Этнопедагогика и этнопсихология

Федеральное агентство по образованию РФ
Новгородский государственный университет
имени Ярослава Мудрого
С.М. ЁЛКИН
Великий Новгород
2009
1
Федеральное агентство по образованию РФ
Новгородский государственный университет имени Ярослава Мудрого
С.М. ЁЛКИН
ЭТНОПЕДАГОГИКА И ЭТНОПСИХОЛОГИЯ
Великий Новгород
2008
2
ББК 74.6я73
Ё 52
Печатается по решению
РИС НовГУ
Рецензенты:
доктор психологических наук, профессор М.Б. Калашникова
кандидат педагогических наук, профессор С.Н. Горычева
Ёлкин
Ё 52
Этнопедагогика и этнопсихология [Текст] : учебное пособие /
С.М Елкин; под ред. Т.Б. Беляевой; Новгородский государственный университет им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2009. – 156 с.
В пособии предложены подробные методические разработки по
дисциплине «Этнопедагогика и этнопсихология». Особое внимание уделено системе самостоятельной работы по данному курсу.
Предназначено для студентов направления 050700 – Педагогика.
Пособие может быть использовано на занятиях по дисциплинам психолого-педагогического цикла, в которых затрагиваются этнические аспекты.
ББК 74.6я73
© Новгородский государственный
университет им. Ярослава Мудрого, 2009
© С.М. Ёлкин., 2009
3
ГЛАВА 1.
ТЕМЫ И СОДЕРЖАНИЕ ЗАНЯТИЙ
ТЕМА 1.
ВВОДНОЕ ЗАНЯТИЕ «ЭТНИЧЕСКОЕ САМООПРЕДЕЛЕНИЕ»
А дым Отечества нам сладок и приятен!
А.С. Грибоедов
Где кто родится, там и пригодится.
С родительской земли – умри, не сходи.
Не бери дальнюю хваленку, бери ближнюю хаянку.
Кукушка кукует, по бездомью горюет.
Ищи добра на стороне, а дом люби по старине.
(пословицы)
Упражнение 1. «История моего имени»
Вопросы для обсуждения:
 Что означают ваши имена?
 Знаете ли вы их историческое происхождение?
 Как родители выбирают имена для своих детей?
 Нравятся ли вам ваши имена?
 Отмечаете ли вы в семье именины?
Упражнение 2. Ваша родословная
Вопросы для обсуждения:
 Можете ли вы припомнить, как звали ваших прародителей?
 Знаете ли вы, откуда пошел ваш род?
 Часто ли вы разговариваете(ли) с бабушками или дедушками по
поводу происхождения вашего рода?
 Гордитесь ли вы своими прародителями?
Упражнение 3. Ваша национальность
Вопросы для обсуждения:
 Кем вы себя считаете по национальной принадлежности?
 Почему вы себя считаете человеком именно этой национальности?
 Какие чувства вы испытываете, ощущая себя представителем своей национальности?
 Если бы вы себе представили шкалу, на крайних полюсах которой
находятся счастливые и несчастные люди, то где бы вы отметили себя и
свой народ и почему?
Упражнение 4. Ваша культурная идентичность
4
Вопросы для обсуждения:
 Представителем какой культуры вы себя считаете и почему?
 Какие чувства вы испытываете, когда встречаетесь с яркими проявлениями своей национальной культуры?
 Хотели бы вы себя считать представителем другой культуры?
 Вступаете ли вы в спор, когда кто-то пытается оскорбить ваш
народ или культуру?
 Считаете ли вы свою культуру самой лучшей в мире?
Упражнение 5. Ваши этнопедагогические взгляды
Вопросы для обсуждения:
 Можете ли вспомнить из своего детства примеры влияния на вашу
жизнь различных фольклорных жанров?
 Можете ли вы привести примеры из своей собственной жизни, когда использование народного афоризма или пословицы (другого жанра)
имело бы решающее значение?
 Считаете ли вы, что детей надо воспитывать на народных традициях?
 Будете ли вы воспитывать своих детей в духе народности, и какие
средства народного воспитания вам кажутся наиболее действенными?
Упражнение 6. Ваша поликультурная компетентность
Вопросы для обсуждения:
 Проявляете ли вы интерес к изучению других культур?
 Испытываете ли вы неприязнь к представителям другой культуры
и почему?
 Согласны ли вы с тезисом «Россия для русских»?
 Какие чувства вы испытываете, приезжая за границу?
 Считаете ли вы, что в воспитании детей должна быть поликультурная составляющая?
Упражнение 7. Ваша самооценка своей национально-культурной
идентичности.
Вопросы для обсуждения:
 Считаете ли вы себя достойным представителем своей культуры и
своего народа?
 Что бы вы хотели изменить в себе как в представителе той или
иной культуры?
5
ТЕМА 2.
МЕТОДОЛОГИЯ И ИСТОЧНИКИ ЭТНОПЕДАГОГИКИ И
ЭТНОПСИХОЛОГИИ КАК НАУЧНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ
Воспитание, созданное самим народом и основанное на народных началах, имеет ту воспитательную силу, которой нет в самых
лучших системах, основанных на абстрактных идеях или заимствованных у другого
народа.
К.Д. Ушинский
Цель занятия: раскрыть методологические основы этнопедагогики
и этнопсихологии.
Ключевые понятия: этнопедагогика, этнопсихология, аксиологический подход, культурологический подход, ценность, культура, народная педагогика.
Вопросы для обсуждения:
1. Основные цели и задачи этнопедагогики и этнопсихологии.
2. Аксиологический и культурологический подходы к исследованию
этнопедагогических и этнопсихологических явлений и процессов.
3. Связь этнопедагогики и этнопсихологии с другими гуманитарными науками.
4. Основные понятия этнопедагогики и этнопсихологии.
Проблемные вопросы:
 В чем проявляется междисциплинарный характер этнопедагогики
и этнопсихологии?
 Какие методологические подходы кроме упомянутых могут быть
использованы при осмыслении различных этнопедагогических и этнопсихологических явлений?
 Есть ли отличия между понятиями «этническая педагогика» и
«народная педагогика»?
Задания для самостоятельной работы:
 Составить схему, отражающую взаимосвязь этнопедагогики и этнопсихологии с другими науками.
 Ознакомьтесь с материалами, раскрывающими сущность аксиологического подхода, в разделе «Материалы для чтения».
 Выберите какое-нибудь художественное произведение или произведение устного народного творчества (на ваш вкус или воспользуйтесь
материалами методического пособия см. «Произведения для анализа») и
попробуйте при его анализе применить аксиологический и культурологический подходы.
6
Литература
1. Волков, Г.Н. Этнопедагогика: Учеб. для студ. сред. и высш. пед.
учеб заведений. М.: Издательский центр «Академия», 1999. 168 с.
2. Бережнова, Л.Н., Набок, И.Л., Щеглов, В.И. Этнопедагогика:
учебник. СПб.: Изд-во «Академия», 2007. 240 с.
3. Крысько, В.Г. Этническая психология: учеб. пособие для студ.
высш. учеб заведений. М.: Издательский центр «Академия», 2002. 320 с.
4. Кукушин B.C., Столяренко Л.Д. Этнопедагогика и этнопсихология.
Ростов-на Дону: Феникс, 2000, 448 с.
5. Кукушин, B.C. Этнопедагогика: учебное пособие. М.: Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2002. 304 с. (Серия «Библиотека педагогапрактика»).
6. Налчаджян, А.А. Этнопсихология. 2-е изд. СПб.: Питер, 2004. 381 с.
7. Стефаненко, Т.Г. Этнопсихология.- М.: Институт психологии
РАН, «Академический проект», 1999. 320 с.
ТЕМА 3.
ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ЭТНОПЕДАГОГИКИ И ЭТНОПСИХОЛОГИИ
Прошедшее нужно знать не потому, что
оно прошло, а потому, что, уходя, не умело
убрать своих последствий.
В.О. Ключевский
Единственный урок, который можно извлечь
из истории, состоит в том, что люди не извлекают из истории никаких уроков.
Бернар Шоу
Цель занятия: показать взаимосвязь развития этнопедагогического
и этнопсихологического знания с социокультурными предпосылками на
различных этапах его развития.
Ключевые понятия: этнопедагогика, этнопсихология, народность,
психический склад нации, менталитет.
Вопросы для обсуждения:
1. Развитие идеи народности в трудах отечественных педагоговмыслителей (М.В. Ломоносов, К.Д. Ушинский, Л.Н. Толстой, В.Н. СорокаРосинский и др.).
2. Зарождение этнопедагогики (Г.Н. Волков).
3. Развитие этнопсихологического знания в отечественной и зарубежной науке.
Проблемные вопросы:
 Какие исторические и социокультурные предпосылки способство-
7
вали зарождению этнопедагогического и этнопсихологического знания?
 Кто из ученых кроме упомянуты в теме семинара внес значительный вклад в развитие этнопедагогики и этнопсихологии?
 Что было общего и в чем проявлялось своеобразие взглядов ученых, исследующих проблемы этнопедагогики и этнопсихологии?
 Каковы, на ваш взгляд, перспективы развития этнопедагогики и
этнопсихологии?
Задания для самостоятельной работы:
 Ознакомьтесь с материалами, раскрывающими особенностями славянофильства, в разделе «Материалы для чтения» и ответьте на следующие вопросы:
а) почему возникло данное течение в первой половине XIX в. и каковы были его предпосылки?
б) в чем заключались главные идеи их концепции?
в) существует ли «неославянофильство» на современном этапе?
 Ознакомьтесь с материалами, раскрывающими особенностями развития идеи народности в отечественном образовании, в разделе «Материалы
для чтения» и составьте следующую таблицу (можно взять 5-6 педагогов):
ИМЯ ПЕДАГОГА
ПРОИЗВЕДЕНИЯ, В КОТОРЫХ
И ГОДЫ ЖИЗНИ
РАСКРЫВАЕТСЯ НАРОДНОСТЬ
СВОЕОБРАЗИЕ ВЗГЛЯДОВ
 Используя учебники и другие источники информации, подготовьте групповые презентации по темам «Развитие этнопедагогического знания» и «Развитие этнопсихологии как науки».
Литература:
1. Ушинский, К.Д. О народности в общественном воспитании // Антология педагогической мысли России II половины XIX – начала XX вв.
/Сост. П.А.Лебедев. М.: Педагогика, 1990. С. 89-97.
2. Ушинский, К.Д. Родное слово // Антология педагогической мысли
России II половины XIX начала XX вв. / Сост. П.А.Лебедев. М.: Педагогика, 1990. С. 52-60.
3. Толстой, Л.Н. О народном образовании // Антология педагогической мысли России II половины XIX начала XX вв. М., 1990.
4. Сорока-Росинский, В.Н. Путь русской национальной школы. Педагогические сочинения / Сост. А.Т.Губко. М.: Педагогика, 1991. 240 с.
5. Волков, Г.Н. Этнопедагогика: Учеб. для студ. сред, и высш. пед.
учеб. заведений. М.: Издательский центр «Академия», 1999. 168 с.
6. Налчаджян, А.А. Этнопсихология. 2-е изд. СПб.: Питер, 2004. 381 с.
7. Стефаненко, Т.Г. Этнопсихология. М.: Институт психологии
РАН, «Академический проект», 1999. 320 с.
8. Развивающая школа: опыт и новые решения: Монография / Сост.
8
С.Н. Горычева. Великий Новгород: НовГУ имени Ярослава Мудрого, 2005.
236 с. Глава 2 Елкин С.М.
9. Ёлкин, С.М., Кульков, Я.В., Певзнер, М.Н. Развитие идеи народности в отечественном образовании: монография. Великий Новгород: НовГУим. Ярослава Мудрого, 2000. 71 с.
ТЕМА 4
МЕНТАЛИТЕТ КАК МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЙ ФЕНОМЕН
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить.
Федор Тютчев
Милосердие подобно нагому ребёнку,
который дарит мёд бескрылой пчеле.
Ф. Кварль
Цель занятия: раскрыть сущностные характеристики менталитета
народа.
Ключевые понятия: менталитет, ментальность, национальный характер, духовность, соборность, милосердие, прощение.
Вопросы для обсуждения:
1. Основные подходы к изучению понятия менталитет.
2. Проблемы изучения менталитета.
3. Факторы становления менталитета народа (на примере русского
этноса).
4. Особенности менталитета народа (на примере русского этноса).
Проблемные вопросы:
 Есть ли различия между понятиями «менталитет» и «ментальность»?
 Можно ли отождествлять понятия «российский менталитет» и
«русский менталитет»?
 В чем проявляется интернациональная сущность менталитета?
 Согласны ли вы с утверждением, что «умом Россию не понять»?
Задания для самостоятельной работы:
 Выпишите из различных словарей определения понятия «менталитет» (не менее 5) и выделите смысловое ядро менталитета. Для наглядности представьте результаты своей работы в следующей таблице:
АВТОР (ИСТОЧНИК)
ОПРЕДЕЛЕНИЯ
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЯ
«МЕНТАЛИТЕТ»
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
9
 Опираясь на статью Цигвинцевой Г.Л. (см. «Материалы для чтения»), установите взаимосвязь факторов и особенностей менталитета русского народа и отразите результаты вашей работы в следующей таблице:
ФАКТОР
ОСОБЕННОСТИ МЕНТАЛИТЕТА
Географический
Демографический
Отсутствие естественных оборонительных рубежей
Длительная консервация общины
Религиозный
Отношение к власти
 Ознакомьтесь с материалами, раскрывающими особенности проявления милосердия у русского народа, в разделе «Материалы для чтения» и ответьте на следующие вопросы:
а) почему милостыня должна быть тайной?
б) существует ли норма или предел милосердия?
в) любому ли просящему следует давать с точки зрения современного человека и с точки зрения христианина?
 На основе статьи «Историко-культурные особенности развития
проблемы алкоголизма в России» (см. «Материалы для чтения») ответьте
на следующие вопросы:
а) является ли пьянство типичной национальной чертой русского народа?
б) какие традиции или особенности менталитета русского народа
способствовали обострению проблемы алкоголизма в России?
в) какие пути решения проблемы алкоголизма в России вы видите?
 подберите пословицы и поговорки, иллюстрирующие особенности
менталитета русского народа, и проанализируйте их.
Литература:
1. Бердяев, Н.А. Судьба России. М.: Мысль, 1990. 208 с.
2. Данилевский, Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. М.: Известия, 2003. 607 с.
3. Гершунский, Б. С. Менталитет и образование. М.: Институт практической психологии, 1996. 144 с.
4. Вдовин, А.И. Российская нация. Национально-политические проблемы ХХ века и общенациональная российская идея. М.: Либрис, 1995. 247 с.
5. Развивающая школа: опыт и новые решения: Монография / Сост.
С.Н. Горычева. Великий Новгород: НовГУ имени Ярослава Мудрого, 2005.
236 с. Глава 2 Елкин С.М.
6. Этнопсихологический словарь / Под редакцией В.Г. Крысько.М.:
Московский психолого-социальный институт, 1999. 343 с.
10
ТЕМА 5.
ЭТНИЧЕСКОЕ САМОСОЗНАНИЕ
В душе человека есть глубины, не измеримые
никакими, самыми точными, самыми хитроумными аппаратами психологических лабораторий, не объяснимые до конца никакими
категориями рассудка, непостижимые для
простого и столь могучего в других областях
евклидовского мышления.
В.Н. Сорока-Росинский.
Цель занятия: выявление сущностных характеристик этнического
самосознания и возможных путей его диагностики.
Ключевые понятия: этничность, национальное сознание, национальное самосознание, этническое самосознание
Вопросы для обсуждения:
1. Понятия национального сознания, национального самосознания,
этнического самосознания.
2. Структура этнического самосознания.
3. Взаимосвязь возраста ребенка и его национально-культурной
идентификации.
4. Гиперпозитивная и негативная этническая самоидентификация.
5. Диагностика сформированности этнического самосознания.
Проблемные вопросы:
 Существует ли разница между понятиями «этничность», этническое самосознание» и «национальное сознание»?
 На какой возрастной категории детей следует проводить диагностику этнического самосознания?
Задания для самостоятельной работы:
 Изучите основные виды и формы этнической самоидентификации
(статья «Этничность» см. «Материалы для чтения»), проанализируйте
факторы и причины возникновения той или иной формы этнической самоидентификации.
 Составьте план диагностического исследования уровня сформированности этнического самосознания, выявите показатели, по которым
можно судить о том или ином уровне сформированности этнического самосознания.
Литература:
1. Хотинец, В.Ю. Этническое самосознание. СПб.: Алетейя, 2000г. 240 с.
2. Стефаненко, Т.Г. Этнопсихология: практикум: учеб. пособие для
студентов вузов / Т.Г. Стефаненко. М.: Аспект Пресс, 2008. 208 с.
11
3. Стефаненко, Т.Г. Этнопсихология. М.: Институт психологии РАН,
«Академический проект», 1999. 320 с.
4. Крысько, В.Г. Этническая психология: учеб. пособие для студ.
высш. учеб заведений. М.: Издательский центр «Академия», 2002. 320 с.
5. Развивающая школа: опыт и новые решения: монография / Сост.
С.Н. Горычева. Великий Новгород: НовГУ имени Ярослава Мудрого, 2005.
236 с. Глава 2 Елкин С.М.
6. Ёлкин, С.М., Кульков, Я.В., Певзнер, М.Н. Развитие идеи народности в отечественном образовании: монография. Великий Новгород: НовГУим. Ярослава Мудрого, 2000. 71с.
7. Этнопсихологический словарь / Под редакцией В.Г. Крысько. М.:
Московский психолого-социальный институт, 1999. 343 с.
ТЕМА 6. ТРАДИЦИОННЫЕ МОДЕЛИ
И СИСТЕМЫ СОЦИАЛИЗАЦИИ ДЕТЕЙ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
Мы воюем с Германией, …но нельзя бороться
с Гёте, нельзя бойкотировать Канта или Вагнера – нельзя этого сделать ни одной державе, ибо подобный бойкот принес бы каждой из них ничем невосполнимый ущерб.
В.Н. Сорока-Росинский
Цель занятия: сравнение воспитательных систем различных народов.
Ключевые понятия: культурная идентичность, поликультурное образование, предрассудок, суеверие.
Вопросы для обсуждения:
1. Культурная идентичность современного школьника: понятия и современные проблемы.
2. Понятие поликультурного образования.
3. Традиционные системы воспитания детей у разных народов мира.
4. Особенности семейного, трудового и религиозного воспитания в
различных социумах
5. Предрассудки и суеверия народов.
Проблемные вопросы:
 Есть ли разница между понятиями «культурная идентичность» и
«этническая идентичность»?
 Имеют какое-либо значение для воспитания предрассудки и суеверия народа?
 В чем заключаются преимущества и недостатки поликультурного
воспитания?
12
 Что общего и особенного можно выявить в воспитательных моделях разных народов?
 Возрастной подход исходит из утверждения, что содержание поликультурного образования должно учитывать возраст школьников. В каком
классе можно говорить о поликультурности и с чего начать? Обоснуйте
свою точку зрения.
 Какие чувства и эмоции могут появиться у ученика, которого оскорбили расистской этнической кличкой или дразнилкой? Как это может повлиять на ученика и на выбор им ответной реакции? Какие ненасильственные
стратегии можно порекомендовать такому ученику?
 Если учитель и ученик в классе имеют одну и ту же этническую
идентичность, имеют ли они право разговаривать на своем языке в присутствии остальных учеников?
Задания для самостоятельной работы:
 Ознакомьтесь с материалами, раскрывающими особенности взаимоотношений России и Запада, в разделе «Материалы для чтения» (статья
Н.Я. Данилевского «Европейничанье – болезнь русской жизни»). Проведите
сравнение с современными особенностями развития российского общества.
 Представьте, что в вашем классе появился ученик из семьи мигрантов. Составьте программу сокращения культурной дистанции между
ними и остальными ребятами. Составьте список культурных характеристик, отличающих мигранта от основной массы учащихся. Обсудите в
группе, что общего может быть у него с другими меньшинствами в классе.
 Составьте для себя 5-6 возможных стратегий, как противостоять
формированию у себя предубеждений и предвзятого мнения.
Литература:
1. Дмитриев, Г.Д. Многокультурное образование. М.: Народное образование, 1999. 208 с.
2. Волков, Г.Н. Этнопедагогика: учеб. для студ. сред, и высш. пед. учеб
заведений. М.: Издательский центр «Академия», 1999. 168 с.
3. Бережнова, Л.Н., Набок, И.Л., Щеглов. В.И. Этнопедагогика:
учебник. СПб.: Изд-во «Академия», 2007. 240 с.
4. Стефаненко, Т.Г. Этнопсихология: практикум: Учеб. пособие для
студентов вузов / Т.Г. Стефаненко. М.: Аспект Пресс, 2008. 208 с.
5. Этнопсихологический словарь. /Под редакцией В.Г. Крысько. М.:
Московский психолого-социальный институт, 1999. 343 с.
6. Певзнер, М.Н., Ширин, А.Г. Билингвальное образование в контексте мирового опыта (на примере Германии): монография. Новгород: НовГУ, 1999. 96 с.
13
ТЕМА 7.
ЭТНОПЕДАГОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
СЕМЕЙНОГО ВОСПИТАНИЯ (НА ПРИМЕРЕ РУССКОГО НАРОДА )
Чти родителей и прародителей своих,
и всё сотворённое ими сохраняй и почитай.
Д.С. Лихачёв
Цель занятия: раскрыть этнопедагогические аспекты семейного
воспитания русского народа.
Ключевые понятия: семья, обряд жизненного цикла, материнство,
отцовство, эйджизм.
Вопросы для обсуждения:
1. Этнопедагогические ценности и особенности семейного воспитания.
2. Почитание старших как основа семейного воспитания в народной
педагогике.
3. Этнопедагогические возможности семейных обрядов.
4. Этноконфессиональные особенности воспитания в новгородских
семьях.
Проблемные вопросы:
 Обострился ли конфликт поколений на современном этапе или он
существовал всегда?
 В чем проявляется мифологическая и религиозная основа воспитания в традиционной новгородской семье?
 Какова была модель выбора брачного партнера: по любви или по
воле родителей? Какой союз был крепче?
 Какие ценности традиционного семейного воспитания актуальны
для современного образования?
Задания для самостоятельной работы:
 Используя технику «Insert», ознакомьтесь с материалами, раскрывающими этноконфессиональные особенности воспитания в новгородской
семье, в разделе «Материалы для чтения».
 Сделайте короткое сообщение на семинаре, используя статью Б.Н.
Миронова «Демографическое поведение православного населения», в которой охарактеризованы основные параметры семьи конца XIX-начала XX вв.
 Используя «материалы для чтения» (см. статью Митрополита Антония Сурожского «Таинство любви»), напишите эссе на тему «Что такое
православный брак?»
Литература:
1. Волков, Г.Н. Этнопедагогика: учеб. для студ. сред, и высш. пед.
учеб заведений. М.: Издательский центр «Академия», 1999. 168 с.
2. Терещенко, А.В. История культуры русского народа [Текст] / А.В.
14
Терещенко. М.: Эксмо, 2007. 736 с.
3. Лещенко, В.Ю. Семья и русское православие (XI-XIX вв.) [Текст] /
В.Ю. Лещенко. СПб.: Издательство Т.В.Фроловой, 1999. 396 с.
4. Громыко, М.М. О воззрениях русского народа [Текст] / М.М. Громыко, А.В. Буганов. М.: Издательство «Паломникъ», 2000. 544 с.
5. Лихачев, Д.С. Новгород Великий. Очерк истории культуры Новгорода XI-XVII вв. [Текст] / Д.С. Лихачев. Л.: ОГИЗ Госполитиздат, 1945 с.
6. Архангельский, В.Н. Семейная жизнь и тенденции воспроизводства
в Великом Новгороде [Текст] / В.Н. Архангельский. М., 2002. 41 с.
ТЕМА 8.
ТРАДИЦИИ НАРОДА КАК СРЕДСТВО ВОСПИТАНИЯ ДЕТЕЙ
Неизвестно каков будет человек через 1000
лет, но если отнять у современного человека этот нажитой и доставшийся ему в
наследство скарб праздников, обрядов – тогда он всё забудет, и всему разучится, и
должен будет всё начинать сначала.
В.О. Ключевский
О, смех! Великое дело!
Ничего не боится человек так, как смеха.
Он не отнимает ни жизни, ни обвинения у
виновного, но он ему силы связывает, и, боясь смеха, человек удерживается от того,
от чего не удержала бы его никакая сила.
Н.В. Гоголь
Цель занятия: осознание особенностей влияния народных традиций
на воспитание детей.
Ключевые понятия: традиция, обряд, праздник, смеховая культура,
народный театр.
Вопросы для обсуждения:
1. Педагогические возможности смеховой культуры в воспитании
подрастающего поколения.
2. Понятие календарной обрядовой культуры.
3. Праздник как средство воспитания в народной педагогике.
Проблемные вопросы:
 Почему русский человек так трепетно относился к праздникам?
Изменилось ли это отношение сегодня?
 С каким утверждением вы согласны и почему?
а) традиции и обряды парода – архаичное явление, удерживающее
15
развитие всего нового;
б) возрождение традиций и обрядов – единственно верный путь развития культуры;
в) народная традиционная культура – это наследие непросвещенного,
безграмотного, отсталого, угнетенного народа.
 Обязан ли ученик, исповедующий Ислам, участвовать с другими
школьниками в подготовке к Рождеству, Новому году, Ханукке? Какова
должна быть при этом позиция учителя?
Задания для самостоятельной работы:
 Попытайтесь мысленно описать свою культуру и определить, к чему вы более толерантны и к чему менее. К каким жизненным вопросам или
явлениям вы могли бы повысить уровень своей толерантности?
 Подготовьте сообщение на тему: «Праздники русского народа».
 Составьте синквейн к изучаемому материалу.
Правила построения синквейна:
1. В первой строке тема называется одним словом (обычно существительным или местоимением).
2. Вторая строка – описание темы в двух словах (двумя прилагательными).
3. Третья строка – описание действий в рамках данной темы тремя
словами (глаголами или деепричастиями).
4. Четвертая строка – фраза из четырех слов, показывающая отношение к теме (пословица или афоризм).
5. Последняя строка – это синоним из одного слова, который повторяет суть темы.
Литература:
1. Терещенко, А.В. История культуры русского народа [Текст] / А.В.
Терещенко. М.: Эксмо, 2007. 736 с.
2. Волков, Г.Н. Этнопедагогика: учеб. для студ. сред, и высш. пед.
учеб заведений. М.: Издательский центр «Академия», 1999. 168 с.
3. Юдин, А.В. Русская народная духовная культура: учебное пособие
для студентов вузов. М.: Высшая школа, 1999. 331 с.
4. Громыко, М.М. О воззрениях русского народа [Текст] / М.М. Громыко, А.В. Буганов. М.: Издательство «Паломникъ», 2000. 544 с.
5. Путило Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб.: Наука, 1994. 240 с.
6. Тюников Ю.С. Педагогическая мифология: учеб, пособие для студентов вузов, обучающихся по пед. специальностям / Ю.С. Тюников, М.А.
Мазниченко. М.: Гуманитар, изд. центр ВЛАДОС, 2004. 352 с.
7. Быт и нравы русского народа в XVI и XVII столетиях / Н.И. Костомаров. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и
XVII столетиях / И.Е. Забелин. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII
столетиях. Смоленск: «Русич», 2002. 560 с.
16
8. Васильев, М.И. Новгородская традиционная праздничная культура:
Местные праздники Волотовского района [Текст] / М.И. Васильев. Великий Новгород, 2001. 130 с.
9. Бережнова, Л.Н., Набок, И.Л., Щеглов, В.И. Этнопедагогика:
учебник. СПб.: Изд-во «Академия», 2007. 240 с.
ТЕМА 9.
С РЕДСТВА НАРОДНОЙ ПЕДАГОГИКИ
Говоря о национальном – в искусстве ли, в
политике или педагогике, надо руководствоваться вершинами, до которых способно
возвыситься национальное, а не судить о
нем по тем грубым, примитивным формам, в
которых оно также, наряду со своим высшим проявлением, может существовать.
В.Н. Сорока-Росинский
Цель занятия: выявление воспитательного потенциала народной
педагогики.
Ключевые понятия: духовный стих, загадка, сказка, пословица, поговорка, народная игра, народная песня.
Вопросы для обсуждения:
1. Духовные стихи как средство нравственного воспитания детей.
2. Загадки как средство умственного воспитания подрастающего поколения.
3. Народные песни и их роль в воспитании детей.
4. Народная игра как средство умственного и физического воспитания детей.
5. Народные сказки как блестящие попытки народного педагогического гения.
6. Роль пословиц и поговорок в воспитании подрастающего поколения.
Проблемные вопросы:
 В чем отличие пословицы от поговорки?
 Всякое ли стихотворение на тему нравственности можно назвать
духовным стихом?
 Любая ли пословица (сказка, песня и т.д.) может способствовать
воспитанию подрастающего поколения?
Задания для самостоятельной работы:
 Подготовьте презентации по темам, заявленным в плане семинара.
 Ознакомьтесь с произведениями различных жанров (в разделе
«Фольклорные произведения» настоящего методического пособия) и осу-
17
ществите их анализ по следующей схеме:
а) определите жанр произведения;
б) раскройте его воспитательную ценность для «человека прошлого»;
в) выявите его возможности для воспитания современного подрастающего поколения.
 Напишите короткое эссе, в котором следует отразить следующие
аспекты:
а) приведите примеры и факты влияния народной педагогики на ваше собственное воспитание: назидания бабушки, советы матери и др.
б) назовите народную песню, которая имеет для Вас наибольший
личностный смысл.
в) назовите пословицы, которые Вы могли бы принять как руководство в жизни, как своего рода девиз.
Литература:
1. Волков, Г.Н. Этнопедагогика: Учеб. для студ. сред, и высш. пед.
учеб заведений. М.: Издательский центр «Академия», 1999. 168 с.
2. Батурина, Г.И., Кузина, Т.Ф. Народная педагогика в современном
учебно-воспитательном процессе. М.: «Школьная Пресса», 2003. 144 с.
3. Путило, Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб.: Наука, 1994.
240 с.
4. Кузина, Т.Ф., Батурина. Г.И. Занимательная педагогика народов
России: Советы, игры, обряды. 2-е изд. М.: Школьная Пресса, 2001. 144 с.
5. Терещенко, А.В. История культуры русского народа [Текст] / А.В.
Терещенко. М.: Эксмо, 2007. 736 с.
6. Громыко, М.М. О воззрениях русского народа [Текст] / М.М. Громыко, А.В. Буганов. М.: Издательство «Паломникъ», 2000. 544 с.
7. Бережнова, Л.Н., Набок, И.Л., Щеглов, В.И. Этнопедагогика:
учебник. СПб.: Изд-во «Академия», 2007. 240 с.
ТЕМА 10.
ЭТНОПЕДАГОГИЗАЦИЯ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО ПРОЦЕССА
Национальное воспитание –
суровый долг перед народностью.
В.Н. Сорока-Росинский
Цель занятия: формирование представлений о путях и условиях этнопедагогизации образовательного процесса.
Ключевые понятия: этнопедагогизация, национальная школа.
Вопросы для обсуждения:
1. Пути и способы этнопедагогизации образовательного процесса в
18
современной школе.
2. Условия этнопедагогизации образовательного процесса.
3. Различные модели национальных школ.
Проблемные вопросы:
 Существует ли в России сегодня национальная школа?
 Какой должна быть современная национальная школа?
 Согласны ли вы с теми условиями развития национальной школы,
которые В.Н. Сорока-Росинский называет в своей статье «Путь русской
национальной школы» (см. раздел «Материалы для чтения»)?
Задания для самостоятельной работы:
Составьте проект «Национальной школы», используя следующую
схему-подсказку:
 тип и название школы;
 актуальность создания школы такого типа;
 цель и задачи школы;
 принципы (идеи) развития школы;
 национальный состав учащихся;
 содержание образования (изучаемые предметы, кружки, праздники и др.);
 архитектура и местоположение школы;
 требования к педагогическим кадрам.
Литература
1. Сорока-Росинский, В.Н. Путь русской национальной школы. Педагогические сочинения / Сост. А.Т. Губко. М.: Педагогика, 1991. 240 с.
2. Волков, Г.Н. Этнопедагогика: Учеб. для студ. сред, и высш. пед.
учеб заведений. М.: Издательский центр «Академия», 1999. 168 с.
3. Развивающая школа: опыт и новые решения: монография / Сост.
С.Н. Горычева. Великий Новгород: НовГУ имени Ярослава Мудрого, 2005.
236 с. Глава 2 Елкин С.М.
4. Бережнова, Л.Н., Набок, И.Л., Щеглов, В.И. Этнопедагогика:
учебник. СПб.: Изд-во «Академия», 2007. 240 с.
19
ГЛАВА 2.
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ
Сорока-Росинский В.Н.
ПУТЬ РУССКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ШКОЛЫ
(отрывки из книги «Педагогические сочинения»)
В душе человека есть глубины, не измеримые никакими, самыми
точными, самыми хитроумными аппаратами психологических лабораторий, не объяснимые до конца никакими категориями рассудка, непостижимые для простого и столь могучего в других областях евклидовского
мышления.
…Говоря о национальном – в искусстве ли, в политике или педагогике, надо руководствоваться вершинами, до которых способно возвыситься национальное, а не судить о нем по тем грубым, примитивным
формам, в которых оно также, наряду со своим высшим проявлением, может существовать.
Во-первых, слова «народ», «народность», «нация» понимаются как
наличная в данное время сумма людей, обладающих определенными признаками, отличающая ее от других наций.
Во- вторых, народность может мыслиться как определенная индивидуальность, соборная, национальная индивидуальность, как известный
цельный, единый и развивающий характер, как духовное единство…
В третьих, слова «нация», «народ», «народность» могут пониматься,
как идея, в платоновском смысле этого термина; тогда первое из вышеприведенных значений слова – «народ» будет соответствовать идее… Народ,
как платоновская идея, является целью своего внутреннего развития – перехода из потенциального существования в актуальное, превращения возможностей и скрытых сил в творчество, в деятельность, в их осуществление; таким образом народность одновременно и дана вся во всем своем объеме, как
дуб в желуде, и в то же время непрестанно созидается творится, стремясь к
своему самотворчеству и направляясь своими внутренними законами, своей
внутренней целесообразностью. Народность, как платоновская идея, является в некотором смысле и эстетическим требованием, причем то прекрасное,
к чему она стремится и что ей надлежит выявить в себе, и есть полнота,
сочность и закономерность ее развития, характерность в проявлении своей
жизни – то, что мы называем художественность в искусстве.
Для определения принципов, коими надлежит руководствоваться при
организации русской национальной школы, необходимо следующее:
1. Анализ всей совокупности реальных фактов текущей русской
жизни и определение их педагогической значимости.
20
2. Выяснение ближайшего направления этих течений и учет вырисовывающихся в будущем новых явлений хозяйственной, общественной, политической и культурной жизни.
Подобный учет для целей педагогического дела всех изменений российской жизни и их проекций предполагает, очевидно, никогда не останавливающуюся работу, делающую невозможной какую-нибудь вполне
установленную, раз навсегда вполне законченную форму национальной
школы. Здесь может быть установлено только одно – цель школы, все же
остальное должно быть вложено условиями данного момента, новою, вечно меняющейся действительностью.
Национальная школа вовсе не какое-нибудь грандиозное стильное, в
русском хотя бы духе, на много десятков лет построенное здание, для которого нужен ремонт да кое-какие пристройки. Национальная школа – это
движение вперед организованной, дисциплинированной, знающей, зачем
она идет, массы; это поход, где известна лишь цель, где с каждым новым
этапом открываются новые горизонты, новые пути, где завтра станет, быть
может, ненужным то, без чего сегодня нельзя идти... Сущность национальной школы не в статике, а в динамике.
…Демократизация обходится недешево обществу: за нее приходится
расплачиваться частным и временным понижением культурности, огрублением и опошлением вкусов, повышением преступности и еще многими явлениями, давно уже учтенными в Западной Европе… Сторонники национального воспитания, отмечая характернейшее явление в развитии русского
общества переживаемой ныне, не должны пытаться стать против этого прогресса или стремиться к его уничтожению. Нет, демократизация жизни есть
факт, который надо принять со всеми его последствиями и которому необходимо и приспособить и школу, и систему образования и воспитания. Хотя
эта демократизация на первых, по край ней мере, порах является одновременно и варваризацией нашей жизни, но не надо забывать и того, что варвары, разрушившие в свое время Римскую империю, сделали помимо этого
разрушения еще одно дело: они вдохнули новую жизнь в одряхлевший и
исчерпавший себя мир, ни положили начало новой, еще более мощной и богатой культуре. Труд является вторым по важности фактором семейного
воспитания. Он объединяет семью психологически, сплачивая ее членов в
повседневной практической жизни и придавая единство их интересам; он
лучше всяких проповедей и поучений воспитывает ребенка в любви к работе, ведь уже один только вид дружно и упорно трудящихся отца, матери,
старших братьев и сестер действует на ребенка заразительно.
… Труд сразу вводит ребенка в семью не как баловня, не как потребителя чужой работы, но как сотрудника, как участника в общей работе;
при этом сотрудничестве ребенок рано учится подчинять свои действия
одной, не только своей, личной, но общей цели…
Песня и сказка – третий воспитательный фактор – выводят ребенка
21
за узкие пределы его семьи и знакомят в поэтической форме, воздействуя
на его чувства и фантазию, с жизнью племени или родного народа, а также
с окружающей природой. Слушая с колыбели родную песню, ребенок воспитывается в направлении к этим глубоко интимным сторонам души, привыкает испытывать сильные и высокие чувства, выводящие его за пределы
личной, эгоцентрической жизни, и сливается с жизнью великого целого,
нации. Третий фактор – традиции и авторитет.
Национальная школа должна найти здесь свой особенный путь – она
не может пойти ни за националистическими, ни за космополитическими
тенденциями, имеющимися доселе в русской жизни… У русской школы
здесь свой, ей лишь подходящий путь. И надо полагать, что здесь нельзя
будет обойтись без понятия русской культуры как фактора воспитания, ибо
толко она, как высшая этическая и художественная ценность, может очаровывать, привлекать и пленять любого человека независимо от его национальности, только она может объединить и заставить работать для общего и взаимного блага представителей многочисленных народностей Российской империи… Мы воюем с Германией, …но нельзя бороться с Гёте,
нельзя бойкотировать Канта ли Вагнера – нельзя этого сделать ни одной
державе, ибо подобный бойкот принес бы каждой из них ничем невосполнимый ущерб.
…Вряд ли можно построить систему национальной школы, исходя из
интеллектуалистических принципов. Национальная школа должна поэтому
держать свой путь по тому направлению, которое указано, с одной стороны,
например, Лаем, так как его «школа действия» и является одним из наиболее удачных опытов приложения принципов энергетической психологии к
педагогике; с другой стороны, это направление указано Наторпом, так как
он полагает, что нравственное воспитание личности возможно лишь при
том условии, если она отрешается от своей единичности и расширяется,
сливаясь нравственно с тем высшим идеалом, с которым она связана органически, – с нацией и с выразителем ее высшего блага – государством.
Народность, как нравственная идея, указывает воспитанию, что только через слияние личных стремлений с волей народа, через отождествление
личного блага с благом народным возможна нравственная деятельность,
возможно исполнение воли Божией; иначе говоря, всякая нравственная деятельность, не единичные отдельные дела, а жизнь человек как одно нравственное деяние, возможна прежде всего как деятельность на благо нации,
на благо родной страны, что нельзя служить человеческому, не выполняя
долга перед родиной, нельзя воздавать Божье, не воздавая кесарева.
Само понятие воспитания приобретает особый нравственный смысл:
он становится подготовкой к служению высшим, чем человеческая личность, ценностям – родине, а через это Божеству. Человек должен готовиться к этому, как средневековый паж или оруженосец к рыцарскому
служению, как послушник древнерусского монастыря к иночеству, как во-
22
ин к будущей войне за родную страну. Воспитание в этом смысле не питомник будущих космополитических человеков, способных все познать,
все почувствовать, все потребить; воспитание уже и не тренировка будущих карьеристов иделовиков. Воспитание превращается в долг для каждого – и для воспитывающего, и для воспитываемого, в нравственную обязанность перед народом, родиной и Богом.
Подобное воспитание не право, а долг, нерадивое невыполнение которого есть грех, ибо всякий, не подготовивший себя к служению народности, так же вреден, как беглец с поля битвы, как отступник, спокойно отходящий в сторону в то время, когда родному народу грозит опасность, как
злостный банкрот, не желающий выплатить своей стране то, что он получил от ее культуры еще с молоком матери. Точно так же и школа, и педагог, и государство, мало или плохо воспитывающие и обучающие подрастающие поколения, совершают такое же преступление, как если бы они во
время войны задерживали боевые припасы, изготовляли бы негодные снаряды и давали бы армии дурных, недоученных, недисциплинированных и
трусливых солдат.
Национальное воспитание – суровый долг перед народностью.
Данилевский Н.Я
ЕВРОПЕЙНИЧАНЬЕ – БОЛЕЗНЬ РУССКОЙ ЖИЗНИ
(Из книги. «Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические
отношения славянского мира к германо-романскому»)
Итак, духовное и политическое здоровье характеризует русский
народ и Русское государство, между тем как Европа – в духовном отношении – изжила уже то узкое религиозное понятие, которым она заменила
вселенскую истину, и достигла геркулесовых столбов, откуда надо пуститься или в безбрежный океан отрицания и сомнения, или возвратиться к
светоносному востоку; в политическом же отношении – дошла до непримиримого противоречия между требованиями выработанной всей ее жизнью личной свободы и сохраняющим на себе печать завоевания распределением собственности. Если, однако, мы вглядимся в русскую жизнь, то
скоро увидим, что и ее здоровье – неполное. Она не страдает, правда, неизлечимыми органическими недугами, из которых нет другого исхода, как
этнографическое разложение; но одержима, однако же, весьма серьезной
болезнью, которая также может сделаться гибельной, постоянно истощая
организм, лишая его производительных сил. Болезнь эта тем более ужасна,
что (подобно собачьей старости) придает вид дряхлости молодому облику
полного жизни русского общественного тела и угрожает ему если не смертью, то худшим смерти – бесплодным и бессильным существованием.
23
Кроме трех фазисов развития государственности, которые перенес
русский народ и которые, будучи в сущности легкими, вели к устройству и
упрочению Русского государства, не лишив народа ни одного из условий,
необходимых для пользования гражданской свободой как полной заменой
племенной воли, Россия должна была вынести еще тяжелую операцию, известную под именем Петровской реформы. В то время цивилизация Европы начала уже в значительной степени получать практический характер,
вследствие которого различные открытия и изобретения, сделанные ею в
области наук и промышленности, получили применение к ее государственному и гражданскому строю. Невежественный, чисто земледельческий Рим, вступив в борьбу с торговым, промышленным и несравненно его
просвещеннейшим Карфагеном, мог, с единственной помощью патриотизма и преданности общему благу, с самого начала победоносно сразиться с
ним даже на море, составлявшем до того времени совершенно чуждый Риму элемент. Так просты были в то время те средства, которые употребляли
государства в борьбе не только на сухом пути, но даже и на море. Но уже в
начале XVIII века и даже ранее никакая преданность отечеству, никакой
патриотизм не могли уже заменить собой тех технических усовершенствований, которые сделали из кораблестроения, мореплавания, артиллерии,
фортификации и т.д. настоящие науки, и притом – весьма сложные. С другой стороны, потребности государственной обороны, сделавшись столь
сложными, по необходимости требовали для своей успешности особого
класса людей, всецело преданных военным целям; содержание же этого
многочисленного класса требовало стольких издержек, что без усиленного
развития промышленности у государства не хватило бы средств для его
содержания. Следовательно, самая существенная цель государства (охрана
народности от внешних врагов) требовала уже в известной степени технического образования – степени, которая с тех пор, особливо со второй четверти XIX века, не переставала возрастать в сильной пропорции.
К началу XVIII века Россия почти окончила уже победоносную
борьбу со своими восточными соседями. Дух русского народа, пробужденный событиями под водительством двух приснопамятных людей: Минина
и Хмельницкого, одержал также победу над изменившей народным славянским началам польской шляхтой, хотевшей принудить и русский народ
к той же измене. Не в далеком будущем предстояла, без сомнения, борьба
с теми или другими народами Европы, которые, со свойственными всем
сильным историческим деятелям предприимчивостью и честолюбием, всегда стремились расширить свою власть и влияние во все стороны – как через моря на запад, так и на восток. Der Drang nach Osten выдуман не со
вчерашнего дня. Для этой несомненно предстоявшей борьбы необходимо
было укрепить русскую государственность заимствованиями из культурных сокровищ, добытых западной наукой и промышленностью, – заимствованиями быстрыми, не терпящими отлагательства до того времени, ко-
24
гда Россия, следуя медленному естественному процессу просвещения, основанному на самородных началах, успела бы сама доработаться до необходимых государству практических результатов просвещения. Петр сознал
ясно эту необходимость, но (как большая часть великих исторических деятелей) он действовал не по спокойно обдуманному плану, а со страстностью и увлечением. Познакомившись с Европой, он, так сказать, влюбился
в нее и захотел во что бы то ни стало сделать Россию Европой. Видя плоды, которые приносило европейское дерево, он заключил о превосходстве
самого растения, их приносившего, над русским еще бесплодным дичком
(не приняв во внимание разности в возрасте, не подумав, что для дичка,
может быть, еще не пришло время плодоношения) и потому захотел срубить его под самый корень и заменить другим. Такой замен возможен в
предметах мертвых, образовавшихся под влиянием внешней, чуждой им
идеи. Можно не переставая жить в доме, изменить фасад его, заменить
каждый камень, каждый кирпич, из которых он построен, другими кирпичами или камнями; но по отношению к живому, образовавшемуся под влиянием внутреннего самобытного образовательного начала, такие замещения невозможны, они могут только его искалечить.
Если Европа внушала Петру страстную любовь, страстное увлечение, то к России относился он двояко. Он вместе и любил, и ненавидел ее.
Любил он в ней собственно ее силу и мощь, которую не только предчувствовал, но уже сознавал, – любил в ней орудие своей воли и своих планов,
любил материал для здания, которое намеревался возвести по образу и подобию зародившейся в нем идеи, под влиянием европейского образца;
ненавидел же самые начала русской жизни – самую жизнь эту как с ее недостатками, так и с ее достоинствами. Если бы он не ненавидел ее со всей
страстностью своей души, то обходился бы с нею осторожнее, бережнее,
любовнее. Потому в деятельности Петра необходимо строго отличать две
стороны: его деятельность государственную, все его военные, флотские,
административные, промышленные насаждения, и его деятельность реформативную в тесном смысле этого слова, то есть те изменения в быте,
нравах, обычаях я понятиях, которые он старался произвести в русском
народе. Первая деятельность заслуживает вечной признательной, благоговейной памяти и благословения потомства. Как ни тяжелы были для современников его рекрутские наборы (которыми он не только пополнял
свои войска, но строил города и заселял страны), введенная им безжалостная финансовая система, монополии, усиление крепостного права, – одним
словом, запряжение всего народа в государственное тягло, – всем этим заслужил он себе имя Великого – имя основателя русского государственного
величия. Но деятельностью второго рода он не только принес величайший
вред будущности России (вред, который так глубоко пустил свои корни,
что доселе еще разъедает русское народное тело), он даже совершенно
бесполезно затруднил свое собственное дело: возбудил негодование своих
25
подданных, смутил их совесть, усложнил свою задачу, сам устроил себе
препятствия, на поборение которых должен был употреблять огромную
долю той необыкновенной энергии, которой был одарен и которая, конечно, могла бы быть употреблена с большей пользой. К чему было брить бороды, надевать немецкие кафтаны, загонять в ассамблеи, заставлять курить
табак, учреждать попойки (в которых даже пороки и распутство должны
были принимать немецкую форму), искажать язык, вводить в жизнь придворную и высшего общества иностранный этикет, менять летосчисление,
стеснять свободу духовенства? К чему ставить иностранные формы жизни
на первое почетное место и тем накладывать на все русское печать низкого
и подлого, как говорилось в то время? Неужели это могло укрепить народное сознание? Конечно, одних государственных нововведений (в тесном
смысле этого слова) было недостаточно: надо было развить то, что всему
дает крепость и силу, то есть просвещение; но что же имели общего с истинным просвещением все эти искажения народного облика и характера?
Просвещение к тому же не насаждается по произволу, как меняется форма
одежды или вводится то или другое административное устройство. Его
следовало не насаждать извне, а развивать изнутри. Ход его был бы медленнее, но зато вернее и плодотворнее.
Как бы то ни было, русская жизнь была насильственно перевернута
на иностранный лад. Сначала это удалось только относительно верхних
слоев общества, на которые действие правительства сильнее и прямее и
которые вообще везде и всегда податливее на разные соблазны. Но малопомалу это искажение русской жизни стало распространяться и вширь и
вглубь, то есть расходиться от высших классов на занимающие более
скромное место в общественной иерархии, и с наружности – проникать в
самый строй чувств и мыслей, подвергшихся обезнародовающей реформе.
После Петра наступили царствования, в которых правящие государством
лица относились к России уже не с двойственным характером ненависти и
любви, а с одной лишь ненавистью, с одним презрением, которым так богато одарены немцы ко всему славянскому, в особенности ко всему русскому. После этого тяжелого периода долго еще продолжались, да и до сих
пор продолжаются еще колебания между предпочтением то русскому, как
при Екатерине Великой, то иностранному, как при Петре III или Павле. Но
под влиянием толчка, сообщенного Петром, самое понятие об истинно
русском до того исказилось, что даже в счастливые периоды национальной
политики (как внешней, так и внутренней) русским считалось нередко такое, что вовсе этого имени не заслуживало. Говоря это, я разумею вовсе не
одно правительство, а все общественное настроение, которое, электризуясь
от времени до времени русскими патриотическими чувствами, все более и
более, однако же, обезнародовалось под влиянием европейских соблазнов
и принимало какой-то общеевропейский колорит: то с преобладанием
французских, то немецких, то английских колеров, смотря по обстоятель-
26
ствам времени и по слоям и кружкам, на которые разбивается общество.
Болезнь эту, вот уже полтора столетия заразившую Россию, все расширяющуюся и укореняющуюся, и только в последнее время показавшую
некоторые признаки облегчения, приличнее всего, кажется мне, назвать
европейничанье, и коренной вопрос, от решения которого зависит вся будущность, вся судьба не только России, но и всего Славянства, заключается в том, будет ли эта болезнь иметь такой доброкачественный характер,
которым отличались и внесение государственности иноплеменниками русским славянам, и татарское данничество, и русская форма феодализма;
окажется ли эта болезнь прививной, которая, подвергнув организм благодетельному перевороту, излечится, не оставив за собой вредных неизгладимых следов, подтачивающих самую основу народной жизненности.
Сначала рассмотрим симптомы этой болезни, по-крайней мере главнейшие
из них; а потом уже оглянемся кругом, чтобы посмотреть – не приготовлено ли и для нее лекарства, не положена ли уже секира у корня ее.
Все формы европейничанья, которыми так богата русская жизнь, могут быть подведены под следующие три разряда:
1. Искажение народного быта и замена форм его – формами чуждыми, иностранными; искажение и замена, которые, начавшись с внешности,
не могли не проникнуть в самый внутренний строй понятий и жизни высших слоев общества – и не проникать все глубже и глубже.
2. Заимствование разных иностранных учреждений и пересадка их на
русскую почву с мыслью, что хорошее в одном месте должно быть и везде
хорошо.
3. Взгляд как на внутренние, так и на внешние отношения и вопросы
русской жизни с иностранной, европейской, точки зрения; рассматривание
их в европейские очки, так сказать, в стекла, поляризованные под европейским углом наклонения; причем нередко то, что должно бы нам казаться
окруженным лучами самого блистательного света, является совершенным
мраком и темнотой, и наоборот.
Искажения на иностранный лад всех внешних форм быта – одежды,
устройства домов, домашней утвари, образа жизни – кажутся для многих
совершенно несущественными и безразличными. Но, при тесной связи
внутреннего с внешним, едва ли это может быть так. Славянофилы, принявшие в первую пору энтузиазма русскую народную одежду, поступили
(кажется мне) совершенно разумно, неосновательна была лишь, к несчастью, та мысль, что поданный ими пример заслужит скоро всеобщее подражание. Какое могло тут быть подражание, когда искажение русского образа
имело на своей стороне даже полицейскую поддержку! Посмотрим, однако
же, чего мы лишились, лишившись народной обстановки нашей жизни.
Мы лишились, во-первых, возможности или, по крайней мере, чрезвычайно затруднили возможность зарождения и развития народного искусства, в особенности искусства пластического. История развития греческого,
27
да и вообще всякого народного искусства показывает нам, что оно имеет
два корня: формы богослужения и народную одежду, народную архитектуру жилищ, вообще народные формы быта. Если бы не простыв и благородные формы греческой туники (так величественно драпировавшей формы тела, прикрывая, но, не скрывая, а тем более, не уродуя их), могла ли бы
скульптура достигнуть того совершенства, в котором мы находим ее в Афинах в век Перикла и долго еще после него? Многозначительные и величественные формы нашего богослужения (равно удаленные от протестантской
сухости и от католической вычурности и театральности), кроме своего религиозного достоинства, могли бы быть и превосходной эстетической школой, если бы, по приобретении усовершенствованных технических приемов,
мы сохранили бы другой корень искусства – самостоятельность форм быта.
У всех новейших народов скульптура не составляет самостоятельного искусства, а только влачится в подражательной колее – идея, работая
над чуждыми им мифологическими предметами, допускающими наготу
тела, или одевая своих монументальных героев в греческие и римские
одежды. Оно иначе и быть не могло, потому что все европейские костюмы
или совершенно уродливы, как наши сюртуки, фраки, пальто, кафтаны
времен Людовика XIV и т. д., или хотя и красивы, но вычурны, и потому
только живописны, а не изящны, как костюм испанский с буфами на руках
и ногах, тирольский – с остроконечными шапками и разными шнурочками.
Только русское народное одеяние достаточно просто и величественно,
чтобы заслужить название изящного. Чтобы убедиться в этом, достаточно
подвергнуть разные костюмы монументальной критике. Минин стоит в
русской одежде на Красной площади в Москве; Сусанин – в Костроме, перед бюстом спасенного им Михаила Федоровича; есть много статуй, изображающих русских мальчиков и юношей, играющих в бабки или свайку.
Не входя в разбор внутренних достоинств этих скульптурных произведений, можно, однако же, смело утверждать, что одеяние этих фигур удовлетворяет всем требованиям искусства. В новейшее время и у нас, и в Европе
стали, правда, faisant bonne mine a mauvais jeu*, (Делать хорошую мину
при плохой игре (фр.) пренебрегать требованиями изящности костюма.
Для статуй, жертвуя художественностью – исторической правде, и некоторые из этих опытов как будто бы удались, – но какие? Фигура Наполеона и
в сереньком сюртучке (или, скорее, пальто), и в Уродливой треугольной
шляпе кажется величественной. Но это только величие символическое.
Сюртучок и шляпа сделались в наших глазах символами двадцати побед –
эмблемой несокрушимой воли и воинского гения; человеку же, хотя бы и
одаренному вкусом и эстети-ческим чувством, но вовсе незнакомому с новейшей историей, маленький человечек в сюртучке и шляпе показался бы
просто уродством; тогда как для того чтобы восхищаться дошедшими до
нас статуями римских императоров, нет надобности, чтобы они изображали Цесаря или Траяна и чтобы нам была известна эпопея их жизни: какой-
28
нибудь Дидий Юлиан или даже Калигула произведут то же впечатление.
Мне случилось видеть колоссальную статую, недавно воздвигнутую в Севастополе в честь адмирала Лазарева. Колоссальная фигура, сажени три
вышиной, на огромном пьедестале, стоящая среди развалин на высоком
крутом берегу залива, производит издали поразительный эффект. Но как
только становится возможным рассмотреть подробности фигуры – ее мундирный фрак с фалдочками, панталоны в обтяжку, коротенькие ножны
морского кортика, – надо привести себе на память все труды, понесенные
знаменитым адмиралом при устройстве Черноморского флота, и сопоставить их с печальной участью, постигшей его создание всего 4 года после
его смерти, чтобы подавить более серьезными и грустными мыслями невольно прорывающуюся улыбку. В колоссальных размерах современный
европейский костюм, которым судьба и нас наградила, колоссально смешон. А между тем художник сделал все, что от него зависело: поза, отливка, отделка до самых мелочей, до складок мундира – все мастерское. Эта
уродливость европейской одежды не составляет какой-либо особенности
морского костюма: военный мундир, а еще более штатский фрак или пальто, без сомнения, не менее смешны и уродливы. Великий муж, высеченный
из мрамора или отлитый из бронзы, в три сажени ростом, во фраке новейшего фасона, в манишке со стоячими воротничками – это такая смехотворная фигура, на которую едва ли хватит смелости у самого смелого скульптора. Что же, однако же, делать бедному искусству? Рядить монументальных героев XIX века в тоги и туники – не значило ли бы это, избегая
уродливого, впадать в нелепое?.. И между этой Сциллой и Харибдой, между этими двумя пропастями – смешного и бессмысленного – есть только
одна узенькая тропинка, состоящая в том, чтобы прикрывать
Какой-то чудный выем,
Наперекор уму, наперекор стихиям,
шинелью или плащом, наброшенным в виде тоги. Как не замереть
искусству, поставленному в такое узкое, стесненное положение!
Влияние принятой чужеземной одежды, чуждой формы домашнего
устройства и быта не ограничивается мертвящим влиянием на одно ваяние.
Все отрасли самобытного искусства от этого страдают. Идеал живописи,
сказал Хомяков в статье о картине Иванова, единственном отзыве, достойном великого художественного произведения, – есть иконопись. Иконопись в области живописи есть то же, что эпос в области поэзии, то есть
представление не личных, а целым народом выработанных идеальных
представлений, только обделываемых и разнообразимых (в границах эпического типа) личным художественным творчеством. Таким образом, как
лица греческой трагедии, так и образы греческого ваяния были всеэллинскими народными эпическими и типическими представлениями, которые
только представлялись художнической фантазии Софокла или Фидия с
29
большей живостью и полнотой, чем прочим грекам, и выполнялись ими с
недоступным для других совершенством. Греческое ваяние было иконоваянием, греческая драма – иконодрамой. Первоначально и эти бессмертные
образы жили, без сомнения, в представлении народа в виде грубых зачатков. Чтобы достигнуть того изящества, в которое они воплотились великими художниками в век Перикла, необходимо было грекам выработать
или заимствовать у более развитых народов различные усовершенствованные технические приемы. Это техническое заимствование и было сделано
у финикиян, у которых греки научились материальной части лепного, литейного и скульптурного искусств. Но, заимствовав технику, они не заимствовали ни чуждых идеалов, ни способов облекать их в видимые формы.
Идеалы остались народными; наружные формы, которыми облекали их,
были заимствованы из народного же быта, доставившего все аксессуары,
которыми греки одевали и окружали свои художественные произведения.
И у нас существовали, да и теперь существуют те типы икон, которыми русский народ облекает свои религиозные представления. Чтобы
придать им художественное совершенство, так же точно надо было выработать усовершенствованные технические приемы или заимствовать их –
но только их – от более зрелых народов. Для первого нужно слишком много времени, да и такое повторение труда народами разных культурноисторических типов было бы совершенно напрасно. Остается затруднение:
каким образом ученикам, обыкновенно благоговеющим перед своими учителями (особенно такими учителями, каковы великие итальянские художники), ограничиться одним усвоением себе тех технических приемов, тех
материальных средств искусства, посредством которых учителя эти выполняли свои идеалы, – не увлекаясь самими этими идеалами, не спускаясь
до подражательности, не принося им в жертву тех грубых зачатков художественно-религиозных типов, которые выработало или уже усвоило себе
народное творчество. Для художников, предоставленных своим силам, задача эта неразрешима; они должны быть принуждаемы к ее разрешению
неумолимыми общественными требованиями. Если бы древнерусский быт
сохранился у нас (со всей своей обстановкой, с которой сжился народ) не
только в низших, но и в высших классах, то каким бы образом мог художник, как бы он ни был лично увлечен образцами итальянской живописи,
написать образ или картину религиозного содержания (предназначенную
для украшения храма) несообразно со строго православными требованиями, как бы мог он обнажить женское тело, придать кокетливый вид и кокетливый наряд святым девам, придать модный элегантный и несколько
фанфаронский характер, с которым рисуют теперь святых воинов, представляемых в молодости, как, например, Георгия Победоносца, Александра Невского, Михаила Архангела и т. д.? Все эти свойства, чуждые
народному представлению означенных типов, были с тем вместе чужды и
формам народного быта, и потому, проявляясь в картине или образе ху-
30
дожника, зараженного чужеземными понятиями, били бы по глазам, неприученным к этим явлениям в обыденной жизни. Если бы художник хотел, чтобы его образа или картины имели сбыт, то он был бы принужден
искать примирения между приобретенными познаниями в анатомии, рисунке, перспективе, колорите, в расположении теней и света и т. д. – с требованиями своей публики, с привычными ей формами быта, которые необходимо накладывают свою печать даже на те народные представления,
первообразы которых собственно жили под другими условиями.
То же самое относится к архитектуре, к музыке. У нас начал уже образовываться естественный и притом весьма разнообразный стиль в постройке церквей; и хотя бы их строили иностранцы, они непременно
должны были сообразоваться с народными требованиями – их не допустили бы иначе до постройки. Если наши церкви по своим размерам и архитектурному великолепию не могут соперничать с готическими соборами
Северной Европы или с храмами Италии, то опить-таки по недостатку технической опытности, и даже по недостатку материальных средств для возведения столь громадных зданий. Но если бы, по приобретении тех и других, сохранились в высших классах русского народа древние формы быта,
а следовательно, вкуса и потребностей, то, конечно, наши города и села не
были бы усеяны миниатюрными карикатурами собора Св. Петра в Риме, а
воздвигались бы храмы в самобытном русском стиле – тех размеров и того
богатства подробностей, которые допускались бы усилением денежных и
приобретением технических средств. Если бы продолжали существовать
старинные формы быта, мы точно так же не допускали бы бравурных арий
и концертов, похожих на отрывки из опер, во время богослужения, как
(благодаря положительным церковным постановлениям) не допускаем органов в церквах. Во всех этих отношениях мы были бы старообрядцами,
только старообрядцами, вооруженными всеми техническими средствами,
которыми владеет западное искусство, и потому из этого старого произошло бы что-нибудь действительно новое.
Светская архитектура, а также орнаментация домов и домашней утвари не представляли в Древней Руси большого развития – по простоте тогдашних потребностей, а также и потому, что почти все наши постройки
были деревянные. Но с усложнением отношений, с развитием вкуса и потребностей (что не составляет же привилегии европейских народов), с увеличением материальных средств для удовлетворения их необходимо выросли бы и изукрасились дворцы наших царей и хоромы богачей, но выросли
бы и изукрасились сообразно особенностям наших потребностей, нашего
понятия о комфорте, нашего вкуса. Теперь стараются иногда достигнуть
этого искусственным путем, но если это удается еще в церковной архитектуре орнаментации, потому что предание здесь еще не иссякло, все старания
в области архитектуры и орнаментации житейской остаются на степени безуспешных попыток, потому что искусство основывается на жизни, а никак
31
не на археологии, которая может быть для него лишь подспорьем.
Это же относится и к народной одежде. Часто случается слышать,
что красивая, всем нравящаяся русская женская одежда – не более как театральный костюм, нисколько не похожий на тот, далеко не столь изящный, который в действительности носит народ. Как будто народная одежда
– мундир, форма которого определена с педантической точностью! Она
есть тип, который изменяется, разнообразится, украшается, смотря по общественному положению, состоянию, вкусу, щегольству носящих, сохраняя только свои существенные характеристические черты. Народное одеяние не предполагает непременно однообразия и постоянства; оно изменяется по модам даже тогда, когда составляет принадлежность одного простонародья, и изменялось бы, конечно, в большей степени и чаще, если бы
составляло принадлежность всех классов. Если народные моды изменяются не столь часто, как моды светского общества, то вовсе не по каким-либо
особым свойствам народности костюма, в противоположность общеевропейскому, а потому, что праздность, пустота светского общества, и особенно женской его половины, находит в этой непрестанной перемене главнейшее содержание, наполняющее эту пустоту его жизни. Переменчивость
эта зависит много и от того, что управление модами попало в руки французов, народа легкомысленного и переменчивого по преимуществу.
Изменив народным формам быта, мы лишились, далее, самобытности
в промышленности. У нас идут жаркие споры о свободе торговли и о покровительстве промышленности. Всеми своими убеждениями я придерживаюсь
этого последнего учения; потому что самобытность политическая, культурная, промышленная составляет тот идеал, к которому должен стремиться
каждый исторический народ; а где недостижима самобытность, там, по
крайней мере, должно охранять независимость. Со всем тем, нельзя не согласиться, что поддержание этой независимости в чем бы то ни было искусственными средствами есть уже явление печальное; и к этим искусственным
средствам не было бы надобности прибегать, если бы формы нашего быта,
потребностям которого должна удовлетворять, между прочим, и промышленность, сохранили свою самостоятельность. Образ жизни восточных
народов требует большого количества ковров. В Персии ковер не составляет
роскоши, а есть предмет необходимой потребности для самого бедного
класса, и, сообразно этому, производство ковров достигло там такого совершенства, что, конечно, для покровительства ковровой промышленности
персияне не нуждаются ни в каких тарифах. То же самое относится к индийским шалям, китайским шелковым материям, фарфору, лакам, краскам.
Так и у нас особые формы и потребности нашего богослужения я священнического одеяния требовали усовершенствования чеканки металлов, приготовления глазетов и парчей, отливки колоколов – и во всех этих отношениях мы совершенно независимы от иностранцев. До какой степени совершенствуется отрасль промышленности соответствующая бытовым особен-
32
ностям, можно видеть на маленьком примере наших самоваров, от которых
французское правительство сочло нужным оградить себя тарифом и разными стеснениями ввоза. Одним словом, так как оригинал всегда выше подражания, то своеобразность быта имеет своим последствием самобытность
промышленности и ведет к более смелой промышленной и торговой политике. Но когда промышленность лишается этого характера вследствие искажения быта по чужеземным образцам, то ничего не остается, как ограждать, по крайней мере, ее независимость – посредством покровительства.
Теперешние моды, например, суть применения французского вкуса и понятий об изящном к жизненным потребностям; поэтому в так называемых
articles de Paris (Роскошных парижских изделиях (фр.)) и вообще в модных
товарах Фракция будет иметь перевес над прочими странами, даже не потому, чтобы эти изделия французской промышленности были в самом деле
наилучшими в своем роде (это может быть, но может и не быть), а по одному тому уже считаются они везде лучшими, что они французские.
Вследствие изменения форм быта русский народ раскололся на два
слоя, которые отличаются между собой с первого взгляда по самой своей
наружности. Низший слой остался русским, высший сделался европейским
– европейским до неотличимости. Но высшее, более богатое и образованное сословие всегда имеет притягательное влияние на низшие, которые невольно стремятся с ним сообразовываться, уподобиться ему, сколько возможно. Поэтому в понятии народа невольно слагается представление, что
свое русское есть (по самому существу своему) нечто худшее, низшее.
Всякому случалось, я думаю, слышать выражения, в которых с эпитетом
русский соединялось понятие низшего, худшего: русская лошаденка, русская овца, русская курица, русское кушанье, русская песня, русская сказка,
русская одежда и т. д. Все, чему придается это название русского, считается как бы годным лишь для простого народа, не стоящим внимания людей
более богатых или образованных. Неужели такое понятие не должно вести
к унижению народного духа, к подавлению чувства народного достоинства?.. А между тем это самоунижение, очевидно, коренится в том обстоятельстве, что все, выходящее (по образованию, богатству, общественному
положению) из рядов массы, сейчас же рядится в чужеземную обстановку.
Но унижение народного духа, проистекающее из такого раздавления
народа в самой наружной его обстановке, составляет, может быть, еще
меньшее зло, чем недоверчивость, порождаемая в народе, сохранившем самобытные формы жизни к той части его, которая им изменила. В мою бытность в Архангельской губернии, где, как известно, никогда не было крепостного права и где, следовательно, нельзя объяснять им недоверчивость и
подозрительность к обнемеченным по наружности классам общества, мне
случилось иметь следующий разговор с одним из поморских промышленников. Мне любопытно было узнать, как судили о холере поморы, которые
по своей развитости далеко превосходят массу нашего крестьянства. Мой
33
собеседник не скрыл от меня, что и у них большинство приписывало эту
болезнь отравлению. Да кто же, спросил я, занимался, по их мнению, этим
отравлением? – Господа. – Да ведь у вас и господ никаких нет, кроме чиновников; может ли статься, чтобы служащие государю чиновники стали
отравлять народ? – Конечно, отвечал он, но, по мнению наших дураков,
государь об этом не знал, а господ подкупили немцы (под немцами понимались, как само собой разумеется, иностранцы или европейцы вообще). – Да
немцам зачем же вас отравлять? – Как зачем? Известно, что немцы русского
народа не любят. – Народ понимает инстинктивно ту ненависть, которую
питает Европа к России, и потому всякое из ряду обыкновенного выходящее
бедствие, постигающее его, склонен приписывать этой враждебности, хотя,
конечно, и преувеличивает ее проявление. Но где же ему с юридической
точностью отличать, к чему способна и к чему неспособна эта враждебность? Ведь защищает же значительная часть европейского общественного
мнения подделку фальшивой монеты, если она имеет целью вредить русским народным и государственным интересам; ведь защищало же оно жандармов-вешателей и кинжальщиков; ведь затыкает же оно уши и закрывает
глаза перед ясными уликами злонамеренных политических поджогов; ведь
терпит же Европа, и даже не только терпит, но и поддерживает своим нравственным авторитетом, а при нужде и материальной силой, турецкие насилия (грабежи, изнасилования и убийства) над греками и славянами, единственно из вражды к России и к Славянству. Можно ли после этого слишком строго судить и русский народ, если он не совсем точно проводит черту, до которой может простираться эта враждебность. Но дело не в этом, а в
том, что чужеземная наружность наших объевропеившихся классов вводит
народ в соблазн, побуждая его считать их способными к переходу во враждебный России лагерь. «По платью встречают, по уму провожают», – говорит пословица; что же мудреного, что народ по платью нередко судит и о
чувствах. До истинных чувств надо еще докопаться, надо чтобы они в чемнибудь проявились, а платье видно с первого взгляда и не натурально ли
принять подчас за врага того, кто носит вражескую ливрею? Если бы сходство в образе жизни более соединяло якобы аристократическую партию
«Вести» с остальной массой русского народа, могла ли бы эта партия считать польских магнатов ближе к своему сердцу, нежели совершенно по всему чуждых ей русских крестьян западных губерний?
Известно также, что одежду войска, отличную от народной, многие
считали, между прочим, необходимой потому, что она разъединяет солдат
от народа и, в случае возмущения, мешает обоюдному их соединению. В
глазах этих политиков, одежда и наружность не так, следовательно, ничтожна, как иные утверждают, хотя приписываемое ей в этом мнении значение совершенно превратно. Говорят, что народная одежда везде отличается от костюмов высших классов; отличается, конечно, но сохраняет, однако же, тот же самый тип. В сущности, европейские фраки, сюртуки,
34
пальто – те же камзолы, вамсы, которые носят и крестьяне в европейских
государствах, только более тщательно сшитые, из лучших тканей, несколько измененного и улучшенного фасона; и эти различия идут совершенно постепенно, по мере изменения степеней благосостояния различных
классов. То ли у нас, где различие типическое, родовое, а не различие вариаций на ту же тему?
Наконец, характер одежды и всей бытовой обстановки имеет важное
влияние на слияние подчиненных народностей с народностью господствующей. В состав Русского государства входит много небольших народностей, которых оно не завоевало, не подчинило себе насильственно, а приняло под свое покровительство. Эти народности (как, например, грузины,
армяне) не имеют причины быть враждебными России, и действительно ей
и не враждебны. Они в массе невозбранно сохраняют свои национальные
формы быта. Но отдельные личности, выходя на простор общей государственной жизни, будут всегда стараться перенять жизненную обстановку
высших классов господствующего народа. Однако в то же время именно у
этих передовых личностей зарождается сожаление о прежней политической самобытности их наций, невозвратно погибшей в историческом круговороте, или мечта о будущем ее возрождении. Оба эти стремления противоположны друг другу, и так как последнее не имеет внутренней основы, то при некоторой силе первого, более реального стремления, оно и исчезает как неосуществимая мечта. Но ежели оно не находит себе противодействия в этом первом стремлении или даже находит себе в нем поддержку, то народное образование этих (по необходимости лишенных политической самобытности) народностей ведет не к слиянию их с господствующей
в государстве народностью, а к разъединению с ней, служащему к обоюдному вреду. В старину без всякого насилия разные татарские мурзы, черкесские князья, немецкие выходцы обращались в русских дворян, ибо им
не было другого исхода, как или оставаться в своей племенной отчужденности, или сливаться с русским народом. Но теперь, после того как жизненная обстановка высших классов русского общества лишилась своего
народного характера, сделалась общеевропейской, – такой исход открылся.
Чтобы выступить на арену общей государственной жизни России, нет
надобности делаться русским по нравам и обычаям, даже нет возможности
делаться русским в этом смысле, а надо принять на себя общеевропейский
облик. Но этот общеевропейский характер, который по существу своему
враждебен характеру русско-славянскому, не ослабляет, а усиливает ту долю отчужденности, которая более или менее свойственна всякому инородцу, и из этого-то слияния и порождаются те – молодая Армения, молодая
Грузия, о которых мы недавно услыхали, а может быть, народятся и молодая Мордва, молодая Чувашия, молодая Якутия, молодая Юкагирия, о которых не отчаиваемся еще услышать.
35
Гершензон M.O.
СЛАВЯНОФИЛЬСТВО
(Статья из журнала «Вопросы философии» 1997 №12 С68-72,
которая была написана для энциклопедического словаря в 1890-х гг.).
Славянофильство понимается не всегда одинаково. За границей, и
даже в России, его часто смешивают с панславизмом, с непримиримою
враждой ко всему западному, с апологией русского государства и русской
народности. Между тем собственно славянофильское направление не сводится ни к симпатии к славянам, ни на борьбу с Западом, ни на возвеличение собственной национальности. Все три отмеченные черты в нем имеются, но соединение их своеобразно.
Возникло славянофильство в 30-х годах нашего века, процветало в 40-х
и 50-х. Чтобы уразуметь его сущность и оценить его значение, лучше всего
изучить его исторически, т.е. указать общие течения, которые подготовили
его, особенно внимательно рассмотреть основные положения школы в 30-х и
40-х годах, наконец, объяснить ее распределение после 50-х годов.
Самое общее основание для развития славянофильства дано, конечно, противоположностью между началами общей культуры и национальной самобытности. Эта противоположность чувствуется более или менее
во всех культурных странах, сказывается в приверженности англичан,
французов, немцев к местным особенностям своего строя и мировоззрения.
Тем сильнее чувствуется и сказывается оно в России, которая долго развивалась в стороне от главных течений общей культуры и потому выработала
очень резкие особенности. В Московском государстве XVI в. уже не только существовало сознание такого особого положения, но сложилась даже
некоторая историческая теория для его объяснения. Московские книжники
в полемике с иностранцами и иноверцами настаивали на передаче Москве
правой веры и царской власти от Рима и Византии, и учение о третьем Риме проникло за пределы книжной словесности, стало достоянием народных преданий. Противоположность обострилась, когда России по разным
причинам пришлось пойти в школу к странам более сильным в культурном
отношении. Как римляне учились у греков и в то же время порицали греков, как впоследствии англичане, французы восставали против своих учителей-итальянцев, немцы против своих учителей-французов, так русские
протестовали против западного просвещения тем сильнее, чем более приходилось проникаться им. Уже раскол был стихийным протестом укоренившегося предания против образованности и отвлеченных соображений,
на которые наводило влияние чужой культуры. Переворот Петра и последовавшее за ним господство немцев и немецких порядков не могли не отозваться национальной реакцией. Частные возражения и несогласия получили принципиальное обоснование, когда в конце XVIII в. оказалось, что
36
культура западных учителей представляет не что-то несомненное и твердое, а, напротив, переживает какое-то глубокое превращение. Революция,
охватившая Европу, ставила для России дилемму: или приходилось признать, что западное движение законно, и в таком случае оставалось подражать перестройке политического, социального, духовного быта; или же,
если на это не было готово ни правительство, ни общество в России, необходимо было критически отнестись к учителю и освободиться от его авторитета. Записка Карамзина о древней и новой России представляет русского мыслителя 20-х годов на распутье: он воспитан на европейский лад,
недоумевает перед результатами европейской жизни и обращается к русской старине. , Политика императора Николая была проникнута враждебностью к европейским идеям, которые породили либерализм и революцию.
Под стать официальному порядку образовалась группа историков и публицистов (Уваров, Погодин, Шевырев), которые доказывали, что православие, единодержавие и народность являются неизменными основами русской истории и русской жизни. Но рассуждения этих писателей были явно
подсказаны желанием оправдать и возвеличить господствовавший порядок. Гораздо глубже и оригинальнее сложилось учение славянофилов. Некоторые положения его были сходны со взглядами официальной школы;
представителям славянофильства приходилось часто действовать в одних
кружках и печатать в одних журналах с Погодиным и Шевыревым, но разница общего мировоззрения, мотивов и наиболее характерных выводов
была глубокая, и руководящие люди вполне сознавали ее.
Славянофильские идеи происходили из двух источников: из сознательного углубления в русскую жизнь и из деятельного участия в развитии
общеевропейской мысли; Киреевский, Хомяков, Аксаков, Самарин исходили не просто от данных народной религии и политики, а также от мирового
положения философии и общественных наук. В борьбе с Европой они пользовались европейским оружием, и один из главных представителей теории,
беспощадный противник немцев в России, сказал, что Германия Канта и Гете – второе отечество для образованного русского (Ю. Самарин). И притом,
дело было не столько в диалектических упражнениях славянофильской молодежи над русскими глаголами и историей церкви, сколько в кровном родстве наших мыслителей с вождями западной культуры: если иметь в виду не
частные результаты, а настроение и приемы мысли, славянофильство окажется своего рода западничеством, т.е. одним из общеевропейских направлений на русской почве, поэтому при установлении его генеалогии упомянем не только о Византии, расколе, реакции против немецкой выучки, официальной риторике николаевского времени, но также о романтизме и философии Гегеля. И то, и другое название узки, не обнимают сложных явлений,
о которых идет речь. Под романтизмом приходится разуметь борьбу против
рассудочного понимания не только в литературе, но в истории, праве, политике, религии. Рационализм XVIII в. и революции принялся за перестройку
37
древних учреждений, воззрений и привычек на началах целесообразности,
справедливости, сознательного руководства. Древние порядки оказались,
однако, во многих случаях живучими и способными постоять за себя. Практическая реакция сопровождалась знаменитым умственным движением, которое раскрыло значение традиционных форм, психологии народных масс,
бессознательный рост учреждений, классов, интересов и привычек, наконец
– роль религиозных верований в жизни народов. Иррациональные элементы
в истории подчеркивались так же сильно, как прежде подчеркивалось рациональное устроение человеческих дел. Недаром наука о языке создалась в
это время – язык являлся самым характерным проявлением народного творчества. От изучения языка Гриммы перешли к верованиям и преданиям, а
Савиньи доказывал, что образование права подобно образованию языка. В
литературе и философии резко высказывался протест против "сухого просветительного направления", против отвлеченной рассудочности, Шеллинг
призывал к художественному творчеству и к религиозному созерцанию.
Правда, философия Гегеля отстранилась от крайностей романтики и выработала как бы синтез между рационалистической метафизикой XVII и XVIII
вв., с одной стороны, поэтическим созерцанием романтиков – с другой. Но,
помимо диалектического метода, она оказала могущественное влияние в
Германии и за его пределами своей теорией мирового прогресса, которая
дополняла народную психологию романтиков: характер и судьба руководящих народов выступали из случайной ограниченности, становились ступенями развития мирового сознания.
Славянофилы во многом примкнули к указанному движению европейской мысли: они усилили его критическую сторону и обратили ее в обвинение самого европейского развития; они подхватили презрительное отношение к чисто умственной деятельности и сознательному устроению и
преклонились перед народным творчеством; в определении постоянных
свойств славянской и русской психологии они не отстали от гаданий о
свойствах германского духа и не хуже германофилов отыскали для своего
племени и народа почетное место в мировом прогрессе. Исходные точки
зрения резко обозначились в 30-х годах у Ивана Киреевского. Подобно Чаадаеву, он поражен несообразностями и худосочием новой русской культуры, но ищет объяснения не в том, что Россия была устранена от католической церкви. Болезненная культура так называемой образованной России
вытекает из нелепой попытки переделать народное миросозерцание: переделать его так же невозможно, как невозможно пересоздать кости сложившегося организма. Между Россией и Европой лежит пропасть: отличия европейской цивилизации произошли вследствие действия трех факторов,
которых не знала Россия – классического мира, католической церкви, германского завоевания. И то, и другое, и третье направили европейскую историю к жесткому, рационалистическому пониманию мира. Из классического мира Европа заимствовала, главным образом, римское начало с его
38
холодным эгоизмом и юридическими формами. Римский католицизм –
христианство, стесненное духом сухой, формалистической логики. Папская власть, господство церкви над государством, схоластика – были установлены путем логических выводов. Из того же рационализма произошли,
в конце концов, и Реформация, и отрицательная критика. Николай I, Лютер
и Штраус – плоды от одного дерева. Государство на Западе возникло из завоевания, и с тех пор держится борьбой, договорами, противовесами и
ограничениями. Недостаточность западной культуры очевидна для всякого, кто обратит внимание на ее конечные результаты. Чем объясняется
разочарование и недовольство, которые овладели европейским обществом
как раз в то время, когда наука и внешние условия жизни так усовершенствовались? Холодный анализ работал в течение поколений и, под конец,
разрушил самые основания культуры. Самодвижущийся нож разума уничтожил все вокруг себя. История философских систем обозначает периоды
этого процесса, который идет от Аристотеля и схоластиков к Канту, Фихте
и Гегелю. Заслуга Шеллинга в том, что он обнаружил односторонность логической мысли. Он обращается к религии, и можно сказать, что западное
общество ищет религии. Но где ему взять ее? Древняя вера давно подорвана, а новую придумать нельзя. Русский народ отстал в науке и общественном устройстве благдаря отчуждению от Запада, но он обладает главным –
нетронутой народной верой. Его университетами были монастыри, и духовные учители русского народа всегда понимали, что мысль, не проникнутая чувством, не есть полная мысль, что стремление к истине есть
стремление всех сил человеческой природы – разума, чувства и воли – к
гармонии. Обязанность образованных людей в России – развить начала,
заложенные в народной жизни, вместо того чтобы относиться к ней свысока. Если статьи И. Киреевского особенно поучительны, поскольку они раскрывают общие основания славянофильства и его связь с родственными
западными течениями, то отдельные стороны учения полнее и сильнее
обозначились в трудах Хомякова, Константина и Ивана Аксаковых, Юрия
Самарина. Хомяков много занимался богословскими вопросами и выставил законченную церковную теорию. Духовное неустройство современного европейского общества прежде всего объясняется заблуждениями в понимании и организации церкви. Учение о церкви заключается в словах литургии "возлюбим друг друга, да единомыслием исповеды Отца и Сына и
Святого Духа". Единство веры и исповедания основано на нравственном
единении любовью. Теоретическое убеждение недостаточно, если оно не
сопровождается нравственным чувством. Великий раскол между римским
католицизмом и православием произошел вследствие нарушения заповеди
любви: латиняне самовольно изменили символ веры и тем самым отвергли
братское единение с греками, объявили, что в их глазах весь Восток – собрание рабов в вопросах веры и учения. И во всем остальном сказывается
то же уклонение от церковного начала. Для латинянина вопрос о спасении
39
сводится к юридическому расчету между человеком и Богом: на текущем
счету верующего значатся его взносы и обязательства; если его капитал недостаточен, он позаимствует у святых и у церкви. Утратив любовь, как основание церковного единства, латиняне прибегли к единению через закон и
власть – отсюда папизм; отсюда стремление господствовать над государством – их церковь то же государство; отсюда аристократия духовенства,
унизившая мирян и уподобившаяся светской аристократии. Что касается до
протестантов, то у них нет церкви. То, что они называют церковью, собрание добрых людей, которые вместе ищут истину, но едва ли надеются ее
найти. "Раздор неизбежен, если нет власти для решения догматических вопросов", – говорит папист. "Умственное рабство неизбежно, если каждый
обязан быть в согласии с остальными", – говорит протестант. Оба придерживаются силлогизмов и отвергают краеугольный камень церкви – братскую любовь. Обращаясь к Восточной церкви, Хомяков настаивает на двух
коренных условиях – на соборности и общенародности ее. Истинная церковь соборна, т.е. составляет мистическое целое. Она не подчиняется области или личности, не подчиняется и большинству. Ее целость таинственно
охраняется Благодатью, и потому все разногласия и разномнения должны
преклониться перед нею. Всякий свободен рассуждать и искать истину, но
перед голосом церкви истинный христианин не будет настаивать на своем
отдельном мнении. Соборная церковь, конечно, состоит не из одного духовенства. Согласно исповеданию восточных патриархов, единство веры поддерживается самим народом, который всегда старался, чтобы вера его была
неизменна. В народе широкое основание для соборного единения церкви, и
единственно его убеждение утвердило догматы и указало те соборы и постановления духовенства, которые имеют не случайное, а вселенское значение. Народное начало с его соборной мудростью противопоставляется у
Хомякова индивидуальному сознанию и рассуждению.
Та же основная идея проводится славянофилами в виде построения
отечественной истории и политики. В законченном виде оно дано у Константина Аксакова. Он выступил против родовой теории древнейшего быта
в защиту общинной, потому что в роде господствует родоначальник, а русские племена управлялись собраниями, в которых вождь был лишь председателем. Сельский сход, вече и земский собор происходят из этого общинного начала. Это не значит, чтобы русское государство когда-либо было
республикой или конституционной монархией, эти политические формы
возникают в Европе, потому что там народ вмешивается в дела государства
и становится государством. Политические воззрения русского народа иные.
Формальная охрана, юридическая организация, суд, войско, тюрьмы, вся
принудительная обстановка общественного быта уступлена народом государству; земля сохраняет самостоятельность как вольное братство, без которого политический союз оказался бы бездушным механизмом. Сила государства не раздроблена между классами и партиями, а сосредоточена в ру-
40
ках царя; земля, с другой стороны, составляет общину. Без всяких принуждений или ограничений царь обращается к совету народа, выслушивает его
мнение в думе или соборе, хотя может действовать по усмотрению. Царь
неограничен в своей власти, а народ свободен в своем мнении.
Сближение с Западом исказило этот народный строй. Древние земские учреждения пришли в упадок; столица была перенесена из Москвы в
Петербург, вокруг царя выросла немецкая бюрократия. Но возрождение
возможно и необходимо: царь вернется в Москву, отчуждение от земли
прекратится, народ вновь получит свободу мнения и голоса.
Рассуждения Хомякова и Константина Аксакова кажутся иногда
произвольными и далекими от действительности. Ю. Самарин показал, что
они могут сделаться основанием для практической политики. Знакомство с
русским крестьянством, с одной стороны, с немецкими феодальными порядками – с другой, придало реальное содержание учению об общине.
Славянофильская идея о мировом призвании России формулировалась,
между прочим, в признании за общинным началом великого будущего.
Европейская история обличила неудовлетворительность индивидуализма и
простого laissez faire; европейцы стремятся к искусственному и революционному социализму. В основе русского строя лежит община, которую стараются создать на Западе. Деятельность Самарина в редакционных комиссиях и в Польше была практическим приложением этих идей.
Славянофилы были всегда сторонниками национальной политики, но
как раз в славянском вопросе их взгляды не так ясно выражены и не так
однообразны, как многие думают, особенно за границей. Племенные симпатии не совсем совпадали с религиозными идеями; политические соображения требовали более энергического сосредоточения славянства, чем
национально-культурная теория. Если взять показателем основного течения И.С. Аксакова, то дальнейшее развитие славянства должно устранить
католицизм из его среды и выдвинуть Россию в положение, которое
несовместимо с федерализмом. Дело, однако, не в разрешении практических вопросов, а в общей теории, которая сложилась в законченное целое.
Критика западного развития сводилась к обвинению его в односторонней
рассудочности. Характерным свойством русской народности была признана братская, любовная общинность в церкви и обществе. В шествии мирового прогресса русский народ считался призванным заменить царство рассудочности и эгоизма гармоническим развитием способностей и общинностыо. Многие положения славянофильства представляли сознательную
защиту русской жизни в ее различных проявлениях, и в этом смысле они
находили и впредь будут находить приверженцев. Православие, царская
власть, сельская община, право народа на свободу мнения, борьба против
механических заимствований и исключительной государственности занимают видное место в сочинениях славянофилов, и можно сказать, что
вклад славянофильской школы в духовное развитие России очень значите-
41
лен. Отпечаток славянофильских мнений заметен в воззрениях современных реакционеров и либералов, народников и мистиков. Но славянофильство, как целое, как общая теория, давно разложилось. Оно выросло на
почве романтизма и распалось вместе с ним. Осуждение рассудочности,
неизменность национальной личности и всемирно-историческая смена руководящих народностей были коренными идеями славянофильства и все
эти идеи в настоящее время представляются односторонними и преувеличенными. Борьба с рационализмом была своевременна и законна, но она
увлекла славянофилов в преклонение перед иррациональным, в равнодушие к умственному прогрессу, и потому научное движение XIX в. обратилось против славянофилов и подобных им романтиков. Учение о народном
духе выдвинуло психологические условия исторической жизни в противоположность попыткам механического устроения, но в руках славянофилов
народная психология сделалась учением о постоянных типах, и потому
эволюционное направление современной мысли обратилось против него.
Идея всемирно-исторической преемственности содействовала уяснению
связи между различными государствами и национальностями, но славянофилы пользовались ею, чтобы установить мессианизм избранных народов,
и потому против них обратилось социологическое изучение истории. Славянофильство является самым законченным выражением романтического
миросозерцания, а его судьба дает прекрасный пример диалектического
развития общественных теорий.
Примечания
Гриммы Яков (1785-1863) и Вильгельм (1787-1859) – немецкие филологи, профессора Гетингенского и Берлинского университетов. Основоположники так называемой "мифологической школы" фольклористики.
Авторы исследования «Германские героические сказания» и др
Савиньи Фридрих Карл (1779-1861)-юрист, профессор Берлинского
университета. Основатель "исторической школы" права.
Штраус Давид Фридрих (1808-1874) – немецкий историк, философ,
теолог и публицист. Наиболее известна его книга «Жизнь Иисуса» (1835 г.).
Непротивление, попустительство (франц.).
42
Ёлкин С.М., Кульков Я.В., Певзнер М.Н
ФЕНОМЕН НАРОДНОСТИ В ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ
(Из книги «Развитие идеи народности в отечественном образовании»).
Народность может быть рассмотрена как историко-педагогический
феномен.
Первые упоминания об исследуемом феномене содержат древнейшие письменные источники, в которых сообщается о бытовавших в разные
исторические периоды взглядах на народное воспитание и народную педагогику, использование традиций, устного народного творчества в просвещении и образовании.
Научное обоснование идеи народности восходит к XVIII в. Эту идею
можно проследить в выступлениях М.В.Ломоносова против преклонения
правящих кругов России перед иноземной культурой и против игнорирования национальных черт русской культуры. Цель и идеал воспитания он
видел в человеке-патриоте, стержневыми качествами которого считал высокую нравственность, любовь к науке, трудолюбие, бескорыстное служение на благо Родины.
М.В.Ломоносов призывал молодежь изучать прошлое своей страны
ради будущего, беречь исторические знания, объективно оценивать их.
Назначение этой работы он видел в воспитании национальной гордости
русских на примере отечественной истории, в обращении просвещенного
юношества к опыту прошлых поколений.
Первым из русских просветителей он объявил критерием эстетического творчества "народную пользу", а для этого рекомендовал изучать
русские летописи, фольклор. М.В. Ломоносов пропагандировал преемственность культуры, связь с культурными традициями Древней Руси. Поэтому в эстетическом воспитании он ратовал за сохранение национального
характера, национальных традиций. В этом отношении, по мнению
М.В. Ломоносова, необходимо широко использовать для воспитания гармонии души русский язык и памятники устного народного творчества.
Более отчетливо идея народности проявилась в деятельности и педагогических трудах Н.И. Новикова, и особенно в трудах А.Н. Радищева. Последний решительно защищал в системе воспитания в качестве учебного
предмета первостепенной важности родной русский язык и мораль простого народа как самую высокую человеческую мораль.
А.Н. Радищев по-новому подошел к рассмотрению вопроса о связи
образования с жизнью. Эту связь он видел в том, чтобы обеспечить подготовку людей способных бороться с застоем в обществе, со всем тем, что
мешает движению вперед по пути прогресса к разумной жизни. Таких людей Радищев называл истинными "сынами отечества". Они должны быть
воспитаны в духе подлинно человеческой морали. Важнейшими чертами
43
этой морали он считал патриотизм (любовь к отечеству, борьба за его целостность и независимость, за расцвет национальной культуры и экономики).
Достаточно полно и обстоятельно идею народности воспитания в
своих литературных произведениях раскрыл В.Г. Белинский, считавший,
что главным в системе воспитания должна являться народность, под которой он понимал верное изображение жизни того или иного народа, занимаемого им места в великом семействе человеческого народа, его нравов,
обычаев и характера. В.Г. Белинский в своих произведениях раскрывал
черты личности, которые, по его мнению, являются типичными для русского народа. Особо он выделял национальную гордость, которая составляет одну из самых существенных черт русского человека.
Позднее идея народности получила свое развитие у многих мыслителей, ученых и педагогов (А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский, А.Н. Добролюбов, Н.П. Огарев). Они рассматривали ее в качестве ведущей в осуществлении принципа связи школы с жизнью, настойчиво доказывали, что
"настоящим, разумным, отвечающим насущным потребностям жизни является только то образование, которое подготавливает активных участников, борющихся за коренное преобразование России".
С обоснованием самобытного пути исторического развития России
выступали славянофилы (А.С. Хомяков, К.С. Аксаков, П.В. Кириевский,
А.И. Кошелев и др.). По их мнению, русский народ есть особый, своеобразный и даже избранный народ, который в своем развитии идет особым,
своим путем, и скажет миру особое свое слово. Русский народ создает
свою культуру более глубокую, идеальную и совершенную, чем материалистическая и рационалистическая Западная культура, а поэтому и русская
школа также должна существеннейшим образом отличаться от западноевропейской, основываясь на таких чисто русских началах как православие,
семейно общинный дух и любовь, проникающая в русскую жизнь. Они
также выступали за отмену крепостного права, призывали интеллигенцию
к сближению с народом, к изучению его жизни, быта, культуры и языка.
Проблема народности в содержании образования стала особенно актуальной во второй половине XIX в. Реформы 60-х годов и поражение в Крымской войне заставили задуматься педагогов над самым важным вопросом того времени: какой должна быть русская народная школа? Многообразие типов общеобразовательных школ России обусловило и различные подходы к
решению проблем содержания образования. Этим объясняется разнообразие
мнений по проблеме народности содержания образования.
В педагогическом плане проблема народности впервые была обстоятельно рассмотрена К.Д. Ушинским. Анализ европейского, американского,
русского образования позволил ему сделать вывод, что "...воспитание, созданное самим народом и основанное на народных началах, имеет ту воспитательную силу, которой нет в самых лучших системах, основанных на
44
абстрактных идеях или заимствованных у другого народа". У каждого
народа своя особенная система воспитания, а потому заимствование одним
у другого воспитательных систем является невозможным, поэтому каждый
народ, по мысли Ушинского, должен строить воспитание, исходя из особенностей своего народа.
Внимательно изучая систему школьного образования в западноевропейских странах, Ушинский считал, что при наличии некоторой общности
школьная система каждой страны имеет свои, присущие только ей, особенности. Он пришел к выводу, что эти особенности обусловлены в конечном итоге своеобразием исторически сложившихся черт характера каждой
страны, его склонностями и потребностями, которые и составляют, по
мнению Ушинского, суть того, что он называл народностью. Ушинский
считал, что чем полнее и разумнее будет строить школа свою учебновоспитательную работу на основах народности, тем ближе станет она к
жизни народа и тем лучше будет она выполнять свою задачу подготовки
поколения патриотов своей Родины, защитников истинных интересов родного народа, одновременно уважающих и другие народы. Русскому народу, утверждал Ушинский, присущи свои особенности, и они, по его мнению, должны составлять основу русской системы воспитания. К.Д. Ушинский пишет, что, воспитывая, можно изменить человека, создать его вторую природу, но будет ли эта опора прочной? Нужно найти тот фундамент,
ту черту, на которую можно опереться. Такой чертой является народность.
Ушинский считает, что есть только одна общая для всех прирожденная
наклонность, на которую всегда может рассчитывать воспитание, – это то,
что мы называем народностью. Как нет человека без самолюбия, так нет
человека без любви к отечеству, и эта любовь дает воспитанию верный
ключ к сердцу человека и могущественную опору для борьбы с его дурными природными, личными, семейными и родовыми наклонностями. Обращаясь к народности, воспитание всегда найдет ответ и содействие в живом
и сильном чувстве человека, которое действует гораздо сильнее убеждения, принятого одним умом, или привычки, вкоренненой страхом наказаний.
Важный вклад в развитие идеи народности в педагогике внес
Л.Н. Толстой. Посетив в 1880 г. Англию, Бельгию, Германию, Францию,
Швейцарию, он приходит к выводу, что "образование в России должно идти своим путем, а не по образцу этих стран".
Всей своей жизнью, творческой деятельностью, философскими
убеждениями, педагогической практикой Л.Н. Толстой доказал, что наиболее благотворительным источником педагогических идей может быть мудрость народная. К народной педагогике восходят толстовские идеи воспитания нравственной личности, глубокой органической взаимосвязи человека и природы и в связи с этим обостренное чувство сохранения природы,
включая культуру земледельческого труда, привлечения детей к разносто-
45
ронней трудовой деятельности.
Л.Н. Толстой стремился создать такую модель школы, которая соответствовала бы национальным и историческим особенностям русского
народа. Идея народности у него тесно связана с воспитанием у детей глубокого патриотизма и любви к своему отечеству, этому должно способствовать в максимальной степени и содержание изучаемых предметов.
Идея народности получила свое дальнейшее развитие у Н.Ф. Бунакова, В.Я. Стоюнина, В.И. Водовозова и других последователей К.Д. Ушинского. Н.Ф. Бунаков разработал методику объяснительного чтения в соответствии с дидактическими и методическими установками Ушинского.
Стоюнин пытался соединить в своих исследованиях принцип народности с
идеей общечеловеческого воспитания.
В середине XIX в. ряд ученых, педагогов и мыслителей стали обращаться к проблемам народной педагогики. В 1861 г. В.И.Водовозов написал статью о книгах, изданных для народного чтения, назвав ее "Русская
народная педагогика". В 1857 г. вышла в свет книга А. Духновича "Педагогики в пользу ученых и учителей", в которой хотя и нет анализа сущности народной педагогики, но в публицистическом плане отмечается значение народного творчества. В 1890 г. впервые в более широком аспекте
Д. Булгаковский и Г. Пинчук обращаются непосредственно к памятникам
народной педагогики – пословицам, песням, загадкам, обрядам, отмечая их
воспитательное значение в народном быту. Продолжая эту традицию,
М.Я. Никифоровский собирает бытующее среди простых людей поверья,
обряды, легенды, сказания и делает их достоянием общественности. Большой научный интерес представляет попытка Е.А. Покровского в этнографическом и педагогическом плане проанализировать детские игры и их
роль в физическом и нравственном развитии детей.
Другой исследователь – А. Соболев – проблемы детских игр рассматривает в сочетании с детскими песнями и тем самым расширяет границы народной педагогики.
Принцип народности в осуществлении нравственного воспитания
раскрыт в работе В.Н. Сороки-Росинского "Путь русской национальной
школы". По его мнению, воспитание в духе народности приобретает особый нравственный смысл, поскольку оно способствует развитию духовного мира человека, готовит его к жизни, к служению Родине, народу. Идеи
национальной школы и национальной психологии выходят на первый план
этой работы, однако, в то же время, автор решительно осуждает националистические тенденции в педагогике.
Постепенно идея народности получает и свое философское обоснование. Тема "русской идеи" – одна из центральных в русской общественной и философской литературе конца XIX начала XX столетий. Своеобразие исторической судьбы России и ее народа, ее миссия и призвание в мире, роль интеллигенции, ее отношение к государству и народу – все эти
46
философско-исторические вопросы сосредоточились на проблеме, в чем
же состоит "русская идея". Многие работы Н. Бердяева, И. Ильина и др.
посвящены теме России, ее судьбе, прошлому и будущему, ее народу, русскому человеку.
После Октябрьской революции 1917 г. одной из ведущих тенденций
построения советской социалистической культуры и образования стало
обращение к культурному наследию народных масс. Однако историки педагогики, еще только осваивающие новые теоретические установки марксистско-ленинской методологии, длительное время игнорировали проблему народности.
В дальнейшем идея народности получила свое развитие через обращение к проблемам и источникам народной педагогики, изучение ее особенностей, воспитательных функций, понятийного аппарата.
В советской литературе проблема народной педагогики впервые была поставлена этнографом Г.С. Виноградовым. Заслуга ученого состояла в
том, что он попытался утвердить право существования народной педагогики (как термина и как явления), дал первое в советской науке описание
этого понятия, наметил некоторые основные положения концепции народной педагогики. Идеи Г.С. Виноградова получили развитие в трудах
И.Л. Поздеева, которому принадлежало второе официальное исследование
по народной педагогике (1926 г.). В работах Виноградова и Поздеева
народная педагогика рассматривалась в этнографическом аспекте как традиционная педагогическая мысль и традиционное воспитание определенной этнографической общности.
В 30-40-х годах не появлялось специальных работ, посвященных исследуемому феномену. Специальное изучение проблемы народной педагогики было продолжено лишь в начале 50-х годов (работы А.Ф. Хинтибидзе, Г.Н. Волкова), хотя данная проблема по-прежнему оставалась периферийной в общем перечне работ по педагогике.
В более поздний период развития историко-педагогических знаний о
народной педагогике (1960-1970 гг.) положение существенно изменилось.
Общий подъем исторических и историко-педагогических исследований,
начавшихся после XX съезда КПСС, изменил ситуацию. Сам термин "народная педагогика" прочно вошел в состав понятийно-терминологического аппарата советской педагогической науки, что было убедительно зафиксировано во втором издании "Педагогической энциклопедии" (народная педагогика
– область эмпирических педагогических знаний и опыта народных масс, выражающаяся в господствующих в народе воззрениях на цели и задачи воспитания, умений и навыков воспитания, в совокупности народных средств,
умений и навыков воспитания и обучения. Исследователи трактовали народную педагогику преимущественно как устное педагогическое творчество –
форму сознания народных масс (Б. Александров, В.Ф. Афанасьев, В.Х. Арутюнян, А.Ш. Гашимов и др.). Вместе с тем, высказывались суждения о
47
необходимости расширить содержание понятия "народная педагогика",
включив в него и педагогическую практику народа (Я.И.Ханбиков).
В дальнейшем народная педагогика стала трактоваться как совокупность накопленных и проверенных практикой эмпирических знаний, сведений, умений и навыков, передаваемых из поколения в поколение преимущественно в устной форме как продукт социального и исторического
опыта народных масс, а также как система принятых в данной местности
данным народом приемов и методов воспитания, которые передаются от
одних поколений другим и усваиваются ими прежде всего как определенные знания, умения и навыки, приобретенные людьми в процессе жизни.
Большой вклад в развитие идеи народности был сделан Г.Н. Волковым с выходом его монографии "Этнопедагогика", где он вводит в научный оборот и достаточно четко дифференцирует понятия "этнопедагогика"
и "народная педагогика", дает теоретическое обоснование этнопедагогики
как области педагогической науки.
Значительный интерес для нас представляют работы Ю.А. Рудь, З.П.
Васильцовой, Е.Л. Христовой, А.Э. Измайлова, А.Ф. Некрыловой, Р.В. Головина, которые посвящены осмыслению теоретико-методологических аспектов изучения народной педагогики и подробному анализу накопленного опыта в деле народного воспитания.
90-е годы нынешнего столетия характеризуются появлением значительного количества работ, посвященных проблеме народности. Роль традиционной культуры как источника и средства воспитания рассматривается в трудах Т.Ф. Кряклиной, В.А. Николаева, А.Л. Бугаева, Н.А. Садовского, Г.В.Луниной, Р.Л. Рождественской, Н.Г. Габдрахманова, А.М. Леонова,
Т.И. Березиной, Б.Н. Путило и др. В данных работах затрагиваются различные аспекты народной культуры, их взаимосвязь с процессом воспитания и воспитательные возможности, а также способности комплексного
воздействия на развитие личности.
Осмысление проблем формирования национального сознания и самосознания, национального характера можно проследить в исследованиях
Б.С. Гершунского, Г.Д. Марциновской, М.Ю. Шевякова, Р.И. Гайнутдинова,
Е. Овлякулиева, А.Я. Зарипова, И.И. Гнатенко и др., рассматривающих проблему народности в философском аспекте. Данные исследования посвящены
изучению менталитета, его связи с образованием и возможности целенаправленного изменения ментальных структур индивида и социума в целом.
Проблеме изучения педагогики разных народов посвящен ряд работ
современных исследователей (З.И. Цогоева, В.Н. Няруй, М.М. Бурулова,
А.Г. Хузина, А.П. Орлова, Э.Ш. Анганова, Л.И. Ляшко, Р.А. Сахипова,
Л.Т. Ахметов, Э.Т. Скворцов, О.Е. Винокурова, Ф.В. Каскулова и др.), в
которых раскрываются особенности данных этносов, воспитательный потенциал народных традиций, региональная специфика реализации идеи
народности в содержании образования.
48
В конце 80-х начале 90-х годов проявляется интерес к созданию
национальных школ, где идея народности заложена в концепцию данного
образовательного учреждения, о чем свидетельствуют исследования
И.Ф. Гончарова, М.М. Борисова, А.Л. Данилюк, А.П. Жиркова, М.Н. Кузьмина, А.П. Орловой и др. Разрабатываются концепции создания русской
школы и подготовки для нее педагогических кадров (Н.В. Скворцов,
И.Ф. Гончаров и др.), которые апробируются сейчас в различных регионах
страны.
Проведенное историко-педагогическое исследование позволило выявить общее и особенное в проявлении идеи народности в различные исторические периоды, которое определялось:
а) различной степенью теоретического обоснования идеи народности;
б) интенсивностью научно-теоретических исследований в области
народной педагогики, развитием новых методологических подходов к ее
изучению, обоснованием понятийного аппарата этнопедагогики как области педагогических знаний;
в) степенью реализации идеи народности в общеобразовательной
практике, использованием в образовательном процессе методов и приемов
народной педагогики, народного воспитания.
Исходя из вышеизложенного, можно выделить четыре этапа развития идеи народности в отечественном образовании:
I этап. XVIII – начало XIX вв. – начало теоретической разработки
идеи народности.
Исторические детерминанты данного этапа: петровские и послепетровские реформы в стране, приведшие к европеизации российского общества; революционно-демократическое движение, представители которого
выступали за коренное преобразование России.
II этап. II половина XIX – начало XX вв. – "пик" развития, период
расцвета идеи народности.
Социально-исторические детерминанты: Крымская война 18531856гг.; отмена крепостного права, повлекшая широкое проведение реформ в политике, экономике и образовании; общественный протест против
ориентации на западные образцы школьного образования.
III этап. 20-е – 70-е годы XX в. – период неравномерного развития
идеи народности (всплеск интереса чередуется с "затуханием" и частичной
консервацией идеи).
Исторические предпосылки: Великая Октябрьская Революция, повлекшая за собой коренное преобразование России; гражданская война
1918-1922 гг.; огромный спектр социально-экономических, политических,
культурных изменений в стране, охвативших и сферу образования.
IV этап. 70-е годы XX в. – по настоящее время – период возрождения и многоаспектного развития идеи народности.
Социально-исторические детерминанты: изменения в политике и эко-
49
номике советского государства после "оттепели" 60х годов; общественнополитическая перестройка 80-х годов; распад СССР, укрепление российской
государственности, открытость миру, развитие международного сотрудничества; демократизация и гуманизация образования, реформа школы.
В ходе историко-педагогического исследования было установлено,
что интерпретация и понимание идеи народности различными педагогами
имеют существенные отличия, которые не могут быть детерминированы
только особенностями тех исторических периодов, которые мы обозначили
выше, а связаны с их философскими и педагогическими взглядами, а также
сложившимися представлениями о дальнейших путях развития отечественного образования.
Так, каждый автор по-своему видел реализацию идеи народности в
содержании образования. Одни педагоги в реализации этой идеи большее
внимание уделяли изучению различных предметов (родного языка, литературы, труда, истории и природы родного края), другие – изучению народного творчества, третьи – православному воспитанию.
Важность изучения родного языка и литературы подчеркивали
М.В.Ломоносов, В.Г.Белинский, К.Д.Ушинский, Л.Н.Толстой и др. В статье "Родное слово" К.Д.Ушинский раскрывает значение родного языка в
духовном развитии человека: "Язык народа – лучший, никогда не увядающий цвет всей его духовной жизни, начинающейся далеко за границами
истории. Язык есть самая живая, самая обильная и прочная связь, соединяющая отжившие, живущие и будущие поколения народа в одно великое,
историческое живое целое".
По мнению автора, родной язык не только учит многому, но и учит
удивительно легко. Усваивая родной язык, ребенок усваивает не только
одни слова, их сложения и видоизменения, но бесконечное множество понятий, воззрений на предметы, множество мыслей, чувств, художественных образов, логику и философию языка.
Свои взгляды на изучение родного языка К.Д.Ушинский и Л.Н.Толстой
пытались воплотить в реальной образовательной практике школ, издавая известные во всем мире учебники. Ушинский и Толстой неоднократно отмечали также существенную роль русской литературы в воспитании подрастающего поколения. Эту роль обстоятельно раскрыл В.И.Водовозов в своей статье "О воспитательном значении русской литературы".
Следующее направление развития идеи народности условно можно
назвать "трудовым". Великие педагоги были убеждены в том, что трудовое
воспитание является неотъемлемой частью воспитания и образования
школьников (К.Д.Ушинский, Л.Н.Толстой, С.Т.Шацкий).
В статье "Труд в его психическом и воспитательном значении"
Ушинский отдает решающую роль труду не только в становлении самого
общества, но и в становлении нравственности общества. В основе всей
жизни русского народа лежал труд. Основным средством народного тру-
50
дового воспитания являлось раннее включение детей в производительный
труд. "Ребенку хочется по своей природе мастерить, лепить, рисовать и т.д.
... Поэтому обучение началам ремесла, как никогда, является важным".
Естественно, не нужно ставить преподавание и изучение ремесел во главу
угла. Нужно отказаться от мысли подготовить учеников тому или иному
ремеслу как профессии. Ручной труд в общеобразовательной школе должен преследовать только общеобразовательные и воспитательные цели .
В качестве важнейшего условия развития национального самосознания известный историк В.О.Ключеский рассматривал осознание своей истории. По мнению М.В.Ломоносова, особую ценность для воспитания
имеет история и география. Русская история воспитывает любовь к Родине
и русскому народу. География знакомит с богатствами своей страны и
также воспитывает высокие патриотические чувства.
К.Д. Ушинский и Л.Н. Толстой тесно связывали с идеей народности
идею православного воспитания, которой придавали первостепенное значение для нравственного становления школьников и развития их духовности. Именно через возрождение духовности, считает И.Ф. Гончаров, возможно возрождение России.
Многие педагоги (К.Д. Ушинский, Л.Н. Толстой, Е.А. Покровский)
особо отмечали роль народных игр в воспитании, ибо в них ярко отражался образ жизни людей, их быт, труд, национальные устои. К.Д.Ушинский,
Е.А. Покровский, Д.А. Колоцца, Т.А. Виноградов призывали собирать и
описывать народные игры, чтобы донести до потомков колорит народных
обычаев. В статье "Значение детских игр в отношении воспитанников и
здоровья" Е.А. Покровский рассматривал подвижные игры и развлечения
как важное средство общего, физического и умственного развития и воспитания детей.
Ряд авторов (В.Г. Белинский, К.Д. Ушинский, Л.Н. Толстой, Г.Н. Волков, А.П. Орлова) обращают внимание на значение фольклора в народном
воспитании. Колыбельные песни, потешки, сказки, загадки, пословицы и
поговорки на протяжении веков являлись важнейшими средствами воспитания подрастающего поколения, решая разные задачи воспитания.
Г.Н.Волков пишет, что в народной педагогической мудрости наблюдается
достаточно четкая дифференциация форм воспитания: пословицы – главным образом, для этического, загадки – для умственного воспитания, песни, – прежде всего для эстетического, сказки – для того и для другого.
Сделанный исторический экскурс позволяет определить наиболее
перспективные направления развития идеи народности в содержании современного образовательного процесса. Таковыми, на наш взгляд, являются: изучение родного языка и литературы; трудовое обучение, связанное с
изучением ремесел; изучение народных игр; изучение фольклора; православное воспитание; изучение истории и природы родного края.
Проведенный историко-педагогический анализ позволил сделать
51
следующие выводы:
Во-первых, становление и развитие идеи народности исторически
обусловлено, ее формирование происходило под влиянием объективного
фактора – развития социокультурной ситуации в обществе. Следовательно,
данная идея является достоянием общества и имеет определенную аксиологическую значимость. Идея народности как социальная ценность актуализируется в строго определенные периоды развития России и чаще всего
выходит на поверхность в кризисные моменты развития общества.
Будучи включенной в конкретную социокультурную ситуацию, идея
народности, сохраняя определенный идеал, получает новое качественное
наполнение, обретает новый смысл, обусловленный достижениями данного общества во всех сферах жизнедеятельности, соответствующий его менталитету и социальной сущности. Таким образом, можно проследить развитие идеи народности в отечественном образовании на различных исторических этапах, которые были нами ранее выделены и обоснованы.
Во-вторых, развитие идеи народности отражало своеобразие мировоззрения философов и педагогов, берущих ее за основу своих педагогических
взглядов, которые, несмотря на объединяющую их идею, тем не менее, являются неповторимо-индивидуальными. В практическом ключе эти отличия
проявлялись в различных аспектах содержания образования, которым те или
иные авторы отдавали предпочтение в реализации идеи народности.
Громыко М.М., Буганов А.В.
МИЛОСЕРДИЕ
(Глава из книги «О воззрениях русского народа»)
Исключительно широкое и устойчивое распространение среди русских имели взгляды и поступки, связанные с состраданием, сочувствием,
оказанием помощи в самых разных ее видах, Это была целая система воззрений, основанных на евангельских идеях любви к ближнему и помощи
ему; бескорыстной отдачи просящему больше, чем он просит; самоотверженной готовности положить жизнь за други своя. Это – система взглядов,
но в то же время – это и черта национального характера: органичная потребность делать добро, столь естественная, что не воспринимается ни дающим, ни принимающим, как что-то особенное, а зачастую даже не бывает
замечена.
Во многих описаниях губерний, составленных чиновниками во второй половине XVIII – в первые годы XIX века, отмечается сострадательность крестьян, готовность подать милостыню, помочь погорельцам, броситься на помощь при несчастном случае. Еще более обширный материал
об этом есть для второй половины XIX века.
52
К помощи погорельцам в виде помочей по решению общины мы еще
обратимся, читатель, когда речь пойдет в этой книге о русской соборности.
Но часто эта помощь носила и сугубо индивидуальный характер. «Все крестьяне нашей местности, – писал в конце XIX века Ф. А. Костин из деревни Мешковой Волховского уезда Орловской губернии, – к погорельцам
относятся с жалостью, стараются их утешить и помочь, как советом, так и
делом». Каждый крестьянин, отмечал он далее, «считает за счастье», если
у него поселится погоревший сосед. Беспрекословно брали скотину погоревшего к себе на двор, давали ему свою лошадь. Брать с погорельцев
деньги за помощь «считается большой грех и срам».
С жалостью и состраданием относились и к чужим погоревшим крестьянам. «Никто не отказывает просящему "на погорелое"», – записал Ф.
А. Костин. Это же подчеркивал и вологжанин А. К. Аристархов: «погорельцев снабжают всем, что есть лишнего, а иной раз и от необходимого.
Собирающий (милостыню – М. Г.) «на погорелое место» пользуется большим состраданием и благотворительностью крестьян».
В 1897 году в деревне Пёсье Череповецкого уезда Новгородской губернии случился пожар от молнии: сгорело 27 домов. У многих сгорело
при этом и все имущество, у иных – хлеб в житницах. Помощь пострадавшим оказывали не только жители ближних деревень, но и крестьяне из отдаленных селений. Одни – помогали хлебом, другие – одеждою, третьи –
орудиями труда и посудою. А когда погорельцы стали отстраиваться, «всю
купленную ими на стороне постройку перевозили бесплатно».
П. Гурьев в «Денежном отчете за 1878 г.» по Тесовским сельским
школам (Новгородская губерния) заметил: здесь «даже погорельцы не ходят за подаянием, а ждут и уверены, что каждый сам придет к ним с помощью по силе и возможности» (выделено мной – М. Г.).
При пожарах «иные смельчаки вместе с хозяевами дома бросались в
горевшие дома и спасали от огня имущество». Многие пользовались известностью за самоотверженное и находчивое поведение во время стихийных бедствий. Так, крестьянин деревни Дмитряково (Фетиньинская волость, Вологодский уезд) Василий Матвеев отличался удивительной смелостью, проворством и умением в опасных обстоятельствах. «Кажется, уже
горит совсем, нет он выбежит из огня с целою кучею крестьянского добра,
бросится в пруд и мокрый снова бежит в огонь. Энергия его побуждает и
других крестьян принимать горячее участие в спасении чужого добра».
Пожар – нередкое бедствие для деревянной русской деревни, поэтому многочисленные рассказы о самоотверженной готовности помочь другому человеку связаны именно с пожарами.
Повсеместно проявлялось гостеприимство к чужим людям, попросившим крова, в том числе – и нищим. Человеку, не обратившемуся непосредственно к первичным материалам, просто трудно представить себе,
какое большое количество упоминаний о распространении милосердия,
53
милостыни, гостеприимства у русских крестьян всей территории России
встречается в опубликованных и неопубликованных источниках. Приведем
хотя бы небольшую часть из них.
«Предки наши, – писал Гавриил Успенский в начале XIX века, – по
признанию самих иностранцев, гостеприимство почитали в числе первых
добродетелей и повсюду оным славились. Доныне между поселян, живущих в отдалении от столиц и от больших городов, обычай сей продолжается, чтобы проезжего или прохожего пригласить к себе в дом, накормить и
упокоить его по возможности, являя при том приветливость и свое удовольствие. Хозяин и хозяйка обыкновенно встречают и провожают его с
веселым лицом, с поклонами и приветствием; все, что ни имеют как-то:
хлеб, молоко, яйца, огородные растения, приносят без прошения, за все
никакой не требуют платы, говоря, что за хлеб за соль с проезжего брать
деньги великий грех, и что оттого спорыньи* в доме их не будет». Этот
взгляд попал и в пословицы, зафиксированные В. И. Далем в середине XIX
века: «Кто за хлеб – соль берёт со странного (странника – М. Г.), у того
спорыньи в доме не будет».
Наблюдения Гавриила Успенского касались преимущественно южных губерний России. А вот свидетельства о том же из северных районов,
относящиеся уже к концу XIX века. «Нищему никогда не откажут ни в
хлебе, ни в ночлеге», – сообщали из Вольского уезда Вологодской губернии. «Нищие в редком доме получают отказ, – утверждал информатор из
Пошехонского уезда Ярославской губернии. «Очень гостеприимны и внимательны к нищим и странникам», – писали из Белозерского уезда Новгородской губернии. В последней информации подмечено, что большим гостеприимством и радушием к постороннему человеку отличаются крестьяне
«среднего и бедного состояния». Но есть и противоположные утверждения
(из Вельского уезда Вологодчины) – о том, что именно зажиточные крестьяне больше принимают у себя просящихся на ночлег и обязательно
накормят при этом.
В сведениях 1849 года о нравах помещичьих крестьян сел Голунь и
Новомихайловское Тульской губернии (Новосильский уезд) отмечалось
равное странноприимство и гостеприимство всех крестьян и устанавливалась связь этого явления с уровнем религиозности: «При такой набожности, ни у кого, по выражению народному, не повернется язык отказать в
приюте нуждающемуся страннику или нищему. Лавку в переднем углу и
последний кус хлеба крестьянин всегда готов с душевным усердием
предоставить нищему (выделено мной – М. Г.). Это свойство крестьян
особенно похвально потому, что бедные семейства, до какой бы крайности
ни доходили, никогда не решаются нищенствовать, но стараются или взять
заимообразно, или пропитываться трудами рук своих, и из этого-то слезового куса они никогда не отказывают страннику-нищему».
Вот, дорогой читатель, высокий образец нравственности наших
54
предков: даже тот крепостной крестьянин, который стоял на грани обнищания, делился со странником – чужим ему человеком.
«По уборке хлеба всякий за грех почтет отказать просящему новины
(хлеб нового урожая – М. Г.), несмотря на то, что таковых просителей бывает
очень много», – отмечалось по Мещевскому уезду Калужской губернии.
Некоторые современники различали поведение страннопринмничества
в деревнях, отдаленных от городов и больших дорог, и в подгородних и притрактовых селениях: первые, как правило, приветливо открывали ворота и
двери любому странствующему, угощали, обеспечивали ночлегом, снабжали
необходимым в пути – безвозмездно; вторые нередко за все 1 брали плату,
увеличивая ее в зависимости от обстоятельств. Так писал, например, В. Левшин в 1811 году о районах Тульской губернии, близких к Москве и наиболее
затронутых отходничеством. Перечисляя черты, присущие тульским сельским жителям, «равно как и всем россиянам», он отмечает, что они «в особливости, странноприимцы». И далее: «Можно, однако, заметить, сколько
просвещение действует на чистоту прежних нравов, и что с приобретением
познаний раздаются новые страсти, а паче – любостяжание и ячество. Пременяется уже сия почтенная черта русского характера – странноприимство. Когда в отдаленных от городов и больших дорог деревнях каждому проезжему
и странствующему, просящему ночлега, хозяин усердно отворяет ворота дома своего, разделяет с ним свою трапезу, старается упокоить, помоществовать и снабдить, чем только в силах; просветившиеся подгородние и при
больших дорогах обыватели без заплаты не дадут ночлега и куска хлеба; вместо пособия стараются притеснить и взять за вещь вчетверо, когда только видят, что в ней проезжающему необходимая нужда».
Но тот же автор после этого язвительного замечания, на соседней
странице своей рукописи, свидетельствует: «Крестьяне без размышления
пренебрегают жизнь свою на спасение жизни ближнего, бросаются в огонь
и в воду». И рядом: крестьянин «никогда не отказывает, если имеет что
дать просящему милостыни и с веселым лицом идет для пособия призывающему его в помощь».
Чаще мы находим в источниках безоговорочное утверждение о гостеприимстве крестьян. «Вологодский народ, как и весь вообще русский,
чрезвычайно гостеприимен. Отказ путнику, попросившемуся переночевать, является в виде крайнего исключения, – писал в 1890 году Н.А. Иваницкий – один из лучших собирателей сведений о нравах и быте на Русском Севере. – Не пустит в избу странника или прохожего разве баба,
оставшаяся почему-либо дома одна, в которой страх пред чужим человеком («кто его знает, что он в мыслях держит») превозмогает чувство гостеприимства и сострадательности, или же семья раскольников. Не покормят
прохожего в том только случае, когда у самих есть нечего».
«Проезжающий мимо селения, даже незнакомый, нуждающийся в
ночлеге, а также и проходящий пеший путник в редком дому получает от-
55
каз» – сообщал С.Я. Дерунов из Пошехонского уезда. Он описывал ласковое и внимательное отношение к проезжему (прохожему). В. Иванов из
Новгородской губернии (Белозерский уезд) дал подробную зарисовку подобного приема, сделанную с натуры. Он отметил, что в зимнюю пору
особенно часто просятся на ночлег путники, едущие издалека. В большинстве случаев крестьяне отказываются от платы, а если и берут, то весьма
умеренную, чаще всего, сколько сам проезжий положит».
Приведем целиком описание приема крестьянином нищего в Новгородском крае – оно хорошо передает обстановку благожелательности, которую стремились создать в этом случае. «Когда нищий заходит в избу, то
хозяин или хозяйка первым долгом стараются обласкать пришедшего своим сочувственным взглядом, особенно если замечают в нем усиленную
робость и унижение, затем подают ему кусок хлеба; нередко осведомляются, откуда он, расспрашивают о его бедственном положении, приглашают
отогреться и поесть теплой пищи, а если дело случится к ночи, то добродушно сами предлагают остаться ночевать, говоря: "Куда ты пойдешь на
ночь глядя, ночуй – ночлега с собой не носят, вот вместе поужинаешь с
нами, обночуешься, а утром и пойдешь с Богом"».
Если приходил в избу не нищий, а просто незнакомый крестьянин,
чтобы отдохнуть в пути, хозяин прежде всего спрашивал, откуда он, куда и
по какому делу идет. (Пешком на большие расстояния тогда ходили многие и потому такие приходы служили богатым источником информации).
Затем радушно предлагал прохожему человеку пообедать «чем Бог послал» и в ответ на его благодарность добавлял: «Да что за пустое благодарить, а вот закуси, а потом и говори спасибо. Эй, хозяйка, собирай на стол,
пусть человек-то пообедает, устал с дороги-то!» И полученная после обеда
благодарность тоже встречала оговорки хозяина, как бы стремившегося
снизить значение своего поступка: «Ну, не осуди, родимый, на большем,
что уж случилось».
Отношение к приезжающим из соседних деревень бывало разное –
смотря зачем приехал. Если приехал просить ночлега или помощи – то разговоры и прием были всегда радушными. Если же приехал, чтобы получить какую-либо выгоду – купить подешевле или продать подороже, то и
разговор с ним вели «хитрый», с определенным расчетом.
Сохранилась довольно подробная характеристика благотворительности
и гостеприимства крестьян села Давшино (юго-западная часть Пошехонского
уезда), сделанная жителем этого селения по наблюдениям 40-х годов XIX века. «Благотворительность, – писал он, – обнаруживается в готовности помочь
ближнему и советом, и делом, ссудить его нужным, также в милосердии к
бедным, в подаяниях. Некоторые из здешних жителей погребают на свой
счет умерших в крайней нищете и делают иногда по них поминки. Гостеприимство выражается в том, что во время праздников здешние жители угощают
всех гостей, как родных, так и чужих, и даже часть таких, которых не знают
56
по имени; впрочем, они даже и не заботятся узнать их имена».
Наблюдатель приводит и объяснение, к которому прибегали крестьяне, чтобы ободрить незнакомого гостя. «Если такие гости станут извиняться перед ними, что, не будучи прежде знакомы, осмелились придти, то
они говорят им только: «Ну, братцы! попали в артель, так погостите на
доброе здоровье, чем Бог послал; мы рады празднику, стало быть рады и
гостям; может быть случится и нам побывать у вас когда-нибудь, нельзя
отрекаться от этова». То же бывает и на свадьбах: угощают не только родных, но и соседей».
В Давшино «всякий хозяин ласково и охотно принимает к себе в дом
прохожих людей, как знакомых, так и незнакомых, особливо бедных, которые просятся ночевать; угощает их ужином и завтраком и ничего не берет ни за пищу, ни за покой; даже с торговых людей и разносчиков с мелочами не берут ничего». О радушном приеме прохожих, проезжих писал из
Восточной Сибири Василий Паршин в 1840 году. Отметив, что «простота,
кротость, хлебосольство и радушие составляют главные отличительные
черты жителей Нерчинского округа, или так называемых старожилов», он
сообщает далее: «Во всяком порядочном доме, ежели подошел к обеду
бедняк, странник, его накормят, ежели позже – не откажут в куске хлеба, и
предложат его без просьбы. Особенно в богатых домах и в большие годовые праздники, что называется, хлеб не сходит со стола. Проезжающего за
честь поставляют себе угостить, сколько позволит возможность, и ежели
бы он за гостеприимство предложил плату, он бы огорчил самым чувствительным образом хозяина».
Оказание благотворительной помощи входило в определение тех
лиц, которые пользуются уважением. А.А. Фомин из села Пречистого Ростовского уезда Ярославской губернии решительно утверждал: «Уважение
здесь приобретается не зажиточностью, а помощью бедным крестьянам
при каком-либо случившемся с ними несчастьи, при нужде; в здешней волости есть и небогатые крестьяне, но тем не менее им оказывается уважение и расположение потому именно, что они нередко дают бедным своих
лошадей для работы, ссужают их в нужде чем-либо, хлопочут за тех, с которыми случилось какое-либо несчастье, например, перед земским начальником, волостным правлением и т. п.» Та же мысль и у А. Титова из деревни Издешково Вяземского уезда Смоленской губернии: зажиточность
еще не основание для уважения; богатый, но скупой, не пользуется уважением. «Оказать услугу неимущему считается полезным для души, и прощаются от Господа прегрешения» (Ярославская губерния).
Духовные основания подачи милостыни запечатлелись и в пословицах: «Милостыня перед Богом оправдает»; «Пост приводит ко вратам рая,
а милостыня отверзает их». Примечательно, как в последней пословице соединились два показателя массового благочестия, особенно характерные
для русских.
57
Если зайдет монах и будет просить на строительство храма, то редкий крестьянин не подаст, – утверждал С. С. Гришин, корреспондент Тенишевского бюро из села Волконского той же волости, Дмитровского уезда, Орловской губернии.
О постоянной готовности крестьян к соседской взаимопомощи подробно писали из Владимирского уезда. Обратившиеся к соседям отказа не
получали. Если кто-либо был особенно известен, например, своим искусством «уставлять» сохи, насаживать косы, то к нему обращались соседи.
«В этих случаях «возмездия» (т. е. вознаграждения – М. Г.) не полагается,
т. к. небольшая услуга и помощь другим считаются делом совести и отказ
беспричинный в подобных случаях вызвал бы осуждение». Но этот же
корреспондент из Владимирщины замечал, что разница в имущественной
обеспеченности сказывается на соседских взаимоотношениях: бедный сосед мог оказаться в подчиненном отношении к богатому. Если же бедный
поправлял дела, – менялось и отношение.
Владимирская губерния – промышленная. В ней особенно активно
развивалось отходничество, многие деревни и села были охвачены промыслами, подчиненными городским предпринимателям. Здесь заметнее
сказывались тенденции накопительства, городских рыночных отношений.
А в сообщении, например, из менее затронутого этими процессами Яренского уезда Вологодской губернии (из села Усть-Вым, в восьмидесяти верстах от Яренска) утверждалось без всяких оговорок: в случае нужды в
деньгах или хлебе свободно обращаются к соседу; пользуются вещами, занятыми у соседей, иногда подолгу. Зажиточные крестьяне часто «берут к
себе на воспитание в качестве помощников бездонных и бедных сирот и
нищих не только своего, но и чужих приходов, приходящих к ним за милостыней». Этот корреспондент из Усть-Выма – Т. Шумим писал о безыскусственной простоте и гостеприимстве во всех взаимоотношениях.
В ходу было много пословиц о добрых соседских отношениях: «Себе
согруби – а соседу удружи»; «Не копи именья – наживи соседей»; «Ближний сосед – лучше дальней родни»; «С соседом жить – дружить» и др.
В индивидуальной соседской помощи (как и в коллективной – помочах) трудно подчас отделить благотворительность от взаимных услуг. Но
много было в жизни деревни добрых дел в чистом, явном их проявлении. В
их числе – обычай одаривать и угощать арестантов на Пасху или другие
большие праздники. В Талызинской, например, волости Орловской губернии на «Велик день» звали к себе «разговляться» всех, кто сидел в это время
под арестом в волостной тюрьме. Для этого ходили просить разрешения у
старшины. В крестьянском доме арестанту дарили чистую рубашку, и хозяин усаживал его рядом с собой за стол и угощал как самого близкого родственника. Такие приглашения арестантов делались также в те дни, когда
община заказывала причту молебен и в деревню приносили образа.
По Череповецкому уезду отмечен в конце XIX века «обычай ходить
58
к обедне в острог» в день иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» и приносить холст на штаны арестантам. Подарки и угощение арестантам, как и всякая подача милостыни, четко были связаны в крестьянских представлениях с долгом христианина делать добрые дела, быть милосердным.
«Крестьянин никогда не отказывает нищему в подаянии», – утверждал в конце XIX века житель Брянского уезда. Угощение крестьянами
бедных в любое время «по мере своих средств» описано и жителем Валуйского уезда Воронежской губернии. Известный историк и деятель просвещения Сибири П.А. Словцов писал о сибиряках: «Этот крестьянин с черствым видом, но не сердцем, знаете ли вы, носит в себе тайну благоговейности и сострадания к неимущим братьям».
Кроме подачи милостыни по просьбе существовали еще закрепленные обычаем конкретные поводы и сроки для угощения нищих и раздачи
милостыни. За этими сроками и обычаями тоже стоял определенный религиозный смысл.
В Суджанском уезде Курской губернии по большим праздникам хозяйки брали с собой в церковь «паляницы» (ржаные лепешки), вареники в
деревянных мисках, бублики и пирогн и по окончании службы оделяли
ими нищих.
В Сибири было принято на Святки (т. е. между Рождеством и Крещением) не только угощать, но и наделять значительными припасами нуждающихся. П.А. Словцов хорошо знал Сибирь и описал, как в эти дни
«беспомощные или хворые хозяева скудных семей разъезжали по деревням
из дальних мест и останавливались у ворот зажиточных домов. Странник
входил с незазорною совестью и объявлял себя христославцем. Тотчас затепливалась перед образом восковая свеча, вся семья от мала до велика
становилась в молитвенном положении и со сладостью слушала песнопевца». После того, как он исполнит праздничные песнопения и скажет традиционное приветствие, незваному гостю предлагали хлеб-соль, а затем
старший в семье шел отсыпать муку, крупу и грузил их вместе с другими
продуктами на воз христославца.
Во многих местностях на Аграфену-купальницу (23 июня ст. ст.) посреди деревни ставились столы с постными яствами (в это время шел Петровский пост) для угощения нищей братии за счет деревни в целом. Нищих
являлось до 300 человек. Очень распространена была подача милостыни в
связи с похоронами и поминальными днями. Так, житель Выскорецкой волости Владимирской губернии рассказывал, что у них в день похорон приглашаются на обед не только все родственники и соседи, но и нищие,
сколько бы их ни случилось поблизости; угощали всех нищих и на сороковой день. Такие же сведения есть в нашем распоряжении и из Воронежской губернии. Но здесь речь идет уже не о нищих, а о бедных: *по прошествии шести недель по умершим» на обед «отовсюду» приглашают бедных
59
и дают им еще с собой хлеб. В Вельском уезде Вологодской губернии на
поминки приглашали и посторонних, а нищим давали все самое лучшее с
поминального стола с просьбой «помянуть покойну головушку».
В подаче милостыни и, шире, – в оказании помощи вообще, особое
место занимало представление о важности соблюдения тайны. Лучше всего
делать это незаметно, безымянно, чтобы тот, кому оказывается милость, не
мог поблагодарить, не знал бы своего благодетеля, иначе это доброе дело
может не быть зачтено человеку на небе, так как он получил уже награду на
земле. «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы
они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего небесного.
Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю
вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы (милостыня
твоя была втайне; и отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6,
1-4). Эти евангельские истины органично вошли в массовые народные воззрения, что проявлялось, в частности, в особой форме – тайной милостыне.
Как могла тайная милостыня осуществляться в сельской среде, где,
казалось бы, трудно скрыть и менее значительные поступки?
В 1849 году в сообщении о религиозных обычаях Нижегородской
губернии говорилось: «За душу умершего, во здравие болящего и в некоторых иных случаях подают тайную милостыню: ночью тайно кладут на
окошко бедным денег или хлеба и иногда восковую свечу». Тот же обычай
с некоторыми отличиями описан и для Владимирской губернии: семья тяжело болевшего посылала ночью кого-либо разносить тайную милостыню.
Но не только болезнь служила поводом к скрытой подаче милостыни на
Владимирщине. В 1869 году из Вязниковского уезда писали: «Такие тайные милостыни, по убеждению подающих, избавляют их от всяких бед и
напастей».
Л.А. Тульцева, специально исследовавшая русский обычай тайной
милостыни, проследила сохранение его и в советское время, и вплоть до
наших дней. В 1920-е годы тайная милостыня как часть поминального
цикла описана костромским краеведом Василием Смирновым, свидетельство которого приводит исследовательница: «Родственники умершего, в
зависимости от достатка и «собственной щедрости», в течение одной или
нескольких ночей раскладывали подаяния на крыльце или волоковом окне
изб бедных соседей. Подаянием могли быть крендели, блины, яйца, овощи,
восковые свечи, платки, отрезы ситца, коробки спичек, другие необходимые продукты и предметы повседневного обихода. Состоятельные люди
так делали в продолжение сорока дней». Широко бытовала тайная милостыня, по мнению Л.А. Тульцевой, во все дни церковного поминовения
усопших. В годы Великой Отечественной войны обычай исполнялся в связи с поминовением душ воинов, погибших на фронте.
60
Работа Л.А. Тульцевой дает возможность познакомиться с записанными ею высказываниями ныне живущих стариков о тайной милостыне
(Рязанская область). «Тайная милостыня – это когда помогают бедным,
нуждающимся, попавшим в беду. До сих пор делают. Помогают на праздники, свадьбы, но в любом случае, чтобы никто не видел. Приносили тайно, кто что принесет – денег ли, отрез ли. Тайная милостыня доходнее
всех других поминаний. Не хвалились, а помогали» (выделено мной – М.
Г.). «Раньше ведь как – у кого есть коровка, а у кого и нет. У кого нет, тому
на праздник на крыльцо приносили молоко, сметану. Сейчас не как раньше: сейчас мы дадим, да похвалимся. А хвалиться нельзя. Раньше часто
приносили тайную милостыню».
«Тайная милостыня? – Это моя свекра, когда была жива, делала. Тогда народ проще был, добрее. Все несли бедным к празднику разговляться
– и яички, и молоко». «Под праздник приносили бедным кто-чего, кто мяса
кусок, кто молоко. Оставались вдовы с детьми, и им помогали. Вроде Божий подарок. И даже кто дарил, тот не рассказывал, дескать, я что-то принесла...» «Собери бедному человеку, когда и чего хочешь. Тайная милостынька очень доходна к Богу». Полина Васильевна Шлыкова (деревня
Аргамаково Спасского района), сказавшая эти слова, цитировала совет
своей матери: «Девки, не копите, не копите ничего, – все прах. Делайте
тайные милостыньки».
В этих высказываниях простых людей Рязанщины традиция тайной
милостыни относится иногда и к сегодняшнему дню, а иногда – лишь к
предшествующему поколению. Но все они едины в четком понимании
евангельской сути обычая.
Анна Сергеевна Чаброва (деревня Чурьяково Угличского района
Ярославской области) на вопрос исследовательницы, с какого времени
обычай стал забываться, отвечала: «Как не стали веровать, так и не ложат
теперь». Но она же утверждала, что и сейчас тайная (тихая) милостыня бытует в их краях. И наставляла: «Надо взять (тайную милостыню – М. Г.) и
дома помолиться перед иконами и помянуть всех усопших. Это хорошо
для души умерших».
Из высказываний Чабровой, как и других, видно, что обычай тайной
милостыни в наши дни существует в среде верующих русских, но забыт
неверующими. К последним мы не относим, разумеется, тех, кто в церковь
не ходит (или почти не ходит – иногда заходит все же ненадолго – поставить свечку), но верует в Бога: такие иной раз очень усердно подают тайную милостыню. От себя могу добавить (по сегодняшним наблюдениям
жизни общин Московской области), что, по мере восстановления церковной жизни в наши дни, значительная часть тайной милостыни идет через
церковь, В связи с болезнью или смертью близкого человека приносят в
храм вещи, отрезы, а церковнослужители передают их нуждающимся прихожанам, не называя имя дарителя. Так, прихожанка Троицкой церкви де-
61
ревни Астафьево (Подольский район, 1996 год) Н.А. рассказывала, что по
смерти мужа принесла в этот храм несколько хороших вещей для раздачи
бедным; после чего видела во сне мужа, который благодарил ее за этот поступок и утверждал, что ему это очень помогло.
Государственный крестьянин из села Нижне-Ломова (Раненбургский
уезд Рязанской губернии) Ефим Семенович Моргачёв имел хорошую репутацию, ибо «не отказывался помочь бедным, приходившим к нему за помощью. Даже сам старался узнать о бедном и спешил к нему с помощью».
Его дочь, Евфимия, выделявшаяся своим благочестием, приняла эту традицию от отца и придала ей еще более совершенную форму: «в рабочую
пору нередко односельцы, скудные рабочими руками, приходя утром на
работу, находили, что на пашне их кто-то жал, и сжатый хлеб в копнах
стоял здесь же». И односельчане, в свою очередь, так же безымянно помогали девушке: принесенную для нее пищу ставили снаружи на окно (Евфимия жила в это время одна в специально построенной для нее маленькой
избушке – келье), давая знать ей об этом лишь стуком в стену.
Нередко для такой задачи – поставить или положить на окно что-то
полезное, нужное, но остаться неузнанными – использовали детей или
подростков из чужой семьи.
Степень сохранения тайны в раздаче милостыни доходила у некоторых крестьян до того, что даже муж и жена скрывали такие дела друг от
друга. Так, жители села Городище (Старобельский уезд Харьковской губернии) Евфим Емельянович и Марья Васильевна Литовкины «были очень
милостивы к бедным, – они раздавали свои достатки щедрою рукою и даже
нередко тайно друг от друга».
Незабываемый образ доброго и отзывчивого крестьянина запечатлелся с детских лет в воспоминаниях Ф.М. Достоевского и сыграл потом
немалую роль в труднейший период жизни писателя. Это был мужик Марей – крепостной из деревни, принадлежавшей отцу Достоевского. Федя
бродил один по лесу, увлеченно наблюдая за букашками и ящерицами, когда впечатлительному мальчику вдруг померещился крик: «Волк бежит».
Он опрометью бросился из леса, крича от страха, и выскочил на поле, прямо на пашущего крестьянина.
«Не знаю, есть ли такое имя, но его все звали Мареем, – мужик лет
пятидесяти, плотный, довольно рослый, с сильною проседью в темнорусой окладистой бороде. Я знал его, но до того никогда почти не случалось мне заговорить с ним. Он даже остановил кобыленку, заслышав крик
мой, и когда я, разбежавшись, уцепился одной рукой за его соху, а другою
за его рукав, то он разглядел мой испуг».
Марею не сразу удалось успокоить мальчика.
«– Что ты, что ты, какой волк, померещилось, вишь! Какому тут волку быть! – бормотал он, ободряя меня. Но я весь трясся и еще крепче уцепился за его зипун и, должно быть, был очень бледен. Он смотрел на меня
62
с беспокойною улыбкою, видимо, боясь и тревожась за меня.
– Ишь ведь испужался, ай-ай! – качал он головою. – Полно, родный.
Ишь малец, ай!
Он протянул руку и вдруг погладил меня по щеке.
– Ну, полно же, ну, Христос с тобой, окстись». А когда успокоенный,
наконец, Федя собрался уходить:
– Ну и ступай, а я те вслед посмотрю. Уж я тебя волку не дам! – прибавил он, все так же матерински мне, улыбаясь, – ну, Христос с тобой, ну
ступай, – и он перекрестил меня рукой и сам перекрестился. Я пошел,
оглядываясь назад почти каждые десять шагов. Марей, пока я шел, все
стоял с своей кобыленкой и смотрел мне вслед, каждый раз кивая мне головой, когда я оглядывался».
Достоевский отчетливо вспомнил эту встречу через двадцать лет,
вспомнил в каторжном остроге, и образ Марея помог ему увидеть души за
грубой внешностью товарищей по заключению. «Встреча была уединенная, – писал он потом о Марее в "Дневнике писателя", – в пустом поле, и
только Бог, может, видел сверху, каким глубоким и просвещенным человеческим чувством и какою тонкою, почти женственною нежностью может
быть наполнено сердце иного грубого, зверски невежественного крепостного русского мужика, еще и не ждавшего, не гадавшего тогда о своей
свободе. Скажите, не это ли разумел Константин Аксаков, говоря про высокое образование народа нашего?»
О милосердии крестьян к чужим для них в социальном отношении
людям писали декабристы и многие другие ссыльные, встречавшие сочувствие и помощь на всем пути их следования в ссылку. Вспомним, хотя бы,
радушие забайкальских староверов, отмеченное в записках декабриста И.
Д. Якушкина. А ведь это были дворяне – государственные преступники,
которых сопровождал конвой. У сибирского крестьянства вообще существовал обычай подавать милостыню (хлеб, монеты) всем арестантам,
шедшим по сибирским дорогам в сопровождении конвоя.
Нет сомнения, что готовность подать милостыню как по конкретному, закрепленному традицией поводу, так и при неожиданно, стихийно
возникающей просьбе была характерна для русских крестьян, Возникая
нередко как непосредственное движение души, из чувства жалости и сострадания, эта готовность опиралась и на общий взгляд, в котором воспитывали с раннего детства: подача милостыни – богоугодное дело. «Блаженны милостивые; ибо они помилованы будут» (Мф. 4, 7).
Отношение к преступнику на основе милосердия проявлялось в крестьянском обычном праве. Интересно в этом отношении наблюдение юриста С.Л. Чудновского, изучавшего в конце XIX века юридические обычаи
русских крестьян Алтая. Чудновский сравнивал государственное законодательство с теми обычаями и подходами, которыми руководствовались крестьяне в своих судах.
63
«Уголовный закон радикально и, так сказать, принципиально расходится с обычным воззрением народа в основном отношении к преступлению и преступнику; в то время как уголовный закон в преступнике видит
«злую волю», сознательно стремящуюся нанести вред целому обществу и
отдельным его членам, обычное мировоззрение видит в преступнике главным образом «несчастного, жертву несчастно сложившихся обстоятельств.
Первый исходит из того, что общество не только вправе, но и обязано карать преступника, отметить ему за содеянное преступление, народ же в
своем обычно-правовом мировоззрении полагает, что общество должно и
вправе ставить преступника в такое положение, чтобы сделать его безвредным для общества и при этом не столько карать его, сколько исправлять и наставлять»
Миронов Б.Н.
ДЕМОГРАФИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ ПРАВОСЛАВНОГО НАСЕЛЕНИЯ
(Из книги «Историческая социология России»)
Модель демографического поведения людей оказывает решающее воздействие на воспроизводство населения. В России периода империи эта модель определялась крестьянством, доля которого среди жителей страны составляла в начале XVIII в. около 90 %, в 1897 г. – 84 %. Девять десятых крестьян жили в деревнях и занимались сельским хозяйством. Чем дальше от
1897 г. в прошлое мы уходим, тем более крестьянским представляется население России. В XVIII в. даже большинство городов России были аграрными,
их жители занимались преимущественно сельским хозяйством и по своему
частному и общественному быту мало отличались от крестьянства. Хотя модель демографического поведения крестьянства, действовавшая в период империи, претерпела некоторый изменения после Великих реформ 1860-х гг.
(для привилегированных образованных слоев населения, кроме духовенства,
– в большей степени для мещан, купцов и особенно крестьян – в меньшей),
но в основных чертах сохранилась и, самое существенное, оставалась основной для подавляющего большинства населения. Рассмотрим эту модель.
Демографическое поведение крестьянина обусловливалось главным
образом его взглядами на брак, семью и детей. Эти взгляды своим происхождением и бытованием обязаны комплексу социально-экономических
факторов, в ряду которых невозможность существования крестьянском хозяйства вне семейной формы, высокая смертность, не обеспеченна государством и сельской общиной старость были важнейшими. Представления о
ценности семьи и детей, священности и нерасторжимости брака нашли свое
воплощение в нормах обычного права и крестьянской этики, которая в
принципе совпадала с христианской. Несоблюдение обычая этических норм
64
ставило крестьянина вне общины и по существу вне общества, потому что
для подавляющего большинства крестьян периода империи община была
его микрокосмосом, где проходила вся жизнь от рождения до могилы.
Брачные и семейные отношения в деревне имели не только интимный, но и публичный характер. В свадьбе участвовала почти вся деревня,
девственность невесты демонстрировалась – на всеобщее обозрение представлялась рубашка новобрачной, вывешивалась простыня новобрачных на
заборе дома, раздел имущества, факты неподчинения родителям, семейные
конфликты разбирались на общинных сходках; в последний путь прожали
все односельчане. Публичность всех межличностных отношений на селе
имела следствием подчиненность крестьянина четким, практически не дающим альтернатив нормам демографического поведения. Стоит подчеркнуть, что эти нормы освящались церковью, к концу XVIII в. они превратились уже в традицию, а традиции, тем более поддерживаемые православной верой, крестьянин привык уважать.
Каково же было содержание норм демографического поведения в какой мере эти нормы находили воплощение в реальном поведении основной
части населения России?
С точки зрения русского земледельца, брак – важнейшее условие порядочности человека, его материального благосостояния и общественного
веса. Вступление в брак – моральный долг. До заключения брака крестьянского парня, даже взрослого – 20 лет, никем в деревне всерьез не воспринимался. Он – «малый». Уже само название статуса неженатого молодого
мужчины говорит об ущемленности его прав и о его неполноценности. И
действительно, «малый» находился в полном подчинении у старших, не
имел голоса в семье, не участвовал в сельском сходе. Ему не доверялись
некоторые сельскохозяйственные работы, например посев, который ассоциировался с оплодотворением, покидать деревню он мог лишь под присмотром взрослых. Только после вступления в брак «малый» становился
настоящим «мужиком», т. е. приобретал права и обязанности полноценного члена семьи и общины. Неженатые мужчины вызывали подозрительное
и презрительное отношение окружающих. Их называли обидными прозвищами, например «вековушами» по аналогии со старыми девами, что
означало пожилой, засиделый, обойденный невестами парень. Люди вслух
в их присутствии бесцеремонно выражали свои догадки об их физическом
уродстве как о причине внебрачного состояния. Словом, холостое положение рассматривалось как своего рода безнравственное поведение. «Холостой, что бешеный. Холостой – полчеловека», – говорила русская пословица. Считалось, что не женятся только физические и нравственные уроды,
парни плохого рода, разорившихся семей или прослывшие «непутящими»,
«забубёнными головами», т.е. распутными, буйными и беззаботными
людьми, которые забыли страх божий и наставление родителей.
Невеселая судьба ожидала и незамужнюю женщину. Недаром говори-
65
лось: «Без мужа жена – всегда сирота». По крестьянским понятиям женщина
без мужа не имела самостоятельной ценности: «Птица крыльями сильна, жена мужем красна». После смерти родителей она была обречена на бедность
или нищенство, лучшим выходом для нее могло служить пострижение в монастырь. Пословица «Жизнь без мужа – поганая лужа», – мироощущение
крестьянки, по несчастному стечению обстоятельств оказавшейся без семьи.
Женщина всегда предпочитала девичеству самую плохую партию.
Взгляды крестьян на брак в значительной мере определялись экономическими и правовыми условиями их жизни. Прежде всего неженатый крестьянин не мог получить полный земельный надел – главный источник существования – от помещика, администрации, общины. Между тем только получение земли и связанное с этим вхождение крестьянина в состав налогоплательщиков давало ему личные права – взрослый, но холостой мужчина находился в неопределенном положении. Существенно было и то, что крестьянское хозяйство могло нормально существовать при наличии в нем и женских,
и мужских рук, так как в его основе лежало половозрастное разделение труда. По воззрениям крестьян, мужчина не должен был делать женской работы,
а женщина – мужской. Приготовление пищи, уход за скотиной, воспитание
детей, бытовое обслуживание семьи, включая обеспечение всех ее членов
домотканой одеждой, считалось делом женских рук. Полевая же работа, за
исключением жатвы, заготовка дров, уход за постройками и т. п. лежали на
мужских плечах. Только вместе крестьянин и крестьянка могли вести полноценное хозяйство, способное удовлетворять потребности семьи.
Понимание крестьянами брака как морального долга обусловливалось также их религиозными воззрениями. «Отношения полов, – учила
Церковь, – святы и чисты только в таинстве брака,,. Те, кто волею Божьей
принимают решение никогда не вступать в брак, должны воздерживаться
от всяких интимных отношений, потому что это было бы изменой Богу,
Бог сотворил мужчину и женщину, чтобы они в браке соединили свои
жизни как плоть едина"». В соответствии с этими наставлениями церкви
жизнь без семьи рассматривалась как отклонение от предначертаний Господних либо по причине несчастья, либо вследствие безнравственности.
Напротив, женитьба, рождение и воспитание рассматривались как
исполнение божественных указаний. В силу этого обряд венчания занимал
особое место в жизни крестьян и назывался ими «Суд Божий». «Обряд
венчания, – заметил этнограф конца XIXв., одно из самых великих таинств
для крестьянина. Он не только уважает его, но и благоговейно готовится к
нему, со страхом встречает. -Тут Бог благословляет человека на новую
жизнь, решает для него счастье или несчастье. Был жених добрый, невеста
честная – присудит Господь толику счастья в брачной жизни, нет – не пошлет Господь и радости. Момент таинства поэтому – самый крупный и
страшный в жизни – момент исполнения предначертания Божьего. Отсюда
и название таинства судом Божьим».
66
Итак, экономическая и моральная необходимость заставляла крестьян жениться при первой благоприятной в безбрачие почти невозможным в
их глазах.
При заключении брака материальные расчеты имели очень большое
значение. Это обстоятельство явилось для многих наблюдателей крестьянской жизни основанием считать брак хозяйственной сделкой и отрицать
какое-либо значение взаимной склонности, эмоций и наличие нематериальных соображений у жениха и невесты. Такая точка зрения утрирует положение дел. Конечно, браки устраивались родителями, и они всегда принимали в расчет прежде сего статус и престиж семьи, из которых происходили новобрачные, затем личные качества невесты и жениха и семьи лишь
в последнюю очередь их взаимные склонности По русскому обычаю новобрачные не устраивали отдельного самостоятельного хозяйства, новая семья становилась частью уже существующей семьи отца жениха, в его дом
переходила невеста на жительство.
Вряд ли правильно объяснять исключительно материальными соображениями желание родителей жениха иметь в доме работящую, здоровую
скромную, с хорошим характером, красивую женщину из хорошей семьи,
так же как и желание родителей невесты отдать замуж дочь за трудолюбивого, трезвого, здорового мужчину, хорошего роду, с честным именем на
селе,которому не угрожает военная служба. Этот расчет включал психологические, эстетические соображения, а также престижность данного брачного союза, поэтому брак не являлся хозяйственной сделкой. Случалось,
что желание родителей и новобрачных совпадали, бывало и наоборот, но
чаще всего молодые не испытывали друг к другу ни ярко выраженной
симпатии, ни антипатии. Однако желание новобрачных все более принималось в расчет. Во-первых, это было следствием того, что возраст вступления в брак со временем повышался. Например, если в начале XVIII в.
женили девочку 12-14 лет и мальчика 13-15 лет и их мнение родители могли игнорировать, то во второй половине XIX в. супругами становились
молодые женщина и мужчина в возрасте 21 и 24 лет, и совсем не учитывать их желания было уже невозможно. Во-вторых, в молодых крестьянах
постепенно развивались автономность, чувство собственной индивидуальности, вследствие чего к концу XIX в. они стали упорнее, чем их сверстники прежде, настаивать на принятии во внимание их желаний.
Наконец, следует учесть религиозные воззрения крестьян. Брак по
страсти не являлся богоугодным делом, он содержал в себе, по их мнению,
что-то греховное, ибо цель брака состоит не в получении плотских радостей, а в устройстве семьи, рождении и воспитании детей. Страсти греховны и мешают устройству совместной жизни мужчины и женщины на правильных основаниях, т. е. таким образом, чтобы брак, по словам Иоанна
Златоуста, превратил дом в «малую церковь», где Божья благодать существует для спасения и жизни человека. В отличие от современного челове-
67
ка, крестьяне полагали, что не страсть, а необходимость оправдывает и одновременно облагораживает брак. Известный этнограф А. Ефименко заметила: «Выходить замуж по любви считается для девушки постыдным». Согласно крестьянским представлениям, в брак необходимо было вступать в
молодости. В начале XVIII в. оптимальным возрастом считались 16-18 лет
для девушки и 18-20 для юноши, во второй половине XIX в. соответственно 20-22 и 23-25. На девицу старше этого возраста смотрели как на засидевшуюся невесту, а на мужчину – как на старого холостяка. Оптимальный
возраст до некоторой степени определялся духовными и светскими законами, но главную роль играли все же условия крестьянской жизни. Прежде
всего отсутствие необходимости для новобрачных устраивать собственное
хозяйство создавало реальную возможность ранних браков. Родители жениха хотели взять в дом работницу помоложе и поздоровее, а поскольку
разница жениха и невесты была величиной фиксированной, то и сына приходилось женить раньше. Психологические соображения родителей также
играли в этом важную роль. Патриархальная крестьянская семья строилась
на строгом подчинении младших старшим, женщин – мужчинам. Чем моложе были дети, тем с большим успехом родители могли употребить свою
власть над ними. «Жени помоложе, пока послушен, а уматереет – не уженишь» – житейская мудрость стариков. Крестьяне справедливо считали,
что чем моложе невеста, тем легче пройдет ее адаптация к новым условиям. Тяжелая крестьянская работа рано старила и истощала женщину; она
быстро теряла свою привлекательность и частично здоровье, а эстетические и практические соображения играли важную роль при заключении
брака. Жених хотел скорее стать полноправным «мужиком»; невеста боялась засидеться в девках, ее родители страшились, что девушка до замужества может забеременеть, и тогда возможность замужества крайне затруднялась, а на семью и род ложился страшный позор. Родители новобрачных
хотели иметь внуков, чтобы быть уверенными, что их род не прервется –
этому придавалось большое значение. При высокой смертности только
ранние браки могли это гарантировать. Ранние браки являлись способом
дать легальный выход гиперсексуальности молодежи. И старики по-своему
были правы – в деревнях, в которых под влиянием отходничества браки
заключались в более старшем возрасте, было намного больше женщин с
внебрачными детьми, с разбитой на этом основании судьбой.
Как видим, у крестьян имелось много соображений для ранних браков. Поэтому, когда средний возраст вступления в брак в середине XIX в.
приблизился к продолжительности одного поколения – 22-25 лет, то в силу
всех вышеприведенных мотивов ранних браков дальнейшее «старение»
первых браков прекратилось.
Идеальная, с точки зрения крестьян, разница между возрастом жениха
и невесты составляла 2-3 года. Девушка считала для себя бесчестьем выйти
замуж за «старика» – мужчину старше ее более чем на 2-3 года. Это опреде-
68
лялось высокой смертностью мужчин (средняя продолжительность жизни у
мужчин была примерно на 2-3 года меньше, чем у женщин), их ранним старением от тяжелого труда и страхом для женщины остаться вдовой, да еще с
детьми. И это было резонно. При увеличении разницы в возрасте с 0 до 10
лет вероятность овдоветь к 40-50 годам увеличивалась почти вдвое.
Существенным препятствием к браку служило, пожалуй, только родство или свойству между желающими вступить в брак. По правилам православной церкви запрещались браки по кровному родству и свойству между
одним супругом и родственниками другого до 7-й степени, между родственниками одного и другого – до 5-й степени и т.д. Точное соблюдение
этих правил ставило трудности при вступлении в брак. Под влиянием требований жизни Синод после долгих колебаний принял 1810 г. достаточно
либеральный закон о браках, который понизил требования к родству на три
степени. Например, браки по кровному родству и свойству между одним
супругом и родственниками другого запрещались только до 4-й степени.
Католическая церковь была либеральнее православной, а протестантская –
либеральнее католической: у протестантов запрещались браки только между родственниками по прямой линии. Ограничения между вступающими в
брак родственных отношений, которые соблюдались православным населением, практически исключали возможность существования кровного родства между будущими супругами и обеспечивали низкую степень последнего в популяции в целом. Это имело огромное значение для воспроизводства
физиологически и психологически здорового поколения. По подсчетам некоторых исследователей, среди крестьян в конце XIX-XX вв. некоторая степень кровного родства наблюдалась всего у 2-6 человек из тысячи. Таким
образом, опыт поколений диктовал как соблюдение равенства в возрасте,
так и недопустимость родственных отношений между супругами.
Если брак крестьяне считали богоугодным делом и полагали, что
брачные узы неразрывны, то на развод они смотрели отрицательно. Но и
здесь взгляды со временем изменились. В начале XVIII в. народная этика
допускала разводы и вторые браки при наличии многих оснований. Но постепенно под влиянием церкви число таких оснований сократилось до пяти: пострижение в монашество, прелюбодеяние, длительное отсутствие по
неизвестной причине, вступление одного из супругов в отсутствие другого
в новый брак, тюремное заключение. Это совпадало с другой тенденцией –
со временем идея священности и вечности (считалось, что и в загробном
мире, в стране праведников, муж соединится со своей первой женой) брака
все более укоренялась в сознании крестьян. Во второй половине XIX в.
развод стал рассматриваться крестьянами как тягчайший грех, хотя и в
XVIII в. первый брак, как правило, был единственным, если только он не
прерывался ранней смертью одного из супругов.
Вдовство, особенно для женщин, крестьяне рассматривали как Божье
наказание, огромное несчастье. Имеется много русских пословиц на этот
69
счет: «Лучше семь раз гореть, чем раз овдоветь»; «В девках приторно, замужем натужно, а во вдовьей чреде, что по горло в воде»; «Вдовье дело
горькое. Нет причитания супротив вдовьего». И вдовец, и вдова – «круглые сироты», которые нуждаются в помощи и защите. Поэтому второй
брак не осуждался. Однако крестьяне относились к нему с некоторым подозрением из-за страха, что и он окажется недолговечным: один раз Бог
покарал, покарает и второй. Третий же брак крестьянами порицался, поскольку считалось, что, вступая в третий брак, человек стремится изменить
свою судьбу, явно идет наперекор Божьей воле оставить его одиноким.
Крестьяне говорили: «Первая жена от Бога, вторая – от человека' третья –
от черта». Крестьянское мировоззрение вступало даже в противоречие с
православной нормой, допускающей третий брак как последний брак. Девушка неохотно вступала в брак со вдовцом, так как с боялась на том свете
остаться одинокой, ибо ее муж там соединится с первой женой. Вдову неохотно брали замуж. Естественно, чаще всего овдовевшие люди вступали в
брак друг с другом. Согласно крестьянским представлениям, вступление в
брак пожилых (например, для мужчины в возрасте старше 60 лет, для
женщины – старше 50 лет) считалось неприличным, «ибо брак от Бога
установлен ради умножения рода человеческого», что находилось в противоречии с законом, который допускал заключение брака до 80 лет.
Моральным оправданием супружеской жизни служили дети – без них
брак терял богоугодность. «У кого детей нет – во грехе живет», – говорила
пословица. Многодетность освящалась церковью, прерывание беременности
и вообще уклонение от рождения детей считались и Церковью, и крестьянами грехом. Имелись и экономические соображения, способствовавшие многодетности. Без взрослых сыновей хозяйство не имело шансов стать зажиточным. Только большая семья, полагали крестьяне, могла рассчитывать на
благосостояние. Бездетного крестьянина в старости ожидала нужда, потому
что после 60 лет у него, как правило, по крайней мере частично, забирали
землю опять в общину для нового поколения. Согласно этическим и правовым нормам, сын должен был материально содержать престарелых, немощных родителей, а дочь ухаживать за ними и оказывать моральную поддержку.
Так в действительности и было Уклонявшихся от этой обязанности детей
община, крестьянский суд, а до отмены крепостного права помещики и администрация принуждали к выполнению своего долга перед родителями. Без
детей старики могли рассчитывать только на помощь общины и родственников, но ее хватало ровно настолько, чтобы не умереть с голоду. Поэтому
именно дети служили для крестьян как бы страховым полисом, который
обеспечивал им старость. При отсутствии сыновей допускалось усыновление,
а если все дети были дочерьми, – принятие в семью зятьев. Усыновление
проходило по решению общины и в этом случае освобождало семью от воинской повинности. Приемные дети рассматривались как родные и не подвергались никакой дискриминации. Крестьяне говорили: «Не тот отец, мать,
70
кто родил, а тот, кто вспоил, вскормил, да добру научил».
Сколько же детей крестьяне считали необходимым иметь, чтобы
обеспечить старость? Как минимум три сына: «Почему именно три?».
«Первый сын – Богу, второй – Царю, третий – себе на пропитание». Пословица имела в виду, что первый сын умрет в младенчестве (согласно демографическому расчету конца XIX в. для мужского пола вероятность дожить до возраста 1 год составляла 35%), второй пойдет служить в армию
(до 1874 г. призыв в армию навсегда отрывал крестьянина от дома), в старости можно рассчитывать только лишь на третьего сына. При равновероятном шансе рождения сына и дочери, чтобы иметь троих сыновей, нужно
родить шестерых детей. Счет на сыновей велся потому, что «дочь – чужое
сокровище: холь да корми, учи да стереги, да в люди отдай». «Сына корми
– себе пригодится; дочь корми – людям спонадобится». Согласно демографическому расчету конца XIX в. для мужского пола вероятность дожить до
возраста 1 год составляла 35%, до 21 года – возраста призыва на военную
службу – 44%, до 45 лет – того момента, когда старому понадобится помощь, – 35%. Единственного сына в армию не брали. Таким образом, из
трех сыновей только один мог помочь в старости
Среди женского пола смертность была немного меньше, поэтому из
трех дочерей в старости можно полагаться тоже на одну. Значит, на спокойную старость можно было надеяться, если в семье не менее шести детей. Отсюда пословица: «У кого детей много, тот не забыт у Бога». Сказанное, однако, не означает, в среде крестьянства родители сознательно
стремились ограничить число детей шестью. Всякое вмешательство в священное дело рождения рассматривалось как грех. «Крестьяне смотрят на
зачатия и рождения по аналогии с животными и растениями, а последние
для того и существуют, чтобы плодоносить», – писал в середине XIX в.
священник Ф. Гиляровский.
Крестьяне резко отрицательно относились к внебрачной рождаемости. Внебрачные дети, не узаконенные через последующий брак, считались
незаконнорожденными. Рождение вне брака сурово осуждалось. Женщине,
и особенно девушке, родившей ребенка вне брака, и ее семье грозили позор, презрение односельчан, а без помощи родителей – и нищета. Нередко
такая женщина была вынуждена покидать деревню, переезжать в город,
становиться проституткой, подкидывать ребенка или в отчаянии убивать
его. Женщины, забеременевшие не от мужа, пытались вызвать искусственный выкидыш, обращались к знахаркам, чтобы избавиться от плода. Незавидна была и судьба незаконнорожденных детей, так как родители «согрешившей» матери часто отворачивались от нее и от ее ребенка, ни отец,
ни государство, ни община по закону не обязаны были содержать внебрачных детей. Они жили в деревне париями, их презирали, высмеивали,
награждали, унизительными кличками. Однако при достижении совершеннолетия мужчины получали земельный надел наравне с другими.
71
Ёлкин С.М., Кульков Я.В., Певзнер М.Н.
ЭТНИЧНОСТЬ
(Из книги «Развитие идеи народности в отечественном образовании»).
Рассмотрение сущности народности как психологического, а точнее
этнопсихологического феномена представляется возможным во взаимосвязи народности и этничности. Эта взаимосвязь может выражаться в двух аспектах. Во-первых, если обратиться к трактовке слова «этничность», то в
западно-европейской традиции оно употребляется не очень часто и означает (ethnicity) народный, в том смысле, когда мы употребляем понятия
«народная медицина», «народная музыка» и др. В этом плане понятия
«народность» и «этничность» выступают как тождественные. Во-вторых,
данные понятия могут находиться в причинно-следственных связях. В
этом случае понятие «этничность» связано с этнической идентичностью и
является критерием продуктивного развития народности в культуре и образовании. Но, с другой стороны, человек, рассматриваемый как этноиндивидуальность, сам опосредованно влияет и формирует народность.
Данное исследование опирается на второй подход, в рамках которого
этноиндивидуальность рассматривается как носитель этнического самосознания, трактуемого как относительно устойчивую систему осознанных
представлений и оценок реально существующих этнодифференцирующих
этно интегрирующих компонентов жизнедеятельности этноса (Хотинец
В.Ю).
В настоящем исследовании качестве важного критерия развития феномена народности в современном образовании мы рассматриваем сформированность национального самосознания.
Одной из основных теоретических проблем, стоящих в связи с этим
перед исследователями, является проблема анализа и дефиниции таких значимых категорий, как "этнос" и "нация". Оба термина означают народ соответственно в переводе с греческого и латинского языков. По мнению большинства исследователей, этнос определяется как исторически сложившаяся
на определенной территории устойчивая совокупность людей, обладающая
единым языком, общими чертами и стабильными особенностями культуры,
психологии". В 80-90 годы дискуссии вокруг проблем этничности вспыхнули
с новой силой; это было вызвано, наличием большого количества материала
и потребностью в разработке новых подходов, потому что накопленный материал не укладывался в привычные схемы. Все выработанные теории сводятся, как полагают Ю.В. Арутюнян, Л.М. Дробижева, А.А. Сусоколов, к
трем подходам к пониманию этнического феномена:
 Примордиалистский подход выделяет два направления – социобиоло
гическое и эволюционно-историческое. Сторонники первого подхода рассматривают этнос как изначальную, объективную данность человечества, ин-
72
терпретируя ее как расширенную родственную группу. Последователи другого подхода рассматривают этносы как социальные, а не биологические сообщества. Это реально существующие группы с присущими им чертами:
языком, культурой и др. Примордиалистское представление об этносе доминировало в мировой науке до 70 годов, а в отечественной было единственным до 90 годов. Наибольшее распространение получили представления об
этносе, сформулированные Ю.В.Бромлеем (этносы характеризуются определенными этническими свойствами, но эти свойства формируются только в
соответствующих условиях- территориальных, природных, социальноэкономических, государственно-правовых). Социобиологическое понимание
этноса представлено в отечественной науке концепцией Л.Н.Гумилева, который считал этнос природным, биологическим феноменом.
 Инструменталистский подход трактует этнос как общность, объединяемую интересами, а этничность – как средство достижения групповых интересов, мобилизации в политической борьбе.
 С позиций конструктивистского подхода В.А.Тишков формулирует понимание этноса как группы людей, члены которой разделяют общее
название и элементы культуры, имеют общее происхождение и историческую память, обладают чувством солидарности.
Нация, как и этнос, с демографической точки зрения состоит из представителей различных социальных форм объединения людей, формирующих
общество. Все эти общности и индивиды, их составляющие, характеризуются
определенным психологическим и духовным состоянием, проявляющимся в
различных способах и формах активности, поведенческих доминантах. Однако нация в сравнении с другими социальными объединениями обладает значительно более высоким уровнем жизнедеятельности с интегрирующим всех
членов общности уровнем и формой сознания. Каждая нация проецирует на
себя и воспроизводит все содержание общественного сознания.
"Сознание – важнейший системный компонент человеческой психики. Функционирование сознания обеспечивает человеку возможность вырабатывать обобщенные знания о связях, отношениях, закономерностях
объективного мира, ставить цели и разрабатывать планы, регулировать и
контролировать эмоциональные, рациональные и предметно-практические
отношения с действительностью". Сознание представляется обусловленным в основном структурой и особенностями социальной системы, в которой существует индивид.
Помимо сознания индивида, в психологии выделяется также феномен самосознания, проявляющийся как "система представлений индивида
о самом себе, на основе которой он строит свое взаимодействие с другими
людьми и относится к самому себе". Самосознание в психологии отождествляется с когнитивным компонентом Я- концепции – "образом своих
качеств, способностей, внешности, социальной значимости и т.д. Формирование адекватной Я- концепции и прежде всего – самосознания – пред-
73
ставляется важным условием воспитания сознательного члена общества".
В современной этнологической науке не существует не только единой трактовки понятия "национальное самосознание", но различия в интерпретации этого термина порой весьма значительны. Существенную
проблему представляет дифференциация понятий этническое и национальное, а также самих понятий сознания и самосознания, которые в данном
контексте некоторые исследователи не разграничивают.
Долгое время в нашей стране и общественных науках и политической
лексике использовалось понятие "национальное самосознание". Это было
связано с тем, что, во-первых, в традициях отечественной науки понятие
"нация" использовалось в значении этнонации – этнической общности; вовторых, во многом оно определялось объектом внимания: в поле зрения исследователей были главным образом титульные народы республик. В последнее время за понятием" нация" все больше закрепляется значение согражданства, за рубежом используется как правило термин "этническая идентичность" – все это привело к тому, что наиболее приемлемым для ученых
становится понятие "этническое самосознание". В междисциплинарном ракурсе понятие "этническое самосознание" тождественно понятию "этническая идентичность". Иногда, имея ввиду двойное значение понятия "нация",
используют понятие "этнонациональное самосознание". В этнологии существует несколько различных подходов к пониманию этнического самосознания.
 Согласно традиционному для отечественных общественных наук
подходу, этническое самосознание – один из важнейших признаков этноса.
Большая заслуга в формировании этой теории принадлежит Ю.В.Бромлею,
В.И.Козлову. Этническое самосознание – субъективный фактор, отражающий объективно функционирующую реальность. Ю.В.Бромлей ввел в научный оборот узкое и широкое понимание этнического самосознания: в узком
понимании этническое самосознание интерпретируется как осознание принадлежности к этнической общности, в широком – оно означает еще и представления людей о культуре, языке, историческом прошлом своего народа.
 При конструктивистском понимании этническая идентичность
есть конструирование "воображаемых общностей", основанных на вере в
то, что они связаны естественными и даже природными узами. Этническая
идентификация рассматривается не как процесс, а как процедура формирования представлений, и эти представления ситуативны.
В последнее время разворачиваются острые дискуссии вокруг содержательной доминанты понятий "нация" и "национальное самосознание". В
качестве такой доминанты ряд авторов выделяют этническую составляющую
этих категорий, а ряд исследователей – общегражданскую. Выделение различных содержательных доминант опирается на неодинаковые традиции в
осмыслении понятия "нация", имеющиеся в различных странах.
Так, во Франции понятие "нация" использовалось еще со времени
74
Великой Французской революции для обозначения сообщества свободных
граждан и акцентировало право народов на суверенитет. Аналогичные
традиции существуют в Англии и, особенно в США, где под нацией понимается политическое и гражданское сообщество людей.
На протяжении XX века слово "нация" и производное от него "национальность" употреблялись в русском языке обычно в этническом смысле,
не связанном с наличием или отсутствием государственности. Четкости в
использовании данного понятия не было, хотя постепенно за ним закрепилось этническое значение. Возможно, это связано с полиэтничностью государства и слабой идеей гражданского общества. После включения в программные документы "права наций на самоопределение" оно приобрело
еще и политическую нагрузку.
В последнее время появляются исследования (В.А. Тишков и др.), особо акцентирующие гражданскую содержательную доминанту. В.А. Тишков
утверждает, что вся международная практика и доктринальный язык современных государств пользуются термином "нация" в значении политической и
гражданской общности
С учетом общегражданской содержательной доминанты мы полагаем,
что понятие национального самосознания может трактоваться более широко,
чем этническое самосознание, и предполагает не только осознание своей этнической идентичности, то есть принадлежности к определенной этнической
общности, но и осознание своей национально-гражданской идентичности, то
есть принадлежности к государству, к гражданскому сообществу.
При таком понимании в процессе осознания своей национальноэтнической и национально-гражданской идентичности индивид воспринимает национальную культуру, с которой он себя идентифицирует, в диалоге с другими культурами, а следовательно, и как часть мировой культуры.
Таким образом, национальное самосознание в широком смысле этого
слова включает в себя этническую идентичность, осознание себя как гражданина определенного социального сообщества и межкультурную компетентность, позволяющую индивиду осознать свою принадлежность к мировой цивилизации и мировой культуре.
При характеристике этнической составляющей важно учитывать
особенности функционирования национального самосознания в условиях
трансформации ряда психологических факторов: изменения образа своей и
других этнических общностей, отношения к ним.
Согласно В.Ю. Хотинец, "позитивная самоидентификация" может
принимать следующие виды: этноцентризм – осознание своей общности с
ориентацией на самоутверждение при особо значительном отношении к ее
этничности, преувеличение и интенсификация в этнических обычаях всего,
что является специфичным и что отличает одну общность от другой; этнодоминирование – осознание своей общности с ориентацией на гиперэтничность. Численное превосходство общности, ее политическое и органи-
75
зационное совершенство обеспечивают превосходство культуры ингруппы
над аутгруппой; этнофанатизм – осознание своей общности с ориентацией на исключительность, нетерпимость к иноэтническому окружению;
национализм – ориентация на максимализм, форма проявления дискриминации. Восприятие членами одной из этнических общностей угрозы со
стороны другой обуславливает повышенную враждебность в отношении
последней при высокой внутриэтнической солидарности.
Другая форма выражения этнического самосознания, характеризующаяся "негативной самоидентификацией" проявляется так: этнонегативизм – ориентация на свой этнос, при отрицательном его представлении;
этноэлиминация – ориентация на другой этнос, с осознанием принадлежности к своему; этнонигилизм – ориентация на другой этнос с осознанием
принадлежности к нему.
Национальная идентификация, как и идентификация в целом, формируется в процессе социализации, когда происходит воспроизведение
национального самосознания, а также фиксация и передача его в межпоколенных связях. С точки зрения педагогики, социализация – самое широкое
понятие в становлении личности, оно предполагает не столь сознательное
усвоение готовых форм и способов социальной жизни, сколько выработку
собственных ценностных ориентаций, своего стиля жизни.
Хотя в большей или меньшей степени социализация индивида этнически окрашена, начиная с самых ранних этапов, непосредственно формирование национального самосознания можно отнести лишь к возрастному
периоду ранней юности (по Д.Б.Эльконину), т.е. к 15- 17 годам, периоду,
когда у индивида происходит формирование мировоззрения, усваиваются
нормы морали, происходит нравственное самоопределение на фоне полной
интеллектуальной зрелости.
Анализ особенностей социализации учащихся требует диагностики
уровня сформированности национального самосознания, которую мы рассматриваем, как отмечалось выше, в качестве важного критерия продуктивного развития феномена народности в современном образовании.
Проведение такой диагностики обуславливает целесообразность
определения структуры национального самосознания.
В структуре национального самосознания можно выделить когнитивный, аксиологический и регулятивный компоненты.
1. Когнитивный компонент представляет собой своеобразную информационную базу национального самосознания. В него входят:
 представления индивида об этносе, к которому он принадлежит,
знание народной культуры (обрядов, традиций, обычаев, основных жанров
фольклора, ремесел и т.д.);
 знание страны, ее истории, политического устройства, национального состава, межэтнических отношений, конституционных норм, событий
экономической и культурной жизни и т.д.;
76
 представления о культурном многообразии мира, кросс- культурная коммуникация, умение выделить отличительные особенности народа и
черты национального характера, знание тенденций развития мировой
культуры и роли национальной культуры в этом развитии.
2. Аксиологический компонент отражает эмоционально-чувственную
сферу национального самосознания. В него входят:
 осмысление личности своего отношения к культурному наследию
и образу жизни своего народа;
 гражданско-патриотические чувства, причастность к событиям
общественно-политической и культурной жизни страны;
 эмоционально-ценностное отношение личности к другим культурам и культурным объектам, толерантное отношение к их носителям, готовность к диалогу с представителями других народов и культур.
3. Регулятивно-поведенческий компонент предполагает:
 активное участие субъекта в различных видах творческой деятельности, связанной с освоением образцов народной культуры;
 поведенческие реакции индивидов и социальных групп, соответствующих нормам этнических и гражданских общностей, к которым индивиды и группы принадлежат;
 ведение конструктивного диалога с представителями других культур,
освоение и использование иностранного языка как средства диалога культур.
Ёлкин С.М.
НОВГОРОДСКАЯ СЕМЬЯ – РУССКАЯ СЕМЬЯ
НА С ЕВЕРО -З АПАДЕ Р ОССИИ
(из энциклопедии «Российская семья»)
Вопрос изучения новгородской семьи остается в большей степени
открытым. Анализируя различные источники, можно прийти к выводу, что
данная проблема не являлась центральной в поле зрения исследователей.
Тем не менее, различные аспекты изучения особенностей новгородской
семьи рассматривались учеными: раскрывалась специфика семьи с позиций православия (В.Ю. Лещенко); освещались особенности нрава и быта
семьи (Д.С.Лихачев); показывалось влияние традиционной культуры на
развитие семьи (А.Ф. Некрылова, М.И. Васильев, М.М. Громыко и др.);
анализировались демографические тенденции развития семьи в новгородском регионе (В.Н. Архангельский и др.).
Факторы, оказавшие существенное влияние на развитие новгородской семьи.
1. Территориальный. Сегодня новгородский регион – это достаточно компактный округ, включающий 21 административную единицу,
77
гораздо меньший, чем Новгородская губерния и той территории, которую
можно было назвать Новгородская земля. Первая новгородская летопись
говорит о том, что в 1132 году под власть Новгорода попал Псков с его
землями. В XII веке владения Новгорода включали в себя Вятскую землю
и заходили даже за Уральский хребет. До 70-х годов XVII века в состав
Новгородской губернии входили города Олонец, Новая и Старая Ладога,
Порхов, Гдов, Торопец, Тверь, Торжок, Белоозеро, Каргополь, Вытегра
(26, 6-7). Новгородская губерния располагалась на Северо-Западе Русской
равнины. На севере она граничила с Петербургской и Олонецкой, на востоке- с Вологодской, на юге – с Ярославской, Тверской и частью Псковской, на западе – с Псковской и Петербургской губерниями. (11,7).
2. Государственное устройство Новгорода. Времени расцвета
Новгорода в XII – XIV вв. соответствует весьма специфическая форма
государственности – вечевая боярская республика, которая возникла в результате упорной антикняжеской борьбы новгородцев. В ходе этой борьбы
одерживают верх над аппаратом княжеской власти такие республиканские
институты, как посадничество и вече. В дальнейшем потеря независимости
в 1478 году оказала существенное влияние на развитие Новгорода и создание Российского национального государства.
3. Географическое положение Новгорода. Счастливое положение
Новгорода на перекрестке великих водных путей, соединявших европейский Север с бассейнами Черного и Средиземного морей, Западную Европу и Восток, было причиной раннего культурного развития Новгорода (17,
3). По материалам раскопок Новгород периода XII –XIV вв. – это город
искусных ремесленников, великих зодчих, выдающихся художников.
Культурный слой эпохи расцвета до отказа насыщен, отмечает В.Л. Янин,
свидетельствами трудовой деятельности его населения – предметами ремесленного производства, орудиями труда, отходами производственного
сырья. Изучение технологической рецептуры познакомило нас с ремесленными секретами мастеров, знавших все то, что было известно их собратьям
в прославленных центрах Западной Европы и Ближнего Востока (33, 14).
Еще один факт, особенно повлиявший на развитие Новгорода в более
поздние периоды развития – его близкое соседство с двумя столицами.
4. Раннее развитие просвещения в Новгороде. Д.С.Лихачев пишет,
что в Новгороде, может быть раньше, чем на юге, созрели многие самобытные проявления русской культуры: новгородское летописание, начавшееся ещё в 1017 г.,- старейшее на Руси; в Новгороде же издавна определились черты русского литературного языка вне его зависимости от церковно-славянского; древнейший памятник русского юридического быта –
«Русская Правда» – возник в Новгороде; здесь очень рано обозначились
самобытные черты русского искусства. По материалам раскопок можно
судить, что грамотностью владели не только бояре, но и простолюдины.
78
5. Развитие Новгорода в контексте культуры Руси. Несмотря на
всю обособленность и специфичность развития Новгорода, он органично
вписывается в развитие культуры российского государства с присущими
ей особенностями. К таковым можно отнести: огромное влияние православия, вместе с тем сохранение языческих фрагментов в некоторых
праздниках и обрядах; посредничество России между Востоком и Западом;
развитие культуры в условиях многонациональности; сезонный характер
труда, обусловленный жесткими природно-климатическими условиями;
поляризованность характера русского человека; ретроспективные и перспективные психологические установки русских и др.
Новгородская семья – это живой организм, на который оказывали
воздействие разнообразные исторические, политические, социальные и
культурные факторы, которые приобретали или утрачивали свою значимость в разные эпохи. Как пишут исследователи, семья претерпевает глобальные изменения в XII веке. Данный период связывают с так называемым разложением родового строя, хотя некоторые исследователи отрицают этот тезис, говоря лишь о колоссальном изменении семьи как института. По данным Н.И. Костомарова, крестьяне в XVI – XVII вв. жили большими семьями, которые состояли из детей, братьев и племянников во главе с хозяином. К концу ХIХ в. больших семей остается все меньше, преобладают малые, хотя ближе к Северу количество больших семей растет. Это
было связано с тем, что суровые климатические условия не позволяли
большим семьям распадаться. В литературе описываются случаи, когда
после распада большой семьи на малые, вновь происходило её объединение, обусловленное различными природными или социальными трудностями и катаклизмами.
Система и терминология родства.
Терминология родства на новгородчине является типичной, а скорее
универсальной для всего Северо-запада России. Родство традиционно делилось на кровное и духовное. Здесь следует упомянуть свойство, которое
являлось родственным отношением, происходящим от сближения двух родов посредством брака их членов. Отношения свойства приравнивались к
кровнородственным на основании формулы о жене и муже как одной плоти. Духовное родство устанавливалось на основе восприятия крестимого
из купели во время обряда крещения. В крестьянской среде конца XIX века
почитали родство духовное (кумовство) не меньше плотского. И всё- таки
нарушение духовного родства считалось грехом меньшим, чем кровного
родства (15, 43-47). Каждая крестьянская семья имела фамилию, которая
образовывалась, как правило, от имени главы семейства (например, Петров, Захаров, Васильев). Интересная особенность, сохранившаяся на новгородчине и по сей день, – прозвища соседским жёнам, которые давались
по именам их мужей (например, Петиха, Володиха, Серёжиха).
Во главе крестьянской семьи стоял один человек – большак. Его по-
79
ложение как главы в нравственном, хозяйственном отношении признавали
все члены семьи, община и даже власти. Большаком, как правило, становились по праву старшинства. Самый старший мужчина в семье мог передать
свои права другому члену семьи. Повсеместно было принято, что большак
управлял всем хозяйством, отвечал за благосостояние семьи. (7, 171).
Если большак плохо справлялся с обязанностями главы семейства,
обычай разрешал его сменить. Чаще всего семья сама принимала решение
о смене большака. По Новгородской губернии описано право общины
назначать большака при нерачительности прежнего хозяина (7, 174).
Распределение работ между женской частью семьи производил не
большак, а жена его – большуха. Встречаются случаи, когда большухой
была старшая невестка, незамужняя сестра большака, вдова. По-разному
строились отношения большака и большухи. В.Ю. Лещенко отмечает, что,
к примеру, во Владимирской губернии большаку считалось стыдом обратиться к жене за советом. Даже недалекий муж редко жил по советам жены. Народное мнение клеймило такого несамостоятельного человека, ему
давалось уничижительное прозвище по имени жены (например, Матренин
муж). В Новгородской же земле муж являлся главой семьи. Ему подчинялись жена и дети как главе дома, на котором держался весь строй хозяйства. Многие крестьяне отдавали свои распоряжения жене в мягкой форме.
Причём у некоторых повелительная форма заменялась сослагательной и
вопросительной: например, вместо фразы «Дарья, поезжай за сеном», –
муж говорит: «Дарья, надо бы за сеном съездить», или: «Дарья, не съездить
ли за сеном тебе?». В работах исключительно женских – обработка льна,
работа на огороде – мужья уже слушались своих жён. Вообще в нормальной семье все дела по хозяйству шли как бы сами собой: со стороны мужа
не требовалось особых приказаний и настойчивости, чтобы понудить жену
исполнить ту или иную работу. Если муж упустил из виду какое-нибудь
дело, жена сама напоминала ему о нём и предлагала свои услуги. В большинстве случаев все вопросы по ведению хозяйства обсуждались и решались на семейном совете (Рукописный отдел Российского этнографического музея (далее РО РЭМ), ф.7, оп.2, д778, л.21-22).
Демографические параметры семьи в прошлом и настоящем.
Описывая демографические параметры новгородской семьи, необходимо обратиться к исследованию В.Н.Архангельского, проводимого в
Великом Новгороде. В конце 60-х начале 70-х годов XIX века средний
возраст вступления в брак у мужчин превышал 30 лет при существенном
разрыве в возрасте женихов и невест. В отдельные годы он был больше 6
лет, с 1910 г. часто составлял уже не более 3 лет. В конце XX века эта цифра не превышает 2,5 лет. Анализ динамики числа разводов в Великом
Новгороде в конце XX века позволяет судить о высоком их росте – более
50 % (в отдельные годы число разводов на сто заключенных браков составляло 72,6 – 1994г.) (1, 53).
80
Число родившихся в среднем на один брак заметно колебалось за
рассматриваемый период. В наименьшей степени это коснулось числа родившихся, делённого на среднегодовое число браков за предыдущие 10
лет. Вплоть до 1880 г. величина этого показателя редко выходила за границы 3,5-4,5 ребёнка в среднем на один брак. После некоторого подъёма
уровня рождаемости в начале 80-х годов XIX века спустя 10 лет он сначала ещё раз заметно поднялся, а затем на некоторое время стабилизировался
на величине близкой к 5 детям на один брак. В последнее пятилетие XIX
века и в начале XX века этот показатель устойчиво превышал 5. С 1908 г.
его величина постоянно ниже 5 детей на брак (кроме 1911 г.). В 20-е годы
нашего столетия снижение рождаемости в Великом Новгороде было ещё
более значительным: в 1922 г. число рождённых детей в среднем на один
брак оказалось менее 3, а в 1928 г. – даже менее 2.
Уровень рождаемости в современном Новгороде чрезвычайно низок.
В 1996-1997 гг. и 1999 г. суммарный коэффициент рождаемости опускался
ниже знакового рубежа 1 ребёнка, рождённого в среднем одной женщиной.
В то же время наиболее привлекательной для новгородцев в эти годы была
модель с двумя детьми. Постоянно увеличивается доля рождений вне зарегистрированного брака. В 1999 году они составили почти треть всех родившихся (1, 144).
Средний размер семьи в 1897 году был – 4,1 человека, в 1923 – 3,9; в
1926 – 3,8; в 1979 – 1989 гг. – 3,2. Эти цифры, особенно в конце XIX и
начале XX веков, имели условный характер, который был связан с тем, что
очень сложно было учесть смертность даже в городе, не говоря уже об отдаленных деревнях.
Семейная обрядность.
Рождение ребенка. Особое место в семейном укладе занимает соблюдение традиций и обрядов, определяющих важнейшие этапы человеческой жизни. В восточнославянской обрядности принято выделять три переходных обряда, маркирующих начало жизненного пути человека – родины, середину – свадьба и конец – похороны. Старики говаривали: «На человека три раз в жизни смотришь: когда родится, женится и помрёт».
Опираясь на материалы собранные В.Ю. Лещенко по Новгородской
губернии можно их кратко охарактеризовать.
Рождение ребёнка связано с отношением к беременной женщине, на
которую распространялись запреты, регламентирующие её поведение.
Представление о ритуальной чистоте женщины влекло за собой выполнение предписаний магического характера. До самых родов женщина, как
правило, оставалась полноценной работницей не только по дому, но и в
поле. На Тихвинской земле беременная старалась работать усерднее, чтобы посторонние не заметили её болезненного состояния. Делалось это в
силу поверья, что чем больше народа узнает о времени рождения ребёнка,
тем тяжелее происходят роды. В Белозёрском уезде это скрывалось от чле-
81
нов семьи, в том числе и от мужа. Женщина, чувствуя время приближения
родов, объявляла об этом только свекрови (15, 128).
Для облегчения родов могли выполняться различные предписания. В
одной из деревень Череповецкого уезда повитуха ничем не могла помочь
при очень тяжелых родах. Тогда по ее совету послали за деревенским сельским старостой. Тот пришел, хотя дело было в полночь. Повитуха велела
ему опоясаться кушаком и обойти кругом стола три раза, потом заставила
снять с квашни обруч, распоясаться, скинуть шубу и пролезть в обруч три
раза. Пока староста проделывал все это, повитуха нашептывала на воду,
которой сперва спрыснула старосту, потом роженицу. Некоторые, в том
числе и староста, были убеждены, что благополучному исходу родов помог именно этот обряд. Если он, по объявлению повитухи, «большой человек, да еще и начальный, пролез в большое отверстие обруча, то маленький
младенец обязательно должен пройти в маленькое отверстие матери»
(Новгородская губ. – РО РЭМ, ф.7, оп.2, д.861, л. 3-4).
С момента зачатия ограничения и запреты регламентировали поведение не только беременной женщины, но и ее мужа, причем считалось,
что нарушения со стороны мужа могло повлечь за собой появление на свет
больного или уродливого ребенка. Мужу беременной запрещалось в
праздничные дни плести что-либо или рубить дрова, чтобы «не зашить»
или «не отрубить» младенцу какие либо органы. Сохранились в Новгороде
сведения о наличии феномена мужских «родов» (кувады). Д.А Баранов обрисовывает их экспозицию: «При наступлении родовых схваток у роженицы ее муж начинал воспроизводить сам процесс родов – раздевался, ходил
взад-вперед, прыгал с лавки, ложился и стонал и т. д. При этом различаются три модели поведения: 1) муж испытывал родовые муки «понастоящему», помимо своей воли; 2) мужу причинялись неприятные, в том
числе и болевые, ощущения; и 3) муж лишь изображал страдания. Так, в
Новгородской губернии полагали, что «колдуны всегда могут сделать,
чтобы во время родов мучился муж, а не жена». Бывало, при трудных родах бабка велела «мужу расстегнуть ворот, штаны, развязать пояс и проч.».
По мнению Д.А. Баранова, куваду можно рассматривать как превращение
мужчины в отца, а также как механизм своеобразной компенсации природной «несправедливости» (2, 137-139).
На Тихвинской земле имя новорожденному выбирал священник,
независимо от желания родителей. Обычно он давал имя святого, праздник
которого выпадает на день рождения ребенка или на ближайшие дни. Поэтому в одной и той же семье случалось несколько одинаковых имен. Иногда священник давал такое имя, которое крестьяне сразу же забывали, а
называли ребенка собственно ими изобретенным, второе имя оставалось на
всю жизнь. (Новгородская губ. – РО РЭМ, ф.7, оп.2, д.835, л.3)
Крестины в Череповецком уезде Новгородской губернии являлись
светлым общедеревенским праздником. И в богатых, и в бедных семьях
82
варили горшок каши для маленьких детей. Все дети деревни лет 6-8 шли к
новорожденному в дом без всякого зова. Их рассаживали за стол и потчевали кашей и пирогом. При этом просили детей, чтобы они не обижали
своего будущего товарища (РО РЭМ, ф.7, оп.2, д.861, л.7). Крестины
обычно совершали на второй или третий день после родов, в исключительных случаях позже. В крестные брали чаще всего членов своей семьи или
ближайших родственников; за неимением последних – любимых соседей,
иногда почетных лиц. Праздник крещения отмечали, угощая чаем и обыкновенным обедом. Богатые при этом распивали бутылку водки, потчуя
священников и кумовей. Чаще справляли празднество без хмельных
напитков. Крестный и крестная давали небольшие подарки: крестик, поясок или две-три копейки (Новгородская губ – РО РЭМ, ф.7, оп.2, д.739, л.
1-3).
Послеродовой уход за ребенком в основных чертах был сходен между собой в разных регионах. В селе Борисово Череповецкого уезда матери
кормили детей грудью долго из-за боязни забеременеть снова. В ходу
было поверье: «как кормить титькой ребенка, то не скоро обрюхатишь».
Были примеры, когда матери кормили грудью до трех и даже до четырех
лет. Когда баба чувствовала, что беременна, то отсаживала ребенка от
грудей. Отсаживание происходило следующим образом: матери намазывали себе груди солью или посыпали перцем, горчицей и т.п. ( Новгородская губ. – РО РЭМ, ф.7, оп.2, д.878, л.4) (15, 150-151).
Появление на свет лишнего ребенка в бедной семье считалось семейным горем, а высокую рождаемость объясняли иногда своим скромным
благосостоянием. Образную картину этого сюжета нарисовал в 1890-х гг.
бедный крестьянин деревни Елохово Череповецкого уезда Новгородской
губернии. Пришёл он однажды к священнику и просит пудик муки на
лишнего ребёнка. «Уж видно сильно же на нас прогневался Бог. Пять человек, батюшка, было, а вот недавно шестого принесла». – «Не спал бы
вместе с женою, так вот бы Бог и не прогневался», – ответил священник. –
«Батюшка, богатый то как поужинает досыта, так и спит до утра, ничего
ему и в голову не придёт. А голодный то ляжешь, ночь и не спишь, да чего-нибудь и наварогосишь. Оттого у богатых всегда и ребят меньше». (РО
РЭМ, ф.7,оп.2, д861, л.5-6).
В Белозерском уезде появление на свет ребенка считалось благословением Божьим. Двойни понимались как наказание Божье за грехи. Рождение мальчика предпочтительно, как будущего кормильца семьи. Матери
предпочитали рождение первенца-девочки, как будущей няньки для последующих детей (Новгородская губ. – РО РЭМ, ф.7, оп.2, д.739, л.2). Особенно неприятным «гостем» считался ребенок, когда баба родила в сенокос или жнитву, потому что в это время дороги рабочие руки (Новгородская губ. – РО РЭМ, ф.7, оп.2, д.878, л.2).
Свадебная обрядность.
83
Парни и девушки достигали зрелости в возрасте около 15-16 лет.
Ухаживание парней за девушками выражалось постоянными приглашениями на танцы, выбором во время игр, сажанием к себе на колени во время
беседы, а иногда парни садились со своими «беседницами», как называли
они девушек, за которыми ухаживали.
Ухаживания сопровождались некоторыми вольностями и разного
рода намёками. Поднимать платья у скромных девушек практически не
допускалось. Такой приём считался обидным и позволялся только с девушками и женщинами плохой репутации. Но свалить девушку на кровать,
на землю или на лавку и тискать её сколько угодно считалось делом
вполне приличным и служит одним из любимых способов ухаживания за
девушками. (15, 69).
Встречались на новгородчине различные варианты приворота парней
девками. Церковь осуждала такие случаи. В частности, епископ новгородский Нифонт предписывал накладывать епитимью на шесть недель и не
давать в течение года причащения.
Структура и особенности народного свадебного цикла на новгородчине схожи с традициями Северо-Запада России. Традиционно были: сватовство, сговор, собственно свадебное торжество. Представителями договаривающихся сторон в браке выступали родители и старшие родственники. Инициатива брака принадлежала мужчине, и холостой парень подбирал себе «невесту-ровню как в имущественном отношении, так и по годам»
(15, 92). Обязательной частью свадебной обрядности являлась охранительная магия для предотвращения порчи молодых. В Новгородской губернии
молодым надевали рыболовную сеть на живот под рубаху. Полагали, что
после этого никакая порча к ним не пристанет (15,109).
Поэтические жанры в составе обряда были традиционными. Главные
из них – лирические обрядовые песни, которые исполнялись девушками,
подружками невесты, и причитания – "вой на голос", исполняемые в основном невестой, ее матерью или сестрой. Встречаются также и причитания матери жениха. Кроме того, некогда важной составной частью жанрового репертуара свадебного фольклора были и заговорные формулы,
функция которых сводилась к оберегу невесты и всего обрядового действия. Среди лирических свадебных песен были ритуальные, которые, по
сути, выполняли роль заговора – жанра восходящего к древнейшим мифологическим представлениям человека о мире. Старинный свадебный обряд
претерпел серьезные изменения, особенно в советский период, когда резко
менялось сознание человека, а прежние обычаи воспринимались молодежью как пережитки прошлого (35).
Православие показывало огромное влияние на брак, и крестьяне старались построить жизнедеятельность семьи по православным канонам.
Тем не менее, существовало такое явление как гражданский брак.
В XVI-XIX вв. наряду с венчальными браками продолжали жить и на
84
гражданской основе. В грамоте новгородского архиепископа Макария от
25 марта 1534 г., посланной в Вотскую пятину, говорится о том, что в Чюди, в Ижоре и в Вошкех многие прихожане живут, оставив своих жен, «законопреступно с женками и с девками» без венчания. А их собственные
жены живут с другими людьми без венчания и молитвы. Другие не женаты, живут по любви с женщинами и девками. Так же поступают вдовцы с
вдовицами. Полагалось заставить их оформить брак по церковным нормам,
получив предварительное благословение духовника (15).
Говоря о возможностях развода венчальных браков, можно сказать,
что расторжение брака допускалось лишь в исключительных случаях: прелюбодеяние, болезнь, долговременное отсутствие одного из супругов,
многобрачие, нарушение установленных степеней родства и свойства.
В обычно-правовом сознании важной причиной фактического развода могли стать физические недостатки гениталий одного из супругов. В
деревне Заболотье Новгородского уезда и губернии одна молодая не прожила и недели с мужем и ушла к своим родителям. Муж старался вернуть
к себе жену честью, уговорами. Но жена уперлась: «Не пойду, да и не пойду». Муж подал жалобу в волостной суд. Когда молодую вызвали в суд, то
она отвечала так: «Поглядите, господа судьи, что у него такое. Я отроду
такого срама не видала: ему не кровати с женой спать, а из-за угла делать».
И судьи так и не смогли решить дела. В одной из деревень Колоденской
волости произошла иная ситуация. Молодой в первую ночь прогнал жену
и не велел ей больше приходить к нему. На все вопросы он отвечал одно:
«У ней штука не в порядке. Потеряй хоть тысячу раз она свое целомудрие,
ухом бы не повел, потому не все ли равно. А тут нако-ся... Много всяких
на своем веку видал, а такой пакости не встречал». В дальнейшем он, боясь
быть осмеянным, каждый раз отшучивался на вопрос – отчего он с женою
не живет (Новгородский уезд и губ. – РО РЭМ, ф.7, оп.2, д.778, л.6).
Похоронная обрядность
Похоронная обрядность занимает исключительно важное место в
мифо-ритуальной сфере крестьян. В Новгородской губернии порядок обращения с умершим был таким. На подоконник, близ изголовья умирающего, ставили чашку с водой, чтобы душа его, выйдя из тела, могла омыться в этой воде и отойти на небо чистой. Смерть представляли себе в виде
человеческого скелета, который постоянно сопутствует любому смертному. Пословица на эту тему гласила: «Смерть наша не за горами, а за плечами». Смерть считали повелением Божьим. Обмывал покойника обычно
один из домочадцев с помощью соседей: мужчины – мужчину, женщины –
женщину. Обмыв покойника, одевали его в обыкновенное платье, укладывали на лавку, на соломе перед образами, не с лицевой стороны избы, а боковой. Потом окуривали тело ладаном или воском с произнесением трижды молитвы «Святый Боже». Сверху тело покрывали коленкором или полотном. Затем приглашенный чтец приступал к чтению псалтыри. Гроб де-
85
лали из досок с прорезями на боках в виде маленьких окошечек. В них
вставляли стеклышки, чтобы покойник имел возможность смотреть через
них. Дно гроба устилали сухим березовым листом от веников, листья покрывали холстиной, подушка тоже набивалась листом. Тело укладывали в
гроб только перед выносом в церковь. Для выноса некоторые приглашали
священника, но делали это только более зажиточные. Перед выносом родственники и все присутствующие прощались с покойником. Прощание и
вынос сопровождались причетами. В конце XIX в. еще сохранялся обычай
возить покойника на погост на дровнях, независимо от времени года.
Дровни эти оставляли на погосте, предварительно опрокинув кверху полозьями и вывернув оглобли назад. Это делали с целью, чтобы покойник не
приходил домой (село Георгиевское Белозерского уезда Новгородской губ.
– РО РЭМ. ф.7, оп.. д.755,л.8-10) (15, 189).
В январе 1990 года в деревне Дубки Старорусского района студенткой Новгородского педагогического института О.В.Егоровой была записана беседа с А.Я. Власовой, 1904 года рождения, уроженкой этого же района, где она говорила о том, как проходил на ее памяти похоронный обряд.
На похоронах причитали близкие или соседи. Если они не умели, то
приглашали плакальщиц. Коллективных причитаний не было. Плакальщица плакала от имени родных, а так же передавала поклоны на тот свет от
близких и соседей. Имя умершего называли редко, чаще всего говорили
"удалая головушка". В причитаниях смерть называлась злодейкой, гроб –
домовина или домина, дорога – путь-дороженька дальняя, невозвратная.
Гроб делали из досок, но не из осиновых. Осина – проклятое дерево,
на нем повесился Иуда, от этого она вся дрожит. "Домовину" с телом ставили головою в святой угол. Зажигали лампадку, которая горела до сорокового дня, чтобы путь покойного был светел. Дома завешивали зеркала,
окна, так как по поверью могла появиться нечистая сила и "испортить" покойника.
Можно было узнать, что в доме покойник, если около стены дома
стояли крышка от гроба и крест, который ставился на могилу. С покойником приходили прощаться соседи, близкие, знакомые, они обязательно
просили прощения. Хоронили с 12-ти до 14-ти часов дня. В день похорон
до дороги разбрасывались еловые ветки, чтобы умерший шел по чистой
дороге: ель – чистое дерево, потом ветки сжигали. Тело из дома выносили
на руках, ногами вперед. Родственники обычно плакали при выносе. Покойника несли на кладбище – нести считалось уважительнее. Дома оставались дальние родственники, соседи, которые приготавливали пищу в день
похорон и пекли хлеб. Поминальное кушанье зависело от поста. В пост
должна была готовиться постная пища. После похорон сорок дней носили
траурную одежду: черное платье, черный платок. Считали, что душа
умершего находится в доме сорок дней. Отмечали поминками девятый,
двадцатый, сороковой дни, полгода, год. В эти дни ходили на кладбище,
86
носили угощение: крупу, яйца, конфеты. Все, что не съедали, оставляли на
могиле. Таким образом, совершался священный некогда ритуал совместной трапезы, утративший, конечно же, в позднейшие времена языческий
смысл. На могилу могли ходить и в любые другие дни, если это было
необходимо. Обычно на могиле во время посещения ее совершали "оклички", то есть причитывали. Когда же уходили с могилы, то крестились и говорили: "Земля тебе пухом, царство тебе небесное" (34).
Пища и быт новгородских семей.
Для северных и среднерусских нечерноземных губерний Европейской части России был типичен северно-среднерусский план избы: русская
печь располагалась направо или налево от входа в одном из задних углов
избы. Пространство от устья печи до передней стены являлось женской
половиной. Иногда оно отделено от остальной избы занавесом или дощатой перегородкой. В задней части избы, от печи до боковой стены, устанавливали полати.
По представлениям русских православных людей, все поведение в
доме должно было быть благочестивым и благообразным. Разумеется, реальность вносила свои плачевные коррективы в это общее воззрение, и в
разных семьях степень приближения к идеалу была различной. Но существовали некоторые твердые основания благообразного поведения в доме,
которые сохранялись в подавляющем большинстве семей.
Сложный комплекс благочестивых представлений и устойчивых
норм поведения был связан со столом, застольными местами, порядком
потребления пищи. Стол четко связывался в крестьянском сознании с престолом Божиим в церкви. К столу относились, как к святыне. Это проявлялось, в частности, в том, что стать ногами на стол считалось святотатством.
При переходе в новую избу первым из мебели вносили стол и, поставив
его, молились на четыре стороны.
В любой крестьянской избе стол ставился в переднем (красном, святом) углу, где располагались иконы, и место «под святыми» считалось самым почетным: здесь усаживался хозяин или наиболее уважаемый из гостей. Далее рассаживались по старшинству. За стол садились все члены семьи, а если были работники – то и они тоже. Всех присутствующих в это
время в избе по какому-либо поводу приглашали обедать. Если младшим
не хватало места на скамьях, то они ели стоя, либо же в очень больших семьях собирали 2-3 обеда. При обилии людей в застольи детей иногда отсаживали на полок (полати) и там кормили (8, 169).
Говоря о традиционной пище крестьян, следует отметить, что издревле выпекался хлеб. В новгородской берестяной грамоте № 363 (рубеж
XIV-XV вв.) свекор поручает невестке испечь колобью, то есть колобок.
Для этого надо взять «солод ржаный» и «муке колко надобь».
В Новгороде при раскопках неоднократно встречены деревянные
пряничные формы, покрытые различными узорами. Пряники, несомненно,
87
пекли на меду (23, 298-299).
Рыболовство по своему продовольственному значению превосходило охоту и уступало скотоводству. В Новгороде при раскопках найдено
много рыбьих костей и чешуи, эти находки ихтиологически изучены. На
первом месте по числу найденных костей стоит судак – эта рыба теперь
довольно ценная, тогда, очевидно, стоила дешево, ее было слишком много.
Основным напитком по-прежнему был мед. Церковное поучение в
Кормчей XIII в., устанавливая распределение мясной, рыбной и растительной пищи по постным и скоромным дням, из напитков упоминает только
один. Для скоромных дней установлена норма: «...а меду по 3 чаши в неделю», для постных дней расчет иной: «...а меду не пий во все говение, токмо
егда рыбице яси, по чаши испивай». Очевидно, рыбу приготовляли так, что
приходилось ее запивать медом.
Если где-нибудь источники называют два напитка, то это всегда мед
и пиво. Очевидно, пиво по значению было на втором месте. Летопись под
1378 г. говорит о войске за рекою Пьяною: «...а где наехаша в зажитии мед
и пиво, испиваху допьяна без меры, и ездять пьяни, по истине за Пьяною
пьяни» (Новгородская IV летопись).
Большую значимость в жизнедеятельности новгородской семьи имел
пост. Пост – это время пищевого и полового воздержания, усиленной молитвы и покаяния. Пост, по наставлениям одного из учителей церкви Иоанна
Златоуста, является началом и наставником всех благих дел, а истинный пост
– это не одно воздержание от пищи и питья, а воздержание от грехов.
Строгость и объем соблюдения постной дисциплины в конце XIX в.
не были одинаковы в разных регионах. В Белозерской земле постились
только в дни, установленные церковью. Строгое соблюдение постов
наблюдалось лишь относительно употребления скоромной пищи: оскоромиться в посты не дозволялось даже больным и детям пяти-шести лет. Молодые парни иногда нарушали заповеди среды и пятницы. Старики и старухи особенно строго постились в сочельники – рождественский и крещенский. В первый не ели «до звезды», а во второй – «до святой воды».
Считалось уже грехом, если придется нечаянно попробовать только молока, или облизать обмасленные пальцы (село Георгиевское Новгородской
губ. – РО РЭМ, ф.7, оп.2, д.755, л.13). (15, 225).
Особенности воспитания в новгородской семье.
Анализ различных источников показывает, что к таковым можно отнести:
– патриотизм. Епископское поучение к князьям и всем православным христианам, помещаемое во всех русских Кормчих в списках XV в.,
подчеркивает необходимость твердо держаться обычаев своей страны, –
это становилось почти патриотическим, почти государственным делом:
«Коей же стране законы своя и отчина, а не приходит друга друзей, но своя
обычая коляждо закон дръжит» (16, 140). Во всей народной педагогике
88
прослеживается уважительное отношение к своей Родине, хотя достаточно
редко в творчестве употребляются понятия Русь, Россия, Родина. Патриотизм проявляется и в отношении к родному дому, семье, к земле-матушке;
– тесная связь семейных традиций с православием. Несмотря на бытующие и по сей день языческие проявления в народной культуре, особо
ярко сохранившихся в проведении Святок, Масленицы и некоторых других
праздников, православные традиции прочно вошли в жизнь города. Крещение, Венчание, Отпевание – этот главнейший обрядовый цикл пронизан
православными канонами с частным вплетением элементов язычества. С
православием связано появление такой особенности русского народа как
духовность. Под духовностью может пониматься состояние, степень удовлетворенности духовными потребностями; по В.И. Далю, «состояние духовного» есть все относимое к душе человека, все умственные и нравственные силы его, ум и воля (9, 503). Духовность выступает как комплексный социально-психический феномен, проявляющийся в жизнеощущениях человека посредством внутренних качеств: тонкости, глубины,
объема, силы, стремления к свободе и гармонии с окружающим миром. В
современной трактовке, пишет А.И. Вдовин, духовность выражает нравственное начало общественной жизни и моральные нормы поведения в
обществе, включая толерантность, уважение к религиозным мнениям,
конфессиям, стремление к сотрудничеству, примат добра над злом;
Повседневные домашние молитвы были естественным, обычным делом русских крестьян об этом свидетельствуют многочисленные источники – сообщения из разных мест. Утром сначала моются, потом – молятся;
при этом поминают своих усопших родителей и других родственников;
поминают их и вечером, отходя ко сну; кроме того, молятся перед едой и
после еды; а более усердные в благочестии – еще и перед началом всякого
дела крестятся и говорят – «Благослови, Господи, помоги мне, Господи», а
после окончания – «Благодарю Тя, Господи». Так сообщалось в конце XIX
века о ежедневных молитвах крестьян Новгородской губернии (8, 164).
Большое значение придавали новгородцы родительскому благословению. В Череповецком уезде Новгородской губернии боялись родительского проклятья: считали, что тогда век будешь жить худо, ни в чем не будет счастья. И, напротив, родительское благословение, и молитву здесь
уважали (по выражению информатора). При отправке в дальнюю дорогу,
на заработки, в солдаты, при выходе замуж и женитьбе во всех этих случаях главным считалось родительское благословение. В письмах, адресованных родителям, прежде всего, просили их благословления (8, 357).
– демократизм жизни новгородцев. Это особенность, по-видимому,
обусловлена историческим, политическим и экономическим развитием
Новгорода. Во многих проявлениях жизни новгородцев присутствует демократическое начало.
В одной из берестяных грамот середины XIII века, найденной в 1960
89
г. и зарегистрированной под № 377 написано: «От Микити ко Улиааниц.
Пойди за мъне. Яз тебе хоцю, а ты мене. А на то послух Игнат Моисеев…». Это обрывок самого древнего дошедшего до нас русского любовного котракта. Никита просит Ульяницу выйти за него замуж, называя здесь
же Игната Моисеевича свидетелем со стороны жениха. (32, 42). Мы видим,
что в его словах ощущается трепетное отношение к своей возлюбленной.
Он не просто засылает сватов без ведома своей невесты, как это обычно
делалось на Руси, а интересуется насколько его желание взаимно.
Существовали браки, которые расценивались крестьянами как простое сожительство, когда мужчина и женщина как муж и жена. Народ
смотрел на подобные связи совсем безразлично и не укорял женщину ее
безнравственностью (Тихвинский уезд) (15, 114-115). Ухаживания довольно часто кончались половой связью. В таком случае сблизившиеся молодые люди не особенно скрывались, так как здешние крестьяне смотрели на
отношение молодежи довольно легко и девушка, потерявшая невинность,
не заслуживала презрения (Тихвинский уезд) (15, 70);
– соборность и общинность воспитания. Эти два понятия имеют
разные этимологические корни, но сущность их сводится к одному – к достижению единства и сплоченности того микроколлектива, в котором человек находился, будь то семья или община. Эти особенности восходят к
сущности самого человека быть существом социальным. Это выражается в
любом проявлении жизни народа в молитве, в труде, в празднике. Миром
легче делать любое дело. В более глухих деревнях Новгородской области и
по сей день существует традиция косить сено сообща, сажать картофель по
очереди, отмечать престольные и другие праздники вместе. Недаром говорят: «Один и у каши пропал»;
Большое влияние средств народной педагогики (пословицы, поговорки, сказки, легенды, предания, былички, песни, игры и т.д.). Педагогическая культура народа в значительной степени аккумулировалась в народных сказках, пословицах и поговорках, народных играх, песнях. И широко
бытующие ныне данные фольклорные жанры способствует развитию нравственных, эстетических, музыкальных, умственных, физических способностей подрастающего поколения. (32, 61).
– календарный круг жизни. В основе трудового календаря лежали
святцы. Они служили точкой отсчета для определения аграрных циклов.
Крестьяне деревни Бор Уломской волости насчитывали 110 праздничных
дней в году: 52 воскресных дня, 16 праздников Господних и Богородичных,
6 дней на Пасхе, 2 дня на Рождестве, 9 дней в честь иконы Божьей Матери и
особо чтимых святых, 8 дней «обетных», 3 дня – понедельник первой недели Великого поста, страстная суббота и пятница, 2 дня на масляной, 12 дней
местных праздников (Новгородская губ. – РО РЭМ, ф.7. оп.2, д.851, л.40). В
Белозерском уезде крестьяне особенно почитали воскресные дни. В эти дни
воздерживались от работ. Данное предписание нарушали только весной во
90
время выгона скота и летом во время сенокоса и жатвы. Совершенно недопустимым считалось работать; первые три дня Пасхи, в Троицу, в Духов
день, в Рождество Христово, в Новый год и Крещение Господне, в дни
местных храмовых и заветных праздников. Заветные праздники установлены по случаю голода, повальных болезней среди людей и скота. Почти в
каждом селении были свои местные праздники. Народ представлял праздники как нерабочие дни, дни гулянья – и только (село Георгиевское Новгородской губ. – РО РЭМ, ф.7, оп.2, д.755, л.15-16).
Проблемы этнической социализации в современных условиях.
В современном новгородском регионе связь семей с народными традициями, к сожалению, ослабевает. Опираясь на исследования, проводимые
В.Н.Архангельским, можно констатировать, что у нынешних новгородцев
родственные связи заметно слабее, чем были у их родителей и прародителей. Степень своей сплоченности с родственниками они оценили на 3 с небольшим (по 5-бальной шкале). Свыше 3/5 респондентов отметили, что общение с ними занимает в их жизни меньшее место, чем было у их родителей. Почти половина опрошенных чаще общаются с друзьями, чем с родственниками, и только у 15-20% родственные контакты превалируют над
дружескими. Отчасти это связано с тем, что общение с друзьями они считают
более приятным и интересным. В большинстве семей регулярно празднуются
лишь дни рождения. Реже отмечаются годовщины свадеб, даты рождения и
кончины умерших членов семьи, еще реже именины. Только треть респондентов отметили, что в их семьях существуют какие-либо традиции, обычаи.
Из предшествующих поколений только в отношении своих бабушек и дедушек новгородцы более или менее информированы. Однако про них четверть
респондентов не знают, как их звали, и почти 40% – какие у них были семьи.
Многие опрошенные хотели бы больше знать о своих предках, но большинство из них ничего не предпринимают для этого (1, 243).
Такой разрыв и отход от народных традиций объясняется многими
факторами: урбанизацией, огромным влиянием массовой поп-культуры,
политикой советского государства, отрицавшего православие, усилением
тенденций глобализации и интернационализации.
В последнее время особенно возросли потребности и запросы общества в возрождении народных традиций. Народные традиции аккумулируют в себе педагогический опыт многих поколений, отражающий специфику национального воспитания, который обращен в будущее на использование прежнего знания для организации жизни современных поколений.
Раньше приобщение детей к национальной культуре проходило естественным путем: сама народная традиция обеспечивала необходимый уровень
житейско-нравственной и художественно-эстетической воспитанности детей. Теперь эту традицию призвана поддерживать школа, которая вместе с
семьей, учреждениями культуры и досуга в состоянии создать эффективную систему вхождения юного человека в мир народной культуры.
91
Проблема возрождения традиционной культуры, пишет М.И Васильев, действительно сложна. Принципиальное решение вопроса о перспективах развития современной праздничной обрядности путем включения в нее
традиционных праздников и обрядов существует. Но среди практиков и
теоретиков по-прежнему не прекращается дискуссия о том, в каком виде
следует возрождать традиционную праздничную обрядность. Теоретически возможны три основных подхода в решении этой проблемы. Первый
из них состоит в полном сохранении всей традиционной системы праздничной обрядности в неприкосновенности. Второй предполагает лишь частичное сохранение старой системы с одновременным внедрением туда
новых праздников обрядов. Третий подход, в противовес первому, развивает новую систему праздников и обрядов, не используя совершенно традиции былой праздничной обрядности (32, 84). Можно согласиться с автором об утопичности первого и третьего подходов. Необходимы поиски оптимальных моделей праздничной обрядности, разумно сочетающих традиционные особенности и современное развитие общества и культуры.
Девальвация семьи как ценности (большой коэффициент разводимости, весомое количество детей, рожденных вне брака, наличие гражданских браков) актуализирует создание воспитательных проектов, способствующих изменению ценностного отношения к семье.
Анализ различных источников по проблеме семейной социализации
показывает, что назрела необходимость разработки и реализации комплексной программы, ориентированной не только на семьи и детей, находящихся в трудной жизненной ситуации, но и семьи, в которых обнаруживается высокая степень благополучия.
Библиография
1. Архангельский, В.Н. Семейная жизнь и тенденции воспроизводства в
Великом Новгороде [Текст] / В.Н. Архангельский. – М., 2002. – 41 с.
2. Баранов, Д.А. Мужские «роды» (этнографический факт и его интерпретации) [Текст] / Д.А. Баранов // Мужской сборник. – Вып. 2. «Мужское» в традиционном и современном обществе: Константы маскулинности. Диалектика
пола. Инкарнации «мужского». Мужской фольклор; сост. И.А. Морозов, отв.ред.
Д.В. Громов, Н.Л. Пушкарева. – М.: Лабиринт, 2004. – 264 с.
3. Васильев, М.И. Новгородская традиционная праздничная культура:
Местные праздники Волотовского района [Текст] / М.И. Васильев. – Великий
Новгород, 2001. – 130 с.
4. Вдовин, А.И. Российская нация. Национально-политические проблемы
XX века и общенациональная российская идея. [Текст] / А.И. Вдовин. – М.: Либрис, 1995. – 247 с.
5. Виноградов, Г.С. Страна детей. Избранные труды по этнографии детства [Текст] / Г.С. Виноградов. – СПб.: Историческое наследие, 1999. – 551 с.
92
6. Волков, Г.Н. Этнопедагогика: Учеб. для студ. сред. и высш. пед. учеб.
Заведений [Текст] / Г.Н. Волков. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Издательский
центр «Академия», 2000. – 176 с.
7. Громыко, М.М. Мир русской деревни [Текст] / М.М. Громыко. – М.:
Мол. гвардия, 1991. – 446 с.
8. Громыко, М.М. О воззрениях русского народа [Текст] / М.М. Громыко,
А.В. Буганов. – М.: Издательство «Паломникъ», 2000. – 544 с.
9. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка [Текст] /
В.И. Даль. -М.: Русский язык. – Т.1. – 1997. – 699 с.
10. Домников, С.Д. Мать-земля и Царь-город. Россия как традиционное
общество [Текст] / С.Д. Домников. – М.: Алетейа, 2002. – 672 с.
11. Ивочкина, Н.В. Народная игра как средство педагогической коррекции поведения младших школьников [Текст] : автореф. / Н.В. Ивочкина. – М.,
1996. – 20 с.
12. Истомина, Э.Г. Границы, население, города Новгородской губернии
(1727-1917 гг.). Очерки по административно – территориальному делению
[Текст] / Э.Г. Истомина. – Л.: Лениздат, 1972. – 186 с.
13. Костомаров, Н.И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского
народа в XVI и XVII столетиях [Текст] / Н.И. Костомаров; авт. очерка и коммент. Б.Г. Литвак; под общ. ред. Н.И. Павленко. – М.: Республика, 1992. – 303 с.
14. Круг жизни. Составители Наталия Будур и Иван Панкеев [Текст]. –
М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999. – 528 с.
15. Лещенко, В.Ю. Семья и русское православие (XI-XIX вв.) [Текст] /
В.Ю. Лещенко. – СПб.: Издательство Т.В.Фроловой, 1999. – 396 с.
16. Лихачев, Д.С. Культура Руси эпохи образования русского рационального государства (Конец XIV – начало XIV в.) [Текст] / Д.С. Лихачев. – Л.: ОГИЗ
Государственное издательство политической литературы, 1946.
17. Лихачев, Д.С. Новгород Великий. Очерк истории культуры Новгорода XI-XVII вв. [Текст] / Д.С. Лихачев. – Л.: ОГИЗ Госполитиздат, 1945 с.
18. Лихачев, Д.С. Русская культура [Текст] / Д.С. Лихачев. – М.: Искусство, 2000. – 440 с.
19. Мировоззрение и культура севернорусского населения [Текст] / отв.
ред. И.В. Власова; Ин-т этнологии и антропологии РАН. – М.: Наука, 2006. – 388 с.
20. Мужики и бабы: Мужское и женское в русской традиционной культуре. Иллюстрированная энциклопедия [Текст] / Д.А. Баранов, О.Г. Баранова,
Т.А. Зимина и др. – СПб.: Искусство- СПБ, 2005. – 688 с.
21. Научно-методическое и психологическое сопровождение педагогов
сельских школ [Текст] : сб. статей; сост. и науч. ред. М.В. Звягловой, С.М. Ёлкина. – Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2004. – 153 с.
22. Николаева, Л. «Так вот и жили славяне» [Текст] / Л. Николаева //
Народное образование. – 1992 (март-апрель). – С. 30-33.
23. Очерки русского народа XIII-XV веков [Текст]. – М.: Издательство
Московского университета,1969. – Ч. 1. – 480 с.
24. Первичная социально-профессиональная адаптация студентов к педагогической деятельности в сельской школе [Текст] / сост. и науч. ред. М.В.
Звягловой, С.М. Ёлкина. – Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого,
93
2002. – 100 с.
25. Путило, Б.Н. Фольклор и народная культура [Текст] / Б.Н. Путило. –
СПб.: Наука, 1994. – 240 с.
26. Пушкарева, Н.Л Идеалы русского мужчины XII-XVII вв.: образ желанной спутницы [Текст] / Н.Л. Пушкарева // Мужской сборник. – Вып. 2.
«Мужское» в традиционном и современном обществе: Константы маскулинности. Диалектика пола. Инкарнации «мужского». Мужской фольклор; сост. И.А.
Морозов, отв. ред. Д.В. Громов, Н.Л. Пушкарева. – М.: Лабиринт, 2004.- 264 с.
27. Русский Север: этническая история и народная культура. XII-XX века
[Текст]. – М.: Наука, 2004. – 848 с.
28. Семёнова, М. Мы – славяне!: Популярная энциклопедия [Текст] /
М.Семенова. – СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2007. – 560 с.
29. Терещенко, А.В. История культуры русского народа [Текст] / А.В.
Терещенко. – М.: Эксмо, 2007. – 736 с.
30. Традиционный фольклор Новгородской области. Серия памятники
русского фольклора. Сказки. Легенды. Предания. Былички. Заговоры. По записям 1963-1999 г. [Текст]. – СПб.:Алетейя, 2001. – 534 с.
31. Федотова, Г.А. Творческое саморазвитие учителя сельской школы
[Текст] : монография / Г.А. Федотова. – Великий Новгород: Издательство Новгородского университета имени Ярослава Мудрого, 2004. – 192 с.
32. Янин, В.Л. Я послал тебе бересту… [Текст] / В.Л. Янин. – М., 1975. –
238 с.
33. Янин, В.Л. Средневековый Новгород: Очерки археологии и истории
[Текст] / В.Л. Янин. – М.: Наука, 2004. – 416 с.
34. Похоронный обряд по материалам полевых записей 80 –х годов.
http://www.novgorod.ru/read/information/cultutre/folklore/ceremony-records/
35. Свадебный обряд Новгородской области
http://www.novgorod.ru/read/information/cultutre/folklore/wedding-ceremony/
Митрополит Антоний Сурожский (1914-2003)
ТАИНСТВО ЛЮБВИ
Брак – чудо на земле. В мире, где все и всё идет вразброд, брак – место, где два человека, благодаря тому, что они друг друга полюбили, становятся едиными, место, где рознь кончается, где начинается осуществление единой жизни. И в этом самое большое чудо человеческих отношений:
двое вдруг делаются одной сущностью, два лица вдруг, потому что они
полюбили и приняли друг друга до конца, совершенно, оказываются чемто большим, чем двоица, чем просто два человека, – оказываются единством. Над этим каждому надо задумываться, потому что жить врозь мучительно, тяжело, а вместе с тем, кого любишь, – легко и привычно. Умственные интересы, вкусы расходятся, и потому очень легко сказать себе: я
хочу жить тем, что меня интересует. Кто живет для прибыли, кто живет
94
для культуры, кто ищет идеал, но я – самодовлеющая единица, мне хватает
меня самого... А на самом деле от этого получается распыление человечества. В конечном итоге не остается ничего от того дивного, чудного единства, которое могло бы существовать между людьми. И брак, как я уже
сказал, является чудом восстановления единства там, где оно не может
быть восстановлено человеческими силами.
Но для этого надо понять, что такое любовь и как мы друг с другом
можем связываться любовью, потому что любовь бывает разная. Мы это
слово употребляем в очень различных обстоятельствах. Мы говорим, что
любим Бога, что любим родителей, что любим жену, мужа, детей; но мы
также говорим, что любим самые незначительные вещи. Мы это святое,
изумительное слово принижаем, говоря: я люблю мороженое, я люблю
прогулки, я люблю футбол, я люблю театр... И этим мы снижаем качество
самого слова и сами оказываемся пленниками этой запутанности.
Любовь – удивительное чувство, но оно не только чувство, оно – состояние всего существа. Любовь начинается в тот момент, когда я вижу
перед собой человека и прозреваю его глубины, когда вдруг я вижу его
сущность. Конечно, когда я говорю: «Я вижу», я не хочу сказать «постигаю умом» или «вижу глазами», но – «постигаю всем своим существом».
Если можно дать сравнение, то так же я постигаю красоту, например, красоту музыки, красоту природы, красоту произведения искусства, когда
стою перед ним в изумлении, в безмолвии, только воспринимая то, что передо мной находится, не будучи в состоянии выразить это никаким словом,
кроме как восклицанием: «Боже мой! До чего это прекрасно!..» Тайна
любви к человеку начинается в тот момент, когда мы на него смотрим без
желания им обладать, без желания над ним властвовать, без желания каким
бы то ни было образом воспользоваться его дарами или его личностью, –
только глядим и изумляемся той красоте, что нам открылась.
Когда я нахожусь лицом к лицу с человеком, которого вижу глазами
любви, не глазами безразличия или ненависти, а именно любви, то я приобщаюсь этому человеку, у нас начинается нечто общее, общая жизнь.
Восприятие человека происходит на глубине, которая за пределами слов,
за пределами эмоций. Верующий сказал бы: когда я вижу человека в этом
свете, в свете чистой любви, то я вижу в нем образ Божий, икону. Знаете,
каждый из представляет собой икону, образ Божий, но мы не; этого помнить и не умеем соответственно относиться друг к другу. Если бы только
мы вспомнить, что перед нами икона, святыня! Это совсем не значит, что
такая икона во всех отношениях прекрасна. Мы все знаем, что порой случается с картиной великого мастера, или с иконой, или с любым произведение искусства, с любой формой красоты: любая: любая красота может
быть изуродована – небрежность, обстоятельства, злоба могут изуродовать
прекрасный предмет. Но когда перед нами произведение великого мастера,
картина, которая была отчасти изуродована, осквернена, мы можем в ней
95
увидеть либо испорченность, хранившуюся красоту. Если мы смотрим на
эту картину, на любое произведение искусства глазами изумленной любви,
то видим прекрасное, а об остальном можем горевать, плакать. И можем
решить, порой, всю жизнь отдать, чтобы все поврежденное в этом образе, в
этой картине, в этом произведении искусства – восстановить. Это дело
любви: посмотреть на человека и одновременно увидеть в нем его неотъемлемую красоту – и ужаснуться тому, что жизнь сделала из него, совершила над ним. Любовь – это именно и есть крайнее, предельное страдание,
боль о том, что человек несовершенен, и одновременно ликование о том,
что он так изумительно, неповторимо прекрасен. Вот если так посмотреть
на человека хоть один раз, можно его полюбить, несмотря ни на что, вопреки всему, что бросается в глаза другим людям.
Как часто бывает, что любящему другого кто-нибудь скажет: «Что
ты в нем нашел? Что ты в ней нашел?» – и человек дает совершенно бредовый ответ: «Да разве ты не видишь, до чего она прекрасна, до чего он
красив?..» И оказывается: да, так оно и есть, этот человек прекрасен, потому что любящий видит красоту, а нелюбящий, или безразличный, или
ненавидящий видит только раненность. Вот об этом очень важно не забывать. Чрезвычайно важно помнить, любовь реалистична до конца, что она
объемлет человека всецело и что она видит, она зряча, но вместо того, чтобы осуждать, вместо того, чтобы отрекаться от человека, она плачет над
изуродованностью и готова жизнь положить на то, чтобы все болезненное,
испорченное было исправлено и исцелено. Это – то, что называется целомудренным отношением к человеку, это – настоящее начало любви, первое
серьезное видение.
Я уже говорил о любви как о созерцательном состоянии, при котором человек, глядя на другого, видит в нем, за пределами его внешних
черт, невзирая на звуки его голоса, невзирая ни на что, какую-то глубину,
которая является для него иконой, которая для него является красотой. Эта
красота отчасти повреждена жизнью, прошлым, обстоятельствами, но она
тут, и единственно она и важна в этом человеке; хотя, конечно, и поврежденное должно быть принято во внимание.
Но если говорить о созерцании, то можно говорить и о том, чтобы
создать какие-то живые человеческие отношения? Созерцать Бога, созерцать икону, созерцать красоту природы, вглядываться в картину, переживать глубоко музыку – это все понятно; но каким же образом созерцание
может привести к каким-то настоящим, подлинным человеческим отношениям? Мне кажется, ответ в том, что созерцание это открывает и того, и
другого, обоих, к состоянию, когда они могут на самой глубине своей
слиться в единство, могут за пределами всяких слов друг друга понимать и
чувствовать. Мы все это знаем на опыте, но так легко забываем. Кто из нас
не сидел с дорогим ему человеком – матерью, женой, мужем, другом – в
вечерний час, когда спускались сумерки, когда все затихало вокруг. Вна-
96
чале идет разговор, потом он замирает, но остается какая-то тишина; мы
прислушивались к звукам: к потрескиванию дров в камине, к тиканью часов, к внешним отдаленным шумам; потом и эти звуки исчезают, и наступает глубочайшая тишина, безмолвие души. И вот этом безмолвии души
вдруг чувствуешь, что стал так близок своему другу, тому человеку, который рядом находится. Это, конечно, не слияние в том отношении, что один
человек делается другим, но оба соединяются на такой глубиной взаимного переживания, где слов больше не нужно: они вместе, и если любовь достаточно глубока, они стали одним целым.
И это относится к браку во всех отношениях, не только к чувству, не
только к общению – ясли, но и к телесному общению в мысли, но и телесному общению. Только надо помнить, надо твердо знать, что телесное единство двух любящих друг друга людей не начало, а полнота и предел их взаимных отношений, что лишь тогда, когда два человека стали едины сердцем, умом, духом, их единство может вырасти, раскрыться в телесном соединении, которое становится тогда уже не иным обладанием одного другим, не пассивной отдачей одного другому, а таинством, самым настоящим
таинством, то есть таким действием, которое прямо исходит от Бога и приводит к Нему. Один из отцов Церкви в древности сказал, что мир не может
существовать без таинств, то есть без того, чтобы какие-то состояния, какие-то взаимоотношения были бы сверхземными, небесными, чудесными; и
– продолжает он – брак как единство двоих в разрозненном является таким
таинством, чудом, превосходящим все естественные взаимные отношения,
все естественные состояния. И телесный брак тоже, по учению одного из
отцов Церкви, предстает таинством, подобным Евхаристии, причащению
верующих. В каком смысле? В том смысле, что в Евхаристии силой Божией,
чудом соединяющей любви и веры друг во друга верующий и Христос делаются едиными. И в браке (конечно, на другом уровне и по-иному), благодаря взаимной вере и взаимной любви, два человека перерастают всякую
рознь и делаются единым существом, одной сущностью в двух лицах. Это
является одновременно полнотой брака душевно-духовно-телесного и полнотой целомудрия, когда два человека друг ко другу относятся как к святыне и все свои отношения, включая и телесные, превращают в таинство, в
нечто превосходящее землю и возносящее в вечность.
В Священном Писании брак предстает выражением предельной радости, предельной полноты. Это полнота не успокоенности, а торжества
радости и любви. Самый совершенный образ ее нам дан в так называемом
браке Агнца, то есть в соединении, в радости встречи Бога, ставшего человеком, отдавшего всю Свою жизнь, все Свое бытие миру, – с тварью: когда
все уже завершено, когда нет уже противоположения, когда Бог и человек
объединены общей жизнью. И это не ограничивается человеком, а перерастает его и охватывает всю тварь, апостол Павел мог сказать: Будет Бог
все во всем (1 Кор. 15, 28).
97
С другой стороны, у нас есть образ, употребляемый апостолом и характеризующий Церковь как невесту Агнца (Откр. 21,9). Кто такая невеста? Невеста, по существу, – это девушка, рая нашла в себе такую глубину
и такую крепость, что она сумела, смогла полюбить единственной, неповторимой любовью одного человека с готовностью оставить все и быть с
ним; последовать за ним, куда бы он ни пошел. А слово Агнец напоминает
нам о ветхозаветном пасхальном ягненке, который впервые был заклан в
ту ночь, когда евреи бежали из Египта: непорочный, невинный агнец,
жертва человеческого греха. Позже этот образ был перенесен на Спасителя
Христа как на непорочного Страдальца, который принял муки, потому что
люди отпали от Бога и перестали быть в полном смысле людьми.
Итак, образ, данный нам в лице невесты Агнца – образ трагической
любви; любви, проходящей свой путь в нашем трагическом мире в полном
сознании этого трагизма, принимающей этот трагизм не как нежеланную,
отвергаемую муку, а как призвание, как участие и в судьбе самого мира, и
в тайнах Божиих.
Оба эти образа говорят о любви: любви совершенной, любви жертвенной до конца, любви ликующей, В одной древней рукописи Евангелия
есть место, где спрашивают Христа: «Когда придет Царство Божие?» И
Христос отвечает: «Царство Божие уже пришло там, где двое – уже не
двое, а одно...»
Можно тогда поставить вопрос: если Царство Божие на самом деле
пришло в браке, то каково отношение этого Царства к человеку, выбирающему одинокую жизнь? В Церкви существуют два института, которые кажутся противоположными друг другу: это брак и монашество. Вместе с тем
для всякого человека, который принадлежит Церкви, является ее членом,
живет ее жизнью, совершенно ясно, что противоречий в ее бытии, ее сущности быть не может. И на самом деле, если продумать вопрос о браке и
монашестве в их существе, делается ясно, что брак и монашество – как бы
два лика одной и той же Церкви. В браке единство бросается в глаза: двое
соединяют свою судьбу так, чтобы весь свой земной путь пройти вместе. В
монашестве человек отходит от той личной человеческой близости, которая
составляет радость и полноту брака, как бы в предвкушении того времени,
когда Бог победит, когда победит все, что есть лучшего в человеке. Да, монах от этого отказывается, но он не отказывается от любви: во-первых, от
любви к Богу, во-вторых, от любви к человеку. Монахом может стать только такой человек, который осознал и воспринял достаточно глубоко трагизм
мира; для которого страдание мира настолько значительно, что он готов о
себе позабыть совершенно для того, чтобы помнить о мире, находящемся в
страдании, в оторванности от Бога, в борении; и для того, чтобы помнить о
Самом Боге, распятом по любви к миру. И поэтому уход в монашество далеко не означает бегства из мира. Мне вспоминается послушник Валаамского монастыря, о котором рассказывал мой духовник. Он пятьдесят лет про-
98
был в монастыре, но так и не согласился на постриг. Он прошел целую
жизнь подвига, но считал себя неготовым к монашеству. Мой духовный
отец, тогда еще мирянин, искавший свой путь, спросил его: «Что же такое
монашество, кто такой монах, что ты не можешь стать им, хотя ведешь монастырскую жизнь?» И тот ответил: «Монах – это человек, который всем
сердцем скорбит и плачет над горем мира, и к этому я еще не пришел».
Как видите, и в монашестве, и в браке корень всего – в любви, притом личной, живой, конкретной любви к миру, в котором мы живем, в сознании его трагичности, а вместе с тем (и это сказывается, может быть, более ярко, более зримо в браке) – в радости о том, что в этом трагическом
мире есть любовь, есть единство, есть дружба, есть такие человеческие отношения, которые делают его не адом, а возможным раем.
И здесь большую роль и в монашестве, и в браке играет надежда,
понятая не просто как мечта, но как акт ликующей веры, уверенности.
Священное Писание нам говорит, что надежда – это уже предвкушение
будущего, как вера – уже уверенность в невидимом (см. Евр. 11,1). Надежда – не мечта о том, что, может быть, в будущем станет лучше. Исходя из
опыта сегодняшнего (несмотря на его мрачность и, порой, ужас), видя, что
среди этого дня, полного жути, сияет свет, горит любовь, что свет во тьме
действительно светит, и тьма никакой силой его не может победить, – мы,
благодаря надежде, преисполняемся уверенностью, что, в конце концов,
победит свет. Это – надежда наша, и это – вера наша, и на них может вырасти победа любви как в монашестве, так и в браке.
Верующие, как и неверующие, встревожены в наши дни неустойчивостью браков и горем, которое эта неустойчивость приносит как супругам, так и детям. Многие озабочены раздробленностью семей и безрадостностью семейной жизни, которая царит сейчас повсеместно. Это происходит отчасти потому, что идеал брака, когда-то существовавший, сейчас
оказался для людей непонятным. Многие рассматривают брак просто как
частный договор. Они ощущают себя отдельными людьми, вне общества, и
поэтому имеющими право вести себя, как им хочется.
Многие рассматривают брак с чисто общественно-государственной
точки зрения. В таком случае семья делается не чем иным, как частичкой,
очень малой частичкой общегосударственного аппарата, который налагает
на нее большую тяжесть, и эта тяжесть иногда оказывается непосильной.
Если всмотреться в причины этого или в то, как люди сейчас вступают в
брак, мне кажется, можно разделить людей на несколько категорий.
Некоторые вступают в брак, вернее, я бы сказал, в сожительство, потому что они нравятся друг другу, потому что между ними существует физическое или психологическое притяжение. Они не ищут в браке осуществления
какой-либо цели, не хотят чего-то достигнуть, им кажется, что если они могут удовлетворить один другого телесно или психологически, то все уже достигнуто. Для этого они не ищут ни Божьего благословения, ни того, чтобы
99
включить себя в человеческое общество и внести в него что-то новое.
Другие ищут брака, потому что между ними есть согласованность
душевная, телесная, но, вместе с этим, и общность какого-то идеала. Они
хотят стоять не лицом к лицу, а плечом к плечу, они не хотят провести
жизнь во взаимном созерцании и взаимном удовлетворении, они хотят
вместе вступить в жизнь и творить жизнь. В зависимости от того, каковы
их убеждения, одни – неверующие – будут строить общество без Бога, но
искать в нем всю доступную им глубину по отношению к человеку; другие
– верующие – будут искать какого-то иного измерения. Некоторые верят
просто в какое-то неопределенное божество, в какую-то высшую силу и
будут, с одной стороны, искать благословения этой силы, доброго слова,
сказанного от имени этого божества, а, с другой стороны, будут вдумываться: как можно создать брак, который был бы больше человека, был бы
настолько велик, чтобы стать всечеловеческим.
Те, кто верит в определенного Бога (сейчас я буду говорить с точки
зрения христианина), будут искать осуществления брака по таким образцам, которые нам даны в христианской Церкви: брак как единство, брак
как образ вечной жизни. О браке как единстве я уже упоминал. И, кроме
того, есть вечное измерение в браке, которое, может быть, лучше всего выразил французский писатель Габриель Марсель. Он пишет: «Сказать человеку: "Я тебя люблю" – то же самое, что сказать ему: "Ты будешь жить
вечно, ты никогда не умрешь..."».
В таком отношении брак для христианина не является чем-то статическим, а богослужение, обряд венчания – общественной формой. Брак –
это динамическое явление, строительство, вся его сила – в движении, целеустремленности и в его всечеловеческом значении. А обряд его совершения в обществе христиан – не религиозная форма «регистрации», а глубокий, поучительный способ, которым Церковь хочет нам открыть, что такое любовь и как глубоки человеческие отношения. В этом смысле всякое
христианское богослужение, с одной стороны, является лирическим, личным выражением человеческих чувств, но, с другой стороны, имеет и символическое значение.
Что такое символ? Это не образ, не притча, не картина, не иллюстрация. Разница между символом и определением вот в чем: определение старается как бы положить пределы тому, о чем оно говорит. Оно старается
все уловить и выразить, насколько это вообще выразимо. Символ, наоборот, всегда указывает вне себя. Проще всего было бы так пояснить смысл
символа: если мы человеку показываем отображение неба в воде, его первое движение будет не в том, чтобы вглядеться в это озеро, а в том, чтобы,
отвернувшись от него, посмотреть ввысь. Это принцип символа: показывается что-то земное для того, чтобы указать на что-то небесное; показывается нечто, что можно уловить чувствами, для того, чтобы указать на то, что
можно познать только в самых глубинах человека и самым глубоким вос-
100
приятием. Служба, обряд, который мы совершаем в Церкви, в этом отношении очень многое говорит о том, каковы человеческие, глубинные отношения любви и взаимности; и над ними, мне кажется, надо задуматься и
верующим и неверующим. Верующим – потому что всем нам надо на основании приобретенного опыта заново передумывать то, что, как нам кажется, мы знаем уже давно. А, если в этом обряде есть что-то ценное (он
не устоял бы в человеческом обществе, если бы в нем не было глубины и
значительности), может быть, верующие и неверующим откроют что-то не
только о Боге, но и о человеке, о тех отношениях, которые составляют самую сердцевину человеческой жизни: о любви, о браке, о семье.
Как я уже сказал, одна из целей этих бесед – не только прояснить для
верующих глубину и значительность обрядов, но сделать эти обряды понятными и для неверующего. И не просто ради того, чтобы верующий стал
более приемлемым и более понятным для людей нерелигиозных, а потому,
что обряды Церкви, уходящие своими корнями в опыт и веру тысячелетий,
образно, картинно, символами часто раскрывают перед нами такие глубины человеческого опыта любви, радости, горя, которые могут не только
быть полезны верующему, но и неверующему раскроют какую-то глубину
его собственной души и его собственной жизни.
Мы все думаем, будто знаем, что такое любовь, и умеем любить. На
самом деле очень часто мы умеем только лакомиться человеческими отношениями. Мы думаем, что любим человека, потому что у нас к нему
ласковое чувство, потому что нам с ним хорошо; но любовь – нечто гораздо большее, более требовательное и, порой, трагичное.
В любви есть три стороны. Во-первых, человек любящий дает, хочет
давать. Но для того, чтобы давать, для того, чтобы давать совершенно, давать, не делая получающему больно, нужно уметь давать. Как часто бывает, что мы даем не по любви, настоящей, самоотверженной, щедрой любви,
а потому, что, когда мы даем, в нас нарастает чувство своей значительности, своего величия. Нам кажется, что давать – это один из способов
утвердить себя, показать себе самому и другим свою значительность. Но
получать от человека на этих условиях – очень больно. Любовь только тогда может давать, когда она забывает о себе; когда человек дает, как один
из немецких писателей сказал, как птица поет, от избытка своего: не потому, что требуется, вынуждается у него дар, а потому, что давать – это
песнь души, это радость, в которой можно себя забыть для радости другого
человека. Такая любовь, которая умеет давать, гораздо более редка, чем мы
воображаем.
С другой стороны, в любви надо уметь получать; но получать, порой,
гораздо труднее, чем давать. Мы все знаем, как мучительно бывает получить что-нибудь, испытать благодеяние от человека, которого мы или не
любим, или не уважаем; это унизительно, оскорбительно. Мы это видим в
детях: когда кто-нибудь ими не любимый, кто-нибудь, в чью любовь они
101
не верят, дает им подарок, им хочется растоптать подарок, потому что он
оскорбляет самую глубину их души. И вот для того, чтобы уметь давать и
уметь получать, нужно, чтобы любовь дающего была самозабвенной, а получающий любил дающего и верил безусловно в его любовь. Западный
подвижник Венсан де Поль, посылая одну из своих монахинь помогать
бедным, сказал: «Помни – тебе нужна будет вся любовь, на которую способно твое сердце, для того, чтобы люди могли тебе простить твои благодеяния...» Если бы мы чаще это помнили, мы меньше удивлялись бы, что
окружающие без радости, иногда со сжимающимся сердцем обращаются к
нам за помощью и ее от нас получают.
Но даже там, где и давать, и получать – праздник, радость, есть еще
одна сторона любви, которую мы забываем. Это – жертвенность. Не в том
смысле, в котором мы обычно о ней думаем; например, что человек, который любит другого, готов на него работать, лишать себя чего-нибудь, чтобы
тот получил нужное; что родители могут себя лишать необходимого ради
того, чтобы дети были сыты и одеты и иногда получали радость от подарка.
Нет, та жертвенность, о которой я говорю, более строга, она относится к чему-то более внутреннему. Она заключается в том, что человек готов по
любви к другому отойти в сторону. И это очень важно. Ведь порой бывает
так между мужем и женой: они друг друга любят сильно, крепко, ласково,
радостно. И один из них ревнует мужа или жену – не по отношению к комунибудь, который вот тут, теперь, может поставить под вопрос их любовь, а
по отношению к прошлому. Например, отстраняются друзья или подруги
детства; отталкиваются куда-то в глубь воспоминаний переживания прошлого. Тому, кто так безумно, неумно любит, хотелось бы, чтобы жизнь
началась только с момента их встречи. А все то, что предшествует этому,
все богатство жизни, души, отношений кажется ему опасностью; это что-то,
что живет в душе любимого человека помимо него. Это одна из самых
опасных вещей. Потому что человек не может начать жить с какого-то, даже
самого светлого, дня встречи с любимым, дорогим человеком. Он должен
жить с самого начала своей жизни. И любящий должен принять тайну прошлого как тайну и ее уберечь, ее сохранить, должен допустить, что в прошлом были такие отношения любимого человека с родителями, с друзьями,
с подругами, такие события жизни, к которым он не будет причастен иначе
как оберегающей, ласковой, почтительной любовью. И здесь начинается область, которую можно назвать областью веры: веры не только в Бога, а взаимной веры одного человека в другого.
Человек начинает любить другого, потому что вдруг, неожиданно для
себя самого, видит в нем что-то, чего он раньше никогда не видел. Бывает:
молодые люди, девушки принадлежат к какому-то общему кругу» живут
бок о бок, работают вместе, принимают участие в общественной жизни. И
вдруг тот, кто до сих пор никем не был замечен, делается центром интереса
для одного из этого круга; в какой-то момент один человек другого увидел
102
не только глазами, но каким-то проникновением сердца и ума. И этот человек, который был просто одним из многих, вдруг делается единственным.
Человек тогда предстает с новой красотой, новой глубиной, новой значительностью. Такое видение может длиться годами, может продолжаться всю
жизнь. Но порой, по прошествии какого-то времени, это видение тускнеет
(как бывает, когда солнце отойдет от окна и вдруг сияние этого окна тускнеет). И вот в этот момент вступает вера. Вера вот в каком смысле: вера как
уверенность, что то, что было когда-то увидено, а теперь стало невидимым –
достоверно, несомненно. Такой верой мы все живем, более или менее. Бывают моменты особенных встреч, глубоких, волнующих; потом мы возвращаемся к обычной жизни: но, снова оказавшись лицом к лицу с человеком,
связанным с этим переживанием, мы знаем, что видимое нами – не весь человек, что в нем есть такая глубина, которую мы теперь больше не можем
прозреть. И мы относимся к этому человеку по-новому. Это очень ясно выявлено в целом ряде молитв чина бракосочетания.
Говоря о браке, о взаимоотношениях мужа и жены, я упоминал, что
кроме любви, то есть ласкового, пламенного и тихого влечения одного человека к другому, этим взаимоотношениям еще присуща вера. В начале
службы обручения мы молимся о том, чтобы Господь послал тем, кто собирается венчаться, не только взаимную любовь – совершенную, мирную,
не только Свою помощь, но еще единомыслие и твердую веру. И, конечно,
первое, что приходит на ум верующему, это: «Дай нам, Господи, крепкую
веру в Тебя, и тогда все будет хорошо...»
Это правда; но в этом есть еще другая сторона. Не может быть истинных, подлинных взаимных отношений, если нет между мужем и женой,
между невестой и женихом взаимной веры, то есть, с одной стороны, настоящего доверия, с другой стороны, верности. Это очень важно, и это раскрывается очень ясно дальше в службе, когда читается молитва, где упоминается блудный сын. Он ушел из отчего дома, прожил блудную, некрасивую
жизнь, раскаялся под давлением обстоятельств и вернулся домой. И что же
случилось? – Отец его встречает, он к нему бежит навстречу, его обнимает,
целует, и когда сын говорит отцу: Я согрешил против неба и пред тобой и
уже недостоин называться сыном твоим... (Лк. 15, 21) – отец ему не дает
сказать последних слов, которые были приготовлены кающимся сыном на
пути. Он хотел сказать: Прими меня в число наемников твоих.., – отец не дает ему этого сказать, потому что недостойным сыном он может быть, но не
может быть ничем меньшим, чем сыном. А дальше отец не спрашивает ни о
чем; ему достаточно того, что сын вернулся домой. Он его не спрашивает,
кается ли тот, жалеет ли, стыдится ли своего прошлого, не спрашивает его,
готов ли он измениться; ему достаточно, что сын вернулся, для того, чтобы
верить в него до конца (см. Лк. 15,11-32).
И вот мы просим Господа о такой вере, о таком доверии, просим, чтобы оно сохранилось на всю жизнь между мужем и женой. Чтобы, если будет
103
что-нибудь между ними: ссора, непонимание, даже неверность, и один из них
вернется и скажет: «Я пришла к тебе, я к тебе пришел», тот, который остался
верен, раскрыл бы объятия и сказал: «Наконец! Я так тебя ждала, я так тебя
ждал...» И, если виновный скажет: «Можешь ты меня простить?» – чтобы тот
его только обнял, поцеловал и даже не упомянул о прошлом. Тут нужна вера,
такая вера, которая может родиться только из той любви, о какой я говорил в
других беседах: любви зрячей, любви созерцательной, любви проникновенной, которая способна видеть всю красоту человека даже в тот момент, когда
эта красота затмилась или когда что-либо в этой красоте померкло. Потому
что нет красоты, которая изуродована до конца в человеке: любовь к нему,
вера в него может восстановить то, что, казалось, никто и ничто не может
восстановить ни наказанием, ни поучением. И это мы видим все время в
Евангелии. Мы видим, как Христос встречает грешников: Он их ни в чем не
упрекает, Он им не ставит вопросов об их прошлой или настоящей жизни, Он
их любит, и в ответ на любовь, которая дается даром, которая дается как подарок, человек зажигается благодарностью и ради благодарности становится
достойным этой любви. Он может быть любим, но не потому, что он достоин: он может научиться быть достойным, потому что он любим. Есть пословица: «Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит». Настоящая любовь умеет полюбить человека «черненьким», и пример этого отношения я дам, разбирая одну из самых коротких начальных молитв службы
обручения.
Я уже говорил о том, что человека любят не за что-нибудь, а что,
наоборот, он может стать значительным, прекрасным человеком, потому что
он любим. Во второй молитве чина обручения говорится о том, что Бог выбрал Церковь, как чистую деву, из среды язычников. Если мы задумаемся над
этим и представим себе: кто эта Церковь? Церковь – мы с вами: и я, и ты, и
все наши друзья; как же мы можем сказать, что Бог нас выбрал, как чистую
деву. Мы все грешные, у всех нас недостатки, мы все в значительной мере
испорчены, – как же Бог мог на нас посмотреть и выбрать как деву чистую?
Дело в том, что Бог на нас смотрит, видит возможность красоты, которая в
нас есть, видит в нас то, чем мы можем быть, и ради того, что Он видит, Он
нас принимает. И потому, что мы любимы, потому, что с нами случилось это
чудо: что кто-то в нас увидел не дурное, а прекрасное, не злое, а доброе, не
уродливое, а чудесное – мы можем начать расти, расти из изумления перед
этой любовью, расти из изумления перед тем, что этой любовью нам показана наша собственная красота, о которой мы не подозревали. Я говорю, конечно, не о той внешней, поверхностной красоте, которой мы все кичимся:
чертами лица, умом, чуткостью, талантом – нет, о другой красоте.
И вот нам надо помнить, что единственный способ возродить человека, единственный способ дать человеку возможность раскрыться в полноте – это его любить; любить не за его добродетели, а несмотря на то, что
он несовершенен, любить просто потому, что он человек, и потому, что
104
человек так велик и так прекрасен сам по себе. В это мы можем верить всегда. Мы не всегда можем это видеть, только глаза любви могут нам позволить прозреть это. На человека можно смотреть безразличным взором – и
тогда мы ничего не видим, мы замечаем только внешние проявления, черты лица, расцениваем человека так же, как мы расцениваем все прочее: собаку, лошадь или предмет, который мы хотим купить. Нам надо учиться
видеть человека таким, какой он есть в самой своей глубине, в самой своей
сущности, и соответственно к нему относиться. Так относится к нам Бог.
Бог нас любит не потому, что мы хороши, Бог к нам милостив не потому,
что мы заслуживаем милость или любовь: Он нас просто любит. Если мы
способны быть благодарными за то, что нас кто-то – Бог или человек –
может полюбить без всякого основания, просто потому, что его сердце через край переливается к нам, мы можем стать другими людьми. И в браке
это так важно; так важна эта вера в человека и эта способность помнить,
что только любовью можно из него сделать – нет, не из него – можно ему
помочь стать всем, чем он только может быть, каким его задумал Бог,
можно раскрыть всю его красоту.
В древности чин обручения, то есть подготовительная часть службы
венчания, совершался в притворе, там же, где совершалась служба оглашения перед крещением, потому что это еще не полнота, это подготовительный шаг к тому, чтобы двое соединились в одно, к тому, чтобы вступить в полноту церковную. Жених и невеста приходили и становились в
притворе рядом друг с другом; приносились перстни или кольца, которые
потом будут им даны; священник выходил со свечами для жениха и невесты; затем кадили их, то есть отдавали им то же самое почитание, какое
отдается в богослужении иконе или священнику, который представляет
собой образно икону Христа, потому что Церковь видела в них живой образ Божий, и этому образу воздавалась честь и каждение.
Далее священник возглашает: «Благословен Бог наш...» Как не благословить Бога за то, что в мире, где все является рознью, напряжением,
взаимным отрицанием, часто враждой, непониманием, два человека друг
друга полюбили, друг в друге увидели взаимно вечную красоту и решили
превзойти, превозмочь все, что может их разделять, решили стать едиными, одной сущностью в двух лицах?! Как не благодарить Бога за то, что на
земле совершается такое чудо, которое таинственно говорит нам о том, что
рознь уже пришла к концу и единство осуществлено?! Затем Церковь молится: молится о мире, который может быть послан только с Небес; молится о спасении жениха и невесты; молится о мире всего мира, о храме, где
совершается богослужение, и о всех, которые с верой, благоговением,
страхом Божиим, то есть с трепетным сердцем, пришли. Церковь молится
о женихе и невесте – о том, чтобы им дана была совершенная любовь, любовь мирная, и помощь от Бога, потому что жизнь будет все время давить
на них, жизнь все время будет стремиться разорвать хрупкое еще, несо-
105
зревшее единство, которое между ними образовалось; Церковь молится и о
том, чтобы им сохраниться в единомыслии, чтобы у них было одно желание, одно сердце, одна направленность, и чтобы им была дана твердая вера
– вера друг в друга, вера в Бога, вера в возможную победу, в преодоление
всех трудностей, которые между ними или вокруг них могут восстать.
Слово вера означает еще и верность: чтобы они остались верными друг
другу в настоящей дружбе. Вы знаете, что значит слово «дружба». Друг –
это твое «второе я», как говорили в древности, человек, на которого можно
посмотреть и увидеть отображенным в нем себя самого, но только чистого,
освященного; как бы увидеть в нем свою красоту, отраженную в зеркале
любящих глаз, любящего сердца. Молится Церковь о том, чтобы им была
дана в результате этого непорочная жизнь, честный брак. И еще мы благодарим Бога, Который в мире, где все раздроблено, привел в единство, в
союз неразрушимой любви этих двух людей.
В первой молитве, которую священник произносит, мы вспоминаем
Исаака и Ревекку. Почему же их выбрали? Потому, что по рассказу Ветхого Завета (см. Быт. 24) Авраам послал слугу на свою давно покинутую родину, чтобы разыскать невесту для сына. И Бог ему обещал показать знаком, кого избрать. Поэтому Ревекка была богоизбранной невестой для
Исаака. И мы молимся о том, чтобы в данном случае и жених, и невеста
были друг для друга богоизбранными, чтобы помимо того, что они друг
другу нравятся, что у них одинаковые вкусы, им нравится внешность друг
друга, их роднит положение в мире, в обществе – чтобы что-то более глубокое было в основе их встречи. Бог как бы говорит: «Вот твоя невеста,
вот твой жених. Я тебе даю этого человека во веки вечные как предмет
твоей любви и тебя ему как предмет его любви...»
Дальше в чтении из Священного Писания на службе венчания нам
будет сказано, что невеста и жених должны друг на друга смотреть, как
Христос смотрит на Церковь и как Церковь смотрит на Христа – всей любовью, всей жизнью, всей устремленностью. Вот почему поминаются здесь
Ревекка и Исаак. И каждый из нас, когда выбирает жениха и невесту, должен поставить себе вопрос: «Почему я его выбираю? По каким-то внешним, земным свойствам или потому, что между нами совершилось чудо?..»
Дальше священник дает жениху и невесте перстни, и они обмениваются ими три раза, как бы три раза говоря: «Да, я всерьез это делаю, это не
мгновенное движение души, это продуманное действие...» И священник
произносит: «Обручается раб Божий (раба Божия) рабе Божией (рабу Божию) такой-то (такому-то) во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Этим совершается первый шаг их соединения. Теперь они стоят со свечами и с
кольцами.
В древности люди часто не умели писать, а только могли удостоверить письмо или документ печатью; и решающую роль играло то кольцо,
на котором была личная печать. Документ, запечатленный этим кольцом,
106
был неоспорим. Вот это кольцо и упоминается в службе обручения. Когда
человек давал кольцо другому, это означало, что он ему доверяет безоговорочно, что он ему доверяет свою жизнь, свою честь, свое имущество –
все. И вот когда венчающиеся обмениваются кольцами (я говорю именно
обмениваются, потому что каждый из них сначала надевает кольцо и затем
три раза его передает своему супругу, раньше, чем оставить на своей руке)
– когда супруги обмениваются кольцами, они как бы говорят друг другу:
«Я тебе доверяю безусловно, я тебе доверяю во всем, я себя доверяю тебе.,.» И, конечно, не может быть такого обмена кольцами между людьми,
которые совершают только условный брак или брак без намерения строить
общую жизнь от начала и до последнего дня.
Перстнем наделил своего блудного сына отец в притче Господней.
Юноша ушел из дома, отрекшись от него, и вернулся с покаянием. И отец
ни одним словом его не упрекнул. Увидя его, приходящего обратно в отчий дом, он сам поспешил ему навстречу, он его обнял, он как бы утешал
его: «Да, ты ошибся, ты поступил так жестоко, когда ушел от меня и от
своего брата, и от всех, кто тебя любил, но наши сердца остались верными
тебе…» И тут же он призывает своих слуг и говорит: «Принесите сандалии, принесите первую одежду, которую он носил»; и, наконец дает ему
перстень. Тем самым отец говорит сыну: «Раз ты вернулся ко мне, раз ты
показал, что хочешь быть снова моим верным сыном, я даже вопроса не
ставлю о том, как ты жил, ради чего ты жил, я тебя принимаю со всем доверием, потому что, пройдя через опыт неверности, пройдя через опыт
страдания, обманутый своими друзьями, которые хотели тебя знать, только
пока ты был богат, ты теперь будешь мне верен до конца, верен нашей
любви, нашей дружбе, нашему Богу…»
Так говорит отец; но таково же и значение самого кольца. И когда супруги обмениваются кольцами, они именно обещают друг другу, что если
когда-нибудь что-либо случится между ними, если когда-нибудь будет ссора или даже неверность со стороны одного по отношению к другому, измена, обман, неправда, – и если он вновь вернется, то ему ничего не будет поставлено в упрек. Потому что он вернется и скажет: «Вот, я пришел (я пришла); можешь ли ты меня прнять, или твое сердце охладело, или любовь ко
мне умерла?» и ответ будет: «Конечно, приди, конечно, я тебя люблю, как
любил раньше! Моя любовь когда-то была ликующей радостью; когда ты
ушел (ты ушла), моя любовь стала жгучей болью, ожиданием, тоской, – а
теперь моя любовь стала вновь ликующей радостью, более светлой, более
глубокой, более торжествующей и более уверенной, чем она была до того,
как ты ушел (ушла)…» Поэтому, обмениваясь кольцами, супруги дают друг
другу обещание и верности, и взаимного доверия – доверия, которое идет
гораздо дальше всякой измены и всякой ссоры; и это так прекрасно.
Прежде чем мы последуем дальше, я хочу обратить ваше внимание на
два выражения из молитв, произносимых сразу после возгласа: Благословен-
107
но Царство Отца и Сына и Святаго Духа...» в начале службы венчания. Это
слова: совершенная любовь и целомудрие.
О какой любви здесь идет речь? Все мы говорим, что мы друг друга
любим, но это слово покрывает столько понятий и так часто выражает какие-то слабые, шаткие чувства, мгновенные настроения. Но вот что говорит
апостол Павел о подлинной любви. Указав, что у людей разные призвания и
разные дары, он говорит: Ревнуйте о дарах больших, и я покажу вам путь
еще превосходнейший. Если я говорю языками человеческими и ангельскими,
а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар
пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так
что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я
раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею,
нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует,
не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а
сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает (1 Кор. 12,31-13,8).
Разве это не замечательно? Разве не стоит жить ради такой любви и
для такой любви? Не только в надежде, что ее когда-либо осуществишь, а
в постоянной борьбе за то, чтобы именно такая любовь в каждом из нас
восторжествовала. Чтобы любовь рождала терпение, то есть такую ласковую, внимательную теплоту к другому, которая позволяет переносить все
то, что он собой представляет, и все то, что может случиться из-за него.
Любовь не раздражается: она внимательна к тому, что происходит в жизни,
в сердце, в душе другого человека. Любовь всему верит: она открыта доверию, она не подозрительна; она на все надеется: когда все как будто идет к
крушению, надежда горит ярким пламенем; любовь способна спасти даже
умирающие дружеские или любовные отношения. И любовь никогда не
перестает: даже когда другой тебя разлюбит, когда другой от тебя отвернется, любовь остается любовью. Только, как я уже говорил, вместо того,
чтобы быть ликующей, торжествующей радостью, эта любовь делается состраданием и острым, порой горьким страданием, криком души: «Боже,
спаси его! Он не знает, что он делает!..»
И другое слово я хочу упомянуть; это слово целомудрие. Целомудрие мы большей частью мыслим в порядке телесных отношений. Но целомудрие вступает гораздо раньше, чем начнутся какие-нибудь телесные отношения между мужем и женой. Целомудрие заключается в том, чтобы,
посмотрев на другого человека, увидеть в нем ту красоту, которую Бог в
него вложил, увидеть образ Божий, увидеть такую красоту, которую нельзя
замарать, увидеть человека в этой красоте и служить тому, чтобы эта красота все росла и ничем не была запятнана; целомудрие заключается в том,
чтобы с мудростью хранить цельность своей души и души другого человека. И в этом смысле целомудрие лежит в основе брака, не только душев-
108
ных отношений, но и телесного взаимного отношения, потому что оно исключает грубость, голод, жажду телесного общения и превращает самое
телесное общение в благоговейное соединение двух людей, когда соединение тел является как бы завершением той любви, того единства, которое
живет и горит в их сердцах и в жизни. Целомудрие не только совместимо с
браком, целомудрие является основой брака, когда два человека могут
друг на друга смотреть и видеть взаимную красоту как святыню, которая
им доверена и которую они должны не только сохранить, но довести до
полного совершенства.
В начале службы венчания молятся о том, чтобы Господь дал жениху
и невесте мирную жизнь, долгие годы жизни, целомудрие, друг к другу
любовь в союзе мира и неувядаемый венец славы вечной; молятся о том,
чтобы благодать небесная сошла на них и превратила человеческие отношения в отношения – уже на земле – небесные. Один западный писатель*
говорит, что разница между верующим и человеком, не знающим Бога, такова, что можно было бы сказать: одни похожи на живых людей, а другие
– на статуи, которые могут быть прекрасны, но которым не хватает жизни.
Человек верующий – это человек, в которого вошла вечная Божественная
жизнь. И вот об этой жизни мы и молим Бога, чтобы Он ее дал венчающимся: «Сам, Владыко, теперь ниспосли руку Твою от святаго жилища
Твоего, и сочетай (то есть соедини) раба Твоего сего и рабу Твою сию, соедини их в единомудрии, венчай их в плоть едину, даруй им плод чрева (то
есть детей), благочадие».
Теперь мы подходим к самому венчанию. Венчание, так же как и обмен кольцами, – не просто обряд. В древности каждый раз, когда бывал
праздник – самый обыкновенный семейный, или городской, или государственный праздник – люди надевали венцы из цветов. Сейчас это практикуется и при венчании церковном, например, у греков, которые не носят,
как мы, при венчании золоченые короны, а надевают венцы из живых цветов. Но кроме этого венцы имеют два других значения.
В древней Руси в день своего венчания невеста и жених назывались
князь и княгиня. Почему? – Потому, что в древнем обществе, пока человек
не был женат или замужем, он являлся членом своей семьи и был во всем
подвластен старшему в семье: отцу ли, деду ли. Только когда человек женился, он делался хозяином своей жизни. Древнее государство состояло как
бы из союза суверенных, то есть независимых друг от друга, семей. Они
были свободны выбирать свою судьбу. Все вопросы решались в согласии,
во взаимном понимании, но каждая семья имела свой голос и свои права. И
вот в день, когда совершается венчание, устанавливается, с точки зрения
государственной, в понимании древних, новая единица, суверенная, свободная, полноправная – происходит в полном смысле венчание на царство.
Но есть еще и другое значение в этих венцах. Как бы люди друг друга ни любили, они живут в семье, полной проблем, задач, трудностей, ино-
109
гда опасностей, иногда горя. И вот есть слово в Священном Писании:
Претерпевший же до конца спасется (Мф. 24,13). Жизнь требует терпения, стойкости; осуществление любви, осуществление единства, осуществление своего свободного царственного стояния в обществе – все это требует мужества, а порой и подвига. Мы молимся о том, чтобы пришло время,
когда, выдержав испытание жизни во всей ее сложности, – а сложнее, чем
осуществление совершенной любви, ничего нет, – жених и невеста венчались в вечности венцами мученичества. Мы понимаем мученичество как
страдание, но слово мученичество (перевод греческого «мартирион») в
первую очередь означает не страдание, но свидетельство. Мученик – это
тот, кто свидетельствует перед всем миром о какой-то ценности, в данном
случае- о любви, о правде, об истине, о красоте, и кто ни перед чем не
останав-ливается для того, чтобы довести это свидетельство до тех, которым оно нужно. И, конечно, это значит, что истинный свидетель готов и
жизнь свою положить для того, чтобы его свидетельство дошло, чтобы оно
воссияло, прогремело или тихим образом обдало теплотой, лаской, радостью и надеждой всех окружающих. И мы призываем всех новобрачных,
всякого жениха и всякую невесту верить в любовь, верить друг в друга с
такой силой, с такой глубиной, чтобы свидетельствовать, чего бы это ни
стоило, о любви, о единстве, о том, что все может победить истинная любовь.
Далее по ходу службы венчания жених и невеста, теперь уже увенчанные, слушают два чтения. Одно взято из Послания святого апостола
Павла к Ефесянам, из последней главы, Я его прочту на русском языке, потому что многие, посещающие церковь и присутствовавшие при венчании,
слышали его на славянском языке, который, вероятно, им не всегда был
понятен.
...Благодаря всегда за все Бога и Отца, во имя Господа нашего Иисуса
Христа, повинуясь друг другу в страхе Божием. Жены, повинуйтесь своим
мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос
глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и
Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но
дабы она была свята и непорочна. Так должны мужья любить своих жен,
как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда
не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть (ср. Быт. 2, 24). Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви. Так каждый из вас да любит свою жену, как
самого себя; а жена да боится своего мужа (Еф. 5, 20-33).
110
Это послание, с одной стороны, говорит об очень глубоких отношениях между Церковью и Христом. Христос пришел на землю спасти человечество; Бог стал человеком, и спасение это Он совершает ценой Своей
жизни и Своей смерти. И это первое, о чем должны думать мужья, когда
они вступают в брак: им вручается Богом хрупкое существо, которому они
сказали: «Я тебя люблю», – и эта любовь должна быть такова, что муж готов всем пожертвовать, всей своей жизнью, из-за любви к жене и по любви
к своим детям. Муж является главой семьи не потому, что он мужчина, а
потому, что он является образом Христа, и жена его и дети могут видеть в
нем этот образ, то есть образ любви безграничной, любви преданной, любви самоотверженной, любви, которая готова на все, чтобы спасти, защитить, напитать, утешить, обрадовать, воспитать свою семью. Это каждый
человек должен помнить. Слишком легко мужчине думать, что потому
только, что он мужчина, он имеет права на свою жену, над своей женой и
над своими детьми. Это – неправда. Если он не образ Христа, то никто ему
не обязан никаким уважением, никаким страхом, никаким послушанием.
А жена является иконой, образом Церкви. Церковь имеет как бы два
лика. Она – невеста, радующаяся о том, что она возлюблена Богом и возлюблена такой любовью, которая явлена во Христе. Но вместе с тем (и это
образ, который дает апостол Павел в одном из своих посланий) она является невестой Агнца, то есть закланного Спасителя. Она – невеста, та, которая настолько – так глубоко, так совершенно – возлюбила своего жениха,
что по незыблемой верности может все оставить, все забыть, от всего оторваться по любви к нему и последовать за ним, куда бы он ни пошел, если
нужно – даже на страдания, если нужно – на крест.
Вы видите, что в этом послании говорится не о владычестве мужа и
подчиненности жены, а о такой взаимной любви, которая является жертвенной, героической любовью мужа и на которую жена может ответить такой же жертвенной любовью. Это мы должны всегда помнить, потому что
слишком часто этот отрывок Священного Писания толкуют ложно: унижая
жену и возвеличивая мужа, представляя его гордым властителем.
За чтением из Апостола следует чтение из Евангелия от Иоанна, самое начало второй главы. Я его приведу по-русски: На третий день был
брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был также зван
Иисус и ученики Его на брак. И как недоставало вина, то Матерь Иисуса
говорит Ему: вина нет у них. Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, Жено?
еще не пришел час Мой. Матерь Его сказала служителям: что скажет Он
вам, то сделайте. Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших по
обычаю очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры. Иисус
говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха. И говорит
им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли. Когда
же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, – а он не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду, – тогда распо-
111
рядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег
доселе. Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его (Ин. 2,1-11).
Я хочу обратить ваше внимание вот на что. Христос пришел на бедную свадьбу. Люди собрались в маленькой деревне, на хуторе каком-то,
пришли, изголодавшись по радости – не по выпивке, конечно, а по дружбе,
по свету, по теплу, по ласке – и начался бедный деревенский пир. Через
самое короткое время, вероятно, то немногое, что было приготовлено, было съедено, и то вино, которое было припасено, было выпито. И тогда Божия Матерь обращает внимание Своего Божественного Сына на то, что
вино уже выпито. Что Она этим хотела сказать? Неужели Она говорит
Своему Сыну: сделай, мол, что-нибудь, чтобы они еще могли бы пить и
пить, и напиться так, чтобы свалиться под скамьи, – неужели этого Она хотела? Нет; Она, конечно, видела, что их сердца так истосковались по радости, по счастью, по тому чувству, которое дает забыть все тяготы мира,
все, что давит, гнетет; сердца еще полны желания пребыть в царстве этой
любви жениха и невесты, созерцать небесное видение ласки. И Христос
обращается к Ней с вопросом, который смущает многих: Что Мне и Тебе,
Жено? В некоторых переводах и в некоторых толкованиях Отцов: «Что
между Мной и Тобой? Почему именно Ты ко Мне обращаешься с этим вопросом? Неужели потому, что Я – Твой Сын, и Ты думаешь, что у Тебя
есть надо Мной какая-то власть? В таком случае наши отношения только
земные, плотские, в таком случае Мой час, час небесных чудес, еще не
пришел...» Матерь Божия Ему не отвечает в том смысле, что: «Как же так,
разве Я не Твоя Мать?» И не отвечает также: «Разве Я не знаю, что Ты –
Сын Божий?» Она только обращается к окружающим и их делает как бы
соучастниками Своей веры; Она говорит слугам: Что скажет Он вам, то
сделайте... Этим Она говорит действием, а не словами Своему Сыну: «Я
знаю, кто Ты, Я знаю, что Ты – Мой Сын по плоти и что Ты – Бог, сошедший в мир для спасения мира, и Я потому к Тебе обращаюсь не как к Сыну, а как к Богу Своему, Творцу, Промыслителю, Тому, Который может
любить землю до смерти...» И тогда совершается чудо, потому что пришло
в мир Царство Божие верой одного человека. Какой же это нам урок о том,
что и мы можем – каждый из нас – верой как бы открыть дверь приходу
Христа и создать ситуацию, которая даст возможность Богу чудодейственно изменить обстановку, полную тоски, неудовлетворенности и сделать из
нее обстановку ликующей, торжествующей радости!
Что дальше? – Все очень просто: да, слуги почерпали вино, да, они
принесли его хозяину, распорядителю праздника; но с нами остается одно
важное событие: то, что в этот момент вера одного человека сделала земную обстановку небесной, И еще другое: единственная заповедь, которую
дала нам Матерь Божия: что скажет Он вам, то сделайте... Когда радости
112
вашей начнет приходить конец, когда вы уже почувствуете, что вы друг
другу дали все, что вы только могли дать, что нового вы ничего не можете сказать, что вы можете только повторять: «Я тебя люблю», выразить
это не можете по-новому, тогда прислушайтесь к тому, что Бог говорит в
ваших сердцах, прислушайтесь глубоко к тому, что Он вам скажет,- и что
бы Он вам ни сказал, то сделайте; и тогда вода обычной жизни – серость
жизни, бесцветность ее – вдруг просияет. Мы все видели иногда землю,
покрытую росой. К восходу солнца это поле – серое, даже зелень, покрытая этими каплями воды, как бы тускнеет; и вдруг поднялось солнце, и
все засверкало, засияло цветами радуги. Так и жизнь, которая потускнела,
может превратиться в торжество, стать прекрасной потому только, что мы
дали Богу место в ней, она может засиять, как это поле, всеми цветами
радуги и красоты.
После чтения Евангелия, как и в Литургии, начинается короткая
ектения, то есть короткий ряд молитв, в которых мы приносим Богу свои
прошения о новобрачных. Это естественно вытекает из чтения Евангелия,
потому что всякое чтение из Евангелия говорит о том, что нам заповедана
взаимная любовь, а взаимная любовь всегда выражается для верующего в
горячей, сердечной молитве о тех, кого он любит; и, с другой стороны,
смысл молитвы заключается в том, чтобы сделать жизнь новобрачных достойной и всячески поддержать все благородное, что в них есть. И вот эта
ектения, в частности, заканчивается Молитвой Господней «Отче наш».
«Отче наш» – это молитва Церкви, это единственная молитва, которую нам
заповедал Господь, и она тем замечательна, что когда мы говорим «Отче
наш», мы говорим не только о личном нашем Отце Небесном, и даже не об
Отце Небесном, который является Отцом всех нас, здесь собравшихся, но
и об Отце Господа нашего Иисуса Христа. Этим мы включаемся в тайну
Спасителя; как говорится в одном месте у апостола Павла, жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге (Кол. 3,3). И вот эту молитву мы приносим как
бы из глубин Христовой любви, из глубин таинства единства Спасителя
Христа с Небесным Отцом. Подробнее говорить об этой молитве я сейчас
не могу, но нам надо помнить, что это молитва, которая и Христа, и нас
соединяет в одном прошении, в одном крике души, – с тем, чтобы все в нас
было достойно христианского призвания.
Брак, как я говорил в самом начале, рассматривается как начало Царства Божия. И эта молитва является молитвой Царства Божия по преимуществу. Дальше она расцветает, – расцветает тем, что жених и невеста
пьют из одной чаши. Это воспоминание о том времени, когда бракосочетание совершалось во время Литургии, и эта чаша – то, что осталось от древнего обычая жениху и невесте причащаться вместе. С тех пор чин развился. Мы допускаем до венчания не только православных, но и верующих
инославных, которые не могут вместе с православными причаститься от
одной чаши, и поэтому чаша символизирует, как бы издали, приобщен-
113
ность. А с другой стороны, вы, наверное, помните, как в древности говорили о том, что чаша, которая испивается представляет собой человеческую
судьбу. И вот «пить чашу до дна» – это значит разделить судьбу до самого
дна, то есть до самой глубины приобщенности. И жених с невестой так
именно приобщаются этой чаши, которая перед тем коротко благословляется священником. После чего священник их водит вокруг аналоя, на котором лежит Евангелие Христово. Три раза они обходят его вслед за священником. Число три в Ветхом Завете, как и в Новом, означает полноту времени. В постриге, как и в начале венчания, три раза ставится вопрос: «Хочешь ли ты?..» Первый раз ты можешь быть взят врасплох, второй раз ты
можешь ответить полууверенно, а в третий раз ты должен поступить с совершенной уверенностью. Так и тут – жених и невеста три раза ведутся вокруг аналоя, на котором лежит Евангелие; а Евангелие – это, с одной стороны, слово Божие, то, что проповедано нам Христом, а с другой стороны,
оно как бы икона, потому что Христос называется Божиим Словом: Он
должен быть в центре того шествия, которое представляет собой человеческая жизнь.
Мы сейчас подходим к концу службы венчания. Под руководством
священника, несущего крест и обещающего победу, жених и невеста обошли аналой, на котором лежит святое Евангелие, образуя этим троекратным обхождением весь жизненный путь, в центре которого будет Бог и Его
учение. Когда они стали на свои места, с них с краткой молитвой снимаются венцы. Жениху предписывается ходить в мире и совершать в правде
заповеди Божий, невесте – радоваться о своем муже и жить достойно заповедям Господним. И затем читаются две короткие молитвы:
«Боже, Боже наш, пришедый в Кану Галилейскую и тамошний брак
благословивый, благослови и рабы Твоя сия, Твоим промыслом ко общению брака сочетавшияся: благослови их входы и исходы: умножи во благих живот их: восприими венцы их в Царствии Твоем, нескверны, и непорочны, и ненаветны соблюдали, во веки веков».
И вторая: «Отец, Сын и Святый Дух, Всесвятая, и Единосущная, и
Живоначальная Троица, Едино Божество и Царство, да благословит вас, и
да подаст вам долгожитие, благочадие, преспеяние живота и веры, и да исполнит вас всех сущих на земли благих: да сподобит вас и обещанных благ
восприятия, молитвами Святыя Богородицы и всех святых, аминь».
Здесь снова нам раскрывается Святая Троица как Учредитель, Охранитель и как Образ совершенной взаимной любви, Троица Единосущная,
Которая по любви и по природе Едина, Которая дает жизнь, Которая благословляет нас... И затем мы просим о таких простых вещах, как долгая
жизнь, добрые дети, преуспеяние в жизни, умножение веры и всех сущих
на земле благ.
Уже раньше в одной молитве мы просили о том, чтобы Господь дал
венчающимся все, что земля может дать самого лучшего, с тем, чтобы они
114
в первую очередь уделяли другим, с тем, чтобы, получив от Бога по Божией любви, по милосердию все, что земля может дать, – и они по милосердию, по любви, с лаской давали тем, кто пребывает в какой бы то ни было
нужде,- и душевной, и телесной. Мы молились и о том, чтобы Господь
благословил этот брак по молитвам родителей, потому что, как сказано,
благословение родителей утверждает дома детей (см. Сир. 3, 9). Как это
все прекрасно! Мы видим, что в тайне Святой Троицы соединяются и небо,
и земля, что все самое прекрасное, о чем можно только мечтать, делается
реальностью или, по крайней мере, возможностью, если только мы смело,
порой героически, будем совершать свой земной путь.
В самом конце чина венчания мы приносим молитву Божией Матери, Деве Богородице, которая так возлюбила мир, что Она Своего Сына
свободно отпустила на жизнь ради человечества и на смерть крестную, мучительную ради спасения человечества. Она все может понять, Она в Своей чистоте и святости может понять и безбрачного, и женатого; Она в Своей чистоте может понять всю тайну человеческой природы с ее борением
и, вместе, с неизмеримой красотой человеческой души и с неизмеримым
достоинством человеческого тела. И поэтому мы заканчиваем службу молитвой Божией Матери:
«Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего. Честнейшую Херувим и
славнейшую без сравнения Серафим, без нетления Бога Слова Рождшую,
сущую Богородицу Тя величаем».
И за этим священник произносит следующее благословение:
«Иже в Кане Галилейстей пришествием Своим честен брак показавый, Христос истинный
Бог наш, молитвами Пречистый Своея Матере, святых славных и
всехвальных апостол, святых боговенчанных царей, равноапостольных
Константина и Елены, святого великомученика Прокопия и всех святых,
помилует и спасет нас, яка Благ и Человеколюбец».
И затем поется многолетие: «Многая, многая лета...» жизни – подвижнической, чистой, достойной и Бога, и той взаимной любви, которая
привела к браку жениха и невесту. На этом заканчивается служба венчания.
Примечание.
По объяснению «Настольной книги для священно-церковное служителей», составленной С.В. Булгаковым (Харьков, 1900; переизд.: М., 1993), на отпусте поминаются святые равноапостольные Константин и Елена – первые земные цари, принявшие христианство и распространявшие правоверие. Нововенчанная пара призывается подражать их апостольской ревности и трудам по Боге.
Святой великомученик Прокопий во время своих страданий воодушевил двенадцать благородных женщин идти на страдания и смерть за веру с радостью, как
на брачный пир. Их пример должен вдохновлять нововенчанную пару стремиться
115
наследовать венцы Небесного Царствия.
116
Цигвинцева Г.Л.
ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ
МЕНТАЛИТЕТА РУССКОГО НАРОДА
К основным особенным условиям формирования менталитета русского народа, можно отнести:
 срединное географическое местоположение России на стыке Европы и Азии, суровый и неблагоприятный для экономической деятельности климат;
 отсутствие естественных оборонительных рубежей, породившее
перманентное мобилизационное состояние общества ввиду внешних угроз;
 особую органичность межплеменного смешения, обеспечившую
гармоничные, дружественные отношения внутри российского суперэтноса;
 особое отношение народа к власти, выразившееся, с одной стороны, в сакрализации носителей власти, а с другой – в неприятии многих
государственных установлений, правовом нигилизме;
 крайний бюрократизм, изначально препятствующий кристаллизации в людях чувства собственного достоинства и воспроизводящий тип зависимого несвободного человека, независимо от места, которое он занимал
в социальной иерархии;
 длительную консервацию общины, продуцировавшую коллективизм и псевдоколлективизм и торпедировавшую развитие индивидуальноличностного и гражданственного начал в русских людях;
 крайний цазарепапизм, обессиливший русскую православную
церковь и породивший, несмотря на высокий процент обрядовой религиозности, отчужденное отношение к носителям религиозного культа;
 особый характер религии – православия, представляющей синтез
славянского язычества и византийского христианства, пантеизма и теоцентризма, обусловившей амбивалентность мировосприятия и ставшей благодатной основой для утопизма и революционизма.
Российская цивилизация есть проявление и выражение всеобщего и
общезначимого развития человечества, но она одновременно и глубинная
специфика его состояния в определенных пространственно-временных
границах, отражающая степень сходств и различий в процессах жизнедеятельности людей.
Природно-географические, геополитические, этнические факторы
формирования русского этноса
Расселение человека на Земле сопровождалось его адаптацией к различным ландшафтам. Ландшафт понимается как природный территориальный комплекс, характеризующийся рельефом, климатом, растительным
и животным мирами. Действительно, природа является колыбелью любого
народа, определяющей его судьбу и менталитет. Однако одни мыслители,
117
напрямую связывали характерные черты народа с природногеографической средой, а другие – через посредство среды общественной.
Так некоторые древние писатели считали, что климат, физиологически действуя на индивидуумов, составляющих данное общество, вызывает
у них те или иные психические качества, которыми, в свою очередь, определяется общественное устройство. Представитель географического детерминизма Ш. Монтескье утверждал, что власть климата сильнее всех
иных властей, от климатических условий зависит характер народа: «Народы жарких климатов робки как старики; народы холодных климатов отважны, как юноши».
По убеждению русского историка С.М. Соловьёва, в жизни любого
этноса определяющее значение имеют три условия – его собственный характер, окружающая среда и отношения с другими народами. Данная
мысль восходит к учению К. Риттера об органической связи между природой и человеком. Член Санкт-Петербургской Академии наук Карл фон Бэр
утверждал в XIX веке, что «физические свойства местности предопределяют судьбу не только целых народов, но и человечества». Интересны рассуждения С.М. Соловьёва о противопоставлении русского дерева и западноевропейского камня и их влиянии на стереотипы мышления и поведения
людей «Камень разбил Западную Европу на многие государства, разграничил многие народности, в камне свили свои гнёзда западные мужи и оттуда владели мужиками, камень давал им независимость; но скоро и мужики
огораживаются камнем и приобретают свободу, самостоятельность». На
Востоке Европы отсутствие камня, как считает Соловьев, вызвало прямо
противоположные результаты. «...Здесь мужам негде вить себе каменных
гнёзд, не живут они особо и самостоятельно и вечно движутся по широкому беспредельному пространству».
Широкие лесные массивы па территории Восточной Европы позволяли строить деревянные жилища. Забота же о них была невелика.
«...деревянный дом ничего не стоит по дешевизне материала, отсюда с такою лёгкостью старинный русский человек покидал свой дом, свой родной
город или село ... Отсюда привычка к расходке в народонасе лении и отсюда стремление правительства повить, усаживать и прикреплять». Однако с этим нельзя согласиться. «Привычка к расходке» была попыткой мужиков избавиться от гнёта, найти лучшие условия существования. Действия властей «ловить, усаживать и прикреплять» объяснялись вполне попятными экономическими интересами.
Соловьёв считает» что «камень» оказал непосредственное влияние
на характер западных народов, сообщив им стремление к усидчивости и
определённости. Недостаток этого стремления у россиян объясняется отсутствием у нас "камня". Современные россияне в массе своей, живут среди "камня" (кирпичные и железобетонные здания). И, если принять во
внимание, что «менталитет при всей своей устойчивости не является фа-
118
тально неизменным, раз и навсегда данным, он принципиально подвижен...» (Б.С. Гершунский), то почему мы до сих пор не являем собой образец организованности и определённости?
В качестве строительного материала камень не всегда играл на Западе ту исключительную роль, которую приписывает ему С.М. Соловьёв. Западная Европа тоже была некогда "деревянной". Известно, что в X веке во
Франции замки феодальных сеньоров представляли собой деревянные
башни, окружённые рвом и деревянной изгородью. Города, как и замки,
также состояли по большей части из деревянных домов «... в начале ХШ
века Лондон был почти исключительно деревянным городом»
(М.М. Ковалевский). Приведём высказывание Кулишера о французских и
германских городах: «В городах находим дома на каменном фундаменте,
хотя само здание в течение всего средневековья ещё строилось из дерева –
В Гамельне, в Ньюпорте, в Амиепе и даже во Фландрии находим соломенные крыши» (М. Кулишер). Солома же, по сравнению с деревом, ещё более
легковесный материал, следовательно, по логике Соловьева, использование её в строительстве жилья должно способствовать формированию
крайне легкомысленного отношения к жизни. Использование или не использование того или иного материала в строительстве, с точки зрения исторического материализма, не может напрямую определять судьбу и ментальные характеристики народа. «Поэтому, если бы русские города богатели так же быстро, как западноевропейские, то в них дерево постепенно
уступило бы место камню. Самые богатые города до монгольской Руси,
Киев и Новгород, были богаче других каменными постройками. ... Не в отсутствии камня заключалась причина, остановившая развитие Новгорода, а
равно и Киева (Г.В. Плеханов). Монголо-татарское иго повлияло на развитие производительных сил Руси, её социально-политическую организацию,
на весь умственный и духовный строй народа. Однако о степени влияния
монголо-татар исследователи спорят до сих пор. Кто знает, что представляла бы сейчас Европа, сели б Русь не спасла её от нашествия монголотатарских полчищ.
Г.В. Плеханов пишет: «... свойствами географической среды определяется более или менее быстрое развитие производительных сил, а от степени развития производительных сил зависит, в последнем счете, весь
строй общества, т.е. все свойства общественной среды, обусловливающее
собою стремления, чувства, взгляды, словом, всю психику отдельных людей». Автор работы, соглашаясь, в основном, с вышеприведённым высказыванием Плеханова, считает, ссылаясь на И.А. Ильина, что, одновременно, «душа парода находится в живой и таинственной связи с его природными условиями и потому не может быть достаточно объяснена и понята
без этой взаимосвязи». Под «живой и таинственной связью» Ильин подразумевает непосредственную связь природного лона и пребывающего и ним
народа. Пётр Чаадаев писал: «Вся наша история продукт природы того
119
необъятного края, который достался нам в удел,... она внушила нам слепую покорность силе вещей, всякой власти, провозглашавшей себя нашей
повелительницей». Находясь между Западом и Востоком, упираясь одним
локтем в Китай, а другим в Германию, русский народ, казалось бы, должен
был соединить, по мнению Чаадаева, в себе два великих начала: воображение и рассудок, но этого не произошло. Великий «сумасшедший» с горечью констатирует: «Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими
народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку и не имеем традиций ни того, ни
другого. Мы стоим как бы вне времени» (П. Чаадаев).
Современный исследователь русского этноса Г.Д. Гачев предложил
оригинальную теорию, объясняющую неповторимость и своеобразие ментальности России. Он вводит понятие «Космо-Психо-Логос» и определяет
его как структуру национального целого. «Подобно тому, как каждое существо есть троичное единство: тело, душа, дух – так и национальная целостность есть единства национальной природы (Космос), национального
характера народа (Психея) и склада мышления (Логос)". У Гачева есть иррациональное объяснение тому, почему Россия находится как бы вне времени. Причина заключается в несоответствии шага Пространства и шага
Времени. У России свой темпоритм и надо с ним считаться. «В России –
гигантское пространство. Шаг пространства грандиозен ... Россия – как
мамонт лежит. А для Времени у нас применяются обычно западная мерка.
Мы примериваем к себе тамошние исторические процессы и токи, формации, ...к мамонту примеряется мерка собаки ... Как же можно год обращения Земли применять к Сатурну?» Если согласиться с откровенным натурализмом этого высказывания, то цивилизованный рынок россиянам придётся строить неопределенно долго, «Русский космос – это точки жизни и
тире пустоты. Пунктиры – не сплошняк цивилизации. Нет связи, дорог, посредства. Поэтому слабость среднего сословия ... Поэтому логика у нас
слабее работает, теряется ...»?
О власти пространства над русской душой писал Н.А. Бердяев: «Русская душа подавлена необъятными русскими полями и необъятными русскими снегами. Русский человек, человек земли, чувствует себя беспомощным овладеть этими пространствами и организовать их».
Действительно, природно-климатические условия основной исторической территории России необычайно сложены. Они диктовали необходимость громадных трудовых затрат на сельскохозяйственные работы. Так
если в Западной Европе период пригодный для сева и уборки урожая длится восемь – девять месяцев, то в России он составляет лишь четыре –
шесть месяцев. Получается, что у западноевропейского крестьянина па 50100 % больше времени на сельскохозяйственные работы, чем у русского.
Американский историк Ричард Пайпс следующим образом характеризует
экстремальность природно-климатических условий применительно к Рос-
120
сии: Страна в основе своей настолько бедна, что позволяет вести в лучшем
случае скудное существование. Бедность эта представляет населению
весьма незначительную свободу действий, понуждая его существовать в
условиях редко ограниченной возможности выбора». Большие трудовые
затраты на сельскохозяйственные работы, с одной стороны, и, напротив,
скромные результаты от вложенных усилий – с другой, имели двойное
следствие.
Русский человек знал, отмечает В.О. Ключевский, что природа отпускает ему мало благоприятного времени для земледельческих работ. Вес
это заставляло крестьянина спешить, усиленно работать, чтобы много сделать в короткое время. «Так великоросс приучился к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро ... Ни один
народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время». Добросовестное и старательное отношение к труду всегда определяло
жизнеспособность нации. О.А. Платонов отмечает: «Среди многих тысяч
русских пословиц вы не найдёте ни одной, где бы труд воспринимался как
проклятье, зато пословиц, прославляющих трудолюбие и добросовестность
в труде, великое множество». С другой стороны, нельзя игнорировать тот
факт, что наряду с необычайным трудолюбием и проворностью имели место леность и небрежность в работе. «Эти черты ментальности были заметным явлением. В крепостную эпоху они были свойственны, прежде
всего, барщинному крестьянству, т.е. той категорий населения страны, которая в условиях жесточайшей нехватки рабочего времени летом вынуждена была в первую очередь работать на барина: и на поле, и в его усадьбе» (Л.В. Милов). Разумеется, отдельные люди могут от природы быть
расположенными к пустому времяпровождению, но совершенно нелепо
считать, чтобы целый народ имел по природе своей особенное влечение к
этому пороку. «Подобно разврату, подобно страсти к затемнению рассудка
наркотическими веществами, и леность развивается не вследствие климатического влияния, а вследствие исторических отношений, Во времена Цезаря и Тацита германцы, британцы, галлы были отчаяннейшими лентяями... Все привычки парода зависят от обстоятельств его жизни»
(Н.Г. Чернышвский). В крестьянской среде заметным явлением было и
пассивное отношение к своему собственному хозяйству, равнодушие к печальной перспективе своей собственной жизни и жизни своих близких.
«Запуганный, задавленный, с поникшей головой идёшь как обесславленный гнушаясь сам собой", – пишет Н.А Некрасов в стихотворении «Пьяница». Традиция российских помещиков, ориентировавшая их не на рационализацию хозяйства, а на его экстенсивное расширение рождала в крестьянах ожесточение и отчаяние. Русский крестьянин, любя землю, понуждаемый помещиком, проявлял вынужденную небрежность, так как
«вместо 1-1,5 дес. (в двух полях) более или менее тщательной вспашки он
вынужден пахать вдвое – втрое больше ... где нужна тщательная подготов-
121
ка к севу возможная лишь при пяти – шести кратном бороновании, он вынужден бороновать 1-2 раза» (Л.В. Милов). В лености и инертности можно
обвинить, скорее, российских землевладельцев, большинство из которых
не обладало смелым я свободным экономическим мышлением. Их больше
интересовала организация вотчинных театральных представлений; праздников и фейерверков. Весьма удручающе, однако «даже среди крупнейших
землевладельцев России, составляющих всего 2-3 % от общей численности
дворянства, было немного знакомых с общеевропейской аграрной литературой учёных – практиков» (Е.Н. Марасипова), быть может, в условиях,
где природа очень часто смеётся над самыми осторожными расчётами великоросса, а своенравие климата и почвы обманывает самые скромные
ожидания, человеку остаётся надеяться лишь на удачу? Ключевский пишет: «выбрать самое, что ни есть безнадёжное и нерасчётливое решение,
противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта
наклонность дразнить счастье, трать в удачу и есть великорусе кий авось».
Между тем, безрассудство и легкомысленность не являются, с нашей
точки зрения ментальными качествами лишь русского народа. «Желание
помочь делу как-нибудь.., остановиться на полдороге к цели, удовольствоваться полумерой, а надежде, что потом авось это сделается само собой, –
такое направление деятельности вовсе не есть исключительное свойство
русского человека...» (Н.А. Добролюбов). Чернышевский комментируя
"Письма об Испании" В.П. Боткина замечает: «...потребности испанца
очень легко удовлетворяются в его теплом климате, при чрезвычайном:
плодородии земли..., праздность считается в Испании гораздо почётнейшим препровождением жизни нежели труд».
Между тем, нельзя объяснять лишь с позиций исторического материализма чувственно-эмоциональную составляющую российского менталитета. «Наглядным образом минорный настрой души демонстрируется в
русской песне, в музыке, в поэзии. Грусть является общим и ведущим мотивом русской поэзии, а лучшие русские народные песни проникнуты
грустным
содержанием,
заунывным
и
протяжным
напевом»
(В.К. Трофимов). Русская хандра, свойственная героям Л.Н. Толстого,
Ф.М. Достоевского, И.С. Тургенева, не имеет часто рационального объяснения. Радость и веселье не являются вечными родовыми качествами
успешных и состоятельных людей, а грусть и отчаяние – неудачников и
бедных. В самом деле, в добровольном уходе состоявшихся и богатых людей, как в прошлом, так и в настоящем, скрыто что-то необъяснимое. Поэтому "живую и таинственную связь " русской души с однообразным пейзажем, унылыми дождями и хмурым северным небом нельзя отрицать. В
смене радости грустью и мечтательностью, пассивности активностью у
любого человека, независимо от социальной, этнической, религиозной
принадлежности, лежат как рациональные, так и иррациональные основания. «Там на Западе ... есть созерцание и мечтательность, и там тоска от
122
бессмыслицы жизни. Однако, В.Г. Белинский справедливо замечает: «...
русский человек упивается грустью, но не падает под ее бременем, и никому не свойственны до такой степени быстрые переходы от самой томительной, надрывающей душу грусти к самой бешеной иступленной весёлости». Исступлённая весёлость сродни бесшабашности, вольности, обратимся к словам академика Д.С. Лихачёва: «Для русских природа всегда
была свободой, волей, привольем ,.. Воля – это отсутствие забот о завтрашнем дне, это беспечность, блаженная погруженность в настоящее. И
если для европейца свобода есть сознательный и добровольный учёт необходимости в своих поступках, то для русского человека свобода – свобода
от забот и ответственности за свои поступки. Справедливости ради надо
заметить, что в России, как в прошлом, так и сейчас, европейская трактовка свободы имеет место среди образованной части населения. Это даст некоторую надежду на то, что россиянам удастся обустроить Отечество. В
реальности россияне всегда были погружены в заботу о своём общем доме
– России.
Геополитическое положение России всегда было сложным. «Великая
равнина открыта, на юго-восток, соприкасается непосредственно со степями Средней Азии: толпы кочевых народов с незапамятных пор проходят в
широкие ворота между Уральским хребтом и Каспийским морем и занимают привольные для них страны в низовьях Волги, Дона и Днепра»
(С.М. Соловьев). Поэтому война для русских людей стала суровой необходимостью, а сама Россия напоминала своеобразную осаждённую крепость.
Великороссы в период формирования своей государственности за 234 года
(1228 – 1462 гг.) вынесли 160 войн. С XIV по XX пек историки насчитывают 329 лет войны. Следы бесконечных войн и потрясений неоднозначно
повлияли на менталитет россиян. Сформировавшийся синдром мобилизационного состояния способствовал выработке таких черт как стойкость,
самоотверженность, готовность жертвовать своим благополучием во имя
спасения отечества, смекалистость: «Русская история развивалась так, что
для неё не было никакого выбора; или надобно было сражаться или быть
уничтоженным; вести войну или превратиться в рабов и исчезнуть»
(И.А. Ильин).
Г.В. Плеханов приводит пример из истории домосковской Руси, ярко
демонстрирующий смекалку и нестандартное мышление людей, попавших
в экстремальные условия, он пишет: «Белгородцы, осаждённые в 997 г, печенегами и доведённые ими до крайности, уже хотели сдаваться, но один
старик придумал хитрость, ...он приказал женщинам сделать кисель, вылил
этот кисель в кадку и опустил кадку в колодец… Потом он послал за печенегами и сказал им: «Имеем бо кормлю от земли». Печенеги... сняли осаду». Самоотверженность до самоотречения демонстрирует пример из истории Смутного времени. В сентябре 1609 года армия польского короля
Сигизмунда взяла в осаду Смоленск. Защитникам предложили почётную
123
капитуляцию. Однако Смоленск был ключом к Москве, и защитники решили пожертвовать жизнями своих жён и детей, но поляков и литовцев в
город не пустить. Осада продолжалась более полутора лет. На предложение Сигизмунда перейти к нему на службу или покинуть город, оставшиеся в живых предпочли второе. Выполнив свой долг перед государством,
они пошли по Руси, питаясь подаянием. Отечественная история знает массу аналогичных примеров, когда жизнь людей положивших своё здоровье
и способности на алтарь Отечества, остаётся не обустроенной. Однако
жизнь в экстремальных условиях пограничной ситуации, в прямом и экзистенциальном смысле, имеет следствием не только обретение цели индивидуального существования в устроении общественного блага, но также
характеризуется отсутствием размеренности, порядка, законченности
начатого дела, презрением к ценности отдельной человеческой жизни.
«Мысль о возможной смерти за праведное дело оказывалось живительным
для русской души, укрепляла и наполняла её...» (И.А. Ильин). Во все времена власть предержащие эксплуатировали это качество народа, прикрывая им свои некомпетентность и халатность.
Европейская история тоже не была безоблачной, но всё-таки западноевропейская цивилизация развивалась в более благоприятных условиях.
«Занимая крайнюю оконечность Евразии, Западная Европа является как бы
огромным полуостровом, ограждённым морями от губительных нашествий, выдвинувшим для защиты бастионы Пиренеев, Балкан и Восточной
Европы...» (М.Н. Громов). Западной Европе счастливо удалось избежать
вторжения монголо-татар. В период расцвета Золотой Орды, её господства
над Россией, западноевропейские крестоносцы также угрожали последней
несмотря на то, что Киевская Русь сама была Европой. Однозначная точка
зрения по вопросу о татаро-монгольском влиянии па русский народ отсутствует. «Россия, – писал Н.М. Карамзин, – испытала тогда вес бедствия,
претерпленные Римской империей от времён Феодосия Великого до седьмого века, когда северные дикие народы громили её цветущие области.
Варвары действуют по одним правилам и разнствуют между собою только
в силе». Однако справедливости ради надо отметить следующее. Варвары,
покорившие Римскую империю, приняли христианство, которое было основой мышления и жизнеповедения самих граждан Римской империи. Татаро-монголы остались чужды христианству, а Православная Церковь вынуждена была раболепствовать перед завоевателями. «Наши митрополиты
опирались на татар, как римские папы опирались когда-то на франков»
(Г.В. Плеханов). Германские племена, ворвавшиеся в области Римской империи, попали на почву высокоразвитой античной цивилизации, а Русь
XIII века, по словам П.И. Савицкого, являла собой «картину ничтожества:
в сравнении с Западом ... подлинная "отсталость" возникшая не вследствие, но до татарского ига». Вместе с тем Савицкий под "отсталостью"
имеет в виду не общее духовное достояние Руси, а уровень развития про-
124
изводительных сил. Безycловно, господство монголо-татар затормозило
развитие экономики ещё более: «земледелие, ремесло и торговля становились делом маловыгодным, ибо завоеватели отбирали любой прибыток»
(В.К. Кантор). Это, отнюдь, не способствовало развитию предприимчивости и формированию чувства собственности в народной душе. Это приводило к привычке относиться к собственности как к чему-то ненадёжному,
не приносящему личной выгоды. Это, в свою очередь, порождало такие
свойства характера как непритязательность и необязательность
«...европейское трудолюбие и прилежание были высмеиваемы и презираемы за их мелочность...» (В.К. Кантор).
Жизнь в обстановке подчинения силе, в раболепстве низших перед
высшими и сильными вела к общему огрублению нравов (введение смертной казни, наказания кнутом, изощрённые пытки). Важен тот факт, что систематического управления Русью со стороны татар не было. «Монголотатары не устранили русских князей и не создали своей династии на Руси,
как это было, например, в Персии, Не имели они и постоянного наместника или наместников па Руси с определенными функциями Баскаки назначались спорадически, в отдельные места, не имели определённых функций
управления. Управление находилось в руках русских князей»
(В.Л. Рязановский). Тем прискорбнее то обстоятельство, что «подлое низкопоклонство и заискивание перед татарами, стремление извлечь побольше личных выгод, хотя бы ценой предательства, унижения и компромиссов с совестью, – все это, несомненно, существовало и притом в очень значительной мере» (Н.И. Трубецкой).
Ответ на вопрос, почему элита народа земледельческого сканировала
властно-подвластные отношения народа кочевого, не имеет однозначного
толкования. По нашему мнению, русские князья руководствовались как
инстинктом самосохранения, так и здравым смыслом, основанным на осознании того, что "плетью обух не перешибёшь". В XV веке началось разложение Золотой Орды. Часть татарских князей стала переходить на службу к упрочнившему своё положение великому князю Московскому. Началось мирное взаимное сближение и воздействие друг на друга русских и
татар. «Значительная часть татарского дворянства приняла Православие,
обрусела» (В.Л. Рязановский). И хотя «наша народная масса с татарами в
общем не смешивалась» длительное соседство, схожие условия существования русских и татар способствовали формированию единого великорусского этноса. Н.И. Трубецкой дает следующее описание туранского ментального игла, ставшего также достоянием душевного облика великоросса.
«Типичный представитель туранской психики в нормальном состоянии характеризуется душевной ясностью и спокойствием». Однако ясное и спокойное восприятие жизни может оборачиваться самодовольством и апатией. Последние же, распространяясь на интеллектуальную сферу, подавляют её активность и инициативу, «Московская Русь, несмотря на сильное
125
горение религиозных чувств, не дала ни одного крупного религиозного
философа. Во всяком случае, имя такого мыслителя современной науке
неизвестно» (В.К. Трофимов). Вместе с тем находясь в обстановке, требующей активных действий, россиянин способен мгновенно оценивать ситуацию, жертвовать собой. Так, российские спасатели высоко котируются в
регионах, пострадавших от техногенных и природных катастроф. Это и
есть «русская удаль – чисто степная добродетель, ценимая тюрками, но
непонятная славянам и романо-германцам» (В.К. Трофимов).
Большое значение в становлении великорусского народа и его менталитета сыграла колонизация. Ключевский писал: «История России есть
история страны, которая колонизуется». Освоение и присоединение новых
земель происходило, в основном, за счёт спонтанного расселения русских
крестьян. «Источник политической власти высшего класса – его экономическое господство над значительною частью населения – не мог быть
обильным и притом постоянно грозил иссякнуть благодаря непрерывному
переходу этого населения на новые места» (Г.В. Плеханов). Сильное влияние на становление великороссов, двигавшихся на восток Европы, оказала
встреча с финно-угорскими племенами. На северо-востоке, где проживали
финно-угры, колонизация носила в основном мирный характер, так как образы жизни пришельцев – земледельцев и аборигенов – звероловов дополняли друг друга, «русские первопоселенцы в местах проживания манси
поначалу также занимались охотой и рыболовством, заимствуя орудия и
приёмы ведения этих промыслов. Но хозяйственная деятельность их постоянно расширялись за счет хлебопашества и животноводства. К ним русские приучали и манси. Наряду с этими были случаи, когда в местах давних контактов русских и манси возникали их общие поселения»
(Г.Н. Чагин). Первоначальные положительные качества восточных славян;
терпимость к инородцам, трудолюбие, щедрость оказали им неоценимую
услугу в общении с коренными народами Урала и Сибири. Характеризуя
славян, А.С. Хомяков пишет: «Им недоступно чувство аристократического
презрения к другим племенам, но всё человеческое находит в них созвучие
и сочувствие». Русские переселенцы легко вступали в хозяйственные,
культурные, дружеские и родственные связи с коренным населением, органично врастая в инородческую среду; «Не было комплекса "Народагосподина", с одной стороны; не было и реакции на него – с другой, а потому вместо стены отчуждения выковалось звено связи» (Ф.Ф. Нестеров).
Влияние финно-угоров проявилось в видоизменении антропологического
типа «Преобладание смуглого цвета лица и волос, скуластость великоросса
и особенно великорусский типический нос, с большой вероятностью обусловлены финно-угорским влиянием» (В.К. Трофимов). Несмотря на то,
что экспансия военными и насильственными средствами играла второстепенную роль в освоении Урала и Сибири, но игнорировать этот факт не
следует. После поражения татар, внешний Степи, бунтовала внутренняя
126
Степь, не желавшая поворачиваться к европейской городской жизни вместе со всей страной. На юго-востоке крестьяне-колонисты вели непрерывную борьбу с проявлениями внутреннего сепаратизма. Так в "исторических миниатюрах о Земле Пермской" говорится: «В 1662 году отряды восставших башкирских феодалов разорили населённые места Кунгурского
уезда, напали на Кунгур и сожгли его, оставшиеся в живых кунгуряки били
челом царю о разрешения построить острог». Такие факты не способствовали взаимопониманию между колонистами и инородцами. Даже спустя
несколько столетий и не столько, быть может, на Урале, в Сибири, Поволжье, где степень этнического смешения достаточно велика, а, главным образом, в центральных областях России можно услышать оскорбительные
высказывания в адрес татар, башкир, удмуртов и других коренных народов
Урала, Сибири и Поволжья. Пережив эпоху "советского интернационализма, старые стереотипы мышления остаются жить в сознании части населения России.
К XVII веку складывается сложное полиэтническое образование –
великороссы, включившее в себя славянское, финно-угорское и тюркское
начала. Пёстрой была картина религиозных вероисповеданий. В сущности,
в этом не было ничего необычного. Все государства тогдашней Европы
были этнически неоднородны и почти все сталкивались с множественностью конфессий. В Испании, Англии, Франции лица, не принадлежащие к
господствующей церкви, преследовались, либо серьёзно ограничивались в
правах. В России же «государство провозглашало себя защитником Православия, но в реальной действительности проводило разумную имперскую
политику, не стесняющую иностранные и иноверные исповедания»
(Н.И. Цимбаев). Ненасильственная ассимиляция позволила коренным
народам Урала, Сибири, Поволжья сохранить элементы самобытной культуры и религиозных верований. «Показательно, что в России с этнической
карты не исчез фактически ни один народ, в то время как в процессе колонизации Америки романо-германцами и англосаксами были уничтожены
великие самобытные цивилизации» (В.К. Трофимов). Борьба с общими
врагами, чёрные годины Смутных времён способствовали становлению
единства всего русскоязычного населения, независимо от этнической принадлежности. «Россия превратилась не в механическую совокупность территорий и народностей, а в органическое целое» (И.А. Ильин). Российский
менталитет является своеобразным ключом к расшифровке этого организма. Ключ этот с секретом. Секрет же заключается в способности усваивать
дух и идеи чужих народов, перевоплощаться в духовную суть всех наций
и, одновременно, сохранять то особенное, что и называется "загадочная
русская душа".
127
ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ
ПРОБЛЕМЫ АЛКОГОЛИЗМА В Р ОССИИ
(из материалов диссертации Г.Л. Цигвинцевой
«Особенности формировании и функционирования менталитета русского
народа» и дипломной работы Е. Артамонова «Психолого-педагогические
аспекты профилактики употребления алкоголя
в России и Великобритании»)
Пьянство является пороком, глубоко поразившим сегодняшнюю
Россию. Положение с потреблением алкоголя в России хуже, чем когда бы то ни было с конца XIX века. Слова, вложенные древнерусским
грамотником в уста великого князя Владимира: "Руси есть веселье питии,
не можем без того быти" воспринимаются сегодня людьми, осознающими
всю опасность распространения этого страшного порока с горечью. Пьянство является и причиной и следствием российской необустроенности и
безысходности.
Слова Ивана Тургенева, помещённые в романе "Новь" звучат как
нельзя актуально:
Давненько не бывал я в стороне родной ...
Но не нашёл я в ней заметной перемены
Всё тот же мертвенный, бессмысленный застой
Строения без крыш, разрушенные стены ...
Всё, всё по-прежнему ...
Один царёв кабак – тот не смыкает глаз;
И, штоф с очищенной всей пятернёй сжимая,
Лбом в полюс упершись, а пятками в Кавказ,
Спит непробудным сном отчизна, Русь святая.
Для того чтобы рассмотреть историко-культурные особенности развития проблемы алкоголизма в России и Великобритании, обратимся к
изучению истории развития питейных заведений и раскрытию национальных особенностей, влияющих на развитие пьянства.
Обратимся к изучению истории развития пьянства в России. История
зарождения пьянства в России как массового социального явления – история формирования стиля потребления алкоголя.
Между тем пристрастие к неумеренному винопитию не является
врождённым пороком россиян. «В первые века государственности на Руси
существовало естественно сложившееся соотношение между трезвостью
как обычным состоянием повседневности и нечастым – праздничным, обрядовым – лёгким опьянением, когда употреблялись в основном слабоградусные напитки домашнего приготовления» (А.Л. Афанасьев). Совместное
изготовление и потребление алкоголя, имея ритуальный характер, были
необходимым условием поддержания общественных связей, а не самоце-
128
лью. «Предки наши любили разгуляться, попраздновать. И это понятно,
если принять гипотезу, что предки наши были по типу личности эпилептоиды» (К Касьянова). Противоречивое сочетание интровертной самоуглублённости и оборонительной отгороженности внутреннего мира от внешнего с экстравертными спонтанными кратковременными выбросами необузданной энергии и безудержного веселья объясняет тот факт, что эпилептоид «... не может вот так сразу взять и начать праздновать. Он должен "раскачаться" ..., привыкнуть к мысли, что праздник, что можно веселиться...,
начав веселиться, он также не может сразу остановиться, и веселится долго
и основательно» (К Касьянова). Это было вполне объяснимо, так как древние русичи жили в естественном циклическом времени природы, и праздники их подчас длились неделями.
Любой праздник имел начало, кульминацию и окончание. Каждое
действие было наполнено глубоким смыслом и воспринималось участниками праздника как необходимое и очень важное. Алкоголь же употребляли "... в меру, не злоупотребляя им". В "Записках о Московии", в одном из
наиболее достоверных описаний русского государства XVI века говорится:
«Именитые либо богатые мужи чтут праздничные дни, ...устраивают пиршества и пьянства ... , а простой народ, слуги и рабы по большой части работают, говоря, что праздничать и воздерживаться от работы – дело господское ... Им дозволено пить в некоторые особо торжественные дни как,
например, Рождество Господне, Масленица, праздник Пасхи, Пятидесятница...» (С. Герберштейн).
Пьянство приходит в Россию с вытеснением корчмы кабаком, с запретом простым людям самим варить пиво и брагу, с потерей народом самостоятельности – закрепощением. Оно приходит в Россию, когда продажа
алкоголя сделалась статьей государственного дохода. Корчма – древнеславянское общественное питейное заведение. Так называлось место, куда
народ сходился для питья и еды, для бесед и выпивки с песнями и музыкой. Это было вольным народным учреждением, имело значение ратуши и
гостиного двора. В Киеве, Новгороде, Пскове и Смоленске корчмы составляли важнейшее городское учреждение.
Царь Иван IV (Грозный) запретил в Москве продавать водку, позволив пить её одним лишь опричникам. Для этой цели в 1533 г. был построен
на Балчуге особый дом, называемый по-татарски кабаком. То был первый
«царёв кабак». Около 1555 г. из Москвы начинают предписывать наместникам повсюду заводить «царёвы кабаки». В этих питейных домах можно
было только пить спиртное, не закусывая, что приводило к быстрому опьянению. Возникают чудовищные по сути питейные дома, где можно только пить, а есть – нельзя. Если в древнеславянской корчме, как и в татарском кабаке или немецком постоялом дворе, можно было есть и пить, то в
московском кабаке велено только пить и пить, и что самое главное, одному
лишь простому народу, то есть крестьянам и посадским, поскольку им од-
129
ним было запрещено приготовлять домашние питья. Распространение кабаков на Руси пошло очень быстро. Иностранец Флетчер, бывший в Московском княжестве в 1588 г., сообщает, что в каждом большом городе
устроен кабак или питейный дом, где продаётся водка, мёд и пиво.
Таким образом, за три столетия водка, а с нею и кабак, прочно укоренились в России. «Около 1552 г. во всём московском царстве, во всей
русской земле был только один кабак, стоявший на Балчуге. В конце XVII
века в каждом городе было по одному кружечному двору. В XIX столетии
кабаки распространяются по сёлам и деревням. В 1852 г. кабаков – 77 838,
в 1859 г. – 87 388 и, наконец, после 1863 года число их, увеличившись
примерно в шесть раз, перешло за полмиллиона».
Тем самым можно подвести итог, что к началу XX века в России
сформировался опасный стиль потребления алкогольных напитков, когда
алкоголь потребляется почти исключительно в виде крепких напитков,
единовременными ударными дозами («залпом»). В 1911 г. в структуре винопотребления водка занимала 89,3%. Выдающийся русский врач
В.М. Бехтерев писал: «Русский народ имел несчастную привилегию потреблять сорокоградусную водку, находиться в гораздо менее благоприятных условиях, чем народы запада, которые главным образом потребляют
виноградное вино и пиво. Дело в том, что крепкие растворы алкоголя действуют особенно разрушительно, а при слабых растворах алкоголь не имеет такого вредного действия, ...сплошь и рядом у нас практикуется питьё
водки целым стаканом, часто без закусывания и даже на голодный желудок. А в этом случае алкоголь действует много более вредно, нежели при
потреблении такого же количества при других условиях».
Сегодня весьма трудно определить, что явилось пусковым механизмом массового злоупотребления алкоголем. Так Сильницкий утверждает,
что «склонность к пьянству ... погружающему его в псевдомир наиболее
примитивных пластов его психики .., одно из наиболее отрицательных
проявлений ... интровертной ориентированности русского характера».
Касьянова считает, что пьянство явилось результатом «... распада
сложной структуры организации времени, ... распад этот начался именно с
сокращения времени праздников ... Закрепощение крестьян, ... постепенный отлив части населения в города и увеличение налогов, поборов, повинностей – всё это требовало от крестьян всё больше и больше работы.
Праздники становились всё короче, а необходимость в них оставалась
прежней, ... и тогда эпилептоид прибег к древнему средству интенсификации переживаний и эмоций – к алкоголю ... Теперь он стал употреблять
водку вместо праздника». Возможно, сегодня ситуация с распространенностью пьянства не была бы столь удручающей, если бы спаивание народа не
было поставлено на государственную основу.
К середине XVII века спаивание народа дало свои ужасающие всходы. "Иностранцы повторяли: «Нет страны в мире, где бы пьянство было
130
таким общим пороком, как в Московии. Все какого бы звания, пола и возраста ни были, духовные и светские, мужчины и женщины, молодые и старые, пьют водку во всякий час, прежде, после и во время обеда»
(С.М. Соловьев). Цезарепапистские установки верховной власти, для которой "кабацкие" деньги были приличной статьёй доходов, лишали православную церковь возможности стать консолидирующим началом в борьбе
за трезвость народа.
Попытки отдельных священнослужителей отвратить народ от пьянства заканчивались для них плачевно. «Епископ Воронежский Тихон ...
весной 1765 года в языческий праздник Ярилы, сопровождающийся пьяным разгулом, стал кротко поучать народ отказаться от пьянства. Люди,
вняв поучению, разбили бочки с вином ... Тихону подвиг этот даром не
прошёл ... Тихон должен был отправиться на покой» (И.Г. Прыжов)
В середине XIX века во многих западных губерниях России имели
место крестьянские выступления «в ходе которых принимались приговоры
об отказе от употребления казённого вина (водки), образовались общества
трезвости, а нередко и подвергались разгрому кабаки» (А.И. Афанасьев)
Возможно в основе такого поведения лежали не только рациональные мотивы, такие как, например, ненависть к откупщикам или желание доказать
себе и другим, что можно победить собственное безволие, но и мотивы более высокого порядка, не всегда чётко осознаваемые.
Языческая чувственность и христианская аскеза разрывали душу
русского человека надвое. Опьянение, создавая иллюзию выхода во вне,
поначалу сродни религиозному просветлению. Однако в отличие от молитвенного исступления, дающего возможность пережить ощущение личной встречи с Богом и внутренний катарсис, опьянение, создавая на время
ощущение возможности установить личный контакт с чем-то неведомым и
прекрасным, впоследствии, для верующего человека, оборачивается
страшным ликом вечного антагониста Бога, сопровождаемого сонмом искажённых мыслей и образов. Не случайно народ говорил, "что после государева кабака жить не мочно, то есть "не в мочь".
Двойные стандарты советского периода истории делали развенчание
пьянства и образа жизни с ним связанного, пустой формальностью. Пьянство было предметом рефлексии юмористов, кинорежиссёров, снимающих
комедии. Всерьёз угрозу алкоголизации населения России пожалуй мало
кто осознаёт. Хорошо продуманной комплексной программы борьбы с
пьянством не существует. «В русской ментальности на протяжении многих
веков неизменно присутствует отрицательное отношение к пьянице,
настороженность к абсолютному трезвеннику и позитивная оценка умеренно пьющего» (А. Гудзенко). К сожалению русская поговорка "Душа –
мера" стирает разницу между пьянством и умеренным винопитием. Безусловно, крушение идеалов, несбывшиеся мечты, отсутствие перспектив
на будущее ведут не только отдельного человека, но и целый народ к са-
131
моотрицанию. Пьянство народа есть некая затяжная форма саморазрушения и отчуждения. Э. Фромм считал, что разрушительность и вандализм
масс есть преимущественно результат "непрожитой жизни".
«У жизни своя собственная динамика: человек должен прожить свою
жизнь, должен расти, должен проявить себя ... Индивидуальные и социальные условия, подавляющие жизнь, вызывают страсть к разрушению,
наполняют своего рода резервуар, куда вытекают всевозможные разрушительные тенденции по отношению к другим и к себе» (Э.Фромм).
Советская власть не смогла обойтись без «пьяных» денег, изменить
стиль потребления алкоголя на более благоприятный. Производство и потребление алкоголя выросли. Запретительная антиалкогольная кампания
дискредитировала идею трезвости. Создала отложенный спрос на алкоголь.
Либеральные экономические реформы начала 90-х годов привели к
почти полной утрате государственной винной монополии, криминализации
алкогольного бизнеса. Водка стала доступна в любом возрасте, в любое
время суток и по любой цене.
Изучив разнообразную литературу и источники i-net, мы пришли к
выводу, что переломным этапом стал XX век. Россия стала "самой алкогольной страной в Европе". Пить в России стали больше, оставив далеко
позади бывших мировых чемпионов – США, Великобританию и Канаду.
Таким образом, в силу ряда особых исторических, политических и
экономических обстоятельств в стране к концу XX века возникла беспрецедентно неблагоприятная алкогольная ситуация: максимальный уровень
потребления алкоголя на человека в год, характеризующийся избыточной
заболеваемостью и смертностью населения.
Изучив источники i-net, мы выяснили, что миф о том, что русские –
самая пьющая нация на свете, пожалуй, самый устойчивый. Причём миф,
родившийся не в России, почему-то хорошо прижился у нас, став чуть ли
не предметом национальной гордости. Наверно, ни один народ не любит
так рассказывать о собственном пороке, порой преувеличивая его, как мы.
Русское пьянство – излюбленная тема для анекдотов и отечественных кинокомедий. Говорить о традиции русского пьянства стало чуть ли не признаком хорошего тона. «Пьяная испокон века Россия» – так ее любят представлять на Западе.
Миф о русском пьянстве не только задает определенную модель поведения, служа оправданием для любого рода излишеств, но и продолжает
вредить международной репутации нашей страны. И бороться с ним нужно
не меньше, чем с самим алкоголизмом
132
Митюнова И.Г
АКСИОЛОГИЧЕСКОЙ ПОДХОД
(из диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических
наук «Аксилогический подход к формированию правовой культуры
старшеклассников». Великий Новгород, 2005)
В связи с возрождением гуманистических традиций, переориентацией образования на человека, на развитие личности ребёнка, его внутренней
культуры, в 90-е годы 20 века в отечественной педагогике получает распространение аксиологический подход.
Аксиология (от греч. – ценность) – учение о ценностях, их происхождении, сущности, функциях, типах и видах – в традиционном понимании – раздел философского знания. Однако, являясь одной из фундаментальных проблем для всего гуманитарного и социально-научного познания, анализ ценностей входит в качестве аксиологического компонента не
только в философские, но и во многие социологические, психологические,
педагогические и другие науки. В отличие от устоявшегося толкования аксиологии как философского учения о ценностях, аксиология в её культурологическом измерении является конкретно-научной системой знания о
механизмах порождения, векторах и стадиях изменения ценностей, о множественности форм их представленности, суммирующих достижения цивилизации (цивилизаций) в различных областях человеческой практики.
Центральное понятие аксиологии «ценность» долгое время не обладало строго однозначным смыслом и имело множество синонимов: стоимость, цена, достояние, польза, благо, заслуга, достоинство и др.
По определению С.И. Ожегова «ценность» обозначает важность,
значение какою-то объекта (вещи, события, состояния, поступка) для человека и общества. В английском языке слово «Values» – «ценности, которые
существуют объективно в мире вокруг нас, и. ценности внутри нас». Первая группа так и называется «объективные ценности», вторая – «качества
личности», которые нужно переместить в качества личности. Этот процесс
носит название интернализация (от английского internal – внутренний), т.
е. перехода извне внутрь.
В зарубежной философии проблема ценности была поставлена
И. Кантом. В его философской концепции внешний человеку мир представлен раскалывающимся на две сферы: мир наличной действительности,
изучаемый наукой (явления, природа) и мир ценностей (идеал, добро, свобода, справедливость, достоинство, честь и др.). Следовательно, Кант относил понятие ценности к морали, отмечая при этом, что ценности нельзя
измерить тем, что существует на самом деле.
Неокантинианцы (В. Винделъбанд и Г. Риккерт) распространили содержание данного понятия и на явления культуры. По их мнению, ценно-
133
сти не представляют собой действительности ни физической, ни психической. Сущность ценностей состоит в их значимости, и с действительностью они связаны лишь в двух смыслах. Во-первых, ценность может присоединиться к объекту, отчего последний делается благом, а во-вторых,
ценность всегда связана с субъектом, его актом, отчего последний становится оценкой. Оценивать – значит высказывать похвалу или порицание.
Отсюда всякая ценность не только субъективна, выражает отношение
субъекта к объекту, но и имеет сравнение со своим антиподом. Например,
жизнь со смертью, счастье с несчастьем, успех с неудачей и т. д.
Другой подход к рассмотрению ценности как оценки представлен в
наследии одного из основателей гуманистического направления зарубежной философии А. Маслоу. Он считал ценность неким избирательным
принципом, свойственным всякому живому существу, производной от потребностей. Этот взгляд на природу ценностей перекликается с определением Ф. Ницше, для которого ценностные оценки являются физиологическими требованиями сохранения определённою способа жизни.
В советский период в отечественной философии под ценностями понимали материальные или идеальные предметы» обладающие значимостью для социального субъекта с позиций удовлетворения его потребностей и интересов, Однако под это определение вполн подходят предметы и
явления, которые с точки зрения общества ценностями н являются, однако
вполне могут выступать ценностями для отдельных личностей и группы
людей (например, наркотики, алкоголь и т.д.). Чтобы исключить их из контекста данного определения внесем некоторое, существенное на наш
взгляд, уточнение. Ценности – что предметы, факты, явления, события,
идеи, обладающие значимостью для социального субъекта с позиций удовлетворения его потребностей и интересов и не разрушающие его телесное, психическое и духовное здоровье и не противоречащие нормам и идеалам общества в определенный исторический период.
Далее необходимо показать взаимосвязи понятий «ценность» и
«культура». Так, например, И. Каш считал, что культура состоит в общественной ценности человека. Г. Риккерт определял культуру как процесс
реализации всеобщих ценностей в течение исторического развития.
Единство культуры и ценностей отмечается у многих русских мыслителей. С.Л. Франк определяет культуру как совокупность осуществляемых в общественно-исторической жизни объективных ценностей, основанное на вере и служении им. Для Н.А. Бердяева понятие ценности характеризует саму культуру: «Культура не есть осуществление новой жизни,
нового бытия, она есть – осуществление новых ценностей». ПА. Флоренский полагал, что «всякая культура представляет целевую и крепко связанную систему средств к осуществлению и раскрытию некоторой ценности,
принимаемой за основную и безусловную, т.е. служив некоторому предмету веры». М.М. Бахтин считал, что «ни один культурный творческий акт не
134
имеет дела с совершенно индифферентной к ценности, совершенно случайной и неупорядоченной материей, но всегда с чем-то уже оцененным и
как-то упорядоченным» по отношению к чему он должен ответственно занять теперь свою ценностную позицию».
Данную позицию в определении культуры как системы ценностей
поддерживают современные отечественные учёные-философы: Г.П. Выжлецов, А.Г. Здравомыслов, Н.Э. Чавчавадзе, Е.Л. Ядов и др. Так Г.П.
Выжлецов утверждает, что именно ценности определяют изнутри, из глубин индивидуальной и социальной жизни то, что мы называем культурой
народа и общества, именно они становятся ядром этой культуры. Культура
сохраняет единство нации, государства и общества.
135
ГЛАВА 3.
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Ознакомьтесь с произведениями различных жанров и осуществите
их анализ по следующей схеме:
а) определите жанр произведения;
б) раскройте его воспитательную ценность для «человека прошлого»;
в) выявите его возможности для воспитания современного подрастающего поколения.
*****
Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество.
Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные,
и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Все взяли бусурманы, все пропало. Только остались мы, сирые, да,
как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в
какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше
товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь
свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один
только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской
земле, не было таких товарищей.
Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь – и
там люди! также Божий человек, и разговоришься с ним, как со своим; а как
дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, – видишь: нет, умные люди,
да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа,
– любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в
тебе, а... Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на
земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да
конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим;
свой со своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в
морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он
ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того,
братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится
он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко
подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же
знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество!
136
*****
Под тенью навеса на выступе гладком,
Сидел у колодца Христос,
Тут шла самарянка обычным порядком.
Наполнила свой водонос.
Христос попросил поделиться водою,
Она же сказала в ответ:
«Ведь я самарянка, а с нашей средою,
Общения кажется нет».
Христос ей ответил: «О, если б ты знала,
Кто воду живую творит,
Сама бы искала, сама бы просила,
Того, кто с тобой говорит».
Колодец глубокий, как воду живую,
Ты можешь достать из него,
Отец наш Ияков, дал воду простую,
Неужели Ты больше его?
Христос ей сказал: «Приведи сюда мужа»,
Ответила: «Нет у меня».
Ты правду сказала, что пять их имела,
И этот, не муж у тебя.
Я вижу, пророк Ты, скажи, где молиться?
На нашей горе Гаризим,
Иль Богу Живому, иль в храме Святому,
Пришедшему в Ерусалим.
Ни здесь и ни там, но везде и повсюду,
Где сердце любовью горит,
Об этом Мессия поведает людям,
Мессия с тобой говорит
Тогда самарянка бегом побежала,
Оставила свой водонос,
И встречным кричала и всех призывала,
Идите: «явился Христос!»
Он там у колодца, сидит, ожидает,
С восторгом кричала о Нем,
Послушайте только, как Он рассуждает
И очи пылают огнем.
137
Он все мне сказал, что я думала тайно,
Пойдите, он скажет и вам,
И все удивлялись, встречая случайно,
И верили этим словам.
И речь самарянки в сердца проникала,
Хоть была коротка, проста,
И многие люди спасенья искали,
В ученьи Иисуса Христа.
*****
А памалюсь-та я, разгорька-гарюшынька,
А я великаму блаславленьицу.
А пакланюсь-та я радимой мамыньки,
Я ва резвы ножыньки.
А не прашу-та я, радима мамынька,
Я ни зла’*, ни серибра.
А прашу-та я, радима мамынька,
Великава блаславленьица.
Папомни-ка, а мила мамынька,
А ты мово глупова разу*,
Можа быть я тибе дасажала,
Можа быть я тибе сагрубляла.
А не папомни-ка,
Эта сагрублял мой глупай разум.
*****
Коляды, моляды,
Отворяй вороты,
Снеги на землю падали, перепадывали,
Со небёс Христос со Ангелом Гаврилой,
Со Иваном Богословом.
Пресвята Мати Мария
Во Божью Церкву ходила,
Божьи дани собирала,
Руки к сердцу прижимала,
Всем праведчикам сказала:
Вы проведчики мои,
Вы проведайте про то,
Про Христово Рождество.
Как у нашей-то матки
Телята ти гладки,
138
Скачут через грядки,
Копытцеми щолкают,
Хвостов не задирают.
Смолоки текут
Со щметаной ти толсты,
Масло ти желты.
*****
Отстала наша лебёдушка
Отстала наша лебёдушка
От стада от лебединного,
Пристала наша лебёдушка
Ко стаду серогусинному.
Не обидьте, гуси серые,
Нашу белую лебёдушку.
Наша белая лебёдушка
Умная да неразумная,
Тихая да не смирённая,
Не сама да поохотил –
По батюшкову приказаньицю,
По матушкину по неволюшке,
Увезут-то у нас лебёдушку
На цюжу дальну сторонушку
Во волостку-то не в весёлую,
В деревнюшку-то не в разую,
Во избёнку не в вершёную.
На болотах брёвна рублены,
На собаках домой вожены,
Косарём струги наверцёны,
Долотом двери продолблены,
Буравом окошка верцёны,
Трубы шильями нашилены.
Там полици-те глубокие,
Коробници-те высокие,
Не достать да младе колоба,
Помереть да будёт с голоду.
На лавку стану – колоба достану!
139
*****
Пришла маменька долинкой, сынку маменька бранила,
Сынку маменька бранила, сынку речи говорила,
Ты, сыночек, перестань, любить девушек отстань.
«Родимая моя мать, тебе меня не унять,
Не унять, не унять, когда я пошел гулять,
Когда я пошел гулять красных девок выбирать».
Шел с под зори – с под зари, с поутряной, с подбялой
С поутряной, с подбялой шел парнишка молодой,
Шел парнишка молодой, неженатой, холостой.
Позади за ним девчонка, кричит: «Молодец постой!»
Кричит: «Молодец, постой, раскрасавчик-душа мой,
Раскрасавчик-душа мой, семерых люблю с тобой,
А восьмого золотого руссокудристого,
Русы кудри наводны, черны брови накладны,
Дружка серые глаза расприятны словеса».
Молодецкое сердечко не судерживало,
Его правая рука не судерживала.
Как ударил парень девицу по белому лицу,
Все по белому лицу по румяной по щаке,
По румяной по щаке, да по серебряной серьге,
А серебряна сережка с уха выбилася,
С уха выбилася, да порассыпалася,
Душа-красная девчонка напужалася,
Порасплакалася, да порасжалилася:
«Я у батюшки жила, жила нежилася,
Жила нежилася, да не натешилася,
За тебя шельма попала, наработалася».
Затопила в печи дровы, сама по воду пошла,
Сама по воду пошла на речушку – на реку,
На речушке на реке солучилася беда,
Солучилася беда с ведер вылилась вода!
Проезжали, дивовались: и что это за пожар?
А что это за пожар, что неясно горит?
Он неясно горит, он не вспыхивает.
А что это за милой, что своей жены не бьет?
Эх, бей-ка жену ранешенько по утру,
Чтобы щи были горячи, каша масляная,
Каша масляная, ложка крашеная,
Ложка гнеться, нож тресется душа радуется.
Ра-ра-ра….
140
*****
Сесть было мне, горюшице,
Бедною да горе-горькою,
Мне под красное окошечко,
Мне на лавочку дубовую,
Ко прибоинке кленовою,
К своему да сыну милому,
К сыну милому-любимому.
Мне в остатние, в последние!
Уж ты, мило мое дитятко,
Ты бессчастное родилося,
Бессчастное да бесталанное!
Куды спешишься да торопиться
Изо своего ты дому благодатного,
Изо светлой изо светлицы,
Из новый да новы горницы?
Без тебя, да мило дитятко,
Стемнеет светла светлица,
Опустеет дом-подворьицо!
Ты подешь, да мило дитятко,
Не в любимую да путь-дороженьку,
Не в любимую – во дальную,
Во дальную да во печальную,
Ты во службу-то во царскую,
Во царскую да государскую,
Во солдаты новобранные!
*****
Пришла коляда
Накануне Рождества,
Дайте коровку,
Масляну головку,
А дай бог тому,
Хто в этом дому,
Ему рожь густа,
Рожь ужиниста:
Ему с колосу осьмина,
Из зерна ему коврига,
Из полузерна – пирог.
Наделил бы вас Господь
И житьем, и бытьем,
И богатством!
141
*****
Дорогая, наша гостья, наша Масленица,
Авдотья Ивановна,
Дуня белая, Дуня румяная.
Платок беленький, новомодненький,
Шуба красная, вся атласная,
Портянки белые, набелёные,
Лапти частыя, головастыя.
*****
Как ходил же грешный человече, он по белому свету,
Приступили к грешну человеку, яму добрые люди.
- Что тебе надо грешный человече? Ти злата, ти серебра?
Ти злата, ти серебра? Ти золотого одеяния?
- Ничего же на свете мне не надо – ни злата, ни серебра!
ни злата, ни серебра, ни золотого одеяния!
Только же надо грешну человеку один сажень земелики,
один сажень да сажень земелики, да и чатыре доски.
*****
Пойдем, братцы, вдоль улицы.
Христос воскрес Сын Божия.
Зайдем, братцы, в хозяйский двор.
Христос воскрес Сын Божия.
В хозяйском двору шелкова трава.
Христос воскрес Сын Божия.
А на траве густая роса.
Христос воскрес Сын Божия.
А на двору серебряный тын.
Христос воскрес Сын Божия.
Зайдем, братцы, в хозяйский дом.
Христос воскрес Сын Божия.
В хозяйском дому, там свечи горят.
Христос воскрес Сын Божия.
В хозяйском дому иконы стоят.
Христос воскрес Сын Божия.
Одна икона – Егорий Святый.
Христос воскрес Сын Божия.
Друга икона – Никола Святый.
Христос воскрес Сын Божия.
Егорий Святый коров пасет.
Христос воскрес Сын Божия.
142
Никала Святый засевает яры.
Христос воскрес Сын Божия.
В одной руке – горох бялый.
Христос воскрес Сын Божия.
В другой руке – ячмень златоусый.
Христос воскрес Сын Божия.
Пойдем, братцы, вдоль улицы.
Христос воскрес Сын Божия.
*****
Добрый вечер тоби,
Пане-господарю.
Радуйся, ой, радуйся, земле,
Сын Божий народился.
Вот придут до тебе
Три праздничка в гости.
Радуйся, ой, радуйся, земле,
Сын Божий народился.
А как первый праздник
Рождество Христово.
Радуйся, ой, радуйся, земле,
Сын Божий народился.
А как другой праздник
Святаго Василья.
Радуйся, ой, радуйся, земле,
Сын Божий народился.
А как третий праздник
Святаго Крещенья.
Радуйся, ой, радуйся, земле,
Сын Божий народился.
Собралися в гости
Разом три радости.
Радуйся, ой, радуйся, земле,
Сын Божий народился.
А за неполадки
Просим шоколадки.
Радуйся, ой, радуйся, земле,
Сын Божий народился.
143
А за тем же словом
Бывайте здоровы.
Радуйся, ой, радуйся, земле,
Сын Божий народился.
*****
Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
Тут и сусленники, тут и масленники!
Выходила молода за новые ворота.
Тут и сусленники, тут и масленники!
Выпускала сокола из правого рукава.
Тут и сусленники, тут и масленники!
Из правого рукава молодого сокола.
Тут и сусленники, тут и масленники!
Ты лети, лети, соколик, высоко и далеко.
Тут и сусленники, тут и масленники!
Высоко и далеко, прямо к другу на крыльцо
Тут и сусленники, тут и масленники!
Да скажи моему другу, чтобы шёл он на блины.
Тут и сусленники, тут и масленники!
Чтобы шёл он на блины до вечерней до зари.
*****
В саду при долине я розы рвала,
Рвала и бросала под те ворота.
Рвала и бросала под те ворота,
Не смейся, казаче, что я сирота.
Не смейся, казаче, что я сирота,
Пришел бы ты сватать, а я бы не пошла.
Пришел бы ты сватать, а я бы не пошла,
Не бойся, девчина, я так не приду.
Не бойся, девчина, я так не приду,
Объеду я Россию и краше найду.
Объехал я Россию и все города,
Ой, не нашел краше, чем та сирота,
Ой, не нашел краше, чем та сирота,
И снова я вернулся под те ворота.
И снова я вернулся под те ворота,
Выходит девчина заплакыныя.
Выходит девчина заплакыныя,
По личику видно засватыныя.
144
*****
Ехал по морю моряк аленькие губки:
- Прокати меня моряк, сяду в одной юбке.
- Если хочешь так садись, поезжай со мною,
Я те платьев накуплю, будь моей женою.
Я те платьев накуплю, аленького цвета,
Ты у матери своей попроси совета.
Мать совета не дает, дочку не пускает:
- Моряк замуж не возьмет, только приласкает.
Не послушалась она материн совета
И отправилась она в край белого света.
Живет год, живет другой горюшка не знает,
А о матери родной часто вспоминает.
Через года полтора дочь идет уныло,
На руках она несет матросенка-сына.
- Прими, мать, прими, родна, прими, дорогая,
Через годик будет звать «бабушка родная».
Иди дочь, иди туда, с кем совет имела,
Моего совета ты слушать не хотела!
Пойдем, сын, пойдем туда, здесь не принимают,
В синем море глубоко нас там ожидают.
Как по речке, по реке два трупа несется,
А моряк на корабле едет и смеется.
Как по речке, по реке выросли тыльпаны,
Не любите моряков – они вас обманут!
*****
Пришла коляда
Накануне Рождества,
Дайте коровку,
Масляну головку,
А дай Бог тому,
Хто в этом дому,
Ему рожь густа,
Рожь ужиниста:
Ему с колосу осьмина,
Из зерна ему коврига,
Из полузерна – пирог.
Наделил бы вас Господь
И житьем, и бытьем,
И богатством!
145
*****
Федя-медя требуха,
Съел корову, и быка,
И пятнадцать поросят, –
Только хвостики висят.
*****
Обманули простака –
На четыре кулака,
На щелбан и на подушку,
На зеленую лягушку.
*****
Ваня, Ваня, простота!
Купил лошадь без хвоста!
Сел задом наперед
И поехал в огород.
*****
Как у дяди Якова
было семеро детей,
Было семеро детей,
ровно семь сыновей,
Они не пили, не ели,
друг на дружку все смотрели,
Разом сделали вот так…
*****
Заинька-горностаинька,
некуда заиньке выскочить,
кругом города все немецкие,
замочки висят все турецкие.
Ну-ка, зайка, боком-боком
перед нашим хороводом,
Ну-ка, зайка, повернись,
кому хочешь поклонись.
*****
Баю-баю, да люли!
Хоть сегодня умри.
Завтра у матери кисель да блиныТо поминки твои.
Сделаем гробок
Из семидесяти досок.
Выкопаем могилку на плешивой горе.
146
На плешивой горе,
На господской стороне.
В лес по ягоды пойдем,
К тебе, дитятко, зайдем.
*****
Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село.
Горе горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело.
Ой, беда приключилася страшная!
Мы такой не знавали вовек:
Как у нас – голова бесшабашная Застрелился чужой человек!
Суд приехал... допросы...- тошнехонько!
Догадались деньжонок собрать:
Осмотрел его лекарь скорехонько
И велел где-нибудь закопать.
И пришлось нам нежданно-негаданно
Хоронить молодого стрелка,
Без церковного пенья, без ладана,
Без всего, чем могила крепка...
Да высокая рожь колыхалася,
Да пестрели в долине цветы;
Птичка божья на гроб опускалася
И, чирикнув, летела в кусты.
Меж двумя хлебородными нивами,
Где прошел неширокий долок,
Под большими плакучими ивами
Успокоился бедный стрелок.
Будут песни к нему хороводные
Из села по заре долетать,
Будут нивы ему хлебородные
Безгреховные сны навевать...
147
*****
Минута горькая настала,- «Мама, милая прости»,
Тебя мы больше не увидим на этом жизненном пути.
Твои руки трудовые ты сложила навсегда,
Ты к нам больше, дорогая, не вернешься никогда.
Сколько горя и заботы в жизни видела своей,
Не жалела сил, здоровья для своих родных детей.
Днями ты не доедала, ты не спала по ночам,
Ты последний кусок хлеба нам делила пополам.
Ты нас радостно встречала, провожала вся в слезах,
Крепко к сердцу прижимала в своих сухоньких руках.
При тебе, родная мама, солнце грело нам тепло,
Было радостно на сердце, было в комнате светло.
Нету больше того горя, тяжелее всех беда,
Когда с мамою родною расстаемся навсегда
И никто тебе, родная, не нарушит твой покой,
Только звездочки небесны обогреют холмик твой.
Рано, рано, дорогая, к тебе, мама, мы придем
И холмок твоей могилы мы слезами обольем.
Жизнь прошла твоя земная вся в работе и труде,
Теперь жизнь твоя другая – память вечная тебе.
148
ФРАГМЕНТ РАБОЧЕЙ ПРОГРАММЫ ПО ДИСЦИПЛИНЕ
«ЭТНОПЕДАГОГИКА И ЭТНОПСИХОЛОГИЯ »
1.1 Место дисциплины в учебном процессе.
Изучение дисциплины «Этнопедагогика и этнопсихология» осуществляется соответствии с Государственными требованиями к минимуму содержания и уровню профессиональной подготовки по направлению
050700 «Педагогика». Данная дисциплина входит в блок «Общепрофессиональной дисциплины» и содержательно связана с основными разделами
следующих дисциплин «Теоретическая педагогика», «История образования и педагогической мысли», «Социальная педагогика», «Социальная
психология».
1.2 Цели преподавания дисциплины:
 раскрытие методологических и теоретических основ этнопедагогики и этнопсихологии;
 выработка ценностного отношения к традиционной культуре и
народной педагогике на основе принципа диалога культур;
 изучение особенностей этнической социализации личности.
1.3 Задачи изучения дисциплины
В результате изучения курса «Этнопедагогика и этнопсихология»
студенты должны овладеть
знаниями:
 современных тенденций и проблем этнопедагогической и этнопсихологической наук;
 традиционных моделей и систем социализации детей в современном мире;
 особенностей национально-культурной идентификации личности
ребенка;
 сущностных характеристик понятий: «этнос», «народ», «народная
культура», «менталитет», «национальное самосознание», «национальные
ценности», «народная педагогика», «идея народности»;
 специфики семейного, трудового и религиозного воспитания в
различных этнических социумах.
умениями:
 анализировать традиционные системы воспитания у различных
народов;
 проектировать цели, методы и средства воспитания в современной школе с учетом этнических особенностей того или иного социума;
 проводить микроисследования частных и общих проблем этнопедагогики и этнопсихологии;
 проводить диагностику сформированности национального самосознания школьника.
149
3 Содержание дисциплины
Темы и содержание теоретических и практических занятий
3.1 Вводное занятие «Этническое самоопределение»
Упражнение 1. «История моего имени»
Упражнение 2. Ваша родословная
Упражнение 3. Ваша национальность
Упражнение 4. Ваша культурная идентичность
Упражнение 5. Ваши этнопедагогические взгляды
Упражнение 6. Ваша поликультурная компетентность
Упражнение 7. Ваша самооценка своей национально-культурной
идентичности.
3.2 Методология и источники этнопедагогики и этнопсихологии
как научной дисциплины
Основные цели и задачи этнопедагогики и этнопсихологии. Аксиологический и культурологический подходы к исследованию этнопедагогических и этнопсихологических явлений и процессов. Связь этнопедагогики
и этнопсихологии с другими гуманитарными науками. Основные понятия
этнопедагогики и этнопсихологии.
3.3 История развития этнопедагогики и этнопсихологии
Развитие идеи народности в трудах отечественных педагоговмыслителей (М.В. Ломоносов, К.Д. Ушинский, В.Н. Сорока-Росинский,
Л.Н. Толстой и др.). Зарождение этнопедагогики (Г.Н. Волков). Развитие
этнопсихологического знания в отечественной и зарубежной науке.
3.4 Менталитет как междисциплинарный феномен
Основные подходы к изучению понятия менталитет. Проблемы изучения менталитета. Факторы становления менталитета народа (на примере
русского этноса). Особенности менталитета народа (на примере русского
этноса).
3.5 Этническое самосознание
Понятия национального сознания, национального самосознания, этнического самосознания. Структура этнического самосознания. Взаимосвязь
возраста ребенка и его национально-культурной идентификации. Гиперпозитивная и негативная этническая самоидентификация. Диагностика сформированности этнического самосознания.
150
3.6 Традиционные модели и системы социализации детей в современном мире.
Культурная идентичность современного школьника: понятия и современные проблемы. Понятие поликультурного образования. Традиционные системы воспитания детей у разных народов мира. Особенности семейного, трудового и религиозного воспитания в различных социумах.
Предрассудки и суеверия народов.
3.7 Этнопедагогические аспекты семейного воспитания (на примере русского народа)
Этнопедагогические ценности и особенности семейного воспитания.
Почитание старших как основа семейного воспитания в народной педагогике. Этнопедагогические возможности семейных обрядов. Этноконфессиональные особенности воспитания в новгородских семьях.
3.8 Традиции народа как средство воспитания детей
Педагогические возможности смеховой культуры в воспитании подрастающего поколения. Понятие календарной обрядовой культуры. Праздник как средство воспитания в народной педагогике.
3.9 Средства народной педагогики
Духовные стихи как средство нравственного воспитания детей. Загадки как средство умственного воспитания подрастающего поколения.
Народные песни и их роль в воспитании детей. Народная игра как средство
умственного и физического воспитания детей. Народные сказки как блестящие попытки народного педагогического гения. Роль пословиц и поговорок в воспитании подрастающего поколения.
3.10 Этнопедагогизация образовательного процесса
Пути и способы этнопедагогизации образовательного процесса в современной школе. Условия этнопедагогизации образовательного процесса.
Различные модели национальных школ.
151
5 Рекомендуемая литература
5.1 Основная литература
1. Волков Г.Н. Этнопедагогика: Учеб. для студ. сред, и высш. пед.
учеб заведений. М.: Издательский центр «Академия», 1999. 168 с.
2. Стефаненко, Т.Г. Этнопсихология: учеб. для вузов по спец. «Психология». М.: аспект -Пресс, 2003. 367 с.
3. Бережнова, Л.Н., Набок, И.Л., Щеглов, В.И. Этнопедагогика: учеб.
пособие для вузов. М.: Академия, 2008. 232 с.
4. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология: практикум: учеб. пособие для
студентов вузов / Т.Г. Стефаненко. М.: Аспект Пресс, 2008. 208 с.
5. Крысько В.Г. Этническая психология: Учеб. пособие для студ.
высш. учеб заведений. М.: Издательский центр «Академия», 2002. 320 с.
6. Кукушин B.C., Столяренко Л.Д. Этнопедагогика и этнопсихология. Ростов-на Дону: Феникс, 2000. 448 с.
7. Кукушин B.C. Этнопедагогика. Учебное пособие. М.: Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2002. 304 с. (Серия «Библиотека педагогапрактика»).
8. Налчаджян А.А. Этнопсихология. 2-е изд.- СПб.: Питер, 2004.-381 с.
9. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. М.: Институт психологии РАН,
«Академический проект», 1999. 320 с.
10. Этнопсихологический словарь. / Под редакцией В.Г. Крысько. М.:
Московский психолого-социальный институт, 1999. 343 с.
5.2 Дополнительная литература
1. Бердяев, Н.А. Судьба России. М.: Мысль, 1990. 208 с.
2. Батурина, Г.И., Кузина, Т.Ф. Народная педагогика в современном
учебно-воспитательном процессе. М.: «Школьная Пресса», 2003. 144 с.
3. Быт и нравы русского народа в XVI и XVII столетиях / Н.И. Костомаров. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и
XVII столетиях / И.Е. Забелин. Домашний быт русских цариц в XVI и
XVII столетиях. Смоленск: «Русич», 2002. 560 с.
4. Васильев, М.И. Новгородская традиционная праздничная культура: Местные праздники Волотовского района [Текст] / М.И. Васильев. Великий Новгород, 2001. 130 с.
5. Гершунский, Б.С. Менталитет и образование. Учебное пособие
для студентов. М.: Институт практической психологии, 1996. 144с.
6. Громыко, М.М. О воззрениях русского народа [Текст] / М.М.
Громыко, А.В. Буганов. М.: Издательство «Паломникъ», 2000. 544 с.
7. Данилевский, Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. М.: Известия, 2003. 607 с.
8. Ёлкин, С.М., Кульков, Я.В., Певзнер, М.Н. Развитие идеи народ-
152
ности в отечественном образовании: Монография. Великий Новгород:
НовГУим. Ярослава Мудрого, 2000. 71с.
9. Дмитриев, Г.Д. Многокультурное образование. М.: «Народное
образование» 1999.
10. Кузина, Т.Ф., Батурина, Г.И. Занимательная педагогика народов
России: Советы, игры, обряды. 2-е изд.- М.: Школьная Пресса, 2001. 144 с.
11. Лещенко, В.Ю. Семья и русское православие (XI-XIX вв.) [Текст]
/ В.Ю. Лещенко. СПб.: Издательство Т.В.Фроловой, 1999. 396 с.
12. Лихачев, Д.С. Новгород Великий. Очерк истории культуры Новгорода XI-XVII вв. [Текст] / Д.С. Лихачев. Л.: ОГИЗ Госполитиздат, 1945 с.
13. Лихачев, Д.С. Русская культура. М.: Искусство, 2000. 440 с.
14. Развивающая школа: опыт и новые решения: Монография / Сост.
С.Н. Горычева. Великий Новгород: НовГУ имени Ярослава Мудрого, 2005.
236 с. Глава 2 Елкин С.М.
15. Сорока-Росинский, В.Н. Путь русской национальной школы. Педагогические сочинения / Сост. А.Т.Губко. М.: Педагогика, 1991. 240 с.
16. Терещенко, А.В. История культуры русского народа [Текст] / А.В.
Терещенко. М.: Эксмо, 2007. 736 с.
17. Толстой, Л.Н. О народном образовании // Антология педагогической мысли России II половины XIX начала XX вв. М., 1990.
18. Традиционный фольклор Новгородской области. Серия памятники русского фольклора. Сказки. Легенды. Предания. Былички. Заговоры.
По записям 1963-1999 г. [Текст]. СПб.: Алетейя, 2001. 534 с.
19. Труды факультета этнологии. СПб.: Изд-во Европейского ун-та в
Санкт-Петербурге, 2001. Вып. 1. 343 с.
20. Тюников, Ю.С. Педагогическая мифология: учеб. пособие для
студентов вузов, обучающихся по пед. специальностям. М.: Гуманитар.
изд. центр ВЛАДОС, 2004. 352 с.
21. Ушинский, К.Д. О народности в общественном воспитании // Антология педагогической мысли России II половины XIX – начала XX вв. /
Сост. П.А.Лебедев. М.: Педагогика, 1990. С. 89 – 97.
22. Ушинский, К.Д. Родное слово // Антология педагогической мысли
России II половины XIX начала XX вв. / Сост. П.А.Лебедев. М.: Педагогика, 1990. С. 52 – 60.
23. Хотинец В.Ю. Этническое самосознание. СПб.: Алетейя, 2000г. 240 с.
6 Содержание самостоятельной работы.
 Анализ литературы по проблемам читаемого курса.
 Разработка проекта национальной школы.
 Самостоятельное изучение отдельных тем дисциплины и подготовка сообщений по ним (список см. п.7).
7 Темы сообщений.
1. Аксиосфера «мужского» и «женского» в традиционной и совре-
153
менной культурах.
2. Использование методов поощрения и наказания в семейном воспитании у русского народа.
3. Воспитательный потенциал родинно-крестильного обряда (сравнительный анализ прошлого и настоящего).
4. Феномен отцовства в русской народной педагогике.
5. Религиозное воспитание в семье (традиции и современность).
6. Воспитание уважительного отношения к родителям и прародителям.
7. Подготовка к будущей семейной жизни в народной педагогике.
8. Влияние социума на формирование социально-значимых качеств
у подрастающего поколения (этнопедагогический аспект).
9. Воспитательное значение похоронного обряда.
10. Феномен «прощения» в русской народной педагогике.
11. Семейные традиции как средство воспитания подрастающего поколения.
12. Трудовое воспитание в семье.
13. Семья как институт этнической социализации личности.
14. Средства семейного воспитания в народной педагогике.
15. Идеал совершенного человека в русской народной педагогике.
16. Праздник как средство воспитания в народной педагогике.
17. Загадки как средство умственного воспитания подрастающего
поколения.
18. Народные песни и их роль в воспитании детей.
19. Народная игра как средство умственного и физического воспитания детей
20. Роль пословиц и поговорок в воспитании подрастающего поколения.
21. Народные сказки как блестящие попытки народного педагогического гения.
22. Особенности невербальной коммуникации у различных народов.
23. Сказки народов мира.
24. Особенности семейного воспитания у различных народов.
25. Игры народов мира.
26. Предрассудки и суеверия русского народа.
27. Поликультурная компетентность современного педагога.
28. Формирование ценностного отношения к природе в традиционной культуре русского народа.
29. Воспитательный потенциал рекрутского обряда.
30. Традиции художественного творчества в семье и общине.
31. Отношение к учению в традиционной культуре.
32. Развитие идеи народности в педагогической мысли России.
33. Национальное самосознание современных школьников.
34. Феномен смеха в отечественной культуре.
154
8 Вопросы для подготовки к экзамену
Экзамен по дисциплине состоит из двух вопросов: первый – теоретический, второй – практический (решение педагогической ситуации или
анализ произведения устного народного творчества).
Список теоретических вопросов
1. Методология и источники этнопедагогики и этнопсихологии как
научной дисциплины.
2. Основные понятия этнопедагогики и этнопсихологии.
3. Исторические аспекты развития этнопедагогики.
4. Развитие этнопсихологического знания в России и за рубежом.
5. Этнопедагогические особенности семейного воспитания.
6. Феномены отцовства и материнства в традиционной культуре
русского народа
7. Этнопедагогические аспекты обрядов жизненного цикла.
8. Особенности религиозного воспитания в различных этнических
социумах.
9. Трудовое воспитание как основа народной педагогики.
10. Менталитет как междисциплинарный феномен.
11. Факторы и особенности менталитета русского народа.
12. Понятие этнического самосознания.
13. Структура этнического самосознания.
14. Формы этнической самоидентификации.
15. Диагностика этнического самосознания.
16. Педагогические возможности смеховой культуры в воспитании
подрастающего поколения.
17. Праздник как средство воспитания в этнопедагогике.
18. Духовные стихи как средство нравственного воспитания детей.
19. Загадки как средство умственного воспитания подрастающего
поколения.
20. Народные песни и их роль в воспитании детей.
21. Народная игра как средство умственного и физического воспитания детей.
22. Народные сказки как блестящие попытки народного педагогического гения.
23. Роль пословиц и поговорок в воспитании подрастающего поколения.
24. Условия и пути этнопедагогизации современного образовательного процесса.
155
СОДЕРЖАНИЕ
ГЛАВА 1. ТЕМЫ И СОДЕРЖАНИЕ ЗАНЯТИЙ ......................................... 3
ТЕМА 1. ВВОДНОЕ ЗАНЯТИЕ «ЭТНИЧЕСКОЕ САМООПРЕДЕЛЕНИЕ» ................... 3
ТЕМА 2. МЕТОДОЛОГИЯ И ИСТОЧНИКИ ЭТНОПЕДАГОГИКИ И
ЭТНОПСИХОЛОГИИ КАК НАУЧНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ .............................................. 5
ТЕМА 3. ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ЭТНОПЕДАГОГИКИ И ЭТНОПСИХОЛОГИИ ............ 6
ТЕМА 4 МЕНТАЛИТЕТ КАК МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЙ ФЕНОМЕН ........................ 8
ТЕМА 5. ЭТНИЧЕСКОЕ САМОСОЗНАНИЕ ........................................................... 10
ТЕМА 6. ТРАДИЦИОННЫЕ МОДЕЛИ И СИСТЕМЫ СОЦИАЛИЗАЦИИ ДЕТЕЙ
В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ ..................................................................................... 11
ТЕМА 7. ЭТНОПЕДАГОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СЕМЕЙНОГО ВОСПИТАНИЯ
(НА ПРИМЕРЕ РУССКОГО НАРОДА) .................................................................... 13
ТЕМА 8. ТРАДИЦИИ НАРОДА КАК СРЕДСТВО ВОСПИТАНИЯ ДЕТЕЙ ................. 14
ТЕМА 9. СРЕДСТВА НАРОДНОЙ ПЕДАГОГИКИ.................................................. 16
ТЕМА 10. ЭТНОПЕДАГОГИЗАЦИЯ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО ПРОЦЕССА .................. 17
ГЛАВА 2. МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ ................................................... 19
СОРОКА-РОСИНСКИЙ В.Н. ............................................................................... 19
Путь русской национальной школы ............................................................ 19
ДАНИЛЕВСКИЙ Н.Я .......................................................................................... 22
Европейничанье – болезнь русской жизни ................................................. 22
ГЕРШЕНЗОН M.O. ............................................................................................. 35
Славянофильство ........................................................................................... 35
ЁЛКИН С.М., КУЛЬКОВ Я.В., ПЕВЗНЕР М.Н.................................................... 42
Феномен народности в истории отечественного образования ................. 42
ГРОМЫКО М.М., БУГАНОВ А.В. ...................................................................... 51
Милосердие .................................................................................................... 51
МИРОНОВ Б.Н. ................................................................................................. 63
Демографическое поведение православного населения ............................ 63
ЁЛКИН С.М., КУЛЬКОВ Я.В., ПЕВЗНЕР М.Н.................................................... 71
Этничность...................................................................................................... 71
ЁЛКИН С.М. ..................................................................................................... 76
Новгородская семья – русская семья на Северо-Западе России .............. 76
МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ СУРОЖСКИЙ (1914-2003) ........................................ 93
Таинство любви .............................................................................................. 93
ЦИГВИНЦЕВА Г.Л. .......................................................................................... 116
156
Особенности формирования и функционирования менталитета
русского народа ............................................................................................ 116
Историко-культурные особенности развития проблемы
алкоголизма в России .................................................................................. 127
МИТЮНОВА И.Г ............................................................................................. 132
Аксиологической подход ............................................................................ 132
ГЛАВА 3. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ............................. 135
ФРАГМЕНТ РАБОЧЕЙ ПРОГРАММЫ ПО ДИСЦИПЛИНЕ
«ЭТНОПЕДАГОГИКА И ЭТНОПСИХОЛОГИЯ» ................................................... 148
157
Учебное издание
ЁЛКИН СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ
ЭТНОПЕДАГОГИКА И ЭТНОПСИХОЛОГИЯ
Учебное пособие
Компьютерная верстка:
Н.Е. Барт
_____________________________________________________________________
Изд. лиц. ЛР № 020815 от 21.09.98
Подписано в печать 10.11.20098. Формат 60  84 1/16
Гарнитура Times New Roman. Печать офсетная.
Объем 9,75 печ. лист. Тираж 100 экз. Заказ № _____
Издательско-полиграфический центр
Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого.
173003, Великий Новгород, Б.Санкт-Петербургская, 41.
Отпечатано в ИПЦ Новгородского государственного университета
имени Ярослава Мудрого.
173003, Великий Новгород, Б.Санкт-Петербургская, 41.
Оригинал-макет подготовлен в ИНПО НовГУ.