Историческая ошибка: ментальные мысле
advertisement
Скорик А.П. Историческая ошибка: ментальные мысле-образы и социальная реальность // Клио (г. Санкт-Петербург). – СПб: изд-во «Нестор», 2003. № 4(23). – С. 34-42. (Объем – 2,2 печ.л.). ПРЕДИСЛОВИЕ. В современном изменчивом мире нередко происходят события, которые непременно заставляют задуматься над осмыслением предшествующих исторических эпох, ибо без понимания прошлого не может быть будущего. Такая аксиоматичная постановка вопроса обусловлена не только, в частности, возвращением Крыма в состав Российской Федерации и исправлением таким вот образом ранее допущенного исторического просчета, но и целым рядом иных исторических фактов, подтолкнувших нас в свое время обосновать наличие историософской категории исторической ошибки, вполне применимой и в других гуманитарных науках. Исправление исторических ошибок, как в случае с обозначенным примером Крыма, представляет собой долговременный исторический процесс. Введение нами в историософский тезаурус категории исторической ошибки в 1995 году с легкой подачи нашего Учителя – заслуженного деятеля науки Российской Федерации, доктора философских наук, профессора Давидовича Всеволода Евгеньевича вначале встретило некоторое неприятие научного сообщества. Но мы искренне благодарны мудрому учителю за предложенное направление научных изысканий, ибо и сегодня проблема исторической ошибки остается не менее актуальной исследовательской задачей, чем двадцать лет тому назад. Поэтому мы решили вернуться к тексту наиболее обстоятельной и одновременно научно-популярной статьи об исторической ошибке, а также напомнить об ошибках общественности. ************************************** ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ Александр Павлович Скорик1 доктор философских наук, кандидат исторических наук, профессор (Новочеркасск), заведующий кафедрой теории государства и права и отечественной истории (Новочеркасский политехнический институт) ИСТОРИЧЕСКАЯ ОШИБКА: МЕНТАЛЬНЫЕ МЫСЛЕ-ОБРАЗЫ И СОЦИАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ Персональные данные автора приводятся на момент публикации настоящей статьи в журнале «Клио» в 2003 году. 1 2 Аннотация. Работа содержит анализ одной из базовых категорий для историософского и геополитического исследования – исторической ошибки, которая выступает в качестве камня преткновения и условия активизации социальной рефлексии исторического процесса. Эта данность имеет имманентно присущий интеллектуальный смысл и свою социокультурную соразмерность, детерминируя деятельность, выбор ценностей, осознание значения человеческого бытия. Акцентировано внимание на ментальных аспектах исторической ошибки, а посему избран свободный научно-литературный стиль изложения материала. ************************************** PHILOSIOHY OF HISTORY Skorik A.P. (Novocherkassk) Historical Mistake: the Mental Images and Social Reality. The article analyses one of the basis categories of historiosophical and geopolitical studies investigation – «a historical mistake». The author pays attention to the mental aspects of historical. ************************************** PHILISOPHIE DER GESCHICHTE Skorik A.P. (Nowotscherkask). Der historische Fehler: die mentalen Denkweisen und sociale Realität. Die Arbeit enthält die Analyse der historischen Fehlers als einer der Grundkategorien für eine historiosophische und geopolitics Forschung. Die Aufmerksamkeit ist auf mentale Aspekte des historischen Fehlers konzentrirt. *********************************** LA PHILOSOPHIE DE L’HISTOIRE Skorik A.P. (Novotcherkassk). Une erreur historique: les pensés images mentales et la réalité sociale. 3 Le travail contient l’analyse d’une des categories de base pour une historiosophique et geopolitique recherche – de l’erreur historique. On accentue sur les aspects mentaux de l’erreur historique. *********************************** Стр. 34. Люди давно задумывались над тем, почему в ходе исторического развития поставленная ими цель далеко не всегда соответствовала полученному результату. Даже тогда, когда казалось, что цель достигнута, наличествующий итог явно не совпадал по целой гамме параметров с тем мысле-образом, который представлял собой поставленную цель. И сегодня, в исторический момент трансформации российского общества следует обратить внимание на факт отличия так называемого современного капитализма от того, каким он представлялся 40-50 лет назад. Существует значительный слой футурологической литературы на эту тему. Середину ХХ в. вообще можно назвать периодом бума футурологии, особенно на Западе. Тем не менее, ныне объединённая Европа вовсе не склонна заниматься самоуничижением только потому, что ей не удалось объединиться, скажем, десятью годами ранее. В целом же, многие зигзаги современной истории, да и древних эпох, позволяют констатировать наличие в историческом процессе условных ошибок. В лингвистическом плане, как заверяет П.Я. Черных,1 слово "ошибка" только русское и в других славянских языках не встречается. В русском языке оно известно с XV-XVI веков. Причём И.И. Срезневский2 даёт такие значения: ошибитися (XV век) – "воздержаться", "отстать" (как бы "отшибиться", "оказаться на отшибе"), ошибатися (XVI век) – "отстраняться". В.И. Даль трактует слово "ошибка" как погрешность, неправильность, недоразумение; неверность, дурное, промах, ошибочное огрех; распоряжение обмолвка, или либо поступок; неумышленный проступок, или невольное, ненамеренное искажение чего- 4 либо.3 Этимологически, по мнению П.Я. Черных, в индоевропейских языках практически отсутствуют слова, по корневому происхождению близкие к русскому слову "ошибка". Стало быть, если подойти с этой точки зрения к объекту наших суждений, то в нём заключено отложенное действие и действие, отторгающее от некоего целого, стремление к периферийному, наблюдательному положению (по этой самой причине ошибочному). Тут, вероятно, мы имеем дело и с явлением чисто ментального плана, явлением, присущим великорусской нации, когда с помощью языковых средств фиксируется качество биосоциокультурного генотипа. В контексте настоящей статьи под биосоциокультурным генотипом мы понимаем устойчивую совокупность социальных реакций индивидов, передающихся на психическом уровне (гештальты) и посредством социальной памяти данной общности (архетипы). Кстати, вот типичная ситуация, проясняющая ментальные аспекты ошибки для русского человека. В МГУ приезжает математик из США. Все чинно, интеллигентно, доклад на семинаре, переводчик. Сперва следует общегуманитарная часть – обзор проблематики, значение математики. Зал благосклонно внимает. Потом начинаются формулы. В пятой формуле – ошибка. Зал указывает докладчику на ошибку. Тот отвечает в том роде, что воспитанные люди могли бы этого не заметить, и намеревается продолжать. Зал упорствует: как всё же быть с ошибкой? (А математика устроена так, что с ошибкой в ней можно доказать всё что угодно). Американский математик сердится и даёт отповедь залу. Его тезисы: 1) он доказывал свой результат в Японии, Франции, Новой Зеландии, Гренландии и Лихтенштейне – и нигде не было никаких ошибок; 2) только русские сосредоточились на какой-то ошибке, потому что в России никогда не было подлинной демократии; 3) русские недостаточно толерантны и некультурны. 5 Русский язык как бы сам отвергает пассивность социального действия, одновременно признавая за ней естественное право на существование. (Сумел ошибиться, сумей и поправиться. Ошибся в расчёте или в надежде, а потому не сталось, чего чаял). Также фиксируется смысловое положение отсталости. Вовсе не случайно тот же И.И. Срезневский приводит древнерусское слово "ошибь" – "хвост". Смысловая трактовка отдалённости, арьергардного положения в переносном значении составляет ещё один оттенок ошибки. К тому же на заднем плане неизбежно всплывает нюанс некой ущербности субъекта (она ошибочку сделала, некстати забеременела) или объекта ошибки (ошибочный счёт). Здесь имеется, и оттенок боли, отторжения, нанесения ущерба, переживания. Поэтому закономерно Макс Фасмер увязывает слово «ошибка» в смысловом ряду с глаголом «шибать».4 Негативные моменты, как показывают множественных смыслах трактовки слова. В.И. Даля, Одновременно преобладают во наличествующая вариативность даёт возможность подойти к явлению, связываемому семантически с данным знаком истории и культуры, столь же нетрадиционно и неоднозначно. Ошибка в языковом выражении иллюстрирует направленность действия. С ней ассоциируется, если можно так сказать, чувственный образ жалости к совершившему ошибку. (Ошибка в фальшь не ставится). Перед нами появляется сюжет оступившегося, нечаянно совершившего ошибку. (Он обвинён Стр. 35. ошибочно). И это привычно для нашего восприятия. Логически предоставляется некая полоса для перехода из среды отчуждённости в целостность данного социума. (Ошибся, что ушибся: заживёт). Видимо, здесь надо говорить и о ситуации некоего догоняющего, стремящегося догнать, отставшего в силу совершённой ошибки. (Ошибся, сказал купец, 6 когда ему неожиданно с первого раза дали цену, какую он запросил). Имеются и славяно-русские наслоения «хуторской» психологии, заключённые в самой ситуации «ошибки». Наличествует и положение неясности смысла: ошибся ли? Хотя тут же вероятен и подтекст: посрамился ли? Возникающая тонкая смысловая мембрана обеспечивает пространство для игры воображения. Для русского человека состояние ошибки непременно связано с определённым полётом мысли, с интуитивным порождением идей. Но появившаяся мысль при этом весьма тонко переплетается с чувством. (Он ошибочно, ложно мыслит, но верно чувствует и делает). Возникает смысловая перспектива снисходительно-доброжелательного отношения, когда человек кажется вроде бы хороший, но, увы, жизнь (или нечто другое, скажем, политическую платформу) он понимает ошибочно. Интересно языковое выражение консолидирующего этнического качества общинности, которое сочетается с корпоративным пониманием интереса. (Ему следовало быть эсером, а он ошибочно оказался с нами). Чрезвычайно важно находиться в кругу представлений своего времени, кругу людей, кругу нередко тесном и ограниченном. Однако осознание в данном случае приходит поздно. Уже после вхождения в круг, попадания в некую свою нишу, оказывающуюся, в конце концов, неуютной, неприемлемой, невероятно глупой. Личностное восприятие ошибки даёт массу реакций, в том числе социально направленных. Бихевиоральный спектр, впрочем, у нас весьма поляризован. (Моя ошибка – не твоё дело. И тут же: ты знаешь, а я вот ошибся). Степень переживаний также различна: от лёгкого исправления допущенной ошибки до душевного кризиса. Великая русская литература здесь предоставляет в наше распоряжение немало примеров. В ней превозносится категория честности. Пусть совершил ошибку, но человекто оказался честный. Хотя и тут не всегда истина достигается с помощью 7 анализа: она нередко воспринимается поверхностно. Главное – лицо честного человека, выражение им чувств некоей честности. В этом плане примечательны случаи с президентом известной акционерной компании "МММ" господином Сергеем Пантелеевичем Мавроди и Властелиной (Валентиной Соловьевой)... Впрочем, потом всё же выясняется, что полученное впечатление было ошибочным. Следует резкая перемена взглядов. Правда, весьма и весьма запоздалая. Вот так и живем: маятник реакций делает своё дело неуклонно и постоянно. Распознание в российской социальной действительности всегда почему-то туманное, смутное. Видимо, не случайно для истории России характерны смутные времена. Они повторяются очень часто, даже очень часто. По крайней мере, с достаточной степенью достоверности можно говорить о трёх продолжительных смутах: 1605 – 1614 гг., 1917 – 1922 гг., 1985 – 1993 гг. Дай Бог, мы переживаем и переживём последствия последней смуты. Хотелось бы. И далее. Судить понаслышке, описывать поверхностно, писать желаемое, заранее ошибаться – это национальная традиция. Пусть нехорошая, с точки зрения классической рациональности, но наша, собственная, российская. Однако не менее важно последующее объяснение ошибки, точнее, оправдание допущенной ошибки, доказывание своей невиновности в содеянном. (Понимаете, я ведь тут новый человек, могу ошибиться, сделать не то, что надо). В этом плане для российского менталитета важно мнение о ком-то, о чём-то. (Он подумал даже, что ошибся в этом старике и что на самом деле это, вероятно, хороший и душевный старик). В понимании ошибки, как показывает анализ языковых конструкций, неоценимое значение имеет собственно момент, миг, подталкивающий к осознанию ошибочности совершенного. (После двух незабываемо страстных ночей, мимолетно проведённых с молодым человеком, Наташа, наконец, поняла, что неожиданно совершила непростительную ошибку, 8 кинувшись в нежные и жаркие объятия Разгуляева, в благодатное море едва народившейся влюблённости). Здесь ошибка переживается не только в себе, но и вне себя. И уже другой вопрос, что время может быть упущено. Живём-то мы по старинке, «задним» умом. В нашем великорусском языке есть и весьма характерное уменьшительно-ласкательное отношение к ошибке. (Вы всё-таки сделали ошибочку, одну лишь ошибочку). Эти ошибочки и вопросики появляются как бы невзначай или, наоборот, совсем некстати. Они могут беспредельно раздражать, а могут несказанно умилять русского человека в силу традиционного отсутствия у него, как справедливо заметили русские философы Серебряного века, срединной культуры. Проблема адекватности восприятия ошибки, исторической ошибки, пожалуй, пока вряд ли разрешаема. Скорее важен момент покаяния. Не страшна ошибка, не страшны последствия, если покаяние всё-таки совершилось! (Он имел репутацию приятного игрока, потому что был снисходительным к ошибкам других, никогда не сердился, а глядел на ошибку с таким приличием, как на отличный ход). А эта чисто русская жалость?! (Она так одинокаодинёшенька, так несчастна. Ну, кто к ней заглянет, кто удержит её от ошибок? Кто даст ей успокоение души?) Ошибка как бы заранее планируется нашим человеком. Это некий неизбежный промах. (Василий Иванович утром не первый раз поехал в город, но как всегда в дороге он вспомнил, что забыл взять тормозок). Всё так естественно. (Может быть, я как-нибудь ошибкою выпил вместо воды стакан водки). Ошибка в процессе действия. Она спокойно совершается, но при этом практически никак не замечается, и лишь со временем, значительно позже выясняется, что всё-таки была допущена ошибка. Тем не менее, ошибка воспринимается как некая неожиданность. (Учителю было досадно, что ученик Арсентьев, всегда писавший без единой ошибки, 9 сегодня в диктанте допустил сразу четыре ошибки). Возникает или резкое неприятие ошибки, или просто игнорирование самого её существования. Отчуждение в ситуации ошибки достигает весьма значительной величины. Но лишь для русского интеллигента лучше ошибаться по собственному убеждению, нежели повторить истину только потому, что её твердит традиционно оспариваемое большинство. Мир иллюзий до того свойственен русской душе, что она согласна жить исключительно в нём, но отнюдь не в жестокой повседневной реальности. Великая американская мечта известна: начать из «низов», работать как лошадь и, в конце концов, стать Рокфеллером. Великая российская мечта: лежать на печи тридцать лет и три года, а потом жениться на царевне. Таким образом, Стр. 36. потрясающе важен для нас именно удачный финиш, какой-то ощутимый результат, а не процесс с его будничным напряжением. Итак, русский язык даёт два основных смысловых оттенка в слове «ошибка». С одной стороны, речь идёт об определённом свойстве, а с другой – о состоянии. Иначе говоря, языковые средства позволяют исследователю выносить целую гамму оценочных суждений, как непосредственно фиксируя их на конкретном моменте, так и перспективно рассматривая в качестве части процесса. Логически образуются две смысловые цепи. Одна: имя, символ, знак, определение, оценка. Вторая: положение, ситуация, соотношение, возможность, способность. Между ними есть общее связующее звено – Человек. Сразу заметим, обе цепи используются автором при дальнейшем рассмотрении конкретно- исторического материала, в событийном плане могущего трактоваться как историческая ошибка. Само историческое явление, ассоциируемое исследователем с ошибкой, приобретает с помощью языка интереснейшую и красивейшую 10 палитру красок для его научного, научно-популярного описания. Моменты чувственных переживаний искусно дополняют общую картину исторического повествования при выяснении относительной истины: насколько ошибочно в истории то или иное историческое явление (событие, факт). Здесь одновременно наличествуют и простор для различных точек зрения, для неординарных суждений, и сочетание живого образа с логикой мысли, и смыкание относительной истины: исследовательского поиска с историческим интересом публики, и область ценнейших находок для современной исторической практики. Таким образом, вступление в область вышеописанного междисциплинарного взаимодействия предоставляет нам широкое поле для исследовательских умозаключений по конкретно-историческому материалу, помещенному в ткань живого русского языка с его полифоничным звучанием, с его динамикой и статикой, с его чувственным переживанием и метафорическими образами, с его текстом, подтекстом, контекстом и гипертекстом, с его одномоментными совершенством и несовершенством, с его победным ликованием и трагическим поиском смысла, открывающим неограниченные возможности для философствования, для историософского осмысления исторического процесса. Вероятно, познание ошибок есть и чисто русское явление в истории, ибо именно русская история наиболее полна зигзагов и поворотов в движении по тернистому пути исторического прогресса. Явление нового смысла настолько типично для российского летописания, что исследование ошибок истории приобретает характер познания мифологем, господствовавших в истории России и в российском обществе и выраженных великим русским языком с его парадоксальной эволюцией смысловых значений слов. Последнее обстоятельство традиционно открывает прекрасные возможности для исторического покаяния нации, для возрождения попранного национального достоинства. Так, сегодня, 11 когда «выполнение интернационального долга» вдруг превратилось в «трагическую ошибку», афганская тема прочно перешла в разряд непопулярных. Кажется, мы твёрдо уверовали в то, что оставили после себя в Афганистане только выжженную землю и неугасающую ненависть людей – как американцы во Вьетнаме. Сие иначе, как интервенцией смысла, не назовёшь: раздвоение мира вещей, раздвоение сознания, раздвоение истории... В историческом процессе мы проживаем как бы два мира: мир сущего и мир должного. Как правило, в реальную историю включают только сферу сущего. Однако именно в сфере должного мы видим (если видим) «логику» истории. Это раздвоение помогает понять, осмыслить категорию исторической ошибки, ибо должное участвует в «делании» истории отнюдь и не только на бумаге (кстати сказать, «единообразий» в этой сфере куда больше, чем в области сущего). Поэтому в истории, наряду с хаосом, существует порядок (несмотря на тысячи трудов, пока ещё не изученный). Тем не менее, необходимость перекрывает площадь законов исторического развития, как бы широко их ни пытались трактовать. Кроме законосообразной необходимости есть также необходимость-отношение (имеется в виду то, что в этой необходимости непосредственно присутствует человеческое отношение к окружающему миру). Именно индивиды считают необходимым то, что является для них помехой или препятствием (необходимость=препятствие=принуждение). Но они считают необходимым и нечто целесообразное (долженствующее). Таким образом, точка отсчёта в понимании исторической ошибки – человеческое бытие с его удвоением на должное и сущее. Причём на первый план выходит необходимость, эквивалентная целесообразности, но познанная целесообразность отнюдь не всегда становится сущим, исторической реальностью. 12 Но человек, как подчёркивал М.К. Мамардашвили, это, прежде всего, есть «возможный человек». Мир должного (возможного), совершенного и целесообразного человек всегда ценит выше, ибо итогом преобразования действительности должно быть всякий раз именно должное. В этом заключаются онтологические корни исторической ошибки. По мере реализации возможный мир теряет в цене. От этого никуда не уйти. Лишь новый возможный мир способен поддержать равновесное бытие человека в социальном пространстве. Несмотря на изменение содержания двух рассматриваемых миров, между ними всегда будет сохраняться дистанция. В ней заключается опора, базис исторической ошибки. Историк, если он сознательно не намерен играть спасительную роль инженю, должен обязательно фиксировать эту дистанцию при анализе конкретной исторической ситуации. Например, ныне становится очевидно то, что между пропагандировавшимися в последние годы идеалами демократии и повседневной российской реальностью существует значительный разрыв, а, следовательно, выглядят действительной утопией недавние попытки одним или несколькими управленческими решениями, высочайшими указаниями ввести в России демократию раз и навсегда. Так возник и до последнего времени существовал очередной социальный миф. Исторической ошибкой современности стало слепое копирование идеалов западной демократии на российской почве. Собственно историческая ошибка при этом неминуемо остаётся абстрактной реальностью, существующей и выражающейся в различных концептуальных формах. Одновременно она служит важным индикатором кризиса прежней парадигмы познания данного исторического явления, поскольку с её выявлением одномоментно обнаруживается различение воображаемого и действительного, соотношение рационального и иррационального (равно как и влияние обеих сфер), становится отчётливо видна предсказательная вероятность последующего развития событий, 13 однозначно фиксируется определённая системность происходящего, наглядно демонстрируются наличествующие пограничные условия справедливости, а самое главное – рельефно проясняется очевидная опровержимость изначально данной аксиомы. Абстрагированность исторической ошибки Стр. 37. создаёт определённые сложности в системе интерпретации, когда надо оторваться от описательности в исследовании и перейти к парадигмальному конструированию исторической реальности, когда требуется отойти от привычного изложения причинности и попытаться выяснить la raison d'etre в данной ситуации, когда следует не просто констатировать наличествующие следствия, но и необходимо их вписать в общую историческую реконструкцию хронологически очерченного периода. Исторический процесс открывает и два других мира: мир ложного и мир истинного. Порой весьма нелегко разобраться, что скрывается под непосредственностью, естественностью, спонтанностью. Встаёт вопрос, надо ли автоматически доступное непосредственно относить к сфере истинного, не кроется ли здесь очередной миф. Сенсорное восприятие исторического времени выступает очевидной крайностью, хотя и приветствуемой нынешней читающей публикой. Сенсуализм как направление философской мысли, очевидно, даёт исторической науке важные основания для выхода на широкую читательскую аудиторию. В традиции исторического летописания сущее, являясь центральным объектом повествования, тем не менее, при внесении его в канву пишущейся истории теряет целый ряд генерализующих признаков и насыщается элементами должного, порождаемого самим человеком – историком, социокультурной ситуацией, воздействующей на него, 14 идеологией правящего режима, каким бы демократическим он не был. В результате сущее, как предмет исторического описания, теряет изначальный вид. Античная историческая традиция героической подачи прошлого и отчасти настоящего периодически воскресает как нечто генетическое, общецивилизационное, как архетип исторической науки. Очевидно, героизация прошлого неизбежна, чтобы настоящее люди не превращали в историческую свалку, в выгребную яму, в которой даже досужие исследователи будущего с трудом доищутся до вялого ростка культуры. Вопрос заключается в степени, в приемлемости, в мере. В этой связи «новодемократическая» российская историческая традиция охаивания – есть не что иное, как одна из исторических ошибок ныне живущих поколений. Историческая правда – это одно, а «соус» из исторической правды – это всё же другое. Правда-истина, несомненно, нужна и важна, но существует предел, уровень, планка в наполнении исторического летописания жёсткими и жестокими фактами человеческого бытия. Историческая правда раздваивается: с одной стороны – подвиг, а с другой – трагедия, фарс. Поскольку психологически человек угнетаем, то он попадает в замкнутое пространство добытой истины и вновь усвоенной правды, если его пичкаем чем-то одним. Убивается мысль, прекращается поиск. Поэтому написание психологически комплементарного исторического повествования – задача профессионалов. Именно им, профессионалам, правда-истина нужна (при этом мы далеки от мысли закрывать доступ к ней желающих), равно как и точно определяемые научные категории, среди которых должна занять своё место историческая ошибка. Обществу в целом важнее мифология, мифологическое знание. Однако само общество не должно мешать профессионалам-исследователям в поиске сущего. Употребляя выражение «мифологическое знание», мы имеем в виду отнюдь не превращение исторического повествования в совокупность небылиц, мы подчёркиваем 15 важность наличия мифологического фона. В этом плане историческая ошибка выступает как допустимая категория в реализации одной из сущностных функций исторической науки – функции социальной памяти. Попробуем разобраться. В дни юбилейных торжеств, посвящённых 250-летию со дня рождения донского легендарного атамана М.И. Платова, в публичных выступлениях, средствах массовой информации, да и в ряде научных изданий допускалась известная мифологизация личности М.И. Платова. Эта традиция восходит к отцу истории Геродоту. Действительно историю можно воспринимать в виде мифов, сказаний, бытописаний и т.д. В любом случае, согласно Л.П. Карсавину,5 историческая действительность не существует и непознаваема вне отношения её к идеалу. А познание всегда есть выбор, предпочтение и оценка, то есть нечто будет признаваться ошибочным. При этом мы исходим из того, что люди, задействованные в конкретном историческом событии, как правило, мыслили, представляли его иначе, нежели вышло на самом деле. Недавний премьер-министр России В.С. Черномырдин однажды произнёс крылатую фразу: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Неизбежная (хотя зачастую избирательная) последующая героизация исторического факта в преобладающем большинстве случаев мифологизирует реальность до потрясающе превосходной степени. Последнее практически не даёт возможности отличить действительность от наносных явлений. Но в то же время, вымысел, дописывание истории делают её привлекательной и поучительной для читающей публики, ведь приятно созерцать, как несказанно ошибались другие. Выявление настоящих слагаемых любой рассматриваемой исторической ситуации повергает значительную массу людей в уныние, вызывает реакцию отторжения на добытое с таким трудом знание, порождает, помимо всего прочего, вполне откровенные сомнения в истинности исследовательских находок, резко поляризует 16 любителей точного факта в историческом знании. Скажем, если героический рейд 5 казачьих полков под командованием атамана М.И. Платова в тыл французского левого фланга в ходе Бородинской битвы в Отечественной войне 1812 года подать исключительно как акт отчаяния, да к тому же подчеркнуть, что в бой казаки отправились в весьма нетрезвом виде, то это вызовет неукротимую бурю возмущения в различных слоях любителей мудрости истории. Хотя именно такая трактовка имеет под собой достаточно твёрдую почву, состоящую из сохранившихся описаний очевидцев тех событий, почерпнутых нами, в свою очередь, из уцелевших до настоящего времени исторических источников.6 В подтверждение этого говорит и следующий факт. После известного рейда Платов получил нарекание от Кутузова «за бездействие» и остался не награжденным. Что из этого следует?! Знание новых фактов и новых толкований, безусловно, необходимо. Однако отказываться от известной доли героизации исторического прошлого нельзя. Ибо, выбирая исключительно негативные факты, мы неизбежно отказываемся от национальной истории, необходимой как часть социальной памяти народа. Иначе говоря, традицию Геродота в трактовке исторического процесса, несомненно, надо продолжать. Errare humanum est. Человеку свойственно ошибаться. Приучение к такой мысли читающей публики, с нашей точки зрения, весьма перспективно при выравнивании перекосов в современной исторической науке России. Ошибка в данном случае выступает как своеобразный способ объяснения, некая объяснительная схема, ещё одна возможность тракСтр. 38. 17 товки, новый вариант интерпретации. Ошибка в состоянии, в положении вещей, в действиях людей. Таким образом, историческую ошибку можно определить как многоликую субъективную реальность. Для истории это настолько распространенное явление, когда именно конкретный человек или группа людей порождают ситуацию ошибки. В этом моменте рефлексии есть две стороны: 1) совершение ошибок и 2) исправление ошибок. Об ошибках великих людей написано немало. В российской исторической литературе и публицистике последних лет излюбленной темой стало описание многочисленных ошибок, допущенных И.В. Сталиным. Впрочем, роковое стечение встречаются и отповеди таким публикациям.7 Действительно, порой трудно отличить обстоятельств от ошибки и/или вредительства. Так произошло в случае с самолётом Поликарпова И-180. На первом экземпляре этой машины погиб Чкалов, на втором – Сузи. На И-180 того же Поликарпова погиб Степанчонок. Это были выдающиеся лётчики своего времени. Как в этом случае должен был реагировать Сталин?! Невольно приходила в голову мысль о вредительстве. Сталин же чётко работал на результат, а посему ошибку, наносящую вред социалистическому государству, он не прощал даже близким друзьям. Где здесь должна быть мера?! Однако не все авторы в этом и иных случаях склонны обращать внимание на то очевидное обстоятельство, что только действительно великий человек способен по-настоящему выполнить самое замысловатое поручение госпожи Истории – ликвидировать накопленные многолетние ошибки и всякие вольные и невольные неудачи довольно слабых и неспособных своих предшественников и закончить победоносно, например, «старую» или «странную» войну. И тогда всякий посторонний наблюдатель, всякий весьма осведомлённый и беспристрастный человек просто теряется в догадках, без конца удивляется очевидному, 18 восторженно восхищается несравненной и виртуозной линией поведения и характером уверенных действий великого человека, поразительной разносторонностью его ума и человеческих дарований, нахождением неожиданных средств, редкостным использованием рациональных и иррациональных ресурсов, достижением поистине превосходных результатов, которые никогда другим скромно не приходили в голову. Отсюда в обратной перспективе следует, что историческая ошибка – это результат сложения и реализации человеческих качеств. Не последнюю роль среди них играет следующий знаковый ряд: глупость, недальновидность, некомпетентность, непрофессионализм. Разумеется, как и всякая система, социальный организм непременно должен обладать неотъемлемым свойством «дуракоустойчивости». Однако далеко не всегда ситуация складывается благоприятно для социальной системы, и очевидная глупость становится для неё практически неукротимой разрушительной силой. Говоря о глупости, мы подразумеваем отнюдь не прямое отсутствие ума, а очевидную тождественность глупости определённому складу умственных способностей. Увы, ничто не ценится так исключительно дёшево и не стоит так невероятно дорого, как человеческая глупость. В этой связи российский политический деятель новой волны, генерал А.И. Лебедь в своей книге «За Державу обидно», анализируя боевые действия советских войск в Афганистане, пишет: «По всем опросам вырисовывалась дикая картина: 50 процентов плюс-минус пять процентов потерь – это результат невнимательности, рассеянности, безалаберности, всего, чего угодно, но только не боевого воздействия противника».8 С другой стороны, все смертные, если действительно пытаться абстрагироваться от социальной реальности, в той или иной мере в своей жизнедеятельности (желают они этого или не желают) неизбежно конъюнктурны. Никто и никогда не застрахован от совершения тех или 19 иных ошибок, даже самые великие люди. Поэтому любой здравомыслящий исследователь всегда будет ко всему в истории относиться предельно критически. Так ведь нередко получается: то, что ещё совсем недавно казалось с определённых позиций большим, чистым, передовым, очень перспективным, на поверку при ближайшем рассмотрении порой оказывалось, к сожалению, совершенно ничтожным и жалким. Иначе говоря, историческая ошибка – это относительная истина или истина вчерашнего дня. В своё время накануне Нового 1813 г., находясь в Варшаве, великий Наполеон сказал, между прочим: «Я покинул Париж в намерении не идти войной дальше польских границ. Обстоятельства увлекли меня. Может быть, я сделал ошибку, что дошёл до Москвы, может быть, я плохо сделал, что слишком долго там оставался, но от великого до смешного – только один шаг, и пусть судит потомство».9 Таким образом, историческая ошибка – это проявление таких человеческих качеств, как подчинение «извиняющим» обстоятельствам, личностная слабость (слабость духа), чрезмерная увлечённость, в том числе женщиной. В последнем случае достаточно вспомнить римского императора Юлия Цезаря и его взаимоотношения с египетской царицей Клеопатрой. Другой пример. Не так давно ушли в прошлое те досточтимые времена, когда обескураживающие поражения Красной Армии в горьком 1941 г. оправдывались «извиняющими обстоятельствами». И уже совсем вчера мы, как и вся страна, лицезрели слабость духа деятелей ГКЧП в августе 1991 г. Исторические примеры можно множить и далее. При этом главной смыслообразующей доминантой является именно сам человек, поскольку исключительно он предопределяет ситуацию исторической ошибки. Он неизменно выступает в подобном положении основным субъектом и объектом исторического действия. Таким образом, историческая ошибка – это человеческое измерение прерывистости исторического процесса, обобщённое личностное 20 воплощение и воплощение в конкретной личности в присутствии третьего – "нададресата" (М.М. Бахтин) – Народа, Правды, Праздника, Силы. В этой связи можно рассматривать историческую ошибку как человеческое заблуждение. Эту смысловую перспективу в истолковании слова «ошибка» обозначил Макс Фасмер («блуждать», «махать»).10 К числу таких заблуждений мы относим недооценку влияния партикулярной культуры на изменение исторической реальности. В частности, в российской научной литературе пока ещё недостаточно исследовано влияние фаллического культа. Примечательно, Восток, сохранивший в цивилизованную эпоху полигамные отношения в виде гаремного брака, вместе с тем донёс до наших дней официально приветствуемое представление о единстве мужской силы правителя и могущества государства. Ещё не так давно, на рубеже Нового времени и новейшей истории, правители Ирана сознательно стремились создавать и поддерживать миф о своих сексуальных способностях, используя для этого различные затвердевающие вещества, подобные тем, какие нынешние женщины Запада активно применяют для придания своему физически невыразительному бюстику эстетически желаемой формы. Стр. 39. Этнографически учёными засвидетельствовано, как в некоторых африканских племенах социальный статус мужчины до сих пор предопределяется величиной полового органа. Но, пожалуй, наиболее показательным в этом отношении выступает древний индийский фаллический культ, в котором фаллос является объектом обожествления и поклонения. Современному европейскому мышлению, несмотря на десакрализацию многих древних идей и культов, не чуждо сохранение этого архетипа культуры, а подчас даже откровенный эпатаж. В качестве курьёза можно привести двадцати двухметровую статую фаллоса, 21 воздвигнутую на площади Согласия в Париже. В России же немало написано популярной (порой весьма скабрезной) литературы об амурных похождениях практически всех российских правителей, но обстоятельного научного анализа влияния фаллического культа пока ещё не выполнено. Заметим, речь идёт не только и не столько о собственно фаллическом культе, но и в широком плане о партикулярной культуре, которую ошибочно принято считать чем-то стоящим за рамками официальной истории. Это заблуждение стоило нам в сталинскую эпоху гекатомбов трупов и утраты многих исторических перспектив. Очевидно, что сексуальные переживания, загнанные в подсознание совокупностью официальных культурных табу, всё равно пробивают дорогу с помощью введения в межличностное знаковое общение символических образов, высвечивающих их древний смысловой оттенок. Это наглядно прослеживается на взятом для рассмотрения примере семиотики власти. Последняя сама по себе есть более форма, нежели содержание общественных отношений. Содержательная сторона зависит собственно от характера этих отношений, иначе говоря, от того, какое содержание наполняет форму. Власть очерчивает круг взаимосвязей, складывающихся в обществе. Причём очерчивает символами, знаковой системой. Механизм власти, как нередко ошибочно думают люди, не строится только на отдаче приказа и принятии его к исполнению. В нём есть нормы, признанные общественным сознанием, но вовсе не фиксируемые «оболочкой» цивилизации, нормы всё же более психологической экзистенции, чем государственного устройства. Стало быть, по преимуществу сфера сознания утрачивает первоначальное образное содержание, а в оставшейся форме присутствует иная идея. И далее. Власть – это та сфера, где ошибка является непременным и постоянным атрибутом. Можно даже не без оснований утверждать, что 22 историческая ошибка – это нереализованная власть или неверно осуществлённая власть. И ещё. Цивилизация, какой мы её видим сегодня, есть, с одной стороны, определённый результат подавления фаллического культа, подавления в разные эпохи то более, то менее жёсткого, а с другой – прорыв его через социокультурные все социальные, преграды в социально-психологические трансформированном виде, в и виде культурного архетипа в сознание, социальные институты и структурнофункциональные особенности взаимоотношений людей. Тем самым, подводя некоторые итоги, можно констатировать, что недооценка фаллического культа – одна из тех исторических ошибок, которые мешают цивилизованному развитию человеческого сообщества. В данном случае, как и в целом ряде других, историческая ошибка предстаёт в качестве некоей генерализующей тенденции. Историческая ошибка выступает именно в абстрагированном виде, будучи предметно не связанна с какимлибо одним историческим временем. Иначе говоря, историческая ошибка – это возможная недооценка влияния определённых социокультурных факторов на функционирование социальной организации. С другой стороны, историческая ошибка – это фиксированная оценка каких-то исторических событий, фактов, явлений. С этих позиций историческая ошибка воспринимается и может быть определена как мыслимая реальность. Существует естественная разность оценок во времени. Так, современный российский школьник, если он знаком с историей Отечественной войны 1812 г., знает, что Наполеон был наголову разбит при р. Березине. А вот другая оценка: «Березина! Роковое имя, роковое место, где могли окончиться, но не окончились, а продлились ещё на три года бедствия человечества! Место, где совершена была ужаснейшая ошибка, за которую Европа заплатила новыми сотнями тысяч жизней на полях Лютцена, Бауцена, Кульма, 23 Лейпцига, Труа, Арси-сюр-Об, Линьи, Ватерлоо, новыми долгими годами разорения и военной грозы!» – так красноречиво писали о Березинской переправе германские мемуаристы первой половины XIX в., когда ещё не вымерло поколение, пережившее и перестрадавшее наполеоновскую эпопею.11 Наполеону удалось уйти, и всемирное побоище поэтому окончилось не в ноябре 1812 года, а только в июне 1815 года, когда Наполеон был окончательно побеждён в кровавой последней своей битве при Ватерлоо. Историческая ошибка – это парадокс в естественном течении истории, когда события первоначально необъяснимым образом складываются вопреки очевидным реальностям эпохи. К числу таких парадоксов следует отнести октябрьские события 1917 г. в России, когда весьма незначительная политическая группировка в виде партии большевиков смогла не только достаточно быстро взять, но и в сложнейших условиях Гражданской войны удержать власть. Сегодня наличествует целый ряд объяснительных гипотез по поводу октябрьских событий 1917 г., интерпретированы даже отдельные эпизоды названного исторического периода, а тогда в далёкие 1917–1918 гг. октябрьская победа большевиков воспринималась в среде российской интеллигенции в основном как исторический парадокс, не имеющий логического толкования, при всех разногласиях в высказываемых формулировках. Историческая ошибка может рассматриваться в широком историческом контексте как социальный конфликт (война, революция, переворот, путч и т.п.). Историческая ошибка – это разрешение имманентных противоречий собственного бытия человеческого сообщества. Она выступает как закономерный результат, как некий (возможно, и промежуточный) индикатор исторического процесса. Очевидно, и проявление смысла истории ощущается, воспринимается и анализируется в тот конкретно-исторический момент, когда очередное 24 поколение людей сталкивается с социальными коллизиями. Более того, мы уверены, что безошибочного течения исторического процесса просто не существует, в силу относительности истины, какой является безошибочное развитие, которое, в свою очередь, зависит от системы координат, во многом предопределяемой идеалом. Также можно говорить об оптимальном разрешении исторической ошибки. Историческая ошибка – это определённый просчёт общественнополитических деятелей, полководцев, дипломатов, социальных групп в конкретно-исторической ситуации, который имеет серьёзные социальные последствия, который основательно трансформирует реальности данной эпохи и принципиальСтр. 40. но изменяет вектор развития исторических событий. В разряд таких ошибок можно отнести: реформу церковного управления, осуществлённую Петром I; молниеносное завершение императором Петром III Семилетней войны в 1762 г. с отказом от побед, одержанных русской армией; выступление декабристов в 1825 г.; массовое хождение революционно настроенной молодёжи в народ в 70-е гг. XIX в.; просрочку полномасштабных экономических реформ Николаем II; «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 г.; разгон большевиками Учредительного собрания в январе 1918 г.; ведение советско-польской войны в 1920-1921 гг.; сворачивание нэпа в 1927-1928 гг.; военно-политическую позицию И.В. Сталина в начале Второй мировой войны; реорганизацию партийногосударственных органов в 1962 г.; ввод советских войск в Афганистан в декабре 1979 г.; Беловежское соглашение в декабре 1991 г.; и др. В качестве реальных исторических ошибок можно рассматривать повторяющиеся исторические явления, имеющие одни и те же причины, результаты и последствия, которые негативным образом сказываются на 25 конкретно-исторической ситуации. В этом плане, с нашей точки зрения, весьма продуктивно сравнительно-историческое сопоставление августовских событий 1991 г. и сентябрьско-октябрьских событий 1993 г. в России. Немалый исследовательский интерес могут также представлять исторические периоды реформ, отличающиеся значительным ростом социальной активности. Думается, есть вполне определённый смысл более основательно проанализировать на предмет поиска исторических параллелей Гражданские войны,12 которые серьёзно и продолжительно будоражили многие страны. Так, без сомнения, удастся проследить цепь ошибок и случайностей, приводящих к неожиданным последствиям. Историческая ошибка – это реально возможный компромисс между слабо совместимыми историческими реагентами, которые через небольшой промежуток времени вновь сталкиваются между собой, порой в ещё более жестоких формах. К числу таких ошибок следует отнести Мюнхенские соглашения 1938 г., некоторые мирные договоры в войнах или накануне этих столкновений (например, пакт Риббентропа-Молотова 1939 г). Историческая ошибка – это признание определённого исторического акта ошибочным. Другими словами, она представляет собой оценочное действие, выполненное человеком, причём с этой стороны абсолютно не важно, в каком качестве или количестве он предстаёт на арене истории. Предложенная им оценка всегда будет двойной и столь же двойственно опровергаемой. Стало быть, состоявшаяся оценка и порождает второй план. Оценивающий обязательно оказывается оцениваемым со стороны других субъектов, и в непосредственной зависимости от данной им оценки и оценки его собственной социальной значимости прямо пропорционально или обратно пропорционально формируется более или менее масштабное общественное мнение о ценности предлагаемой оценки и соответственно колеблется рейтинговая оценка исходного субъекта оценки. Параллельно 26 появляются в общественном распространение две сознании фальсификации, и получают точнее, два соизмеримое направления изначальной фальсификации оценки. Тем самым, ошибка – это образное понимание исторического явления (события), выраженное преимущественно в вербальной форме. Особую важность для генезиса мысле-образа ошибки имеет установление системы табу (запретов), которая создаёт необходимость заменять имя какими-то эквивалентами. Она позволяет понять, что именно для данной социальной общности является ошибочным. Для советского периода российской истории характерно в этом плане постоянное использование «фигуры умолчания». Екатерина II в своё время применяла в таких целях после восстания Е.И. Пугачева способ «стирания имени». Большевики в данном отношении превзошли все аналоги в человеческой истории, добавив к названной монаршей практике приём «навязывания имени». Имена главных вождей и вождей помельче присваивались в годы советской власти фабрикам, заводам, пароходам... Порой это даже совпадало с желанием и устремлениями людей. Причём мы настолько к этому привыкли, что уже в нынешние времена поднимается волна присвоения имени действующего Президента Российской Федерации различным объектам. Подводя итоги наших суждений о смысловых гранях содержания понятия «исторической ошибки», настоятельно подчёркиваем, что оно может и должно стать одним из существенных понятий историософии, заслуживающим актуализация пристального отвечает внимания задачам развития исследователей. современной Его науки, наличествующий уровень которой всё чаще демонстрирует целые пласты новых исторических данных, нуждающихся в более детальном и обстоятельном теоретических осмыслении подходов. К с числу применением последних нетрадиционных следует отнести 27 историческую ошибку. Она, образно говоря, удачно перебрасывает новый изящный мостик между берегами реки научного поиска, между мощной философской рефлексией и твёрдым гранитным уступом исторического факта. Ошибка, если попытаться подойти синонимически к её пониманию, представляет собой некую неправильность, а, следовательно, предполагает наличие какого-то эталона, той самой «правильности», по отношению к которой данное действо будет неправильным, ошибочным, неистинным, неверным, нерациональным, неидеальным, нежелательным и т.д. и т.п. Проблема поиска необходимого эталона непосредственно связана с изначальной формулировкой цели, её генерализующими позиционными характеристиками и заложенными вариативными возможностями. При специальном рассмотрении совокупности логических приёмов и методических правил теоретического изучения исторической ошибки и добросовестного отыскания истины в этом сложном историческом явлении, на наш исследовательские взгляд, подходы: довольно продуктивны генетический следующие (рассмотрение процесса происхождения, образования и развития данной исторической ошибки, а также проблем, связанных с её внутренней сущностью и значимостью в человеческой практике); функциональный (анализ преимущественных сфер проявления, влияния исторической ошибки); морфологический (учитывающий внешний вид и строение данного исторического явления); структурный (предусматривающий изучение взаиморасположения и связей составных атрибутивный частей (исследование проявления ошибки (построение неких в исторической имманентно исторической логических исторической ошибки) и др. категории схем присущих практике); научного ошибки); признаков моделирующий поиска, познания 28 Терминологически ошибка может быть разделена на две диспозиции: с одной стороны, это мысли, оценки, суждения об ошибке, сами могущие по своей природе являться ошибочными, а с другой – конкретные действия, называемые в данной ситуации Стр. 41. ошибочными, но в то же время, с иной точки зрения, ошибочными не являющиеся. Такая дифференциация только лишь на первый взгляд носит формально-логический характер. Главное, что она предметно указывает на два объекта научного происхождения и анализа, разнящихся близких по по источнику потенциальным своего возможностям самовыражения. Если в первом случае мы имеем дело с отчуждённой от исторического факта чьей-то авторской интерпретацией, то во втором – непосредственно сталкиваемся с конкретным моментом социальной реальности, остро нуждающемся в поиске смыслообразующей доминанты. Однако, в обоих случаях важно иметь надёжный инструментарий для научного анализа, весьма существенной составляющей которого выступает хорошо разработанный понятийный аппарат. Таким образом, культурно-историческое пространство исторической ошибки включает три компонента: 1) познавательный, когда человек более глубоко узнаёт проживаемую им историческую реальность в составе некоей общности, когда он тщательно осмысливает историческую ошибку в качестве своеобразного прагматический, исторической узлового когда человек ошибки, новые действительности; 3) пункта упорно ищет способы текстуальный, своего или пути своего бытия; 2) преодоления отношения описательный, к когда профессионально описывается социогенез исторической ошибки, характер её познания, степень адекватности сделанных выводов, взаимосвязи состоявшегося факта с другими событиями в историческом процессе, 29 создавая тем самым иерархически связанную динамическую равновесность исторического повествования. Тем самым, историческая ошибка выполняет коммуникативную, такие функции социальной интеллектуально-познавательную, как: информационную, памяти, ускорителя, конструктивную, или замедлителя исторического процесса. Исторический процесс как категория образного научного мышления позволяет познать многогранность исторической ошибки. В историческом процессе как явлении общественном и личностном воплощаются все многочисленные нюансы, все особенности взаимоотношений между реальностью и её отражением в человеческом сознании, находящихся в непрерывном движении, развитии и совершенствовании. Исторический процесс многосложен и практически необъятен. Он непременно ввергает в естественное состояние замешательства любого начинающего исследователя, если тот решится вторгнуться в его заповедную зону с желанием разобраться в хитросплетениях социального времени, в его парадоксах или однозначных смысловых проявлениях. Однако, как бы ни был несоразмерен, стихиен и неуправляем по своей сущностной характеристике, по пластике образных, идейно-художественных, концептуальных конструкций и направлениям прогрессивного движения исторический процесс, в конечном счёте, он тоже в известной мере поддаётся организующей, формирующей силе и воле автора, учёногоисследователя, мыслящего субъекта и творца, аналитическим возможностям его теоретической мысли. Таким образом, исторический процесс вполне можно назвать формой, способом существования всего богатства социальных факторов, явлений и качеств, которые формируются в конкретно-исторических условиях, выступают результатом творческих усилий людей разных эпох и поколений и отражают специфические особенности взаимодействия между 30 реальностью и образным сознанием людей в их историческом развитии. Именно они создают среду исторической ошибки, выступая одновременно составляющими исторического процесса. Стало быть, историческая ошибка – сгусток, концентрация и комплекс социальных действий, взглядов и мировоззренческих установок, взятых в их предельных обобщениях, определяющих среди прочих социальную ориентацию человека и данного сообщества. В этом плане исторический выбор Россией марксизма в первой четверти ХХ в. стал именно той исторической ошибкой, последствия которой отчасти мы с трудом переживаем и сегодня. Русский марксизм исторически воплощал в себе, прежде всего, комплекс социальных действий, а уж потом он постепенно оформился и идеологически закрепился мировоззрения (отграничивающей в виде господствующего государственной идеологической системы). Он наиболее ярко и точно символизирует ошибочность социального выбора сразу нескольких поколений россиян. Мы говорим об исторической ошибке как о некотором общем понятии, об ошибке как категории, как общественном явлении, раскрывая в статье каждую из этих сторон. Но при этом постоянно имеем в виду, что историческая ошибка в обобщённом виде не существует. Она множественна и конкретна. Каждый народ, любое общество в какой-то степени когда-то в своей истории переживали ситуацию, называемую нами исторической ошибкой. Она неизбежно возникает в конкретном срезе исторического процесса, создавая историософское пространство и формируя базу для исторического исследования. Мы её воспринимаем и используем исключительно как научную историческую (социальнофилософскую) категорию, несущую определённую смысловую нагрузку (теоретическую и конкретно-историческую). Само выделение исторической ошибки в качестве отдельной исторической категории связано с попытками поиска нового класса 31 понятий, построенных по принципу иерархии и имеющих психологически удобное дихотомическое деление. Такие типологизации восходят к «дереву Порфирия» – форме, в которой Порфирий, комментатор Аристотеля, представил Аристотелеву типологизацию субстанций. В этой типологизации рядом с другими («Люди», «Небесные тела» и т.д.) выделяется группа «Вещи», которая фактически объединяет две различные группы: естественные «неживые» объекты и собственно «Вещи» – объекты, созданные человеком, – артефакты. Стало быть, историческая ошибка – это артефакт, это созданное искусственно в ходе научно-практической деятельности понятие и категория научного анализа, появившиеся вследствие рефлексивного воздействия самого человека на исторический процесс. Главная функция, прямое назначение исторической ошибки в плане знаковой репрезентации состоит в удовлетворении основным отражательным и мыслительным процессам, в опосредованном и абстрагированном представлении мыслительного содержания, исторически закрепляющемся в виде общего для членов данной социальной общности значения, и на этой основе обеспечения коммуникации, накопления социального опыта и обогащения культуры. Очевидно, что исторические ошибки могут быть: 1) типичные и нетипичные; 2) единичные (простые и сложные) и собранные волей судеб в какую-то цепь; 3) ошибки, связанные c определённой сферой жизнедеятельности человека (в экономике, политике и т.д.); 4) ошибки частные, влияющие ограниченно, и ошибки общесистемного характера; 5) ошибки неизбежные и ошибки по небрежности (недальновидности или глупости); 6) ошибки планиСтр. 42. 32 руемые и ошибки непредвиденные (случайные); 7) ошибки мнимые и ошибки реальные; 8) ошибки «свои» и ошибки заимствованные; 9) ошибки одноплановые и многоплановые; 10) ошибки роковые и ошибки исправимые; 11) ошибки личностные и ошибки групповые (коллективные); 12) ошибки одного поколения людей и ошибки многих (нескольких) поколений; 13) ошибки, которые непременно чему-то и кого-то учат, и ошибки, которые никого и ничему не научили; 14) ошибки социального конфликта и ошибки социального компромисса. Дихотомический критерий, применённый в вышеприведённой авторской типологизации, безусловно, весьма интересен, но далеко не полностью раскрывает и практически не исчерпывает всей глубины изучаемого явления. Он демонстрирует его сущность лишь в первом приближении. Данная теоретическая манифестация непременно требует существенного дополнения. Сложившиеся в научной мысли философские категории позволяют создать онтологическую реальность, раскрывающую обилие антиномий и парадоксов, заключённых в исторической ошибке. Попытаемся выстроить их ряд в определённой последовательности, приводя тезис и антитезис: 1. (Т). Историческая ошибка находится в единстве с опытом и существует как необходимость его достижения. (А). Историческая ошибка не является неизбежным явлением в историческом процессе. 2. (Т). Историческая ошибка есть явление сознания, именно потому она имманентно присуща человеческому обществу. (А). Историческая ошибка – это проявление свободы от общества. 3. (Т). Сущностью исторической ошибки выступает отрицание соответствия полученного результата поставленной цели. (А). Сущность исторической ошибки состоит в утверждении свободы от стереотипов, творчества в человеческой продуктивной деятельности. 33 4. (Т). Историческая ошибка есть идеальный конструкт. (А). Историческая ошибка есть факт истории. 5. (Т). Историческая ошибка есть гармоническое дополнение в удержании цели исторического действия. (А). Историческая ошибка есть социальный конфликт. 6. (Т). Историческая ошибка является результатом завершившегося исторического процесса. (А). Историческая ошибка – это нечто относительное, это миф, или даже супермиф, в зависимости от сферы её возможного существования. 7. (Т). Историческая ошибка предполагает равные права и смысле права и ответственность всех взаимодействующих сторон. (А). Историческая ошибка разнопланова в ответственности. 8. (Т). Утверждение или отрицание исторической ошибки составляет мнение об историческом процессе. (А). Утверждение или отрицание исторической ошибки – путь к познанию истории. 9. (Т). Историческая ошибка открыта, и она свободно познаётся разумом. (А). Историческая ошибка открыта вере. 10. (Т). Историческая ошибка – это правдоподобная иллюзия. (А). Историческая ошибка – это историческая реальность. Выстраивание системы тезисов и антитезисов привело нас к мысли о том, что для анализа исторической ошибки определённое значение имеет идея двоичности исторического явления в истории. Оно изначально бинарное, поскольку находится между субъектом социального действия и объектом социального действия. Именно поэтому оно изначально может быть ошибочно, в случае неприятия какой-либо из сторон. Вместе с тем, историческое явление многовариантно, ибо воспринимается в 34 окружающем его социуме. Однако психологическая бинарность значительно упрощает картину исторического бытия. Ошибается ли история?! Очевидно, нет. Ошибаются люди её творящие. Эти фигуранты истории совершают по своему разумению или недомыслию многое такое, что с высоты современности, реальности наших дней кажется откровенной чепухой, сплошной цепью ошибок и неудач. Означает ли это нашу нынешнюю непогрешимость? Отнюдь. Мы совершаем не меньшее, а, может быть, даже большее число ошибок, и наши потомки будут также здорово удивляться нашей недальновидности, как мы поражаемся сегодня промахам своих предшественников. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь русского языка: Т. 1-2. М., 1993. Т.1. С. 613-614. 2 Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1910. Т. 2. С. 850, 851. 3 Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978. Т. 2. С. 633. 4 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. СПб., 1996. Т. 4. С. 435. 5 Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993. С. 236. 6 Михайловский-Данилевский А.И. Описание Отечественной войны 1812 года. СПб., 1840. Ч. 2. С. 257; Государственный архив Ростовской области (ГАРО). Ф. 55. Оп. 1. Д. 210. Л. 33-34. 7 Волков В.Д. Взлёт и падение И.В. Сталина. М., 1992. С. 192; Чуев Ф.И. Солдаты империи: Беседы. Воспоминания. Документы. М., 1998. С. 103. 8 Лебедь А.И. За Державу обидно. Киров, 1995. С. 75. 9 Тарле Е.В. Нашествие Наполеона на Россию. 1812 г. // Тарле Е.В. Избранные сочинения. В 4 т. Ростов н/Д., Т. 1. 1994. С. 372. 10 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. СПб., 1996. Т. 4. С. 435. 11 Тарле Е.В. Указ соч. С. 350. 12 См.: Посадский А.В. Гражданская война в России под углом зрения политической конфликтологии // Полис. 2002. № 3. 1
