Светашева Т. А. Фольклорная традиция в поэзии А. Башлачева

Т. А. Светашева
ФОЛЬКЛОРНАЯ ТРАДИЦИЯ В ПОЭЗИИ А. БАШЛАЧЕВА
Творчество рок-барда Александра Башлачева отличает стремление
придать авторской песне русский национальный характер, связать новые
музыкально-поэтические
формы,
испытавшие
влияние
западной
музыкальной культуры, с русской духовной традицией.
Исследователь авторской песни И. Б. Ничипоров отмечает
генетическую связь данного жанра с народным творчеством:
«Художественная специфика бардовской песни заключается в ее срединном
положении между высокой поэзией и низовым фольклором, во
взаимопроникновении литературных и фольклорно-песенных жанров...» [1, с.
12].
В условиях жесткого культурного давления и омассовления культуры
внимание А. Башлачева к фольклорным корням поэзии можно трактовать как
стремление к культурному возрождению, продолжению традиции,
восстановлению «стертой» памяти народа. Повышенной интерес к
народному творчеству – своеобразный путь возвращения к истокам, но также
путь поиска нового поэтического языка, а точнее – «хорошо забытого
старого». Обращение А. Башлачева к фольклору не духовный эскапизм, не
уход от действительности, а попытка осмысления ее с других позиций – с
позиций национальных духовных ценностей.
Как и в русском фольклоре, в творчестве поэта непротиворечиво
сочетаются христианские и языческие образы и мотивы. Для А. Башлачева
характерно языческое одухотворение абстрактных понятий (Лихо, смерть,
жизнь, время…); часто нарицательные имена или целые метафоры у него
становятся именами собственными: Лихо, Гром, Мельник-Ветер-Лютый-Бес,
Снежна Бабушка, Время Сбора Камней и др. А. Башлачеву также присуща
своеобразная метафоризация фрагментов пейзажа:
Как водил Ванюша солнышко на золотой уздечке [2, с. 152].
Рок-бард интерпретирует мифы, актуальные в русской культуре,
присутствующие в явном или свернутом виде в русском фольклоре. Он
обращается к таким мифологическим сюжетам и образам, как смерть-жатва
(смерть в песне «Похороны шута» изображена не с косой, а именно с
серпом), гибель и воскрешение зерна:
Ведь тебя посеяли, чтоб ты пригодился [2, с. 136].
В песне «Имя Имен» даже библейские образы интерпретируются в
фольклорном стиле, переплетаются с мифологией русских сказок:
Небо в поклон
До земли обратим тебе, юная девица Маша!
Перекрести
Нас из проруби да в кипяток [2, с. 42].
А. Башлачев не только использует элементы образной системы
русского народного творчества, но и вовлекает в поэтическую игру жанровостилевые стандарты фольклора, приближая некоторые свои песни к
народным. В первую очередь, это баллады «Егоркина былина» и «Ванюша»,
которые объединяет образ главного героя – простого русского человека,
выходца из народа, бедняка и пьяницы. Обоим героям автор глубоко
симпатизирует, судьба обоих трагически обрывается (Егор вешается, а
Ванюшу забивают до смерти).
Самая длинная песня Башлачева – «Егоркина былина» – стилизована
под народные былины: и на лексическом (уменьшительно-ласкательные
слова, просторечные лексемы), и на синтаксическом уровне (повторы,
синтаксический параллелизм), и на уровне композиции и ритмики.
Непосредственно же в песне описываются пьяные галлюцинации Егора, в
которых соединяется фольклорно-обрядовое, мистическое и бытовое,
старинное и современное.
Песня начинается с характерного для былин зачина:
Как горят костры у Шексны-реки
Как стоят шатры бойкой ярмарки… [2, с. 127].
Далее автор, согласно фольклорной традиции, вводит в текст героя и
связанные с ним события опосредованно – через метафорический образ
шали, которая продается на ярмарке и на которой как бы вышито все
повествование:
Все, как есть, на ней гладко вышито
гладко вышито мелким крестиком
как сидит Егор в светлом тереме
в светлом тереме с занавесками
с яркой люстрою электрической…[2, с. 127]
Поэт также
абстрактного:
использует
фольклорный
прием
материализации
– То не просто рвань, не фуфаечка,
то душа моя несуразная....
– То не просто дрань, не ушаночка,
то судьба моя лопоухая... [2, с. 130]
В фольклоризированный текст А. Башлачев вкрапляет реалии
современной ему жизни; такое контрастное соединение культурных пластов
подчеркивает противоречие между сказочным и реальным миром, и образ
главного героя также подменяется и снижается: вместо былинного богатыря
перед читателем предстает пьяница, мечущийся в пьяной горячке. Герои
народных былин традиционно наделялись лучшими качествами как
достойнейшие представители своего народа. Герой же былины А. Башлачева,
представляющий народ на современном этапе, показан весьма далеким от
нравственного идеала.
В другой своей песне-балладе поэт-бард показывает шутовской образ
Ваньки-дурака, восходящий к русским сказкам. Однако если в сказках этот
народный тип удачлив, изобретателен и плутоват, всегда выходит
победителем из сложных ситуаций, то Ванюша А. Башлачева – это
трагический герой. Ванюша соотносим с Иваном-дураком из сказки В.
Шукшина «До третьих петухов»: в обоих произведениях герой являет собой
обобщенный образ народа, в обоих этот образ носит трагический оттенок,
обоих Иванов настойчиво просят сплясать.
Но если в сатирическом произведении В. Шукшина звучит грустная
ирония в отношении постоянно пляшущего под чужую дудку русского
Ивана, то у А. Башлачева образ решается намного возвышеннее и трагичнее:
стихотворение заканчивается избиением, смертью и переходом души в
иномир:
И отряхнется, не понимая,
Не понимая, зачем зарыли.
Пройдет вдоль речки
Да темным лесом... [2, с. 156]
В песню «Ванюша» Башлачев включает несколько авторских частушек,
например:
Хошь в ад, хошь – в рай!
Куда хочешь – выбирай.
Да нету рая, нету ада,
Никуда теперь не надо [2, с. 154].
<…>
Мы с душою нынче врозь.
Пережиток, в опчем.
Оторви ее да брось –
Ножками потопчем [2, с. 155].
В этих стилизованных под фольклор частушках подчеркивается
трагический диссонанс между исконными ценностями народа, такими, как
вера, совесть, душа, и установками советского времени. Усиливает это
противоречие использование в рамках народного жанра слов и штампов
публицистического стиля («коллектив», «интеллигенты», «пережиток» «дата,
подпись и печать», «острота момента», «социальный фактор»). Более того, А.
Башлачев соединяет их с просторечными словами и формами слов
(«интересовалися», «в церкву», «помереть», «нынче», «заместо», «в опчем»).
Эффект косноязычия, неотесанности усиливает избыточность: «Душу брось
да растопчи / Мы слюною плюнем» [2, с. 155]. Автор горько иронизирует над
атеизмом и связанным с ним профанным, брутальным подходом к
метафизическому: «Сине небо вниз тянули. Тьфу ты! Надорвалися...» [2,
с.155].
Обращение к фольклорной традиции, воспринимаемой А. Башлачевым
как оплот духовности, направлено на полемику с официальной советской
массовой культурой и пропагандой, обезличивающей человека, смещающей
ценностную парадигму.
Рок-бард оперирует архетипами русского национального сознания,
нашедшими отражение в языке, во фраземах, в фольклорных произведениях,
такими, как душа, Родина, Бог, любовь, вера. Он указывает на необходимость
сохранить связь поколений, культурную преемственность, жить «по-своему»,
а не искать чужое вовне: «Мы живем на русской земле, и мы должны искать
корень свой, русский» [3, с. 214]. Обращаясь к образам народного искусства,
выстраивая многочисленные интертекстуальные связи с фольклором, поэтбард А. Башлачев адаптировал новый литературно-музыкальный жанр
авторской песни к русской национально-поэтической традиции.
____________________________
1. Ничипоров, И.Б. Авторская песня 1950–1970-х гг. в русской поэтической
традиции: творческие индивидуальности, жанрово-стилевые поиски, литературные связи
: автореф. дис. ... д-ра. филол. наук : 10.01.01 / И. Б. Ничипоров ; Уральский гос. пед. ун-т. –
Екатеринбург, 2008.
2. Башлачев, А. Как по лезвию / А. Башлачев. – М.: Время, 2005. – 256 с.
3. Кнышев, А. Интервью с Александром Башлачевым для передачи «Веселые
ребята» / А. Кнышев // Башлачев А. Как по лезвию. – М.: Время, 2005. – С. 214–219.