализм вообще, американский в частности, «самой передовой экономической системой», предлагает «взглянуть за горизонт» и прикинуть, что несёт с собой этой экономике дальнейшее внедрение НАУКИ и ТЕХНИКИ. Оно несёт рост автоматизации и роботизации, взлёт производительности, что создаст избыток товаров и выбросит на улицы новые миллионы сегодняшних трудящихся, тем самым резко сократив ёмкость внутреннего рынка. Этот звенящий колокол опасности. Считает И.Ставинский, требует от общества уже не «невидимой руки рынка» в качестве регулятора (рыночные механизмы уже сегодня обнаруживают свои ограниченные возможности), а заставит сознательно управлять процессом производства, не только контролировать его, но и перестраивать гибкие системы в соответствии с изменившимися условиями производства и реализации, а также со способностью совершенствовать сами программы. Как раз здесь обнаруживается следующее: чем могущественнее агенты автоматизированного и роботизированного производства, вовлечённые в созидание общественного богатства, чем большая часть контроля и управления подобным производством обслуживается не человеком, а кибернетическими машинами, неуклонно сокращая время насыщения рынка и общества данным видом товара. 24 Продукции, тем более сложными, дорогими оказываются используемые орудия и средства производства (средства труда, управленческие и контролирующие механизмы, обеспечивающие то, что продукция «льётся всё более полным потоком»). Но вместе с усложнением и резким удорожанием каждой новой коренной модернизации, обновления основного капитала подобного наукоёмкого производства требуется всё более длительное функционирование такого производственного комплекса, и чтобы «окупить капиталовложения» и чтобы иметь нужную прибыль. Однако именно эта закономерно возросшая необходимая длительность функционирования каждого нового производственного комплекса упирается во всё более короткое время, требующееся для того, чтобы автоматизированное и роботизированное производство полностью насытило рынок своей продукцией и началось её перепроизводство. Это – ключевое противоречие. Неразрешимое при сохранении рыночной экономики и регулирующей её «невидимой руки» рынка. Обостряясь с каждым новым шагом внедрения НАУКИ в производство, оно воздействует на все стороны жизни. В результате с каждым рывком научно-технической революции ситуация всё более настойчиво и неотвратимо требует, считает И.Ставинский. замены частного капитала общественным, а рыночного управления государственно-плановым. В процессе изложения этого понимания нарастающего заката рыночной экономики, исчерпания ею своих возможностей И.Ставинский описывает ход им вымышленного совета предпринимателей, собравшихся в условиях, когда КРИЗС ПЕРЕПРОИЗВОДСТВА стал перманентным. На совете выступает предприниматель, в уста которого автор вложил свою концепцию. Вот её суть. «Благодаря роботизации мы, капиталисты, стали богаче, а условия жизни других слоёв общества значительно улучшились: сократился рабочий день, стало больше социальных благ. Но это не избавило нас от кризисов. Тысячу раз было доказано, что, если перепроизводство товаров наступит раньше, чем через год, то наша прибыль не в состоянии окупить капитал, вложенный в модернизацию. Вот почему нам следует пойти на поистине исторические решения». Их суть – в замене частного капитала общественным. Для чего? Чтобы «приостановить производство тех видов предметов потребления, которыми рынок уже насыщен. Но ясно, что ни один капиталист не захочет получать прибыль, скажем, раз в три года, не говоря о тех, кто вложил деньги в производство средств производства – им пришлось бы ждать ещё дольше. Решение проблемы в том, чтобы разделить ежегодную прибыль между всеми владельцами капиталов, независимо от того. Функционируют они в этом году или нет. Капиталисты получат прибыль согласно размерам капиталов». А это и есть обобществление капиталов и общественное ими управление. Так бьёт час рыночной экономики, она закономерно сходит с исторической арены, уступая место обобществлённому капиталу и сознательно управляемому общественному производству. Таков неизбежный, неотвратимый переход из прошлого в будущее, от рыночной экономики к более соответствующим современным формам хозяйствования. Когда сегодня отечественные либералы, выискивая удачи западной рыночной экономики, спешат смоделировать их в нашей стране, возникает вопрос: имеет ли смысл копировать рыночную экономику с зарубежных образцов, когда этот 25 прототип «дышит на ладан», умирает? Ещё более нелепо принимать начинающуюся агонию за всплеск бодрости! Так обстоит вопрос с первым видом КРИЗИСОВ – КРИЗИСОВ ПЕРЕПРОИЗВОДСТВА, становящихся всё более разрушительными, свидетельствующими о растущей беспомощности «невидимой руки» рынка в условиях общего заката рыночной экономики. Так подтверждаются не только предвидение К.Маркса, но и слова Дж.Гэлбрейта, который ещё в конце 60-х годов констатировал: рост производительных сил, развитие научно-технической революции, внедрение НАУКИ и ТЕХНИКИ в производство подрывают механизмы рыночной экономики. «с развитием техники и связанной с ним специализации рынок становится всё более ненадёжным». Издеваясь над теми, кто пытался недостатки «невидимой руки» рынка возложить на политические происки левых, Дж.Гэлбрейт добавлял: «Не социалисты – враги рынка, а передовая техника, а также диктуемые ею специализация рабочей силы и производственного процесса и, соответственно, продолжительность производственного периода и потребность в капитале». Но приближающийся неизбежный конец рыночной экономики и её обостряющиеся противоречия, кризисы и провалы – отнюдь не единственный стимулятор и катализатор протестных выступлений обездоленных масс. Толкающий их на возобновление и усиление борьбы за социальную справедливость, за социалистическое общество людей труда. Не менее сильное революционизирующее воздействие на широкие массы граждан уже оказывают также КРИЗИСЫ ДРУГОГО РОДА – РЕГИОНАЛЬНЫЕ И МИРОВЫЕ ФИНАНСОВЫЕ КРИЗИСЫ, периодически до основания потрясающие как центры, так и периферию современного капитализма. Многие обществоведы, особенно либерального толка, готовы видеть в них простое повторение и возобновление финансовых кризисов, известных с начала эпохи финансового капитала, империализма. Да, исторически они – продолжение и развитие тех кризисов. Но по своим объективным основам они с каждым десятилетием всё больше отличаются от своих предшественников. Финансовый капитал приходил к своему господству, когда только завершилась промышленная революция, когда ключевую роль играло индустриальное производство, где ТРУД в его непосредственной форме оставался доминирующей производительной силой в созидании общественных богатств, а значит, стоимостные измерения ещё могли опираться на трудовую теорию стоимости, как на свой объективный измеритель. Однако такое положение не оставалось незыблемым: начавшийся в мире переход от ТРУДА и НАУКЕ как доминирующей производительной силе в созидании общественных богатств шаг за шагом размывает этот объективный фундамент функционирования товарно-денежных отношений. Это в свою очередь не может не сказаться на поведении финансовых потоков, на свободном движении, переливе капиталов, на возникновении ФИНАНСОВЫХ ВИХРЕЙ Ии БУРЬ, способных разорить не только отдельные страны, но и целые регионы. Можно не сомневаться, что финансовые кризисы второй половины ХХ столетия – лишь слабые предупреждения гражданам о том, что их ждёт в этой сфере в ближайшем будущем. Нет надобности распространяться на тот счёт, что как названные, так и другие противоречия современного мира отнюдь не снимают заинтересованности человечества в создании для своих граждан более достойных условий и справедливых 26 условий общественной жизни, по-новому ставят проблемы перехода к этому лучшему будущему. Обращаясь к тому, как изменились общественные представления о переходе к лучшему будущему, являются ли сегодняшние знания об этом более реалистическими или они ещё больше отдают утопизмом, учитывают ли при этом и в какой мере уже имеющийся исторический опыт, можно утверждать следующее. Человечество входит в третье тысячелетие, обладая гораздо более глубокими знаниями и во многих отношениях значительно более широкими представлениями о том, что подлежит преобразованию, а главное – обладая трезвым сознанием того, что стоящая перед человечеством задача – полное освобождение от эксплуатации и угнетения – по своей сложности, а также по своей общественной значимости не имеет себе равных во всей истории человеческой цивилизации. Человечество стало не только глубже сознавать сложность предстоящего преобразования, но и острее понимать, что смириться с подобными оковами оно не может по самым разнообразным причинам. Причём некоторые из них уже достаточно явственно обнаружили свою античеловеческую сущность. Однако вопрос заключается не только в том, что если речь идёт о возмущающих людей эксплуатации и угнетении, то человечество никогда не смирится с этими оковами, даже если они выкованы из чистого золота. Вопрос заключается и в том: одно и то же ЭКСПЛУАТАЦИЯ и УГНЕТЕНИЕ или нет? Но особенно важно то, КАК, КАКИМ ПУТЁМ, КАКИМИ СРЕДСТВАМИ разбить эти оковы, учитывая следующее. Прежде всего, история показывает, что общество всё более стремится к тому, чтобы не допустить насилия одной части граждан над другой. Но вместе с тем обнаруживается и другое: пока ВЛАСТЬ располагает орудиями и средствами насилия над массами, у трудящихся, у эксплуатируемых и угнетаемых остаётся всё меньше шансов добиться своей ЦЕЛИ – освобождения от эксплуатации и угнетения – в открытом путём. Перед тем как рассматривать ПУТИ и СРЕДСТВА освобождения от эксплуатации и угнетения, коротко о связи и различии этих форм человеческой несвободы. Хотя ЭКСПЛУАТАЦИЮ и УГНЕТЕНИЕ мы часто упоминаем через запятую и это – не случайно, ибо угнетение – спутник эксплуатации, тем не менее это ДВА РАЗНЫХ ВИДА НЕСВОБОДЫ: если ЭКСПЛУАТАЦИЯ – это присвоение прибавочного продукта, созданного одним человеком (или классом) другим человеком (или классом). То УГНЕТЕНИЕ есть такое же присвоение воли одного человека (или класса) другим человеком (или классом). Присваивая прибавочный продукт эксплуатируемого, ЭКСПЛУАТАТОР, как правило, присваивает, подчиняет себе и вою эксплуатируемого. Не касаясь других аспектов взаимодействия эксплуатации и угнетения. вернёмся к ПУТЯМ и СРЕДСТВАМ освобождения от них. Существенное изменение ситуации в этой сфере обнаружилось ещё в конце Х1Х столетия. Анализируя эту проблему уже без К.Маркса, в 1885 г. Ф.Эншельс отмечал, что после Парижской Коммуны с её вооружённым восстанием, баррикадами и кровопролитием «центр тяжести» европейского рабочего движения переместился из Франции в Германию, создавшую самую многочисленную социал-демократическую партию, завоевавшую на выборах невиданный в мире по численности электорат. Власти оказались не в состоянии воспрепятствовать этому. Но наряду с этой первой услугой, которую немецкие рабочие оказали делу рабочего класса, они оказали 27 вторую услугу. Они дали своим товарищам во всех странах новое оружие – показав им, как нужно пользоваться всеобщим избирательным правом. Эта вторая услуга была особенно важной в условиях, когда развитие науки и техники, повсеместный рост милитаризма все больше ставил под сомнение прежние орудия пролетариата – булыжник и баррикаду – и прежние вооружённые формы борьбы рабочего класса. «Восстание старого типа, уличная борьба с баррикадами, писал Ф. Энгельс, - которая в 1848 г. повсюду в конечном счёте решала дело, в значительной степени устарела». И добавлял: «Не будем создавать себе на этот счёт иллюзий: действительная победа над войсками в уличной борьбе, то есть такая победа, какая бывает в битве между двумя армиями, составляет величайшую редкость». Из этого следовало: уповать на одномоментные восстания и революционные взрывы – не следует! Однако оппортунисты уже тогда, издавая работу Ф. Энгельса, попытались извратить его позицию, представить её как полный отказ от вооружённой борьбы, но им это не удалось. «Значит ли это – спрашивал Ф. Энгельс, - что в будущем уличная борьба не будет играть роли?» И отвечал: «Нисколько». Всем известно, как уже в начале ХХ столетия подтвердились эти слова Ф. Энгельса, причём не только в Октябре 1917 г. в России, но и в других странах. И тем не менее условия изменились и продолжают меняться. Нужны были новые подходы и новые выводы, связанные с возросшим риском поражения в вооружённой борьбе. И пролетарские партии, считаясь с этим. Стремились не дать себя спровоцировать. «понятно ли теперь читателю, - задавал вопрос Ф. Энгельс, - почему господствующие классы хотят заманить нас непременно туда, где стреляет ружьё и рубит сабля? Почему нас теперь упрекают в трусости за то, что мы не желаем немедленно без оглядки выходить на улицу, где, как мы наперёд знаем, нас ожидает поражение? Почему нас так настойчиво упрашивают согласиться, наконец, сыграть роль пушечного мяса?» История всегда основательна: она ставит перед человечеством только выполнимые задачи. Поскольку вооружённая борьба становилась для эксплуатируемых и угнетённых всё более опасной, всё меньше и всё реже обещая успех, весь ХХ век прошёл в подготовке рабочего класса к мирным парламентским средствам борьбы за свои ЦЕЛИ. Есть основания утверждать, что заслуга ХХ столетия в том и состоит, что он научил человечество бороться за свои цели мирными парламентскими средствами. Если вся прежняя человеческая история поставила и решила бесчисленное множество сложнейших общественных задач, то третье тысячелетие обязательно должно будет решить в качестве одной из главных своих задач устранение ЭКСПЛУАТАЦИИ и УГНЕТЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА ЧЕЛОВЕКОМ. Это неизбежно произойдёт, причём с учётом складывающейся ситуации. Опираясь на логику истории можно утверждать следующее: если возникновение частной собственности. Эксплуатации и угнетения человека человеком представляло собой спонтанно-стихийный. Естественно-исторический процесс, то устранение частной собственности, эксплуатации и угнетения, делавшее свои первые шаги в Х1Х и ХХ веках в ходе общественных конфликтов и революций. Посредством вооружённых восстаний, имеет шанс совершиться в третьем тысячелетии сознательно, но не революционно, а эволюционно, без баррикад и конфликтов. Человеческая история учит живых опыту умерших. Аккумулируя человеческий опыт 28 борьбы за социальную справедливость, за устранение эксплуатации и гнёта. Сегодня есть основания утверждать: ВАЖНЕЙШАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ЦЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА – устранить ЭКСПЛУАТАЦИЮ и УГНЕТЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА ЧЕЛОВЕКОМ – может быть достигнута ДВУМЯ ПУТЯМИ – с помощью РЕВОЛЮЦИИ и БЕЗ РЕВОЛЮЦИИ, ЭВОЛЮЦИОННЫМ ПУТЁМ. Первый путь – путь насильственной социальной революции трудящихся, эксплуатируемых, обеспечивающий полное «освобождение труда». Как достигается такой результат? В ходе политической революции (иногда с использованием вооружённого восстания) трудящиеся, руководимые рабочим классом и его политическим авангардом, свергнув прежнюю, устанавливают свою ПОЛИТИЧЕСКУЮ ВЛАСТЬ и, используя её в качестве рычага, отменяют законы, защищающие частную собственность, осуществляют сначала ФОРМАЛЬНОЕ ОБОБЩЕСТВЛЕНИЕ (ОГУСУДАРСТВЛЕНИЕ) СРЕДСТ ПРОИЗВОДСТВА, а затем переходят е РЕАЛЬНОМУ ОБОБЩЕСТВЛЕНИЮ, т.е. включая самих трудящихся в управление производством и распределением его результатов. Этим сразу же закрываются все каналы «утечки» прибавочного продукта, все линии возникновения новых (государственно-бюрократических) форм эксплуатации. Этот путь. Проложенный коммунистами, как правило, прерывался на полпути (формальное обобществление не превращалось в реальное) или оказывалось ИСТОРИЧЕСКИМ ЗАБЕГАНИЕМ с его перерождениями и поражениями, из-за чего всё кончалось неудачей. Второй путь – путь принудительного, но мирного, эволюционного перераспределения прибавочного продукта, чем исключается его превращение в эксплуататорскую прибыль. Как можно достичь такого, показывает опыт европейской социал-демократии, её «социального государства». «общества массового потребления» или так называемого шведского социализма. В ходе организованной социальной борьбы трудящиеся и их реформистские лидеры, усиливая свои позиции и в политике, и в экономике, используют их для растущего давления на собственниковэксплуататоров по двум направлениям. Во-первых, для повышения заработной платы, приближения её к стоимости рабочей силы. Во-вторых, для увеличения прогрессивного налога, идущего на общие нужды, на общие социальные расходы. Так шаг за шагом уменьшается доля прибавочного продукта, превращающегося в эксплуататорскую прибыль, а общественно-государственное перераспределение оказывается действием, всё более обеспечивающим каждому его долю прибавочного продукта, соответствующую его вкладу в его создание. В конце концов через повышающуюся заработную плату и посредством прогрессивного налога весь прибавочный продукт частично возвращается его создателям, а частью расходуется на общие нужды. Данный путь, прочерченный социал-реформистами, ими самими в этом плане не осознан и не осмыслен. Он часто утрачивал свои антиэксплуататорские устремления, превращая этим самым социал-демократов в управляющих капитализмом. В чём заключается различие этих двух путей? Это – различие революционного и эволюционного путей, заключающееся в различии способов ликвидации ЭКСПЛУАТАЦИИ (и УГНЕТЕНИЯ) ЧЕЛОВЕКА ЧЕЛОВЕКОМ. Исходное различие состоит в том, на ЧТО направлены ГЛАВНЫЕ УСИЛИЯ тех, кто трансформирует 29 социально-экономические устои общества, чтобы устранить эксплуатацию. Если революционный путь стремится устранить ГЛАВНОЕ УСЛОВИЕ эксплуатации – частную собственность, то эволюционный путь нацелен на сужение и исключение самой СУТИ ЭКСПЛУАТАЦИИ - присвоения прибавочной стоимости. Хотя итог оказывается одним и тем же – эксплуатация устраняется, конкретные методы достижения результатов существенно различаются. Чем? Наличием или отсутствием революции, тем, что сама частная собственность и допускаемая эксплуатация – важнейшие общественные устои, оплот стабильности и экономического роста – исчезают по-разному. Их разовое устранение на первом, революционном пути крайне болезненно, порождает кровавые столкновения и гражданские войны при переделе и ликвидации частной собственности, а при неумелом осуществлении может существенно подорвать стимулы общественного прогресса. Второй же, эволюционный путь менее болезнен для общества, а его постепенность оставляет у общества больше возможностей для манёвра. Нет сомнения в том, что в третьем тысячелетии развитие антагонизмов и противоречий общественного прогресса даст свой выбор и свою комбинацию средств, используемых на этом освободительном пути. Тем более, что к такому выбору всё настойчивее толкает развитие производительных сил, смена в качестве главного источника общественных богатств труда в его непосредственной форме наукой как непосредственной производительной силой, что и будет свидетельством того, что время социалистической идеи уже наступило, что её уже никому не остановить. Как писал Виктор Гюго, «ни одна армия не может противостоять силе идеи, время которой пришло». 30 Вопросы к тексту А.П. Бутенко Почему у нас не получился социализм в ХХ столетии? Социально-гуманитарные знания 2001 № 4. Стр. 17 Вопрос 1. Что такое историческое забегание и в чём автор видит его теоретические причины? Стр. 17 Вопрос 2. О чём свидетельствует полоса неудач и провалов в становлении социализма? Стр. 18 Вопрос 3. Где и когда, по мнению автора, наступает историческое забегание вперёд? Стр. 18 Вопрос 4. Каковы три основных следствия продвижения страны по пути исторического забегания? Стр. 19 Вопрос 5. Означает ли, что историческое забегание социализма снимает вообще вопрос о социализме, как будущем человечества? Можно ли подвергнуть весь этот опыт забвению как бесполезный и почему? Стр. 20 Вопрос 6. Как объясняют поражение социализма либералы? Стр. 20 Вопрос 7. Какое взаимоотношение между наукой и трудом является по мнению автора ключевым? Стр. 20-21 Вопрос 8. Какие противоречия имеют решающее значение на современном историческом этапе? Стр. 21 Вопрос 9. Как, по мнению автора в работах западных учёных-обществоведов осознаётся закат эпохи рыночной экономики (А.Тоффлер, З.Бжезинский, Ю.Хабермас)? Стр. 21 Вопрос 10. В чём состоит «парадокс Варги»? Стр. 22 Вопрос 11. Как автор трактует предложенный Ф.Фукуямой термин «конец истории»? Стр. 22 Вопрос 12. В чём, по мнению автора, основной смысл работы Р.Рихты «Цивилизация на распутье…»? К чему должна привести научно-техническая революция? 31 Стр. 22-23 Вопрос 13. Каковы 4 основных проявления краха Больших Надежд и Великих Ожиданий по мнению Э.Фромма, изложенные им в работе «Иметь или быть»? Стр. 23-24 Вопрос 14. Как анализируются противоречия американской рыночной экономики в работе И.Ставинского «капитализм сегодня и капитализм завтра»? Стр. 25 Вопрос 15. Каков механизм и последствия региональных и мировых финансовых кризисов? Стр. 26 Вопрос 16. В чём состоит главная задача человечества в третьем тысячелетии? Стр. 26 Вопрос 17. В чём отличие между эксплуатацией и угнетением? Стр. 27 Вопрос 18. Какой путь устранения эксплуатации и угнетения был показан на опыте ХХ века? Стр. 28 Вопрос 19. Какими двумя путями могут быть устранены эксплуатация и угнетение? Стр. 28-29 Вопрос 20. В чём различие между революционным и эволюционным путями устранения эксплуатации и угнетения?