«Стезею правды и добра»

advertisement
муниципальное казенное учреждение культуры
«» «Центральная городская библиотека им. В.И. Ленина»
Отдел обслуживания
Н. Новгород
2016
1
1 В. - 5 февраля исполнилось 180 лет со дня рождения выдающегося критика,
нашего земляка Николая Александровича Добролюбова. Судьба отпустила ему
ничтожно короткий срок: прожил он на свете всего 25 лет, меньше Пушкина, меньше
Лермонтова, меньше любого из русских классиков. Точнее, прожил он 25 лет 9 месяцев
и 7 дней (1836-1861).
И такая поправка очень существенна, так как сутки добролюбовской жизни
воистину дорогого стоили. Ведь Николай Александрович мог за ночь написать
большую статью в номер журнала «Современник», который он возглавлял. Написанное
Добролюбовым только за один год (тогда ему было всего 23 года) составляет более 100
статей и рецензий: два солидных тома. Это, не считая стихотворений и прозы, свыше
полусотни писем.
2 В. - «Ему было только двадцать пять лет, – писал Н.Г.Чернышевский, - но уже
четыре года он стоял во главе русской литературы, нет, не только русской литературы, во главе всего развития русской мысли…О, как он любил тебя, народ! До тебя не
доходило его слово…много для тебя сделал этот гениальный юноша, лучший из сынов
твоих».
«Памяти Добролюбова»
Года минули, страсти улеглись.
И высоко вознесся ты над нами…
Плачь, русская земля! но и гордись –
С тех пор, как ты стоишь под небесами,
Такого сына не рождала ты
И в недра не брала свои обратно:
Сокровища душевной красоты
Совмещены в нем были благодатно…
Природа-мать! Когда б таких людей
Ты иногда не посылала миру,
Заглохла б нива жизни…
Н.А.Некрасов
1 В. – Однако, хватит восторженных оценок. Давайте спросим сами себя: что мы
знаем о нашем великом земляке? Некоторым кажется, что о нем уже давно всё известно,
другие настолько объединяют его с учителем и другом Николаем Григорьевичем
Чернышевским, что даже и вопроса не ставят о самостоятельности судьбы и взглядов
Добролюбова в литературе и критике; третьи наивно отождествляют «всего»
Добролюбова с его статьями о творчестве А.Н. Островского «Темное царство» и «Луч
света в темном царстве» (ну, может быть, кто-то вспомнит еще его статью «Что такое
обломовщина?»); четвертые – ну, а четвертые, а может быть, и пятые, шестые, смутно
или вовсе не представляют себе, кем он был, какая личность, какая деятельность
обозначена этим «говорящим» именем «Добролюбов», то есть любящий добро. Отнюдь
не псевдоним, но подлинная фамилия, она по странному совпадению, как будто в
классической пьесе, где уже в имени действующего лица получала выражение суть его
социальной роли и характера, указывает на реальное, определяющее начало
Добролюбова – человека и литератора.
2 В. - Вглядимся в портрет Добролюбова. Изображенный на нем человек совсем
молод. Черты лица негармоничны, пожалуй, его можно назвать некрасивым. Взгляд
прям, строг и умен. Вспоминаются некрасовские слова: «Суров ты был…». Некоторые
из его современников считали его холодным, замкнутым, как бы мы сейчас сказали
«некоммуникабельным», талантливым, но не внушающим больших симпатий к
собственной личности, излишне резким в разговорах с теми, кто был ему чужд.
Из воспоминаний сокурсника Добролюбова по Петербургскому педагогическому
институту, где он учился, Радонежского: «Николай Александрович не любил мишуры
2
нигде и ни в чём, не любил рисоваться и всегда ратовал против нарядного чересчур
мундира, особенно ловкого поклона, заискивающего разговора, подобострастного
отношения к кому бы то ни было…»
Во время коронации Александра II студентам института прислали бесплатно 2
билета в Александринский театр. Бросили жребий, кому из студентов ехать, выпало –
Добролюбову и Радонежскому. Давали «Парашу-Сибирячку» и еще что-то. В одной из
их играл Максимов. Во время действия за некоторые монологи вызывали Максимова
после того, как он кончил свое явление. Максимов имел привычку выходить
раскланиваться и, разумеется, своим выходом нарушал художественное действие…
1 В. - В то время, когда все хлопали являвшемуся на выход Максимову,
Добролюбов, вставая со своего места и высунувшись из ложи, кричал громко: «Невежа,
лакей!» - шикал и свистел (то же было с Добролюбовым, когда Максимов в другой раз
при нем играл роль Чацкого)».
Откроем «Дневник» Н.А. Добролюбова за январь 1857 г.:
«Вчера вечером смотрел я «Ревизора». Идет он, конечно, плохо. В чтении он
менее карикатурен, нежели на сцене. Максимов хорошо исполняет роль Хлестакова,
Бурдин – Земляники, Линская – довольно хорошо – жену городничего, - и только.
Сосницкий хорош как-то местами. Иногда же он, видно, что не понимает своего
характера. Первое действие вообще плохо идет, не исключая и Бобчинского и
Добчинского, которые утрируют свою роль до невозможности. Последние действия
лучше. Одна сцена показалась мне ненатуральною у самого Гоголя, и при игре
Сосницкого это было еще заметнее: мошенник городничий сам начинает рассказывать,
как будто маленькое дитя, предполагаемому ревизору все свои грешки: и об унтерофицерской жене и о взятках. Да он совсем не имел повода говорить об этом и,
предполагая самый сильный донос, не должен был наводить ревизора на мысль о своих
винах. Нечистая совесть способна скорее молчать, нежели говорить о своих винах.
Можно допустить при этом страшную наглость и бесстыдство мошенника; но пред
Хлестаковым он сильно струсил, а наглость как-то не ладит со страхом. Впрочем,
вопрос этот, кажется, может подлежать спорам… Вчера говорили, что в театре был
государь и очень смеялся… Много ли понял он тут, не знаю…»
2 В. - «Как-то вечером, - вспоминает Радонежский, - часов в десять, после ужина,
сидели мы в своей камере (то есть в комнате студенческого общежития – Е.Л.) за
столом: Добролюбов, я и еще три студента. Добролюбов читал что-то. Является один
студент, некто N, считавший себя аристократом между нами, голышами, как помещик N
стал рассказывать одному студенту новость: будто бы носятся слухи об освобождении
крестьян (это было в начале 1857 г.). Передавая этот слух, N выразил оттенок
неудовольствия, как помещик… Добролюбов, не переставая читать, доселе довольно
спокойно слушал рассказ N. Но когда N сказал, что подобная реформа еще
недостаточно современна для России и что интерес его личный, интерес помещичий
через это пострадает, Добролюбов побледнел, вскочил со своего места и неистовым
голосом, какого я никогда не слыхал от него, умевшего владеть собою, закричал:
«Господа, гоните этого подлеца вон! Вон, бездельник! Вон, бесчестье нашей
камеры!»
1 В. - Из «Дневника» Н.А. Добролюбова за январь 1857 г.:
«…когда-то, еще в первый год нашей институтской жизни, и, вероятно, в первые
месяцы, сказал я Михайловскому, что у него больше развиты ноги, нежели голова. Это
его так уязвило, что он до сих пор тяготится моей остротой. Я, несмотря на все усилия,
не мог ее припомнить… Впрочем, я и теперь еще не слишком высокого мнения о
развитости головы Н. Михайловского; мне все кажется, что он до сих пор ни о чем
серьезно не думал и не умеет рассуждать о предметах высшей важности. Если он
останется навсегда с этой умственной ленью, то я желаю ему (несмотря на природный
его ум) лучше остаться под опекой религиозности или даже церковности, нежели жить
3
собственной головой. У него вечно всё будет скользить по поверхности, и он даже легко
может сделаться просто добрым малым, на что теперь же подает большие надежды.
Подвиг самопеределыванья будет для него труден… А жаль, право: с таким живым
умом и прекрасным сердцем он соединяет еще и некоторый талант, который при более
глубоком и серьезном образовании мог бы принести даже значительную пользу… А всё
эта проклятая лень, это увлечение разными животными порывами и неведение о
высших целях человечества!»
2 В. - Но продолжим рассматривать портрет Добролюбова. Одежда, прическа,
очки – ничего экстравагантного, ничего, что выделяло бы, свидетельствовало о какомто внимании к своему внешнему облику. Как выглядели десятки интеллигентов из
разночинцев, так выглядел и Добролюбов. Особенным, выдающимся, богатым был его
внутренний мир. Он раскрывался в его статьях, стихотворениях, письмах, дневниках.
Его, этот мир, нельзя оценить с первого взгляда, в него надо войти, постичь его законы
и особенности. И только тогда Добролюбов предстанет таким, каким сумели увидеть
его близкие друзья, каким почувствовали его читатели: человеком сильной мысли,
глубоких чувств, способным любить и страдать, убежденным, что есть такие идеи,
такие устремления, за которые не жалко отдать жизнь.
1 В. - Из «Дневника» Н.А.Добролюбова за декабрь 1855 г.:
«Побывавши у Паржницкого (Игнатий Паржницкий – студент, друг
Добролюбова – Е.Л.), я всегда выношу новый запас анекдотов и острот… Это довольно
странно, потому что наши разговоры с ним совсем не могут быть названы пустой
светской болтовней…Мы затрогиваем великие вопросы, и наша родная Русь более
всего занимает нас своим великим будущим, для которого хотим мы трудиться
неутомимо, бескорыстно и горячо… Да, теперь эта великая цель занимает меня
необыкновенно сильно… К несчастью, - я очень ясно вижу и свое настоящее положение
и положение русского народа в эту минуту и потому не могу увлекаться
обольстительными мечтами, какие позволяет себе Щеглов (Дмитрий Щеглов, студент,
друг Добролюбова, отношения между ними прервались в 1856 г. – Е.Л.). Я чувствую,
что реформатором, революционером я не призван быть… Не прогремит мое имя, не
осенит слава дерзкого предпринимателя и совершителя великого переворота… Тихо и
медленно буду я действовать, незаметно стану подготовлять умы; именье (если оно
будет у меня), жизнь, безопасность личную я отдам на жертву великому делу, но – это
тогда только, когда самопожертвование будет обещать верный успех… Иначе… К чему
губить жизнь, которая еще может быть полезна?.. Нужно ясно поставить свое
положение: что я такое? Бедный студент, которого всё состояние заключается в 30 руб.
сер., находящихся в долгах у разных лиц, да в голове и руках, которые он еще не знает
как употребить… Мои средства – опять только я, но я без средств.. Что же тут делать?
Мои сообщники: один – решительный, благородный, но страшно заносчивый и не
имеющий ко мне никакого уважения человек…другой – человек умный, но смотрящий
на всё с какой-то странной точки, над всем смеющийся и ничем не возмущающийся,
очень молодой и легкомысленный…(сравниваются Паржицкий и Щеглов). Еще
несколько человек, понимающих дело, не ограничивающихся презрением и ненавистью
к злу, не заботясь о средствах исправить, уничтожить его. Горькое положение!.. А
между тем, что касается до меня, я как будто нарочно призван судьбою к великому делу
переворота!.. Сын священника, воспитанный в строгих правилах христианской веры и
нравственности, - родившийся в центре Руси, проведший первые годы жизни в
ближайшем соприкосновении с простым и средним классом общества, бывший чем-то
вроде оракула в своем маленьком кружке, потом – собственным рассудком, при всех
этих обстоятельствах, дошедший до убеждения в несправедливости некоторых начал,
которые внушены были мне с первых лет детства; понявший ничтожность и пустоту
того кружка, в котором любили и ласкали меня, - наконец, вырвавшийся из него на свет
божий и смело взглянувший на оставленный мною мир, увидевший всё, что в нем было
возмутительного, ложного и пошлого, - я чувствую теперь, что более, нежели кто4
нибудь, имею силы и возможности взяться за свое дело… «Сам я был тем, чем вы,
господа, - скажу я своим жалким собратьям, - вот история моей жизни… И я теперь
несравненно больше доволен собой, чем в то время, когда был похож на вас…»
2 В. - Раз и навсегда выбрав для себя единственно верный путь, Добролюбов
остался предан ему до последнего вздоха. Какую же надо было иметь силу и веру,
чтобы преодолеть мучительные сомнения, подавить горькие разочарования. А жизнь
его была до чрезвычайности коротка, как у многих молодых людей того времени. Из
сорока однокурсников Добролюбова по Петербургскому главному педагогическому
институту двенадцать человек унесла злая чахотка.
Добролюбов умер 29 ноября 1861 г. Незадолго до кончины, в один из горьких
моментов тоски по несправедливо рано обрывающейся жизни он писал:
1 В. - Пускай умру – печали мало,
Одно страшит мой ум больной:
Чтобы и смерть не разыграла
Печальной шутки надо мной.
Чтоб над моим холодным трупом
Не пролилось горячих слёз,
Чтоб кто-нибудь в усердье глупом
На гроб цветов мне не принёс.
Чтоб бескорыстною толпою
За ним не шли мои друзья,
Чтоб под могильною землёю
Не стал любви предметом я.
Чтоб всё, чего желал так жадно
И так напрасно я живой,
Не улыбнулось мне отрадно
Над гробовой моей доской.
2 В. - После его смерти всё было почти так, как и представлял себе Добролюбов.
По запруженной народом Литейной улице, много вёрст до самого кладбища
провожавшие несли гроб на руках. На паперти кладбищенской церкви выступали
Чернышевский и Некрасов.
1 В. – «Памяти Добролюбова»
Года минули, страсти улеглись,
И высоко вознесся ты над нами…
Плачь, русская земля! но и гордись –
С тех пор, как ты стоишь под небесами,
Такого сына не рождала ты
И в недра не брала свои обратно:
Сокровища душевной красоты
Совмещены в нем были благодатно…
Природа-мать! Когда б таких людей
Ты иногда не посылала миру,
Заглохла б нива жизни…
Н.А. Некрасов
2 В. - Похоронили Добролюбова на Волковом кладбище, на так называемых
«Литературных мостках» в Петербурге, рядом с Белинским.
5
А сейчас предлагаем на воображаемой машине времени перенестись назад лет
эдак на 160 и задать несколько вопросов литературному критику.
- Николай Александрович, расскажите немного о своих родителях.
1 В. - По происхождению своему я принадлежу к духовному званию. Отец,
Александр Иванович, священник нижегородской Никольской церкви. Семейство наше
большое, состоит из семи душ детей, так что достатка особого не было. В этой
патриархальной семье старинного домостроевского типа, с беспрекословным
подчинением младших суровой воле старших, я – первенец, родился 5 февраля 1836 г.
Воспитанием детей отец мало занимался. Сверх церковной службы он занят был и
педагогической деятельностью – в должности законоучителя в нижегородском
канцелярском училище.
Из «Дневника» Н.А. Добролюбова от 1 января 1852 г., Николаю неполных 17
лет:
«Нужно было случиться, чтоб у нас в этот день сбежала со двора наша корова…
Папенька и так ныне был довольно в худом расположении духа по некоторым
обстоятельствам; но когда сказали ему об этом, он окончательно расстроился, и,
пришедши домой, я застал его в крайне мрачном расположении, особенно потому, что
это случилось в Новый год и, следовательно, предвещало несчастия в будущем –
предрассудок, оказавший, однако, сильное влияние на папашу. К вящему несчастию,
мамаша с старшею моею сестрой уехали к А.И. Никольской на вечер, папаша был один,
и я должен был подвергнуться неприятностям. Сначала папаша пожалел о корове,
побранил заочно работницу – за дело! – и принялся писать свои дела…Я подумал, что
ждать мне больше нечего, взял свечу и пошел к себе в комнату. Но папаша позвал меня
к себе и сказал, что «если б я мало-мальски радел отцу, жалел его, если бы у меня хотя
немного было мозгу в голове, то я занялся бы этим делом, а не оставил его без
внимания, будто мне всё равно, хоть всё гори, всё распродади…» После этого нечего
было ждать ласкового слова. Я таки испугался предстоящей сцены и поскорее по
приказанию папаши сошел в кухню и расспросил кухарку об успехах ее поисков,
которые были совсем безуспешны. Узнавши это, я в точности донес папаше. Он стал
что-то говорить, и вдруг – бог весть как – разговор перешел ко мне, и тут-то я должен
был выслушать множество вещей, которых теперь и не припомню в подробности. Но
только главный смысл их был таков:
«Ты негодяй; ты не радеешь отцу; не смотришь ни за чем; не любишь и не
жалеешь отца; мучишь меня и не понимаешь того, как я тружусь для вас, не жалея ни
сил, ни здоровья. Ты дурак; из тебя толку не много выйдет; ты учен, хорошо сочиняешь,
но всё это вздор. Ты дурак и будешь всегда дураком в жизни, потому что ты ничего не
умеешь и не хочешь делать. Вы меня не слушаете, вы меня мучите; когда-нибудь
вспомните, что я говорил, да будет поздно. Может, я недолго уж проживу. От таких
беспокойств, тревог и неприятностей поневоле захочешь умереть; лучше прямо в
могилу, чем этак жить. Ничего в свете нет для меня радостного; нигде не найду я
отрады; весь свет подлец; все твои науки никуда не годятся, если не будешь уметь жить.
Умей беречь деньгу, без денег ничего не сделаешь; деньги – ох! – трудно достаются;
надо уметь, да и уметь, приобретать их; как меня не будет, вы с голоду все умрете;
никакие твои сочинения тебе не помогут!.. Из тебя ничего хорошего не выйдет; хилогнило, хило-гнило; не много в тебе мозгу; а еще умным считаешься».
Всё это, на разные манеры повторяемое, я слушал от восьми до одиннадцати
часов – ровно три часа… Каково это вынести? Не в первый и не в последний раз
слышал я эти упреки, но ныне они особенно были тяжелы для меня. Они продолжались
три часа: произносились не с сердцем, не в гневе, но очень спокойно, только в
необыкновенно мрачном и грустном тоне. Я не видел никакого повода к такому обороту
разговора, хотя большею частью и сознавал относительную справедливость
высказываемых замечаний. Но всё это ничего бы: особенно поразили меня упреки в
нелюбви, нерадении к отцу, пророческие слова о том, что из меня ничего не выйдет;
6
всего же более эти жалобы на свои труды и беспокойства, на то, что недолго ему
остается жить. Я чуть не плачу и теперь, припоминая это. Однако мне не хочется
верить, и я не смею верить этим словам. Но когда папаша говорил, я не смел, я не мог
произнести ни одного слова, если он сам не спрашивал меня:
«так ли?» - на что я отвечал только «так-с»… Я бы нашелся, что сказать, но у
меня недоставало духу говорить… Не понимаю, что это такое. А папаше это, видимо,
неприятно… Но что же делать? Не так, не так надо со мной говорить и обращаться,
чтобы достигнуть того, что ему хочется. Нужно прежде разрушить эту робость,
победить это чувство приличия пред родным отцом, будто с чужим, смирить эту
недоверчивость, и тогда уже явится эта младенческая искренность и простота…
Впрочем, что винить папашу? Я виноват, один я причиной этого. Должно быть, я горд,
и из этого источника происходит весь мой гадкий характер. Это, впрочем, кажется, у
нас наследственное качество, хотя довольно в благородном значении… Однако чудный
денек! Все так встречают Новый год? Не правда ли?.. Можно повеселиться!..
2-го числа в среду корова нашлась. Папаша успокоился и был очень весел».
3 В. - Воспитывала детей мать Зинаида Васильевна, - женщиной она была умной
и прекрасной.
1 В. - От нее получил я свои лучшие качества, с ней сроднился я с первых лет
своего детства, к ней летело мое сердце, где бы я ни был, для нее было всё, что я ни
делал.
3 В. - И действительно, не только нравственным закалом, но и первым
пробуждением умственных способностей Добролюбов всецело был обязан матери. Уже
с трех лет с ее слов он заучил несколько басен Крылова и прекрасно декламировал их
перед домашними и гостями. Она же научила его читать и писать.
2 В. - Николай Александрович, ваши энциклопедические познания
общеизвестны. Ну а что послужило толчком к чтению? Что вы читали в детстве?
1 В. - В доме отца была прекрасная библиотека, состоявшая из 400 томов, в
которой, помимо книг богословского содержания, было немало и светских, между
прочими «Всеобщая история» Милотта, «Естественная история» Двигубского,
«Энциклопедический словарь» Плюшара, «Опытный человек» Попе, «О разуме
законов» Монтескьё, «О множестве миров» Фонтенеля. В совсем еще юном возрасте я с
жадностью накинулся на все эти книги. Читал я помимо ученых сочинений и русских
авторов, и журналы.
2 В. - В 1846 г. десятилетнего мальчика отдали в высший класс духовного
училища. По воспоминаниям о Добролюбове его товарища М.Е. Лебедева, 12-15-летние
ученики четвертого класса были неприятно поражены тем, что к ним в класс привели
учиться десятилетнего мальчика. «Говорят, братцы, подготовлен хорошо, - рассуждали
они. – А латинский как знает! Книг много у отца… Он уж «Историю» Карамзина
прочитал».
В семинарии Н.А. Добролюбов научился составлять богословские диссертации.
В годы учебы он с большой охотой, завидной и примерной добросовестностью писал
большие – от 20 до 100 страниц – сочинения на богословские и философские темы,
удивляя этим преподавателей и тем более своих товарищей-семинаристов. Семинарских
профессоров поражали стройная логика изложения, самостоятельность мысли и
необыкновенная трудоспособность 14-летнего юноши. В его сочинениях они отмечали
журнальные обороты, которые свидетельствовали о знакомстве семинариста
Добролюбова со светской литературой и журнальной периодикой, что никоим образом
не поощрялось духовными учителями.
7
1 В. - Опираясь на глубокие книжные познания, Добролюбов уже в начале
обучения в Нижегородской духовной семинарии делает первые шаги на пути к
самостоятельной творческой, научной работе, он одержим поисками смысла жизни,
желанием самореализоваться, максимально проявить себя.
По отзывам начальства, Добролюбов-семинарист оставался «тих, скромен,
послушен, был весьма усерден к богослужению». Но это была лишь внешняя сторона.
Большое число дошедших до нашего времени документальных свидетельств позволяет
судить, какой истинно напряженной, многообразной, интеллектуальной и духовной
жизнью жил этот благообразный, хорошо знакомый нам по портретам в кабинетах
литературы школ и вузов, как бы погруженный в себя юноша.
2 В. - Среди документального наследия тех лет: стихи, которые он во множестве
пишет, опыты в прозе и драматургии и первые попытки самостоятельной научной
работы. Он собирал местные предания, народные песни, загадки, записал около 1500
пословиц и поговорок, составил словарь местных слов. Но особо выделяется из всего
сделанного Добролюбовым за 1853-1854 гг. объемный библиографический труд
«Материалы для описания Нижегородской губернии, в отношении историческом,
статистическом, нравственном и умственном». Этот труд, хранящийся в РНБ,
представляет и сейчас значительный интерес не только для исследователей творчества
великого критика, но и для изучающих историю нашей Родины и, в частности,
Нижегородской области. Поражающая грандиозностью своего плана, состоящая из
многих разделов, она дает сведения о «степени грамотности обитателей Нижегородской
губернии», о народных училищах, семинариях и библиотеках.
1 В. - В последнем классе семинарии, написанные Добролюбовым религиозные
сочинения, теперь видятся ему только как своего рода упражнения в словесности.
Очень жаль понапрасну потерянного времени и попросту потерянных бессонных ночей.
Что ждет его впереди, к чему склоняется и рвется его душа? Твердое решение,
что делать после окончания семинарии, так и не вызрело окончательно.
Прочитаны сотни книг. Собрано огромное количество пословиц и поговорок по
Нижегородской губернии. К чему всё это? Зачем? Пробовал, было, занять себя
естественными науками, но, поначалу увлеченно взявшись с другими семинаристами за
сбор для семинарской ботанической коллекции гербария и за конструирование моделей
земледельческих орудий, постепенно охладел и к этим занятиям.
Как шатки мои убежденья!
Как мысли нетверды мои!
Как я изменяю решенья
И все предприятья свои!
И ум мой колеблют сомненья.
И сердце смущают мечты!
Неверны мои убежденья,
И полон я весь суеты.
Мучительные сомнения и противоречивые думы одолевают буквально до
изнеможения. Где искать ответ? У кого просить поддержки? Мамаша поглощена
хлопотами по дому. Она вся в заботах о младших братьях и сестрах. Папаша тоже
непрестанно занят своими делами. Непомерным тяглом висит и давит на него огромный
долг по дому. От этого он всегда озабочен и сердит. Многочисленной родне: дядьям и
теткам – и подавно нет дела до его переживаний и страданий.
2 В. - По их мнению, причин для сомнений нет никаких. По установлениям
существующего порядка судьба его предопределена на многие годы вперед, да,
пожалуй, и до самого последнего дня своего. Как один из лучших учеников
Нижегородской духовной семинарии он, Николай Добролюбов, может по окончании ее
поехать учиться в духовную академию, в Казанскую или Московскую, поскольку
8
территориально именно эти академии были кураторами Средневолжского округа на
ниве российского высшего духовного образования. Выйдя из академии, он может
сделать карьеру священнослужителя: с течением времени наследовать после отца
Никольский церковный приход, один из самых богатых в Нижнем, и безбедно, не то,
что отец, прожить свою жизнь. На что и уповают его родители. Подобная дорога
благополучия радует их. Александр Иванович уверен в будущем старшего сына – оно
будет, вне сомнения, светлым и радостным.
1 В. - Но стезя служения Богу его ни в малой степени не привлекала. Сердце его
холодно к религии. Постулаты церковного учения представлялись ему правилами
какой-то большой лживой игры. В жизни всё по-другому, всё не так. Вокруг много
насилия и обмана. Смысл своей жизни он видит в служении высоким идеалам добра и
справедливости для всех людей.
«В церкви»:
Гимнов божественных пение стройное
Память минувшего будит во мне;
Видится мне мое детство спокойное
И беззаботная жизнь в тишине.
В ризах священных отец мне мечтается
С словом горячей молитвы в устах;
Ум мой невольно раздумьем смущается,
Душу объемлет таинственный страх.
С воспоминаньями, в самозабвении,
Детскими чувствами вновь я горю…
Только уж губы не шепчут моления,
Только рукой я креста не творю…
Н.А. Добролюбов
2 В. - В 1853 г., помимо воли отца, Добролюбов уезжает в Петербург. Там он
поступает на историко-филологический факультет педагогического института. С 1857
года после блестящего его окончания становится постоянным сотрудником журнала
«Современник», с которым был связан до конца своих дней. Одна за другой на
страницах «Современника» появлялись его знаменитые, хорошо знакомые каждому из
нас со школьных лет статьи «Что такое обломовщина?», «Луч света в темном царстве»,
«Когда же придет настоящий день?». Он говорил и о романе И.А. Гончарова
«Обломов», о пьесе А.Н. Островского «Гроза», о романе И.С. Тургенева «Накануне». И
говорил так, что журнал превращался в трибуну. Он был не только великим
публицистом и литературным критиком, но и радетелем за торжество
общечеловеческих ценностей. Его реальная критика была мощным оружием в борьбе за
уничтожение крепостного права и освобождение крестьян.
1 В. - Не призывая к кардинальным революционным преобразованиям в
обществе, не требуя насильственного свержения существующего строя, Добролюбов
сделал нечто большее: направил весь жар своего сердца, все силы и мысли на изменение
через просвещение сознания людей. Как и А.С. Пушкин, он стал любезен народу
благодаря тому, что «чувства добрые…лирой (в данном случае – словом) пробуждал», в
«жестокий век восславил…свободу и милость к падшим призывал».
Начало литературой деятельности Добролюбова относится к последним годам
институтского курса. От стихов, которые он начал писать с 13 лет, Добролюбов
перешел к беллетристике.
2 В. - Вот что вспоминает об одном из беллетристических опытов Добролюбова
уже знакомый нам сокурсник будущего критика Радонежский:
9
«Если не ошибаюсь, в феврале 1855 г. я отправился в лазарет. В лазарете я нашел
Добролюбова здоровым. Он по вечерам там что-то писал и записывался иногда далеко
за полночь. Я полюбопытствовал спросить: «Что ты пишешь, Николай?»
1 В. - «А вот слушай».
2 В. - И он мне прочел отрывки из предполагаемого романа. В них, помню, дело
шло о воспитании двух мальчиков. Один из них был аристократёнок – маменькин
сынок, другой – приёмыш, служивший компаньоном барчонку… Мне особенно
памятны те страницы, где автор говорил о деспотических отношениях первого к
последнему, - и сцена, где мальчик, приёмыш-сирота, однажды отдал встреченной им на
улице девушке-нищей, босой, с окровавленными ногами, свои сапоги, за что барынямать больно высекла своего приёмного сына. Я долго слушал этот рассказ, полный
горячего сочувствия к сироте и читаны Добролюбовым с большим воодушевлением…
На глазах у меня навернулись слезы. Потом эти мальчики были отданы в одно учебное
заведение, вместе учились, кончили курс удачно. Барчонок жил и учился с
протекцией… Сирота сам, без помощи, всегда в борьбе с нуждой и людьми, под
влиянием чего характер последнего выработался симпатичный, твердый,
самостоятельный. Чтение, помню, кончено было на том месте, когда эти два героя
начинают служебную карьеру, как и следовало ожидать, различными путями.
Маменькин сынок поступает под крыло какого-то директора департамента, а сирота сам
где-то находит для себя место. Заглавие этого романа мне тогда Добролюбов не сказал,
вероятно, и сам еще не знал, как его назвать. Когда Добролюбов кончил чтение, я
спросил:
- Ужели ты, Николай, способен писать романы? Я читал тебя более серьезным…
1 В. - Недаром у меня ничего не выходит. «Воображения» у меня вовсе нет. Я,
замечаешь, резонёрствую, развожу мораль, длинно объясняю, занудствую, и это
скверно… Впрочем, покажу Чернышевскому, что он скажет…
2 В. - На той же неделе он отправился с неоконченной повестью к
Чернышевскому. После этого он передал результат литературного консилиума.
1 В. - «Чернышевский мне положительно сказал, чтобы я не совался в
беллетристику, что я пишу не повести, а критику на сцены, мною придуманные…»
2 В. - Прочёл рукопись и Некрасов, и предложил Добролюбову переделать её и
напечатать, но Добролюбов не захотел этого и взял рукопись обратно, причём не
замедлил поразить Некрасова, когда тот с ним побеседовал: «Такой умный, развитый
юноша, - говорил Некрасов после ухода Добролюбова, - но, главное, когда он мог
успеть так хорошо познакомиться с русской литературой? Оказалось, что он прочитал
массу книг, и с таким толком!»
1 В. - Неудачи в беллетристике подтолкнули Добролюбова испытать себя в
качестве критика, и вот в 1856 г., за год до окончания педагогического института,
написал критическую статью «Собеседник любителей российского слова», которая
была напечатана в 7-ом и 8-ом номерах журнала «Современник» того же года.
2 В. - Статья эта сразу была замечена в литературных кругах и поразила всех как
эрудицией автора, так и сдержанной, холодной иронией, дававшей повод читателям во
многих исторических чертах давно минувшего открывать темные стороны современной
эпохи.
1 В. - Гармония рассудка и чувства - только она, считает Добролюбов, должна
лежать в основе всей деятельности человека, только она дает возможность говорить: «Я
живу и работаю для себя, в надежде, что мои труды могут пригодиться и другим». То,
что он стал журналистом, не было случайностью. Кроме призвания и литературного
10
таланта, выбор определялся верой в действенность слова, надеждой иметь трибуну для
высказывания и распространения своих убеждений.
2 В. - И действительно, сотрудничая с Чернышевским, поддерживаемый
Некрасовым, Добролюбов быстро превратил журнал «Современник» в одно из самых
читаемых, самых авторитетных периодических изданий. И когда выходил очередной
номер журнала, то читатели, по свидетельству Ф.М. Достоевского, начинали знакомство
с ним именно с критической статьи. В ней искали они ответы на волнующие их
вопросы; в ней же, в свою очередь, часто формулировались проблемы, над которыми им
еще предстояло задуматься.
Точная и тонкая оценка художественных достоинств произведений литературы и
вместе с тем всегда глубокие размышления о явлениях действительной жизни. Вот что
давала каждая статья, каждая рецензия Добролюбова, вот что влекло к критику
читателей, особенно читателей молодых. На них неотразимо действовали сила и
благородство добролюбовских идей, чистота его личности.
1 В. - К труду критика готовил себя Добролюбов с молодых лет. Главным он
считал сопоставление книги с естественным (он любил этого слово), т.е. с
закономерным ходом своей действительности. В его представлении критик – не
комментатор сказанного автором. На основе единого анализа произведения и
породивших его жизненных явлений критик рождает оригинальную концепцию, порой
глубже раскрывающую идейный смысл произведения, чем это смог выразить сам автор.
Именно таковы разборы творчества Гончарова, Островского, Тургенева, СалтыковаЩедрина, составляющие гордость русской критики.
2 В. - Статьи Добролюбова до сих пор берут за живое, и в наши дни они могут
вызывать желание иначе оценить те или иные моменты творчества писателя.
Николай Добролюбов был революционным демократом, максималистом,
выступавшим за коренные преобразования общественно-политической системы. Но
максимализм присущ, в основном, людям молодым, без достаточного жизненного
опыта. А так как Добролюбов – фигура по значимости влияния на общественное мнение
очень крупная, фигура сложная, тонкая, умная, то неизвестно, каким бы он стал,
проживи на свете не 25 лет, а 50. Кроме революционности, максимализма, в нем было
много другого. Не зря же современники называли Добролюбова гениальным юношей с
душою, любовью к ближнему.
Добролюбову было всего 18 лет, когда в один год умерли его родители. Мать
Зинаида Васильевна умерла после родов в марте 1854 г. Отец Александр Иванович умер
от холеры через пять месяцев.
1 В. - Из «Дневника» Н.А.Добролюбова за март 1854 г., вскоре после смерти
матери:
От нее «получил я свои лучшие качества, с ней сроднился я с первых дней моего
детства; к ней летело мое сердце, где бы я ни был, для нее было всё, всё, что я ни делал.
Она понимала эту любовь; но я не успел показать ее на деле, не успел осуществить то,
чем хотел ее радовать… Мало радостных минут доставил я ей… Я был слишком горд; я
не хотел прежде времени высказывать даже ей, моей дорогой, своих гордых планов и
надежд, думал, что будет время – на деле увидит она, какого сына имеет и сколько он
любит ее… Не случилось так… И почему же не верить мне, что она смотрит на меня с
высоты небес, радуется… Нет, нет, нет, если это правда, если она видит меня, мою
тоску, мои терзания, мои сомнения – она умолит бога, чтобы он послал ее вразумить
бедного, жалкого сына…Иначе ей будет рай не в рай, если только она не разлюбила
меня. Мать моя! Милая, дорогая моя! Я всего лишился в тебе. Видишь, я плачу… Мне
тяжело, мне горько… Помолись за меня, чтобы бог остановил меня на краю гибели!...
Ведь ты чистая праведница, и бог услышит тебя… Явись ко мне, утешь меня… Дай мне
веру, надежду. С надеждою можно жить в мире… Неужели же расстояние между нами
11
так непроходимо, что и материнское сердце не услышит мольбы страдающего сына?..
Или в самом деле должен думать, что ты не существуешь более и что я тоже
машина…Но зачем же эта страшная тоска, эта грусть, эти сомнения…Мать моя…Верю,
что ты любишь меня. Вразуми, научи беспомощного!.. Заставь меня верить и утешаться
будущим!.. Мое положение так горько, так страшно, так отчаянно, что теперь ничто на
земле не утешит меня. Самая сильная радость обратится у меня в печаль, самая громкая
слава, огромное богатство, всевозможные успехи – только заставят содрогнуться мое
сердце при одной мысли – что если бы это знала мамаша…Как бы мы с ней
порадовались!.. И эта мысль тяжко, громадным камнем падет мне на сердце, и не будет
мне счастья в счастии одинокого эгоизма…»
2 В. - В Пушкинском доме в Ленинграде хранится «Записка о семейной
положении», составленная самим Добролюбовым в 1855 году. Приведем некоторые
выдержки из нее, свидетельствующие о том, какая безмерная тяжесть и ответственность
легли на плечи Николая, самого почти мальчика.
1 В. - «В марте месяце прошлого 1854 года умерла мать моя от родов, в августе
умер и отец от холеры, оставив на моем попечении всё семейство, состоящее тогда из
пяти сестер и двух братьев. Отец мой был в Нижнем Новгороде священником, служил
двадцать лет безукоризненно и пользовался вниманием начальства и величайшею
всеобщей любовью прихожан. Поэтому я считал себя вправе обратиться прямо к
епархиальному начальству с просьбой о вспомоществовании. Преосвященный
Нижегородский Иеремия предложил было отдать моих сестер в монастырь, но я не
решился согласиться на эту меру, не зная, будет ли у моих сестер расположение к
монастырской службе, когда они вырастут. После этого духовное начальство, не внимая
никаким просьбам, ничего уже не сделало для сирот…собственных средств для
содержания у семейства нет; добрые люди, взявшие сирот к себе, обещают держать их у
себя несколько лет, но не хотят и даже не могут обещать устроить судьбу их
окончательно; родственники, у которых находятся мои сестры, даже теперь тяготятся их
содержанием, хотя и говорят, что они разделят с ними последний кусок хлеба. Но горек
чужой хлеб, и я не простил бы себе, если бы не сделал всего, что только в силах сделать
для избавления сирот от их тяжелой доли…»
Чтобы помогать семье материально, Н. Добролюбов даже хотел оставить учебу в
педагогическом институте в Петербурге, возвратиться в Нижний Новгород и найти себе
место уездного учителя. Поэтому и была составлена «Записка о семейном положении».
2 В. - 8 октября 1855 года институтское начальство обратилось в министерство
народного просвещения с просьбой удовлетворить прошение Добролюбова, после чего
товарищ министра П.А. Вяземский в письмах в Нижний Новгород к архиерею Иеремии
и директору Дворянского института И.С. Сперанскому просил помочь сиротам. При
этом он писал, что «студент Добролюбов…обещает по окончании полного курса наук в
институте сделаться одним из полезнейших и ревностнейших деятелей на почве
общественного просвещения».
Н.Г. Чернышевский в некрологе «Н.А.Добролюбов» писал:
«Родные, отцовские знакомые и институтские друзья едва могли соединенными
усилиями отклонить его от этого намерения (оставить институт – Е.Л.), доказав ему, что
скудным жалованием уездного учителя он не в силах будет содержать семейство».
1 В. - Н. Добролюбов остался в институте продолжать учебу, но в эти годы он
сделал очень много для своих сестер и братьев, постоянно помогал им материально,
добывая деньги частными уроками, поддерживал духовно, братьям дал возможность
получить образование. Сохранившиеся его письма к старшим сестрам полны нежности,
заботы и любви. И они любили старшего бара и неизменно уважали. Глубоко трогает
письмо, написанное Добролюбову его маленькой сестренкой Анной:
12
3 В. - «…И еще я вам скажу милый мой братец вы пишите мне, чтобы я вам
писала ты а не вы. Как же это можно вы у нас старший Брат, старше нас всех и остались
у нас вместо папаши и мамаши, и будем вам писать ты…» И она продолжала ему писать
«вы».
1 В. - Отказался Добролюбов в пользу сестер и от своей части дохода, который
начал давать дом, построенный его отцом.
2 В. - Вспомним, что еще в конце 30-х годов А.И. Добролюбов получил от
городской думы разрешение на постройку собственного каменного дома на Лыковой
дамбе. Дом возводился несколько лет рядом с двухэтажным флигелем, где размещалась
семья Добролюбовых.
1 В. - Изнуренный трудами, бессонными ночами и вечной тревогой о своей сирой
семье, Добролюбов слёг весной 1855 г. (ему было тогда 19 лет) больным в институтский
лазарет. Он приписывал свою болезнь простуде, но очень возможно, что это были
первые предвестия чахотки.
2 В. - Многим, особенно тем, кто не читал «Дневники» Добролюбова, критик
представляется человеком суровым, даже можно сказать аскетичным, теплые чувства
которого были обращены только на семью: отца, мать, братьев, сестер. Но это не так.
Ничто человеческое ему не было чуждо, и молодая кровь в нем бурлила и кипела.
1 В. - Из «Дневника» Н.А.Добролюбова за январь 1857 г.:
«В семь часов поехал я к Машеньке и остался там весь вечер и ночь. Она теперь
переехала на другую квартиру, впрочем, в том же доме, и живет теперь с Юлией и
Наташей. Машенька лучше их обеих, и собой и характером. С ней можно было бы жить
и ужиться, особенно мне. Но нельзя не согласиться, что плохое ремесло публичной
женщины у нас в России. Они все необразованны, с ними говорить о чем-нибудь
порядочном трудно, почти невозможно, и вот заходят к ним франты на
полчаса…Обращение при этом гораздо хуже, конечно, чем с собакой, которую
заставляют служить, и подходит разве к обращению с извозчиками, крепостными
лакеями и т.п. И всего ужаснее в этом то, что женский инстинкт понимает свое
положение, и чувство грусти, даже негодования, нередко пробуждается в них. Сколько
я ни встречал до сих пор этих несчастных девушек, всегда старался я вызвать их на это
чувство, и всегда мне удавалось. Искренние отношения установлялись с первой
минуты, и бедная, презренная обществом девушка говорила мне иногда такие вещи,
которых напрасно стал бы добиваться я от женщин образованных. Большею частью
встречаешь в них горькое сознание, что иначе нельзя, что так их судьба хочет и
переменить ее невозможно. Иногда же встречается что-то вроде раскаяния,
заканчивающегося каким-то мучительным вопросом: что же делать? Признаюсь, мне
грустно смотреть на них, грустно, потому что они не заслуживают обыкновенно того
презрения, которому подвергаются. Собственно говоря, их торг чем же подлее и
ниже…ну хоть нашего учительского торга, когда мы нанимаемся у правительства учить
тому, чего сами не знаем, и проповедовать мысли, которым сами решительно не верим?
Чем выше этих женщин кормилицы, оставляющие собственных детей и продающих
свое молоко чужим, писцы, продающие свой ум, внимание, руки, глаза в распоряжение
своего секретаря или столоначальника, фокусники, ходящие на голове и на руках,
певцы, продающие свой голос, то есть жертвующие горлом и грудью для наслаждения
зрителей, заплативших за вход в театр, и т.п.? И здесь, как там, вред физиологический,
лишение себя свободы, унижение разумной природы своей… Разница только в членах,
которые продаются…Но там торговля идет самыми священными чувствами, дело идет о
супружеской любви!.. А материнская любовь кормилицы разве меньше значит?.. А
чувство живого, непосредственного наслаждения искусством – разве не так же
бессовестно продавать? Певец, который тянет всегда одинаково, всегда одну заученную
ноту, с одним и тем же изгибом голоса и выражением лица – и притом не тогда, когда
13
ему самому хочется, а когда требует публика, актер, против своей воли обязанный
смешить других, когда у него кошки скребут на сердце, - разве они вольны в своих
чувствах, разве они не так же и даже еще не более жалки, чем какая-нибудь Аспазия
Мещанской улицы или Щербакова переулка? Эти по крайней мере не притворяются
влюбленными в тех, с кого берут деньги, а просто и честно торгуют…Разумеется, жаль,
что
может
существовать
подобная
торговля,
но
надобно
же
быть
справедливым…Можно жалеть их, но обвинять их – никогда!
Ты меня полюбила так нежно,
Милый друг мой, голубка моя;
Ты мечтала от жизни мятежной
Отдохнуть на груди у меня.
Ты бежала от шума разврата,
От нескромных желаний друзей,
Чтоб со мной безмятежно и свято
Наслаждаться любовью своей.
Но не знала меня ты в то время,
Ты подумать тогда не могла,
Чтобы тот отягчил твое бремя,
В ком ты миг облегченья нашла;
Чтобы тот, кто тебя от паденья
Спас в горячих объятьях своих,
Чтоб тебя он привел к преступленью
Против чувств твоих самых святых.
Ты ошиблась, ошиблась жестоко…
Много слез ты со мной пролила,
Ты во мне ту же бездну пророка,
От которой бежала, нашла.
Овладел я твоею душою,
И в любви беспредельной своей
Дорожить переставши собою,
Ты участницей стала моей…
Всё, что женскому сердцу так свято,
Что так сладко волнует его,
Всё мне в жертву, мой друг, принесла ты,
Не боясь, не стыдясь ничего…
И, преступной красою блистая,
Предо мною ты грустно стоишь
И, мне сердце тоской надрывая,
«Ты доволен ли мной? – говоришь, Отчего ж ты меня не целуешь?
Не голубишь, не нежишь меня?
Что ты бледен? О чем ты тоскуешь?
Что ты хочешь? – Всё сделаю я…»
Нет, любовью твоей умоляю,
Нет, не делай, мой друг, ничего…
Я и то уж давно проклинаю
Час рожденья на свет моего…
14
2 В. - Стремление к любви чистой, душевной неотвратимо преследует
Добролюбова.
1 В. - Обратимся опять к «Дневнику» за январь 1857 г.:
«Жизнь меня тянет к себе, тянет неотвратимо. Беда, если я встречу теперь
хорошенькую девушку, с которой близко сойдусь (разумеется, не из разряда
Машенек), - влюблюсь непременно и сойду с ума на некоторое время. Итак, вот
она начинается, жизнь-то… Вот время для разгула и власти страстей…А я,
дурачок, думал в своей педагогической и метафизической отвлеченности, в своей
книжной сосредоточенности, что уже я пережил свои желания и разлюбил свои
мечты…
3 В. - И любовь не заставила себя ждать. Весной 1859 г. Добролюбов
знакомится с Анной Сократовной Васильевой, которая была сестрой жены Н.Г.
Чернышевского Ольги Сократовны Чернышевской.
«Это была добрая девушка живого характера». Так пишет Н.Г.
Чернышевский о сестре своей жены Анне Сократовне Васильевой, которую, по
его словам, «любил простым, добрым чувством» Н.А. Добролюбов.
2 В. - О происхождении сестер Васильевых уже имеется достаточно
сведений в литературе о Чернышевском. Скажем вкратце, что они были
дочерьми саратовского врача Сократа Евгеньевича Васильева и жены его Анны
Кирилловны (дочери генерала К.Ф. Казачковского, участника суворовских и
наполеоновских войн). В многочисленной семье Васильевых было три дочери:
Ольга, Анна и Эрмония. Воспитание было дано им, по обычаю того времени,
домашнее. Они изучили французский язык у пленного француза Савена и были
обучены изящным рукоделиям и танцам. Ольга Сократовна была по характеру в
отца – живая и бойкая. Сестры же, по воспоминаниям старожилов, составляли
полную противоположность ей. Они находились под ее влиянием. Положение
старшей сестре обязывало говорить ей «вы», называть «Ольга Сократовна» и
целовать ей руку.
3 В. - Анна Сократовна была младше Ольги Сократовны на девять лет.
Восемнадцатилетнею девушкой она приехала из Саратова в Петербург. Ее
привезла с собою Ольга Сократовна при возвращении от родных, у которых она
гостила летом 1858 года. В Петербурге Анну Сократовну ожидали всякие
увеселения. Ольга Сократовна любила шумную светскую жизнь, ее натура
требовала быстрой смены впечатлений. В то время как в маленьком, постуденчески убранном, кабинете мужа шелестели бесконечные листы корректур
и скрипело, бегая по бумаге, перо, вычислявшее таблицы по политической
экономии и крестьянскому вопросу, на половине Ольги Сократовны шла своя
жизнь, шумная и веселая. Днем – катанье на лошадях. Гостиный двор, вечером –
музыка: пение, театр, маскарады, - всем этим была заполнена до краев жизнь
Ольги Сократовны. А в часы, когда Чернышевский с Некрасовым нервно и
напряженно спорили с цензором, защищая не на живот, а на смерть свои
литературные детища, на Невском уже зажигались фонари, и в голубоватых
сумерках плавно и неторопливо двигались нарядные фигуры петербуржцев. На
этих «светских прогулках» можно было встретить и представителей
литературного мира, а среди женских фигур – маленькую «черную женщину»
(так часто называли Ольгу Сократовну), всегда модно одетую, с цыганским
блеском черных глаз и веселым смехом на устах.
Рядом с этой женщиной на прогулках появилась и наша молоденькая
провинциалка.
15
1 В. - Бывая у Чернышевских почти каждый день, Добролюбов был
вовлечен Ольгой Сократовной в круг ее «светских развлечений». Он стал
принимать участие в прогулках по Невскому вместе с нею и Анной Сократовной.
20 марта 1859 года Добролюбов написал своему товарищу Ивану
Бордюгову:
«Милый Ваня! Я нахожусь на пути к погибели. Несколько прогулок по
Невскому, между двумя и пятью часами, несколько бесед с нею, две-три поездки
в театр и, наконец, два-три катания на тройке за город, в небольшом обществе,
совершенно меня помутили…Я знаю, что тут ничего нельзя добавить, потому
что ни один разговор не обходится без того, чтоб она не сказала, что хотя я
человек и хороший, но уж слишком неуклюж и почти что противен, я понимаю,
что и не должен ничего добиваться…Но в то же время я не имею сил отстать от
нее, не могу не чувствовать особенной радости при всяком знаке ее
расположения…Она не раз поверяла мне тайны своего сердца и при этом
призналась, что, собственно, не считает меня за мужчину…А между тем я не
знаю – отчего же я не мужчина? И что же я после этого? Неужели баба?»
В апреле ему кажется, что в обращении с ним Анны Сократовны
«проглянула какая-то нежность, как будто начало возникающей любви». «Это
было для меня так ново и приятно, что я не мог не обратить своего внимания на
чувство, возбужденное во мне этим случаем», - пишет он.
Однако, подвергая анализу эти впечатления, Добролюбов приходит к
мысли: «Весь интерес пропадет, как только я узнаю, что она меня полюбила…
Если б она была столько умна, что весь век могла бы держать меня в таком
состоянии, я бы завтра же на ней женился». «Но я знаю, что таких умных
женщин на свете нет, - успокаивает он себя далее, - и потому развязка моего
любезничанья очень близка. Я даже, по всей вероятности, не стану ждать того,
чтобы она действительно меня полюбила, - с меня дольно будет убедиться, что
она совершенно готова на это».
2 В. – Однако, дело стало принимать более серьезный характер, чем
вначале предполагал Добролюбов.
Уже в мае 1859 года он переезжает на дачу вместе с Чернышевскими и
проводит дни в прогулках и беседах с Анной Сократовной. Состояние его духа в
это время – самое неуравновешенное. Его волнуют сплетни, распускаемые в
Петербурге об его отношениях с Ольгой Сократовной, его расстраивают
проявления мелкого кокетства Анны Сократовны, ему кажется, что «комедия»,
разыгрываемая над ним, грозит оставить его «в круглых дураках». В смятении он
съезжает с дачи Чернышевских, около двух недель проводит среди других лиц.
Мысли об Анне Сократовне влекут его обратно, и он возвращается, чтобы
не отходить от нее до самого отъезда. Постепенно он привыкает говорить с ней
обо всём, что приходит «в голову и в сердце», и дело кончается многократными
просьбами его к Анне Сократовне о том, чтобы она стала его женой.
1 В. - Я к милой несусь по дороге большой:
Ямщик лошадей погоняет,
И сытые лошади мчатся стрелой…
Но мысль моя их обгоняет…
Несусь по чугунке я мыслью моей:
Минутами версты мелькают;
Летит паровоз, точно вихорь степей…
Но мысль и его обгоняет…
За шаром воздушным стремится она,
Струей телеграфною льется;
16
Как молнии пламя, как света волна, Быстрей их дорогой несется…
Но сердце скорей самой мысли летит:
Оно уж ее упредило;
Оно уже трепетом встречи дрожит
И млеет в объятиях милой…
3 В. - «Хохотали мы с сестрой до упаду», - вспоминала Ольга Сократовна
в старости об одном случае, когда она, нарядившись в шаль сестры, подшутила
над близоруким Добролюбовым, который, приняв ее за Анну Сократовну, «стал
объясняться в любви и просить руки».
Но когда Ольга Сократовна увидела, что простое расположение ее сестры
к Добролюбову перешло в более серьезное чувство, которое привело, наконец, к
согласию на брак с ним, она решительно выступает против этого брака. Она
отводит Добролюбова к Чернышевскому: «Держи его, а я пойду бранить Анюту.
Они явились ко мне объявить, чтобы я повенчала их. Я и хвалила их тебе: пусть
он сидит у нас. Но какая же жена ему Анюта? Она – милая, добрая девушка; но
она – пустенькая девушка. Соглашусь я испортить жизнь Николая
Александровича для счастья моей сестры! Он и мне дороже сестры, хотя я – дура
необразованная. Я – необразованная, сама себя стыжусь и ненавижу за это. Но
всё-таки я понимаю, моя сестра – не пара Николаю Александровичу. Когда ты
можешь ехать в Саратов? Ты отвезешь туда Анюту!»
2 В. - И Чернышевский отвез Анюту домой к отцу и матери. Это было в
конце лета 1859 года.
Перед разлукою Анна Сократовна и Добролюбов, как пишет
Чернышевский, «всё плакали, сидя рядом, и по временам обнимались.
Добролюбов плакал как девушка». Долго и мучительно развивавшееся в нем
чувство было, наконец, разделено, и в этот момент он должен был расстаться с
любимой девушкой.
1 В. - «У меня остался только ее портрет, который стоит того, чтоб ты из
Москвы приехал посмотреть на него, - пишет Добролюбов в письме одному из
друзей после отъезда Анны Сократовны. – я часто по несколько минут не могу от
него оторваться… Это – такая прелесть, что я не знаю ничего лучше». Через две
недели он опять жалуется тому же другу, что «еще любви безумно сердце
просит».
«Последнее обстоятельство, - пишет он, - едва ли не самое ужасное, по
крайней мере, в настоящую минуту. Что ты станешь делать: дрянь мне не
нравится; а хорошим женщинам я не нравлюсь. Просто хоть топись…Хочу все
«иссушать ум наукою бесплодной» и даже отчасти успеваю надуть самого себя,
задавая себе усиленную работу. Но иногда бывает необходимость выйти из дома,
повидаться с кем-нибудь по делам – и тут обыкновенно расстраиваешься на
целый день. Несмотря на мерзейшую погоду, всё мне представляется на свете
таким веселым и довольным, только я совершенно один, недоволен ничем и
никому не могу сказать задушевного слова. В такие минуты я жалею об А.С.»
2 В. - В одном из писем Н.Г. Чернышевский подтверждал, что
Добролюбов долго не мог успокоиться после отъезда Анны Сократовны и
высказывал Чернышевскому свое негодование на Ольгу Сократовну.
1 В. - Но в жизни Добролюбова Анна Сократовна была не единственным
светлым видением. Через некоторое время ее образ заслонили другие, хотя и
17
менее серьезные увлечения. Скоро оборвалась и сама жизнь Николая
Александровича…
3 В. - Ольга Сократовна, выполнив то, что было продиктовано ей самыми
лучшими чувствами к Добролюбову, опять перешла на дружески-шутливый тон
по отношению к нему. В 1861 году она пишет ему в Италию, где он лечился:
«Возвращайтесь поскорее, миленькой Добролюбов! Мы так соскучились
об вас! Я в особенности. Серьезно говоря: кроме вас, никого не осталось у меня
из друзей моих. Вам только осталась верна – а то всех уж разлюбила.
Приезжайте, приезжайте.
Лапуничка (так Ольга Сократовна называла своего мужа Н.Г.
Чернышевского) думает ехать в Саратов, так пожалуйста и для него
возвращайтесь как можно поскорее.
А какую я вам невесту приготовила, просто чудо! Младшую сестренку.
Очень миленькая госпожа. На меня похожа, только гораздо лучше. Она приедет с
Лапуничкой.
Ну, прощайте. Будьте здоровы и веселы.
Любящая вас душой и телом
Черная женщина».
1 В. - Что отвечал на это письмо Добролюбов, неизвестно.
3 В. – А дальнейшая судьба Анны Сократовны была такова: в Саратове
она вышла замуж за телеграфного офицера, Каспара Павловича Малиновского.
Свадьба состоялась в августе 1860 года.
Брак произошел, по рассказу Ольги Сократовны, таким образом: Анна
Сократовна купалась в Волге и стала тонуть. Малиновский спас ее. Уступая
требованиям общественного мнения, она вышла за него замуж, хотя и не любила
его. Через шесть лет она умерла, оставив маленькую дочь.
«Моя мать умерла, - рассказывала Варвара Александровна Буковская,
дочь Анны Сократовны, - на 24 году жизни; 23 лет она имела четырех детей.
Когда она умерла, мне было шесть недель. Это было в 1866 году. Мне
рассказывала о матери Ольга Сократовна. Последняя относилась к ней с большой
любовью, а мужа ее не любила. Ольга Сократовна после смерти моей матери
хотела взять меня к себе, но отец не позволил и перед своей смертью, когда мне
было три года, отдал меня другим людям.
По характеру мать моя, как говорили, была тихая, кроткая и добрая,
совсем не похожая на Ольгу Сократовну. Отец же был очень грубый, постоянно
бывал пьян и бил мою мать. До сих пор не могу думать о нем без тяжелого
чувства. (И отчество ношу не его, а моего воспитателя.) Мне рассказывали, что
трех своих сыновей, моих братьев, он как ударит – из них и дух вон. Я одна
уцелела. Мне наняли кормилицу, и она за мной ходила.
Моя мать была глубоко несчастлива с ним, и когда, после моего
рождения, у нее сделалась родильная горячка, и ей давали лекарства, она их
выливала, не хотела лечиться: не хотела жить. Так и не выздоровела».
1 В. – А теперь вашему вниманию мы предлагаем отрывок из интервью с
внучатой племянницей Н.А. Добролюбова, опубликованной в газете
«Нижегородские епархиальные ведомости» в 2006 г.
Татьяна Павловна Виноградова – известный в Н. Новгороде краевед, автор
книги «Нижегородская интеллигенция» о потомках Н.А. Добролюбова.
2 В.- Татьяна Павловна, мы привыкли к образу Добролюбова, о котором
Некрасов сказал: «Суров ты был…». А каково сложилось ваше впечатление о
Николае Александровиче на основе изучения архивных документов, его писем?
18
3 В. - Жизнь этого человека в Петербурге была очень суровой: постоянные
материальные лишения, протертые локти, потертые ботинки…Он уходит из
жизни очень молодым: чахотка, постоянное недоедание, холод. Но эта суровость
– возможно внешняя. Он живет для других, он интенсивно работает... А самому
жить оставалось считанные месяцы. Здесь нужны колоссальное мужество и вера.
Милый друг, я умираю
Оттого, что был я честен,
На зато родному краю,
Верно, буду я известен.
Милый друг, я умираю,
Но спокоен я душою…
И тебя благословляю:
Шествуй тою же стезею.
Это посмертное стихотворение Николая Александровича – его духовное
завещание соратникам, близким, всем нам…
2 В. - А почему зародился такой интерес?
3 В. - Он был мне сначала неинтересен, возможно, потому, что я еще не
доросла до понимания его, он казался мне скучным. Но однажды я сама решила
познакомиться с творчеством Добролюбова, пришла в библиотеку. И когда меня
спросили, что вам дать, я ответила: всё. Передо мной выросла гора сочинений –
девять томов, которые я за два приема едва смогла перенести за свой стол! И вот
я начинаю листать, а на каких-то страницах зачитываться.
Познакомившись с его творчеством воочию, я убедилась: Добролюбов –
это уникальное явление, которым мы можем гордиться. В нем колоссальный
патриотизм, любовь к Отечеству, ответственность за судьбу России, я бы
сказала, жертвенность.
2 В. - Насколько Добролюбов современен?
3 В. - Это было доброе сердце, очень чуткое, очень самоотверженное.
Звучит романс на слова Н.А. Добролюбова
«У тебя есть алмазы и жемчуг»
19
Литература
1. Виноградова Т.П. Нижегородская интеллигенция: вокруг Н.А. Добролюбова. –
Н. Новгород : Волго-Вят. кн. изд-во, 1992. – 320 с.
2. Добролюбов Н. Стихотворения. Рассказы. Дневники. – Горький : Волго-Вят. кн.
изд-во, 1986. – 288 с.
3. Каратыгина Т.Ф. «Светильник разума». // Мир библиографии. – 2006. – Нояб..дек. (№ 6) – С. 40-46.
4. Чернышевская Н. Невеста Н.А. Добролюбова. // Звенья. Сборники материалов и
документов по истории литературы, искусства и общественной мысли XX века. – М. – Л.
: Академия, 1934. – Т.3-4. – С. 554-563.
5. Скатов Н.Н. Жизнь как миг. // Литература в школе. – 2011. - № 9. – С. 2-4.
Составитель:
гл. библиотекарь по массовой работе
ЦГБ им. В.И. Ленина Лисина Е.В.
20
Download