Береги цвет с молоду - на Free

Береги цвет с молоду.
Знаменитая русская поговорка, бывшая известной составляющей морального кодекса
невесты во времена Марии Гринёвы и Татьяны Ларины, похоже, уже навсегда и
бесповоротно утратила свою актуальность на день сегодняшний.
И пусть песня про непорочную жену и мать отгремела ещё давным-давно, и невесты
пушкинской поры примеряли на себя белую фату будучи уже далеко не в девках, но
такого пренебрежения цветом, призванным олицетворять собою ту самую пресловутую
красоту, вряд ли видал на своём веку самый ярый почитатель женских ножек. И дело даже
не в том, что невесты сейчас пошли более распутные, или женихи менее брезгливые,
способные всё пропустить сквозь пальцы. Просто само отношение к свадьбе, как таковой,
и к главному облачению виновницы торжества поменялось целиком и полностью.
Многие из скромного остатка ценителей прекрасного усматривают в этом факте полную и
бесповоротную потерю обществом современным какого-либо, пусть даже самого малого,
понятия о целомудренности. Белые пышные платья – неизменный главнейший атрибут
невесты, считают они, должен с точностью до откровения показать не только все
выпуклости и вогнутости, но и послужить чистым проходным билетом в новую
супружескую жизнь. В действительности же получается, что белоснежный наряд
зачастую демонстрирует шестимесячный, уже хорошо раздутый живот будущей супруги.
Однако, если вглядеться трезвым взглядом в историю становления и, если так можно
выразиться, утверждения белых пышных кружевных невестиных облачений, то можно
сделать один маленький, но по сути своей, сродни парадоксу, вывод: оказывается платьето это белое в его современном фасоне и виде как раз-таки и является символом этого
самого, что называется, развращённого времени.
Многие, опираясь на форму и, что самое главное, цвет свадебного платья, говорят об
очень древней русской традиции выдавать замуж молодых невест в белых пышных
облачениях. Но если окунуться веков эдак десять назад и посмотреть глазами человека
века двадцать первого на свадебный обряд десятого столетия, то ничего схожего, кроме
разве что всё того же пресловутого выкупа да вечно нестареющей водки, мы, по большему
счёту, ничего не найдём.
Новые фасоны пышных бальных платьев, которые многие сейчас принимают за
традиционные, в моду входят спустя аж пять с лишком столетий во времена
всеевропейской эпохи Ренессанса, пришедшего в Россию немного с опозданием. Главным
провозвестником новой моды становится так называемый бал, устраиваемый при
императорском дворе. Новые пышные бутоны-юбки с такими же новоиспеченными
трёхслойными рукавами и откровенными феерическими декольте, уверенной поступью
входят на российский подиум. Основным же поставщиком такого рода весьма необычных
для русской, до краёв наполненной целомудрием, культуры являются, в большинстве
своём, французский и английский королевские дворы, где такого рода наряды уже
считались обыденностью. Распущенные же нравы и манеры европейских модниц были
широко известны у нас на Руси и, тем не менее, тенденция всеобщего параллельного
развития и прогресса не смогла обойти стороной и нашу родную землю. Самой же рьяной
приверженницей европейской моды стала императрица Екатерина Вторая и по
совместительству великая, чьи наряды поражают до сих пор своей откровенностью даже
уже настопоренных во всякого рода разврате людей века нашего. Именно её знаменитые
романы с неограниченным, всё время пополняющимся, списком фаворитов, стали
известны не только в России, но и далеко за её пределами. С появлением более открытого
облачения, нравы и манеры русских дам, до этого глубоко запрятанные под толстые
шкуры расписанных золотом и парчой русских платьев, тоже становятся более открытыми
и раскрепощёнными. Девушки из высшего общества, следуя достойному примеру её
императорского величества, уже не ведут такую же целомудренную, наполненную
чистотою жизнь, как это было буквально ещё пол века назад и замуж выходят, будучи уже
далеко не первой свежести.
Свадебный наряд тоже претерпевает значительные изменения. Длинное сарафан-платье,
скрывающее, как в мешке, под своими складками все достоинства невесты, сменяет
пышная юбка и облегающий всё, что можно корсет, благодаря которому эти самые
достоинства сами, без лишних просьб со стороны, вылезают наружу. Цвет становится
целиком и полностью белым, без всяких в чисто русском стиле примесей пурпурнокрасных нашивок. Только невесты, ради которых это-то самое платье готовится, уже
немного не соответствуют тем русских красавицам, просиживающим по восемнадцатьдвадцать лет в родном тереме вместе с родителями в ожидании сватов. С годами традиция
рядить молодую девушку в бальное белое платье своей силы не растеряла, а, даже
наоборот, ещё более укрепила позиции и тихим сапом да переползла в век двадцатый, а
затем и в двадцать первый. Русское платье-рубашка окончательно теряет своё значение и
навсегда и бесповоротно заменяется белоснежным бальным нарядом, окунающий нас в
садомогоморские времена императрицы русско-немецких кровей.
Исходя из всего вышеизложенного, можно со смелостью поспорить с современными , ещё
окончательно не вымершими, ценителями прекрасного, трубящими во весь рог о якобы
кощунственном обычае рядить современных, изъеденных пороком, невест в белые
бутоны. Эти-то самые псевдобальные наряды и явились , как это не парадоксально
звучит, пионерами будущих блудодеяний наших русских невест. Именно это, а не какоелибо иное, облачение будущих жён и, самое главное, цвет его и явилось отражением ни
чего-либо другого, как распущенности и открытом принятии западных идеалов и норм.
Главное кредо: первый раз или не первый – не суть важно, главное, чтобы он не стал
последним – приобрело свою силу особенно в наши дни. А ради такого можно и на любые
жертвы пойти, даже до напяливания на себя главного атрибута целомудрия на день
сегодняшний – белоснежного платья с цветастой фатой, совсем о том не ведая, что платьето это, которым хотят прикрыть свой стыд, и есть самый коварный и неожиданный
обличитель пафосного понятия о целомудренности.