На основных направлениях науки 88 Доктор юридических наук А
advertisement
На основных направлениях науки Доктор юридических наук А. Б. ВЕНГЕРОВ, доктор исторических наук Л. Е. КУББЕЛЬ, доктор исторических наук А. И. ПЕРШИЦ 88 ЭТНОГРАФИЯ И НАУКИ О ГОСУДАРСТВЕ И ПРАВЕ Разработка проблематики, пограничной между этнографией и государственно-правовыми дисциплинами, не принадлежит к числу новых промежуточных областей знания. Она получила заметное развитие уже к середине прошлого века как изучение правовых обычаев, и почти столетие назад в научный оборот вошел специальный термин «этнографическая юриспруденция» для обозначения этого рода исследований. Но правовое регулирование неотделимо от механизмов государственного управления, и тем самым вместе с этнографической юриспруденцией, или юридической этнографией, возникла политическая этнография, иначе политическая этиология или политическая антропология, в зависимости от традиционного названия данной науки в той или иной стране. И в нашей стране и за рубежом как юридическая, так и политическая этнография долгое время развивалась в качестве преимущественно прикладной области знания, тесно связанной с решением практических задач. В царской России начало ей было положено описанием и систематизацией норм обычного права (адатов) народов Сибири, Кавказа, позднее Средней Азии и Казахстана с целью упорядочения системы местного управления. На Западе развитие юридической и политической этнографии непосредственно стимулировал рост национально-освободительного движения, побуждавший колониальную администрацию прибегать к косвенному управлению при посредстве местных политико-правовых институтов. В период между первой и второй мировыми войнами во Франции, в Нидерландах и особенно в Англии появилось немало практических руководств по организации власти и правовой регуляции в колониальных странах. В значительной мере тот же характер эта область знания сохраняет на Западе и сейчас, когда она стала обслуживать неоколониалистские нужды капиталистических государств, и особенно США. Вместе с тем в политической и юридической этнографии, отечественной и зарубежной, был создан ряд фундаментальных теоретических трудов. Таким образом, в настоящее время обе эти взаимосвязанные дисциплины являются областями знания, расположенными на границе этнографии с государственноправовыми науками и имеющими как теоретическое, так и практическое значение. И именно это последнее Этнография и науки о государстве и праве 89 обстоятельство заставляет пожалеть о том, что у нас пока недостаточно реализуются теоретические и почти не используются практические возможности политической и юридической этнографии. Разрыв между этнографией и науками о государстве и праве (он имеет и организационный аспект: почти отсутствуют совместные исследования и публикации) отрицательно сказывается на изучении новых проблем в сфере межнациональных отношений. Эти отношения, как отметил Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ К. У. Черненко, мы не считаем «чем-то застывшим, неизменным, не подверженным влиянию новых обстоятельств и времени. А это значит, что, развивая существующие, оправдавшие себя организационные формы и методы работы, надо постоянно искать и другие, способствующие расцвету наций и их сближению»'. Итак, в целом существуют большие возможности и потребности в сотрудничестве этнографов и правоведов. Рассмотрим в этой связи три проблемы, которые можно считать ключевыми: возможности вклада политической и юридической этнографии в историю государства и права, в теорию государства и права, в этнокультурные аспекты законодательного регулирования общественных отношений на современном этапе развития нашей страны. Этнография и история государства и права. Коренной вопрос истории государства и права — это вопрос о возникновении данных институтов. Как известно, общие закономерности происхождения государства (поли-тогенеза) и происхождения права (правообразования) глубоко раскрыты основоположниками марксизма-ленинизма. Конкретные же пути и механизмы этих процессов остаются до конца не выясненными. К недостаточно изученным относятся такие вопросы, как особенности путей возникновения «первичных» государств — их инвариантность или вариативность, характер влияния «первичных» государств на «вторичные», соотношение предгосударственных и предправовых форм в общем процессе зарождения государства и права, природа и функции государства и права на начальном этапе их формирования. По многим из этих вопросов сохраняются расхождения во взглядах, естественно обусловленные научными поисками. Однако есть и такие вопросы, пробелы в разработке которых нередко используются в буржуазной науке для критики общей марксистской концепции возникновения государства и права. Происхождение государства и права — область исследования как истории государства и права, так и этнографии. Первая изучает этот процесс преимущественно на основе письменных источников, вторая — на основе этнографических данных, получаемых по большей части путем непосредственного наблюдения и в нужных случаях экстраполируемых на древние культуры. Ясно, что при изучении всего предклассового, а часто и раннеклассового бесписьменного этапа становления государства и права история государства и права может опираться главным образом на данные этнографии. Этнографические данные, относящиеся к самым разным пародам, свидетельствуют о многообразии конкретных форм становления политической организации, которые зависели от природных, хозяйственно-культурных, социальных условий существования того или иного общества. Но те же данные говорят и о наличии определяющей тенденции — органической связи политогенеза с классообразованием, в основе которого лежали такие универсальные явления, как возникновение частной собственности и отношений эксплуатации. Именно появление орудия классового господства в виде государства и составляло конечное содержание политогенеза. 1 Коммунист, 1984, № 6, с. 3?.. Ла основных направлениях науки 90 Между тем в западной политической антропологии, как правило, не проводится принципиального различия между характером власти в обществе до и после завершения процессов классо- и нолитогенеза. Тем самым стирается качественная грань между дополитической организацией власти, обеспечивавшей функционирование эгалитарного общества, и государством, главная политическая функция которого заключалась в обеспечении сохранности классовой структуры и привилегий меньшинства. При этом довольно широкое хождение имеет взгляд на государство как на явление, складывавшееся на базе некоего «обмена» видами деятельности между управляющими и управляемыми и «взаимной эксплуатации», при которой труд непосредственных производителей якобы обменивался на организаторский труд общественной верхушки. По своему объективному смыслу, а нередко и субъективным тенденциям такие концепции противостоят марксистской теории возникновения государства. Известно, что в этой теории с самого начала отмечалась возможность двоякого развития процесса сложения классов и государства: либо путем непосредственного отчуждения прибавочного продукта на базе частной собственности на средства производства, либо через монополизацию общественной должностной функции 2. По-видимому, в общеисторическом плане второй путь встречался чаще, но в конечном счете всегда происходило утверждение собственности господствующего класса на основные средства производства. И даже при развитии классо- и политогенеза по второму пути в основе этих процессов лежало закрепление отношений эксплуатации. Конкретные варианты политогенеза разнились в зависимости от того, какие механизмы играли в них ведущую роль, из какой социально-профессиональной прослойки формировались господствующий класс и его верхушка, осуществлявшая верховную власть, в какой степени эта власть строилась на различных видах принуждения, каково было их соотношение и т. д. Все эти условия могут быть выявлены только в результате историко-этнографических исследований. Как раз на основе таких исследований было установлено, что военно-демократические отношения перерастали в государственную организацию не непосредственно, а через военно-иерархические структуры, было открыто вождество как форма организации власти, прямо предшествовавшая государству3. См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 183—186. См.: Васильев Л. С. Протогосударство-чйфдом как политическая структура.— Народы Азии и Африки, 1981, № 6; Service E. R. Origins of the State and Civilization: The Process of Cultural Evolution. N. Y., 1975. 2 3 Этнография и науки о государстве и праве 91 В результате мы можем сейчас говорить о трех главных путях становления форм государственной власти, которые могут быть условно обозначены как военный, «аристократический» и «плутократический», изученных на материалах, относящихся соответственно к некоторым индейским племенам Северной Америки и древним германцам; обществам Полинезии, в частности Гавайям и Тонга; папуасским племенам Меланезии 4. И во всех этих случаях этнографические данные неопровержимо свидетельствуют о превращении власти в обществе в политическую власть, стремившуюся встать над обществом. Понятно, что при этом темпы политогенеза определялись в целом темпами классообразования (хотя здесь и не всегда существовала жесткая связь), что и позволяет говорить о ведущей роли последнего в двуедином процессе классополитоге-неза. Е ще одна сфера, где марксистская теория политогенеза вступает в прямую конфронтацию с идеями буржуазной науки,— это вопрос о соотношении внешних и внутренних факторов и об их относительной важности в этом процессе. До сих пор в исследованиях некоторых западных авторов можно встретить преувеличение роли военной деятельности в процессе становления государства, восходящее в своих истоках уже к Г. Спенсеру и Л. Гумпловичу. В этой связи следует со всей определенностью подчеркнуть, что этнографические материалы из самых разных районов земного шара неопровержимо доказывают стимулирующую роль войны в политогенезе. Но эта роль сказывалась только тогда и там, когда и где для нее уже существовали внутренние социально-экономические предпосылки, то есть был достигнут определенный «пороговый» уровень развития эксплуататорских отношений. Именно в этом заключается важнейший вывод, который можно сделать из принявших довольно широкие масштабы в современной науке дискуссий о «первичных» и «вторичных» государствах (возникающих самостоятельно или под воздействием уже сложившихся политических систем) 5. Не менее жесткая конфронтация между марксистской и буржуазной наукой имеет место в области изучения правообразования. Общепринятому в историко-материалистическом обществоведении пониманию права как одного из основных способов осуществления государственной власти продолжает противостоять его понимание как изначальной формы социальной регуляции, в равной мере свойственной и доклассовому, и классовому обществу. Больше того. Если в прошлом расхождения имели пре4 См.: Бромлей Ю. В., Першиц А. И. Ф. Энгельс и современные проблемы перво бытной истории.— Вопросы философии, 1984, № 4. 5 См., например: Fried M. H. The Evolution of Political Society. An Essay in Po litical Anthropology. N. Y., 1967; Price B. Secondary State Formation: An Explanatory Model.— In: Origins of the State. The Anthropology of Political Evolution. Philadelphia, 1978. На основных направлениях науки 92 имущественно терминологический характер (многие западные ученые говорили, а частью и сейчас говорят о первобытном праве лишь в силу старой традиции), то в современной буржуазной науке усиливается тенденция прямо опровергнуть марксистское понимание права. В качестве одного из новейших методов такого опровержения выступает в настоящее время развиваемая американскими культурными антропологами формально-структурная концепция урегулирования конфликтов. Урегулирование подразделяется на «двоичное», при котором стороны в любом обществе и на любом уровне социального развития улаживают конфликт сами, и «троичное», при котором конфликт улаживает третья сторона, будь то главарь раннепервобытной общины, совет вождей поздне-первобытного племени или государственный орган судебной власти 6. При этом полностью игнорируются, во-первых, различия между моральными и правовыми нормами и, во-вторых, между первобытным главарем или вождем, действовавшим в интересах всего общества, и судом, осуществляющим волю господствующего класса в государственно организованном обществе. В противоположность этому советские ученые показывают, что данные этнографии настоятельно требуют проведения указанных различий. Поведенческие нормы могли лишь постепенно принимать правовой характер в процессе разложения первобытнообщинного строя и становления классов и государства, которое одно только санкционировало или создавало собственно право. Политогенез и правообразование были параллельными процессами, диалектически взаимодействовавшими и стимулировавшими один другой, в свою очередь определяясь процессом классообразования. В то же время в советской науке еще имеются частные расхождения во взглядах по вопросу о путях становления предправа. Согласно одному из ранее высказанных взглядов, оно выделялось в процессе дифференциации первобытных слитных, нерасчлененных норм поведения (для них предложено название мононорм) и санкционировалось формирующимся государством. Недостаточность этой точки зрения, очевидно, проявляется в том, что она не учитывает значения предправовых инноваций. Согласно другому, ранее высказанному взгляду, предправо возникало не столько путем расщепления слитных норм, сколько в ходе появления новых, позитивно обязывающих норм, обусловленных организацией земледелия, скотоводства и ремесла. Однако и эта точка зрения теперь представляется недостаточной, так как предправо не было совокупностью одних только норм организации производства, а включало в себя также нормы социально-бытового характера (взаимозащиты равных, соподчинения неравных по социальному статусу и т. п.) 7. По-видимому, точнее всего характеризовать предправо как совокупность норм, возникших частью в результате дифференциации первобытных слитных норм, частью путем нормативных инноваций и заключавших в себе широкий спектр наиболее важных обязательных правил поведения в эпоху классообразования — производственных, социальных и бытовых. Коснемся в этой связи еще одного важного вопроса — социальной природы предправа и раннего права. В современной буржуазной литературе наряду с концепциями «взаимной эксплуатации» работников и управите* 6 См.: Koch K.-F. Legal Systems.— In: Encyclopedia of Anthropology. N. Y. e. a., 1976, p. 244—245; Pospisil L. I. Anthropology of Law. A Comparative Theory. N. Y., 1971; Koch K.-F. The Anthropology of Law and Order.— In: Horizons of Anthropology. Chica go, 1975. 7 См.: Першиц А. И. Проблемы нормативной этнографии.— В кн.: Исследования по общей этнографии. М., 1979, с. 219—220; Венгеров А. Б. Значение археологии и этнографии для юридической науки.— Сов. государство и право, 1983, № 3, с. 31. Этнография и науки о государстве и праве 9.3 леи и преимущественно организаторской роли раннего государства широко распространена концепция раннего права как механизма, одной из функций которого было установление правды и справедливости \ В ней есть свое рациональное зерно: борьба народных масс временами тормозила процесс правообразования, направленного на усиление эксплуатации, что и нашло отражение в таких древнейших юридических актах, как законы Хаммурапи, реформы Солона, законы XII таблиц. Но это зерно нельзя гипертрофировать, затушевывая общую закономерность. Этнографические данные показывают, что и предправо, провозглашая на словах справедливость, на деле жестко закрепляло уже возникшее имущественное и социальное неравенство. Это проявлялось в резком ужесточении санкций, защищавших собственность социальной верхушки, во введении дифференцированных пеней за преступления против личности, в легализации привилегий и т. п. Тем более это относится к раннему праву. По одному из имеющихся кросс-культурных подсчетов, в семи раннеклассовых обществах из десяти за одни и те же преступления рядовые общинники наказывались строже, чем представители социальной верхушки, в одном — одинаково, и только в двух дело обстояло наоборот9. Этнография и теория государства и права. Этнография, как ее сегодня понимают в нашей стране,— наука, имеющая своим объектом народы-этносы, а предметом — их этнокультурные свойства. Теория государства и права в настоящее время имеет тенденцию к расширению предмета своего исследования, включающего не только политические институты и юридические нормы, но и всю государственно-правовую надстройку в целом, в том числе относящуюся сюда политическую и правовую культуру. Этим объясняется особая связь этнографии с теорией государства и права, наличие общей предметной зоны исследования этнических аспектов политической и правовой культуры. Внимание этнографов к изучению политической культуры было логическим следствием усилившегося в советской этнографической науке за 8 См.: Kramer S. N. «V-ox populi» and the Sumerian Literary Documents.—Revue d'Assyrologie et d'Archeologie Orientale, 1964. v. 18, N 4; Jacobsen Th. Note sur le role de l'opinion publique dans l'ancienne Mesopotamie.— Ibid. 9 См.: Claessen H. J. Early State: A Structural Approach.— In: The Early State. The Hague e. a., 1978, p. 561. На основных направлениях науки 94 последние полтора десятилетия интереса к интегрирующей и дифференцирующей роли культуры в этническом развитии как отдельных народов, так и целых регионов земного шара. В рамках общей теории этноса решение этого круга вопросов представлялось очень существенным. Естественно было поэтому обратиться к рассмотрению в данном плане и политической культуры. Этнические аспекты политической культуры в самом общем виде сводятся к следующему. Во-первых, политическая культура, выступая как органическая составная часть культуры вообще, в некоторых случаях настолько этнически специфична и в этом отношении настолько важна, что ее утрата может означать прекращение самостоятельного существования самого этноса. Во-вторых, оставаясь составной частью культуры в целом, политическая культура «работает» как один из самых действенных механизмов сохранения целостности данной, этнически окрашенной культуры и ее стабилизации. В докапиталистических обществах эта этностабилизирующая функция политической культуры занимает довольно заметное место. При этом с момента превращения предполитической культуры в политическую, то есть приобретения ею классового содержания, этнический аспект эффективно проявляется уже при решении классовых по своему характеру задач: политическая культура может, например, способствовать распространению культуры данного этноса на большей территории, чем та, на которой она сложилась первоначально. И одновременно этническая специфика политической культуры может стать одним из главных разграничителей между завоевателями и завоеванными. В этом случае этнический аспект политической культуры непосредственно служит средством фиксации и углубления эксплуататорских отношений10. Но этническая специфика политической культуры может использоваться в тех же целях и внутри самого создавшего ее общества. В данном случае формой ее применения становится апелляция к этническому сознанию и самосознанию: такая-то организация политических отношений, освящающих классовый характер социально-экономических отношений, объявляется прямо вытекающей из традиций этнической культуры. Конечно, по мере углубления классового характера общества именно классовое содержание политической культуры все больше выступает на первый план, а этнически специфичное вытесняется в ритуальную сферу. Но и в этом случае нельзя недооценивать возможности этнической специфики как средства социальной интеграции, в частности, определенным образом влияющего на соотношение насильственного и добровольного факторов в функционировании политической системы, что составляет одну из важных характеристик той или иной конкретной политической культуры ". Для изучения в рамках государственно-правовых наук развивающихся государств особое значение имеют этнографические исследования политической культуры в странах Азии и Африки. В ряде из них установление колониального господства привело к тому, что в ходе взаимодействия двух формационно различных политических культур — капиталистической и традиционной докапиталистической — последняя под давлением нивелирующей этнические различия культуры колонизаторов выполняла ту задачу сохранения этнической целостности культуры колонизованного 10 См.: Куббель Л. Е. Этнические общности и потестарно-политические структуры доклассового и раннеклассового общества.— В кн.: Этнос в доклассовом и раннеклас совом обществе. М., 1982, с. 133. 11 См.: Кейзеров Н, М. О соотношении категорий «власть» и «политическая куль тура».— Сов. государство и право, 1983, № 1, с. 81. Этнография и науки о государстве и праве 95 . народа, о которой говорилось выше. После распада колониальной системы одной из актуальнейших стала задача учета культурного наследия в форме как остатков колониальной политической культуры, так и доколониальных традиций политической жизни12. Поэтому не случайны многочисленные призывы к созданию «подлинно азиатских» или «подлинно африканских» политических форм, с которыми выступают государственные и общественные деятели освободившихся стран. Тем более что, как показал опыт, попытки подойти к решению задач государственного строительства в развивающихся странах с позиций «теории модернизации», предусматривающих среди всего прочего простой перенос в азиатские или африканские условия буржуазнодемократической модели политической культуры, оказались в большинстве случаев несостоятельными. Таким образом, задача изучения политической культуры развивающихся стран под углом зрения ее этнической специфики сохраняет немалую научную и практическую актуальность. Что касается правовой культуры, то для изучения ее этнических аспектов наиболее значима разработка в советской этнографии вопросов соотношения традиционно-бытовой и профессиональной культуры. В этой сьязи для нашей темы существенны несколько положений. Исследованиями последних лет установлено, что традиционно-бытовая культура более этнична, чем профессиональная. Показана так называемая вертикальная ротация культуры, то есть ее создание широкими народными массами, последующая ее профессиональная аранжировка и возвращение в широкие слои населения. Обращено внимание на обратное соотношение между значимостью элементов соционормативной культуры и интенсивностью их этнической окраски 13. Эти общие закономерности развития культуры важны для понимания и правовой культуры, хотя действуют они в ней особым образом. Компонентами правовой культуры считают право, правоотношения, правовые учреждения, правосознание, правовое поведение и правовую науку. Из них важнейшим, структурообразующим является само право. Историко-культурное происхождение его основных источников — обычного, прецедентного, статутного и доктринального права — неодинаково. Только первый из них уходит корнями в непрофессиональную, точнее говоря, полупрофессиональную деятельность, так как в эпоху классообразования. когда возникало предправо, уже начался процесс разделения физического и умственного труда и вместе с тем профессионализации последнего. Создание обычного права в точном смысле этого слова, то есть отбор, санкционирование и пополнение предправовых норм, не говоря уже о прецедентном, статутном и доктринальном правотворчестве, принадлежит к области профессиональной культуры. Уже одно это показывает, что правовая сфера культуры, удерживая или воспринимая сравнительно немного из всей совокупности народных традиций, менее этнична, чем, например, сфера морали пли искусства. Так же очевидно, что основная масса правовых норм не проходит всего ротационного цикла большинства явлений культуры: как правило, она формулируется профессионалами и только затем становится достоянием широких слоев населения. Наконец, ясно, что явления правовой культуры как всегда социально значимые сравнительно быстро обновля12 См.: Куркин Б. А. Политическая культура.— Сов. государство и право, 1983, № 7,13с. 48. См.: Бромлей 10. В. Очерки теории этноса. М., 1983, с. 73; Арутюнов С. А. Этнографическая наука и изучение культурной динамики.— В кн.: Исследования по общей этнографии, с. 31 и ел.; Першиц А. И. Проблема аксиологических сопостав лений в культуре.— Сов. этнография. 1982, № 3, с. 11 и ел. На основных направлениях науки 96 ются в потоке формационного развития, не успевая интенсивно окраситься этнически. Поэтому не приходится удивляться, что правоведы говорят о правовой культуре общества в целом, классов, социально-демографических групп, личностей, но только не этносов ". И все же правовая культура не лишена этнических аспектов, неодинаковых у ее разных исторических типов, но, повидимому, никогда не отсутствующих совсем. Наиболее этнична правовая культура докапиталистических классовых обществ. В раннеклассовых обществах, то есть на ранних стадиях развития древневосточных, античных и феодальных обществ, еще действовало обычное право с его этнически окрашенными ритуалами, символами, сценариями судопроизводства и нормами, не полностью отслоившимися от религиозных представлений, нравственных максим и даже фольклора (нормы-рассказы о казусах, пословицы и т. д.). С перерастанием раннеклассовых обществ в собственно классовые обычное право все больше уступало место прецедентному, но и правовой прецедент учитывал местную конкретику, а с ней и этнокультурную специфику казуса. Кроме того, в докапиталистических обществах право еще не вполне отслоилось от религии, а развитие религий в принципе шло от множества моноэтничных к нескольким полиэтничным. В эпоху капитализма и особенно социализма, когда глобальное преобладание получает статутное право, последнее все больше дезэтнизи-руется, но все же сохраняет остаточные этнические черты. В капиталистическом мире к их числу принадлежит, например, значительный удельный вес прецедентного права в англоязычных странах. В странах социализма, в частности в СССР, эти черты могут быть связаны с тем, что одни народы прошли, а другие не прошли или прошли не полностью капиталистический путь развития. И в праве тех республик, народы которых пришли к социализму, минуя капитализм, до сих пор сохранились некоторые специфические нормы, учитывающие особенности еще отчасти сохраняющихся местных противоправных традиций. Наконец, в развивающихся странах еще живо обычное право со всей его этнической спецификой. В одних из них оно еще только трансформируется в право высшего исторического типа, в других оба типа права сосуществуют15. Хотя по своему происхождению правовая культура преимущественно профессиональна, в определенных условиях она может принимать как бы двойственный — профессиональный и традиционно-бытовой — характер, причем тогда ее традиционно-бытовой слой даже становится своего рода этнической маркой. Именно так обычно обстоит дело при биюридических ситуациях, возникающих в результате как диахронной (вертикальной), так и синхронной (горизонтальной) преемственности в праве16. Такие ситуации равным образом свойственны и самому праву, и связанным с ним правосознанию и правовому поведению. Хрестоматийные примеры их — сосуществование местных правовых обычаев и реципированного римского права в средневековой Франции, шариата и опять-таки реципированного европейского права в Турции и Иране новейшего времени, обычного и современного типа права в ряде развивающихся стран тропической Африки. При этом этнически значимый традиционно-бытовой аспект правовой культуры может сказываться в том, что широкие слои населения 14 См., например: Правовая культура в юридической практике. М., 1977; Шиш кин В. Д. Правовая культура в условиях социализма.— Сов. государство и право, 1980, № 6. 15 Подробнее см.: Першиц А. И. Проблемы нормативной этнографии, с. 223 и ел. 16 Термины предложены в работе: Швеков Г. В. Прогресс и преемственность в праве.— Сов. государство и право, 1983, № 1. Этнография и науки о государстве и праве 97 в своем правосознании и правовом поведении ориентированы на более архаичный тип права, субъективно воспринимаемый как народный. Подобного рода ситуация какое-то время существовала и в СССР, где в первое десятилетие Советской власти у многих народов отсталых в прошлом восточных окраин страны новое законодательство сосуществовало с адатами и шариатом ". Отдельные отголоски ее встречаются и сейчас. В отсталых слоях сельского населения еще бытуют пережиточные черты прежнего правосознания и правового поведения (например, нежелание прибегнуть к защите советского права в конфликтах с родней). Отмечены также пережитки правосознания и правового поведения более позднего исторического типа (например, попытки некоторых жителей западных районов Украинской ССР добиваться в суде имущественного возмещения за моральный ущерб). Выше уже говорилось о том, что явления правовой культуры, как правило, не проходят всего ротационного цикла большинства других явлений культуры. Однако это правило не абсолютно. Даже развитое статутное право, в частности в СССР, в какой-то мере питается обычаем как элементом традиционно-бытовой культуры. О том, насколько велика эта мера, в литературе ведутся споры 18, но сам факт поддержки советским правом прогрессивных, в том числе некоторых деловых, обычаев и даже придания им правового характера не вызывает сомнений. Так, в статье 130 Конституции СССР к числу основных обязанностей граждан отнесено уважение правил социалистического общежития. В части I статьи 168 ГК РСФСР предписано, чтобы при отсутствии законодательных или иных указаний обязательства выполнялись в соответствии с обычно предъявляемыми требованиями. Все республиканские кодексы о браке и семье рекомендуют торжественную регистрацию браков, то есть придают правовой характер новому советскому брачно-семейному обычаю. Количество таких примеров можно умножить, но для нас важнее другое. Среди поддерживаемых или инкорпорируемых правом обычаев наряду с общесоветскими есть и такие, которые обладают этнической спецификой. Такова например, та же поначалу стихийно возникшая в 1960-х годах торжест-венная регистрация браков, которая не только в разных республиках, *7 См.: Рыбаков В. А. О понятии преемственности в социалистическом ппаве — Правоведение, 1978, № 1, с. 43. 18 См' З ы к и н И. С. Обычай в советской правовой доктрине,— Сов. государство и право, 1982, № 3, с. 127. На основных направлениях науки 98 но и у разных народов приобрела или приобретает своеобразные сценарные черты. Они не закрепляются, но в общем виде поддерживаются правовой нормой, и сам этот факт свидетельствует о ротации некоторых явлений этнически окрашенной традиционно-бытовой и профессиональной правовой культуры. Однако здесь мы уже подошли к последней из рассматриваемых в данной статье проблем — этнокультурным аспектам законодательного регулирования в СССР. Этнография и, законодательное регулирование. Основной тенденцией, наблюдаемой в этой области, является постепенное снижение этнокультурного влияния на законодательство союзных республик, что в целом соответствует общим закономерностям развития правовой культуры. Исследования, проведенные за последние годы в области сравнительного изучения законодательства союзных республик, «показывают, что национальной спецификой обуславливается лишь часть имеющихся в них различий. Причем удельный вес подобных различий неуклонно снижается (особенно это заметно при сопоставлении новейших актов с аналогичными актами, принятыми на первых этапах существования Советского государства), в чем ярко проявляется широко развернувшийся в наши дни процесс интернационализации всего уклада жизни народов СССР, свяг^ч-ный с интенсивным экономическим и социальным развитием каждой республики» 19. Вместе с тем определенные аспекты этнокультурного влияния можно по-прежнему обнаружить на всех этапах правотворческого н правоприменительного процессов — в организационной работе, содержании законодательства и сфере применения права. Организационная работа по подготовке правовых решений, работа по систематизации нормативных актов, пожалуй, в наибольшей степени удалена от «этнического полюса», так как унифицирована на основе централизованно подготовленных рекомендаций, действующих в масштабе всего Советского государства. Однако и в этой области может творчески использоваться организационно-технический опыт, входящий составной частью в правовую культуру народов нашей страны. В частности, этот организационно-технический опыт был накоплен при подготовке в прошлом систематизированных собраний (сводов) законов и использован уже в наше время при подготовке Свода законов Советского государства20. Разумеется, при реализации этого опыта учитывалась классовая направленность содержания и систематизации законодательства в принципиально различных общественно-экономических формациях. Однако важно подчеркнуть, что организационно-технический опыт законоподготовительных работ, входя в правовую культуру, допускает известную преемственность, несмотря на разную формационную принадлежность этой культуры. Можно даже говорить о недостаточном учете этнокультурного правового опыта в некоторых областях правотворческого процесса. Так, до сих пор в юридической литературе идут споры о понятии и применимости правового эксперимента *'. Между тем в России подобные эксперименты часто проводились уже в первой трети XIX в. Предлагаемые законодательные изменения, как отмечалось в дореволюционной литературе, подвергались в действующем порядке «опыту в какой-либо отдельной области или губернии с тем, чтобы в случае, если опыт оправдает надежды и предположения, реформа была внесена на обсуждение Государственного Совета Кузнецов И. Н. Союз ССР — единое союзное государство. М., 1982, с. 36. Свод законов Советского государства (теоретические проблемы). М., 1981, с. 7— 9, 59 и ел. 21 Сы.: Эффективность правовых норм. М., 1980, с. 248 и ел. 19 20 Этнография и науки о государстве и праве 99 с теми изменениями, которые признаны будут полезными по указанию опыта» 22. Наиболее подверженным этнокультурному влиянию остается содержание законодательства. В области уголовного законодательства этнокультурными аспектами обладает значительная часть норм, которые в УК РСФСР выделены главным образом в особый раздел XI (Преступления, составляющие пережитки местных обычаев), а в уголовных кодексах республик Закавказья и Средней Азии отнесены к разным разделам (Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности, Преступления против политических и трудовых прав граждан, Преступления против общественной безопасности и общественного порядка). Это — нормы, устанавливающие уголовную ответственность за социально опасные пережитки патриархального закрепощения женщины в общественном и семейном быту и квалифицирующие пережитки кровомщения как убийство при отягчающих вину обстоятельствах. Отнесение этих пережиточных черт быта к числу этнокультурно-специфических требует известных оговорок, так как, будучи в той или иной мере свойственны всем народам отсталых в прошлом восточных окраин страны, они имеют, во-первых, стадиальный, а во-вторых, региональный и даже межрегиональный характер. Вместе с тем в прошлом они были неотъемлемыми чертами быта каждого из народов названных регионов, а следовательно, имели этнокультурный характер, и такой же характер имеют их пережиточные формы. Сопоставление уголовных кодексов 1926—1935 гг. с кодексами 1959— 1961 гг. показывает, что огромные изменения в социально-культурной жизни народов СССР привели к ликвидации многих преступлений этой группы или уменьшили их социальную опасность. Соответственно исчезла надобность в формах, устанавливавших ответственность за барантова-ние, столкновения на почве родовой вражды, принуждение вдовы к леви-ратному браку или безбрачию и т. п.23 Однако и теперь в уголовных кодексах девяти союзных республик содержатся статьи, устанавливающие санкции за такие преступления, составляющие пережитки местных обычаев, как убийство на почве кровной мести, уклонение от примирения кровников, воспрепятствование осуществлению равноправия женщины, уплата и принятие брачного выкупа, принуждение и воспрепятствование к вступлению в брак, похищение невесты, вступление в брак с лицом, не достигшим брачного возраста, двоеженство и многоженство и т. п. Социально-культурное развитие советского общества, несомненно, приведет к тому, что в новых уголовных кодексах союзных республик произойдет дальнейшее сужение этой сферы правовых мер, может быть, за счет расширения мер общественного воздействия. Однако, как показывают данные этнографического изучения современного общественного и семейного быта народов Советского Востока, изымать все социально опасные пережитки местных обычаев из области правового регулирования еще рано. И оставшиеся связанные с этим нормы следовало бы упорядочить. Так, нельзя не заметить, что в то время как в РСФСР и Таджикистане уголовно наказуемо заключение соглашения о браке с лицом, не достигшим брачного возраста, в Армении, Грузии, Казахстане и Туркмении установлена санкция лишь за, вступление в фактический брак с таким лицом. Пережитки уплаты и получения брачного выкупа законода22 с. 2-3. Исторический обзор деятельности Комитета Министров, Т. 3, ч. 1. Спб., 1902, Подробнее см.: Некипелов П. Т. Преступления, составляющие пережитки мест ных обычаев.— В кн.: Советское право, традиции, обычаи и их роль в формировании нового человека. Нальчик, 1972, с. 125 и ел. 23 Иа основных направлениях науки 100 тельно регулируются в Армении или Таджикистане и не регулируются в Азербайджане или Узбекистане. Законодательство РСФСР запрещает также шариатский кебин в пользу самой невесты или же брачный выкуп. обращенный на покупку приданого, а в правовых актах ряда других республик аналогичные разъяснения отсутствуют. Между тем этнографически установлено, что именно брачно-свадебные платежи часто бывают мотивом других правонарушений (принуждение или воспрепятствование к вступлению в брак, похищение) или же вопиющих нарушений норм социалистической морали24. Этнокультурную специфику можно видеть не только в уголовно-правовой или семейно-брачной сферах. Экономическая и социальная политика в нашей стране всегда строилась так, чтобы, учитывая этнокультурные традиции, поднять отсталые в прошлом национальные окраины до уровня развития центра. XXVI съезд КПСС отметил, что эта задача ныне фактически решена. Однако в разных районах страны культурно-бытовые условия жизни сохраняют свою специфику, что нашло отражение в конституциях союзных республик. Так, все конституции союзных республик устанавливают и гарантируют многообразные права и обязанности граждан, их равенство перед законом, равноправие женщин с мужчинами. Но в конституциях республик Средней Азии и Казахстана содержится дополнительная гарантия такого равноправия. «Нарушение равноправия женщин, связанное с ущемлением их прав на образование, выбор профессии, участие в государственной, общественной и культурной жизни, а также в семье и быту, наказывается по закону»,—гласит, например, статья 33 Конституции Узбекской ССР. Статья 22 Конституции Киргизской ССР учитывает хозяйственно-культурные особенности этой республики. Она ставит задачу сближения города и села, дальнейшего развития и совершенствования культурно-бытовых центров для животноводов на высокогорных и отдаленных пастбищах. Республиканские конституции имеют немало и других отличий. Понятно, что различаются между собой и республиканские законы, принимаемые на основании конституций союзных республик. В них учитываются этнокультурные традиции. Например, в Казахской ССР установлено почетное звание «Народный акын», в Туркменской ССР — «Заслуженная ковровщица». В Кодекс о недрах Узбекской ССР включены статьи об особых требованиях в области охраны подземных вод (статья 66) и об органах, осуществляющих контроль за их охраной от истощения и загрязнения (статья 67). И эта закрепленная законом забота о воде там, где она всегда считалась в народе величайшей ценностью, также связана с этнокультурными традициями. Как известно, в целом советское законодательство всегда обеспечивало реализацию в этнической сфере программных установок Коммунистической партии, учитывало конкретно-историческую специфику национальных отношений в нашей стране, устраняло все то, что могло помешать развитию и сближению всех наций и народностей СССР. Именно в предоставлении простора для естественного, объективного процесса в области национальных отношений и заключалась стратегия воздействия советского законодательства на этнические процессы. Эта стратегия сохраняется и должна сохраняться также в связи с появлением новых процессов и проблем в области национальных отношений, в частности новых аспектов этнических процессов, нуждающихся в дальнейшем законодательном воздействии, в том числе на основе более 24 См.: Гагуев У. К. О соотношении права и обычаев.—В кн.: Новый быт —новые обычаи. Ставрополь, 1977, с. 80 и ел.; Смирнова Я. С. Семья и семейный быт народов Северного Кавказа. Вторая половина XIX—XX в. М., 1983, с. 193 и ел. Этнография и науки о государстве и праве 101 полного учета этнокультурных влияний25. Применительно к некоторым элементам этнических процессов следовало бы подумать о законодательных решениях, которые могли бы способствовать дальнейшему сближению народов СССР, укреплению друн;бы и братства представителей разных национальностей. Так, некоренные национальности в республиках, как известно, имеют свои специфические запросы в области языка и культуры, возможно, требующие продуманных законодательных решений. Сюда может относиться, например, законодательное закрепление сложившейся положительной практики информационного обслуживания некоренных национальностей в союзных и автономных республиках. Применение законодательных мер возможно и в связи с необходимостью обеспечить должное представительство некоренных национальностей в органах власти и управления союзных и автономных республик и в некоторых других случаях. В заключение коротко скажем о сфере применения права. Эта сфера в значительной мере связана с пониманием и оценкой права (системы права, отдельных правовых норм, институтов и т. п.), то есть со сложными идеологическими и психологическими процессами. Для взаимодействия этнографии и наук о государстве и праве здесь важны многие аспекты. Остановимся лишь на одном. В настоящее время ведутся многочисленные исследования в области правового воспитания и правовой пропаганды, направленные на подготовку рекомендаций об укреплении законности, дальнейшем развитии правосознания, социалистического демократизма. Между тем учет этнической психологии адресатов правовых норм, как правило, упускается в этой работе из виду. Но одно дело правовое воспитание людей, испытывающих на себе влияние остаточных этнокультурно-правовых воздействий (например, в Средней Азии и Казахстане) , а совсем другое — воспитание тех, кто испытывает влияние иных традиционных правовых систем. Очевидно, что эти различия надо выявлять н учитывать в конкретной работе по правовому воспитанию и пропаганде, и это — одна из важнейших областей возможного сотрудничества этнографии и государственно-правовых наук. УДК 39+34 25 Подробнее см.: Венгеров А. Б. Законодательство и этнические процессы в советском обществе (методологический аспект).— Труды ВНИИ советского законодательства. М., 1983, № 26.
