Владимир Федосеев

Владимир Федосеев
Коснется сердца звук
Представители традиционного подхода к исполнению презрительно
поморщились бы, увидев, как Владимир Иванович Федосеев дирижирует
одной из поздних симфоний Моцарта. Состав исполнителей огромный: в
основе стоят восемь контрабасов, им вторят около шестидесяти струнных
смычковых инструментов. Однако деревянные духовые едва ли испытывают
трудности с тем, чтобы утвердиться на своих позициях, так как звук
смычковых остается легким и не давит. Однако при этом не образуется
звучание, которое можно было бы назвать «ораторским». Музыка скорей
напоминает не резкую речь, а мягкое любование пейзажем. На место
обсуждений заступает погружение в созерцание, простирающееся в
бесконечную даль.
Со времени выхода в свет мощной по силе воздействия книги Николауса
Харнонкурта «Музыка как язык звуков» мы снова и снова слышим
утверждения, что музыку, начиная с Монтеверди и заканчивая Моцартом,
следует воспринимать риторически и что она ориентируется на
изобразительные аналогии и жесты речевого акта. Конечно, эти утверждения
в каком-то смысле справедливы. Но уже в 1799 году, через восемь лет после
смерти Моцарта, Людвиг Тик и Вильгельм Генрих Вакенродер описывали
музыку как страну, «где мы забываем все кряхтенье людское, где у нас не
кружится голова от непрестанной болтовни слов и языков, от хаоса букв и
чудовищных иероглифов, но где легким прикосновением врачуются сразу
все страхи нашего сердца». Еще во времена Гайдна это было однозначно
речью в защиту анти-риторического слушания.
Федосеев следует этой защитительной речи по сей день, страстно и
мастерски. Его интересуют в первую очередь не выразительные жесты и не
речевые формулы, а глубинные слои гармонии. Исполнение Федосеева
охвачено не столько процессами работы над сюжетом, сколько скрытым
пульсированием тональности, из которого рождается крупная форма.
Поэтому публика после его концертов (особенно тех, в программу которых
включены произведения русских композиторов, например, Мусоргского или
Глазунова) часто говорит, что исполнение было «очень одухотворенным».
Родившийся в Ленинграде дирижер не разменивается на мелочи. Но, так как
его ведет формообразующая сила тональности, и он, так сказать, больше
доверяет грамматике, чем риторике, то ему удается особым образом охватить
все мысли и чувства. Кульминации в больших музыкальных фразах у него
длиннее и сильнее обоснованы. Это придает им совершенно другую
звуковую и эмоциональную силу.
Возможно, это связано с тем, что путь Федосеева в искусство, под
руководством его отца, начался с баяна. На баяне учатся управлять
структурой музыкальных последовательностей с помощью подачи воздуха,
движения мехов. Моторика вместо риторики, формообразование раньше
речи. То, что у него «хватит дыхания», Федосеев доказал и в профессии. С
1974 года он руководит Московским Симфоническим Оркестром
Всесоюзного Радио, который сейчас носит название Большого
симфонического оркестра имени П. И. Чайковского и который обязан ему
своей мировой славой. С 1994 по 2004 годы он был руководителем Венского
Симфонического оркестра (Wiener Symphoniker) и в качестве дирижера
оперы часто выступал в Брегенце. О Федосееве (и не только там) говорят с
большой любовью. Потому что нежно коснуться сердца он умеет. 5 августа
он отметит свой восьмидесятилетний юбилей.
ЯН БРАХМАНН