«Логика власти»

«Логика власти»
Ведущий программы — Максим Григорьев
Григорьев: Сегодня тема нашей беседы – это форсайт-проект «Детство 20-30». Алина Федоровна,
расскажите, пожалуйста, что скрывается под таким сложным названием?
Радченко: Хочу сказать, что этот проект был инициирован на площадке Общественной палаты нашим
фондом еще в прошлом году. Мы попытались заглянуть вперед – в 30-й год, может быть, и дальше и
попытаться сформулировать, какие возможные сценарии могут быть у России, особенно в области детства,
прежде всего. Возможные сценарии развития — не только посмотреть, а прийти к тем позитивным возможным
сценариям, которые позволяет практика форсайта. Форсайт – это новая сегодня для России технология,
широко используемая на Западе. По сути это не только прогноз, а возможность формирования будущего. И
наш проект был посвящен тому, чтобы заглянуть в это будущее, предусмотреть, какие возможные сценарии
развития позитивны и негативны, и составить «Дорожную карту», проходя по которой, мы могли бы
формулировать именно позитивные сценарии.
Григорьев: Анатолий Васильевич, к вам вопрос.
Прохоров: Посмотрите, у нас есть много так называемых тактических проблем, связанных с детством. Дети
болеют, детей мало, проблемы с родителями этих детей, с усыновлением и прочее, и прочее. Мы все их
знаем. Пожалуй, форсайт-проект нацелен, прежде всего, не на решение тактических задач, то есть задач
сиюминутных, которые все равно надо решать власти, а на то, чтобы предъявить обществу стратегические
задачи, на то, чтобы предъявить обществу или предложить обществу некоторый новый взгляд на детство как
таковое, на детство как социально-культурный феномен. И в этом смысле речь пойдет о совсем странных,
казалось бы, но очень важных вещах. Ну, например, до сих пор считается, что есть понятие «счастливое
детство», и есть понятие «человек вступает в жизнь».
Григорьев: Ну, Анатолий Валентинович, не всегда детство бывает счастливым. У нас в России есть и те, у
которых, к сожалению, детство совершенно несчастливое.
Прохоров: Да. Но опять-таки мы сейчас будем говорить именно о трех громадных блоках детей. Это так
называемые дети одаренные, дети в трудных жизненных ситуациях – совсем другая, крайняя категория, и
дети, что называется, обычные дети, этих детей около 80 процентов. Как у них протекает детство? Так вот,
сегодня ситуация общего ощущения общества и в России, и во всем мире очень простая: дети – это дети, а
жизнь – это жизнь, и дети живут так называемой отсроченной жизнью. Вот потом они закончат детский сад,
школу и начнут, собственно говоря, быть гражданами и так далее. Мы должны, наша задача, в частности,
проекта, и проект это пытается показать, что сегодня так говорить о детях, как на самом деле о каком-то
материале почти пассивном, из которого мы потом кого-то выращиваем, каких-то граждан, сегодня
принципиально неправильно, и это показывает практика западных стран. Например, президент Америки
Обама еще во время предвыборной программы опубликовал свой план, который так и называется: «0-5
план». Это план раннего обучения детей, начиная с нуля лет. И причем понятно, что это обучение абсолютно
необычное. Это обучение не с классическими педагогами или сидя за партой. Таким образом, смысл нашего
проекта — это, во-первых, понять, куда движется тенденция во всем мировом сообществе по отношению
взаимодействия взрослых и детей, а это очень громадная тема, и второе – предложить отдельные сценарии
различных взглядов. Ну, например, еще один маленький момент – так называемая позиция некомпетентного,
непрофессионального родительства. Мы знаем, что для того чтобы учить детей, педагоги заканчивают вузы.
Этим они занимаются несколько часов в день. Но родители для того, чтобы воспитывать собственных детей, а
они занимаются этим в два раза больше времени, ничего не должны знать, ничего не должны уметь. Все
происходит по знаменитой пословице: «Дурацкое дело нехитрое». Каким образом мы можем соединить
требования к школе, которые все больше и больше возрастают, и нарекания на школу у нас колоссальные и
правильные, потому что мы от нее требуем? Полное ощущение, что семья – это какая-то территория
священная, на которую даже общество, я уж не говорю государство, не может ступить, и как бы правильно не
может. Но что такое современная семья? Что такое современный родитель? До какой степени он имеет, пусть
неформальные, никто же не требует диплома, в какой степени он имеет профессиональные навыки и
внутреннее право иметь детей? Ситуация очень странная, казалось бы. И я не думаю, что в обществе все так
дружно отнесутся с восторгом к этим новым веяниям. Но наш форсайт-проект «Детство 20-30» их предлагает
как новые взгляды, как новые площадки для дискуссий, новые темы для дискуссий.
Григорьев: На мой взгляд, очень интересно. Ну, вот я подумал, вы даже говорите, имеют ли возможность
иметь или обучать детей родители. Но в любом случае мы же не можем у родителей, даже если они не готовы
быть родителями, отнять это право. А вот о чем вы говорили, когда говорили, что не всегда готовы к этому?
Прохоров: Родитель не всегда готов, а практически никогда не готов с самого начала видеть в ребенке то
живое существо, ту личность, которая ему, родителю, не принадлежит.
Григорьев: Как ему в этом можно помочь, чтобы все-таки родители были готовы? Что можно сделать в этой
ситуации?
Прохоров: Вопрос-то простенький, но мы должны понимать, что мы должны сформировать неформальную
систему профессионального обучения родителей.
Григорьев: Профессия — родители.
Прохоров: Да.
Радченко: Компетентные родители, я бы так назвала.
Григорьев: Очень интересно.
Прохоров: Абсолютно точно. Одна из затей, которую сейчас делает наш фонд, – это портал «Родительский
университет — самое высшее образование».
Григорьев: Это получается, какие-то курсы для будущих родителей. И о чем идет речь?
Прохоров: С одной стороны, мамы, в отличие от пап, все-таки уже значительно больше пытаются узнать, но,
прежде всего, естественно, о медицинских проблемах ребенка. Кстати, о мамах, если есть буквально минута,
очень интересные исследования показали, что за последние несколько десятилетий российская мама
«поляризовалась». Есть полюс значительно более просвещенных матерей, женщин, которые внутренне
готовы к этому, которые обладают одной простой и совсем не простой чертой: они готовы любить своего
ребенка всегда. Это очень важно. Когда ты наказываешь ребенка, ты должен (должна) его в этот момент
любить.
Григорьев: Анатолий Валентинович, вот мы только что говорили о том, готовы или не готовы родители
иметь детей? Мне кажется, действительно очень интересная тема. Правильно я понимаю, это, наверно, к вам
вопрос, Алина Федоровна, форсайт-проект «Детство 20-30» в том числе нацелен на решение, наверно, этих
задач? В чем вообще основная цель этого проекта?
Радченко: Вы правильно отметили, что проект многоплановый, и некомпетентное родительство — одна из
основных точек, на которую мы должны обратить внимание и поработать над этим. Но, пожалуй, основной
целью, если можно было бы так ее сформулировать, является то, чтобы мы, современные взрослые,
подготовили наших детей, которым предстоит жить в России в 30-м году, к вызовам будущего, то есть
подготовили бы конкурентоспособное поколение. На наш взгляд, именно это сегодня должно стать основной
задачей власть предержащих, чтобы они обратили внимание именно на детей, которые будут делать будущую
Россию и нашу с вами старость. Наш проект показал, что в ближайшие годы, начиная с 12-го – 16-го годов
Россию ждут собственные кризисы, на фоне общемирового кризиса ждут еще и собственные кризисы.
Григорьев: Наверно, это происходит в демографии?
Радченко: По оценкам экспертов, к 16-му году в России останется лишь половина трудоспособного
населения, лишь половина. Количество рабочих мест будет значительно больше, чем трудоспособного
населения. Это вызовет за собой, безусловно, очень сильную и массовую миграцию. Если ничего не
предпринять сегодня, то миграция будет маргинальной, очень низкого качества рабочая сила будет и, по
оценкам опять же наших экспертов, более трети населения России к 16-му – 20-му годам будет составлять
именно миграционная составляющая, маргиналы в основном, если мы сегодня не займемся, скажем так,
регулированием этих потоков и привлекать именно квалифицированную силу в Россию.
Григорьев: Ненадолго перебью вас. Я считаю, что это действительно очень важная тема. Буквально в
прошлом году наш фонд сделал большое исследование о нелегальной эмиграции в Москве. Мы опрашивали
нелегальных мигрантов, и мы выявили в точности ту же ситуацию. Есть определенное количество мигрантов
подготовленных, с высшим образованием, но, естественно, есть и большой слой людей, которых, может быть,
не всегда хотелось бы видеть у нас. И нам, конечно, нужно выбирать, какие мигранты к нам приезжают.
Радченко: Необходимо регулировать это, стимулировать.
Григорьев: В любом случае, конечно, нам лучше, чтобы было свое собственное население.
Радченко: Но, безусловно, нам без миграционных процессов не обойтись, на них глаза закрыть нельзя.
Безусловно, надо стимулировать рождаемость, но мы этим проблему не решим. Это уже поздно. Миграция –
это по сути то, что будет спасать Россию. Мы сегодня должны очень внимательно смотреть на эти процессы и
регулировать. Это еще одно из направлений, о котором сегодня говорит наш проект. Мы говорит о том, что
именно в этот период, где-то 16-го года, произойдет одновременный выход из строя технологического
оборудования, всего то есть. То, на что работала Россия, это все технологическое оборудование, практически
вся инфраструктура, которая сегодня является основой для российской промышленности, она выходит из
строя. На смену приходит во всем мире инновационная экономика. Падение доходов от поставок нефти, газа
за рубеж, безусловно, потому что появляются альтернативные источники энергии. Такое будущее нас ждет.
Это мы не планируем в нашем проекте. Мы исходим из этих условий и говорим: следовательно, наши дети, те,
которые сегодня являются детьми, должны быть готовы к вызовам этого будущего. Они должны быть
способны генерировать эту инновационную экономику. Как мы понимаем, это все зависит от, прежде всего,
готовности принимать эти вызовы будущего и быть способными опережать даже, может быть, те процессы,
которые сегодня неизбежно нам идут навстречу. Таким образом, технологический прорыв, который сегодня
на Западе давно планируется, и он уже становится реальным, от которого мы сегодня просто себя ограждаем,
он неизбежен, и мы должны готовить к этому наших детей. Поэтому мы говорим о перераспределении
капитала, национального капитала в пользу детства. Мы должны обеспечить сегодня детям жизнь уже в
условиях технологических, культурных, в условиях будущего, мультикультурных. Мы понимаем, миграционные
процессы неизбежно повлекут за собой необходимость воспитания толерантности и прочих отличных
возможностей у детей. Технологический прорыв, то есть тот самый стодолларовый компьютер, программа
которого сегодня уже становится тоже реальностью, то есть в каждой семье будет компьютер. Если мы не
научим сегодня детей общаться с этой техникой и быть впереди планеты всей, так скажем, то мы тоже можем
не воспользоваться этой возможностью, и интерактивное образование, которое станет реальностью будущего,
будет нам недоступно. То есть если мы сегодня не обратим на эти вещи внимания, если реально не позволим
детям России в условиях будущего быть готовыми к этому, не воспитаем в них способность воспринимать
быстро меняющееся будущее, то, скорее всего, качество человеческого капитала будущей России будет не
самым высоким, а следовательно, и в стране могут возникнуть серьезные проблемы.
Григорьев: Анатолий Валентинович, прошу вас.
Прохоров: Я, как всегда, подхвачу мысль Алины о том, что (и это очень важно) дети являются основным
практически инновационным ресурсом сегодня любой страны, а особенно России. Еще раз подчеркну: дети
как инновационный ресурс. Вот так и нужно к этому отнестись. Я не говорю, направить какие-то деньги – это
само собой разумеется. Но речь идет о том, чтобы понимать, что такое дети как инновационный ресурс, что
такое детство, как дети, объединенные со всей инфраструктурой, которая обращена к ним — это и семья, это
и школа, это и город, это и новое социологическое понимание, что такое детство как не отсроченная, а как
реально протекаемая жизнь, — что такое реальная жизнь детей, что такое различные поколения детей, так
называемые «пять детских цивилизаций». Колоссальное количество проблем, которые частично решены так
называемой «возрастной психологией», а именно психологией детства, а частично вообще в России
отсутствуют. Например, в России отсутствует социология детства, никто не изучает, как ребенок живет в
своем сообществе, сообществе равных себе. Конечно, я утрирую, когда говорю «никто не изучает», но, тем не
менее, практических исследований по социологии детства в России не существует. Есть только одна
достопочтенная женщина, профессор МГУ, которая занимается не прикладными исследованиями, а именно
опросом детей. Но существуют гораздо более серьезные проблемы теоретической социологии, детства и
детских сообществ, и детской жизни, и детской экономики. Это слово не очень-то берется в кавычки сегодня,
имея в виду, что, по нашим сведениям, дети даже российские, работают в Интернете, работают,
зарабатывают, начиная с девяти лет.
Григорьев: С девяти лет в Интернете? Не поверю я вам.
Прохоров: Да.
Радченко: Это реально, это правда. Это результат исследований.
Прохоров: Вот в том-то и дело.
Григорьев: Я слышал только о компьютерных играх, когда там играют какими-то там человечками,
насколько я понимаю, а потом обмениваются, в том числе и за деньги, какими-то ресурсами, там, не знаю,
сила, мощь, там, все, что… Наверное, об этом речь идет? Или это действительно бизнес, где люди могут
зарабатывать, начиная с девяти лет?
Прохоров: Смотрите, мы, взрослые, так мало знаем о том, что действительно могут делать дети.
Радченко: Колоссальный креативный потенциал.
Григорьев: Анатолий Валентинович, вот конкретный вопрос: как девятилетние дети могут зарабатывать?
Прохоров: Очень просто, даже как программисты.
Григорьев: В девять лет?
Прохоров: Да. Дело в том, что еще раз напоминаю: с трех до пяти лет (это известный, абсолютный
классический факт психологии развития) у детей колоссальная способность к изучению языков. И не только
иностранных, не только несчастного английского, французского, но и программистских языков. И в этом
смысле они мгновенно выходят на бытие внутри этих инновационных профессий IT, в которых взрослым еще
корячиться и корячиться.
Радченко: Вот, видите, Максим, мы настолько привыкли к тому, что трудоспособным человек может стать
после завершения определенного этапа образования, получения диплома. На самом деле, вся система нашего
образования, на мой взгляд, на сегодняшний день построена на том, чтобы действительно отсрочить
вступление человека в жизнь, в реальную жизнь, а сейчас, уже сейчас, понимая вот реальный потенциал
детей и перестраивая систему образования, мы не только поможем им стать конкурентоспособными к 30-ти
годам, а уже сейчас включить их в нашу экономику. Грубо говоря, система образования сегодняшняя похожа
на пенитенциарную систему: прямые коридоры, охранник на выходе, ну, еще колючую проволоку повесить, и
уже мы понимаем, на что похожа эта система. Поэтому мы сегодня говорим о системе образования,
необходимости коренного пересмотра подхода к ней, там, где создается комфортная среда не только для
становления ребенка в будущей жизни, но и проявления всех его потенций уже сейчас. Дети становятся
соавторами, сотворцами в совместных со взрослыми проектах. Это многовозрастная сфера. Не там, где дети
по одному возрасту собраны в классы и лишены вот этого межпоколенческого общения, а там, где эта
возможность предоставлена: сотворчество со взрослыми. Мы думаем, что вот такой подход сегодня не только
позволит перестроить мировоззрение наших молодых людей и подготовить их к будущему, но уже сейчас
включить детей в нашу совместную проблему формирования инновационной экономики. Мы считаем, что дети
– это реальный партнер сегодня, реальный ресурс и, как бы это, может быть, ни смешно выглядело, но это,
скорее всего, смешно из-за наших с вами стереотипов.
Григорьев: Я думаю, это очень интересно – то, что мы обсуждаем, потому что известно, что после запуска в
Советском Союзе спутника, американцы, прежде всего, и западный мир, они стали думать о качестве
образования и, в общем-то, пришли к выводу, что, действительно, качество образования определяет
конкурентоспособность страны.
Радченко: Вот американцы сразу же обратили внимание на свое образование. Но после того как у нас пошло
по многим параметрам отставание от той же Америки по экономике, мы, тем не менее, решили, что у нас
самое лучшее образование в мире и ничего не делаем до сих пор. Америка уже говорит о раннем образовании
и делает это программой государства, а мы еще к этому даже не подходили.
Григорьев: Я помню советскую систему образования, в ней были, на мой взгляд, большие минусы, потому
что не все дети, скажем так, получали возможность развиваться, а скорее, знаете, задавался такой прямой
путь развития. В общем-то, не все возможности у них были одинаковыми.
Радченко: Но надо сказать, что, скорее всего (я сама выпускник этой советской системы образования), она
была точным соответствием целям и задачам, поставленным Коммунистической партией. То есть партия
готовила рабочую силу, «штыки для армии» и, собственно, вся система образования на этом была построена.
Рабочая сила готовилась. Более того, отодвигалось вступление ребенка во взрослую жизнь, как раз, когда он
был физически развитым, и от него можно было получить максимум.
Прохоров: Вот, подхватывая то, что сказала как раз сейчас Алина, скажу об одной вещи, которая меня в
свое время, когда я только входил в эту тему как эксперт, это было несколько лет тому назад, сидя как раз со
«Смешариками», меня просто шокировало. Дело в том, что сейчас практически единогласно эксперты
утверждают (вдумайтесь, эксперты утверждают): средняя школа ломает одаренного ребенка.
Григорьев: Конечно. Это то, о чем я начал говорить. В Советском Союзе, с одной стороны, была система
выделения одаренных людей – все эти Олимпиады, спецшколы, а с другой стороны, действительно,
одаренные или необычные, может быть, люди, которые попадали в школу, в класс, им ломали просто
психику.
Прохоров: Теперь посмотрите приблизительные проценты (это никто точно не считал): 20 процентов детей
– явно одаренные, это известно опять-таки из технологических исследований. Таким образом, 20%, в какомто смысле, не скажу, что лучших людей, но наиболее одаренных представителей нашего общества, ломаются
ежедневно, травмируются и не могут проявить себя в громадной системе образования. При этом они ломают
и так называемый воспитательный педагогический процесс, потому что эти 20 процентов, условно говоря,
три-пять детей талантливых, которые более всего подвижны и более всего хорошо успевают по многим
предметам и чувствуют, куда они хотят двигаться профессионально, они же атмосферу в классе тоже очень
сильно и резко ломают. Если этот человек видит, что, вот этот парень, которого он уважает не за то, что у
него хорошие кулаки, а за то, что он хорошо соображает, этому парню явно неинтересно на уроке. Этому
тоже неинтересно. Таким образом, от того соединения сегодняшней средней школы и 20-ти процентов (еще
раз повторяю) наших талантливых детей…
Григорьев: Теряют обе стороны. Алина Федоровна, а вот такой к вам вопрос: какое вообще у нас качество
образования, тем более, школьного? Я, например, знаю, что за последние пять-шесть лет не качество
образования, а скажем так, сложность школьных программ существенно снизилась. То, что, например,
преподавали нам с вами, сейчас школьникам просто не рассказывают. Неужели мы пошли по пути
упрощения?
Радченко: Я хочу сказать, мы действительно получали и продолжаем получать слишком много лишнего,
ненужного, на мой взгляд. Многие со мной сегодня спорят. Я утверждаю, что незачем детям сегодня в школе
давать «Войну и мир». Пожалуй, не готовы они воспринять вот эту вот литературу, мало чего они понимают в
половой жизни, в войне и в любви. Наверное, это нужно гораздо позже.
Григорьев: Математика или физика, например.
Радченко: Вообще, сама ориентация на знания, на поиск правильного ответа – это ориентация на
индустриальную экономику, с которой мы с вами уже давно расстались. Инновационная экономика и поиск
правильных знаний никак не совместимы. Необходимо развивать потенциал ребенка к творчеству, к креативу,
к поиску решений, способу решений задач. А этот опыт совсем не дается. Поиск неразрушительного для себя
и для сообщества выхода из той или иной ситуации ребенку тоже не дается. События его жизни совсем за
пределами программы школьной. Но вы наверняка сами знаете, очень много в школе происходит, скажем так,
в детском туалете. У мальчиков там драки, все прочее, а в основном, женщины туда стесняются заходить.
Григорьев: А я вот думаю, драки между школьниками и в детском саду, наверное, есть всегда. Всегда дети,
им свойственно и драться и ругаться.
Радченко: Это умалчивается. Допустим, первая любовь. Она совершенно не является предметом для
исследования, для работы с ребенком и поиска выхода из ситуации. И дети в этой ситуации предоставлены
сами себе.
Григорьев: А что еще хуже, они могут получать какую-то информацию совершенно искаженную.
Радченко: Более того, школа считает, что школьный этап, а дальше дети воспитываются в семье. Ничего
подобного! Наши исследования показали, что-де ребенок находится в семье не более 15 минут,
следовательно, он воспитывается за пределами школы, за пределами семьи. Где? На улице. Система досуга
для ребенка сегодня – тоже страшная статистика, если в 1988 году это были 20 процентов охвата, то сегодня
это сотые доли процента охвата этим досугом. То есть ребенку пойти некуда.
Григорьев: Вот смотрите, все эти дворцы пионеров, спортивные секции, те, что были у нас…
Радченко: Они практически все перепрофилированы.
Григорьев: Все уменьшилось, значит.
Радченко: Никакие кружки, естественно, не работают. Если они работают, то они тоже в основном для
очень, скажем, узкой категории граждан, которые могут позволить себе достаточно высокую оплату за
подобное развитие.
Григорьев: Для обеспеченных людей.
Прохоров: Либо они по-прежнему, по старинке, условно говоря, девочек учат вязать макраме, а парней учат
клеить планеры.
Григорьев: Модельки.
Прохоров: Да, модельки планеров.
Радченко: Это узкопрофессиональный подход. Скорее всего, это необходимо сегодня бить тревогу,
создавать дружественную среду для ребенка и давать образование, которое действительно будет
востребовано в будущем. Нам же тоже как молодым специалистам, когда мы пришли на рабочее место,
сказали, наверняка, каждому из нас: «Вот теперь вы забудьте все, чему учили, и занимайтесь тем, что вам
скажут делать». Сегодня такие люди уже не нужны на работе. У нас очень много специалистов с высшим
образованием, которые сегодня не востребованы, которые приходят с отсутствием необходимых навыков, и
это результат нашей с вами образовательной системы, начиная, в общем, от вот этой стройной детсадовской,
школьной и вузовской.
Прохоров: Дело в том, что сегодня вся родительская, детсадовская, школьная идеология общения с детьми
строится на фундаменте успокоения детей, отнятия у них их бешеной, подчеркиваю, иногда невозможной
активности, то есть введения их в некоторые рамки. Это считается дисциплинированием детей и прочимипрочими хорошими словами. А потом мы все удивляемся, все общество, что выпускники школы абсолютно
инертны. Они не знают, куда они хотят, они не знают, про что они будут жить жизнь. А ведь жизнь сегодня
такая сложная, что, например, уже известно (просто, к сожалению, это в России неизвестно), что понятие
«профессионализм» рассыпалось.
Радченко: Новая компетенция уже рассыпается, уже другие способности нужны.
Прохоров: Потому что человек за его жизнь проживает, прорабатывает не одну, а пять-восемь профессий. Я
думаю, и мы все втроем, в частности, и многие уже это чувствуют. Но это будет профессиональной нормой, а
значит готовить нужно не конкретно профессию, вот меня выучили, я молодой специалист, а нужно учить
человека, который активен и готов учить сам себя всю оставшуюся жизнь, и он знает, зачем он это делает.
Совсем другая задача. И этот человек с отчетливым, повышенным чувством самоуважения к себе, это
человек, который с детства становится равным взрослому с точки зрения взаимоотношений. Вот этого у нас в
мозгах у взрослых нет, как так. Мы говорим, к ребенку надо относиться с уважением, но в реальности ни один
родитель этого не думает, не делает.
Радченко: То есть мы эту тему поднимаем. Но опять, в каком контексте: ребенок слаб, немощен, не способен
к самоопределению, поэтому нужно защитить, и говорим это на уровне защиты домашних животных.
Собственно, это опять тот же стереотип, который губит и не позволяет ребенку полноценно развиваться и
раскрывать тот потенциал, который в нем заложен. Мы же говорим, что создание этой дружественной среды
необходимо на всех уровнях: системы образования, семьи (мы говорили, компетентного родительства),
системного досуга. Это даже на уровне градостроительной практики должно быть, строительных норм. Ни в
одной квартире, ни в одном общественном учреждении не заложены требования, которые бы обеспечивали
комфортную среду для ребенка. То есть нечего говорить там о наших дворах, о чем там говорить. О
лестницах, где нет вообще даже для колясок скатов. В лифтах кнопки, выключатели в домах, розетки,
сантехника, все, что хотите. Для детей вообще не упоминается.
Прохоров: Мы даже, опять цитирую западный опыт, стали с перепугу думать об инвалидах, наконец-то, на
счастье. Об инвалидах уже начали. О детях – еще нет. Это действительно шокирует. Теперь о таких
маленьких, но очень важных проблемах, как кнопка в лифте или подъезд, и что во дворе, вот просто к
названию вашей передачи, к ее теме – «Логика власти». А откуда человек впервые ощущает, и в него таким
импринтингом, то есть впечатывается, входит понятие, вернее, такое вот ощущение власти, архетип власти?
Конечно, из семьи. И вот эта логика власти, это чувство власти, чувство беззащитности перед властью,
чувство властных взаимоотношений – это все логика семейных отношений. Что мы каждую секунду сеем в
наших семьях, то мы пожинаем в обществе и государстве через 10-15 лет. Так давайте сообразим вообще об
этой прямой связи и подумаем. Мы не сможет ничего сделать с властными отношениями в обществе, если мы
не начнем перестраивать их сегодня с детства.
Григорьев: Знаете, мне кажется, очень интересно вы рассказываете. Вот я сейчас начинаю задумываться,
действительно, очень важные вещи, но вот как перейти к этому, что сейчас сделать? Алина Федоровна,
только что мы беседовали действительно о тех минусах, тех проблемах, которые есть не только в России, но
и, наверное, во всем мире тоже, и беседовали о том, каким должно быть обучение людей, и даже не
обучение, а каким должно быть, наверное, обучение в детстве. Как к этому перейти? Что можно сделать, чем
может в этом помочь, например, ваш проект?
Радченко: Наш проект, прежде всего, обратил внимание на эту острую проблему. Мы сегодня говорим о том,
что уже сейчас необходимо пересмотреть подходы к стратегическому планированию развития страны. Нужно
отказаться от подходов инвестиций экономики, тем или иных отраслей, этот подход в 2030 году работать не
будет совершенно. Поверьте, инвестиции в авиацию, машиностроение, в развитие нашего ТЭКа к 2030 году
будут оценены как неэффективные. Самый большой и самый мощный, скажу, пожалуй, единственный даже,
не побоюсь этого слова, ресурс для России, для выживания России, для сохранения ее суверенитета, – это
человеческий капитал, это человек. Именно в него сегодня нужно направлять все инвестиции. Это
уникальный исторический момент, то есть финансовый кризис, который подчеркнул, что нужно срочно
пересматривать эти подходы. И у нас есть уникальная возможность — пока еще не растранжиренные ресурсы
наши, накопленные за счет природных возможностей нашей страны, инвестировать в человека,
перераспределить для детей, направить все ресурсы, в том числе и социальные, то есть наше внимание, и
интеллектуальные, то есть наши мысли, направить в эту область. Мы выделили разные сферы, которые
сегодня требуют серьезного пересмотра, такие как образование, миграционная политика, семейное право. Мы
сегодня говорим о том, что в семье кризис. Безусловно, традиционная семья сегодня уже не существует, это
многократная семья.
Прохоров: Но это общемировая проблема.
Радченко: А мы по-прежнему считаем, что ребенок, родившийся в неполной семье, родился в
неблагоприятной семье. Это потенциально трудный ребенок, мы к этому так относимся. Мы по-прежнему
семейное право считаем отраслью гражданского права, а, следовательно, относимся, прежде всего, ставим во
главу угла материальные ценности. Но человеческая жизнь, ребенок – о какой материальной ценности идет
речь? Это совершенно другая категория. Мы не даем сегодня ответа, мы говорим, что этому сегодня нужно
уделить наибольшее внимание, нужно собраться всем мозговитым, знающим, изучить международный опыт и
посвятить этому время для того, чтобы выработать эти подходы. Это социальные службы, сегодня все
социальные службы построены по принципу помочь сирым, убогим, и никогда, поверьте, не говорим мы о
социальных рисках, чтобы ребенок, попавший в трудную жизненную ситуацию, попав даже, не дай Бог, в
колонию для малолетних, практически никогда не выбирается на успешный уровень. Мы практически этому
не уделяем никакого внимания. Социальные службы работают на канализацию неуспешных и потерявшихся.
Мы должны перестроить это.
Прохоров: Идеология, сама идеология социальных служб сегодня – только погладить по головке, дать чтото, какой-то кусок.
Радченко: И оградить от всех остальных, да.
Прохоров: Да, эта оградительная позиция, когда опять тебя лишают активности, и ты привыкаешь к тому,
что раз я в резервации, тогда меня должны обеспечить в резервации куском хлеба, куском мыла, всю жизнь.
И следы этого мы пожинаем в активности и в обществе.
Радченко: Медицина – еще одна из сфер. Мы обычно нацелены уже на болезнь, то есть мы лечим болезнь,
вместо того, чтобы пропагандировать и создавать условия для здорового образа жизни. О каком здоровье
нации можно говорить? И это еще один огромный пласт проблем, который мы пока еще даже не замерили в
последствиях.
Прохоров: Вопрос о медицине. О психологии, о современных вот этих видениях, антропологических науках,
я боюсь, что мало, кто из молодых родителей знают, что для зачатия ребенка нужны особые чисто
энергетические условия взаимодействия этой пары людей. Они должны быть любовными в высоком смысле. И
мало того, и это известно, скажем, из медицины античной Индии, там есть и реальные (речь не идет о
Камасутре), рекомендации, что такое есть процесс зачатия. Мы же об этом, упаси Господи, не говорим.
Радченко: Не говорим.
Прохоров: А еще раз, если ребенок зачат вне вот этого любовного в высоком смысле взаимоотношения
пары, отца и матери, то он предопределен своим генетическим фондом, психогенетическим фондом, и он
ущербен изначально.
Радченко: А вот я еще тоже один пример приведу. Я, в общем-то, изучать начала эту тему только когда сама
задумалась о рождении ребенка. У меня, кстати, девочке только семь месяцев недавно исполнилось, и я
погружена в это практически очень глубоко.
Прохоров: Вот мы сейчас узнаем, как вы обучаете своего ребенка. Как развиваете?
Радченко: Да, вот мы говорим, ребенок в сам момент рождения, в первый день, вот мы говорили сегодня
такое модное слово импринтинг. На животных это изучено, и всем известно, что если утят пустить за
механической курицей, они всю жизнь будут ходить за этой механической курицей, и свою маму они не
примут. Те же механизмы заложены у нас. И если мать не приложила ребенка в первую минуту, в первый час,
и если в первый день не находится вместе с ребенком, в ней, в ее организме, запускается механизм (и это
доказано сегодня, наука в Америке это изучила), на гормональном уровне запускаются механизмы
отчуждения матери от своего ребенка, она начинает воспринимать, что она его потеряла, он для нее умер.
Если ребенка мать не видит первый день, он для нее умер, ее организм и организм ребенка начинают
выстраивать собственную траекторию движения. О каком вообще соединении поколений, о каком единстве
нации можно говорить, когда у нас практически все дети рождаются в роддомах, в которых на третий день
принесли ребенка – это считается нормой? И мы это не изучаем, мы об этом не говорим. И если кто-то об
этом говорит, он кажется не от мира сего.
Прохоров: Вот поэтому, собственно говоря, одна из первых целей нашего проекта и наших обоих фондов, и
многих уже фондов, их две. Первое — формирование экспертного сообщества в области детства. В стране все
очень разрозненно, да, есть замечательные люди, замечательные психолог Борис Эльконин, занимается
детством, есть замечательные отдельные специалисты, но нет той среды, в которой эти люди становятся
общественной силой и становятся интеллектуально движущей какой-то мощью страны. Это первое. И второе,
конечно, — привлекать внимание и открывать дискуссионные площадки по всем этим вопросам. Вот как мы ни
выступаем на радио, пока еще на телевидение нас не пускают, потому что детство – это несерьезно.
Радченко: Ну да, это «розовые слюни», как они говорят, в основном, это не к нам. Мы серьезными вещами
занимаемся.
Григорьев: Знаете, вряд ли «Дом-2» — это серьезные вещи. На мой взгляд, это скорее, наоборот.
Радченко: Ну, это не популярно.
Григорьев: Прививает какие-то совершенно странные стереотипы поведения.
Прохоров: Поэтому мы и иронизируем по поводу позиций наших двух медиа-олигархов Добродеева и Эрнста.
Понятно, что «Дом-2» – это миф, но, как говорится, всего три-четыре человека, которые не за этот «Дом-2».
Григорьев: Алина Федоровна, у нас остается буквально две минуты до конца передачи. Возвращаюсь всетаки к вашему проекту. Кто в нем участвует, какие, может быть, шаги намечены на ближайшее время?
Радченко: До сегодняшнего дня мы работаем с различными экспертами, и нам удалось, слава Богу, собрать
широкую общественность, которую можно назвать экспертами в области детства. Но мы бы хотели,
присоединяюсь здесь к Анатолию Валентиновичу, сделать это достоянием государства, общества в целом, и
здесь, если и наших экспертов легализовать на государственном уровне, придать им ту мощь, которую может
дать государство, на мой взгляд, это можно было бы сделать на базе специального государственного органа,
который бы занимался вопросами детства. Вот на его площадке, если бы мы собрали всех специалистов и
посвятили этому выработку государственных программ или соблюдение прав, скажем так, интересов проекта
«Детство», в различных других программах, если бы мы были услышаны, я полагаю, что мы бы свою задачу
во многом исполнили. Но не целиком. Необходимы родители, необходима просветительская работа для того,
чтобы разумная часть нашего населения задумалась об этом и занялась самовоспитанием, саморазвитием. Ну,
и общественность в широком смысле слова.
Григорьев: Ну, что же, пожелаем успехов. Надеюсь, у вас все получится, потому что действительно от этого
зависит, какой Россия будет через 20, тем более через 30 лет. До свидания, спасибо.
Прохоров: Всего хорошего.
05.06.2009
http://www.ruvr.ru/main.php?lng=rus&q=116425&cid=463&p=05.06.2009