work140-mater155-vinnichuk_ludi_nravy_grecii_i_rima

Люди, нравы и обычаи Древ
ней Греции и Рима
Лидия Винничук
л.аинничук
ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМА
Книга состоит из серии очерков, посвященных описанию б
ыта, нравов и материальной культуры Древней Греции и Р
има. Автор прослеживает все этапы развития Греции и Ри
ма, их особенности, проводит сравнительный анализ. В ре
зультате возникает реальная и живая историческая картин
а. Книга снабжена иллюстрациями и списком источников.
Оглавление
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Открывая эту книгу, мы как бы входим в пестрый
мир повседневности, быта, простых жизненных проя
влений античного человека. Мы не увидим в ней чел
овека в водовороте политических событий, в минуты
высочайших взлетов философского или поэтическог
о гения, но застанем его в его обыденности, в его де
лах и развлечениях, в разных фазах его жизненного
цикла — от рождения и детских игр до смерти и погр
ебения. Мы увидим его в школе и в театре, на брачн
ом пиру и в библиотеке, на безмятежных веселых пр
азднествах и в пору ужасающих стихийных бедствий.
Мы узнаем, как он считал часы и как он считал деньг
и, как путешествовал, как лечился, как называл свои
х детей. Но — что, может быть, еще интереснее — м
ы немало узнаем и о его внутреннем мире, о нравах,
об идеалах и предрассудках, об отношениях между л
юдьми, тогда, как и сегодня, несовершенных. Книга э
та — о реальностях человеческого бытия, на которы
х зиждилось блестящее здание античной культуры, о
«несовершенстве в совершенном», как объясняет ав
тор в предисловии к польскому читателю. Построенн
ая по тематическому принципу, книга позволяет легк
о сопоставить обычаи и нравы древних эллинов с укл
адом повседневной жизни и духовными особенностя
ми людей в ареале римской цивилизации, проследит
ь там, где это возможно, развитие античных культурн
ых и бытовых традиций на протяжении полутора тыс
ячелетий.
В море разноязычной научной литературы по ист
ории античной цивилизации впадает и могучая река
польской классической филологии. В своей популярн
ой, обращенной к широкой аудитории книге Л. Винни
чук представляет эту давнюю и авторитетную научну
ю традицию, вдохновляется идеями своих учителей
— Т. Зелинь- ского и других, опирается на сотни спец
иальных работ своих коллег в Польше и за рубежом.
Здесь сведен воедино и систематизирован, перепла
влен в живую историческую картину огромный матер
иал письменных и археологических источников, боль
шая часть которого добыта автором «из первых рук»
— профессор классической филологии Варшавского
университета Лидия Винни- чук более полувека отда
ла изучению и преподаванию древних языков, перев
оду греческих и латинских литературных памятников.
С начала 30-х годов и по сей день выходят ее книги п
о истории и истории культуры Древней Греции и Рим
а, о ремесленниках и мореплавателях, самосознании
людей, о песнях и праздниках, театре и олимпийских
играх, о положении женщины в античном обществе.
Хорошо известна Л. Винничук и у нас: ее оригинальн
ое, написанное ярко и живо учебное пособие «Латин
ский язык. Самоучитель для студентов гуманитарных
факультетов университетов и педагогических вузов»
было переведено и вышло двумя изданиями («Высш
ая школа», 1980 и 1985 гг.).
Перевод книги «Люди, нравы и обычаи Древней
Греции и Рима» публикуется с незначительными сок
ращениями: в столь обширном (более 700 стр.) труд
е были неизбежны некоторые повторы, способные «у
тяжелить» живое и увлекательное изложение. Нетру
дно заметить, что книга изобилует цитатами из антич
ных сочинений, — мы старались сохранить их, ибо, у
мело подобранные, они дают звучать голосам самих
героев, доставляя нам то неповторимое очарование
документа, то «удовольствие от подлинности», котор
ое так ценят историки. Перевод цитат дан по наибол
ее авторитетным, по возможности новейшим издани
ям греческих и латинских памятников на русском язы
ке — список этих изданий приведен в конце книги. Ли
шь цитаты из Плиния Старшего и Квинтилиана мы б
ыли вынуждены дать в собственном переводе. Након
ец, в нескольких случаях, где глава не была снабжен
а эпиграфом, мы осмеливаемся предложить свой, вз
ятый из тех же источников, какими пользовалась и Л.
Винничук.
Книга о людях, нравах и обычаях Древней Греци
и и Рима, обобщающая результаты многолетних исс
ледований одной из старейшин польской классическ
ой филологии, книга, богатая материалом и к тому ж
е обильно иллюстрированная, выдержала в ПНР не
одно издание, необычайно популярна и расходится б
ольшими тиражами. Будем надеяться, что она найде
т своего читателя и будет с интересом воспринята и
в
нашей стране.
ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ И
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ
СТРУКТУРА ГРЕЦИИ
Более, чем дети о своей матери,
должны граждане заботиться о р
одимой земле: ведь она богиня
— владычица смертных создани
й.
Платон. Законы, V, 740 а
Земля, говорит Платон в другом месте, приносит лю
дям свои дары. Так, бог Дионис даровал смертным в
иноградную лозу и вино как «лекарство для того, что
бы душа приобретала совестливость, а тело — здор
овье и силу» (Там же, II, 666 Ь, 672 d). Среди богов —
благодетелей Греции следовало бы упомянуть и Аф
ину, которой жители города, названного ее именем,
были обязаны, как они считали, подарком, составив
шим основу их экономики, — культурой оливкового д
ерева. Вот как говорит об этом хор в трагедии Софо
кла:
Есть тут дерево
Несравненное, —
Не слыхал о нем
Я ни в Азии,
Ни на острове На Пелоповом, У дор
ян, — И не сажено, И не сеяно. (...)
И цветет у нас В изобилии: Сизолис
тая маслина, Воскормительница де
тства. И никто — ни юный возрасто
м, Ни обремененный годами — Ств
ол ее рукой хозяйской Не осмелитс
я срубить Око Зевса-Покровителя И
Афина синевзорая Вечно дерево св
ященное От погибели хранят.
Софокл. Эдип в Колоне, 701-724
Сбор оливок
Другим богом-дарителем всей Греции был Посейдон
— владыка моря, славный и своими конями:
Ты, о Крона сын, Посейдон-оте
ц, Край прославил! Здесь смири
тельницу пыла Для коня узду он
создал. И корабль на мощных в
еслах Здесь впервые волей бог
а Дивно по морю помчался, Пов
инуясь силе рук. . .
Там же, 736-744
Не только маслины выделяли главный город Атт
ики на зависть другим, большим и малым, государств
ам Греции: в каждом из них была особая, отличная о
т других структура почв, рельефа, хозяйственной дея
тельности. Потому- то и между гражданами отдельны
х городов- государств возникали и закреплялись разл
ичия в характерах и пристрастиях, ведь географичес
кая среда, природные богатства края, его экономич
еские особенности не могли не найти отражения и в
формах культуры. За долгие века своего существова
ния древнегреческое общество пережило немало пр
евратностей судьбы и претерпело глубокие изменен
ия. Уже в гомеровскую эпоху Греция не представлял
а собой замкнутой политической или социальной об
щности и отнюдь не была единой. Каждое небольшо
е государство здесь имело свой диалект, свою полит
ико-правовую организацию, собственных богов и гер
оев (впрочем, их могли чтить и в соседних городах- г
осударствах), собственный календарь, свою монету,
не говоря уж об особенностях, вызванных различием
экономико-географических условий. И все же, несмо
тря на все эти различия, долгое время сохранялось н
е только сознание общности интересов во многих об
ластях, но и чувство совместной принадлежности к н
екоему единству и взаимная лояльность. Это вырази
лось в участии царей со всей Греции в Троянской вой
не, где лично обиженным, оскорбленным в своей чес
ти и достоинстве был только правитель Спарты Мене
- лай. Впечатляющим и исторически зафиксированны
м свидетельством стали греко-персидские войны — с
овместное выступление греков против завоевателей.
Чувство общности было живо и между греческими го
сударствами, с одной стороны, и их колониями, разб
росанными на плодородных, богатых урожаями земл
ях вдали от родины, — с другой.
Около VIII в. до н. э. на месте прежнего родового
строя утвердилась новая политическая структура —
«город-государство», полис, охватывающий сам горо
д и прилегающую к нему территорию, населенную св
ободными гражданами. «Город — это люди, а не сте
ны... » — писал Фукидид (История, VII, 77, 7). Полисн
ое устройство государства воплощалось в участии гр
аждан в народных собраниях, в судах, в принятии р
ешений о делах государственной важности. Основой
гражданства была принадлежность человека к семье
, к фратрии и к филе, и люди, связанные общественн
ыми и культовыми узами, составляли замкнутую общ
ность. Центром государства был главный город; насе
ление его объединяли общие интересы и в сфере пу
бличной, и в сфере частной.
Размеры городов-государств были весьма разли
чны — от очень крупных до самых маленьких. Наибо
льшую площадь занимала Спарта (Лакония и Мессе
ния) — около 8400 км2, могущественная Аттика с Са
ламином и Оропом — 2650 км2. Все же остальные не
превышали 1000. км2, а были и такие, которые распо
лагались на площади еще меньшей: Коринф — 880 к
м2, Самос — 470 км2, Эгина — едва 85 км2. Некотор
ые государственные объединения, которые как цело
е охватывали значительные территории, включали в
себя несколько отдельных полисов. Так, Беотия, зан
имавшая общую площадь в 2580 км2, состояла из 10,
а позднее из 20 таких «мини-государств». В состав Ф
окиды (1650 км2) их входило 22. Известно, что перва
я волна колонизационного движения была вызвана р
остом избыточного населения: в перенаселенных го
родах-государствах люди искали для себя лучших ус
ловий хозяйственной деятельности. Позднейшие кол
онизации явились следствием переселения племен,
вытесненных пришедшими дорийцами, наконец, сам
и победившие дорийцы также начали мигрировать н
а колониальные земли. Количественные соотношени
я между свободными гражданами и другими категори
ями жителей, в том числе рабов, в трех крупнейших г
осударственных образованиях Греции, равно как и и
зменение этих соотношений в течение столетий, илл
юстрирует таблица.
Политическое деление Греции совпадало в целом с
физико-географическим: достаточно взглянуть на ка
рту, чтобы заметить все разнообразие ландшафта, п
еререзанного горами, перевалами, долинами. Вмест
е с тем количественные соотношения между населен
ием полиса и занимаемой им территорией не помога
ют при оценке экономических условий того или иного
города-государства, ибо структура хозяйства повсюд
у была различной. Общую основу его составляли зер
новые, главным образом пшеница и ячмень, с VI в. д
о н. э. наиболее выгодным оказалось разведение вин
ограда и маслин, хотя не везде существовали благоп
риятные условия для выращивания этих культур. В о
дних государствах не хватало хлеба, другие испытыв
али недостаток скота. Хорошие урожаи зерновых соб
ирали на афинской, элевсинской и марафонской рав
нинах, а также на землях между Гиметтом, Восточны
м побережьем и Пентеликоном. Беотия славилась пр
евосходной пшеницей, и она экономически поддержи
вала себя также скотоводством и рыболовным пром
ыслом. Однако с течением времени в северной части
Беотии, в районе города Орхомена, каналы, ведущие
к морю, стали зарастать илом, что привело к сильном
у заболачиванию местности и хозяйственному упадк
у всего края. Весьма урожайными областями были А
ркадия и Мессе- ния; в Фессалии также выращивали
хлеб, занимались скотоводством; плодородные почв
ы были и в Этолии — к северу от Акрокоринфских гор
. Кроме того, Аттика славилась гиметтским медом и о
собенно своими рощами фиговых деревьев: фиги бы
ли такой ценной статьей дохода, что вывозить их из
Аттики было запрещено, а тот, кто уличал какого-либ
о гражданина в нарушении этого запрета, оказывал,
как считалось, важную услугу государству. По всей в
идимости, именно таких доносителей называли пона
чалу сикофантами («сикон» — фига); со временем та
к стали называть того, кто доносил о провозе товара,
запрещенного к вывозу или ввозу, а затем уже всяког
о доносчика и даже шантажиста начали именовать с
икофантом.
Вероятно, греки рано познакомились с золотом,
рано осознали его ценность, ведь уже во многих миф
ах оно играет немалую роль. Однако за золотом прих
одилось отправляться в далекий путь, за пределы Гр
еции: в Лидию, где река Тмол несла «золотой песок»,
или в Колхиду — за «золотым руном». Уже древние г
реки пытались разгадать тайну «золотого руна», о ко
тором рассказывала история о Ясоне и Медее, и, по
жалуй, следует признать правильным объяснение ге
ографа Страбона, что понятие «золотое руно» связа
но с определенным способом добывания золота на н
екоторых территориях. Страбон сообщает, что люди,
жившие вблизи реки Фасис в Колхиде (нынешняя Ри
они), добывали из воды золотой песок погружая в ре
ку шкуру (руно) барана; крупинки золота оседали на
шерсти, откуда их и извлекали (Страбон. География
, XI, 2,19). По мнению многих ученых, известие Страбона заслуживает доверия, поскольку подобные же с
пособы «ловли» ценного металла в золотоносных ре
ках встречались у некоторых, по большей, части отст
алых, народов и в новое время — у цыган в Семигра
дье, у туркменов и даже в Финляндии, где вплоть до
наших дней существовала профессия искателя золо
та.
Серебром Грецию снабжали острова Тасос и Си
фнос (VII-VI вв. до н. э.). В VI. в. до н. э. приобретают
известность серебряные рудники в районе Лаврия н
а юге Аттики, и, наконец, в V в. до н. э., в 483 г., были
открыты новые залежи драгоценного металла в Мар
онеях. Этот новый источник серебра укрепил финанс
овое положение Афин во время греко-персидских во
йн, позволил построить мощный флот и обеспечил п
реобладание Афин над другими городами-государст
вами Греции.
Зато на нехватку меди греки не могли пожаловат
ься, хотя многим полисам также приходилось ввозит
ь ее извне, особенно с острова Эвбея. Там же на Эвб
ее, как и в Беотии и Лаконии, добывали железо. Не м
енее важным сырьем была глина — из нее изготовля
ли посуду, которую и сегодня можно увидеть в десят
ках музеев, — а также известняк, используемый при
строительстве, и мрамор. Залежи мрамора находили
сь в самых разных областях Греции, особенно богат
ыми были пентеликонские — из добытого там мрамо
ра в Афинах построили Парфенон и Пропилеи. Выс
око ценился и мрамор с островов. Наксос и Парос, гд
е в VI в. до н. э. развивались знаменитые школы резь
бы по камню. Из Лаконии и Фессалии, с островов Дел
ос и Тинос привозили гранит.
Уже из этой краткой характеристики экономическ
их основ античной Греции видно, как неравномерно
были распространены жизненные блага в отдельных
городах-государствах. Несомненно, должны были су
ществовать широко развитые торговые связи: снача
ла, как и повсюду, простой натуральный обмен, зате
м купля и продажа за деньги, причем в каждом полис
е чеканили собственную монету. Как же осуществлял
ась торговля между городами-государствами, как пр
оизводились «валютные» расчеты, взимались ли там
оженные пошлины? Работа в руднике
То что какие-то правила, регулирующие ввоз и вывоз
товаров, считались необходимыми, подтверждает хо
тя бы рассуждение Платона в «Законах» о желатель
ности некоторых достаточно суровых предписаний, к
оторых следовало бы придерживаться в сношениях с
заграницей: «. . . Обмен почти неизбежен для ремесл
енников и всех тех, кому надо выплачивать жаловань
е, — для наемников, рабов и чужеземных пришельце
в. Ради этого надо иметь монету, но она будет ценно
й лишь внутри страны, для остальных же людей не б
удет иметь никакого значения. Общей же эллинской
монетой государство будет обладать лишь для опла
ты военных походов или путешествий в иные госуда
рства... Словом, всякий раз, как надо кого-то послать
в чужие земли, государству необходимо для этой це
ли обладать действительной по всей Элладе монето
й. Если частному лицу понадобится выехать за пред
елы родины, оно может это сделать лишь с разреш
ения властей; по возвращении домой оно должно сд
ать государству имеющиеся у него чужеземные день
ги, получив взамен местные деньги, согласно расчет
у. Если обнаружится, что кто-либо присвоил чужезем
ные деньги, они забираются в пользу казны; знавший
же об этом и не сообщивший подвергается вместе с
тем, кто ввез эти деньги, порицанию и проклятию, а т
акже и пене в размере не менее количества ввезенн
ых чужеземных денег» (Платон. Законы, V, 742). Вв
едения же таможенных пошлин Платон отнюдь не пр
едусматривает: «Никто в государстве не должен пла
тить никакой пошлины ни за ввозимые товары, ни за
те, что вывозятся». Впрочем свобода торговли огран
ичивалась: «Не допускается ввоз ладана и других чу
жеземных курений, употребляемых при богослужени
и, и ввоз пурпура и окрашенных тканей... а также все
го того, что нужно для ремесел, работающих на чуж
еземных товарах, раз в этом нет никакой необходим
ости. Точно так же не разрешается вывоз таких пред
метов, наличие которых необходимо в стране. Во все
м этом должны разбираться стражи законов... » (Там
же, VIII, 847).
Таковы проекты философа. Как обстояло дело в
реальных греческих государствах, мы не знаем, — н
апример, как решали проблему обмена платежных с
редств в портах или на таких общегреческих встреча
х, какими были Олимпийские игры.
Не была чужда грекам и проблема приспособлен
ия окружающей среды к нуждам человека. Осушение
заболоченных земель и орошение засушливых, устр
ойство каналов были распространенной практикой. П
опытки поставить себе на службу силы природы влек
ли за собой общее упорядочение хозяйственной дея
тельности, все более рациональную организацию и р
азделение труда, изобретение и совершенствование
новых его орудий, развитие техники и т. п.
Напомним, что речь идет о периоде греческих по
лисов, ведь в эпоху Гомера не было строгого раздел
ения труда между различными слоями общества: та
м господин занимался физическим трудом наравне с
о своим-рабом, и не только мужчины — царевна Нав
сикая в «Одиссее» стирает белье вместе со служанк
ами. Подобное разделение труда становится нормой
жизни лишь позднее, причем Платон стремится сдел
ать его еще более явным, ограждая свободное насел
ение идеального полиса от всякой физической работ
ы: «Какой же образ жизни станут вести люди, в долж
ной мере снабженные всем необходимым? Ремесла
там поручены чужеземцам; земледелие предоставле
но рабам, собирающим с земли жатву достаточную,
чтобы люди жили в довольстве. .. » (Платон. Законы
, VII, 806 d, е).
Свободный гражданин обязан был всецело посвя
щать себя заботам о поддержании наилучшего равн
овесия тела и духа, а также делам государственным.
«... Никакие побочные занятия не должны служить по
мехой для остальных дел, дающих телу закалку в тру
дах, душе же — знания и навыки. Кто станет осущест
влять именно это и будет стремиться достичь достат
очного совершенства души и тела, тому, пожалуй, не
хватит для этого всех ночей и дней... Для всех свобо
днорожденных надо установить распорядок на все в
ремя дня... Если хозяйка дома заставляет служанок
будить себя, а не сама будит всех остальных, то раб,
рабыня, слуга и... весь дом целиком должен говорить
между собой об этом как о чем-то позорном. Всем на
до пробуждаться ночью и заниматься множеством го
сударственных и домашних дел — правителям в госу
дарстве, хозяевам и хозяйкам — в собственных дома
х. Долгий сон по самой природе не подходит ни наш
ему телу, ни нашей душе... » (Там же, VII, 807808). Да
лее философ вновь обращается к этой теме, облека
я свои мысли в форму категорического предписания:
«Прежде всего пусть никто из местных жителей не за
нимается ремеслом. Дело в том, что гражданину дос
таточно владеть тем искусством, которое одновреме
нно нуждается в упражнении и во многих познаниях:
это — умение поддерживать и соблюдать общегосуд
арственное благоустройство. Гражданин не может эт
им заниматься так, между прочим» (Там же, VIII, 846
d, е).
В «Законах» — своем последнем, оставшемся не
оконченным, произведении — Платон в середине IV
в. до н. э. мечтал об идеальном государстве. Почти н
а сто лет раньше Перикл у Фу- кидида в своей речи в
честь афинян, павших на первом году Пелопоннесск
ой войны, рисует впечатляющий образ родного горо
да, военной, политической и экономической силы Аф
ин, подчеркивает преимущества демократического с
троя, восхваляет активность и предприимчивость аф
инян, разнообразие их занятий, среди которых приор
итет отдается общественной деятельности: «.. .со вс
его света в наш город, благодаря его величию и знач
ению, стекается на рынок все необходимое, и мы пол
ьзуемся иноземными благами не менее свободно, че
м произведениями нашей страны. (. . . )
Мы развиваем нашу склонность к прекрасному б
ез расточительности и предаемся наукам не в ущерб
силе духа. Богатство мы ценим лишь потому, что упо
требляем его с пользой, а не ради пустой похвальбы.
Признание в бедности у нас ни для кого не является
позором, но больший позор мы видим в том, что чело
век сам не стремится избавиться от нее трудом. Одн
и и те же люди у нас одновременно бывают заняты д
елами и частными, и общественными. Однако и оста
льные граждане, несмотря на то что каждый занят св
оим ремеслом, также хорошо разбираются в политик
е. Ведь только мы одни признаем человека, не заним
ающегося общественной деятельностью, не благона
меренным гражданином, а бесполезным обывателем
» (Фукидид. История, II, 38, 40).
Стоит отметить, что, несмотря на крайнее разноо
бразие экономико-географической структуры Греции
и на отрицательное в целом отношение свободных гр
еков к физическому труду, в литературе того времен
и можно встретить немало похвал земледельцу. Ксен
офонт Афинский, который в своих трактатах «Домост
рой» и «О доходах» дает ряд советов, как пополнить
государственную казну и поднять благосостояние на
рода, рассматривает ремесло как занятие низшего п
орядка. Напротив, земледелие и сельское хозяйство
вообще он оценивает чрезвычайно высоко.
«.. .Даже очень удачливые люди, — пишет он в "Дом
острое", — не могут обойтись без земледелия. Занят
ие им доставляет приятность, умножает дом и упраж
няет тело так, что оно делается способным ко всему,
что подобает свободному человеку. Во-первых, земл
я дает то, чем люди живут, и вдобавок то, от чего они
получают удовольствие... Во-вторых, множество съе
добных вещей она частью производит, частью питае
т, ведь и скотоводство связано с земледелием... Но,
доставляя всякие блага в изобилии, земля не позвол
яет брать их легко, а приучает переносить и зимний х
олод, и летний зной. Тем, кто работает своими рукам
и, она дает упражнение, а тех, кто заботливо наблюд
ает за полевыми работами, укрепляет тем, что заста
вляет рано вставать и быстро ходить, ибо в деревне,
как и в городе, все хорошо делать в свое время...
Земледельческие работы в поместье (VI в. до н.
э.)
Затем, если хочешь защищать свое отечество на кон
е, земледелие дает более всего возможности содерж
ать и коня; если хочешь служить в пехоте — оно дела
ет тело крепким. Земледелие побуждает предаватьс
я трудам охоты, потому что легко доставляет корм со
бакам и вместе с тем растит диких зверей. Но получа
я пользу от земледелия, лошади и собаки, в свою оче
редь, приносят пользу хозяйству: лошадь рано утром
вывозит хозяина на работы и дает ему возможность
поздно вечером возвратиться, а собаки отгоняют зве
рей от посевов и стад и делают безопасным уединен
ие. . . Земля побуждает земледельцев также защища
ть страну с оружием в руках, потому что хлеб, произв
одимый ею, легко может стать добычей победителя
».
Обрабатывать землю, полагает Ксенофонт, необ
ходимо и из соображений воспитательных: «Земля у
чит даже справедливости тех, кто может понимать ее
уроки, потому что кто больше всего ухаживает за ней
, тот больше всего от нее и получает...
Земледелие приучает также помогать друг другу.
Как на войну надо идти с людьми, так с людьми же ну
жно идти и на полевые работы... Часто так же приход
ится хозяину поощрять работников, как командиру со
лдат...
Хорошо сказал тот, кто земледелие назвал матер
ью и кормилицей всех искусств. Действительно, когд
а хорошо идет земледелие, тогда и все прочие занят
ия процветают; где же земля принуждена оставаться
невозделанною, там, можно сказать, все занятия при
ходят в упадок и на суше, и на море» (Ксенофонт. До
мострой, V, 1—17).
Так высоко ценили греки земледелие — основу и
х экономики.
РИМ — ИТАЛИЯ —
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ:
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ
СТРУКТУРА
.. . Ни мидийцев земля, что всех бо
гаче лесами,Ни в
красоте своей Ганг, ни Герм, от зол
ота мутный,Все же с
Италией пусть не спорят; ни Бактр
ия с Индом,Ни на
песчаных степях приносящая лада
н Панхайя.... Наливаясь,
хлеба и Вакха массийская влагаЗд
есь изобильны, в полях
и маслины, и скот в преизбытке. (. .
. )Здесь
неизменно весна и лето во время л
юбое,Дважды приплод
у отар, и дважды плоды на деревья
х. (. .. )Столько
отменных прибавь городов и труд с
озиданья,Столько по
скалам крутым твердынь,
Хозяйственное развитие Римского государства было
значительно более сложным, чем в Греции, которая х
отя и состояла из множества весьма различных с эко
номической точки зрения областей, однако не расши
ряла своих границ так, как это делал Рим. Основание
греками колоний, дававших им немалое экономическ
ое подспорье, имело совершенно иной характер, неж
ели римские завоевания, обогащавшие государство з
а счет провинций. Обогащалось, впрочем, не только
Римское государство, но и многие его граждане, пре
жде всего нечестные администраторы, наместники.
Об этом свидетельствовали многочисленные судебн
ые процессы «де репетундис» — о лихоимстве, казно
крадстве, хищениях.
Жатка с большим захватом (рельеф из Галлии. III
в. н. э.)
А начиналось все с маленького поселения в Ла- циум
е, и это поселение — Рома, Рим — распространило с
вою власть не только на земли соседей на территори
и Италии, но и на прилегающие обширные страны. У
же тогда, в древности, современники искали объясне
ния этим впечатляющим достижениям: историки и по
эты видели их причины главным образом в силе римс
кого оружия, в героизме римлян, но обращали вним
ание и учитывали также важную роль географически
х условий, которым этот край, в особенности низины
Северной Италии, был обязан своими обильными ур
ожаями и богатствами. Конечно, гимн Вергилия «Зем
ле Сатурновой» — Италии — продиктован патриотич
еской гордостью поэта и отвечал определенным иде
ологическим ориен- тациям в политике Октавиана Ав
густа. Вместе с тем мы располагаем и другими свиде
тельствами греческих и латинских писателей, еще по
дробнее и в более широком контексте рассматривав
ших условия римских успехов и побед. Достаточно н
азвать географа Страбона, историка Полибия и учен
ого-энциклопедиста Плиния Старшего.
Полибий, грек, воспитатель и друг Сципиона Мла
дшего, не раз выражает свое уважение и восхищени
е могуществом Рима и мудростью его государственн
ого строя: «Если что-нибудь случится, всегда все ри
мляне действуют дружно в совместном обсуждении,
исполнение принятого решения не запаздывает, каж
дый отдельно и все в совокупности способствуют осу
ществлению начинаний. Вот почему это государство,
благодаря своеобразному устройству, оказывается н
еодолимым и воплощает в жизнь все свои планы... Н
ельзя было бы указать лучшего государственного ус
тройства» (Всеобщая история, VI, 18). Но историк вы
соко ценит и природные богатства италийской земли,
ее обильные урожаи — пшеницы, ячменя, почти неог
раниченные запасы гречихи и проса, множество вино
градников (Там же, И, 15, 1-2).
Полибий писал во II в. до н. э., когда еще сущест
вовала во всей своей силе Римская республика, что
ее жители сохраняли свою гражданскую позицию и д
умали больше о государстве, чем о своих личных вы
годах. Однако и грек Страбон, живший позднее
(64/63 г. до н. э. — 23/24 г. н. э.) и явившийся основоп
оложником региональной географии, исходил в свои
х рассуждениях из учета двух важнейших факторов
— географической среды и человека. Говоря о Риме,
Страбон принимал во внимание всю Италию, указыв
ая, что сам Вечный город не находился изначально в
наиболее благоприятном положении: «Теперь я укаж
у важнейшие условия, в силу которых римляне возне
слись в настоящее время на такую высоту. Одно из н
их состоит в том, что безопасность Италии (подобно
острову) охраняют кругом моря, за исключением тол
ько немногих областей, но даже и эти последние защ
ищены труднопроходимыми горами. Второе условие
то, что она большей частью лишена гаваней, а сущес
твующие обширны и замечательны. Первое из этих о
бстоятельств выгодно для защиты от нападения изв
не, второе помогает самим нападать на врагов, спос
обствуя развитию торговли». Как географ, Страбон н
е забывает и о роли климатических условий: «Клима
т и температура страны отличаются большим разноо
бразием, чем и вызываются величайшие изменения.
. . животного и растительного мира и вообще всего, ч
то полезно для поддержания жизни... На долю Итали
и выпало еще следующее преимущество: так как Апе
ннинские горы тянутся по всей ее длине и оставляют
по обеим сторонам равнины и плодоносные холмы, т
о нет ни одной части страны, которая не пользовалас
ь бы благами горных и равнинных местностей. К это
му следует добавить множество больших рек и озер
и, сверх того, во многих местах еще источники горяч
их и холодных вод, самой природой созданные для з
доровья, а особенно обилие всевозможных рудников
. Невозможно описать по достоинству запасы лесных
материалов в Италии, пищи для людей и животных и
превосходное качество ее плодов» (Страбон. Геогр
афия, VI, 4).
Но географ умеет оценить и собственный вклад
людей с их трудом и талантами в создание благопри
ятных условий развития общества. Без человеческих
усилий все выгоды географического положения Итал
ии остались бы нереализованными и Рим не смог бы
достичь того могущества и славы, о которых с восхи
щением пишет Страбон. «Так как первоначально об
ширные и плодородные земли в окрестностях Рима п
ринадлежали другим (местным италийским племена
м. —
Прим. пер.), а городская территория легко подвергал
ась нападениям, то местоположение города, дарова
нное судьбой, вовсе не сулило в будущем счастья. Н
о когда своим мужеством и трудами римляне сделал
и эту землю своим владением, тогда в их распоряже
нии оказалось богатство, превышающее всякие есте
ственные преимущества. Выросший вследствие этог
о скопления благ город обладает достаточным запас
ом пищи, лесных материалов и камня для строитель
ства жилых домов, которое продолжается непрерывн
о. . . »
Но римляне не только захватили и обратили себе
на пользу природные сокровища Средней Италии. «К
выгодам, которые приносит городу природа, римлян
е прибавили другие преимущества благодаря собств
енной предусмотрительности. Действительно, если с
читалось, что греки при Основании городов особенн
о удачно достигали цели стремлением к красоте, неп
риступности, наличию плодородной почвы и гаваней,
то римляне как раз заботились о том, на что греки не
обращали внимания: о постройке дорог, водопровод
ов, клоак, по которым городские нечистоты можно сп
ускать в Тибр. Они построили дороги по всей стране,
срывая холмы и устраивая насыпи в лощинах, так чт
о их повозки могут принимать грузы купеческих судов
... Водопроводы подают такое огромное количество в
оды, что через город и по клоакам текут настоящие р
еки». Именно римляне, заключает географ, сумели, в
ладея Италией, превратить ее в опорный пункт своег
о владычества над всем миром (Там же, V, 3; VI,
4).
О выгодном географическом положении Рима и
Италии писали также Цицерон, Плиний Старший, Вит
рувий. По мнению последнего, большое значение им
ели и климатические условия, влиявшие и на физиче
ский облик человека, и на его склад ума: «Благодаря
разреженному воздуху неба, полуденные народы, об
ладая из-за зноя острым умом, легче и быстрее сооб
ражают и принимают решения; у северных же племе
н, окутанных густым воздухом неба, ум, охлажденны
й влагою из-за сопротивления воздуха, цепенеет. (...)
Поэтому раз все это природой так устроено в мире и
племена отличаются неуравновешенными темперам
ентами, то правильно расположенными в центре мир
а пределами посредине пространства всего земного
круга. . . обладает народ римский. (...) Так, божествен
ный ум поместил государство римского народа в пре
восходной и уравновешенной стране для того, чтобы
он получил власть над земным кругом» (Витру- вий.
Об архитектуре, VI, 1).
В этих словах явственно слышится гордость рим
лянина, звучащая и в «Георгиках» Вергилия, и в опис
аниях Плиния Старшего, для которого Рим — глава
мира, город, с которым никакие другие равняться не
могут. Да и сама Италия, обширная и обильная, удос
таивается у Плиния самых возвышенных слов: она «
избрана волею богов, дабы само небо она сделала с
ветлее, собрала вместе разбросанные государства,
смягчила нравы, а несхожие между собой и дикие яз
ыки стольких народов стянула воедино общностью р
ечи, так что они стали говорить друг с другом; она да
ла людям культуру и оказалась вскоре единым отече
ством всех народов на всем свете».
Далее Плиний восторженно описывает различные уг
олки Италии с их умеренным климатом, целительны
м воздухом, плодородными полями, согретыми солн
цем холмами, обилием озер, рек и источников, с мног
очисленными морями и портами, землями, открытым
и д л я т о р г о в л и с о в с е м и с т р а н а м и (Плиний
Старший. Естественная история, 39-41).
Итак, описания Италии и оценки ее географическ
ой и климатической ситуации у разных авторов оказы
ваются сходными. Только одни, как уже говорилось,
приписывают все победы и завоевания римлян воин
ственному духу обитателей Вечного города, другие ж
е прямо связывают исторические успехи Рима с усло
виями его повседневной жизни.
Но ни один из писателей того времени не касаетс
я проблем социальных: кто выращивал и собирал эт
и невиданные урожаи в Италии и кто получал от них
выгоду? как было организовано сельское хозяйство
— главная основа экономики Римского государства?
какие изменения и перевороты происходили в этой о
бласти?
Первоначально господствовала мелкая земельна
я собственность. Цинциннат, обрабатывавший плуго
м свой участок земли, покинул его, чтобы, став дикта
тором Рима, привести сограждан к победе над врага
ми, а затем оставил свои диктаторские полномочия и
вновь взялся за плуг. По мере того как римляне завла
девали землями соседних италийских племен, они от
бирали у побежденных значительную часть обрабат
ываемой площади (в большинстве случаев одну трет
ь), обращая ее в «агер публикус» (общественное пол
е), находившееся в принципе в собственности госуда
рства, однако хозяйствовали на нем римские нобили.
В защиту прав мелких землевладельцев выступили б
ратья Гракхи и их сторонники: как народные трибуны
Гракхи пытались противодействовать экономической
экспансии землевладельческой знати на «обществен
ное поле». Но ни смелые речи братьев Тиберия и Га
я Грак- хов, ни проведенные ими законопроекты не с
могли изменить хода событий, и с течением времени
в руках богачей и магнатов оказались огромные земе
льные площади — латифундии. Чтобы соответствую
щим образом обработать эти обширные территории,
требовались целые толпы рабов. Земля и все, что на
ней родилось, теперь не только поддерживали сущес
твование землевладельца и его семьи, но и служили
источником прибыли. Подобная ситуация сохранялас
ь до тех пор, пока Рим не добился власти над плодор
одными землями в иных странах. Со времени Пуниче
ских войн захваченная римлянами Сицилия, а затем
и Африка могли поставлять в Вечный город зерно по
цене более низкой, чем крупные поместья в Италии.
В результате в самой Италии земледелие вступило в
полосу упадка, ибо теперь выгоднее было разводить
скот или выращивать виноградную лозу и оливковые
деревья. И все же хлеба нужно было много, и не толь
ко для удовлетворения потребностей собственной се
мьи, подчас весьма многочисленной, но и для раздач
и хлеба населению. Этот обычай ввел в Риме Гай Гр
акх, который, дабы подчеркнуть свое стремление к р
еформам и одновременно снискать себе благосклон
ность народа, стал широко практиковать бесплатные
раздачи хлеба беднейшим слоям римских граждан. Э
то были так называемые фрументации — распредел
ение зерна среди малоимущих. Обычай этот укорени
лся, и бедняки, все, кто не имел работы и пропитания
, получали хлеб, а то и мясо от знатных лиц, пытавши
хся таким путем обеспечить себе поддержку масс и п
олитическое влияние. Своеобразной формой «даров
ых угощений» были также пиры, устраиваемые по сл
учаю различных событий частной жизни: свадеб и по
гребений, всевозможных семейных годовщин и т. п. Р
аздачи продовольствия привлекали в Рим толпы обе
здоленных из других городов и областей, что, в свою
очередь, вызывало волнения в самом Риме.
При таком массовом наплыве бедноты Италия у
же была не в состоянии обойтись собственными запа
сами зерновых. Хлеб шел и из Сицилии, и из Африки,
и с острова Родос, принося немалые прибыли предп
риимчивым торговцам. Жажда наживы, тяга к скорей
шему обогащению оказывались сильнее, чем старин
ная римская добропорядочность, а конкуренция прив
одила к острым личным столкновениям.
Расширение политического горизонта римлян на
восток и на запад обусловило заметные изменения в
обычаях граждан Вечного города, в их повседневной
жизни. Соприкоснувшись с роскошью и великолепие
м Востока, они пытались придать своему быту те же
черты. Поэтому в Рим привозили не только предмет
ы первой необходимости, но и многие экзотические т
овары, иной раз весьма дорогие, удовлетворявшие л
юбые капризы и прихоти горожан и горожанок. Милл
ионная столица громадного государства не могла существовать без импорта, без торговли. Средний рим
лянин питался хлебом, выпеченным из пшеничной м
уки, — эта пшеница выросла в Сицилии или в Северн
ой Африке. На обеденный стол жителям Рима подав
алась рыба, выловленная и засушенная в окрестност
ях Гибралтара. Римский гражданин готовил различн
ые блюда на африканском масле в горшках и кастрю
лях из меди, добытой в Испании, пользовался посуд
ой, вышедшей из гончарных печей Галлии, пил испа
нские и галльские вина, а если он проливал какой- ни
будь соус на свою тогу, то очищал ее специаль
ной глиной с островов Эгейского моря. Богатый горо
жанин носил одежду из милетской шерсти или из еги
петского полотна, жена его наряжалась в китайские
шелка, украшала себя алмазами и жемчугом из Инди
и, натиралась благовониями из Южной Аравии. Блюд
а приправлялись индийским перцем и афинским мед
ом. На столы из африканского цитрусового дерева е
ду подавали на подносах из испанского серебра, а си
цилийское вино наливали в сосуды из сирийского сте
кла. Богатый римлянин жил в доме, стены которого б
ыли отделаны цветным мрамором, добытым в камен
оломнях Малой Азии, среди предметов из индийског
о эбенового или тукового дерева, инкрустированных
африканской слоновой костью, в покоях, уставленны
х статуями, вывезенными из Греции.
Город в черте укреплений (римский релье
ф)
Из самой
товарами. Италии также отплывали корабли с Вывоз
делия из или керамические изделия, из- металлов,
хорошие вина, знаменитый
мрамор из каррарских каменоломен. Однако экспорт
не мог все же сравниться с импортом ни по количест
ву товаров, ни по их ценности. В Риме громоздились
горы товаров, часто лежавших без пользы, между те
м как все большие суммы денег выкачивались из Ри
ма, попадая в руки иностранных купцов. Примером и
злишнего, неоправданного ввоза может служить фак
т, для Рима трагический: Аларих, вождь готов, обеща
в оставить Рим в покое и мире, взял в качестве части
выкупа три тысячи фунтов перцу. По словам Плиния
Старшего, импорт наиболее дорогих товаров, привоз
имых из Аравии, Индии и Китая, поглощал ежегодно
до 550 млн. сестерциев.
«Со всей земли и со всех морей, — восторженно
обращается к римлянам оратор II в. н. э. Элий Арист
ид, —доставляется вам все, что дает каждое время г
ода и всякая местность, что дают реки и озера, искус
ства и ремесла греков и варваров. Так что, если ктолибо хотел бы все это увидеть, он должен был бы ил
и объехать весь мир, или побывать в вашем городе.
В самом деле, все, что родится и производится у дру
гих народов, все это непременно всегда имеется зде
сь в избытке. Сюда прибывает столько кораблей с гр
узами отовсюду во всякое время, с наступлением ос
ени, что город представляется как бы всемирной мас
терской.
Здесь можно увидеть столько товаров из Индии,
а если пожелаешь, то и из счастливой Аравии, что ка
жется, будто там остались лишь голые деревья, а ме
стным жителям, если им что понадобится, приходитс
я ехать сюда, дабы воспользоваться своими же плод
ами. Тканей из Вавилона и украшений из более отда
ленных варварских стран доставляют вам больше и
легче, чем если бы нужно было привезти что-нибудь
с Наксоса или Кифна в Афины. (...) ... А если чего-либ
о здесь не видно, то того и не было или нет вовсе»
(Элий Аристид. Похвала Риму).
ПРИРОДА И ЧЕЛОВЕК
.. . Некоторые... утверждают, что н
ичто не происходит случайно, но д
ля всего, возникновение чего мы п
риписываем самопроизвольности
или случаю, имеется определенна
я причина... Природа есть причина
... Искусство в одних случаях завер
шает то, что природа не в состояни
и завершить, в других же подражае
т ей.
Аристотель. Физика, II, 4, 195, 38;
II, 8, 199а
Осваивая природу и приспосабливая ее элементы к
собственным нуждам, древний человек неустанно за
нимался мелиорацией. В одних местах он веками бо
ролся с избытком грунтовых вод, в других, ощущая н
ехватку влаги, собственным умом и руками должен б
ыл «поправлять» окружающую среду — снабжать во
дой засушливые области. Отражение этого давнего
явления мы найдем в античных мифах: Геракл, кото
рому предстояло очистить конюшни царя Авгия, спр
авился с этой задачей против ожидания быстро. Изм
енив соответствующим образом направление течени
я реки Пеней в Элиде, он повернул ее потоки к загря
зненным авгиевым конюшням. Такой метод часто пр
именяли при мелиорации в отдельных районах.
Пожарная помпа. II в. до н. э. (реконструкция)
Первой подтверждаемой историческими источникам
и попыткой осушить заболоченные земли, осуществл
енной к тому же с мыслью об охране природы, были
работы в окрестностях города Ор- хомен в Беотии. Р
асположенное по соседству озеро Копаис (100 м над
уровнем моря) регулярно выходило из берегов и зат
опляло округу. Хотя по естественным подземным кан
алам оно обычно сбрасывало часть своих вод в море
, однако осенью, при обильных атмосферных осадка
х, озеро становилось опасным для прилегающих зем
ель, да и для здоровья людей: вода заливала обши
рные площади, образуя малярийные болота. Со вре
менем, по мере того как сами каналы зарастали ило
м, озеро переполнялось и опасность росла. Первую
попытку регулировать сток воды жители областей, ко
торым грозила опасность, предприняли уже во второ
й половине II тысячелетия до н. э., начав очищать от
ила естественные каналы и строить дополнительные
, искусственные. Сохранившиеся вещественные пам
ятники — остатки стен, плотин и каналов — свидетел
ьствуют, что работы по расчистке старых и созданию
новых каналов продолжались и в V-IV вв. до н. э. В IV
в. этими работами руководил Кратет из Халкиды, ин
женер великого Александра Македонского.
С именем философа Эмпедокла из Агриген- та с
вязано строительство запруд и регулирование стока
воды в Селинунте на острове Сицилия в середине V
в. до н. э.: в дельтах протекающих там рек стали возн
икать топкие, болотистые участки, отравлявшие возд
ух всей округи. Застоявшуюся воду отвели в русло д
ругой реки. Подобные работы не раз возобновлялись
в течение столетий: так, например, меры по регулир
ованию стока небольшой реки Илисс в Аттике, приня
тые впервые в том же V веке до н. э., вновь и вновь о
существлялись вплоть до римских времен, до эпохи
правления императора Адриана. Для защиты и спасе
ния построек, сооруженных на болотистых землях ил
и подмываемых грунтовыми водами или даже дожде
вой водой, прокладывали каналы, применяли дренаж
ные трубы и т. п. Достаточно упомянуть отвод избыт
очной дождевой воды, заливавшей беговые дорожки
в Олимпии, в реку Алфей по долговременному канал
у шириной от 0,50 до 0,62 м и глубиной от 0,44 до
0,67 м. Эта работы также были проведены в классич
еской Греции V в. до н. э.
Другим видом мелиорации было обеспечение во
дой засушливых областей. И снова обратимся к миф
ам: Арголида стала орошаемым плодородным краем
благодаря стараниям Даная, а Аттическую и Фиванск
ую равнины снабдил водой Ке- кроп, один из первых
царей Аттики, при котором, как гласит миф, Афина и
Посейдон оспаривали друг у друга верховную власть
над его страной. Вошедшая в поговорку счастливая
Аркадия была обязана красотой и зеленью своих сад
ов первому царю Аргоса Инаху и его сыну, которые п
ровели там в свое время необходимые ирригационн
ые работы.
Если обратиться к фактам историческим, то стои
т вспомнить о том, что, по сообщению Геродота, во в
торой половине VII в. до н. э. греческие колонисты с
острова Фера путем строительства оросительных ка
налов превратили окрестности Киренаики в Африке
в плодородный, богатый урожаями край. Благодаря у
порному труду людей область Пентаполис (так назы
ваемое Пяти- градье: Береника, Арсиноя, Птолемаид
а, Аполлония и Кирена) в Африке была в древности с
плошным цветущим садом, сегодня эти земли поглощены пустыней.
В Коринфе же обнаружено археологами сооруже
ние в форме нескольких водосборников, от них отход
ил главный канал, из которого вода распределялась
далее по многочисленным малым каналам. В IV и III
вв. до н. э. практиковали также орошение земель дож
девой водой, накапливаемой в каналах и водосборни
ках.
Ни в том, ни в другом типе мелиоративных работ
греки не видели какого-либо нарушения прав природ
ы или оскорбления богов. Однако действия, которые
могли бы свидетельствовать о том, что человек в сво
ей гордыне осмелился равнять себя с бессмертными
, расценивались как святотатство и навлекали на сов
ершившего их кару богов. Строительство мостов, об
легчавших человеческое общение, было необходим
ым, но поступок персидского царя Ксеркса, переброс
ившего в военных целях мост через Геллеспонт, выз
ывал тревогу как дерзостное посягательство на весь
установленный свыше миропорядок. Последовавше
е за этим поражение персов объясняли гневом богов
, мстящих за надменный вызов их всевластию и могу
ществу. Именно такое понимание событий нашло вы
ражение в трагедии Эсхила:
Хор: Вторглось войско в страну соседей,
Что на том берегу пролива Геллы
Афамантиды, канатом плоты связав,
Морю взвалив на шею
Тяжким ярмом крепкозданный мост.
Атосса: ... Он (Ксеркс. — Прим. пер.) дву
мя путями шел.
Тень Дария: Как такая тьма пехоты пере
правиться смогла?
Атосса: Мост навел, чтоб через волны Г
еллы посуху пройти.
Тень Дария: Неужели умудрился Боспор
мощный запереть?
Атосса: Умудрился. Демон, видно, дело
сделать пособил.
Тень Дария: О, как быстро подтвердило
сь предсказанье! Сына Зевс
Предреченною судьбою покарал. А я- то
мнил,
Что еще не скоро боги волю выполнят св
ою. . .
Зевс пред близкими моими распахнул
колодец бед, Сын же мой, того не
видя, юной дерзостью блеснул: Геллесп
онта ток священный, божий
Боспора поток, Он связать решил
цепями, как строптивого раба, И, ярмом
оков железных преградив
теченью путь, Многочисленному
войску путь широкий проложил. В слепот
е тщеславья, смертный, он с
богами и самим Посейдоном вздумал спорить.
Эсхил. Персы, 67-70, 720-724, 739-750 Грек Эсхил
вложил здесь в уста персидского царя Дария мысль,
важную для всего античного мировоззрения: любое п
осягательство на права природы — права богов — не
сет людям грозную опасность. Боги отделили Европу
от Азии проливом: нельзя вмешиваться в их неведом
ые для смертных замыслы и связывать искусственно,
то, что они разделили. Однако подобный запрет сков
ывал хозяйственную деятельность и вообще развити
е культурного народа. И греки переступали суровый з
апрет, преодолевали страх перед всемогуществом б
ессмертных олимпийцев и не раз отваживались нару
шать их суверенные права, «улучшая» свою среду об
итания. Так же поступали и римляне, опираясь прежд
е всего на накопленные греками опыт и навыки.
Достаточно вспомнить об инициативе Плиния Мл
адшего, который, будучи наместником Вифинии, дум
ал о развитии в провинции водных коммуникаций, чт
о также требовало «поправить природу». «В области
никомедийцев, — сообщает он императору Траяну,
— есть очень большое озеро: мрамор, плоды, дрова,
строительные материалы дешево и без большого тр
уда доставляют по нему на судах до самой дороги; о
ттуда же с большим трудом и еще большими издерж
ками довозят их в телегах до моря... » Замыслив пос
троить канал, Плиний докладывает императору: «Эт
а работа требует множества рук, но их, конечно, хват
ит: и в деревнях здесь много людей, а в городе еще б
ольше. Можно твердо надеяться, что все очень охот
но приступят к делу, выгодному для всех. Остается т
ебе прислать... нивелировщика или архитектора, кот
орый бы тщательно исследовал, выше ли это озеро,
чем море. Здешние знатоки утверждают, что оно вы
ше на сорок локтей. Я в этих самых местах нашел к
анал, вырытый еще царем (одним из царей Вифи- ни
и, правивших до 75 г. до н. э. — Прим. пер.), неизвес
тно только, для стока ли влаги с окружающих полей и
ли для соединения озера с рекой. Он недокончен... И
я горячо желаю, чтобы ты довел до конца то, что тол
ько начали цари» (Письма Плиния Младшего, X, 41,
2-5). Добавим, что проект заинтересовал Траяна, и о
н ответил: «Озеро это может соблазнить нас, и мы з
ахотим соединить его с морем. Надо только тщатель
но исследовать, не стечет ли оно целиком, если устр
оить спуск к морю: надо установить, сколько воды он
о получает и откуда» (Там же, 42).
История с каналом в Вифинии имела продолжени
е, показывающее, как искусны и опытны были римля
не к началу II в. н. э. в строительстве ирригационных
сооружений и какое внимание уделяли этому имперс
кие власти. Спустя некоторое время Плиний Младши
й пишет Трая- ну: «Ты, владыка, очень предусмотрит
ельно боялся, как бы озеро, соединившись с рекой, а
через нее с морем, не стекло в него. Мне кажется, я,
находясь на месте, нашел, каким образом избежать э
той опасности.
Озеро можно подвести к самой реке с помощью к
анала, но не спускать его в реку, а оставить своего ро
да водораздел, который будет одновременно и удер
живать воду в озере, и отделять его от реки. (...) Чере
з эту промежуточную полосу земли будет легко пере
править в реку грузы, подвезенные по каналу. Сдела
ем так в случае необходимости, хотя я надеюсь, что
необходимости не будет. Само озеро достаточно гл
убоко; из него в противоположную сторону вытекает
речка; если ее запрудить и повернуть, куда мы хотим
, то она, без всякого ущерба для озера, вольет в него
столько воды, сколько сейчас из него уносит. Кроме т
ого, пространство, где будут прокапывать канал, про
резают ручьи, и если их тщательно соединить, они во
сполнят то, что отдаст озеро. Если даже решено буд
ет провести канал дальше, сузить его и, спустив до у
ровня моря, вывести его не в реку, а в самое море, т
о море своим прибоем сохранит и удержит в озере вс
ю воду, которая будет из него уходить. Но если бы да
же природа места не предоставила нам ни одной из э
тих возможностей, то было бы просто задержать теч
ение с помощью шлюзов». Из ответного письма Трая
на мы узнаём, что в Риме остались очень довольны п
редусмотрительностью, изобретательностью и практ
ическим усердием своего наместника (Там же, 61,
62).
Чем завершились хлопоты Плиния Младшего, та
к заботившегося о нуждах местного населения, нам н
е известно, нет даже сведений о последних годах жи
зни и деятельности вифинского наместника. Других у
поминаний о предполагавшемся строительстве кана
ла в переписке Плиния с Траяном мы не находим.
ВОДА НА СЛУЖБЕ
ЧЕЛОВЕКА
Фалес... утверждал, что начало
всего — вода (потому он и заявл
ял, что земля находится на воде
); к этому предположению он, бы
ть может, пришел, видя, что пищ
а всех существ влажная и что са
мо тепло возникает из влаги и е
ю живет. . .
Аристотель. Метафизика, I, 3, 983
b, 20—24
Вода —для утоления жажды, для ведения хозяйства,
для лечения — не всегда была легкодоступным даро
м природы или богов, источником бесплатной выгод
ы, как пишет Витрувий. Вода не давалась древним в
руки сама, а, напротив, часто несла им бедствия и ги
бель. Не удивительно, что греки с их анимизмом, оли
цетворением и одушевлением сил природы считали
покровителями и властителями воды Океана и Фети
ду, а сами воды — реки, моря, родники — заселяли в
своем воображении божествами-хранителями. В ист
очниках должны были обитать нимфы — наяды, в мо
рских глубинах царили тритоны и иные морские боже
ства. Всем им греки приносили богатые жертвы, благ
одаря за ценный дар, каким была вода, или стараясь
умилостивить таинственные силы, способные предо
хранить смертных от тех опасностей, которыми грози
ла слепая стихия. Зато распределение воды, обеспе
чение ею засушливых областей, использование ее д
ля различных нужд — все это было уже делом самих
людей, плодом их мысли и физических усилий.
Ни памятники археологии, ни тем более письмен
ные источники не позволяют установить, когда были
впервые изобретены и начали применяться способы
доставки воды тем, кто в ней нуждался, — для питья,
для приготовления пищи, в домашнем и сельском хо
зяйстве и во многих других сферах жизни. Греческие
философы были совершенно правы, утверждая, что
люди получили возможность пользоваться этим ценн
ейшим даром природы еще в далекие, незапамятные
времена.
Первоначально речь шла, по-видимому, о просте
йших долговременных водосборниках или о колодца
х.
Акведук Клавдия
Выбор того или иного приспособления для снабжени
я людей водой зависел от местных гидрографически
х условий. Многие реки в Греции — горные или предг
орные, с быстрым течением. В ряде областей были,
а иногда существуют и поныне знаменитые источник
и, в периоды сильной засухи иссякающие, — с этим я
влением связано немало древнегреческих мифов. Кр
упные поймы, места, затопляемые при разливах, сос
едствуют с районами, где для орошения служит толь
ко дождевая вода. Поэтому-то устойчивое водоснаб
жение было для греков проблемой весьма нелегкой.
Одна из древнейших форм накопления и сбора воды
— устройство гротов, оборудование источников, защ
ищенных от загрязнения. Устроенные таким образом
, подземные родники напоминали колодцы. На тверд
ых, каменистых землях жители, боясь в случае враж
еской осады оказаться отрезанными от источников в
оды, выдалбливали в камне ступенчатые желобы, до
ходившие до того места, где находились водоносные
слои. Вода же, вытекавшая из расщелин в скалах, по
ступала по специальным штольням, вырубленным в
камне каналам. По ним вода попадала в водосборни
к, оборудованный в виде небольшой постройки; пере
д ней располагалась площадка, а под ней — канал, в
ыводящий избыток накопленной воды. Подобное соо
ружение, восходящее к VII—VI вв. до н. э., было обна
ружено, например, в Коринфе, где оно несло на себе
следы позднейшей перестройки в римскую эпоху.
Выявить источник воды и оборудовать доступ к н
ему значило решить лишь половину задачи. Не мене
е важна была проблема транспортировки, доставки в
оды потребителям. Поначалу ее приходилось просто
носить, зачастую издалека, и эту работу выполняли г
лавным образом рабы. Иногда привозили сразу боль
шой запас воды в объемистых кувшинах. Создавали
также огороженные бассейны с углублениями, откуд
а легко было черпать воду. Использовали и дождеву
ю воду, собирая ее в приспособленные для этого цис
терны: они имели два уровня — с одного вода стекал
а на другой, где накапливалась и сохранялась. Преж
де чем вошли в обиход такого рода водосборники, гр
еки черпали дождевую воду просто из скальных впад
ин и выемок.
Водонос. Бронзовая статуэтка
В строительстве колодцев также происходили прогре
ссивные изменения: колодцы становились все глубж
е, достигая подчас более чем 30- метровой глубины.
Они были облицованы камнем, а начиная с III в. до н.
э. их обносили стеной из тесаных плит. Воду из коло
дцев черпали вручную, сосудом, к которому была пр
ивязана веревка. В классическую эпоху был уже изве
стен колодезный журавль,
а в период эллинизма стали пользоваться и вра
щающимся валом-катушкой. Можно с полным право
м утверждать, что люди античного мира знали уже вс
е виды колодцев, какие встречаются и сегодня.
Понятно, что копание колодцев, выдалбливание
каменных шахт и желобов считались работами тяже
лейшими и весьма опасными. Этот труд был близок к
труду горняка, рудокопа, но был, пожалуй, еще боле
е тяжелым, ведь человек, строивший колодец, был к
райне стеснен в своих движениях и должен был сам
пробивать себе дорогу вглубь, вырубая в стенах шах
ты каменные уступы, служившие ему ступеньками пр
и возвращении на поверхность.
На основе многочисленных каналов, в том числе
подземных, и в самой Греции, и на островах возника
ли первые водопроводы. Однако подлинно великим
достижением древних в этой области явились римск
ие акведуки.
«Из всего существующего, очевидно, нет ничего
столь же необходимого для употребления, как вода,
потому что... без воды ни животных, ни какой бы то н
и было пищи не может ни появиться, ни сохраниться,
ни образоваться. Поэтому надо искать и выбирать ис
точники с большой внимательностью и заботливость
ю к человеческому здоровью» (Витрувий. Об архит
ектуре,
VIII, 3, 28).
Всю VIII книгу своего трактата Витрувий посвяща
ет воде. Он рассматривает различные типы источник
ов, горячих и холодных, серных, квасцовых, щелочн
ых; рассказывает, как и где их находить; объясняет, к
ак зависят свойства воды от особенностей почв, от у
ровня залегания водона- сьпценных слоев; описывае
т и многочисленные способы ее добывания. Так, нап
ример, он советует выкопать на определенной глуби
не яму строго установленных размеров и положить в
нее перед заходом солнца медный или свинцовый ко
вш или таз. Приготовленный сосуд надо смазать изн
утри маслом и положить вверх дном, а отверстие ям
ы закрыть тростником и ветками и засыпать сверху з
емлей. На другой день яму открывают, «и если в сос
уде окажутся капельки и он запотеет, значит в этом м
есте имеется вода» (Там же, VIII, 1, 4). Наряду со спо
собами отыскания воды римский инженер сообщает
и о различных приемах испытания и проверки качест
ва воды в источнике — годится ли она для питья и не
содержит ли каких-либо примесей, опасных для здор
овья людей (Там же, VIII, 4).
Колодец. Роспись вазы. VI в. до н. э.
Не менее важен был, конечно, и вопрос о доставке в
оды. Витрувий не только указывает, как проводят вод
у от источников в города: «по протокам посредством
выложенных камнем каналов, или по свинцовым труб
ам, или же по трубам из обожженной глины», — но и
подробно рассказывает, как именно устроить каналы
и трубопроводы. Он останавливается и на конкретны
х условиях, при каких следует применять тот или ино
й из описанных им способов, и на том, какие инжене
рные требования надо соблюдать при организации в
одоснабжения. Так, он подчеркивает прежде всего, ч
то стены, цистерны и водосборники должны быть про
чными и надежными. Описанные им типы водопрово
дов могли быть созданы лишь при наличии доступны
х источников. «Если же нет источников, откуда бы на
м провести воду, необходимо рыть колодцы. Рытье ж
е колодцев не следует производить безрассудно, но
надо с большим умением и проницательностью прин
имать в соображение природные основы вещей, ибо
в земле содержится множество разнородных вещест
в... » Витрувий предупреждает также об опасностях, г
розящих тем, кто копает колодцы: «...неудержимые т
оки воздуха, которые проходят тяжелой струей по скв
ажистым порам земли. .. наталкиваясь на копающих
людей, природного силой испарений спирают в их но
здрях жизненное дыхание. От этого те, которые не уб
егают скорей оттуда, там погибают. Чтобы иметь сп
особ избежать этого, надо поступать так: опустить вн
из зажженный светильник, и если он продолжает гор
еть, можно спускаться безопасно; если же свет потух
нет от силы испарения, тогда справа и слева от коло
дца надо прокопать вытяжные ямы; таким образом и
спарения рассеются из вытяжных ям, как через ноздр
и» (Там же, VIII, б).
Автор трактата называет целый ряд особенно це
нных источников, причем не только в Италии, но и в
других странах. По его мнению, вода всякого горячег
о источника целебна, «потому что, переварившись в
особых веществах, она приобретает особую полезну
ю силу. Так, серные источники исцеляют болезни жи
л, разгорячая их и выжигая из тела своим жаром худ
ые соки. Квасцовые помогают при параличе и других
болезнях, расслабляющих члены, вливая тепло чере
з открытые поры, противодействуют охлаждению про
тивоположной ему силою жара и этим неуклонно вос
станавливают прежнее действие членов тела. Вода
же источников, содержащих горячую смолу, выпивае
мая как слабительное, обычно излечивает внутренни
е болезни тела» (Там же, VIII, 3, 4).
Напротив, в местах добычи золота, серебра, жел
еза, меди, свинца и других металлов воды хотя и мно
го, но она нездоровая, вызывает «судороги или пода
гру». «Бывает еще такого рода вода, на поверхности
которой...плавает какой- то налет, напоминающий по
оттенку пурпуровое стекло». Такую воду никто не пье
т, но берут ее для мытья и иных надобностей, пьют ж
е из колодцев, избегая вредного действия местных и
сточников. Далее следует увлекательный рассказ о р
азных реках, озерах и источниках, чья вода обладает
теми или иными уникальными свойствами. Это и «со
леная» река Гимер на острове Сицилия, и «масляны
е» озера в Индии и Эфиопии, и ядовитые источники
в Террацине и Фессалии: ни скот, ни дикие звери к ни
м не приближаются, а люди, неосторожно пившие из
них, погибали, так что еще в древности Нептунов ист
очник в Террацине пришлось засыпать. Витрувий упо
минает немало и других ядовитых родников. «... В М
акедонии, в том месте, где похоронен Еврипид, по пр
авую и по левую руку от его надгробного памятника,
стекаются воедино два ручья; у одного из них любят
отдыхать и закусывать путники ради прекрасного кач
ества воды, к ручью же по другую сторону памятника
не подходит никто, потому что, говорят, вода его сме
ртоносна». И в самой Италии, «на Корнетовом поле у
Кампан- ской дороги есть роща с родником, у которог
о видны валяющиеся кости птиц, ящериц и других пр
есмыкающихся» (Там же, VIII, 3, 5—17).
Витрувий собрал в своем обширном труде множе
ство интересных сведений, относящихся и к весьма
отдаленным от Рима областям и странам. «Наприме
р, в Пафлагонии есть один такого рода источник, пью
щие из которого и без вина становятся пьяными». В
Аркадии же, напротив, из некоей пещеры вытекает в
ода, «делающая пьющих ее трезвенниками». От вод
ы на острове Кишнии люди теряют разум, а от воды в
Тарсе и Магнесии обретают превосходные певчески
е голоса. Упомянут в трактате и удивительный родни
к в Сузах — главном городе Персии: утолившие жаж
ду у этого родника теряли зубы. «Там написана эпиг
рамма, смысл которой тот, что вода эта превосходна
для мытья, но если ее выпить, то зубы выпадут из де
сен». В этой надписи на камне, эпиграмме, были таки
е греческие стихи:
Путник, ты видишь родник, во влаге
которого руки Может омыть чело
век, не повредивши себе,
Если ж водой от струи его светлой ты
жаждешь напиться, То лишь губа
ми ее, к ней наклонившись, вберешь —
Тотчас же выпадут все изо рта твои
на землю зубы, Осиротелой наве
к челюсть оставив тебе.
Там же, VIII, 3, 20-24
Рассказ этот интересен еще и тем, что сообщает
нам о существовании уже в древности предупрежда
ющих знаков, предостерегавших путников о грозивш
ей им опасности.
Отмеченные Витрувием принципы обеспечения в
одой городов составляли основу строительства вели
колепных, прославленных римских акведуков. Акведу
ки поражали современников и потомков не только св
оей бесперебойной и весьма эффективной работой,
но и своими размерами, прочностью и надежностью
сооружений. Кроме того, поскольку римляне распола
гали водопроводы на высоких аркадах, знаменитые а
кведуки становились также важным декоративным эл
ементом, украшая город и его окрестности, по которы
м они проходили. Прочность их поистине поразитель
на: некоторые из них, как, например, Ак- ва Марциа
(144-140 гг. до н. э.), Аква Вирго (20 г. до н. э.) и боле
е поздний Аква Траяна (111 г.
н. э.), действуют и сегодня. Первый водопровод, Акв
а Аппиа, был построен в 312 г. до н. э., второй, Анио
Ветус, — сорок лет спустя, а всего их было создано в
Риме с конца IV в. до н. э. до начала II в. н. э. десять.
Не ограничиваясь возведением впечатляющих аквед
уков в столице государства, римляне закладывали ту
же систему водоснабжения и в провинциях: в Галлии
, Испании, Малой Азии. Те из акведуков, которые сох
ранились там до нашего времени, свидетельствуют
о высоком мастерстве древнеримских архитекторов
и строителей.
Но если вспомнить, каких огромных усилий требо
вало даже копание простейшего колодца, то нетрудн
о себе представить, сколько рабочих рук необходимо
было привлечь для строительства акведуков, тянувш
ихся иногда на десятки километров. Едва ли можно п
осле этого согласиться с мнением Витрувия, будто «
вода доставляет приятную пользу, потому что доста
ется даром» (Там же, VIII, введение). За воду древни
е платили очень дорого: напряжением сил всего общ
ества и даже — цена наивысшая — человеческими жизнями.
ОГОНЬ — ДАР ПРОМЕТЕЯ
Власть: Пора, Гефест, исполнить
, что наказаноТебе
отцом, и святотатца этогоК
скалистым здешним кручам креп
ко-накрепкоЖелезными
цепями приковать навек.Твою
ведь гордость, силу всех ремесе
л — огоньПохитил он
для
смертных... Прометей:... Я в
ярме беды томлюсьИз-за того,
что людям оказал почет.В
стволе нартека искру огнеродну
юТайком унес я: всех
искусств учителемОна для
смертных стала и началом благ.
^rvi/ I п Пплллатам пглм1/лс1и
ULIM
В своих длинных монологах в трагедии Эсхила Пром
етей перечисляет множество благодеяний, соверше
нных им ради всех смертных. Он раскрыл им тайны в
сех наук и искусств. Показал, как строить дома из кир
пичей. Обучил плотницкому делу. Дал великое умени
е считать и писать. Первым впряг тяглый скот в ярмо
. Научил, как заставить коней повиноваться вознице.
Первым построил парусный корабль. Научил изготов
лять лекарства. Раскрыл людям тайны недр, показал
, как добывать железо, медь, серебро и золото.
Но ни один из этих даров Прометея человечеств
у не вызвал беспокойства у бессмертных богов. Лиш
ь «дар огня» обрек мятежного титана на тяжкие муки.
В тепле и свете огня нуждались и все другие «челове
ческие искусства». Именно этот украденный пламень
осветил людям их путь, путь прогресса, вступив на ко
торый они приблизились к божественному всемогущ
еству.
Сначала открытый очаг, костер, а затем печь дав
али древним тепло и свет. В повседневной жизни по
льзовались очагом «стационарным», сооруженным и
з камня и глины по соседству с домом, на дворе, где
он служил также кухней. Настоящим достижением б
ыло создание «печек» переносных, жаровен, согрева
вших дом изнутри. Это были сосуды из терракоты, об
ожженной глины, самых разных форм и размеров —
поначалу, как обычно, очень простые, со временем ж
е им стали придавать более изысканные формы или
украшать пластическим орнаментом. Они напоминал
и горшок с двумя ручками, круглую чашу на подставк
е или на трех ножках, могли иметь также форму пере
вернутой шляпы с полями, с одной длинной рукоятко
й. В дальнейшем подставки для терракотовых «пече
к» стали делать высокие и изящные — они не только
помогали обогреть весь дом, но и украшали его. Еще
через некоторое время добавились отверстия для в
ыгребания золы и для создания воздушной тяги.
Центральное отопление применяли прежде всег
о в гимнасиях для нагревания воды в бассейнах. Ото
пительные приборы менялись, совершенствовались,
но в основе своей они всегда состояли из жаровни, с
вязанного с ней «гипока- устона», над которым распо
лагалась некая емкость с водой, предназначенной д
ля нагревания, и из труб — по ним горячая вода пода
валась в бассейн. Позднее появилась и труба, через
которую выходил дым от жаровни.
В эллинистическую эпоху центральное отоплени
е стали устраивать и в частных домах. Начиная с это
го времени центральное отопление входит в обиход г
реков, хотя местная традиция сохранила воспоминан
ие о том, что уже в VI в. до н. э. некий Феодор должен
был установить подобную отопительную систему в зн
аменитом храме Дианы в Эфесе. В Олимпии при гим
насии III в. до н. э. обнаружены бани с центральным о
топлением, датируемые II-I веками до н. э. Было бы н
еправильно поэтому приписывать введение такого сп
особа отопления римлянам, ведь его знали уже греки
, а в самих римских банях устройство для нагрева во
ды состояло из тех же элементов, какие применялись
в свое время в Греции. Разумеется, римляне внесли
немало изменений и усовершенствований, но все же
первооткрывателями здесь были не они.
Пытаясь отыскать дорогу в темноте, люди издавн
а пользовались лучинами, расщепляя толстые ветки
смолистых деревьев, например сосны. В классически
й период истории Греции вошли в употребление фак
елы, изготовленные из прутьев, пропитанных смолой
, дегтем или воском и связанных между собой. Их вст
авляли в металлические трубки или просто скреплял
и металлическими кольцами. Иногда такой факел по
мещали в сосуд в форме кубка, так что все вместе эт
о напоминало нынешнюю свечу в подсвечнике. Тогда
же получили широкое распространение и лампады, г
лавным образом терракотовые; их заправляли масло
м, чаще всего оливковым, изредка также касторовым
, а иногда и нефтью. Фитиль делали из растительных
волокон, из льна. В Египте для этих целей использов
ался и папирус.
Были также лампады железные, оловянные, реж
е бронзовые — все они стоили дорого. Светильники
же из драгоценных металлов — серебра, даже золот
а, — известные уже в эгейскую, крито-микенскую эпо
ху, были, естественно, предметами роскоши и должн
ы были свидетельствовать о немалом богатстве их владельцев.
СТИХИЙНЫЕ
КАТАСТРОФЫ
БЕДСТВИЯ,
Нужно посылать душу навстречу в
сему и думать не о том, что случае
тся обычно, а о том, что может слу
читься. ( . . . ) Сколько городов в Аз
ии, сколько в Ахайе рушилось от о
дного землетрясенья? Сколько пог
лощено их в Сирии, в Македонии?
Сколько раз опустошало Кипр это
бедствие? (...) Так воспрянем духо
м перед лицом всего случайного, и
что бы ни произошло, будем знать:
беда не так велика, как гласят о не
й слухи. Выгорел богатый город, ук
рашенье провинции. . . Но когда-ни
будь время изгладит даже следы в
сех тех городов, о величье и благо
родстве которых мы слышим тепер
ь.
Сенека. Нравственные письма к Луцилию, XCI, 4, 9—10
С давних пор пыталась человеческая мысль
предотвращать стихийные бедствия или по крайней
мере ослабить разрушительное действие сил природ
ы, но задача эта становилась все труднее: губительн
ой мощи природы помогала подчас сама же человеч
еская мысль — носительница прогресса. ..
Сегодня уже можно предвидеть землетрясения,
предотвратить же их, обуздать стихию люди пока ещ
е не в состоянии. Между тем землетрясения были и
остаются страшнейшим из бедствий. Древние не раз
пробовали объяснить это явление, но вынуждены бы
ли ограничиваться его описаниями. Не обошел его м
олчанием и Плиний Старший в своем труде «Естеств
енная история»: «Землетрясения случаются разные
и вызывают удивительные последствия: тут обвалил
ись стены, там их поглотила глубокая трещина, в одн
ом месте выброшены громадные камни, в другом пот
екли реки, иногда выбивается огонь или забьют горя
чие ключи, в ином месте вспять повернулось течени
е рек. Этому предшествует и за этим следует ужасаю
щий гул, подобный то звериному рыку, то мычанию, т
о крику человека, то грохочущим ударам оружия — в
зависимости от свойств вещества, на которое наталк
иваются воздушные токи, и от формы впадин или же
лобов, через которые они проходят, свистя в теснине
, звуча глухо в изгибах, отражаясь от жесткого, клоко
ча в сырых местах, бушуя в стоячих водах, яростно о
брушиваясь на твердые преграды. (...) Никогда не бы
вает, что земля просто один раз пошатнется, но она
дрожит и колеблется. Иногда остается открытая тре
щина, показывающая, что она поглотила, иногда же
она скрывает это в себе, плотно сжав пасть и так наб
расывая землю на прежнее место, что не найдешь н
икаких следов происшествия, а ведь зачастую целые
города бывали поглощены и целую полосу обработа
нных нив всасывала в себя земля. Особенно подве
ржены землетрясениям приморские области, да и го
ристые не избавлены от этого бедствия.
Как я разузнал, в Альпах и Апеннинах не раз про
исходили землетрясения, причем осенью и весной зе
мля содрогается чаще... (...) Кроме того, ночью это б
ывает чаще, чем среди бела дня. Самые же крупные
землетрясения случаются рано поутру или поздно ве
чером, а особенно частые — незадолго перед рассве
том, днем же — около полудня» (Плиний Старший.
Естественная история, II, 193-195).
Плиний не приводит конкретных случаев землетр
ясений и, упоминая об Альпах и Апеннинах, не назыв
ает никаких других территорий, пострадавших от это
го несчастья. Между тем в I в. н. э. произошло крупно
е землетрясение в Азии, весть о котором облетела в
есь античный мир и произвела сильнейшее впечатле
ние на современников.
Бедствие это постигло Азию в 17 г. н. э., когда в Р
име правил император Тиберий. О событии этом рас
сказывает в своих «Анналах» Тацит: «В том же году
были разрушены землетрясением двенадцать густон
аселенных городов Азии, и так как это произошло но
чью, бедствие оказалось еще неожиданнее и тяжеле
е. Не было спасения и в обычном в таких случаях бег
стве на открытое место, ибо разверзшаяся земля пог
лощала бегущих. Рассказывают, что осели высочай
шие горы; вспучилось то, что дотоле было равниной;
среди развалин полыхали огни. Больше всего постра
дали жители Сард, и они же удостоились наибольши
х милостей со стороны Цезаря (Тиберия. — Прим.
пер.), ибо он пообещал им десять миллионов сестер
циев и на пять лет освободил от всех платежей, кото
рые они вносили в государственное казначейство ил
и в казну императора. Жители Магнесии... чей город
пострадал почти так же, как Сарды, получили сходно
е вспомоществование. Было принято постановление
освободить на тот же срок от уплаты податей жителе
й Темна, Филадельфии, Эги... » (Анналы, II, 47).
Вулканы — вот еще одна вечно таящаяся в глуби
не земных недр и коварно подстерегающая смертны
х опасность. Это те самые «грозные кузницы Гефест
а», где циклопы ковали молнии, чтобы великий громо
вержец Зевс мог потом метать их в непокорных. Грек
и мысленно помещали эти кузницы в глубине сицили
йской Этны, но таинственные мастерские бога огня м
огли бы быть символом всех спящих вулканов.
Был в зеленой тени винограда недавно
Везувий,
Сок благородной лозы полнил здесь пья
ную кадь;
Эти нагория Вакх любил больше Ни- сы
холмистой;
Здесь на горе хоровод резво сатиры вел
и.
Лакедемона милей места эти были Вене
ре,
И Геркулесовым здесь славен был имен
ем дол.
Все уничтожил огонь и засыпал пепел ун
ылый...
Даже и боги такой мощи не рады своей.
Марциал. Эпиграммы, IV, 44 Извержение Везу
вия в 79 г. н. э. имело страшные последствия, тем бо
лее страшные, что никто его не ожидал, не предчувст
вовал опасности от внешне мирного и спокойного, по
крытого прекрасными виноградниками вулкана. След
ы разрушений видны и сегодня. Геркуланум, Помпеи.
.. Земля, открывающая археологам свое трагическое
прошлое.
Светоний в биографии императора Тита огранич
ивается кратким извещением: «Его правления не ми
новали и стихийные бедствия: извержение Везувия в
Кампании, пожар Рима, бушевавший три дня и три но
чи, и моровая язва, какой никогда не бывало» (Божес
твенный Тит, 8). Другим авторам мы обязаны более
подробными сведениями о катастрофе 79 г. Особую
ценность представляют свидетельства очевидца —
Плиния Младшего. Они изложены им самим в его пи
сьмах к историку Тациту. Так как во время извержени
я вулкана погиб дядя Плиния, уже упоминавшийся на
ми ученый-энциклопедист Плиний Старший, то Таци
т дважды просил своего друга рассказать ему как мо
жно больше и об обстоятельствах гибели его дяди, и
о его собственных впечатлениях о разыгравшейся тр
агедии.
Плиний Младший находился в то время вместе с
матерью и дядей в Мизене. Вскоре после полудня он
и заметили некое облако, «необычное по величине и
по виду». Никто не мог определить, откуда оно надви
гается, лишь позднее оказалось, что от Везувия. Обл
ако это приобрело форму сосны или скорее средизе
мноморской пинии, с раскинутыми во все стороны ве
твями. Оно то росло, то опадало, местами оно было
белого цвета, местами же черное от пыли и пепла, с
ловно покрытое пятнами. Заинтересовавшись необы
чным явлением, Плиний Старший захотел понаблюд
ать его вблизи и даже пригласил племянника поехат
ь вместе с ним. (К счастью для нас, тот был в этот мо
мент увлечен другим делом и не поехал.) Ученый, ко
торый одновременно был местным префектом и ком
андовал флотом, сел на корабль и приказал двигать
ся в сторону Везувия, откуда уже бежали охваченны
е ужасом люди.
«На суда уже падал пепел, и чем ближе они подъ
езжали, тем горячее и гуще; уже куски пемзы и черн
ые обожженные обломки камней, уже внезапно отме
ль и берег, доступ к которому прегражден обвалом».
Плиний Старший решил остановиться у своего знако
мого в Стабиях, на противоположном берегу бухты.
Там он застал настоящую панику и, желая успокоить
всех своей веселостью и присутствием духа, вымылс
я в банях, пообедал и с некоторой, быть может, наиг
ранной беспечностью прилег вздремнуть. Плиний Мл
адший рассказывает Тациту, что случилось потом:
«Тем временем во многих местах из Везувия шир
око разлился, взметываясь кверху, огонь, особенно я
ркий в ночной темноте. Дядя твердил, стараясь успок
оить перепуганных людей, что селяне впопыхах забы
ли погасить огонь и в покинутых усадьбах занялся по
жар». Когда площадка перед флигелем, где спал гост
ь, была уже так завалена пеплом и обломками, что в
ыйти из дома было уже почти невозможно, Плиния ра
збудили и все вместе стали решать, оставаться ли вн
утри зданий, которые уже шатались от частых и силь
ных толчков, или выйти во двор, куда падали раскале
нные камни. Выбрали меньшее зло: «В защиту от пад
ающих камней кладут на головы подушки и привязыв
ают их полотенцами».
Настал день, но по-прежнему царила тьма, «черн
ее и плотнее всех ночей». Все вышли на берег: бурно
е море не давало надежды на спасение. «Дядя лег н
а подостланный парус, попросил раз-другой холодно
й воды и глотнул ее». Затем он встал, но тут же упал
замертво на руки двух рабов, задохнувшись тяжелым
и сернистыми испарениями. «Тело его нашли в полн
ой сохранности, одетым, как он был; походил он скор
ее на спящего, чем на умершего» (Письма Плиния М
ладшего, VI, 16).
Второе письмо не добавляет ничего нового к кар
тине самого извержения, однако, основанное на лич
ных впечатлениях автора, оно ярко изображает посл
едствия катастрофы, общую обстановку, царившую в
тех местах, поведение людей и многое другое. В сит
уации этой наглядно проявились характеры и мораль
ные качества тех, кого мог видеть писатель. Стоит, н
аверное, привести его рассказ целиком, не упуская и
деталей:
«После отъезда дяди я провел остальное время
в занятиях... Потом была баня, обед, сон, тревожный
и краткий. Уже много дней ощущалось землетрясени
е, не очень страшное и для Кампании привычное, но
в эту ночь оно настолько усилилось, что все, казалос
ь, не только движется, но становится вверх дном. Ма
ть кинулась в мою спальню, я уже вставал... Мы сели
на площадке у дома: небольшое пространство лежал
о между постройками и морем. (...)
Уже первый час дня (около 6-7 часов утра. —
Прим. пер.), а свет неверный, словно больной. Дом
а вокруг трясет; на открытой узкой площадке очень с
трашно; вот-вот они рухнут. Решено, наконец, уходит
ь из города; за нами идет толпа людей, потерявших г
олову и предпочитающих чужое решение своему;. . .
нас давят и толкают в этом скопище уходящих. Выйд
я за город, мы останавливаемся. Сколько удивитель
ного и сколько страшного мы пережили! Повозки, кот
орым было приказано нас сопровождать, на соверше
нно ровном месте кидало в разные стороны. .. Мы ви
дели, как море отходит назад; земля, сотрясаясь, как
бы отталкивала его. Берег явно продвигался вперед;
много морских животных застряло в сухом песке. С д
ругой стороны — черная страшная туча, которую про
рывали в разных местах перебегающие огненные зиг
заги; она разверзалась широкими полыхающими пол
осами, похожими на молнии...
Тогда тот же испанский знакомец (знакомый Пли
ния Старшего, приехавший к нему из Испании. —
Прим. пер.) обращается к нам с настоятельной речь
ю: "Почему вы медлите и не убегаете?" Мы ответили,
что не допустим и мысли о своем спасении, не зная,
жив ли дядя. Не медля больше, он кидается вперед,
стремясь убежать от опасности.
Вскоре эта туча опускается к земле и накрывает
море. Она опоясала и скрыла Капри, унесла из виду
Мизенский мыс. Тогда мать просит, уговаривает, при
казывает, чтобы я убежал... Я ответил, что спасусь т
олько вместе с ней; беру ее под руку и заставляю пр
ибавить шагу. Она повинуется неохотно и упрекает с
ебя за то, что задерживает меня.
Падает пепел, еще редкий. Я оглядываюсь назад
: густой черный туман, потоком расстилающийся по з
емле, настигал нас. "Свернем в сторону, — говорю я,
— пока видно, чтобы нас, если мы упадем на дороге,
не раздавила идущая сзади толпа". Мы не успели ог
лянуться — вокруг наступила ночь, не похожая на бе
злунную или облачную: так темно бывает только в за
пертом помещении при потушенных огнях. Слышны
были женские вопли, детский писк и крик мужчин; од
ни окликали родителей, другие — детей или жен и ст
арались узнать их по голосам. Одни оплакивали сво
ю гибель, другие гибель близких; некоторые в страхе
перед смертью молили о смерти; многие воздевали
руки к богам; большинство объясняло, что нигде и ни
каких богов нет, и для мира это последняя вечная но
чь. Были люди, которые добавляли к действительной
опасности вымышленные, мнимые ужасы. Говорили,
что в Мизенах то-то рухнуло, то-то горит. Это была н
еправда, но вестям верили. Немного посветлело, но
это был не рассвет, а отблеск приближавшегося огня
. Огонь остановился вдали; опять темнота, опять пеп
ел, густой и тяжелый. Мы все время вставали и стрях
ивали его, иначе нас засыпало бы и раздавило под е
го тяжестью.
(. . . ) Туман стал рассеиваться, расходясь как бы
дымным облаком; наступил настоящий день и даже б
леснуло солнце, но такое бледное, какое бывает при
затмении. Глазам все еще дрожавших людей все пре
дстало в измененном виде; все, словно снегом, было
засыпано толстым слоем пепла. Вернувшись в Мизе
ны и кое- как приведя себя в порядок, мы провели тр
евожную ночь, колеблясь между надеждой и страхом
» (Там же, 20).
Везувий не часто проявлял свою мощь, но тем не
ожиданнее и потому опаснее были его извержения. С
ледующее зафиксированное извержение произошло
в 203 г., в царствование Сеп- тимия Севера, — оно о
писано Дионом Кассием. Катастрофа, сравнимая по
своим разрушительным последствиям с трагедией
79 г. н. э. и даже еще более сильная, повторилась и в
472 г., о чем упоминает Аммиан Марцеллин.
Все это, конечно же, были события чрезвычайны
е. Гораздо чаще люди античного мира страдали от та
кого бедствия, как наводнения.
Вдосталь снега слал и зловещим градом
Землю бил Отец и смутил весь Город,
Ринув в кремль святой грозовые стрелы
Огненной дланью.
Всем внушил он страх, не настал бы снова
Грозный век чудес и несчастной Пирры,
Век, когда Протей гнал стада морские
К горным высотам,
Жили стаи рыб на вершинах вязов,
Там, где был приют лишь голубкам ведом,
И спасались вплавь над залитым лесом
Робкие лани.
Так и нынче: прочь от брегов этрусских
Желтый Тибр, назад повернувший волны,
Шел дворец царя сокрушить и Весты
Храм заповедный...
Гораций. Оды, I, 2
Наводнения... В мифах, легендах, верованиях по
чти каждого народа одно из первых стихийных бедстви
й, постигших мир, — потоп. Но всегда оставались в жи
вых те, кто должен был продолжить род людской: Ной
и его семья, Девкали- он и Пирра, да и не только люди,
но и другие живые существа, которым предстояло вно
вь наполнить собой леса, горы, моря и реки. Несчасть
я эти насылали боги, разгневанные на человечество з
а какие-либо его прегрешения и желающие сурово пре
достеречь будущие поколения, заставить смириться п
еред могуществом высших сил. Предвестниками бедст
вия были сильные ветры; они сгоняли тучи, затем начи
нались долгие проливные дожди, моря и реки выступа
ли из берегов; земля с ее высочайшими горными верш
инами скрывалась под бурными волнами потопа:
И по широким полям, разливаясь, несут
ся потоки;
Вместе с хлебами несут деревья, людей
и животных,
Тащат дома и все, что в домах со святы
нями вместе.
Если остался дом, устоял пред такою бе
дою
Неповрежденный, то все ж он затоплен водою высокой, И уже скрыт
ы от глаз погруженные
доверху башни. Суша и море сли
лись, и различья
меж ними не стало. Все было мо
ре одно, и не было брега у моря.
Кто перебрался на холм, кто в лодке
сидит крутобокой И загребает ве
слом, где сам обрабатывал пашню. Тот
над нивой плывет иль над кровлей утоп
шего дома Сельского. Рыбу другой уже
ловит в
вершине у вяза. То в зеленеющи
й луг — случается —
якорь вонзится, Или за ветви лоз
ы зацепляется гнутое днище.
Там, где недавно траву щипали поджар
ые козы, Расположили свои неуклюжие т
уши тюлени.
И в изумленье глядят на рощи, грады и з
данья
Девы Нереевы. В лес заплывают дельф
ины...
Овидий. Метаморфозы, I, 285-302
В отличие от легендарных потопов «обычные» н
аводнения не угрожали всему миру, но и они обходи
лись людям дорого: громадные разрушения, убытки,
человеческие жертвы...
Риму не раз приходилось видеть опасность в вод
ах Тибра.
История Вечного города сохранила немало восп
оминаний о разливах реки, и когда наводнение совпа
дало с какими-либо политическими затруднениями Р
имского государства или с войнами, в этом видели о
собенно зловещее предзнаменование.
Так случилось, например, ранней весной 69 г. н.
э., в правление императора Отона, когда он готовил
поход в Галлию против своего соперника Вителлия.
«Главным событием этих дней, — рассказывает Тац
ит, — было неожиданное наводнение. .. Уровень вод
ы в Тибре резко поднялся, вода сорвала стоявший н
а сваях мост и разбила мол, перегораживавший тече
ние; масса обломков рухнула в поток, и вытесненные
воды затопили не только кварталы, примыкавшие к Т
ибру, но и части города, всегда считавшиеся безопас
ными. Волны смывали людей на улицах, настигали и
х в домах и лавках; народ голодал, заработков не бы
ло, продовольствия не хватало; вода подмывала осн
ования огромных доходных домов, и когда река отсту
пила, они обрушились. Едва прошел первый страх, в
се увидели, что непроходимы стали Марсово поле и
Фламиниева дорога, а тем самым оказался закрыты
м путь, по которому Отон должен был выступать в по
ход. В этом обстоятельстве, порожденном естествен
ными причинами или возникшем по воле случая, тут
же усмотрели знамение, указывавшее на неизбежно
е поражение» (Тацит. История, I, 86).
Таково реалистическое описание одного из мног
их, часто повторявшихся наводнений, последствия к
оторых бывали для жителей города, особенно малои
мущих, поистине невыносимы.
Неоднократно сталкиваясь с такого рода бедстви
ем, римляне хорошо сознавали, какая опасность пост
оянно угрожает столице, а значит, и всему государст
ву. Поскольку способы изменения течения рек были у
же известны, то выдвигались проекты поворота и тех
рек, которые своими водами питали Тибр. Однако эт
о было дело, касавшееся не только Рима, но и целых
районов Италии и потому чреватое конфликтами. В э
поху Тиберия римский сенат прямо занялся поиском
мер к укрощению Тибра, который незадолго до этого,
как сообщает Тацит в «Анналах», «из-за непрерывны
х дождей вышел из берегов и затопил низкие части Р
има; после спада воды обрушилось много построек,
и под ними погибли люди». Два видных государствен
ных деятеля империи Атей Капитон и Луций Аррунци
й изучили возможные «средства к обузданию своенр
авной реки» и предложили сенату «для уменьшения
разливов Тибра запрудить реки и озера, из-за которы
х и повышается его уровень». Сенат выслушал по эт
ому поводу представителей соседних с Римом итали
йских муниципиев, дружно воспротивившихся этому
проекту.
«. . . Флорентийцы просили ни в коем случае не о
тводить Кланис из привычного русла и не направлят
ь его в Арн, так как это было бы для них гибельно. Бл
изкое к этому заявляли и жители Интерамны: плодор
однейшие земли Италии придут в запустение, если р
ека Нар, спущенная в канавы (как это предполагалос
ь), заболотит близлежащую местность. Не молчали и
реатин- цы, возражая против постройки плотины на Б
елинском озере, в том месте, где из него изливается
Нар, и говоря, что оно выйдет из берегов и затопит о
крестности; что природа, определившая рекам их уст
ья и течение, истоки и разливы, достаточно позаботи
лась о делах человеческих; к тому же нельзя не счит
аться с обычаями и верованиями союзников, посвяти
вших рекам родной страны обряды, рощи и жертвенн
ики, да и сам Тибр не желает, чтобы у него отняли со
седствующие с ним реки и его течение стало от этог
о менее величавым. Оказались ли тут решающими п
росьбы колоний, или трудности работ, или, наконец,
суеверия, но взяло верх высказанное Гне- ем Пизоно
м мнение, что все следует оставить,
как оно есть» (Тацит. Анналы, I, 76; 79).
Сведения, сообщаемые великим историком, не о
ставляют сомнений в том, как внимательно относили
сь древние к окружающей среде и как важны были св
язанные с этим проблемы, которые приходилось реш
ать самим сенаторам. Проекты любых изменений и п
реобразований природы края обсуждались заинтере
сованными лицами, имевшими право и даже обязанн
ость представлять свои аргументы. Прежде чем пред
принять на государственный счет какие-либо общест
венные работы, сенат взвешивал возможные выгоды
и убытки от них. Не всегда так было: в более поздние
времена император сам принимал решения, не спра
шивая мнения специалистов и тех, кого эти решения
затрагивали. Зачастую это могли быть минутные при
хоти властителя, подлежавшие беспрекословному ис
полнению. Нередко в таких случаях и силы, и деньги,
вложенные в грандиозные затеи императора, растра
чивались впустую.
Так было, например, при строительстве нового д
ворца Нерона после страшного пожара в Риме в 64 г.
Дворец, по замыслу императора, должен был удивля
ть не столько драгоценной отделкой, «сколько лугам
и, прудами, разбросанными, словно в сельском уеди
нении, тут лесами, там пустошами, с которых открыв
ались далекие виды, что было выполнено под наблю
дением и по планам Севера и Целера, наделенных и
зобретательностью и смелостью в попытках посредс
твом искусства добиться того, в чем отказала природ
а... Так они пообещали ему соединить Авернское оз
еро с устьем Тибра судоходным каналом, проведя ег
о по пустынному побережью и через встречные горы.
Но, кроме Помптинских болот, там не было влажных
мест, которые могли бы дать ему воду, ибо все остал
ьное представляло собой отвесные кручи или сплош
ные пески; и даже если бы им удалось пробиться скв
озь них, это стоило бы непомерного и не оправданно
го действительной надобностью труда. Но страсть Н
ерона к неслыханному побудила его предпринять по
пытку прорыть ближайшие к Авернскому озеру горы;
следы этих бесплодных усилий сохраняются и понын
е» (Там же, XV, 42).
Но не только стихийные бедствия, которые предо
твратить невозможно, а предупреждать их люди в те
века еще почти не умели, вызывали громадные разр
ушения и людские потери. Случались и такие катастр
офы, причиной которых были человеческие недостат
ки — неповоротливость, беспечность или — чаще —
недобросовестность и страсть к наживе любой ценой
. Подобные инциденты не раз происходили при пров
едении общественных работ, особенно при строител
ьстве.
Одной из таких катастроф, сравнимых по своим р
азрушительным последствиям с тяжелой и кровопро
литной войной, стало падение амфитеатра в Фидена
х (в 10 км к северу от Рима) в 27 г. н. э., в правление
Тиберия. Этот амфитеатр был построен неким вольн
оотпущенником Атилием для очень популярных тогд
а гладиаторских боев. О мотивах его действий Тацит
говорит прямо: «... человек, затеявший это дело не о
т избытка средств и не для того, чтобы снискать благ
осклонность сограждан, а ради грязной наживы». Ст
араясь, чтобы строительство обошлось ему как можн
о дешевле, Атилий «заложил фундамент его в ненад
ежном грунте и возвел на нем недостаточно, прочно
е сколоченное деревянное сооружение». Последстви
я этой аферы оказались трагическими: толпы людей,
долго не имевших излюбленного развлечения, переп
олнили амфитеатр. «Это усугубило тяжесть разрази
вшейся тут катастрофы, так как набитое несметной т
олпой огромное здание, перекосившись, стало рушит
ься внутрь или валиться наружу, увлекая вместе с со
бой или погребая под своими обломками несчетное
множество людей, как увлеченных зрелищем, так и с
тоявших вокруг амфитеатра. И те, кого смерть настиг
ла при обвале здания, благодаря выпавшему им жре
бию избавились от мучений; еще большее сострадан
ие вызывали те изувеченные, кого жизнь не покинула
сразу... При этом несчастье было изувечено и раздав
лено насмерть пятьдесят тысяч человек... » (Там же,
IV, 62-63).
Атилий был отправлен в изгнание. Римский сенат
принял специальное постановление, «воспрещавше
е устраивать гладиаторские бои тем, чье состояние о
ценивалось менее четырехсот тысяч сестерциев, ра
вно как и возводить амфитеатр без предварительног
о обследования надежности грунта» (Там же, IV, 63).
Примечательно, что в те горестные дни многие видн
ые римские граждане проявили великодушие, солид
арность и готовность прийти на помощь пострадавш
им.
Небрежность или, как сказали бы сейчас, халатн
ость привели к подобной же катастрофе и при импер
аторе Клавдии, во время устроенных по его повелен
ию «потешных» морских боев на Фуцинском озере. Н
икто, однако, не понес за это наказания, и хотя Агрип
пина обвинила актера Нарцисса, устроителя этой зат
еи, в алчности и злоупотреблениях, но и он не осталс
я в долгу, заявляя во всеуслышанье о ее стремлении
захватить власть. Сам Клавдий, по приказу которого
были организованы эти игры на воде, по- видимому,
не искал виновных, и, если бы Тацит в своих «Аннал
ах» не упомянул о случившемся, оно было бы забыт
о.
Историки замечали и записывали такого рода пр
оисшествия, катастрофы, поскольку они были общеи
звестны и ярко характеризовали и отношения, госпо
дствовавшие в римском обществе, и даже позицию и
мператора. А вот о том, с какой опасной небрежность
ю строили доходные дома (так называемые инсулы
— острова), стоявшие отдельно и сдававшиеся внае
м городской бедноте, мог вспомнить только сатирик,
не спускавший обществу никаких, даже мелких, недо
статков и пороков:
. . . Как бы не рухнул дом; а мы населяе
м столицу Всю среди тонких подпор, кот
орыми
держит обвалы Домоправитель:
прикрыв зияние трещин давнишних, На
м предлагают спокойно спать в нависши
х руинах.
Ювенал. Сатиры, III, 193-196 Не лучше обсто
яло дело и в провинциях, где сам наместник, времен
но представлявший там римскую власть, не всегда в
мешивался в местные дела, не контролировал прове
дения общественных работ, хотя они часто ложились
тяжелым бременем на римскую казну. Иногда — что
еще хуже — злоупотребления допускали и сами наме
стники, о чем свидетельствовали время от времени г
ромкие судебные процессы о лихоимстве должностн
ых лиц. Достаточно вспомнить хорошо известное дел
о Верреса, наместника Сицилии. Мало что изменило
сь в этом отношении и в эпоху Римской империи, ког
да число провинций значительно возросло. О том, с к
акими трудностями сталкивался наместник, действит
ельно интересовавшийся нуждами и потребностями
жителей вверенной ему провинции, позволяет судить
такой ценный документ, как уже неоднократно цитиро
вавшаяся нами переписка Плиния Младшего с импер
атором Траяном.
Озабоченный жалобами и просьбами, с которым
и обращались к нему горожане Вифинии, наместник,
как явствует из его писем, не мог в одиночку разреш
ить все проблемы и вынужден был запрашивать мне
ние императора. При этом Плинию приходилось учит
ывать не только потребности местных жителей, но и
общую финансовую ситуацию государства. Дела, с к
оторыми Плинию было трудно справиться самому, г
оворят о том, как легкомысленно, без серьезного обд
умывания принимались решения о проведении строи
тельных работ. Более того, приводимые писателем
факты заставляют подозревать, что причиной подоб
ного легкомыслия и небрежности зачастую бывала п
рямая недобросовестность, а то и корыстные расчет
ы или городских властей, или архитекторов, или стро
ительных подрядчиков, ведавших всеми работами.
Так, в Вифинии Плиний Младший застал начатое
, но вскоре заброшенное строительство театра и гим
насия в Никее, акведука в Никоме- дии, терм в Клавд
иополе. Наместник докладывает императору о поло
жении дел с никомедийским водопроводом, на котор
ый еще до его прибытия в провинцию горожане изра
сходовали огромную сумму — более 3300 тыс. сесте
рциев. Между тем «он до сих пор не закончен, забро
шен и даже разрушен». Было начато строительство
другого водопровода, «истрачено уже 200 тысяч, но
и он оставлен, и теперь требуются новые расходы, ч
тобы люди, потратившие зря столько денег,
имели, наконец, воду».
Плиний ознакомился с состоянием работ и с мес
тностью, убедился, что существует источник, откуда
можно провести в город воду «с помощью арок, чтоб
ы она доходила в городе не только до ровных и низк
их мест», и что оставшуюся от первой стройки часть
арок еще можно использовать. Но нужна и помощь и
з Рима: наместник просит императора прислать ему
хорошего «аквилекса» — водоискателя, специалиста
по проблемам водоснабжения, а также архитектора,
«чтобы опять не вышло того, что уже случилось». Пл
иний Младший явно не питал уже доверия к местным
подрядчикам, руководителям работ. Угадывая его на
строение, Траян рекомендует начать расследование
, «по чьей вине ни- комедийцы потеряли до сих пор с
только денег» (Письма Плиния Младшего, X, 37, 38).
Подобным же образом было предпринято, но не
завершено строительство театра в Никее, поглотивш
ее, по предварительным оценкам наместника, более
10 млн. сестерциев. Результаты же были таковы, что
возведенное более чем наполовину здание оседало,
в нем зияли огромные трещины, «потому ли, что поч
ва здесь сырая и мягкая, потому ли, что самый камен
ь слаб и крошится». Плиний делится с императором
своими сомнениями о дальнейшей судьбе этой неза
вершенной стройки: продолжать ли ее или оставить,
или даже поскорее разрушить рассыпающееся и при
том дорогостоящее сооружение. Почти так же обстоя
ло дело и с восстановлением в Никее уничтоженного
пожаром гимнасия. Жители города решили возвести
на его месте новый, еще больше прежнего. «Они уже
истратили некоторую сумму, и боюсь, что без толку:
в здании нет стройности и единства. Кроме того, арх
итектор, конечно, соперник того, кто начинал построй
ку, утверждает, что стены, хотя толщиной и в двадца
ть два фута, не смогут выдержать тяжести, которая н
а них ляжет, потому что внутри они набиты щебенкой
и не обложены кирпичом». Не лучше велись обществ
енные работы и в Клавдиополе, где горожане «не ст
олько строят, сколько выкапывают огромную баню» в
совершенно неподходящем и не предназначенном д
ля этого природой месте.
И здесь также, предполагая недобросовестность мес
тных подрядчиков и архитекторов, наместник просит
прислать ему опытных специалистов из столицы. Тра
ян, как всегда, отказывает: «Не может быть, чтобы те
бе не хватало архитекторов. В каждой провинции ест
ь и опытные, и талантливые люди: не думай, что их б
лиже прислать тебе из Рима, когда даже к нам они об
ычно приезжают из Греции» (Там же, X, 39, 40).
Но даже строительство прекрасных и, казалось б
ы, прочных домов и храмов не могло уберечь Рим от
еще одного страшного бедствия — пожаров. Множес
тво построенных кое- как, ненадежных доходных дом
ов, деревянные лавчонки, узкие улочки, освещение п
ри помощи лампад, заправленных оливковым масло
м, отсутствие каких-либо мер противопожарной проф
илактики — все это способствовало быстрому распр
остранению огня и гибели целых городов и квартало
в. Особенно большой ущерб причинили пожары 390,
31 и 9 гг. до н. э., 6, 64 (знаменитый пожар при Нерон
е), 191 и 283 гг. н. э. Жертвой их стали такие великол
епные постройки, как Большой цирк, Базилика Юлия,
Атрий Весты, многие здания на Палатинском холме,
на Капитолии.
Первые попытки организовать противопожарную
охрану были предприняты частными лицами. Мысль,
бесспорно, прекрасная, и поступок достойный всячес
кого признания, если бы не тот факт, что и среди эти
х добродетельных римлян были люди, для кого личн
ые интересы значили больше, чем общее благо согр
аждан, и кто из несчастья других хотел извлечь для с
ебя максимальную прибыль. Первым взялся спасать
имущество горожан от огня римский богач Марк Лициний Красс. Он организовал пожарную команду из с
воих рабов. Хорошо известный в Риме своей алчност
ью и неразборчивостью в средствах обогащения, он
действовал таким образом: как только где-нибудь вс
пыхивал пожар, туда являлись его личные пожарные
, а вместе с ними нанятые Крассом посредники, кото
рые скупали за бесценок пылающие дома и те здани
я по соседству, куда огонь мог перекинуться в любую
минуту. Едва лишь сделка заключалась, пожарная ко
манда из рабов Красса приступала к тушению пожар
а. Именно таким способом богачу удалось прибрать
к рукам великое множество доходных домов. В 21 г.
до н. э. эдил Марк Эгнаций Руф также организовал п
ожарную команду из своих рабов. Они действительн
о спасали добро горожан от огня, но и от этого их хоз
яин имел немалую выгоду: он стал популярен среди
сограждан, снискал себе много сторонников, очень с
коро получил должность претора, а затем и консула.
Или популярность его в Риме обеспокоила всесильн
ого тогда Октавиана Августа, или в самом деле често
любивый Эгнаций был замешан в заговоре против пр
инцепса, как об этом сообщает Свето- ний, но извест
но только, что один из зачинателей пожарного дела в
Риме был схвачен, брошен в темницу и там казнен.
Постоянные отряды противопожарной охраны вв
ел только сам Август. Было создано семь когорт стра
жников, каждая из которых насчитывала сначала 600
человек, а позднее увеличилась до тысячи, так что о
бщее число пожарных в Вечном городе доходило до
7000. При каждой когорте состояли четыре врача, в з
адачу которых входило оказывать помощь пострадав
шим на пожаре. Поскольку Рим был поделен на 14 ок
ругов, под опекой одной когорты находилось два окр
уга. Предводительствовал отрядом префект, обязан
ный бодрствовать всю ночь.
Стражники, в свою очередь, подразделялись на т
ех, кто носил и подавал воду, — аквариев, и тех, кто г
асил огонь при помощи насосов, — сифонариев (от «
сифо» — насос, помпа). Оснащение пожарных коман
д было весьма нехитрым: насосы, топоры, жерди с кр
юками, ведра для воды, изготовленные из кож и обм
азанные изнутри смолой. При тушении пламени в вы
соких многоэтажных доходных домах, очевидно, исп
ользовали лестницы. Сами жители также обязаны б
ыли соблюдать меры предосторожности: горожан пр
едупреждали, что в домах должны стоять наготове б
очки с водой. Петроний в своем «Сатириконе» упоми
нает некоего Эхиона, который изготовлял особые по
лотнища: смоченные в воде, они помогали тушить по
жары.
О страшном для всего Рима пожаре времен Неро
на Тацит рассказывает: «Разразилось ужасное бедст
вие, случайное или подстроенное умыслом принцепс
а... но во всяком случае самое страшное и беспощад
ное изо всех, какие довелось претерпеть этому город
у от неистовства пламени. Начало ему было положе
но в той части цирка, которая примыкает к холмам П
ала- тину и Целию; там, в лавках с легко воспламеня
ющимся товаром, вспыхнул и мгновенно распростра
нился огонь, гонимый ветром вдоль всего цирка. Тут
не было ни домов, ни храмов, защищенных оградами
, ни чего-либо, что могло бы его задержать. Стремит
ельно наступавшее пламя, свирепствовавшее снача
ла на ровной местности, поднявшееся затем на возв
ышенность и устремившееся снова вниз, опережало
возможность бороться с ним и вследствие быстроты,
с какою надвигалось это несчастье, и потому, что са
м город с кривыми, изгибавшимися то туда, то сюда у
зкими улицами и тесной застройкой, каким был преж
ний Рим, легко становился его добычей». Историк оп
исывает возникшую панику, крики стариков и детей,
нас же может удивить, почему не вступила в дело по
жарная охрана. Тацит пишет далее, что «никто не ре
шался принимать меры предосторожности, чтобы об
езопасить свое жилище, вследствие угроз тех, кто з
апрещал бороться с пожаром». Более того, «были и
такие, которые открыто кидали в еще не тронутые ог
нем дома горящие факелы, крича, что они выполняю
т приказ, либо для того, чтобы беспрепятственно гра
бить, либо и в самом деле послушные чужой воле»
(Тацит. Анналы, XV, 38).
В помощь погорельцам организовывали сбор сре
дств, и это могло бы показаться примером традицион
ного благородства и самоотверженности римлян, есл
и бы не то обстоятельство, что охотнее всего помощ
ь оказывали людям богатым и влиятельным — тем, к
то мог впоследствии отплатить за услугу. Помочь же
малоимущим не спешили, ибо на их материальную п
ризнательность трудно было рассчитывать. Случало
сь и так, что домовладелец сам устраивал пожар, н
адеясь вернуть утраченное сторицей. Такие ситуаци
и бывали в Риме не редко, иначе почему бы тогдашн
ие сатирики вновь и вновь возвращались к этой теме
? И у Марциала, и у Ювенала можно
встретить прозрачные намеки на весьма подозрительн
ую подоплеку иных пожаров:
Дом себе, Тонгилиан, за двести тысяч
купил ты, Но уничтожен он был час
той в столице бедой. Впятеро больше теб
е собрали. И можно подумать, Тонгилиан,
будто сам свой ты домишко поджег.
Марциал. Эпиграммы, III, 52
СКОТОВОДСТВО И
ОХОТА В ГРЕЦИИ
Там же и стадо представил воло
в, воздымающих роги:Их
он из злата одних, а других из ол
ова сделал.С ревом волы из
оград вырываяся, мчатся на пас
тву,К шумной реке, к
камышу густому по влажному бр
егу.Следом за стадом и
пастыри идут, четыре, златые,И
за ними следуют
девять псов
быстроногих... Далее — сделал
роскошную паству Гефест знаме
нитый:В тихой долине
прелестной несчетных овец среб
рорунныхСтойла, под
кровлей хлева, и смиренные пас
тырей кущи.
Гомер. Илиада, XVIII, 573-578,
Даже в те времена, когда пища греков была еще оче
нь скромной и скудной, в состав ее входило и мясо, п
озднее же, в эпохи обильных пиршеств, на столах по
являлись самые разнообразные мясные блюда, копч
ености, птица, рыба. К тому же и боги требовали кров
авых жертвоприношений, и обычай этот свято соблю
дался. Разведение скота издавна было одной из глав
ных отраслей греческой экономики. Скот всегда высо
ко ценился: еще тогда, когда деньги, даже в самой пр
имитивной форме, не были известны, люди рассчиты
вались между собой волами и овцами. И земледелие
, и коммуникации, и транспорт были немыслимы без
упряжных животных — волов, мулов, ослов, коней. Н
е было недостатка и в коровах, козах, свиньях, овцах.
Их пасли и в долинах, и на склонах гор.
Парис, пасущий стадо
Весь домашний скот подразделялся на три группы ж
ивотных, что находило выражение и в иерархии паст
ухов. Первое место занимали те, кто пас коров и бык
ов, — «буколой». Второе — те, кто пас овец, — «пой
менес». Третье — козопасы, «эполой». Почти в кажд
ом хозяйстве разводили также свиней и домашнюю п
тицу. Уже тогда эта отрасль сельскохозяйственного т
руда была на весьма высоком уровне: люди заботил
ись должным образом и о поддержании пастбищ, и о
тщательном выборе кормов, и о зимовках, и вообще
о том, чтобы избежать сокращения поголовья. На зе
млях, где скоту угрожала опасность от хищников, воз
водили ограды — высокие заборы; прочные, удобны
е хлева спасали животных от зимнего холода и дожд
ей. Для овец и коз строили отдельные овчарни, выби
рая для них места на крутых склонах, защищенных о
т ветра. Особенно старательно поддерживали чистот
у на скотном дворе, предупреждая возникновение эп
изоотий; уже заболевших животных сразу же отделял
и и помещали в специально приготовленные огражде
нные стойла.
Основной тягловой силой были волы. Их выращи
вали, отбирая трехлетних бычков, которых затем хол
остили и специально откармливали, давая им кроме
обычной травы на пастбищах молотый ячмень с руб
леной соломой, вику, очищенные бобы, фиги. Овец п
асли в горах, среди сочных трав и кустарников, а для
подкормки овец им, как и волам, добавляли в ежедне
вный рацион соль. Коз разводили главным образом р
ади молока. В лесах и рощах, чаще всего дубовых, х
одили стада свиней, для выращивания которых такж
е существовали различные способы: так, их 60 дней
полагалось держать в тесной ограде, затем в течени
е 3 суток не давать им никакой пищи, а потом сильно
проголодавшихся свиней кормили ячменем, просом,
дикими грушами, фигами. Птиц, как всегда и повсюду
, откармливали зерном.
Но греки любили полакомиться и дичью. Охотой,
этим древнейшим, одним из первых занятий человек
а, в Греции увлекались многие: кто ради пропитания,
кто ради выгоды, а кто и просто для физической зака
лки и удовольствия. «Есть много видов охоты на вод
яных животных, много видов охоты на птиц, а также
очень много видов охоты на сухопутных зверей»
(Платон. Законы,
VII, 823 Ь).
Занятие охотой считалось в Греции одним из эле
ментов воспитания молодежи — разумеется, с некот
орыми оговорками. Ксенофонт в трактате «О псовой
охоте» прямо указывает: «Люди, предавшиеся охоте
, получают отсюда великую пользу. Она доставляет з
доровье телу, улучшает зрение и слух, меньше стари
т и больше всего учит военному делу. Во-первых, отп
равляясь с оружием по трудным дорогам, они не буд
ут уставать и вынесут воинские труды, с которыми пр
ивыкли брать зверя. Они смогут улечься на жестком
месте и быть хорошими стражами, где им прикажут.
При наступлении на неприятеля они будут в состоян
ии и наступать, и исполнять приказания. .. »
(Ксенофонт. О псовой охоте, XII, 1).
Начинать заниматься охотой, полагали гречески
е мыслители, лучше всего в самой ранней юности. «
К занятию охотой нужно приступать уже при переход
е из отроческого в более зрелый возраст, — пишет К
сенофонт, — ... причем, конечно, принимается в расч
ет состояние каждого, и если оно достаточно, он зан
имается охотой, насколько это служит его пользе, а е
сли недостаточно, он по крайней мере не должен ост
аться ниже своих средств» (Там же, II, 1). Желая зан
иматься охотой, заявляет он, надо помнить, что это з
абава дорогостоящая: необходимо обзавестись коне
м, собаками, оружием. Поэтому в литературе, особен
но в комедии, часто встречаются сетования отцов на
то, что их разоряют собственные дети, растрачивая
деньги на коней и охотничьих псов.
Платон, признавая воспитательное значение охо
ты, различает, однако, те ее виды, которые заслужив
ают одобрения, и те, которые он порицает. Причем д
аже законодателю идеального полиса нелегко будет
во всем этом разобраться и ввести соответствующие
предписания и кары. Ему остается только «выразить
свое одобрение или порицание трудам и занятиям м
олодежи, касающимся охоты. (...) Заслуживает одобр
ения тот вид охоты, который совершенствует души ю
ношей; порицания же заслуживает противоположный
вид». Неодобрительно относится философ к «морск
ой охоте, уженью рыбы, вообще к охоте на водных ж
ивотных, совершается ли это безделье днем или ноч
ью, с помощью верши». Отвергает Платон и охоту на
птиц, «совсем не подходящую свободнорожденному
человеку». Любителям состязаний остается только л
овить наземных животных, «однако и здесь недостой
на похвалы так называемая ночная охота, во время к
оторой лентяи поочередно спят, а также и та охота, г
де допускаются передышки и где побеждает не сила
трудолюбивого духа, а тенета и силки, с помощью ко
торых одолевают силу диких животных. Стало быть,
остается лишь один наилучший для всех вид охоты
— конная и псовая охота на четвероногих животных;
в ней люди применяют силу своего тела;... они несут
ся вскачь, наносят удары, стреляют из лука и собств
енными руками ловят добычу».
После этих предварительных рассуждений фило
соф-законодатель формулирует, наконец, окончател
ьное и категорическое предписание: «Пусть никто не
препятствует заниматься, где и как угодно, псовой ох
отой. Ночному же охотнику, полагающемуся на свои
тенета и западни, пусть никто никогда и нигде не поз
воляет охотиться. Птицелову пусть не мешают охоти
ться в бесплодных местах и в горах; но первый встре
чный пусть прогонит его с обрабатываемых священн
ых земель. Рыбаку дозволяется ловить рыбу везде, з
а исключением гаваней, священных рек, озер и пруд
ов, лишь бы он не употреблял смеси соков, мутящих
воду» (Платон. Законы, VII, 823-824).
Как литературные тексты, так и источники иконог
рафические позволяют представить себе различные
способы охоты и различные виды оружия и иных при
способлений, применяющихся для ловли зверей и пт
иц. Главным видом оружия были лук и стрелы. При о
хоте на дичь, случалось, пользовались и секирой. Ра
но стали практиковать и столь осуждаемые Платоно
м сети, силки, ловушки. Сети из льна или конопли ра
звешивали между деревьями и загоняли в них живот
ных с помощью специально выдрессированных псов.
Иного рода ловушками были ямы, устроенные таким
образом, что, попав туда, животное уже не могло отт
уда выбраться; там его и убивали. Этим способом ло
вили преимущественно оленей и зайцев
(Ксенофонт. О псовой охоте, IX, 11). Ксено- фонт р
азбирает подробно, какие охотничьи приемы следуе
т применять при ловле тех или иных зверей. Так, нем
ало места он уделяет описанию заячьих следов — ка
ковы они летом, каковы зимой, когда они видны отче
тливо, а когда заметены, и т. д. Из того же сочинения
мы узнаем, какое значение придавали древние зверо
ловы дрессировке собак и какими достоинствами дол
жен был обладать настоящий охотничий пес.
Заметим кстати, что собаки, как и лошади, счита
лись вернейшими из домашних животных. И те, и дру
гие были необходимы, по мнению Платона, для благ
ородной охоты. Ксенофонт, который в трактате «О пс
овой охоте» много рассказывает о псах, их достоинс
твах и недостатках, в другом своем труде — «О верх
овой езде» — столь же подробно пишет о конях. Он
дает указания будущим наездникам, советует им, как
их лошадей надлежит покупать; каких статей; как про
верить, годятся ли кони для верховой езды; как ухаж
ивать за ними, чтобы не понести убытков.
Охота на оленя
«Когда лошадь облюбована, куплена и приведена до
мой, то стойло ее следует расположить в таком мест
е, где ее чаще всего может видеть хозяин, и оно дол
жно быть так устроено, чтобы лошадиный корм нель
зя было украсть из яслей — так же точно, как пишу х
озяина из его кладовой. Кто не радеет об этом, не ра
деет о себе самом, ибо в опасности хозяин вверяет с
вое тело лошади.
Крепкая конюшня полезна не только для того, чт
обы не воровался корм, но и потому, что иногда конь
сам выбрасывает пищу из яслей и надо видеть, когд
а это происходит. Заметив это, можно догадаться, сл
учился ли у лошади прилив крови и требуется лечен
ие, или она устала и нуждается в отдыхе, или у нее з
апал, или другая болезнь. А с лошадью бывает, как с
человеком: всякую болезнь гораздо легче лечить вна
чале, чем когда она сделается застарелой...
Заботясь о пище и о телесных упражнениях для
лошади, чтобы тело у нее было здоровое, необходи
мо заботиться также о ее ногах. Стойло сырое, как и
стойло с гладким полом вредят даже хорошим от при
роды копытам. В первом случае нужно делать стойл
о покатым, во втором — посыпать пол камнями вели
чиной с копыто...
Такое стойло укрепляет копыта стоящей там лош
ади. Кроме того, конюх должен выводить коня из сто
йла, когда хочет почистить скребком, а после обеден
ного корма надо отвязывать лошадь от яслей и прив
язывать в другом месте, чтобы она охотнее шла к пр
инятию корма вечернего. .. Конь должен стоять на ка
мнях и известную часть дня ходить по ним, как по ка
менистой дороге.
Вьючный осел
Но и во время чистки и когда отгоняет мух, лошадь д
олжна действовать копытами... Но заботясь, чтобы к
опыта были крепкими, следует заботиться и о губах,
чтобы были мягкими. Впрочем, средства, размягчаю
щие плоть человека и рот лошади, одинаковы»
(Ксенофонт. О верховой езде, IV, 1-5).
Важным подспорьем в хозяйстве греков была ры
бная ловля. Она давала дешевую пищу беднякам, ос
обенно тем, кто жил у воды. Но не меньшей была пот
ребность в рыбе и в городах, у состоятельной части
общества. Богатые горожане искали редкие, ценные
породы рыб, доставляемые в город рыбаками за бол
ьшую плату.
Очень ценны в этом отношении археологические
находки, среди которых встречаются крючки для удо
чек, грузила, заставлявшие сети погружаться в воду,
емкости для хранения просоленной рыбы. Видов рыб
было множество, и столь же разнообразны и затейли
вы были способы переработки и приготовления рыбн
ых блюд.
Рыболовные снасти включали в себя удочки, сет
и, верши и гарпуны. В качестве приманки, насаждаем
ой на крючок, использовали мелких рыбешек, кусочк
и мяса, иногда также разбрасывали в воде, в месте, г
де ловили рыбу, кусочки сыра, хлеба или какие-нибу
дь травки с сильным запахом, привлекавшие обитате
лей подводного мира. Не чуждо было древним и при
менение искусственной наживки, имитировавшей му
х или червей, а согласно Элиану, эффективной прим
анкой оказывались в иных случаях даже пучки красно
й шерсти (Элиан. О животных, XII, 43; XV, 1). Сети, п
огружаемые в воду при помощи грузил, наполнялись
рыбой, и их вытягивали тросами. Верши представлял
и собой клетку из ивовых прутьев с входным отверст
ием, через которое рыбы проникали внутрь, но изнут
ри верши были устроены таким образом, что выбрат
ься оттуда пленницы уже не могли. Наконец, гарпун и
зготовляли из длинной ветки, чаще всего оливкового
дерева, и насаживали на нее острый наконечник или
трезубец: так ловили крупных рыб и осьминогов — пр
еимущественно с лодок, по ночам, при свете факело
в. Так же ночью, с факелами ловили и всякого рода р
акообразных, которых столь охотно видели потом на
пиршественных столах.
Рыбу, предназначенную для отдаленных област
ей или на вывоз в другие страны, чистили и солили в
специальных каменных чанах, объемом около 20 м3.
Их вкапывали в землю и обмазывали изнутри раство
ром цемента.
СКОТОВОДСТВО И
ОХОТА В ИТАЛИИ
Если кто-либо, пленен ол
импийской победною ветв
ью,Станет коней разводит
ь
иль волов для плуга, пусть ищет
Маток прежде всего.
Наружность у лучшей коровыГро
зная; и голова
должна быть огромной, и шея —
Мощной... Прежде всего
выжигают тавро с названием род
а.Обозначают, каких на
племя оставить желаютИ для
святых алтарей, каких — перепах
ивать землюИль на
целинной земле крутые отвалива
ть глыбы.Весь
остальной молодняк на лугах пас
ется со стадом.Тех, кого
В своей поэме Вергилий рассказывает обо всех вида
х крестьянского труда: о земледелии, садоводстве, р
азведении скота, пчеловодстве. Однако к началу нов
ой эры роль скотоводства в Италии заметно возросл
а, оттеснив земледелие и другие отрасли сельского х
озяйства на второй план. С тех пор как Сицилия и Се
верная Африка начали поставлять в страну более де
шевый хлеб, чем производила сама Италия, земледе
лие утратило значение главной области римской эко
номики и римляне стали с гораздо большим усердие
м заниматься разведением скота. О сложившемся в
экономике положении говорит известная шутка Като
на Старшего. На вопрос: «Какое занятие приносит на
ибольшую выгоду?» — он отвечает: «Хорошее ското
водство». «А следующее по выгодности?» — «Непло
хое скотоводство». «А дальше?» — «Плохое скотово
дство». «А затем?» — «Земледелие».
Рыбная ловля
Вместе с тем для удовлетворения растущих потребн
остей римлян в период поздней республики и тем бо
лее империи уже мало было тех возможностей, каким
и располагала Италия. Римлянам трудно было тепер
ь угодить только блюдами из местной говядины, свин
ины или птицы, поставляемой трудолюбивыми ското
водами. Требовалось все больше дичи и рыбы из отд
аленных краев и областей. Охотники и рыбаки должн
ы были умножить свои усилия.
Говоря о способах охоты, трудно добавить что-л
ибо к тому, что было сказано об охотничьем промысл
е в Греции. Заметим лишь, что в Риме меньше обра
щали внимания на воспитательное значение охоты.
Молодежь видела в ней разновидность спорта и спе
шила обзавестись конями, собаками и оружием. Чем
больше охотничьих псов и лошадей было у человека
, тем явственнее было его богатство, тем выше прес
тиж. Гораций подчеркивает, что он не стремился соз
дать у Мецената ложного представления о своем соц
иальном положении и доходах:
Я не пустился в рассказ о себе, что высо
кого рода,
Что объезжаю поля свои на коне са- тур
ейском...
Гораций. Сатиры, 1, 6, 58-59
Держа хороших коней и собак, человек как бы за
являл во всеуслышанье, что он весьма состоятелен.
Особенно ценились охотничьи псы — за верность, со
образительность, быстроту ориентации. По словам П
линия Старшего, иногда, отправляясь на охоту, римл
яне брали с собой даже старых, уже слепых и ослабе
вших псов, неся их на руках, ибо те своим великолеп
ным нюхом еще могли указывать направление к лого
ву зверя (см.: Естественная история, VIII, 142-152).
В Риме вообще любили собак, и не только охотни
чьих, но и сторожевых: и в деревне, и в городе собак
и стерегли дом и двор — память об этом сохраняетс
я в часто встречающихся римских табличках с надпи
сью: «Берегись собаки». Любили и вполне мирных пс
ов, избалованных домашним воспитанием, очень пр
ивязанных к своим хозяевам и их развлекавших. Одн
у из таких комнатных римских собачек иронически во
спел насмешливый Марциал:
. . . Исса — Публия прелесть — собачонк
а.
Заскулит она — словно слово скажет,
Чует горе твое и радость чует.
Спит и сны, подвернувши шейку, видит,
И дыхания ее совсем не слышно;
А когда у нее позыв желудка,
Даже каплей подстилки не замочит,
Но слегка тронет лапкой и с постельки
Просит снять себя: дать ей облегчиться.
Марциал. Эпиграммы, I, 109 Но возвратимся
к охоте. Если греки стремились раздобыть диких звер
ей, чтобы принести жертву богам или задать роскошн
ый пир, то потребности римлян этим не ограничивал
ись. Пойманные на охоте дикие животные предназна
чались и для «венаций» — охотничьих игр в амфитеа
трах. Эти звери, которым было суждено умереть на а
рене, доставлялись в Рим из самых отдаленных обла
стей и провинций, где были специальные ловцы, уме
вшие добывать животных того или иного вида. Это б
ыло, конечно же, дело очень нелегкое и опасное, вед
ь для поимки таких «диковинок», как львы или слоны,
необходимо было применять особые, сложные метод
ы.
Впервые львиные бои устроил в Риме эдил Квин
т Сцевола в 95 г. до н. э. Два года спустя знаменитый
Сулла, будучи претором, выпустил на арену сто вели
колепных львов с могучими гривами, как об этом рас
сказывает Плиний Старший. За Суллой к такому же с
пособу обретения популярности в народе прибег и П
омпей Великий, устроив бои с 600 львами. Немного п
озднее Цезарь, став диктатором, показал жадным до
кровавых зрелищ римлянам 400 львов (Плиний
Старший. Естественная история, VIII, 53-58).
Обычно на львов охотились при помощи специал
ьных ловушек, устроенных в выкопанных для этого л
овчих ямах. Согласно Плинию, в правление императ
ора Клавдия случай навел на мысль о еще одном ор
игинальном способе охоты на львов, способе, впроч
ем, довольно ненадежном, рискованном и «недостой
ном таких животных». Некий пастух в Гетуми, защищ
аясь от нападавшего на него льва, в отчаянии набро
сил на него свой плащ. Трудно поверить, замечает р
имский ученый, но если льву прикрыть глаза даже ле
гкой завесой, ярость его сразу стихает, и притом нас
только, что им можно завладеть без борьбы. «Очеви
дно, вся его сила заключена в зрении» (Там же, VIII,
54).
Сражаться в открытую с тиграми охотники избега
ли. Поступали иначе: ловчий на быстром коне, имея
к тому же в запасе еще несколько свежих лошадей, п
охищал маленьких тигрят и во весь опор несся к ожи
давшему его кораблю. Когда тигрица, вернувшись, за
ставала свое логово опустевшим и бросалась по сле
ду за охотником, то, едва она настигала его, он кидал
наземь одного из тигрят и мать тут же относила его н
а прежнее место. Тем временем ловчий на коне мчал
ся дальше, но если путь до берега был очень долог и
тигрица вновь догоняла охотника, приходилось верн
уть еще одного детеныша и лишь с одним или нескол
ькими оставшимися отплыть восвояси. Так во всяком
случае описывает охоту на тигров Плиний Старший (
Там же, VIII, 66).
Особенно притягательными для римлян экзотиче
скими животными были слоны. Впервые жители Итал
ии познакомились с ними в III в. до н. э., во время вой
ны с Пирром, царем Эпира, в войске которого были и
слоны. Затем, в 250 г. до н. э., около 140 боевых гига
нтов были доставлены в Рим на плотах после побед
ы Луция Метел- ла Понтифика над карфагенянами в
Сицилии. Об охоте на слонов в Индии рассказывает
все тот же ученый-энциклопедист Плиний: на уже пр
ирученном слоне охотник выслеживает слона-одино
чку, отбившегося от стада, или охотнику удается сам
ому отбить его от его сотоварищей, затем он гонит ег
о вперед, не давая отдыхать, и, когда слон устанет и
смирится со своей участью, погонщик пересаживаетс
я на него и правит им так же, как уже ручным. В Афри
ке для того, чтобы поймать слона, использовали лов
чие ямы. Плиний описывает и многие другие способ
ы охоты на слонов, практиковавшиеся африканцами,
часто с единственной целью разбогатеть на продаже
драгоценных бивней. За поимкой животного следова
ло его приручение, которое также иногда протекало
долго и трудно (Там же, VIII, 1—34). Главным потреб
ителем слоновой кости и самих этих огромных звере
й был в древнем мире гордый Рим, жаждавший экзот
ики, впечатляющих зрелищ и роскоши.
Сами римляне не относились к охоте так серьезн
о и трепетно, как греки. Для них это было развлечени
е, спорт, источник физической закалки, полезное вре
мяпрепровождение в часы досуга. Дичь для пиров до
ставляли чаще всего рабы- охотники или ее просто п
окупали на рынке. Сами римские граждане занимали
сь в свое удовольствие ловлей зайцев, кабанов, птиц
, применяя способы, не требовавшие больших усили
й: пользовались, например, силками, капканами, лов
ушками, вообще всеми теми методами, которые так
решительно осуждал Платон.
Не без юмора вспоминает Плиний Младший свои
охотничьи подвиги. «Ты будешь смеяться — смейся,
пожалуйста, — пишет он Тациту. — Я — вот этот я, к
оторого ты знаешь, взял трех кабанов — и превосход
ных. "Сам?" — спрашиваешь ты. — Сам, пребывая, о
днако, в своей обычной спокойной неподвижности. Я
сидел у тенет, рядом были не рогатины и копья, а ст
иль и дощечки для письма. Я что-то обдумывал и де
лал заметки, чтобы вернуться домой если и с пустым
и руками, то с полными табличками. Не пренебрегай
таким способом работы: ходьба, движение удивител
ьно возбуждают душу, а леса вокруг, уединение, сам
о молчание, требуемое на охоте, побуждают к размы
шлению.
Поэтому, когда пойдешь на охоту, вот тебе мой с
овет: бери с собой не только корзиночку с едой и бут
ылкой, но и дощечки; узнаешь, что Минерва бродит п
о горам не меньше, чем Диана» (Письма Плиния Мла
дшего, I, 6).
Мясо диких животных появилось на столах римля
н довольно рано — к огорчению тех, кто противился
введению новых пышных обычаев и всякой избалова
нности. Так, уже пристрастие к кабаньей вырезке выз
вало некогда гневную отповедь сурового Катона Ста
ршего. В I в. до н. э. к столу подавали кабана целико
м, и иногда соотечественники Плиния ухитрялись уж
е в первый день пира с ним расправиться. Более рас
судительные римляне относились к подобному чрево
угодию весьма критически, как об этом прямо говори
т автор «Естественной истории» (VIII, 210). При таких
потребностях жителей Вечного города приходилось
специально разводить кабанов и других диких живот
ных. Впервые этим занялся Фульвий Липпин в окрест
ностях Таркви- ний к северо-западу от Рима, а затем
эта инициатива была поддержана и продолжена дву
мя видными гражданами, известными в Риме своей с
трастью к пирам, расточительству, роскоши: Луцием
Лицинием Лукуллом и Квинтом Гортен- зием Гортало
м.
Птиц также добывали разными способами, расст
авляя силки, сети, капканы, приманивая свистом или
каким-либо лакомством.
Весьма разборчивые в еде, римляне не могли не
включать в свои меню все новые и новые породы пти
ц и рыб. Что касается последних, то многие писатели
упоминают о том, как ценились в Риме осетры, морск
ие окуни, разные виды трески и т. п. Плиний Старший
рассказывает: римляне любили и охотно разводили и
такую морскую рыбу, как скар. При императоре Тибе
рии один из его вольноотпущенников по имени Оп- та
т, префект флота, выпустил этих рыб для размножен
ия в море между Остией и побережьем Кампании. В т
ечение пяти лет приходилось заботиться о том, чтоб
ы всех пойманных скаров отпускали назад в море, по
сле чего эти ценные рыбы расплодились у берегов И
талии уже в таком количестве, что можно было начат
ь, наконец, их ловлю сетями. Так римские лакомки, за
мечает Плиний, дали прибрежному морю нового обит
ателя (Плиний Старший. Естественная история, IX,
62).
Сообщает ученый и о пристрастии римлян к крас
нобородкам; особенно ценились те, что не превышал
и в весе двух фунтов. Мы узнаем, что один римский б
огач-гурман, Азиний Целер, в правление императора
Калигулы купил такую краснобородку за 8 тыс. сесте
рциев. «Когда я с удивлением думаю об этом, — закл
ючает Плиний, — мне невольно приходят на ум те, кт
о, отвергая и осуждая расточительство, жаловался, ч
то какой-нибудь повар обходится дороже, чем конь.
А сейчас, чтобы иметь повара, надо заплатить боль
ше, чем стоило бы устроить целый триумф! Рыба же
стоит столько, сколько прежде повар! И, пожалуй, ни
кого из людей не ценят выше, чем того, кто искуснее
других способен свести на нет доходы своего господ
ина» (Там же, IX, 67).
Разведение рыб в прудах и бассейнах не только
значительно разнообразило стол богатого римлянин
а, но и давало легкую возможность часами предават
ься рыбной ловле не выходя за пределы усадьбы. За
нятие это владельцы поместий считали приятнейши
м видом отдыха и развлечений. Ловили рыбу в Итал
ии, как и в Греции, удочками и сетями, вершами и гар
пунами, а кроме того, там знали способ, как привлека
ть рыб различными звуками:
Добычи в море леска здесь не ждет долг
о,
Но, лишь закинь ее с постели иль с ложа,
Уж сверху видно: тащит в глубь ее рыба.
( . . . ) Над бурей стол смеется: есть всег
о вдоволь.
В садке жиреет палтус свой, морской оку
нь,
Плывет мурена, зов хозяина слыша,
Привратник поименно голавлей кличет,
Барвен-старушек заставляет он выплыт
ь.
Марциал. Эпиграммы, X, 30, 16-24 Но не всег
да и не везде рыбная ловля приносила выгоду. В эпо
ху империи многие прибрежные воды были объявлен
ы «священными» — императорскими. Поймав там кр
упную, красивую рыбину, рыбак должен был отдать е
е императорским поварам. Поэтому-то Марциал убе
ждает рыбака держаться подальше от Кампанского п
обережья близ города Байи, где был в то время «рыб
приют священных»:
Уходи от греха, пока не поздно,
Простодушно подбросив в волны корму,
И почтителен будь к священным рыбам.
Там же, IV, 30
Еще подробнее и красочнее описывает злоключе
ния рыбака в Римской империи Ювенал. В одной из е
го известных сатир некоему рыболову удалось выта
щить великолепный экземпляр столь крупной рыбы,
что даже сенат не мог долго решить, в какой посуде
можно такую рыбу приготовить. Видя это, рыбак счел
за лучшее поднести свою завидную добычу в дар вы
сшей власти:
Диво такое хозяин челна и сетей обрека
ет
Домициану: ведь кто бы посмел продава
ть это чудо
Или купить, когда берег — и тот был дон
осчиков полон!
Ювенал. Сатиры, IV, 45-47
КОММУНИКАЦИИ —
ПУТЕШЕСТВИЯ — СВЯЗЬ В
ГРЕЦИИ
Городам, их величию, блеску, сове
ршенству построек дивятся многие,
родину же любят все. И не было ещ
е человека... который был бы до тог
о обольщен, чтоб от избытка чудес
в чужих краях предать забвению от
чизну.
Лукиан. Похвала родине, I
Во II в. н. э., когда Лукиан писал эти слова, люди путе
шествовали далеко и часто, даже просто в туристиче
ских целях: многим доставляло радость увидеть чужи
е города и страны. Но, конечно же, не туризм дал нач
ало поездкам и походам. Такой мотив мог появиться
лишь тогда, когда античные государства уже стабили
зировались, дороги стали доступны и безопасны, сре
дства связи отвечали потребностям и интересам пут
ешествующих, а уровень культуры обусловил широко
е стремление к поиску и познанию чего- то нового. Ни
в одной стране, и в Греции также, мы не установим к
акой-либо определенной даты, под которой было бы
записано имя первого путешественника — человека,
впервые покинувшего здешние места в поисках новы
х земель. В самой Греции люди рано должны были н
ачать ездить из государства в государство. Помимо ц
елей политических, этого требовала и повседневная
жизненная практика: разнообразие географических и
экономических условий в стране заставляло даже об
итателей самых отдаленных друг от друга областей в
ступать между собой в контакты и поддерживать эти
взаимные связи веками.
Греческий корабль (пентеконтера)
Это отнюдь не было легким делом, ведь каждое из го
сударств имело свои особые законы и установления,
приспособленные к местным условиям. Достаточно в
спомнить разговор Афинянина и Клиния с острова Кр
ит у Платона. «Я думаю, чужеземец, — говорит Клин
ий, — всякий легко поймет наши установления. Ведь
вы видите природу местности всего Крита: это не рав
нина, как Фессалия. Поэтому-то фессалийцы больше
пользуются конями, мы же — пешими бегами. Неров
ность местности более подходяща для упражнения в
пеших бегах; из-за нее и оружие по необходимости д
олжно быть легким, чтобы не обременять при беге: д
ля этого, по своей легкости, кажутся подходящими лу
к и стрелы. Все это у нас приспособлено к войне, и за
конодатель... установил все, принимая в соображени
е именно войну; так, он ввел сисситии, имея в виду, м
не кажется, что на время походов сами обстоятельст
ва вынуждают всех иметь общий стол — ради собств
енной своей безопасности» (Платон. Законы, I, 625,
d—е). Подобные обычаи существовали и в Спарте, и
ее представитель мог точно так же объяснить и опра
вдать эту особенность своего, родного края.
В Греции ее рельеф и почвы не благоприятствов
али развлекательным путешествиям ради удовольст
вия. К далеким походам и поездкам побуждала необх
одимость — торговые связи, иная экономическая дея
тельность, культовые традиции, наконец, политическ
ие дела и военные экспедиции. В мифах, несомненно
связанных и тесно переплетенных с неизвестной для
нас тогдашней реальностью, дороги и путешествия и
грали огромную роль. Причины и цели этих легендар
ных передвижений были столь же разнообразны, как
и в реальной жизни: политические конфликты, обора
чивавшиеся длительными внешними войнами (напри
мер, Троянская война); поиск новых, более плодород
ных земель, основание колоний; торговля. Во многих
греческих мифах герои пытаются завладеть золотом,
за ним надо было отправляться в дальние страны: в
Колхиду — за «золотым руном», в Лидию — за песко
м златоносных рек, во Фракию и на остров Тасос — з
а драгоценной рудой. Медь, как уже говорилось, везл
и с острова Эвбея, а ценнейший для греков металл
— серебро — добывали в VII—VI вв. на Тасосе и Си
фносе, позднее же стали известны рудники в Лаврио
не и в Маронеях. Толпы людей передвигались, кроме
того, из города в город, направляясь к святилищам к
акого-либо местного божества или героя или же на зн
аменитые торжества и праздники — общегосударств
енные, как, например, Панафинейские, или общегреч
еские, как Олимпийские игры. Особенно часто посещ
али греки святилища Асклепия, ища там чудесного и
сцеления от недугов.
Идя по следам греческих мифов, можно насчитат
ь немало далеких походов и путешествий по морю и
по суше. Больше всего подробных описаний посвящ
ено именно морским странствиям: это и поход аргон
автов во главе с Ясоном за «золотым руном», и троя
нская экспедиция, и далекое героическое плавание Г
еракла на запад, до названных его именем Геркулес
овых столбов (ныне Гибралтарский пролив), и полно
е опасностей возвращение греческих героев из-под
Трои. Среди поездок сухопутных стоит вспомнить ли
шь злосчастное паломничество фи- ванского царя Л
ая, отца Эдипа.
К дальним поездкам побуждали и дела семейные
(такой была, например, поездка Клитемнестры с доч
ерью Ифигенией и малолетним сыном Орестом к сво
ему мужу царю Агамемнону в Ав- лиду). Когда же ста
ли появляться в Элладе громкие имена философов,
поэтов, ученых, местные владыки охотно приглашал
и их к своим дворам, одни — из интереса и любви к и
скусствам и наукам, другие — из тщеславия. Так, в
VII в. до н. э. много путешествовал афинский законод
атель Солон, побывавший и в Египте, и на Кипре, и в
Лидии, где его принимали цари. В VI в. до н. э. госте
м самосского тирана (правителя-узурпатора) Поликр
ата не раз бывал поэт Анакреон. Эсхил и поэт Симон
ид ездили к Гиерону Сиракузскому. В V-IV вв. до н. э.
дифирамбический поэт Филок- сен состоял в дружес
ких отношениях с сицилийским тираном Дионисием.
Немало странствовал в своей жизни и Платон: он гос
тил в Южной Италии, в Египте и на Сицилии у Диони
сия II. В III в. до н. э. Антигон, правитель Македонии,
окружил дружеской заботой, двух поэтов: Антагора с
острова Родос и Арата из Сол (в Малой Азии). Еврипид покинул Афины, чтобы также переселиться в Ма
кедонию по приглашению ее царя Архелая; здесь он
и умер. Мы назвали только наиболее известные име
на, однако и многие другие поэты и ученые часто пол
ьзовались покровительством влиятельных лиц и вла
стителей в далеких странах.
Наконец, за пределы отчего края отправлялись и
те, кого гнали в дорогу пытливость и любознател
ьность или же страсть к приключениям и смелым
авантюрам. Лукиан в диалоге «Корабль, или Пож
елания» стремится проникнуть в сущность челов
ека, разгадать его сокровенные чаяния. Собесед
ники делятся друг с другом своими вполне зауря
дными желаниями, мечтами о богатстве и власти
, и лишь один из них высказывает желание, как м
ы бы сейчас сказали, футурологическое, впрочем
, для нас сегодня это уже не футурология. Устам
и этого героя говорит, очевидно, сам автор, чья м
ысль прорывается в еще неизведанное, сотворен
ное лишь его творческой фантазией будущее. Ге
рой заявляет, что не станет просить о деньгах, о
сокровищах, о царстве: все это вещи недолговеч
ные, которые скрывают в себе множество ловуше
к и приносят больше неприятностей, чем удоволь
ствия.
«Я хочу попросить Гермеса даровать мне перстн
и, обладающие волшебной силой:. . . чтоб летать, вы
соко поднявшись над землей, и для этого пусть у мен
я будет некий перстень...
( . . . ) А если окажется какая-нибудь диковинка в
Индии или у гипербореев, драгоценность ли какая ил
и приятное из еды или питья, пусть без посланцев я с
ам полечу и захвачу всего вволю. Грифона, крылатог
о зверя, или Феникса-птицу, что живет в Индии, незр
имых для прочих, их бы мне увидеть, а также истоки
Нила да будут мне одному открыты, как и все ненасе
ленные части земли. Если же есть у нас антиподы, о
днобокие телом, что населяют землю на юге, так и их
хочу увидеть.
( . . . ) Сверх того хочу... познать природу звезд, л
уны и самого солнца и, наконец, что всего упоительн
ее, в тот же день возвещать в Вавилоне, кто победил
в Олимпии, а затем позавтракать, если случится, в С
ирии, отобедать в Италии» (Лукиан. Корабль, или П
ожелания, 42; 44).
Много столетий должно было пройти, чтобы сбы
лись эти мечты, казавшиеся в ту далекую пору несбы
точными, фантастическими, безумно дерзкими. Ибо
что было говорить о полетах в поднебесье, когда да
же наземные, сухопутные коммуникации представля
ли для греков немало проблем! Лишь морские пути о
блегчали тогда сношения с отдаленными областями
и странами. Здесь трудности успешно преодолевали
сь, и греки море любили, несмотря на все опасности,
которыми оно им грозило. Греки знали, каким грозны
м и коварным бывает море, но знали и его красоту и
те выгоды, которые оно им несло. Вероятно, их влек
ло к морю и то, что земля, суша не могла обеспечить
в достаточной мере существование древних греков.
Плодородной земли в Греции всегда не хватало, но и
та, что была, оказывалась не слишком-то щедрой к м
естным земледельцам и не обещала им многого.
Грекам приходилось искать иные пути развития и
добывания материальных благ. Эти трудные и опасн
ые пути вели эллинов через широко раскинувшиеся в
округ их маленькой страны морские бездны к новым з
емлям, где они основывали свои колонии. Бороздя м
оря, греки открывали для себя и дополнительные ист
очники пропитания, скрытые в пучине, равно как и со
кровища морского дна. Неразрывное совместное сущ
ествование с Посейдоновым царством было для грек
ов жизненной необходимостью. Тому способствовал
и и развитая сеть портов, и прогресс судоходства, и у
спехи кораблестроителей, и рост рыболовного пром
ысла и использования подводных богатств. Выражен
ием особой близости, душевной связи обитателей Эл
лады с морем стали многочисленные описания морск
ой стихии, вообще морские мотивы, пронизывающие
всю греческую литературу начиная с Гомера. Вспомн
им хотя бы поэтичные строки Лукиана:
«И море при тихой погоде способно послать чело
веку свой вызов и увлечь его странным желанием —
но к чему говорить: вы сами знаете это! Даже тот, кто
родился и вырос на суше и не изведал ни разу плава
нья, захочет, наверно, подняться на корабль и отпра
виться в дальний путь, надолго оторвавшись от бере
гов, особенно если увидит он парус, гонимый тихим в
еяньем попутного ветра, и спокойный бег корабля, л
егко скользящего по лону ласковых волн» (Лукиан.
О доме, 12).
Греки рано научились выбирать наиболее благоп
риятное время для навигации, когда можно было без
опаски выходить в море. Уже в конце
VIII — начале VII в. до н. э. греческие мореплаватели
следовали советам поэта Гесиода:
И дожидайся, пока не настанет для
плаванья время. В море тогда свой корабль быстрох
одный спускай и такою Кладью его нагружай, чтоб до
мой с барышом воротиться. . .
Гесиод. Труды и дни, 630-632 Обычно сезон на
вигации начинался весной. Именно в эту пору благос
ловляет моряков в плавание статуя Приапа на прист
ани у поэта Леонида Тарентского (III в. до н. э.):
Время отправиться в путь! Прилетела
уже щебетунья Ласточка; мягко о
пять западный ветер подул, Снова луга
зацвели, и уже успокоилось море, Что п
од дыханием бурь волны вздымало свои
.
Пусть же поднимут пловцы якоря и
отвяжут канаты, Пусть отплывает
ладья, все паруса
распустив! Так я напутствую вас, П
риап, охраняющий пристань. Смело с тов
аром своим в путь отправляйся, пловец!
Леонид Тарентский. Призыв Приапа Впрочем, Геси
од не одобрял смельчаков, пускавшихся в плавание уж
е ранней весной, — гораздо надежнее было выходить
в море летом:
Вот пятьдесят уже минуло дней после
солнцеворота, И наступает конец
многотрудному
знойному лету. Самое здесь-то и в
ремя для плаванья:
ни корабля ты Не разобьешь, ни л
юдей не поглотит
пучина морская. . . Море тогда без
опасно, а воздух прозрачен и ясен.
Ветру доверив без страха теперь свой
корабль быстроходный, В море спуска
й и товаром его нагружай всевозможным. Но в
оротиться обратно старайся как
можно скорее: Не дожидайся вина мол
одого и ливней осенних, И наступленья зимы.
. . Плавают по морю люди нередко еще
и весною. Только что первые листья н
а кончиках веток смоковниц Станут равны по д
лине отпечатку вороньего следа, Станет тогда
же и море для плаванья
снова доступным. В это-то время весн
ою и плавают. Но
не хвалю я Плаванья этого; очень не п
о сердцу как-то оно мне. . .
Гесиод. Труды и дни, 663-683 И все же в любое вре
мя года мореплавание
оставалось рискованным и опасным. Поэт Фалек (кон
ец IV в. до н. э.) предостерегает:
Дела морского беги. Если жизни конца д
олголетней Хочешь достигнуть, быков л
учше в
плуга запрягай. Жизнь долговечн
а ведь только на суше, и редко удастся В
стретить среди моряков мужа с седой го
ловой.
Фалек. О мореходстве
На земле, на суше жизнь была более долговечно
й, но условий к существованию греки находили там м
ало. Спасали жителей Эллады заморская торговля и
рыболовство.
В искусстве кораблестроения греки могли много
е позаимствовать у сведущих в этом деле финикийц
ев. Для осады Трои был отправлен огромный флот, и
не было в Греции правителя, который бы не пополни
л военные силы царя Агамемнона своими кораблями
. Греческая традиция приводит хотя и не точные, но
впечатляющие цифры: сам Агамемнон дал более по
лутораста судов, Нестор, царь Пилоса, — 90, Диоме
д из Аргоса направил свой флот из 80 кораблей, Мен
елай собрал со всей Лаконии 60 судов, Мене- сфей А
финский — 50, Аякс, сын Оилея, — 40. И другие мног
очисленные властители Эллады послали по 20, 30 и
ли 40, а то и, как Идоменей Критский, 80 кораблей. Н
есомненно, такая мощная морская экспедиция требо
вала соответствующего оснащения большими кораб
лями, способными перевозить целые армии.
Корабли нужны были и тем, кто пускался в опасн
ое плавание к еще не изведанным берегам, надеясь
отыскать новые земли, новых торговых партнеров ил
и просто удовлетворить вечное человеческое любоп
ытство: что там вдали? Мы знаем, что уже в XII в. до
н. э. финикийские моряки совершали далекие поездк
и на запад, свидетельством которых остались основа
нные финикийцами колонии: в Испании (тогдашней И
берии) — Гадес (Кадикс), а в Северной Африке — за
ложенный в IX в. до н. э. город Карфаген, будущий гр
озный соперник Рима. Из Греции первым в западную
часть Средиземноморья попал, по-видимому, в 660 г
. до н. э. Колай с острова Самос, доплывший до фини
кийской колонии Гадес. Немного спустя, в 600 г. до н.
э., граждане Фокиды основали в устье Родана (Роны)
Масси- лию (ныне Марсель), ставшую соперницей Ка
рфагена. Города эти, ориентированные на внешнюю
торговлю, в свою очередь, замышляли далекие морс
кие экспедиции, стремясь, в частности, обеспечить с
ебе доступ к такому ценному сырью, как олово и янта
рь. Вероятно, в конце VI в. до н. э. карфагенянин Ган
нон, о котором говорится как о первом человеке, дос
тигшем экватора, поставил себе целью проплыть вдо
ль всего побережья Ливии (так древние называли А
фрику), дабы найти подходящие места для новых ко
лоний. Эти новые колонии стали бы торговыми факт
ориями Карфагена, позволили бы установить контакт
ы с проживающими там племенами и могли бы поста
влять в метрополию шкуры экзотических диких живот
ных, слоновую кость и другие товары, весьма ценим
ые в Средиземноморье.
Об организации торгового обмена на побережье
Африки коротко сообщает Геродот: «Всякий раз, ког
да карфагеняне прибывают к тамошним людям, они
выгружают свои товары на берег и складывают в ряд
. Потом опять садятся на корабли и разводят сигналь
ный дым. Местные же жители, завидев дым, приходя
т к морю, кладут золото за товары и затем уходят. То
гда карфагеняне опять высаживаются на берег для п
роверки: если они решат, что количество золота рав
ноценно товарам, то берут золото и уезжают. Если ж
е золота, по их мнению, недостаточно, то купцы опят
ь садятся на корабли и ожидают. Туземцы тогда внов
ь выходят на берег и прибавляют золота, пока купцы
не удовлетворятся. При этом они не обманывают др
уг друга... » (Геродот. История, IV, 196).
Первым
греком, решившим отправиться дальше по морю, в е
ще не известные древним воды, был Пи- фей из Мас
силии в IV в. до н. э., в эпоху Александра Македонско
го. Он пустился в плавание из Гадеса в Испании, обо
гнул Британию, добрался до северных берегов Шотл
андии и до таинственного острова Туле, затем, держ
а курс вдоль побережья Северного моря, достиг усть
я Эльбы и Ютландии. Какова была цель его путешес
твия? Только ли страсть к приключениям? Предполаг
ается, что он совершил это далекое плавание с торг
овыми целями, в поисках олова и янтаря. Сам он опи
сал свое путешествие в сочинении «Об Океане», кот
орое, однако, не сохранилось и известно нам лишь в
отрывках и в латинской переработке. Странствия отв
ажного грека длились, по-видимому, около восьми м
есяцев (с марта по октябрь); после 11 ноября, учиты
вая метеорологические условия и будучи верны стар
ой мореходной традиции, греки уже не выходили в м
оре. Кому принадлежала идея экспедиции? Есть осн
ования считать, что Пифея снарядили и отправили в
путь местные купцы или городские власти, находивш
иеся под значительным влиянием торговцев. Вероят
но, поход этот держали в тайне, опасаясь конкуренци
и, и потому трактат Пифея или его отчет о поездке б
ыл по его возвращении домой скрыт ото всех и где-т
о спрятан.
Путешествие Пифея было очень дорогим предпр
иятием и не принесло экономических выгод. Остаетс
я непонятным, кто же финансировал подобное плава
ние: едва ли массильские купцы были склонны к сли
шком большому риску. Сам Пифей не имел состояни
я. Поэтому есть предположения, что экспедицию фи
нансировал не кто иной, как Александр Македонский,
видя в ней путешествие с научными целями, а извест
но, что на науку царь расходовал немалые деньги. В
прочем, мало кто из ученых поддерживает сегодня э
ту гипотезу. Удивительно и то, что о великом плаван
ии Пифея ни словом не упоминает Аристотель, и это
обстоятельство используют для датировки похода: п
редполагают, что Массальский грек возвратился из с
воих странствий после 322 г. до н. э., когда Аристоте
ля уже не было в живых. Ученик же Аристотеля Дике
арх знал о путешествии Пифея, хотя некоторые иссл
едователи задаются вопросом, не узнал ли он о нем
уже из самого отчета о поездке.
Никаких конкретных результатов экспедиция Пи
фея не принесла: в торговые сношения с далекими с
еверными народами греки не вступили. Одни античн
ые ученые и писатели (Дикеарх, По- либий, Артемид
ор, Страбон) критиковали географические суждения
Пифея, некоторые даже считали его рассказы чисты
м вымыслом и ложью. Другие (Тимей, Ксенофон из Л
ампсака, Посей- доний, Кратет из Пергама, а особен
но астрономы Эратосфен и Гиппарх) высоко ценили
его свидетельства, считая, что его экспедиция спосо
бствовала развитию астрономии, основанной на нау
чных данных. Современные исследователи видят в
Пифее крупнейшего среди древних путешественнико
в-первооткрывателей, хотя в истории его поездки на
север по-прежнему много неясного: дата ее, подробн
ости маршрута, географическая протяженность, иде
нтификация отдельных названий, упоминаемых путе
шественником. Мы даже не знаем точно, предпринял
ли Пифей одну или две экспедиции в северные края.
С течением столетий примитивная лодка должна
была претерпеть немало изменений, чтобы стать со
временем могучим кораблем, способным взять боль
шой груз и совершить далекое плавание. Еще гомер
овы «корабли» были собственно ладьями, без палуб
ы, с одним рядом весел вдоль бортов. Палубное суд
но появилось лишь в VII в. до н. э., с командой, состо
ящей из 50 гребцов; отсюда его название — пентеко
нте- ра (от «пентеконта» — пятьдесят). Затем стали
строить корабли с двумя рядами весел, так называе
мые диеры, а с VI в. до н. э. — трехрядные суда, трие
ры, у которых три ряда весел располагались один на
д другим. Длина триеры составляла около 40-50 м, ш
ирина — 5-7 м. Корабли эти были оборудованы тара
нами, находившимися ниже носа судна: это была про
чная балка с тремя острыми выступами, обшитыми б
ронзой. Такая конструкция триеры была рассчитана г
лавным образом на морские сражения, в которых тар
аном поражали неприятельские суда.
Изобретателем триеры считается Аминокл из Ко
ринфа. По мере того как увеличивалась палуба кора
бля, весла делали все более длинными и тяжелыми,
так что приводить в движение одно весло должны бы
ли от пяти до десяти гребцов, а иногда, как предпола
гается, это число могло быть и большим. Со времене
м морские суда приобрели огромные размеры и был
и прекрасно оснащены и отделаны. Знаменитый кор
абль Птолемея IV достигал 122 м в длину и 15 м в ши
рину. Весла длиной 17 м обслуживала команда матр
осов, составлявшая почти 4000 человек. По всей вер
оятности, это судно не принимало участия в боевых
действиях и было скорее показательной моделью. В
прочем и торговые суда делались все больше и выгл
ядели все эффектнее.
Один из таких кораблей описывает Лукиан в диа
логе «Корабль, или Пожелания». Герой объясняет, ч
то покинул своих товарищей, чтобы посмотреть на в
еликолепный корабль: «Бродя без дела, узнал я, что
приплыл в Пирей огромный корабль, необычайный п
о размерам, один из тех, что доставляют из Египта в
Италию хлеб... ». Герои один за другим расхваливаю
т замечательное судно:
«Мы остановились и долго смотрели на мачту, сч
итая, сколько полос кожи пошло на изготовление пар
усов, и дивились мореходу, взбиравшемуся по канат
ам и свободно перебегавшему затем по рее, ухватив
шись за снасти... А между прочим, что за корабль! Ст
о двадцать локтей в длину... в ширину свыше четвер
ти этого, а от палубы до днища — там, где трюм наиб
олее глубок, — двадцать девять (. . . ) Как спокойно в
ознеслась полукругом корма... ! На противоположном
конце соответственно возвысилась, протянувшись вп
еред, носовая часть... Да и красота прочего снаряже
ния: окраска, верхний парус, сверкающий, как пламя,
а кроме того, якоря, кабестаны и брашпили, и каюты
на корме — все это мне кажется достойным удивлен
ия.
А множество корабельщиков можно сравнить с це
лым лагерем. Говорят, что корабль везет столько хле
ба, что его хватило бы на год для прокормления всег
о населения Аттики. И всю эту громаду благополучно
доставил к нам кормчий... который при помощи тонк
ого правила поворачивает огромные рулевые весл а
. . . Удивительно его искусство, и, по словам плывущ
их с ним, в морских делах он мудрее самого Протея»
(Лукиан. Корабль, или Пожелания, 1, 4-6).
Но как попал корабль, везущий хлеб из Египта в
Италию, в греческий порт Пирей? Из дальнейшей бе
седы героев мы узнаем, какую жестокую бурю выдер
жало судно на своем пути и как немилосердные морс
кие ветры заставили его изменить курс. Даже многоч
исленный экипаж корабля не смог справиться со стих
ией.
В состав судовой команды обычно входили: руле
вой — кибернет, маневровый, стоявший на носу кора
бля, штурман, затем келевст, руководивший гребцам
и с помощью искусного флейтиста, который, играя на
своем инструменте, задавал ритм и темп тем, кто си
дел на веслах. Наконец, должны были быть на судне
помощники капитана, ведавшие административными
и хозяйственными делами, и сами гребцы. Откуда бр
алось такое количество гребцов? Это были главным
образом бедняки, зарабатывавшие таким тяжелым т
рудом себе на пропитание, или рабы. Впрочем, на дв
ух афинских судах «Парал» и «Саламин», которые и
спользовались только для государственных надобно
стей (например, для перевозки послов в заморские с
траны), команда
всегда состояла из свободных граждан.
Кроме бурь и подводных скал мореплавателям з
ачастую угрожала еще одна опасность: пираты. Уже
в мифах, отражавших исторические реальности древ
ней Эллады, мы находим немало примеров захвата к
орабля морскими разбойниками. Они беспощадно гр
абили состоятельных путешественников и, как гласи
т один из мифов, дерзнули даже угрожать самому бо
гу Дионису, и он своей божественной властью обрати
л их в дельфинов. В другом мифе пираты попыталис
ь ограбить певца Ариона, но ему удалось ускользнут
ь от них: он прыгнул в море и проплывавший мимо де
льфин спас его. Особенно опасными стали морские
разбойники в более поздние времена, и лишь римля
не смогли очистить от них Средиземное море, обесп
ечив судам безопасное плавание.
Как ни удивительно это может показаться, но гре
кам было намного легче путешествовать в далекие з
аморские страны, чем по своему родному краю. На г
реческих землях не было ни хороших дорог, ни даже
проселков, по которым могли бы свободно проезжат
ь повозки. Разумеется, даже в изрезанной горами ст
ране люди прокладывали тропы для вьючных животн
ых — коней, ослов, мулов, однако едва ли можно гов
орить о них как о подлинных средствах коммуникаци
и. Вместе с тем уже у Гомера упоминаются мощеные
дороги, а раскопки на территории древней Трои и в К
нос- се крито-микенской эпохи подтверждают, что эт
о не было поэтическим вымыслом слепого певца. Та
кая дорога имела в основании каменные блоки, скре
пленные между собой гипсом и залитые сверху слое
м глины, поверх которого укладывали уже каменную
плитку. Посередине пролегал тракт для повозок, а по
обе стороны от него — тропинки для пешеходов. На
сырых, болотистых почвах устраивали земляные нас
ыпи, на крутых склонах гор высекали порой ступени.
Стоит отметить, что в классический период истор
ии Греции развитие дорожной сети ограничивалось п
рокладыванием новых трасс и выдалбливанием в гр
унте колеи для колесного транспорта; мощеные же д
ороги встречались еще редко. Удивительно, что грек
и, достигшие стольких вершин в технике, архитектур
е, иных искусствах древнего мира, никогда не строил
и таких дорог, какие создавали и какими справедлив
о гордились римляне. Даже далекие путешествия гре
ки зачастую совершали пешком, в сопровождении од
ного или нескольких рабов, которые везли багаж сво
их господ на муле или на осле. В еще более далекие
поездки отправлялись в повозках, да и то ими пользо
вались главным образом люди старые, больные, а та
кже женщины и дети.
Дороги были узкие, двум повозкам очень трудно
было разминуться, и даже пеший путник должен был
сойти с дороги, чтобы повозка могла проехать. Имен
но такая дорожная ситуация и стала причиной смерт
и фиванского царя Лая и трагедии его сына Эдипа. О
своем столкновении с Лаем Эдип сам рассказывает
своей матери- жене Иокасте:
Когда пришел я к встрече трех дорог, Г
лашатай и старик, как ты сказала, В по
возке, запряженной лошадьми, Мне вс
третились. Возница и старик Меня сго
нять с дороги стали силой.
Меня толкнул возница, и его Ударил я в
сердцах. Старик меж тем, Как только по
равнялся я с повозкой, Меня стрекалом
в темя поразил. С лихвой им отплатил я.
В тот же миг Старик, моей дубиной пора
женный, Упал, свалившись наземь из по
возки.
Софокл. Эдип-царь, 778-789 Литературные па
мятники сообщают нам мало сведений о разных типа
х дорожных повозок — их можно до некоторой степе
ни представить себе по археологическим остаткам м
атериальной культуры. В греческих текстах повозки о
бозначаются многими терминами, но трудно определ
ить, о каком типе экипажа или кибитки идет при этом
речь. В трагедии Еврипида «Ифигения в Авли- де» К
литемнестра, прибыв из Микен, столицы Агамемнона
, в лагерь греков в Авлиде в Беотии, не сходя с повоз
ки отдает приказы слугам. В ее распоряжениях раба
м и самой Ифигении упоминаются разные наименов
ания повозок: очевидно, был целый поезд на колесах
, ведь вместе с царицей ехали ее дочь и маленький с
ын, а также несомненно его нянька, слуги и служанки
Клитемнестры. Здесь же везли и приданое невесты
— Ифигении.
Клитемнестра (Ифигении): Ты, дочь моя,
спустися с колесницы
Усталою и нежною стопой. Вы, женщины
, в объятия царевну Примите: ей спускат
ься высоко. (Женщины снимают Ифиген
ию) Ну, кто-нибудь и мне подайте руку, Ч
тоб счастливо мне на землю сойт и . . .
Сперва, рабы, под колесницей станьте
Ведь лошади пугливы...
Еврипид. Ифигения в Авлиде, 613-620 В ориги
нале, в греческом тексте, в этом фрагменте упомяну
то несколько названий повозки, или колесницы: «охе
ма», «охос», «дзигон», «охос поликос». Мы можем ли
шь предполагать, что в дорожном экипаже, называе
мом «охос», ехали Клитемнестра и ее дочь, а повозк
а, которую называли «охема», служила для перевозк
и поклажи. Как упряжные животные здесь прямо упо
мянуты лошади, тогда как часто в повозки запрягали
мулов и на них же навьючивали багаж. Иногда один
и тот же термин обозначал повозки самого разного т
ипа и предназначения: так, словом «арма» называли
не только крытую коляску, на которой полагалось еха
ть невесте во время свадебных торжеств и которая п
оэтому отличалась и удобствами, и изящной отделко
й, но и военную повозку, запряженную конями, где мо
гли разместиться двое: один из них был возницей, а
другой, вооруженный копьем, сражался с противнико
м.
Подробности
устройства
транспортных средств в Греции нам не известны, одн
ако, принимая во внимание особенности рельефа Эл
лады, мы вправе предполагать, что повозки были лег
кими и имели достаточно высокие и прочные колеса.
Обычай ездить верхом на ослах и на них же пере
возить поклажу был распространен у греков в течени
е многих столетий. В комедии Аристофана «Лягушки
» раб Ксанфий едет на осле, но вещи свои держит са
м:
Дионис: Да ведь не ты поклажу, а осел в
езет.
Ксанфий: Я и везу, я и несу, свидетель З
евс!
Дионис: Да как несешь, ведь самого друг
ой несет?
Ксанфий: Не знаю, но плечо совсем разд
авлено.
Аристофан. Лягушки, 28-31 Интересны в этом отн
ошении и различные документы, записанные на папи
русе, в особенности контракты с актерскими труппам
и. В документах этих точно оговорены условия: разм
еры вознаграждения артистам и средства передвиже
ния, им предоставляемые. Так, например, в папирус
е 237 г. н.э. некий антрепренер приглашает для деся
тидневных выступлений танцовщиц, обязуясь платит
ь им 36 драхм в день и еще сверх того вознаградить
их зерном и готовым хлебом. Для поездки туда и обр
атно танцовщицам выделялись в их полное распоря
жение три осла. Приглашая в свой город гимнастов и
флейтистов, другой антрепренер также обещает им
на время путешествия четырех ослов и столько же н
а обратную дорогу.
Еще одно средство передвижения, известное др
евним, — носилки, форион. В классической Греции о
ни были мало распространены: ими пользовались гл
авным образом старики и больные. В эллинистическ
ую же эпоху, под влиянием восточного этикета, носи
лки стали модным и весьма элегантным способом пу
тешествий. Он был воспринят и в Риме в имперский
период, когда там охотно внедряли в свой быт все, ч
то обеспечивало удобства и комфорт.
Передвижение на повозках по трудным дорогам,
поездки верхом, а тем более пешие походы занимал
и подчас немало времени. Что делали люди, провод
я в дороге несколько дней или даже больше? Чаще в
сего останавливались у знакомых, а в тех местностя
х, которые были связаны с родным городом путешес
твенника договором о взаимном гостеприимстве, про
ксении, вновь прибывших опекало особое должностн
ое лицо — проксен. Договор о проксении обязывал п
редоставлять гражданам обоих городов приют и покр
овительство. Какое значение греки придавали прокс
ении и соблюдению связанных с ней взаимных обяза
тельств, видно из того факта, что божественным пок
ровителем гостеприимства считался верховный бог
Зевс, который среди многих других своих прозвищ и
мел также прозвище Зевс Гостеприимный. Функции п
роксена соответствовали до некоторой степени обяз
анностям нынешнего консула, однако в отличие от ко
нсула проксе- ном мог быть только местный житель,
а отнюдь не представитель государства, с которым п
оддерживались отношения проксении. Иными были
и принципы отбора кандидатов на эту должность: он
а или была наследственной, или доставалась тому, к
ого семейные или дружеские узы связывали с кем-ли
бо из горожан государства, которые подлежали его о
пеке как вновь прибывшие.
Если в город приезжал по служебным делам пре
дставитель государственной власти, к его прибытию
надлежащим образом готовились.
Так, в Египте на одном из папирусов был составлен д
окумент, относящийся к 244 г. н. э. Это отчет некоего
управляющего округом наместнику в Файюме (Нижни
й Египет) о подготовке к приезду туда самого намест
ника. В документе, в частности, говорится: «Мы одол
жили одновременно пять ослов для поездки верхом...
кроме того, снарядили сорок ослов для перевозки пок
лажи и занимаемся тем, что необходимо подготовить
в дорогу... »
Когда человек отправлялся в город, где не было
проксена для прибывших из его родного края, или ког
да в путешествие собирался бедняк, не имевший как
их-либо знакомств или связей, он брал с собой запас
ы продовольствия и одежды. Постоялые дворы, трак
тиры, где можно было бы остановиться, переночеват
ь, далеко не отличались удобствами. В комедии Арис
тофана «Лягушки» Дионис по дороге в подземное ца
рство теней беседует с Гераклом, который уже побыв
ал однажды в царстве мертвых, чтобы увести оттуда
трехглавого пса Кербера, и мог знать тамошние поря
дки. Дионис спрашивает, есть ли там заведения, где
он мог бы остановиться, подкрепиться и развлечься:
Дионис:. . . Прошу,
Друзей своих мне назови, с которыми
Якшался ты, когда ходил за Кербе- ром.
Все перечисли: булочные, гавани,
Ручьи, колодцы, перекрестки, тропочки,
Мосты, местечки, бардачки, гостиницы
—
Там, где клопов поменьше. . .
Аристофан. Лягушки, 110-115 Аристофан пер
еносит здесь на царство мертвых картины, хорошо из
вестные ему по земной жизни греков. Кормили на пос
тоялых дворах плохо. Если то, что мог предложить хо
зяин — пандокевтр, не устраивало гостя и он хотел б
ольшего, он должен был сам закупать провизию на р
ынке и приносить ее трактирщику, чтобы ему пригото
вили те или иные блюда. В подобных условиях путеш
ественнику необходим был помощник-раб, а когда бл
агосостояние греков и их потребность в комфорте во
зросли, свободные граждане путешествовали уже с
многочисленной свитой.
По мере того как развивалась торговля и строили
сь новые порты, древние все больше заботились о со
здании удобных помещений для иноземных гостей —
купцов, паломников и просто любознательных путеш
ественников-туристов. Хорошо сознавая, какое значе
ние имело соответствующее благоустройство портов
не только для удобства приезжих, но и для роста госу
дарственных доходов, Ксенофонт пишет: «Когда сост
авится капитал, то хорошо и полезно построить для с
удохозяев около пристаней городские гостиницы. .. а
для купцов — соответствующие места для купли и пр
одажи, для отправляющихся же в город такие же гост
иницы в городе. А если бы устроить помещения и лав
ки и для мелких торговцев — в Пирее и в самом горо
де, то это доставило бы городу и украшение, и больш
ие доходы... » (Ксенофонт. О доходах, III, 12-14).
Не всегда время, расстояния и иные обстоятельс
тва позволяли совершить далекое путешествие и зав
язать личные контакты на месте. Сплошь да рядом п
риходилось довольствоваться перепиской. Организо
ванной системы почтовой связи грекам понадобилос
ь ждать довольно долго — в этой области их значите
льно опередила Персия, ставшая первым государств
ом, которое завело у себя хорошо организованную п
очтовую службу. Поддерживать регулярную почтову
ю связь было в Персии тем легче, что там уже сущес
твовала отличная и планомерно развивавшаяся доро
жная сеть: о строительстве дорог в Персии стали дум
ать очень рано, предвидя их будущее использование
как в административных и стратегических целях, так
и в целях торговли. Не удивительно, что уже в IV в. д
о н. э. там организуют почтовую связь. На дорогах, на
расстоянии 25 км друг от друга, располагались станц
ии, где верховые посыльные, везшие письма, остана
вливались, передавали, иногда даже ночью, почту сл
едующей смене посыльных, а те в свою очередь дов
озили ее до ближайшей станции. Посыльные, которы
х греки называли «ангарой», передвигались по стран
е с большой скоростью. Так, от Суз до Эфеса (рассто
яние 2500 км) они добирались всего за 150 часов. По
скольку возили они главным образом корреспонденц
ию служебную, относящуюся к нуждам управления, т
о особое значение придавали сохранению государст
венной тайны, а потому должность руководителя апп
арата связи доверяли лишь людям знатного, известн
ого в Персии рода. Например, при Артаксерксе II дол
жность эту занимал родственник персидского царя К
одоман, будущий царь Дарий
Греция же, как уже говорилось, далеко отставала
в этом отношении от Персии, ибо вплоть до эпохи эл
линизма не имела организованной почтовой службы.
Если обстоятельства требовали письменного общен
ия, заставляли передать в другой город какие- либо с
ведения, то корреспонденцию доставляли пешие пос
ланцы — гемеро- дромы, гонцы. Функции эти исполн
яли молодые, сильные люди, способные бегать на д
линные дистанции, ведь они обычно не шли, а бежал
и, покрывая за день огромные расстояния. Грекам и
в голову не приходило, что гонцов можно менять в до
роге: тот же посыльный, которому письмо было вруч
ено, обязан был сам доставить его на место и лично
передать адресату. Своеобразной формой обеспече
ния тайны переписки была система, применявшаяся
в Спарте. Люди, желавшие обмениваться корреспон
денцией и держать при этом в тайне ее содержание,
заранее договаривались между собой и заводили па
лочки идентичных размеров, называемые «скиталон
». Тот, кто отправлял «письмо», наматывал на свою
палочку узкую полоску кожи, на которой и был напис
ан текст послания. Получатель же мог прочесть его п
ерематывая эту полоску на собственную палочку тех
же размеров. Понятно, что такая система могла испо
льзоваться только людьми, специально договоривши
мися между собой обо всех деталях.
Александр Великий, стараясь унаследовать обыч
аи и порядки персов в разных областях жизни, попыт
ался ввести в своей державе также и их систему почт
овой связи, однако план его остался неосуществлен
ным. Организованная почтовая служба появилась ли
шь в государстве Птолемеев. Основывалась она, по
всей видимости, на персидских образцах, была, одна
ко, значительно расширена и усовершенствована пу
тем введения специальных пунктов сбора и сортиров
ки почты, что облегчало ее отправку в разные концы
страны.
В одном из папирусных текстов мы находим выд
ержку из служебной книги, которую вели на почтовой
станции около Мемфиса в 255 г. до н. э. Этот интере
сный документ дает представление о функциях и мет
одах работы почтовых станций эллинистического пе
риода. Почтовый служащий принимал письма и посы
лки, регистрировал их и сортировал, раскладывая их
по адресам в две группы: в Верхний и Нижний Египет
. На каждой такой станции, где сортировали почту, по
сыльные в установленном здесь порядке очередност
и принимали корреспонденцию и везли ее дальше. С
танция близ Мемфиса была, очевидно, важным узло
вым пунктом, так как там работал многочисленный п
ерсонал почтовых служащих, который принимал пис
ьма и посылки четыре раза в день. Персонал состоя
л из людей, принимающих и разбирающих почту, и из
тех, кто развозил ее, курсируя между станциями, рас
полагавшимися на определенном расстоянии друг от
друга. В места, находившиеся неподалеку от станци
и, почту доставляли пешие посыльные — библиофо-
ры. В районы более отдаленные почту везли на верб
людах, поэтому здесь посыльных называли камелит
ами (от «камел» — верблюд). Большие транспорты с
корреспонденцией отправляли водным путем — по Н
илу.
КОММУНИКАЦИИ —
ПУТЕШЕСТВИЯ — СВЯЗЬ В
РИМСКОМ ГОСУДАРСТВЕ
Только ведь небо меняет, не душу
— кто за море едет.Праздная нас с
уета томит:
на судах, на четверкахМчимся
за счастием м ы . . .
Гораций. Послания, I, 11
Когда римляне начали совершать далекие путешест
вия, в каких условиях, какими средствами передвиже
ния они пользовались — сведений нет. Если верить
письменным памятникам, то уже в конце царской эпо
хи, в 511 или 510 г. до н. э., сыновья Тарквиния Горд
ого, как об этом сообщает Тит Ливий, опираясь на св
едения более ранних хроник, побывали в Дельфах в
святилище Аполлона.
Только одно мы можем утверждать наверняка: ри
мляне в отличие от греков рано стали думать о строи
тельстве дорог. Избежать морских путешествий они,
конечно, не могли, но — опять- таки в противополож
ность грекам — моря не любили, чарующих прелесте
й его словно не замечали, а сосуществование с море
м воспринимали как вынужденную необходимость. П
оэтому и мы обратимся сначала к общим условиям п
утешествий римлян и лишь затем коснемся их плава
ния по морю.
Римское или греко-италийское торговое судно
Быстрый расцвет Рима, политическое и экономическ
ое расширение и экспансия Римского государства за
ставили его граждан вступить в контакты со многими
странами и народами. Приходилось направлять к ни
м посольства и иные делегации, а когда влияние Рим
а вышло за пределы Италии, он уже не мог не считат
ься с волнениями и любыми беспорядками в провинц
иях и должен был своевременно посылать туда воен
ные силы. Римляне полностью отдавали себе отчет
в том, что быстрая переброска войск и регулярное сн
абжение провинциальных легионов продовольствие
м были возможны лишь при наличии развитой сети д
орог. Понимали они и то, что города, расположенные
на хороших, часто используемых трассах, имели бол
ьше шансов для экономического прогресса, с чем так
же были связаны торговые интересы граждан. К стро
ительству дорог, прокладке коммуникаций побуждал
и их и личные потребности: римляне охотно ездили в
курортные местности, ища исцеления разным недуга
м, а римская молодежь все чаще отправлялась за гр
аницу учиться — в Афины, где изучали философию
и ораторское искусство, на остров Родос, где препод
авали известные риторы, или на остров Кос, чтобы о
владеть ремеслом врача.
Наконец, римляне с удовольствием посещали ме
ста, связанные с именами прославленных людей про
шлого, города с богатой традицией. Цицерон рассказ
ывает, что, когда он со своими знакомыми побывал в
Платоновой Академии, кто-то из присутствовавших в
ыразил свои впечатления такими словами: «Дано ли
это нам от природы или вызвано неким заблуждение
м, что когда мы видим места, где, как мы слыхали, ча
сто пребывали достопамятные мужи, то это волнует
нас сильнее, чем когда мы либо слышим об их деяни
ях, либо читаем что-то ими сочиненное? Так, наприм
ер, как волнуюсь сейчас я сам. Ибо мне приходит на
ум Платон, который, как мы знаем, первым завел об
ыкновение предаваться здесь рассуждениям. Даже т
е садики, лежащие поблизости, не только напоминаю
т мне о нем, но, кажется, открывают его живого моем
у взору. Здесь бывал Спевсипп, здесь же Ксенократ,
здесь же и его ученик Полемон... Сами места имеют
в себе такую силу, способную воссоздать для нас пр
ошлое» (Цицерон. О пределах добра и зла, V, 2). Пе
реданные здесь ощущения живого ума и впечатлите
льной души были хорошо знакомы великому оратору
. Сам Цицерон во время своих путешествий стремил
ся отыскать места, прославленные именами знамени
тых людей: в Метапонте он посетил могилу Пифагор
а; в Агригенте на Сицилии не без труда обнаружил м
есто погребения Архимеда и очень гордился этим от
крытием.
Особенно модными стали туристические поездки
в эпоху Римской империи; люди путешествовали мно
го и часто, с удобствами и без всяких забот. Вспомни
м, как в 8 г. н.э., вскоре после смерти Валерия Месса
лы, его сын Котта отправился в путь вместе со своим
другом Овидием и они беспечно проводили время, п
ока на острове Эльба их не настигло известие об опа
ле поэта, которому было приказано немедленно явит
ься в Рим к Октавиану Августу. Поэт пишет позднее и
з ссылки своему другу Котте:
Нас с тобою вдвоем видел остров
Эталия — Ильва В час расставан
ья, когда слезы текли по щекам.
Овидий. Письма с Понта, II, 3, 83-84 Нередк
о к дальним странствиям побуждали не подлинней и
нтерес к чужим краям, не любознательность, но скор
ее снобизм и тщеславие. Не стараясь узнать прекрас
ные пейзажи и памятники Италии, многие богатые ри
мляне отправлялись в далекие заграничные вояжи: х
валили чужое не зная своего. Об этом с горечью пиш
ет Плиний Младший: «Мы имеем обыкновение отпра
вляться в путешествия и переплывать моря, желая с
чем-нибудь познакомиться, и не обращаем внимания
на то, что находится у нас перед глазами. Так ли уж у
строено природой, что мы не интересуемся близким
и гонимся за далеким; слабеет ли всякое желание, ес
ли удовлетворить его легко; откладываем ли мы пос
ещение того, что можно всегда увидеть, в расчете, ч
то мы можем это видеть часто, — но, как бы то ни б
ыло, мы многого не знаем в нашем городе и его окре
стностях не только по собственному впечатлению, но
и по рассказам. Будь это в Ахайе, в Египте, в Азии ил
и в какой-нибудь другой стране, богатой диковинкам
и и прокричавшей о них, мы об этом слушали бы, чит
али и все бы переглядели» (Письма Плиния Младше
го, VIII, 20, 1-2).
С посещением достопримечательностей отдален
ных областей связаны были и поездки с религиозны
ми или научно-познавательными целями. Доброволь
ные местные гиды давали приезжим различные пояс
нения, не всегда согласующиеся с истиной. В культо
вых центрах, в местах почитания какого-либо бога ил
и героя проводниками бывали главным образом там
ошние жрецы, хорошо осведомленные и об истории
святилища, и об иных достойных внимания приметах
того или иного города. Были и наемные гиды, которы
е за плату рассказывали приезжим все что угодно, м
ало заботясь об исторической точности и достоверно
сти и давая полную волю своей фантазии, чтобы рас
сказ вышел более цветистым и чтобы увлечь туристо
в мифами и невероятными легендами.
О том, что роль гидов уже в древности оценивал
и по-разному, свидетельствует диалог Лукиа- на «Лю
битель лжи, или Недоверчивый». Здесь один из собе
седников, Тихиад, не скрывает своего критического о
тношения к мифам и преданиям, о которых любят ра
спространяться поэты, но еще больше его возмущаю
т люди, поддерживающие и уважающие местные лег
енды. Иную точку зрения, гораздо более практичную,
выражает другой собеседник. «Мой Тихиад! — говор
ит он. — ... К поэтам и к городам можно было бы отне
стись снисходительно. Удивительная прелесть вымы
сла, которую примешивают поэты к своим произведе
ниям, необходима для их слушателей, афиняне же и
фиванцы, и жители других городов стремятся придат
ь такими рассказами большую важность своему отеч
еству. Если бы кто-нибудь отнял у Эллады эти похож
ие на сказки рассказы, то толкователи могли бы легк
о погибнуть с голоду, так как иностранцы и даром не
пожелали бы слушать правду» (Лукиан. Любитель л
жи, или Недоверчивый, 3-4).
Практичные римляне рано начали думать о том, к
ак сделать путешествия более удобными и приятным
и, и прежде всего о строительстве дорог; при этом со
ответствующие условия в Италии были лучше, чем в
Греции. И хотя за долгие столетия в сфере коммуник
аций произошли огромные, далеко идущие перемены
, римские дороги по-прежнему служат людям и по сей
день. Одним из старейших или даже самым первым т
рактом, проложенным римлянами, была Виа Аппиа.
Эта дорога построена в 312 г. до н. э. благодаря усил
иям тогдашнего цензора Аппия Клавдия. Уже первые
дороги создавались старательно и на века. На намеч
енной трассе двумя бороздами снимали один за друг
им слои земли, добираясь до скальных пород. На это
м каменном основании укладывали затем последова
тельно четыре слоя различных материалов общей в
ысотой до полутора метров. Первый слой, «статумен
», составляли плоские камни, скрепленные глиной (о
коло 30-60 см). На «статумен» укладывали плотным с
лоем мелкие камешки, осколки камней и кирпичей (в
ысотой около 20 см). Третий слой (от 30 до 50 см) бы
л из песка или гравия. Наконец, последний, верхний
слой, «суммум дорсум», монолитный и гладкий, сост
авляли широкие каменные плиты или же равномерно
рассыпанный гравий — толщина верхнего покрытия т
акже колебалась между 20 и 30 см. По обеим сторона
м дороги пролегали тротуары, «маргинес», предназн
аченные для пешеходов и в свою очередь выложенн
ые каменными плитами меньших размеров или же мо
щеные. Чтобы обезопасить покрытие дороги от разру
шительного действия осадков, с обеих сторон тракта
выкапывали небольшие рвы, куда могла стекать дож
девая вода. 200-метровый отрезок такой дороги с тро
туарами и мелиоративными рвами, прекрасно сохран
ившийся и датируемый I веком до н. э., был обнаруже
н итальянскими археологами в горах в окрестностях
Абруццо.
Уже упоминавшаяся Виа Аппиа, называемая так
же Царицей дорог, вела от Капенских ворот на юг —
в сторону Капуи, со временем же она была продолже
на до Тарента и важного для морских коммуникаций
порта Брундизий. Почти сто лет спустя стараниями ц
ензора Гая Фламиния была построена еще одна изв
естная римская дорога — Виа Фламиниа. Она вела ч
ерез римские Фламиниевы ворота к городу Аримику,
откуда в 187 г. до н. э. проложили хорошую дорогу —
Виа Эмилиа (по имени инициатора постройки Марка
Эмилия Лепида). Другое ответвление этой дороги, п
остроенное в 115 г. до н. э., вело от Аримина до Пиз
ы. К Пизе вела также дорога, о постройке которой хл
опотал Гай Аврелий Котта. В эпоху империи Виа Авр
елиа была продолжена до Приморских Альп. Значит
ельно раньше, уже в первые столетия Римской респу
блики, от Виа Аппиа провели дорогу через Латий, отс
юда и ее название — Виа Латина. С Адриатикой Рим
связывала
Виа Салариа, проходившая через Реате в области с
абинян.
Не ограничиваясь строительством дорожной сет
и на территории самой Италии, римляне равным обр
азом заботились и о развитии коммуникаций в прови
нциях — как в стратегических целях, так и в целях то
рговых. Можно назвать, например, Виа Домициа в Га
ллии, построенную в 121 г. до н. э. Гнеем Домицием
Агенобарбом и простиравшуюся от Родана (Роны) до
восточного склона Пиренейских гор в Испании. Вдал
ь вела и Виа Юлия Августа, получившая это имя в эп
оху Империи, но проложенная еще в конце II в. до н.
э. благодаря усилиям Марка Эмилия Скав- ра. Она с
вязывала Геную с городами Нарбон- ской Галлии. Пр
имером далеких провинциальных трактов служит так
же Виа Эгнациа, пересекавшая Балканский полуостр
ов от Диррахия до Ам- фиполя и далее до Византия
— берегом Эгейского моря и Пропонтиды. Дороги по
лучали названия или по имени инициаторов их строи
тельства — Виа Аппиа, Виа Фламиниа, Виа Эмилиа,
или же по тому месту, куда они вели, — Виа Ости- ен
сис, проложенная до Остии, Виа Тибуртина, связыва
вшая Рим с Тибуром (Тиволи).
Сеть коммуникаций дополняли боковые артерии,
соединявшие между собой главные трассы. Среди пр
оложенных трактов особо выделяли «дороги государ
ственные», которые связывали столицу с круп ней щ
и ми городами и главными центрами провинций. Под
держание этих дорог в хорошем состоянии входило в
обязанности государства. От основных магистралей
к небольшим городам, деревням и поселкам вели се
льские дороги, «виэ вициналес». О них должны были
заботиться местные власти, и это бывало зачастую,
особенно в провинциях, тяжким бременем для насел
ения. Наконец, третью группу составляли дороги час
тные, соединявшие уже названные сельские дороги с
частными владениями. Понятно, что те, кому принад
лежали эти дороги, содержали их на свой собственн
ый счет, хотя пользоваться ими могли все.
Воин римского флота
И строительство дороги, и поддержание ее в хороше
м состоянии требовало денег. Подсчитано, что строи
тельство участка дороги длиной 121 км, проходящей
по сравнительно благоприятной, удобной местности,
свободной от естественных преград и не требующей
ни прокладки туннелей, ни осушения болот, обходил
ось обычно в сто тысяч сестерциев. Ремонт дорог так
же был недешев, но, как мы знаем, расходы на подде
ржание государственных дорог брала на себя казна.
В период долгих гражданских войн I в. до н. э. многие
дороги пришли в негодность. Чтобы ускорить их восс
тановление, Октавиан Август обязал полководцев, за
которыми было признано право на триумф, отстроит
ь вновь какие-либо участки основных магистралей за
счет захваченной военной добычи. Он сам показал в
этом пример, оплатив из своей частной казны восста
новление Виа Фламиниа от города Аримина. Посколь
ку помощи отдельных граждан было явно недостаточ
но, а частная казна правителя также не могла покрыт
ь все расходы, Август возложил издержки на императ
орский фиск, и эта система сохранялась на протяжен
ии всей эпохи Римской империи.
Часть римской дороги между Антиохией и Алепп
о (провинция Сирия). II в. н. э.
Трудно представить себе сеть коммуникаций без сое
диняющих дороги мостов. Начало им положили еще
весьма примитивные, деревянные мосты, опиравши
еся на непрочные, также деревянные, сваи. Именно
такую конструкцию имел мост через Тибр. История ег
о восходит к VI в. до н. э., а называли его просто мос
том на сваях (понс Суб- лициус). Чтобы сделать мост
ы более прочными и надежными, в их конструкцию в
несли важное изменение: отныне мосты опирались н
а каменные столбы. Грекам мосты такого типа были
известны уже давно, о чем свидетельствуют следы п
одобных построек, обнаруженные в окрестностях Ми
кен и восходящие к крито-микенской эпохе. Этруски,
для архитектуры которых характерны арки, применя
ли их также при строительстве каменных мостов. Ри
мляне восприняли конструкцию моста, унаследованн
ую от этрусков, и усовершенствовали ее: на мощные
опоры укладывали каменные или цементные блоки, т
олщина которых могла достигать 12 м; на такой осн
ове возводили сводчатые арки из каменных блоков,
скрепленных между собой железными скобами; мест
а соединения заливались жидким оловом. Верхняя п
лощадка моста шириной от 3 до 19 м была огражден
а с обеих сторон балюстрадами. Для пеших путников
делали по бокам специальные проходы, посередине
же шла дорога для повозок и другого колесного тран
спорта. Сохранившиеся до нашего времени мосты п
оказывают, что велики были достижения римлян и в
этой области, как и в строительстве дорог. Примера
ми могут служить хотя бы античный мост Фабриция (
нынешний Понте Кваттро Капи) или мост Це- стия (н
ынешний Понте Сан Бартоломео). Крупнейшим успе
хом римских мостостроителей был, конечно же, мост
Траяна на Дунае шириной 1319 м и длиной более кил
ометра.
Для обозначения расстояний на дорогах римляне
использовали ту же систему, что и Птолемеи в Египт
е; практиковали ее, вероятно, и в других эллинистич
еских государствах. Расстояния отмечали при помо
щи столбов или просто больших камней — милиарие
в, установленных через каждые 1000 шагов, что сост
авляло 1485 м. Милиарии — ценный источник, помог
ающий воссоздать, представить себе сеть римских д
орог: надписи на этих камнях содержат сведения о т
ом, чьими стараниями была построена та или иная д
орога, — кто наблюдал за ходом работ, кто руководи
л ими, когда она была введена в эксплуатацию. На м
илиариях обозначали и расстояния между городами:
учреждение этого обычая по традиции приписываетс
я Гаю Гракху. Особое назначение имел «золотой ми
лиарий», установленный по приказу Октавиана Авгус
та на римском Форуме — в месте, где сходились глав
ные магистрали Римского государства. Камень этот к
ак бы символизировал центр империи, исходную точ
ку знаменитых дорог, по которым римские легионеры
шагали к победам и завоеваниям — бесконечным за
воеваниям, приведшим затем к упадку громадной Ри
мской державы.
Для поездок и транспортировки разной клади рим
ляне пользовались повозками нескольких типов.
Повозки были двух- и четырехколесные, предназ
наченные для коротких и дальних путешествий, р
ядом с простыми, скромными повозками на римск
их дорогах можно было встретить и роскошные, с
деланные весьма искусно и богато украшенные.
И в этой области проявлялись столь характерные
, особенно для эпохи империи, страсть римлян к у
добствам, желание выставить напоказ свое богат
ство, тщеславие, снобизм.
Если приходилось спешить и не нужно было брат
ь с собой много багажа, римляне отправлялись в пут
ь в легкой двуколке, называемой «ци- зиум» или «би
рота». Пользовались также «эс- седой» — легкой кол
есницей, открытой спереди и запряженной парой ло
шадей. Образцом для нее послужила военная повозк
а галлов, но детали ее устройства нам не известны.
Эсседы бывали небольшие, и управлять ими мог сам
путешественник, но бывали и более крупных размер
ов — там помещались и седок, и возница. У латински
х авторов мы часто находим упоминания о повозке, и
меновавшейся «карпентум»: это был элегантный дву
хколесный дорожный экипаж местного, италийского
происхождения, в который впрягали двух или четыре
х коней или мулов. Он был приспособлен к дальним
поездкам, а на случай дождя был предусмотрен заде
ргивающийся наверху полог. В Риме пользоваться эт
ой повозкой можно было лишь при поездках на религ
иозные празднества, во всех иных ситуациях такое п
раво, право на карпентум, принадлежало только выс
шим должностным лицам, а в эпоху Империи — такж
е женщинам из императорской семьи. За пределами
Рима подобных ограничений не было, но обычно в эк
ипажах такого типа выезжали знатные женщины. На
монете, выбитой при императоре Калигуле в честь ег
о матери Агриппины, изображен типичный карпентум
, запряженный мулами.
Акведук и виадук через реку Гард (Южная Франц
ия)
Существовало также несколько типов четырехколесн
ых повозок. Так, широко распространена была «рэда
» — большая, вместительная повозка, которую тащи
ли пара или четверка коней или мулов; в нее могли с
есть семь-восемь человек. Рэда служила для далеки
х переездов, использовали ее и для перевозки багаж
а или же государственной почты. Изящной, элегантн
ой отделкой отличался первоначально экипаж, назы
ваемый «петор- ритум»; позднее, в Римской империи
, так стали именовать обычную подводу. Двух- или ч
етырех- конная повозка италийского происхождения
— «пилентум» — была устроена примерно так же, ка
к карпентум: она имела, в частности, крытый верх. Ез
дить в таком экипаже дозволялось лишь жрицам или
женщинам, принимающим участие в религиозных об
рядах. Со временем это ограничение отпало и пилен
тум стал повсеместно использоваться женщинами ка
к обычное для них средство передвижения. Но, пожа
луй, самой роскошной четырехколесной повозкой бы
ла «каррука» — открытая дорожная карета с высоки
м кузовом, легкая и быстрая, прекрасно отделанная
снаружи и удобно устроенная внутри, так что в ней м
ожно было хорошо отдыхать во время поездки и даж
е
выспаться.
На других повозках перевозили поклажу — среди
них также были двух- и четырехколесные. Прочную т
елегу — «плавструм» — с колесами, выточенными из
одного бревна, без спиц, тащили волы, мулы или осл
ы. Особенно тяжелые грузы везли на телеге с низким
и, очень прочными колесами — ее именовали «серра
кум». Напротив, удобная специально оборудованная
изнутри «ар- цера» с крытым верхом служила для пе
ревозки больных и инвалидов. Была еще особая чет
ырехколесная подвода для транспортировки военны
х грузов: она была кельтского происхождения и назы
валась «каррус».
Не следует смешивать ее с двухколесной повозк
ой, именовавшейся «куррус». Она тоже была разных
типов, а ее назначение было очень широким и разно
образным. Для всех типов этой повозки было характ
ерно то, что закрытая спереди и с боков, она была сз
ади открытой и вмещала двух человек: спереди стоя
л возница, а за ним располагался седок. Жрецы-фла
мины путешествовали в особых дугообразных куррус
ах с изогнутым сводчатым верхом, на который натяги
вали полог. «Триумфальный куррус», как видно из ег
о названия, использовался во время триумфов: одер
жавший победу полководец въезжал на нем в Рим, н
а Капитолий. Богато украшенный, отделанный слоно
вой костью «куррус триумфалис» был запряжен четв
еркой белых коней и вообще имел вид праздничный,
как и подобало в этих случаях. Его именовали также
квадригой, однако этот термин чаще применяли к те
м колесницам, которые участвовали в гоночных сост
язаниях в цирке. Вспомним, наконец, и боевые повоз
ки, называемые «куррус фалькатус» (от «фальцес»
— косы), ибо их дышла и оси имели изогнутые желез
ные острия, наносившие немалый урон плотным ряд
ам неприятельских войск.
Если, отправляясь в путь, в повозку впрягали осл
ов или мулов, путешествие, по всей видимости, длил
ось дольше, ведь эти животные не могли сравниться
с быстрыми лошадьми. Опоздав к другу, Марциал сс
ылается на медлительность своих мулов:
То, что в десятом часу добрались мы
до первого камня,
Ставится это тобой лености нашей в упр
ек.
Если по правде сказать, не я, а ты тут ви
новен:
Я ведь приехал к тебе, Пет, на твоих же
мулах.
Марциал. Эпиграммы, XI, 79 Есть свидетельст
ва, что не только в Италии, но и в провинциях (напри
мер, в Египте) существовали в эпоху Августа своего
рода частные транспортные агентства, которые или с
ами обслуживали путешествующих, или предоставля
ли для найма упряжных животных, иногда даже на дл
ительное время. Предприниматель имел в своем рас
поряжении множество повозок, лошадей, ослов и мул
ов, а также держал у себя на службе возниц, обязанн
ых, кроме того, ухаживать за животными и поддержи
вать в хорошем состоянии дорожные экипажи. Всю о
тветственность за перевозки нес предприниматель: с
охранились списки владельцев таких «агентств», но
не людей, на них работающих. В одном из египетских
папирусов этого времени мы находим жалобу предпр
инимателя начальнику местной полиции на человека
, занимавшегося какими- то транспортными операция
ми: предприниматель по имени Калли- страт одолжи
л ему на год нескольких ослов со всей упряжью. Чело
век же этот о животных не заботился, одного осла по
терял или сам загубил и к тому же не все предметы у
пряжи возвратил их владельцу. В своей жалобе Калл
истрат требовал арестовать виновного, передать его
в руки властей, дабы он вернул стоимость погибшего
осла и оплатил наем остальных ослов за тот период,
когда он, вопреки договору, ими не пользовался. Пот
ерпевший убыток предприниматель стремился возвр
атить себе также седло, сумки и другие предметы.
Подобные же «пункты проката» располагались и
в Риме у городских ворот. Здесь, в «коллегии возниц
», можно было нанять экипажи и повозки, чтобы разм
естить там всех домочадцев, слуг, рабов, которых бр
али с собой скорее из тщеславия. Эффектные, много
людные выезды за город считались в Риме особенно
престижными. Гораций, не любивший излишней, пре
увеличенной пышности, предпочитал ездить один, б
ез длинной свиты и внешних эффектов:
... Я не взвалил на себя непривычное бр
емя. . .
Множество слуг и коней содержать на
лугах травянистых, Чтобы в коля
сках своих разъезжать.
А нынче могу я Даже и в самый Т
арент отправляться
на муле кургузом, Коему спину н
атер чемодан мой, а
всадник — лопатки, — Не упрекн
ут меня в скупости: я ведь
не претор, не Тиллий, Едущий вс
качь по Тибурской дороге,
и пятеро следом Юных рабов —
у иного кувшин, у иного урыльник.
Гораций. Сатиры, 1, 6, 100-109 Однако зачаст
ую поездки в сопровождении многочисленных слуг б
ывали действительно
необходимы по соображениям безопасности: рабы и
сполняли в этом случае роль личной охраны. Характ
ерно в этом отношении письмо Плиния Младшего, гд
е рассказывается, что некий римский всадник по име
ни Робуст добрался вместе с другом Плиния Скавро
м до города Окрику- ла, а затем таинственно исчез. А
дресат письма, возможно, сам занимавшийся розыск
ами, просил Скавра приехать и помочь отыскать сле
д, «где искать дальше». «Он приедет, боюсь, напрас
но, — пишет Плиний. — Я подозреваю, что с Робусто
м случилось то же, что когда-то с Ме- тилием Криспо
м, моим земляком. Я... при его отъезде подарил ему
сорок тысяч сестерциев на обзаведение всем необхо
димым, но потом не получил ни письма от него, ни из
вестия о его смерти. Погиб ли он от руки своих рабов
или вместе с ними, неизвестно; только больше не по
являлся ни он сам, ни кто-либо из его рабов; не появ
лялся никто и из рабов Робуста» (Письма Плиния Мл
адшего, VI, 25, 1-4).
Итак, дороги были небезопасны и лучше было не
отправляться в путь одному. И все же большая, пыш
ная свита рабов, с которой выезжал состоятельный р
имлянин, едва ли была нужна ему для охраны его жи
зни и имущества. И никогда еще страсть к роскоши, м
отовство, снобистские замашки, кичливость в сфере
передвижения не проявлялись столь активно, как в э
поху Римской империи.
Об этом, как и о других вредных обычаях своих с
овременников, с осуждением пишет философ-морал
ист Сенека: «Все путешествуют так, чтобы впереди н
их мчалась нумидийская конница и двигался отряд ск
ороходов; стыдно, если никто не будет сгонять встре
чных прочь с дороги, если столб пыли не будет опов
ещать всех, что едет порядочный человек. У всех ест
ь мулы, чтобы возить сосуды из хрусталя и мурры и ч
аши чеканки знаменитых мастеров; стыдно, если ком
у-то покажется, что вся твоя поклажа не боится тряск
и. Всех мальчишек (рабов. — Прим. пер.) везут вым
азав им лица, чтобы нежная кожа не пострадала от с
олнца или стужи; стыдно, если во всей их толпе буде
т хоть один без мази на здоровом лице» (Сенека. Нр
авственные письма
к Луцилию, CXXIII, 7).
Но из тех же писем выясняется, что и сам филос
оф не вполне был свободен от боязни общественног
о мнения и ему трудно было преодолеть в себе тягу к
удобствам и даже к роскоши. Езда на простой, случа
йной подводе вызывает у него не только стоические
восторги, но и невольный стыд перед окружающими.
«В сопровождении немногих рабов, умещающихся в
одной повозке, без всяких вещей, кроме тех, что на н
ас, мы с Максимом (Цезенний Максим, близкий друг
Сенеки, сопровождавший его в ссылку на Корсику. —
Прим. пер.) уже два дня живем блаженнейшей жизн
ью. Тюфяк лежит на земле, я — на тюфяке. Один дор
ожный плащ заменяет простыню, другой — одеяло. З
автрак наш таков, что от него нечего убавить, он гото
вится за пять минут и не обходится без сухих смокв...
Повозка, в которой я еду, самая грубая. Мулы бредут
и только тем и доказывают, что они живы; погонщик
бос, и не из-за жары. С трудом заставляю себя согл
аситься, чтобы люди считали эту повозку моей: еще
упорна во мне извращенная привычка стыдиться тог
о, что правильно. Стоит нам встретить путешественн
ика с сопровождением, я невольно краснею, если он
о выглядит почище. Вот и доказательство тому, что о
добряемое и восхваляемое мною еще не укрепилось
во мне непоколебимо. Кто стыдится убогой повозки,
тот будет кичиться роскошью. Покамест успехи мои н
евелики: я не осмеливаюсь на глазах у всех довольс
твоваться малым, и до сих пор меня заботит мнение
проезжих».
Мучительно изживая в себе эту нравственную ра
здвоенность, Сенека далее клеймит всех, кто «восхи
щается лишним», цитируя при этом Вергилия:
«Важно ли, что мулы у него откормлены и все одной
масти? Что повозка вся в резьбе? Что крылоногие ск
акуны В пестрых все чепраках и в пурпурных
попонах узорных; Звонко бренча
т у коней золотые подвески под грудью,
В золоте сбруя у всех и в зубах удила
золотые?»
«От этого не станет лучше ни хозяин, ни мул. Ма
рк Катон, цензор... ездил на мерине, да еще вьючил
его мешками вперемет, чтобы возить с собой пожитк
и. Как бы я хотел, чтобы он повстречал по дороге ког
о-нибудь из наших щеголей, что гонят перед собой с
короходов, нумидий- цев и столб пыли! ...До чего сла
вный был век, когда справивший триумф полководец
, бывший цензор, более того — Катон довольствовал
ся одной лошаденкой, да и ту делил с вьюками, свис
авшими по обе стороны. И разве ты не предпочел бы
всем раскормленным иноходцам, всем рысакам и ск
акунам одну эту лошадь, которой стер спину сам Кат
он?» (Там же, LXXVII, 2—10).
Письма Сенеки позволяют не только представит
ь себе нравы современного ему общества, но до нек
оторой степени и характер самого автора. Ту же дво
йственность, известную непоследовательность, несо
впадение во многом принципов и жизненной практик
и можно найти у него и тогда, когда мы встречаем ег
о путешествующим не в простой повозке, а в роскош
ных носилках.
Носилки, паланкины, которыми в Греции вплоть
до эпохи эллинизма пользовались мало, получили в
Риме самое широкое распространение, особенно пр
и империи. В них передвигались и в городе, и за его
пределами, как мужчины, так и женщины. Носилки б
ыли двух видов. Один из них — лектика, носилки в ф
орме ложа на четырех низких ножках, позволявшие п
утешествовать лежа. Другой вид — «селла гестатори
а», своего рода переносное кресло. Носилки, изготов
ленные из дерева и плетеных ивовых прутьев, были
сверху покрыты балдахином, изнутри устланы поду
шками, по бокам огорожены занавесками, заслонявш
ими сидевшего в паланкине от взоров зевак. Со врем
енем появились слюдяные окошечки, через которые
можно было смотреть по сторонам. Наряду со скром
ными, ничем не украшенными носилками на городск
их улицах все чаще встречались богатые, искусно сд
еланные паланкины, инкрустированные бронзой или
серебром.
Несли эти паланкины семь или восемь человек (
отсюда названия: «гектафорон» или «окто- форон»).
Функцию эту исполняли рабы — лек- тикарии, выдел
явшиеся особой одеждой, указывавшей на их заняти
е: нечто вроде позднейшей ливреи (короткий, но теп
лый дорожный плащ — пенула).
Пользоваться носилками имели право не все, и п
ривилегия эта то охватывала лишь узкий круг высоко
поставленных лиц, то вновь становилась достоянием
многих. До эпохи правления Цезаря они были средст
вом передвижения исключительно для жен сенаторо
в или вообще пожилых женщин. Цезарь распростран
ил привилегию на всех замужних римлянок старше с
орока лет. В дальнейшем пользование паланкинами
превратилось не только в предмет моды и людского
тщеславия, но и в серьезную проблему для густонас
еленных городов: чтобы как-то упорядочить уличное
движение, императоры вынуждены были запрещать
в определенные часы пользоваться теми или иными
средствами передвижения. Так, уже Цезарь должен
был установить новый муниципальный закон, соглас
но которому любой колесный транспорт мог появлят
ься на улицах города лишь по прошествии десяти ча
сов от восхода солнца. Запрет не распространялся т
олько на те повозки, на которых либо доставляли стр
оительные материалы для общественных работ, либ
о вывозили мусор с мест, где сносили старые дома.
Подводы, прибывшие в город до восхода солнца, до
лжны были после разгрузки отправляться назад.
Заботясь о поддержании порядка на городских у
лицах, а также о сохранении в хорошем состоянии м
остовых и о том, чтобы предотвратить падение неуст
ойчивых, плохо построенных доходных домов, импер
аторы вводили все новые ограничения для движения
колесного транспорта. Адриан издал эдикт, запреща
вший сильно перегруженным повозкам въезжать в го
рода. Однако жизнь заставила его отступить от этого
строгого предписания, ибо бурный рост монументал
ьного строительства в столице империи требовал вв
оза в Рим именно «тяжелых» строительных материа
лов, в том числе каменных блоков огромного веса.
Без каких-либо ограничений могли пользоваться
паланкинами весталки и жрецы, отправлявшиеся на
поклонение святыням и вообще в поездки с религиоз
ными целями. В эпоху империи право путешествоват
ь со всеми удобствами, в носилках было даровано та
кже женщинам, принадлежавшим к императорской с
емье.
Спешащих, измученных уличным шумом и много
людьем, усталых пешеходов, расталкиваемых к тому
же носильщиками паланкинов, эти привилегированн
ые особы, удобно устроившиеся на носилках, нередк
о просто раздражали:
Если богач спешит по делам — над
толпы головами, Всех раздвинув,
его понесут на просторной либурне; Там
ему можно читать, писать или
спать по дороге, — Ежели окна з
акрыть, то лектика и
дрему наводит; Все же поспеет о
н в срок; а нам, спешащим, мешает Люд
впереди, и мнет нам бока огромной толп
ою Сзади идущий народ: этот локтем
толкнет, а тот палкой Крепкой, ин
ой по башке тебе даст
бревном или бочонком; Ноги у на
с все в грязи, наступают
большие подошвы
С разных сторон...
Ювенал. Сатиры, III, 239-248 Не удивительно,
что Сенека, призывающий Луцилия стоически относи
ться к жизни и ее тяготам, вынужден оправдываться
перед ним из-за своего пристрастия к носилкам: «Я к
ак раз вернулся с прогулки в носилках; впрочем, если
бы я столько же прошел пешком, усталость была бы
не большей. Когда тебя подолгу носят, это тоже труд
и, видно, еще более тяжелый из-за своей противоест
ественности. Природа дала нам ноги, чтобы мы сами
ходили... Изнеженность обрекла нас на бессилие, мы
не можем делать то, чего долго не хотели делать. Од
нако мне необходимо было встряхнуться, для того ли
, чтобы растрясти застоявшуюся в горле желчь, или д
ля того, чтобы по какой-то причине стеснившийся в г
руди воздух разредился от качания носилок. И я чувс
твовал, что оно мне помогает, и поэтому долго и упор
но двигался туда, куда манила меня излучина берега
...» (Сенека. Нравственные письма к Луцилию, IV,
1-2). Путешествие на носилках оказывалось, таким о
бразом, иногда тягостным для человека, сидевшего н
аверху, — о рабах, несших его паланкин, философ зд
есь и не вспоминает, хотя именно он в другом своем
письме призывал уважать человеческое достоинство
раба.
Как осуществлялся контроль за пользованием но
силками и действительно ли применяли жесткие санк
ции к нарушителям привилегии, мы не знаем. Но есл
и подобный контроль и существовал, то всегда наход
ились ловкие пройдохи, способные безнаказанно раз
ъезжать на носилках, не имея на то никакого права.
Одну из таких ситуаций описывает Ювенал. Упомяну
тый сатириком горожанин без труда прокладывал се
бе дорогу в уличной толпе, указывая всем на паланк
ин, который несли за ним, задернув занавески, и в ко
тором якобы сидела больная или беременная женщи
на:
Так и теснятся носилки, и жены
идут за мужьями — Хворая эта, б
еременна та — всюду тянутся жены. Му
ж, наторевший в привычном искусстве, д
ля той, кого нету, Просит, а вместо жены
— пустое закрытое кресло: «Галла моя,
— говорит. — Поскорей
пропусти, что ты медлишь?» — «
Галла, лицо покажи» — «Не тревожьте е
е: отдыхает»
Ювенал. Сатиры, I, 121-126
Житель полуострова, почти со всех сторон окруж
енного морями, римлянин, однако, долгое время сло
вно не замечал ни красот Нептуново- го царства, ни п
ользы, которую оно несло людям, ни угрозы со сторо
ны заморского неприятеля. Он видел в море только г
розную стихию, и жить рядом с ней казалось римляна
м неудобным и опасным.
Правда, Флавий Вегеций Ренат, автор трактата «
О военном деле», писал в IV в. н. э., что «римляне вс
егда располагали большим флотом и в любой момен
т могли привести его в состояние боевой готовности
— не потому, что их принуждала к тому необходимос
ть — ибо кого им было бояться! — но затем, чтобы по
казать мощь и славу своего имени». Вместе с тем сл
ово «всегда» мало о чем говорит, ведь нам не извест
но, к какому периоду относит Вегеций возникновение
римского флота. «Кого им было бояться?» На этот во
прос мы может ответить: прежде всего Карфагена. И
как раз стратегическая необходимость заставила ри
млян строить корабли. До появления военной угрозы
из-за моря жители Италии не думали об организации
обороны на побережье и отнюдь не готовились к бит
вам на море. Они были всеми нитями привязаны к зе
мле, к пашне, и, как отмечает Катон Старший в начал
е своей книги «О сельском хозяйстве», самой больш
ой похвалой для римлянина былых времен были сло
ва: «хороший земледелец», «хороший сельский хозя
ин». Много должно было смениться поколений, преж
де чем стало возможным сказать о римлянине: «хоро
ший моряк».
Несомненно, какое-то представление о морских к
оммуникациях римляне имели и прежде, ведь ещ
е их предки — латиняне соприкоснулись некогда
с троянским флотом Энея. Однако мы не знаем д
аже, каким путем и при помощи каких плавучих ср
едств добрались в конце VI в. до н. э. до Дельф с
ыновья Тарквиния Гордого. Зато известно, что, к
огда в III в. до н. э. опаснейшим противником рим
лян стал Карфаген, они поначалу выступили прот
ив опытных карфагенских мореходов на примити
вных, лишенных маневренности судах с командо
й, составленной из недавних земледельцев. Рим
долго избегал войн на море, обеспечивая себе м
ир договорами с Карфагеном. В то время как вла
сть Рима распространялась на суше на все новы
е и новые области Италии, побережье охраняли
от морских разбойников этруски на севере и грек
и на юге. Далеко не сразу втянулись римляне и в
заморскую торговлю, предоставляя греческим го
родам на юге Италии самим заботиться о своих т
орговых интересах. Наконец, когда римляне сами
начали бороться с пиратством и охранять берега
своего полуострова, они не строили собственных
кораблей, а захватывали
греческие.
Лишь угроза со стороны Карфагена, исходившая
для Рима сначала с острова Сицилия, а затем непос
редственно из Испании и Африки, вынудила римлян
осознать, как важно было господство на море для во
енного и политического преобладания среди народо
в античного мира. Они осознали и то, какое значение
имели хорошо оснащенные и защищенные морские
порты — такие, например, какими обладала Сицилия
. Годом рождения римского флота стал 260 год до н.
э., когда сенат принял решение построить военные к
орабли для борьбы с Карфагеном. Таким образом, р
имские суда не прошли долгого пути эволюции от пл
отов и простейших лодок до все более совершенных
форм, а возникли на основе уже имевшихся готовых
образцов.
Первые римские корабли были предназначены д
ля войны, но они же явились прообразом и тех судов,
которые использовались для целей торговых и турис
тических. На принятие сенатом решения о постройке
флота повлияло и развитие политических отношений
с другими италийскими городами, как об этом расска
зывает Полибий. Города, боявшиеся сухопутных сил
Рима, перешли на его сторону, но еще больше прим
орских городов отпали от римлян, опасаясь карфаге
нского флота. Теперь, чтобы сохранить контроль над
всей Италией, римляне должны были бросить вызов
Карфагену и на море. «Они видели, что война затяги
вается и истощает их, а потому в первый раз тогда п
ринялись за сооружение судов в числе ста пятипалу
бных и двадцати трехпалубных.
Но так как для строительства пятипалубных судо
в не было опытных мастеров, ибо в то время никто в
Италии таких судов не использовал, то предприятие
это привело римлян в большое затруднение. И вот з
десь-то и можно видеть со всей ясностью величие ду
ха римлян и их отвагу в начинаниях. Действительно,
не имея средств к войне на море не то что значитель
ных, но вообще каких бы то ни было, никогда ранее н
е помышляя о морских завоеваниях и впервые задум
авши это теперь, они принялись за дело с такой увер
енностью, что решили тотчас, еще до испытания себ
я, померяться в морской битве с теми самыми карфа
генянами, которые со времен их предков неоспоримо
владычествовали на море. .. Когда римляне впервые
задумали переправить свои войска в Мессану (ныне
Мессина в Сицилии. — Прим. пер.), у них не было н
е только парусных кораблей, но и длинных судов воо
бще и даже ни одной лодки. Пятидесятивесельные к
орабли и трехпалубные они взяли у тарентинцев и л
окрян, а также у элеатов и неаполитанцев и на этих с
удах смело переправляли войска. В это время в прол
иве на римлян напали карфагеняне; один неприятел
ьский палубный корабль в порыве усердия бросился
вперед, очутился на берегу и попал в руки римлян».
Не скрывая своего восхищения энергией и находчив
остью граждан Вечного города, Полибий подчеркива
ет и то, как помог им этот нечаянный успех: по образ
цу трофейного корабля римляне и построили весь св
ой флот, «так что очевидно — не будь такого случая,
они при своей неопытности не могли бы выполнить з
адуманное» (Полибий. Всеобщая история, I, 20, 7, 9
—16).
Трирема (фрагмент рельефа)
Немалые трудности были у римлян и с обучением бу
дущих моряков. Готовили и тренировали их на суше:
сидя на скамьях, установленных в ряд, наподобие ск
амеек для гребцов, они учились обращаться с весла
ми, привыкали к выполнению ритмичных движений п
од аккомпанемент флейты. И все же когда семнадца
ть новых кораблей вышли в море, держа курс на Сиц
илию, и на первой же стоянке, еще в порту, были окр
ужены карфагенским флотом, команда сбежала на б
ерег, а командир «эскадры» и все корабли оказались
в руках неприятеля. Натренированные и обученные
на суше римские моряки не могли показать свое иску
сство в открытом море и завязать сражение. И тогда
кто-то, как пишет Поли- бий, или, как полагают некот
орые, не кто иной, как Архимед посоветовал им соор
ужать на кораблях деревянные настилы, снабженны
е мощными крюками; при помощи тросов и лебедок н
астилы опускались на палубы вражеских судов, цепл
яясь крюками за их обшивку; вооруженные моряки вс
тупали в бой с противником, не ожидавшим такого на
падения, и здесь, на вражеских кораблях, могли сраж
аться, как в открытом поле. Так впервые в истории во
йн был применен абордаж. Этот метод принес римля
нам тем большую пользу, что при победе им достава
лось судно противника и флот их тем самым увеличи
вался.
Терминология древнеримских кораблей богата и
разнообразна. Многочисленные названия судов указ
ывали и на тип корабля, и на его функции — военные
или торговые. Среди боевых судов различали:
1) «навис лонга» — корабль, построенный по об
разцу греческих военных судов;
2) «навис преториа» — флагманское судно, на к
отором находился предводитель флота и развевалс
я флаг;
3) «навис актуарна» — легкое разведывательно
е судно, служившее также для транспортировки пеш
их воинов и конницы;
4) «целокс» — легкое, быстроходное, маневрен
ное судно, также предназначавшееся для разведки;
5) «лемб» — столь же легкое и быстрое небольш
ое судно, использовавшееся и для разведки, и для с
вязи между кораблями или между всей флотилией и
береговыми службами.
Торговые суда, в свою очередь, подразделялись
на ряд категорий — в зависимости от размеров и тон
нажа, от формы и функций (например, «навис фруме
нтариа» — корабль для перевозки зерна). По сравне
нию с боевыми судами торговые корабли имели бол
ее широкую палубу, были более вместительны и груз
оподъемны. Тоннаж их непрерывно увеличивался: от
нескольких тонн до нескольких сотен тонн.
Но как бы ни совершенствовали римляне свой ф
лот, как бы хорошо и надежно ни оснащали они кора
бли, как бы ни обучали и тренировали моряков, морс
кая стихия упорно не покорялась человеку: громадн
ые волны и бушующие ветры грозили потопить и час
то топили древние суда. Счастлив бывал тот человек
, кого буря застигла неподалеку от берега и он имел
надежду спастись
сам или даже спасти свое имущество.
В века более поздние было введено так называе
мое береговое право, позволяющее правителю или в
ладельцу земли, на которую волны выбросили то, чт
о осталось от затонувшего корабля, присваивать себ
е эти чудом сохранившиеся материальные ценности.
В древности же тех, кто, пользуясь смятением и пани
кой во время кораблекрушения, пытался воспользов
аться чужим добром, захватить имущество потерпев
ших, решительно осуждали. Было даже предусмотре
но, что, «если в минуту опасности человек бросает с
вое добро в море, то не для того, чтобы избавиться о
т него, а для того, чтобы избавиться от опасности» (
Дигесты, 47, 9, 1, 4).
Во II в. н. э. император Антонин сурово наказыва
л за присвоение имущества лиц, пострадавших от ко
раблекрушения. Если что-либо было отнято у них си
лой, то виновного в этом римского гражданина надле
жало высечь розгами и отправить на три года в ссыл
ку, а в особых случаях — даже на принудительные р
аботы. Порка до известной степени приравнивала св
ободного гражданина к рабу: рабов за такое же прест
упление также ждали розги и работа в каменоломнях
и на рудниках. В дальнейших установлениях Антонин
а речь шла еще и о конфискации одной трети имуще
ства осужденного и лишении его гражданских прав з
а посягательство на собственность жертв кораблекр
ушения. Подобные меры заставляют предположить,
что ограбления потерпевших происходили довольно
часто и стали настоящим бедствием.
Овладение морскими коммуникациями способств
овало расцвету римской внешней торговли и вообще
развитию мореплавания. Это, в свою очередь, требо
вало создания удобных и хорошо оснащенных порто
в, хотя римские порты еще долго не могли равняться
с портами других стран. Находившаяся неподалеку о
т Рима Остия была портом речным. Уже Цезарь план
ировал перестроить ее и изменить устье Тибра таки
м образом, чтобы морские корабли могли доходить д
о Рима. Смерть Цезаря помешала реализовать эти о
бширные и смелые проекты. Осуществил их лишь им
ператор Клавдий в 42 г. н. э.; при этом была использ
ована небольшая бухта в 3 км от устья Тибра и там з
аложен новый порт Остии, который римляне называл
и просто Порт. Строительство длилось 12 лет, так чт
о открытие нового порта состоялось уже в правление
Нерона. Строительные работы потребовали огромн
ых затрат труда и денежных средств. Была сооружен
а большая пристань; бухта соединена с Тибром шир
оким и глубоким каналом, способным пропускать мор
ские суда; между волнорезами был насыпан искусств
енный остров, где поставили маяк. Фундаментом ост
рова послужил специально затопленный в этом мест
е громадный корабль. Маяк на острове был воздвигн
ут по образцу знаменитого Александрийского маяка.
Прошло полвека — и уже этот новый порт перестал у
довлетворять потребностям постоянно растущей ри
мской торговли. В 101-104 гг. по приказу Траяна поз
ади порта Клавдия был создан внутренний водоем, т
акже связанный каналом с Тибром. Вокруг водоема р
асполагались обширные хранилища и склады товаро
в и были поставлены две статуи: Благополучия и Уда
чи.
На берегу кипела настоящая портовая жизнь: все
заполнилось людьми, обслуживавшими приплывшие
и вновь уходящие суда, — ремесленниками, грузчика
ми, складскими рабочими. Тут и там возникали конто
ры торговых посредников, объединения купцов, торг
ующих тем или иным товаром, землячества иноземн
ых торговцев. Создавались и небольшие порты, где
бросали якорь корабли, которым даже в мирное вре
мя поручалось контролировать побережье. Для этой
цели были выделены два больших флота, ведших н
аблюдение со стороны Тирренского и Адриатическог
о морей. Опорной базой одного из флотов стали Миз
ены в Кампании: стоявшие там корабли «опекали» м
орские порты в Остии, Путеолах, Байях, Центумцелл
ах (ныне Чивитавеккья), Але- рии на Корсике и Карал
ах (совр. Кальяри) на юге Сардинии. Другой флот, ба
зировавшийся в Равенне, нес наблюдение за портом
в Аквилее. Помимо этих главных морских соединени
й было еще шесть флотов: юлийский — его стоянка н
аходилась в городе Форум Юлии (ныне Фрежюс в Пр
овансе); александрийский — в Александрии
Египетской с отдельными группами кораблей в Трип
оли и Кесарии на Северном побережье Африки; сири
йский — в Селевкии, в его задачу входило наблюден
ие за портами в Пирее, Эфесе и Теосе и над всеми м
орскими коммуникациями в Эгейском море; ливийски
й флот имел базу в Аполлонии; понтийский — в Кизи
ке и Трапезун- де на Черном море; наконец, британск
ий размещался в порту в Дубрах (нынешний Дувр), р
асположенном по одну сторону пролива Ла-Манш, и
в Гессориаке (совр. Булонь) по другую сторону проли
ва.
Изображение порта в Остии на монете Нерона
Плиний Младший, участвовавший в заседании совет
а, созванного императором Траяном в Цен- тумцелл
ах для решения различных судебных вопросов, имел
возможность ознакомиться сходом строительных ра
бот в тамошнем порту: «Тут в заливе как раз устраив
ают гавань. Левая сторона ее уже прочно укреплена,
на правой работают. Прямо против входа в гавань по
днимается остров, о который разбиваются волны; су
да могут спокойно войти в гавань и с одной, и с друго
й стороны. Остров этот подняли с искусством, заслу
живающим внимания: широчайшая баржа подвезла к
о входу в гавань огромные скалы; сброшенные одна
на другую, они в силу собственной тяжести не сдвига
ются с места и постепенно образуют нечто вроде да
мбы; над водой уже выдается каменная гряда, ударя
ясь о которую волны, вздымаясь, разбиваются. Стои
т грохот, море бело от пены. На скалы потом поставя
т столбы и с течением времени возникает как бы при
родой созданный остров. Эта гавань получит навсег
да имя своего создателя (Траяна. — Прим. пер.) и б
удет спасительным пристанищем, ибо берег этот на
огромном пространстве лишен гаваней» (Письма Пл
иния Младшего, VI, 31, 15-17).
Марку Випсанию Агриппе, зятю Августа, Рим обя
зан постройкой другого крупного военного порта — п
орта Юлия в Мизенах, при создании которого были и
спользованы Лукринское и Аверн- ское озера в Камп
ании. Особенно известен был александрийский порт,
значение которого возросло, когда Египет превратил
ся в главную житницу Рима, столицы империи. Межд
у Александрией и Римом курсировал большой торгов
ый флот; в его состав входили огромные для того вр
емени транспортные корабли длиной 55 м и шириной
13 м. Перевозили они от 1200 до 1300 т различных т
оваров, и Александрия стала одним из самых больш
их международных портов античного мира.
Совершая далекие путешествия, длившиеся иног
да много дней подряд, римляне, как и греки, охотно о
станавливались отдохнуть и даже переночевать у зн
акомых. Но в отличие от Греции здесь не существова
ло особого «права на гостеприимство» и не было спе
циальных соглашений между городами о проксении.
В Италии путешественник мог остановиться лишь у р
одственников или знакомых. Были здесь и гостиницы
, постоялые дворы, трактиры, разбросанные вдоль п
роезжих дорог. Гораций в «Сатирах» описывает тако
е типично римское путешествие от Рима до Брундиз
ия. Вместе с поэтами Вергилием и Ва- рием и гречес
ким ритором Гелиодором он сопровождал Мецената
в его поездке в качестве дипломатического представ
ителя Октавиана для переговоров с Марком Антоние
м. Останавливаться им приходилось во многих местн
остях, пользуясь гостеприимством знакомых. Иногда
ночевали на постоялых дворах. Путь до Южного поб
ережья Италии занял у них 15 дней.
Насколько было распространено в Риме частное
гостеприимство, говорят письма Цицерона и Плиния
Младшего. Великий римский оратор, собираясь прие
хать со своими знакомыми к себе в Тускуланское пом
естье, заранее предупреждает об этом жену и требу
ет, чтобы все там было готово к приему гостей. «В Ту
скульскую усадьбу думаю приехать либо в ноны, либ
о на следующий день. Пусть там все приготовят. Со
мной, возможно, будет несколько человек, и мы, пол
агаю, задержимся там на более долгий срок. Если в
бане нет ванны, пусть устроят. Пусть приготовят и пр
очее, необходимое для питания и здоровья» (Письм
а Марка Туллия Цицерона, CCCCXLII). (Заметим поп
утно, что Цицерон не всегда давал поручения своей
Теренции таким холодным, властным тоном: близилс
я день, когда, оставив свою первую жену, Цицерон вс
тупит в брак с молодой и богатой Публилией.)
О том, как хорошо приняли Плиния в доме его др
уга Понтия Аллифана в Кампании, мы узнаём из пись
ма благодарного гостя. Самого Понтия в это время н
е было дома, но он поручил своим домашним встрет
ить гостя как можно радушнее: «Столько городской и
деревенской снеди нанесли мне от твоего имени. Хо
ть это и бессовестно, но я все взял: и твои меня прос
или взять, и сам я побоялся, что, если не возьму, ты
рассердишься и на меня, и на них.
Впредь, однако, если у тебя меры не будет, она б
удет у меня. Я уже заявил твоим, что если они опять
принесут столько же, то все заберут назад. Ты скаже
шь, что мне следует пользоваться твоим добром, как
своим собственным, — я и буду беречь его, как свое
» (Письма Плиния Младшего, VI, 28).
Обращаясь к деду своей жены Кальпурнии Фаба
ту, Плиний сообщал ему, что надеется уговорить сво
его друга проконсула Калестрия Тирона завернуть п
о пути в провинцию Бетику (нынешняя Андалусия) в
имение Фабата в Умбрии, чтобы осуществить там ка
к должностное лицо формальную процедуру освобо
ждения некоторых рабов. Фабат, очевидно, сомнева
лся, захочет ли проконсул отклониться от своего пут
и к месту назначения. Плиний заверяет: «Не бойся, ч
то это будет ему в тягость: ради меня он согласится
обойти всю землю». При этом Плиний ссылается на т
о, что он и Калестрий не раз гостили друг у друга: «Я
часто уезжал к нему на виллу, он часто поправлялся
после болезни в моем доме» (Там же, VII, 16). Фабат
готов был выехать навстречу почетному гостю даже
в Медиолан, хотя для его возраста эта поездка тяже
ловата. «Я. настаиваю, — пишет Плиний, — чтобы т
ы ждал его дома, в самом доме и даже не переступа
л порога комнаты. Хотя я люблю его как брата, но он
не должен от человека, которого я почитаю как отца,
требовать внимания, какого он не потребовал бы от
своего отца» (Там же, VII, 23).
Гостиницы в крупных городах располагались бли
з городских ворот — как сейчас близ железнодорожн
ых вокзалов — или в центре, а в портовых городах —
недалеко от пристани. На вывесках гостиниц и посто
ялых дворов было обозначено имя владельца. Напр
имер, в Помпеях были известны гостиницы Гая Гугин
а Фирма и Сития. Подчас, как и в наши дни, гостиниц
ы имели особые названия: «У орла», «Под мечом», «
У сестер» и т. д. Надписи на табличках у входа изве
щали и о том, какие услуги оказывают в этом заведен
ии, и приглашали непременно ими воспользоваться.
Так, одна из надписей гласила: «Здесь помещается г
остиница. Триклиний на три ложа и со всеми удобств
ами». Другая надпись была составлена более искусн
о:
Выпивка стоит здесь асс. За два асса
ты лучшего выпьешь, А за четыр
е уже будешь фалернское пить.
Латинские эпиграфические стихотворения, 147
На первом этаже обычно находился трактир, на в
тором — комнаты для постояльцев. Меблировка спа
льных покоев в гостиницах была скромной, если не с
казать примитивной. Она включала в себя ложе (в за
ведениях низшего разряда — простой топчан), лампу
и как обязательную принадлежность гостиниц — ноч
ной горшок. Уже древним был не чужд обычай писат
ь на стенах комнат свои имена или даже выражать та
ким образом свои мысли и впечатления. Мы знаем, н
апример, такую надпись, оставленную на стене одни
м из постояльцев в память о своем пребывании в гос
тинице: «Валерий Венуст, рядовой I преторианской к
огорты Руфа». Немало сохранилось и надписей весь
ма нескромных. Так, некто Ви- бий откровенно начер
тал на стене, что в комнате этой он спал один, но все
время мечтал о своей Урбане. Иные надписи служил
и как бы предостережением будущим постояльцам, у
казывая на отсутствие в спальных покоях гостиницы
необходимых элементарных удобств:
Мы помочились в постель. Виноваты мы
, ладно, хозяин.
Но почему же ты нам не дал ночного гор
шка?
Там же, 149
Итак, не каждый владелец гостиницы или постоя
лого двора заботился об удобствах гостей, о чистоте
и гигиене. Однако и сами постояльцы не всегда вели
себя подобающим образом, что вынуждало хозяина
помещать на стене комнаты своего рода правила по
ведения для желающих там переночевать:
Ноги пускай раб омоет и насухо вытрет,
Ложе салфеткой покрой, наши платки бе
реги!
Там же, 150
Держатели постоялых дворов и гостиниц не поль
зовались в Риме доброй славой: их считали ловкача
ми, старающимися выжать побольше из доверчивого
постояльца. О женщинах — владелицах гостиниц гов
орили даже, будто они занимаются колдовством. Есл
и Апулей в «Метаморфозах» (I, 8) рассказывает, что
хозяйка гостиницы — колдунья — умела источники л
ишать воды, затоплять горы и гасить звезды, то в эти
х и подобных им сообщениях можно видеть разве чт
о намек на умение держателей постоялых дворов по
истине колдовскими способами ловко и искусно обма
нывать проезжающих. Но от суеверий такого рода не
был свободен и св. Августин. В своем трактате «О гр
аде божьем» он пишет: «И мы, когда были в Италии,
слыхали такое о некоей области, где, как говорили, ж
енщины, содержательницы постоялых дворов, обуче
нные этим пагубным хитростям, имели обыкновение
путешествующим, каким хотели или могли, давать в
сыре нечто, от чего те тотчас же обращались во вью
чных животных и перевозили все необходимое»
(Августин. О граде божьем, XVIII, 18). Наверное, кол
довские чары хозяек гостиниц состояли в том, что, ко
гда постояльцы не могли получить там хорошей нищ
и или вина, они сами должны были, как вьючные жив
отные, таскать себе с рынка желаемую снедь и напит
ки.
В зависимости от категории заведения и от дохо
дов владельца гостиницы или постоялого двора он д
ержал большее или меньшее количество слуг. К ним
относились: сторож или дворник, привратник, тракти
рный слуга или иной человек, прислуживавший посто
яльцам. Немалый штат прислуги приходилось держа
ть и на кухне: один из рабов разжигал и поддерживал
очаг (функции эти могла исполнять и женщина — фо
- кария); блюда готовил повар, а то и не один; иногда
, кроме этого, хозяин держал также колбасника — бо
тулярия, и кондитера — крустулярия. Среди всех эти
х лиц, работавших в трактире или в гостинице, мы не
видим никого, кто поддерживал бы внутренний поряд
ок в заведении.
В комнатах, где гости обедали, также появлялись
надписи на стенах, иной раз прямо обращенные к хо
зяину. Выражая свое недовольство, гости создавали
ему весьма сомнительную рекламу, выглядевшую, н
апример, так:
Кабы попался ты нам на такие же
плутни, трактирщик: Воду даешь
ты, а сам чистое тянешь вино.
Латинские эпиграфические стихотворения, 148
Но когда сами гости злоупотребляли вином, дело
нередко доходило до скандалов и ссор; поводом для
них часто становилась игра в кости. Таких буйных ска
ндалистов из числа гостей надписи на стенах строго
предупреждали:
Будь приветливым здесь и досадные
брось перебранки, Если ты може
шь, а нет, так восвояси ступай.
Там же, 150
Когда все подобные предостережения оказывали
сь тщетны, беспокойных посетителей просто выпров
аживали. «Вас тут уже нет — скандальте на улице!»
— гласила одна из надписей.
План постоялого двора и жилища Эвксина в Пом
пеях
Итак, римляне проложили прекрасные дороги, постро
или гостиницы и трактиры, сделавшие возможными д
аже далекие путешествия. Казалось бы, что при таки
х организационных способностях жители Италии ран
о должны были бы задуматься о возможности систем
атически передавать известия из одного места в друг
ое, т. е. о возможности регулярной почтовой связи. О
днако потребность в быстрейшей передаче информа
ции на дальние расстояния стала ощущаться только
тогда, когда границы государства расширились и пок
оренные страны были превращены в римские провин
ции. Отныне необходимо было поддерживать постоя
нный контакт между центральной администрацией в
Риме и наместниками, а также другими органами упр
авления в провинциях. Это заставило внести значите
льные усовершенствования во все известные в то вр
емя способы коммуникации.
В III в. до н. э. римский сенат ввел в практику сист
ему легаций: должностным лицам, прежде всего сен
аторам, отправлявшимся в провинции по делам, как
служебным, так и личным, местные жители должны б
ыли на всем протяжении их пути предоставлять пово
зки, упряжных животных, продовольствие, принимат
ь их к себе на ночлег и т. п. Такие полномочия должн
остное лицо получало лишь на строго определенный
срок. Цицерон ограничил срок легации одним годом.
При Цезаре он был продлен до пяти лет, но уже при
Октавиане Августе вся система легаций была ликвид
ирована.
Что же касается проблемы пересылки и вручени
я адресату почтовой корреспонденции, то частные п
исьма передавали чаще всего через собственных ра
бов-письмоносцев — табелляри- ев — или с оказией,
если кто-нибудь из знакомых направлялся в те края.
Передачу корреспонденции поручали самым сообра
зительным и находчивым рабам, способным преодо
леть все препятствия на пути к месту назначения и п
ользующимся к тому же наибольшим доверием хозяи
на. Отправка раба-письмоносца в далекое путешест
вие была делом дорогостоящим, ведь предстояло сн
абдить его всем необходимым на несколько дней, а т
о и месяцев. При этом велик был риск вообще лишит
ься такого ценнейшего достояния, каким был умный
и преданный невольник.
Возможно, поэтому римляне предпочитали иной раз
обратиться к знакомым должностным лицам или купц
ам, чтобы те сами передали письма, разумеется, за
определенную плату. Зато отправка собственного го
нца-письмоносца имела в глазах его господина то пр
еимущество, что через него можно было сразу же по
лучить ответ, что в некоторых случаях было не мене
е важно, чем доставить само письмо. К тому же в про
винции было гораздо труднее найти оказию переслат
ь корреспонденцию в Рим, нежели из Рима отправит
ь письмо в провинцию.
Цицерон, находясь в ссылке, просит посылать ем
у письма через специальных гонцов, которые затем
могли бы доставить отправителю ответ. Такого рода
«почта» не позволяла установить регулярную связь
между людьми, сроки отправки и доставки корреспон
денции зависели от многих обстоятельств и никогда
нельзя было рассчитывать, что письмо будет вручен
о адресату своевременно. Случалось, что письмо, по
сланное из Рима, добиралось до Афин за три недели
, но бывало, что оно шло целых три месяца.
Лучше всего иллюстрирует это переписка Цицер
она: его датированные письма и упоминания о том, к
огда, через какое время он сам получал известия, по
сланные ему его корреспондентами.
Так, в письме к Аттику, отправленном из Рима в с
ередине мая 60 г. до н. э., Цицерон замечает: «Когда
я за три дня до майских ид возвратился в Рим из пом
пейской усадьбы, наш Цин- ций (доверенное лицо Ат
тика. — Прим. пер.) вручил мне твое письмо, которое
ты дал ему в февральские иды» (Письма Марка Тулл
ия Цицерона, XXVI). Из другого послания к Аттику: «Т
ы видишь, какие письма я получил. . . Ты мне не раз
писал, что передал письмо рабам Ле- ния; это письм
о, помеченное днем за девять дней до октябрьских к
аленд, Лений наконец вручил мне за два дня до фев
ральских ид... » (Там же, CCXLIX). Иногда же письмо
шло быстро: например, из Рима в Брундизий за 6 дне
й. Точно так же, будучи в Путеоланах, Цицерон 5 ноя
бря получил одновременно два письма: одно, по его
словам, было датировано 1 ноября, а другое послан
о на день раньше (Там же, CCCCXLIV, 1).
Примеров таких можно было бы привести много,
и все они подтверждают, как затруднена и ненадежн
а была даже та почтовая связь, которую осуществля
ли опытные и верные рабы- письмоносцы. Не могло
быть полной уверенности, что послание дойдет до а
дресата: Цицерон не раз упоминает о письмах, котор
ые были ему посланы, но которых он не получал. Тру
дно было рассчитывать на безусловное сохранение
тайны переписки, поэтому, когда речь шла о делах п
олитических, о тонких интригах, применяли условлен
ные шифры. В письме к Аттику Цицерон сообщает пс
евдонимы, которые он будет использовать вместо по
длинных имен, если не будет достаточно уверен в по
сланцах, с которыми передаст своему другу письмо.
«Ты поймешь, — заверяет он своего корреспондента
. — Тебя я буду называть Фурием, а себя Лелием» (
Там же, XLVI, 5). В эпоху, когда почтовая связь была
исключительно частным делом граждан, никто не не
с формальной ответственности за то, что письмо или
посылка не были вручены адресату. Вдобавок посла
нец мог быть и не виноват в пропаже корреспонденц
ии, а иногда и сам нес убытки, ведь одной из наибол
ее частых причин пропажи бывало нападение грабит
елей или морских разбойников, кораблекрушение и д
ругие несчастья. Случалось, что письма все же дохо
дили до адресата, но настолько поврежденные, намо
кшие, истрепанные, что их невозможно было прочест
ь.
Государственную систему почтовой связи — «кур
сус публикус» — ввел только Октавиан Август. Систе
ма эта основывалась, по всей видимости, на образца
х, почерпнутых в царстве Птолемеев в Египте. Перв
ым этапом организации почтовой службы стало созд
ание сети почтовых станций на важнейших трассах Р
имского государства. Персонал этих станций состоял
из молодых, сильных рабов, задачей которых было д
ойти быстрым шагом, а по возможности и бегом до с
ледующей станции и передать корреспонденцию сме
не — письмоносцам, обязанным в свою очередь дост
авить ее до ближайшей следующей станции. Эта сис
тема заметно напоминала персидскую. Вскоре пеши
х гонцов заменила конная почта, и соответственно в
озникли станции двух типов. На одних станциях меня
ли лошадей или мулов, поэтому там размещались и
конюшни, и хранилища для кормов. На других станци
ях люди, везшие почту, могли отдохнуть и переночев
ать — там все было оборудовано для ночевок устал
ых «почтальонов». Между двумя станциями второго
типа располагались на дороге семь или восемь стан
ций для смены лошадей.
Если адресат жил в местности, не охваченной се
тью станций, то доставить ему корреспонденцию обя
заны были тамошние жители на своих подводах, пос
кольку почта была государственной, а население про
винций несло великое множество разнообразных пов
инностей в пользу государства. (Так, письмо, отправ
ленное из города Мизены неким моряком средиземн
оморского римского флота, должно было, согласно п
ометке на обороте листа, при посредничестве одног
о из воинских начальников в Александрии дойти до Ф
иладельфии в Верхнем Египте.) Все это свидетельст
вует о том, какого размаха достигла в Римской держа
ве и как хорошо была организована почтовая служба
. В нее поистине было вовлечено все население: жит
ели тех мест, где располагались почтовые станции, о
бязаны были за определенную плату поставлять кор
м для лошадей и мулов. С одной стороны, это обесп
ечивало населению постоянный спрос на многие про
дукты их труда, но, с другой — ставило его в зависим
ость от недобросовестных чиновников, забиравших к
орма, не считаясь ни с временем года, ни с положен
ием отдельных хозяйств. В неурожайные годы чинов
ники не упускали и возможность нажиться путем спек
уляций: скупая у населения корма по твердо установ
ленным ценам, они продавали затем овес или ячмен
ь по ценам куда более высоким — за счет снабжения
станций. Повинности, которые несли местные жител
и в пользу государственной почтовой службы, бывал
и подчас настолько тяжелы, что само слово «ангария
», заимствованное из Персии для обозначения орган
изации почтовой связи, стало в эпоху Римской импер
ии синонимом гнета и притеснений.
Как же в те далекие времена, когда все средства
коммуникации были еще очень неразвиты, удовлетво
ряли свою любознательность граждане, интересовав
шиеся политическими, общественными и хозяйствен
ными делами, не говоря уже о вечном интересе к сем
ейной и личной жизни — как к собственной, так и к чу
жой? В этом последнем случае роль «публикаторов»
— разгласителей, распространителей новостей испо
лняли в немалой степени женщины. Они всегда были
в контакте между собой, и из одного гинекея в другой
переходили — в более или менее искаженном виде
— городские новости, слухи и сплетни. Впрочем, от в
ажных дел женщины в классической Греции, особенн
о в Афинах, были отстранены, и лишь фантазия коме
диографов могла вывести на сцену, например, супру
жеские «забастовки» женщин (как в «Лисистрате» Ар
истофана), причем разыгрывались сценки и произнос
ились слова, не предназначенные для глаз и ушей же
нщины, но ведь они и не смотрели комедий в театрах
.
Нет никаких данных о том, существовали ли в гре
ческих городах-государствах какие-либо официальн
о принятые формы извещения свободных граждан о
важнейших делах и событиях. Сообщения передава
лись из уст в уста, а сведения издалека доставляли г
онцы. В памяти людей остался мужественный вестни
к-герой, бежавший со всех ног, не щадя себя, из Мар
афона, чтобы сообщить афинянам о великой победе
греков над персами.
Создание в эллинистическом Египте государстве
нной почтовой службы значительно облегчило распр
остранение информации, но об официальном извещ
ении граждан о важнейших событиях у нас нет никак
их сведений.
В Риме Цезарь в период своего первого консулат
а в 59 г. до н. э. «приказал составлять и обнародоват
ь ежедневные отчеты о собраниях сената и народа»
(Светоний. Божественный Юлий, 20). Отдавая подоб
ное распоряжение, Цезарь руководствовался в перв
ую очередь соображениями политическими. Если те
мы и результаты обсуждения дел на собраниях наро
да были известны всем, то заседания сената были ок
утаны тайной, а его постановления не подлежали ра
зглашению. Хранить тайну обязаны были и сами сен
аторы, и помогавшие им и сопровождавшие их взрос
лые сыновья. Никто не должен был знать о ходе засе
дания и принятых на нем решениях, пока о них не оп
овещали граждан публично. Однако женщины по сво
йственному им любопытству иногда принуждали сво
их сыновей рассказать им, как проходило то или ино
е заседание сената, и молодые люди оказывались по
дчас в весьма затруднительном положении. Писател
ь II в. н. э. Авл Геллий описывает, как мать молодого
Папирия настаивала, чтобы сын выдал ей тайны сен
ата. Чтобы избавиться от расспросов чрезмерно люб
опытной матери, Папирий прибег к ловкому обману,
ответив ей, что сенат обсуждал важный вопрос: поле
знее ли для государства, чтобы мужчина вступал в б
рак с двумя женщинами или чтобы женщины имели д
вух мужей. Среди римских матрон новости распростр
анялись быстро: на следующий день в собрание сен
аторов явилась толпа женщин, требуя запретить одн
ой женщине иметь двух мужей. Тогда Папирий объяс
нил, что ввел свою мать в заблуждение, чтобы не по
ддаться на ее уговоры и не выдать подлинные тайны
заседаний сената. Подобное происшествие заставил
о принять специальное постановление, запрещавше
е приводить на собрания сенаторов молодежь. И вот
теперь, в правление Цезаря, с деятельности сената
был снят покров секретности. Стараясь создать впеч
атление, будто он поддерживает демократические н
астроения в римском обществе, новый консул распо
рядился публиковать отчеты, в которых могли отрази
ться интриги и иные «нездоровые отношения», цари
вшие среди тогдашней социальной элиты Римского г
осударства.
Протоколы заседаний сената, называвшиеся «де
яниями сената» или «деяниями отцов», вел секретар
ь — им был, как правило, один из самых молодых сен
аторов. При составлении протоколов он пользовался
скорописью, или «ти- роновым письмом» — по имени
Тирона, вольноотпущенника Цицерона, изобретател
я римской скорописи. В силу упомянутого выше расп
оряжения Цезаря копию протокола вывешивали в о
бщественном месте. А еще до этого граждан официа
льно оповещали о важнейших делах и событиях поср
едством альбумов — покрытых белым гипсом таблич
ек, помещенных на стене бывшего царского дворца б
лиз Форума: в этом здании находилась тогда резиден
ция верховного понтифика — главы всех римских жр
ецов. Мы не знаем, где вывешивали протоколы засед
аний сената, предполагается, что на самом римском
Форуме, где собиралось больше всего людей. Вмест
е с «деяниями сената» до всеобщего сведения довод
ились официально и отчеты о народных собраниях—
«хроника деяний народа». Оригиналы протоколов хр
анились в государственном архиве или в библиотека
х. Впоследствии, в столетия более поздние, те, кто и
нтересовался этими документами, могли с ними озна
комиться и их использовать. Одним из таких «интере
сующихся» был Тацит, который в своих трудах неред
ко ссылается на архивные материалы как на источни
ки сообщаемых им известий.
Помимо официально подтвержденной, доведенн
ой до всеобщего сведения информации люди старал
ись раздобыть и информацию дополнительную — у т
ех, кто имел знакомства среди высших должностных
лиц или даже какие-то связи с двором императора. М
ы знаем, как трудно было Горацию избавиться от нас
тойчивых расспросов сограждан, ведь в Риме были х
орошо осведомлены о его дружбе с Меценатом и о б
лагосклонности к нему самого Октавиана Августа —
считалось, что такой человек не мог не знать всех гос
ударственных тайн. Когда же поэт клялся, что вовсе
не разбирается в положении дел в государстве, на не
го смотрели как на ловкого, осмотрительного диплом
ата, умеющего хранить молчание:
Чуть разнесутся в народе какие тревожн
ые слухи, Всякий, кого я ни встречу, ко м
не приступает с вопросом: «Ну, расскаж
и нам (тебе, без сомненья, все уж извест
но, Ты ведь близок к богам!) — не слыха
л
ли чего ты о даках?» «Я? Ничего
!» — «Да полно шутить!»
— «Клянусь, что ни слова!» «Ну,
а те земли, которые воинам дать обеща
ли,
Где их, в Сицилии или в Италии Цезарь
назначил?» Ежели я поклянусь, что не з
наю, —
дивятся, и всякий Скрытным мен
я человеком с этой минуты считает!
Гораций. Сатиры, II, 6, 50-58 Еще усерднее в со
бирании и распространении всевозможных слухов и
сплетен на любые темы бывали женщины. От одной
из таких заядлых сплетниц предостерегает Ювенал в
своей сатире, направленной против некоторых женск
их пороков:
Пусть она лучше поет, чем по городу
шляется всюду, Наглая, в кучки м
ужчин вмешаться
готовая смело, Или в присутстви
и мужа ведет разговоры с вождями (Пря
мо с похода), глядя им в лицо и
совсем не вспотевши. Этакой все
, что на свете случилось, бывает известн
о:
Знает она, что у серов, а что у фракийцев,
секреты Мачехи, пасынка, кто там влюбле
н,
кто не в меру развратен. Скажет о
на, кто вдову обрюхатил и
сколько ей сроку, Как отдается ина
я жена и с какими словами;
Раньше других она видит комету,
опасную царству Парфян, армян; п
одберет у ворот все
слухи и сплетни, Или сама сочинит
, например, наводненье Нифата, Хлынувшего на лю
дей и ужасно залившего пашни, Будто дро
жат города, оседает земля, — и болтает Э
та сорока со встречным любым на любом
перекрестке.
Ювенал. Сатиры, VI, 398-412 Находились, однако,
и такие люди, которые начали на свой страх и риск за о
пределенную
плату собирать и распространять всякие новости —
большие и малые. Полученные сведения расходилис
ь уже в измененной форме, еще больше искажались
по пути, рождались слухи, подчас не имевшие ничего
общего с действительными событиями. Так, когда Ци
церон был наместником в Сицилии, один из его друз
ей решил известить его обо всем, что делается в Ри
ме, но, вероятно, поручил сбор сведений кому-либо
из профессиональных «добывателей новостей». Сре
ди известий, отправленных Цицерону, оказалось поэ
тому немало совершенно ложных сведений о деятел
ьности Цезаря в Галлии, о его неудачах. Впрочем, са
мым неожиданным для Цицерона было несомненно
известие. . . о его собственной смерти: в это время в
Риме много толковали, будто он был убит в дороге (
Письма Марка Туллия Цицерона, CXCI).
Октавиан Август отменил введенный Цезарем об
ычай публично оповещать римлян о заседаниях и по
становлениях сената, но его преемники вновь стали
доводить сенатские протоколы до всеобщего сведен
ия граждан. А поскольку политическая роль сената в
Римской империи все больше падала, то и сообщени
я о деятельности «отцов» уже не могли удовлетвори
ть жадных до политических новостей римлян. Люди т
еперь чаще обменивались сведениями о частной жи
зни видных особ, слухами о положении дел при двор
е и в семье императора. Это также было ценным ист
очником и для историков, наблюдательных ученых, к
акими были Плиний Старший и Тацит, и просто для л
юбителей всяких занимательных подробностей, напр
имер, для Валерия Максима.
Привычную для нас ежедневную прессу заменял
и в античной Италии стены домов. Сохранившиеся ст
енные надписи в Помпеях представляют собой, по су
ществу, мелкие объявления. Касаются они самых раз
ных дел и вопросов — публичных и частных, иногда
даже весьма личных, словно кто-то испытывал потре
бность раскрыть душу «городу и миру», излить прина
родно свои сокровеннейшие чувства.
Среди надписей, посвященных делам городским,
публичным, особенно заметны те, что связаны с агит
ацией на выборах местных властей. Вот некоторые и
з таких предвыборных лозунгов:
«Сделайте Пансу эдилом, прошу вас. Он достоин
этого».
«Все золотых дел мастера призывают избрать эд
илом Гая Куспия Пансу».
«Сатурнин вместе с учениками призывает сделат
ь Гая Куспия Пансу эдилом».
«Цирюльники: в эдилы — Юлия Требия».
«Земледельцы требуют сделать эдилом Марка К
азеллия Марцелла».
«Рыбаки, выбирайте эдилом Попидия Руфа».
«Если кто отвергает Квинтия, — тот да усядется
рядом с ослом».
Другие надписи извещают о предстоящих гладиа
торских боях, об иных популярных зрелищах:
«Труппа гладиаторов эдила Авла Светтия Церта
будет сражаться в Помпеях в день перед июньскими
календами. Произойдет схватка с дикими зверями. Б
удет натянут полог (над театром. — Прим. пер.)».
«Этот бой с дикими зверями состоится в пятый д
ень перед сентябрьскими календами, а Феликс срази
тся с медведями».
«Рустик Манлий — 12 боев, 11 наградных венков
».
«. . . Бои с дикими зверями, атлеты, разбрызгива
ние воды. Будет натянут полог. Да здравствует Май,
первый из горожан!»
В некоторых надписях говорится о делах личных,
о радостных и печальных событиях в семье:
«В четвертый день перед августовскими нонами,
в субботу, во втором часу вечера родилась девочка
».
«Родился Корнелий Сабин».
«Умер Глер на следующий день после нон».
«Марк Виниций Виталис опочил в день перед ию
льскими нонами, в консульство Африна и Африкана
».
На стенах домов в Помпеях не было недостатка
и в обычных для нашего времени любовных признан
иях:
«Сладчайшей и возлюбленнейшей — привет».
«Марк любит Спендузу».
«Корнелию Елену любит Руф».
«Фонтикул своей рыбоньке — сердечнейший при
вет».
«Прошу тебя, госпожа, именем Венеры заклинаю
— помни обо мне!»
«Получил твое письмо».
«Нехорошо поступаешь, Сарра, оставляешь мен
я одного».
«Счастье влюбленным! А тот, кто не знает любви
, да погибнет. Дважды погибель тому, кто запрещает
любить!»
Приведем, наконец, ряд мелких объявлений сам
ого разного характера:
«Здесь проживает Эмилий Целер».
«Аррунций был здесь с Тибуртином».
«Эмилий Фортунату, брату своему, — привет».
«Счастливых вам январей — на многие годы!»
«Горе тебе!»
«Самий Корнелию: повесься».
«Навозник, подойди к стене! Если тебя накроют,
понесешь наказание. Берегись!»
«Сено принесли в восьмой день до октябрьских и
д».
«Зосим продает сосуды для виноградных выжим
ок». «Из лавки пропала бронзовая ваза. Если кто воз
вратит ее, получит 65 сестерциев, а если укажет вор
а, так что сможем выручить вещь, — 20 сестерциев».
«Если кому-то повстречалась в седьмой день пер
ед декабрьскими календами лошадь со всякой мелко
й поклажей, пусть приведет к Квинту Де- цию Гиляру,
вольноотпущеннику Квинта, за Сар- ненским мостом,
в имении Мамиана».
И наконец, обращение к самой стене:
«Я удивляюсь тебе, стена, как могла
ты не рухнуть, А продолжаешь
нести надписей столько дрянных
».
ПЛАТЕЖНЫЕ СРЕДСТВА И
МОНЕТНЫЕ СИСТЕМЫ В
ГРЕЦИИ
.. . Для повседневного обмена дол
жна быть монета, потому что обме
н почти неизбежен для ремесленни
ков и всех тех, кому надо выплачив
ать жалованье, — для наемников,
рабов и чужеземных пришельцев.
Ради этого надо иметь монету. . .
Платон. Законы, V, 742 а
В древнейшие времена в Греции, как и повсюду, сущ
ествовала торговля в форме непосредственного обм
ена материальными благами. В дальнейшем за това
ры стали платить кусочками ценных металлов, а на с
ледующем этапе этим кусочкам уже придавали опре
деленную форму: это могли быть бруски или кружочк
и соответствующего веса. Такие средства платежа б
ыли известны и в Египте, и в Месопотамии, и на остр
овах Эгейского моря, и в других странах. Пользовали
сь ими до той поры, пока не начали выпускать, након
ец, настоящие монеты с выбитыми на них символам
и отдельных государств.
Ценность бесформенных кусочков металла, а по
зднее брусков или кружочков определялась их весом
, и это нашло выражение даже в названиях некоторы
х мер веса и самих греческих и римских монет. Пона
чалу стоимость платежных средств необходимо был
о каждый раз заново подтверждать на весах при закл
ючении любой торговой сделки. Лишь когда ценност
ь этих средств платежа, независимо от их формы, ст
али удостоверять специальным штемпелем на самих
монетах, возникла система, близкая к современному
денежному обращению.
Греческие монеты
Первые монеты в собственном смысле этого слова п
оявились в греческих городах на побережье Малой А
зии в период великой колонизации (около 700 г. до н.
э.). Монеты эти чеканили из сплава золота с серебро
м, с так называемым электроном, или с «белым сере
бром». Первые золотые монеты начали чеканить в Л
идии, где, как мы помним, было вдосталь золотого пе
ску.
Едва только главным платежным средством окон
чательно стали монеты, пришлось ввести устойчиву
ю монетарную систему, т. е. установить некоторые пр
инципы их хождения и обращения. Мы уже говорили
о том, что в Греции это было делом чрезвычайно тру
дным, ибо отдельные города-государства имели соб
ственную монету и собственную денежную систему.
Поэтому греческие города-государства вступали меж
ду собой в соглашения: во-первых, предстояло призн
ать определенные монеты средством платежа на все
й территории договаривающихся между собой полис
ов; во-вторых, согласовать курсы, по которым эти мо
неты могли обмениваться. Случалось, что несколько
небольших государств чеканили деньги на одном об
щем монетном дворе.
Из очень многих монетарных систем Древней Гре
ции упомянем лишь некоторые:
1. Эгинская: на острове Эгина возник около 650 г.
до н. э. первый монетный двор. Были введены тверд
ые соотношения между выпускавшимися там серебр
яными монетами и применявшимися прежде платежн
ыми средствами в форме
брусков или кружков, железных или медных.
2. Эвбейско-аттическая: она применялась в Афи
нах после реформ Солона и вплоть до эпохи Алексан
дра Македонского.
3. Коринфская.
Греческая колонизация породила и новые монета
рные системы, отражавшие экономические связи Гре
ции с колониями (например, итало- тарентинская сис
тема и др.).
Первоначально монетами как средством платежа
пользовались лишь в международной торговле — на
внутренний рынок медные или железные деньги прон
икают постепенно только в конце V в. до н. э. В Афин
ах около 600 г. до н. э. Солон ввел эвбейскую монету
(отсюда название: эвбейско-аттическая система), а т
иран Писистрат — собственную аттическую серебрян
ую тетрадрахму весом в 17,4 г. В конце V в. до н. э. н
екоторые греческие полисы начали чеканить уже изв
естную в Лидии золотую монету. Поскольку Афины иг
рали огромную роль в политической и экономической
жизни страны, то и афинские деньги, ценимые за их х
орошее качество, полновесность, получили распрост
ранение во всей Греции и сохраняли свое значение к
ак средство платежа еще в эллинистическую эпоху.
Может показаться необычной шестиричная моне
тная система в древней Аттике, однако все объясняе
тся ее происхождением от системы вавилонской, в к
оторой денежная единица, называемая талантом, де
лилась на 60 мин. Афинский серебряный талант дол
жен был весить 26,20 кг и больше, так что в зависимо
сти от веса определялся как «легкий», «тяжелый», «ц
арский». Аттическая монетная система включала в с
ебя:
1 талант = 60 мин = 6000 драхм — 36000 оболов;
1 мина = 100 драхм = 600 оболов;
1 драхма = 6 оболов;
1 обол = 6 халков, т. е. «медяков»;
1 халк = 2 лепты; лепта же была самой мелкой мо
нетой.
Чеканили также монеты двухдрахмовые (дидрах
мы) и четырехдрахмовые (тетрадрахмы), дву- хобол
овые и четырехрболовые и полуоболы. Единственно
й золотой монетой, выпускавшейся в Греции, был ст
атер, равнявшийся 20 серебряным драхмам. Однако
эту монету чеканили редко. Бронзовые монеты появи
лись только к концу V в. до н. э., а железные также б
ыли большой редкостью в греческих городах-государ
ствах: известны они были в Спарте и в Византии.
В качестве знаков на греческих монетах выступа
ли часто символы местных божеств, а также растите
льные мотивы, изображения животных, птиц и т. п. С
имволы эти были связаны или с названием города ил
и края, или с какой-либо локальной традицией. Так, н
а деньгах, выпускавшихся на острове Мелос, было в
ыбито яблоко («мелон» — яблоко), на острове Родос
изображали розу («родон» — роза), в Селинунте — л
истья сельдерея («селинон» — сельдерей). На Эгине
на монетах чеканили изображение черепахи, в Эфес
е — пчелы. В Кноссе, древней столице царя Миноса,
на монетах был увековечен знаменитый Лабиринт. А
финские монеты украшала голова богини Афины, по
кровительницы города, а на аверсе помещали изобр
ажение посвященной ей мудрой птицы — совы. Напр
отив, обычая выбивать на деньгах портреты выдающ
ихся и заслуженных граждан в Греции не было. Впер
вые был помещен на монетах лишь портрет Алексан
дра Македонского, да и то лишь благодаря специал
ьному решению его преемников в Малой Азии и Егип
те Лисимаха и Птолемея Сотера. Это стало прецеде
нтом, и с этого времени на монетах эллинистическог
о периода все чаще чеканили профили местных влас
тителей. Кроме изображений- символов на монетах п
омещали дату выпуска, название города, имена дол
жностных лиц или правителей.
Как уже говорилось, первый монетный двор был
создан на Эгине. Чеканили древнейшие монеты спос
обом весьма примитивным: кусочек металла клали п
од штемпель и ударяли по нему молотком, чтобы поя
вился четкий отпечаток. Работа была тяжелая, кропо
тливая, каждую монету приходилось чеканить отдель
но. При этом трудно было придать металлическому к
ружку безупречную форму. Добавим, что в Афинах о
ттиски стали делать уже на обеих сторонах монеты.
По утверждениям Плиния Старшего, «деньги дал
и начало алчности, ибо явилась возможность занима
ться ростовщичеством и наживаться, не трудясь»
(Плиний Старший. Естественная история, XXXIII,
48). Одним из таких способов наживы было уже в те в
ремена изготовление фальшивых денег. Едва ли не с
амые первые сведения о фальшивомонетчиках сооб
щает Геродот: когда во второй половине VI в. до н. э.
спартанцы вели осаду острова Самос, то, по предани
ю, которое сам Геродот признает недостоверным, са
мосский тиран Поликрат выплатил врагам большой в
ыкуп деньгами, «будто бы приказав выбить монету из
позолоченного свинца, а те, получив эти деньги, отпл
ыли домой» (Геродот. История, III, 56). Подделка мо
неты, к которой прибег Поликрат для спасения отече
ства, получила широкое распространение, и в Греции
появились целые шайки фальшивомонетчиков. Это м
огли быть те, кто работал на монетном дворе, но мог
ли быть и простые «любители», сами открывшие спо
соб как подделывать деньги. Крупных размеров дост
иг этот малопочтенный промысел, однако, только в Р
име.
ПЛАТЕЖНЫЕ СРЕДСТВА В
РИМЕ
Деньги бывают царем иль раб
ом для того, кто скопил их,Им
не тащить ведь канат, а
тащиться за ним подобает.
Гораций. Послания, I, 10, 47
—48
В эпоху перехода от непосредственного обмена това
рами к введению денежного обращения главным сре
дством платежа был скот. Память об этом времени с
охранилась в римском названии денег — «пекуниа» (
от «пекус» — скот). В дальнейшем за товары стали р
асплачиваться медными брусками прямоугольной ф
ормы, весом около полутора килограммов, а те в сво
ю очередь уступили место уже настоящим монетам,
появившимся в Риме в середине V в. до н. э.
Основной денежной единицей был медный асс
— слиток меди, весивший 1 римский фунт, или 1 либ
ру (327,45 г), что составляло 12 унций по 27,3 г кажда
я. Надо сказать, что первоначально в разных област
ях Италии существовали определенные различия в с
истеме мер и весов. Так называемому оскскому фунт
у, или либре (примерно 273 г), соответствовал по вес
у, как это видно и из его названия, «асс либралис». П
остепенно на всей территории Италии главной меро
й веса стала римская либра, поэтому асс, весивший
327,45 г, обозначали начальной буквой L. Эта же абб
ревиатура применяется и в наши дни для обозначен
ия британского фунта (£).
Шло время, и римский асс становился все легче:
вес его снизился с половины фунта до 1/4 и даже 1/6
фунта. В I в. до н. э. асс еще больше обесценился, та
к что римляне начали говорить: «Ценою в асс», — им
ея в виду вещи ничтожные, нестоящие (нечто вроде
нашего «грош цена»).
Римские монеты
Лишь с IV в. до н. э. в Риме чеканили серебряную мо
нету. Ее появление связано с растущими контактами
между Римом и греческими колониями на юге Итали
и, где деньги из драгоценных металлов были уже в б
ольшом ходу. Около 340 г.
до н. э. в Капуе стали выпускать для Рима серебряну
ю монету по греческому образцу. Это были дидрахм
ы — двухдрахмовые монеты весом в 7,58 г, позднее
— в 6,82 г.
Формальная организация монетного дела в Риме
произошла в 289 г. до н. э. с учреждением особой кол
легии в составе трех человек. Их первой задачей бы
л выпуск ассов и еще находившихся в обращении ме
дных слитков с выбитой на них официальной печать
ю («сигнаты»). Серебряные монеты — денарии и сес
терции — начали чеканить в Риме в 269 или 268 г. до
н. э., и в ту пору денарий весил 4,55 г, или 1/72 римск
ой либры. В эпоху 2-й Пунической войны получила р
аспространение первая золотая монета — скрупул, р
авнявшаяся 20 серебряным сестерциям. В период, к
огда Римская республика доживала свои последние г
оды, в обращение вошла золотая монета, называема
я просто «золотой», — один такой золотой денарий с
оставлял 100 сестерциев. При Августе золотые моне
ты утвердились в Риме уже прочно и окончательно, и
сложившаяся таким образом система триметаллизм
а (медь — серебро — золото) была характерна для Р
имского государства в течение всех последующих ст
олетий его существования. Правда, сами деньги то и
дело теряли в весе: «золотой», который при Августе
весил 8,19 г, в правление Нерона «тянул» лишь на
7,28 г.
Потребность Вечного города в деньгах обеспечи
вали четыре монетных двора: в самом Риме, в Бенев
енте, в Таренте и в какой- то точно не известной мест
ности на юге Италии. В Риме мастерская, где чекани
ли металлические деньги, находилась близ храма Ю
ноны Монеты, т. е. «Предостерегающей» (считалось,
что богиня однажды предупредила римлян о прибли
жающемся землетрясении). Отсюда вошедшее в евр
опейские языки слово «монета».
Помимо «золотого» римская денежная система в
ключала в себя такие серебряные монеты:
1 денарий = 4 сестерция =10 ассов;
1 квинарий = 2 сестерция = 5 ассов;
1 сестерций = 2,5 асса;
1 асс;
1 триент = 1/3 асса;
1 квадрант = 1/4 асса;
1 секстант = 1/6 асса.
Самой же мелкой монетой была унция, равнявша
яся одной двенадцатой асса.
Император Константин ввел в обращение также
двухассовую монету — дупондий. Наконец, в послед
ние века Западной Римской империи стали чеканить
новую золотую монету — солид.
Ценнейший источник для нумизматических иссле
дований — это, конечно, сами римские монеты, сохр
анившиеся в немалом количестве. По истории же мо
нетного дела в Риме важные сведения сообщает Пл
иний Старший (см.: Естественная история, XXXIII,
42-48). Он рассказывает, что до вынужденного ухода
войск царя Пирра из Италии в 275 г. до н. э. римский
народ пребывал в счастливом неведении денег из др
агоценных металлов. Не было ни золотых, ни серебр
яных монет, а в обращении был только медный асс,
весивший 1 фунт. При всех расчетах деньги отмерял
и по весу, поэтому, например, жалованье, которое вы
плачивали воинам, называлось в Риме «стипендиа»
(от «пендо» — взвешиваю), казначея же звали диспе
нсатором. И впоследствии весы оставались одним из
атрибутов оформления торговой сделки. Так, при ма
нципации — формальной процедуре передачи какого
- либо имущества или рабов в собственность нового
владельца — покупатель в присутствии многочислен
ных свидетелей ударял кусочком меди о весы и зате
м вместе с необходимой суммой денег вручал прода
вцу. Сервий Туллий, один из древних римских царей,
ввел, по словам Плиния, обычай помечать используе
мые в качестве денег кусочки меди специальным гос
ударственным знаком (современные исследователи
относят возникновение этого обычая в Риме уже к эп
охе республики — к V в. до н. э.). На медных монетах
чеканили изображение скота — «пекудес». Это также
объясняет, почему деньги в Риме назывались «пекун
иа».
Серебряные монеты, сообщает римский эрудит I
в. н. э., начали выпускать лишь за пять лет до 1-й Пу
нической войны. Было установлено, что денарий дол
жен весить 10 фунтов, квинарий — 5, а сестерций —
два с половиной. Нехватка средств на ведение войн
ы с Карфагеном вынудила римские власти прибегнут
ь к «порче монеты», т. е. пустить в обращение медны
е ассы, вес которых был в шесть раз меньше, чем пр
ежде. Эта мера оказалась успешной и принесла нем
алые выгоды оскудевшей казне.
При помощи штемпеля на медных монетах изобр
ажали с одной стороны голову двуликого Януса, а с д
ругой — носовую часть корабля, на мелких же монет
ах — триентах и квадрантах — помещали кораблик ц
еликом. На серебряных монетах были выбиты двуко
нные или четверокон- ные упряжки, отсюда названия
монет «бигата» и «квадригата». Наконец, в 104 г. до
н. э., добавляет Плиний Старший, Рим познакомился
с новой денежной единицей — «викториатом», украш
енным изображением богини Виктории. Однако Плин
ий ошибается: чеканить викториаты римляне начали
еще в 268 г. до н. э., а спустя сорок лет открыли спец
иальный монетный двор на острове Коркира, где вып
ускали эти монеты, равнявшиеся по весу 3/4 денария
. Использовались они главным образом в торговых с
ношениях с греческими государствами, ибо были экв
ивалентны греческой драхме и потому облегчали вза
имные расчеты. На внутреннем денежном рынке Ри
мской державы викториаты долго не получали распр
остранения и рассматривались скорее как иностранн
ая валюта. Лишь на рубеже II-I вв. до н. э. викториат
был приравнен к половине денария и должен был от
ныне войти в обращение и на внутреннем рынке.
В эпоху империи были проведены существенные
реформы финансовой системы Римского государств
а. Казна была поделена на императорскую и сенатск
ую, и в соответствии с этим чеканились отдельно им
ператорские и сенатские монеты. Императорские мо
неты — серебряные и золотые — были помечены аб
бревиатурой принятого тем или иным правителем ти
тула. На сенатских монетах, которые могли быть тол
ько бронзовыми, помещали две буквы: S и С («сенат
ус консультум» — постановление сената).
Между монетами времен республики и империи з
аметны различия и в знаках. В республиканский пери
од на монетах изображали головы римских божеств
— Януса, Юпитера, Марса, Юноны, Минервы, Белло
ны, нередко также знаменитую римскую волчицу — к
ормилицу Ромула и Рема. На аверсе, как уже говори
лось, можно было видеть корабль или его отдельные
части. Поэтому- то и игра, называемая у нас «орел —
решка», была известна в Риме как игра «капут — нав
ис» («голова — корабль»). Только Цезарь впервые, с
разрешения сената, приказал выбить на монете свой
собственный портрет. В дальнейшем изображения р
имских властителей стали появляться на монетах вс
е чаще: сохранились монеты с портретами Октавиан
а Августа, Марка Антония и даже царицы Клеопатры.
В эпоху империи такой знак превратился в постоянн
ый атрибут римской монетной системы: на монетах р
азного достоинства чеканили профили императоров
и членов их семей. При этом требовалась особенно
искусная работа, ведь изображение правителя симво
лически сближалось с аллегориями Свободы, Милос
ердия, Радости или же с принятыми в Риме изображ
ениями богов. Еще большее искусство было необход
имо, чтобы выбить на монете сцены, иллюстрирующ
ие важнейшие события в политической и военной жи
зни государства в эпоху правления того императора,
чей портрет красовался на другой стороне монеты. И
зображали военные победы, строительство дорог, по
ртов и т. п. В царствование императора Константина
на деньгах можно было увидеть даже сцены из частн
ой жизни властителя: свадебные торжества, триумф
альный въезд в столицу и некоторые другие события
были запечатлены тогда мастерами монетного дела.
Наконец, при Феодосии Великом на монетах появили
сь уже иные символы — христианские, а в V в. на са
мых ценных, золотых монетах стали помещать крест
и монограмму Христа.
«Преступником» называет Плиний Старший того,
кто первым начал изготовлять деньги из серебра и зо
лота. Из-за золота было и в самом деле пролито нем
ало крови, и не только в римской истории. Частных гр
аждан жажда золота толкала порой на преступления
и осуждаемые обществом пути наживы, и одним из н
аиболее распространенных способов обогащения ст
ала подделка государственной монеты — способ, пр
актиковавшийся, увы, не только в древности. Еще ху
же было то, что этот же путь быстрой наживы был отк
рыт и для самого государства, желавшего таким обра
зом пополнить пустеющую казну. При императоре Ка
ракалле знаменитый римский серебряный денарий и
зготовлялся из сплава, в котором серебра было не бо
льше половины. Преемники Каракаллы в, свою очере
дь значительно уменьшили количественное содержа
ние серебра, так что вскоре эта монета представлял
а собой, в сущности, лишь посеребренный кружочек
из сплава меди, цинка и олова. При императоре Авре
лиане дело дошло до открытого и громкого скандала:
управляющий монетным двором Фелициссим —это и
мя, означающее «счастливейший», не принесло успе
ха его носителю, — наладив выпуск серебряных дене
г с преобладающим содержанием меди, сберег тем с
амым немало драгоценного металла, но не для импе
раторской казны, а для себя лично. Понятно, что ве
ршить подобные дела в одиночку он не мог и потому
действовал в сговоре со многими должностными лиц
ами империи, среди которых были даже сенаторы. П
роведенное по приказу императора расследование в
ыявило широкую картину злоупотреблений, от котор
ых пострадали тысячи людей. В Риме вспыхнули бес
порядки, и, чтобы их подавить, пришлось стянуть в го
род войска. При этом в уличных боях также погибли
многие сотни людей.
Новейшие исследования показали, что в III в. н. э
. (около 225 г.) в Римской империи действовала круп
ная, хорошо организованная шайка фальшивомонет
чиков. Главным центром их деятельности была пров
инция Паннония. Свой преступный промысел они до
вели до совершенства и нанесли громадный ущерб
финансовой системе государства. Проведенное влас
тями расследование помогло выявить место, где ору
довали злоумышленники, и для того, чтобы их схвати
ть, были посланы целые воинские подразделения. Н
екоторые из виновных поплатились жизнью, другие ж
е, избежав казни, были направлены на принудительн
ые работы, и притом как раз на монетный двор, ибо о
тлично разбирались в монетном деле.
Какое-то время они трудились вполне добросовестно
, но затем вновь начались злоупотребления и даже с
трогий закон императора Аврелиана оказался не в со
стоянии помешать распространению преступного пр
омысла фальшивомонетчиков на всей территории и
мперии. Наконец, в Рим было доставлено около семи
тысяч мошенников, схваченных в провинциях, и сост
оялся величайший в истории процесс над фальшиво
монетчиками. Многие из них были приговорены к сме
ртной казни, и лишь тогда удалось в. какой- то мере с
правиться с опасной эпидемией, угрожавшей полнос
тью разорить Римскую державу.
Говоря о чеканке монет в провинциях, отметим, ч
то некоторые греческие города в составе империи со
храняли право выпускать собственную монету, и это
было для них важной привилегией, дарованной им и
ли самим императором, или его наместником в прови
нции. Привилегия эта означала признание видной по
литической, экономической и административной рол
и города и давала ему большую самостоятельность
в его внутренних делах. Кроме того, разрешение гор
оду иметь собственный монетный двор помогало обе
спечить провинцию необходимым ей количеством ра
зменной монеты, ведь императорские монетные дво
ры просто не в состоянии были удовлетворить потре
бности провинций в металлических деньгах. На мест
ах, особенно в восточной части империи, именно гор
одские монетные дворы сыграли решающую роль в д
енежном обеспечении торговых операций. Получени
е городом права чеканить собственную монету было
связано во многих случаях и с близостью военных тр
актов, с передислокациями войск.
ХАОС ВО ВРЕМЕНИ —
ВРЕМЯ В ХАОСЕ:
КАЛЕНДАРЬ И ЧАСЫ В
ГРЕЦИИ
Итак, что время не есть движение,
но и не существует без движения
— это ясно. Поэтому, когда мы исс
ледуем, что такое время, нужно на
чать отсюда. ..
Аристотель. Физика, IV, II, 219
а
История любого календаря — это история изменени
й и реформ, которым подвергали календарь предста
вители государственной власти, духовенство или да
же международные организации. Народы древности,
в том числе и греки, многократно вносили изменения
в свой календарь, и это легко понять, ведь поначалу
люди не обладали теми знаниями о природе, о движ
ении планет, о сущности времени, какие они приобр
ели годы, а то и века спустя, все глубже проникая во
внутренний ритм и законы материального мира.
Солнце, месяц, звезды, направление ветра — во
т что издавна было часами и календарем для земле
дельца и скотовода, моряка и охотника, правителя и
простого воина. Однако понадобились длительные н
аблюдения и опыты, чтобы приоткрыть тайны привы
чных явлений, свести полученные знания в систему
и применить их для более точного расчета времени.
Солнечные часы Аполлония из Гераклеи. III в. до
н. э.
На тысячу лет опередили греков вавилоняне, достиг
нув, как известно, небывалых успехов в математике
и астрономии. Но не они, а египетские жрецы в Гели
ополе составили древнейший календарь. Произошло
это в 4241 г. до н. э., после многолетних наблюдений
за годичным циклом «перемещений» звезды Сотис, к
оторую сегодня называют Сириус. В июле она появл
ялась со стороны дельты Нила, незадолго до восход
а солнца, предвещая приближение важного для всей
страны события — разлива великой животворной рек
и. В основе египетского календаря лежал солнечный,
или тропический, год, т. е. период времени между дв
умя прохождениями Солнца через точку весеннего р
авноденствия. Жители Эллады приняли солнечный к
алендарь значительно позднее. Еще в V в. до н. э. Ге
родот рассказывал, что египтяне первыми определи
ли годичный период и разделили его на двенадцать
частей, и именно эту, египетскую систему исчислени
я времени историк считал более правильной, чем та,
которую применяли тогда греки. Греки же через кажд
ые три года на четвертый добавляли один дополните
льный месяц, чтобы не нарушалось соответствие ме
жду временами года и отдельными явлениями приро
ды. Египтяне, напротив, ежегодно прибавляли к двен
адцати тридцатидневным месяцам еще пять дней, и
благодаря этому каждый год имел у них полный цикл
(Геродот. История,
II, 4).
Основой греческого календаря долгое время был
лунный год, что создавало немалые трудности и при
разделении года на месяцы, и при попытках равноме
рно распределить дни по месяцам. И все же поначал
у греки были довольны и этим еще очень далеким от
совершенства календарем, ведь считалось, что все т
айны движения светил и определения точного време
ни находятся в руках богов и ведомы только им. Нед
аром Прометей у Эсхила среди других благодеяний,
оказанных им людям, выделяет и то, что научил сме
ртных ориентироваться во времени:
Прометей: (Люди) примет не знали
верных, что зима идет, Или весна с цветами, иль оби
льное Плодами лето — разуменья не было У них ни в
чем, покуда я восходы звезд
И скрытый путь закатов не поведал им.
Эсхил. Прометей прикованный, 454-4 58 Мудрый
Сократ, по словам Ксенофонта, советовал молодым
людям, с которыми любил беседовать, изучить астро
номию, называемую у греков астрологией, однако то
лько в таких пределах, чтобы быть в состоянии опред
елить продолжительность дня и ночи, месяца, года, и
бо это было полезно для тех, кто путешествовал по с
уше и по морю или нес сторожевую службу в своем г
ороде (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, IV, 7).
Реконструировать греческую систему исчислени
я времени трудно еще и потому, что никакого общеэ
ллинского календаря не было, а каждый полис имел
свой собственный календарь, свой собственный спос
об согласования солнечного и лунного года, свою на
чальную точку отсчета годичного цикла и даже свои
названия месяцев.
Афинский лунный год состоял из 12 месяцев по
30 дней в каждом, т. е. всего из 360 дней, и потому н
е совпадал с солнечным годом, в котором, как извест
но, 365 дней, 5 часов, 45 минут и 48 (46?) секунд. Для
введения солнечного календаря требовались некото
рые реформы, прежде всего неравномерное распре
деление дней по месяцам или же включение через о
пределенные промежутки времени дополнительного
месяца, тринадцатого по счету. Но и добавление три
надцатого месяца через три года на четвертый не мо
гло устранить постепенно нараставшей разницы меж
ду календарным годом и годом солнечным. Приходи
лось искать другие решения. Приняли, например, во
сьмилетний цикл, в котором третий, пятый и восьмой
годы должны были состоять из тринадцати месяцев,
т. е. в общей сложности из 384 дней, тогда как осталь
ные годы насчитывали 354 дня и были разделены на
12 месяцев. Философы, принадлежавшие к школе Ан
аксимандра, и в первую очередь Анаксимен (VI в. до
н. э.), занимаясь астрономией и метеорологией, нес
омненно внесли крупный вклад в разработку более с
овершенной системы исчисления времени. В 432 г. д
о н. э. математик Метон из Афин определил девятна
дцатилетний цикл, включавший в себя 12 лет по двен
адцать месяцев каждый и 7 «високосных», а в 330 г.
до н. э. Каллипп из Кизика рассчитал календарный ц
икл, охватывавший целых 76 лет. Почти двести лет с
пустя, в 145 г. до н. э., астроном Гиппарх внес в сист
ему, предложенную Каллиппом, некоторые поправки;
в Афинах же, где долгое время придерживались сист
емы Метона, ее также корректировали и дополняли,
соблюдая, однако, и цикл восьмилетний. Все эти час
тые реформы календаря поистине дезорганизовыва
ли весь годичный распорядок праздников: религиозн
ые обряды, связанные с определенным временем го
да, подчас не совпадали с соответствующими приро
дными явлениями и процессами. На эту ситуацию ка
к раз и намекает язвительный Аристофан; в его ком
едии «Облака» говорится среди прочего и о том, как
недовольна богиня Селена жителями Эллады, столь
произвольно обращающимися с лунным календарем
:
Предводитель второго полухория:
Сердится на вас богиня: вы обидели
ее.
Хоть не на словах — на деле помогает в
ам она.
Мало ль драхм вам каждый месяц сберег
ает лунный свет?
Из дому идя под вечер, говорите вы не з
ря:
«Факелов не покупай мне! Светит месяц
в вышине».
И других услуг немало вам оказывает. В
ыж
Дней ее ничуть не чтите, повернули все в
верх дном.
Боги злобно ей грозятся (жалуется нам она)
Всякий раз, когда вернутся, жертву проз
евав, домой.
Счет они ведут привычный срокам празд
ников своих —
Вы же в дни для жертв и песен занимает
есь судом.
А случается, что в сроки наших божески
х постов...
Вы приносите нам жертвы и смеетесь. . .
Аристофан. Облака, 610-623 Таковы были вну
тренние трудности, внутренние проблемы создания к
алендаря, с которыми сталкивались жители отдельн
ых греческих городов-государств. Еще большими бы
ли трудности внешние, связанные с попытками согла
совать между собой различные системы исчисления
времени, принятые в тех или иных полисах. Делать э
то было тем труднее, что в официальных документах
и в литературе годы часто обозначали по имени выс
шего должностного лица, находившегося в тот перио
д у власти: в Афинах — по имени главного архонта-э
понима (т. е. дающего название году); в Спарте — по
имени эфора- эпонима. Таким образом, время, когда
произошло то или иное событие, обозначали так: «...
в правление архонта такого-то», «...когда архонтом б
ыл. . . », «. . . когда эфором был. . . » и т. п.
Ведя счет годам, греки непременно должны был
и установить какую-нибудь отправную, начальную то
чку отсчета — дату, с которой они связывали начало
«их» эры. В IV в. до н. э., с расцветом научных, в том
числе исторических, знаний в эллинистическую эпох
у, ученые пытались выяснить важную как для истори
ографии, так и для повседневной хронологии дату вз
ятия греками Трои. В III-II вв. до н. э. эти изыскания б
ыли продолжены, но достичь единодушия так и не уд
алось: мнения ученых колебались в пределах обшир
ного периода между 1270 и 1183 годами до н. э. (доб
авим, что современная наука датирует окончание Тр
оянской войны 1184/1183 годом до н. э.).
В III в. до н. э. афинский историк Тимей из города
Тавромений в Сицилии ввел систему отсчета лет по
«олимпиадам», т. е. ввел в историографию эру олим
пийскую. Дата любого события определялась по его
месту в четырехлетнем цикле Олимпийских игр — в
периоде, называвшемся олимпиадой. Исходной точк
ой летосчисления стал, естественно, год проведения
первых игр в Олимпии (по, позднейшим расчетам —
776 год до н. э.). Следовательно, первая олимпиада
длилась с 776 по 773 г. до н. э., 772 год считался уже
первым годом второй олимпиады, 769 год — четверт
ым и т. д.
Хотя другие греческие полисы также начали отсч
итывать время по периодам} разделявшим их местн
ые игры (в Коринфе — по двухлетним истмиадам ме
жду знаменитыми Истмийски- ми играми; в Дельфах
— по четырехлетним пи- фиадам, ибо там проводил
ись свои, Пифийские игры), однако наибольшее расп
ространение получил в Элладе счет лет именно по о
лимпиадам, принятый тогда в Афинах. Победа «оли
мпийской» системы была обусловлена в первую оч
ередь огромной политической и культурной ролью А
фин в жизни Древней Греции, а также немалыми уси
лиями самого Тимея Сицилийского, который не тольк
о ввел в литературу новый принцип датировки событ
ий, но и написал специальную работу по хронологии,
где сопоставил последовательный ряд имен олимпи
оников — победителей на Олимпийских играх — с др
угими системами хронологических индикаторов, пре
жде всего с перечнем афинских архонтов-эпонимов.
В эпоху эллинизма глубокие перемены во всех с
ферах жизни затронули и основы летосчисления. Пр
оявлением характерного для этого периода истории
Греции культа властителей стала практика датирова
ть события «эрой Селевки- дов», начавшейся, по поз
днейшим подсчетам, в 312 г. до н. э. Началом новой
«эры» могли явиться важные исторические события:
таким было для многих народов Средиземноморья и
х подчинение римской власти. Например, в 146 г. до
н. э., когда на земле Эллады была создана римская п
ровинция Ахея, греки вступили в новую для них, «ахе
йскую эру» летосчисления.
В большинстве греческих городов-государств, ка
к и в самих Афинах, начало года приходилось на лет
о, примерно на середину июля, если считать по наше
му годичному календарю. В некоторых же государств
ах год начинался осенью, как на острове Родос, или
зимой, как в Беотии. Уже говорилось о том, что и наз
вания месяцев в разных полисах были различны, вед
ь они происходили обычно от имен местночтимых бо
гов или богинь либо, еще чаще, от названий праздни
ков или религиозных обрядов, которые полагалось т
ут справлять именно в это время.
Год делился первоначально на зиму и лето, позд
нее утвердилось деление на зиму, лето и весну, и на
конец появилась осень. Осень наступала, когда заве
ршалось жаркое время сбора урожая, а на небе свет
ила звезда Арктур. Весну греки встречали не столь д
ружно: в разные греческие полисы она приходила в р
азные сроки.
Месяц включал в себя три декады — начальную,
среднюю и завершающую, но, так как число дней в м
есяцах было не одинаковым, а иногда и менялось, со
блюдать точное деление на декады было сложно. Со
временем, под влиянием календаря, принятого в дре
вней Иудее, греки стали делить месяц на семидневк
и — недели. Во второй половине I в. н. э. историк Ио
сиф Флавий утверждал, что нет ни одного города, гр
еческого или иного, где не получил бы распростране
ния древнееврейский обычай почитания седьмого дн
я — субботы. В Риме же обычай этот укоренился зн
ачительно позднее.
День продолжался у греков от восхода до захода
солнца — вспомним, что древние кельты и германцы
начинали отсчитывать день еще с вечера дня преды
дущего: такое понимание дня сохранилось у тех наро
дов, у которых боги ночи и тьмы пользовались больш
им почетом, чем боги дня и дневного света. У греков
граница между ночью и днем не была чем-то раз и на
всегда установленным. Очевидно, с течением време
ни граница эта в представлениях жителей Эллады с
мещалась: так, у Гомера утренняя заря — это часть
дня, у писателей же более поздних — часть ночи. В ц
елом греки делили день на пять частей, обозначаем
ых так: «рано», «перед полуднем» (по- древнегречес
ки буквально: «когда агора — рынок — полна народу
»), «полдень», «пополуден- ное время», «вечер».
Для более точного определения времени в древн
ости применялись солнечные часы. В Египте эту фун
кцию исполняли всякого рода обелиски. В Грецию со
лнечные часы пришли, вероятнее всего, от халдеев,
во второй половине VI в. до н. э., во многом благодар
я усилиям философа, астронома, метеоролога Анакс
имена. Впоследствии умение строить солнечные час
ы и пользоваться ими стало рассматриваться как осо
бое искусство — гномоника.
Солнечные часы в Греции выглядели, в сущност
и, так же, как и современные: плита (иногда с выпукл
ой поверхностью), на которой были обозначены двен
адцать делений — «часов». Через эти деления посл
едовательно проходила тень от вертикальной стрелк
и — гномона, отмечая меняющееся в течение дня по
ложение Земли относительно Солнца.
Понятно, что солнечные часы не могли быть абс
олютно надежным способом измерения времени: зи
мой день короче, летом — длиннее, и совмещение т
ени стрелки с тем или иным делением не всегда позв
оляло с должной уверенностью судить о том, «котор
ый теперь час». Кроме того, солнечные часы способ
ны были выполнять свою функцию лишь в местах, ра
сположенных на той же географической широте, что
и место, где они были изготовлены. Чтобы сконструи
ровать такой прибор, казавшийся эллинам вершиной
хронометрической техники, и в самом деле требовал
ись немалые знания в области математики, астроно
мии, географии. Так как деления на плиту солнечных
часов наносили исходя из продолжительности дня в
момент солнечного равноденствия, то необходимо б
ыло уметь точно определять эти моменты годичного
цикла. В этом помогал особый прибор, установленны
й астрономом и математиком Метоном на холме Пни
кс в Афинах в V в. до н. э.
Часы со стрелкой, описанные Витрувием (реконс
трукция)
Клепсидра,
усовершенствованная Ктесибием. III в. до н. э.
(реконструкция)
Обширные сведения о принципах действия солнечн
ых часов и о различных их типах мы находим в тракт
ате Витрувия. Римский ученый упоминает, например,
«полукруглые» солнечные часы, выдолбленные в кв
адратном блоке и срезанные по линии наклона оси.
Изобретателем их считался халдей Берос с острова
Кос (III в. до н. э.). Тогда же Аристарх Самосский, мат
ематик и астроном, первым в древности выдвинувши
й гелиоцентрическую гипотезу, изобрел часы в форм
е «чаши или полушария». Евдокс из Кни- да придума
л, по словам Витрувия, солнечные часы в форме «па
ука», сидящего в центре сплетенной им сети (вторая
половина IV в. до н. э.). А некие Феодосий и Андриад
впервые построили часы, способные показывать вре
мя на любой географической широте. Часам придав
али самые невероятные формы — колчана, конуса и
т. п. При этом заботились и о том, чтобы люди как мо
жно шире и как можно чаще пользовались этим важн
ым прибором: составлялись подробные инструкции,
как самому изготовить солнечные часы, в том числе,
пишет Витрувий, «дорожные висячие», удобные во в
ремя путешествия. Археологические раскопки еще б
ольше обогатили наши знания об античной гномоник
е, об искусности и изобретательности древних, преж
де всего греческих, мастеров-«часовщиков».
Время измеряли и с помощью водяных часов, ил
и клепсидр (от «клепто» — краду, и «гидор» — вода:
в этих приборах время определялось по количеству
убывающей, словно похищаемой кем- то воды). В уст
ановленные промежутки времени отмеренное колич
ество воды перетекало из одного сосуда в другой. П
ри использовании простейших клепсидр люди сталки
вались с теми же проблемами, что и при измерении в
ремени посредством солнечных часов. — Важнейше
й из этих проблем была неодинаковая продолжитель
ность светового дня зимой и летом. Поэтому в разно
е время года требовалось и разное количество воды.
Усовершенствовал водяные часы известный матема
тик и физик II в. до н. э. Ктесибий Александрийский.
На открытие его навел случай. Вит- рувий рассказыв
ает:
«Однажды, захотев повесить зеркало в лавке сво
его отца так, чтобы оно могло опускаться и подымать
ся посредством скрытой... веревки, он применил сле
дующее приспособление. Под потолочной балкой пр
икрепил он деревянный желоб и приделал к нему бло
ки. По желобу он провел веревку в угол, где выложил
небольшую трубу, по которой мог бы спускаться на в
еревке свинцовый шар. Когда же этот груз, падая вни
з по узкой трубе, давил заключенный там воздух, стр
емительным падением выгоняя наружу через отверс
тие плотно сжатую его массу, то при выдавливании в
оздуха раздавался громкий и резкий звук.
Итак,
Ктесибий...
устроил фонтаны-автоматы и множество заниматель
ных приспособлений, в том числе и водяные часы, дл
я устройства которых он прежде всего пробуравил от
верстие в куске золота или в драгоценном камне, так
как они не изнашиваются от падения воды... Таким о
бразом, равномерно втекающая через такое отверст
ие вода поднимает опрокинутую чашку, называемую
мастерами поплавком или барабаном, на котором ук
реплена рейка, примыкающая к вращающемуся бар
абану. И на той и на этом сделаны зубчики, которые,
один другой подталкивая, производят мерные враще
ния... Кроме того, здесь, или на колонне, или на пиля
стре размечают часы, которые в течение целого дня
указывает палочкой подымающаяся снизу статуэтка.
Их сокращения или удлинения по, отдельным дням и
ли месяцам производятся посредством вставки или в
ынимания клиньев. Краны для регулирования воды у
строены так: сделаны два конуса, один цельный, а др
угой полый, выточенные так, что один совершенно то
чно входит в другой, и разведение или сжимание их о
дной и той же рейкой заставляет втекающую воду бе
жать сильной или слабой струей. Таким способом и п
ри помощи таких приспособлений устраивают водян
ые часы для зимнего пользования.
Если же вставку и вынимание клиньев нельзя при
норовить к сокращению или удлинению дней, поскол
ьку клинья очень часто приводят к ошибкам, то надо
поступать так: поперек колонки наносят часы. . . и на
этой же колонке проводят месячные линии. . . По мер
е непрерывного вращения этой колонки в сторону ст
атуэтки с палочкой... она то сокращает, то увеличива
ет длину часов соответственно каждому месяцу»
(Витру- вий. Об архитектуре, IX, 8).
«Башня ветров» в Афинах
Но и на этом изобретательская мысль древних не ос
тановилась. Позднее появлялись клепсидры еще бо
лее сложной конструкции: наряду с фигуркой, указыв
ающей часы, их оснащали и другими подвижными ф
игурками, которые танцевали или даже дрались друг
с другом. Известны также часы, где выталкиваемый
воздух производил громкий свист, повторявшийся че
рез равномерные промежутки времени и отмечавши
й таким образом наступление нового часа. Витрувий
упоминает, кроме того, еще об одной конструкции «з
имних часов, называемых анафорическими»: в основ
е их устройства лежал механизм вращения барабана
при изменении равновесия между «поплавком», под
нимаемым силой воды, и висевшим с другой сторон
ы мешком песка, равным по тяжести «поплавку» (Та
м же).
Как солнечные, так и водяные часы считались об
щественными сооружениями. Примером таких город
ских часов является и сохранившаяся до наших дней
«башня ветров» в Афинах, построенная неким Андро
ником. Она представляет собой восьмигранник высо
той около 13 м. По сторонам башни располагались р
ельефные аллегорические изображения различных
ветров, а помещенная наверху фигура Тритона указ
ывала направление ветра. При башне были устроен
ы также солнечные и водяные часы. Бывали, впроче
м, и небольшие солнечные часы для личного пользо
вания, сделанные обычно очень искусно, иногда даж
е из драгоценной слоновой кости.
КАЛЕНДАРЬ И ЧАСЫ В
РИМЕ
.. . Мы говорим: годы-завис
тникиМчатся.
Пользуйся днем, меньше всего вер
я грядущему.
Гораций. Оды, I, II, 7—8
Римляне, как и греки и другие народы, многократно (
и не всегда удачно) изменяли свою систему исчисле
ния времени, пока не выработали знаменитый римск
ий календарь, в основном сохранившийся и до сих по
р.
Согласно литературной традиции, в начальную э
поху существования Рима (датой основания города с
читается 753 год до н. э.) римский год, так называем
ый Ромулов год, делился на 10 месяцев, первым из к
оторых был март — месяц, посвященный легендарно
му отцу Ромула богу Марсу и потому носивший его и
мя. Этот год включал в себя всего 304 дня, распреде
ленных по месяцам неравномерно: апрель, июнь, авг
уст, сентябрь, ноябрь и декабрь имели по 30 дней, а
четыре других месяца — по 31 дню. Некоторые учен
ые ставят под сомнение эти сведения о первом римс
ком календаре, применявшемся в легендарный царс
кий период истории города, однако упоминания о бы
товавшем некогда десятимесячном годе мы находим
у многих римских писателей, таких, например, как Ов
идий (Фасты, I, 27-29; III, 99, 111, 119) или Авл Гелли
й (Аттические ночи, III, 16, 16). Память же о том, что
именно «месяц Марса» был первым месяцем в году,
можно обнаружить в названиях таких месяцев, как се
нтябрь (от «септем» — семь), октябрь («окто» — вос
емь), ноябрь («новем» —девять) и декабрь («децем»
— десять). Итак, наши девятый, десятый, одиннадца
тый и двенадцатый месяцы считались в Риме соотве
тственно седьмым, восьмым, девятым и десятым.
Календарь для определения месяца, недели и дн
ей. Вверху — боги-покровители дней недели: Сатурн,
Солнце, Луна, Марс, Меркурий, Юпитер, Венера.
Вместе с тем источники сообщают весьма разные, ча
сто противоречащие друг другу известия об этом пер
вом римском календаре. Так, в жизнеописании второ
го римского царя Нумы Пом- пилия Плутарх рассказы
вает, будто при Рому- ле «в исчислении и чередован
ии месяцев не соблюдалось никакого порядка: в неко
торых месяцах не было и двадцати дней, зато в друг
их — целых тридцать пять, в иных — и того более»
(Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Ну- ма,
XVIII). Отсутствие точной, однозначной информации
делает особенно сложным изучение того, как древни
е римляне измеряли время.
Следует также иметь в виду, что и в Италии, хотя
и в меньшей степени, чем в Греции, существовали ка
лендарные различия регионального характера. Римс
кий грамматик III в. н. э. Цен- зорин в своем обстояте
льном трактате «О дне рождения» (X, 22, 5-6) утверж
дает, что в городе Альба март состоял из 36 дней, а
сентябрь — только из 16; в Тускуле месяц квинтилий
(июль) насчитывал 36 дней, а октябрь — 32; в Аррет
ии же этот месяц имел целых 39 дней.
Первоначально, сообщает Плутарх, «римляне по
нятия не имели о различии в обращении луны и солн
ца» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Нум
а, XVIII). По преданию, царь Ну- ма, приняв во внима
ние разницу между лунным и солнечным годом, ввел
в римский календарь еще два месяца — январь и фе
враль. Об это реформе мы узнаем и из сочинения Ти
та Ливия (От основания города, I, 19, 6), который гов
орит, что царь разделил год на двенадцать месяцев
в соответствии с движением Луны. Таким образом, в
основе раннеримского календаря лежал лунный год.
Согласно Макробию (Сатурналии, I, 13), в календаре
Нумы семь месяцев — январь, апрель, июнь, август,
сентябрь, ноябрь и декабрь — имели по 29 дней, чет
ыре: март, май, июль и октябрь — по 31, и лишь фев
раль — 28 дней. Такое распределение дней по меся
цам объясняют суеверием римлян, избегавших четн
ых чисел как «неблагоприятных».
В середине V в. до н. э. особая комиссия из 10 ви
дных граждан (децемвиров), задачей которой была в
ыработка законов, попыталась осуществить еще нек
оторые реформы календаря. С введением дополнит
ельных месяцев (это предусматривала еще реформа
царя Нумы), повторявшихся через определенные пр
омежутки лет, тогдашний римский календарь должен
был приблизиться к солнечному циклу. Сведения об
этой реформе приводит в своем труде Макробий (С
атурналии, I, 13, 21), ссылаясь на анналистов II в. до
н. э. Современные исследователи склонны, напротив
, полагать, что эта многовековая традиция не во все
м достоверна и что «Ромулов год» длился гораздо д
ольше. Возможно, что двенадцатимесячный цикл бы
л введен лишь триста лет спустя после смерти славн
ого царя Нумы и что именно это событие связано с д
еятельностью упомянутых римских децемвиров.
Но независимо от того, когда год был разделен н
а 12 месяцев, основой системы исчисления времени
оставался лунный год, а введение дополнительных д
ней не устранило всех проблем упорядочения кален
даря. С 191 г. до н. э. жрецы — понтифики — в силу з
акона Глабриона имели право вводить дополнительн
ые месяцы по собственному усмотрению (а не так, ка
к в Греции — со строго определенной периодичность
ю).
Подобная деятельность жрецов не опиралась на как
ие-либо научные представления или расчеты: так, че
рез два года на третий вводили дополнительный мес
яц, насчитывавший то 22, то 23 дня. Произвольное о
бращение с календарем привело к совершенному ха
осу и неразберихе. Примером этому может служить с
итуация, сложившаяся в 46 г. до н. э., когда разница
между — номинальным и фактическим моментом год
ичного цикла составила уже 90 дней, поскольку с 59
до 46 г. до н. э. вообще не было «високосных» лет. В
ремена года перестали совпадать с соответствующ
ими им месяцами, и потому Макробий имел полное п
раво назвать 46 год до н. э. «годом замешательства
». Об этом же напоминает своим читателям Светони
й: «Из-за нерадивости жрецов, произвольно вставля
вших месяцы и дни, календарь был в таком беспоряд
ке, что уже праздник жатвы приходился не на лето, а
праз дн ик с б о ра вин о град а — не на ос ен ь»
(Светоний. Божественный Юлий, 40).
Почему понтифики так долго не вводили дополни
тельных месяцев, сказать трудно. Некоторые ученые
видят причины такого невнимания к календарю в эти
годы в том, что жрецы испытывали политическое дав
ление со стороны влиятельных лиц, занятых именно
в эти десятилетия взаимной борьбой и интригами. Та
к, например, в 50 г. до н. э., рассказывает Дион Касси
й (Римская история, XL, 62), трибун Курион, будучи о
дним из понтификов, старался склонить членов жреч
еской коллегии к тому, чтобы ввести дополнительны
й месяц и тем самым продлить год, а с ним и время е
го магистратуры как трибуна. Когда предложение это
было в конце концов отклонено, Курион перешел на с
торону Цезаря и, очевидно, возложил вину за неупор
ядоченность календаря на приверженцев антицезар
иан- ской «партии». Напротив, Цицерон, бывший тог
да наместником в Сицилии, в очередном письме к Ат
тику просит его употребить все свое влияние и добит
ься, чтобы в текущем году никаких изменений в кале
ндарь не вносилось и чтобы прежде всего не вводил
и дополнительного месяца (Письма Марка Туллия Ц
ицерона, CXCV, 2). В этом случае также имели значе
ние личные интересы и расчеты Цицерона: он уже не
хотел больше исполнять свои обязанности на далеко
м острове, стремясь как можно скорее вернуться в Р
им.
Устранить произвол и беспорядки в системе исчи
сления времени, исправить календарь выпало на до
лю самого Цезаря. Его реформа календаря, который
в память о нем стал называться юлианским, не тольк
о придала более или менее окончательную форму р
имскому календарю, но и заложила важнейшие осно
вы того, каким мы пользуемся сегодня. В 46 г. до н. э
., по поручению Цезаря, александрийский математик
и астроном Созиген установил годичный цикл, состо
ящий из 365,25 дня, и определил число дней, приход
ящихся на каждый из месяцев. Чтобы свести год к це
лому числу дней — 365, пришлось удлинить февраль
, так что раз в четыре года этот месяц получал допол
нительный день. При этом не прибавляли 29 феврал
я, как это теперь делаем мы, а просто повторяли ден
ь 24 февраля. Так как римляне, как мы увидим в даль
нейшем, определяли то или иное число месяца исхо
дя из того, каким по счету был этот день от ближайш
его к нему предстоящего дня, называемого «календы
», «ноны» или «иды» (при этом считали и сам день к
аленд, нон или ид), то 24 февраля выступало как шес
той день перед мартовскими календами (1 марта), а
дополнительный день после него, также 24 февраля,
приходилось уже называть «дважды шестым» (биссе
кстилис). Отсюда и весь этот удлиненный на один де
нь год стали называть «биссекстус», от чего и произ
ошло наше слово «високосный». Цезарь установил,
пишет Светоний, «применительно к движению солнц
а, год из 365 дней и вместо вставного месяца ввел о
дин вставной день через каждые четыре года». Жел
ая сделать началом любого нового года 1 января, ди
ктатор вынужден был в том же памятном римлянам
46 году до н. э. поступить так: «Чтобы правильный сч
ет времени велся впредь с очередных январских кал
енд, он вставил между ноябрем и декабрем два ли
шних месяца, так что год, когда делались эти преобр
азования, оказался состоящим из пятнадцати месяц
ев, считая и обычный вставной, также пришедшийся
на этот год» (Светоний. Божественный Юлий, 40).
Итак, новый, юлианский календарь вступил в силу 1
января 45 г. до н. э. и Европа пользовалась им еще м
ногие века спустя.
Если в греческом календаре названия месяцев п
роисходили от названий важнейших празднеств и ре
лигиозных обрядов, приходившихся на тот или иной
месяц, то в Риме первые шесть месяцев носили назв
ания, связанные с именами богов (за исключением ф
евраля), а остальные шесть, как уже говорилось, обо
значались просто по их порядковому номеру: квинти
лий (от «квинкве» — пять), т. е. июль, секстилий (от «
секс» — шесть), т. е. август и т. д., — считая по-преж
нему от марта и, таким образом, не нарушая традици
й древнейшего римского календаря. Первый месяц
— январь — был посвящен Янусу, богу всякого нача
ла, и потому назван в его честь. Февраль был месяце
м «очищения» (фебруум), избавления от всяческой с
кверны, совершавшегося во время праздника Луперк
алий (15 февраля). Март был связан с богом Марсом
, покровителем города, а апрель — с Венерой (грече
ской Афродитой). Название месяца мая происходило
или от имени местной италийской богини Майи, доче
ри Фавна, или же от имени Майи, матери бога Мерку
рия. Наконец, июнь — месяц, посвященный Юноне, с
упруге всемогущего Юпитера.
Названия месяцев римского календаря сохранил
ись в большинстве европейских языков, отразивших,
однако, те изменения в римской календарной номенк
латуре, которые произошли уже в первые десятилети
я после цезаревой реформы. Среди безмерных поче
стей, оказанных Цезарю в Риме, Светоний упоминае
т и «наименование месяца в его честь» (Там же, 76).
Квинтилий должен был отныне называться «месяцем
Юлия», т. е. июлем. Спустя некоторое время таких ж
е почестей удостоил сам себя Октавиан Август: «Кал
ендарь, введенный божественным Юлием, но затем
по небрежению пришедший в расстройство и беспор
ядок, он восстановил в прежнем виде; при этом прео
бразовании он предпочел назвать своим именем не с
ентябрь, месяц своего рождения, а секстилий, месяц
своего первого консульства и славнейших побед»
(Светоний. Божественный Август, 30). Так возник пр
ивычный для нас месяц август. Подобные переимено
вания месяцев в честь высших властителей угрожал
и превратиться в обычную практику, когда следующ
ему императору — Тиберию предложили назвать сво
им именем сентябрь, а октябрь наречь «Ли- вием» в
честь своей матери, жены Августа (Све- тоний. Тиб
ерий, 26). Но император решительно отказался, расс
читывая произвести на римский народ хорошее впеч
атление своей непривычной скромностью. Согласно
Диону Кассию, Тиберий ответил льстецам-сенаторам
: «А что вы будете делать, если у вас будет тринадца
ть цезарей?» (Римская история, LVII, 18). Продолжис
ь такая практика переименований — и скоро бы дейс
твительно не хватило в римском календаре месяцев
для увековечения памяти тщеславных императоров.
Но не все преемники Тиберия проявляли подобную с
держанность и здравый смысл. Так, Домициан, котор
ый, по словам Светония, «с молодых лет не отличалс
я скромностью», не упустил случая внести в календа
рь свое имя, точнее — оба своих имени: приняв посл
е победы над германским племенем хаттов прозвищ
е Германик, он переименовал в свою честь сентябрь
и октябрь в «Германик» и «Домициан», так как в одно
м из этих месяцев он родился, а в другом стал импер
атором (Светоний. Домициан, 12-13). Понятно, что
после убийства Домициана заговорщиками сентябрь
и октябрь снова получили свои прежние наименован
ия.
И все же пример ненавистного римлянам импера
тора не остался без подражания. В конце II в. н. э. им
ператор Луций Элий Аврелий Ком- мод Антонин проя
вил в этом отношении инициативу, идущую намного
дальше тщеславных замыслов его предшественнико
в. По свидетельству историка Геродиана (История р
имской империи, I, 14, 9), он задумал переиначить ве
сь календарь так, чтобы не один или два, а все мес
яцы напоминали о нем и его царствовании. Впрочем,
его биограф Лампридий в III в. н. э. писал, что подоб
ная идея исходила не от самого императора, а от его
льстецов и прихлебателей (Лампридий. Жизнеописа
ние Коммода, 12). Отныне римский год должен был в
ключать в себя такие месяцы: «амазоний», (Коммод
любил, когда его наложницу Марцию изображали в в
иде воинственной амазонки), «инвикт» (непобежденн
ый), «феликс» (счастливый), «пий» (благочестивый),
«луций», «элий», «аврелий», «ком- мод», «август», «
геркулес» (Геркулес, или Геракл, воплощение силы и
храбрости, был любимым героем императора, котор
ый желал даже внешне походить на его изображения
), «роман» (римский) и «экссуперантий» (выделяющи
йся). Есть все основания полагать, что такой календа
рь, введенный в Риме фантазией Коммода, сохранял
ся лишь до конца его правления.
Внутреннее деление римского месяца было дово
льно сложным. Обычно месяц делился на три восьми
дневных периода; последний день каждого из них на
зывали нундинами (от «но- вем» —девять: римлянам
было свойственно при измерении определенного про
межутка времени считать и завершающий день пред
ыдущего периода, так что восьмой день римской нед
ели назывался девятым). Однако на такие восьмидне
вные отрезки был разделен не отдельный месяц, а в
есь год в целом, так что хронологические рамки римс
ких недель и месяцев не совпадали. В календаре до
реформы Цезаря год насчитывал 44 восьмидневные
недели и еще три дня, а в календаре юлианском год
состоял из 45 восьмидневок и 5 дней. Семь дней нед
ели считались рабочими (речь шла здесь прежде все
го об исполнении служебных обязанностей), а на вос
ьмой день в городах устраивали большие рынки, на к
оторые сходились люди из окрестных деревень и кот
орые также назывались нундинами. Неизвестно, как
появился обычай отмечать рыночным днем конец не
дели, ведь уже сами древние не могли решить, был л
и этот день праздничным или просто нерабочим. Во
всяком случае для римских крестьян, являвшихся в н
ундины в город со своим товаром, этот день поистин
е был праздничным. В эпоху империи характер нунди
н значительно изменился: право устраивать рынок ст
ало широко распространенной привилегией, предост
авлявшейся городским общинам или даже частным л
ицам, которым император или сенат считали возмож
ным дать разрешение на организацию торгов два раз
а в месяц. Так, в Помпеях, в доме купца
Зосима, археологи обнаружили исписанные табличк
и с обозначением сроков проведения ярмарок — нун
дин в различных городах в течение одной недели: в
субботу — в Помпеях, в воскресенье — в Нуцерии, в
о вторник — в Ноле, в среду — в Кумах, в четверг —
в Путеолах, в пятницу — в Риме. Из письма Плиния
Младшего сенатору Юлию Валериану явствует, что
нундины устраивались не только в городах, но и в ча
стных имениях, однако для этого нужно было добит
ься специального разрешения. Не всегда это было п
росто, и если кто-либо в сенате противился этому, де
ло могло затянуться надолго. Например, когда знако
мый Плиния, сенатор Соллерт, пожелал устроить ры
нок у себя в имении и обратился за разрешением в с
енат, жители города Вице- тия (нынешняя Виченца)
направили в сенат свою делегацию с протестом, боя
сь, что перемещение торгов из города в частное вла
дение уменьшит их доходы. В результате дело было
отложено, и надежды на его положительное решени
е оставалось мало. «В большинстве случаев, — заме
чает Плиний, — стоит только тронуть, пошевелить —
и пошло, пошло ползти все дальше и дальше» (Пись
ма Плиния Младшего, V, 4). Даже император Клавди
й, желая держаться скромно, как простой гражданин,
вынужден был испрашивать у должностных лиц разр
ешения, чтобы открыть рынок в своих имениях
(Светоний. Божественный Клавдий, 12).
Со временем в римском календаре произошли оч
ередные перемены, и неделя стала включать в себя
семь дней. Под влиянием христианских обычаев имп
ератор Константин Великий в законодательном поря
дке провозгласил воскресенье («день Солнца») днем
, свободным от работы.
Античные названия дней недели, как и названия
некоторых месяцев, были связаны с именами богов и
также вошли в современные европейские языки — а
нглийский, французский, немецкий, итальянский, исп
анский. Римская неделя состояла из таких дней:
понедельник — «день Луны»; вт
орник — «день Марса»; среда —
«день Меркурия»; четверг — «д
ень Юпитера»;
пятница — «день Венеры»; суббота — «день Сат
урна»; воскресенье — «день Солнца». Сутки в Риме
делились на день — от восхода до захода солнца —
и ночь. Обе эти части суток в свою очередь делились
на четыре промежутка времени, в среднем по три ча
са каждый. Естественно, эти промежутки имели зимо
й и летом разную продолжительность, ибо и само вр
емя дня и ночи менялось. Представление о суточном
цикле древних римлян и о его сезонных колебаниях
может дать следующая таблица:
Ночь также делилась на четыре части по 3 часа в ка
ждой, от захода до восхода солнца. По принятой для
этого военной терминологии, эти трехчасовые проме
жутки римляне называли «вигилиями» («стражами»).
Помимо календаря официального существовали
и календари народные, основанные на повседневны
х наблюдениях за явлениями природы, движением н
ебесных светил и т. п. Не будучи плодом каких-либо
научных изысканий, народные календари находили с
ебе, однако, успешное применение в сельском хозяй
стве, в деревенском быту населения Италии. Календ
ари, изготовляемые крестьянами для собственного о
бихода, были очень просты и выглядели примерно т
ак: на каменной плите высекали римские цифры, об
означавшие числа дней месяца, наверху изображали
богов, давших имена семи дням недели, а посередин
е располагали знаки зодиака, соответствующие двен
адцати месяцам: Козерог, Водолей, Рыбы, Овен, Тел
ец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Весы, Скорпион, Стре
лец. Передвигая какой- нибудь камешек в пределах э
той простейшей таблицы, римские крестьяне отмеча
ли им любую дату.
Иной характер имел календарь религиозный, фа
сты, определявшие, в какой день можно проводить с
обрания и осуществлять необходимые правовые фо
рмальности. Долгое время сведения эти были доступ
ны лишь патрициям, входившим в жреческие коллеги
и, благодаря чему римские патрицианские семьи с их
связями с посвященными в тайны государственного
управления жрецами обладали большим влиянием в
делах Римской республики. Публичными, доступным
и для всех фасты сделал только Гней Флавий (возмо
жно, секретарь знаменитого римского цензора Ап- пи
я Клавдия), и это было одной из причин ослабления в
лияния патрициев на государственные дела. Достове
рно ли это предание, мы не знаем. Во всяком случае
уже Цицерон высказывался о нем с большой осторож
ностью: «Есть немало таких, которые полагают, будт
о первым обнародовал фасты и изложил правила пр
именения законов писец Гней Флавий. Не приписыва
й этой выдумки мне... » (Письма Марка Туллия Цицер
она, CCLI, 8). Как бы то ни было, Цицерон также отме
чает, что монопольное право определять, в какие дн
и какими делами можно было заниматься, давало бо
льшую власть.
Плиний Старший ссылается на некий труд по аст
рономии, принадлежавший, по его словам, Цезарю.
Этот трактат мог служить и как календарь земледель
ца: в нем определялись сроки, когда в небе появляли
сь различные звезды, но еще важнее были многочис
ленные указания для земледельцев, какие работы в
какое время года следует предпринимать. Так, из кни
ги можно было узнать, что 25 января утром «заходит
звезда Регул. .. находящаяся на груди Льва», а 4 фе
враля вечером заходит Лира. Сразу после этого нео
бходимо, как советует автор трактата, начать перека
пывать землю под саженцы роз и винограда, если, ко
нечно, атмосферные условия позволяют это. Нужно
также очистить канавы и проложить новые, перед ра
ссветом заточить сельскохозяйственные инструмент
ы, приспособить к ним рукоятки, починить прохудивш
иеся бочки, подобрать попону для овец и дочиста вы
чесать их шерсть (Плиний Старший. Естественная
история, XVIII, 234-237). Очевидно, это сочинение, п
риписываемое Цезарю, возникло как раз в связи с ег
о реформой календаря (впрочем, Светоний, описыва
я жизнь Цезаря, не упоминает о таком его трактате).
Как уже говорилось, у римлян была весьма слож
ная система исчисления и обозначения дней месяца.
Дни определялись по их положению относительно тр
ех строго установленных дней в каждом месяце, соот
ветствовавших трем фазам движения Луны:
1. Первая фаза — появление нового месяца на
небе, новолуние: первый день каждого месяца, назы
вавшийся в Риме календами (название происходит,
вероятно, от слова «кало» — созываю; ведь в этот д
ень жрец официально оповещал граждан о начале н
ового месяца). «Календы января» — 1 января, «март
овские календы» — 1 марта.
2. Вторая фаза — Луна в первой четверти: пяты
й или седьмой день месяца, называвшийся нонами.
День, на который приходились ноны в том или ином
месяце, зависел от того, когда в этом месяце наступ
ало полнолуние.
3. Третья фаза — полнолуние: тринадцатый или
пятнадцатый день месяца, называвшийся идами. На
15-й день иды, а на 7-й — ноны приходились в марте
, мае, в квинтилии (июле) и октябре. В остальные мес
яцы они приходились соответственно на 13-е и 5-е ч
исло.
Дни месяца отсчитывали от каждого из этих трех
определенных дней назад, так что, например, 14 мая
обозначали как «день в канун майских ид», а 13 мая
— как «третий день перед майскими идами» (об особ
енностях римского счета дней речь уже шла выше).
После того как иды проходили, счет дней начинали в
ести от ближайших предстоящих календ: скажем, 30
марта — «третий день перед апрельскими календам
и».
Возможно, стоит привести здесь римский календ
арь целиком (см. стр. 135).
В календы один из жрецов-понтификов наблюдал
Луну и после жертвоприношений публично провозгла
шал, на какой день приходятся ноны и иды в этом ме
сяце.
Год в Риме, как и в Греции, обозначали по имена
м высших должностных лиц, обычно консулов, напри
мер: «В консульство Марка Месса- лы и Марка Пизон
а». Такая система датировки применялась и в офици
альных документах, и в литературе.
Начальной точкой летосчисления был для римля
н год основания их великого города. Отнюдь не сразу
римские историки условились между собой, какую да
ту следует официально считать исходной. Лишь в I в.
до н. э. возобладало мнение ученого-энциклопедиста
Марка Те- ренция Варрона, предложившего считать г
одом основания Рима 753 год до н. э. (в принятой у н
ас системе хронологии). В соответствии с этой датир
овкой изгнание из Рима царей следовало отнести к
510/509 г. до н. э. Со времени установления республ
ики и вплоть до эпохи правления принцепса Октавиа
на Августа счет лет в Риме вели при помощи консуль
ских списков, и только тогда, когда с упадком республ
иканского строя власть консулов стала терять реальн
ое значение, в исторической хронологии фундаменто
м летосчисления стала эра «от основания города» (н
е случайно именно это название получил обширный
исторический труд Тита Ливия). В VI в. н. э. христиан
ский писатель Дионисий Малый впервые начал датир
овать события годами, прошедшими «от рождества Х
ристова», введя тем самым понятие новой, христиан
ской эры.
Для определения времени в течение суток римляне
пользовались теми же самыми приспособлениями, ч
то и греки: знали и солнечные часы, и водяные — кле
псидры, ибо и в этом случае, как и во многих других,
они успешно перенимали опыт и достижения греческ
ой науки. В самом деле, сведения о различных типах
приборов, показывающих время, мы находим у римс
кого ученого Витрувия, однако говорит он о часах, из
обретенных греками. Первые солнечные часы римля
не увидели в 293 г. до н. э., если верить Плинию Ста
ршему, или в 263 г. до н. э., как утверждает Варрон.
Последняя дата представляется более вероятной, т
ак как часы эти были доставлены в Вечный город из
Катины (ныне Катания) на острове Сицилия как троф
ей во время 1-й Пунической войны (264-241 гг. до н. э
.). Этими солнечными часами, установленными на хо
лме Кви- ринал, римляне пользовались почти сто лет
, не догадываясь, что часы показывают время непр
авильно из-за разницы в географической широте: Си
цилия расположена гораздо южнее Рима. Солнечны
е часы, приспособленные к римским условиям, устро
ил в 164 г. до н. э. Квинт Марций Филипп. Но и после
этого римляне могли узнать время лишь в ясный, без
облачный день. Наконец, спустя еще пять лет цензор
Публий Сципион Назика помог согражданам преодол
еть и это препятствие, познакомив их с хронометром,
им еще не известным, — с клепсидрой. Установленн
ые под крышей водяные часы показывали время в л
юбую погоду как днем, так и ночью (Плиний
Старший. Естественная история, VII, 212-215). Пер
воначально в Риме часы были только на Форуме, так
что рабы должны были каждый раз бегать туда и док
ладывать своим господам, который час. В дальнейш
ем приспособление это стало распространяться все
шире, появилось больше часов для общественного п
ользования, а в самых богатых домах солнечные или
водяные часы служили теперь и для удобства частн
ых лиц: при определении времени, как и в других обл
астях жизни, устройства неодушевленные все чаще
вытесняли собой «живое орудие» — раба.
Водяные часы охотно применяли ораторы, поэто
му регламент их выступлений стали измерять клепси
драми, а выражение «просить клепсидру» значило п
росить предоставить слово для выступления. Плини
й Младший, рассказывая в одном из своих писем о х
оде судебного разбирательства по делу Мария Прис
ка, обвиненного в Африке в каких-то должностных пр
еступлениях, упоминает и о своей собственной речи
на суде в защиту жителей провинции. В Риме было п
ринято, что все выступающие в суде располагают дл
я своих речей строго определенным временем (обыч
но тремя часами). Образцовой, заслуживающей одо
брения считалась краткая речь, длившаяся не более
получаса. Однако иногда дело требовало пространн
ого изложения аргументов, и оратор мог просить суд
ью прибавить ему клепсидр. Говорить дольше полож
енного позволили тогда и Плинию: «Я говорил почти
пять часов: к двенадцати клепсидрам — а я получил
объемистые — добавили еще четыре» (Письма Плин
ия Младшего, II, 11, 2—14). Выражение «двенадцать
клепсидр» означало, что в водяных часах вода перет
екла из одного сосуда в другой 12 раз. Четыре клепс
идры составляли примерно 1 час.
Таким образом, речь Плиния, длившаяся, по его соо
бщению, шестнадцать клепсидр, заняла внимание сл
ушателей на целых 4 часа. Вполне вероятно, что суд
ьи имели право регулировать скорость движения вод
ы в часах, дабы вода вытекала быстрее или медленн
ее, в зависимости от того, хотели ли судьи сократить
или продлить речь того или иного оратора.
С какими трудностями сталкивались римляне при
исчислении времени, показывает в своей «Естествен
ной истории» Плиний Старший. Он вспоминает, что в
римских «Законах XII таблиц» упоминались только д
ва момента суток — восход и заход солнца. Нескольк
о лет спустя прибавился полдень, о наступлении кот
орого торжественно объявлял особый посыльный, со
стоявший на службе у консулов и следивший с кровл
и сенатской курии (курия Гостилия на Форуме), когда
солнце окажется между ростральной трибуной и Гре
костасом — резиденцией иностранных (в первую оче
редь греческих) послов, ожидающих приема в Риме.
Когда же солнце от колонны, воздвигнутой в честь Га
я Мения, победителя ла- тинов в 338 г. до н. э., склон
ялось к Туллианской тюрьме на Форуме, тот же вестн
ик провозглашал наступление последнего часа дня.
Все это, разумеется, было возможно лишь в ясные, с
олнечные дни.
В ГРЕЧЕСКОЙ СЕМЬЕ
.. . Легко понять, что добродетел
ь мужчины в том, чтобы справля
ться с государственными делам
и.. . Добродетель женщины... сос
тоит в том, чтобы хорошо распо
ряжаться домом, блюдя все, что
в нем есть, и оставаясь послушн
ой мужу.
Платон. Менон, 71 е
Известия о семейной жизни древних мы черпаем не
только из письменных источников, которые уводят на
с в глубь веков не дальше эпохи Гомера. Узнать чтолибо о семье в эпоху крито- микенскую мы может ли
шь с помощью археологии, лишь опираясь на памятн
ики материальной культуры. Однако они не в состоя
нии рассказать нам ни о формах и процедурах заклю
чения браков, ни о правовых основах семейной жизн
и, ни о правах и обязанностях супругов в то далекое
время. Можно лишь надеяться, что расшифровка кри
тской письменности (линейного письма Б) прольет но
вый свет и на частную жизнь древних обитателей Во
сточного Средиземноморья.
На основе археологических находок крито- микен
ского периода мы вправе предполагать, что женщин
ы пользовались тогда большей свободой и играли бо
лее значительную роль в обществе и в семье, чем в
столетия более поздние в собственно греческих пол
исах. Об этом говорят сцены из жизни женщин, пред
ставленные на фресках дворцов на Крите, а также ос
обенности религии древних критян. В пантеоне мест
ных богов немало женских образов, в которых учены
е склонны видеть своего рода предшественниц позд
нейших греческих богинь. Так, например, богиню со
щитом, изображенную на критских геммах и перстнях
, связывают обычно с эллинской Афиной, а в богине
с голубем усматривают сходство с греческой Афрод
итой.
Придворные дамы
Отсюда легко объяснить и участие женщин в соверш
ении религиозных обрядов. На фреске одного из цар
ских дворцов в Кноссе представлена группа женщин,
исполняющих сакральный танец, как об этом свидете
льствуют секиры в руках жрицы, а ведь секиры были
одним из культовых символов в критской религии. И
в более поздние века женщинам разрешалось участв
овать в религиозных торжествах: это подтверждают
и литературные памятники, и скульптура, и росписи н
а вазах. Вместе с тем сцен, иллюстрирующих участи
е женщин в публичных развлечениях, спортивных со
стязаниях, мы в дальнейшем не находим, зато на фр
есках крито-микенской эпохи можно увидеть, наприм
ер, девушку, которая отступает назад перед быком, д
абы, разбежавшись, перепрыгнуть через него, в то в
ремя как по ту сторону от быка стоит другая девушка,
готовая подхватить подругу, если прыжок удастся. Х
орошо известен также фрагмент фрески, где изображена изящная танцовщица, получившая у археолого
в и искусствоведов прозвище «парижанка», ибо свое
й эффектной позой и нарядом она напоминает скоре
е элегантных модниц конца XIX- XX в., почти наших с
овременниц. Нет сомнений, что подобные изображен
ия позволяют судить о реальном положении женщин
в тогдашнем обществе и в культуре древнего Крита.
Мало изменилась жизнь женщин и в эпоху микен
скую. Их нравы, а также привилегии, которыми они п
родолжали пользоваться, способствовали их частом
у появлению на людях. В искусстве той поры можно в
стретить сцены из придворной жизни с участием жен
щин. Сохранился даже фрагмент, представляющий
женщин, едущих на охоту на колесницах.
Переход от традиций родового строя к государст
венному, полисному устройству вызвал множество п
еремен во всех областях жизни древних, как общест
венной, так и частной. Причем между разными грече
скими городами- государствами существовало нема
ло различий и в сфере семейного быта их жителей.
Но были и явления, общие для всей Эллады, — о
бязательная моногамия и утвердившийся почти повс
юду патриархат. За отцом признавали неограниченн
ую власть над детьми, которых он еще в пору их мла
денчества формально «принял» в свою семью, посл
е чего отец не имел только права распоряжаться их
жизнью и свободой, они же были обязаны ему безусл
овным повиновением. Греки первыми из древних нар
одов начали соблюдать принцип единобрачия, полаг
ая, что вводить в свой дом множество жен — обычай
варварский и недостойный благородного эллина
(Еврипид. Андромаха, 170-180).
Все греки, в каких бы полисах они ни жили, имел
и общие взгляды на институт брака. Считалось, что с
упружество преследует две цели: общегосударствен
ную и частно-семейную. Первой целью брака было п
риумножение числа граждан, которые могли бы восп
ринять от отцов обязанности по отношению к госуда
рству: прежде всего охранять его границы, отражать
набеги врагов. Перикл у Фукидида в своей речи в чес
ть павших афинских воинов утешает их родителей, к
оторым их возраст еще позволял надеяться на то, чт
о у них родятся и другие дети: «Новые дети станут р
одителям утешением, а город наш получит от этого д
войную пользу: не оскудеет число граждан и сохрани
тся безопасность» (Фукидид. История, II, 44, 3).
Производя на свет детей, гражданин выполнял и
свой долг перед родом и семьей, ибо дети продолжа
ли род и принимали на себя также культовые обязан
ности по отношению к предкам, принося им жертвы,
отдавая подобающие почести умершим и поддержив
ая и сохраняя семейные традиции. Наконец, вступая
в брак, человек преследовал и сугубо личные цели
— в старости обрести в детях опору.
Важнейшим считалось все же исполнение своего
долга перед государством, и это объясняет, почему
в Афинах, хотя и не было формального правового пр
инуждения к женитьбе, само общественное мнение з
аставляло мужчин обзаводиться семьями. Одинокие
люди, холостяки не пользовались тем уважением, ка
ким окружали людей женатых и имеющих детей. В С
парте дело обстояло еще однозначнее и определенн
ее: агамия, безбрачие, холостая жизнь влекли за соб
ой утрату личной и гражданской чести — атимию. Пр
авда, атимия, которой подвергались спартанцы, укло
нявшиеся от семейных уз, была лишь частичной, огр
аниченной и не лишала виновных их гражданских пр
ав целиком. Однако им было не избежать унижений и
притом не только со стороны других граждан, но и со
стороны государства, должностных лиц. Так, по расп
оряжению властей, взрослые спартанцы, не состоящ
ие в браке, должны были в зимнюю пору нагими обхо
дить рынок-агору, распевая специальную песню: в не
й они признавали, что по заслугам понесли наказани
е, ибо не повиновались законам. Даже закон, обязыв
авший почитать стариков и соблюдаемый в Спарте о
собенно ревностно, в отношении людей, не создавш
их семьи, переставал действовать. Но освященная о
бычаем ати- мия, утрата чести, была не единственны
м наказанием, какое приходилось претерпевать холо
стякам в Спарте. Против них могли быть применены
и судебные санкции: за уклонение от своих обязанно
стей перед государством полагалась особая кара —
крупный штраф за безбрачие (Поллукс. Ономастико
н, VIII).
Платон в «Законах», увлеченный поисками образ
ца для задуманного им идеального государства, уста
ми Афинянина выражает убеждение в необходимост
и такого закона: «Всем надлежит жениться начиная с
тридцати лет до тридцати пяти; кто этого не сделает,
будет присужден к пене и лишению гражданских прав
— в той или иной степени». Это, по терминологии Пл
атона, «простой закон о браке». Однако, учит филосо
ф, всегда лучше избрать «двоякий способ для дости
жения своей цели». Закон, основанный на таком двоя
ком способе, звучал бы так: «Всем надлежит женитьс
я начиная с тридцати лет до тридцати пяти и сознава
я при этом, что человеческий род по природе своей п
ричастен бессмертию, всяческое стремление к котор
ому врождено каждому человеку. Именно это застав
ляет стремиться к славе и к тому, чтобы могила твоя
не была безымянной. Ведь род человеческий тесно с
лит с совокупным временем; он следует за ним и буд
ет следовать на всем его протяжении. Таким-то обра
зом род человеческий бессмертен, ибо, оставляя по
себе детей и внуков, он. . . остается вечно тождестве
нным и причастным бессмертию. В высшей степени н
еблагочестиво добровольно лишать себя этого; а ме
жду тем, кто не заботится о том, чтобы иметь жену и
детей, тот лишает себя этого умышленно. Повинующ
ийся закону не подвергнется наказанию. Ослушник ж
е, не женившийся до тридцати пяти лет, должен ежег
одно в наказание выплачивать такую-то сумму, чтоб
ы ему не казалось, будто холостая жизнь приносит е
му облегчение и выгоду. Ему не будет доли и в тех п
очестях, которые всякий раз люди помоложе оказыва
ют в государстве старшим» (Платон. Законы, IV,
721 a—d).
В другом месте устроитель идеального полиса зн
ачительно снижает предполагаемый брачный возрас
т для мужчин: «После того как человек, достигший дв
адцати пяти лет, посмотрит невест и они посмотрят е
го, пусть он выберет по желанию женщину и уверитс
я, что она подходит для рождения и совместного вос
питания детей, и тогда пусть женится — не позднее т
ридцати пяти лет» (Там же, VI, 772 е).
Вновь и вновь возвращается философ к этой тем
е: «... человек должен следовать своей веч- нотворя
щей природе; поэтому он должен оставлять по себе
детей и детей своих детей, доставляя богу служител
ей вместо себя». Но идеальное государство соединя
ет увещевание со строжайшими санкциями для ослу
шников: «...если кто не будет повиноваться по добро
й воле, станет вести себя как чужеземец, непричастн
ый данному государству, и не женится по достижени
и тридцати пяти лет, он будет ежегодно платить пен
ю: гражданин, принадлежащий к высшему классу, —
сто драхм, ко второму — семьдесят, к третьему — ш
естьдесят, к четвертому — тридцать. Деньги эти буд
ут посвящены Гере (богине- покровительнице брака.
— Прим. пер.). Невы- плачивающий их ежегодно бу
дет принужден заплатить в двойном размере. (...) Ит
ак, не желающий жениться подвергнется подобной д
енежной пене; что же касается почета, то младшие б
удут подвергать его всевозможному поруганию. Пуст
ь никто из молодых не слушается его добровольно. ..
» (Там же, VI, 773 е— 774 Ь).
Нетрудно заметить, что Платон здесь идет вслед
за обычаями, принятыми в Спарте, где в свое время
некий юноша оскорбил прославленного полководца
Деркиллида, не уступив ему места и сказав: «Ты не р
одил сына, который со временем уступил бы место м
не» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания, Лику
рг, XV). Влияние спартанских традиций можно обнар
ужить и в суждениях Платона о выборе жены. По зак
ону, приписываемому спартанскому реформатору Ли
- кургу, молодые люди в Спарте обязаны были выбир
ать себе жен из бедных семей. Это требование имел
о несомненно глубокое экономическое значение, пре
пятствуя таким образом концентрации богатства в од
ной семье, ведь накопление индивидуальной собств
енности мало соответствовало основополагающей и
дее спартанского законодательства — идее обществ
енного равенства свободных граждан. При этом спар
танцы предпочитали, чтобы их сыновья женились на
бедных девушках, но родившихся и воспитанных в са
мой Спарте, а не на девушках из семей состоятельн
ых, однако иноземного происхождения; в Спарте бра
ки с иностранками формально не запрещались, а дет
и, родившиеся от свободного спартанца и дочери пе
риэка или даже илота, становились полноправными г
ражданами.
Платон осуждает также браки по корыстному рас
чету, погоню за богатством и родственными связями
с влиятельным лицом. Формально запрещать богато
му вступать в брак с богатой или принуждать его жен
иться непременно на бедной было бы нелепо, полаг
ает философ: подобный закон вызвал бы только сме
х и негодование. Необходима скорее отлаженная сис
тема убеждения: «Дитя, — так скажем мы сыну честн
ых родителей, — тебе надо вступить в брак, который
вызвал бы одобрение разумных людей. Они не посов
етуют тебе при заключении брака избегать бедности
и гнаться особенно за богатством. При прочих равны
х условиях следует предпочесть скромное состояние
и тогда заключить брачный союз. Ведь это было бы н
а пользу и данному государству и брачующимся сем
ьям». Подобную же аргументацию следует обратить
и к родителям будущего жениха: «надо попытаться к
ак бы заворожить родителей и убедить их, что в брак
е каждый человек должен выше всего ставить взаим
ное соответствие своих детей, а не стремиться нена
сытно к имущественному равенству. Кто при браке в
сячески обращает внимание лишь на имущественно
е положение, того мы попытаемся отвратить от этого
путем порицания. Однако мы не станем принуждать
его с помощью писаного закона» (Законы, VI, 773, а
—е).
Отсюда логически вытекает и отрицание придан
ого: давать и брать за невестой приданое значило б
ы подрывать взаимное равенство граждан. «Необхо
димое есть у всех граждан нашего государства; поэт
ому из-за денег там меньше возникает дерзости у же
нщин и низкого, неблагородного порабощения ими м
ужей» (Там же, VI, 774 с).
В эпоху более раннюю, в VIII-VI вв. до н. э., отец
девушки сам выбирал для нее мужа среди нескольки
х претендентов, добивавшихся ее руки. Он приглаша
л всех их в одно и то же время к себе, оказывал им г
остеприимство в течение длительного срока, наблюд
ая при этом их манеру вести себя, их характер, физи
ческую закалку, выносливость. С этой целью устраив
ались различные спортивные игры и состязания. Же
нихи приезжали с богатыми дарами хозяину дома и н
е менее дорогими подарками — нарядами и украшен
иями — той, кому предстояло стать нареченной неве
стой одного из них. Они также везли с собой обильны
е запасы продовольствия и вино.
Геродот подробно описывает, как в VI в. до н. э. в
ыбирал себе зятя тиран Сикиона Клисфен: «У Клисф
ена... была дочь по имени Агариста. Дочь эту он пож
елал отдать в жены тому из эллинов, кого он найдет
самым доблестным. На Олимпийских играх Клисфен
одержал победу с четверкой коней и велел объявить
через глашатая: кто среди эллинов считает себя дос
тойным стать зятем Клисфена, может на 60-й день и
ли раньше прибыть в Сикион. . . Тогда все эллины, ко
торые гордились своими предками и родным городо
м, отправились свататься в Сикион. Для развлечения
гостей Клисфен велел устроить конское ристалище и
гимнастические состязания».
Влюбленные. VII в. до н. э. Крит
Далее историк подробно перечисляет славных жени
хов, съехавшихся к Клисфену. «Когда эти женихи при
были к назначенному сроку, Клисфен сначала справ
ился у каждого из них о городе, из которого он проис
ходит, и о его роде. Затем, удерживая женихов у себ
я в течение целого года, тиран испытывал их доблес
ть, образ мыслей, уровень образования и характер.
При этом он беседовал с каждым отдельно и со всем
и вместе. Для женихов помоложе он устраивал гимна
стические состязания, особенно же наблюдал их на
общих пирах. Во все время пребывания женихов в С
икионе Клисфен поступал так и при этом роскошно уг
ощал их. Больше всех пришлись ему по сердцу жени
хи из Афин и среди них более всех сын Тисандра Гип
поклид...
Между тем наступил день свадебного пиршества
, и Клисфен должен был объявить, кого из женихов о
н выбрал. Тогда он принес в жертву 100 быков и приг
ласил на пир женихов и весь Сикион. После угощени
я женихи начали состязаться в песнях и откровенношутливых рассказах. В разгар пиршества Гиппоклид,
который всецело завладел вниманием остальных гос
тей, велел флейтисту сыграть плясовой мотив. Когда
тот заиграл, Гиппоклид пустился в пляс и плясал в св
ое удовольствие. Клисфен же смотрел на всю эту сц
ену мрачно и неприязненно. Затем, немного отдохну
в, Гиппоклид приказал внести стол. Когда стол внесл
и, он сначала стал исполнять на нем лаконские пляс
овые коленца, а затем и другие, аттические. Наконец
, упершись головой в стол, он начал выделывать кол
енца ногами. Уже при первом и втором танце Клисфе
н думал, хотя и с ужасом, что этот бесстыдный плясу
н может стать его зятем, но все же еще сдерживался,
не желая выказывать своего неудовольствия. Когда
же он увидел, как тот исполняет ногами пантомиму, т
о не смог уже молчать и вскричал: "О сын Тисандра,
ты, право, проплясал свою свадьбу!" ( . . . )
. . . Клисфен между тем, водворив молчание, обр
атился к собравшимся с такими словами: "О женихи
моей дочери! Вы все мне любезны, и, если бы это то
лько было возможно, я вам всем угодил бы, не отдав
ая предпочтения одному избраннику и не отвергая о
стальных. Но ведь дело идет только об одной девуш
ке, и поэтому нельзя исполнить желание всех. Тем из
вас, кто получит отказ, я даю по таланту серебра за т
о, что он удостоил меня чести породниться со мной,
посватавшись к моей дочери, и должен был так долг
о пребывать на чужбине. А дочь свою Агаристу я отд
аю в жены Мегаклу, сыну Алкмеона, по законам афин
ян". Мегакл объявил о согласии обручиться с Агарис
той, и тогда Клисфен назначил срок свадьбы»
(Геродот. История, VI, 126-130).
Добавим, что после того, как обоюдное решение
о женитьбе бывало принято, избранный претендент
подносил будущему тестю богатые подарки, а тот, в
свою очередь, назначал молодой паре приданое, че
му греки придавали очень большое значение.
В классическую эпоху истории Греции сохраняли
сь те же формы выбора отцом мужа для своей дочер
и, только теперь претендентами считались молодые
люди, уже знакомые будущему тестю. Отец по-прежн
ему обладал полной властью над судьбой своей доч
ери, тем более что в тот период роль женщины в сем
ье, ее свобода были существенно ограничены, особе
нно в Афинах.
В отличие от Спарты в главном городе Аттики за
конным считался лишь брак между свободным гражд
анином и дочерью другого свободнорожденного. Есл
и одна из сторон не имела гражданских прав в данно
м полисе, то дети от такого брака рассматривались к
ак незаконнорожденные и потому лишались граждан
ских прав и права наследования. По закону, принято
му в Афинах при Перикле в 460 г. до н. э. и возобнов
ленному Аристофонтом 57 лет спустя, после смерти
отца дети, рожденные в таком браке, могли получить
лишь единовременное пособие, не превышавшее ты
сячи драхм. Стоит вспомнить, что Перикл, защищав
ший этот закон, сам оказался в подобной же ситуаци
и и вынужден был просить афинян сделать исключен
ие для его сына, рожденного Аспасией, уроженкой М
илета, считавшейся в Афинах иностранкой.
Кровное родство, напротив, не являлось препятс
твием для супружества. Браки заключались иногда д
аже между детьми одного отца. Закон запрещал всту
пать в брак только тем, у кого была общая мать. Дев
ушек в Афинах выдавали замуж рано, в пятнадцать и
ли даже в двенадцать лет. Платону такая практика ка
залась неприемлемой для его идеального государст
ва: «Срок вступления в брак для девушки будет с вос
емнадцати до двадцати лет: это — самое позднее; д
ля молодого человека — с тридцати до тридцати пят
и лет» (Платон. Законы, VI, 785 b).
Заключению брака предшествовало формальное
обручение. Обещание жениху давала не сама девуш
ка, а ее отец от ее имени; если она была сирота, то о
т ее имени выступал ее брат или другой близкий род
ственник; если же у нее не было никого из близких, т
о все ее дела вел назначенный по закону опекун. Об
ручение было важным юридическим актом, ибо при э
том обсуждали имущественные отношения будущих
родственников, размеры приданого, часть которого,
называемая «мейлия» (утешение), оставалась лично
й собственностью молодой жены и в случае развода
возвращалась ее семье. Давать за невестой придано
е требовал не закон, а обычай, часто более могущес
твенный, чем любое писаное право. Поэтому даже с
ироты и девушки из малоимущих семей не оставалис
ь без приданого: его собирали для них в складчину и
х сограждане или даже само государство. Так, напри
мер, в Афинах после смерти Аристида его дочери «б
ыли выданы замуж государством: город обручил их з
а счет казны и назначил каждой по три тысячи драхм
приданого» (Плутарх. Сравнительные жизнеописан
ия. Аристид, XXVII). Дети, рожденные от брака, котор
ому не предшествовал формальный акт обручения, н
е могли быть включены в списки граждан и лишались
права наследования.
Образец брачного договора дает нам документ, з
аписанный на папирусе в эллинистическом Египте, в
311 г. до н. э., на острове Элефантина и заверенный,
как полагалось по закону, шестью свидетелями. В до
кументе говорится, что некий Гераклид берет себе в
жены свободнорожденную женщину Деметрию, дочь
Лептина и Филотиды с острова Кос. «Свободный бер
ет ее свободной» с приданым — платьями и украшен
иями — стоимостью в тысячу драхм. Гераклид в сво
ю очередь предоставит Деметрии все, что подобает
свободнорожденной женщине, а жить они будут вмес
те там, где по взаимному соглашению сочтут нужным
зять и тесть. Если же Деметрия совершит что-либо д
урное, что навлечет позор на ее мужа, то лишится вс
его, что принесла с собой, однако Гераклид должен д
оказать истинность обвинений против Деметрии пер
ед тремя почтенными мужами, которым выразят сво
е доверие обе стороны. Гераклид не имеет права ни
вводить в дом иную женщину, ни признавать своими
детей, рожденных ему другой женщиной, так как все
это навлекло бы позор на Деметрию, ни вообще под
каким-либо предлогом причинять зло своей жене. Ес
ли же окажется, что дурной супруг сделал что-либо п
одобное и Деметрия сможет это доказать в присутст
вии трех мужей, которым обе стороны выразят свое
доверие, то Ге- раклиду придется вернуть Деметрии
ее приданое и, сверх того, уплатить еще 1000 драхм
пени. Договор этот должен был соблюдаться при лю
бых условиях, причем обоим будущим супругам вруч
али по одному экземпляру письменного текста согла
шения, чтобы они хранили его отдельно и могли в сл
учае необходимости представить для судебного раз
бирательства.
Не менее интересным документом является папи
рус гораздо более поздний — II в. н. э. Здесь молодо
й муж подтверждает по всей форме, что получил от т
естя приданое, но требует еще некоторых вещей как
«дополнение к приданому». Само приданое включал
о в себя золотые серьги, кольцо, цепочку, посуду, се
ребряные наплечники и некоторые другие ценные пр
едметы, перечисленные в тексте документа. В «допо
лнение к приданому» новобрачный желал получить
медный сосуд, медный ларь для кладовой и сундук д
ля одежды, рыночную корзину и т. п. Текст документа
в значительной степени поврежден, поэтому о други
х претензиях зятя мы, видимо, уже никогда не узнае
м.
Формальный акт заключения брака имел первона
чально частный характер семейного торжества и ли
шь со временем превратился в акт религиозный и пу
блично-правовой. Уже древние обычаи предусматри
вали свадебное пиршество в доме отца новобрачной
и ее торжественные проводы из родительского дома
в дом ее мужа. В день свадьбы дом невесты убирали
цветами. Рано утром она совершала торжественное
омовение в воде из местного священного источника (
в Афинах это был источник Каллироя к югу от Акропо
ля). Воду черпали и носили молодые девушки — лут
рофоры («носящие воду для купели»). После купани
я невесту одевали и украшали, и уже в свадебном уб
оре она ждала начала празднества. Собирались приг
лашенные, приносили жертвы богам — покровителя
м семьи и брака: Зевсу, Гере, Гестии, Артемиде и Мо
йрам, причем сама новобрачная приносила им в жер
тву свои детские игрушки и прядь волос. После сове
ршения религиозных обрядов отец вручал свою дочь
прибывшему зятю, произнося ритуальную формулу,
подтверждающую, что с этой минуты девушка свобо
дна от обязанности приносить жертвы своим предка
м, а будет теперь участвовать в жертвоприношениях
предкам ее мужа. Это был важнейший религиозно-пр
авовой акт: отец освобождал дочь от своей власти и
передавал ее под опеку мужа, в семью которого она
переходила.
После сакрального ритуала гостей приглашали н
а свадебный пир. Приглашения рассылались официа
льно и составлялись по определенному образцу. О с
одержании такого приглашения нам сообщает оксир
инхский папирус III в. н. э., но, по всей видимости, мы
имеем здесь дело с давней традицией. Некто Гераид
просит адресата пожаловать к нему утром в день сва
дьбы его дочери. Тот, кто не мог почему-либо воспол
ьзоваться приглашением и участвовать в свадебных
торжествах, посылал письмо с поздравлениями и теп
лыми пожеланиями. Другой папирус сохранил текст т
акого поздравительного письма, полученного тем же
Гераидом от некоего Геракли- да: Гераклид горячо р
азделяет радость друга по поводу «доброго, богобоя
зненного и счастливого супружества» его дочери и ж
алеет, что не может явиться на свадебный пир.
Добавим, что на самой свадьбе новобрачная, ли
цо которой было скрыто под фатой, сидела отдельно
от гостей, в кругу своих сверстниц.
Хилон из Спарты, которого позднейшая традиция
причисляла к семи великим мудрецам Эллады, тот с
амый, что, по преданию, написал на храме в Дельфа
х «Познай самого себя», оставил немало кратких сов
етов и афоризмов, наставлений и поучений: одно из
них, как рассказывает Диоген Лаэртский, звучало так:
« Б р а к с п р а в л я й б е з п ы ш н о с т и » (Диоген
Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знамени
тых философов, I, 70). Идея скромной, лишенной кри
кливой пышности свадьбы была близка и Платону. В
своем идеальном полисе он предполагал ввести спе
циальный закон, ограничивающий расходы на сваде
бные пиры и предостерегающий от пьянства.
«На брачные пиршества каждая сторона должна
приглашать не более пяти друзей или подруг и таким
же должно быть число родственников и домочадцев
с обеих сторон. Издержки ни у кого не должны быть б
ольшими, чем это позволяет его состояние, а именно
: для граждан самого богатого класса — одна мина, д
ля второго — полмины, и так далее... Всем повиную
щимся закон должен выразить одобрение; неповинующегося подвергают наказанию стражи законов как ч
еловека, лишенного чувства прекрасного и не воспит
анного в законах свадебных муз. Пить до опьянения
не подобает никогда, за исключением празднеств в ч
есть бога — дарителя вина; к тому же это небезопас
но для человека, серьезно относящегося к браку. Зд
есь и жениху, и невесте подобает быть очень разумн
ыми: ведь это немалая перемена в их жизни. Да и по
томство должно произойти от наиболее разумных ро
дителей; между тем ведь почти неизвестно, в какую
ночь — или день — будет с божьей помощью зачат р
ебенок. Поэтому бракосочетание не должно соверша
ться, когда тело отяжелело от вина. Напротив, ребен
ок должен зародиться, как это и подобает, крепким, с
покойным... А пьяный человек и сам мечется во все с
тороны, и увлекает все за собой; он неистовствует и
телом, и душой; стало быть, тот, кто пьян, не владеет
собой и не годится для произведения потомства. (...)
Поэтому... в течение всей жизни, а всего более тогда
, когда наступает время плодить детей, должно ост
ерегаться и не совершать по доброй воле ничего вре
дного, дерзкого и несправедливого. Ибо все это неиз
гладимо запечатлевается в душе и теле ребенка, и д
ети рождаются плохими во всех отношениях»
(Платон. Законы, VI, 775, а—е).
Трагические последствия пьянства на свадебном
пиру были хорошо известны грекам, в том числе таки
е, о которых рассказывает Плутарх. Однажды на ост
рове Хиос во время свадьбы, когда новобрачную вез
ли к дому ее молодого супруга, царь Гиппокл, друг же
ниха, захмелев и развеселившись, вскочил на свадеб
ную повозку.
Он вовсе не имел намерения обидеть молодую п
ару, а сделал это лишь в шутку. Увы, пьяная шутка о
бошлась ему дорого: друзья жениха набросились на
него и убили.
Торжественно провожаемая в дом мужа, новобра
чная чаще всего ехала в украшенной цветами повозк
е, в сопровождении своего молодого супруга и одног
о из близких родственников — шафера. За их повозк
ой тянулся весь свадебный кортеж. Мать невесты де
ржала в руках горящий факел, зажженный от домашн
его очага. Этим факелом разжигали потом очаг в дом
е молодоженов, перенося тем самым огонь из одной
семьи в другую. Этот символический ритуал должен
был прочно связать взаимными узами обе семьи — с
тарую и молодую, а также снискать дому новобрачны
х покровительство Гестии, богини домашнего очага.
Еще большую торжественность этой процессии прид
авали гименеи — свадебные песни в честь бога брач
ных уз, исполняемые группами молодежи. Кортеж ос
танавливался перед домом новобрачных, и молодой
муж вводил жену в дом, перенося ее через порог на р
уках. Происхождение этого обычая толковалось по-р
азному: одни видели в нем наследие глубокой старин
ы, когда девушек похищали, чтобы жениться на них;
другие — и это кажется более правдоподобным — по
лагают, что обряд перенесения через порог должен б
ыл подчеркнуть значение и особое положение жены
в доме, ее отличие от других женщин, переступавши
х порог этого дома. При входе новобрачных осыпали
финиками, орехами, фигами, мелкими монетами. Это
т обычай, называемый «катахисма», был распростра
нен и при иных семейных торжествах и символизиро
вал пожелания успеха и достатка, а может быть, такж
е он означал своего рода жертвоприношение домаш
ним божествам, дабы заручиться их благожелательн
остью к молодым супругам. Затем факелом разжигал
и очаг, приносили жертвы предкам и совершали совм
естную трапезу хлебом и фруктами. Молодые люди н
ачинали семейную жизнь.
Свадебный поезд
Во время застолья гости подносили новобрачным це
нные подарки, о которых упоминает в своем обширн
ом труде Афиней в начале III в. н. э. (см.: Пир мудрец
ов, IV, 128 Ь). После пира молодую пару провожали в
брачный покой — талам, а знакомая молодежь, стоя
под дверью, громко распевала свадебные гимны — э
питаламы, не лишенные шутливых и подчас нескром
ных намеков. На следующий день пиршество возобн
овлялось, и вновь наступал черед подарков. Подарк
и, подносимые молодоженам в этот, второй день сва
дьбы, назывались анакалиптрами, а сам этот день —
анакалиптерией, ибо новобрачная выходила к гостя
м уже без свадебного покрывала — калиптры.
Как уже говорилось, в классической Греции своб
ода женщин, особенно афинских, подверглась сущес
твенным ограничениям. То, что даже свободнорожде
нная женщина не имела гражданских прав, было в др
евнем обществе повсеместным явлением. Однако и
в частной жизни женщина все больше зависела от м
ужчины, во все большей мере подчинялась его власт
и и опеке. Девушкой, в доме отца, она во всем должн
а была повиноваться воле своего родителя, а в случ
ае его смерти — воле брата или опекуна, назначенно
го ей по завещанию отца или по решению должностн
ых лиц государства. Становясь замужней женщиной,
она и вовсе теряла всякую самостоятельность. Она н
е могла сама принимать решения, касающиеся ее им
ущественных дел, не имела она и такой свободы пер
едвижения, какой располагали женщины более ранн
ей эпохи. Почти все дни афинянки проводили на жен
ской половине дома — в гинекее, занимаясь домашн
им хозяйством, ткачеством и шитьем, а также воспит
анием детей, пока те были совсем маленькие. На ули
цу афинская женщина выходила всегда в сопровожд
ении рабыни, причем скромность заставляла госпож
у прикрывать лицо от взоров встречных мужчин. Афи
няне были убеждены, что женщина должна поступат
ь и вести себя так, чтобы о ней нельзя было сказать
ни хорошего, ни дурного; она просто вообще не долж
на была привлекать к себе чье-либо внимание, а вых
одить на улицу чаще ей удавалось по достижении то
лько такого возраста, когда о ней можно было скорее
спросить: чья это мать, нежели: чья это жена. Лишь у
частие в религиозных обрядах и праздниках позволя
ло афинским женщинам ненадолго покидать гинекей
и присоединяться к ликующей толпе.
Уже сами древние авторы отмечали большие раз
личия в положении женщин в разных греческих поли
сах. Эти различия сказывались даже на внешнем об
лике женщин. Считалось, например (об этом пишет п
севдо-Дикеарх во II-I вв.
до н. э.), что фиванские женщины выделяются среди
других гречанок высоким ростом и особенно привлек
ательной походкой и манерой держаться. Лицо они п
рикрывали белой тканью, так что видны были только
глаза. Заметно отличались фиванки и прическами, и
обувью, и образом жизни. Женщины Беотии, как и жи
тельницы островов Эгейского моря, славились своей
утонченностью, образованностью, склонностью к поэ
зии. В Спарте заботились прежде всего о здоровье и
физической закалке девушек и молодых женщин, да
бы и их дети были здоровее, сильнее, крепче, — в С
парте этому уделяли гораздо больше внимания, чем
в Афинах. Ксенофонт, поклонник спартанской полити
ческой системы, восхищен и тем, как жители Лакеде
мона относятся к женщинам. Другие греки, в первую
очередь афиняне, видят предназначение женщин в т
ом, чтобы в уединении прясть шерсть, — могут ли же
нщины, воспитанные таким образом, произвести на с
вет нечто великое? Спартанцы же, замечает писател
ь, еще со времен Ликурга полагают, что изготовлять
одежду способны и рабы, свободнорожденные же сп
артанки имеют иное предназначение — рожать крепк
их, здоровых и мужественных защитников государст
ва. Поэтому девушки должны были заниматься физи
ческими упражнениями, участвовать в играх и состяз
аниях наравне с юношами и даже вместе с ними. Вед
ь законы Ликурга предусматривали, что настоящие,
полноценные граждане могут родиться лишь в том с
лучае, если и отец, и мать их равно закалены и физи
чески развиты (Ксенофонт. Лакеде- монская полит
ия, I, 3-5).
Подобные различия проявлялись и в отношении
к супружеской верности, к разводам. В Афинах измен
а жены рассматривалась как вполне достаточный по
вод для расторжения брака; впрочем, Платон осужда
л неверность любого из супругов: «... гражданам наш
им не подобает быть хуже птиц и многих других живо
тных, рожденных в больших стадах, которые вплоть
до поры деторождения ведут безбрачную, целомудр
енную и чистую жизнь. Когда же они достигают дол
жного возраста, самцы и самки по склонности соедин
яются между собою попарно и все остальное время в
едут благочестивую и справедливую жизнь, оставаяс
ь верными своему первоначальному выбору. Наши г
раждане должны быть лучше животных. (...)
. . . Закон... с помощью труда будет по возможнос
ти умерять развитие удовольствий, сдерживая их на
плыв и рост и давая потребностям тела противополо
жное направление. Это может удасться, если не буд
ут любовные утехи бесстыдными. Если люди из стыд
ливости будут редко им предаваться, это ослабит вл
асть бесстыдства благодаря редкому обращению к л
юбовным утехам» (Платон. Законы, VIII, 840 d—841
b).
Все это было, однако, только теорией. В действи
тельности афиняне наказывали за измену лишь жен
щин. Жена теряла свое доброе имя, а муж имел прав
о убить ее любовника. Именно такую ситуацию опис
ывает одна из судебных речей знаменитого афинско
го оратора Лисия. Обманутый муж, удостоверившись
в том, что жена ему изменяет, взял с собой надежны
х свидетелей и, войдя в покои своей неверной супруг
и, обнаружил ее с любовником в недвусмысленном п
оложении. Пользуясь подобающим ему старинным а
ттическим правом, он тут же убил виновного. Обвине
нный в убийстве, злосчастный ревнитель супружеско
й чести неоднократно повторял в суде, что действов
ал в полном соответствии с законом. Он подробно ра
ссказывал судьям, как все случилось:
«Когда я женился и привел жену в дом, поначалу
я взял себе за правило не донимать ее чрезмерной с
трогостью, но и не давать ей слишком много воли —
словом, присматривал за ней, как положено. А когда
родился ребенок, я целиком ей доверился, считая, чт
о ребенок — самый прочный залог супружеской верн
ости. Так вот, афиняне, первое время не было жены
лучше ее: она была превосходной хозяйкой, рачител
ьной, бережливой, старательной. А все мои беды на
чались со смертью моей матери. Во время похорон м
оя жена сопровождала тело покойной, и тут ее увиде
л этот человек. А спустя некоторое время он и собла
знил ее: выследив служанку, ходившую на рынок за п
окупками, через нее он стал делать жене предложен
ия и в конце концов погубил ее.
(... )
. . . Всех, кого мог, я собрал и повел за собой. В л
авочке близ моего дома мы запаслись факелами и в
ошли в дом всей толпой, благо наружная дверь была
заранее отперта служанкой. Вышибив дверь, ведущу
ю в спальню, мы застигли его прямо на ложе с моей
женой... Ударом кулака я, судьи, сбил его с ног, скрут
ил и связал ему руки за спиной и стал допрашивать,
как посмел он забраться ко мне в дом. Отрицать сво
ю вину он даже не пытался, а только слезно умолял н
е убивать его, предлагая откупиться деньгами. На эт
о я отвечал: "Не я тебя убью, но закон, который ты пр
еступил, поставив его ниже своих удовольствий. Ты
сам предпочел совершить тяжкое преступление прот
ив моей жены, моих детей и меня самого, вместо тог
о, чтобы соблюдать законы и быть честным граждан
ином".
Итак, судьи, он претерпел именно то, что велит д
елать с такими преступниками закон. (...) Я . . . покар
ал его той карой, которую установили вы сами и кото
рую вы сочли справедливой для такого рода преступ
ников... Сам ареопаг, который исстари вершил суд по
делам об убийстве и которому и в наши дни предост
авлено это право, постановил в совершенно ясных и
определенных выражениях, что неповинен в убийств
е тот, кто покарает смертью прелюбодея, если засти
гнет его вместе со своей женой. (...)
Я думаю, что для того государства и устанавлива
ют законы, чтобы к ним обращаться в спорных случа
ях и выяснять, как следует поступить. Так вот, в мое
м случае закон велит потерпевшему наказывать вин
овных именно так. Надеюсь, что вы согласитесь со м
ной, иначе прелюбодеям вы обеспечите такую безна
казанность, что даже воры начнут себя выдавать за
распутников, зная, что их не тронут, если они скажут,
будто проникли в чужой дом для встречи с любовниц
ей: все будут знать, что с законами о распутстве мож
но не считаться... (...)
Я считаю, судьи, что покарал его не только за себ
я, но и за государство. Если вы согласитесь со мной,
подобные люди поостерегутся вредить своему ближ
нему, видя, какая награда их ждет за такого рода под
виги. А если вы не согласны со мной, то отмените су
ществующие законы и введите новые, которыми буд
ут карать тех, кто держит жен в строгости, а соблазни
телей оправдывать. Так, по крайней мере, будет чес
тнее, чем теперь, когда законы ставят гражданам ло
вушку, глася, что поймавший прелюбодея может сде
лать с ним что угодно, а суд потом грозит приговоро
м скорее потерпевшему, чем тому, кто попирая закон
ы, позорит чужих жен» (Лисий. Оправдательная реч
ь по делу об убийстве Эратосфена, 6-8, 24-27, 29-30,
35-36, 47-49).
Исходя из общего принципа, что целью брака явл
яется рождение детей, обеспечение государства нов
ыми гражданами, греческие мыслители считали необ
ходимым принудительно расторгать бездетные брак
и. Переводя эту идею на язык законов, Платон выска
зывается об этом весьма категорично: «Срок для ро
ждения детей... пусть будет десятилетний, не более
... Если же в продолжение этого времени у некоторы
х супругов не будет потомства, то они — ко взаимной
пользе — расходятся, посоветовавшись сообща с ро
дными. .. » (Платон. Законы, VI, 784 Ь).
В Спарте законодатель Ликург предусмотрел ино
е решение в тех ситуациях, когда муж был значитель
но старше жены и детей у них не было. В этом случа
е, заботясь об умножении числа граждан в своем оте
честве, старый муж должен был выбрать порядочног
о, крепкого и красивого юношу и ввести его в свой до
м, к своей жене, а родившегося у них ребенка призна
ть своим. И наоборот — если кому-нибудь приходила
сь по сердцу чужая жена, плодовитая, способная род
ить много детей, то он мог, договорившись предвар
ительно с ее мужем, войти к ней и жить с ней, как со
своей (Ксенофонт. Лакедемонская полития, I, 9—
10; Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Ликур
г, XV).
Конфликты между супругами имели разные прич
ины, иногда развода добивался муж, а иногда — и ж
ена. По мере того как женщины вновь обретали боль
шую свободу распоряжаться домашним имуществом
, а также другие права в семейной жизни, конфликты
между супругами становились все острее.
Если к расторжению брака стремилась жена, она
в письме на имя архонта излагала причины, по котор
ым она хотела развестись с мужем. В том случае, ког
да муж не возражал против развода, жена могла оста
вить своего супруга без всякого судебного разбирате
льства и иных правовых формальностей. Если же пр
и разводе возникали какие-либо имущественные спо
ры (например, о возвращении приданого, разделе ли
чной собственности и т. п.), дело, естественно, услож
нялось. При несогласии мужа на расторжение брачн
ых уз жена обращалась к архонту и дело передавало
сь в суд. Исход тяжбы зависел в немалой степени от
того, насколько брачный договор предусматривал об
стоятельства и последствия возможного развода и ка
к он определял взаимные обязательства супругов в э
том случае.
Если инициатива развода принадлежала мужу, с
обытия развивались быстрее и проще: муж отсылал
свою жену вместе с приданым к ее отцу или опекуну,
не приводя даже никаких мотивов. Этот акт расторже
ния брака так и назывался: «отсылание».
Играющий мальчик
Папирусные документы эпохи эллинизма дают нема
ло примеров семейных конфликтов, приводивших к р
азрыву супружеских отношений. Вот перед нами жал
оба некоего ткача Трифона, поданная местному стра
тегу Александру. В ней говорится: «Деметра, дочь Ге
раклида, была моей женой, и я обеспечивал ее всем,
что подобало, как только мог. Она же не пожелала да
льше жить со мной и в конце концов ушла, забрав с с
обою мои вещи, список которых я здесь прилагаю. П
оэтому прошу: прикажи привести ее к себе, дабы ее
постигло то, чего она заслужила, и дабы принудить е
е вернуть мои вещи».
Иногда супруги расставались мирно, по взаимно
му согласию, как свидетельствует следующий догово
р между бывшими мужем и женой. Некий могильщик
Сулид и его жена Сенпсаида объявляли о расторжен
ии их брака и об отказе в будущем от каких-либо иму
щественных претензий друг к другу. Мужчина сохран
ял свадебные подарки, сделанные им когда-то своей
невесте, а женщина забирала назад свое приданое,
а также имущество, нажитое ею и составлявшее ее л
ичную собственность. С этого момента их развод счи
тался полным и окончательным, и каждый из них мог
, если пожелает, вступить в новый брак по своему ус
мотрению.
Поскольку рождение детей было, как уже не раз г
оворилось, главной целью супружеского союза, греч
еские законодатели и философы обращали особое в
нимание на создание благоприятных условий для бу
дущих матерей. «Новобрачные должны подумать о т
ом, чтобы дать государству по мере сил самых прекр
асных и наилучших детей. (...) Пусть же молодой суп
руг обратит внимание на свою жену и на деторожден
ие. То же самое пусть делает и молодая супруга, в ос
обенности в тот промежуток времени, когда дети у ни
х еще не родились» (Платон. Законы, VI, 783 е). Са
мая необходимая обстановка для успешного развити
я плода — спокойствие. Платон продолжает: «... все
беременные женщины... должны во время беременн
ости особенно заботиться о том, чтобы не испытыват
ь множества неистовых наслаждений, а равно и стра
даний; желательно, чтобы этот промежуток времени
они прожили в радостном, безмятежном и кротком на
строении» (Там же, VII, 792 е).
Это попечение о здоровье ребенка не шло даль
ше определенной психологической подготовки. Ни п
еред родами, ни во время родов женщины не находи
лись под наблюдением врача. Греки считали вполне
достаточным присутствие повивальной бабки или да
же просто опытной в таких делах рабыни. В особенн
о тяжелые минуты родов все надежды возлагались н
а богиню Эй- летию, покровительницу рожениц, отож
дествляемую с Артемидой. К ней и обращали люди с
вои мольбы, прося ее отложить свой священный лук
и явиться на помощь страдающей женщине, облегчи
ть ее муки. Мольбы эти помогали, конечно, не всегда
: при тех примитивных средствах, какие применяли д
ревние акушерки, роды зачастую заканчивались траг
ически. Погибала мать, или дитя, или оба одновреме
нно. Тогда и появлялись горькие надгробные надпис
и, вроде той, которую составил Гераклит Галикарнас
ский: «Вот — свежая могила. Еще не увяли листья ве
нков на надгробной плите. Прочти надпись, о путник!
Посмотри, чьи бедные кости прикрыл этот камень. "П
рохожий, я — Артемиада. Книд — мое отечество, Ме
ня взял в жены Эвфрон, и пришло время родов. Двум
я детьми я была беременна; одно оставила отцу — б
удет ему опорой в старости; другое взяла с собой —
на память о любимом муже"».
Авл Геллий (Аттические ночи, X, 2) передает рас
сказ Аристотеля о том, как некая женщина в Египте р
одила пятерых близнецов. При этом греческий фило
соф, по словам Геллия, утверждал, что не слышал, б
удто когда-нибудь женщине удавалось произвести н
а свет одновременно больше пяти детей, да и это сл
учалось очень редко. (В самом Риме, как сообщает А
вл Геллий, только однажды родилось пятеро близне
цов, однако мать не перенесла родов.) Можно лишь
предполагать, что особенно сложные и тяжелые род
ы доставляли слишком много хлопот неопытным и не
готовым к такого рода ситуациям случайным повитух
ам, так что новорожденные выживали далеко не всег
да.
Появление на свет ребенка было для семьи собы
тием торжественным, независимо даже от того, как о
тнесся к ребенку отец. Когда рождался мальчик, две
ри дома украшали оливковыми ветвями, а когда дево
чка — шерстяными нитями. Младенца купали в воде,
в которую в Афинах вливали оливковое масло, а в С
парте — вино. Затем его заворачивали в пеленки и у
кладывали в колыбель, сплетенную из ивовых пруть
ев. Если отец решал признать ребенка и принять его
в семью, то на пятый или на седьмой день после род
ов устраивали семейный праздник под названием «а
мфидромия» (обход кругом): отец поднимал ребенка
с земли в знак признания и быстро обносил его вокру
г домашнего очага. В это же время рассыпали зерна
пшеницы, ячменя, а также горох и соль, чтобы сниск
ать благоволение духов-покровителей и тем самым о
беречь младенца от всех злых сил. Теперь его как но
вого члена семьи поручали опеке домашних богов.
Если же отец не признавал ребенка, его просто в
ыкидывали прочь из дому, что было равносильно см
ертному приговору. Однако случалось и так, что ктонибудь находил брошенного младенца, начинал о не
м заботиться, воспитывать его. Некоторые ученые ос
паривают существование у отцов такого права броса
ть своих же детей и тем обрекать их на смерть, и все
же греки нередко стремились избавиться от ребенка,
главным образом по соображениям экономическим.
Каким бы бесчеловечным ни казался этот обычай, м
ы вынуждены принять факт детоубийства в Древней
Греции как достоверный и вполне доказанный. Не вы
зывает сомнений, что в греческих государствах, пре
жде всего в Спарте, младенцев, родившихся слабым
и или увечными, лишали жизни, опасаясь, что в даль
нейшем они станут для государства не опорой, а тяж
елым бременем. В Спарте участь ребенка определя
л не отец, как в Афинах и некоторых других полисах,
а старейшины города. Сразу же после его появления
на свет младенца представляли старейшинам, котор
ые и решали, достаточно ли он здоров и крепок, чтоб
ы его можно было воспитывать и готовить к гражданс
кой жизни, или предпочтительнее сразу же его умерт
вить.
Вместе с тем зачастую греки стремились избавит
ься и от вполне здоровых детей, в особенности дево
чек. Это можно объяснить экономическими условиям
и, порождавшими тенденцию к саморегуляции числе
нности населения. Общество само при помощи таких
жестоких обычаев контролировало и регулировало д
емографические процессы. Число детей в семье огр
аничивалось обычно двумя, редко тремя, семьи же, г
де было две дочери, считались скорее исключениям
и. Причины этого понятны: женщины не могли выпол
нять те задачи, которые ожидали подрастающее пок
оление граждан греческих полисов. Женщины не охр
аняли границ государства, не исполняли сакральных
функций, поддерживая культ предков, не представля
ли ценности как рабочая сила в хозяйстве. Аристоте
ль пишет: «... должно поставить предел скорее для д
еторождения, нежели для собственности, так чтобы
не рождалось детей сверх какого-либо определенног
о числа. Это число можно было бы определить, счит
аясь со всякого рода случайностями, например с тем
, что некоторые из новорожденных умрут или некото
рые браки окажутся бездетными. Если же оставить э
тот вопрос без внимания, что и бывает в большей ча
сти государств, то это неизбежно поведет к обеднени
ю граждан, а бедность — источник возмущений и пре
ступлений» (Аристотель. Политика, II, 3, 7, 1265 Ь).
Из этих рассуждений Аристотеля явствует, что речь
шла именно об имущественных вопросах: с увеличен
ием числа детей пришлось бы еще больше дробить с
емейную собственность, граждане разорялись бы, а
с ними и государство.
В IV в. до н. э. проблема перенаселения уже всер
ьез тревожила эллинов. Примерно на рубеже IV-III вв
. до н. э. греки, как сообщает Поли- бий, решили впре
дь ограничиваться воспитанием одного, самое боль
шее — двоих детей. Сам Полибий резко выступает п
ротив практики ограничения рождаемости и видит го
раздо большую опасность в том, что страна со време
нем может совсем обезлюдеть. «... Всю Элладу, — п
ишет он, — постигло в наше время бесплодие женщи
н и вообще убыль населения, так что города обезлю
дели, пошли неурожаи, хотя мы и не имели ни войн н
епрерывных, ни ужасов чумы... Если бы кто посовето
вал нам обратиться к богам с вопросом, какие речи и
ли действия могут сделать город наш многолюднее и
счастливее, то разве подобный советчик не показалс
я бы нам глупцом, ибо ведь причина бедствия очеви
дна, и устранение ее в нашей власти. Дело в том, чт
о люди испортились, стали тщеславны, любостяжате
льны и изнежены, не хотят заключать браки, а если и
женятся, то не хотят вскармливать прижитых дет е й
. . . » (Полибий. Всеобщая история, XXXVII,
9).
На основе письменных источников подсчитано, ч
то в IV в. до н. э. в 61 афинской семье было 87 сынов
ей и 44 дочери. В 228-220 гг. до н. э. в 79 греческих с
емьях, переселившихся в Милет в Малой Азии и полу
чивших там права гражданства, было 118 сыновей и
28 дочерей, а среди семей в самом Милете в 32 был
о по одному ребенку, в 31 семье — по два. Греки заб
отились о том, чтобы в семье оставалось по возможн
ости два сына — на случай смерти одного из них. О т
ом, как беспощадны были древние к дочерям, свидет
ельствует письмо некоего грека Гилариона из Алекса
ндрии, куда он отправился искать работу, к его жене
Алиде (I в. до н. э.). Проявляя трогательное беспокой
ство о маленьком сыне Апол- линке, отец наказывает
жене, ожидавшей в это время второго ребенка: «Есл
и счастливо родишь и это будет мальчик — оставь ег
о в живых, а если девочка — брось ее».
Ни религия, ни мораль, ни право не осуждали это
й жестокой практики детоубийств. Люди, находившие
брошенных младенцев и спасавшие им жизнь, также
делали это не из сострадания, а из корыстного расче
та: они воспитывали себе верного раба или рабыню,
за которых в будущем можно было получить немалы
е деньги. Девочки чаще всего попадали таким путем
в руки сводников и притонодержателей.
Греческие города-государства не боялись сниже
ния численности населения даже в периоды крупных
войн, ибо всегда имели возможность пополнить ряд
ы своих граждан за счет выходцев из других, перена
селенных полисов. В связи с этим мы можем встрети
ть в источниках частые упоминания о предоставлени
и прав гражданства иноземцам. Только царь Филипп
V Македонский после битвы при Киноскефалах в Фес
салии в 197 г. до н. э., опасаясь уменьшения своих в
оенных сил в будущем, выступил против обычая бро
сать или убивать детей и всемерно поддерживал мн
огодетные семьи.
Правовое положение подкидышей было в разных
полисах весьма различным. На острове Лесбос брош
енное и найденное чужим человеком дитя рассматри
валось как свободнорожденное, так, как если бы муж
чина, нашедший его, по обычаю «поднял» его с земл
и и тем самым признал своим и принял в семью. В А
финах человек, обнаруживший и выходивший подкид
ыша, был вправе обращаться с ним в дальнейшем и
как со свободным, и как с рабом. При этом отец, неко
гда выбросивший ребенка, формально продолжал со
хранять над ним отцовскую власть, а над сыном или
дочерью раба — свои права господина и собственник
а. И в том, и в другом случае он мог со временем, вн
овь найдя брошенного ребенка, предъявить на него н
еоспоримые притязания и требовать его возвращени
я. В Спарте правовое положение брошенных детей в
ообще никак не определялось, ведь там заботились
о воспитании только сильных, здоровых граждан, а п
отомство физически слабое было обречено на смерт
ь. Здесь закон прямо принуждал родителей публично
умертвлять «неудачного» ребенка. Здоровых же дет
ей спартанцы не убивали и не бросали.
Если же отец признавал свое дитя и принимал ег
о в семью — выражением чего и был торжественный
обряд амфидромии, — то на десятый день жизни мл
аденца ему наконец давали имя. Имена выбирали не
из какого-нибудь установленного перечня распростр
аненных, общепринятых имен, а по собственной при
хоти, зачастую придумывая новые, подходящие к об
стоятельствам, или же называли мальчика именем д
еда, а девочку — именем бабки. Обряд имянаречени
я также был событием торжественным, предусматри
вавшим приглашение многочисленных гостей; те вру
чали родителям подарки, поздравляя их с этим важн
ым семейным праздником. Спустя год отец представ
лял сына своей фратрии (на филы и фратрии подраз
делялись тогда жители Афин), что было равносильн
о включению его в число полноправных граждан.
Ребенок — как мальчик, так и девочка — находил
ся под опекой матери или няньки, в которой позднее
юная девушка находила поверенную своих сердечны
х тайн и верную помощницу во всем, а со временем,
выйдя замуж, забирала ее с собой в свой новый дом.
Мальчики в возрасте семи лет переходили под опеку
отца.
Не всегда матери сами выкармливали младенце
в, часто они отдавали их кормилицам. В кормилицы,
мамки поступали обычно обедневшие женщины из ч
исла свободных или рабыни. В афинских семьях в ко
рмилицы охотнее всего брали спартанок: те славили
сь и отменным здоровьем, и искусными, хотя и суров
ыми методами воспитания. Детей выкармливали мол
оком, медом, а когда малышу уже можно было дават
ь более твердую пищу, поступали так: кормилица ил
и нянька брала в рот кусок и, разжевав его, кормила
этой размельченной массой ребенка. Современная г
игиена бесспорно выдвинула бы немало возражений
против такой практики, но в древности она была весь
ма распространена.
Напротив, применявшийся в Элладе способ, как
успокаивать и убаюкивать младенца, хорошо известе
н и признан правильным и в наши дни. Ребенка брал
и на руки и носили, укачивая: «И для тела, и для душ
и младенцев возьмем за первоначало кормление гру
дью и движения, совершаемые по возможности в теч
ение всей ночи и дня. Это полезно всем детям, а всег
о более самым младшим, — так, чтобы они постоянн
о жили, если это возможно, словно на море. Всячески
надо стремиться именно так поступать с новорожден
ными. (...) В самом деле, когда матери хотят, чтобы д
итя уснуло, а ему не спится, они применяют вовсе не
покой, а, напротив, движение, все время укачивая ди
тя на руках. Они прибегают не к молчанию, а к какому
-нибудь напеву, словно наигрывая детям на флейте»
(Платон. Законы, VII, 790 с-е).
Греки хорошо понимали, как важно, хотя и нелегк
о было в воспитании маленьких детей сохранять мер
у, не прибегая к слишком суровым методам, но и не д
опуская, чтобы ребенок рос избалованным и изнежен
ным. «Изнеженность делает характер детей тяжелым
, вспыльчивым и очень впечатлительным к мелочам;
наоборот, чрезмерно грубое порабощение детей дел
ает их приниженными, неблагородными, ненавидящи
ми людей, так что в конце концов они становятся неп
ригодными для совместной жизни» (Там же, VII, 791
d). К суровым методам воздействия, применявшимся
матерями или няньками, относилось и запугивание р
ебенка фантастическими чудищами, готовыми вот-во
т наброситься на непослушного маленького мальчик
а или девочку. В Греции таким страшилищем выступ
ал «мормо» — упырь, вурдалак.
Мало-помалу кругозор ребенка становился шире,
мир его представлений — богаче, и тогда в этот детс
кий мир начинали входить сказки, игрушки, разные иг
ры и развлечения. Малыши забавлялись погремушка
ми и игрушками из терракоты, дерева или металла.
Среди них были всякого рода зверюшки, кубики, вол
чки, приводимые в движение нажимом на рукоятку, к
уклы — также из терракоты или более дорогие: из сл
оновой кости; многие куклы могли даже двигать ручк
ами и ножками. Была и миниатюрная кукольная мебе
ль, колясочки. Так, в храме Геры в Олимпии была на
йдена кроватка для куклы, украшенная слоновой кос
тью.
В письменных памятниках мы то и дело находим
упоминания о подвижных фигурках, марионетках и и
ных движущихся игрушках, управляемых незаметно
при помощи ниточек или цепочек. Например, Аристо
тель сравнивает движение животных с движениями
марионеток, когда невидимые нити то натянуты, то о
слаблены, или же с ходом детской коляски, при котор
ой меньшее по размеру колесо является ведущим (с
м.: Аристотель. О движении животных, VII, 701b).
Дети постарше, преисполненные фантазии и бог
атых творческих замыслов, сами лепили себе игрушк
и из глины, воска или даже из хлебного мякиша. Они,
кроме того, строили песочные дворцы, скакали на па
лочках, запрягали в коляски или маленькие повозки с
обак или коз, играли в жмурки (эта игра называлась у
них почему-то «бронзовая муха»). Знали маленькие
эллины и качели, и обручи, и воздушных змеев. Подр
ажая старшим, они устраивали в своем кругу состяза
ния по бегу и прыжкам, и, наконец, ничем не заменим
ой во все времена оставалась для мальчишек игра в
мяч. В играх дети придумывали награды и наказания
. Так, играя в мяч (эта игра называлась «басилинда
»), дети присваивали выигравшему титул царя — «ба
силевс», проигравший же получал прозвище «осел».
Мальчик, проигравший в беге, должен был какое-то в
ремя носить на закорках своего более удачливого с
оперника, а тот, чтобы усложнить игру, закрывал при
этом проигравшему рукой глаза. Эта забава известн
а под названием «эфедрисм» (от «эфед- ридзо» — е
хать у кого-нибудь на спине). В игре, называвшейся «
хитринда», один из участников сидел на земле и дол
жен был схватить кого-либо из своих товарищей, кот
орые в это время приставали к нему и всячески его з
адевали; при этом мальчику, сидевшему в центре, не
позволялось ни на минуту отрываться от земли или с
ходить со своего места.
Еще в III в. до н. э. Хрисипп, философ-стоик, указ
ывал, что кормилицы и няньки обязаны опекать ребе
нка в течение трех лет, но уже и в этот период следу
ет формировать его характер, прививать ему хороши
е привычки и наклонности (Квинтилиан. Воспитани
е оратора, I, 1, 3).
Но еще задолго до Хрисиппа греки не только пол
ностью отдавали себе отчет в том, что «ребенка гора
здо труднее взять в руки, чем любое другое живое су
щество» (Платон. Законы, VII, 808 d), но и старалис
ь подойти к нему с пониманием его нужд и потребнос
тей. «... По своему душевному складу трехлетние, че
тырехлетние, пятилетние и даже шестилетние дети н
уждаются в забавах. Но надо избегать изнеженности
, надо наказывать детей, однако так, чтобы не задеть
их самолюбия...» (Там же, VII, 793 е). В идеальном го
сударстве, созданном по проекту великого философ
а, должна была существовать особая система дошко
льного воспитания, которую он описывает так:
«Все дети... от трех до шести лет пусть собирают
ся в святилищах в местах поселения, так чтобы дети
всех жителей были там вместе. Кормилицы должны с
мотреть, чтобы дети этого возраста были скромными
и нераспущенными. Над самими же кормилицами и н
ад всей этой детской стайкой будут поставлены двен
адцать женщин — по одной на каждую стайку, чтобы
следить за ее порядком... После того как дети достиг
нут шестилетнего возраста, они разделяются по пол
у. Мальчики проводят время с мальчиками, точно так
же и девочки с девочками. Но и те, и другие должны
обратиться к учению» (Там же, VII, 794 а-с).
В РИМСКОЙ СЕМЬЕ
Поначалу особенно следует молод
оженам остерегаться разногласий
и стычек, глядя на то, как даже скл
еенные горшки сперва легко рассы
паются от малейшего толчка, зато
со временем, когда места скрепле
ний станут прочными, ни огонь, ни
железо их не возьмут. (...) Слово «
мое» и «не мое» необходимо искл
ючить из семейной жизни. Как уши
бы левой стороны, по словам врач
ей, отдаются болью справа, так и ж
ене следует болеть за дела мужа,
а мужу — за дела жены... (...) Жене
следует полагаться на то, чем по-н
астоящему можно привязать к себ
е мужа...
Плутарх. Наставления с
упругам, 3; 20; 22
Уже в древнейшие времена семья была в Риме проч
ной и сплоченной ячейкой общества, в которой безр
аздельно властвовал отец семейства — «патер фам
илиас». Понятие семьи («фамилии») в римских прав
овых памятниках было иным, чем сегодня: в состав е
е входили не только отец, мать, незамужние дочери,
но и замужние, не переданные формально под власт
ь мужа, наконец, сыновья, их жены и дети. Фамилия
включала в себя и рабов и все домашнее имущество
. В состав семьи, под власть отца попадали или путе
м рождения от законного брака и ритуального «прин
ятия» ребенка в семью, или путем особого юридичес
кого акта, называвшегося «адопцио» (усыновление),
причем усыновленный сохранял независимость в то
м, что касалось его правового статуса, или же, након
ец, путем акта «аррогацио» — особая форма усынов
ления, при которой новый член семьи полностью пер
еходил под власть отца семейства. Власть отца расп
ространялась на всех членов фамилии.
Римская супружеская чета
В ранние времена отец обладал в отношении своих д
етей «правом жизни и смерти»: он определял судьбу
всех, кто от него зависел; он мог собственного ребен
ка, рожденного им в законном супружестве, или приз
нать своим и принять в семью, или же — как в Афина
х — приказать умертвить его либо бросить без всяко
й помощи. Как и в Греции, брошенное дитя обычно п
огибало, если никто не находил его и не брал на восп
итание. Со временем нравы в Риме смягчились, одна
ко «право жизни и смерти» продолжало существоват
ь вплоть до IV в. н. э. Но и после этого власть отца ос
тавалась совершенно неограниченной там, где речь
шла об имущественных отношениях. Даже достигнув
совершеннолетия и женившись, сын не имел права в
ладеть какой-либо недвижимой собственностью при
жизни своего отца. Лишь после его смерти сын в сил
у завещания получал все его имущество по наследст
ву. Правда, римские законы предусматривали одну в
озможность освободиться от власти отца еще при ег
о жизни — посредством особого акта, называющегос
я «эманципацио». Вместе с тем совершение такого а
кта влекло за собой важные юридические последстви
я, связанные с лишением «освободившегося» сына в
сяких прав на то, чем владела его семья. И все же об
ычай эман- ципации, достаточно распространенный
в Риме, был наглядным выражением ослабления и д
аже разложения исконных семейных уз, столь чтимы
х и незыблемых в первые столетия истории Вечного
города. К эманципации побуждали самые разные обс
тоятельства: иногда сыновья стремились скорее обр
ести самостоятельность, иногда же отец сам «освобо
ждал» одного или нескольких сыновей, дабы семейн
ое имущество оставалось в руках только одного насл
едника. Зачастую это могло быть и формой наказани
я в отношении непокорного или почему-либо неугодн
ого сына, ибо «освобождение» было до некоторой ст
епени равносильно лишению наследства.
Девушки, выходя замуж, из-под власти отца пост
упали под власть тестя, если, конечно, заключение б
рака сопровождалось соответствующим юридически
м актом «конвенцио ин ма- нум». Что же касается ра
бов, то над ними отец семейства имел полную и ниче
м не ограниченную власть: он мог обращаться с ним
и, как со всяким имуществом, мог убить раба, продат
ь или уступить, но мог и даровать ему свободу путем
формального акта «манумиссио».
Мать семейства ведала всем домашним хозяйст
вом и занималась воспитанием детей, пока они были
маленькими. В I в. н. э. в своем труде о сельском хоз
яйстве Луций Юний Колумелла писал, что в Риме, ка
к и в Греции, с древнейших времен сохранялся обыч
ай: управление всем домом и ведение домашних дел
составляло сферу деятельности матери, дабы отцы,
оставив за собой хлопоты, связанные с делами госуд
арственными, могли отдыхать у домашнего очага. Ко
лу- мелла добавляет, что женщины прилагали немал
ые старания, дабы хорошо налаженный домашний б
ыт их мужей придавал еще больше блеска их госуда
рственной деятельности. Он подчеркивает также, чт
о именно имущественные интересы считались тогда
основой супружеской общности.
Вместе с тем следует помнить, что ни в Греции, н
и в Риме женщина не имела гражданских прав и был
а формально отстранена от участия в государственн
ых делах: ей не полагалось присутствовать на собра
ниях народа — комициях. Римляне полагали, будто с
ами природные свойства женщин, такие, как стыдлив
ость, слабость, нестойкость и незнание дел, обсужда
емых публично, не позволяют их женам, сестрам и м
атерям заниматься политикой. Однако в сфере частн
ой, семейной жизни римлянка пользовалась гораздо
большей свободой, чем женщина классической Грец
ии. Она не была обречена на затворничество в отвед
енной исключительно для нее половине дома, а пров
одила время в общих комнатах. Когда же люди входи
ли в переднюю часть дома — в атрий, она встречала
их там как полновластная хозяйка и мать семейства.
Кроме того, она свободно появлялась в обществе, ез
дила в гости, бывала на торжественных приемах, о ч
ем греческие женщины не смели и подумать. Зависи
мость женщины от отца или мужа ограничивалась, в
сущности, сферой имущественных отношений: ни вл
адеть недвижимостью, ни распоряжаться ею женщин
а не могла.
Однако со временем и здесь обычаи стали менее
суровы. Женщины получили право выбирать себ
е опекуна в делах, связанных с имуществом, и да
же самостоятельно распоряжаться своим придан
ым при помощи опытного и верного раба. И все ж
е никакая женщина в Риме, хотя бы она и освобо
дилась от опеки мужа и обрела независимость в т
ом, что касалось ее правового положения, не мог
ла иметь кого-либо «под своей властью» — это о
ставалось привилегией мужчин. Все большая нез
ависимость женщин и в материальном отношени
и, возможность иметь своего поверенного в имущ
ественных делах заметно усиливали позиции жен
ы в семье, авторитет же отца и мужа соответстве
нно ослабевал. Эти перемены не остались незам
еченными античной комедией, где отныне жалоб
ы мужа, который «за приданое продал свою власт
ь», становятся часто повторяющимся мотивом (н
апример, у Плавта). Зато в отношении свободы л
ичной жизни право и мораль в Риме по-прежнему
были значительно более строги к женщине, чем к
мужчине, и это также нашло свое выражение в ко
медии. Так, у Плавта рабыня, сочувствующая сво
ей госпоже,
которой муж изменяет, говорит:
Под тягостным живут законом женщины,
И к ним несправедливей, чем к мужчинам, он.
Привел ли муж любовницу, без ведома
Жены, жена узнала — все сойдет ему!
Жена тайком от мужа выйдет из дому —
Для мужа это повод, чтоб расторгнуть брак.
Жене хорошей муж один достаточен
И муж доволен должен быть одной женой.
А будь мужьям такое ж наказание
За то, что в дом привел к себе любовницу,
(Как выгоняют женщин провинившихся),
Мужчин, не женщин вдовых больше было бы!
Плавт. Купец, 817-829
И это не было лишь выдумкой насмешливого ком
едиографа. Некоторые римляне действительно не ж
елали, чтобы их жены выходили из дому без их ведо
ма. Публий Семпроний Соф, консул в 304 г. до н. э.,
даже разошелся со своей женой, узнав, что она отпр
авилась в театр без его позволения.
Мужа для дочери выбирал отец — обычно по сог
лашению с отцом будущего зятя. Теоретически возр
астной барьер для вступления в брак был очень низк
им: жениху должно было исполниться четырнадцать
лет, невесте — двенадцать. Практически же нижняя
граница брачного возраста обычно несколько отодви
галась и молодые люди обзаводились семьей позже,
так как их еще ждали учение и военная служба. Зато
девушки выходили замуж очень рано, как об этом св
идетельствует одно из писем Плиния Младшего, в ко
тором, оплакивая умершую дочь своего друга Фунда
на, он отмечает: «Ей не исполнилось еще и 14 лет. . .
Она была просватана за редкого юношу, уже был наз
начен день свадьбы, мы были приглашены». Безуте
шный отец был вынужден истратить на ладан, мази и
благовония для усопшей все деньги, выделенные им
на одежды, жемчуга и драгоценности для невесты (П
исьма Плиния Младшего, V, 16, 2, 6-7).
До 445 г. до н. э. законный брак мог быть, по тогд
ашним представлениям, заключен только между дет
ьми из семей патрициев. В 445 г. до н. э. трибун Кану
лей внес предложение, чтобы отныне можно было за
ключать браки по закону также между детьми патриц
иев и плебеев. Кану- лей подчеркивал, что существо
вавшие ограничения были несправедливы и обидны
для римского народа:
«Или может быть еще какое-нибудь большее или
более чувствительное унижение, — говорил народн
ый трибун, — чем считать недостойною брака часть
сообщества граждан, точно она несет с собой заразу
? Не значит ли это терпеть изгнание, оставаясь жить
за одними и теми же стенами, не значит ли это терпе
ть ссылку? Они (патриции. — Прим. пер.) боятся ро
дства с нами, боятся сближения, опасаются смешени
я крови! (. . . )
Разве вы не могли сохранить свою знатность в чисто
те при помощи мер частных, т. е. не женясь на дочер
ях плебеев и не позволяя своим дочерям и сестрам в
ыходить замуж не за патрициев? Ни один плебей не
причинил бы насилия девушке- патрицианке: эта пос
тыдная прихоть свойственна самим патрициям. Никт
о и никого не принудил бы заключить брачный догов
ор против его воли. Но запрещать по закону и делать
невозможными брачные узы между патрициями и пл
ебеями — вот что собственно оскорбляет плебеев. В
едь почему же вы не условливаетесь насчет того, чт
обы браки не заключались между богатыми и бедными? То, что всегда и везде было делом личных сообр
ажений — выход замуж той или иной женщины в под
ходящую для нее семью и женитьба мужчины на дев
ушке из семейства, с которым он вступил в соглашен
ие, — эту-то свободу выбора вы связываете оковами
в высшей степени деспотического закона, которым в
ы хотите разъединить сообщество граждан, сделать
из одного государства два. (. . . ) В том, что мы ищем
брака с вами, нет ничего, кроме желания считаться л
юдьми, считаться гражданами... » (Ливий. От основа
ния города, IV, 4, 6).
Римское право признавало две формы заключен
ия брачного союза. В соответствии с одной из них мо
лодая женщина переходила из-под власти отца или з
аменявшего его опекуна под власть мужа, и ее, по об
ычаю «конвенцио ин манум», принимали в семью ее
супруга. В ином случае брак заключался без переход
а жены под власть мужа — «сине конвенционе ин ма
нум»: став уже замужней женщиной, она по-прежнем
у оставалась под властью своего отца, сохраняла св
язь со своей семьей и право на наследство. Основой
такого супружеского союза было просто обоюдное с
огласие на совместное проживание в качестве мужа
и жены. Расторжение такого союза не требовало осо
бых юридических процедур, какие были необходимы
в том случае, когда разводились супруги, вступивши
е в свое время в брак на основе перехода жены под
власть своего мужа.
Существовали, кроме того, три различные право
вые, точнее религиозно-правовые, формы, в которых
мог быть совершен обряд бракосочетания с переход
ом жены «ин манум» мужа:
1. «Коемпцио» (буквально: купля): девушка пере
ходила из-под власти отца под власть мужа путем св
оего рода символической «продажи» невесты ее буд
ущему супругу. Этот своеобразный обряд был обста
влен всеми атрибутами обычной торговой сделки: тр
ебовалось присутствие пяти свидетелей — соверше
ннолетних и полноправных граждан — и должностно
го лица, которое, как и при заключении иных договор
ов и торговых соглашений, должно было держать в р
уках весы (Гай. Институции, I, 108). Девушке, однако
, полагалось выразить свое согласие на то, чтобы ее
«продали», иначе соглашение не имело силы. С тече
нием времени эта форма заключения брака применя
лась все реже, последние сведения о ней относятся
к эпохе Тиберия.
2.
«Узус»
(буквально:
использование): обычно-правовой основой брака, за
ключенного з такой форме и с переходом женщины п
од власть мужа, было совместное проживание ее со
своим супругом в его доме в течение целого года, пр
ичем важно было, чтобы она ни разу не провела трех
ночей подряд вне дома мужа. Если условие соблюда
лось, муж обретал над ней всю полноту супружеской
власти на основе права «пользования» тем, что давн
о уже находится в его распоряжении. Если же жена н
е хотела переходить под власть мужа, она намеренн
о искала возможности провести три ночи подряд гденибудь вне дома мужа — в этом случае притязания е
е супруга лишались законной силы. Эту форму брака
практиковали главным образом в ту далекую эпоху, к
огда семьи патрициев и плебеев еще не могли на зак
онном основании вступать между собой в родственн
ые связи и необходимо было найти обычно-правову
ю форму, позволяющую заключать подобные неравн
ые браки. После 445 г. до н. э., когда закон Канулея с
делал браки между патрициями и плебеями юридич
ески правомочными, узус как форма установления су
пружеских правоотношений оказался уже пережитко
м. Римский юрист Гай (И в. н. э.) говорит, что обычай
этот вышел из употребления отчасти потому, что лю
ди сами от него отвыкли, отчасти же потому, что это
му способствовало принятие
новых законов (Гай. Институции, I, 108).
3. «Конфарреацио» (буквально: совершение обр
яда с полбенным хлебом): наиболее торжественная
и официальная форма бракосочетания, практиковав
шаяся римлянами чаще всего и все более вытесняв
шая собой две другие. Помимо правовых основ закл
ючение брака в форме кон- фарреации имело и рели
гиозный, сакральный характер. Об этом говорит и са
мо название, связанное с обрядом принесения в жер
тву Юпитеру — покровителю хлеба и зерновых вооб
ще — полбенной лепешки или пирога, которым обно
сили также новобрачных и гостей. На торжествах до
лжны были присутствовать два высших жреца или ж
е десять других свидетелей, состояла же конфарреа
ция в совершении различных обрядов и произнесени
и определенных словесных формул. Поскольку две д
ругие формы заключения браков не имели сакрально
го характера, то в дальнейшем высшие жреческие до
лжности были доступны только детям, рожденным су
пругами, которые сочетались браком в форме конфа
рреа- ции.
Независимо от того, какую форму бракосочетани
я предпочитали семьи, желавшие породниться друг
с другом, в Риме, как и в Греции, свадьбе предшеств
овало обручение. Но между порядками в Риме и в Эл
ладе было и существенное различие, которое подтве
рждает, что женщины пользовались в Риме гораздо
большей свободой. Если в Греции согласие на брак
и брачное обещание давал от имени девушки ее оте
ц или опекун, то в Риме молодые сами, сознательно
принимая решение, публично приносили взаимные б
рачные обеты. Каждый из них на вопрос, обещает ли
он (или она) вступить в брак, отвечал: «Обещаю». По
сле совершения всех необходимых формальностей
жених и невеста считались «нареченными», помолвл
енными. Нареченный жених вручал будущей жене м
онету как символ заключенного между их родителям
и свадебного договора или железное кольцо, которо
е невеста носила на безымянном пальце левой руки.
Формальности, связанные с обручением, соверш
ались в первой половине дня, а к вечеру устраивали
пир для друзей обеих семей, и гости подносили моло
дым спонсалии — подарки на обручение. Расторжен
ие договора, заключенного при обручении родителя
ми жениха и невесты, влекло за собой уплату особой
пени виновной стороной, решившей отказаться от св
оих обязательств.
Так как свадебные обряды в Риме были тесно св
язаны с культом богов — покровителей земли и ее пл
одов, то большое значение имел выбор сроков, в кот
орые следовало справлять свадьбы. Римляне стара
лись выбирать дни, считавшиеся, по местным повер
ьям, особенно благоприятными и счастливыми. Сам
ым удачным временем для вступления в брак казала
сь жителям Италии вторая половина июня, а также п
ериод сбора урожая, когда божества, опекающие зем
ледельцев, особенно благожелательны и добры к л
юдям, одаряя их щедрыми плодами земли.
В канун свадьбы невеста приносила в жертву бог
ам свои детские игрушки и носившиеся ею до той по
ры одежды — точно так же, как мы помним, поступал
и и греческие девушки. В торжественный день молод
ой римлянке полагалось быть в строго определенно
м наряде: простая длинная туника прямого покроя и г
ладкая белая тога, не отделанная пурпурной каймой
и лишенная каких-либо иных украшений. Тога должн
а была быть стянута поясом, завязанным специальн
ым узлом, называвшимся «узел Геркулеса». Лицо не
весты прикрывала короткая фата, поэтому новобрач
ную в Риме называли «нупта», т. е. укрытая, заслоне
нная, закутанная в покрывало; фата была красно-зол
отого или шафранового цвета. Свадебный наряд нев
есты дополняла особая прическа, которая в обычное
время была обязательна только для весталок. Назыв
алась она «шесть прядей»: специальным острым гре
бнем в форме копья волосы разделяли на шесть пря
дей, затем в каждую из них вплетали шерстяные нит
и и укладывали пряди под свадебный венок из цвето
в, собранных самой невестой и ее подругами
(Плутарх. Римские вопросы, 87).
Наряд жениха не отличался от его повседневной
одежды — для римлянина тога была достаточно поч
етным и торжественным одеянием. Со временем утв
ердился обычай украшать и голову
мужчины миртовым или лавровым венком.
Никакое торжество, будь то государственное или
частное, не могло состояться в Риме без гаданий и ж
ертвоприношений богам, имевшим отношение к хара
ктеру того или иного торжества. Поэтому и свадебны
е празднества начинались с гаданий — ауспиций, по
сле чего приносили жертвы, но не домашним и семе
йным божествам, как в Греции, а богам земли и плод
ородия — богиням Теллюс и Церере, дарующим щед
рые урожаи. Позднее несомненно под влиянием греч
еских обычаев и отождествления римской Юноны с Г
ерой в числе божественных покровителей семьи и до
машнего очага оказалась и богиня Юнона. Связь же
между свадебными обрядами и культом древнеитал
ийских земледельческих богов со временем изглади
лась из памяти римлян.
Ту роль, какую на свадебных торжествах в Греци
и исполняла мать невесты, римские обычаи отвели п
ронубе — своего рода распорядительнице на свадьб
е. Не всякой женщине можно было доверить эти поч
етные обязанности: женщина, избираемая распоряд
ительницей, должна была пользоваться всеобщим у
важением, хорошей репутацией и быть «одномужней
», т. е. всю жизнь сохранять верность одному супругу
. Она- то и вводила наряженную невесту в зал для г
остей, помогала ей при гаданиях, касавшихся будущ
его новой семьи, и именно она, а не отец невесты, ка
к в Греции, торжественно передавала ее нареченном
у жениху, соединяя их правые руки в знак взаимной в
ерности. Если гадания оказывались благоприятными
, новобрачная сама совершала жертвоприношения,
принимая на себя тем самым роль жрицы домашнего
очага в доме ее мужа. Иногда молодые усаживались
в специальные кресла, поставленные рядом и покры
тые шкурой жертвенного животного, а потом обходил
и вокруг домашнего алтаря; впереди несли корзину с
предметами культа. Когда все необходимые религио
зные обряды подходили к концу, начинался свадебн
ый пир — первоначально в доме родителей невесты,
позднее — в доме самих молодоженов.
После пиршества в доме родителей наступала вт
орая торжественная часть праздника — «де- дукцио
», проводы новобрачной в дом ее мужа. Традиция, о
бычаи требовали от невесты, чтобы она сопротивля
лась, вырывалась, плакала. Лишь пронуба — распор
ядительница на свадьбе клала конец «упорству» дев
ушки, уводя ее из объятий матери и передавая супру
гу. Пышное шествие открывал мальчик, который нес
факел из прутьев терновника. И здесь, как и при испо
лнении других сакральных функций, это должен был
быть мальчик «счастливый», т. е. такой, чьи отец и м
ать были живы. За ним шла новобрачная, ее вели дв
а других мальчика, также не сироты; за ними несли с
имволы домашнего труда: кудель и веретено с основ
ой. Далее шествовали близкие родственники, друзья
, знакомые и незнакомые. Сопровождали кортеж фле
йтисты и певцы, звучали свадебные песни и всевозм
ожные язвительные и просто шуточные куплеты, нем
ало веселившие приглашенных. По пути участников
процессии осыпали орехами, что напоминало гречес
кий обычай катахисма. На пороге дома новобрачную
ждал ее муж, встречавший ее ритуальным приветств
ием. На это она отвечала принятой формулой: «Где
ты — Гай, там я — Гайя». По представлениям древн
их, в этой формуле выражалась идея неразделимост
и супругов, отца и матери семейства (Плутарх. Рим
ские вопросы, 30). Имя «Гайя» вошло в ритуальную
формулу в память о жене римского царя Тарквиния Д
ревнего Гайе Цецилии, считавшейся образцом добр
одетельной супруги.
Обменявшись с молодым супругом положенными
приветствиями, новобрачная смазывала двери дома,
куда она входила как будущая мать семейства, жиро
м кабана — животного, посвященного Церере, или во
лка, который считался жертвенным животным Марса,
и украшала дверной проем цветными лентами. Дейст
вия эти должны были обеспечить молодой семье и е
е дому благосклонность богов-покровителей; возмож
но также, что тем самым жена принимала на себя об
язанности хозяйки дома. Как в Греции, так и в Риме н
евеста сама не переступала порога дома: ее перенос
или на руках сопровождавшие ее мальчики, а пронуб
а следила, чтобы она даже не задела ногой порога. Н
аиболее вероятное объяснение этого обычая в том,
что, переступая через порог, молодая девушка могла
споткнуться, что у римлян считалось очень дурным п
редзнаменованием. Поэтому и случайно коснуться н
огой порога значило теперь для новобрачной навлеч
ь на себя опасность. Чтобы сильнее подчеркнуть нер
азрывную связь обоих супругов, муж встречал жену у
входа в дом «водой и огнем». В чем состояла эта цер
емония, как она выглядела, мы, к сожалению, не знае
м, но сами эти символы растолковать нетрудно: огон
ь обозначал домашний очаг, хранителем которого пр
извана была стать мать семейства, а вода была симв
олом очищения.
Наконец пронуба вводила молодую жену в атрий
ее будущего дома, где стояло супружеское ложе, нах
одившееся под опекой божественного гения — покро
вителя семьи; к нему и обращала новобрачная свои
моления даровать ей защиту и помощь, здоровое и б
лагополучное потомство.
На следующий день гости собирались вновь, уже
в доме молодоженов, на еще одну небольшую пируш
ку после большого пира. В присутствии собравшихся
жена совершала жертвоприношение на домашнем а
лтаре, принимала гостей и даже усаживалась за пря
лку, дабы показать, что она уже приступила к обязан
ностям хозяйки дома. Несомненно, были и другие ме
стные обычаи, которые, однако, не всегда соблюдал
ись. Известно, например, что, отправляясь в дом му
жа, новобрачная должна была иметь при себе три ме
дные монеты: звоном одной из них она в пути могла з
аручиться помощью богов тех мест, другую отдавала
мужу — вероятно, как символ древнего обычая «купл
и» жены, а третью монету приносила в жертву дома
шним богам — ларам.
Все эти торжественные обряды совершались тог
да, когда девушка выходила замуж в первый раз. Есл
и же во второй брак вступала вдова или женщина ра
зведенная, дело ограничивалось принесением взаим
ного брачного обета. Часто этот акт происходил даж
е без свидетелей и без приглашенных на свадьбу гос
тей.
Описанные выше религиозные и правовые обыч
аи сохранялись в Риме в течение долгих столетий. В
эпоху империи нравы стали менее строгими, и многи
е древние обычаи постепенно забывались. Отцы уже
не навязывали своей воли дочерям-невестам, а заму
жние женщины могли сами распоряжаться своим иму
ществом и даже составлять завещания без участия
юридического опекуна.
Различия в положении женщин в Греции и в Риме
проявлялись и в сфере общественной жизни. Если в
комедии Аристофана Лисистрата созывает женщин н
а собрание, чтобы они выразили свой протест против
войны, то эта сцена есть, разумеется, плод воображе
ния комедиографа, а не отражение реальных порядк
ов в греческих городах. Напротив, в Риме, как и повс
юду в Италии, женщины могли иметь свои объединен
ия, своего рода клубы, о чем свидетельствуют, в част
ности, сохранившиеся надписи. Так, в Тускуле сущес
твовало особое общество, куда входили местные же
нщины и девушки, а в Медиолане (ныне Милан) юны
е девушки справили в честь своей покойной подруги,
принадлежавшей к их объединению, поминальные то
ржества — паренталии. В самом Риме было хорошо
известно и признано в законном порядке общество за
мужних женщин — «конвентус матронарум», резиден
ция которого находилась на Квиринале, а в последни
е столетия Римской империи — на форуме Траяна. Ч
лены этого общества посещали собрания, на которы
х обсуждались подчас весьма важные дела, касавши
еся даже общего положения в государстве: наприме
р, решение римских женщин отдать свои золотые укр
ашения и иные драгоценности в казну во время войн
ы Рима с жителями города Вейи (396 г. до н. э.) было
принято, очевидно, как раз на одном из таких собран
ий.
В эпоху империи, когда и мужчины — римские гра
ждане, по существу, уже перестали участвовать в уп
равлении государством, изменился и характер деяте
льности женской организации. Император Гелиогаба
л в начале III в. н. э. переименовал ее в «малый сена
т», проблемы же, которыми должны были теперь зан
иматься женщины, были очень далеки от тех, что при
влекали к себе внимание женщин времен Римской ре
спублики. Это были исключительно личные или имущ
ественные дела либо дела, касавшиеся различных о
бщественных привилегий женщин в зависимости от и
х социального положения. Римские матроны решали,
кто кому обязан первой поклониться и поздороваться
, кто кому должен уступать дорогу при встрече, кто ка
кими типами повозок имеет право пользоваться и ко
му принадлежит привилегия передвигаться по городу
на носилках. В период существования республики пр
аво на носилки, как мы помним, строго регламентиро
валось законами, но при императорах эта важная при
вилегия стала широко доступна замужним женщинам
старше сорока лет. На своих собраниях женщины об
думывали также, в какой одежде полагается выходит
ь на улицу или как добиться признания за ними приви
легии на ношение обуви, отделанной золотом и драг
оценными камнями.
Хотя и во времена республики законы отстранял
и женщин от участия в делах государства, матери, ж
ены и сестры римских граждан все же хорошо ориент
ировались в политике, о многом узнавали от своих м
ужей или отцов, и известны случаи, когда они даже п
омогали своим родным или знакомым, вмешиваясь в
государственные дела — иногда с самыми благими н
амерениями, а иногда и действуя во вред Римской р
еспублике. В самом деле, мы знаем, как активно втяг
ивал женщин в свои политические замыслы Катилина, рассчитывая использовать их при осуществлении
своих заговорщицких планов. В письмах Цицерона с
одержится великое множество упоминаний о том, как
римским политическим деятелям приходилось счита
ться с вмешательством в государственные дела жен
щин, связанных с влиятельными людьми, и даже нер
едко прибегать к помощи этих энергичных и решител
ьных римских матрон. «Узнав, что твой брат, — пише
т он Цецилию Метеллу Целеру, — задумал и готовит
ся обратить всю свою власть трибуна на мою погибе
ль, я вступил в переговоры с твоей женой Клавдией
и вашей сестрой Муцией, приязнь которой ко мне. . .
я давно усмотрел во многом, — о том, чтобы они уде
ржали его от нанесения мне этой обиды» (Письма М
арка Туллия Цицерона, XIV, 6).
Часто нарушения брачных обещаний, разводы и
повторные браки бывали связаны с политической
деятельностью, расчетами римских граждан на у
спешную государственную карьеру. Использовал
эти «семейные» средства и великий Цезарь. Плу
тарх не скрывает, чему был обязан будущий дикт
атор Рима своим быстрым продвижением к высш
ей власти. «Чтобы еще свободнее использовать
в своих целях могущество Помпея, Цезарь выдал
за него свою дочь Юлию, хотя она и была уже по
молвлена с Сервилием Цепи- оном, последнему
же он обещал дочь Помпея, которая также не бы
ла свободна, ибо была обручена с Фавстом, сыно
м Суллы. Немного позже сам Цезарь женился на
Кальпурнии, дочери Пизона, которого он провел
в консулы на следующий год. Это вызвало сильн
ое негодование Като- на (Младшего. — Прим.
пер.), заявлявшего, что нет сил терпеть этих люд
ей, которые брачными союзами добывают себе в
ысшую власть в государстве и с помощью женщи
н передают друг другу войска, провинции и долж
ности» (Плутарх. Цезарь, XIV).
И в эпоху империи бывало немало примеров,
когда высокое положение в государстве обретали лю
ди, которым покровительствовали влиятельные жен
щины. Так, некий грек из окружения Нерона Гессий Ф
лор был назначен прокуратором Иудеи благодаря др
ужбе своей жены с императрицей Поппеей Сабиной.
Другой, не известный нам по имени житель Рима пол
учил доступ в сенаторское сословие, так как за него у
сердно хлопотала влиятельная весталка Кампия Сев
ерина: об этом говорит статуя, которую воздвиг жриц
е Весты ее признательный подопечный.
Отзывчивые, готовые хлопотать за других и даже
жертвовать собой ради тех, кто им дорог, римлянки в
ремен республики способны были и энергично защи
щать свои права и привилегии. Легко общаясь между
собой, завязывая приятельские связи, римские женщ
ины могли в случае необходимости выступить как сп
лоченная общественная сила. Больше всего мы знае
м о выступлении римских матрон после 2-й Пуническ
ой войны — это событие подробно изложено в «Римс
кой истории от основания города» Тита Ливия. В 215
г. до н. э., когда война еще шла и положение Рима бы
ло весьма затруднительным, был принят закон, по ко
торому во имя сосредоточения всех сил и средств в г
осударстве на ведении войны ограничивались права
женщин в сфере их личной жизни. Им не разрешалос
ь иметь для украшений больше чем пол-унции золот
а, запрещалось носить одежды из крашеных тканей,
пользоваться повозками в пределах городской терри
тории и т. п. Хорошо понимая, с какими трудностями
сталкивалась тогда их родина, римлянки подчинилис
ь строгому закону. Когда же война окончилась побед
ой Рима, а закон 215 г. до н. э. продолжал оставаться
в силе, женщины поднялись на борьбу с властями, д
обиваясь восстановления прежнего положения веще
й. Ливий описывает в деталях различные перипетии
этой борьбы в 195 г. до н. э., приводя даже обширны
е речи как тех, кто выступал за сохранение закона пр
отив расточительства, так и тех, кто решительно тре
бовал его отмены:
«Ни одну из матрон не могли удержать дома ни ч
ей-либо авторитет, ни чувство приличия, ни власть м
ужа; они занимали все улицы города и входы на фор
ум и умоляли шедших туда мужей... позволить и жен
щинам вернуть себе прежние украшения. Толпа жен
щин росла с каждым днем; они приходили даже из др
угих городов и торговых мест. Женщины осмеливали
сь уже обращаться к консулам, преторам и другим до
лжностным лицам и упрашивать их. Но совершенно
неумолимым оказался консул Марк Порций Катон, та
к говоривший в пользу оспаривавшегося закона:
"Если бы каждый из нас, сограждане, взял себе з
а правило поддерживать свое право и высокое значе
ние мужа по отношению к матери семейства, то мень
ше было бы нам хлопот со всеми женщинами; а тепе
рь свобода наша, потерпев поражение дома от женск
ого своеволия, и здесь, на форуме, попирается и вта
птывается в грязь, и так как мы не могли справиться к
аждый с одной только женой, теперь трепещем пере
д всеми женщинами вместе (. . . )
Не без краски стыда в лице недавно пробирался
я на форум среди толпы женщин. Если бы чувство ув
ажения к высокому положению и целомудрию скорее
некоторых матрон, чем всех их, не удержало меня, чт
обы не казалось, будто они получили порицание от к
онсула, то я бы сказал: "Что это за обычай выбегать
на публичное место, толпиться по улицам и обращат
ься к чужим мужьям? Разве каждая из вас не могла п
росить о том же самом своего мужа дома? Или вы лю
безнее на улице, чем дома, и притом с посторонними
мужчинами больше, чем со своими мужьями? Впроче
м, и дома вам было бы неприлично заботиться о том,
какие законы здесь предлагаются или отменяются, е
сли бы чувство стыда сдерживало матрон в границах
принадлежащего им права".
Наши предки постановили, чтобы ни одно дело,
даже частное, женщины не вели без одобрения свое
го опекуна, чтобы они были во власти родителей, бр
атьев, мужей; . . . мы же позволяем им браться уже з
а государственные дела, врываться на форум, на на
родные собрания. (...) Дайте волю слабому существу
или неукротимому животному и надейтесь, что они с
ами положат предел своей вольности. (...) Женщины
желают во всем свободы, или, лучше сказать, своево
лия, если мы хотим говорить правду. (...)
Пересмотрите все законы, касающиеся женщин,
которыми наши предки ограничили их вольность и по
дчинили их мужьям; однако, хотя они и связаны всем
и этими законами, вы едва можете сдерживать их. И
теперь неужели вы думаете, что с женщинами легче
будет справиться, если вы позволите им нападать на
отдельные постановления, силой добиваться прав и
равняться, наконец, с мужами? Как только они сдела
ются равными, они тотчас станут выше нас. (. . . )
При всем том я готов выслушать причину, по кот
орой матроны в смятении прибежали в публичное ме
сто и едва не врываются на форум... "Чтобы блистат
ь нам золотом и пурпуром, — говорят они, — чтобы р
азъезжать по городу в колесницах в праздники и в бу
дни, как бы в знак триумфа над побежденным и отме
ненным законом. ..; чтобы не было никакого предела
расточительности и роскоши" ... Неужели вы, гражда
не, хотите вызвать между своими женами такое соре
внование, чтобы богатые стремились к приобретени
ю того, чего никакая другая приобрести не сможет, а
бедные выбивались из сил, чтобы не навлекать на се
бя презрения за свою бедность? Поистине, они начн
ут стыдиться того, чего не нужно, и перестанут стыди
ться того, чего должно стыдиться. Что она сможет, т
о жена будет приобретать на свои средства, а чего н
е в состоянии будет купить, о том станет просить му
жа. Несчастный муж и тот, который уступит просьбам
жены, и тот, который не уступит, а затем увидит, как
другой дает то, чего он сам не дал. Теперь уже они п
росят чужих мужей... и у некоторых добиваются прос
имого. Тебя легко умолить во всем, что касается теб
я, твоих дел и детей твоих, и потому, как только зако
н перестанет ставить предел расточительности твое
й жены, ты сам никогда его не положишь"» (Ливий.
От основания города, XXXIV, 1-4).
Так говорил строгий Катон. Но и женщины имели
своих защитников и ораторов. Народный трибун Луц
ий Валерий выступил против обидного для римских
матрон закона, отметив, какие огромные жертвы пон
если женщины во время войны и как охотно помогли
они государству, отказавшись от дорогих нарядов и у
крашений. Теперь женщин следовало вознаградить.
«Мы, мужи, будем наряжаться в пурпур... при заняти
и государственных должностей и жреческих мест; де
ти наши будут одеваться в тоги, окаймленные пурпур
ом;... неужели только женщинам запретим мы ношен
ие пурпура?» Речь Валерия еще больше воодушеви
ла римских женщин, и они, окружив дома должностн
ых лиц, наконец, добились победы (Там же, XXXIV,
7-8).
В эпоху империи, отмеченную большей свободой
нравов и разложением древних обычаев, права и воз
можности женщин в Риме значительно расширились.
Жизнь женщин стала излюбленной темой для сатири
ков, да и многие другие писатели с беспокойством на
блюдали, как распространяются в римском обществе
легкомыслие, распущенность, разврат, причем средо
точием многих зол выступали в глазах римлян двор и
семья самого императора. Резко очерченную, впечат
ляющую картину нравов, не уступающую по силе выр
азительности лучшим сатирам Юве- нала, рисует в о
дном из своих писем к Луцилию Сенека: «Величайши
й врач (Гиппократ. — Прим. пер.). .. говорил, что у ж
енщин не выпадают волосы и не болят ноги. Но вот о
ни и волосы теряют, и ноги у них больные. Изменила
сь не природа женщин, а жизнь: уравнявшись с мужч
инами распущенностью, они уравнялись с ними и бо
лезнями. Женщины и полуночничают, и пьют столько
же, состязаясь с мужчинами в количестве. .. вина, та
к же изрыгают из утробы проглоченное насильно... и
так же грызут снег, чтобы успокоить разбушевавший
ся желудок. И в похоти они не уступают другому полу
:... придумали такой извращенный род распутства, чт
о сами спят с мужчинами, как мужчины.
Что же удивительного, если величайший врач, лу
чший знаток природы, оказался лжецом и есть столь
ко плешивых и подагрических женщин? Из-за таких п
ороков они потеряли преимущества своего пола и, п
ерестав быть женщинами, приговорили себя к мужск
им болезням» (Сенека. Нравственные письма к Луц
илию, XCV, 2021).
Не приходится удивляться и тому, что с ростом п
сихологической, нравственной и имущественной нез
ависимости женщин все более частым явлением ста
новились разводы. Совершенно иначе обстояло дел
о в первые века римской истории, когда до расторже
ния супружеских уз доходило лишь в исключительне
йших ситуациях. По преданию, первый развод в Рим
е имел место в 231 г. до н. э. В течение пятисот лет п
осле основания Вечного города там не испытывали н
еобходимости в каких-либо правовых мерах для обе
спечения имущественного положения супругов на сл
учай развода, так как разводов вообще не было. Зат
ем, однако, некий Спурий Кар- вилий по прозвищу Ру
га, человек знатного происхождения, впервые расто
рг брачный союз, поскольку его жена не могла иметь
детей. В городе говорили, что этот Спурий Карвилий
нежно любил жену и ценил ее за добрый нрав и друг
ие достоинства, но верность клятве ставил выше лю
бви, а поклялся он в том, что обеспечит себе потомст
во. Так во всяком случае рассказывает об этом Авл Г
еллий (Аттические ночи, IV,
3, 1-2).
То, что Авл Геллий называет первым разводом в
истории Рима, было, по-видимому, первым расторже
нием брака по «вине» жены с соблюдением всех пра
вовых формальностей. Нет сомнений, что семьи в Р
име распадались и намного раньше, и если в «Закон
ах XII таблиц» (середина V в. до н. э.) предусмотрена
особая формула, посредством которой муж мог потр
ебовать от жены отдать ему ключи, то в этом можно
видеть, вероятно, следы обычно-правовой практики,
имевшей место в ранние времена в случае, когда суп
руги расходились.
Римское право различало две формы разводов:
«репудиум» — расторжение брака по инициативе од
ной из сторон, и «диворциум» — развод по взаимном
у согласию обоих супругов. Браки, заключенные в фо
рмах «коемпцио» или «узус», расторгались без особ
ых трудностей: как и в Греции, муж мог просто отосл
ать жену в дом ее родителей или опекунов, вернув е
й ее личную собственность. Выражением этого акта
была формула: «Бери свои вещи и иди прочь». Если
же бракосочетание совершалось в форме конфарреации, то осуществить развод было куда сложнее. Как
заключение такого брака, так и его расторжение сопр
овождалось многочисленными правовыми формальн
остями. Первоначально законной причиной развода
считались только измена жены или ее неповиновени
е мужу. В III в. до н. э. поводами к разводу помимо су
пружеской неверности жены были признаны и некото
рые другие обстоятельства, однако муж должен был
убедительно доказать виновность жены и обвинения
его тщательно рассматривались на семейном совете
. Гражданин, который, не приведя серьезных и обосн
ованных мотивов и не созвав семейный совет, отсыл
ал свою жену, подлежал всеобщему осуждению, и мо
г быть даже вычеркнут из списка сенаторов.
Впрочем, уже во II в. до н. э. от этих принципов от
ошли, а законными поводами к разводу стали считат
ься любые мелочи. Например, муж был вправе обви
нить жену и отказаться от нее только за то, что она в
ышла на улицу с открытым лицом. Могло ли быть пов
одом к расторжению брака «несходство характеров»,
психологическая несовместимость супругов, юридич
еские памятники не говорят, но в жизни такое безусл
овно случалось. Вспомним хотя бы переданный Плут
архом анекдот о некоем римлянине, которого упрека
ли в том, что он разошелся с женой, исполненной вся
ческих достоинств, красивой и богатой. Осыпаемый
упреками, он вытянул ногу, на которой красовался из
ящный башмак, и ответил: «Ведь и обувь эта — нова
я и хорошо смотрится, а никто не знает, где она мне
жмет» (Плутарх. Наставления супругам, 22).
В последний период существования республики
разводы стали в Риме явлением повсеместным и оче
нь частым, и сами женщины не сопротивлялись этом
у, добившись некоторого правового обеспечения сво
их имущественных интересов в случае расторжения
брачных уз. Очевидно, все реже отправлялись поссо
рившиеся супруги в храм богини Юноны Мужеумирот
воряющей на Палатинском холме. Юнона, считавша
яся хранительницей мира и спокойствия в семье, и в
самом деле могла помочь разрешить конфликт межд
у супругами: придя в храм, муж и жена по очереди вы
сказывали богине свои претензии друг к другу и, дав
тем самым выход своему гневу и раздражению, возв
ращались домой примиренные.
Однако и Юнона Мужеумиротворяющая оказыва
лась бессильна, когда в игру вступали куда более ва
жные интересы и страсти. Римляне все охотнее меня
ли жен и мужей ради обогащения или политической к
арьеры. Не одному из них женитьба позволила попра
вить свое материальное положение или обрести сил
ьных и влиятельных сторонников в политической бор
ьбе. Примером этого может служить хотя бы биогра
фия Цицерона, который после 37 лет совместной жи
зни с Теренцией развелся с ней, чтобы жениться на
двадцатилетней Публилии и таким образом уберечь
ся от разорения: как юридический опекун своей моло
дой невесты он хорошо ориентировался в ее имущес
твенных делах и мог рассчитывать на большую выго
ду.
Разрыв с традицией, новые обычаи и законы при
вели к тому, что и женщины получили более широкие
возможности сами решать свою судьбу. Если жена х
отела оставить мужа, то для этого ей достаточно бы
ло найти поддержку у своих родителей или опекунов,
а если жена не имела близких родственников и была
юридически самостоятельна, то она могла и сама ос
уществить необходимые правовые формальности. Р
азводы по инициативе жены происходили в Риме все
чаще — недаром Сенека замечает, что есть женщин
ы, которые измеряют прожитые годы не по числу сме
нившихся консулов, а по числу своих мужей.
Бывало, что женщина, хорошо осведомленная о
имущественных делах своего супруга, предвидя его
возможное разорение, торопилась развестись с ним,
чтобы спасти свою личную собственность. Подобная
ситуация была нередкой, особенно в тех семьях, где
муж участвовал в политической жизни, занимал каки
е-либо высшие должности, что требовало больших р
асходов и со временем могло подорвать благосостоя
ние семьи. Так, Марциал высмеивает некую римскую
матрону, решившую бросить мужа, как только он ста
л претором: ведь это повлечет за собой громадные и
здержки:
В нынешнем ты январе, Прокулейя,
старого мужа Хочешь покинуть, с
ебе взяв состоянье свое.
Что же случилось, скажи? В чем причина внезапного
горя? Не отвечаешь ты мне? Знаю, он претором стал,
И обошелся б его мегалезский пурпур
в сто тысяч, Как ни скупилась бы
ты на устроение игр;
Тысяч бы двадцать еще пришлось и
на праздник народный. Тут не ра
звод, я скажу, тут, Прокулейя, корысть.
Марциал. Эпиграммы, X, 41 Уже в эпоху принципа
та Августа добиться расторжения брака не составлял
о большого труда, ведь Октавиан Август с разводами
не боролся, а заботился только о поддержании семе
йного
уклада в целом, имея в виду устойчивый прирост нас
еления. Этим объясняется принятие законов, предпи
сывавших женщинам оставаться в браке с 20 до 50 л
ет, а мужчинам — с 25 до 60. Законы предусматрива
ли также возможность разводов, обязывая разведен
ных супругов вступать в новые законные браки. При
этом назначался даже срок, в течение которого жен
щина должна была вновь выйти замуж, а именно: от
шести месяцев до двух лет, считая со дня развода.
Новых мужей гораздо легче было найти женщина
м старым, поскольку кандидаты в мужья часто мечта
ли о будущем завещании и о том наследстве, которо
е их ожидает после смерти старой жены. Эта сторон
а римских нравов также не была оставлена без вним
ания сатириками:
Замуж идти за меня очень хочется
Павле, но Павлы Я не желаю: ста
ра. Старше была б — захотел.
Там же, X, 8
Как законодатель Август стремился урегулирова
ть и вопросы, связанные с самими разводами. Для то
го чтобы расторгнуть брачный союз, требовалось ре
шение одного из супругов, выраженное им в присутс
твии семи свидетелей. Определенным достижением
законодательства времен принципата было обеспеч
ение материального положения женщин после разво
да, так как прежде они были в этом отношении факти
чески бесправны. Для жены стало возможным добив
аться возвращения своего личного имущества на ос
нове процедур в сфере гражданского права, даже ес
ли в брачном контракте возвращение имущества в с
лучае развода не было оговорено. Это и объясняет д
ействия той Прокулейи, жены претора, которую подв
ерг беспощадному осмеянию язвительный Марциал.
Тогда же, видимо, возник обычай высылать заин
тересованному лицу формальное уведомление о ре
шении расторгнуть брачные узы — своего рода грам
оту о разводе. Впрочем, сохранялся еще и давний об
ычай отсылать жену по любому, хотя бы и совершен
но надуманному, поводу, если только муж задумал в
новь вступить в брак, более выгодный для него. О та
кой практике прямо говорит Ювенал:
Любит, по правде сказать, не жену он,
а только наружность: Стоит морщинам пойти и коже с
ухой
позавянуть, Стать темнее зубам,
а глазам стать
поменьше размером, Скажет ей
вольный: «Бери-ка пожитки да вон убира
йся!»
Ювенал. Сатиры. VI, 143-146 Когда супруги ра
сставались, возникало немало споров о разделе иму
щества. Однако не было и не могло быть споров о то
м, кто должен осуществлять опеку над детьми, так ка
к в Риме дети были всегда подчинены только власти
отца. Еще во II в. н. э. юрист Гай приводит слова имп
ератора Адриана о том, что нет ни одного народа, к
оторый имел бы большую власть над своими сыновь
ями, чем римляне (Гай. Институции, I, 53).
Речь идет несомненно о принадлежавшем римскому
гражданину «праве жизни и смерти» над его детьми.
Во время родов женщина не получала помощи от
врача: в Риме, как и в Греции, достаточными считали
сь услуги повитухи или опытной в акушерском деле р
абыни. Не удивительно, что случаи выкидыша или с
мерти новорожденного, а иногда и роженицы были о
чень часты. В одном из своих писем Плиний Младши
й оплакивает двух дочерей Гельвидия Приска, умер
ших родами, разрешившись От бремени девочками:
«Так прискорбно видеть, что достойнейших женщин
на заре юности унесло материнство! Беспокоюсь за с
удьбу малюток, осиротевших при самом рождении св
оем... » (Письма Плиния Младшего, IV, 21, 1-2). Сам
Плиний пережил иное несчастье: его жена Кальпурн
ия, не зная по молодости, как нужно вести себя во вр
емя беременности, «не соблюдала того, что должны
соблюдать беременные, а делала то, что им запрещ
ено», и у нее случился выкидыш (Там же, VIII, 10, 1).
Если роды заканчивались благополучно, то торж
ества, связанные с появлением на свет нового члена
семьи, начинались в Риме на восьмой день после ро
дов и продолжались три дня. Это был так называемы
й день очищения. Отец, поднимая ребенка с земли, в
ыражал тем самым свое решение принять его в семь
ю, после чего богам приносили очистительные жертв
ы и давали младенцу имя. Кроме ближайших родстве
нников, в этих торжествах участвовали и приглашенн
ые гости, приносившие малышу первые памятные п
одарки — игрушки или амулеты, которые полагалось
вешать на шею новорожденному, чтобы уберечь его
от злых духов. На третий день праздника устраивали
большое пиршество.
Регистрировать новорожденного, публично опов
ещать о его появлении на свет было долгое время не
обязательно. Лишь тогда, когда римлянин достигал с
овершеннолетия и одевал уже белую мужскую тогу, т
. е. когда молодой гражданин должен был приступить
к исполнению своих обязанностей перед государство
м, он представал перед должностными лицами и те в
носили его в списки граждан. Впервые регистрацию
новорожденных ввел в Риме Октавиан Август: в тече
ние первых же 30 дней со дня рождения младенца от
ец обязан был оповестить власти о появлении на све
т нового римлянина. В самом Вечном городе регистр
ация детей проходила в храме Сатурна, где помеща
лись государственное казначейство и архив, в прови
нциях же — в канцелярии наместника в главном горо
де провинции. При этом составлялся письменный ак
т, подтверждавший полное имя ребенка, дату его ро
ждения, а также его свободное происхождение и пр
ава гражданства. Введенный Суллой в 81 г. до н. э. «
Закон Корнелия о подлогах» свидетельствует, наско
лько распространена была практика подделки докум
ентов о рождении: нередко люди приписывали себе
римское гражданство, за что новый закон беспощадн
о наказывал ссылкой. Именно по такому обвинению,
оказавшемуся ложным, было возбуждено судебное д
ело против греческого поэта Архия, которого в 62 г. д
о н. э. защищал сам Цицерон.
Дабы до некоторой степени предотвратить распр
остранение подобных фальсификатов, все данные о
происхождении и правах гражданства новорожденно
го вписывали в книгу метрик — календарий, а списки
зарегистрированных детей доводили до всеобщего с
ведения. Когда и как часто — мы, правда, не знаем.
Сохранился очень интересный документ — копия сви
детельства о рождении девочки, написанная на воще
ной табличке, очевидно, по желанию родителей. Текс
т помещен на обеих сторонах таблички и датируется
127 годом н. э., т. е. временем правления император
а Адриана. Составлен документ в Александрии Египе
тской, поэтому даты в нем приводятся и по римскому,
и по египетскому календарю. Текст гласит, что в конс
ульство Луция Нония Ас- пренаты и Марка Анния Ли
бона 27 марта некто Гай Геренний Геминиан, вносящ
ий 375 сестерциев подати, заявил о рождении у него
11 марта того же года дочери Гереннии Гемеллы. Де
вочка была внесена в длинный список новорожденны
х, составленный по приказу наместника Египта и выв
ешенный на форуме Августа ко всеобщему сведению
.
Это весьма ценный документ, так как он подтвер
ждает, что в списки граждан вносили и девочек, ч
то имело большое значение для женщин с форма
льно-правовой точки зрения — и при заключении
брачных контрактов, и при обеспечении имущест
венных прав жены.
У нас нет свидетельств о том, как вел себя отец,
если в его семье появлялись на свет близнецы — дв
ойня или тройня. Видимо, при отсутствии врачебной
помощи близнецам редко удавалось выжить. Как мы
помним, о женщине в Египте, родившей сразу пятер
ых детей, сообщает Авл Геллий, приводя при этом м
нение Аристотеля, что это наивысшее число детей, к
акие могут родиться одновременно (Аттические ночи
, X, 2). Мы не знаем, впрочем, сколько малышей из т
ех пятерых выжили. Тот же автор рассказывает, что
такое же количество детей произвела на свет некая
рабыня в Риме в эпоху принципата. Однако прожили
они лишь несколько дней, а вскоре умерла и их мать.
Октавиан Август, узнав об этом, приказал воздвигнут
ь для них гробницу и записать на ней для сведения п
отомков всю эту историю. Конечно же, такое случало
сь чрезвычайно редко и уже тогда казалось событие
м исключительным, заслуживающим упоминания в и
сторических памятниках.
Положение детей, не принятых отцом в семью и
оставленных умирать, было в Риме таким же, как и в
Греции. Уже «Законы XII таблиц» предписывали уме
рщвлять младенцев, родившихся слабыми или увечн
ыми, как это имело место в Спарте. В то же время от
ец имел право отвергнуть, не принять в семью и ребе
нка вполне здорового — как мальчика, так и девочку.
Стоит отметить, что с течением веков пользоваться э
тим правом стали все чаще: в период принципата Авг
уста бросали главным образом девочек или детей вн
ебрачных, а уже в III и IV вв. н. э. многие римляне сво
бодно избавлялись от детей по собственному произв
олу. Закон не вмешивался в это дело, раздавались л
ишь голоса философов- моралистов, осуждавших де
тоубийство: Музония Руфа в I в., Эпиктета в I-II вв. н.
э. Законодательство регулировало только сложные п
равовые отношения, возникавшие между отцом брош
енного ребенка и тем, кто его нашел и спас. По- наст
оящему бороться с умерщвлением новорожденных н
ачало лишь христианство.
В римском праве найденное дитя оставалось в н
еограниченной власти того, кто принял его к себе. На
шедший ребенка сам определял, будет ли он воспит
ывать его как свободного гражданина, или — что быв
ало гораздо чаще — как раба. Вместе с тем если род
ители брошенного малыша были свободнорожденны
ми, то и сам он мог со временем обрести свободу. От
ец, бросивший некогда свое дитя, сохранял над ним
всю полноту своей отцовской власти и, если вновь вс
тречал его, мог потребовать его возвращения. При э
том он не обязан был даже вернуть добровольному о
пекуну — «воспитателю» — его издержки на содержа
ние найденного и спасенного им ребенка. Понятно, ч
то подобная практика рано стала вызывать возражен
ия, оспаривалось само право отцов требовать возвр
ащения брошенных ими детей, не возмещая при это
м расходы, которые понес «воспитатель». Но только
в 331 г. император Константин постановил, что отец,
отказавшийся от своего ребенка, теряет над ним
всякую отцовскую власть.
В том случае, если бросали ребенка, рожденного
от внебрачной связи с рабыней, вернуть его можно б
ыло лишь после возмещения издержек на его содер
жание и воспитание. Во второй половине IV в. импер
аторы Валентиниан, Валент и Грациан запретили ост
авлять без попечения свободнорожденных детей; чт
о же касается ребенка от рабыни, то господин больш
е не имел права требовать его возвращения, после т
ого как сам некогда обрек его на гибель. Наконец, уж
е в VI в. император Юстиниан вообще запретил брос
ать ребенка от рабыни: если же брошенный ребенок
вновь был найден, его нельзя было уже рассматрива
ть как раба. Благодаря этим мерам всякий найденыш
, какого бы он ни был происхождения, вырастая, стан
овился свободным.
К внебрачным детям в Риме относились по- разн
ому. Прочные, длительные внебрачные связи имели
место уже в период известной суровостью своих обы
чаев Римской республики, нодей- ствительно распро
страненным, частым явлением они стали в правлени
е Августа, отчасти как одно из следствий его собстве
нного законодательства. Законы Августа предусматр
ивали строгие кары за нарушение супружеской верно
сти, за прелюбодеяние с чужой женой, однако за кон
кубинат, за связь с наложницей, не наказывали. Благ
одаря этому римляне продолжали поддерживать вне
брачные отношения с женщинами, на которых они по
социальным или моральным соображениям не могли
жениться.
Но ни сама наложница, ни дети, рожденные от со
юза на основе конкубината, не пользовались никаки
ми правами: женщина не имела защиты в лице мужа,
а дети — как внебрачные — не могли предъявлять к
акие-либо притязания на наследство отца. После по
беды христианства в Римской империи положение ко
нкубины и ее детей было еще более осложнено, даб
ы побудить людей, поддерживавших внебрачные свя
зи, скорее превратить их в законное супружество. В
326 г. Константин вообще запретил мужчинам иметь
помимо законной жены наложниц. Некоторые ученые
интерпретируют этот закон таким образом, что с пре
вращением конкубината в формальный брачный сою
з дети, рожденные от конкубины, должны были быть
признаны полноправными наследниками. При Юстин
иане конкубинат расценивался как особая, низшая ф
орма супружества, особенно в том, что касалось пра
в конкубины и ее детей на наследство. Такое отноше
ние к внебрачным связям сохранялось в восточной ч
асти бывшей Римской империи до конца IX в., а на За
паде — до XII в.
Теперь возвратимся к римской семье, в которой о
тец формально признал ребенка и принял его в семь
ю. Заботились о малыше мать и нянька, выкармлива
ла же его зачастую не мать, а мамка, кормилица. О т
ом, хорош ли этот обычай, допустимо ли, чтобы мать
отказывалась сама кормить грудного ребенка, в Рим
е судили по- разному: одни полагали, что не так уж в
ажно, чье молоко пьет новорожденный, лишь бы оно
было питательно и полезно для младенца; другие сч
итали кормление грудью обязанностью родной матер
и ребенка, а уклонение многих матерей от этой обяза
нности — постыдным проявлением эгоизма. Особенн
о подробно высказывался на эту тему философ Фаво
рин, слова которого приводит в своей книге Авл Гелл
ий (Аттические ночи, XII, 1). Фаворин возмущался пов
едением тех матерей, которые и не помышляют сами
вскармливать свое дитя. Философ видит в этом нечт
о удивительное: мать кормит в своем теле ребенка, к
оторого еще не видит, и отказывается кормить своим
молоком того, кого видит уже живым, уже человеком,
уже требующим, чтобы о нем заботились. Разве груд
ь дана женщинам для украшения их тела, а не для ко
рмления ею младенцев? — спрашивает Фаворин. Ма
ть, не желающая сама кормить дитя, а отдающая его
мамке, ослабляет ту соединительную нить, которая с
вязывает родителей с их детьми. Младенец, отданны
й кормилице, забывается почти в такой же степени, к
ак и умерший. Да и сам новорожденный забывает св
ою родную мать, перенося врожденное живому суще
ству чувство любви на того, кто его кормит, и потом, к
ак это бывает с детьми, которых бросили и отвергли,
уже не испытывает к матери, его родившей, никакого
влечения. И если в дальнейшем дети, воспитанные п
ри таких условиях, показывают свою любовь к отцу и
матери, то это не естественное чувство, возникающе
е от природы, а лишь желание сохранить репутацию
доброго, почитающего своих родителей гражданина,
заключает философ.
Уже в Древнем Риме имела своих представителе
й детская медицина — педиатрия. Наиболее известн
ым среди них можно считать Сорана, жившего в Рим
е в царствование Траяна, а затем Адриана. В своем
обширном труде «О женских болезнях» он в 23 глава
х обсуждает, как надлежит ухаживать за ребенком; с
емь из этих глав посвящены проблеме кормления но
ворожденных. Соран дает также указания, как следу
ет пеленать младенца, как определять качество груд
ного молока, как подносить новорожденного к груди,
сколько часов ему полагается спать, какой режим до
лжна соблюдать сама кормящая мать или заменяющ
ая ее кормилица и т. п. Некоторые рекомендации пед
иатра древности не расходятся и с сегодняшними взг
лядами на эти проблемы: так, Соран считал неправи
льным успокаивать плачущего ребенка, все время да
вая ему грудь, требовал кормить младенца регулярн
о и только днем, возражал против искусственного ко
рмления. А о том, что искусственное кормление прим
енялось уже тогда, свидетельствуют обнаруженные
в детских саркофагах в Помпеях всевозможные бут
ылочки и приспособления вроде наших сосок.
По традиционным представлениям древних обит
ателей Италии, немалую роль в уходе за новорожде
нным играли местные, италийские божества. Каждое
из них оказывало помощь матери или няньке в опред
еленной ситуации: Левана (от «лево» — поднимаю) с
ледила за тем, чтобы отец, подняв лежащего перед н
им младенца, признал его членом семьи; Кубина (от
«кубо» — лежу) опекала дитя в его колыбели; Статил
ина (от «сто» — стою) учила его делать первые шаги
; Потина (от «пото» — пью) и Эдулия («эдо»
— ем) учили пить и есть; Фабулина («фабулор»
— разговариваю) заботилась о том, чтобы ребенок н
ачал говорить. Разумеется, всем этим божествам ма
ло что удалось бы, если бы не повседневные хлопот
ы и усердие матери и няньки, опекавших маленького
мальчика или девочку до
семи лет.
Помощь няньки была особенно необходима мате
ри в первые месяцы и годы жизни ребенка, когда при
ходилось постоянно следить за ним, пеленать и укла
дывать, а затем приучать к дисциплине, воспитывать
. При этом римские няньки пользовались теми же пед
агогическими приемами, что и греческие, пугая непо
слушных озорников чудищами, порожденными богат
ой человеческой фантазией. В Риме детей пугали Ла
ми- ей, страшным, кровожадным существом, позаимствованным, впрочем, из греческой мифологии; Лам
ия нападала на детей и уносила их с собой.
Римляне вообще охотно доверяли уход за малы
шами рабыням-гречанкам, так как с ними дети рано о
владевали греческим языком, знание которого в Рим
е очень ценилось. Вместе с тем Квин- тилиан придав
ал большое значение тому, чтобы няньки хорошо и п
равильно говорили по-латыни, ведь именно от них ре
бенок слышал первые слова на родном языке, пытая
сь их повторять и усваивать. Если дети привыкнут го
ворить неправильно, их потом будет очень трудно пе
реучивать, полагал знаменитый римский оратор
(Квинтили- ан. Воспитание оратора, I, 1, 3-5).
Детские годы римских мальчиков и девочек прохо
дили в играх и развлечениях, подобных греческим. Д
ети играли в кости, орехи, подбрасывали кверху мон
етку и следили, какой стороной она упадет. Излюбле
нным развлечением были всевозможные игры с мяч
ом, одна из них была сродни греческой «басилинде».
Тот, кто выигрывал, получал почетный титул «царя»,
о чем напоминает в своем послании Гораций Мецена
ту:
«. . . За игрою твердят мальчуганы: "Буд
ешь царем, коли правильно бьешь"»...
Гораций. Послания, I, 1, 59-60
Злые, подчас жестокие игры также не были изобр
етением детей лишь позднейших столетий: уже в Др
евнем Риме любили прикреплять или приклеивать м
онету на дороге, с радостью наблюдая, как прохожий
, согнувшись, безуспешно пытается ее поднять. Впро
чем, годы беспечности, беззаботного веселья проле
тали быстро, а за гранью этих лет детей ждало перво
е испытание — школа.
ПЛАТОН,
АРИСТИД,
СОФОКЛ:
ИМЯ
ИЛИ
ФАМИЛИЯ?
Тут начались раздоры — из-за име
ни...
Аристофан. Облака, 62
Софокл, Алкивиад, Аристид, Платон, Сократ — все э
то скорее не имена, а фамилии. Но они никогда не в
ыступают в источниках вместе с каким- либо другим
личным «наименованием». В своей семье греки при
рождении получали только одно имя, фамилий же в
современном значении этого слова, объединяющих
весь род и переходящих по наследству от отца к сын
у, в Греции не было. Не было и общепринятого списк
а имен, из которого родители малыша могли бы выб
рать одно для наречения им новорожденного. Так чт
о имена детям давали совершенно произвольно, час
то придумывали новые, не встречавшиеся ранее, но
связанные или с какими-либо обстоятельствами рож
дения ребенка, или с какой-нибудь характерной черт
ой, которая его выделяла уже при появлении на свет
или же которую родители хотели в нем видеть впосл
едствии. Часто мальчика называли просто в честь от
ца или деда, девочку — в честь матери или бабки. Та
к, оратор Демосфен носил имя отца, и его звали Дем
осфен, сын Демосфена. Сын Перикла и Аспасии так
же получил имя отца, а дочь поэтессы Сафо — имя с
воей бабки.
«Острака» с именами Фемистокла и Кимона
Немало имен было образовано от имен богов или бог
инь — так называемые ономата теофора. Твердо вер
я, что каждое имя содержит в себе нечто магическое,
греки называли детей даром того или иного божества
, как бы передавая тем самым ребенка под опеку его
бессмертного тезки. Среди «ономата теофора» весь
ма распространены были такие: Диодор (дар бога Зе
вса), Аполло- дор (дар Аполлона), Артемидор (дар А
ртемиды, но, может быть, и дар Артемиде), Диоген (п
роисходящий от Зевса) и т. п.
В другую группу имен входили такие, которые до
лжны были в соответствии с намерениями родителей
помочь воспитать в ребенке ту или иную положитель
ную черту характера или просто сулили обладателю
этого имени успех и благополучие. Здесь можно встр
етить такие понятия, как мудрость, доброта, сила, сп
раведливость, благочестие, а также победа и слава.
Среди мужских имен этой группы находим: Софокл (с
лавный мудростью), Фемистокл (славный справедли
востью), Гиерокл (славный святостью). Заметим, что
греческие имена на— кл (ес) вполне соответствуют с
лавянским именам на — слав. Девочек в Греции наз
ывали: Елена («светлая»), Ев- клия («Доброслава» и
ли «Прекраснослава») и т. п.
Отыскание подходящего имени для младенца ок
азывалось иногда труднейшей проблемой и приводи
ло даже к семейным ссорам. Это хорошо показал Ар
истофан в комедии «Облака», где столь многое поче
рпнуто комедиографом прямо из жизни и нравов окр
ужавших его афинян. Герой комедии Стрепсиад жал
уется зрителям, как трудно было выбрать имя для сы
на, ведь жена Стрепсиада, мечтавшая видеть свое д
итя победителем благородных состязаний на ипподр
оме, непременно требовала, чтобы в имени содерж
алось слово «(г)ипп(ос)» — конь. Сам Стрепси- ад, за
нятый хозяйством, смотрел на дело более практично
:
Стрепсиад: Позднее сын вот этот родил
ся у нас,
Ох, у меня и у любезной женушки.
Тут начались раздоры из-за имени.
Жене хотелось конно-ипподромное
Придумать имя: Каллиппид, Харипп, Ксант
ипп.
Я ж Фидонидом звать хотел, в честь деду
шки.
Так спорили мы долго; согласясь потом,
Совместно Фидиппидом сына назвали.
Ласкала мать мальчишку и баюкала:
«Вот вырастешь — и на четверке, в пурпу
ре,
Поедешь в город, как Мегакл, твой дядень
ка».
Я ж говорил: «Вот вырастешь — и коз в го
рах
Пасти пойдешь, как твой отец, кожух над
ев».
Аристофан. Облака, 50-72
Если в дальнейшем, подрастая, юный грек получ
ал еще и прозвище благодаря каким-либо особеннос
тям своего характера или внешности, прозвище, кото
рое он сам принимал и признавал, то в Элладе — в о
тличие от других стран — оно закреплялось за ним н
авсегда, настоящее же его имя вскоре забывалось. Т
ак, знаменитый Платон первоначально звался Арист
оклом (славный своим совершенством) — такое имя
дали ему родители. Со временем же его прозвали П
латоном, то ли за сильную, широкую грудь, как полаг
ают одни, то ли за высокий лоб, как думают другие.
Таким образом, предполагать кровное родство м
ежду людьми с одинаковым именем нет оснований.
Люди эти могли не только принадлежать к разным се
мьям, но и происходить из разных, весьма удаленны
х друг от друга областей Греции. Например, наряду с
философом Платоном был также поэт-трагик Платон
, и они не состояли между собой ни в каком родстве.
Поэтому-то историки и биографы в более поздние вр
емена добавляли к именам известных греков прозви
ща, указывающие на их происхождение или занятие.
В частной жизни житель греческого полиса обход
ился одним именем. В официальных же документах
его обозначали двумя или даже тремя именами. В сп
исках граждан, в юридических и административных а
ктах полагалось приводить также имя отца: Фемисто
кл, сын Неокла, Пери- кл, сын Ксантиппа, Аристид, с
ын Лисимаха, и т. п., а кроме того, если дело происхо
дило в Афинах, указывать, к какой из городских фил
принадлежит человек или, если он не был коренным
жителем полиса, уроженцем какого города он являет
ся.
В самых ранних литературных памятниках (особе
нно у Гомера) героев часто называли по именам их о
тцов или дедов, приводя помимо личного имени геро
я также его «отчество». Так, царей Агамемнона и Ме
нелая Гомер называет Атридами, сыновьями Атрея,
Ахилла — Пели- дом, сыном Пелея. Дочерей царя Да
ная мы и сегодня знаем как Данаид. Прибавление к л
ичному имени патронимикона, т. е. «отчества», было
одним из отличительных признаков именно свободн
ых граждан. Для обозначения рабов считалось доста
точным одного имени, а еще чаще вместо имени упо
требляли этникон — прозвище, указывающее на про
исхождение раба: Сир — «сириец» — из Сирии, Лид
— «лидиец» — из Лидии и т. п. Присваивать себе пр
озвище, свидетельствующее о принадлежности к то
му или иному полису, не имея на то законных прав, з
начило совершить проступок, за который сурово нака
зывали.
Платон, Аристид, Софокл
Любопытно отметить, что в эпоху эллинизма, с росто
м бюрократического аппарата управления, человек,
обращаясь с письмом к официальному лицу, должен
был указать не только свое имя, но и возраст и даже
особые приметы. В деловой переписке этого период
а можно встретить такие характеристики: «Сенфей,
30 лет, рубец на запястье левой руки»; «Аврелий Пак
ис, в возрасте 50 лет, шрам на левом колене»; «Феса
рион, 24 года, без особых примет».
ИМЯ, ФАМИЛИЯ,
ПРОЗВИЩЕ РИМЛЯНИНА
Имя — гаданье.
Римская поговорка
Обстоятельные, стремящиеся все и всюду поставить
на законную основу, римляне гораздо большее значе
ние, чем греки, придавали «фамилиям» — родовым
именам, переходящим от поколения к поколению. Эт
о было связано прежде всего с существовавшими в
Риме изначально социальными и политическими раз
личиями между полноправными патрицианскими род
ами и родами плебейскими, которые еще должны б
ыли добиваться в городе политического полноправи
я. Первоначально римлянин обходился двумя имена
ми: личным (преномен) и родовым («но- мен гентиле
»). В эпоху республики и позднее его стали называть
тремя именами: добавилось семейное прозвище (ког
номен), а иногда человек получал и другое прозвище
— индивидуальное. За примерами далеко ходить не
нужно: вспомним хотя бы Марка Туллия Цицерона, Г
ая Юлия Цезаря, Публия Овидия Назона, Квинта Гор
ация Флакка, Публия Корнелия Сципиона Африканск
ого Старшего.
Личных имен в Риме было немного:
Авл
Аппий
Гай
Гней
Децим
Луций
Мамерк
Маний
Марк
Нумерий
Постум
Публий
Квинт
Сервий
Секст
Тит
Тиберий
Вибий
Вописк
Малочисленность этих имен позволяла в документ
ах, надписях, литературных произведениях обозначат
ь их общепринятыми сокращениями — одной или неск
олькими первыми буквами имени. Наиболее распростр
аненными именами были Марк, Публий, Луций, Квинт,
Гай, Гней, Тит; остальные встречаются реже. Некотор
ые личные имена образованы просто от числительных:
Квинт (пятый), Секст (шестой), Децим (десятый), — что
говорит, пожалуй, о небогатой фантазии римлян в этой
области, особенно если вспомнить красивые, разнообр
азные, красноречивые имена греков.
Гай Юлий Цезарь. Марк Туллий Цицерон
Родовых имен было значительно больше: Клавдий,
Юлий, Лициний, Туллий, Валерий, Эмилий и многие
другие. Каждый род включал в себя несколько больш
их семей: так, к роду Корнелиев принадлежали семьи
Сципионов, Руфинов, Лентулов, Цетегов, а «номен г
ентиле» Эмилий носили члены семей Павлов и Лепи
дов.
Некоторые личные имена были исключительным
достоянием определенных родов: например, имя Апп
ий встречается только в роду Клавдиев, а преномен
Мамерк монополизировали представители рода Эми
лиев. Если кто-либо запятнал свой род каким-нибудь
постыдным деянием, то его имя в этом роду больше
не употреблялось. Так, в роду Клавдиев мы не найде
м имя Луций, а в роду Манлиев с 383 г. до н. э. сущес
твовал запрет за имя Марк, после того как патриций
Марк Манлий, победитель эквов в 392 г. до н. э. и защитник Капитолия во время нашествия галлов на Ри
м, решительно выступил за права плебеев, вызвав эт
им бешеную ненависть римских патрициев, в том чис
ле собственных родственников. Он был признан «пре
дателем своего рода» (Ливии. От основания города,
VI, 20), и отныне членам рода Манлиев запрещалось
называть детей его именем.
Когда род разрастался и внутри него выделялись
отдельные семьи, появлялась необходимость в когн
оменах. Первые семейные прозвища возникли в сре
де патрициев и были связаны с главными в то время
занятиями римлян — земледелием и скотоводством.
Прозвище Пилумн восходит к слову «пилум» — пест
ик; Пизон — от глагола «пизо» или «пинзо» — толочь
, растирать. От названий культурных растений проис
ходят семейные прозвища Цицеронов («цицер» — го
рох), Лентулов («ленс» — чечевица). В роду Юниев в
стречается прозвище Бубулк — волопас, так как перв
ые представители этого рода были известны тем, чт
о разводили волов. Другие ког- номены отражают как
ую-либо характерную черту человека: Катон — ловки
й, хитроумный; Брут — косный, туповатый; Цинцинна
т — кудрявый.
Уже в эпоху республики некоторые видные гражд
ане имели, как сказано выше, не три, а четыре имени
. Четвертым было дополнительное прозвище (агном
ен), которое присваивали за выдающиеся подвиги ил
и за образцовое и запомнившееся людям исполнени
е тех или иных должностных обязанностей. Публий К
орнелий Сципион, победитель Ганнибала в битве пр
и Заме в 202 г. до н. э., получил почетное прозвище
Африканский. Марк Порций Катон, прославившийся
своей деятельностью в качестве цензора, остался в
истории как Катон Цензор. Подобные прозвища могл
и даже переходить по наследству к старшему сыну г
ероя, но со временем от этого обычая отказались.
Первоначально при внесении молодого римляни
на в списки граждан или в иные официальные докум
енты записывали только его личное имя и полное тр
ехчленное имя его отца в родительном падеже. Впос
ледствии практика изменилась и стали указывать вс
е три имени нового гражданина вместе с именем его
отца. В надписях можно обнаружить также указания
на имя деда или даже прадеда: «сын Марка», «внук
Публия» и т. п. Цезарь, желая внести больше порядк
а в административные дела государства, постановил
в своем муниципальном законе 49 г. до н. э., чтобы в
актах приводились не только все три имени граждан
ина, но и имя его отца, а кроме того, отмечалось, к ка
кой городской трибе принадлежит человек. (Рим изд
авна подразделялся на 35 триб.) Следовательно, в о
фициальных документах гражданина именовали так:
«Марк Туллий, сын Марка, внук Марка, правнук Марк
а, из трибы Корнелия, Цицерон» или же «Марк Метил
ий, сын Гая, из Помптинской трибы, Марцеллин».
Дочерей называли родовым именем отца в женск
ой форме: дочь того же Марка Туллия Цицерона зва
лась Туллия, дочь Теренция — Терен- ция и т. п. Ино
гда добавляли и преномен, происходивший главным
образом от числительных: Терция (третья), Квинтилл
а (пятая). Замужняя женщина сохраняла свое имя —
«номен генти- ле», но к нему прибавлялось семейное
прозвище ее мужа в родительном падеже. В официа
льных документах это выглядело так: «Теренция, до
чь Теренция (жена) Цицерона» или же «Ливия Август
а», т. е. супруга Августа. В эпоху империи женщины ч
асто носили двойные имена, например: Эмилия Лепи
да.
Стать членом чужого рода римлянин мог путем у
сыновления («адопцио»), при этом он принимал полн
ое трехчленное имя усыновителя, а свое собственно
е родовое имя сохранял как второй когномен с приба
влением суффикса — ан(ус). Так, Павла Эмилия, по
сле того как он был усыновлен Публием Корнелием
Сципионом, стали называть: Публий Корнелий Сцип
ион Эми- лиан, а Тит Помпоний Аттик, друг Цицерона
, усыновленный своим дядей Квинтом Цецилием, ост
авил себе и свое семейное прозвище, превратившис
ь в Квинта Цецилия Помпониана Аттика. Иногда не т
олько семейное прозвище, но и родовое имя усынов
ленного сохранялись без изменений в качестве когно
менов: когда Гай Плиний Секунд усыновил своего пл
емянника Публия Цецилия Секунда, того стали имен
овать Гай Плиний Цецилий Секунд. Случалось и так,
что сын получал и прозвище от родового имени мат
ери; это имело целью подчеркнуть тесный союз двух
семей: например, Сервий Корнелий Дола- белла Пет
роний носил родовое имя и когномен отца, Корнелия
Долабеллы, второе же прозвище он унаследовал от
матери, которую звали Пет- рония. Итак, мы видим, ч
то строго определенного порядка в римской антропо
нимической номенклатуре не было и, скажем, происх
ождение второго семейного прозвища было в разных
случаях весьма различным.
Христианство, стараясь оторваться от языческой
традиции имен, решительно вводило в номенклат
уру необычные, искусственно созданные и подча
с довольно причудливые конструкции, восходящи
е к христианским ритуальным формулам, молитв
ам. Достаточно привести несколько примеров: Ад
еодата — «богом данная», Деогра- циас — «благ
одарение богу» и даже Кводвульт- деус — «то, че
го хочет бог».
Как и в Греции, в Риме рабы могли сохранять име
на, данные им при рождении. Чаще, однако, в домах
и поместьях рабов различали по их происхождению,
и тогда этникон заменял личное имя: Сир, Галл и т. п.
Рабов называли также «пуэр» — мальчик, — соединя
я это обозначение с именем господина в родительно
м падеже. Так, раб Марка (Марци пуэр) становился М
арципором, а раб Публия (Публии пуэр) — Публипор
ом.
Раб, отпущенный на волю, вольноотпущенник, пр
инимал родовое, а иногда и личное имя своего госпо
дина, даровавшего ему свободу, собственное же имя
сохранял как когномен. Андроник, грек из Тарента, од
ин из родоначальников римской литературы (III в. до
н. э.), получил от Ливия Салинатора свободу, а вмест
е с ней и традиционное римское трехчленное имя: Лу
ций Ливий Андроник. Тирон, образованный невольни
к и секретарь Цицерона, обретя свободу, стал зватьс
я Марком Туллием Тироном. Бывало и иначе. Римля
нин, отпускавший на волю своего раба, мог пожалова
ть ему не собственное родовое имя, а «номен гентил
е» другого человека, с которым поддерживал дружес
кие и родственные связи. Один из рабов Цицерона Д
ионисий, став вольноотпущенником, получил имя Ма
рк Пом- поний Дионисий: Цицерон дал ему свое личн
ое имя, а имя родовое позаимствовал у своего друга
Аттика, высоко ценившего образованного Дионисия.
Раб, которого отпускала на волю женщина, прини
мал личное и родовое имя ее отца, а кроме того, в о
фициальных актах указывалось, кому он был обязан
своей свободой: например, Марк Ливий, вольноотпу
щенник Августы, Исмар.
Добавим, наконец, что немало иностранцев стре
мились любой ценой выдать себя за римских гражда
н и, возможно, поэтому охотно принимали римские и
мена, особенно родовые. Лишь император Клавдий с
трого запретил людям иноземного происхождения пр
исваивать себе римские родовые имена, а за попытк
у обманным путем выдать себя за римского граждан
ина виновный подлежал смертной казни (Светоний.
Божественный Клавдий, 25).
ОБУЧЕНИЕ И ВОСПИТАНИЕ
В ГРЕЦИИ
Едва ли кто-нибудь будет сомнев
аться в том, что законодатель дол
жен отнестись с исключительным
вниманием к воспитанию молоде
жи... Так как государство в его цел
ом имеет в виду одну конечную це
ль, то ясно, что для всех нужно ед
иное и одинаковое воспитание, и
забота об этом воспитании должн
а быть общим, а не частным дело
м, как теперь, когда всякий печетс
я о своих детях частным образом
и учит частным путем тому, что ем
у вздумается. Что имеет общий ин
терес, тем и заниматься следует с
овместно. ( . . . ) Итак, ясно, что до
лжны существовать законы, касаю
щиеся воспитания, и оно должно
быть общим. Нельзя оставлять не
выясненным, что вообще предста
вляет собой
слгп1лтпи1ла Iл \s~\\s г\ълг\ плпм/ил
Таково суждение Аристотеля. В IV в. до н. э., как и вс
егда, можно было услышать самые различные мнени
я о том, как подобает воспитывать молодежь. Не так
уж легко поэтому представить себе систему обучени
я и боепитания в столетия предшествующие, на прот
яжении которых в Греции произошло столько переме
н в политических и общественных отношениях и во в
зглядах на мир и человеческую жизнь. Можно лишь у
тверждать, что с древнейших времен отец играл в во
спитании сына решающую роль и что в пример ему в
сегда ставились поколения минувшие. На этой почве
дело доходило до конфликтов между поколениями, п
ричем, надо признать, правы были отчасти обе сторо
ны: старшие несли с собой опыт, младшие — стремл
ение к новому и лучшему. В литературе примером ст
арца, часто вспоминающего старое доброе время, з
амечательных людей прошлого, может считаться гом
еровский Нестор: он противопоставляет молодым ге
роям тех, кто жил в старину. Опечаленный ссорой Ах
илла с Агамемноном, он дает им совет и одновремен
но предостережение:
Воспитание юношей
. . . Покоритесь, могучие! оба меня вы мол
оже,
Я уже древле видал знаменитейших вас бр
аноносцев;
С ними в беседы вступал, и они не гнушали
ся мною.
Нет, подобных мужей не видал я и видеть н
е буду. . .
Се человеки могучие, слава сынов земноро
дных!
. . . С ними стязаться
Кто бы рискнул от живущих теперь человек
ов наземных?
Но и они мой совет принимали и слушали р
ечи.
Будьте и вы послушны: слушать советы по
лезно.
Гомер. Илиада, 1, 259-274 Но и герои под Трое
й были достойны своих славных предков и вели себя, к
ак подобает
мужам, и в бою, и в спортивных состязаниях. Старик
и же, когда годы давали себя знать, уступали место
молодым — с полным доверием к ним. Тот же Несто
р во время игр, устроенных в память павшего Патрок
ла, признает, что теперь уже младшие поколения до
лжны взять на себя все труды:
. . . Теперь молодым оставляю Трудные
подвиги славы; пора, пора
уступить мне Старости скорбной:
в чреду я свою блистал меж героев!
Там же, XXIII, 643-645 Начиная с семи лет ма
льчики, как уже говорилось, поступали под опеку отц
а. В крито- микенский период мальчик под руководст
вом отца и избранных им опекунов и наставников пр
иобретал навыки обращения с оружием, обучался му
зыке и танцам. Для человека, обязанного участвоват
ь в религиозных обрядах и празднествах, все это бы
ло необходимо. Надежную подготовку к участию в об
щественной жизни давало овладение ораторским иск
усством. Готовили мальчика и к жизни практической:
он учился вести хозяйство, наблюдал, как работают
в поле и в винограднике, знакомился даже с практиче
ской медициной. В эпических поэмах Гомера господа
трудятся вместе с рабами, не чураются работы на ст
роительстве кораблей, а царевна Навсикая, трудолю
бивая хозяйка в доме своего отца, сама напоминает
ему о своих обязанностях:
. . . Вели колесницу большую на быстрых колесах Да
ть мне, чтоб я в ней уклав все богатые платья, котор
ых Много скопилось нечистых, отправилась на реку м
ыть их.
Гомер. Одиссея, VI, 57-59 Царевна сама, «взяв
из хранительницы платья и в короб уклав их... все по
местила на быстрой, большой колеснице». У реки ца
ревна не только надзирала за рабынями — она труди
лась вместе с ними. На пути домой
.. .Ударила звучно блестящим бичом На
всикая
Мулов; затопав, они от реки побежали п
роворной Рысью; другие же, пешие, сле
дом пошли; но царевна Мулов держала
на крепких вожжах...
Там же, VI, 316-319
Девочки рано привыкали к труду: под опекой мат
ери они учитесь прясть, ткать, вести домашнее хозяй
ство, практиковались даже в лечении своих домочад
цев. На Крите мальчики в 14 лет начинали системати
чески заниматься физическими тренировками, что сл
ужило подготовкой к военной службе. В 18 лет их как
совершеннолетних включали в особые товарищества
, называвшиеся гетериями.
В Афинах в классическую эпоху обучение не был
о юридически обязательным, а рассматривалось обы
чно как долг родителей по отношению к детям. Плато
н даже высказывает мнение, что дети свободны от ка
ких-либо обязательств перед родителями, если те не
заботились об их образовании.
Первое купание маленького Ахилла
В V в. до н. э., в период Пелопоннесской войны, афин
яне уже могли гордиться тем, что среди них нет ни од
ного неграмотного. И хотя формально организованн
ых школ не было и каждый воспитывал детей, как хот
ел, — об этом-то и говорит Аристотель, — однако обу
чение приняло уже формы коллективные. Дети объе
динялись в группы под руководством преподавателя,
и таким образом начинала складываться школа. В Гр
еции программа обучения охватывала и приравнивал
а друг к другу воспитание интеллектуальное, музыка
льное и физическое. Это было связано с особенност
ями самой греческой культуры, в которой воспитание
понималось как неразрывное единство «гимнастичес
кого» и «муси- ческого», как развитие физическое и у
мственное одновременно. Синтезом этих двух элеме
нтов должно было стать классическое равновесие т
ела и духа, прославленный идеал «калокагатии» — к
расоты и добра, слитых в человеке воедино.
Беря начало в конкретных представлениях о прекрас
ном, тренированном теле юноши «благородного рож
дения», понятие калокагатии достигло со временем в
ысот абстракции, явившись выражением граждански
х и этических ценностей античного общества, вопло
щенных в гармонично развитой личности. Этим дости
жением педагогической мысли древний мир был пре
жде всего обязан афинянам, стремившимся к полном
у, всестороннему раскрытию способностей человека,
в то время как спартанцы заботились главным образ
ом о воспитании физическом, призванном дать госуд
арству защитника — сильного, дисциплинированного
воина.
Девушка с покрывалом
Другой важный элемент бытия и культуры древних гр
еков, а следовательно, и воспитания молодежи — аг
онистика, принцип состязательности, благородного с
оревнования и отдельных личностей, и групп в разны
х ситуациях, в разных областях жизни, с целью дости
жения наилучшего результата, признания, получения
олимпийского венка. Достижения же эти приносили с
лаву не только увенчанному наградой победителю, н
о и государству, которое он представлял.
На основе всех этих принципов и формировалась
программа воспитания и обучения молодого афинян
ина. В течение долгого времени в Афинах старались
поддерживать равновесие между интеллектуальной
и физической подготовкой, несмотря на то что уже в
V в. до н. э. стали слышны критические голоса проти
в чрезмерного увлечения программами и методами о
бучения, о чем напоминает Аристотель. Здесь много
е могли сказать философы, которые, признавая необ
ходимость всех упомянутых выше наук, стремились п
режде всего обучать добродетели — «аретэ». «Поси
доний различает четыре вида искусств, — сообщает
в одном из своих писем Сенека, — будничные и низк
ие, потешные, детские и свободные. Будничные — эт
о ручные ремесла, занятые всем тем, чем оснащаетс
я жизнь; они даже и не прикидываются благородным
и или почтенными. Потешные — это те искусства, чь
е назначение услаждать глаз и слух. К ним можно пр
ичислить и изобретение всякого рода приспособлени
й. . . Такие вещи поражают взоры невежд, по незнань
ю причин удивляющихся всему неожиданному. Детск
ие, имеющие нечто общее со свободными, — это те
искусства, которые у греков называются "энкюклиой",
а у нас — свободными. Единственные же поистине с
вободные или даже, вернее сказать, дающие свобод
у искусства — это те, что пекутся о добродетели»
(Сенека. Н р а в с т в е н н ы е п и с ь м а к Л у ц и л и ю ,
LXXXVIII, 21-23).
Обращает на себя внимание деление «искусств»
на «будничное» ремесло и «потешные» достижения
механики, рассматриваемые только как источник раз
влечений и сюрпризов. Практической пользы, какую
должны были принести эти «штучки» механиков, фил
ософ, цитируемый Сенекой, не видит. Стоит также от
метить, что ремесло, основанное на ручном труде, —
искусство «будничное», «не благородное»: как далек
о отошли уже в своих понятиях о жизни греки классич
еской эпохи от своих предков — героев Гомера!
Однако, как бы ни расходились между собой мнен
ия о содержании обучения, никто не оспаривал того,
что мальчикам в Греции полагается иметь трех учите
лей: грамматиста, кифариста и педотриба. Важную з
адачу предстояло выполнять грамматисту — учител
ю грамоты: он обучал детей чтению и письму, давал
им основные понятия о счете. «Тетрадями» служили
деревянные таблички, покрытые воском, на которых
дети острыми палочками чертили буквы, а позднее
— целые фразы. Когда они уже овладевали искусств
ом чтения и письма, то переходили к изучению стары
х писателей, среди которых главное место прочно за
нимали Гомер и Эзоп с его мудрыми баснями. По ме
ре обогащения греческой литературы расширялась и
программа: читали поэмы Гесиода, стихотворения за
конодателя Солона, сочинения Феогнида, разучивал
и гимны в честь богов, исполняемые во время религи
озных празднеств. И вот здесь вступал другой учител
ь
— кифарист, прививавший мальчикам навыки игры н
а лире или кифаре. Под звуки этих инструментов пел
и песни и гимны — соло или хором. Наконец, систему
образования дополнял своими уроками педотриб —
учитель гимнастики. Под его руководством в палестр
ах или Гимнасиях дети состязались в беге, прыжках,
метании копья и диска, причем тренировались со все
м усердием, надеясь победить в каких-либо больших
спортивных играх.
В учителях Платон видит воспитателей, дело кот
орых — не только передать ученикам определенные
познания, но и направлять их во всем. Поэтому фило
соф полагает, что деятельность воспитателя необхо
димо подчинить строгому и широкому контролю. «...Л
юбой встречный из свободнорожденных людей пусть
наказывает как самого ребенка, так и его пестуна или
учителя, когда кто-нибудь из них в чем-либо погреши
т. .. Страж законов должен быть у нас зорким; он дол
жен очень заботиться о воспитании детей, исправлят
ь их характер и всегда направлять их ко благу соглас
но законам» (Платон. Законы, VII, 808 е — 809 а).
Речь шла, как уже говорилось, о воспитании хоро
ших граждан. Несомненно, и воспитание физическое
имело целью не только подготовить подростков к спо
ртивным состязаниям, но и закалить их для военной
службы. Очевидно, однако, такой закалки было мало,
и, вероятно, в IV в. до н. э. военная подготовка обрел
а конкретную форму с введением института эфебии.
Эфебия была обязательная для всех афинских граж
дан начиная, как правило, с 18 (16?) лет и длилась че
тыре года. После года учений эфебы несли службу в
гарнизонах и на сторожевых постах в пограничной по
лосе Аттики.
Эфебы выполняли физические упражнения под р
уководством тренера — педотриба, а собственно вое
нной подготовкой ведал инструктор — дидаскал. Про
грамма занятий предусматривала также дальнейшее
обучение поэзии и музыке, так как одной из обязанно
стей эфебов было активное участие в государственн
ых торжествах. Эфебы давали присягу, что не опозо
рят доверенного им оружия, не бросят своих товари
щей в беде и будут защищать домашние алтари, гра
ницы державы.
Мастерская сапожника. VI в. до н. э.
В эпоху эллинизма, после того как Греция перестала
быть независимой, эфебия утратила свой военный х
арактер и не была уже обязательной для всей молод
ежи в возрасте от 16 до 20 лет, а напротив, выступал
а как институт элитарный. В III в. до н. э. длительност
ь ее была ограничена одним годом, а принадлежност
ь к эфебам стала добровольной. В период с середин
ы III до середины II в. до н. э. число эфебов значител
ьно сократилось: среди них были только сыновья сам
ых богатых граждан. Со временем благодаря тому, ч
то в число эфебов начали принимать и иностранцев,
количество их вновь возросло. Физическая подготовк
а ограничивалась теперь гимнастическими упражнен
иями, главное же внимание было обращено на воспи
тание интеллектуальное и эстетическое (философия,
литература, риторика, музыка). Жизнь эфебов сосре
доточивалась в гимнасии, который оказался тогда об
щественным и культурным центром города, взяв на с
ебя до некоторой степени функции древней агоры. П
од властью римлян греческая эфебия также сохрани
лась и даже расширилась за счет введения целой ие
рархии воспитателей, инструкторов и должностных л
иц.
Тогда же, в эллинистическую и римскую эпохи, су
ществовала организация, включавшая в себя молод
ых мужчин «после эфебии». Это были так называемы
е неой (молодые), хотя принадлежать к этой организ
ации могли люди вплоть до 40 лет. Они подчинялись
гимнасиарху. Группа, называемая синодом, имела се
кретаря и казначея — их назначали городские власти
. «Неой» имели право выступать как организация, ког
да обращались по каким-нибудь делам в государстве
нные инстанции или к римскому императору. Сохран
ился, например, текст ответа императора Адриана на
поздравительное послание, которое направила ему в
117 г., в связи с его восшествием на престол, группа
«неой» из Пергама.
Организации, готовившие молодежь к участию в г
осударственной и общественной жизни, существовал
и и в других местах. В 1853 г. на Крите была найдена
надпись на дорическом диалекте, которая, как оказал
ось, является текстом присяги. Такую присягу дала гр
уппа из 180 мальчиков, так называемых агелеосов (ж
ивущих совместно), когда они покидали свою ячейку,
«аге- ле». Документ этот позволяет представить себе
, как могли выглядеть подобные присяги и в городахгосударствах более крупных, часто воевавших. В при
сяге соединялись элементы патриотические, традици
оналистские, экономические: «агелеосы» клялись ох
ранять безопасность своего отечества, поддерживат
ь и передавать будущим поколениям его традиции, с
ажать ценные оливковые деревья, важные для хозяй
ственного процветания родного края.
Составной частью программы обучения было, ка
к мы помним, чтение поэтов. В чем состояли эти заня
тия, какова была их цель? Как толковалось прочитан
ное? Задачей учеников было не только овладение не
которым количеством текстов и умение их произноси
ть в соответствующих ситуациях (на религиозных пр
азднествах, по случаю других торжественных событи
й, на пирах и т. д.). Подросток должен был извлечь из
этого чтения и более глубокую пользу: поэзия призв
ана была служить воспитанию этическому. Произвед
ения, которые сами по себе носили морали- заторски
й характер, не представляли трудностей для препод
авателя. Однако были тексты, рассказывавшие и о д
обре, и о зле, тогда учителю- воспитателю приходил
ось показывать различие между дурным и добрым и
помогать ученикам выбрать подобающую дорогу в ж
изни. Читая сочинения древних авторов, замечает в
своих «Мо- ралиях», в трактате «Как юноше слушать
поэтов», Плутарх, ученик может и не заметить многог
о полезного для формирования его характера, подоб
но тому как среди листвы и цветущих веток бывает н
езаметен зреющий плод. Обращаясь к древним поэт
ам, учитель должен извлечь из мифологического сю
жета все что необходимо, чтобы повести учеников по
пути добродетели. Прежде всего юноше предстоит у
яснить себе, хорош или плох характер того или иного
героя, а затем обратить внимание на его слова и пос
тупки, ведь у каждого действующего лица они свои, о
собенные, соответствующие его нраву.
Подобно тому, продолжает Плутарх, как на лугу п
чела устремляется на поиск цветов, коза — веток, св
инья — корней, иные же создания ищут плодов или з
ерен, так и из юношей, читающих поэтов, один сбира
ет цветы содержания, другой упивается красотой и ст
ройностью выражений, иные же получают пользу от с
лов, воспитывающих характер. Тот, кого интересует т
олько содержание произведения, не пропустит при чт
ении ничего нового и необычного в повествовании. О
т взгляда того, кого влечет к себе поэтический язык, н
е ускользнет ни один изящный и прелестный оборот.
Тот же, кто читает поэтов не столько ради удовольст
вия, сколько для самовоспитания, не станет слушать
лениво и равнодушно те места, где говорится о добр
одетели, рассудительности, справедливости.
С самого начала обучения, таким образом, полаг
алось обращать внимание не только на литературны
е достоинства прочитанного, но и на то, чтобы однов
ременно использовать содержание, тему, героев того
или иного произведения в целях воспитания. Чтение
древних авторов должно было вести ученика к гражд
анскому и этическому идеалу, к «калокагатии», добле
стному служению государству, ведь еще со времен П
латона и Аристотеля этика и политика считались нер
азделимыми: «Надо попытаться хотя бы в общих чер
тах представить себе, что это такое [наивысшее благ
о] и к какой из наук... оно имеет отношение. Надо, вид
имо, признать, что оно относится к ведению важнейш
ей [науки], которая главным образом управляет. А та
кой представляется наука о государстве, [или полити
ка]. Она ведь устанавливает, какие науки нужны в гос
ударстве и какие науки и в каком объеме должен изуч
ать каждый. Мы видим, что наиболее почитаемые ум
ения, как-то: умения в военача- лии, хозяйствовании
и красноречии — подчинены этой [науке]. А поскольк
у наука о государстве пользуется остальными наукам
и как средствами и, кроме того, законодательно опре
деляет, какие поступки следует совершать или от как
их воздерживаться, то ее цель включает, видимо, це
ли других наук, а следовательно, эта цель и будет вы
сшим благом для людей» (Аристотель. Ни- комахо
ва этика, 1, 2, 1094 а—b).
Ценность устойчивых, неизменных положительн
ых черт характера признавалась всегда. Но были
и такие ценности, взгляды на которые менялись и
не могли не меняться, что было связано с целым
рядом перемен в политических, социальных и эко
номических условиях жизни. Одновременно меня
лся также образец, идеал политически активного
гражданина, политического деятеля. И здесь на а
рену воспитания и образования выходили филос
офы. Первые философы, ионийские мыслители,
не были учителями или лекторами. Лишь в VI в. д
о н. э. Анаксимандр, а за ним Анаксимен пыталис
ь делиться своими знаниями.
В Италии, в Элее, возникла элейская школа, с кот
орой связаны имена Ксенофана из Колофона и Парм
енида (VI-V вв. до н. э.); как о формально организова
нном институте можно говорить о школе Пифагора.
Школы эти, однако, развивали свою деятельность вн
е пределов Греции в собственном смысле слова.
Первыми философами-учителями в Афинах мож
но считать софистов и Сократа. Но если Сократ учил
в ходе живого спора и не выступал как профессионал
ьный преподаватель, то софисты, напротив, стали пе
рвыми учителями- профессионалами, взимавшими п
лату за уроки. Каков был их метод обучения? Некото
рые полагают, что это были главным образом диску
ссии, «собеседования», однако именно тогда Зе- нон
из Китая заметил одному молодому человеку, желав
шему больше говорить, чем слушать: «Природа дала
нам один язык, но два уха, чтобы мы вдвое больше с
лушали, чем говорили». «Больше слушать, чем говор
ить», — еще раньше Зенона советовал философ Кле
обул (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изреч
ениях знаменитых философов, I, 92; VII, 23-24). Впро
чем, в том, что касается метода софистов, точно изв
естно одно: они читали лекции перед группой слушат
елей. Одни, как, например, Гиппий, проповедовали с
вои теории на агоре, так что их мог слышать каждый;
другие поучали только тех, кто хотел их слушать и —
хотел платить. Протагор, сообщает Диоген Лаэртски
й, за полный курс обучения, длившийся, по-видимом
у, от трех до четырех лет, брал сто мин, или десять т
ысяч драхм (см. там же, IX, 52). Он и был первым учи
телем, взимавшим с учеников плату; его примеру пос
ледовали другие, не выдвигая, правда, подобных усл
овий: быть может, они не оценивали свои уроки так в
ысоко.
Чему учили софисты, какую цель ставили они пе
ред собой как преподаватели? Цель была одна — по
дготовить для государства хорошего гражданина. Ос
новное внимание уделялось обучению риторике — и
скусству произнесения речей, а также эвристике — и
скусству спора и опровержения любыми способами а
ргументов противника. Это несомненно стало одной
из причин развития в Греции ораторского мастерства
. Упражняли и память: Гиппий обучал приемам мнем
отехники. Для того чтобы блистать красноречием, хо
рошо аргументировать и эффективно атаковать в сп
оре оппонента, важно было и литературное образова
ние, знание истории. Софисты сами вели научные из
ыскания в области мифологии, генеалогии, биограф
ии, составляли перечни великих событий или списки
победителей Олимпийских игр, дабы иметь впоследс
твии под рукой материал для полемики. Это были, та
ким образом, люди науки, передававшие другим нако
пленные ими знания. Наивысшего успеха достигла гр
еческая система воспитания в IV в. до н. э., особенно
в двух сферах: риторике и философии. Первую пред
ставлял Исократ, основавший в 392 г. до н. э. школу
риторики, вторую — Платон: его знаменитая Академ
ия была открыта пять лет спустя.
Совершенно иную, чем в Афинах и многих других
греческих полисах, форму приняло обучение мальчи
ков в Спарте, где воспитание физическое развивало
сь за счет воспитания интеллектуального и эстетиче
ского. Семи лет от роду мальчик переходил под опек
у государства. Включенный в один из отрядов, назыв
авшихся ила- ми, он мог после четырехлетней подгот
овки, в 12 лет, приступить уже к более серьезным зан
ятиям, которые завершал лишь в двадцатилетнем во
зрасте в качестве ирена — зрелого юноши. Ученики
подразделялись на две группы: младшие, или мальч
ики от 7 до 14 лет, и эфебы от 14 до 20 лет.
Интеллектуальная
подготовка
спартанцев ограничивалась умением читать и писать
, знанием нескольких военных и религиозных песен,
а также некоторыми сведениями о традициях Спарты
, об ее истории, религии и обрядах. Закалка давалась
суровая: воспитание упорства и выносливости, умен
ия переносить любые тяготы и лишения, голод, стужу
, боль, воспитание готовности к походам, спортивны
м тренировкам, владению оружием. Дабы проверить,
подготовлен ли молодой человек надлежащим образ
ом, обладает ли он необходимой выдержкой, его под
вергали двойному испытанию. Сначала его сильно се
кли розгами перед алтарем Артемиды: эту экзекуцию
подросток должен был вынести без малейшего стона
. Второе испытание юноши проходили перед самым к
онцом обучения, перед тем, как их принимали в ирен
ы. Это была так называемая криптия: «С нею связано
хождение зимой босиком, спанье без постелей, обслу
живание самого себя без помощи слуг, скитание ночь
ю и днем по всей стране» (Платон. Законы, I, 633 с).
Целый год молодой человек блуждал по горам и дол
ам, скрываясь так, чтобы его нельзя было найти, сам
добывал себе пищу, спал мало и всякий час был наче
ку, дабы никто не мог его выследить и застать враспл
ох. Успешно отбыв, криптию, юный спартанец мог бы
ть допущен к участию в принятых в Спарте совместн
ых трапезах мужчин — фидитиях.
Греческая школа всегда была тесно связана с жи
знью своего города-государства. Как физическое вос
питание, помогавшее готовить будущих защитников
отечества, так и интеллектуально- музыкальное, поз
волявшее молодежи в дальнейшем принимать участ
ие во всех торжествах и празднествах, имели целью
подчинить образование потребностям государства.
Важную роль играла здесь и присущая греческой кул
ьтуре агони- стика: молодые люди могли показать св
ои достижения в многочисленных соревнованиях, уст
раивавшихся по самым различным поводам. Особе
нно высоко ценилась возможность участвовать в пра
зднествах: она рассматривалась как честь и как поо
щрение.
Летом молодежь распускали на каникулы, в тече
ние учебного года также было много дней, свободны
х от занятий. Об этом свидетельствует календарь с о
строва Кос. Например, в одном только месяце артем
итии было девять таких дней. 4-го числа отмечали пр
аздник Посейдона, 6-го — праздник Эвмена, 7-го был
и торжественные жертвоприношения и общественны
е игры, 10-го — праздник Пифокла, 12-го приносили
жертвы Дионису, 19-го полагалось чтить Муз и устра
ивать в их честь процессии, 26- го был праздник Атта
са. Был еще к тому же «день учителя» (!) — 29-го чис
ла, а пятый день каждого месяца как «день основате
ля» города- государства посвящался развлечениям и
забавам, и в этот день также никто не учился.
Что же касается девочек, то они до семи лет оста
вались под опекой матери и няньки, свободные от ка
ких-либо обязанностей. Затем воспитание их проход
ило по-разному в Афинах и в Спарте, и еще своеобр
азнее оно выглядело на островах Эгейского моря, гд
е во всех областях жизни царила куда большая своб
ода, чем в Аттике.
В Афинах девочка знакомилась с домоводством,
с женскими ремеслами: прядением, ткачеством. Не п
ренебрегали там и элементарным образованием, а и
менно: учили девочек читать и писать. В Афинах шко
л для девочек не было, но, скажем, на острове Теос з
асвидетельствовано существование школ, которые с
одержало государство и которые посещали дети обо
его пола. — Программа обучения девочек включала
в себя также пение и танцы, поскольку умение петь и
танцевать было необходимо женщинам опять- таки д
ля участия в религиозных празднествах. Не избегали
женщины и изучения литературы, однако от разговор
ов на литературные темы в кругу мужчин они были от
странены.
Женщины прядут и складывают покрывала
В мужском обществе могли блистать остроумием и н
ачитанностью гетеры, но женщины свободнорожденн
ые — никогда. Нарушать суровые афинские правила
позволяла себе лишь Аспасия, жена Перикла; хотя ка
к иностранка, уроженка Милета, она могла вести бол
ее свободный образ жизни, чем афинянки, но общест
венное мнение осудило и ее. Идеи Платона, что жен
щины обладают не меньшими способностями, чем му
жчины, и должны получать столь же углубленное обр
азование, долго не находили отклика в афинском об
ществе. Тот факт, что женскую поэзию, берущую нач
ало в VII в. до н. э., представляли в Греции уроженки
Лесбоса, Беотии, Аргоса, Сикиона, но только не Афи
н, этого общеэллинского очага культуры, также свиде
тельствует о том, что афинские женщины были искл
ючены из сферы интеллектуальной жизни.
В Спарте в соответствии с общей тенденцией раз
вития этой страны воспитание девочек мало отличал
ось от воспитания мальчиков. На первом месте стоял
и физическая сила и выносливость девочек, ведь их г
отовили в матери будущих граждан-воинов. Итак, дев
очки занимались гимнастикой наравне с мальчиками,
упражнялись в беге, метании диска, даже в борьбе. П
оскольку они должны были участвовать в религиозны
х торжествах, их, как и в Афинах, учили пению и танц
ам. О том, что в эпоху эллинизма женщины устремил
ись к наукам и что появились уже смелые «эмансипа
нтки», стремившиеся получить доступ к занятиям, «з
акрепленным» за мужчинами, может свидетельствов
ать такой факт: у знаменитого врача Герофила, живш
его в Александрии во времена первых Птолемеев, уч
илась девушка из Афин, некая Агнодика. Именно бла
годаря ей, если верить римскому автору Ги- гину, жен
щинам было разрешено изучать медицину.
Интерьер нижнего гимнасия в Приене, около 130
г. до н. э. (реконструкция)
Получение образования было в Греции обязанность
ю и привилегией свободнорожденных. Поэтому и Се
нека, находясь под влиянием греческой философии,
высказывает мнение, что «свободные» науки, искусс
тва названы так потому, что они «подобают свободно
му человеку» (Нравственные письма к Луцилию,
LXXXVIII, 2). Из сообщений самых различных авторо
в мы узнаем, что рабов издавна не допускали даже к
упражнениям, развивающим физическую силу и вын
осливость. По словам Аристотеля, критяне, «предост
авив рабам все прочие права, запрещают им только
посещение гимнасиев и приобретение оружия»
(Аристотель. Политика, II, 2, 12, 1264 а). Это подтв
ерждает и оратор Эсхин, говоря, что закон не позвол
яет рабам тренироваться в палестре или натираться
оливковым маслом, как это было принято у атлетов
(Эсхин. Против Тимарха, 138). Правда, Аристотель,
как и комедиограф Ферекрат, в названии одной свое
й несо- хранившейся комедии упоминает «учителя р
абов», однако функции его были иными, нежели у на
ставника свободнорожденных: рабов обучали только
некоторым практическим навыкам, необходимым им
для работы в домашнем хозяйстве.
Эллинистическая эпоха вместе с другими переме
нами принесла также изменения в отношениях межд
у свободным гражданином и рабом. Уже Еврипид, ст
оронник новых идей, подчеркивал, что деление на «с
вободных» и «несвободных» — социальное, а не мор
альное, и что раб как человек стоит на той же ступен
и, что и свободный. Позднее, в эпоху Римской импер
ии, под влиянием философии стоиков Сенека на возг
лас «Ведь это рабы!» отвечал: «Но они и люди!». Впр
очем, тогда рабы уже могли получать образование, и
з чего их хозяева, особенно в Риме, умели извлекать
немалую выгоду.
Мы не знаем греческих школ для рабов наподоби
е римских. Известно только, что в отдельных городах
допускались некоторые отступления от обычаев и пр
авил, освященных традицией и старыми взглядами н
а положение несвободных. Таблички из Аргоса, в кот
орых перечислены пожертвования граждан на разны
е цели, отмечают, что несколько местных жителей пр
едоставили определенное количество оливкового ма
сла рабам и сделали возможным для них совершать
омовения в бассейнах гимнасиев. Некто Асклепи- ад
в Дорилее во Фригии в царствование императора Ад
риана был гимнасиархом для свободных и для рабов
. Наконец, в одном из городов Македонии некая жен
щина передала 10 000 аттических драхм на обеспече
ние оливковым маслом местного гимнасия для гражд
ан города, а также иностранцев и рабов на время тре
хдневных городских празднеств.
ВОСПИТАНИЕ И
ОБРАЗОВАНИЕ В РИМЕ
Ведь беспочвенны жалобы, будто ли
шь немногим дана способность к поз
нанию, большинство же, мол, из-за н
еразвитости ума напрасно теряет вр
емя и труды. Напротив: немало найд
ешь ты и легких на соображение, и с
корых на учение. Ибо это от природ
ы присуще человеку, и как птицы ро
ждаются для полета, кони для бега,
а дикие звери — чтобы быть свиреп
ыми, так нам свойственны усердие и
острота у м а . . . Появление тупых и
непонятливых не меньше противоре
чит природе, как явление телесных у
родств и всяких чудищ; но их очень
мало.
Квинтилиан. Воспитание оратора, I, 1, 1—2
По мнению Плутарха, в Риме совместное, коллективно
е обучение началось в середине III в. до н. э., когда та
м открыл свою школу Спурий Карвилий (Плутарх. Ри
мские вопросы, 59). Нет, однако, сомнений, что группо
вое обучение существовало в Риме уже значительно р
аньше. Это подтверждают и сообщения Тита Ливия.
Как мальчики, так и девочки начинали учиться в с
емь лет. Девочки из богатых семей — дома, под руко
водством матери, мальчики имели своего домашнего
учителя, а те, кто происходил из семей менее состоя
тельных, посещали школу. Школы эти были частным
и, содержали их чаще всего греки-вольноотпущенник
и. Мальчики, ходившие в школу, были под постоянно
й опекой воспитателя-педагога: он сопровождал их н
а занятия, а дома исполнял роль воспитателя и учит
еля одновременно. Квинтилиан предъявляет к педаг
огам серьезные требования: прежде всего они должн
ы иметь соответствующее образование, а если у них
его нет, то отдавать себе отчет в этом. «Нет ничего х
уже людей, мало продвинувшихся в науке дальше на
чальных сведений, а уже преисполненных ложной ув
еренности, будто они ученые!»
Бронзовая счетная доска. I в. н. э.
Поначалу программа обучения была очень скромной
, ограничивалась чтением, письмом и элементарным
и познаниями в арифметике. В дальнейшем програм
ма менялась, иногда существенно, но проследить, ко
гда и в какой степени, невозможно, ибо данные об эт
ом скудны и случайны. Так, например, Цицерон вспо
минает, что в детстве он изучал «Законы XII таблиц»,
которых теперь, в его время, не учит никто
(Цицерон. О законах, И, 23; 59).
С течением лет программа расширилась и охват
ывала три стадии обучения. Апулей перечисляет их,
говоря о «чашах Муз»: «Первая — чаша учителя чте
ния, литератора — закладывает основы; вторая — ч
аша грамматика — оснащает знаниями; третья — ча
ша ритора — вооружает красноречием. Большинство
не идет дальше этих трех кубков» (Апулей. Флориды
, XX).
Литераторы преподавали, таким образом, в перв
ых классах начальной школы; это были чаще всего г
реки, образованные рабы или вольноотпущенники, к
оторые самыми примитивными способами учили чит
ать и писать. Так, сначала дети заучивали одно за др
угим названия букв, еще не зная, как они выглядят, з
атем приучались складывать буквы в слоги и в слова
. Способ этот держался, очевидно, долго (может быт
ь, параллельно с другими), если еще в I в. н. э. Квинт
илиан пишет: «Мне, по крайней мере, не нравится хо
тя бы то, что, как я вижу, маленькие дети часто учат
названия и порядок расположения букв раньше, чем
вид той или иной из них. Это мешает усвоению букв,
ведь дети уже обращают внимание не на то, как выгл
ядят буквы, а на то, что они запомнили прежде. (...) П
оэтому лучше всего выучивать буквы, как людей, — с
разу и по внешнему облику, и по именам». Оратор-пе
дагог ратует за иной метод обучения грамоте — учит
ь развлекая, приобщать к чтению при помощи игруш
ечных букв, вырезанных из слоновой кости, «или оты
скать что-либо иное, чему больше радовался бы этот
возраст и что было бы приятно трогать, рассматрива
ть, называть» (Квинтилиан. Воспитание оратора, I,
1, 24-27). Таким «учебным пособием» могло быть да
же... печенье в форме разных букв.
Под руководством учителя арифметики — кальку
лятора — дети учились считать, сначала на пальцах,
причем пальцы левой руки служили для обозначения
единиц и десятков, а пальцы правой — сотен и тысяч
; на более высокой стадии обучения для вычислений
пользовались камешками — простейшими счетами.
Надежным средством решения задач оставались и в
ычисления в уме. Таблицу умножения полагалось де
ржать в голове, а запоминали ее повторяя хором за у
чителем. Вероятно, такая хоровая декламация нема
ло досаждала людям, жившим по соседству со школо
й: жалобы на шумные декламации, которыми ученик
и занимались в школах с самого раннего возраста, р
аздавались повсеместно. Звонкие голоса детей легк
о долетали до ушей горожан, так как обучение велос
ь в условиях самых примитивных: специальных школ
ьных помещений не было, обходились снятой в наем
комнатой в доходном доме, а то и маленькой площад
кой на улице или во дворике у дома. Ученики редко з
анимали места за столом: они сидели на стульях, таб
лички же для письма и другие школьные принадлежн
ости раскладывали на коленях.
Со временем весьма острой оказалась проблема
: оставлять ли детей учиться дома или отправлять их
в школу. Квинтилиан решительно выступает против о
бучения на дому, подчеркивая воспитательное влиян
ие школы. Защитники домашнего образования выдви
гали два аргумента: в кругу соучеников, говорили они
, ребенок подвержен и дурным влияниям, учитель же
, опекающий одного-единственного ученика, в состоя
нии уделить ему больше внимания. Первый аргумент
Квинтилиан опровергает, доказывая, что домашняя с
реда часто портит ребенка, и притом с младенческих
лет, гораздо сильнее, нежели его школьное окружен
ие. Уже в детстве, замечает оратор, маленького чело
века балуют и даже развращают лаской, поблажки ж
е и слишком мягкие методы воспитания лишают ребе
нка всякой умственной и физической силы. Дети раст
ут в колясках, в носилках, а стоит им ступить на земл
ю, как их со всех сторон поддерживают заботливые р
уки. Родители и наставники огорчаются, когда слыша
т от ребенка что-либо неприличное, но они сами во в
сем виноваты, указывает Квинтилиан, ведь этому и м
ногому другому ребенок выучивается от взрослых, с
лушая, как говорят вокруг него, наблюдая моральную
распущенность и всякие постыдные деяния окружаю
щих, внимая звукам циничных песенок и грубой бран
и. Дети запоминают, впитывают в себя все это, преж
де чем узнают, что это зло. А потом, распущенные и
испорченные, они не в школе привыкают к таким пор
окам, но сами заносят их туда (Там же, I, 2, 1-8).
Что же касается второго аргумента сторонников
домашнего образования, то, по мнению Квинтилиана
, только от учителя зависит, сумеет ли он справиться
с целой группой подростков, справедливо распредел
ить между ними свое время и внимание. Ведь учител
ь и должен учить многих: «Чем учитель лучше, тем п
риятнее ему иметь большое количество учеников». Н
апротив, преподаватели слабые и чувствующие это
охотнее всего занимаются именно с отдельными уч
ениками. Кроме того, автор подчеркивает, как помога
ет овладению науками соревнование между школьни
ками: каждый из них считает для себя делом чести п
ервенствовать среди сверстников и стыдится, если е
го опередили другие. Особенно льстит самолюбию у
ченика, когда ему удается обогнать в чем-либо своих
старших товарищей. И наконец, самый сильный, реш
ающий аргумент Квинтилиана: где же, как не в школе
, приобретет подросток понятие об общественной жи
зни, если будет сторониться группы, коллектива? А в
едь жить совместно, сообща — врожденное свойство
не только людей, но даже бессловесных животных (Т
ам же, I, 2, 9—30).
В своих дидактических усилиях учитель- литерат
ор нередко прибегал к розге. Учитель Горация, знаме
нитый Орбилий, очевидно, в памяти всех своих учен
иков, а не только поэта остался как «не жалеющий ро
зог». Квинтилиан, педагог прогрессивный, решитель
но осуждает этот метод, считая подобное наказание
унизительным для свободнорожденного. Если же тот
или иной подросток лишен самолюбия, то ему и порк
а не поможет. Важно и другое, добавляет оратор: по
д тяжелыми, мучительными ударами розги с мальчик
ом от страха и боли может случиться нечто, о чем да
же неудобно говорить, но что надолго останется для
него источником невыносимого стыда. Под влиянием
этого чувства он может со временем даже впасть в о
тчаяние и возненавидеть людей (Там же, I, 3, 14-16).
Учебный год начинался в марте после перерыва,
связанного с праздником Минервы (19-23 марта). Св
ободными от занятий были и другие праздничные дн
и и нундины.
Расставшись с литератором, мальчик поступал в
школу более высокой ступени, примерно соответству
ющую нашей средней школе. Теперь он занимался п
од руководством учителя- грамматика. Программа об
учения, как она в общих чертах обрисована Квинтили
аном, может показаться скромной: умение правильно
, без ошибок строить фразу на родном языке, а также
способность толковать сочинения поэтов. Однако в д
ействительности программа была значительно шире
, включая в себя чтение как поэтов, так и прозаиков,
и не только чтение, но и надлежащий разбор текстов,
изучение правил стилистики. Квинтилиан продолжае
т: нельзя обойтись ни без знания музыки, ибо предст
оит говорить о стихотворных размерах и ритмах, ни б
ез знания астрономии, ведь иначе не поймешь поэто
в, которые столько раз упоминают в своих стихах вос
ходы и заходы небесных светил, чтобы дать предста
вление о времени года или суток. Но не обойтись и б
ез знания философии: тема каждого поэтического пр
оизведения связана с глубочайшими и тончайшими я
влениями природы и человеческой души
(Квинтилиан. Воспитание оратора, I, 4, 4). Школьно
е образование рассматривается, таким образом, как
синтез всех наук и искусств. К этому считалось необх
одимым добавить и знание геометрии. Оратор рассу
ждает далее о важности владения стилем — для этог
о нужны надежные познания в языке, в грамматике.
Ученик, опоздавший на урок
Следует помнить, что параллельно с латинской лите
ратурой, а иногда даже раньше, молодежь занимала
сь литературой греческой. Автором, которого изучал
и больше всего, оставался Гомер, но не обходили и д
ругих классиков. Из литературы римской читали ранн
их поэтов: Ливия Андроника, Энния. В I в. до н. э., во
времена Окта- виана Августа, программа подверглас
ь изменениям. Из нее начали исключать писателей р
анних, «архаических», а их место заняли авторы бол
ее поздние. Чтение сопровождалось анализом содер
жания произведения, его языка и стиля. От учителя-г
рамматика требовалась, таким образом, всесторонн
яя образованность, но даже если он отвечал такому
условию, это не обеспечивало еще признания и авто
ритета в обществе, заработки же его были скорее ск
ромными, так как на обучение своих детей римляне т
ратили деньги неохотно. Быть образованными хотят
все, но как можно дешевле, замечает сатирик Юве- н
ал.
Светоний утверждает, что даже Орбилий, уже уп
оминавшийся учитель Горация, «преподаванием сво
им... добился скорее славы, нежели выгоды»; он сам
уже в весьма преклонном возрасте жаловался, что ж
ивет в нищете, под самой крышей. Впрочем, несмотр
я на свое жалкое положение и тяжелые условия жизн
и, Орбилий дожил почти до ста лет (Светоний. О гр
амматиках и риторах, 9).
Совершенно иначе обстояло дело с обучением з
а границей, куда римляне охотно отправляли сынове
й, чтобы те пополнили свои знания. Денег на это не ж
алели, многие по достоинству высоко оценивали обр
азование, которое могли дать школы греческих ритор
ов или философов. Однако главным побудительным
мотивом у большинства родителей здесь были несо
мненно тщеславие, снобизм, желание выделиться.
На третьем этапе обучения в дело вступал ритор
, учитель красноречия. Программа была обширная и
требовала больших затрат труда как от преподавате
ля, так и от учеников. Обучение складывалось из тео
рии ораторского искусства и из практических упражн
ений, заключавшихся в составлении речей на заданн
ую тему из истории, мифологии, литературы или из о
бласти общественной жизни. Упражнения эти могли
иметь две формы: свазории — речи, произносимые н
а какую-либо тему одним человеком, и контровер- си
и — пример соединения речей обвинителя и защитн
ика, непосредственная подготовка к будущим выступ
лениям в суде. Поскольку сами риторы брали уроки у
актеров (а актеры — у риторов), то и ученик ритора д
олжен был, как пишет Квинтилиан, позаимствовать н
екоторые навыки у исполнителя комедийных ролей,
но только в том, что касается искусства декламации.
B мимике же, походке и жестах оратору следует избе
гать неестественности и преувеличений. Ведь если ч
еловек, выступающий с речами, и обязан овладеть к
аким-либо искусством, то это прежде всего искусство
не выглядеть искусственным (Квинтилиан. Воспита
ние оратора, I, 11, 1-3). Квинтилиан также рекоменду
ет молодым людям посвящать некоторое время и уч
ителю гимнастики. Однако он отвергает тренеров-бо
рцов, которые часть жизни проводят «на масле», а д
ругую часть — за вином и заботятся только о силе те
лесной, пренебрегая развитием ума. Похвалы заслу
живают лишь те что учат иметь подобающую осанку
и выправку, а также движения, полные гармонии (Та
м же, I, 11, 15).
Сыновья богатых римлян пополняли, как уже гов
орилось, свое образование за границей: в Афинах, и
ли на острове Родос, где совершенствовались в орат
орском искусстве у прославленных риторов и углубл
яли свои познания в философии у представителей р
азных философских школ. В возрасте 17-18 лет моло
дому человеку предстояло на время оставить учение
и пройти военную службу.
В эпоху империи на территории Италии возникал
о все больше школ, основанных и поддерживаемых т
ем или иным городом или отдельными горожанами.
Поскольку школ не хватало, родители отправляли де
тей учиться в ближайший большой город. Плиний Мл
адший рассказывает, как он провел среди жителей с
воего родного города Комо настоящую кампанию с ц
елью основать сообща местную городскую школу, да
бы родителям не приходилось посылать детей в Медиолан и они сами могли наблюдать за их воспитани
ем. «Для вас, отцов, — говорил он землякам, — важн
ее важного, чтобы дети ваши учились именно здесь.
Где им приятнее оставаться, как не в родном городе
? Где их держать в целомудренной чистоте, как не на
глазах у родителей? Где, как не дома, меньше расхо
дов? Разве не стоит сложиться и нанять учителей, а
деньги, который вы теперь тратите на жилье, на доро
жные расходы, на покупки в чужом месте... вы приба
вите к их плате.
( . . . ) Ничего лучшего не можете вы предоставит
ь вашим детям, ничего приятнее родному городу. Пу
сть воспитываются здесь те, кто здесь родился, пуст
ь с самого детства учатся любить родную землю, пус
ть сживаются с ней». Сам Плиний также согласен вн
ести свой пай как основатель школы — уплатить трет
ью часть необходимой суммы; он, кроме того, беретс
я отыскать добросовестных преподавателей (Письма
Плиния Младшего, IV, 13, 3—10).
Квинтилиан, теоретик и практик античной педагог
ики, был первым ритором в Риме, основавшим школу
, которую, по современной терминологии, мы могли б
ы назвать государственной: он первым стал получат
ь ежегодное вознаграждение от государства — из ка
зны императора Вес- пасиана.
Но не только вопросы содержания и организации
обучения обсуждали в римском обществе. Не менее
важным был вопрос о подобающих методах воспита
ния. Здесь ответственность несли в равной мере как
семья — прежде всего отец, если речь шла о мальчи
ках, — так и сам педагог. Всегда, во все времена, ста
лкивались между собой сторонники суровых методов
воспитания и сторонники послаблений и поблажек. В
выигрыше оставался тот, кто умел отыскать тут золо
тую середину. Тема эта часто встречается в римских
комедиях, и у Плавта, и у Теренция, предоставляя им
широкое поле для морализаторства. Аргументом про
тив чрезмерной строгости отцов к детям служил прос
той вопрос: а сам ты разве не грешил в молодые год
ы?
Плиний Младший вспоминает, как он унимал нек
оего сурового отца, который «бранил своего сына за
то, что тот немного переплатил за лошадей и собак»
(вечный мотив!). «Послушай, — сказал ему Плиний,
— разве ты никогда не делал того, за что тебя самог
о мог бы поругать твой отец? Делал ведь! И разве ин
огда ты не делаешь того, в чем твой сын, если бы вд
руг он стал твоим отцом, а ты сыном, не мог бы укори
ть тебя с такой же суровостью? Разве все люди не по
двержены каким-нибудь ошибкам?» (Там же, IX, 12).
В комедии Плавта «Эпидик» отец сам задумывае
тся над своим отношением к сыну:
Не для лица бы только нужно зеркало,
Но также и для сердца, чтоб, смотря в н
его,
Увидеть, что таится в глубине души.
Всмотрись получше, а потом задумайся,
Как жил когда-то сам ты в ранней юности
(Полезно это было бы, по-моему).
Вот я давно терзаться из-за сына стал...
А в молодости много и за мной самим
Проступков наберется...
Плавт. Эпидик, 381-392 Но и молодой человек,
получивший хорошее воспитание, однако начавший
под влиянием своих соучеников слишком смело поль
зоваться свободой и проматывать отцовское добро, с
пособен опомниться: его тревожат перемены, происх
одящие в его характере. Так, например, критически о
ценивает себя юноша из комедии Плавта «Привиден
ие»: дом, даже хорошо построенный, обращается в р
азвалины, когда жильцы о нем не заботятся, так и мо
лодой человек, хотя и получил прекрасное воспитани
е, сам, едва представился случай, стал растрачивать
отцовское достояние на кутежи и интрижки:
Во-первых, родители — вот кто строител
ь,
Они для детей воздвигают фундамент,
Возводят, старательно ставят все скреп
ы,
На всеобщее благо, народу в пример.
Ни сил не жалеют своих, ни достатка.
Расход не в расход для себя полагают.
Отделка — ученье наукам, законам;
Труды, издержки снова.
А все затем, чтоб дети их могли служить
в пример другим.
Когда ж идти на службу им военную, ког
о-нибудь
Опорой из родни дают.
Тогда из рук строительских выходят, а п
рослужат год,
То видно уж на опыте, постройка хорош
а ль была.
Так-то вот я и сам дельным был, честны
м был
До тех пор, как в руках был своих мастер
ов,
А потом, только лишь стал своим жить у
мом,
Я вконец тотчас же погубил весь их
труд.
Лень пришла. Мне она сделалась бурею
,
И ее тот приход мне принес град и дожд
ь.
Честность всю, доблесть он
Сбил с меня, прочь сорвал сейчас же. А
потом
Вновь себе их вернуть — этим я пренеб
рег.
И вслед за тем любовь пришла, как дож
дь, проникла
В грудь мою,
Прошла до самой глубины и промочила
сердце мне.
И меня вместе с тем бросили слава, чес
ть,
Деньги, доблесть, и для жизни стал гора
здо хуже.
И балки здесь от сырости гниют, и дома,
кажется,
Мне своего не починить, чтоб весь он
не обрушился: Погиб фундамент
, и никто не может больше мне помочь.
Плавт. Привидение, 120-148
Впрочем, у Плавта это мотивы скорее второстеп
енные. Теренций же две свои комедии — «Самоистя
затель» и «Братья» — посвятил преимущественно п
роблемам воспитания — проблемам, которые целые
столетия не могли разрешить.
В Риме также существовали молодежные органи
зации, начало которых следует искать во II в. до н. э.
Организации эти были известны в Италии под назван
ием «Ювенес» или «Ювентус» — «молодые», «моло
дость», а в провинции — «Ювентус» или «Коллегиум
ювентутис». Расширение их сети было связано с воз
никновением все новых школ в городах империи: в М
е- диолане (Милан), Аугустодунуме (Отэн), Борди- га
ле (Бордо), Карфагене, Антиохии и в других. Организ
ация напоминала до некоторой степени афинскую э
фебию раннего периода, однако было и принципиаль
ное различие: принадлежность к римской молодежно
й организации была добровольной, а не обязательно
й, как в Афинах. Кроме того, организация «Ювентус»
и ей подобные основывались на началах коллегиаль
ных и не имели специально назначенной администра
ции. Во главе группы стоял магистр — префект или к
уратор; упражнения и иные занятия не носили военн
ого характера. Одинаковое значение придавалось ра
звитию и интеллектуальных, и физических способнос
тей. Полного расцвета эти организации достигли в эп
оху ранней империи, когда муниципальная аристокра
тия городов была важной опорой государственной вл
асти. С победой латифундиального хозяйства, упадк
ом городов и городского самоуправления падало и з
начение молодежных организаций.
Девочки из богатых семей учились дома, те же, кт
о победнее, ходили в школу вместе с мальчиками. Су
ществовало, таким образом, совместное обучение с
обязательной общей программой. По свидетельству
Тита Ливия (От основания города, III, 44), уже в V в. д
о н. э. с расширением программы, а вернее, с введен
ием двухступенчатой системы образования, когда ра
звернули свою деятельность грамматики, женщины т
акже начали расширять свои познания, обучаясь, однако, дома. От девочек же образованность и начитан
ность даже требовались: «пуэлла докта» — «ученая
девица» — было желанным комплиментом. Образов
ание было необходимо женщинам прежде всего для
участия в общественной жизни, в частности в общих
собраниях граждан. Кроме того, девушки должны бы
ли, как на том настаивали Квинтилиан и другие дидак
тики, заботиться о своем интеллектуальном развитии
и как будущие матери, ведь непременным условием
обучения ребенка было обучение его родителей
(Квинтилиан. Воспитание оратора, I, 1, б). Плутарх
предъявлял к женщинам довольно высокие требован
ия: они обязаны были разбираться в астрономии, мат
ематике, философии.
В последние годы республики, а тем более поздн
ее, в эпоху принципата и империи, было уже много о
бразованных женщин. В эпитафиях в перечне достои
нств усопшей часто упоминают и ее ученость: «докта
», «артибус докта» и т. п. Говоря об образованных же
нщинах, писатели не видят в этом явлении ничего ис
ключительного, необыкновенного. Мы узнаем, напри
мер, что Корнелия, жена Помпея Великого, зачитыва
лась сочинениями философов и была весьма сведу
ща в географии. Семпрония, замешанная в заговоре
Каталины, хорошо знала греческий язык. Ливия, жен
а Августа, обладала таким интеллектом, что сам Авг
уст перед особенно важными разговорами с ней дел
ал для себя специальные заметки, желая иметь зара
нее подготовленные ответы, дабы не быть застигнут
ым ею врасплох. Наконец, Агриппина, мать Нерона,
оставила воспоминания, которые, по-видимому, пре
дставляли собой известную ценность, если ими поль
зовался такой историк, как Тацит (Анналы, IV, 53).
Обучались женщины и ораторскому искусству и д
аже прибегали к этим познаниям и навыкам на практ
ике, чаще всего в своих личных, домашних делах, но
иногда и в делах общественных: Гортензия, дочь ора
тора Квинта Гортензия, своим красноречием добила
сь снижения налогов, установленных для женщин. В
ыступления же римских матрон по своим частным де
лам общественное мнение осуждало: считалось, что
это свидетельствует о чрезмерной дерзости, даже о
нахальстве. Именно так оценивает Валерий Максим
выступление в суде некоей Афрании, жены сенатора
, которая в ходе процесса сама обращалась к претор
у, и отнюдь не потому, что не в состоянии была наня
ть адвоката, а просто от своего «нахальства». Щегол
яние женщины своими познаниями бывало иной раз
подлинным бедствием для общества, как это описыв
ает Ювенал:
Впрочем, несноснее та, что едва за
столом поместившись, Хвалит В
ергилия, смерти Дидоны дает оправдань
е, Сопоставляет поэтов друг с другом:
Марона на эту Чашу кладет, а сю
да на весы полагает Гомера.
Риторы ей сражены, грамматики не
возражают, Все вкруг нее молчат
, ни юрист, ни
глашатай не пикнут, Женщины даж
е молчат, — такая тут
сыплется куча Слов, будто куча таз
ов столкнулась с колокольцами.
Пусть та матрона, что рядом с тобой
возлежит, не владеет Стилем речей, энтимемы кудр
явые не
запускает Средь закругленных сло
вес и не все
из истории знает, Пусть не поймет
и из книг кой-чего;
мне прямо противна Та, что тверди
т и еще раз жует Палемона «Искусство», Вечно законы блюдя и приемы пр
авильной речи, Та, что древность любя, неизвестны
й нам стих вспоминает. . .
Ювенал. Сатиры, VI, 434-441, 44 8-454 Об обу
чении рабов Сенека писал, что их следует кормить и о
девать, но давать ли рабу такое
же образование, как и свободному, — это целиком за
висит от доброй воли его господина (Сенека. О добр
одетелях, 3, 21, 2). Среди людей, попадавших в Рим
в качестве невольников, захваченных на войне или к
упленных, было немало образованных людей, особе
нно греков. Были между ними и такие, которые, благ
одаря врожденным способностям, интересам и собст
венным усилиям, пополняли свои познания и дальше
, достигая подчас очень многого. Помимо тех, кто в с
овершенстве овладевал латинским языком, были так
же некоторые рабы, прямо занимавшиеся в домах св
оих господ работой, которую мы бы назвали интелле
ктуальной, исполняя функции секретарей (как Тирон
у Цицерона), библиотекарей, даже управляющих пом
естьями. Иные выделялись своими литературными и
научными трудами: достаточно вспомнить, что начал
о римской литературе положил Андроник, грек из Тар
ен- та, который, обретя свободу, оставил свое имя в
анналах римской поэзии как Ливий Андроник. Он пер
евел на латынь «Одиссею» Гомера, писал по греческ
им образцам трагедии и комедии, создал хоровую пе
снь к религиозному празднеству. Не менее любопыт
на карьера Реммия Палемо- на, известного граммати
ка, работавшего в Риме в I в. н. э., учителя Квинтили
ана и поэта Персия. Сын рабыни, Палемон, как пред
полагается, был поначалу ткачом, затем рабом-педа
гогом, сопровождавшим сына своего господина в шк
олу. При этом он самоучкой приобрел образование и
, получив свободу, уже как Реммий Пале- мон начал
давать уроки и стал одним из наиболее выдающихся
учителей-грамматиков в Риме. Также и Гигин, вольно
отпущенник Августа (отсюда его имя: Гай Юлий Гиги
н), должен был располагать соответствующими знан
иями, если заведовал библиотекой на Палатине и пи
сал о грамматике, о римских древностях, а кроме тог
о, трактаты по сельскому хозяйству (все эти труды не
сохранились). Находились и другие дела для образо
ванных рабов. Известно, что они имели самые разно
образные специальности, а после того, как их отпуск
али на волю, даже занимали, особенно в эпоху импе
рии, видные должности в государственном управлен
ии. Рабы, как уже говорилось, преподавали в началь
ных школах, учили музыке, стенографии, были архит
екторами. Нет сведений только о рабах-юристах.
Необходимо различать две группы несвободных
— тех, которые оказались в Риме уже взрослыми лю
дьми, и тех, кто родился рабом в доме своего господ
ина. Среди первых было много образованных людей,
и, когда они овладевали латинским языком, им поруч
али выполнять функции секретарей, библиотекарей
и т. д. О детях же рабов римляне, как подобало, забо
тились сами, что следует приписать не столько их ч
еловеколюбию, сколько практическим расчетам. Для
детей рабов организовывали школу — так называем
ый педагогиум, дабы, как говорили их господа, не поз
волять им пребывать в праздности и в то же время п
овысить их ценность как слуг. Несомненно также, что
обучение и воспитание имели целью внушить некото
рым рабам чувство собственного достоинства и ценн
ости своей личности, дабы в будущем из них могли в
ыйти свободные граждане, если их отпустят на волю.
Вольноотпущенники же были нужны даже император
ам.
В педагогиуме преподавали учителя, часто те же
самые, что воспитывали и детей своего господина, и
ли же иные интеллигентные и образованные рабы, т
акже называвшиеся педагогами. О таком педагогиум
е в одном из его поместий вспоминает Плиний Млад
ший. Некоторые определяют педагогиум как «школу
пажей», однако это неверно: далеко не все мальчики
выступали в этой роли, а если они и исполняли обяза
нности «пажей», то лишь недолгое время, так как, вы
растая, они благодаря полученному ими образовани
ю выполняли иные функции, о чем речь шла выше.
Программа обучения в педагогиуме включала в с
ебя чтение, письмо, начатки счета, физические упра
жнения. В сущности, это была такая же программа, к
ак и для детей свободных граждан. Кроме того, маль
чиков готовили к различным практическим занятиям
и профессиям. Колумел- ла жалуется, что в Риме нет
сельскохозяйственных школ; вместо этого имеются т
е, где готовят к профессиям, которые только обслуж
ивают человеческие прихоти, например школы, где у
чат делать приправы к изысканным блюдам или же и
скусно подавать кушанья одно за другим. Это подтве
рждает и Сенека. Римляне требовали немалого иску
сства и от повара, и от его помощников. «Несчастен
живущий только ради того, чтобы по правилам резат
ь откормленную птицу, но тот, кто обучает этому рад
и собственного удовольствия, более жалок, чем обуч
ающийся по необходимости» (Сенека. Нравственны
е письма к Луцилию, XLVII, 6). Столь же критически в
ысказывается и Ювенал:
Как он вприпляску орудует: нож его
так и летает, Все соблюдая прие
мы его мастерства
и традиций; И, разумеется, здесь
очень важно
различие жеста В том, как он зай
ца разрежет и как разобьет он пулярду.
Ювенал. Сатиры, V, 121-124
Педагогиумы существовали начиная с правлени
я Тиберия до Каракаллы. В правление Тра- яна и Ад
риана они достигли своего расцвета. Школа нуждала
сь тогда в большом количестве преподавателей, кот
орым помогали ассистенты — «субпедагоги». При шк
оле работали массажист и цирюльник, оказывавшие
услуги особенно отличившимся ученикам, ведь педа
гоги заботились и о здоровье своих подопечных, и об
их внешнем виде, и в то же время об их поощрении к
занятиям. Обучались в педагогиуме дети рабов, дост
игшие 12 лет; обучение длилось около шести лет. Им
ена учеников показывают, что это были потомки грек
ов, во втором или третьем поколении живущие в Рим
е. Учителя их также носили главным образом греческ
ие имена.
Большой педагогиум обосновался во II в. н. э. на
Целиевом холме в Риме. Согласно некоей надписи
198 г. н. э., двадцать четыре педагога занимались та
м с несколькими сотнями учеников. Другим крупным
центром образования для рабов был Карфаген. Для
хозяина молодого раба делом чести (и выгоды) было
дать ему соответствующее образование и воспитани
е, а уж от самого раба, его характера и способностей
зависело, насколько он воспользуется этой благопр
иятной возможностью. О Геликоне, телохранителе К
алигулы, говорили, что он получил образование благ
одаря тщеславию своего прежнего господина, котор
ый потом подарил его Тиберию, а уже от него обучен
ный невольник перешел к новому императору Калигу
ле.
Иного рода учебным заведением, мрачным и тра
гичным, была школа гладиаторов. Тысячи рабов упр
ажнялись здесь в гладиаторских боях. Такие школы
были в Риме, в Капуе, в Помпеях, Александрии, в гор
одах Малой Азии и других провинций. Сражаясь и ум
ирая в амфитеатрах, они, лучшие ученики этих школ,
развлекали богачей и отвлекали, успокаивали народ
ные толпы, пристрастившиеся к подобным кровавым
зрелищам.
ГРЕКИ СРЕДИ КНИГ
Взяв книгу и воздав ей ласку, как
ая причиталась бы дитяти, на дол
гое время утраченному, ныне же
обретенному, я отошел в великой
радости. Пусть кто хочет — смеет
ся надо мной...
Либаний. Речи, I, 148—150
Совместное существование людей в обществе требу
ет постоянного контакта и коммуникации между ними
, обмена информацией. Способ ее передачи есть то
звено, которое и связывает одного человека с други
м. Издавна искали люди средства передачи тех или
иных сведений, но самым надежным из этих средств
было и остается слово. Сегодня технический прогрес
с позволяет живому слову покорять далекие расстоя
ния и сохраняться во времени сколь угодно долго. О
днако и сегодня нельзя обойтись без слова написанн
ого.
Девочка, читающая свиток папируса
Установить, когда люди начали «записывать» слова,
едва ли возможно. Вероятно, это произошло еще в гл
убокой древности — люди стали писать на самых дос
тупных им материалах, которыми в изобилии снабжа
ла их природа: на скалах или на каменных плитах, на
древесной коре или на пальмовых листьях. Шагом вп
еред явились изготовлявшиеся из глины или из брон
зы таблички; позднее появились таблички из олова, с
винца и других металлов, более дешевых и практичн
ых. Во II в. н. э. греческий историк Павсаний рассказ
ывает, что поэма Гесиода «Труды и дни» вся целико
м была записана на свинцовых табличках, — до книг
и, которую удобно взять в руки, было еще далеко. Вп
рочем, свинцовые таблички держались в обиходе оч
ень долго; ими пользовались и тогда, когда был уже
известен и широко распространен папирус: на свинц
овых табличках охотно писали всевозможные заклят
ия, брань и недобрые пожелания ненавистным особа
м, а затем посвящали эти приносящие несчастье бли
жнему таблички богам подземного мира, которым пр
едстояло эти злые мечты исполнить. А чтобы свинцо
вые таблички с проклятиями скорее дошли до «адрес
атов», их бросали в реку или клали в гроб какому-ниб
удь человеку, не отличавшемуся при жизни добродет
елями и достоинствами.
Глиняные таблички нашли более широкое приме
нение на Востоке. В Греции использовали скорее оск
олки треснувших или ставших почему- либо ненужны
ми глиняных сосудов, т. е. попросту черепки — «остр
ака». Даже тогда, когда главным материалом для пис
ьма стал папирус, черепки продолжали служить для
того, чтобы делать на них всякого рода заметки, вест
и подсчеты, выписывать векселя и квитанции. На таб
личках деревянных, покрытых с обеих сторон воском
, ученики в школах писали свои упражнения; взрослы
е использовали их как «почтовую бумагу» для писем.
Однако писать на этих материалах большое лите
ратурное произведение было не так уж просто, поэто
му появление в Греции, по-видимому, в VII в. до н. э.
папируса, привезенного из Египта, принесло с собой
важные перемены и для писателей, и для читателей.
Папирус во многом способствовал развитию греческ
ой литературы. Поначалу он был материалом дорого
стоящим, труднодоступным и получил широкое расп
ространение лишь в IV в. до н. э. О папирусе как раст
ении подробно рассказал Феофраст в своей «Истори
и растений» (IV-III вв. до н. э.), но нам важнее и интер
еснее история папируса как книги, как материала для
писания. Сведениями об этом мы обязаны Плинию С
таршему. Ссылаясь на Варрона, он сообщает, что от
крытие папируса — «бумаги» эллинистической эпохи
— было связано с победами Александра Македонско
го и основанием города Александрии в Египте. Сам
Плиний, однако, сомневается, правдиво ли это извес
тие. Сомнения римского ученого вполне оправданны
: папирус был в ходу у египтян еще за 3000 лет до но
вой эры. Контакты, завязавшиеся между греческими
городами и Египтом после походов Александра, могл
и только способствовать распространению нового пи
счего материала. Впрочем, дальнейшее повествован
ие Плиния заслуживает полного доверия. Первонача
льно люди писали на пальмовых листьях, потом на л
ыке некоторых деревьев, рассказывает Плиний в «Ес
тественной истории».
Затем официальные, публичные документы стали со
ставлять на свинцовых табличках, а вскоре для част
ных писем начали использовать куски полотна, а так
же навощенные таблички.
Сообщает римский ученый и о способе изготовле
ния писчего материала из папируса. Острой иглой ст
ебель делили на длинные, но как можно более широк
ие волокна. Лучшими из них считались те, что выход
или из самой сердцевины стебля, а другие подразде
лялись по своему качеству в зависимости от того, как
близко находились они к сердцевине. Папирус перво
го сорта предназначался для книг религиозных, «иер
атических». Другой сорт назывался «амфитеатральным», так как местом изготовления папирусов была в
Александрии мастерская близ городского амфитеатр
а. Последним, наихудшим сортом папируса считался
, согласно Плинию, «эмпоре- тический», т. е. рыночн
ый: он шел лишь на упаковку товаров как своего род
а оберточная бумага. Склеивали листы на доске, смо
ченной водой из Нила, которая содержала большое к
оличество ила и потому служила соединительным м
атериалом. На доску укладывали рядом одну за друг
ой полоски папируса, затем на них крест-накрест кла
ли полоски поперечные. Получившийся влажный лис
т отжимали при помощи пресса, сушили на солнце и
скрепляли с другим (вероятно, специальным клеем),
чтобы иметь готовый свиток.
Число листов в свитке никогда не превышало дв
адцати. Между собой их скрепляли, как сказано, клее
м, который получали разводя в кипящей воде с доба
влением уксуса муку или хлебный мякиш. Листы отб
ивали молотком, после чего папирус еще разглажива
ли слоновьим бивнем или большой раковиной
(Плиний Старший. Естественная история, XIII,
74-81). Гладкая сторона папируса как раз и предназн
ачалась для писания, однако поначалу, когда новый
писчий материал стоил очень дорого, этому не прида
вали значения и писали на обеих сторонах — лицево
й и обратной. При сворачивании свитка исписанная л
ицевая сторона папируса должна была находиться в
нутри, благодаря этому текст сохранялся лучше. Том
у или иному сорту папируса соответствовала и опред
еленная ширина листа: в самых лучших папирусах о
на доходила до 23,5 см, в других она составляла 20 с
м или еще меньше. Пытались делать листы более ш
ирокими — до 44 см, но такие папирусы оказались не
практичными, неудобными в употреблении.
В зависимости от текста папирусы требовались д
линнее или короче. Иные достигали 8 м в длину; впр
очем, длиннее 10 м папирусов не делали, ибо держа
ть в руке такой огромный свиток читателю было труд
но. В одной строке помещалось от 35 до 40 букв: сто
лько вмещала в себя стихотворная строка, написанн
ая гекзаметром. В III в. н. э. размер строки был огран
ичен 20-25 буквами; бывали также рукописи с 10-15 б
уквами в строке. Свитки становились все изысканнее
, каллиграфы заботились о выравнивании строк и ст
олбцов, об искусном оформлении книг.
Готовый папирус сворачивали, обматывая его во
круг палки с выступающими или загнутыми концами.
И греки, и римляне называли это «пупом» свитка — д
очитать книгу до «пупа» значило дочитать ее до конц
а. Читающий держал свиток в правой руке и по мере
чтения сворачивал его левой рукой, как правило, нам
атывая его на специально приготовленную другую па
лку. После прочтения полагалось вновь перемотать
всю книгу на первую палку, чтобы начало текста попрежнему находилось наверху свитка.
Свитки вкладывали в подобавшие им футляры, х
ранили в особых керамических ларцах, иногда искус
но выполненных и украшенных, обычно круглых, цил
индрической формы. На выступающей головке палки
, на которую наматывали свиток, как и на футляре, п
омечали название книги, дабы ее легче было отыска
ть в собственной или государственной библиотеке.
Со временем серьезным конкурентом папируса о
казалась «пергамская бумага» — пергамен. Эта спец
иально обработанная телячья кожа первоначально и
зготовлялась и использовалась как писчий материал
в Пергаме в Малой Азии. Стоил пергамен поначалу о
чень дорого, и до тех пор, пока им пользовались, как
и папирусом (в виде свитка), его преимущества оста
вались недооцененными. Лишь тогда, когда его стал
и резать на отдельные листы и сшивать их в удобны
й по форме том — кодекс, судьба папируса была ре
шена. В науке долго держалась версия, переданная
Плинием Старшим, согласно которой пергамен был
изобретен в результате острого соперничества в соб
ирании книг между царем Египта Птолемеем Епифан
ом (205-182 гг. до н. э.) и царем Перга- ма Эвменом
(197-159 гг. до н. э.). Желая помешать своему соперн
ику приобретать книги для библиотеки, Птолемей за
претил вывоз папируса из Египта. Правителю Перга
ма пришлось срочно искать другой материал для пис
ания, способный заменить собой привычный папирус
. Так и был «открыт» пергамен (Там же, XIII, 70).
Увы, эта увлекательная версия не имеет под соб
ой никаких оснований. Изобретение пергамена явил
ось, по всей видимости, следствием длительных пои
сков наилучшей формы для книги. Эвмен, несомненн
о гордившийся появлением в его царстве нового мат
ериала для писания, и не подозревал, какое распрос
транение получит пергамен уже в ближайшие века. Н
е мог он предвидеть и того, что именно египетской ц
арице Клеопатре, правившей на родине папирусов, п
одарит щедрой рукой римлянин Марк Антоний 200
000 пергаменных свитков из своей библиотеки. Так «
пергамская бумага» окончательно победила древний
папирус. Поначалу пергамен сворачивали, в рулоны,
как папирус, но спустя некоторое время начали скла
дывать листы вчетверо, образуя удобные, компактн
ые «тетрады». Несколько таких «тетрад» связывали
между собой и получали отдельный том, или кодекс.
По образцу пергамена стали складывать в «тетрады
» и листы папируса, так что наряду с пергаменными к
одексами выступали и кодексы папирусные. Вместе
с тем и свиток не сразу сдал свои позиции, поэтому д
ревние книги могли выходить или в той, или в другой
форме — как кодекс или как свиток.
И на папирусе, и на пергамене принято было пис
ать тростниковым пером, но если на папирусе писал
и красками, особой тушью, изготовляемой на основе
сажи и представлявшей собой порошок, который каж
дый раз приходилось разводить водой, то для писан
ия на пергамене использовали черную жидкость, пол
учаемую из чернильных орешков. Эти примитивные
средства для письма были в то же время очень наде
жными: о стойкости туши говорит больше всего то, чт
о написанные ею тексты на папирусе можно прочест
ь и сегодня, спустя тысячи лет.
Как распространялось по свету книгописа- ние? Н
а первых порах каждый человек сам делал для себя
копию понравившегося ему текста. Со временем пер
еписывание книг было организовано уже для целей т
орговых. Письменные источники подтверждают суще
ствование книжной торговли в Афинах только начина
я с V в. до н. э. О покупке книг упоминает в V в. до н. э
. комедиограф Эвполид; тогда же появляется и терм
ин «библиопол» — книгопродавец. О людях, спешащ
их на книжный рынок, говорит и современник Эвполи
да Аристофан в своей комедии «Птицы». Судя по соо
бщениям других авторов, купить книги можно было н
а агоре, и люди искали там философские сочинения,
трактаты Ксе- нофонта, платили за них большие день
ги. Уже в тот период было в Греции немало переписч
иков, усердно размножавших популярные книги. В эп
оху эллинизма книжная торговля достигла огромного
размаха, хотя ни одного имени издателя или книгопр
одавца мы не знаем. Зато известны, так сказать, изд
атели-любители, которые, полужив в руки какие-либо
ценные тексты, сами переписывали их, рассчитывая
получить от этого немалый доход. Так, ученик Плато
на Гермодор широко распродавал сочинения своего
учителя; отсюда даже возникла поговорка «Гермодо
р книгами торгует» — по отношению к любому челов
еку, распространявшему книги нечестным путем.
Вознаграждение переписчиков зависело от колич
ества переписанных ими строк. Чтобы легче было по
дсчитывать строки, древние стали отмечать каждые
10-20 строк (иногда каждые 100200 строк) последова
тельной нумерацией.
Вместе с книгописанием, литературой развивало
сь и чтение. Возникали все новые библиотеки — част
ные, школьные, государственные. Развивалась и сво
его рода теория чтения: из некоторых книг читатели
могли получить полезные сведения о том, какие книг
и существуют и какие из них стоит приобретать и чит
ать. Во II в. н. э. Телеф из Пергама, учитель Вера, бр
ата Марка
Аврелия, лексикограф и грамматик, составил обширн
ый библиографический справочник. Подобный же сп
равочник в 12 книгах «О приобретении и выборе книг
» вышел из-под пера Геренния Филона из финикийск
ого города Библа: в этом труде библиографическая и
нформация была распределена по разделам, соотве
тствовавшим той или иной отрасли знания.
Первые библиотеки появились в Греции рано. Уж
е в VI в. до н. э. тираны в греческих городах- государс
твах усердно собирали книги при своих дворах. Стар
ейшим считается книгохранилище Поликрата на остр
ове Самос. Тогда же в VI в. до н. э. создал свою библ
иотеку и афинский тиран Писистрат. Во время грекоперсидских войн Ксеркс вывез библиотеку Писистрат
а к себе в Персию, откуда ее возвратил в Афины поч
ти двести лет спустя Селевк I Никатор, правивший п
осле смерти Александра Македонского в Сирии. Соб
ирал книги и Еврипид, который даже держал специал
ьного раба-копииста для переписывания текстов. Тру
дно представить себе, чтобы и другие ученые, филос
офы и писатели Эллады не имели своих книжных соб
раний, необходимых им для работы. Платон перенес
свои книги в основанную им Академию, а имя Аристо
теля навсегда осталось в истории библиотечного дел
а, благодаря тому что он первым стал собирать книги
по определенному плану и их классифицировать. Эт
а богатая и тщательно подобранная библиотека, вкл
ючавшая в себя сочинения не только греческих, но и
восточных авторов, переведенные на греческий, пер
ешла после смерти великого философа в руки его уч
еника Феофраста, а тот в свою очередь завещал ее с
воему ученику Нелею из города Скепсиса в Малой Аз
ии. После смерти Нелея ценнейшее собрание остало
сь без присмотра, так как никто им не интересовался;
часть книг, по всей видимости, погибла, но некоторы
е из них уцелели, будучи куплены для создававшейс
я в это время библиотеки в Пергаме. Другие книги из
этого собрания вновь попали в Афины, откуда в 84 г.
до н. э. Сулла перевез их в Рим, рассматривая как во
енную добычу.
Со времен Александра Македонского собственны
е библиотеки начинают создавать эллинистические
правители разных стран. Прекрасным собранием вл
адел, например, македонский царь Персей. После по
беды над Персеем в битве при Пидне в 168 г. до н. э.
Луций Эмилий Павел захватил эти книги и доставил
их в Рим.
Однако наиболее известной была в древности би
блиотека в Александрии, организованная династией
Птолемеев, соперничавших в этой сфере со своими
соседями, и прежде всего с властителями Пергама.
Первый из эллинистических царей Египта Птолемей
Сотер на рубеже IV-III вв. до н. э. доверил устройство
библиотеки философу Деметрию Фалерскому, учени
ку Феофраста. Это и была та знаменитая александри
йская библиотека при Мусейоне — святилище Муз, в
которой Птолемеи решили собрать все когда-либо в
ышедшие греческие книги и которая уже при жизни е
е основателя Птолемея I насчитывала более 200 000
свитков. Его преемник, Птолемей II Филадельф, удво
ил это и без того огромное собрание, энергично вкла
дывая средства в покупку книг. Не был равнодушен к
библиотеке Мусейо- на и третий царь — Птолемей III
Эвергет, также пополнявший ее новыми приобретен
иями. Хорошо снабжалась и другая александрийская
библиотека, располагавшаяся при храме Сераписа;
ее книжный фонд состоял из 42 800 свитков. Сами по
себе эти [цифры не могут считаться надежными, но и
они дают общее предоставление о богатстве книжны
х собраний Александрии. К сожалению, во время оса
ды Александрии войсками Цезаря в 48-47 гг. до н. э.
весь квартал, где находился Мусейон, был охвачен о
гнем от гофрящих египетских кораблей. По сведения
м Авла Геллия, тогда «погибло около 700 000 "томов
"». Вскоре, однако, Марк Антоний, как было сказано,
возместил египетской царице эти потери, подарив ей
200 000 свитков, захваченных римлянами в библиоте
ке пергамских царей.
Библиотека при храме Сераписа в Александрии
уцелела и Сохранялась до IV в. н. э. В 389 или 391 г.
патриарх Феофил, «исполняя со всем усердием прик
аз императора Феодосия I, уничтожил храм Серапис
а, чтобы воздвигнуть на его месте христианскую церк
овь. При этом были безвозвратно утрачены очень мн
огие книги. Но и то, что уцелело в конце IV в., погибл
о два века спустя при взятии Александрии арабами.
Библиотеки возникали и при школах. Книжные со
брания при гимнасиях стали особенно необходимы т
огда, когда интеллектуальное воспитание эфебов вы
ступило на передний план, оттеснив на второе место
воспитание физическое. Основанный Птолемеем II Ф
иладельфом в Афинах гимнасий Птолемайон распол
агал богатым книгохранилищем, а в I в. до н. э. афин
яне постановили, чтобы эфебы ежегодно увеличивал
и собрание гимнасия на сто свитков. Немало библиот
ек было создано и по частной инициативе. Так, во II в
. до н. э. на острове Кос Диокл и его сыновья основал
и библиотеку — очевидно, также при местном гимнас
ии; они на свои средства возвели здание книгохрани
лища и закупили первые 100 "томов". По примеру Ди
окла и его сыновей другие граждане полиса начали в
носить свой вклад в развитие библиотеки: одни уплат
или по 200 драхм, другие передали принадлежавшие
им книги. Такие же библиотеки при гимнасиях были с
озданы на острове Родос, в Пергаме, в Дель- фах, в
Смирне; знаменитую библиотеку в Смирне Страбон у
поминает как одну из достопримечательностей город
а (География, XIV, 646).
Библиотеки при высших школах бывали иногда с
пециализированными. На острове Родос, где готовил
и ораторов, были собраны тысячи книг по риторике.
На острове. Кос при медицинской школе, первые упо
минания о которой восходят к V в. до н. э., спустя 500
лет личный врач императора Клавдия Гай Стертиний
Ксенофонт построил большое книгохранилище для л
итературы по врачебному искусству. Другая специал
изированная медицинская библиотека размещалась
при храме Асклепия в Пергаме. Стоит вспомнить так
же о высшей школе в Афинах, называвшейся Стоя А
дриана и основанной в 132 г. н. э. При ней был огром
ный зал, предназначенный для книг, с полками в ниш
ах.
Некоторые городские библиотеки вообще не был
и связаны ни с какими общественными институтами.
Такой, по-видимому, была библиотека в Афинах, соз
данная на средства архонта Тита Флавия Понтайна,
который снабдил ее богатым собранием книг и посвя
тил Афине и императору Траяну (около 100 г. н. э.). В
30-х годах нашего столетия археологи обнаружили ф
рагмент фронтона этого здания на афинской агоре, к
аменную плиту с соответствующей надписью — посв
ящением.
Античные библиотеки были в собственном смыс
ле слова читальнями, ибо на дом книг не выдавали
— ими можно было пользоваться только в стенах би
блиотеки. Приходящих читателей обслуживали хоро
шо обученные рабы, ведь среди рабов, как мы помни
м, нередко встречались люди весьма образованные.
Как в наше время, так и в древности большое кол
ичество собранных книг отнюдь еще не свидетельст
вовало о просвещенности и действительных литерат
урных или научных интересах их владельца. У писат
елей тех далеких веков мы не раз сталкиваемся с ре
зко критическим отношением к подобным "библиофи
лам", которые, не зная подлинной ценности того или
иного произведения, ищут непременно старые и ред
кие книги, отдавая предпочтение книгам плохо сохра
нившимся, полуистлевшим или же, напротив, роскош
ным, дорогостоящим изданиям. Над одним из таких "
неучей — собирателей книг" зло насмехается во II в.
н. э. Лукиан:
"...Ты думаешь прослыть человеком, который Кое
-что смыслит в науках, старательно скупая самые лу
чшие книги. Но выходит у тебя как раз обратное, и эт
и покупки лишь изобличают твое невежество.
И, главное, ты приобретаешь вовсе не самое луч
шее, но доверяешься людям, которые расхваливают,
что придется; ты являешься прямой находкой для эт
их книжных обманщиков и настоящим кладом для кн
иготорговцев. Да и как бы ты мог отличить книгу стар
инную и большой ценности от дрянного хлама? Разв
е только придешь к такому выводу на основании того
, насколько книга изъедена и источена, и пригласишь
моль на исследование в качестве советчика? (. . . )
Допустим даже, я научу тебя отличать книги, с та
ким великолепием и со всяческой тщательностью изг
отовленные переписчиками... — что за польза тебе,
странный человек, приобрести такую рукопись, когда
ты и красоты ее не понимаешь и не сумеешь никогда
ее использовать...? (. . . ) Итак, какой толк в этих твои
х покупках, если только ты не считаешь учеными сам
и книгохранилища за то, что они вмещают в себя сто
лько сочинений древних писателей?. . . Держишь в р
уках прекраснейшую книгу, облеченную в пурпурную
кожу, с золотой застежкой, а читаешь ее, позорно ков
еркая слова, так что люди образованные потешаютс
я над тобой... (...)
... Какие надежды ты сам возлагаешь на свои кни
ги, то и дело развертывая их и обрезая, и умащая ша
франом или кедром, и кожей их одевая, и застежки п
риделывая, как будто и впрямь собираешься что-то и
з них извлечь? (...)
...Ты даже одолжить кому-нибудь книгу не пожел
ал никогда, но поступаешь, как собака на сене..."
(Лукиан. Неучу, который покупал много книг, 1-2, 5,
7, 16, 30).
Может создаться впечатление, что при такой выс
окоразвитой книготорговле, широкой сети библиотек,
заполненных десятками и сотнями тысяч бережно хр
анимых свитков, при постоянно растущем интересе л
юдей к чтению и любительскому переписыванию книг
все произведения античных авторов должны были до
йти до нас в целости и сохранности. Однако ход врем
ен и бурные исторические события, не щадившие ник
аких творений человеческого гения, не пощадили и к
ниги. Многие, слишком многие сочинения греческих и
римских философов и поэтов безвозвратно утрачены
; другие известны нам лишь по названиям, встречаю
щимся у позднейших писателей; третьи дошли до на
с в разрозненных фрагментах.
Пожары и войны — вот те главные враги культур
ы, чьими жертвами становились крупнейшие книжны
е собрания античного мира. Бывали, правда, и такие
случаи, когда сам автор обрекал свое детище на гиб
ель. Иногда речь шла о сохранении некоей тайны, эт
о касалось прежде всего переписки. Так, Платон, обр
ащаясь к тирану Сиракуз Дионисию, просил его сжеч
ь полученное им письмо сразу же после прочтения.
Иногда писатель настолько критически оценивал сво
е творение, что оно также становилось добычей всеп
ожирающего пламени. Причиной этого могло быть и
ли разочарование автора в результатах своего труда
, или же изменение вкусов и взглядов писателя. Согл
асно легенде, переданной Эли- аном, Платон, побес
едовав впервые с Сократом, без сожаления предал о
гню свое раннее произведение — трагическую тетра
логию, написанную к торжествам в честь бога Диони
са. "Он сжег свои стихи", — подтверждает Диоген Ла
эртский. Уничтожил свои сочинения и философ Метр
окл (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изрече
ниях знаменитых философов, III, 5; VI, 95).
Случалось и так, что труды философов бросали
в огонь по распоряжению властей. Софист Протагор,
обвиненный в безбожии за свое высказывание: "О бо
гах я не могу знать, есть ли они, нет ли их, потому чт
о слишком многое препятствует такому знанию" — и
вопрос темен, и людская жизнь коротка», — был в
411 г. до н. э. приговорен к изгнанию, а книги его афи
няне торжественно сожгли на площади. Всем, у кого
были сочинения дерзкого софиста, было приказано н
емедленно сдать их властям (Там же, IX, 51-52). Это
был первый в истории случай, когда книги были бро
шены в костер по причинам религиозного, идеологич
еского характера. В Риме, особенно в эпоху империи
, сожжения книг по распоряжению властей происходи
ли значительно чаще.
РИМЛЯНЕ СРЕДИ КНИГ
Без выписок он ничего не читал
и любил говорить, что нет такой
плохой книги, в которой не найд
ется ничего полезного.
Письма Плиния Младшего, 111, 5,
10: о Плинии Старшем
История римской книги включает в себя те же самые
этапы развития, что и история книги греческой. Римл
яне также поначалу писали на камне, на коре деревь
ев (недаром словом «либер» римляне обозначали и
лыко, и книгу), на всякого рода табличках: на деревя
нных, покрытых воском, писали ученики в школах и б
анкиры в своих конторах; среди простого народа дол
го оставались в ходу и таблички свинцовые, служивш
ие для записи всевозможных заклятий и заговоров. Н
екоторые таблички хорошо сохранились. Одна из ни
х была найдена в Риме и может быть датирована пос
ледним периодом существования республики. Она п
роливает свет на верования римлян, на столь свойст
венную им склонность к суевериям. Вера в могущест
во богов подземного царства заставила положить та
бличку в гроб человека, известного своими пороками
и потому заслужившего вечные страдания в мрачно
м Тартаре. Текст написан на народной, или провинц
иальной, латыни, а слова диктовало писавшему чувс
тво ревности. Автор просил подземных богов, чтобы
не известную нам Родине постигла та же участь, что
и умершего человека, с которым он направлял письм
о в Тартар, и чтобы прежде всего ее возненавидел и
отверг некий Марк Ли- циний Фавст. Далее движимы
й ненавистью автор «вверял» Плутону одного за дру
гим еще четырех своих знакомых. Сходные пожелан
ия содержит и табличка, восходящая к середине I в.
до н. э. и адресованная грозной повелительнице цар
ства мертвых, супруге бога Плутона Прозерпине. Тек
ст гласит: «Добрая, прекрасная Прозерпина, жена Пл
утона... лиши Авинию здоровья, красоты, нежной кож
и, сил, всех достоинств... » Итак, люди чувствовали н
еобходимость общаться при помощи письменности н
е только с себе подобными, но и с тайными силами м
ира потустороннего.
Библиотека
О книгах в собственном смысле слова можно говорит
ь здесь лишь начиная с того времени, когда до Рима
дошел папирус. Папирус как главный писчий матери
ал сохранялся очень долго, пока не был вытеснен пе
ргаменом. Тогда же на смену свитку пришел уже код
екс — форма книги, близкая к современной. Между т
ем в эпоху папируса его ассортимент, а точнее, номе
нклатура то и дело менялась, и в этих изменениях на
глядно отражалось характерное для римлян времен
империи отношение к правителю и власти. Лучший с
орт папируса, называвшийся в Греции иератическим
, так как он был предназначен для книг священных, п
олучил в эпоху принципата Окта- виана Августа назв
ание «августовский». Другой сорт стали называть ли
вианским — по имени жены Августа Ливии; иератиче
ским же оказался теперь только третий по качеству с
орт папируса. При императоре Клавдии, рассказыва
ет Плиний
Старший, выяснилось, что даже лучший, августовски
й папирус не всегда является надежным и удобным
материалом для писания: бывало, что тушь просачи
валась глубоко и тогда буквы, нанесенные на лицеву
ю сторону папируса, проступали на обратной его сто
роне, смазывая написанный там текст. Клавдий расп
орядился изготовлять папирус высшего сорта из вол
окон разных сортов. Новый папирус был прочнее и л
учше, его назвали клавдиевым (Плиний Старший.
Естественная история, XIII, 77). Ясно, что и здесь не
обошлось без желания льстецов угодить царствующ
ей особе.
На
клавдиевом
папирусе
писали, по-видимому, самые важные, официальные
документы; августовский служил для писем; приходи
лось иногда пользоваться и ливианским папирусом.
Плиний жалуется, что на рынке появился папирус с к
акими-то желтыми пятнами, на котором очень трудно
писать. Эти бракованные папирусы были результато
м недобросовестной работы изготовителей: или клей
, которым соединяли листы, содержал слишком мног
о воды, или среди хороших, доброкачественных вол
окон укладывали пористые, легко впитывавшие влаг
у, поэтому при писании тушь расплывалась и рукопи
сь выглядела неразборчивой и неопрятной (Там же,
XIII, 83).
Новые литературные или научные сочинения заи
нтересованные читатели часто переписывали сами д
ля себя, однако это стало излишним, когда издатель
ское дело и книжная торговля достигли в Риме боль
шого размаха. Мы знаем даже несколько имен видны
х книгоиздателей и книготорговцев. Хорошо известе
н, например, Тит Помпоний Аттик, друг Цицерона и и
здатель его произведений. В своих письмах к нему Ц
ицерон часто обсуждает с ним издательские дела.
В правление Августа в Риме действовали также
издатели братья Созии, имевшие, кроме того, собств
енную книжную лавку на Форуме, близ статуи бога В
ертумна. «Фирма» Созиев тесно связана в истории с
именем Горация, сочинения которого они издавали.
Произведения Вергилия выпускали в свет Варий Ру
ф и Плоций Тукка. Со временем число издателей-кни
гопродавцов возросло: у Дора можно было купить тр
уды Ливия и Сенеки, Поллий предлагал эпиграммы
Марци- ал а, а Трифон — и Марциала, и трактат Квин
- тилиана «Воспитание оратора». Люди входили в кн
ижную лавку, разворачивали свитки, любовались их
искусным оформлением, в особенности тщательно в
ыписанной первой строкой произведения.
Имена своих издателей Марциал сам увековечил
в знаменитых эпиграммах. Одним из них был, как уж
е говорилось, Гай Поллий Валериан Секунд, вольноо
тпущенник некоего ученого из города Лука, державш
ий близ храма Мира в Риме книжную лавку, куда и пр
иглашает поэт своих почитателей:
Ты, что желаешь иметь повсюду с собой
мои книжки И в продолжительный путь и
щешь
как спутников их, Эти купи, что за
жал в коротких листочках пергамент: В я
щик большие клади, я ж и в руке умещус
ь.
Чтобы, однако, ты знал, где меня прода
ют, и напрасно В Городе ты не бродил, с
ледуй за
мной по пятам: В лавку Секунда
ступай, что ученым
из Луки отпущен, Мира порог мин
овав, рынок Паллады пройдя.
Марциал. Эпиграммы, I, 2 Другой знакомый из
датель Марциала — Атрект продавал книги в римско
м квартале Арги- лет. Уже в древности поэтов частен
ько просили подарить или по крайней мере одолжить
на время их книги. Приятель Марциала просил об эт
ом и его, но поэт в эпиграмме отговаривается тем, чт
о живет далеко, да к тому же на третьем этаже. Нужн
ый свиток можно раздобыть и поближе — у книготорг
овца:
Всякий раз, что меня, Луперк, ты
встретишь, «Не послать ли мне м
алого, — ты скажешь,—
Чтоб ему эпиграмм ты отдал книжку? Как
прочту я ее, верну обратно». Нет, мальчи
шку гонять, Луперк, не стоит.
То, что ищешь, достать поближе можно:
Постоянно ты ходишь Аргилетом: Против
форума Цезаря есть лавка, Косяки у нее в
се в объявленьях, Там ты мигом прочтешь
о всех поэтах.
И спросить не успеешь ты Атректа (Так зо
вется хозяин этой лавки), С первой иль со
второй подаст он полки
Отскобленного пемзой и в порфире, Пять
денариев взявши, Марциала. «Да не стои
шь того!» «Ты прав, не спорю!»
Там же, I, 117
Авторских экземпляров поэты не получали, поэтом
у книги свои они дарили весьма неохотно:
Требуешь все от меня в подарок ты, Кви
нт, моих книжек.
Нет у меня: их продаст книготорговец Тр
ифон.
«Деньги платить за пустяк, за стихи? Да
с ума не сошел я!
Я не дурак!» — говоришь. Но ведь и я не
дурак.
Там же, IV, 72
На одного издателя работала целая армия копии
стов. Оплата их труда зависела, как и в Греции, от ко
личества переписанного текста, причем подсчет стро
к велся по особой стихометрической системе, введен
ной, вероятно, в правление Нерона. В силу декрета Д
иоклетиана 301 г. н. э. основной единицей измерения
труда переписчиков стали сто строк.
Разумеется, ценнейший источник по истории изд
ательского дела — переписка автора с тем, кто брал
на себя труд выпускать его произведения. Письма по
казывают, какими тесными были связи писателей с и
здателями и какого рода проблемы возникали при ко
пировании текстов, чаще всего по вине переписчиков
. Так, Цицерон лично знал многих копиистов и потому
в письмах к Аттику выражает пожелания, чтобы то ил
и иное его сочинение переписывал определенный, из
вестный ему копиист. И все же он часто бывал недов
олен римскими переписчиками, особенно теми, кто и
здавал латинские книги. «Насчет латинских книг не з
наю, куда мне обратиться, — пишет он своему брату
Квинту, — с такими ошибками их и переписывают, и п
родают» (Письма Марка Туллия Цицерона, CLIII, б).
Однако недоразумения случались и по вине само
го автора, даже такого опытного, как Цицерон. Одно
из его писем к Аттику свидетельствует, как опытен и
искусен, даже слишком искусен был великий оратор
в писательском ремесле и в то же время как невнима
телен бывал он порой при подготовке рукописей: «Те
перь узнай о моей небрежности. Я послал тебе книгу
"О славе". Но в ней то же предисловие, какое и в тре
тьей книге "Академиков". (...)... Я не помнил, что я уж
е использовал это предисловие... » (Там же,
DCCLXXX, 4). Как это могло произойти? Причину объ
ясняет сам Цицерон. Оказывается, метод его работы
был таков: у него был заранее заготовлен целый сви
ток предисловий, так что, когда он приступал к новом
у произведению, ему приходилось лишь выбрать сам
ое подходящее. Но однажды память его подвела, и о
н вновь использовал один и тот же текст. Впрочем, о
ратор вовремя заметил ошибку, да и при тогдашней
технике размножения рукописей вносить изменения
было не так уж трудно: надо было только отрезать ча
сть папируса и заменить ее новой. Сегодня такая нев
нимательность обошлась бы автору намного дороже
.
Если каждый человек мог переписывать экземпл
яры любого текста в каком угодно количестве копий,
то как же обстояло в Риме дело с авторским правом?
Формально такого права не существовало, и никто н
е мог воспрепятствовать тому, чтобы книгу переписы
вали и распространяли в сотнях списков самые разн
ые люди где и когда им заблагорассудится, отнюдь н
е вступая при этом в конфликт с законом. И все же с
уществовало своего рода неписаное право, в действ
ительности еще более обязывающее: уважать чужую
собственность, в том числе собственность автора на
свои книги. Отсюда те резкие упреки, с которыми обр
атился как-то раз Цицерон к своему другу и издателю
Титу Помпонию Аттику. Одну из его книг, посвященну
ю Марку Юнию Бруту, Аттик начал распространять и
всем показывать еще до того, как завершилась рабо
та над всем «тиражом». В справедливом негодовани
и Цицерон пишет: «Скажи мне, ты хочешь сначала о
бнародовать без моего распоряжения? Этого даже Г
ермодор не делал — тот, который обыкновенно расп
ространял книги Платона... Как? Неужели ты считае
шь правильным послать это кому-либо раньше, чем
Бруту, к которому я, по твоему же совету, и обращаю
сь? Ведь Бальб написал мне, что снял у тебя копию с
пятой книги "О пределах", где я хоть и не многое, но
кое-что изменил. Однако ты поступишь правильно, е
сли задержишь остальное, дабы и у Бальба не было
неисправленного, и у Брута — устаревшего» (Письм
а Марка Туллия Цицерона, DCXXXVII, 4).
Издатели старались вообще предотвратить
частное, произвольное переписывание книг, выбрас
ывая на рынок как можно большие «тиражи», способ
ные полностью удовлетворить спрос на то или иное
произведение. Речь шла при этом не только о конкур
ентной борьбе, но и о сохранении подлинного, неиск
аженного текста, поскольку небрежные, работавшие
на свой страх и риск, без всякого контроля копиисты
нередко деформировали текст, переписывая его с бо
льшими ошибками.
Выйдя в свет, современная книга попадает в рук
и многочисленных критиков, рецензентов. В древнос
ти такого института не было, но часто автор сам чита
л свои сочинения знакомым литераторам и просто д
рузьям, надеясь услышать их мнение. По свидетельс
тву Авла Геллия, поэт-трагик Луций Акций во II в. до
н. э. любил читать свои трагедии старшему собрату
Марку Пакувию. Также и поэт Теренций, написав сво
ю первую комедию, предложил ее вниманию римских
городских эдилов, а те велели ему прочесть ее знам
енитому тогда, во II в. до н. э., комедиографу Цецили
ю Стацию. «Говорят, что он явился к нему во время о
беда, бедно одетый, и, сидя на скамейке возле обед
енного ложа, прочел ему начало пьесы; но после пер
вых же строк Цецилий пригласил его возлечь и обед
ать с ним вместе, а йотом выслушал все остальное с
великим восторгом» (Светоний. Теренций, 2).
Именно в это время образованные греки, пересе
ляясь в Рим, положили там начало литературной кри
тике. Хорошо известен был литературный кружок Сц
ипиона; несомненно, существовали и другие общест
ва, где обсуждали новинки литературы. Особенно ра
спространился этот обычай в эпоху принципата Авгу
ста, когда одни писатели собирались в доме Гая Цил
ьния Мецената, а другие — у Марка Валерия Мессал
ы, где читали и обсуждали свои творения. Публично
е чтение новых произведений происходило в кругу зн
атоков, иногда даже без участия самого автора. Циц
ерон, посылая Аттику свой небольшой трактат «О сл
аве», просит его устроить чтение некоторых раздело
в книги, поручив опытному декламатору прочесть их
в собрании людей, разбирающихся в литературе (Пи
сьма Марка Туллия
Цицерона, DCCLXXII). Зато Вергилий сам читал «Эне
иду» Августу и его ближайшему окружению, а чтение
им «Георгик» в доме Мецената длилось целых четыр
е дня. Знакомя своих высокопоставленных покровите
лей с плодами своего поэтического труда, Вергилий
и Гораций считали своей обязанностью внимательно
выслушать их критические замечания. По словам рит
ора и историка Сенеки Старшего, отца философа, пе
рвым стал читать свои произведения приглашенным
гостям поэт Гай Азиний Поллион (Свазории, VI, 27).
Октавиан Август всемерно поддерживал и поощрял т
акого рода публичные выступления поэтов, и «на отк
рытых чтениях он внимательно и благосклонно слуш
ал не только стихотворения и исторические сочинени
я, но и речи и диалоги». Понимал принцепс и политич
еское, пропагандистское значение этих чтений: «О се
бе дозволял он писать только лучшим сочинителям и
только в торжественном слоге...» (Светоний. Божес
твенный Август, 89), так что не все произведения раз
решалось читать публично. Со временем обычай мо
лодых поэтов открыто рекламировать свое творчеств
о и красоваться перед публикой стал вызывать неодо
брительные отклики у литераторов старшего поколен
ия и даже у самого Горация.
Еще через несколько десятилетий публичная дек
ламация собственных сочинений стала настолько ча
стым и распространенным явлением, что уже поисти
не начала изводить образованное римское общество
. О растущем безразличии сограждан к открытым чте
ниям, некогда столь популярным в Риме, писал на ис
ходе I в. н. э. своему другу Созию Сенециону Плиний
Младший: «Большой урожай поэтов в этом году; в ап
реле не было почти ни одного дня без публичных чте
ний. Я радуюсь оживлению литературной деятельно
сти и выступлениям талантливых людей, публично о
себе заявляющих. Слушатели, однако, собираются л
ениво. Большинство сидит в портиках, тратит время
на болтовню, и они то и дело приказывают сообщить
себе, вошел ли чтец, произнес ли вступление, сверн
ул ли уже значительную часть свитка. Только тогда о
ни собираются, и то медленно, с задержками и уходя
т, не дожидаясь конца, — одни тайком и прячась, а д
ругие свободно, без стеснения». На такие открытые
чтения — рецитации — людей специально созывали,
рассылали приглашения, но и это не помогало. Плин
ий вспоминает, как поколением раньше рецитацию м
ог посетить сам император. Теперь же «любой безде
льник, которого уже давным-давно пригласили и нео
днократно напоминали о приглашении, или вовсе не
приходит, или если и приходит, то жалуется, что поте
рял день, — именно потому, что день не потерян» (П
исьма Плиния Младшего, I, 13, 1-4).
Первоначально рецитации позволяли писателю
легко и быстро ознакомить публику со своим произве
дением и услышать критические отзывы и замечания
— поэтому многие крупные литераторы, а среди них
и сам Плиний любили выступать на открытых чтения
х. В дальнейшем, как показывает письмо Плиния Соз
ию Сенецио- ну, открытые дискуссии, оценки творчес
тва автора почти исчезли, а присутствие на рецитаци
ях оказалось простым долгом вежливости приглашен
ных. Не удивительно, что Марциал однажды послал
другу шейный платок, чтобы было чем затыкать уши
во время публичных чтений (Мар- циал. Эпиграммы
, XIV, 142).
Наилучшей формой литературной критики был о
бмен письменными текстами и суждениями о них ме
жду самими писателями. Тот же Плиний Младший ча
сто посылал свои труды на оценку друзьям и одновр
еменно высказывал собственные мнения об их сочин
ениях. Советами собратьев по перу римские писател
и широко пользовались, вносили необходимые испра
вления, и бывало, что только под влиянием одобряю
щих слов старшего, опытного коллеги робкий, начин
ающий автор решался, наконец, предать свое перво
е творение гласности.
Напротив, поэты-графоманы буквально одолева
ли всех и повсюду чтением своих стихов. Самым удо
бным для них местом были римские бани — термы, о
ткуда случайные, невольные слушатели не так легко
могли сбежать от навязчивого стихоплета, каким был
, например, Лигурин, иронически воспетый Марциал
ом:
Почему, Лигурин, тебя завидев,
Все бегут со всех ног, боясь встречаться,
И сейчас же вокруг тебя все пусто, Хочеш
ь знать? Ты — поэт сверх всякой меры. А
порок этот жуток и опасен. Ни тигрица, тиг
рят своих лишившись, Ни змея на полуден
ном припеке, Да и злой скорпион не так уж
асны. Кто стерпел бы, скажи, такие муки?
Марциал. Эпиграммы, III, 44 Назойливый графо
ман всюду преследует своих изнемогающих слушател
ей:
Я стою — ты читать, присел я — тоже, Я б
егу — ты читать, я в нужник — тоже,
В термы скрылся я — ты жужжишь
мне в ухо, Я в купальню скорей —
не дашь поплавать,
Я спешу на обед — меня ты держишь, Я п
ришел на обед — сгоняешь с места,
Я устал и заснул — меня ты будишь. Вид
ишь, сколько ты зла наделать можешь?
Ты и честен, и добр, и чист, но страшен.
Там же
Зачастую, идя к такому стихоплету в гости, его зн
акомым приходилось запасаться немалым терпение
м. В другой эпиграмме Марциал атакует того же поэт
а Лигурина, когда он принимает гостей:
Вот для чего (и для этого лишь) ты
зовешь отобедать: Чтобы стишо
нки свои вслух, Лигурин, мне читать. Я и сандалий-то
снять не успел, как
уже преогромный Вместе с латук
ом несут и с разносолами том. Если мак
релям не дашь ты проклятые эти поэмы
— Дома ты будешь один есть свой обед,
Лигурин.
Там же, III, 50
Римская литература моложе греческой почти на
пять столетий. Если определить хронологически нач
ало греческой словесности мы точно не можем и даж
е творчество великого Гомера датируем лишь прибл
изительно и осторожно, то год рождения римской лит
ературы известен: 240 год до н. э. В этом году римля
не впервые познакомились с трагедией и комедией,
написанными на латинском языке, точнее говоря, со
ставленными по греческим образцам греком- вольно
отпущенником Ливием Андроником. Тот же Андроник
перевел на латынь «Одиссею» Гомера и написал по
поручению жрецов первую латинскую хоровую песнь
. Тем самым он положил начало трем главным жанра
м латинской поэзии: эпосу, драме и лирике. В дальне
йшем римская литература стала быстро наверстыва
ть упущенное, и уже II и особенно I век до н. э. приве
ли к расцвету поэзии, прозы, научных изысканий.
Все пишущие должны были, разумеется, иметь п
ри себе книги, собственную библиотеку из греческих
и латинских книг. Тогда же, во III вв. до н. э., в Риме появились богатые библиотеки,
вывезенные римскими полководцами из завоеванны
х стран: уже говорилось о том, как Луций Эмилий Па
вел перевез в Рим книжное собрание македонского ц
аря Персея, а Сулла отправил из Афин в Рим часть б
иблиотеки Аристотеля, принадлежавшую Апелликон
у с острова Теос.
Строя дома, богатые римляне предусматривали
и создание особых помещений для проведения лите
ратурных собраний и для хранения книг, причем книг
и стояли у них не только в их городских домах, но и в
загородных поместьях. Вит- рувий, рассуждая о том,
как надо располагать комнаты в жилых домах в горо
де, указывает, что для людей знатных, занимающих г
осударственные должности, дома следует делать пр
осторные и великолепные. «Кроме того, их библиот
еки, картинные галереи и базилики должны сооружат
ься с пышностью, в которой они не уступят обществе
нным постройкам... » (Витрувий. Об архитектуре,
VI, 5). Далее он обстоятельно описывает, как надо по
добрать подходящее место и расположить библиоте
ку: «Спальни и библиотеки должны выходить на вост
ок, потому что назначение их требует утреннего свет
а, а также для того, чтобы в них не портились книги.
Ибо в библиотеках, выходящих на юг и на запад, в кн
игах заводятся черви и сырость, так как их порождаю
т и питают доносящиеся сюда сырые ветры и, напол
няя свитки сырым дуновением, покрывают их плесен
ью» (Там же, VI, 4). Как выглядело помещение для би
блиотеки, мы не знаем. Плиний Младший, описывая
свою виллу в Лаврентинуме, говорит только, что там
его книги стояли в шкафу, вделанном в стену комнат
ы, «закругленной в виде апсиды; солнце, двигаясь, з
аглядывает во все ее окна» (Письма Плиния Младше
го, II, 17, 8).
Богатую библиотеку имел в Риме и Марк Теренц
ий Варрон, широко образованный ученый- энциклопе
дист. Луций Лициний Лукулл также прославился не т
олько своим громадным состоянием и роскошными,
вошедшими в поговорку пирами, но и ценным собран
ием книг, о котором он очень заботился.
И другие римские книжники были страстными соб
ирателями, повсюду разыскивали ценные издания, с
тарались поддерживать книги в хорошем состоянии,
поручая заботу о них обученным, образованным раб
ам. Приглашая Аттика к себе в поместье в Антий, Ци
церон предлагает: «Увидишь удивительный перечен
ь моих книг, составленный Тираннионом; то, что оста
лось, ценнее, чем я предполагал». Приведение в пор
ядок библиотеки, очевидно, еще не завершилось, так
как Цицерон просит друга прислать ему двух или тре
х переписчиков, чтобы они помогли Тиранни- ону в ег
о хлопотах о книгах. Он просит также, чтобы эти пере
писчики привезли с собой немного пергамена для изг
отовления титульных листов к книгам (Письма Марка
Туллия Цицерона, CIX, 1). В другом письме он извещ
ает Аттика, что получил от некоего Пета множество к
ниг. «Судьба этого его дара зависит от твоей заботли
вости. Если любишь меня, постарайся, чтобы они бы
ли сохранены и доставлены мне. (...) Сбереги, пожал
уйста, со всем старанием как греческие, так и латинс
кие книги. Я буду считать, что это подарок от тебя» (
Там же, XXVII, 12).
Собирание ценных книг было одной из благородн
ейших и прекраснейших страстей богатого римлянин
а, особенно если он умел этими книгами пользоватьс
я, ведь и Сенека, и Лукиан презрительно отзывались
о людях, охотно накапливавших большие библиотеки
, не зная истинной ценности книг. А в это время бедн
ый римский интеллектуал, живущий в доходном доме
, в убогой комнате, мог купить себе лишь несколько к
ниг:
Старый ларь бережет сочинения греков
на свитках
(Мыши-невежды грызут эти дивные стих
отворенья).
Кодр не имел ничего...
Ювенал. Сатиры, III, 206-208.
Идеей об устройстве в Риме публичной библиоте
ки город был обязан Цезарю, который осуществлени
е своего проекта поручил Марку Те- ренцию Варрону.
Смерть диктатора помешала воплощению этого план
а в жизнь. Несколько десятилетий спустя к проекту Ц
езаря возвратился Азиний Поллион. Он и основал би
блиотеку при храме Свободы на римском Форуме, гд
е помещалась резиденция цензоров. Это открытое д
ля всех книжное собрание включало в себя сочинени
я как латинские, так и греческие. Судьба этой первой
публичной библиотеки в Риме нам не известна — бо
льше сведений мы имеем о двух других книгохранил
ищах, возникших благодаря преобразовательной дея
тельности Октавиана Августа. В 28 г. до н. э. он откр
ыл на Палатине при храме Аполлона библиотеку, где
также были собраны произведения латинских и грече
ских авторов. Руководителем ее стал поэт и граммат
ик, друг Овидия Макр. Палатинская библиотека силь
но пострадала от огня в 64 г. н. э., во время трагичес
кого пожара в правление Нерона. Восстановленная и
вновь открытая при Домициане, она была еще раз по
лностью уничтожена в 363 г., когда Рим охватил гран
диозный пожар. Другая библиотека, заложенная Авгу
стом, находилась на Марсовом поле, в портике, пост
роенном в честь сестры принцепса, Октавии, поэтом
у и сама библиотека получила название «Октавия».
Она также стала жертвой пожара в 80 г. н. э., но была
заново отстроена и открыта при Домициане.
В своей деятельности Август нашел себе послед
ователей. Тиберий, идя по стопам своего приемного
отца, основал библиотеку при храме Божественного
Августа. Судьба ее оказалась такой же, как и судьба
других римских библиотек: она сгорела в 69 или 70 г.
н. э. Император Траян открыл библиотеку на форуме
Траяна (так называемая Библиотека Ульпиа), затем
то же сделал Адриан, а последняя из известных нам
римских публичных библиотек была обязана своим в
озникновением Александру Северу. В царствование
Константина в Риме было уже 28 библиотек; среди н
их могли быть и те, которые были основаны по частн
ой инициативе богатых граждан. Книжные собрания
росли благодаря заботам их основателей, которые т
акже имели право изымать книги, вызвавшие осужде
ние властей. Библиотеки в других италийских города
х и в провинциях создавались, главным образом щед
ростью состоятельных граждан. Так, Плиний Младш
ий, который вообще оказывал немалую финансовую
поддержку родному городу Комо и его жителям, зало
жил там и библиотеку, обошедшуюся ему в миллион
сестерциев. В Свессе в Латии была знаменитая «Би
блиотека Маридиана», основанная тещей император
а Адриана.
Трудно себе представить, чтобы в провинциях, г
де красовались большие, вместительные, прочные т
еатры, амфитеатры, термы, не было библиотек. Засл
уживают внимания книгохранилища во вновь отстрое
нном Карфагене и в Таму- гади в Нумидии. Последне
е, как извещает сохранившаяся надпись, было подар
ено родному городу Марком Юлием Флавием Рогаци
аном, потратившим на это 400 тыс. сестерциев, т. е.
значительно меньше, чем Плиний. Библиотеки эти о
бслуживали интересы и нужды местных читателей, и
если в Риме собирали книги на латинском и греческо
м языках, то в провинциях — на латинском и на язык
е соответствующей страны.
В IV в. н. э. интерес к чтению повсеместно падает
, в библиотеках, как печально замечает Ам- миан Ма
рцеллин, воцаряется кладбищенская пустота и безл
юдье. Средоточием просвещенности и читательской
культуры выступает лишь город
на востоке — Византий.
Хотя Лукиан и упрекает невежественного библио
мана в том, что тот и сам не пользуется своим собра
нием книг, и другим их не одалживает, однако и в би
блиотеках Римской империи, как и в Греции, книг на
дом не давали, да и частные владельцы делали это
весьма неохотно. Так что поведение Аттика, ссужав
шего книгами Цицерона, свидетельствует об исключ
ительных дружеских чувствах и большом уважении,
с которыми он относился к своему знаменитому прия
телю.
Одновременно с пополнением библиотек происх
одили также изъятия и уничтожение книг. Изгнание П
ротагора, осужденного за безбожие, и сожжение его
сочинений были первым известным нам актом такого
рода, продиктованным мотивами религиозными. До
186 г. до н. э. в Риме не раз по приказанию властей с
тановились добычей огня «пророческие книги», соде
ржавшие различные предсказания. Многие анналист
ы сообщали (и это известие повторил в своем труде
Ливий), что в 181 г. до н. э. в куче сожженных книг на
ходились и сочинения царя Нумы Пом- пилия, среди
них и греческие, посвященные философии Пифагор
а. Конечно, к сообщениям о книгах царя Нумы следу
ет отнестись скептически; это были, вероятно, какието фальсификаты, разделившие, впрочем, судьбу вс
ех книг подобного содержания.
Об уничтожении книг рассказывает и Свето- ний:
став верховным первосвященником — великим понт
ификом, Август «велел собрать отовсюду и сжечь вс
е пророческие книги, греческие и латинские, ходивш
ие в народе безымянно или под сомнительными име
нами, числом свыше двух тысяч. Сохранил он только
сивиллины книги, но и те с отбором...» (Светоний. Б
ожественный Август, 31). Подобная же участь постиг
ла религиозные книги и несколько веков спустя, в свя
зи с победой христианства.
Со времени принципата Октавиана Августа и на
всем протяжении истории. Римской империи то и дел
о происходили массовые сожжения книг по постанов
лению сената или императора из-за их политическог
о характера. Так, в индекс запрещенных книг были в
несены при Августе элегии поэта Гнея Корнелия Гал
ла, от которых до нашего времени сохранился лишь
один небольшой фрагмент. После опалы Овидия его
произведения должны были быть изъяты из всех биб
лиотек, а экземпляр «Метаморфоз» поэт сам бросил
в огонь, получив указ, обрекавший его на изгнание. К
счастью, несколько копий оставалось на руках у его
друзей, и благодаря этому сочинение Овидия уцелел
о и дошло до потомков. Жил в эпоху Августа и другой
выдающийся человек — историк и оратор Тит Лабие
н, один из представителей республиканской оппозиц
ии. По постановлению сената книги его были сожжен
ы, и той же участи подверглись книги его друга — оп
позиционного оратора Тита Кассия Севера. Прошли
годы, и решением императора Калигулы писатели б
ыли реабилитированы: «Сочинения Тита Лабиена, К
ремуция Корда, Кассия Севера, уничтоженные по по
становлениям сената, он позволил разыскать, храни
ть и читать, заявив, что для него важней всего, чтоб
ы никакое событие не ускользнуло от потомков»
(Светоний. Гай Калигула, 16). Обвинение против о
ппозиционного историка Корда было выдвинуто в эп
оху Тиберия: его обвиняли в том, что в своем труде о
н одобрительно высказался о Бруте и Кассии, убийц
ах Цезаря, страстных защитниках республиканского
строя. Тацит сообщает: «Привлекается к судебной от
ветственности Кремуций Корд по дотоле неслыханно
му и тогда впервые предъявленному обвинению, за т
о, что в выпущенных им в свет анналах он похвалил
Брута и назвал Кассия последним римлянином. (...) С
енаторы обязали эдилов сжечь его сочинения, но он
и уцелели, так как списки были тайно сохранены и вп
оследствии обнародованы. Тем больше оснований п
осмеяться над недомыслием тех, кто, располагая вл
астью в настоящем, рассчитывает, что можно отнять
память даже у будущих поколений» (Тацит. Анналы
, IV, 34-35). При Тибе- рии также по постановлению с
ената были брошены в огонь шесть речей оратора М
амерка Эмилия Скавра. Нерон, приговорив к изгнани
ю из Италии Фабриция Вейентона, повелел сжечь ег
о книгу, «полную выпадов против сенаторов и жрецо
в и названную им Завещанием». Эту книгу, добавляе
т историк, «старательно разыскивали и читали, пока
доставать ее было небезопасно; в дальнейшем возм
ожность открыто иметь ее у себя быстро принесла е
й забвение» (Там же, XIV, 50).
Когда же в правление Домициана Арулен Ру- сти
к за свое сочинение в защиту казненного прежде сен
атора Тразеи Пета, а также Геренний Сенецион, восх
валявший зятя сенатора, Гельви- дия Приска Старше
го, были осуждены на смерть, то, как рассказывает Т
ацит, «казни подверглись не только сами писатели, н
о и их книги», сожженные на Форуме. «Отдавшие это
распоряжение, разумеется, полагали, что подобный
костер заставит умолкнуть римский народ, пресечет
вольнолюбивые речи в сенате, задушит самую совес
ть рода людского... » {Тацит. Жизнеописание Юлия
Агриколы, 2). Обычно сожжением книг ведали эдилы,
и если на этот раз Домициан поручил их функции спе
циальным должностным лицам — триумвирам, надзи
равшим за тюрьмами и за исполнением приговоров, т
о этим он стремился придать акту казни над книгами
особую торжественность, подчеркивая тяжесть прест
упления их авторов и суровость постигшего их наказ
ания.
В ЗАБОТАХ О ЗДОРОВЬЕ:
МЕДИЦИНА В ГРЕЦИИ
Я врачеванье открыл; целителем я
именуюсьВ мире,
и всех на земле мне трав п
окорствуют свойства...
Овидий. Метаморфозы, I,
523-524
Историю возникновения медицины у древних народо
в вкратце изложил уже в 1488 г. в своей «Речи о знач
ении медицины» краковский доктор Ян Урсын, стара
ясь при этом отделить истину от мифа. Изобретение
врачебного искусства греки приписывали богам: Апо
ллону, Асклепию, Артемиде. Аполлон считался бого
м-покровителем многих искусств; по верованиям гре
ков, он обладал и даром исцеления, и в некоторых ег
о святилищах в Греции даже лечили больных — при
помощи музыки. Зато имя Асклепий (у римлян — Эск
улап) целиком было связано с медициной, ведь его с
читали сыном Аполлона. Более того, вся семья Аскл
епия помогала страждущим, облегчала их телесные
муки: женой Асклепия была Эпионе — «болеутолите
льница», дочерями Гигиея — богиня здоровья и Пан
ацея — «всецелительница». Сыновьями бога врачев
ания были Махаон и По- далирий — легендарные ле
кари в стане греков во время осады Трои; у Гомера о
ни выступают прежде всего как хирурги, пользовавш
ие раненых. Аполлон, рассказывалось в мифах, не т
олько сам раскрыл сыну тайны врачебного искусства
, но и отдал его в обучение к кентавру Хиро- ну, знав
шему, как лечить людей травами и иными зельями. П
олучив такое образование, сам Аскле- пий умел уже
и лечить, и воскрешать умерших. Именно это стало п
ричиной смерти самого Ас- клепия: боясь, что лекарс
кое искусство изменит весь порядок мироздания, вер
ховный громовержец Зевс лишил мудрого врача зем
ной жизни и взял его на небо, обратив в созвездие З
мееносца, — ведь змея как символ постоянно возро
ждающейся жизненной силы была священным живот
ным, посвященным богу врачевания. В течение мног
их столетий змея оставалась и остается поныне сим
волом медицины и особенно фармацевтической наук
и.
Асклепий и Гигиея. Вотивный рельеф Аскле-
пия, Гигиеи и Телесфора. I-III вв. до н. э.
Уже в древности трудно было отделить подлинную и
сторию медицины от легенд и мифов. У Гомера Аскл
епий, фессалийский царь, еще не воспринимается ка
к божество, а его сын Махаон — «славной рати врач,
Асклепия мудрого сын», один из греческих героев по
д Троей. Возможно, прав был доктор медицины Ян У
рсын, полагая, что как раз за мудрость и дарования и
сцелителя греки причислили царя Асклепия к сонму
общеэллинских богов. Сами древние авторы всегда
отмечали, что Махаон и его брат Подалирий умели т
олько оказывать помощь раненым, останавливать кр
овь, делать перевязку, описания же их действий указ
ывают на прекрасное знание анатомии, существовав
шее у греков гомеровской эпохи, т. е. в те времена, к
огда не было еще никакой известной медицинской ш
колы.
Врач из плотного запона стрелу извлечь
поспешает;
Но, когда он повлек, закривились шипы у пернатой.
. . . Язвину врач осмотрел, нанесенную горькой стрел
ою; Выжал кровь и, искусный, ее врачевствами осыпал, Силу которых от
цу его Хирон открыл дружелюбный.
Гомер. Илиада, IV, 213-214, 217-219
Но и другие герои под Троей, не занимавшиеся л
екарским ремеслом профессионально, умели, однак
о, применять нужные простые лекарства, как это случ
алось с Ахиллом или Патро- клом. И все же системат
ических знаний о человеке и его болезнях еще не бы
ло. Все врачебные меры и применявшиеся лекарства
были обязаны своим возникновением случаю, веково
й практике народной медицины. Лечение натуральны
ми, дарованными самой природой средствами, издав
на распространенное среди пастухов и земледельце
в, положило начало искусству врачевания.
Лишь в конце VI в. до н. э. стали появляться леге
нды, в которых идеализировались, обожествлялись т
е, кому удавалось возвратить здоровье своим пациен
там. И первое место среди этих мудрых врачей, оста
вшихся в человеческой памяти, занимал Асклепий. Е
му были посвящены в Греции многочисленные святи
лища-больницы, так называемые асклепионы, где жр
ецы-лекари, асклепиады, поддерживали культ велико
го бога- исцелителя. Самый прославленный в Греции
ас- клепион находился в Эпидавре; каждые пять лет
там проходили большие религиозные празднества в
честь Асклепия. Известны также асклепионы в Перга
ме и на острове Кос, где и возникла знаменитая меди
цинская школа. В аскле- пионах применяли метод ле
чения, называвшийся «энкоймесис»: больных уклады
вали спать, и считалось, что выздоровление должно
прийти во время сна. Если выздоровление не наступ
ало, но больные видели вещие сны, то они пересказ
ывали их жрецам, а те, «знавшие волю Асклепия и ис
полнявшие ее», толковали эти сны на свой лад, дава
я пациентам соответствующие медицинские советы.
Хорошее знание жрецами человеческого тела и д
уха нередко помогало им исцелять больных, явив
шихся за советом к асклепиадам. Молитвы, очищ
ения, всякого рода культовые церемонии были вс
его лишь неизбежными аксессуарами «чудесного
» исцеления в асклепионах. Те, кто уже в древнос
ти сомневался в «чудотворстве» жрецов бога Аск
лепия и обвинял их в обмане и шарлатанстве, заб
ывали, что асклепиа- ды прибегали к религиозно
му внушению, дабы заставить больного поверить
в содействие богов и тем самым в возможность в
ыздоровления. Кроме того, врачи при асклепиона
х широко применяли и многие надежные средств
а, характерные и для экспериментальной медици
ны. Исцеление сном или во время сна также прин
осило вполне реальные плоды, когда речь шла о
болезнях нервно-психических; не исключено, что
это мог быть не естественный сон, а сон, вызванн
ый гипнозом, который был также хорошо известе
н в древности.
Нервнобольных лечили, очевидно, и другими спо
собами, например шоком, специально вызывая у пац
иента страх, гнев и т. п. Ведь уже древние лекари зна
ли, что бывают случаи, когда под влиянием сильного
потрясения — внезапного страха или даже неожидан
ной радости (скажем, при встрече с кем-либо близки
м, кого уже не надеялись увидеть в живых) — больны
е, которые не могли ходить, обретали вдруг силу в но
гах. Примером такого исцеления служил древним сы
н лидийского царя Креза, немой, но внезапно заговор
ивший: когда на войне неприятельский солдат, не узн
ав царя, уже занес над ним меч, юноша воскликнул: «
Это царь Крез! Не убивай его!» И с этой минуты дар р
ечи вернулся к нему навсегда, до конца его дней.
Интересный и необычайно ценный документ — в
отивные таблички, оставленные древними греками в
асклепионах. На табличках они выражали свою благ
одарность богу-врачевателю за исцеление и рассказ
ывали, как оно произошло. Так, некто Никанор сильн
о хромал и едва мог ходить. Пока он сидел в храме А
склепия и еще не спал, какой-то мальчик вырвал у не
го костыль и убежал с ним. Несчастный Никанор вын
ужден был устремиться за ним, побежал — и таким о
бразом выздоровел. В другой табличке говорится о н
екоем человеке из Вифинии, страдавшем подагрой.
Когда он добрался до святилища Ас- клепия и еще н
е успел уснуть, гусь ущипнул его за ногу до крови —
и нога сразу же перестала болеть. Есть все основани
я полагать, что многие из таких «случайностей», при
несших исцеление, были сознательно подстроены ж
рецами, хорошо знавшими пользу шоковой терапии.
Еще один пациент, Агестрат, жаловался на головную
боль и бессонницу. Однако в храме Асклепия ему уд
алось уснуть, и он увидел во сне, что бог избавил его
от головной боли и, выставив его нагим, придал ему
позу кулачного бойца. Проснувшись, он почувствова
л себя совершенно здоровым и благополучно вернул
ся домой, а позднее, во время Немейских игр, стал д
аже победителем в универсальной борьбе — панкра
тии. В случае с Агестратом мы, вероятно, имеем дел
о с применением гипноза, причем больному внушало
сь, что он должен совершить то или иное физическое
упражнение.
Расцвет врачебной деятельности жрецов в ас- кл
епионах пришелся на V в. до н. э. На рубеже V-IV
вв. до н. э. получило известность святилище Аскл
епия на острове Кос, где, как уже говорилось, сф
ормировалась знаменитая медицинская школа, с
вязанная с именем Гиппократа, «отца медицины
», работавшего не только на острове Кос, но и в А
финах, в Фессалии. Как указывает Плиний Старш
ий, также оставивший потомкам очерк истории др
евней медицины, это был поворотный пункт, в ра
звитии врачебного искусства в Греции (см.: Естес
твенная история, XXIX, 4).
Врачи на острове Кос основывали свою деятельн
ость на определенных этических принципах, известн
ых и сегодня как «клятва Гиппократа». Врач в древно
сти был обязан служить больному всеми своими зна
ниями и умениями и по всей совести. Он не имел пра
ва давать больному никакого яда и никаких средств б
еременным женщинам для изгнания плода. Врач дол
жен был также соблюдать профессиональную тайну,
не злоупотреблять своим положением для того, чтоб
ы соблазнять женщин, и т. п. Вся история школы на К
осе связана с Гиппократом, поэтому под его именем
вышли там многочисленные сочинения по медицине,
сохранившиеся до наших дней в составе сборника «
Корпус Гиппократа», который включал в себя труды
и самого Гиппократа, и других врачей. Некоторые из
этих трактатов были написаны даже врачами с остро
ва Книд, соперничавшими с косской школой.
Метод Гиппократа состоял главным образом в то
м, чтобы стремиться ставить диагноз и лечить больн
ого исходя из совокупности всех условий его жизни и
основываясь на продолжительном наблюдении за те
чением болезни. Знаменитый врач боролся со всево
зможными предрассудками, касавшимися не только
методов лечения, но и причин заболеваний. Греки ча
сто приписывали возникновение того или иного неду
га действию тайных сил. Так, припадки эпилепсии сч
итались кознями злых демонов и т. п. Исследуя обра
з жизни больного, Гиппократ и врачи его школы прид
авали особое значение климатическим условиям его
обитания, природной среде, от которой, по их мнени
ю, во многом зависело состояние здоровья человека
. Их взгляды на этот счет изложены в приписываемо
м Гиппократу трактате «О воздухе, водах и почвах».
Также одним из первых Гиппократ положил начало к
линической медицине: больные должны были лежат
ь и принимать лекарства под постоянным наблюдени
ем врача (Плиний Старший. Естественная история
, XXIX, 4).
Методы лечения постоянно обновлялись и уже н
е сводились только к назначению лекарств. Геродик
из Селибрии во Фракии стал применять ятролиптику,
массажную терапию, определил некоторые принцип
ы диететики и, наконец, ввел в практику лечебную ги
мнастику. В IV в. до н. э. Диокл из Кариста решительн
о отстаивал идею зависимости состояния здоровья ч
еловека от гигиены тела, от диеты и — более того —
от умения правильно чередовать работу и отдых. В
III в. до н. э. в Александрии жил известный врач Геро
фил из Калхедона, посвятивший себя самым разным
областям медицины и оставивший после себя тракта
ты «Об анатомии», «О глазах» и руководство для аку
шеров. Его современник Эра- систрат из Кеоса, воше
дший в историю как придворный лекарь Селевка I, за
ложил основы теории кровообращения, исследовал
систему кровеносных сосудов, обогатил знания древ
них медиков об анатомии сердца, ввел различение н
ервов, управляющих чувствами, и нервов, управляю
щих движениями (сухожилия). Есть сведения, что и Г
ерофил, и Эрасистрат занимались виви- секторскими
опытами на преступниках, которых им доставляли по
распоряжению властей. Если вспомнить о том, что о
безболивающих средств античная эпоха не знала, то
известие это способно вселить ужас, тем более что в
древней медицине давно уже распространены были
опыты на животных, особенно на обезьянах. О таких
опытах знал еще Аристотель, а во времена более по
здние их часто применял знаменитый врач Гален (II
в. н. э.).
Мы знаем и многие другие имена врачей той пор
ы. Следует упомянуть еще о Филине с острова Кос, у
ченике Герофила. В середине III в. до н. э. он основа
л эмпирическую школу, представители которой выби
рали тот или иной метод лечения больного в зависи
мости от того, что покажут их наблюдения за действи
ем определенных лекарств. Один из представителей
этой школы, Гераклид Тарентский, стал также практи
ковать секцию — вскрытие трупов.
Своего рода промежуточную позицию между эмп
ирической школой Филина и догматической — Героф
ила из Калхедона попытались занять врачи, принадл
ежавшие к так называемой методической школе, осн
ованной в I в. до н. э. Асклепиадом из Прусы, города
в Вифинии. Сам он, не будучи врачом по образовани
ю — он был учителем риторики, — лечил больных из
обретенными им самим натуральными методами, со
ветуя соблюдать диету, совершать далекие прогулки
, массажи, купаться в холодной воде и вообще заним
аться гидротерапией, против чего многие врачи того
времени энергично возражали. Плиний Старший, Ап
улей и другие античные авторы рассказывают о прим
енявшихся им удивительных методах, которые, види
мо, должны были воздействовать на психику больног
о, внушить ему веру в выздоровление.
Так, он стал давать пациентам вино, а затем холо
дную воду, охотно прописывал ванны и другие средс
тва, очень популярные среди больных. Удовольствие
пациентам доставляли и такие его рекомендации, как
совет подвешивать постель на веревках, дабы раска
чивание ложа навевало сон на больного и облегчало
его страдания. Подобными мерами Асклепиад, по сл
овам Плиния, снискал себе большую славу, особенн
о после того, как, встретив однажды похоронную про
цессию, спас человека от погребального костра, верн
ув его к жизни, — вероятно, этот человек находился в
летаргическом сне и Асклепиад как опытный лекарь с
разу распознал это состояние (Апулей. Флориды,
XIX) 4 При лечении некоторых болезней он отказался
от применявшихся прежде методов, весьма мучител
ьных для пациентов: он считал, например, что стары
е врачи чрезмерно увлекались вызыванием у больно
го искусственной рвоты. Он также утверждал, что пит
ье лекарств вообще вредит желудку, и, рассказывая
об этом, Плиний Старший склонен с ним согласиться
(Естественная история, XXVI, 16-17).
Многое из того, что сказано здесь о греческой
медицине, может быть в полной мере отнесено и к м
едицине римской, ведь сами римляне долго пользов
ались средствами и рекомендациями народной меди
цины, лечились травами и другими знахарскими снад
обьями, прибегали к помощи магии и т. д. С наукой ж
е врачевания на ее тогдашнем уровне развития рим
лян познакомили греки, и именно они являлись в Рим
ской империи представителями этой области знания.
Хотя с течением лет в древней медицине усилив
алась специализация, об отдельных ее отраслях нам
известно мало. Зачатками педиатрии были советы и
указания акушерам — и это была единственная отра
сль медицины, находившаяся в руках женщин. Собст
венно врачи не имели доступа к женщинам, поэтому
те так часто умирали, особенно во время родов. Мы
помним рассказ Гая Юлия Гигина о том, как молодая
афинянка по имени Агнодика начала изучать медици
ну у Герофила в Александрии, но вынуждена была п
ри этом носить мужскую одежду. Хуже того, ей приш
лось остричь себе волосы, что для греческой девушк
и считалось символом бесчестья, так как короткой ст
рижкой выделялись женщины, чье поведение греки р
ассматривали как предосудительное и безнравствен
ное. Когда Агнодика приобрела достаточные познан
ия и опыт в лекарском искусстве, она сама явилась л
ечить одну заболевшую женщину. Та, думая, что пер
ед ней врач-мужчина, отказалась допустить его к себ
е, и только когда Агнодика, сняв с себя одежду, показ
ала ей, кто она, больная позволила ей осмотреть себ
я и приступить к лечению. Вскоре больная поправила
сь, но тайна Агнодики стала известна другим врачам,
и те подали на нее жалобу. Однако женщины города
дружно атаковали судей, называя их врагами женщи
н, и тогда судьи уступили и даже вынесли специальн
ое решение, позволявшее женщинам изучать медиц
ину и заниматься врачеванием. Вместе с тем истори
я античной медицины не сохранила больше ни одног
о имени женщины-врача.
Искусство врачевания росло, применялись все н
овые методы лечения, но независимо от этого сохра
нялись и народная медицина, траволече- ние, знаха
рство и даже традиционная вера, будто вода некотор
ых священных источников обладает целительной си
лой. Вера эта могла основываться на каких-нибудь р
еальных фактах, но не на медицинском изучении цел
ебных свойств воды. Особенно знаменит был источн
ик в Патрах у святилища Деметры. Он был обнесен к
аменной оградой; со стороны храма к источнику вел
каменистый спуск. Этот же священный источник был
и местом для гаданий, связанных с различными забо
леваниями. На тонкой бечевке подвешивали зеркаль
це и опускали его в источник, так, чтобы край зеркаль
ца лишь слегка касался поверхности воды. Тем врем
енем больные разжигали курильницы с благовониям
и, возносили молитвы богине Деметре, после чего, в
зглянув в зеркальце, должны были найти в нем ответ
, выздоровеют они или нет. Что именно должно было
показать им зеркальце — мы не знаем.
Начало таким культовым очищениям в священны
х источниках положил, вероятно, обычай паломников
, явившихся из далеких краев, омывать свое тело от
грязи и пыли, прежде чем войти в святилище. Со вре
менем гигиеническая процедура стала воспринимать
ся как символический обряд очищения. Если вблизи
храма не было реки, озера или источника, то строили
искусственные водоемы — бассейны или небольшие
водосборники, выложенные камнем. В Египте, а зате
м и в Риме из обряда омовения произошел обычай о
кропления себя «святой» водой — этот символическ
ий акт сохранился, как известно, и в христианском ри
туале. В Египте был даже сконструирован специальн
ый автомат, с помощью которого храмовый служка п
одавал входящим паломникам — разумеется, за пла
ту — воду для омовения. Аппарат этот был построен
Героном Александрийским, прославленным математ
иком, физиком и инженером II-I вв. до н. э., и приводи
лся в действие опущенной в его отверстие монетой;
при этом извергалось некоторое количество воды, до
статочное для символического окропления человека
священной влагой. По-видимому, обычай омовения
при входе в храм, как и аппарат Герона, приносил жр
ецам немалый доход.
Как вера в целительную силу воды священных ис
точников, так и вера в магию, в заговоры и заклятия,
в знахарские снадобья продолжали существовать в н
ароде независимо от успехов профессиональной ме
дицины, от роста знаний и опыта древних врачей —
впрочем, что же здесь удивительного, если подобны
е суеверия благополучно дожили и до наших просве
щенных времен?
МЕДИЦИНА В РИМЕ
.. . Надгробная надпись: «Поги
б, сраженный толпою врачей».
Плиний Старший. Естественная ис
тория, — XXIX,
11
По словам Плиния Старшего, родоначальниками ме
дицины в Риме, как и во всех странах античного мира
, считали богов — Аполлона и Асклепия- Эскулапа. О
днако люди в Италии лечили друг друга еще задолго
до того, как там утвердился культ Эскулапа. Издавна
существовали народная медицина, лечение травами
, не говоря уже о магии, заговорах и т. п. Когда насел
ению угрожала опасность эпидемии, люди прибегали
к молитвам, жертвоприношениям и даже к устройств
у публичных зрелищ. Пример тому — выступления ак
теров, организованные в Риме в 364 или 363 г. до н.
э. во, время мора; эти выступления и явились начало
м древнеримского театра. В 293 г. до н. э., когда горо
д был вновь охвачен эпидемией, обратились к проро
ческим «сивиллиным книгам» и вычитали там, что не
обходимо привезти из Эпидавра змею, посвященную
Асклепию. Сохранилось предание, что, когда корабл
ь подходил к Риму и проплывал мимо небольшого ос
тровка на Тибре, змея выскользнула и переплыла на
остров. В этом увидели знак воли бога Асклепия и по
тому воздвигли там святилище, служившее одновре
менно и больницей, как греческие аскле- пионы. Куль
т Эскулапа и лечение больных при его храме вошли
в обычай римлян на долгие века, несмотря на то что
в Вечном городе было много других врачей, практико
вавших самые разные методы лечения. В середине I
в. н. э. император Клавдий распорядился, чтобы бол
ьные и истощенные рабы, которых их хозяева, не ж
елая тратиться на лечение, вывозили и оставляли на
Эскулаповом острове, в том случае, если несчастны
м удастся выздороветь, навсегда получали свободу
(Светоний. Божественный Клавдий, 25).
Асклепий
Плиний Старший, ссылаясь на римского анналиста II
в. до н. э. Кассия Демину, сообщает, что первый врач
, грек Архагат, прибыл в Рим из Пелопоннеса в 219 г.
до н. э. Первоначально он принимал больных в мале
ньком, скромном помещении, но, очевидно, применя
вшийся им метод лечения оказался весьма эффекти
вным и вскоре врач, известный главным образом как
хирург, получил римское гражданство и большой дом
, предназначенный для приема больных и выстроенн
ый на государственный счет (Плиний Старший. Ест
ественная история, XXIX, 12). Побуждаемые успехом
их соотечественника, греческие врачи стали один за
другим переселяться в Рим. Противники греческого в
лияния относились к этому массовому наплыву врач
ей из Эллады не слишком благосклонно: Катон Стар
ший Цензор в своем сочинении «Наставления сыну»
предостерегал его от общения с лекарями, явившим
ися в город, жителей которого они считают «варвара
ми» и готовы уморить их своими лекарствами, да ещ
е требуют за это денег и уважения, чтобы легче было
им сеять в Риме опустошение (Там же, XXIX, 14).
Врачи эти были по преимуществу рабами, но вск
оре нажили состояние и, став вольноотпущенниками,
приобрели гораздо большую свободу действий. В зн
ак признания их медицинской деятельности Цезарь п
редоставил им даже права гражданства, если, конеч
но, они происходили из свободнорожденных семей у
себя на родине. Врач-вольноотпущенник становился
постоянным домашним лекарем своего патрона. Сам
и римляне отнюдь не спешили заняться врачебной п
рактикой: вероятно, как это было и с актерским реме
слом, римским гражданам не подобало трудиться за
плату. В правление Октавиана Августа широкое приз
нание получил в Риме Антоний Муза, который вылеч
ил принцепса от смертельной болезни, применяя ино
й, чем его предшественники, метод — холодные ван
ны и припарки. За это сенаторы на свои деньги поста
вили врачу п а мятник б лиз с тату и Эс ку ла па
(Светоний. Божественный Август, 59; 81). Август же
не только возвел его в достоинство римского всадник
а, но и освободил в знак благодарности всех врачей
от уплаты податей.
Практика и теория врачевания развивались в Ри
ме параллельно. В I в. н. э., в царствование Тиберия,
Авл Корнелий Цельс, теоретик, сам не занимавшийся
лечением больных, написал обширный энциклопеди
ческий труд, где много места посвятил медицине (им
енно эта часть его сочинения сохранилась до настоя
щего времени), приводя описания различных недуго
в и методов борьбы с ними.
Выясняется, что последующие столетия принесл
и с собой открытие многих новых лекарств, но не нов
ых законов и принципов, касающихся профилактики
болезней, особенно у жителей городов. Уже Цельс д
ает горожанам советы, хорошо знакомые и нам: забо
титься о правильном пищеварении, избегать резких и
зменений температуры, больше бывать на свежем во
здухе, на солнце. Как пример для подражания он при
водит жителей деревни, которые благодаря своим бо
лее здоровым условиям жизни меньше подвержены
болезням, чем горожане. Одним из самых выдающих
ся врачей древности был упоминавшийся ранее Гале
н, впоследствии ставший Клавдием
Галеном. Он был практиком и теоретиком медицины
одновременно. Поначалу он работал в Пер- гаме, гд
е был лекарем гладиаторов, а с 161 г. н. э. поселился
в Риме, оставаясь придворным врачом при трех имп
ераторах династии Антонинов: он лечил Марка Авре
лия, Луция Вера и Коммода.
Научные интересы Галена были весьма обширн
ы: в своих медицинских трактатах, которых насчитыв
ается более сотни, он касается анатомии и физиолог
ии, гигиены и диететики, патологии и других областе
й медицины. Он-то и практиковал в широких масшта
бах препарирование обезьян, чтобы лучше познать с
троение человеческого тела.
Обычно врачи были в то же время и аптекарями,
так как аптек, собственно, еще не было. По- прежнем
у было в ходу лечение травами, применялись различ
ные мази, лекарства в форме пилюль. Поскольку вра
чи назначали также лечебные процедуры, необходи
мы были помощники, например массажисты — древн
ие родоначальники будущих ассистентов, фельдшер
ов. Постепенно складывалась четкая специализация:
были хирурги, окулисты, ларингологи, специалисты п
о внутренним болезням, по женским болезням и т. п.
Кроме того, многие врачи были связаны с определен
ной сферой деятельности: спортивные врачи, лекари
гладиаторов или пожарных, готовые оказать помощь
при ранениях и травмах. Женщины не были отстране
ны от занятий медициной, но они были главным обра
зом акушерками.
В эпоху принципата Августа были заложены осно
вы организации медицинской службы и в римской ар
мии. Врачи следили за питанием и гигиеной воинов,
за условиями их жизни, особенно когда те находилис
ь в постоянных замкнутых и огороженных лагерях. В
такие места римляне стремились при помощи акведу
ков, в строительстве которых у них был большой опы
т, провести питьевую воду из источников, рек и ручье
в. Лагерь имел баню с горячей и холодной водой и х
орошую систему очистки отхожих мест водой с вынос
ом нечистот далеко за пределы лагеря. В обязанност
и армейского лекаря входило оказание помощи боль
ным, принятие профилактических мер, а также отбор
рекрутов для несения воинской службы во флоте, пр
ичем принимались во внимание как физические, так
и психические особенности будущих моряков. По мн
ению Цель- са, врачи в римской армии гораздо лучш
е разбирались в анатомии и вообще в медицине, чем
те, кто имел частную практику. Медицинская служба
в армии была тщательно организована: врач имел м
ного помощников — санитаров, а среди самих враче
й существовала четкая специализация: один отвечал
за лекарства, другой — за процедуры, третий ухажив
ал за выздоравливающими и т. д. При императоре М
арке Аврелии медицинская служба в армии установи
ла для себя особую эмблему — кубок и змею Асклеп
ия, который по- прежнему был богом-покровителем в
рачевания.
Немало усилий прилагали античные медики в бо
рьбе с малярией, эпилепсией, лишаями: здесь метод
ы лечения были самыми разнообразными. Специали
стов же по детским болезням, педиатров, практическ
и не было —дело ограничивалось советами акушера
м и рекомендациями по уходу за младенцем. Так, мы
помним, как решительно отстаивали греческие и рим
ские врачи идею, что кормить ребенка грудью должн
а родная мать, искусственное же кормление считало
сь недопустимым. Вместе с тем врачам, как, наприм
ер, Сора- ну, приходилось идти в этих вопросах на ус
тупки, считаясь с широко распространившимся в заж
иточных семьях обычаем передавать новорожденны
х в руки кормилицы. Достаточно вспомнить, однако, к
ак непримиримо суров к женщинам, отказывающимс
я кормить грудью собственного ребенка, был филосо
ф Фаворин, о котором рассказывает Авл Геллий (Атт
ические ночи, XII, 1). Навестив одного из своих учени
ков и узнав, что у него родился сын, философ выраз
ил надежду, что молодая мать сама будет вскармлив
ать своего младенца. Когда же та не пожелала этого
делать, Фаворин гневно обрушился на нее с упрекам
и в том, что та больше заботится о своей красоте, че
м о здоровье ребенка. Выдвигая многочисленные и о
тчасти уже упоминавшиеся нами прежде аргументы
против передачи новорожденных кормилицам, фило
соф ссылается и на тогдашние медицинские предста
вления: организм, сформировавшийся в питательной
среде материнского лона, должен и дальше поддерж
ивать себя живительными соками, исходящими из то
й же среды в виде материнского молока.
Несомненно, в Риме было немало хороших, опыт
ных, умелых врачей. Однако население часто относи
лось к лекарскому сословию с недоверием, а то и с н
еприязнью. Это было связано и с тем, что врачи при
меняли подчас новые, еще не известные методы леч
ения, лекарства и процедуры, но могли быть и други
е причины. Врачи могли пользоваться многими смер
тоносными средствами, ядами, что внушало подозре
ния простым гражданам. Наконец, раздражало римл
ян и то, что врачи имели доступ к императорскому дв
ору, где их высоко ценили и где они порой беспрепят
ственно вступали в сомнительные связи с женщинам
и из императорской семьи, давая тем самым пищу дл
я сплетен и скандалов. Оказываясь вовлеченными в
придворные интриги, врачи могли с помощью различ
ных ядов устранять нежелательных политических ко
нкурентов той или иной группировки, боровшейся за
верховную власть в государстве. Так, в преступном з
аговоре римская молва обвиняла Эвдема, личного в
рача и друга Ливии, жены Друза, сына Ти- берия. Сч
италось, что Эвдем, который, по словам Тацита, «ис
пользуя право своего ремесла, нередко оставался на
едине с Ливией», помогал ей в осуществлении всех
ее коварных замыслов, пока, наконец, ее муж Друз н
е умер от яда при невыясненных обстоятельствах, п
ородивших бесчисленные кривотолки (Тацит. Анна
лы, IV, 3; 11). Позднее схожие слухи ходили и в отно
шении жены Клавдия Мессалины и ее врача Вален- т
а. Не выступая против самой медицины, Плиний Ста
рший, однако, сурово осуждал безнравственное пове
дение некоторых врачей, особенно влиятельных и в
ысокопоставленных.
В этой психологической атмосфере многие начин
али скептически и даже с насмешкой относиться к но
вым методам лечения и профилактики, предлагавши
мся тем или иным приезжим врачевателем. Известно
, что Крин из Массилии пытался увязать медицину с а
строномией, причем речь шла не о составлении горо
скопов, а об определении подобающих часов для при
ема пищи в зависимости от движения звезд. Врач Ха
р- мид, также из Массилии, выступая против традици
онных горячих ванн, рекомендовал совершать омове
ния только в холодной воде даже в зимние морозы. В
прочем, независимо от предписаний врачей, в Риме
всегда было немало завзятых любителей холодных к
упаний; к ним, например, причислял себя Сенека: «Я
погрузился в холодную воду (она у меня называется
не слишком теплой)», — сообщает он в письме (Нрав
ственные письма к Луцилию, LXXXIII, 5).
Некоторые врачи, как уже говорилось, наживали
огромные состояния, отсюда и их уверенность в себе
, помогавшая им участвовать в политической борьбе
. Богатство отдельных служителей медицины застав
ляло иных мошенников и шарлатанов также испробо
вать свои силы в этом ремесле. Очевидно, самые вы
сокие доходы были у врачей, оказывавших свои услу
ги императору, его семье и придворным. По сведени
ям Плиния Старшего, придворный лекарь получал
250 000 сестерциев в год. В Риме хорошо знали двух
братьев, греков с острова Кос: Квинта Стертиния и Г
ая Стертиния — римские имена они приняли, по всей
видимости, став вольноотпущенниками. Первым нач
ал свою деятельность в Риме Квинт Стертиний — ве
роятно, в 30-х годах I в. н. э. Затем он повел за собой
брата и выхлопотал ему место придворного лекаря и
мператора Клавдия. По версии Тацита, Агриппина, п
оследняя жена Клавдия, желая освободить престол
для Нерона, воспользовалась услугами придворного
врача, который во время пира, «как бы затем, чтобы
вызвать рвоту, ввел в горло Клавдия смазанное быст
родействующим ядом перо, хорошо зная, что хотя за
тевать величайшие преступления невозможно, не по
двергаясь опасности, зато преуспевший в них щедро
вознаграждается» (Тацит. Анналы, XII, 67). Тем вре
менем частная практика в городе принесла Квинту С
терти- нию еще больший доход, чем его брату служб
а при дворе. Братья построили себе роскошные вилл
ы под Неаполем, оставив наследникам более 30 млн
. сестерциев (Плиний Старший. Естественная исто
рия, XXIX, 7-8). Не только императоры были особенн
о щедры. Некий врач, вылечив богатого римлянина о
т мучительного лишая, получил огромный гонорар в
2000 сестерциев.
Возмущала людей, трезво смотрящих на методы
лечения, и склонность некоторых врачей назначать б
ольным очень дорогие, чаще всего иностранные лек
арства. Такого злоупотребления лекарской професс
ией, замечает Плиний, не мог предвидеть даже тако
й ненавистник греческой медицины, как Катон Старш
ий. Прописываемые лекарства состояли из многих р
едких компонентов, которые надо было доставлять и
з-за границы и которые поэтому были просто разорит
ельны. Плиния возмущает, когда врачи соревнуются
в изобретении все более изощренных и дорогостоящ
их микстур, изготовляемых из заграничного, привозн
ого сырья, между тем как в самой Италии есть стольк
о полезных средств врачевания. Плиний, кроме того,
по его словам, обнаружил, что вместо индийской кин
овари римские врачи, плохо ориентируясь в свойств
ах и названиях препаратов, добавляли в лекарства с
урик, а сурик — это яд. Трудно сказать, чем можно об
ъяснить подобную ошибку — невежеством некоторы
х врачей, как полагает сам Плиний (Там же, XXIX,
25), или же злостной спекуляцией на здоровье людей
.
Распространено было в Риме и увлечение загран
ичной косметикой, в том числе целебным зубным пор
ошком из привозных снадобий, хорошо очищавшим з
убы и укреплявшим десны (Апулей. Апология, или Р
ечь в защиту самого себя от обвинений в магии, 6;
8).
Деятельность малообразованных, несведущих в
своей науке врачевателей, а то и откровенных шарл
атанов подрывала авторитет и тех искусных, доброс
овестных врачей, которые руководствовались в свое
й работе этическими принципами школы Гиппократа.
Вот почему в Римской империи врачи все чаще стан
овились героями злых анекдотов, облегчающими лю
дям путь на тот свет. Лукиан в одной из своих эпигра
мм с притворной серьезностью рассказывает о том, к
ак некий врач присылал к нему своего сына, дабы то
т приобрел какие-нибудь начальные сведения в греч
еской грамматике и литературе. Но не успели Лукиан
с мальчиком дойти до третьей строки «Илиады» Гом
ера:
«Многие души могучие славных героев н
изринул
В мрачный Аид. . . »,
как отец перестал присылать сына для занятий.
А затем, встретив случайно Лукиана, сказал ему: «Бл
агодарю тебя, друг мой! Но этому мальчик может нау
читься и дома. Ведь и я посылаю многие души в Аид,
и для этого мне совсем не нужна грамматика»
(Лукиан. Эпиграммы, III). Немало острых эпиграмм
посвятил лекарям и Марциал:
Недомогал я, но тут ко мне, нимало не м
едля,
Ты появился, Симмах, с сотней своих шк
оляров.
Начали щупать меня сто рук, ледяных от
мороза:
Без лихорадки, Симмах, был, а вот и она
.
В баню он с нами ходил, пообедал весел
ый, и все же Рано поутру найден мертвы
м был
вдруг Андрагор. Просишь, Фавст
ин, объяснить неожиданной смерти прич
ину? Да Гермократа — врача видел он н
очью во сне.
Врач был недавно Диавл, а нынче могил
ьщиком стал он.
То, что могильщик теперь делает, делал
и врач.
Марциал. Эпиграммы, V, 9; VI, 53; I, 47 Судя п
о этим стихам, легко было бы составить себе негатив
ное представление о римских врачах. Следует, однак
о, помнить, что среди них немало было и таких, кто д
ействительно оказывал помощь больным. Были и так
ие, кто отнюдь не считал обогащение главной целью
врача и не раз измерил шагами высокие лестницы мн
огоэтажных доходных домов, спеша на помощь живш
ей там бедноте. Имен этих врачей не осталось в анн
алах истории. Но они жили и работали в Древнем Ри
ме — двадцать веков назад. . .
ГРЕКИ ЗА СТОЛОМ
. . . Ни в питье, ни в пище, говорит
Пифагор, не должно преступать со
размерности. ( . . . ) Запрещая жив
отную пищу, он приучал и принора
вливал людей к простой жизни, что
бы они пользовались тем, что нетр
удно добыть, ели невареную снедь
и пили простую воду, так как только
в этом — здоровье тела и ясность у
ма.
Диоген Лаэртский. О жизни, учен
иях и изречениях знаменитых ф
илософов, VIII,
9; 13
Издавна человеческая фантазия влекла пытливую м
ысль к прошлому, представляя то отдаленное, не им
еющее точного места во времени минувшее, как век
блаженства, как тот легендарный «золотой век», когд
а люди, не трудясь, пользовались всеми плодами зе
мными, когда не было войн и не было ни господина,
ни раба. Действительность была далека от этой карт
ины. «Земля сама родила... », — писали древние поэ
ты о счастливом прошлом рода человеческого, но ск
олько труда нужно было затратить, чтобы воспользо
ваться плодами земли — высечь огонь, вылепить по
суду, изловить и разделать дикого зверя. Лишь мног
о позже на столах древних греков и римлян появилис
ь тонкие, изысканные блюда, а их дедам и прадедам
хватало скромной, непритязательной пищи, только ч
тобы насытиться, утолить голод, поддержать свои жи
зненные силы. Способ пропитания, «меню» древней
ших обитателей Эллады и Италии зависели прежде
всего от экономических особенностей страны, от пло
дородия земли, от уровня развития скотоводства. По
степенно, по мере изменений в общественной жизни,
с расширением связей с другими странами, с ростом
внешней торговли менялось и питание, появлялись в
се новые и новые блюда.
Симпосион
Добавим, что, как и в любой другой сфере жизни дре
вних, в их питании заметны большие различия межд
у отдельными городами-государствами и между люд
ьми состоятельными и беднотой, которой в Греции, к
ак в городе, так и в деревне, всегда было немало и к
оторая по необходимости довольствовалась традици
онно скромной, чтобы не сказать нищенской пищей.
Менялись с течением времени в Греции и устано
вленные обычаем часы трапез, ведь свободные граж
дане греческих полисов все больше занимались реш
ением государственных дел, а те обычно задержива
ли их на агоре в предполуден- ную и полуденную пор
у. В эпоху Гомера греки завтракали рано утром; завт
рак состоял из пшеничных или ячменных лепешек, р
азмоченных в вине, смешанном с водой. Около полу
дня наступало время обеда: к столу подавали мясны
е блюда, хлеб и вино. Последнюю, вечернюю трапез
у составляли те же блюда, что и в обед, только мень
шими порциями. В более поздние века, когда свобод
ный гражданин стал проводить большую часть дня н
а агоре, распорядок еды изменился. Завтрак по-преж
нему был ранний, но теперь не возбранялось подава
ть вино чистое, не смешанное с водой. Время обеда
было перенесено на более поздние часы или даже н
а вечер, зато между завтраком и обедом можно было
в любое время устроить еще одну трапезу, нечто вро
де второго завтрака, причем мужчины часто закусыв
али прямо на месте, на агоре, когда выдавалась сво
бодная от государственных дел минута. Наконец, в э
поху эллинизма второй завтрак стал более торжеств
енным и обильным и, поскольку граждане уже меньш
е внимания уделяли общественной деятельности, по
явилась возможность устраивать второй завтрак в ст
рого определенный час.
Основу утренней трапезы составляли, таким обр
азом, лепешки. О том, как они выглядели, можно суд
ить по сценам из «Илиады» в росписи на вазах: пере
д ложем, на котором отдыхает Ахилл, стоит столик, а
на нем разложены длинные узкие лепешки. Вместе с
тем хлеб не был тогда чем-то обыденным, легко дост
упным: еще в VI в. до н. э., в эпоху Солона, хлеб счит
ался роскошью. Его заменяла более доступная и дешевая похлебка или, точнее, каша из какой-либо мук
и или крупы, чаще всего ячменная или пшеничная. Х
лебопечение относилось к тем видам работ, которые
выполнялись в своем домашнем хозяйстве. Професс
иональные пекари, снабжавшие жителей городов све
жим хлебом, появились в Афинах только в V в. до н.
э.; сохранившиеся источники не подтверждают суще
ствования такой профессии раньше. Хлебную муку и
зготовляли из ячменя, пшеницы, проса и полбы, и от
вида и качества муки зависели сорт и вкус печеного х
леба — белого или черного. Благодаря сношениям с
другими, более опытными в кулинарном деле народа
ми греки узнали и переняли новые виды печеных изд
елий, многие из которых получили в Греции названия
, указывающие на их происхождение. Самым лучшим
греки признавали финикийский хлеб, ценили также б
еотийский, фессалийский, хлеб из Каппадокии и с ос
тровов Лесбос, Кипр, Эгина. Пекли и хлеб особого в
ида, предназначенный для того или иного праздничн
ого пира, например при завершении сбора урожая ил
и же к определенным блюдам: хлеб к устрицам и т. п.
Хлеб пекли из квашеного, дрожжевого теста или же б
ез закваски; известен был даже диетический хлеб, в
ыпекавшийся без добавления соли.
Помимо хлеба основным продуктом питания дре
вних было мясо. Говядиной и бараниной, мясом дико
го вепря или оленя лакомились уже герои Гомера, не
чуждавшиеся и птицы. Тушу жарили на вертеле, без
всяких приправ, а затем делили на куски по числу гос
тей, отдавая лучшие наиболее отличившимся и дост
ойнейшим. Так, растроганный пением во время пира,
Одиссей отдал певцу Демодоку «полную жира хребт
овую часть острозубого вепря» (Гомер. Одиссея,
VIII, 474). Яркую и притом достоверную сцену пира у
древних обитателей Эллады рисует поэт, рассказыв
ая о приеме Ахиллом в своем шатре послов от Агаме
мнона: Одиссея, Аякса Теламонида и Феникса.
Сам же огромный он лот положил у
огнищного света И хребты разло
жил в нем овцы и козы
утучнелой, Бросил и окорок жирн
ого борова, туком блестящий, Их Автом
едон держал, рассекал
Ахиллес благородный, После иск
усно дробил на куски и вонзал их на вер
тел. Жаркий огонь между тем разводил
Менетид боговидный. Чуть же ог
онь ослабел и багряное
пламя поблекло, Угли разгребши
, Пелид вертела над
огнем простирает И священною
солью кропит, на подпор подымая. Так и
х обжарив кругом, на обеденный
стол сотрясает. Тою порою Патр
окл по столу, в красивых корзинах, Хлеб
ы расставил; но яства гостям
Ахиллес благородный Сам разде
лил и против Одиссея, подобного богу,
Сел на другой стороне, а жертвовать
жителям неба Другу Патроклу ве
лел; и в огонь он
бросил начатки. К сладостным яс
твам предложенным руки герои простер
ли...
Гомер. Илиада, IX, 206-221
Со временем мясной стол греков стал разнообра
знее: они охотно ели колбасы или козьи желудки, нач
иненные кровью и жиром. Из овощей чаще всего упот
ребляли лук, чеснок, салат, разные виды стручковых.
Овощи эти были постоянной пищей бедняков.
С VI в. до н. э. под влиянием восточной моды и об
ычаев, царивших в греческих колониях, где уровень
жизни был особенно высок, на столах греков появлял
ись все новые и новые кушанья. Только Спарта сохра
няла старинную простоту нравов и суровый быт. Спа
ртанец, допущенный к участию в совместных трапеза
х, должен был сделать свой взнос, который равнялся
причитавшейся ему порции продовольствия на кажд
ый месяц: 73 л муки, 36 л вина, 3 кг сыра и 10 оболов
серебра на покупку мяса. Двух оболов обычно хватал
о для скромного пропитания одного человека в течен
ие дня, так что трапезы спартанцев, составленные из
таких взносов, были, по-видимому, более чем скудны
ми. Оставались верны спартанцы и своему знаменит
ому традиционному блюду — черной похлебке: по сл
овам Плутарха, в Спарте времен Ликурга «старики д
аже отказывались от своей доли мяса и уступали ее
молодым, а сами вволю наедались похлебки» (Сравн
ительные жизнеописания. Ликург, XII).
Попойки, разгульные пиршества в Спарте не доп
ускались, о чем рассказывает у Платона спартанец
Мегилл: «Наш закон изгоняет из пределов страны то,
под влиянием чего люди более всего подпадают сил
ьнейшим удовольствиям, бесчинствам и всяческому
безрассудству. Ни в селениях, ни в городах... ты не у
видишь нигде пиршеств... и каждый, кто встретит пья
ного гуляку, сейчас же налагает на него величайшее
наказание, которое уж не снимут под предлогом Дио
нисийских празднеств. А у вас (в Афинах. — Прим.
пер.) видел я как-то повозки с такими гуляками, да и
в Таранте у наших поселенцев видел я во время Дио
нисий весь город пьяным. У нас же ничего подобного
не бывает». Завершая длинный разговор о вине и оп
ьянении, Афинянин, другой герой диалога, высказыв
ается в пользу карфагенского закона, запрещавшего
пить вино воинам в лагере, рабам и рабыням, а такж
е правителям, судьям и кормчим во время исполнени
я ими своих обязанностей. «Совершенно нельзя пить
никому днем, — разве что для телесных упражнений
или по причине болезни; нельзя пить и ночью, имея в
виду брачное общение и зачатие» (Платон. Законы,
I, 637, а—в; II, 674, а—в). Впрочем, все эти ограничен
ия так и не вышли из сферы философского теоретиз
ирования: повсюду, за исключением Спарты, вино пи
ли вволю.
Кулинарным искусством, доведенным до особой
утонченности, славились в Греции жители Беотии и
Фессалии, однако подробностей их кухни письменны
е памятники не сохранили. Влияли на греческие обы
чаи и роскошные пиры в Персии и Лидии, пышность
Египта и Вавилона. Любовь к тонким блюдам привив
али грекам опытные повара из Сицилии. С расширен
ием торговых контактов с другими народами обеденн
ый стол древних эллинов становился все богаче и ра
знообразнее, все более подвержен гастрономическо
й моде, идущей из-за границы. В лавках вокруг агоры
можно было купить теперь не только привычные лук,
чеснок и салат, но всякого рода рыбу, редкие заграни
чные коренья и приправы. В комедии Гермиппа «Нос
ильщики» (V в. до н. э.), там, где автор перечисляет т
овары, привозимые по морю со всех концов света, от
разился и возросший интерес греков к внешней торго
вле, и их нетерпеливое желание поскорее узнать, как
ие именно заграничные редкости — говядину, сыр, и
зюм и смоквы, кокосовые орехи и миндаль — достав
ил только что прибывший корабль.
В сохранившихся фрагментах греческих комедий
эпохи эллинизма (IV-III вв. до н. э.) можно найти нема
ло сведений о тогдашней греческой кухне и даже оче
нь подробные описания разных блюд и способов их п
риготовления. Возможно, это было одновременно и п
риметой реального быта, и своего рода пародией на
модные тогда поваренные книги. Чаще всего комеди
ографы выводили на сцену самого повара, который и
ли рассуждал, подчас философствуя, о том, как он го
товит пищу, или же выслушивал указания от своего х
озяина-гурмана.
Как правило, повар не входил в состав постоянно
го штата слуг в доме. Когда приближалось время бол
ьшого пира, хозяин дома, сам закупавший провизию,
отправлялся на рыночную площадь и нанимал там п
рофессионального повара. Не обходилось, естестве
нно, без конкуренции, ведь каждый повар стремился
представить себя в самом выгодном свете, разрекла
мировать свое искусство, во всех подробностях пере
числить свои былые заслуги, как это происходит, нап
ример, в комедии Алексида «Кратей и аптекари». В к
омедии Антифана «Циклоп» господин дает повару ук
азания насчет рыбных блюд: на столе должны быть н
арезанные кусочками щука, морские скаты под соусо
м, окунь, макрель, фаршированные каракатицы, лягу
шиные лапки и брюшко, сельдь, камбала, мурены, кр
абы — пусть всего будет вдоволь. Частые в комедия
х Антифана, Алексида, Сотада и других комедиогра
фов IV в. до н. э. упоминания рыбных блюд и рецепт
ов их приготовления показывают, что рыба была еще
во многом новинкой в меню тогдашних жителей греч
еских полисов.
Пиршество
Столь же разнообразны были и блюда из птицы, изо
щренны и способы их приготовления. На столах грек
ов появились искусно зажаренные голуби, воробьи,
жаворонки, фазаны, дрозды, перепелки, даже ласточ
ки, приправленные оливковым маслом, уксусом, всяк
ого рода соусами и пряностями. Герой комедии Арис
тофана «Птицы», оказавшись в царстве пернатых, оп
исывает им, какая судьба их ждет, если они попадут
в руки повара:
Даже в рощах священных покоя вам нет,
Даже здесь припасли птицеловы для вас
Петли, сети, капканы, тенета, силки,
Западни и манки, тайники и сачки.
Птиц наловят — и скопом несут продава
ть.
Покупатели пальцами щупают вас...
И уж если считают съедобными птиц,
Пусть бы ели, изжарив, — и дело с конц
ом!
Нет, и сыру накрошат, и маслом польют,
Кислым уксусом, зеленью сдобрят еду,
Сладковатой подливкой займутся потом,
Приготовят и теплою, жирной струей
Обольют они вас. . .
Аристофан. Птицы, 525-537 В этих «гастро
номических» мотивах греческих комедий была не тол
ько сатира на изобилующий роскошью быт зажиточн
ых слоев общества. Как уже говорилось, здесь могла
скрываться и пародия на модные тогда руководства
по кулинарии. К сожалению, мы мало что знаем о дре
внейших поваренных книгах. Лишь некоторыми свед
ениями о них мы обязаны Афинею, греку из Египта, к
оторый в своем обширном труде «Пир мудрецов» (на
чало III в. н. э.) приводит нескончаемый ряд названий
блюд и напитков, а также имен авторов, писавших в д
ревности на темы кулинарии. Другой важный источни
к сведений о поваренных книгах — «Ономастикон» П
ол- лукса (II в. н. э.), в котором также можно найти им
ена кулинаров-теоретиков. Стоит упомянуть и о том,
что авторы исчезнувших ныне трактатов связывали п
оварское искусство с другими проблемами человече
ской жизни — с развитием земледелия, скотоводства
, медицины и даже с тем, как правильно закупать про
визию на рынке.
Зародилась эта кулинарная литература на остро
ве Сицилия, где уже в V в. до н. э. занимался этой те
мой Митек. О том, какое значение придавали греческ
ие авторы поварскому искусству, может свидетельст
вовать мнение Гераклида из Сиракуз (IV в. до н. э.?)
или же Главка из Локр: овладевать этим искусством
должны не рабы, а способные к нему свободнорожде
нные граждане.
Еще выше оценивал кулинарию софист Максим Тирс
кий (вторая половина II в. н. э.), который приравнял з
аслуги, оказанные поварскому искусству уже упомян
утым Митеком, к вкладу великого Фидия в искусство
ваяния. Архит, известный древним как автор книги «
О земледелии», соединял, по-видимому, свой интере
с к сельскому хозяйству с интересом к кулинарии, иб
о другой его труд назывался «Поваренная книга». В
начале III в. до н. э. Софон Аларнский учил, как изгот
овлять приправы из пряностей, Парменон с острова
Родос оставил систематическое руководство по кули
нарии, а Паксам в I в. н. э. составил «Поварский слов
арь». Другие авторы занимались отдельными област
ями этого искусства: так, о выпечке хлеба и приготов
лении теста для пирожных и печенья писали Метроб
ий, Гегесипп, Истрокл и др. Александрийский врач Ге
раклид из Тарента также касается гастрономических
проблем, давая наставления по диететике, о том, как
надлежит правильно питаться. В источниках мы нахо
дим, кроме того, несколько имен греческих пекарей:
Навсикид, Евкрат, Киреб, Теари- он. Пекарни держал
и люди свободнорожденные или вольноотпущенники
, работали же в них рабы или поденщики. Известно, ч
то философ Ме- недем (IV-III вв. до н. э.) и его ученик
Асклепиад, чтобы иметь возможность днем занимат
ься науками, ночью зарабатывали себе на жизнь, тру
дясь в пекарне. Не удивительно, что комедиографы,
имея в своем распоряжении столь богатую литерату
ру по кулинарным вопросам, могли со знанием дела
изображать поваров и гурманов, часто подтрунивая
над самонадеянностью и спесью одних и бессмысле
нным мотовством других.
Что касается конкретных рецептов, то они совпад
ают в комедиях и трудах по кулинарии. Так, описание
того, как надо готовить и подавать на стол рыбу, вло
женное Сотадом в уста повара — героя одной из его
комедий, полностью совпадает с тем, что говорится
на этот счет в «Ономастиконе» Поллукса, где читаем
: «Смешай молоко с топленым салом и крупой, добав
ь свежего сыра, яичных желтков и мозгов, заверни (р
ыбу. — Прим. пер.) в душистый лист фигового дере
ва и вари в бульоне из кур или из молодого козленка,
затем вынь, сними лист и положи готовое кушанье в
сосуд с кипящим медом». Примерно такой же совет д
ает схолиаст в комедии Аристофана «Птицы».
На обычных, повседневных трапезах женщины с
адились за стол вместе с мужчинами лишь тогда, ког
да семья обедала одна, без гостей. Выражение «сад
ились за стол вместе» надо понимать так: мужчины п
ировали полулежа, женщины же сидели на стульях.
В трапезах, не носивших семейного характера, женщ
ины участия не принимали. Пиры происходили на му
жской половине дома (мегарон, андрон). Пирующие с
нимали обувь, рабы мыли им ноги, после чего гости с
ами или по указанию хозяина дома занимали места н
а обеденных ложах. Ложа ставили перед небольшим
и столиками. Перед тем как внести первые блюда, ра
бы мыли гостям руки или, точнее сказать, лили им на
руки воду для омовения. В комедии Аристофана «Пт
ицы» один из афинян, желая подготовиться к торжес
твенному выступлению, приказывает рабу подать ем
у венок на голову и воду для омовения. Другой же шу
тливо спрашивает его, не собирается ли тот на какой
-нибудь обед. Процедура омовения рук во время пир
а повторялась неоднократно, так как, обходясь без н
ожей, вилок и даже ложек, сотрапезники помогали се
бе при еде пальцами. Они аккуратно делили мясо на
небольшие куски, а соус черпали кусочком лепешки,
сложив его наподобие ложки. Пальцы же вытирали о
брезками хлеба, которые затем бросали собакам, по
дбиравшим падающие со столов остатки еды. Поздн
ее, когда пиры стали более изысканными и утонченн
ыми, для вытирания пальцев подавали особую благо
ухающую глину.
После того как основная часть пиршества подход
ила к концу, богам приносили жертву каплями вина, а
потом уже начиналась собственно беседа — симпос
ион, в которой свободнорожденные женщины также
не могли принимать участия. Рабы выносили столы с
остатками трапезы и вносили другие, на которых был
приготовлен, как мы бы сегодня сказали, десерт: сла
сти, сыр, фрукты и, конечно, вино; без вина уже в гом
еровскую эпоху не обходился ни один пир, так как ви
но, смешанное с водой, было главным напитком наря
ду с так называемым кикеоном — вином, приправлен
ным медом, козьим сыром, ячменной мукой, а иногда
также луком, солью и всякими травками.
Вина в Греции изготовляли так много, что можно
было не только удовлетворить потребности местного
населения, но и вывозить за границу. Особенно слав
илось в античном мире вино с островов Родос, Лесб
ос, Самос, Кос и Хиос. Вина классифицировались в з
ависимости от их цвета: темное, красное, белое, зол
отое. Имели значение также вкус и крепость: различа
ли вина легкие, тонкие, крепкие, сладкие. Больше вс
его ценились вина старые, многолетней выдержки —
их пили, разумеется, люди состоятельные. Для бедн
яков и рабов предназначались вина «повторно выжа
тые», т. е. изготовленные из виноградной выжимки.
Участникам симпосиона вино подавали в трех кр
атерах, где вино смешивали с водой. Из одного крат
ера вино шло в жертву богам, из другого — героям, и
з третьего — Зевсу Избавителю, покровителю госуда
рства. Жертвоприношения совершались торжествен
но, под аккомпанемент флейты. Религиозная, обряд
овая часть пиршества позволяла приглашать туда ф
лейтисток, которые оставались там и после жертвопр
иношений, развлекая игрой на флейте беседующих с
отрапезников. Среди присутствующих выбирали вер
ховного распорядителя пира — симпосиарха, которы
й направлял ход беседы, определял условия состяза
ний по количеству осушенных кубков и назначал нагр
ады победителям. Как лучше выбирать симпосиарха,
советует Платон: «Не правда ли, надо ставить начал
ьником над нетрезвыми человека трезвого, мудрого,
а не наоборот. Ведь если над нетрезвым будет поста
влен пьяный, юный, немудрый начальник, он лишь б
лагодаря очень счастливой случайности не наделает
страшных бед» (Платон. Законы, I, 640 d).
Вино, даже крепкое, не мешало участникам пира
вести беседы на философские или литературные те
мы, блеснуть меткой остротой, удачно найденной сти
хотворной строкой, развлечь друг друга импровизиро
ванным каламбуром, заинтриговать запутанной зада
чей или загадкой — грифом. Хотя жена и дочери хоз
яина, как сказано, не участвовали в застолье, пирую
щие не были вовсе лишены женского общества: разн
ообразие в симпосион вносили своими выступления
ми флейтистки, танцовщицы, акробатки, а гетеры, же
нщины начитанные, остроумные и обаятельные, под
держивали беседу даже Тогда, когда речь заходила
о вопросах серьезных и важных.
Пристрастие к роскоши, к пышным пирам приобр
ело вскоре такие размеры, что потребовалось вмеша
тельство государства, которое путем строжайших уст
ановлений должно было предотвращать злоупотребл
ения и расточительство. В Афинах должностные лиц
а — ситофилаки обязаны были вести контроль за сна
бжением города продовольствием, в частности борот
ься со спекуляцией и иными злоупотреблениями в то
рговле мучными продуктами. Продовольственные и
нспекторы регулировали рыночные цены и следили з
а тем, как соблюдаются введенные городскими власт
ями правила торговли. Так, например, было запреще
но делать запасы зерна в спекулятивных целях, в рас
чете на повышение цен в случае перебоев в хлебных
поставках. Особенно велика была роль ситофилаков
в периоды экономических трудностей, переживаемых
государством, во время войн или в годы неурожаев.
В эпоху эллинизма, когда административный аппарат
сильно разросся, увеличился и штат продовольстве
нных инспекторов. Так, в Египте, особенно с начала н
овой эры, каждый крупный город имел особое учреж
дение, занимавшееся снабжением рынка продовольс
твенными товарами или же непосредственно распре
делением провизии среди населения. В Оксиринхе в
о II в. н. э., как свидетельствуют папирусы, во главе п
родовольственной комиссии находилось правление и
з 12 членов, каждый из которых по очереди становил
ся руководителем на срок до шести месяцев. Таким о
бразом пытались избежать злоупотреблений и устан
овления длительных связей между должностными ли
цами и торговцами, между продающими и покупающи
ми. Комиссия регулировала цены, проверяла качеств
о помола и выпечки хлеба.
Греческие гетеры. Фрагмент сцены пиршества
Контроль за снабжением рынка продовольствием и з
а ценами был необычайно важен для бедняков. Лите
ратурные источники дают мало сведений о том, в как
их условиях жила или, лучше сказать, прозябала неи
мущая часть горожан, однако некоторые подробност
и выяснить можно. Если гражданин полиса, занимав
ший видное положение в государстве, вел жизнь скро
мную и непритязательную, то это обстоятельство дре
вние историки не уставали подчеркивать: таким искл
ючением из общего правила был, согласно традиции,
Аристид, который прожил жизнь в такой нищете, что
не оставил денег даже на погребение, но город за ег
о заслуги устроил ему подобающие похороны (см.:
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Аристид,
XXVII). По некоторым намекам, беглым упоминаниям
можно получить представление о том, как питались с
емьи бедняков в греческих городах. Основу их раци
она составляли лук, чеснок, репа, горох, ячменная ле
пешка. Иногда они могли разнообразить свое повсед
невное меню выловленной в море рыбой или подстр
еленной в лесу дичью. Впрочем, с тех пор как зажито
чные греки в полной мере оценили вкус и полезность
рыбных блюд, бедноте этих даров моря стало достав
аться все меньше, ибо цены на рыбу поднялись. Нем
ало было в греческих городах поденщиков и мелких р
емесленников, в деревнях — пастухов и земледельц
ев, постоянно страдавших от недоедания и мечтавш
их о куске хлеба. Нужда, героиня комедии Аристофан
а «Богатство», похваляется перед зрителями тем, чт
о принуждает ремесленника трудиться ради пропита
ния, чтобы дать ему потом вместо сытного хлеба сал
ат и мальву, а вместо вкусной и питательной каши —
засохшую ботву. В одной из комедий Алексида нища
я старушка жалуется, что семья ее голодает, подолгу
не видит хлеба и всю жизнь проводит на горохе, репе
, бобах, фасоли, земляных грушах да сушеных фигах
.
В эллинистической Греции, когда уровень
жизни в стране несколько повысился, имущественны
е контрасты стали, однако, еще заметнее, и все мень
ше оставалось людей щедрых, охотно делившихся с
бедняками тем, что имели сами. Мечтая о сказочных
странах, «где текут молоко и мед», герои комедий по
-своему откликались на углублявшуюся пропасть ме
жду теми, кто напрасно мечтал о куске хлеба, и теми,
у кого столы ломились от изысканных, заморских яст
в. Подобную чудесную страну, где волны рек несут п
еченья и пироги с творогом, жареную рыбу, мясо, кол
басы, показывает своим зрителям поэт Телек- лид в
комедии «Амфиктионы»: в этой стране еда сама иде
т людям в рот, сама входит в дом, сама ложится на с
тол...
Для богачей в картине этой не было ничего фант
астического, и она мало чем отличалась от их реаль
ной жизни: руки рабов привычно накрывали на стол,
готовили все необходимое для пиршества, всячески
угождали вкусам хозяев.
ЗА СТОЛОМ У
РИМЛЯНИНА
Отведывать от множества блюд —
признак пресыщенности, чрезмерн
ое же разнообразие яств не питает
, но портит желудок.
Сенека. Нравственные письма к
Луцилию, II, 4
Глубокая пропасть между богатством и бедностью ст
ала бросаться в глаза в Риме в последние десятилет
ия республики и еще больше в эпоху принципата и и
мперии. Те, кто поначалу находился в стесненных об
стоятельствах, разбогатели и выбились в высшие сл
ои общества, как некоторые вольноотпущенники, дру
гие же разорялись и опускались по социальной лестн
ице вниз. Различия между теми и другими выявились
бы со всей очевидностью, если бы нам удалось брос
ить взгляд на их обеденные столы.
В первые века существования великого города е
го обитатели обходились самыми скромными блюда
ми — теми, которые легко было приготовить из мест
ных продуктов, добываемых земледелием и скотово
дством. Жители древней Италии питались в основно
м густой, круто сваренной кашей из полбы, проса, яч
меня или бобовой муки, и эта каша долго оставалась
главным блюдом бедняков и солдат, будучи своего р
ода национальной едой италийцев. Комедиограф Пл
авт на рубеже III-II вв. до н. э., желая подчеркнуть св
ое италийское происхождение, шутливо называл себ
я Пультифагонидом, т. е. «Кашеедом», поглотителем
полбенной каши.
Кулинарное искусство в Риме начало развиватьс
я лишь в III в. до н. э., а в дальнейшем, с расширение
м контактов с Востоком и благодаря импорту не изве
стных ранее продовольственных товаров, под влиян
ием ориентализующей моды и при одновременном о
богащении многих римских граждан, в эпоху империи
дело дошло уже до неслыханного расточительства и
не имевшего границ разгула чревоугодия, что вело к
падению гастрономических вкусов и культуры питани
я.
Римлянка в мясной лавке
Как и греки, римляне питались три раза в день:
ранним утром — первый завтрак, около полудня
— второй, а ближе к вечеру — обед.
Первый завтрак состоял из хлеба, сыра, фруктов
, молока или вина. Дети брали завтраки с собой в шк
олу, поскольку занятия начинались очень рано. Для в
торой трапезы не обязательно было даже садиться з
а стол: это была холодная закуска, часто кушанье, ос
тавшееся со вчерашнего дня, которое можно было с
ъесть на ходу, даже без традиционного омовения рук
. После холодных купаний, пишет Сенека (см.: Нравс
твенные письма к Луцилию, LXXXIII, 6), «я завтракал
сухим хлебом, не подходя к столу, так что после завт
рака незачем было мыть руки». Это также могло быт
ь какое-либо мясное блюдо, холодная рыба, сыр, фр
укты, вино. Основной, самой обильной трапезой был
обед: к столу подавали горячие блюда большими по
рциями. В древнейшие времена римляне приходили
обедать в переднюю залу дома — атрий. В дальней
шем, когда римский дом воспринял некоторые черты
греческой архитектуры, еду стали подавать в столов
ую
— триклиний. Здесь ставили три обеденных ложа во
круг стола, так что доступ к одной стороне стола оста
вался свободным, чтобы слуги могли подавать кушан
ья. За одним столом могли поместиться самое больш
ее девять человек.
Обед состоял обычно из трех перемен. Вначале
подавали закуски и прежде всего яйца. Отсюда римс
кая поговорка «от яйца до яблок», соответствующая
нашей «от А до Я», от начала до конца, ведь яблока
ми и другими фруктами обеденная трапеза заверша
лась. Излюбленным напитком был мульс — вино, см
ешанное с медом. В главную перемену входили разн
ообразные мясные или рыбные блюда вместе с ово
щами, всякой зеленью. На богатых пирах гостям под
авали также устриц, морских ежей, морские желуди и
другие виды съедобных моллюсков. Наконец, наступ
ала очередь десерта, причем на больших пирах эта
часть обеда напоминала греческие симпоси- оны. На
десерт полагались фрукты, свежие или сушеные (фи
ги, финики), орехи и острые деликатесы, возбуждав
шие жажду, ибо вина в конце обеда пили особенно м
ного.
Уже на заре римской истории в домашнем хозяйс
тве не только варили полбенную или ячменную кашу,
но и выпекали хлебные лепешки. Первые упоминани
я о профессиональных пекарях относятся лишь к пер
вой половине II в. до н. э., как об этом сообщает Плин
ий Старший. В IV в. н. э. в Риме было уже 254 пекарн
и. Урожая зерновых, собранного в Италии, скоро пер
естало хватать, и тогда житницами Рима оказались е
го африканские провинции, в первую очередь Египет
. Однако и обязательные хлебные поставки из прови
нций не могли уже удовлетворить потребностей насе
ления, особенно в периоды экономических трудносте
й. Разрешить эту проблему помогала торговля зерно
м. Купцы и банкиры придали ей большой размах, при
возя огромные партии товара из провинций и беря на
себя снабжение римского войска. При сделках такого
рода открывался немалый простор для спекуляций и
иных злоупотреблений, ведь купцы считались прежд
е всего с собственными интересами и чувствовали с
ебя в безопасности, поскольку им покровительствова
л сенат, а во времена более поздние — император: м
ногие сенаторы сами вкладывали деньги в торговлю
и были поэтому вовлечены в финансовые обороты ку
печеских предприятий, императоры же в неменьшей
мере заботились о поддержании хороших отношений
с влиятельными торговцами, располагавшими богатс
твом и широкими связями, а кроме того, нередко зан
имали большие деньги у римских купцов. Поэтому-то
Октавиан Август соблюдал осторожность в бесплатн
ых раздачах хлеба римской бедноте, боясь, как бы в
результате частых раздач не пострадало благососто
яние купеческого сословия. А император Клавдий да
же возложил на государственную казну обязанность
возмещать торговцам те убытки, которые они могли
понести из-за кораблекрушений. В Римской империи
возникло корпоративное объединение торговцев зер
ном, члены которого пользовались исключительными
привилегиями и были даже освобождены от многих о
бязанностей перед государством.
При таком состоянии дел в хлебной торговле дол
жна была существовать острая конкуренция, причем
границы между дозволенным и недозволенным, чест
ным и мошенническим определялись теперь только
совестью самих купцов и их сознанием общественно
й солидарности. Размышляя о складывающейся при
этом этической ситуации, Цицерон несомненно исхо
дил из реального положения вещей, которое он мог н
аблюдать в Риме, хотя и переносит действие на остр
ов Родос: «Если честный человек во времена недост
атка зерна, голода среди жителей Родоса и необыча
йной дороговизны съестных припасов привез из Алек
сандрии на Родос большое количество зерна и в то ж
е время знает, что многие купцы вышли из Александ
рии, и видел груженные хлебом корабли, державшие
курс на Родос, то скажет ли он об этом жителям Род
оса или же, благодаря своему молчанию, продаст св
ое по возможно более высокой цене?» Цицерон дале
е показывает, что философы древности отнюдь не с
читали подобную этическую ситуацию однозначной и
легко разрешимой, так как многие полагали, что прод
авец вовсе не обязан сообщать покупателю все, о че
м ему удалось узнать (Цицерон. Об обязанностях,
III, 12). Понятно, что проблема эта была тесно связан
а с реальной жизнью, где стремление к наживе обыч
но брало верх над гражданскими добродетелями.
Впрочем, уже в ранний период государство все ч
аще стало прибегать к регулированию снабжения пр
одовольствием. Так, в обязанности городского эдила
входила и забота о качестве печеного хлеба. Создан
ие корпоративных объединений пекарей имело цель
ю укрепить в людях этой профессии чувство ответст
венности и тем самым повысить качество выпечки. П
екари объединялись в союзы в зависимости от вида
печеных изделий, которые они выпускали: например,
сигиллярии изготовляли дорогие пирожные, затейли
во украшенные и потому высоко ценимые в богатых
домах. Как и в Греции, в Риме пекли хлеб разных сор
тов, многие мучные изделия привозили с островов, в
том числе популярное у римлян родосское печенье, к
оторое, однако, из-за длительности транспортировки
иногда оказывалось черствым и есть его было сущи
м мученьем, если, конечно, верить Марциалу:
Не ударяй кулаком ты слугу виноватого в зубы: Пусть он печенья по
ест, что посылает Родос.
Марциал. Эпиграммы, XIV, 69(68)
Хлеб пекли белый, он же был самым дорогостоя
щим, а также черный, из обойной муки, называвшийс
я деревенским. Был также «лагерный» хлеб — для в
ойска, «плебейский» — для бесплатных раздач бедн
оте или для продажи по установленным твердым цен
ам. Время от времени хлеботорговцы начинали прод
авать лепешки новой, несколько видоизмененной фо
рмы: помимо обычных, круглых со временем стали в
ыпекать буханки в форме кубиков, лиры или же плете
нки. Буханки хлеба, обнаруженные археологами в По
мпеях, были круглой формы, но надрезанные посере
дине, дабы их легче было разломить надвое.
Марк Порций Катон Старший, давая в своем трак
тате рецепты многих мучных изделий, не обходит мо
лчанием и знаменитую италийскую кашу. Он, в частн
ости, описывает, как надо ее готовить «по-пунически
»: всыпать в воду фунт самой лучшей пшеничной мук
и и смотреть за тем, чтобы каша хорошо загустела; з
атем влить ее в чистый сосуд, добавить три фунта св
ежего сыра и полфунта меду, одно яйцо и тщательно
все перемешать, а затем вновь переложить в новый г
оршок (Катон Старший. О сельском хозяйстве,
LXXXV). Далее он подробно рассказывает о способа
х приготовления клецок из муки, сыра, меда и мака; с
ладкой запеканки, также смазанной медом и посыпан
ной маком; медового хвороста в форме скрученной в
еревки; жертвенного пирога из тертого сыра, пшенич
ной муки, яиц и масла, а также особого пирожного с с
ыром и м едом ( Там ж е, LXXV, LXXIX, LXXXIII,
LXXXIV). Всюду автор не только дает точнейший рец
епт изделия, но и указывает во всех деталях, в какой
посуде и в каких условиях полагается его готовить и
даже как извлекать потом пирог из миски, чтобы пере
ложить его на блюдо, подавая на стол. Нетрудно зам
етить, что во всех рецептах повторяются одни и те ж
е элементы: пшеничная мука, овечий сыр, мед, сало,
оливковое масло, изредка молоко. Разнообразие печ
еных изделий достигалось лишь изменением количе
ства ингредиентов, их соотношения и формы пирога,
печенья или пирожного.
Овощной стол римлян, даже малоимущих, был о
бильнее, чем у греков. Большим успехом пользовали
сь у бедняков доступные им чеснок и лук (в IV в. н. э.
грамматик Нонний Марцелл писал даже, что хотя от
римлян былых времен пахло луком, они были полны
энергии и доблести). Ели также капусту, салат, руту,
мальву, щавель, репу и редьку, морковь и огурцы, ты
квы и всевозможные стручки: горох, чечевицу. Овощ
ные блюда считались особенно здоровой пищей, пол
езной для пищеварения и помогающей избегать голо
вных болей и малярии.
Без приправ, кореньев, пряностей римляне прост
о не могли обходиться — этим и сегодня отличается
южная кухня. Однако названия многих приправ нам н
и о чем не говорят и трудно понять, что имеется в ви
ду. Приправы служили главным образом для пригото
вления мясных блюд и вообще всяких острых соусов
, куда добавляли чаще всего уксус и оливковое масл
о.
В римских комедиях, особенно у Плавта, выведе
но немало поваров, которые похваляются своим иску
сством и перечисляют множество разных кушаний и
приправ, иногда реально существовавших, иногда в
ымышленных. Пример тому — рекламирующий свои
дарования повар из комедии Плавта «Раб-обманщик
»: это одновременно и сатира на все возраставшие у
же тогда гастрономические запросы римлян.
Повар: Да так ли я готовлю, как другие,
те?
Луга тебе на блюдах поднесут они
С приправою: не людям, а быкам тот пир
!
Травы дадут, трава травой приправлена
:
Укроп, чеснок, салат, да разноцветная
Капуста, репа, свекла, лук с петрушкою,
Да фунт положат сильфия вонючего,
Горчицы злющей, да такой — покуда тру
т,
Глаза, глядишь, и вытекли у тех, кто трет.
Вот так-то сокращают люди краткий век!
Две сотни лет прожить тому, кто будет есть
Мою еду, что я ему состряпаю.
В кастрюлю цеполендру положу тебе,
Макциду, сиполиндру да савка птицу
Само кипит тотчас же! А приправа та
К Нептуновым животным, земноводных же
Иначе, цицимандром заправляю я,
Гапалопсидом или кат,аракт,рией.
Плавт. Раб-обманщик, 810-822, 829-836 Выве
ска торговки овощами и птицей
На десерт, как уже говорилось, подавали фрукты — и
из италийских садов, и привезенные из-за границы:
фрукты, доставленные морем, попадали, естественн
о, только на столы богачей. Римляне лакомились ябл
оками, грушами, сливами, черешней, райскими яблоч
ками, гранатами, фигами, орехами, каштанами, виног
радом и маслинами. Обо всем этом мы может судить
как по литературным описаниям пиршеств, так и по и
х изображениям на фресках.
Если беднякам часто приходилось довольствова
ться овощами и фруктами, то для людей состоятельн
ых это было лишь добавкой к мясным блюдам. Охотн
ее всего римляне употребляли в пищу мясо свиное и
козье. Говядиной лакомились лишь тогда, когда прин
осили быков в жертву богам: быки, волы были необх
одимы для полевых работ, поэтому их старались бер
ечь. Охота доставляла к столу дичь, прежде всего за
йчатину; высоко ценились также птица и рыба. Рыбу
привозили с берегов Черного моря, из Сицилии, из И
спании, а в самой Италии устраивали, как мы помним
, пруды, где разводили некоторые породы рыб как дл
я собственного употребления, так и на продажу. Бога
чи имели в своих поместьях большие бассейны, напо
лненные пресной или морской водой — в зависимост
и от того, для каких пород рыб они были предназначе
ны. В I в. до н. э. знаменитый гурман, прославившийс
я своими легендарными пирами, Луций Лици- ний Лу
кулл для того, чтобы наполнить свои бассейны с мор
ской рыбой соленой водой, распорядился прокопать
в горах многокилометровый канал. Резко осуждая бе
зразличие богачей к судьбам Римской республики, Ц
ицерон писал Аттику: «Они настолько глупы, что, вид
имо, надеются, будто их рыбные садки уцелеют несм
отря на гибель государства» (Письма Марка Туллия
Цицерона, XXIV, 6). Легко и выгодно было разводить
и мурен, так что хозяева подчас привязывались к ни
м, как и к прочей домашней живности, видя в них не т
олько материальную ценность. Если верить Плинию
Старшему, богач Квинт Гортензий не раз оплакивал к
ончину любимых мурен. Некоторые римляне явно це
нили рыб выше, чем людей: недаром Ведий Поллион
, богатый всадник времен Октавиана Августа, развод
я рыб, кормил их телами своих рабов.
Разводили также улиток и устриц в садках. Перв
ым начал этим заниматься Квинт Фульвий Липпин в о
крестностях города Тарквинии. Гурманы предпочита
ли определенные виды улиток: иллирийских или афр
иканских, которых специально подкармливали смесь
ю, составленной из сусла и меда.
Высокого уровня развития достигло в Риме также
птицеводство. При виллах устраивали птичники; пер
вый такой птичник с вольерами завел у себя Марк Ле
ний Страбон из Брундизия, друг Марка Теренция Вар
рона (Варрон. О сельском хозяйстве, III, 5, 8). Поми
мо обычной домашней птицы там разводили фазано
в, цесарок, павлинов. На обеденном столе римлянин
а появлялись все новые и новые виды птиц, менялис
ь и способы их; приготовления. Павлинов впервые по
дали к столу в 55 г. до н. э.; при Августе начали готов
ить блюда из аистов; при Тиберии очередь дошла до
певчих птиц, даже до соловьев. В дальнейшем кулин
арными новинками становились языки фламинго, ку
шанья из гусиных лапок с гарниром из петушиных гре
бней и т. д.
Что касается напитков, то от эпохи к эпохе и в зав
исимости от благосостояния дома пристрастия к раз
ным сортам вин менялись. Гораций воспел наилучши
е италийские вина: фалерн- ское — из фалернских в
иноградников в Кампании, массикское из погранично
й области Латия и Кампании, цекубское — оттуда, гд
е область Ла- тий соприкасается с берегами Тирренс
кого моря. Но в найденных в Помпеях амфорах соде
ржались и вина других сортов, производимые в Итал
ии: капуанское, суррентинское и т. п. Не довольствуя
сь местными винами, римляне охотно покупали прив
озные: из Сицилии, Испании, с островов Кос, Книд, К
рит.
Вино было неотъемлемой принадлежностью пов
седневных трапез, поэтому в нем не отказывали даж
е рабам. Разумеется, речь шла о вине низкого качест
ва, изготовленном из виноградных выжимок; к тому ж
е выдача вина рабам была строго нормированной. П
одробный расчет того, сколько и когда должен хозяи
н давать рабам вина, приводит в своем трактате Кат
он Старший. Так как вино, произведенное в собствен
ных виноградниках, стоило тогда сравнительно деш
ево, Катон проявляет при снабжении рабов вином бо
льшую щедрость, чем там, где речь идет о других ви
дах продовольствия: чем больше времени проходил
о со дня сбора винограда, тем щедрее становился хо
зяин. Количество вина, полагавшееся, по мнению Ка
тона Старшего, каждому рабу ежемесячно, увеличив
алось от 2,5 конгиев (примерно 8,2 л) до одной амфо
ры (26,25 л); в праздники Сатурналий и Компиталий р
абы получали по 3,5 конгия, т. е. примерно 11,5 л, об
щая же годовая норма вина для каждого раба должн
а была составить, по расчетам Катона, более семи к
вадранталов, т. е. свыше 180 л вина (Катон
Старший. О сельском хозяйстве, LVII).
Знатоки виноделия практиковали самые разные с
пособы, чтобы изменять вкус и крепость различных с
ортов вин. Любителям же изысканных угощений был
о небезразлично, к каким блюдам следует подавать т
о или иное вино:
Если массикское выставить на ночь
под чистое небо, Воздух прохладный о
чистит его, и последнюю мутность Отнявши и
запах, для чувств неприятный и вредный; Есл
и ж цедить сквозь холстину его,
то весь вкус потеряет. Если суррентск
им вином доливают
отстой от фалерна, Стоит в него лишь
яйцо голубиное
выпустить — вскоре Всю постороннюю
мутность желток
оттянет на днище. Позыв к питью чтоб
ы вновь возбудить в утомившемся госте, Жар
еных раков подай, предложи африканских ули
ток, А не латук, ибо после вина он в желудке б
ез пользы Плавает сверху; но лучше еще — в
етчина да колбасы...
Гораций. Сатиры II, 4
О ценах на продовольствие мы располагаем
лишь самыми разрозненными и неполными сведения
ми. Приводимая таблица позволяет представить себ
е масштаб цен на римских рынках, хотя и в эпоху гор
аздо более позднюю, когда в 301 г. н. э. был издан со
ответствующий эдикт императора Диоклетиана, обна
руженный при раскопках в Платеях в Греции:
Трудно даже представить себе, каких расходов треб
овали известные нам из римской истории пышные пи
ры и торжественные приемы. Приведенная выше сра
внительная шкала цен на те или иные виды продово
льственных товаров показывает, во что обходились т
акие застолья, где подавали самые дорогие кушанья
— дичь, блюда из птицы. По всей видимости, эдикт Д
иоклетиана не включал в себя товаров роскошных, д
оступных лишь самым богатым римлянам, но и то, чт
о в нем упомянуто, едва ли было по карману всем сл
оям населения.
Не менее интересным, чем этот официальный до
кумент, является источник иного рода — ежедневны
е записи расходов одной малоимущей семьи из трех
человек, найденные на стене одного из домов в Пом
пеях. Записи охватывают восемь дней; в них повторя
ются одни и те же товары первой необходимости: хл
еб, лук, оливковое масло, сыр, вино. Иногда в перечн
е расходов на пропитание встречаются упоминания
о таких предметах повседневного пользования, как г
оршок, тарелка, лампа. Обычно траты семьи в эти дн
и были невелики: 5, 15, 23, 28 ассов, и лишь два дня
семья расходовала примерно по 60 ас- сов: очевидн
о, пришлось запастись всем необходимым перед как
им-либо праздником, когда надо было приносить бог
ам жертвы или принимать у себя родственников. Все
го за восемь дней семья из трех человек потратила н
а покупку провизии и мелкие хозяйственные закупки
221 асс, или 22 денария и 1 асс (спустя двести с лиш
ним лет, согласно эдикту Диоклетиана, один откормл
енный гусь стоил целых 200 денариев!). Примечател
ьно, что в перечень расходов внесены и траты на со
держание раба: покупка хлеба для раба обходилась
в 2-4 раза дешевле; иными словами, раб питался на
много хуже, чем его скромно и даже бедно жившие х
озяева.
В древнейшие времена римляне завтракали и об
едали сидя за столом. Позднее обычаи изменились:
теперь мужчины во время трапезы полулежали вокру
г стола на обеденных ложах, женщины же продолжа
ли сидеть, ибо иная поза считалась для них неприли
чной. Столы были квадратные, лишь впоследствии в
триклиниях стали ставить столы круглой формы. Обе
денные ложа стояли, как и у греков, с трех сторон сто
ла, четвертая же оставалась свободной, дабы рабы
могли подносить кушанья и убирать грязную посуду.
Классический образец требовал ставить с каждой из
трех сторон стола по три ложа, так что принять участ
ие в трапезе могли одновременно девять человек. М
еста с правой стороны от слуги, прислуживавшего за
обедом, считались «высшими», с левой стороны — «
низшими», гостей же высокопоставленных и самых д
орогих для хозяина усаживали (точнее, укладывали)
на средней стороне стола, прямо напротив той, откуд
а приносили кушанья. Именно такой порядок размещ
ения гостей за трапезой имеет в виду герой одной из
сатир Горация, перечисляя всех своих гостей «сверх
у донизу». Поэт спрашивает собеседника:
. . . Однако ж скажи мне, Фунданий, Пре
жде всего: кто были с тобою тут прочие
гости?
Фунданий отвечает по порядку:
Верхним был я, Виск подле меня, а с
нами же, ниже, Помнится, Варий
; потом, с Балатроном Сервилием рядом, Был и Вибидий: обоих привез
Меценат их с собою! Меж Номентаном и Порцием бы
л, наконец, сам хозяин...
Гораций. Сатиры, 1 1 , 8
На столы ставили сосуды с вином, солонку и уксу
сник. Рабы разносили блюда, складывая их на высок
ий поставец — репозиторий. Столы, сделанные иног
да очень искусно, начали покрывать скатертями толь
ко в I в. н. э., зато салфетками для вытирания губ и р
ук римляне стали пользоваться рано, ибо, как и греки
, помогали себе в еде пальцами: Овидий писал, как н
екрасиво вытирать рот рукой (Наука любви, III, 756).
Салфетки гостям выдавал сам хозяин, однако гости
рангом пониже, особенно всякого рода прихлебател
и, кормившиеся за чужим столом, приносили салфет
ки с собой, дабы незаметно сложить туда оставшиес
я после пира лакомые куски. Такое поведение иных с
отрапезников не ускользнуло от внимания язвительн
ого Марциала:
Что ни ставят на стол, ты все сгребаешь:
И соски, и грудинку поросячью, Турача,
что на двух гостей рассчитан, Полбарве
ны и окуня морского, Бок мурены и крыл
ышко цыпленка, И витютня с подливкою
из полбы. Все собравши в промокшую с
алфетку,
Отдаешь ты снести домой мальчишке,
Мы же все тут лежим толпой праздной.
Если есть в тебе стыд — отдай обед на
ш:
Завтра, Цецилиан, тебя не звал я.
Марциал. Эпиграммы, II, 37
Рабы делили мясо на мелкие куски, что требовал
о большой опытности и сноровки, ведь, как шутя гово
рит Ювенал, существует огромная разница между те
м, как надо резать курицу и как — зайца. Гости же са
ми накладывали себе кушанье в тарелки, мелкие или
глубокие. Человеком воспитанным, умеющим хорош
о держать себя за столом, считался тот, кто, помогая
себе пальцами, пачкался меньше других. Ножи испо
льзовались только для того, чтобы разделить мясо н
а отдельные порции. Зато ложки были уже в ходу, и и
м придавали различные формы в зависимости от тог
о, для чего они были предназначены. Особое вниман
ие римляне уделяли приборам для приготовления ви
н: для смешивания, нагревания или, наоборот, охлаж
дения напитков.
В периоды, когда простой народ остро чувствова
л нехватку продовольствия и громко требовал хлеба,
столы богачей были уставлены роскошными яствами
— уже в I в. до н. э. многие в Риме далеко отошли от
завещанных предками традиций скромности и непри
хотливости в еде. При императорах чревоугодие сост
оятельных римлян превысило всякую меру, и литер
атурные памятники сохранили немало картин пиршес
твенного разгула. Известно, например, что в середин
е I в. до н. э. Корнелий Лентул, добившись должности
жреца бога Марса, устроил пышное торжество, в кот
ором могли участвовать и женщины — весталки. На з
акуску были поданы устрицы разных видов, морские
ежи, пелориды, улитки, двустворчатые моллюски, сы
рые и вареные, а также дрозды со спаржей, откормле
нные куры, обжаренные в муке. Затем принесли мног
очисленные рыбные блюда, кабанью голову, свиное
вымя, жареных уток, зайцев. Десерт состоял из сладк
ого крема, булочек и пиценского печенья. Описывая
этот неслыханный прежде, надолго запомнившийся р
имлянам пир, писатель V в. н. э. Макробий не может
удержаться от вопроса: можно ли было упрекать жит
елей города в расточительстве, если сами жрецы на
бивали себе рты столькими яствами?
Гораций, который в двух своих сатирах (11,4 и
11,8) упрекает сограждан за чревоугодие, демонстри
рует немалые познания в кулинарном искусстве и, во
зможно, даже в соответствующей литературе. Собес
едник поэта в одной из сатир рассуждает о пирах так,
словно изучил не одну поваренную книгу:
Продолговатые яйца — запомни! —
вкуснее округлых: В них и белее
белок, и крепче желток,
потому что Скрыт в нем зародыш
мужеска пола.
За званым обедом Их подавай. К
апуста, растущая в поле, вкуснее, Чем п
одгородная: эту излишней поливкою пор
тят. Если к тебе неожиданно гость вдруг
явился на ужин, То, чтобы курица
мягче была и нежнее, живую Надо ее окунуть в молодое
фалернское прежде. Лучший гриб — луговой;
а другим доверять ненадежно. . . . Искусством
пиров гордись не всякий, покуда В точности са
м не изучишь все тонкие правила вкуса. Мало
того, чтоб скупить дорогою ценою всю рыбу, Е
сли не знаешь, к которой подливка
идет, а которой — Жареной быть, чтоб
наевшийся гость
приподнялся на локоть... Спинку зайчи
хи беременной всякий
знаток очень любит. Рыбы и птицы по
вкусу и возраст
узнать, и породу — Прежде никто не у
мел, я первый открытие сделал!
Гораций. Сатиры, II, 4
Пиршества, над которыми посмеивается поэт, были с
кромны и незатейливы в сравнении с теми, для котор
ых настало время в эпоху империи. Некоторые импер
аторы, как, например, Александр Север, хотя и устра
ивали пышные застолья, все же старались соблюдат
ь меру и даже уделяли часть еды рабам, прислужива
вшим за столом, поддерживая тем самым старинные
римские семейные традиции. Биограф императора, Э
лий Лампридий (III-IV вв. н. э.), приводит цифры, скол
ько вина и хлеба расходовал Александр Север ежедн
евно: каждый день пирующим у него гостям подавали
тридцать кварт вина и столько же фунтов хлеба из лу
чшей муки, а также пятьдесят фунтов хлеба низших с
ортов, предназначенного для раздач народу. На пир
ы уходило, кроме того, тридцать фунтов мяса и два ф
унта птицы, причем Лампридий упоминает гусей, фаз
анов. Император очень любил фрукты, так что десерт
всегда был обильным.
Если Александр Север может все-таки считаться
правителем, умеренным в еде, то этого никак не ска
жешь об императоре Вителлин, который оставался у
власти в Риме лишь несколько месяцев, но успел про
славиться почти легендарным обжорством. «Пиры о
н устраивал по три раза в день, — пишет о нем Свет
оний, — а то и по четыре — за утренним завтраком, д
невным завтраком, обедом и ужином; и на все его хв
атало, так как всякий раз он принимал рвотное. В оди
н день он напрашивался на угощение в разное время
к разным друзьям, и каждому такое угощенье обходи
лось не меньше, чем в четыреста тысяч. Самым зна
менитым был пир, устроенный в день его прибытия (
в Рим. — Прим. пер.). . . : говорят, на нем было пода
но отборных рыб две тысячи и птиц семь тысяч. Но с
ам он затмил и этот пир, учредив такой величины бл
юдо, что сам называл его "щитом Минервы градодер
жицы". Здесь были смешаны печень рыбы скар, фаз
аньи и павлиньи мозги, языки фламинго, молоки мур
ен, за которыми он рассылал корабли и корабельщик
ов от Парфии до Испанского пролива». Добавим, что
, как сообщает Плиний Старший (Естественная истор
ия, XXXV, 163), для того, чтобы изготовить вителлие
во блюдо, пришлось построить плавильную печь на о
ткрытом воздухе. Све- тоний продолжает: «Не зная в
чревоугодии меры, не знал он в нем ни поры, ни прил
ичия — даже при жертвоприношении, даже в дороге
не мог он удерживаться: тут же, у алтаря хватал он и
поедал чуть ли не из огня куски мяса и лепешек, а по
придорожным харчевням не брезговал и тамошней п
родымленной снедью, будь то хотя бы вчерашние об
ъедки» (Светоний. Вител- лий, 13). Остается приба
вить, что за время правления, оказавшегося столь не
долгим, император промотал на еду 900 000 000 сест
ерциев.
Помимо гурманства и такого болезненного обжор
ства, каким, по всей видимости, страдал Вителлий, н
а устройство невиданных пиршеств толкали всякого
рода выскочек и нуворишей простой снобизм и тщес
лавие, в чем явственно сказалась постепенная утрат
а хорошего вкуса и культуры быта. Пророческими ок
азались тогда слова Горация: «Что без нравов, без д
едовских / Значит тщетный закон... » (Гораций. Оды,
III, 24, 35). Достаточно вспомнить сцену из романа П
етрония, где он иронически описывает пир, устроенн
ый заносчивым выскочкой — богачом
Тримальхионом.
«В столовую внесли весьма изысканные закуски.
На подносе стоял ослик из коринфской бронзы с дву
мя корзинами, в одной из которых были маслины зел
еные, а в другой — черные. На серебряной решетке
лежали горячие колбасы, под ней — сливы и карфаг
енские гранаты. Тем временем, пока гости еще были
заняты закусками, в триклиний внесли на большом п
односе корзину, где находилась деревянная курица с
распростертыми крыльями, словно высиживающая ц
ыплят. Подошли двое рабов и под звуки музыки нача
ли шарить в соломе, раздавая пирующим непрерывн
о доставаемые оттуда павлиньи яйца. Гости получил
и огромные ложки весом в полфунта каждая, чтобы р
азбить скорлупу. Новички, не привыкшие к таким при
чудливым угощеньям, не сразу справились с обваля
нными в муке яйцами и даже опасались, не выглянет
пи оттуда птенец. Но сотрапезники более опытные с
возгласами: "Тут должно быть что-то вкусное!" — раз
ломили скорлупу и обнаружили в усыпанном перцем
желтке жирного вальдшнепа.
Под, громкие крики одобрения подали еще одно к
ушанье, которого никто из гостей не ожидал, но котор
ое своей необычностью обратило на себя внимание
всех. На большом круглом подносе, где разместили в
се двенадцать знаков зодиака, создатель этого блюд
а положил на каждый соответствующую ему пищу: на
Овна — бараньего гороху, на Тельца — кусок говяди
ны, на Близнецов — почки, на Льва — африканские с
моквы, на Весы — настоящие весы, в чашах которых
лежали всевозможные пирожки и лепешки, на Стрел
ьца — зайца, на Козерога — лангуста, на Водолея —
гуся и т. д. Тримальхион дал знак, и ошеломленные т
аким количеством блюд гости потянулись к еде.
Затем принесли на подносе громадного кабана; с
клыков его свисали две корзинки, сплетенные из пал
ьмовых ветвей; одна из них была полна сушеных, а д
ругая — свежих фиников. Это была самка кабана: на
это указывали маленькие поросята, сделанные из те
ста и уложенные вокруг нее так, словно тянулись к ее
соскам. Слуга охотничьим ножом взрезал бок кабана
— и оттуда вылетели дрозды. Стоявшие наготове пт
ицеловы при помощи прутьев, намазанных клеем, по
ймали всех птичек. Тримальхион распорядился разд
ать их гостям и промолвил: "Глядите, какими изыскан
ными желудями питалась эта дикая свинья!" Между т
ем рабы обнесли пирующих корзинами с финиками.
Далее настал черед мелких птиц, обсыпанных п
шеничной мукой и начиненных изюмом и орехами. П
отом появились плоды айвы, утыканные шипами, так
что походили на ежей. Их сменили устрицы, улитки,
морские гребешки. Бесконечная череда затейливо с
ервированных блюд... » Герою Петрония вполне уда
лось то, к чему он стремился: не столько накормить,
сколько поразить своих гостей, вызвать их восхищен
ие своим богатством и склонностью ко всему утончен
но- прихотливому.
Как уже говорилось, римские комедиографы не р
аз высмеивали те или иные формы бестактного пове
дения гостей, созванные на пир. Иные гости любили
оценивать подаваемые им кушанья и донимать хозя
ина дома упреками за его большие расходы, убежда
я его не тратить на них столько денег. Именно так, не
учтиво и нелепо, ведет себя некий гость в комедии П
лавта «Хвастливый воин». Явившись по приглашени
ю, он заявляет, что не хочет вводить хозяина в расхо
ды: Плевсикл:
Не расходуйся чрезмерно, хватит и мне к
ой-чего.
Раздосадованный хозяин отвечает:
Вот избитую завел ты, старую историю!
Друг мой, как бедняк последний, ты загов
орил сейчас.
Им обед предложат, сядут и начнут свое:
«К чему,
Что за надобность была на нас так много
тратиться?
Ты с ума сошел! Тут хватит на десятерых
гостей!»
Сделано для них же: сами ж и хулят, а ку
шают.
Те же впрочем люди, хоть и чересчур
богат обед, Никогда тебе не скаж
ут: «Прикажи
вот это снять, Убери вот это блю
до! Ветчины не надо мне!
Унеси свинину! Угорь вкусен и холоднен
ький!
Забирай! неси!» Не слышно, чтоб кто
так настаивал, — Только б до ед
ы дорваться! Лезут с животом на стол!
Плавт. Хвастливый воин, 750-762 В эпоху имп
ерии стал широко распространяться и другой сомнит
ельный обычай —делить приглашенных на «важных
» и «менее важных». «Менее важными» считались ли
ца маловлиятельные, клиенты, некоторые вольноотп
ущенники. Понятно, что людей с более развитым нра
вственным сознанием и более культурных такой диф
ференцированный прием гостей мог только отталкив
ать. Плиний Младший, который, как он сам пишет, сл
учайно оказался на обеде у такого хозяина, относив
шегося к гостям в зависимости от их положения, поло
н негодования по поводу подобного способа обхожде
ния с приглашенными. Вместе с тем, щадя репутаци
ю человека, пригласившего его к себе, он не называе
т его по имени, просто рассказывает, как все было:
« . . . Хозяин, по его собственному мнению, облад
ал вкусом и толком, а по-моему, был скуп и в то же вр
емя расточителен. Ему и немногим гостям в изобили
и подавались прекрасные кушания; остальным плохи
е и в малом количестве. Вино в маленьких бутылочка
х он разлил по трем сортам: одно было для него и дл
я нас, другое для друзей попроще (друзья у него расп
оложены по ступенькам), третье для вольноотпущенников, его и моих. . . Мой сосед по ложу заметил это
и спросил, одобряю ли я такой обычай. Я ответил отр
ицательно. "Какого же ты придерживаешься?" — "У м
еня всем подается одно и то же; я приглашаю людей,
чтобы их угостить, а не позорить, и во всем уравнива
ю тех, кого уравняло мое приглашение". — "Даже отп
ущенников?" — "Даже! Они для меня сейчас гости, а
не отпущенники". — "Дорого же тебе обходится обед
". — "Вовсе нет". — "Как это может быть?" — "Потому
, конечно, что мои отпущенники пьют не то вино, како
е я, а я пью то, какое они"» (Письма Плиния Младшег
о, II, 6).
Однако осуждаемая Плинием практика диффере
нцированного гостеприимства давно уже распростра
нилась повсеместно. Даже утонченный интеллектуал
Цицерон считал возможным делить приглашенных п
о социальным категориям. Описывая в одном из сво
их писем к Аттику, как он принимал Цезаря в своем п
оместье в Путеолах в декабре 45 г. до н. э., Цицерон
добавляет: «В трех триклиниях были великолепно пр
иняты сопровождавшие его. У менее значительных в
ольноотпущенников и рабов ни в чем не было недост
атка, более значительных я принял изысканно» (Пис
ьма Марка Туллия Цицерона, DCLXXXII, 2).
Особенно пренебрежительно стали со временем
обходиться с клиентами. Тесные, почти семейные св
язи, существовавшие в эпоху республики между зави
симыми клиентами и их патронами и основанные на
взаимных услугах и помощи, постепенно слабели. Бо
гатые и знатные римляне перестали нуждаться в окр
ужавших их клиентах, и те превратились в простых п
рихлебателей, которых принимали неохотно и котор
ым не оказывали никакого внимания. Рабы же, видя,
как по- разному относится их господин к тем или ины
м гостям, сами усваивали подобное обхождение, и т
ех, кем открыто пренебрегал их хозяин, они также ра
ссматривали как лиц незначительных, прислуживать
которым во время пира стало для них почти унизител
ьно. Весьма выразительно передает чувства такого г
остя Ювенал:
. . . Неужто к тебе подойдет он?
Явится разве на зов твой слуга с кипятко
м и холодной,
Брезгует он, конечно, служить престаре
лым клиентам;
Что-то ты требуешь лежа, а он ведь стои
т пред тобою.
В каждом богатом дому таких гордых ра
бов сколько хочешь.
Вот еще раб — с какой воркотней протянул тебе руку С хлебом, едва п
реломленным: как
камни куски, на них плесень, Тол
ько работа зубам, раскусить же
его невозможно. Для господина
же хлеб припасен белоснежный и мягки
й, Тонкой пшеничной муки. Не забудь
сдержать свою руку, Пусть сохра
нится почтенье к корзине!
А если нахален Будешь — заста
вят обратно тебя положить этот хлебец:
«Дерзок ты, гость, не угодно ль тебе
из обычных корзинок Хлеб выби
рать да запомнить, какого
он цвета бывает». Вот, значит, р
ади чего постоянно, жену покидая, Чере
з холмы я бежал к эсквилинским
высотам прохладным... Глянь, ка
кой длинный лангуст растянулся на блю
де всей грудью!
Это несут «самому». Какой спаржей
он всюду обложен! Хвост-то како
в у него! Презирает он
всех приглашенных При появлен
ьи на блюде в руках долговязого служки.
Ювенал. Сатиры, V, 63-83
Ювенал часто возвращается к этой теме: очевид
но, унизительное обращение богачей и их слуг с люд
ьми бедными и маловлиятельными давало немалую
пищу для сатиры на римские нравы.
Еще одна тема, часто обсуждавшаяся в нравоуч
ительной литературе, — чревоугодие само по себе, н
ерациональное и неумеренное питание. Ни предосте
режения врачей, ни упреки философов не могли отуч
ить многих римлян от злоупотребления едой, столь г
убительного по своим последствиям. Так, Сенека по
истине не щадит тех, кто не способен думать ни о че
м, кроме своего желудка:
«Теперь я перейду к вам, чье обжорство, бездон
ное и ненасытное, обыскивает и моря, и земли. Здес
ь закидывают крючки, там ставят силки и всевозможн
ые тенета, не жалея труда на преследование дичи и
оставляя в покое только ту, которой вы пресытились.
Много ли из того, что добывают для вас столько рук,
много ли из всех яств отведают ваши утомленные на
слажденьем уста? Много ли из всей дичи, добытой с
такими опасностями, попробует господин, страдающ
ий поносами и тошнотой? Много ли устриц, привезен
ных из такой дали, скользнет в его ненасытное брюх
о? Вы несчастны, ибо сами не понимаете, что голод
ваш больше вашей же утробы!» (Сенека. Нравствен
ные письма кЛуцилию, LXXXIX, 22).
В другом письме философ прямо указывает, како
е бесчисленное множество болезней является следс
твием обжорства и пьянства: «А теперь до чего дошл
а порча здоровья! Это мы платим пеню за переходя
щую всякую меру и закон страсть к наслаждениям. С
очти поваров — и перестанешь удивляться, что боле
зней так много. ( . . . ) В школах философов и риторов
ни души, зато как многолюдно на кухнях у чревоугодн
иков, сколько молодежи там теснится у печки! (. . . ) Н
е говорю о толпах пекарей, не говорю о прислужника
х, которые по знаку разбегаются за новыми блюдами
. Столько людей — и всем дает работу одна утроба!
Неужели, по-твоему, грибы, этот вкусный яд, не д
елают своего дела исподтишка, даже если сразу не в
редят? Неужели ты думаешь, что податливая мякоть
этих устриц, раскормленных в иле, не оставляет в же
лудке тяжелого осадка? Неужели ты считаешь, что. .
. драгоценная сукровица протухших рыб не жжет сол
еной жижей наши внутренности? Неужели ты полага
ешь, будто эти гноящиеся куски, что идут в рот прямо
с огня, остывают у нас в утробе без всякого вреда? К
акою мерзкою отравой потом рыгается! Как мы сами
себе противны, когда от нас разит винным перегаром
! Можно подумать, будто съеденное не переваривает
ся внутри, а гниет!
Я вспоминаю, что когда-то много говорили об из
ысканном блюде, в которое наши лакомки, поспешая
к собственной погибели, намешали все, за чем они о
бычно проводят день: съедобные части венериных и
иглистых раковин и устриц были разделены проложе
нными между ними морскими ежами, сверху лежал с
лой краснобородок, без чешуи и без костей. Лень уж
е есть все по отдельности — и вот на стол подают то,
что должно получиться уже в животе после насыщен
ия. Не хватает только, чтобы все приносилось уже пе
режеванным! Впрочем, и не хватает-то самую малос
ть: ведь скорлупа снята, кости вынуты, вместо зубов
потрудились повара. — "Лакомиться всем по отдель
ности стало тяжко — пусть стряпают всё вместе, что
бы вкус был один. Зачем мне протягивать руку за че
м-нибудь одним? Пусть подадут все сразу, пусть буд
ет сложено вместе и соединено столько, что хватило
бы на украшение многих перемен! Пусть знают те, чт
о утверждают, будто все это нужно мне для похвальб
ы и ради тщеславия: я не выставляю мои яства напок
аз, а даю вам их разгадывать. Что всегда бывает отд
ельно, то пусть будет вместе под одной подливкой; п
усть не отличаются друг от друга устрицы, морские е
жи, иглистые раковины, крас- нобородки, перемешан
ные и сваренные заодно". (. . . ) И насколько сложны
эти блюда, настолько же разные, многообразные и н
епонятные болезни порождаются ими... » (Там же,
XCV, 23-29).
Впрочем, все попытки философов и врачей прис
тыдить, предостеречь и образумить римских лакомок
, заставить их есть меньше и менее замысловатую п
ищу оставались тщетны. То что прежде казалось рим
лянам пышным обедом, теперь, в первые века импер
ии, считалось почти нищенским, убогим, все равно чт
о сидеть впроголодь:
Если скучно тебе обедать дома, У меня
голодать, Тораний, можешь. Если пьеш
ь пред едой — закусок вдоволь:
И дешевый латук, и лук пахучий, И соле
ный тунец в крошеных яйцах. Предложу
я потом — сожжешь ты
пальцы — И капусты зеленой в ч
ерной плошке, Что я только что снял со
свежей грядки,
И колбасок, лежащих в белой каше, И б
обов желтоватых с ветчиною.
На десерт подадут, коль хочешь знать т
ы,
Виноград тебе вяленый и груши, Что изв
естны под именем сирийских, И Неаполя
мудрого каштаны, Что на угольях медле
нно пекутся... Если ж после всего, как то
бывает, Снова Вакх на еду тебя потянет,
То помогут отборные маслины, Свежесо
бранные с пиценских веток, И горячий го
рох с лупином теплым. Не богат наш обе
д (кто станет спорить?). ..
Марциал. Эпиграммы, V, 78 И все же врачи на
стойчиво взывали к своим согражданам, убеждая их
соблюдать умеренность в еде и питаться рациональн
о. Уже с IV в. до н. э. в Греции стала развиваться так
ая область медицины, как диететика, изучавшая связ
ь здоровья человека с тем, как и чем он питается. Пл
иний Старший (Естественная история, XI, 282-284) пр
иводит ряд извлечений из рекомендаций врачей-дие
тетиков. Пища должна быть простой и непритязатель
ной; напротив, множество изысканных блюд вредит з
доровью, особенно когда они сдобрены пряностями.
Трудны для пищеварения кушанья кислые, острые, ч
ересчур разнообразные, слишком обильные; столь ж
е вредно жадно набрасываться на еду, поглощая ее
большими порциями. Особенно важно не переедать
летом, а также в преклонных годах. От сладких и жир
ных блюд и от питья люди толстеют, от сухой, кроша
щейся и холодной пищи худеют. Как и во всем, в еде
надо соблюдать меру и воздерживаться от всего, что
способно отяготить желудок.
Зачастую советам врачей и философов следова
ли только их приверженцы, изменяя свой повседневн
ый рацион по их указаниям. Сенека рассказывает, ка
к под влиянием своего учителя философа Аттала «н
а всю жизнь отказался от устриц и грибов: ведь это н
е пища, а лакомство, заставляющее насытившихся е
сть опять, легко извергаемое и снизу, и сверху, — а э
то весьма по душе обжорам, запихивающим в себя б
ольше, чем могут вместить». Тогда же он перестал и
пить вино. Вместе с тем силы, более могучие, чем вн
ушенные убеждения, заставляли и последователей р
азных учений отступать от идеалов воздержания. Та
к, вернувшись к государственной жизни, Сенека, по е
го словам, вновь стал разнообразить свой стол почти
всем, что некогда отверг как излишество: «К прочему
, оставленному тогда, я вернулся, но даже в том, от ч
его перестал воздерживаться, сохраняю меру, котор
ая и ближе к воздержанию и, может быть, труднее ег
о: ведь от чего-то легче отказаться совсем, нежели с
охранять умеренность». Точно так же, узнав о призы
вах философов-пифагорейцев не употреблять в пищ
у мясо убитых животных, юный Сенека постепенно п
ривык к вегетарианству. Однако в правление Тибери
я власти начали борьбу с иноземными культами и от
каз питаться мясом некоторых животных считался пр
изнаком опасных суеверий. «По просьбам отца, не о
пасавшегося клеветы, но враждебного философии, я
вернулся к прежним привычкам; впрочем, он без тру
да убедил меня обедать лучше» (Сенека. Нравствен
ные письма к Луцилию, CVIII, 13-22).
Хотя в первые столетия истории Рима его
жители вели жизнь скромную и неприхотливую, но уж
е тогда они старались при помощи законов ограничи
ть склонность некоторых граждан к роскоши и расточ
ительству. Речь шла не только о регулировании расх
одов на питание. Первые ограничения, введенные в
Риме, имели в виду скорее траты на погребальные о
бряды и культ умерших, а этому римляне придавали
тогда не меньшее значение, чем впоследствии культ
у стола. Затем ограничения охватили постепенно и д
ругие сферы жизни, однако возобновление время от
времени одних и тех же предписаний свидетельство
вало о том, что они далеко не всегда соблюдались.
Спустя несколько десятилетий появились законы
, воспрещавшие женщинам пить вино; возможно, что
здесь решающую роль сыграли соображения этическ
ие, а не экономические. Ссылаясь на древнейших ав
торов, Авл Геллий (Аттические ночи, X, 23) сообщает
, что ни в Риме, ни во всем Латии женщинам не полаг
алось пить крепких вин, и, чтобы доказать свою возд
ержанность и строгое соблюдение закона, они целов
али родственников, убеждая их тем самым, что от же
нщин вином не пахнет. Римляне разрешали, своим с
естрам и дочерям пить лишь слабое вино из виногра
дных выжимок или изюма. По словам Ка- тона Старш
его, в ранний период Римской республики пьющие ж
енщины не только пользовались самой дурной репут
ацией, но и подвергались таким же наказаниям в суд
е, как и те, что изменяли своим мужьям.
Первым законом, ограничивавшим расходы, был
закон Метилия 217 г. до н. э., относившийся к сукноде
лам и устанавливавший определенные количественн
ые пределы в использовании некоторых видов мела
для окраски тканей. Два года спустя, в труднейший п
ериод войны с Карфагеном, в Риме был принят закон
Оппия, ограничивавший расходы женщин, чего насто
ятельно требовала сложная финансовая ситуация, в
которой оказался город. Женщинам запрещалось ши
ть одежду из крашеных, нарядных тканей; стоимость
золотых украшений, которые разрешалось носить, не
должна была превышать некоего предела; передвига
ться в городе можно было только пешком. Не удивит
ельно, что, когда война закончилась, женщины поста
рались полностью вернуть себе былые привилегии. В
209 и 204 гг. до н. э. были введены также законы, огр
аничивавшие размеры подарков, которые люди дела
ли друг другу в праздник Сатурналий, — этот закон я
вно защищал интересы бедных клиентов, которым тр
удно было подносить своим патронам, как было прин
ято, дорогие дары.
О законах, устанавливавших определенные пред
елы для расходов на пиры и торжественные приемы,
немало подробностей можно найти у того же Авла Ге
ллия (Аттические ночи, II, 24). В 161 г. до н. э., сообщ
ает он, ссылаясь, как всегда, на своих предшественн
иков, сенат вынес постановление, обязывавшее люд
ей, которые в дни апрельского праздника Великой М
атери богов Ки- белы собираются ходить друг к другу
в гости, дать официальную присягу перед консулами,
что они не израсходуют на одно пиршество больше
120 ассов, не считая затрат на овощи, муку и вино; о
днако они не будут подавать к столу импортных вин,
а только местных сортов; вес же столового серебра н
е превысит ста фунтов. За этим законом последовал
и другие, также ограничивавшие дневные расходы р
имских граждан в различные дни года — праздничны
е и будние. В праздники разрешалось потратить 100
ассов, в обычные дни — от 10 до 30 ассов. Исключен
ие было предусмотрено лишь для свадебных торжес
тв: 200 ассов. Здесь же определялась дневная норма
потребления сушеного и консервированного мяса. З
ато лакомиться плодами земли римляне могли без вс
яких ограничений.
Очень скоро, спустя всего несколько десятилетий
, эти строгие законы были забыты, а многие граждан
е, скопившие огромные состояния, беспрепятственн
о разоряли свои семьи пирами и приемами. Тогда ди
ктатор Сулла вынужден был вновь издать закон, по к
оторому в календы, ноны и иды каждого месяца, а та
кже в дни публичных зрелищ и в праздники дозволял
ось тратить не более 300 сестерциев, или 750 ассов,
в остальные же дни — до 30.
Авл Геллий упоминает, кроме того, закон Эмилия
115 г. до н. э. Этот закон ограничивал не размеры из
держек на устройство пышных застолий, а число и ас
сортимент подаваемых там блюд. Уже в правление А
вгуста максимум расходов римского гражданина в об
ычные дни был повышен до 200 сестерциев, на свад
ьбу же разрешалось потратить даже 1000 сестерцие
в. Но и это не могло обуздать расточительство римск
их богачей, так что вскоре пришлось вновь значител
ьно поднять «потолок» допустимых издержек: теперь
римлянин был вправе израсходовать в праздничный
день целых 2000 сестерциев.
О законах, направленных против чрезмерной рос
коши на пирах, рассказывает и Макробий (Сатурнали
и, III, 16-17). Так как римляне шли на все, лишь бы уд
овлетворить свои гурманские запросы, то понадобил
ось как-то ограничить возможные траты на еду и пить
е. Государство стремилось в законодательном поряд
ке предотвратить разорение многих семей, ведь ины
е молодые люди из чревоугодия готовы были, по сл
овам Макробия, утратить не только состояние, но да
же свободу и честь. Другие позволяли себе нетрезвы
ми являться на собрания народа, где решались госуд
арственные дела. Далее писатель показывает, каким
и способами власти пытались справиться с подобны
ми недугами общества, и перечисляет ряд законов, к
оторые то предписывали пировать при открытых две
рях, дабы все могли видеть, сколько тратится на заст
олье, то устанавливали предельное число сотрапезн
иков на одном пиру, то, как мы уже видели, ограничив
али ежедневные расходы римских граждан.
Все больше привыкавшим к пышным, обильным
застольям римлянам трудно было соблюдать эти стр
огие предписания, и они отыскивали все новые и нов
ые способы, как обходить законы против роскоши. Та
к, например, закон Фан- ния 161 г. до н. э. запрещал п
одавать блюда из птицы, за исключением кур, да и то
только тех, которых не откармливали специально. За
метим, кстати, что жители Италии накопили к тому вр
емени большой опыт откармливания птиц разных ви
дов, и Катон Старший в своем трактате подробно опи
сывает, как надлежит откармливать кур и гусей шари
ками из пшеничной или ячневой муки, размоченными
в воде, когда и сколько раз в день давать им корм и в
оду (Катон Старший. О сельском хозяйстве,
LXXXIX). Отдельно помещены указания, как откармл
ивают молодых голубей: сначала ему осторожно вкл
адывают в клюв вареные бобы с водой, затем, спуст
я неделю, приготовляют и скармливают голубю смес
ь из молотых бобов с мукой, также размоченную вод
ой (Там же, ХС). Несмотря на успехи птицеводства, с
уровый закон Фанния был принят, и тот же запрет на
блюда из откормленной птицы был не раз повторен в
последующих постановлениях.
И все же римские лакомки отыскали способ, как о
бойти и этот закон. Так как в законе речь шла только
о курах, то хозяева начали откармливать петухов, да
вая им молоко и другие жидкие корма, благодаря че
му мясо становилось столь же мягким и нежным, как
и куриное. Запреты повторялись, а блюда из птицы н
е сходили с пиршественных столов, теоретики же кул
инарного искусства продолжали разрабатывать разл
ичные способы их приготовления и подачи на стол —
в каком виде подавать, как укладывать на поднос, как
делить на части и т. п. (Плиний Старший. Естестве
нная история, X, 139-140).
Через 18 лет после закона Фанния был принят за
кон Дидия, преследовавший две основные цели: во-п
ервых, распространить действие законов против рос
коши не только на Рим, но и на всю Италию (многие и
талийцы полагали, что закон Фанния обязателен ли
шь для римских граждан); во-вторых, ввести санкции
за нарушение запретов как против хозяина, устроив
шего застолье, так и против его гостей. Но, как отмеч
ает Макробий, ни этот, ни другие подобные законода
тельные меры не имели успеха: небольшая горстка б
люстителей строгих нравов не в силах была справит
ься с растущей склонностью всего общества к пышно
сти и пиршественному разгулу. Более того, ограничи
вая расходы на питание, законы, как, например, зако
н Корнелия Суллы, предусматривали одновременно
снижение цен на самые изысканные лакомства, так ч
то эффективной борьбы против чревоугодия, по сущ
еству, и не велось. Макробий указывает на это проти
воречие и пишет, что тогда даже люди со скромными
доходами могли позволить себе делать запасы прод
овольствия, чтобы угождать своим гурманским вкуса
м и потребностям. Даже строгий закон Анция Рестио
на 70 или 68 г. до н. э. не достиг своей цели, и, как го
ворят, сам Анций до конца своих дней обедал только
у себя дома, чтобы не быть свидетелем того, как люд
и нарушают постановление, предложенное им ради б
лага государства, рассказывает Макробий.
В то же самое время, когда экономические услов
ия заставляли римские власти вновь и вновь объявл
ять войну расточительству и путем суровых запретов
ограничивать аппетиты богачей, в Риме то и дело гр
омко раздавался крик простого народа, требовавшег
о хлеба. Раздачи продовольствия существовали и в
Риме, и в других городах Италии, и в провинциях, а п
осле падения Западной Римской империи этот обыча
й сохранялся в восточной части государства, хотя ос
новы и цели этой практики изменились. Когда Конста
нтин Великий в начале IV в. н. э. решил строить на м
есте греческой колонии Ви- зантий новую столицу св
оей державы, он, чтобы привлечь туда жителей, гото
вых там поселиться, обещал бесплатные раздачи ма
леньких, весом в 125 г, буханок хлеба из государстве
нной пекарни — воинам, некоторым должностным ли
цам и, что еще важнее, всем домовладельцам. Перв
ая раздача хлеба в Византии состоялась 18 мая 332
г. Римские вековые традиции помогли хорошо органи
зовать и наладить это дело и в восточной части держ
авы. Со временем, когда новая столица окрепла и ра
зрослась, хлебная привилегия была распространена
и на представителей свободных профессий, без кото
рых также нельзя было обойтись в городе Константи
на: врачей, учителей, купцов, художников. Обычай б
есплатных раздач хлеба продержался здесь вплоть
до правления императора Ираклия, т. е. до начала
VII в.
Как явствует из сатир Горация, хорошее знание к
улинарных премудростей выделяло человека и было
даже предметом щегольства. Одни только говорили
на эти темы, другие же писали, вкладывая весь свой
опыт в поваренные книги. Мы знаем одну сохранивш
уюся до наших дней поваренную книгу, авторство кот
орой традиция приписывает известному хлебосолу в
ремен Августа и Тиберия Марку Гавию Апицию. Та ж
е традиция гласит, что он покончил с собой, когда пр
еклонный возраст уже не позволял ему пользоваться
всей роскошью тонкой кухни. Некоторые современны
е исследователи полагают, что книга эта «О поварск
ом деле» возникла не ранее II или III в. н. э. и что ее а
втором мог быть некий Авл Целий. Вот несколько рец
ептов из этой книги.
Печенка и легкие ягненка или козленка готовятся
так: в подсахаренную воду добавить яйцо, немного м
олока; нарезать внутренности кусочками и дать им на
бухнуть в воде; затем варить в уксусе и, посыпав пер
цем, подать к столу.
Фарш готовят так: растереть перец, кусочки мяса,
мозги, добавить яйцо и тщательно все перемешать, д
абы получилась однородная масса; затем прибавить
оливкового масла, зерен перца и большую горсть оре
хов. Полученным фаршем начинить цыпленка или по
росенка.
Если нужно приготовить омлет, берут четыре яйц
а, четверть кварты молока, одну унцию оливкового м
асла и тщательно перемешивают. Затем в сковороду
с тонким дном наливают немного оливкового масла,
и, когда оно закипит, укладывают туда перемешанну
ю массу. После того как омлет с одной стороны подж
арится, его выкладывают на тарелку, поливают медо
м, посыпают перцем и едят.
ОТДЫХ
ГРЕКОВ
И
РАЗВЛЕЧЕНИЯ
Мы ввели много разнообразных ра
звлечений для отдохновения души
от трудов и забот, из года в год у н
ас повторяются игры и празднеств
а.
Благопристойность домашней обст
ановки доставляет наслаждение и
помогает рассеять заботы повседн
евной жизни.
Фукидид. История, II, 38
Аполлон, Музы, Дионис — имена-символы таких раз
влечений для души, праздников и торжеств, заполне
нных песнями, танцами, зрелищами. Эти передышки
были связаны с праздниками, но и в обычные дни с и
х бесконечной чередой государственных и личных д
ел, которыми приходилось заниматься, греки имели
свободное время, чтобы оторваться от повседневны
х забот и обязанностей и отдохнуть. Но и в часы отд
ыха грекам в их частной жизни покровительствовали
те же самые боги — Аполлон и Дионис, ведь застол
ьные симпосионы были наполнены разговорами о во
звышенном и прекрасном, о литературе и философи
и и сопровождались поэтическими декламациями; пр
и этом пили вино — дар бога Диониса. Не менее, че
м духовное развитие человека, для древних было ва
жно, как мы помним, и физическое совершенство. По
этому многие греки проводили свободное время в па
лестрах и гимна- сиях — с пользой и для тела, и для
духа, ведь там не только занимались тренировками,
но и слушали философов и ораторов, спорили на се
рьезные темы.
Гимнасии были почти в каждом греческом городе
, а в некоторых их было даже несколько. Больше всег
о мы знаем о гимнасиях афинских, таких, как Академ
ия, Ликей, Киносарг, которые были одновременно и к
рупнейшими научными центрами. Понятно, что самы
й большой гимна- сий размещался там, где проводил
ись главнейшие спортивные состязания эллинов — в
Олимпии.
Тренировка молодых атлетов в палестре
Как заведение многофункциональное, предназначен
ное и для физических упражнений, и для отдыха, и д
ля занятия науками, гимнасий должен был располага
ться в просторном здании со множеством помещени
й. Поначалу в палестре, а затем в гимнасии, в состав
которого вошла впоследствии палестра, были только
раздевалка, зал, где спортсмены натирались маслом
, еще одна комната, где они натирались песком — вс
е это было необходимым косметическим массажем,
облегчавшим выполнение тех или иных приемов во в
ремя состязаний, — затем другая комната, где висел
и кожаные мешки с песком и где будущие чемпионы
тренировали свою, силу и отрабатывали удары пере
д кулачными боями. Самым большим помещением б
ыл эфебион, предназначенный для гимнастических у
пражнений и игр молодежи. Были при палестрах и ко
мнаты отдыха — экседры с лавками и стульями. Там
уставшие спортсмены могли перевести дух, и там же
выступали и спорили философы и риторы. Отдельны
е залы, комнаты были отделены друг от друга портик
ами; одни из них были крытые, другие — открытые, и
ми пользовались в зависимости от сезона и погоды.
Наконец, при гимнаси- ях были также спортивные пл
ощадки: для игры в мяч — сферистерион, для бега
— дром.
Создатели палестр и гимнасиев подумали и о гиг
иене спортсменов — так возникли бани с холодной и
горячей водой, парные, снабженные устройством дл
я нагрева воды. Здесь участники тренировок и состя
заний могли омыть тело от масла, песка и пыли.
По пути в гимнасий и в самом гимнасии горожан
обслуживали и сопровождали раб или несколько раб
ов, которые несли все, что было нужно их господину
для физических упражнений и купания, а именно: сос
уды с оливковым маслом, скребки для того, чтобы оч
истить потом тело от масла и песка, банные полотен
ца.
В Риме палестр не строили, но Витрувий подроб
но описывает в своем трактате, как строят палестры
в Греции: «Хотя в Италии и нет обычая строить пале
стры, я считаю нужным объяснить, как их принято де
лать, и показать, как их устраивают у греков. Квадрат
ные или продолговатые перистили в палестрах дела
ются так, что круговой их обход равен двум стадиям
... Три из портиков этих перистилей делаются прост
ыми, четвертый же, обращенный на полуденную сто
рону, двойным, дабы во время ветреной непогоды ли
вень не мог проникать внутрь.
В трех портиках делают просторные экседры со с
камьями, сидя на которых могли бы вести беседы фи
лософы, риторы и прочие любители наук. В двойном
же портике располагают следующие помещения: пос
ередине — эфебей, представляющий собой обширну
ю экседру со скамьями, длина которого должна быть
на одну треть больше ширины; справа — корикей, гд
е тренируются кулачные бойцы; рядом с ним — конистерий, усыпанный песком; за конистерием, на углу п
ортика, — холодная баня. . . Влево от эфе- бея — эл
еотесий, где натираются маслом; рядом же с элеоте
сием — другая холодная баня. . . Тут же, против холо
дной бани, помещают сводчатую парную, длина кото
рой вдвое больше ширины, по углам которой с одной
стороны находится лаконика — отделение горячей б
ани с бассейном, а с
противоположной стороны — горячая баня. (...)
А снаружи располагают три портика: один — для
выходящих из перистиля, а два, справа и слева, — д
ля бега..., из которых один, обращенный на север, де
лается двойным, очень большой ширины, а другие
— простыми, с таким расчетом, чтобы около стен и в
доль колонн иметь закраины, вроде дорожек, не мен
ьше десяти футов... Тогда тем, которые прогуливают
ся по закраинам одетые, не будут мешать те, кто упр
ажняется, натеревшись маслом.
Такого рода портик называется у греков "ксист"
— крытая колоннада, потому что зимней порой атлет
ы упражняются в крытых стадионах. Рядом же с ксис
том и двойным портиком проводят открытые аллеи...
в которых, выходя из кси- ста, атлеты упражняются з
имой при хорошей погоде. Эти ксисты следует делат
ь так, чтобы между двумя портиками были рощи или
платанники, а между деревьями шли аллеи... За ксис
том же находится стадион, устроенный так, чтобы мн
ожество народу могло свободно смотреть на состяза
ния атлетов» (Витрувий. Об архитектуре,
V, 11).
Таковы были, разумеется, самые общие принцип
ы строительства палестр и гимнасиев; на местах в ко
нкретных случаях допускались, конечно же, многочис
ленные отступления от общего плана, изменения в к
онструкции и т. п. Важнейшим элементом были, как у
же говорилось, бани. Отдельно от гимнасия бань в Г
реции было мало, ведь купание ради удовольствия о
ставалось чуждо эллинам, смотревшим на баню узко
прак- тически: здесь можно было смыть с себя грязь,
взбодрить тело после долгой дороги или, как в гимна
сиях, очистить себя от масла, песка и пыли. Купание
в теплой воде греки считали скорее вредным для здо
ровья, поскольку оно, по их мнению, расслабляло тел
о, лишало его всякой крепости и выносливости. Спар
танцы же, которые в соответствии со своей суровой с
истемой воспитания были еще большими сторонника
ми холодных купаний, после горячей или парной бан
и непременно окатывались и холодной водой. Ванны
были известны уже в эпоху Гомера, а может быть, и р
аньше. Даже искупавшись в море, греки
все равно принимали ванну:
Сами же тою порой, погрузившися в
волны морские, Пот и прах смыв
али на голенях, вые и бедрах;
И, когда уже все от жестокого пота морск
ою
Влагой очистили тело и сердце свое
освежили, Оба еще омывались в
красивоотесанных мойнях, Так омывшись, они,
умащенные светлым елеем, Сели с друз
ьями за пир. . .
Гомер. Илиада, X, 572-578 В некоторых гречес
ких городах были, правда, и общественные бани, дос
тупные для всех за небольшую плату, ведь пользова
лись ими в основном бедняки, которые не могли при
нимать ванну у себя дома. Плата шла городским вл
астям, если они содержали баню за счет городского
бюджета, или же частному предпринимателю, откры
вшему баню на собственные деньги. Заведения эти
были весьма примитивны и ничем не напоминали ро
скошных римских терм, ведь те, кто шел в греческую
баню, искали там не удовольствия и отдохновения, а
практической пользы — поддержания минимальной г
игиены.
Итак, свободное время греков было заполнено ра
знообразными спортивными упражнениями и играми.
Первое место среди них занимала игра в мяч, хотя о
на так и не вышла за пределы учебной площадки в ги
мнасии и не достигала высокого уровня большого со
стязания — «агона». Игра в мяч служила целям обще
й физической подготовки человека и не обрела своег
о достойного места в ряду таких классических видов
соревнований, как бег, прыжки, метание копья или ди
ска, борьба — то, чем славились древние Олимпийск
ие игры. Считалось, что игра в мяч относится к элеме
нтарной гимнастике и лишь в малой мере ведет к фи
зическому совершенству личности. В аристократичес
кой атмосфере олимпийского спорта сферистерионы
выделялись демократическим духом царившей там и
гры в мяч, не требовавшей никаких приспособлений,
дорогостоящего снаряжения и потому действительно
доступной всем — старым и молодым. Тем не менее
и в мяч играли под руководством тренера — сферист
ика, соблюдая определенные правила. Мячи изготов
ляли из шерсти или перьев, обшивали кожей, легкие
мячи заполняли воздухом: ими чаще всего играли де
ти; тяжелые мячи набивали песком.
Наиболее ранние описания игры в мяч Мы наход
им опять-таки у Гомера в «Одиссее». В одном случае
(Одиссея, VI, 100, 115) речь шла, по всей видимости,
об игре под названием «фенин- да» или «эфетинда»,
основанной на своеобразном обмане партнера: тот,
кто бросает мяч, целит им в одного из играющих, а н
а самом деле кидает его другому, поэтому каждый уч
астник должен был быть настороже, чтобы брошенн
ый ему мяч не застал его врасплох. В другом месте г
оворится об игре, называвшейся «урания»: мяч подб
расывали высоко в небо, а другой участник игры обя
зан был, подпрыгнув, поймать его на лету:
Мяч разноцветный, для них рукодельны
м Полибием сшитый, Взяв, Лаодам с мо
лодым Галионтом
на ровную площадь Вышли; заки
нувши голову, мяч к облакам темно-свет
лым Бросил один; а другой разбежался
и,
прянув высоко, Мяч на лету подх
ватил, до земли не коснувшись ногами.
Гомер. Одиссея, VII, 372-376
Была и еще одна игра — «тригон», т. е. треуголь
ник: каждый из трех участников должен был одной ру
кой поймать летящий мяч и, быстро перебросив его
в другую руку, отослать кому- либо из партнеров.
Из командных игр в мяч назовем «гарпас- тон»: д
ве команды пытались отобрать друг у друга мяч, при
чем игроки сталкивали партнеров с мест, где те стоя
ли. Эта игра носила в немалой степени характер сос
тязательный, требовала ловкости и силы, а также бы
строй ориентации в обстановке. Понятно, однако, чт
о не менее важно было и строго соблюдать правила,
избегая недозволенных приемов. На скульптурных р
ельефах можно найти, кроме того, сцены игры, напоминающей нынешний хоккей с мячом: партнеры пере
катывали друг другу мяч при помощи изогнутых пало
к.
Вообще памятники материальной культуры расск
азывают о древних обычаях иногда больше, чем про
изведения литературы; к сожалению, зачастую здесь
не обойтись без фантазии и догадок. Так, на расписн
ой вазе VI в. до н. э. изображена интересная сцена: у
частники какой-то игры несут на плечах трех юношей
, а идущий перед ними взрослый мужчина (очевидно,
тренер) держит над головой высоко поднятый мяч. П
редполагается, что эта картина представляет оконча
ние игры: побежденные, по всей видимости, должны
были нести на себе своих победителей. Основу имен
но такой интерпретации составляет обычай, реально
существовавший у древних бегунов: проигравший, ко
торого называли «ослом», вынужден был сажать себ
е на плечи и нести того, кто выиграл и получил почет
ное звание «царя».
Немало было и других видов игры в мяч: в одних
случаях полагалось ловить мяч, отскакивающий от з
емли, в иных — жонглировать несколькими мячами и
т. п. Все это греки считали полезным для физическог
о развития и приятным отдыхом. Особую роль игры в
мяч имели в Древней Спарте. Там к ним, как и вообщ
е ко всем физическим упражнениям, относились оче
нь серьезно, так что игра в мяч рассматривалась как
важный начальный элемент подготовки к военной сл
ужбе; недаром эфебов на первом году их обучения н
азывали сферистами, «играющими в мяч». Нередки
были в Спарте командные игры в мяч, которые оцени
вались не как развлечение и приятное времяпрепров
ождение, но как серьезные состязания, требующие б
ольшой подготовки и хорошей тренированности, а их
победителей прославляли так же, как и победителей
в других, олимпийских видах спорта. О значении сфе
ри- стики в жизни спартанцев свидетельствует и то, ч
то историческая традиция сохранила имя некоего Ти
мократа из Спарты, оставившего руководство по игр
е в мяч.
Помимо спорта греки посвящали свободное врем
я и таким светским развлечениям, как пиры, симпоси
оны. Если на симпосион собирались люди, склонные
к интеллектуальным занятиям, то они беседовали на
серьезные темы — философские, литературные, жит
ейские, приглашали поэтов и танцовщиц. Известны б
ыли грекам также настольные игры; одной из наибол
ее распространенных был коттаб, требовавший от иг
роков умения определенным способом вылить остат
ки вина из чаши. Формы игры были самые разные, вс
е зависело от изобретательности хозяина. Например
, на высокую подставку помещали плоскую миску и н
ужно было так искусно вылить на нее остатки вина, ч
тобы она упала. Или же подвешивали к потолку боль
шой таз с водой, пускали туда маленькие чашечки и
пытались, выплескивая на одну из них остатки вина,
погрузить ее в воду. Тот, кому удавалось потопить ка
к можно больше чашечек, получал награду — коттаб
ион.
Распространена была в Греции и игра в кости, хо
тя и не в такой мере, как в Риме. Развлекались этой
азартной игрой и мужчины, и женщины, а впоследств
ии ею занялись и дети. Так, в бытовой сценке — мим
е Герода «Учитель» — мать непослушного ученика,
приведя его к учителю, жалуется на дурное поведени
е сына и среди прочего на его преждевременное увл
ечение азартными играми: он уже начал играть в кос
ти на деньги. За это учитель сурово наказывает шалу
на. Речь шла о «беленьких костях» — астрагалах, вы
точенных из утолщений костей ног животных. Две ст
ороны астрагала были гладкими, третья выпуклая, а
четвертая вогнутая. На каждой из сторон делали мал
енькие углубления: на вогнутой — одно, на выпуклой
— шесть, на боковых, гладких — три и четыре углубл
ения. Четыре астрагала бросали в специальную круж
ку, а затем выбрасывали их оттуда и следили, какой
стороной они упадут. Тот, у кого выпало самое большое количество углублений, считался победителем.
Самый неудачный бросок, когда все четыре кости по
казывали по одному очку, назывался «собакой», наи
лучший же — «Афродитой». Во время пира победите
ля в игре в кости чаще всего избирали симпосиархом
. Играли и иначе: например, подбрасывали вверх нес
колько костей, так, чтобы все они упали на подставле
нную ладонь, или же загадывали, сколько костей спр
ятал в руке один из игроков — четное число или нече
тное.
Наряду с астрагалами в ходу был и другой вид ко
стей — хорошо известные нам маленькие шестигран
ники с углублениями на каждой грани; такую кость гр
еки называли «бочонок». Все броски — в зависимост
и от количества выпавших очков — имели свои особ
ые названия, всего этих названий было 64, однако са
мый удачный все равно назывался «Афродита», а са
мый неудачный — «собака».
Кроме того, греки знали и игру, близкую к шахмат
ам или к шашкам, — петейю. Свое начало она берет
еще в глубокой древности, так как в нее играли уже г
ерои Гомера. Играя в нее, греки передвигали кости и
ли камешки на специально подготовленной доске, од
нако о правилах этой игры нам ничего не известно.
Среди азартных игр пользовались популярность
ю петушиные бои. Считается, что в Афинах их ввел
Фемистокл, учредив ежегодный праздник, в честь по
беды над персами. Петухов специально выращивали
, отбирая среди них сильнейших. Перед самым боем
их кормили чесноком, к ногам прикрепляли бронзовы
е шпоры и выпускали на широкие столы с высоко при
поднятыми краями. При этом зрители делали больш
ие ставки, и для многих молодых людей азартные пе
тушиные бои оказывались нередко причиной полног
о разорения.
СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ У
РИМЛЯН
. . . Природа породила нас с тем, ч
тобы мы казались созданными не д
ля развлечений и шуток, но для сур
овости и, так сказать, для более ва
жных и более значительных стрем
лений. Развлечения и шутки нам, к
онечно, дозволены, но так же, как с
он и другие виды отдыха: тогда ли
шь, когда мы уже совершили важн
ые и ответственные дела.
Цицерон. Об обязанностях, I,
103
Отдых — после дел, говорила римская пословица. С
вободным временем римляне пользовались по-разн
ому. Люди образованные, с высокими духовными инт
ересами посвящали себя науке или литературе, не с
читая это «делами», а рассматривая скорее как досу
г, как «отдохновение духа». Так что отдыхать для ри
млян отнюдь не значило ничего не делать. Выбор за
нятий был широкий: спорт, охота, беседы и особенно
посещение зрелищ. Зрелищ было много, и каждый м
ог отыскать то, которое ему было больше всего по ду
ше: театр, бои гладиаторов, гонки на колесницах, вы
ступления акробатов. Иногда отправлялись просто п
одивиться на какого-нибудь экзотического дикого зве
ря. Одни искали тишины и покоя, другие — шумных,
неистовых развлечений. Одни удалялись на отдых и
з города в деревню, к себе в поместье, а иных манил
и к себе соблазны больших городов.
Впрочем, поездки за город требовали целого дня
, а то и нескольких дней. Случалось же, что выпадал
и только свободные часы и надо было уметь правиль
но их использовать, чтобы расслабиться и развлечьс
я. Такие часы можно было посвятить игре в мяч, кото
рой римляне предавались еще охотнее, чем греки. И
грали и взрослые, и молодежь. Гораций (Сатиры, I,
5), описывая, как он вместе с Вергилием, Варием и д
ругими сопровождал Мецената до города Брундизий,
вспоминает, что Меценат как-то отправился играть в
мяч, у самого же поэта болели глаза, и он не приним
ал участия в игре. Зато в другой сатире он рассказыв
ает, как ему завидовали, когда он играл с Меценатом
или вместе с ним смотрел на игру:
Участницы спортивных состязаний в «бикини»
. . . Покажусь с Меценатом в театре Или на Марсово
м поле, — все в голос: «Любимец Фортуны!»
Гораций. Сатиры, II, 6
Правила игры в мяч были в Риме, по всей вероят
ности, такими же, как и в Греции, а в самой игре виде
ли хорошее средство поддерживать себя в подобаю
щей физической форме.
Главной спортивной площадкой жителей Вечног
о города, которой все могли пользоваться, было Мар
сово поле, а также комиций, т. е. место на Форуме, гд
е проходили народные собрания. Спортивные площа
дки были и при термах, а землевладельцы устраивал
и их у себя в поместьях.
Заведений типа палестры или гимнасия Рим, как
уже говорилось, не знал. До некоторой степени их за
меняли термы, доставлявшие своим посетителям на
много больше удобств и удовольствия. Благодаря эт
ому термы стали со временем местом встреч предст
авителей римского модного света.
Но прежде чем стали строить роскошные термы,
римляне в отличие от греков уже почти повсеместно
имели в домах ванные комнаты — небольшие, скром
но обставленные, служившие главным образом для
мытья рук и ног, ведь полное омовение, если верить
Сенеке, римляне совершали не чаще чем раз в восе
мь дней, в нун- дины (Сенека. Нравственные письма
к Луцилию, LXXXVI, 12). В III в. до н. э. стали строить
по греческому образцу общественные бани. Там за н
ебольшую плату мылась беднота, не имевшая у себя
дома даже скромнейших приспособлений для омове
ний. Как и в Греции, общественные бани были собст
венностью или города (и тогда вся плата шла в город
скую казну), или частного владельца, взимавшего де
ньги с посетителей через своего доверенного. Тольк
о в I в. до н. э. Марк Випсаний Агриппа воздвиг первы
е термы, имевшие мало общего с примитивными и ж
алкими общественными банями былых времен. Терм
ы предназначались не только для купаний: при них с
уществовали спортивные площадки, комнаты отдыха
— наподобие греческих экседр, а впоследствии появ
ились даже буфеты и библиотеки. Однако в противо
положность греческим гим- насиям римские термы б
ыли прежде всего местом приятных купаний, отдыха
и непринужденного общения, а не физической подго
товки будущих воинов, — спортивные площадки, пор
тики и т. п. имели лишь вспомогательные функции.
По своему внутреннему устройству термы в изве
стной мере напоминали палестры или гим- насии. У в
хода стоял гардеробщик — капсарий, которому посет
ители сдавали на хранение деньги и драгоценности,
например кольца — их тогда носили все. В термах не
редко орудовали «бала- ноклепты» — особые банны
е воры, так что оставлять дорогие вещи капсарию бы
ло во всех отношениях безопаснее. Затем посетител
и входили в раздевалку, а оттуда в маленькую натоп
ленную комнату — тепидарий, где организм постепен
но подготавливался к горячим ваннам в каль- дарии.
В длинной светлой комнате с куполообразным сводо
м, в так называемом фригидарии, находились бассей
ны с холодной водой. В первых термах в кальдарии с
тояло лишь несколько ванн на одного человека кажд
ая; в дальнейшем стали строить обширные плавател
ьные бассейны с горячей водой. Со временем появи
лся и душ. Пока душа не было, римлян поливали горя
чей водой прислуживавшие им в термах рабы.
Помимо ванн и бассейнов с горячей и теплой вод
ой существовали и парные — судатории, устроенные
, также как и фригидарии, в просторных светлых пом
ещениях с высокими куполообразными потолками. П
ри парных были маленькие комнаты, где тело умаща
ли елеем. В отдельных кабинах размещались «сидяч
ие» ванны. Все необходимое для бани — сосуды с о
ливковым маслом, скребки, простыни — приносили р
имлянам сопровождавшие их рабы. Была в термах и
местная прислуга, банщики, помогавшие посетителя
м за определенную мзду, но далеко не все, кто ходил
в термы, могли себе это позволить.
Античный биограф императора Адриана приводи
т такую историю. Как-то раз в термах император обр
атил внимание на странное поведение одного челов
ека, когда тот терся плечами о стены кальдария. Это
был старый, заслуженный легионер; он объяснил, чт
о не в состоянии заплатить рабу, который бы сделал
ему массаж и почистил скребком, поэтому ему и прих
одится поступать так, как только что видел императо
р. Тогда Адриан тут же дал ему денег, чтобы тот мог
оплатить любые услуги банщиков. На следующий де
нь, придя в термы, император с изумлением обнаруж
ил множество людей, которые, стоя у стен, терлись с
пинами о камень, как тот ветеран. Без сомнения, они
надеялись, что и к ним император проявит великоду
шие. Но их ждало разочарование: Адриан удостоил и
х лишь советом тереть друг другу спину по очереди
(Элий Спартиан. Адриан, 17).
Важным техническим усовершенствованием в ус
тройстве терм было обеспечение водой из источнико
в посредством акведуков. Позднее в термах было вв
едено и своего рода центральное отопление: из подв
ального помещения — гипока- устерия — нагретый в
оздух по трубам поступал в комнаты для теплых и го
рячих купаний. Изобретателем такой системы отопл
ения был, по всей вероятности, Сергий Ората в I в. д
о н. э. (Плиний Старший. Естественная история,
IX, 168).
Агриппа не только возвел в Риме первые термы,
но и позволил римлянам в год, когда он был городски
м эдилом (33 г. до н. э.), посещать их бесплатно. В да
льнейшем было построено много других терм — роск
ошных, комфортабельных, позволяющих посетителя
м провести время с пользой и удовольствием, особе
нно с тех пор, как при термах были открыты библиот
еки: так, при термах Каракаллы их было даже две. За
термами Агриппы последовали термы Нерона на Ма
рсовом поле, термы Тита, возведенные близ Золотог
о дома Нерона, термы Домициана на Авентинском хо
лме. Во II в. н. э. Рим обогатился термами Траяна, в
начале III в. — термами Каракаллы; общая площадь
всех построек превышала 11 га. Еще через сто лет н
а Квириналь- ском холме были построены термы Кон
стантина. Во все эти термы вход был платным — одн
о посещение обходилось взрослым римлянам в 0,25
асса; женщинам доступ в термы стоил несколько дор
оже; для детей вход был свободный. Иногда, из сооб
ражений благотворительности и для усиления своих
политических позиций в народе, некоторые императо
ры вводили в тех или иных случаях бесплатное поль
зование термами.
В целом термы были доступны для всех, но для к
аждой группы посетителей были установлены опред
еленные часы. Согласно одним источникам, термы о
ткрывались не раньше пяти часов дня по римскому в
ремени, т. е. около 10-11 часов утра по нашему врем
ени. По другим источникам, император Адриан разре
шал совершать омовения в термах до седьмого часа
, т. е. до полудня, только больным. Очевидно, в эти ж
е ранние часы посещали термы и женщины, если, од
нако, для них не существовало отдельных комнат дл
я купаний. После восьмого часа, т. е. после 13 часов
по нашему времени, собирались мужчины. Некоторы
е банные заведения в провинции оставались открыт
ы вплоть до самого позднего времени, даже до полун
очи.
Термы Каракаллы. Реконструкция тепидария
В некоторые периоды, например при Домициане и пр
и Траяне, женщины могли пользоваться термами в т
е же часы, что и мужчины. Это зачастую вызывало о
бщественное недовольство, и женщины, заботившие
ся о своей репутации, предпочитали совершать омов
ения в частных банях. Другие же отнюдь не желали о
тказываться от приятных купаний, занятий спортом и
светского общения, для которого в термах были созд
аны все условия. В полном соответствии с духом вре
мени женщины и в термах вели себя совершенно сво
бодно, так что дело нередко доходило до злоупотреб
лений и скандалов. Рост общественного недовольст
ва заставил верховную власть вмешаться: императо
р Адриан велел женщинам и мужчинам совершать о
мовения в термах в разные часы. Это распоряжение
не смогло, по-видимому, сразу же ликвидировать со
мнительные обычаи; и Марку Аврелию, и Александру
Северу пришлось впоследствии не раз вмешиваться,
издавая новые приказы, регулирующие порядок посе
щения терм.
Со временем возросли требования и к внутренне
му оформлению терм, так что их отделка приобретал
а все большую художественную ценность: появились
мозаичные полы, стенные росписи, скульптура. Мног
ое из этого сохранилось и свидетельствует о таланте
и вкусе тогдашних архитекторов и подрядчиков. Изве
стно, что статуя Аполлона Бельведерского украшала
некогда термы Каракаллы, а знаменитая скульптурна
я группа Лаокоона располагалась в термах Траяна. Р
имляне были очень привязаны к этим произведения
м искусства, с которыми они встречались всякий раз,
когда приходили отдохнуть в термы. И когда Тиберий
однажды забрал себе из терм Агриппы стоявшего та
м лисиппова Апоксиомена — молодого атлета, скреб
ком счищающего с руки песок и пыль, возмущенный
этим народ заставил принцепса возвратить статую н
а прежнее место.
Провинциальные города отличались не меньшим
и амбициями, поэтому строить термы там поручали с
амым знаменитым архитекторам. Одного из таких ар
хитекторов и построенные им термы восхваляет Луки
ан в своем диалоге «Гип- пий, или Бани»:
«Речь идет о предмете весьма обыкновенном и в
современной жизни очень распространенном — об у
стройстве бань. Однако удивительно, сколько проду
манности, сколько ума даже в этой обычной постройк
е. Место для нее было отведено неровное и предста
вляло собой крутой склон, подымаясь почти отвесно.
Приступая к работе, Гиппий прежде всего сровнял ме
сто и поднял одну чрезмерно низкую сторону его вро
вень с другой. Подведя надежную опору под все здан
ие, он обеспечил основной кладкой прочность и безо
пасность воздвигаемой постройки, а верхнюю часть х
олма сильно срезал и для надежности укрепил, чтоб
ы усилить все сооружение в целом. (. . . )
Высокий вход с широкими ступенями, скорее пол
огими, чем крутыми, — для удобства входящих. Посе
тителя принимает огромный общий зал, достаточный
, чтобы там могли ожидать слуги и провожатые, и рас
положенный слева от ряда роскошно отделанных пок
оев: и они, конечно, очень уместны в банях, такие укр
омные уголки, веселые и залитые светом. Далее, при
мыкая к ним, находится второй зал — излишний, что
касается купаний, но необходимый, поскольку речь и
дет о приеме самых богатых посетителей. За этим по
мещением с двух сторон тянутся комнаты для раздев
ающихся, где они оставляют одежду, а посередине р
асположено помещение высокое- превысокое и свет
лое-пресветлое, с тремя водоемами холодной воды,
одетое лаконским мрамором. Здесь два изваяния из
белого мрамора старинной работы — одно Гигиеи, б
огини здоровья, другое — Асклепия.
Потом вы попадаете в умеренно нагретую комна
ту, продолговатую и с двух сторон закругленную, вст
речающую вас ласковым теплом. За нею, справа, др
угая — очень хорошо освещенная и готовая к услуга
м тех, кто хотел бы умаститься, — принимает возвра
щающихся из палестры.
Оба входа в нее облицованы прекрасным фригийски
м мрамором. К ней примыкает далее новый покой, из
всех покоев прекраснейший: и постоять в нем можно,
и посидеть с величайшими удобствами, и замешкать
ся без малейшего опасения, и поваляться с превелик
ой пользой, — он также весь, до самого потолка, све
ркает фригийским мрамором. Сейчас же за этим пок
оем начинается нагретый проход, выложенный нуми
дийским камнем. Помещение, в которое он ведет, пр
елестно, все изобилует светом и как будто пурпуром
разукрашено; оно также предлагает посетителю три
теплые ванны.
Вымывшись, не надо возвращаться снова через
те же самые комнаты, но можно выйти кратчайшим п
утем в прохладный покой через умеренно нагретое п
омещение. И повсюду льются обильные потоки света
, и белый день проникает во все покои. К тому же выс
ота, ширина и длина соразмерны друг другу, и везде
встречаете вы так много изящества и красоты. (...)
Главным образом, пожалуй, это достигнуто здесь
обилием яркого света и остроумным расположением
окон. Ибо Гиппий, как настоящий мудрец, устроил та
к, что помещение с холодными водоемами выходит н
а север, хотя остается в то же время доступным и юж
ному ветру, — а те части, для которых нужно много т
епла, обратил на юг, на восток и на запад. (...)... Удив
ительный Гиппий показал нам в этом своем произвед
ении все достоинства, какими должны обладать бани
: они благоустроены, удобны, светлы; все размеры о
тдельных частей и целого отвечают друг другу и зан
имаемому месту; кроме того, они вполне безопасны
для здоровья посетителей. И всем прочим они снабж
ены с большим знанием дела: двумя помещениями,
куда можно удалиться, если приключится нужда; бол
ьшим количеством входных дверей и двумя часами,
показывающими время: одни — водяные, звучащие,
другие — солнечные» (Лукиан. Гиппий, или Бани,
4-8).
Как мы видим, великий сатирик древности умел ц
енить роскошь и комфорт современных ему провинц
иальных бань, радуясь удобствам помещений и обил
ию солнечного света. Иначе смотрели на это те, кто
подобно Сенеке с печалью и гневом наблюдал изнеж
енные нравы римлян эпохи империи. Философы-сто
ики без устали напоминали согражданам о том, скол
ь неприхотливы и скромны в быту были их предки, ри
мляне старых добрых времен — времен республики.
Они довольствовались малым и отнюдь не стремили
сь проводить досуг среди роскоши и неги, расслабля
ться, превращать бани в дворцы.
Обо всем этом размышляет Сенека, оказавшись
в деревне, в поместье некоего Эгиала, которое в дал
еком прошлом принадлежало великому римскому по
лководцу Публию Сципиону Африканскому Старшем
у. Думая о судьбе старого римлянина, уединившегос
я некогда в своем поместье, среди простой, почти ас
кетической обстановки, философ не может не предав
аться своим всегдашним рассуждениям об испорчен
ных нравах римлян эпохи империи. Так ли жили их от
цы и деды? Старинный быт, быт Сципиона Африканс
кого, был суров и непритязателен.
«Я видел усадьбу, сложенную из прямоугольных
глыб, стену, окружающую лес, башни, возведенные с
обеих сторон виллы как защитные укрепления, водох
ранилище, выкопанное под всеми постройками и пос
адками, так что запаса хватило бы хоть на целое вой
ско. Видел и баньку, тесную и темную, по обыкновени
ю древних: ведь нашим предкам казалось, что нет те
пла без темноты.
Большим удовольствием было для меня созерца
ть нравы Сципиона и наши нравы. (...) Кто бы теперь
вытерпел такое мытье? Любой сочтет себя убогим б
едняком, если стены вокруг него не блистают больш
ими драгоценными кругами (вероятно, круги из набор
ных плит разноцветного мрамора. — Прим. пер.), ес
ли александрийский мрамор не оттеняет нумидийски
е наборные плиты, если их не покрывает сплошь тща
тельно положенный и пестрый, как роспись, воск, есл
и кровля не из стекла, если фасийский камень, преж
де бывший редким украшением в каком- нибудь храм
е, не обрамляет бассейнов, в которые мы погружаем
похудевшее от обильного пота тело, и если вода лье
тся не из серебряных кранов. Но до сих пор я говори
л о банях для плебеев, — а что если я возьму купаль
ни для вольноотпущенников? Сколько там изваяний,
сколько колонн, ничего не поддерживающих и постав
ленных для украшения, чтобы дороже стоило! Сколь
ко ступеней, по которым с шумом сбегает вода! Мы д
о того дошли в расточительстве, что не желаем ступ
ать иначе как по самоцветам.
В здешней Сципионовой бане окна крохотные, в
ысеченные в камне — скорее щели, чем окошк и . . .
А теперь называют тараканьей дырой ту баню, котор
ая устроена не так, чтобы солнце целый день проник
ало в широченные окна, не так, чтобы в ней можно б
ыло мыться и загорать одновременно и чтобы из ван
ны открывался вид на поля и море. И вот те бани, на
посвященье которых сбегалась восхищенная толпа,
переходят в число устаревших, едва только роскошь,
желая самое себя перещеголять, придумает что- ниб
удь новое. А прежде бань было мало, и ничем их не у
крашали: да и зачем было украшать грошовое завед
ение, придуманное для пользы, а не для удовольств
ия? В них не подливали все время воду, не бежали с
вежие струи, как будто из горячего источника; и не та
к было важно, прозрачна ли вода, в которой смывали
с себя грязь. Но, правые боги, как приятно войти в эт
и темные бани, под простою крышей!..
А ведь кое-кто сейчас назвал бы Сципиона дерев
енщиной за то, что его парильня не освещалась солн
цем через зеркальные окна и что он не пекся на ярко
м свету и не ждал, пока сварится заживо в бане. Вот
несчастный человек! Да он жить не умеет! Моется не
процеженной водой, чаще всего мутной и, в сильные
дожди, чуть ли не илистой! И было для него нискольк
о не важно, чем мыться: ведь он приходил смывать п
от, а не притиранья.
Что, по-твоему, сказали бы теперь? — "Я не зави
дую Сципиону: он и вправду жил в ссылке, если так м
ылся". — А если бы ты узнал, что он и мылся-то не к
аждый день! Ведь те, кто сохранил преданье о стари
нных нравах Города, говорят, что руки и ноги, которы
е пачкаются в работе, мыли ежедневно, а все тело —
раз в восемь дней. — Тут кто-нибудь скажет: "Ясное
дело, как они были грязны! Чем от них пахло, по-твое
му?" — Солдатской службой, трудом, мужем! Когда п
ридумали чистые бани, люди стали грязнее. Когда Г
ораций Флакк намерен описать человека гнусного и в
сем известного своей изнеженностью, что он говорит
?
"Пахнет духами Букилл..."
А покажи Букилла теперь: да он покажется вонюч
им, как козел... Теперь мало душиться — надо делат
ь это по два-три раза на день, чтобы аромат не улету
чился. Удивительно ли, что такие люди похваляются
им, словно своим собственным запахом?» (Сенека.
Нравственные письма к Луцилию, LXXXVI, 1 —13).
Внутри терм, в комнатах отдыха можно было обр
ести тишину и покой, даже сосредоточиться. Снаруж
и же, где находились спортивные площадки и повсю
ду вертелись мелкие торговцы, расхваливая свой то
вар, стоял вечный шум, то и дело раздавались громк
ие крики, и нужно было иметь немалую силу духа и с
амодисциплину, чтобы и там пытаться продолжать т
ворческую работу. Оказавшись как-то раз в курортно
й местности в городе Байи, куда съезжались для леч
ения многие богатые римляне, Сенека описывает в о
дном из писем свои впечатления от тамошних бань и
царившей там обстановки:
«Пусть я погибну, если погруженному в ученые з
анятия на самом деле так уж необходима тишина! Се
йчас вокруг меня со всех сторон — многоголосый кри
к: ведь я живу над самой баней. Вот и вообрази себе
все разнообразие звуков, из-за которых можно возне
навидеть собственные уши. Когда силачи упражняют
ся, выбрасывая вверх отягощенные свинцом руки, к
огда они трудятся или делают вид, что трудятся, я сл
ышу их стоны; когда они задержат дыхание, выдохи
их пронзительны, как свист. Попадется бездельник, д
овольный самым простым умаще- нием, — я слышу у
дары ладоней по спине... А если появятся игроки в м
яч и начнут считать броски, — тут уж все кончено. Пр
ибавь к этому и перебранку, и ловлю вора, и тех, ком
у нравится звук собственного голоса в бане. Прибавь
и тех, кто с оглушительным плеском плюхается в бас
сейн. (...) К тому же есть еще и пирожники, и колбасн
ики, и торговцы сластями и всякими кушаньями, кажд
ый на свой лад выкликающие
товар.
Ты скажешь мне: "Ты железный человек! Ты, вид
но, глух, если сохраняешь стойкость духа среди всех
этих разноголосых нестройных крик о в . . . " — Нет, к
лянусь богами, я обращаю на этот гомон не больше
внимания, чем на плеск ручья или шум водопада... П
о-моему, голос мешает больше, чем шум, потому что
отвлекает душу, тогда как шум только наполняет слу
х и бьет по ушам.
( . . . ) Но я уже так закалился, что мог бы слушат
ь даже начальника над гребцами, когда он противны
м голосом отсчитывает такт. Ведь я принуждаю свой,
дух сосредоточиться на себе и ни на что внешнее не
отвлекаться». И все же курорт в Байях был явно непо
дходящим местом для интеллектуальных занятий: са
ма атмосфера, наполненная не только разноголосым
шумом, но и духом развлечений, игр, флирта, переси
ливала закаленную волю философа-стоика. В конце
письма Сенека задает себе вопрос и сам же на него
отвечает: «Но разве не лучше иногда побыть вдали о
т шума? — Признаюсь, ты прав. И
я переберусь с этого места: ведь я хотел только испы
тать себя и закалиться» (Там же, LVI). Предметы туа
лета. I в. н. э.
Мы посвятили так много места термам потому, что и
менно там римляне охотнее всего проводили свое св
ободное время. Частые купания в термах считались
в Риме «хорошим тоном», ведь там собирался весь м
одный свет. Люди общались, завязывали и поддержи
вали знакомства. Приходили и любители спортивных
состязаний и игр, общительные интеллектуалы, свет
ские люди, поэты, искавшие слушателей, и просто лю
бопытные, желавшие увидеть воочию своих знамени
тых сограждан, особенно ученых и писателей. Там вс
тречались и пожилые люди, пришедшие взбодриться
и отдохнуть, повидать давних знакомых и побеседов
ать на серьезные темы; слышны были и голоса моло
дежи, жадной до развлечений, которых в термах мож
но было найти множество. Попадались и прихлебате
ли, готовые навязывать свои услуги какому-нибудь щ
едрому богачу.
Повсюду, будь то в Риме, в другом италийском го
роде или в провинции, обстановка в термах была одн
а и та же: нередко возникали ссоры, перебранки, ска
ндалы и даже рукоприкладства. Если мы перенесемс
я в Египет, в Оксиринх, то один из местных папирусо
в расскажет нам о нашумевшей драке в тамошней ба
не, после чего некая женщина, участница конфликта,
подала царю Птолемею жалобу на свою обидчицу: ж
енщины не поделили ванну и вцепились друг другу в
волосы, староста же деревни, к которому пострадав
шая обратилась ища справедливости, явно встал на
сторону зачинщицы драки и даже приказал взять ист
ицу под стражу на целых четыре дня. Теперь обижен
ная женщина взывала к царю, чтобы тот еще раз рас
смотрел дело и помог ей возместить убытки. Перед н
ами красноречивая картина нравов, характерная, оч
евидно, не для одного только египетского городка Ок
си- ринха.
Однако возвратимся в Рим. Помимо купаний изл
юбленным видом отдыха римлян была охота на дики
х зверей и птиц. Есть также все основания предполаг
ать, что и у римлян были различные забавы, игры, ко
торым они могли предаваться как дома, так и в гостя
х, на пирах. К играм невинным, не вызывающим опас
ного азарта, относились всякого рода загадки и голов
оломки. Ими тешились и взрослые, и молодежь. Нап
ример, двое играющих быстро показывали остальны
м по нескольку пальцев, и те должны были сразу же с
казать, сколько всего пальцев было показано. Эта пр
остейшая игра так и называлась «мелькание пальцев
». Очень популярна была и игра «голова — корабль»:
надо было угадать, какой стороной упадет подброше
нная вверх монета. Играли также в чет и нечет, подб
расывая некоторое количество орехов, камешков или
игральных костей.
Гораздо меньше мы знаем об игре «двенадцать
линий». Играли на деревянной или каменной доске,
расчерченной на 12 квадратов или при помощи 12 ли
ний. Правила игры нам не известны; на сохранивших
ся досках можно обнаружить всегда по шесть шестиб
уквенных слов; на одной каменной плите из Остии на
йдены два столбца из трех строк каждый, в каждой ст
роке шесть раз повторяется одна и та же буква: возм
ожно, что эта плита помогала обучать игре начинаю
щих.
Знали римляне и игру, похожую на шашки: на бол
ьшой доске двое партнеров передвигали по определ
енным правилам игральные камешки, кости или фигу
рки, называвшиеся «латрункули» — наемные воины.
Существовало, по всей видимости, множество вариа
нтов этой игры, хотя подробностей мы, к сожалению,
не знаем.
В кости римляне играли так же, как и греки, опред
еляя победителя по числу очков, выпавших при брос
ании костей. Сама игральная кость могла быть мале
ньким кубиком или шестигранником с углублениями
на гранях. Самый неудачный бросок римляне называ
ли «собакой», как и жители Эллады, самый лучший
— «Венерой». Азартная игра в кости была в принцип
е запрещена в течение всего года за исключением п
раздника Сатурналий. Однако запреты эти нарушали
сь, и нарушали их как раз те, кто их вводил, особенно
в эпоху империи. Об этом язвительно писал Юве- на
л:
. . . Здесь мы легко извиняем богатство, лишь бедны
м Стыдно и в кости играть, и похабничать стыдно, ког
да же Этим займется богач, — прослывет и веселым,
и ловким.
Ювенал. Сатиры, XI, 176-178 Как бы то ни бы
ло, римляне продолжали увлекаться азартными игра
ми, теряя подчас целые состояния. Из видных полит
ических деятелей Рима в кости любили играть Публи
й Муций Сцевола, Катон Старший Цензор, Катон Мла
дший Утический, Сципион Африканский Младший, К
атилина, Цезарь, Помпей и многие другие. Для римск
их императоров игра в кости была постоянным развл
ечением, давала отдых от нелегких государственных
дел и не менее сложных и запутанных — семейных.
Играли Октавиан Август, Тиберий, Калигула. Замеча
тельным игроком был, насколько можно судить, импе
ратор
Клавдий: по свидетельству Светония, «играл он и в п
оездках, приспособив доску к коляске так, чтобы кост
и не смешивались». Он даже написал целую книгу —
руководство по игре в кости (Светоний. Божественн
ый Клавдий, 33). С ранней юности увлекались игрой
в кости также Нерон, Вителлий, Веспасиан, Домициа
н и их преемники. Есть немало сведений и о писател
ях римских, охотно забавлявшихся таким образом.
Во всякой азартной игре нередки были мошенни
чества, обман. Если сегодня встречаются фальшивы
е карты, то в древности приходилось опасаться фаль
шивых костей: их изготовляли так, чтобы они были тя
желее с одной стороны, т. е. можно было предвидеть
, какой гранью вверх они упадут. Бесчестным и ковар
ным в игре, как и во многих других областях повседн
евной жизни, проявил себя, например, император Ка
лигула: «Даже из игры в кости не гнушался он извлек
ать прибыль, пускаясь и на плутовство, и на ложные
клятвы» (Светоний. Гай Калигула, 41).
Борьба властей против азартных игр то и дело во
зобновлялась. Наказания были предусмотрены и для
игроков, и для тех, кто бился об заклад и тем самым
втягивал в игру других, и, наконец, для держателей в
сякого рода притонов, владельцев гостиниц и тракти
ров, отводивших особые комнаты для азартных игрок
ов. Однако, как уже сказано, эта борьба приносила м
ало результатов, ведь против азартных игр воевал, н
апример, Октавиан Август, который сам был страстн
ым игроком, предаваясь любимому занятию открыто
и тогда, когда для всех прочих римлян игра в кости б
ыла по его же приказу запрещена. Рассказывая свое
му пасынку Тиберию об одном проведенном дне, Авг
уст собственноручно писал: «Играли так, что доска н
е остывала». Как сообщает Светоний, однажды прин
цепс проиграл в кости целых 20 тыс. сестерциев
(Светоний. Божественный Август, 71).
Не было недостатка в Риме и других городах в тр
актирах и пивных, где можно было посидеть и побесе
довать за вином, иногда даже подогретым, или иным
подкрепляющим напитком. Трактиры подразделялис
ь на различные категории: в заведениях низшего раз
ряда были скамьи, вделанные в стены, в трактирах ж
е «для гостей получше» стояли стулья или мраморн
ые ложа, и эти различия бесспорно сказывались и пр
и расчетах. Заведения такого рода держали главным
образом вольноотпущенники, которые подчас нажив
али этим путем немалое состояние. Трактиры, пивны
е, харчевни были открыты с утра и почти до утра сле
дующего дня. Издали зазывали туда красочные выве
ски, которыми часто служили какие-нибудь эмблемы
с соответствующим девизом. Так, у дверей одной из
пивных в Помпеях был нарисован слон, что подтвер
ждала надпись: «Ситий вернул силы слону». Именно
в таких трактирах и пивных существовали особые ко
мнаты для азартных игр. В эпоху империи власти не
раз пытались ликвидировать сомнительные заведен
ия — отчасти борясь против разорительных и безнра
вственных игр, но еще больше опасаясь возникновен
ия там чего-то вроде политических клубов оппозиции
, где могли бы вызревать заговоры против верховног
о правителя и готовиться покушения на его особу.
Поддерживая торговые и иные связи со многими
далекими странами и народами, римляне охотно зна
комились со всевозможными редкостями и новинкам
и, привозимыми оттуда. Специальных музеев, выста
вок в современном значении этих понятий в Риме не
было: произведения искусства, статуи, памятники ок
ружали древних повсюду. Римляне жили с ними рядо
м, привязывались к ним и энергично противились лю
бым попыткам перенести, например, какое-нибудь и
зваяние на новое место. Впрочем, время от времени
в городе появлялась какая-либо новинка, и множеств
о людей сходилось, чтобы взглянуть на нее. Это мог
ли быть редкие, прежде не известные здесь образцы
растений; могли быть и экзотические дикие звери; эт
о, наконец, могли быть и люди — с непривычным цве
том кожи, строением тела, странными, причудливым
и чертами лица.
С редкими, вызывавшими любопытство породам
и деревьев и кустарников римляне чаще всего знако
мились тогда, когда из победоносного похода триум
фально возвращался в город какой- нибудь полковод
ец. Согласно Плинию Старшему (Естественная исто
рия, XII, 111), во время своего триумфа Помпей Вели
кий показал римлянам образцы черного эбенового д
ерева, а император Веспасиан, вернувшись из Иудеи
, привез с собой как новинку бальзамовый куст.
Еще большей приманкой для зрителей были, как
и сегодня, дикие звери. С ними римляне также знако
мились постепенно, по мере расширения сферы сво
их завоевательных походов и торговых экспедиций.
Зверей в Рим привозили все больше, потребность в
них росла, ведь бои гладиаторов с дикими животным
и уже стали любимым развлечением для жителей Ве
чного города. Бывали и другие поводы: так, со слона
ми римляне встретились впервые во время войны с
Пирром, царем Эпира, в 280 г. до н. э. Других зверей
в первый раз показали римлянам в театре или амфит
еатре, устраивая публичные зрелища. При Ок- тавиа
не Августе любое экзотическое животное, только что
привезенное в Рим, сразу же выставляли на всеобщ
ее обозрение. Например, носорога можно было увид
еть на Форуме близ Септы Юлия, тигра — на сцене т
еатра, а змею длиной в 50 локтей, т. е. около 20 м, —
на комиции. Показывали также зверей дрессированн
ых: в дрессуре животных римляне достигли уже боль
ших успехов, поскольку известно, что звери умели да
же ходить по канату.
На всеобщее обозрение выставлялись не только
живые звери, но и скелеты и отдельные кости, необы
чные по своим размерам и вызывавшие в памяти др
евние мифы. В 58 г. до н. э. Марк Эмилий Скавр дост
авил из Иудеи в Рим скелет некоего морского чудови
ща: традиция утверждала, что это были останки того
самого дракона, которому должны были выдать на с
ъедение Андромеду! Обеспеченное такой рекламой
зрелище, естественно, вызвало к себе огромный инт
ерес. В правление Александра Севера в театре был
выставлен скелет кита. С удивлением рассматривал
и римляне также невиданных прежде крокодилов и б
егемота. Однако все эти показы служили лишь для т
ого, чтобы удовлетворить любопытство зевак; для це
лей научных, исследовательских все эти находки не
привлекались. В этой связи стоит отметить тот, в су
щности, исследовательский интерес, который Тибер
ий проявил к одному из раритетов, присланных ему и
з Малой Азии: это был зуб неизвестного существа; д
лина его достигала 30 см; он был обнаружен среди д
ругих огромных костей в некоей расщелине после кр
упного землетрясения 17 г. н. э. Люди, желавшие уго
дить своим подарком правителю, готовы были отосл
ать в Рим все, что было найдено, но Тиберий, не жел
ая нарушать покой останков неведомого гиганта, рас
порядился, напротив, возвратить зуб назад и положи
ть на то место, где его обнаружили. Заслуживает вме
сте с тем внимания тот факт, что перед отправкой зу
ба из Рима Тиберий вызвал математика Пульхра, да
бы тот рассчитал по величине зуба размеры той голо
вы, к которой этот зуб мог относиться.
То, что каждая новинка, редкость вызывала всео
бщее любопытство, — естественно и понятно и даже
весьма полезно, ибо будоражила пытливую мысль уч
еных, знатоков природы. Неприятным явлением был
о, однако, страстное желание сотен римлян поглазет
ь на физические уродства, на людей увечных, калек,
обделенных судьбой. А ведь и такие «подарки» прис
ылали правителям Рима: так, Августу привезли из Ин
дии человека без рук, а императору Нерону поднесл
и в дар ребенка нормальных размеров и телосложен
ия, но с четырьмя головами. Римский плебс охотно х
одил смотреть на необычайно высоких людей и, нао
борот, на карликов — как и в столетия более поздние
, в древности маленьких человечков держали в дома
х ради развлечения и даже показывали их публично.
Так, Август вывел на сцену театра мальчика из хоро
шей семьи в Ликии, который, уже став подростком, и
мел рост около 60 см и весил не более 5,6 кг, но, нес
мотря на такой ничтожно малый рост и вес, отличалс
я громким, звучным голосом. Зато Тиберий получил
в подарок от парфянского царя Артабана III некоего
еврея по имени Элеазар — рост его доходил почти д
о трех метров. Такого же необычайно высокого чело
века привезли императору Клавдию из Аравии неско
лько лет спустя. Такие физиологические аномалии с
лучаются и в наши дни, но их откровенное публичное
созерцание представлялось бы нашим современник
ам величайшей бестактностью; римляне, по всей вид
имости, имели об этом иное понятие.
Существовали и другие сомнительные с сегодня
шней точки зрения обычаи. В Риме был рынок, где вс
який мог купить себе для забавы все, что было уродл
ивого и притом необычного: людей, родившихся без
рук или ног, одноглазых или трехглазых, с бесформе
нными головами, наконец, даже «сиамских близнецо
в» — с двумя головами, двумя туловищами, четырьм
я руками, но вполне нормальной нижней частью тела
. Там же, вероятно, сбывали с рук уродливых, родившихся с резко выраженными дефектами детей тех не
счастных матерей, про которых римляне говорили, ч
то та или иная из них произвела на свет «обезьянку»
или «младенца с песьей головой».
Сохраняли и выставляли напоказ даже тела уме
рших людей, отличавшихся очень высоким ростом и
ли телосложением, какого не бывает у человека нор
мального. В эпоху принципата Августа в садах Салл
юстия в Риме можно было видеть тела супружеской
пары великанов; известны
и их имена: Пузион и Секундилла.
Плиний Старший пишет, что сам наблюдал одна
жды сохраненные и выставленные таким образом те
ла карликов. Мы знаем, что у древних были разные с
пособы консервации мертвых тел, поэтому когда в Р
им при Клавдии отправили некое неведомое существ
о, называвшееся «гип- покентавр», но по дороге, в Ег
ипте, оно погибло, тело его законсервировали в мед
е и в таком виде привезли в конце концов в столицу и
мперии, где и выставили в императорском дворце. Т
очно так же два века спустя некоего гиппокентавра п
рислали из Антиохии в Рим законсервированным в с
оли, дабы император Константин мог на него подиви
ться.
Но даже такие зрелища, такие «выставки» не спо
собны были насытить тягу римлян к интересному и р
азвлекательному; особенно это касалось, конечно ж
е, людей ученых, интеллектуалов, литераторов, кото
рых не так уж привлекали к себе скелеты крокодилов
или живые карлики. Время, свободное от повседневн
ых обязанностей, они проводили за чтением, литера
турным трудом или просто отдыхая в тиши своих пом
естий. Интерес к бурной интеллектуальной жизни, к п
убличным чтениям, дискуссиям пробудили у римлян
греческие философы и грамматики, десятками перес
елявшиеся в Италию, и прежде всего в Рим, начиная
с середины II в. до н. э. В 167 г. до н. э. перед узким к
ругом слушателей выступил Кратет с острова Сицил
ия, а еще 12 лет спустя прибыл в Рим философ-плат
оник Карнеад из Кирены вместе со стоиком Диогеном
и перипатетиком Критолаем, которые были посланы
жителями Афин по делам государства. Они не огран
ичились исполнением возложенных на них поручени
й, но провели также публичные философские диспут
ы, собравшие множество слушателей; даже молодеж
ь отказалась от состязаний на Марсовом поле ради т
ого, чтобы познакомиться с новыми учениями. Эти н
евиданные прежде явления в общественной жизни Р
има серьезно обеспокоили сенат, и все греческие фи
лософы и риторы были высланы из города: в греческ
их и восточных влияниях римская знать увидела опа
сность для традиционного уклада римского обществ
а.
Представители греческой культуры оказали несо
мненное влияние на развитие литературы и науки в
Риме, они же и положили начало литературной крити
ке. Подробнее о рецитациях — публичных чтениях, а
затем обсуждениях поэтических сочинений в Риме м
ы уже говорили, рассказывая о книгах и писательств
е. Со временем публичные встречи слушателей с по
этами стали неотъемлемой приметой культурного бы
та Римской империи. Встречи эти проходили в терма
х, в портиках, в библиотеке при храме Аполлона или
же в частных домах. Устраивали их главным образом
в те месяцы, когда было много праздничных дней, св
язанных со зрелищами: в апреле, июле или августе.
Позднее и ораторы стали выступать с речами перед
публикой. Многими сведениями о рецитациях мы обя
заны Плинию Младшему и его переписке.
Так, на приглашение своего знакомого Туллия Це
реала выступить с одной из своих судебных речей «п
еред многочисленным дружеским собранием» Плини
й отвечает согласием, хотя и не скрывает своих сомн
ений: судебные речи, читаемые вслух вне зала суда,
теряют убедительность, в которой и состоит их главн
ое достоинство. В зале суда «оратора воодушевляют
и собрание судей, и знаменитые адвокаты, и ожидан
ие исхода, и славное имя не одного актера, и участье
слушателей в судьбе сторон. Прибавь жесты говоря
щего, его манеру войти, ходить взад и вперед — эту
живость движений, соответствующую каждому волне
нию души. Поэтому те, кто говорит сидя, делают уже
тем, что они сидят, свою речь слабее и незначительн
ее. . . Глаза и руки, так помогающие оратору, читающ
ему не окажут никакой помощи. Не удивительно, есл
и слушатели, не прельщаемые ничем внешним и нич
ем не задетые, засыпают» (Письма Плиния Младшег
о, 11,19).
Со временем, однако, Плиний изменил свое мнен
ие о речах, читаемых публично, и теперь уже ему са
мому приходилось оправдывать свое поведение. «У
каждого есть свое основание для публичных чтений,
— пишет он некоему Цецилию Целеру, — о своем я т
ебе уже часто говорил: я хочу, чтобы мне указали на
то, что от меня ускользает, а кое-что ведь, конечно, у
скользает. Тем удивительнее для меня, что, по твоим
словам, некоторые упрекают меня в том, что я вообщ
е читаю свои речи... Я охотно осведомился бы у них,
почему они допускают — если только допускают — в
озможность чтения исторического произведение, кот
орое составляется не для того, чтобы блеснуть красн
оречием, а чтобы с достоверностью изложить истинн
ые происшествия; трагедии, которая требует не ауди
тории, а сцены и актеров; лирики, для которой нужен
не чтец, а хор и лира. Чтение всего этого вошло уже,
однако, в обычай. Следует ли винить того, кто полож
ил этому начало? Кое-кто из наших и греки имели об
ыкновение читать и свои речи». Далее Плиний подро
бно описывает свои мотивы, исходя из которых он сч
итает возможным выступать публично: всякому авто
ру необходима критика, чтобы вносить исправления,
совершенствоваться в своем искусстве, учиться прео
долевать волнение. «Исправляет уже самая мысль о
предстоящем чтении; исправляет самый вход в ауди
торию; исправляет то, что мы бледнеем, трепещем, о
глядываемся». Волнение, робость, даже страх обост
ряют критическое внимание автора к самому себе, к
своему творению. Предпочитая обращаться со свои
ми речами к знатокам, Плиний вполне понимает и тех
, кто относится с уважением и к мнению простых, неу
ченых слушателей. «Толпа от самой многочисленнос
ти своей приобретает некий большой коллективный з
дравый смысл, и те, у кого по отдельности рассудка
мало, оказавшись вместе, имеют его в изобилии». Су
д слушателей — вот то, что необходимо любому писа
телю, историку или оратору (Там же, VII, 17).
После смерти императора Домициана римское о
бщество вздохнуло свободнее, и в этой атмосфере д
олгожданного облегчения вновь возрос интерес к ре
цитациям, к встречам с известными литераторами на
публичных чтениях. Мы помним, что, по мнению того
же Плиния Младшего, такое внезапное половодье ре
цитации приобрело вскоре уже чрезмерные, нежелат
ельно широкие масштабы. Это, с одной стороны, гро
зило ростом дилетантизма, ведь даже плохие, незна
чительные сочинители старались повсюду отыскать
себе слушателей. С другой стороны, слишком часты
е публичные чтения ослабляли общий интерес к лит
ературе: люди собирались все с меньшей охотой, да
и то лишь затем, чтобы поглазеть на знаменитого ав
тора, а не для того, чтобы вникнуть в его текст. Для х
орошего, талантливого литератора, ожидавшего, что
его произведение вызовет интерес, обсуждение, даж
е полезную критику, безразличие и вялость слушате
лей оказывались жестоким, унизительным ударом. «
Поэтому, — признает в это время Плиний Младший,
— особого одобрения и признания заслуживают те п
исатели, которым не мешает работать пренебрежите
льное равнодушие слушателей» (Там же, I, 13).
И все же сам Плиний продолжал иногда выступат
ь с чтением своих произведений, и, как можно заклю
чить из его письма к Кальпурнии Гиспулле (см. там ж
е, IV, 19), зачастую такие рецитации происходили в е
го же доме, причем его жена страстно любила, когда
Плиний читал вслух свои сочинения, и, сидя за занав
еской, жадно ловила все похвалы, которыми награжд
али ее мужа благодарные слушатели. Далеко не каж
дый хороший поэт или оратор умел читать перед пуб
ликой собственные произведения. Сам Плиний счита
лся неплохим чтецом, но свои стихи он, по общему м
нению, читал неудачно. Поэтому он в письме совету
ется со Светонием, своим давним приятелем и также
известным писателем, не лучше ли ему, Плинию, пор
учить чтение своих стихов в кругу близких друзей нек
оему вольноотпущеннику. Тот, по крайней мере, «бу
дет читать лучше, чем я, если только не будет волно
ваться» перед лицом многочисленных слушателей.
Правда, Плиний не может решить, что же ему самом
у делать во время такого чтения: «. . . сидеть ли мне
пригвожденным, немым и безучастным или, как неко
торые, подчеркивать то, что он будет декламировать
, — шепотом, глазами, рукой» (Там же, IX, 34).
Рецитация речи или стихов затягивалась подчас
на несколько дней. Свою книгу стихов, не сохранивш
уюся до наших дней, Плиний прочел за два раза: «М
еня вынудило к этому одобрение слушателей» (Там
же, VIII, 21). Еще удачнее прошло чтение написанног
о Плинием в 100 г. н. э. благодарственного панегирик
а императору Траяну. Автор из скромности решил ог
раничиться узким кругом друзей в домашней обстано
вке: «Я не рассылал письменных приглашений, а пр
иглашал лично с оговорками: "если тебе удобно", "ес
ли ты совсем свободен" (в Риме никто и никогда не б
ывает совсем свободен, а слушать рецитацию всегд
а неудобно). Мне доставило большое удовольствие,
что, несмотря на это и вдобавок при отвратительной
погоде, у меня собирались два дня, а когда я по скро
мности захотел прекратить рецитацию, то от меня по
требовали добавить еще третий день. Мне оказана э
та честь или литературе? Я предпочел бы, чтобы лит
ературе, которая почти совсем замерла и только нач
инает оживать» (Там же, III, 18).
Подобный обычай, или мода, утвердились и при
императорском дворе. Хорошо известна страсть, под
час даже болезненная, императора Нерона к публич
ным выступлениям со своими стихами. Но и его пред
шественник Клавдий, хотя и не имел таких способнос
тей, все же не раз пытался читать свои книги перед м
ногочисленной аудиторией. Впрочем, первое его выс
тупление прошло не совсем удачно, но отнюдь не по
его вине. «Дело в том, — рассказывает Свето- ний,
— что в начале чтения вдруг подломились несколько
сидений под каким-то толстяком, вызвав общий хохо
т». Затем шум унялся, Клавдий продолжал читать, но
то и дело останавливался, вспоминал о случившемс
я «и не мог удержаться от хихиканья» (Светоний. Б
ожественный Клавдий, 41).
Добавим, что Плиний, отчасти предвидя подобны
е случаи, настойчиво советовал рецитато- рам по во
зможности тщательно отбирать слушателей, дабы из
бегать бестактностей с их стороны и всяких иных нел
овких ситуаций, которые могут испортить слушателя
м все настроение. В связи с этим он приводит одну з
абавную, но для литератора-чтеца весьма досадную
историю: как-то раз элегический поэт Пассен Павел с
озвал к себе друзей, чтобы прочесть им свои стихи. К
огда гости собрались, рецитатор, как это было приня
то, обратился к самому уважаемому из них — своему
другу, видному юристу Яво- лену Приску, с вежливы
м предложением разрешить начать чтение произнес
я обычную формулу: «Приск, прикажешь... » На это ю
рист в рассеянности ответил: «Я ничего не приказыв
аю». Среди присутствующих поднялся хохот, полили
сь нескончаемые шутки и т. п. Приподнятое настроен
ие слушателей, готовых внимать высокой поэзии, со
шло на нет. Плиний пишет: «Обмолвка Яволена При
ска несколько расхолодила аудиторию. Те, кто озабо
чен своей репутацией, должны не только сами быть
в здравом уме, но и приглашать здоровых» (Письма
Плиния Младшего, VI, 15).
Нет необходимости говорить здесь подробно о т
аком подлинном бедствии для образованных людей,
знатоков литературы в Риме, как назойливые поэты
— дилетанты и графоманы, которые где только могл
и одолевали невольных слушателей своими стихами
, преследуя знакомых даже на пирах и во время купа
ний в термах. Всех этих виршеплетов, бездарных, но
навязчивых, едко высмеял, как мы помним, Марциал
в своих эпиграммах на Лигурина (Эпиграммы, III, 44
и III, 50).
Постепенно обычай публичных литературных со
браний отмирал. Слушание и обсуждение новых соч
инений все чаще происходили в узком кругу избранн
ых ценителей поэзии или философии. Дольше, возм
ожно, сохранялись рецитации литературных произве
дений или отрывков из них в книжных лавках, где так
ие чтения исполняли роль торговой рекламы.
Как отдыхали римляне не от ежедневных забот и
занятий, а тогда, когда преклонный возраст вынужда
л их обратиться от трудов к заслуженному покою? Ка
к проводил время пожилой римлянин, у которого на с
тарости лет оказалось много досуга? Об этом мы так
же узнаем из переписки Плиния Младшего, из его пи
сьма к своему другу и земляку Кальвизию Руфу, где
речь идет о строгой, размеренной жизни бывшего ко
нсула и полководца Спуринны, наслаждавшегося в т
е годы спокойной старостью:
«Не знаю, проводил ли я когда-нибудь время при
ятнее, чем недавно у Спуринны. Вот кто был бы мне
образцом в старости, доживи я до нее! (. . . ) Утром о
н остается в постели, во втором часу (около 7 или 8 ч
асов по нашему времени. — Прим. пер.) требует ба
шмаки и совершает пешком прогулку в три мили; и те
ло, и душа после нее бодрее. Если с ним друзья, то з
авязывается беседа о предметах высоких; если нико
го нет, то ему читают вслух, читают и в присутствии д
рузей, если их это чтение не тяготит. Затем он усажи
вается; опять книга и беседа, которая содержательне
е книги; потом садится в повозку, берет с собой жену
... или кого-либо из друзей... Как прекрасна, как сладо
стна эта беседа с глазу на глаз! Сколько в ней от доб
рого старого времени! О каких событиях, о каких люд
ях ты услышишь! Какими наставлениями проникнешь
ся! Хотя он по скромности и поставил себе правилом
не выступать в роли наставника.
Проехав семь миль, он опять проходит пешком м
илю, опять садится или уходит к себе в комнату писа
ть. (...) Когда наступает час бани (зимой это девятый,
летом восьмой), он, если нет ветра, ходит на солнце
обнаженным, затем долго с увлечением гоняется за
мячом: он борется со старостью и таким упражнение
м. Вымывшись, он ложится ненадолго перед едой и с
лушает чтение какой-нибудь легкой и приятной вещи
. В течение всего этого времени друзья его вольны и
ли делить досуг с ним, или заниматься чем им угодно
.
Подается обед, изысканный и в то же время умер
енный, на чистом старинном серебре... Часто обед д
елают еще приятнее разыгранные комические сценк
и; вкусная еда приправлена литературой. Обед захв
атывает часть ночи даже летом и никому не кажется
долгим: так непринужденно и весело за столом. И во
т следствие такой жизни: после семидесяти семи лет
ни зрение, ни слух у него не ослабели, он жив и подв
ижен; от старости у него только рассудительность.
Такую жизнь предвкушаю я в желаниях и раздум
ьях, в нее жадно войду, как только возраст позволит
пробить отбой. А пока меня изводит тысяча дел, и то
т же Спуринна мне утешение и пример. Он, пока этог
о требовал долг, исполнял поручения, нес магистрат
уры, управлял провинциями и долгим трудом заслуж
ил этот отдых» (Письма Плиния Младшего, III, 1).
ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЩАНИЕ В
ГРЕЦИИ
Разум бессмертен, а остальное см
ертно.
Пифагор // Диоген Лаэртский.
О жизни, учениях и изречениях зна
менитых философов, VIII, 30
Почему человек умирает? И что происходит потом?
Что скрывается за гранью, отделяющей мир живых о
т мира умерших, если этот последний действительно
существует? Эти и подобные им вопросы издавна тр
евожили философов, богословов, биологов. В филос
офии каждая школа на свой лад пыталась разрешить
проблему смерти, наставляя человека, как ему следу
ет поступать в минуту, когда умирает кто-либо из его
близких или когда умирает он сам. Все, однако, сход
ились на том, что смерть неизбежна и что она окутан
а тайной. Подробное изложение всех высказываний
античных мыслителей на эту тему составило бы цел
ый том. Повседневная же практика погребальных об
рядов была целиком подчинена традиционным веров
аниям греков и римлян, ведь всем философским тео
риям предшествовали анимизм, вера в существован
ие души, смертной или бессмертной, покидающей те
ло в момент кончины и блуждающей затем в царстве
мертвых бесплотной тенью, подобием своей земной
оболочки.
Понадобились столетия, чтобы философы, склон
ные к материалистическому видению мира, взглянул
и на смерть иначе. «Привыкай думать, — пишет Эпик
ур, — что смерть для нас — ничто: ведь все и хорош
ее, и дурное заключается в ощущении, а смерть есть
лишение ощущений... Самое ужасное из зол, смерть,
не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, т
о смерти еще нет, а когда смерть наступает, то уже н
ет нас» (Там же, X, 124-125). Еще дальше в своем пр
енебрежении смертью и связанными с ней тогдашни
ми человеческими условностями пошли киники: на в
опрос, является ли смерть злом, Диоген отвечал: «Ка
к же может она быть злом, если мы не ощущаем ее п
рисутствия?» Мало заботился он и о судьбе своего т
ела после кончины, говоря, что его похоронит тот, ко
му понадобится его жилище. По одной из версий, Ди
оген, умирая, «приказал оставить тело свое без погр
ебения, чтобы оно стало добычей зверей, или же сбр
осить в канаву и лишь слегка присыпать песком» (Та
м же, VI, 52; 68; 79).
Лодка Харона и душа женщины
И все же большинство древних эллинов, какими бы н
и были их воззрения на жизнь и смерть, соблюдали о
бщепринятые ритуалы, погребальные обряды, в кото
рых многое определяли имущественное и социально
е положение умершего и его семьи. Философские взг
ляды менялись, обряды же сохранялись веками и как
выражение глубокой скорби и памяти об ушедшем, и
как проявление традиционных верований, обязавших
семью покойного позаботиться о его посмертной уча
сти в царстве Плутона-Аида. Быть может, в приверж
енности обрядам сказывался и страх перед неизвест
ным, о чем говорит старец Кефал у Платона: «Когда
к кому-нибудь близко подходит смерть, на человека
находит страх и охватывает его раздумье о том, что
раньше и на ум ему не приходило. Сказания, переда
ваемые об Аиде, — а именно, что там он будет наказ
ан..., — переворачивают его душу» (Платон. Госуда
рство, I, 330 d). Нет сомнений, что такой страх, такая
неуверенность перед тем, что ждет человека за гроб
ом, часто пробуждались у тех, кто приходил прощать
ся с усопшим. И всем казалось, что лучше не вызыва
ть на себя и на него гнева богов, а снискать их благо
воление, совершая обряды, издавна установленные
предками.
Впрочем, сатирик Лукиан Самосатский, находясь
под влиянием философии Эпикура, отрицал веру в з
агробную жизнь и язвительно высмеивал тех, кто вер
ит в подземное царство мертвых и торопится принес
ти богатые жертвы Аиду-Плутону и его жене Персеф
оне- Прозерпине. «...Огромная толпа простых людей,
которых философы называют невеждами, поверила
Гомеру, Гесиоду и прочим слагателям басен, призна
ла законом их измышления, полагает, что существуе
т под землей некое место — глубокий Аид, что он вел
ик и обширен, и мраком покрыт, и солнца не видит, и
не знаю уже, как они думают, откуда берется там све
т, чтобы можно было все-таки разглядеть подробно в
се в нем находящееся. Царствует же над этой бездн
ой брат Зевса, прозванный Плутоном... Итак, по их сл
овам, Плутон и Персефона царствуют и высшую вла
сть имеют над всеми усопшими. Им помогает, разде
ляя с ними долг правления, целая толпа всяких Эрин
ний, Пеней и Страхов... Наместниками, правителями
и судьями поставлены двое: Минос и Радамант... Лю
дей добрых, справедливых, в добродетели проведш
их жизнь, когда их наберется значительное число, он
и отправляют как бы в колонию — на Елисейские пол
я, чтобы они там вели самую приятную жизнь. (. . . ) Л
юди же средней жизни... бродят по лугу, в бестелесн
ые обратившись тени, неосязаемые, как дым»
(Лукиан. О скорби, 2, 6-9).
Человек умирал, и его ждало подземное царство
мертвых. Бог Гермес брал за руку душу умершего и в
ел ее к реке или озеру Стикс, или Ахеронт. Перевозч
ик Харон переправлял на своей лодке на другой бере
г души усопших, попадавшие таким образом в царств
о теней. Харону полагалось заплатить за его услугу о
дин обол, и этот обол заранее вкладывали умершем
у в рот. О том, как происходило это последнее путеш
ествие, рассказывает в своей комедии «Лягушки» Ар
истофан: Дионис и его раб отправляются в царство А
ида, раб вынужден обежать подземное озеро кругом,
Диониса же Харон берет в свою лодку, перевозит на
другой берег и требует платы: «Возьми обол!» — отв
ечает Дионис (Аристофан. Лягушки, 67-68). Обычай
вкладывать умершему в рот монету очень древний и
входит в систему так называемого права мертвых, не
писаного, но традиционно соблюдавшегося и обязат
ельного для всех. Согласно менее распространенной
версии, этот обол первоначально предназначался не
для уплаты Харону за перевоз, а служил символом т
ой суммы денег, которая считалась необходимой пок
ойному в загробном царстве.
Миф о Хароне и оболе, который надо заплатить п
еревозчику, Лукиан комментирует на свой лад: люди,
вкладывая усопшему в рот обол, даже не задумываю
тся о том, какая именно монета имеет хождение в по
дземном царстве Аида — аттический ли обол, или ма
кедонский, или эгин- ский. Да и не лучше ли было бы
вообще не давать умершему никаких денег? Тогда Х
арон отказался бы перевезти его тень через Стикс и
тому ничего не оставалось бы, как вернуться в царст
во живых (Лукиан. О, скорби, 10). При этом сатирик
обходит молчанием традиционное представление: е
сли у души усопшего не окажется денег и Харон не з
ахочет взять ее в свою лодку, она обречена беспомо
щно блуждать по берегу подземной реки или озера, о
жидая, пока живые на земле не справят хотя бы симв
олическое погребение. Недаром одним из преступле
ний Сизифа, за которые он был осужден на вечные м
уки, было то, что он нарушил установленный богами
порядок и, наказав жене в момент кончины не устраи
вать ему похорон, сумел при помощи хитрости возвр
атиться из царства Аида на землю. Тогда Гермесу пр
ишлось явиться к нему и вновь отвести его в подземе
лье.
Принесение погребальных жертв
Греки веровали также, что у ворот царства мертвых с
идит на страже трехглавый пес Кербер, отличающий
ся весьма грозным нравом. По словам Лукиана, полн
ым иронии, пес этот приветлив к входящим и набрас
ывается только на тех, кто попытается сбежать из по
дземелья. Но греки не особенно рассчитывали на «п
риветливость» Кербера к приходящим душам и пото
му, чтобы умилостивить грозного пса, вкладывали в р
уку умершего медовую лепешку.
У греков были приняты две формы погребальног
о обряда: закапывание тела в землю или сожжение е
го на костре, после чего прах укладывали в урну, кот
орую либо закапывали, либо помещали в гробницу.
Лукиан упоминает о том, что сами церемонии, связан
ные с похоронами, — плач, причитания и т. п. — общ
и для всех народов: «Далее, при самом погребении,
происходит разделение в соответствии с племенным
и обычаями: эллин сжигает покойника, перс закапыв
ает в землю, индус прозрачной одевает оболочкой, с
киф пожирает... » (Там же, 21). Лукиан говорит здесь
о греках — своих современниках (II в. н. э.). Между те
м обычаи менялись: в крито- микенский период тела
умерших хоронили в земле. В эпосе Гомера павших г
ероев сжигают на погребальных кострах, но это мож
ет объясняться условиями войны, ведь греки находи
лись тогда на чужой земле, осаждая Трою. В дальне
йшем сосуществовали обе формы, а если не было во
зможности ни закопать труп, ни сжечь его, то для тог
о, чтобы душа умершего не блуждала неприкаянно, а
имела право войти в царство теней, достаточно был
о хотя бы символического погребения: тело просто з
абрасывали землей. Так, Антигона у Софокла была п
ризнана виновной в том, что вопреки запрету царя Кр
еонта «похоронила брата»; между тем она совершил
а лишь символическое погребение, «сухой посыпав п
ылью по обряду» (Софокл. Антигона, 252-254).
С давних пор принято было оставлять умершему
все, что ему было дорого или в чем он мог нуждаться
в загробной жизни: мужчинам клали в гроб оружие, ж
енщинам — драгоценные украшения. Убивали и жив
отных: коней, собак, а в эпоху, описанную Гомером,
—даже людей. Много веков спустя обличитель Лукиа
н дает волю негодованию: «Ведь сколько было люде
й, которые и коней, и наложниц, а иные даже виноче
рпиев закалывали на похоронах, одежды и другие ук
рашения сжигали или зарывали вместе с покойникам
и, как будто мертвые смогут воспользоваться и насл
адиться всем этим» (Лукиан. О скорби,
14).
Однако тысячей лет раньше к погребальным обр
ядам, как и ко многому другому, эллины относились о
чень серьезно, совершая завещанный предками риту
ал со всей тщательностью. О том, как это происходи
ло, мы узнаем благодаря Гомеру, который в «Илиаде
» подробно рассказывает о погребении Патрокла, др
уга Ахилла.
Приготовления начинались с того, что греки по о
бычаю того времени складывали большой погребаль
ный костер:
«Ты, владыка мужей, повели, Агамемнон
, заутра Леса к костру навозить и на бер
еге
все уготовить, Что мертвецу под
обает, сходящему в мрачные сени».
Страшную леса громаду сложив на
брегу Геллеспонта, Там аргивян
е остались и сели кругом.
Ахиллес же Дал повеленье свои
м мирмидонянам
бранолюбивым Медью скорей пр
епоясаться всем и
коней в колесницы Впрячь; подн
ялися они и оружием
быстро покрылись; Все на свои к
олесницы взошли, и боец, и возница; На
чали шествие, спереди конные, пешие с
зади, Тучей; друзья посредине несли Ме
нетида Патрокла. . . К месту прише
дши, которое сам
Ахиллес им назначил, Одр опустили и б
ыстро костер наметали из леса. Думу ин
ую тогда Пелейон быстроногий замысли
л: Став при костре, у себя он обрезал
русые кудри... . . . И, обрезавши
волосы, в руки любезному другу Сам по
ложил, и у всех он исторгнул
обильные слезы. . . . Лес навали
вши, Быстро сложили костер, в ширину
и
длину стоступенный; Сверху кос
тра положили мертвого,
скорбные сердцем; Множество т
учных овец и великих волов криворогих,
Подле костра заколов, обрядили; и
туком, от всех их Собранным, те
ло Патрокла покрыл
Ахиллес благодушный С ног до г
лавы; а кругом разбросал
обнаженные туши; Там же расст
авил он с медом и с светлым елеем кув
шины, Все их к одру прислонив; четырех
он
коней гордовыйных С страшною
силой поверг на костер,
глубоко стеная. Девять псов у ца
ря, при столе его
вскормленных, было; Двух и из н
их заколол и на сруб обезглавленных бр
осил; Бросил туда ж и двенадцать троя
нских юношей славных, Медью убив их;
жестокие в сердце дела замышлял он.
. . . И огонь загремел, пожиратель. Ветр
ы всю ночь волновали высоко
крутящеесь пламя, Шумно дыша
на костер; и всю ночь
Ахиллес быстроногий, Черпая ку
бком двудонным вино из сосуда златого,
Окрест костра возливал... Сруб угасили,
багряным вином поливая пространство
Все, где пламень ходил; и обрушился
пепел глубокий; Слезы лиющие,
друга любезного белые кости
В чашу златую собрали и туком двойным
обложили; Чашу под кущу внеся, пелено
ю тонкой покрыли; Кругом означили мест
о могилы и,
бросив основы Около сруба, пос
пешно насыпали
рыхлую землю. Свежий насыпав
курган, разошлися
они. Ахиллес же
Там народ удержал...
Гомер. Илиада, XXIII, 49-51, 127-258 Ахилл у
держал греков для того, чтобы почтить память павше
го героя пышными состязаниями: конными ристания
ми, борьбой, кулачными боями, метанием копья и ди
ска, стрельбой из лука. Победителям Ахилл предназ
начил ценные награды: дорогой медный треножник,
прекрасный кованый котел, искусно выполненные др
агоценные блюда, мечи и доспехи, золотые слитки, а
также невольниц, прекрасных собою и умелых рукод
ельниц. Из этих состязаний во время погребальных т
оржеств родились позднее знаменитые
греческие спортивные игры.
В классическую эпоху погребальные обряды так
же строго соблюдались, но формы их претерпели не
которые изменения: пышных, дорогостоящих состяза
ний не устраивали, но приглашение певцов, плакаль
щиц, умащения и благовония, вино тоже обходились
недешево. Случалось, что денег, оставленных людь
ми известными, заслуженными, но не скопившими бо
гатств, едва хватало на покрытие всех расходов на и
х похороны: именно так произошло с Аристидом — о
н был беден, и афиняне похоронили его на государст
венный счет (Плутарх. Сравнительные жизнеописа
ния. Аристид, XXVII). В некоторых греческих полисах
— в Афинах, Митилене, Сиракузах и даже в Спарте,
славившейся скромной простотой быта и нравов ее
жителей, — принимались специальные законы, приз
ванные ограничить издержки граждан на погребальн
ые обряды.
Независимо от того, хоронили ли тело в землю и
ли сжигали на костре, действия близких умершего в
первые часы после его кончины также предопределя
лись обычаем: кто-либо из ближайших родственнико
в закрывал усопшему глаза, вкладывал ему в рот мо
нету, куском ткани накрывал ему голову. Затем женщ
инам предстояло обмыть тело, умастить его благово
нным елеем. Лукиан и этот обычай сопровождает язв
ительным замечанием: обмывают покойника, как бу
дто в подземном царстве мало воды для омовений; у
бирают цветами, обряжают в роскошные одежды —
очевидно, чтобы по дороге к Аиду душа умершего не
озябла и чтобы Кербер не набросился на него нагого
(Лукиан. О скорби, 11).
Обмыв тело и убрав траурное ложе миртом и вин
оградом, открывали доступ к телу всем, кто желал с н
им проститься. Семья, друзья и знакомые собиралис
ь у ложа умершего и оплакивали его; при этом наним
али плакальщиц, флейтистов и певцов, провожавших
покойного причитаниями и скорбными элегиями. «Вс
лед за этим, — пишет далее Лукиан, — начинаются п
ричитания и вой женщин, и слезы всеобщие, и биени
е себя в грудь, и волос терзание, и щек кровью обагр
ение. Иной раз одежды раздирают и прахом головы п
осыпают, и живые являют вид более жалкий, чем сам
умерший: они нередко валяются по земле, головами
бьются о землю, — а тот умерший, нарядный и краси
вый, венками свыше всякой меры увенчанный, покои
тся высоко и над всеми возносится, будто на торжест
венное шествие снарядившись» (Там же, 12). После
соприкосновения с умершим человек должен был со
вершить очищение, поэтому перед домом усопшего с
тавили большой сосуд с водой для всех, кто хотел пр
оститься с покойным и утешить его семью.
Собственно погребение происходило обычно на
следующий день. Тело выносили из дома, и торжеств
енной процессией все отправлялись либо на кладби
ще, либо к месту погребального костра. Вынос тела д
олжен был состояться еще до восхода солнца, дабы
видом траура не оскорбить лучезарного Аполлона —
Солнце.
В Афинах был обычай: в комнату, откуда только ч
то вынесли покойника, вплоть до ритуального очище
ния всего дома не имела права входить ни одна жен
щина моложе 60 лет, не считая ближайших кровных
родственников. Можно думать, что запрет этот был в
веден для того, чтобы душа умершего, выскользнув и
з тела, оставалась в кругу семьи, не покидая своей ко
мнаты. Так же истолковывают и другой обычай, по ко
торому сразу же за катафалком шли непременно сам
ые близкие родственники, — опять-таки душа, покину
вшая тело, находилась все это время среди своих. Т
ело несли на погребальных носилках друзья умершег
о или же везли его на повозке. Покойного клали в гро
б из кипарисового дерева — кипарис считался дерев
ом скорби, — или из глины, или даже высеченный из
камня. Туда ставили сосуды с вином и оливковым ма
слом, оружие или украшения, опасаясь отчасти, что в
противном случае усопший может вернуться на земл
ю и востребовать свое добро. За гробом длинной про
цессией шли родственники, друзья и знакомые, а так
же певцы и плакальщицы.
Оплакивание Мелеагра
Если тело предназначалось для погребального костр
а, то весь могильный инвентарь укладывали на косте
р рядом с телом, а после того, как пламя сделало сво
е дело, костер гасили, заливая его водой и вином (по
этому вина для похорон требовалось очень много). К
ости и пепел собирали в урну, керамическую или бро
нзовую, а затем вкладывали ее в гроб вместе с проч
ими предметами, полагавшимися усопшему. Малень
ких детей хоронили в глиняных амфорах или в сосуд
ах типа маленьких ванночек. Рядом с детьми клали к
укол, другие игрушки или вообще предметы, к котор
ым ребенок был особенно привязан.
Засыпав могилу землей или собрав кости и пепе
л в урну, все расходились, в последний раз прощаяс
ь с покойным и для этого трижды выкликая его имя.
Первыми уходили женщины, за ними мужчины. Дале
е в доме усопшего устраивали поминальную тризну,
куда гости приходили с венками на головах. Когда вс
е являлись, в честь покойного произносили похвальн
ые речи, стараясь говорить только правду, ибо ложь
в этой ситуации считалась делом недостойным. Пом
инками предписанные погребальные обряды наконе
ц завершались. Лукиан, как и следовало ожидать, не
пощадил и этот последний обычай:
«В заключение устраивается обед. Являются род
ственники и утешают родителей в кончине сына, и уг
оваривают откушать, причем. . . это принуждение и с
амим родителям не неприятно, так как они уже изгол
одались, три дня подряд проведя в воздержании. И в
от раздается: "Доколе же, дорогой, будем мы печали
ться? Дай покой душе блаженного усопшего. И если
даже ты решил беспрестанно оплакивать его, то и по
этому надлежит не оставаться без пищи, дабы хвати
ло сил на великую скорбь!" И вот тут-то — давай чит
ать, как всегда, два стиха из Гомера:
"Даже Ниоба кудрявая вспомнила в скор
би о хлебе" —
и еще:
"Не подобает ахейцам скорбеть по усоп
шем — желудком".
И родители решаются приняться за еду, сначала
стесняясь, боясь, что покажутся они... предающимис
я человеческим слабостям» (Там же, 24).
О прощальных речах над гробом известно очень
мало. Мы знаем, однако, как греческие полисы хорон
или своих героев, павших на поле брани, как выгляд
ели пышные государственные похороны и какие тор
жественные речи звучали над телами прославленны
х сограждан. Вот как описывает историк Фукидид пог
ребение афинских воинов, ставших первыми жертва
ми Пелопоннесской войны:
«Той же зимой афиняне совершили по обычаю п
редков от имени государства торжественную церемо
нию погребения воинов, павших в первый год войны.
Останки павших за три дня до погребения по обычаю
выставляются в разбитом для этого шатре, и всякий
приносит своему близкому дар, какой пожелает. При
погребении останки везут на повозках в кипарисовых
гробах... Несут еще одно покрытое ковром пустое ло
же для пропавших без вести, тела которых после бит
вы нельзя было найти и предать погребению. Любой
из граждан и иностранцев имеет право присоединить
ся к похоронной процессии. Участвуют в погребальн
ой церемонии также и женщины, оплакивая на могил
е своих близких. Павших погребают в государственн
ой гробнице, находящейся в красивейшем предмест
ье города. Здесь афиняне всегда хоронят погибших
в бою, за исключением только павших при Марафоне
, которым был воздвигнут могильный курган на само
м поле битвы как дань их величайшей доблести. Ког
да останки преданы земле, человек, занимающий в г
ороде, по всеобщему признанию, первенствующее п
оложение за свой высокий ум и выдающиеся заслуги
, произносит в честь павших подобающее похвально
е слово. Затем все расходятся. Так происходит у аф
инян торжественная церемония погребения»
(Фукидид. История, II, 34, 1-7).
Тогда, в 430 г. до н. э., на похоронах павших афи
нян надгробную речь произнес виднейший из гражда
н — стратег Перикл. Во вступлении он высказал свое
мнение о надгробных речах вообще: дело это почетн
ое, но неблагодарное, ведь трудно оратору найти сл
ова, достойные заслуг героев, павших за родину. Од
ни слушатели, хорошо знающие о том, как развивали
сь события, или даже участвовавшие в них, сочтут р
ечь оратора слишком слабой, ибо они ясно сознают
величие подвига погибших воинов. Другие, непричас
тные к событиям, напротив, могут подумать, будто за
слуги умерших слишком преувеличены. «Ведь люди
верят в истинность похвал, воздаваемых другим, ли
шь до такой степени, в какой они считают и себя спос
обными совершить подобные подвиги. А все, что свы
ше их возможностей, тотчас же вызывает зависть и н
едоверие». И все же надгробные речи издавна входя
т в ритуал погребения, установленный предками, и п
отому Перикл соглашается сказать похвальное слов
о павшим героям. При этом он восхваляет дедов и от
цов современных ему афинян, затем сам город, его г
осударственное устройство и обычаи («город наш —
школа всей Эллады»). Далее он говорит о доблести
погибших воинов и утешает их родных и близких (Та
м же, II, 35-46). Особенно показательно здесь то, что
Перикл как истинный сын классической Греции смел
о высказывает свое суждение об обычаях и обрядах,
принятых в обществе, и в то же время ставит закон и
традицию выше собственного мнения. По
хоронная процессия
Повсюду в Греции люди в период траура облекались
в черные или просто темные одежды, только в Аргос
е одевались в белое. В Афинах и в Аргосе траур дли
лся тридцать дней, в других полисах — меньше, а в
Спарте — всего лишь двенадцать. Но и после оконча
ния периода траура память умершего продолжали чт
ить, принося в положенные сроки и в дни поминовен
ия мертвых богатые жертвы богам. Жертвоприношен
ия совершали еще над гробом — на третий день пос
ле смерти, а затем после похорон — на девятый ден
ь. Кроме того, в годовщины рождения и смерти близк
ого человека на его могилу клали жертвенный пирог,
вино, мед, молоко, фрукты, а в некоторых городах-го
сударствах, к числу которых Афины не относились, п
риносили и кровавые жертвы, закалывая на могиле ж
ертвенных животных.
ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЩАНИЕ В
РИМЕ
Один умер в юности, другой в стар
ости, третий — в младенчестве, ед
ва успев увидеть жизнь; но все они
были одинаково смертны... Один у
гас за ужином, у другого сон переш
ел в смерть, третьего убило совоку
пленье. Сравни с ними пронзенны
х копьем, погибших от укуса змеи,
раздавленных обвалившейся кров
лей или тех, у кого долгое окостен
ение жил отнимало член за члено
м... Смерть у всех была смертью.
Нашли они ее по-разному, а кончи
ли все одним. Смерть не бывает б
ольшей или меньшей: для всех он
а — конец жизни.
Сенека. Нравственные письма к
Луцилию, LXVI, 42—43
Философская мысль греков проникает в Рим только
во II в. до н. э., чтобы в следующем столетии заметн
о обогатить римскую литературу, вдохновляя собой
и философскую поэму Лукреция Кара, и трактаты Ци
церона. Авторы, писавшие по-латыни, теперь также
стали уделять все больше внимания проблемам жиз
ни и смерти. До этого, да во многом и позже отношен
ие к смерти и связанные с этим обычаи определялис
ь местными — латинскими, этрусскими, затем и греч
ескими — традициями и верованиями.
Похоронная процессия
Первоначально, по всей видимости, в Италии, как и в
других средиземноморских странах, господствующей
формой погребального обряда было захоронение тр
упов в землю. Но уже в одном из древнейших римски
х памятников — в «Законах XII таблиц» (середина V в
. до н. э.) — упоминается и обычай закапывать тела у
мерших, и другой обычай — трупосожжение. В дальн
ейшем практиковались обе формы погребального об
ряда, но предпочтение римляне отдавали все же сож
жению умершего на костре. Ссылаясь на пример грек
ов, Цицерон утверждает, что и в Италии мертвых пон
ачалу хоронили в земле, по- матерински облекавшей
их своим покрывалом. «Мне лично кажется, — пишет
он, — что самым древним видом погребения был тот,
каким у Ксенофонта пользуется Кир: тело возвращаю
т земле, помещают и кладут его, как бы обволакивая
покровом матери. По такому же обряду, в могиле, ра
сположенной вблизи алтаря Родника был погребен н
аш царь Нума, а род Корнелиев, как известно, вплоть
до наших дней прибегает к такому виду захоронения
». После того как Сул- ла приказал разорить могилу с
воего противника Мария, он, боясь, как бы и с его ост
анками этого не случилось, велел сжечь свое тело (О
законах, II, 56-57).
Когда те, кто окружал умирающего, понимали, чт
о конец уже недалек, кто-либо из близких родственни
ков приникал губами ко рту умирающего, как бы прин
имая в себя его последнее дыхание. Остальные же и
з присутствовавших начинали громко оплакивать усо
пшего и причитать над ним, выкликая его имя, дабы,
как считалось, удержать отлетавшую душу. Тело укл
адывали на пол, чтобы умерший соприкоснулся с зе
млей, а Затем гасили огонь в домашнем очаге.
Римская жизнь всегда была, как известно, прониз
ана духом права, законности: все стороны жизни рег
улировались нормами права. Когда умирал римляни
н, его семья обязана была немедленно оповестить о
его смерти соответствующих должностных лиц, расп
олагавшихся при храме Либитины — богини смерти
и погребения (со временем ее стали отождествлять
с Прозерпиной, женой Плутона, владычицей подземн
ого царства). Заявляя в похоронное ведомство о св
оей утрате, родственники покойного выплачивали пр
и этом некоторую сумму денег в качестве «подати Ли
битине». Особый чиновник — либитина- рий вносил
имя скончавшегося в список умерших граждан и прин
имал заказ на организацию похорон. Услугами либит
инария пользовались только люди состоятельные, сп
особные за них заплатить, а стоили они дорого. Либи
тинарий присылал в дом покойного полликторов, зан
имавшихся всем, что полагалось по обряду: они обм
ывали тело, умащали его благовониями, одевали, ук
рашали голову усопшего венком из цветов. У либи- т
инария можно было нанять также плакальщиц, флей
тистов и людей, которые бы несли гроб до места его
последнего упокоения — к могиле, вырытой в земле,
или к погребальному костру.
Обмытое, одетое в тогу, соответствовавшую соц
иальному статусу покойного, тело укладывали затем
на катафалк. При этом не забывали и положить умер
шему в рот монету, чтобы было чем заплатить Харон
у. Обычай этот сохранялся в Риме и тогда, когда бол
ьшая часть общества уже скептически воспринимала
старые предания о подземном царстве Плутона-Аид
а, о реке Стикс, о перевозчике душ Хароне. В Риме II
в. н. э. традиционные верования вызывали чаще все
го иронические усмешки, и не только у сатирика Юве
нала:
Что преисподняя есть, существуют
какие-то маны, Шест Харона и че
рные жабы в пучине
стигийской, Что перевозит там че
лн столько тысяч людей через реку, — В это по
верят лишь дети, еще не платившие в б
анях.
Ювенал. Сатиры, III, 149-152
Ложе с телом усопшего или катафалк ставили в а
трии дома, изножьем к входной двери. Рядом зажига
ли масляные лампы или стояли рабы с горящими фа
келами. Поодаль — родственники, вольноотпущенни
ки, друзья и знакомые. Перед домом помещали ветв
и деревьев, посвященных подземным богам, — кипа
риса или сосны, и это служило знаком для прохожих,
что они идут мимо дома, где кто-то недавно скончалс
я. Те же, кто хотел войти и прикоснуться к покойному,
попрощаться с ним, должны были, как и в Греции, со
вершить ритуальное очищение.
Доступ к телу продолжался несколько дней, от тр
ех до семи. Погребение могло быть скромным и тихи
м, самым обычным, но когда хоронили лицо известно
е или кого-нибудь из богатой семьи, устраивали торж
ественное «объявленное погребение», на которое гл
ашатай созывал людей, оповещая жителей города о
дне погребения. Формула объявления была примерн
о такой: «Умер римский гражданин такой-то. Тем, ком
у это угодно, пора уже идти на похороны. Такого- то в
ыносят из дома».
Но помимо «обычного» и «объявленного» был е
ще третий вид погребения: когда хоронили бедняка.
Людей, не имевших денег, отправляли в последний п
уть без каких-либо церемоний, ночью, сразу же посл
е кончины. Впрочем, до III в. до н. э. выносить тело д
о восхода солнца, как это делалось и в Греции, были
обязаны все римляне без исключения. Если у семьи
усопшего не было средств на оплату места для погре
бения, труп просто бросали в общую яму или сжигал
и на общем костре вместе с другими. Иллюстрацией
к этому может служить одна из эпиграмм Марциала,
где описываются злоключения некоего чужеземца из
Галлии, оказавшегося в Риме в беспомощном полож
ении:
Некий лингонец, пройдя на дорогу
Фламиния с Текты, Позднею ноч
ью, когда шел на квартиру свою,
Палец большой подвернул на ноге и
вывихнул пятку, И во весь рост н
а земле он, растянувшись, лежал. Что б
ыло делать ему? Каким образом
двинуться галлу? С рослым хозя
ином был только
мальчишка-слуга, Да и тщедушн
ый такой, что с трудом
тащил и фонарик! Только нечаян
ный тут случай бедняге помог:
Нищего тело несли вчетвером клеймены
е мимо (Тысячу трупов таких к жалкой мо
гиле несут). С просьбой униженной к ним
обращается немощный спутник Труп без
дыханный скорей, где им
угодно, свалить. Ношу сменяют р
абы и, в носилки тесные тяжкий Груз зап
ихавши, несут, кверху высоко
подняв.
Марциал. Эпиграммы, VIII, 75
Похоронная процессия превращалась иногда бл
агодаря своей торжественности, пышному характеру
в яркое, красочное зрелище для зевак. Несмотря на
законы, ограничивавшие расходы граждан на совер
шение погребальных обрядов, многие тратили на по
хороны огромные суммы денег: одни — из любви к п
окойному, другие — из тщеславия.
Не случайно, как мы помним, первые римские зак
оны против роскоши касались именно культа умерши
х и погребальных обрядов. Это могло быть связано с
древними, описанными еще Гомером традициями то
ржественных похорон, сопровождаемых состязаниям
и, играми, с выдачей ценных наград победителям. П
ервые ограничения можно найти уже в «Законах XII т
аблиц» — речь шла о сокращении издержек на погре
бение, об уменьшении числа траурных нарядов жен
щин, числа приглашенных флейтистов (их должно б
ыло быть отныне не более десяти) и нанятых плакал
ьщиц. Указывая, что на похоронах не должно быть бо
льше трех траурных головных платков, законодатель
, вероятно, имел в виду, что такой дорогостоящий тр
аурный наряд могут носить во время погребения тол
ько три женщины. Ограничивалось также число венк
ов и кадильниц; при умащении тела не разрешалось
расходовать слишком много благовоний, рабы же во
обще были лишены права на эту посмертную услугу;
запрещалось отныне гасить погребальный костер ви
ном, на что также уходило много денег; обычай пуска
ть по кругу чашу вина, поминая усопшего, был отмен
ен. Наконец, строго воспрещалось хоронить тело с ук
рашениями из золота, например с золотыми кольцам
и; впрочем, как отмечает Цицерон (О законах, И, 60),
закон делал исключение для покойников с золотыми
зубами, предписывая, конечно, вырывать их при погр
ебении, но не считая несоблюдение этого предписан
ия большим проступком. Добавим еще, что «Законы
XII таблиц» положили конец обычаю устраивать факт
ически повторные торжества при захоронении урны с
прахом сожженного на костре: обычно эта церемони
я также протекала очень
пышно и требовала новых немалых издержек.
Однако, как это часто бывает, подобные меры ок
азались малоэффективны и не достигли цели. Погре
бальные обряды по-прежнему поглощали огромные с
редства, особенно в эпоху империи, когда и в этой с
фере повседневной жизни расточительство, тщеслав
ие, тяга к роскоши необычайно возросли. Вспомним р
ассказ Плиния Младшего о том, как его друг Миниций
Фундан, трагически потеряв дочь в разгар свадебных
приготовлений, вынужден был «истратить на ладан,
мази и благовония все деньги, которые назначил выд
ать на одежды, жемчуга и драгоценности» (Письма П
линия Младшего, V, 16, 7).
Похоронную процессию открывали музыканты —
флейтисты, а также рабы с горящими факелами в рук
ах. За ними шли нанятые плакальщицы, певцы, огла
шавшие улицы причитаниями и погребальными песн
ями — «нениями». Если умерший занимал какую- ли
бо должность в государстве, то за его гробом можно
было видеть также ликторов в черных одеждах со св
оими всегдашними пучками розог, но только склонен
ными
к земле в знак траура.
Отличительным признаком римских похоронных
шествий было участие в них театральных актеров и
мимов: актеры декламировали стихи из трагедий, от
носившиеся так или иначе к жизни и личности покойн
ого, мим же в маске, напоминавшей лицо умершего,
одетый в одежду, похожую на ту, в которой ходил пок
ойный, изображал различные сценки из его жизни, пр
ичем не ограничивался восхвалениями, а касался и и
звестных всем недостатков, слабостей того, кто отош
ел в мир иной. По словам Светония, на похоронах им
ператора Веспасиана, славившегося своей скупость
ю, Фавор, главный мим, в маске покойного «во всеус
лышанье спросил чиновников, во сколько обошлось
погребальное шествие. И услышав, что в десять мил
лионов, воскликнул: "Дайте мне десять тысяч и брос
айте меня хоть в Тибр!" (Светоний. Божественный
Веспасиан, 19).
Далее следовали клиенты или специально нанят
ые люди в масках, изображавших предков усопшего,
и в подобавшей им одежде: если кто- либо представ
лял гражданина, ставшего некогда консулом, то его о
блачали в консульскую тогу с пурпурной каймой, а ес
ли нужно было показать самого императора, надевал
и тогу, вышитую золотом, и т. д. Перед людьми, изоб
ражавшими государственных мужей — предков умер
шего, несли знаки власти, ликторские розги и секиры,
все, что соответствовало занимаемому ими некогда
положению. Далее несли военную добычу, захвачен
ную когда-то самим покойным, инсигнии его власти,
если он исполнял при жизни какую-либо высокую дол
жность, затем дорогие ему предметы, к которым он б
ыл особенно привязан. А уже вслед за этим вольноот
пущенники или специально нанятые носильщики тащ
или носилки с телом, сопровождаемые родственника
ми, друзьями, знакомыми и вольноотпущенниками у
мершего. Далее шли должностные лица, сенаторы, е
сли покойный был высокопоставленной особой. Зам
ыкал шествие простой народ, валом валивший погла
зеть на процессию. Символом траура был черный ил
и темно- серый цвет одежд. Позднее, в эпоху импери
и, женщины, которые в знак скорби распускали волос
ы, шли за гробом, облаченные в белое, и без золоты
х украшений (Плутарх. Римские вопросы, 26).
Если умерший занимал высокую должность в гос
ударстве, а также когда хоронили женщину»— жену
видного государственного деятеля, путь траурной пр
оцессии пролегал через римский форум. Там все ост
анавливались, люди, исполнявшие роли предков уме
ршего, усаживались в выложенные слоновой костью
курульные кресла высших должностных лиц, а сын и
ли кто- нибудь из близких родственников покойного п
роизносил над гробом похвальную речь. Иногда, когд
а похороны выдающегося политика проходили в обст
ановке ожесточенной борьбы «партий» и группирово
к, ораторское искусство выступающего с надгробной
речью помогало превратить ее в орудие политическо
й пропаганды. Примером этого является погребение
Цезаря, когда сторонникам убитого диктатора удало
сь накалить страсти, вызвать всеобщее негодование
против убийц и даже спровоцировать кровавые бесп
орядки на улицах города (Светоний. Божественный
Юлий, 84-85).
Колумбарий вольноотпущенников семьи Августа
в Риме
Исторические труды Тацита изобилуют описаниями
погребальных торжеств и позволяют представить, ка
кое значение придавали римляне внешнему блеску и
пышности похоронных обрядов, особенно когда речь
шла о лицах известных, богатых, имевших многочисл
енную и влиятельную родню. В 19 г. н. э. в Антиохии
скончался полководец Германик, брат Тиберия. Тело
его было кремировано, а прах перевезен в Италию, в
Брундизий, Оттуда похоронный кортеж двинулся в Р
им, и повсюду на его пути людей, сопровождавших п
рах Германика, встречали местные жители в траурн
ых одеяниях, со всяческими знаками искренней скор
би населения. Люди сжигали ценные ткани, курили б
лаговониями, приносили поминальные жертвы и т. п.
Германику были оказаны воинские почести: за лише
нными украшений значками и опущенными вниз ликт
орскими пучками розог несли прах трибуны и центур
ионы.
Однако ни Тиберий, ни его жена не участвовали в по
гребении, что вызвало большое недовольство у рим
лян, не без оснований подозревавших, что принцепс
радуется смерти племянника. Похороны прошли тих
о и намного скромнее, чем подобало, но людей собр
алось великое множество. «В день, когда останки Ге
рманика переносили в гробницу Августа, — замечает
историк, — то царило мертвенное безмолвие, то его
нарушали рыдания: улицы города были забиты наро
дом, на Марсовом поле пылали факелы... Воины в б
оевом вооружении, магистраты без знаков отличия. ..
» При этом «были и такие, кто находил, что общенар
одные похороны на счет государства могли бы быть
более пышными, и сравнивал их с великолепием пог
ребальных почестей, оказанных Августом отцу Герм
аника Друзу. Ведь в разгар зимы он проехал вплоть д
о Тицина и, не отходя от тела покойного, вместе с ни
м вступил в Рим; катафалк окружали изображения Кл
авдиев и Юлиев; умершего почтили оплакиванием н
а форуме, хвалебной речью с ростральных трибун; б
ыло исполнено все завещанное от предков и добавл
енное позднейшими поколениями. А Герма- нику не в
оздали даже тех почестей, которые полагаются всяк
ому знатному. Правда, из-за дальности расстояния е
го тело было кое-как сожжено на чужбине; но если сл
учайные обстоятельства не позволили своевременн
о окружить его должным почетом, то тем более подо
бало выполнить это впоследствии. Да и брат его вые
хал только на день пути, а дядя — до городских воро
т. Где же обычаи древности, где выставляемая у пог
ребального ложа посмертная маска, где стихи, сложе
нные для прославления его памяти... ?» {Тацит. Анн
алы, III, 1-5).
Нетрудно заметить, какое значение придавали р
имляне тому, чтобы в погребальной процессии несли
изображения — маски славных предков умершего. Н
а особенно пышных похоронах обычай допускал изо
бражать и представителей других знатных римских р
одов. Так, когда в Риме хоронили Юнию, престарелу
ю вдову Гая Кассия и сестру Марка Юния Брута, уби
йц Цезаря, память ее почтили и похвальным словом,
и иными торжественными обрядами. «Во главе погре
бальной процессии несли изображения двадцати зна
тнейших родов — Манлиев, Квинктиев и многих друг
их, носивших не менее славные имена». Масок ближ
айших родственников покойной, ревностных республ
иканцев Кассия и Брута, конечно же, не было видно,
но именно поэтому они ярче всего напоминали о себ
е (Там же, III, 76).
Уже «Законы XII таблиц» запрещали сжигать или
закапывать в землю умерших в каком- либо месте, ра
сположенном в черте города. Хоронить стали на Эск
вилинском холме, воспетом Горацием, однако город
рос быстро и вскоре этот холм оказался в пределах с
обственно городской территории. Если тело должно
было подвергнуться кремации, то раскладывали бол
ьшой костер, водружали на него носилки с мертвым т
елом, а рядом клали, как и в Греции, предметы, доро
гие для усопшего: оружие, одежду, другие личные ве
щи. После жертвоприношения подземным богам ктолибо из ближайших родственников умершего зажига
л огонь, отвернувшись от него лицом, как того требов
ал обычай. Затем вновь раздавались причитания, пл
ач, траурные песни. Костер гасили водой или вином,
пока это не было запрещено законом. Затем кости и
пепел собирали, заворачивали в платок, смоченный
в молоке, вине, благовонном елее, и вместе с душист
ыми травами и медом закладывали в урну, причем, к
ак мы помним, закон запрещал устраивать по этому п
оводу повторные погребальные торжества. На урне
высекали надпись — своего рода краткий некролог.
Как и греки, римляне признавали также различны
е формы символического погребения: если по какимлибо причинам похоронить тело умершего оказывал
ось невозможным, то его сжигали, но перед кремаци
ей отсекали мертвому палец, который и закапывали
в землю. Если же не было возможности установить у
рну с прахом в гроб и опустить в могилу, то на урну б
росали символическую горсть земли. Говоря о тради
ционных воззрениях и обычаях своих сограждан, Ци
церон утверждает, что само по себе; сожжение тела
еще не является погребением. Умерший считался п
огребенным только тогда, когда его останки забрасы
вали землей, (хотя бы в виде символической горсти,
брошенной на урну с прахом). «Ибо, пока кости не за
сыпаны землей, место, где было сожжено тело, еще
не находится под религиозным запретом, не являетс
я неприкосновенным; когда же останки засыпаны ком
ьями земли, тело считается преданным земле, место
называется гробницей, и только тогда на него распро
страняются многие религиозные права. Поэтому сем
ью того, кто был убит на корабле и затем брошен в м
оре, юрист Публий Муций признал "чистой", так как к
ости такого человека не лежат на земле, но обязал н
аследника принести в жертву свинью: он должен соб
людать трехдневный траур и во искупление заколоть
свинью-самку. Если же человек погиб в море, находя
сь в плавании, то обязанности те же, однако без иску
пительной жертвы и дней траура» (Цицерон. О зако
нах, II, 57).
Поэтому-то у Горация душа человека, потерпевш
его кораблекрушение, взывает к мореплавателю, гот
овящемуся отплыть:
Пусть ты спешишь, — недолга надо
мною задержка: три горсти Брос
ь на могилу мою, — ив дорогу!
Гораций. Оды, I, 28, 35-36
Опускали ли в землю гроб с телом или урну с пра
хом, те, кто участвовал в погребении, расходились, о
бращаясь к умершему с одним и тем же последним п
рощальным приветствием: «Прощай, чистая душа; д
а покоятся мягко твои кости; да будет легка земля на
д твоими останками; да будет земля тебе пухом». По
хороны завершались поминальной трапезой, а люди
богатые, сверх того, раздавали мясо или денежные п
ожертвования беднякам.
В старину римляне имели обычай чтить память у
мершего, устраивая публичные зрелища, прежде все
го бои гладиаторов, театральные представления. Из
вестно, что в 174 г. до н. э. Тит Фламинин организова
л в память о скончавшемся отце театральные предст
авления, которые длились целых четыре дня (см.:
Ливий. От основания города, XLI, 28, 11). Точно так
же, чтобы почтить память полководца Луция Эмилия
Павла, во время погребальных торжеств в театре бы
ли показаны две комедии Теренция. Организацией п
оминальных зрелищ занимались городские эдилы, н
о оплачивал все это гражданин — близкий родственн
ик покойного.
Разумеется, никакие пышные похороны римских г
раждан не могли сравниться с торжественным погре
бением императора, особенно когда сенат издавал п
остановление, причислявшее умершего властителя к
сонму богов. Отныне покойному надлежало воздават
ь божеские почести: это было связано с распростран
явшимся с Востока культом владык, свято чтимых и п
ри жизни, и после смерти. Первым из обожествленны
х правителей стал Гай Юлий Цезарь: об этом распор
ядился его наследник Октавиан Август, добившийся
присвоения ему посмертного титула «божественный
», a также посвятивший ему храм и назначивший жре
цов его культа. В дальнейшем обожествление умерш
их императоров стало в Риме устойчивой традицией
— многие из них после смерти стали зваться «божест
венными».
Удостоился этой чести и император Септимий Се
вер. Похороны его, состоявшиеся в 211 г. н. э. и опис
анные историком Геродианом, дают представление о
том, как вообще проходили подобные торжества. В г
ороде был объявлен траур. Совершались все полага
вшиеся в этом случае религиозные обряды. Из воска
была изготовлена со всей тщательностью фигура ум
ершего — его точное подобие, и это изображение по
мещено на огромное ложе из слоновой кости, постав
ленное у входа в императорский дворец на разостла
нные златотканые ковры. Выставленной на всеобще
е обозрение восковой фигуре императора были оказ
аны все подобавшие ему посмертные почести. Почти
целыми днями с левой стороны от пышного ложа сид
ели сенаторы, облаченные в черное. Справа сидели
женщины, мужья или отцы которых пользовались в Р
име особым авторитетом и уважением. Ни на одной и
з них, пишет историк, нельзя было увидеть ни золоты
х украшений, ни ожерелий, а одеты они были в скром
ные одежды из белых тканей — в таких одеяниях зна
тные матроны появлялись в дни траура. Все это длил
ось семь дней. Первоначально восковая фигура изоб
ражала еще не умершего, а лишь умирающего импер
атора.
Время от времени к ложу подходили врачи,
«осматривали» больного, каждый раз объявляя во вс
еуслышание, что состояние его ухудшается. Наконец
, было объявлено, что император скончался.
Знатнейшие и известнейшие молодые люди всад
нического и сенаторского сословий приблизились к п
огребальному ложу, подняли его и понесли по Свяще
нной улице (виа Сакра) на старый римский форум. П
о обе стороны от ложа были воздвигнуты подмостки:
с одной стороны разместился хор юношей, а напроти
в него — хор девушек из самых знатных семей в госу
дарстве. И те, и другие пели скорбные гимны и пеаны
в честь умершего властителя. Затем ложе вновь под
нимали и несли на Марсово поле, где уже был выстр
оен из мощных деревянных балок квадратный сруб, и
знутри заполненный хворостом, а снаружи украшенн
ый златоткаными коврами, фигурками из слоновой ко
сти, цветными росписями. Над этой постройкой возв
ышалась другая, подобная ей, но меньшего размера
и с открытыми дверцами. Еще выше располагались т
ретий и четвертый срубы, и каждый был меньше пре
дыдущего, так что вся конструкция напоминала по ф
орме фонарную башню — маяк. Во втором ярусе этог
о сооружения помещали погребальное ложе, усыпан
ное благовониями, травами, фруктами, присланными
со всех концов империи в знак почтения к усопшему в
ластителю, поэтому вся башня была заполнена ими
доверху. После чего всадники на конях в полном воо
ружении торжественно объезжали вокруг нее. Затем
в таком же порядке объезжали погребальное сооруж
ение повозки со стоявшими на них ездоками в пурпу
рных одеяниях и в масках, изображавших тех, кто сни
скал великую славу у римлян как полководец или имп
ератор.
Далее наследник покойного, тот, кто принял влас
ть после него, брал пылающий факел и подносил его
к деревянной постройке; тем временем другие люди
поджигали ее со всех сторон. Поставленные друг на
друга, заполненные хворостом и сухими травами, ср
убы вспыхивали, и столб огня взвивался на огромну
ю высоту. Считалось, что с огнем и дымом поднимае
тся к небу душа усопшего императора, и он становит
ся божеством среди других богов (Геродиан. Истори
я Римской империи, IV, 2).
После погребения период траура длился недолго
— всего девять дней — и завершался поминальными
жертвоприношениями вином, оливковым маслом и кр
овью жертвенных животных. Но память об умерших с
охранялась, конечно же, надолго. Утешая своего дру
га Марулла, потерявшего маленького сына, Сенека в
письме, которое он переслал Луцилию, обращается к
убитому горем отцу с такими словами: «То и дело гов
ори о нем, торжественно чти, насколько можешь, его
память, — ведь воспоминанья станут приходить к теб
е тем чаще, чем меньше в них будет горечи. ( . . . ) Ес
ли ты наслаждался его речами, его шутками, пусть е
ще детскими, чаще повторяй и х . . . Бесчеловечно за
бывать близких, хоронить вместе с прахом память о
них, щедро лить слезы, а вспоминать скупо. Так любя
т своих детенышей звери, своих птенцов птицы: их л
юбовь неистова, порой до безумия, до бешенства, но
утрата гасит ее. Такое не пристало разумному челов
еку: пусть его память будет долгой, скорбь — коротко
й» (Сенека. Нравственные письма к Луцилию, XCIX,
23-24).
Память об умерших римляне чтили принося поми
нальные жертвы, возлагая цветы на могилы своих бл
изких в годовщины их смерти или в день поминовени
я мертвых — в Паренталии (поминальные празднест
ва, справлявшиеся в феврале). Соблюдение традиц
ионных обрядов, услуги либитинария со всей его сви
той помощников, пышные похороны, устройство зрел
ищ и поминального пира — все это было для людей
состоятельных. С бедняком судьба и после его смер
ти обходилась круто: погребение ночью, без гроба и
жертвоприношений, в общей яме.
Были, однако, и попытки создать такой обществе
нный институт, который мог бы оказывать помощь л
юдям, находившимся в затруднительном материальн
ом положении и не имевшем средств для оплаты рас
ходов на погребение. Создание подобных благотвор
ительных обществ, объединений, братств — «коллег
ий» — было невозможно без разрешения властей, ч
асто опасавшихся происков заговорщиков и весьма н
еохотно допускавших существование подобных само
деятельных союзов. Документ из Лану- вия в Латии,
датируемый 136 годом до н. э., свидетельствует, что
в тот период трудностей с организацией таких «колл
егий» было меньше. Поддержкой властей пользовал
ись тогда так называемые коллегии бедных, целью к
оторых было прежде всего покрытие расходов на пох
ороны того или иного участника объединения или чл
енов его семьи или же просто оказание денежной п
омощи семье покойного. Некоторые братства подобн
ого типа располагали иногда значительными суммам
и, поскольку взносы делали и люди зажиточные, обяз
ывая тем самым членов объединения устраивать по
минальные торжества в честь жертвователя, когда т
от отходил в мир иной. Это позволяло большому чис
лу бедняков подкормиться на поминальных трапезах
, на смену которым впоследствии пришли раздачи не
имущим продовольствия и денежных пособий, что до
некоторой степени облегчало положение римской бе
дноты.
Подобным же общественным институтом стали в
эпоху империи и «коллегии ветеранов» — старых
, заслуженных легионеров. Эти объединения так
же устраивали своим членам подобающие похор
оны. Помимо этого в каждом легионе римской ар
мии существовали своего рода сберегательные к
ассы, куда воины во время службы вносили опре
деленные суммы денег, с тем чтобы получить их
назад целиком после окончания ратных трудов. Б
ыла в армии и «похоронная коллегия»: средства
ее составлялись из солдатских взносов, а ее цел
ью было устройство и оплата всего, чего требова
ли погребальные обычаи, так что семье умершег
о не приходилось нести издержек, подчас разори
тельных. Упомянутые организации достигли расц
вета в эпоху Северов, когда заметно возросло ко
личество всевозможных торговых и ремесленных
объединений и когда императоры всячески забот
ились о повышении жизненного уровня воинов, с
луживших зачастую единственной опорой верхов
ной власти.
Богатый материал об отношении живых к мертвы
м в античной Италии, о том, как римляне чтили памят
ь ушедших, содержат эпитафии. Надгробные надпис
и сохранили для нас мало сведений о времени жизни
, о биографии тех, кто покоится под этими могильны
ми плитами, зато изобилуют размышлениями о скоро
течности всего сущего, сетованиями на краткость ч
еловеческого века, горькими сожалениями о прежде
временно ушедших из жизни молодых женщинах или
юношах. Иногда эпитафии раскрывают также причин
ы и обстоятельства смерти.
Об устройстве могил, о гробницах, надгробиях л
юди заботились с древнейших времен и зачастую ещ
е при жизни готовили себе место последнего упокоен
ия или же в завещаниях оговаривали, какую усыпаль
ницу, какой памятник на своей могиле они хотели бы
иметь. Гробницы достигали подчас огромных размер
ов, были окружены оградой и большими цветниками:
уже тогда тщеславные нувориши соревновались меж
ду собой и в этой печальной сфере повседневности.
Какой видел свою гробницу добродушный, но заносч
ивый богач Тримальхион, рассказывает сатирик Пет
роний: обращаясь к присутствовавшему на его пиру
владельцу каменотесной мастерской, где изготовлял
ись самые лучшие в городе надгробия, разбогатевш
ий выскочка спрашивает ею, как идут работы над па
мятником, который Тримальхион уже заказал себе за
ранее. Неправильно, говорит он, заботиться о доме,
где обитаешь кратковременно — при жизни, и при эт
ом пренебрегать обустройством вечного жилища. По
этому он просит ваятеля украсить гробницу рельефа
ми с изображением гладиаторских боев, фруктов, ве
нков.
Надгробный рельеф циркового служителя
Он просит также отметить, что права собственности
на его надгробный памятник не перейдут к наследни
кам, и обещает составить завещание таким образом,
чтобы его, Тримальхиона, не притесняли и после его
смерти. А чтобы люди не вздумали справлять нужду
на его великолепную гробницу, ее будет постоянно о
хранять один из вольноотпущенников. И пусть люди
помнят, кем был покойный: богач просит каменотеса
изобразить на памятнике корабли, плывущие под пар
усами, ведь Тримальхион нажил состояние как раз н
а морской торговле; просит он изобразить и его само
го в белой тоге с пурпурной каймой и золотыми кольц
ами, рассыпающего деньги из большого мешка, — в
память о его благотворительности. И, как полагалось
, — разбитую урну и плачущего над нею раба. Посер
едине Тримальхион хотел бы устроить солнечные ча
сы: тогда всякий, кто пожелает узнать, который час, в
ынужден будет волей-неволей прочесть и имя умерш
его. Надпись должна гласить: «Здесь лежит Гай Пом
пей Тримальхион Меценатиан... Мог иметь доступ во
все декурии, но не хотел. Был храбрым и верным. Ос
тавил тридцать миллионов сестерциев. Никогда не с
лушал философов» и т. п. (Петроний. Сатирикон,
71).
Надгробная плита супружеской четы из Афин
Все эти причудливые затеи нувориша были явным от
ступлением от римских традиций скромного поминов
ения усопших. Память о человеке,
отошедшем в вечность, должна была быть долгой, но
в пышных, обильных поминальных жертвах душам уме
рших — манам — не было нужды:
Честь и могилам дана. Ублажайте отчие д
уши
И небольшие дары ставьте на пепел костр
ов!
Маны немногого ждут: они ценят почтение
выше
Пышных даров. Божества Стикса отнюдь
не жадны.
Рады они черепкам, увитым скромным вен
очком,
Горсточке малой зерна, соли крупинке одн
ой,
Хлеба кусочку в вине, лепесткам цветущи
х фиалок:
Все это брось в черепке посередине дорог
.
Овидий. Фасты, были обычно скромными но
Эпитафии также н полными живого чувемногословными,
и
II, 533-540
ства. Такая надпись украшала, например, гробницу м
олодого мужчины: «Прохожий, здесь лежит восемна
дцатилетний Гелиодор. Еще прежде него отправился
в царство мертвых его брат Менодор, который собир
ался жениться, но вместо желанного брачного ложа
обрел гроб, вместо молодой жены — могильную плит
у, вместо свадьбы — отчаяние и горе родных. Прохо
жий, плачь о несчастной матери, которая собственн
ыми руками закрыла глаза обоим своим сыновьям, н
е успевшим жениться». Многие другие эпитафии пол
ны сетований на жестокую неизбежность, подстерега
ющую всех смертных: людям не уйти от своей судьб
ы, всех ожидает один и тот же конец. В некоторых на
дгробных надписях неизвестные авторы предостерег
ают прохожих от какого-либо осквернения могил: тот,
кто нарушит покой Умерших, сам после смерти не на
йдет себе покоя в царстве Плутона, а земля ему буд
ет тяжела, как камень.
Среди скромных, самодельных, часто неумелых
эпитафий можно было встретить и те, что принадлеж
али перу знаменитых поэтов. Известна, к примеру, н
адгробная надпись, сочиненная Марциалом для мал
енькой Эротии, которую он вверяет заботам своих ум
ерших родителей:
Мать Флакцилла и ты, родитель Фротон, поручаю Девочку эту я вам —
радость, утеху мою,
Чтобы ни черных теней не пугалась
Эротия-крошка, Ни зловещего пса
Кербера с пастью тройной.
Полностью только шесть зим она прожила
бы холодных, Если бы столько же дней бы
ло дано
ей дожить. Пусть же резвится она
на руках покровителей старых И по-младе
нчески вам имя лепечет мое.
Нежные кости пусть дерн ей мягкий
покроет: не тяжкой Будь ей, земля,
ведь она не тяготила тебя.
Марциал. Эпиграммы, V, 34
ЖРЕЦЫ И ЖРИЦЫ В
ГРЕЦИИ
Предписывал Пифагор... бого
в чтить выше демонов, героев
выше людей, а из людей выше
всего — родителей.... Песнями
возносить должное благодарение б
огам... Богам и героям почести сле
дует воздавать неодинаковые: бога
м — непременно в благом молчани
и, одевшись в белое и освятившись
, героям же — после полудня.
Диоген Лаэртский. О жизни, уче
ниях и изречениях знаменитых
философов, VIII,
23; 33
Понятие жреческого сословия было чуждо грекам. Ка
ждый гражданин полиса мог исполнять религиозные
функции, совершать обряды, приносить жертвы бога
м, возносить молитвы. Оправданием этому служил с
ам характер религии, верований греков: лежавший в
основе их религии анимизм животворил все видимое
и слышимое вокруг, поэтому, обращаясь к живым сил
ам природы, их можно было умилостивить, склонить
на свою сторону, снискать их благоволение.
Жертвоприношение богине Афине
Со временем утвердилось представление, что тем и
ли иным явлениям и силам природы соответствуют о
пределенные символы. Лань — символ мирных рощ
и лесов — стала в дальнейшем священным животны
м, посвященным Артемиде, богине лесов и населяю
щих их диких зверей. Коня представляли символом б
урного моря и потому почитали посвященным Посей
дону, владыке морской стихии. Обожествление живо
тных, поклонение зооморфическим божествам было
только первым этапом в развитии верований древни
х греков. Затем пришел черед божеств миксантро- пи
ческих, т. е. представляемых фантастическими суще
ствами, у которых одна часть тела (обычно голова и
грудь) была человеческой, а другая — как у животног
о. Такими, божествами были сатиры — наполовину л
юди, наполовину козлы; кентавры — полулюди, полу
кони.
И, наконец, богов начали воображать (и изображ
ать) в обличье человеческом — от верховых богов, о
битавших на Олимпе, до наяд, живших в источниках,
или лесных дриад. Отныне молитвы стали возносить
не воде, огню, деревьям или земле, но божествам в
человеческом облике, властвующим над водой, огне
м и всем, что есть не земле.
Из такого антропоморфического представления
о божестве развились и понятия о культовой статуе
бога, которой можно было поклоняться, и о храме, гд
е эта статуя стояла и где жрецы день за днем несли
службу богу или богине, внимая их указаниям и испо
лняя их волю.
Первоначально храмы не были местом молитвен
ных собраний верующих. Это было только обиталищ
е божества, для молитв же древние жители Эллады
стекались не площадь перед храмом, где находился
и алтарь, на котором совершали жертвоприношения.
С VII в. до н. э. святилища воздвигали на акрополях,
на городских площадях — агорах, а храмы, посвяще
нные морским божествам, — на мысах, вдающихся в
море.
Появились вместе с храмами и жрецы; им надле
жало заботиться о святилище, где обитал бог, держа
ть в порядке священную утварь, принимать дары и ж
ертвы, приносимые божеству. Так как свои статуи и х
рамы имели также богини, то нужны были и жрицы. И
все же особого жреческого сословия, «духовенства»,
греки не знали: и жриц, и жрецов избирали голосован
ием на народных собраниях. Те, кого избрали гражда
не полиса, выступали как их представители перед ли
цом божества и от имени всей общины возносили к н
ебу молитвы, устраивали торжественные жертвопри
ношения и совершали иные обряды.
Особая коллегия жрецов сложилась лишь в Дель
фах, при храме Аполлона, куда греки, да и люди из д
ругих стран съезжались, чтобы услышать пророчест
ва дельфийского оракула, прославленного во всем а
нтичном мире. Когда в каком-нибудь греческом госуд
арстве происходило стихийное бедствие, вспыхивал
а заразная болезнь, бушевали войны, местные жите
ли отправлялись в Дельфы искать совета у оракула,
вещавшего устами жрицы Аполлона — пифии. Там ж
е мог очиститься от преступления человек, запятнав
ший себя убийством, поэтому именно туда поспешил
Орест, отомстивший своей матери Клитемнестре за
убийство отца — царя Агамемнона.
Вскоре дельфийский оракул и само святилище А
поллона приобрели в Греции огромный политический
авторитет, и во многих сложных, конфликтных ситуац
иях, складывавшихся в городах- государствах или ме
жду ними, голос его оказывался решающим, чем мог
ли пользоваться те или иные влиятельные политичес
кие силы. Понятно, что в храме, игравшем такую бол
ьшую роль в жизни всей Эллады, нужны были хорош
о подготовленные, опытные, не лишенные дипломат
ического искусства жрецы, поддерживавшие громкую
славу дельфийского святилища и управлявшие огро
мной храмовой сокровищницей.
Столь же хорошо организованную и подготовлен
ную общность представляли собой и жрецы бога Аск
лепия, занимавшиеся, как уже говорилось, лечением
больных в его святилищах — ас- клепионах.
ЖРЕЦЫ И ЖРИЦЫ В РИМЕ
Если бы всех, кто грешит, поражал
Юпитер громами,То
без единой стрелы вскоре остался
бы он.Бог же, когда
прогремит и грохотом мир испугает
,Чистым, дождь
разогнав, делает воздух опять.
Овидий. Скорбные элегии, II,
33—36
В Риме религиозные обряды, связанные с жизнью се
мьи, с делами домашними, частными, совершал сам
отец семейства; в деревне же его мог заменить имев
ший особые полномочия управляющий поместьем. О
бряды, связанные с делами государственными, сове
ршались под руководством носителя высшей власти;
в древнейшую эпоху римской истории это был царь,
в период республики — главные должностные лица:
консулы, преторы, а когда положение державы быва
ло особенно сложным, критическим, всю полноту вла
сти брал на себя назначенный сенатом диктатор. Не
посредственно отправлением культа, обрядами, жер
твоприношениями, молитвами ведали жрецы.
Религиозная процессия
Считается, что впервые их ввел в Риме царь Ну- ма
Помпилий, к временам которого местная традиция во
зводила начало организованной религиозной жизни в
ообще. По словам Плутарха, «Ну- ме приписывают у
чреждение должности верховных жрецов (римляне з
овут их "понтификами")» (Плутарх. Сравнительные
жизнеописания. Ну- ма, IX). Однако и в Риме не было
особого замкнутого жреческого сословия, ведь в при
нципе обязанности жреца и даже верховного понтиф
ика мог исполнять любой гражданин, удостоившийся
избрания. Известно, что и Цицерон, и Плиний Младш
ий добились сана авгуров — жрецов- птицегадателей
, занимавшихся предсказаниями исходя из наблюден
ий за птицами, за их полетом, криками и т. п. Плиний
Младший, получивший при императоре Траяне сан а
вгура, очень радовался этой высокой чести, и прежде
всего потому, что сан этот давался пожизненно: «Са
мо это жреческое звание, и древнее, и святое, замеч
ательно еще и тем, что его нельзя отобрать. Другие з
вания, почти равные по достоинству, можно и пожало
вать, и отнять; тут же судьба властна только дать» (П
исьма Плиния Младшего, IV, 8).
Наибольшей властью в вопросах религии распол
агала коллегия понтификов, во главе которой стоял в
ерховный понтифик. К коллегии принадлежали также
высший жрец, ведавший жертвоприношениями («свя
щенный царь»), и три фламина, служивших определ
енным божествам: жрецы Юпитера, Марса и РомулаКвирина — божественных покровителей Вечного гор
ода. Эти фламины назывались старшими, и выбирал
и их из представителей знатнейших патрицианских р
одов в отличие от фламинов младших, служивших б
ожествам, менее почитаемым в Риме, и не входивши
х в коллегию понтификов; младшими фламинами мог
ли стать и выходцы из плебса. Наряду с этим сущест
вовали и другие религиозные объединения: коллегии
«арвальских братьев», салиев, луперков — жрецов,
имевших самые различные сферы компетенции и св
язанных главным образом с древнейшими земледел
ьческими культами; об этих жреческих коллегиях реч
ь еще пойдет ниже.
Важную роль играла и коллегия фециалов, суще
ствовавшая еще в царскую эпоху римской истории. Ф
ециалы ведали вопросами международных отношен
ий, оказывая помощь при проведении переговоров, п
ри заключении мира или перемирия, при объявлении
войны, при подписании всякого рода соглашений и д
оговоров. Если какое-либо государство нарушало ус
ловия договора с Римом, туда направляли комиссию
из нескольких — обычно четырех — фециалов, — ко
торая и выясняла, что произошло. При заключении м
ира глава коллегии, «патер патратус», оглашал текст
договора в присутствии представителей обеих сторо
н и грозил проклятием той стороне, которая осмелит
ся нарушить соглашение.
В мирное время верховный понтифик, возглавля
вший коллегию понтификов, осуществлял весьма ва
жные государственные функции. Именно он в календ
ы каждого месяца возносил на Капитолии молитвы за
благополучие Римской державы, а в иды руководил т
оржественными жертвоприношениями, призванными
снискать городу благоволение богов. При отправлен
ии культа его помощницами выступали жрицы богини
домашнего очага и семейной жизни Весты — единств
енной богини римского пантеона, в храме которой не
сли службу женщины — весталки. Весталки, целомуд
ренные девы, воплощение чистоты и непорочности,
образовывали своего рода монашеский орден; всего
их было шесть, одна из них считалась старшей веста
лкой. Они носили белую парадную паллу, заворачива
ясь в длинную и широкую полосу ткани, служившую р
имским матронам верхней одеждой. Жили весталки в
так называемом Атрии Весты близ храма своей боги
ни-покровительницы. Такое соседство было необход
имым, ибо главной обязанностью весталок было по о
череди, днем и ночью, поддерживать огонь на алтар
е Весты в ее храме. Статуи богини в святилище не б
ыло, и единственным символом ее божественной сил
ы был этот священный вечный огонь. Культ Весты бы
л, как верили римляне, тесно связан с судьбами их го
сударства, поэтому если бы священный огонь однаж
ды погас, это было бы истолковано как худшее предз
наменование для всей Римской державы. Благодаря
такому значению культа Весты для благополучия Ри
ма к священному служению богине допустили женщи
н, обеспечив их к тому же множеством привилегий: в
есталки пользовались в городе большим уважением
и влиянием.
Жертвоприношение
Как только девочка становилась жрицей Весты, ей ос
тригали волосы, складывая их под старую финикову
ю пальму, которая поэтому так и называлась: «дерев
о волос» (Плиний Старший. Естественная история,
XVI, 235). Когда волосы отрастали, весталка обязана
была делать себе особую прическу, разделяя волос
ы острым гребнем на шесть прядей и заплетая кажду
ю в отдельности, точно так же как поступали невесты
перед свадьбой. О том, как девочек готовили к служе
нию богине, рассказывает, пользуясь самыми разны
ми источниками, Авл Геллий (Аттические ночи, I, 12).
Стать весталкой могла девочка в возрасте от б до 10
лет, у которой оба родителя были живы. Девочки, им
евшие хотя бы малейшие затруднения в речи или по
ниженный слух, не подлежали избранию; любой друг
ой физический порок также оказывался непреодолим
ым препятствием. Не допускались и те, что были вол
ьноотпущенницами или имели отца-вольноотпущенн
ика, а также те, у кого хотя бы один из родителей был
рабом или занимался чем-либо не подобающим своб
одному человечку. Наконец, разрешалось освободит
ь от обязанностей жрицы Весты ту девочку, у которо
й сестра уже была избрана жрицей или отец был фл
амином, или авгуром, или членом какой-либо иной ж
реческой коллегии. Девочка, помолвленная с кем-ни
будь из жрецов, также не годилась для служения бог
ине. Впоследствии отбор стал еще более строгим: от
клонялись дочери граждан, постоянно проживавших
за пределами Италии или имевших троих детей, — о
чевидно, для многодетной семьи отдавать дочь в жр
ицы, лишаясь тем самым надежды выдать ее замуж,
было невыгодно.
Если все же девочку избирали весталкой, ее вели
в Атрий Весты и передавали жрицам, которые теперь
и юридически «забирали» ее к себе, освобождая таки
м образом от власти отца и признавая за ней всю пол
ноту имущественных прав: весталка могла самостоят
ельно составлять завещание и вообще распоряжатьс
я тем, что имела, по своему усмотрению. Обряд избр
ания и увода девочки от отца совершался, вероятнее
всего, так, как это описывает Авл Геллий: верховный
понтифик брал девочку за руку и отводил от отца, что
юридически было эквивалентно взятию ее в плен на
войне. При этом глава римских жрецов произносил ус
тановленную формулу посвящения, называя будущу
ю весталку Ама- той: по преданию, именно это имя н
осила первая римлянка, избранная для служения бог
ине Весте. Как уже сказано, весталок в Риме почитал
и, и они пользовались многочисленными преимущест
вами: когда они выходили на улицу, впереди них шли
ликторы, сопровождавшие обычно лишь высоких дол
жностных лиц; в театре весталки занимали почетные
места; принадлежало им даже право помилования.
Но весталку ожидала и суровая кара, если она до
пускала какое-либо из двух тяжких преступлений. Сл
учалось, что из-за беспечности какой- нибудь из вест
алок священное пламя на алтаре Весты гасло, тогда
верховный понтифик собственноручно наказывал ви
новную розгами. Но это наказание могло бы показать
ся легчайшим по сравнению с тем, какому подвергал
и весталку, нарушившую обет чистоты и целомудрия:
преступницу живьем замуровывали в подземелье, об
рекая на мучительную смерть. В своей «Римской ист
ории» (книга XXVI) Дион Кассий сообщает о скандале
в Атрии Весты, получившем широкую огласку в 14 г.
до н. э. Три весталки не только нарушили обет непор
очности и чистоты, но предались откровенному развр
ату, имея по нескольку любовников каждая. Всех сво
их избранников распутница уверяла, что любит тольк
о его одного; затем виновные дошли до того, что ста
ли жить с братьями друг друга. Дион Кассий приводи
т имена нечестивых жриц: Мар- ция, Эмилия, Лицини
я. Имена показывают, что все три весталки происход
или из очень знатных родов. Преступление было рас
крыто, преступниц постигла жестокая кара, однако до
лго еще после этого осквернение столь чтимой в гор
оде святыни внушало римлянам отвращение и страх.
Известно также, как сурово обходился с весталка
ми, нарушившими обет вечной девственности, импер
атор Домициан, любивший представлять себя блюст
ителем традиционной римской аскетической морали.
Особенно много шума наделала в Риме история со с
таршей весталкой Корнелией, также обвинявшейся в
недозволенных сношениях с мужчинами. Однажды, к
ак пишет Светоний, ее уже оправдали, но впоследст
вии, много времени спустя, вновь уличили и осудили
на страшную смерть: император приказал похоронит
ь ее заживо, а почти всех ее предполагавшихся любо
вников до смерти засечь розгами (см: Светоний. До
мициан, 8). Однако из письма Плиния Младшего к ег
о другу адвокату Корнелию Минициану явствует, что
вина старшей весталки не была убедительно доказа
на. Правда, один из сенаторов, обвиненный в незако
нном сожительстве с ней, сознался в своем преступл
ении и потому избежал казни, а лишь отправился в и
згнание. «Но неизвестно, — не без оснований замеч
ает Плиний, — не возвел ли он на себя напраслину и
з страха пострадать еще тяжелее, если станет отпир
аться». Император был явно пристрастен и неистовс
твовал, пользуясь своими правами верховного понти
фика и рассчитывая, по словам Плиния, «прославить
свой век такого рода примером». Для суда над Корне
лией он созвал остальных понтификов не в Регию —
бывший царский дворец в Риме близ храма Весты, к
ак того требовал обычай, а прямо к себе домой, в св
ое альбанское поместье. Плиний комментирует: «И
— преступление, не меньшее, чем караемое: он осуд
ил за нарушение целомудрия, не вызвав, не выслуш
ав обвиняемую». Далее автор описывает сцену казн
и: «Тут же отправлены понтифики, которые хлопочут
около той, которую им придется закопать, придется у
бить. Она, простирая руки то к Весте, то к другим бог
ам, все время восклицала: "Цезарь (Домициан. —
Прим. пер.) считает прелюбодейкой меня! Но я сове
ршала жертвоприношения — и он победил и справил
триумф". Говорила ли она это из угодничества или н
асмехаясь, из уверенности в себе или из презрения к
принцепсу, неизвестно, но говорила, пока ее не пове
зли на казнь, не знаю, невинную ли, но как невинную
несомненно. Даже ког д а . . . палач протянул ей руку,
она брезгливо отпрянула, отвергнув этим целомудре
нным жестом грязное прикосновение к своему словн
о бы совершенно чистому и нетронутому телу. Стыд
ливость блюла она до конца... » (Письма Плиния Мла
дшего, IV, 11).
ПРАЗДНИКИ И ЗРЕЛИЩА В
ГРЕЦИИ
Юноши тут и цветущие девы, жела
нные многим,Пляшут, в
хор круговидный любезно сплетяся
руками.
Гомер. Илиада, XVIII, 593—594
Ни одно религиозное торжество, ни одно празднеств
о в Греции не обходилось без так называемой триед
иной хореи, издавна сводившей воедино музыку, пен
ие и танец. Представители этих искусств находили с
воих родоначальников и покровителей уже в древней
шей мифологии: божественный Аполлон Мусагет, «п
редводитель Муз», вдохновлял как поэтов, так и муз
ыкантов, певцов и танцоров. Светозарного бога изоб
ражали с лирой в руках: мифы рассказывали, что он
нередко состязался в игре на музыкальных инструме
нтах даже со смертными, но горе тому, кто не оценит
его превосходства (достаточно вспомнить об ослины
х ушах несчастного царя Мида- са, осмелившегося п
редпочесть игру бога Пана на простой пастушеской с
вирели сладкой музыке великого Аполлона и за это п
оплатившегося).
Мир Муз, нимф, менад — это мир пения и танцев.
Начало музыки, пения древние возводили к леге
ндарным певцам-музыкантам: Орфею, Лину, Мусею,
Амфиону, Эвмолпу, Марсию. Каждый из них предста
влял тот или иной инструмент, тот или иной вид песн
и, но все они находились под покровительством трех
Муз: Эвтерпы, Эрато, Полигимнии. Только танец име
л собственную покровительницу — Терпсихору.
По-видимому, пение зародилось не в сфере куль
товой обрядности, а в сфере повседневного труда зе
мледельца, скотовода, ремесленника. Песня вторил
а ритмичным движениям работающего человека и са
ма управляла этим ритмом. Эту песню могли петь лю
ди, вращая тяжелые жернова мельницы, или вытягив
ая ведра из реки либо из колодца, или перенося тяже
сти, или ударяя молотом о наковальню — повсюду в
пении слышен был ритм трудовой деятельности. Рит
мическая песня облегчала тяжелый коллективный тр
уд, где все должны были действовать одновременно
и равномерно, например при погрузке и разгрузке ко
рабля или при вытаскивании лодки на берег. Песня п
омогала трудиться ритмично, не терять темп, правил
ьно чередовать усилие с отдыхом. О том, как это был
о важно, говорит хотя бы сцена из комедии Аристоф
ана «Мир», где герои пытаются освободить богиню Т
ишину из пещеры, вход в которую завален большими
камнями. Пока люди прикладывают старания поодин
очке и действия их не скоординированы, работа не л
адится, ничего не выходит: Праздничный хор
Тригей
«Так ничего не сделать нам! Смелей, др
узья,
Единым духом все возьмемся сызнова!
Дело дрянь! Никуда!
Эти тянут вперед, а другие назад!
...Хорошенько возьмитесь, тяните дружн
ей!»
Аристофан. Мир, 483-484, 492-493, 498 Нако
нец, все действуют сообща, слаженно, дружно, в еди
ном ритме — и вход в пещеру свободен. Ритм работе
задавал хор, выкрикивая:
Эй, ну-ка, эй! Эй, ну-ка, взяли!
Эй, ну-ка, ну-ка, ну-ка, ну-ка, ну-ка, ну-ка!
Эй, ну-ка, ну-ка, ну-ка, ну-ка, ну-ка, взяли
!
Это и была начальная форма трудовой песни, по
могавшая работать ритмично и слаженно, под мерно
е чередование слов-сигналов. На выгоды, какие прин
осит труд рабов, когда они работают сообща и ритми
чно, указывал Ксенофонт: работа идет быстрее, да и
надзирать за рабами хозяину легче (Домострой, VIII,
8). Иногда подавать такие «сигналы», задававшие ри
тм физическим действиям, считалось не только жела
тельным, но и обязательным. Так, на корабле началь
ник гребцов подавал звучным, громким голосом кома
нды, благодаря которым гребцы мерно опускали и по
днимали тяжелые весла. Уже Ксенофонт упоминает
о том, что зачастую гребцы управляли веслами в так
т музыке. Все сказанное подтверждается как литерат
урными памятниками, так и памятниками материальн
ой культуры: археологи обнаружили, например, глин
яную скульптуру микенского периода, представляющ
ую группу женщин, замешивающих тесто; около стол
а изображен флейтист, который, по всей видимости,
не столько развлекал занятых делом женщин своей и
грой, сколько задавал их действиям четкий ритм и, чт
о еще важнее, темп. Точно так же, под звуки флейты,
толкли зерно в ступах, давили виноград. Сохранять р
итм и темп требовалось в самых разных занятиях, да
же при наказании рабов розгами призывали флейтис
та, чтобы удары сыпались равномерно (Афиней. Пи
р мудрецов, IV, 154 а; XII, 158 Ь). В армии труба и рог
, а иногда и флейта помогали держать ровный шаг н
а марше: звуки флейты, как считалось, действуют ус
покаивающе, что позволяет воинам сохранять строй,
наступать ровными шеренгами. Флейтисты шли вмес
те с войском, придавая ему бодрость, хладнокровие,
выдержку, — такое войско наступало сплоченно и ор
ганизованно и побеждало противника. Особенно ясн
о это понимали в Греции спартанцы и критяне, котор
ые, правда, вместо флейты использовали старинный
инструмент — кифару. Об этом, ссылаясь на греческ
их авторов, рассказывает Авл Геллий (Аттические но
чи, I, 11).
От народных трудовых песен сохранились лишь
отдельные небольшие фрагменты, ведь их не рассм
атривали как литературу, которую надлежит перепис
ывать и передавать потомкам на табличках или на па
пирусе. Однако благодаря свидетельствам древних
писателей, прежде всего Афинея (Пир мудрецов,
XIV, 618-619), мы знаем, что каждый вид работ в пол
е или в домашнем хозяйстве сопровождался той или
иной песней, в названии которой сохранялась памят
ь об этом занятии. Была, например, песня мельников
: ее пели вращая жернова. Известен маленький отры
вок такой песни с острова Лесбос, в которой упомина
ется философ, поэт и государственный деятель Питт
ак из Митилены (VII-VI вв. до н. э.), в молодости сам
моловший зерно, чтобы заработать себе на жизнь:
Мели, мельница, мели! Та
к и Питтак молол, Что в М
итилене правил.
Существовали также песни ткачей, пекарей, водо
носов, виноградарей, гребцов и людей многих других
профессий. Иногда песни, связанные с разными раб
отами, назывались одинаково — это можно объяснит
ь либо тем, что за долгие столетия некоторые назван
ия перемешались, либо же тем, что песни, которые п
ели люди разных занятий, имели сходный ритм и нап
оминали одна другую.
Со временем мотивы народных песен нашли себ
е место в творчестве известных поэтов, прежде всег
о в идиллиях, описывавших деревенскую, жизнь (так
овы, к примеру, идиллии Феокрита «Работники, или
жнецы», «Прялка»). К народному творчеству относил
ись безусловно и песни нищих, связанные уже во мн
огом с местными обычаями и праздниками.
Певцы часто состязались между собой. Устраива
ли, например, певчие конкурсы мальчиков в честь бо
гини Артемиды. Участники состязаний приносили с с
обой хлебные лепешки, вино, сыр, овощи, и тот, кто п
обеждал своих соперников, забирал у проигравших в
сю эту снедь, а те, оставшись без всяких припасов, х
одили от дома к дому, прося милостыню и распевая
жалобные песенки. В одной из таких песенок нищий
певец благодарил доброго человека, который ему п
омог, и желал ему счастливой судьбы и здоровья. Пр
аздник урожая, праздники различных ремесел также
сопровождались веселыми обходами всех окрестных
домов, причем молодежь и дети пели то, что полагал
ось в том или ином случае, выпрашивая у сограждан
подарки. В этих шутливых песенках было все то же, ч
то и у нищих певцов: просьбы, обращения к богам, д
абы те ниспослали благословение щедрому дарител
ю, или же, напротив, угрозы и проклятия тому, кто отк
азывался подать просимое.
Во время праздника Осхофорий, справлявшегос
я в Аттике со времен легендарного царя Тесея, по до
мам ходили юноши с ветвями оливы или лаврового д
ерева, украшенными лентами, сластями и фруктами;
такую ветвь называли «ире- сиона». При этом распев
али песенку, из которой мы благодаря Плутарху знае
м сегодня три строки:
Иресиона, даруй нам фиги и хлеб в изоб
илье,
Дай нам меда вкусить, натереться оливк
овым маслом,
Чистого дай нам вина, чтоб сладко уснут
ь, опьянившись.
Плутарх. Сравнительные жизнеописания.
Тесей, XXII
Псевдо-Геродот в «Жизни Гомера» приводит дру
гой текст песни, которую пели, обходя дома с иресио
ной, нищие певцы на острове Самос. В ней они упра
шивают богача уделить им хотя бы малость, приютит
ь их и накормить, обещая вознаградить его самыми л
учшими пожеланиями достатка, здоровья, радости в
семье, благополучия и мира в доме. При этом они за
веряют хозяина, что через год возвратятся и вновь п
одойдут с надеждой к его порогу.
На острове Родос принято было в праздник весн
ы обходить дома, неся в руках ласточку. (Много веко
в спустя, на закате Римской империи, когда сталкива
лись между собой различные религиозные традиции,
Иоанн Златоуст с негодованием говорил, что те, кто
обмазывается сажей, ходит с ласточкой и надо всем
насмехается, получают обильные подаяния, нищим
же не достается милостыни.) С этим обычаем были с
вязаны песни — хелидонисмы (от «хелидон» — ласт
очка), прелестные образцы народной поэзии:
Прилетела ласточка С яс
ною погодою, С ясною вес
ною. Грудка у нее бела, С
пинка черненькая. Что ж е
й ягод не даешь Из дому
богатого?
Певцы просили также дать их ласточке немного в
ина, хлеба и сыру, а то и каши. «Открой, открой скоре
е дверцу ласточке!» — пели они. А если хозяин окаже
тся слишком скупым, певцы грозили уйти, уведя с соб
ой его жену и унеся двери его дома. Примерно таким
же было содержание и тех песен, которые распевали
в Колофоне в Малой Азии, где принято было ходить
от дома к дому с вороной; поэтому и песни эти назыв
ались коронисмами (от «короне» — ворона). Певцы у
прашивали зажиточных сограждан дать вороне хоть г
орсть ячменя, а лучше тарелку, полную зерна, кусок х
леба, монету или кто что хочет. Если хозяйка накорм
ит ворону, в доме не будут знать бед; если дочь хозя
ина вынесет вороне корзинку, доверху наполненную
фигами, боги пошлют девушке богатого мужа и множ
ество детей. За щедрый дар вороне боги воздадут по
дателю сторицей.
Подобную же песню нищего рапсода-певца прив
одит псевдо-Геродот в «Жизни Гомера»; здесь она н
азвана «Гончарная печь», а содержание ее мало отл
ичается по своим мотивам от хелидонисм и коронис
м: певец призывает благословение богини Афины, п
окровительницы ремесленников, на того, кто щедро
одарит просителя: богиня явится и вознесет руки над
его гончарной печью, и после хорошего обжига горш
ки и кувшины будут распроданы за большие деньги
— гончар выгодно продаст весь товар и разбогатеет.
Но если он прогонит нищего ни с чем, угрожает рапс
од, последствия будут ужасны: явятся злые духи и ра
зрушат дом гончара со всеми печами для обжига, «д
абы увидели все, как поступать подобает».
Не чужды были грекам и песни, связанные с жизн
ью обычной, повседневной: «катабавка- лесис» — ко
лыбельная для малыша; гименей — свадебная песн
я, которой молодую чету провожали к их будущему д
омашнему очагу; эпиталама — песня, которую распе
вали у дверей брачного покоя молодоженов; «олофи
рм» — плач у ложа умирающего; «иален» — погреба
льная песня; песни, исполнявшиеся во время пира, с
импосио- на, многие из них известны нам уже в литер
атурной форме. Это и застольные песни Анакреонта
в VI в. до н. э., и эпиграммы поэтов эллинистической
эпохи, III в. до н. э.
Мил мне не тот, кто, пируя за полною
чашею, речи Только о тяжбах веде
т да о прискорбной войне; Мил мне, кто, М
уз и Киприды благие
дары сочетая, Правилом ставит се
бе быть веселее в пиру.
Анакреонт. Пирующим
Выпьем! Быть может, какую-нибудь еще н
овую песню Нежную, слаще, чем мед, песн
ю найдем мы в вине. Лей же хиосское, лей
его кубками
мне, повторяя: «Пей и будь весел,
Гедил!» — Жизнь мне пуста без вина.
Гедил. Застольная
Первыми обрели литературную форму культовы
е песни, звучащие на торжествах в честь
богов. В честь Аполлона поэты слагали пеаны, а так
же гипорхемы — песни, сопровождающиеся танцем,
носившим такое же название и представлявшим соб
ой мимическую сценку из мифологии. Бога Диониса ч
тили, распевая дифирамбы — хоровые культовые пе
сни. Особым жанром были эпиникии — песни, просл
авляющие победителей на играх. Упомянем еще пес
ни, написанные для хора девушек, — парфении; сам
ым известным автором этих песен был Алкман из Са
рд (VII в. до н. э.):
Муза, приди к нам, о звонкоголосая!
Многонапевную песнь
На новый лад начни для дев прекрасны
х!
Алкман. Парфении, 20
«Железный меч не выше прекрасной игры на ки
фаре» — в этих словах поэта Алкмана (Парфении,
28), видно восторженное отношение древних греков
к музыке.
В давние времена, пишет Плутарх, жители Элла
ды не относились к музыке как к развлечению. В част
ности, они «были совершенно незнакомы с театраль
ной музыкой: музыка у них была всецело приурочена
к почитанию богов и воспитанию юношества... и еще
не выходила за пределы святилищ, где с ее помощь
ю они воздавали почести божеству и хвалу доблестн
ым мужам». О пользе музыки Плутарх говорит так: «
Если кто-либо поработал над усвоением воспитател
ьного стиля музыки и был с надлежащей заботливос
тью обучаем в детском возрасте, тот будет хвалить и
одобрять прекрасное, порицая противоположное ему
во всем, в том числе и в музыке. Такой человек не за
пятнает себя никаким неблагородным поступком, но,
обретя благодаря музыке величайшую пользу, сам с
танет полезен и себе, и отечеству, не допуская никак
ого нарушения гармонии ни уловом, ни делом, но все
гда и всюду соблюдая пристойность, благоразумие и
порядок» (Плутарх. О музыке, 27; 43).
Были и теоретики музыки и знатоки музыкальных
инструментов: упомянем хотя бы Аристида Квинтили
ана, который, живя уже в эпоху более позднюю (в III в
. н. э.), мог оценить весь путь развития античной муз
ыки в предшествовавшие столетия.
Ударные инструменты изготовлялись из металла,
кости, дерева и кожи. Среди них в литературных пам
ятниках часто можно встретить «кимбалон», ничем н
е напоминавший, однако, нынешние цимбалы: он сос
тоял из двух небольших полых металлических полуш
арий одинаковой величины. Каждое из них имело пл
оское кольцо, за которое их можно было держать, ког
да музыкант ударял ими друг о друга. Самый ранний
тип кимвала представлял собой всего лишь две мале
нькие плоские тарелки. Кимвал использовали во мно
гих религиозных обрядах в честь Диониса и Кибелы
— Великой Матери богов: под мощные звуки кимвал
а греки танцевали. Еще проще был устроен инструме
нт, привезенный в Элладу из Сицилии и называвший
ся кротал, — нечто вроде трещотки или кастаньет. О
н состоял из двух раковин или двух кусочков металла
, которыми в такт ударяли друг о друга.
Издалека, с Востока, пришел в Грецию и тимпан
— небольшой бубен вроде тамбурина, обтянутый ко
жей. В него били рукой или просто потряхивали мета
ллическими кружками, прикрепленными к раме тимпа
на. Тимпан задавал ритм маршам и пляскам в праздн
ики Дионисия, Кибелы и Деметры. Под аккомпанемен
т тимпана проходили также комедии в театре и засто
льные беседы — симпосионы. Существовал и мален
ький глиняный бубен — орибая. К ударным инструме
нтам следует отнести и такое своеобразное устройст
во, как крупесион, надевавшийся на ногу и прикрепля
вшийся ремешками или тесемками. Это были две со
единенные под острым углом металлические или де
ревянные дощечки, выдолбленные изнутри; туда пом
ещали маленькие колокольчики, которые нажатием н
оги заставляли звенеть. Этот оригинальный инструм
ент использовали начальники хоров, задававшие рит
м певцам. Некоторые ученые причисляют к группе уд
арных инструментов также колокола, которых в Грец
ии обнаружено несколько, причем разного диаметра.
Из инструментов струнных особенно распростра
нена была лира. Мифологическая традиция приписы
вает ее изобретение богу Гермесу, который натянул
на черепаший панцирь струны, сделанные из внутре
нностей животного. Созданный сладкозвучный инстр
умент Гермес уступил тому, кто был того достоин, —
покровителю музыки Аполлону. Первоначально и са
ми греки изготовляли лиры из панцирей черепах, ли
шь со временем в ход пошли дерево и бронза. «Плеч
и» инструмента делали из рогов козла или оленя, дл
я изготовления семи струн одинаковой длины приме
няли кишки или сухожилия животных. По струнам уда
ряли деревянной или металлической палочкой — пл
ектром. Более усовершенствованную форму, чем ли
ра, имела кифара — излюбленный атрибут Аполлона
. Это был четырехугольный деревянный инструмент,
«плечи» его были короче, чем у лиры. Кифара тоже б
ыла семиструнной, хотя есть сведения и о кифаре де
вятиструнной. Особую форму имела, кроме того, мно
гострунная, так называемая дионисий- ская лира — б
арбит, изобретенная, по преданию, лесбосским поэт
ом VII в. до н. э. Терпандром. Наконец, у Гомера упо
мянут еще один инструмент — четырехструнная фор
минга.
Музыканты с флейтой, арфой и кифарой
Наряду с этим существовало несколько разновиднос
тей арфы: например, треугольный тригон, заимствов
анный греками из Фригии или из Сирии; с Востока яв
илась и самбука, также в форме треугольника. На ин
струменте называвшемся «магадис», играли обеими
руками, без плектра, так же как и на египетском сорок
аструнном эпи- гонионе, получившем такое название
по имени его изобретателя Эпигона. Известно, что п
оэтесса Сафо пользовалась инструментом лидийско
го происхождения — «пектис»: мы знаем лишь, что о
н походил на лиру или кифару. Все эти разновидност
и арфы давали очень высокий звук, поэтому играли н
а них главным образом женщины, аккомпанируя себе
во время пения.
Но, пожалуй, особенно распространены были ин
струменты духовые. Флейту греки знали еще с древн
ейших времен. По своему устройству она напоминал
а скорее не нынешнюю флейту, а кларнет или гобой:
это была трубочка длиной 30- 50 см, первоначально
изготовлявшаяся из берцовой кости какого-либо жив
отного (отсюда латинское название «тибиа» — голен
ь), а затем из дерева (кедра, самшита, лавра и други
х пород) или из металла (бронзы, серебра, золота). Б
оковые отверстия позволяли регулировать звук. Изв
естны были и сдвоенные флейты — две трубочки раз
ной длины, каждая из которых имела свою особую то
нальность, благодаря чему мелодия становилась бог
аче, насыщеннее. Делали специальные флейты для
детей, для взрослых, для девушек, для стариков. Игр
али греки и на тростниковой свирели — сиринге, инст
рументе восточного происхождения, очень популярн
ом у пастухов древней Эллады. Изобретателем свир
ели считался Пан, бог лесов, пастухов и скота. Си- р
инга состояла из семи тростинок, соединенных межд
у собой воском. Позднее, в эпоху эллинизма, семист
вольную свирель стали делать из дерева, бронзы ил
и слоновой кости, иногда скрепляя между собой не с
емь, а пять, восемь или даже больше тонких трубоче
к разной длины. Такую усовершенствованную сиринг
у переняли впоследствии и римляне.
Трубы были прежде всего инструментом, примен
явшимся в войске. Звуки трубы знакомы были уже ге
роям Гомера. Речь шла тогда о простейшем устройс
тве — длинной трубе, расширяющейся с одного конц
а, с коротким воронкообразным мундштуком. Изготов
ляли трубы из железа или бронзы. Древнейшая греч
еская труба — сальпинга служила для подачи сигнал
ов, ею начинались и завершались спортивные состяз
ания, под звуки трубы оглашали имена победителей.
Стоит вспомнить еще водяные органы, построен
ные впервые греческим механиком Ктеси- бием Алек
сандрийским в III в. до н. э. Водяной, или гидравличе
ский орган состоял из соединенных между собой бро
нзовых труб разной длины: вода, выталкивая воздух,
рождала звуки той или иной высоты. Инструмент был
снабжен, кроме того, чем-то вроде клавиатуры. Поль
зовались им, по всей вероятности, во время театрал
ьных представлений.
Обычно музыкальные инструменты выглядели оч
ень скромно и лишь своим устройством привлекали ц
енителей. Но были и инструменты, сделанные из дор
огостоящих материалов, искусно украшенные, высок
о ценимые и за свой внешний облик. Так, Лукиан пов
ествует о некоем Евангеле из Тарента, выступившем
на Пифий- ских играх в Греции, в состязании музыка
нтов, с роскошной лирой: «Лира была из червонного
золота, всевозможными драгоценностями и камнями
разноцветными украшенная, и на ней среди прочих и
зображений были вычеканены Музы, Аполлон и Орф
ей, и эта лира великое изумление вызвала у зрителе
й». Удовлетворив тем самым свое тщеславие, Еванг
ел, однако, отнюдь не поразил собравшихся своей иг
рой: «Он ударяет по струнам, извлекая из них что-то
нестройное и ни с чем не сообразное, и обрывает ра
зом три струны, сильнее, чем следовало, обрушивши
сь на лиру. .. » Публика стала смеяться, а возмущенн
ые судьи в конце концов выгнали Евангела из театра
. «А немного спустя после него выступает некий Евм
ел из Элей; лира была у него старая, деревянными к
олками снабженная... но именно он, и пропевши уме
ло и сыграв сообразно законам искусства, одержал в
ерх и был провозглашен победителем... » (Лукиан.
Неучу, который покупал много книг, 8—10).
В античной Элладе, где складывалось все более
тонкое и глубокое понимание ритма, гармонии, красо
ты, музыка и пение имели большие возможности для
развития. В течение долгих столетий музыка оставал
ась одним из искусств — «технэ», достигала все бол
ьшего совершенства, находила талантливых исполн
ителей и даже теоретиков, но лишь в III в. до н. э. шк
ола Аристотеля заложила основы науки о музыке и с
формулировала законы, управляющие миром звуков
ых образов.
В истории греческой музыки есть не только анони
мы. Одним из основоположников греческой музыки с
читается уже упомянутый нами Терпандр с острова
Лесбос. Деятельность его протекала главным образо
м в Спарте в 70-х годах VII в. до н. э., он был поэтом,
певцом, музыкантом, композитором. Тексты его твор
ений не сохранились; приписываются ему четыре фр
агмента религиозных песен, однако авторство Тер- п
андра самим древним представлялось сомнительны
м. Тогда же занимался в Греции музыкой Олимп из Ф
ригии: согласно традиции, именно он приохотил элли
нов к игре на флейте. С историей музыки в Спарте св
язано имя Фалета из Горти- ны на Крите: он был приг
лашен в Спарту, когда там свирепствовал мор, дабы
религиозными обрядами и прежде всего музыкой ум
илостивить богов. Он же ввел в программу спартанск
ого летнего празднества Гимнопедий пение торжест
венных пеанов в честь бога Аполлона, сопровождаемое танцами. Известен был в тот период и Клон из Ф
ив (по другим данным — из Тегея), поэт и музыкант, с
очинивший ряд религиозных песен, Исполнявшихся
под аккомпанемент флейты. История греческой музы
ки сохранила также немало иных имен музыкантов, и
гравших на разных инструментах и писавших тексты
для песен.
Автором первого теоретического труда о музыке
принято считать Ласа из Гермионы в Ар- голиде, диф
ирамбического поэта и музыканта, учителя поэта Пи
ндара (VI-V вв. до н. э.); он и сам пел, аккомпанируя с
ебе на фригийской флейте. Теорией музыки много за
нимались также Пифагор и его ученики, пытаясь уста
новить математические соотношения в разнообрази
и тонов. Несколько веков спустя, в III в. до н. э., эти и
сследования были продолжены греческими учеными
Аристоксеном, затем Эвклидом Мегарским. Особенн
о ценен вклад Аристоксена, преемника пифагорейце
в, в теорию музыкальной гармонии: отныне музыка м
огла уже считаться научной дисциплиной. По-видимо
му, тогда же появились в греческих городах и первые
музыкальные школы.
Владеть искусством музыки должны были и поэт
ы — сочинители трагедий и комедий. Уже одного из п
ервых греческих трагедиогра- фов, Фриниха (VI-V вв.
до н. э.), восхваляли как создателя прекрасных мело
дий — видимо, речь шла о хоровых партиях в трагед
ии. Но не только хоры, а все целиком трагедии Эсхил
а или Софокла свидетельствуют о музыкальности их
авторов, о безупречном владении искусством композ
иции; мелодическая структура хоров в произведения
х Эсхила и Софокла вызывала восхищение слушате
лей. В комедии хоровые (речитативные) и певческие
партии также ценились с точки зрения их музыкальн
ых достоинств. Так, замечательным знатоком музыки
афиняне считали Аристофана, искусно подбиравшег
о хоровые партии в соответствии с темой и интонаци
онным строем комедии.
Не менее важным и серьезным делом, чем музык
а и пение, был для древних греков танец. Танец осно
вывался на строгом соблюдении ритма, на сочетани
и ритмического шага с подобающей жестикуляцией,
движениями рук. Средствами танца представляли ра
зличные события, разыгрывали сценки из жизни, пол
ожив тем самым начало позднейшей пантомиме. Каж
дый танец был посвящен кому-либо из бессмертных
обитателей Олимпа и отражал то, что должно было б
ыть свойственно тому или иному божеству, тот мир,
на который бог распространял свое покровительство
, наконец, характер праздника, к которому танец был
приурочен. Понятно, что формы танцев могли быть с
амыми разнообразными: от строгих, торжественных
танцев во время религиозных шествий до танцев сво
бодных, произвольных, раскованных и порой даже не
истовых.
Примером торжественных танцев, связанных с п
раздничными процессиями, могут служить хороводы
во время Панафинейских празднеств в Аттике. Наря
дно одетые девушки двигались ритмично, в такт муз
ыке, распевая обрядовые песни, прославляющие бог
иню Афину, покровительницу государства. Вся танцу
ющая процессия направлялась к храму богини в Афи
нах. Подобный же характер носил и танец спартанск
их девушек во время праздника Артемиды Кариатийс
кой; танец этот требовал немалой сноровки, ведь ка
ждая из танцующих несла на голове корзину с жертв
енными дарами богине. Хороводы водили и тогда, ко
гда свадебный поезд провожал новобрачных к их буд
ущему домашнему очагу. Сама молодая пара не при
нимала участия в танцах.
Гомер упоминает только танцы юношей, но, веро
ятно, в них могли участвовать и девушки; впрочем, н
а многих праздниках девушки танцевали отдельно от
юношей. Гомер рассказывает о свадебных плясках ю
ношей — их изобразил бог огня и кузнечного дела Ге
фест на щите, который он выковал для Ахилла:
Там же два града представил он ясноречивых народов: В первом,пр
екрасно устроенном,браки и пиршества
зрелись. Там невест из чертогов, светил
ьников
ярких при блеске, Брачных песен
при кликах, по стогнам градским провож
ают. Юноши хорами в плясках кружатся;
меж них раздаются Лир и свирел
ей веселые звуки; почтенные жены Смот
рят на них и дивуются, стоя на крыльцах
воротных.
Гомер. Илиада, XVIII, 490-496 В совместных хоровод
ах молодых людей обоего пола танцующие двигалис
ь как бы цепочкой, ритмическим шагом, с поворотами
поодиночке. Такую танцевальную «цепочку» являл с
обой спартанский танец «гормос», описанный Лу- киа
ном: «"Ожерелье" — это совместная пляска юношей
и девушек, чередующихся в хороводе, который дейст
вительно напоминает ожерелье: ведет хоровод юно
ша, выполняющий сильные плясовые движения, — п
озднее они пригодятся ему на войне; за ним следует
девушка, поучающая женский пол, как водить хорово
д благопристойно, и таким образом как бы сплетаетс
я цепь из скромности и доблести. У них также принят
о обнажать молодые тела во время танца» (Лукиан.
О пляске, 12).
Держась за руки, юноши и девушки на Крите совм
естно исполняли танец, называвшийся «ге- ранос» —
журавль. Критскую пляску также представил божеств
енный кузнец на щите Ахилла:
Там же Гефест знаменитый извил хоров
од разновидный...
Юноши тут и цветущие девы, желанные
многим,
Пляшут, в хор круговидный любезно спл
етяся руками.
Девы в одежды льняные и легкие, отроки в ризы Светло одеты, и их чистот
ой, как елеем, сияют; Тех — венки из цветов п
релестные
всех украшают; Сих — золотые ножи,
на ремнях чрез
плечо серебристых. Пляшут они и ног
ами искусными то
закружатся, Столь же легко, как в стан
у колесо
под рукою испытной, Если скудельник
его испытует, легко
ли кружится; То разовьются и пляшут
рядами, одни за другими. Купа селян окружае
т пленительный
хор и сердечно Им восхищается; два с
реди круга их
головоходы, Пение в лад начиная, чуд
есно вертятся в средине.
Гомер. Илиада, XVIII, 590-605
Афиней (см.: Пир мудрецов, I, 22 Ь), называя один за
другим местные танцы разных стран и народов — лак
онский, критский и т. д., упоминает и ионийский танец
. Этот танец он определяет как серьезный, полный до
стоинства и обаяния, требующий сноровки, умелой ж
естикуляции. Торжественные ионийские танцы, испо
лнявшиеся порознь женщинами и мужчинами, превра
щались в настоящие мимические сцены: танцоры в д
линных хитонах двигались под музыку, внимая звука
м флейты или кифары. Была еще одна разновидност
ь ионийского танца, возникшая, по мнению Лукиана (
см.: О пляске, 34), под влиянием танца фригийского.
Такой танец исполняли во время пиров — вероятнее
всего, приглашенные гетеры, не упускавшие случая п
оказать с самой выгодной стороны свою фигуру, и пр
ежде всего красивые, стройные ноги: очевидно, этот
ионийский танец включал в себя и какие-то элементы
стриптиза и был отнюдь не строго торжественным, об
рядовым, а веселым, развлекательным. Это подтвер
ждает Лукиан. В его «Разговорах гетер» одна из них
рассказывает про себя, своих подруг и поклонников,
бывших на вечеринке:
« . . . Таис, поднявшись, стала плясать первая, в
ысоко обнажая и показывая свои ноги, как будто толь
ко у нее одной они красивые. Когда она кончила... Ди
фил начал расхваливать ее изящество и искусство
— как согласны ее движения с музыкой, со звуками к
ифары, как стройны ноги, и тысячу подобных вещей.
..
Таис же тотчас бросила мне такую насмешку. "Ес
ли кто, — сказала она, — не стыдится, что у него ног
и худые, пусть встанет и потанцует" (Лукиан. Разгов
оры гетер, 3).
Веселые ионийские танцы, с прыжками, причудл
ивыми поворотами, забавными жестами, были хоро
шо известны во всем античном мире. Недаром захме
левшие и развеселившиеся рабы в комедии Плавта "
Господа и рабы" выхваляются друг перед другом, чт
о могут сплясать лучше ионийского танцора, выделы
вая разные затейливые фигуры:
Мимический танец
Стих
Хорош твой этот поворот, а этот мой полу
чше.
Сагарин
Ты делай так.
Стих
А ты вот так.
Сагарин Ба-ба!
Стих Та-та!
Сагарин Па-па!
Стих Стоп!
Сагарин
Ну, оба вместе! Вызов шлю всем плясун
ам распутным:
Как ливень нравится грибам, так нам он
и, не больше.
Стих
Теперь домой! Отплясано по выпитому
в меру. . .
Плавт. Господа и рабы, 771-775
Понятно, что в грубых, развязных и, очевидно, д
аже малопристойных коленцах опьяневших рабов ри
мский зритель видел нечто пародийное, вызывающе
е смех у того, кто знал танцевальные приемы своего
времени.
Но и настоящие танцоры гордились своим искус
ством, состязаясь между собой или прославляя свое
отечество, как те, кого позвал феакий- ский царь Алк
иной, чтобы развлечь опечаленного гостя — Одиссе
я:
"...Пригласите сюда плясунов феакийских; зову я Самых искусных,
чтоб гость наш, увидя их, мог, возвратяс
я В дом свой, там все рассказать, как др
угих мы людей превосходим В плаванье
по морю, в беге проворном, и в пляске, и
в пенье. Пусть принесут Демодоку его зв
онкогласную лиру; Где-нибудь в наш
их просторных палатах ее он оставил". Т
ак Алкиной говорил, и глашатай, его исп
олняя
Волю, поспешно пошел во дворец за
желаемой лирой. Судьи, в народ
е избранные, девять
числом, на средину Поприща, ст
рогие в играх порядка
блюстители, вышли, Место для п
ляски угладили, поприще
сделали шире. Тою порой из дво
рца возвратился
глашатай и лиру Подал певцу: пред собр
аньем он выступил; справа и слева Стал
и цветущие юноши, в легкой искусные пл
яске. Топали в меру ногами под песню о
ни;
с наслажденьем Легкость сверка
ющих ног замечал
Одиссей и дивился. . . . Алкиной
повелел Галионту вдвоем
с Лаодамом Пляску начать: в ней
не мог превосходством никто победить и
х. . . . Начали оба по гладкому лону земл
и плодоносной Быстро плясать; и затопа
ли юноши в
меру ногами, Стоя кругом, и от т
опота ног их вся
площадь гремела. Долго смотре
в, напоследок сказал
Одиссей Алкиною: "Царь Алкино
й, благороднейший муж из мужей феаки
йских,
Ты похвалился, что пляскою с вами никт
о не сравнится;
Правда твоя; то глазами я видел; безмер
но дивлюся"
Гомер. Одиссея, VIII, 250-265, 370-371, 378-384
Заметим, что в Спарте, где все было подчинено ц
елям военной подготовки населения — и мужчин, и ж
енщин, танцы были лишены какой бы то ни было игр
ивости, развлекательности, шутливости. Участвуя в
Гимнопедиях, мальчики старше шести лет, юноши и
взрослые мужчины исполняли величавые и торжеств
енные песни и танцы. И музыка, и хореография приз
ваны были в Спарте воспитывать мужество, суровый
нрав воина. В середине VII в. до н. э. спартанцы заим
ствовали с Крита особый мимический военный танец
, исполнявшийся в полном вооружении, — пирриху.
С оружием и в доспехах танцующие представляли ра
зличные сценки боев — это был, по словам Платона,
тот "вид серьезной пляски", который "воспроизводит
движения красивых тел и мужественной души на вой
не или в тягостных обстоятельствах". Описывая быст
рую, воинственную пирриху, Платон говорит: "Путем
уклонений и отступлений, прыжков в высоту и пригиб
аний она воспроизводит приемы, помогающие избеж
ать ударов и стрел; пытается она воспроизводить и д
вижения противоположного рода, пускаемые вход пр
и наступательныхдействи- ях, то есть при стрельбе и
з лука, при метании дротика и при нанесении различ
ных ударов. Когда подражают движениям хороших т
ел и душ, правильным будет прямое и напряженное
положение тела с устремлением всех членов тела, к
ак это по большей части бывает, прямо вперед..."
(Платон. Законы, VII, 814 е — 815 Ь). В танце ценили
красоту ритма и гармонию, поэтому не только в Спар
те, где он служил элементом военной подготовки, но
и за ее пределами танец входил в программу обучен
ия детей и подростков — как мальчиков, так и девоче
к.
Нет ничего удивительного в том, что шуточные, в
еселые, игривые пляски вызывали осуждение у мног
их. Их отвергает Платон, считая их безобразными и
низменными: речь шла прежде всего о вакхических п
лясках, связанных с культом Диониса и включавших
в себя множество резких движений, прыжков, неприс
тойных жестов, имитировавших действия захмелевш
его поклонника бога вина. Эти танцы с прыжками выс
меивал и Лукиан, называя их дикими, "фригийскими";
он упоминает среди прочего некую пляску, в которой
танцор высоко подпрыгивал со скрещенными ногами
.
Мы не знаем точно, как и почему изменялись ион
ийские танцы от торжественных, обрядовых к игривы
м, исполнявшимся на пирах. Известно лишь, что с VII
в. до н. э. ионийские богачи в городах Малой Азии, в
о многом под влиянием восточной роскоши, начали у
страивать пышные застолья, приглашая музыкантов,
певцов, танцовщиц и танцоров и заставляя их даже с
оревноваться друг с другом в своем искусстве. Танц
ы становились все более беспорядочными, в них вст
упали разгоряченные вином участники пира, веселье
подчас оборачивалось неистовым разгулом. Из мало
азийской Ионии эти танцы проникли в другие греческ
ие государства, а затем были восприняты также этру
сками в Италии, где в надгробных росписях можно ви
деть плясунов в длинных ионийских хитонах. Измени
лся со временем и характер греческой гипорхемы: эт
от пантомимический танец исполняли первоначальн
о хоры молодежи, распевая гимны в честь Аполлона;
в дальнейшем он приобрел черты комической пляски
вроде бурного, неистового кодака, который отплясыв
али герои древней аттической комедии.
В росписях, представляющих сцены обрядовых т
анцев, нетрудно заметить, что танцующие держат в п
равой руке какой-то предмет. Предполагается, что эт
о жертвенные лепешки, принесенные в дар божеству
. Это подтверждается свидетельством Геродота: нек
огда жители острова Самос, чтобы спасти и тайно на
кормить детей из Керкиры, которых через Самос уво
зили в плен коринфяне, устроили хороводы девушек
и юношей и "во время плясок ввели в обычай принос
ить с собой кунжутовые лепешки с медом, чтобы дет
и керкирян могли уносить их и есть" (Геродот. Истор
ия, III, 48). С тех пор в праздники
Артемиды исполнители обрядовых танцев по ночам
должны были держать в руке жертвенную лепешку —
подношение богине.
Огромную роль играл танец и в культе Диониса.
С культом Диониса было так или иначе связано, как
мы увидим дальше, происхождение всех трех видов
греческих театральных представлений: трагедии, ко
медии и сатировой драмы. И во всех этих жанрах при
сутствие на сцене хора, сочетавшего пение с танцем
, было обязательным условием. Зачастую танец сопр
овождался красноречивыми, выражавшими ситуаци
ю или интонацию той или иной сцены жестами. Могл
и быть и сольные танцевальные партии, близкие к ми
му. Так, в Афинах в V в. до н. э. танцор Телест, высту
пая в трагедии Эсхила "Семеро против Фив", сумел о
собенно отличиться, выделиться своим искусством,
представляя пластически сцену жестокой битвы.
Танцовщицы с тамбурином (тимпаном) и с кимва
лами
Мимы показывали свои дарования и на пирах, где он
и изображали отношения людей и богов в мифах, вос
производили сценки из реальной жизни. Мимами ста
ли называть и сами эти маленькие, но очень выразит
ельные бытовые сценки, сопровождавшиеся легкими
песенками и танцами, остроумными, фарсового хара
ктера импровизациями. Оркестровое сопровождение
мима состояло из труб, кимвалов и бубнов; иногда ак
компанировал и флейтист. Первоначально мимы, зар
одившиеся в дорической Сицилии, были явлением ф
ольклора, импровизированного народного творчеств
а. Но уже в VI-V вв. до н. э. поэты стали придавать им
литературную форму: впервые занялся этим поэт Эп
ихарм из Сиракуз, за ним начал сочинять мимы в рит
мической прозе Софрон, современник Еврипида. Од
нако подлинный расцвет мима приходится на эпоху э
ллинизма, когда интерес к повседневной бытовой тематике, к реалистическому отображению реальной ж
изни, человеческих взаимоотношений был особенно
высок. В III в. до н. э. творил выдающийся греческий
мимограф Герод, оставивший несколько мастерски в
ыписанных бытовых сценок, рисующих нравы "мален
ьких людей" греческого города и написанных ямбиче
ским стихом ("Сводник", "Учитель", "Башмачник" и др
угие). В форму мима облекал некоторые свои произв
едения и поэт Феокрит, автор знаменитых идиллий. Х
отя содержание мимов было глубоко укоренено в пов
седневном быте, "заземлено", в нем могли найти себ
е место и весьма дерзкие политические аллюзии. На
пример, мимограф Сотад позволял себе прозрачные
намеки на несправедливость современных ему власт
ителей.
Еще в IV в. до н. э. появился мим, представлявши
й собой не что иное, как литературную пародию: твор
цами такого мима нового типа были Эвбой с острова
Парос и Бойот из Сиракуз. Наконец, в III в. до н. э. уж
е в греческих городах Южной Италии мим превратил
ся в так называемую гиляротрагедию — сценическое
произведение трагикомического характера, где сочет
ались, по всей видимости, "высокие", мифологически
е мотивы с "низкими", реально-бытовыми; одним из а
второв таких сценок был Ринтон из Тарента
(по другим данным — из Сиракуз).
К танцорам, исполнявшим пантомиму, требовани
я предъявлялись еще более высокие, чем к актерам
драматическим. О тех огромных физических и духов
ных достоинствах, которыми нужно было обладать т
анцору, чтобы прославиться, подробно рассуждает Л
укиан в своем диалоге о танцах:
" . . . Я намерен показать тебе, каким должен быт
ь совершенный танцор по своим душевным и телесн
ым качествам... Я утверждаю, что танцору необходи
мо обладать хорошей памятью, быть даровитым, см
етливым, остроумным... Кроме того, танцору нужно и
меть собственное суждение о поэмах и песнях, умет
ь отобрать наилучшие напевы и отвергнуть те, что сл
ожены плохо.
Что же касается тела, то, как мне кажется, танцо
р должен отвечать строгим правилам По- ликлета: не
быть ни чересчур высоким и неумеренно длинным, н
и малорослым, как карлик, но безукоризненно соразм
ерным; ни толстым, иначе игра его будет неубедител
ьна, ни чрезмерно худым, дабы не походить на скеле
т и не производить мертвенного впечатления".
Далее герой Лукиана рассказывает собеседнику,
какие возгласы раздавались на его памяти из толпы
зрителей по адресу тех или иных исполнителей. Угод
ить античным зрителям было, очевидно, очень непро
сто: "Так, антиохийцы, славящиеся своим остроумие
м и высоко почитающие пляску, тщательно следят за
всем, что говорится и делается на сцене, и ни для ког
о из них ничто не пройдет незамеченным. Однажды в
ыступил малорослый актер и стал танцевать, изобра
жая Гектора. Но тотчас же все в один голос закричал
и: "Это Астианакт! А где же Гектор?" В другой раз слу
чилось, что чрезмерно долговязый танцор вздумал п
лясать партию Капанея и брать приступом стены Фив
. "Шагай через стену, — воскликнули зрители, — не н
ужна тебе вовсе лестница!" Точному толстяку, пытав
шемуся в танце высоко подпрыгивать, зрители заяви
ли: "Осторожней, пожалуйста! Не обрушь подмостков
!" Чересчур худощавого, напротив, встретили, будто
больного, возгласами: "Поправляйся скорее!" Обо вс
ем этом я вспомнил не ради смеха, но желая показат
ь тебе, что даже целые города оказывают чрезвычай
ное внимание пляске, будучи в состоянии взвесить и
ее достоинства, и недостатки".
Возвращаясь к тому, каким должен быть танцор,
герой Лукиана продолжает: "Далее, пусть наш танцо
р будет проворен и ловок во всяких движениях и уме
ет как расслаблять, так и напрягать мышцы тела, что
бы оно могло изгибаться при случае и стоять прямо и
твердо, если это понадобится.
Не чужды пляске и движения рук, как это примен
яется при борьбе. Напротив, в борьбе есть красота, к
оторая отличает таких мастеров, как Гермес, Полиде
вк и Геракл. В этом ты сам убедишься, глядя на любо
го из танцоров, изображающих и х . . . Пляске свойст
венны впечатления и для слуха, и для зрения. (...)
Танцору надлежит быть во всех отношениях безу
коризненным: т. е. каждое его движение должно быть
ритмично, красиво, размеренно, согласно с самим со
бой, неуязвимо для клеветы, безупречно, вполне зак
ончено, составлено из наилучших качеств, остро по з
амыслу, глубоко по знанию прошлого, а главное — ч
еловечно по выражаемому чувству. Ибо актер лишь
тогда заслужит полное одобрение зрителей, когда ка
ждый смотрящий игру узнает в ней нечто, им самим
пережитое; сказать точнее — как в зеркале увидит в
танцоре самого себя, со всеми своими страданиями
и привычными поступками".
Лукиан предостерегает от "безобразного переигр
ывания", от нарочитых, преувеличенных действий та
нцора, способных вызвать нежелательную реакцию з
рителей. Лукиан рассказывает, как он сам был свиде
телем провала одного танцора, исполнявшего роль
Аякса, который после поражения впал в безумие. Та
нцор явно переигрывал: он "до такой степени сбился
с пути, что зрители с полным правом могли бы приня
ть его самого за сумасшедшего, а не за играющего р
оль безумца. У одного их тех, что отбивали такт желе
зной сандалией, танцор разорвал одежду; у другого,
флейтиста, вырвал флейту и, обрушившись с нею на
Одиссея, стоявшего рядом и гордившегося своей по
бедой, раскроил ему голову. Если бы не защищала О
диссея его войлочная шапка, принявшая на себя бол
ьшую часть удара, погиб бы злосчастный Одиссей, п
опавши под руку сбившемуся с толку плясуну". Зрите
ли отнеслись к такой игре по-разному: простолюдины
, мало разбиравшиеся в искусстве, посчитали подоб
ное изображение дикой страсти верхом совершенств
а и сами впали в неистовство, повскакали с мест, кри
чали, срывали с себя одежды; "люди же более разви
тые понимали, что делается на сцене, и краснели за
танцора, однако из вежливости не хотели позорить е
го своим молчанием, но тоже выражали одобрение и
прикрывали этим безумие пляски..." (Лукиан. О пляск
е, 74-78, 81, 83).
Зато об актерах пантомимы, умевших с тактом и
чувством меры изобразить человеческие переживан
ия, Лукиан отзывается с большой похвалой. Так, когд
а в Риме, в правление Нерона, философ-киник Деме
трий открыто порицал искусство танца, заявляя, будт
о танцор — всего лишь придаток к флейте, свирели и
отбиванию такта, сам же ничего не вносит в развитие
действия, то некий известный тогда танцор, "весьма
неглупый, лучше других знавший историю и отличав
шийся красотою движений", попросил философа поб
ывать на его выступлениях, а потом уж бранить его и
скусство. При этом танцор обещал представить свое
мастерство без сопровождения флейты и пения. Одн
ой только пантомимой актер выразил тончайшие чел
овеческие чувства: любовь, коварство, зависть, стыд
, настойчивость. Деметрий был совершенно покорен
и восхищенно воскликнул: "Удивительный ты челове
к! Я слышу, что ты делаешь, а не только вижу! Мне к
ажется: сами руки твои говорят!" (Там же, 63).
Взгляды Лукиана были взглядами человека II в. н
. э. Нам же теперь предстоит возвратиться назад, в V
в. до н. э., когда в Афинах триединая хорея — музык
а, пение и танец, — соединившись с эпической поэзи
ей, породила театр. С этих древнейших театральных
представлений, составлявших один из основных эле
ментов программы празднеств бога Диониса — Дион
исий, ведет свою родословную современная драмату
ргия.
Быстрой стопою приди, о владыка, к
давильному чану, Руководителем
будь нашей работы ночной;
Выше колен подобравши одежду и
легкую ногу Пеной смочив, оживи
пляску рабочих своих.
И говорливую влагу направив в сосуды п
устые, В жертву лепешки прими вместе с
лохматой лозой.
Квинт Мекий. Молитва виноделов Вакху Обрядо
вая песня, громкая музыка, неистовая, оргиастическ
ая пляска вводят нас в праздничный мир Дионисий.
Жители Аттики рано восприняли из Фракии культ бог
а виноделия и вообще плодоносящей, животворной
природы. То, что культ Диониса-Вакха пришел в Грец
ию с Востока, подтверждают не только критские табл
ички (линеарное письмо Б), но и многие элементы са
мого праздничного ритуала: его буйный, неистовый х
арактер, шумные звуки бубнов, вихревые танцы.
Дионисийских праздников было много, их справл
яли в разные времена года: Малые, или сельские, Ди
онисии — в декабре, Леней — в январе, Антестерии
— в феврале, Великие, или городские, Дионисии — в
марте, Осхофории — в октябре. Каждый из этих праз
дников был связан с каким-либо этапом годичного ци
кла выращивания винограда или изготовления вина.
Малые Дионисии, называвшиеся также сельским
и, справлялись в Аттике в дни, когда принято было п
о традиции откупоривать бочки с молодым вином. В
программу праздника входили торжественные проце
ссии, выступления актеров, народные игры. Особой
популярностью пользовались шуточные состязания
— "асколия": кто дольше всех продержится на одной
ноге на тугом бурдюке с вином. "Асколия" привлекал
а мальчишек и молодых парней, для девочек делали
качели — в память об Эригоне, дочери Икария. Икар
ий был, по преданию, первым человеком в Аттике, ко
го бог Дионис научил разводить виноградную лозу и
изготовлять вино. Икарий начал энергично распрост
ранять новую плодовую культуру в стране, но однаж
ды несколько пастухов, которых он угостил вином, оп
ьянели и, не зная прежде подобного ощущения, реш
или, что он отравил их. Тогда они в гневе убили вин
оградаря и зарыли его тело в горах. С помощью свое
й собаки Майры несчастная Эригона отыскала тело о
тца и в отчаянии повесилась на дереве, под которым
лежал его труп. С тех пор в Аттике повелось устраив
ать в Малые Дионисии "праздник качелей", подвеше
нных на дереве в память о погибшей дочери Икария;
праздник сопровождался, разумеется, очистительны
ми жертвоприношениями Дионису.
В дни, когда справлялись Леней, повсюду в Аттик
е давили виноград, выжимая вино. После принесени
я торжественных жертв в Ленеонё — храме Диониса
в Афинах — начинался праздник, во время которого
пробовали свежий напиток из нового урожая. По ули
цам деревень и городов ходили веселые толпы наро
да, а в самих Афинах устраивали богатые пиры на го
сударственный счет. С середины V в. до н. э. этот пр
аздник стали отмечать представлением какой-либо к
омедии, а с 420 или 419 г. до н. э. в программу торже
ств включили и трагедию.
Антестерии были весенним "праздником цветов"
и одновременно днями поминовения умерших. Длил
ись они несколько дней. В первый день откупоривали
бочки со зрелым вином и чтили память ушедших в ца
рство Аида. Святилища Диониса были в тот день зак
рыты, дабы души усопших, отмечавшие собственный
праздник, не могли туда проникнуть. Героиней перво
го дня была жена архонта — высшего должностного
лица в Афинах, торжественно вступавшая в символи
ческий брак с Дионисом, а затем ожидавшая его в по
лном уединении. На следующий день, в "праздник ку
вшинов", участники веселой процессии в венках из в
иноградных листьев провожали ее домой. И этот дио
нисийский праздник не обходился без соревнований:
афиняне состязались между собой, осушая один куб
ок вина за другим. После этого в еще более веселом
настроении, с песнями и плясками они направлялись
к святилищу Диониса в Элевтерии, где приносили бо
гу в жертву пиршественные венки и остатки вина. Тр
етий день, "праздник горшков", был целиком посвящ
ен поминовению умерших: души их символически пр
иглашались к столу, уставленному горшками, а посл
е захода солнца, с завершением Антестерий, невиди
мых "гостей" вежливо выпроваживали и приводили д
ом в порядок.
Осхофории справляли когда во всей Аттике зака
нчивался сбор винограда нового урожая. Богам прин
осили в жертву виноградные кисти, а афинские эфеб
ы соревновались в беге на длинные дистанции — пе
рвые десять победителей получали награды.
И все же самым крупным и ярким празднеством б
ыли Великие Дионисии, значение которых еще боль
ше возросло, когда в середине VI в. до н. э. тиран Пи
систрат, поддерживавший в своей политике народны
е культы и обычаи, сделал Великие, или городские, Д
ионисии официальным всенародным праздником во
всей Аттике, вторым по важности после Панафинейс
ких торжеств. Дионисии, учрежденные Писистратом,
носили политико-религиозный характер, и в то же вр
емя именно они дали могучий импульс развитию дра
матической поэзии и театру в Греции. Первоначальн
о Великие Дионисии длились пять дней, а с 488 г. до
н. э. — шесть.
В первый день Дионису приносили в жертву козл
а; жертвоприношение сопровождалось хоровым пен
ием гимнов в честь бога виноделия — дифирамбов.
Затем торжественной процессией афиняне переноси
ли статую бога из храма на склонах Акрополя в рощу
, посвященную герою Академу, где вновь воздавали
почести Дионису хоровым пением и жертвоприношен
иями. После захода солнца статую несли назад, в го
род, и устанавливали на специально приготовленной
, утрамбованной или посыпанной песком площадке д
ля выступлений хора певцов и танцоров — орхестре.
На следующий день там соревновались между собой
хоры молодежи и взрослых мужчин. Далее наступал
а очередь театральных представлений: трагедии, са
тировой драмы, комедии. Поначалу играли только тр
агедии в течение трех дней, но с 488 г. до н. э. в прог
рамму празднества ввели и комедию, предназначив
для нее третий день Великих Дионисий; затем три дн
я подряд играли трагедии. В последний день оглаша
ли результаты состязаний и раздавали награды — сн
ачала одним лишь поэтам, авторам наиболее понрав
ившихся произведений, но впоследствии стали награ
ждать и актеров — лучших исполнителей ролей или
даже всю труппу.
Не только театр как явление культуры зародился
в античной Элладе, но и сам театр как сооружение, е
го внутреннее устройство восходят к временам Эсхи
ла и Аристофана.
Большей частью своих знаний о греческом, как и
римском, театре мы обязаны памятникам материаль
ной культуры, археологическим раскопкам. Как извес
тно, многие античные театры сохранились до наших
дней почти целиком, почти в первозданном виде. Дру
гими ценными источниками сведений являются фрес
ки, росписи на вазах, часто представляющие сцены и
з спектаклей, а также маски актеров и даже... входны
е билеты. Не менее важны для нас "дидаска- лии" —
списки победителей в драматических состязаниях по
этов или актеров; это были своего рода отчеты о теа
тральных постановках: там сохранились имена поэто
в, выступавших со своими сочинениями, имена награ
жденных, а когда древние научились ценить также ро
ль актеров в успехе того или иного драматического п
роизведения, то и имена выдающихся актеров, испо
лнителей главных партий, нашли свое место в списк
ах награжденных. Дидаскалии, выбитые на мраморн
ых досках, выставлялись в Афинах в театре Диониса
, а затем поступали на хранение в государственный а
рхив. Первым стал собирать эти тексты еще Аристот
ель. Дидаскалии частично сохранились и до нашего
времени — благодаря им мы знаем сегодня 62 имен
и актеров, выступавших в трагедиях, и 85 — актеров,
игравших в комедиях. Немало сведений о древнегр
еческом театре мы получаем обращаясь к литератур
ным памятникам — к текстам самих драматических п
роизведений, к прилагавшимся к ним авторским разъ
яснениям и, наконец, к таким энциклопедическим тру
дам античных авторов, как трактат Витрувия "Об арх
итектуре" или "Онома- стикон" Поллукса. Впрочем, п
оскольку театр был подвижным организмом, претерп
евавшим постоянные изменения, особенно в том, чт
о касалось его технического оснащения, многие данн
ые следует воспринимать с осторожностью, дабы пр
оследить подлинную эволюцию театра в течение дол
гих столетий.
Театр в Приене. Реконструкция
И первоначальная форма театра, и наступившие поз
днее перемены зависели от самих произведений, пре
дназначенных для сцены, от развития жанров трагед
ии и комедии, а также от менявшихся интересов, вкус
ов и запросов зрителей. Будучи частью религиозных
обрядов, культовой практики граждан древнегреческ
их полисов, театральные постановки рождались уже
как массовые зрелища, доступные сотням людей.
О происхождении греческой трагедии ведутся да
вние споры. Ясно лишь, что вышла она из хоровой пе
сни, исполнявшейся на орхестре в праздничные дни
Великих, или городских, Дионисий.
Со временем к хоровому пению, сопровождавшемус
я танцами, прибавились диалоги. Началось с выхода
на площадку одного актера, который и отвечал кори
фею — предводителю хора (отсюда и древнегреческ
ое наименование актера "гипокрит" — отвечающий).
Считалось, что это новшество ввел в VI в. до н. э. по
эт Феспид Афинский, поэтому его и называют создат
елем аттической и вообще греческой трагедии. Эсхи
л вывел перед зрителями второго актера, а Софокл
— третьего, благодаря чему диалоги получили разви
тие, драматическое действие оживилось, зато роль х
ора уменьшилась, свелась к ограниченному участию
в происходившем на сцене. В дальнейшем число акт
еров не менялось, хотя статистов могло быть много,
так что одному актеру приходилось играть несколько
ролей.
Первоначально площадку для выступлений — ор
хестру — делали прямоугольной, круглой или эллипс
оидной — в зависимости от местных обычаев. В конц
е концов орхестра приобрела круглую форму; в цент
ре площадки возводили алтарь Диониса. Размещали
орхестру обычно у подножья холма, так, чтобы зрите
ли могли занять места на его склоне и хорошо видел
и все происходившее на сцене. Поначалу зрители си
дели на голой земле, потом стали устанавливать ска
мьи, одну над другой. Вот так скромно выглядел в др
евности важнейший элемент театра как сооружения
— зрительный зал, который как раз и назывался "теа
трон" (от "теаомай" — гляжу, смотрю); позднее это на
звание перешло на весь комплекс сооружений. Извес
тно, что в 499 г. до н. э. произошел несчастный случа
й: временные деревянные скамьи на агоре подломил
ись, и можно предполагать, что именно эта катастро
фа вынудила перенести площадку для зрелищ к под
ножью южного склона Акрополя и заменить временн
ые деревянные скамьи сиденьями, высеченными в к
амне.
В первые десятилетия греческого театра актеры
выступали вместе с хором на орхестре. Так, были по
ставлены в 472 г. до н. э. "Персы" Эсхила, а затем ег
о же "Прометей прикованный". Очевидно, были и как
ие-то помещения или загородки, где актеры, игравши
е по нескольку ролей, могли переодеваться по ходу с
пектакля. По инициативе того же Эсхила были прове
дены конструктивные изменения и улучшения: в 465
г. до н. э. рядом с орхестрой, на противоположной от
зрителей стороне, было возведено некое крытое соо
ружение небольшого размера — скена, служившая и
раздевалкой для актеров, и хранилищем театральног
о реквизита. Передняя стена скены, обращенная к зр
ителям, использовалась как фон для драматического
действия, изображая фасад храма или дворца. Эта п
ередняя стена имела три двери (со временем их стал
о больше): среднюю, монументальную, и две боковы
е, поменьше. Зрителям и актерам было небезразлич
но, кто, какие действующие лица выходили через ту и
ли иную дверь. Утвердился постепенно обычай, точн
о определявший, куда по законам театральной услов
ности должна была вести каждая из этих дверей»— в
город, в порт, во дворец и т. п.; считалось, например,
что из главной, средней, выходят обитатели дворца.
Перед самой скеной устанавливались подмостки — п
роскенион, предшественник современной сценическо
й площадки. Там и выступали драматические актеры,
в то время как хор остался на своем первоначальном
месте — на орхестре. Эти три элемента — орхестра
для хора, скена с проскенионом для актеров и «театр
он» для зрителей — явились основополагающими эл
ементами и античного и современного театра.
Уже примитивная деревянная постройка — скена
значительно расширила возможности древнейших д
раматургов, постановщиков, актеров. Передняя стен
а скены, которая была в то же время задником игров
ой площадки — проскениона, позволяла ввести в теа
тральную практику даже декорации, хотя бы простей
шие: стену завешивали шкурами животных или порть
ерами. В IV в. до н. э. на смену деревянному театру п
ришел монументальный каменный театр, старейшим
классическим образцом которого можно считать теат
р Диониса в Афинах. Строительство длилось очень д
олго: работы начались в 425 г. до н. э., а закончились
сто лет спустя. В новом постоянном театре места дл
я зрителей, «театрон», составляли более 100 м в ши
рину и охватывали полукругом более чем половину о
рхестры диаметром 24 м. Опору «театрона» составл
яли склон холма и боковые каменные стенки. Каменн
ые скамьи уходили вверх на 30 м по наклонной, обр
азуя 78 ступеней. Этот открытый зрительный зал бы
л разделен двумя широкими концентрическими прох
одами на три части: снизу вверх располагались две ч
асти по 32 ряда и еще 14 самых верхних рядов. Было
также несколько проходов вертикальных, деливших з
рительный зал на секторы и связывавших верхние ря
ды с орхестрой. Скамьи достигали высоты 33 см; что
бы удобнее было сидеть, зрители приносили с собой
подушки. Театр Диониса был рассчитан на 17 тыс. зр
ителей, но практически вмещал в себя намного боль
ше. В первом ряду насчитывалось 67 высеченных в к
амне стульев, среди которых выделялось великолеп
но отделанное кресло для жреца бога Диониса: жрец
был, естественно, главным лицом на культовом праз
днике Великих Дионисий. Другие места в первом ряд
у занимали те, кто имел право проэдрии, т. е. право с
идеть на первых местах; речь шла о высших должнос
тных лицах, жрецах, представителях иностранных г
осударств, судьях на всякого рода состязаниях и, нак
онец, об осиротевших детях героев, павших в боях з
а отечество.
С течением лет наибольшим изменениям и перес
тройкам подверглась скена. Передняя стена ее знач
ительно удлинилась, так что от одного угла до другог
о вокруг орхестры был проложен широкий проход, по
которому видные граждане города направлялись к св
оим местам в первом ряду. По этим же проходам — п
ародам — хор выходил на орхестру. Отныне скена п
редставляла собой деревянное здание 46,5 м длино
й и 6,5 шириной, с небольшими пристройками по бок
ам. Передняя стена по-прежнему имела три двери, н
о теперь она была украшена колоннами, между котор
ыми помещали разрисованные доски, своего рода де
корации. Мы не знаем точно, кто и когда именно ввел
в практику постоянные декорации: Эсхил, Софокл ил
и кто-либо иной; бесспорно, однако, что уже в середи
не V в. до н. э. этот элемент театрального искусства
был достаточно разработан: известен даже трактат о
сценических декорациях того времени, созданный
Агатархом с острова Самос. Добавим еще, что двери
за проскенионом обрели строгую специализацию: че
рез среднюю, «царскую» дверь выходил к зрителям г
лавным образом актер, исполнявший главную роль, а
через боковые, которые, как считалось, вели в «поме
щения для гостей» (Витрувий. Об архитектуре, V, б),
являлись на проскенион второй и третий актеры. Поз
ади ске- ны, с внешней стороны театра, полагалось д
елать портики, где зрители могли бы укрыться во вр
емя внезапного дождя и где готовился бы весь театр
альный реквизит (Там же, V, 9).
В классической Греции сценические представлен
ия устраивались лишь два раза в год: в Великие Дио
нисии и в Леней. Сам же огромный комплекс театрал
ьных сооружений использовали зачастую для провед
ения народных собраний, прежде проходивших на хо
лме Пникс с участием около 5500 свободнорожденны
х граждан полиса.
Театр Диониса в Афинах в том виде, в каком он с
охранился до наших дней, является результатом мно
гократных перестроек и восстановительных работ, и
мевших место в I в. до н. э., затем при императоре Не
роне в середине I в. н. э., наконец, в III в. н. э. И все ж
е, глядя на него, мы легко можем себе представить, к
ак строились в древности театры.
Дальнейшие заботы античных архитекторов были
направлены на то, чтобы расширить игровую площад
ку, ведь в эпоху эллинизма постановки становились в
се более пышными, требовали немалого числа стати
стов. Решению этой задачи способствовали и удлине
ние передней стены скены, и создание боковых прист
роек — параске- нионов. Сама игровая площадка бы
ла еще более приподнята и опиралась на столбы или
колонны. В результате между проскенионом и орхест
рой образовалось пустое пространство, откуда в слу
чае необходимости выходили актеры, исполнявшие р
оли подземных богов или духов; потом, очевидно, по
лестницам они поднимались с орхестры на проскени
он. Тем самым хор был еще четче отделен от актеро
в, игравших наверху, на проскенионе. Перемены про
изошли и в области декораций: наряду с прежними р
аскрашенными досками, крепившимися на передней
стене ске- ны, появились периакты — вращающиеся
трехгранные приспособления с декорациями на кажд
ой стороне. По мере надобности они поворачивались
к зрителям той или иной стороной. Стало возможным
быстро, по ходу действия, менять декоративный фон
, что было обусловлено применением и многих други
х технических новинок.
Об этих технических приспособлениях, театраль
ных машинах той эпохи мы знаем очень мало. Энцик
лопедический словарь «Ономастикон» Поллукса сод
ержит не менее десятка различных терминов, обозна
чавших те или иные механизмы, применявшиеся в те
атрах, но не всегда ясно, как именно они действовал
и. Была, например, подвижная платформа, на колеса
х или катках, въезжавшая на проскенион через центр
альную, «царскую» дверь; благодаря ей зрители мо
гли видеть результаты действия, которое должно бы
ло разыгрываться внутри «дворца», но которого, по з
аконам тогдашней драматургии, зрители видеть не м
огли. Речь шла прежде всего об убийствах: античном
у зрителю их показывать не полагалось — недаром Г
ораций в «Науке поэзии» заявляет: «Пусть малюток
детей не при всех убивает Медея... » Так, играя траг
едию Эсхила «Агамемнон», зрителям показывали на
платформе тела Агамемнона и Кассандры, убитых в
о дворце, т. е. за видимой зрителям сценой. Позднее
в греческом театре стали применять также особый м
еханизм, поднимавший над проскенионом другую пл
атформу, на которой появлялись боги, вмешивавшие
ся неожиданно в ход действия, в судьбы героев (отс
юда выражение «бог из машины» — неожиданная ра
звязка), или прояснявшие сложную интригу, или вооб
ще ставившие последнюю точку в спектакле. На исхо
де V в. до н. э. подобная «машина» была уже повсем
естно распространена. Другой механизм — «журавль
» позволял опускать на проскенион актера, выступав
шего в роли божества, вознамерившегося спуститься
на землю: например, в трагедии Эсхила «Мемнон», д
о нас не дошедшей, богиня утренней зари Эос сходи
ла на землю, чтобы забрать тело своего погибшего с
ына Мемнона. Иногда скена имела маленький балко
н, нависавший над проскенионом, откуда также обра
щались с речами к героям и зрителям бессмертные б
оги. На тросах поднимали актеров, изображавших бо
гов, взлетавших в воздух: так, висящей на тросе появ
лялась перед публикой богиня радуги Ирида в траге
дии Еврипида «Геракл». Отдельно следует упомянут
ь различные приспособления, предназначенные для
того, чтобы производить акустические (раскаты гром
а, отдаленный шум и т. п.) и световые эффекты: есть
предположения, что в большинстве случаев на одно
й из сторон периактов на темном фоне рисовали про
сто яркие, блестящие полоски, которые и должны бы
ли изображать, скажем, сверкание молнии в грозу —
блеск оружия громовержца Зевса.
Насколько декорации и театральная техника был
и еще примитивны, настолько необычное искусство п
роявили древние греки, создавая в своих театрах пре
красную акустику, — об этом свидетельствуют сохра
нившиеся театральные сооружения: в Эпидавре, Эре
трии, Приене, Оропе. Расположенные здесь театры э
ллинистической Греции и сегодня поражают воображ
ение своими
размерами, красотой и акустикой.
Нельзя не сказать и о греческом одеоне — здани
и, предназначенном для музыкальных и поэтических
состязаний. Формой своей одеон напоминал театр, н
о располагался не под открытым небом, а под крыше
й. В Афинах одеон был построен в 442 г. до н. э. на ю
го-восточном склоне Акрополя: большое деревянное
сооружение, представлявшее в плане квадрат со сто
роной 82 м, с двойной колоннадой внутри. В 86 г. до
н. э. оно сгорело, но было восстановлено царем Капп
адокии Ариобарзаном II. В дальнейшем одеоны стро
ились из камня; самый крупный и роскошный был пос
троен в Афинах Геродом Аттиком, политическим дея
телем и оратором, учителем Марка Аврелия, в начал
е II в. н. э. В память о скончавшейся жене он воздвиг
обширное здание с крышей из кедра; оно могло вмес
тить около 6000 слушателей. Примеру Афин следов
али и другие города античного Средиземноморья —
повсюду появлялись театры и «концертные залы». В
Риме одеон был построен лишь в конце I в. н. э., при
императоре Домициане.
Театральные представления как элемент больши
х религиозных торжеств устраивало государство в ли
це своего высшего должностного лица — архонта-эп
онима. В день, отведенный для показа комедий, свои
произведения могли представить пять комедиограф
ов. Такой порядок существовал с 486 г. до н. э.; впос
ледствии их число сократилось до трех, однако прав
ило это не всегда соблюдалось: как свидетельствуют
надписи 183 и 181 гг. до н. э., в то время представлят
ь свои комедии имели право шестеро поэтов. В посл
едующие три дня, как мы помним, наступал черед тр
агедий. Каждой из поэтов представлял тетралогию, т
. е. четыре пьесы, в том числе три трагедии (трилоги
ю) и одну сатирову драму, сочетавшую в себе элеме
нты трагедии с участием комического хора сатиров (
участники хора были переодеты в веселых козлоноги
х сатиров, спутников Диониса). Поэтому такое предст
авление длилось целый день. Но и здесь допускалис
ь отступления от правил: случалось, что показывали
лишь трилогию или даже дилогию — всего две траге
дии в день. Около 440 г. до н. э. комедии были включ
ены и в программу январского праздника Диониса —
Леней. Театр в Эпидавре
В
положен
ный срок поэты представляли свои произведения ар
хонту, прикладывая некое свидетельство, удостовер
явшее их «доброе имя», нравственность, благонаде
жность. Архонт-эпоним и особая выборная комиссия
знакомились с представленными пьесами и отбирал
и из числа их авторов трех трагедиографов и трех (и
ли пятерых) комедиографов, которым «назначали хо
р», т. е. давали разрешение на постановку их сочине
ний в театре. Конкретно это означало, что власти наз
начали каждому из кандидатов его хорега — кого-ли
бо из зажиточных граждан, кто при условии освобож
дения его от налоговых обязательств перед государс
твом способен был на собственные средства осущес
твить театральную постановку. Хорег брал на себя ч
асть заботы о спектакле: подбирал хор, нанимал пом
ещение для репетиций и иных приготовлений, заказ
ывал костюмы и прочий необходимый реквизит. В об
язанности хоре- га входило также найти режиссера-п
остановщика — дидаскала, преподавателя, работав
шего с хором, — хородидаскала, а также музыкантов
— флейтиста, аккомпанировавшего хору, и кифареда, сопровождавшего своей игрой пение самих актер
ов. Всех их хорег должен был содержать на свой сче
т в течение всего периода подготовки спектакля — эт
о было одной из форм «литургии», т. е. одной из фор
м государственной службы состоятельных граждан п
олиса, бравших на себя определенную часть обязан
ностей и расходов государства.
Разумеется, хорегия не могла не быть весьма об
ременительной в финансовом отношении для того, к
то исполнял эти функции. Помимо режиссеров и муз
ыкантов немалых издержек требовало содержание х
ора, который первоначально состоял из 12 человек,
со времен Софокла — из 15, а подчас, как это было в
трагедии Эсхила «Молящие» хор включал в себя око
ло 50 человек. И все же ни один гражданин греческог
о полиса не уклонялся от этой службы государству, с
читая исполнение обязанностей хорега честью для с
ебя. В одной из речей Лисия некий афинянин хвалит
ся своим вкладом в подготовку хоров для различных
празднеств. На один хор он, по его словам, потратил
30 мин; три месяца спустя, во время праздника в чес
ть Аполлона, одержал победу другой хор, обошедши
йся в 20 мин. В дальнейшем пришлось уплатить 8 ми
н, чтобы подготовить танец воинов — пирриху по слу
чаю Панафинейских празднеств. И, наконец, тот же а
финянин был однажды хорегом мужского хора, одер
жавшего победу в каких-то состязаниях, — это стоил
о еще 50 мин (Лисий. Речи, XXI, 1-2). Нетрудно замет
ить, что среди мотивов, побуждавших граждан вклад
ывать деньги в подготовку певцов и танцоров, не пос
леднюю роль играло тщеславие — надежда победит
ь в конкурсе. Для этого нужно было подобрать наилу
чших певцов, режиссеров, хородидаскалов, труд кот
орых стоил особенно дорого.
Набирать и готовить актерскую труппу не входил
о в задачу хорега. Поначалу актеров подбирали и гот
овили сами драматурги, которые, кроме того, лично в
ыходили на сцену, исполняя даже главные роли. Тол
ько Софокл, у которого был слабый голос, вынужден
был порвать с этой традицией и выступил лишь в дву
х ролях: царевны Навсикаи и прорицателя, играющег
о на лире. Затем отбор актеров взяло на себя госуда
рство; при этом было постановлено, что главный акт
ер мог выступать лишь в одной драме каждого из поэ
тов. Это решение имело целью создать благоприятн
ые возможности для всех драматургов, ведь уже тог
да хорошо понимали: яркая, талантливая игра актер
а обеспечивает успех произведения на сцене, и напр
отив, дурной актер способен погубить даже лучшее,
драматическое сочинение. В соответствии с этим пр
инципом были подобраны исполнители ролей в теат
ральных представлениях во время Леней в 341 г. до
н. э.: в трилогии Астидаманта Старшего в главной ро
ли в трагедии «Ахилл» выступил актер Теттал, во вто
рой трагедии «Атамант» —актер Неоптолем, а в трет
ьей под названием «Антигона» — Афи- нодор. Те же
самые актеры играли попеременно
в трагедиях соперничавших между собой поэтов.
Ограничение числа актеров создавало определе
нные трудности для драматурга, который должен бы
л так строить пьесу, чтобы на сцене было одновреме
нно не больше трех человек, произносящих речи; чис
ло статистов могло быть сколь угодно большим. Кро
ме того, автор трагедии или комедии «обязан был пр
едусмотреть, что актеры, играющие по нескольку рол
ей, вынуждены время от времени уходить с проскени
о- на, чтобы переодеться. Когда подбором исполните
лей занялось само государство, архонт назначал гла
вного актера — протагониста, а тот уже приглашал вт
орого — девтерагониста и третьего — тритагониста,
организовывал труппу статистов и руководил всей по
становкой. Это повышало самосознание актеров, их
чувство ответственности, и они также начали стреми
ться к победе в соревновании, к получению индивиду
альных или коллективных наград. Ведь духом состяз
ания, аго- на, была глубоко пронизана вся древнегре
ческая культура.
Театральному представлению предшествовала г
енеральная репетиция, проходившая в одеоне. Пере
д началом зрелищ полагалось избрать по жребию из
представителей всех десяти фил, на которые делило
сь афинское население, десятерых судей; они и сост
авляли жюри состязания поэтов и актеров. Судьи вни
мательно следили за соблюдением правил и принцип
ов аго- на, а затем голосованием определяли победи
теля и вручали награды. В решающем голосовании у
частвовали, однако, лишь пятеро судей — отсюда тог
дашняя поговорка: "Решение лежит на коленях пяти".
С 449 г. до н. э. награждать стали не только поэтов, н
о и хорегов, а потом и актеров, особенно главных —
протагонистов. Поэт- драматург получал, кроме того,
и денежную премию.
Мы видели, что многое в театральной жизни грек
ов рано утвердилось, приобрело законченную форму
, подчиняясь устойчивым традициям. То же относитс
я и к костюмам актеров: вероятно, уже со времен Эсх
ила сложились условные виды театральных костюмо
в, что подтверждают и памятники материальной куль
туры. Костюмы эти имели мало общего и с одеяниям
и той эпохи, в которую происходило разыгрываемое
на сцене действие, и с нарядами современников дра
матурга и актеров. В трагедиях актер выступал в дли
нных хитонах ярких расцветок; хитоны часто бывали
украшены геометрическим или фигуративным орнам
ентом; еще характернее были рукава театральных х
итонов, поскольку в повседневной жизни греки того п
ериода рукавов не знали. Поверх хитона набрасывал
и плащ-гиматий или хламиду — это зависело от роли
. Существовали и некоторые постоянные атрибуты т
ой или иной роли: царь должен был держать в руках
скипетр; послы, путешественники или пастухи — пос
охи; те, кто обращался с мольбой к богам или к людя
м, появлялись с оливковыми ветвями; олимпийские б
оги представали с атрибутами, закрепленными за ни
ми в греческой мифологии и в искусстве. Чтобы зрит
ели лучше видели происходившее на подмостках, ак
теры старались стать выше, надевая высокую обувь
на толстой подошве — котурны. А чтобы фигура акте
ра не теряла от этого свойственных ей пропорций, те
, кто играл на сцене, под хитоном обматывали себя к
акой-нибудь тканью, как бы расширяясь в объеме.
Выступая в сатировой драме актеры одевались т
ак же, только хитоны были покороче, а обувь — на бо
лее тонкой подошве. Заметно выделялся при этом, к
ак уже говорилось, хор, преображенный в смешных в
олосатых сатиров (возможно, хористы набрасывали
на себя козлиные шкуры, приделывали себе какое-то
подобие копыт и т. п.).
Костюм комического актера в древней аттической
комедии был весьма причудливый, гротескный: корот
кое платье, спереди и сзади преувеличенно раздутое
, так что общий вид получался карикатурный. Принят
о было также неестественно подчеркивать недостатк
и телосложения комического персонажа, например го
рб или его анатомические признаки, представлять, ск
ажем, мужское естество в виде громадного фаллоса,
прикреплявшегося спереди. Позднее, в новой аттиче
ской комедии (после 320 г. до н. э.), от условных кост
юмов и гротескных внешних атрибутов отказались и
актеры начали появляться на сцене в тех же нарядах
, что и в повседневной жизни, будь то мужчины или ж
енщины.
Но и в трагедии, и в комедии, и в сатиро- вой дра
ме облик актера был не полон, если у него не было м
аски. Это было, по всей видимости, наследие древне
йших обрядовых, культовых представлений, процесс
ий, игр, положивших начало греческому театру, связ
анному с праздниками Диониса. Чтобы почтить бога
вина, древнейшие певцы и танцоры надевали забавн
ые маски или вымазывали лицо раздавленным виног
радом. Каждой роли, каждому драматическому жанр
у, определенному возрасту, социальному положению
и профессии героя соответствовали маски. Изготовл
яли их из полотна, покрытого сырым гипсом: такому
материалу легко было придать любую форму, затем
затвердевавшую. Маска состояла из двух частей: од
на закрывала лицо, другая — затылок; маску укрепля
ли на голове, привязывая под подбородком тесемка
ми. При этом в маске оставляли, разумеется, отверст
ия для глаз и большой, с выдающимися вперед закра
инами раструб для рта: это придавало дополнительн
ую силу голосу актера. Первоначально маски для же
нских ролей красили в белый цвет, а маски, в которы
х играли мужчины, — в черный. Со временем маскам
стали придавать то или иное выражение. Так, на мас
ках ранних можно заметить такую же улыбку, как и на
шедеврах архаической скульптуры, например на лиц
е Коры Акропольской. На масках более поздних, эпох
и Еврипида, отразились достижения классической ск
ульптуры, сказалось влияние Фидия. Маски IV в. до н
. э. отличаются патетическим выражением: обычно в
этом видят влияние Скопаса.
Поллукс в своем "Ономастиконе" упоминает разл
ичные типы театральных масок, подразделявшиеся
на маски трагедии, комедии, сатиро- вой драмы и об
щие, и дает краткие описания 76 типов. Различались
маски мужские и женские, маски послов и маски педа
гогов, маски богов и маски героев, иных мифологиче
ских персонажей, узнаваемых по каким-то характерн
ым для них признакам. Так, была маска ослепшего Э
дипа, а маска злосчастного охотника Актеона, превр
ащенного Артемидой в оленя, имела рога. Некоторы
е маски персонифицировали даже различные поняти
я: город, войну, пьянство и т. п. Создание таких масо
к требовало, конечно, особой договоренности между
изготовителем масок и автором драматического про
изведения.
Вот некоторые типы масок, перечисленные и опи
санные Поллуксом. Мужчина "белый", т. е. седой: сед
ые волосы и короткая борода, белое лицо, насуплен
ные брови, общий вид шестидесятилетнего старика
— эту маску мог носить жрец в "Царе Эдипе" Софокл
а или Кадм в "Вакханках" Еврипида. Молодой красив
ый блондин с золотыми локонами, лет 25-30 — это м
ог быть Адмет в "Алкестиде" Еврипида, или Ясон в ег
о же "Медее", или Ахилл в "Ифигении в Авлиде". Сво
боднорожденная женщина преклонных лет, с седыми
волосами, спадающими на плечи и обрезанными в зн
ак скорби, — такую маску носил исполнитель роли Ге
кубы в"Троянках" Еврипида. Разнообразны были и м
аски сатиров: сатир седой, сатир рыжебородый, сати
р безбородый. Маски древне- аттической комедии не
редко изображают фантастические, вымышленные с
ущества. Зато в масках новой комедии отражалось в
се многообразие человеческих типов, характеров. Н
апример, "добрый и великодушный отец" — волосы к
оротко острижены, лицо улыбающееся, глаза немног
о потуплены, рядом с ним "отец непреклонный и скуп
ой" —худые, запавшие щеки, рыжие волосы.
Античные зрители привыкли к типическим персон
ажам и легко угадывали по условной маске характер,
возраст, положение и профессию действующего лиц
а. В дальнейшем, однако, не только гротескный кост
юм старого комического актера, но и одеяние трагика
начало отталкивать зрителей, воспитанных уже в ин
ых понятиях красоты и правды искусства. Недаром в
о II в. н. э. Луки- ан противопоставляет условному об
лику трагического актера обычный, естественный ви
д танцора: "Итак, обратимся к трагедии и по внешнос
ти ее исполнителей постараемся понять, что она соб
ой представляет. Какое отвратительное и жуткое зре
лище — человек, вытянутый в длину, взобравшийся
на высокие каблуки, напяливший на себя личину, что
подымается выше головы, с огромным раскрытым рт
ом, будто он собирается проглотить зрителей. Я уже
не говорю о нагрудниках и набрюшниках, тех накладк
ах, которыми актер придает себе искусственную пол
ноту, чтобы худоба тела не слишком выдавала несор
азмерность его роста. Затем актер начинает кричать
из-под этой оболочки, то напрягая, то надламывая го
лос, а порою даже распевая свои ямбы. Но всего поз
орней, что, разливаясь в песне о страданиях героя, а
ктер несет ответственность всего лишь за свой голос
, так как об остальном без него позаботились поэты,
жившие давным- давно" (Лукиан. О пляске, 27).
План афинской агоры (период эллинизма)
Долгое время в Греции не было профессиональных,
специально обученных актеров. На сцене театра выс
тупали, как мы помним, и сами драматические поэты,
и хорошие ораторы. В дальнейшем, когда появились
актеры, приобретавшие известность только своим ис
кусством на подмостках, греки высоко их ценили, а го
сударство предоставляло им некоторые привилегии.
Так, они были освобождены от воинской службы и уп
латы налогов; тех же, кто обладал особым даром кра
сноречия и безукоризненной дикцией, могли даже на
правлять в составе посольств в чужие края.
В эллинистической Греции театральные предста
вления утратили свой первоначальный религиозно-о
брядовый характер и связь с культовыми празднеств
ами, превратились в одну из форм массовых зрелищ,
развлечений, популярных в широких слоях народа. П
редставления устраивали по самым разным поводам
во всех крупных городах тогдашнего эллинистическо
го мира. Одаренных актеров-любителей уже не хвата
ло, и возникла необходимость создавать труппы про
фессиональных актеров, которые бы играли переезж
ая из города в город. Появились и первые профессио
нальные объединения людей театра, куда входили н
е только актеры, драматические поэты, хористы, муз
ыканты, танцоры, но и некоторые жрецы и должностн
ые лица, ведавшие устройством массовых зрелищ.
Многое об этих зрелищах мы узнаем из египетск
их документов, написанных на папирусе. Они свидет
ельствуют, что в программу публичных развлечений
по случаю каких-либо государственных, династическ
их торжеств, религиозных праздников обязательно в
ключали выступления танцовщиц и танцоров, акроба
тов, всегда сопровождавшиеся музыкой. Некоторые
папирусы содержат контракты, которые театральные
предприниматели или местные власти заключали с т
руппами танцоров или актеров, а точнее, с их импрес
сарио. В одном из таких контрактов староста деревн
и договаривается об организации выступлений танцо
вщицы Таис перед жителями деревни в течение деся
ти дней; за это она будет получать по 36 драхм ежед
невно и вдобавок, в качестве гонорара, немалое кол
ичество пшеницы и печеного хлеба; приглашающая
сторона берет на себя и все заботы о поездке танцов
щицы туда и обратно: для этого ей будут выделены т
ри осла.
Контракт этот был составлен в 237 г. н. э. в Файю
ме в Египте, но подобных документов появлялось мн
ого повсюду и до середины III в. н. э., и после. Другой
папирус сохранил текст письма некоего Сатира, сын
а Сатира, к импрессарио флейтисток Коему: автор пр
осит направить к нему в деревню для представлений
трех гимнасток и четырех флейтисток. Срок контракт
а — шесть дней, и за каждый день их импрессарио п
олучит по 40 драхм серебром. Сатир, сын Сатира, об
ещает также вернуть в целости и сохранности все, чт
о будет взято для выступлений гимнасток и флейтис
ток, и обеспечить транспорт — дать четырех ослов н
а дорогу туда и обратно.
Что же касается театра, то, как показывают папи
русы, серьезную драму во многом потеснили выступ
ления мимических актеров и чтецов. Так, в III в. н. э.
власти города Эвергета в Египте приглашают к себе
на гастроли одного мимического актера и одного дек
ламатора, читавшего со сцены поэмы Гомера. Услов
ия контракта, приуроченного к празднику бога Крона,
обычные: речь шла, видимо, об общеизвестной тогд
а практике выездных представлений, так что и продо
лжительность гастролей, и оплата регулировались
уже утвердившейся традицией.
Упомянем еще один интересный документ, хотя и
значительно более поздний: V или VI века. Здесь пер
ечислены сценки, которые должны были разыграть п
риглашенные актеры мимов, но гораздо любопытнее
для нас перечень предметов, необходимых для их в
ыступлений. Так, для одной из пьес требовалось обо
рудовать на сцене цирюльню: приготовить ножницы,
бритвы, полотенца, кисточки, зеркало, сосуды для вз
бивания пены и т. п. В той же пьесе должен был выйт
и на сцену кузнец — перечисляются атрибуты его ре
месла: молот и наковальня, а также рубаха и плащ. К
другой сценке нужно было приготовить лодку, парус,
весла, небольшой фонарь, тележку, съестные припа
сы, лист папируса — о содержании пьесы мы можем
только догадываться. Приходилось выводить на сце
ну и животных: для пьески под названием "Обойдетс
я без слов" требовались поросенок и щенок, для сце
нки "Готы" — одежды для готов и их женщин. Одна и
з строк документа гласит: "Для сцены "Зачем надо бо
роться с телом" не нужно ничего".
Разумеется, театры были далеко не везде, однак
о недостатка в зрелищах не ощущалось. На скорую р
уку создавали, по всей видимости, площадки или под
мостки. Оксиринхский папирус 182 г. н. э. сообщает,
что в деревне Сенепта во время каких-то празднеств
выступали танцовщицы. Молодые люди восторженно
смотрели на них с крыш близлежащих домов, а один
из них, позабыв осторожность, оступился, упал и раз
бился насмерть.
В Афинах первоначально вход в театр был беспл
атным, тем более что этот род зрелищ являлся часть
ю культового праздника, объединявшего всех. Театр
альные представления были доступны и для самих э
ллинов, и для иностранцев, для свободных и рабов
— некоторые из них приходили пораньше, чтобы зан
ять места для своих хозяев. Только женщины и моло
дежь не допускались, как правило, на комедии из мо
ральных соображений, ведь, как известно, авторы и
актеры древней аттической комедии отнюдь не стесн
ялись ни в словах, ни в жестах, позволяя себе много
е такое, чего, по мнению афинян, их жены, сестры, с
ыновья и дочери не должны были ни видеть, ни слы
шать.
Со временем зрителей становилось все больше,
театры уже не могли вместить всех желающих, людя
м приходилось посылать рабов с ночи дежурить, что
бы занять места на скамьях. Наконец, были введены
театральные билеты, стоившие, впрочем, недорого
— всего два обола за билет: это примерно соответст
вовало однодневному прожиточному минимуму одно
го человека. Деньги поступали в государственную ка
зну, которая и несла расходы на устройство театрал
ьных представлений. При Перикле в Афинах стали в
ыплачивать беднякам особое пособие "на зрелища"
— теорикон, дабы и они могли позволить себе небол
ьшое развлечение, не теряя при этом своего скромн
ого заработка. Вместе с тем право на получение тео
рикона имел только тот, кто способен был доказать с
вое афинское гражданство и то, что в день представ
ления он будет в городе. Однажды состоялся даже с
удебный процесс над неким афинянином, который по
лучил теори- кон на своего сына, а тот в дни, когда ус
траивали зрелища, находился далеко от Афин. В сер
едине IV в. до н. э. по настоянию Демосфена теорико
н был упразднен.
Для античного драматурга, как и актера, музыкан
та и танцора, высшим судьей был зритель. "Ты пони
маешь, — говорит Сократ Иону в знаменитом диалог
е Платона, — что... зритель — последнее из звеньев
... Среднее звено — это ты, рапсод и актер, первое
— это сам поэт, а бог через вас всех влечет душу че
ловека куда захочет, сообщая одному силу через дру
гого..." (Платон. Ион, 535 d— 536 а). И поэту, особен
но не достигшему еще большой известности, и тем б
олее актеру приходилось серьезно считаться со вкус
ами и пристрастиями публики. И не из страха перед к
ритической рецензией, поскольку их тогда не знали и
не писали, а из страха перед непосредственной, имп
ульсивной реакцией зрителей, мгновенно откликавш
ихся и на слова, звучавшие со сцены, и на музыку, и
на дикцию актера, и даже на его внешний облик. Хор
ошую игру встречали громкими рукоплесканиями, кр
иками "Еще, еще!" заставляя актера повторить понра
вившуюся сценку или песенку. Но не менее шумно и
энергично зрители выражали свое недовольство, отп
уская ехидные замечания, вслух насмехаясь над нез
адачливым исполнителем, свистя, топая ногами; ино
гда доходило до того, что на сцену кидали камешки,
орехи, так что иные актеры вынуждены были уходить
с подмостков и представление прерывалось. Греческ
ий зритель так внимательно и живо следил за всем, ч
то говорил и делал актер, так обостренно на все реаг
ировал! Ничто не могло укрыться от его пристрастног
о глаза и уха. Однажды некий актер так невнятно про
изнес слово "галене" (затишье на море, штиль), что п
олучилось "галее" — ласка, мелкий зверек. В ответ п
ублика подняла такой неистовый шум, что представл
ение пришлось прервать.
В несколько лучшем положении находился поэт,
автор драматического произведения: он еще мог рас
считывать на то, что сумеет переубедить публику. Ко
гда комиссия, выдававшая разрешения на постановк
у пьесы, потребовала от Еврипида выбросить какуюто фразу из текста, которая могла бы не понравиться
зрителям, поэт не уступил, гордо заявив, что пишет д
ля того, чтобы учить публику, а не учиться у нее. Изв
естно, что Еврипид, создатель величайших гречески
х трагедий, не нашел достойного признания у своих с
овременников, уже успевших к концу V в. до н. э. при
выкнуть к драматургическим стереотипам тогдашнег
о театра. Обличая римских поэтов, склонных в эпоху
империи восхвалять золото, деньги, богатство, Сене
ка вспоминает историю, случившуюся много веков на
зад в афинском театре (из каких источников почерпн
ул философ этот рассказ, неизвестно). Давали траге
дию Ев- рипида, впоследствии утраченную, где был
монолог человека, готового на все ради богатства:
Превыше блага для людей, чем деньги,
нет:
Ни наслажденье матери, ласкающей
Детей, ни отца опека не сравнится с ни
м.
И если лик Венеры так же сладостен,
Ее недаром любят боги и смертные.
"Когда последние слова были произнесены, —
пишет Сенека, — все зрители как один вскочили с ме
ст, чтобы прервать эту трагедию Еври- пида и прогна
ть актера, — и тогда сам Еврипид вышел на середин
у и попросил их подождать и посмотреть, чем кончит
этот поклонник золота. Беллерофонт в этой драме п
оплатился карой..." (Сенека. Нравственные письма к
Луцилию. CXV, 14-15).
Так же, а может быть, и еще более бурно реагиро
вала публика на игру актеров в эпоху эллинизма, ког
да по всей Греции, по всему миру, охваченному влия
нием греческой цивилизации, рассеялись актерские
труппы разного уровня мастерства. И в эти столетия
зрители не перестали живо откликаться на все, что о
ни видели и слышали на сцене, — вспомним хотя бы
забавные реплики, обращенные к актерам и танцора
м и приведенные у Лукиана в диалоге "О пляске": д
аже неудачный подбор исполнителей по их внешнем
у виду вызывал у зрителей недовольство и насмешки
. Тем не менее для столь многочисленных трупп по-н
астоящему талантливых актеров не хватало, а театр
альные предприниматели заботились не о том, чтоб
ы собрать лучшие силы и хорошо организовать выст
упления, а лишь о наживе.
Мы так подробно говорили о празднествах бога Д
иониса потому, что именно с ними было более всего
связано развитие массовых зрелищ, театра, певческ
ого и танцевального искусств. Однако нельзя не упо
мянуть и о других греческих праздниках, прежде всег
о о тех, которые устраивались в честь покровительни
цы Афин — мудрой воительницы Афины Паллады, п
одательницы добрых советов, всегда готовой помоч
ь путешественникам, взыскующим гостеприимства, о
раторам, выступающим на собраниях, женщинам, за
нятым прядением и ткачеством. Облаченная в доспе
хи, богиня помогала также разрешать споры между г
осударствами, оберегать мир и закон. Но особенно п
очитали Афину граждане ее города, которым она под
арила некогда оливковое дерево — дар не менее це
нный, чем виноградная лоза Диониса.
Главные торжества в честь богини- покровительн
ицы происходили в Аттике во время
Панафинейских празднеств. Для них был отведен пе
рвый месяц года по афинскому календарю — гекато
мбеон, соответствовавший июлю—августу. Этот нар
одный праздник существовал с незапамятных време
н, но особое значение он приобрел в правление Пис
истрата (середина VI в. до н. э.), учредившего два бо
льших общегосударственных и всенародных праздн
ика: Великие, или городские, Дионисии и Великие Па
нафинеи — их справляли каждые четыре года, на тр
етий год олимпиады.
Великие Панафинеи длились пять дней. Важней
ший обрядовый элемент праздника — торжественна
я процессия, направлявшаяся от городских ворот к Э
рехтейону на афинском Акрополе, где находилось св
ятилище Афины Паллады. Там богине приносили в д
ар новое роскошное платье — пеплум — из тончайш
ей ткани, изготовленное афинскими женщинами. Пеп
лум везли вывесив его на мачте священного корабля
, поставленного на колеса, чтобы все могли видеть, к
акой красивый наряд приготовили афиняне своей бо
гине-покровительнице. В торжественном шествии уч
аствовали все — мужчины и женщины, старики и дет
и, высшие должностные лица, отряды войск. Старики
несли оливковые ветви, молодые мужчины вели жер
твенных животных, предназначенных на заклание, ве
дь дарение богине одежды сопровождалось жертвоп
риношениями — в честь Афины закалывали сто быко
в; такое жертвоприношение называлось гекатомбой.
Девушки несли на головах корзины с драгоценными с
осудами и культовой утварью, а молоденькие девочк
и подносили к изваянию богини главную ценность —
новый прекрасный пеплум. Процессия заканчивалас
ь устройством общего праздничного пира. Некоторы
е детали этого торжественного шествия известны на
м благодаря великому Фидию, который на фризе Па
рфенона увековечил его в отдельных фрагментах.
Первые дни Панафиней бывали обычно заполне
ны разного рода состязаниями: гонками на колесниц
ах, легкоатлетическими соревнованиями мужчин, кот
орые в зависимости от возраста состязались между
собой в одной из трех групп. В дни праздника жители
Афин, справедливо считавшиеся во всей Элладе цен
ителями изящных искусств, наслаждались и музыкал
ьными конкурсами, выступлениями чтецов — со вре
мен Писи- страта в программу входили публичные чт
ения поэм Гомера. Излюбленными развлечениями б
ыли, кроме того, танцы в полном вооружении — пирр
иха, а также впечатляющие соревнования в беге ноч
ью с фонарями — так называемая лам- педромия.
Как уже сказано, Великие Панафинеи продолжал
ись пять дней. После битвы при Саламине в 480 г. до
н. э. для Панафинейских торжеств был отведен еще
один день, в который афиняне чтили память Фемист
окла, — в порту Пирей устраивали гонки на афинских
триерах: так отмечали годовщину решающей победы
над персами в морском сражении у острова Саламин
под предводительством Фемистокла.
Свой праздник имели в Греции также богиня зем
ных плодов и урожаев Деметра и ее дочь Пер- сефон
а, божественная повелительница подземного царств
а теней. Торжества в их честь — Великие Элевсинск
ие мистерии — справляли осенью, когда завершался
сбор урожая. Характерной чертой этого праздника б
ыла его "таинственность", объяснявшаяся вероятнее
всего тем, что в эти дни устанавливалась определен
ная связь с мрачным и загадочным царством усопши
х, где вместе со своим супругом Аидом властвовала
Персефо- на, полгода обитавшая там, под землей, а
весной возвращавшаяся, согласно мифу, к своей мат
ери Деметре. В обрядах и торжествах в честь обеих
богинь могли участвовать только "посвященные" —
мисты. Достичь же посвящения могли все — мужчин
ы, женщины, свободнорожденные граждане, иностра
нцы, рабы, ведь перед Деметрой, богиней плодороди
я, и Персефоной, повелительницей мертвых, все бы
ли равны. Исключались лишь те, кто запятнал себя ч
ужой кровью. Впрочем, если верить Аристофану, кот
орый в своей комедии "Лягушки" вывел на сцену хор
мистов во главе с их предводителем —жрецом, эти о
граничения распространялись и на другие преступле
ния.
Предводитель первого полухория
'Пусть молчат нечестивые речи! Пускай наши пляски святые оставит,
Кто таинственным нашим речам не учен,
не очистился в сердце и в мысля
х,
Непричастен к высокому игрищу муз, не
плясал в хороводах священных,
Быкобойцы Кратина неистовых слов не
любил, величавых и буйных,
Кто дурацкими шутками тешиться рад, н
едоступный высокому смеху,
Кто смирить не стремится борьбу и мяте
ж, не желает отчизне покоя,
Кто раздоры растит, раздувает вражду,
лишь корысти себе добиваясь,
Кто лихву вымогает и взятки берет, прав
я городом в годы ненастья,
Кто корабль или крепость врагу передал
иль запретный запас из Эгины
Выводил, как бессовестный Форики- он,
откупщик злополучный и мытарь,
Наши снасти, уключья, смолу, паруса в
Эпидавр для врагов отправлявш
ий,
Кто за золотом едет в чужие края, на отч
изну врагов призывая,
Кто в часовню Гекаты зайдет по нужде, х
ороводную песню мурлыча,
Кто в отместку за шутку на играх Святых,
на веселых пирах Диониса,
На собранье потребует хлеба кусок у по
этов отгрызть комедийных,
Налагаю запрет, и еще раз запрет, вновь
и снова запрет налагаю
Я на них, от веселия мистов гоню. Вы
ж, другие, полночную песню Затя
ните, приличную часу и дню и возвышен
ным праздникам нашим".
Аристофан. Лягушки, 354-371
Комедиограф явно смешивает здесь мотивы шут
ливые и серьезные: вероятно, люди, чем-либо запят
навшие свою честь, к Элевсинским таинствам не доп
ускались. Поначалу мистерии носили характер локал
ьный, были связаны лишь с храмом Деметры в Элев
сине, но после объединения Элевсина с Афинами пр
евратились в празднество общегосударственное.
В дни праздника мисты собирались вместе, сове
ршали очистительные омовения в море в Фале ре бл
из Афин. Обмывали и поросенка, которого на следую
щий день приносили в жертву Де- метре в ее храме в
Элевсине. Процессия направлялась из Афин в Элевс
ин и добиралась до места после захода солнца. Впер
еди шли иерофан- ты — верховные жрецы, посвяща
ющие в таинства культа, в окружении других жрецов,
должностных лиц государства, иностранных послов,
а за ними двигалась огромная толпа афинян, разбит
ых на группы по филам. По дороге процессия остана
вливалась во всех местах, связанных с культом Дем
етры, обращаясь там с молитвами к богине.
Прибыв в Элевсин, участники торжественного ше
ствия были обязаны соблюдать пост, собирались на
побережье, осматривали скалу, на которой некогда с
идела Деметра, оплакивая юную дочь, похищенную в
ластителем подземного царства Аидом. Затем на пл
ощади перед святилищем совершались некоторые о
бряды, связанные с посвящением в мисты. Сначала
готовили ми- стов, а потом те, кто прошел испытание
, становились так называемыми эпонтами, имевшим
и право принимать участие во всех обрядах, в том чи
сле и в главных мистериях, происходивших в самом
храме Деметры в Элевсине. Обряды эти состояли гл
авных образом из разыгрывания драматических сцен
, иллюстрировавших древний миф о Персефоне: ее
похищение Аидом, плач и скорбь матери, ее поиски п
ропавшей дочери, возвращение Персефоны к матер
и весной. В судьбе Персе- фоны (у римлян Прозерпи
ны) аллегорически отразился ежегодный цикл пробу
ждения природы весной и ее засыпания осенью. При
этом таинства напоминали людям и о кратковременн
ости всего живущего на земле; впрочем, мисты, полу
чившие посвящение, верили, что после смерти ихжд
ет участь более благоприятная, нежели тех, кто не б
ыл допущен к Элевсинским мистериям. Следующий
день после Великих мистерий посвящали массовым
зрелищам, доступным всем.
На обратном пути, из Элевсина, в соответствии с
традицией, полагалось развеять торжественное наст
роение участников шествия: во время перехода чере
з мост на реке Кефис окрестные жители обрушивали
на участников процессии град шуток, задиристых ост
рот, язвительных замечаний. Некоторые шутки, обра
щенные к должностным лицам, могли носить характе
р даже политического обличения. Когда процессия п
ереходила мост и направлялась в сторону Афин, нас
мешки прекращались и вновь воцарялась серьезная,
благоговейная торжественность.
В середине месяца гекатомбеона, когда справля
ли и Великие Панафинеи, наступал черед еще одног
о древнейшего афинского празднества — Кроний в ч
есть бога Крона, отца многих олимпийских верховны
х богов, и в память о царившем некогда на земле "зо
лотом веке" — без нужды, без рабства. Мы не знаем,
какие обряды совершались в этот праздник; известно
лишь, что день был выходной, никто не работал, и вс
е предавались играм, развлечениям, пирам, на котор
ых господа прислуживали рабам. Устраивались такж
е общие трапезы за счет государства.
Итак, праздничных дней в Афинах, как и в других
греческих полисах, было много. Упомянем еще празд
нество в честь Асклепия: главные торжества проход
или в Эпире каждые пять лет. Весной справляли Дел
ьфинарии в честь Аполлона, повелевающего морски
ми ветрами, и тем самым открывали очередной сезо
н морской навигации; традиция связывала введение
этого праздника с походом Тесея во главе афинской
молодежи на Крит, дабы освободить город от жесток
ой обязанности приносить кровавые жертвы чудови
щному Минотавру. Примерно тогда же справлялись
и Мунихии, посвященные Артемиде как богине Луны:
ей приносили в жертву символические лепешки в фо
рме полумесяца с воткнутыми по краю маленькими с
вечками. На этот же месяц мунихион приходились и
Бравронии в честь Артемиды: это был, собственно го
воря, праздник городка Браврона в Аттике, так что ли
шь после объединения Браврона и его округи с Афин
ами Бравронии стали праздновать и афиняне; в торж
ествах участвовали по традиции маленькие девочки.
Афинянки от 7 до 11 лет имели и другой свой праздн
ик — Аррефории: девочки приносили свои тайные да
ры Афродите и складывали их в священном гроте в с
адах, посвященных богине любви.
Помимо культовых праздников устраивались так
же общегосударственные торжества в память о том
или ином выдающемся событии в истории страны: на
пример, Элевтерии — день освобождения в честь по
беды над персами при Платеях в 479 г. до н. э.; Мара
фонии — само название праздника раскрывает его з
начение: афиняне отмечали годовщину победы грек
ов над персами
при Марафоне в 490 г. до н. э.
Одной из форм почитания богов, общеэллинских
или местных, были агоны — всякого рода состязания
, участники которых старались выделиться своими д
остижениями в той или иной сфере жизни, искусства.
Соревнования, как уже не раз говорилось, бывали не
только спортивные, первенство оспаривали друг у др
уга и музыканты, и певцы, и авторы трагедий и комед
ий, и актеры. Существовал даже конкурс младенцев:
ежегодно во время праздника Тесмофорий, посвяще
нного Деметре как Матери прекрасных детей, женщи
ны представляли комиссии своих детей, рожденных в
течение истекшего года, и та, чье дитя было признан
о самым красивым, удостаивалась награды. Дух соре
внования, борьбы, агонистики, без которого нельзя п
онять культуру и весь уклад жизни древней Эллады,
находил оправдание уже в мифах, ведь и олимпийск
им богам и богиням не чужды были соперничество, с
остязания: чем иным, если не конкурсом красоты, бы
л знаменитый суд Париса, решавшего, кому из трех в
еликих богинь отдать яблоко, предназначенное "прек
раснейшей"? А сколько раз смертные женщины брос
али вызов богиням, осмеливаясь соперничать с ними
своей красотой или искусством рукоделья, как это сд
елала некогда дерзкая Арахна, пожелавшая превзой
ти в прядении и ткачестве саму богиню Афину! В это
й духовной атмосфере, пронизанной идеалами сорев
нования, первенства, достижения физического и мор
ального совершенства личности, особое значение им
ели, конечно же, большие спортивные состязания, иг
ры.
Бессмысленно было бы пытаться отыскать во мг
ле столетий имена тех, кто первым метнул диск или к
опье или обогнал других на колеснице. Начала всех
явлений в жизни древних были окутаны облаком лег
енд и мифов, и отделить фантазию от исторической
правды едва ли возможно. Уже мифы изобилуют сце
нами спортивных состязаний. Аполлон славился в м
ифах как метатель диска, причем один из его броско
в закончился трагически: юный Гиакинт, любимец бо
га, подбежал к тому месту, куда должен был упасть с
наряд, но тяжелый диск попал ему в голову и убил ю
ношу. Такое же несчастье постигло и героя Персея:
метнув бронзовый диск, он нечаянно поразил насмер
ть своего деда Акрисия. К тому же не всегда герои м
ифов вели честную игру: стремясь к победе любой ц
еной, они нередко пускались на хитрость, а то и на п
реступление. Невинной может показаться история с
Аталантой из Беотии, девушкой невиданных физиче
ских способностей, быстрой, как олень, и не знавшей
себе равных в беге. Она поставила условие, что тол
ько тот станет ее мужем, кто сумеет превзойти ее в б
еге. Удалось это лишь герою Миланиону, который по
совету самой богини любви Афродиты бросал на бег
у золотые яблоки. Хитрость помогла: Аталанта не ус
тояла перед искушением, принялась, также на бегу,
подбирать драгоценные плоды и отстала. Гораздо б
олее трагичным, мрачным и кровавым оказался исхо
д состязания на колесницах, устроенного Эномаем, ц
арем города Писы в Пелопоннесе: царь обещал отда
ть свою дочь Гипподамию в жены тому, кто обгонит е
го в состязании на колесницах. Герой Пе- лопс, посв
атавшийся к прекрасной девушке, принял это услови
е, но знал, что победить Эномая он может только хит
ростью. Тогда он подкупил возничего царя, чтобы тот
повредил ось в колеснице Эномая и колесо соскочил
о бы во время пути. Так и вышло: колеса соскочили с
оси, колесница опрокинулась и царь Эномай разбилс
я насмерть. Пелопс победил, но, боясь, что возничий
раскроет их тайну, заманил его на берег моря и стол
кнул со скалы. С тех пор на всем потомстве Пелопса
тяготело проклятие — и дети, и внуки его испытали н
еисчислимые беды, ибо боги мстили за пролитую нек
огда кровь.
Игры на похоронах Патрокла
Первые сведения о спортивных состязаниях древних
греков мы находим у Гомера. В "Илиаде" эти состяза
ния связаны с религиозными обрядами, прежде всег
о с погребальными. Ахилл устраивает поминальные
игры в честь павшего Патрокла. Программа игр во мн
огом предвосхищает программу будущих Олимпийск
их игр в Греции. Открывали игры гонки на колесницах
. У могилы
Патрокла мудрый старец Нестор так наставляет своег
о сына Антилоха, уже снарядившего пыш- ногривых ко
ней:
. . . Возница искусством одним побеждает
возницу. Слишком иной положась на свою
колесницу и коней, Гонит, безумец, сюда и
туда беспрестанно виляя; Кони по поприщ
у носятся, он и сдержать их бессилен. Но
возница разумный, коней управляя и худш
их, Смотрит на цель беспрестанно, вблизи
лишь ворочает, знает, Как от начала риста
ния конскими
править браздами: Держит их креп
ко и зорко вперед уходящего смотрит. Цел
ь я тебе укажу; просмотреть берегися; ты видишь, Брус деревянный
стоит, от земли, как сажень маховая...
Столп сей и ныне метою избрал Ахиллес
быстроногий. К оной ты близко примчась
, на бегу
заворачивай коней; Сам же, креп
ко держась в колеснице
красивоплетеной, Влево легко на
клонись, а коня, что
под правой рукою, Криком гони и
бичом. . . Но берегись, не ударься о кам
ень: Можешь коней изувечить или раздр
обить колесницу, В радость ристателям
всем, а тебе одному в посрамленье!
Гомер. Илиада, XXIII, 318-342 Закончились состя
зания на колесницах, победители получили из рук Ах
илла драгоценные награды. Пришел черед второй ча
сти игр: "Тут предложил он награды кулачного страш
ного боя".
Так опоясавшись оба, выходят бойцы на
средину.
Разом один на другого могучие руки занос
ят,
Сшиблись; смешалися быстро подвижнико
в тяжкие руки.
Стук кулаков раздается по челюстям; пот п
о их телу
Льется ручьями...
Там же, XXIII, 685-689 Кулачный бой сменяется
борьбой: сходятся в схватке Аякс Теламонид и Одиссе
й, царь Итаки:
Чресла свои опоясав, борцы на средину выходят
;
Крепко руками они под бока подхватили друг дру
га...
Сильно хребты захрустели, могучестью стиснут
ых рук их
Круто влекомые; крупный пот заструился по телу
;
Частые полосы вкруг по бокам и хребтам их шир
оким
Вышли багровые. . .
Там же, XXIII, 710-717 Долго длилась борьба, на
конец Аякс, изловчившись, поднял Одиссея, но тот хи
трым приемом
Вдруг в подколенок ударил пятой и
подшиб ему ноги, Навзничь его о
прокинул; а сам он
Аяксу на перси Пал. Удивился на
род, изумилися все аргивяне.
После пытал и Аякса поднять Одиссей т
ерпеливый; Вновь обхватил и лишь неск
олько сдвинул с земли, но не поднял: Но
ги его подогнулись, и на землю рухнули
оба...
Там же, XXIII, 725-731 Тут Ахилл прервал их пое
динок, признав победителями обоих: они "с поля сош
ли и, от праха очистясь, надели хитоны". Четвертый в
ид состязаний — бег:
Стали порядком; Пелид указал им далекую мету.
Бег их сперва от черты начинался; и
первый всех дальше Быстрый умчался Аякс; но за ни
м
Одиссей знаменитый Бл
изко бежал... . . . Беспрестанно
Следом в след ударял он, прежде чем
прах с них ссыпался, И дыханье свое изливал на глав
у он
Аякса, Быстро и ровно бежа... И уже добегали, чтоб т
олько им прянуть к награде, — Вдруг на бегу посколь
знулся Аякс: повредила Афина — В влажный ступил
он помет, из волов убиенных разлитый...
Там же, XXIII, 757-766, 773-775
И наконец, — метание большого железного диск
а.
После первых неудачных попыток,
. . . Когда тот круг подхватил Полипет браноносн
ый,
Так далеко, как пастух свой искривленны
й посох бросает. . . Так далеко перекинул
за круг он; вскричали данаи.
Там же, XXIII, 844-84 7
Вышли состязаться и стрелки из лука. Ах
илл Выставил целью стрельбы — корабл
я
черноносого мачту В дальнем ко
нце, на песке; а на самой
вершине голубку За ногу тонким
шнуром привязал; и
по птице велел он
Метить стрелкам...
Там же, XXIII, 852-855
Завершались игры метанием копий — так закон
чились у Гомера и погребальные игры, устроенные А
хиллом в память убитого друга.
Такая программа состязаний существовала у гр
еков издавна и уже ко времени Троянской войны был
а освящена традицией. Недаром престарелый царь
Пилоса Нестор так вспоминает свои молодые годы:
. . . Я кулачною битвой бойца одолел Кл
итомеда;
Трудной борьбою борца ниспроверг пре
вронийца Анкея;
Ног быстротой превзошел знаменитого в
беге Ификла;
Дротиком двух победил: Полидора и муж
а Филея.
Только одними конями меня превзошли
Акториды. . .
Там же, XXIII, 634-638 Обрядовый характер носи
ли и те игры, которые устроил троянец Эней в честь с
воего отца Анхиза в Сицилии, по пути в Италию. Прог
рамма соревнований здесь шире, чем это было прин
ято в Греции: добавлены гонки на морских кораблях.
Эней выкликает желающих испробовать свои силы:
Я состязанье судов быстроходных устро
ю для тевкров.
Всякий из вас, кто силою рук иль проворст
вом гордится, Всякий, кто мечет копье иль
тонкие
стрелы искусно, Кто, обвив кулаки
ремнями, бьется отважно,
Пусть приходит и ждет по заслугам пальм
ы победной.
Вергилий. Энеида, V, 66-70 Награды, назначенные
Энеем победителям, не хуже тех, какие предложил гре
ческим героям Ахилл:
Вот у всех на виду средь ристалища
ставят награды: Есть и треножники
здесь, и венки из
листьев зеленых, Ветви пальм поб
едителям в дар, пурпурное платье, Золота
целый талант, и талант серебра, и оружье.
Там же, V, 109-113
Если в "Илиаде" и "Энеиде" игры связаны с обря
дами, то в "Одиссее" герои состязаются между собой
только ради развлечения и для того, чтобы поддерж
ать честь своего края. Так, принимая у себя во дворц
е дорогого гостя — Одиссея, царь Алкиной после пы
шного пира приглашает всю феакийскую знать
. . . В мужских подвигах крепость Силы с
воей оказать, чтоб наш гость,
возвратяся, домашним Мог возвестить, сколь других
мы людей превосходим в кулачном Бое, в борьбе уто
мительной, в прыганье, в беге проворном.
Гомер. Одиссея, VIII, 100-103 Предложили и Оди
ссею показать свою силу и ловкость, но он, опечален
ный безысходными скитаниями, разлукой с домом, о
тказался. Однако молодой вельможа Эвриал, оскорб
ительно высмеяв его, заставил Одиссея отрешиться
от горьких дум и принять участие в играх:
. . . Поднялся он и, мантии с плеч не
сложивши, Камень схватил он ог
ромней, плотней
и тяжеле всех дисков, Брошенны
х прежде людьми феакий- скими. . .
Там же, VIII, 186-188
Этот камень Одиссей закинул намного дальше, ч
ем феакийцы свои диски.
Нетрудно заметить, что все эти состязания были
устроены по личной инициативе одного человека, бу
дь то Ахилл, Эней или царь Алкиной: они сами вызыв
али желающих сразиться, поме- ряться силами, сами
от своего имени назначали награды победителям. Ко
гда стали проводить спортивные игры в честь богов
и когда эти игры превратились в общеэллинские, отв
етить до сих пор не удавалось. Традиционной датой
начала Олимпийских игр считается 776 год до н. э. —
под этим годом они впервые упомянуты в источниках
, однако есть все основания полагать, что состязани
я в Олимпии проходили и раньше. Как уже говорилос
ь, большие игры носили в
Греции характер аристократический. Совершенство
духа и тела рассматривалось едва ли не как наследс
твенная принадлежность аристократии, представите
ли которой сами себя именовали "агатой" —хорошим
и. Олимпийские игры зародились тогда, когда повсю
ду в Греции власть оставалась в руках аристократии,
но и позднее, с установлением во многих городах-гос
ударствах демократического строя, игры по-прежнем
у сохраняли характер элитарный. Очень многое опр
еделялось тем, что и само участие в состязаниях в п
олном снаряжении, и подготовка к ним обходились н
едешево — не каждый мог позволить себе заниматьс
я систематическими тренировками в палестре, или в
гимнасии, совершить далекое путешествие в Олимп
ию и оставаться там на все время продолжения игр;
не каждый мог позволить себе оторваться так надолг
о от своего земельного надела или уйти из мастерск
ой.
К участию в играх не допускались рабы, иностра
нцы и вообще люди, не обладавшие всей полнотой г
ражданских прав, в том числе афинские метеки. Сре
ди зрителей не имели права находиться замужние ж
енщины, ведь Олимпийские игры были посвящены б
огу Зевсу, а был закон, запрещавший замужним греч
анкам участвовать в каких бы то ни было торжествах
в честь верховного бога-громовержца. Лишь одной ж
енщине было позволено наслаждаться зрелищем: эт
о была жрица богини Деметры, святилище которой т
акже находилось в Олимпии. Со временем стали доп
ускать женщин к участию в состязаниях на колесница
х, но только в качестве владелиц упряжек. Первой же
нщиной, получившей право самой управлять колесни
цей на играх, оказалась, видимо, Киниска, жена спар
танского царя Агесилая (IV в. до н. э.), а некая Белис
тиха из Македонии победила в 288 г. до н. э. в гонках
на колесницах, запряженных жеребятами.
Дискобол
Игры в Олимпии проходили в священной роще Зевса
. Археологические раскопки выявили немало вотивн
ых предметов, пожертвованных по обету какому-либ
о божеству и относящихся ко временам более ранни
м. Это фигурки женщин и животных, связанные с как
им-то местным культом, определить который пока не
удалось. Очевидно, прежде в Олимпии был распрост
ранен культ Матери-Земли — богини Геи и лишь впо
следствии здесь возобладала религия олимпийских
богов, культ Зевса-громовержца. Как бы то ни было,
нет сомнений, что происхождение Олимпийских игр т
есно связано с культами нескольких богов и героев: п
о одной версии, основоположником игр был сам Зевс
, предоставивший для них посвященную ему рощу; п
о другой версии — Геракл. Еще одна версия возводи
т начало олимпиад к Пелопсу, унаследовавшему вла
сть на западе Пелопоннеса после гибели царя Писы
Эномая: считается, что Пелопс и устроил первые игр
ы в Олимпии, а его жена Гипподамия организовала я
кобы состязания девушек в беге, повторявшиеся каж
дые четыре года. Во всяком случае именно Пелопса
чтили в Олимпии как местного героя и даже показыва
ли его грибницу.
Все эти версии географ Страбон в I в. до н. э. тра
ктует как вымыслы разных эпох, и с ним приходится
согласиться. Страбон, рассказывая о борьбе городов
-государств Писы и Эли- ды за политический контрол
ь над Олимпией, а тем самым и за руководство игра
ми — так называемую агонотесию, сообщает в одно
м месте, что игры берут начало в Писе, а в другом ме
сте — что в Элиде (География, VIII, 3, 30); такое прот
иворечие отражало давние историко- политические р
аспри греческих полисов. Сначала Олимпия принадл
ежала Писе, затем перешла под влияние Элиды; спо
р перерос в вооруженный конфликт, закончившийся
разрушением Писы в 572 г. до н. э. Отныне и до тех п
ор, пока проводились в древности эти общегречески
е торжества в Олимпии, правом агонотесии на олимп
иадах пользовалась Элида.
С Олимпийскими играми связаны великие дости
жения древнегреческой цивилизации, идейные основ
ы которых оставались непонятны для соседних с гре
ками народов — тех, кого в Элладе именовали "варв
арами". Среди обычаев, порожденных традициями о
лимпиад, следует упомянуть так называемую экехир
ию — установление, запрещавшее всем греческим г
осударствам вести войны в период проведения игр,
ведь лучшие спортсмены страны соревновались в О
лимпии за славу без пролития крови. Когда был введ
ен обычай экехирии — неизвестно. Традиция припис
ывала установление экехирии Ифиту и Ликургу. Есть
предположение, что Ифит был царем Элиды в IX в. д
о н. э., Ликурга же можно отождествить со знамениты
м спартанским законодателем, также жившим в IX в.
до н. э., отсюда следует, что обычай экехирии, всеоб
щего мира в Элладе, был известен задолго до перво
го упоминания самих Олимпийских игр. Считалось та
кже, что принципы экехирии впервые были записаны
на бронзовом диске, хранившемся в святилище боги
ни Геры, жены Зевса.
Под 776 г. до н. э. мы узнаем о победе бегуна Ко
реба в Олимпии. С этого года греки и вели летосчисл
ение по олимпиадам — четырехлетиям, разделявши
м очередные игры. Период экехирии охватывал скор
ее всего и время самих игр, и время, необходимое д
ля подготовки к ним и для путешествия спортсменов
и зрителей из своего города или области в Олимпию
и обратно; предполагается, что экехирия длилась об
ычно, около двух месяцев. Сроки проведения Олимп
ийских игр греки соблюдали самым строжайшим обр
азом, не нарушая их даже тогда, когда вся страна бы
вала втянута в большие внешние войны. Это подтве
рждает и Геродот. В 480 г. до н. э. персы вновь вторг
лись в Грецию, однако игры в Олимпии были провед
ены так же, как и в другие годы. После поражения гре
ков в том же году под Фермопилами к царю персов яв
ились несколько перебежчиков. Их спросили, что дел
ают эллины. Перебежчики, по словам историка, "отв
ечали, что эллины справляют олимпийский праздник
— смотрят гимнастические и иппиче- ские состязани
я". Уже это показалось странным для персов, но еще
большее удивление испытали они, узнав, что греки в
Олимпии сражаются ради венка из оливковых ветвей
. Услышав, что эллины считают наградой простой ве
нок, а не деньги, один из знатных персов сказал свое
му главнокомандующему: "Против кого ты ведешь на
с в бой? Ведь эти люди состязаются не ради денег, а
ради
доблести!" (Геродот. История, VIII, 26).
Венок победителя, славу греки ценили выше дор
огих наград и готовы были, не щадя себя, вновь и вн
овь тренировать в палестрах тело и дух. Во всесторо
нней физической подготовке они, как мы знаем, виде
ли нечто большее, чем средство, как сохранить здор
овье и бодрость. Спорт был формой воспитания мол
одого гражданина, воина, твердого, решительного, д
исциплинированного, готового переносить тяжкий тр
уд и лишения и отвечающего за свои поступки, — так
ие качества нужны были и на войне, и в дни мира. У с
оседних с греками народов вызывали недоумение ув
леченность, самозабвенность и даже самопожертвов
ание, с которыми обитатели Эллады занимались физ
ическими упражнениями, тренировками, спортивным
и соревнованиями. Насколько велико оказывалось п
орой непонимание греческих обычаев и нравов, чуж
дых "варварам", показывает диалог Лукиана "Анахар
сис, или Об упражнении тела". Беседуют грек Солон
и скиф Анахарсис:
"Анахарсис: Скажи мне, Солон, для чего у вас юн
оши проделывают все это? Одни из них, перевившис
ь руками, подставляют друг другу ножку, другие давя
т и вертят своих товарищей, валяются вместе в грязи
, барахтаясь в ней, как свиньи. А между тем сначала.
. . они жирно намазались маслом и совсем мирно, по
очереди, натирали друг друга. Потом, неизвестно, чт
о случилось, они стали толкаться и, наклонившись, н
ачали сшибаться между собой головами, как бараны.
И вот один из них, схватив другого за ноги, бросает е
го на землю, затем, наседая на него, не позволяет по
днять голову, толкая его обратно в грязь. Наконец, о
бвив ногами живот и подложив локоть под горло, душ
ит несчастного, а тот ударяет его в плечо, умоляя, ка
к мне кажется, чтобы первый не задушил его насмерт
ь. Хотя бы из-за масла избегали они пачкаться, — не
т, они вымазались так, что масла от грязи совсем не
стало видно, все покрылись потом и представляют с
обой смехотворное зрелище, выскальзывая друг у др
уга из рук, подобно угрям.
Другие же делают то же самое во дворе на чисто
м воздухе, только уже не в грязи, но, набросав в яму
много песку, сами охотно посыпают себя им. . . Треть
и, тоже обсыпанные песком, стоя на ногах, бьют друг
друга и, падая, лягают ногами. Вот этот несчастный,
кажется, сейчас выплюнет свои зубы — так его рот п
олон крови и песку: его, как видишь, ударили кулаком
в подбородок. Надзиратель и не думает разнять юно
шей и прекратить борьбу... Наоборот, он подзадорив
ает дерущихся и хвалит ударившего. Другие же усер
дствуют вон там и прыгают, точно на бегу, оставаясь
при этом на том же месте, и, подскакивая, ударяют н
огами в воздухе.
И вот, мне хотелось бы знать, чего ради они так п
оступают: по-моему, все это похоже на безумие, и не
легко будет разубедить меня, что люди, поступающи
е так, не сумасшедшие. (...)
Солон: Это место, Анахарсис, мы называем гимн
асием... Что же касается упражнений, то эта возня в г
рязи называется борьбой; борются также и в песке. К
огда же юноши бьют друг друга, стоя на ногах, мы зо
вем это всеборьем — пан- кратием. Есть у нас и друг
ие гимнасии — для кулачного боя и метания диска, и
для прыганья, и в них во всех мы устраиваем состяза
ния; а победивший признается нами лучшим из свер
стников и получает награду.
Анахарсис: Каковы же у вас награды?
Солон: На Олимпийских играх венок из дикой мас
лины, на Истмийских — из сосновых ветвей, в Немее
— венок из сельдерея, в Дельфах — яблоки с деревь
ев, посвященных богу. У нас же на Панафинейских и
грах мы даем победителю масло от священного олив
кового дерева. Почему ты засмеялся, Анахарсис? Ил
и тебе это кажется незначительным?
Анахарсис: Нет, Солон, ты перечислил почтенны
е награды и достойные того, чтобы раздавшие их гор
дились своей щедростью и чтобы состязающиеся пр
илагали много усердия для получения их, положив ст
олько труда ради яблок или сельдерея и подвергаяс
ь опасности быть задушенными или искалеченными
своим противником. Как будто бы желающие не могл
и бы и так раздобыть себе яблок, или увенчать себя
сельдереем, или свить венок из сосновых ветвей, не
пачкая себе лица глиной и не получая от соперника у
даров в живот!" (Лукиан. Анахарсис, или Об упражне
нии тела, 1-5, 7—10).
И дальше Солону стоит немалого труда объясни
ть скифу, какую роль играет спорт в воспитании моло
дежи, закаляя ее тело и дух и давая незаменимую по
дготовку к воинской службе: "Ты понимаешь, насколь
ко хороши с оружием будут те, кто и нагой внушил бы
ужас противнику, не обнаруживая ни дряблой белизн
ы и тучности, ни бледности и худобы, как женские те
ла, вянущие в тени и потому дрожащие, обливающие
ся потом и задыхающиеся... Наши же юноши румяны
и смуглы от горячего солнца, сильны и полны жара и
мужества благодаря тому, что наслаждаются отменн
ым здоровьем, они не худы до сухости и не тучны до
полноты, но сложены вполне соразмерно. Ненужное
и лишнее выходит из их тела вместе с потом..." (Там
же, 25).
Почти в тех же словах, но только на пятьсот лет р
аньше Лукиана восхваляет гимнастические упражне
ния Платон. Особое значение философ придает бор
ьбе, ведь из всех видов упражнений она ближе всего
действиям воина в бою. Поэтому, готовясь стать вои
ном, молодой человек должен в первую очередь зан
иматься борьбой (Платон. Законы, VII, 813 е; 814d).
Еще более суровые методы физической подгото
вки юношей, а также и девушек применяли, как извес
тно, спартанцы. Потому-то у Лукиана грек Солон пре
дупреждает скифа, собирающегося объехать всю Эл
ладу: "Не смейся над спартанцами и не думай, что о
ни трудятся понапрасну, когда в театре бросаются д
руг на друга из-за мяча и ожесточенно дерутся, или,
уйдя в место, огороженное рвом с водой, разделяют
ся на отряды и, обнаженные, нападают друг на друга
, пока, наконец, один отряд не прогонит другой... и не
столкнет его в воду. А после этого наступает мир, и н
икто не дерется" (Лукиан. Анахарсис, или Об упражн
ении тела, 38).
После занятий в гимнасиях, находившихся под п
окровительством богов Гермеса и Аполлона, после о
бязательных десятимесячных тренировок спортсмен
ы съезжались в Олимпию, чтобы там в священной ро
ще Зевса бороться за почетный титул победителя иг
р — олимпионика.
Наряду с памятниками материальной культуры
— статуями, барельефами, росписью на вазах — не
мало сведений об Олимпии и проходивших там раз в
четыре года больших общегреческих торжествах да
ют литературные памятники. Достаточно вспомнить "
Оды" Пиндара (VI-V вв. до н. э.) — так называемые э
пиникии, хвалебные песни в честь победителей общ
егреческих и местных игр: как и все его современник
и, Пиндар прославляет олимпиоников как героев, лю
бимых богами, ибо доблесть, проявленная победите
лем, — это и знак благоволения богов к нему. Пинда
р навсегда остался в истории античной литературы п
евцом Олимпийских и других игр древних греков.
Сердце мое,
Ты хочешь воспеть наши игры?
Не ищи в полдневном пустынном эфире
Звезд светлей, чем блещущее солнце,
Не ищи состязаний, достойней песни,
Чем Олимпийский бег.
. . . Текучий мой нектар, дарение Муз,
Сладостный плод сердца моего
Шлю к возлиянью Мужам-победит
елям, Венчанным в Олимпии.. .
Пиндар. Олимпийские песни, 1; 7 За несколько ме
сяцев до начала игр послы из Элиды — спондофоры
извещали греческие государства о времени проведе
ния Олимпиады и объявляли при этом очередной пе
риод всеобщего мира в Элладе — экехирии. Участни
ки будущих состязаний и их тренеры приезжали на м
есяц раньше — ознакомиться с условиями местности
и продолжить подготовку. Деревушка Олимпия меня
ла свой облик: тут и там возникали гостиницы, посто
ялые дворы, харчевни, лавки, завязывалась торговл
я, перемешивались диалекты разных греческих обла
стей. С 572 г. до н. э., когда Элида окончательно взял
а на себя руководство играми — агонотесию, местно
е население избирало двух ее граждан распорядите
лями торжеств. Территория, посвященная Зевсу Оли
мпийскому, охватывала 3,5 га и была огорожена заб
ором, а с IV в. до н. э. обнесена стеной. Внутри были
построены храмы богов, административные здания,
гимна- сии, баня, множество бассейнов для омовени
я.
Игры начинались с жертвоприношений на алтаре
Зевса; там же давали присягу — сначала царю Элид
ы, позднее судьям состязаний — эл- ланодикам. При
сяга была обязательна для самих участников игр, дл
я их отцов и братьев, для тренеров. Все они клялись
строго соблюдать регламент олимпиады и во всем п
оступать честно. Кроме того, спортсмены клятвенно
подтверждали, что тренировались в течение десяти
месяцев. Судьи также давали присягу, что не допуст
ят нечестной игры и подкупов среди участников сост
язаний.
Судей было девять, затем добавили еще одного,
раздававшего награды победителям. Когда в 372 г. д
о н. э. Элида была разделена на 12 округов и каждый
округ выделял своего представителя в судейскую ко
ллегию, судей стало двенадцать. А когда в дальнейш
ем число округов уменьшилось, соответственно и чи
сло судей сократилось до восьми. В 348 г. до н. э. бы
ло решено избирать 10 судей, как и прежде, и этот по
рядок просуществовал, насколько можно убедиться,
до самого конца Олимпийских игр древности.
Участники состязаний тренировались и выступал
и нагими. Есть несколько версий о происхождении эт
ого обычая. По одной из них, поначалу спортсмены н
осили набедренные повязки или небольшие передни
ки из кожи, но в 720 г. до н. э. они уже были отменены
, после того как некий бегун потерял по пути это прик
рытие наготы, но не смутился и все же добежал до ц
ели, опередив остальных. Другая версия более увлек
ательна: как известно, замужние женщины не имели
права посещать игры, однако некая Каллипетира, до
чь знаменитого в Греции олимпионика Диаго- ра с ос
трова Родос, мечтала о такой же славе для своего сы
на и, когда он должен был выступать в Олимпии, пож
елала непременно стать свидетельницей его успехов
. Она пробралась на места для зрителей, переодевш
ись тренером. Сын ее одержал победу, и счастливая
мать, позабыв обо всем, выбежала на стадион. Но в
тесноте и суматохе ей порвали одежду, и тайна ее по
ла раскрылась. Уважая заслуги ее отца, судьи не нак
азали честолюбивую мать, однако, чтобы избежать п
овторения подобных инцидентов в будущем, постано
вили, что как спортсмены, так и тренеры будут являт
ься на игры нагими. Есть предположение, что обычай
этот сложился под влиянием спартанцев, ведь в Спа
рте в торжественных шествиях, гимнастических упра
жнениях и плясках нагими выступали и юноши, и дев
ушки. Более вероятно все же, что для состязаний, тр
ебовавших немалой затраты сил, послужил образцо
м физический труд земледельца, которому Вергилий
(Георгики, I, 299) советовал: "Голый паши, сей голый
". Больше всех должны были радоваться этому обыч
аю скульпторы, получавшие прекрасную возможност
ь созерцать человеческое тело, позы бегунов, метат
елей копий или дисков, борцов, их движения, напряж
ение мышц, дабы затем запечатлевать в изваяниях р
азличные моменты состязаний.
Сцены пятиборья. V в. до н. э.
В течение столетий программа соревнований не оста
валась неизменной. Поначалу устраивали только бег
на короткую дистанцию в один стадий (192,27 м). В
724 г. до н. э. добавили также бег на дистанцию в 2 с
тадия (484,54 м). Еще четыре года спустя ввели бег и
на длинную дистанцию: круг длиной в стадий (стадио
н) надо было пробежать 24 раза, так что длина пройд
енного пути составила бы свыше 4614 м. Заметим кс
тати, что Плиний Старший (Естественная история,
VII, 84) приводит немало примеров необычайно быст
рого бега. Так, в 490 г. до н. э. афиняне послали в Сп
арту бегуна Филиппида (или Фидиппида) с просьбой
о помощи перед лицом наступавших персов. Замечат
ельный спортсмен покрыл расстояние в 1140 стадие
в (211 км) за два дня. Однако самыми быстроногими
традиция считала посланца Спарты Анистида и гонц
а Александра Македонского по имени Филонид, кото
рые за день добежали из Сикиона до Элиды, находя
щихся друг от друга на расстоянии в 1305 стадиев, и
ли около 250 км. Впрочем, в другом месте Плиний гов
орит лишь о 1200 стадиев (Там же, II, 181), и эта циф
ра представляется более правдоподобной; и все же
есть основания полагать, что и эта цифра преувелич
ена, а Плиний включил сюда и обратную дорогу.
В 708 г. до н. э. на Олимпийских играх было введ
ено пятиборье — пентатлон, состоявшее из прыжков
, бега, метания диска, метания копья или дротика и б
орьбы. Прыгали греки в высоту и в длину, а также с г
ирями из олова. С 688 г. до н. э. в программу соревно
ваний входил и кулачный бой, требующий особых на
выков. И лишь восемь лет спустя появились столь хо
рошо знакомые героям Гомера состязания на колесн
ицах, запряженных четверкой коней. В середине VII в
. добавился панкратий — борьба, в которой любые п
риемы были разрешены. В 632 г. до н. э. к состязани
ям допустили и молодежь, организовав для нее соре
внования по бегу и по борьбе, а в дальнейшем и кула
чные бои. Сто лет спустя стали практиковать и гонки
воинов в полном вооружении, которое позднее огран
ичили только щитом. Были и попытки устроить состя
зания на колесницах, запряженных парой коней, или
жеребятами, или мулами, наконец, скачки на жеребя
тах. Некоторые виды соревнований вскоре были отм
енены, например молодежное пятиборье. Отпали и г
онки на колесницах, запряженных мулами.
Перед соревнованиями по борьбе определяли пр
и помощи жребия, кто с кем сойдется в схватке. Из д
иалога Лукиана "Гермотип, или О выборе философи
и" мы узнаем, как проходила жеребьевка: "Выставля
ется серебряная кружка, посвященная богу. В нее бр
осают маленькие, величиною с боб, жребии с надпис
ями. На двух написана буква альфа; на двух — бета,
на двух следующих — гамма. Если же борцов окажет
ся больше, то и далее так, по порядку, причем всегда
одной и той же буквой обозначены два жребия. И вот
, каждый из борцов подходит, опускает, помолившис
ь Зевсу, руку в кружку и вытаскивает один из жребие
в; за ним —другой. Около каждого атлета стоит служ
итель с бичом и удерживает его руку, не давая проче
сть, что за букву он вытащил. Когда у всех уже имеет
ся свой жребий, то...один из элланодиков... обходит с
остязающихся по кругу и осматривает жребии. Того,
у кого альфа, ставит бороться или биться с другим, т
оже вытащившим альфу; у кого бета — с получивши
м бету, и тем же порядком остальных, по одинаковы
м буквам. Так делается, если число участников состя
зания четное: восемь, четыре, двенадцать. Если же
один лишний, то есть при пяти, семи, девяти, один ж
ребий помечают какой-нибудь буквой и бросают в кр
ужку вместе с другими... Тот, кто вытащит это жреби
й, остается в запасе; сидит, выжидая, пока первые н
е окончат борьбу, ибо для него не имеется соответст
вующей буквы. Для борца это немалая удача — выст
упить в дальнейшем со свежими силами против уже
утомленных" (Лукиан. Гермотип, или О выборе фило
софии, 40).
Устраивались ли соревнования по плаванию, неи
звестно. Как бы то ни было, среди греков были велик
олепные пловцы. Физическая подготовка у этого нар
ода моряков и корабелов включала в себя и плавани
е, как об этом свидетельствует тот же Лукиан. Герой
его диалога "Лексифан, или Краснобай", щеголяя на
каждом шагу новообразованными словами, рассказы
вает о посещении гимнасия: "Сей занялся руколомо
м, оный — горлохватом и рукопашью, третий, жирно
намазавшись, ловчился, четвертый тяжелою мошно
ю махал, а пятый, нагорставши свинцовых голыш- ко
в, гремками рукометал их. Потом, потершись и захре
бтив друг друга, побаловавшись в гимна- сии, мы с Ф
илином в горячей ванне мокли и вышли вон, а осталь
ные кувырками задельфинили в холодную купель и п
лавали вокруг с пронырством дивным!" (Лукиан. Лек
сифан, или Краснобай, 5).
Когда программа Олимпийских игр уже расширил
ась и к соревнованиям допустили молодежь, все тор
жества и состязания были распределены по трем дн
ям; впоследствии период игр был удлинен.
День первый: торжественное открытие игр; жерт
воприношения на алтаре Зевса Олимпийского.
День второй: состязания молодежи — бег, прыжк
и в высоту и в длину, метание короткого копья в цель
и на расстояние, метание диска на расстояние, борь
ба, кулачные бои.
День третий: та же программа для взрослых.
День четвертый: состязания на колесницах — са
мый элитарный вид олимпийских соревнований.
День пятый: раздача наград, объявление победи
телей и исполнение хвалебных песен в их честь.
Наградой был венок из оливковых ветвей, котор
ый победитель вешал потом у своего домашнего оча
га. Этот скромный венок приносил его обладателю н
еобыкновенный почет и славу не только в родном го
роде, но и во всем государстве, во всей стране, а его
семье — честь и уважение всех соотечественников.
Вот он, смотри, Феогнет, победитель
в Олимпии, мальчик, Столь же прекрасный на вид, ка
ки
искусный в борьбе, И на ристали
щах ловко умеющий править конями. Сл
авою он увенчал город почтенных отцов.
Милона славного это прекрасная статуя;
в Писе Семь одержал он побед и пораже
ний не знал.
Симонид. Победителю на Олимпийских играх
Награды присуждали и раздавали судьи —эл- ла
нодики. На играх создавали три судейские коллегии:
для пентатлона, для состязаний на колесницах, для
прочих видов соревнований. Когда игры заканчивали
сь и судьи принимали решение, глашатай объявлял
результаты, выкрикивая имя победителя и название
той местности, откуда он прибыл в Олимпию. Олимп
ионики обладали правом возложить принесенные по
обету дары Зевсу на его алтарь в священной роще, а
также поставить от своего имени статую в Олимпии,
аллегорически изображавшую тот вид спорта, в кото
ром особенно выделился победитель олимпиады; ем
у позволялось и увековечить на статуе свое имя, тем
самым навсегда входившее в историю общегречески
х игр. Знаком особого отличия было позволение при
дать лицу статуи сходство с лицом увенчанного олив
ковыми ветвями победителя. Поначалу статуи были
деревянные, лишь со временем их стали делать из к
амня или бронзы. Иногда эти изваяния бывали произ
ведениями выдающихся скульпторов, которые приез
жали на игры и там работали: существовала, наприм
ер, знаменитая мастерская Фидия в Олимпии. Есть м
нения, что скульпторы все же чаще всего не заботил
ись о сходстве, а создавали идеализированные обра
зы, предназначенные для того, чтобы сохранить пам
ять о победе на играх. Художник не всегда даже знал
лично победителя, доблесть которого он хотел увеко
вечить, только изредка он располагал словесным по
ртретом олимпионика. Обычай, по которому спортсм
ен, одержав три раза победу на Олимпийских играх,
получал право иметь в Олимпии свою статую, надел
енную его чертами лица, сложился несомненно во вр
емена более поздние. Ведь вплоть до V в. до н. э. гре
ки рассматривали победу на играх не столько как про
явление личных способностей олимпионика, сколько
как знак особой божественной милости, дарованной
победителю. Добавим еще, что сооружением памятн
ика привилегии олимпионика не исчерпывались: он м
ог также занимать почетное место в театре и на всю
оставшуюся жизнь был освобожден от уплаты налог
ов.
В Спарте победителей Олимпийских игр чествов
али на свой лад — по-военному: во время войны оли
мпионики сражались в первых рядах бок о бок со спа
ртанским царем. В Афинах после» 500 г. до н. э. уста
новили для олимпиоников дополнительную денежну
ю премию.
Однако в священной роще в Олимпии наряду с п
очетными памятниками, прославившими победителе
й, стояли и такие, на которых в назидание и предосте
режение потомкам были высечены имена тех, кто на
рушил присягу и запятнал себя нечестной игрой. С н
арушителей олимпийских правил взимали большой
штраф, и деньги шли не в казну, а на сооружение ста
туй, где на постаменте можно было прочесть имена в
иновных.
Такие проступки, нарушения регламента игр, осв
ященного многовековой традицией, стали часты в IV
в. до н. э. и особенно в эпоху эллинизма, когда полит
ическая ситуация в Греции ухудшилась, а весь уклад
жизни, обычаи и нравы древних греков испытали нем
ало перемен под влиянием восточных цивилизаций.
В играх участвовали теперь и представители соседн
их с греками народов — спортсмены из Александрии,
из Смирны, а несколько веков спустя, в 385 г. н. э., по
беду на играх одержал один из правителей Армении.
Греческая агонистика утратила постепенно свой тра
диционный характер, связь с идеалами доблести, до
бродетели — «аретэ». Агонистика оказалась достоян
ием состязавшихся между собой профессиональных
танцоров, актеров, музыкантов, а также и спортсмен
ов, стремившихся к первенству не ради почетного, н
о скромного венка, а ради платы. На символические
знаки отличия, раздававшиеся на олимпиадах прошл
ых столетий, стали смотреть так же иронически, как с
киф Анахарсис у Лукиана. Одновременно во многом
были утрачены и понятия честной игры, благородны
х соревнований.
Известно, что одним из первых, кто нарушил регл
амент Олимпийских игр, греческая традиция называ
ла некоего Эвпола из Фессалии: в 388 г. до н. э. он по
дкупил трех участников состязаний, которые должны
были сразиться с ним в кулачных боях. И Эвпол, и те
, кто дал себя подкупить, понесли наказание, заплати
в денежный штраф. И все же полвека спустя афинян
ин Каллипп вновь прибег к подкупу, введя в искушен
ие своих соперников, на этот раз в пентатлоне. На де
ньги, взысканные с Эвпола и других виновных, удало
сь поставить в Олимпии шесть статуй Зевса; так же п
оступили и с деньгами, выплаченными разоблаченн
ым Каллиппом. В надписях на статуях рассказывало
сь о характере проступка, приводились имена винов
ных; надписи предостерегали всех от попыток играть
нечестно.
Весьма некрасивый и прежде небывалый случай
произошел на играх значительно позднее. В 92 г. до
н. э. Аполлоний из Александрии Египетской был искл
ючен из числа участников состязаний за то, что не яв
ился в Олимпию вовремя — к началу игр. Опоздавши
й приводил разные уважительные причины своей за
держки, однако другой житель Александрии, Геракли
д, раскрыл судьям истину: Аполлоний задержался в
пути, решив принять участие и в других соревновани
ях — ради вознаграждения. Гераклиду присудили в
енок победителя. Увидев это, Аполлоний впал в таку
ю ярость, что, обмотав руку ремнем, как для кулачно
го боя, бросился неожиданно на Геракли- да, которо
му пришлось искать защиты у эллано- диков. Виновн
ый был приговорен к большому денежному штрафу,
однако в эпоху, о которой идет речь, подобный посту
пок — участие в состязаниях из корыстных побужден
ий — уже не был чем- то исключительным, из ряда в
он выходящим.
Жители Элиды долго гордились тем, что среди н
их никто не нарушал освященных традицией правил
Олимпийских игр. И все же случилось так, что и их со
отечественник, некий Дамоник, в 12 г. до н. э. запятн
ал честь свою и своего города. Здесь виновными ока
зались не сами участники соревнований, а их не в ме
ру честолюбивые отцы, пренебрегшие принципами ч
естной игры. Сын Дамоника должен был состязаться
со спортсменом из Смирны. Обуреваемый жаждой ус
пеха, Дамоник подкупил соперника своего сына или,
может быть, его отца, обеспечив своему сыну победу
. Наказание понесли отцы, о чем свидетельствовали
надписи на статуях, воздвигнутые на деньги, выплач
енные виновными. Добавим еще, что однажды некий
участник соревнований проявил трусость: на борца и
з Александрии его будущий противник произвел стол
ь сильное впечатление, что он за день до схватки сб
ежал. Он также не избежал наказания денежным штр
афом. Так постепенно размывались этические и куль
турные основы греческой агони- стики старых време
н.
Были в древности и те, кто возражал против спор
тивных игр, но к их голосу греки прислушивались мал
о. Некоторые философы критиковали одностороннос
ть физического воспитания, которая, по их мнению, н
аносила ущерб всестороннему развитию человеческ
ой личности, особенно развитию интеллектуальному.
Врачи предостерегали молодых людей, говоря, что ч
резмерные физические усилия могут стать причиной
истощения и раннего ослабления организма, прежде
всего юного. В сохранившемся фрагменте элегии
Ксенофана из Колофона (VI-V вв. до н. э.) философ о
суждает обычай воздавать победителям игр непоме
рные почести, хотя заслуги их гораздо меньше, чем у
людей ученых; нельзя превозносить силу и ловкость
выше, чем мысль философа; от достижений бегунов
или копьеметателей в Олимпии не наполняются жит
ницы, не богатеют города.
Бег с тяжестями
Если принять за начальную дату олимпиад 776 год д
о н. э., а 393 год н. э. — за конечную дату, то мы прид
ем к выводу, что Олимпийские игры длились в древн
ости 1170 лет и за этот период они состоялись 293 р
аза. Считается, что конец олимпиадам положил декр
ет императора Феодосия I, боровшегося со всеми пр
оявлениями старых, языческих обычаев. Однако нет
никаких прямых свидетельств того, что Олимпийские
игры были запрещены законом и что сам император
был противником спортивных состязаний. Судьба иг
р была решена в период с 392 по 395 г., и мы не знае
м, не были ли проведены последние игры уже в 389 г
. Известен лишь эдикт 392 г., подписанный Феодосие
м и его сыновьями Аркадием и Гонорием и сурово ос
уждающий языческие традиции: жертвоприношения
богам и духам, гадания по внутренностям животных
и другие обряды и обычаи прежних веков рассматри
вались отныне как величайшие государственные пре
ступления. Олимпийские игры также могли быть вкл
ючены в этот контекст, ведь они были посвящены Зе
всу и начинались с принесения жертв на его алтаре в
священной роще. Но почему не могли продолжаться
игры после того, как их лишили религиозного, язычес
кого элемента, если известно, что сам Феодосий не б
ыл противником спортивных соревнований как таков
ых и что в Антиохии игры, носившие даже название о
лимпийских, проводились вплоть до 520 г.? Возможн
о, что в Антиохии, городе многолюдном, богатом и не
зависимом по духу, император не решился отменять
популярные спортивные празднества, опасаясь возм
ущения жителей и открытого мятежа. Зато в Олимпи
и, расположенной далеко от крупных городских цент
ров, восстаний можно было не опасаться, ведь посто
янных жителей там почти не было. Не обязательно б
ыло прямо запрещать сами игры специальным эдикт
ом, достаточно было воспретить участникам и зрите
лям проживать долгое время там, где они привыкли
располагаться на время игр. Не исключено также и д
аже весьма правдоподобно, что игры были прекраще
ны попросту из-за нехватки денег на их регулярное п
роведение. Местность, где находилась Олимпия, бы
ла одной из самых бедных в Элладе, населяли ее пр
остые пастухи, существовавшие прежде денежные ф
онды игр давно уже перешли в руки местных римских
властей или христианской церкви. Еще задолго до ко
нца IV в. н. э. организаторы Олимпийских игр не раз
испытывали финансовые трудности, и зачастую каза
лось, что знаменитые игры вот-вот прекратятся. Так
обстояло дело уже в конце I в. до н. э. Тогда Олимпи
йские игры спас не кто иной, как правитель Иудеи Ир
од: желая, по словам еврейского историка Иосифа Ф
лавия, сохранить игры как память о древней Элладе,
Ирод не только принял участие в играх в качестве су
дьи во время своего путешествия в Рим, но и учреди
л особый денежный фонд в пользу олимпийских тор
жеств. Речь шла, по всей видимости, об играх 12 или
8 г. до н. э., и кто знает, быть может, если бы не любо
вь Ирода к греческой культуре, Олимпийские игры пр
екратились бы на четыре столетия раньше.
Намного меньше, чем об олимпиадах, мы знаем
о других общегреческих играх древности.
Также в честь Зевса, в посвященной ему роще, п
роходили игры в Немее каждые два года, на второй и
четвертый годы олимпийского четырехлетия: один р
аз осенью, другой раз зимой. Впервые Немейские игр
ы были проведены в 573 г. до н. э., и с этого времени
там было введено местное летосчисление по двухле
тиям — немеадам. В программу игр входили соревно
вания мусиче- ские и гимнические, т. е. собственно с
портивные: бег, борьба, пентатлон. Победителей наг
раждали венком, по одним данным — из плюща, по д
ругим — из сельдерея. Во время Немейских игр такж
е полагалось поддерживать всеобщий мир в
Элладе, но экехирия соблюдалась не так строго, как
во время игр в Олимпии: мир часто нарушали, в особ
енности спартанцы. Раскопки в Немее позволили обн
аружить часть стадиона с каменными трибунами для
очень большого числа зрителей, фундаменты постро
ек, служивших несомненно сооружениями для спортс
менов, а также постоялыми дворами, трактирами и т.
п. Есть основания полагать, что были там и бани, и п
лавательный бассейн. Неподалеку от стадиона найд
ено 40 захоронений людей, которые можно датирова
ть IV-III веками до н. э.
Греческая монета, выбитая в честь Олимпийских
игр, с изображением наград, присуждаемых победит
елям
Среди общегреческих игр назовем еще Пифий- ские,
в честь Аполлона, в окрестностях Дельф, где распол
агалось знаменитое святилище и где предсказывала
судьбу пифия Аполлона. Согласно мифу, Пифийские
игры учредил сам светозарный бог на том месте, где
он убил грозного змея
Пифона. Об особой связи Пифийских игр с культом А
поллона свидетельствует и то, что первоначально в
программу игр входили только мусиче- ские состязан
ия — выступления музыкантов, певцов, танцоров, по
кровителем которых считался сам Аполлон Мусагет.
В честь бога пели пеаны, восхищали слушателей сво
ей игрой кифареды и флейтисты. Историческая трад
иция гласит, что в 586 г. до н. э., после одной из войн
между греческими городами, в память о павших был
и впервые устроены близ Дельф состязания на коле
сницах, а с 582 г. до н. э. эти местные торжества пре
вратились в общегреческие. К мусическим состязани
ям добавились, по образцу Олимпийских игр, гимнич
еские и иппические — с использованием лошадей. С
586 г. до н. э. начали отсчет четырехлетий — пифиад
. Под влиянием спартанских обычаев участники соре
внований выступали нагими. Наградой победителям
служили яблоки, а впоследствии — венки из ветвей л
аврового дерева, посвященного Аполлону.
Четвертыми крупными общегреческими играми в
древней Элладе были Истмийские игры в честь Посе
йдона, владыки моря. Они проводились в сосновой р
още на Истмийском перешейке с 581 г. до н. э. кажды
е два года, в первый и третий год каждой олимпиады
, весной. По словам Плутарха, Истмийские игры учре
дил Тесей после одной из своих побед по пути в Афи
ны (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Тесей,
XXV), по другой версии — Меликерт, сын Ино, цариц
ы Ор- хомена и воспитательницы бога Диониса.
Победитель получает головную повязку
Программа состояла из выступлений флейтистов и к
ифаредов и спортивных состязаний: бега, борьбы, го
нок на колесницах и скачек. Награждали победителе
й венком из сосновых веток. Коринф, близ которого п
роходили Истмийские игры, был городом богатым и в
лиятельным, поэтому игры всегда справлялись пышн
о и привлекали множество народу. Игры эти не были
в строгом смысле слова общегреческими: по традици
и, граждане Элиды не могли принимать в них участия
, зато афиняне могли занимать самые почетные мест
а, пользуясь правом проэдрии. Как и олимпиоников, п
обедителей Истмийских игр воспевали поэты, прежд
е всего Пиндар и Вакхилид. Вот как восхваляет некое
го Стрепсиада из Фив Пиндар:
Правь же ныне праздник, Пой же
красные песни Стрепсиаду!
Он несет от Истма многоборный венок,
Он мышцей могуч, он статью красив, И д
облесть ему под рост.
Пиндар. Истмийские песни, 7 Приведем еще э
пиникий Вакхилида в честь борца Аргея из Кеоса, так
же одержавшего победу на Истмийских играх:
В схватке храбрых рук Стяжал победу А
ргей, Обновляя память о той красе, Каку
ю здесь,
На славном загривье Истма
Явили мы. . .
Семьюдесятью венками наших побед.
Вакхилид. Эпиникии, 2
С 228 г. до н. э. в играх стали принимать участие
и римляне, и случалось, что во время Истмийских тор
жеств объявлялись во всеуслышанье важные решен
ия римских властей. Так, в 196 г. до н. э., после 2-й М
акедонской войны, полководец Тит Квинтий Фламини
н оповестил через глашатая о предоставлении автон
омии греческим городам, а в 67 г. н. э. по приказу имп
ератора Нерона была провозглашена свобода Греци
и и право ее жителей не платить в дальнейшем никак
их государственных податей.
К общегреческим играм можно отнести и Делийск
ие игры, проходившие на острове Делос, хотя устраи
вали их жители острова Наксос, игравшего важную р
оль в торговых отношениях в Восточном Средиземно
морье. Делос был одним из главных центров культа
Аполлона, по преданию, родившегося на этом остров
е. Поэтому и Делийские игры были посвящены Аполл
ону, привлекая обитателей островов и ионийских гор
одов
Малой Азии. Игры происходили весной; спортсмены
и зрители прибывали на остров на больших кораблях
, везя с собой все необходимое, ибо небольшой остр
ов
Делос не имел всего, что нужно было для их про
живания и питания. Торжества открывались обрядов
ой процессией. По широкой аллее, где через каждые
10 м на трехметровых постаментах стояли каменные
львы, она направлялась к святилищу Латоны, божест
венной матери бога Аполлона, которой приносили в
дар пеплум. Затем начинались состязания музыкант
ов, певцов и спортсменов. Судьба Делийских игр во
многом зависела от процветания Наксоса, поэтому к
огда остров уступил в V в. до н. э. свою роль крупног
о центра морской торговли Коринфу, Эгине и Афина
м, игры на острове Делос также утратили свое былое
значение.
Кроме общегреческих, древние эллины знали и м
ногочисленные местные игры, посвященные Аполло
ну или другим богам. Со временем большого размах
а достигли местные игры и в некоторых городах за пр
еделами Греции — достаточно вспомнить «олимпийс
кие» игры, проводившиеся в богатой Антиохии.
Изображение бронзолитейной мастерской на кра
снофигурной вазе. V в. до н. э.
ПРАЗДНИКИ И ЗРЕЛИЩА В
РИМЕ
Прежде всего — богов почитай, г
одичные жертвыВ
злачных лугах приноси богине, в
еликой Церере,Тотчас, едва
лишь зима отойдет, уже ясной ве
сною.Жирен в ту пору баран
и вина особенно мягки,Легкий
сладостен сон и тенисты нагорны
е рощи.Сельская вся
молодежь да творит поклоненье
богине.С
перебродившим вином молока за
мешай ты и меду,Трижды
пускай зеленя обойдет благоскло
нная жертва,Хор и
товарищи пусть ее с торжеством
провожают.Криком
Цереру в свой дом пускай призыв
ают, и раньшеПусть
Как и в Греции, в древней Италии ни один праздник н
е обходился без музыки, пения и танцев, поэтому о н
их мы и поговорим в первую очередь. И здесь триеди
ная хорея родилась в мире сельского труда, местных
обрядов и культов. Об этом напоминает в одной из с
воих элегий Альбий Ти- булл, поэт I в. до н. э.:
Пахарь, наскучив в полях постоянной
работой, впервые Свой деревенс
кий, напев в мерные
стопы сложил, И на сухом тростн
ике впервые песнь
заиграл он, Звонким созвучием с
лов славя венчанных богов. Пахарь, о В
акх, лицо подкрасив суриком красным, П
ервый повел хоровод, новым искусством
пленен; Дан был за это ему козел из бог
атого стада:
Праздника памятный дар средства умно
жил певца.
Сельский мальчик заплел из цветов
весенних впервые И возложил ве
нок ларам седым на
главу. (...) Женский рождается тр
уд, урок ежедневный, и быстро Крутится
веретено в пальцах умелой руки;
Пряха поет, посвящая свой труд
неустанный Минерве, Туго натян
утый край пряжи под гребнем звенит.
Тибулл. Элегии, II, I, 51-60, 63-66 Бо
й быка с медведем (мозаика)
И песнями, и танцами италийцы воздавали почести б
ожествам, как это делали, например, «арвальские бр
атья», о которых речь еще пойдет ниже, или салии —
жрецы бога Марса, составлявшие коллегию из 12 че
ловек, возникшую еще на заре римской истории — пр
и втором царе Нуме Помпилии. 1 марта, в первый де
нь месяца, посвященного их богу-покровителю, сали
и устраивали торжественные шествия в полном воор
ужении, распевая свои песни, которые вместе с песн
ями «арвальских братьев» положили начало римской
литературе. Движение процессии сопровождалось тр
ехтактной культовой пляской сали- ев — трипудием,
требовавшим от танцоров силы и выносливости, вед
ь исполняли пляску в шлеме, с мечом, копьем и щито
м. И все же музыка, пение и танец не были в Италии
так тесно связаны между собой, не составляли нераз
рывного единства — триединой хореи, как это имело
место в Греции, хотя каждый из этих элементов игра
л на Апеннинском полуострове огромную роль и в ре
лигиозных обрядах, и при массовых зрелищах, и в по
вседневной жизни общества. Можно говорить, таким
образом, о музыке (в широком значении этого поняти
я, вместе с пением) культовой, сценической, аккомпа
нирующей и даже «концертной». Однако римляне бы
ли не так музыкальны, как греки, поэтому в их музыке
рано стали заметны чужеземные влияния, проявлявшиеся как в тех или иных жанрах музыкальных произ
ведений, так и в составе инструментов.
В Риме всегда было немало музыкантов, компози
торов, учителей музыки и пения, но почти все они пр
оисходили или из собственно Греции, или из греческ
их городов на юге Италии, или из Египта. Профессио
нальные танцоры и танцовщицы, выступавшие публи
чно, приезжали в Вечный город из Сирии и Испании.
С тех пор как в Риме стали утверждаться восточные
культы и обряды (например, культ Исиды), в них учас
твовали музыканты, прибывшие оттуда, откуда был з
аимствован и сам культ. Так, в обрядах в честь Исид
ы принимали участие музыканты из Египта. Зато муз
ыкантами, сопровождавшими своей игрой чисто рим
ские обряды, военными музыкантами и теми, кто акк
омпанировал актерам на сцене, были преимуществе
нно люди римского или во всяком случае италийског
о происхождения. Большинство римских граждан отн
осились к иноземным певцам и музыкантам вполне б
лагожелательно; недовольство высказывали лишь т
е, кто, опасаясь влияния чуждых Риму обычаев и нра
вов, вообще с негодованием смотрел на растущее чи
сло иностранцев, которых всюду принимали и расхва
ливали за их искусство. В самом деле, некоторых пр
иезжих музыкантов римляне осуждали за высокомер
ие и заносчивость, ибо теплый прием, оказанный мн
огим греческим, египетским или испанским артистам
в Риме, нередко разжигал в них тщеславие и спесь.
Более того, музыканты, какого бы происхождения он
и ни были, пользовались в Риме некоторыми привил
егиями в награду за те услуги, которые они оказывал
и городу своей игрой или пением во время больших
общегосударственных торжеств. Так, в привилегиров
анном положении находились военные музыканты, с
имфониаки — музыканты, участвовавшие в религиоз
ных церемониях, а также те, кто играл на духовых ин
струментах. Скабилля- рии, которые на сцене задава
ли такт хору и танцорам, пользовались у публики так
ими же симпатиями, как и самые выдающиеся актер
ы. Известных музыкантов и певцов настолько высоко
ценили, что им удавалось завязывать дружеские отн
ошения с представителями знатнейших родов. Прим
ером этого может служить судьба певца Тигеллия Ст
аршего из Сардинии, отмеченного благосклонностью
самого Цезаря, а также его племянника или приемно
го сына Тигеллия Гер- могена, певца и музыканта, не
однократно воспетого Горацием и восхищавшего сво
им искусством и царицу Клеопатру, когда она приеха
ла в Рим, и Октавиана Августа.
Помимо таланта артист нуждался в соответствую
щем образовании. Его он мог получить или индивиду
ально, или в школе, руководимой каким-нибудь извес
тным мастером — музыкантом и певцом. Недаром Ц
ицерон причислял музыкантов, как и геометров, к тем
людям, которые, занимаясь своим делом, одновреме
нно обучают других. Уже упоминавшийся Тигеллий Г
ер- моген основал музыкальную школу; посещали ее
и актрисы, выступавшие в мимах: это были главным
образом гетеры, начавшие заниматься музыкой с сер
едины II в. до н. э.
Музыканты (мозаика)
Некоторым музыкантам посчастливилось даже обуча
ть своему искусству императоров. Эту почетную, хот
я и нелегкую обязанность выполнял, например, кифа
ред Терпн, которого император Нерон, придя к власт
и, тотчас же пригласил к себе для занятий. «Много д
ней подряд, — сообщает Светоний, — Нерон слушал
его после обеда до поздней ночи, а затем и сам пост
епенно начал упражняться в этом искусстве. Он не у
пускал ни одного из средств, какими обычно пользую
тся мастера для сохранения и укрепления голоса: ле
жал на спине со свинцовым листом на груди, очищал
желудок промываниями и рвотой, воздерживался от
плодов и других вредных для голоса кушаний. И хотя
голос у него был слабый и сиплый, все же радуясь св
оим успехам, он пожелал выступить на сцене. "Чего
никто не слышит, того никто не ценит", — повторял о
н друзьям греческую пословицу» (Светоний. Нерон,
20). По сведениям Плиния Старшего (Естественная
история, XIX, 33, 108), для сохранения голоса Нерон
каждый месяц в определенные дни постился, питаяс
ь только рубленым пореем в масле.
Не только исполнителей, но и многие музыкальн
ые инструменты римляне заимствовали у других нар
одов, в особенности у греков. Из ударных инструмен
тов они знали кимвал, на котором играли и мужчины,
и женщины. Позднее, в I в. н. э., вместе с культом бог
ини Исиды пришел из Египта систр — разновидность
трещотки, выгнутая полоса металла с отверстиями с
обеих сторон, в которые вставлялись металлические
палочки, также изогнутые на концах; держа инструме
нт за длинную рукоятку, им ритмически потряхивали,
как погремушкой. Скабиллярии в театрах пользовали
сь ножными кастаньетами, вделанными в деревянну
ю подошву наподобие греческого «крупесиона».
Широко распространены были струнные: лира, ки
фара и небольшая арфа треугольной формы — самб
ука. Среди духовых инструментов первое место зани
мали различные виды греческой флейты, которую ри
мляне называли «тибиа». Флейтисты выступали даж
е на народных собраниях; известно, например, что т
рибун Гай Гракх, собираясь обратиться с речью к сог
ражданам, всегда брал с собой флейтиста, дабы зву
ки флейты воодушевляли оратора или успокаивали е
го, когда Гай во время выступления приходил в чрез
мерное возбуждение и терял самообладание (Авл
Геллий. Аттические ночи, I, 11). Хорошо знали в Рим
е и сирийскую флейту — ее можно было услышать н
а пирах, где играли и плясали сирийские флейтистки
-танцовщицы; они же прислуживали и на публичных
пирах, которые задавал Нерон (Светоний. Нерон,
27).
Пользовались в Риме также всевозможными дудк
ами, свирелями, в том числе заимствованной у греко
в многоствольной сирингой. На спортивных состязан
иях звучали трубы: ими успокаивали зрителей, призы
вая их сохранять тишину при объявлении победител
ей. Разновидностью витой трубы, служившей для по
дачи сигналов в войске, была буцина; там же примен
яли и сигнальный рог. В конном войске сигналы пода
вали загнутым кверху рожком, или горном. Играли в д
ревней Италии и на волынке: музыкантов-волынщико
в упоминают и Марциал, и Светоний. Вообще надо за
метить, что римляне отлично разбирались в музыкал
ьных инструментах: показательно, что у Марка Терен
ция Вар- рона (О сельском хозяйстве, I, 2, 15-16) соб
еседники сравнивают земледелие и скотоводство с д
вумя трубками сдвоенной флейты.
Музыканты, игравшие на том или ином инструме
нте, объединялись в особые корпорации — коллегии.
Уже в первые десятилетия существования Рима там
среди других профессиональных объединений была
создана и коллегия флейтистов (Плутарх. Сравнит
ельные жизнеописания. Нума, XVII). Царь Нума Пом
пилий ввел также обычай играть на трубе во время о
фициальных торжеств — в них участвовали члены ко
ллегии симфониаков. Флейтист и трубач редко высту
пали вместе, чаще — флейтист и кифаред; музыкант
ы, игравшие на флейте и на лире или кифаре, образ
овали единую коллегию, ее-то и называли, возможно
, коллегией симфониаков. Свою коллегию имели и ск
абиллярии, которые, вероятно, не только задавали р
итм хористам и танцорам, но и руководили оркестра
ми мимов и пан- томимов; оркестры эти состояли из т
руб, кимвалов и бубнов. Была также коллегия сирийс
ких флейтисток-танцовщиц, о которых упоминает Гораций:
Флейтщицы, нищие, мимы, шуты, лекаря
площадные, Весь подобный им люд огор
чен и в
великом смущенье: Умер Тигелл
ий-певец; он для них был и щедр, и прив
етлив!
Гораций. Сатиры, I, 2, 1-3
В театре перед началом представления и во вре
мя перерыва выступал музыкант, игравший на флейт
е. Есть все основания полагать, что известные, выда
ющиеся актеры имели своих постоянных аккомпаниа
торов. Об этом может свидетельствовать надпись на
могиле рабов и вольноотпущенников Октавии, сестр
ы Августа: здесь среди других назван и Тиберий Кла
вдий Коринт, аккомпаниатор Париса; Парис же был з
наменитым актером, очень популярным в Риме той э
похи.
С течением лет и веков происходило немало изм
енений и в сфере музыкального искусства: совершен
ствовались инструменты, менялся характер игры. Фл
ейтиста-аккомпаниатора заменил оркестр, включавш
ий в себя и ударные, и струнные, и духовые инструм
енты. Шли споры между приверженцами флейты и ст
оронниками струнных инструментов, особенно люби
мых начинающими музыкантами. Так, Кальпурния, ж
ена Плиния Младшего, не имевшая учителя музыки,
училась играть сама, распевая стихи своего мужа и а
ккомпанируя себе на кифаре (Письма Плиния Младш
его, IV, 19). Болезненно стремившийся к признанию в
качестве музыканта, император Нерон также неустан
но упражнялся в игре на кифаре и всерьез расспраш
ивал всех, знает ли кто-нибудь кифареда лучше, чем
он. А в последние дни своей жизни, незадолго до сам
оубийства, свергнутый император даже поклялся, по
словам Светония, что «если власть его устоит, то на
играх по случаю победы он выступит сам и с органом
, и с флейтой, и с волынкой... » (Светоний. Нерон,
41; 54).
Хорошие музыканты и певцы, как уже говорилось
, пользовались в Риме большой симпатией слушател
ей и зрителей. В одном из своих писем
Сенека сетовал на то, что у философов занимаются
и учатся лишь немногие, театр же набит битком и та
м с жаром рассуждают о достоинствах музыкантов, п
режде всего пифавлетов — флейтистов, услаждавш
их своей игрой зрителей во время перерыва и перед
началом сценического действа (Сенека. Нравственн
ые письма к Луцилию, LXXVI, 4). Однако неверно бы
ло бы думать, будто сердце философа было закрыто
для музыки или что он в ней не разбирался, — напро
тив, он высоко ценил это искусство за лад и гармони
ю: «Разве ты не видел, как много голосов в хоре? И в
се они сливаются в единый звук. Есть в хоре голоса в
ысокие, есть низкие, есть средние, сопровождают их
флейты, — но отдельные голоса скрыты, а явственн
о слышен голос всех. Я говорю о хоре, какой был изв
естен старым философам». Ко времени самого Сене
ки, к середине I в. н. э., число участников хора увелич
илось, но их выступления под звуки музыкальных инс
трументов по-прежнему были отмечены гармонией:
«Во время наших состязаний больше певцов, чем ког
да-то бывало зрителей в театре; все проходы заполн
ены рядами поющих, скамьи окружены трубачами, с
подмостков звучат флейты и органы всех родов, и из
разноголосицы возникает стройность» (Там же,
LXXXIV, 9—10).
Любили в Риме и танцы, многие из которых были
греческого происхождения. Ведь и в комедии Плавта
«Раб-обманщик» раб хвалится, что учился веселому
ионийскому танцу:
. . . Просят, чтобы поплясал я, Так вот н
ачал я изящно, По-ученому: отлично Ио
нийский танец знаю. Надеваю плащ, игр
иво Я вот эдак выступаю. Кричат, рукопл
ещут: сначала, еще раз!
Плавт. Раб-обманщик, 1273-1279
Без танцоров и танцовщиц в Риме так же не обхо
дились ни пиры, ни публичные зрелища, ни торжеств
енные шествия, как и без музыки и пения.
И все же мы знаем, что римлян куда больше, чем
музыка, чем выступления танцоров и даже театраль
ные представления, притягивали к себе состязания н
а колесницах в цирке и кровавые действа в амфитеа
трах.
Как и в Греции, происхождение римских празднес
тв и зрелищ неотделимо от истории местных верова
ний, культов и религиозных обрядов. Древние итали
йцы не знали антропоморфизма, и только под влиян
ием этрусков, а позднее греков римляне начали пред
ставлять своих богов и богинь в человеческом облик
е. В Риме почитали 12 главных божеств: Юнону, Юпи
тера, Весту, Марса, Цереру, Аполлона, Диану, Непту
на, Вулкана, Меркурия, Минерву и Венеру. Со врем
енем их стали отождествлять с великими греческими
богами: Герой, Зевсом, Гестией, Аресом, Деметрой,
Артемидой, Посейдоном, Гефестом, Гермесом, Афи
ной и Афродитой; культ Аполлона был воспринят из
Греции благодаря большой известности, которую пр
иобрело во всем античном мире святилище Аполлон
а в Дельфах, куда ездили за прорицаниями и из греч
еских городов Италии. Наряду с этими главными бож
ествами в Италии продолжали чтить и многочисленн
ых местных богов и духов. В официальном пантеоне
римлян почетное место занимал Юпитер со своей су
пругой Юноной, оказывавший покровительство всем
начинаниям римских властей. Среди широких масс н
аселения особенно распространены были хозяйстве
нные культы: и если в Греции почитали Диониса и А
фину как покровителей важнейших, отраслей эконом
ики — виноградарства и разведения масличных куль
тур, то в Италии охотно воздавали почести божества
м земледельцев: Церере и Марсу, который лишь со в
ременем стал всесильным патроном города Рима, сч
итаясь отцом Ромула.
Вместе с тем молитвы и ритуальные заклятия во
зносили и иным божествам или демонам, от которых,
по традиционным верованиям италийцев, зависели п
лодородие земли, судьба урожая, успешное проведе
ние тех или иных полевых работ. О первой пахоте, о
вспашке нови заботился Вервактор, а об обработке у
же возделываемой земли, о повторной вспашке — Р
едаратор. Стеркуций (или Стеркулий) помогал унаво
живать почву, Инситор ведал севом или прививкой д
еревьев, росту посевов благоприятствовал бог Сату
рн, всходам и цветению покровительствовала богиня
Флора. Когда же колос уже наливался зерном и близ
илась пора жатвы опеку над полем принимал Конс. О
сборе урожая заботилась сама богиня Церера, столь
почитаемая деревенскими жителями, но и здесь ей п
омогал бог жатвы Мес- сор. Наконец, бог Робиг берег
нивы от опасной болезни злаков —хлебной головни,
или ржи.
Необходимые ритуальные формулы молитв и зак
лятий передавались устно, знать их должен был каж
дый отец семейства, каждый сельский хозяин. Надо
было хорошо разбираться и в том, когда, как и какие
жертвы приносить богам. Со временем ритуальные
формулы, способы совершения обрядов стали фикс
ировать письменно — богатые сведения о культовых
обычаях древних римлян можно найти в трактатах о
сельском хозяйстве, прежде всего у Катона Старшег
о. Земледельческие обряды играли в жизни Рима сто
ль большую роль, что уже в первые годы римской ис
тории, по мнению Плиния Старшего, во времена сам
ого Ромула, возникла особая жреческая коллегия из
12 человек, называвшихся «арваль- скими братьями
» (от «арвалис» — полевой, пахотный). Это были пре
дставители самых знатных родов, и в их обязанности
входило поддерживать культы особо чтимых местны
х земледельческих божеств: богини урожаев по имен
и Деа Диа, отождествляемой с Церерой, и бога Марс
а. Знаком-символом жреческого сана «арвальских бр
атьев» являлся венок из колосьев, перевитых белой
лентой; привилегия на ношение такого венка была п
ожизненной, и гражданин Рима сохранял право на эт
от знак отличия даже находясь в изгнании или попав
в рабство (Плиний Старший. Естественная истори
я, XVIII, 6-7).
Каждую весну, в середине мая, коллегия устраив
ала Амбарвалии — праздник торжественного обхода
полей в честь Марса, Цереры и богини Деи Дии. Им п
риносили в жертву свинью, овцу и быка, причем во в
ремя частных жертвоприношений — молодых живот
ных, еще вскармливаемых молоком, на официальны
х же торжествах — животных, уже достигших зрелост
и. Жертвенных животных обносили вокруг поля, а «а
рвальские братья» пели при этом обрядовые песни.
Несколько веков спустя Октавиан Август отвел члена
м коллегии рощу, посвященную богине Дее Дие или
Церере, близ Кампанской дороги на правом берегу Т
ибра, и тогда же стали справлять Амбарвалии в само
м Риме: жрецы с песнями совершали обход городско
й черты, вознося богам моления об обильном урожа
е. Археологам удалось обнаружить протоколы колл
егии, датируемые 218 годом н. э., рассказывающие о
деятельности этого древнего религиозно- обществен
ного института, одного из старейших в Риме. Был на
йден также ценнейший памятник древнеримской лит
ературы — фрагмент старинной песни «арвальских б
ратьев» (Кармен Арва- ле). Амбарвалии — обычай т
оржественной процессией обходить поля, заклиная б
огов и принося им жертвы, — мы находим во всей ег
о древней чистоте еще много веков спустя после его
зарождения:
Стойте в молчанье кругом: освящаем по
ля мы и жатву,
Чинный свершая обряд, древле завещанный нам. Вакх, снизойди, и с
рожек твоих да
склоняются грозди, Ты же, Цере
ра, обвей вязью колосьев чело!
В день святой да почиет земля, да почи
ет оратай, Тягостный труд свой прервав,
в угол
повесит сошник. Освободите яр
мо от ремней: под венками сегодня Пуст
ь отдыхают волы, ясли да будут полны.
Ныне мы все отдаем божеству: ни
единая пряха Да не коснется рук
ой шерсти, ей данной в урок. Вы же оста
ньтесь вдали, от жертвы
прочь отойдите, Те, кому в прош
лую ночь радость Венера дала; Чистое в
ышним богам угодно: в чистой одежде
Шествуйте ныне к ручьям, черпайте
чистой рукой. Ныне к алтарным о
гням идет священный ягненок, В белых
одеждах толпа, в свежих
масличных венках. Боги отцов, с
вятим мы поля, поселян
освящаем; Дальше от наших гра
ниц вы отгоняйте беду.
Пусть же обманной травой не смеются н
ад жатвою нивы, Пусть не боится волков
, стадо покинув, овца. Чисто одетый тогд
а, в урожае уверенный пахарь Будет в ог
онь очага смело поленья
бросать. . . Впредь да свершатся
мольбы: ты видишь, как вещие знаки В ж
ертвенных недрах овцы милость
пророчат богов? Дайте бочонок т
еперь с окуренным
старым фалернским, С амфор хи
осского вы сбейте густую смолу!
Славь этот день, вино! Не стыдно в
праздник напиться, Передвигать
кое-как ноги, бредущие врозь.
Тибулл. Элегии, II, I, 1—30 Так как в частной ж
изни хозяина сельского поместья замещал при испол
нении религиозных обрядов управляющий — вилик,
то именно к нему обращается в своем трактате Катон
Старший с советами, как надлежит поступать в том и
ли ином случае. Катон подробно описывает формы о
брядов, выделяет различные виды жертвоприношен
ий — одни мог совершать только свободнорожденны
й гражданин, другие были доступны и для раба. Он р
ассказывает, например, как проводить символическо
е очищение полей, чтобы боги даровали хороший ур
ожай. Это ритуальное очищение напоминало обряд
Амбарвалий: здесь также обходили вокруг поля, вед
я с собой жертвенных животных и произнося традици
онную молитву: «Поручаю тебе, Маний, с помощью б
огов и в добрый час обойти этим шествием мое имен
ие, поле и земли мои в той части, в какой повелишь т
ы провести кругом животных или обнести их и позабо
титься об очищении» (Катон Старший. О сельско
м хозяйстве, CXLI). Откуда взялось здесь имя Маний
— неизвестно: по всей видимости, это было ритуаль
ное имя, происхождения которого мы не знаем, подо
бно тому как ритуальными именами при совершении
свадебных обрядов служили Гай и Гайя.
Концерт на воде (мозаика)
Далее Катон сообщает, с какими молитвами надлежа
ло обращаться к Янусу, богу всякого начала и завер
шения, а также богу времени и года, к Юпитеру и, нак
онец, к Отцу Марсу: «Отец Марс, молюсь тебе и про
шу тебя, будь благ и милостив ко мне, к дому и к дом
очадцам моим: ради этого повелел я обойти этим ше
ствием вокруг поля, земли и имения моего, да запрет
ишь, защитишь и отвратишь болезни зримые и незри
мые, недород и голод, бури и ненастье; да ниспошле
шь рост и благоденствие злакам, лозам и посадкам;
да сохранишь здоровыми и невредимыми пастухов и
скот; да пошлешь здоровье и преуспеяние мне, дому
и домочадцам моим. Того-то ради... будь почтен эти
ми животными- сосунками, коих принесут тебе в жерт
ву». Полагалось отобрать для жертвоприношений лу
чшего поросенка, ягненка и теленка; кроме того, в же
ртву Отцу Марсу приносили священный пирог из ячм
енной крупы, масла и меда и вдобавок жертвенные л
епешки или пирожки. Если в жертвенных животных о
казывался какой-либо изъян, Ка- тон советовал прои
знести примерно такую формулу: «Отец Марс, тот по
росенок был тебе неугоден, поэтому приношу тебе в
о искупление этого поросенка» (Там же, CXLI).
Всякому виду сельскохозяйственных работ долж
ны были предшествовать соответствующие жертвоп
риношения и молитвы. Когда подходила пора сеять п
росо, сажать чеснок и чечевицу, дарили Юпитеру Пи
рующему чашу вина, восклицая при этом: «Юпитер П
ирующий, поскольку в доме моем среди домочадцев
моих чашу вина тебе в жертву принести подобает, по
тому-то жертвою, какою следует совершить тебе воз
лияние, почтен будь». Затем, вымыв тщательно руки
, на алтарь Юпитера возлагали жареную говядину и
пол-амфоры вина, как бы задавая пир верховному бо
жеству. После чего со спокойной душой жители Итал
ии выходили на работы, сеяли просо, сажали чеснок,
чечевицу (Там же, CXXXII).
Перед началом жатвы богине Церере приносили
в жертву свинью. Катон указывает: «Прежде чем зар
езать свинью, воскури ладан и соверши возлияние в
ином Янусу, Юпитеру и Юноне. Янусу предложи пиро
г с такими словами: "Отец Янус, подавая этот пирог,
каковой подать тебе надлежит, усердно молю тебя, б
удь благ и милостив ко мне и к детям моим, к дому и
к домочадцам моим"». С такой же молитвой подноси
ли лепешку и Юпитеру. Затем богам творили возлия
ние жертвенным вином и только тогда закалывали в
честь Цереры «преджатвенную свинью» — существо
вал такой особый обрядовый термин. Вырезав из сви
ньи внутренности, повторяли все жертвоприношения
пирогом и лепешкой, произнося те же слова, что и ра
ньше. «Потом, — говорит Катон, — принеси Церере в
нутренности и вино» (Там же, CXXXIV).
Отдельно рассказывает автор о жертвоприношен
иях по обету. При этом также соблюдали строго уста
новленный ритуал. Так, если хозяин молил богов, что
бы были здоровы его волы — главная тягловая сила
на полях, он должен был поступать, как советует Кат
он: «Днем в лесу принеси Марсу-Сильвану жертву за
каждого вола отдельно: сложи в один сосуд 3 фунта
полбенной муки, 4,5 фунта сала и 4,5 фунта мясной
мякоти. Также влей в один сосуд 3 секстария вина»,
что составляло более полутора литров. Жертвоприн
ошение за волов могли совершать и свободный, и ра
б, подчеркивает Катон. «Когда жертва принесена, се
йчас же на месте надлежит ее съесть. Женщине при
этой жертве нельзя присутствовать и нельзя ей виде
ть, как она приносится. Жертвоприношение такое мо
жешь, если хочешь, совершать ежегодно» (Там же,
LXXXIII).
Свои, особые обряды совершались и при подрезк
е ветвей деревьев, причем жертвы приносились богу
или богине, кому была посвящена та или иная роща.
Как бы взамен священной рощи божеству отдавали б
орова. Собираясь корчевать лес, римлянин опять-так
и приносил жертвы и творил молитвы богам, повторя
я их ежедневно, пока длились работы в лесу. Жертвы
при корчевке обходились дорого, ведь богам подава
ли мясо; по-видимому, это жертвенное мясо должно
было одновременно подкрепить и придать сил съеда
вшим его рабам, занятым таким тяжелым трудом.
Хороший управляющий поместьем не имел права
произвольно подменять хозяина при совершении обр
ядов. Так, он не приносил сам никаких жертв, иначе к
ак по приказанию хозяина. Исключение составляли о
бряды, сопровождавшие праздник Компиталий, ежег
одные торжества в честь особых ларов — духов-покр
овителей перекрестков, скрещений дорог. В день Ко
мпиталий приносить ларам жертвы на домашнем оча
ге или на перепутьях имели право не только управля
ющие поместьями, но даже рабы: ведь улицами и до
рогами пользовались все одинаково. Жену управляю
щего, которую Катон называет ключницей, он также п
редостерегает от самовольных жертвоприношений:
«Без приказа хозяина или хозяйки она не приносит ж
ертв и никому не поручает приносить их за нее. Она
должна знать, что хозяин сам приносит жертвы за вс
ех слуг. (. . . ) В календы, иды и ноны и когда приходи
т праздник, она возлагает на очаг венок и в эти же са
мые дни приносит домашним ларам жертву по средс
твам» (Там же, V, 3; CXLIII, 1-2).
Упоминает Катон и о днях, свободных от работы.
Они не носили религиозного характера, поэтому для
разных категорий работников эти дни наступали в ра
зное время. Ведь были предусмотрены некоторые ви
ды работ, которыми можно было заниматься и в эти
дни: очищать старые канавы и ямы, восстанавливать
общественные дороги, выкапывать терновник, обраб
атывать сад, пропалывать луга, собирать хворост в в
язанки, толочь зерно и приводить в порядок дом. Не
занимались в эти дни только полевыми работами, та
к что свободными они были скорее для волов, чем дл
я людей. Для других животных — лошадей, ослов, му
лов — дней отдыха не существовало; лишь те, что тр
удились на мельницах, вращая тяжелые жернова, на
слаждались отдыхом во время Весталий — праздник
а мельников и пекарей — 9 июня каждого года.
Существовали и многие другие формы молитв, з
аклинаний и обрядовых песен, часто связанные с оп
ределенными районами страны. Здесь можно назват
ь фесценнины — народные сатирические песни или
стихи в форме диалога, происхождение которых связ
ывают с этрусским городом Фесценнией, хотя есть и
другие этимологии. Эти полные насмешки, задирист
ые, иногда едкие и язвительные куплеты, пронизанн
ые тем, что Гораций называл «италийским остроуми
ем», звучали на торжествах в честь сельских богов, н
апример в праздник урожая, а также на некоторых се
мейных празднествах, чаще всего на свадьбах. Быть
может, в фесценнинских песенках таились уже зачат
ки местной, италийской драмы, подобно тому как в Г
реции из песен комосов — участников праздничных д
еревенских шествий, прославлявших животворящие
силы природы, — родилась древнегреческая комеди
я. Быть может, театральное искусство в Риме развив
алось бы иными, самобытными путями, если бы в III
в. до н. э. благодаря греку Ливию Андронику на римс
кой сцене не утвердилась бы греческая драма.
Хотя сельские обряды и праздники носили культо
вый характер, они не стали общегосударственными п
разднествами, как Дионисийские торжества в Афина
х. Римский календарь изобиловал праздниками.
Праздники подразделялись на общегосударственные
и праздники низшего ранга, официальные и семейны
е, сельские и городские, те, которые справлялись пос
тоянно или от случая к случаю, праздники отдельных
божеств и профессий. Программы празднеств в тече
ние столетий менялись: к элементам постоянным, так
им, как жертвоприношения, молитвы, торжественные
шествия, добавлялись мероприятия чисто зрелищны
е, развлекательные. Это могли быть схватки гладиат
оров или бои с дикими зверями в амфитеатре, гонки
на колесницах в цирке, театральные представления.
Если в Греции зрелища были одной из форм культов
ых торжеств, формой почитания богов, своего рода м
истериями, а кроме того, долго сохраняли характер с
оревновательный, агонистический, то в Риме зрелищ
а рассматривались исключительно как массовые раз
влечения. В один и тот же день устраивали зрелища
разных видов, так что публика имела свободу выбира
ть — что кому больше по вкусу. Поэтому-то комедия
Теренция «Свекровь», поставленная впервые во вре
мя Мегалезийских игр 165 г. до н. э., не имела успеха,
ведь сразу после спектакля или одновременно с ним
в другом месте выступали канатоходцы и борцы: зрит
ели не проявили интереса к комедии, и представлени
е пришлось прервать. Об этом рассказывает пролог к
«Свекрови», добавленный после неудачной премьер
ы:
«Свекровь» — так эта пьеса называется
.
Когда ее впервые мы поставили,
Впервые злополучье и катастрофа Случ
ились с ней особые — настолько, что
Смотреть ее не стали, не могли ценить;
Народ, канатным плясуном увлекшийся,
Был занят только им.
Теренций. Свекровь, 1-7 Общегосударственные
праздники справлялись с особой пышностью. Торжес
твенно проходило, например, празднование Нового г
ода, ставшее с 153 г. до н. э. традицией и в Риме, и в
о всей Италии, а после того, как влияние Рима распр
остранилось и на отдаленные земли, — во всей импе
рии. В этот день проходили официальные торжества,
связанные со вступлением в должность новоизбранн
ых консулов: сначала 1 марта, затем 1 января. В дом
е каждого из консулов собирались сенаторы, друзья,
знакомые, потом торжественной процессией они дви
гались на Капитолий, где обе процессии, направляв
шиеся из домов обоих консулов, встречались и ихуча
стни- ки приносили благодарственные жертвы Юпит
еру Капитолийскому, покровителю Римского государ
ства. В эпоху империи новоизбранные должностные
лица давали в день Нового года присягу на верность
императору, а войско — своему полководцу. После з
авершения официальной части празднества начинал
ись пиры и приемы: у консулов собирались высшие д
олжностные лица и друзья хозяина дома, в других ме
стах римляне ходили в гости друг к другу по очереди.
Римляне верили — и это поверье живо и по сей день,
— что каким будет день Нового года, таким окажется
и весь год. Поэтому новогодние праздники справлял
и весело и беззаботно, обменивались подарками и н
аилучшими пожеланиями. Поначалу люди дарили др
уг другу фрукты и сласти, но со временем подарки ст
ановились все дороже и даже вошло в обычай дарит
ь друг другу на Новый год деньги. Так, каждый год пр
инцепс Октавиан Август получал от сограждан боль
шие суммы денег в подарок (Светоний. Божественн
ый Август, 57). Еще больше был распространен обыч
ай обмениваться подарками в дни праздника Сатурн
алий, о чем речь пойдет ниже.
Среди многочисленных римских праздников, спр
авлявшихся ежегодно, преобладали древнейшие, а и
менно торжества в честь сельских, в особенности зе
мледельческих, богов и богинь. Очень популярны бы
ли праздники посевов и Пагана- лии в честь богинь з
емного плодородия Теллюс и Цереры: одной приноси
ли в жертву борова, другой — меру ячменя или полб
ы. Этот январский праздник как бы знаменовал собой
завершение всех работ, связанных с урожаем прошл
ого года, и начало подготовки к полевым работам вес
ной.
В феврале — месяце ритуальных очищений — сп
равляли знаменитые Луперкалии — первоначально п
раздник пастухов в честь Фавна- Луперка, бога стад,
соответствующего греческому Пану. Очистительные
жертвы — для того чтобы оживить плодородие земли
, стад и самих людей — приносили в гроте Луперкаль
у подножия Палатинского холма, где, по преданию, ж
ила некогда волчица (по-латыни — «лупа»), вскормив
шая Ромула и его брата Рема. После жертвоприноше
ний юные жрецы Луперка начинали свой ритуальный
бег вокруг Палатинского холма, держа в руках ремни
из козьих шкур и хлеща всех, кто попадется им на пут
и, — в этом также состоял обряд очищения. Молодые
женщины охотно подвергали себя ударам в дни Лупе
ркалий, веря, что очистительные удары ремней исце
ляют от бесплодия и способствуют легким родам и в
ынашиванию плода (Плутарх. Сравнительные жизн
еописания. Ромул, XXI).
В конце февраля приносили жертвы богу границ
и межей Термину, по имени которого праздник 23 фе
враля назывался Терминалиями. При этом жертвопр
иношения должны были быть исключительно «вегета
рианскими»: приносить богу Термину в жертву живот
ных не полагалось (Плутарх. Римские вопросы, 15).
Принесение в жертву свиньи, овцы и быка
Особенно щедрым на сельские праздники был апрел
ь. 12-го справляли Цереалии: в этот день, как рассказ
ывает Овидий, древний обычай повелевал деревенс
ким жителям выпускать лисиц с зажженными факела
ми на хвостах и даже сжигать чучело лисы — похитит
ельницы кур. Затем, в праздник Фордицидий, полагал
ось приносить богине Матери-Земле в жертву стельн
ых коров (по-латыни — «форда»). Все эти обряды та
кже должны были обеспечить богатый урожай и прип
лод скота. 21 апреля, в годовщину основания Рима, н
аступал еще один праздник пастухов — Палилии, в ч
есть древнеиталийского божества Палес — покровит
ельницы стад и пастушества. Богине творили жертво
приношения, не требовавшие пролития крови животн
ых: жертвовали лепешки, молоко, другие деревенски
е продукты. В этот же день проводили ритуальные оч
ищения скота и стойл, хлевов и конюшен, дабы убере
чь людей и стада от заразных болезней. Стойла и ско
т окуривали серой, кропили водой; в жертву богине п
риносили ветви лаврового дерева, всякого рода куша
нья, кровь коня, одержавшего когда- либо победу на
скачках или в состязаниях на колесницах. По обычаю
, животных прогоняли через костры, сложенные из со
ломы и сена, — это также имело целью отвратить от
людей и скота болезни. В этот же день, как сказано, о
тмечали и годовщину основания Вечного города — п
ри императоре Адриане во II в. н. э. он стал важным г
осударственным праздником, сохранявшимся до V в.
Надо было подумать и об урожае винограда, поэт
ому после Палилий наступал черед праздника Винал
ий: Юпитеру приносили в жертву вино прошлого уро
жая. Чтобы защитить виноградники, приносили в жер
тву внутренности собаки: с созвездием Пса связывал
и судьбу будущего урожая винограда. Наконец, 28 ап
реля обитатели многих областей Италии чтили богин
ю растительности Флору. Флоралиями завершался д
линный ряд весенних сельских празднеств.
Летом сельских праздников почти не было: хлопо
ты на полях и лугах, в садах и виноградниках не оста
вляли времени для празднеств. Лишь в июне соверш
али ритуальное очищение храма Весты, стремясь ум
илостивить богиню домашнего очага, чтобы и она по
могала вырастить и собрать богатый урожай в каждо
м хозяйстве.
Только в конце августа деревенские жители могл
и вновь позволить себе веселье и торжественные об
ряды. 25-го справляли Опиконсивии в честь богини О
пс Сеятельницы, покровительницы урожаев, жатвы.
Сразу же за Опиконсиви- ями наставали Вертумнали
и — праздник Вертум- на, бога превращений и измен
ений, в том числе смены времен года; от него, как сч
италось, также зависела судьба посевов и урожаев.
Древним народным праздником были и октябрьск
ие Фонтиналии. В этот день италийцы чтили воду: во
злагали венки на колодцы, пускали их по воде, струи
вшейся из родников. Для рабов очень важны были де
кабрьские Фавналии: в день, когда воздавали почест
и пастушескому богу Фавну, рабы пользовались нам
ного большей свободой, чем обычно, и могли приним
ать участие в веселых играх, развлечениях. Дважды
в год, в августе и декабре, справляли праздник Консу
алий — в честь бога земледелия Конса, которого впо
следствии стали отождествлять с Нептуном.
Но, пожалуй, из всех римских сельских празднико
в самым известным и популярным были декабрьские
Сатурналии, справлявшиеся как в деревне, так и в го
роде. Праздник длился пять дней и был посвящен др
евнеиталийскому богу посевов и земледелия Сатурн
у, супругу богини Опс; впоследствии Сатурна отожде
ствили с греческим Кроном и стали считать отцом Ю
питера, Нептуна,
Юноны и Плутона, свергнутым Юпитером с небе
сного престола. Римляне верили, что Сатурн был пот
ом царем в Латии, а время его предполагавшегося ц
арствования казалось тем самым «золотым веком»,
о котором с восхищением писали поэты и философы.
В 497 г. до н. э. богу Сатурну воздвигли в Риме храм
у подножия Капитолийского холма, и, очевидно, с тех
пор вошел в обычай праздник Сатурналий. Это были
дни, исполненные радости, всяких забав, смеха. По у
лицам ходили пестрые толпы веселящихся людей, п
овсюду принимали гостей, задавали пиры в домах ча
стных граждан, а с 217 г. до н. э. утвердился обычай
«божьей трапезы» — лекти- стерний: сенаторы устра
ивали пиршество для богов, чьи изваяния попарно р
асставлялись на обеденных ложах перед накрытым с
толом.
Римляне верили также, что легендарные «са- тур
новы веки» были временем всеобщего равенства и с
вободы; люди тогда жили, как братья, не зная рабств
а. В память о той счастливой эпохе Сатурналии выст
упали как праздник вседозволенности. Рабам в эти д
ни предоставляли немалую свободу, в том числе и св
ободу слова — они могли позволить себе даже весьм
а вольные шутки по адресу своих хозяев. Рабы усаж
ивались пировать — и хозяева должны были прислу
живать им за столом. В Сатурналии полагалось обме
ниваться подарками — обычай этот римляне блюли
неукоснительно. К традиционным подаркам в дни Са
турналий относились символические восковые свечи
, глиняные фигурки, статуэтки или рельефные изобр
ажения, которые можно было купить на предпраздни
чных ярмарках. Происхождение такого обычая связы
вают с древней практикой жертвоприношений: вмест
о живого человека богу приносили в жертву его изоб
ражение в виде маленькой куколки или даже свечу, в
едь греческое слово «фос» означало и человека, и с
вечу. Но и эти старинные обычаи не оставались неиз
менными в течение столетий. Мало-помалу римляне
стали обмениваться самыми разными подарками —
от самых скромных до все более дорогостоящих.
Отождествляя Сатурна с Кроном, а римские Сату
рналии с греческими Крониями, Лукиан не без ирони
и описывает обычаи и нравы, царившие в эти праздн
ичные дни. Перечисляя «Законы Крона», сатирик вы
деляет сначала те, которые определяли общий харак
тер торжеств:
«Никому никаких, ни общественных, ни частных д
ел не делать в течение всего праздника, за исключен
ием того, что имеет отношение к шутке, забаве и рад
ости: только пекари да повара пусть работают. Пусть
господствует для всех равенство — и для рабов и св
ободных, и для бедняков и богачей. Сердиться, разд
ражаться, грозить не дозволяется никому. Счета при
нимать от управляющих — и того не дозволяется во
время Кроновых празднеств. Никто пусть не проверя
ет и не записывает ни своих денег, ни одежд и пусть
не занимается в Кроновы дни никакими гимнастическ
ими упражнениями. Речей не слагать и не произноси
ть, кроме забавных каких-нибудь и веселых, содержа
щих насмешку и шутку».417
Далее Лукиан переходит к законам иного рода, к
асающимся подарков. «Задолго до праздника богаты
е пусть запишут на табличках имена всех своих друз
ей, каждого особо, и пусть имеют наготове денежки в
количестве одной десятой годового дохода и одежду
, какая окажется у них в излишке и погрубее, чем сам
и они носят, и сосудов серебряных немало. Все это д
олжно быть под руками. В канун же праздника, во-пе
рвых, пусть вокруг дома будет обнесено какое-нибуд
ь очистительное средство, богачи же пусть изгонят и
з своих домов мелочность, сребролюбие, корыстолю
бие и все прочие подобные пороки, обычно живущие
под их кровлей. Когда же чистым сделают жилище, п
усть принесут жертвы Зевсу, подателю богатства, Ге
рмесу дающему и Аполлону многодарящему. Затем
под конец дня пусть прочтут упомянутую табличку с и
менами друзей.
Распределив сами, каждому по достоинству, пуст
ь богачи еще до захода солнца разошлют подарки св
оим друзьям. (...) Надлежит все записать, сколько и ч
его посылается, дабы у обеих сторон не могло возни
кнуть подозрений против рабов, доставляющих посы
лки. Сами же рабы вправе выпить по одной чаше вин
а каждый и должны поспешно возвращаться обратно
, ничего более не требуя. Людям ученым все нужно п
осылать в двойном размере, ибо они достойны получ
ать Двойную долю. Неприятного пусть никто ничего н
е присылает и отнюдь не расхваливает посылаемые
подарки.
— Богач богачу ничего не должен отправлять; ра
вным образом воспрещается богачу в Кроновы дни у
гощать человека того же достатка, что и он сам.
— Из того, что приготовлено для рассылки, не ос
тавлять себе ничего. И раскаяния не должно возника
ть по поводу подарков.
— Если кто-либо в прошедшем году, находясь в
отъезде, остался обделенным, пусть получит свою п
рошлогоднюю долю вместе с нынешней.
— Пусть уплатят богачи долги за своих друзейбедняков, а равно и плату домохозяину, если кто-то и
з них, много задолжав, не имеет возможности внести
плату сам. И вообще вменяется богатым в обязаннос
ть знать, в чем более всего нуждаются их друзья.
— И у получающих не должно быть недовольств
а своей долей; присланный подарок, каков бы он ни б
ыл, пусть кажется большим. Однако кувшин вина, зая
ц или жирная курица не могут быть признаны подарк
ом на праздник Крона. И пусть не обращают в насме
шку Кроновы приношения.
— Бедняк, если он человек ученый, пусть пошле
т в ответ богатому или книгу одного из древних писат
елей (только не сулящую ничего дурного, а веселую,
застольную), или собственное сочинение, какое смо
жет. Богач же обязан этот подарок принять со светлы
м лицом, а принявши — немедленно прочесть. Если
же какой-нибудь богач оттолкнет или выбросит пода
рок, то пусть знает, что подлежит он грозному серпу
Крона, хотя бы даже сам он послал друзьям что след
овало. Прочие же бедняки пусть посылают: кто венок
, а кто немножко благовоний.
— Если же бедняк, через силу, пошлет богачу пл
атье, серебра или золота, то посланное им подлежит
отобранию в казну и продаже со внесением денег в с
окровищницу Крона. Бедняк же должен получить от б
огача на следующий день не менее двухсот пятидеся
ти ударов тростью по рукам».
И наконец, Лукиан переходит к «Законам застоль
ным» — как следует проводить время в праздники Са
турналий:
«— Мыться — когда тень на часах будет в шесть
футов; перед купаньем — играть в кости на орехи. Во
злежать каждому где придется; высокое положение, з
натность и богатство не должны давать никаких преи
муществ.
— Вино всем пить одно и то же. И пусть не отгов
аривается богатый болезнью желудка или головной б
олью, чтобы на этом основании одному пить лучшее
вино.
— Мясо делить на всех поровну. Слугам угодлив
ости ни к кому никакой не проявлять. Однако не мешк
ать перед одним и не пролетать мимо другого, когда
им заблагорассудится, во время подачи того, что нуж
но. Равным образом воспрещается перед одним клас
ть огромный кусок, а перед другим — такой, что мень
ше и быть не может, или одному давать окорок, а дру
гому челюсть свиную. Напротив, должно соблюдатьс
я полное равенство.
— Виночерпий, как бдительный страж, пусть зорк
о следит за каждым гостем — меньше всего за хозяи
ном — и еще внимательнее прислушивается.
— Чаши для вина одинаковые.
— Разрешается предлагать здравицы, если ктонибудь пожелает.
— Пусть все пьют за всех, если пожелают, а перв
ым пусть пьет за других сам богач.
— Не принуждать пить того, кто не сможет.
— На попойку не разрешается никому приводить
ни танцовщиков, ни кифаристов настоящих. Можно п
ривести только что начавшего учиться, если кто поже
лает.
— В остротах да будет мерой их безобидность д
ля всех.
— Ко всему этому играть в кости на орехи. Если
кто-либо станет играть на деньги, то пусть на следую
щий день ему не дают есть. Оставаться или уходить
каждому разрешается сколько хочется, когда вздума
ется.
— Когда же богач начнет угощать рабов, пусть пр
ислуживают им друзья его вместе с ним.
Законы эти каждому из богатых людей записать н
а медную доску, выставить их на самой середине дво
ра и перечитывать постоянно. Надлежит помнить, чт
о до тех пор, пока будет стоять эта доска, ни голод, н
и мор, ни пожар, ни другое какое-нибудь несчастье н
е войдут в жилище богача. Но если когда-нибудь — д
а не случится этого! — доска будет уничтожена, тогд
а пусть богачи попробуют отвратить то, что им приде
тся испытать» (Лукиан. Кроно-Солон, 13-18).
Нельзя не сказать и о других праздниках людей труд
а. Во второй половине марта справляли Большие кви
нкватры — пятидневные празднества в честь Марса,
а позднее — в честь Минервы, культ которой постепе
нно утверждался в Риме как культ ремесленников, л
юдей искусства и учащейся молодежи. В первый ден
ь квинкватр богине приносили в жертву лепешки, мас
лины, вино. В последующие дни устраивали рецитац
ии, выступления поэтов, чтецов. Школьники наслажд
ались полной свободой: занятий в эти дни не было.
В июне вслед за профессиональным праздником
рыбаков наставали Весталии — праздник пекарей и
мельников. В дни, посвященные богине Весте, рабы,
занятые тяжелой работой на мельницах, могли отды
хать. Отдыхали рабы и 13 августа, когда римляне чти
ли богиню Диану в ее святилище на Авентинском хол
ме. Традиция гласила, что храм был воздвигнут неко
гда шестым римским царем Сервием Туллием, котор
ый сам происходил из рабов. В этот день рабы польз
овались свободой, большей, чем обычно, хотя и не с
толь полной, как в Сатурналии или Фавналии.
К праздникам военным относились все торжеств
а в честь бога Марса, и в первую очередь Эквиррии в
конце февраля и в середине марта. В программу пра
зднеств входили конные состязания на Марсовом по
ле. Не менее важный военный праздник приходился
на 19 октября: это был Армилустрий, «освящение ор
ужия», — на площади на Авентинском холме происхо
дил торжественный парад войск. Кроме того, в марте
и мае, во время Тубилустрия, столь же торжественно
проходили смотр войсковых музыкальных инструмен
тов и ритуальное очищение культовых труб. 19 март
а, в первый день Больших квинкватр, совершалось о
чищение щитов. Во 2 г. до н. э. Октавиан Август учре
дил 12 мая однодневные Севиральные игры, или игр
ы Шести мужей (от «секс» — шесть, «вир» — муж), в
честь Марса Мстителя. В Большом цирке в Риме выс
тупали шесть отрядов конницы, каждый со своим пре
дводителем, отсюда и название праздника.
Сельская усадьба (мозаика)
С играми были связаны и другие праздники. Древней
шими считались Таврские игры в честь подземных б
огов, будто бы устроенные впервые римским царем
Тарквинием Гордым, т. е. еще до 510 г. до н. э.; истор
ически они в первый раз засвидетельствованы Титом
Ливием под 186 г. до н. э. Название игр, возможно, п
роисходит от этрусского слова, означающего «могил
а», что вполне соответствовало характеру праздника
, когда воздавали почести богам подземного царства
, а затем Юпитеру, Юноне, Аполлону как богу, предот
вращающему мор, и Диане Луцине
— богине деторождения, дарующей жизнь. Тавр- ски
е игры устраивались не ежегодно, а раз в пять лет,
25 и 26 июня; в программу входили среди прочего ко
нные ристания в Цирке Фламиния.
К старейшим и важнейшим причисляли и Римски
е, или Великие, игры, проходившие ежегодно начина
я с 4 сентября. Они были посвящены Юпитеру и пона
чалу длились всего четыре дня. При Августе игры ра
стянулись на целых 16 дней (4—19 сентября). После
торжественных жертвоприношений Юпитеру на Капи
толии процессия направлялась по улицам города к ц
ирку. Возглавлял шествие сам Юпитер Капитолийски
й
— в лице консула или претора, одетых как триумфат
оры и окруженных толпою граждан, отрядами войска,
молодежью. Несли статуи богов; далее шли танцоры
, актеры мимов, иные были переодеты сатирами и ра
зыгрывали всевозможные
комические сценки.
Меньше ясности в том, что касается происхожде
ния знаменитых Секулярных игр, устраивавшихся вс
его один раз в столетие, по случаю юбилея города Р
има. Происхождение Секулярных игр иногда связыва
ют с Терентинскими играми, проходившими в Терент
е — части Мар- сова поля. По совету пророческих кн
иг, оставленных древней Сивиллой, прорицательниц
ей из Кум, Терентинские игры были устроены впервы
е в 249 г. до н. э., в разгар 1-й Пунической войны. В ж
ертву богам подземного царства Отцу Диту (одно из
прозвищ Плутона) и Прозерпине римляне принесли т
огда черного быка и черную корову; в программу тор
жеств входили с тех пор также конные состязания в ц
ирке. По одной из легенд, во время чумы некий саби
нянин спас своих детей, дав им воды из источника бл
из подземного алтаря Отца Дита и Прозерпины, посл
е чего принес в жертву богам черного быка и черную
корову, а также три дня подряд устраивал лекти- сте
рнии — символические пиршества богов; он же орган
изовал на свои средства и конные ристания. По друг
ой версии, то же самое первым совершил консул Вал
ерий Попликола, дабы отвратить моровую язву от го
рода: он принес подземным богам в жертву черных в
олов, потом три ночи подряд задавал лектистернии и
давал конные состязания в цирке.
С 249 г. до н. э. каждые сто лет проходили в Риме
Секулярные игры. Следующие были проведены в
149 г. до н. э., что примерно соответствовало столетн
им юбилеям города, за дату основания которого трад
иционно принимали 753 год до н. э.; впрочем, уже др
евние не могли решить этот хронологический вопрос
однозначно, считая иногда годом основания Рима
748 год до н. э. Однако столетний срок не всегда выд
ерживался. Следующие Секулярные игры были, по р
ешению римских властей, отодвинуты во времени —
возможно, из-за внешних и внутренних войн, терзав
ших Римскую державу, — и состоялись лишь в 17 г. д
о н. э., при принципате Августа. При этом вместо бог
ов подземного царства почести стали отныне воздав
ать в эти дни Аполлону и Диане, которых и славит Го
раций в песне, написанной по заказу Октавиана Авгу
ста как раз к тем Секу- лярным играм.
Вновь «столетние» игры были проведены импера
тором Клавдием в 47 г. н. э. — по случаю 800-летия В
ечного города. Светоний рассказывает: «Отпразднов
ал он и столетние игры, под тем предлогом, будто Ав
густ справил их раньше времени, не дождавшись пол
оженного срока, — хотя в своей "Истории" он сам зая
вляет, что Август после долгого перерыва восстанов
ил их точный срок, тщательно расчислив все протек
шие годы». Трудно было решить, кто именно из прав
ителей Рима нарушил традицию, ведь и сама длител
ьность священного «века» определялась по-разному
. Как бы то ни было, повторение «столетних» игр при
жизни одного поколения позабавило римлян: «Поэто
му немало смеялись над тем, как глашатай по торже
ственному обычаю созывал всех на праздник, какого
никто не видел и не увидит, — ведь еще живы были в
идавшие его, и некоторые актеры, выступавшие в то
время, выступали и в этот раз» (Светоний. Божеств
енный Клавдий, 21). При Августе утверждалось, что с
вященный «век» составляет не 100, а 110 лет; воспо
льзовавшись этим, император Домициан, хотя и на ч
етыре года раньше срока, в 88 г. вновь устроил Секу
лярные игры, отсчитав срок не от последнего торжес
тва при Клавдии, а от прежнего, при Августе. «На это
м празднестве в день цирковых состязаний он устрои
л сто заездов... » (Светоний. Домициан, 4). В 204 г.
император Септимий Север еще раз провел «столет
ние» игры, а в 247 г., в правление Филиппа Араба, ри
мляне торжественно отпраздновали тысячелетие св
оего города, и это были последние в истории Рима С
екулярные игры.
По случаю освящения храма богини весны, цвето
в, растительности Флоры в 240 или 238 г. до н. э. впе
рвые состоялся праздник Флоралий, также сопровож
давшийся играми. С 173 г. до н. э. они повторялись е
жегодно 28 апреля, а в эпоху империи были продлен
ы до 3 мая. Программа празднеств включала в себя т
еатральные представления, выступления мимов, тан
цы гетер с раздеваниями. Надо всем витал дух вольн
ости, раскованности, пиршественного разгула: «Бог
иня идет в венках многоцветных. / Сцена открыта опя
ть вольностям шуток срамных», — пишет о Флоралия
х Овидий (Фасты, IV, 945-946). В последний день пра
здника все спешили в цирк: там показывали охоту на
косуль и зайцев, а среди зрителей разбрасывали гор
ох, бобы, люпины. Гораций, высмеивая тщеславие ус
троителей публичных зрелищ, говорит о некоем эдил
е или преторе, готовом
. . . Промотать все добро на горох да
бобы, да люпины, Только затем,
чтобы чваниться в цирке, чтоб выситься
в бронзе...
Гораций. Сатиры, II, 3, 182-183 Под 216 г. до
н. э. впервые засвидетельствованы в Риме Плебейск
ие игры в честь Юпитера (Ливий. От основания горо
да, XXIII, 30, 17). Устраивали их в ноябре в цирке Фла
миния. В программу празднества входили торжестве
нные шествия, конные состязания, театральные пре
дставления: мы знаем, что в 200 г. до н. э. во время
Плебейских игр была представлена зрителям комеди
я Плавта «Господа и рабы». Длились игры долго, поч
ти две недели — с 5 по 17 ноября.
В 212 или 211 г. до н. э., когда бушевала трудная
для государства 2-я Пуническая война, римляне, сле
дуя пророческим книгам, организовали игры в честь
Аполлона, умоляя на этот раз ниспослать городу не
исцеление от чумы или моровой язвы, а победу над о
пасным врагом (Там же, XXVII, 23). Спустя три или че
тыре года игры были повторены, когда в Риме разраз
ился мор, а затем их стали справлять ежегодно, снач
ала в середине июля, потом их перенесли на первые
дни месяца. Поначалу устраивали только конные рис
тания в Большом цирке, но уже со II в. до н. э. в прог
рамму включили и спектакли.
По случаю доставки в Рим из Фригии, по совету «
сивиллиных книг», священного черного камня, симво
ла Великой Матери богов Кибе- лы, в 204 г. до н. э. б
ыли учреждены ежегодные Мегалезийские игры (от г
реческого «мегалэ» — великая). Торжественная про
цессия доставляла символ божества в храм Виктори
и, богини победы, на Палатинском холме. После чего
все отправлялись в цирк на представления. С 191 г.
до н. э. в дни Мегалезийских игр люди спешили не то
лько на цирковые состязания, но и в театр. Во время
Мегалезийских игр были представлены, например, н
есколько комедий Теренция: в 166 г. до н. э. — «Деву
шка с Андроса», в 165 г. до н. э. — «Свекровь», два г
ода спустя — «Самоистязатель», еще через два года
— «Евнух». При императорах эти игры длились уже ц
елую неделю; всего же они просуществовали до IV в.
н. э.
Играми чтили римляне и богиню Цереру в ее апр
ельский праздник — Цереалии. Впервые они прошли
в 202 г. до н. э., как об этом свидетельствует Тит Лив
ий (От основания города, XXX, 39, 8). На исходе респ
убликанского периода истории Рима игры в честь Це
реры охватывали уже семь дней — с 12 по 19 апреля
. Программа этого праздника, о котором столь красоч
но рассказывает Овидий (Фасты, IV, 679-712), была п
римерно такой же, как и в дни других праздничных иг
р.
Нетрудно заметить, как тесно связан был римски
й календарь праздников с местными культами. Стоит
отметить, что в течение долгих столетий римской ист
ории некоторые торжества утратили свое значение,
другие же продолжали справляться по традиции, хот
я их религиозный или исторический смысл мало кому
был известен, так что римским писателям часто прих
одилось объяснять публике происхождение того или
иного обычая или обряда. Ежегодно в майские иды в
Риме совершались Аргейские жертвоприношения. В
этот день полагалось приносить человеческие жертв
ы — то ли в память о двадцати с лишним греках из А
ргеи, которых римляне в III в. до н. э. по указанию «си
виллиных книг» действительно принесли в жертву бо
гам, то ли в память о древнем обычае, когда старико
в старше 60 лет бросали в Тибр. Поначалу для крова
вых Аргейских торжеств отбирали рабов или престу
пников, осужденных на смерть, но со временем римл
яне прибегли к символам: вместо людей в Тибр стал
и бросать в майские иды человеческие чучела из тро
стника. Это лишь один из примеров древних праздни
чных обычаев, которые уже через несколько поколен
ий казались римлянам странными и необъяснимыми.
Упомянем еще об одном диковинном обряде, происх
одившем в Риме в октябрьские иды: после состязани
й на колесницах на Марсовом поле коня из упряжки,
одержавшей победу, торжественно закалывали: при
этом хвост отрезали, и возница вносил его во дворец
римских царей — Регию, где особым образом подве
шивал, чтобы кровь стекала на жертвенник. Тем вре
менем устраивались ритуальные сражения между гр
уппами молодежи на улицах города за обладание гол
овой жертвенного коня. Обычай этот мог быть связан
с какими-то давними земледельческими обрядами м
агического характера.
Не чужды были римлянам и семейные праздники
. Помимо торжеств, так сказать, чрезвычайных, каков
ыми были свадьбы, принятие нового ребенка в семь
ю, похороны, ежегодно римляне справляли дни рожд
ения. Жители Древнего Рима веровали, что каждый ч
еловек имеет своего духа-покровителя — гения, хран
ившего его все годы его жизни, поэтому в день рожде
ния человека приносили жертвы его гению и слагали
песни с пожеланиями долгих лет благополучия и сча
стья и с предсказаниями его судьбы. Такие песни на
день рождения назывались греческим словом «генет
лиака»; одну из них сочинил Аль- бий Тибулл ко дню
рождения известного римского мецената, политика и
ученого Марка Валерия Мессалы. Поэт призывает св
оего друга и покровителя:
К нам снизойди и Гения славь игрою
и пляской, Гения славь и виски ч
истым вином ороси:
Пусть благовонье струят блестящие
волосы бога, Пусть вязеницы цве
тов падают с плеч и с чела.
Дня сего Гений, приди: почту я тебя
фимиамом, Сладкий пирог испек
у на мопсопийском меду. Ты же потомство раст
и, Мессала!
Оно да умножит Подвиг отца, окр
ужив почестью старость его.
Память дороги твоей не угаснет в земле
Тускуланской,
Белая Альба ее в древних домах сбереж
ет,
Ибо щедроты твои усыпали гравием креп
ким
Этот прославленный путь, в камень одел
и его.
Пахарь воздаст тебе честь, когда он из д
альнего Рима
Ночью вернется домой, не повредив себ
е ног.
Гений рождения твой будь славен на мно
гие лета,
Светел во веки веков, с каждым приходо
м светлей!
Тибулл. Элегии, I, 7, 49-64 Баловень судьбы,
талантливый и щедрый Валерий Мессала, строивши
й дороги и вдохновлявший поэтов, имел все основан
ия безмятежно предаваться удовольствиям в годовщ
ину своего рождения. Совсем иначе, в грусти и отчая
нии, встретил 20 марта 10 г. н. э. свой день рождения
52- летний Овидий — изгнанник, коротающий дни на
берегу далекого моря, страдающий человек, котором
у невыносима жизнь:
Самый безрадостный день (к чему я
на свет появился!) — День, когда
я был рожден, — в должное время наста
л. Что посещаешь ты вновь изгнанника
в годы несчастий? Лучше бы им
наконец было предел
положить. Если б заботился ты о
бо мне и была
в тебе совесть, С родины милой
за мной ты бы не
следовал вдаль. Там, где первые
дни моего ты младенчества видел, Лучш
е, когда бы ты стал днем и последним мо
им.
Отказываясь в этот печальный для него день вос
поминаний от привычных, освященных традицией об
рядов, поэт обращается к своему гению с горькими сл
овами:
Видимо, ждешь ты и здесь, по обычаю, почестей пр
ежних — Чтобы спадали с плеча белые складки оде
жд, Чтобы курился алтарь, цветочными
венчан венками, Чтобы в священн
ом огне ладан, сгорая, трещал, Чтобы теб
е я поднес пирог, отмечающий годы, Чтоб
ы молитвы богам благоговейно творил?
Нет, не так я живу, не такая пора наступил
а,
Чтобы я мог твой приход прежним веселье
м встречать. Мне погребальный алтарь, ки
парисом
печальным увитый, Больше приста
л и огонь, смертного
ждущий костра. Жечь фимиам ни к
чему, обращенья
к богам бесполезны,
Не подобают устам нашим благие слова.
Если, однако, молить в этот день мне о чем-нибудь м
ожно,
Я лишь о том, чтоб сюда ты не являлся,
молю.
Овидий. Скорбные элегии, III, 13
11 и 15 января женщины справляли Кармен- тали
и — праздник пророчицы Карменты, которую чтили к
ак покровительницу деторождения, пока эта функция
не перешла к Юноне Луцине.
В тесном семейном кругу принято было празднов
ать и Каристии, отмечавшиеся 22 февраля как день с
емейной любви и согласия. Собирались лишь самые
близкие родственники — никто посторонний не допус
кался. Еще через неделю римские женщины чтили Ю
нону Луцину в праздник Матроналий:
Чтите богиню цветами! Цветы желанны
богине!
Нежным цветочным венком все обвивай
те чело.
Так говорите: «Ты нам, Луцина, свет
жизни открыла», Так умоляйте: «
Ты нам муки родов
облегчи». А коль беременна ты, у
моляй, власы
распустивши: «Дай мне без боли
родить плод мой, что я понесла!»
Овидий. Фасты, III, 253-258
На 17 марта приходились Либералии — праздник
в честь бога Либера-Вакха, бога застольного весель
я, бога, дарующего свободу. Особое торжество цари
ло в этот день в тех семьях, где были сыновья, дости
гшие 16 лет. В праздник Либералий их вносили в спи
ски граждан, они становились совершеннолетними и
меняли детскую тогу-претексту с пурпурной каймой н
а гладкую белую мужскую тогу, какую носили взросл
ые — римские граждане.
Важным для римских матрон днем было и 1 апре
ля — день, посвященный богине Венере Вертикорди
и («обращающей сердца»), охранявшей слабых жен
щин от супружеской неверности и всякой недозволен
ной страсти и помогавшей поддерживать в семье ми
р и согласие.
Еще через два месяца наступали Карнарии — пр
аздник древнеиталийской богини Карны, оберегавше
й здоровье плоти. В тот же день отмечали годовщину
освящения храма Юноны Монеты («указующей»), по
дательницы добрых советов: женщины Рима принос
или ей богатые жертвы. Женщина, запятнавшая себя
безнравственным образом жизни, не имела права пр
инимать участия в обрядах, ибо древний закон, устан
овленный еще царем Нумой, запрещал женщинам, с
остоявшим в преступной связи, прикасаться к алтар
ю Юноны. Однако, если какая-нибудь из этих женщин
, несмотря на запрет, проникала в святилище и возда
вала почести Юноне на ее жертвеннике, виновная мо
гла получить прощение. Закон предписывал ей в это
м случае распустить волосы в знак раскаяния и прин
ести в жертву богине ягненка женского пола.
К семейным торжествам можно отнести и многоч
исленные дни поминовения усопших. Так, в феврале
, во время Фералий, манам — душам умерших — при
носили скромные жертвы — немного зерна, печеного
хлеба, оливкового масла и вина. (Овидий. Фасты, II,
533-540), дабы умилостивить их и снискать их благов
оление. Поминальными днями были и 9, 11 и 13 мая,
когда воздавали почести лемурам — духам умерших,
блуждающим, по верованиям древних италийцев, по
ночам:
Будет Лемурий ночных свершаться
обряд стародавний: Манам безм
олвным тогда жертвы начнут приносить.
Там же, V, 421-422
В дни Лемурий храмы запирали, а отцы семейств
, опасаясь вторжения бродячих духов в их дома, бро
сали на дорогу зерна бобов, заклиная от имени всех
членов семьи: «Отойдите, маны!»
Характерной чертой античной религиозности, не
отделимой от суеверия, были бесчисленные обеты, к
оторые римляне, как и греки, давали богам по любом
у поводу. Обеты давали и во время мора — на случа
й выздоровления, и находясь в опасном плавании ил
и на войне — на случай благополучного возвращени
я. Богам обещали принести им благодарственные же
ртвы или оказать почести в какой-либо иной форме.
О том, что обеты эти исполнялись, свидетельствуют
сотни вотивных табличек, найденных в храмах, особ
енно часто — в святилище Эскулапия: люди благода
рили бога врачевания за исцеление. Не только частн
ые лица пытались таким образом расположить богов
в свою пользу и добиться исполнения своих просьб
— обеты давали и ради спасения государства от гроз
ившей ему опасности. Существовали также жертвоп
риношения по обету, который от имени республики д
авали высшие должностные лица 1 января один раз
в пять или в десять лет. В эпоху республики обеты да
вали за процветание государства и его граждан. В эп
оху империи обеты имели в виду благополучие ее ве
рховного правителя. Впервые обращения к богам, по
дкрепленные обетами ради виднейшего из согражда
н, имели место в Риме при Цезаре (Диен Кассий. Ри
мская история, XLVI, 1), а окончательно этот обычай
утвердился при Августе.
Известно, что легат Цезаря, а затем консул Авл Г
ирций, сраженный тяжелым недугом, дал обет, покля
вшись, что, если выздоровеет, отдаст свою жизнь ра
ди блага народа; он твердо верил, что боги его услы
шат (Цицерон. Филиппики, VII, 12 и X, 16). И он испо
лнил свой обет, пав в бою под Мутиной год спустя, ср
ажаясь против войск Марка Антония в 43 г. до н. э. В
письме к Аттику Цицерон вспоминает, как в 50 г. до н.
э. жители и власти провинциальных городов — муни
ципиев возносили молитвы и давали обеты за исцел
ение Помпея Великого, страдавшего в то время от бо
лезни (Письма Марка Туллия Цицерона, CCCXLVIII,
1). Речь шла о городах, где сильно было греческое в
лияние, ибо в самом Риме индивидуальных обетов, о
бращений к богам ради одного лица тогда еще не зн
али; к тому же, как подчеркивает Цицерон, это было
проявлением лести и угодничества, неискренней, пр
итворной преданности. С утверждением в Риме при
императорах культа властителя подобные вернопод
даннические обеты стали обычным явлением.
Уже в эпоху республики римские власти начали у
страивать по обету публичные зрелища и игры — в б
лагодарность богам и для развлечения населения. В
205 г. до н. э. Публий Корнелий Сципион, одержав по
беду над карфагенянами в Испании, устроил в честь
Юпитера игры в Риме на собственный счет; сенат вы
нес об этом специальное постановление (Ливий. От
основания города, XXVIII, 38, 14). Затем игры были п
овторены в 200 г. до н. э. после окончательной побед
ы над Карфагеном. В дальнейшем видные римские п
олководцы из рода Корнелиев еще не раз проводили
такие игры по обету в связи со своими победами в Ис
пании и в Сирии. Примеру Корнелиев последовали Ф
ульвии: в 186 г. до н. э. Марк Фульвий Нобилиор возб
лагодарил богов за успехи своих войск в Эпире, устр
оив публичные зрелища, а семь лет спустя то же сам
ое сделал Квинт Фульвий Флакк после своей победы
в Испании. С начала II в. до л. э. зрелища и игры по о
бету могли длиться целых десять дней. Понятно, что
и в этом начинании, как и во многих других, полковод
цы и политики соревновались друг с другом, стараяс
ь, чтобы устроенные ими зрелища выглядели как мо
жно пышнее и привлекательнее.
Но не всегда подобные затеи проходили с успехо
м. Историку Полибию мы обязаны сведениями об од
ном неудавшемся проекте массовых зрелищ, — разр
аботанном Луцием Аницием Галлом, в 167 г. до н. э.
триумфально въехавшим в Рим после победы над ил
лирийцами. Желая, чтобы его триумф запомнился ж
ителям Рима надолго, полководец привез с собой из
Греции актеров и музыкантов. Однако программа ока
залась плохо составлена и начались недоразумения,
которые свели на нет все усилия незадачливого триу
мфатора. Эти сведения Полибия включены в текст ег
о «Всеобщей истории», хотя сохранились они лишь в
пересказе Афинея (Пир мудрецов, XIV, 1):
«...Луций Аниций... на играх, устроенных им в чес
ть победы, позволил себе забавнейшие шутки... а им
енно: пригласил из Эллады знаменитейших артистов
и, соорудив в цирке огромнейшие подмостки, сначал
а вывел на них всех флейтистов вместе. Это были Ф
еодор из Беотии, Феопомп и лисимахиец Гермипп —
всё знаменитости. Он поставил их на передней части
сцены вместе с хором и велел играть всем одноврем
енно. Лишь только музыканты начали играть, сопров
ождая свою игру приличествующими движениями, Лу
ций послал сказать, что играют они плохо и лучше сд
елают, если затеют состязание друг с другом. Музык
анты были в недоумении. Тогда один из ликторов пок
азал им, как они должны выйти друг против друга и у
строить нечто наподобие битвы. Быстро сообразив,
чего от них хотят, флейтисты позволили себе весьма
вольные движения, отвечавшие обычной их распуще
нности, и этим произвели на сцене величайшую сумя
тицу. Средние части хора они обратили против крайн
их, а сами под дикую разноголосицу флейт то сходил
ись, то расходились. Под звуки музыки хористы топа
ли ногами и, приводя в сотрясение сцену, неслись на
своих противников, а затем снова отступали, поверну
вшись к ним задом. А когда еще кто-то из хористов, в
незапно отделившись от хора и подоткнув одежду, за
махнулся, как в кулачном бою, на несущегося против
него музыканта, зрители разразились восторженным
и рукоплесканиями и криками одобрения. Битва по вс
ем правилам еще продолжалась, как вдруг два плясу
на под звуки флейт введены были в орхестру, а четы
ре кулачных бойца взошли на подмостки вместе с тр
убачами и горнистами. Зрелище всех этих состязани
й вышло неописуемое. Что же касается трагических
актеров. . . то мои слова показались бы глумлением н
ад читателем, если бы я вздумал что-нибудь о них пе
редавать» (Полибий. Всеобщая история, XXX, 14).
Помимо живого, впечатляющего описания досад
ного происшествия этот рассказ ценен и тем, что в не
м упомянуты театральные представления, сопутству
ющие играм по обету. Интересно и то, что, как явству
ет из слов Полибия, переданных Афинеем, для того,
чтобы сделать зрелища более привлекательными дл
я римлян, приглашали актеров и музыкантов из Грец
ии или из Передней Азии — это подтверждает и Тит
Ливий. Повествуя о «блестящих играх», устроенных
полководцем Марком Фульвием в 186 г. до н. э. по об
ету, данному во время войны в Греции, историк пише
т: «Из почтения к нему на эти игры явилось из Греции
много артистов. В первый раз тогда смотрели римлян
е состязания атлетов и травлю львов и пантер; эти пр
едставления отличались почти таким же великолепи
ем и разнообразием, как и в наш век» (Ливий. От осн
ования города, XXXIX, 22).
В I в. до н. э. игры по случаю побед, триумфов пр
ославленных военачальников приобрели характер о
фициальный. В 82 г. до н. э. в честь победы Луция Ко
рнелия Суллы над его противниками в самой Италии
власти организовали игры, программа которых совпа
дала с торжествами в честь Аполлона 5 июля. Спуст
я десять с лишним лет игры по обету устроил в Риме
Гней Помпей; игры эти проходили в конце октября и з
аняли пятнадцать дней (Цицерон. Речи против Гая
Верреса, I, 31). За играми по обету тогда же последо
вали и официальные игры Победы. Такие же игры По
беды состоялись в 46 г. до н. э. по случаю четырехкр
атной победы Цезаря: сенат почтил таким образом з
аслуги диктатора. В 19 г.
до н. э., когда уже Октавиан возвратился в столицу п
осле успешной военной экспедиции, день его возвра
щения был отмечен как государственный праздник, п
овторявшийся затем под именем Августалий; через в
осемь лет в их программу были включены массовые
зрелища, а после смерти принцепса в 14 г. н. э. Авгус
талии были внесены в официальный календарь как е
жегодный праздник, справлявшийся 12 октября.
Дабы почтить память Октавиана Августа, его вдо
ва Ливия учредила в 14 г. н. э. ежегодные Палатинск
ие игры (Дион Кассий. Римская история, LVI, 46;
LIX, 16); происходили они, как явствует из их названи
я, на Палатинском холме, начинались 17 января, в го
довщину бракосочетания покойного принцепса с его
третьей женой Ливией, и продолжались сначала три,
а позднее шесть дней. Еще в IV в. это была устойчив
ая форма почитания культа Божественного Августа.
Вознесение молитв за правителя, каким бы он ни
был, и даже просто за влиятельное лицо, каким был,
например, Луций Элий Сеян, всесильный временщик
при императоре Тиберии (Там же, LVIII, 2, 8), было од
ной из самых распространенных и узаконенных обыч
аем традиций заискивания и подобострастия. Поводо
в к таким молениям и обетам могло быть сколько уго
дно: дни рождения императора, или большого вельм
ожи, или членов их семей, военная экспедиция, боле
знь. Документы «арвальских братьев» 5054 гг. н. э. по
казывают, что эти жрецы не раз возносили богам мол
итвы за благополучие императора Клавдия; известен
подобный же документ, датируемый 66 годом н. э. и к
асающийся Нерона.
Марк Аврелий совершает жертвоприношение на
Капитолии
К празднествам, происходившим от случая к случаю,
следует отнести и торжества, связанные с освящени
ем храмов, — они также сопровождались играми, теа
тральными представлениями, другими зрелищами. Т
ак, по два или три дня шли спектакли в театре, когда
в Риме освящали храм богини Флоры в 240 или 238 г
. до н. э., храм богини Ювенты, покровительницы юно
сти и молодежи, в 191 г. до н. э., святилища Юноны Р
егины и Дианы; один из дней отводился, кроме того,
на состязания в цирке. В 173 г. до н. э., когда свой «д
ом» обрела в Риме божественная покровительница к
оней Фортуна Эквестрис, театральные представлени
я продолжались целых четыре дня и еще один день
был занят цирковыми ристаниями.
Поводом к устройству массовых зрелищ бывали
и торжественные погребения видных граждан. Понач
алу близкие родственники умерших организовывали
на собственные средства бои гладиаторов, со време
нем к ним добавились и театральные постановки. В
174 г. до н. э., по словам Тита Ливия, римляне из все
х состоявшихся тогда гладиаторских игр запомнили т
олько те, которые полководец Тит Квинтий Фламинин
устроил в память о своем отце. Поминальные игры д
лились в тот год четыре дня: помимо боев гладиатор
ов имели место роскошные пиры, сценические предс
тавления и раздача мяса народу. Игры, данные
Фламинином, «считались в то время выдающимися,
так как в течение трех дней выступили 74 гладиатора
» (Ливии. От основания города, XLI, 28, 11). Спустя
14 лет на похоронах прославленного военачальника
Луция Эмилия Павла была впервые показана комеди
я Теренция «Братья».
Программы празднеств все расширялись, добавл
ялись дополнительные дни на зрелища, росло число
праздников — невозможно даже представить себе, с
колько впечатлений приносил жителю Рима каждый г
од. К тому же время от времени — возможно, по како
му-либо обету или в соответствии с предсказаниями
пророческих книг — зрелища, устроенные в рамках Р
имских или Плебейских игр, в течение года повторял
ись, иногда по нескольку раз. Упоминания о таких п
овторных играх в период с 216 по 179 г. до н. э. можн
о найти в книгах 23-40 труда Тита Ливия «От основан
ия города».
Обращаясь теперь к римскому театру, скажем ср
азу, что характер театральных представлений в Рим
е был совершенно иным, чем в Греции: хотя и в Риме
спектакли часто проходили в дни праздников, религи
озных торжеств, но сами по себе они не имели призн
аков культового действа, мистерии, не были связаны
с религиозными обрядами.
По своему происхождению римский театр не мож
ет считаться явлением оригинальным — касается ли
это драматургии или внутреннего устройства театра
льных сооружений. Здесь заметно сказалось влияни
е этрусков, а затем и греков. Ливий рассказывает: в
364 или 363 г. до н. э. в Риме свирепствовал мор, и н
ичем не удавалось ослабить его губительную силу. П
ерепробовав все меры, римляне решили в конце ко
нцов, дабы умилостивить богов, прибегнуть, как пиш
ет историк, «к учреждению сценических игр, делу нов
ому для воинственного народа, ибо ведь до этого зре
лища ограничивались только конскими бегами. Но, к
ак почти всегда бывает в начале, игры эти ничего ос
обенного из себя не представляли, да и те были иноз
емного происхождения: приглашенные из Этрурии ак
теры, танцуя под аккомпанемент флейты, совершали
, по обычаю этрусков, довольно красивые телодвиже
ния, не сопровождая их ни текстом, ни соответствую
щими тексту жестами». И все же выступления актеро
в, их танцы, музыка произвели на тогдашних обитате
лей Вечного города сильное впечатление, ведь речь
шла о прежде невиданном, о новинке. В самом Риме
актерам из Этрурии «начали подражать молодые лю
ди, перебрасываясь шутками в нескладных стихах и
при этом жестикулируя соответственно тому, что они
говорили. Таким образом обычай этот был введен и,
благодаря частому повторению, усовершенствовалс
я» (Ливии. От основания города, VII, 2).
Актеров в Риме называли гистрионами (от этрусс
кого «истер» — актер). Вскоре, продолжает свой рас
сказ о начале римского театра Тит Ли- вий, актеры пе
решли от самодельных, незамысловатых, а то и груб
оватых экспромтов, наподобие фесценнинских песен
ок, к исполнению сатур, или сатир — драматическо-п
есенных импровизаций в стихах, положенных на муз
ыку, «причем пение сопровождалось игрой на флейт
е и соответствующими жестами». По преданию, неск
олько лет спустя Ливий Андроник первым решился п
оставить вместо сатуры драму с заранее определенн
ым содержанием. «Будучи, как все в то время, и акте
ром для собственных произведений и потеряв от час
тых повторений голос, он выпросил себе позволение
ставить перед флейтистом мальчика для пения, сам
же сопровождал его пение гораздо более сильными т
елодвижениями, ведь ему при этом не мешало напря
жение голоса».
Это также вошло в обычай, и отныне выступлени
я гистрионов не обходились без участия певцов, сам
и же гистрионы лишь произносили диалоги и разыгры
вали сценки. «После того как это правило стало лиша
ть драматические произведения комического и разну
зданного характера и шутка мало-помалу стала прев
ращаться в искусство, молодые люди, предоставив г
истрионам играть пьесы, стали между собой, как и вс
тарь, перекидываться шутками в стихах». Так, во мно
гом под влиянием осков, из их города Ателлы пришл
и к римлянам знаменитые ателланы — комические сц
енки в стихах фарсового характера. В дальнейшем, п
осле того как благодаря усилиям Ливия
Андроника на римской сцене воцарились переводны
е греческие драмы, ателланы сохранились в виде экс
одия — заключительного дивертисмента к основной
пьесе. Между гистрионами и актерами, исполнявшим
и ателланы, утвердилось четкое различие: игра в ате
лланах, как явствует из слов Тита Ливия, не считалас
ь занятием «низким», каким было в глазах римлян ак
терское ремесло вообще, поэтому в отличие от други
х актеров те, кто выступал в ателланах, несли военну
ю службу, «как бы непричастные к сценическому иску
сству» (Там же).
Первоначально актеры, роль которых ограничив
алась акробатическими, танцевальными и певческим
и номерами, выходили на небольшие, временные по
дмостки — эстраду; вокруг нее стоя толпились зрите
ли. На исходе II в. до н. э. вблизи эстрады стали дела
ть почетные места для сенаторов, и обычай этот сох
ранялся и тогда, когда уже начали строить постоянн
ые театры. За строительство такого театра в Риме пр
инялись в 154 г. до н. э.: это должен был быть прочн
ый, каменный театр по образцу греческих, но нескол
ько иначе расположенный, ибо различными были усл
овия местности в Риме и в Афинах. Однако сенат вос
противился созданию в театре сидячих мест и работ
ы были прекращены. Чем руководствовались сенато
ры, принимая такое решение? По всей видимости, в
сенате особенно сильны были антигреческие настро
ения, точнее — опасения, что эллинистические вли
яния подорвут незыблемость традиционного римског
о уклада жизни, чистоту римских нравов; виднейшим
выразителем подобных настроений был, как известн
о, Марк Порций Катон Старший. Из уважения к обыча
ям своих предков жители Рима должны были и даль
ше смотреть представления стоя.
Лишь столетием позже городской эдил Марк Эми
лий Скавр решился ввести эту иностранную моду. Те
м временем благодаря его усилиям был сооружен бо
льшой деревянный театр с сидячими местами для 80
000 зрителей, подробно описанный Плинием Старши
м (Естественная история, XXXVI, 117-118). Вскоре Гн
ей Помпей, восхищенный прекрасным греческим теа
тром в Ми- тилене, начал строительство первого в Р
име каменного театра, открывшегося в 52 г. до н. э.; к
стати, по этому случаю также были устроены игры и
в самом театре, и в цирке, и в амфитеатре, продлив
шиеся несколько дней. Театр Помпея надолго стал г
ордостью римлян, поэтому открытие его прошло оче
нь пышно и запомнилось всем.
Два с половиной века спустя историк Ди- он Касс
ий Кокцеян с восторгом писал об освящении Помпее
м каменного театра, говоря, что и в его время, на руб
еже II-III вв. н. э., римляне по-прежнему гордились эт
им величественным старым сооружением; он же при
водит и любопытную версию, будто театр был воздв
игнут не самим великим полководцем Помпеем, а его
вольноотпущенником Деметрием, сопровождавшим
патрона в его далеких походах и скопившим таким об
разом достаточно денег для столь грандиозного стро
ительства, поэтому-то, желая умилостивить патрона,
нажившийся на войнах вольноотпущенник назвал но
вый театр его именем (Дион Кассий. Римская истор
ия, XXXIX, 38).
В своем трактате об архитектуре Витрувий упоми
нает многие деревянные театры, не давая, однако, и
х подробного описания. Зато он обстоятельно расска
зывает об общих принципах, которыми приходилось
руководствоваться древним при строительстве театр
ов, чтобы добиться хорошей акустики. При этом Витр
увий различает методы, применяемые при сооружен
ии театров деревянных, и те, которые античные архи
текторы практиковали ставя каменный театр. «... Все
общественные деревянные театры имеют много дощ
атых частей, которые непременно резонируют. Это ж
е можно наблюдать на кифаредах, которые, собирая
сь петь на более высоких тонах, поворачиваются в ст
орону дверей сцены и таким образом пользуются ими
для получения созвучия, отвечающего голосу». Если
же театры построены из материала более плотного,
из бутовой кладки, тесаного камня, мрамора, не даю
щих резонанса, то автор советует применять медные
сосуды — голосники, как это делают в Греции и в раз
ных городах Италии. «Кроме того, многие искусные а
рхитекторы, строившие театры в небольших городах,
пользовались за недостатком средств глиняными сос
удами, настроенными таким же образом. .. »
(Витрувий. Об архитектуре, V, 5).
Сведения, приводимые Витрувием, не только да
ют представление о достаточно сложной, основанно
й на расчетах математиков, физиков, инженеров, мет
одике строительства театров в античном мире, но и п
одтверждают, что в ряде городов Италии театры ста
ли возникать раньше, чем в Риме. Старейшим из них
и отражавшим местные архитектурные традиции был
Малый театр в Помпеях, датируемый примерно 80 го
дом до н.э.; вместить он мог более 15 000 зрителей.
Прототипом этой четырехугольной