Приключения Иеронимуса Б

Приключения Иеронимуса Б. (фрагмент)
Вид у Прихрамывающего был для этих особо не избалованных
новинками цивилизации мест довольно странный. Причем
каждый, кто встречал этого персонажа, отмечал странность,
бросающуюся только ему одному в глаза.
Кто-то сообщал околоподъездной общественности, что правое
плечо у объекта наблюдения было выше левого – так якобы
удобнее было сидеть черной вороне с пирсингом в клюве. Ворона
горделиво посматривала по сторонам, прихорашивалась, склоняла
блестящую голову набок, чувствовала себя стопроцентной
хозяйкой положения, исторической красавицей царицей, маркизой
Помпадур. Вид некогда родных помоек-кормилиц вызывал у
модницы-экстремалки приступ неотвратимой икоты и
неудержимого зевания. Зевки предупреждали, что птичку с
минуты на минуту может стошнить от одного только воспоминания
о грязных серо-коричневатых контейнерах, исхоженныхраспотрошенных ею когда-то ни одну тысячу раз…
Кто-то разводил руками, приседал и молча тыкал пальцем в
сторону головы Прихрамывающего - волосы у него висели
неухоженными прядями, удивляя то белоснежной сединой, но
какой-то разухабистой рыжиной, то печальной пепельностью.
Самая короткая прядь, свисающая на лоб, дразнила прохожих
словно темно-бордовый язык отравившегося перебродившим
октябрьским элем*** дракона. Такого сумасшедшего мелирования
никак не могла добиться толстушка Маришка, владелица
небольшого парикмахерского салона, что вылупился в дни нового
НЭП»а на углу улицы Командарма Буденного и бывшей улицы
Инессы Арман, теперь уже названной авеню Адмирала Колчака. Из
окна салона то и дело доносились столь ядреные запахи
смешиваемых химических ингредиентов, что улицы были готовы
поменяться табличками с названиями, дворовые псы среди ясного
дня отчаянно выли на то, что они в угаре считали полуденной
луной, а все скуластые дворники замирали, как по команде,
минуты этак на две, а то и на три. Блаженные улыбки начинали
бродить по их полуоткрывшимся от наслаждения губам, в душе
звучала музыка прохладной воды брошенных ради заработка
родных арыков, а ноздри пытались поймать несуществующий
аромат жирного вкусного плова…
Прихрамывающий и не догадывался о том, какие эмоции он
вызывает у населения небольшого городка, до сих пор не
познавшего прелести точечной застройки и рытья котлованов под
коммерческие подземные автостоянки. Невдомек ему было, что
Маришка полгода ходила в чудном кудрявом парике по его
милости, в результате попытки повторить тот самый сумасшедший
темно-бордовый колор а ля язык-оф-дракон на своих совершенно
бесцветных от природы волосах.
Не знал он, что тринадцать обычных в меру упитанных мудрых
городских ворон пали жертвой экспериментов мэрского сына.
Парень пытался проковырять в клювах несчастных птиц дырочки
для кольца от старой шторы да ненароком сворачивал им головы…
Старая шинель, в которой наш герой расхаживал в любое время
года, вызывала злобную зависть трушных, т.е. подлинных, панков.
А панков в городке было видимо-невидимо, тянули их сюда
отменные ништяки, полное отсутствие стоматологов и совершенно
наплевательское отношение местной ментуры к их нарочитой
неформальности. Пару раз «гребешки» с улицы имени Семена
Буденного договаривались с «гребешками» с авеню имени
Адмирала Колчака всей силой своих тщедушных тел навалиться на
Прихрамывающего, придушить его (но не до смерти), да раздеть спереть заветную шинель и носить ее по очереди, обслюнявленным
чернильным карандашом отмечая заветные дни в календаре. За
давно прошедший 1963 год.
Между тем во дворах, мозгах и кошельках обычных жителей во
всю хозяйничал 2008 год., впрочем, как и во всех клеточках
остального мира. Все, что могло случиться плохого, уже случилось.
Однако, по древней народной привычке, ждали еще худшего.
Прихрамывающий же не ждал ничего.
Прихрамывающий и был тем самым Иеронимусом Б., рассказы о
похождениях которого одних повергают в глубокое уныние, других
веселят. А третьих не интересуют нисколько.
*** Это фантастическое по вкусовым качествам сочетание
использовано в данном тексте, естественно, для красного словца.
Ибо местные, крепко выпивающие и не всегда закусывающие
элементы, ни о каком эле и слыхом не слыхивали. Та субстанция,
которую они поглощали денно и нощно по случаю и максивсенародных радостей, и мини-местечковых печалей, имела
способность бродить не только в октябре. Она занималась этим
круглый год. Вот драконами аборигенов было не удивить – в
городе месяц-другой назад появился первый китайский ресторан
над названием «Аппетитный Дракон». На вывеске заведения было
нарисовано нечто, напоминающее расплющенную гусеницами
танка маму-жабу, которую начинающую биологи проверяли на
эластичность пупырчатой кожи. На самом деле так всемогущая
Якудза под маской почитаемой Поднебесной рептилии
просачивалась на плохо охраняемую законом территорию
Забугруйска.
___________________________________________________
3 или 4 месяца назад, за 66, а может быть, за 67 км от города
Забугруйска
-Иероним?
- Да, Иероним…
- Босх, что ли?
- Босх… - спокойно кивнул привыкший к стандартному в таких интересных местах
вопросу Иероним, - или, Бог, кому как нравится.
То, что любой Иероним обязательно должен быть Босхом в этой затерянной во Вселенной
местности знали все. Начиная с трехлетнего карапуза Феди Дедыкина и заканчивая
королем местных бомжей, бывшим капитаном очень дальнего плавания Кондратием
Никоноровичем Сиделко. Босхомания, странным образом пустившая корни в эту не
очень-то плодородную околозабугруйскую почву, вылезала буквально отовсюду – где-то
белым непорочным цветком обычного вьюнка, где-то колючей репейной головой. В
местной пивнушке с интернациональным названием «Яма»*** кто-то робкой,
ученической, рукой разрисовал невеселые серо-казенные стены персонажами из всемирно
известного триптиха «Сад Наслаждений», одарив их лицами и задами городских
знаменитостей. Вид искаженных неумелостью якобы босхианских фигур требовал от
посетителей заведения постоянного повышения градуса и благоприятно сказывался на
благосостоянии рябого лицом хозяина «Ямы», в прошлом штатного милицейского
маньяка под кличкой Фрагментатор.
Пауза в разговоре Иеронимуса с Цыганом непростительно затягивалась, становясь
угрозой плавности нашего повествования. Слабоумные мотыльки, не дождавшись
продолжения заинтересовавшей их беседы, отчаянно бились о стекло старинной
керосиновой лампы. Их молеподобные трупики смотрелись в полумраке комнаты
аккуратными кучками чьего-то неопознанного героического пепла.
Антикварная лампа уже много лет числилась в списках приданного приятельницы старого
Цыгана – Марфы Семиушкиной. Собственно приданное реализовано так и не было, как не
получило подтверждения жизнью великое множество благородных, нужных в быту и
семейной жизни, способностей самой Марфы. Включая способность производить на свет
и воспитывать себе подобных…
****************************************************
«Яму» с успехом переименовали в «Яма-ха» ( или «Яму-ху») пролетавшие через эту
местность на своих стальных конях столичные байкеры, изнывающие в поисках
экзотических приключений, пресытившиеся постоянным болтанием на Смотровой
площадке, что на московских Воробьевых горах, безотказными подружками с Арбата и
каждодневным, почти ритуальным, поеданием свиных рулек… Провинциальные
барышни, ослепленные сиянием хромированных деталей, миганием украшающих байки
лампочек и оглушенные громоподобной музыкой, плененные тайнами множественных
татуировок на отнюдь не мускулистых телах нынешних байкеров, шли на все, по «полной
программе» (так было принято говорить у залетных кавалеров). «Полная программа»
включала легкий ужин-заманушку в «Яме-хе», полет по ночной автостраде под заморские
лихие ритмы, и затем, неизбежно - амортизация в укромном месте разомлевшего от
внезапного романтизма тел красавиц. Ходили слухи о том, что время от времени в
забугруйском роддоме появлялись на свет беспечные младенцы, на правых ягодичках
которых спустя сутки после рождения проявлялись словно тату или стигматы эмблемы
мотоклубов или же эмблемы компаний, выпускающих мотоциклы. В последнее время
разнообразие символов озадачивало несведущих в байкеровских делах медиков.
Работники же отделов регистрации гражданского состояния, не моргнув глазом,
вписывали в свидетельства о рождении диковинные имена. Иваны, Василии, Кириллы
уступали место Харлеям, Голдвингам, Венчерам (уменьшительно-ласкательно –
Харлеюшки, Харики, Голдушки, Голдеюшки, Венчики). Среди девочек самыми
популярными считались все те же Ямахи, Хонды и Судзуки ( уменьшительно-ласкательно
- Ямочки, Хаханьки, Ямашеньки, Хондулечки, Хондульки, Хондик. У Судзук вопрос с
уменьшительными именами как бы завис в воздухе. Вот почему нареченные этим
басурманским именем девочками росли рыхлыми, хмурыми, прыщавыми и
необщительными). На ступеньках местного храма с 8 до 11 часов утра сидел с протянутой
рукой единственный в городе Урал по фамилии Маковский, пожилой джентльмен, в
одиночестве воспитывающий внука своего, тоже единственного в своем роде. Все рукиноги-голова в соответствующем человеческим стандартам количестве были у ребенка в
наличие, третьего глаза на лбу никто не видел, хвоста или копыт хирурги при рождении
не обнаружили. Уникальность данному ребенку придавало его имя. Звали бейбика
БэЭмВэ…
*************************************************************************
…- Ладно, не Бог я, скорее, Ангел… Да, Ангел я, Иеронимус.
Цыган ловко сплюнул на пол и погрозил Иеронимусу смуглым пальцем. Ноготь на
пальце был удивительно чистым, можно сказать, отполированным, без положенной
трудовым людям грязи.
- Такой ангел, голубь ты мой, в инвентарных списках не значится, нет такого.
- Но я же перед тобой, значит, есть.
Старик покачал головой, сделал этакий тик-так. Цыганом он все-таки был
стопроцентным. Может, даже бароном. Не опереточным, натуральным. Мадьярским или
румынским. Молдавским или индийским. С золотой серьгой в дивно волосатом ухе. С
целым забором золотых коронок во рту, прикрытом сверху черными-пречерными усами.
Усы неровно спускались к стоматологическому богатству, и рот становился похож на
пещеру, украшенную спутанными корнями растущих над нею деревьев.
Но был ли вышеозначенный Цыган стариком, вот в чем вопрос. Что-то совсем маленькое,
вроде крохотного камешка, попавшего в ботинок, мешало Иеронимусу поверить в эту
старость.
Цыган, конечно, воровал – сомнений в этом не были никаких. Однако лишал он людей
законно нажитого имущества весьма оригинально – сначала умыкал, например, набор
столовых вилок и ножей времен императора Николая-Мученика, но всего через какихнибудь 24 часа возвращал взятое со всяческими извинениями и даже расшаркиванием.
- Мне чужого не надо, - откровенничал Цыган с Марфой Семиушкиной, своей старой
приятельницей, помогавшей ему переписывать из найденных на городской свалке
старинных фолиантов всякие химические формулы, - чужое возьму, а потом и верну.
Легенду разрушать не желаю, сегодня всякий чудак таким разрушительством
занимается…Да, все цыгане всегда что-нибудь заимствовали или при гадании изымали. Я
сию оскорбительную легенду поддерживать должен, иначе образ цыгана, - здесь он
выдержал эффектную паузу по Станиславскому и несколько смутил любезную гражданку
Семиушкину многозначительной выпученностью своих честнейших карих глаз, - иначе
образ цыгана в представлении скудоумного населения померкнет и лишится доли своей
сказочности. Если бы вы не съели в трудное время всех своих орловских рысаков, я бы их
всех обязательно бы увел!
Цыган обошел вокруг Иеронимуса три раза. Один раз – по часовой стрелке, два – против.
Похлопал парня по спине, проверяя наличие казенных крыльев.
- У нас бескрылых ортодоксальных ангелов не бывает. У тебя даже легкого
конструктивного намека на эти причиндалы нет. Лопатки, да, выпирают. Факт. Одно
плечо выше другого… Обычное дело для среднестатистического школьника.
- А у Бога крылья есть? – неожиданно для самого себя спросил Иеронимус. Цыган опять
лихо сплюнул.
- Извини, что плюю. В Индии научился. Жевать бетель и плевать, жевать бетель и
плевать. Вся Индия заплевана, что там наш Забугруйск или эта дыра… Нимб у Него точно
есть. Старуха Алайя как-то рассказывала, наша старуха, проверенная. Она было подумала,
что эта штуковина золотая, хотела по традиции к рукам прибрать, в складках юбок
цыганских спрятать. Знаешь, какие у наших женщин юбки? У-у-у-у, Черное море с
Желтым и Красным морями в придачу, как подолом взмахнут, так птицы без чувств с
небес падают… Алайя, дуреха, дотронулась до нимба, да и ослепла в одночасье, теперь у
вокзала побирается. Вместо того чтобы мемуары диктовать на тему «Не укради или как
меня за жадность мою бабскую покарал сам Господь Бог».
-Название больно длинное. Латиноамериканское. Для мемуаров не подойдет. Если только
за свои деньги издавать, - Иеронимус отхлебнул из стакана с устрашающим изображением
кабаньей головы чай с чебрецом. – А откуда у побирушки деньги? И спонсоров она не
найдет. Лицо-то не публичное. Они только публичным дают, чтоб презентации потом
устраивать и рожами своими по телику торговать…
- Соображаешь, - Цыган хотел было опять плюнуть, но почему-то передумал, - а вот
насчет публичности Алайи я бы с тобой не согласился… Это с какой стороны смотреть на
публичность… Значит, Ангел… Не Босх, не Бог…
Молчаливо сидевшая за печной трубой и по старой энкэвэдэшной привычке
стенографировавшая беседу двух своих гостей Марфа Семиушкина, насторожилась.
Бытовое представление Иеронимуса о Боге и Дьяволе
(отступление от основного повествования)
Вопрос о существовании Всевышнего мучил Иеронимуса приступами, некоим подобием
приливов головной боли, сдавливающей затылок. Если в жизни все шло более или менее
удачно, - в кошельке водились кое-какие деньги, соседи не вызывали милицейский наряд,
устав от воплей молодого, еще неопытного в житейских неудачах, британского запевалы
Планта, а девушки знакомились охотно, не требуя предварительно показать сберкнижку
или пластиковую карту «Америкэн-экспресс», - Иеронимус ощущал свою полную
независимость от Создателя. Стоило чему-нибудь произойти внезапно, как говорится, без
предупреждения, он, сжимаясь в комок под старым бабушкином пледом на старом
дедушкином кожаном диване, моментально осознавал свою никчемность, бесполезность,
абсолютную привязанность к воле Высшей Силы…
В сумеречном, половинчатом состоянии, когда издевательское поведение чаш весов
Судьбы поражало своей непредсказуемостью, Иеронимус представлял Господа Бога
шахматистом в расшитом чешским бисером темно зеленом бархатном халате,
вьетнамках на босу ногу. Непременно с кальяном.
- А не сыграть ли нам партейку? – начинал на поп-латыни воображаемый Иеронимусом
господин, игриво подмигивая Дьяволу, неестественно прямо сидевшему на венском стуле
(вы не знаете, как выглядит венский стул? Жаль). Дьявол, недовольно поджимая губы,
бесшумно перемещался вместе со стулом к шахматному столику.
-Обыграю же, - медленно, по-русски, проговаривал начальник Нечистой силы, но с
каким-нибудь непостижимо экзотическим акцентом (акценты менялись в зависимости от
настроения говорившего или от дня недели. Самым популярным был, естественно,
еврейский и грузинский… В этом Дьявол не отличался особой оригинальностью от
экранных придурочных юмористов или от любителей рассказывать анекдоты в несвежих
компаниях).
- Да и плевать, - господин в зеленом халате натурально сплевывал на старательно
вымытый дежурными ангелами пол (Иеронимус никак не мог решить, где все должно
происходить – то ли в просторной чистой избе, украшенной полотенцами с вышитыми
красными петухами, то ли в более строгой обстановке. Например, в замке средневековой
загаженности. Вышеозначенная средняя степень обуславливалась тем, что представители
Сил Небесных не страдали необходимостью отправлять время от времени естественные
надобности. Следовательно, углы и всякие укромные места на балюстрадах, в колоннадах,
на площадках головокружительных винтовых лестниц не были заблеваны, записаны или
закаканы. Хотя в частые минуты негативизма и отрицания всего Высшего, Иеронимус не
мог не разрушать свой тезис о причинах относительной чистоты шахматных покоев.
«Если Он создал нас по своему образу и подобию, значит, и Сам наделен выделительной
системой…». Данный богохульный тезис Иеронимус в силу трогательной наивности
своей разместил в ЖЖ в Интернете и тут же был объявлен матерым сатанистом
последователями одного весьма ловкого служителя культа с удивительно круглой, словно
выписанной циркулем, физиономией, писклявым бабьим голосом и позорной жиденькой
бороденкой времен жизни Хо-ши-Мина, героя Северной Вьетнама … ).
- Ты мне еще тот должок не отдал, прошлый, - Дьявол всегда первым начинал игру – по
не понятным причинам ему каждый раз при розыгрыше попадалась белая пешка. –
Натурой надоело брать. Несвежая нынче пошла натура, плагиатическая. Дрянная затея,
брат!
- Чую, чую, брат мой, что проникаешь ты не по-детски в глубины моих великих замыслов,
- Господь затянулся кальяном и блаженно закатил глаза под потолок, но тут же
помрачнел, заметив на потолке не замеченные при прошлой затяжке угрожающие
щупальца трещин. Обитель требовала капитального ремонта. – А что касается должка…
Наличных тогда, припоминаю, не было. Запамятовал я что-то… Первый или второй
Крестовый походец или…
- Потопом мы тогда занимались, - уточнил Дьявол, незаметно для противника вызвав из
адского огорода измученную прополкой конопли тень великого шахматиста Алехина и
без труда внедряя ее в свою оболочку.
- Ну-с, я с тобой земелькой тогда и расплатился, дал тебе… э-э-э… в бессрочную аренду
или как там ее.
- Шах, брат, - Дьявол отпил из персонального граненого стакана высококачественного
испанского аниса, присланного накануне в знак уважения Торквемадой, служившим у
него вот уже какое столетие секретарем.
-А что ты заметил, брат? – вечный старец хитро прищурился, - что в глаза твои бездонные
бросилось?
Дьявол промолчал, ибо давно знал, что Бог расколется сам. Выложит все начистоту, не в
силах долго хранить от знакомых и родственников свои создательские секреты.
- Мучить тебя не буду, брат, - Высшая Сила подарила Нечистой одну из своих самых
обворожительных улыбок, наивную и лучезарную. – Я прекратил ИХ разнообразить. Они
теперь у меня все почти штампованные. Заметил? Ни гениев тебе вообще, ни убийцгениев, ни творцов в частности, а количество талантов драгоценных резко снизил,
посмотри в ведомостях. На фиг все эти изыски, друг мой, на фиг!
- Гениально, брат! – Дьявол оскалился ответной улыбкой, да так, что заблестелазасверкала всеми цветами чертовой радуги ловко поставленная дантистом Зильбергом
золотая коронка. Причем Дьявол провернул это славное дельце таким образом, что
стоматолог в 3-м колене Зильберг остался ему еще кое-что должен. И этим «чем-то» была,
естественно, его, дантистова, душа. – Ге-ни-аль-но! Ты просто изготавливаешь дубли
существующих или уже существовавших некогда людей, чтобы не тратить впустую свое
время. Так как интеллектуальный уровень сапиенсов неуклонно снижается,
необходимость в создании истинных талантов сходит на нет. Все равно не заметят, не
поймут…
- Отсюда и повторы, брат. Даже внешне. И наглый плагиат. Есть у меня
неприкосновенные, конечно, которых я мультиплицировать не буду. По одному выпустил
в мир и харэ… Зачем им нервы трепать видом этих нанотехнологических рож?
- Мат, брат.
Довольные собой игроки захохотали, затрясли головами, захлопали в ладоши. Высшая
Сила грохотала громоподобным басом, а Нечистая странно подвизгивала.
- Могу идти? – осторожно отделяясь от тулова Дьявола, спросила тень шахматиста
Алехина.
- Свободен, - астрально бросил тени Повелитель Тьмы и его астральный посыл
неожиданным образом закоротился на адресованном уже ему самому посыле Повелителя
Света: «Я себе в следующий раз, брат, пару Касабланок выпишу!»
Иеронимус скорее верил в существование Дьявола, чем не верил. Причем вера эта была не
пугливой, подобострастной, а по свечению своему совершенно нормальной, ровной.
Он представлял Нечистого не в киношном образе джентльмена в тщательно отглаженном
костюме и начищенных до блеска модных ботинках. Никакой трости с набалдашником в
виде головы пуделя, никаких монограмм на портсигарах или перстнях… Так, на левой
руке, на безымянном пальце скромно поблескивало алюминиевое колечко с
выгравированным именем «Ева».
Иеронимус часто представлял Его, как быкоподобного американца, с загорелой до
красноты шеей, с накачанными лесорубовскими мускулами. Одетым в пропахшую
ядреным потом застиранную клетчатую рубаху и видавшие виды джинсы. Даром
красноречия Дьявол был наделен сверх меры. Иначе – попробуй уговори глухого на все
уши, спящего сном младенца вулкан извергнуться так, что чуть ли не на всегда в небе
прекратится перевозка изначально бескрылых эксплуататоров воздуха. По переговорам с
мадам Аномалией во всех ее проявлениях Темный Лесоруб (назовем его для разнообазия
так) был непревзойденным мастером – ему ничего не стоило уговорить ее устроить
Бермудский треугольник в районе скромной Смоленщины и уронить самолет,
напичканный чуть ли не по самые бензобаки членами правительства сильно
шепелявившего государства. Иеронимус подозревал, что Лесоруб отомстил так жестоко
всего лишь за четырех танкистов и их верного пса Шарика***, которые были объявлены в
том государстве вне закона.
Наш не-Босх замечал, что все беды происходят либо в небе, либо в недрах земли, и
сначала списывал это по неведению на возникающие время от времени разногласия между
двумя Силами за шахматной доской, но потом все-таки передумал. И там, и там
действовала одна опытная рука, чувствовалась одна школа. Ибо шахматист в зеленом
халате все дальше и дальше отходил от вершения судьбами Земли, потеряв к ней, как к
неудачному эксперименту, всякий интерес.
Плодом долгих размышлений Иеронимуса на тему Двух Великих Сил стали следующие
выводы:
1. Дьявол создал рок-н-ролл;
2. Дьявол создал книгопечатание, чтобы Инквизиции было что сжигать, цензуре
запрещать, а виртуальности пиратить;
3. Дьявол создал компьютер (по просьбе бога, познания которого в техническом
плане были весьма ограничены, он все-таки считался гуманитарием), чтобы
окончательно прибрать к рукам мир людской;
4. Деньги они создавали вместе. Сначала презренный металл (причем Бог это делал
из любопытства, а Дьявол, заранее зная губительный вариант).
Последним достижением Дьявола стал сильный юань. Бог попробовал отыграться
евро, по-детски веря во что-то очень объединенное и верное искусственно созданному
союзу, но проиграл.
5. Вопрос – кто создал атомную бомбу, всегда ставил Иеронимуса в тупик.