Document 4333782

Table of Contents
Елена Силкина КОШАЧИЙ БУМ ВИНЯ
1
2
3
4
5

Елена Силкина
o 1
o 2
o 3
o 4
o 5
Елена Силкина
КОШАЧИЙ БУМ
ВИНЯ
Коту Тедику, а также всем
котам, кошкам и котятам,
которых я не сумела защитить и уберечь.
Е.С.
1
В конце 90-х годов двадцатого века, в одном из районов Москвы возник
кошачий бум.
Ажиотаж создавала молодая супружеская пара. Жена обожала кошек, и муж
притаскивал их ей отовсюду. Жена возмущалась при виде каждого нового
животного, но с восторгом хватала его в охапку, а муж её фотографировал и писал о
кошках для газеты. Он был журналистом и фотокорреспондентом. Жена кормила
животное, рисовала его и тоже писала о кошках для газеты. Она была журналисткой
и художницей.
Если хозяева нападали на след похитителя, то животное приходилось
возвращать. Если оно упорно вопило и царапало дверь, просясь к прежним хозяевам,
его приходилось отпускать. Если животное было ничейным, но у него
обнаруживались блохи или подозрительные проплешины, или нехорошее
выражение глаз, то его возвращали на то место, где взяли. В общем, предлог найти
можно, если не хочешь, чтобы твой муж наводнил квартиру кошками.
Друзья и знакомые, соседи по дому и улице почему-то брали с этой молодой
пары пример, и по муниципальному району распространилась мода на содержание в
квартире большого количества кошек неопределённых пород.
Постоянных животных у супругов-кошатников было уже четыре: два кота,
кошка и котик-подросток, из которого старшие коты сделали вторую «кошку».
Самым старшим был кот Тедик (Тед Тернер), около трех лет от роду, большой,
черный, гладкошерстный, с яркими зелеными глазами, с двумя белыми
пятнышками — «галстуком-бабочкой» и «фиговым листком», с гордо посаженной
горбоносой головой, с длинными шеей и ногами, похожий на пантеру Багиру в
миниатюре.
За ним следовала кошка Даночка (Дана Скалли), немногим старше двух с
половиной лет, серая в тонкую прерывистую полоску, почти леопардовой расцветки,
изящная, с маленькой мордочкой и громадными золотисто-коричневатыми
глазищами.
На третьем месте по старшинству пребывал кот Малдер (Фокс Малдер), около
двух с половиной лет, серый в широкую черную полоску, с обычными зелеными
глазами, небольшого роста, коренастый и увесистый по сравнению с более крупным
Тедиком.
Самым младшим был котик-подросток Тугрик, немногим старше полугода,
белый с черной «полумаской», черным хвостом и парой крупных черных пятен на
спине, почти такой же изящный и большеглазый, как Даночка.
Имена кошкам, как правило, давал муж, Гелий. Тугрика так назвала жена, Виня,
потому что в то время у них ещё жила кошка Бакса, подаренная супругам на
выставке творчества хиппи, о которой они делали репортаж. Бакса выпала из окна
восьмого этажа, поскользнувшись на подоконнике, мокром после дождя…
Виня долго плакала; соседи, постоянно восхищавшиеся самыми ласковыми
кошками на свете, спрашивали, куда пропала пятая кошка, и Гелий пообещал в самое
ближайшее время принести «реинкарнацию» Баксы…
Виня стояла в очереди, чтобы сдать пустые бутылки из-под пива. Гонорар
предыдущий уже потратили, последующий ожидался не сегодня. Виня — это
Лавиния Херсонская; творческий псевдоним, прилипший настолько, что друзья и
родственники давно забыли, как её зовут на самом деле. Так же, как и ее мужа, Гелия
Сосницкого. Впрочем, имя Гелий было настоящим.
Виня в очереди зевала от скуки и недосыпа, несколько развлекал только
собственный поток сознания.
Надо купить хлеб, отнести Гелию и пойти в библиотеку — дописать очередную
статью о кошках и очередной гороскоп, надо поработать над рассказом, доделать
иллюстрацию и дошить сценический костюм…
Гелий утром спросил, что ей снилось. Она с трудом вспомнила. Как обычно, во
сне она тоже пребывала с Гелием и кошками. Покупала для них продукты, снималась
с ними в кино… Потом Гелий и она превратились в котят и блуждали в панике среди
городских домов…
К очереди подошла мешковато одетая старуха, оглядела всех и заговорила, ни к
кому конкретно не обращаясь:
— Тот, кто очень любит кошек — не должен их заводить. Очень плохо будет и
ему, и им.
Виня на мгновение застыла от изумления, потом разозлилась. Но тут подошла
её очередь. Виня сдала бутылки и побрела покупать хлеб. Голова слегка кружилась,
сердце неприятно теснило. Бабка куда-то подевалась, да у Вини и сил не было, чтобы
скандалить.
Возле хлебного киоска она нашла пять рублей, обрадовалась и купила апельсин.
Дёсны не будут кровоточить, а шкурки можно рассовать по углам, под стеллажи и в
гардероб, не имеющий дверец. Апельсиновые шкурки — лучшее средство против
кошек. То есть для того, чтобы заставить кошек не ссать там, где не надо.
Дома бросившиеся к Вине кошки опередили бросившегося к ней Гелия. Даночка
запрыгнула на руки, обняла лапками за шею и с урчанием принялась облизывать
Винино ухо. Тедик рвался к той же цели, и Виня в конце концов вынуждена была, как
жонглер, поменять их местами, поставив кошку на обувную тумбочку и схватив на
лету в охапку прыгнувшего кота.
Тедик сначала нежно бодался, урча — лбом, ухом, влажным носом, подбородком
запрокинутой головы и снова лбом, ухом… Потом начал облизывать Винино лицо и
руки. Малдер, стоя поодаль, произнес вопросительное «Мя?», Тугрик описывал
восьмерки вокруг хозяйкиных ног и терся боками и головой о Винины лодыжки,
слегка подпрыгивая от усердия.
— Он на тебя смотрит такими преданными глазами… Я ревную!
И Гелий водрузил на черного кота у Вини на руках кипу свежих газет и
телефонную трубку, одновременно доставая хлеб из сумки.
— Позвонил пи…рас из общества любителей кошек и любителей любителей
кошек, который заказал тебе эмблему и просил отдать рисунок бесплатно,
поскольку денег у него якобы нет. Якобы пока. Ты должна на него «наехать», послать
его на х… и сказать, что у тебя полно других заказчиков. Если он не заплатит
сегодня, то ты этот рисунок разорвешь, так и скажи. И ты должна именно послать
его на х…!
У Вини сжалось сердце в предчувствии семейной разборки.
— Я уже много раз говорила, что ни на кого «наезжать» не буду. У меня другая
политика.
— А я говорю — будешь! Я тебя заставлю! Или я обеспечу тебе крупные
неприятности! Если ты хочешь сохранить жизнь и здоровье, ты будешь на всех
«наезжать»!..
Повисла короткая пауза.
— Иначе тебя уважать никто не будет, будут держать за лоха!
Виня молчала. У нее все больше теснило сердце, сбиваясь с ритма. Она любила
спокойную аргументированность, считая, что агрессия может вызвать опасные
последствия, Гелий же постоянно требовал, чтобы она везде скандалила.
— Долго ты будешь прятаться за мою спину? Чтобы я вместо тебя на всех
«наезжал»?!
— Я потребую с него денег, но матом крыть, орать и шантажировать не буду.
Виня набрала номер; услышав «алло», поздоровалась, сообщила, что рисунок
можно забрать, но только за деньги. Унылый тенорок пообещал заглянуть на
следующей неделе. Виня поняла, что он не приедет.
Гелий удовлетворенно кивнул.
— А теперь займись делом. Завтра сдавать статьи. Моя на столе — поправь
ошибки. Для нашей и твоей я купил тебе «шпаргалок» (он показал на газеты).
Работай, а я поехал по редакциям.
Она молча кивнула.
Он надел куртку и ботинки, взял кейс, а она проследила, чтобы он не забыл
сигареты, зажигалку и перчатки. У него мерзли руки даже при плюсовой
температуре.
Виня вздохнула, села за стол, пристроив ноги повыше, и придвинула к себе
газеты. Вначале она просматривала не столько необходимые, сколько забавлявшие
ее статьи — для настроения.
«…Стриженая норка — это уже не интересно. Перед вами новое слово в
творческом подходе к предметам роскоши — щипаный павлин…»
«…В Баку в семье Бабаевых живет кот Мэси, который умеет говорить. Говорит
он по-азербайджански. Звуки, требующие участия губ и языка, даются ему с трудом,
но зато у кота хорошая память…»
«…Милла Йовович больше не хочет быть „пятым элементом“ для Люка Бессона.
Почему?…»
«…Хенейн, рецепт из бедуинской кухни: хлеб, сливочное масло, финики
протереть и смешать..»
«…Недалеко от города Кимры видели пятерых эльфоподобных людей в
комбинезонах и большую кошку вроде тигра, но с черно-красноватой шерстью.
Летающего объекта там не было…»
«…Я еще в школе сочиняла, мечтала стать писателем. И если вдруг скажут:
„Хватит! Ни строчки от Татьяны Поляковой“, я все равно буду писать…»
«…Уже в Древнем Египте знали, что природные силы влияют на все живое без
исключения. Поэтому составляли гороскопы не только для людей, но и, например,
для кошек…»
Виня снова вздохнула и взялась за папки…
Она бежала, шарахаясь от любого звука или движения. Тело саднило, перед
глазами маячили цветные пятна, воздух жег легкие.
Она не помнила, кто она, откуда и куда, что является съедобным и как его
добыть, что может быть опасным и как его избежать…
Поэтому все бежала и бежала, хотя уже шаталась от изнеможения.
Ошеломляюще аппетитный запах заставил свернуть в сторону. Предмет был
велик, но совершенно неподвижен, как и все окружающее, поэтому она рискнула его
обследовать. Лизнула, разочарованно чихнула и потрясла головой, потом
обнаружила отверстие, откуда запах доносился сильнее, огляделась и залезла
внутрь.
Съестное, завернутое во что-то, оказалось прямо под лапами. Она разгрызла
тонкие оболочки и принялась за еду, урча от удовольствия.
Быстро приблизились тяжелые шаги. Она замерла. Предмет вместе с нею
вознесся в воздух, закачался и бухнулся в темное углубление, которое затряслось и
загудело. Гул и тряска были равномерными, и она снова принялась за еду. Съела
столько, сколько смогла, затем обследовала свое временное убежище и легла,
приготовившись к прыжку, в углу возле щели, сквозь которую просачивался
дневной свет…
Через два с половиной часа автомобиль остановился. Багажник открыли, чтобы
достать сумку…
— Держите кошку!
Но ее не догнали.
В новом месте было еще больше двуногих и четвероногих великанов,
прямоугольных скал и больших движущихся коробок.
Она бежала.
Пронзительный звон оглушил. Но очень знакомо раздвинулись две плоские
створки, а существа внутри были неподвижны и казались безопасными. Она
прыгнула на нижний выступ и взбежала по череде таких же выступов внутрь.
Большой короб задрожал и двинулся вперед.
— Ой, какой красивый котенок! Чей он? Чей?
— Да ничей, похоже.
— Не может быть! Не сам же он сюда вошел!..
Она не стала ждать, когда её в очередной раз начнут ловить, и кинулась наружу,
как только створки раскрылись. И снова побежала…
— Кс-кс, — позвал кто-то.
Она свернула было в сторону на хорошо знакомый звук, но тут же почему-то
испугалась и побежала еще быстрее.
— Ой! Какая прелесть!
За ней погнались.
Она увертывалась от протянутых рук, но недолго. Её схватили и прижали к
шкуре, пахнущей смесью ароматов чего-то вкусного и чего-то отвратительного, за
которой билось огромное сердце и сипло дышали мощные лёгкие. Она в ужасе
закричала.
Долговязый молодой человек в кожаной куртке громадными прыжками убегал
от толпы, прижимая к груди пищащий пушистый комочек.
— Отдайте котёнка! Он наш!
Молодой человек вскочил в отходящий автобус, показал толпе язык и,
счастливо улыбнувшись, подмигнул котёнку. Была прелесть ваша, стала наша.
— Не царапайся, кисинька, — очень нежно проворковал он, выходя на
следующей остановке. — Я вот только покурю, и мы сразу пойдём домой, там тебя
покормят чем-то вку-у-усным…
Виня, сидя за столом с Тедиком на коленях (который бодал её локоть, мешая
писать), оглянулась на звук ключа, поворачиваемого в замке.
Тедик понёсся к двери, запрыгнул на стеллаж и уселся как раз на уровне головы
вошедшего Гелия.
— Мр-р, Тедик. — Гелий потыкался носом в теплый пушистый бок. Тедик
охотно принялся бодаться в ответ, но потом начал принюхиваться к куртке.
— Кисинька, посмотри, что я тебе принёс! Кисиньку!
С этими словами Гелий достал из-за пазухи котёнка.
— Ой, какой хорошенький! Но зачем?! И так кошек много, кормить нечем! Давай
вернём его обратно! — закричала Виня, схватила котёнка в охапку и прижала к себе.
— Да ты что? Как это — обратно? Такую прелесть!
— Кисинька, а кого это ты мне принёс? Детёныша пантеры?
Существо у неё на руках напоминало беленькое облачко — только клочок
шерсти надо лбом, вроде косой чёлки, был тёмным — и выглядело, как обычный
котёнок: хвост коротким конусом, отсутствие шеи, толстенькие лапки, какие
бывают у породистых щенков… Но — размером со взрослую кошку.
Гелий нахмурился.
— Пожалуй, я отнесу его обратно. А то вырастет и сожрёт нас, как ту семью,
содержавшую льва.
— М-м-м… Вообще-то такой окраски у крупных кошек не бывает.
Виня баюкала котёнка, который доверчиво прижался к ней.
— Ну, как хочешь. Посмотрим, какой сервальчик вырастет. Винечка, нарисуешь
автопортрет — «Дама с сервалом»?
Гелий, улыбаясь, смотрел на жену. Дело сделано, теперь она ни за что не
расстанется с новым котёнком.
— Кис-кис, цып-цып, — поддразнил он. — Посмотри, кто это, девочка или
мальчик. Девочка? Хорошо… Цып-цып, стрыля, мана-мана… Её будут звать Стрыля,
Стрылька.
Виня не возражала.
В дверь позвонили. Гелий пошел открывать и вернулся с переданными соседкой
молоком и рыбой для кошек. Виня принялась кормить котёнка отдельно. Остальные
кошки негодующе завопили, хотя им досталась наибольшая часть еды.
Стрылька попыталась есть, поднося кусочки лапой ко рту. Вине это почему-то
показалось странным, хотя все кошки часто так делают… Беленький кошачий
младенец ел, разглядывая комнату не по-кошачьи пристальными светлокоричневыми глазами, а Виня разглядывала его…
В этот вечер Виня больше не написала ни строчки, потому что не спускала
котёнка с рук, чтобы злобно вскрикивающие кошки не добрались до него.
Она сидела на подлокотнике кресла, смотрела на звёзды (что делала почти
ежевечерне) и слушала, как рёв мотоциклетных моторов мечется вокруг соседних
домов.
— Не смотри в небеса, посмотри мне в глаза. — не попав ни в одну ноту, пропел
Гелий, укладываясь в постель. — Кисинька, уже час ночи, иди ко мне. Мяушка моя,
мурмурушка, мяукушка, мурлыкушка, мурчоночек, солнышко мое пушистенькое…
Мр-р, мя-ау, мр-мр-мр…
— Нам подражают, — сообщила Виня, послушно забираясь под одеяло. Котёнок
устроился у неё подмышкой. — Я в третий раз в метро слышу, как парень с
девчонкой ведут диалог, состоящий из одних «мяу-мрр».
— Конечно, подражают. Потому что Винечка — самое лучшее во Вселенной
солнышко. Самое доброе, самое заботливое, самое мурченькое…
Гелий придвинул к своим губам Винину ладошку, а затем и хозяйку ладошки…
Котёнок бегал по спинам сплетающихся в объятии людей и восторженно урчал.
Виня тщетно пыталась засунуть его на полку рядом стоящего гардероба, зверёныш
вскарабкивался обратно. В конце концов, котенок свернулся клубочком на пояснице
у Гелия. «Пусть там и остаётся, благо не мешает», — буркнул Гелий. Вдобавок
приходилось время от времени взбрыкивать ногами, чтобы спихнуть очередную
лезущую на кровать кошку. Кошки давно привыкли спать на Вине все разом: на
груди — клубочек, на животе — второй, на бедрах — третий, на голенях —
четвертый, подмышкой — пятый…
В конце концов все угомонились: Гелий — головой подмышкой у Вини слева,
котёнок — тоже подмышкой у Вини, но справа… Рёв мотоциклетных моторов затих в
отдалении. И Виня заснула.
Под утро её разбудил истошный вопль дверного звонка, и она вскочила, чтобы
впустить Пашу Фадеева, друга Гелия из Новгорода, который жил у них на кухне, где,
кроме плиты, мойки и шкафов, стояли диван и большой цветной телевизор.
Паша дал деньги на продукты и снова куда-то уехал, а Виня пошла досыпать
успокоенная. Сегодня будет что поесть…
Доспать, как всегда, не удалось — Гелий вскочил ни свет ни заря и включил
радио, чтобы послушать новости и музыку, пока он одевается для того, чтобы пойти
в лесопарк немного позаниматься у-шу. Но Виня ничего по этому поводу не сказала,
делая вид, что благодушно дремлет.
2
Виня то ли дремала, думая о своём, то ли спала еще часа два. Потом очнулась
оттого, что кошки, играя, что-то уронили. И спохватилась. Было уже восемь утра,
оптовка открылась, и Гелий разозлится, если по возвращении из лесопарка ему не
найдётся, что поесть.
Одеваясь, она с приятным удивлением обнаружила, что Стрылька успела какимто образом завоевать себе авторитет, поэтому можно спокойно запереть кошек
одних в квартире.
Раньше, когда Гелий приносил очередного котёнка, его приходилось таскать с
собой за пазухой по редакциям и магазинам минимум дня три, выжидая, пока кошки
поддадутся на уговоры и вкусные взятки и примут нового индивидуума в своё
общество.
В расписанном на русском, английском, армянском и китайском языках лифте
пахло дезодорантом, табаком и сосисками, пол в подъезде пестрел рекламными
листками, выброшенными из почтовых ящиков, в мусорном контейнере возле дома
рылась парочка бомжей. В киоск-круглосутку на перекрёстке, с трёх сторон
обставленный картонными будками для приблудных собак, сгружали с «рафика»
товар, а на трамвайной остановке было полно народа. Видно, трамваи в очередной
раз где-то застряли из-за неполадок.
Винино внимание привлекла группка молодежи, одетой не по морозной погоде
— в куртки-косухи и кожаные банданы. Неформалы часто одеваются не по погоде.
Четверо парней и девчонка то и дело озирались, девчонка держала возле уха что-то
вроде мобильника.
— Я её не слышу, её здесь нет.
Вине показалось, что девчонка говорит, как чревовещательница, не шевеля
губами. Дописалась статей про феномены, подумала о себе Виня.
Собаки вылезли из картонных будок, подбежали к остановке и засуетились
вокруг, принюхиваясь. Потом разом ощерились и зарычали на пятёрку рокеров.
Девушка нервно отвела с лица очень бледные длинные волосы, парни загородили её
собой, один из них прикрикнул на собак не по-русски. Из Прибалтики или
Скандинавии ребята, подумала Виня.
Собаки не утихомирились, а наоборот, зашлись в истерическом лае, припадая на
задние лапы. Ребята в косухах пристально смотрели на них.
Один из мужчин, стоявших на остановке, закричал на собак и замахнулся.
Собаки внезапно потеряли всякий интерес к рокерам, убежали и залезли в свои
будки. Вине показалось, что на собак подействовал не столько окрик, сколько
пристальные взгляды пятёрки рокеров.
Тут наконец-то пришел трамвай…
В плотно набитом трамвайном вагоне потная кондукторша тщетно пыталась
добраться до ещё не обилеченных пассажиров.
— Мужчина, с вас пять рублей!.. Что? У вас проездной?.. Не слышу!.. Денег нет?
Ну, нет, и не надо, только не молчите, не морочьте мне голову!..
Женщина рядом с Виней читала карманный детектив, и Виня наклонила голову,
пытаясь разглядеть фамилию автора и название романа на обложке. Женщина, не
прерывая чтение, отодвинула книжку. Виня нагнулась ниже. Женщина перегнула
книжку пополам, мягкой обложкой внутрь. Виня в подобных случаях поступала
наоборот, поэтому удивилась.
— Вам жалко, что я прочту автора и название? — громко, на весь вагон, спросила
Виня. — Жалко, да?
Женщина молча, со странной улыбкой покрутила головой, не отрываясь от
книги…
Возле станции метро все вышли из трамвая. Оптовый рынок был рядом с ней.
Виня прошла туда и достала из сумки-пояса пятьдесят рублей и список
продуктов. То и другое дал ей Паша Фадеев. Шесть штук яиц, полтора килограмма
картофеля, две луковицы, буханка черного хлеба и банка шпрот.
Виня, неторопливо бродя от киоска к киоску, купила всё это и еще «выкроила»
себе три рубля на маленькую шоколадку. Именно поэтому она охотно ходила по
магазинам…
Она выбралась из груды нежных шкур, в которую глубоко зарылась на время
сна, чтобы её не застали врасплох, спрыгнула с верхнего деревянного карниза и
отправилась на поиски отхожего места.
Быстро обнаружила не очень большой короб, пахнущий здешними зверями,
которые, если она правильно рассмотрела себя вчера в отражающей доске, очень
похожи на неё и явно являются её сородичами. Странно, что они так плохо её
приняли.
Гораздо лучше приняла её Большая, очень бережная и ласковая. Большой
грубоват и, кажется, опасно вспыльчив, но пока ведёт себя терпимо. Другие Большие
подчиняются этим двоим.
Придётся на время остаться в этой пещере. Здесь кормят и спать тепло. При
любой попытке думать лопается от боли черепок, поэтому даже тело её плохо
слушается — она забыла, как должным образом им владеть. И имя своё забыла, так
что вынуждена пользоваться нелепым, хоть и милым прозвищем, данным ей
Большим — С-т-р-ы-л-ь-к-а.
А ночью произошло что-то странное. Звери, похожие на неё, стали к ней
подкрадываться, несмотря на то, что она спала на плече у Большой. Она испугалась,
что Большая не успеет проснуться и защитить её. Очень испугалась.
И тут… Словно её взгляд стал мощной когтистой лапой, от удара которой звери
разлетелись по углам и от ужаса даже не заорали, а молча забились под разные
короба.
Больше они к ней не подходили, но она на всякий случай забралась повыше и
закопалась понадёжнее…
Запах привел её в боковую пещеру поменьше. Сюда по своим надобностям
ходили Большие, и ей это место для тех же целей тоже понравилось.
Потом она навестила миску с едой на подносе в прихожей. Трапезничать ей
никто не мешал, но она на всякий случай сидела спиной к стене…
Привезя домой продукты, Виня пошла выносить мусор.
Возвращаясь с пустым ведром, она увидела, что дверь в квартиру приоткрыта, а
кошки выбрались в коридор. Безобразие. Ребятам наплевать, что в подъезде
домашние доверчивые животные могут нарваться и на собак, и на крыс, и на людей
вроде Рената с двенадцатого этажа…
Виня кинула ведро в квартиру, поймала кошек, внесла их в прихожую всех разом
в охапке, заперла за собой дверь, выпустила кошек, повесила ведро на гвоздик под
потолком (чтобы кошки не рылись в пищевых обертках)… И тут увидела, что в
квартире никого нет, а приоткрытая дверь ванной покачивается.
Дверь ванной резко захлопнулась и оказалась запертой, когда Виня за неё
подергала. После чего там включили и выключили воду. На «эй, кто там?» ответа не
последовало. Ясно, «барабашку» кто-то изображает. И, кроме Пашки, подобным
образом разыгрывать некому. К тому же только у него, кроме хозяев, есть ключи.
Виня встала, а потом опустилась на корточки посреди прихожей. Кто кого
пересидит?
Снова дверь приоткрыли и захлопнули, воду включили и выключили. И ещё раз,
и ещё…
Наконец из ванной выскочил Пашка.
— У-у, Виня, не ожидал! Такая умная, а в барабашек веришь!
— Я не верю в барабашек, я знала, что это человек, а конкретно — ты.
— Не оправдывайся-не оправдывайся, мне всё ясно! Если бы ты знала, что это
человек, то побежала бы звать соседей, может, бандит какой в твою квартиру влез,
или взяла бы палку, как это сделал бы я, и сама хорошенько отделала бы того, кто
сюда впёрся! А ты сидела и смотрела со страхом, мол, вот сейчас барабашка
появится! И не отпирайся, я твои глаза видел! У-у, не ожидал, не ожидал! Ты — и в
барабашек! Кошмар, не ожидал!
Виня молча пожала плечами и занялась варкой яиц.
Пришедшему из лесопарка Гелию Пашка тут же рассказал о розыгрыше.
— Да я сразу поняла, что это он! Кто же ещё кошек в коридор выпустит?! —
рявкнула Виня.
По лицу Гелия было непонятно, кому он поверил.
Сердитая Виня порезала батон на толстые неровные ломтики, взяла маленькую
горбушку, яйцо и чашку с чаем, уселась в комнате на диване с рукописью и
планшеткой и отсутствующе уставилась перед собой, краем глаза косясь на кошек, а
краем уха прислушиваясь к разговорам на кухне.
Кошки занимались очень важными делами.
Даночка гоняла еловую шишку, которую пару дней назад специально для этого
принес Гелий, Малдер пытался шишку отнять, Тедик лежал в сторонке, глядя на них,
а Тугрик ловил штрипку Вининых рейтуз, оторвавшуюся с одного конца, и все
вместе делали вид, что не обращают ни малейшего внимания на новенькую.
Виня повозила ногой по полу, играя с Тугриком и тоже делая вид, что не
замечает Стрыльку.
А Стрылька тщательно изучала интерьер квартиры, по временам имея такой
вид, словно пыталась что-то вспомнить.
Она именно осматривала, как это делают люди, а не обнюхивала, как это делают
кошки.
Изучила книги на нижних полках стеллажей, изучила чайную ложечку, упавшую
на пол, попыталась ее взять. Винино внимание привлекли ее когтистые пальцы —
гораздо длиннее, чем обычно бывают у кошек.
Потом Стрылька посмотрела на других кошек, но отнимать у них шишку не
стала, а лениво погоняла одной задней лапой колпачок от шариковой ручки.
После чего по-обезьяньи полезла по шнуру от занавески, не функциональному,
прицепленному кем-то просто для красоты, повисела у потолка, оглядывая всё
сверху, спрыгнула вниз, снова посмотрела на других кошек. Они алчно следили за
бабочкой, летавшей вокруг люстры.
Тедик залез на гардероб, долго прицеливался, переминаясь с лапы на лапу,
сиганул за добычей, промахнулся и тяжело шлёпнулся на стол, разметав лапами
бумаги.
Стрылька собралась в комочек и прыгнула с места вверх без разбега. Чуть не
врезалась в потолок, после чего едва не упала на люстру. Но бабочку поймала,
торжествующе приземлилась, огляделась с гордым видом и… выплюнула добычу в
отвращении. Тедик, случайно оказавшийся к ней ближе всех, успел схватить
помятую бабочку и проглотить.
А беленькая, как клочок утреннего тумана, кошка подошла к Вине, вспрыгнула
ей на колени, нежно пободала руку с шариковой ручкой, как Тедик, ласково
посмотрела прекрасными карими глазами и, подпрыгнув, обняла Виню лапами за
шею, как Даночка.
Виня припомнила свой сегодняшний сон. Будет чем отвлечь Гелия, если в
очередной раз у него случится депресняк.
Ей приснилось, что она сварганила супчик из пачки вермишели быстрого
приготовления, протянула руку, чтобы взять ложку, а рука превратилась в кошачью
лапу, совсем для этого не приспособленную…
На кухне шёл сугубо мужской разговор об интимных достоинствах прежних
пассий Гелия и Пашкиных девчонок, затем перетекший не по Пашкиной инициативе
в мистическое русло.
— На днях мы с Винечкой ходили на новый фильм «Властелин колец»,
бесплатно, в день рекламной акции «Авторадио». Винечка спела в окошечко кассы
их фирменную заставку, и нам дали билеты… Так здорово сделан грим эльфов, такие
натуральные остренькие уши…
— Властелин-Конец, — с кривой ухмылкой изрёк Пашка.
— И раскосые глаза, и тонкие черты лица, и хрупкое телосложение, хотя рост
тот же, что и у людей, — Виня не выдержала и прибежала на кухню. — Очень точно
актеров подобрали.
— Одна из моих бывших неофициальных жен, Саламандра, системная хиппи и
вообще-то твоя, Винечка, тёзка была до меня замужем за настоящим эльфом,
которым постоянно восхищалась. Его звали Михаил, он сгорел, потому что курил в
постели. Она не скрывала, кто он, так и говорила о нём: «мой эльф»…
— Я хочу с ней познакомиться! — блестя глазами, в восторге закричала Виня. —
Я расспрошу её об этом эльфе, мне нужно для одного моего сюжета! А где она с ним
повстречалась?
— Не знаю, она не рассказывала. Она и сама, похоже на то, что эльфийка. Жутко
надменная. То и дело повторяла: «у вас, у людей», «по-вашему, по-людски»… И при
этом — добрая, не жадная. Отстранённая, скучающая, но снисходительная…
— Нечеловечески проницательная?
— Да, хотя при этом глупая и неинтеллектуальная.
— Высокого роста, анемичного телосложения, с раскосыми глазами, очень
красивая?
— Именно.
— О! Точно эльфийка! Как здорово! Немедленно хочу с нею познакомиться! —
снова закричала Виня.
— Мне бы не хотелось, — проворчал Гелий. — У меня с ней давно отношения
испортились, и номер телефона её выброшен. Она всё равно не расскажет тебе
больше, чем рассказала мне, так что лучше меня послушай. А если нужно для сюжета,
то на себя посмотри. Необычная доброта, необычная куча талантов, необычная
внешность… даже ушки острые.
— Просто крупные, — проворчала Виня и ушла обратно в комнату. Мысли о
знакомстве с Саламандрой она, разумеется, не оставила.
Не очень ей понравились подобные предположения в её адрес. Гелий любит
всем подряд хвастаться женой. В вагоне метро через чьё-то плечо Виня как-то
прочла газетную заметку о том, что ребята-толкинисты убили девушку за то, что она
эльфийка…
Виня со вздохом убрала рукопись своего рассказа, отложив на неопределённое
время выяснение вопроса о том, получит ли её героиня, женщина-кошка, требуемый
в подарок от мужа нахвостник с люрексом — или нет.
Дописать статью было важнее. Гелий не хотел, чтобы его жена работала. Если
бы он при этом не возражал против квартирантов!
Стряпание торопливых компиляций из своих и Гелия мыслей с добавлением
цитат, позаимствованных без указания авторства, Виню бесило. Она могла писать
статьи, состоящие целиком из её собственных наблюдений и выводов (и писала), но
не столько штук в месяц, сколько требовалось. Впрочем, перспектива в скором
времени вступить в союз журналистов её очень грела…
Тедик слонялся по всем углам, выражая своё недовольство появлением
новенькой тоскливым мявканьем.
Гелий решил, что Тедику нужна кошка, и тут же, не долго думая, пошёл и принес
с лестничной площадки этажом выше лохматую полосатую Машку, которую её
владелица, уходя на сменную работу, оставляла там, чтобы её подкармливали
соседи.
Машка, мурлыкая, пободала Гелия в подбородок, затем, спущенная с рук,
неторопливо оглядела столпившихся перед ней кошек и… молниеносно прянула в
воздух, размахивая всеми четырьмя лапами, как каратистка. Кошки разлетелись от
её ударов в разные стороны, словно кегли. Виня в ужасе завизжала, уверенная, что её
кошкам пришел конец.
Пашка набросил на себя Винину пятнистую шубку задом наперёд, натянул на
руки толстые кожаные перчатки Гелия, схватил бешено извивавшуюся Машку и
быстро вынес в коридор.
Виня поймала своих кошек в охапку — утешать. Выяснилось, что не все они
были настолько доверчивы. Стрылька обнаружилась на самой верхней полке
гардероба в наивозможном отдалении от места боевых действий…
Гелий спустился в продмаг на первом этаже и принес оттуда роскошную
трехцветную кошку. Было слышно, как по подъезду бегает и кричит разгневанная
продавщица, не успевшая проследить, на какой этаж уехал похититель любимицы.
Ничуть не наученные горьким опытом, коты тут же подошли поздороваться с
гостьей, горделивой и кокетливой, словно придворная дама.
Она охотно позволила себя обнюхать, и облизать, и поиметь всем котам по
очереди, а потом принялась за ними бегать, точнее, ползать на спине, извиваясь
всем телом и призывно курлыкая, цепляясь когтями за ближайшую мебель и
подтягиваясь при помощи передних лап. Коты в ужасе убегали от нее. Пашка, Гелий
и Виня хохотали до слёз.
Потом кошку отнесли обратно…
Когда дверной звонок взорвался условленным тремоло, Виня с удовольствием
оторвалась от статьи и побежала открывать.
Пришел Том Буланов, друг Гелия, компьютерщик-самоучка, журналист, лидер
партии лиц Б.О.М.Ж. и сам бомж. Том — означало «технологичная организация
маркетинга», о которой он все уши окружающим регулярно стремился прожужжать.
Он принес Вине шоколадку и концертное платье, которое из-за сломавшейся
«молнии» выбросил знакомый гей, а Гелию и Пашке — двухлитровую пластиковую
бутыль пива и пакетик семечек «от бабы Нюры» на закуску.
Виня побежала за ним следом с шариковой ручкой и бумажкой. Том пересыпал
свою речь каламбурами, а Виня их записывала, чтобы вставить потом в свою прозу.
«Ваше решение мы удобряем…», «с поллитрухой отдыхает полутруп…», «мороз по
роже…», «причёска, как у попугая после урагана…»
Том разговаривал «за жизнь» и «за политику», пока не кончилось пиво, после
чего улёгся на полу на груде одежды, полученной им не так давно из
благотворительного фонда, с Тугриком в охапке, помечтал вслух о том, как получит
жильё и заберёт этого кота к себе, и заснул. Прочие кошки, кроме Стрыльки,
привычно бродили и бегали по нему, по временам укладываясь вздремнуть то на
укутанном бедре, то на плече, а то и на голове.
Виня выстирала Гелию и себе по рубашке, по паре трусов и носков, потом
обнаружила, что Тедик удрал, видимо, когда она открывала дверь Тому, и побежала
искать кота, не забыв нацепить на себя сумку-пояс с документами и ключами. Гелий
часто орал, требуя, чтобы она это делала, даже вынося мусор…
Кота не было ни в подъезде, ни возле дома.
Виня спустилась к запертой подвальной двери, сунулась лицом в отверстие у
металлического косяка, где был вынут кирпич, и позвала:
— Кс-кс, Тедик, Тедик!
Её голос заглушил взревевший у подъезда мотоцикл. Кто-то раздраженно
выкрикнул:
— И что тебя всё время тянет в этот район? Ясно же, что её здесь нет!
Мотоцикл умчался. Его место, взвизгнув шинами, занял автомобиль. Хлопнула
дверца, затем — дверь подъезда.
— Лохи уходят в небеса,
Горят холодные глаза, — с чувством пропел молодой голос.
Ренат с 12-го этажа побежал, прыгая через ступеньку, но вдруг резко
затормозил и уставился на Виню.
— Клава, хорош кошаков в подвале разводить! Слышь, Клава? Всех их прикончу!
Вонь на весь дом!
— У меня просто кот убежал, сейчас я его поймаю и унесу обратно домой, а вони
никакой тут вовсе и нет! — сердито сказала Виня.
— Ты чего вые…шься, Клава? Чего вые…шься, спрашиваю?
Виня на всякий случай промолчала.
— Смотри у меня!
Ренат прыгнул в лифт и уехал.
Гелий рассказывал, что этот бритоголовый шпингалет в кожане жужжал всем во
дворе, что мечтает стать киллером. На то похоже. Еще и всех женщин Клавами
обзывает, дурак…
Кота в подъезде не оказалось.
Виня, чуть не плача, побрела к лифту…
— Найдется, — уверенно заявил Гелий. — Погуляет и придёт.
Виня промолчала. Она уже не надеялась увидеть кота живым. Но что толку
говорить об этом с Гелием?
И тут раздался звонок в дверь. Пришел друг Гелия Гриша Мерзляков, худой
чернявый бородач, похожий, по мнению Гелия, на Чака Норриса. Гриша принёс
подмышкой бутылку пива и… беглого кота, живого и невредимого.
— Вот, держите. По двору носился.
Тедик урчал и бодал Гришу в нос.
— Ах, ты мой хороший! Ты мой сладкий! Гелик, отдайте мне этого чёрного, а?
Сияющая Виня возмутилась.
— Гриша, ты сбрендил! Это же свадебный подарок! Совсем недавно он весь
помещался у меня на ладони. Он носился, как метеор, абсолютно ничего не жрал и
истошно вопил от голода. Я совала его носом в молоко, кашу, рыбу, мясо — он бил
лапами по тарелке и снова орал. Тогда я стала разжёвывать еду и кормить его изо
рта в рот. Некоторое время он только так и ел, потом стал есть сам. Теперь он то и
дело облизывает мне лицо и обожающе смотрит на меня своими зеленущими
глазищами. И ты хочешь, чтобы я его отдала?
Гриша молча пожал плечами и выпустил вырывавшегося кота, который тут же
запрыгнул к Вине на колени.
В очередной раз подал голос дверной звонок.
Пришла дородная женшина в массивной шубе и попросила отдать Тедика ей.
— Он недисциплинированный, избалованный. — сухо ответила Виня и
захлопнула дверь.
Некоторое время разговаривали на кухне.
Потом осоловевший Гелий допил пиво, открыл в комнате окно, врубил радио на
полную громкость и лег спать. Виня сидела возле включённой плиты, потому что в
квартире стало холодно, но Гриша бубнил что-то об у-шу и тай-цзи-цюань, мешал
писать, и она заперлась в туалете.
Гриша вскоре ушёл, беседовать со стеной ему было не интересно. Сидя на
закрытом крышкой унитазе, Виня доделала абзац рассказа, потом пошла в комнату,
закрыла окно, выключила радио и забралась на тахту рядом с Гелием под плед и
свою пятнистую искусственную шубку. Гелий недовольно заворочался, обхватил её
рукой и снова размеренно захрапел.
Засыпая, Виня почувствовала, как пушистый тёплый клубок протискивается под
ее плед и устраивается у нее подмышкой, разогнав оттуда всех остальных мохнатых
конкурентов — Стрылька…
3
Утром Виня встала раньше всех и обследовала квартиру на предмет изменений,
произошедших за ночь.
Тома Буланова уже не было, зато на кухне появился спящий Пашка, который,
как всегда, при малейшем шорохе проснулся со вскриком:
— Кто это?! Кто здесь?!
— «Стой, кто идет»… Я это, я, — размеренно-усыпляюще проговорила Виня,
оглядывая стулья, столы и стеллажи в поисках кошек. Все поголовье было в
сохранности и дрыхло на мебельных выступах различной высоты, только Стрылька,
вылезшая из-под пледа, восседала на Вининой подушке и следила за хозяйкой
пристальными блестящими глазами.
Виня вспомнила свой сон: она превратилась в котенка и терлась о ноги друзей,
которые ее искали. Друзья ее не признавали, отмахивались, и она с плачем убежала,
куда глаза глядят… После пробуждения осталось до странности острое чувство
тоски и страха…
Виня передернула плечами и оглядела комнату еще раз, ища, чем бы отвлечься.
Долго искать не пришлось — Пашка попросил заварить чаю.
Виня сполоснула ковшик в ванной (на кухне кран не работал), наполнила его
холодной водой, поставила на плиту и включила конфорку.
— Что ты сейчас пишешь из прозы?
— Ничего. Только записываю сюжетные идеи. Нет условий.
— Какие еще условия? Сидишь дома, в тепле, не работаешь, накормлена, одета,
обута. Чего еще надо?
— Тишины. Чтобы ни радио, ни телик, ни плеер не орали, и люди не галдели и с
вопросами не приставали. Гелий, к примеру, способен разглагольствовать круглые
сутки, что и делает.
— А когда его нет дома?
— Тогда ты галдишь или еще кто-нибудь. Вы же все постоянно со мной о чемнибудь советуетесь… Да и некогда. Если женщина работает, то она работает, а если
сидит дома — значит, должна готовить, ходить в магазин, стирать, писать
библиотечным почерком статьи мужа, потому что и пишмашинка, и компьютер
сломались… Все равно нет времени.
— У-у-у, Виня, по-моему, ты капризничаешь. Не знаю, не знаю, в Москве столько
возможностей, вот в провинции вообще ничего нет. Если очень надо, если человек
захочет, он будет писать в любых условиях, по ночам, в подворотне, в туалете, где
угодно — и добьется своего.
— Гелий вообще считает, что лучше всего пишется в экстремале, а тепличных
условий не бывает, — съязвила Виня. — Но у меня они были. Мать взяла на себя
стирку, готовку, уборку, лишь бы я писала. И сейчас я только пристраиваю в
редакциях то, что написала тогда.
Пашка хмыкнул.
— Виня, посиди со мной, — произнес он ворчливо-просительно.
— Мне некогда.
— Ну, пожалуйста. Я тебя очень прошу.
У Пашки была манера надувать свои и без того пухлые губы, глядя круглыми
глазками исподлобья, как обиженный ребенок.
— Я занята.
— Ну, пожалуйста.
Он поймал пробегавшую мимо с посудной тряпкой в руках Виню, рывком
водрузил себе на колени, обхватил руками и уткнулся бритой головой ей в грудь.
— Погладь меня, ну, пожалуйста.
— Пашка, ты с ума сошел. Гелий увидит. Между прочим, он — твой друг, —
успокаивающе сказала Виня.
— Ну, пожалуйста. От него не убудет.
Виня вздохнула. В который раз уже происходила эта сцена? В сто первый?
— Ещё скажи, что от него не убудет, если я с тобой пересплю.
— Конечно! А что тут такого?
— Ничего. Тебе двадцать четыре, а мне тридцать девять. Нашел бы ты хорошую
девчонку себе под стать. Я-то тебе зачем?
— А возраст не имеет значения, ты же на свой возраст не выглядишь. А мне
вообще нравятся женщины в возрасте. Вот ты мне скажи — ты ребенка родить
можешь?
— Нет, — быстро сказала Виня. — Мне поздно.
Она погладила его по голове, усыпив бдительность, резко вывернулась из его
рук, убежала в ванную и заперлась.
Покосилась в зеркало. Темные нечесаные волосы, узкое худое лицо с довольно
крупным носом и подбородком. Глаза, правда, тоже были крупными. И что в ней
привлекает всех этих мужчин от двух до девяноста?
Проснувшийся Тедик пришел к двери ванной и громко заявил о том, что он
соскучился, а в доказательство стал драть когтями косяк. Но быстро понял, что
хозяйка не собирается добровольно впустить его, и принял меры. Для кошек кухня и
ванная представляли собой сообщающиеся сосуды, поскольку возле кухонной
раковины имелось отверстие в стене, через которое существу размером со
взрослого, даже очень крупного кота можно было легко попасть в нишу с вентилями,
располагавшуюся позади сливного бачка.
Виня решила справить естественную надобность, и как раз в самый
ответственный момент большой, радостно урчащий кот обрушился ей на спину и
вцепился всеми когтями, чтобы не соскользнуть. Он привык так делать еще
котенком.
От неожиданности Виня издала такой вопль, что Пашка и мигом проснувшийся
Гелий прибежали к двери ванной и стали колотить в нее, громко спрашивая, что
случилось.
Виня объяснила. Пашка захохотал, а Гелий пообещал кота наказать. Поэтому
Виня не открыла дверь, когда Гелий об этом попросил.
Гелий начал пинать дверь ногами.
Виня поймала кота в охапку, прикрыла его собой, отперла дверь и быстро
проскочила мимо Гелия в комнату. А Гелий, которому было уже не до кота, шагнул в
ванную и заперся…
Виня вспомнила, что два дня не навещала кошку на лестничной площадке
второго этажа, спрятанную там от Рената и ему подобных.
Кошка по имени Словика (с ударением на первом слоге, но от фразы «слови-ка
(муху)») ссала в ботинки в ответ на любое резкое слово. Гелий за это время от
времени выгонял ее из квартиры, Виня потом приносила обратно. В очередной раз
Виня не стала отстаивать права четвероногих, и мстительная кошка осталась жить
на лестнице.
Тедик убегал к ней, и вскоре у нее родились котята. Кошку подкармливал весь
двенадцатиэтажный дом, а на подросших котят ходила смотреть вся улица. Кошке
приносили молоко, творог, котлеты, сардельки, курятину, а она ела в основном
только тогда, когда Виня скармливала все это ей из своих рук.
Кое-что оставалось, и голодная Виня иногда украдкой доедала за кошкой…
Кошка при виде Вини мурлыкнула, и четыре голубоглазых Тедиковича разом
подняли головы и посмотрели на нее из глубины картонной коробки. Котята уже
могли ползать и даже ходить, пошатываясь.
Виня присела на корточки и принялась кормить кошку, а котята продолжали
сосать материнское молоко.
Двое ребят поднялись на второй этаж по лестнице. Мальчик лет десяти вел за
руку долговязого подростка, а тот говорил:
— Мне мой друг сказал, у вас тут та-а-акие котята!
Мальчик оглянулся на своего приятеля, которому был по плечо.
— Если хоть один котенок пропадет, я тебя из-под земли достану. И руками их
не трогай, а то у кошки молоко исчезнет!
Ребята присели на корточки рядом с коробкой, благоговейно замерли и
смотрели, пока ноги у них не затекли от неудобной позы. Потом молча встали и тихо
ушли.
Соседка с седьмого этажа Галина Сергеевна выбралась из лифта, таща за собой
сумку-тележку, и подошла к Вине.
— Ну что? Она ест? У нее все здесь есть? А то женщина с четвертого этажа
расшвыривает ногами ее еду, не хочет, чтобы она здесь находилась. И котят дважды
на помойку выносила.
— А я думала, что их кто-то домой брал да потом принес обратно, потому что
кормить нечем.
— Никто их не брал! Бабка с четвертого выставила на помойку вместе с
коробкой, а я нашла и принесла обратно. По мне, так пусть в подъезде лучше кошки
живут, чем крысы. Может, подержите котят у себя, пока я их пристрою?
— А кормить чем? Тут-то весь подъезд их кормит, — проворчала, потирая грудь,
Виня. И тут же ушла, благо кошка уже наелась и начала отворачиваться от
аппетитных кусочков…
Гелий пел. Виня зашла за гардероб и заткнула уши пальцами. Почему природа,
наградив человека бархатным баритоном, в четверть силы легко перекрывающим
шум метро, позволила, чтобы этому человеку со всей дури на ухо наступил медведь?
А у Вини — супрастин с диазолином, чай с чабрецом, водкой и сырым яйцом, после
чего все равно — скрипучая треть от трехоктавного диапазона…
— Кисинька, пойдем погуляем!
— Пойдем, — охотно отозвалась Виня, хватая шубку с тахты, где сей предмет
одежды по совместительству служил одеялом.
Крик во дворе заставил ее вздрогнуть.
— Ксия-а-а!!!
Стрылька вдруг рванулась к окну.
Виня еле успела поймать ее за хвост, при этом здорово расшибла колено и
зашипела сквозь зубы.
— Чего это она? За птичкой?
Гелий закрыл узкую створку окна.
— А ты разве не слышал крик? Необычное имя?
— Ничего не слышал. Пойдем погуляем?
— Да я уже одета. Стрыльку вот только возьму, а то Пашка будет проветривать,
и она снова сиганет в окно. Вообще-то у кошатников — сетки на окнах…
— Сто раз уже говорил, что не желаю жить в тюрьме! Что ты так с кошками
носишься? Лучше бы на людей побольше внимания обращала! Если сиганет, значит,
карма у нее такая! Выходит, Пашка прав, коты для тебя дороже людей!
— Класть подмышку ласковый урчащий комочек вам нравится, а когда я его
воспитываю таким и, значит, вожусь с ним, вам не нравится! И я за вами не стираю,
посуду не мою, не убираю. в магазин не хожу, да? — в свою очередь повысила голос
Виня. — Коты глупее людей! Если уж завел их, то за ними присматривать надо!
— Зачем? Они уже взрослые и самостоятельные, а ты с ними носишься, будто
это люди!..
Они часа два орали друг на друга, прежде чем вышли все-таки на улицу, причем
к Гелию присоединился Пашка.
…-Ах, я с котами ношусь? А когда вы ко мне за советом приходите, я с вами не
ношусь? Больше ни слова выслушивать не буду!
Пашка тут же прекратил орать и принялся успокаивать Гелия, потому что в
числе прочих частенько делился обидами и просил подсказки…
Виня все-таки взяла Стрыльку с собой, посадив ее за меховой полурасстегнутый
ворот и подпоясав шубку, чтобы не держать кошку на руках.
Мордочка сердечком, огромные раскосые очи и наэлектризованная, подобная
кроличьему пуху шерсть производили впечатление.
Пожилая женщина, неся на руках свою пожилую кошку, с усилием перешагнула
через символическую оградку да так и застыла, стоя одной ногой на тротуаре, а
другой — на газоне…
— Мама, мама, смотри! Эльфийская кошка! — закричал мальчик лет десяти…
Стрылька не вырывалась в испуге, не орала и не драла когтями Винину шубку,
сидела смирно и поглядывала по сторонам. А потом высунула переднюю лапку и
погладила Виню по щеке. Как рукой…
Виня отдыхала, выкинув из головы все мысли и переключившись на
хаотический видеоряд воспоминаний. Потом постаралась некоторое время не
думать вообще. Как правило, ей это ненадолго удавалось.
В какой-то момент картинки возникли снова, словно попав в ее сознание извне.
И состояли из преувеличенно монументальных пейзажей, в которых перемещались
огромные машины, люди и кошкоподобные звери… Таким могла бы видеть мир, к
примеру, Стрылька.
Виня на всякий случай посмотрела на беленькую кошку у себя на руках. Та
ответила пристальным взглядом не по-кошачьи глубоких светло-карих глаз.
«Ты, что ли, мне картинки подаешь?» — мысленно спросила Виня у кошки.
Кошка, что и следовало ожидать, никак не ответила, только продолжала неотрывно
смотреть на Виню.
Виня успокоенно и разочарованно вздохнула и тут же отвлеклась на
окружающую действительность.
В помойке у соседнего дома рылись уличные кошки; возле мусорного
контейнера валялись выброшенные кем-то лекарства в упаковках. Гелий тут же
сочинил статью для «Новейшей ужасной газеты» о том, как бродячие котытоксикоманы сожрали очередную порцию выброшенных из аптечного пункта
лекарств и стали бросаться на всех, кто оказался поблизости.
— Похотливые коты изнасиловали дворовых собак, — с чувством
продекламировал он. — Да, великолепно, под этим заголовком и пойдет…
Подумаешь, что еще туда добавить, и ошибки поправишь.
— Завтра, — проворчала Виня. — Сегодня я рассказ попишу.
— Кому нужна твоя проза?! — мгновенно взвился Гелий. — Кто ее сейчас
читает, тем более фантастику?! А газеты читают все! Мы, журналисты, воспитываем
в людях нужные убеждения!
— А книги воспитывают душу. Неправда, что книги не читают. Я работала и в
библиотеке, и в книжном магазине, поэтому знаю. Фантастика — на одном из
первых мест, где и всегда была.
— Что ты выдумываешь? Я запрещаю тебе тратить жизнь на твою глупую
бездарную прозу!..
По этому поводу они орали друг на друга часа три. После чего Гелий вспомнил,
что оставил плеер посреди стола.
— Почему ты не проследила, чтобы я его убрал?! Теперь его кошки гоняют,
разбили!!!
— Ты маленький ребенок, чтобы за тобой следить? С плеером они ничего не
сделают. Едой не пахнет, гонять нельзя. Кисиньки любят маленькие предметы,
которые можно есть или гонять. А уж если можно и есть, и гонять — у-у-у!!!.. Мы —
такие же кисиньки. Если можно и есть, и гонять…
— Это ты на что намекаешь?
— Просто обобщаю.
— Ну да, с твоим литературным даром ты, конечно, «просто обобщаешь»!..
Потом пошли домой. Стрылька спала под полой шубки на руках у Вини.
Гелий задержался, чтобы посмотреть на котят, а когда появился в квартире,
вместе с ним возник тонкий пронзительный писк.
Виня побежала в прихожую, споткнувшись о пачку книг на полу.
Гелий принес двух из четырех котят Словики: одного из черных мальчиков и
полосатую девочку.
— Это Наско и Кондализа, — сказал он, молниеносно дав котятам имена.
Наско был весь черный, без «бантиков», короткошерстный, с узкой мордочкой и
печально-отстраненным взглядом темно-голубых глаз. Характером он явно пошел в
Тедика — подставленный Винин палец не кусал, а облизывал, хотя был голоден.
У Кондализы были черные спинка, затылок и хвостик, и полосатые мордочка,
животик и лапки. Большущие синие глазищи на изящной скуластенькой мордочке
смотрели на мир жизнерадостно и невинно. Помещавшаяся на ладони кошечка
выглядела так игриво-дружелюбно, что Виня умилилась и поднесла ее к лицу —
поцеловать. Кондализа немедленно взяла Виню за обе щеки цепкими когтистыми
лапками, укусила за кончик носа и пронзительно завопила, требуя еды.
Виня аккуратно разжала ногтем крошечные челюсти, отцепила от щек нежные
лапки и посадила котенка рядом с собой на тахту, где грустно барахтался среди
одеяльных холмов Наско. Оба котенка запищали дружным дуэтом.
— Хватит, они жрать хотят, отнесем их обратно.
— Так я же их насовсем принес.
— То есть? Они молоко материнское сосут, у нас они через два дня погибнут.
— Зато хоть у нас погибнут, потому что они все равно погибнут.
Виня молча взяла орущих котят и пошла к двери. У двери обернулась.
— Надо или забирать к нам кошку со всеми котятами, или не забирать никого.
Там котят кормит кошка, а кошку — весь дом. Галина Сергеевна обещала котят
пристроить.
— Ню-ню, — сказал Гелий ей вслед с непонятным выражением лица…
Раздался звонок в дверь, похожий на речь пьяного, прерывисто-запинающийся,
затухающий. Только что вернувшаяся Виня не успела отойти от двери и тут же
открыла.
Медленно вошла Верочка Лаврухина, знакомая студентка журфака, и
неуверенно посмотрела на Виню и Гелия, выглянувшего из-за занавески,
прикрывающей дверной проем комнаты.
— А как вы сюда попали?
— Что значит, как попали? — удивилась Виня. — Мы здесь живем.
— Но это же Южное Бутово, — вяло возразила Верочка.
— Это Богородское, — хохотнул Гелий. — Верочка, ты по ошибке попала туда,
куда нужно, здесь все свои, проходи и будь как дома.
— Ехал в район, попал в другой, — пробормотала Виня, подхватывая Верочкину
плетено-лакированно-замшево-металлизированную сумочку, которую Лаврухина
повесила мимо крючка.
— Она на таблетках. Наверно, в очередной раз пыталась покончить с собой, —
шепнул Вине Гелий, подтолкнув Верочку по направлению к комнате и пытаясь
пристроить ее шубку-макси на вешалке, гнущейся под весом разных курток.
Виня отобрала у него Верочкину шубку, повесила ее, ринулась в комнату и
уселась на пластиковом ящике для стеклотары рядом с Верочкой, которой уступила
мягкий стул.
Верочка села, обессиленно прислонилась к спинке стула, свесила руки и
принялась озабоченно разглядывать свои бедра в темной узкой юбке-макси.
— Я толстая, — наконец проговорила она жалобно и неторопливо. — Я
прибавила целых два сантиметра, все мои модные юбки теперь мне малы, надо
покупать новые.
— Зачем же новые? — удивилась Виня. — Пуговку перешить, только и всего. И
вовсе ты не толстая, человек ведь не робот, чтобы все время быть одних габаритов.
Вес и объем постоянно слегка колеблются, и пара сантиметров плюс или минус —
это обычное явление, ничего страшного. Ты не знала, что ли?
— Нет, я толстая, — вяло возразила Верочка. — У меня родители снова кричали
и били посуду, снова разводятся… Я хотела отравиться, мать отвезла меня к врачу,
он дал таблетки, а мне от них так плохо… Я не хочу жить, я все равно отравлюсь.
— Что за глупости! — возмутилась Виня. — Чем травиться, лучше бы подумала,
как их помирить и мозги им прочистить, чтоб если уж разводились, то тихо, и нервы
бы окружающим не портили! А и разведутся, так что — сразу у тебя жизнь кончится,
что ли?
— Я без них не могу!
— Ну и плохо. Ты взрослый человек, у тебя своя жизнь, скоро замуж выйдешь,
сама родительницей будешь. К тому же, даже разведясь, родители никуда от тебя не
денутся — с одним из них жить будешь, к другому в гости ездить.
— Я так не хочу!
— Мало ли чего ты не хочешь… Ты на журфаке учишься, тебе едва за двадцать,
все радости жизни впереди, а ты — травиться! Ты писать должна! Иди-ка лучше с
Гелием обсуди статью, которую вы вместе писать собирались!
Гелий как раз в этот момент пришел из кухни и позвал Верочку попить чаю с
ним и с Пашкой. Он снял Верочку со стула и повел, почти понес ее туда. Виня пошла
за ними и подергала Гелия за рукав.
— Вы с Пашкой не приставайте к ней сейчас, пусть она просто тут побудет,
оттает. Человек не в том состоянии, чтобы…
Гелий покивал, не дослушав. Он уже, на ходу, гладил Верочку по плечу и что-то
ворковал про свою мечту о гареме.
На кухне Пашка усадил Верочку рядом с собой на диван, сунул ей в руки чашку с
горячим чаем без сахара, а сам принялся гладить ее по колену, тщетно пытаясь
задрать повыше узкую Верочкину юбку-макси.
Гелий с Пашкой что-то говорили, а Верочка потерянно озирала обшарпанные
стены, частично прикрытые листами с рисунками, авторами которых были хозяева
квартиры и их друзья.
Когда Пашка, настоятельно убеждавший Верочку расслабиться, попытался
повалить ее на диван, она резко вырвалась и встала, покачнувшись.
— Я, пожалуй, пойду. Спасибо за чай, за гостеприимство…
Она кое-как выбралась в прихожую, потянула с вешалки свою шубку и
посмотрела сквозь Гелия, пытавшегося при помощи своего самого обольстительного
тембра убедить ее остаться на ночь. Пашка что-то кричал из кухни. Виня молча
мрачно смотрела, стоя посреди комнаты.
Верочка с трудом надела шубку и ушла, взяв сумочку и забыв пластиковый
пакет, в который зачем-то отдельно была положена ее золотистая щетка для волос…
Виня сидела у окна. Перед ней на столике, сделанном из табуретки, ящика и
дверцы чьего-то выброшенного буфета, лежал лист бумаги с неоконченным текстом
песни, а на коленях она держала туфли, которые переделывала.
Туфли оказались маловаты. Виня отрезала у одной туфли задник, оставив
ремешок и вшив в него кусочек резинки, а с мыска спорола аляповатую золотистую
бляшку и пришила на ее место крошечный черный бантик с кончиками,
порезанными в бахромку. Бантик она выкроила из отрезанного задника.
Пришел Гелий с двумя бутылками портвейна. Ага, подумала Виня, раскрутил
кого-то из близ живущих приятелей, чтобы напоить ее и склонить к
экстравагантному сексу. Ню-ню.
Виня открыла бутылки, разлила напиток по чашкам. Гелий внимательно
проследил, чтобы она выпила первую чашку, и только потом выпил свою. Вторую
чашку Виня быстро выплеснула в окно, зная что на голову никому не попадет,
поскольку внизу находился козырек подъезда. Третью вылила обратно в бутылку…
И сделала вид, что опьянела. Таким образом, Гелий прикончил один обе бутылки
почти полностью.
— Винечка, давай любовью займемся, — пробормотал он, пытаясь тащить ее к
тахте.
Виня послушно встала и пошла, налетела по дороге на стеллаж и захихикала.
— Винечка пьяная, — довольно пропел Гелий, опрокидывая ее на тахту. Она
немного притормозила свое движение по нисходящей параболе, чтобы посмотреть,
на что приземляется. Затем все-таки упала и снова захихикала.
— Попробуем «шесть на девять», попробуем в попочку, — бормотал он, путаясь
в спущенных брюках и трусах.
Виня покосилась на него из-под ресниц. Слишком много выпил для того, чтобы
что-то пробовать, слава богу. Потом, разумеется, будет рассказывать всем своим
друзьям о том, как… Пусть…
4
Вине в очередной раз приснилось, что она превратилась в кошку. С самыми
разнообразными последствиями. Для начала ей пришлось участвовать в кошачьем
концерте.
Будучи человеком и во вполне бодрствующем состоянии, она, бывало, по ночам
слушала кошачье пение с не меньшим удовольствием, чем соловьиное. Однажды она
поздним летним вечером внимала с балкона чередующимся соло, напомнившим ей
горский хор.
— Мя-а-а, — начинал басом старый, но ещё крепкий облезлый кот.
— Я-а-ай, — подхватывал высоким баритоном соседский Рыжик.
— Ля-а-ау, — завершал арию хрустальным тенором роскошный черныш —
новичок.
И общий хоровой восторженный вопль нарастающим крещендо вторил
солистам. После чего в жизнерадостную оперу вступала ударно-шумовая установка
— женщина с первого этажа выплескивала из окна на артистов ведро холодной
воды.
— Кыш, заразы!…
В выступлении похожего хора Вине-кошке пришлось участвовать в этом сне.
Коллеги на нее зашикали, то есть зашипели, поскольку она пыталась петь слишком
по-человечески.
Затем пришлось драться с другими кошками за лидерство. Виня судорожно
попыталась превратиться обратно в человека, но тщетно, а потому ей пришлось
позорно, изо всех сил удирать.
А потом пришлось удирать снова, еще быстрее — новая необычная кошка
привлекла массовое внимание пушистых кавалеров. Коты оказались любителями
экзотики не меньше, чем люди…
Виня проснулась, вся мокрая от пота. Стрылька, спавшая у нее на животе,
быстро перебирала лапами. Одинаковые сны нам снятся, подумала Виня.
Она вспомнила, что спьяну перед сном не почистила зубы пастой. И пошла в
ванную, аккуратно сняв с себя Стрыльку и пристроив продолжавший спать клубочек
на своей подушке.
Тедик пошел следом за ней, запрыгнул на раковину, чтобы достать до Вининого
лица и нежно пободаться, но ему не понравился запах зубной пасты. Он недовольно
мурлыкнул, спрыгнул на пол и удалился, задрав хвост в форме значка доллара.
В ванную пришел Гелий, пристроился над унитазом и проворчал:
— Стрылька очень странная. Я протянул к ней руку, она проснулась и так
посмотрела, что у меня пропало всякое желание ее гладить.
Виня повернула к мужу лицо, всё в зубной пасте, словно в боевой индейской
раскраске.
— Если бы я верила в оборотней… Она лазает по мебели, как обезьяна; она
интересуется предметами, которыми никогда не интересуются кошки; она ласкова,
как сто кошек, вместе взятых, и вызывает по отношению к себе такую неистовую
нежность, как далеко не каждый человек; и глубина взгляда у неё, как у разумного
существа…
— И она такого размера, что в будущем вполне может вымахать до габаритов
льва, — подхватил Гелий. — Мне этот монстрик не нравится. Надо немедленно
завезти его подальше в лес и там оставить.
— Да ты что! Она же погибнет!
— Тем лучше.
— Да ты хоть что! Она странная, но хорошая, у нее в глазах светится не только
ум, но и доброта!
— Маленькие крокодильчики тоже ласковые и любят хозяина, их можно
приручить. Но как только вырастают, мгновенно дичают и норовят сожрать. Не
знала? А чем кончила семья, содержавшая льва и снимавшаяся с ним в кино,
помнишь?
— Но Стрылька — это совсем другое дело! Она — явно существо разумное!
Конечно, сумасшедшее заявление с моей стороны, но присмотрись сам! Я, в конце
концов, тоже необычная, постоянно с инопланетянкой сравнивают! Может, и меня
надо завести в лес и оставить там для вящей безопасности?
— Может, и стоит, — проворчал Гелий. — А то, сдается мне, что ты меня
приколдовала. Еще изведёшь, чего доброго…
— Дурак, — буркнула Виня. — Я не умею колдовать и никогда не умела. Если бы
умела, то ты бы так себя со мной не вел.
Гелий взвился.
— Я — дурак?! Мне никто никогда такого не говорил!!!
Глаза у него стали бешеные. Виня испугалась, что он сейчас её ударит.
— Умный! — огрызнулась она. — Но иногда несёшь такое…
Гелий вроде бы остыл.
— Лучше кошку навещу, чем тут отношения в очередной раз по-глупому
выяснять!
И Виня убежала на лестницу.
На лестнице было холодно, но Виня за шубкой не вернулась. И пошла пешком, с
усилием перебарывая раздражение, возникшее из-за ссоры.
Несколькими этажами ниже обогнала парочку в косухах и банданах — парня и
девчонку. До неё донесся обрывок разговора.
— …Есть чем-то похожая личность. Но эта личность — животное! Кошка…
— Что ж ты сразу не сказал?!
— …К тому же словно закрывается, прячется. Здесь столько кошек…
Лестничная площадка второго этажа была пуста и опрятна. Кошку с котятами
все-таки кто-то взял?..
Хлопнула дверь подъезда, и к Вине поднялась Галина Сергеевна.
— Ты уже видела?
— Видела что?
— Котят. Один валяется с оторванной головой, второй раздавленный, кошка и
еще двое не знаю, где. А я думала, вы их взяли, успели.
— Мы их как раз отнесли обратно. У нас они кричали от голода, а в подъезде их
кормили.
Виня замолчала и побежала к лифту, который, к счастью, пришел быстро. В
кабине она заплакала, а в квартиру вбежала, громко рыдая.
— Это ты их убила! — заорал на неё Гелий, узнав, в чём дело. — Ты отнесла их
обратно! У нас они погибли бы, но дня два ещё пожили бы!
И он сел за телефон, чтобы поболтать с Верочкой Лаврухиной.
Виня, кусая губы, побежала на кухню, откуда доносились свирепые боевые
кличи.
Малдер и Тедик дрались смертным боем из-за Стрыльки. Виня облила их
холодной водой, и они забились под диваны.
Пришел Гелий, посмотрел на Виню, неподвижно сидящую возле окна.
— Верочка в реанимации. Вчера снова пыталась покончить с собой.
Виня промолчала.
Гелий присел рядом с ней на диван, посидел немного, потом обнял её и прижал к
себе.
— А с кисинькой ничего не случится, кисинька никогда так не сделает, кисинька
вечная. Кисинька своего котиньку не бросит. Десять тысяч лет в браке кисиньку не
пугают?
— Я уже говорила, что не пугают, — вздохнула Виня. — Хоть миллион.
Гелий довольно улыбнулся и пошел листать ежедневник и звонить по
редакциям.
Прозвенел звонок, и Стрылька бросилась в прихожую, опередив Виню. Но она не
любопытствовала, кто пришел, а пыталась не пустить хозяйку к двери, суетилась
под ногами и даже ударила Виню лапой по голени.
Виня удивилась.
— Кисинька, что случилось? Что ты хочешь мне сказать?
Стрылька не мяукала и мысленных картинок не подавала. Но стояла на дороге с
самым решительным видом.
Виня попыталась, нагнувшись вперед, дотянуться до замка, и кошка отчаянно
закричала.
— Да что такое?!
Дверной звонок надрывался.
Виня подхватила кошку на руки, а дверь открыл прибежавший на шум Гелий.
В прихожую шагнул Максим Петриков, очень долговязый молодой человек лет
двадцати, круглый год одетый в тонкий камуфляжный комбинезон. Все звали его
Максом; год назад он приехал из Новосибирска в Москву, пытался здесь закрепиться
и перевести сюда свою пенсию, а пока жил в офисе «Комитета защиты гражданских
прав» вместе с двумя десятками беспризорников, которых бесплатно водил в
кинотеатр при помощи знакомой билетерши.
— Ты обещала меня нарисовать, — сказал Макс Вине, присаживаясь на диван.
Парень был бы симпатичным, если бы не маленькая голова и слишком глубоко
посаженные глаза.
— А где Ришенька?
К Марише, которую Гелий несколько месяцев назад привел из «Комитета» и
называл своей второй женой, а Виня — своей приемной дочерью, Макс был
неравнодушен.
— Ришенька спит.
Мариша спала большую часть суток, и так тихо и неподвижно, что порою Виня
вообще забывала о ее присутствии.
Виня пошла в комнату, Макс пошагал за ней. Она следила, чтобы он ненароком
не наступил на кошек, но кошки куда-то подевались. Груда курток и покрывал на
втором столе, служившем спальным местом, зашевелилась, и из нее показалось
узкое бледное личико, обрамленное мягкими прядками волос, выкрашенных в
рыжевато-розовый цвет.
— Нет, я уже, это, не сплю.
Риша частично выпросталась из клубка одежды, служившей ей одеялом, и села,
прислонившись спиной к гардеробу, возле которого стоял стол-тахта.
— Я есть хочу, — неторопливо проговорила она нежным голоском.
— Сейчас я сделаю всем по бутерброду с маслом и сварю рыбу. Все это Макс
принес от тети Люды, — весело сообщила Виня.
Тетя Люда жила в Химках, являлась родственницей Макса, по его утверждению,
и, кроме Макса, пустила к себе жить квартиранта, торговавшего на рынке рыбой.
Квартира приобрела неистребимый запах, зато даже при отсутствии денег всегда
было, что поесть. Макс часто привозил по несколько рыбин Гелию, воруя их у тети
Люды из холодильника.
Гелий схватил бутерброд с маслом и хлопнул входной дверью, взмахнув кейсом
и бросив на ходу, что он — в редакцию.
— У меня к тебе серьезный разговор. Пойдем на балкон, чтобы Риша не
слышала, — понизив голос, сказал Макс.
Виня накинула шубку и вышла. Макс прикрыл балконную дверь и прислонился
к ней.
— У тебя есть враги? — очень серьезно спросил он.
— Нет, — очень спокойно ответила Виня.
— А я думаю, что есть. Хочешь, я их убью?
Он достал из поясного кармана нож с длинным узким клинком и показал Вине.
— Не хочу. У меня нет врагов.
— А у Гелия есть враги?
— У Гелия тоже нет врагов.
— А Гелий — твой враг? Ты же с ним ругаешься.
— Гелий мне не враг, он просто вспыльчивый человек, любит покричать, но
гадостей никому не делает.
— А в рай ты хочешь?
— Нет.
— Хочешь, я сейчас отправлю тебя с балкона? А потом Ришу; а когда Гелий
придет, и его отправлю. Всех отправлю.
— В рай я не хочу, мне и здесь нравится, и Риша, и Гелий не хотят.
— А я так думаю, что хочешь. Все хотят.
— А ты есть хочешь? Там вкусная рыба варится, и варенье есть. Хочешь бутер с
маслом и вареньем?
— Хочу, — сказал Макс, непонятно улыбаясь.
— Тогда пойдем в комнату.
— Пойдем.
И они ушли с балкона.
— Сейчас поедим, а потом погуляем. Ты же хочешь пойти погулять? Все будут
смотреть и говорить, вот какой симпатичный молодой человек и какой хитрый,
сразу двух красивых девушек сумел заполучить.
Макс заулыбался шире.
— Да, пойдем погуляем. Только сначала мне брюки надо почистить.
Виня сделала и сунула ему в руки очень толстый бутерброд, взяла щетку, коекак почистила замызганные обшлага обеих брючин прямо на Максе и обессиленно
прислонилась к стене, не в состоянии выговорить больше ни слова.
Пришедшая в этот момент из комнаты Риша внимательно поглядела на обоих
из-под припухших век и зачирикала вместо Вини.
— Это, Макс, вот тебе, это, еще вкусный бутерброд, смотри, это, какой толстый и
вкусный, ешь. И, это, в общем, пойдем гулять и красоваться, пусть все соседи
завидуют, какой у нас красивый молодой человек…
Макс, жуя, нетерпеливо направился к двери.
Риша схватила свою куртку и оказалась уже одетой, поскольку спала в ботинках,
а Виня вышла в домашних кроссовках, благо сумка-пояс была на ней.
Захлопнули дверь, не возясь с замками, спустились на лифте и пошли по улице к
трамвайной остановке, очень мило беседуя. Улыбающийся до ушей Макс держал
Виню и Ришу под руки. А потом уже не держал, поскольку жестикулировал.
А когда, как обычно, начал читать свой любимый стишок, то не заметил
подошедший трамвай.
— Если вас поставить раком
И соски зажать в тиски…
Виня и Риша проскочили в вагон.
— Мы поехали к подруге на неделю, а тебе пора к тёте Люде в Химки, — сказала
Виня в закрывающиеся двери, и трамвай помчался, кренясь на один бок.
Возле метро они сошли и долго гуляли по магазину, пытаясь отвлечься на
разглядывание витрины с разными мелочами для рукоделия…
Через несколько часов они сочли, что можно вернуться, и осторожно подкрались
к дому, к лифту, к двери квартиры…
Гелий из редакции еще не приехал, дома все было как обычно —
художественный беспорядок из различных предметов и продуктов.
Они устроились на кухне, чтобы поесть, Риша стремилась обсудить
происшедшее, Виня отмалчивалась и наблюдала за котами, по очереди
пытавшимися флиртовать со Стрылькой.
Издавая нежное призывное «мр-р», Тедик старался подобраться к беленькой
кошке со спины и ухватить ее за загривок. Малдер уже предпринял такую попытку,
получил лапой по щеке и ретировался под гардероб. Тедик тоже получил лапой по
щеке, после чего Стрылька повернулась к нему спиной, как это сделала бы
человеческая женщина.
Но Тедик был не человеком, а котом, поэтому не стушевался, а обрадовался,
запрыгнул Стрыльке на спину и… кубарем полетел под тот же гардероб от ее
увесистого тумака, натолкнулся на Малдера, и они с дикими воплями сцепились в
драке.
Виня побежала за холодной водой, Риша побежала к двери и несколько раз
переспросила, кто там, пока Гелий не вышел из себя и не заорал что-то
неразборчивое, после чего стало ясно, что это точно он, и Риша дверь открыла.
Риша принялась рассказывать Гелию о происшедшем, он неожиданно рявкнул
на неё.
— Не верю! Не было этого! Вы врёте! Макс не мог это сделать, и нет у него
никакого ножа!
Виня опешила.
— Что ты несёшь? Какой резон нам тебе врать?
И внезапно догадалась.
— Статью в редакции не взяли!
Гелий зыркнул на неё исподлобья.
— Всё не взяли. Всё, что я принес!!!
— Тише, не кричи. В этой редакции не взяли, в другой возьмут.
— Возьмут, конечно. Мне всегда удавалось напечатать всё, что я писал, рано или
поздно…
Внезапно бешено заорали дерущиеся коты, и Гелий тоже заорал снова.
— Убью гадов! Устраивают мне террор! Все устаивают мне террор! И вы тоже!
Было уже непонятно, на кого он орал, но пинать ногами он начал котов. Тедик и
Малдер, как более опытные, разбежались и попрятались, а Тугрик визжал от боли и
продолжал бестолково метаться посреди комнаты.
Виня тоже завизжала.
— Ты забьешь его до смерти!
И оттолкнула Гелия, упершись обеими руками ему в пояс.
Гелий посмотрел на Виню, нехорошо улыбнулся, примерился и пнул ее носком
ботинка в низ живота. А потом мгновенно перехватил обе ее руки, когда она
попыталась вцепиться ему в глаза. Она перестала драться и стиснула зубы. Но ее
просто поднесли к тахте и посадили на пуфик.
— Больно?.. Ты сама виновата. Ты ударила меня еще сильнее, ты попала мне по
мошонке. Я мог тебя убить на месте.
— Неправда! Я тебя просто оттолкнула!
— Правда! Ты меня ударила! Очень больно!
Виня замолчала.
— Ты сама виновата!.. Не знаю, что дальше делать!.. Солнышко, не уходи от
меня!..
Виня молча посидела на тахте, потом пошла в ванную, стянула с себя леггинсы и
трусы, взглянула. Во весь лобок разлился темно-лиловый синяк. Боли она почти не
чувствовала, как это с ней бывало в экстремальных ситуациях.
Позвала Ришу и показала ей синяк.
— Песец, — проговорила задумчиво. Она слышала от кого-то, что если муж один
раз ударит, то потом и будет бить. А уходить ей некуда, разве что на улицу…
Риша непонимающе посмотрела ей в глаза.
— Это анекдот. Японец вернулся на родину из России и рассказывает своим: —
Русский язык очень странный. Всё называется одним словом. Шуба — песец, шапка
— песец, попал под машину — тоже песец…
Риша продолжала недоуменно помаргивать светлыми ресницами.
Виня объяснила, на какое слово похоже слово «песец». Риша тихо засмеялась.
К ним подошел Гелий.
— Солнышко, прости, не уходи от меня! Я больше никогда тебя не ударю! Не
уходи!.. Никуда не отпущу кисиньку! Прости!
Он снова схватил ее в охапку и отнес на тахту, вынув по пути ключи из входной
двери и из Вининой сумки-пояса.
Она смирилась и часа через три заснула в его объятиях…
5
Вместо сцены было просто небольшое пространство посреди зала, окруженное
рядами кресел.
Виня посреди светового круга играла на чем-то напоминающем гибрид флейты
и органа. Серебристая, слегка изогнутая трубка несла на конце серебристый же шар
немногим более Вининого кулака, а на шаре возвышался пучок словно маленьких
органных труб, напоминавший готический собор (центральные трубки в пучке были
длиннее). Звук инструмента напоминал синтезатор, включенный одновременно на
тембрах флейты и скрипки…
Мелодия была настолько необычной и пленительной, что Виня, проснувшись,
чуть не заплакала, потому что не запомнила ни одной музыкальной фразы.
И вздрогнула от неистового вопля.
— Кошки! Гады! Убью, суки! — надсадно орал Гелий, потрясая кулаками над
грудой газет, лежащей на столе.
Виня слетела с тахты, подскочила к Гелию, спросила внешне спокойно, хотя
колотящееся сердце сотрясало грудную клетку:
— Что они сделали?
— Обоссали авторские экземпляры!
— Так ты ж кладешь их где попало. Я говорила — в шкафчик за запертую дверцу
или в ящик стола. У них туалет — картонная коробка с газетами. Или они, по-твоему,
отличают, где ценные газеты, а где бросовые?
— Сейчас сволочей за хвост и головой об стенку! Они нарочно это сделали! Они
мне мстят! Не так погладил, не так посмотрел!
— Гелий, перестань. Вовсе они не нарочно, это всего-навсего кошки.
— Я им сейчас устрою… — бормотал Гелий, бегая по комнате и пытаясь поймать
несколько кошек одновременно. — Выбирай: или я убью их сразу, или на неделю в
подвал.
Он открыл входные двери — в квартиру и в коридор. Кошки тут же ринулись
вон и удрали по лестнице туда, куда Гелий хотел их отправить.
Стрылька закопалась в одежду на Вининой полке в гардеробе. Хорошо, подумала
Виня. Гелий на ее полках не роется, а умная кошка не покажется, пока его
настроение не переменится.
В распахнутую дверь робко заглянула пожилая соседка.
— Ой, что тут у вас? А я хотела спросить, не отдали ли вы беленького котика?
Гелий глянул на нее, и она мгновенно испарилась.
Он захлопнул и запер дверь.
По замку поскребли ключом и явно не попали куда надо. Затем, заикаясь,
пискнул звонок. И тут же последовали тяжкие удары в дверь сразу сверху и снизу,
должно быть, одновременно руками и ногами.
Гелий подошел и спросил, из-за двери что-то пробормотали. Гелий открыл, и в
квартиру ввалился пьяный в зюзю Пашка.
Пашка, шатаясь от стены к стене, сразу отправился на кухню и завалился на
диван спать, сбросив с себя только ботинки.
Гелий немного пометался по непривычно тихой без кошек комнате и пошел
готовить чифирь, высыпав в заварочный ковшичек целую пачку чая. Он гремел
посудой и мебелью, к тому же что-то немузыкально пел во весь голос.
Пашка недовольно заворочался, потом попросил не мешать спать.
— Я хозяин квартиры, что хочу, то и делаю, — последовал демонстративно
надменный ответ.
Пашка неторопливо сел, затем встал. Он держался на ногах вполне твёрдо, и
глаза у него были не осоловелые, а бешеные.
— Ты эгоист, ты никого не уважаешь, ты всех гребешь под себя. А я сейчас
нервный. Ты меня достал неуважением, а я выпил, и у меня несколько обломов, так
что я тебя сейчас бить буду.
Пашка схватил с полки буфета скалку, примерился, покусывая губы, и с размаху
саданул ею Гелия по голове. Тот не пытался ни уйти, ни увернуться, ни прикрыться,
просто стоял, свесив руки.
Пашка выглянул из кухни и подмигнул Вине, застывшей посреди комнаты.
— Больше он над тобой издеваться не будет.
Неземная наивность, подумала Виня.
Пашка снова повернулся к Гелию, поигрывая скалкой.
— Ты, конечно, можешь ночью подойти и е…нуть меня топориком, но если ты
меня не убьешь, то я встану и тебя прикончу. А если ты напишешь на меня заяву, то
лет через пять я выйду откуда угодно, из психушки или тюрьмы, по-любому, и тебя
урою.
— А зачем бы мне это было надо, сам подумай? — спокойно спросил Гелий, не
двигаясь с места. — Не собираюсь я тебя сажать.
Пашка еще раз хрястнул его по голове скалкой. У Гелия по виску потекла кровь.
— Хочешь, побью? Хочешь, убью? Искалечу? — выплевывал слова, заводя сам
себя, Пашка.
— А что тебе это даст? — монотонно вопрошал Гелий. — Сам подумай, какой
результат-то ты хочешь получить? Ну, искалечишь. А чего добьешься? Если бы ты
меня убил, быстро и результативно, я был бы тебе благодарен, а если я буду жить и
мучиться, то это ничего не даст ни мне, ни тебе.
Гелий сдвинулся с места и очень неторопливо прошагал в ванную, бросив на
ходу Вине:
— Завтра — развод.
Пашка посмотрел, что он делает, и подошел к Вине.
— Ну вот, теперь всё в порядке.
И обхватил ее, направляя к тахте.
— Не надо, — Виня вышла из оцепенения.
— Надо. Я могу заставить этого идиота отдать тебя мне. Вместе с квартирой. Я
всё могу.
Виня, как обычно, усыпила его бдительность, вывернулась из Пашкиных рук и,
пока он восстанавливал равновесие, выбежала в коридор, мельком отметив, что
Гелия уже нет ни в ванной, ни в квартире вообще.
Виня побежала вниз по лестнице, слыша, как Пашка ломится в дверь ванной,
думая, что Виня заперлась там. По всему дому разносились мощные удары и крики.
— Виня, открывай!!! Дверь сломаю!!! Открывай!!!
В ванной, наверно, заперлась Риша.
Виня добежала до первого этажа и хотела спрятаться под лестницей, но
обнаружила там Гелия и ринулась вон из подъезда. Гелий ее остановил.
— Не ходи, простудишься. Сейчас его заберут, соседи милицию вызвали, он уже
к ним ломится вместо нашей ванной. Слышишь?
Матерщина отчетливо доносилась с восьмого этажа на первый.
— Развестись мне с тобой надо. Да где я лучше найду? Лучше не бывает.
С плачем пробежала Риша в разорванной одежде и выскочила на улицу.
Гелий, подумав и прислушавшись, счел, что под лестницей уже небезопасно, и
потащил Виню за руку следом за Ришей. Он открыл дверь одновременно с милицией.
— Стоп! Вы куда? Это вы здесь устроили дебош?
— Нет, это у нас, квартира 52, восьмой этаж, — быстро сказала Виня.
На Виню внимательно посмотрели, скомандовали ждать внизу с одним из
милиционеров, поднялись на лифте.
И через пару минут провели, подталкивая резиновыми дубинками, Пашку с
задранными вверх руками.
Виня и Гелий переглянулись.
— Вернется, как только выпустят.
— И ты ему откроешь?
— А почему нет?
— А потому, что он опасен. И для меня, и для тебя, и для Риши.
— Как ты думаешь, она вернется?
— А куда ей деваться?
— Ты права. Впустим его? Он мой друг, и он нас кормит.
— Постояльцев можно найти сколько угодно. Друг, который тебя бьет? Который
требует от твоей жены с ним спать?
— Друзьям позволено многое, это свои. Чужие все равно делают то же самое, но
при этом ничем не помогают.
— Если он будет снова здесь жить, я уйду жить в другое место.
— Например?
— Обратно в вагоны-запаску. Там проводники от жеребцов охраняют.
— Хорошо, он больше не будет у нас жить…
Стрылька стояла посреди квадратной пещеры и прислушивалась, трясясь от
ярости, как древесный лист на ветру.
Обижают почти до смерти ее как бы соплеменников, опасности грозят ее
любимой Большой. Больше всего на свете и прямо сейчас Стрыльке хотелось
вырасти, стать огромной и сильной, чтобы заступиться за дорогих для нее существ.
Она очень сильно разозлилась на свою беспомощность, так же, как последние дни
злилась на свою беспамятность. И если та злость вызывала дикую боль в голове, то
результатом этой явилось ощущение выкручивания всех суставов и размалывания
всех костей.
Комната поплыла перед глазами в ало-зеленом тумане и неожиданно начала
сжиматься в размерах. Рядом заорал кто-то из Больших.
Стрылька с трудом повернула голову, еле удерживая на подламывающихся
лапах непослушное тело.
К распахнутой входной двери пятился Большой по имени Гелий, из-за его спины
выглядывала Виня…
Гелий и Виня поднялись на свой восьмой этаж.
Гелий открыл незапертую дверь, хотел войти, но глянул вглубь квартиры и
застыл на пороге.
— Стой, — бросил он Вине через плечо. — Осторожно выйди на лестницу.
Осторожно и быстро.
— Что случилось?
— Оно. Оно выросло.
— Что?
— Ну, посмотри. Пока что оно вроде не нападает, само в ошеломлении. Узнаешь?
Наша Стрылька — как в сказке — не по дням, а по минутам. Был котенок размером с
болонку, стал — с овчарку. Кавказскую. Я не знаю, что это такое. Но у меня в
квартире оно больше не останется.
Гелий попятился, поймал Виню за одежду и потащил вон, захлопнув дверь и
заперев ее трясущимися руками.
Лифт оказался на их этаже и, когда они спустились, Гелий бегом повлек Виню к
воинской части, рядом с которой стоял их дом. Из проходной он позвонил своему
знакомому. Люди в форме согласились изловить опасное животное и держать его у
себя на госслужбе.
Виня, трясясь от холода в тонком спортивном костюме, смотрела, как пятеро
молодых мужчин в камуфляже вошли в подъезд дома и через некоторое время
вышли, неся большой, слабо барахтающийся мешок. Они проследовали на
территорию воинской части.
И это было все.
Виня кусала губы, сдерживая слезы. Самая необычная и самая ласковая кошка в
мире исчезла из ее жизни…
— Бр-р, как я замерзла.
Виня вбежала в подъезд, спотыкаясь. Тедик услышал ее голос, высунулся в
отверстие возле верхнего угла подвальной двери, жалобно мяукнул и выбрался на
карниз.
Виня схватила его в охапку. Тедик принялся бодаться.
— Возьмем их обратно, — Виня умоляюще оглянулась на Гелия.
— Только пусть не ссут на рукописи и не орут, — буркнул Гелий.
— Кс-кс-кс, — обрадованная Виня сунулась лицом в подвальное отверстие.
Дольше всех не хотел выходить Малдер, его пришлось выманивать подобранной
возле люка мусоропровода колбасной шкуркой. Виня принесла всех четверых, как
букет, выпустила в квартире, оглядела ее. Разгрома нет. Стрылька сдалась без боя?
Почему? Наверно, это никогда не будет известно…
Виня села с книжкой и Даночкой на коленях в кресло, а Гелий пошел к соседухудожнику, занял у него полсотни и принес портвейн. На сей раз она охотно его
пила, поскольку понимала, что будущий секс здесь ни при чем.
Потом Гелий отправил Виню с оставшейся мелочью за хлебом в магазин«ночнушку». Было двенадцать ночи, Виню пошатывало, но она не боялась. Бомжи не
тронут, компашки все свои, местные, да их и обойти можно, скрываясь за деревьями,
разросшимися вокруг домов, а по улицам то и дело проезжают милицейские
«синеглазки».
Лестничная площадка оказалась неосвещенной, и кнопка лифта горела в
темноте, как красный глаз хищного животного или прицел бластера… В кабине
лифта Виня прислонилась к пластиковой стенке голубовато-серого «космического»
оттенка. Перед глазами всё плыло и симпатично покачивалось, от желудка по всему
телу разливалось приятное тепло.
Посреди тихого полутемного подъезда стояла белая кошка размером с леопарда.
— О-о, кисинька!
Для пьяной Вини не представился чем-то необычным такой рост кошки, и
Стрыльку, глядевшую на нее не по-кошачьи пристально и не по-животному
осмысленно и тепло, она не узнала.
Кошка не шевелилась, и Виня проплыла мимо нее, изо всех сил стараясь не
оступиться и не придавить лапу или хвост.
— Ксия! — мягко и певуче позвал голос с улицы.
Большая белая кошка беззвучно прошествовала вперед, попутно слегка боднув
Винино плечо, подцепила когтем задвижку кодового замка, толкнула
металлическую дверь подъезда и мягко выпрыгнула наружу.
Виня с широко открытыми глазами автоматически последовала за ней.
Дверь с грохотом захлопнулась.
В песочнице что-то происходило. Среди деревьев просматривались пять
человекоподобных фигур и дрожал слабый голубовато-зеленый свет.
— Мотоциклы бросим здесь, — произнес тот же голос. — Потара найдем, месть
успеется. Ксия, иди сюда. Ну, что, повидала напоследок? Плохо то, что Кивир не
нашелся, но мы за ним вернемся.
Одна из фигур присела возле большой кошки, белевшей в путанице голых
ветвей, как рухнувшая снежная баба, обняла ее — что-то светилось возле рук и
лица, — и через несколько секунд подняла с земли на ноги фигуру потоньше и
поизящней, откуда-то тут взявшуюся. А кошка исчезла, больше ничто там не белело.
Виня слабо помотала головой, стоя в тени козырька подъезда.
От соседнего дома кто-то побежал, с шумом ломясь через кусты.
— Подождите, возьмите меня с собой!
По голосу Виня узнала Кирьку, странноватого мечтательного очкарика лет
двадцати, который последнее время при встречах донимал ее расспросами и
рассуждениями об эльфах.
Шестеро в песочнице вздрогнули и обернулись к нему.
— Возьмите меня! Если вы меня не возьмете, это будет непоправимо! Я должен
хотя бы видеть тебя, Ксия!
Тоненькая девушка неуверенно поправила белые, чуть мерцающие волосы.
— И больше ты ничего не станешь добиваться?
— Если тебя это беспокоит, то — нет.
— И куда годится столь пассивный индивидуум? Нет, мы тебя не возьмем.
— Да погоди ты делать поспешные выводы! — отчаянно выкрикнул Кирька. —
На самом деле я чуть повременил бы, а потом, разумеется, стал бы добиваться.
— Докучливый нахал мне тоже ни к чему.
— Так чего же ты хочешь?
— Пока не знаю.
— Вот, чтобы узнать, и возьми меня с собой!
— Ксия, как ты считаешь, не стереть ли ему память, чтобы не мучился?
— Оставь. Пусть помучается, полезно. Напишет пару песенок или рассказик. На
всякий случай будет вести себя покорректней. Глядишь, и кто-то из окружающих его
индивидуумов станет чуть-чуть культурней.
Фигуры посреди песочницы придвинулись друг к другу, образовав тесную
группу, которая утонула в стремительно рассиявшемся сине-зеленом свете. И
исчезла.
Меж деревьев, качелей и скамеек остался отчаянно рыдающий Кирька. Он
быстро понял, что ему тут больше делать нечего, и побежал к своему дому, давясь
слезами и мотая длинными негустыми патлами. Едва не налетел в темноте на Виню.
Она отшатнулась и чуть не упала; он ее не заметил.
Виня проводила его глазами и, чувствуя себя стукнутой пыльным мешком из-за
угла, побрела в «ночнушку» за хлебом. Из проезжавшей мимо легковушки
присмотрелись к волосам, разметавшимся поверх искусственной пятнистой шубки,
и окликнули:
— Девушка! Поедем?
— Нет, не поедем! — самым низким, на какой была способна, голосом грубо
рявкнула Виня.
Машина прибавила скорость и умчалась…
Дома Гелий с криком бегал за котами. Малдер и Тедик в очередной раз дрались
насмерть.
— Или они немедленно перестанут меня терроризировать, или я их убью!
Виня бросилась разнимать дерущихся котов и схватила Тедика слишком рано,
он в горячке боя вцепился ей в голову и когтями, и зубами. Она оторвала его от себя
и бросилась в ванную — замыть глубокие царапины, пока Гелий не увидел. Но он
увидел.
— Если ты еще раз будешь их разнимать, и кто-нибудь из них тебя подерет, оба
кота полетят за окно! И вообще мне это надоело! Что тебе сказали в ветлечебнице?
Они не перестанут драться и после кастрации! Рассадить их, сделать двери? И что
это будет за жизнь? Ходить, как по фронтовой полосе! Лови-ка их сейчас же, сажай в
сумку, я отвезу их в Сокольники и выпущу на улице. А нет — тогда убью. Всех — вон,
кроме Малдера!
— Зачем было их брать, если потом выкидывать на улицу? Кому нужны
взрослые кошки? Как их пристроить? Где чувство ответственности?
— А зачем их пристраивать? Пусть живут в естественных условиях! Я их брал
поиграть! Это не люди! При чем тут ответственность?! Животные для человека, а не
человек для животных! Земля наша, она для людей, а это не люди! Они устраивают
мне террор, это мои враги, а врагов я уничтожаю! Почему твой Тедик терроризирует
моего Малдера? Или — вон, или — убью. Выбирай: или кошки — или я, а то
получается, Пашка прав, и животные для тебя ценнее человека!
Виня посмотрела в его бешеные глаза, схватила спортивную сумку и бросилась
ловить кошек. Тугрик и Даночка забились под мебель, она с трудом их оттуда
вытащила. Тедик был в ванной. Он уже остыл от драки и, подхваченный в охапку на
прощанье, принялся виновато облизывать Вине руки. Она заплакала…
В трамвае Виня сама держала сумку между колен. Кошки барахтались и
приглушенно вопили. Из сумки сочилось — кто-то из кошек с перепугу описался.
Виня плакала.
— Почему мяушка плачет? — ворковал Гелий, обнимая ее. — Ведь главная
мяушка здесь, ее-то я никуда не выгоняю…
Трамвай «четверка» от станции метро «Улица Подбельского» до станции метро
«Сокольники» мчался через лесопарк. Это было очень красиво — что днем, что
ночью, и Виня любила ездить по этому маршруту. Сейчас она не замечала ничего,
кроме колышущейся сумки между колен.
— Хотя бы Даночку оставим для Малдера. Она никогда не писает на рукописи и
одежду, не орет и не дерется…
— Хорошо, Даночку оставим…
Тедика и Тугрика выпустили возле магазина «Мир кожи». Тугрик забился под
прилавок овощного лотка и завопил, словно заплакал; Тедик быстро огляделся,
понесся большими прыжками вдоль запертых магазинных дверей и вскоре исчез из
виду. Даночку привезли обратно в той же сумке. Кошку выпустили в квартире,
Малдер бросился ее облизывать, мокрую и грязную, а потом взобрался на нее. Сумку
Виня тут же отнесла в мусорный контейнер возле дома.
Описался в сумке Тедик, а измазалась больше всех Даночка, поскольку оказалась
внизу…
Гелий выпил чаю, лег и заснул под плеер. Виня схватила свою редакционную
сумку с рукописями, сунула в нее зубную пасту, зубную щетку, запасные трусики и
убежала.
В этой квартире, с этим человеком она больше оставаться не могла.
«Напрасно ты заставил меня выбирать», — подумала она, закрывая за собой
дверь.
Она бежала по вечерней улице, выбирая окольный путь к станции метро на
случай, если Гелий проснется и погонится за нею. Слезы высохли на щеках, сердце
билось ровно. Она еще не знала, кому позвонит и где будет ночевать, но бежала не
оглядываясь.
Продолжение следует.