в формате формате WORD (*)
advertisement
Открытый радиоуниверситет Передача восьмая Лавируя между сверхдержавами: Д. Бен-Гурион и формирование израильской внешней политики Ведут Илана Раве и Алек Эпштейн Автор текста – профессор Ури Бялер Полностью статья опубликована в книге «Становление судебной системы и внешнеполитической ориентации Израиля» под ред. А. Эпштейна (Тель-Авив: Открытый университет Израиля, 2001 // Курс «Становление израильской демократии», книга четвертая), стр. 16–55 Позицию Бен-Гуриона в вопросе о международной ориентации Израиля и его отношениях с великими державами в первые годы существования государства можно понять только в контексте политических принципов, которых он придерживался в течение длительного времени. С тех пор как в Палестине началась его карьера государственного деятеля, Бен-Гурион предпочитал активные действия дипломатическим усилиям, рассчитанным на постепенное достижение желаемых результатов. В 1933 году он писал: «Было бы величайшим самообманом считать, что евреи как нация являются фактором мирового значения, определяющим политику таких великих держав, как Великобритания. Мы никогда не были таким фактором и, по-видимому, никогда не будем. Однако в некоторых вопросах мы должны быть сильнее, чем даже крупные государства. Речь идет о вопросах, оказывающих определяющее влияние на судьбу еврейского народа, чего нельзя сказать об их роли с точки зрения выживания Великобритании или какойлибо другой страны. Поэтому мы, более чем все остальные, способны повлиять на их решение. Ни Великобритания, ни арабский мир не исчезнут с карты мира, если они не будут обладать Палестиной, в то время как наше существование полностью зависит от этого. Для нас это вопрос жизни или смерти…»1. 1 Два десятилетия спустя, ссылаясь на это высказывание, Бен-Гурион заявил, что он не изменил бы в нем ни единого слова. В письме Ари Анкорину, говоря о средствах, с помощью которых Израиль может преодолеть трудности, связанные с его международными проблемами, он трижды повторяет: «внутренняя сила, внутренняя сила, внутренняя сила»2. Среди израильского политического руководства он был наиболее последовательным приверженцем активистской линии, не подверженной внешним ограничениям. В обращении к первой конференции дипломатических представителей Израиля, состоявшейся в ТельАвиве в июле 1950 года, Бен-Гурион говорил: «Внешняя политика и оборонная политика служат одной и той же цели. Если объяснения не помогают, прибегают к силе. Сила – это не только армия, но и возможность создания политической реальности. […] Когда государство было провозглашено, перед ним встали три проблемы: проблема границ, проблема беженцев и проблема Иерусалима. Ни одна из них не была и не будет решена путем убеждения. Их решению может способствовать только признание необратимости политических изменений. Летом 1948 года мы расстроили план Бернадота с помощью южной кампании. Мы захватили Беэр-Шеву вопреки мнению ООН и Совета Безопасности. То же самое относится к Яффо, Лоду, Рамле и Западной Галилее. Проблема беженцев также будет решена силой фактов, а именно – нашим отказом разрешить им вернуться. В этом вопросе объяснить справедливость нашей позиции труднее всего. В решении этих трех проблем создание необратимой политической реальности превалирует над политикой убеждения, и нужно делать, что должно, не боясь, что это вызовет гнев против нас и приведет к враждебной реакции в мире. Разумеется, мы не можем полностью игнорировать мировое общественное мнение: мы зависим от него, как и любая страна, а, возможно, даже более чем любая другая страна. Вместе с тем мы отличаемся от сформировавшихся, стабильных стран тем, что наша внешняя политика – не более чем вспомогательный инструмент второстепенной важности»3. […] Д. Бен-Гурион был убежден, что опора на еврейскую диаспору должна быть центральной осью внешней политики страны. Вскоре после того как Великобритания обратилась к ООН по поводу определения будущего Палестины, Бен-Гурион говорил: «Еврейский народ может надеяться, прежде всего, на самого себя и лишь в очень небольшой степени – на то, что кто-то еще в мире захочет понять его проблемы и проникнется к нему некоторым сочувствием. Он не должен 2 ни от кого зависеть и не должен верить никому, кроме самого себя»4. При этом судьба евреев, живущих в Израиле, по мнению Бен-Гуриона, неотделима от судьбы евреев в странах диаспоры. В середине 1950 года он объяснял израильским дипломатам: «Сила и значение этой страны определяется не только влиянием одного миллиона живущих в ней евреев. Если мы не сможем добавить к этому влияние всей еврейской диаспоры, мы сведем на нет усилия нашей дипломатии. Мировое еврейство – это чрезвычайно важный политический, экономический и моральный фактор»5. Отсюда, согласно точке зрения Бен-Гуриона, вытекает ответственность Государства Израиль за судьбу мирового еврейства, диктующая необходимость поддержания связи с еврейскими общинами во всем мире, причем эта политика главным образом базируется на принципах морали и лишь частично является результатом прагматических соображений. Бен-Гурион был одним из первых, кто связал чреватое опасностью мировой войны обострение конфликта между великими державами с развитием событий на Ближнем Востоке в целом и усилением Израиля в частности. Будучи убежден, что в периоды международной стабильности значение арабского мира для великих держав гораздо выше, чем значение Израиля, он в то же время полагал, что в случае военного конфликта мирового масштаба ситуация будет прямо противоположной. В конце марта 1953 года он писал: «Я не могу себе представить, что в случае мировой войны Америка, Англия или какая-либо другая страна смогут прислать сюда четверть миллиона солдат и содержать их здесь вместе со всем необходимым им оборудованием. Поэтому они будут нуждаться в нашей промышленной, технической и научной базе, и в этом случае мы не будем объектом благотворительности6. Отношение Бен-Гуриона к Великобритании и СССР в пятидесятых годах строилось исходя из этой базовой концепции. Эти страны не только находились по разные стороны «железного занавеса», но и поддерживали различные стороны в ближневосточном конфликте, что было чрезвычайно важным для формирования внешнеполитической ориентации Израиля. В конце 1946 года отношение СССР к сионистскому движению изменилось к лучшему. В результате этого деятельность русской секции Еврейского агентства, которая до этого практически не функционировала, заметно активизировалась. В сделанном ими обзоре высказываний Бен-Гуриона в адрес СССР сотрудники 3 секции пришли к выводу, что в них «не просматривается слишком теплых чувств к Советскому Союзу…»7. Это слишком слабо сказано. Враждебность по отношению к коммунистической идеологии, советскому режиму и советскому руководству, которую Бен-Гурион деятельности, была испытывал хорошо с самого известна в начала ишуве. своей Споры политической Бен-Гуриона с представителями Коммунистической партии Палестины создали ему репутацию одного из самых откровенно антикоммунистически настроенных членов руководства сионистского движения8. Он решительно осуждал советский идеологический и политический тоталитаризм и не сомневался в абсолютной враждебности коммунистического блока по отношению к сионистскому движению. Однако Бен-Гуриону было трудно игнорировать поддержку, которую Советский Союз оказывал Израилю в период его создания – до и некоторое время после провозглашения государственной независимости в мае 1948 года. На фоне вражды между сионистской и коммунистической идеологиями эта поддержка представляла собой исключительное явление. В июне 1948 года Моше Шарет охарактеризовал новую политику СССР как «самую революционную перемену, которая произошла в мире по отношению к сионизму и еврейскому народу со времени Декларации Бальфура»9. В период с 1948 по 1950 год Бен-Гурион верил, что, несмотря на идеологические разногласия, благодаря новой политике Советского Союза станут возможными политические контакты между двумя странами. Однако он не собирался отказываться от борьбы с коммунистической идеологией советского образца и попытками ее воплощения в Израиле. На заседании секретариата Рабочей партии в июле 1949 г. Бен-Гурион говорил: «Моральная свобода не может быть частичной. Есть вещи, которые нельзя разобрать на части. Правду нельзя разделить»10. Помимо практической проблемы налаживания отношений с Советским Союзом, Бен-Гурион столкнулся с политическим противостоянием со стороны израильских левых радикалов, не признававших компромиссов в идеологических вопросах. Особенно активна в этом отношении была партия МАПАМ, в которой Бен-Гурион со времени ее основания в 1948 году видел главного политического противника11. Бен-Гурион признавал опасность, исходящую со стороны левых радикалов, не только потому, что они были достаточно сильны, чтобы победить на выборах, 4 но и потому, что он видел в них серьезных идеологических оппонентов. На конференции руководимой им Рабочей партии в сентябре 1951 года премьерминистр отрицал, что большинство других политических партий страны могут составить Рабочей партии достойную конкуренцию. Однако МАПАМ он считал сильным соперником, представлявшим собой, по его мнению, коммунистическую пятую колонну в Израиле12. Эти внутренние политические проблемы, повидимому, значительно усугубляли сложности, обусловленные противоречием между умеренным прагматическим подходом к отношениям с Советским Союзом и категорическим неприятием коммунистической идеологии. Обширные источники, относящиеся к бескомпромиссной позиции Бен-Гуриона в борьбе с МАПАМ, отчетливо свидетельствуют о враждебности, которую он в течение многих лет испытывал к Советскому Союзу. В ходе борьбы с просоветски ориентированной партией МАПАМ Бен-Гурион сознательно заострял идеологические и прагматические противоречия между руководимой им партией и левыми радикалами. Бен-Гурион неизменно рассматривал СССР как опасного идеологического врага, политические и стратегические связи с которым маловероятны, но с которым можно договориться в определенных политических ситуациях. При этом он считал, что во всех случаях необходимо избегать любой конфронтации с Россией. В отношении Великобритании, страны, в течение десятилетий доминировавшей на Ближнем Востоке, Бен-Гурион не выказывал столь же негативной реакции. Его взгляды изменились в критический период борьбы за создание государства, начавшийся в последние годы второй мировой войны и продолжавшийся до провозглашения независимости в середине мая 1948 года. Во время Войны за независимость Бен-Гурион твердо верил, что в этом политическом и военном конфликте Великобритания являлась «невидимым» врагом Израиля13. Даже признание Израиля Великобританией в 1949 году с последующим установлением полных дипломатических отношений между двумя странами не заставило Бен-Гуриона забыть о том времени, когда британское правительство проводило антиизраильскую политику министра иностранных дел Эрнеста Бевина, и он продолжал считать позицию Великобритании враждебной Израилю. Следует отметить, что Бен-Гурион придерживался этих взглядов длительное время. Так, в начале 1950 года он говорил одному из наиболее влиятельных друзей Израиля в США, что не знает, способна ли Великобритания проводить 5 произраильскую политику и не будет ли она, «руководствуясь своими собственными соображениями, продолжать вести себя враждебно, поощряя арабов и не давая им заключить с нами мир»14. […] В начале 1956 года в беседе с посланником президента Эйзенхауэра Бен-Гурион заметил, что для правительств США, Франции и скандинавских стран по отношению к Израилю характерен дух доброй воли, «чего нельзя сказать о Великобритании»15. Михаэль Бар-Зохар, один из наиболее известных биографов Бен-Гуриона, характеризовал его опасения в отношении стратегического партнерства с Великобританией как «глубоко укоренившиеся»16. Несмотря на политические события второй половины 1956 года, мнение Бен-Гуриона по этому вопросу не изменилось. Когда планировалось совместное израильско-англо-французское вторжение в Египет, он, в качестве основного условия, потребовал от англичан «не только обязательства, но и твердого заверения, что они не войдут в Израиль»17. Осторожность, с которой Бен-Гурион относился к Великобритании, была характерна и для его отношения к мировому сообществу в целом. Как прагматичный политик, он признавал зависимость Израиля от связей с другими странами, в особенности в таких важных сферах, как экономическая помощь и приобретение оружия. Возможно, осознание этой зависимости привело к определенной готовности полагаться на помощь извне и одновременно идти на серьезные уступки требованиям мирового сообщества. Однако в первые годы после провозглашения государственного суверенитета Бен-Гурион очень осторожно лавировал между великими державами. В большинстве исследований внешняя политика Израиля в первые годы после создания государства определяется как «политика неприсоединения». Однако это объясняется не принципиальным стремлением к независимости от великих держав, а тем, что идентификация Израиля с каким-либо одним блоком могла закрыть перед молодой страной определенные возможности. Помощь, оказанная восточным блоком при голосовании в ООН о создании Государства Израиль, в военной сфере и, что наиболее важно, в вопросах, связанных с иммиграцией, показала, что в тот период отчетливая антисоветская политика Израиля не соответствовала бы его интересам. Ярко выраженная антизападная политика тоже не принесла бы пользы Израилю, принимая во внимание экономическую и политическую помощь, оказываемую ему странами Запада, и существование во многих из них крупных и влиятельных еврейских общин. Поэтому для 6 израильской политики был совершенно естественным прагматический подход, который заключался в том, чтобы искать помощь везде, где ее можно найти, и в то же время воздерживаться от вступления в налагающие обязательства международные союзы и блоки. […] Политика неприсоединения нашла свое выражение в базовых принципах программы правительства, сформулированной после первых выборов в начале 1949 года. В ней, в частности, говорилось, что внешняя политика Израиля будет основана на «лояльности по отношению к принципам, на которых базируется Хартия ООН и на дружбе со всеми миролюбивыми государствами, и в особенности с США и СССР»18. В процессе переговоров о возможности участия левосоциалистической партии МАПАМ в правительственной коалиции БенГурион не скрывал от ее лидеров, что данная политика была продиктована скорее прагматическими соображениями, чем стремлением к идеологическому нейтралитету. По его словам, внешняя политика должна в максимальной степени способствовать абсорбции репатриантов19. Во время другой встречи, состоявшейся несколько месяцев спустя, объясняя свое категорическое отрицание нейтралитета, по крайней мере, в том виде, как его формулировала партия МАПАМ, Бен-Гурион сказал: «Это был трюк, политическая уловка коммунистов. Термин «нейтралитет» в его международной интерпретации имеет смысл только в военное время»20. Однако лидерам именно этой партии Бен-Гурион недвусмысленно заявил: «Я не намерен быть нейтральным. Я рассматриваю СССР как основного врага сионизма и всего мира. В этом вопросе «нейтральные» выражения представляются неуместными». Выступая перед иностранными политиками, Бен-Гурион был менее резок, но его высказывания были столь же недвусмысленными. Например, в беседе с представителем Государственного департамента США, направленного в Израиль в конце 1948 года выяснить, намерен ли Израиль стать частью советского блока, он сказал: «Национальный характер палестинских евреев – и это было видно еще до создания государства – не терпит зависимости – ни экономической, ни политической, ни интеллектуальной. Мы никому не подражаем, а идем своим собственным путем. Мы не похожи ни на английских лейбористов, ни на русских коммунистов, ни на немецких социал-демократов. Мы не собираемся кланяться ни Америке, ни России, а стремимся найти свой путь»21. В начале августа 1949 года в беседе с епископом Томасом Мак-Магоном, посланником американской католической церкви, премьер-министр сказал: 7 «Сущность нашего уникального национального наследия такова, что его невозможно приспособить к системе, отрицающей основные права личности… Еврейский характер непременно должен поставить на коммунизме клеймо смертельной опасности для общечеловеческих ценностей»22. Спустя несколько месяцев он обещал послу США в Тель-Авиве, что «скорее Рим станет коммунистическим, чем Иерусалим»23. Затем несколько раз в течение 1949 года Бен-Гурион объяснял, почему Израиль не может изменить этому принципу. В начале 1950 г. в беседе с одним из лидеров американского еврейства, гостившим в то время в Израиле, Бен-Гурион говорил о том, почему, несмотря на антикоммунистическую атмосферу в Вашингтоне и на некоторую неловкость, испытываемую руководством США в отношении израильской внешней политики (не вызывавшей одобрения американских евреев), существуют три основных возражения против ее радикального изменения24. Первое, что беспокоило израильского лидера в то время, была неопределенность военных планов США на Ближнем Востоке, в частности, речь шла о возможности вмешательства в возможные военные конфликты в этом регионе. Но для Бен-Гуриона было очевидно, что Америка не пошлет значительный военный контингент исключительно для защиты Израиля. С точки зрения Израиля, стратегический союз с Западом был чреват многими опасностями. Второе соображение, не потерявшее актуальность и долгое время спустя, касалось еврейской иммиграции. Бен-Гурион говорил: «Я не знаю, будет ли война и когда она будет. Между тем для нас важно, что произойдет в ближайшие несколько лет. Иммиграция – наша единственная надежда. Румыния закрыта, но мы не можем отречься от сотен тысяч живущих там евреев. Еще продолжается иммиграция из Польши, Чехословакии и Болгарии. Если есть хоть малейший шанс обеспечить иммиграцию с Востока, в особенности из Румынии, мы не должны им пренебрегать». Третье серьезное обстоятельство, мешающее Израилю вступить в стратегический союз с западным блоком, по мнению Бен-Гуриона, заключалось в том, что в данное время Британия, а не США играет решающую роль в формировании международной политики на Ближнем Востоке. Нежелание БенГуриона ставить судьбу Государства Израиль в зависимость от политики Великобритании было очевидно. В течение первых двух лет существования государства внешняя политика Израиля не встречала видимого противодействия ни внутри страны, ни за 8 рубежом. Эта ситуация начала меняться в начале 1950 года, когда руководство США изменило свою позицию в отношении стран, не поддержавших однозначно Америку в ее конфликте с Советским Союзом. К концу 1949 года из посольства Израиля в Вашингтоне начала поступать информация об этом. Со временем послания в Иерусалим становились все более тревожными25. Главная опасность заключалась в том, что в такой атмосфере, даже без открытого официального осуждения, Израиль не мог ожидать необходимой ему экономической помощи. В том же духе высказывались и лидеры американского еврейства. Вашингтон не проявлял никакого интереса к заключению военного или дипломатического союза с Израилем, поэтому от Израиля не требовали радикальных изменений во внешней политике. Однако на Израиль оказывалось давление с целью заставить его публично определить свою позицию. От него хотели добиться заявления, что, несмотря на декларируемый им нейтралитет, «коммунистические взгляды» для него неприемлемы26. Именно в этом духе было выдержано послание, переданное американцами личному посланнику БенГуриона Элиэзеру Ливне, посетившему США в конце 1949 года. На встречах Ливне с членами координационного комитета, состоящего из представителей государственного департамента, министерства обороны и сотрудников разведывательных служб, ему было сказано, что только в случае, если Израиль заявит, о своей готовности «противостоять советской агрессии, станет возможным изменение отношения к его просьбам о помощи в создании военного потенциала»27. Поначалу эти события не повлияли на основные подходы Бен-Гуриона в области внешней политики, подтверждением чего было подписание соглашения о торговле и техническом сотрудничестве с США, не включавшее каких-либо свидетельств, указывающих на отход Израиля от политики неприсоединения 28. Первые признаки изменений в израильской внешней политике появились в июле 1950 года. Из-за отсутствия архивных источников не вполне ясно, какое влияние на изменении позиции Бен-Гуриона оказала война с Кореей, разразившаяся за несколько недель до этого и угрожавшая перерасти в глобальный военный конфликт. Тот факт, что правительство Израиля решило поддержать в ООН США в противостоянии с Советским Союзом по этому вопросу, указывает на возможную связь между этими событиями29. Вместе с тем на состоявшейся в начале июля 1950 года в Тель-Авиве встрече с представителями израильского 9 дипломатического корпуса Бен-Гурион не говорил ни о корейской войне, ни о ее влиянии на израильскую политику30. Одновременно со встречей послов была проведена серия консультаций, посвященных планированию абсорбции новых репатриантов на ближайшие три года (по различным оценкам, в страну должны были приехать от шестисот тысяч до миллиона человек), затраты на которую должны были составить полтора миллиарда долларов. Две трети этой суммы предполагалось получить от США31. Только ли по этой причине – или же вследствие того, что к ней добавились и другие обстоятельства, – в конце июля 1950 года Бен-Гурион пригласил американского посла в Израиле и проинформировал его о намерении Израиля «построить с помощью американского оружия сильную армию с личным составом в двести пятьдесят тысяч человек, которая поможет США, Великобритании и Турции противостоять советской агрессии»32. Когда американский посол спросил Бен-Гуриона, какого мнения придерживаются израильские левые круги по этому вопросу, он уверенно ответил, что «в случае войны, предварительно хорошо подготовленные и вооруженные израильские войска с увеличенной численностью личного состава будут гарантией единства израильского народа в деле поддержки Запада. Если Россия атакует стратегические аэропорты Израиля, обновленная израильская армия будет способна сражаться и выстоять до прибытия войск США и Великобритании». В своем отчете американский посол писал, что «премьерминистр не мог более ясно и недвусмысленно выразить свое желание безусловно связать Израиль с Западом». Без сомнения на этой встрече Бен-Гурион продемонстрировал радикальную перемену собственных взглядов, которая повлияла на всю внешнюю политику Израиля в дальнейшем. Важность этого нового подхода трудно переоценить. Он означал готовность Бен-Гуриона на практике поддержать Запад в борьбе против советской экспансии и стать на путь военного и стратегического сотрудничества с западными державами, о чем он через несколько недель сообщил американской администрации. В конце июля 1950 года Бен-Гурион уведомил США о новой внешнеполитической позиции Израиля: «Хотя в условиях мира мы пытаемся сохранить политическую независимость, в случае войны мы будем полностью на стороне Запада»33. Визит Шарета в Вашингтон в декабре 1950 года стал решающим этапом усилий Израиля, направленных на осуществление новых идей, сформулированных 10 Бен-Гурионом. Шарет передал американскому министру обороны ряд просьб, подчеркивая при этом, что «для Израиля чрезвычайно важно быть в состоянии способствовать обеспечению безопасности ближневосточного региона настолько эффективно, насколько это возможно»34. Послания, направленные в США в конце 1950 года по указанию и инициативе Бен-Гуриона (как сообщил посол США в Тель-Авиве государственному секретарю), показали, что «в израильском мышлении, без сомнения, произошли значительные перемены»35. Вместе с тем можно сказать, что данные перемены были продиктованы, прежде всего, прагматическими соображениями. Главной целью израильских предложений было получение максимально возможных экономических и военных преимуществ от союза с США. интегрированным В них в делался акцент экономические на готовность структуры, Израиля создание быть которых предусматривалось американскими стратегическими планами в отношении Ближнего Востока. В конце 1950 года Бен-Гурион хотел приобрести сто пятьдесят тысяч американских винтовок для замены тех, которыми пользовалась Армия обороны Израиля. Это должно было стать первым шагом в приведении израильского легкого оружия в соответствие с американскими стандартами. Кроме того, он пытался не только заинтересовать Вашингтон перспективой создания в Израиле в мирное время складов стратегических материалов и провианта, но и заручиться поддержкой США в отношении развития в Израиле промышленности, выпускающей легкое оружие для продажи странам НАТО36. Эти предложения носили ясный антисоветский характер равно, как и показывали четкую прозападную ориентацию Израиля. Тем не менее, израильская политика отражала скрытые колебания, присущие в то время политическому мышлению Бен-Гуриона. Переговоры с Вашингтоном не предавались огласке. Официально Израиль продолжал оставаться в дружеских отношениях и с США, и с СССР. Бен-Гурион отказывался связывать себя обязательствами перед США в отношении глобальной политики в мирное время. В планах, переданных в Вашингтон, не было ни одного предложения ни по строительству в Израиле американских военных баз, ни по совместной военной стратегии против Советского Союза. Новые тенденции во внешней политике Израиля были не столько предложением помощи, сколько просьбой о ней. В конце декабря 1950 года доверенное лицо премьер-министра Тедди Колек (бывший впоследствии на протяжении двенадцати лет генеральным директором 11 министерства главы правительства) указал ему на еще одну важную причину, по которой Израиль должен был соблюдать осторожность в этом вопросе: «Если произойдет военный конфликт, на Ближнем Востоке будут только англичане»37. В этом случае, несмотря на неоспоримый вес США в мировой политике, на региональном уровне Израиль был бы вынужден предпринимать практические шаги для выработки совместных действий с Великобританией, что было весьма проблематично для Бен-Гуриона. В начале января 1951 года он решительно отклонил предложение англичан о строительстве английских военных баз на территории Израиля и сектора Газа38. Он отказался от этого – едва ли не самого серьезного стратегического предложения Великобритании до начала Синайской кампании – из опасения, что оно маскирует «их желание вернуться в Палестину»39. […] По словам Бен-Гуриона, «нация должна быть самодостаточной. Мы не можем предвидеть, каков будет мир после следующей войны, и каковы будут отношения между великими державами, даже если Запад эту войну выиграет. Возможно, США больше не будут заинтересованы в этом регионе и покинут его, но мы останемся, останутся здесь и арабы»40. […] В течение 1953 года Бен-Гурион продолжал попытки реализации своей стратегической политики укрепления связей с США. В конце февраля, вскоре после инаугурации новоизбранного президента Эйзенхауэра, посол США в Израиле был приглашен к Бен-Гуриону, который заявил следующее: «На Ближнем Востоке существуют три возможности: а) установление подлинного мира в регионе и отношений сотрудничества между всеми странами Ближнего Востока в целях его защиты; б) так как в настоящее время это не представляется достижимым, то вторая возможность – заключение Соединенными Штатами сепаратных соглашений с теми из арабских стран, которые готовы защищать регион, и достижение сепаратных соглашений между этими странами и Израилем; в) впрочем, вторая альтернатива также едва ли достижима; поэтому если ни одно из арабских государств не заинтересовано в сотрудничестве по защите региона, Америка должна защищать его вместе с теми странами, которые готовы в этом участвовать. Чрезвычайно важно тщательно подготовиться к любому осложнению, которое может возникнуть в результате такого союза. Израиль готов содействовать этому. Обе наши страны должны вместе сделать все возможное»41. В следующем месяце на политической конференции Рабочей партии БенГурион говорил о том, что его целью, как и в 1950 году, является укрепление 12 Израиля, но при этом следует избегать жестких договорных обязательств. Об этом подходе был проинформирован государственный секретарь США во время его визита в Израиль в мае 1953 года42. Антиеврейские процессы в Праге в конце 1952 года, сфабрикованное в СССР в начале 1953 года «дело врачей» и разрыв дипломатических отношений между Иерусалимом и Москвой в феврале 1953 года повлияли на позицию БенГуриона в отношении заключения союзов с государствами восточного блока. Заявления, которые он делал по поводу этих событий, не оставляют сомнений в его резко отрицательном отношении к советскому режиму и коммунистической идеологии. Он начал опасаться, что советским евреям угрожает новая катастрофа43. Эти опасения выразились в беспрецедентной политической борьбе с левосоциалистической партией МАПАМ и с Коммунистической партией Израиля. Впервые в истории отношений с СССР он был готов крикнуть на весь мир: «Отпусти народ мой!» В конце января 1953 года он говорил членам правительства: «Мы в любом случае должны быть на стороне Запада. У нас нет выбора так же, как у нас не было выбора в дни Гитлера». Освобождение в апреле 1953 года врачей, арестованных в СССР годом ранее, способствовало улучшению израильско-советских отношений. В середине 1953 года в качестве условия возобновления отношений между двумя странами Бен-Гурион согласился дать Советскому Союзу обязательство «не вступать ни в один блок, агрессивный по отношению к СССР». […] В течение следующих двух лет Бен-Гурион был озабочен, главным образом, внутренними делами и проблемами безопасности, хотя события на Ближнем Востоке очень серьезно влияли на положение Израиля. Усилия Запада учредить региональные оборонительные союзы привели к заключению в 1955 году Багдадского пакта и к беспрецедентному решению США поставлять оружие Ираку. В это же время стало известно о поставках Чехословакией вооружения Египту. Возникла угроза существованию Израиля, наиболее серьезная после окончания Войны за независимость. Из опубликованных дневников Шарета известно, что Бен-Гурион одобрял использование Израилем силы для предотвращения инцидентов на его границах в этот период. Однако он не рассматривал применение силы как единственное средство. Он думал также о возможности заключения военного союза с США и одновременно, как это не парадоксально, – о приобретении оружия у Советского Союза. 13 […] Другое направление дипломатической деятельности было связано с чрезвычайно серьезной ситуацией, сложившейся через девять месяцев после того, как стало известно о чехословацко-египетской сделке в области вооружений. Отказ Великобритании и США в качестве ответного шага вооружить Израиль усилил соблазн начать превентивную войну и, в конце концов, привел к ней. Кроме того, данный отказ вновь вызвал обсуждение возможности обратиться за помощью к СССР по дипломатическим и военным каналам. В середине пятидесятых годов возможность такого перелома в израильской политике рассматривалась руководством страны, но не была реализована. Новые предложения, выдвинутые сотрудниками МИДа, касались возможного партнерства с Советским Союзом, причем он должен был иметь равные с западными державами права в регионе. Целью этих предложений было уменьшить ущерб от изоляции, в которой мог оказаться Израиль в ходе «соревнования» великих держав за поддержку арабских стран. Вопрос о том, следует ли Израилю обращаться к СССР с просьбой о покупке оружия, также вызывал разногласия44. Эти предложения в итоге были отклонены – отчасти из-за прогнозируемой реакции США, но главным образом из опасения попасть в дипломатическую ловушку в ходе переговоров с Россией. Удивительно, что Бен-Гурион был во главе той группы политиков, которая требовала обратиться к СССР с просьбой о поставках вооружений в контексте арабо-израильского конфликта в регионе. Известен, по крайней мере, один случай согласия Бен-Гуриона на предоставление Советскому Союзу равного с западными державами статуса в регионе. Его доводы были вызваны нежеланием отказаться от малейшего шанса на приобретение вооружений и основывались на информации, поступившей в Израиль в конце 1955 – начале 1956 года, о том, что СССР может отнестись положительно к новой позиции Израиля. В апреле 1956 года Бен-Гурион был готов пойти еще дальше в отношениях с Советским Союзом. После окончательного отказа США поставить оружие Израилю отдельные члены правительства взвешивали возможность установления более тесных связей с Францией. Одним из пунктов скрытых разногласий между Францией и Израилем был вопрос о партнерстве с Советским Союзом. БенГурион был готов поддержать желание Франции привлечь Советский Союз к участию в ближневосточной политике при условии, что Израиль сможет получить советское оружие. Он полагал, что выполнение этого условия поможет 14 достижению двух других целей, которые ставил перед собой Израиль: во-первых, создаст условия, при которых Франции будет легче открыть для Израиля свои арсеналы, во-вторых, сделает позицию Израиля приемлемой в глазах американского еврейства. «Американские евреи знают, что нам угрожала опасность, и что Америка и госсекретарь США Джон Фостер Даллес отказались поставить нам оружие, в то время как Россия согласна сделать это. Поэтому они одобрят это решение»45. Всем этим планам было не суждено воплотиться в жизнь. Тем не менее, готовность Бен-Гуриона согласиться на меры, весьма нетривиальные в контексте израильского политического мышления того периода, важна для понимания его тогдашнего подхода к заключению внешних союзов вообще. Отношение БенГуриона к этому несостоявшемуся партнерству стоит в одном ряду с необычной готовностью, проявленной израильским премьер-министром в конце 1957 года, предложить СССР раздел сфер влияния на Ближнем Востоке, причем предполагалось, что две великие державы будут гарантировать безопасность всех стран этого региона46. Возникает вопрос, рассматривал ли Бен-Гурион союз с Францией как полную смену политической ориентации и как реальную долговременную стратегическую альтернативу отношениям с США?47 Ряд источников указывают на то, что оба предположения неверны. Бен-Гурион был слишком твердо убежден в том, что США – самая сильная держава в западном мире. Он очень хорошо понимал, насколько важно и ценно для Израиля наличие в США самой большой в мире еврейской общины, намного превышающей по численности еврейскую общину Франции. Наконец, он слишком хорошо знал, насколько недолговечны международные союзы. И поэтому, несмотря на политические и военные выгоды, которые мог иметь Израиль в результате особых отношений с Францией, БенГурион рассматривал США как самого сильного потенциального союзника и как наиболее важную цель израильских дипломатических усилий48. В первые восемь лет государственной независимости Израиля отношение Бен-Гуриона к конфликту между сверхдержавами основывалось на следующих четырех принципах: осторожность в централизация принятии контроля внешних над стратегических внешней и политикой; дипломатических обязательств; стремление избегать прямой конфронтации с СССР и, наконец, признание того факта, что для Израиля исключительно важно завоевать доверие 15 США. Даже много лет спустя после ухода Бен-Гуриона из большой политики эти принципы оставались краеугольными камнями израильской дипломатии. Примечания 1 Из письма Давида Бен-Гуриона редактору газеты «Давар», 3 апреля 1954 г., Архив Центра наследия Бен-Гуриона, киббуц Сде-Бокер [на иврите]. Из письма Бен-Гуриона к Ари Анкорину, 30 октября 1954 г., Архив Центра наследия 2 Бен-Гуриона [на иврите]. Дневник Бен-Гуриона, запись от 22 июля, 1950 г., Архив Центра наследия Бен-Гуриона 3 [на иврите]. 4 Заседание Центра Рабочей партии, 26 апреля, 1947, Архив Рабочей партии [на иврите]. 5 17 июля, 1950 г., Государственный архив Израиля, МИД, 2384/15 [на иврите]. 6 28 марта 1953 г., Государственный архив Израиля, 26/53 [на иврите]. 7 Ури Бялер, «Бен-Гурион и Шарет», стр. 50. 8 См.: S. Sandler. «Ben-Gurion's Attitude towards the Soviet Union» // «Jewish Journal of Sociology», vol. 21 (1979), pp. 145-160. 9 Выступление на заседании Центрального комитета Рабочей партии, 18 июня 1948 г., Архив Рабочей партии [на иврите]. 10 Запись от 7 июля 1949 г., Архив Рабочей партии [на иврите]. 11 См.: Ури Бялер, «Наше место в мире. Рабочая партия и внешнеполитическая ориентация Израиля, 1947-1952» (Иерусалим, 1981 [на иврите]). 12 Интервью Эли Шалтиэля с Ицхаком Бен-Аароном, 1976, Архив Центра наследия Бен- Гуриона [на иврите]. 13 Михаэль Бар-Зохар, «Бен-Гурион. Биография», (Тель-Авив, 1975), том 2, стр.859 [на иврите]. 14 Дневник Бен-Гуриона, запись от 20 января 1950 г., Архив Центра наследия Бен-Гуриона [на иврите]. 15 16 David Ben-Gurion, «My Talks with Arab Leaders» (Jerusalem: Keter, 1972), p. 319. Михаэль Бар-Зохар, «Бен-Гурион», том 3, стр. 1216. На русском языке издан сокращенный вариант данной книги (Ростов-на-Дону: «Феникс», 1998). 17 Моше Даян, «Ориентиры» (Тель-Авив, 1976), стр. 231 [на иврите]. 16 18 Письмо Бен-Гуриона к Залману Арану, 4 марта 1949 г., Государственный архив Израиля, документы канцелярии премьер-министра, 5373/1184 [на иврите]. 19 Протокол заседания политического комитета партии МАПАМ, 10 ноября 1949 г., архив Объединенного киббуцного движения [на иврите]. 20 Протокол заседания политического комитета партии МАПАМ, 9 февраля 1950 г., архив Объединенного киббуцного движения [на иврите]. 21 Дневник Бен-Гуриона, запись от 25 ноября 1948 г., Архив Центра наследия Бен-Гуриона [на иврите]. 22 См.: Uri Bialer, «The Road to the Capital: The Establishment of Jerusalem as a Official Seat of the Israeli Government in 1949» // «Studies in Zionism», vol. 5, no 2. (1984), p. 285. 23 Отчет об этой встрече см. в «Foreign Relations of the USA», Vol. VI (1949), стр. 1521-1522. 24 Дневник Бен-Гуриона, запись от 20 января 1950 г., Архив Центра наследия Бен-Гуриона [на иврите]. 25 Государственный архив Израиля, переписка МИД, 2306/16 и 2479/8. 26 Государственный архив Израиля, переписка МИД, 2479/9. 27 Письмо Элиэзера Ливне к Бен-Гуриону, 1 мая 1950 г., Государственный архив Израиля, переписка МИД, 376/4 [на иврите]. 28 Переписка, Государственный архив Израиля, МИД, 2479/8, 64/5. 29 M. Brecher, «Decisions in Israel’s Foreign Policy» (London, 1974), pp.111-173, а также «Israel, the Korean War and China» (Jerusalem, 1974). 30 Протокол переговоров, хранящийся в Государственном архиве Израиля, документы министерства иностранных дел, 2384/15. 31 Переписка, Государственный архив Израиля, отдел иностранных дел, 2460/9. 32 «Foreign Relations of the USA», том 5 (1950), стр. 960-691, 986. 33 Телеграмма Эласу, 9 октября 1950 г., Архив Центра наследия Бен-Гуриона. 34 23 декабря 1950 г., Государственный архив Израиля, документы министерства иностранных дел, 2456/6. 35 «Foreign Relations of the USA», том 5 (1951), стр. 561-562. 36 Государственный архив Израиля, документы министерства иностранных дел, 2456/6. 37 Письмо Тедди Колека Давиду Бен-Гуриону, 22 декабря, 1950 г., Государственный архив Израиля, МИД, 342/19 [на иврите]. 17 38 Переписка, Государственный архив Израиля, МИД, 37/10. 39 Дневник Бен-Гуриона, запись от 29 января 1951 г., Архив Центра наследия Бен-Гуриона [на иврите]. 40 41 Протокол заседания от 27 марта 1951 г. Государственный архив Израиля, МИД, 2479/9. Протокол заседания от 22 февраля 1953 г., Государственный архив Израиля, МИД, 3063/13. 42 Переписка, Государственный архив Израиля, МИД 40/19 и 3063/13. 43 Приводимый ниже анализ основан на следующих источниках: а) протокол заседаний Политического отдела Рабочей партии, состоявшихся 23 ноября 1952 г. и 16 января 1953 г., Архив Рабочей партии; б) письма Бен-Гуриона к министрам правительства от 14 и 20 января 1953 г., Государственный архив Израиля, МИД 4211/21 и 2457/14 в) переписка, Государственный архив Израиля, МИД 2458/12; 1511/9 и 2404/12. 44 Приводимый ниже анализ основан на следующих источниках: Переписка, Государственный архив Израиля, МИД, 2410/18; 2410/20; 2457/15; 2403/19; 2507/3; Моше Шарет, «Личный дневник», том 5, стр. 1348-1359; Заседания Комиссии по иностранным делам Рабочей партии, 28 декабря 1955 г., Архив Рабочей партии [на иврите]. 45 46 Протокол заседания 10 апреля 1956 г., Государственный архив Израиля, МИД 2539/16. Йосеф Говрин, «Отношения между Израилем и СССР, 1953-1967», диссертация на соискание степени доктора философии, Еврейский университет, Иерусалим, 1983 г., стр. 261 [на иврите]. 47 48 См. аргументы Михаэля Бар-Зохара в его книге «Бен-Гурион», том 3, стр. 1179. Там же, стр. 1316-1332. Этот вопрос детально рассматривался в биографии Реувена Шилоаха, одного из архитекторов этого «периферийного пакта», см: Хагай Эшед, «Создатель Мосада: Реувен Шилоах – отец израильской разведки» (Тель-Авив, 1988 [на иврите]). 18
