Донская Швейцария в жизни и творчестве А. П. Чехова

ДОНСКАЯ ШВЕЙЦАРИЯ В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ А. П. ЧЕХОВА
Творческий проект учащихся УВК №1
В связи с изумительным искусством лаконичного письма Чехова Илья Эренбург
указал еще на одну важную особенность чеховского писательского облика: «Он не
только зачеркивал фразы и главы, он умел отказываться от изображения того, чего не
знал и не чувствовал, и это относится к совести Чехова», – подчеркивал Илья
Григорьевич в своем литературно-критическом эссе «Перечитывая Чехова»,
посвященном 100-летию писателя.
Эта чеховская совестливость, возведенная в убежденность, что "…тогда человек
станет лучше, когда вы покажете ему, каков он есть", как следует из размышлений
Антона Чехова в записных книжках, чеховская уверенность в том, что «литература
должна показывать человеку его самого, не уговаривая, не прибегая к
возвышающему обману, к общим рассуждениям, авторским попыткам растрогать
его», и т. д. просто преследовали нашу творческую группу Луганского областного
государственного телевидения, но не только во время экранного обращения к
чеховской теме.
Во время разработки концепции очередной будущей «чеховской» передачи (не
«юбилейной» – вдруг захотелось заметить, ибо как не подчеркнуть не без горечи, что,
к стыду и сожалению нашему, ко многим великим духовным источникам принято
обращаться разве что благодаря «дате») телевизионного цикла Украинского
телевидения «Литературная карта Украины» в 1982 году, конечно же, под влиянием
Ю. А. Ененко, кандидата медицинских наук, главного врача Луганского областного
онкологического диспансера, члена двух Национальных союзов Украины – писателей
и журналистов, автора и ведущего многих телепередач этого цикла, «программной»
«нитью Ариадны» стало «базовым» утверждение о том, что, несмотря на
многочисленные обращения литераторов разных веков и эпох к истории и быту,
традициям и т. д. нашего края, нельзя не отметить, что начало «донской темы» в
литературе связано с именем замечательного русского писателя А. П. Чеховым.
Свою причастность к необозримости степных просторов он подчас без
декларативности и навязчивой нарочитости обозначал всего лишь мелким, но емким
и значимым, штрихом, прямо или косвенно напоминая, что «Краткость – сестра
таланта». Например, в «Письме к ученому соседу» автор словно призывает читателя
к сотворчеству к активному восприятию в уверенности, что «адресные планы», среду
обитания героев, традиции, нравы и т. д. домыслит без труда читатель, которому
последняя фраза повествования вручается не просто как чеховский принцип
лаконизма, сжатости, емкости повествования, но и как ключик к пониманию, для
«работы воображения», «намёком на важное и характерное»:
«Остаюсь уважающий Вас Войска Донского отставной урядник из дворян, ваш сосед
Василий Семи-Булатов».
В богатом эпистолярном наследии Чехова мы можем найти много интересных
высказываний писателя о внешних условиях и приемах его творческого труда
(Краткий свод этих высказываний дается в книге Л. П. Громова «В творческой
лаборатории Чехова», 1963, стр. 17-20).
Особенно большую ценность для понимания творческой парадигмы Чехова имеет
для нас одно важное признание Антона Павловича: «Я умею писать только по
воспоминаниям и никогда не писал непосредственно с натуры. Мне нужно, чтобы
память моя процедила сюжет и чтобы на ней осталось только то, что важно или
типично».
Это – лаборатория писателя-реалиста, который, опираясь на жизненный материал,
не копирует натуры, а перерабатывает жизненные впечатления в творческом
сознании, в художественном мышлении и при помощи воображения создает образы и
сюжеты, передающие существенные, типические стороны действительности.
Многое увиденное в жизни и чем-либо привлекшее внимание прочно оседало в
удивительной памяти Чехова. Изучение творческой истории отдельных произведений
писателя показало, что Чехов вводил в них запомнившиеся жизненные впечатления и
детали, сохранявшиеся в его памяти в течение долгих лет.
Именно эта пронзительная способность пропускать жизненные ситуации и страницы
памяти сквозь сито творческой трансформации превращает эпистолярный жанр
Чехова в своеобразный мостик к его произведениям, становится «посредником»
между реалиями жизни и произведениями писателя. Именно в его письмах обращают
на себя внимание упоминания о Донской Швейцарии, но до 70-ых годов прошлого
столетия не встречалось конкретизации, какие именно места имел в виду А. П. Чехов.
Что-то можно нынче назвать легендой, что-то отнести к преданиям, но в упомянутой
телевизионной передаче (теперь уже – прошлого столетия) шла речь о том, что в
окрестностях г. Антрацита нашей области имеется Рагозина Балка. Отсюда в апреле
1887 года Антон Павлович писал сестре Марии Павловне: «Живу в Рогозиной балке у
Кравцова. Маленький домишко с соломенной крышей и сараи, сделанные из плоского
камня». Три комнаты с глиняными полами, кривыми потолками и с окнами,
отворяющимися снизу вверх. Стены увешаны ружьями, пистолетами, шапками и
нагайками. Комоды, подоконники – все завалено инструментами для починки ружей,
жестянками с порохом и мешочками с дробью».
Важно подчеркнуть, что пребывание Чехова в Рагозиной Балке не было мимолетным
эпизодом в его жизни. Еще в 1976 году семья Чеховых переехала в Москву, а Антоша
Чехов оставался в Таганроге для завершения учебы в гимназии. Крайняя нужда
заставила его взяться репетировать сына есаула Г. П. Кравцова, имевшего хутор в
Рогозиной балке, неподалеку от Боково-Платово. Петя Кравцов готовился к
поступлению в Новочеркасское юнкерское училище.
Учитель и ученик были довольны друг другом. А как только наступали летние
каникулы, гимназист Антон Чехов вместе со своим питомцем отправлялись на хутор в
Рогозину Балку.
В конце 80-х годов ХХ ст. еще можно было видеть на поляне у деревьев остатки
фундаментов бывших построек усадьбы Г. П. Кравцова (а в урочище Рогозяное,
прилегающем к поселку Садовый можно было отыскать родники – один из них тогда
был «облагорожен» и назывался в народе Чеховской криницей, как рассказывали
старожилы…)
«Рассказам» местных старожилов приводит подтверждения Константин
Спиродонович Жолос в историко-литературном очерке «Донская Швейцария».
«Обратимся к истории, – предлагает К. Жолос, – 17-летний Чехов в 1977 году, будучи
гимназистом Таганрогской гимназии, провел летние каникулы на хуторе отставного
хорунжего Гавриилы Павловича Кравцова, сына которого Петю, готовил к
поступлению в Новочеркасское юнкерское училище. Захолустный степной хутор
Кравцова Рагозина Балка находился одиноко «вдали от людей» на просторах
Донецкого кряжа. Петя в шутку называл хутор отца аулом полудиких народов, Чехов –
печенеговым хутором. Юный Чехов здесь впервые увидел донскую степь, полную
неповторимых красок и очарования.
Остроумный от природы гимназист Чехов своими веселыми рассказами развлекал
хуторян. Навсегда полюбились молодому Чехову эти вольные степные просторы,
балочки, лесочки, светлые журчащие ручейки. Степной колорит природы глубоко
запал в душу любознательного юноши. О жизни Антона Павловича у Кравцовых
вспоминает брат писателя Михаил Павлович Чехов: «Там он научился стрелять из
ружья, познал все прелести ружейной охоты, там он научился гарцевать на
безудержных степных жеребцах…»
Важно подчеркнуть, что пребывание Чехова в Рагозиной балке не было мимолетным
эпизодом в его жизни. В 1876 году отец Чехова, Павел Егорович, мелкий лавочник,
разорился и во избежание долговой ямы спешно за бесценок продал свой дом Г. П.
Селиванову, а сам с семьей переехал в Москву, где в то время учились старшие
сыновья Александр и Николай. Антон Павлович остается в Таганроге заканчивать
гимназию, продолжает жить – теперь уже в доме Селиванова – на том условии, что
будет готовить его племянника Петю к поступлению в Новочеркасское юнкерское
училище, зарабатывая себе на жизнь репетиторством.
После окончания гимназии, Чехов переезжает в Москву к родителями поступает в
Московский университет на медицинский факультет. По окончании курса в 1884 году,
он занимается лечебной практикой и литературной деятельностью.
Жизнь и литературная деятельность Чехова тесно связаны с донской землей. На
литературную стезю он вступил в 1880 году. И сразу привлек внимание читателей и
литературной общественности. В ранний период его творчества были созданы такие
сатирические произведения, как «Живой товар», «Дочь Альбиона», «Толстый и
тонкий», «Смерть чиновника», «Свадьба с генералом», «В бане», «Свистуны»,
«Маска», «Унтер Пришибеев», «Говорить или молчать», «Хамелеон» и др.
А в свою очередь, Петя Кравцов, приехав на каникулы, «Петя Кравцов сообщал
уже окончившему медицинский факультет Антону Павловичу: «Сейчас я в
Рогозинской Балке: выйдешь с ружьем на гору – все бело, лишь один лес да скалы
чернеют; все птицы, которые бывают у нас летом, на зиму улетают, так что нет ни
одного живого существа; в воздухе тихо, ветер не шелохнет, кК ни напрягаешь слух,
не услышишь ни одного звука, и долго после выстрела гудит эхо по балкам».
Нельзя не предположить, что П. Кравцов был юношей наблюдательным и не
лишенным художественного вкуса, который был развит не без влияния А. Чехова.
Антон Павлович относился к хуторянам с большой симпатией. Уже по окончании
медицинского факультета он посылал им из Москвы журналы, спрашивал, не надо ли
прислать им или их соседям цветочных семян и т. д.
Как подчеркивал во время телепередачи «Литературная карта Украина» Юрий
Ененко, «в чеховском архиве отдела рукописей Всесоюзной библиотеки имени В. И.
Ленина сохранилось немало материалов, свидетельствующих о длительном контакте
Антона Павловича с обитателями Рогозинской Балки. В одном из писем 1885 года
Чехов пишет старшему Кравцову: «Летом, может быть, у Вас побываю, если
позволите! – однако, обстоятельства не позволили Чехову воспользоваться
гостеприимством наших земляков, но уже в феврале 1887 года, отвечая на письмо Г.
П. Кравцова, Антон Павлович написал, что нуждается в отдыхе в деревенских
условиях, ибо со здоровьем у него плохо».
2 марта 1887 года Гавриил Павлович Кравцов ответил писателю: «…ежели Вы, как
пишете, нездоровы и нуждаетесь в чистом воздухе, то езжайте прямо к нам в
Рогозину Балку, лучшего воздуха ни в каких крымах и кавказах не найдете; там хоть,
может, приятней обстановка, но поддельная, искусственная, а у нас чистая природа
без всякой примеси» и т. д.
«Обозначено» и «необозначено» вписываются «рогозинские» впечатления в
произведения А. П. Чехова. Умение Чехова отбирать важный или типичный
жизненный материал проявилось и в его замечательном искусстве детали.
Творческая фантазия Чехова, его способность «домыслить» материал жизненных
наблюдений проявились в мастерстве отбора выразительных деталей и наполнения
этих деталей большим содержанием.
Весьма характерным для творческой практики Чехова является его признание: «Я
занят, занят по горло: пишу и зачеркиваю, пишу и зачеркиваю». Чехов, мастер
лаконичного письма, как-то высказал такой афоризм: «Искусство писать состоит
собственно не в искусстве писать, а в искусстве вычеркивать плохо написанное».
В одном письме Чехов очень удачно охарактеризовал свой лаконичный писательский
почерк: «Умею говорить коротко о длинных предметах».
Одна из ярких особенностей Чехова-писателя состоит в том, что его художественный
лаконизм в искусстве слова достиг апогея. На это обратил внимание М. Горький,
сказавший, что Чехов как стилист – единственный из художников нового времени, в
высокой степени усвоивший искусство писать так, чтобы «словам было тесно,
мыслям просторно».
Действительно, Чехов умел мастерски создавать небольшим количеством слов
живые образы, отличающиеся большой обобщающей силой и пластической
конкретностью.
Обыкновенно в разговоре о пребывании Чехова А. П. в наших краях упоминают лишь
период двухнедельного отдыха Рогозинской Балке в 1887 году. Однако, вряд ли
впечатлений столь короткого периода отдыха было бы достаточно, даже такому
художнику как Антон Павлович, чтобы создать такие замечательные произведения
как «Счастье», «Печенег», «В родном краю», «Происшествие».
Только глубоким, непосредственным и длительным изучением природы донецкого
края и быта его обитателей можно объяснить успех повестей «Огни» и «Степь»; да и
сам Чехов назвал свою повесть «Степь» «степной энциклопедией».