СТИХОТВОРЕНИЯ О СВЯТЫХ
advertisement
СТИХОТВОРЕНИЯ О СВЯТЫХ Былина об Илье Муромце Ой вы, гой еси, люди добрые! Старина новизне низко кланяется. Собирайтесь-ка вы, люди добрые, Не в дорожку-путинку ближнюю, А в далёкое да путешествие – Необычное, непривычное. Ох, да не за сто верст, не за тысячу, А за тысячу лет против времени. В славном городе во Мурове, Во селе было в Карачарове – Жил крестьянин Иван Тимофеевич Со своей женой Ефросиньей Яковлевной. Смотрит, смотрит Иван Тимофеевич, Без единого слова спрашивает: – Неужели ты в ожидании, Неизменная моя Ефросиньюшка? И она отвечает молчанием, Отвечает взором потупленным, Еле-еле заметным киванием… И в положенный срок родила сынка Пресчастливая Ефросинья Яковлевна. То не хмара, не туча чёрная Набежала на солнышко ясное – То пришла беда, беда лютая, Затуманила счастье матери: Занемог, захворал Ильюшенька. Ой, беда-то какая ужасная! Каково-то бедным родителям – Им поить, кормить и воспитывать Не помощника, не работника, А убогого сыночка-нахлебника. – А ступайте-ка вы прочь, соседочки, Вон отсюда, сердобольные! Мы с тобою, моя кровиночка, Не нуждаемся в ихней жалости. Ой ты, счастье моё долгожданное! Ой вы, щёчки мои – румяные яблочки! Ой вы, ножки мои нехожалые! Ой вы, рученьки мои недержалые! Тридцать лет сидел Илья Муромец, Ох уж тридцать лет сиднем сидел без рук, без ног. 1 Где же, где же, Родина-мать, Где они, твои сыновья? Где заступники-богатыри? Неужели лежат на печи, Греют спинами кирпичи? – Ой вы, странники, люди старые! Ой вы, калики перехожие! Обладай бы я хоть не силою, Хоть не силою, а полсилою, Я и сам пошёл бы, странички, Заступиться за землю русскую, С чёрной силою попротивиться, Ни врага, ни себя не жалеючи. А сейчас уходите-ка, старые, Не невольте меня, убогого, На плохое слово, слово бранное. – Не гони ты нас, добрый молодец! Мы и сами уйдём своей волею, Только дай нам сперва попить. Принеси-ка ты нам ключевой воды. – Как же вам, старички, не совестно Посылать за водой безногого? – Опусти-ка ты ноги резвые За дубовые брусовые лавочки. Ну вставай, вставай, молодец! Ну иди, иди вперёд по земле-матушке! Тут случилось чудо чудное, Чудо чудное, чудо дивное: Приносит Ильюшенька ключевой воды Из колодезя из холодного – Полную чарочку ведёрную! – Ну-ка выпей сам, Илья Муромец, Илья Муромец, сын Иванович! Что ты чувствуешь в себе, Илья Муромец? – Я слышу в себе силушку великую! Если было бы во земле кольцо, А другое кольцо – в небе синем, Ухватил бы кольцо небесное И тянул бы к земле небо синее, И смешалось бы земное с небесным. Вы простите меня, калики перехожие, Люди старые, чудотворные! Если дело я сделаю доброе, Это вы, а не я его сделаю. Вы – мои вторые родители: 2 Вы мне дали второе рождение. Ой ты, гой еси, родимый мой батюшка И родимая моя матушка! Дайте мне своё благословение Заступиться за землю Русскую, Послужить ей верою-правдою. Отвечает отец, стар Иван Тимофеевич: – Я на добрые дела тебе благословение дам. Пойдёшь ты путём-дорогою – Не хвались богатырскою удалью. Для чего тебе силушка дадена? Чтоб защита была обиженым, Чтобы дать укорот обидчику. Долго шёл Илья, сын Иванович, И пришёл на полянку светлую. А на ней стоит терем рубленый. Говорит ему бурый конь, Говорит ему человеческим голосом: – Ой ты, гой еси, Илья Муромец, Не тебя ли я жду-дожидаюся? Докажи свою силу богатырскую – Отвали стопудовый камушек, Отвори-ка ты двери дубовые. Поскакал Илья на добром коне С чёрной силою попротивиться – Заступаться за дело правое, Защищать-беречь землю Русскую. Монах Варнава (Санин). Святая крепость. Преподобный Сергий Радонежский (700-летию со дня рождения Игумена Земли Русской преп. Сергия Радонежского (1314‒2014 гг.) посвящается) 3 Ученики Святого Сергия препп. Михей, Варфоломей и Наум посылаются к князю Михаилу Васильевичу за помощью октябрь 1609 г. Неизвестный художник, XIX век Осада Троицкого монастыря. Явление преподобного Сергия и преп. Никона врагам. Литография XIX век. 1 С холма — низина, как ладонь. И Русь святая на ладони. А на холме чужой огонь, Чужая речь, чужие кони… «Не спать, пся крев! Скорей! Скорей! Нам крепость нужно взять до снега!» — Пинал усталых пушкарей 4 сновельможный пан Сапега. «Все ваши ядра в никуда! Не войско, а баранье стадо! А ну, подать запал сюда, Я лично покажу, как надо!» Сапега пушки темный зев Навел на светлый крест собора И — выстрелив, как хищный лев, Не отводил от Лавры взора… Вокруг него, рождая спор, Сгрудились так, что стало тесно. Ведь попадет ядро в собор, Иль нет, всем было интересно!.. К тому же утомились ждать Поляки, приступив к Посаду. Давно… давно пора начать Грабеж, то есть — кончать осаду! *** Там — золото и серебро: Желанное добычи бремя! Но что это?.. Пока летит ядро — Свидетелем тому мое перо — Вдруг начинает расступаться время… 2 Однажды (до осады за три века), Оставив навсегда родную весь, На этот холм взошли два человека И, оглядевшись, выдохнули: «Здесь!..» Внизу, как на ладони, — лес дремучий: Ни тропки, ни дороги, ни жилья… Ни дать ни взять — тот самый редкий случай, Когда вокруг пустынные края. Один подвижник, видом помоложе, Сказал: «Вот место для молитвы и труда…» И поклонился: «Слава Тебе, Боже, 5 Что Ты сподобил нас прийти сюда!» Второй, лес обозрев как поле битвы, Заметил: «Да, но… брат Варфоломей, Чем легче это место для молитвы, Тем, знать, для жизни будет тяжелей!..» «А разве мы не к этому стремились, Идя на зов, который Богом дан?» — Глаза Варфоломея так светились, Что согласился старший брат Стефан. А дальше шло всё споро и без спора: По окончании ночной поры На месте Лавры — храмов и собора С рассвета застучали топоры! Сначала встала хижина простая, Затем — от зимней стужи крепкий сруб. Хотя… молитва братская святая Была теплее всех боярских шуб! Дневной их подвиг, без того немалый, Уравнивала долгим бденьем ночь, Чему свидетель месяц был усталый, Который мог лишь светом им помочь... И звезды вниз таращились, мигая, Как будто не могли никак понять: Зачем, когда есть жизнь совсем другая, Себе такие скорби причинять?.. Да что там звезды, если даже люди, На эту тему лишь заговори, Порою осуждают словно судьи Неведомые им монастыри! «Ведь если всем захочется молиться И все на свете ринутся туда, — Твердят они, — кому тогда трудиться, Да и детей кому рожать тогда?» Тому, кто не вкушал ни разу меду, Как можно объяснить, что значит мед? Но превращает, всем известно, в воду 6 Весною солнце самый стойкий лед! *** Мир часто называет злом — добро. И, чтобы нам не путать тьму со светом, Пока летит старинное ядро — И продолжает петь мое перо — У нас есть время разобраться в этом… 3 Два брата, обустроившись на месте, В согласии, друг с другом заодно, Казалось, так и будут дальше вместе Первостроителями Лавры, но… Лишь только церковь удалось построить И освятить в честь Троицы Святой, Стефан решил судьбу свою устроить В Москве, с ее столичной суетой… Стефан ушел. Варфоломей остался, Один на все, куда ни глянь, концы. И жил, молясь, трудясь, то есть — спасался, Как древние пустынники-отцы. До подвига такого незадолго, Хотя в уме монашество держал, Он, по веленью совести и долга, Родительскую старость утешал… Когда же те, за святость перед Богом, Душами воспарили к Небесам, И стал он жить в уединенье строгом Сначала с братом. А теперь и сам. — Зачем? — вдруг кто-то спросит удивленно, А может, и с серьезностию всей, — Жизнь проводить коленопреклоненно И уходить под сень монастырей? Зачем, зачем, когда в земной юдоли И так печален и недолог век, Себя лишает самой лучшей доли 7 Избравший путь монаха человек? Зачем, зачем, зачем, когда, как детям, Нам радости для жизни дал Господь, Вместо того, чтоб наслаждаться этим, Он только умерщвляет свою плоть… Одежды — рубища взамен удобных, мягких, Питаются в посты почти ничем. И много еще всяческих и всяких — Зачем, зачем, зачем, зачем, зачем? Вопросов — тьма! Но вот ведь, что отрадно: На них прольет неоспоримый свет — И станет непонятное понятно — Всего один-единственный ответ. Вначале пару слов: здесь всё не вечно. Как ни крути, а то, что есть, — пройдет. И если в жизни жили мы беспечно, То что потом хорошего нас ждет?.. Теперь о главном: жизнь земная — тленна И полнота спасения лишь в том, Что из грехов погибельного плена Можно — уйти, взяв Крест свой, за Христом. И, уклонясь от временного пира — Чтобы потом попасть на вечный пир! — Монахи отрекаются от мира И молятся за этот самый мир! *** Вот для чего избрал навек Добро Варфоломей, посеяв Лавры семя, В которую летит… летит ядро — Чему противится мое перо — И продолжает расступаться время. 4 Пишу об этом со священным страхом, Ибо вершились Божии дела: Варфоломей стал — Сергием, монахом, 8 Игуменом, обитель возросла… И только ли она? Подобно чуду, Из-под благословляющей руки Святого Аввы возводили всюду Обители его ученики! Москва, Коломна, Серпухов, Обнора, Звенигород, Калязин, речка Тьма… И просто (без названья!) — чаща бора, Киржач, Пешноша, Боровск, Кострома… Все перечесть удастся нам едва ли 1 — Ведь в те года, куда ни посмотри, Спасая души русские, вставали — В сиянии Крестов — монастыри! Монастыри… Их высшего значенья Я передать словами не берусь… Как крепости святые, с дней Крещенья Они хранили и хранят всю Русь! Монастыри — издревле и доныне — Они, словно спасительная сень, Оазисы духовные в пустыне Цветущих городов и деревень! Монастыри — духовный пульс Отчизны. Здесь Нестор-летописец создавал Историю всей нашей русской жизни, Чтобы ее никто не забывал! Сюда на покаянные поклоны Спешили от царей до мужиков. И здесь Андрей Рублев писал иконы — Как говорят, молитвою без слов. Библиотек волнующие своды Собрали книг бесценные тома… Святые зерна их давали всходы Для сердца, для души и для ума. Тогда всё это знали и ценили: (А нынче — у историков спроси!) Монастыри создали и хранили 9 Культурное наследие Руси. Все знали свято: мирный труд и битвы, Да и судьбу страны, в конце концов, Поддерживали братские молитвы Суровых только с виду чернецов. Хотя порой монахи, не робея, С духовной брани шли в обычный бой… Так, Пересвет ордынца Челубея Сразил копьем, пожертвовав собой. И шедший вслед за ним Андрей Ослябя, Спасая нашу Родину, как мать, На тех, кто Русь, насилуя и грабя, Терзал, не уставал свой меч вздымать. О, битва, положившая начало Конца господству Золотой орды! Их, с князем — Сергий, стругами с причала, Благословил на ратные труды. Но, правда, это было исключеньем Из строгих правил мирных чернецов, С неленостным молитвенным теченьем И радостным принятием венцов. Пословицы суть дел не умаляют. И наши предки верно говорят: Что два монаха Бога умоляют, А все мирские люди хлеб едят. И это так: в миру всегда молиться Мешает бесконечный круг забот. А тут уже всю жизнь молитва длится И даже после — не перестает! Не зря ведь на исходе жизни оной Был путь царей в монашество не нов: Так Иоанн Четвертый стал Ионой, А после — Боголепом Годунов. Рубеж веков… Начало страшной Смуты… Предательства… Измены… Алчность… Ложь… От этой горестной в чреде веков минуты 10 Изведавшего правду бросит в дрожь… *** Едва сошло проклятое тавро, Которое поставил нам Батыга, И вновь летит, летит еще ядро — Свидетелем чему мое перо — Как злая тень уже другого ига! 5 Сапега метким был стрелком — На цель не тратил порох бочкой! Ядро, кружась, кружась волчком, Взвилось над Лаврой черной точкой. И, смертью всем грозя окрест От банды тушинского вора, 2 Минуя золоченый Крест, Насквозь пробило дверь собора… Так это было или нет, Одно доподлинно известно: От Лавры враг бежал, чуть свет, Как молвили тогда — бесчестно! 3 Бежал… Как было не бежать, Когда монахи с ратным людом Сумели Лавру удержать Уму непостижимым чудом? Когда сам Сергий (и не раз!), На утешенье осажденных, Являлся видимо для глаз Поляков, страхом пораженных! Молитва русская была Такою, что дошла до Бога, И, наконец-то, прибыла Сюда великая подмога. За ней — своих учеников Отправил Сергий — все видали Их, с нимбами вокруг голов, 11 Сквозь пули скачущими в дали. На безопасном рубеже Сопел Сапега от досады, И для него теперь уже Кошмаром стал позор осады. А подвиг Лавры вскоре снял С Руси невидимые путы. Народ, словно от сна, воспрял И — сбросил бремя страшной Смуты! *** Добро и зло. Зло и добро. Два полюса на белом свете. И каждый раз летит из тьмы ядро — Чтобы — уверено мое перо — Опять погибнуть на рассвете… 6 Прошли века с тех давних пор. (Осад здесь не бывало больше). Но… как-то раз вошли в собор Туристы из далекой Польши. Оглядывая все вокруг, Дивиться не переставая, Они шумели, только вдруг Один — старик — спросил, кивая: — А что это у вас вон там? Дыра в двери, о Боже, правый!… — Да денег нет у них на храм! — В ответ раздался смех лукавый. Старик был слеп. И только свет Порою различал немного. И тут монах воскликнул: «Нет, Нам жизнь, и ту не жаль для Бога!» И он — о, русская душа! — Открыто, честно, без услады Поведал чинно, не спеша 12 Гостям — историю осады. Те — дескать, мы-то тут при чем? — Внимали крайне недовольно. А главный подтолкнул плечом Монаха: хватит, мол, довольно! И лишь один слепой старик, Как будто громом пораженный, К двери лицом своим приник И сполз, коленопреклоненный… Давясь рыданиями, он Просил прощенья виновато За предков из былых времен, За то, что было здесь когда-то… И — чудо… чудо!!! — у мощей Игумена Руси святого, Он исцеление очей Вдруг получил, став зрячим снова! Старик, как назиданье всем, Смотрел… смотрел блаженным взглядом, Глазам не веря, между тем, На всё, что далеко и рядом… *** Мир часто называет злом добро. Но неподвластно злу святое семя. И, пусть еще летит, летит ядро — Всему — о чем поет мое перо — Бог подведет итог в благое время! 2009‒2014 гг. Поэма написана в стенах Николо-Радовицкого мужского монастыря, где в разрушенном Никольском соборе один из приделов посвящен преп. Сергию Радонежскому. 1 До 40 монастырей основали ученики преп.Сергия Радонежского, и еще не менее 50-ти — ученики его учеников… 2 Прозвище, данное самозванцу Лжедимитрию II (выдававшему себя за сына Иоанна Грозного, царевича Димитрия), по названию его резиденции, которая находилась в подмосковном селе Тушино. 3 Осада Лавры, начавшаяся с того, что 15-тысячное (по некоторым источником вдвое больше) войско врагов в течение шести недель палило по обители из 63-х орудий, принесла неисчислимые страдания и бедствия 13 спасавшимся за ее стенами монахам, стрельцам, паломникам и многочисленным мирным жителям окрестных сел. Она продолжалась долгих 16 месяцев, после чего в живых осталось лишь 200 защитников этой святой крепости… В. Афанасьев. Собор славных и всехвальных 12-ти апостолов Когда призвал Господь и Царь, Оставил мытницу мытарь, Оставил сеть свою рыбарь, Так собралось в конце концов 12 нищих простецов, 12 спутников Христа, Причастников Его Креста. Не звал богатых Он, Ни тех, кто знатен иль учен, Кто знал до буквы весь закон, Чтоб всякий видел - правду дать Лишь Божья может благодать, Что всех мудрей рыбак простой, Когда живет в нем Дух Святой. Прп. Варсонофий Оптинский. На богомолье. (ко дню открытия мощей преподобного Серафима, Саровского чудотворца, 19 июля 1903 г.) Как в древности жезлом пророка Моисея Господь творил в Египте чудеса, И чрез святые кости Елисея Воздвигнул к жизни мертвеца, И воду источил из камени в пустыне — Так благодатию Всевышнего Творца Его избранников святыя телеса И кости их чудотворят доныне Во всем величии их силы и святыни. Да смолкнут же безумных голоса, Глаголющих на истину гордыню, Отвергшихся от Господа Христа, — Да заградятся их уста. 14 Л. Денисов. Памяти прп. Серафима Саровского Вот он, блаженный пустынник, взыскующий Века грядущего благ неземных! Вот он в скорбях, как мы в счастье, ликующий, Душу отдать за других!.. Тихо тропинкой лесной пробирается В кожаной мантии, в лычных лаптях; Крест на груди его медный качается, Сумка с песком у него на плечах. Вьется Саровка излучистой впадиной, Сосен столетних красуется строй; И, на ходу подпираясь рогатиной, Движется старец неспешной стопой. Телом согбенный, с душою смеренною, В пустыньку он помолиться бредет; Но, и молитву творя сокровенную, Он для трудов свой топорик несет. Белый на нем балахон; серебристые Шапочкой ветхой прикрыв волоса, Вглубь себя он устремляет лучистые, Полные ласки душевной глаза… Силою он одарен благодатною; Чуткой душой прозревает он вдаль, Видит он язвы людские, невнятные Слышит он вопли, - и всех ему жаль… Он и утешить готов безутешного, Слабое детство от смерти спасти, Или к слиянию света нездешнего Грешную душу мольбой привести. Всем изнемогшим в огне испытания «радость моя!» - он твердит: «не скорби, бури душевные, грозы страдания, Господа ради, с улыбкой терпи!..» С плачущим плакать он рад; унывающих Нежно ободрить, их дух подкрепить; Всех же, Господень Завет забывающих, Учит он ближних, как братьев, любить. Учит искать он богатство нетленное, Чтоб не владела душой суета, Ибо все мира сокровище бренное Нашей душе не заменит Христа!.. 15 Прп. Варсонофий Оптинский. Святитель Феодосий. Преудобрен во архиереех, святителю Феодосие, был еси светило своему стаду... (Тропарь святому Феодосию Черниговскому, чудотворцу) В час тревожного и смутного волненья Встает в моей душе по временам, Как дивный звук святого песнопенья, Блаженное и чудное виденье: Я вижу город, и старинный храм, И тополи вокруг него густые, Сияющий алтарь, лампады золотые, Ряды святых икон, молящийся народ, Святителя с слезами умиленья, Свершающего дивное служенье, И купола над ними звездный свод, И чувств молитвенных исполненные лица... Торжественно там высится гробница, Духовный исполин и воин Божьей рати, Исполненный даров небесной благодати, Почиет Феодосий в ней святой — Безмездный врач и немощных целитель, Скорбящих, плачущих духовный утешитель, Могучий страж страны своей родной — И хор певцов гремит ему хвалой!.. _____________________ Святитель Феодосий, архиепископ Черниговский († 1696; пам. 5 февраля) — выдающийся церковный деятель XVII в., просветитель, устроитель монастырей. В 1896 г. был прославлен как чудотворец. Нетленные мощи его почивают доныне в Чернигове. Прп. Варсонофий Оптинский. Памяти в Бозе почившего епископа Феофана затворника. Он бе светильник горя и светя (Ин. 5, 35). Вы есте свет мира; не может град укрытися верху горы стоя (Мф. 5, 14) I Давно ли жил тот старец чудный, Исполненный духовных мощных сил, Что подвиг свой великий, многотрудный 16 В пустыне Оптиной смиренно проходил? Давно ль почил сей дивный гражданин1, Дарами благодатными обильный, Что в слове и в делах и властный был и сильный, Что вновь возвысил иноческий чин? Давно ль умолкнул вещий его глас? Давно ли отошел в Чертог Небесный Избранник сей и дивный и чудесный; И много ль их осталось среди нас, Стяжавших дар духовного прозренья И творческий свободный ум, Что в область нас возносит чудных дум Могучей силою святого вдохновенья? Два года минуло — и новая утрата! И вновь Россия скорбию объята! И весть по ней несется из конца в конец, Что отошел от нас другой борец; Еще иной почил духовный великан, Столп веры, истины глашатай и ревнитель, Возлюбленный отец, наставник и учитель, — Покинул нас великий Феофан, Что утешением и радостью был нам! Исполнилась его последняя година, Почил он праведной, блаженною кончиной. В великий светлый день Богоявленья Призвал Господь избранного раба В небесные и вечные селенья, Исполнил он свое предназначенье; Окончилась великая борьба! Покорный высшему небесному веленью, Он на стезю безмолвия вступил И подвиг свой великий довершил, Исполненный глубокого значенья В наш буйный век духовного растленья. Воочию он миру показал, Что в людях не погибли высшие стремленья, И не померк в их сердце идеал. Незримый никому, в безмолвии глубоком, Наедине с собой и с Богом проводил Он время, но миру христианскому светил Учением святым и разумом высоким. Ему был раем сумрачный затвор! *** Служил для многих он высоким назиданьем, 17 Соблазном для других и камнем претыканья: Вся жизнь его была для нас укор! Зачем в затвор себя он заключил? "Зачем жестокое и тяжкое столь бремя На рамена свои бесцельно возложил? К чему бесплодная такая трата сил? Теперь иных задач, иных вопросов время, Иная ныне деятельность нужна, Иного люди требуют служенья, Для новой нивы новые потребны семена. К чему сия борьба, жестокие лишенья, Посты, молитвы, плоти изнуренья? Для благотворного полезного труда Не вера нам нужна, потребно знанье. Прошла пора бесцельного, пустого созерцанья; Иная нас теперь ведет звезда, Иной рычаг отныне движет мир; В сердцах людей иной царит кумир, Кумир сей — золото, земные наслажденья, А не бесплодное стремленье в небеса!" — Такие раздались повсюду голоса. Таков был вопль свирепого глумленья, Таков от мира был жестокий приговор, Когда подвижник-иерарх вступил в затвор! То было время смутное. Тогда Тяжелые переживала Русь года... II Убогой скудости, смиренной простоты Являло вид его уединенье. На всем следы сурового лишенья, И нет предметов в ней тщеславной суеты. Лишь всюду видны груды книг — Отцов святых великие творенья, Что будят в нас небесные стремленья, Освобождая дух от чувственных вериг. Глубоких дум в них видно отраженье, Изображены в них светлые черты Иной — негибнущей и вечной красоты; Исполнены они святого вдохновенья, И мысли в них безмерной глубины, Что нас пленяют силою чудесной; Неизглаголанной гармонии небесной Могучие аккорды в них слышны. 18 В безмолвии яснее видит ум Тщету сей жизни. Сюда не достигал Многомятежный рев и шум Бушующего жизненного моря, Где воздымаются за валом вал, Где слышится нередко тяжкий стон Отчаянья, уныния и горя, Где бури восстают со всех сторон. К богоподобию стремясь и к совершенству, Всего себя он Господу предал И в Нем Едином высшее блаженство Своей души всецело полагал. Но подвиг свой и труд необычайный, Которыми себе бессмертие стяжал, Покрыл он от людей безмолвной тайной, Не требуя от них ни чести, ни похвал. Божественною силою хранимый, В смирении он путь свой проходил, Минуя грозные и темные стремнины, Где враг его, как жертву, сторожил. Евангельских заветов верный исполнитель, Подобно Ангелу, он Богу предстоял И в сердце своем чистом основал Нерукотворную Ему и светлую обитель. На Божий мир, на все его явленья Взирая с внутренней, духовной стороны, Стремился он постигнуть глубины Их тайного и чудного значенья. Мир этот тайнами великими повит, Печать на нем премудрости высокой; Не каждому уму понятен смысл глубокий, Что в проявлениях его сокрыт. В борьбе с духами тьмы, жестокой и неравной, Он дивную победу одержал, Зане главу его стяг веры православной Своей державной силой осенял. И в сей борьбе стяжал он откровенье Великой истины, что жизнь — не наслажденье, Что жизнь есть подвиг, тяжкая борьба И повседневный крест для Божьего раба, И высшая в ней мудрость есть смиренье! Что беспредельный светоносный идеал, И смысл ее, и основная цель — богообщенье. Вотще ему враг сети расставлял, Он сети сии рвал, как нити паутины. 19 Он зрел здесь образы нетленной красоты, Неведомы они сынам житейской суеты, Мятущимся средь жизненной пучины. Омыв с себя следы греховной тины, Он в меру совершенства восходил И чище себя снега убелил, Что кроет гор заоблачных вершины. Он созерцал своим духовным оком Небесный мир в смирении глубоком, Неведомый неверия сынам, Незримый слепотствующим очам. Мы, гордые одним лишь внешним знаньем, Напрасно чаем с Запада рассвет И чуда ждем в бесплодном упованьи — В томленьи сем прошло немало лет, То вековое наше заблужденье: Там есть науки, ремесла, но просвещенья, Духовного там света — нет! Там воцарились злоба и растленье2. Ему был скинией таинственный затвор! Стремясь горе́ и сердцем и умом, Великих сил исполнился он в нем, Сподобившись божественных видений И дивных благодатных откровений. Он духу его дал свободу и простор И свергнул с него гнет земной кручины, В безмолвии блаженство он обрел. Так быстроокий царственный орел, Покинувши болотные низины, Где он себе добычу сторожил, Полет свой направляет к небесам Размахами своих могучих крыл; И, одинокий и свободный, реет там, Поднявшись выше облаков и синих туч, Где жарче и светлее солнца луч. III В безмолвии он много слез пролил, Когда свои усердные моленья За Русь родную Богу приносил, — Да узрит он начало обновленья И возрождения ее духовных сил И, довершив свой подвиг величавый, Спокойно бы глаза свои закрыл, 20 Узрев рассвет ее духовной славы... Потомству он оставил в назиданье Свои творения — великие труды, Ума бесстрастного высокие созданья И дивных подвигов духовные плоды. Одним они проникнуты стремленьем: Исполнить света жизненный наш путь И ревности святой огонь вдохнуть В нас, обессиленных страстями и сомненьем. Он уяснил в них путь душевного спасенья И жизни христианской показал Великое и дивное значенье. Он веру несомненную вселял, Что вне Христа нам нет упокоенья, Что все иное — призрак мимолетный, дым! Горит в них свет святого вдохновенья, Проникнуты они помазаньем святым. Неведомы они останутся одним По простоте иль скудости смиренной; Ничтожными покажутся другим По гордости ума иль мудрости надменной. Вослед иных богов они идут толпой, Их жизни цель — благ временных стяжанье Иль внешней мудрости изменчивое знанье: Ни чувств благих, ни веры нет святой. И радости и скорби их иные, Не преходящие сей тленной жизни грань, С духами тьмы неведома им брань; Не верят в них они, как в призраки пустые. Ни доблестей у них, ни христианских дел, Пространными они идут стезями, И ум их омрачен греховными страстями, И в вечности печальный ждет удел. Но многие сыны сомненья и печали, Чья жизнь была бесплодна и пуста, Прочли те чудные и светлые скрижали, Что познавать учили Бога и Христа, И, полны радости, глаголам их внимали; В них чувства новые тогда затрепетали. Объятые духовным тяжким сном, Они согрелись их божественным огнем. И многие из них пошли иным путем, И, свергнув путы лжи и обольщенья, Что овладели их и сердцем и умом, И благодатного исполнясь просвещенья, 21 В смирении поверглись пред Христом. Он пробудил их мощным Своим словом, Застывших в отрицании суровом. И в них забил родник воды живой. И, снова возвратясь под кров родной Из области духовного изгнанья, Они нашли своим душам покой, Забывши прежние тяжелые страданья, И, полные надежд и радости великой, Прославили Зиждителя Творца, Что их извел из сей неволи дикой, Где тьма духовная и мука без конца. IV Оставил он свое изображенье... В нем видим мы печать сердечной чистоты И кроткого блаженного смиренья И отблеск чистых дум. Его черты Исполнены святого умиленья, Проникнуты они духовной красотой, При виде их благие помышленья Встают в душе и чувств небесных рой... Несется время. Неизменною чредой Идут за днями дни, и минет год, Как отошел от нас он в мир иной. Мы память сохраним о нем из рода в род И к Богу вознесем усердные моленья: Да примет душу в райские селенья, Где ни печалей, ни болезней нет, Но вечный царствует незаходимый Свет. Умолим Господа, да нам Он ниспошлет Избранника иного, и новое духовное светило Над Русскою землей опять взойдет, И явятся нам мощь его и сила! Да просияет он святыней слов и дел! И радостно бы мир его узрел, И приобщимся мы его святыни — Сыны великой жизненной пустыни. _______________________ 1 Здесь разумеется оптинский старец иеросхимонах Амвросий 2 Мысль Ф. М. Достоевского 22 Прп. Варсонофий Оптинский. Памяти в Бозе почившего старца Оптиной пустыни иеросхимонаха отца Амвросия Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдет бодрствующими. (Лк. 12, 37) Блажен, кто, путь свершая тесный, Кумирам тленным не служил, В чьем чистом сердце Царь Небесный Себе обитель сотворил. Блажен, кто страсти победил И чужд был суетных стремлений, Кто средь житейских треволнений Свой крест безропотно носил, И был утешитель скорбящим, И перед миром, в зле лежащим, Как раб колен не преклонил! Кто чужд был злобы и гордыни, Смиренномудрие стяжал, И Вечной Жизни, и святыни, И высших подвигов искал, Как светоносной благостыни; Кто всей душой своей сознал Тщету и ложь плотской отрады, И, невзирая на преграды И обольщенья темных сил, Как странник и пришелец жил Средь слепотствующего мира, Чуждался жизненного пира И тучных брашен не вкусил. *** Блажен, кто с юности презрел Сей мир и суетный, и ложный, С его гордынею тревожной И всей пустыней его дел; Кто к Богу ревностью горел И жаждал вечного спасенья, Не ведал злобы и сомненья И под покровом вышних сил, И, полный светлых упований, Без малодушных колебаний В обитель иноком вступил... Блажен, кто веру сохранил В свое высокое призванье! 23 Кому за подвиг в воздаянье Всевышний быть определил Начатком будущих созданий, И как наследнику небес, Послал дар веденья высокий Своей премудрости глубокой, Своих таинственных чудес! Блажен, кто среди бед и зол Соблюл евангельский глагол, И плоть распял с ее страстями, И свергнул беззаконий гнет, И к свету вечному идет Непреткновенными ногами. И, чуждый дольней суеты, Стремится в вечную обитель — Обитель вечной красоты, Где в славе царствует Спаситель С Отцом и Духом, и пред Ними Поют немолчно Херувимы, И с ними лики Горних Сил Невечереющих светил! Н. Павлович. Собор преподобных старцев Оптинских. Ты - Оптина! Из сумрака лесного, Из сумрака сознанья моего, Благословенная, ты выступаешь снова, Вся белезна, и свет, и торжество! Сама земля намолена годами: Она хранит священный прах могил... Вот по тропинке мелкими шагами Идет старик: он немощен и хил, Но блещет лик незримыми лучами, И в львиной мощи старец Леонид Идет проведать новозданный скит; Макарий с книгой, благостный Антоний, И с посохом тяжелым Моисей Стоите вы под храминой ветвей, Написаны искусно на иконе, Иконе леса, неба и лучей... 24 Н. Карпова. На смерть патриарха Тихона ...И нет того, кто целых восемь лет Стоял на страже Церкви Православной, Кто охранял ее в годины тяжких бед От смуты внутренней в борьбе неравной. Жил Патриарх – и мы спокойны были, Что святость веры строго сохраним: Мы верили ему, его высоко чтили; Благословение Собора было с ним. Но час пробил — и мы осиротели... Святейший от трудов своих почил. Уста сомкнуты, очи потускнели, И голос смолк, что правде нас учил... Рука, благословлявшая с любовью Всех нас, так часто, знаменем креста, Холодная лежит и с неутешной болью В последний раз к ней льнут горячие уста. Окончен славный путь Христовой жизни, Духовных подвигов, Святительских трудов, И он, наследник неземной Отчизны, Вступил в ряды увенчанных бойцов. Склонись пред памятью его священной, Кому Святая Церковь — Мать. И научись, примером вдохновенный, За святость веры до конца стоять. С. Бехтеев. Мученики. Они идут! Раздайтесь, расступитесь, Снимите шапки, бросьте враждовать! Благоговейте, кайтесь и молитесь! Они идут за Правду умирать. Из катакомб, из тюрьм и подземелий, В кровавый цирк их гонит красный Рим, На мрачный пир немых,могильных келий, Где уж никто не будет страшен им… Они идут – гонимые, больные, Покорные веленьям палачей, Пред Богом и людьми подвижники святые, Немые жертвы дьявольских мечей. Ликует Рим еврейского Нерона; Живые факелы безропотно горят, 25 И льется кровь, и на ступеньках трона Победу празднует обожествленный ад… Умолк топор! Ползут ночные тени; Кровавый цирк одел седой туман, Их больше нет! Склонитесь на колени У праха новых христиан! Иеромонах Роман (Матюшин). Ликует Рим в языческом весельи, Заполнены трибуны неспроста. Выводят на арену Коллизея Служителей распятого Христа. Патриции, взяществом блистая, Не драли горло и непотребном "бис", Не тыкали в страдаюших перстами, Достойно опускали пальцы вниз. Наверное, большое наслажденье Испытывал народ от этих встреч. И тех, кто обречен на усеченье, Согласно знаку поядает меч. О, воины, почто забыта слава, Вчера герои, нынче палачи. Всех потешая зрелишем кровавым, О беззащитных тупите мечи. И вновь ведут на новое мученье Того, кто стар, и кто кричаще юн. И всех приговоренных на съеденье По одному бросают ко зверью. Но тихий отрок, сам идя на муки, Перекрестился, слыша грозный рык, Прижал к груди крестообразно руки, На небо поднял просветленный лик. И царь зверей, подняв завесу пыли, Раскинулся, рыча, у детскик ног. И точно гром трибуны возгласили: - Велик и Славен Христиансинй Бог !!! Блаженны Вы, невинные страдальцы, Молитесь Богу день и ночь за нас. Наверняка опущенные пальцы Готовит нам уже грядущий час. Святая Русь, Расеюшка, Расея, Сидишь над вавилонскою рекой, 26 А впереди - застенки Коллизеев, До них осталось нам подать рукой. Когда, душе, придет пора мучений, И призовет тебя Господь на крест, - Любители кровавых развлечений, Благословляю ваш безмолвный жест. Да укрепит тебя, душе, Всевышний, Когда настанет наш с тобою срок, Одно бы только нам тогда услышать: - Велик и Славен Христианский Бог !!! Ликует Рим в языческом весельи, Заполнены трибуны неспроста. Выводят на арену Коллизея Служителей Воскресшего Христа. К.Р. (вел. кн. Конст. Конст. Романов). Патриах Ермоген. Время летит и стрелою несется, Жизнь, как поток, устремилась за ним, – Вспомним, что было, что к нам не вернется, – То, что прошло и похищено им. Буря житейские волны нагнала: Смута везде, мятежи и разбой, Русь зашаталася, Русь застонала, Слезы и кровь полилися рекой. Два самозванца тогда появились: Гришка Отрепьев и тушинский вор; Гордо поляки над Русью глумились, – Был тем глумленьям широкий простор. Точно в кошмаре каком задыхаясь, Русь ослабела, порушивши “крепи”, В вере святой православной шатаясь, Скорбно оделася в польские цепи. В это столь мрачное Смутное время Час для России последний пробил, Кто же вдруг свергнул с ней польское бремя? Кто ей свободу опять возвратил? Пастыря доброго вспомни, Россия: Был он спаситель, молитвенник твой; Вспомни труды и заботы святые, Подвиг великий, бесценный, златой. Страж Православия. Божий служитель, Сам Патриарх Русь святую спасал; 27 Русских исконных начал охранитель, Твердо за царский престол он стоял. Видел святитель беду, Богом данную, Горько скорбел и болел за народ, Звал всех бороться за Русь православную, Смело идти на поляков в поход. В душу народную искра запала, Сердце на подвиг великий зажгла, – Русь приободрилась, быстро восстала, Смело сражаться с врагами пошла. Сгинул кошмар... Вновь святая и чистая, Русь о царе взревновала родном; Вера отцов заблистала лучистая В том ревнованье народа святом. Тщетно поляки в союзе с боярами, Что изменили родному царю, Долго грозили святителю карами, Злобу пред ним изливая свою. Смело и громко России спаситель Звать весь народ на борьбу продолжал... Скоро угас патриот и святитель: Смерть он голодную стойко принял. Умер “печальник”, но дело то родное Крепко росло... Поляки дрожали... Минин с Пожарским движенье народное Мощной рукою своей продолжали. Славен, велик Патриарх Ермоген! Память в народе о нем нерушима. Пусть же от смут и несчастных времен Русь православная будет хранима! О. К. Преподобный Сергий Радонежский. Великое Сердце, скажи мне, какими путями Достигнуть могу я Обители Света? Я жажду узнать, хоть и скован земными цепями. Скажи, научи, не оставь без ответа! Сказал Преподобный с улыбкою светлой и ясной, И взор Его был — как луч солнца прекрасный: «Хороших и умных путей есть на свете немало, Но важно одно — чтобы сердце пылало. Горящее сердце, как факел — всю жизнь освещает, Возносит к вершинам, ведет, побеждает. 28 Горящее сердце пройдет все опасности ночи И выберет путь, что верней и короче. Когда же в Обитель тебя приведет та дорога, Сам выйду и встречу тебя у порога». Л. Клименко. Николай Чудотворец. Был такой Николай Чудотворец В те далекие наши года, Старец мирный, Святой богомолец, Помогал он народу всегда. Он дары свои, словно подарки, Не скупясь от души раздавал. Строг был очень,и словом,как палкой Подлецов и лжецов побивал. Обездоленным всем и убогим Святой старец всегда помогал! Стал он первым помощником Бога Для людей он Угодником стал. Приходили с покорным поклоном, У иконы молились святой, Ты смотрел с леденящим укоромПомогал всем своей добротой. Потемнела святая икона, Как суров и торжественен лик! Чудотворец - Святитель Никола, Помоги в этот страждущий миг! Автор неизвестен. Николин день. В день святого Николая Свечи радостно сияют, В небеса хвала летит; И увенчанный цветами, Озаренный весь огнями, Лик Святителя глядит. 29 Нынче мир весь торжествует, И вселенная ликует С нами в светлый праздник Твой, О, Святитель Божий чудный, В этой жизни многотрудной Нам и близкий и родной. В час тяжелых испытаний, В час печали и страданий – Кто тебя не призывал? Кто твоей защиты сильной, Пастырь наш любвеобильный, На себе не испытал? Ты - заступник угнетенных, Ты невинно осужденных Избавляешь от меча; Пред святым престолом Божьим Ты о нас молитвы множишь, Негасимая свеча! Ты для всех любвеобильный, Чудеса даришь обильно, И людская вся семья, Все концы земного света, Даже слуги Магомета И евреи чтят тебя. Не забудь же перед Богом Малодушных и убогих, Нас, грешащих без конца; Дай нам слезы покаянья, И любви и состраданья; Умоли о нас Творца, Чтоб по смерти, мрак минуя, Мы вошли с тобой, ликуя, В Царство славы без конца. Евдокия Ивановна Бочкарева. Христов святитель Николай. Когда в тебе нет крепкой веры, Ты слову Божию внимай, Пусть будет в том тебе примером Христов Святитель Николай. Когда в тебе нет и смиренья, Ты зла в себе не разжигай – Вот образ кротости, терпенья – 30 Христов Святитель Николай. Когда в тебе нет воздержанья, Молитвой страсти укрощай, Учитель в том для подражанья – Христов Святитель Николай. Господь Бог, Истина Святая, Явил для стада образец, Послал Святого Николая, Он был и пастырь и отец. Он был смиренный ради Бога И высоту за то стяжал. Он нищетой своей высокой Богатство вечное снискал. О Чудотворец наш великий, Не дай погибнуть нам, спасай, Молись за нас перед Владыкой, Христов Святитель Николай. Галина Любимова. Николин день. Задекабрила матушка-метелица, Осыпав землю снежным серебром. В Николин день так молится, так верится, Что все печали расцветут добром. Скрипит снежок, и я тропинкой скользкою Спешу ко всенощной на дивный праздник твой. Как я люблю церквушечку Никольскую, Особенно в Николин день святой. Пылают свечи у икон Святителя, И все светлее чудотворный лик. Правило веры и любви ревнителю, Как в испытаниях ты близок и велик! Вся церковь и притвор битком набиты, А хоры - словно Ангелы поют! Пусть нами вознесенные молитвы Дадут нам помощь скорую твою. А поутру разбудит лучик солнышка, Пора уж и к заутрене идти… И припаду я вновь к тебе, Николушка, Чтоб снова утешение найти. 31 Именинникам (старинная народная песня) В праздник радостный, священный Благодарностью горим, Сердцем чистым, умиленным Мы поздравить вас спешим! Мы вас с Ангелом поздравим, Пожелаем много лет! В дорогие именины Мы бы в дар вам принесли Жемчуга с морской пучины Златой камень от земли. Мы вас с Ангелом поздравим, Пожелаем много лет! Мы подарков не имеем, И алмазов дорогих, Только мысль одну лелеем – Поздравленья спеть вам стих. Мы вас с Ангелом поздравим, Пожелаем много лет! Под покровом Николая Ваши годы течь должны Как в день солнечного мая, В час небесной тишины. Мы вас с Ангелом поздравим, Пожелаем много лет! Дорогой наш именинник, Поздравляем от души! Мы желаем тебе счастья И спасения души! Многая лета, Многая лета Дорогим именинникам! Фотиния Марченко. Святитель Николай (житие в стихах для детей) В древнем городе Патары Как гласит нам житие, Добродетельная пара Горевала без детей. Но надежду не теряли И в преклонные года Феофан с женою Нонной, 32 Благородная чета. Горячо они молились И просили об одном: "Подари нам, Боже, сына, Без него пустует дом. Отдадим дитя на службу, Боже праведный, Тебе, Славить Имя Твое будет От земли и до небес...” Внял Господь молитве этой, Сын дарован, счастлив род, При крещеньи нареченный "Побеждающий народ”. Николай, младенец Божий, Без поддержки три часа Простоял в святой купели, Дивны Божьи чудеса! И родители, исполнив Данный Господу обет, Привели Ему на службу Сына с самых ранних лет. В целомудрии, в смиреньи, В рамках строгого поста, В богомысленной молитве Юный отрок возрастал.... Стал священником он после, Добрых дел его не счесть: Где в примере добродетель, Там хвала ему и честь. Через Божье откровенье Знал Угодник, с кем беда. Где нуждались и молились Он спешил скорей туда. Спас Никола от позора Трех девиц; нужда отца На бесчестье их толкала. Милосердью нет конца: Под покровом темной ночи Три со златом у зельца На приданое подбросил Николай им для венца. От греховного паденья, От телесной нищеты, Избавлял от беснованья, От духовной пустоты. 33 Из глубин морских младенца Перенес он в Божий храм, Излечил матроса в море От его смертельных ран. Даже водную стихию Он молитвой усмирял, Чудодейственною силой Двери храма отворял. Он бежал житейской славы, Тайно подвиги вершил, Николай, Угодник Божий, Чудотворец свято жил. Жизнь прожить хотел он в келье, В монастырской тишине, Иль в пустыне Палестинской С Богом быть наедине Но однажды на молитве Он услышал чудный глас: "Николай, служить народу Должен ты, настал твой час!” И по Божьему веленью Город Миры он избрал, Жил как нищий, лишь молился, Там его никто не знал. Вот скончался старый пастырь, "Кто из нас достойный муж? Заменить его кто сможет В управленье наших душ?"— Так собор архиереев, Сам решить все не посмев, Упование на Бога Возложил, и вот во сне К одному из них явился Ангел, вставши у одра, Повелел в притворе храма Тайно ждать его с утра. Кто придет на службу первый, Тому имя Николай, Он и есть избранник Божий, И другого не желай". В храм вошел Угодник первый, "Стой, тебя не знаю я?” "Называюсь Николаем, Раб святыни твоея”. По глубокому смиренью 34 Старец понял - Божий суд Все вершит! Кого искали, Обрели. Его все ждут. При вступленье в управленье Он себе сказал: "Твой сан, Как закон твой - жить отныне Для других ты должен сам...” Двери дома всем открыты, Бедных, нищих и сирот Покрывал своей любовью, И его любил народ. В дни гонений и в темнице Веру в Бога утверждал, Укрепляя заключенных, За Христа кто пострадал. ...Первый был Собор Вселенский Созван, чтобы дать отпор Лжеучению Ария, О Христе возник там спор. Горячо Христа, как Бога Николай здесь защищал По Евангельским законам, Что Христос нам завещал. Но в одно из заседаний, Богохульства не стерпев, Он ударил, по преданью, Нечестивца, и за гнев Николай лишился сана. Отнят был и омофор, Ревность признана излишней, Заключен в тюрьму как вор. Но не долго он томился, Обличитель видит сон: Над Угодником склонился Сам Христос и властью Он, Дав Евангелие в руки, Прекратил ненужный спор. Богородица с любовью Возложила омофор. И собор архиереев, Возвращая прежний сан, Убедился в правой вере: Николай был Богом дан! 35 ... Вот настал великий голод. Чтоб от смерти град спасти, Повелел во сне торговцу Хлеб в Ликию привезти, Ибо груз весь покупает. В подтвержденье слов своих Он в задаток оставляет три монеты золотых. Поутру, едва проснувшись, В изумленье тот купец – Обнаружил три монеты Золотых в своей руке. Понял он - веленье свыше, Хлеб в Ликию привезен. Так от голода и мора Был народ тогда спасен. Прекращал вражду Никола Без военных грозных сил, Он мятежников Фрикии Добрым словом усмирил. Спас невинно осужденных На погибель от меча, Вырвал меч он в миг последний Сам из рук у палача. По навету царедворцев, Злым словам клеветников Трое воевод в темнице Изнывали от оков. Им наутро казнь грозила, Сторож их предупредил, И к Святителю в молитве Божий глас их обратил. В ту же ночь во сне Угодник Властно повелел царю Отпустить ни в чем невинных: "Предупреждая говорю...” "Кто такой ты? Как ты смеешь Говорить так, меру знай...” Отвечал: "Архиепископ Мир Ликийских, Николай”. Ночью той градоначальник Видел тот же самый сон. Царь узнал и вызвал срочно Воевод; в смятенье он: 36 "Что за странное виденье? Колдовство или обман? Мне с Евлавием сегодня Сон один и тот же дан..." Воеводы отвечали: "Не трудись, царь, не гадай, То невинно осужденных Был заступник, Николай!" Царь велел распутать дело И злодеям отомстил, Убедившись, что невинны, Воевод он отпустил. ...Плыл корабль из Египта, Был застигнут штормом он, Парус сорван, мачты сбиты, Морем будет поглощен. Корабельщики взмолились, За спасенье все суля. Николай, вдруг, появился, Встал Святитель у руля. Кораблем умело правил, Все опасные места Обойдя, благополучно, Тихо к берегу пристал. ...Хоть до старости глубокой Бог сподобил доживать, Вышел срок и Николаю Тихой свечкой догорать. Он скончался очень мирно На шестое декабря, Николай, Угодник Божий, Златозарная заря. И его честное тело Бог нетленьем освятил, Источает оно миро С даром чудотворных сил. ...Лет прошло 700, уж с лишним, Город Миры разорен, Иноземцами врагами Кто убит, а кто пленен. Только несколько монахов Храм с гробницей стерегут, 37 И святыню Мир Ликийских Пуще жизни берегут. Но священнику из Бари Николай во сне велел Свои мощи в город старый Привезти. Под видом дел Снарядили, как торговцы, Три груженых корабля, И отправились в Ликию, Свято тайну ту храня. Цель достигнута, баряне Мощи вывезли в Бар-Град. С торжеством их поместили У церковных царских врат. День, когда ковчег был в Бари, И до ныне свято чтут Славный день перенесенья, На Руси сей праздник ждут. Николай любовью к людям И заботою о них Заслужил венец от Бога, Среди множества святых Он особо чтим народом, Наипаче на Руси, Потому, что был услышан Каждый, кто его просил. Никого он не оставил, Нет конца и чудесам, Имя Господа прославил На земле и в небесах! В. Афанасьев. Александр (Пересвет) и Андрей (Ослябя) Радонежские С ханской силой биться Мощно ополчась, В Лавру помолиться Прибыл Дмитрий князь. Молвил князю Сергий, Подавая меч - С Богом! Ныне свергнем Иго с наших плеч. Мы теперь не слабы. Не страшась, иди, 38 Пересвет с Ослаблей Будут впереди. Бог и Церковь с вами Против всех угроз: Русской силы знамя Освятил Христос... О. Чумина. Иоанн Креститель Среди песков пустыни Иордана, Где высятся ряды угрюмых скал, Где бродят волк голодный и шакал, Звучала речь святая Иоанна Как к покаянию народному призыв. Толпы людей, как волн морских прилив, Стекалися к убежищу Предтечи И слушали пророческие речи Отшельника. Постами изможден, Питаяся акридами и медом, И власяницею суровой облечен, Святой пророк являлся пред народом И в пламенных, бичующих словах Учил его и обличал в грехах. Когда ж избрал как символ очищенья В водах реки крещенье, Уверовав в учение его, Шли многие креститься у него. Поэма епископа Каскеленского Геннадия (Гоголева) «Мария» Подвизался старец седовласый. За полвека помыслом бесчинным Не покинул монастырь ни разу. Дни текли, как облака, неспешно. И смиренный инок богомольный, Нрав усердно исправляя грешный, Был смущаем думой своевольной: «Я молился Богу без сомнений, Но душою снова неспокоен. 39 И хотя чудесных откровений Был не раз от Бога удостоен, Но не знаю — кто бы мне ответил, Сколь угоден подвиг мой смиренный? Кто еще несет на этом свете Столь же тяжкий труд и сокровенный?» Так Зосима, лунными ночами Размышляя, тщетно ждал знаменья. И однажды над его очами Прозвучало ангела веленье: «Встань, Зосима, соберись в дорогу, Как Аврам, прими свое призванье. И доверься Всеблагому Богу, И ответит Бог на вопрошанье. Оставляй свои родные стены, Перейди поближе к Иордану. Там найдешь обитель совершенных, Что живут молитвой непрестанной». Инок радостно в поход собрался, Взором монастырь обвел прощальным, И душой ни миг не колебался, В путь ступив неведомый и дальний. И, ведомый ангелом заветным, Чрез пустыню, города и села Он пошел в обитель за ответом И припал к вратам ее тяжелым. Иордан внизу струился шумен, Рыхлой пеной шевеля осоку. И согбенный ждал его игумен У ворот обители высокой: «Мир тебе, подвижник знаменитый, Ты явился с благородной целью. Так войди: врата тебе открыты И готова прибранная келья. Пусть под сенью алтаря святого Твоя ревность, отче, не остынет. 40 А когда велит устав суровый – Для молитвы мы уйдем в пустыню». Наклонил главу свою Зосима, Сладкая заныла в сердце рана, Трепетали волосы седые На ветру, подувшем с Иордана. Потекли торжественно и чинно День за днем. Уж миновало лето. И смущаем думою единой, Старец кротко ожидал ответа. Вот зима дождливая промчалась, Пост Великий подступил к порогу. И, как прежде, братия собралась Совершить в пустыне службу Богу. Испросив у ближнего прощенья, Взяв в дорогу фиников и хлеба, Иноки направили теченье В тишину песков под своды неба. И, послушен древнему уставу, Укрепясь молитвою святою, С ними брел Зосима — не за славой, Но для встречи со своей судьбою. Восемь дней в пути уж миновало, Спутники остались в отдаленье. Снова сердце у Зосимы ждало Чудного небесного знаменья. Над псалмами тяжелеют веки. Вдруг… душа монаха встрепенулась: Будто тень какого человека Справа от подвижника метнулась. Что же это? Сонное виденье? Дух небесный в светозарном чине? Или беса злое наважденье В непроходной нежилой пустыне? «Не сведен ли я с ума жарою, Что с утра палит невыносимо?» 41 И, взмахнув слабеющей рукою, Осенил крестом себя Зосима. На одно мгновенье тень пропала, Вскоре обнаружилась яснее, И, завидев старца, побежала, Словно от коварного злодея. Что есть духу, бросился в погоню Старец за неведомою тенью. И кричит, и, пав на землю, стонет, Громко просит внять его моленью. Сил остаток на бегу теряя, У ручья вдруг тень остановилась: И внезапно женщина нагая Перед взором инока явилась. С кожей, почерневшей от загара, С волосами белыми до шеи, Женщина как будто улыбалась, На монаха взор поднять не смея: «Старец, брось одежды мне покрыться, Вижу: ты монах святой, неложный! Ах, чему ты хочешь научиться У Марии, грешницы ничтожной? Для чего, Зосима, ты пустился В дальний путь по девственной пустыне? Что желал, к чему душой стремился – И моих советов ждешь ли ныне?» Скинул старец свой хитон убогий – Им Мария тело покрывала. И спросил ее отшельник строгий: «Как же имя ты мое узнала? Преподай же мне благословенье, Сотвори молитву надо мною!» И упал Зосима на колени Перед удивительной женою. Но в ответ подвижница сказала: «Ты священство получил от Бога, 42 И тебе, Зосима, надлежало Мне в сей час благословить дорогу». «Нет! Постой! — монах пришел в волненье, Я с тобой расстаться не посмею. Преподай мне слово наставленья! Ты во мне прозрела иерея, Ты судьбу мою узнала сразу. Вижу, что полна ты благодати». И заплакал старец седовласый На песке при солнечном закате. Поднялась с песка сама Мария И, к востоку обратясь глазами, Прошептав вечерние молитвы, Вопрошала инока словами: «Расскажи: мирны ли христиане, Царь теснит ли варваров войною? И во многих ли сегодня странах Крепки души верою святою?» «Слава Богу! Храмы все открыты! В Новом Риме царь со славой правит. А по вашим подвигам великим На земле Бог веру сохраняет. Но прошу, молю тебя, Мария, Не оставь меня без утешенья. Дай узнать про подвиги святые, Жизнь свою открой без утаенья!» Смущена, подвижница молчала, Отказать Зосиме не решалась, Прядь седых волос с лица упала, В алом свете тихо колыхаясь: «Что ж… Узнай же правду, добрый инок, Но не знать ее — так было б лучше. Ты меня с презрением покинешь, Отбежишь, как от змеи гремучей. Рождена я, грешная, в Египте, Но не долго прожила с родными: 43 Покорясь внезапному наитью, Бросив дом, ушла в Александрию. Там, в столице, сатане охотно Заплатив собой живую плату, Я семнадцать лет бесповоротно Проходила на путях разврата. Знаю, ад торжествовал победу, Черная владела мною сила: Нет греха, который мне не ведом, Нет тех дел, которых не творила. Во хмелю безудержных попоек Ежедневно плод блуда вкушая, Я не знала, как внутри он горек, Как смердит и душу отравляет». Замерла пустынница в молчанье, От лица монаха отвратилась. «О, сестра, продли повествованье! Где же правда для тебя открылась?» «Раз под осень с думами пустыми Я на главной пристани бродила, С маяка струя густого дыма Ввысь потоком стройным уходила. На море корабль быстроходный К плаванью команда снаряжала. Перед ним развязно и свободно Я в беседу с юношей вступала: «Дай ответ, куда такие сборы? Финикийский парусник вам тесен!» И уйти решила с ними в море, Полагая, что мой нрав известен. Зная, что одежду, пропитанье, Все, что нужно путнику обычно, Я легко добуду — не трудами, А бесстыдным ремеслом привычным. И, тряхнувши кудрями своими, Юноша ответил: «Поспешаем 44 К празднику, когда в Иерусалиме Крест Господень в храме воздвигаем». Я со смехом поднялась на судно, И, отплыв навстречу приключеньям, Вновь в толпе искала многолюдной, Кто моим послужит вожделеньям. Третьим утром, словно из пожара, Выбравшись из корабля по сходням, С головой, тяжелой от угара, Поплелась я прямо в Храм Господень. Но пока в хлопотах ежечасных Торжество Креста не наступило, Я еще немало душ несчастных Во Святой Земле блудом сквернила. Утром на молитву с Патриархом Прибывал народ, как волны моря: Проходили чинные монахи, Суетились странники в притворе. Повинуясь праздному желанью Новое увидеть представленье, Я пыталась во святое зданье С улицы зайти без промедленья. Но пока паломники свободно В Божий храм, перекрестясь, входили, Я одна вдруг замерла у входа, Повинуясь непонятной силе. Будто воины тесною толпою Путь во храм мне молча преграждали – То незримой, крепкою стеною Все грехи передо мною встали. В миг вся жизнь пред взором пролетела, И пока в притворе я стояла Все свои припомнила паденья И свою погибель осознала. Подошли рыдания, как волны, И прорвался крик, подобный стону. 45 И мой взор, отчаянья исполнен, Вдруг упал на ближнюю икону. И, припав на камни у порога, Я пред ней всем сердцем завопила: «О, Мария, Дева, Матерь Бога! Ты Одна меня наставить в силах! Так впусти меня под сень Святыни, Дай коснуться Древа мне устами, Поручись перед Распятым Сыном, Что я вновь не осквернюсь грехами. Укажи мне путь для очищенья, Даруй время мне на покаянье, И пошли небесное знаменье: Как исполнить мне свое призванье!» Сжалилась над грешною Марией В этот час Мария Пресвятая: Я прошла под сводами святыми, Сокрушенным сердцем замирая. Крест Господень там облобызала, Совершила тяжкие поклоны, И внезапно голос услыхала, Исходящий от Ее иконы: «Обретешь покой за Иорданом!» Я на миг душою обомлела, Но, страдая от греховной раны, Не послушать Деву не посмела. Кто — то медяки вложил мне в руки – Я три хлеба у ворот купила. Радостью наполнив час разлуки, На дорогу странствия ступила. Шла неспешно, плакала, молилась, И достигла вскоре Иордана. Там Христовым Тайнам причастилась В церкви у Предтечи Иоанна. По внушению Пречистой Девы Двор нашла с заброшенной ладьею. 46 И уже пустынный берег левый Принимал меня палящим зноем». Смолкла вновь Мария. Потемнело. Прерывая мирную беседу, К ним звезда падучая слетела, Тишину своим пронзая следом. «Сколько лет, как вышла ты из града? Чем в пустыне плоть свою питала? Продолжай! Слова твои — отрада, Много лет душа их ожидала! Чрез тебя Господь мне посылает Ныне Свое чудное знаменье. Твой рассказ о подвигах внушает Сердцу неподдельное смиренье». «Слушай, если не жалеешь время, От тебя, Зосима, я не скрою: Самое мучительное бремя Я в пустыню принесла с собою. Тягостней жары, всех бурь страшнее Были сердца страстные желанья: Сколько раз, терпеть их не умея, Я бросалась ниц с глухим рыданьем! Тяжесть всех грехов меня томила Больше, чем сухое тело жажда. Но я верность клятве сохранила, Данной Богородице однажды. Так шестнадцать лет была борима Сатаной, и плотью, и пустыней. И узнала я, отец Зосима, Что мой Бог меня прощает ныне: Чудный свет внезапно мне явился, От восторга сердце встрепенулось, Дух мой благодати приобщился, Я в пустыне, как в раю, проснулась. Сорок семь годов в уединенье. Уж давно и платье все истлело. 47 Скудные и горькие коренья Вечерами подкрепляют тело. Но теперь лишенья и невзгоды Веселят меня и согревают. Как вода, текут в пустыне годы, Дни земные неприметно тают. Добрый инок! Нам пора проститься. Ночь оставим мы для покаянья. Но прошу о грешнице молиться И ее исполнить пожеланье: Через год, в страстной четверг, под вечер Выходи на берег Иордана. Там тебя я непременно встречу, От тебя приму Святые Дары». Поклонилась иноку Мария И ушла невидимой тропою. Лишь минуту волосы седые Серебрились тихо под луною. Сам Зосима сердцем умилился, Получив ответ на вопрошание, В монастырь с весельем воротился. Потекли недели ожиданья. Целый год он ждал Поста святого, В ревности Марии подражая, Предавался подвигам суровым, Братию смиреньем поражая. Время к Пасхе близилось привычно, Иноки в обитель возвращались. Как велит устав, они обычно В тот четверг совместно причащались. Причастился старец. Из придела Он под вечер вышел стороною, И Христовы Тайны неумело В чаше у груди держал рукою. Ощутив, как под его хитоном, Кровь и Тело Господа пылает, 48 Сходит инок каменистым склоном, У реки Марию ожидает. Меряет пространство шагом чинным. Только мысль врасплох его застанет: Кто же там, на берегу пустынном К переправе ей ладью доставит? Лишь подумал — как она с пригорка Вниз сойдя извилистой тропою, Осенила путь крестом широким И… прошла над темною водою. Вскрикнул старец. Радость и блаженство Хлынули неведомо откуда. «Как же я далек от совершенства!» Прошептал монах при виде чуда. В чаше под луной Святые Тайны На руке протянутой лежали, И молитвы так необычайно, Так легко в устах ее звучали. Взяв немного чечевичных зерен, Их водой из речки размочила. Взор ее был светел и спокоен, И луна морщины осветила. Окропив слезами расставанья Ветхий край накинутого пледа, Старец дал Марии обещанье Вновь прийти на место их беседы. И крестом повторно осеняя Иордана быстрые потоки, Слабо воздух трогая стопами, Шла Мария по водам глубоким. Через год, по сказанному слову, Вновь Зосима поспешил в дорогу. В теле силы ощутил он снова, А на сердце — странную тревогу. Тщетно он искал — не обнаружил, Где однажды раннею весною 49 В тихий вечер, замирая, слушал Житие подвижницы святое. Шел направо, влево, воротился: Все один кругом простор безбрежный. И монах отчаянно взмолился Со словами скорби и надежды: «Покажи, молю Тебя, Владыка, Ангела, сокрытого в пустыне! Дай увидеть мне сиянье лика, Что весь мир забыть позволит ныне! Лишь сказал, как слышит: за отлогом Будто раздалось воды журчанье. Там ручей струился неглубокий, Странника даря очарованьем. К ручейку живому устремился Ветхий старец с быстротою тени. Поглядел — и замер, и склонился, И упал со вздохом на колени. Вся камнями тропка вниз покрыта. На камнях, застыв, лежало тело. И лучам, и ветерку открыто, На восток лицо ее смотрело. А вверху, над самой головою, Там, где склон не тронут был ветрами, Словно нимб неведомой рукою Был начертан на песке словами: «Погреби, Зосима, не жалея, Прах убогой грешницы Марии. Умерла я первого апреля В ночь, как Тайны приняла Святые». Николай Гумилев. Андрей Рублев Я твердо, я так сладко знаю, С искусством иноков знаком, Что лик жены подобен раю, 50 Обетованному Творцом. Нос — это древа ствол высокий; Две тонкие дуги бровей Над ним раскинулись, широки, Изгибом пальмовых ветвей. Два вещих сирина, два глаза, Под ними сладостно поют, Велеречивостью рассказа Все тайны духа выдают. Открытый лоб — как свод небесный, И кудри — облака над ним; Их, верно, с робостью прелестной Касался нежный серафим. И тут же, у подножья древа, Уста — как некий райский цвет, Из-за какого матерь Ева Благой нарушила завет. Все это кистью достохвальной Андрей Рублев мне начертал, И этой жизни труд печальный Благословеньем Божьим стал. А. Пушкин. Чудо от мощей святого Димитрия-царевича (рассказ Патриарха) В вечерний час ко мне пришел однажды Простой пастух, уже маститый старец, И чудную поведал он мне тайну. "В младых летах, - сказал он, - я ослеп, И с той поры не знал ни дня ни ночи До старости. Напрасно я лечился И зелием, и тайным нашептаньем – Не посылал Господь мне исцеленья. Вот, наконец, утратил я надежду И к тьме своей привык, и даже сны Мне виденных вещей уж не являли, А снилися мне только звуки. Раз, В глубоком сне, я слышу детский голос 51 Мне говорит: "Встань, дедушка, поди Ты в Углич-град, в собор Преображенья, Там помолись ты над моей могилой, Бог милостив - и я тебя прощу". - Но кто же ты? - спросил я детский голос. "Царевич я, Димитрий. Царь Небесный Приял меня в лик Ангелов Своих. И я теперь - великий чудотворец". Вот Углича достиг я; прихожу В святой собор и слушаю обедню, И, разгорясь душой усердной, плачу Так сладостно, как будто слепота Из глаз моих слезами вытекала. Когда народ стал выходить, я внуку Сказал: "Иван, веди меня на гроб Царевича Димитрия". И мальчик Повел меня, и только перед гробом Я тихую молитву сотворил, Глаза мои прозрели: я увидел И Божий свет, и внука, и могилку". Иван Бунин Архангел в сияющих латах И с красным мечом от огня Стоял на клубах синеватых И дивно глядел на меня. Порой в алтаре он скрывался, Светился на двери косой, И снова народу являлся, Большой, по колена босой. Ребёнок, я думал о Боге, А видел лишь кудри до плеч, Да крупные бурые ноги, Да римские латы и меч... Дух гнева, возмездия, кары! Я помню тебя, Михаил, И храм этот, темный и старый, Где ты моё сердце пленил! 52
