Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное

ОБРАЗ ХРИСТА В ЛИТЕРАТУРЕ
Введение
Современный литературный процесс – явление интересное и многообразное, сложное
и порой противоречивое. Его характеризуют тематическое и жанровое своеобразие,
неустанные поиски в различных областях, разнообразные художественные способы освоения
действительности. Все это позволяет говорить о литературе как о постоянно развивающемся
и непрерывно изменяющемся процессе. Литература сегодняшнего дня – это не только
произведения, написанные в последние годы. Лицо современной литературы представлено
художественными произведениями авторов, серьезные исследования которых начинаются
лишь в наши дни, когда происходит переосмысление культурного и литературного наследия
выдающихся мыслителей, поэтов, писателей ХХ века, волновавших их тем, сюжетов,
образов. К ним относятся труды Н. Бердяева, С. Франка, П. Струве и других великих русских
философов, произведения А. Рыбакова, В. Дудинцева, В. Гроссмана, Ю. Домбровского и ряда
других авторов.
Существует мнение, будто евангельская тема в русской литературе – дань моде,
возникшей в связи с переоценкой ценностей, существенными изменениями в политической и
исторической обстановках. Ведь на Западе такой переоценки не было, а в советской
литературе образ Христа появился отнюдь не сегодня.
Евангельская тема традиционна для русской и мировой литератур в целом.
Восприятие мира с точки зрения тех моральных ценностей, которые проповедует религия,
прежде всего мотив жертвенности, желание спасти мир являются важнейшими именно для
русской культуры и литературы. Н. Бердяев по этому поводу выразил справедливую мысль:
«Само искание Царства Божьего на земле было русским исканием. С Гоголя начинается
религиозно – нравственный характер русской литературы, её мессианство»1.
К образу Иисуса Христа обращались прямо и косвенно писатели, поэты, философы
разных культур и исторических времен, что объясняется, прежде всего, потребностью
человека осмыслить свое место на земле, сделать свой нравственный выбор, определиться в
мире, где царит хаос и разрушение, обрести жизненно важные ориентиры. В свое время к
библейским мотивам и непосредственно к теме Христа обращались: М.Ю. Лермонтов, Л.Н.
Толстой, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, Л. Андреев, А. Блок, Б. Пастернак, А. Ахматова, М.
Булгаков, Ю. Домбровский, В. Тендряков, Ч. Айтматов, В. Шаров, Дж. Мильтон, Гёте, У.
Вордсворт, Т.С. Элиот, Г. Грин, А. Миллер, А. Франс, А. Барбюс, У. Фолкнер, Г.Г. Маркес, М.
О. Сильва, А.Р. Бастос и т.д.
В этом смысле образ Христа имеет для искусства непреходящее значение: и писатели,
и живописцы через образ Иисуса ведут художественные и научные размышления над
общественным сознанием, бытием, формирующихся на протяжении многих веков и
поколений, в том числе и в ХХ – ХI вв.
Так, для Ф.М. Достоевского Христос – это идеал, к которому должен стремиться
человек, это идея, которую писатель раскрывает через судьбы и мысли своих героев для
того, чтобы человечество осуществило замысел Божий. («Идиот», «Братья Карамазовы»).
Для А. Блока образ Христа – символ нового мира, который уже строят люди, несмотря на их
кровавый путь, они создадут чистый, справедливый и бескровный мир («Двенадцать»).
Обращение писателей ХХ века к Евангельскому образу - явление отнюдь не
случайное. Столетие, насыщенное трагическими кризисами, ознаменовавшееся разгулом
ненависти, крушением утопий, идет к своему завершению в атмосфере угрозы, нависшей над
цивилизацией. Все это доказывает жизненную необходимость укрепления нравственных
устоев в обществе, а ведь совсем недавно их считали чем-то второстепенным в сравнении с
социально- политическими проблемами.
Разумеется, вопросы о смысле жизни, о подлинном призвании и ценности человека
никогда не носили отвлеченного характера, но сегодня элементарный инстинкт
самосохранения требует задуматься над ролью нравственно – этических ценностей. Вот
почему, Евангелие на почве которого веками возрастала культура многих народов, снова и
снова входит в круг животрепещущих тем в художественной литературе.
Актуальность Евангельской темы в художественной литературе определяет
актуальность выбора темы магистерского диссертационного исследования. Актуальность
темы видится в том, что осмысление и выявление своеобразия художественного решения
темы Христа в романе «Мастер и Маргарита» М. Булгакова, «Плаха» Ч. Айтматова,
«Покушение на миражи» В. Тендрякова будет способствовать освоению одного из главных
направлений, идейно – этических поисков современной литературы.
Предметом исследования являются роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», Ч.
Айтматова «Плаха», В. Тендрякова «Покушение на миражи».
Новизна данного исследования определяется предметом исследования, а именно
романом В. Тендрякова «Покушение на миражи», так как (насколько может судить автора
работы) пока в современном литературоведении нет специального исследования в
выбранном направлении, а также, в попытке проанализировать художественное своеобразие
образа Христа именно в таком соседстве авторов. Анализ художественных произведений,
написанных в разные годы, в разных исторических условиях – позволяет проследить
эволюцию Образа Иисуса Христа в современной литературе.
Целью является выяснение причин достаточно настойчивого обращения русских
писателей ХХ века к образу Христа и библейским мотивам, выявление характерных
художественных особенностей в трактовке образа Христа и элементов Евангелия в
исследуемых романах М. Булгакова («Мастер и Маргарита»), Ч. Айтматова («Плаха»), В.
Тендрякова («Покушение на миражи»).
Для реализации поставленной цели следует решить следующие задачи:
- Определить, какие элементы Евангельской легенды о Христе использует М. Булгаков
в романе «Мастер и Маргарита», Ч. Айтматов в романе «Плаха», В. Тендряков в романе
«Покушение на миражи»;
- Сопоставить библейское учение о Христе и его интерпретации в произведениях М.
Булгакова, Ч. Айтматова, обозначить их принципиальные различия;
- Исследовать художественное своеобразие трактовки образа Христа и проблем
нравственности, с ним связанных, в романе В. Тендрякова «Покушение на миражи».
ГЛАВА I
Традиции библейского учения о Христе в произведениях
М.А. Булгакова («Мастер и Маргарита»), Ч.Т. Айтматова («Плаха»)
Великие христианские мыслители последних ста лет, такие, как, Владимир Соловьев,
Николай Бердяев или Пьер Тейяр де Шарден, справедливо утверждали, что демоническим,
разрушительным началам в людях может противостоять только дух любви и милосердия,
жертвенности и уважения к личности. Они указывали на Евангелие как на фундамент
общечеловеческой этики.
Однако необходимо сказать, что Евангелие представляет собой не только моральный
кодекс, оно повествует о Личности, которую Новый завет называет спасителем, то есть тем,
кто открыл человеку путь спасения от мирового зла. Тайна Христа является средоточием
Нового завета, и не только его, но и всей Библии. Ни одно другое учение не обладало такой
властью и влиянием на бесчисленные человеческие жизни и культуры, ни одно другое учение
не привело к таким переменам и не вызвало таких бурных дискуссий, которые особенно
актуальны в ХХ – ХХI вв.
Следует напомнить, что христианство основано не только на идеях, но и на событиях.
В его центре мы обнаруживаем не теорию, а, как уже было сказано, личность – Иисуса
Христа. Многие люди имеют сентиментальные представления об Иисусе. Он кажется им
анемичным персонажем, интересующимся больше детьми, птицами и цветами, чем суровой
реальностью мира взрослых людей, зовущим в свое Царство «не от мира сего». Такое
мнение являет собой разительный контраст с монументальной фигурой Нового завета.
Если обратиться к новому завету, то мы увидим там следующие характерные черты
Иисуса – Бога и Человека:
- человека, которого власть предержащие называют опасным бунтовщиком;
- человека, за которым следовали огромные толпы людей;
- человека, вдохновлявшего других своим примером, а не только проповедями;
- человека, избравшего бескомпромиссный путь к мученичеству;
- человека глубоких страстей и решительных действий.
Евангелие от Матфея, Марка, Луки и Иоанна уверяют нас, что Христос действительно
интересовался детьми и природой. Он ласково относился к униженным и обездоленным. Но
мир, в котором он жил, был грубым миром ненависти, интриг, жестокости и коварства. В
Евангелиях предстает динамичная фигура, воюющая с силами зла оружием любви,
искренности и всепрощения. Его честность была мужественной, а Его атака на величайшие
грехи: гордыню, лицемерие и безразличие – стремительной и бесстрашной. «Иисус –
греческая форма слова Иешуа, сокращенного из Иегошуа, и значит помощь Иеговы, или
Спаситель. Означенное имя нередко встречается между евреями и усвояется в Священном
писании разными лицами, но, прежде всего, принадлежит Спасителю и Богочеловеку».2
«Христос есть греческое слово, значащее Помазанник, слово же Мессия есть еврейское и
означает то же самое, что и греческое. Поэтому иудеи называют Его Мессией, христиане –
Христом».3
Иисус не выступал в роли «оригинального» пастыря, будучи иудеем, он принадлежал к
традиции, уходившей в иудейское Священное Писание (известное как Ветхий завет). Он
постоянно обращался к Писанию, и Его основные заветы – «возлюбить Господа всем
сердцем и возлюбить ближнего как самого себя – связывают между собой два отдельных
ветхозаветных текста (Второзаконие, Левит). В этом заключается Его гений: в умении
образовывать новые связи, проводить свежие аналогии, брать старые идеи и облачать их в
новые одежды, наполняя новым содержанием, открывать глубинный смысл знакомых
понятий.
«Солью» Евангелий и христианского учения является нагорная проповедь Иисуса,
которая начинается с благословений:
«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство небесное.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю…»4.
Нагорная проповедь Иисуса содержит призыв к любви, что является центром в учении:
«А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас …»
Укрепление веры в Бога: Итак, не заботьтесь, и не говорите: «Что нам есть?» или:
«Что пить?» Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду в этом».
Поощрение к молитве: «Просите и дано будет вам; ищите и найдете; стучите, и
отворят вам».
Бескомпромиссный призыв принять учение Иисуса: «А всякий, кто слушает слова Мои
и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на
песке» (с. 1507).
Христос дает понять, что его представление о Царстве Божием весьма отличается от
расхожих взглядов того времени. Его страна находилась под вражеским гнетом. Ненавистные
римляне командовали повсюду, и многие евреи склонялись к вооруженному восстанию.
Еврейский народ имел славную историю побед на полях сражений; возможно, этот Учитель
будет новым военным лидером? Тем, кто хотел последовать по этому пути, Иисус уготовил
горькое разочарование: «Царство мое не от мира сего» (с.1511). Его последователи должны
были подставлять бьющему другую щеку, а лидерство определялось смиренным служением.
В христианском понимании, Царство Божие присутствовало на земле благодаря присутствию
Иисуса. Но его пастырство также было знаком будущего, в котором Царство Божие наступит
навеки. Когда-нибудь Сын Человеческий «приидет во славе Отца своего со святыми
Ангелами» (с. 1649). Понятия «теперь» и «потом» удерживаются в равновесии.
Иисус Христос знаменит своими историями, или притчами. Притча работает на двух
уровнях. Евангельская притча – это земная история, исполненная небесного смысла. На
одном уровне она представляет собой увлекательное повествование, в котором действуют
живые люди, но при этом в нем присутствует более глубокий смысл и мораль. Слушателям
предлагалось самостоятельно найти этот смысл и мораль, некоторые притчи дает понятие
роста, в других передается ощущение кризиса: необходимо принять решение, выбрать
нужную сторону, в притчах обычно говорится о людях. В Его учении выдвинуты
интеллектуальные требования, Учитель уважал разум слушающих Его. Пользуясь
преувеличениями и парадоксами, Христос заставлял своих Учеников и тех, кто обращается к
этому учению, усиленно размышлять: «Он не мог буквально хотеть этого, значит, он имел в
виду…» Учение Иисуса бескомпромиссно в своих моральных и духовных требованиях, все
зависит – от восприятия и толкования фраз, дошедших до нас через века.
«Кто ударит в правую щеку твою, обрати к нему и левую.
Кто принудит тебя идти одно поприще, иди с ним два» (с. 1509).
«Не судите, да не судимы будете.
Прощайте до семижды семидесяти раз.
Все. Что имеешь, пойди продай и раздай нищим» (с.1526).
«Пусть мертвые хоронят своих мертвецов» (с. 1532).
«Не заботьтесь для души вашей…»(с. 1511).
Иисус особо указывал на то, что молитва, умение прощать, искренность, смирение и
щедрость являются необходимым условием для вхождения в Царство небесное. Иисус жил в
сложной политической обстановке: Рим восстановил мир, но разногласия и положение в
Палестине создавали напряженность. Понтий Пилат, римский наместник, правивший десять
лет от имени императора Тиберия, был человек упрямый, заносчивый и сделал все, чтобы
восстановить против себя своих иудейских подданных. Пилат и Ирод Антипа, тетрарх
Галилеи в течение почти тридцати лет, были врагами. Тем не менее, когда появился Иисус «миротворец», эти заклятые политические враги объединились, чтобы распять Его. Не желая
участвовать в этом деле, Пилат отдал Иисуса палачам, "умыв руки", и сняв с себя
ответственность за невинно пролитую кровь. Иисуса обвиняли в том, что он подстрекал народ
к восстанию, якобы, с целью создать собственное Царство, старейшины обвиняли Его в
богохульстве, за то, что он равнял себя с Богом, приговорили Его к позорной смерти. Таким
представляется образ Иисуса Христа, Учителя, подобного нам во всем, кроме греха,
Богочеловека в Библии, в традиционном понимании.
Образ Иисуса Христа в определенных исторических ситуациях имел небывалую
популярность в культуре, литературе разных стран мира. Н. Бердяев сказал, что «Основной
русской темой будет не творчество совершенной культуры, а творчество лучшей жизни.
Русская литература будет носить моральный характер более чем все литературы мира,
и скрыто – религиозный характер».5
Русская модернистская литература начала ХХ века подверглась «генеральному
пересмотру» в наши дни, творчество тех авторов, которых считали «упадническими»,
изучается в ином аспекте, с иных позиций. Леонид Андреев – признанный классик, хотя
современному читателю его имя говорит неизмеримо меньше, чем читателю, скажем первых
дух десятилетий ХХ века. Непривычная острота в трактовке мировоззренческих проблем,
трагическая страстность размышлений о человеке и мире, личности и народе, смысле
человеческой жизни, долге и добре, одиночестве и замкнутости – вот круг тех вопросов,
интересовавших писателя Л. Андреева. Скандально известный при жизни автор, умерший в
безвестности на своей даче в Финляндии, оказался достойным продолжателем традиций
русской интеллектуальной психологической прозы второй половины 19 века, прозы Ф.М.
Достоевского и А.П. Чехова, и одновременно глубоким новатором, гениально предугадавшим
многие из путей развития мировой литературы. Исследователь творчества писателя Л.А.
Иезуитова пишет, что «Опыт Андреева имел большое значение для В. Маяковского и Б.
Брехта, без него нельзя установить родословную Ф. Кафки, Л. Пирандело и Ю.О’Нила;
обращение к творчеству Андреева обнаруживает корни таких литературных явлений, как
экзистенциализм (а Камю), интеллектуальный театр абсурда, «философский реализм» в
Японии; искания Андреева в области «неореализма» и «универсального психологизма»
находятся в русле разнообразных веяний в русском и мировом театре и кино».6
Повесть «Иуда Искариот и другие» впервые опубликована в 1907 году. Сам автор так
определили смысл своего произведения: « Иуда Искариот и другие» - нечто по психологии,
этике и практике предательства…»7 Источником для создания повести Л. Андрееву
послужило Евангелие, темы которого разрабатывались писателем и в ряде других его
произведений (например, в «Жизни Василия Фивейского»). Парадоксально опровергнув
евангельскую легенду, Л. Андреев сделал попытку психологически обосновать
поступки и действия героев евангельской легенды. Кроме того, он последовательно
проводил снижение «высокой темы» введением бытовых подробностей, что, естественно,
вело к разрушению их божественной святости. В повести «Иуда Искариот и другие» Л.
Андреев вводит прием антитезы, главным героем является Иуда, в центре произведения –
характер Иуды – предателя. Образ Христа отходит на второй план, изображается в
противопоставлении Иуде, страшная близость человека «божественной красоты» и
«чудовищного безобразия» подчеркивается автором на протяжении всей повести. Иуда в
повести выполняет следующие функции: Образ Иуды – полная противоположность образцу
нравственного и духовного совершенства Иисуса Христа, поведение Иуды выявляет
недостатки учеников – апостолов Христа, Иуда – образец предательства. В повести Л.
Андрееву удалось ярко и неординарно изобразить предателя - Иуду и учеников Иисуса
Христа, тем самым дополнить скупые на эмоциональность строки Евангелия. Тема
предательства, реализованная в повести «Иуда Искариот и другие» звучит как
предостережение тем, кто посвящает свою жизнь борьбе за идею. Нельзя допускать в свои
ряды тех, кто сомневается, тех, кто своими поступками и поведением опровергает лежащие в
основе идеи высокие идеалы.
Творчество Булгакова многообразно. Свой последний роман «Мастер и Маргарита»
Михаил Булгаков начал писать зимой 1929 – 30 гг. В общей сложности работа над ним
продолжалась более десяти лет. Роман написан так, «Словно автор, заранее чувствуя, что
это его последнее произведение, хотел воплотить в него без остатка всю остроту своего
сатирического глаза, безудержность фантазии, силу психологической наблюдательности».8
Булгаков раздвинул границы жанра романа, ему удалось достигнуть органического
соединения историко-эпического, философского и сатирического начал. По глубине
философского содержания и уровню художественного мастерства «Мастер и Маргарита» по
праву стоит в одном ряду с «Божественной комедией» Данте, «Дон Кихотом» Сервантеса,
гётевским «Фаустом», толстовской «Войной и миром» и другими вечными спутниками
человечества в его исканиях истины «Свободы».9
Персонажи и сюжеты Булгакова проецируются одновременно на Евангелие и на
легенду о Фаусте, что придает роману парадоксальный и порой противоречивый по его
ассоциациям характер. В одном поле неразрывно соединяются святость и демонизм, чудо и
магия, искушение и предательство.
Роман не получил положительной оценки официальной советской критики: слишком
влиятельно было её экстремистское крыло, связанное с журналом «На посту». Одной из
предпосылок негативного восприятия было непролетарское происхождение писателя. Для
вульгарно – социологической критики это было краеугольным камнем, от которого в первую
очередь зависел ход обсуждения. Что же касается чисто литературных критериев, то герои,
стиль, композиция показались чужеродными для литературной среды. Напостовская критика
носила
четко
выраженный
нормативный
характер:
зеркальное
отображение
действительности. Условности, гротеск, феерия оценивались резко отрицательно и
выводились за рамки реализма. Такой была прижизненная литературная судьба А.
Платонова. Полемический пафос романа Булгакова направлен против узкого безграмотного
толкования произведений искусства, характерного для напостовской критики. Критики
Приман, Латунский, Лаврович явно имели реальных прототипов. Автор подверг осмеянию
методологию этой критики с её выражениями «воинствующий старообрядец», «пилатчина» и
др. Враждебный стан сразу увидел намек на свои кампании против «есенинщины»,
«булгаковщины». М. Булгаков получил ярлык классового врага.
Впервые роман «мастер и Маргарита» был напечатан в журнале «Москва» в 1966-67
гг. Сразу же после этого в печати появились публикации таких авторов, как А. Берзер, И.
Виноградов10. Начались серьезные исследования романа. В 60-70-е годы ряд критиков
негативно оценил авторскую позицию «Мастера и Маргариты». Л.Т. Скорино, М. Гус и А.
Метченко11 не оценили гуманистического пафоса романа, приписали ему абстрактный
гуманизм и беспросветный пессимизм. Они не услышали булгаковского смеха, игнорировали
эту существенную часть художественного мира прозаика.
Критики спорили по поводу толкования отдельных образов и идей этого романа,
жанрового и композиционного своеобразия, истории создания и так далее. Не уловили
философского пафоса романа Г. Макаровская и А. Жук12, истолковавшие его лишь как чисто
сатирическое произведение. А Казаркин13 утверждал, что это плутовской роман, а жанровое
истолкование «сатирический роман» сводит данное произведение до среднего уровня, и
многие детали в романе покажутся лишними. В. Лакшин14 первым привлек большой контекст
для истолкования романа, показал всю сложность его построения, связующее значение в ней
солнечного и лунного света, отметил элемент парадоксальности в самой «природе романа»,
очень точно указал на своеобразие булгаковской сатиры. Фантастической по своей форме как
сатира М. Е. Салтыкова – Щедрина, но оттого «…не менее реальной в своем содержании».
Он более точно определил центральные фигуры, а также указал на новаторский характер
ключевого образа Воланда: «Не будет преувеличением сказать, что Воланд соединяет в себе
дьявола Мефистофеля и мага Фауста»15.
Критики О. Михайлов и П. Палиевский16 определили характер булгаковского
смехоглумления, отметили его положительную силу и влияние на персонажей романа. Такие
исследователи, как В. Скобелев, В. Литвинов, А. Альтшуллер17 отмечают сатирическое
мастерство автора, утверждая, что герои увидены и изображены им с беспощадностью Гойи.
Характеристика образов Мастера и Маргариты, Иешуа Га - Ноцри и Понтия Пилата, Воланда
и других дана в работах И. Бэлзы, Л. Яновской, В. Петелина18.
Исследователь творчества М. Булгакова Е. Сидоров19 говорит, что, читая роман, будто
бы ощущаешь тени Гофмана, Гоголя и Достоевского. «Музыка гоголевской прозы возникает
как лирический звук трагизма, когда течение романа устремляется к последнему пределу:
«Как грустна вечерняя земля!…».
Острые дискуссии о произведении М. Булгакова продолжаются уже более полувека.
Борьба против автора сменилась борьбой за него, и поразительно быстро пришло признание.
В истории литературы это феноменальный случай.
Роман «Мастер Маргарита» поставил множество вопросов во всем многообразии и
противоречивости: судьба и личность художника, общество и художник, свет и покой,
интеллигенция и народ, добро и зло, достоинство и честь человека, связь неба и земли и др.
М. Булгаков работал над этими проблемами в других своих произведениях и на разном
материале: в повести «Записки на манжетах» (1923г.), «Дьяволиада» и «Роковые яйца» (1924
– 25 гг.), пьесе «Дни Турбиных» и «Зойкина квартира» (1926г.), «Бег» (1926 – 28гг.), романе
«Белая гвардия» (1927 – 29 гг.) и других произведениях.
М. Булгаков был истинно русским писателем, и в нем, было заложено (и воспитанием,
и жизнью) все то, над чем задумывалась и чем болела вся русская и мировая литература.
Поэтому таким органичным не только для романа, но и для всего творчества писателя, его
мировоззрения выглядит включение в роман образа Христа. В романе воплотились
замечательные традиции не только русской классической литературы (Н.В. Гоголь, Ф.М.
Достоевский, М.Е. Салтыков – Щедрин), но и мировой литературы в целом (Гофман, Рабле,
Свифт, Уэллс и др.). Произведение Булгакова представляет сложность не только в плане
идей, проблем, поисков, но и своей композиционной структурой: в нем сочетаются
реалистический, фантастический и библейский пласты. Библейский сюжет очень интересен в
романе, он занимает пять глав, трижды прерывая повествование о Москве 20-30-х годов в
самые неожиданные моменты. Не случайно писатель разбивает единый евангельский миф
на части, и вводит их в целое реалистическое повествование. Евангельская легенда о Христе
дана автором романа не только как историческая ценность, но и как один из центров связи с
целым текстом, с главными персонажами, позволяющим выявить и разрешить основной
конфликт романа. С поразительным искусством автор вводит в роман повествование о
Понтии Пилате и Иешуа, написанное в традициях лучшей латинской прозы, начинающееся
размеренным и четким, как шаг римских легионеров, описанием встречи прокуратора и
бродячего философа. Главы и Иешуа и Пилате живут в произведении самостоятельной
жизнью, однако, эти «вставные главы» составляют единое целое с ходом повествования. Со
второй главы романа («Понтий Пилат») начинается «тема» Пилата и Иешуа Га - Ноцри,
которая получит дальнейшее развитие в главах «Казнь», «Как прокуратор пытался спасти
Иуду из Кириафа» и «Погребение», а завершится в главе «Прощание и вечный приют». Все
изображенное в романе имеет высший смысл благодаря вторжению демонической силы,
традиционное называемой силой зла. Проблема добра и зла в романе рассматривается как
стержень философии М. Булгакова, объединяющей образы героев романа в единую систему.
В трактовке образа Иисуса Христа как идеала нравственного совершенства Булгакова
отошел от традиционных канонических представлений, основанных на четырех Евангелиях и
апостольских посланиях. В. Немцев пишет: «Иешуа – это «авторское воплощение идеала
положительного человека, к которому направлены стремления героев романа»20.
Библейский сюжет, на который проецируется произведение Булгакова, представляет
собой синтез трех основных элементов – Евангелия, Апокалипсиса и «Фауста».
Булгаков видел в духовном подвиге человека, который в романе назван Иешуа Га –
Ноцри и за которым виден его великий евангельский прообраз. Фигура Иешуа стала
выдающимся открытием М.А. Булгакова.
Есть сведения о том, что писатель не был религиозен, в церковь не ходил, от
соборования перед смертью отказался. Но вульгарный атеизм был ему глубоко чужд.
Булгаков по-своему рассказывает легенду о Христе, образ героя вырастает из
реалистических подробностей, - это обычный смертный человек, проницательный и наивный,
мудрый и простодушный.
Вместе с тем – это воплощение чистой идеи, высший образ человека и человечества.
Иешуа беззащитен, слаб физически, но силен духовно – он вестник новых человеческих
идеалов.
Ни страх, ни наказания не могут заставить его изменить идее добра, милосердия. Для
Иешуа все люди одинаково интересны: и Палат и Иуда, и Крысобой. Все они «добрые люди»,
только – «покалеченные теми или иными обстоятельствами». Слова Иешуа перекликаются с
высказываниями Канта о сути христианства – определенной или как чистая вера в добро, или
как религия доброго образа жизни, обязывающей к внутреннему совершенствованию. Кант
рассматривает добро как свойство, изначально присущее человеческой природе, как
впрочем, и зло. Для того чтобы человек состоялся как личность, то есть существо, способное
воспринимать уважение к моральному закону, он должен развить в себе доброе начало и
подавить злое. «И все здесь зависит от самого человека».21 Иешуа, даже понимал, что от его
слов зависит решение его судьбы. Ради собственной же идеи добра не произносить слово
неправды. «Правду говорить легко и приятно».22 Если бы он хоть немного покривил душой,
то «исчез бы весь смысл его учения, ибо добро – это правда!»23
В чем же главная сила Иешуа? Прежде всего, в открытости, непосредственности.
Его первое появление в романе фиксирует:
« …ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи.
Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была
прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым
глазом у человека был большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью.
Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора….. Человек со
связанными руками подался вперед и начал говорить: - Добрый человек! Поверь мне…».24
Бродяга – философ крепок своей верой в добро, которую не могут отнять у него ни
страх наказания, ни зрелище вопиющей несправедливости, чьей жертвой становится он сам.
Его немерная вера существует вопреки обыденной мудрости и наглядным урокам казни. В
житейской практике эта идея добра, к сожалению, не запрещена.
«Слабость проповеди Иешуа в ее идеальности, - справедливо считает Лакшин, - но
Иешуа упрям, и в абсолютной цельности его веры в добро есть своя сила»25. В своем
герое Булгаков видит не только религиозного проповедника и реформатора – образ
Иешуа воплощает в себе свободную духовную деятельность. Иешуа – внутренне
свободен. Даже понимая, что ему реально угрожает смертная казнь, он считает нужным
сказать римскому наместнику: « Ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в
людей. Твоя жизнь скудна, игемон»26.
Б.В. Соколов полагает, что идея «заражения добром, являющаяся лейтмотивом
проповеди Иешуа, привнесена Булгаковым из ренановского «Антихриста»27.
Иешуа мечтает о будущем царстве «истины и справедливости» он оставляет его
открытым абсолютно для всех « … настанет время, когда не будет власти… ни какой-либо
иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет
надобна ни какая власть»28.
Иешуа – человек, всегда открытый миру. «Открытость» и «замкнутость» - вот, по
Булгакову, полосы добра и зла. «Движение навстречу» - сущность добра. Уход в себя,
замкнутость – вот, что открывает дорогу злу. М.Б. Бабинский отмечает необъективную
способность Иешуа поставить себя на место другого, чтобы понять его состояние. Основой
гуманизма этого человека является талант тончайшего самосознания и на этой основе –
понимание других людей, с которыми сводит его судьба»29.
Но разве увлечение к миру «навстречу» ему не есть одновременно «движение»
истинно? В этом ключ к эпизоду с вопросом: «Что такое истина?» Истина для Иешуа – это то,
что на самом деле, это снятие покровов явлений и вещей, освобождение ума и чувства от
любого сковывающего этикета, от догм: это преодоление условностей и помех. Но здесь
заключено самое трудное, ибо для полноты общения с миром необходимо бесстрашие,
бесстрашие души, мысли и чувства.
Критиками образ Иешуа трактуется неоднозначно. Л. Скорино, например, не считает
его нравственным высшим идеалом. По его мнению, гуманизм Иешуа бездеятелен, ничего не
способен изменить в мире. Так ли это? Булгаковский Иешуа не деятель, он – проповедник,
носитель вечного идеала, вершина бесконечного восхождения человечества на пути к добру.
Тогда как в Евангелии Иисус не только проповедует, но и помогает бедным людям,
совершает чудеса, заступается за угнетенных.
Иешуа казнен, победа зла над добром. Создается впечатление, что Иешуа так и не
нашел, что он умер, он был живым все время и живым ушел. Кажется, что самого слова
«умер» нет в эпизодах Голгофы. Он остался жив, он мертв лишь для Левия, для слуг Пилата.
Великая трагическая философия жизни Иешуа состоит в том, что на истину (и на
выбор жизни в истине) испытывается и утверждается так же и выбор смерти. Умереть за
правду и добро, или жить с ложью и злостью. Он «сам управился» не только со своей жизнью,
но и со своей смертью. Он «подвесил» свою телесную смерть, та же, как «подвесил»
духовную жизнь. Тем самым он поистине «управляет собой» (и вообще, всем распорядком на
земле): управляет не только Жизнью, но и Смертью».30
Построение булгаковского романа позволяет утверждать, что писатель знал правила
так называемой формулы «двойника» и использовал их для философской концепции мира и
человека. По законам данной формулы и построен роман «Мастер и Маргарита», черты
внутреннего поэта воплощены в образе Мастера. Между Мастером и Иешуа явно ощущается
параллель. Ю.Б. Лотман назвал тему двойника «литературным адекватом мотива зеркала».
Создаваемый Мастером «малый» роман – зеркало, включенное в состав «большого романа»,
большого зеркала, отражают оба все ту же метущуюся булгаковскую душу, все ту же
искательскую и неустроенную жизнь. Мастер, по воле автора романа, создает «Пятое
Евангелие», гораздо более стройное, чем все новозаветные: в его изложении библейская
история становится по - земному до того живой, что в ее реальности невозможно усомниться.
Собственно говоря, мастер посвятил жизнь Иешуа – герою своего романа. Согласно
христианскому догмату, человек может найти удовлетворение только в Боге. Именно в нем и
находит свое призвание Мастер. Согласно концепции романа, Бог (в данном случае Иешуа) –
это истина и добро. Следовательно, смысл и цель жизни мастера – в истине и добре, которые
воплощают в себя подлинную степень нравственности.
По мнению Б.М. Гаспарова, Мастер несет в себе черты не только Христа, но и Пилата:
он отрекается от своей роли (а вместе с этим – и от своего героя), сжигает рукопись,
пытается рассказать миру известную ему одному правду о совершившейся казни. Но у него
не хватает сил это сделать, и слабость делает его не только жертвой, но и молчаливым
свидетелем – соучастником. «Очевидно, именно этой двойной проекции образа объясняется
знаменитый конечный приговор Мастеру. Он не заслуживает света, он заслужил покой».
31
В
Мастере много черт, роднящих его с Иешуа: верность убеждениям, неумение скрывать
правду, внутреннюю независимость.
Идея добра должна показать свою слабость на практике, в реальной жизни: святая –
она не защищена, благородная – она терпит беду. Даже в Иуде, предавшего его он видит
доброго и любознательного человека, в слове «любознательный» скользит легкая тень
булгаковской иронии над проповедью всепрощения. Слабость этой проповеди – в ее
идеальности.
Такой человек, как Иешуа Га – Ноцри, не только усваивает и вбирает в себя все
нужное, совершенное, но главным образом порождает то новое, что обогащает эпоху.
Беззащитный и слабый в земной жизни и личной судьбе, он велик и силен как провозвестник
новых человеческих идеалов: «Рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. …
Бог один, в него я верю» (с. 299, 306).
Булгаковский Иешуа выражает народный утопический идеал, говоря о царстве
справедливости, царстве истины на земле. Тогда как царство евангельского Христа «не от
мира сего». Для церкви – это «сатанинский соблазн», рай на земле, связанный с неверием в
Воскресение. Сатана Ветхого завета есть сила небытия. В образе гетевского Мефистофеля
отразились средневековые ереси, именно на них обратил внимание Булгаков, избрав
эпиграфом слова о благодеянии дьявола.
«…Так кто ж ты, наконец?
- Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо…»
Гете «Фауст» (с.282)
Уже для Гете истина не в устранении зла, а в равновесии зла и добра в мире. Булгаков
углубил и конкретизировал эту мысль, сделав ее стержнем философии романа. Ни вечного
торжества зла, ни посрамления добра в романе нет. Но однолинейное добро, перейдя грань
меры, несет зло (насилие, страдание), а зло, противостоя такому добру, дает людям благо.
Размышляя о происхождении своего героя, писатель пользуется на первых порах
такими источниками: «Жизнь Иисуса» Э. Ренана и «Жизнь Иисуса Христа» Ф.В. Фаррара.
Далее автор расширяет библиографический охват материалов, в его дневнике появляются
выписки из книги «Жизнь Иисуса» Д.-Ф. Штрауса – одного из основоположников
рационалистической критики Евангелий, объявившего Евангелие мифом, но верившего в
историческое существование Иисуса Христа, также выписки из книги «Миф о Христе» Артура
Древса, представителя «мифологической школы», утверждающего, что в христианском
учении все, включая жизнь Иисуса, - не более как миф. Есть также выдержки из произведения
А. Барбюса «Иисус против Христа».
Все, что написано Мастером о Христе и Пилате, о событиях, происшедших на древней
земле иудеи, приведено в романе дословно. Очень много в романе древних слов, данных без
перевода, без пояснений, и, тем не менее, абсолютно понятных. Гамалу Булгаков сделал
местом рождения своего Иешуа: «Откуда ты родом? – спросил прокуратор. – Из города
Гамалы, - ответил арестант…» (с. 297). Не Иерусалим, а Ершалаим, не Голгофа, а Лысая
гора, даже Лысый череп. «Солнце уже снижалось над Лысой горой, и была эта гора оцеплена
двойным оцеплением» (с.141). Город Кириаф, из которого будто бы родом Иуда, не Иуда с
невразумительным прозвищем Искариот, а Иуда из города Кириафа: «… позавчера вечером
я познакомился возле храма с одним молодым человеком, который назвал себя Иудой из
города Кириафа, - продолжал Иешуа» (с. 305). Вместо благостного евангельского имени
Иисуса из Назарета – еврейское имя Иисуса с хриплым варварским прозвищем Га – Ноцри.
«Иисус – греческая передача еврейского имени Иесуа, Иешуа или Иехошуа, то есть Иегова
спасает, Бог помощь, спасение».32 По-своему рассказав библейскую легенду о Христе,
Булгаков выделил мотив «христианского социализма», «демократических тенденций»,
свойственных, как указывают историки, раннему христианству.
Писатель знал Евангелие: закон Божий был в программе гимназии, где он учился, и по
этому предмету у Михаила было «отлично». Иешуа га – Ноцри в изображении Мастера
нисколько не похож на явление потустороннее, на сына Божьего, он обыкновенный человек,
способный испытывать и возмущение, когда ему приписывают слова и призывы, которых он
не произносил, и досаду, когда Левий Матвей неверно толкует его проповеди, Иуде и вовсе
удается его провести и спровоцировать на рассуждения, стоящие ему жизни. Как всякий
человек, Иешуа боится боли, получив удар бичом, смиренно просит истязателя Крысобоя не
бить его. Ужас мелькает в его глазах от нечаянной оговорки в разговоре с Пилатом, сулящей
новые побои. При всей внешней обыкновенности, он необыкновенен внутренне, хотя и в этом
смысле в нем нет ничего сверхъестественного, чем в любом, отмеченном печатью гения
человеке. Люди, которые слушают его, готовы идти за ним, куда бы он их не повел. Сила его
слова такова, что прокуратор, уже опасаясь ее, приказывает, «чтобы команде тайной службы
было под страхом смерти тяжкой кары запрещено о чем бы то ни было разговаривать с
Иешуа или отвечать на какие-либо вопросы» (с. 307). Секрет этой силы даже не в смысле
слов бродячего философа, не в глубочайшей его убежденности, а в абсолютной
независимости, свободе его разума и духа, чего нет у Пилата, Каифы. Недаром они на
первый момент видят в нем безумца. Речи Иешуа постоянно сопровождаются «ремарками»,
передающими то, что испытывает, слушая, их секретарь Понтия, благодаря чему мы видим,|
какое впечатление они производят. «Секретарь вытаращил глаза на арестанта… Секретарь
смертельно побледнел и уронил свисток на пол… Удивление выразилось на лице
секретаря… Секретарь думал теперь о том, верить ли ему ушам своим или не верить.
Приходилось верить» (с. 300). Эти мирные размышления Иешуа, отвергающие насилие и
вообще, всякие разрушительные действия, опасны для власти настолько, что прямой призыв
к мятежу, убийство стража – преступления, совершенные разбойником Вар – равваном ни в
какое сравнение с ними не идут. В результате чего Вар равван помилован, а философ
восходит на Лысую гору, на Голгофу.
В романе «Мастер и Маргарита» происходит разложение образа Понтия Пилата –
диктатора и превращение его в страдающую личность. Двойственная жизнь Пилата –
неизбежное поведение человека, зажатого в тиски власти, своего поста. Пилат полюбил, но
не спас Христа, опасаясь за свое благополучие, поддаваясь дьявольскому наваждению. Он
между страхом и любовью, долгом и подлостью, добром и злом, при этом – он крупнейший
чиновник, умный и волевой, но не творец, не талантливый человек. Понтий Пилат совершает
над собой беспощадный суд, раскаянием и страданиями он искупает свою вину и получает
прощение. То есть этим делается намек, что сам прокуратор является жертвой. Герой романа
Мастера распят на кресте, но учение его осталось жить. Две тысячи лет спустя Берлиоз и
Иван Бездомный все еще воюют против него, доказывая, что героя этого и на свете не было,
героя, который утверждал, «только одну идею: все люди добры. Идею этическую, из круга
парадоксальных нравственных идей, взрывающих человеческое сознание, его привычные
оценки, и недаром приходящую в противоречие с тем, как обнаруживают себя реальные люди
в самом романе Булгакова».33
Обращение к теме Христа позволило Булгакову создать социально-философский
роман нового типа, в котором глубина исторического времени и идейно-духовная значимость
Христова
учения
неимоверно
расширили
художественное
пространство
личными
проблемами веры и безверия, духовности и бездуховности, вины и расплаты, доверия и
предательства. Автору захотелось провозгласить: победа зла над добром не может стать
конечным результатом общественно-нравственного противоборства. Этого, по Булгакову, не
приемлет сама человеческая природа. Именно к образу Христа обращается писатель, чтобы
в свое время, полное трагических событий, виновниками которых были представители
власти, заострить внимание людей на проблемных отношениях власть имущих и им
подчиняющихся, на тех драмах, которые разыгрываются в стране из любви к мечу Кесаря.
При внешнем сходстве сцен Понтия Пиала с Иисусом в романе Булгакова «Мастер и
Маргарита» и в романе Ч. Айтматова «Плаха» необходимо отметить своеобразие
художественного отражения библейского образа Христа у каждого из авторов.
В романе «Плаха»(1986 г.) привлекает соединение глубины повествования с
тщательной аргументацией всего происходящего, детальным проникновением в характеры
героев. Проблемы, поставленные в романе, не утратили своей актуальности: экология,
природа и человек, наркомания, религия, духовность жизни человека, ответственность
личности за судьбу всего человечества и др. Роман создается в других условиях, когда нет
страха репрессий, как это было в конце 30-х годов, но «…подкатывается, быть может,
массовая гибель, вулкан – над мещанским благодушием, … подкатывается потому, что
продолжает перешагивать человек через все нравственные ценности, через все десять
заповедей Библии».34 Неслучайно в романе «дух страшного суда сразу и конец света –
апокалипсис! Волки и сайгаки: кроветворное все. А на них – железные птицы с неба:
вертолеты расстреливают на бреющем полете. Нашествие! Война!» Но именно здесь, где
«нашествие» и «война», сходятся три героя: один (Авдий) Бога знает, другой (Бостон), Бога
не знает, третий (Иисус), сам Бог, герои, которые идут по честному и самоотверженному пути.
«Однако путь этот – к плахе. И именно лишь, не боясь ее, перед ее лицом, если выстоять
сумеешь, - и сможешь проложить родниково – первичный луч и вычислить мир от скверны и
явится подлинно началом (а не самозванным «начальником) новый, человечно-любовной
жизни и возвращения всех».35 Именно через судьбы и поступки данных героев выступают
главные сути и ценности бытия, уясняется то, для чего поднялся Авдий: совесть, внутренний
мир души …совесть – как первореальность и первоценность. Ч. Айтматов чувствовал
художественную необходимость включения в роман линии Понтия Пилата и Иисуса Христа
Назарянина. Более того, в беседе с Н. Анастасьевым на страницах журнала «Дружба
народов» писатель говорил, что «Сначала возникла новелла о Понтии и Христе, потом я
почувствовал, что ей нужна материальная опора. Тогда появились волки, заметались по
свету, организуя сюжетный ход повествования. Потом в него вошел Авдий».36
Обращаясь к образу Иисуса, писатель поднимает идейно-эстетическую проблематику
на высоту «вечных» вопросов, связанных с бытием человечества. «Иисус Христос, - пишет
Айтматов, - дает мне повод сказать современному человеку нечто сокровенное. Поэтому я,
атеист, столкнулся с ним на своем творческом пути. Этим же объясняется мой выбор
главного героя, то, что Авдий Каллистратов именно такой, какой он есть».37 Принцип Авдия –
«За всех в ответе» закономерно приводит его к Голгофе, к плахе, как и того, кто «взвалил на
себя грехи мира». Даже Волчица останавливается в прыжке, учуяв благость Авдия: так звери
ластились к святым. Образ Авдия - наивный, чистый, страха не знает, может быть, поэтому и
находит свое призвание в спасении тех, за которых в ответе. Авдий любит все и вся, что есть
Бог, а значит природа для него не материал, а «Матерь Великая», поэтому и «Волчица
Акбара для него сама мудрая Матерь природа», которая взирает – судит человеческий путь и
устроение обитать на земле».38
Авдий – предтеча явления Христа в романе, при этом оба пройдут через судилище,
оба взойдут на плаху.
Роман «Плаха», вышедший в 1986 году, вызвал большие дискуссии, «страсти» в его
критических оценках. На конференции в ФРГ автор романа заметил, что он опирался именно
на христианскую, а не мусульманскую традицию, так как, все-таки центр духовного движения
– это европейское начало и христианское начало. Некоторые критики, например В. Лакшин,
отметили, что включение сцены Понтия Пилата и Христа ничего нового не добавило в ее
толкование. «Особенно же слабы, на мой взгляд, сделанные во след Булгакову как в
соперничестве с ним сцены поединка Иисуса Христа с Понтием Пилатом».39 Однако
отказаться от создания сцены встречи, поединка Христа и Пилата, по замыслу романа,
Айтматов счел не возможным. В этой сцене, интерпретированной Айтматовым, видна
полемика и обращение к роману Булгакова. В изображении М. Булгакова прокуратор –
крупная, значительная личность, даже трагическая фигура, отодвинувшая в тень фигуру
Иисуса. Чингизу Айтматову хотелось «… иначе расставить фигуры … возвратить Иисуса в
центр, сделать его центральной смысловой фигурой».40 Писатель сохраняет библейские
имена, в отличие от Булгакова. У Михаила Афанасьевича «Контекст сцен между Пилатом и
Иешуа - эстетический, так сказать: внутри инфернальной буффонады и веселой дьяволиады,
где единственный светоч: творчество и ради него – любовь, то акцент Айтматова «этический,
серьезно – пророческий».41 Это можно объяснить историческим временем: роман Булгакова
писался в тяжелые годы для страны, и чтобы осилить психическую задавленность,
раскрепостить дух, понадобился смех.
Понтий Пилат – умный кесарь, но сознание его ограниченно установлениями мира, для
него сила есть ценность бытия, а слова о справедливости воспринимает – как уловку
рвущихся к власти, как обман черни. Так он понимает и «подстрекательство» Иисуса, и слух
распущенный, что он – Царь иудейский. Однако его смущает спокойная готовность на смерть:
каков здесь мотив? Ведь тогда не сможет он воспользоваться плодами своей победы. Но
Иисус, человек духовной жизни, знает иное: что для духа смерти нет ценности этого ореола
могучей власти кесарьской, ведь не себя спасти, а спасти многих пришел он. Тут новая
трактовка «Страшного суда»: он не будет, а давно идет – в том ужасном существовании, в
котором «препровождают» свою жизнь люди: во зле, несправедливости, убийствах. «Не я, говорит Пилату Иисус, которому осталось жить на расстоянии перехода через город к Лысой
горе, - приду, воскреснув, а вы, люди, пришествуете жить во Христе, в высокой праведности,
вы ко мне придете в неузнаваемых грядущих поколениях. И это будет мое второе
пришествие. Иначе говоря, я в людях вернусь к себе через страдания мои, в людях вернусь к
людям. Вот о чем речь. Я буду вашим будущим, во времени оставшись на тысячелетия
позади, в том, чтобы таким способом возвести человека на престол призвания его –
призвания к добру и красоте».42
Христос в «Плахе» не Бог – сын, а страдалец, стремящийся к добру, трагический герой,
с распятия взывающий к матери, при этом обыкновенный человек, со своими
воспоминаниями о детстве, матери. Как предельно искренний человек, Иисус не скрывает
того, что боится мучений смерти и молит отца Всеблагого дать ему силы достойно встретить
свою участь, не унизившись до «скотских воплей». Придав Христу черты живой человеческой
личности с ее сомнениями и убежденностью, добротой и твердостью, писатель приблизил его
к восприятию современного читателя.
Центральным в библейском сказании для Булгакова стал многократно вызывавший
спор вопрос Пилата: «Что есть истина?» Спор Иешуа и Понтия Пилата в романе «Мастер и
Маргарита» не закончен, их спор не мог завершиться распятием странствующего философа:
мир далек от царства добра и истины, о которых говорил Иешуа, не менее чем в те в древние
времена. Бессмертие прокуратора – бессмертие зла. В конце романа автор снова сводит гдето на серой равнине, вне времени и пространства – в Вечности Га - Ноцри и Пилата. Но
завершится ли этот спор там, на лунной дорожке, нам неизвестно, сам писатель не уповал на
его быстрое решение.
Ч. Айтматов иначе переосмысливает идею апокалипсиса – «Второго пришествия»
Христа. Для Иисуса: «Превыше всего истина, а истина одна. Двух истин не бывает» (с. 140).
Прокуратору любопытно узнать мотивы поведения этого человека, чем можно объяснить его
стремление спасти род человеческий ценой своей жизни. Айтматовская интерпретация
евангельского сюжета современна, через древний сюжет писатель говорит о бедах нашего
времени, именно обращение к легенде позволяет связать прошлое и настоящее, настоящее и
будущее. По этому поводу сам автор заметил: «…эту ситуацию я пытался решить не то.
Чтобы принципиально иным образом, но привнести в диалог Понтия и Христа весьма
существенный момент – с той поры, как эта встреча нашла отражение у Булгакова, прошел
определенный кусок времени, и мы живем в несколько другом временном измерении. Мне
хочется привнести нечто новое, то, что мы познаем сегодня, и, в частности, сказать о
глобальной уязвимости человеческого мира как такового».43
Библейский сюжет актуализирован, спроецирован на наш беспокойный век, когда
реальная угроза может обернуться всемирной ядерной катастрофой, природными
катаклизмами, катастрофами. Перед человеческим разумом стоит высокая цель: избавить
человечество от страха, уничтожающего и калечащего людские души. Так современность
врывается на страницах романа, наполняя новым содержанием древний сюжет, заставляя
размышлять о вечных проблемах человеческого существования. В этом видится
существенное различие в трактовке библейских сцен у Ч. Айтматова.
Создание философского романа – трагедии «Плаха» не было случайностью в
творчестве писателя, скорее, это закономерность, определенная ступень в творчестве
художника, находящегося в непрерывном поиске, стремящегося осознать сложности и
противоречия современного мира. В «Плахе» Иисус Христос в своем учении отождествляет
Бога и Человека: «… все люди, вместе взятые, есть подобие Бога на земле. И имя есть той
ипостаси Бога – Бог – Завтра, Бог бесконечности, дарованный миру от сотворения его … Бог
– Завтра и есть дух бесконечности, а в целом – в нем вся суть, вся совокупность деяний и
устремлений человеческих, а потому, каким быть Богу – Завтра – прекрасным или дурным,
добросердечным или карающим, - зависит от самих людей …потому о завтрашней жизни на
земле пусть заботятся сами люди, ведь каждый из них какая – то частица Бога – Завтра.
Человек сам судья и сам творец каждого дня нашего» (с.151 – 152).
То есть «Второе пришествие» зависит от самих людей, а что касается «Страшного
суда», то он уже давно вершится над людьми: войны, страдания, катастрофы, несчастья.
Каждая эпоха переосмысливает лишь те вековые образы и сюжеты, которые созвучны ей.
Социально-историческая политическая обстановка в стране, уровень развития духовной
жизни определяют выбор культурных ценностей прошлого.
Введение в роман отдельной сцены встречи Христа и Понтия Пилата помогает
раскрытию глубинной философской сущности, образа Авдия, является для писателя одним
из методов познания и интерпретации истории человечества и современности, ибо в
трагической истории человечества много оплачено кровью и страданиями лучших людей.
Своей гибелью Авдий утверждает добро, нравственность, однако смерть его – объективное
завершение цепи трагически сложившихся обстоятельств. Авдий, Бостон – пытаются
предотвратить эту катастрофу, стремясь сохранить разрушающуюся связь между миром
человека и живой природой. Герои Айтматова, подобно героям Достоевского, движимы
бесконечным стремлением улучшить мир и ради этого не пожалеть своей жизни. « Я не
случайно обратился к образу Иисуса Христа, - писал Ч. Айтматов, - он не был понят при
жизни никем – ни собственными учениками, ни народом, ради которого он взошел на крест…
Ведь иногда люди взрывают общество даже не своими поступками и мыслями, а собственной
гибелью, пусть на первый взгляд, и бесцельной».44
Называя роман «Плаха», писатель имел в виду не прямое, а переносное значение
этого слова, отвечающее содержанию романа. «Человек в течение своей жизни, так или
иначе, оказывается перед плахой. Иногда он выходит на эту плаху, естественно, физически
оставаясь живым, иногда не выходит. В данном случае название говорит о том, какой ценой
дается плаха, восхождение к ней, и есть ли в этом смысл, в этом пути на крестную муку».45
Основным принципом организации романа как стилевого целого выступают слова
автора, а не слово персонажа, как это было в повести «Прощай, Гульсары!» и в романе «И
дольше века длится день». Это подтверждается в трех первых главах из первой части
романа, где писатель создал цельную картину жизни и страшной гибели – побоища
обитателей казахской степи: сайгаков и волков. Кульминацией этих глав является картина
вселенского истребления, когда вводится символический образ апокалипсического страха,
апокалипсического безмолвия, где все погрузилось в хаос, и, казалось, что весь мир ослеп и
оглох. Образ Христа связан со стремлением писателя показать, какой кровавой ценой
утверждается добро на земле. Герой Айтматова своего рода «носитель идеи», и, вероятно,
этим объясняется его своеобразная прозрачность, так как он – воплощение жизни духа и путь
его усеян терниями, как и путь «Сына Человеческого». По поэтому поводу исследователь И.
Лайлиева отметила: « …Авдий ищет справедливости не только в настоящем, но и в
отраженном виде и в прошлом. Он вооружен всеми сложившимися до него духовными
ценностями человеческой цивилизации, в том числе и связанными с идеями Иисуса
Христа».46 В потоке сознания Авдия рождается мысль о гибели человека как трагической
необходимости в познании добра и зла. Эта мысль находит свое отражение в грузинской
балладе «Шестеро и седьмой», где Сандро – победитель банды, убивший шестерых во имя
торжества справедливых идей, не может жить дальше. Осуществив жестокое возмездие,
Сандро уничтожил в себе человека. В этом заключается трагедия личности, принесшей себя
в жертву исторической необходимости.
В
целом,
социально-философский
роман
«Плаха»
отличается
цельностью,
гуманистической философской мыслью об ответственности человека за всех и за все. Автор
произведения, обратившись к созданию образа русского человека, попытался, по словам
автора, совершить путь через религию не к Богу, а к современному человеку, подняв ряд
сложнейших духовных, нравственных и социальных проблем общества 80-х годов ХХ века. В
советском обществе, где отсутствовало религиозное образование, где религиозная жизнь
была доведена до минимума, естественно предположить, что нравственно-религиозные
поиски в значительной степени связаны с общекультурными.
Творчество Ч. Айтматова – художественное исследование сущностных черт
национальной и планетарной действительности – отражает наиболее характерные
особенности мировой литературы последних десятилетий. Поэтому одним из важнейших
направлений современного литературоведения стало изучение произведений писателя,
пребывающего в климате международной культуры, в контексте мирового литературного
процесса. На Западе и в Европе творчество Айтматова оценивается высоко, о чем
свидетельствует непреходящий интерес к художественным произведениям автора. Его
творчество ставят в один ряд с творчеством латиноамериканских писателей, прежде всего
Габриэлем Гарсиа Маркесом и Мигелем Отеро Сильвой. Каждый художник вправе сказать
свое слово, обращаясь к Библии, к центральному ее образу Христу. В 1984 году появляется
последняя книга венесуэльца Мигеля Отеро Сильвы «И стал тот камень Христом», полностью
посвященной жизни Христа, которая была переведена на русский язык и впервые
опубликована в 1989 году на страницах журнала «Иностранная литература». Писатель –
коммунист не просто искал в Евангелии сюжета для исторического романа и
беллетризованной биографии. Тема Христа для него тесно связана с духовными и
политическими проблемами современности. Как и Ч. Айтматов, Отеро Сильва, обращаясь к
древней легенде, ищет ответы на вопросы современности. Среди марксистских
интерпретаторов этой темы писатель не одинок и не является пионером. Его книге
предшествует написанный в 20-е годы цикл произведений Анри Барбюса («Иисус против
Христа»), который исходил из гипотезы Карла Каутского, тоже марксиста. Согласно этой
гипотезе, Иисус Назарянин был революционером, казненным как предводитель восстания. М.
Отеро Сильва оставил в стороне подобные фантазии, он предпочел использовать рассказы
четырех евангелистов Нового завета, четко придерживается текстов Евангелий в трактовке
своего образа Христа. Роман местами является простым переложением Евангелий, порой
лаконичным, сжатым, а порой многословным, несколько вялым. Через всю книгу проходят
длинные монологи персонажей, через которые мы узнаем о тех или иных событиях, взглядах,
учении Христа. Это наиболее «модернизированная » часть романа, язык и стиль мышления в
ней соответствуют не 1 в. н. э., а скорее ХХ веку. Подобный прием вполне оправдан и часто
употребляется в исторической беллетристике, цель которого – актуализировать прошлое,
приблизить его к читателю, выдвинуть на первый план то, что волнует людей разных культур.
Постоянно балансируя между прошлым и настоящим, он то перегружает текст историческим
материалом, то облекает речи героев в форму новейшей эссеистики. В названии романа
заложена его концепция, а именно – мысль о Краеугольном камне.
Краеугольный камень – древний и многозначный библейский символ. За восемь веков
до нашей эры ветхозаветный пророк Исайя называл так духовные основы жизни общества,
которые остаются незыблемыми, даже если совесть и разум людей омрачены ненавистью и
заблуждениями. Иисус Христом прямо ссылается на слова псалма: «Камень, который
отвергли строители, соделался главою угла», когда говорит о своей миссии в мире. Его
благовестие встречало активное сопротивление, его проповедь была борьбой, она несла «не
мир, но меч», в том смысле, что благодаря ей обнажалась правда, человек ставился перед
решающим выбором. На этой борьбе сосредоточил свое внимание Мигель Отеро Сильва. Он
вводит в роман Нагорную проповедь, Иисус говорит о своем небесном Отце, описывается
политическая обстановка, в которой жил Иисус, противостоящие Христу партии фарисеев,
зелотов, саддукеев, ессеев и государственную власть в лице Ирода и Пилата. В Ветхом
завете возвещались любовь небесного Отца к людям, вместе с тем Христос в романе отнюдь
не учит, что грех оставляет Бога безучастным, что не существует нравственного
миропорядка, в котором зло не влекло бы за собой возмездия. Однако нельзя отрицать и
известной правоты Отеро Сильвы. Тайна, выраженная словами «Бог есть любовь»,
раскрывается в Евангелии с исключительной правотой, неведомой древним, и это не
спекулятивное «богословствование», а призыв к новой духовной жизни. Любовь небесного
Отца трактуется как идеал: она начертывает человеку путь жизни, ответная сыновняя любовь
человека к Создателю неотделима от любви к себе подобным. На этом, по ловам Иисуса,
зиждется все основание Ветхого завета. Сам же Христос в романе Отеро Сильвы есть
совершенное воплощение любви, но любви подчас подлинно требовательной. И Закон
Божий, и Он сам составляют тот Краеугольный камень, о котором говорил пророк и на
котором должна строиться жизнь. Обряд и традиции в проповеди Иисусовой не отрицаются,
Бог и Человек – Иисус Христос указывает в романе на подлинную иерархию ценностей, где
сострадание, доброта, умение прощать, любовь, служение возвышаются над рамками всех
законов и уставов. «Меч мой, - говорит Иисус, обращаясь к зелоту Варавве, - это меч правды,
а огонь мой – огнь жизни, и никоим образом это не металл и не костер, обращенные в орудие
мести. Превыше всего я возношу любовь, и быть ей горнилом, преобразующим человека, и
быть ей краеугольным камнем для построения иного мира. Любовь побуждает меня
защищать гонимых и бросать вызов деспотам; ради любви к добру я сражаюсь со злом, ибо
невозможно любить бедных и не биться за них. Завтра я буду распят, и смерть моя
обратиться в бурю любви, которая повергнет в прах крепостные стены душегубов, меня
распинающих».47
Сталкивая Иисуса Христа с представителями власти, политическими партиями, Отеро
Сильва ставит вопрос о насилии и мести в достижении «благих» целей. Проповедь Христа
колебала веру в незыблемость существующего порядка. Поэтому в романе саддукеи – партия
богатой знати и высшего духовенства, стремящиеся любыми способами сохранить свою
власть, объединились с Иродом Антипой и Понтием Пилатом, и именно они, саддукеи, судили
и выдали Иисуса римскому наместнику. Отеро Сильву и Ч. Айтматова, несмотря на
принадлежность к разным культурам и литературам, сближает пафос трагического стоицизма
«победы в поражении», обращение к притче, символике, стремление пробудить
современника, обратить его внимание на актуальные проблемы современности, освободить
его от рождающейся пассивности. Каждый из писателей вложил свой определенный смысл в
общечеловеческую тему, обращаясь к образу Христа, оба писателя гуманизируют его. Иисус
Айтматова – философ и диалектик, Иисус Отеро Сильвы – борец за справедливость,
краеугольный камень мира, воплощение совершенной любви к человеку.
Для многих художественных произведений характерно сочетание реалистических,
фантастических и символических элементов, что дает возможность открыть новые пути в
освещении привычных сфер жизни, позволяет расставить неожиданные акценты, показать
обыденную жизнь с некоей высокой токи зрения, как бы интегрирующей подробности
современной жизни до степени символа.
ГЛАВА II
Образ Христа и проблемы нравственности в романе В. Тендрякова «Покушение
на миражи»
Пятидесятые годы в русской литературе ХХ века начались с очерков Валентина
Овечкина, с его «Районных будней». Одновременно с Овечкиным в литературе появился
целый ряд писателей не меньшего дарования, того же плана и направления, среди которых
В. Тендряков, Ю Трифонов, Ф. Абрамов. Тендряков всегда оставался самим собой, и сам по
себе никогда не был чьим-то учеником, хотя, безусловно, в его творчестве нашли отражение
традиции русской классической литературы.
«Владимир Тендряков мужественно и стойко, без всяких оправданий и скидок несет на
себе груз ответственности за все, что было, за все, что будет. В этом, прежде всего – он
русский писатель, наследник великой литературы XIX века, века критического реализма»48, заметил прозаик К. Икрамов.
Вопросы нравственности, морали всегда были центральными в его творчестве. Нет ни
одного произведения, где бы мы ни слышали страстного голоса самого автора. Желание
сказать правду честно и прямо всегда было отличительной чертой писателя. Пусть это иногда
шло в ущерб художественным достоинствам его произведений: излишнее морализирование,
герои, говорящие голосом автора, множество пространных рассуждений и так далее. Но в
этом заключается одна из особенностей русской литературы. Д. С. Лихачев по этому поводу
сказал следующее: «Нравственные поиски настолько захватывают литературу, что
содержание в русской литературе явственно доминирует над формой. Всякая устоявшаяся
форма, стилистика, то или иное литературное произведение как бы стесняют русских
авторов. Они постоянно сбрасывают с себя одежды формы, предпочитая им наготу
правды».49
Именно таким путем шел В. Тендряков, и к какому материалу не обращался писатель,
какие бы стороны окружающей жизни не исследовал он, герои его произведений – люди с
особой судьбой, которые весь окружающий мир воспринимают в трагичных красках,
стремятся осмыслить свое предназначение в этом мире, жертвенность и страдание
становятся определяющими в характерах героев.
В целом, творчество Тендрякова, (особенно произведения 70 – 80-х гг.) не является
достаточно исследованным. В.Ф. Тендряков вошел в литературу в 50-е годы, и в первых же
его произведениях (повести «Находка», «Не ко двору», «Подёнка – век короткий», «Суд»,
«Чудотворная» и др.) в центре внимания стал человек, его духовный мир.
Уже в начале 60-х годов было обращено внимание на то, что произведения писателя –
это «шаг вперед в познании внутреннего мира современника»50.
В 70-е годы В. Тендряков окончательно оформился в литературном процессе, как
писатель, основой творчества которого является глубокий интерес к духовной жизни
человека, при этом, как не однажды подчеркивал Ф. Кузнецов51 «сводом», объединяющем в
«туго узел», завязывающий все его творчество, является тревога и забота писателя о
реальном обеспечении духовных и нравственных ценностей в нашей жизни. В
произведениях, созданных в 70-е годы (повести «Затмение», «Чистые воды Китежа»,
«Шестьдесят свечей», «Расплата», романы «За бегущим днем», «Тугой узел»), писатель
пытается осмыслить такие сложные философские понятия, как добро и зло, истина. В центре
повестей и романов этих лет лежат сложные человеческие взаимоотношения, которые для
автора, как он сам говорил, - «область сложных вопросов».52
В 80-е годы писателем были созданы повести и романы, которые воплотили все
лучшее, что присуще этому талантливому писателю: нравственный пафос, неприятие
несправедливости и зла, глубокое проникновение в характеры героев, разнообразие
художественных средств. Все это обусловило тот факт, что повести В. Тендрякова 70-х годов
вошли в число произведений советской литературы, которые по праву заняли одно из
главных мест в литературном процессе.
Над романом «Покушение на миражи» писатель работал в течение последних двух
десятилетий его жизни, «следы» романа можно найти во всех его произведениях этой поры.
«Покушение на миражи» является итоговым романом – завещанием в творчестве В.
Тендрякова, отразившем сложный путь нравственных исканий автора, соединившим главные
темы, волновавшие писателя. Тендряков готовился к нему исподволь, мыли, фрагменты,
заготовки, относящиеся к роману, встречаются в записных книжках, рабочих тетрадях,
черновиках.
Первое упоминание о «Миражах» появилось в 1980 году. «Кончил одну вещь, которую
давным-давно обещана журналу «Новый мир…»53 роман имел не одну редакцию, его
рабочим названием было «Евангелие от компьютера». Первоначальный вариант был более
обширным. Повествование, вытекая из архаических пластов, уходило в будущее, передавая
груз проблем следующему поколению героев, осваивающих вселенную. Роман имел более
сложную структуру. Автор подробнее рассматривал те ростки нового, что находил в реальной
практике жизни, считая их прообразом будущих социальных отношений. Публицистические
отступления были объемнее, напоминали социологические исследования внутри романа,
главным героем был историк. В 1979 году сложился вариант, который был предложен
автором «Новому миру», но и он оказался не окончательным.
В процессе дальнейшей работы Тендряков изменил профессию главного героя, сделав
его не историком, а физиком, человеком, который в истории искал подтверждения своим
научным гипотезам.
В 1982 году под названием «Покушение на миражи», которое, как считал автор, точнее
выражало концепцию романа, рукопись была подготовлена к печати. Этот последний вариант
романа представляет собой пять сказаний («архаический свет»), перемежаемых пятью
главами. В главах сказания обсуждаются, комментируются с привлечением современных
примеров из жизни основных персонажей, их близких и знакомых.
Каждая «клеточка» романа( поэтический образ, жанр, сюжет, композиция, ритм,
поэтический язык и др.) содержательна, просвечена идеалом автора, несет на себе отпечаток
реальной действительности и любое. Даже небольшое, ответвление авторского замысла
получило соответствующее этому замыслу оформление. Роман «Покушение на миражи»
впервые появился на страницах журнала «Новый мир», №4-5, создавался с 1979 – 1982 гг. В.
Тендряков верил в то, что наступит время, когда проблемы экономики и социологии смогут
быть решены в неразрывной связи с нравственными проблемами. Его творчество все
отчетливее обозначалось системой координат: прошлое – настоящее – будущее, но
неизменно в центре внимания находилась личность, поиск более совершенной социальной
структуры общества. Этот поиск обязывал подвергать сомнению все, казалось бы, самые
устоявшиеся истины.
Художественное произведение – целая вселенная духа. Оно есть одно из самых
сложных явлений мира, оно есть высший творческий продукт высокоорганизованной материи
– мозга, отражающей многообразную реальность (природу, общество, личность и ее
психологическое состояние и т.д.) в ее эстетическом значении, то есть в ее значимости для
человечества. Почему именно роман явился духовным наследием писателя, а не повесть, не
рассказ? Потому что роман – «многожанровый жанр», поглощающий и использующий все
другие жанры, в наивысшей степени объективизирующий отношения между изображаемым
(самой действительностью) и изображенным (то есть субъективной художественной
реальностью); роман более других жанров способен к раздвижению и сопряжению
пространственно-временных рамок повествования; роман более социален, чем другие
жанры, по глубине анализа важнейших общественно-исторических черт и противоречий
эпохи; роман обладает особыми возможностями по части художественного осмысления
динамики развития мира и человека. По мере развития как жанра, роман синтезировал в себе
возможности любых родов, видов и жанров литературы. «Роман – та площадь, на которой
могут решаться самые жгучие проблемы современности. Роман историчен, он социален, он
отражает правду истории, ее тенденции, битву идеологий».54Семейный роман, любовный,
исторический, производственный, военный … - как бы условно их не разделять, это
обязательно роман развития каких-то идей писателя, определенных авторских сомнений или
же авторской проповеди.
Романное
мышление
–
это
философия
жизни,
философия
человеческого
существования, то есть размышления над социальным явлением, над человеческой натурой,
ее местом в обществе, ее движением.
«Покушение
на
миражи»
-
социально-философский
роман,
но
социально-
философский роман – это особая ветвь художественной прозы, где преимущественное
внимание уделено коренным проблемам бытия: смысл жизни и цель истории, пределы
свободы и возможности выбора. Именно в социально-философском жанре испытываются
главные ценности, постигаются глубинные пласты духовной жизни нации, народа, начала
начал. Поэтому прошлое и нынешнее, древние сказания и актуальные вопросы современной
жизни сопряжены (в общей концепции целого) на страницах романа. Принцип соотнесенности
сегодняшнего дня с минувшим особенно важен для более углубленного выявления основных
закономерностей, для постижения сущности человеческого бытия. П.Ф. Ершов утверждает,
что: «Всякая истинная литература изначально философична. Подлинный художник,
размышляя о личности и окружающем ее мире, о жизни и смерти, добре и зле, социальном и
нравственном, не может не коснуться общих законов природы и человеческого общества».55
Аналитический, социально-философский роман «Покушение на миражи» восходит к
неприятию общественной атмосферы семидесятых годов, нарисованной в сатирической
повести «Чистые воды Китежа». «Из непроглядных временных далей течет поток рода
людского, именуемый Историей». Такими словами начинается роман, сразу настраивая на
значительность разговора об историческом бытии человека. Оно видится писателю
«апокалипсическим», катастрофическим. «Гамлетовское «быть или не быть» миру заставляет
содрогаться наших современников, которые «гибельно опасны сами себе».56
Движение в романе (не событийное, движение мыслей), осуществляемое в главах –
рационалистичных, основанных на рассуждениях, столкновении различных точек зрения,
теоретических систем. Направление этому движению в поисках истины дают сказания – не
напрасно они предшествуют главам.
Исторические сказания, которые использованы в романе, - это своеобразные притчи о
человеке и роде человеческом. Что именно побудило писателя обратиться к глубинной
«премудрости» притчи? Безусловно, В. Тендрякова не могли не привлекать интеллектуальная
ёмкость жанра, присущая ему целеустремленность мысли. Причем автор не приемлет
принципиального антиисторизма притчи, ориентируется не на абстрактно – моралистическую,
а на историческую мысль, оперирует не временными категориями, а стремится познать саму
«идею времени».
«Он заявляет о себе как об убежденном стороннике того миросозерцания, которое,
приобретая все большую актуальность в наши дни, было однажды так охарактеризовано М.
Бахтиным: «Современность – и в природе, и в человеческой жизни – раскрывается как
существенная разновременность, как пережитки или реликты разных ступеней и формаций
прошлого и как задатки более или менее далекого будущего».57
Основа, фундамент романа, его эмоциональный центр – это именно сказания –
полнокровные, живые. В них действуют люди, правдивость внутреннего и внешнего облика
которых безоговорочно веришь, даже если эти герои- легенды: Христос, Павел, Диоген,
Лукас, Кампанелла. Реальными и зримыми предстают перед нами и Христос – «опален
солнцем, закутан в длинный выгоревший плащ», и молодой Александр Македонский с
«персиковым румянцем на щеках», и упрямый старик Диоген, и изломанный жизнью
Кампанелла.
Действие в сказаниях развивается в обстановке, увиденной точным глазом художника.
Зримы «красные, прокаленные скалы», побережья Галилейского моря, «плоские крыши и
«клочковатые» садики Вифсаиды, кажется, что очевидец рассказывает нам о Риме времен
Нерона, бунте рабов, жуткой деградации пустынного Города Солнца, так выразительно его
повествование.
Какая же мысль связывает пять историй – от сказания «О несвоевременно погибшем
Христе» до рассказа о Томмазо Кампанелле? Герои сказаний – подвижники, мечтающие о
всеобщем счастье, об идеальном мироустройстве, люди большой нравственной силы,
действительно человеческие «маяки», как заметил сам автор.
В.Ф. Тендряков философски осмысливает драматический опыт человеческих исканий.
В каждой легенде автор сталкивает возвышенно – романтическое и обыденное сознание,
обостряя конфликтную ситуацию, уходя от стереотипного мышления и решения очерченного
круга проблем и связей, а именно: прошлое – настоящее – будущее, время – личность –
история, экономика – социология – нравственность, человек – история; смысл человеческого
существования,
взаимоотношение
поколений,
судьба
социальных
утопий
предопределенность человеческого развития. Решение поставленных проблем и вопрос
предопределило «покушение на миражи», «миражи истории», «исторические маяки»,
заставило переосмыслить саму гуманистическую историю человечества. Обострять,
доводить до исключительного - один из характернейших приемов Тендрякова.
Обращение к мифу, притче – примета литературы XX века. Опознавательные знаки
этого миросозерцания часто расставлены на страницах романа: « Мы - концентрат
прошлого», «грядущее проглядывается через прошлое», «большое проглядывается через
малое», грядущее проступает уже сейчас».
Роман «Покушение на миражи» - горячий сплав философских гипотез, вопросов и
попыток
ответить
на
них,
публицистических
отступлений,
лирический
раздумий,
монументальных образов истории и легких, почти эскизных, но предельно точных и
выразительных характеров современников.
В. Тендряков, опираясь на дневниковую запись Л.Н Толстого, выразил мысль: «Едва ли
не каждому человеку хоть раз в жизни приходилось задумываться: куда едет странный
всадник и к какой высшей цели стремится человечество, какой смысл заложен в его
существовании?»58 Эта мысль проходит через весь роман.
Обращение к образу Христа как воплощению философии жизни и нравственности –
традиция в русской литературе, которой следует В. Тендряков в своем романе.
Взгляд В. Тендрякова на личность Иисуса и его учение отличается от традиционного
религиозного. Следует напомнить, что христианство основано не только на идеях, но и на
событиях.
Автор в своем романе рассматривает биографию Христа в определенном смысле как
результат биографии всего человечества, он подчеркивает «обычность» Иисуса-человека простого «до оторопи, до смущения», что отличало его от других пророков, бродивших в то
время по Палестинской земле: он не грозит карами, не изрыгает проклятий, говорит тихо,
обычным, понятным языком, понятными и простыми фразами. Но при этом, в нем столько
человеческого обаяния, внешней обычности и внутренней стойкости, достоинства. Каким же
предстает Христос в романе? « Неказист на вид, мал ростом, длинная одежда мешковато
спадала с узких плеч и лицо худое, темное, с перекошенным носом, но красила его улыбка и
взгляд черных блестящих глаз был прям и весел».59
Возвышенная вера, спокойная убежденность в своей правоте делают его сильным «фарисеям он кажется опаснее чумы».
В. Тендряков подчеркивает внешнюю «некрасивость» Христа и внутреннюю красоту,
привлекательность, обаяние. Противоречие между внешним и внутренним обликом Христа
отражается поиском автора противоречий в его учении. Позже в романе появится вывод:
«Парадоксально – для того, чтобы учение жило, оно должно объединять в себе крайне
противоречивые несхожие утверждения» (с.687).
Для автора романа «Покушение на миражи» Христос – реально существовавшая
историческая фигура, выдающаяся личность, лишенная божественных напластований. «Коль
возникло мощное движение христианство, то у истоков его непременно должна находиться и
выдающаяся среди других личность…Иисус Христос, ни кто иной?… Важно разглядеть в
Христе над многовековыми напластованиями Божественного – Человека. А напластования
начались сразу же после его трагической смерти» (с.581). Автор придерживается
исторического взгляда на личность Иисуса, отвергая религиозное представление о
двойственной сущности Христа – божественной и человеческой, он изучает Иисуса – не Бога,
а Человека, ставшего легендой. «Иисус, прежде чем стать Христом, должен был пройти
нелегкую школу жизни» (с.617).
В изображении Христа В. Тендряков ощутимо идет вслед за Эрнестом Ренаном
(«Жизнь Иисуса Христа»). Для него особенно важно, что Иисус, по словам Ренана, «пытается
обновить мир в его основании и воздвигнуть на земле «Царство постигнутого им идеала».
Изображение окруженного разгневанной толпой Христа сопровождается следующими
обращениями: «Много ли тут счастливых? Есть ли хоть один в этом слитном круге?…Беды
разные, а страдания у всех одинаковы, одни и надежды - о благополучии, о справедливости.
Он дерзнул прийти к нам, позвать в вымечтанное царство, где нет несчастных, нет ни
обидчиков, ни обиженных…» «В каждом человеке – Бог, каждого уважай, как Бога»,– он
выкрикнул на этот раз громче обычного» (с.567).
Вот он «сон золотой эпохи», навеянный «безумцем с возвышенной душою»,
мечтающем о всеобщем счастье.
О возможности счастья в испорченном людьми мире говорят Аристотель с Диогеном.
«Я показываю, как можно быть счастливым, когда ничего не хочешь, – замечает Диоген,
лежащий на мусорной земле…» (с.594). Аристотель ответил на это: «Жаль, что ты не видишь
себя со стороны, счастливый человек» (с. 594). Но и он, ученый-философ, в своих
общественно – политических воззрениях, отразивший кризис афинской рабовладельческой
державы, не нашел пути к царству всеобщего благоденствия.
Ничего не вышло у Лукаса, «горячего проповедника слова божьего», у Аппия,
желавшего создать у себя общину, « в которой он станет любящим отцом своих рабов».
Лукас, с его верой в лучшее мироустройство, сего призывом любить ближнего, оказался
«нелепо неуместен» в несправедливом, жестоком мире. Аппий обращается к нему с такими
словами: «Ты лжец, Лукас. Всего-навсего лжец. Ты лгал мне, себе, рабам, своему богу. Не
может человек любить человека. На земле слишком тесно, Лукас, люди мешают друг другу,
так было и так будет» (с. 716). Их благих порывов Аппия ничего не вышло: суровые законы
хозяйствования взяли свое, в результате бунт, на столбах распинают непокорных, а сам
Лукас в глазах победителей и побежденных – просто шут, достойный осмеяния. Утопические
представления, разрушившиеся при столкновении с реальной действительностью, писатель
рассматривает как заблуждения не индивидуального, а массового сознания, с которыми
человечество далеко не покончило. Именно с такой позиции автор развенчивает воззрения
Кампанеллы, могучей и трагичной личности. Монах – доминиканец фра Томмазо, известный
миру под именем Кампанеллы – это с его книгой «Город солнца» не расстается герой повести
«Три мешка сорной пшеницы» Женька тулупов, который постоянно сравнивал голодную
военную русскую деревню 1944 года с идиллическими «схемами», расчисленными
Кампанеллой. Но, если в повести «Город Солнца» увиден сторонним взглядом и отвергнет
как прельстительный мираж, то в романе мы становимся свидетелями его собственной
катастрофы, неизбежного крушения тех опор, на которые он был возведен. Закон «всеобщего
благоденствия» не принимал, однако, в расчет такие «мелочи», как различие человеческих
натур, неординарность личности, талант. В результате вымечтанная солнечная утопия
обернулась трагической антиутопией, и виной тому «слишком простой взгляд на жизнь», в
чем с полным основанием упрекает Кампанеллу верховный правитель Города Солнца Сол:
«Заблуждения порой страшней чумы, создатель» (с. 711). «Прощание с городом Осиянным» художественная вершина романа. Здесь писатель не просто задает истории вопросы и
получает ответы, а вступает с ней в диалогические отношения (в лице Сола и Кампанеллы).
Учение Христа- основоположника христианства - рассматривается автором не только с
нравственных позиций, но и в социальном, экономическом аспектах. Христианство в романе
сравнивается с «павлианством», образу Павла в произведении отводится большое место.
Это ему принадлежала мысль о связи «дурных сообществ и развращенных нравов», ему
приписывали слова: «Кто не трудится, тот не ест». «Противоречивый и мудрый, диалектик
две тысячи лет назад», Павел как бы выбивается из своего времени и поэтому не может
занять место Иисуса, «убитого экспериментаторами вопреки истории»: сама жизнь еще не
нуждалась в Павле. Из этого напрашивается вывод: законы истории необратимы и каждому,
будь-то Христос или Павел, предопределенно исполнять отведенную ему роль. Не случайно,
оба персонажа Евангелия, Христос и Павел, так остро нуждаются друг в друге, пребывают в
отношениях взаимной дополняемости.
Иисус жил убеждением: быть или не быть тебе нравственным человеком, зависит от
тебя самого, от твоей воли, от твоего желания. Павел в свою очередь замечает, что нравы
зависят не от воли отдельных лиц, а от того, в каких общественных устройствах они
находятся. Таким образом, из сопоставления образов Христа и Павла вытекает вывод о
противоречивости христианского учения, о котором было замечено ранее. Без «золотого сна»
и иллюзий жизнь была бы непредставима, хотя горечь разочарования при столкновении
мечтаний с действительностью росла. История создает людей или люди творят историю?
Человеку не дано взнуздать историю, мы – рабы стихии, человек- принадлежность системы:
«Попал в цепочку- сам себе уже не хозяин… Слева направо - норма твоего поведения» (с.
702).
В. Тендряков не объясняет нравственность с религиозной точки зрения: Иисус Христос
– исторический «маяк», христианство – есть высокая нравственность, учение о
нравственности и Иисус ее учитель. «У тебя глаголы вечной жизни», - говорит Петр. «Людям
нужен хлеб насущный, - людям нужна нравственность»,- звучит со страниц романа (с. 560).
В «Покушении на миражи» образ Христа- образ поэта, а не строгого мыслителя. Только
поэт мог проповедовать с такой беспечной безответственностью перед логикой. Сам Иисус,
исходя из романа, не считает наличие ума исключительным достоинством человека, так как
он мешает безоглядно предаваться вере. «Блаженны нищие духом… Не заботьтесь для души
вашей, что вам есть и пить…» (с. 611). О последствиях такого наставления Христос не
говорит и не думает. Но при всем этом, для писателя Иисус - «исключительно яркая,
обаятельная личность», «не случайно он возведен в Бога», в этом секрет актуальность
легенд, Евангелий о нем, мастерски созданных. «Очищенный от мифологических наслоений,
Иисус Христос вовсе не столь широк», он был занят судьбой евреев, «евреи- дети, остальные
– псы» (с. 581).
Учение, изложенное в Нагорной проповеди Иисуса, подвергается тщательному
авторскому анализу. Писатель использует традиционные евангельские призывы:
«…Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю…» (с. 611)
Нагорная Проповедь также содержит захватывающий призыв к любви, который в
романе «Покушение на миражи» становится лейтмотивом и акцентируется автором: «А Я
говорю вам: любите врагов, благословляйте проклинающих вас…» (с.583). Конец данного
призыва в романе опущен, так как В. Тендряков видит Иисуса - реально существовавшей
исторической личностью, а не сыном Бога.
Жестокость еврейских обычаев и языческие пережитки нашли свое воплощение в
«эксперименте» Гребина, когда Иисус «погибает несвоевременно»: народ забрасывает его
камнями, Иисус не успевает выполнить предназначенную ему миссию на земле. Воскресение
же Христа, на которое указывает Евангелие, совершается в ХХ веке компьютером, то есть
сама история человечества, ее логика и неумолимое течение времени «воскрешают Христа»
и восстанавливают его, Христос оказывается предопределенной и незаменимой Личностью
для всего человечества (а не только Избранного народа).
Мартин Лютер сравнивал Библию с колыбелью, в которой лежит Иисус Христос, и
именно в этой колыбели находят источник для своего творчества, решения насущных
нравственных проблем и вопросов современной действительности мыслители, поэты,
писатели, драматурги всех времен и народов.
В. Тендряков не говорит нам ничего в рамках рассматриваемых притч и сказаний о
царствии Божием, для него нет места на земле, и это царство-«мираж», есть плод идеи и
воображения Христа, которым не суждено воплотиться. В христианском же понимании,
Царство Божие присутствовало на земле благодаря присутствию Иисуса Христа.
Повествование в романе ведется от первого лица – главного героя Георгия Петровича
Гребина, физика – теоретика, интересующегося проблемой взаимосвязи: время – личность –
история. Он решается на необычный эксперимент: переложить на язык ЭВМ различные
исторические эпохи. К тому, чтобы заняться историей, Гребин подготовлен прежними
научными изысканиями. И не ради теоретических абстракций пускается он в «плавание по
реке времени» со своими молодыми спутниками – программисткой Ириной Сушко,
аспирантом-физиком Мишей Копыловым, историком Анатолием Зыбковым, ни ради острых
интеллектуальных ощущений бьются они над тем, чтобы переоборудовать электронносчетной устройство в «заветную» машину времени, а потом поставить на ней дерзкий «опыт
истории», ученый-физик убежден, что путь к понятию времени способна проложить лишь
современная физика. Конечно, не случайно Тендряков обращается к созданию своеобразной
«машины времени», прибегая к фантастике, ведь именно так возможно восстановить «связь
времен» – прошлое – настоящее – будущее. «Путешествие длиной в век» уже однажды
состоялось – в одноименной научно-фантастической повести В. Тендрякова, датированной
1964 годом. Гребин признается, что ни в прошлом, ни в настоящем, ему не удалось отыскать
мгновения, которому можно было бы сказать: «Остановись, ты прекрасно!» Чрезвычайно
интересно следить за развитием мысли автора, для которого все, с чем он сталкивает своего
героя – основа размышлений, будь это легенда, исторический пример, прочитанная книга,
случайный взгляд в окно, мимолетное, как бы вскользь описание города или дня, поведение
собственного сына Гребина.
В романе сосуществуют, противореча друг другу, два рода исторических источника:
сказания, порожденные воображением, проницательностью, интуицией художника и
машинные
разработки.
Время
настоятельно
требовало
–
необходимо
отразить
поступательное движение общества во всем его многообразии и масштабности. Происходит
расширение жанровых границ, явление публицистичности становится характерной для
художественных исканий. Публицистика становится элементов формы художественного
произведения. Все более активное вторжение публицистики в прозу соответствует духу
времени. Сознание и образ нашего современника стремительно социологизируются, и
литература в содружестве с публицистикой отражает этот процесс.
Группа ученых-экспериментаторов, ставя свой опыт, не задумывается над глубинной
сущностью и нравственной стороной их дела: им важен только результат, который оказался
совершенно неожиданным. Известный ученый Луи Пастер считает, что наука должна
приближать человека к Богу, но в данном случае, в данном сказании, Бог в традиционном
значении этого слова отсутствует. Есть представление о Христе, но только, как о человеке, и
этот человек сконцентрировал в себе все то, что мы привыкли вкладывать в понятие «вечные
нравственные человеческие ценности», вера, надежда, любовь, что по сути и есть для многих
людей Бог. «Прикончив Христа», наши экспериментаторы не смогли «прикончить» веру,
надежду, любовь, вечные непреходящие ценности, на которых построена их собственная
жизнь, хотя они не задумываются над этим. Таким образом, наука оказалась подчинена
логике исторического развития, она не открыла в конкретном случае ничего нового, а лишь
подтвердила уже давно известные аксиомы и гипотезы о взаимосвязях человека - времениистории. «История же экспериментированию не поддается. Сама по себе она наиболее
динамический процесс в природе. Историческая наука, увы, едва ли не самая статичная из
всех наук» (с. 693).
Какова идея романа, таков и смысл метафоры, заложенной в его названии «Покушение
на миражи»: Мираж- это имя Христа, его единственность, необходимость, его
предначертанность в истории человечества.
Гребин и его группа хотят доказать отсутствие этой предначертанности, но для них это
вопрос интересной физики, а не вопрос жизни. Нравственная сторона опыта
экспериментаторов не волновала. Результат их опыта, то, что машина не принимает подмены
Христа Павлом, не меняет самих «флибустьеров». Они просто проверили версию их мифа о
заменяемости личности в истории, а вот нужно ли им самим попытаться приблизиться к этому
образу, об этом никто не задумывается. Есть, правда, один ничтожно малый итог: пока отец
занимался мифом, пытался передать «Евангелие от компьютера», его родной сын стал
подонком и трусом. Мораль ясна: занимаясь высокими материями, не забывай о ближнем
своем, не забывай о тех, кто с тобой рядом. На уровне этой морали держится все в романе
«Покушение на миражи». То, что свойственно временам и народам, в том или ином виде не
может миновать и нас» Воспитание порядочного, доброго человека - не меньший подвиг, чем
желание осчастливить все человечество.
В. Ф. Тендряков - «беспокойный писатель», писатель, «бьющий в колокола». Он
спрашивает каждого и все человечество на страницах своего романа: «Камо грядеши,
человецы?» Это обращение рассчитано на ответную реакцию читателя, его желание
подумать вместе с автором о вопросах бытия. Л. Барташевич
60
в статье «Миражи и
действительность» сказал следующее: «Почему Тендряков покусился на мираж? Ведь цену
утопическим воззрениям мы сейчас знаем. А знаем ли?! Как часто прекрасное будущее
объявлялось завтрашним днем. День приходил - и прекрасное завтра откладывалось на
послезавтра.
История
человеческих
заблуждений
проанализирована
писателем
с
современной точки зрения… Тендряков утверждает, что «далекое проступает уже сейчас», но
его нужно уметь увидеть, предлагает путь познания времени - «по реке Прошлого», «по
человеческим маякам», находящимся в фарватере Истории…».
В результате исследования можно сделать вывод, что на протяжении долгих времен
одним из наиболее прочных и точных нравственных ориентиров является для европейской
культуры такое идейно-этическое как христианство, и, соответственно образ Христа.
Неслучайно одним из вечных сюжетов, к которым обращаются писатели, является суд над
Иисусом.
Необходимо заметить, что социально – экономическая обстановка в стране,
атмосфера духовной жизни и определяют выбор нравственно – этических ценностей, который
в период кризиса и разрушения неизменно выпадает на образы и сюжеты, относящиеся к
вечным. Именно характер и условия исторического периода заставляют писателя обратиться
к образу Христа, чтобы в свое историческое время найти необходимое решение
«непосильных» вопросов эпохи. Этим объясняется обращение к образу Иисуса Христа и
библейской теме таких авторов, как М. Булгаков, Ч. Айтматов, В. Тендряков.
Христианская тема, восприятие мира с точки зрения моральных ценностей, которые
проповедует религия, мотив жертвенности, тема спасения мира являются ведущими в
русской литературе. При этом, каждый из создателей произведений интерпретирует
библейский сюжет, связанный с образом Христа, по-своему, руководствуясь следующими
критериями при выборе образа Иисуса Христа:
- обобщенностью образа Христа, поднимающего его на уровень символа;
-
Христос является абсолютным носителем непреходящих ценностей и
устойчивых тенденций;
- В образе Иисуса Христа синтезируются Прошлое – Настоящее – Будущее,
уходящее в Вечность;
-
Глубоким художественным воплощением родовых, общечеловеческих
проблем;
-
Богатством и неисчерпаемостью библейских образов, сюжетов и их
актуальностью;
- Признанием того, что христианские истины – реальность, на которой основана
Вселенная.
Поэтому М. Булгаков, отражая нравственно-этический пласт отношений Понтия Пилата
и Иешуа, сосредоточивает внимание на вечной несправедливости власть имущих. Именно
Христос необходим людям, считает писатель, чтобы понять сущность происходящих
исторических событий и определить направление своего духовного пути. Обращение к образу
Христа позволило Булгакову создать социально-философский роман нового типа, в котором
глубина исторического времени и идейно – духовная значимость христова учения неимоверно
расширили художественное пространство вечными проблемами веры и безверия, вины и
расплаты, доверия и предательства. Образ Христа – Иешуа в романе «Мастер и Маргарита» это воплощение чистой идеи добра и идеала нравственного совершенства, внутренней
свободы. Автор провозгласил, что победа зла над добром не может стать конечным
результатом общественно-нравственного противоборства, это противоречит самой природе
человека.
Ч. Айтматов, вводя в сюжет романа «Плаха» образ Сына Человеческого, еще ярче
подчеркивает социально – политический пласт отношений между личностью и государством,
между властью и духовностью человека. Образ Христа в романе – образ философа, ритора,
который сам объясняет свое учение. Если у Булгакова контекст сцен между Понтием Пилатом
и Иисусом Христом имеет нравственно-эстетический характер, то у Айтматова – этический,
серьезно – пророческий. Айтматовская интерпретация библейского сюжета о Христе и Понтии
Пилате современна, автор исследует библейский сюжет, чтобы говорить о бедах нашего
современного мира. Обращаясь к образу Иисуса, Айтматов поднимает идейно – эстетическую
проблематику романа на высоту вопросов, извечно связанных с бытием человечества. Образ
Иисуса Христа является центральной смысловой фигурой в романе, это живая человеческая
личность, приближенная к современному восприятию, воплощение жизни духа. Легенда
нужна Айтматову, чтобы показать цену утверждения добра на земле.
Своеобразие художественной трактовки образа Христа в романе В. Тендрякова
«Покушение на миражи» заключается в следующем:
- автор видит в образе Христа – реально существовавшую историческую
личность, без божественных напластований;
- биографию Иисуса писатель рассматривает в определенном смысле как
результат биографии всего человечества;
- для В. Тендрякова Иисус Христос – исторический «маяк», «мираж», который
был предопределен самим движением времени и истории, а христианство – основа
нравственности и учения для всего человечества, где Иисус – Учитель;
- Иисус в интерпретации В. Тендрякова – поэт, никак не строгий мыслитель.
Сопоставляя учение Христа с учением его продолжателя Павла, писатель
подчеркивает противоречивость этого учения, подчеркнутого противоречивостью
образа Христа;
- Обращение к данному образу в романе «Покушение на миражи» позволило
писателю
сделать
вывод
о
предопределенности
личности
в
истории,
ее
незаменимости. «Мираж» – это имя Христа, его единственность, необходимость,
предначертанность в истории человечества.
Своим романом «Покушение на миражи» В. Тендряков поставил новые задачи и
вопросы, требующие дальнейшего изучения и разрешения.
Таким образом, писатели, обращаясь к образу Иисуса Христа, акцентируют свое
внимание на проблемах определенного исторического периода, в романах «Мастер и
Маргарита» Булгакова, «Плаха» Айтматова, «Покушение на миражи» Тендрякова происходит
чередование временных пластов, что позволяет осмыслить и связать Настоящее – Прошлое
– Будущее всего человечества.
Значение образа Иисуса Христа в современной литературе можно сравнить с образом
краеугольного камня - древнейшего библейского символа духовных ценностей и
нравственных основ жизни общества. Его земная участь в царстве зла неизбежно вела к
Голгофе, но отвергнутый строителями камень остался главою угла.
Библиография
1. Айтматов Ч. Плаха. – Фрунзе, 1987.
2. Андреев Л. Избранное.- Л., 1984.
3. Библия. Книги священного писания Ветхого и нового завета. – Брюссель, 1988.
4. Булгаков М. Избранные произведения. В 2 т. – т.1. – Минск, 1990.
5. Сильва М.О. И стал тот камень Христом.// Иностранная литература. – М. – 1989. - №3.
6. Тендряков В.Ф. Собрание сочинений в 5-ти т. – т.5. – М., 1989.
7. Айтматов Ч. как слово наше отзовется.// Дружба народов. – 1987. - №2.
8. Айтматов Ч. Статьи, выступления, диалоги, интервью. – М., 1988.
9. Айтматов Ч. Цена – жизнь.// Лит. газета. – 1986. – 13 августа.
10. Акматалиев А. Чингиз Айтматов и взаимосвязи литератур. – Б., 1991.
11. Акимов В.М. Свет художника, или Михаил Булгаков против Дьяволиады. – М., 1995.
12. Альмин И. Роман «Мастер и Маргарита» и традиции русской классики. Замысел и его воплощение в произведениях
советских писателей. – Владимир, 1979. – С. 64 – 98.
13. Альтшуллер А. Булгаков – прозаик. // Лит. газета. – 1968. – 7 февраля. – С.4.
14. Анастасьев Н. Продолжение диалога. – М., 1987.
15. Асмолова – Тендрякова. Примечания.// Тендряков В.Ф. Собр. Соч. в 5-ти т. – т.5. – М, 1989. – С.762 – 779.
16. Барташевич Л. Миражи и действительность.//Октябрь. – 1988. - №1. –С.197.
17. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. – М, 1975.
18. Боборыкин В.Г. Михаил Булгаков. – М., 1991.
19. Бердяев Н. Русская идея. // Русская литература. – 1990. - №2. – С.99.
20. Берзер А. Возвращение Мастера. // Новый мир. – 1967. - №9. – С.54.
21. Библейская энциклопедия. – Репринтное издание. – М., 1990.
22. Богданова А.С. Писатель редкого таланта и мужества.// Андреев Л. Избранное. – М.,1988.
23. Брайт Б. Ему нет равных. – М.,1993. – С.16 – 27.
24. Булгакова Е.С. Дневник Елены Булгаковой. – М.,1990.
25. Бэлза И. Генеология «Мастера и Маргариты».//Контекст. – 1977. – М.,1978.
26. Варламов А. Адресат – будущее.//Вопросы литературы. – 1996. - №1. – С.11 – 15.
27. Вересаев В. Собр. соч. в 5-ти т. – т.5. – М.,1961. – С.401.
28. Вехи. Статьи о русской интеллигенции. – М., 1990
29. Виленкин В.Я. Незабываемые чтения. // Лит. Россия. – 1979. –9 февр. – С.4.
30. Виноградов И. Завещание Мастера. // Вопросы литературы. – 1968. - №6. – С.31.
31. Вулис А.В. Литературные зеркала. – М., 1991.
32. Гаспаров Б.М. Новый завет в произведениях М.А. Булгакова.// Литературные лейтмотивы: Очерки рус. лит. ХХ в. –
М.,1994.
33. Гачев Г.Б. Чингиз Айтматов. – Фрунзе, 1989.
34. Джолдошева Ч., Мамытбекова Ч. Двуязычное творчество Ч. Айтматова. – Б.,1997.
35. Егоров Б. Булгаков и Гоголь.// Исследования по древней и новой литературе. – Л., 1987.
36. Залыгин С. Время прошлое, время настоящее…//Тендряков В.Ф. Свидание с Нефертити: Роман. – М, 1986. –С.5-10.
37. Захарович Н. Камо грядеши? //Тендряков В.Ф. Покушение на миражи. Чистые воды Китежа. Рассказы. – М., 1988. –
С.3-6.
38. Золотоносов М.А. Взамен кадильного куренья…// Дружба народов. – 1990. - №11. – С. 247 – 263.
39. Иванова Н. Потаенный Тендряков.// Юность. – 1989. - №9. – С.84- 87.
40. Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева (1892 – 1906). – Л., 1976. – С.401.
41. Икрамов К. Время В. Тендрякова.//Тендряков В.Ф. Шестьдесят свечей. Роман. Повести. – М.,1985. – С. 586.
42. Казаркин А.П. Литературно – критические оценки. – Томск, 1987. – С.25.
43. Казаркин А.П. Истолкование литературного произведения. (Вокруг «Мастера и Маргариты» М. Булгакова). – Кемерово,
1988.
44. Каутский К. Происхождение христианства. – М., 1990.
45. Коган Л.Н. Иисус и Понтий Пилат. // Философская и социологическая мысль. – 1990. - №9. – С.46 – 53.
46. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа 19 –20 вв. – М.,1990.
47. Королев А. Москва и Ершалаим. Фантастическая реальность в романе «Мастер и Маргарита». – М., 1989.
48. Кофман А. О специфике современного латиноамериканского романа. // Вопросы литературы. – 1984. - №7.
49. Кузнецов Ф. Перекличка эпох. – М., 1976. – С.276.
50. Лайлиева И.Д. Традиции русской классической и мировой литературы в кыргызской прозе. – Ф., 1988.
51. Лакшин В. По правде говоря …// Известия. – 1986. – 3 декабря.
52. Лакшин В. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита».// Новый мир. – 1968. - №6.
53. Лейбин В.М. По эту сторону добра и зла: этический срез «Плахи» Ч. Айтматова.// Философские науки. – 1991. - №6. –
С.30-40.
54. Литвинов В. Плата за талант: идущим в литературу посвящается. – М.,1988.
55. Литвинов В. Тендряков «новый» и Тендряков «старый».// Октябрь. – 1961. - №6. –С.159.
56. Лихачев Д.С. Русская культура в современном мире.// Новый мир. – 1991. - №1. – С.7.
57. Макаровская Г., Жук А. О романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита».// Волга. – 1968. - №6. – С.47.
58. Метченко А. Современное и вечное. – М.,1971.
59. Миллиор Е. Размышления над романом М. Булгакова «Мастер и Маргарита». – Л., 1975.
60. Михайлов О. О прозе М. Булгакова.// Сибирские огни. – 1967. - №9. – С.184.
61. Мягков Б.С. Булгаковская Москва. – М., 1993.
62. Немзер А. Взгляд на русскую прозу в 1997 г. // Дружба народов. – 1998. - №1. – С.159 – 177.
63. Немцев В.И. Михаил Булгаков: становление романиста. – Самара, 1991.
64. Новиков В.В. Михаил Булгаков – художник. – М.,1996.
65. Овчаренко А. Большая литература. Основные тенденции развития современной художественной прозы 1945 – 1985. –
М., 1985.
66. Палиевский П. В. Литература и теория. – М., 1979.
67. Петелин В.В. Михаил Булгаков. – М., 1989.
68. Пискунов В. Евангелие от компьютера.// Лит. обозрение. – 1988. – 31. – С.43-47.
69. Семенова С. Всю ночь читал я твой Завет…//Новый мир. – 1989. - №11. – С.229 – 243.
70. Симонов К. О трех романах М. Булгакова.// Михаил Булгаков. Романы. – Л., 1978.
71. Сидоров Е. Булгаков.// Булгаков М.А. «Мастер и Маргарита». – Магадан, 1988. – С.391.
72. Скорино Л. Лица без карнавальных масок. // Вопросы литературы. – 1968. -№6.
73. Скобелев В.В. В пятом измерении.//Подъем. – 1967. - №6. – С.128.
74. Степанян К. Из церкви в капище: социализм и духовная трагедия народа.//Волга. – 1991. - №10. – С.163- 174.
75. Строилов Л. Творчество Ч. Айтматова в западноевропейской критике. – Фрунзе, 1988.
76. Ткаченко П. Как стезя…// Наука и религия. – 1980. - №11. – С.40-41.
77. Тендряков В.Ф. ради этого стоит жить и работать.// Книж. обозрение. – 1980. – 3 октября. – С.36.
78. Тендряков В.Ф. Не ждать вдохновения.// Лит. газета. – 1979. – 18 апреля. – С.4
79. Утехин Н. исторические грани вечных истин. // Современный сов. роман. - Л., 1979. – С198.
80. Холмогоров М. Время собирать камни.// Вопросы литературы. – 1996. - №1. – С.38.
81. Чудакова М.О. Гоголь и Булгаков.//Гоголь: история и современность. – М., 1985.
82. Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. – М., 1988.
83. Чудакова М.О. Я поняла, что это возможно. О М. Булгакове.// Сов. культура. – 1991. – 12 мая. – С.9.
84. Эльяшевич А. Горизонтали и вертикали. – Л., 1984. – С.115., 211 – 225.
85. Яблоков Е. Я часть то силы.// Рус. лит. – 1988. - №2. – С.3 – 31.
86. Яновская Л.М. Творческий путь Михаила Булгакова. – М., 1983.