в дореволюционном и советском гражданском праве: динамика
advertisement
ТЕОРИЯ ПРАВА Г. ВЕРДИЯН, кандидат юридических наук, доцент Российской правовой академии Минюста России ЮРИДИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ПОНЯТИЯ «ДОБРОСОВЕСТНОСТЬ» В ДОРЕВОЛЮЦИОННОМ И СОВЕТСКОМ ГРАЖДАНСКОМ ПРАВЕ: ДИНАМИКА РАЗВИТИЯ И НАУЧНОГО ОСМЫСЛЕНИЯ Область применения доброй совести включает такие фундаментальные институты, как аналогия права, виндикация, недобросовестная конкуренция. Отсутствие легальной дефиниции и общепризнанного доктринального понимания указанной категории привели к тому, что в большинстве случаев ее значение определяется наукой противоречиво или не определяется вовсе. Разработки добросовестности ведутся в отрыве от мировых достижений в этой области и не определяют место российского понимания доброй совести в мировой юридической науке. Ключевые слова: русское гражданское законодательство, добрая совесть, римское право, недобросовестная конкуренция, добросовестность правопреемника. G. VERDIJAN, the candidate of jurisprudence, the senior lecturer of the Russian legal academy of Ministry of Justice of Russia THE LEGAL NATURE OF CONCEPT «CONSCIENTIOUSNESS» IN PRE-REVOLUTIONARY AND SOVIET CIVIL LAW: DYNAMICS OF DEVELOPMENT AND SCIENTIFIC JUDGEMENT The scope of kind conscience includes such fundamental institutes, as analogy of the right, recovery, an unfair competition. Absence of a legal definition and conventional доктринального understanding of the specified category have led to that in most cases its value is defined by a science it is inconsistent or it is not defined at all. Conscientiousness workings out are conducted in a separation from world achievements in this area and don't define a place of the Russian understanding of kind conscience in world jurisprudence. Key words: Russian civil legislation, kind conscience, the Roman right, an unfair competition, conscientiousness of the assignee. В римском праве существовала группа договоров, в отношении которых в случае возникновения спора судья судил не столько по закону, сколько сообразно требованиям «доброй совести» того времени. Категория добросовестности исследовалась российскими цивилистами, однако ее значению и роли уделялось меньше внимания, чем в гражданском законодательстве и праве других стран. Русское гражданское законодательство не содержало принципа добросовестности, точнее его формулировки, в отличие, например, от законодательства Франции, Швейцарии и Германии. Оно лишь упоминало добрую совесть применительно к отдельным случаям, например, при исполнении договоров. Разделение владения на добросовестное и недобросовестное не имело того значения по последствиям, как это было в римском праве и в новейших законодательствах. Как заметил Г.Ф. Шершеневич, в российском законодательстве это разделение оказывало влияние только на объем ответственности незаконного владельца перед собственником имущества1. Как и среди романистов, среди русских цивилистов не было однозначного подхода к определению добросовестного владения. Первые определяли добросовестное владение с отрицательной стороны, т.е. как незнание о другом сильнейшем праве на обладаемое им имущество2. Закон также определял добросовестное владение с отрицательной стороны: «Владение признается добросовестным, если тот, кто владеет, не знает, что сие имущество по закону о наследстве или на ином основании законного акта, или же вследствие бывшего прежде беспрерывного, в продолжение земской давности, владения принадлежит другому» (ст. 529 Свода законов3). См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по изданию 1907 г.). М.: СПАРК, 1995. С. 156. 2 Там же. С. 155. 3 Арефа Н.И. Свод законов. Т. X. Ч. I. СПб.: Типография И. Флеймана, 1910. 1 Вторые, наоборот, определяли добросовестное владение с положительной стороны, т.е. как осознание себя в качестве законного владельца4. В дореволюционный период по гражданскому законодательству при неясности буквального смысла сделки ее следовало толковать сообразно ее существу, по намерению и доброй совести участников сделки (ст. 1538, 1539 Свода законов). Проект Гражданского Уложения воспринял нормы Свода законов Российской империи и гласил о толковании договоров согласно их точному смыслу, доброй совести и намерению лиц, их заключивших (ст. 86 проекта Гражданского Уложения)5. Для сравнения: в современном законодательстве, согласно п. 2 ст. 6 ГК РФ, содержание правоотношения между сторонами определяется исходя из закона, соглашения сторон, обычаев делового оборота, общих начал, требований добросовестности, разумности и справедливости. Аналогичное значение указанный принцип имеет и в законодательстве зарубежных стран. Зарубежное законодательство идет дальше и признает недействительными те сделки, содержание которых противоречит доброй совести. Например, § 138 Германского уложения устанавливает, что сделка, противоречащая добрым нравам, ничтожна. В Великобритании действует закон о недобросовестных условиях договоров, по которому ничтожными являются условия договоров, исключающие или ограничивающие ответственность, а также условия, которые лишают или могут лишить лицо, против которого они могут быть применены, либо определенного особого права, которым это лицо наделено в рамках социальной политики, либо таких прав, на которые получатель товара (услуги) разумно мог рассчитывать при заключении договора6. Например, ст. 90 ГК Японии признает См.: Мейер Д.И. Русское гражданское право (в 2 ч.). По изд. 1902. М.: Статут, 2000. С. 332. 4 См.: Новикова Т.В. Понятие добросовестности в российском гражданском праве: Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2009. С. 3. 5 См.: Основные институты гражданского права зарубежных стран: Сравнительноправовое исследование / Руков. авт. колл. В.В. Залесский. М.: Норма, 1999. С. 407, 408. 6 недействительными договоры в целом или частично в случае их противоречия публичному порядку и добрым нравам. В древнерусском праве содержались нормы, ограничивавшие высокий процент по займу7, которые также относились к недобросовестным сделкам. В дореволюционном гражданском праве ничтожными признавались договоры, имевшие в виду причинение ущерба кредиторам или нарушавшие их законные интересы; были также предусмотрены специальные правила о признании недействительными договоров и обязательств, совершаемых должником ради уклонения от удовлетворения верителя8. Следует упомянуть ст. 64 проекта Гражданского Уложения, которая гласит: «Договор может быть также оспорен и в тех случаях, когда кто-либо, злоупотребляя принадлежащею ему властью или оказываемым ему доверием, либо пользуясь нуждою или несчастием другого, заключит с ним чрезмерно невыгодный для него договор»9. Область применения доброй совести включает такие фундаментальные институты, как аналогия права, виндикация, приобретательная давность, недобросовестная конкуренция. Отсутствие легальной дефиниции и общепризнанного доктринального понимания указанной категории привели к тому, что в большинстве случаев ее значение определяется наукой противоречиво или не определяется вовсе. Среди проблемных вопросов, связанных с добросовестностью, могут быть названы такие, как отсутствие ее единой трактовки в институте приобретательной давности, нерешенность вопроса о признании неопределенность ее значения критерием и сферы злоупотребления применения правом, презумпции добросовестности участников гражданских правоотношений. Результатом указанных проблем является непоследовательное и нечеткое применение на См.: Гражданское Уложение. Проект. Государственная тип-я, 1903. С. 242. 7 Кн. 1-ая. Положения общие. СПб., См.: Беляцкин С.А. Частное право в основных принципах (Курс гражданского права). 1928. С. 361. 8 9 См.: Гражданское Уложение. Проект. Книга первая. Положения общие. 1903. С. 196. практике понятия добросовестности10. Разработки добросовестности ведутся в отрыве от мировых достижений в этой области и не определяют место российского понимания доброй совести в мировой юридической науке. Следует отметить, что, в отличие от римского права, русское гражданское право не требовало извинительного заблуждения (ошибки) для признания добросовестности субъекта. Добросовестным считался тот, кто не знал, что имущество принадлежит другому (ст. 529 Свода законов), т.е. юридическая конструкция не была закончена словами «не мог знать» или «не должен был знать». Таким образом, незнание субъекта могло возникнуть и продолжаться в связи с его собственной виной, но при этом он признавался добросовестным. Такое положение, безусловно, следовало считать неприемлемым, так как за виновные действия должно отвечать именно то лицо, которое их допустило. В результате такого положения «добросовестный» владелец, чье незнание возникало вследствие его небрежности, вправе был оставить за собой плоды, не отвечал за утрату вещи, и поэтому возникали убытки законного владельца, чьей вины в этом не было. Кроме того, по-настоящему недобросовестными в таком случае были только действительно «знающие», т.е. совершенно не сомневающиеся в незаконности своего владения, например скупщики краденого. Представляется, что, так же как и в римском праве, в рассматриваемый период владение могло быть признано добросовестным, только если оно возникало на основании какого-либо мнимого титула. Необходимость наличия титула подтверждает ст. 529 Свода законов Российской империи. В соответствии с этой статьей добросовестными владельцами имения считались «вступившие во владение каким-либо имением по обыкновенному, установленному законом порядку, не имея сведения о духовном завещании, коим оное отказано другому, или считая это духовное завещание незаконным 10 См.: Новикова Т.В. Указ. соч. С. 2. или недействительным, а равно и те, которые получили имение по наследству, или приобрели покупкою, не зная, что прежний владелец вступил во владение оным через насилие, подлог или иным противозаконным образом». Автор комментария к Проекту Гражданского уложения И.М. Тютрюмов также считал, что титул необходим для установления добросовестности. Он писал: «…для добросовестности владельца требуется, прежде всего, не воспрещенный законом способ приобретения владения, а именно договор, наследование или другое правовое основание, могущее внушить владельцу веру в правильность приобретения…»11 Кроме того, к добросовестным владельцам относилась категория владевших имуществом на основании неформальных договоров, не признаваемых законом, но достаточных для приобретения права собственности12. Отметим здесь, что такое неформальное добросовестное владение, т.е. возникшее на основе сделки с нарушением формы, в римском праве являлось так называемой бонитарной собственностью. Сейчас таких владельцев нельзя назвать добросовестными; в указанном случае допущено нарушение формы сделки, что в действующем гражданском праве делает сделку ничтожной и влечет за собой двустороннюю реституцию. Все статьи Свода законов о добросовестном владельце рассматривают его именно в этом качестве, т.е. как добросовестного, независимо от того, рассматривалось ли его положение до предъявления иска либо после его предъявления (ст. 530 Свода законов). С момента предъявления к нему иска он продолжал пользоваться правами добросовестного владельца, изменялась лишь его ответственность в отношении сохранности имущества и доходов, полученных от этого имущества с момента предъявления иска, он обязан был Гражданское уложение. Проект / Под ред. И.М. Тютрюмова. СПб.: Изд-е книжного магазина «Законоведение», 1910. Т. 1. С. 749. 11 Решение гражданское. 1875 г. №455. (См.: Беляцкин С.А. Частное право в основных принципах (Курс гражданского права). 1928. С. 2 5 1 . ) Указанное правило перешло и в проект Гражданского Уложения (ст. 150). 12 также вернуть все доходы полученные после этого момента. Например, до предъявления иска он не отвечал за повреждение вещи, допущенное им по небрежности, после же предъявления иска – отвечал (ст. 634 Свода законов). Следовательно, по русскому законодательству добросовестность владения не прекращалась подачей иска к незаконному добросовестному владельцу. Можно предположить, что она заканчивалась моментом вынесения судебного решения. Кроме того, как и сейчас, добросовестность прекращалась моментом, когда владельцу становилось достоверно известно о незаконности его владения (ст. 530 Свода законов). К.Н. Анненков пришел к заключению, что недобросовестность предшественников не влияла на добросовестность правопреемника. Такой вывод он объяснял тем, что добросовестность есть исключительно л и ч н о е незнание владельца о неправости своего владения, следовательно, знание предшественника никак не влияет на личное незнание преемника. Поэтому добросовестность или недобросовестность владения имуществом его предшественником не должна влиять на определение его ответственности перед собственником имущества за его незаконное владение13. В результате незаконный владелец отвечал только за время своего незаконного владения, недобросовестность же предшественника и время его владения не влияли на ответственность правопреемника. Представляет интерес значение категории добросовестности для отдельных институтов русского гражданского права. Требование о наличности титула и добросовестности для приобретения по давности было установлено во всех западных кодексах, а также в польском и остзейском праве (эти территории относились к Российской империи). В отличие от римского права и почти всех законодательств, предусматривавших приобретательную давность, по российскому законодательству этого периода для приобретения права собственности по давности владения не нужны были Анненков К.Н. Система русского гражданского права. Т. 2. Права вещные. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1895. С. 507. 13 ни добросовестность, ни законное основание, требовалось лишь бесспорное, спокойное и непрерывное владение в виде собственности в течение 10 лет. Похоже, что приобретательная давность в законодательстве других стран требовала соответствующего поведения от владельца, а по российскому законодательству необходимо было наличие юридических фактов, которые в большей степени зависели от собственника, а не от владельца. Можно сказать, что в основании возникновения права собственности по давности лежала молчаливая сделка собственника, по которой он отказывался от имущества. Сенат, толкуя ст. 567 Свода законов Российской империи, назвал такую сделку безмолвным отречением собственника от своих прав собственности14. Л.В. Попович считал, что критерий давности – «спокойность владения» – можно толковать как внутреннее спокойствие владельца, вытекающее из сознания правильности и законности владения, т.е. этот критерий вполне заменяет недостающее условие давности – добросовестность. Хотя, отмечал он, практика все равно всегда отождествляла термин «спокойное владение» с «бесспорным»15. Пытались также оправдать отсутствие требования «добросовестности» наличием требования осуществления владения «в виде собственности» (ст. 533 Свода законов Российской империи). При этом некоторые ученые считали, что владение в виде собственности является добросовестным владением, т.е. владелец должен считать себя собственником вещи. Другие полагали, что такое владение не внутреннее осознание владельца себя собственником (этого сознания может и не быть), важно, чтобы владельца как собственника видели другие лица. Было также мнение о том, что владение в виде собственности – это поведение владельца в точности См.: Попович Л.В. Приобретательская давность по русскому и остзейскому гражданскому праву, равно по проекту Гражданского Уложения. Варшава: Типография Варшавского Учебного Округа, 1913. С. 28. 14 См.: Дювернуа Н.Л. Пособие к лекциям по гражданскому праву. Часть особенная. Вып. 1. 1899. С. 144. 15 похожее на поведение собственника, т.е. должна быть видимость права собственности. Все же большинство цивилистов считали, что отсутствие требования добросовестности как одного из условий приобретательной давности являлось существенным недостатком российского законодательства16. По их мнению, отсутствие требования добросовестности в давности делало этот институт очень опасным, так как он мог сделать законным собственником и вора, и разбойника, и грабителя. И.Е. Энгельман удивлялся тому, что по законодательству положение добросовестных и недобросовестных владельцев, столь различное при возврате чужого имущества, ничем не отличается в приобретении имущества по давности. Таким образом, продолжал он, в случае истечения исковой давности для предъявления иска собственника о возвращении его имущества положение добросовестного и недобросовестного владельца уравнивалось. В результате оба были защищены от иска собственника, вправе были приобрести имущество в собственность, а недобросовестный освобождался от какой-либо ответственности перед собственником. Авторы проекта Гражданского Уложения учли критику, и «добросовестность» как требование к давностному владению уже была предусмотрена (ст. 167, 168 проекта Гражданского Уложения). Добросовестным владельцем признавался тот, кто получал владение имуществом по договору, наследованию или иным непротивозаконным способом, не зная, что имущество не принадлежало лицу, от которого оно досталось владельцу, или что это лицо не имело права распорядиться имуществом (ст. 150 проекта Гражданского Уложения). По проекту добросовестность требовалась не только в начале, но и в продолжение всего срока владения. Кроме того, недобросовестный владелец движимого См.: Энгельман И.Е. О давности по русскому гражданскому праву: Историкодогматическое исследование. 3-е изд. СПб.: Сенатская Тип-я, 1901. С. 127, 136, 156–158, 244, 245; Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 192; Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. Вып. II. Вещное право. СПб., 1896. С. 143. 16 имущества мог его приобрести по давности, провладев им двойной срок давности (ст. 167, 168 проекта Гражданского Уложения). В случае приобретения вещи посредством представительства для признания владения добросовестным не требовалась добросовестность представителя по аналогии с римским правом, добросовестность представителя требовалась только в случаях законного представительства17. Относительно преемства давностного владения А.Н. Бутовский считал, что для того, чтобы присоединить владение предшественника к владению последнего владельца, необходимо, чтобы преемство, т.е. сам переход прав по владению, было добросовестным. Следует заметить, что его вывод являлся лишь дополнением к законодательству, но не точным его толкованием. Однако уже по проекту Гражданского уложения добросовестность владения в случае преемства требовалась и от предшественника, и от преемника. На это специально не указывалось, но было понятно само собой, так как добросовестность должна была существовать в течение всего срока давности. Спецификации, где добросовестность переработчика имела значение либо для определения собственника новой вещи, либо для решения вопроса о вознаграждении собственника материалов, если спецификатор стал собственником, в России ни в науке, ни в судебной практике не уделялось должного внимания. Но С.А. Беляцкин и Н.Л. Дювернуа полагали, что в данном вопросе следует позаимствовать нормы регулирования соответствующего вопроса из швейцарского или прусского законодательства, где вопрос разграничения последствий для добросовестного и недобросовестного спецификанта был должным образом рассмотрен18. Например, швейцарское законодательство в случае недобросовестности спецификанта отдает новую вещь собственнику материала, даже если стоимость труда превышает стоимость материала. Русское законодательство См.: Гражданское уложение. Проект / Под ред. И.М. Тютрюмова. СПб., 1910. Т. 1. С. 618. 17 18 Беляцкин С.А. Указ. соч. С. 306; Дювернуа Н.Л. Указ. соч. С. 101. учитывало добросовестность переработчика только для выяснения объема его ответственности перед собственником материалов (ст. 618, 634 Свода законов). В отличие от большинства зарубежных кодификаций, по русскому праву собственник мог истребовать свое имущество не только от недобросовестного приобретателя, но и от добросовестных приобретателей19. Согласно ст. 609 Свода законов Российской империи, всякий владевший незаконно чужим имуществом, несмотря на то, было ли это владение добросовестным или недобросовестным, обязан по окончательному решению суда возвратить имущество его настоящему хозяину. Положение добросовестных и недобросовестных приобретателей было различно в части определения размера вознаграждения собственника за неправое владение. Как справедливо отметил К.Д. Кавелин, нельзя одинаковым образом применять правила к нарушителю (недобросовестному владельцу) и к тому, кто им не был (добросовестному владельцу), хотя и тот и другой должны отдать вещь тому, кто имеет на нее право20. Однако законодательство этого периода все же выделяло способ приобретения права собственности для добросовестного приобретателя – так называемое квалифицированное овладение. Квалифицированным овладением являлось добросовестное приобретение права собственности на движимое имущество от неуправомоченного приобретения. Этот способ приобретения собственности не упоминался среди других способов приобретения собственности, но, по мнению Е.В. Васьковского, он был известен русскому гражданскому закону. Во-первых, ст. 1061, 1164 Устава гражданского судопроизводства оставляли за добросовестным приобретателем движимое имущество, приобретенное на публичных торгах, во-вторых, по ст. 1301 В отношении добросовестных приобретателей не учитывался, как в нынешнем законодательстве (ст. 302 ГК РФ), способ выбытия имущества из владения законного владельца. 19 Кавелин К.Д. Права и обязанности по имуществам и обязательствам в применении к русскому законодательству. СПб.: Типография М. Стасюлевича. М., 1879. С. 345. 20 Свода законов нельзя было истребовать имущество, проданное наследниками по закону до открытия спора о наследстве, в-третьих, товары, самовольно проданные несостоятельным должником, также оставались в собственности добросовестного покупателя (ст. 569 Устава судопроизводства торгового)21. Следует отметить, что все указанные случаи являлись лишь исключением из общего правила, по которому собственник мог истребовать имущество из любого незаконного владения. Сейчас аналогичный запрет истребования предусмотрен действующим законодательством для добросовестных приобретателей денежных средств и ценных бумаг на предъявителя (п. 3 ст. 302 ГК РФ). Думается, что по примеру дореволюционного права и законодательству некоторых зарубежных стран в наше законодательство следует добавить запрет истребования имущества, приобретенного на публичных торгах. Анализ статей, посвященных вопросу о вознаграждении за владение чужим имуществом, приводит к выводу, что законодательство возлагало на недобросовестного владельца обязанность выплачивать различные денежные суммы, тогда как добросовестный владелец в области доходов ничего не выплачивал и не возмещал то, что было уже потреблено. Естественные и гражданские плоды поступали в собственность добросовестного владельца, если они были им получены до момента предъявления к нему иска о возвращении имущества либо до момента, когда незаконность его владения становилась ему известна. При этом естественные плоды поступали в собственность добросовестного владельца с момента их отделения от вещи, а плоды цивильные – с момента, когда они должны были быть получены. Исключение из этого положения составляла обязанность добросовестного владельца вернуть те плоды, которые остались у него в наличности, а также обязанность «оставить в имении такое количество хлеба, сена и прочего, которое… будет нужным для посева, содержания дворовых людей, корма скота и на удобрение полей» (ст. 637 Свода законов). 21 См.: Васьковский Е.В. Указ. соч. С. 158, 159. Добросовестный приобретатель не отвечал за повреждение вещи, допущенное им по небрежности, однако обязан был вознаградить собственника за всякое произвольное повреждение имуществ, а также за то, что было им отделено для продажи или подарка (ст. 634 Свода законов). Полагаем, что данную ответственность нельзя возлагать на добросовестных приобретателей, так как в течение владения добросовестный владелец считает себя собственником и может использовать вещь по своему усмотрению, в том числе ухудшать ее качество. Такая норма, во-первых, возлагает ответственность на невиновного (добросовестное владение возникает без вины), а это противоречит общим условиям наступления ответственности; во-вторых, она тормозит гражданский оборот в том плане, что каждый приобретатель при покупке вещи может ожидать того, что он в результате окажется не собственником, а добросовестным владельцем вещи, обязанным отвечать за всякие ее повреждения, таким образом приобретать вещи необходимо будет с повышенной осмотрительностью, что отрицательно повлияет на активность участников имущественного оборота. После же приобретения имущества, так как будет сохраняться угроза признания добросовестного владения, а не собственности, любой владелец (и действительный собственник, и добросовестный владелец) не может в полной мере использовать и распоряжаться своим имуществом по своему усмотрению, боясь наступления неблагоприятных для себя последствий. В соответствии с этой статьей приобретатель не отвечает за повреждения вещи, допущенные им по небрежности, тогда как в случае добросовестного владения, если лицо, например, перестраивает вещь, то оно делает это сознательно и, скорее всего, осознает свои действия и предвидит их последствия, т.е. действует умышленно; в результате за уменьшение или повреждение вещи владелец будет почти во всех случаях нести ответственность. Добросовестный владелец, в отличие от недобросовестного, освобождался от обязанности оплачивать все судебные издержки законного владельца. И последнее: законодательство предусматривало еще одну льготу для тех добросовестных владельцев, которые не в состоянии были уплатить суммы, причитавшиеся с него собственнику (речь идет о суммах за ту часть имения, которая им была продана или подарена, или каким-то образом ухудшена, а также о суммах, которые были им получены вперед с крестьян и крепостных, – цивильных плодах). Такие владельцы не могли быть подвергнуты заключению в тюрьму по общим правилам о несостоятельности должникам (ст. 636 Свода законов). Интересно, что на недобросовестных владельцев денежных капиталов возлагалась ответственность в виде процентов за пользование чужими денежными средствами (6%) и уплаты неустойки (3%), – ст. 641 Свода законов. Такая ответственность на самом деле строже ответственности, предусмотренной для недобросовестных приобретателей действующим законодательством. Таким образом, категория добросовестности была известна дореволюционному гражданскому праву, однако ее применение ограничивалось вещным правом, где добросовестность субъекта влияла на объем ответственности незаконных владельцев. В отличие от римского права, русское гражданское право не требовало извинительного заблуждения (ошибки) для признания добросовестности субъекта. Таким образом, незнание субъекта могло возникнуть по его собственной вине, но при этом он все же признавался добросовестным. Отсутствие требования добросовестности в приобретательной давности многими цивилистами рассматривалось как недостаток, который был устранен в проекте Гражданского уложения. О необходимости легального закрепления понятия «добросовестность» и о необходимости разработки критериев для определения данного понятия говорили многие. В то же время многие цивилисты полагают, что дать определение указанному понятию невозможно22. Например, В.В. Витрянский считает, что «ни в Кодексе, ни в каком-либо ином федеральном законе Wendt, Oertmann, Enneccerus, Thür, Planiol и др. См.: Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 1916. № 6. С. 59. 22 определить какие-то подходы, параметры понятия добросовестности… в принципе невозможно»23. К.И. Скловский полагает, что добрая совесть, имеющая не всегда совпадающее значение и функции, не может быть исчерпывающим образом определена даже доктринально, а тем более легально24. Интересно замечание относительно проблематичности определения понятия добросовестности, так как в данной категории «больше чувствуется и угадывается, чем поддается логическому расчленению»25. Распространено мнение о том, что «добросовестность» является неопределенным, неконкретным понятием. Такие понятия часто встречаются в нормах гражданского права, и их традиционно причисляют к оценочным понятиям, отличительной чертой которых является отсутствие их четкого законодательного определения, что заставляет теоретиков и практиков оценивать их самостоятельно. («добросовестность», О «разумность», необходимости таких «заботливость», понятий «обычно предъявляемые требования» и т.п.) давно спорят, так как закон стремится к конкретным понятиям, но при этом сохраняет в нормах права понятия без достаточного разъяснения и интерпретации их содержания. Абстрактность, неконкретизированность содержания таких понятий, дающая возможность учесть все местные условия, особенности ситуаций, социально-политическую обстановку, психологические особенности лиц, к которым применяется норма права, а также ряд моментов, не нашедших отражения в законе, – все это делает оценочное понятие специфическим средством индивидуального регулирования26. Видимо, это целесообразно, 23 Витрянский В. Гражданский кодекс и суд // Вестник ВАС РФ. 1997. № 7. С. 132. Скловский К.И. Применение норм о доброй совести в гражданском праве России // Хозяйство и право. 2002. № 9. С. 79. 24 Цит. по: Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 1916. № 6. С. 59. 25 См.: Кашанина Т.В. Оценочные понятия в советском праве // Правоведение. 1976. № 1. С. 29. 26 потому что к многообразным отношениям не всегда можно применить четкие и категоричные нормы права. Думается, что понятие «добросовестность» относится к качественным оценочным понятиям, которые выражают свойства, признаки обобщаемых явлений в зависимости от ценностной ориентации законодателя, без указания на степень соответствия этой ценностной ориентации. Полагаем также, что добросовестность как оценочное понятие в гражданском праве характеризует субъекта. Законодатель, не разъясняя содержания оценочного понятия, предоставляет право делать это субъектам, применяющим нормы с оценочными понятиями, прежде всего суду27. При этом правоприменитель не должен уяснять содержание того или иного оценочного понятия, он лишь должен решить, охватывается ли конкретный случай, подлежащий в данный момент урегулированию, содержанием оценочного понятия, т.е. выясняется, можно ли это оценочное понятие привязать к отдельной ситуации28. По этому поводу И.А. Покровский говорил, что таким образом законодатель уклоняется от решения той или иной правовой проблемы, переложением ответственности за ее разрешение на плечи отдельного судьи29. Для оценки таких понятий необходимо выработать стандарт (критерий оценки), представляющий совокупность типичных свойств, которые должны быть присущи оцениваемым предметам. При этом, как отмечает В.Е. Жеребкин, эти понятия с открытой структурой, невозможно дать все их признаки, к ним всегда можно добавить еще признак. Задача правоприменителя – определить, в каких признаках можно мыслить каждое См.: Медовщикова Е.О. Толкование гражданско-правого договора // Цивилистические записки: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. М.: Статут, 2002. С. 401. 27 28 См.: Кашанина Т.В. Указ. соч. С. 26, 27. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Изд. 3-е. М.: Статут, 2001. С. 95. 29 из этих понятий, на основе каких критериев конкретное деяние включено в то множество, отражаемое оценочным понятием30. Существует мнение, что понятие «добросовестный приобретатель» не относится к оценочным, так как законодатель определил его вполне конкретно, исключил его из оценочных понятий31. В свою очередь, полагаем, что указанное понятие продолжает оставаться оценочным. В статье 302 ГК РФ перечислены лишь основные признаки этого понятия: «…не знал и не должен был знать, что имущество приобретено у лица, которое не имело право его отчуждать»32. Как отмечал И.А. Покровский, возникают опасения судейского произвола, опасения того, что невозможно, чтобы суд, судья были абсолютно объективны33. Мы же считаем, что, опираясь на предложенные критерии оценочного понятия, судья в каждом конкретном случае будет решать вопрос о наличии или отсутствии добросовестности субъекта. Эти критерии необходимы и для того, чтобы не давать судье возможности широкого усмотрения при разрешении спора. При этом он не должен оценивать дело с позиции собственных моральных ценностей, как предлагает А.В. Фомина34. Прежде чем выявить содержание понятия «добросовестность» в праве, необходимо дать определение добросовестности в обыденном смысле. Этимологическое значение прилагательного «добросовестный» предполагает наличие у носителя качества «доброй совести». Совесть – это «чувство 30 См.: Жеребкин В.Е. Логический анализ понятий права. Киев: Вища школа, 1976. С. 138. См.: Кузнецова О.А. Презумпции в российском гражданском праве: Дисс. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. С. 121. 31 Однако эти признаки также требуют уточнения; например, конструкция «не должен был знать» вызывает много вопросов у цивилистов и требует оценки обстоятельств дела правоприменителем в каждой ситуации отдельно. 32 33 Покровский И.А. Указ. соч. С. 96–105. Фомина А.В. Соотношение принципов презумпции добросовестности и презумпции виновности в гражданском праве РФ // Северо-Кавказский юридический вестник. 2001. № 2. С. 93. 34 нравственной ответственности за свое поведение перед окружающими людьми, обществом», «способность оценивать свои поступки с точки зрения соответствия их этическому идеалу»35, а также «нравственное знание того, что хорошо и плохо, справедливо и несправедливо»36. Прилагательное «добросовестный» словари русского языка толкуют как «честно, старательно исполняющий свои обязанности, обязательства»37, у В.И. Даля – «правдивый, великодушный, честный»38. Все добросовестности характеризуется позиционирования себя как определения как честного говорят, осознанная и что понятие необходимость ответственного участника общественных отношений. Л.И. Петражицкий прямо указывал на то, что добросовестность не следует понимать в том смысле, который ей придают в обыденной речи, рассматривая как «порядочность» или «честность». В доказательство он приводил доводы, подтверждающие, что понятие добросовестности в обыденном смысле не совпадает с цивилистическим понятием добросовестности. Например, он считал, что порядочность субъекта не исчезает с предъявлением к нему иска об истребовании вещи и нет ничего непорядочного в том, что недобросовестный владелец продолжает использовать истребуемое имущество и не уступает его тому, кто еще не доказал свое право собственности на вещь. Поэтому целесообразно использовать более простое и ясное понятие – незнание и знание (о неправомерности поведения субъекта), тем более что слово «совесть» происСм.: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. М.: Азбуковник, 1999. С. 741. См.: Общая теория права. Элементарный очерк В.Н. Хвостова, Изд. 3-е. М.: Изд-во Н.П. Карбасникова, 1906. С. 60. См.: Краткая российская энциклопедия: В 3 т. Т. 3. Р–Я. М.: Большая российская энциклопедия. 2003, С. 229. 36 См.: Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. Изд. 18-е. М.: Русский язык, 1986. С. 145; Словарь русского языка / Под ред. проф. А.П. Евгеньева. 4-е изд-е. М.: Русский язык, Т. 1. А–Й. 1999. С. 410. 37 Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. Т. 1. А–З. М.: Рус. яз., 1989. С. 445. 38 ходит от «знать», «ведать». Напомним, что его высказывания касаются понятий «добросовестности» и «недобросовестности» в части, характеризующей положение незаконных владельцев. Поскольку «добросовестность» рассматривается как философская, моральная, а не правовая категория, то многие определяют ее в связи с понятиями нравственности и морали. Так, по мнению Т.Е. Абовой, добросовестность имеет не только правовое, но и нравственное значение39. Ю.К. Толстой также выступает против того, что понятие добросовестности лишено нравственного значения, является этически безразличным. По его мнению, тот, кто неосмотрителен в гражданском обороте, нарушает не только нормы права, но и требования нравственности40. Напротив, В.И. Синайский указывал, что распространено не совсем правильное мнение, что добрые нравы и нравственность – это одно и то же41. Г.Н. Амфитеатров, также настаивавший на отсутствии нравственно- этического содержания в понятии добросовестности, утверждал, что добросовестность приобретателя не имеет прямого отношения к его совести, к области этики и нравственности. Добросовестность субъекта, по мнению Г.Н. Амфитеатрова, является извинительным заблуждением о правомерности его поведения, которое в результате всегда нарушает права собственника, поэтому наделение этого заблуждения положительными свойствами и качествами недопустимо42. Например, К.И. Скловский указывает, что, хотя понятие добросовестности сопровождает известный нравственный фон, он все же не составляет ее существа: добросовестность не добродетель. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая: Научно-практический комментарий / Отв. ред. Т. Е. Абова, А. Ю. Кабалкин, В. П. Мозолин. М.: Бек, 1996. С. 28; 39 Толстой Ю.К. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. Л.: Изд-во ЛГУ, 1955. С. 95; Синайский В.И. Русское гражданское право. Вып. 1. Общая часть. Киев: Прогресс, 1917. С. 87. Амфитеатров Г.Н. Вопросы виндикации в советском праве // Советское государство и право. 1941. № 2. С. 47. 42 Существует много высказываний по поводу связи понятий добросовестности и морали. Например, В.П. Грибанов, рассуждая о добросовестности, говорит, что этот термин в буквальном его значении выражает обязанность соблюдения правил морального порядка43. Его поддерживает А.П. Сергеев: смысл требования действовать добросовестно заключается в том, что субъекты и правоприменительные органы в своей деятельности должны учитывать правила общепринятой морали44. Однако все эти суждения, связывающие и не связывающие понятие добросовестности с нравственностью, моралью, этикой, лишь подтверждают двойственное значение добросовестности в гражданском праве. Поэтому, когда категория добросовестности выступает как объективная категория ее связь с моралью и нравственностью неоспорима, эта связь менее заметна в сущности субъективного понятия добросовестности. В. Тадевосян, рассуждая о добросовестности субъекта, считает очевидным, что понятие «добросовестный» не имеет ничего общего с аналогичными понятиями из области морали, оно не определяет нравственных качеств приобретателя имущества, а, скорее всего, устанавливает коммерческую осторожность и предусмотрительность участника гражданского оборота45. Понятие «добрая совесть» часто упоминается в литературе в том же смысле, что и понятие «добросовестность». Считаем, что данные понятия тождественны, эти варианты появились лишь благодаря их переводу с различных языков, а также потому, что понятие «добросовестность» употребляется очень давно, при этом, изменяя форму выражения, оно продолжает сохранять свое содержание. Однако иной вывод возникает при сравнении понятий «добросовестность» и «добрые нравы». По этому поводу существует Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. Изд. 2-е, стереотип. М.: Статут, 2001. С. 209. 43 Гражданское право: Учебник. Ч. I. Изд. 3-е / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М.: Проспект, 1999. С. 265. 44 Тадевосян В. Ответственность и права добросовестного приобретателя перед собственником // Еженедельник советской юстиции. 1927. № 45. С. 1402. 45 мнение, что поведение, противоречащее принципу «доброй совести», затрагивает интересы только частных лиц, а поведение, противоречащее «добрым нравам», носит антиобщественный характер, т.е. нарушает интересы общества. Анализируя эти понятия, И.Б. Новицкий также приходит к выводу, что они не имеют ничего общего друг с другом. Добросовестность есть необходимость соизмерения частных интересов между собой и с интересами общественными, добрые нравы – это представления общества о благе, честности, порядочности, а также условные правила общественного благоприличия. Полагаем, что в приведенной точке зрения понятие добрых нравов отождествляется с понятием нравственности, а нравственность не отождествляется с понятием добросовестности. Юридическое понятие добросовестности предполагает согласие с действующими нормами права, а не с предписаниями нравственности или того, что называется справедливостью. Поэтому сделки, противные основам нравственности, не следует путать с недобросовестными сделками. Дискуссионным являлся также вопрос о том, должна ли убежденность владельца в своей управомоченности основываться на его убежденности в управомоченности другой стороны на отчуждение вещи. Это касается только тех случаев, когда в основе приобретения владения лежит двухсторонняя сделка. Далее рассмотрим только те случаи, когда действия субъекта направлены на приобретения права собственности на вещь, а не какое-либо иное вещное право. Л.Б. Дорн писал, что добросовестность лица будет в случае, когда приобретатель убежден, что отчуждатель вещи является ее собственником46. «Владелец должен быть убежден в том, что приобрел вещь от собственника» – является ли этот признак определяющим для установления См.: Дорн Л.Б. Догма римского права (особенная часть). СПб.: Т-я Муллер и Богельман, 1891. С. 84. 46 добросовестности владельца? Например, в римском праве разрешалась купля-продажа чужих вещей, т.е. не собственником. Д.В. Дождев указывает на возможность существования добросовестного владельца, получившего вещь от несобственника47, например, от опекуна. Добросовестным владельцем называют и того, кто не знает и не должен знать о том, что приобретает вещь у лица, неуполномоченного на ее отчуждение48. Следовательно, для признания приобретателя добросовестным необходимо, чтобы он считал, что приобрел вещь у управомоченного на отчуждение лица. По каноническому праву, реципированному современным римским правом, добросовестность должна сохраняться в течение всего срока владения приобретательной давности49. Однако в чистом римском праве добросовестность была необходима только в момент приобретения владения. Последующие сведения о дефектности совершенного акта не исключают права собственности по давности владения50. Так, добросовестность должна была иметь место в момент отделения плодов. Однако среди романистов не было однозначного мнения о том, на какой момент необходимо наличие добросовестности приобретателя – передачи вещи (traditio) или совершения сделки? Распространенным являлось суждение о том, что добросовестность должна иметь место не только в момент передачи вещи, но и в момент совершения покупки51. По другим сделкам добросовестность требовалась только в момент традиции52. Считали также, что добросовестность должна быть и в момент передачи вещи, и в момент заключения сделки53. См.: Дождев Д.В. Практический курс римского права. Ч. I: Учебно-практическое пособие. М.: Дело, 2000. С. 74. 47 48 См.: Хутыз Н.Х. Римское частное право: Курс лекций. М.: Былина, 1994. С. 89. См.: Иоффе О.С. Из истории цивилистической мысли (цивилистическая доктрина феодализма) // Сборник ученых трудов. Вып. 13. Свердловск, 1970. С. 125. 49 50 См.: Митюков К.А. Система римского гражданского права. С. 103. 51 См.: Барон Ю. Система римского гражданского права. Кн. 5. С. 68. 52 См.: Дернбург Генрих. Пандекты. Вещное право. С. 135. См.: Виндшейд. Учебник пандектного права / Пер. под ред. С.В. Пахмана. Т. 1. СПб.: Изд-во А. Гиероглифа и И. Никифорова, 1874. § 177. 53 Представляет интерес значение категории добросовестности в отдельных институтах римского права. Добросовестность являлась одним из реквизитов приобретательной давности. Первоначально появилась цивильная давность (usucapió), которая действовала только в отношении римских граждан54. Если вещь приобретали без манципации (нецивильным способом) или не от квиритского собственника, приобретатель становился квиритским собственником вещи спустя один или два года владения ею. Затем преторы ввели новый вид давности: преторскую давность (longi temporis praescriptio) в первую очередь для защиты интересов добросовестных владельцев. При Юстиниане в 531 г. была проведена реформа, которая объединила цивильную и преторскую давности в одну, а также были окончательно сформулированы известные нам условия давностного владения. Следует сказать, что институт приобретательной давности мало изменился с тех пор и именно в таком виде был воспринят гражданским правом многих стран. Отдавая должное правотворчеству римских юристов, известный романист Н.Л. Дювернуа отметил, что «крепость юридических конструкций римского права такова, что, несмотря на тысячелетия, они стоят теперь перед нами непоколебимые, как будто вчера вышедшие из рук своего творца»55. Известно, что добросовестность стала одним из реквизитов давностного владения во II в. до н.э. Требование добросовестности, по словам Ч. Санфилиппо, складывалось из следующих положений: приобретаемая по давности вещь не должна была быть похищена или захвачена силой. Далее из этих объективных требований сложилось субъективное требование: владелец Этот древнейший институт, по мнению одних романистов, появился в законах XII таблиц (см.: Хвостов В.М. Система римского права. Общая часть. Конспект лекций. В 5 т. Изд. 4-е. С. 28), по словам других, еще до их появления (см.: Капустин М. Институции римского права. С. 174). 54 См.: Ефимов В.В. Лекции истории римского права. СПб.: Типография В.С. Балашова, 1891. С. 336. См.: Ченцов Н.В. Римское частное право: Учебное пособие. Тверь: Тверской государственный университет, 1995. С. 49. См.: Дювернуа Н.Л. Значение римского права для русских юристов. Ярославль: Тип-фия Г. Фальк, 1872. С. 17. 55 в момент приобретения владения должен был быть добросовестным. Помимо этого, необходимо было истечение определенного законом срока владения вещью, поддающейся давностному владению, и наличие титула. Для удобства запоминания условия давностного приобретения соединялись в гекзаметрический стих: res habilis, titulus, fides, possessio, tempus56. При наличии всех необходимых условий добросовестное давностное владение одерживало верх над правами беспечного бездействующего собственника57. Кроме добросовестного владения, для приобретения по давности также требовался титул. Однако сейчас незаконное добросовестное владение является беститульным добросовестным владением, т.е. добросовестное владение может иметь место только при отсутствии титула. Да и в римском праве и добросовестное, и недобросовестное незаконное владение не имело правового титула и было основано лишь на факте. В связи с этим в приобретательной давности римского права существовало противоречие: одновременно требовалось наличие и добросовестного незаконного владения, и титула этого владения. Дело в том, что в этом случае титул признавался надлежащим даже при наличии пороков, т.е. такие пороки прощались, если они возникали на основании извинительного заблуждения. Такой титул назывался titulus putativus (мнимый титул)58 и имел целью приобретение права собственности, но не приводил к нему. Например, К.Ф. Чилардж называл такое ошибочное представление о несуществующем титуле воображаемым титулом59. Такой титул с пороком служил основанием приобретения собственности лишь в приобретательной давности, тем более что отсутствие титула в См.: Доманджо В.П. История римского права. Вып. I. Иркутск: Тип-я Забайкальской железной дороги, 1919. С. 52. 56 См.: Догма римского права: Лекции проф. В.В. Ефимова. Т. 2. СПб.: Тип-я B.C. Балошова, 1894. С. 78. 57 См.: Рудоквас А.Д. Римские юристы о владении и собственности (Дигесты. ХЬЬ. 1–2) // Древнее право. 2002. № 1 (9). С. 266. 58 См.: Чиладж К.Ф. Учебник Институций римского права / Пер. О.К. Гавеман. М.: Печатня А.И. Снегиревой, 1901. С. 130. 59 данном случае, хотя бы и мнимого, сделало бы невозможным наличие добросовестности. Для того чтобы считать себя собственником, т.е. быть добросовестным, необходимо быть убежденным в наличии у себя определенного законного основания. Л.В. Попович, например, титул и добросовестность рассматривал следующим образом: титул является объективной, внешней основой владения, а добросовестность – его субъективная, внутренняя сторона, характеризующая убеждение владельца в его честности и порядочности. При этом добросовестность является неким субъективным дополнением к титулу с пороком, она как бы восполняет недостаток титула. При этом он подчеркивал вспомогательный характер добросовестности по отношению к титулу, так как без титула не может быть добросовестности, следовательно, титул может существовать и без нее60. Отсюда можно предположить, что титул, хотя бы и порочный, является необходимой предпосылкой для выявления добросовестности. Добросовестность спецификанта как условие приобретения права собственности на переработанную вещь была введена Павлом. Он говорил, что в случае недобросовестности (mala fides) спецификанта собственнику принадлежал иск об истребовании продукта труда61. Однако однозначного вывода по поводу значения добросовестности переработчика в спецификации нет. Одни романисты говорили, что добросовестность вообще не имела значения для приобретения собственности. Спецификатор становился собственником, если вещь нельзя было вернуть в прежний вид. Добросовестность, по их мнению, была важна только для решения вопроса о вознаграждении собственника материалов, если спецификатор стал собственником. Если переработчик был добросовестным, то он возмещал только стоимость материалов, если же он был недобросовестным, то обязан См.: Попович Л.В. Оправдание давности и давность владения в древнеримском гражданском праве. С. 59. 60 61 См.: Дернбург Г. Пандекты. Вещное право. С. 94. был, кроме стоимости материалов, возместить и другие убытки, возникшие у хозяина материалов в связи с переработкой. Другие считали, что добросовестность является необходимым условием для приобретения собственности спецификантом. В Кодификации Юстиниана было решено, что спецификант станет собственником, если он осуществит переработку не по злому умыслу и ее невозможно обратить в прежнюю форму62. В действующем законодательстве добросовестность спецификанта необходима для приобретения им права собственности на переработку. Добросовестность учитывалась в случае истребования вещи из чужого незаконного владения. Но она в первую очередь была важна для определения объема ответственности добросовестных и недобросовестных незаконных владельцев. Собственник был вправе истребовать свое имущество у любого незаконного владельца, независимо от его добросовестности63. Таким образом, в римском праве существовала абсолютная виндикация. Недобросовестный владелец должен был возместить убытки, возникшие до предъявления иска по его вине, хотя бы и по легкой небрежности. И наоборот, если утративший владение до начала процесса был добросовестным владельцем, то он освобождался от ответственности, так как, считая вещь своей, он мог распоряжаться ею по своему усмотрению. В случае утраты вещи добросовестным владельцем после иска он отвечал за вину, в отличие от недобросовестного владельца, который отвечал и за случайную гибель вещи (casus). Последний же мог быть освобожден от ответственности за случай, если доказал бы, что повреждение или гибель имущества произошли бы, даже если бы вещь находилась у истца64. 62 См.: Хутыз Н.X. Указ. соч. С. 85. См.: Амфитеатров Г.Н. Указ. соч. С. 38. 64 См.: Барон Ю. Система римского гражданского права. С. 77. Добросовестный владелец не имел ни вещного, ни обязательственного права на извлечение плодов, но приобретал право собственности на плоды первоначальным способом с момента их отделения. Сведения о праве собственности на плоды добросовестного владельца почерпнуты из источников, которые называют отношение добросовестного владельца к плодам именно правом собственности. В римском праве действовало правило, по которому плоды принадлежали либо собственнику вещи (речь в первую очередь идет о плодах, полученных с земельных участков), либо другим лицам, получившим право пользования вещью, например эмфитевту, а также могли принадлежать добросовестному владельцу вещи. Однако, хотя эти отношения названы отношениями собственности, не доказано, что они вызывали те последствия, которые обыкновенно влечет за собой право собственности, так как, например, собственник мог виндицировать полученные непотребленные плоды. Как решался вопрос, если сталкивались право собственника на плоды с правом на плоды добросовестного владельца? Для начала было принято все плоды разделять на потребленные и непотребленные (наличные) плоды. Потребленные плоды в любом случае оставались у добросовестного владельца, для этого требовалась добросовестность и в момент извлечения этих плодов, и в момент их потребления. Если бы требовали возмещения всего обогащения, то пришлось бы доказывать его размер, кроме того, добросовестное владение могло быть длительным и возвращение всех этих плодов значительно ухудшило бы имущественное положение владельца. Однако относительно этого существовали иные точки зрения. Например, Л.И. Петражицкий считал, что такое распределение последствий справедливо только в том случае, если сам собственник виновен в утрате им вещи. Как правило, отмечал он, собственность у добросовестного владельца возникает в связи со случаем, который произошел с ним или же по его недосмотру, невнимательности. Таким образом, за неблагоприятные последствия случая должен отвечать именно тот, с кем произошел указанный случай, т.е. добросовестный владелец. Тем более может сложиться так, что владелец окажется небережливым, а собственник будет терять приращения из-за чужой расточительности. Л.И. Петражицкий считал, что необходимость возврата потребленных плодов, т.е. тех, которые прочно вошли в имущество добросовестного владельца, пагубно скажется на его хозяйстве, так как владельцу придется продавать составные части собственного хозяйства. Такое неожиданное изъятие может вызвать кризис в хозяйстве добросовестного владельца, пагубно отразиться и на других хозяйствах. Таким образом, институт оставления потребленных плодов добросовестному владельцу «представляет обеспечение хозяйств против неожиданных потрясений и разрушения в случаях добросовестного владения». На основании изложенного сделаем выводы. Во-первых, по сравнению с зарубежными странами, например Францией, Швейцарией, Германией, русское гражданское законодательство не содержало понятия «принцип добросовестности». В отечественном законодательстве были упоминания понятия «добрая совесть» применительно к отдельным случаям, например при исполнении договоров. Последствия разделения владения на добросовестное и недобросовестное не имели того значения, как в римском праве и в новейших законодательствах. Во-вторых, в дореволюционный период в соответствии с гражданским законодательством при неясности буквального смысла сделки ее следовало толковать сообразно ее существу, по намерению и доброй совести участников сделки (ст. 1538, 1539 Свода законов). Проект Гражданского Уложения воспринял нормы Свода законов Российской империи и говорил о толковании договоров согласно их точному смыслу, доброй совести и намерению лиц, их заключивших (ст. 86 проекта Гражданского Уложения). В-третьих, добросовестность (добрая совесть) как правовое понятие начинает свою эволюцию вместе с развитием самого права и встречается в самых ранних его памятниках. В отечественном гражданском праве заметными вехами в этой области стали Русская Правда и Свод законов Российской империи. Однако планомерная и последовательная эволюция понятия добросовестности, как и многих других частноправовых категорий и институтов, была прервана в советский период. Только в конце XX в. отказ отечественной юриспруденции от советских принципов и, следовательно, признание частноправовой природы гражданского права повлекли за собой возобновление исследований в данной области. Первым шагом в этом направлении стали активные разработки оценочных категорий цивилистики, в том числе категории добросовестности. В-четвертых, общепризнанная концепция доброй совести, необходимая для ее четкого понимания и применения, в цивилистике отсутствует. Во многом не осмыслена, не обоснована и не прослежена на примере разнообразных законодательных положений существующая в российском гражданском праве многозначность понятия добросовестности. Теоретически не объяснены причины, цели и логика использования законодателем исследуемого понятия. Библиографический список: 1. Амфитеатров Г.Н. Вопросы виндикации в советском праве // Советское государство и право. 1941. № 2. С. 47. 2. Анненков К.Н. Система русского гражданского права. Т. 2. Права вещные. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1895. С. 507. 3. Арефа Н.И. Свод законов. Т. X. Ч. I. СПб.: Типография И. Флеймана, 1910. 4. Беляцкин С.А. Частное право в основных принципах (Курс гражданского права). 1928. С. 361. 5. Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. Вып. II. Вещное право. СПб., 1896. С. 143. 6. Виндшейд. Учебник пандектного права / Пер. под ред. С.В. Пахмана. Т. 1. СПб.: Изд- во А. Гиероглифа и И. Никифорова, 1874. § 177. 7. Витрянский В. Гражданский кодекс и суд // Вестник ВАС РФ. 1997. № 7. С. 132. 8. Гражданское право: Учебник. Ч. I. Изд. 3-е / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М.: Проспект, 1999. С. 265. 9. Гражданское Уложение. Проект. Государственная тип-я, 1903. С. 242. Кн. 1-ая. Положения общие. СПб., 10. Гражданское уложение. Проект / Под ред. И. М. Тютрюмова. СПб., 1910. Т. 1. С. 618. 11. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая: Научно-практический комментарий / Отв. ред. Т.Е. Абова, А.Ю. Кабалкин, В.П. Мозолин. М.: Бек, 1996. С. 28. 12. Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. Изд. 2-е, стереотип. М.: Статут, 2001. С. 209. 13. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. Т. 1. А–З. М.: Рус. яз., 1989. С. 445. 14. Догма римского права: Лекции проф. В.В. Ефимова. Т. 2. СПб.: Тип-я B.C. Балошова, 1894. С. 78. 15. Дождев Д.В. Практический курс римского права. Ч. I: Учебно-практическое пособие. М.: Дело, 2000. С. 74. 16. Доманджо В.П. История римского права. Вып. I. Иркутск: Тип-я Забайкальской железной дороги, 1919. С. 52. 17. Дорн Л.Б. Догма римского права (особенная часть). СПб.: Т-я Муллер и Богельман, 1891. С. 84. 18. Дювернуа Н.Л. Пособие к лекциям по гражданскому праву. Часть особенная. Вып. 1. 1899. С. 144. 19. Дювернуа Н.Л. Значение римского права для русских юристов. Ярославль: Тип-фия Г. Фальк, 1872. С. 17. 20. Ефимов В.В. Лекции истории римского права. СПб.: Типография В.С. Балашова, 1891. С. 336. 21. Жеребкин В.Е. Логический анализ понятий права. Киев: Вища школа, 1976. С. 138. 22. Иоффе О.С. Из истории цивилистической мысли (цивилистическая доктрина феодализма) // Сборник ученых трудов. Вып. 13. Свердловск, 1970. С. 125. 23. Кавелин К.Д. Права и обязанности по имуществам и обязательствам в применении к русскому законодательству. СПб.: Типография М. Стасюлевича. М., 1879. С. 345. 24. Кашанина Т.В. Оценочные понятия в советском праве // Правоведение. 1976. № 1. С. 29. 25. Кузнецова О.А. Презумпции в российском гражданском праве: Дисс. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. С. 121. 26. Медовщикова Е.О. Толкование гражданско-правого договора // Цивилистические записки: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. М.: Статут, 2002. С. 401. 27. Мейер Д.И. Русское гражданское право (в 2 ч.). По изд. 1902. М.: Статут, 2000. С. 332. 28.Новикова Т.В. Понятие добросовестности в российском гражданском праве: Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2009. С. 3. 29. Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 1916. № 6. С. 59. 30. Общая теория права. Элементарный очерк В.Н. Хвостова. Изд. 3-е. М.: Изд-во Н.П. Карбасникова, 1906. С. 60. 31. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. М.: Азбуковник, 1999. С. 741. 32. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. Изд. 18-е. М.: Русский язык, 1986. С. 145. 33. Основные институты гражданского права зарубежных стран: Сравнительноправовое исследование / Руков. авт. колл. В.В. Залесский. М.: Норма, 1999. С. 407, 408. 34. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Изд. 3-е. М.: Статут, 2001. С. 95. 35. Попович Л.В. Приобретательская давность по русскому и остзейскому гражданскому праву, равно по проекту Гражданского Уложения. Варшава: Типография Варшавского Учебного Округа, 1913. С. 28. 36. Рудоквас А.Д. Римские юристы о владении и собственности (Дигесты. ХЬЬ. 1–2) // Древнее право. 2002. № 1 (9). С. 266. 37. Синайский В.И. Русское гражданское право. Вып. 1. Общая часть. Киев: Прогресс, 1917. С. 87. 38. Скловский К.И. Применение норм о доброй совести в гражданском праве России // Хозяйство и право. 2002. № 9. С. 79. 39. Словарь русского языка / Под ред. проф. А.П. Евгеньева. 4-е изд-е. М.: Русский язык, Т. 1. А–Й. 1999. С. 410. 40. Тадевосян В. Ответственность и права добросовестного приобретателя перед собственником // Еженедельник советской юстиции. 1927. № 45. С. 1402.Толстой Ю.К. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. Л.: Изд-во ЛГУ, 1955. С. 95. 41. Фомина А.В. Соотношение принципов презумпции добросовестности и презумпции виновности в гражданском праве РФ // Северо-Кавказский юридический вестник. 2001. № 2. С. 93. 42. Хутыз Н.Х. Римское частное право: Курс лекций. М.: Былина, 1994. С. 89. 43. Ченцов Н.В. Римское частное право: Учебное пособие. Тверь: Тверской государственный университет, 1995. С. 49. 44. Чиладж К.Ф. Учебник Институций римского права / Пер. О.К. Гавеман. М.: Печатня А.И. Снегиревой, 1901. С. 130. 45. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по изданию 1907 г.). М.: СПАРК, 46. 1995. С. 156. 47. Энгельман И.Е. О давности по русскому гражданскому праву: Историкодогматическое исследование. 3-е изд. С.Пб.: Сенатская Тип-я, 1901. С. 127, 136, 156–158, 244, 245.
