Мария Ахметова «И увидел я новое небо и новую землю…»: у

Мария Ахметова
«И увидел я новое небо и новую землю…»: утопия в эсхатологических
представлениях конца ХХ века
Ожидания последователей эсхатологически направленных учений, как
правило, не сводятся лишь к мировой катастрофе. Собственно, «конец света»
является лишь рубежом, отделяющим старый, грешный мир от нового, вечного,
своеобразным очистительным, лиминальным (по Виктору Тэрнеру) периодом. В
таких учениях всегда присутствует четкое представление об идеале, который
должен реализоваться в определенное время и обязательно противопоставлен
действительности.
В качестве примера выбраны воззрения определенной части современных
православных, а также представителей крупнейших российских автохтонных
сект конца ХХ века, идеология и мифология которых основаны прежде всего на
эсхатологическом ожидании (Белое Братство, Богородичный центр и Община
Виссариона).
В то время как утопические рефлексии православных являются, как
правило, чисто умозрительными, в основе сектантских движений лежит призыв
к буквальному строительству «царства Божия на земле». Эта тенденция
особенно выражена в деятельности общины Виссариона и Богородичного
центра. В трактовке Богородичного центра человек, не принимающий участия в
строительстве царства истины на земле, становится невольным «участником
царства дьявола». Последователи Виссариона также занимаются буквальным
воплощением в жизнь принципиально нового общества, «эконоосферного
поселения, задуманного как центр зарождения новой культуры, традиций, быта,
нового этноса и единой семьи.
В тех случаях, когда осуществление идеала переносится в
постапокалиптический мир, община последователей учения видится как
прообраз будущего идеала. Например, по представлению белых братьев, они
должны войти в новый мир в качестве «золотого остатка».
Во всех рассматриваемых учениях присутствует тема идеального
прошлого; практически везде присутствует метаисторическая модель, в которой
будущий идеал рассматривается как закономерное продолжение идеального
прошлого или даже его отражение. Так, в учении Белого братства находит
отражение утопия «Древне-киевской Руси», наследницей которой является
современная «обетованная земля» Украина; в виссарионитских текстах
говорится о преемственности населяющих Общину по отношению к «древним
арийским племенам». В учении Богородичного центра идеализируются
несколько временных отрезков (первоапостольские времена, период церковной
истории до Иосифа Волоцкого и период правления Николая II). Идея важности
почитания Николая II, всячески подчеркиваемая в литературе Богородичного
центра, является переосмыслением православной утопии возрождения России,
связывающей период перед концом света, когда Россия «будет в силе и славе и
процветет духовно», с восстановлением монархии. В идеализации последнего
русского императора можно усмотреть черты легенды о «возвращающемся
избавителе» народной мифологии. В будущем монархе видят защиту России от
антихриста, а русского общества – от ценностей «развращенного Запада»; в
некоторых текстах он выступает как защитник и других народов, прежде всего,
славянских и православных. Грядущий царь представляется не только как
1
государственный, но и как духовный лидер, сочетающий гражданскую и
духовную власть. Можно сказать, что в эсхатологическом сознании части
православных присутствует мессианская идея, в которой Второе пришествие
Христа подменяется «вторым пришествием» русского государя. Монархическая
утопия представляется претендующей на восстановление мифического
идеального мироустройства, якобы прерванного в 1917 году, и, соответственно,
на примирение с историей.
Что касается непосредственно описания будущего идеального мира, он
может изображаться, например, через отрицание настоящего; как лишенный
всех зол этого мира. Но это не болезни, смерть или страдание, а социальные и
духовные явления, которые подвергаются наибольшему осуждению (от разврата
и наркомании до невыдачи зарплаты).
С другой стороны, в будущем мире, как его видят апокалиптики,
оправдывается, меняет знак с «минуса» на «плюс» то, что в силу лиминальности
«последних времен» было опасным и греховным (к примеру, в некоторых
сектантских учениях оправдывается семейная жизнь, к которой в настоящее
время отношение от противоречивого до резко отрицательного).
В ожидаемом идеальном мире меняется сама человеческая природа.
Описания будущего человечества в текстах разных учений практически не
отличаются друг от друга. Люди будущего мира совершенны, святы, духовны,
преисполнены любви и добра, находятся в гармонии со всем миром и между
собой. С другой стороны, иногда люди будущего приобретают
сверхъестественные способности (бессмертие, огромный рост как знак
«приближенности к небесам», телепатия, левитация и т. д.).
Отдельно стоит сказать об общине Виссариона, где не столько
занимаются размышлениями на тему идеала, сколько воплощают его в жизнь. В
Общине отвергается механизированное производство, которое расценивается
как атрибут внешнего мира, находящегося в разладе с «Землей-Матушкой».
Виссариониты заявляют, что в их общине «осваиваются и возрождаются ремесла
и исконно русские промыслы», проповедуется «культ мастера и труда». Труд
объявляется духовным, святым делом для построения новой эпохи; работа,
совмещенная с молитвой или медитацией, противопоставляется городской суете.
Такое отношение к труду близко западным утопическим общинам второй
половины ХХ века, в которых воплощается «утопия труда» со своеобразной
этикой и психологией, стремящаяся идеализировать труд, превращенный в игру.
В целом, можно отметить, что преобладание хилиастических мотивов
больше характерно для тех религиозных движений, которые находятся в
оппозиции официальной религиозной доктрине, а иногда и государству,
которым и противопоставляется идеал. Подобные представления, как правило,
характерны для учения общины, находящейся еще в состоянии секты (если
принимать определение секты как «вновь возникающей религии»). В религиях с
уже сложившейся традицией, прочно занявших свою нишу в системе (даже в
системе религиозной оппозиции), утопизм отходит на второй план. Также
можно
выявить
определенную
корреляцию
между
соотношением
катастрофических и утопических составляющих того или иного учения. В этом
смысле двумя полюсами являются, с одной стороны, Белое Братство с его
апокалиптической истерией и минимальным представлением об идеале, а с
другой, община виссарионитов, относящих катастрофу либо в советское
прошлое, либо говорящих о ней по большей части туманно, но где
строительство царства Божия идет довольно быстрыми темпами.
2