ПОСПЕЛОВА Александра Георгиевна РЕЧЕВЫЕ ПРИОРИТЕТЫ В АНГЛИЙСКОМ ДИАЛОГЕ
advertisement
ПОСПЕЛОВА Александра Георгиевна РЕЧЕВЫЕ ПРИОРИТЕТЫ В АНГЛИЙСКОМ ДИАЛОГЕ Специальность 10.02.04 – Германские языки ДИССЕРТАЦИЯ в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора филологических наук Санкт-Петербург 2001 Диссертация выполнена на кафедре английской филологии и перевода СанктПетербургского государственного университета Официальные оппоненты: Доктор филологических наук, профессор Н. Н. Матвеева Доктор филологических наук, профессор В. В. Богданов Доктор филологических наук, профессор М. В. Никитин Ведущая организация: Институт лингвистических исследований РАН Защита состоится «________» ______________ 2001 г. в ______ часов на заседании диссертационного совета Д 212.232.48 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук в Санкт-Петербургском государственном университет по адресу 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 11. С диссертацией в виде научного доклада можно ознакомиться в Научной библиотеке им. А.М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9. Диссертация в виде научного доклада разослана «____»_______________2001 г. Ученый секретарь диссертационного совета С. Т. Нефедов ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Предметом данного исследования являются языковые средства осуществления говорящим усиления и смягчения коммуникативного намерения (КН) в английской диалогической речи. Данное явление рассматривается в коммуникативно-прагматическом аспекте, раскрывающем динамику соотношения различных компонентов прагматической структуры речевого акта при его функционировании в речевом взаимодействии. В качестве отправной точки берется теория речевых актов, однако в работе преодолевается ряд слабых сторон данной теории, неоднократно отмечавшихся в лингвистической литературе: это ее некоторая статичность, недостаточная опора на речевую ситуацию, недостаточное внимание к личностным характеристикам коммуникантов. На преодоление этих недостатков направлена как трактовка единицы анализа, речевого акта (РА), так и используемая методика анализа. Поэтому в целом проведенное нами исследование не ограничивается рамками канонической теории речевых актов. В числе работ, послуживших теоретической базой для представленной здесь концепции, следует в первую очередь назвать труды отечественных и зарубежных ученых, разрабатывающих проблемы прагмалингвистики, теории речевого общения, логико-семантического анализа языка и отчасти коммуникативной семантики, таких как В.В.Богданов, В.И.Карабан, М.Л.Макаров, И.П.Сусов, Л.П.Чахоян, А.Вежбицка, Т.ван Дейк, Дж.Остин, Дж.Серль, У.Эдмондсон и др. Актуальность избранной темы определяется неослабевающим интересом современной лингвистики к деятельностной стороне языка, к вопросам взаимодействия и функционирования разных языковых средств в соответствии с речевыми и неречевыми планами, ожиданиями и намерениями коммуникантов, с личностными и социальными сторонами их деятельности. Представленный научный доклад отражает многолетнюю научноисследовательскую работу автора, проводившуюся в русле научной деятельности кафедры английской филологии (позднее английской филологии и перевода) СанктПетербургского государственного университета. Автор выражает благодарность секции теоретической грамматики кафедры, оказавшей влияние на формирование научных взглядов автора в процессе обсуждений разделов коллективных монографий и тематических сборников, готовившихся к печати сначала под руководством проф. Л.Л.Иофик, а затем проф. В.В.Бурлаковой. Наиболее подробно выносимые на защиту теоретические положения изложены в следующих работах: 1. «Косвенные высказывания» – раздел в коллективной монографии «Спорные вопросы английской грамматики» под ред. В.В.Бурлаковой, Л., 1988, с.141-153 (далее П–1988); 2. «Функциональный аспект изучения речевых актов: иллокутивноинтерактивная характеристика» – статья в тематическом сборнике «Трехаспектность грамматики. На материале английского языка» под ред. В.В.Бурлаковой, С.-Петербург, 1992, с.68-85 (далее П–1992); 3. А.Г.Поспелова. «Манифестация и механизм речевых приоритетов в английской диалогической речи». СПб., 2000, 2,3 п.л. (далее П–2000). Они также представлены в ряде других работ: разделах коллективных монографий, статьях и тезисах докладов на международных и межвузовских конференциях (см. список в конце научного доклада); общий объем публикаций по теме научного исследования более 22 п.л. Цель и задачи исследования. Цель работы заключается в построении теории, вскрывающей динамику взаимодействия между прагматическими составляющими микроили макро-РА и используемыми говорящим языковыми средствами. Предлагаемой теории дается название теория речевых приоритетов. С поставленной целью связано осуществление следующих задач: 1. Рассмотреть РА как основную единицу анализа с точки зрения его границ и обосновать преимущества выделения макро-РА наряду с традиционно выделяемым микро-РА для целей проводимого анализа. 2. Определить место РА в системе более крупных речевых образований в дискурсе и раскрыть иллокутивно-интерактивную природу РА-поступка. 3. Изложить принципы классификации РА с применением теории поля, уделяя особое внимание их интегративным признакам. Выработать решение некоторых спорных вопросов, касающихся анализа косвенных РА. 4. Проследить действие механизма речевых приоритетов (МРП) в сфере усиления / смягчения КН говорящего с учетом иллокутивных и межличностных параметров. 5. Рассмотреть соотношение аллокутивной тактики (связанной с осуществлением усиления / смягчения) с другими коммуникативными тактиками и с реализацией правил речевого общения. 6. Сопоставить различные точки зрения лингвистов на экспрессивность и рассмотреть экспрессивную роль усиления и смягчения КН в коммуникативно-интенциональном плане. Объектом исследования, таким образом, является микро- и макро-РА. На первом этапе анализа он вычленяется из речевого взаимодействия, которое в данном докладе для компактности изложения не всегда приводится и иногда заменяется комментарием. Однако синтагматика РА всегда учитывается. Материалом исследования послужили примеры речи персонажей из англоязычной художественной прозы ХХ в. (изредка – из драматургии) общим объемом более 35000 стр. Из них 25000 стр. использовалось для отбора примеров методом сплошной выборки. Метод, используемый в работе для осуществления поставленных задач, можно охарактеризовать как метод прагмалингвистического описания в широком смысле, который предстает как синтез абдуктивного метода, ориентированного на коммуникативный контекст, метода интенционального анализа, логикоимпликационного метода, а также компонентного анализа, используемого для характеристики отдельных компонентов иллокутивной силы РА на основе словарных дефиниций речеактовых глаголов. Научная новизна работы заключается в следующем: выдвинута теория речевых приоритетов, которая дает принципиально новую интерпретацию использованию средств усиления и смягчения высказывания, а также целому ряду других процессов, протекающих при речевом общении (например, аргументации). Впервые дается характеристика макро-РА, позволяющая использовать данный термин в четких границах и создающая основания для использования терминов микро- и макро-РА как единиц одного плана, которые оказывается возможным применять для описания РА-поступков конкретного говорящего в процессе коммуникации. Разработана система критериев, на основе которых предлагается дальнейшая детализация существующей субклассификации косвенных РА. Теоретическая значимость работы в первую очередь заключается в том, что с помощью предлагаемой теории становится возможным представить РА как подлинный акт речевого общения. РА, который нередко рассматривается в статике как типовой, обладающий постоянным набором признаков (компонентов иллокутивной силы, по Серлю и Вандервекену) и ограниченный рамками предложения, предстает в нашей трактовке как единица, не ограниченная сентенциальной формой и как живая, подвижная система компонентов, постоянно реагирующая на малейшие изменения в намерениях и речевых тактиках коммуникантов и, в соответствии с этим, путем использования определенных языковых средств выдвигающая на первый план то один, то другой свой компонент. Такой подход открывает перспективы дальнейшего изучения речевых единиц в данном направлении. Практическая значимость диссертации определяется возможностью использования полученных результатов в спецкурсах, отражающих деятельностный подход к языку и в курсе лекций по теоретической грамматике (раздел «коммуникативнопрагматический аспект предложения», «Лингвистика текста. Аспекты изучения»). Значительный объем собранного иллюстративного материала дает также возможность обобщить его в виде практического пособия по развитию навыков устной речи (средства усиления и снижения категоричности высказываний с разной коммуникативной установкой). Апробация результатов исследования осуществлялась в виде докладов (некоторые в соавторстве) на следующих конференциях: 1. Международные конференции: III международная конференция по аргументации (Амстердам 1994); «Когнитивная лингвистика в конце ХХ в.» (Минск 1997); «Современные тенденции в обучении иностранным языкам» (на базе Лингвистического центра РГПУ им.Герцена, СПб 1999). 2. Всероссийские или конференции на базе АН СССР: «Функционально-типологическое направление в грамматике. Повелительность». ЛО ИЯ АН СССР (Ленинград 1988); Всероссийская научная конференция по переводоведению «Федоровские чтения» (СПб 1999). 3. Региональные межвузовские и т.п.: «Национальное и интернациональное в развитии языков и культур» (Иваново 1982); «Языкознание и текст» (Краснодар 1982); «Прагматический аспект в высказывании и тексте» (Грозный 1985); «Семантические и прагматические аспекты изучения языковых единиц» (Барнаул 1987); «Лингвометодические аспекты семантики и прагматики текста» (Курск 1989); «Лексика. Лексикография. Научно-технический перевод» (Орел 1990); «Пути повышения эффективности речевого воздействия в условиях деловой коммуникации» (Челябинск 1990); «Функциональный подход в теоретическом и прикладном языкознании» (Минск 1992); XXI, XXVIII и XXIX научно-методические конференции преподавателей и аспирантов на базе СПбГУ (СПб 1992; СПб 1999; СПб 2000); «Проблемы функциональной лингвистики и активные формы преподавания иностранных языков» (Астрахань 1993), а также межвузовские школы-семинары и совещания-семинары: «Компоненты речевой деятельности и эмоциональное состояние» (Самарканд 1986); «Диалог о диалоге» (участие в дискуссии: круглый стол (Калинин 1987); «Прагматическая интерпретация и планирование дискурса» (Пятигорск 1989). Был прочитан курс лекций на тему «Семантико-синтаксический и коммуникативно-прагматический аспекты английского предложения» в Латвийском ГУ им.П.Стучки (Рига 1987), а также два спецкурса для студентов английского отделения Ленинградского / Санкт-Петербургского государственного университета: «Некоторые проблемы синтаксиса, семантики и прагматики английского предложения» и «Предложение в речевом общении». Еще одной формой апробации является 10 успешно защищенных кандидатских диссертаций, выполненных под руководством автора в русле разрабатываемого направления. Следует однако отметить, что основные идеи, связанные с усилением / смягчением КН, в работах учеников автора почти не поднимались. Результаты исследования представлены в более чем 40 публикациях, в том числе в разделах 4-х коллективных монографий и учебных пособий, а также в научном докладе лингвистического центра. На защиту выносятся следующие основные положения, представляющие собой главные итоги проведенного исследования: 1. Предлагается ввести в лингвистический обиход термин манифестация, придав ему более емкий смысл, чем в философии. Под манифестацией в настоящей работе понимается отношение, выделяемое в высказывании наряду с денотацией и сигнификацией, соотнесенное с говорящим как языковой личностью, выступающим в разных ипостасях, с его коммуникативными намерениями, стратегиями и тактиками, реализуемыми и корректируемыми в процессе общения с адресатом. Манифестация в таком понимании охватывает целый ряд моментов, отражающих роль говорящего не только в элементарном предложении-высказывании, но и в дискурсе (аналогично тому, как моменты, связанные в дискурсе с отражением глобальной референтной ситуации, соотносятся с денотацией). Принимается следующее определение диалогического дискурса: это выражение объединяемого общей темой и общим фондом знаний коммуникантов межличностного речевого взаимодействия, направленного на решение той или иной коммуникативной задачи на основании либо определенной глобальной стратегии общения, либо подчиненных ей интерактивных или каких-либо других тактик. 2. РА занимает нижнюю ступень в иерархии единиц речевого общения. Это можно утверждать при условии четкого разграничения типового РА и РА-поступка. В интеракции принимает участие РА-поступок, имеющий сентенциальную форму, когда он занимает либо самостоятельную, либо доминирующую позицию в шаге / ходе. Таким образом, РА-поступок при определенных условиях реализует не только иллокутивный, но и интерактивный компоненты, в то время как типовой РА того или иного иллокутивного класса или подкласса лишь обладает определенным интерактивным потенциалом. Роль РА-поступка в иерархии единиц речевой деятельности очень важна: без РА с его иллокутивным и интерактивным компонентами продвижение общения было бы невозможно, так как именно РА-поступок наполняет ход прагматическим содержанием, именно в нем представлен говорящий с его личностными характеристиками, желаниями и целями и вытекающими из них конкретными тактиками. 3. Традиционно выделяемым микро-РА, имеющим сентенциальную форму и подразделяемым на элементарные и сложные, мы противопоставляем макро-РА, выходящие за рамки предложения. Необходимость выделения подобной единицы связана, с одной стороны, с большим сходством дискурсивных связей между элементарными РА в составе сложных микро-РА и в составе макро-РА, что сказывается, в частности, на наблюдаемых в том и другом случае средствах усиления и смягчения КН. С другой стороны, определение четких границ РА-поступка представлялось необходимым из-за большого разнообразия подходов ученых к трактовке построений, бóльших чем предложение, объединенных одной коммуникативной целью. В основу выделения макроРА в настоящей работе положены следующие критерии: макро-РА – это прагматическое объединение нескольких микро-РА, принадлежащих одному коммуниканту и связанных одной перлокутивной целью и одной темой. Как правило, макро-РА совпадает по объему с репликовым шагом и ходом. Однако мы выделяем также прерывистый макро-РА. Он возникает в том случае, когда все микро-РА в его составе концентрируются вокруг одного РА-доминанты и когда реплики второго коммуниканта не влекут за собой изменения тактики, избранной говорящим на данном этапе общения. 4. Опираясь на разработанные в отечественном языкознании положения полевого подхода к грамматическим и семантическим категориям, мы представляем речевые акты в виде функционально прагматического поля (ФПП) интенциональности, включающего два пересекающихся поля: констатации и директивности, что является развитием выдвинутой нами в начале 80-х годов идеи о том, что РА разных классов обладают интегративными признаками, позволяющими объединить их в бóльшие группы. Трактовка некоторых видов РА до сих пор не получила однозначного решения и их прагматические характеристики нуждались в уточнении. Поэтому было введено понятие слитных РА, которые противопоставляются простым. Все слитные РА отличаются присутствием в их составе обязательного эмоционального компонента, «сливающегося» с иллокутивным компонентом. Это единый критерий, лежащий в основе распределения их между ассертивами, интеррогативами, директивами и экспрессивами. Слитный директив-угроза имеет общий связующий признак с комиссивом и, таким образом, слитные РА не представлены лишь в классе декларативов, что объясняется институционным характером последних. 5. Каждый РА (кроме вспомогательного) в дискурсе можно охарактеризовать одновременно с двух точек зрения, используя при этом один из терминов иллокутивного ряда: ассертив, директив и т.д. и один – из интерактивного ряда: Комментарий, Восприятие и т.д. Этим наша трактовка принципиально отличается от мнения тех лингвистов, которые выстраивают данные термины в один ряд и считают, что в дискурсе РА может быть либо ассертивом, либо Комментарием, но не тем и другим одновременно. Для каждого класса РА как типового акта выведен интерактивный потенциал. Наибольшим потенциалом характеризуются ассертивы (10 интерактивных позиций), а наименьшим – интеррогативы и комиссивы (по 2 позиции). 6. В области манифестации действует механизм речевых приоритетов, который заключается в том, что говорящий при подборе языковых средств оформления РА постоянно переключает свое собственное внимание и внимание адресата с одного компонента прагматической структуры на другой. Его действие охватывает самые разные стороны РА. Во-первых, МРП достаточно четко проявляется в сфере взаимодействия иллокутивного и интерактивного компонентов РА (а для слитных РА – и эмоционального компонента). Выбор соответствующих средств в первую очередь определяется позицией РА (инициальной или респонсивной), но также коммуникативным замыслом говорящего и избранной для его осуществления тактикой. Во-вторых, аналогичная интерпретация предлагается для характеристики соотношения, устанавливаемого в процессе коммуникации между «традиционным» уровнем речевых актов, к которому мы относим и выделенный в работе макро-РА, и логико-семантическим уровнем организации текста, т.е. уровнем аргументации, описанным в терминах коммуникативных актов представителями амстердамской прагмадиалектической школы аргументации. В-третьих, действие МРП охватывает всю область усиления / смягчения КН говорящего как в иллокутивном, так и в межличностном плане. а) В иллокутивном аспекте это явление отражается в виде попеременного внимания то к одному, то к другому из четырех компонентов иллокутивной силы РА: иллокутивной цели, условиям пропозиционального содержания, предварительным условиям и условиям искренности. Приоритетность каждого из этих компонентов как при усилении, так и при смягчении, маркируется достаточно определенным набором языковых средств. б) В межличностном плане действие МРП проявляется в том, что используемые говорящим усилительные и смягчающие средства обнаруживают связь либо с личностью говорящего, либо с какими-то личностными характеристиками адресата. Эти разновидности соответственно получили название адресантно- и адресатнодетерминированное усиление / смягчение. Материал показал, что наиболее четко проявляются признаки Я психологического и Я интеллектуального, которые одновременно варьируются по шкале «индивидуальное – социальное» и «постоянное – переменное». Но в целом явно наблюдается смещение в сторону переменных признаков и индивидуальных характеристик коммуникантов. 7. Усиление и смягчение КН связано с осуществлением особого рода тактики, для обозначения которой мы используем существующий в лингвистике термин аллокуция. Аллокутивные тактики по отношению к интерактивным стратегиям и тактикам, реализующим этапные цели на уровне речевого взаимодействия, являются тактиками «второго порядка», дополнительными, и находятся в иной плоскости. Они действуют главным образом на иллокутивном уровне и находятся в тесном взаимодействии с интерактивными стратегиями вежливости. Тактики смягчения КН и отчасти усиления обеспечивают осуществление иллокутивно ориентированных способов выражения позитивной, негативной и «неявной» вежливости. Другие способы выражения вежливости имеют пропозиционально-содержательную ориентацию и к ним аллокуция не имеет непосредственного отношения. Средства усиления используются и для целей, не связанных с вежливостью. 8. Смягчение и усиление КН делает микро- и макро-РА экспрессивным. Это экспрессивность коммуникативно-интенционального характера, направленная на усиление воздействия данного РА на адресата. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Раздел первый ОБЛАСТЬ И ОБЪЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ: ГРАНИЦЫ И ПАРАМЕТРЫ Глава I. ОБЛАСТЬ ИССЛЕДОВАНИЯ 1.1. Манифестация как лингвистическое понятие. В философии на уровне предложения наряду с такими традиционными не только для философии, но и для лингвистики отношениями, как денотация и сигнификация иногда выделяется отношение манифестации. В нашей работе эта философская идея рассматривается применительно к лингвистическим концепциям. Как пишет Жиль Делёз, манифестация – это отношение, заключающееся в связи между предложением и субъектом, который говорит и в ы р а ж а е т с е б я (разрядка наша – А.П.), это высказывание желания и веры, соответствующих предложению. В качестве особых манифестирующих частиц, служащих для проявления манифестации в языке, автор называет дейктики «я», «вы», «завтра» и т.п., отводя ведущую роль «я», так как от него зависят не только все прочие манифестаторы, но с ним связаны и все индикаторы, служащие для обозначения положения дел. Сами обозначающие имеют смысл только благодаря «я», манифестирующему себя в предложении. Манифестаторы, начиная с «я», задают область личного, действующего как принцип всех возможных денотаций. Ж.Делёз подчеркивает, что «я» первично именно и только в речи, даже если это безмолвная речь, причем оно первично не только в отношении всех возможных денотаций, для которых оно является основанием, но и всех сигнификаций, которые оно охватывает1. Эти положения согласуются со словами Б.Рассела о том, что смысл пребывает в верованиях (желаниях) того, кто выражает себя 2. Таким образом, в сфере манифестации, в трактовке Делёза, говорящий предстает в роли субъекта дейксиса и в роли субъекта речи. Но, кроме того, так же как в нарративе, в диалогической речи могут использоваться высказывания, где говорящий выступает в роли субъекта сознания: «It does seem a long way to Harrington Gardens» (Maugham) или в роли субъекта восприятия: «Wasn't it dreadful?» (Christie). Как поясняет Е.В.Падучева, субъект сознания выводится из предиката (ментального, эмоционального, волитивного состояния), но не выражен в тексте высказывания. Говорящий служит субъектом восприятия при предикатах (чувственного) восприятия, эмоционального состояния и т.п.3 Система мнений, желаний, знаний и веры (убеждения) говорящего, как известно, определяет его интенциональные состояния, т.е. сфера манифестации включает все, что связано с интенцией или коммуникативным намерением субъекта речи. Намерение, как отмечает М.В.Никитин, начинается с осознанных необходимостей, потребностей, желаний и интересов, это замысел действий, направленных на осуществление цели, которая бы удовлетворила этот начальный импульс. Речевые интенции – намерения говорящего, воплощаемые посредством речи, посредством высказываний4. Таким образом, лингвистическое понятие коммуникативного намерения, безусловно, связано с выделяемой в психологии и психолингвистике для любого вида деятельности последовательности: мотив – цель – действия (для достижения этой цели) – средства и способы осуществления этих действий. В круг вопросов, связанных с манифестацией, входят не только проблемы разных ипостасей говорящего и его коммуникативных интенций. Этот круг гораздо шире и охватывает целый комплекс вопросов, связанных с характеристикой языковой личности в речевом общении, а также ряда других параметров речевого общения. С.А.Сухих наряду с иллокутивным потенциалом речевых действий перечисляет следующие параметры: языковые личности с определенным типом фиксированных установок, типы социальных сфер, набор тем, класс макроинтенций, диалогическая модальность5. Последняя Делёз Ж. Логика смысла. М., 1998. Russell B. An Inquiry into meaning and truth. London, 1940. 3 Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996. 4 Никитин М.В. Курс лингвистической семантики. СПб., 1996. 5 Сухих С.А. Прагмалингвистическое измерение коммуникативного процесса: Автореф. докт. дис. Краснодар, 1998. 1 2 понимается автором как система отношений 1) между участниками (интерперсональная модальность, которая представлена, по мнению С.А.Сухих, тремя регистрами: доверительно, формально, конфликтно); 2) между участниками и темой диалога (экзистенциональная модальность с подсистемами в шутку, серьезно, иронично); 3) между референциальным соотношением утверждаемого в высказывании и действительностью (логическая модальность с дальнейшим подразделением на фактивность, возможность, необходимость) и 4) отношения говорящего к самому себе (эгоцентрическая модальность, отражающая либо адекватную, либо завышенную, либо заниженную самооценку). Каждая подсистема находит вербальное отражение в речи. С.А.Сухих выделяет денотативно-референтное и сигнификативное значение предложения и определяет их роль следующим образом: «Денотативно-референтный план представляет конструктивную единицу в ее объективном ракурсе, тогда как ее сигнификативный план насквозь прагматичен и выражает направленность личности, ее сферу мотивов и ценностных ориентаций»6. Здесь мы находим нетрадиционное понимание сигнификата, обычно соотносимого исследователями с универсальным понятийным содержанием. То, что С.А.Сухих называет логической модальностью, раскрывается в виде развернутой системы семантического пространства модальности в работах А.В.Зеленщикова. В его трактовке модальность рассматривается по трем параметрам. (1) Она «заложена» в нашем способе представления пропозиционального концепта (или положения дел), т.е. в самой пропозиции. Статус репрезентативных положений дел различен: в одном случае речь идет о возникновении, становлении или об осуществлении некоторого действия (креативность), а в другом – о существовании, наличии в том или ином времени (дескриптивность). Другие два параметра, по которым модальность получает характеристику в рассматриваемой концепции, – это (2) реальность / ирреальность / виртуальность и (3) возможность / необходимость. Ряд характеристик языковой личности, о которых речь шла выше, рассматривается автором в составе контекста высказывания, включающего когнитивные, психологические и 7 социокультурные параметры . Трактовка первого параметра характеристики модальности свидетельствует о том, что данный автор связывает интенциональный аспект предложения в первую очередь с денотацией. В подтверждение мысли о том, что «я» первично и самодостаточно в речи, Ж. Делёз приводит слова одного из персонажей Льюиса Кэррола, Шалтая Болтая о том, что, когда он берет слово, то он полный хозяин своих слов и они означают именно то, что он хочет и не больше и не меньше. Однако, необходимо учитывать, что речь говорящего должна быть ориентирована на конкретного адресата со всеми присущими ему особенностями языковой личности и речевые стратегии говорящего должны постоянно корректироваться, вступая во взаимодействие с речевыми стратегиями партнера по Сухих С.А. Указ. соч., с.26. Зеленщиков А.В. Пропозиция, модус и модальность // Актуализация предложения. Т.1 Категории и механизмы / Под ред. А.В.Зеленщикова. СПб., 1997. 6 7 коммуникации. Недаром в диалогическом фрагменте, из которого взяты приведенные слова, Шалтай Болтай отчасти терпит коммуникативную неудачу, так как в ответ на некоторые реплики Алиса молчит, не понимая его высказывания. Кроме того, как известно, речь каждого коммуниканта строится под влиянием целого ряда норм и ограничений культурно-социального и морально-этического плана. В целом ряде работ отечественных лингвистов в центре внимания оказывается адресат. Среди ранних работ, специально посвященных фактору адресата, следует упомянуть известную статью Н.Д.Арутюновой «Фактор адресата», а среди последних – докторскую диссертацию Л.А.Азнабаевой «Принципы речевого поведения адресата в конвенциональном общени8. Отношениям говорящий – слушающий отводится особое место в схеме, которую приводит в своей статье И.П.Сусов, модифицируя идеи Ч.Морриса, касающиеся модели знака. Автор отмечает, что у Ч.Пирса и Ч.Морриса о намерениях, планах, интенциях отправителя знака речь не ведется, так как выделенная Ч.Моррисом интерпретанта – это воздействие на интерпретатора, реакция интерпретатора. Поэтому в схеме, предлагаемой И.П.Сусовым, при одной общей референтной ситуации для высказывания выделяются два коммуниканта (1 и 2), два сигнификата (1 и 2), намерение говорящего и интерпретанта слушающего. Интенция говорящего (пишущего) и интерпретанта слушающего (читателя) выступают как прагматические составляющие плана содержания текста. Целесообразность введения этих составляющих обосновывается тем, что каждый из коммуникантов, имея свои знания о мире, свой жизненный опыт, хотя и пользуясь общим социальным знанием, может воспринимать и оценивать одну и ту же жизненную ситуацию по-разному9. Для нас важна еще одна особенность речевого поведения говорящего, а именно то, что через призму его сознания, восприятия и речи преломляются и находят отражение многие характеристики партнера по коммуникации. Еще Э.Бенвенист при разработке своей теории корреляций писал: «Во втором лице "ты" по необходимости обозначается через "я" и не мыслится вне ситуации, предложенной от "я"»10. Существует множество высказываний, в которых определенные характеристики адресата номинируются, что дает возможность исследователю наблюдать их как бы в «осязаемом» виде. Подобная экспликация может занимать в микро- или макро-РА центральное положение, когда она, входя в состав единственного или доминирующего высказывания в РА, либо совпадает с пропозициональной частью данного высказывания: «I didn't want to disturb her». «You are so thoughtful», Gordache said (I.Shaw), либо является важнейшим показателем иллокутивной силы речевого акта: Better be careful he hand you a subpoena (Lee) – призыв адресата к осторожности и вниманию (переменное интеллектуально-психологическое состояние) определяет иллокутивную принадлежность РА к директивам-предостережениям. Экспликации подобного рода могут играть и вспомогательную роль, либо усиливая воздействие на адресата: «Do use a little intelligence! Азнабаева Л.А. Принципы речевого поведения адресата в конвенциональном общении: Автореф. докт. дис. М., 2000. 9 Сусов И.П. Семиотика и лингвистическая прагматика // Язык, дискурс и личность / Под ред. И.П.Сусова. Тверь, 1990. 10 Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. 8 […]», либо смягчая категоричность высказывания, например, отказа: «It's very kind of you, but …». Возможно и вовсе периферийное положение таких экспликаций, как например, номинация социального статуса, рода занятий адресата в виде обращения в следующем примере: «Then I shall not see you again, Professor» (B.Shaw), хотя и здесь присутствует некоторый элемент усиления, т.к. в устах героини «Пигмалиона» данное обращение подчеркивает социальную дистанцию между коммуникантами. Таким образом, если рассматривать манифестацию не в чисто философском, а в философско-лингвистическом плане, то в эту сферу следует внести широкий круг вопросов, связанных не только с говорящим как с субъектом дейксиса и субъектом речи, но и других ипостасей говорящего как языковой личности, с «манифестацией» в его речи собственных характеристик, намерений и тактик, но и, в опосредованном виде, с адресатом и его характеристиками. Всеми этими вопросами занимается прагмалингвистика. В частности, эта сфера имеет непосредственное отношение к тому, что М.В.Никитин формулирует как предмет «нынешней» прагматики: «теория речевых актов, принципы речевого общения, теория речевого воздействия, имплицитное в речевом общении (импликатуры речевого общения), анализ структур речевого (в особенности диалогового разговорно-бытового) общения и т.д.»11. Это определение прагматики противопоставляется двум другим – изначальному семиотическому и второму, согласно которому под прагматическими значениями понимается та часть содержания знаков сверх когнитивного их значения, из которой узнают о субъективном, эмотивно-оценочном отношении говорящих к денотатам знаков. Автор отмечает, по-видимому, с некоторым сожалением, что то, что было им названо «нынешней прагматикой», обычно оставляет в стороне исследование некоторых эмотивно-оценочных характеристик высказываний. Следует отметить, что в настоящей работе этот вопрос рассматривается. 1.2. Дискурс: принципы изучения и параметры. В последние десятилетия лингвисты, работающие в области семиотики и прагматики, часто обращаются к понятию дискурса (от лат. 'discursus' – 'разговор', 'беседа'). Как известно, существует множество трактовок данной категории, строящихся на разных исходных принципах: формально или структурно ориентированный, функциональный, когнитивный и т.д.12, различается также более широкое и более узкое понимание термина. При более узком дискурс противопоставляется тексту (как, например, в работах А.И.Варшавской, Е.Г.Баянкиной, О.Н.Гордеевой). Однако в настоящее время нередко отдается предпочтение широкому толкованию понятия дискурса, когда он рассматривается как родовое по отношению к видовым терминам «речь» и «текст»13. Под текстом понимается материал, фиксированный графическим или каким-либо иным способом, речь же связана непосредственно с моментом продуцирования и не зафиксирована. В настоящей работе также принято широкое определение дискурса, и особенно важным для проводимого анализа Никитин М.В. Указ. соч., с.720. О различных аспектах изучения дискурса см. Греймас А.Ж., Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь теории языка // Семиотика / Под ред. Ю.С.Степанова. М., 1984; Гурочкина А.Г. Диалогический дискурс как основной тип межличностной коммуникации // Англистика: современные достижения и традиции. Российская межвузовская научная конференция СПбГУ. Тезисы докладов. СПб., 1998; Макаров М.Л. Языковое общение в малой группе (опыт интерпретативного анализа дискурса): Автореф. докт. дис. Тверь, 1998. 13 Богданов В.В. Текст и текстовое общение. СПб., 1993; Макаров М.Л. Указ. соч. и др. 11 12 представляется деятельностный подход к данному понятию, который восходит еще к взглядам М.М.Бахтина, и выделение того вида дискурса, который получил в лингвистике название диалогического. Под диалогическим дискурсом понимается выражение объединяемого общей темой и общим фондом знаний коммуникантов межличностного речевого взаимодействия, направленного на решение той или иной коммуникативной задачи на основе определенной стратегии общения либо подчиненных ей интерактивных или каких-либо других тактик. Как видно, манифестация охватывает многие моменты, отражающие роль говорящего не только в элементарном предложении-высказывании, но и в дискурсе, аналогично тому, как способность отражать в дискурсе некую глобальную референтную ситуацию соотносит его с денотацией. В результате рассмотрения философской идеи манифестации и затрагиваемых ею общефилософских и языковых явлений делается следующий вывод: несмотря на то, что отношения, связанные в предложении-высказывании с субъектом речи и интенциональностью, трактуются лингвистами неоднозначно и иногда в рамках сигнификации или в связи с денотацией, представляется целесообразным ввести в лингвистический обиход используемый в философии термин манифестация для обозначения особого отношения (и сферы). Данный термин, на наш взгляд, достаточно точно отражает характер рассматриваемых отношений, кроме того, денотация и сигнификация по своей природе семантичны, а проблемы, о которых идет речь, входят, в первую очередь, в область прагматики. Безусловно, многие проблемы, относящиеся к сфере прагматики, неотделимы от семантики и когнитивных процессов (о чем свидетельствует и принятое нами определение дискурса). И тем не менее выделение манифестации как отношения, наиболее тесно связанного с коммуникативнопрагматическим аспектом высказывания, позволяет сделать границы исследований, подобных нашему, наиболее четко очерченными. Глава II. РЕЧЕВОЙ АКТ КАК ОБЪЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ 2.1. Роль речевого акта в системе единиц речевой деятельности. Микро- и макро-речевые акты. Начиная примерно с 80-х годов речевые акты (РА), изучавшиеся преимущественно как потенциальные, типовые единицы общения, в отрыве от их коммуникативного контекста, постепенно, все чаще стали рассматриваться с учетом их функционирования в дискурсе. На этом этапе в связи с признанием активной роли адресата как равноправного участника динамического процесса коммуникации в центре внимания оказалась не только и не столько иллокутивная, сколько интерактивная характеристика речевых единиц. Интеракция предполагает обмен действиями (как вербальными, так и невербальными), в котором участвуют не менее двух лиц. Лингвисты выделяют ряд единиц речевой деятельности. Мельчайшей единицей, как правило, считается речевой акт (поступок), далее следует речевой ход, речевое взаимодействие, или обмен, или диалогическое единство, или микродиалог, речевое событие, или макро-диалог. Некоторые авторы, кроме того, признают существование единицы, занимающей промежуточное положение между речевым взаимодействием и событием, например, речевой фазы, или трансакции. Речевой ход (далее – ход) представляет собой речевое действие коммуниканта от момента вступления в общение до смены говорящего и, таким образом, в диалогическом тексте он представлен репликой. В пределах хода могут выделяться относительно самостоятельные в плане связей с предыдущим или последующими ходами РА или группы РА, что побудило некоторых лингвистов выделить особую единицу речевой деятельности – речевой, или репликовый, шаг (далее шаг). Его либо располагают на иерархически более низкой ступени, чем ход, либо подчеркивают его особый статус как формально-структурной, а не функционально-структурной единицы и делают вывод о том, что он не входит в иерархические отношения с категорией ход. Иерархически более высокую позицию, чем ход, занимает речевое взаимодействие (далее – взаимодействие), которое является актом как минимум однократного обмена репликами между коммуникантами. Речевое событие состоит из ряда взаимодействий и образует достаточно самостоятельные, относительно замкнутые в определенных коммуникативных условиях диалоги типа ученой дискуссии, собрания, урока, беседы и т.д. Данная единица определяется в соответствии с общими социокультурными представлениями (У.Эдмондсон, П.В.Зернецкий, М.Л.Макаров, И.П.Сусов). Наибольшие разногласия наблюдаются в трактовке РА в плане его отношения к интеракции. Высказывалось, в частности, мнение, что РА – это минимальная единица сообщения, а не общения, так как в нем не отражается двусторонняя природа речевого общения, он однонаправлен и изолирован14. М.Л.Макаров противопоставляет РА как минимально различимую единицу коммуникативного поведения, не (обязательно) продвигающую общение или развивающую дискурс, следующей в иерархии, коммуникативной (интерактивной) единице – ходу, минимальному значимому элементу, развивающему взаимодействие. Согласно другой точке зрения, признается наличие иллокутивного и интерактивного компонентов РА, и для обозначения их единства предлагается термин «коммуникативный акт». 15 На основании приводимого У.Эдмондсоном иллюстративного материала можно сделать вывод, что под интерактивными актами автор понимает интерактивные позиции (slots), занимаемые одним или несколькими иллокутивными актами в структуре взаимодействия, т.е. те шаги, которые осуществляются говорящим. Автор выделяет три основные позиции такого рода: факультативную предъядерную, как правило, связанную с предыдущей репликой – Uptake, обязательную ядерную – Head и факультативную постъядерную, характеризующуюся прогрессивной направленностью, – Appealer. Итак, автор фактически выделяет три типа шагов; если факультативные элементы отсутствуют, то шаг в то же время является ходом. Признание за РА способности одновременно осуществлять как иллокутивную, так и интерактивную Сусов И.П. Коммуникативно-прагматическая лингвистика и ее единицы // Прагматика и семантика синтаксических единиц / Отв. ред. И.П.Сусов. Калинин, 1984; Макаров М.Л. Указ. соч. 15 Edmonson W. Spoken discourse: a model for analysis. London, New York, 1981. 14 функцию, позволяет поставить вопрос о более конкретном проявлении этой функции в виде согласия, возражения и т.п.16 На наш взгляд, при решении данного вопроса очень важно четко разграничивать типовой акт и акт-поступок, тогда как в большинстве работ, занимающихся проблемой интеракций, этого разграничения четко не проводится. Только тогда, когда РА определенной иллокутивной силы реально используется в дискурсе, т.е. является актомпоступком, можно говорить о его интерактивной функции, об ориентации реализующего данный РА высказывания на реплику (ход) собеседника. Таким образом, РА-поступок при определенных условиях реализует одновременно иллокутивный и интерактивный компоненты. Если же имеется в виду типовой РА определенного иллокутивного класса и подкласса, то речь может идти лишь об интеракциональном потенциале каждого из них. Признание интерактивного потенциала РА не должно вызывать возражений: ведь в семантике лингвистов не смущает выделение типового значения предложений и анализ их реализации в тексте. Что касается РА-поступка, то можно согласиться с М.Л.Макаровым, что он не всегда «продвигает общение» в том смысле, что непосредственно не участвует в структурировании диалога, определяемом глобальной стратегией дискурса. Однако, без РА с его иллокутивным и интерактивным компонентами «продвижение общения» было бы также невозможным, так как именно РА-поступок наполняет ход прагматическим содержанием, именно в нем представлен говорящий с его личностными характеристиками, с его желаниями и целями (иллокуция) и конкретными тактиками (интеракция). Второй момент, который имеет принципиальное значение для нашей концепции, это решение вопроса о границах РА. С одной стороны, существует классическое, узкое понимание РА, когда он по объему примерно соответствует одному предложению (и высказыванию) или его части и осуществляет один иллокутивный и один перлокутивный акт. Предметом специального исследования были также образования, состоящие из нескольких элементарных высказываний, имеющих собственную иллокутивную силу, но направленных на один перлокутивный эффект. Объединенное в пунктуационное единство полипредикативное образование, обладающее данными свойствами при асиндетической связи его частей, определяется В.И.Карабаном как сложный РА. По характеру взаимоотношений между частями сложной речевой единицы лингвисты обычно различают либо две, либо три основных разновидности. В.И.Карабан наряду с комплексными РА (с дискурсивным отношением субординации между иллокутивными целями компонентов) и композитными РА (с отношением координации) вводит особый Поспелова А.Г. О дополнительных коммуникативно-прагматических функциях высказывания в английском языке // Проблемы современного теоретического и синхронно-описательного языкознания. Вып. II «Предложение и текст: семантика, прагматика и синтактика» / Под ред. В.В.Богданова. Л., 1988; Карабан В.И. Сложные речевые единицы. Прагматика английских асиндетических полипредикативных образований. Киев, 1989; (подробнее – П-1992). 16 третий тип составных РА с отношением способствования, где осуществление перлокутивной цели первого компонента делает возможным осуществление перлокутивной цели второго компонента. К способствующим отнесены метаречевые акты: обращения, сигналы привлечения внимания типа Look! Look here, ..., Excuse me, ... 17. Авторы, анализирующие РА в подобном ключе, эксплицитно формулируют мысль о принципиальной разнице между речевыми актами, ограниченными рамками предложения (простого или сложного), и последовательностью, или цепочкой предложений и речевых актов (Т. ван Дейк, В.И.Карабан). Сформулированное данными авторами требование –единица речевой деятельности должна обязательно иметь сентенциальную форму, что свидетельствует о единой речеактовой интенции говорящего, – мы соотносим с микро-РА и в зависимости от того, является ли интенция простой или сложной, различаем элементарные и сложные микро-РА. С другой стороны, в работах коммуникативно-прагматического и коммуникативно-семантического направления нередко рассматриваются разнообразные построения, более сложные, чем микро-РА (в принятом нами объеме), составные части которых также объединены единой коммуникативной целью (ср., например, коммуникативную структуру у Л.П.Чахоян, коммуникативный акт у У.Эдмондсона, комплексный акт, или иллокутивно-актовый комплекс аргументации у Ф.Еемерена и Р.Гроотендорста, блок высказываний и диалогический блок у Н.А.Коминой). Все эти построения имеют разный объем и охватывают единицы разных уровней, вплоть до речевых ходов и их объединений. Используется лингвистами и термин макроакт. Концепция макроакта и макроиллокуции, подробно изложенная М.Л.Макаровым в работе 1990 г. «Коммуникативная структура текста», в значительной степени обобщает взгляды калининской прагмалингвистической школы и отчасти опирается на идеи Т. ван Дейка. Согласно этим взглядам, в тексте и дискурсе выделяется одна или более пропозиция и одна или более иллокуция, которые определяют его макроструктуру, его глобальную организацию. Это глобальный макроакт, макроиллокуция, деятельностно-целевая доминанта текста или дискурса. Прагматическое объединение речевых актов происходит на всех уровнях – на уровне отдельного коммуникативного хода, на уровне интеракции, на уровне трансакции и всего макродиалога. Результат такого прагматического объединения речевых актов о д н о г о коммуниканта назван в нашей работе макро-речевым актом. Применение данного термина к единицам уровня речевого взаимодействия и выше представляется неприемлемым, т.к. РА – это п о с т у п о к , и он должен осуществляться одним коммуникантом. Следовательно, макро-РА, в нашем понимании, совпадает либо с репликовым шагом, либо ходом. В настоящей работе ставится также вопрос о существовании прерывистых макроРА. Делается вывод о следующих необходимых признаках, определяющих существование 17 Карабан В.И. Указ. соч. подобной макро-единицы: единая макротема, единая перлокутивная цель, концентрация вспомогательных микро-РА вокруг одного доминирующего, отсутствие смены тактики, отражающей этапное осуществление цели на уровне данного (прерывистого) макро-РА коммуниканта (т.е. второй коммуникант при этом достаточно пассивен и не заставляет говорящего сменить избранную им тактику). Примером такого прерывистого макро-РА может служить цепочка реплик первого коммуниканта в речевом взаимодействии, взятом из пьесы Б.Шоу «Пигмалион»: H i g g i n s : Why have you begun going on like this? May I ask whether you complain of your treatment here? Liza: No. H i g g i n s : Has anybody behaved badly to you? Colonel Pickering?… Liza: No. H i g g i n s : I presume you don't pretend I have treated you badly. Liza: No. (B.Shaw) В данном диалоге все реплики профессора Хиггинса, следующие за первой, носят вспомогательный характер, так как фактически конкретизируют первую. Они объединены единой темой и перлокутивной целью. Тактика выяснения не меняется под влиянием ответов второго коммуниканта. 2.2. Принципы классификации и субклассификации иллокутивных актов 2.2.1. Функционально-прагматическое поле интенциональности. Слитные речевые акты. Учитывая те моменты в трактовке речевых актов (РА), о которых речь шла выше, мы принимаем традиционное раздельное представление иллокутивной силы и пропозиции, принятое в работах Дж.Серля. Под пропозицией понимается «семантический образ ситуации или факта реального мира или других возможных миров, запечатленный в предложении»18. Пропозиция является семантическим инвариантом, общим для всех коммуникативных парадигм предложения19. Принимается также традиционная классификация иллокутивных актов в терминологии Дж.Серля и Вандервекена (ассертивы, директивы, комиссивы, экспрессивы и декларативы, а также выделяемые другими лингвистами в отдельный класс вопросы, или интеррогативы). В книге Дж.Серля и Д.Вандервекена приводится четыре компонента иллокутивной силы, важных для всех классов РА. Они фактически были сформулированы в более ранних работах Дж.Серля, а в совместной работе раскрываются несколько подробнее. Это, во-первых, иллокутивная цель, определяющая класс РА: например, сообщение о положении дел для ассертивов, побуждение кого-либо к действию для директивов, осуществление того положения дел, которое представлено в пропозиции, для декларативов и т.д. Второй компонент – это условия пропозиционального содержания, которые заключаются в том, что иллокутивная сила накладывает определенные ограничения на пропозициональное содержание РА. Так, если говорящий извиняется за что-то, то это должны быть совершенные им действия или что-то, за что он несет ответственность. 18 19 Богданов В.В. Речевое общение. Прагматические и семантические аспекты. Л., 1990, с.69. Лингвистический энциклопедический словарь, 1990, с.401. Третий компонент – это подготовительные условия, которые носят пресуппозиционный характер и связаны с обстоятельствами произнесения РА. Например, если говорящий извиняется, то он исходит из пресуппозиции, что он совершил что-то плохое или достойное порицания. Четвертый важный компонент – условия искренности, связанные с определенным психологическим настроем говорящего, необходимым для успешного осуществления РА, намерения, желания и т.п. Правда, неискренний РА, хотя и ущербен (defective), не всегда обречен на коммуникативную неудачу. Например, адресат может не заметить лжи или не обратить внимания на неискренность извинения. В рассматриваемой работе список компонентов дополнен тремя новыми, но они не носят всеобъемлющего характера и указывают на различия отдельных пар РА внутри класса. Так, просьба и команда (приказ) различаются интенсивностью выражения иллокутивной цели, а также способом достижения цели (приказ основан на власти), а просьба и мольба различаются интенсивностью выражения условий искренности20. Данные критерии, на наш взгляд, менее существенны не только потому, что они носят частный характер. Кроме того, способ достижения цели (например, опора на авторитет для РА группы советов) можно свести к предварительным условиям. Если говорящий, давая совет, исходит из ложной пресуппозиции о своем авторитете, то он рискует потерпеть коммуникативную неудачу. Что же касается использования признака интенсивности для разграничения подклассов РА, то он не может быть достаточно надежным, поскольку каждый РА сам по себе может выступать не только в нейтральной, но и в усиленной или смягченной форме. Поэтому, опираясь на данный критерий, трудно сказать, где усиленный вариант РА одного подкласса, а где РА другого подкласса. Условия осуществления речевых актов фактически были положены в основу семантического словаря речеактовых глаголов А.Вежбицкой, где проводится тщательный семантический анализ большинства наиболее распространенных глаголов речи и где каждый глагол получает прагма-семантическое толкование именно в русле теории Дж.Серля. Например, используя особый метаязык, А.Вежбицка следующим образом вводит толкование глагола «warn»: (1) I think you might do something that would cause something bad to happen to you; (2) I say: you might do something that …, (3) I say this because I want to cause you to be able to cause that bad thing not to happen to you 21. В этом толковании (1) отражает предварительные условия пресуппозиционного характера, (2) – условия пропозиционального содержания (ситуация, о которой сообщается, связана с чем-то плохим для адресата); (3) содержит указание на иллокутивную цель (побудить адресата сделать что-то для предотвращения чего-то плохого) и на условия искренности (говорящий не хочет, чтобы с адресатом случилось что-то плохое). Представляется, что к выделяемым Дж.Серлем классам РА и к их подклассам можно применить полевой подход, обозначив данное поле как функциональнопрагматическое поле интенциональности. Мы отдаем предпочтение термину ФПП по сравнению с ранее использовавшимся ФСП интенциональности22 по следующим причинам: несмотря на то, что многие положения теории поля, разработанные 20 Searle J., Vanderveken D. Foundations of illocutionary logic. Cambr., London, New York, 1985. Wierzbicka A. English speech act verbs. A semantic dictionary. Sydney, New York, et al., 1987, p.177. 22 Шелингер Т.Н., Поспелова А.Г. Прагматические составляющие речевого акта как основа многообразия его реализаций в диалоге // Семантические и прагматические аспекты изучения языковых единиц: Тезисы докладов краевой научно-практической конференции. Барнаул, 1987. Т.2. 21 отечественными лингвистами23, вполне применимы к рассматриваемому материалу, в основе выделения ФСП лежит семантический инвариант, семантическая категория (например, аспектуальность), в то время как интенциональность – понятие в первую очередь прагматическое. И если говорить в этом случае о двустороннем формально-содержательном единстве, как это делается в отношении ФСП, то речь может идти лишь о прагматическом или прагмасемантическом содержании. Что касается понятия «функция» в ФСП, то А.В.Бондарко подчеркивает два ее аспекта: потенциальный и целевой. Целевой связан с назначением того или иного средства, а потенциальный – со способностью данной единицы к реализации определенных целей. Последнее требует пояснения в связи с тем, что речь идет о полевом структурировании единиц речевой деятельности. Однако в лингвистике существуют понятия типового акта и акта-поступка, и в данном случае имеются в виду типовые акты. Поле интенциональности может быть представлено в виде двух пересекающихся полей: поля констатации и поля директивности. Если первое поле, безусловно, можно определить как моноцентрическое с ассертивами в качестве ядра, то во втором поле центральные и периферийные позиции классов и подклассов не столь очевидны. Решение этого вопроса не является для нас целью. Вопрос об относительной удаленности отдельных периферийных классов и разновидностей РА поля констатации и директивности от ядра в зависимости от используемых языковых средств специально рассматривается в кандидатской диссертации Т.Н.Шелингер24. Нас же интересует взаимосвязь отдельных элементов друг с другом, пересекаемость их признаков. В этом плане мы опираемся на вариант полевого подхода, разработанный Б.Е.Зерновым на материале английской системы частей речи. В частности, используются понятия существенного признака и связующего признака. Последний определяется автором как «любой признак … , через который устанавливаются прямые и косвенные контакты данной сущности с другими сущностями аналогичного с ней статусного порядка»25. Применение данного подхода к РА позволяет наглядно показать интегративные свойства РА наряду с дифференцирующими признаками, описанными Дж.Серлем. В результате, к полю констатации в настоящей работе отнесены следующие к л а с с ы : ассертивы, комиссивы и часть декларативов. Для комиссива связующий признак – «информирование», так как говорящий сообщает адресату о своих будущих действиях (ср. один из компонентов значения глагола promise в указанном словаре А.Вежбицкой «I say: I will do it»). Правда, для комиссива признак информирования гораздо менее существен, чем взятие на себя обязательства. Еще один вид РА, для которых связующий признак информирования хотя и не является самым существенным, тем не менее представлен достаточно четко, – это декларативы ассертивного типа, когда положение дел меняется за счет сообщения какой-то информации, например произнесения «Check (mate)» при условии определенной расстановки фигур на шахматной доске. Адмони В.Г. Основы теории грамматики. М., 1964; Бондарко А.В. Функциональная грамматика. Л., 1984. Шелингер Т.Н. Нетрадиционно выделяемые коммуникативные единицы современного английского языка. Автореф. канд. дис. Л., 1986. 25 Зернов Б.Е. Взаимодействие частей речи. Статика и динамика (на материале английского языка): Автореф. докт. дис. Л., 1988, c.4. 23 24 По поводу п о д к л а с с о в перечисленных типов РА следует сказать следующее. Для ассертивов за основу была взята субклассификация Л.П.Чахоян, разграничивающая сообщения («I inform you that …»), утверждения («I assure you that …»), предположения («I suppose …») и констатации обобщающего характера, не связанные с конкретной ситуацией («I state …»)26. Однако утверждения мы понимаем несколько шире, чем Л.П.Чахоян, не связывая его исключительно с категоричным высказыванием и установлением истинности факта, о котором идет речь. Мы присоединяемся к мнению тех лингвистов, которые считают, что значение утверждения может варьироваться по степени категоричности27. Для утверждения и предположения, в нашей трактовке, наиболее существенным признаком является сообщение о мнении говорящего. Говорящий может настаивать на истинности этого мнения, подавая его как знание. При этом он может ввести референтную ситуацию с помощью фактивного предиката know. Но чаще в утверждениях предпочтение отдается предикату sure. Все эти средства усиливают степень категоричности утверждения, но их присутствие или даже импликация в высказывании совсем не обязательны. Иллюстрацией разной степени категоричности утверждения может служить следующее предложение, которое говорящий начинает строить как предположение, затем путем самокоррекции как утверждение и далее усиливает степень категоричности своего утверждения: «The curtains of the other window, … were they drawn?» … «I think – I am almost sure – yes, quite sure! They were not drawn» (Christie). К утверждениям мы относим высказывания, соотносимые с ментальным планом, включающим перечисляемые Н.Д.Арутюновой модусы со значением полагания, истинностной оценки, общей аксиологической оценки; к предположениям – со значением сомнения и допущения28. В одну группу с утверждениями отнесены также подклассы «похвала» и «лесть». Для РА сообщения существенную роль играют, как представляется, именно знания коммуникантов о положении дел, вернее, их наличие у говорящего и отсутствие у слушающего. По крайней мере из этого исходит говорящий, осуществляя действие информирования. В словаре А.Вежбицкой почти каждый пункт толкования глагола inform содержит know: «I assume that you want to k n o w something about Х, I k n o w something about X that I think you should know. I assume I should cause you to know it …». Таким образом, осведомленность говорящего и неосведомленность слушающего о положении дел входят в пресуппозицию сообщения в качестве предварительных условий. Кроме перечисленных подклассов к РА-ассертивам мы причисляем также целый ряд так называемых слитных РА, включающих в качестве обязательного эмоциональный компонент, сливающийся с иллокутивным. Любой из перечисленных выше подклассов РА может в определенной речевой ситуации сопровождаться выражением той или иной эмоции разной интенсивности, но ее присутствие в данных РА факультативно, как в Чахоян Л.П. Общая теория высказывания // Спорные вопросы английской грамматики / Под ред. В.В.Бурлаковой. Л., 1988. 27 Lyons J. Semantics. London, Melbourne. Vol.2, 1979. 28 Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М., 1988. 26 следующем примере: «I've arranged to go to a dance and I am damn well going to a dance» (Herriot). Что касается РА, названных нами слитными, то в них эмоциональный компонент определяет природу данного РА, его принадлежность к определенному подклассу. Так, жалоба, будучи соотнесенной с общим связующим признаком с простым РА-сообщением, всегда содержит отрицательную эмоцию, либо гнев (от сильного до легкого раздражения), либо страдание (тоже разной степени интенсивности)29. Примером жалобы первой разновидности может служить любая жалоба клиента в сфере обслуживания, примером второй – различные жалобы в быту на плохое здоровье или дискомфорт: «I have a headache!», «My feet hurt. My shoes are tight!» Речь идет именно об эмоциональном, а не об оценочном компоненте. Мы их в данном случае различаем исходя из того, что оценочность не всегда предполагает присутствие эмоции, хотя эмоция, со своей стороны, сопряжена либо с положительной, либо с отрицательной оценкой. РА могут получить оценочную интерпретацию, но быть при этом эмоционально нейтральными. В этом случае к слитным РА они не причисляются, тем более что оценочную интерпретацию можно дать многим разновидностям РА, в частности, всем директивам30. Упреки ассертивного типа, ориентированные в основном на прошлое (иногда недавнее), соотносятся либо с сообщением, либо с утверждением, например, … you've got the coffee all over my trousers! Упрек обычно выражает слабую степень гнева, раздражение. То с сообщениями, то с утверждениями, на наш взгляд, обнаруживают связующий признак РА-восклицания типа «Dear!, dear!» или «You fool». Можно согласиться с толкованием глагола exclaim, приводимым в словаре А.Вежбицкой, которое сводится к следующему: «Я воспринимаю (perceive) что-то, испытываю по этому поводу определенную эмоцию и громко восклицаю, так как хочу, чтобы кто-то об этом узнал». Однако, при этом эмоция отчасти непроизвольна и явно превалирует над сообщением или утверждением. С утверждением связан еще один подкласс ассертивов – обвинение: «He's a thief, that's what he is» (Maugham). Обвинение обычно включает гнев достаточно высокой степени интенсивности. Существует и другая точка зрения на рассматриваемые РА. Некоторые лингвисты относят их к экспрессивам (Е.М.Вольф, Р.В.Шиленко и др.), но они, на наш взгляд, существенно отличаются от последних: во-первых, экспрессивы – это этикетное выражение психологического состояния, эмоций, нередко чисто формальное. В рассматриваемых РА выражаемые эмоции, как правило, действительно присутствуют; вовторых, данные РА обнаруживают сходство с ассертивом в отношении иллокутивной силы (отчасти сообщение новой информации или высказывание мнения). И как следствие этого, в третьих и четвертых они до определенной степени поддаются верификации и имеют тот же вектор соответствия слов миру, что и ассертивы. У экспрессивов, как известно, этот критерий «не работает». О десяти базовых эмоциях, выделяемых в психологии, см. Изард К. Эмоции человека. М., 1980. Акимова Т.Г., Масленникова А.А. Семантика императива и оценка // Общие и специальные вопросы языковой типологии / Отв. ред. Н.Д.Андреев. М., 1987. 29 30 С точки зрения связующих признаков представляют интерес и отдельные подклассы комиссива. Обещание, как известно, является реакцией на просьбу партнера по коммуникации или на стимул, исходящий, по мнению говорящего, из ситуации. Желательность или целесообразность осуществления гарантии или клятвы тоже, как правило, не вызывают у говорящего сомнений. РА-предложение типа offer (или предложение комиссивного типа) в этом плане отличается от них. Осуществляя данный РА, говорящий готов взять на себя обязательство осуществить определенное действие, но при этом он не уверен, что адресат заинтересован в его осуществлении или в его результатах. Отсюда – связующий признак, объединяющий данный РА с предложением директивного типа (т.е. типа suggest): побуждение адресата обдумать данный вариант и решить, заинтересован он в нем или нет. Это достаточно существенный признак для предложения комиссивного типа, правда для данного подкласса, очевидно, менее существенный, чем «комиссивный» признак. Оба эти признака находят отражение в стереотипных этикетных реакциях на данный РА. «Yes, please»: «yes» – на директивную часть, «please» – на комиссивную и, соответственно, «no» – на директивную и «thank you» – на комиссивную. Перейдем к полю директивности. Сюда входит к л а с с побудительного типа, за которым закреплен термин директив (с подклассами четырех групп: требование, просьба, совет и предложение директивного типа). К этому же полю относится и отдельный класс интеррогативов, или вопросов. Связующий признак – побуждение дать информацию – находит, на наш взгляд, отражение в одном из видов реакции на вопрос, а именно в отказе от ответа: когда адресат дает утвердительный, отрицательный или информирующий ответ, он удовлетворяет познавательные потребности партнера по коммуникации, в этом проявление самого существенного признака вопроса. Но одновременно своим ответом он осуществляет вербальное действие (изредка невербальное в виде жеста и т.п.), и это реакция на директив. Более четко эта реакция проявляется в виде отказа от ответа типа «I can't be expected to answer that question». Это и не утвердительный, и не отрицательный, и не информирующий ответ. Следовательно, класс вопросов имеет связующий признак, хотя и не самый существенный для него, соотносящий его с побудительными РАдирективами. Часть класса декларативов также попадает в рассматриваемое поле: декларативы директивного типа, когда положение дел меняется в результате побуждения адресата к действию в соответствующей обстановке, например, при вызове свидетеля для дачи показаний: «X is called to the stand». Перформативные глаголы, используемые при осуществлении декларативных РА, нередко содержат либо сему «информирование»: to sentence – to state that somebody is to have a certain punishment, либо сему «волеизъявление»: to vote that … – to suggest, to propose 31. 31 Hornby A.S. Oxford advanced learner’s dictionary of current English. Oxford, Moscow, 1982. Класс экспрессивов Т.Н.Шелингер достаточно удачно разместила на пересечении поля констатации и директивности, где они образуют общий сегмент32. По поводу п о д к л а с с о в РА поля директивности отметим следующее: для интеррогативов была принята субклассификация Л.П.Чахоян33 с небольшими модификациями. Один из подклассов, вопросы-переспросы, отнесен к слитным РА, т.к. вопросы этого типа обычно выражают побуждение к верификации в сочетании с эмоцией удивления, гнева, интереса-волнения и т.п. Из подклассов директива остановимся на угрозах, предостережениях и упреках. Угрозу некоторые лингвисты относят к директивам, а некоторые – к комиссивам. Подобно РА-предложениям комиссивного типа, они «ситуативно ограничены»: говорящий берет на себя обязательство совершить что-то в ущерб адресату при условии невыполнения последним его требований. Следовательно, здесь налицо связующий признак, общий для угрозы и перечисленных выше подклассов комиссива. Однако, гораздо более существенным в данном случае представляется директивный признак – побуждение адресата к той или иной линии поведения: ведь не является же главной целью говорящего взятие на себя каких-то обязательств. Поэтому есть больше оснований, отметив наличие связующего комиссивного признака, все же отнести угрозу к директивам, к подклассу требований, вместе с такими РА, как приказ, разрешение, запрет. Все эти РА основаны на власти или силе социального, физического или какого-либо иного характера. Но угроза, кроме того, включает обязательный эмоциональный компонент (негативное отношение к адресату угрозы) и поэтому является слитным РА. К числу слитных РА относится также предостережение, соотнесенное с простым РА-советом, сочетающимся при предостережении с волнением, связанным с грозящей адресату опасностью. В доказательство правомерности такой трактовки можно привести следующие количественные данные: из 25 произвольно выбранных предостережений и 40 угроз примерно 30% предостережений и 60% угроз оказались эмоционально маркированными в тексте: содержали эмотивную лексику, междометия, повторы, показатель особой интонации – восклицательный знак и т.п., что свидетельствует о высокой степени эмоциональной насыщенности большого числа примеров. Упреки обычно рассматривают либо как директивы, либо (при расширенной трактовке экспрессива) как экспрессивы. Большинство упреков ориентировано на будущее и отчасти настоящее, они обладают признаками директива и таковыми, вполне очевидно, и являются, как, например, «You are wasting my time» в соответствующем коммуникативном контексте. Однако довольно четко выделяется и группа упреков с ориентацией на прошлое, которые были отнесены к ассертивам. То, что некоторые классы или подклассы РА так четко распределяются именно между констатацией и директивностью, говорит в пользу объединения РА в данные два поля, образующих общее ФПП интенциональности. Идея объединения классов РА в более 32 33 Шелингер Т.Н. Указ. соч. Чахоян Л.П. Синтаксис диалогической речи современного английского языка. М., 1979. крупные группы выдвигалась нами еще в работе 1982 г.34, где была сделана попытка обосновать подобные группировки их корреляцией с разными функциями языка, подчиненными главной, коммуникативно-интеллектуальной, однако, необходимо признать, что четкого соответствия вывести не удалось: в РА все функции переплетаются, хотя в отдельных случаях какая-то одна может доминировать. Есть еще один довод в пользу выделения двух полей, правда косвенный. Это то, что лингвисты, занимающиеся разработкой совершенно других проблем и решающие иные задачи, приходят к сходным выводам. Так, Н.Н.Матвеева в монографии, посвященной парадигматике сложноподчиненного предложения, взяв за основу синтаксическую структуру предложения, целевую установку говорящего и реактивное поведение адресата, сводит РА к двум интенциям говорящего: информировать и активизировать, вызывать ответную реакцию35. В философско-семантической концепции модальности А.В.Зеленщикова, как было отмечено выше, речь идет о дескриптивности и креативности как двух способах представления пропозиционального концепта (см. п. 1.1. настоящей работы). Таким образом, идея объединения РА в два поля, поле констатации и директивности, созвучна взглядам целого ряда отечественных лингвистов. Иллокутивные характеристики РА с учетом введенного нами разделения их на простые и слитные представлены в виде схемы, где слитные РА располагаются параллельно тем простым, с которыми они соотносятся. Если они образуют самостоятельный подкласс, то получают отдельный буквенный индекс. Иллокутивные акты 1. Ассертивы Простые Слитные а) сообщение; жалоба; упрек ассертивного типа; восклицание; обвинение; б) утверждение, похвала, лесть; в) предположение; г) констатация. 2. Интеррогативы (вопросы) Простые а) верификативный; б) идентифицирующий; Слитные в) вопрос-переспрос; г) уточняющий; д) эксплицирующий; е) антиципирующий. 3. Директивы Простые а) требование, приказ, разрешение, запрет; Слитные угроза; Поспелова А.Г. О принципах выделения эмотивных высказываний в английском языке // Лингвистические единицы разных уровней и их функциональные характеристики / Под ред. А.В.Юрина. Краснодар, 1982. 35 Матвеева Н.Н. Проблемы парадигматики сложноподчиненного предложения (на материале современного английского языка). Л., 1984. 34 б) просьба; упрек директивного типа; предостережение; в) совет, предупреждение, рекомендация; г) предложение директивного типа, приглашение; 4. Комиссивы Простые а) обещание; б) гарантия; в) клятва; г) предложения комиссивного типа. 5. Экспрессивы (этикетные речевые действия) Простые Слитные а) приветствие; б) прощание; в) принятие благодарности и извинения (типа «That's ОК!»); г) благодарность; д) извинение; е) поздравления и добрые пожелания, тосты; ж) соболезнование. 6. Декларативы Простые а) декларатив ассертивного типа – институциональное заявление, которое сближается по форме с сообщением; б) декларативы директивного типа – институциональное волеизъявление. В классе экспрессивов благодарность, извинение, поздравление, добрые пожелания и тосты, а также соболезнования трактуются как слитные РА, как виды этикетного выражения положительной или отрицательной эмоции: радости, вины, стыда, огорчения. РА остальных подклассов рассматриваются как простые, так как они не включают постоянного эмоционального компонента. Итак, если учесть, что директив угроза имеет связующий признак с комиссивом, то единственным классом РА, вообще не включающим в свой состав слитных РА, оказывается класс декларативов, что можно объяснить институциональным характером последних. 2.2.2. Классификация речевых актов по характеру соотношения их прагматической формы и прагматического содержания. Выбрав в качестве единицы анализа РА, исследователь неизбежно сталкивается с необходимостью решения вопроса о трактовке косвенных РА. Поэтому данный параграф посвящен обсуждению некоторых спорных вопросов, касающихся анализа высказываний, характеризующихся в самом общем виде расхождением формы (грамматической, графической и отчасти просодической) и коммуникативной направленности. В отечественных работах по стилистике и функциональной грамматике английского языка, авторы которых при изучении текста или предложения идут от формы к содержанию, существует традиция рассматривать данное явление в плане транспозиции предложения (М.Я.Блох, И.В.Арнольд, а также многие другие). При этом обычно говорится о переосмыслении синтаксических структур, об актуализации вторичных функций в предложениях определенного коммуникативного типа – повествовательных, вопросительных, побудительных, иногда восклицательных. Значительное внимание в таких трудах уделяется риторическому вопросу, служащему эмфатическим утверждением: Isn't that too bad? Why should there be a knocker? (The door is open). Высказывания типа Am I tired! рассматриваются как транспозиция вопросительных предложений в восклицательные; And this is what you want to study at Cambridge? – как транспозиция повествовательного предложения с превращением его в вопрос с оттенком иронии; Can you open the door? и Would you mind opening the door? – как транспозиция вопросительного предложения в побудительное. В последние десятилетия, когда усилилось внимание к коммуникативнопрагматическому аспекту языковых явлений, ученые стали использовать понятие прагматического транспонирования, т.е. употребления предложений в несвойственных им прагматических функциях, или рассматривать косвенность высказывания как результат транспонирования одной синтаксической структуры в такие речевые условия, которые характерны для другой структуры. При таком переносном (в прагматическом отношении) употреблении предложения основным, базисным его значением считается прямое, а вторичным – косвенное (Г.Г.Почепцов, Т.А.Шишкина). Отчасти это направление продолжает новая концепция интерпретации скрытых смыслов А.А.Масленниковой36, но лишь отчасти, так как, с одной стороны, здесь речь также идет о транспозиции коммуникативных типов высказываний, при которой любой коммуникативный тип п р и о б р е т а е т з н а ч е н и е восклицательности и / или вопросительности (разрядка наша, А.П.), а с другой стороны, подчеркивается, что за направление функционального сдвига принимается движение от значения одного коммуникативного типа к функционированию в форме другого коммуникативного типа, что несколько сближает данный подход с речетворческим аспектом изучения высказывания. В большинстве работ представителей теории речевых актов принято противоположное направление в трактовке косвенности: от коммуникативного назначения высказывания к его форме (Дж.Серль, А.Дейвидсон и др.). В результате в их работах речь идет о косвенных речевых актах с определенной иллокутивной силой, или функцией, лишь по форме сходных с другими речевыми актами или одновременно являющихся и теми и другими (т.е. первичное и вторичное меняются местами). Круг 36 Масленникова А.А. Лингвистическая интерпретация скрытых смыслов. СПб., 1999. рассматриваемых этими авторами явлений несколько иной: риторические вопросы, а также высказывания с ироническим подтекстом, как правило, не анализируются. В центре внимания находятся типизированные образования – косвенные директивы, подобные просьбе Can you open the door? –«конвенциональные косвенные речевые акты»37. В работах отечественных лингвистов, изучающих высказывание в речетворческом аспекте38, вопрос о вторичности косвенной иллокутивной функции снимается, так как в первую очередь осуществляется тот или иной РА, а способ его выражения в плане языковой структуры может быть либо прямым, либо косвенным. Данный подход оправдан именно при анализе высказывания-РА в диалогическом дискурсе. Такой косвенный РА может оказаться доминирующим в составе макро-РА и определить его иллокутивную силу (см. пример в конце п. 2.1). Любая трактовка косвенных РА в той или иной мере затрагивает проблему имплицитных смыслов высказываний в процессе вербальной коммуникации. В самом общем виде имплицитные смыслы понимаются как «невыраженные, но осознаваемые значения коммуникативных актов»39. Сюда можно отнести и трактовку косвенных речевых актов как обусловленных фоновыми знаниями говорящих, и изучение их с учетом коммуникативных постулатов и импликатур П.Грайса, и сделанную Г.Г.Почепцовым (мл.) попытку выделить «опережающие» высказывания, чья структура состоит из описания настоящей ситуации и следующей за ней ситуации, которую автор называет секвенцией (высказывание «Дует» имеет для окружающих «секвенцию» – указание на необходимость закрыть дверь). В новой теории интерпретации скрытых смыслов А.А.Масленникова косвенные РА трактует как результат синтаксической метафоризации. Важным для анализа косвенных РА является также разграничение эксклюзивных и инклюзивных скрытых смыслов. Эксклюзивные смыслы направлены горизонтально, на развитие текста. В них моделируется то умозаключение, к которому должен прийти адресат, что сближает косвенные РА, обладающие этим свойством, с «опережающими» высказываниями Г.Г.Почепцова (мл.). Инклюзивные смыслы выходят из плоскости текста и задача адресата в этом случае не продолжить текст, а выявить иллокуцию40. На основе анализа многочисленных работ, посвященных изучению высказываний как косвенных или как результата транспозиции коммуникативных типов предложений (см. обзор, приводимый в П–1988), в настоящем исследовании делается вывод о существовании широкого и узкого подхода к явлению косвенности. Достаточно широкий подход характерен для большинства работ по стилистике и функциональной грамматике, 37 Searle J.R. Indirect speech acts // Syntax and semantics / Ed. by J.P.Kimball. New York, 1975. Vol.3: Speech acts, p.59-82. 38 Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью (референциальные аспекты семантики местоимений). М., 1985; Поспелова А.Г. О средствах смягчения коммуникативного намерения в современном английском языке // Вестник Ленингр. ун-та, 1985, №16, с.67-72. 39 Никитин М.В. Имплицитные значения в структуре вербальной коммуникации // Всесоюзная научная конференция «Коммуникативные единицы языка». Тезисы докладов / Отв. ред. Г.В.Колшанский. М., 1984, с.187-189. 40 Масленникова А.А. Указ. соч. а также для ряда работ прагматического направления. Но даже при достаточно широкой трактовке исследуемого материала круг рассматриваемых явлений у разных авторов совпадает не полностью. Расхождения касаются риторических вопросов, ироничных высказываний, высказываний, характеризующихся внутрикатегориальным (а не межкатегориальным) функциональным сдвигом типа «I must say that I never want to come back here again». И все же, несмотря на перечисленные расхождения, мы считаем, что у этих авторов принято широкое толкование косвенности, так как все они включают в анализируемый материал два основных вида косвенных высказываний – так называемые конвенциональные, т.е. типизированные, образования (Can you open the door?) и высказывания, не имеющие узуально закрепленного за ними значения, употребляемые лишь в определенных условиях в роли другого речевого акта (It is late – как побуждение к действию). Дальнейшее сужение рассматриваемого понятия идет по двум линиям. Либо исключаются конвенциональные РА как содержащие семантику прямого РА в своей пропозициональной части, либо высказывается прямо противоположная точка зрения и неконвенциональные РА типа «It's cold in here!» называются намеками, которые по отношению к «Close the window!» являются другим речевым актом, который просто в особых условиях используется вместо данного. Однако сохранение термина косвенные РА за всеми высказываниями, обнаруживающими хотя бы малейшие расхождения между формой и иллокутивной функцией, или между локуцией и иллокуцией, признается в настоящей работе более целесообразным, так как в сопоставлении более четко раскрывается специфика каждой разновидности. К числу дискуссионных относится и вопрос о количестве иллокутивных функций, или коммуникативных интенций, в косвенном РА. Наряду с широко распространенным взглядом, что интенции две, высказывалось и мнение, что в РА представлена одна интенция, причем, либо соответствующая его форме, либо «косвенная», показателем чего является реакция адресата. Автор настоящей работы придерживается мнения о необходимости дифференцированного подхода к рассматриваемым речевым единицам и вводит понятия моно- и полиинтенциональных косвенных РА. Анализируется взаимодействие двух РА – так называемого буквального (термин Дж.Серля «literal utterance»), т.е. того РА, с которым используемое высказывание сходно по форме, и актуального (термин Дж.Лайонза «actual»), выделяемого в соответствии с его реальным коммуникативным назначением в определенной ситуации. При этом учитывается, с одной стороны, прагматическая форма каждого из этих РА, т.е. свойственная им формальнограмматическая структура, рассматриваемая предельно детально (например, для высказывания, имеющего форму вопроса с вопросительным словом why: Why do smth?, Why not do smth?, Why don't you do … и т.д.), и, с другой – прагматическое содержание каждого их этих РА, т.е. их коммуникативное значение, необходимый набор условий их осуществления. К м о н о и н т е н ц и о н а л ь н ы м РА отнесены типовые образования, фактически утратившие связь с тем РА, с которым они формально сходны. Иначе говоря, в современном английском языке они не используются с той иллокутивной силой, которая соответствует их форме: 1. «Do you mind posting this letter?»; 2. «Will you say I am out?»; 3. «If I were you, I'd do this exercise again!»; 4. «Was she a good dancer!». В отношении примеров (1) – (4) утверждается, что фактор п р а г м а т и ч е с к о й ф о р м ы б у к в а л ь н о г о р е ч е в о г о а к т а в них фактически не представлен, так как эти типовые структуры используются в английском языке исключительно для выражения просьбы (1), (2), совета (3) и эмоционального утверждения (4). В примере (2) о том, что форма вопроса стерта, свидетельствует частое отсутствие вопросительного знака на конце и употребление маркера просьбы please (ср. Will you give me back my fan, please?). Вопросы, касающиеся будущего действия адресата и соответствующие по форме примеру (2), существуют, но, вероятно, их можно считать омонимами просьб с вспомогательным, а не модальным глаголом will. Высказывания типа (4) вообще используются только с восклицательным знаком, а с вопросом их формально сближает лишь порядок слов. Прагматическое содержание буквального речевого акта здесь также отсутствует: неравноценны (или недопустимы) трансформации: «I ask you if you mind posting this letter»; «I ask you if you will say I am out»; «I inform you that if I were you I would do this exercise again»; «I ask you if she was a good dancer». Ф а к т о р п р а г м а т и ч е с к о й ф о р м ы а к т у а л ь н о г о Р А в них четко выражен, так как данная форма узуально закреплена именно за указанной иллокутивной силой: просьбой – (1), (2), советом – (3) и эмоциональным утверждением – (4). Интонация данных высказываний тоже соответствует именно этой иллокутивной силе. Так же четко передано в этих случаях и прагматическое содержание актуального РА, так как эти высказывания произносятся исключительно с целью побуждения адресата к действию (1) – (3) или констатации говорящим мнения эмоционально-оценочного характера (4). Моноинтенциональные РА, подобные приведенным выше, названы стереотипами. П о л и и н т е н ц и о н а л ь н ы е РА охватывают несколько разновидностей. Значительную часть также составляют конвенциональные единицы. Приведем пример анализа одной из таких разновидностей: 1. «Why not leave her alone?» – совет в форме вопроса; 2. «Who said I was sorry?» – эмоционально-эмфатическое утверждение в форме вопроса; 3. «I wish you would stop pulling at my arm» – просьба в форме сообщения; 4. «Can / could you give me a lift to the station?» – просьба в форме вопроса. Здесь форма буквального РА либо не представлена (как в первом примере), либо представлена в большей или меньшей степени, в зависимости от того, насколько часто конструкции именно с данной формой глаголов (например, can / could) или именно с данной формой местоимений («Can you help me?» «I wish you would …») используются в высказываниях с «буквальной» коммуникативной направленностью. Прагматическое же содержание буквального РА в отличие от предыдущей разновидности присутствует во всех высказываниях, кроме риторического вопроса (2), хотя и подчинен актуальному содержанию. Это содержание можно раскрыть для примеров типа (1) и типа «Why don't you…?» как вопрос о том, какие есть основания для того, чтобы сделать что-то или не делать чего-то, и, если достаточно веских оснований нет, то лучше этого не делать (или соответственно сделать). Сходное объяснение можно дать примерам (3) и (4). Что касается риторических вопросов, то по всеобщему признанию эти высказывания не являются вопросами по своей сути, т.е. буквальное прагматическое содержание в них не представлено, есть лишь форма. Если вернуться к примерам типа «Why (not) do smth?» или «Why don't you…?», то следует отметить, что вопросительное прагматическое содержание подобных высказываний в некоторых случаях прослеживается весьма четко, что подтверждает справедливость мнения о присутствии буквального прагматического содержания наряду с актуальным. Для иллюстрации приведем текстовый отрезок, макро-РА, где говорящий дает совет адресату позвонить девушке, которая ему нравится. Косвенному микро-РА совету, доминирующему в данном макро-РА, предшествует два предположения, ориентированных на подтверждение и вопрос: (5) «She's not engaged to him, is she? You're not married, are you? Or are you frightened of him (о сопернике)? Why don't you phone the girl and ask her to go out with you?» (Amis). Прагматическая форма актуального РА этой разновидности существует, так как по этой модели регулярно строятся высказывания-советы (1), (5), эмфатические утверждения (2) и просьбы (3), (4). Прагматическое содержание актуального РА также имеется и доминирует. Таким образом, данный вид высказываний следует охарактеризовать как полиинтенциональный, поскольку в них признаки актуального РА представлены полностью, а буквального – частично. Данная разновидность полиинтенциональных конвенциональных РА отнесена в работе к м о д е л и р о в а н н ы м косвенным. Аналогичным образом анализируются еще две разновидности косвенных РА, которые получают название составных и импликативных. С о с т а в н ы е РА типа «I must ask you if you have seen my niece» или «May I inform you that…?» содержат выраженные эксплицитно перформативные глаголы и в то же время глагол вместе с вводимой им пропозициональной частью как бы вставлен в другое высказывание с собственным показателем иллокутивной силы (в наших примерах в ассертив и интеррогатив). Отличительная черта данной разновидности – одинаково четко прослеживаемая форма буквального РА (структура, широко используемая в вопросительных или констатирующих высказываниях) наряду с прагматической формой актуального РА (эксплицитный перформатив). Однако в отношении просодической формы буквального РА следует сделать одну оговорку: в лингвистической литературе отмечалось, что модальный глагол в подобных косвенных РА имеет слабое ударение, а в соответствующих прямых РА – сильное41. 41 Davison A. Indirect speech acts and what to do with them // Syntax and Semantics / Ed. by J.P.Kimball. New York, 1975. Vol.3: Speech acts, p.143-185. В высказываниях рассматриваемого типа представлено прагматическое содержание только включенного актуального РА, другого нет: «She asked him if he had seen her niece», но не «She informed him that she must ask him if he had seen her niece». Четвертый тип косвенных РА является единственным неконвенциональным. Он определяется в исследовании как полиинтенциональный и назван и м п л и к а т и в н ы м . Они в большей степени опираются на контекст (здесь имеется в виду более широкое из двух основных пониманий контекста, «включающее в себя все факторы, сопутствующие вербальной коммуникации, начиная с конкретной ситуации, в которой протекает общение, и кончая всей совокупностью культурных и социальных условий, определяющих весь смысловой и языковой комплекс коммуникативных актов») (Колшанский). Примерами импликативных РА являются: 1. «People should always read things before they sign them» – в определенной ситуации одновременно констатация и совет; 2. «I'm going to take the car home!» «You haven't driven for months» – одновременно утверждение, раскрывающее причину, по которой действия адресата расцениваются как опасные, и само предостережение об опасности. В РА данной разновидности, таким образом, представлено прагматическое содержание как буквального, так и актуального РА. Что касается прагматической формы, то в этом случае формально представлен только буквальный РА. Итак, применение единого принципа анализа к тому разнообразному материалу, который в научной литературе относят к косвенным высказываниям и (или) транспонированным предложениям, приводит к выводу о необходимости выделения моноинтенциональных косвенных высказываний – стереотипов и трех видов полиинтенциональных косвенных высказываний: моделированных, составных и импликативных. Из четырех перечисленных видов только последний не является типовым, или конвенциональным. В работе также предлагается дифференциация РА еще в одном направлении, а именно по линии разграничения однородных и разнородных косвенных РА. К о д н о р о д н ы м отнесены такие РА, которые объединяют форму и прагматическое содержание двух подклассов одного и того же класса РА, например, двух видов вопросов (верификативного и идентифицирующего): «Have you seen Mary?» «She is in the kitchen.» Актуальным для данного высказывания является идентифицирующий вопрос, что подтверждается ответной репликой. Примеры однородных РА можно также найти среди составных высказываний: «I must say that …». К р а з н о р о д н ы м косвенным РА отнесены остальные случаи, где объединяются форма и прагматическое содержание двух разных классов, например вопроса любого подкласса и просьбы. Сюда входят и составные высказывания с формальным включением РА одного класса в РА другого класса, например экспрессива в интеррогатив или ассертив: «May I thank you for…?», «I must apologize for…». Довольно большое внимание, отводимое косвенным РА в настоящем исследовании (см. П–1988), объясняется достаточно важной ролью, которая принадлежит данному виду РА в осуществлении усиления и особенно смягчения КН говорящего в коммуникации. Причем, следует отметить, что хотя рассмотренные механизмы действуют в первую очередь в сфере иллокуции, они опосредованно влияют и на интерактивный компонент РА, о чем речь пойдет в следующих параграфах. 2.3. Интерактивная характеристика речевого акта-поступка. Интерактивный потенциал типового речевого акта. Для того, чтобы охарактеризовать интерактивный компонент РА и показать его взаимодействие с иллокутивным компонентом в процессе коммуникации, необходимо было принять какую-либо классификацию интерактивных актов. Общепринятой классификации такого рода не существует из-за больших расхождений в трактовке интерактивной природы РА, поэтому в настоящем исследовании в качестве рабочего используется тот перечень отдельных классов интерактивных РА и их подклассов, который удалось извлечь из разных источников: некоторые из них приводились авторами в числе иллокутивных актов42, другие упоминаются при характеристике речевых ходов43,а часть из них используется при функциональносемантическом анализе разных видов реакций в диалогической речи 44. Свидетельством их интерактивного характера, на наш взгляд, является их ориентация на шаг или ход второго коммуниканта. Интерактивные акты 1. Информирование – РА, требующий либо комментария со стороны адресата, либо его сигнала, что содержание РА услышано и усвоено. 2. Запрос – РА, ориентированный на получение ответа. 3. Побуждение – РА, ориентированный на получение согласия или отказа выполнить требуемое действие или на его выполнение. 4. Комментарий – РА, служащий для распространения и дополнения предшествующего РА собеседника или говорящего. В последнем случае РА стимулируется репликой собеседника и является ретрактивным, т.е. говорящий возвращается к своей предыдущей реплике, внося необходимые изменения или пояснения (Д.Вундерлих): а) подтверждение – согласие с высказанным мнением или намерением собеседника; подтверждение своего собственного предыдущего высказывания (ретракция); б) возражение – несогласие с высказанным мнением или намерением; в) отмена – отказ от собственного предыдущего высказывания (ретракция); г) распространение – обеспечение предшествующего высказывания собеседника или говорящего (при ретрактивном акте) дополнительной информацией. 5. Восприятие – РА, служащий сигналом того, что содержание предыдущего РА услышано и усвоено. Иногда эмоционально окрашено. Edmondson W. Указ. соч.; Зернецкий П.В. Единицы речевой деятельности в диалогическом дискурсе // Языковое общение. Единицы и регулятивы / Под ред. И.П.Сусова. Калинин, 1987. 43 Паронян Ш.А. Единицы целенаправленного общения в английской диалогической речи: Автореф. канд. дис. Л., 1989. 44 Чахоян Л.П. Коммуникативно-семантическая теория высказывания (на материале новоанглийского языка): Автореф. докт. дис. Л., 1980; Комина Н.А. Коммуникативно-прагматический аспект английской диалогической речи: Автореф. канд. дис. Киев, 1984. 42 6. Ответ – вербальное (изредка невербальное) действие, вызванное РА-запросом: а) утвердительный; б) отрицательный; в) информирующий. 7. Реакция на побуждение (Реакция): а) согласие-готовность; б) несогласие, отказ, в том числе отказ от ответа на вопрос. Иллокутивные акты всех ранее перечисленных шести классов свободно выступают в роли различных интерактивных актов. В настоящей работе изучаются различные иллокутивно-интерактивные комбинации, зарегистрированные в речевом взаимодействии. Приведем для иллюстрации несколько примеров элементарных взаимодействий (состоящих из двух реплик-ходов). Иногда это взаимодействия, бóльшие по объему. При анализе сначала указывается класс и подкласс иллокутивного акта, а затем, после точки с запятой – интерактивного. Классы интерактивного акта обозначаются с заглавной буквы, чтобы отличить их названия от тех же слов в нетерминологическом употреблении (ср. ответ, реакция, комментарий). Ассертивы отличаются разнообразной прагматической валентностью. Следующее речевое взаимодействие иллюстрирует ассертивы в двух интерактивных ролях: (1) «I have too great a regard for your welfare!» (2) «What do you mean?» (3) «Townsend will marry you only when he is co-respondent…» (Maugham). (1) Ассертив (утверждение); Реакция (на просьбу дать развод – А.П.) (отказ). (2) Интеррогатив (эксплицирующий); Запрос. (3) Ассертив (сообщение); Ответ (информирующий). Следующий пример включает макро-РА, в котором доминирует первое высказывание: (1) «And yet every day it's getting worse and worse. I don't know what to do…» (2) «What is getting worse?» (Christie). (1) Слитный ассертив (жалоба); Информирование. (2) Интеррогатив (уточняющий); Запрос. Характерной особенностью интеррогативов является преимущественное их использование в одной интерактивной функции, а именно Запроса. Исключение составляют слитные РА, вопросы-переспросы, которые как правило выражают Восприятие. Высказывалось также мнение, что вопрос (например уточняющий) может в определенных ситуациях служить ответом на вопрос. Однако, мы считаем, что при этом совершается альтернативный ход, в составе которого вопрос, как и в инициальном ходе, играет роль Запроса. По поводу директива следует отметить, что для всех его подклассов, кроме угроз (которые, как было указано выше, находятся на периферии класса директивов), типичной является инициальная позиция во взаимодействии и, следовательно, интерактивная функция Побуждения. В респонсивной реплике директивы используются значительно реже и выполняют роль Реакций-отказов или Реакций-согласий, что рассматривается в следующем параграфе. При определении интерактивной роли экспрессивов за отправную точку берется наблюдение о том, что данные РА имеют связующий признак как с РА поля констатации, так и директивности, и располагаются на пересечении этих полей (см. п. 2.2.1. и подробнее П–1992). Сходство с ассертивами обнаруживают благодарности, поздравления, выражения соболезнования и принятия благодарности и извинения (типа That's OK), а с директивами и интеррогативами, входящими в поле директивности, приветствия, прощания и извинения. Поэтому в настоящей работе интерактивный компонент первой группы РА определяется как информирование особого рода (в инициальных ходах) или как комментарий особого рода (в респонсивных ходах), а второй группы – как побуждение особого рода (в инициальных ходах) или как Ответ особого рода (в респонсивных ходах). Оговорка «особого рода» означает, что учитывается направленность данных РА на установление, поддержание или прерывание контакта, поэтому их интерактивная функция обозначается как информирование (контакт), и т.п. Приведем несколько примеров: (1) «I'm sorry, Jake. Please forgive me.» (2) «Forgive you, hell.» (3) Please forgive me». (Hemingway). (1) Слитный экспрессив (извинение); Побуждение (контакт). (2) Слитный ассертив (восклицание); Ответ (контакт). (3) Слитный экспрессив (извинение); Побуждение (контакт). Это пример прерывистого макро-РА извинения. Семантический и лексический повтор используются для усиления КН говорящего. Выражение соболезнования часто не сопровождается ответной репликой: (1) «I do want you to know how deeply I sympathize with you in your husband's death.» (Maugham). (1) Слитный экспрессив (соболезнование); Информирование (контакт). Аналогичный вид имеет анализ примеров, где инициальную позицию занимает поздравление или тост. Они, подобно соболезнованиям и комиссивам, возникают в ответ на стимул, исходящий из ситуации. Но появление данных РА может стимулировать и просьба (для тостов) или сообщение (устное или письменное для поздравлений): (1) «But the fact is that I've just been offered the post of Chief Justice…» (2) «Oh, Father, I'm so glad. I congratulate you with all my heart.» (Maugham). (1) Ассертив (сообщение); Информирование. (2) Слитный экспрессив (поздравление); Комментарий (контакт). Реплика 2-го коммуниканта – это пример макро-РА извинения. Доминирует второе высказывание. Первое служит для его усиления и, в свою очередь, имеет сложную структуру. Этот сложный микро-РА состоит из способствующего РА, выраженного обращением, и ассертивного РА сообщения. В п. 2.2.1. упоминалось разграничение двух видов декларативов, принятое в нашей работе. Интерактивная функция декларатива в инициальном ходе обычно вытекает из характера его иллокутивного компонента. Для декларатива ассертивного типа это Информирование (институциональное), а для декларатива директивного типа – Побуждение (институциональное). Примером декларатива в интерактивной функции Информирования является заявление судьи в адрес адвоката: «Your company is in contempt of court, Mr.Keely.» (Grisham). Обвинение в неуважении к суду влечет за собой либо штраф, либо тюремное заключение представляющего фирму адвоката. В респонсивном ходе декларатив обычно выступает как Реакция согласие или отказ, либо как Ответ, утвердительный или отрицательный. Иллюстрацией утвердительного Ответа может служить вердикт присяжных в следующем примере, где запрос судьи передается описательно: Judge Taylor (1) was polling the Jury. (2) «Guilty…» «Guilty…» «Guilty» (Lee). (1) Интеррогатив (верификативный); Запрос. (2) Декларатив (ассертивного типа); Ответ (утвердительный). Обобщение анализа всех обнаруженных в процессе исследования вариантов сочетаемости иллокутивного компонента с интерактивным в составе одного РА позволило вывести иллокутивный потенциал каждого из выделяемых в работе РА, рассматриваемых в данном случае как типовых: Взаимодействие иллокутивного и интерактивного компонента в едином РА Иллокутивный акт Интерактивный акт Информирование Ассертив Интеррогатив + Запрос + + + + + + подтверждение + + возражение + + распространение + Восприятие + + + + утвердительный + отрицательный + информирующий + Реакция на согласие – готовность + + побуждение несогласие, отказ + + Ответ ЭкспКомис- рессив Декласив (контакт) ратив + Побуждение Комментарий Директив + + + + + + + + Проведенный анализ и отражающая его результаты Таблица показывают, вопервых, что каждый РА (кроме вспомогательного) можно охарактеризовать одновременно с двух точек зрения, используя при этом один из терминов ряда «ассертив, интеррогатив, директив и т.д.» и один – из ряда «Информирование, Восприятие, Комментарий и т.д.» Этим наша трактовка отличается от мнения тех лингвистов, которые выстраивают все эти термины в один ряд, считая, что РА в дискурсе может быть либо ассертивом, либо Комментарием, но не тем и другим одновременно. Во-вторых, как показывает Таблица, выведен интерактивный потенциал типовых иллокутивных актов, т.е. иллокутивных актов как классов. Наибольшим потенциалом, по нашим данным, отличается ассертив (10 возможных интерактивных позиций: все, кроме Запроса). Второе место занимают директив, экспрессив и декларатив (по 6 позиций). Последние два класса обнаруживают много общего в интерактивном плане. Предельно специфичны в отношении выполняемых ими интерактивных ролей комиссив и интеррогатив (по 2 позиции). Если рассматривать имплицитный ассертив как немаркированный член противопоставления в ряду иллокутивных актов, то для объяснения наблюдаемой картины можно обратиться к одной из языковых универсалий, сформулированных лингвистами: «для всякого противопоставления маркированный член имеет более редкую встречаемость, чем немаркированный»45. А именно то, что он является немаркированным членом оппозиции, вероятно, побудило некоторых лингвистов противопоставить его (используя остиновский термин «констатив») всем остальным имплицитным перформативным высказываниям (В.В.Богданов, Е.В.Падучева и др.). Два класса РА с наименьшим интерактивным потенциалом – комиссивы и интеррогативы – отличаются специфичной прагматической природой. Так, комиссив по определению должен ограничиваться функциями согласия-готовности и Информирования. Взаимодействие иллокутивных компонентов РА с функцией согласия / несогласия рассматривается более подробно в первом параграфе 2-го раздела диссертационного исследования, так как на этом материале нам более удобно ввести и проследить действие механизма речевых приоритетов, которое находится в центре внимания 2-го раздела. Раздел второй УСИЛЕНИЕ / СМЯГЧЕНИЕ КОММУНИКАТИВНОГО НАМЕРЕНИЯ ГОВОРЯЩЕГО С ПОЗИЦИЙ ТЕОРИИ РЕЧЕВЫХ ПРИОРИТЕТОВ Глава I. ДЕЙСТВИЕ МЕХАНИЗМА РЕЧЕВЫХ ПРИОРИТЕТОВ В СФЕРЕ ИЛЛОКУЦИИ И ИНТЕРАКЦИИ 1.1. Введение понятия механизма речевых приоритетов (на примере функционирования интерактивных актов согласия / несогласия). В сфере взаимодействия иллокутивного и интерактивного компонентов РА наглядно прослеживается действие «механизма речевых приоритетов»46 (МРП), вернее один из случаев его проявления. Этот механизм целиком относится к области манифестации и заключается в том, что говорящий при подборе лексико-грамматических средств оформления РА переключает свое собственное внимание и внимание адресата с одного компонента на другой и приоритетным оказывается то один аспект РА, то другой. Касаясь принципов протекания процессов синтаксирования при речепорождении, В.Б.Касевич в книге «Семантика. Синтаксис. Морфология» пишет: «… производится очень быстрый перебор (курсив наш – А.П.) разных конфигураций, составленных из словоформ, пока Лингвистический энциклопедический словарь ..., с.535. Этот термин никак не связан с термином В.В.Богданова «коммуникативные приоритеты», который подразумевает соотношение статусов говорящего, адресата, слушающего и третьих лиц (Богданов В.В. Речевое общение ..., с.33). 45 46 одна из них не будет удовлетворять одновременно и смысловому заданию: оно диктуется выходом семантического компонента, и правилам (возможно, и фреймам – образцам), которыми и руководствуется акцептор результата действия»47. Автор не выделяет особо сферы манифестации или прагматического аспекта предложения, но подбор говорящим средств лексико-грамматического и, соответственно, просодического оформления речевых актов можно охарактеризовать аналогичным образом. Первая сфера действия описываемого механизма – выделение попеременно то иллокутивного, то интерактивного, а иногда и эмотивного компонента РА прослеживается в данном параграфе на интерактивных актах согласия и несогласия. Согласие и несогласие входят в состав двух интерактивных пар: 1) Информирование – Комментарий (подтверждение / возражение) и 2) Побуждение – Реакция (согласиеготовность / несогласие, отказ). В первой паре в качестве кодифицированных способов в английском речевом общении используются: безглагольное высказывание «Yes» и его развертывание в виде «Yes, it is»; «Yes, it does» и т.п.; «That's right»; «Quite so». Но одновременно говорящий может выражать свою положительную установку по отношению к речи собеседника не прибегая ни к данным устойчивым образованиям, ни к глаголу agree или выражению I am of the same opinion. Многие из респонсивных РА, используемых с этой целью, оформлены как обычные ассертивы-сообщения, утверждения и т.д. Приводимый ниже пример иллюстрирует оба способа выражения подтверждения высказанных собеседником предположений: «I take it your husband hasn't seen it. James Slocum is your husband?» «Yes. He hasn't seen it». (Macdonald). «Yes» является реакцией на второе предположение, а сообщение, подтверждающее первое предположение, дословно повторяет пропозициональную часть речевого акта первого коммуниканта. Респонсивная, или реактивная, позиция РА в целом может быть охарактеризована как иллокутивно слабая, в ней ожидается «интерактивное» оформление. Однако нередко наблюдается и использование типично «иллокутивных» средств, таких как в данном примере, что бывает вызвано определенными коммуникативными задачами говорящего. В приведенном примере это желание четко отделить друг от друга ответы на второй и на первый вопрос. В лингвистической литературе отмечалось, что подобные реплики являются особым средством передачи дополнительной информации в диалогической речи. По нашим наблюдениям, они часто бывают средством усиления. Аналогичная картина наблюдается в той же паре с реакцией-несогласием: для иллокутивно-слабой позиции характерны устойчивые «No», No it isn't», «That's not true», перформатив «I disagree». Если предыдущая реплика партнера по коммуникации содержит отрицание, то возражение имеет форму «Yes, it is / does» и т.п. («Yes, you did» в ответ на «I didn't …»). Во второй паре, побуждение к действию – согласие-готовность / отказ, также существуют типично «интерактивные» средства типа «OK», «all right», «good idea», «yes (I 47 Касевич В.Б. Семантика. Синтаксис. Морфология. М., 1988, с.243. will)», «no problem», «no (I won't)», «I disagree» (редко), «I object» и т.п.: (1) «You must go there.» (2) «No. I object.» (3) «Your objections cost nothing». (Moorcock). (1) Косвенный директив (требование); Побуждение. (2) Ассертив (утверждение); Комментарий (отказ). (3) Ассертив (утверждение); Комментарий (возражение). Иллокутивные средства преобладают, например, в следующем отказе в ответ на требование дать денег: «I am afraid I can't give it to you» – сообщение; отказ (Maugham). Этот РА можно охарактеризовать как прямой, но в иллокутивно слабой позиции нередко встречаются косвенные РА рассматриваемого типа, что особенно характерно для возражений и отказов, и в меньшей степени – для выражения подтверждения и согласия. В связи с этим представляется необходимым остановиться на вопросе, что в данном случае считать косвенным РА? У тех авторов, которые рассматривают согласие, возражение и т.д. как иллокутивные акты, эта проблема не стоит. Если же принять точку зрения, что РА – это иллокутивно-интерактивная единица, то неясно, правомерно ли говорить о косвенном интерактивном акте – возражении и т.д. В исследовании высказывается точка зрения, что косвенный РА – это в первую очередь иллокутивный акт. Для рассматриваемых примеров – это косвенные ассертивы (утверждения, сообщения и т.д.), и лишь опосредованно получается «косвенное» согласие или несогласие, а вернее косвенный РА в целом. Разграничение прямых и косвенных ассертивов в данных примерах проводится с учетом диспозиционального характера рассматриваемых РА. Поэтому прямым в таких случаях должен считаться ассертив, в котором эксплицитно представлены признаки сообщения, утверждения и т.д. о положительной или отрицательной диспозиции говорящего в отношении речи собеседника. Проводится сопоставление прямых и косвенных РА в иллокутивно слабой позиции: с одной стороны, прямым можно считать РА утверждение-согласие; маркером положительной диспозиции говорящего к речи первого коммуниканта является повторение его слов (иногда с усилением). При возражении аналогичным сигналом служит повторение этих слов с отрицанием. В следующем примере сообщение = отказ в ответ на предложение также содержит маркеры диспозиции говорящего; то, что отрицание относится к третьему лицу, согласуется с адресованностью предложения комиссивного типа: «Perhaps you would like me to make a prayer for the dead, lady?» «Go away», Madam Rechevsky pulled her arm away immediately. «Abraham Rechevsky does not need professional prayers!» (I.Shaw). С другой стороны, сообщение-согласие или несогласие может не содержать эксплицитных признаков положительной или отрицательной диспозиции говорящего: «Will you go with me?» – предложение директивного типа; побуждение – «I must say goodbуe to my mother,» said Jerek. «Does it mean that you accept my proposal to leave this planet?» (Moorcоck). Это пример косвенного РА той разновидности, которую мы назвали однородным косвенным РА: буквальный РА и актуальный РА принадлежат к одному классу (в данном случае к ассертивам), но к разным подклассам. Вместо сообщения диспозиционального характера формально представлено утверждение о необходимости попрощаться. Пример косвенного разнородного РА: Jimmie: «Go and make some tea». Cliff: «Make some yourself» (Osborne). В ответной реплике вместо ассертива с маркерами диспозиции используется директив. Это разнородный косвенный РА, который иллюстрирует использование такого типично «иллокутивного» средства, как повелительное наклонение в иллокутивно слабой позиции, что связано с тактикой речевого общения, избранной говорящим, в данном случае с тактикой парирования. В приведенных РА приоритетными оказываются средства, типичные либо для оформления иллокутивного акта, либо для интерактивного. В слитных РА, содержащих обязательный эмоциональный компонент, говорящий, находясь в соответствующем психологическом состоянии, может выдвигать на первый план именно этот компонент. Тогда возражения приобретают форму восклицаний: «Nonsense!», «Really!» и т.п. Делается вывод о том, что в целом можно говорить о косвенных возражениях, отказах и т.д., но следует помнить, что эта косвенность носит опосредованный характер и обеспечивается использованием косвенного иллокутивного акта, правда, обычно в реактивной реплике. Отдельные положения теории аргументации также поддаются интерпретации с позиций теории речевых приоритетов. Согласно прагмадиалектической теории аргументации, иллокутивно-актовый комплекс аргументации, обладающий одной иллокутивной силой (аргументации), большей частью объединяет не менее двух предложений – элементарных РА, имеющих собственную иллокутивную силу (утверждения, сообщения и т.д.). Они могут быть прерывистыми в том случае, когда второй коммуникант запрашивает дополнительные аргументы в пользу высказанной точки зрения или в пользу приведенных ранее аргументов. Данный коммуникативный акт имеет не только иллокутивный, но и интерактивный аспект: осуществляется перлокутивный акт убеждения, направленный прогрессивно на достижение согласия с высказанной точкой зрения48. Аргументация, будучи выделена на более высоком текстовом уровне49 – это коммуникативный акт, качественно отличный от входящих в его состав РА: входящие в его состав утверждения имеют двойную иллокутивную силу и все вместе должны быть связаны особым образом с другим предложением в форме вывода (либо предшествующим им, либо следующим за ними). На этом более высоком уровне все высказывания, выражающие точку зрения и осуществляющие аргументацию, рассматриваются как ассертивы, либо прямые, либо косвенные, как, например, «Давай возьмем зонтик, или ты хочешь промокнуть?», который выражает и аргументирует точку зрения «целесообразно взять зонтик, или ты промокнешь»50. Несколько аргументов, сконцентрированных вокруг подобного РА, вместе с ним самим образуют одновременно и сложный коммуникативный акт аргументации, и 48 49 50 Eemeren F., Grootendorst R. Speechacts in argumentative discussions. Foris Publications, Dordrecht, 1984. В нашем понимании, это логико-семантический уровень организации текста. Еемерен Ф., Гроотендорст Р. Аргументация, коммуникация и ошибки. СПб., 1992. обычный макро-РА, где могут доминировать РА различной иллокутивной силы. В этом случае доминирующий РА определяет иллокутивную силу всего макро-РА и в отличие от РА аргументации последний не является принципиально отличным от своих составляющих. Если этот макро-РА занимает интерактивно сильную позицию (в респонсивной реплике), то важную роль играет его интерактивная функция, отражающая регрессивную связь между репликами, т.е. тот перлокутивный эффект, который имеет предыдущий РА другого коммуниканта и который реализуется рассматриваемым макроРА, как в следующем примере: (1) «Bud, I’ll want you to take over some of the book work –– » (2) «I don’t think I’ll be able to. (3) I’m going to marry Ella Parkins, and we won’t be living here.» (Cunningham). (1) Косвенный директив (просьба); Побуждение. (2) Косвенный ассертив (сообщение); Реакция (отказ). РА (2) является косвенным сообщением, так как имеет форму предположения. Он доминирует в реплике второго коммуниканта, а (3) – вспомогательный РА. На уровне аргументации (2) является выражением точки зрения, а (3) содержит два аргумента в ее поддержку. Еще одним примером аргументативной дискуссии является следующий, который начинается с того, что первый коммуникант отвергает высказанную ранее точку зрения: (1) «... I can assure you that no matter what you know, I do not know that Theresa was implicated.» (2) « But Miss Lawson’s story» (3) «Miss Lawson’s story. Just that.» (4) «But she says –– » (5) «... Always you are so ready to take what people say for a proved and accepted fact.» (Christie). (1) Ассертив (утверждение); Комментарий (возражение). (2) Ассертив (сообщение); Комментарий (возражение). (3) Ассертив (утверждение); Комментарий (возражение). (4) Ассертив (сообщение); Комментарий (возражение). (5) Косвенный ассертив (утверждение); Комментарий (возражение). Реплики второго коммуниканта являются неудачной попыткой заставить собеседника переменить свою точку зрения. Эти попытки неудачны отчасти из-за того, что второй коммуникант не выдвигает новых аргументов после того, как первый был отвергнут, то есть не меняет своей тактики в процессе данного речевого взаимодействия (хотя именно это необходимо для удачного продолжения дискуссии). Таким образом, это тот редкий случай, когда несколько микро-РА образуют как один прерывистый коммуникативный акт аргументации, так и один прерывистый макро-РА на другом уровне (обычно прерывистый коммуникативный акт аргументации соответствует нескольким макро-РА в нашем понимании). В нашей работе выдвигается точка зрения, что приведенные примеры демонстрируют действие МРП в том смысле, что на первый план выходит то один уровень, то другой: в одном случае для говорящего приоритетным является сообщение собеседнику информации о невозможности выполнить просьбу последнего. Это сообщение для смягчения дается в форме предположения. Приводимое обоснование также носит информирующий характер и не содержит каких-либо индикаторов аргументативной функции. Точно так же предложение взять зонтик – это в первую очередь директив, побуждение к действию, аргументация же отступает на задний план. Что касается последнего из приведенных примеров, то здесь явно приоритетной оказывается аргументация, так как первая же реплика фокусирует внимание на обсуждении определенной точки зрения и готовности убедить в ней собеседника: «I can assure you that…». А последняя реплика иллюстрирует один из характерных способов завершения аргументативной дискуссии: в ней фактически утверждается неприемлемость выдвинутых оппонентом аргументов. Таким образом, теория речевых приоритетов предлагает один из способов интерпретации соотношения, устанавливаемого в процессе коммуникации между «традиционным» уровнем речевых актов, к которому мы относим и наши макро-РА, и уровнем аргументации – логико-семантическим уровнем организации текста. 1.2. Действие механизма речевых приоритетов при усилении / смягчении коммуникативного намерения говорящего (иллокутивный аспект) 1.2.1. Усиление коммуникативного намерения. Как усиление, так и смягчение КН направлено, в первую очередь, на иллокутивный акт, но и здесь прослеживается опосредованное влияние на интерактивные свойства РА в речи. Действие МРП в сфере градуирования иллокутивной силы проявляется в том, что при усилении и смягчении КН в центре внимания говорящего нередко оказывается какойлибо один из компонентов иллокутивной силы РА51, и это отражают используемые языковые средства. Во многих случаях усиление РА поля констатации направлено в первую очередь на иллокутивную цель, что может обеспечиваться использованием перформативного глагола или его субстантивного эквивалента, поскольку именно перформатив является самым четким показателем иллокутивной силы РА, а следовательно, и однозначным средством раскрытия его иллокутивной цели. Для описания подобных построений использовался существующий в лингвистике термин «коммуникативный интродуктор», понимаемый как предикативная единица коммуникативно-вводящего характера. Различаются три ступени обособления интродуктора от базовой части предложения: на 1ой ступени интродуктор фактически не обособляется, например, «I promise you I will do my best» (Maugham); на 2-ой ступени интродуктор формально отчленен, не выходя за рамки предложения: «How much longer will it be?» «Not much longer now, darling, I swear it» (Chtistie); и на 3-ей ступени интродуктор выделен в позицию самостоятельного предложения: «I'll come home as soon as I can. It's a promise, Mom» (Forsyth). Коммуникативный интродуктор 2-ой ступени может быть частью сложного РА, а 3-ей – макро-РА, но при условии, что такой интродуктор и базовая часть каждый выполняет свою иллокутивную роль, а в примерах, подобных выше приведенным, используются 51 О данных компонентах см. п.2.2.1 первого раздела. элементарные РА, где иллокутивная сила и пропозициональная часть представлены расчлененно. Типичными коммуникативными интродукторами, служащими для усиления утверждений в форме элементарного РА, являются «I tell you» и «I assure you». Подчеркивание совершаемого речевого действия и, следовательно, иллокутивной цели может быть достигнуто и другими способами, например эмфатическим do, инверсией и т.д., а для декларатива к числу таких средств мы относим употребление hereby. Так, предположение, в котором эмфатическое do непосредственно связано с конструкцией, определяющей его принадлежность к данному подклассу ассертива, характеризуется бoльшей долей уверенности, чем вариант без do: «He never does come in the middle of the day, does he?» (Maugham). Аналогично, если инверсия непосредственно затрагивает составное сказуемое, определяющее принадлежность высказывания к тому или иному подклассу РА поля констатации, она рассматривается как средство усиления иллокутивной цели. Ученые неоднократно отмечали употребление неканонической формы перформативных глаголов, например пассива, в определенных сферах общения и при определенных условиях. Употребление формы длительного вида вместо индефинитных форм отмечается скорее как исключение52. В нашем материале представлены единичные примеры употребления данной формы с целью усиления РА. Как отмечалось выше, в некоторых случаях иллокутивная сила высказывания может накладывать определенные ограничения на пропозициональное содержание РА (2й компонент иллокутивной силы, по Дж.Серлю и Д.Вандервекену). Иногда и этот компонент оказывается приоритетным при усилении, например: Mrs Pumphrey wrung her hands. «Oh, I will, Mr.Herriot. I’m sure you are right, but it is so difficult, so very difficult». (Herriot). Здесь, во-первых, обещание усиливается маркером эмоции: междометием «oh» подчеркивается будущее действие коммуниканта (I will) и, во-вторых, усиливается жалоба, причем усиление с помощью повтора и других средств опять направлено на пропозициональное содержание, обязательное для жалобы: положение дел отрицательного свойства (difficult). В другом примере, утверждении аксиологического типа (комплименте), с помощью особой конструкции подчеркивается именно «положительный» компонент пропозиционального содержания: «Well, if you aren’t a wonder» (Dreiser). Утверждения, жалобы и обещания – это те три вида РА, где отмечена приоритетная роль пропозиционального содержания при усилении ассертивов. При этом использования коммуникативных интродукторов не наблюдалось. Петрова Е.С. Перформативные глаголы и перформативные предложения // Актуализация предложения. Т.2. Синтаксические модели и их варианты / Под ред. А.И. Варшавской. СПб., 1997. 52 Приоритетный характер третьего компонента иллокутивной силы, предварительных условий, как правило, подчеркивается именно коммуникативными интродукторами. В то же время они отличаются от интродукторов, включающих перформатив. Они отличаются относительной самостоятельностью (2я, 3я ступень обособления), и эта самостоятельность не только структурная, но и прагматическая: они имеют собственную иллокутивную силу, хотя и осуществляют одну перлокутивную цель вместе с базовой частью. Несмотря на то, что они могут находиться не только в препозиции, но и в постпозиции к доминирующему высказыванию, мы их рассматриваем как способствующие (в терминологии В.И.Карабана). Так, в сложном РА-сообщении за основной информацией базовой части может следовать «you understand?» или ей может предшествовать «Do you know what…?», которые подчеркивают предварительное условие информированности говорящего по обсуждаемому вопросу и недостаточной, с его точки зрения, информированности слушающего (о чем см. п.2.2.1 первого раздела). Иногда подобные интродукторы располагаются дистантно, образуя прерывистый макро-РА: «Guess who died last night?» … «I give up», I snap at the phone. «Harvey Hale» (Grisham). То, что вопрос первого коммуниканта ориентирован в первую очередь на подчеркивание важной для собеседника информации, а не на обязательное получение ответа, подтверждается частым использованием подобных коммуникативных интродукторов в составе непрерывного макро-РА: «And do you know who the man was? He was a Welshman, a Welshman» (Green). При анализе подобных примеров в некоторых случаях применялась классификация, предложенная Т.П.Третьяковой для речевых стереотипов, согласно которой различаются функции 1) антиципации, когда стереотип стоит в начале и предвосхищает введение информации, 2) аддитива, когда он стоит в конце и служит дополнением, иногда подчеркивая окончательность и важность сказанного и 3) сопутствования, когда он стоит в середине коммуникативной единицы53. Несмотря на то, что наши коммуникативные интродукторы далеко не всегда являются речевыми стереотипами, данная классификация вполне применима ко многим из них. Приведенные выше примеры иллюстрируют антиципацию. Разнообразие используемых коммуникативных интродукторов определяетя разнообразием предварительных условий, присущих отдельным подклассам РА поля констатации. Для утверждения, выражающего мнение говорящего, одним из предварительных условий можно считать допущение существования другого мнения на Третьякова Т.П. Функциональная семантика и проблема речевого стереотипа: Автореф. канд. дис. СПб., 1998. 53 этот счет. Поэтому при усилении говорящий может подчеркивать свою способность устранить сомнение. Употребление целого ряда риторических вопросов в качестве утверждений также связано, на наш взгляд, с данным предварительным условием. Косвенный РА в данном случае оспаривает, отвергает другое мнение (существование которого либо предполагается, либо формулируется в предыдущей реплике): «Why should I…?», «How can / could I…?», «Who says / said…?» Для упрека одним из предварительных условий мы считаем смысловой компонент, сформулированный А.Вежбицкой следующим образом: «I assume you understand that you shouldn't have done it». В качестве средства усиления, направленного на акцентирование именно этого компонента иллокутивной силы РА, выступает коммуникативный интродуктор «Didn't I tell you!» или его более официальный вариант «I have (repeatedly) warned you.» И далее следует базовая часть. Вместе они обычно образуют либо сложный макро-РА, либо макро-РА упрек ассертивного типа. С той же пресуппозицией связан и косвенный упрек в форме риторического вопроса: «How could you…?» А.А. Масленникова, давая интерпретацию имплицитного смысла косвенных высказываний, аксиологическому имеющих вопросительную компоненту: форму, функциональный сдвиг отводит главную подобных роль предложений объясняется тем, что аксиологическая переменная частично или полностью подавляет вопросительное значение. При этом делается одно очень важное для нас замечание: «В зависимости от конкретных условий контекста может реализовываться то оценочная, то эротетическая (вопросительная – А.П.) переменная или обе одновременно»54. Это замечание фактически называет еще одну сферу действия механизма речевых приоритетов. Как отмечалось выше, при осуществлении РА-предложения комиссивного типа говорящий не уверен в том, что адресат заинтересован в его предложении (предварительное условие). Поэтому, когда он подчеркивает свою готовность осуществить действие по первому требованию говорящего, он фактически выделяет данный компонент иллокутивной силы: «If you wish to open up the rooms, I will have it done, you have only to tell me» (Maurier) – сложный РА, предложение комиссивного типа, где последняя часть может рассматриваться как способствующий элементарный РА. Наблюдаемое многообразие средств усиления, направленных на пресуппозиционный компонент иллокутивной силы, очевидно, связано с той важной ролью, которая вообще отводится содержанию пресуппозиций в процессе декодирования содержания КН говорящего. На эту особенность указывают Г.М. Щерба и Л.И. 54 Масленникова А.А. Указ. соч., с.147. Боголюбова в одном из разделов коллективной монографии, изучающей речевое общение на материале французского языка. Авторы объясняют данное явление высокой степенью достоверности для декодирующего информации, заключенной в пресуппозициях: ведь пресуппозиции – это нечто известное заранее как факт55. Отсюда внимание говорящего к предварительным условиям осуществления РА. Четвертый компонент иллокутивной силы РА, условие искренности, еще чаще оказывается в центре внимания говорящего. При усилении сообщений используются либо языковые средства, выделяющие предикат пропозициональной части высказывания и тем самым подчеркивающие убежденность говорящего в истинности сообщаемого, либо вводные образования, подчеркивающие искренность говорящего (frankly, upon my word и т.п.): «I went back … but I did notice that the kitchen door was open…» (Christie). Типичным средством усиления утверждений, ориентированным на условия искренности, является «I am sure». При отрицании нередко используются более эмоциональные варианты: «I don't / wouldn't believe / suppose for a minute, not … if you paid me a million dollars, not on your life». Эмоциональными вариантами в утвердительных высказываниях являются «Heaven / God knows, I'll back my life, I'll bet anything you like, It's … or I'm a Dutchman». Для констатаций (имеющих обобщающий характер) обнаружен лишь один способ усиления компонента условия искренности, а именно, эмфатическое do в составе коммуникативных интродукторов с глаголами think, believe, feel: «I do feel that love is the most important thing in the world» (Christie). Языковые средства, используемые для усиления КН, такие как эмфатическое do, инверсия, длительный вид, повторы – это в то же время средства, входящие в арсенал категории интенсивности, рассматриваемой в работах И.И. Туранского. Последняя, так же как усиление КН, непосредственно соотносится с понятием градуальности. Но если усиление КН касается градуирования иллокутивной силы высказывания и имеет коммуникативно-прагматическую природу, то категория интенсивности – это количественная мера оценки качества, семантическая категория языка, вскрывающая языковые возможности представления действия, качества, состояния, квалификативной характеристики с различными степенями интенсивности56. Анализ средств усиления КН поля констатации в иллокутивном аспекте показал, что МРП затрагивает все компоненты, но в разной степени (ср. компонент пропозиционального содержания как наиболее узкий по охвату и компонент условий искренности как наиболее широкий по охвату и частотный). Достаточно четко прослеживается связь между принадлежностью РА к определенному классу и подклассу и компонентом иллокутивной силы, избираемым говорящим в качестве приоритетного. В том же плане рассматривается усиление РА поля директивности, куда, как было указано, входят собственно директивы с подклассами, объединенными в четыре 55 56 Французский язык в свете теории речевого общения / Под ред. Репиной Т.А. СПб., 1992. Туранский И.И. Средства интенсификации высказывания в английском языке. Куйбышев, 1987. группы: группу требований, просьб, советов и РА-предложений директивного типа; к этому полю отнесены также интеррогативы и декларативы директивного типа. Здесь количественно преобладают и отличаются наибольшим охватом подклассов примеры усиления с иллокутивной целью в центре внимания. Отмечены примеры с эксплицитными перформативами, и даже чаще с их субстантивными эквивалентами: «I advise you…», «I implore you…», «I suggest that…», «It's an order», «My advice is…», «One (more) question…», «A few questions…»: «Oh, please, please, Nicholas, go with the others, – I implore you ––» (Seton). Используется также целый ряд лексико-грамматических и лексических средств, непосредственно связанных с глаголом, называющим желаемое действие и таким образом направленных на усиление иллокутивной цели: «Come on…», «Go on (and)…» эмфатическое do, «Do let's…», частица just и обращение особого рода you (например, «Just don't you…» и «Just you…») «Now then…»: And now she commanded, «Sing! Go on, sing! I can follow you if you sing» (Cookson). Это пример макро-РА требования (адресованного человеку, который заикается). Доминирует первое высказывание. Второе является способствующим РА, служащим для усиления, а третье – обоснованием требования. Таким образом, в целом это макро-РА смешанного типа. Перечисленные средства усиления наблюдаются практически с любым подклассом собственно директива. Специфичными средствами усиления являются лексические маркеры предостережения «Be careful!», «Beware…», «Look out!». Они направлены на то, чтобы быстро и однозначно сигнализировать адресату об опасности, т.е. усилить выражение иллокутивной цели. Они также являются коммуникативными интродукторами (1-ой, 2-ой или 3-ей ступени обособления), но подобно эксплицитным перформативам, обычно не образуют макро-РА, а в расщепленной форме дают один микро-РА предостережение. Характерно, что, подчеркивая иллокутивную цель вопроса, говорящий может привлечь внимание как к чисто интеррогативной (познавательной) стороне этого РА, выделяя вопросительное слово, так и к директивной (побуждая дать информацию: «Now, answer me»), а иногда и к той, и к другой одновременно: «And it seemed so strange?» … «Aufully strange…» «But why, tell me why?» (Johnson). Для декларатива директивного типа, как и для ассертивного, отмечены случаи использования hereby, которое нами рассматривается как средство усиления КН, где иллокутивная цель выступает в качестве приоритетного компонента: «I hereby fine Great Benefit the sum of ten thousand dollars, due and payable to the plaintiff by 5 p.m. tomorrow» (Grisham). Приоритетное положение второго компонента, условий пропозиционального содержания, характерно для тех подклассов РА, где есть четкие ограничения на характер представляемого ими положения дел. Так, в угрозах и предостережениях могут подчеркиваться неблагоприятные для адресата стороны, а в совете, наоборот, благоприятные: «I shall tell Barbara this afternoon, I shall tell her, make no mistake about it» (Waterhouse and Hall) – с помощью повтора и речевого стереотипа подчеркивается будущее действие говорящего, нежелательное для адресата. Данный стереотип является аддитивом и подчеркивает окончательность и бесповоротность высказанного намерения. Это сложный РА угроза. В следующем примере, совете, второй коммуникант с помощью слитного РА вопроса-переспроса, эмотивного восклицания «My God!» и клишированного образования «I should think…» подчеркивает бесспорность положительной оценки того действия, о котором советуется с ним собеседник: «Shall I take that twenty pounds?» he asked. «Take it? My God! I should think you would» (Waughan). Если приоритетными оказываются предварительные условия, то языковые средства более разнообразны, будучи ориентированы на разные подклассы РА рассматриваемого интенционального поля. При РА группы требований возможно акцентирование говорящим своих прав и власти: (1) «Don't you try and take that line with me, my lad. (2) You're getting too big for your boots, talking to me in that tone, and I'm not having it» (Amis). Данный макро-РА запрет содержит средства усиления и в первом, доминирующем микро-РА, но речь в данном случае идет о второй части сложного вспомогательного речевого акта (2). В РА группы просьб говорящий, прибегая к речевым стереотипам, «апеллирующим» к лучшим качествам собеседника, одновременно подчеркивает добровольный характер выполнения данной просьбы: «… and I'm not sure of the way… so come on quick, there's a good fellow!» (Grahame). Для РА группы советов характерен акцент на пользу, которую принесет рекомендуемый курс поведения: «If you know what's good for you, you'll get out of Gipsy's Acre…» (Christie). Другое предварительное условие совета (большой авторитет говорящего) подчеркивается в следующем примере: «I tell you, if you want your daughter found I advise you, I – Hercule Poirot – to go to the police…» (Christie). Условия искренности приоритетны главным образом при усилении просьб и вопросов. Осуществляется этот вид усиления, как правило, эмотивными средствами. Для просьбы и мольбы наиболее частотны «for God's sake», «for heaven's sake», «for Christ's sake», лексический повтор в сочетании с маркерами эмотивности, обращения, включающие эмотивную лексику («Take it, you fool, take it!»). Выражения «for my sake» и «for me» также подчеркивают заинтересованность говорящего в том, чтобы просьба была выполнена: «All the same, Pringle dear, I do want you to have a nice time. Won't you try? For my sake?» (Johnson). В данном макро-РА доминирует первое высказывание, косвенная просьба. Используется целый комплекс усилительных средств. В качестве средств усиления интеррогативов, показывающих искреннее желание говорящего получить запрашиваемую информацию, выступают устойчивые сочетания on carth, in the world, обычно следующие за вопросительным словом: «What on earth…?», «What in the world…?», а также in heaven's name: «He was fired.» «In heaven's name what for?» (Maugham). Таким образом, о приоритетной роли условий искренности в директивных РА говорит использование устойчивых усилительных лексических средств эмотивного характера, что связано с психологической природой данного компонента иллокутивной силы. 1.2.2. Смягчение коммуникативного намерения. При смягчении КН говорящего наблюдается неравномерное в количественном отношении распределение материала по классам и подклассам РА двух рассматриваемых полей. В поле констатации бoльшим разнообразием и многочисленностью отличаются ассертивы-сообщения и утверждения. Остальные подклассы ассертива, а также комиссивы и декларативы ассертивного типа, очевидно, в силу своей природы в смягчении нуждаются меньше. Однако в целом картина переключения внимания с одного компонента иллокутивной силы на другой в процессе коммуникации прослеживается достаточно четко. К числу наиболее распространенных средств смягчения, ориентированных на иллокутивную цель РА, относятся коммуникативные интродукторы, содержащие глаголы речи и одновременно подчеркивающие вынужденный характер совершаемого речевого действия: «I don't want to say …, but», «I'm sorry to have to tell you …», «I do hate to say…», «I hardly like to tell you…», «I don't like to suggest…», и т.д. Иллюстрацией служит пример прерывистого макро-РА сообщения, подвергающегося смягчению дважды: «One can be very much in love with a woman without wishing to spend the rest of one's life with her.» […] «I don't want to be unkind, and Heaven knows, I don't want to hurt your feelings, but I must tell you the truth» (Maugham). Две части этого макро-РА, в котором говорящий вынужден прибегнуть к смягчению (из-за того, что сообщает собеседнице неприятную информацию о нежелании на ней жениться), расположены дистантно. Первая часть представлена косвенным сообщением в форме констатации обобщающего характера, что должно смягчить это сообщение. Вторая часть отделена от первой жалобами и слезами адресата и даже репликой самого говорящего, когда он, боясь, что их услышат, просит собеседницу взять себя в руки. Однако приведенные две реплики образуют единый макро-РА, поскольку вторая часть – это всего лишь коммуникативный интродуктор, смягчающий первую часть (смягчение одновременно усиливается междометным образованием «Heaven knows»). Рассматриваемое средство характерно не только для сообщений, но и для предположений и особенно для утверждений. Если приведенное средство смягчения коррелирует со средством усиления – перформативным глаголом, то со средствами эмфазы, выделяющими совершаемое речевое действие (типа do и инверсии), коррелируют те средства, которые отражают нерешительность говорящего при осуществлении определенного речевого действия, в данном случае при взятии на себя обязательства: «That makes things even more difficult. But I think I might try.» Tom promised (Johnson) или «I'd like to offer…». Иногда для осуществления утверждения или сообщения используется перформатив I suppose, т.е. налицо косвенный РА однородного типа (например, «I suppose I might …» для сообщения о каком-либо намерении). Категоричность констатации может снижаться с помощью уточнения, т.е. I believe вместо I state a fact: «It is always a mistake to over-do things. Or so I believe» (Johnson). Эта разновидность уточнений квалифицируется в лингвистике как корректирующее уточнение с импликационной связью между уточняемым и уточнением. В данном случае имплицируется «I state» в базовой части конструкции. Грамматическая природа подобных конструкций рассматривалась в ряде наших работ 70-х годов. Средства смягчения КН обычно ориентированы на условия пропозиционального содержания главным образом тогда, когда, согласно этим условиям, положение дел «неприятно» для адресата. Таковы слитные РА – упреки и обвинения, некоторые виды жалоб, таковы сообщения и утверждения реактивного характера, выражающие отрицательную диспозицию говорящего, например, «I'm afraid I'm not very good company among strangers just now» (Maugham) – вежливое сообщение-отказ, иллюстрирующее два типичных средства смягчения: устойчивое сочетание «I'm afraid» и взятие на себя «вины» за отрицательную диспозицию. Один из характерных приемов смягчения КН, ориентированных на пропозицию, убрать «неприятное» для собеседника содержание жалобы, упрека или обвинения в пресуппозицию, используя для этого например структуру сложноподчиненного предложения с придаточным условия: «He knows he would lose his job if he told the truth» (Maurier) – обвинение в адрес присутствующего третьего лица в виде пресуппозиции: «He is lying». Как отмечалось выше, очень немногочисленны примеры смягчения КН при осуществлении декларатива, институционального РА: A ritual is under way here […] The leutenant says, «I'm sorry, but we have identified the body of Melanie Dobbins» (Grisham). Официальная процедура опознания всегда предполагает «неприятное» пропозициональное содержание, которое в данном примере смягчается говорящим ввиду присутствия членов семьи покойной. Когда приоритетны предварительные условия осуществления РА, то в сообщениях, так же как при смягчении, направленном на иллокутивную цель, подчеркивается вынужденность совершаемого речевого действия, но акцент смещен с действия как такового (I'm afraid I ought to tell you) на получение адресатом неизвестной ему информации (I think you ought to know that …), т.е. с иллокутивной цели на предварительные условия. Смягчение КН при утверждении осуществляется косвенными РА, построенными в виде вопроса-апелляции к мнению собеседника. Это средство смягчения связано с предварительным условием, допускающим возможность существования другого мнения по данному вопросу (Don't you think…?). С другим предварительным условием связано смягчение различных видов РА, и в том числе утверждений. Для него характерно использование формы условного предложения, где условная часть как раз формулирует условие осуществления РА, как, например, в утверждениях с коммуникативным интродуктором «if you don't mind me / my saying so» в пре- или постпозиции. С данной целью условная конструкция используется и в косвенных предложениях комиссивного типа (offer): «… and if you want to take down any addresses there is my little gold pencil» (Fitzgerald). Подобные условные построения вызывали интерес со стороны ученых разных направлений. Е.Свитцер дает им прагмасемантическую интерпретацию, относя их к «речеактовым условным образованиям» (speech-act conditionals) и перефразируя их следующим образом: если верно условие, выраженное в придаточном, то я совершаю РА, выраженный в главной части57. В.С. Храковский разрабатывает исчисляющую классификацию семантических моделей условных конструкций по ряду параметров. При рассмотрении параметра таксисной зависимости между условием и следствием автор обращает внимание на образования, в которых, на первый взгляд, следствие на временной оси реализуется раньше условия. Автор говорит об условных конструкциях «предупредительного поведения», отмечая, что в данном случае реализуется РА «каузации знания»58. Следует также отметить одну структурносемантическую особенность данных построений, которую Н.А.Кобрина охарактеризовала как перемоделирование в сложном предложении, когда обстоятельственные придаточные части вместо глагольной отнесенности получают именную или дисперсно-фоновую отнесенность59. Из всего сказанного можно сделать вывод, что перед нами особого рода построения, содержащие либо эксплицитные (If you don't mind my saying so), либо имплицитные коммуникативные интродукторы (Если Вам нужно будет что-то записать, то я предлагаю…). Последний, четвертый, компонент иллокутивной силы РА – условия искренности. Как показывает материал, данный компонент значительно реже других оказывается приоритетным при смягчении КН, тогда как при усилении он стоит на первом месте по частотности. Применяемые при этом языковые средства большим разнообразием также не отличаются и во многом сходны с некоторыми средствами смягчения, ориентированными на иллокутивную цель. Отличие же заключается в том, что используемые для снижения категоричности маркеры в первом случае соотносятся с самим речевым действием (believe вместо state a fact, I'd like to offer вместо I offer), а в данном случае неуверенность касается положения дел, т.е. убежденности говорящего, его веры в сказанное («It looks like it», «It would seem so», и т.д.): «Well, I suppose there’s nothing to be done but arrest him?» … «Looks like it, Sir» (Christie). Таким образом снижается категоричность сообщений и утверждений. Они осуществляются в форме предположений, т.е. являются косвенными РА. Для смягчения, где условия искренности выступают в качестве приоритетного компонента свойственно также частое употребление may и might в семантической разновидности высказываний, которая была охарактеризована А.В.Зеленщиковым как находящаяся на пересечении параметров «ирреальность» и «дескриптивность» (о чем см.п.1.1 первого 57 Sweetser E. From Etymology to Pragmatics. Cambridge, 1990. Храковский В.С. Теоретический анализ условных конструкций (семантика, исчисление, типология) // Типология условных конструкций / Отв. ред. В.С. Храковский. СПб., 1998. 59 Кобрина Н.А. Предложение с вставной предикативной единицей в современном английском языке: Автореф. докт. дис. Л., 1974. 58 раздела). Например: «… or she may – I mean she might be sick.» (Christie). Здесь might в составе корректирующего уточнения снижает категоричность предположения. Спецификой смягчения РА поля директивности является широкое использование косвенных РА; при этом связь между используемыми средствами смягчения КН и отдельными компонентами иллокутивной силы прослеживается особенно четко. Когда иллокутивная цель оказывается приоритетной, то средства смягчения носят особый характер. Все обнаруженные примеры (которые оказались весьма многочисленными) связаны с использованием эксплицитного перформатива, другого, менее «категоричного» подкласса для создания косвенного РА: warn и advise для угрозы, ask для приказа, beg для предостережения, формы предложения let's… – для декларатива: «Let's go off the record,» Kipler says. The stenographer stops and the videocamera operator clicks off the machine (Grisham). Приведенный контекст показывает, что в устах судьи произнесенное во время судебного процесса высказывание оказывается равносильным декларативу «off the record», т.е. косвенным декларативом директивного типа. Однако примеры смягчения декларатива единичны в силу его институциональной природы. Смягчение КН, направленное на пропозициональное содержание, сходно с усилением в том плане, что речь идет только о тех конкретных подклассах РА, на которые иллокутивная сила накладывает ограничения такого типа. Однако если усилению подвергается как «благоприятное», так и «неблагоприятное» положение дел (т.е. угрозы, предостережения и советы), то, как показал материал, в смягчении нуждается лишь «неблагоприятная» для адресата информация, т.е. отмечены лишь примеры смягчения угроз и предостережений с пропозицией в центре внимания. И характер смягчения достаточно ограничен. В основном это усеченные высказывания, где конструкция четко маркирует вид речевого акта и формулируется требуемое действие или поведение, а негативная часть содержания либо частично, либо полностью опускается: «Go to your mother. Go to bed. If I have to come out to you –– » (Johnson); «If he can give a satisfactory account himself, well and good – if not –– » His pause was a pregnant one (Christie) – две угрозы. «Go away where you're loved and taken care of … You've got to keep yourself safe. Remember that. Otherwise – otherwise –– » she gave a short shiver (Christie). В данном макроРА предостережении используются и средства усиления, но обрыв высказывания иллюстрирует, на наш взгляд, смягчение КН говорящего. Примеры смягчения, ориентированные на предварительные условия одновременно и наиболее многочисленны (более 2/3 всех РА поля директивности со смягчением КН), и наименее интересны для анализа. Это конвенциональные РА, неоднократно рассматривавшиеся в теории речевых актов для иллюстрации системного характера отношения между классом прямых директивов и предложениями, конвенционально используемыми при осуществлении косвенных РА: предложения, касающиеся способности адресата совершить действие, его желания или склонности осуществлять действие, и т.д.60 Отметим здесь лишь резкий перевес трех видов РА среди РА 60 Searle J. Op.cit. рассматриваемого ФПП интенциональности: просьб, советов и предложений. При этом приоритетная роль предварительных условий подчеркивается главным образом косвенными РА двух типов: те, что были названы нами моноинтенциональными стереотипами и полиинтенциональными моделированными (о чем см. п.2.2.2 первого раздела). Примеры первых – это просьбы с «Will you…?», «Would you…?», «…, if you will», «Do you mind…?» и т.д., советы с «You'd better…», «If I were you I'd…», предложения директивного типа «We'll…, shall we?» и т.п. Примеры вторых – просьбы «Can you…?», «Could you…?», предложения «Why don't you…?» и т.п. Анализ смягчения КН с приоритетным компонентом «условия искренности» также обнаруживает резкое преобладание просьб, а также широкое распространение РА предложений. Это в основном полиинтенциональные моделированные косвенные просьбы, выражающие желание говорящего, чтобы действие осуществилось: «I wish…», «I'd like…», «I'd rather…», и предложения: «I think you/ we might…», «I think you/we'd better…» Аналогичным образом анализируются экспрессивы, находящиеся на пересечении описанных здесь полей. Глава II. МЕЖЛИЧНОСТНЫЙ АСПЕКТ ДЕЙСТВИЯ МЕХАНИЗМА РЕЧЕВЫХ ПРИОРИТЕТОВ ПРИ УСИЛЕНИИ / СМЯГЧЕНИИ КОММУНИКАТИВНОГО НАМЕРЕНИЯ ГОВОРЯЩЕГО 2.0. Вступительная часть. Если разработка компонентов иллокутивной силы РА в качестве условий его осуществления является в первую очередь заслугой зарубежных ученых, то важнейшим вкладом отечественных ученых является поворот в сторону личностно ориентированной прагмалингвистики. Межличностным отношениям коммуникантов классическая теория речевых актов явно не уделяла достаточного внимания. Современная лингвистика располагает большим арсеналом данных о личности и ее параметрах, отчасти заимствованных из философии, психологии и психолингвистики, социологии и социолингвистики. И в последнее десятилетие наблюдается все более глубокое проникновение в различные проблемы, связанные с языковой личностью61 и ее ролью в коммуникации. Изучение языковой личности отчасти опирается на философско-психологические исследования личности в целом. Например, в работе М.С. Кагана перечисляются следующие аспекты личности: человек действующий, человек разумный, мыслящий, человек говорящий, человек играющий, человек социальный, человек психологический, человек созидающий62. Многие из этих аспектов находятся в центре внимания современной коммуникативной лингвистики (см. работы А.И. Варшавской, В.И. Карасика, И.П. Сусова, Л.П. Чахоян и др.). В.В.Богданов, привлекая разнообразный иллюстративный материал, показывает существенную роль таких факторов, как языковая компетенция коммуникантов, их 61 62 О понятии «языковая личность» см. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987. Каган М.С. Человеческая деятельность. М., 1974. социально-культурная и национальная принадлежность, биолого-физиологические данные, психологические особенности. При этом следует учитывать как постоянные характеристики коммуникантов: психологические, например, характер, темперамент, способности, интересы, увлечения и т.п., и физические, такие как общее физическое состояние, наличие или отсутствие физических недостатков, так и некоторые переменные характеристики: текущее психологическое состояние и текущие интересы, а также физическое состояние в момент речи: усталость, недомогание и т.п.63 Очень широкий спектр отношений, связанных с речевым поведением личности в дискурсе, затрагивается в статьях представителей Тверской школы и специально разрабатывается в докторской диссертации С.А.Сухих (о чем подробнее см. п. 1.1 первого раздела настоящей работы). Специальному изучению английской языковой личности при исходной эмоциональной установке посвящена работа В.В.Жура, основанная на изучении взаимодействия четырех параметров, представляющих собой эмоциональные характеристики субъекта речи. Это 1) эмотивная интенция (выражение эмоций или эмоциональное воздействие), 2) модальность эмоций (виды эмоциональных переживаний: радость, гнев и т.д.), 3) тональность эмоций: отрицательные / положительные и 4) направленность эмоций: направленные / ненаправленные эмоции64. У И.П.Тарасовой структура личности коммуниканта представлена в виде достаточно компактной системы, включающей пять ипостасей личности: 1) Я физическое; 2) Я социальное (параметры, обусловленные социальным статусом); 3) Я психологическое, с которым связаны различные цели, установки, мотивации, обусловленные чувствами и желаниями; 4) Я интеллектуальное, включающее мнения, знания и т.д.; 5) Я речемыслительное, интерпретирующее принятое сообщение с привлечением к этому процессу остальных Я65. В личности социальное и индивидуальное очень тесно взаимосвязаны. С одной стороны, как философы, так и лингвисты подчеркивают социальность личности. Так, в рамках общего философско-антропологического подхода к изучению личности выделяют определенное пространство антропотехники, или системы средств и методов экспериментальной работы с человеком в процессе «развертывания» его человеческой природы, становления его экзистенциальных основ. Подчеркивается также, что психическое в конкретном человеке всегда социально детерминировано его деятельной природой и формами общения с другими людьми. Социальность личности выражается, в конечном счете, в ее социальном сознании. Лингвисты также подчеркивают производность личности от социальной среды. Личность воспитана своей эпохой, ее общественным сознанием, психологией, культурой, системой разрешений и запретов. Согласуется с этим и высказывание Л.В.Щербы в работе Богданов В.В. Речевое общение... Жура В.В. Эмоциональный дейксис в вербальном поведении английской языковой личности: Автореф. канд. дис. Волгоград, 2000. 65 Тарасова И.П. Структура смысла и структура личности коммуниканта // Вопросы языкознания. 1992, № 4. 63 64 «Языковая система и речевая деятельность» о том, что «индивидуальный язык» – это лишь проявление языковой системы, которая представляет собой «некую социальную ценность, нечто единое и общеобязательное для всех членов данной общественной группы, объективно данное в условиях жизни этой группы»66. С другой стороны, как справедливо отмечают лингвисты, личность не есть просто объект внешних воздействий. Это активно действующий участник общественной трудовой и познавательной деятельности, руководствующийся собственными интересами и мотивами. В личности, таким образом, диалектически взаимосвязаны социальное и индивидуальное67. Интеллектуальные и психологические характеристики коммуникантов тесно переплетаются с социальными, социально-культурными и этническими, а также социально-групповыми, гендерными, возрастными и т.п. Поэтому, как показывает наш материал, зачастую бывает достаточно трудно провести границу между Я социальным, с одной стороны, и Я психологическим, интеллектуальным и речемыслительным, – с другой. Достаточно четко проявляются признаки Я психологического и Я интеллектуального, располагающиеся на разном расстоянии от двух полюсов шкалы: «индивидуальное – социальное» и шкалы «постоянное – переменное», хотя социальный фактор везде имплицитно присутствует. Я физическое, в меньшей степени зависимое от социального фактора, варьируется по шкале «постоянное – переменное». Действие МРП в межличностном плане при усилении / смягчении КН проявляется в том, что используемые говорящим языковые средства, рассмотренные выше, как правило обнаруживают связь либо с личностью говорящего, либо с какими-то личностными характеристиками адресата. Эти разновидности названы нами соответственно адресантно- и адресатно-детерминированным усилением/смягчением. Наблюдаются также случаи адресантно-адресатного градуирования иллокутивной силы. Таким образом в центре внимания оказывается один из аспектов важнейшего свойства речевой деятельности – интерсубъективность (М.М. Бахтин). 2.1. Усиление коммуникативного намерения. Анализ показал, что многие примеры РА двух рассматриваемых полей относятся к числу адресантнодетерминированных, связанных с определенным психологическим, часто эмоциональным состоянием говорящего. Для поля констатации это различные междометные высказывания типа «My God!», «Damn!» и т.п., высказывания особой структуры, выражающие удивление (Well, if it isn’t X), повторы, косвенные РА в форме риторического вопроса (Who cares? What do I care? Why should I? и др.), отражающие текущее эмоциональное состояние адресанта. В директивных РА в аналогичных случаях используются «for God's sake», «for heaven's sake», «for Christ's sake», в вопросах – «on earth» (cм. п.1.2.1. второго раздела). Пример слитного макро-РА обвинения: «Some other time» Mitchell said «I’ll come back and we’ll see Jerusalem». «Don’t lie to me.» Ruth said Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974, с.271. Сусов И.П. Личность как объект языкового общения // Личностные аспекты языкового общения / Под ред.И.П.Сусова. Калинин, 1989. 66 67 seriously. «Please, don’t lie. You won’t come back. You won’t see me again. Absolutely no lies please.» (I.Shaw). В ответной реплике обвинение собеседника во лжи фактически формулируется с помощью пятикратного повтора (лексического и семантического), свидетельствующего об эмоциональном состоянии волнения, в котором пребывает адресант. Обвинение без усиления выглядело бы так: «You are lying». Та же мысль выражена тремя косвенными утверждениями в форме просьбы (1-й, 2-й и 5-й микро-РА) и двумя утверждениями, повторяющими содержание слов первого коммуниканта, но в отрицательной форме. Это пример адресантно-детерминированного усиления, связанного с переменной психологической характеристикой адресанта. Текущее психологическое состояние адресата редко оказывается приоритетным при оформлении констатирующего РА с усилением. Если и подчеркиваются какие-либо черты характера или особенности поведения адресата, то при этом обычно присутствует эмоциональная негативная оценка со стороны говорящего, что определяет принадлежность усиления к адресантно-адресатной разновидности. В отличие от констатаций, РА поля директивности нередко ставят акцент на какие-либо характеристики адресата психологического свойства: его доброту, доброжелательное отношение к говорящему (аддитивы «there's a good girl / fellow, chap.», «be a good girl / chap, etc.», «like a good girl / chap, etc.»; вопросы могут усиливаться наречием really, которое ставит под некоторое сомнение искренность адресата: «Do you really advise me to let some swine get away with it?» (Christie). Ссылка на какие-либо интеллектуальные характеристики или побуждение к интеллектуальной деятельности может одинаково часто соотноситься как с говорящим, так и с адресатом при усилении РА поля констатации. С говорящим связаны приводившиеся в предыдущем параграфе коммуникативные интродукторы «I (can) assure you», «I know», «I’ll bet you anything», подчеркивающие убежденность говорящего в правильности высказываемого мнения. Это также специальные усилительные средства типа really, upon my word и т.п. Адресатно-детерминированными являются такие коммуникативные интродукторы, как «Would you believe it?»; «You know»; «Don’t you know ...?»; «Mark you ...»; «You may depend upon it». Для РА поля директивности, очевидно, в силу их природы приоритетна, как правило адресатная детерминированность. Это может быть антиципация «mind»: «Mind it doesn’t occur again!» или аддитив типа «That's the spirit!», подбадривающий, подталкивающий адресата к совершению действия. В некоторых случаях на первый план выходит социальный фактор, как в следующем макро-РА совете, в котором для усиления в качестве антиципации используется коммуникативный интродуктор «There is one fundamental rule in our job…» (Herriot). Отдельную группу среди средств, связанных с интеллектуальной деятельностью адресата, образуют коммуникативные интродукторы, «призывающие адресата» понять, осознать либо обсуждаемое положение дел, либо мнение или желание говорящего. Из двух видов высказываний о смысле, выделенных А.И.Варшавской, – высказываний о ситуации (1) «первичного» понимания и (2) «первичного» знакоприсвоения 68 – актуальными для наших примеров оказываются первые. Правда, в нашем случае они не отражают осознания говорящим смысла высказываемого, а лишь побуждают адресата понять этот смысл. Причем, если в русском языке для усиления используется антиципация «Пойми, ...», то в английском языке предпочтение отдается менее категоричным вариантам: «(Won’t you) try to understand...», «Don’t / can’t you see that ...?». Требование может сопровождаться аддитивом «You understand that?» И еще одна группа, стоящая особняком, – это РА, в состав которых входят восклицания оценочного характера «Stuff and nonsense!» или «You fool!», «You idiot!», «You ass!» (по структуре двусоставные безглагольные предложения, где you играет роль подлежащего). Это адресантно-адресатные средства усиления, так как, с одной стороны, они дают характеристику «интеллектуальной» деятельности адресата, а с другой – указывают на резко отрицательное эмоциональное отношение говорящего к ней, а вернее к поведению или мнению адресата. Они обычно служат для усиления либо побуждения адресата к действию, либо высказываемого далее мнения говорящего. Аналогичную роль, на наш взгляд, выполняют высказывания, имеющие несколько иную структуру: «Don’t be X» (где X – silly, ridiculous, etc. со значением отрицательного качества) / «Be Х» (Х – sensible, reasonable, etc.): «Don't be ridiculous, Holden. Get back in that bed…» (Salinger). Первое высказывание в данном макро-РА директива является вспомогательным, играет усилительную роль и рассматривается в настоящей работе как косвенный ассертив-утверждение аксиологического типа. Ассертивный характер подобных высказываний проявляется особенно четко, когда они предваряют доминанту – ассертив, а не директив, как в предыдущем примере. Тогда они подчеркивают высказываемое говорящим мнение, противоположное мнению собеседника: «Be a little objective,» Anne went on. «Can’t you see that you’re simply externalizing your own emotions? That’s what you men are always doing; it’s so barbarously naive» (Huxley). К числу адресантно-адресатных относятся и те единичные примеры экспликации физических характеристик адресата, которые удалось обнаружить. «It’s you who’ve done this, you loathsome cripple!» he shouted, advancing on her (Seton) – обвинение, усиление которого отчасти достигается с помощью обращения: через негативную оценку физических характеристик адресата говорящий манифестирует свое эмоциональное отношение к нему. Другим средством усиления здесь является you – особого рода обращение. Таким образом, грамматическая роль усилительного you, получающая различную трактовку в лингвистической литературе, определяется в настоящей работе по позиционному признаку. Так в изолированном двусоставном безглагольном предложении, например, в РА-восклицании, являющемся реакцией на предшествующий РА другого коммуниканта, you играет роль подлежащего: «You poor darling!». Пунктуационно Варшавская А.И. Смысл высказываний и высказывания о смысле // Актуализация предложения. Т.I, Категории и механизмы / Под ред. А.В. Зеленщикова. СПб., 1997. 68 необособленное you в составе директива (т.е. РА поля директивности) выступает в роли обращения особого рода: «Don’t you worry». Наиболее сложным является анализ сочетаний типа «You + слово негативной оценки», когда данное сочетание является частью макро-РА поля констатации или директивности. Наблюдения показывают, что в препозиции подобные образования сближаются с обычным РА-восклицанием, выраженным двусоставным безглагольным предложением, с you в качестве подлежащего: «You fool, go and apologize». В качестве же аддитива эти образования в большей степени тяготеют к обращению (см. пример выше с «you loathsome cripple»). 2.2. Смягчение коммуникативного намерения. В пределах поля констатации адресатно-детерминированные РА с психологическими характеристиками коммуниканта в центре внимания для смягчения КН столь же нетипичны, как и для усиления. И даже адресантно-адресатная детерминация такого рода нетипична. Вообще обращает на себя внимание низкая частотность адресантно-адресатных видов смягчения в целом. Психологическое состояние и, в частности эмоциональное состояние и отношение коммуниканта, находит отражение в адресантно-детерминированных констатирующих РА, например, в РА, включающих коммуникативные интродукторы, в которых говорится о вынужденности, нежелании совершения речевого действия: «I hate / I don’t like to say / to tell you». При побуждении же к действию многочисленные адресантнодетерминированные средства смягчения включают указание на желание говорящего добиться осуществления действия. Это обычно моделированные косвенные РА типа «I wish you would…», «I'd like…», реже – «I hope»: «You will, I hope, assist me and do everything you can to further that end?» (Christie). Параллельно функционируют адресатно-детерминированные директивы со смягчением – моноинтенциональные косвенные просьбы в форме запроса о желании собеседника совершить то или иное действие: «Will you...?» «Would you...» «Do you mind + герундий», и т.д. Еще один вид смягчения констатации или директива, где психологическое состояние адресанта можно считать приоритетным, – это использование говорящим обращений, включающих ласкательную лексику типа darling, либо my dear + child, boy, girl, etc. или имя собственное. Говорящий может подчеркнуть вынужденность совершения РА-ассертива и перемещая акцент на интеллектуальный аспект: «It is my duty to...» (адресантнодетерминированное смягчение); «I think you ought to know...» (адресатно-адресантная детерминация). Еще один способ смягчения, который анализировался выше с точки зрения иллокуции, – это косвенное утверждение в форме вопроса-апелляции к мнению собеседника: «Don’t you think ...?». Это типичный случай адресатно-детерминированного смягчения интеллектуального характера. Встречаются и другие «смягчающие» антиципации, соотносимые с интеллектуальной деятельностью, с обсуждением мнения адресата: «You may be right, but ...»; «You must see ...»; «if you don’t mind (my saying ...)». Параллельно существует и адресатно-детерминированное смягчение в виде косвенных утверждений и советов, имеющих форму предположений: «I think...», «I suppose...», «I think you’d better / you ought to...». Следующий пример адресантнодетерминированного смягчения упрека интересен большим удельным весом социального фактора в нем. Отвечая на вопрос личного характера, заданный ему частным детективом, клиент упрекает детектива, давая ему понять, что по положению наниматель не обязан отвечать на подобные вопросы: «I hardly expected to be cross – examined, Mr. Archer.» (Macdonald). Так же как при усилении КН, зарегистрированы примеры обращения говорящего к физическим особенностям адресата с целью смягчения РА. Снова ограничимся одним примером, где к своему утверждению адресант добавляет обращение, очевидно направленное на снятие категоричности высказывания, которое может показаться обидным адресату: «You’re full of complexes, plump lady» (Williams). Это пример адресантно-адресатного смягчения, так как он не только включает упоминание одной из физических особенностей коммуниканта, но и демонстрирует доброжелательное отношение говорящего. Следует отметить, что обращение к постоянным качествам адресата отмечено именно при упоминании его физических особенностей, что же касается психологических и интеллектуальных моментов, то обращает на себя внимание их переменный, а не постоянный характер. Глава III. АЛЛОКУЦИЯ И ЭКСПРЕССИВНОСТЬ РЕЧЕВОГО АКТА 3.1. Аллокуция как особая коммуникативная тактика и ее связь с вежливостью. Усиление и смягчение КН в проведенном исследовании связывается с осуществлением особого рода тактик, или субстратегий, которые были названы аллокутивными. Термин заимствован у Х.Хаверкате, который вводит понятие аллокутивного акта для обозначения выбора того или иного средства говорящим для выражения иллокуции. Рассматриваются средства выражения требований и просьб в испанском языке, и поскольку выбор адекватного языкового средства в ситуации речевого общения обычно связан с градуированием иллокутивной силы РА, то мы нашли возможным использовать данный термин применительно к усилению / смягчению КН. Как известно, регулятивная деятельность осуществляется посредством стратегий и тактик, которые используются для реализации определенных программ речевого поведения. Различие между стратегиями и тактиками (субстратегиями) определяется различием в характере выдвигаемых целей и в уровне их функционирования. Стратегия в первую очередь реализует глобальную цель общения в данном речевом событии, а также, возможно, какие-то этапные цели на уровне фаз и развернутых речевых взаимодействий, тактики же реализуют этапные цели на уровне речевого хода. Лингвисты отмечают наличие двух видов целей – глобальной (стратегической) и подчиненных (тактических) в иерархии построения фрейма и, соответственно, подчеркивают, что тактики (или стратегии тактического порядка) определяются глобальной стратегией69. Аллокутивные тактики по отношению к интерактивным стратегиям и тактикам, реализующим этапные цели на уровне речевого акта и на уровне взаимодействия, являются тактиками «второго порядка» – дополнительными – и находятся в иной плоскости. Они как бы накладываются на основные для модификации иллокутивной силы микро- и макро-РА в направлении усиления или смягчения КН, лишь опосредованно влияя на интерактивный компонент РА. Изучение усиления и смягчения КН, в частности, употребление косвенных РА, неизбежно затрагивает проблему этикетности и вежливости, вызывающую значительный интерес среди ученых как в нашей стране, так и за рубежом. Речевой этикет получает следующее определение в лингвистической литературе: «...под речевым этикетом понимаются регулирующие правила речевого поведения, система национально специфичных стереотипных, устойчивых формул обращения, принятых и предписанных обществом для установления контакта собеседников, поддержания и прерывания контакта в избранной тональности»70. Как отмечает Н.И.Формановская, нормы речевого этикета пронизывают любой речевой акт. Вероятно, этикетность каким-то образом пересекается с усилением и особенно смягчением КН (например, в некоторых видах обращений и просьб). Однако очень важным для внесения ясности в этот вопрос представляется мнение, высказанное В.С.Храковским о том, что выражение вежливости является факультативным дополнением к обязательному этикетному обращению71. Гораздо более четко, чем с этикетностью прослеживается линия соприкосновения аллокуции с вежливостью, особенно при деятельностном подходе к данному явлению. К числу наиболее известных и часто обсуждаемых в англоязычной литературе концепций вежливости относятся теория вежливости П.Браун и С.Левинсона и Принцип вежливости Дж.Лича72. В целом обе теории рассматривают вежливость как стратегию (или ряд стратегий), направленную на стимулирование и поддержание гармоничных отношений в процессе коммуникации. Из этих двух концепций теория Браун и Левинсона более психологична, так как центральным для нее является понятие «лица», т.е. самоуважения индивида, и компенсации того потенциального обидного для «лица» содержания, которое имеет высказывание. Компенсация позитивного лица заключается в одобрении и в интересе к личности адресата (и характеризуется авторами как выражение солидарности), а компенсация негативного лица – в невмешательстве в его личную сферу и в уважении его права на свободу, т.е. ненавязчивость, выражение сдержанности (что сходно с пониманием вежливости Р.Лакофф)73. Особняком стоит третий вид стратегий – Романов А.А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения. М., 1988. Формановская Н.И. Русский речевой этикет: лингвистический и методический аспекты. М., 1987, с.9. 71 Храковский В.С. О правилах выбора «вежливых» императивных форм // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1980, т.39, № 3. 72 Brown P., Levinson S. Politeness: some universals in language usage. Cambridge 1987 (переизд. работы 1978 г. с новым предисловием на с.1-55); Leech G. Principles of Pragmatics. London and New York, 1983. 73 Lakoff R. The Logic of politeness, or minding your P’s and Q’s // Papers from the Ninth regional meeting of the 69 70 «неявная» (off-record) вежливость – уклонение от прямого навязывания своих мнений и желаний. Этот вид в основном опирается на Принцип кооперации и импликатуры П.Грайса и включает намеки, преувеличения и т.д. Данная теория в целом достаточно универсальна и обладает большой объяснительной силой. Правда, приведенный перечень более частных стратегий, используемых для осуществления трех основных, с одной стороны, носит несколько дробный характер, что затрудняет ее практическое применение, а с другой – этот перечень нуждается в проверке на материале разных языков и культур. Принцип вежливости Лича предлагается как дополнение к Принципу кооперации Грайса и формулируется компактно и четко в виде шести основных постулатов, во многом охватывающих те явления, которые могут быть интерпретированы с позиций позитивной и негативной вежливости: постулат такта, великодушия, одобрения, скромности, согласия и симпатии. Представляется целесообразным использовать названия постулатов Лича для обозначения либо отдельных субстратегий Браун и Левинсона, либо их групп. В результате 15 не имеющих названий субстратегий позитивной вежливости сводятся к шести: такта (позитивного), великодушия (позитивного), одобрения, согласия, симпатии и единения (последнее название мы предлагаем для субстратегий 4, 7, 8, 11, 12 и 14, призывающих говорящего разными способами подчеркивать то, что объединяет его с адресатом). 10 субстратегий негативной вежливости сводятся к трем: такта (негативного), великодушия (негативного) и скромности. Ведущая роль отводится такту. Осуществление аллокутивной тактики, обнаруживает прямую связь со стратегиями вежливости Браун и Левинсона. Однако последние находятся иерархически выше, чем аллокуция; они в бóльшей степени интерактивны по своей природе. Средства осуществления стратегий вежливости, приводимые авторами, неоднородны. Они либо ориентированы на иллокутивный аспект: «Would you close the window if you don’t mind» (предварительное условие), либо – целиком на содержание. Так, большинство примеров, используемых авторами для иллюстрации позитивной вежливости, включает высказывания, именно содержание которых, а не градуирование иллокутивной силы РА, позволяет говорящему продемонстрировать свое уважение, расположение и внимание к адресату: «What a beautiful vase this is. Where did you buy it?» – вежливый способ задать вопрос. Таким образом, осуществляя стратегию вежливости, говорящий может прибегнуть либо к стратегии усиления или смягчения иллокутивной силы высказывания, либо к каким-то другим средствам осуществления своей цели. Большинство средств смягчения КН и некоторая часть средств усиления (но далеко не все!) «обслуживают» в английском языке вежливость. Другая часть соотносится с другими интерактивными стратегиями более высокого уровня. Но даже те языковые средства, которые преимущественно служат для гармонизации общения, могут служить и для других целей. Так, Браун и Левинсон отмечают, что некоторые из рассматриваемых средств могут совмещать функцию вежливости с другими или служить вообще для другой цели (в частности, упоминается Chicago Linguistic society. Chicago, 1973. уход от ответственности). В нашем исследовании рассматривались примеры, где смягчение КН использовалось в уклончивых ответах и при осуществлении стратегии лжи, иногда при этом формально соблюдалась вежливость. Все это достигалось с помощью хезитационного междометия «well», речевого стереотипа «You see», ограничителей «sort of», «kind of» и т.п.. В следующем примере прослеживается использование аллокуции на двух уровнях: на одном для осуществления стратегии позитивной вежливости, а на другом она участвует в осуществлении общей глобальной стратегии всего речевого события (введения в заблуждение): в рассказе К.Браш «Night club» одна из подруг утешает другую, которая застала мужа целующимся с другой женщиной (с третьей подругой), следующими словами: «Well? You’re surely not going to let that spoil your evening? Amy dear! Kissing may once have been serious and significant – but it isn’t nowadays. It’s like shaking hands. It means nothing.» (Brush). Используемые средства усиления и смягчения, как и приводимая аргументация, лишь формально служат для осуществления стратегии вежливости, а в конечном счете они способствуют реализации общей глобальной стратегии говорящей: создать имидж мудрой и преданной подруги и скрыть от собеседницы правду о том, что она сама является любовницей ее мужа. (Об аллокуции как особой тактике см. подробнее: Pospelova, Shustrova 1995 и Поспелова 1999 – материалы двух международных конференций). Заканчивая изложение рассматриваемого вопроса, следует подчеркнуть, что, согласно заявлению самих Браун и Левинсона, их работа – это не анализ вежливости, а универсальная теория с идеальным говорящим (a Model Person), «сконструированным» авторами. Этот идеальный носитель языка наделен двумя свойствами: рациональным мышлением и «лицом» (rationality and face). Каждая субстратегия иллюстрируется несколькими типовыми примерами (на трех языках, один из которых английский). В связи с этим предпринятый нами развернутый анализ средств усиления и особенно смягчения РА в составе речевых взаимодействий (при значительном объеме выборки) представляется важным и необходимым дополнением к данной теории. Кроме того, приведенные в работе Браун и Левинсона данные могут служить иллюстрацией еще одной сферы действия МРП: при осуществлении стратегии вежливости в зависимости от характера избранной стратегии и субстратегии в процессе общения каждый раз делается выбор между двумя приоритетами: иллокутивными средствами смягчения / усиления и языковыми средствами, ориентированными на особое пропозициональное содержание речевых построений. 3.2. Усиление и смягчение коммуникативного намерения и экспрессивность речевого акта. Градуирование иллокутивной силы высказываний связано с использованием тех языковых средств, которые принято называть экспрессивными и эмотивными. Поэтому в настоящем исследовании ставится вопрос об основных направлениях в изучении данной проблемы и о природе экспрессивности высказывания или цепочки высказываний, формирующих микро- или макро-РА. Необходимость в систематизации взглядов по данному вопросу определяется его сложностью и значительными расхождениями в его трактовке. Сразу же следует отметить, что у зарубежных исследователей редко рассматривается экспрессивность как таковая, скорее речь о ней идет либо в связи с эмоциональностью74, либо при обсуждении проблемы наличия переносных, небуквальных метафорических значений у высказываний, например, иронии75. Среди работ психологов об эмоциях, некоторые положения которых использовались в настоящем исследовании, назовем книгу К.Изарда 76. При решении проблемы экспрессивности / эмоциональности мы ориентируемся на отечественную лингвистику, где ее изучение имеет давнюю традицию, она рассматривается на разных уровнях: фонетическом, лексическом, морфологическом и синтаксическом. В целом ряде работ, особенно там, где экспрессивность и эмоциональность рассматриваются как компоненты стилистического значения слова, уделяется внимание разграничению этих двух понятий. В целом существует два подхода: как отождествление этих понятий (В.В. Виноградов, В.В. Ванников, О.В. Александрова), так и их разграничение. Среди сторонников второй точки зрения выделяется два подхода. 1) Экспрессивность и эмоциональность трактуются как два разных явления одного порядка, как видовые понятия по отношению к одному родовому. Таковы взгляды И.А. Стернина, развивающего теорию И.В. Арнольд о компонентах коннотативного значения слова. Сходные взгляды высказываются в книге «Языковая номинация»77. Л.М. Васильев выделяет особую категорию выразительности лексических, фразеологических и грамматических единиц и рассматривает экспрессивность, эмоциональность, точность, лаконичность и т.д. как ее составные части78. 2) Экспрессивность и эмоциональность могут рассматриваться как два явления разного порядка. Такой подход более характерен для исследователей синтаксических особенностей предложения (иногда наряду со словом). По мнению Е.М.ГалкинойФедорук и ряда других авторов, понятие экспрессивности шире, чем эмоциональности, и включает последнюю как составную часть, т.е. эмоциональность всегда влечет за собой повышенную выразительность. Иногда лингвисты просто подчеркивают тот факт, что эмоциональность и экспрессивность – это явления, разные по природе (не находящиеся в отношении включения), хотя в ряде случаев совмещающиеся79. Сторонники разграничения экспрессивности и эмотивности обычно понимают последнюю более или менее однозначно: как выражение чувств, эмоций говорящего. Термин эмотивность закрепляется именно за лингвистическим обозначением эмоционального компонента. Появляются работы, посвященные углубленному изучению эмоциональной лексики английского языка и построению общей лингвистической теории См., например, Charleston B. Studies in the emotional and affective means of expression in modern English. Bern, 1960. 75 См. Pragmatics. A reader / Ed. by S.Davis. New York, Oxford. 1991, part VII. 76 Изард К. Эмоции человека. М., 1980. 77 Языковая номинация: Общие вопросы. М., 1977. 78 Васильев Л.М. К вопросу об экспрессивности и экспрессивных средствах // Славянский филологический сборник. Уфа, 1962. 79 Долинин К.А. Стилистика французского языка. Л., 1978. 74 эмоций80. В последние десятилетия эмотивность стала изучаться и в прагматическом плане. Л.А.Пиотровская выделяет особый эмотивный коммуникативный тип высказываний, рассматривая выражение говорящим эмоционального состояния или отношения как самостоятельную целеустановку, доминирующую в подобных РА. Особый вид эмотивных высказываний выделяет и В.В.Жура, но не с прагматических позиций, а на основе стилистического, смыслового и контекстуального анализа. В нашей концепции особый тип речевого акта в данном случае не выделяется, но признается возможность сочетания эмоционального компонента с собственно иллокутивным, а в результате действия МРП этот эмоциональный компонент может выдвигаться на первый план. Психологи подчеркивают связь эмоций с мотивацией деятельности: эмоция определяется как «особая форма отношения к предметам и явлениям действительности, обусловленная их соответствием или несоответствием потребностям человека»81. Отсюда широкое использование эмоциональных языковых средств при усилении РА поля директивности с условиями искренности в качестве приоритетных. Обзор взглядов лингвистов на экспрессивность обнаруживает: 1) самое широкое ее понимание как стилистической в ы р а з и т е л ь н о с т и . Такая трактовка имеет давние традиции в русистике и наблюдается, как правило, при анализе предложения или текста. Так, Т.Г. Винокур подчеркивает, что термином «экспрессия» покрывается вся область стилистической выразительности вообще, т.е. экспрессивно любое высказывание, содержащее стилистическое значение. Во всех этих высказываниях выражается не только отношение знака к предмету, но и человека к знаку. К числу работ последних десятилетий, в основу которых положено именно такое или близкое понимание экспрессивности, можно отнести работы К.А. Роговой, Н.Ф. Пелевиной, а также «Русскую грамматику» 1980 года. К.А. Рогова относит к экспрессивным такие стилистические значения, которые выражают отношение говорящего к предмету речи, и выделяет их два аспекта – эмоциональнооценочный и коммуникативно-модальный. Как видим, эмоциональность при этом рассматривается как один из составляющих компонентов экспрессивности. Подчеркивается связь экспрессивности с субъективной модальностью; 2) иногда экспрессивность понимается более узко: на первый план выдвигается какой-либо аспект выразительности. Примером могут служить определения, связывающие экспрессивность с о б р а з н о с т ь ю , с мотивированностью знака. Сторонники данной точки зрения – К.А. Долинин, авторы книги «Языковая номинация». Данное направление получило развитие на синтаксическом уровне в новой концепции синтаксической метафоры А.А. Масленниковой. Главную причину синтаксической метафоризации автор См., например, Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. Воронеж, 1987; Шаховский В.И. Общие вопросы лингвистической теории эмоций // Язык и эмоции. Волгоград, 1995. 81 Смирнов А.А. и др. Психология. М., 1969; см. также Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М., 1975. 80 видит в постоянном стремлении говорящих к созданию нестандартных форм выражения. Еще один аспект, который оказывается иногда в центре внимания при оценке экспрессивности, – актуальное членение высказывания (И.Г. Торсуева, В.Г. Гак). К этому же направлению относится и подход, наблюдаемый в функционально-семантической теории высказывания Л.П.Чахоян; 3) Интерес для нас представляли концепции, подчеркивающие связь экспрессивности с у с и л е н и е м . Если речь идет об усилении выразительности высказывания или об экспрессивном свойстве текста, которое имеет результатом эмоциональное или логическое усиление (Е.М. Галкина-Федорук, И.Р. Гальперин, И.В. Арнольд), то этот подход примыкает к первой, самой широкой трактовке. Уже понятие экспрессивности в трактовке тех ученых, которые определяют ее как усиление признаков, входящих в денотативный компонент слова (И.А. Стернин) или как усилительные оттенки, наслаивающиеся на вещественное содержание сообщаемого (В.В. Востоков). Особое место занимают взгляды тех авторов, которые рассматривают экспрессию как средство воздействия, когда говорящий (или пишущий) осознает преднамеренность использования определенных языковых средств82. Эмоциональность при этом понимается как непроизвольное выражение чувств. Г.Н. Акимова изучает экспрессивный синтаксис на материале современной русской художественной и публицистической литературы и дает набор конструкций, типичных для данного вида текста. Сущность данных конструкций заключается в том, что они являются специальным приемом, имеющим цель воздействовать на читателя. Автор различает три ступени вхождения синтаксических конструкций устной речи в письменный литературный язык: 1-я – их копирование в речи персонажей, 2-я – их использование в авторской речи в качестве особых приемов и 3-я – их некоторая нейтрализация в тексте. В работах англистов эта мысль высказывается в несколько иной форме: отмечается, что художественная коммуникация как особый вид общения представляет собой отражение реальной коммуникации и поэтому обладает всеми ее признаками (В.И. Шаховский). Изучая диалогическую речь с позиций прагматики, мы также рассматриваем экспрессивную, воздействующую роль языковых средств, но она в данном случае рассматривается в коммуникативно-интенциональном аспекте: микро- или макро-РА экспрессивен, так как в нем усиливается или смягчается КН говорящего, что в конечном счете усиливает воздействие на адресата83. Мы рассматриваем эспрессивность и эмотивность как два явления разного порядка. Понятие экспрессивности шире, чем эмоциональность, и включает последнюю как составную часть. Любое проявление, выражение эмоций усиливает воздействие на адресата, т.е. любое эмотивное Акимова Г.Н. Новые явления в синтаксическом строе современного русского языка. Л., 1982; Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. Учебное пособие. М., 1990. 83 Поспелова А.Г. Экспрессивность высказывания и ее реализация в синтаксической структуре предложения // Вестник ЛГУ № 2 История, язык, лит., вып. 1, 1982; Поспелова А.Г. Возможные подходы к решению проблемы экспрессивности и эмоциональности слова и предложения // Вопросы структуры английского языка в синхронии и диахронии, вып. 5. Л., 1985. 82 высказывание экспрессивно. Мы придерживаемся мнения, что в большинстве случаев даже непроизвольное на первый взгляд выражение эмоций в какой-то степени рассчитано на адресата (о чем см. п.2.2.1 первого раздела). Это проявляется еще в большей степени, если оно входит в состав сложного РА или макро-РА, как это нередко бывает с восклицаниями междометного типа. Исключение составляют восклицания, не адресованные никому, непроизвольно выражающие эмоциональное состояние говорящего. Примером могло бы послужить восклицание персонажа, восхищенного красотой природы: It was so very beautiful that the Mole could only ... gasp, «O my! O my! O my!» (Grahame). Однако персонаж находится в это время в лодке не один. Поэтому даже в этом, в основном непроизвольном высказывании есть доля интенции информировать собеседника о своих чувствах. Следующие два примера расположены по нарастанию роли аллокуции (тактики намеренного усиления воздействия на адресат): «You villains!» he shouted, shaking his fists. «You scoundrels, you highwaymen, you – you roadhogs!». (Grahame). Здесь мы видим макроРА ассертив (подкласс слитный РА-восклицание). Каждый из микро-РА содержит маркеры эмотивности (эмоциональную лексику и восклицательную интонацию, отражаемую пунктуацией). Кроме того, экспрессивность всего макро-РА в целом усиливается за счет использования контекстуально-синонимического повтора. И второй пример: «How old do you suppose he is?» «Nineteen or twenty» «Just imagine that». Последний РА в данном взаимодействии является косвенным ассертивом-восклицанием. Экспрессивность создается как косвенной формой РА, так и усилительной частицей just, которые вместе способствуют выражению удивления. В интерактивном плане данный РА является Восприятием. В подобных случаях, как и во всех остальных, когда РА усиливают или смягчают КН говорящего, они рассматриваются нами как осуществление аллокутивной тактики. В этом параграфе также особо рассматривается вопрос об экспрессивности макроРА. На основе примеров, проанализированных в пп. 1.2, 2.1 и 2.2 второго раздела делается вывод о том, что экспрессивность макро-РА создается либо обычными языковыми средствами, оформляющими по крайней мере один из микро-РА в его составе как экспрессивный. Например, макро-РА с доминирующим косвенным РА в целом экспрессивен: «Why can’t you go right now? I’m so tired» (Cunningham), как и макро-РА, в котором одно из высказываний содержит эксплицитный перформатив: «I advise you to see him. He has some good news for you». (Cunningham). Либо для усиления или смягчения макро-РА вводится специальное аллокутивное средство в виде коммуникативного интродуктора («Do you know who...?» и т.п.) или других способствующих микро-РА типа сигналов привлечения внимания, развернутых обращений с эмоциональной лексикой, аксиологических косвенных ассертивов типа «Don’t be X!» и т.п. Очень часто несколько разных средств усиления или смягчения используются одновременно, например: «I don’t think that you are right.» «Oh! Don’t be a silly boy. Just go away. There’s no point in getting angry» (Bates). Ответная реплика является макро-РА директивом. Доминирует директив с усилительной частицей «just». Кроме частицы, для усиления используется междометное восклицание «Oh!» и аксиологический косвенный ассертив «Don’t be a silly boy». Заключение Одним из наиболее активных процессов, действующих в сфере манифестации, является механизм речевых приоритетов. Он имеет динамичную природу и касается самых разных сторон коммуникативной деятельности языковой личности. Этот механизм достаточно универсален, так как предполагает постоянное переключение с одной прагматической составляющей РА на другую в процессе речевого общения. В то же время он специфичен для каждого языка, так как тесно связан с используемыми языковыми средствами и социально-культурными характеристиками участников коммуникации. В настоящем исследовании понятие МРП вводится на материале иллокутивноинтерактивных РА, выражающих согласие / несогласие, и далее действие этого механизма подробно изучается в сфере усиления и смягчения КН говорящего (в иллокутивном и межличностном аспектах). Анализ материала показал, что в плане иллокуции регулярно прослеживается использование определенных языковых средств, указывающих на приоритетную роль того или иного компонента иллокутивной силы РА. Так, коммуникативные интродукторы с эксплицитным перформативным глаголом или его субстантивным эквивалентом образуют с базовой частью единый микро-РА и связаны в первую очередь с выделением иллокутивной цели РА и его усилением, а коммуникативные интродукторы, подчеркивающие нежелание и вынужденность осуществления соответствующих речевых действий или содержащие глаголы речи, называющие другой, «менее категоричный» класс или подкласс (например, ask вместо order для приказа), имеют смягчающий эффект, также направленный на иллокутивную цель. В РА, имеющих ограничения, касающиеся их пропозиционального содержания (иногда, например, это должно быть положение дел либо позитивного, либо негативного свойства), для усиления используются повторы и эмотивные средства междометного характера, а для смягчения – этикетные образования, выражающие сожаление / извинение (типа I'm afraid). Для усиления, направленного на предварительные условия, характерно использование целого ряда коммуникативных интродукторов, акцентирующих внимание адресата на том или ином предварительном условии и образующих вместе с доминирующим высказыванием макро-РА. Для смягчения такого рода также существуют определенные типовые интродукторы, в частности, в форме придаточной части сложноподчиненного условного предложения. Смягчение, ориентированное на данный компонент, особенно характерно для директивов-просьб, советов и РА предложений (типа suggest). И тогда широко используются косвенные моноинтенциональные РА и полиинтенциональные моделированные РА. Роль условий искренности в двух рассматриваемых полях значительно различается. При усилении РА поля констатации этот компонент стоит на первом месте по частотности и использует разнообразные средства, подчеркивающие истинность пропозиционального содержания или уверенность говорящего в своих словах, в то время как смягчение, ориентированное на условия искренности, наблюдается редко; в рамках же поля директивности как усиление, так и смягчение КН достаточно актуальны для говорящего. При усилении этот компонент является приоритетным главным образом в просьбах и вопросах и подчеркивается чисто эмотивными средствами. При смягчении широко используются полиинтенциональные моделированные косвенные РА. В межличностном плане различается адресантно-детерминированное и адресатнодетерминированное усиление / смягчение КН. При усилении РА двух рассматриваемых полей экспликация психологических признаков носит адресатно-детерминированный характер, особенно у констатаций: средства усиления обычно отражают эмоциональное состояние или эмоциональное отношение говорящего. Директивы-просьбы изредка используют для усиления адресатнодетерминированные конструкции типа «there’s a good fellow», но в целом ссылки на доброту и доброжелательное отношение адресата скорее свойственны смягчению, а не усилению КН. При экпликации интеллектуальных признаков усиление констатаций одинаково часто бывает и адресантно- и адресатно-детерминированным (используются различные коммуникативные интродукторы); что касается РА поля директивности, то, очевидно, в силу их природы, отдается предпочтение адресатной детерминации. Для этого варианта отмечены случаи приоритетной роли социального фактора при усилении. Выделен особый вид адресантно-адресатных средств усиления типа «Don’t be X!» или «Be X!», которые рассматриваются как косвенные ассертивы аксиологического типа. При смягчении РА поля констатации так же, как при усилении, психологические характеристики оказываются приоритетными только для адресатно-детерминированных РА. В поле директивности наблюдается как адресантно-, так и адресатнодетерминированное смягчение и оно бывает связано с экспликацией значения «желание» в косвенных РА разных классов и подклассов. Приоритетная роль интеллектуального аспекта прослеживается как в адресантно-, так и в адресатно-детерминированной форме для обоих полей. Используются обычно косвенные РА. Особенностью всех видов смягчения является нетипичность адресантно-адресатной формы, нередко встречающейся при усилении. Отмечается также очень редкое обращение говорящего к физическим особенностям адресата в целях усиления или смягчения, что, очевидно, связано с ограничениями национально-культурного плана. Исследование показало перспективы дальнейшего применения теории речевых приоритетов. В качестве возможных вариантов были отмечены особенности функционирования РА-поступка в роли коммуникативного акта аргументации, соотношение иллокутивных и пропозиционально-содержательных форм осуществления стратегии вежливости. Но этим возможности применения данной теории при изучении процессов речевого общения не исчерпываются. Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях: МОНОГРАФИИ И УЧЕБНЫЕ ПОСОБИЯ 1. Спорные вопросы английской грамматики. (П–1988) Коллективная монография (в соавт. с Зерновым Б.Е., Варшавской А.И., Чахоян Л.П. и др.) / Под ред. В.В.Бурлаковой. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. – 207с./13с. (13/1 п.л.). 2. Манифестация и механизм речевых приоритетов в английской диалогической речи (П–2000). – СПб.: Научные доклады: Изд-во СПбГУ, 2000. – 18с. (2,33 п.л.). 3. Хрестоматия по теоретической грамматике английского языка. Изд-е 3-е переработанное (в соавт. с Иофик Л.Л. и Чахоян Л.П.). – Л.: Изд-во «Просвещение», 1981. – 222с./55с. (11,76/3 п.л.). 4. Теоретическая грамматика английского языка. Учебное пособие (в соавт. с Балашовой С.П., Бродович О.И., Бурлаковой В.В., Варгиной Н.В., Варшавской А.И. и др.) / Под ред. В.В.Бурлаковой. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1983. – 251с./37с. (17,24/2,6 п.л.). НАУЧНЫЕ СТАТЬИ И ТЕЗИСЫ: 5. О синтаксическом статусе уточнения (депон.) // Вестник ЛГУ, серия ист., яз., лит. Рукоп. депонир. В ИНИОН АН СССР, № 1286 от 22.02.77 – (0,5 п.л.) 6. Многочастные полипредикативные предложения с уточнением в английском языке (в соавт. с Петровой Е.С.) // Вопросы лингвистики текста. Грозный, 1979. – с.144151 (0,5 п.л.). 7. Уточняющие конструкции с именем собственным в современном английском языке (в соавт. с Герасимовой Е.Г.) // Вопросы структуры английского языка в синхронии и диахронии. Вып.4. Взаимодействие языковых структур в системе. – Л.: ЛГУ, 1980. – с.104-109 (0,3 п.л.). 8. Экспрессивность высказывания и ее реализация в синтаксической структуре предложения // Вестник ЛГУ, № 2, сер. Ист., яз., лит., вып.1, 1982. – с.111-114 (0,5 п.л.). 9. О принципах выделения эмотивных высказываний в английском языке // Лингвистические единицы разных уровней и их функциональные характеристики. Межвузовский сб. Краснодар, 1982. – с. 80-84 (0,25 п.л.). 10. Экспрессивная роль замещения (на материале германских языков). (в соавт. с Жаровым Б.С.) // Функциональные типы и функциональные модификации языковых единиц. Л., ЛГПИ им.Герцена, 1983. – с.121-128 (0,5 п.л.). 11. Усилительная роль конструкций с глаголами-репрезентативами в германских языках (в соавт. с Жаровым Б.С.) // Тезисы докл. на конфер. «Национальное и интернациональное в развитии языков и литератур». г.Иваново (с 16 по 19 февраля 1982 г.). Депонир. в ИНИОН АН СССР № 13715 Д83. Реферат опубл. в журн. «Нов. сов. лит. по обществ. наукам. Языкознание» № 3, 1984 (1 п.л.). 12. Усилительная роль конструкций с глаголами-репрезентативами в германских языках (в соавт. с Жаровым Б.С.) // Национальное и интернациональное в развитии языков. Иваново, 1984. – с.94-102 (0,5 п.л.). 13. Возможные подходы к решению проблемы экспрессивности и эмоциональности слова и предложения // Вопросы структуры английского языка в синхронии и диахронии. Вып.5. Слово и предложение в структурно-семантическом аспекте. Л.: ЛГУ, 1985. – с. 83-90 (0,4 п.л.). 14. О средствах смягчения коммуникативного намерения в современном английском языке // Вестник Ленинградского ун-та № 16, 1985, серия истор., язык, лит-ра, вып.3. – с.67-72 (0,5 п.л.). 15. Моно- и полиинтенциональные высказывания в английском языке // Коммуникативно и структурно обусловленные модификации единиц языка. Л.: ЛГПИ им.Герцена, 1986. – с.99-102 (0,25 п.л.). 16. Программа по теоретической грамматике английского языка (в соавт. с Бурлаковой В.В.). Л.: 1987, с. 1-8 (0,5 п.л.). 17. Прагматические составляющие речевого акта как основа многообразия его реализаций в диалоге (в соавт. с Шелингер Т.Н.) // Семантические и прагматические аспекты изучения языковых единиц // Тезисы докладов краевой научно-практической конференции. – Барнаул: Барнаульский ГПИ, т.II. – с.133-134 (0,1 п.л.). 18. О взаимодействии формы и прагматического содержания высказывания // Материалы конференции в Чечено-Ингушском ГУ, 1985 г. «Семантико-синтаксические аспекты в высказывании и тексте». Депонировано в ИНИОН АН СССР № 29184 от 24.04.87 (0,25 п.л.). 19. О дополнительных коммуникативно-прагматических функциях высказывания в английском языке // Проблемы современного теоретического и синхронно-описательного языкознания. Вып.II «Предложение и текст: семантика, прагматики и синтактика» / Под ред. В.В.Богданова. – Л.: ЛГУ, 1988, с.53-57 (0,35 п.л.). 20. Побудительность: иллокуция и интеракция // Императив в разноструктурных языках. Тезисы докладов конференции «Функционально-типологическое направление в грамматике. Повелительность». ЛО ИЯ АН СССР. – Л.: 1988. – с.105-106 (0,1 п.л.). 21. Эмоционально-оценочная реакция на речевой акт в интерпретации адресата (в соавт. с Конопелько Е.В.) // Логическое и аксиологическое в высказывании и тексте. тезисы докладов межрегиональной конференции. Грозный, 1990. – (0,1 п.л.). 22. Усеченные высказывания в английском художественном тексте (к проблеме композиционно-вариативного членения текста (в соавт. с Герасимовой Е.Г.) // Вопросы структуры английского языка в синхронии и диахронии. Вып.6 «Константность и вариативность языковых единиц». – Л., ЛГУ, 1989. – с.158-164 (0,4 п.л.). 23. Об одном способе введения темы «Правила речевого общения (на материале английского языка)» (в соавт. с Герасимовой Е.Г.) // Лингвометодические аспекты семантики и прагматики. Методические рекомендации. – Курск: 1990. – с.18-20 (0,2 п.л.). 24. Прагматические характеристики текстов описаний изобретений (в соавт. с Лебедевой Р.Б.) // Лексика. Лексикография. Научно-технический перевод. Тезисы докладов и сообщений ИЯ АН СССР, Московский институт приборостроения (Орловский филиал). – Орел: 1990. – с.79-81 (0,2 п.л.). 25. Слитные речевые акты в международной коммерческой и деловой корреспонденции (в соавт. с Лебедевой Р.Б.) // пути повышения эффективности речевого воздействия в условиях деловой коммуникации. Тезисы докладов научно-практической конференции. – Челябинск: 1990. – с.73-74 (0,1 п.л.). 26. Иллокутивно-сильные и иллокутивно-слабые позиции в дискурсе // Прагматическая интерпретация и планирование дискурса. Тезисы совещания-семинара. – Пятигорск: 1991. – с.79-81 (0,2 п.л.). 27. Функциональный аспект изучения речевых актов: иллокутивноинтеракциональная характеристика (П–1992) // Трехаспектность грамматики (на материале английского языка). Сб. статей / Под ред. В.В.Бурлаковой. – СПб.: СПбГУ, 1992. – с.68-85 (1,25 п.л.). 28. Реакция адресата на нарушение Правил Кооперации в английском диалоге (в соавт. с Шиловой С.В.) // Проблемы функциональной лингвистики и активные формы преподавания иностранного языка. Тезисы докладов и сообщений. Научно-практическая конференция фак-та ин.яз. АГПИ им.С.М.Кирова – Астрахань: 1993. – с.84-86 (0,1 п.л.). 29. Некоторые итоги и перспективы изучения единиц речевого общения (в соавт. с Чахоян Л.П.) // Диалог глазами лингвиста. – Краснодар. 1994 – с.15-24 (0,5 п.л.). 30. Место аллокутивных тактик в системе тактик ведения разговора (на материале английской и русской диалогической речи). (в соавт. с Дорогунцевой Ю.В.) // Вопросы структуры английского языка в синхронии и диахронии. Вып. 7. Английская филология в переводоведческом и сопоставительном аспекте. – СПб.: 1995, с.18-23 (0,4 п.л.). 31. Application of the theory of falacies to the analysis of mystification strategies (в соавт. с Шустровой Е.Н.) // Analysis and Evaluation. Procedures of the third ISSA Conference on argumentation. Vol.II. Amsterdam: 1995 – p.270-273 (0,3 п.л.). 32. Метаязыковой микродиалог в контексте дискурса (в соавт. с Петровой Е.С.) // Вопросы английской контекстологии. Вып.4 – СПб.: 1996 – с.123-128 (0,4 п.л.). 33. Неосознанные и сознательные нарушения постулатов речевого общения, связанные с личностью коммуниканта (в соавт. с Козьминой В.Н.) // Когнитивная лингвистика в конце ХХ в. – Беларусь. Минск: МГЛУ, 1998 – (0,4 п.л.). 34. Об одном виде экспрессивности макро-речевого акта // Материалы XXVIII межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Вып.8. – СПб.: 1999 – с.29-34 (0,4 п.л.). 35. Две ступени усиления коммуникативных намерений эмотивных высказываний в русском тексте и его переводе на английский язык ( в соавт. с Александровой Ю.О.) // I Всероссийская научная конференция по переводоведению «Федоровские чтения». Тезисы докл. (27-28 октября 1999 г.) – с.38-39 (0,1 п.л.). 36. Вежливость и аллокуция в английском речевом общении // Современные тенденции в обучении языкам. Материалы доклада на международной научно- практической конференции (13-15 мая 1999 г.). – СПб.: Изд-во РГПУ им.Герцена. 1999 – с.259-263 (0,3 п.л.). 37. Две ступени усиления коммуникативного намерения эмотивных высказываний в русском тексте и его переводе на английский (в соавт. с Александровой Ю.О.) // Университетское переводоведение. Вып.1. Материалы I Всероссийской научной конференции «Федоровские чтения» (27-28 октября 1999 г.). – СПб.: СПбГУ, 2000. – с.156-163 (0,5 п.л.). 38. Высказывания, эксплицирующие установку на различные стороны личности адресата (лингвистический и философско-антропологический аспекты) (в соавт. с Моревым А.А.) // Вопросы структуры английского языка в синхронии и диахронии. Вып.8. Антропоцентризм в языке и речи. СПб., 2000 – с.104-110 (0,5 п.л.). 39. Программа курса теоретической грамматики английского языка. Программы кафедры английской филологии и перевода. – СПб.: СПбГУ, 2000 – с.112-116 (0,3 п.л.). 40. Программа спецкурса «Английское предложение в речевом общении» // Программы кафедры английской филологии и перевода – СПб: СПбГУ, 2000 – с.183-186 (0,1 п.л.). 41. Усиление директивных РА как проявление действия механизма речевых приоритетов // Материалы XXIX межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. СПбГУ, вып. 16, секция грамматики (романо-германские языки), часть I – (1-3, 13-20 марта 2000 г.) – СПб: СПбГУ, 2000, с. 3-11 – (0,4 п.л.). ОГЛАВЛЕНИЕ Общая характеристика работы ................................................................... 3 Раздел первый. ОБЛАСТЬ И ОБЪЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ: ГРАНИЦЫ И ПАРАМЕТРЫ ....................................................................... 9 Глава I. ОБЛАСТЬ ИССЛЕДОВАНИЯ ............................................................. 9 1.1. Манифестация как лингвистическое понятие .................................... 9 1.2. Дискурс: принципы изучения и параметры ...................................... 13 Глава II. РЕЧЕВОЙ АКТ КАК ОБЪЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ ............................. 14 2.1. Роль речевого акта в системе единиц речевой деятельности. Микро- и макро-речевые акты .................................................................. 14 2.2. Принципы классификации и субклассификации иллокутивных актов ................................................................................... 18 2.2.1. Функционально-прагматическое поле интенциональности. Слитные речевые акты ............................................................................... 18 2.2.2. Классификация речевых актов по характеру соотношения их прагматической формы и прагматического содержания ........................ 26 2.3. Интерактивная характеристика речевого акта-поступка. Интерактивный потенциал типового речевого акта ............................... 32 Раздел второй. УСИЛЕНИЕ/СМЯГЧЕНИЕ КОММУНИКАТИВНОГО НАМЕРЕНИЯ ГОВОРЯЩЕГО С ПОЗИЦИЙ ТЕОРИИ РЕЧЕВЫХ ПРИОРИТЕТОВ 37 Глава I. ДЕЙСТВИЕ МЕХАНИЗМА РЕЧЕВЫХ ПРИОРИТЕТОВ В СФЕРЕ ИЛЛОКУЦИИ И ИНТЕРАКЦИИ ........................................................ 37 1.1. Введение понятия механизма речевых приоритетов (на примере функционирования интерактивных актов согласия/несогласия) ............................................ 37 1.2. Действие механизма речевых приоритетов при усилении/смягчении коммуникативного намерения говорящего(иллокутивный аспект) ...... 42 1.2.1. Усиление коммуникативного намерения .................................. 42 1.2.2. Смягчение коммуникативного намерения ............................... 48 Глава II. МЕЖЛИЧНОСТНЫЙ АСПЕКТ ДЕЙСТВИЯ МЕХАНИЗМА РЕЧЕВЫХ ПРИОРИТЕТОВ ПРИ УСИЛЕНИИ/СМЯГЧЕНИИ КОММУНИКАТИВНОГО НАМЕРЕНИЯ ГОВОРЯЩЕГО .......................................................................... 53 2.0. Вступительная часть ........................................................................... 53 2.1. Усиление коммуникативного намерения ......................................... 55 2.2. Смягчение коммуникативного намерения ....................................... 57 Глава III. АЛЛОКУЦИЯ И ЭКСПРЕССИВНОСТЬ РЕЧЕВОГО АКТА .............. 59 3.1. Аллокуция как особая коммуникативная тактика и ее связь с вежливостью ........................................................................... 59 3.2. Усиление и смягчение коммуникативного намерения и экспрессивность речевого акта ................................................................. 62 Заключение.................................................................................................. 66 72
