Если ты такой богатый, то почему неумный

Если ты такой богатый, то почему неумный?
Игорь Федюкин
Игорь Федюкин — директор по прикладным исследованиям Центра
экономических и финансовых исследований и разработок при
Российской экономической школе.
Homo economicus, собирательный персонаж экономической теории, как
полагают ее авторы, действует рационально и предсказуемо. Но разум
человека попросту не приспособлен к тому, чтобы продуктивно функционировать в мире случайностей: человек не в состоянии ни разглядеть их,
ни оценить их вероятность.
Nassim Taleb. Fooled by Randomness: The Hidden Role of Chance in Life and in
the Markets. Random House Trade Paperbacks, New York, 2005.
Вы добились успеха благодаря собственным усилиям, знаниям, трудолюбию, настойчивости и таланту и
верите в протестантские заповеди: кто рано встает, тому бог подает, и прочая. Но действительно ли вы были
умнее, усерднее и т.д. тех, кто начинал карьеру одновременно с вами, но не может похвастаться особыми
достижениями или вовсе сошел с дистанции? Разумеется, вы и вправду старались, вы инвестировали в будущую
карьеру свой самый ценный ресурс — молодые годы, вы стремились стать лучшим и обойти конкурентов. В этом
смысле вы больше заслужили победу, чем те, кто все это время предавался развлечениям. Надо лишь помнить,
что все, сделанное вами, — необходимое, но не достаточное условие успеха. Нельзя выиграть в лотерее, не
купив лотерейный билет, но ведь покупка билета сама по себе не гарантирует выигрыша. К сожалению,
большинство не понимает, что и в карьере необходимое и достаточное условие — не одно и то же.
Все дело в известном парадоксе человеческого сознания: оно игнорирует исчезнувших в безвестности, а
выжившему присваивает лавры победителя, пишет в своей книге Нассим Талеб. Мы видим, что добившиеся
успеха приложили много усилий. Из этого делается вывод, что между упорством и успехом есть причинноследственная связь. В итоге мы начинаем верить, что самый успешный — непременно самый лучший. Мы просто
не знаем, не помним или не хотим помнить про тех, кто тоже лез из кожи вон, но проиграл. На самом же деле мы
ничуть не лучше их, просто нам повезло.
Разбогатев, биржевой трейдер ссылается на свое особое мастерство,
а разорившись — на нелепый случай.
Такой подход, разумеется, противоречит принципам меритократии. Сегодняшний бизнес, политика,
образование и наука построены на предположении, что успеха добивается самый старательный и способный.
Нассим Талеб — в прошлом преуспевавший биржевой трейдер на Уоллстрит, а ныне свободный человек,
приглашенный профессор нескольких университетов и автор популярных книг — призывает нас признать наконец,
что дело обстоит иначе. Главная идея Талеба проста: все мы постоянно обманываем сами себя. Мы принимаем
удачу за умение, домыслы — за знания, теорию — за реальность, совпадение — за закономерность, шумы — за
сигналы.
Идею эту автор раскрывает в первую очередь на примерах из жизни фондовой биржи, где часто везучего
идиота принимают за искусного инвестора. Талеб бравирует рассказами о том, как сам он, будучи трейдером,
давал разным людям прямо противоположные рекомендации просто потому, что прогнозировать поведение
рынка было невозможно. Взлеты и спады биржи — не более чем случайности, и все претензии аналитиков на
умение предсказать тренд — абсолютное шарлатанство.
Так же случайны — пишет Талеб — и главные события на фондовом рынке, например российский
банковский кризис 1998 года. Степень неопределенности слишком велика, влияющих на ситуацию факторов
слишком много (включая те, о которых мы не подозреваем), чтобы успех инвестора можно было приписать только
его мастерству.
Нам-то, конечно, кризис не кажется случайным — мы твердо уверены, что у него были серьезные и
очевидные причины. Правда, весной 1998 года большинству из нас эти причины такими уж очевидными не
казались: инвесторы продолжали скупать ГКО, а граждане до поры до времени не спешили забирать свои деньги
из банков.
Действуя импульсивно, мы верим, что нами управляет рассудок. Но современная наука о поведении дает
основания полагать, что, возможно, это не так. Самого Талеба заставил об этом задуматься эпизод из
собственной жизни. В начале его трейдерской карьеры водитель нью-йоркского такси, которому нельзя было
ничего объяснить, потому что он ни слова не понимал по-английски, привез его не к тому входу в офис, которым
он пользовался обычно. День выдался удачным, и следующим утром Талеб поймал себя на том, что попросил
таксиста остановиться у того же подъезда. Более того, сам этого не заметив, он — молодой образованный
профессионал — надел вчерашний галстук. То есть подсознательно он поверил, что удача каким-то образом связана с этим галстуком и подъездом.
Чаще всего наш выбор иррационален, и более того, иррациональность эта не культурная, а
биологическая: она заложена в человеческой природе. Проанализировав типичные ошибки рассуждений,
психологи Дэниэл Кане-ман и Амос Тверски обнаружили, что многие когнитивные правила нельзя назвать
логичными. Они назвали эти правила эвристиками, и в 2002 году Канеман получил за это открытие Нобелевскую
премию по экономике (Тверски к тому времени умер). Вот, например, эвристика якоря: Тверски и Канеман просили
людей назвать любое число от одного до ста. Потом тем же испытуемым задавали вопрос: «Какой процент в ООН
составляют африканские страны?» (разумеется, никто не знал ответа). Оказалось, те, кто в первый раз назвал
число побольше, предположили и более высокий процент, подсознательно, словно якорем, цепляясь за то число,
которое прозвучало первым.
Биологически, пишет Талеб, мы точно такие же особи, что и древние люди, обитавшие в хижинах много
тысяч лет назад. Но то общество было устроено гораздо проще, и человеку попросту не надо было просчитывать
вероятности. Поэтому в наш мозг не заложена соответствующая эвристика. С другой стороны, может, это и к
лучшему: если рассуждать рационально, современному человеку пришлось бы взвесить такое количество «за» и
«против», проанализировать такое количество альтернативных сценариев, что его мозг просто не смог бы
обработать всю необходимую информацию. Но раз решения принимаются иррационально, то пытаться
анализировать ситуации и предсказывать развитие событий невозможно: неопределенность возрастает едва ли
не до бесконечности.
На всем понятных примерах автор показывает, как неспособность быстро оценить вероятность, приводит
к нелепостям не только в торговле фьючерсами и опционами, но и в судебных решениях (присяжные признали
футболиста О.Джей Симпсона невиновным в убийстве жены, хотя по совокупности доказательств, вероятность
того, что убийцей был не он, составляла меньше одной триллионной — а ведь на Земле гораздо меньше
триллиона людей). Теоретические размышления о свойствах неопределенности Талеб перемежает разными
любопытными виньетками. Вот, например, рассуждение о природе богатства: сравните своего зубного врача и
рок-звезду, разъезжающую в розовом роллс-ройсе. Очевидно, что денег больше у рок-звезды. Однако, если
помнить о вероятностях, то исходить из результата, зафиксированного на финише, в корне неверно. Такая оценка
не учитывает риски: первоначально существовало множество альтернативных сценариев жизни и карьеры певца.
Огромное большинство из них подразумевало бедность, безвестность и т.д. — просто этому конкретному певцу
очень повезло. Дантист же, начиная свою карьеру, почти не рисковал: возможный выигрыш (практика в богатом
районе) не так велик, но и риска полного проигрыша практически нет.
Самые яркие персонажи книги — это карикатурные образы инвестбанкиров с Уолл-стрит. Кении —
типичный американец из пригорода, из тех, кто жарит барбекю по воскресеньям и носит однотонные костюмы.
Жан-Патрис — типичный француз, одевается «как фазан» (голубая рубашка и клетчатый пиджак), редко приходит
на работу раньше полудня, в обеденный перерыв посещает любовниц и однажды назначил автору встречу в
парижском массажном салоне. Далее следуют обладатели МВД; русские физики и математики,
переквалифицировавшиеся в биржевых аналитиков (при всей своей образованности «по житейскому здравому
смыслу и манерам они недалеко ушли от полена»: могут оперировать сложнейшими уравнениями, но неспособны
решить простейшую проблему, если она хоть как-то связана с реальностью); наконец, латиноамериканец Карлос,
самоуверенный выходец из развивающейся страны. Все они в силу своей ограниченности, самонадеянности или
глупости совершают элементарные логические ошибки и не могут осознать, что имеют дело со случайностями и
неопределенностями.
Затронутые Талебом проблемы выходят за рамки прикладной биржевой торговли. Например, мы,
сознательно или нет, считаем, что экономика — это рост, что временные колебания возможны, однако в целом
благосостояние постепенно растет. Но это суждение основано лишь на статистике существующих обществ, то
есть на статистике выживших, хотя гораздо больше было тех, что растворились без следа. То же и с фондовым
рынком: все привыкли, что бывают падения и кризисы, но для биржевого трейдера кризис —это всего лишь
сигнал «покупать» — ведь рано или поздно биржевой индекс опять начнет расти. Если мы рассмотрим пример
США, то выяснится, что какой бы двадцатилетний промежуток мы ни взяли, инвестор, вложившийся с самого
начала, в конце оказывался в выигрыше, пишут экономисты Элрой Димсон, Пол Марш и МайкСтонтон из
Лондонской школы бизнеса. Но ведь это типичный парадокс выживших: на самом же деле из 16
проанализированных фондовых рынков, которые без перерывов функционировали на протяжении всего XX века,
еще только три смогли повторить американское чудо. Японскому фондовому индексу Nikkei 225 не столь повезло:
в конце 1980-х он достигал отметки 38 915, напоминает в недавней статье журнал The Economist, а в 1994-м упал
до 21 000. Биржевые аналитики говорили об отличной возможности покупать. Сейчас он упал до 17 000. А ведь
были еще ходившие в фаворитах у инвесторов начала XX века Россия, Китай и Германия. В начале 1980-х
казалось, что Советский Союз вечен; однако правы оказались не аналитики всевозможных ЦРУ и Пентагонов, а
диссидент Андрей Амальрик, предсказавший распад СССР.
Помните, что тенденция — вещь крайне обманчивая, и
учитывайте возможность редких, но катастрофических
событий.
Применительно к фондовому рынку вывод Талеба прост: не увлекайтесь. Помните, что степень
неопределенности крайне велика, а тенденция — вещь крайне обманчивая; учитывайте возможность редких, но
катастрофических событий. Будьте осторожны и консервативны, как единственный положительный персонаж
книги - трейдер-философ по имени Нерон, alter ego автора. Получив диплом Кембриджа по античной литературе,
Нерон пошел было в докторантуру Чикагского университета по кафедре статистики, но, почти написав
диссертацию, передумал — и поступил на философский факультет, затем сделал карьеру на бирже и сколотил
небольшое состояние. Другие были более агрессивны— они зарабатывали в разы больше, но рано или поздно
слишком поверили в свое «искусство» — и потеряли все. Нерон же работает полчаса в день, а в остальное время
читает книжки. В конце книги, впрочем, мы узнаем, что и он забылся: устав от лондонских пробок и поверив в
свою способность контролировать события, Нерон получил права на управление вертолетом и разбился.
«В незапамятные времена первобытный человек как-то почесал нос — и сразу же полил дождь. Человек
стал вспоминать, как именно он двигал пальцем, когда призвал воду с небес. Также и мы связываем
экономическое процветание со значением процентной ставки, установленной Федеральной резервной системой,
а успех компании — с приходом нового гендиректора», — пишет автор. Древние римляне говорили: Post hoc поп
est propter hoc («После этого не значит вследствие этого»), но люди до сих пор так и не усвоили эту простую
истину.
В заключительной части книги автор дает рецепты, как уберечься от соблазнов простых выводов —
многие из них были известны и древним. Одиссей приказал команде заткнуть уши воском, а самого себя привязал
к мачте, чтобы сирены не могли увлечь их в пучину. Так и в бизнесе: не надо послушно делать то, что
подсказывает нам так называемый здравый смысл — он часто оказывается ложной эвристикой.
Полностью избавиться от этих аберраций не удавалось никому и никогда, но, зная человеческую
предрасположенность к ошибкам, можно всякий раз, когда вы собираетесь вновь их сделать, поймать себя за руку
и спросить: «Откуда ты это знаешь?» Если ваш ответ: «Из собственного опыта», — помните, что он ограничен.
Если: «Из теории»,— знайте, что любая теория остается истинной лишь до тех пор, пока ее никто не опроверг.
Книга Талеба особенно актуальна сегодня именно в России. До последнего времени хотя бы
теоретически допускалось, что возможно резкое падение цен на нефть, способное нанести удар по российской
экономике. Сейчас, однако, никто всерьез не рассматривает такой сценарий. Аналитики и стратеги, над которыми
так издевается Талеб, уверяют нас, что «нынешние цены — это навсегда», что дешевле $40 за баррель нефть не
может стоить физически и т. д. Соответственно, пропали и последние намеки на осторожность, а неопределенность как аналитическая категория исчезла из российской действительности. Компании не обсуждают
больше, будет ли расти российский рынок, — они думают, лишь как захватить максимальную долю в будущем
росте. Власть и аналитики не обсуждают больше экономическую политику — они дискутируют о том, как потратить будущие миллиарды. При этом парадоксальным образом проявления неопределенности во внешнем мире,
например ипотечный кризис в США, только укрепляют нашу уверенность в собственной неуязвимости: ослабление США, мол, в перспективе делает Россию более привлекательной. Все это, конечно, крайне опасно: чем сильнее эйфория, тем больнее будет падать - а падать, как напоминает нам Талеб, приходится всем и каждому.