Загрузить файл - История текста

Самостоятельная работа № 6
«Тьма закрыла Ершалаим»: эпизод казни в истории текста романа
М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
Задание для самостоятельной подготовки на учебном занятии:
Сопоставьте эпизод казни разных редакций романа М.А. Булгакова
«Мастер и Маргарита» по следующим параметрам:
 Описание страданий Иешуа.
 Портрет Иешуа.
 Реакция Иешуа на действия палача, подошедшего напоить его.
 Просьба Иешуа напоить разбойника.
 Реакция Иешуа на просьбу разбойника о смерти.
 Слова, которые произносит Иешуа, когда палач убивает его.
На основании результатов сопоставления сделайте вывод о характере
работы Булгакова над образом Иешуа.
Первая редакция (1928–1930)
С [правого] левого креста доносилась дикая хриплая песня. Распятый
на нем сошел с ума от мух к концу третьего часа и пел про виноград что-то.
Но головой качал как маятник и мухи вяло поднимались с лица, но потом
опять набрасывались на него.
На левом кресте распятый качал иным образом косо вправо, чтобы
ударять ухом по плечу.
[Иешуа, попавший на средний]
На среднем кресте, куда попал Иешуа ни качания ни шевеления не
было. Прока||чав часа три головой, Иешуа ослабел и стал впадать в
забытье.
Мухи учуяли это и, слетаясь к нему всё в большем количестве,
наконец, настолько облепили его лицо, что оно исчезло вовсе в черной
шевелящейся маске. Жирные слепни сидели в самых нежных местах его
тел[о]{а,} под ушами на веках, в паху, сосали.
Центурион подошел к ведру полному водой [с] чуть подкисленной
1
уксусом, взял у [одн] легионера губку, насадил ее на конец копья, обмакнул
ее в [воду] напиток и придвину[лся][вшись]{в} к среднему кресту[.],
взмахнул [губкой] копьем. Густейшее гудение послышалось над головой
центуриона, и мухи черные и зеленые и синие роем взвились над крестом.
Открылось лицо Иешуа, совершенно багровое и лишенное глаз. Они
заплыли.
Центурион [сказал] позвал:
– Га-Ноцри!
Иешуа шевельнулся, втянул в себя воздух и наклонил голову прижав
подбородок к груди. Лицо центуриона было у его живота.
Хриплым разбойничьим голосом со страхом и любопытством
спросил Иешуа центуриона: ||
– Неужели мало мучили меня? Ты [еще] зачем подошел [мучить?]?
Бородатый же центурион сказал ему:
– Пей.
И Ешуа сказал:
– Да, да, попить.
Он прильнул потрескавшимися вспухшими губами к насыщенной
губке и, жадно всхлипывая, стал сосать ее. В ту же минуту щелки
увеличились, показались немного глаза. И глаза эти стали свежеть с <sic>
каждой [секундой] мгновением. И в эту минуту центурион, ловко сбросив
губку, и молвив страстным шепотом:
– Славь великодушного игемона, – нежно кольнул Иешуа [между
пятым и шестым ребром] [в бок] куда-то под мышку <с> левой стороны.
[Хриплый] Осипший голос с левого креста сказал:
– Сволочь. Любимцы завелись у Понтия? ||
Центурион с достоинством ответил:
– Молчи. Не полагается на кресте говорить.
Иешуа же вымолвил, обвисая на растянутых сухожилиях[…]:
– Спасибо, Пилат… Я же говорил, что ты добр…
2
Глаза его стали мутнеть. В этот миг с левого креста послышалось:
– [Иешуа!] Эй, товарищ! А, Иешуа! Послушай! Ты человек
большой… За что ж такая несправедливость?[…] Э? Ты бандит и я
бандит… Упроси центуриона, чтоб и [нам] мне хоть голени-то перебили… И
мне сладко умереть… Эх, не услышит… Помер!...
Но Иешуа еще не умер. Он развел веки, голову повернул в сторону
просящего [и сказал:].
– Скорее проси, – хрипло сказал он, – и за другого, а иначе не
сделаю…
Проситель метнулся, сколько позволяли гвозди и вскричал:
– Да! Да! И его! Не забудь!
Тут Иешуа совсем разлепил глаза и левый бандит увидел в них свет.
– Обещаю, что [сейчас же] прискачет сейчас. Потерпи сейчас оба
пойдете за мною, – молвил Иисус [и проглотил]… ||
Кровь из прободенного бока вдруг перестала течь, сознание в нем
быстро стало угасать. Черная туча начала застилать мозг. Черная туча начала
застилать и окрестности Ершалаима. Она шла с востока и молнии уже кроили
ее, в ней погромыхивали а на западе еще пылал костер и видно было с
высоты как маленькая черная лошадь мчит из Ершалаима к Черепу и
скачет на ней второй адъютант.
Левый распятый увидал его и испустил победный ликующий крик:
– Ешуа! [Товарищ мой, спасибо!] Скачет!!
Но Ешуа уже не мог ему ответить. Он обвис совсем, голова его
завалилась набок, еще раз он потянул в себя последний земной воздух,
произнес уж совсем слабо:
– Тетелеотам
и умер.
И был, достоуважаемый, Иван Николаевич, час восьмой. ||1
Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Полное собрание черновиков романа. Основной текст. В 2 т. /
М.А. Булгаков; [сост., текстол. подгот., публикатор, авт. предисл., коммент. Е.Ю. Колышева]. – М.: Пашков
1
3
Вторая редакция (1932–1936)
Крысобой же двинулся к крестам. С крайнего доносилась тихая
хриплая песня. Пригвожденный к нему к концу четвертого часа сошел от мух
с ума и пел что-то про виноград, но головой закрытой чалмой изредка
покачивал и мухи тогда вяло поднимались с его лица и опять возвращались.
Распятый на следующем кресте качал <головой> чаще и сильней
вправо, так чтобы ударять ухом по плечу и чалма его размоталась.
На третьем кресте шевеления не было. Прокачав около двух час[а]ов
головой, Ешуа || ослабел и впал в забытье. Мухи поэтому настолько облепили
его, что лицо его исчезло в черной шевелящейся маске. Жирные слепни
сидели и под мышками у него и в паху.
Кентурион подошел к ведру, взял у легионера губку, обмакнул ее,
посадил на конец копья и [подойдя к Ешуа] придвинувшись к Ешуа, так что
голова его пришлась на уровне живота, копьем взмахнул.
Мухи снялись с гудением и открылось лицо Ешуа, совершенно
заплывшее и неузнаваемое.
– Га-Ноцри! – сказал кентурион
Ешуа с трудом разлепил веки и на кентуриона глянули совсем
разбойничьи глаза.
– Га-Ноцри! – важно повторил кентурион.
– А? – сказал хрипло Га-Ноцри.
– Пей! – сказал кентурион и поднес губку к губам Га-Ноцри.
Тот жадно укусил губку и долго сосал || ее, потом отвел губы и
спросил:
– Ты зачем подошел? А?
– Славь великодушного кесара, – звучно сказал кентурион и тут ветер
поднял в глаза Га-Ноцри тучу красноватой пыли.
Когда вихрь пролетел, кентурион приподнял копье и тихонько кольнул
Ешуа под мышку с левой стороны.
дом, 2014. – Т. 1. – С. 70–72.
4
Тут же, висящий рядом беспокойно дернул головой и прокричал:
– Несправедливость! Я такой же разбойник как и он! Убей и меня!
Кентурион отозвался сурово:
– Молчи на кресте!
И висящий испуганно смолк.
Ешуа повернул голову в сторону висящего рядом и спросил:
– Почему просишь за себя одного?
Распятый откликнулся тревожно:
– Ему всё равно. Он в забытьи!
[ – ] Ешуа сказал: ||
– Попроси и за товарища!
Висящий откликнулся:
– Прошу и его убей.
Тогда Ешуа, у которого бежала по боку узкой струей кровь, вдруг
обвис, изменился в лице и произнес одно слово по-гречески, но его уже не
расслышали. Над холмами [вдали] рядом с Ершалаимом ударило и Ершалаим
трепетно осветило2.
Кентурион тревожно[,] покосившись на грозовую тучу, в пыли
подошел ко второму кресту, крикнул сквозь ветер
– Пей и славь великодушного игемона! – поднял губку, прикоснулся к
губам второго и заколол его. Третьего кентурион заколол без слов и тотчас,
преодолевая грохот грома, прокричал «Снимай цепь!» и счастливые солдаты
кинулись с холма.
Тотчас взрезало небо огнем и хлынул дождь на Лысый Холм и
снизился стервятник. ||3
Пятая редакция – «Мастер и Маргарита» (1937–1938)
[На ближайшем столбе]
С ближайшего столба доносилась хриплая бессмысленная песенка.
2
3
Изначально другой порядок слов: «осветило трепетно».
Там же. – С. 334–335.
5
Повешенный || на нем Гистас, к концу третьего часа от мух и солнца сошел с
ума и теперь тихо [пел] и несвязно пел что-то про виноград[.], но головою,
закрыто[й]ю чалмой изредка покачивал и тогда мухи вяло поднимались [се] с
его лица и опять возвращались.
Десмас на втором столбе страдал более двух других, потому что
забытье его не одолевало и он качал головой чаще и мерно то вправо то
влево, так чтобы ухом ударять по плечу.
Счастливе<е> [всех] двух других был Иешуа. В первый же час [<его>]
его стали поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в
размотавшейся чалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так
что лицо его [преврат] исчезло под черной шевелящейся маской. В паху и
на животе и под || мышками сидели жирные слепни сосали желтое тело.
Повинуясь властным жестам кентуриона один палач взял копье, а
другой принес к столбу ведро и губку. Первый из палачей поднял копье и
постучал им сперва по одной, потом по другой руке, вытянутым и
привязанным к поперечной перекладине столба. Тело с выпятившимися
ребрами вздрогнуло. Палач провел концом копья по животу. Тогда Иешуа
поднял голову и мухи с гуденьем снялись [с ли] и открылось лицо
повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое
лицо.
Разлепив веки, Га-Ноцри глянул вниз. Глаза его обычно ясные, как
свидетельствовал верный Левий теперь были || мутноваты.
– Га-Ноцри! – сказал палач.
Га-Ноцри шевельнул вспухшими губами и [сказал] отозвался хриплым
разбойничьим голосом:
– Что тебе надо! Зачем подошел ко мне? Что ты хочешь еще от меня?
– Пей! – сказал палач и пропитанная водою губка на конце копья
поднялась к губам Иешуа. Радость сверкнула в глазах у Иешуа, он [вцепился]
прильнул к губке и с жадностью начал впитывать влагу.
С соседнего столба донесся голос Десмаса:
6
– Несправедливость! Я такой же разбойник как и он. Напоите меня!
Десмас [хотел] напрягся, но шевельнуться не смог, руки его в трех
местах на перекладине держали веревочные кольца. || Он втянул живот,
ногтями вцепился в концы перекладин4, голову держал повернутой к столбу
Иешуа, злоба пылала в его глазах.
Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобы голос его звучал
убедительно, ласково и приятно, но [всё же] но не добившись этого
сорванным хриплым голосом попросил палача:
– Если тебе не жалко воды, [<н>] дай ему попить, дай…
Кентурион крикнул на Десмаса:
– Молчать на втором столбе!
И Десмас в бессильной злобе и ужасе умолк.
И тут тяжко ударило над самым холмом. Туча залила половину неба.
Дуло холодом, белые стреми||тельные, рваные облака неслись впереди
шевелящейся напоенной черной влагой и огнем тучи.
При громовом ударе все подняли головы. Палач снял губку с копья.
– Славь великодушного игемона! – торжественно шепнул [палач] он и
[<и>] [сбросив губку] тихонько кольнул Иешуа в сердце. Тот дрогнул, [к<р>]
вскрикнул:
– Игемон…
Кровь побежала по его животу, челюсть его судорожно шевельнулась
два раза и повисла голова.
При втором громовом ударе, палач уже поил Десмаса и с теми же
словами
– Славь игемона!
<sic> Убил и его. ||
На наш взгляд, здесь пропущено окончание «ы», так как это слово в данном фрагменте стоит в форме
единственного числа:
С. 488 «Первый из палачей поднял копье и постучал им сперва по одной, потом по другой руке, вытянутым
и привязанным к поперечной перекладине столба».
С. 489 «Десмас [хотел] напрягся, но шевельнуться не смог, руки его в трех местах на перекладине держали
веревочные кольца».
4
7
Лишившийся рассудка Гистас вскрикнул лишь только палач оказался
возле него, но лишь только губка коснулась его губ, прорычал что-то и
вцепился в нее зубами. Через несколько секунд обвис и он, сколько
позволяли веревки.
Человек
в
капюшоне
шел
по
следам
палача
и
кентуриона.
Остановившись у первого столба он внимательно оглядел окровавленного,
подумал, тронул белой рукой ступню Иешуа и сказал трибуну «Мертв». То
же он повторил у других столбов.
После этого трибун сделал знак кентуриону и начал уходить с
вершины.
Крик кентуриона «Снимай цепь!» утонул в грохоте с неба. Счастливые
солдаты кинулись бежать с холма, || надевая шлемы.5
Окончательный текст
С ближайшего столба доносилась хриплая бессмысленная песенка.
Повешенный на нем Гестас к концу третьего часа казни сошел с ума от мух и
солнца и теперь тихо пел что-то про виноград, но головою, покрытой чалмой,
изредка все-таки покачивал, и тогда мухи вяло поднимались с его лица и
возвращались на него опять.
Дисмас на втором столбе страдал более двух других, потому что его не
одолевало забытье, и он качал головой часто и мерно, то вправо, то влево,
чтобы ухом ударять по плечу.
Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его стали
поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в
размотавшейся чалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так
что лицо его исчезло под черной шевелящейся маской. В паху, и на животе, и
под мышками сидели жирные слепни и сосали желтое обнаженное тело.
Повинуясь жестам человека в капюшоне, один из палачей взял копье, а
другой принес к столбу ведро и губку. Первый из палачей поднял копье и
постучал им сперва по одной, потом по другой руке Иешуа, вытянутым и
5
Там же. – С. 645–647.
8
привязанным веревками к поперечной перекладине столба. Тело с
выпятившимися ребрами вздрогнуло. Палач провел концом копья по животу.
Тогда Иешуа поднял голову, и мухи с гуденьем снялись, и открылось лицо
повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое
лицо.
Разлепив веки, Га-Ноцри глянул вниз. Глаза его, обычно ясные, теперь
были мутноваты.
– Га-Ноцри! – сказал палач.
Га-Ноцри шевельнул вспухшими губами и отозвался хриплым
разбойничьим голосом:
– Что тебе надо? Зачем подошел ко мне?
– Пей! – сказал палач, и пропитанная водою губка на конце копья
поднялась к губам Иешуа. Радость сверкнула у того в глазах, он прильнул к
губке и с жадностью начал впитывать влагу.
С соседнего столба донесся голос Дисмаса:
– Несправедливость! Я такой же разбойник, как и он.
Дисмас напрягся, но шевельнуться не смог, руки его в трех местах на
перекладине держали веревочные кольца. Он втянул живот, ногтями
вцепился в концы перекладины, голову держал повернутой к столбу Иешуа,
злоба пылала в глазах Дисмаса.
Пыльная туча накрыла площадку, сильно потемнело. Когда пыль
унеслась, кентурион крикнул:
– Молчать на втором столбе!
Дисмас умолк. Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобы голос его
звучал ласково и убедительно, и не добившись этого, хрипло попросил
палача:
– Дай попить ему.
Становилось все темнее. Туча залила уже полнеба, стремясь к
Ершалаиму, белые кипящие облака неслись впереди напоенной черной
влагой и огнем тучи. Сверкнуло и ударило над самым холмом. Палач снял
9
губку с копья.
– Славь великодушного игемона! – торжественно шепнул он и
тихонько кольнул Иешуа в сердце. Тот дрогнул, шепнул:
– Игемон…
Кровь побежала по его животу, нижняя челюсть судорожно дрогнула, и
голова его повисла.
При втором громовом ударе палач уже поил Дисмаса и с теми же
словами:
– Славь игемона! – убил и его.
Гестас, лишенный рассудка, испуганно вскрикнул, лишь только палач
оказался возле него, но когда губка коснулась его губ, прорычал что-то и
вцепился в нее зубами. Через несколько секунд обвисло и его тело, сколько
позволяли веревки.
Человек в капюшоне шел по следам палача и кентуриона, а за ним
начальник храмовой стражи. Остановившись у первого столба, человек в
капюшоне внимательно оглядел окровавленного Иешуа, тронул белой рукой
ступню и сказал спутникам:
– Мертв.
То же повторилось и у двух других столбов.
После этого трибун сделал знак кентуриону и, повернувшись, начал
уходить с вершины вместе с начальником храмовой стражи и человеком в
капюшоне. Настала полутьма, и молнии бороздили черное небо. Из него
вдруг брызнуло огнем, и крик кентуриона:
– Снимай цепь! – утонул в грохоте. Счастливые солдаты кинулись
бежать с холма, надевая шлемы. Тьма закрыла Ершалаим.6
Домашнее задание:
разработка и защита модели урока-исследования.
Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Полное собрание черновиков романа. Основной текст. В 2 т. /
М.А. Булгаков; [сост., текстол. подгот., публикатор, авт. предисл., коммент. Е.Ю. Колышева]. – М.: Пашков
дом, 2014. – Т. 2. – С. 664–665.
6
10