Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь»

Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь»
Выпуск 10
Содержание:
Александр Гельманов
К’Джоуль Достопочтенный
плутовства
Елена Минкина
Джордж Райт
Хелью Ребане
Марьян Беленький
Александр Корн
Капатепову и золотую рыбку
Древо прошлой жизни, часть 2
Виртуальная хроника чертовщины и
Женщина на заданную тему
Болезнь Карела Новака
Моя голова
Ars longa vita brevis
Байка про Игорешу Кандышева, Викочку
Александр Гельманов
Древо прошлой жизни, часть 2
***
- Избыток, конечно, не необходим для счастья, но действительно ли горе тех,
которые лишены необходимого?
«Человек действительно несчастлив, когда он страдает от недостатка
необходимого для жизни и для телесного здоровья. Лишение это может зависеть от
его личной вины, и тогда он должен обвинить самого себя. Если же в этом виновны
другие, то ответственность падает на того, кто был тому причиной».
- Что думать о тех, которые с целью иметь излишнее собирают земные богатства в
ущерб тем, которым недостаёт необходимого?
«Они не исполняют Закона Божия, и будут отвечать за все лишения, которым
подвергли ближнего».
- Какой признак законной собственности?
«Законна только та собственность, которая приобретена без ущерба для других».
- Бывают люди, лишённые всяких средств к жизни и в перспективе имеющие
одну смерть даже тогда, когда вокруг них царит изобилие, что должны они
предпринять?
«В обществе, устроенном по закону Христа, никто не должен умирать с голоду».
- Как определить: в чём состоит нравственное учение?
«Нравственное учение есть правило вести себя хорошо, то есть, отличать добро от
зла».
- Человек, склонный к заблуждению, не может ли ошибаться в определении добра
и зла и воображать, что делает хорошо, когда действительно ведёт себя дурно?
«Иисус сказал вам: поступайте в отношении других так, как бы вы желали, чтобы
другие поступали в отношении вас. Соблюдайте это правило, и вы не ошибётесь».
Книга Духов
***
Дома я открыл бумажный конверт, вынутый из полиэтиленового пакета, и достал
толстую старую тетрадь обычного размера с коричневой обложкой. В тетради ровными
строчками были написаны стихи, и заложен ещё один конверт - поменьше. В нём
оказалось письмо от тёти и фотография прабабушки. Когда-то я видел её и не раз, но у нас
в доме такого фото не было. Все семейные фотографии после смерти наших родителей
теперь хранились у моего брата. Я бережно поставил фотокарточку Марии Антоновны на
письменном столе. На вид ей можно было дать около двадцати лет. Очень красива и
изящна. Красива, как бы это сказать, не по современным меркам, а по любым, вообще.
Одежда старого покроя ничего не портила. Она стояла одна, фото сделано во весь рост.
Внизу карточки было обозначено: «Фотомастерская Пряничникова. Город Симбирск.1916
год» - Всё, конечно, с буквой «ъ». Вытащив письмо, я развернул несколько исписанных
торопливым почерком листков, - у тёти было мало времени, - и пробежал глазами первые
строчки:
«…назвали тебя в честь твоего прадеда Александра Петрова - по отчеству
Тихоновича. Это муж твоей прабабушки и моей бабки Марии Антоновны - Машеньки.
Любили они друг друга с мужем и жили душа в душу. Понимали друг друга на любом
языке, потому что думали одинаково. Два благородных человека. Известно, что Мария
Борисова вышла замуж за Александра Тихоновича, 1888 года рождения году в 1915, так
как мой папа родился в 1916 году. Твой дед Миша был директором совхоза, окончил
Куйбышевский сельхозинститут и умер в 1983 году. А его жена - моя мама - Наталья
Андреевна с 1918 года рождения, ты помнишь обоих.
Был в Симбирске торговый дом Александра Петрова, который открыл его отец Тихон
- купец и промышленник. Вообще, прадед твой не был барыгой и, насколько знаю, им
гордились как человеком. Челси в полуголодной стране покупать бы себе никогда не
позволили. Ни отец, ни сын. Состоятельные люди были, но считали себя патриотами. А
вот Тихон деньги бедным жертвовал, и не для того, чтобы ему на том свете слаще
спалось. И к руководству города руку прикладывал. Тихон был купцом I гильдии и
поставщиком императорского двора. Многое в городе ему принадлежало и кое-что за
городом, но честность фамильная была в крови. Судьба их очень печальна из-за
революции.
Александра Тихон отправил учиться в Париж счётному делу. Были они образованными
людьми, и оба знали и французский, и немецкий языки. Короче говоря, Александр экономист и, якобы, поэтому стал вредить индуст-риализации, которую начала
советская власть. Так Александр стал «вредителем». Тогда знаешь, как было? - Пукнешь,
наевшись гороховой каши - сразу приедут, заберут и обвинят в том, что репетировал
срыв парада и демонстрации на Красной площади. Я не шучу, - почти такой случай был.
А потом спросят, с кем в сговоре из подозреваемых, проходящих по улице за окном
кабинета, ты был. И не отвертеться. Потому что всесоюзный староста лю-бимый
народом дедушка Калинин подписал Указ о расстреле детей с 14 лет. Ты это, как
историк, должен знать. Так что, если не сознаешься, - говорили арестованному, - мы
твоего сына шлёпнем у тебя на глазах в камере напротив. Прямо через специальную
дырку в двери, а ты посмотришь через свою. Александра назвали «контрой», припомнили,
что его отец Тихон был «неугодным элементом». В 1929 году за ним ночью приехали
люди. Те, которые сначала носили кожу и узкополосатые футболки, а потом галстуки
скромной пестроты. Всё, конечно, экспроприировали ещё раньше, до НЭПа, так что
нэпманом он никогда не был. А его отец Тихон умер раньше - в 1918 году в 63 года, хотя
крепок был тесть Марии. Не вынес Великого Октября.
Кто-то бросил письмо в почтовый ящик - такие письма всегда доходили быстро. В
итоге Александру дали 10 лет без права переписки - считай не лагерь, а расстрел - так
его маскировали власти, чтобы родственники зря не загружали казённую почту. С
мёртвыми не разговаривают, и они писать не могут. Только Маша всё и так знала, когда
её мужа убили. Твоя прабабушка знала свою судьбу, она - медиум.
Отец Петрова Александра - Тихон - родился в 1855 году и воевал на Шипке с турками
в 1877-1878 годах. Это достоверно известно. У вас скоро будут показывать «Турецкий
гамбит», посмотри обязательно, это про твоего прапрадеда. А если хорошо
постараться, то можно обнаружить, что отец Тихона или его братья защищали
Севастополь во время Крымской войны 1855-1856 годов. Есть кое-какие данные.
Мария и Тихон Петровы похоронены на старом кладбище в Симбирске - Ульяновске.
Маша умерла в 1966. А Александр - неизвестно где, впрочем, это не так важно. Был ты у
них ещё совсем маленьким и сейчас, наверное, ничего не помнишь. Но позже, когда ты
уже учился в школе, написал вот эти стихи:
На кладбище старом стою я один,
Ничто не нарушит угрюмый интим.
Послышались стоны Ветвями колышут
Столетние клёны,
Но кто их услышит…»
Я задумался. Смешанные чувства овладели мной. Я гордился своими предками просто
потому, что независимо от своего положения, они делали то, что надо было делать в своё
время. Но мне было стыдно из-за того, что ничего или почти ничего из прочитанного, я не
знал. Почему так происходит? Ведь я жил с родителями, не один раз приезжал к тёте, и
мы много раз разговаривали с ней обо всём. А узнаю всё это только теперь. Один раз, в
летние каникулы после окончания первого курса мы даже с Петельским поехали к тёте и
гостили там целый месяц. Я бывал в этом южном городе с родителями и до этого, и
потом, когда закончил учёбу в институте. Неужели столь многим из нас суждено прожить
жизнь иванами, не помнящими родства?
Ну, надо же, оказывается, моя прабабушка Маша была медиумом. В жизни я видел
только одного медиума в фильме «Фантомас против Скотланд-ярда» с участием Жана
Марэ и Луи Де Фюнеса. И это мне показалось не более, чем чертовщиной. Правда, было
очень смешно.
Я посмотрел на старинную фотографию прабабушки и принялся читать письмо дальше.
«Баба Маша романтическая была особа, писала стихи по-французски и по-русски.
Чему удивляться, если её муж и тесть по два языка знали? Стишки на память в
альбомчик на французском многие барышни тех лет строчили и обменивались, а она была
с 1895 года. Признак времени. Она оставила целую французскую тетрадь, но найти её не
смогли, хотя говорят, её видели в Ульяновске. А русскую тетрадь прочтёшь сам, у неё
был хороший почерк. Талант писать стихи тебе от Марии Антоновны и передался.
Вообще, о бабушке Маше известно мало. И её мужа мы помним только благодаря его
родным. Да и давно всё было. Мария Антоновна была честна, возвышенна и
принципиальна. Человек с большой буквы, никогда не роптала, не жаловалась и не
возмущалась. Внутри столько достоинства, что рядом с ней быть хотелось. Такой я
знаю её по рассказам тех, кого уже с нами давно нет. Высокий человек с чистой душой и
русским характером. Я помню, что бабушка никогда не унывала, несмотря на любые
трудности, и о своих бедах не считала нужным рассказывать. По-современному оптимист. И очень добрая, жалела даже тех, которые отняли у неё мужа. Перед
смертью сказала, что с собой ничего не заберёшь, там всё есть. Только просила, чтобы
её тетрадь сохранили и передавали кому нужно дальше…»
Я закончил читать письмо и опять посмотрел на старую фотокарточку Марии
Антоновны, что-то вспоминая. Когда-то мой дедушка Миша пел мне в детстве
колыбельную:
Ай ду-ду, ду-ду, ду-ду,
Сидит ворон на дубу,
Он играет во трубу
Во серебряную…
- Дедушка, откуда ты знаешь такую песню?
- Эту песню по вечерам пела мне моя мама. Царская песня.
- Почему царская?
- Её пели ещё при царе.
- А твою маму кто петь её научил?
- Её научила одна женщина, которая её приютила.
- А что такое «приютила»?
- Это когда человек вышел на вокзале, а ты ему помог, потому что у него нет ни дома,
ни мамы, ни отца, ни брата.
- Спой мне ещё эту песню…
Я представил, как в доме на Сударинской улице, при свете керосиновой лампы,
задумчиво глядя в одну точку, тихо поёт эту колыбельную себе самой солдатка Борисова.
И думает про своего мужа и нелёгкую жизнь. И от моих воспоминаний и мыслей
невыносимо защемило сердце, а на глазах навернулись слёзы.
Мне пришлось успокоить мысли и вновь сосредоточиться. Потом я открыл тетрадь и
стал читать с самого начала. Всё это было трогательно. Даже очень интимно и
сокровенно. Похожее испытываешь, держа в руках некоторые исторические документы.
Но то, что вычитал я, было весьма неожиданным. Одно только общее сопоставление
известных мне одному фактов без всякого анализа и синтеза привело меня почти в шок. А
уж если ещё домысливать и давать волю воображению или начать мыслить дедуктивно…
Впереди была бездна! Эльдорадо неизвестности и тайн. Есть люди, которым без них
скучно, потому что в них много романтики и мало адреналина. И чем больше первого, тем
больше хочется второго. Вот бы мне хотя бы одного такого в помощники взять. Но
обстоятельства сложились так, что я был один и стоял перед выбором - забыть всё или
идти вперёд. И я не знал, что делать. Что будет, если уехать на полгода во Владивосток
или на Колыму? А тетрадь передать брату. Я же не железный. А может просто
неполноценный романтик с аллергией на адреналин. Говорят, раньше аллергии было
мало, я о ней вообще не слышал, а теперь открылись целые аллергодома. Куй бизнес, пока
есть аллергия. Пока есть переедание и ожирение - будут и таблетки от того и другого.
Есть алкоголь - будет и антиполицай. Так же и с аллергией. Главное создать спрос, а
потом услужливо породить предложение. Только делом некогда заниматься. Но я
отвлёкся.
В общем, кошмар. Конечно, не такой, как на улице Вязов, но уж слишком далеко до
комедии. Я поначалу удивился, почему никто из моих родных не обратил внимание на
некоторые стихи, но потом легко догадался, почему. И вы бы сразу поняли, будь у вас
линии на руках и ногах как у меня, и информация. «Право на информацию» - это звучит
гордо. Только если такое право реализовать полностью и немедленно, по принципу «все в автодор», это может причинить непоправимый вред психическому здоровью.
Надо всё делать постепенно. Стихи о Сударинской улице были первыми.
Последнее лето
На улице Сударинской
С утра весь день-деньской
У ярмарочной площади
Стоит городовой.
Там с песнею цыганскою Приволжские купцы,
И брызги от шампанского
Летят во все концы.
Народ гуляет радостный
Под колокольный звон,
И звук святой и благостный
Идёт со всех сторон.
1916
Трудновато писать по-русски, если ты, конечно,француженка. Очень просто и легко
написано. Восторженно как-то. А чему было восторгаться? - Городовому, купцам и
народу, ещё не исчезнувшим в пламени революции? Писал же наш знаменитый поэт: «Мы
на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» Вот и раздули. Романтики чужих дорог.
Или не романтики?
Интересно, почему лето последнее? Может, стихи были написаны раньше и события,
описанные в них, происходили до 1916 года? Тогда какое лето? Перед I Мировой войной
или Октябрьской революцией? Вся экономическая статистика дореволюционной России
для сравнения с развитым социализмом обычно бралась за 1913 год - это последний
довоенный год. Или здесь скрыт другой смысл?
Семейные события начинаются в 1914 году, потому что со слов прабабушки её родные
погибают примерно в это время. Возможно, вспоминается последнее лето в Шато, но там
Сударинскую улицу искать не стоит. Одно точно - фото Марии Антоновны сделано после
того, как родился мой дедушка - в этом же году. И было это уже не в Мелекессе, а в
Симбирске. Но с чем связано ощущение радости автора - колокольным звоном или
рождением сына?
Это небольшое стихотворение поставило передо мной с десяток вопросов, но не
ответило даже на один. Из телефонного разговора я и так знал номер дома на этой улице.
Читая стихи дальше, вскоре я наткнулся на более короткое стихотворение, которое
вызвало у меня ещё больше вопросов. Оно было через несколько страниц.
АЭЭЖ
Знаю я давно про это,
Духом чувствуя поэта
И душою человека,
Что не хватит и полвека
И не хватит сил на то,
Чтоб увидеть всех в Шато!
Хоть бы раз увидеть вас
В этот самый горький час!
1929
Я был поражён открытием. Каким? - Аббревиатура АЭЭЖ! Может, речь идёт о
Жозефине? Тогда это не аббревиатура. Почему четыре, а не три буквы, если первые
происходят от ФИО? Между ними не было ни точек, ни запятых. Непонятно. Год,
поставленный под строками, что-то означал. Стихотворение тоже простое, даже очень, но
читать его тяжело. В его строках была горечь. Такая горечь безысходная, почти
безропотная, что настроение их передалось и мне. От восторженности Сударинской
улицей и следа не осталось. Но смысл понятен - разлука с кем-то, с живым или мёртвым.
С кем? Выяснить бы.
И, наконец, есть указание на Шато. Chateau - название французское и, между прочим,
означает замок. Его часто на этикетке винных бутылок можно встретить. Посмотрим
карту, дело знакомое. Хотел посмотреть одно Шато, а нашлось второе, - в письме и в
тетради. Спасибо брату за карту. Но и я тоже ничего - суперследопыт. Надо было в
сыскари идти как один одноклассник брата, который в Омске знаменитую школу милиции
закончил. Носил бы сейчас фонарик, наручники и пистолет. Сплошная романтика, а в
адреналине утонуть можно!
Но через несколько минут меня ожидало разочарование. Этих Шато во Франции
оказалось почти четыре десятка. И это были только те населённые пункты, которые
писались не слитно, а с чёрточкой, и я устал их считать: Шато-аллегре, -бернар, -вале, гонтье, -гарнье, -конти, -ландон, -ларше, -обри, -порше, -рено, -сенсо, -тьерри, -шино.
Хватит на всех следопытов. Это было безнадёжное дело, городки разбросаны по всей
Франции. И полвека не хватит, чтобы увидеть Шато. А почему я вдруг так сказал?
Прабабушка хотела вернуться туда, она была из Шато? Не может быть!
Я продолжил чтение тетради, но больше в ней совсем старых стихов не было. Под
другими стояли годы 1930, 1932, 1933, 1934. Дальше предвоенные стихи отсутствовали.
Времена наступали тяжелые. Не было стихов. Кроме одного лирического и
двусмысленного о погоде, написанного незадолго до кончины. Однако перед ним без
указания года нашлось ещё одно, попавшее в промежуток с 1934 по 1965 год. Название
было на французском. Оно было странным, это стихотворение. Какая-то мистика. По
содержанию - сказка про Буратино из серии «далёко-далёко за морем», а по форме
триллер. Для кого он? Это же очевидное обращение к кому-то.
A MON ARRIERE PETIT-FILS
Ты вернёшься к предкам, – ждёт тебя очаг, По дороге трудной встретят друг и враг.
Тот очаг у двери, а за ней проход, Открывай смелее, - и шагай вперёд.
В этом couloir видно впереди
Узкую площадку, - ты туда иди.
Погоди немного, ниже загляни Семь ступеней спуска, - и по ним шагни.
Дальше ты увидишь длинный коридор, Двадцать метров прямо, - и стена в упор.
Тридцать метров вправо, - на полу порог, За порогом будет первый закуток.
Но сюда не надо, - стену не пройти, Лучше оглядеться в поисках пути.
Скоро ты заметишь новый закуток, Нужен только третий, помни этот слог.
В тупике последнем, если счёт ведёшь,
Приданое Эльзы за стеной найдёшь.
Золото, каменья – в старых сундуках –
Ждут давно решенья, в чьих же быть руках.
Найденным сокровищем не отдать долгов,
И земным могуществом не сорвать оков.
Надо не богатство предков отыскать,
А своих потомков тайну разгадать.
Только не понятно, - стоило ли ждать, Если вход и выход разом потерять.
Только не известно, - стоило ли жить, Чтобы вход и выход камнем заложить.
Если вы, прочтя такое, скажете, что в этом путеводителе немало знаков препинания
или, что это полный бред, и отложите его в долгий, а ещё лучше в мусорный ящик, - вы
счастливый и очень здоровый человек. Конечно, в образном смысле выбросите, то есть не
саму тетрадь. Тогда я завидую вам и желал бы познакомиться, чтобы поучиться жить.
Вероятно, найдутся и те, которые обрадуются свежим новостям непонятной давности.
Когда же я прочитал стих с французским названием, мне захотелось, чтобы в комнате
стало светло, и кто-нибудь пришёл. Мне почудилось, что запахло плесенью старинного
подземелья, а последние строчки навели на меня ужас. Мне представилось, как откуда-то
сверху сыпятся огромные камни и заваливают вход. Бежишь к выходу, - там тоже падают
камни. С грохотом. И неизвестно откуда слышится дикий хохот: «Ты хотел золота? - Бери,
оно теперь твоё, твоё». И снова хохот, долгий страшный хохот, постепенно затихающий
где-то за толстыми стенами. А внутри всё леденеет. Какой кошмар! Нет, так нельзя.
Впечатлительность доведёт до Сербского. Прабабка была добрым человеком и не стала
бы так… Тут что-то другое, но что? Название стихотворения я перевести не мог, даты не
было. Но когда бы оно ни было написано, это могло случиться задолго до моего
рождения. - Прабабушка умерла в 1966 году. Почему же я так испугался? И почему так
выходит: чем дальше в лес, тем больше дров?
Наступил вечер, пришла пора позвонить в Украину и сказать тёте, что тетрадь у меня.
Надо задать ряд уточняющих и дополняющих вопросов, и при этом не напугать и не
посеять никаких сомнений. Старое следует ворошить только в исключительных случаях,
потому что иногда это похоже на эксгумацию.
- Аллё, это я, добрый вечер. Спасибо тебе за тетрадь и фотокарточку. И большое
спасибо за письмо. А Ленка сказала спасибо за орехи, и все шлют вам большой привет.
- Понравились стихи?
- Очень, прямо в другой мир попал. Чистые мысли и понятные каждому слова. Только
не всё мне ясно.
- А что?
- Да, ладно, так. Слушай, а она, правда, была медиумом? Чародейство завоевало в
Европе особую популярность с конца XVI века и за триста лет вполне могло докатиться и
до нашего отечества. Но о медиумах я мало слышал.
- Маша это не подчеркивала и не злоупотребляла. Медиумы - это избранные Богом
люди.
- Ага, как Аллан Чумак, что ли?
- Да нет, ты всё неправильно понимаешь. Спиритизм это не белая горячка и не чёрная
магия. Это другое.
- Тогда, что?
- Ну, есть медиумы, которые иногда видят сны с того света. - Это все мы. А есть те,
которые разговаривают с тем миром. - Это баба Маша.
- Через вертящиеся столы, что ли?
- Столы она не вертела, не беспокойся.
- Ладно, скажи, что это за стихи про богатства Эльзы, спрятанные за очагом?
- Бабу Машу нужно было знать. Она иногда могла быть Алисой в стране чудес,
неимоверно романтичной. Я в детстве нашла эту тетрадь где-то у неё и стала читать это
стихотворение. Но бабушка забрала, правда, не сердилась. Только сказала, что все сказки
придумывались хорошими людьми, которых звали добрыми сказочниками и
волшебниками. Все они жили в Зазеркалье. Мне было тогда лет десять-двенадцать. Это я
запомнила навсегда.
- А другие стихи, где упоминается какое-то Шато, что это? И что за аббревиатура из
букв А,Э,Э,Ж?
- Про Шато не знаю, а буквы могут обозначать её знакомых или друзей.
- А что было в 1916 году?
- Родился твой дед, отец мой и твоей мамы.
- А 1929-м?
- Репрессировали мужа Маши Александра.
- А родные у неё были? Я не понял.
- Да не было у неё никого, не было. Во время войны она была сестрой милосердия.
Возможно, и стала ей, потому что все родные погибли. Твой прадед Александр встретил
её в начале 1915-го, забрал её из больницы в бреду - тиф. И увёз в Симбирск, вот и всё. Ты
знаешь, она была скрытной, но это не бросалось в глаза - всегда естественно принималось
за особую скромность. Качества душевные - потрясающие, но противоположные друг
другу: доброта и твёрдость, нежность и мужество, любовь и непримиримость. Могла быть
очень непосредственной, но была очень умной женщиной и сохранила ясность ума до
старости.
- Таких людей я не встречал. Скажи, как ты думаешь, она была счастлива?
- Думаю, да. Но и горя хватало. Хотя она довольствоваться тем, что у неё есть, могла, тётя вздохнула в трубку.
- А почему мне никто не говорил, что мои предки воевали на Шипке, это правда?
- Это правда. Ещё такие сигареты были - «Шипка» - с памятником. Я думала, ты
знаешь.
- Я был в Болгарии и на Шипке. Теперь эти сигареты в пачках синего цвета. И я ничего
не знал. Совсем. Слушай, а как мои предки, промышленники и купцы могли обходиться
без рекламы и модифицированных продуктов? - съязвил я.
- Ну, Сашка, и язва же ты сибирская. В цивилизованной стране не доводят всё до
абсурда. А насчёт продуктов… Царь не ставил цели травить своих подданных. И на всё
вредное раньше клеился очень заметный ярлычок с черепом и костями. Ты ведь это хотел
от меня услышать? Помнится, ты сам рассказывал, что в средние века отравление ядами
указывало на моральное разложение общества… Ты бы лучше не тратил деньги на
телефонный разговор, а приехал как-нибудь. Я многое могла бы тебе рассказать.
- Я обязательно приеду. Спасибо тебе… Но телефонная линия неожиданно
разъединилась, и в ухо забили неприятные резкие гудки. «Ладно, потом перезвоню, я пока
узнал всё, что мог», - подумалось мне.
Итак, я выбрал три стихотворения из тетради - радостное, грустное и страшное.
Последнее стихотворение, действительно, страшное и загадочное. Но в каком из них
скрыта тайна? И помогут ли они мне раскрыть тайну? Выходит, вокруг меня одни тайны.
Что бы сказал брат, зная всё? Он хороший аналитик, в мышлении для него вообще не
существует преград, созданных предрассудками. И он может найти почти любой выход,
независимо от того, что придётся искать или зачем. Потому что мыслить он учился не как
я - по одному лишь учебнику логики, сдав зачёт. Эта школьная логика не учит искать
решения там, где их нет, связывать факты, которые не связываются, и находить истину в
парадоксах, потому что представляет собой обыкновенный ликбез. Брат бы искал
решение, даже если очевидно, что его нет, или оно может быть таким, как у Агаты Кристи
в «Десяти негритятах». А что могу я? Коллежский регистратор - архивных залежей
диктатор, с гражданским чином последнего, четырнадцатого класса. Но я поберегу тебя,
братец, как ты оберегал меня в детстве.
У меня ничего не укладывалось в систему. Десятки вопросов роились в голове как
пчёлы, и она гудела как улей. - Вот простое классическое сравнение. Вдруг - в секунду - и
голова стала пуста. Мы в таких случаях говорим - прояснилась. На пустом месте
появилась чёткая мысль. Мысль неуловима. Это не буквы, слова и лозунги, а обособление.
Просто ты имеешь его, и всё. А слова и буквы - это уже потом, когда ты возьмёшь
авторучку или сядешь за компьютер. Мысль может быть неясной, но сейчас она была как
апельсин на снегу. Только без цвета, вкуса и без звука: «Дно не увидишь, пока не осядет
муть. Завтра». - Что это, голос? Мне стало не по себе.
Наверное, психиатры задают шизофреникам дежурный вопрос, слышат ли они голоса.
Но у меня был не голос, а будто кто-то вложил мне нужную мысль в голову. Она твоя, и не твоя. Теперь и я могу явиться в районную поликлинику на приём и сказать: доктор,
кто-то вкладывает мне в голову свои мысли.
В голове опять возникла мысль - «Дно не увидишь, пока не осядет муть. Завтра».
- Какие мысли? - спросит доктор.
- Нужные, - правдиво отвечу я.
- Так-так-так, - затакает доктор, наклонившись ко мне доверительно, как политрук,
выслушивающий бойца, который рассказывает, что его сосед по блиндажу раздербанил
свежую фронтовую газету на самокрутки. Например, Красную звезду, да ещё с портретом
Главнокомандующего. И в истории моей болезни появиться первая запись.
- А кем вы себя чувствуете?
- Я антипод Наполеона, - признаюсь я.
- Наполеона? Так, так, так. Это очень интересно. И вы добровольно сюда пришли?
- А это лечится?
- М-м-м. Не совсем. Раньше стационаров было больше, а теперь их закрыли и начались
эпидемии, хотя больничный изолятор гарантирует на какое-то время… Вирус, знаете ли,
очень заразный, а вакцину всё никак не изобретут. Но мы вас поставим на учёт, и вы
станете полноценным членом общества как большинство, - обнадёжит он и сдует с моего
плеча невидимую пылинку. - А рецепт на таблетки я вам сейчас выпишу - они такие же,
как от переедания, только не для желудка, а для пошатнувшейся психики. Правда, аппетит
усилится, но вы купите какой-нибудь мезим, пензитал или что-нибудь от ожирения. У нас
всё с одной централизованной базы. Там и телефончик есть. А если начнётся аллергия, тут
рядом есть превосходный аллергодом со специалистами, - наши коллеги всегда помогут.
Кстати, общество шагает вперёд, и по последним научным данным чревоугодия уже
считается не грехом, а мощным средством от стресса.
- Минуточку, доктор…
В голову ещё раз пришла мысль, но на этот раз, немного иная: «Дно… увидишь…
осядет муть. Завтра». Ну, конечно, утром мы все умнее, чем вечером. Это же сермяжная
правда. Утром можно и передумать идти на приём к психиатру. Я подождал ещё, но
мысль больше не возвращалась, наверно, потому, что до меня что-то дошло.
- Доктор, я передумал становиться полноценным членом общества.
- Жаль, у нас так много наполеонов, так вырос их процент среди населения, а вот с их
антиподами - дефицит - нет ни одного. И среди них много невыявленных. Пока. Но когда
проведут реформу здравоохранения и социального…
- Вы уж извините. «Мы все глядим в наполеоны - двуногих тварей миллионы…». Мне
так жаль.
- Ничего, заходите, мы никому не отказываем в постановке на учёт и в таблетках.
Я в сердцах мысленно хлопнул дверью, снова погрузившись в муть.
Цыганка в метро, бродяга с письмом, тетрадь прабабушки - были звеньями одной цепи,
длину которой предугадать невозможно, а свернуть себе шею, уцепившись за следующее
звено, - запросто. Так что не соскучишься, не успеешь, потому что согласно прогнозу
Петельского важные события должны были случиться «ещё вчера». А завтра может
представиться дорога в Зазеркалье, хотя от неё можно отказаться как от любой поездки.
Например, проспать или сказать тому, кто тебя тормошит, что очень занят чем-нибудь
таким-этаким… зазеркальным.
Н-да. Французские стихи исчезли. А они были бы важны, ведь происходило же что-то
до 1914 года. Но баба Маша перед смертью просила сохранить именно русскую тетрадь и
передавать её дальше, кому надо. Таинственно звучит, хотя и естественно. Значит в ней
загадка-разгадка, ключ, золотой ключик. Значит, эта тетрадь очень важна, потому что
Мария Антоновна была романтичной особой, Алисой в Зазеркалье и запросто могла
запрятать тайну в свои стихи. Потому что романтики всё могут по сравнению с теми, кто
романтиком себя не считает. И им не обязательно гоняться за адреналином. А ещё моя
прабабушка - медиум. И её тетрадь попала ко мне. Только зачем она сложила такое
длинное стихотворение? - Чтобы указать путь в Зазеркалье? Кому?
Иногда, принимая какое-нибудь не очень важное решение, я сам с собой играл в игру
«за и против». Мой братец, знакомый с теорией принятия решений в экстремальных
ситуациях даже в условиях дефицита времени, от души посмеялся бы надо мной.
Моим оппонентом для игры я всегда выбирал местного паренька Феликса Певзнера, с
которым познакомился ещё в детстве, будучи у тёти на каникулах. Это был
темпераментный спорщик по любому поводу - с ним хотелось спорить только для того,
чтобы послушать, как он говорит. Наверно, он заочно учился у самого Жванецкого. Это
был театр, эстрадное представление. У Феликса был дедушка без ноги, который открыл
мастерскую с вывеской «Евроремонт обуви». Он сидел в своём подвальчике на самом
углу старинного здания в районе почтамта в рваной тельняшке и фартуке, и, отпуская
свои шутки, покорно тачал всё, что ему несли. Итак…
«- Что же я буду иметь со всего этого?
- А я знаю? Я что тебе, старый Моня с Ришельевской улицы? Но зато я хорошо знаю,
что ты должен отправиться в Зазеркалье, - говорил Феликс, нетерпеливо размахивая
худыми руками.
- Как говорят у вас, - а мне это надо?
- Тебе дали тетрадь, которую сохранили для тебя, а раз дали, - бери и будешь иметь.
- А мне это надо? - как попугай повторяю я.
- Надо, потому что ты уже взял тетрадь, значит, имеешь, будь я фрайер!
- Но я не хочу в Зазеркалье, не хочу, нет!
- Что нет-нет, когда да-да?
- Что да-да, когда нет-нет?
- Если бы ты не стоял как памятник перед лестницей, то давно бы узнал, на что там
живут покойные тётя Софа с дядей Семёном, и рассказал нам.
- А мне оно надо? - не устаю повторять я.
- Ты обязан отправиться в Зазеркалье. Если бы мой дедушка не был занят
евроремонтом обуви, он бы надел парадную тельняшку и сам ушёл туда, взяв костыли. Но
ты имеешь тетрадь, а он нет.
- А мне туда надо? - Уже тупо повторяю я.
- Надо, потому что, если отдашь тетрадь обратно, лучше бы ты всю жизнь занимался
евроремонтом обуви. И я бы с тобой пошёл. Но в моём доме постоянно идёт евроремонт,
и на всё лето приезжают родственники из Европы. А с ними надо каждый день ходить на
рынок у вокзала, чтобы им не подсунули тюльку вместо бычков. А ты не имеешь ни
евроремонта, ни еврородственников, ни бычков. Поэтому тебе надо надеть парадную
тельняшку и идти. А ещё лучше - ехать утренним трамваем. Там тебе скажут то же самое.
И на Молдаванке, и на Приморском бульваре, и на Привозе - везде ты услышишь только
одно слово - надо! Так что послушай сюда и…».
Надо, Федя, надо! - сказал я уже себе, попрощавшись с Феликсом. Потому что ты,
Федя, будешь хуже Вани, если забудешь про тетрадь. Хотя бы потому, что тот не помнил
родства, а ты и знать ничего не хочешь. Спасибо тебе, Феликс. И спокойной ночи.
***
- Знает ли Дух в блуждающем состоянии, прежде вступления в новое телесное
существование, и предвидит ли то, что должно случиться с ним во время жизни?
«Он сам выбирает род испытаний, которые желает выдержать, и в этом-то и
состоит его свободная воля».
- Итак, бедствия жизни нельзя считать наказаниями, налагаемыми на него самим
Богом?
«Ничто не делается без позволенья Божия, потому что Им учреждены все законы,
управляющие Вселенною».
- Если Дух имеет право выбирать испытания, то не следует ли из этого, что все
бедствия, испытываемые нами в жизни, были избраны и предвидены нами?
«Все - нельзя сказать, потому что это не значит, что вы избрали и предвидели всё,
что случится с вами в мире до малейшей подробности; вы избрали род испытаний,
частности же бывают следствием положения и часто ваших собственных действий.
Если Дух захотел, например, родиться между злодеями, то он знал, каким
искушениям подвергнется, но не знал всех поступков, какие совершит; поступки эти
будут зависеть от его свободной воли».
- Каким образом Дух может пожелать родиться между людьми дурной жизни?
«Нужно же, чтобы он послан был в среду, в которой мог бы подвергнуться
испытанию, избранному им. Чтобы бороться с склонностью к грабежу, он должен
жить с людьми, которые занимаются грабежом».
- Прежде чем достигнуть совершенства, должен ли Дух выдерживать
всевозможного рода испытания, должен ли встретить все обстоятельства, которые
могут возбудить в нём гордость, зависть, скупость, чувственность и прочее?
«Без сомнения, нет, так как вы знаете, что есть Духи, которые с самого начала
избирают путь, освобождающий их от многих испытаний; но тот, кто идёт дурным
путём, подвергается всем опасностям этого пути. Дух может, например, просить
богатства и просьба его может быть исполнена; тогда, смотря по его характеру, он
может сделаться скупым или расточительным, эгоистом или великодушным, или же
предаться всевозможным чувственным наслаждениям, но это не значит, что он
непременно должен иметь все эти склонности».
- Чем руководствуется Дух при выборе испытаний, которые он должен
выдержать?
«Он выбирает те, которые, смотря по свойству его поступков, могут служить для
него искуплением, и ускорить его развитие. Поэтому они могут избирать жизнь,
исполненную бедствий и лишений, чтобы выдержать её с мужеством; другие могут
желать испытать себя искушениями богатства и могущества, столь опасными для
человека по дурному употреблению, которое можно из них сделать, и по страстям,
развитию которых они способствуют; некоторые, наконец, хотят испытать себя в
борьбе с окружающим их пороком».
- Не естественно ли, кажется избирать испытания наименее тягостные?
«Для вас - да; для Духа - нет; когда он освобождён от материи, обман чувств
прекращается, и он думает иначе».
Книга Духов
***
Утром, пока я одевался, чистил зубы и завтракал, решил сделать разбор стихов с
французским названием. Всё-таки на свежую голову лучше думать. Будем мыслить
конструктивно, но разнузданно, как генетики при академике Лысенко.
Предположим, что жили-были две француженки - Мари и Элен. Прабабка подписывала
первым именем французские стихи. В письме и стихах есть указание на Шато. Значит, они
жили в Шато и знали про богатство, спрятанное в подземелье этого имения. Мари
страстно желала увидеть в Шато неких «АЭЭЖ», возможно, и тех, кого уже не было в
живых.
Но как же две француженки, две незамужние «мамзели» могли попасть на Волгу, чёрт
возьми? - Поехали навестить тётушку, дальнюю родственницу Прасковью Борисову и
посмотреть на репинских бурлаков, которых тогда уже не было? Допустим. Если это так,
какого чёрта писать о сокровищах в своём имении, там что, своих наследников не
хватало?
Стоп! Не получается, они - Борисовы и, скорее всего, сёстры-сироты, которых могли
называть на французский манер. Дорожку из России во Францию проторили давно. Париж
с Лазурным берегом русские освоили ещё в XIX веке, когда отпрыски богатых и знатных
семей годами жили там. И проблем с языком не было, - французский был вторым, а
иногда и первым языком русского дворянства. Однако, после октября 1917 года поездки
туда-сюда закончились. Хотя с началом войны 1914-го тоже не все могли пройти
пограничный фэйс-контроль, и курортников поубавилось. Всё это я знал, потому что
«учил». Да уж, времена. В общем, было, как всегда - если можно ехать за границу - денег
нет, если есть деньги нельзя ехать.
Почему же русская красавица с такой же душой Маша так подробно пишет, где
спрятаны сокровища, - ради сочинения доброй «зазеркальной» сказки? Но какое
отношение тогда она имеет к чужеземному кладу? Или клад надо искать в Симбирске?
Опять - двадцать пять. Но я чувствовал - факты подтвердятся, и между ними обнаружится
связь. Вернёмся к стихам.
Но я зря разнуздывал свою скромную фантазию, ох зря! Вы сейчас и сами это увидите.
Столетний суперкроссворд в рифму - не для средних умов, как сказал бы мой братец.
Стихи призывали поднять золотой ключик от квартиры папы Карло, где за очагом
деньги лежат. Безаппеляционно звали. Без лишних сборов на дорогу и сомнений. Надо
только прихватить свою лопату. Или лом. Правда, требовалось быть посмелее, потому что
в трудном пути кроме друга может встретиться и враг. В этом я не сомневался. Там, где
большие деньги - там появляются большие враги. А в остальном - всё легко: заскрипит
дверь, раздадутся шаги на ступенях, сквозняки поиграют с пламенем свечи, и вокруг
пахнёт пылью столетий. Может быть, где-нибудь в закутке паутина на черепе с костями
блеснёт, но чего мёртвых бояться? Останется лишь долбануть ломом по стене в нужном
месте. И вот уже слышно скрежет замка на сундуке. А также визг тусовочных девочек и
тормозов личного «Мерседеса» в столице своей родины или Рио-де жанейро. Главное,
чтобы не было ненужных фобий - врагов, темноты, огня или замкнутого пространства.
Богатства давно ждут тебя или меня - любого, у кого фобии отсутствуют. Гениальный
стих - в двух предложениях тьма вопросов, например, как Эльза смогла выйти замуж без
приданого? Кстати, имя похоже на немецкое, но кто разберёт, в каком столетии она
посещала ЗАГС?
Итак, предки у меня есть. Богатства аккуратно сложены штабелем за очагом и ржавеют
от нетерпения. Но где неблагоугодному холостяку взять потомков? Правда, в основе
моего душевного одиночества лежит не эгоизм, но - без разницы.
Если прабабка имеет в виду своих потомков, то я опять, как чёртик из чёрного ящика
выпрыгиваю и пискляво кричу: «Я - потомок, отдайте мою тайну. Где моя тайна?» - Где,
где? - В другом чёрном ящике.
У предков были потомки, причём свои, а не чужие. У меня потомков нет, но есть
предки. А тайна заключена в потомках, - начал я рассуждать снова. Но предки у потомков
ничего узнать не могут по причине смерти, и потомки тоже ничего не услышат от предков
по той же причине.
Допустим, я откинул крышку первого же сундука с каменьями; поможет ли мне это в
открытии тайны потомков, предки которых спрятали каменья в сундуки? Зачем мне
нужны потомки предков, оставшихся без приданого?
Остаётся одно - поставить таинственных потомков между моими предками,
спрятавшими сундуки и собой лично: ближе ко мне будет тайна потом-ков, а дальше - за
ними - мои предки. Вообще-то, все они будут моими предками - шурины, девери. Но в
этом раскладе моя хата с краю. «Зачем нам, поручик, чужая земля?» Зачем чужое
богатство и чужие промежуточные потомки, которые тоже являются моими предками?
Короче говоря, придётся разгадывать тайну предков, к которым я или кто-то ещё должен
вернуться по странному предначертанию.
Но разве бывают чужие родственники? - Нет. А чужие тайны? - Да. Но любопытство это порок, а родственники уже давно в Зазеркалье.
Почему же в стихах написано «своих потомков», а не «их потомков», - тех, кто
действительно имел означенных выше предков? Но прабабка написала «своих потомков
тайна» и была пограмотнее некоторых комиссаров в пыльных шлемах с маузерами.
Напомню тем, кто забыл, - у меня потомков нет, и пока не предвидится. Как и наследства
с наследниками. Гол как сокол. Как кандидат наук.
Выходит, что ты называешь букву, а тебе отвечают: нет этой буквы в этом слове. С
тайной не получается. И ладно. На кой чёрт она, если золото за стенкой и всё у тебя под
фэйс-контролем? Тогда на кой чёрт чужое золото?
Значение сокровищ умаляется - важно отыскать не их, а разгадать тайну. Но очень
прозрачно доводится мысль, что они ждут, и указывается их конкретное
местонахождение. Зачем? Мол, забирай богатство, но помни, что не в деньгах счастье, и
лучше отдать их соседу. Для чего деньги, если ими ни долги не отдашь, ни оковы не
сорвёшь? Имеют ли значение «оковы» и «долги» в стихах?
Мало того, чтобы отбить охоту лезть через врагов за таинственным кладом, потерян и
завален камнями вход с выходом, отчего ставится под сомнение смысл ожидания и жизни
тоже. Какой жизни? - Без сокровищ, к которым перекрыт доступ. Так что, господа, если
кто любит кладоискательство и торопится, прошу вперёд. В Космопоиске таких
любителей старых зданий и подвалов зовут «чердачниками».
Но тайна уже есть в том, что богатство лежит мёртвым грузом. - Как золотовалютный
запас, хотя это не тайна, а поговорка про собаку на сене. А драгоценности в стене по
глупости замурованы или по злому умыслу? Неужели они отложены на чёрный день,
который обязательно должен наступить у потомков? Неужели у предков были излишки
драгоценностей? Так не бывает, потому что под видом излишков обычно забирают даже
последнее как хлеб у крестьян после революции и как налоги у среднего и малого бизнеса.
В предложенном мне кроссворде я не смог отгадать ни одной буквы. Завтра уже
наступило, а муть не осела, только поднялась. Какое же утро и какого вечера мудреней, вот в чём последний вопрос, господа.
Взглянув на часы, я задёргался как ошпаренный. Надо было ехать в институт.
Несмотря на бесплодные рассуждения и постигшую меня неудачу, я был почему-то
бодрым и радостным. Схватил портфель и побежал на маршрутку. Как говорится, - и был
таков.
По дороге на краю шоссе навстречу мелькнул огромный щит, на котором крупно было
изложено новое предложение: «Купи свой Челси». Правда, весь плакат до конца
рассмотреть я не успел и не узнал, что уникального и в каком супершопе предлагали на
этот раз. А какая разница, что покупать для поднятия своего престижа и амбиций.
«Странно, - подумалось мне, - сначала официальное лицо говорит о неэтичности сделки, а
потом реклама предлагает её каждому. «Когда все идут по пути безнравственности - этого
никто не видит», - вспомнил я историческую аксиому. Чего не встретишь, - всё сгодится
для сатирической коллекции Задорнова. На одном щите во всю площадь была нарисована
пачка сигарет, а сверху и снизу были, не связанные смыслом, слова: «Курение вредит
вашему здоровью» и «Больше, чем ты думаешь». Одни относились к потребителю, другие
- к товару. Перестарались».
Занятия прошли под лозунгом одного из мудрецов прошлого - не заставляйте людей
думать - этого они вам не простят никогда. Поэтому я не вымогал у обучаемых ложного
признания в том, что дома «они учили». Просто старался, чтобы они сами узнали в
тёмном прошлом нечто знакомое по мутному настоящему, и сами сделали выводы о
туманном будущем. Оказалось, что они многое знают. Как англичане, которые говорят,
что никто не знает столько, сколько мы знаем вместе. В заключение я, как шериф, зачитал
аудитории её права во время сессии. - Всё, что вы не скажете на экзамене, - может быть
использовано против вас. Если вы не сможете сдать второй экзамен, вам может быть
бесплатно назначен третий, комиссионный. Не сточите зубы о гранит любимого предмета
и жуйте орбит только после занятий, - закончил я рекламой, как и положено, свой прогноз
на конец ближайшего семестра. Вопросы есть?
- Есть, есть!
- И, конечно, о тёмном, мутном и туманном? Нет бы, спросить о ясном, солнечном.
Давайте, а то перерыв закончится и до орбита не дойдёт.
- А когда будет ясно и солнечно?
- Когда-если в Гадюкино пройдут дожди.
Ну, всё, - решил я, - теперь можно ехать к Сергею Сергеевичу. Половина дня ещё
впереди.
***
- Зачем Бог даёт иногда богатство тем, кто, по-видимому, не заслуживает этого?
«Это милость в глазах лишь тех, кто видит одно настоящее; но помни
хорошенько, что богатство есть испытание, часто более опасное, чем бедность».
«Бог, подвергая его испытанию богатством, такому скользкому и опасному
испытанию для его будущего, хотел дать ему взамен наслаждение быть щедрым;
наслаждение, которым он может пользоваться, начиная с этой жизни. Но эгоизм тут
шепчет ему: то, что ты даёшь, ты отнимаешь от своих наслаждений. А так как голос
эгоизма сильнее голоса бескорыстия и милосердия, то человек не раздаёт своего
имущества под предлогом своих собственных нужд и потребностей своего
положения. О, пожалейте того, кому неизвестно наслаждение творить добро. Он
действительно лишён одной из чистейших и сладостнейших радостей».
- Почему Бог дал одним богатство и могущество, а другим - нищету?
«Чтобы испытать их всех различным способом. Вам известно также, что эти
испытания сами Духи выбирают себе и часто их не выдерживают».
- Какое же из двух испытаний наиболее тяжёлое для человека: испытание нищеты
или богатства?
«И то, и другое одинаково. Нищета приводит к ропоту на Провидение, а богатство
доводит всех до излишеств».
- Если у богача больше искушений, нет ли у него и больше средств делать добро?
«Вот это-то он не всегда и делает. Он делается эгоистом, гордецом и ненасытным;
потребности его растут с его богатством, и ему кажется всё мало для него одного».
- Нет ли положений, в которых средства к существованию не зависят вовсе от
воли человека?
«Это есть испытание, часто весьма тяжёлое для человека; но он знал, что
подвергнется ему, и должен его выдержать; его заслуга заключается в покорности
воле Божией».
Книга Духов
***
Дом, на лестничной площадке которого я стоял, собираясь нажать на кнопку звонка,
был старым. Глядя с трепетом и благоговением на жёлтую металлическую пластинку
входной двери, где было написано: «Профессор Кадушкин А. Ф.», я всегда ощущал себя
героем произведений «Собачье сердце» или «Мастер и Маргарита». Сергей Сергеич был
его внуком. Для меня всегда оставалось загадкой, кто и когда привинтил эту пластину на
дверь, за которой теперь проживал его внук - профессор истории Кадушкин С. С. и его
жена Алевтина Викторовна. Но спросить об этом я так никогда и не решался.
Дверь открыл сам Сергей Сергеич. Он был одет в свою старую тёплую кабинетную
куртку и держал в руке очки.
- Здравствуйте!
- Здравствуй, Саша, заходи. Один тут скучаю, так что вовремя пришёл.
- А Алевтина Викторовна?
- Легла в больницу, но ничего серьёзного - просто обследование. А откуда ты?
- С занятий. Третий день собираюсь к вам зайти, а вышло только сегодня, - я уже
разделся, разулся и сунул ноги в предложенные тапочки. - Как Вы себя чувствуете?
- Неплохо. Выхожу погулять во дворе. Да ты садись, садись. Вот сюда. На кафедру не
надумал возвращаться? Ведь сразу возьмут.
- Да, возможно, но с нового учебного года. Летом хотелось бы с друзьями съездить в
горы, но, скорее всего, отправлюсь в какую-нибудь из своих летних экспедиций. Я имею в
виду Космопоиск, к которому примкнул.
- Это хорошо. Как говорила Раневская, пока ты ходишь, надо ездить.
- Сергей Сергеич, несколько дней назад мне в голову пришла одна мысль, - сказал я,
усаживаясь в кресло. Вроде, простая, а ответить на неё я не смог. Только не смейтесь. Мне
кажется, что даже во всемирной истории ответа на этот вопрос нет. Первое, что мне не
ясно, были ли среди правителей, президентов, королей те, которых во всех отношениях
можно признать идеальными? История говорит, почти нет, а я думаю, что такие люди в
силу своего положения были всегда на виду, и время заставляло их принимать
непопулярные решения, за что их всегда осуждали и современники, и потомки. То есть,
как бы они не поступили, их бы всё равно критиковали. Современники - за то, что им
создавали ненужные проблемы, а потомки ещё и потому, что сами не знали тех условий
жизни.
- Ты прав, не всегда история даёт верные ответы. И не всегда только она одна должна
делать это. И критика справедлива тоже не всегда.
- Но ведь только история изучает прошлое этих людей.
- А ты посмотри на свой вопрос иначе, отвлекись от истории. В чём состоит вопрос,
который ты задал? - Были ли правители, которые всегда поступали правильно. И сколько
было таких «правильных». История не знает сослагательного наклонения: что было бы,
если она развивалась не так, а иначе? Но она должна отвечать, почему всё произошло так,
и как надо было поступать в тех условиях. Это почти то же самое, что спросить: что
делать и кто виноват? Ответов на эти вопросы нет, иначе бы в России их не ставили с
завидной регулярностью. Отсюда ты сам можешь сделать вывод об ответственности
личности - способности предвидеть последствия своих поступков. Но в России тьма
власти с властью тьмы. А ответственность особая, потому что эти последствия коснутся
очень многих. То, что публичная деятельность для окружающих очевидна, роли не играет.
- Получается, мы подошли к безответственности тех, кто в силу публичности заметнее
остальных?
- Нет, мы подошли к ответственности, не зависимой от публичности. Правители и
народ живут в одном времени. Почему же ты думаешь, что другой представитель из
народа будет более ответственным? Никакие силы не подскажут и не помогут избрать
самого идеального. Единственное, что можно сделать, - использовать демократические
выборы. Но и это не так просто. Но я могу добавить от себя - тот, кто достоин власти,
часто в неё не пойдёт сам.
- Но это же по поговорке о том, что каждый народ имеет то правительство, которое он
заслуживает.
- Как ни крути этой поговоркой, да будет так.
- Тупик?
- Тупик.
- Вопрос не стоил выеденного яйца как овчинка выделки?
- Эка, удивил.
- Но ведь есть порядочные люди?
- Которые сами не пойдут во власть.
- И негодяи есть?
- И негодяи.
- Сколько?
- Сколько позволяет разглядеть публичность их деятельности, о которой ты сразу и
сказал.
- Тогда в чём же дело?
- Только в одном: искуплении, испытании и назначении, если я правильно понимаю
твой вопрос. Это касается и королей, и народов.
- Поясните, мне…
- Существует два самых сладких испытания - богатством и властью. Но вместе с тем,
это самые тяжкие испытания, выпавшие человеку. А человек считает их или целью, или
подарком. Но это не то и не другое. Поэтому редко, кому удаётся вынести их, мы все это
хорошо видим, но всерьёз не принимаем. Более того, иногда завидуем. Привыкли считать
богатство и власть за добрый жест судьбы, но на самом деле всё наоборот: это не награда,
а наказание. Поэтому и в жизни у нас всё наоборот. Когда мы это поймём - поставим всё с
головы на ноги, но не раньше. Пока что мы понимаем только то, что есть богатые,
благодаря которым плодятся бедные. И есть власть, которая живёт для себя, из-за чего мы
находимся в таком положении. Это как у Хазанова - раз существует преступность,
существует и МВД, а пока существует МВД, будет существовать и преступность.
Беспредельная страсть к богатству и власти является главной, если не единственной
причиной бедствий материальной жизни, о которых все говорят. Но никто не хочет
понять, что эта первопричина всего лишь в эгоизме, личном интересе и оголтелом
потворствовании своим раздувшимся страстям иметь деньги и власть или иметь их ещё
больше. Отказаться от лишнего - значит пройти испытание, в данном случае, прежде всего
тем, в чьих руках они оказались. Мы с тобой уже говорили об этом. Не так давно и у нас
некоторые объедались властью так, что, не переварив, уступали её другим, чтобы не
обрыгать всё окончательно и сохранить лицо. Мезима от этого ещё не изобрели. Если бы
мы вдруг осознали тяжесть этой неподъёмной ноши, то стали бы радоваться, что у нас нет
ни того, ни другого. Но мы считаем, что все трудности сводятся к тому, куда потратить и
как руководить или править. Мы думаем наоборот, мечтая заполучить хоть кусочек от
этого кота в мешке. А о том, что у каждого есть своя ноша - поменьше - и вовсе не
задумываемся.
- Сергей Сергеич, а насколько всё это для нас очевидно? - Тут я подумал, что сморозил
глупость.
- Всё это - очевидно. Просто делать надо не то, что хочется, а то что Бог велит.
Неуправляемая страсть - непреодолимая сила как элементарная потребность алкоголика
выпить. Пройти испытание - это как ему бросить пить. Всё, что у нас происходит в стране,
не раз уже случалось в истории. Приведу тебе несколько примеров. Даже если они тебе
знакомы, посмотри на них с этой точки зрения.
В любую эпоху политики шли на многое, чтобы править миром или своим народом.
Особым коварством отличался будущий папа Сикст Пятый, захотевший занять папский
престол. Был он простым кардиналишкой Переттой из монахов. И, как нарочно, в этот
момент умирает прежний папа. Ну, специалисты по священному писанию назначают
перевыборы. Съехались кардиналы. У всех шёлковые рясы, пухлые ручки, лица лоснятся.
Явился Перетта, думает: «Я им сейчас устрою». И сказывается больным, охает, кашляет,
ходит с одышкой, сгорбившись. Ох, слабый, хворый и вообще скоро протяну ноги. Какой
там трон, ничего меня не интересует. Кардиналы думают: хорошо бы такого выбрать - и
милого, и застенчивого, и хворого. И выбрали. Но избранный дела повёл круто, - пару
кардиналов казнил, сразу заговорил сурово и во всё вникал. Сам был здоров как бык.
Другой персонаж - Лизистрат - правил в Греции, но что-то у него с рейтингом не
заладилось. Тогда он взял кинжал, нанёс себе неопасную рану в грудь и побежал к народу.
На площади с торчащим кинжалом произнёс речь о покушении на его жизнь, любви к
народу, которая выше его жизни. Народ, как свидетельствуют историки, растрогался и
стал ему аплодировать. И больше его народ не прогонял, считая сердечным человеком. А
Лизистрат сразу «закрутил гайки» и утвердил единовластие.
- И это делает с людьми только страсть проникнуть во власть?
- Одна только страсть, что ж ещё? Страсть попасть в неё и высидеть любой ценой.
Например, императора Тиберия в Риме очень не любили. - Голова от власти закружилась.
А в молодости был приятный человек, никак не подлец. Но он плевал на всё: «Пусть
ненавидят, лишь бы подчинялись». А Людовик XV как-то игриво заметил: «Будь я на
месте моих подданных, я бы стал бунтовать». Правивший в Риме Тарквиний Гордый,
которого хвалили и прославляли потомки, потому, что он провёл водопровод, для
современников был большим подлецом. О своём правлении говорил так: «Поборы,
налоги, каторжный труд - таково моё правление. Бедным и задавленным народом легче
управлять».
Теперь только слепец или лицемер могут поставить в заслугу подобному правителю то,
что он выиграл войну, заложил город или построил Беломорканал. И за это отливать им
памятники в бронзе.
- Или выпускать сигареты и коньяк с их именами.
- Какая разница? Не сотвори себе кумира. Но это ещё и низкопробная спекуляция на
имени в целях наживы. Ты помнишь дело врачей, которое было задумано Сталиным?
- Помню, конечно.
- Власть даёт возможность распоряжаться жизнью других. Иначе зачем она тогда? И
задолго до этого дела подобное уже происходило.
Жил в своё время один бургундский король Гунтрам с женой Астрахильдой. И вот
стала она умирать от хвори, но врачи того времени не могли поставить диагноз. Пришёл к
её изголовью король Бургундии и сказал, мол, потерпите, похороним пышно. Не имеется
ли у вас каких-либо последних земных просьб? Больная отвечает, дескать, есть кое-какие
земные заботы. Меня лечили девять врачей, однако, я умираю. Прошу Ваше Величество в
день смерти моей отрубите им головы. Это моё всего одно последнее пожелание. В ответ
на супружескую просьбу король отвечает: «О чём речь? Всего девять? Даже жалко, что за
такое количество просите, может сюда добавить сиделок и тех, которые за вами
убирают?» - «Можно и их, они тоже дурака валяли».
Астрахильда вечером умерла, а утром врачам отрубили головы. Это был тяжёлый удар
по медицине, и только из-за того, что королева разочаровалась в ней.
- Значит, мы ещё совсем недавно жили в средневековье?
- Да, сравнительно недавно. Сталин очень хорошо понимал, что ради сохранения
власти можно уничтожить десятки миллионов врачей, военачальников, политиков,
хозяйственников, если нужно - почти всех, но страна выживет, а значит, сохранится
предмет власти и ему будет, чем управлять. Надеюсь, остальных персон ты тоже узнал.
Особым коварством и лицемерием отличалась Екатерина Вторая и Первая. Одним из
самых лицемерных и жестоких царей России был царь Пётр I, прославленный
поколениями потомков. Впрочем, были прославлены и многие другие. Все они не
выдержали испытание властью, какое бы кино про них не крутили. Так же, как
абитуриент не проходит по конкурсу. Все страсти, которые удаляют нас от духовного и
приближают к материальному, порождаются богатством и могуществом. Поэтому Иисус
сказал: «Удобнее верблюду пройти через игольное ушко, нежели богатому войти в
царствие небесное».
- Неужели, всё так плохо?
- Плохо - некорректная оценка. Всё так, как должно пока быть. Знаешь, что? Давай-ка
выпьем с тобой чаю. Ты с работы, и я бы с удовольствием перекусил.
- И я с удовольствием, торопиться некуда.
Странная фраза про абитуриентов, сдающих вступительные экзамены. Имеет ли это
сравнение смысл, - подумал я и встал с кресла, чтобы немного размяться. - У профессора
любая шутка всегда имела явную или скрытую подоплёку.
Сергей Сергеич вышел, а я приблизился к огромному книжному шкафу и через стекло
стал разглядывать корешки книг и, открыв дверцу, вытащил наугад одну из них. Это была
очень старая книга. Я открыл её и прочёл: «Аллан Кардек. Спиритуалистическая
философия. Книга о духах. Изд. Г.П.И.С. РУРК. С.-Петербург, 1889 г. Типография
Балашова». Наверно, какая-нибудь утопия того времени, - подумал я, но перевернул
страницу.
«Спиритуализм - учение, противоположное материализму», - прочитал я дальше. - В
истории всегда так - то идеализм, то материализм, то не пойми что. Я начал скользить по
тексту, пользуясь методом скорочтения.
«Всякий, кто верит, что в нём кроме материи есть ещё что-то - спиритуалист. Но
это не значит, что он верит в существование духов и сообщения их с видимым миром».
«Оставляя тело, душа возвращается в мир Духов, откуда она вышла, чтобы
воплотиться через более или менее долгое время, в течение которого остаётся в
состоянии блуждающего Духа».
«Так как Дух должен пройти множество воплощений, все мы имеем несколько
телесных существований и будем иметь ещё несколько…».
«Воплощаясь несколько раз, Дух постоянно совершенствуется…».
«Душевные качества - наши качества Духа, воплощённого в нас».
«Душа существовала индивидуально прежде своего воплощения, индивидуальность
сохраняется и после разлучения с телом».
«По возвращении своём в мир Духов душа находит всех, кого знала на земле, и все
предшествовавшие телесные существования представляются в её памяти с
воспоминанием всего добра и всего зла, сделанного ею».
«Сношения Духов с людьми постоянны. Добрые Духи побуждают нас к добру,
поддерживают в испытаниях жизни… злые же Духи внушают нам всё дурное…».
«Сношения Духов с людьми бывают тайные и явные. Тайные сношения совершаются
посредством дурного или хорошего влияния… без нашего ведома. Явные же сношения
совершаются… большей частью при посредстве медиумов…».
«Духи проявляются самопроизвольно или при вызывании. Можно вызывать всех
Духов… и получить…откровения, которые дозволено сообщать нам».
«Такова сущность учения спиритизма, сообщённого нам высшими Духами». Прочитав это, я уже заинтересовался. - «Они подтверждают слова Евангелия, что
великие мира сего будут унижены, а смиренные возвысятся. … самый могущественный
монарх окажется… ниже последнего из своих подданных».
«Неверие к учению спиритизма не включает систематизированного сопротивления, а
происходит от несовершенного знания предмета».
«Истинное учение спиритизма заключается в наставлениях, сообщённых Духами.
Познания, почерпываемые из этих наставлений важны. …вся заслуга принадлежит
Духам, продиктовавшим его. Эта книга приведёт людей к истине».
«Смейтесь, если дерзаете, над творением Бога и Его Могуществом! Аллан Кардек».
Я перевёл дух, но остановиться уже не мог. В комнате, по-прежнему, никого не было.
«Эта книга есть собрание наставлений Духов. Духи говорят … они посланники Божии
и исполнители его воли … миссия их состоит в том, чтобы наставлять и просвещать
людей…».
«Эта книга была написана по повелению и под диктовку высших Духов, с целью
изложить основание истинной философии, чуждой всяких предрассудков и систем; в ней
нет ничего, кроме выражения их мыслей…».
«В числе Духов, содействовавших исполнению этого труда, многие жили в различные
эпохи на земле, где они проповедовали добродетель и мудрость; другие же не
принадлежат по своим именам ни одному лицу, известному в истории…».
«Вот в каких словах при посредстве нескольких медиумов они возложили на нас
обязанность написать эту книгу»:
«Занимайся… делом, предпринятым тобою с нашей помощью, потому что труд этот
есть вместе и наш труд;… но прежде чем труд твой будет издан, мы пересмотрим его
вместе, чтобы проверить все подробности его».
«Мы будем с тобою каждый раз… и поможем тебе… это только часть вверенной
тебе миссии…».
«В числе наставлений… некоторые ты должен сохранить для самого себя впредь до
нашего указания…».
«Ты поместишь во главе книги виноградную лозу, которую мы нарисовали тебе,
потому что она есть эмблема творения Создателя. Все материальные начала, которые
лучше всего могут изобразить тело и дух, соединяются в ней: тело - это лоза; дух - это
зерно».
«Трудясь над виноградным соком, человек улучшает его; точно так же, трудясь во
время телесной жизни, Дух приобретает познания».
«Не падай духом, встречая насмешки; ты найдёшь… противников… между людьми,
занятыми личным интересом. Но верь в Бога и смело иди вперёд: мы всегда готовы будем
поддержать тебя…».
«…Удовольствие… будет для тебя наградой, всю цену которой ты поймёшь в
будущем больше, чем в настоящем».
«…Те, которые будут иметь в виду великое учение Иисуса… отбросят навсегда
пустые споры, чтобы заняться более серьёзными делами…».
«Помни, что добрые Духи посещают только тех, кто служит Богу со смирением и
бескорыстием, и оставляют того, кто в небесном пути ищет земных интересов».
Далее были указаны авторы сообщений:
«Св. Иоанн Евангелист, Св. Августин, Св. Викентий, Павел, Св. Людовик, Дух
Истины, Сократ, Платон, Фенелон, Франклин, Сведенборг и мн. др.».
Затем шли ответы на вопросы.
1. - Что такое Бог?
…
2. - Что должно понимать под «бесконечностью»?
…
Ответы Духов меня поражали, я был почти в смятении и листал страницы дальше и
дальше:
96. - Все ли Духи равны, или между ними существует какая-нибудь иерархия?
В зал вошёл Сергей Сергеич с подносом в руках, я отложил книгу и стал помогать ему
переставлять принесённое на стол.
- Сергей Сергеич, мне захотелось опять посмотреть Ваши книги, и я почему-то
вытащил эту. Рука сама потянулась к ней.
- Потому что это весьма необычная книга с необычной историей. Она принадлежала
ещё моему деду, а он был профессором естественных наук. Книга терялась несколько раз,
после революции её хотели изъять большевики, но она всегда возвращалась на эту полку.
Однажды её случайно увидел один новый русский и захотел купить. Предложил
немыслимую сумму в долларах. Просто немыслимую, ты даже не поверишь. Но зачем она
ему? Да дело даже не в этом. Продать за деньги - это кощунство.
- Так значит, Вы читали книгу?
- Первый раз я открыл её тогда, когда в Москве все от мала до велика, плакали - в этот
день умер Сталин. Вся страна плакала и скорбела. Я хорошо всё это помню, хотя мне
тогда исполнялось всего пятнадцать лет. Было интересно читать её, но я многого ещё не
понимал. Потом я вернулся к Книге Духов на первом курсе университета. Ты и
представить себе не можешь, с детьми каких родителей я учился в МГУ. Но поделиться
прочитанным ни с кем не мог. Книга содержит ответы на 1015 вопросов, которые вообще
только можно сформулировать. А с уточняющими - их ещё больше. Имеются ответы даже
на вопрос о том, что такое коммунизм, хотя она была написана задолго до Октябрьского
переворота. Там изложены нравственные законы в отдельном виде, а их одиннадцать. И
всё в очень доступной форме. Вместе с ответами Духов все эти законы делают для
человека понятным текст Библии. А Библия, как ты знаешь, расшифрована не полностью
даже учёными. Всего процентов на сорок или около того, если не ошибаюсь. Кстати, в
истории Библию не раз правили, чтобы легче было управлять людьми.
- Кто был действительно автором этой книги?
- Если ты успел заглянуть в начало, там автор пишет о наставлениях высших Духов.
Наливай чай, вижу, разговор будет долгим, но иначе нельзя. Да и мне не одиноко будет,
пока жены нет. - Он подвинул мне варенье, бутерброды и сахар. - Автором труда был
маркиз Лев-Ипполит Ривайль, пишущий под псевдонимом Аллан Кардек. Он родился во
Франции, в Лионе в 1804 году и умер в Париже в возрасте шестидесяти пяти лет. Маркиз
окончил курс наук в Швейцарии, написал ряд сочинений по педагогике. Из-под его пера в
1865 году вышла книга «Небо и Ад», а через три года - Книга Бытия». Ривайль
обессмертил своё имя ещё раньше. Его знаменитая «Книга Духов» - «Le livre des esprits»
была выпущена в 1857 году. Одной этой книгой он увековечил себя в истории. Но есть и
продолжение, хотя это самостоятельный труд - «Книга медиумов». Сочинения Кардека
печатались и у нас - в «Ребусе» в 1902 и 1903 годах. Их, понятно, никто продавать не
будет.
Если кратко сказать о том, что сделал для человечества автор, так это то, что он
показал ему новую науку с простыми, но неизвестными законами. Раскрыл бессмертие
души и суть посмертного существования. И всё это изложено максимально подробно. Во
всех его творениях выражена высокая гуманность и истинная любовь к человеку.
- Но почему об этом почти не известно? В фильмах только показывают как один злодей
перед тем, как выстрелить в другого, говорит ему: «Увидимся в следующей жизни».
- Потому что это сокровенное знание, тайна. А любую тайну можно скрыть, если
слишком многие в этом заинтересованы. В данном случае есть две категории людей, обе
включают как верующих, так и не верующих. В одной есть те, кто верит в учение, но
голос истины всегда тих, и его не слышат. Сюда же относятся колеблющиеся - от них
проку никогда не бывает. Есть и неверующие, но это для любого дела простой балласт. А
вот другая категория - ярые противники учения, независимо от веры. Если теория Кардека
возобладает в умах большинства, всех их ждут муки ещё в телесной жизни. Все они
знают, чувствуют и боятся этого. Сделаться богобоязненными, отдать власть, вернуть
народу награбленное они не могут. Нести такие знания в массы для этих людей всё равно,
что готовить новую революцию с непредсказуемым концом. Смирение, покорность,
безропотность, всепрощение и любовь - совсем не относятся к непротивлению негодяям,
как думают некоторые. Возлюбить врага и подставить ему вторую щеку после того, как он
ударил тебя по первой, и простить его - всё это многими понимается неверно. И пока я не
видел избытка охотников объяснить это людям правильно. Да и не всё так просто, многие
настолько придавлены всем земным, что им не до этого. Вот только оправданием это для
них не станет. Ты сам всё поймёшь, когда прочитаешь Книгу.
Есть ещё один важный момент.
- Какой? Официальная позиция церкви?
- Вот именно. Нострадамус предсказал достаточно ясно, что со временем все религии
народов сольются в одну мировую, а ритуальная сторона церкви постепенно исчезнет.
Понимаешь, почему?
- Потому что Бог Един и Всемогущ.
- Правильно. Служители церкви тоже люди, они толкуют доктрину, но это не значит,
что она может меняться, как попало. По Блаватской, если все религии сольются в одну,
люди будут наслаждаться всеобщем миром и открывшейся ясной истиной. Посмотрим на
вещи исторически.
Догмат перевоплощения совсем не нов, он взят из учения Пифагора, теоремы которого
заставляли учить и в советской школе. Следы спиритизма встречались в глубочайшей
древности, и сам Пифагор тоже не был творцом учения о переселении душ - он взял его у
индийских философов и у египтян, где оно существовало с незапамятных времён.
Не помню, рассказывал ли я вам на лекциях, что, по словам Гераклита Понтийского,
Пифагор говорил о себе, что некогда был Эфалидом и почитался сыном Гермеса. Гермес
предложил Пифагору любой дар на выбор, кроме бессмертия и тот попросил оставить ему
память о том, что с ним было. Поэтому Пифагор и в жизни помнил обо всём, и после
смерти сохранил всё в памяти. Впоследствии он вошёл в тело Евфорба, был ранен
Менелаем, и Евфорб рассказывал, что он был когда-то Эфалидом и получил от Гермеса
его дар. После Евфорба душа его перешла в Гермотима, который, желая доказать это,
явился в Бранхиды и в храме Аполлона указал щит, посвящённый Богу Менелаем.
Отплывая от Трои, говорил тот, Менелай посвятил Аполлону этот щит, а теперь он уже
весь сгнил, но осталась отделка из слоновой кости. После смерти Гермотима он стал
Пирром, делосским рыбаком и так же хорошо помнил, что сначала был Эфалидом, затем
Евфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. После кончины Пирра он стал Пифагором
и помнил абсолютно всё. Это опубликовано, у меня где-то лежит эта книга.
- Да, Сергей Сергеич, Вы нам рассказывали про это. Я помню, но тогда мы не
придавали этому значения.
- В том-то и дело. Тогда иконы были другие. Вся наша жизнь зависит от того, чему мы
придаём значение. Но сведения о спиритизме были получены в разных странах и
повторения его явлений бывали очень часто. Аллан Кардек пишет, что можно не
соглашаться с этим, как ребёнок, отказывающийся идти в школу, или заключённый в
темнице, отказывающийся от заключения.
Во многих местах Святого Писания учение о перевоплощении ясно выражено. Возьмём
Евангелие (от Матфея, глава XVII, 9 - 13) - там говорится о перевоплощении Духа или
Души Илии в тело Иоанна Крестителя. Слова самого Иисуса несомненно свидетельствуют
об этом. Вот что можно прочитать в Евангелии Святого Иоанна (глава III): «Истинно,
истинно говорю тебе, если кто не родится снова, то не может увидеть Царствия Божия». И
ещё: «Рождение от плоти есть плоть, а рождение от Духа есть Дух». Это Иисус сказал
Никодиму.
Теория реинкарнации проникла в Европу благодаря Пифагору. И это понятие
существовало в христианской религии до IV века. Так что учение о перевоплощениях
было принято и в раннем Христианстве. Все знают выдающуюся исследовательницу
эзотерической философии Востока Е.И. Рерих. Она писала, что доктрина о
перевоплощениях была отменена в ортодоксальном христианстве только в VI веке на
Втором Константинопольском соборе. До её официальной отмены учение о
перевоплощениях было частью христианской религии. А слово «ортодоксальный» ты
поймёшь без словаря.
- Значит, учение о переселении душ могло дойти до нас?
- Конечно. Ранее в Библии более подробно говорилось об этом, но, начиная с IV века
она всё время перерабатывалась и донесла до нас только несколько строк о подлинном
учении Иисуса Христа. В 325 году состоялся Первый Вселенский Собор в Нике. 318
епископов поместных Церквей собрались вместе для обсуждения церковных дел. Они
установили время празднования Пасхи, составили 20 дисциплинарных канонов и убрали
из Библии учение Христа о переселении душ. Свежая догма об Аде и Рае помогала легче
запугивать народ.
- Но как Аллан Кардек решает этот вопрос с религиозной точки зрения?
- А вот как, послушай. Это интересно. Он рассуждает так, что главное состоит в том,
что учение Духов вполне согласуется с христианством. Оно основывается на бессмертии
души, на будущих наказаниях и наградах, на правосудии Божием, на свободной воле
человека и на нравственном учении Христа. Следовательно, оно не антирелигиозно. Это
якорь спасения, данный Богом в Его бесконечном милосердии. Ведь в сообщениях Духов
говорится о том, как понимать Иисуса, и о необходимости всё время помнить о нём.
Каковы бы ни были мнения о перевоплощении, примут его или нет, - испытать его
придется каждому.
- Да-а, просто невероятно.
- Ценность труда Кардека в том, что только наставления Духов могут разрешить
вопросы, до сих пор неразрешимые во всех сферах. Это всё о нашей земной жизни
говорится, а мы стремимся любую вещь сделать наоборот. Вернёмся к Аллану Кардеку.
Это важно с методической точки зрения.
Человек инстинктивно знает, что ещё не всё кончается телесной жизнью, но небытие
ужасает его. Кто может равнодушно смотреть на вечную разлуку со всем, что дорого для
сердца? Неужели после меня не останется ничего кроме пустоты, всё кончено без
возврата, и через несколько дней воспоминания обо мне сгладятся из памяти тех, кто
пережил меня. Не останется и следа моего существования на земле, сделанное мной добро
будет забыто неблагодарными и не будет никакого вознаграждения, ничего, кроме червей,
уничтожающих моё тело! - Примерно так Кардек описывает чувства человека перед
смертью.
Религия говорит нам, что жизнь не может кончиться таким образом. Мы имеем душу это так. Но автор – мастер слова. Он спрашивает, а что нам за польза иметь душу, если
после смерти нашей она сливается с общей массой как капля с океаном? Разве потеря
индивидуальности не есть то же самое, что и небытие? Неужели блаженство, обещаемое
нам церковью, будет состоять лишь в вечном созерцании Творца? Такое будущее смутно
и неопределённо и не может удовлетворить нашей привязанности к положительному.
Сама церковь принимает пламя ада за аллегорию, но в чём тогда будут состоять
страдания, если мы делали зло на земле? Поэтому Кардек пишет, что целью спиритизма
является раскрытие нам этого будущего не бесплодными рассуждениями, а фактами;
показ неизбежной участи, ожидающей нас сообразно с достоинствами и недостатками.
Тогда неверующие найдут здесь веру, охладевшие к религии, возобновят доверие к ней.
Поэтому спиритизм - самая сильная поддержка религии. Но насколько гуманно будет
заявить грешнику, что мы живём один раз, и у нас не будет возможности вернуться на
Землю и исправить ошибки.
Я задумался, но одновременно слушал его.
- Сергей Сергеич.
- Да?
- Так это реально, переселение души в следующей жизни?
- Отвечу тебе словами Генриха Гейне: «Может быть, душа Пифагора находится сейчас
в теле бедного ученика, который провалился на экзамене потому, что не смог доказать
теорему Пифагора…».
- Но ведь индивидуальные способности, знания, нравственные качества сохраняются.
Как так может быть?
- Сохраняются, но не память. Гейне, возможно, не читал Диогена Лаэртского «О жизни,
учениях и изречениях знаменитых философов», где описана известная тебе история
Пифагора. К тому же, школьник обязан учить уроки. Просто так врождённые идеи и
способности не помогут - к ним надо вернуться, и родители должны помочь ребёнку.
Духи подробно сообщили об этом. А вот у обычного человека память о прошлом
телесном существовании и о том, что происходило с Духом в перерывах, то есть в
блуждающем состоянии, заблокирована. Вход в телесный мир и выход в невидимый мир
потеряны, наглухо задраены как люки у подлодки. И никуда из неё не денешься. А
попробуешь открыть люк - конец, самоубийство. Правда, бывают исключения, но очень
редко. Мы бы тогда попросту не могли здесь жить, тянуло туда, где наша настоящая
родина. Понял, Саша?
- Понял, Сергей Сергеич, а гипноз вспомнить помогает?
- А, гипнотическая регрессия - пробуждение памяти о прошлых воплощениях людей
под гипнозом? - Помогает, наверное. Только зачем? Всё, что человеку надо знать,
сообщили Духи. Так что нам давно пора выбирать: или заповеди Христа, или ещё какойнибудь кодекс строителя чего-нибудь. Но как говорят, пророков нет в отечестве своём.
- Да нет, я спросил так просто…
- А вот ответь-ка, как раньше на экзамене, о чём я сейчас сказал?
- Вы сказали, что пророков нет. Значит, есть лжепророки, обещающие улучшить нашу
жизнь и призывающие нас поступать так, а не иначе. А жить надо по заповедям Христа и
слушать только свою совесть. Мне понравилось, как сказал один царский генерал: «Делай,
что должно, и будь, что будет». Его убили революционно настроенные солдаты.
- Очень похоже на то, как Духи определяют совесть, - обе части этого
сложносочиненного предложения будут верны. Обязательно найди место в Книге, где
говорится об этом. Как раньше определялась совесть? - Как нравственная самооценка.
Оцениваешь свой поступок сам, а шкалу оценки, мерило тебе дают другие. Если оценишь
по своей шкале… в общем, ты понимаешь, что раньше было. Дядину линейку теперь
унесли туда же, где хранятся на всякий случай некоторые памятники, и людям свой
поступок оценивать не надо. - Каждый поступает в меру своей испорченности. А в учении
Духов иначе. Там блуждающий Дух избрал вид искупления в телесной жизни сам согласно злу, сделанному в предыдущем существовании, и должен выполнить это
обещание. Он обязан воздерживаться от искушений совершать зло, к которому его тянет.
Человеческий ум не имеет врождённого чувства нравственности, поэтому за совесть
должна нести ответственность душа. Это индивидуально и лично. Вот в чём различие.
- Сергей Сергеич, можно ещё один вопрос? Что станет с террористом-смертником?
- И представить страшно. Один осуждённый у нас к пожизненному заключению
террорист сказал, что на деле, такими как он, движет не стремление к свободе, а
обретение власти над людьми. Смертник выступает от имени Бога и считает, что
действует по его велению. - Это раз. Тяжкий грех - самоубийство. - Это два. Загубленные
души. - Придётся отвечать за каждую и за горе родственников. - Это три. Маркиз задал
такой вопрос Духам: могли ли самые образованные люди быть некогда дикарями? И
получил ответ: «Ты сам был дикарём не один раз, прежде чем сделаться тем, чем ты
теперь». Ты можешь подсчитать количество воплощений, необходимых для искупления?
А страданий Духа в блуждающем состоянии? Свойство этих страданий в том, что даже
кратковременное из них будет казаться вечным. А какими будут испытания души на
Земле? И сколько времени всё это займёт? С душой какого душегуба можно сопоставить
предстоящие террористу страдания? - Наполеона, Петра I, Сталина, Гитлера? Вот и думай.
История пишется на бумаге для этого.
- Значит, история пишется так, как её понимают?
- Иначе и быть не может. Всё делается только в меру понимания своего. Земной закон.
Я думал, ты усвоил это на первом курсе.
- Усвоил, Сергей Сергеич. Только… как бы… ну, в общем, хочется знать, насколько
написанное на бумаге, соответствует тому, что было на самом деле.
Сергей Сергеич рассмеялся и ответил мне:
- Я тоже хотел бы знать это.
Теперь мы рассмеялись вместе. Наш долгий разговор был закончен. Я считал, что мои
учителя научили меня смотреть на многие вещи в этом мире историческим взглядом, но
никогда не думал, что на историю тоже можно смотреть с несколько иной точки зрения.
Как говорится, не обратил на это должного внимания. Не заметил очевидного. Не
применил в познании категории диалектического материализма, хотя сдавал кандидатский
минимум. Или наоборот применил материализм? К идеализму? Ну и дела-а-а!
- Извините, что я так надолго задержался у Вас.
- Ничего. За несколько часов нельзя приобрести знания о бесконечном. Это не мои
слова, а Кардека.
- Можно я возьму книгу? Буду беречь её.
- Да ничего с ней не может случиться. Бери, пришло твоё время, заверни только во чтонибудь.
- Спасибо. А теперь, я помогу Вам отнести всё на кухню.
- Нет, Саша, я сам.
Мы стали прощаться в прихожей. У Сергея Сергеича был усталый вид. «Ему надо
полежать на диване», - подумал я, уходя. Тогда мне и в голову не пришло, что мы с ним
ещё вернёмся к разговору о Книге, но несколько с неожиданной стороны.
В вагоне метро я расстегнул сумку и вытащил из пакета Книгу Духов. Книга открылась
где-то посередине. Я стал читать:
«- Кто может считаться образцом совершенства, которого Бог ниспослал человеку
как руководителя и как живой пример?
Взгляните на Иисуса».
«- Так как Иисус открыл людям истинные законы Бога, то какую пользу могут
принести наставления, сообщаемые Духами и могут ли они научить чему-нибудь новому?
Иисус часто говорил иносказательно и притчами, соображаясь с тогдашними
нравами и духом времени. Теперь же истина должна быть понятна для всех. Нужно
хорошо объяснить и развить эти законы, потому что людей, их понимающих, очень
мало, а исполняющих ещё менее. На нас возложена обязанность смущать гордых и
обличать лицемеров, принимающих на себя наружный вид добродетели и религиозности с
целью скрыть свои пороки. Наставления Духов должны быть ясны и без всяких
двусмысленностей, чтобы никто не мог отговариваться неведением и чтобы каждый
мог обсудить и оценить их своим рассудком. Нам поручено приготовить царство добра,
возвещённое Иисусом; потому-то и необходимо, чтобы никто не мог толковать закон
Божий по влечению своих страстей и искажать смысл этого закона, преисполненного
любви и милосердия».
«Никогда ещё не допускал Бог человека получать откровения столь полные,
назидательные, как сообщаемые ему в настоящее время».
Зачитавшись, я проехал свою станцию. Ну и денёк, сказал мой воплощённый Дух,
оглядывая столпотворение других воплощённых у дверей вагона. Выйдя из него, я
вставил в уши наушники плеера и включил радио. Заканчивалась передача о смертной
казни. На другой волне начавшиеся новости сообщили о гибели людей в результате
теракта на юге России…
Шагнув на эскалатор, я выключил радиоприёмник. Мне хотелось подумать. Если душа,
действительно бессмертна, зачем нам, считавшим себя цивилизованными людьми, была
нужна смертная казнь, названная уголовным кодексом исключительной мерой? Она что,
проводилась в исключительных случаях? - Нет, это элементарное лицемерие - по числу
исполненных приговоров мы занимали одно из первых мест в мире. Но дело не только в
этом. Ну, шлёпнут одной пулей в затылок ещё одного ирода или чикатило и добьют его
второй, если надо. Присутствующий врач наклонится над трупом и скажет через плечо:
«Готов». А стоящий рядом прокурор про себя подумает: «Кончено, одним подлецом стало
меньше». - Не готов, не кончено и не стало, господа! Вы думаете, смоют из шлангов при
луне остатки выбитых мозгов с пола и стен спецкамеры энского СИЗО, унесут тело в
куске брезента в неведомое место, и всё? Нет, всё только начинается. И дальше что? Появление того же маньяка, только в другом обличье? Иное дело - пожизненное
заключение: ожидание неизбежной естественной смерти в камере-одиночке - оно
пострашнее смерти и не проходит для души бесследно. Если, конечно, земное бытие в ней
не скрашивается телевизором, порножурналами, сотовой связью и надеждой на купленное
условно-досрочное освобождение. Или государство не в состоянии гарантировать
надлежащие условия отбытия наказания? Или стрелять дешевле? А что будет потом с
душами этих судей, прокуроров и палачей, стимулируемых дополнительными отпусками
и выплатами через окошечко бухгалтерии за необозначенный вид работы, выполненной в
порядке служебного совместительства? А с душой общества, требующего «высшей меры
социальной защиты»? Обществу пока лень контролировать пожизненное заключение и
судебно-исполнительную систему в целом. Ему проще дружно скандировать
«расстрелять», что в истории оно уже не раз делало, касалось ли это защиты их любимых
вождей или родственников. Ему хочется как можно быстрее вздохнуть спокойно,
услышав или прочитав, что приговор, наконец, приведён в исполнение, и к делу подшита
последняя бумажка об этом. А можно ли было воздержаться от этих безумных криков о
жажде чужой смерти в годы сталинского правления и в последующее время? - Можно.
Академик Дмитрий Лихачёв незадолго до своей кончины сказал о себе, что за всю жизнь
не проголосовал ни за один смертный приговор. Не зря говорят, - каким судом мы судим,
таким судом и нас будут судить.
С какой торопливостью ставят к стенке, нашей истории тоже хорошо известно.
Достаточно вспомнить расстрел царской семьи Николая II, когда боялись наступающих
частей белой армии, расстрел Лаврентия Берия, могущего захватить власть после смерти
Сталина, расстрел бывшего директора Елисеевского магазина Соколова, который мог
многое рассказать следователям с Лубянки о кремлёвских жёнах и государственных
мужах, отоваривавшихся в гастрономе номер один на улице Горького. И все другие казни,
свершившиеся в угоду недозрелого общественного мнения, укрепления личной власти, в
назидание прочим или для своего личного спокойствия… А жестокость царей, лично
делавших всё это? И не делавших это лично как, например, Иосиф Сталин? И тех тысяч
расплодившихся служак, выполнявших волю вождя? Разве мы дикари? Да и мораторий на
исключительную меру был наложен в качестве условия, продиктованного Европой, а не
потому что убивать нельзя. - Так же не дозволено, как лгать, притеснять и
прелюбодействовать, воровать или предавать. Видимо, проще таблицы Сивцева и Брадиса
вызубрить наизусть, чем дочитать до конца десять заповедей Христа.
***
- Строгость уголовных законов, не составляет ли необходимости при настоящем
состоянии общества?
«Развращённое общество, конечно, нуждается в более строгих законах; к
несчастью законы эти служат больше для наказания уже совершённого зла, чем для
уничтожения его источников».
- Ограничение случаев, в которых употребляется смертная казнь, не есть ли
признак прогресса в ходе просвещения?
«Можешь ли ты сомневаться в этом? Не возмущается ли твой Дух, читая
рассказы о потоках человеческой крови, пролитой во имя правосудия и даже во имя
Бога; о мучениях, которым подвергали осуждённого и даже обвиняемого, только для
того, чтобы невыносимыми страданиями вырвать у него признание в преступлении,
иногда даже и не совершённом? И если бы ты жил в те времена, ты находил бы это
естественным и, может быть, будучи судьёю, сам делал бы то же самое. Так часто то,
что некогда казалось справедливым, в другое время кажется варварством. Законы
Божии одни только вечны».
- Иисус сказал: всякий, поднявший меч, мечом и погибнет. Эти слова, не
освещают ли казни, как возмездия; и умерщвление убийцы не есть ли возмездие
такого рода?
«Будьте осторожны: вы неправильно понимаете эти слова, как и многие другие.
Возмездие за преступление есть дело правосудия Божия. Вы постоянно испытываете
такого рода возмездие, потому что ваша вина определяет всегда и меру вашего
наказания, будет ли это в настоящей или в будущей жизни. Тот, кто заставлял
страдать своих ближних, будет впоследствии сам испытывать такие же страдания:
таков истинный смысл слов Иисусовых».
- Что думать о смертной казни, присуждаемой во имя Бога?
«Действовать таким образом, значит ставить себя на место Бога в делах
правосудия. Те, которые действуют таким образом, показывают, что они далеки ещё
от истинного понятия о Боге, и что многое ещё придётся им искупить. Смертная
казнь есть преступление, когда совершается во имя Божия, и тот, кто произносит
подобный приговор, виновен в стольких убийствах, сколько пало жертв по его
приговору».
- Можно ли отнести чувство жестокости к инстинкту истребления?
«Это - инстинкт истребления в самом дурном виде, потому что истребление
бывает иногда необходимо, жестокость же никогда; она всегда бывает следствием
дурных наклонностей человека».
- Отчего жестокость составляет главную черту характера первобытных народов?
«У первобытных народов, как ты их называешь, материя преобладает над Духом;
они предаются своим грубым наклонностям и, не имея других нужд, кроме
потребности телесной жизни, заботятся только о личном самосохранении, что и
делает их жестокими. Притом же народы, коих развитие несовершенно, находятся
под влиянием Духов, также несовершенных, симпатизирующих им, пока народы,
более развитые, не явятся уничтожить или ослабить это влияние».
Книга Духов
***
Прошло больше недели, но все три стихотворения Марии Антоновны остались для
меня загадкой. Я просыпался, искал в темноте тапочки, уходил на работу и возвращался
домой. И, глядя на фотокарточку прабабушки, констатировал, что эта тайна мне не по
интеллекту. Надо бы проверится по шкале Роундерса и вывести свой коэффициент.
«Дурак ты - оттого и плохо всё», - пришли на ум слова из одной книги. Мне казалось, что
я живу в ожидании бедствий, и начинаю сходить с ума. Необычные тревоги поселились в
моём пустом доме, и ничто не могло помочь мне - ни работа, ни общение, ни дела. Я всё
делал механически и равнодушно. Никому не звонил и никто не звонил мне. «Ложные
надежды и мрачные предсказания тревожат твой дух, изнемогающий в водовороте
отчаяния и потерь», - вспомнил я фразу из другой книги. Ну и библиотеку же я собрал!
Вернуться в свою прежнюю жизнь у меня не получалось. Я поднял голову и посмотрел на
книжную полку. У меня было много различных словарей двадцатилетней давности. Очень
старыми их назвать было нельзя, и я решил посмотреть, что стоит за словом «медиум».
Достал энциклопедический словарь и стал искать нужную страницу.
Вот: «от лат. medium - в спиритизме - посредник между миром «духов» и людьми,
через которого, по воззрениям спиритов, в состоянии транса передаются «сообщения»
умерших; в парапсихологии - человек с необычными («медиумическими») способностями,
например, к сверхчувственному вос-приятию».
Интересно. Коллективизация с индустриализацией и «ваучеризация» с «дефолтацией»
были истиной в последней инстанции или воззрениями? А независимо от воззрений
можно получить сообщение или нет? Истина существует в зависимости от воззрений или
самостоятельно? Почему в природе рождение и смерть существует априори, а явление
ухода души из тела лишь по воззрению? Может быть, академики перестарались, как с
рекламой пачки сигарет? Но я обратил внимание, что советский словарь не отрицал
существование сообщения с умершими. Пришлось открыть книгу на другой странице.
«Парапсихология - обозначение области исследований, в которой ставится цель
изучения форм восприятия, происходящего без участия органов чувств, а также форм
воздействия живого существа на физические явления вне организма без посредства
мышечных усилий. Возникла в конце XIX века».
Ловко, - подумал я. - Не наука, а обозначение «области» без предмета и метода. Не
«продажная девка империализма», но и не целомудренная барышня развитого
социализма. Сегодня для ответа на эти вопросы открыты академии парапсихологии и
астрологии. Хотя парапсихология и не отрицалась, но указывалось, что встречались
случаи мистификации и обмана, и сами парапсихологические явления не получили
научного объяснения, вызывали острые дискуссии. Знаем, знаем, например, научное
объяснение имело то, что «коммунизм это молодость мира…». На одной закрытой лекции
я слышал, что в молодости Карл Маркс написал стишки, где предсказывалось, что он
придумает теорию, от которой содрогнётся человечество. Как известно, предсказание
сбылось. А что значит «встречались случаи мистификации и обмана»? - Встречались
прямо посреди истины, подобно троцкизму в сталинизме? Или академики опять
перестарались?
Великая Ванга из Болгарии никогда не обманывала и могла проникать в прошлое и
будущее человека, поговорив с ним. Для неё судьба была предопределена и находилась в
строгих пределах, внутри которых можно было изменить что-либо. Но если она видела,
что вариантов нет, то у человека не было выхода, и помочь ему было уже нельзя. Она
видела жизнь людей как на киноленте и точно предсказала многие события и в мире, и в
России. Ей было доступно прошлое: она видела смерть людей, храмы и дома,
разрушенные тысячи лет назад. И она считала, что политика не возвышает человека и не
делает его ни нравственным, ни духовным. Поэтому её в меньшей степени интересовали
политические прогнозы и сами политики, а в большей - простые люди с их житейскими
проблемами. Аудиенция, назначенная Леониду Брежневу, продлилась около двух минут.
Не было человека на земле, который отрицал бы её способности. У неё побывали многие
руководители государств. Почему же всё устроено по старинному дурацкому принципу:
«не видел - значит не существует»? А что может означать пугающее слово «оккультный»?
Уж не зажаривание ли младенцев перед трапезой? Поищем-ка.
«Оккультный (от лат. occultus - тайный, сокровенный)». Оккультизм признавал
существование скрытых сил в человеке и космосе, доступных лишь для «посвящённых»,
прошедших специальную психологическую тренировку. В целом противоположен
научному мышлению, - прочёл я. - Не такое уж и страшное слово. А противоположен
мышлению кого? - Обезьяны, Чарльза Дарвина, советских академиков, предлагавших
назвать луну именем товарища Сталина?
Заодно я решил выяснить, как понимать слово «судьба». Имею я на это право, если мне
предсказали, что скоро она изменится до неузнаваемости? - Имею. Оказалось, что это - «в
мифологии, в иррационалистических философских системах, в обывательском сознании
(вот, где сидит академическая гордость!) неразумная и непостижимая предопределённость
событий и поступков».
Следом шла другая статья - о суеверии - по алфавиту, но очень уместно для завершения
самообразования. Потому что теперь избавляться от суеверий станет легче лёгкого. Это
просто предрассудок, в силу которого многое из происходящего представляется
проявлением сверхъестественных сил, предзнаменованием будущего. «Что за чёрт! воскликнул я про себя. - Везде мифы и предрассудки». Учёные должны были работать над
теорией мироздания и места человека в нём, а не икебану из красивых идей собирать для
своих вождей. Хватило же академикам ума, чтобы ходатайствовать перед Верховным
Советом о переименовании Москвы в город имени Сталина. Сам вождь не позволил из
«природной скромности». Теперь я должен думать за этих лауреатов, не разобравшихся в
том, что первично, а что вторично.
Придётся бороться за ликвидацию оккультной отсталости и парапсихологической
безграмотности. Своей лично. И самому. Потому что теперь все заняты только
зарабатыванием денег, и словари мало кого интересуют. Хотя… можно просветиться у
сведущих, например, Тамары. Она может знать что-то о медиумах и о Зазеркалье. Больше
мне обратиться не к кому. И я решил действовать. «Средства действий должны быть
адекватны решаемой задаче или противодействию, - когда-то сказал брат, играя со мной, иначе проигрыш обеспечен». И сейчас я впервые осознал: чтобы по настоящему
наладилась наша жизнь, надо разобраться в том, как в действительности устроен этот мир
и по каким правилам следует в нём жить. Кто-то должен рассказать нам об этом, и тогда
люди сами будут выбирать своё будущее и судьбу.
А ещё брат говорил мне, что человеком управляют преимущественно с помощью его
инстинктов, - наверно, он имел в виду слова Наполеона о том, что любовь и голод правят
миром. Почему этому не учат с первого класса? Да вообще не учат! Или учат, только тех,
кого надо?
Медиума может понять только медиум, - подумал я, набрал телефонный номер
Петельского и попросил пригласить Вячеслава.
- Аллё!
- Слава, здравствуй.
- Здравствуй, здравствуй. Всё ли в порядке?
- Да, но мне нужна консультация, это связано с психологией. Вот я и подумал, что
Тамара мне поможет. Дай её телефон, если можешь.
- Сейчас… она работает в одной престижной фирме психологом. Где-то в центре, а
живёт в Измайлово. Одна, между прочим, как и ты, - бормотал он, очевидно, листая
записную книжку. - Вот и встретились два одиночества, - пропел он в трубку. - Шучу.
Записывай оба телефона и сообщи результат. Для отчёта. Опять шучу.
Я записал номера и выразил благодарность:
- Спасибо, колпак с бубенцами можешь снять. Шучу.
Гудок… набор… гудки… соединение… ответ.
- Здравствуйте, мне бы Тамару.
- Я слушаю.
- Тома, это Александр, Саша. Мы с Вами встречались у Петельского, он дал мне Ваш
телефон. Мне так и не удалось рассмешить Вас.
- А-а-а, помню. Удалось. У Вас всё хорошо?
- Конечно. У меня просьба о встрече. Не для ужина и завтрака, а деловая. Или личная.
Консультационная.
- Могу завтра или через два дня.
- Завтра. А где?
- Лучше в центре. И в центре зала на Маяковской в половине первого. Устроит?
- Да, спасибо. До завтра?
- Договорились, всего хорошего.
Я положил трубку. Потом взял чистый лист бумаги и переписал французское название
стихов, а потом и сами стихи. Но не все, только четыре первых и десять последних строк.
Это было половиной стихотворения, в которой речь шла о тайне. В опущенных
четырнадцати строчках было точно указано местонахождение клада. «Надо не сокровища
предков отыскать, а своих потомков тайну разгадать». Но тайн было хоть пруд пруди.
***
- Каким образом спиритизм может содействовать прогрессу?
«Уничтожая материализм - эту язву общества, - он показывает людям, в чём
заключается их истинная польза. Когда не будет насчёт будущей жизни сомнений,
человек лучше поймёт, что он настоящим может обеспечить своё будущее».
- Есть люди, которых судьба как будто преследует, независимо от их образа
действий; не предназначено ли им это несчастие?
«Может быть, это испытания, избранные ими; но ещё раз вы ставите на счёт
судьбы то, что может быть вашею собственною ошибкою. В бедствиях, тебя
осаждающих, старайся, чтобы совесть твоя была чиста. И ты наполовину будешь
утешён».
- Есть люди, которым ничего не удаётся в жизни и которых, по-видимому,
преследует какой-то злой гений. Не это ли можно назвать судьбой?
«Пожалуй, назови это хоть судьбою; но это зависит от выбора существования:
лица эти пожелали быть испытанными жизнью, полною разочарований и горя,
чтобы изощрить своё терпение и покорность. Но не думай, чтобы эта судьба всегда
была непреложна. Часто она берётся не по силам, и несчастия жизни являются как
результат этого. Тот, кто хочет переплыть реку, не умея плавать, сильно рискует
утонуть, то же происходит и во многих событиях жизни. Если бы человек брался
только за предприятия, соответствующие его способностям, они всегда удавались бы
ему. Что его губит - так это его самолюбие и честолюбие, совращающие его с пути и
заставляющие принимать за призвание стремление к удовлетворению известных
страстей. На свете каждому нашлось бы место, если бы каждый умел занять своё
собственное».
- В противоположность неудачникам есть люди, которым судьба, видимо,
покровительствует; от чего это зависит?
«Это часто бывает оттого, что они лучше умеют взяться за дело. Это также может
быть и родом испытания: успех опьяняет человека, и он вверяется своей судьбе и
часто платит позже за эти успехи жестокими несчастиями, которых при
благоразумии мог бы избежать».
- Как объяснить себе, что иным людям благоприятствует судьба там, где ни воля,
ни разум ни при чём, например, в игре?
«Иные люди заранее избрали себе известный род удовольствий, и удача их есть
искушение. Выигрывающий как человек, проигрывает - как Дух; это испытание его
гордости и жадности».
- Таким образом, судьба, управляющая материальными событиями нашей жизни,
оказывается следствием нашей свободной воли?
«Ты сам избрал своё испытание: чем тяжелее оно и чем лучше ты его переносишь,
тем более возвышаешься. Проводящие же свою жизнь в изобилии и человеческом
счастии - трусливые Духи, пребывающие в одном состоянии».
«Принимая во внимание, что в большинстве случаев Духи ищут себе испытания,
наиболее для них плодотворного, становится понятным, почему число обездоленных
в мире сём превышает число счастливых. Духи очень хорошо видят суетность
вашего величия и ваших наслаждений. Впрочем, и в самой счастливой жизни есть
беспокойство и смущение хотя бы вследствие отсутствия печалей».
- Откуда происходит выражение «рождён под счастливой звездой»?
«Старое суеверие, связывающее звёзды со жребием каждого человека: аллегория,
которую иные неразумно понимают буквально».
Книга Духов
***
В 12.30 я был на станции метро Маяковская. Минут через пять из вагона вышла
Тамара, и я двинулся на встречу. Она была в короткой белой шубке с чёрным шарфом.
Тамара казалась моего возраста, ну, или немного моложе. Мы бы смотрелись отличной
парой, если бы я был одет немного поприличнее. Встречаясь с ней всего во второй раз, я
думал, что этому человеку можно довериться.
- Добрый день.
- Здравствуй, - я сразу решил назвать её на ты.
- Пойдём скорее наверх, - ответила она и взяла меня под руку.
На улице я предложил прогуляться у кинотеатра Россия и начал разговор.
- Тома, мне нужна очень серьёзная консультация. Но сначала мне интересно, как бы ты
могла ответить на один важный вопрос. Ты - психолог, можешь мне объяснить, почему
мы все стали такими ненормальными? Ну, в межличностных отношениях, в своих
учреждениях, вне их, в транспорте, на улице - везде.
- Город, который живёт сам по себе и для себя, имеет свои законы. И им надо
подчиняться, притворяясь, что их нет. Всё это, для вида, люди могут и осуждать, но
искренним никто не будет. Правду говорят в семье, но только такую, в какую сами верят.
Богатые на работу ездят на иномарках, бедные - на электричках, нищие ходят пешком, а
старики и инвалиды сидят дома. Друг до друга дела нет. Мы даже в вагоне метро среди
людей в потолок смотрим.
Никто не настроен на бесплатную услугу даже в силу своих обязанностей. Из быта всё
переходит на работу врача, преподавателя, работника ЖЭКа. Я уже не говорю о
бескорыстии - этого совсем нет.
Я думаю, что любая неискренность сверху делает естественной неискренность людей
между собой снизу. Никто из нас не скажет друг другу от-кровенно, что работает в двухтрёх местах и где, мы смеёмся над неудачниками, перестаём уважать человека за то, что
он носит дешёвые часы. Многие друг друга боятся, и почти все друг другу не доверяют.
Мы боимся за своё место, за то, что нас подсидят, за репутацию. Страшно даже
выделиться чем-то или вызвать за-висть.
- Ты не сгущаешь краски?
- Это мой опыт. Я вижу, что тебя оценивают не потому, как ты выполняешь работу, а
как ты можешь крутиться между людьми. Я раньше работала в другом месте, но разницы
не вижу. Начальник так тебя с утра заинструктирует, что теряешься: кто какие презенты
предпочитает, кому что сказать даже по телефону, кому и как улыбаться, кому доверять,
сколько доверять, а кому нет. Это ежедневно делают все, а у некоторых стресс
проявляется заметно. Я назвала эти случаи «синдромом разведчика». Свой среди чужих и
чужой среди своих.
- Ты хочешь сказать, что это повсеместно, что все такие?
- Да, все. Или почти все. А всё, - потому что приходится мириться и терпеть, даже
привыкать и подыгрывать. Любое принятие правил игры есть участие. В одном котле
варимся и не задумываемся о том, что происходит. Люди ничего не замечают, - не могут и
не хотят. Дикости творятся везде - могу сутками излагать. Я недавно услышала, изобрели
лекарство от рака и СПИДа, - думала очередная сенсация. Но сказали серьёзно, что лечить
не выгодно.
- Деньги?
- Нет, потому что меньше народа - больше кислорода. А кому надо, за деньги всё
вылечат, даже в космос билет купят.
- Тома, неужели выхода нет?
- Есть, но полувыход, - если только прикинуться дураком, что всего этого не видишь и
не можешь играть. Но дурака с работы попросят, а другие только рады будут. Это не
двойная мораль, это невообразимее и хуже.
- Значит, аллергию лечить выгодно, а смертельные болезни нет?
- Конечно. Поэтому целые Аллергодома пооткрывались. Раньше её не было, а теперь
все сразу заболели.
- И сразу появилось столько наполеонов, почему?
- Я же психолог, а не политик. В один момент пьяный шофёр не вписался в поворот. А
психология наполеонов появилась уже после этого. И каждой твари понадобилось по
паре: денег с могуществом, а их на всех не хватает. Чтобы заполучить их, мы
присматриваемся к оригиналу - Наполеону и ведём себя как он. Это наш подлинный
кумир, хотя мы и не признаёмся в этом. Кому же хочется выглядеть, образно говоря,
кривоногим? Но это уже пошла психология. Все черты его - маленького, лживого,
хитрого, коварного, циничного уродца, мечтающего вырасти, - в нас. И мы их любим.
Море информации, в котором мы живём, побуждает нас к этому.
- Я думаю так же. Относишься к людям как раньше - по-доброму и по-простому, а они
иногда смотрят, будто ты не похож на их эталон. А притворяться принципиально не хочу.
У меня личный вопрос. Может быть, речь идёт о… в общем, здесь может быть
замешано много людей, и не известно, чем кончится дело. Кроме тебя помочь некому.
Тебе Слава говорил что-нибудь?
- Сказал только, что тебя ждут приключения.
- Может, и так. Но я ничего не понимаю… перестал понимать. Посмотрел в словаре
слово «медиум», но этого оказалось мало. Это всё, что мне нужно, но очень подробно.
«Космические» сеансы связи не потребуются, только теория. Медиумы - хорошие люди? Детский вопрос, да? Скажешь, наверно, что плохие везде есть, среди поваров и дворников.
- Нет, так я ответить не могу.
- Почему?
- Потому что я не знаю, с кем их сравнивать. - Она посмотрела на часы и сказала, что
время у неё пока есть.
- Сколько у тебя времени?
- Час, отсилы полтора.
- Давай зайдём в кафе Кофе хауз - всего в полста шагах от кинотеатра. Закажем чтонибудь и посидим.
В кафе мы сели у стены, посетители нам не мешали. Днём сюда обычно заходят
поговорить. Я заказал итальянский кофе с пирожными и что-то ещё. Тома поблагодарила
меня.
- Я тебе расскажу, что знаю сама, раз тебе нужны любые знания. Можешь верить или
нет.
- Любые, - подтвердил я. - А верить буду.
- Ну, тогда слушай. Первые проявления Духов во Франции и Америке совершались не
писанием и словами, а посредством ударов - о порядке букв в азбуке. Так составлялись
фразы и слова. Было объявлено, что они - Духи.
Постоянно становилось всё больше сторонников спиритизма. Ломброзо, Менделеев,
Шарко, Льебо, Бонн отреклись от материализма и признали, что дух есть. Большой вклад
в развитие спиритизма внёс писатель А.Н. Аксаков. Но саму теорию разработал
французский писатель Ривайль. Он начал изучать её примерно в 1855 году, когда взгляды
спиритов охватили всю Европу. Затем в 1858 году он открыл первый во Франции
спиритический журнал и основал общество в Париже.
В 1861 году появилась его очень знаменитая «Книга медиумов» - «Le livre des
mediums». Она не потеряет своего значения никогда. Ривайль дал обзор медиумических
явлений, изложил системные знания о процессе и способах спиритизма. Эта книга
писалась на основе письменных рассуждений опытных медиумов и комментировалась
развитыми Духами - в основном Сократа и Эраста, ученика Святого Павла. То, что я тебе
расскажу, это их сообщения, советы медиумов о способах вызывания и сведения о самих
медиумах. Эраст сказал: «Истина не может быть передаваема ложью».
В Индии институт медиумов является государственным учреждением и поэтому его
статус стоит высоко. Там каждый младенец изучается браминами прихода, а потом
наиболее способных берут в Пагоду для обучения. Европа для нас, конечно, ближе,
особенно французы.
- Извини, я перебью тебя. А не может ли у нас произойти повального увлечения?
- Разумеется, мы помешаны на моде. К тому же на ней делают деньги. Например, ктото после ночного клуба с похмелья плюнет на бритьё и причёсывание, сразу появляется
мода на лицо - «небрит по моде» или причёску - «только что из постели». А не иметь
какую-то рваную тряпку за тысячу долларов и не напялить её на себя - удар по престижу.
И так во всём, потому что маразм изнутри не виден.
Можно не бояться, что Ривайля будут широко использовать, это не просто. Да и книг
таких на лотках не найдёшь. Но знать об этом - совсем другое. И любой вызыватель тоже
должен знать эту книгу, иначе он станет игрушкой духов. Главная проблема - подлоги,
отсюда все ошибки и трудности. Нужно много такта, чтобы избежать хитростей духовобманщиков. Знания и нравственность у Духов различны, и отвечать они будут также как учёный, невежда и шутник. Условно есть три разряда Духов: несовершенные - с пятью
подклассами, добрые - с четырьмя и чистые - без влияния материи, высшие.
Несовершенные Духи нередко и отвечают на вопросы медиума. Поэтому нужны
прилежные и длительные занятия. Каждый раз произвольно вызов Духов не происходит,
нужно терпеливо ожидать их. У одних медиумов это получается через полгода, а другие
пишут ответ сразу.
- Неужели можно получать внятные сообщения?
- Это более чем сообщения. Сообщение - информация, которой обмениваются носители
сознания. А информация из невидимого мира вообще не закодирована в звуках и знаках
алфавита или азбуки Морзе. Она сразу раскодирована - голый язык мыслей без «одежды».
Такое можно встретить, разве что у инопланетян. У духов один язык - мысли. Он понятен
и людям, и духам. Блуждающий дух, обращаясь к воплощённому, не разговаривает с ним
по-французски или по-английски. Он берёт выражения из словаря медиума, его
передаточного языка. Но если дух пожелает, медиум иногда может дать ответ на языке,
которого не знает.
- А когда получают сообщения, в полночь?
- Ещё добавь - «у амбара». Полночь чаще встречается в сказках. Дух ведь не девушка,
которую мама не отпустила для свидания на сеновале. И ему безразличны расстояния.
В Уставе Парижского спиритического общества, утверждённого префектом полиции с
разрешения министра внутренних дел и общественной безопасности, было записано, что
его члены, членкоры и вольные товарищи могут задавать вопросы только с разрешения
президента. Запрещались вопросы пустые, из личного интереса, любопытства, для
испытания духов и те, что не имели общей пользы. Короче - цели были исключительно
высоконравственными, и все спириты верили в Бога. Вызывались Духи Жан-Жака Руссо,
Паскаля, Жанны Д`Арк. Она сказала, что не перестанет напоминать людям, что они
должны поручать себя покровительству своего Ангела-Хранителя, чтобы он помогал
остерегаться самого страшного греха - гордыни. Кстати, она была причислена к лику
святых.
- А можно узнать, как всё происходит и кто такие медиумы?
- Пожалуйста. Если дух вызван и захочет общаться, он будет отвечать написанными
словами. Книга рекомендует взять плетёную корзинку около десяти сантиметров,
вставить под углом карандаш и держать её в равновесии, положив пальцы на край. Можно
сделать юлу, проткнув карандашом коробочку такого же размера. Всё это двигается,
письмо разборчиво, слова разделяются как обычно. Так пишутся целые строки и страницы
рассуждений или ответы. Дух может отвечать и кратко: «да» или «нет». Это самый
удобный способ. Прежде, чем думать о получении сообщения, надо сделать общий вызов
и обратиться к своему Ангелу-Хранителю. Таинственных формул нет, но вызов всегда
делается во имя Бога.
Дух действует на медиума, тот машинально двигает рукой, не зная, что он пишет. Рука
действует на корзинку и карандаш. Такое невольное писание называется психографией.
Всё движется и пишется беспрерывно, пока дух хочет сказать, и останавливается, когда он
закончил. Человек пишет бессознательно, не понимая. Это Механический медиум. Но есть
и Сознательные: передача мысли совершается через душу, а не руку. Душа управляет
рукой, и человек понимает, что пишет, - дух и душа сливаются. Сознательный медиум это переводчик, который должен понять и усвоить мысль. Больше всего медиумов
полумеханических, сознающих смысл по мере письма. Я как раз такой вызыватель.
Механические медиумы пишут письмо почерком, который имел дух во время телесной
жизни. Это доказано.
- Зависит ли это от способностей?
- Ещё как. Есть Чувствующие медиумы, - они чувствуют духов через неясное
впечатление. Чувствуется характер духа - нежный и приятный или тягостный и
беспокойный. Но приход и уход духа чувствуют многие.
Медиумы Слышащие слышат голос духов, как бы, внутренний голос, воспринимаемый
душой. Говорящие медиумы ничего не слышат, но дух действует на органы речи как на
руку с карандашом, и человек говорит от духа, не осознавая и ничего не помня. Это не
значит, что они встречаются в чистом виде.
Видящие медиумы видят душой с закрытыми глазами, могут описать жесты, лицо,
одежду того, кого мы таким запомнили при жизни. Такая способность очень редка.
Уникальны Предчувствующие медиумы, могущие предвидеть непроизвольно через
тайное сообщение последствия событий и их взаимосвязь. К ним близки медиумыпрорицатели, которые с разрешения Бога очень точно получают откровения будущего. Но
это случается редко и только для назидания людей.
Есть даже Исключительные медиумы - через них духи проявляются, чтобы ответить за
других духов. А так называемые Исторические - обладают способностью получать точные
исторические сообщения с подробностями.
- Неужели всё это так?
- Конечно, так. Общество спиритов - не агентство по недвижимости, и обманывать не
будет, тем более себя. Чтобы удивить тебя, скажу, что встречаются даже медиумы для
материализации. Они вызывают видимые или осязаемые явления духов для
присутствующих. Дух осязается через полуматериальную оболочку - периспри. Впервые
такой случай произошёл в Европе в 1873 году. Быть медиумом - это миссия, и они этим
счастливы. Медиум не должен употреблять способность во зло, а только для добра.
Пустое любопытство удовле-творять не будет. В Книге медиумов написано, что они
должны быть серьёзны, скромны и преданны.
- Знаешь, я не совсем понял, какие проблемы бывают с общением. Вроде и трудно, и
легко.
- Чтобы получить дельное сообщение, оно должно исходить от доброго духа. И нужно
иметь подходящее орудие - медиума. А ещё дух должен хотеть передать сообщение, то
есть вопрос должен быть в согласии с намерением духа. Значит, много зависит от цели
вызывания.
Дух читает наши мысли и судит, заслуживает ли вопрос серьёзного ответа и достоин ли
спрашивающий его получить. Если нет, - легкомысленные духи-насмешники сразу займут
его место и будут нести что попало.
Все духи видят мысли, потому что это вибрации, которые направляются к звёздам, к
ним. Развитому духу не надо спрашивать, что думает человек. Приближаясь, он читает
мысли над головой человека. Так делают и ясновидящие. Но мысль понимается в
зависимости от развития духа или от пробуждения у него важного воспоминания. Сами
духи говорят, что медиум, развитый в прежних существованиях, получает их мысли
немедленно, в силу своего духа. В мозгу его находятся такие элементы, чтобы мысли
могли сразу получить одежду из слов. Духи предлагают методически правильно ставить
вопрос, чтобы облегчить труд отвечать. «У вас такой беспорядок в голове, что нам трудно
разбираться в лабиринте ваших мыслей», - вот что они сообщили. Поэтому, если
спрашивает другое лицо, медиум должен знать вопросы. Духу будет легче слиться с
периспри медиума. Если в голове медиума нет нужных материалов для выражения языка,
дух может диктовать буквы, иногда не экономя бумагу.
- А какие вопросы можно задавать духам?
- Чёткие, ясные и простые, без дополнений. Без сумбура. Вопросы должны вытекать
друг из друга. Посторонние вопросы в сеансе не ставятся. Медиум продумывает их
заранее. Это играет роль предварительного вызывания. И дух иногда отвечает заранее, что
указывает, что он их знал раньше.
Если дух не может, не должен отвечать по неизвестной причине - рука ставит прочерк.
Дух может и не знать ответа. Но если задать проверочный вопрос, дух оскорбится и
удалится. А если будет отвечать, то только по интересу, который мы представляем, по их
расположению, по цели и пользе, которые предвидят. Мелочные наши земные вопросы
вызывают неудовольствие, так как мы побеспокоили духа без пользы. Короче говоря, не
надо испытывать их на достоверность или спрашивать из простого любопытства.
Вот низшие духи любят развлекательные вопросы, часто обманывают и радуются из-за
этого. Они даже в очереди толпятся, желая позабавляться и похохмить. Любят врать о
будущем и забавляются нашими страхами и радостью. Например, о том, что завтра кто-то
выиграет миллион. Всё это я ощущала, и всё это есть, потому что это - дозволенное
испытание.
- Испытание кого?
- Нас. Что спрашиваем и как реагируем, - такие мы и есть.
- Но ведь основные вопросы всегда связаны с будущим?
- Как правило, высшие и добрые духи о нём не отвечают. Если бы человек знал его, то
пренебрегал бы настоящим и не отрабатывал свой кармический долг. Духи чувствуют
запрет как внутреннюю непреодолимую силу и могут ответить, что не являются
средством для гадания. Но дух предвидит то, что считает полезным или, что открывает
вследствие миссии, которая возложена на него. Иногда духи могут заставить
предчувствовать событие - тогда это предупреждение. Время духи указывать не должны,
но и не могут. Дух предвидит событие, но его минута зависит от того, что ещё не
случилось, и об этом знает только Бог. Они не будут развлекать гаданием, а лёгкие духи,
наоборот, могут назвать даже часы. Провидение наложило запрет, пределы откровению, а
если ты будешь настаивать на ответе, - получишь ложный ответ низших духов.
- Тома, а как духи видят или предчувствуют будущее?
- Посредством заключения об осуществлении событий по ходу времени, но по-иному.
Наше время зависит от вращения земли, а для них нет ни времени, ни вселенной. Их духу
трудно слиться с земным сознанием. Но если Бог признает полезным, он позволит
открыть некоторые обстоятельства для блага других. Это могут и люди, души которых
освобождены от материи. Ни один дух не скажет о дне и часе смерти, их могут
предсказать только духи-проказники и насмешники.
- А духи могут сообщить о прежнем существовании?
- Бог позволяет это очень редко и только с целью назидания и поучения. Но это
делается только неожиданно и никогда по вызову. Кстати, о будущем существовании не
скажут никогда, потому что следующая жизнь будет такой, какой человек сделает её сам,
находясь на земле, и в зависимости от решений, которые примет его дух в блуждающем
состоянии. Знать, где и как совершится следующее воплощение, абсолютно невозможно.
Но если оно произойдёт с целью миссии, - тогда путь духа начертан вперёд.
Можно узнать о роде прошлого существования, своём положении, качествах и
недостатках. Это возможно, поскольку приносит пользу для улучшения человека. Но ты
сам, анализируя настоящее, можешь судить о своём прошлом. По своим недостаткам,
влечениям, неприятностям. Это полезно.
- Но если есть добрые духи, могут ли они давать добрые советы?
- Они никогда не откажутся помочь, тем более, если это связано с душой. О личной
жизни отвечают духи, участвующие в жизни человека, они - поверенные его тайных
мыслей. Бывает, что содействуют и материальной выгоде, но редко. И никогда не будут
служить алчности. А злые духи возбуждают жадность, а потом подвергают
разочарованию. У нас есть духи-покровители, которые могут помочь перенести тяготы
судьбы и иногда смягчить её. Но избавлять нас от них запрещено - это карма. Всё, что
лишает нашу душу уверенности идти по пути усовершенствования, духам делать
запрещено. Но лучший путь выбрать нам они помогут.
- У меня бывает иногда какая-то безотчётная тоска или беспричинная радостная
удовлетворённость, зависит ли это только от нас самих?
- Почти во всех случаях это случается в силу тайного сообщения с духами без нашего
ведома. И бывает это и во сне, и наяву. Так духи об этом говорят сами. Надо призывать
своего Ангела-Хранителя, когда нам трудно, когда мы не знаем, что говорить и делать. И
мы будем поражены идеями, которые появятся у нас, надо лишь подождать немного.
«Часто, - говорят духи, - помощь относится не к великому, а к самым обыкновенным
обстоятельствам жизни». К примеру, ты хочешь идти куда-то, а тайный голос говорит,
чтобы ты воздержался, потому что в этом есть опасность. Или побуждают сделать что-то.
Это уже вдохновение. Гениальные люди - любые - артисты, учёные, писатели - это
развитые духи. Они смутно чувствуют постороннюю помощь, а тот, кто призывает
вдохновение, делает именно вызывание и часто просит о помощи своего ангела-гения.
Духи внушают нужные идеи.
Между прочим, стихи, продиктованные духами, могут выдержать самую строгую
критику, даже если медиум полный невежда. Есть медиумы, никогда не писавшие стихов,
но во время сеансов или вне их, написавшие удивительные стихи. Вообще, в стихах часто
скрыта сокровенная тайна, в них заключено что-то из того мира, потому что все мы
медиумы и можем получать тайные и явные сообщения. - И во сне, и наяву. Ой-ой, воскликнула Тома, взглянув на часы, - пока всё, Александр! Пора вернуться к своему
рабочему столу. Я вижу, ты не удовлетворён.
- Это не так. Я не успел узнать главное, из-за чего и пришёл. - Заслушался и забыл.
Видишь ли, моя прабабка - медиум, она умерла лет сорок назад. Почти все родные тоже
умерли. У меня на свете остались тётя с дочерью и старший брат. А прабабка жила на
Волге и оставила стихи, от которых волосы шевелятся. Вот они, - я достал листок и
положил его перед Тамарой. Она внимательно стала просматривать их, и в одном месте
вскинула брови.
- Хм.
A mon arriere petit-fils
Ты вернёшься к предкам, - ждёт тебя очаг, По дороге трудной встретят друг и враг.
Тот очаг у двери, а за ней проход, Открывай смелее, - и шагай вперёд.
……………………………………….
Золото, каменья – в старых сундуках –
Ждут давно решенья, в чьих же быть руках.
Найденным сокровищем не отдать долгов,
И земным могуществом не сорвать оков.
Надо не богатство предков отыскать,
А своих потомков тайну разгадать.
Только не понятно - стоило ли ждать, Если вход и выход разом потерять.
Только не известно, - стоило ли жить, Чтобы вход и выход камнем заложить.
- Когда они были написаны - неизвестно, а название я не понял. Тетрадь со стихами
хранилась у моих родственников.
- Но это не всё стихотворение.
- Половина строк заменена мной многоточием, извини. В них был ключ от чужой
квартиры, где деньги лежат.
- Ключ? В каком смысле - ключ?
- Точное место, но страну - одну из двух, я могу лишь предполагать.
- Насколько точное?
- Придти и забрать.
- Есть вариант. Сегодня я уйду с работы в пятом часу, заеду кое-куда и буду дома к
шести. Ты придёшь, и мы подумаем, а стихи я пока возьму с собой. Доедешь до
Измайловского парка, пойдёшь перпендикулярно линии от станции метро. Там одна
улица. Упрёшься в торец дома, квартира семнадцать. Я побежала, до вечера, Саша, не
провожай.
Она упорхнула, оставив после себя лёгкий аромат французской парфюмерии, а я
остался сидеть как картонная дурилка. У меня не было телефона, и брату я позвонить не
мог, а то бы встретились. Придётся гулять. Я расплатился и вышел из кафе.
***
- Так как инстинктивные влечения человека суть воспоминания его прошедшего,
то не следует ли из этого, что, изучая эти влечения, он может узнать совершённые им
проступки?
«Без сомнения, до известной степени; но нужно брать в соображение улучшение,
которое могло совершиться в Духе, и намерения, принятые им в блуждающем
состоянии, ибо настоящее существование его в таком случае может быть гораздо
лучше предшествовавшего».
- Так как бедствия телесной жизни служат искуплением прошедших проступков и
вместе с тем испытаниями для будущего времени, то не следует ли из этого, что по
свойству этих бедствий, можно судить, какого рода было прошедшее существование?
«Очень часто, потому что каждый бывает наказан соответственно своим
поступкам; но не должно принимать этого за непременное правило; инстинктивные
влечения могут служить лучшим указанием, потому что испытания Духа относятся
к его будущему так же, как и к прошедшему».
Книга Духов
***
К дому Тамары я подошёл без четверти шесть, поднялся на её этаж и позвонил. Дверь
мне открыли сразу.
- Приехал? Входи, я сейчас кофе сварю. Сама только вернулась.
А снял верхнюю одежду и осмотрелся. У Томы была однокомнатная квартира, как и у
меня.
- Заходи в комнату, дома нет мужа.
- А где он? - Уже встал в очередь за грушами?
- «Не вынесла душа поэта, позора мелочных обид».
- Восстал он против мнений света, один, как прежде, и - сидит?
- Или лежит. С кем-нибудь.
- Когда женщина грамотно расставляет эти три слова, говоря, например, что мужа дома
нет, это означает, что он скоро вернётся с грушами. Извини, продуманная вольность
спортивного комментатора.
- Ты, вроде, серьёзный парень, несмотря на свои хохмы.
- Мне не нравится, когда хохмят друг на друга, как говорят в городе, где живёт моя
тётя. Однажды я кого-то поддел удачно, а мне сказали, что это не согласуется с моим
имиджем. Ну, я и перестал.
Но у меня было время подумать обо всём, что ты рассказывала в кафе. Мне кажется,
что всё это очень важно. Для людей. Нельзя от этого просто так отмахиваться.
Тамара принесла кофе с бутербродами, и мы уселись в удобные кресла у низкого
столика.
- Когда-то я изучала индивидуальную, групповую и социальную психологию, но не так
давно сделала вывод. Если людям говорят о том же самом, о чём вещают сейчас средства
массовой информации, но только по-другому, правильно, без лицемерия лжи и грязи, они,
- разумные, - поймут всё правильно. Поэтому люди будут делать правильно и думать
также. Но им не говорят то, что следует. Посмотри сам, - обнимаются со
священнослужителями, в церковь ходят как на партсобрания, а на каждом углу только и
слышно, как скорее заработать и где скорее истратить. Но кому это говорят?
Может, поэтому общество очень восприимчиво к искреннему разговору о сплочении
через национальную идею. Иначе всё развалится само собой.
- Согласен. Сплочение многое изменит. Но народ, как всегда, хотят сплотить, ничего
для него не меняя. Я не берусь формулировать национальную идею - историки, философы
с политиками с этим быстро справятся. Но власть сама должна начать бороться со злом,
которое все видят. В этом и есть национальная идея. И если она хочет, но не может,
государство должно признаться в этом и извиниться хотя бы за своих чиновников.
Порядочный чело-век извиняется столько раз, сколько наступил на чужую ногу.
- Ты прав. Пока наша идея состоит у одних - в индивидуальном выживании брошенных
на произвол судьбы людей, у других - в произвольном обогащении зарвавшихся
личностей. Другой идеи не будет, потому что каждый понимает, где корни зла, а о нём
даже упоминать не хотят.
- Есть, правда, одна идея, которую провозглашают для сплочения нации в любой
стране. Одна пионерка на сборе спросила приглашённого бывшего разведчика, кто такой
шпион? Тот ответил: «Шпион - это человек, горячо любящий свою Родину». Но весь
народ в шпионы пойти не может. Уже не то время.
- Интересный подход.
- Самое интересное пионеры так и не услышали. Ветеран им два часа про любовь к
отчизне рассказывал.
- Смешно.
- Не очень. Он любовь к отечеству распространял на правительство. А вопрос о
правомерности такого подхода задавал ещё Герцен. Поговорим о стихах?
- Тамара встала, погасила свет и зажгла свечу.
- Это, чтобы сказка была страшнее?
- Просто полезно.
- Неужели ты разобралась в стихах?
- В них вложен оккультный смысл. Стихи меня поразили.
- Чем они могут поразить?
- Любая тайна судьбы, вообще, просто так, человеку или медиуму не открывается. А
откроется, - не известно, что за этим стоит, какое ждёт иску-шение, и что от тебя
очередное испытание потребует.
Автор этого послания - медиум и знает, что то, что Духу нельзя сообщить медиуму,
медиум может сообщить другому человеку. На земле это позволено, а там нет.
- А кто запретит?
- Неодолимая сила других Духов, которые выше в духовной иерархии. Дух ощущает её
запрет. Как медиум, она знала, что с того света о местонахождении скрытых сокровищ
сообщить тебе не сможет.
- Тогда почему сообщила с этого?
- Думаю, был расчёт на будущие события, которые можно было предвидеть. Настало
время, и стихи оказались у тебя. Было просчитано отсроченное получение их адресатом, а
адресат - это ты. Да, я забыла. У нас на работе переводчица есть. Очень хочет, чтобы все
её называли на французский ма-нер - Вероник, хотя по паспорту она Вера Эсмеральдовна.
Она мне перевела название стихов, как «Моему правнуку». Хочешь, могу в словаре
посмотреть?
- Не надо, я чувствовал это сам.
- Тогда продолжу. Эта отсрочка вызвана двумя земными обстоятельствами: ты ещё не
родился и… даже если бы ты родился, то не обяза-тельно стал бы сразу законным
наследником.
- То есть визы в паспорте и свидетельства о рождении было бы мало?
- Как бы тебе объяснить… Я чувствую здесь что-то другое. Чтобы утонули полторы
тысячи человек, сначала им нужно было родиться. Но ещё надо, чтобы был построен
корабль «Титаник». И необходима роковая ледяная глыба. Богатства прятали, чтобы они
кого-то ждали, и теперь ясно, что тебя. Но была и необходимость скрывать богатство,
потому что им не могли воспользоваться. Значит, должен был настать момент, когда
отпадёт необходимость держать сокровища в тайнике. Да, ход событий определяет
появившаяся возможность добраться до сундуков, но какая, я не знаю.
- Случается такое, что человек в прежней жизни наследство пропил, а в этой жизни
опять получил?
- Всё равно потом придётся облизываться, не эту, так другую жизнь. А может и
следующую, как в басне «Лиса и виноград».
- Но меня чуть ли не приглашают в дом предков, предлагают найти ценности и хотят,
чтобы я разгадал тайну каких-то потомков. Зачем?
- Тебе дали такую информацию, какую смогли, предвидя будущее. Для того чтобы ты
не поскользнулся. Тебя очень серьёзно предупреждают о событиях, которые ни по земной,
ни по небесной логике предсказать почти невозможно. Сокровенные знания на земле
имеют для нас предел. Прабабушка хотела помочь тебе в неизбежных испытаниях с
неизвестным исходом. Предупреждая, она предвидела то, что ты узнал с помощью
хиромантии, и хотела тебя предостеречь рифмованным иносказанием. При этом она знала,
что стихи до тебя дойдут, когда придёт время. Это предсказание предназначенных тебе
испытаний в предстоящей жизни. История знает много предсказаний событий задолго до
того, как они происходили. Ну, например, в США за 14 лет до гибели «Титаника» в 1912
году, малоизвестный писатель-фантаст Морган Робертсон в своей повести «Тщетность»
описал подробности будущей катастрофы. Совпадали название и размеры этого парохода
- «Титан», знатность и характеристики пассажиров, маршрут - из Англии к берегам
Нового Света. И это тоже было его первым рейсом, и его также разрекламировали, - таких
огромных лайнеров ещё не было. Даже детали были аналогичны - оба парохода ударились
правым бортом об айсберг на той же скорости и в том же районе. Похожи были также
действия команды, неподготовленность к спасательным операциям и поведение
пассажиров. И погибло столько же - полторы тысячи человек.
Не так уж и трудно было предположить, что утонувшие люди пройдут искупление.
Труднее предвидеть реальную постройку корабля-прообраза и все подробности.
Но это ещё не всё. Через 23 года после гибели «Титаника» в этой же точке правым
бортом на айсберг напоролось судно «Титаниан», спасшееся только чудом. А его капитан
родился в день гибели «Титаника» - 14 апреля 1912 года. Эти тайны никто не разгадал
спустя столетие. Но это факты.
- Это невероятное предсказание, но с фактами не поспоришь.
- Я тоже буду говорить только о фактах, а если нет, у меня есть объяснения. Возьми
стихи и слушай. - Она подвинула их ко мне.
Твоя прабабушка - замечательный, прекрасный человек. Она унесла в могилу тайну
происхождения богатства, но знала, что найти их придётся тебе. А первая тайна такова, - в
чём заключалась веская причина скрывать богатство.
Вторая тайна - потомков - главная, как говорится в стихах. - Это тоже факт. Но я
увидела ещё один факт: эту тайну нельзя открыть, пока не найдёшь сокровища и не
узнаешь первую тайну - причину утаивать их. Не могу объяснить, но ты и богатство
связаны так, что другим наследником тебя не заменишь.
Я вижу связь тайны твоих потомков с тайной богатства предков: разгадка второй тайны
- необходимое условие разгадки первой. Возможно, существовали определённые люди друзья и враги, места и времена или некоторые обстоятельства - они-то и объединяют обе
тайны вместе. Богатство на этом пути не обойти, поэтому тебя и предупреждают.
- О чём именно? - Я слушал, затаив дыхание, не мигая и не шевелясь, глядя лишь
иногда на пламя свечи и в листок со стихами.
- Об искушениях, ведь сначала придётся столкнуться с богатством. Это очень важная
причина. Ты можешь очень пострадать, если не поймёшь иносказание строк о
бесполезности найденного богатства.
Меня так и подмывало спросить Тамару, как поскорее узнать, где искать богатство, и
почему оно бесполезно и даже опасно. Она сама ответила, что к чему.
- Скрытый смысл двух строк о бесполезности богатства, которым нельзя отдать долгов
и сорвать оков, понять несложно: за долги перед Богом золотом не откупишься, потому
что это долги кармические. Оковы - это неотвратимость наказания за кармические долги грехи, которые мы не искупили, испытания, которые не прошли, соблазны и искушения,
перед которыми не устояли. Взяткой от них не отделаешься, подкупом от новых
испытаний не избавишься. Понятно? - Тома посмотрела на меня.
На Земле у богатства есть совсем иное предназначение, но не копить или транжирить.
Теперь о строчке, где написано: «надо… своих потомков тайну разгадать». Конечно,
можно предположить, что предки твои спрятали сокровища, затем у них появились
потомки и, в конце концов, ты, как наследник фамильного золота. И золото, и предки, и
потомки - всё это твоё. Но я думаю иначе - речь, действительно, идёт о твоих потомках,
только не в этой, а прежней жизни - предыдущем существовании. Представим дело так,
что в прошлом воплощении ты имел потомков, которые как-то связаны с предками и
сокровищем, что тогда? Более того, твои предки, зарывшие клад, который придётся тебе
искать в этой жизни, могли быть продолжением кровного родства твоих потомков - от
тебя в предшествовавшей телесной жизни. Всё соединяется в одну длинную цепь длиной
в несколько веков. Получается, что обе тайны - о богатстве и о потомках, предстоит
разгадывать тебе, и только тебе.
- Шутишь, что ли? Не может быть! - У меня захватило дух.
- Почему?
- Ну, я такого никогда не видел.
- Понятно, старых словарей начитался. А обещал верить. Помнишь, в кафе?
- Я простой преподаватель, историк.
- Повезло тебе. А Наполеон, может быть, в твоём подъезде полы по средам и пятницам
подметает. И терзается неизжитыми остатками зависти и тщеславия, глядя, как гордо ты
несёшь свой портфель, - она расхохоталась и заразила смехом меня.
- Слушай, Тома, а что будет, если от этого «спрятаться под подушку»?
- Иногда ничего, а иногда судьба может взять у тебя что-нибудь другое, не спросясь.
Или не дать. Но в надвигающихся неотвратимых событиях, время которых подошло, ты
получил предначертание. - Ни раньше, ни позже. А отказ от испытания это новый долг и
новое наказание.
- Что же делать?
- Ещё спроси, кто виноват? Думать надо, искать, ждать и смотреть, что происходит.
Когда мы живём в настоящем, никто из нас не гарантирован от неожиданных несчастий.
Все беды мы сами выбирали себе между воплощениями, так что бояться нечего.
А теперь о том, «стоило ли ждать» и «стоило ли жить». Это, как бы, высказанное
сомнение в том, удастся ли тебе пройти испытания и даже искупление. Возможно,
богатства ждали тебя, а ты ждал их. Но получив их, ты не выдержал искушений, значит
жить не стоило. Ты не выполнил своего обещания противиться искушению, хотя до этого
совесть была чиста. Поэтому в последних четырёх строках тоже предупреждение.
При разгадке обеих тайн искушение может быть таким, что тебе будет не понятно и не
известно, устоишь ты перед ним или нет. Запомни, Бог никому и никогда не даёт
богатство просто так, - а исключительно для воздержания от искушений и укрощения
животных страстей. Наши новые русские совершают две ошибки. Одни думают, что всё
заработали своим трудом, и могут распоряжаться как захотят, другие считают, что
богатство, полученное любым путём, можно тратить как захочется, потому что оно
явилось наградой за прошлую нищую жизнь. Но такой награды не существует совсем, для
обоих есть только искушение и возможное наказание, если не прошёл испытания
богатством. Если этого не понять, душе, возможно, придётся мучиться несколько
воплощений, а в перерывах - в блуждающем состоянии. Но если оба человека понимают
всё так, как я сказала, и продолжают всё делать по-старому, им будет ещё хуже, их вина
будет больше.
- А как тогда понимать, что вход и выход потеряны и завалены?
- Здесь ни слова нет о том, можно ли добраться до клада, взять его и уйти с ним. Это
тайный смысл, и всё намного глубже.
Человек, который подвергается искушению богатством, сам выбрал такое испытание
ещё до своего воплощения, когда был Духом. Возможно, он долго ждал своего
воплощения на Земле, чтобы честно пройти проверку и очиститься. Но, родившись, он
забыл об этом и теперь считает, что получает богатство как подарок судьбы, выигрыш в
лотерею. Вход-выход в невидимый мир для него потерян и завален. И никакой речи о
подземелье здесь не ведётся. И вот человек - ты - нашёл сокровища. Что будешь делать?
Как с ним поступить, чтобы сказать, что не зря ждал испытаний на земле и не зря жил на
ней? Я сама поражаюсь твоей прабабушке. Она сделала невозможное - предупредила тебя.
Эти стихи стоят больше любых богатств на земле.
- Тома, я сам взволнован. Не лучше ли отказаться от разгадки тайн прошлого, от этого
золота. Пусть оно и дальше ржавеет вместе с замками.
- Я так не считаю, Саша. Богатство дано для испытаний, это так. Но ты можешь
выбирать: купить виллу на Лазурном берегу, о которой мечтает наша Эсмеральдовна,
ругаясь из-за этого с мужем, или сделать очень доброе и большое дело. А муж этой мадам
согласен лишь на покупку дворца на Рублёвке. Опять же это не значит, что ты должен
сидеть на голодном пайке. Этого Бог не оценит. А вот подумать, что сделать, придётся
крепко.
- Но как Мария Антоновна смогла узнать всё?
- Она могла узнать это там, где жила или от тех людей, которых знала. Она - медиум, а
медиумы многое могут. Предвидеть детально всё невозможно. Духи не вправе раскрывать
всё, что захочется узнать медиуму, но на основе информации, полученной от людей, и
сообщений из невидимого мира, можно придти к опредёленным выводам. Существует
ясновидение, двойное зрение. Если ты хочешь выжить, не думай об этом и не забивай
голову тем, что находится внутри чёрного ящика. Делай всё так, как она хотела, потому
что это правильный и единственный выход.
- Да-а, сложнее, чем в любой технике - везде жёсткость: в иерархии, мыслях,
поступках, оценках, наказаниях.
- Жёстко - да, но не жестоко. На земле жёстче и немилосерднее. А в невидимом мире
вечные железные законы, потому что «защиту от дурака» придумал не тот, кто сварганил
«Тефаль», а кто по-настоящему думает о нас. Не обойти и не перешагнуть.
- А где же награда?
- Награда - очищение.
- В нашей стране некоторые поняли бы это, как очищение от наличности.
- Пусть понимают, как им нравится. Они сами правильно говорят, что кто-то должен и
в их подъезде веником размахивать.
- Складная теория, - только и осталось ответить мне. - Наша консультация несколько
затянулась, но общее представление о предмете я получил. И в стихах ты здорово
разобралась.
- Если хочешь, оставайся у меня. Уже поздно, я могу постелить тебе на полу. Из
сострадания.
- А если будет слишком мягко?
- Обычно говорят - жёстко.
- Кто говорит?
- Кто в палатках на камнях спать не любит. Мне Вячеслав рассказывал про ваши
походы.
- Если бы я сказал, что будет жёстко, мне перестали бы сострадать и передумали
оставить на ночь. Обычная рефлексия - имитация мыслей собе-седника в ответ на слова
для выбора более подходящих. Но я поеду домой, спасибо тебе. Зато ты выспишься.
- Нет, ты уникальный типаж.
- Ну, конечно. Имея такие линии на руках, которые разглядел Петельский. Но я не хочу
об этом, и так тяжело.
- Может, останешься? Вернёшься домой поздно, а так, время ещё есть. И я тебе про
загробную жизнь расскажу, пригодится. А спать будешь на раскладушке в кухне.
Тараканов нет, кран не капает, туалет рядом.
- А у меня - капает, но тараканов я вывел модифицированным Даноном для детей.
Уговорила. Теперь мой дом - твой дом.
- Знаешь, я про сон на полу из сострадания пошутила, хотела тебя проверить. Стойким
оказался и умным.
- Обыкновенная рефлексия - имитация мыслей женщины, оставляющей мужчину на
ночь.
***
- С какою целью Бог сделал привлекательными наслаждения материальными
благами?
«Чтобы побуждать человека к исполнению его служения и также, чтобы
испытывать его искушениями».
- Какая цель этих искушений?
«Развивать его разум, который должен предостерегать его от излишества».
- Наслаждения имеют ли пределы, начертанные самой природой?
«Да, природа указывает вам пределы необходимого; но своей невоздержанностью
вы доходите до пресыщения и через то сами себя наказы-ваете».
- Что думать о человеке, который во всевозможных излишествах ищет
утончённости наслаждений?
«Он жалкое существо, о котором нужно жалеть, а не завидовать, потому что он
очень близок к смерти».
- Приближается ли он к смерти физической или моральной?
«И к той, и к другой».
- Неравенство богатств, не происходит ли от неравенства способностей, которые
дают больше средств к приобретению, чем другим?
«И да, и нет. А хитрость, а воровство, что скажешь ты о них?»
- Однако ж наследственное богатство не есть плод дурных страстей?
«Почему ты знаешь это? Обрати внимание на источник, из которого оно
произошло, и ты увидишь.
Это и судит Бог, и могу тебя уверить, что суд Его строже суда человеческого».
- Если богатство вначале было дурно приобретено, то ответственны ли за это те,
которые позже наследуют его?
«Конечно, они не могут быть ответственными за зло, совершённое другими, тем
более, что могли о нём и не знать; но помни, что часто богатство достаётся человеку
только ради того, чтобы он исправил какую-нибудь несправедливость. И счастлив
он, если поймёт это! Если он это сделает во имя совершившего несправедливость, это
искупление зачтётся обоим, особенно, если оно вызвано истинным виновником».
Книга Духов
***
Утром я проснулся раньше Томы, сразу оделся и собрал раскладушку. Когда мы
позавтракали, она спросила, как у меня настроение?
- Нормальное. Нет концов, за которые можно ухватиться.
- За это не переживай, концы найдутся. Судьба сама об этом позаботится.
Мы договорились при необходимости созвониться друг с другом. Я оставил ей свой
номер телефона и ушёл по своим делам.
Из всего, что я узнал, следовало, что я попал в детективную историю или в
исторический детектив без конца и края. Одно дело быть сторонним наблюдателем, тогда бы, возможно, от азарта исследователя дух захватило и голова от радости
закружилась. Но другое дело, если ты участник, сыщик-любитель, и от тебя собственная
судьба зависит.
Где хотя бы один кончик этой истории, для раскрытия тайны которой не хватит и
одного существования на земле? Раз судьба так скупа на освещение будущего, что она
подкинет мне в очередной раз, если я буду только ходить на работу и возвращаться
домой? Чем тогда будет нарушен мой рабочий график и режим дня? Как моя судьба
сможет меня достать? Кстати, я даже не подумал о том, чтобы спрятать голову под
подушку. Старшая сестра мамы рассказывала, что я в детстве так прятался. Пустое это
занятие, раз ноги будут видны или руки - с узорами на ладонях. Дожить бы до лета и
поехать месяца на два туда, где остались круги на полях от посадки летающих тарелок с
инопланетянами. А потом ещё на два. И ищи меня тогда, судьба, как ветра в поле, я убегу
от тебя. У меня началась аллергия на пыль из глубины веков. Где тут ближайший
Аллергодом?
Но благодаря Тамаре я понял очень важную вещь. Моя прабабушка желала мне добра и
смогла предупредить меня о загадочных событиях. Они всё равно произойдут, - сказала
Тома, - но не знай я о них, было бы хуже. Я вернусь к предкам, - пишется в стихах. Как и
когда - неизвестно. Значит, эти события и должны всё прояснить. Ну, и зачем тогда
дёргаться? Доживу до лета, уеду месяца на два. Затем ещё на два. И получится небольшая
подушка, из-за которой торчат мои ноги и руки с узорами на ладонях. А может, бывает и
так, что судьба забывает о человеке? Раз от неё не уйдёшь, значит не надо и бежать
навстречу. Встать боком и тихо стоять, а судьба мимо пробежит, не заметив тебя. Или не
добежит. И, значит, не передаст мне больше ни писем, ни стихов - ничего. Я сам везде
виноват, - к цыганке подошёл сам, к Петельскому - сам, в больницу с бродягой тоже сам
поехал. И стихи оказались у меня тоже по моей инициативе. А потом сам отправился за
консультацией. Правильно говорили раньше, что человек сам хозяин своей судьбы.
Поэтому следует никуда не ходить, никуда не ездить и ничего не получать.
Апчхи! - чихнул я, словно почувствовав пыль из глубины столетий. В общем, ситуация
ясна: ни долгов не отдать, ни оков не сорвать - с деньгами или без них. И смыться некуда,
- нет ни входа, ни выхода. А впереди только одна дорога, на которой ждёт встреча с
врагом, потому что встреча с другом только что состоялась. А ещё говорят, что судьба не
открывает человеку будущего.
***
- Существует ли судьба в событиях жизни в обыкновенном значении этого слова,
предназначены ли все события заранее; и, в таком случае, где же свобода воли?
«Судьба состоит только в выборе того или другого испытания, сделанном Духом
при воплощении; выбирая его, он создаёт себе род судьбы, которая есть последствие
того положения, в котором он находится. Я говорю о физических испытаниях, а в
том, что касается нравственных испытаний и искушений, то Дух, сохраняя свободу
воли в добре и зле, всегда волен уступить или сопротивляться. Добрый Дух, увидя
испытуемого слабеющим, может придти к нему на помощь, но не может повлиять на
него так, чтобы овладеть его волей. Злой же Дух, низший, указывая испытуемому и
преувеличивая в его глазах какую-нибудь физическую опасность, может испугать и
поколебать его; но воля воплощённого Духа, тем не менее, остаётся свободной от
всяких оков».
- Человек, обладая свободной волею, может ли отвратить события, которые
должны бы были произойти?
«Он может это, если кажущееся отклонение может войти в жизнь, им избранную,
и тем более, если он, отстраняя зло, стремится сделать добро, составляющее
единственную цель жизни».
- Человек-убийца знает ли при выборе существования, что он совершит это
преступление?
«Нет. Он знает, что в борьбе жизни у него есть шансы умертвить одного из себе
подобных, но не знает, сделает ли он это. Если бы Дух заранее знал, что, как человек,
он совершит убийство, то это значило бы, что он к тому предназначен. Но знайте, что
никто не предназначен к преступлению и что всякий поступок есть следствие
свободной воли».
«Впрочем, вы всегда смешиваете две вещи совершенно различные материальные события жизни и действие жизни моральной. Если и есть иногда
судьба, то именно в этих материальных событиях, независимых от вашей воли, и
причина их вне вас. Что же касается актов жизни моральной, они всегда исходят от
самого человека, пользующегося свободной волей; для этих актов судьбы нет
никогда».
Книга Духов
***
Вечером, вернувшись домой, я сел за письменный стол, открыл тетрадь со стихами и
задумался. Перед тем, как мы с Тамарой, как монахи, разошлись спать по своим кельям,
она рассказала мне кое-что интересное. Открывало ли это передо мной новый путь или
хотя бы тропинку, по которой можно было бы шагнуть немного вперёд?
Духи чаще и охотнее сообщают о страданиях и блаженстве в невидимом мире, о
будущих наказаниях и наградах. Перед тобой раскрываются устройство этого мира и
значение любого человеческого поступка на земле. Потому что это не только
поучительно, а необходимо человеку для поддержания его веры и надежды на будущее.
Небытие пугает человека, потому что небытия не существует. Этот парадокс людям тоже
сообщён духами.
Можно ли вызвать дух особы, участь которой неизвестна, чтобы узнать, жива ли она? Оказывается, можно, если только неизвестность её смерти не есть необходимость или
испытание для тех, кто спрашивает. Вопросы же об обстоятельствах смерти духа мало
интересуют и интереса у него не вызывают, и если он сочтёт нужным, то может ответить.
Таков уж опыт. Но чаще не ответит, поскольку возникшие вопросы влекут трудности. А
они есть назначенные испыта-ния для тех, кто желал бы от них избавиться. Вот так.
А отыскивать оккультным путём наследство или спрятанные сокровища вообще
бесполезно. Только идиот может надеяться на мнимое откровение шутников из
невидимого мира.
К примеру, человек после смерти оставил проблемное наследство. Не ясно - где,
сколько, кому и чего, а люди хотят поделить всё по справедливости. - Шиш им. - Никакие
обстоятельства никогда им не откроют. Зачем духу, счастливому своей свободой, являться
по первому зову и удовлетворять алчность своих наследников, которые, возможно, даже
радовались смерти наследодателя. Духи не могут вести по земле, а по небу. Страждущие
денег, ценностей и ценных бумаг видят справедливость в удовлетворении алчности.
Поэтому с постановки аналогичных вопросов начинаются наказания, которые Бог готовит
им за ненасытную жажду земных благ. И все затруднения наследников - часть испытаний,
вызванных смертью благодетеля, поэтому духи не имеют власти избавить от них.
Когда умерший спрятал неизвестное имущество, его дух не будет интересоваться
жадными наследниками. Но если он не до конца освободился от человеческих страстей
как Наполеон с веником, то может поймать кайф от разочарования наследников и смолчит
- ни гу-гу. Захочет сообщить - будет наложен запрет. - Опять ни гу-гу.
Правда, бывают счастливые исключения, и я сам пару раз видел такое по телевизору.
Для любящих людей дух сделает откровение, но без всякого вызова, самопроизвольно и
тайно. По многочисленным просьбам страждущих такое не делается, так как ничто не
может изменить испытаний. Иначе получится, что дух увеличит их, потому что увидит,
что его близкие проявили жадность и корыстный интерес к нему самому. Последнее уже
наказуемо, поскольку Бог судит за намерение. Короче говоря, жене, внезапно лишившейся
средств к существованию, может присниться её покойный супруг. И он сам скажет, где
лежат облигации займа или дензнаки на чёрный день. Стоит только заглянуть в часы,
банку с вермишелью или за батарею парового отопления. А то и в ящик с рваными
носками.
Подсказывать места скрытых сокровищ высшие духи не будут, а духи-насмешники
часто указывают на несуществующий клад или место схрона. Целью этого является одно показать, что истинное богатство в труде, благодаря которому мы по семейному, трудясь,
как пчела, постепенно обеспечиваем себе и близким дальнейшую жизнь. Сделаны ли
многомиллионные состояния в первой половине девяностых годов, - по мысли духов, посемейному, решайте сами, господа. Семья семье - рознь.
- Всё-таки наш мир устроен правильно, - подумалось мне. Тамара сказала, что если
Провидение назначает скрытые богатства кому-нибудь, он найдёт их естественным путём,
потому что по-другому не бывает. Но в таком случае надлежит решать, что с ними делать,
поскольку за расточительство и эгоизм грозит наказание.
Ещё выяснилось, что слухи о вере в духов, стерегущих скрытые сокровища, имеют
основания. Это духи не исправившихся скупцов, которые после смерти из жадности
наблюдают за своим кладом. Их наказывают тем, что они видят, как похищают их
богатства, пока они не поймут, что последние для них бесполезны. Я представил, что,
возможно, и чей-то воплощённый дух может смутно помнить о спрятанных
драгоценностях. И его тянет куда-то в прежнюю жизнь, лишённую бедности настоящей.
Этот дух, путешествующий во время сна своего грешного тела, присматривает, всё ли
пока лежит на месте, всё ли цело.
Что там ещё сказала Тамара о стихах про богатство? Вообще, в них может быть
заключено откровение, полученное во сне или наяву. И без нашего ведома. А если стихи
не только вызваны вдохновением, но и продиктованы духами, они могут пройти даже
суровую критику. А мои стихи? Господи! Я вспомнил своё странное стихотворение из
тетради, которой случайно получил по башке. Или случайности давно кончились?
Вспомнил!
У меня зашевелились волосы, и по телу пробежал неприятный холодок. От своих же
стихов. Или они никогда не были моими? Чёрт побери! Мне и в голову не приходило
раньше, что в них скрыт такой смысл. Никогда ещё… Теперь содержание стихов имело
значение. Но я даже не помнил, что имелось в виду, не понимал их смысла. Даже названия
к ним не смог придумать. И, вообще, ничего подобного больше не сочинял.
В семнадцать или восемнадцать лет у меня мыслей о реинкарнации не было. Это точно.
Я о ней только из песни Высоцкого услышал, что такую ре-лигию придумали индусы: мы,
отдав концы, не умираем насовсем. Теперь я могу сопоставить спетое им со своими
строчками: ты должен помнить, что родился, и обязан забыть, что умрёшь. Права Тома стихи просто так, без тайны не сочиняются. Я разыскал свою тетрадь и принялся
анализировать стихотворение.
«Упрямо память повторяла
Черты далёкого лица».
Это может означать только одно - мой дух вспоминает прежнее телесное
существование без моего ведома.
«Воображение искало
Пути начала и конца».
Об этом пути и говорила Тамара. - О пути длиной в несколько веков. В конце пути
далёкое лицо самого себя, а в начале - я сам. Или наоборот.
А вот это интересно.
«Прожив не много и не мало
Секунд, минут, часов и лет,
Ты был как книга без начала,
В котором кроется ответ».
Значит, в начале пути всё-таки стоит далёкое лицо, там и следует искать ответ. Но с
чего начать поиски? - Сразу с далёкого лица, его потомков, спрятавших богатства или
моих предков, прятавших это же богатство? Или с себя? Пойдём дальше.
«Но то, что раньше позабылось
И с днём грядущим стало врозь, Всё вновь опять соединилось
И зримым сделалось насквозь».
Ещё интереснее. В связи с рождением произошло забвение прошлого. Всё, что было с
моей душой в блуждающем состоянии до него и даже раньше, - когда я был тем далёким
лицом, - позабылось. А потом сделалось зримым насквозь. Очевидно, через плотную
завесу нескольких столетий. Но тем не менее, «всё вновь опять соединилось». Обычно всё
соединяется у духа в блуждающем состоянии: он видит все предшествовавшие
существования вместе с обещаниями, которые не выполнил, будучи на земле. А у меня? В
общем, предначертание свершится, и нить времён соединится, - придумал я новую рифму.
Подождём и посмотрим.
«Вот потому-то день давнишний,
Истекший столько лет назад,
Ты вспоминаешь как не лишний,
И с остальными ставишь в ряд».
Не помню я, какой это день. И первый свой день рождения тоже не помню. И второй, и
третий. И не вспоминаю, потому и с остальными днями в ряд поставить нечего. Но может
быть, он ещё наступит, есть надежда. Судьба регулярно о себе напоминает. И день этот
будет иметь значение. А дальше в стихах, как раз и говорится про день.
«Пусть день, когда ты появился,
Десятки раз переживёшь, Ты должен помнить, что родился,
Забыть обязан, что умрёшь».
Тут, как раз, всё понятно. Эти строчки связываются с рождением и телесными
перевоплощениями, между которыми, как поёт Высоцкий, мы «не умираем насовсем».
«Но если предстоит, как прежде,
Искать начало тех дорог, Ты будешь жить и быть в надежде,
Как был и жил в последний срок».
Следуя за смыслом этих слов, можно заключить, что о дороге, надежде и последнем
сроке сказано неспроста. Но в голове у меня уже всё путалось, и я решил закончить
анализ. Я использовал логику человека, потерявшего память, и пытающегося заново
постигнуть суть некогда известных ему вещей. Я силился вспомнить и осознать, не стоит
ли за текстом моих юношеских стихов контекст какого-либо смутного предначертания.
Но в голове было как в пустой железной бочке. Нет, ничего у меня не получается. Не
выходит. Писал что-то, а что и зачем, не знал. Или кто-то вложил мне в голову нужные
рифмы? Я, действительно, не помнил ничего и поэтому не мог сообразить, как стихи
помогут мне. Где искать, что искать и что мне придётся зримо ощутить, если я найду то,
что не знаю, что… тьфу, какой-то лингвистический блуд! Хуже экзаменационного.
Как странно! Не догадываться о причинах сочинения своих же стихов, написанных
много лет назад. Не придумать названия к ним. Не помнить, что тогда нашло на меня,
какие мысли и чувства посещали по этому поводу. Что меня надоумило тогда, что?! Стихи
эти мне нравились, но мне было бы трудно оценить их, тем более назвать безупречными.
Ведь я не литературный критик.
Может быть, дух моей прабабушки Марии Петровой нашёптывал мне эти строки,
чтобы я через много лет оказался очевидцем происшедшего и мог изменить ход
неизвестных событий, которые она предвидела? Почему во всех строфах стихотворения
вместо «я» написано «ты»? Это похоже на обращение ко мне. В таком случае обращений
уже два. Теперь до меня дошло - ничего случайного со мной не происходит. А стихи,
написанные мной после окончания школы, я уже не могу назвать своими. Они
дополнялись стихами из тетради прабабушки и звали меня искать своих потомков.
Чудеса! Если стихотворение, действительно, продиктовано свыше…
Моя последняя мысль неожиданно оборвалась и застыла. Взгляд тоже застыл и
остановился на настенных часах. Маятник качался, отсчитывая время десятых годов
двадцать первого века. Если бы хватило завода пружины или батарейки, ход часов можно
было запустить и в прошлом веке, и в XIX или ещё раньше - в XVII или XV. И я вдруг
чётко понял, что моё будущее теперь в осознании своего прошлого.
Когда-то Мишель Нострадамус, глубоко веровавший в Бога, спрятал ключ от
неделимой Вечности и разорвал историческую цепь предсказанных событий с 1555 по
3797 год. Но он верил, что его далёкие потомки найдут этот ключ и восстановят её
первоначальную последовательность. Предсказатель объяснил это своему сыну, приведя
слова Спасителя: «Не давайте святыни собакам и не мечите жемчуг перед свиньями,
чтобы они не растоптали их, и, вернувшись, не разорвали вас». Он сделал так, чтобы
скрыть будущее от власть имущих и королей и вложить своё откровение в сердца малых и
слабых.
Ровно 450 лет назад, почти в этот же мартовский день он писал своему сыну Цезарю,
что будущее не имеет твёрдого основания, поскольку всё направляется непостижимым
могуществом Бога.
Нострадамус один из немногих созерцал милость Создателя к своим созданиям и
благие дары Его. Он заглянул в совершенство творений Бога и его ангелов, увидел тайны,
недосягаемые даже для оккультного дара, понял отдалённость этих тайн от естественного
познания и роль пророков в истории. Ничто не может осуществиться, если на то не будет
воли Творца.
В Божественном откровении он видел наше будущее - как целые народы, будучи ранее
свободными, попадают в рабство или истребляются, как многократно повторяются на
земле чума и голод, бесконечные войны, а поколения всех стран уходят в прошлое и
сменяются новыми. Как на маленькую планету обрушивается огненно-каменный дождь,
когда нельзя будет оставаться на одном месте, или её затопляет так, что не остаётся ни
одного места, не покрытого водой. Он слышал, что в течение продолжительного времени
и бедствий говорит Господь: «Я сотру вас в пыль, сокрушу и не возымею к вам жалости».
Но наступит время, когда сроки человеческого неведения кончатся. Когда наступит этот
день, воцарится величайшее просветление.
Нострадамус счёл «себя не вправе оставлять письменное свидетельство резкой смены
царств, партий и религий». Люди бы возненавидели своё будущее, которого нельзя
избежать. И даже, пройдя с грехом и ужасом своё прошлое, столетия спустя, человечество
было бы не в силах понять, по каким законам строится его будущее.
Религия, вернее её служители, выступают против предсказаний будущего, феномена
ясновидения и спиритизма, но откроешь Библию и находишь в оглавлении книги
пророков Исайи, Иеремии, Даниила и Ионы. И это понятно - спиритизм утверждал
существование мира духов, что и отрицалось. Почему же нельзя верить в духовный мир,
если верить в Библию и её пророков? Ведь если феномен ясновидения существует, значит,
есть и невидимый мир, населённый духами. Библейские пророки были людьми с
экстрасенсорными способностями - ясновидцами. Это были реально существующие в
истории люди, а не сказочные персонажи как я думал в детстве. Они давали советы и
делали предсказания - послания духовного мира. Но пророкам не всегда верили и далеко
не всегда слушали. Например, Исайю: «И падёт величие человеческое, и высокое людское
унизится; и один Господь будет высок в тот день, и идолы совсем исчезнут». Но случится
это тогда, когда Господь встанет сокрушить землю, страх происходящего загонит людей в
расселины скал и пропасти, и в день этот человек бросит своих серебряных и золотых
идолов, которым поклонялся, потому что перестанет надеяться на то, что ничего не
значит. Все пророчества библейских пророков сбывались, и мне стало страшно, - слишком
поздно человечество может спохватиться, потому что сегодняшнего переизбытка зла ещё
не хватает, чтобы взяться за ум, но, возможно, уже достаточно для наступления конца
света. И, возможно, свою лепту в этот конец внесёт человеческая бездуховность. А как
ещё назвать отрицание духовного мира, который стремится достучаться до нас и открыть
истину? Или материализм с полуматериализмом?
Мне было необходимо вернуться в своё прошлое и сделать хотя бы одну попытку. Я
должен выяснить: как прошлое определяет наше будущее. Будущее не вселенной, не
планеты, не государства, а простого жителя одинцовской многоэтажки с мусоропроводом
и антенной на крыше.
В тихой комнате раздался бой часов, - было 9 вечера. С последним ударом я уже знал,
что пока могу и должен сделать. Я вспомнил о старом письме на французском, которое
оказалось у меня. Судьба владельца письма оставалась неизвестной, из больницы мне
пока никто не звонил. Но как же я мог забыть о нём уже во второй раз? В последние дни я
так закрутился, что и подумать об этом не мог. Чужих писем просто из любопытства я
читать бы не стал, но сейчас подумал, что оно может содержать важные сведения.
Возможно, я смогу даже помочь тому мужчине, потерявшему память. А вдруг удастся
найти его родственников в Москве? Почему же он сам для этого не воспользовался своим
письмом? И вырезкой из газеты?
В своё время моя одноклассница Светлана Журавлёва говорила: «Учите французский,
пригодится» и окончила языковый вуз. Я идти учиться на иняз не собирался и был больше
способен к немецкому, но почему-то выбрал английский. Наверное, не без оснований
надеялся на подсказки брата. Он помог мне освоить язык, и в результате на бытовые и
исторические темы я начал болтать свободно. Но его подсказки не относились к
выполнению домашних заданий, а были только методическими. «Учебно-боевые задачи
каждый должен выполнять сам», - заявил мне брат и заставил меня таскать плеер с
записями языковых программ. Мое произношение и скорость речи скоро изменились к
лучшему.
Я набрал номер телефона Светы, в девичестве Журавлёвой и услышал её голос - он не
изменился с тех самых пор, как в первом классе меня принудительно посадили с ней за
одну парту. Мои путаные объяснения о том, как ко мне попало письмо, в котором даже
чернила выцвели, она сразу не поняла.
- Короче, Склифософский, скажи, чо те надо и получишь, чо ты хошь.
- Я не Склифософский, а скорее Сербский.
- Ну-ну. Значит, надо бесплатно произвести перевод документа с французского на
доступный для тебя язык?
- Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?
- Спать мне мешает только муж своим храпом. Но его не убьёшь, мы поклялись
прожить долго и умереть в один день.
- Тогда плодитесь и размножайтесь.
Света согласилась перевести письмо бродяги и сказала, что подъедет завтра на
Новослободскую, где будет ждать меня в конце зала станции метро.
***
- Есть ли Духи, которые постоянно следят за человеком с целью
покровительствовать ему?
«Да, это духовные братья. Духи, которых вы называете добрыми духами или
добрыми гениями».
- Кого должны мы понимать под именем Ангела-Хранителя?
«Духа высшего разряда, вашего Покровителя».
- Какова обязанность Духа-Покровителя?
«Обязанность отца к детям; наставлять вверенного ему на путь добра, помогать
ему советами, утешать его в горестях, поддерживать его мужество в испытаниях
телесной жизни».
- От самого ли рождения человека Покровитель следит за ним?
«От рождения до смерти. Часто он следит за ним и после, в загробной его жизни, и
даже в течение нескольких существований…».
- Дух-Покровитель оставляет ли человека, если он противится его советам?
«Он удаляется, когда видит, что советы его бесполезны, и когда желание
покориться влиянию низших Духов берёт верх; но он не оставляет его совершенно и
не перестаёт делать ему внушения: в таком случае человек сам не слушает его.
Покровитель возвращается, как только человек его снова призывает. Учение об
Ангелах-Хранителях должно бы обратить к истине самых неверующих людей».
- Могут ли Духи доставлять богатство, если их просят об этом?
«Иногда, как испытание; но чаще они отказывают в этом, как отказывают дитяти
в неблагоразумной просьбе».
- Добрые или злые Духи исполняют подобного рода просьбы?
«И те, и другие; это зависит от намерения; но чаще всего это бывают Духи,
желающие склонить вас к злу, чего они легко достигают посредством наслаждений,
доставляемых богатством».
Книга Духов
***
На следующий день, отработав несколько часов, я поехал к месту встречи с
Журавлёвой. Мы решили поговорить там же, так как оба торопились по своим
дальнейшим делам. Поэтому я сразу передал ей письмо в конверте, предупредив, что для
меня может оказаться важным каждое слово.
- Как дела? - спросила бывшая соседка по школьной скамье.
- Ну, слушай, коли это необходимо. - Как в латиноамериканском доме Хулио
Моралеса. Фернандо уходит взбешенным, а Августа остаётся одна и случайно
вспоминает, кто её изнасиловал двадцать лет назад. Нежданно-негаданно приезжает Диего
и предлагает ей руку и сердце. Тут некстати врывается Антонио и хочет всем сообщить,
что Диего оказался сыном Августы и внуком Хулио, но сам не догадывается, что тот его
брат.
В общем, дела как в дурдоме. Если бы смог, поехал бы на Рижское взморье, в Юрмалу
на несколько дней. Но мне говорил мой друг Володя Малов, что дешевле посетить
Германию.
- Разве ты любитель сериалов?
- А как же? Они скрашивают мне чистку газовой плиты без моющих средств. Я их не
покупаю из мстительности за рекламу. Ты что, думала, что я такой зануда, что и впрямь
буду рассказывать, что я ем и как сплю?
- Не-а, лучше бы, - где и с кем. Как там Володя?
- Наш одноклассник процветает. Потому что много работает в хорошем месте. А я
питаюсь на кухне и изредка там же сплю.
Потом мы поговорили, как водится, о судьбах наших однокашников и школьных
учителях, похвастались успехами и закончили погодой: «Мол, а у нас в Гадюкино обратно
дожди. У-у-у, Сталина на них нет». И как всегда, в ответ на её «пока», я сказал своё
обычное: «С трепетом кладу тебя в коробочку». И добавил: «Но только на два дня. Потом
буду доставать». Света обещала позвонить мне завтра или послезавтра, и мы разъехались
по домам.
Неожиданный звонок Журавлёвой поднял меня с дивана вечером того же дня.
- Саша, послушай, у меня не получается перевод, письмо слишком старое.
- Ну, хоть что-нибудь можно прочесть?
- Тебе этого будет мало. Марки старые французские. Письмо из Франции в
дореволюционную Россию для Элен Борисовой. Этот адрес понятен. Ей пишет
родственница, какая-то Жозефина, - тётка, бабка - не знаю. Дата - март 1915 года. А
обратного адреса не разобрать, только Шато. Пишется, что Жозефина будет за кого-то
молиться, скучает… Не все буквы можно прочесть, мешают загрязнения и потёртости, а в
некоторых местах выцвели чернила. Зачем тебе искажённый смысл и какие-то отрывки?
- Что же делать? Давай переведём фразы с многоточием.
- А если самое главное - неразборчиво - имена, адреса? - с сомнением спросила она. - У
меня есть идея. Если бы ты мог подождать, я бы письмо с конвертом могла отдать мужу.
Он сам посмотрит его в инфракрасных или в ультрафиолетовых лучах, есть разные
способы. Но сейчас у него много работы.
- Есть надежда?
- Да, техника может многое. Ты же сам рассказывал как криминалисты помогают
историкам читать старинные рукописи. И, вообще, во многом другом, например, изучают
черепа и кости.
- Давай обойдёмся без трупов. Сколько это займёт времени?
- Не знаю. Неделю или дней десять. Согласен?
- А куда деваться? Согласен. Спасибо, Света. И твоему мужу спасибо.
- Я спрошу у него. Жди моего звонка. Пока.
- Пока.
Насколько я знал, муж Журавлёвой имел отношение к Экспертнокриминалистическому центру министерства внутренних дел. Там, в числе прочего,
проводились разные исследования документов - повреждённых, залитых или
подвергнутых травлению с целью удаления и изменения текста. Но удастся ли прочитать
старое письмо, пока можно лишь гадать.
Настроение у меня было паршивым. И было от чего. Ни одна дверь не хотела
открываться передо мной даже со скрипом. Одни только рассуждения о пространстве и
времени. Что же мне теперь делать? Поехать в Прибалтику, походить по песчаному берегу
Балтийского моря среди сосен тоже не удастся. Но были у меня такие друзья, которые
всегда могли поднять настроение. Мои друзья-приятели имели хобби - путешествия и
любили походы не меньше, чем я. Остроумные ребята - двое парней и две девушки. Когда
они рассказывали, как отдыхают душой где-нибудь в горах, - я отдыхал с ними. Это были
чистые люди как снег на Эвересте или Эльбрусе, и они меня многому научили. Иногда я
слышал от них такое, во что и поверить было трудно. Все они побывали в разных странах
и даже слышать не хотели о том, чтобы купить тур и организованно поехать с группой
туристов.
Им было безразлично, в какую страну ехать, лишь бы это было интересно. Они
одинаково быстро адаптировались и в Каире, и у Великой китайской стены, и во время
скитаний по Европе. К тому времени, как я случайно познакомился с ними через кого-то
из ребят из Космопоиска, каждый из них уже прошёл в одиночку хотя бы одну страну.
Они отправлялись путешествовать по двое или вчетвером автостопом - в попутную
машину больше не входит. Однажды я стал свидетелем интересного спора - они всерьёз
обсуждали сколько дней в году 365 или 366. Именно столько символических долларов или
евро каждый намеревался взять с собой. Не знаю только, на целый год они собирались или
нет. Эти уникумы выживали почти в любых условиях, достигая нужного уровня
комфорта. За рубежом они могли поставить палатку прямо на асфальте, помыться в душе
комнаты отдыха вокзала любого города, а если надо, заработать на обед, заменив
дворника или разгрузив машину с товаром у дверей магазина, и даже выспаться в
подъезде на последнем этаже. И много чего ещё умели. И я знал, что никто из них в рядах
диверсантов ранее не числился.
Более старшее поколение, ходившее в походы с нефирменными, невзрачными
брезентовыми рюкзаками, тяжёлыми палатками и в таких же ветровках, обувая на ноги
резиновые кеды, не знало, что такое одежда и крутые причиндалы из «Спортмастера».
Романтики своего времени питались «Завтраком туриста», связывались с домом через
барышню на сельской почте и называли это «отдыхать дикарём».
Разумеется, и сейчас можно пользоваться свободой как раньше: внести деньги за сарай
и до умопомрачения клевать черешню на пляже, разгадывая кроссворды до обратного
поезда, а с собой таскать летнюю сумку с банным полотенцем, куда легко поместится ещё
и ведро персиков. Если надо, из-под продавленной кровати в снятом курятнике, можно
выдвинуть фибровый чемодан с цветными сарафанами и вечерним платьем, переодеться и
пойти на танцы, в кино или съесть всё местное мороженое. А при выходе - столкнуться с
хозяйкой курятника, которая принесла на блюдце отведать свежих ягодок.
Сегодня аристократическая молодёжь привносит в описанный дикий опыт элементы
существенной новизны и называет его автостопом или «ломануться блудняком».
Современный подкованный автостопщик именуется специальным термином - бэкпэкер, от
английского backpacking, - то есть «рюкзак за спиной», или «всё своё ношу с собой».
Модный европейский бэкпэкер отличается от старомодного советского брезентового
туриста, бредущего в одиночку или семейно по Крыму и Кавказу, не наличием денег. И я
бы не сказал, что мои приятели были модными, богатыми или аристократическими. Они
были нормальными. Все они являлись моими сверстниками, имели разное образование и
работали в разных местах. Но я не помню, чтобы когда-нибудь кто-то из них упоминал
или рассказывал про это. Они, кажется, даже не знали о моей профессии и думали, что я
перебиваюсь сезонными заработками. Но они ценили настоящую дружбу и были готовы,
если нужно, придти на помощь друг другу.
Бэкпэкер - просто иной: он может быть сыном дворника или министра. И ему не
требуется стадо: экскурсии до обеда, затем магазины и телевизор после ужина. Поливать
редиску на огороде всё лето он тоже откажется. В пути его привлекают сюрпризы за
каждым углом, новые знакомства, местные национальные особенности и постоянное
общение со случайными людьми. Ему нравятся ночные походы по горам, жёсткие
скамейки полицейских участков и сон на площади средневековых городов. Он совсем не
жаждет заранее отлакированных туристических впечатлений через стекло автобуса с
чужими комментариями, а также ресторанов, очумелого шопинга и прочей суеты в
галстуке или без него.
Принципиальным отличием учения об автостопе является отсутствие постоянного
пребывания в одной точке местности. Для начала бэкпэкер оп-ределяет пункт назначения
с возвращением к родному порогу, а также способ транспортировки туда и обратно транспортом или пешком. По прибытии в этот пункт начиналась абсолютная свобода.
Никаких путеводителей или организованных экскурсий не существовало. Всё интересное
- найди сам, что не сфотографировал, - того не было, но то, что ты съел и увидел - всё
твоё.
Наслушавшись баек моих приятелей, я тоже начал мечтать о том, как бы затеряться в
одной из европейских стран на целый месяц. Больше того, я разработал для себя три
принципа, обогативших данную теорию отдыха. Оказавшись один на один с неизведанной
страной, я не должен знать: что и где буду сегодня есть; когда и где буду спать; куда и
каким способом буду передвигаться. Выслушав меня, приятели согласились, что я очень
точно смог выразить словами их кредо, и похвалили меня за теоретический вклад в дело.
Мои бэкпэкеры были весёлыми и находчивыми людьми, однако, на одной встрече
дружно сошлись во мнении, что игра КВН, к их сожалению, превратилась в
профессионально-техническое шапито размером со звёздный инкубатор. Сидя с ними за
столом, хотелось петь. Они могли иногда сильно разгуляться, но вели себя корректно как
богатые народные избранники перед бедными гибэдэдэшниками. За столом они
рассказывали мне про экспедицию Эрнста Мулдашева в Гималаи и на Тибет в поисках
Города Богов - про место Голодного Чёрта, где могли исполняться дурные мысли, пещеру
материализации желаний, Долину Смерти и зеркала времени, попав в зону которых, люди
преждевременно старились и умирали. Было удивительно слушать о том, что в глубоких
пещерах гор на протяжении многих тысячелетий в состоянии самоконсервации - сомати,
пребывают древние люди, а самые сокровенные знания древних изложены на золотых
пластинах Харати, недоступных для простого смертного.
Ребята говорили, что в горы надо идти чистым, и поведали, как Мулдашев уже после
путешествия в Гималаи, отправился на Тибет и взял в качестве оператора съёмок в свою
группу одного москвича, которого пришлось отправить обратно в Москву прямо из
аэропорта. Идти с ним в святые места было небезопасно. «Наверно, слишком много грязи
прилипло к нему в родном городе», - подумал я. Эти два парня и две девушки любили
горы, но покорять их вершины не собирались, считая это глупостью и гордыней. Ещё
глупее говорить о покорении пространства и времени - очень похоже на претензии
больного человека. За такие амбиции можно и в обезьяну превратиться.
- Почему? - спросил я.
- А ты почитай Мулдашева сам, - ответил кто-то из них.
Каждый раз, - а встречались мы с ребятами не часто, видя, как я загораюсь в беседах о
походе, они брали с меня слово, что я пойду с ними в горы. И каждый раз я обещал им
пойти, мол, осталось прихватить у брата настоящие диверсантские ботинки. Несколько
месяцев назад они собирались в Гималаи и обсуждали наименее затратный способ
прибытия к месту. При этом они слушали любимые мной песни Маши Распутиной. Когда
кто-то из них предлагал всем отправиться в какую-нибудь экзотическую точку земли, они
включали магнитофон на полную мощность. И у них был такой ритуал - с началом песни
«Отпустите меня в Гималаи» все вставали в круг и танцевали. Потом кто-нибудь из них
бежал в прихожую, брал с вешалки большой рюкзак литров на тридцать-сорок, надевал
его и возвращался в круг. В подходящем месте каждый орал, что если его не отпустят в
Гималаи, он завоет. Орали так, что от пения под потолком начинала позванивать
хрустальная люстра. А как же иначе, если в словах песни тоже было выражено их кредо?
Мне рок не впрок,
И диско - не отрада,
Смотрю, скучая, я по сторонам,
Хочу туда, где нет нахальных взглядов
И звать никто не будет в ресторан.
Возможно, что кому-то очень надо
Толкаться там, где пляшут и поют,
А я люблю крутые водопады
И горы, что до неба достают.
Отпустите меня в Гималаи,
В первозданной побыть тишине,
Там раздеться смогу до гола я
И никто не пристанет ко мне.
Отпустите меня в Гималаи
Отпустите меня насовсем.
А не то я завою,
А не то я залаю,
А не то я кого-нибудь съем.
Там всё забуду и из мира выйду,
Где стадо терпеливых дураков
Страдают от инфляции и СПИДа
И верят до сих пор в большевиков.
Хоть родом я из скромного посёлка,
Где нас учили жить по Ильичу,
Быть не желаю безотказной тёлкой
И дойной стать коровой не хочу.
Отпустите меня в Гималаи,
В первозданной побыть тишине,
Там раздеться смогу до гола я
И никто не пристанет ко мне…
***
- Цивилизация, создавая новые нужды, не является ли источником новых
скорбей?
«Горести этого мира соответственны искусственным нуждам, которые вы сами
создаёте себе. Тот, кто умеет умерять свои желания и смотрит без зависти на других,
оберегает себя в этой жизни от многих огорчений. Наиболее богатый тот, у кого
наименее нужд».
«Вы завидуете наслаждению тех, которые кажутся вам счастливыми мира сего, но
знаете ли вы, что их ожидает?».
«Если они пользуются своим богатством только для себя, они эгоисты, и их
ожидают несчастия! Скорее жалейте их. Бог разрешает иногда, чтобы злой
благоденствовал, но счастью его нечего завидовать; он заплатит за него горькими
слезами. Если несчастлив человек достойный - это испытание - оно зачтётся ему.
Помните слова Христа: блаженны страждущие, ибо они утешатся».
- Достигнет ли когда-нибудь цивилизация того, чтобы уничтожить всё зло, ею
производимое?
«Да, когда нравственность будет так же развита, как и разум. Плод не может
появиться раньше цветка».
Книга Духов
***
Вечером я позвонил одному из бэкпэкеров - Андрею, который сказал, что в следующее
воскресенье они вчетвером собираются в дачном посёлке у Егора, и назвал адрес. Он
предложил мне доехать на автобусе до нужного места, где подождёт меня на своей
машине у поворота с шоссе. Остальная команда будет в домике растапливать печку и
готовить встречу. «Ты удачно позвонил, - отметил Андрей, - мы как раз давно не
собирались. Будем ждать».
До воскресенья оставалось четыре дня, а когда оно, наконец, наступило, я с утра
направился за город. Ничего важного на этой неделе не произошло, и я был рад, что мне
предстоял безмятежный отдых. Красную машину Андрея было заметно издалека.
Водитель по моей просьбе остановил автобус и выпустил меня на обочину. Мы сердечно
поздоровались друг с другом, и Андрей включил зажигание. «Ехать всего три минуты, объяснил он. - А захочешь обратно, - отвезу к остановке автобуса, расписание я знаю».
Небольшой деревянный дом был выкрашен в бело-зелёный цвет. Через штакетник
просматривался узкий дворик и крошечный огород с деревянным сараем. По соседству
располагались похожие строения, а за ними несколько беспорядочно краснели кирпичные
дачи, отстроенные заново.
В домике находились остальные - Егор, Марина и Наташа. Я обратился к ним со всей
напыщенностью, какую смог собрать.
- Привет, дервиши и дервицы! Здрасте, рюкзачники, мешочники, котомочники и
носители веры и всего своего скарба. Я принёс вам кипяток и сало. Возрадуйтесь им, сказал я и выложил на стол две бутылки шампанского, палку колбасы и банку икры.
- Прекрасное дополнение к гречневой каше с консервированным мясом, - восторженно
сказала Марина. И к спирту.
- А из шампанского со спиртом мы устроим северное сияние, - добавил Егор. - Всё
отлично. Накрывайте стол, я схожу во двор за дровишками.
Мы поздоровались, и с меня начали стаскивать одежду. В тесной кухне с печкой
маленького двухкомнатного дома каждому нашлось какое-нибудь дело, и скоро мы
впятером сидели за хорошо накрытым струганным столом.
Разговор на серьёзную тему начался неожиданно. Расставляя последние тарелки,
Наташа рассказывала что-то Марине. Мы прислушались.
- Около месяца назад сын моей подруги Игорь ляпнул в гимназии, что Александр
Сергеевич Пушкин с Дантесом оба неправильно поступили. Как раз был день гибели
поэта на Чёрной речке.
- Ну и что? - спросила Марина.
- Классная мадам отчитала ученика. Сказала, что Пушкин - светоч, а Дантес - так,
погулять вышел.
- А в чём вопрос?
- Ну, этот Игорёк и говорит педагогу: «Мариванна, Лермонтов назвал поэта
«невольником чести» - заложником страсти, то есть своей неосмотрительности и
глупости. Даже безрассудства». Та – на дыбы: «Да как ты смеешь, то да сё, это великий
русский гений, гордость Родины!»
А парень ответил: «Во-первых, у нас много таких, кого можно так назвать, но к ним
относятся не как к народному достоянию, а как к быдлу. А, во-вторых, когда двое дерутся,
- Вы, Мариванна, - обоих наказываете вместе с третьим, который разнимал». В результате
была сделана запись в дневнике о том, что пацан не уважает классику и не понимает её
русского духа.
Затем в разговор вступили Андрей с Егором, и он приобрёл более эмоциональный
характер.
- Человек не предполагает, когда и как погибнет, а Пушкин знал, что может быть
убитым на 37-ом году жизни. Ему нагадали, а он всё равно стрелялся. Значит, это
неоправданный риск, поэтому гимназист-лицеист Игорёк - прав, - резюмировал Егор.
- Да нет, ребята, это похоже на самоубийство, тем более, что сукин сын Дантес одел
непробиваемый панцирь, а потом врал, что пуля попала в пуговицу. Дантес - убийца, сделал вывод Андрей.
- Они оба убийцы, потому что оба хотели убить, у одного это получилось, а у другого
нет, - подумав, ответила Марина.
- А мне, кажется, что они оба - самоубийцы - из чувства ложно понимаемой чести. Или
гордости - всё равно, - сказала её подруга.
- Ну, я и сказала, что из этого чувства можно стать убийцей. Например, если в трамвае
тебе наступили на ногу. А Пушкин хорошо стрелял и фехтовал.
- А вот в учебнике русской литературы было написано, что Пушкин должен был
защищать свою честь. Я читала и другие источники.
- Вот-вот. Поэтому и убивают из-за бабы, - сказала Марина.
- Не бабы, а жены, - поправила Наташа.
- Из-за жены - убить? - вскинулся Егор.
- Да не убить, а защититься, - уточнил Андрей.
- А как можно защищаться с намерением убивать? Или, может, надо убить, чтобы
защитить честь? - возразила Марина.
- Не убить вовсе, а подставиться под пулю, - настаивал Андрей.
- Это, если он знал, что Дантес одел жилет. Если не знал и стрелялся, значит, думал,
что силы были равны, - не сдалась Марина.
- Ребята, тогда это было и убийство, и самоубийство, - ответила Наташа.
- Так не бывает, - не согласился Егор.
- Бывает. Если бы Дантес не надел панцирь, каждый думал бы одинаково, что или
убьёт или будет убит.
- Господа, главное итоги. Пушкина нет, но кругом памятники и всенародная любовь.
Дантес остался жив, но памятника ему нигде нет, потому что убийцам памятники не
ставят, - попробовал примирить всех Андрей.
- Им, как раз, часто и ставят памятники и окружают всенародной любовью, - возразила
Марина. - Я вам сейчас, не отходя от кассы, с десяток примеров приведу, как скорбят по
умершим тиранам.
- Нет, главное, что именно они хотели достичь дуэлью. Намерения имелись ещё до
выстрелов, - настаивала её подруга.
- У нас что, уже за намерения судят? - спросил Андрей.
- Варварство всё это. Во Франции времён Ришелье дуэли уносили в могилу ежегодно
сотни дворян. Из заносчивости, высокомерия, тщеславия и гордости - горы трупов, сказал Егор.
- А где же честь? - спросила Марина.
- Да, а как быть с честью? - поддержала Наташа.
- Вот все эти мотивы и есть честь. Но только вместе с трупами. И своих, и врагов.
- На чём остановимся? - задал вопрос Андрей, наполняя рюмки.
- На варварстве, - пожал плечами Егор.
- На рыцарстве, когда дерутся из-за женщины, - то ли в шутку, то ли всерьёз ответила
Наташа.
- И убивают?
- Ну что, будем пить за рыцарей-дуэлянтов? - спросил Андрей, подняв рюмку.
- Опять за убийц и самоубийц с их гордыми намерениями? Тогда давайте ещё выпьем
за поворот северных рек.
- Ну тогда за Александра Сергеевича, - предложил Андрей.
- За его грешную душу, чтоб исправлялась.
- За исправление грешной души!
- И за то, чтобы прошли варварские времена.
- Чтобы наступили лучшие времена.
- Ну, за полную цивилизацию! - провозгласил я.
Мы стали закусывать. Казалось, тема была исчерпана. Однако, Марина всё время
посматривала на меня, желая, видимо, включить меня в общий разговор. Наконец, она
решилась. По-другому проявить свою плохо скрываемую симпатию ко мне у неё не
получалось.
- А что и как думает наш уважаемый теоретик автостопа? Поскольку Александр пишет
стихи, он мог бы высказаться первым.
Все повернулись ко мне, глядя, как от моей вилки прыгает лягушкой маринованный
гриб.
- А что тут думать, когда всё сказали: гимназист оказался прав. Могу добавить ещё
несколько слов. Лишение жизни себя или ближнего - вмешательство в дела Бога - она
была предназначена для искупления или миссии. И для выполнения общего замысла.
Земные потуги смертных к славе или чести Всевышнего интересуют только в качестве
греха. Например, греха убивать или быть убитым из гордости. Александра Сергеевича
свели в могилу земные страсти. А у него была миссия - глаголом жечь сердца людей, и
своё назначение он прервал. Мы не можем судить его душу, но можем судить его стихи и
любить их.
Все замолчали. Вдруг Марина обратилась ко мне: «Алекс, почитай нам новенькие
стихи».
- Пожалуйста.
«Я стар и хил, здесь у дороги
Во рву придётся умереть»,
И не таскать мне больше ноги,
И самолётом не лететь.
- Это кто? - спросила она.
- Это мы с моим приятелем Беранже.
- Где ты его взял? - не понял меня Егор.
- Пьера-Жана? - В XVIII веке. Он так удачно высмеивал рифмой государство, что в
Париже трудовой народ не пустили на его похороны. - Боя-лись, что передовые
французские пролетарии опередят русских. Шиш им. Наших не переплюнешь. Россия щедрая душа. Призрак коммунизма приютили мы.
Но у Беранже можно обнаружить одну идею, размазанную по его творчеству, - об
иерархии ценностей. Например, честь государства выше чести буржуа, честь буржуа
выше чести простолюдина и так далее.
- А честь поэта выше чести прозаика? - спросил Андрей.
- Да нет. Важен вывод: честь государства будет всегда значимее чести народа,
живущего в нём, со всеми последствиями для него. В общем, сказать - «честь великой
страны» - всё равно, что сказать про честь порочного человека или, что гордость - высшая
ценность.
- Ребята, у нас же есть уговор - говорить только об обществе, а не о государстве. А то
опять скатимся к патриотизму Рублёвского шоссе, - напомнила Наташа.
- А я что-то не понял последнего выступающего. Должны ли мы во всём отрицать честь
и гордость? - спросил Егор.
- Хорошо, поясню. Я сейчас читаю одну книгу - Аллана Кардека. Этого писателя у нас
мало знают, но он стал известен примерно сто пятьдесят лет назад. У него я вычитал, что
прогресс человека или общества больше всего замедляет гордость и эгоизм. Имеется в
виду моральный прогресс, потому что умственный всегда идёт своим путём. Умственный
прогресс придаёт этим порокам ещё больше силы и развивает тщеславие и любовь к
богатству. Он же создаёт материальные блага и опережает уровень нравственности.
- Верно, верно. Вся Москва тонет в благах, а мораль - ниже обветшалой канализации. сказала Марина.
- Ещё не понятно, что в чём тонет. Давай дальше, - поощрил меня Егор.
- Даю. Вы согласились с гимназистом, что поэт стал невольником чести и заложником
гордости, несмотря на возвышенность своих стихов?
- Согласились.
- Вот тоже самое происходит и с обществом. Вам встречался когда-нибудь моральный
урод - очень умный и очень порочный? - Такой, пообщавшись с которым, сразу видишь,
что он очень долго развивался только умственно, и исключительно односторонне, например, усвоил деление с вычитанием. Его нравственное развитие застряло в пробках
внутри Садового кольца. Этот урод долго жил, не улучшаясь, приобрёл только
умственные сведения, а собственно умственное развитие не влечёт за собой любви к
добру. Знаете хоть одного такого?
- Да, таких полно, - ответил за всех Андрей.
- Вот я и понял, читая Кардека, что то же самое из гордости и эгоизма случилось с
обществом. Для народов и частных лиц существует духовная жизнь. Если их законы
согласны с законами Творца - они будут жить и сделаются просветителями других
народов. Там же я прочёл, что те народы, которые живут только телесной жизнью и
величие которых основано лишь на силе и занимаемом им пространстве - вымирают. Изза эгоизма, потому что их законы противоречат прогрессу просвещения и милосердия.
Найти концы народов, канувших в Лету, можно в учебниках истории. Они тоже делали
попытки увеличивать внутренний валовой продукт, ничего не меняя в моральном
отношении. Но это ещё не всё.
Умственно просвещённое общество придумало изобретения, жилища и одежду лучше,
чем у дикарей, а цивилизация создаёт новые потребности и возбуждает новые страсти.
Выходит, что эгоизм растёт с цивилизацией, которая его возбуждает и поддерживает.
Общество, погрязшее в эгоизме, алчности и гордости, имеет привычки и занятия менее
умственные и нравственные, и более - материальные.
- Я в детстве читал болгарского писателя Богомила Райнова. В одном из его романов о
разведчике Эмиле Боевее, который работал в европейских странах во времена «железного
занавеса», он говорил, что общество цивилизуется. Одни преуспевают, другие отстают,
причём последние этим не довольны и стреляют в первых, - сказал Егор.
- Дельная мысль. В ней выражена идея о нашем переделе с беспределом, - ответил
Андрей. - Но если общество легко сопоставимо с понятиями цивилизации и родины, то
последние два понятия по смыслу между собой как-то не согласуются.
- Шпионы - вообще сведущие люди. Они много знают, но мало говорят. В одной
просветительской передаче мне по секрету сказал телевизор, что основная черта
разведчика - мгновенно менять тему в беседе с коллегой, если к ним приближается
посторонний. Говорили, что это вторая их характерная черта после первой - любви к
родине. Не люблю, когда морочат голову. Короче говоря, шпион много знает, всегда
молчит и говорит преимущественно про любовь к отечеству. А значит, есть проблема некоторые про родину ничего не знают, но много говорят. Она таких не любит из-за
возможного привнесения непорядка в цивилизацию, - закончил Егор.
- Чтобы судить о своей стране, в которой живёшь, можно рассуждать с точки зрения
цивилизации. Но великую страну и народ можно узнать лишь по моральному развитию
этой цивилизации - там, где человек не нуждается в необходимом и где слабый найдёт
защиту от сильного. А мы можем о себе заявить, что мы великие или что мы являемся
просветителями других народов? - Только из гордости или чести. Если будут думать о
людях, а не о чести, она сама приложится.
Все опять замолчали. Я тоже думал вместе со всеми о том, как начало нашего
разговора привело к неожиданному рассуждению о цивилизации.
- Мне ещё кажется, - нарушив паузу, сказала Наташа, - что более цивилизованной
страной будет та, где менее всего несчастных. Правильно, Ма-рина?
- Да, общество, где каждый счастлив - счастливое общество. Мы с тобой однажды
выживали в пустыне Гоби. Одни лишения, а мы помогали друг другу и были счастливы.
Продуктов и воды почти не оставалось, но мы выжили, потому что поддерживали друг
друга. Я только не понимаю, если человек имеет необходимый уровень материального,
предположим, даже всё, что нужно, как он может быть несчастлив? Я имею в виду
моральные страдания.
- Да просто, - взялся ответить Андрей. - Человек несчастлив нравственно, если он
придаёт слишком большое значение вещам, в удовлетворении которых испытывает
блаженство, но не может их удовлетворить. Самое типичное - тщеславие,
неудовлетворённое честолюбие и жадность. Или ревность. Это вызывает ненависть и
досаду.
- То есть своими страстями мы сами создаём себе добровольные страдания? переспросила Марина.
- Только так. Посмотри и увидишь, что рядом есть счастливые тем, на что другие
смотрят как на наказание - малая зарплата или не та должность.
- А вот я раньше не понимал, что такое зависть, - признался Егор. - Вернее, думал о ней
упрощённо. Оказывается, есть люди, завистливые ко всему, что выше их или обычного
уровня, даже если у них нет к этому личного интереса. Они видят, что с этим высшим не
могут сравниться, и поэтому оно им не нравится. Отсюда и стремление всё понижать до
своего уровня.
- Всё дело в страстях и страстишках, - продолжил Андрей. - Ведь говорят иногда, что
кто-то надут гордостью, умирает от зависти, сохнет от ревности или злобы. Даже аппетит
теряет.
- Бывает, - решил вставить я. - Но есть бедствия, которые не зависят от человека, даже
если он праведник. И тут уж приходиться искать утешения в совести. Так сказано в книге
Кардека. Надо быть смиренным и не роптать.
- Значит, возможна такая несчастливая судьба сама по себе? - спросила Наташа.
- Я уже не знаю, что такое счастливая судьба. Было у меня одно определение счастья,
но оно уже устарело, потому что не приведено в соответствие с понятием судьбы как
преодоления трудностей.
- Каких трудностей? Которые мы сами создаём или нам создают, чтобы мы их успешно
преодолевали? - задал вопрос Егор.
- Не знаю. Наверно, тех, которые сами. Но не знаю, когда и зачем создаём. Возможно,
когда неправильно выбираем себе задачи - слишком малые, большие или совсем не те, или
допускаем ошибки в их решении. Но дело не только в этом. У Кардека написано, что наша
Земля один из самых несовершенных миров, поэтому мы и видим на ней столько
порочности. А в обществе нет ни одного счастливого класса. Многие просто скрывают
страдания - они есть везде, потому что Земля - место искупления. Когда люди искупят
грехи, обещается, что она станет земным раем.
- Кто обещает, Кардек? - спросила Наташа.
- Нет… те, которые ему сказали.
- А старое определение счастья ты помнишь?
- Помню… ну, это - детерминированная факторами внешней среды и
психофизическими свойствами личности индивидуальная совокупность любви, здоровья и
денег, обусловливающая душевный и телесный комфорт.
Все захлопали как вождю на открытии съезда. Я лицемерно зажал руками уши.
- Бис! Бис! - крикнули Марина с Наташей.
- Браво! - заметили парни. - Чтобы изрекать подобное, надо очень долго учиться. А
откуда это? Надо бы сослаться на том и страницу.
- Ссылаюсь на свой тост на чужой свадьбе.
- А-а-а. Очень близко к истине. Из песни слова не выкинешь. И добавить нечего, сказал Егор.
- Добавляйте. Это была лишь попытка рассмешить.
Больше серьёзных тем в этот день мы не касались. Я рассказал про свою последнюю
поездку в составе группы Космопоиска по Подмосковью прошлым летом. Ребята
вспоминали интересные моменты из своих поездок за рубеж.
Вечером решили уезжать. Мы все были довольны сегодняшним днём и, конечно,
договорились, что как-нибудь соберёмся вместе ещё. По домам нас развёз Андрей. На
прощанье он сказал мне: «Решайся в этом году насчёт похода в горы. Надо готовить
снаряжение». Я пообещал, и совсем не подумал, что обещания своего сдержать не смогу.
Но кое с кем из четвёрки мне предстояло встретиться ещё до её горной экспедиции.
***
- Знает ли Дух заранее, какою смертью он умрёт?
«Он знает, что жизнь, им избираемая, подвергает его тому или другому роду
смерти; но знает также и о той борьбе, которую ему придётся вынести для избежания
её и знает, что если Богу будет угодно, то он не погибнет».
- Можно ли смотреть на дуэль, как на законную защиту?
«Нет, это убийство и нелепое обыкновение, достойное времён варварства. С
развитием просвещения, более нравственного, человек поймёт, что дуэли так же
смешны, как и войны, на которые прежде смотрели, как на Суд Божий».
- Можно ли считать дуэль убийством со стороны того, кто сознавая свою слабость,
почти уверен в своей погибели?
«Это самоубийство».
- А будет ли дуэль убийством или самоубийством, когда надежда на успех для
обоих противников одинакова?
«Она будет и тем, и другим вместе».
- Как смотреть на так называемое оскорбление чести?
«Как на гордость и тщеславие: две язвы рода человеческого».
- Что думать о лишающем себя жизни в надежде достигнуть другой, более лучшей
жизни?
«Новое безумие! Пусть он делает добро и тогда вернее достигнет её. Он замедляет
свой вход в лучший мир, и сам будет просить возвратиться кончить ту жизнь,
которую пресёк вследствие ложной идеи».
- Каковы вообще для Духа последствия самоубийства?
«Последствия самоубийства очень различны; но единственное последствие,
которого самоубийца не может избегнуть, это разочарование в его надеждах.
Впрочем, участь всех и каждого не одинакова. Она зависит от обстоятельств, одни
искупают свою вину непосредственно, другие - в новом существовании, которое
будет хуже того, коего течение он прекратил».
- Человек часто бывает виновником своих материальных страданий, не является
ли он также виновником и моральных?
«Ещё более, ибо страдания материальные иногда независимы от воли; но
поражённая гордость, оскорблённое самолюбие, терзание скупости, зависти,
ревности, одним словом, всех страстей, являются муками души».
- Возможно ли полное равенство богатств и существовало ли оно когда-нибудь?
«Нет, оно невозможно. Различие способностей и характеров этому препятствуют».
- Есть, однако же, люди, думающие, что это было средством исправления
общественных зол. Что вы об этом думаете?
«Это теоретики или человеколюбивые завистники; они не понимают, что
равенство, о котором они мечтают, скоро было бы нарушено силою вещей. Надо
бороться против эгоизма, этой социальной язвы, а не преда-ваться пустым
мечтаниям».
Книга Духов
***
Ночью я спал плохо, можно сказать, совсем не спал. Мне снова приснился тот
непонятный далёкий сон, который преследовал меня десять лет назад. Опять меня
окружали какие-то странные видения, напоминающие образы реальности. Они исчезали и
сменялись другими, и никакой цельной картины передо мной не представало. Но все эти
обрывки сопровождались одной и той же сценой. - Будто я бегу с кем-то по склону холма
вверх, и нас обоих настигают люди на конях, похожие на рыцарей. Добежать до леса
никак не удаётся и я, вернее, мы, прыгаем с высокого берега в воду. Слышатся какие-то
крики, ощущается неясный страх прыжка вниз, а затем дыхание замирает. Неужели я
чувствую удушье от воды? Наступает пробуждение - дышится легко, тяжесть сразу
проходит. Но всё тело горит от жары, а в душе остаётся неприятный осадок от
происшедшего. И так - всю ночь. Настроение после этого у меня пасмурное и
продолжается в течение нескольких дней. Впрочем, оно иногда возникает у меня и
беспричинно, без всяких снов. Мама, видя, что меня мучают кошмары, успокаивала меня
и говорила, что надо больше находиться на свежем воздухе и делать перерывы в занятиях.
Тогда, много лет назад этот сон снился мне четыре дня подряд. Неужели, - подумал я с
ужасом, - и в этот раз он будет мучить меня дальше? Тягостным был не только
кульминационный прыжок с высоты. Всё, что было связано с неведомыми событиями во
сне, и потом, когда я просыпался, - сопровождалось тоской и грустью.
Сон повторился на вторую, третью и четвёртую ночь. Все эти дни мне приходилось
рано вставать и ехать на работу, проводить занятия. Как известно, лучше недоесть, чем
недоспать. Я был так измотан, что с трудом дотянул до выходного. Что же делать? Идти к
врачу за рецептом? - Незачем. Великая медикаментозная революция в самолечении, о
вреде которой раньше всё время говорили врачи, свершилась. Теперь телевидение вместо
докторов прописывает любые лекарства, лишь бы их приобретали, - подумал я с
раздражением на врачей и торговцев лекарствами. А телевизионщики ещё ноют, что
деньги, полученные за рекламу, они вкладывают в свободу слова, а на деле - в свободу
торговли словом. Какой маразм! Вот на него рецепт нужен. Этот рецепт называется
цензурой, а ей будут не довольны те, кому она мешает зарабатывать деньги, и те, кто
боится, что ненароком может завернуть селёдку в газету с портретами вождей.
Постой, постой, - вдруг сказал я самому себе. А не связаны ли сны с твоей водобоязнью
и страхом высоты? В горах или на крыше высокого здания я мог находиться и
передвигаться, хотя испытывал не слишком приятные впечатления, но вот воду я не
жаловал, и купаться не любил. Может быть, мои фобии объясняются тем, что я вижу во
сне? Как бы это выяснить? Моя тётя должна помнить моё детство. Надо позвонить ей, а
заодно расспросить, сохранились ли какие-нибудь документы о прародителях. Даже не
обдумав телефонный разговор, я взял трубку и набрал её номер. Удачно набрал. Тётя была
дома, обрадовалась и сказала, что мой брат с семьёй, возможно, приедет к ним отдохнуть.
- Рад за него. Как у вас говорят? - Чтобы к тебе на всё лето родственники приехали? А у
меня к тебе вопрос о моём детстве. У меня были какие-нибудь фобии и фантазии?
- А что случилось?
- Да так, вспомнилось детство. Понимаешь, хотел Лёшиной Ленке помочь выполнить
домашнее задание по составлению родословной. Не до четырнадцатого колена, конечно, а
хотя бы до прабабушек и прадедушек. Может быть, и меня кто-то когда-то включит в
родословное дерево, - дескать, этот малый всё время чего-то боялся, о чём-то
фантазировал и вот, наконец, доигрался.
- Воды ты с детства боялся. Володя говорил, что у тебя необычное восприятие воды,
хотя ты и купался, и плавал с нами. Ну, не как у человека, который просто боится утонуть.
Он тебе сказал, что нельзя же так панически бояться воды. Но ты только бегал по берегу и
всех пытался обрызгать. Тогда вы все приезжали к нам отдыхать, и мы снимали домик на
даче Ковалевского. Это старое название части морского берега за городом.
- Помню, как же. В архиве есть соответствующие фотодокументы. А ещё что-нибудь?
- Ну, года в три я тебя везла поездом в Крым. По пути ты рассказывал, что жил в замке,
который стоял в лесу и что у тебя был брат. Брат у тебя, действительно, был, и жили вы
тогда почти в лесу - в военном городке, в Сибири.
- А про рыцарей я не рассказывал?
- Нет. Но однажды отец тебя взял на военный аэродром показать настоящий
истребитель. Вы уже из Сибири переехали. Там ты увидел на краю поля остатки
брошенного военного самолёта, отодрал от него люк с заклёпками на обшивке и
приспособил под рыцарский щит. Потом намалевал на нём чёрный жирный крест, как у
крестового туза, и размахивал деревянным мечом, который тебе сделал Лёша. А при этом
кричал: «Я - Густав-Справедливый, не пущу вас в свой замок». И было тебе лет восемьдевять. Ты хотел спрятать его дома под кроватью и говорил, что нужно охранять замок от
врагов. Но тебе не дали. Ты смирился, а щит у тебя стащил кто-то из твоих ровесников во
дворе. Наверно, этого ты и боялся, - тётя засмеялась.
- Помню только про щит и меч, но для мемуаров хватит. А для родословной ты
можешь сделать ксерокопии документов? К нотариусу ходить не надо.
-Хорошо. Пора бы на них опять взглянуть. У нас хранятся справки и некоторые бумаги
о рождении, о смерти и о браке Петрова Александра и Маши. И документы родителей, в
том числе твоего дедушки Миши.
- А ты можешь найти то, что указывает на их проживание в Димитровграде,
Ульяновске и Куйбышеве? В общем, всё о том, где они жили. Может, даже их дипломы,
адреса писем или любые другие документы.
- Я посмотрю. Сведения о прописке остаются. Что найду, вышлю письмом. Ты летом
собираешься приехать?
- Не знаю. Но на неделю даже не в сезон обязательно вырвусь. Для одного это не
проблема.
- И для двоих тоже.
- Попрошу без намёков.
- Передавай привет своим, скажи, что ждём. Целуем вас.
- И я целую тебя с Аллой. Пока.
Покойный муж тёти был моряком, большую часть ходил по морям и знал толк в
плавании. Он рассказывал мне про Бермудский треугольник, «Летучего голландца» и
«Титаник». Фильм о гибели парохода так же, как и картину Айвазовского «Девятый вал» я
смотреть спокойно не мог, так как испытывал при этом необъяснимый ужас, с которым
ничего нельзя было поделать. Я пытался разобраться в своём неподотчётном страхе,
потратил много сил, проявил упорство, но плюнул на всё и стал жить дальше, поглядывая
с дистанции на аквариум с рыбками. Это оказалось выше моих сил, и мне пришлось
смириться. Из одного увесистого словаря я узнал, что водобоязнь представляет собой
страх перед водой, водным пространством - например, паническую водобоязнь. Иное
значение этого слова связывалось с бешенством, поскольку оно сопровождалось
аналогичным чувством. В другом увесистом словаре отмечалось, что бешенство является
вирусной болезнью, передаваемой через слюну животного при укусе. Некоторые люди
боятся замкнутых или открытых пространств и ещё чёрт знает чего. Наполеон страдал от
страха перед белым цветом и айлурофобией - боязнью кошек, а Пётр I боялся тараканов и
больших помещений. Так что бешенством я не страдал, как говорится: «не дождётесь». С
годами я привык к этому, успокоился и перестал стесняться. Если меня звали выпить или
выкупаться, а мне не хотелось, я так и отвечал: «У меня водобоязнь».
В детстве родители купили мне маску и трубку для подводного плавания. И только
однажды, будучи на летних каникулах у Чёрного моря, я отважился нырнуть у берега и
открыть глаза. Больше я этого никогда не повторял. Уже после смерти отца, разбирая его
гараж, я наткнулся на маску с трубкой и вспомнил свой опыт. Но ведь какая-то причина
водобоязни существовала. На чём-то основывались и мои детские фантазии о жизни в
замке и рыцарях. Всё это, видимо, было так глубоко спрятано во мне, что любые попытки
разобраться в причинах будут бесполезны. Правда, кое-что я всё-таки вспомнил.
Было это почти десять лет назад, когда мы с Петельским поехали к моей тёте после
окончания первого курса. Она посоветовала нам посетить несколько музеев, к которым
мы с Вячеславом не могли относиться равнодушно. Среди них были небольшой музей
Пушкина, побывавшего здесь, и морской музей в центре города. С нами был Феликс,
который наотрез отказался идти в очаги культуры, и предложил для начала отправиться на
пляж. К тому времени Феликс стал студентом местного университета, но его вечные
проблемы с евроремонтом недвижимости и еврородственниками, приезжающими на всё
лето, не кончились. Его знаменитый дедушка уже умер. Феликс рассказывал нам, что все
городские музеи он давно посетил, а его дед лично был знаком с инвалидом, сыгравшим
запоминающийся эпизод на Потёмкинской лестнице в фильме «Броненосец Потёмкин».
Якобы его дед неоднократно раньше чистил у него свои штиблеты. Мы с Вячеславом
согласились начать день с водных процедур, сели на трамвай и поехали к морю.
На одном из старинных пляжей было весело. Наступил выходной день, поэтому здесь
можно было встретить не только приезжих, но и местное население, отдыхающее с
детьми. То тут, то там слышался местный фольклор - «Соня, не давай Игорьку своё
мороженое ему на ноги», «Женечка, кому нужна твоя попочка? Покажи фотографу, как ты
любишь свою бабушку». А в утреннем трамвае можно было сразу исписать целый
блокнот.
Тем временем спасательная станция делала для пляжников свои незабываемые
заявления: «Напоминаем, что пить за границей запрещено, осо-бенно за границей заплыва
на резиновых матрацах»; «Мама, уберите ребёнка от острых углов катера - его легче
непотерять, чем достать. Спасибо тебе, мама»; «Пирожкова Аня из Магадана, у игровых
автоматов вас ожидает Автандил Замахрадзе, поиграть. Объявления от частных лиц
больше не принимаются».
На пляже стало припекать солнце, и мы решили сматывать удочки. У Феликса нашлись
неотложные дела, и, доехав до центра, мы с ним расстались до завтрашнего дня. Перед
этим он рассказал Славке про катакомбы, прорытые под городом, и у того загорелись
глаза. «Надо обязательно побывать там! - воскликнул Петельский. - А сейчас пойдём в
морской музей». - «Пойдём, - ответил я, не подозревая испытания, которое меня
ожидало».
В музее находилось всё, на что мне невыносимо было смотреть. Экспозиция включала
фотографии, картины, морское оборудование и даже макеты кораблей. Сказать, что я
пережил ужас, - будет мало. Петельский ходил медленно и сосредоточенно. Перейдя в
очередное помещение, мы увидели громадный аквариум с имитацией морского дна, на
котором в специальном снаряжении стоял водолаз. Всё было воссоздано в натуральную
величину. Я не знаю, как смог выдержать увиденное и не помню, как мы вернулись к
выходу. Измученный, я с Петельским вышел из музея, раз и навсегда сделав вывод о том,
что не всегда можно клин выбивать клином. Думая об этом, я с другом направился к
Приморскому бульвару, где в 1888 году благодарными жителями был поставлен памятник
Пушкину. С той стороны послышалась знакомая песня Маши Распутиной.
По городу Одессе на белом Мерседесе
В зелёной шляпе с розовым пером,
Красуясь и фасоня, каталась тётя Соня,
Купив себе машину за бугром.
Красуясь и фасоня, решила тётя Соня
Урвать у счастья несколько минут.
Пойми её Одесса, - ведь жизнь совсем не пьеса,
Где все на сцене пляшут и поют.
При шляпе, при машине и с брошью на груди,
И юбка типа «мини» с разрезом впереди.
Притягивает взоры волнующий разрез,
Ах, Чёрное ты море! Ах, белый мерседес!
Ах, Чёрное ты море! Ах, белый мерседес!
Конечно, дорогую машину у буржуя
Купила Соня из последних сил.
Но факт, а не реклама: дивись, Одесса-мама,
И это ей никто не запретил.
То факт, а не реклама - дивись, Одесса-мама,
Дивись с Одессой вся моя страна.
Мы лучше жить не стали, но всё-таки настали
Немножечко другие времена.
При шляпе, при машине и с брошью на груди,
И юбка типа «мини» с разрезом впереди.
Притягивает взоры волнующий разрез,
Ах, Чёрное ты море! Ах, белый мерседес!
Ах, Чёрное ты море! Ах, белый мерседес!
А моя маска с трубкой так и осталась лежать в гараже…
***
В понедельник вечером раздался телефонный звонок. - Звонила Света Журавлёва.
- Привет, могу тебя обрадовать. Всё готово целиком.
- Ну, тогда проси, чего хочешь.
- Хочу, чтобы мы встретились прямо сейчас там же, в метро. Ещё не очень поздно.
- Света, мне нужно часа полтора, - ответил я, посмотрев на часы.
- Через полтора часа там же, - сказала она и положила трубку.
Я бросился одеваться, оторопев от неожиданного вечернего звонка. Но не ехать было
нельзя, и через три минуты я выскочил из подъезда.
Света привезла на Новослободскую большой по размеру пакет с бумагами. «Это тебе
от мужа», - пояснила она. - «Спасибо. А это тебе от меня, - я протянул ей фигурную
бутылку коньяка и огромную коробку конфет.
- Этим не отделаешься. Муж давно хочет специально для тебя устроить встречу с
интересными людьми. Интересным человеком будешь ты. А чтобы его порадовать, я не
остановлюсь не перед чем. Например, уже сказала ему, что ты знаком с проектом
создания машины времени и краем глаза видел зелёных человечков. И ты расскажешь про
летающие тарелки и зеркала времени. В историческом ракурсе.
- Хорошо, хорошо, как скажешь. Подготовлю целую лекцию часа на три или доклад
минут на сорок. Могу тезисы - минут на пятнадцать. А могу позвонить по телефону и
рекомендовать номера журналов и названия книг. Не забудьте только поставить на
трибуну полный графин водки или коньяка. И тогда каждый из вас обоих, наконец, узнает,
есть ли жизнь на Марсе. Всё скажу как родным.
- Правда, придёшь?
- Правда. Во-первых, из памяти, а, во-вторых, из благодарности за содеянное вами.
Немного разберусь с делами и позвоню. Передай спасибо мужу.
- Передам. Всё, я убегаю, пока.
Когда Света заскочила в вагон и через закрывшуюся дверь махнула мне рукой, я
нетерпеливо вытащил из пакета отпечатанный на компьютере текст письма Жозефины и
начал жадно читать его прямо в метро.
«Здравствуйте, мои дорогие и милые (имён, к кому было сделано обращение, не
указывалось). Письмо ваше мы получили. Мы с дедом очень сожалеем о кончине
Прасковьи от воспаления лёгких, но такова уже судьба её. Будем молиться за упокой её
души и за Антуана и Элизабет тоже.
У нас в доме пока, слава Богу, всё наладилось, только вас ждём, а вы всё никак не
едете. Винограда в том году собрали много и вино вышло отменным, да уже почти всё,
что можно, распродали. Дед Филипп ещё забирается на лошадь и скачет по полю у
виноградников, но я прошу его, чтобы он более не подходил к конюшне. Он одно время
заболел, хотели везти его к хорошему доктору в Ним или Авиньон, но потом ему стало
лучше и он отказался.
Наш Жюль, проказник, опять свалился с лестницы возле своей детской. Но я была
строга с ним, поэтому он лежит молча, и его нога теперь выздоравливает. Он тоже
спрашивает, когда вы сможете приехать.
Если дойдёт это письмо, хочу чтобы вы знали. Стара я уже и хочу увидеть вас обеих.
И очень жалею о том, что случилось с вашими родителями. Буду верить, что мы скоро
увидимся. Да поможет вам Господь. Берегите хоть вы себя.
Жозефина март, 12-го дня 1915 года».
Удалось также прочитать надписи на конверте. Помимо известного адреса в Мелекессе
был переведён и обратный: «Франция, Шато-конти, имение Мелье».
Итак, письмо было переведено полностью и прилагалось. В пакете оказалась
фототаблица - снимки письма и конверта - их отдельных фрагментов и целиком. Кроме
того, в лаборатории было проведено физико-химическое исследование документа.
Пробежав отпечатанный текст, я не нашёл ничего важного, но оценил тщательность
подхода. Правда, в конце текста имелись некоторые выводы, обратившие на себя
внимание: «…на обеих сторонах конверта и письма, вложенного в него, обнаружены
микрочастицы масляной краски различных по цвету, которая применяется для
изготовления художест-венных изображений»; «… исследование химического состава
масляной краски позволяет сделать вывод об отсутствии её принадлежности к известному
ГОСТу, ввиду чего она, вероятнее всего, изготовлена кустарным способом». - Как это
может помочь мне? - подумал я. - Но всё, что сейчас находилось у меня в казённом
конверте, могло сыграть в дальнейшем большую роль. Я был благодарен Свете и её мужу
и решил откликнуться на приглашение своей одноклассницы. А приврать что-нибудь про
инопланетян или машину времени для меня не такая уж и проблема, - позволил я себе
пошутить.
Первое, что я сделал, вернувшись домой, - развернул карту Франции, нашёл в ней
искомый квадрат и без труда отыскал Chateau-conty. Это местечко было расположено в
районе указанных в письме городов, но не так уж и близко от них. В случае чего, окопы
придётся копать намного южнее линии укреплений Мажино, поближе к Средиземному
морю. Только вот я в поле - одинокий воин, и обойти меня легко с любых флангов, как бы
я не вертелся.
Письмо ответило на некоторые вопросы. Буквы над вторым стихотворением - А, Э, Э,
Ж могли принадлежать Антуану, Элизабет, Элен и Жюлю. Но куда делась Элен, если она
жила в доме покойной Прасковьи Борисовой вместе с Мари? Письмо адресовано Элен,
Мари не упоминается, но подразумевается. Что же случилось с их родителями, о которых
сожалеет Жозефина? В письме говорится об Антуане и Элизабет и о родителях Мари и
Элен, но остаётся не понятно, это те же люди или нет. Жозефина и Жюль скучают по
обеим, но какое отношение Мари и Элен имеют к поместью Мелье? Ровно 90 лет прошло
с момента написания письма до того, как оно попало ко мне. И что теперь?
***
Последние дни марта и первая неделя апреля никаких фокусов судьбы и новостей мне
не преподнесли. Судьба молчала. Зазеркалье тоже не проявляло себя непостижимой
предопределённостью событий. Хотя бы таких, которые могли бы направить мои
поступки по угодному судьбе руслу. Итоги мне подводить надоело, потому что они не
подводились. Были фобии, фантазии и сновидения, но их связь не понятна. Был дом в
Мелекессе, где на Сударинской улице жила моя прабабушка с сестрой-француженкой
Элен, но как и почему они расстались, не известно. А ещё существовало письмо бродяги,
из которого следовало, что моя предполагаемая прабабушка Мари имела отношение к
Шато-конти. Я пришёл к выводу, что без ответа на вопрос о том, как была связана Мария
Антоновна с Францией, вперёд не продвинусь. Личность бродяги оставалась неизвестной,
а стихи прабабки и даже мои собственные ставили меня в тупик.
В конце концов, в моих хилых мозгах родилась мысль о спиритическом сеансе,
который хоть что-то мог прояснить. Тогда я ещё не предполагал, точнее - не учитывал,
что скоро отыщется ещё одна маленькая дверца к большой тайне, и сеанс по вызову Духа
прабабушки сыграет гораздо большую роль, чем это покажется с первого взгляда. Мне
поможет Его Величество Случай, который, как и всегда, по правилам Зазеркалья, будет
почти не различим в естественном ходе обычных вещей. Случай, который мы вместе с
толстыми словарями привыкли называть неразумной обусловленностью события. Можно
ли его всегда считать лишь дискретным куском спрятанного неведомого? Книга Духов
ответила мне и на эти вопросы. Не важно, как. Существенно то, что какая-то часть тайны
слегка приоткрылась, и то, что это произошло неожиданно, в моей ситуации не
обязательно означало случайно.
Набрав телефонный номер Тамары, я услышал её голос. Узнав от меня, чего я хочу, она
не удивилась, но выразила сожаление, что сможет увидеться со мной не раньше, чем через
неделю. - «Ты не торопись, - сказала Тома. - Составь пока вопросы, но много не пиши,
только самые главные. Постарайся сформулировать не больше десятка, и помни, что я
тебе говорила. Скорее всего, встретимся у Петельского, я тебе сама позвоню».
Всю следующую неделю я продумывал вопросы для Тамары. Необходимо, чтобы она
не просто понимала их, а осмысливала обстоятельства, которыми они были вызваны. Я
помнил её слова, что мелкие личные интересы Духи не уважают, хотя личные побуждения
и симпатии Духов могли быть определяющими. Мне пришлось задать себе вопрос о том,
испытываю ли я сам симпатию к своей прабабушке, которую никогда не видел. То, что
мне довелось узнать о Марии Антоновне, позволяло проникнуться к ней уважением. Она
прожила долгую трудную жизнь и до конца осталась человеком, чуждым мелких страстей
и интересов. А кто я? Кто я сам в глазах прабабушки, для её Духа? Захочет ли он отвечать
на мои вопросы, от которых зависело многое в моей судьбе? Я понимал, что всё зависит
от моего намерения и настроя, от той цели, которую я поставил себе. А такой целью было
лишь стремление разобраться в происходящем. Могла ли она стать достойной в глазах
Духа? Потом я поймал себя на мысли, что многие вопросы как бы являлись проверкой на
достоверность имеющихся данных. А Духам это обычно не нравится. Честно говоря, ни в
какой достоверности сведений я уверен не был. Пожалуй, только в одном - что «русская
красавица Маша», или Мари, действительно, была моей прабабкой и когда-то жила на
улице Сударинской, 10. Мой мозг скептика сопротивлялся вере в немыслимую
комбинацию остальных фактов. Думаю, что это оправдывало моё решение спросить об
этом. Но самым соблазнительным вопросом было желание подробненько узнать, в какую
же историю с географией я вляпался. В результате в один из вечеров мной был составлен
следующий список:
1.Как зовут Вас?
2.Где Вы родились?
3.Почему Вы не вернулись во Францию?
4.Где вы умерли?
5.Кто Ваши родители?
6.Как звали Вашу сестру?
7.Кто знает всю правду?
8.Кто станет моим врагом?
9.Чем всё должно закончится?
10.Какая тайна скрыта в Ваших стихах?
Больше всего я опасался, что Дух вообще откажется говорить. При желании можно
было придумать не десять, а сто вопросов, но получу ли я ответы на них? Будь, что будет.
Мои рассуждения длились до самого вечера четверга, когда мне позвонила Тома. Она
коротко осведомилась, готов ли перечень вопросов и сказала, чтобы в пятницу я приехал к
Петельскому часам к шести вечера. Вячеславу я звонить не стал, видимо, договорённость
о нашей встрече уже состоялась. Мне осталось ждать какие-то неполные сутки, но
провести эти часы оказалось труднее, чем всю предшествующую неделю.
День выдался суматошным. С утра съездив в институт, я освободился часам к
двенадцати. Мне пришлось вернуться домой, так как времени до вечера оставалось ещё
немало, надо было пообедать, а свой листок с вопросами для Тамары я забыл на
письменном столе. Послонявшись по квартире несколько часов, я снова собрался
выходить из дома. Уже в электричке я вспомнил, что обещал позвонить в институт, чтобы
уточнить, не изменилось ли расписание занятий на субботний день. На Белорусском
вокзале я прошёл от платформы по тоннелю и недалеко от выхода в город увидел
телефон-автомат. Я часто проходил мимо него и обращал внимание, что на полочке перед
ним лежит огромный телефонный справочник. По обе стороны находились магазинчики,
где торговали продуктами. Я достал телефонную карту с записной книжкой и при тусклом
свете стал искать нужный номер. Позвонив, куда надо, я опустил взгляд на раскрытый
справочник, на странице которого были указаны коды городов. Глаза выхватили код
города Владимира: «092 2» «Вот оно, - подумал я. - Это же часть номера телефона на
конверте с письмом бродяги, по которому я так и не смог дозвониться». Мне оставалось
лишь набрать перед этим телефонным номером обычную восьмёрку, и я мог связаться с
людьми, знавшими, кто такой этот бродяга. Правда, сам номер находился у меня дома, но
количество цифр в нём меня обнадёживало. - Стоило попробовать. Только не сейчас,
потому что в данную минуту я мчался к Славке Петельскому со всех ног. В настоящее
время меня не мог остановить даже бульдозер. Спешка, однако, не мешала мне думать о
спиритическом сеансе, который мог пролить свет на тайну происхождения моих родных.
Но не зашевелятся ли при этом волосы на моей голове?
Так, в сумятице мыслей, я добрался до дома Петельского. Выйдя из лифта на его этаже,
я тряхнул головой, избавляясь от того, что мешало мне сосредоточиться. Дверь мне
открыл Вадим, хозяин квартиры нёс поднос с тремя чашками кофе. «Давай, проходи в
комнату», - пригласил он.
- А где твои родители?
- В отъезде. Ты лучше расскажи, какие проблемы у тебя появились.
- Пока никаких, но есть вопросы, которые без медиума не решить.
- Попробуем. Тамара в общих чертах говорила мне по телефону.
В центре зала на большом круглом столе я увидел приспособление для письма. Оно
имело маленькую плоскость для опоры руки, снизу которой были приделаны три ножки с
колёсиками. Вместо четвёртой ножки имелся карандаш с пружинкой, - чтобы весь этот
прибор мог скользить по бумаге.
- Моё изобретение, - перехватив взгляд, сказал Вадим. - Выполнил специально по
заказу нашей Тамары. Она его уже опробовала.
- А где она сама?
- Недавно звонила, предупредила, что скоро будет.
В ожидании Томы мы расселись в разных местах комнаты. «Славик, - обратился я к
нему, - а не мог бы ты пока рассказать, чем отличается индийская традиция понимания
реинкарнации от европейского учения о перевоплощении души».
- Лучше Вадим расскажет. Он больше знает. Давай, Вадим, пока время есть.
- Самым главным в индуизме и буддизме является понятие Кармы. На санскрите оно
означает действие, но подразумеваются любые моральные и аморальные намерения. Если
действие непреднамеренно, оно не создаёт Кармы. Любые желания, порождаемые нашим
«я», производят Карму, воздаяние которой проявляется как в этой жизни, так и в
отдалённом будущем. Так написано в словаре «Буддизм».
- Старый словарь? - спросил я, вспомнив, что последняя «Настольная книга атеиста»
была издана у нас в 1985 году.
- 1992 года, между прочим. Но в русском языке эквивалента нет, поэтому данный
термин научным не считается. Существует карма индивидуальная, клановая, карма
государства, планеты и даже общая космическая.
- А теория кармы противоречит христианству?
- Карму признавали христианские учителя II века, например, Ориген, учитель
Александрийский, родившийся в 185 году. О том, что жизнь не заканчивается с
физической смертью, говорил святой Августин, который рас-сказал историю о
неверующем враче Геннадии. Его дух во время сна несколько раз выходил из тела и
разговаривал с одним юношей. Но Геннадий не верил в такую возможность, и юноша
задал ему вопрос: «А своё тело, отдельно от тебя, там, на кровати, ты видишь?» - «Вижу».
- «Ведь глаза твоего тела закрыты, а ты видишь и своё тело, и меня. Ты видишь
духовными глазами. Знай, что после этой жизни будет другая».
- И карма связана с наказанием?
- Ты сейчас имеешь в виду отрицательную карму, которая состоит из двух частей.
Первая приходит с момента рождения человека. Она накоплена в прошлой жизни и
обусловливает предрасположенность его ко всему отрицательному. А вторая часть
наработана в ходе настоящей жизни. В неё входят неблаговидные и недоделанные планы,
неоконченные действия. Например, если человек не выполнил свою миссию на Земле, он
потом ответит за зло, случившееся из-за этого, и будет вынужден начать её снова.
- Вадим, а какова связь этой теории с христианством?
- Суди сам. В христианстве есть категории добра и зла. Бог для нас един и Его Законы
вечны. Это Природа, Высший разум, Энергоинформационное поле. Всё, что негативно
действует на Мир, Вселенную создаёт отрицательную карму. Любые наши действия
существенно влияют на окружающий мир и пространство, потому что они вызывают
колебания и резонируют с колебаниями других энергетических полей. Если эти действия
идут вразрез с законами Вселенной, они называются отрицательной кармой. Рвачество,
неискренность и обман между людьми, вмешательство в природу в корыстных целях - всё
это нарушает баланс энергоинформационных процессов.
- А нельзя ли попроще, на уровне индивидуальном объяснить этот механизм?
- Так это и есть главное. Закон кармы - это закон сохранения моральной энергии. В
моральном мире нет ничего неизвестного или случайного. Любой наш поступок
регистрируется в едином энергоинформационном поле. Самое бессодержательное слово
является семенем, брошенным во времени, и принесёт свой плод для всей Вечности. А мы
будем пожинать то, что сеем. Можно стать злым человеком через злые дела и добрым через добрые. Никакой тёмной судьбы нет, а есть лишь наше собственное прошлое. И мы
не жертвы рока, потому что страдания - только расплата за наши грехи. Судьба грешника,
действительно, ужасна. Вот тебе и стимул для добродетельного поведения.
- И в этом вся теория кармы?
- Нет, конечно. Дело в том, что каждый незначительный поступок имеет своё влияние
на наш характер. Сознательные действия переходят в область подсознательных привычек.
Отсюда, наши подсознательные стремления являются результатами прошлых поступков,
которые мы делали сознательно. Наша жизнь включает такие воспоминания, которые не
может стереть не только время, но даже сама смерть. Бесконечная повторяемость
рождения и смерти производит расплату за наши поступки. Этот закон не сможет
перепрыгнуть ни один банкир, политик или бандит. В следующей жизни они получат то,
что посеяли в этой.
- Но где же тогда роль самого человека? Что же он может выбирать сам?
- А для его поведения нет другой теории. Всё, что происходит с ним в его жизни результат прошлого поведения. И карма вызывает надежду на будущее, покорность.
Ничто в материальном мире не затрагивает достоинства души, и только добродетель не
имеет цены для неё. Звания, богатства, раса человека - всё это ничто. Но я понял твой
вопрос. Карма - это слепое и бессознательное начало, которое управляет всей Вселенной.
Наша наука всегда убивала Бога. А правильное понятие о духовном мире может раскрыть
лишь теория кармы.
- Тогда остаётся вопрос, на основе чего возникает свобода выбора?
- На основе добра и зла. Я ведь сказал, что каждый поступок влечёт следствия в мире и
в душе оставляет отпечаток, влекущий тенденцию к повторению действий. Но духовная
направленность контролируется самодисциплиной: хорошие побуждения можно
укреплять, а дурные ослаблять. Дух выше материальной природы, потому что его
сущность в свободе выбора, в том, что в нём заложена основа инициативы и стремлений.
А материальная природа должна быть под контролем духа. Материальные силы должны
подчиняться духовным правилам, а закон кармы - свободе духа. И ничто внешнее не
может покорить душу, значит, человек сильнее кармы. Если он этого не про-чувствует, то
в том мире будет жить по принуждению. Корни духа в Боге, и чем ближе он к нему, чем
лучше поступки, тем дух свободнее.
- Ты ещё кое-что упустил, - сказал слушавший нас Петельский. - Когда наши действия
нарушают законы Вселенной, разрушается окружающий мир и пространство. Многие
наши парапсихологи и экстрасенсы считают, что вследствие этого у людей возникают
кармические завязки. Они приводят к кармическим проблемам - у человека начинаются
болезни, неудачи в делах, ломается судьба и даже сокращается жизнь. Человек портит
своё будущее, потому что перестаёт ощущать себя частью Вселенной. Его мысли, страхи,
обиды, жестокость с яростью разъедают тело, особенно, когда это нельзя выразить вовне.
А мысли о внутренней неудовлетворённости, нерешённых проблемах? Всё это кармические узлы, которые отягощают душу. И, что интересно, внутренне многие из нас
испытывают дискомфорт, тоску или неуверенность, а объяснить их причины не могут.
Вот и кажется человеку, что он всеми позабыт и позаброшен. Врачи говорят, что надо
внутренне прочувствовать момент, когда образовалась причина кармического узла.
Поймёшь, раскаешься, - будет больно, почувствуешь сожаление, но всё пройдёт и
отступит.
- Да. Не случайно во всех религиях злобу, зависть, гнев и уныние считают грехами.
Они являются причинами почти всех болезней, потому что перекрывают энергетический
ток, отсекая нас от Вселенной. А прощение, любовь и неосуждение, - наоборот, считаются
истинным освобождением души для радостей жизни, - сказал Вадим.
- Но есть ещё одна проблема. Один и тот же наш поступок может быть по-разному
расценён с позиции кармы и общественной морали. Соблюдаешь мораль общества, а
становишься моральным уродом и нарабатываешь отрицательную карму.
- Не беспокойся, Слава. В обществе сейчас морали нет и можно вести себя так, как
считаешь нужным, - ответил Вадим.
- Вот это тоже не так просто…
Договорить мы не успели. В тот момент, когда я думал о том, что индийское и
европейское учения о реинкарнации предполагали мир Духов и, соответственно,
медиумов для общения с ними, позвонили в дверь. Вячеслав пошёл открывать и вернулся
с Тамарой.
- Добрый вечер. Какие беседы ведём?
- О том, как нарушение десяти христианских заповедей отражается на нашей карме
согласно индуизму, - ответил Вадим
- Вы меня извините за опоздание. Моё фирменное начальство настоятельно попросило
потоптаться вокруг шведского стола. Пришлось выражать сомнения насчёт оставленного
газа, утюга и незапертой двери. Еле убежала.
- Нечего. Предлагаю послушать Сашу. Кажется, сегодня должен состояться сеанс? спросил Вячеслав. Все выжидающе посмотрели на меня.
- У меня была прабабушка. Ещё до революции, - начал рассказывать я, - она потеряла
всех своих близких, а потом репрессировали её мужа. Но кто её родные - неизвестно. А
недавно мои родственники передали мне старую тетрадь с её стихами. В них я нашёл
несколько французских слов. Я хочу разобраться в этой истории и выяснить, кто она на
самом деле и откуда. Её звали Марией Петровой. Это девичья фамилия моей мамы.
- Ты её помнишь? - спросил Вячеслав.
- Нет. Она умерла около сорока лет назад. Вот мои вопросы, посмотрите.
Ребята прочитали листок и передали его Тамаре. Она сказала, что ей нужно уточнить у
меня некоторые детали для самого сеанса, и мы с ней направились на кухню. Там я
раскрыл ей подоплёку некоторых вопросов из моего списка. Она ещё раз прочитала всё и,
посмотрев на последние формулировки, нахмурила лоб и сказала: «Ладно, менять ничего
не будем, попробуем так. Лишь бы хватило моей медиумической силы. Иди к ребятам,
мне надо всё обдумать и сосредоточится. Начнём примерно через полчаса».
Атмосфера в комнате изменилась. Каждый думал, удастся ли спиритический сеанс.
Больше меня ни о чём не спрашивали. Когда в комнату вернулась Тамара, мы сели вокруг
стола, причём я оказался напротив Тамары. Она зажгла свечу на столе и обратилась к нам:
«Сейчас нужно состояние покоя и сосредоточения. Для всех. Потом ещё почитайте
вопросы, подумайте о них. Вы знаете, что от вас требуется. И ничего лишнего, никаких
посторонних мыслей. Через несколько минут начнём». Мы приготовились, Тома
положила пальцы на прибор с колёсиками, и при этом его карандаш упёрся в левый край
бумаги.
В полумраке комнаты наступила тишина, и Тома тихо сказала: «Настроились. Делаем
общий вызов». Все с сосредоточенными лицами молчали. Так прошло несколько минут.
Тамара о чём-то думала, наверно, мысленно обращалась к вызываемому Духу. Внезапно,
словно почувствовав рядом постороннего человека, она спросила: «Здесь ли ты, Дух
Петровой Марии? Дух, ты уже здесь, с нами? Можешь ли ты заставить писать меня?»
Правая рука и кисть Тамары вздрогнули. Карандаш вычертил что-то очень короткое. Я
разобрал: «Да».
Затем вслух было произнесено: «Мы все просим тебя понятно ответить на вопросы
твоего правнука. Мы все хотим этого…»
И тут рука медиума начала двигаться. Казалось, что этому было невозможно
воспротивиться. Тома начала писать очень быстро, но с различимыми паузами. Иногда
она тихо шептала что-то про себя, доходя до беззвучного шевеления губами. Может быть,
она повторяла мои вопросы? Письмо было удивительно разборчиво, но я сидел напротив
и не мог уяснить сути. Рука свободно переводила самописку вниз, к новой строке, но мне
казалось, что на неё оказывается невидимое давление извне. По ходу я уловил, что
короткие паузы возникали после окончания ответа на очередной вопрос, который Тамара
воспроизводила мысленно. Но эти секундные перерывы делал Дух, а не медиум. Часть
листа была уже исписана, когда её рука, плавно скользя по горизонтали, оставила один
над другим два прочерка подряд. Я догадался, что соответствующие вопросы были
понятны, но ответов на них не будет. Я ждал, что ответит Дух по поводу тайны,
заключённой в стихах Марии Антоновны, - и на листе появилось ещё несколько слов.
После этого рука с пишущим прибором неподвижно застыла. Прошло секунд пятнадцатьдвадцать. Мы сидели, не шевелясь.
«Всё. Дух удалился», - негромко проговорила Тамара и, откинув голову назад, закрыла
глаза. Видимо, она почувствовала утомление и осталась неподвижно сидеть за столом.
Я же, будучи не в силах вымолвить даже слово, смотрел на только что проделанные
записи, не зная их смысла. До меня лишь дошло, что некая ин-формация уже получена, и
общение с Духом моей прабабушки состоялось. Но именно это и поражало больше всего.
Кто-то подал мне сбоку стакан воды, накапав в него валерианки. Я постепенно
приходил в себя и машинально полез в карман за сигаретами. Пе-тельский поднёс
зажигалку. Я затянулся пару раз, смотря в одну точку. Все понимали моё состояние. Мне
стало легче, и я смог говорить. Петельский, сообразив это, слегка хлопнул меня по плечу
и сказал: «Вот. А ты боялся - даже галстук не помялся». Тамара так строго посмотрела на
него, что он умоляюще сложил руки. - «Вячеслав, что за намёки?» - с упрёком сказала она.
- Ах, простите, как принято говорить в одном тёплом городе, я дико извиняюсь.
- Посидите с Вадимом здесь, а нам надо поговорить. Пойдём на кухню, - обратилась ко
мне Тома.
- Ну, вот, всё хорошо, - успокоила меня она, когда мы закрыли за собой кухонную
дверь.
- Это был Дух прабабушки? А если - самозванец?
- Я бы это почувствовала. Мне было очень легко, я вообще всё осознавала. Это потому,
что Дух твоей прабабушки добрый и чистый. Знай: возвышенный Дух, можешь мне
поверить. Никакой путаницы в моих мыслях или письме. Как диктант. И ничего лишнего,
только ответы. Способ общения был избран правильно, да и ребята постарались. Ты ещё
должен знать, что тебе, мне и всем нам не ответили бы, если…
- ??
- Ну, значит, ты всё пока правильно делал и думал. В общем, ты на правильном пути.
Ты располагал симпатией Духа. А теперь слушай. Нет, лучше читай сам, написано
разборчиво и в том же порядке.
Я взял у неё лист бумаги. Тамара на всякий случай использовала большой формат
площадью в два стандартных листа. Я стал читать то, во что трудно поверить, но я не мог
не верить, потому что знал о содержании письма бродяги и имел разрозненные данные о
Марии Петровой. При этом Тамара знала не всё, и добавить что-то просто так не могла.
Ответы были такими:
« - Мария Борисова Мари Мелье Петрова
- Франция Прованс местечко Шато-конти имение Мелье
- началась война революция
- в России
- Антуан Элизабет Мелье их убили
- Борисова Элен Мелье Жюль наш брат
- все кто умер Констанция Боден живёт в замке Мелье ищи
- ------------------------------------------------------ ------------------------------------------------------ помни конец стихов знай конец стихов главное помни».
- Смотри, Тома. Про Жюля ты не спрашивала, а написала, что он их брат. Второе имя
сестры Элен не сообщено. С чего бы это?
- Это в порядке вещей. Ответы нередко совсем не совпадают с вопросами, потому что
Дух говорит то, что считает нужным. Но в этот раз между вопросами и ответами почти
полное соответствие.
- А прочерки?
- Думаю, тебя оставили в неведении, чтобы ты разобрался сам. Это отказ отвечать. А
вот почему, не знаю. Я рада, что всё получилось. Тебе это важно?
- Да, важно. Ведь мы не знали, что Мария Антоновна из Франции. Теперь ты поняла,
где лежат фамильные драгоценности? - спросил я, понизив голос.
- Скорее всего, там, но что ты будешь делать? К тому, что я записала, добавить совсем
нечего.
- Это не мало. Прояснились условия разгадки тайны моих потомков - через
закордонные сундуки с цацками. Всё это на меня сильно подействовало, но опять встаёт
тот же вопрос. Помнишь, у тебя дома мы говорили об этом? - Неужели Дух хочет, чтобы я
собрал чемодан, купил билет и поехал в дом предков?
- Не знаю. Не торопись, посмотри, какие события будут происходить дальше. Насчёт
меня не беспокойся, я никому ничего не скажу. А ты молодец, о золоте не задал ни одного
вопроса.
- Этим я обязан тебе. И не только этим.
- Тогда помни конец стихов. Ведь тебя снова предупредили. Рано или поздно, тебе
суждено добраться до тайны. Всё, давай вернёмся к ребятам.
Петельский встретил нас вопросом.
- Посекретничали, голуби?
- Да, насчёт комментариев. На, почитай лучше ответы, мои вопросы вы знали. Тома
молодец. Она сказала, что вы с Вадимом очень помогли, - сказал я, протягивая ему записи
Тамары.
- И что теперь будешь предпринимать?
- Как что? Одной семейной проблемой стало меньше. Теперь я буду знать девичью
фамилию моей прабабушки. Она составляла фамильную тайну. Но это всё в прошлом.
- В прошлом-то в прошлом, - задумчиво ответил Петельский, - но хиромантия говорила
тебе о будущем.
- Слава, я всё помню, да что толку? Ладно, хватит об этом. Хочу всех вас
поблагодарить и обещаю встречу за этим большим антикварным столом. Но сейчас
слишком поздно, пока доберусь… Пойду я, ребята.
В прихожей я попрощался с каждым и обещал звонить. Уже перед тем, как открыть
дверь на лестничную площадку, ко мне шагнула Тамара, будто что-то захотела сказать
мне напоследок, но Вячеслав перебил её: «Надолго не исчезай, не теряйся». - «Мой
телефон ты знаешь. И обычно я ночую дома», - ответил я, взглянув на Тамару.
«Что же хотела сказать мне Тома?» - подумал я уже в подъезде. Но она только
ободряюще посмотрела на меня и помахала вслед рукой.
На улице дул весенний ветер, и я поднял воротник куртки. Хотелось побыть в
одиночестве и всё обдумать. Направляясь домой, я рассуждал о сложившихся
обстоятельствах.
Да, теперь я знал, почему короткие стихи о Сударинской улице назывались «Последнее
лето». Они, как я и думал, были написаны несколько позднее - года через два после
знакомства с Мелекессом. Я понял восторженность этих стихов - Мари встретила свою
любовь, потом родился мой дед Миша, и многое для неё изменилось. Мария Антоновна
Петрова смирилась с утратой Родины. Она написала о своих первых впечатлениях от
приютившей… нет, так нельзя сказать, - от новой страны, куда её занесла судьба. Это
было последнее лето в Шато-конти, мирное лето перед войной, с началом которой
перевернулась вся дальнейшая жизнь Мари. И началось первое лето в чужой стране.
Наверное, Мари тогда вспоминала всё: свой дом во Франции, своих исчезнувших
родителей, Элен и солдатку Борисову.
Я понял горечь строк, в которых упоминается городок Шато. Эти стихи были
обращены к А, Э, Э, Ж, к младшему брату Жюлю, оставшемуся в родной Франции. И в то
время Мария Антоновна потеряла любимого мужа. Сталинские прихвостни старательно
выполняли план по «врагам народа». Вот почему она так страдала по близким. Горькой
была её судьба: она не только потеряла всех своих родных, но и не смогла ни из России
уехать, ни во Францию вернуться.
Можно предполагать, что Антуан и Элизабет Мелье без вести пропали в России - вряд
ли молоденьких девушек отпустили одних в другую страну. Значит, Мари и Элен сестры,
жившие вместе во Франции до I Мировой войны, начавшейся в 1914 году. Как же они
стали Борисовыми? Судя по фамилии и отчеству прабабки, - Антоновна, - после разлуки
со своими родителями сестрам удалось каким-то чудом получить русские документы на
эту фамилию. Можно допустить, что Элен впоследствии стала Еленой Антоновной, и
тоже осталась в России, а бродяга был её родственником. По возрасту, этот мужчина мог
приходиться ей внуком. Тогда всё сходится. Во время войны и революции многие люди
навсегда потеряли своих близких. Такое случалось и не в столь отдалённые времена - в
республиках распавшегося Советского Союза некоторые семьи теряли друг друга из вида,
будучи вынужденными покидать насиженные места. Однако до сих пор нет ответа, куда
исчезла Элен Мелье, и кто такой бродяга. Поэтому вырезка из газеты и номер телефона на
конверте очень важны. Надо во что бы то ни стало дозвониться в этот город. Но кто
окажется врагом в моём запутанном деле?
Тех, кто знает правду об истории семьи Мелье, уже давно нет в живых. Но в Шатоконти живёт Констанция Боден - единственный человек, которому известно нечто важное.
Остальные на том свете. Следы ведут в Шато-конти, но что это даёт? Может быть,
заказать международные телефонные переговоры и передать привет от затерявшегося
потомка? То-то радость будет! Читая Книгу Духов, я стал понимать многое из того, мимо
чего раньше проходил, не обращая внимания. Возможно, события, которые позволили бы
мне сделать следующий шаг ещё не назрели, не проявились. Значит, думать о Франции и
стихах пока преждевременно. И всё же я продвинулся вперёд. Спиритический сеанс
показал, что Зазеркалье существует. А это значит, что жить, как прежде, я не имею права.
Теория кармы это вам не уголовный кодекс, по которому за убийство можно получить
пятнадцать лет условно, если есть деньги.
Мне сделали напоминание о конце стихов - вторичное предостережение об искушении
богатством. Главными в стихах Марии Антоновны были последние восемь строчек. Но
почему такой акцент делается на этом? Неужели чужое богатство для меня так важно? Как
сказала Тамара? - Если не принять вызов судьбы, она может, не спросив, сама взять у тебя
что-то или не дать. Очевидно, Мария Антоновна получила откровение с неба о моих
будущих испытаниях. И для меня пришла пора выдержать их.
Боже мой, с какими событиями меня столкнула судьба, - подумал я с грустью. - Как
давно всё это было. Я всегда чувствовал, что прошлое имеет какую-то особую власть надо
мной. Может быть, следует жить, как некоторые, не оглядываясь назад? Эх, время, время.
Что ты делаешь с нами? Ты ранишь нас не меньше, чем несправедливость или
неблагодарность других людей по отношению к нам. И нельзя сетовать на это, брыкаться,
потому что такое происходит не случайно, и, значит, всё это наше. Я решил отвлечься от
тягостных раздумий и включил плеер. Маша Распутина запела о том времени, о котором я
сейчас думал.
Полдень весенний, река серебрится,
Вышел из храма народ.
Праздник престольный в казачьей станице Мирный тринадцатый год.
Ласточки кружат и солнышко светит,
В белом сады как в снегу,
И, веселясь, словно, малые дети
Пляшут казаки в кругу.
Тихо казачки ведут разговоры,
Чинно стоят старики.
И невдомёк им, что кончатся скоро
Вольные эти деньки.
Мир назовут этот глупым и старым,
Всё, - скажут, - надо на слом.
И бесполезной бумагою станут
Деньги с двуглавым орлом.
Дыни, арбузы, пшеничные булки Щедрый зажиточный край,
И на престоле сидит в Петербурге
Батюшка-царь Николай.
Трудно поверить, что скоро запляшет
Красный семнадцатый год,
Знают лишь на небе ангелы ваши,
Что вас станичники ждёт.
Эх, ма - лето не зима,
Эх, ма - кабы денег тьма!
Кубань-река и Дон-река Гуляй казак, гуляй пока.
Эх, ма - лето не зима,
Эх, ма - горе от ума!
Всё отберут у казака,
Ну, а пока - гуляй пока.
Продолжение следует
К’Джоуль Достопочтенный
Виртуальная хроника чертовщины и плутовства
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ, старательно написанная в угоду слабому женскому
полу, жаждущему узнать о многотрудной жизни, скитаниях и приключениях баронессы
Грумгильды фон Пфуйберг, волею жестокой судьбы оказавшейся командиром отряда
имперских стражей пограничного маяка «Врата Геенны».
Наиболее авторитетные знатоковеды страшно запутанной истории Великого
Альдебарана с пузырящейся пеной и липкой слюной у рта декларируют, манифестируют и
кое-когда осторожно утверждают в форме заковыристого силлогизма, что альдебаране
исконно тяготели к архаике в искусстве и архитектуре.
Этот бесспорный факт подтверждают и сами архитекторы тотальной перестройки всего
альдебаранского образа жизни.
Очень рано изрядно вкусив перемаринованные и переконсервированные корнеплоды
сверхиндустриальной цивилизации постмодернистского типа, население духовно
необъятной империи решительно и бесповоротно возвратилось к патриархальным
ценностям во взглядах на самих себя.
Простые в своей примитивной сущности фермеры и еще более примитивные в своих
духовных потребностях колхозники, обладатели неиспорченных мозгов и вполне
здоровых пищеварительных трактов, с нескрываемым враждебным презрением начали
относиться к патентованным ядохимикатам, к вареной колбасе с чудовищными добавками
крахмала и мотоциклетным кабриолетам, работающим на недоброкачественной солярке.
Соревнуясь с ними, самые отпетые городские обыватели со вспученными от
напряженной мыслительной деятельности мозгами и совершенно изуродованными
некачественными химпродуктами желудками стали предпочитать пешие прогулки вокруг
да около своих рабочих мест под барабанный бой солдатских джаз-оркестров и
начальственные обещания премиальных.
Однако, как и полагается в данном конкретном случае, всех перещеголяли столбовые
дворяне, родовое духовенство и бывшие имперские партработники, которые с таким
неистовым усердием взялись прославлять рыцарскую этику и натуральный аромат пота
боевых ослов, что в скором времени их можно было узнать в толпе по нестерпимому
ослиному смраду и великосветским рыцарским манерам завзятых осломанов.
Впрочем, все это не препятствовало тяжелой поступи профессоров и доцентов
умственного труда, самых главных созидателей научно-технического прогресса и
направляющей силы многочисленных отрядов работяг изнурительного лаборантскоассистентского труда.
Чтобы их топот не мешал другим сословиям и кастам наслаждаться патриархальным
бытом, Высочайшим Императорским Указом наиболее теоретически вредные научноэкспериментальные мастерские были зачислены в разряд каторжных работ и размещены
на безжизненных планетах Великого Альдебарана.
Тем же Указом поэтам, романистам и лакействующим публицистам вменялось в
святую обязанность живописание пасторальных прелестей сельского быта рыночной
экономики и сочинение любовных романов о перевоспитании недемократически
мыслящих антиэкологистов коллективным каторжным трудом.
С той светлой поры фермерские хижины с паровым отоплением и колхозные
фольварки без оного, запечатленные на почтовых марках и спичечных коробках,
приводили исполинов поэзии и прозы в неукротимый восторг, вызывая у них
нестерпимый творческий зуд и неутолимую жажду гонораров.
И как было не восторгаться, не восхищаться и не любоваться этими грандиозными
циклопическими сооружениями, возведенными вручную и с рабским трудолюбием из
гигантских каменных блоков!
Их фиолетовая черепица гармонировала с лиловыми закатами, и все это навевало
глубокие мысли о девственно непорочном, безусловно непреходящем и несомненно
вечном.
Простотой и какой-то неуловимой задушевностью отличались самобытно корявые
хоромы небольших провинциальных городков. Они были на несколько десятков этажей
выше сельских строений, но это и понятно, ибо ограниченные размеры городских
участков обусловливали разумную многоярусность жилищ, чердаки которых
использовались для наблюдения за передвижением обозов с деревенским провиантом и
просушки белья.
Обычно нижние этажи и полуподвалы городских домов отводились под жандармские
участки, оружейные и прочие мастерские, различные лавки, питейные и закусочные
заведения.
В полуподвалах жили дворники и дворничихи, а также уголовники и уголовницы.
Подвалы использовались для хранения картошки, капусты, всякой ненужной рухляди и
контрабандного товара первой необходимости.
Самая последняя гражданская война, случившаяся в незапамятные времена, внесла
свои коррективы в архитектуру загородных вилл коренных аристократов. Князья и графы
вынуждены были придать им устрашающий замковый вид.
Феодальные крепости замковой архитектуры старательно и основательно возводились
на естественном или насыпном холме, окружались валом, палисадом, глубоким рвом с
отравленной болотной жижей и многочисленными погостами. Через ров к замку вел узкий
и горбатый мост без перил и других пешеходных удобств, обрывавшийся в нескольких
метрах от величественных крепостных ворот со встроенными в них огнеметами и
кривыми зеркалами, отражаясь в которых противник начинал дико ржать, в результате
чего оружие выпадало из рук и становилось легкой добычей мародеров, засевших под
мостом. Эти метры, не преодолимые для врага, преодолевались крепостными жителями с
помощью подъемной части моста самозахлопывающегося действия, оснащенной
электрошоковыми одноразовыми иглами и радиоматюкальниками.
В пределах вала и его окрестностей находились тюремные отрезвители для предателей,
предательских собутыльников и спившихся на ответственной работе вражеских
лазутчиков. Здесь же располагались квартиры для профосов, наиболее преданных слуг и
офицеров наемной стражи общественного порядка.
Входные ворота, подворотни и углы цитадели были усилены высокими и очень
грозными башнями, снабженными полевыми флюгерными радарами, рекламами
наиновейших пыточных инструментов, колодезными пеленгаторами подкопов и
мельничными ракетными комплексами круговращательного действия.
Жилые и хозяйственные постройки внутри крепостных стен, увенчанных внушающими
трепет козырьковыми зубцами с бойницами и лазерными самопалами, соединялись
наружными крытыми лестницами и необычайно хитроумными катакомбными
лабиринтами, ведущими в противоатомные убежища и хорошо отапливаемый подземный
крематорий.
Центральное замковое здание состояло из нескольких огромаднейших залов с
высокими потолками и грандиозными каминами, которые одновременно служили
стартовыми колодцами для капсул индивидуального спасения. Пол замков был вымощен
музыкальной эмалевой плиткой, заменявшей в случае острой нужды симфонический
оркестр среднего состава, а стены непременно украшали фрески на поучительные
религиозно-мученические и рыцарско-сентиментальные темы.
Главные апартаменты включали в себя: (а) парадный зал, увешанный дорогими
огнеупорными гобеленами и краплеными картами театра возможных баталий и
невозможных поражений; (б) умело забаррикадированный сейфами кабинет хозяина
замка; (в) библиотеку военно-патриотических романов и солдатских басен; (г)
аскетические спальни сеновального образца; (д) туалетные комнаты с очками на
двенадцать индивидуумов и (е) часовню для организации культполитработы.
За последние неисчисляемые десятилетия множество замков знати было если не
превращено в военно-спортивные школы и гауптвахты, то перестроено на мирный
складской лад. Так проводилась в жизнь умиротворительная политика добрейшего
Императора Папы Умозрительного, стремившегося сердечным словом и суровыми карами
укротить сепаратизм некоторой части несознательных аристократов.
В одном из таких полуразрушенных замков прозябал очень древний и давно
обедневший род баронов фон Пфуйбергов.
Когда-то этот достопочтенный и многоуважаемый род прославился грандиозными
подвигами в гражданской войне на стороне поборников абсолютизма и единственно
верной идеологии. Под хоругвями с красивым изображением Священного Имперского
Осла, символа высокопочитаемого твердолобого упрямства в достижении абсолютных
истин, указанные поборники тупо, но зато очень фанатично шли в последний и
решительный бой за торжество теократических идеалов. Особенно отличился в этой
беспощадной мясорубке далекий предок нынешних обитателей замка барон Бобриск фон
Пфуйберг, командовавший отрядом летучих партработников, напропалую гусаривших в
отрогах Свердловящих гор. Его молодцы выпустили кишки не одному врагу абсолютизма
и ослизма. Но вершины своей мрачной славы Упертых Ослистов они достигли во время
большой резни в столице империи, когда за один день плотных телевизионных
репортажей помогли распрощаться с нетленной душой десяткам тысяч оппозиционеров
абсолютизма. Портрет барона до сих пор украшает многие государственные тюрьмы
империи.
Нынешний владелец замка хотя и судил о философских вещах довольно здраво, но в
повседневной практике теоретического отношения к эмпирической действительности был
полным идеалистом и наивным мечтателем. Старые слуги дома не без оснований
подозревали, что он скоро лишится последних остатков аристократического
здравомыслия, так как барон целыми днями шлялся в народной гуще, пил с неотесанными
мужиками казенку, щупал деревенских баб, а потом уединялся в библиотеке и занимался
тайными алхимическими опытами с самогонным аппаратом, надеясь написать
соответствующий учебник для приходских школ и волостных гимназий.
Баронесса, его законная супруга, была женщиной дородной, хозяйственной и хитрой на
выдумку финансовых авантюр с ваучерами. На ней держался весь дом. Слуги с уважением
побаивались ее увесистых тычков и предпочитали держаться подальше от своей горячо
любимой госпожи, ласково прозванной ими Кулакастой Сволочью.
Их единственная дочь, семнадцатилетняя девица Грумгильда, была очаровательно
румяна, аппетитно свежа и в сущности неглупа. С помощью домашних учителей с
сомнительными дипломами бакалавров и магистров она прошла полный курс метафизики,
теологии, логики, математики, натурфилософии и политологии. Благодаря этим курсам
девица научилась замечательно доказывать, что в этом мире не все так плохо устроено,
как утверждают враги народа и лично Императора.
Одним из гениальнейших учителей Грумгильды был моложавый пан Грыць
Демосфенович Лялякин по кличке Ляпкинглас. Этой благородной кличкой он был
награжден за свое бесподобное умение ляпнуть что-нибудь этакое, что-нибудь
заковыристое и бесспорное, а также за умение глаголом беспощадно жечь дамские сердца.
Да и глас, то есть голос, он имел внушительно проникновенный, способный внушать
всякие греховные мысли с вульгарно-материалистическим подтекстом.
Сей достославный педагог околовсяческих философских наук имел редкую
способность ненавязчиво внушать спящему барону, что не бывает уголовного следствия
без причины, каковой является серьезное правонарушение, и что в этом далеко не лучшем
из возможных миров замок владетельного барона – прекраснейший из некоторых
возможных замков, а госпожа баронесса – отнюдь не худшая из возможных баронесс.
– Абсолютно доказано, – обычно заключал свою внушительную речь пан Лялякин, –
что возможность еще не есть действительность. А посему мы должны заставить эту
косную действительность раскрыть весь прелестный букет самых ценных для нас
возможностей обогащения за чужой счет. С этой целью необходимо поставить кое-что с
ног на голову, то есть приблизить теорию к практике. Только в таком случае
действительность перестанет быть скучной и превратится в свою противоположность.
Фигурально говоря и метафорически выражаясь, мир прозаичной действительности
улетучится, и его место займет мир всевозможных уникальных шансов личного
процветания. В этом действительно возможном мире мы с вами, уважаемый господин
барон, будем в состоянии творить все, что нам заблагорассудится или стукнет в голову.
– Говорите, с ног на голову, – задумчиво проронил как-то раз проснувшийся барон,
выслушав знакомый монолог в состоянии ленивой дрёмы. – Это, конечно, оригинальный
взгляд на замысловатые вещи. Но не угрожает ли подобная позитура нашим ногам? Они
могут размякнуть и потерять свою пешеходную функцию. Что вы думаете по этому
поводу, дорогой друг?
– Клянусь Святой Мандратапупой и всеми ее мощами, опасения ваши совершенно
напрасны! Не подлежит сомнению, что проблема ногастости является надуманной
проблемой. Современные транспортные средства нашего высокоразвитого
индустриального общества делают ноги второстепенными атрибутами здорового духом
альдебаранина.
– Да, но хорошо вылепленные женские ноги... Как быть с ними, батенька?
– А никак! Хорошие дамские ноги и другие прилагающиеся к этому детали не
нуждаются в голове. Поэтому ничего переворачивать не надо.
– Так-то оно так, однако, глазки, губки, щечки... Нет, не все так просто.
– Не вижу никакой особенно сложной для науки проблемы. Лицо – не голова с шибко
умными мозгами. Крепкие мозги требуются только мужчине, ибо он является
потенциальным или реальным главой семьи, правительства и так далее. Глава – это и есть
голова, а безмозглая голова – просто лицо, личико или личина. Феминизму я даю полный
отлуп! Согласны со мной?
– При таком освещении, при таком ракурсе... Гм... Да, очень даже согласен!
– Я полагаю, что не за горами то долгожданное и в известном смысле эпохальное
время, когда богословы всех инопланетных и астероидных вероисповеданий
единодушным хором признают вопрос о ногастости крылатых ангелов и бесплотных
духов – пошлым рудиментом первобытного анимистического мышления. И тогда в
иконописи восторжествует поп-арт, восторжествует долгожданный футуризм. Но будем
помнить, что путь к иконописному поп-арту тернист.
Услышав о тернистом пути, барон пришел в крайне возбужденное состояние и
предложил своему собеседнику преодолеть тернии посредством растворения их в
натуральном вине.
Пан Лялякин, конечно же, несказанно обрадовался подобному выводу из его
корректных логических рассуждений и, не медля, приступил к философскому
обоснованию неизбежной победы веселого бражничества над унылостью безалкогольного
образа жизни.
За такими вот разговорами, обоснованиями и практической апробацией
фундаментально оснащенных умозаключений незаметно миновал год.
Настойчивые в своем рвении и упорстве учителя привили Грумгильде неискоренимую
любовь к народной медицине, и она решила стать высокооплачиваемым стоматологом,
гинекологом и экстрасенсом.
Этот мудрый выбор привел в бешеный восторг баронессу и умилил барона.
Продав на привокзальной толкучке побитый всеядной молью гобелен и парочку
портретов своих полузабытых пращуров, кисти никому не известных ранее и позднее
талантливых подмастерьев, родители снарядили девицу в медицинский колледж,
расположенный в одном из туманных заморских городов.
Воодушевляемая напутственными родительскими словами, наша провинциалка смело
отправилась в опасное путешествие.
Вначале ей предстояло ехать с большущим риском для собственной жизни по
старинной монорельсовой дороге, а затем плыть морем до портового города НьюЛандухаленда, рядом с которым находился студенческий городок с богословским
университетом и несколькими медицинскими колледжами.
Скоростная монорельсовая дорога была проложена по долинам и по взгорьям дивизией
проштрафившихся перед губернатором заезжих ямщиков.
Давненько это случилось. Очень давненько.
Профсоюз заезжих ямщиков наотрез и наотлуп отказался выплачивать какую-либо
страховку своим пассажирам, коих регулярно трясли гоп-стопники под
предводительством атамана Юхыма Поцелуйкина, приходившегося внучатым
племянником губернатору. Губернатор шибко рассерчал на профсоюзных боссов, призвал
к себе в палаты белокаменные коменданта укрепрайона и повелел ему поставить всех
ямщиков под лопату. В результате получилась целая ямщицкая дивизия лопатников. Онито и соорудили монорельсовку, директором которой был назначен Юхым Поцелуйкин.
В поездах этой самой монорельсовки нет специальных вагонов первого, второго,
третьего... и десятого класса, да к тому же нет многоэтажных вагонов, а есть лишь вагоны
для настоящих мужчин, высоконравственных дам и домашних животных. Отличие этих
вагонов друг от друга состоит в том и только в том, что в одних все остервенело курят,
режутся в карты и беспробудно хлещут казенку, в других отсутствует едкий и очень
вредный для женской психики табачный дым, не пахнет тошнотворным перегаром и всю
дорогу мусолятся местные сплетни, сопровождаемые энергичной вязкой шарфиков,
лифчиков, сопливчиков, кисетов и кошельков. А в вагонах третьего типа визжат,
хрюкают, мычат и кукарекуют неразумные, но вполне одомашненные животные.
Девица Грумгильда, как и полагается ее полу, а также званию, многозначительно
лепетала нечто в высшей степени пустое, безуспешно пыталась вязать скатертьсамобранку и непрерывно налегала на превосходную домашнюю провизию, которой
ведала пожилая служанка, женщина крепкого телосложения и не менее крепкого
провинциального ума.
Утром следующего дня поезд прибыл в славный город Зачухансити, огласив его
окрестности протяжным стоном электровозного гудка, и тут же освободился от своего
шумного груза с его чемоданами, авоськами, коробками, узлами, баулами и многоголосой
живностью ужасно скотского вида.
Спустя несколько часов усталая и слегка изнуренная, но самодовольная Грумгильда и
ее строгая, однако самолюбивая надзирательница вступили на палубу пакетбота
«Херувим».
Средней упитанности пакетбот красиво стоял на рейде в ожидании пассажиров,
которые бесстрашно подплывали к нему со всех сторон на многочисленных резиновых
лодках, надувных плотиках и просто в обыкновенных спасательных жилетах.
По соседству с пакетботом безмолвствовала свинцово-серая громада броненосца с
высоко задранными бортами, увешанными сохнущими матросскими подштанниками и
офицерскими плавками с кармашками для маникюрных ножниц.
Погода была восхитительна.
Превосходная погоденка.
На небе ни облачка.
Водичка ласковая и теплая.
А на пляже только на одной ноге и можно стоять из-за огромного количества
отпускников, окрашивающих свой бледный кожный покров в боевой коричневый цвет,
столь возбуждающий некоторых белолицых горожанок, проживающих вдали от морей и
океанов.
Капитан, невысокий и кругленький мужчина с благородными седыми бакенбардами,
мягко перекатывался по мостику, временами застывая, чтобы посмотреть в подзорную
трубу на пляжных красоток, млеющих под лучами тропического солнца. Закончив
демонстрацию собственной значимости, он перебросился несколькими фразами с
вахтенным и направился к трапу встречать первых пассажиров.
– Как вы думаете, будет океан качать свои права? – кокетливо обратилась к нему
баронесса, ступив на палубу пакетбота.
– Пустяки, – вежливо проронил тот. – Только бы не напороться на рифы, отмели и
мели, а с девятым валом мы справимся за милую душу.
Эти слова ободрили баронессу, и она, грациозно покачивая бедрами, спокойно
проследовала туда, где находились каюты дворянского класса.
Пакетбот принял всех пассажиров.
Лязгнули якоря.
Застучало машинное сердце.
– Тихий ход вперед! – зычно скомандовал капитан в переговорную трубку из
резинистой железяки.
Машина застучала немного сильнее, забурлила, запенилась вода, и пакетбот двинулся
вперед, плавно рассекая воду своим острым носом. Вскоре океанские волны весело
подхватили его.
Простор океана пуст.
Только высоко в заоблачном поднебесье реет большая клювастая птица о четырех
ногах и двух крыльях размаха гигантского.
На баке распоряжается толстенный боцман с лицом цвета ужасного и здоровенной
серьгой в носу. Его осипший от пьянства голос вызывает противную дрожь у молодых
матросов и внушает почтительную робость законопослушным пассажирам.
– Не трепещите, душечка, – обращается к Грумгильде, испуганно поглядывающей на
боцмана, долговязый господин профессорского вида, если судить по его благородной
бороденке и манерам, отдающими чем-то неуловимо научно-исследовательским и
преподавательско-менторским. – Лучше обратите свой совершенно очаровательный взор в
сторону безбрежного океана и послушайте высококлассного специалиста по вопросам
жизни в безжизненных океанских глубинах.
Грумгильда отводит испуганный взгляд от корабельного страшилы и покорно следует
совету неожиданного собеседника.
Океан слева по борту, океан справа по борту, океан под килем, океан вокруг да около.
Ширь необъятная, даль непроглядная.
Природа!
– Милочка, милашечка, – по-профессорски задушевно и по-философски
проникновенно говорит пассажир, – в бухгалтерии моего родного НИИ подсчитали, что
вес всех живых организмов, обитающих в наших океанах и морях, достигает множества
миллиардов тонн с небольшим кусочком.
– О! – изумляется Грумгильда.
– О, да, дорогуша! – восторженно восклицает спец. – Вся толща воды населена
суматошными живыми организмами, которые только тем и заняты, как побыстрее слопать
друг друга. Мои коллеги из отдела мокристости соленой воды доказали существование
рыбешек, червячков и моллюсков на больших океанских глубинах, где, по мнению их
глубоко-уважаемых оппонентов, никакой живности не должно водиться в принципе. У
глубоководных рыб особенно поражает величина пасти, обилие зубов и хамские манеры.
Вероятно, это связано с малым количеством живых существ на больших безжизненных
глубинах и, как следствие, с отсутствием развитых форм общения. Если уж
посчастливилось ухватить добычу, не склонную к общению, то надо побыстрее
проглотить ее, пошире раскрыв зубастую пасть.
– Ой! – вздрагивает Грумгильда.
– Не надо пугаться, прелестное дитя, – говорит долговязый знаток океанов, плотоядно
пялясь на грудастенькую девицу, словно желая проглотить ее целиком, как та зубастая
глубоководная тварь.
Это хищное намерение он не успевает мысленно совершить, так как в последний
момент его хватает за руку пожилая и очень дородная мадам. Она визгливо кричит на всю
палубу:
– Мерзавец, опять ты пускаешь свою слюну при виде женской юбки! Марш в каюту к
детям!
Крупный спец по океанским пучинам поспешно отваливает от Грумгильды и
торопливо устремляется за своей голосистой супругой.
Плавание длилось несколько дней, и у пассажиров было предостаточно времени, чтобы
изрядно надоесть друг другу болтовней о необитаемых островах и полуостровах,
пиратских сокровищах и загрязнении морских пучин промышленными отходами.
Наконец на горизонте замаячила телевизионно-радарная вышка и вскоре появился
долгожданный берег, каменистый и неприступный.
Лоцманский резиновый бот уже крейсировал вдали от прибрежных скал, поджидая
пакетбот, чтобы помочь ему войти в устье Овощной реки и дальше следовать вверх по
течению до Нью-Ландухаленда.
Лоцман был здоровенным малым с обветренным лицом, курчавой бородой и пудовыми
татуированными кулаками.
Небрежно поклонившись капитану в самые ноги и заняв свое традиционное место
рядом с ним, он начал зорко всматриваться в мрачные очертания берега, время от времени
отрывисто говоря вахтенному офицеру, каким курсом надо держать, чтобы не
спровоцировать заградительный огонь береговой артиллерии.
Умело лавируя между рифами, мелями и плавающими минами, пакетбот достиг устья
реки.
По берегам мутной и широкой реки вытянулись унылые ряды казенных построек из
бурого кирпича, в которых проживали искатели сокровищ и охотники на пиратов. Тут же
в полуразрушенных фортах ютились ростовщики и скупщики неоприходованных
сокровищ.
Выше по течению пошли небольшие поселки лесорубов и фермы рыбаков-любителей,
обнесенные оградой из колючей проволоки на случай внезапного нападения
флибустьеров.
Якорь был брошен в пригороде Нью-Ландухаленда.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ, в которой Грумгильда награждает кличкой одного
поэтически мыслящего цирюльника, а впоследствии с его и другой помощью затевает
различные авантюры в ущерб учебно-педагогическому процессу.
Город Нью-Ландухаленд встретил прибывших пассажиров пакетбота «Херувим»
дешевенькими рекламными плакатами, дымкой тумана, скопищем разнокалиберных
домов, спешащими куда-то людскими потоками и шумным многоголосием.
Прямо на выходе из порта суетились продавцы газет, сигарет и горячих раков. Во весь
голос они орали, стараясь перекричать друг друга:
– Последний номер «Ландухалендских новостей»! Зверское убийство в таверне
«Летучий Призрак»!
– Раки! Горячие раки под холодное пиво! Покупайте раков!..
– Дешевые сигареты с безвредным наркотиком из помета вампира тщедушного! Только
у нас!
– Покупайте нашу газету!..
– Торопитесь отведать раков!..
Рядом с таможней шныряли разносчики пива и барматухи в резиновых фартуках и
калошах.
Ближе к припортовым домам жались продавцы устриц, морских змей и рыбы.
В таверне, куда зашли баронесса и ее спутница, большую часть пространства занимал
длинный металлический стол без скатерти. К столу у каждого прибора были прикреплены
на цепях ложка, вилка, перочинный нож и зубочистка.
Посетителям прислуживали чистенькая, дородненькая официантка в глубоко
декольтированной тельняшке и одноглазый хозяин таверны с черной пиратской повязкой
на лице. Под скрипучую музыку антикварной шарманки они быстро и ловко нарезали
толстые куски вареного мяса, лежавшего на огромном блюде, и метко разбрасывали их по
тарелкам, щедро награждая посетителей брызгами жирных капель.
Первые впечатления от этого многолюдного города очень поразили наших
провинциалок.
Заметив их удивленные лица и стеснительность поведения, к ним подсел усатый и
розовощекий молодой господин с напомаженным коком. Он сразу завел непринужденный
философский разговор и быстро уговорил дам выпить за свой счет овощного сиропу с
колониальным ромусом в ближайшей коктейльной.
Питейные заведения были поставлены в Нью-Ландухаленде на самую широкую ногу.
Выглядели они со всех сторон отлично. Превосходно выглядели. Лучше и не могло быть.
Поперек коктейль-холла стандартно тянулась стойка полированного темного дерева, по
бокам которой выстроились в ряд огромные бочки с надписями: «Старый Скряга, 666»,
«Победитель Карликов, 999», «Разухабистый Дракоша, 1313» и так далее. Цифры
означали количество литров в бочке. На стойке, помимо обычной батареи бутылок, стояли
две-три вместительных корзинки с печеньем, пирожными, конфетами для дам и лоханки с
копченостями для господ мужчин.
В коктейль-холле, куда попали путешественницы, несколько плечистых и усатых
барменов разливали вино, готовя жуткие смеси, а крепкогрудые барменши сноровисто
конструировали многослойные бутерброды с маринованными морскими гадами и
квашеными овощами. Им помогал хозяин заведения, отставной корсар из числа
вольнонаемных охотников за пиратами.
Кавалер, представившийся господином Фигуральским и сопровождавший
путешественниц в лучшее коктейльное заведение города, оказался очень обаятельной и
очень разговорчивой личностью приятной наружности.
– Нью-Ландухаленд, – говорил он, галантно попивая овощной сироп с ромусом и
причмокивая, – город торговцев, клерков, политиканов и пройдох. Должен вам заметить,
что наши толстобрюхие лавочники и худосочные клерки мнят себя сверхтонкими
знатоками имперской политики. Эти плебейские замашки смешны, но в целом безвредны.
Подлинные аристократы духа и ваш покорный слуга хорошо знают цену этой
мелкопошибной демагогии, равно как знают и то, что мещанское филистерство – болезнь,
увы, неизлечимая.
Провинциалки слушали кавалера с раскрытыми ртами и вытаращенными глазами.
– Позвольте поинтересоваться, сударь, чем вы таким интересным и полезным для
общества занимаетесь в этом большом городе? – с простодушной хитрецой
поинтересовалась умудренная жизнью служанка баронессы.
– Одно время, – начал кавалер издалека, – я увлекался сочинением любовных
мадригалов и, надо сказать, очень преуспел на этом тяжелейшем поприще. Любители
изящной словесности уже были готовы носить меня на руках взад и вперед по городским
бульварам, но происки завистников в последний момент закрыли перед вашим покорным
слугой двери литературных салонов, журналов и газет. Я был страшно потрясен и
опечален. Теперь пишу только эстрадные куплеты для себя и еще кое-кого, а чернь пусть
гложет кости бездарного рифмоплетства. Презрев ее, я уединился в своей цирюльне, где,
не покладая рук, и тружусь над поэтическим воплощением образа сельского брадобрея,
который брил только тех жителей деревни, которые не брились сами. Правда, я
столкнулся с одной проблемкой, которую должен вот-вот разгрызть.
– И в чем же загвоздка? – поинтересовалась только из вежливости Грумгильда, зыркая
по сторонам.
– Я постоянно прихожу к очень и очень странному для моего поэтического
мироощущения выводу, что этот почтенный брадобрей бреет всех самостоятельно
небреющихся в том и только в том случае, когда он не бреет никого, поскольку никак не
может решить задачу: брить ли самого себя?
– Ах, ну разве это сколько-нибудь серьезная проблема, дорогой вы мой?! – изумилась
служанка Грумгильды, имевшая про запас подозрительно фальшивый диплом бакалавра
логики и методологии научного познания. – Какой вы в сущности наивный метафизик!
Все ясно, как божий день! Покорнейше прошу обратить внимание на то, что условие
поставленной задачи оказывается внутренне противоречивым, а следовательно,
невыполнимым. Чтобы избежать противоречия, надо добавить всего лишь несколько слов
к описанию ситуации, а именно: брадобрей бреет всех жителей деревни, не считая себя
самого.
– Э-э, нет, уважаемая! Позвольте с вами категорически не согласиться. К сожалению, в
теоретической поэтике и эстетике цирюльного дела все обстоит не так тривиально, как в
случае с деревенским брадобреем, что подчеркнули своими стихотворными парадоксами
признанные певцы логико-поэтической меланхолии.
– Вы преувеличиваете, – поморщилась служанка.
– Нисколько! Эти коварно сформулированные парадоксы произвели в теоретических
основах брадобрейства эффект полной катастрофы. Один за другим выдающиеся
специалисты в области куафера бросали свои бритвы и помазки в корзину для мусора.
Нависла угроза над дедуктивными методами стрижки и бритья абстрактных моделей
волосатости, так как становилось все более явным, что подобные парадоксы возникли как
следствие постоянно используемых в умозрительном брадобрействе этих самых
дедуктивных методов.
– Профессиональная интуиция и мой личный опыт дедуктивных рассуждений
свидетельствуют об обратном, – парировала задетая за живое специалистка по логике и
методологии научного познания.
– А знаете ли вы, душечка, что защитников незамутненно чистого, совершенно
априорного куафера начали повсеместно обвинять в том, что они не понимают
основополагающей природы своего высокого искусства и необоснованно переносят на
сферу волосатости методы макияжирования, верные лишь применительно к области
абсолютной лысости? – с горечью бросил господин Фигуральский, смахивая мизинчиком
невольную слезу. – Но я абсолютно убежден, что существует эффективный способ
избавиться от этих ужасных парадоксов, не жертвуя слишком многим, то есть не доводя
дело до полного и бесповоротного облысения. В связи с этим мною предлагается нечто в
высшей степени смелое, а именно: необходимо сделать всё так, чтобы само поэтическое
вдохновение мастеров куафера стало предметом талантливого поэтического описания.
Только при таком подлинно дерзком взгляде на поэтику цирюльного дела может быть
утверждена в элитарном сознании революционная идея метапарикмахерства, или теории
теоретических основ брадобрейства.
Не успел он закончить свою тираду, как рядом прозвучал плаксивый голосишка:
– А, господин цирюльник, господин цирюльник! Наконец-то я вас нашел! Где
обещанные вами куплеты на злобу дня?
Оглянувшись, все увидели господина в малиновом сюртуке с золотой фиксой во рту.
На какое-то мгновение кавалер растерялся и покраснел, но тут же взял себя в руки и
обратился к спутницам со словами:
– Позвольте представить вам моего лучшего друга, конферансье Гапцацальского.
При слове «друг» господин Гапцацальский подпрыгнул, саркастически хмыкнул и,
злобно вращая глазами, прошипел:
– Так называемый друг, товарищ и брат, возвратимся к нашим куплетам, за которые я
выплатил позавчера вам аванс.
– Вы сомневаетесь в моих непревзойденных талантах и потрясающем трудолюбии? –
взвился кавалер, воздевая руки к потолку. – Да будет вам известно, драгоценнейший, что
и в гробу я не забуду о своих поэтических обязанностях перед публикой!
– Ну и ловкач вы, сударь! – вскричал конферансье, тоже патетически вздевая руки к
потолку. – Ваша загробная память о долгах и творческих обязанностях меня ничуть не
утешает. В гробу я видел ваши заверения! Гоните сей же час куплеты, а не то я найду на
вас управу в Союзе деятелей провинциальной эстрады!
В ответ наш поклонник мадригалов и мастер помазка презрительно повел плечами,
ясно давая понять, что пресловутой эстрадной общественностью его не испугать.
Укоризненно взглянув на скандалиста, он повернулся к нему спиной и продолжил
невозмутимо попивать свой крепленый овощной коктейль.
– Ах, так! – взбесился заслуженный деятель эстрады и тонкий знаток закулисных
интриг. – Тогда я немедленно иду за помощью к выбивалам из мафиозной шайки Саньки
Донкихотского!
– Ох, и напугали! А я вот возьму и расскажу мафиози, какие вы куплеты намедни
распевали о них в притоне мадам Дульсинейской!
Услышав это, конферансье побледнел, закашлялся, а потом стал судорожно хватать
ртом воздух.
– Может быть, вам большую фигу дать из безводной пустыни Ро? – с услужливой
ехидностью поинтересовался куплетист. – Очень, знаете ли, помогает от кашля и астмы.
«Фига и Ро, – машинально повторила про себя Грумгильда, с любопытством
прислушиваясь к оживленной перебранке. – Из этого интересного словосочетания может
получиться хорошая кличка – Фигаро. Тем более она сочетается с фамилией
Фигуральский. Фигаро, Фигуральский... Судя по всему, он шустрый и продувной малый.
Фигаро здесь, Фигаро там...»
Надо заметить, что Грумгильда очень любила забавляться придумыванием кличек для
домашних животных, слуг, родственников, друзей, знакомых и заезжих купцов. Эти
клички затем так прочно прилипали к предметам разной степени одушевленности, что
отлипить их было просто невозможно. Вот и новой кличке суждено было стать такой же
липучей.
Не придавая никакого серьезного значения предсмертной агонии не на шутку
озлобленного конферансье, наш кавалер с глубокомысленным видом прагматически
мыслящего философа изрек:
– С работниками эстрады часто бывают непредсказуемые истерики. Витая в
дождливых небесах своих небогатых фантазий, они начисто забывают о маленьких
радостях простой закулисной жизни и начинают нести всякую галиматью, от которой
вянут уши. Предлагаю во имя спасения нашего музыкального слуха покинуть это
заведение. Если не возражаете, сударыни, я провожу вас.
Покинув питейное заведение, кавалер и дамы поспешили на почтовый двор, куда
регулярно прибывали и откуда не менее регулярно разъезжались в разные стороны
вместительные дизельные кэбаходы с озабоченными суетой будней пассажирами. Отсюда
нашим путешественницам предстояла небольшая поездка в пригород, где находился
медицинский колледж.
Прощаясь, господин цирюльник Фигуральский галантно вручил молодой баронессе
свою надушенную визитную карточку и помахал вслед отъезжающему кэбаходу розовым
помазком.
Учебный городок, куда направились путешественницы, располагался в нескольких
милях от полуразрушенных крепостных стен города, заросших вьюнами и редкими
кустами живохвоста.
Атмосфера этого милого очага науки с его шумным, безалаберным студенчеством и
чинными профессорами предрасполагала к самой плодотворной умственной деятельности
и порождала завистливые нападки городских обывателей. Передовая научная мысль и
политический либерализм студгородка мешали заболачиванию мозгов горожан. Поэтому
элегантные профессорские мантии служили объектами обывательского черного юмора и
шепелявого злословия. Особенно доставалось университетским приват-доцентам и
лиценциатам.
Наиболее прогрессивная часть научной общественности империи всегда высоко
оценивала и благосклонно отзывалась о местном медицинском колледже, где на должном
уровне преподавались такие дисциплины, как: теория и практика натуральной медицины,
физика элементарных частиц и метафизика высокого напряжения, химия
низкомолекулярных соединений и алхимия соединения философских камней в единое
неорганическое целое, психология заумственной деятельности и парапсихология скрытых
влечений, а также естественная история мумификации и экспериментальная астрология.
Некоторых воинствующих люмпенов и политизированных бомжей раздражала до
последней крайности геометрически четкая планировка учебного городка, вмещающего в
себя не только остатки военного плаца, память о давно минувшей гражданской войне, но
и выдержанные в классическом милитаристском стиле учебные корпуса, лабораторные
укрепздания на базе прежних фортов, административные и полицейские доты, дзотные
коттеджи, казарменной архитектуры бурсы, маркитантские магазины, публичные дома
для рядового учебного состава, ресторанные бордели для профессуры, бани для
лаборантов, морги для мучеников науки и ухоженное кладбище в центре городка для
академиков. В ответ на вызывюще провокационные и чертовски обидные выпады
деклассированных элементов мобильные отряды студенческой дружины делали
профилактические набеги на городские трущобы и устраивали там показательные
погромы. А в целом жизнь текла размеренно и спокойненько.
В уютном городишке имперской науки имеется большой и широкий проспект, скромно
именуемый в студенческой среде Брадвуйлогом или просто Логовом. В стародавние
времена на этом проспекте было множество пивных погребков, притонов для
начинающих наркоманов и грязных луж величественного размера, в которых нежились
одичавшие свиньи и отдыхали перепившие студенты, преимущественно гуманитарных
факультетов. Сейчас на проспекте нет луж и хряков. О последних напоминает только
праздник Буйного Свинства, проводимый каждый год в начале лета. Этот праздник связан
с превращением студентов в бакалавров, лиценциатов и магистров, что отмечается
грандиозными попойками, проходящими под традиционным лозунгом: «Тот не
дипломированный студент, кто не в силах нализаться до свинячьего визга!»
Брадвуйлог служит популярным у кое-кого местом славного времяпрепровождения.
Нынешний проспект изобилует библиотеками с литературой, запрещенной для детей
дошкольного возраста. В библиотечных подвалах оборудованы шикарные казино для
утомленных учебой студентов, имеются здесь и курительные залы с девочками в
прозрачных купальниках, возбуждающими научное воображение старой профессуры. Не
забыты и питейные заведения на любой вкус и кошелек. Тут же находится несколько
гостиниц для абитуриентов и прочих посетителей учебного городка. В одной из таких
гостиниц под вывеской «Вдумчивый Акушер» остановились наши путешественницы.
За десять империалов в месяц они сняли две небольшие и хорошо прибранные комнаты
с голубыми занавесочками на окнах, завели себе утреннее и вечернее молоко с горячими
булочками, а также оплатили обед в соседнем женском пансионе.
Сдав вступительные экзамены далеко не самым лучшим образом и воочию
убедившись, к своему большому удивлению, что она зачислена в списки студентов
медицинского колледжа, Грумгильда нехотя уплатила деньги за первый год обучения,
обрядилась в строгое синее платье с оборочками и начала без особого ученического
энтузиазма посещать лекции.
Через месяц-другой или третий она почувствовала, что глупеет не по дням, а по часам.
Одновременно с ней аналогичные болезненные симптомы появились у многих
новобранцев, рискнувших ввязаться в бой если не за научные лавры, то, по меньшей мере,
за дипломы о высшем образовании. Среди серьезно заболевших был и вертопрах Джордж
Скапенко по прозвищу Хитробой.
В обществе повес в тяжелом весе и легковесных ловкачей Джордж слыл своим в доску
парнем и знатным хитрованом.
Его родители, небогатые и бесхитростные колхозники из Зачухонской провинции,
разводившие для зоопарков мясомолочный шкурников, потратили немало сил, чтобы
скопить немного деньжат на годы студенчества своего младшенького сына.
Учитывая значительные финансовые прорехи в родительских карманах, их
смекалистый Хитробоюшка занялся изобретением самых разнообразных способов
безболезненного и наименее трудоемкого добывания денег. Одним из таких способов
являлась обычная для студентов-медиков торговля рецептами несуществующих лекарcтв
и бесполезными снадобьями.
Представляясь дважды дипломированным народным целителем, Джордж вовсю
торговал сладкими пилюлями, газированными настойками и многоразличными
присыпками, виртуозно выдавая их за последний радостный вопль передовой знахарскофельдшерской мысли. Разумеется, все эти штучки не имели никакой целительной силы.
Правда, и вреда от них тоже не было.
Джордж обладал врожденным и неискоренимым талантом жулика. Еще его
прапрадедушка, жуликоватый шут Байкин Офигельский, отличался этим потрясающим
талантом.
Пользуясь всем арсеналом своего непревзойденного жульнического лукавства –
дерзкой смекалкой, веселым темпераментом и подкупающим добродушием голубоглазой
физиономии, Скапенко без особых усилий ловко надувал самодовольных жлобов всех
сословий и рангов.
Грумгильда, девица весьма смышленая и весьма хитрющая, быстро раскусила его и
прониклась к плутоватому студиозу большой симпатией как к родственной душе. Джордж
платил ей тем же.
Чтобы существенно расширить сферу коммерческой деятельности Хитробоя, наша
студенточка познакомила его с цирюльником Фигуральским, которого она ласково
именовала Фигаро.
Поэтически мыслящему цирюльнику понравилась идея снабжать своих клиентов за
определенный гонорар разными «заморскими снадобьями», страшной дефицитности и
потрясающей эффективности.
Между прочим, в подобных услугах не было ничего удивительного или странного. Во
все времена и у всех народов брадобреи не только брили, стригли и завивали кудри, но и
понемногу занимались полезной для общества медицинской практикой.
Не теряя времени даром, три плута дружно взялись за прибыльное дело.
Хитробой закупил на все свои весьма скромные сбережения огромное количество
аптечных склянок, несколько мешков соли, сахарной пудры, муки, немного прянностей и
бидон растительного масла, после чего начал с воистину сумасшедшей скоростью
заполнять банки, баночки и пузырьки своими мазями и микстурами. Грумгильда не
ленилась таскать готовый товар в цирюльню. Фигаро же усердно рекламировал
чудодейственные лекарства, снабжая их рецептами в стихотворной форме, что в
значительной мере способствовало сбыту.
Почтенные граждане не замечали, что в цирюльне им ловко пудрят не только щеки, но
и заплывшие жиром мозги. Их губила элементарная жадность: сытые отцы
благополучных семейств, их жены и любовницы не могли устоять от соблазна быть
здоровенькими по дешевке.
Усилия хитроумных обманщиков не пропали даром. По городу начали
распространяться слухи о феноменальных свойствах заморских снадобий, имеющихся
только у цирюльника Фигуральского с улица Трех Взмыленных Брадобреев. Большую
роль в бесплатной рекламе его неказистого заведения сыграл слабый женский пол,
которому он задушевно нашептывал в розовые ушки свои вычурные мадригалы.
Вскоре в сторону Трех Взмыленных Брадобреев плотными рядами замаршировали
городские олухи, страстно жаждущие привести себя в подобающий последнему визгу
моды вид и оздоровить свои телеса.
Увы, но и на старуху бывает проруха.
Однажды, будучи под изрядным хмельком и с одним кислым огурцом в брюхе,
Хитробой все страшно перепутал и вместо обыкновенной пищевой соли насыпал в
лекарственный чан вполне солоноватый порошок, позаимствованный им из тумбочки
соседа по бурсе.
Воровство у товарищей – наказуемый грех.
Позор греховодникам!
Не поленись недипломированный знахарь сбегать в соседнюю гастрономическую
лавку, их фирма продолжала бы еще долго процветать. А он, приняв внутрь без закуси
флакон микстуры на спирту, решил не утруждать себя путешествием в близкие дали и
взял то, что плохо лежало по соседству.
Краденный ингредиент широко разрекламированного лекарства от импотенции
оказался мощнейшим слабительным. Во время сексуальных игр и аналогичных забав от
него вспучивало живот и начиналось громоподобное ветроизвержение, а затем наступал
черед унитаза, если до него удавалось добежать, допрыгать, доползти...
Не трудно вообразить, какой пушечной канонадой отреагировали борцы с импотенцией
на уникальное импортное снадобье.
К сожалению, дело не ограничилось шумным испусканием зловонных ветров и еще
кое-чего в самые неподходящие моменты и в самых неподходящих местах. Околпаченные
дураки ушастые немедленно вспомнили о своих тугих кошельках и тоскливо завыли от
досады.
Скандал, вызванный леностью пьяного Хитробоя, привлек к цирюльне внимание
санитарной службы города и полиции нравов. Представители первой легко настояли на
закрытии лжеаптеки, а несговорчивые представители второй наложили разорительный
штраф на Фигуральского, обвинив его в деморализации городской общественности.
– Самое трудное в нашем деле, – говорил после этого казуса бывший владелец
цирюльни, ощупывая свои изрядно помятые клиентами бока, – не превышать меру. Как
пел один древний трубадур, старательно тайны свои береги и знай: чуть что – тебя
одолеют враги.
– Браво! – захлопала в ладоши Грумгильда, услышав эту воодушевляющую мысль. –
Как приятно иметь дело с цирюльником, обладающим поэтическим даром и философским
складом ума! Но и мы народ грамотный. Мой домашний учитель словесности пан
Лялякин любил говаривать: не бороться с дураками – значит быть худшим врагом самому
себе. Так будем же бороться с дураками, подогревая их дурацкие страстишки!
– Уж не меня ли ты имеешь в виду? – подозрительно спросил удрученный
случившемся Скапенко, который во время подведения итогов их столь нелепо
оборвавшейся коммерческой деятельности сидел, виновато потупя глаза и грустно
вздыхая. Ему тоже досталось от студентов за кражу препарата, предназначенного для акта
террористического возмездия одному из профессоров, который отличался особой
лютостью на экзаменах по анатомической конституции огнедышащих драконов с
перепончатыми лапами. Правда, Хитробой хорошенько отдубасил первые ряды
наступающих, но потом был все-таки смят и основательно вздут главными силами
мстителей.
– Успокойся, Джорджик! – птичкой прощебетала Грумгильда, нежно обнимая его за
борцовские плечи. – Я думаю, этот урок пойдет тебе впрок.
Юная баронесса не унывала. Игнорируя стоны и жалобы приятелей, она озабоченно
обдумывала новые способы мошенничества. И вдруг ее осенило.
– Друзья, прошу минуточку внимания! – вскричала она, вскакивая с места. – Не стоит
вешать нос! Нас ждут великие плутни на поприще мелкого мошенничества! Я, кажется,
нашла выход из трудного финансового положения.
Ее план был гениально прост.
Грумгильда предложила себя на роль красотки, околпачивающей любителей
поволочиться за юбкой. В городской бульварной газетенке она вычитала, что некая
супружеская чета, уезжая на летний отдых из города, готова сдать в аренду за умеренную
плату свой уединенный домик. По ее замыслу, этот домик вполне подходил для того,
чтобы заманивать туда скучающих по дамам и азартным играм кавалеров, а затем
жульнически освобождать их кошельки от лишних империалов.
Предложение было весьма заманчивым. Детально его обсудив, начинающие
мошенники на последние деньги сняли предлагаемый в объявлении дом и занялись
очередной авантюрой.
Строя глазки, Грумгильда, за которой уже закрепилось прозвище Шаловливой
Баронессы, ловко завлекала ухажеров во вполне респектабельный коттедж, где был
оборудован тайный притон для любителей азартных игр.
И все было бы хорошо, но...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ, где обсуждается философский вопрос о роли
плутовства в развитии существ мыслящих, фигурируют азартные картежники, глупые
профессора, драматические ситуации и отъявленные пираты.
Плутовать без этакой, знаете ли, изощренной выдумки и беспредельно смелого полета
виртуальной фантазии над прозой жизни просто невозможно. Историческая наука
бесстрастно свидетельствует, что плутовство – явление такое же универсальное, как и
законы природы. Уже древние седобородые мудрецы постигли эту бесспорную истину,
однако поспешили скорчить глубокомысленную мину, чтобы скрыть свою растерянность.
Растеряться было отчего.
Кто же станет платить носителям эзотерических, сиречь тайных, знаний звонкую
монету за словеса с плутовской начинкой?
Но мудрец на то и мудрец, чтобы выкручиваться из положений и похлеще словесного
жульничества.
Никто не станет оспаривать, что смекалистых и смешливых дуралеев везде и всегда
чуть-чуть больше, чем так называемых постных умников.
Философы, быстренько сообразив, что к чему и, самое главное, что почем, с завидным
успехом и выгодой для себя стали обходить стороной коварных дуралеев и просвещать
только неисправимых дураков, выдавая фальшивую монету за благородный металл и при
этом хорошо зная, что просвещать дремучее невежество – дело гиблое, однако
прибыльное.
С этим никак не хотели смириться закрытая секта твердолобых фанатиков всеобщего
духовного благоденствия, надеявшихся искоренить неискоренимую обывательскую
глупость огнедышащей силой своих догматических проповедей. Они злобно и
остервенело гавкали на веселых дуралеев, одновременно визгливо призывая тугодумных
дураков очистить свою душу посредством дымного аутодафе, призванного заставить
насмешников поперхнуться, закашляться и в конце концов заткнуться. Но в чадном дыму
из угарных кликушеских призывов дуралейство только закалялось, становясь еще
сумасброднее и смешливее.
Ошалев от подобной наглости, постные умники и выдохшиеся на дымной работе
аутодафирующие проповедники объявили главным философским вопросом вопрос о
перманентной борьбе с врожденным плутовством и дуралейством.
Решению этого архиважного, очень злободневного и весьма, сами понимаете,
неотложного вопроса посвятил все свои умственные силы приват-доцент кафедры
неоэклектической логики Ньюландухалендского университета господин Попкерсон,
потомок великих схоластов эпохи заката Испепеляющего Разноса. Скандальной
известностью пользовался его немногостраничный, но многострадальный трактат «Поход
против разума и возвращение из похода». Либералов возмущал «поход против», а
консерваторов – «возвращение из».
Не важно, к каким выводам пришел амбициозный приват-доцент в решении указанного
коренного вопроса, но однажды, горько тоскуя о несбыточном, он столкнулся нос к носу с
прекрасной Грумгильдой, которая ловко затащила его в свой тайный притон.
Смело глотнув обжигающего нутро шнапеса многоградусного, матерый философ
распоясался и пустился разглагольствовать о логике нецензурных умозаключений в
привычной для себя эклектичной манере. При этом его короткая бороденка яростно
топорщилась в разные стороны. Пространный философский монолог завершился
слюнявым целованием пухлых щечек обворожительной Грумгильды, за что похотливый
эклектик немедленно получил по шее от Хитробоя.
Это несколько усмирило его смехотворно козлиную прыть, чем не преминул
молниеносно воспользоваться Фигаро. Нежно, но в то же время крепко подхватив приватдоцента под острые локотки и скороговоркой наобещав ему золотые горы с алмазными
вершинами, плутишка стремительно увлек захмелевшего от вина и своих любовных грез
посетителя салона к столу картежников, страшных поклонников картографии и
авторитарной политики. Тот вначале жалко хорохорился и пытался чуть-чуть для
приличия артачиться, балабоня что-то о пространственно-жизненной революции и
геополитике, но вскоре покорнейшим образом уступил натиску Фигаро и включился в
картографическую игру.
Завзятые картежники-геополитики – народец не очень интеллигентный, но зато уж
азартный, озорной и необыкновенно вспыльчивый, особенно ежели что не так, ежели не
та геополитическая карта идет или кто под руку бубнит нечто невпопад географическое.
Их азарт передался и приват-доценту, но ему в игре по перекройке геополитических
карт не везло. После очередного сокрушительного проигрыша в полуинтеллектуальной
борьбе за «жизненное пространство» он так рассерчал на геополитиков, что начал гневно
фыркать, плеваться и браниться нефилософскими словами на одном из геополитических
жаргонов.
Все бы ничего, не начни старый дурень доказывать благородной публике, что
картежники – отъявленные пройдохи по своей антидемократической природе, а не по
геополитическому образованию и воспитанию.
Эта пустомельная брехня возбудила у присутствующих джентльменов величайшее
негодование.
Один плюгавенький, прыщавенький и нервненький господин, надумавший было от
невезения расстрелять из крупнокалиберного пулемета игрока, который имел наглость
преуспеть в расширении своего «жизненного пространства» на одной из географических
карт, немедленно передумал, как только услышал подобное сквернословие, и пришел в
такую неописуемую ярость, что, издав страшный, душераздирающий вопль, ринулся на
приват-доцента и с разбегу боднул очкастого эклектика в пузо. Тот жалобно хрюкнул и
опрокинулся навзничь, суча своими короткими ножками в тупоносых ботиночках.
Очевидно, этот хитрый полукульбит и последующие физкультурные движения
ножками способствовал пробуждению кое-каких неприличных мыслишек в черепе
университетского светилы. С шипением вырвавшись наружу, сии мыслишки стали
взывать к полиции и судопроизводству, что пуще прежнего разъярило благородную
публику.
В приват-доцента полетели пивные кружки и несбывшиеся геополитические надежды.
Одна из них, то есть кружка, ненароком угодила в окно и, прозвенев градом осколков,
закончила свой полет, натолкнувшись на плешивую голову ректора университета,
который в это самое время прогуливал свою любовницу и ее собачонку. Слегка
контуженный ректор влез в разбитое окно и, дознавшись, кто есть виновник его
здоровенной шишки, полез обратно, чтобы пожаловаться любовнице на своего обидчика.
А та, тоже эклектик по образованию, не будь дурой, сразу же предложила перевести
учителя эклектической мудрости с должности приват-доцента на должность лаборанта
кафедры политологии безрассудного мышления.
Этот остроумный совет, устраняющий для дамы препятствие на пути к
высокооплачиваемой должности, был реализован на следующий день.
В тот же день наша троица быстренько смылась от греха подальше. Плутовская
дорожка вела в столицу, благо тому способствовали летние студенческие каникулы и
всепоглощающее желание непосредственным образом приобщиться к жизни столичных
плутов по уже отработанному на провинциальных обывателях сценарию.
В столице повторилось все то же самое.
Но столица есть столица. Здесь по-иному смотрят на вещи и лица, по-иному шевелят
мозгами, ногами и руками. Конкурирующая фирма столичных авантюристов
аналогичного пошиба ловко подставила ножку малоопытным провинциальным
мошенникам. Кстати, в ту пору и произошло знакомство Грумгильды с молодым Янусом
Адольфовичем Люциферовым.
Финал столичного вояжа был печален: все трое оказались за решеткой по обвинению в
сводничестве и содержании тайного игорного притона.
Служанка молодой баронессы, узнав о случившемся, изрядно перепугалась, так как
вместо бдительной опеки неразумного дитя она с головой ушла в спекуляцию ценными
бумагами на одной из финансовых бирж, где вчистую прогорела и сейчас сидела на мели,
ностальгически вспоминая феодальный уклад жизни в замке баронов Пфуйбергов. За все
эти просчеты ей грозила суровая кара в виде публичного оплевательского порицания с
последующим аннулированием пенсионной страховки и льготы на бесплатный проезд в
общественном транспорте.
Проклиная все на этом и том свете самыми нехорошими словами, демонстративно
громко охая, визгливо стеная и поминутно хватаясь то за сердце, то за голову, то за
пустую сберкнижку, старая кляча все же поспешила мужественно сообщить
пренеприятное известие родителям несчастной девицы и с их помощью вытащила через
несколько месяцев заблудшую овечку из тюрьмы под большой залог и честное феодальнодворянское слово.
После этой скандальной истории Грумгильде ничего не оставалось делать, как
распрощаться с медицинским колледжем и отправиться восвояси.
Домой наши грустные дамы возвращались на уже знакомом пакетботе «Херувим».
На второй день плавания горизонт начал затягиваться тучами, не предвещавшими
ничего хорошего.
Кап.
Кап, кап...
Пошел дождь.
Спустя короткое время он уже хлестал немилосердно. Резкие порывы ветра
обрушивали его холодные потоки на ныряющий в гигантских волнах кораблик.
Капитан мрачно поглядывал на новую грозовую тучу, стремительно рвущуюся к
пакетботу, и с каким-то внутренним вызовом разгулявшимся небесам мурлыкал
старинный корсарский романс об утопленниках и русалках, которые стерегут сокровища
погибших кораблей.
Шторм уверенно набирал колоссальную силу, норовя испортить настроение.
Пакетбот нервно вздрагивал всем своим не очень сильным железным телом, упрямо
борясь с разбушевавшейся стихией.
Чем сильнее становился ветер, тем больше спокойной невозмутимости изображало
лицо кэпа. Наконец он бодро сказал старшему помощнику:
– Если что случится, дайте знать. Я чуток проголодался. Спущусь вниз заморить
червячка.
По случаю отвратительной непогоды обед состоял преимущественно из холодных
блюд – ветчины многолетней давности и копчености, салата из воблы вперемежку с
капустой обыкновенной и морковкой в уксусе, консервированных шеек морских
тряпохряпов, а также макаронов по-флотски.
В кают-компании поверх стола была укреплена мощная канатная сетка, в гнездах
которой находились изящные приборы тонкой заморской работы и обернутые в салфетку
разнокалиберные бутылки с очень легкими, не очень легкими, крепкими и ужасно
крепкими напитками.
Обед прошел скоро, молчаливо и с каким-то воодушевляющим штормовым задором.
Все присутствующие с особым энтузиазмом и некоторым остервенением налегали на
ужасно крепкие напитки, салат из воблы и галеты с салом, нашпигованным чесноком.
Когда кэп, посасывая зубочистку, вышел на палубу, его обдал резкий, пронизывающий
ветер, принесший водяную удушливую пыль.
– Бр-р-р, – сказал капитан и торопливо направился к мостику.
– Барометр нахально продолжает падать, – обреченно и как-то печально проскрипел
штурман, увидев входящего в рубку капитана. – Клянусь океанской пучиной, к вечеру
будет большая передряга, как пить дать.
– Да, вам, голубчик мой, сегодня не мешало бы хорошенько надраться, – беззаботно
пролепетал в ответ бывалый морской бродяга. – Я уже нализался.
К вечеру ветер достиг ураганной силы.
Пакетбот метало во все стороны.
Матросы не спали, их койки висели пустыми, а сами они яростно играли в домино. Не
спали и смертельно перепуганные пассажиры, собравшиеся в тесном кинозале для
просмотра кинокомедии с участием знаменитого во многих галактиках комика Кащея
Людоедского.
Это была воистину страшная ночь для корабельных крыс, на которых главный кок
устроил сумасшедшую охоту с помощью кухонных роботов и поварят.
Баронесса, белая как сметана, непрерывно поглощала кислые лямофусы, кое-как
помогавшие переносить морскую болезнь и душевную невзгоду.
Ее служанка молилась всем надводным и подводным богам и периодически с диким
рычанием травила в ночной горшок.
Только к полудню следующего дня расходившийся и разгулявшийся океан начал
понемногу выдыхаться и успокаиваться, хотя и катил еще непомерно большие волны в
неизвестном направлении, но, впрочем, катил вяло и устало, уже не накатывая девятый и
последующие валы на пакетбот.
И тут неожиданно на горизонте появился пузатый кораблик под всеми черными
парусами с дымящими во всю трубами. Это надвигалась новая беда, но изнемогшие от
ненужных мыслей и переутомленные этими самыми мыслями пассажиры и матросы не
догадывались о грозящей им опасности, наивно полагая, что все самое худшее уже где-то
позади, где-то за кормой.
Облокотившись о фальшборт, Грумгильда с синими тенями под глазами от бессонной
ночи, проведенной перед телевизором, равнодушно смотрела на красивые обводы
пузатого корпуса фрегата, неспеша приближающегося к пакетботу с подветренной
стороны.
Вдруг раздался чей-то истошный вопль:
– Пи-ра-ты!
– Ка-ра-у-у-ул!
– По-мо-ги-и-ите!
До Грумгильды не сразу дошел смысл услышанного, и только тогда, когда ее
несколько раз толкнули засуетившиеся в панике пассажиры, она округленными глазами
уставилась на чужой корабль.
Капитан пакетбота возбужденно бегал по мостику, потрясая кулаками и страшно
ругаясь в адрес проклятых флибустьеров.
Внезапно остановившись, он поглубже нахлобучил фуражку и заорал рулевому:
– Право на борт! Вперед до полного!
Жалкая попытка удрать от быстроходного фрегата свидетельствовала о некоторой
неуверенности и растерянности капитана пакетбота.
Расстояние между кораблями неотвратимо сокращалось.
Пираты дали два предупредительных выстрела из скорострельной пушки.
Фонтаны воды.
Соленые брызги.
Всплески снарядов прямо по курсу пакетбота мгновенно огорчили капитана и сделали
его безразличным ко всему происходящему. Застегнув дождевик на все пуговицы, он
хладнокровно скомандовал:
– Стоп машины! Кингстоны не открывать!
Пиратский фрегат подошел вплотную к «Херувиму» и тоже застопорил свои машины.
Его команда начала спускать абордажные катера.
Вооруженные скорострельными дубальтовками, длиннющими ножами с широкими
лезвиями, боксерскими перчатками и водонепроницаемыми рюкзаками, морские
грабители резво взлетели на палубу пакетбота и сноровисто рассыпались по всему
кораблю, занимая выгодные позиции для возможного отражения контратаки
деморализованных жертв внезапного нападения. Вслед за ними на палубу боязливо
поднялся главарь абордажной команды, что явствовало из нестройного и шумного его
приветствия рядовой пиратской братией.
Одежда главаря заметно отличалась от одежды прочих морских злодеев. Она была
обшита галуном и отделана богатой вышивкой. По виду это был низкорослый тип с
впалой грудью и выкатывающимся из рейтуз животиком.
Все говорило за то, что пакетбот посетил очень опасный уголовник с порочными
рецидивистскими наклонностями к мелкому мошенничеству.
Скрестив короткие ручонки на груди, украшенной флибустьерскими медальками и
значками с рожами наиболее везучих джентльменов удачи, пиратский главарь начал
важно расхаживать по палубе, нервно зевая и бледнея от каких-то своих мрачных
предчувствий. Чтобы перепуганная публика пакетбота остро прочувствовала свое полное
ничтожество, он наморщил лоб, напыжился и даже попытался выпятить грудь,
самонадеянно и наивно полагая, что эти ужимки придают ему надменный вид пахана,
крутого авторитета уголовного мира.
Пока главарь устрашал пленников своим безобразно карикатурным видом, а себя –
неизбежной ответственностью за нарушения уголовного кодекса империи, все трепетно
молчали, грустно сопя, тяжело вздыхая, смущенно переминаясь и нервически покашливая
в кулачок.
Но как только ему надоело маршировать, и он не то махнул своим носовым платком, не
то просто приложил его к своему сморкальнику, пираты дружно, с веселыми шуточками и
прибауточками принялись за неотложные грабительские дела.
Общий грабеж, подразумевающий базарную суету, веселую ругань и ритуально
обязательный боксерский мордобой, новым ураганом обрушился на пакетбот. Часть
пиратов живо ринулась к пассажирам срывать серьги, броши, ожерелья, кольца,
опустошать кошельки и портить настроение. Другая часть наиболее любознательных
джентльменов удачи мгновенно исчезла с палубы и устремилась в пассажирские каюты.
Ровно через двадцать минут и не минутой позже пиратский боцман в рыжем
спасательном жилете, стоявший по стойке смирно с огромным секундомером в тяжелых
ручищах, вытащил из-за пояса старинный барабанный пистолет и три раза выстрелил в
толпу пленников холостыми патронами.
Кто-то притворился убитым и рухнул на палубу.
Кто-то презрительно фыркнул.
Кто-то тяжело вздохнул.
Финиш!
Запыхавшиеся пираты с карманами и рюкзаками, плотно набитыми империалами,
ювелирными изделиями, бижутерией, заморскими сладостями, и незакрывающимися от
переполняющего чемоданы барахла быстро собрались на баке, торопливо закурили
короткие пиратские трубки и молча уставились на главаря.
Одобрительно взглянув на свое воинство, главарь перестал беспокойно созерцать с
помощью лорнета безбрежные просторы океана, откуда могли нагрянуть полицейские
субмарины, и стал галантно прощаться с пассажирами первого класса и офицерами
«Херувима», раздавая им свои визитные карточки и заверения в полном собственном
самоуважении.
В разгар трогательной церемонии из толпы пиратов раздался радостный крик:
– Шаловливая Баронесса!
Это кричал здоровенный верзила с цветастым платком на голове и с двумя
здоровенными узлами в руках. Выронив узлы, он стремглав бросился к толпе пассажиров,
которые испуганно шарахнулись прочь от него. Какая-то пышнотелая дама, истерично
заверещав, так топнула, да еще так притопнула своей тумбообразной ножкой по
лакированному сапогу пиратского главаря, что тот взвыл от боли и потерял сознание.
Решив, что главаря пришили явно неуравновешанные экстремисты из числа пленников,
науськиваемые офицерами пакетбота, пираты поспешно ринулись к своим абордажным
катерам за подмогой, но тут вмешался боцман. Чертыхаясь и матерясь на чем свет стоит,
он шлепнул главаря по роже своей татуированной пятерней.
Это подействовало.
Главарь заморгал слезящимися глазами и спросил слабым коматозным голосом:
– Где я?
– Все в полном ажуре, Бугор! – прогудел боцман в трубу мегафона. – Опять пострадал
твой застарелый мозоль. Хватит валяться и валять дурака! Вставай!
Пленники с сожалением вздохнули.
Смущенный вызванным эффектом, который произвели его слова и действия, пират с
цветастым платком на голове громко сказал своим дружкам:
– Ша, братва! Я встретил старую знакомую. Вашей жизни ничего не угрожает.
С этими словами он решительно шагнул к девице, стоящей у трапа.
– Хитробой! – пролепетала удивленная девица. – Ты ли это?
– Я, моя дорогая Грумгильда! – радостно выпалил пират, заключая в свои объятия
молодую пассажирку.
Публика с удивлением наблюдала эту странную сцену. Даже главарь перестал хныкать,
жаловаться боцману на жизнь и уставился во все глазенки на двух молодых людей,
сжимающих друг друга в нежных объятиях.
– Куда ты направляешься, Шаловливая Баронесса? – подозрительно спросил Хитробой,
излучая всей своей конопатой физиономией несказанное счастье и свойственную
флибустьерам бдительность на случай возможного шухера с последующим сматывания
удочек.
– К родителям.
– К родителям? Футы-нуты! Детка, с твоим-то темпераментом и под родительское
крылышко? Ты же там умрешь от скуки. Одно слово – невыносимо провинциальный быт
захудалой феодальной провинции. Присоединяйся лучше к нам. На фрегате вполне
приличное общество.
– Боже! О чем ты говоришь, Джордж? Это абсолютно невозможно! Женщина на
пиратском корабле! Подумать только!
– Я знаю, о чем говорю. У нас полкоманды в юбках. Есть даже супружеские пары,
состоящие в законном пиратском браке.
Девица растерянно смотрела на друга, не зная, что ответить.
Не дожидаясь ее решения, Хитробой повернулся к главарю и сказал страшным
голосом, не терпящим никаких начальственных возражений:
– Бугор, это моя несчастная кузина. Она круглая, как пушечное ядро, сиротинушка. Я
хочу взять ее на борт нашего славного фрегата и научить стрелять из пушки по летающим
рыбкам и вражеским кораблям. Ты, конечно, не возражаешь?
Главарь хотел было демонстративно и неаргументированно отказать, но, почувствовав
по его кислой физиономии возможный ответ, Хитробой незаметно для окружающих
показал ему увесистый кулачище, и тот сразу же сник и вежливо уступил,
предусмотрительно прячась за широкой спиной пиратского боцмана.
– А как же я? – завопила служанка, испуганно молчавшая до этой поры. – Ведь ее
роди...
– Заткнись, балаболка! – оборвал ее Хитробой. – Иди за вещами моей кузины!
– Наверное, они в твоих узлах, – забормотала служанка. – Я узнаю наши пледы,
которыми ты воспользовался для упаковки награбленного.
– Тем лучше, меньше хлопот! – нисколько не смущаясь, отозвался Хитробой.
Подхватив узлы и подтолкнув ими служанку, он направился в сопровождении дам к
трапу.
– Тебя ждет приятный сюрприз, крошка, – сказал Хитробой, обращаясь к Грумгильде,
когда они усаживались в катер.
– Какой? – машинально спросила девица, наблюдая за тем, как служанка роется в
узлах, проверяя, все ли их вещи там.
– Скоро узнаешь.
Катер шустро дал полный ход. За его кормой косматой гривой стал пенистый вал.
Быстро начал расти могучий корпус просоленного до ржавых дыр фрегата. И вот уже его
боевые башни с повернутыми в сторону пакетбота орудиями оказались где-то высоко над
головами сидящих в катере.
Пираты потащили свою добычу по трапу.
В каюте, куда Хитробой привел дам, было две металлических койки, два железных
шкафа, небольшой железный стол, умывальник с треснувшим зеркалом и чугунная
полочка.
– Вот мы и дома, – сказал Хитробой, небрежно бросая узлы на койку и доставая свой
фанерный рундучок из шкафа. – Здесь до этой поры обитали я и мой закадычный друг, а
теперь будете обитать вы. Ну как вам обстановочка? Довольны?
– Вах, вах, – скривилась служанка. – От такого изобилия железа и пушек ужасный
мороз по коже идет. А это что за безобразие?
Пожилая дама с лицемерной брезгливостью ткнула пальцем в фотографии обнаженных
красоток, которыми была обклеена вся каюта.
– Конечно, не очень высокое, но очень выразительное искусство, – похотливо
хихикнул Хитробой. – Если оно вам, дорогуши, не по вкусу, этот вернисаж будет
перенесен в другую каюту.
– Да, будь так добр, убери с наших глаз эту мерзость, – проворчала служанка и
сожалеюще крякнула, вспомнив свои молодые годы, проведенные в гречихе и на сеновале
с кузнецом Вакулой из соседнего колхоза.
Подхватив рундучок и помахав рукой, Хитробой быстро покинул каюту.
Женщины сели на скрипучую койку, переглянулись и как-то неопределенно вздохнули.
Словно по волшебству, на этот вздох корабельные переборки отозвались легкой
дрожью. Мерно заработал корабельный двигатель.
Через несколько часов отдыхающих разбудил деликатный стук в дверь каюты.
– Кто там? – сонно спросила служанка.
– Это я, – раздался приглушенный голос Хитробоя.
– Чего тебе?
– Мы с другом принесли вам покушать.
– Входите, друзья, – подала голос Грумгильда. – Я уже не сплю.
Дверь отворилась, и женщины увидели двух радостно улыбающихся плутов –
Хитробоя и... Фигаро.
– Здравствуйте, мои разлюбезные! – сладко пропел Фигаро. – Как я рад вас лицезреть!
– Фигаро! – воскликнула Грумгильда. – Боже мой, Фигаро! Глазам своим не верю!
– Да, это именно я собственной персоной. Как говорится, физически цел и психически
невредим, о чем хочу поставить вас в известность.
– Ой! – смутилась Грумгильда. – Нам надо одеться и привести себя в порядок.
Подождите немного за дверью. Мы быстренько управимся.
Приятели понимающе кивнули и деликатно закрыли за собой дверь.
Спустя несколько минут они были вежливо приглашены в каюту.
Подойдя танцующей походкой к столику, Фигаро изящным жестом фокусника
водрузил на его поверхность банку с искусственными кактусами и бутылку вина
внушительных размеров, а Хитробой принялся извлекать из матерчатой сумки провиант.
– Пора за стол, – хором произнесли мужчины, кончив загромождать столик скромными
пиратскими яствами. – Сейчас будем гулять от души.
Нечаянная встреча друзей была отпразднована с большой помпой. Торжественное
заседание длилось несколько веселых часов. Заздравные тосты были щедры и горячи.
Холодные яйца морских черепаховых броненосников были не только съедобны, но и
довольно вкусны. Вкусны были и толстенные бутерброды с копченой колбасой, салом и
козьим сыром. Вполне съедобны были акульи консервы и консервированные моллюски.
Всё это разнообразил нехитрый овощной набор.
После ужина зашел философский разговор о смысле альдебаранской жизни. Первым
слово взял Фигаро, который в драматическо-поэтических тонах поведал о своих с
Хитробоем бедствиях и приключениях.
– В тот удручающий для ментального здоровья момент, когда тяжелые тюремные
ворота с противным ржавым скрежетом закрылись за нами, – начал Фигаро голосом
завзятого театрального критика, – меня охватила какая-то смутная тревога, общая
слабость и растерянность.
– А раньше все это тебя случайно не охватывало? – ехидно полюбопытствовал его
собрат по несчастью, ловко орудуя консервным ножом.
– О, да! Охватывала и раньше, но не в такой степени, не в таком, понимаете,
глобальном масштабе. Только теперь мне стало мучительно больно за не так, как хотелось
бы, прожитые годы, месяцы, дни, часы и даже минуты. Переступив порог тюрьмы, я
поклялся написать большую стихотворную поэму для учащихся младших и старших
классов гимназий, вступающих в жизнь с ее зловредными искушениями и пагубными
страстями...
– Покороче можно? – перебил приятеля Хитробой, расправляясь с очередным
бутербродом.
– Не смей прерывать меня, вульгарная личность! – обиделся Фигаро. – В этой
презренной и преимущественно прозаической жизни так мало поэзии. Зачем же
усугублять ее бездарной прозой?
– Друзья мои, – вмешалась Грумгильда, – перестаньте пререкаться. Я очень
внимательно тебя слушаю, Фигаро. Ты превосходный рассказчик.
Успокоившись, Фигаро продолжил:
– Недели через две с половиной после твоего, Шаловливая Баронесса, счастливого
освобождения я и этот тип, начисто лишенный поэтического чувства и эстетического
мировосприятия, были осуждены на год убийственных каторжных работ. Прямо из
леденящего душу здания суда нас отправили под строгим конвоем в порт и вместе с
другими осужденными погрузили в ужасно вонючий трюм плавающей тюрьмы, которая
должна была доставить каторжников на далекий остров в холодном Северном полушарии.
В глубоких и сырых рудниках этого проклятого всеми языческими богами острова
добывается ароматная смола для парфюмерной промышленности империи. Работа в
рудниках очень тяжела и крайне опасна. Бывалые каторжники рассказывают, что там
часто случаются обвалы и взрывы подземных газов, а в заброшенных штреках водятся
чудовищно мерзкие твари, нападающие на горняков и разрывающие их в клочья. Вот в
какое гиблое место мы должны были попасть, но случилось неожиданное...
Тут рассказчик умолк и, обведя загадочным взглядом присутствующих, промолвил:
– Провидение было на нашей стороне, клянусь всеми святыми мучениками и
мученицами! Транспорт, перевозивший заключенных к месту неминуемой гибели многих
из них, перехватили милосердные и очень сердобольные пираты. Мы были спасены! В
знак огромной и сердечной благодарности я, Хитробой и еще кое-кто из осужденных
записались в братство вольных флибустьеров. Отныне красавец фрегат «Беспризорная
акула» стал нашим родным и пока единственным домом. Надеюсь, Шаловливая
Баронесса, ты по достоинству оценишь все прелести свободной флибустьерской жизни.
Так выпьем же, как сказал один поэт, за непокорных, за презревших грошовой уют! Да
здравствует наш веселый роджер!
Все не без удовольствия выпили слегка терпкое вино Южных морей.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, описывающая пиратскую одиссею трех
благородных жуликов и ее печальную развязку, а кроме того читателю представляется
боцман Бонифатий, отважный флибустьер и отличный рассказчик.
Каждый военный корабль с орудиями крупного и малого калибра, с капитаном и
боцманом при нем или около него, а также с парусами или без оных, трубами или
галерными веслами и, разумеется, с якорями, включая магнитные якоря, живет своей
строго выверенной, флотской жизнью. Пиратская посудина – не исключение, хотя, как
сказать. На флибустьерском корабле даже самые отпетые и воспетые во всех городских,
пригородных и сельских романсах джентльмены удачи вовсе не должны неукоснительно
и слепо подчиняться той дисциплине, которая диктуется не только риском быть
развешенными для просушки мозгов на реях имперских корветов, но и ужасно
ответственной работой по скучному обслуживанию водоплавающего механизма,
бороздящего просторы океанов и морей.
Поэтому Хитробою и Фигаро, нарушившим корабельный режим во время визита к
Шаловливой Баронессе, пришлось без каких-либо особых предосторожностей
пробираться в свой кубрик сквозь толпы пиратов и пираток, веселящихся по поводу
славного шмона, устроенного на пассажирском пакетботе. Корабельный закон неумолим,
но только не по отношению к вольным флибустьерам. Дисциплина есть дисциплина лишь
на бумагу с имперскими вензелями и закорючками.
Тем временем фрегат стремительно шел курсом на маяк «Зрачок Пучины», чтобы
погасить этот «Зрачок» и сделать набег на крупный торговый город в заливе Доброго
Брамболея. Из его труб валил густой дым, а черные паруса туго пузырились.
К маяку фрегат подошел перед рассветом.
«Зрачок» был хорошо виден в предутренней дымке.
Началась полундра: все бестолково засуетились, но больше всех суетились
аквалангисты из отряда ныряльщиков за сокровищами и десантная команда сухопутных
экспроприаторов.
Быстро ставятся мины на всякий пожарный случай и на тот весьма неприятный случай,
если корабли имперского флота вдруг осмелятся и попытаются прийти на помощь городу.
Капитан Феня Джонс Кряк внешне совершенно спокоен, слегка выбрит, подтянут и в
меру несуетлив. Рядом с ним юлой крутится в своем опереточном костюмчике главарь
мародерского взвода поддержки команды экспроприаторов Бугор. На его бугорский
взгляд, предстоит очень серьезная, очень кропотливая и очень нервотрепная работа с
нешуточной стрельбой в общественных помещениях по стеклам, зеркалам и лампочкам,
резней на скотофермах и поножовщиной в трактирных пивбарах. Это очень беспокоит
тщедушного Бугра, и он мучительно ищет повод, чтобы уклониться от выполнения своего
прямого пиратского долга. В конце концов главарь абордажников начинает что-то
мямлить о мозолях, тесных сапогах и плаксиво жаловаться на мигрень. Капитан,
флибустьер до мозга костей, презрительно смотрит на своего подручного и приказывает
ему убраться с глаз долой к такой-то матери. Тот, демонстрируя полное понимание
текущего момента, мгновенно покидает штурманскую рубку и прячется в своей каюте, где
царит приятный полумрак и пахнет женскими духами.
Словно принюхиваясь к добыче, длинные хоботы корабельных орудий
разворачиваются в сторону маяка и старинной крепости, охраняющей подступы к городу.
Звучит команда открыть огонь.
Корпус фрегата вздрагивает от сильных толчков уходящих в сторону берега тяжелых
снарядов.
Маяк исчезает в клубах гигантских смертоносных взрывов. Фантастические желтосерые цветы один за другим вырастают в расположении крепости.
Какое-то время крепость растерянно молчит как проштрафившийся на уроке географии
двоечник. А фрегат, пыхтя и постреливая, все идет вперед, упрямо идет туда, где пиратов
ждут богатые охотничьи трофеи.
И вдруг – нате вам! – оживают крепостные орудия.
Ая-яй!
Некрасиво получается.
Капитан принимается осторожно и бережно кусать свои красивые губы, грызть ногти и
бешеным голосом портового биндюжника приказывает усилить огонь.
Его бешенство всем дуракам понятно. С такой дистанции, каких-то несчастных
пятьдесят кабельтовых, снаряды тяжелых крепостных орудий легко просверлят фрегат
вдоль и поперек.
Вокруг фрегата вздымаются огромные султаны воды, горячие осколки градом
сыплются на палубу.
Фрегат яростно огрызается. Его снаряды упрямо долбят крепость, кромсая ее
бетонированные форты, опрокидывая дальнобойные орудия. В конце концов крепостной
огонь слабеет и становится неприцельным.
Первый отряд десантников под командованием бесстрашного боцмана Бонифатия
захватывает порт и прилегающие к нему злачные кварталы с их трущобами, притонами,
воровскими малинами и погостами для низкооплачиваемых попрошаек.
Второй многочисленный десант, состоящий из пират-ских маркитанток, под
командованием мичмана Хлюстакова устремляется к дымящимся остаткам крепости, где в
подземных холодильниках хранятся большие запасы вкусных бутербродов с копченой
колбасой и жареным салом.
В городе тревожно звонят церковные колокола и вза-хлеб завывают сирены воздушной
тревоги, ибо третий пиратский отряд десантируется на рыночные площади и крыши
гастрономов с помощью грузовых дельтапланов и ранцевых стреколетов, повышенной
грузоподъемности и летучести.
Жители, неприлично паникуя и вопя что есть силы, бешено мечутся по улицам и
переулкам в поисках еще неразграбленных питейных заведений, банков, магазинов и
прочих многообещающих нетрудовые доходы мест.
Полицейские, трусливо озираясь и потея, распихивают впопыхах награбленное по
карманам, саквояжам и авоськам, после чего кузнечиками прыгают в свои скоростные
патрульные машины и устремляются на всех газах из беззащитного, но столь
вожделенного для мародерствующих горожан и экспроприаторствующих пиратов города.
Слабо отстреливается и лениво отругивается лишь небольшой гарнизон таможенников,
прочно засевших в женском туалете здания портовой администрации. Потом они,
прохвосты этакие, наглотавшись недавно присланных для городского банка бриллиантов
и запив сию неприятную процедуру несвежей туалетной водой с явным привкусом мочи,
все-таки выкидывают заранее приготовленный белый флаг и с поднятыми руками
цепочкой начинают тянуться из охваченного огнем здания на улицу, пугливо косясь на
скорострельные дубальтовки пиратов.
Флибустьеры горохом рассыпаются по пыльным улицам наполовину разграбленного
города, врываясь в книжные магазины в поисках бесплатного детективного чтива,
проникая с помощью отмычек, фомок и пьяных в стельку сторожей в мебельные склады
за дефицитными раскладушками, осаждая рестораны, стойко защищаемые швейцарами, и
публичные дома, яростно огрызающиеся непотребной бранью постоянных клиентов.
Знатную публику невежливо, взашей выталкивают из публичных домов на свежий воздух
и табунами гонят к зданию ратуши, куда уже заявился главарь мародерщиков Бугор, у
которого при известии о захвате цитадели и города мгновенно исчезли все болячки. По
его приказу ратуша заминирована психотропными минами и минами едкой вонючести для
пущего страха, нагоняемого совершенно нежданным визитом джентльменов удачи на
знатную публику, томящуюся в главном зале под бдительной опекой вооруженных до
зубов пиратов.
– Непочтенные толстосумы! – зловеще шепелявя и грозно моргая своими
подслеповатыми гляделками, обращается к именитым горожанам Бугор. – Ратуша, где вы
в данный момент находитесь не по своей, а по нашей воле, хорошенько нашпигована
взрывчаткой преотвратного ментально-рвотного действия. Чтобы она не помогла вашей
крыше поехать не в ту степь и не способствовала выворачиванию ваших желудков
наизнанку, вы должны чистосердечно признаться во всех смертных грехах и срочно
раскошелиться в фонд гуманитарной помощи пиратам всех морей и океанов. По самым
скромным подсчетам наших бухгалтеров и налоговых ревизоров, ваш город задолжал нам
двадцать миллионов империалов с некоторым гаком. Немедленно деньги на бочку!
После столь пламенного призыва деньги богатеньких горожан потекли жиденьким
ручейком на бочку, точнее, в большой пиратский сейф, сработанный под здоровенную
пивную бочку.
Тем временем в городе деловито, без какой-либо чрезмерной алчности и лишней
спешки шел общий грабеж. Пираты задорно потрошили добропорядочных граждан и
жадно теребили их наложниц. А вовсе непорядочным гражданам из числа местных
политических гангстеров они читали назидательные проповеди, взывая к их совести и
благоразумию. Если заблудшие души внимали пасторским словам, то отделывались лишь
крупными штрафами или приобретением дорогостоящих индульгенций. В противном
случае их отдавали на растерзание оппозиционно настроенной общественности в лице
мелких политических мошенников и дешевых идеологических проституток. Пока те
клеймили позором зарвавшихся политических гангстеров и фанатично вымогали у них
помощи на обустройство подставных фирм и содержание бульварной прессы, морские
пираты, не мешкая, грузили свою добычу в бездонные трюмы фрегата.
К обеду операция под кодовым названием «Грабь награбленное» была успешно
завершена, и пираты, чинно пообедав в городских харчевнях, начали готовиться к
отплытию. Это было весьма своевременно, так как на горизонте показались военные
корабли имперского флота.
Напрасно имперские сторожевики неторопливо мчались на перехват пиратов,
умеющих постоять за себя. Фрегат без особых усилий ускользнул из плохо
захлопывающейся западни и взял курс на необитаемые острова в море Страшного
Дьявола. Правда, в спешке пираты не успели основательно запастись всем необходимым
провиантом, но удача сопутствовала им и в этом случае. В открытом море везунчикам
попался торговый корабль, груженный шоколадными конфетами, леденцами, мармеладом
и табачными изделиями. Теперь можно было смело отправляться в длительное плавание.
Сидя на ветках, пернатые лупари с птичьим интересом рассматривали корабль,
застывший на ровной глади залива, глубоко вдающегося в берег.
Необычайно пышная тропическая растительность вплотную подступала к зеленоватой
воде залива, пряча в своих густых зарослях военный городок пиратов, все подходы к
которому были щедро усеяны минами-ловушками, коварными ямами с
противопехотными вениками, самозатапливающимися противопанцирными рвами и
катапультными рогатками для борьбы с десантными стреколетами противника. Ко всему
прочему остров был наводнен одомашненными жуками исключительно убийственной
силы и клопами необычайной въедливости.
Уже третий месяц Грумгильда плавала на пиратском фрегате. За это время она
досконально освоила принципиально неписаный устав корабельной жизни джентльменов
удачи и нашла себе необременительную работу в лазарете. К счастью, пираты славились
отменным здоровьем и не докучали врачам своими жалобами на мелкие телесные недуги
и психические травмы.
Иногда в лазарет забегал Хитробой, чтобы освежить свой желудок и прочистить мозги
несколькими крупными каплями медицинского спирта. Он числился в абордажной
команде и частенько маялся без дела. Зато на отсутствие работы не жаловался Фигаро,
который вернулся к своему ремеслу помазка и бритвы.
В заливе острова Косматый Череп фрегат находился уже месяц и шесть дней. Пираты
терпеливо выжидали, когда улягутся волнения, вызванные их набегами на прибрежные
города.
Грумгильда любила гулять по острову в сопровождении своих друзей и пузатенького
боцмана Бонифатия, жизнелюба, балагура и пиратствующего философа.
Этот старый морской волк досконально знал навигацию и пиратское дело, рассказывал
свои небылицы правдиво, интересно, с философским огоньком.
На берегу он, как правило, ходил без белого кителя и без полосатой тельняшки, с
наслаждением подставляя свое мохнатое пузо солнцу и ветру, чтобы оное загорало,
обветривалось и немного выветривалось. Волосы в таких случаях боцман не зачесывал на
пробор, а усы не подстригал под гребешок и вообще не брился электробритвой.
Во время прогулок предпочитал носить в кармане черное пенсне на шнурке и
постоянно цитировал классиков альдебаранской философской мысли, прославлявших
флибустьерское мироощущение вкупе с джентльменским мировосприятием наиболее
удачливых любителей покачаться на волнах под рваным пиратским роджером.
Голос у боцмана отличался басовитостью и какой-то особой приятностью.
Он часто улыбался, потирал ручки, нюхал чихательный табак и всем своим видом
больше походил на отставного аптекаря или провинциального преподавателя
ортодоксальной философии, чем на пирата дальнего плавания.
Боцман был мастак рассказывать леденящую душу истории из своей многолетней
пиратской биографии. Одна из таких историй помогла Грумгильде понять, почему в эпоху
научно-технической революции, когда спутники-шпионы гирляндами висят вокруг всех
обитаемых и необитаемых планет империи, пиратам удается почти безнаказанно
бороздить океанские просторы главной планеты Великого Альдебарана.
– Я не робкого десятка, – начал как-то раз свой очередной прогулочный рассказ
боцман, неторопливо раскуривая неизменную трубку. – Если говорить откровенно,
напугать меня нелегко даже простым кухонным ножом или вилкой для рыбы, но однажды
случилось мне попасть в такой переплет, что до сих пор при воспоминании о пережитом
зябко становится.
– Ах! – непритворно воскликнула Грумгильда, заинтригованная многообещающим
началом. – Скорее поведайте нам эту страшную историю!
– Хорошо, – сказал боцман и, театрально откашлявшись, повел свой интересный
рассказ, слегка окрашенный в романтически траурные тона.
Было это давненько. Много морской воды с тех пор утекло. Служил он тогда юнгой на
шхуне старого Билла по прозвищу Мясорубочный Дылда. На счету этого храбрейшего из
пиратов было несчетное количество загубленных карьер охотников за флибустьерами. И
вот как-то раз старина Билл посылает юнгу в разведку на берег.
Уже смеркалось, когда пиратский разведчик вплавь достиг одного заброшенного и
загаженного пляжа.
Морские волны вяло лизали прибрежную гальку.
Где-то вдалеке горел костер туристов, и негромко бренчала гитара.
Ничего подозрительного.
Можно решительно браться за дело.
Бонифатий осторожно вылез на берег, держа в зубах узел с одеждой и весьма
приличных размеров абордажную финку, а в руках сжимая гранаты для глушения рыбы и
подозрительных субъектов, шляющихся в неурочное время в безлюдных местах и
вынюхивающих всякую антигосударственную крамолу.
Прислушался.
Присмотрелся.
Поколупался в носу.
Попрыгал на одной ноге, потом на другой.
В ушах перестало булькать.
Натянув прорезиненные кальсоны с непромокаемым гульфиком и маскировочный
халат с капюшоном, он быстро зашагал в сторону мрачной пустоши Братьев Висельников,
что лежит севернее Критинских холмов, густо поросших хвойными деревьями, грибами и
колючим кустарником.
Отойдя на довольно приличное расстояние от берега, разведчик неожиданно наткнулся
на седовласого старца в поношенном балахоне деревенского колдуна.
Старец, прихрамывая на обе ноги, собирал сухой хворост и съедобные коренья.
Заметив ночного призрака, он вприпрыжку бросился наутек, теряя свои костыли и
протезы.
Но куда ему соревноваться с молодым юнгой.
В два гигантских прыжка Бонифатий настиг его, с плотоядным рычанием повалил на
землю и, приставив нож к кадыку, произнес свистящим шепотом:
– Деньги или жизнь!
– Жизнь, жизнь, – заблеял старый хрыч.
– Деньги! – радостно воскликнул пират. – Где они, мои нестерпимо любимые монеты?
– Ах, да! Денег-то у меня с собой нет, кроме кредитной карточки и уже много раз
использованных талонов на автобус.
– Убью! – взъерепенился Бонифатий.
– Не убивай меня, добрый молодец! – взмолился старец, покрываясь вонючим потом. –
Наличные лежат в домашнем сейфе. Коли хочешь, пойдем со мной. Но крепко запомни:
если оробеешь от увиденного, тебе крышка.
– Ха-ха-ха! – услышал он в ответ. – Показывай дорогу, старый деревенский пердун!
Подхватив вязанку хвороста, старец заковылял по узкой тропинке на холм, поросший
папортниковой хвощезубкой. Мили через две он остановился у зевоподобного входа в
темную пещеру, оглянулся и как-то зловеще оскалился.
От этих фосфорицирующих в темноте глаз колдуна юнге стало не по себе, и он тоже
мрачно оскалился, внутренне содрогаясь и напрягаясь, чтобы не обдудолиться от
изобилия нахлынувших чувств и предчувствий.
Старый сморчок тем временем освободился от вязанки и вошел в пещеру.
Бонифатий смело шагнул следом за ним в непроглядную тьму и поспешил включить
свой фонарик, вмонтированный в рукоятку пиратской финки, чтобы не упустить хозяина
пещеры и не сломать себе шею в этом замогильном мраке.
Шагов через сто впереди забрезжил слабый свет, который становился все ярче и ярче.
Наконец старик и юноша очутились в пребольшущем зале, тускло освещенном
несколькими чадящими факелами, вставленными в пустые глазницы ослиных черепов.
Света хватало лишь на то, чтобы кое-как различать окружающие предметы, к числу
которых относилось пять или шесть бывших в употреблении гробов, большая гора
анатомических скелетов разумно мыслящих индивидуумов и какие-то замысловатые
приборы явно алхимического предназначения, ибо от них исходил ужасно злой
самогонный дух вперемежку с чем-то не менее зловонным.
От увиденного Бонифатию стало жутко, но храбрый разведчик не подал вида, не упал в
глубокий обморок, а стеснительно уселся на краешек одного из гробов и стал нервно
лузгать семечки, приготовившись к самому худшему.
Старец, не обращая на своего спутника никакого внимания, преспокойненько задрал
дырявый балахон, вытащил из подштанников тяжелый золотой портсигар и закурил
дорогую импортную сигару. Вдоволь накурившись, он подошел к самому трухлявому
гробу, сдвинул тяжелую крышку и, достав увесистый кошель, бросил его гостю.
Заглянув боязливо, но с превеликим любопытством в кошель, тот, к великой своей
досаде, обнаружил, что он доверху набит фальшивыми империалами и зубными
коронками из фальшивой платины.
– Эта грязная игра не по правилам и не в моих правилах! – обиделся Бонифатий.
– Молчи, безмозглый щенок! – напустился на него фальшивомонетчик. – Будешь много
болтать, я сотру тебя в муку для изготовления стирального порошка! Экий чистоплюй
выискался на мою плешивую голову!
– Тогда я буду тебя убивать, негодный обманщик! – решительно изрек пират и
потянулся к финке.
Однако не успел он и глазом моргнуть, как на него откуда-то сбоку обрушилось нечто
смрадное и чудовищно волосатое. В одно мгновение пиратские руки оказались в
кандалах, и неудачный искатель легкой наживы узрел огромного мохнатого монстра.
– Вракиштейн, дружок, – безмятежно обратился старец к монстру, – запри этого
молокососа в зоологическую клетку с вурдалаками. Пусть они поужинают свежатинкой.
Давненько бедолаги не вкушали парного мясца. Вот уж порадуются!
От услышанного у Бонифатия волосы с головы до ног встали дыбом и
наэлектризовались так, что с треском посыпались искры.
– Нет! – завопил он, что было силы. – Только не это!
– Не спорь со мной! – менторским тоном произнес душегуб, отрезая хирургическим
скальпелем кусочек сыра.
– Клянусь самым страшным пиратским словом и всеми другими нецензурными
словами тоже клянусь, тебе это так не пройдет, старая вонючка! – оторопело вскричал
Бонифатий. – Не дождавшись возвращения своего разведчика, пираты с нашей шхуны
пойдут по моим следам, и тебе, исчадие деревенского сортира, придется держать перед
ними ответ. А уж они мастера развязывать языки и докапываться до посконной правды.
Ей-Богу, тебе не поздоровится! Готовься стать огородным чучелом!
– Пираты, говоришь? – оживился старик. – С этого и начинал бы, а то все вокруг да
около. Ты, полупокойник, случайно не со шхуны «Сизый Труп», которой командует мой
закадычный приятель Мясорубочный Дылда?
– Да! – с достоинством выкрикнул тот.
– Вракиштейн, сними с этого сопливого пентюха браслеты, – приказал старец.
С наслаждением освободившись от ржавых кандалов, Бонифатий грозно уставился на
старого уголовника и, немного помолчав, повелительно спросил:
– Кто ты? Откуда ты бредешь во мраке своих исключительно греховных заблуждений и
куда направляешься? И, собственно говоря, откель ты знаешь старину Билла?
– Ты слишком много хочешь знать, мой любознательный юноша, – усмехнулся старец.
– А впрочем, кое-что я могу тебе рассказать, чтобы развеять скуку моих ночных
алхимических бдений и философских размышлений о суетности жизни.
За нехитрым ужином, состоявшем из кувшина кислого вина и слегка протухшего
окорока лесного вислопаса, старец поведал, что зовут его Загриппой фон Нудгеймским,
что происходит он из достославного рода служилого, но нехолуйствующего баронства. В
молодости увлекался лингвистикой, особенно структурной и трансформационной. Тогда
же у него проявился интерес к различным тайным наукам, как то: политэкономия светлого
будущего, натурфилософия коммунального хозяйства, экзотерическая идеология
негегемонствующего класса, химия психоделических состояний, астрология
медитативного мышления и герменевтика полового бессилия. За несколько лет им было
проштудировано множество магических сочинений на эти фундаментальные темы.
Поскольку в наследство Загриппе досталась только чудом сохранившаяся крепостная
башня давно разграбленного и разобранного по кирпичику рыцарского замка,
переоборудованная под ветряную мельницу, и облезлый, но очень хитрый на антисобачьи
выдумки черный котяра, а также куча неоплаченных счетов, молодому барону пришлось с
превеликой радостью поступить на имперскую военную службу.
Во время этой довольно однообразной ландскхнехтской службы он участвовал в
подавлении нескольких мелких феодальных мятежей и разгоне дворянских
учредительных собраний, за что был посвящен в меченосные рыцари второго субуровня.
Полученные в кабацких драках раны и преждевременный ревматизм вынудили
Загриппу покинуть военную службу и выйти на почетную пенсию с мизерным денежным
довольствием.
Несколько лет он беззаботно скитался по неизвестным планетам, планетоидам и
межзвездным туманностям империи, воодушевленно читая богословские лекции в
престижных теологических университетах трех союзных галактик и вводные курсы по
цирковой магии в ряде подпольных обществ, спрятавшихся от инквизиции в глубинах
космических туманностей и занимающихся там изучением тайных политологических
наук. В конце концов невежественное и ретроградное духовенство пронюхало о его
пристрастии к тайным наукам и началась совершенно разнузданная травля в прессе, по
телевидению и радиотелепаторским сетям вселенской коммуникации прогрессивно
мыслящего мистика и политолога.
Спасаясь от беспощадной мести совершенно распоясавшихся клириков и
коррумпированных чиновников Министерства информации и цензуры, этих бездушных
хранителей официальной идеологии и чудовищных взяточников, Загриппа срочно
отправился морем в Тубенос, город вольных мастеров химии, алхимии, физики и
метафизики.
Во время многотрудного плавания по мутным волнам Бездонного моря на
беззащитную пассажирскую галеру напали пираты Мясорубочного Дылды. Почти вся
команда и большая часть пассажиров были ими некультурно обруганы и возмутительно
нагло ограблены, а также тщательно перефотографированы в неприличных позах на
недобрую пиратскую память, то есть для последующего шантажа и вымогательства с
помощью неотразимых фотодокументов. Загриппу спасло только то, что он вовремя успел
представиться могущественным чародеем и алхимиком самой высшей аттестации,
которому по силам превращать ржавое утильсырье в нержавую стружку и добывать из
варенья самогон посредством самогоноварения. Это известие крайне заинтересовало
пиратов, и они на всякий случай прихватили с собой талантливого ученого для
расспросов, допросов и прочих вымогательств.
Загриппа на практике, то есть сугубо эмпирически доказал, что он действительно не
фуфел какой-то, а блестящий кудесник и непревзойденный алхимик с чародейскими
способностями.
С тех пор он поддерживает самые тесные, самые теплые и самые дружеские контакты с
пиратами всех морей и океанов, которые высоко ценят его как исключительно способного
фальшивомонетчика и талантливого специалиста по трансмутации прокисшего варенья в
первоклассный самогон.
– А почему же старина Билл не предупредил меня о вашем существовании, господин
фальшивомонетчик, подрабатывающий на производстве первача?
– Об этом, мое дитя, не каждый болтун должен знать. Дело сие пахнет уголовщиной за
версту. К тому же я слишком много ведаю об ужасных тайнах имперской государственной
политики. Не дай Бог меня раскрутят, тут мне и кранты. А почему? А потому, что я
посвящен в Нечто...
– Во что, во что?
– В Нечто! В годы моей нелегкой армейской службы я одно время работал сверхурочно
в секретразведуправлении полевой жандармерии. Работенка хотя и не пыльная, но
дьявольски муторная и нервощипательная. Видишь ли, мой милый паскудник,
приходилось много и упорно заниматься перлюстрацией солдатских писем, а потом
участвовать в карательных экзекуциях бумагомарателей. Меня до сих пор преследует
сладковатый трупный запах висельников. Но это так, к слову. В жандармерии мне на глаза
попались документы, предписывающие армейскому командованию формировать из
штрафников бандитские шайки и пиратские команды. Имперская политика строилась,
строится и, конечно же, будет строиться на незыблемом принципе: если врага нет, его
надо выдумать, чтобы обыватели знали, кого следует благодарить за спасение их сытых
жизней и кошельков. Некоторые из бандитских и пиратских главарей тайно состоят на
секретной имперской службе. Вот так-то, молодой человек.
– И старина Билл – тоже тайный агент жандармов? – не удержался от наивного вопроса
юнга.
– Нет, Мясорубочный Дылда – испытанный простофиля и гроза морей. У него большие
счеты с имперскими жандармами. Их ищейки буквально изнасиловали и натурально
сожрали его самого лучшего, просто превосходного и породистого гончака. А как он
любил со сворой своих борзых промчаться ранним утром на ослистом иноходце по еще
спящим деревенским полям, лугам и огородам!
Бонифатий и Загриппа еще долго точили лясы на политические и пиратские темы, пока
юнгу не сморил кошмарный сон. По приказу старца Вракиштейн постелил ему постель в
одном из гробов, и начинающий пират заснул мертвым сном, ворочаясь и тревожно
похрапывая.
Наутро многознающий старец вывел Бонифатия из пещеры и указал кратчайшую
дорогу к пустоши Братьев Висельников, передав для старины Билла увесистый мешок
фальшивых империалов и многолитровую бутыль первача.
– Да, забавная история, – сказал Хитробой, почесывая затылок. – Хотелось бы знать,
как в этом свете выглядит кадровый состав нашего фрегата.
– Половинка-наполовинку, – хитро заметил боцман. – Кэп – надежный мужик из
веселой семейки одного биндюжника. А вот главарь абордажников и твой, Хитробой,
начальник, судя по всему, связан с тайной полицией, но пока не представляет для нас
особой опасности.
– Говорят, наш кэп очень рано начал шуметь, – сказал Хитробой. – О его космических
приключениях ходят самые невероятные слухи.
– Да, слухов хватает, – согласился боцман. – Но правду знаю только я один.
– Хочу правды! – топнула ножкой Грумгильда. – Правды и только правды!
Когда симпатичные дамочки начинают упорствовать и капризничать, лучше им не
перечить.
И вот что узнали наши друзья от многоопытного боцмана Бонифатия.
Феня Джонс Кряк умудрился взобраться без всякой веревочной лестницы на самую
пиратскую верхотуру и стать Адмиралом не по императорскому указу, а по существу и
праву сильного. А ведь его папаша был простым биндюжником из начисто обнищавшего
графского рода, завсегда думавшим за то, как бы чего-нибудь втихаря спереть из
портового склада, и еще об том, как бы дать кому-нибудь за глаза по роже. И ничего
больше он думать не хотел. Славный был папаша!
Вы, его сын, мечтаете жить непринужденно как натуральный, шляющийся по разным
увеселительно-злачным заведениям граф, а он заставляет вас учиться в гимназии и
готовить себя для буржуазной карьеры.
Что бы вы сделали на месте Фени?
Не догадываетесь?
И никогда не догадаетесь!
Феня сделал из себя Адмирала!
Есть личности, уже обреченные на презренное буржуазное благополучие и сытость, а
есть личности, плюющие своей собственной слюной в это сытое корыто для жирных
буржуазных свинтусов.
Будущий Адмирал был тем бесподобным индивидуумом, кому не по пути с
законопослушными и самодовольными обывателями.
Однажды Феня пошел не на юридический факультет университета, а к одноглазому
Циклопу в законе и сказал ему:
– Господин Циклоп, возьмите меня к себе до табуна. Я хочу заняться общественно
полезными делишками, а потом распространять об них слухи в уважаемых вами
бульварных газетах.
Циклоп, который уже тогда смотрел на мир только одним глазом, спросил молодого
нахала:
– Кто ты, откуда ты идешь и чем ты дышишь?
– Не будем размазывать своими руками белую протоплазму по радиоактивно грязной
стене, – вызывающе ответил Феня, радостно и бурно краснея. – Испытайте меня в
наиболее полезном для общества деле.
– Хорошо, я тебя испытаю.
И космические джентльмены удачи собрали большой хурултай, чтобы подумать за
Феню об его жизни на пользу братве. Один из них, матерый гангстерища, сразу же
поставил вопрос в такой, значит, ребристой плоскости:
– Що он думает из себя и за себя? И какой такой из-под него будет нам всем жирный
навар?
– Ага, – поддержали его присутствующие. – Усе дело в наваре. Умеет ли он варить
много и сытно? И где он думает брать мясо для общего котла? Що он такое значит как
добрый кашевар?
– Из себя он желает сработать члена нашего трудового коллектива, – высказал свое
авторитетное мнение одноглазый Циклоп. – Феня не хочет быть беспризорным фраером, а
хочет ходить в табуне и приносить в общественный котел свой шмат сала с мясом и
разными специями.
– Если так, – воскликнул покойный ныне Лестригон, – тогда попробуем его на жирном
Шиве. Нехай Феня срежет у него этот самый шмат сала.
На том совет и порешил.
Прославленный Шива по кличке Клыкастый Многорук, родом из племени загребущих
многоруков, этих прирожденных бухгалтеров чужих карманов, был прославлен тем, что
сколько джентльмены удачи не делали из него однорукого и беззубого попрошайку, удача
им не сопутствовала, а Шива становился все клыкастей и все многорукостей.
Надобно вам знать, что у Шивы была душа вампира, но он считался своим в кругу
биндюжников с большой дороги, пролегающей от портовых складов до каталажки, хотя и
остро страдал от непонимания окружающими его сокровенных бандитских помыслов и
картежных фокусов во время дележа добычи. Много раз Клыкастого Многорука насильно
отстраняли от выгодных операций в поддавки на поприще жертвоприношений
ненасытным чиновникам таможни, а однажды натравили на него свирепого налогового
инспектора, но Шива содрал с лютого чинуши три шкуры и в честь этого заказал себе
плащ-накидку из инспекторского кожпокрова.
И вот очередной наезд на Клыкастого Многорука должен был совершить Феня. Это
было не совсем этично и не совсем эстетично, но так было надо.
Феня крутанул свой усик, решительно топнул ножкой и на следующий день явился в
космопорт с четырьмя друзьями. Здесь он взял напрокат легкую космическую фелюгу и
отбыл на астероид, оккупированный и приватизированный Шивой.
– Все руки до астероидной горы! – хором скомандовали многоруким слугам Шивы
друзья Фени и стали устрашающе размахивать колодами крапленых карт, словно им
больше делать было нечего.
– Работайте спокойнее и без экзальтации, товарищи, – укоризненно заметил Феня,
поглаживая мизинчиком правой руки свой левый усик. – Не имейте дурную привычку
быть нервными на работе. Это очень вредит правильному мышлению и построению не
менее правильных умозаключений.
Смачно сказав за повышенную физиологическую вредность неправильного отношения
к трудовым обязанностям, он победно оглядел контору Шивы с лесом рук, воздетых к
прозрачному потолку, отделяющему уютную контору от безжизненной космической
пустоты.
– Клыкастый Многорук на месте? – как бы между прочим спросил Феня конторского
душеприказчика с подмоченными от излишнего волнения штанишками непромокаемого
скафандра.
– Их нет на месте, – ответил тот.
– А кто будет здесь за хозяина?
– Я буду, – выдавил душеприказчик, теряя внутреннее равновесие и самоуверенность,
присущую служителям культа личности Шивы.
– Тогда отчини нам с Божьей помощью ваш сейф с музыкальным заводом и доставай
беспроигрышные карты Шивы.
Так началась блистательная эпопея, по окончанию которой Феня стал Адмиралом.
До смерти напуганный душеприказчик извлек волшебные Шивины картишки и начал
быстро раскладывать пасьянс, жадно принюхиваясь к котлетным запахам, исходившим от
штиблет скафандра главаря азартных картежных игроков, а в это время Феня забавлял
служащих конторы анекдотами.
Неожиданно в контору ввалился опоздавший Сявка Каин-Авельский, пьяный как
зачуханный спиртовоз.
– Ах-ах-ах! – закричал Сявка. – Прости меня, Феня, я чуть-чуть опоздал.
Он радостно затопал своими толстенными ножищами в магнитных башмаках и от
переизбытка всех душевных сил так басовито пернул, что вся контора горестно зарыдала
от нестерпимо слезоточивого Сявкиного духа. Пришлось срочно натягивать
противогазные шлемы с ураганной внутренней вентиляцией и в таком неудобном виде
играть с Шивиным душеприказчиком в подкидного дурака.
Нужны ли тут слова и комментарии?
Нет, такие слова не нужны, комментарии тоже.
Феня должен был вовремя заткнуть штиблетом слезоточивый Сявкин фонтан.
Увы, он пожалел свои новые штиблеты с вакуумными присосками и музыкальным
скрипом.
И вот игра пошла наперекосяк.
Был шанс и нет шанса.
– Тикать с конторы! – трагически крикнул Феня, проиграв свои новые штиблеты, и
быстро побежал первым, смело увлекая за собой в открытый космос раздетых до исподни
джентльменов этой гигантской неудачи.
Когда Шива узнал о наезде заезжих шулеров на его контору, он поднял крик на всю
Вселенную:
– Где бандитское правосудие? – истошно вопил он. – Где представители общества
охраны азартных игрищ?
– Джентльменское правосудие кончается там и только там, где начинается Феня и его
удивительные для всех способности, – отвечали ему умные космопроходимцы, но Шива
не унимался и дождался того, что Феня лично пожаловал к нему на приватизированный
астероид.
Приастероидившись, Феня решительно покинул борт военно-спортивного баркаса и
под музыку марша «Смейся Пижон над разбитой карьерой!» направился уверенной
походкой в контору Клыкастого Многорука.
Тот сидел у себя в кабинете на табуретке и бешено махал всеми своими руками.
– Хулиганистая морда! – прокричал он, увидя гостя. – Чтобы у тебя случился заворот
кишок и произошел большой запор в жопе! Очень хорошую моду себе взял – убивать
рабочее время моего душеприказчика!
– Мосье Шива, – тактично ответил ему Феня тихим, скорбным голосом похоронных
дел мастера, – вот идут дни за днями, как я навзрыд плачу за дорогими моему мужскому
сердцу штиблетами. Жалко обувки. Но я знаю, что вы плевать хотели на мои молодые
слезы. Однако в какой железный ящик вы упрятали свои поганые карты вместе с
доходами от игорного бизнеса? Мои мозги вместе с волосами и кепочкой под шлемом
скафандра поднялись дыбом от возмущения, когда я услышал новость за такое
бесчувственное хамство, которое вы подстроили Сявке, накормив его горохом.
– Хамство?! – вызверился Шива.
– Именно оно. Почему ваш душеприказчик утаил от меня этот факт?
Тут Феня сделал многозначительную паузу и любовно покосился на свои новые
желтые штиблеты с гравитационными присосками, в которых, как в зеркале, отражались
трясущиеся руки Шивы.
– Что я слышу своими ушами? – подскочил Шива.
– Вы, господин Шива, все знали заранее, тайно подкупив болтливого Циклопова
попугая новыми нецензурными словами! – заревел Феня. – Немедленно карты на стол в
знак компенсации за невыносимый моральный ущерб! А если нет, тогда выйдем из этого
помещения, мосье Шива, и прогуляемся по ближайшему космосу...
Они долго бранились друг с другом, пока не сошлись на игре в идиота покинутого.
А потом состоялись пышные, многодневные поминки по говорящему Циклопову
попугаю, которому Феня собственноручно скрутил безмозглую голову, произнеся при
этом обличительную и во всех отношениях назидательную речь. Когда он кончил
говорить, Циклоп заплакал от досады и подал в отставку, а Феня и сопровождающие его
лица поднялись на разные ступеньки общественной лестницы.
– Адмиралтейский шпиль, – глядя на Фенины штиблеты, с завистью процедил сквозь
зубы мосье Шива, вчистую продувшийся молодому нахалу.
– Только не вставляйте нам шпильки в задницу, – поморщился отставной Циклоп, не
выносивший гипербол. – Пусть Феня будет просто Адмиралом.
– Теперь вы знаете сущую правду о Фене Джонсе Кряке по кличке Адмирал, –
закончил свое повествование боцман Бонифатий. – Вы знаете, кто первым произнес слово
«Адмирал». Все остальное, включая литературную и нелитературную критику, на ваше
усмотрение.
Приятную во всех отношениях прогулку прервал громкий выстрел сигнальной пушки.
Все поспешили на корабль, который срочно готовился сниматься с якоря.
Знакомые рыбаки за хищными анчоусами и безмозглыми спрутоглавами доверительно
сообщили капитану фрегата, что у соседнего острова видели дозорную субмарину
имперского флота. Это могло означать, что империя решила очередной раз в рекламных
целях поиграть мускулами и продемонстрировать верноподданным налогоплательщикам,
во имя какого военного мундира расходуются их денежки.
Несколько лет провела Грумгильда на борту пиратского фрегата, участвовала в
морских сражениях в качестве сестры милосердия, грабила и торговала награбленным. Но
всему приходит когда-нибудь конец. Ее пиратская эпопея завершилась так же внезапно,
как и началась.
В результате запланированного имперскими спецслужбами предательства главаря
абордажников Бугра фрегат, находившийся в лагуне безымянного острова, был внезапно
атакован двумя сотнями акванавтов с имперской субмарины.
Произошло это глубокой ночью в отсутствии Адмирала и боцмана Бонифатия.
Сонных пиратов быстро и без особого шума связали, бросили в грузовой трюм фрегата
и отправили на военно-морскую базу для незамедлительного полевого суда.
Шаловливая Баронесса, Хитробой и Фигаро были снова на некоторое время разлучены.
Елена Минкина
Женщина на заданную тему
Если нельзя, но очень хочется
Если нельзя, но очень хочется, то можно, – думаю я жалобно.
Мне смертельно хочется спать, спать до позднего солнечного утра, уже переходящего в
день, и потом еще немного поваляться в нагретой уютной постели, раскинув руки поверх
одеяла. Разве конференция пострадает без участия одного рядового слушателя?
Я ненавижу деловые встречи, пиджаки, строгие прически и годовые отчеты. И при
этом работаю системным аналитиком в серьезной торговой фирме. Парадоксы так
желанного нами капитализма – за отказ от любимой профессии получаю финансовый
аналог независимости и свободы. То есть могу нормально одеваться и покупать дорогую
косметику, чтобы во всем этом ходить на ту же работу!
Нет, что зря ныть – финансовая свобода все-таки очень нужна: отпуска, Гришкины
теннис и английский, подарки маме, содержание нашей старенькой дачи. И
независимость. Независимость от Глеба.
В принципе, я не слишком и стремилась на филфак, это была идея моей учительницы
литературы. Удачные сочинения и детское увлечение поэзией – еще не причина всю
жизнь изучать чужие литературные труды. Вдруг так и не удалось бы написать ничего
своего, только корпеть в архивах и листать старые рукописи? И бесконечно читать
критические статьи и воспоминания сентиментальных дам?
А так – полная свобода, писать не нужно, читай что хочешь – Ахматову вперемешку с
Агатой Кристи, Борхеса и Даррелла, Цветаеву и Гришковца. Конечно, если найдешь силы
и время после двенадцати часов работы на компьютере.
Я хочу жить в старом, забытом временем городе, сонно бродить по теплой комнате в
длинной мягкой рубашке, перебирать загорелыми ступнями ворсинки ковра, следить за
отражением облаков в темном зеркале. И ждать тебя. Беспечно и радостно ждать тебя, не
боясь разочарований и потерь.
И пусть меня зовут, например, Рахель. Кстати, так звали мою бабушку с отцовской
стороны. Да, Рахель! Любимая жена. Любимая и единственная, хотя я никогда не пойму,
почему Иаков не ушел от Леи после этого страшного обмана? Разве можно страстно
любить и желать одну женщину и при этом продолжать жить с другой? И не просто
продолжать, например, из вежливости и разных обязательств, а рожать с ней детей, да еще
так много? Им что, совсем все равно с кем спать, этим библейским праотцам?
Нет, не хочу Рахели! Слишком грустно быть одной из жен, лежать без сна в холодной
кровати, знать, что его щека прижата к чужой щеке и сонная рука лежит на чужой груди...
Пусть лучше Лаура! Чудесная Лаура в белом платье и облаке кудрей, недоступная
хохотушка и прелестница. Не спи ночами, умирай от восторга, всю жизнь мечтай
коснуться моей руки...
Нет, что-то мне не хочется платонической любви на всю жизнь. Помрешь от скуки...
Тогда Кармен? Лара? Настасья Филипповна? Какие глупости!
Давай ты просто будешь спокойным и добрым. Очень добрым и немного
насмешливым, потому что невозможно не рассмеяться, когда сильный взрослый человек
так по-детски влюблен и очарован. Конечно, очарован – моими руками, губами, словами,
что я шепчу тебе по ночам. Моей страстью, преданностью, восторгом.
Давай ты просто обнимешь меня, не просыпаясь, и утро будет тянуться бесконечно, и
весь мир оставит нас в покое...
Боже мой, осталось двадцать минут! Как всегда. Тоже нашлась Афродита-Дездемона!
Теперь придется мчаться всю дорогу, а потом виновато пробираться к свободному стулу.
Я поспешно встаю, надеваю деловой костюм, жутко неудобные туфли с длинными
носами, закручиваю волосы в строгую прическу. Все-таки международная конференция,
важный доклад по нашей тематике.
Сначала я очень обрадовалась этой поездке – погулять по Москве, переночевать в
хорошем отеле. Конечно, не такая уж роскошь, но можно «выйти из круга». Это моя
подруга Надя придумала – хотя бы раз в год человек должен выйти из круга и пожить на
другую тему. Пусть даже в командировке. Но боюсь, настоящего выхода не получится, с
конференции трудно сбежать. Вчера был длинный утомительный день. И сегодня главный
доклад наверняка поставят в конце, с этим мне всегда везет. А вечером – обратный поезд.
Интересно, что за докладчик? В прошлом году приезжал такой зануда!
Он сразу ее заметил
Конечно, он сразу ее заметил. И не только потому, что сидела в первом ряду и задавала
вопросы. Кстати, очень неглупые вопросы, строго по существу, что так нехарактерно для
женщины. Что-то еще притягивало взгляд, то ли слишком темная масть – шоколадные,
круглые как тарелки глаза, почти черные тяжелые волосы. То ли слишком много
округлостей – грудь, бедра – все чуть больше, чем нужно для строгого делового костюма.
Да и волосы не держались в «деловом» узле на макушке, ей то и дело приходилось
заправлять за уши кудрявые пряди. Нет, на российскую бизнес-леди она не тянула. Не
тянула, слава Богу!
«Хорошая еврейская девочка», – сказала бы его мать.
Да! В этом все дело! Именно так бы она и сказала. И при этом безнадежно вздохнула,
заранее предполагая непонимание. Черствость и непонимание, чего еще от него ждать!
Нет, это смешно, наконец, – перевалить за сорок, защитить докторскую, родить
собственных детей, и вот так, на ровном месте продолжать бороться c родителями...
И ведь она никогда не настаивала. Скорбно сжимала губы, заворачивалась в цветастую
нелепую шаль и утыкалась в какую-нибудь свою Ахматову. Или Цветаеву? И почему он
их вечно путал? Совершенно разные стихи, честно говоря. Ах, нет, там была еще
Ахмадулина, вот в чем дело, его путали похожие фамилии. Сколько мучился, плотно
закрыв дверь в свою комнату, ловил непослушные горячие слова, все эти немыслимые
женские страдания. Зачем столько страстей на ровном месте? Но почему-то запомнил
навсегда: Смуглой оливой скрой изголовье! Боги ревнивы к смертной любови... Нежнее
нежного лицо твое, белее белого твоя рука... Ликом чистая иконка, пеньем – пеночка... –
И качал ее тихонько на коленочках...
Кому это расскажешь, скажите на милость?! Друзья, даже из тех, что помнят русский
язык, все равно не поймут. Он и сам не понимал, но какое-то беспокойство поселялось в
душе от этих странных тянущих слов.
Все равно мать бы не поверила, что он читает ее книжки. Она даже не верила, что он
помнит русский. Хотя и сам хорош, столько раз придурялся, коверкал слова...
Так вот, это была хорошая еврейская девочка. В понимании его родителей, конечно.
Бесполезно спорить. У них на все было свое мнение, свой взгляд, – отживший и вечный
взгляд, как парадный коcтюм отца в шкафу. Какое-то время его пытались знакомить с
дочками друзей, всегда тот же джентльменский набор – университет, музыкальное
образование, любовь к литературе и искусствам, нелепые юбки до колен.
А настоящей еврейской девочкой была как раз Орна. Куда уж более еврейской, – три
поколения в Израиле! Адская смесь американских сионистов, польских кибуцников и
почтенных иракских банкиров. Тощая как галка, с гладкими прямыми волосами и
маленькими острыми грудями, не знающими лифчика. И конечно, совершенный иврит,
веселое пренебрежение традициями, собственная квартира на бульваре Ротшильда. И
узкие зеленые глаза. С ума сойти!
Впервые он увидел Орну на последнем курсе университета и понял – это его спасение,
его точка опоры, единственная надежда выжить в чертовом израильском мире.
С десяти лет быть изгоем, глупым «русским» в глаженых рубашках. Другие ребята както легко вписались, но его крепко держали родительские предрассудки: не болтать, не
кричать, не перебивать старших. И вставать, когда входят гости. И открывать дверь
женщине. И говорить только по-русски! Со всеми знакомыми говорить только по-русски!
Они хоть задумывались, как он выглядел среди одноклассников?!
И все время в ушах : – Москва, Москва... – три сестры вместе столько не ныли! – ...
уровень культуры, спектакли, галереи, Зал Чайковского...
Зачем же вы уехали, черт возьми, зачем увезли его из этого рая?!
Конечно, Орна дразнилась, высмеивала одежду и акцент, но, если задуматься, ей тоже
нелегко пришлось. Его родители со своими закидонами и нелепыми подарками, его
русские приятели из университета. Она их не выносила, злилась, что много пьют, много
вспоминают, слушают непонятные песни. Русский язык у нее просто отчаяние вызывал,
кассеты Окуджавы в мусорный ящик выбросила. Хотя Окуджаву как раз вскоре перевели
на иврит, нашлись любители.
Он многое помнил из московской жизни: огромные высокие комнаты, хлопанье дверей,
кипящий чайник на плите. И бесконечные разговоры на кухне, шумные ночные гости,
телефонные звонки. И все время крутилась фраза: «Это не по телефону». Сами
разговаривали по телефону целыми днями и сами же ее твердили!
По воскресеньям его водили в театр или на музыкальные утренники. Нужно было
надевать выходные колючие брюки, тяжелые пальто и шапку с меховыми ушами. Долго
ехали на метро, поднимались и спускались по движущимся лестницам, это немного
искупало скуку предстоящего концерта. Но к музыке привязался, уже в Израиле освоил
гитару и ударные, в старших классах вовсю завлекал девчонок. Из театров почти ничего
не помнил, кроме нелепой сказки про Синюю птицу. Зачем-то ее искали, какие-то дети
бродили по сцене и разговаривали с умершими дедушкой и бабушкой. Натуральный
фильм ужасов!
И еще устраивались пикники: варили картошку в мундирах, крутые яйца, собирали в
рюкзаки хлеб и яблоки. Потом долго ехали на медленном поезде, долго шли по тропинке к
большой поляне, все возбужденные, нарядные. Мама покрывала голову большим
красивым платком, хотя было совсем тепло. Для него тоже везли специальную шапочку,
черную бархатную шапочку без козырька, но надевать ее было нельзя, пока не приходили
на место. На поляне вешали огромную белую простыню с синими полосками, дружно
пели красивую непонятную песню... Он быстро запомнил слова: «Кол од балевав
пнима...»
Да! Во главе всего стояла ИДЕЯ! Они боролись. Они хотели жить в своей стране, петь
свой гимн и соблюдать традиции своего народа.
Можно ли быть такими безграмотными мечтателями! Взрослые женатые люди, с
высшим образованием. Ведь ничего не понимали ни про страну, ни про традиции! Близко
не представляли, какая пустыня их ожидает. Горячая, жесткая и единственная Земля.
Разве они могли понять? Ничего не знали, кроме перевранного текста «А-Тиквы». Даже
его бархатную черную кипу пришлось выбросить, оказалось, такие носили только
сефарды-ортодоксы.
Нет, эта девочка ему положительно нравилась! Впрочем, почему девочка? Так, первое
впечатление из-за нежного круглого подбородка. И ресницами хлопает, как его дочка
Мор. А грудь совсем не детская, тяжелая, даже в пиджаке не скрыть. И какой идиот
придумал для женщин «деловую одежду»? Вопросы она толковые задает, явно работает
не первый год, плюс университет, плюс стаж, – значит, ей лет тридцать. Наверное, давно
замужем и дети есть. В России рано детей заводят. Его мать тоже родила рано, в двадцать
пять.
А Орна не хотела детей. То есть, она хотела, но «потом», – после поездки в Таиланд,
завершения нового проекта, путешествия по Южной Америке. Всегда находилась новая
причина, он не спорил, тем более, она была на два года старше. Он долго не мог поверить
в серьезность их брака, слишком часто она смеялась, называла его русским медведем,
хвасталась подружкам, как некой диковинкой. Ему все казалось, что завтра ее увлечение
пройдет, как прошла страсть к собиранию индийских масок или занятиям йогой. Даже
после официальной регистрации и хупы, на которой его мать глупо и неуместно
расплакалась, почти ничего не изменилось. Они только купили новый шкаф в спальню и
переставили письменный стол подальше от телевизора, чтобы он мог работать над
диссертацией. К сексу Орна относилась как к веселому спорту, бесстыдно раздевалась,
легко меняла позы, могла обнимать его одной рукой и при этом в другой держать
мороженое или телефонную трубку. Сначала его это смущало, потом стало казаться
забавным, потом немного наскучило, конечно.
Кошмар начался, когда родили две подруги, бывшие одноклассницы по гимназии
«Герцлия». Орна вдруг тоже загорелась идеей материнства, бросилась по врачам, завалила
дом витаминами, термометрами и графиками собственных месячных циклов. Спать с ней
теперь требовалось строго по расписанию, не чаще двух раз в неделю, и обязательно в
день, когда поднималась какая-то таинственная температура. Он с тоской смотрел на
младенцев в колясках, на школьников, бегущих по тротуару. Невозможно было поверить,
что все эти дети запросто родились у своих мамаш.
– Слишком долго пользовались контрацептивами, – сказал врач, отводя глаза, – плюс
две прерванные беременности в молодом возрасте. Но нельзя терять надежду, попробуем
искуственное оплодотворение.
Он не стал спрашивать Орну про прерванные беременности, лежачего не бьют.
Пять лет. Пять лет истерики, слез, унизительных процедур и анализов. Потом в чужой
стеклянной колбе чужая рука соединила их клетки. Еще восемь месяцев страха и надежд,
пока из операционной не позвали посмотреть на двух недоношенных сморщенных
младенцев, – сына и дочь. Он был страшно рад за Орну, за конец ее мучениям. Она
назвала детей Шай и Мор, как раз вошли в моду короткие бесполые имена.
Докладчик оказался умопомрачительным
Докладчик оказался умопомрачительным! Роскошный тип в светлом мешковатом
костюме. Интересно, сколько нужно отдельно заплатить за такую вот мешковатость?
Дорогая рубашка в тон, ворот небрежно распахнут, бесшумные легкие туфли. Точен и
остроумен, вежлив и снисходителен.
Я уткнулась в программку конференции. Израильтянин! Вот почему такой странный,
еле уловимый акцент. И веселая кудрявая борода. Прямо-таки живой царь Соломон!
Мудрый и справедливый. И еще, наверное, ласковый и страстный. И концы слов
растягивет, будто поет восточную песню.
Когда-то, кажется, в 89-м году, отец поехал в Израиль в гости и вернулся совершенно
потрясенным.
Во-первых, тогда только начали выпускать туристов из России, он рассказывал, как на
его глазах люди встречались через годы разлуки, узнавали и не узнавали друг друга, как
одна старушка упала от волнения на паспортном контроле, но два охранника с автоматами
тут же подхватили ее и вынесли на руках в зал ожидания, и как немолодая полная
женщина из встречающих страшно кричала «мамочка!!» и рыдала, и все пассажиры
плакали и рыдали, даже папины израильские друзья, которых он тоже, кстати, не видел с
74-го года.
Во-вторых, он не ожидал такой нарядной страны, ослепительно белой и ярко-синей,
точно израильский флаг, да еще сплошь усыпанной цветами. Отец говорил, что цветы
были везде – на кустах, деревьях, площадях, перекрестках, лужайках во дворе. И еще там
были арбузы без косточек. И бананы росли в огромных ярко-синих пакетах, привязанных
к пальмовым веткам, а сами пальмы назывались травой. Огромной травой на огромных
полях, как в стране великанов. И я, конечно, жутко влюбилась в эту сказочную страну,
полную белого солнца, синего моря и пронзительного безоблачного неба.
– Вечно сочиняешь, – говорит Глеб, – не можешь жить по-человечески.
Глеб воспитывает меня уже шесть лет. Правда, с перерывами на две недели в феврале,
когда он уезжает кататься на горных лыжах. Считается, что мы живем вместе, хотя я
никогда не чувствую себя дома в его правильной идеально убранной квартире. И там нет
места для Гриши.
– Проблема! – говорит моя мудрая, как три царя Соломона, подруга Надя. – Займи
денег или продай дачу. Плюс квартира Глеба – шикарную хату можно купить!
Дождешься, что его уведут, пока ты мотаешься между двумя домами.
– Такими мужиками не бросаются, – говорит моя подруга Надя, – тем более в твоей
ситуации.
Моя ситуация – это Гришка, которого я родила на втором курсе университета, почти 11
лет назад. Ужас, как бежит время!
Гришин папа, красивый тоненький мальчик по имени Тимур Гусейнов, случайно попал
к нам в группу. Они бежали из Еревана, как раз после разборок в Нагорном Карабахе, – в
Питере оказались их дальние родственники. Родители Тимура так и не привыкли к чужой
земле, тоскливо бродили по нашим скудным базарам, тушили на медленном огне
баклажаны и перцы, тосковали по солнцу. И язык у них был совсем иной, – гортанный,
резкий. Тимур тоже скучал, мало разговаривал и легко обижался, сжимая красивые тонкие
губы. Он казался юным восточным князем среди наших курносых горластых мальчишек.
Говорят, мы неплохо смотрелись вместе, не зря евреев и мусульман считают
двоюродными братьями.
Он никогда не объяснялся мне в любви, но обнимал так страстно и мучительно, еле
сдерживая дрожащие руки, прятал лицо в моих спутанных волосах, отчаянно целовал
плечи, коленки, пальцы... Я сама привела его к нам домой, когда мама уехала на дачу, я
ведь была старше, потому что в первый год после школы провалилась на филфак. Хотя
мой опыт тоже оставлял желать лучшего – пустые школьные влюбленности и обиды,
поцелуи на дискотеке...
Конечно, можно было подумать вовремя, все-таки не глухие 50-е годы, когда вместо
секса предлагали политинформации, аборты запрещали, а презервативов не продавали
вовсе. Мы жили в цивилизованном мире, по нашему телевизору вовсю крутили рекламу
кондомов, – мама только успевала вздрагивать и переключать. Я просто не решилась их
купить, глупейшим образом побоялась спросить в аптеке.
– Хорошо, – сказал Тимур Гусейнов бесцветным голосом, – я женюсь, если ты этого
хочешь. Хотя мужчина не должен жениться на своей первой женщине.
– Почему?
– Не знаю. Так говорит отец. Он говорит, что я глупый мальчишка, ничего не понимаю
в жизни и не нашел еще свою женщину. И что я – голодранец, а не кормилец семьи.
– Я совсем не хочу, чтобы ты на мне женился, – сказала я искренне.
– Правда? – обрадовался Тимур, – я так тебе благодарен!
Гришка родился через три месяца после их отъезда – дядя Тимура давно приглашал
брата с семьей перебраться к себе, в Азербайджан.
В принципе, ничего плохого не случилось. Конечно, отец Тимура был прав. Пусть
мальчик еще поживет, побродит по свету, станет мужчиной и кормильцем. Не знаю,
смогла бы я вписаться в их далекую гортанную семью. Зато у меня остался чудесный сын,
тоненький и стройный молчун, похожий на юного восточного князя. Только вот не знаю,
на еврейского или мусульманского.
В конце доклада я, конечно, полезла с вопросами. Наверное, из чистого хулиганства. А
может, чтобы внутренне оправдаться за собственную рассеянность и посторонние мысли.
Израильтянин отвечал приветливо и очень точно. И смотрел прямо в глаза, как будто
проверял, все ли понятно. Акцент почти исчез, но иногда он терял слова и тогда поспешно
переходил на английский, улыбаясь и разводя руками. И приветливо улыбался, когда
подсказывали из зала.
Нет, на царя он не тянул, – слишком добрый. И усталый. Вдруг стало заметно, какое у
него утомленное лицо. Будто Иаков, который уже отработал семь лет, но еще не получил
Рахели.
Пусть он в меня влюбится, – решила я, – пусть он в меня влюбится на одну неделю.
Или на один день. Но до потери сознания! Чтобы забыл все дела и всех своих женщин.
Чтобы с ума сходил от моих волос, рук, взгляда. И слушал мою болтовню, и смеялся
радостно, и сам рассказывал что-то удивительное и ласковое.
Мы встретимся на старом московском бульваре и пойдем по засыпанной снегом
дорожке вдоль замерзших прудов...
Нет! Зачем Москва? Пусть мы уедем в другой город, чудесный старинный город,
чужой, но немного знакомый по историям и детским книжкам. Рим? Париж? Ах, нет!
Великие города требуют слишком много внимания. И много денег. Что я скажу маме и
Глебу?
Может быть, встретиться в Израиле? Например, я позвоню папиной давней подруге
Инне, попрошу у нее остановиться? Он встретит меня рано утром на старой каменной
площади за рынком, наверняка ведь в Иерусалиме есть рынок. И мы побредем среди
бесцветных от времени каменных дворов, будем заглядывать в древние колодцы,
взбираться по узким лестницам на заросшие виноградом крыши... Нет! Инну я видела раз
в жизни, неудобно – здрасьте, я ваша тетя! И потом у этого замечательного израильтянина
там, наверняка, своя жизнь, свои заботы. И свои друзья, чтобы с ними гулять по
Иерусалиму.
Знаю! Мы встретимся на конференции! Пусть будет настоящая международная
конференция. И какая-нибудь нейтральная заграница, например, Германия. Мы приедем в
старинный уютный университетский городок, Гейдельберг или Геттинген, где мостовые
вымощены булыжником, герань свисает с широких подоконников и в полдень на старой
площади бьют огромные резные часы. Под такими часами Иаков станет ждать меня,
нетерпеливо и радостно поглядывая на башню, а я нарочно немного опоздаю и буду
любоваться из-за угла этим нетерпением и этой радостью.
Нет! Лучше мы встретимся в Голландии, я так много читала про эту страну –
О тихий Амстердам,
С певучим перезвоном
Старинных колоколен!
Зачем я здесь, не там,
Зачем уйти не волен...
И будет сероватый дрожащий воздух, и холодная вода вдоль мостовых. И мы будем
долго медленно брести, обнявшись, под большим зонтом, и люди станут махать нам с
проплывающих кораблей.
К твоим, как бы затонам,
Загрезившим каналам,
С безжизненным их лоном,
С закатом запоздалым..
А если набредем на улицу Анны Франк, то молча постоим, не рассуждая и никому
ничего не доказывая. Подумать, она была бы сейчас совсем пожилой женщиной, лет на 10
старше моей мамы.
– Меня поражает твоя национальная некорректность, – ворчит Глеб, – только и слышно
«Холокост, погромы, черта оседлости». Вспомни историю, – у всех были свои несчастья, в
Поволжье – голод, в Армении – резня. Полукровка, даже языка не знаешь, а грузишь на
себя всю скорбь еврейского народа.
– У меня генетическая память.
– У тебя генетическая фигура, – смеется Глеб и хлопает меня по бедру. – Тут вас Бог
выделил, нечего сказать!
– Когда долго идешь по пустыне, высокий рост не нужен, – говорю я, – а круглые бедра
как раз очень важны – легче нести ребенка. И грудь. Не будешь же младенца манной
кормить!
– Высоконаучное объяснение собственных недостатков, – фыркает Глеб.
– Зато при широких бедрах талия тонкая! И живот остается плоским, как у нерожавшей
женщины, вот посмотри.
– Могла бы быть нерожавшей, если бы не твоя вечная безответственность, – Глеб не
спеша поворачивает меня к себе, проводит жесткой рукой по животу – сверху вниз... Руки
у него красивые, и сам он красивый и спокойный. И аккуратный, и организованный.
Конечно, такими мужиками не бросаются. Даже непонятно, почему он терпит мое
разгильдяйство и генетические пороки. И чего я все сбегаю в свой старый дом? И все
крутится в голове одна стихотворная строчка. Старая, абсолютно заезженная строчка –
«без слез, без жизни, без любви».
***
А Иакову, наверное, нравятся загадочные и покорные восточные женщины! С
широкими бедрами и высокой грудью. С гривой волос и маленькими крепкими ступнями,
чтобы легко идти по горячему песку. И с горячим запахом мирры, купленной на
последние гроши. «О, ты прекрасна, возлюбленная моя!»
Та-ак, меня уже в Песнь Песней занесло, кажется, мы были в Амстердаме.
Хорошо, обойдемся без мирры! Пусть будет Амстердам, или Геттинген, или Прага.
Главное, можно будет ничего не объяснять и не оправдываться. Просто бродить вдоль
сонных каналов, глазеть на остроконечные крыши, резные ставни, охапки тюльпанов в
мокром блестящем ведре. И он будет крепко держать меня за руку, и дышать на
замерзшие пальцы, и целовать в холодные щеки на глазах у всех прохожих.
И он, конечно, поймет, почему я все ищу еврейский квартал и все вспоминаю, как
совсем недавно, каких-то 70 лет назад, на этой сказочной улице жил худенький мальчик,
похожий на восточного князя. Он играл в шахматы и рисовал картинки, а его мать,
покорная женщина с генетической фигурой и генетической тоской в глазах, молилась
кому-то и надеялась на что-то.
Мы все молимся и надеемся, не правда ли, мой дорогой?
Программа была стандартная
Программа была стандартная, – несколько докладов, перерывы на кофе, поздний обед в
ресторане. Честно говоря, он здорово устал, пора перестать летать ночными рейсами.
Хорошо, что отель оказался недалеко, – успел пару часов поспать. И ноутбук оставил в
номере, – можно заскочить перед обедом и отправить почту. Один раз уже украли в Киеве
всю сумку вместе с компьютером.
Русские прилично научились за последние годы, обстановка на конгрессе вполне
международная, – выставочные стенды, красивые длинные девицы, разносящие коктейли,
грамотные переводчики. Хотя все у них получается немного смешно и подчеркнуто, как у
человека, впервые надевшего смокинг. И еще это вечное швыряние деньгами, непонятные
амбиции, страсть к ненужным спорам.
Его родители тоже любили спорить и критиковать. Все подряд критиковать – язык,
климат, политику. Можно было подумать, они уехали из страны со сказочной природой и
великой демократией, а не из этой серой и холодной провинции.
В перерыве он сразу натолкнулся на кругленькую бизнес-леди, – стояла посреди
коридора и глазела по сторонам, как первоклассница. Сейчас на него посмотрит! Точно,
смотрит и даже улыбается, вот паршивка! Что в нем такого смешного, спрашивается?
Придется подойти. Почему бы и нет, – занятная девчонка, можно поболтать пару минут.
Было смешно, что она так растерялась. А еще вопросы задавала, тоже боец!
– Вы хорошо знаете материал, приятно было слышать. Здравствуйте!
– Здравствуйте!
Так вежливо отвечает, бо-ольшая скромница.
– Не подумайте, что просто так хвалю, я старый лектор! Приятно, когда слушатель
понимает и участвует. Легче работать.
– Это у меня просто хорошая обучаемость. Вечная отличница, с детства. Ой, только не
подумайте, что я хвастаюсь, само получилось, – биологический факт и никаких личных
заслуг!
– Почему биологический?
– Потому что генетика – раздел биологии. Понимаете, мой папа обожал учиться и
передал мне эту особенность. С генами.
Ага, начала кокетничать, о чем ни говори, – женщина есть женщина!
– Что ж, не такой плохой факт. Хоть и биологический. А чем папа сейчас занимается?
– Сейчас? Сейчас ничем. Он умер. Десять лет назад. Извините.
Вот так тебе! Глупая израильская привычка лезть с вопросами.
– Это я должен извиниться, затронул больную тему.
– Но ведь я вас спровоцировала. Правда, нечаянно.
Да уж, поговорили. Нет бы отдохнуть в перерыве. Жаль, неудобно сразу попрощаться и
отойти.
– Вы живете в России?
Опять вопрос, причем совершенно идиотский! Как будто по ней не видно, где она
живет.
– Да, в Питере. Это у меня командировка. На два дня. А у вас?
– И у меня на два. Из Израиля.
И зачем тыкать на свою карточку? В программе же указано. Во всем мире карточки на
металлической прищепке, а у них на шелковой ленточке. Оригиналы! Смешно, что у нее
карточка висит почти на животе из-за длинной ленточки. Совсем коротышка! Невольно
прочел: «Розенфельд И.Г.»
– Знаете, очень забавная вещь, мы с вами – однофамильцы!
– Но ведь вы – доктор Розен? В программе написано Яков Розен. О! Почти Иаков!!
– Да, Яков и Иаков – одного происхождения, кто как произносит. А фамилию изменил
для краткости, уже в университете. Мой отец даже обижался. Просто в Израиле приняты
короткие имена и фамилии, можно сказать, мода такая. Но в прошлом я – Розенфельд, так
что – самые настоящие однофамильцы.
– Вот здорово! Умереть и не встать! Может, мы даже родственники? И когда-то у нас
был общий прадед? Мрачный и красивый мудрец с длинной бородой! И у него была целая
куча красивых послушных детей, так много детей, что он только по субботам вспоминал
их имена, когда собирал на праздничную молитву... Нет! Скорее моя прабабушка была
влюблена в вашего прадеда и родила от него незаконного сына. Так даже интереснее!
– Вы думаете, незаконный сын интереснее?
– О! Нет, конечно! Это я случайно придумала, не слушайте! Меня иногда заносит. А
зачем вы сократили фамилию, вы такой модник?
– Ужасный!
– А я нет. Даже стыдно рассказывать. Люблю длинные платья, клетчатые юбки, шали.
Но приходится носить эту униформу. Родилась под знаком Весов, – а никакого
равновесия!
– Я тоже под знаком Весов. И тоже плоховато с равновесием. Но если мы сейчас не
вернемся в зал, то равновесие рухнет окончательно, – уже двери закрывают.
– Да. Как жаль!
– Всего пару часов осталось. А потом обед. Вы собираетесь идти на обед?
– Конечно! Обожаю обеды! Особенно, когда мне их подают, и потом не нужно мыть
посуду.
– Тогда занимайте мне место. Я должен вернуться в отель на полчасика, а потом
приеду. Идет?
Я мчалась к метро
Я мчалась к метро, беспрерывно влетая в лужи. Безмозглая болтунья! Выскочка!
Балаболка! Неужели нельзя научиться слушать других людей! И думать, а не лепить
всякую чушь. Незаконный сын интереснее! Жуть! Глеб все-таки во многом прав.
И зачем я полезла с отцом и его смертью? Очень умно навязывать свои огорчения
незнакомому человеку. Еще бы на кладбище пригласила!
Да, отец прекрасно учился, что из того? Он даже сумел поступить в МГУ на мехмат,
хотя никто не верил, что туда примут еврейского мальчика. Но потом оказалось, что в
1963 году еще принимали, был такой короткий период. И таких мальчиков, блистательных
востроносых умников и хвастунов, в его группе было полно, человек шесть или восемь.
Они все потом уехали, стали профессорами или преуспевающими бизнесменами и
богатыми людьми. Кроме моего отца.
С ними еще училась одна девчонка по имени Инна Лифшиц, та самая, из Израиля.
Мама ей не звонила, но кто-то сообщил из бывших однокурсников. Однокурсников на
кладбище было много, совсем не старые бодрые люди, даже не седые. И еще было очень
много студентов и аспирантов, все страшно растерянные, некоторые плакали, но никто не
ревел так, как эта чужая незнакомая женщина с длинным опухшим носом. Потом она
сидела на нашей кухне, беспрерывно сморкаясь, и рассказывала про отца. Весь вечер
рассказывала про отца, хотя мама страшно устала и хотела лечь.
Инна влюбилась на первом курсе, потому что отец был самым умным. И самым
добрым. И самым талантливым. И самым веселым. И самым красивым. И все три
девчонки из их группы в него влюбились, несмотря на его рост. И все три потом вышли
замуж не за него, а за других однокурсников.
«Представляете, – сказала она, – на мехмате было так мало девчонок, что за каждой
ухаживали по пять человек, и даже на меня нашлись желающие! С моим носом и
фигурой!».
Но отца с первого курса заколдовала какая-то «ведьма» с филфака. Там было полно
девчонок, и даже ходила шутка: на филфаке что ни плюнь – то девочка, а на мехмате что
ни девочка – то плюнь. И эта ведьма совершенно измотала ему душу, – то уходила, то
возвращалась, то опять исчезала на целый месяц. Потом она вдруг вышла замуж за общего
приятеля, рассорила всех, родила сына, но и с приятелем прожила недолго и опять
вернулась со слезами и клятвами, сломав папин хрупкий начинающийся роман с Инной.
Понятно, что клятвы не помогли, вскоре она начала встречаться с другим общим другом,
родила еще одного сына, уехала в Израиль, потом в Канаду. Разве она могла понять и
оценить, кто ей так дешево достался!
Отец уже на третьем курсе сделал блестящую работу, равную готовой диссертации,
потом еще целый ряд работ, потом доказал какую-то теорему, совершенно недоказуемую,
как сказала Инна. Он шел первым номером в аспирантуру, но тут грянула Шестидневная
война в Израиле, иллюзия свободы закончилась, ему отказали в последний момент. Тогда
он стал работать над диссертацией сам, в одиночку, а для заработка читал лекции по
новым языкам в программировании. Через два года диссертацию принял докторский
совет, ни у кого не поднялась рука завалить, хотя уже начались массовые отъезды евреев в
Израиль. Параллельно отец продолжал преподавать, возникла целая очередь из
институтов усовершенствования в разных городов. Ни до ни после не знали такого
блестящего лектора. По крайней мере, так рассказала Инна.
Дальше я знала и сама, потому что на одной из лекций в Питере, в большом НИИ, отец
познакомился с мамой и через неделю переехал к ней жить. Они все так женились, –
сказала Инна, опьяневшая от горя и выпитой на поминках водки, – все талантливые
еврейские мальчики любили жениться на больших русских женщинах, мирных и
послушных русских женщинах без капризов и претензий. И без полета. Потому что летать
они могли сами, понимаешь?
Я старалась не смотреть на маму, которая была выше отца на три сантиметра и старше
на два года. И работала рядовым инженером в никому не нужном НИИ, пока их отдел не
разогнали с началом перестройки. Она так и не научилась водить машину, не знала
английского, хотя их вроде учили и в школе и в институте, и больше на работу не
устроилась. Да это и не было нужно, – отец прекрасно справлялся за всех. Он всегда со
всем справлялся, сам чинил утюг и водопроводный кран, мастерил книжные полки, жарил
мясо по-французски, разжигал костер под дождем. Он даже успел отключить газ на даче
до того, как потерял сознание. Почему именно он? Кровоизлияние в мозг в пятьдесят лет!
Никогда не болел, никогда не мерял давление.
Только после его смерти я оценила навсегда утраченную беззаботность и
защищенность. Но мы с мамой продержались, несмотря на рождение Гришки. Правда, два
года пришлось убирать чужие квартиры, зато с четвертого курса меня взяли работать
программистом, даже не пришлось переходить на вечерний. И Гришке не пришлось
давиться манной кашей в районном детсаду, – неработающая бабушка великое везенье!
Одна лужа оказалась слишком глубокой, вода наполнила туфель. Плевать! Я ведь и так
мчалась переодеваться. Вдруг Иаков предложит погулять после обеда. А я ста метров не
пройду в этих утконосых чудищах на шпильках.
Да! Он предложит погулять, мы пойдем по вечерней Москве, и он станет смотреть на
меня все более пристально и восторженно, и смеяться невпопад, и подавать руку, чтобы я
не оступилась и не промочила ног. Жаль, что нет больше пелерин и шляпок, я бы прятала
глаза под вуалью и загадочно молчала.
Кых! Молчала! Ври да не завирайся.
Но ведь он на самом деле подошел ко мне и на самом деле предложил встретиться на
обеде! Это вам не шляпка, никаких фантазий! Тут и Геттинген не кажется таким
невозможным.
Пусть-пусть-пусть так будет!! Пусть он пригласит меня поехать на конгресс. На одну
неделю! Нет, хотя бы на один день. Из всей жизни. Разве это так много?
Я все отработаю, я буду больше помогать маме, я куплю Гришке новые коньки, я стану
слушаться Глеба и подругу Надю...
Интересно, если очень захотеть, можно передать чувства на расстоянии? Иаков,
миленький, голубчик, ну что тебе стоит?!
В отеле у меня лежали замечательные ботинки на шнуровке, высокие и легкие. Ноги в
них казались изящными, как на старинных фотографиях. И можно было часами бродить в
любую погоду, а не ковылять и мучиться, как русалочка из Андерсена.
Я влетела в номер, быстро натянула сухие колготки, потом ботинки... Нет, с костюмом
смотрится глупо, ноги кажутся короткими, брюки почти на земле... Да он сбежит при
первой возможности, никакой вуали не понадобится! Положение становилось
безвыходным. Хотя, честно говоря, после прабабушки и незаконного сына терять
особенно нечего. И я вытащила юбку.
Я купила ее в прошлом году в добротном английском магазине «Макс и Спенсер».
Вообще-то я искала брюки для работы, обычные строгие брюки. Они висели на всех
стендах, всех цветов и размеров, – только выбирай. Но по-видимому, мне досталась не
совсем английская фигура, потому что самые разные модели одинаково болтались на
поясе и беспардонно обтягивали попу и ноги. Наконец, чтобы отдохнуть от вежливых
ухмылок продавщиц, я попросила принести юбку. Да, вот эту длинную юбку в темную
зеленую клетку! Именно эту. Я вернула девицам охапку брюк, натянула юбку... И поняла,
для чего Бог создал бедра. И талию. И Женщину.
Длинные нахальные продавщицы вдруг перестали улыбаться и наперебой заспешили с
блузками и свитерами. Все подходило, абсолютно все! Я выбрала глухой черный свитер,
который не давил в груди, а плечи делал тонкими и хрупкими. И черные колготки. И
зеленые малахитовые бусы. И ботинки на шнуровке. И все уложилось в одну премию за
прошедший год! Как хорошо, что пришлось работать в выходные.
Весь вечер я летала по дому, покачивая немыслимо стройными бедрами, точеная шея
пряталась в мягком высоком воротнике, и хотелось протянуть руку для поцелуя...
Мастерица виноватых взоров,
Маленьких держательница плеч...
А потом вернулся с работы Глеб и сказал, что нормальные люди давно не носят таких
допотопных одежд, что даже с моей фигурой лучше надеть брюки, потому что в этом
наряде я вообще похожа на маму Ленина в тот день, когда казнили Сашу.
Боже! Конечно, я опаздывала! Даже если бежать всю дорогу, и по эскалатору, и по
переходу, – еле-еле успеваю к началу. И еще занять место!
Я нырнула в юбку и черный свитер (тут же выпала заколка и рассыпались волосы),
мазнула глаза зеленым карандашом (кажется, левый получился больше). Да, вуали явно не
хватало. А еще лучше – паранджи! Глеб прав тысячу раз, – никакой самый прекрасный
чужеземец не поможет такой разгильдяйке.
Но к началу все же успела! И даже нашла два места напротив входа, чтобы Иаков меня
сразу заметил. И успела перекрасить правый глаз.
Потом подали салаты и бульон с пирожками всех видов. (Интересно, какие ему больше
нравятся? Если у нас все-таки общий прадед, то – с капустой!) Потом убрали закуски и
суповые тарелки, потом убрали тарелки для вторых блюд, которых я как-то не заметила.
Потом стали подавать кофе с маленькими круглыми пирожными..
Он не пришел. Ясный пень, он вовсе не пришел.
Геттинген тихо таял в сумерках, идти никуда не хотелось, да и зачем? Музеи закрыты,
кино надоело, до поезда еще уйма времени. Интересно, что сделала Золушка с тыквой, в
которую обратно превратилась карета?
В такой идиотской ситуации
Нет, в такой идиотской ситуации он себя давно не помнил. Машины просто стояли
сплошным рядом, даже не пытаясь сдвинуться. Над бульваром парил удушливый запах
перегоревшего топлива. Наверное, следовало расплатиться и пойти пешком, но не было
сил после бессонной ночи. И слишком далеко, все равно бы не успел.
Уже давно подташнивало и сосало в желудке, напоминала о себе язва, так и не
долеченная. Постоянные переезды, перемена времени, еда в самолете. Конечно, их
квартира стала маловата с рождением детей, но стоило ли влезать в такой дорогой район,
брать двойную ссуду? Давно мог найти работу в университете, перестать мотаться.
Главное, он точно не успевает на обед. Может, плюнуть и вернуться в отель? Но как
развернешься в этом потоке?
Наконец, черепашья процессия сдвинулась, его водитель резко повернул влево, потом
еще раз свернул в какой-то переулок и, протиснувшись между тремя рядами стоявших
мерседесов и джипов, подкатил к нужному дому. Так и есть, черт побери! Вестибюль был
безнадежно пуст, в банкетном зале гасили свет. Остался и без сна, и без обеда, – чертова
невезуха, чертова Россия! Ладно, по крайней мере нужно зайти и спросить, где тут
ближайший ресторан.
Сначала он увидел платье. Что-то клетчатое и жутко древнее, кажется, еще бабушка
такое носила. Нет, все-таки мать. Она так одевалась, когда ждала гостей. Гостей
приглашали часто, в доме сказочно пахло свежим тестом, постоянно звонил телефон, отец
говорил праздничным громким голосом. Тысячу лет не вспоминал!
Самыми вкусными были пирожки с капустой. Интересно, почему их не готовят в
Израиле – капусты хватает, кашрут не нарушен? Просто живот свело от голода, вот
глупость!
Ну, да, это была она! И.Г. Розенфельд. Невольно улыбнулся, вспомнив ленточку на
животе. Надо признаться, клетчатый маскарад ей жутко шел, не то, что брючный костюм.
Вдруг захотелось провести рукой по круглому бедру, обнять мягкие послушные плечи.
– Боже мой! Обед давно закончился! Вы перепутали время?
– Я перепутал страну. Забыл, что здесь бывают такие пробки.
– И ничего не успели поесть?
– Абсолютно! Голоден и несчастен, как слон в зоопарке. А вы тоже опоздали?
– Нет! Вернее, я опоздала, но совсем немножко. Было очень вкусно, так жаль, что вам
не досталось. А я уже решила, что вы не придете. Случайно задержалась здесь, идти
особенно некуда, поезд только вечером... Знаете, только не смейтесь, я спрятала один
пирожок в сумку. Никто не заметил, честное слово!
Нет, она была прелесть! Ужасная чудачка, конечно, и наивна до невозможности –
«случайно задержалась»! Но все-таки очень мила и забавна. И пирожок оказался очень
кстати, притихла сосущая боль под ребрами. Правда, было совершенно непонятно, как
вести себя дальше, – приглашать в ресторан сразу после обеда глупо, распрощаться и уйти
неудобно. Кажется, она специально его ждала. Хотя зачем он ей сдался, если подумать?
Конференция закончилась, на искательницу приключений она мало походила...
Что за ерунда лезет в голову! Ждала – не ждала, какая разница. Нужно решить с обедом
и завалиться спать.
У них дома вопрос еды решался очень просто, – йогурты, хлопья, шницели из
морозилки. Домашние супы и котлеты остались в далеком прошлом, Орна не очень
любила готовить, в крайнем случае, запекала в духовке курицу. А он чисто по-советски
продолжал считать приготовление еды женским делом. В выходной заказывали пиццу или
выбирались в ресторан. В молодости ему все это очень нравилось, но последнее время
устал от готовых салатов, болел желудок по утрам, все время хотелось мягкого и теплого,
какой-нибудь манной каши с маслом и вареньем.
Да-а, сейчас опять тащиться куда-то, сидеть одному среди чужих людей. Ха, сидеть!
Еще нужно добраться. От одной мысли о новой поездке в такси начало тошнить.
– Как жаль, что в вашу сумочку нельзя было спрятать еще пяток таких пирожков. И
пару стаканов чаю. Избавили бы бедного лектора от всех страданий. Как вы думаете,
здешние пробки временное состояние или это навсегда?
– Не навсегда, но еще пару часов продержатся. Знаете ... если вы действительно хотите
чаю с пирогом... давайте я приглашу вас в гости? Тут близко, вы не думайте, можно
вообще пешком дойти! Или одну остановку на метро, не о чем говорить!
Нет, все-таки она была большой чудачкой! Привела его в скромную комнату в отеле,
как в настоящие гости, и тут же стала суетиться, заваривать чай, даже вручила полотенце
и послала мыть руки. И вещи у нее были смешные и забавные, – мягкие детские тапки с
бантиками, пушистый халат, который она торопливо спрятала в ванной, как какую-нибудь
неприличную деталь, маленький чемоданчик, похожий на докторский саквояж. В
чемоданчике вместо косметики или белья оказался круглый толстый яблочный пирог.
– У нас на даче какой-то безумный урожай яблок. Всего три яблони, а весь чердак
завалили. Пришлось сварить гору повидла. И все время печь пироги, представляете, какой
ужас!
– Правда? Вы молодец. Я всю жизнь не могу видеть, как выбрасывают фрукты.
Израильтяне смеются, но я ведь в России родился.
– Нет, дело не только в яблоках... Я обожаю пироги! Могу одна съесть целый
противень. Ужас, просто ужас!
– Пироги? Блеск! Я тоже обожаю. Удивительное совпадение вкусов, – кажется, вы
правы насчет прабабушки. Но что здесь ужасного?
– А фигура?! Знаете, как скучно, если не влезаешь в любимую юбку. Правда, говорят,
если есть потихоньку, когда никто не видит, то калории не засчитываются! А если ешь из
чужой тарелки, то калории вообще идут хозяину тарелки, вот!
– Согласен! Простое и строго математическое утверждение! Благородно готов стать
хозяином тарелки. Кстати, что такое повидло? Это варенье? Сто лет не видел, как варят
варенье! У нас покупают готовое. И яблочный пирог – готовый, называется штрудель.
Подают горячим, сверху мороженое. Очень классно!
– А у нас называют шарлотка. Без мороженого, но тоже вкусно получается.
Да, пирог был вкусным. Забыто вкусным, – какое-то другое тесто, пухлое и сладкое
даже без начинки. Хотелось дремать и смотреть на маленькие ловкие руки. Она была
ужасно уютной, эта специалистка в системном анализе, и все было уютным и теплым –
чашки с цветочками, маленькое вышитое полотенце, терпкий прекрасно заваренный чай.
– Да, чай я хорошо завариваю. Специально научилась, все-таки выход!
– Выход?
– Ага. Потому что у меня кофе убегает. Говорят, все люди делятся на тех, у кого
никогда не убегает кофе и у которых всегда. Сколько ни стараюсь, стою смирно у самой
плиты, глаз не отрываю... Но в самую последнюю минуту всегда что-то случается, – то
погоду начнут передавать, то телефон зазвонит. Один человек говорит, что я раззява и
разгильдяйка.
– Он что, всерьез так говорит?
– Конечно. Еще как всерьез! Особенно после того, как я потеряла кошелек с целой
зарплатой. Три дня отчитывал без перерыва на обед. Но он надеется меня перевоспитать.
Думает, что если долго ругать, то, возможно, я стану собранной и внимательной.
– И ругает?
– Жутко! Как будто я – предатель Родины. Или молчит. Осуждающе. Иногда целый
день не разговаривает. В каком-то смысле он прав, разгильдяйство раздражает. И денег
было очень жалко. Только я совершенно не переношу ссор и начинаю плакать. Глупо,
правда?
– Знаете, по-моему, этот ваш «один человек» ничего не понимает ни в жизни, ни в
женщинах!
– Вы так думаете? Честное слово? Какое счастье, что на дорогах бывают пробки!
Хотелось так сидеть, и слушать ее болтовню, и никуда не спешить. Смешно
признаться, но она ему нравилась, все больше нравилась, особенно если снять эти
клетчатые наряды. Вдруг ясно представил круглые бедра, высокую грудь, спутанные
кудри по плечам. Этакая повзрослевшая Суламифь. Нет, слишком грустна и растеряна для
Суламифи. Скорее, Рахель. Да, конечно, Рахель! Младшая любимая жена, навсегда
обиженная глупостью одного и жадностью другого.
Интересно, кто этот «один человек»? Наверняка не муж, про мужа так не говорят. Но и
на свободную женщину она не похожа. Слишком домашняя, явно привыкла заниматься не
только собой.
Совершенно непонятно, что было делать дальше. Глупо тянуть, сама пригласила, в
конце концов! Но почему-то никак не решался обнять или даже взять за руку. Как бы
между прочим пересел на кровать, вытянул уставшие ноги. Кровать тоже была смешной, –
короткой, как будто специально для нее приготовили, никогда не видел таких в отелях.
За окном быстро темнело, показалось, что ему все снится, и эта комната, и маленькая
теплая женщина за столом, и запах яблок от подушки...
Сначала почувствовал затекшую руку и плечо, часы врезались в запястье. Чего это он
лег в часах? Потянул на себя подушку, рука запуталась в шелковистой ткани...
И вдруг все вспомнил! Вот идиотизм! Глупейшим образом уснул на чужой кровати,
слова доброго не сказал. Придется извиняться и горько жаловаться на усталость.
Но комната была пуста, совершенно по-нежилому пуста. Исчезли тапочки, полотенце,
круглый чемоданчик. Только кусок пирога, аккуратно прикрытый салфеткой, лежал на
столе. Да еще ткань под подушкой оказалась ночной рубашкой. Длинной рубашкой с
какими-то цветочками и пуговками. Ну, да. Не хотела его будить, поэтому и не забрала.
Хорош, нечего сказать!
На пирог опиралась открытка, вид на реку, дворец, фонтаны. Он поспешно перевернул,
так и есть!
«Дорогой докладчик! Мой поезд уходит в полночь, нужно торопиться, извините. Отель
оплачен до утра. Отдыхайте и не волнуйтесь. До свидания.»
Ничего удивительного, сама виновата
Ничего удивительного, сама виновата! С такой клушей иначе и обращаться нельзя,
кроме как наплевать и уснуть. Хотя почему наплевать? Человек устал, ночью летел, потом
в пробке два часа маялся.
И зачем все время болтала, какая глупость! Ничего не успела спросить ни про Израиль,
ни про его впечатление от России.
Если бы было больше времени... Он бы проснулся, немного смущенный и виноватый, и
стал целовать мне руки и извиняться. А я бы сделала вид, что сержусь, хотя разве можно
на него, Иакова, сердиться!
А потом я повела бы его гулять по вечерней Москве, так здорово смотрятся
подсвеченные окна на бульваре, раньше этого не было. И он бы сказал, что просто обязан
проводить меня на вокзал, женщина не должна ездить одна по ночам. И мы бы вместе
ждали поезда, и вместе зашли в купе, и он бы все не уходил и не уходил, пока проводник
не постучал в дверь... Да, конечно! А потом он будет стоять на перроне, махать платочком
и утирать слезы!
Какая тоска! Зачем он вообще вернулся в ресторан, остался бы в своем отеле. Нет! Так
еще обиднее. И что мне, пирога жалко?
Отдохнет, отоспится, вернется домой в Израиль и будет вспоминать. Да! Будет
вспоминать и жалеть, что так быстро меня потерял.
В купе сидели две толстые сонные тетеньки, длинный парень завалился на верхнюю
полку и шумно принялся укладываться, не дожидаясь отправления. Его мятые потные
кроссовки стояли прямо напротив моей подушки. Еще полчаса дожидаться. Какая
ужасная-ужасная тоска.
Вдруг показалось, что нужно срочно выйти. Даже не знаю, почему так мучительно
заспешила. Ладно, хоть постою на перроне, подышу воздухом, а не душным запахом
чужих вещей.
Израильтянин медленно шел вдоль вагона, всматриваясь в окна. Да, именно он, мой
придуманный Иаков, ошибиться невозможно! Ни у кого больше не было такой легкой
назависимой походки. И никаких вещей, кроме темной кожаной сумки через плечо.
– Родственница! – радостно закричал он. – Куда вы сбежали так быстро?! И забыли
одну важную вещь! Очень красивую, я внимательно рассмотрел.
Он вытащил из сумки сверток и гордо им помахал. Моя ночная рубашка! Ужас.
Хорошо хоть не лифчик или тампоны какие-нибудь!
– Вы из-за этого сюда примчались ночью?
– Конечно! Было бы по-свински вам не вернуть, особенно после такого пирога!
Он подошел совсем близко и взял меня за руку. И поцеловал мою руку!!!
– Глупо получилось, не сердитесь, ладно? Ужасно устал.
Конечно, нормальная женщина в таких случаях снисходительно улыбается, а не мычит,
как телка.
– Н-н-нет, что вы! Я совершенно не сержусь. Я так ужасно рада!
– Опять ужасно? Что вам все ужасы мерещатся! Давайте прекрасно радоваться, а?
– Да, давайте прекрасно! Так гораздо лучше. Какой вы молодец, что меня нашли! Я
ужасно жалела, что мы не простились.
– Ага, все-таки ужасно? А почему мы вообще должны прощаться? Не так часто
встречаешь родственника, это нужно беречь. Вы бываете на конгрессах? Хотя что я
спрашиваю, мы же там встретились! В октябре планируется похожий конгресс в
Геттингене. Приезжайте, а?
– В Ге... в Геттингене? Честное слово?
– Конечно, честное! Я крайне честный человек. Вот ручка, быстро пишите свой мэйл, я
вам отправлю приглашение. Идет?
– В Германию на конференцию? – говорит мама, – это замечательно! Папа бы тобой
гордился! Обязательно погуляй по старому городу, съезди в университет, должно быть
очень интересно! Кстати, там хорошая обувь, может, подберешь что-нибудь на мою
косточку?
– А детей туда не берут? – спрашивает Гришка, – тогда привези мне что-нибудь, ладно?
И обязательно сходи в зоопарк.
– Во всей фирме не нашлось ни одного толкового мужика? – усмехается Глеб, – ты у
них – главный представитель? Проследи, чтобы оплатили билет! Хотя ты его все равно
потеряешь.
– Знаешь, Розенфельд, – вздыхает мой босс, – смысла в твоей поездке я совершенно не
вижу. Региональная встреча, новой информации никакой, работать с ними вряд ли
придется. Хочешь прогуляться в Европу, так и скажи! Ладно, не умирай. Учитывая твои
заслуги, оплачу два дня и участие. Но дорога и отель за твой счет!
– Я не верю в чудеса, – ворчит подруга Надя, – особенно, если в них участвуют
мужчины. Готовься к разочарованиям. Хотя ты такая чудачка, что может и повезти.
Езжай, сколько той жизни!
Дальше все понеслось как в отлаженном спектакле, где актеры играют «на героиню».
Глеб уехал в командировку в Барнаул, причем почти на две недели, Гришка записался в
новый шахматный кружок и исчез из поля зрения, мама подарила триста долларов «на
отдых», подруга Надя достала билет на нужный день и нужный рейс.
Было совершенно непонятно, что брать из одежды. С одной стороны – деловая
конференция, с другой – прогулка по городу, да еще в октябре, могут начаться дожди. Я
помчалась по магазинам, хотелось все новое и необыкновенное, – белье, колготки, сумку,
плащ. Ничего, потом отработаю сверхурочными! Во французской косметике нашла
чудесный лак для ногтей, – спокойный и нарядный одновременно, с ним пальцы на руках
и ногах тихо сияли, как жемчужинки. Новые туфли на утолщенной подметке делали ноги
стройнее и выше и при этом совершенно не мешали ходить. Зонтик был совсем хороший,
но по цвету не подходил к плащу, плюнула и купила еще один – кремовый с бордовой
полосой, он прекрасно со всем сочетался. Слава Богу, что Глеб уехал и не мог наблюдать
эту вакханалию.
Я понимала, что встреча продлится не более одного дня, но разве это мало? Можно
будет бродить без цели по узким улицам, заходить в старые соборы, пить кофе в
полутемном уютном баре, разговаривать обо всем подряд, слушать его тихий протяжный
голос... А потом наступит темнота и усталость, он проводит меня до отеля...
Я специально нашла в интернете нарядный отель, самый близкий к железной дороге,
почти на станции, хотя он и стоил на 30 евро дороже. Иаков приедет на поезде из
Франкфурта, так он написал.
Он проводит меня до отеля и остановится у самых дверей... Нет! Он сразу скажет, что
хочет подняться... Нет! Он ничего не станет говорить, просто возьмет все сумки и подарки
для мамы и Гришки, спокойно кивнет портье, вызовет лифт. И номер отеля покажется
домом, пусть на один день, но уютным теплым домом. Он обнимет меня прямо у дверей,
ласково и уверенно, как близкий родной человек. И все будет просто и прекрасно, и
можно будет уснуть не разжимая объятий.
Я представляю губы Иакова на своей щеке, мягко щекочет борода, горячие крепкие
пальцы сжимают плечи... Компьютер жалобно гудит и зависает, забыла сохранить текст,
день труда пропал безвозвратно.
Да, еще пару таких недель, и новый проект полетит к чертям, а я следом за ним.
Никакие прошлые заслуги не помогут. Скорей бы наступал октябрь, скорей, скорей!!
Все получилось не так складно
Все получалось совсем не так складно, как казалось вначале. Поделом! Не мешает
думать в его возрасте, прежде чем что-то делаешь.
Хорошо, девочка очень мила, и пирог замечательный, и обижать не хотелось. Поддался
минутному настроению, рванул на вокзал, там езды-то было десять минут, если без
пробок. Вполне реабилитировался за неловкость в отеле, но зачем продолжать? Ясно ведь,
что получится одна морока и суета. Растаял, старый гулена, от ее сияющих глаз, давно
никто ему так не радовался.
В принципе, гуленой большим он себя не считал, не то, что некоторые его приятели,
которые в месяц могли завести три бурных романа. Но как устоять перед очарованием
женского тела, пьянящими прикосновениями, радостной дрожью в руках и коленях?
Аспирантки его обожали за легкость и щедрость, – он любил дарить цветы, что так
непривычно для здешнего Востока, проверял курсовые, помогал готовиться к лекциям.
Почти всегда за этим следовало приглашение на кофе, тем более, аспирантам полагалась
отдельная квартира в университетском общежитии. Но и без квартиры проблем не
возникало, – всегда можно снять комнату в отеле или сбежать за город.
Орна не догадывалась, конечно, считала его немного увальнем. Ни обижать ее, ни тем
более терять даже и в мыслях не было, но хотелось немного отдохнуть от нарочито
кибуцного стиля – рук без маникюра, вечных джинсов и мятых штанов, туфель на плоской
подметке. Этакое эстетство наоборот, принятое в их среде, чем проще – тем лучше, – в
противовес религиозным с их шляпами и длинными платьями. Раньше прямые черные как
смоль волосы она затягивала тонкой резинкой, а после родов перешла на короткую
мальчиковую стрижку. Наверное, эта стрижка и завершила их романтические отношения,
остался свой парень, хороший давний спутник по жизни, хотя они, конечно, продолжали
спать вместе и целовали друг друга перед уходом на работу.
Именно в тот год он завел головокружительный, абсолютно постельный роман с
испанкой, одной из секретарш на барселонском конгрессе. Они говорили на смеси
французского с английским, почти не понимая друг друга, но этого и не требовалась. Он и
так с ума сходил от ее роскошной загорелой кожи, гривы волос, выкрашенных в золотой
цвет, но почти черных в интимных местах, что почему-то еще больше возбуждало.
Сбежали на выходные в Коста-Брава, сутки не выходили из номера. Он целовал плечи,
грудь, живот, умело спускаясь все ниже и все больше пьянея от дурманящего запаха
цветов и страстного женского пота, закрытых глаз, протяжного долгого стона.
И расстались легко, – конференция закончилась, ее в Мадриде ждал муж, его в ТельАвиве – Орна с детьми. Вдруг понял, как скучает по своему дому, тишине, возне с
малышами.
Сейчас было другое настроение, хронически не хватало денег после покупки дома,
надвигались выборы на факультете. Что он мог предложить этой кругленькой
программистке, похожей на Рахель, кроме короткой встречи в оплаченном ею же отеле?
Последнюю точку поставила Орна, вдруг заявив, что безумно утомлена, сходит с ума от
жары и израильской политики, поэтому все бросает и летит с ним во Франкфурт. Хотя бы
на три дня отключиться от работы и детских капризов. Она совершенно не собирается ему
мешать, погуляет по осеннему городу, пока он смотается в Геттинген и прочитает лекцию,
а потом можно будет съездить в лес и на озеро, там лес совсем рядом с Франкфуртом,
полчаса на трамвае.
Но обратного хода не было. «Рахель» прислала радостную записку со временем
приезда и названием отеля. Кстати, она прекрасно владеет английским, вот умница. Вдруг
захотелось увидеть лукавую улыбку, послушать веселую болтовню. Мало времени, но
ничего страшного, – устроим небольшой праздник и разбежимся по разным странам без
потерь и огорчений. Все-таки жизнь забавная штука, чего только не подбросит!
На этот раз обошлось без ночного рейса, самолет прилетал во Франкфурт в шесть
вечера, еще не стемнело. Они спокойно добрались до отеля, поужинали, вышли погулять в
центр города. Забавно, что иногда слышалась русская речь. Весь мир наводнен
эмигрантами из России!
На улице сразу почувствовали перемену климата после тридцатиградусной жары,
прохладный ветер студил руки и лицо. Орна закуталась в теплую куртку, хотя местные
жители еще гуляли без плащей.
Удивительно легко дышалось, дошли пешком до вокзала, посмотрели расписание.
Ничего нового! Он еще дома в интернете рассчитал, что если поедет вторым поездом, то
прекрасно успеет, ровно за час до начала конгресса. Такая привычка появилась давно, не
терпел опозданий. Удобно и спокойно было придти заранее, выпить кофе, полистать
конспект. Он любил и умел преподавать, почти всегда удивлял аудиторию, вовлекал в
обсуждения и возражения. Давно, давно пора перейти на постоянную работу в
университет! Но не выплатишь дом при их зарплате, слишком размахнулись, – земля
дорогая, да еще этот сад. Вот если бы получить заведование. Скоро выборы на
факультете, не мешает подготовиться, а не крутить романы со случайными знакомыми.
Кстати, «Рахель» тоже приезжает утром, часа на полтора позже его, хорошо, что отель
прямо у станции. Номер в такое время ей, конечно, не дадут, но можно оставить вещи.
Опять вспомнил пирог в чемоданчике и почему-то тапочки с помпонами. Совсем
девчонка! Да, но очень талантливая. Прекрасно исполняет роль взрослой женщины и
системного программиста. Появилась озорная мысль: вполне можно успеть!
Отель оказался не такой красивый
Отель, действительно, оказался совсем рядом со станцией. Но совсем не такой
красивый, как я думала, довольно скучное современное здание почему-то желтого цвета.
И вокруг – сплошные стоянки автомобилей и автобусов, редкие деревца, сам город
виднелся вдали, по другую сторону железной дороги.
Как и обещал Иаков, вещи мне разрешили оставить, у них была даже специальная
маленькая комната за стойкой портье.
За этот месяц мы обменялись несколькими короткими записками на английском. Я и
так боялась, что кто-нибудь на работе заметит, попробуй – объясни!
Вдруг накатилась тоска и растерянность, как тогда, в московской гостинице. Что я
делаю? Куда меня несет опять? Привязалась к чужому незнакомому человеку,
напридумывала сказок! Может, он просто смеется? Такой спокойный, преуспевающий
доктор, наверняка сто лет женатый, с кучей детей. Говорят, в Израиле большие дружные
семьи. Решил немного проветриться с такой дурочкой, что для Иакова одна лишняя
женщина!
Пора было бежать, искать нужный адрес. Судя по карте, присланной вместе с
приглашением, нужно пересечь вокзальную площадь и идти строго перпендикулярно, в
сторону Старого города. Конференция уже началась, но, как написал Иаков, многие
опаздывают к первому часу.
Сонный портье за стойкой убрал заполненную мною карточку, потом вдруг снова
достал, перечитал имя и заспешил к двери.
– Мисс, – позвал он на четком иностранном английском, – подождите, для вас посылка!
– Хорошенькая мисс, – подумала я грустно, – с десятилетним сыном.
И вдруг поняла, что именно он говорит.
– Посылка?! Не может быть, это какая-то ошибка!
– Никакой ошибки, оставили час назад, в мое дежурство!
В целофановом пакете лежал пушистый плюшевый заяц в красном переднике и
тапочках с помпонами. В лапы была вложена настоящая сдобная булка, завернутая в
салфетку.
Я торопливо шла по длинному подземному переходу, среди пестрых магазинчиков и
палаток с напитками и бутербродами, и пыталась вспомнить, когда мне просто так дарили
подарки, не на день рождения и не на Восьмое марта. Получалось, что никогда. Только
Гришка мастерил маленьких кукол и ежиков из шишек, но никогда сам не вручал, мой
гордый князь, а заворачивал в пакет с короткой надписью «маме» и незаметно клал в мою
сумку. В те дни, когда я прибегала их проведать.
Как глупо и неправильно я живу. Оставляю его так часто, а зачем? Чтобы сидеть у
телевизора с вечно молчащим Глебом?
Иаков наверняка любит своих детей и сам их воспитывает. И дарит им разные смешные
и чудесные подарки, и водит в зоопарк по выходным.
А вдруг у него нет детей? Вдруг так сложилось? Жил с нелюбимыми женщинами,
спешил, уезжал в разные страны? Вдруг он одинок и свободен?!
Город начался сразу за вокзальной площадью. Старинные фонари, дома 18 века.
Некогда было смотреть, да и не хотелось одной. У меня еще целый день! Скорей, скорей...
.......................................................................................................................................................
Все было как обычно
Все было как обычно, – лекционный зал амфитеатром, девицы с белыми воротничками
у стола регистрации, соки и кофе в вестибюле. На минуту показалось, что глазастая
Розенфельд И.Г. стоит за колонной. Нет, еще рано, она опоздает на первый час.
В зале продолжали рассаживаться, когда он начал читать, это немного раздражало.
Ничего, не стоит обращать внимания. Настроил компьютер, повернулся к первой картинке
с очкастым человечком, сидящем верхом на огромном компьютере, и вдруг почувствовал
теплую волну на лице, – как будто мелькнул солнечный зайчик, даже захотелось
зажмуриться. В первом ряду прямо напротив экрана сидела «Рахель» и сияла во всю свою
круглую физиономию. Стало весело и легко, он встал и церемонно поклонился первому
ряду. В зале одобрительно засмеялись. Сразу возникла та доверительная атмосфера между
лектором и аудиторией, которую он так любил. Он артистическим жестом выключил
компьютер и уверенно вышел в центр зала.
– Господа! В такой старинной аудитории неуместны эти бледные современные
приборы, не правда ли? Давайте вспомним, с чего началась систематизация торговли.
Обеденный перерыв намечался в 13.00, но, как всегда, каждый докладчик затянул на
лишние пять-десять минут, поэтому только в половине второго, наконец, зажгли свет.
Он спрыгнул прямо в зал, минуя ступеньки, И.Г. уже стояла в проходе, улыбаясь
радостно и немного испуганно. Крепко сжал ее маленькую очень теплую руку:
– Бежим?
– Прямо сейчас?
– Только сейчас!! Ни минуты промедления!
Кстати, она прекрасно выглядела! Короткий кожаный пиджачок, плащ и зонтик в тон,
стильная сумка. И ноги стройные и красивые, да она совсем не такого маленького роста,
как тогда показалось! Как жаль, что мало времени!
– Вы нашли отель?
– Да, очень быстро! Там невозможно заблудиться. Но, наверное, нужно вернуться
сейчас и получить ключ, утром не дали.
Да она просто умница! Никаких лишних объяснений.
– Возвращаемся, что за вопрос!
Так и повел ее за руку, как маленькую девчонку, было тепло и уютно, и ей, кажется,
это очень нравилось.
– А вы знаете, что мне вручили утром в отеле?
– Утром? В отеле? Газету, наверное.
– Газету! Никакую не газету, а булку с зайцем! Признавайтесь, вы подложили?
– Булку с зайцем? Никогда! Это еще что за гадость?
– Никакая не гадость! Чудесная булка, свежая и с изюмом!
– С изюмом или с зайцем? Если с изюмом, тогда я. Каюсь. С яблоками не нашел.
– А заяц?
– Какой заяц?
– Вы хотите сказать, что зайца не было?!
– Нет. А зачем вам нужен заяц?
– А еще говорили, что крайне честный! Белый прекрасный заяц! С ушами. Он держал
булку! Вы что, не помните?
– Я всегда все помню! Но булку держал не заяц, с чего вы взяли?
– А кто?!
– Зайчиха. Разве не заметно, что на ней женские туфли?
Было весело смотреть, как она хохочет, запрокидывая голову. Подбородок круглый и
нежный, и волосы роскошные. Она их немного укоротила на этот раз и не закручивала в
старушечью косичку.
– Вы здорово выглядите! Шикарная европейская дама. Только волосы выдают. Очень
семитские волосы!
– Да, я страшно на отца похожа. Будто мамы не было вовсе. Она высокая, и глаза
светлые. Говорят, один подбородок от нее достался.
– Хорошо, что один!
– А что, бывают два подбородка?!
Опять хохочет! Не девчонка, а сплошное очарование!
– Еще как бывают. Даже и три. Зря смеетесь, это просто трагедия. Человек ходит с
тремя подбородками и не видит собственных ног. А вдруг у него шнурок развяжется?
Отель был вполне добротным и удобным, ее номер – на втором этаже. Весело
рассмеялся, увидев знакомый чемоданчик.
– Нет-нет, никаких пирогов, не надейтесь! Это мама тогда придумала запихать в него
пирог. Просто очень удобный чемоданчик – маленький и вместительный.
Он опять взял ее за руку, а другой подхватил чемоданчик и пакет с зайцем, и повел к
лифту, а потом по длинному безликому коридору к ее номеру, вставил карточку, открыл
дверь, включил свет в узкой прихожей, сразу загорелась и лампа над столом в комнате.
Все! Они были одни.
Нет, она все-таки была не слишком высокой, потому что встала на цыпочки, чтобы его
обнять.
– Спасибо вам, дорогой лектор! И за приглашение, и за зайца. Вы хороший и добрый, я
так и знала!
– Ну, раз я такой хороший и добрый, и к тому же почти родственник, не пора ли
перейти на «ты»? Кстати, где наша булка?
– Хорошо, давайте на «ты». Булка здесь, но не целая, я откусила маленький кусочек,
еще утром. А какая у нас программа?
– Программа? Программы особой не получится, у меня обратный поезд в 7 вечера. Так
получилось, к сожалению.
Вдруг показалось, что мягкие круглые плечи окаменели в его объятиях, губы плотно
сжались...
– Сам не ожидал, что так получится, стечение обстоятельств. Но должен вернуться
сегодня. Обязательно.
– Но ведь конгресс продолжается и завтра?
– Завтра я не читаю. День будет короткий, город чудесный, погуляешь за нас обоих.
Идет?
Он опять притянул ее к себе, стал целовать пухлые губы, щеки, глаза. Под свитером
кожа была гладкая и горячая.
– Пожалуйста, давайте уйдем. Ненадолго...– Она чуть отодвинулась, одернула свитер,
но он уже не мог и не хотел остановиться, уже кружилась голова от ее тепла, чудного
запаха, послушных губ и щек. Руки скользили под одеждой, как всегда запутался в
застежках лифчика, тихо чертыхнулся.
– Хорошо, – сказала она громко, – пусть будет так. Подожди, я сама.
Она стащила через голову свитер вместе с бельем, груди оказались мягкими и чуть
обвисшими, он угадал, конечно, она была рожавшей женщиной. Потом так же быстро
сбросила все остальное, потянула с него рубашку, прижалась всем телом к его груди, так
что он охнул и чуть не задохнулся от этой выпуклости и мягкости.
Она как-то удивительно ему подходила, даже сам не ожидал нежности, с которой
целовал плечи, колени, маленькие круглые пальцы на ногах. Горячая волна поднималась к
горлу и хотелось слиться всей кожей, обнять всем телом, руками, ногами, животом.
«Сплетенье рук, сплетенье ног, судьбы сплетенье...» вдруг всплыла строчка в голове,
cовсем не помнил, чья. Так давно не говорил на русском, откуда накатило, уму
непостижимо.
И еще очень удивило, что она была молчалива. Такая веселая болтушка, и вдруг это
непостижимое молчание, – ни вздохов, ни кокетства. Только смотрела будто издалека
туманными глазами. Спрашивала о чем-то, искала защиты, тонула в томлении любви?
Потом она сидела в ногах кровати в рубашке до пят, с длинным рукавами и какими-то
пуговичками, – кажется, в той самой, что он вернул на московском вокзале. И опять
молчала, только прижалась теплой щекой к его коленям. Он не привык к женским ласкам
и рукам, считал инициативу в любви делом мужчины и немного гордился своим умением.
Откуда она научилась так радовать и утешать, маленькая грустная Рахель?
– «Ликом чистая иконка, пеньем – пеночка...» – проговорил вслух, чуть запинаясь от
непривычных слов.
– Откуда, – тихо охнула она, – откуда ты это знаешь?
Рука на щеке несла давно забытый покой и утешение. Когда-то мать любила так
гладить его перед сном, сидела в темноте на краю постели, ворошила детские кудрявые
волосы. Непостижимым образом эта малознакомая милая чудачка все время напоминала
ему другую, давно забытую жизнь.
Вдруг отчетливо представил, как бы она понравилась матери. Умненькая хорошая
девочка, веселый дружочек. Они бы шушукались на кухне, две родные похожие
женщины, лепили печенье, читали вслух любимые, им одним понятные строчки. И он бы
тихо подслушивал, утопая в запахах корицы и ванили.
Два года не был на кладбище, все какие-то дела, поездки, болезни детей. Мир полон
глубоких стариков, никто не умирает сегодня в 60 лет! Думал, что полно времени, успеет
поговорить, объясниться...
– А ты не можешь остаться? Например, сказать, что отменили последний поезд. Или
просто опоздал?
Только покачал головой. Орна прекрасно знала, что он не опаздывает. Начнет звонить,
волноваться, настроение будет испорчено в любом случае.
– Слушай, – он притянул к груди ее лохматую голову, – почему я тебя не встретил лет
двенадцать назад?
– Тебя ждут жена и дети?
– Только жена. Дети еще маленькие, остались в Израиле, с ее родителями.
– Понятно. Такой положительный солидный доктор не может быть не женат.
Она улыбалась, все время улыбалась, хотя он видел, как она расстроилась. Темные
глаза казались еще круглее из-за спутанных волос, милый славянский подбородок,
пуговички на груди, детские руки.
Черт возьми, праотцы были гораздо мудрее! Кто сказал, что человеку положена только
одна жена? Тот же Иаков прекрасно решил проблему.
– Понимаешь, жизнь – как зубчатое колесо. Иногда совпадает с другим человеком на
какой-то период, все звенья замыкаются, все прекрасно. А потом наступает новый период,
и оказывается, что никакого соединения нет, каждый катит в свою сторону. Мы уже давно
живем параллельно, звенья распались. Но есть общие воспоминания, долги, дети, наконец.
Она мне очень помогла в юности.
– Просто помогла? Или ты ее любил?
– Я ее любил.
Да, все так, милая девочка, я ее любил, я хотел с ней жить, и спать, и просыпаться в
одном доме. Я прожил с ней больше пятнадцати лет, и это были вполне хорошие годы. Я
даже был уверен, что лучше мне и не нужно. Вот только сейчас почему-то затосковал и
сбился с ноги, как старая кляча. Почему?
– А у меня большой сын, – сказала она весело, – скоро десять лет!
– Десять?! Ты что, во втором классе его родила?
– Нет, почему это во втором классе? На втором курсе! Гриша, в честь моего отца.
Знаешь, так обидно, что отец его не увидел.
– Знаю. Моя мама тоже не дождалась. Все мечтала о внуках. Но не думаю, что ей бы
стало веселее. Они не очень ладили с женой, – разный язык, разная ментальность.
Вдруг стал рассказывать про родителей, про отъезд отца в Германию, про их разлад с
матерью. Отец был рьяным сионистом, такие первыми уехали, в основном в Канаду, где
легче принимали и не требовалась отдельная медицинская страховка. А отцу предложили
работу на радиостанции «Свобода»! Можно только мечтать – Европа, привычный климат,
достойная служба на пользу Израиля. Оказалось, что любить свой народ проще издалека,
когда не видишь крикливых восточных соседей и местечковых политиков. И тут мать
встала насмерть – в Германию она не поедет! Она все понимает, не хочет никого судить,
но нельзя в первом поколении забыть убиенных родных. Так и говорила «убиенных», что
особенно раздражало отца. Он кричал, что она глупая идеалистка, что мир проще и
трезвее, что немцы первыми признали вину, в отличие от русских, например, которые
казнили не меньше народу, причем своего же собственного. Короче, расстались после 30
лет совместной жизни. Он не хотел принимать ничью сторону, не выносил скандалов,
давно жил своей отдельной жизнью.
Даже непонятно, что его понесло на воспоминания, никогда никому не рассказывал.
Может потому, что она слушала так внимательно. Кажется, она все понимала – его стыд,
огорчение, давнюю, глубоко спрятанную вину перед матерью, которую он тоже считал
восторженной и нелепой.
Пора была собираться, вдруг почувствовал, что устал и смертельно голоден. Дружно
разъели булку, слегка засохшую за день, но все равно вкусную. Она обязательно хотела
его проводить, торопливо стала одеваться, на глазах превращаясь из грустной маленькой
Рахели в современную красивую женщину. Только глаза и кудри не вписывались,
выдавали растерянность и печаль.
На платформе было холодно, начинал накрапывать дождь. Он взял ее за руку и быстро
увел обратно в подземную станцию, благо до поезда оставалось еще не менее четверти
часа.
– Не стой здесь, ладно? Был прекрасный день, теперь пора отдыхать, беги в нашу
комнату и спи крепко-крепко! А завтра с утра пойдешь гулять по городу, здесь чудесные
улочки. От лекций я тебя освобождаю, так и быть!
В поезде опять стало тепло, сразу задремал в удобном кресле, и сквозь сон все
казалось, что обнимает ее, целует ладони и круглые плечи.
Орна уже давно спала, она действительно устала и вымоталась с детьми. Привычно
поцеловал в щеку, натянул на плечи свободный край одеяла. Такой странный и хороший
день получился. Очень хороший день.
Проснулся внезапно, еще было совсем темно, и сразу все вспомнил. И опять ужасно
обрадовался, даже рассмеялся потихоньку, как будто почувствовал ласковые теплые руки
на своем теле.
Нужно позвонить! Как же он сразу не подумал, нужно срочно позвонить. Представил,
как удивится со сна. Даже если решит идти на конференцию, то все равно ей вставать
только через час. Быстро вышел в коридор, нашел в мобильнике еще вчера записанный
телефон отеля. Ответили сразу, хотя голос у дежурного был немного сонный.
– В номере никого нет, извините.
– Говорит доктор Розен, я разыскиваю участника нашей конференции, возможно, он
просто не слышит. Пожалуйста, соедините еще раз, это очень важно!
– Хорошо, подождите минутку.
Было слышно, как на том конце линии тихо говорят по-немецки, шуршат какие-то
бумаги.
– Герр доктор, вы слушаете? К сожалению, ничем не могу помочь. Номер освобожден в
шесть утра, вероятно, ваш сотрудник уехал первым поездом.
Если ситуация кажется слишком сложной
– Если ситуация кажется слишком сложной, – когда-то учил меня папа, – попробуй
отстраниться и посмотреть чужими глазами, здорово помогает!
Я честно пытаюсь представить историю с Иаковом глазами моих девчонок из отдела,
подруги Нади, мамы.
– Чистый бред, – скажут девчонки, – поехать в такую даль, потратить уйму денег и
времени, чтобы пару часов провести с не слишком молодым и не слишком похожим на
прекрасного принца чужим человеком. Да еще в тобою же оплаченном номере!
– Наплюй, – вздохнет Надя, – не нужно идеализировать мужиков, тогда и не будет
огорчений. В конце концов, он тебе понравился, ты хотела с ним встретиться, – имеешь
право! Тем более, ты сама платишь за свои удовольствия, никому ничего не должна.
Конечно, можно и в соседнем районе найти такой роман, зато появился дополнительный
опыт!
– Пора подумать о собственной жизни, – расстроится мама. – Тебе уже за тридцать,
нужно создавать семью, наконец. Если не складывается с Глебом, поищи другого
человека, нормального и устроенного, пусть даже разведенного. Но бегать за женатым
иностранцем?!
Все так, все правы, даже мама. Кстати, она вполне довольна Глебом, – он тоже
«нормальный и устроенный». И даже не разведенный. «Удел женщины – быть терпимой,
у папы тоже был нелегкий характер, ты ведь знаешь».
Да, у папы был нелегкий характер, он все время увлекался – то наукой, то историей, то
религией. А чаще – всем сразу. Выписывал массу книг, пропадал в библиотеке, находил в
старых питерских районах каких-то древних стариков и часами их слушал. На выходные
он зарывался в иврит, – заболел Израилем после поездки к друзьям и был уверен, что мы
все должны срочно туда уехать.
Против отъезда из озлобленного и голодного Союза 90-го года мама не возражала,
говорила, что в принципе согласна и на Израиль, но нужно рассмотреть разные варианты.
В Германию, например, тоже пускают евреев. Многие едут, – чисто и не так жарко. И
архитектура привычная. А папа с его талантами устроится везде, нет сомнений. В любом
случае, рано говорить, потому что нельзя оставить бабушку.
Бабушка, мамина мама, страдала тяжелой гипертонией, и мы все жили в постоянном
напряжении, – не уезжали надолго, звонили ей по пять раз на дню. Она жаловалась на
немощность, но не хотела переезжать в нашу небольшую квартирку на окраине и
продолжала жить одна в старинной коммуналке на Петроградской стороне. Правда, она
часто выбиралась к маме в гости, любила пить чай, – обязательно в гостиной, из красивой
старинной чашки, – и рассказывала про своих приятельниц, их невесток и внуков. Все
внуки были на редкость одаренными детьми, а невестки – эгоистками и невоспитанными
нахалками. Даже непонятно, как им удалось родить таких прекрасных детей. Зятья тоже
были не лучше, кроме папы, конечно, которого она очень уважала за талант и трезвость.
– Но все-таки он у тебя немного малохольный, – говорила она, думая, что я не слышу в
своей комнате, – эти странные увлечения, какие-то лекции по истории, он ведь
математик? И знаешь, так жаль, что Ирочка на него похожа. Волосы слишком темные,
попка тяжеловата – абсолютно еврейская внешность! Ты у меня была гораздо интереснее.
И куда он все рвется? У вас хорошая квартира, сами уже не молоды. Я не понимаю, зачем
нужно ехать в эту кошмарную жару и войну? В любом случае, дайте мне сначала умереть,
а потом делайте, что хотите!
Папа спорил, уверял, что в Израиле прекрасный климат для гипертоников, потому что
от жары расширяются сосуды. Он бредил раскопками, зарылся во времена царя Ирода и
все переживал, как глупо повели себя тогда евреи, развязав междуусобицу.
Карта Израиля висела над моей кроватью, каждый вечер, если родители не уходили в
гости, мы с папой отправлялись в путешествие по этой крошечной и необъятной стране.
Обычно мы начинали от галерей Цфата и чудного городка Рош Пина, где жил папин
старый друг-художник. Папа прожил у него целую неделю, там каменными ступенями
спускался с горы парк Ротшильда, капельки воды поили цветы на площади и везде
продавали картины и разноцветные бусы. Мы покупали целую охапку бус, – зеленый
малахит, оранжево-красный сердолик, фиолетовый, похожий на виноград, аметист. Все
они прекрасно смотрелись на моей загорелой коже, обвивали руки и шею, оттеняли легкое
длинное черное платье. Не зря на Востоке любят черный цвет!
Мы медленно двигались к Иерусалиму, его вечной, загадочной Стене, молчаливым
старикам в черном, закрытым каменным дворам, а оттуда – к Беер-Шеве, первому колодцу
Авраама, и дальше, дальше – к Мертвому и Красному морям, в пустыню, на самый край
Земли. Но по дороге еще можно было заглянуть в маленькие красивые деревни и
монастыри, посмотреть римский водопровод, искупаться в Галилейском море. От одних
названий кружилась голова: Тверия, Кейсария, Ципори... Все они так или иначе
упоминались в Библии. Я читала все подряд – Иудейскую войну, Амоса Оза, Агнона, я
вместе с папой болела этой белой жарой и бездонной историей. По ночам я брела вдоль
ручья, именуемого рекой Иордан, студила усталые ноги в холодной прозрачной воде,
сарафан и сандалии не стесняли движений и подчеркивали красоту талии и бедер,
браслеты скользили по мокрой руке. И всем соседям безумно нравились мои прекрасные
еврейские волосы.
Кстати, моя бабушка до сих пор страдает тяжелой гипертонией.
– Послушай, Ирина Григорьевна! – Глеб всегда называет меня по имени-отчеству,
может быть, надеется, что так я быстрее повзрослею и поумнею. – Послушай, я все
понимаю, родительские чувства мозгом не контролируются, но все-таки зачем ты купила
зайца? Ну, конструктор, машинка – еще куда ни шло. Здоровый мужик, скоро за
девочками будет бегать!
– Заяц не для Гриши, а для меня.
– Понятно, – говорит Глеб и уходит на кухню. – А есть дают в этом доме, или мы
теперь в куклы будем играть?
Он достает котлету из холодильника, аккуратно отламывает по кусочку, каждый
кусочек покрывает майонезом. Он здорово загорел в своем Барнауле, как будто на
международный курорт съездил. И еще помолодел. Если бы не седые виски, – совсем
мальчишка, хотя на семь лет старше меня. Нас даже часто принимают за ровесников.
– Глеб, ты знаешь, я ухожу.
– Куда? Опять какие-то фантазии?
– Не куда, а от кого. Я ухожу от тебя.
Он доедает котлету и ставит тарелку в раковину. Потом тщательно моет тарелку и
вилку. Потом вытирает крошки со стола. Трудно говорить с молчащим человеком.
– Подумай сам, зачем я тебе? Только раздражаю. Фигура тебе не нравится, одежда
смешная, подружки не в твоем вкусе. И вряд ли я стану внимательнее, ты же видишь,
ничего не получается. Ты – красивый положительный человек, работа, квартира. Только
позови, – через час очередь из женщин будет стоять до самого Павловска!
Уже все убрано, а он продолжает стоять с тряпкой в руке, как будто забыл, куда ее
кладут.
– Ты ведь даже не думаешь обо мне никогда. Ни одного подарка за шесть лет. Нет, я не
говорю про розы на Восьмое марта, просто так подарка – без причины. Даже на Новый
год я сама всем покупаю – и Гришке, и тебе, и маме, – а потом ночью раскладываю в
красивые мешочки и подписываю от Деда Мороза. И себе отдельно подписываю, ты же
знаешь.
– В этот раз купил, можешь смеяться, – он устало достает из дипломата маленький
пакет и бросает на стол.– Подарок, как видишь. Но, кажется, не тот, что ты хотела.
В пакете роскошная бархатная коробочка. Темно-синего цвета. Кольцо из белого
золота здорово смотрится на синем бархате, именно такое, как мне нравится, матовое, без
всяких камней. Зачем на обручальном кольце камни?
– Пойду спать, – говорит Глеб, – у меня с утра совещание. И тебе советую, потом
будешь ныть, что ничего не успеваешь.
Он сам не понимал, что происходит
Он сам не понимал, что происходит, – какое-то беспрерывное ощущение радости и
подъема, пожалуй, только в школе так радовался, когда понял, что вошел в десятку
лучших выпускников. Но тогда была молодость, стремление взять реванш за прошлые
обиды, гигантские планы на будущее. Собственно, все сбылось, все доказал и себе, и
другим, – немногие из его однокашников, коренных сабр из местной аристократии, могут
похвастаться лучшим статусом. Денег, конечно, бывает и побольше, сильно не хватало
начального капитала. Родители Орны вовремя купили землю, смешно подумать, сколько
она тогда стоила, а теперь – целое состояние. Но они больше заняты младшей дочерью –
осталась вдовой с четырьмя детьми. И сын у них – порядочный обалдуй, 30 лет, а все
болтается то в Индии, то в Австралии, все решает, чем заняться в жизни. Он в этом
возрасте уже докторскую защитил, собственный проект начинал.
Кстати, его Рахели тоже тридцать. Вот откуда такая радость! Как только закрывал
глаза, всей кожей ощущал ее руки, грудь, восхитительный живот, маленькие упругие
ступни. Ее губы легко скользили по лицу, теплые пальцы гладили по щеке, ласково
теребили бороду. Хотелось все слушать и слушать ее тихую болтовню, которая была
вовсе не такой беззаботной и смешной. И самому рассказывать все подряд, и хвастаться, и
жаловаться, как в детстве.
C ней не нужно было защищаться, вот в чем дело! Всю жизнь приходилось держаться,
соответствовать требуемому образу – свой парень для одноклассников, независимый
оригинал для Орны, блестящий ученый-эрудит для коллег. Даже для матери, в пику ее
грустным насмешкам, вечно что-то изображал: неотесанность, повышенную
религиозность, незнание русского языка.
Розенфельд И.Г., вот смешная находка в середине жизни! Снова вспомнил лукавые
глаза, полные восхищения и одобрения, виноватую улыбку, пирог в чемодане...
Нужно ей срочно написать! Послать какой-нибудь забавный стишок или картинку.
Конечно, на работе это не слишком принято, но можно добавить сугубо серьезную и
нелепую информацию на английском. Или лучше на французском, точно никто не
врубится!
Кстати, надвигается зима, период конгрессов, можно будет встретиться в какой-нибудь
Барселоне. Тут же вспомнил Коста-Брава, горячую кровать, горячую бесстыдно
раскинувшуюся блондинку-испанку, – какая ерунда! Нет, лучше что-нибудь посевернее,
Амстердам, например. Он возьмет ее за руку и поведет гулять вдоль каналов, будет
моросить мягкий дождик, нужно не забыть большой зонт. Он покажет ей рынок цветов,
блестящие огромные ведра тюльпанов и роз. Можно будет заказать ночную поездку на
кораблике, там есть такой рейс при свечах. Конечно, чисто туристкая игрушка, но ей
должно понравиться, – сыр и вино на столиках, туман, дрожащие огни, иллюзия свободы
и одиночества.
Вдруг стало грустно. Какая уж там свобода! Выборы на кафедре, огромная ссуда за
дом, беспокойные ночи с детскими поносами и температурой. И долги, долги, – коробка
передач барахлит, холодильник пора менять, садовник заломил безумную цену за
оформление дворика из камней.
Орна тоже давно устала и раздражена. Грешно говорить, но она заметно постарела в
последнее время. Привыкла заниматься только собой, и вдруг сразу двое капризных,
болезненных малышей. Родители стары и почти не помогают, он в постоянных разъездах.
К тому же среди ее подруг принято бороться за худобу – вечно обсуждают какие-то
глупые диеты и витамины, носят девичьи майки. И не замечают, как дурацки выглядят,
как выдает постаревшая кожа на худых руках, плоские груди, торчащие ключицы. Будто
старушки в детских платьях. Предательство так думать, конечно, у самого вон живот
повис, брюки купил на размер больше.
Как она сидела, закутав ноги рубашкой, и вдруг прижалась щекой к его животу.
Горячая нежная щека на его коже, мягкие растрепанные волосы, дыхание перехватило,
девочка моя... Черт! Забыл сохранить текст, две страницы вылетели. Как раз не хватало
оставаться вечером и писать заново!
Быстро набросал пару веселых фраз, прилепил отрывок статьи из французского
экономического журнала, представил, как она тихо смеется, сверкая глазами.
Нет, никакой паники, просто огорчился. Был уверен, что тут же ответит, как отвечала
на его прежние записки, еще до встречи в Геттингене.
После возвращения из Москвы он написал ей скорее из вежливости, – раз уж взял адрес
на вокзале. Она ответила мгновенно и радостно. Потом стали понемногу разговаривать,
обменивались шутками и репликами. У него было несколько таких корреспондентов, в
основном, бывшие однокашники, кто-то появлялся, кто-то исчезал. Но с ней получалось
забавнее: казалось, она чувствовала заранее, когда он про нее думал, – так быстро
приходили смешные и ласковые строчки. Правда, не всегда находилось время отвечать, но
она и не настаивала, так же быстро исчезала, прилепив смешную рожицу или цветочек из
смайликов.
После ее странного отъезда из Геттингена здорово испугался, думал, что-то случилось,
два дня искал в почте и скайпе. Смешно сказать, растерялся, как мальчишка. Но
отозвалась, слава Богу, коротеньким письмом. Мол, все нормально, вернулась на работу,
жизнь продолжается. Сразу успокоился, послал в ответ целую стопку смешных вырезок и
анекдотов. Больше писем, кажется, не было. Правда, он почти сразу улетел в Штаты,
потом готовил доклад к выборам, потом заболела мать Орны, мотались по больницам
почти неделю.
Может, ушла в отпуск? Или изменился адрес? Должна бы сообщить в любом случае. А
вдруг заболела? Или кто-то из родных заболел, – сын, мать? Не хотелось признаваться
даже самому себе, что ей просто надоело, хотя это была самая вероятная причина.
Молодая красивая женщина, вполне могла увлечься кем-нибудь другим, более свободным
и доступным.
Решил подождать несколько дней, но не удержался и уже назавтра вновь бросил
короткое расстроенное письмо. И опять тишина. Каждые полчаса проверял почту, вечером
не пошел в кино, хотя давно собирались. Наконец пришел ответ.
Она очень рада его слышать, рада, что все у него нормально. У нее тоже все нормально,
все здоровы. Нет, на конгресс в эту зиму она вряд ли выберется, слишком дорого
получается. Про отпуск тоже пока не решено, хочет подождать зимних каникул, может,
просто поживут с сыном на даче. Не исключено, что предстоит обмен квартиры, страшно
подумать, сколько суеты. Спасибо за память. Она желает ему всяческих успехов и удач.
Вдруг почувствовал, что задыхается. Воздуха не было, как однажды в детстве, когда
смеялись и боролись с мальчишками, и кто-то, случайно навалившись грудью, зажал ему
рот. Помнил до сих пор, как отчаянно пытался вздохнуть, судорожно сжимались мышцы
живота, но грудь была пуста, безысходно пуста. И тогда он понял, что сейчас умрет...
Он сам точно не знал, что хочет найти, но что-то важное, спасительное. Ящик с вещами
матери стоял в кладовке, в самом углу. При переезде думал разобрать, выбросить
ненужное, но так и не решился открыть. Собственно, там все было ненужное. Темносиние с золотыми цветами чашки, хрустальная конфетница на ножках, тяжелые темные
ложки. Орна сразу отказалась – чашки не подходят для микроволновки, ложки требуют
ухода и чистки. Под чашками лежала мягкая шаль с цветами и длинными кистями, вполне
красивая, почему так раздражала его раньше? Тут же вспомнил клетчатую юбку,
московский отель, тапочки с помпонами, – вот кому бы понравилась! Представил Рахель,
закутанную в эту шаль, с ногами на низкой тахте, с тетрадкой в руках... Тетрадка! Вот что
он ищет. Быстро отложил пожелтевшую вышитую скатерть, кажется, еще бабушкину,
какие-то льняные салфетки, перчатки из красной шерсти с серыми полосками, альбом
фотографий. Тетрадь лежала на дне, даже помнил, как засунул ее тогда, в странно пустой
материнской квартире с еще завешенным зеркалом, торопливо засунул, так и не
решившись заглянуть.
Мать когда-то переписала в эту тетрадь любимые стихи, в России их еще не было в
продаже, – ни Цветаевой, ни других. Он потихоньку заглядывал, пытался понять,
волновался и злился –
Люби меня, припоминай и плачь!
Все плачущие не равны ль пред Богом?
что-то останавливалось внутри, хотя еще не пришло время потерь.
Мне снится, что меня ведет палач
По голубым предутренним дорогам.
Сразу раздражался, – почему палач? Почему дороги голубые? Дороги должны быть
серыми от тумана.
Невозможно было спросить, ненавидел ее снисходительную грустную улыбку, вздохи,
весь этот женский вздор. Но сейчас начал листать лихорадочно –
Как правая и левая рука,
Твоя душа моей душе близка.
– оказывается, можно сказать такими простыми словами!
Не успокоюсь, пока не увижу,
Не успокоюсь, пока не услышу.
Переписать и послать? Три часа прокопаешься! Почти не помнил, как писать на
русском, и Орна начнет спрашивать. Вот идиот! Нужно посмотреть автора и найти в
интернете!
Листы были тонкие, чернила побледнели, но слова хорошо разбирались. Хотел сунуть
в сумку, но что-то еще мешало под обложкой. Развернул медленно, почему-то все больше
волнуясь, и вытащил письмо в пожелтевшем конверте. Их старый адрес, выведенный
старательным детским почерком по-английски, а обратный написан по-русски, уже без
всякого старания. С трудом стал разбирать: Москва, Сиреневый бульвар, дом 14, кв. 2,
И.Г. Розенфельд.
Не может быть! Поспешно развернул письмо, все тот же неразборчивый почерк на
старом листке, стал читать, путаясь и перепрыгивая строчки: Мои дорогие... после вашего
отъезда жизнь совсем опустела... часто спрашивают и передают привет... все тот же
холод и грязь ... новая ветка метро ... много интересных выставок... помнит ли мой
ненаглядный Яшенька ... горжусь и мечтаю о встрече! Всегда ваша Инна.
Конечно! Тетя Инна, старшая сестра отца, как он мог забыть! Деда звали Генрихом,
значит, она – Инна Генриховна, И.Г. Розенфельд. Все просто!
Про деда знал совсем мало, – еврей-мечтатель из польско-немецкого местечка приехал
строить революцию в Россию, в числе первых загремел в сталинские лагеря, отец его
почти не помнил. Впрочем, он сам с отцом уже полгода не разговаривал, – раздражали
восторги немецкой аккуратностью и погодой, старческая самодовольность. Да еще жена
отца рвалась принять участие в разговоре, ахала, приглашала в гости. Интересно,
поддерживает ли он связь с сестрой?
Перечитал письмо, спотыкаясь на фамилиях и названиях. Ненаглядный Яшенька – с
ума сойти! Тысячу лет не вспоминал этого детского имени, тут же всплыли в памяти
походы на елку, какие-то шикарные конфеты с картинками, «подарки» в ярких картонных
коробках. Тетя специально брала отпуск на его зимние каникулы, приезжала с утра в
тяжелой, сладко пахнущей шубе, еще от дверей махала огромным красивым билетом с
Дедом Морозом. Кажется, у нее никогда не было своей семьи, или он просто не знал?
Зима в этом году
Зима в этом году очень удачная, все говорят. Наступила сразу, без нудных заморозков
и оттепелей. Чистый белый снег лежит на обочинах и крышах машин, чего давно уже не
помнят в городе. И на Новый год обещают снегопад и легкие заморозки.
Я ненавижу зиму.
У папы лет в сорок вдруг началась аллергия на клубнику, что было немного смешно,
потому что она единственная росла у нас на даче, все остальные бабушкины посевы
почему-то засыхали. Съел свою жизненную норму, – шутил отец, – ничего не поделаешь.
Я съела свою жизненную норму холода, колючего воздуха на лице, скользких грязных
тротуаров. У меня останавливается сердце и дыхание от этого пронизывающего ветра с
Невы, бесконечных сумерек, серого-серого-серого неба.
Сонное серое утро на работе, с трудом добиваю годовой отчет. Беспрерывно звонит
телефон, босс сердито посматривает, но молчит пока. Все-таки я его ни разу не подвела за
предыдущие годы.
Сначала была Надя по поводу зимних каникул и елки, потом Гришка с очень важным
вопросом по шахматам, потом Глеб. Кстати, предложил вместе пойти вечером за
подарками к празднику. Что ж, пойдем вместе, никто не спорит. Опять телефон, значит,
теперь мамина очередь, это на полчаса, не меньше, крепись, госпожа Розенфельд!
Нужно понять, что зима наступила, – говорит мама, – неразумно и опасно ходить без
шапки. Ты уже не маленькая, должна помнить про здоровье. Как легко стало покупать
продукты к Новому году, абсолютно все есть, но такая дороговизна! Да, не мешает,
наконец, решить со свадьбой, никто не говорит про фату, но белый костюм вполне
уместен. Хорошо, дело не в нарядах, но нельзя думать только о себе и всех лишать
праздника. Пусть будет красивый ужин в ресторане, Глеб говорил, что хочет собрать
друзей, даже бабушка попросила новое платье! Да, самое главное! Бабушка вместе со
своими соседями продает квартиру. Покупатель, конечно, бандит и новый русский, но
какое нам дело. Он платит каждому жильцу столько, что вместо одной комнаты можно
купить приличную квартиру на окраине. Но это еще не все. Бабушка соглашается
переехать ко мне, а деньги дарит вам на свадьбу – для совместной покупки с Глебом
нового жилья! И вовсе не нужно продавать дачу.
Интересно, – думаю я, – почему Рахель не ушла от Иакова после его ночи с Леей?
Неужели она поверила, что нормальный человек может перепутать любимую женщину с
ее сестрой? Но ведь он и дальше жил с Леей, спал с ней, рожал своих бесконечных
сыновей? Почему Рахель принимала его, любила, мечтала о собственных детях? Может
быть, мы чего-то не знаем? Может быть, он читал ей безумные стихи? Целовал пальцы
ног, дрожа от нежности? Молился, как на единственную радость и надежду?
Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
по сердцу моему...
Откуда чужой благополучный израильтянин знает эти слова? Как он может понять мою
тоску и смятение?
Вернись ко мне скорее:
Мне страшно без тебя,
Я никогда сильнее
Не чувствовал тебя.
Он шутит? Смеется?
Уже месяц я тону во всей любви, тоске и нежности, какую только сумело высказать
человечество. По крайней мере, на русском языке.
Я не читала стихи с пятнадцати лет. После смерти отца и романа с Тимуром я хотела
навсегда забыть их жуткий обман, их жестокую завораживающую силу и месть.
И назови лесного зверя братом,
И не проси у Бога ничего.
Нет, так не смеются. Так не говорят от скуки или безделья. Так не целуют чужую
женщину при случайном свидании.
Вчера он написал, что хочет приехать в Москву в январе, без всякого конгресса, просто
нашлась любимая тетя, которую не видел тридцать лет.
Можно ли любить человека и не видеть тридцать лет? Можно ли тосковать по одной
женщине и при этом мирно жить с другой, ходить за покупками, строить планы на
отпуск? Что мне делать, Господи, что мне делать?
– Сергей Константинович, – умоляюще говорю я боссу, – мне нужно поехать в Москву.
Хотя бы на неделю.
– Ну, ты даешь, Розенфельд! То в Геттинген, то в Москву, а работать Пушкин будет?!
Два новых договора подписали.
– Но я не вместо работы, я все понимаю. Пусть будет отпуск за свой счет, а?
– Отпуск в Москве? В январе?
– Да. Отвлекусь немного, по театрам похожу. У меня там тетя старенькая. Болеет
– Розенфельд, ты такое кино смотрела, «Берегись автомобиля» называется? Там один
человек тоже по больным родственникам ездил, брал отпуск за свой счет. А потом
оказалось, что крадеными машинами торгует.
– Сергей Константиныч, – шепчу я, – как вы догадались?! Толкну два мерса и сразу
назад! Только никому не выдавайте, а? Вроде, я в командировке. Век за вас молиться
буду!
– Серьезнее нужно быть, Ира, – вздыхает босс, – роман закрутила, так и скажи, что я,
не человек? Бери за счет летнего отпуска, знай мою доброту!
Холодная вода студит усталые ступни
Он страшно волновался, точно глупый восьмиклассник. Приехал почти за час, купил
розу, нелепо дорогую, но очень красивую и свежую на длинном-длинном стебле. Сразу
увидел в толпе выходящих пассажиров знакомую темную голову, она постриглась еще
короче и от этого казалась еще моложе. Знакомый чемоданчик висел на длинном ремне
через плечо, короткая шубка ей удивительно шла, подбородок прятался в пушистом
воротнике. Совсем девчонка! Она его не замечала, спокойно стояла в стороне, почти не
оглядываясь. Потом все-таки замахала рукой, заспешила.
Накануне с трудом нашел теткин дом, где-то на серой окраине, от метро еще трясся
несколько остановок в гулком холодном троллейбусе. Непонятно, какой шутник назвал
этот тоскливый район Сиреневым бульваром. Тетка долго бепомощно плакала, обнимала
сухими дрожащими руками. Потом засуетилась, стала доставать разноцветные
кастрюльки с облезлыми цветочками. Стол накрыла в комнате, долго разглаживала
руками твердую, будто фарфоровую, скатерть. Забыто пахло ватрушками и еще чем-то
сладким и древним. Не удивился, увидев знакомые синие чашки, такие же, с золотыми
цветами. Во всем было сочетание бедности и достоинства, какое можно найти только у
старушек: прекрасное резное блюдо в покосившемся шкафчике, тщательно вымытый
скрипучий паркет, ковер над просевшей тахтой. В ванной притулилась стиральная
машина с ржавым боком, аккуратно прикрытая вышитым полотенцем. Стало стыдно за
свои нелепые подарки, все эти синтетические салфетки и коробочки с орехами, бездумно
купленные Орной.
Тетка жадно расспрашивала про детей и жену, сокрушалась, что нет фотографий. Мог
бы, конечно, подумать заранее. Она тихо огорчилась, услышав про номер в отеле, но,
кажется, и обрадовалась. Наверное, не знала, как следует кормить и занимать
иностранного племянника.
Отель заказал в том же районе, – высокие нескладные строения, оставшиеся от когда-то
проходившей в Москве олимпиады. Но номера были относительно дешевы, метро рядом,
и прямо за окнами виднелся огромный парк, похожий на лес...
Было прекрасно и странно поселиться с ней в одной комнате, с утра гуляли в парке,
бродили по еле заметным дорожкам, разглядывали старую церковь. Возвращались
продрогшие, раздевались и вешали одежду в шкаф, как старые супруги. Потом долго
лежали, обнявшись. Он все целовал ее, бесконечно целовал, все никак не мог оторваться
от этого тепла и нежности. Потом все-таки выбирались в город, обедали в каком-нибудь
ресторанчике, долго сидели за остывающим кофе. Хотелось рассказать ей всю жизнь, про
университет, женитьбу, ссоры с родителями. Она слушала очень внимательно, держа его
руку обеими ладонями, голова кружилась от этой тихой ласки, и непонятно было, куда и
зачем спешить и возвращаться.
Они уже сто раз все обсудили, – не было никакого выхода, по крайней мере, на
ближайшие годы, пока не подрастут дети. И все равно он не выживет в России, не вынесет
этого двойного предательства.
Она все понимала, она удивительно все понимала. И он понимал, что ей никак не
выбраться в Израиль, – страшно везти сына, рожденного от мусульманина, невозможно
бросить мать и бабушку...
***
Он встречал меня на вокзале. Красивый, не по погоде одетый иностранец с розой в
опущенной руке. Почему-то не хотелось спешить.
– Яшенька, – позвала я шепотом, – Яшенька, родненький, ты настоящий?
Да, он был настоящим. Настоящие теплые смеющиеся глаза, настоящая чудесно
колючая щека на моей щеке, настоящая рука, крепко сжавшая мою ладонь.
Твои руки черны от загару
Твои ногти светлее стекла...
И тетя оказалась настоящей, – маленькая старушка в джинсах и длинном толстом
свитере. Вот бы рассказать боссу, пусть не издевается!
Каждый вечер мы ходим к ней в гости, в старую пятиэтажку на окраине Москвы. Едем
остановку на метро, потом долго идем пешком по серому бульвару, – не хочется залезать
в скрипучий троллейбус. По дороге выбираем подарки – огромные желтые груши,
французский сыр с зелеными разводами, пирожные в плетеной корзинке.
Тетя радостно всплескивает руками, подает на стол чудесные тонкие чашки,
серебряные ложки, настоящие крахмальные салфетки с ручной вышивкой. Она ничего не
спрашивает, только постоянно шутит, вспоминает семейные истории и детские проделки
«ненаглядного Яшеньки».
– Представляете, деточка, – говорит она, смеясь, – этот иностранец привез мне шаль!
Он думает, что у меня за жизнь не накопилось пары десятков шалей и платков. Ну-ка,
примерьте! Видите, вам замечательно походит!
Шаль мягкая и уютная, с длинными кистями. Почти такая же есть у моей мамы. И у
бабушки тоже. Кажется, одно время была мода на эти платки, но их уже давно никто не
носит.
– Оставьте себе, – говорит тетя, – это шаль его матери. Я сама когда-то ей подарила.
Подумать только, как легко вещи переживают нас самих! – И она опять смеется, только
темные в глубоких морщинах глаза смотрят на меня внимательно и грустно.
Я знаю, что этого не может быть. Не может быть такого родного и единственного
человека. Но он – точно такой, абсолютно такой!
Мы медленно бродим по заснеженным дорожкам парка, греемся в глупом стеклянном
павильоне. Жизнь напоминает сказку или детскую игру. Не успеваю я что-нибудь
пожелать, как Иаков тут же покупает и приносит: ненужные смешные хлопушки, пирожки
с картошкой, клюквенный морс химического цвета. И старательно пробует вместе со
мной. И смеется, безудержно и беспрерывно смеется. Кстати, мандарины оказались
совершенно кислыми, но я все равно все слопала, хотя он порывался выбросить.
Он засыпает мгновенно, это ужасно забавно, – на последней букве фразы вздыхает и
проваливается в глубокое ровное дыхание, как маленький. Я лежу тихо-тихо, но все равно
он чувствует малейшее движение, поспешно прижимает к себе, обнимает всем телом,
руками, ногами, животом ...
Конечно, она не ушла, бедная счастливая единственная Рахель. Куда и зачем ей было
уходить? И конечно, она знала, что он ничего не станет менять. Так сложилось. У
человека есть страна и дом. У человека есть обязанности и ответственность. И жена,
которую он любит как плоть от плоти своей. Что положить на другую чашу весов? Только
одну свою жизнь? – Не такая большая цена.
Ранние сумерки отгораживают от чужих людей и улиц. Все меньше чувствуется мороз,
не заметна грязь тротуаров... Холодная вода Иордана студит усталые ступни, обжигает
щеки. Хочется откинуть с лица мокрые кудри, но они все равно падают и прилипают ко
лбу, только мелкие капли повисают на теплых разноцветных бусах. Деревья так плотно
разрослись, что почти скрывают небо и солнце, невозможно поверить, что там наверху
полуденный зной. Сандалии скользят по мокрым камням, что с того – весело и нестрашно
упать в мелкую речку при такой жаре, тут же высохнет мокрый подол.
Джордж Райт
Болезнь Карела Новака
Первый раз это случилось с Новаком вечером, когда он возвращался с работы. Он
прошел через сквер, спустился в метро и встал на эскалатор. Эскалатор плавно понес его
вниз. Навстречу проплывали матовые плафоны. Вдруг Новаком овладело странное
ощущение. Как будто все вокруг стало нереально, словно на грани между сном и
пробуждением. У Новака слегка закружилась голова. Он схватился за перила и
зажмурился, пытаясь отогнать неприятное состояние. Когда же он открыл глаза, все
вокруг изменилось.
Бесконечная узкая стальная лента эскалатора с лязгом и грохотом низвергалась в
наклонный бетонный туннель. На ступенях не было никакого покрытия - это были
проклепанные стальные площадки, плохо скрепленные друг с другом и постоянно
дергающиеся. Скорость движения значительно превышала скорость эскалатора метро, и в
лицо дул сырой и холодный ветер. Из забранных железными решетками грязных
плафонов на потолке лился тусклый и неровный свет. Но что более всего поразило Новака
- через определенные промежутки по бокам туннеля висели вмурованные в его стены
стальные клетки, в которых неподвижно стояли солдаты с автоматами. В следующий
момент зловещий туннель поплыл у Новака перед глазами, и он сошел с совершенно
нормального эскалатора на платформу станции. Некоторое время он растерянно
оглядывался, но видение растаяло без следа. Карел испугался. Насколько он знал, в роду
его не было сумасшедших, да и сам он никогда не сомневался в собственном рассудке. И
тем не менее он явно видел то, чего не было. "Нет ничего хуже, чем потерять разум, думал он, сидя в вагоне метро. - Но ведь сейчас я совершенно здоров. Я трезво рассуждаю,
и мне ничего не мерещится. Впрочем, может быть, все так и начинается? Что я знаю о
шизофрении? Кажется, галлюцинации бывают именно при шизофрении..." Однако вскоре
мысли его приняли более спокойный ход. Он убедил себя в том, что просто заснул, стоя
на эскалаторе - в последнее время он очень мало спал, так как с головой ушел в работу - и
тут же проснулся. Он знал, что такие случаи бывают от усталости. Придя домой, он,
чтобы окончательно успокоиться, достал из кейса бумаги и занялся возникшей несколько
дней назад проблемой. Решение пришло быстро, красивое и эффективное. Новак
повеселел. Сомневаться в собственном уме не было никаких оснований. "Надо больше
отдыхать", - сказал он себе и последующие несколько дней следовал этому правилу.
Ничего необычного не случалось. Но вот однажды, стоя в институтском буфете со своим
приятелем Бронски, Новак вдруг почувствовал приближение знакомого ощущения. В
следующий момент светлое и просторное помещение институтского буфета превратилось
в мрачную бетонную пещеру, освещенную горящими вполнакала ртутными лампами.
Вместо ароматов еды в воздухе стоял запах дезинфекции. Бронски, только что
рассказывавший какую-то историю, замер с полуоткрытым ртом, должно быть,
пораженный переменой в лице Карела. Тот, в свою очередь, был поражен переменой в
лице своего приятеля. Это лицо постарело сразу лет на двадцать. Оно стало землистосерым, с мешками под глазами. На голове у Бронски почти не осталось волос. Его
элегантный костюм превратился в бесформенный серый комбинезон с нашитым на груди
номером ЕА3916.
- Да что с тобой, Карел? - воскликнул Бронски, и Новак очнулся. Все вернулось на свои
места.
- Н-ничего, - ответил Новак. -Мне показалось, что я не выключил
генератор, а потом я вспомнил, что обесточил весь стенд.
- У тебя был такой вид, словно ты увидел привидение, - усмехнулся Бронски. Они
взяли обед и сели за столик. Новак огляделся. В буфете было мало народу, и никто не мог
их услышать.
- Слушай, Филипп, - спросил он приглушенным голосом, - тебе никогда не
приходилось видеть то, чего нет?
- Приходилось, - ответил Бронски, - и приходится каждую ночь.
- Нет, я не имею в виду сны. С тобой не случалось, что ты видишь нечто не
существующее в реальности, оставаясь при этом в здравом уме и твердой памяти?
- Ты хочешь сказать, что сейчас с тобой произошло что-то подобное?
- Ну, видишь ли... в некотором роде...
- Обратись к врачу, - сухо сказал Бронски, непроизвольно отодвигаясь.
"Ну конечно, - подумал Новак, - сумасшедшие вызывают брезгливость и опасение."
-Да нет же, ты меня не так понял, - заторопился он, - это не галлюцинация. Я не увидел
ничего совершенно отвлеченного, вроде черта или белых мышей. Просто реальность как
бы изменилась. Кстати,
тебе ничего не говорит шифр ЕА3916?
- Ничего. Какое-то шестнадцатиричное число?
- Возможно.
- Слушай, ты мне положительно не нравишься. Я тебе серьезно рекомендую обратиться
к врачу.
- Да нет же, это все ерунда. Разве я похож на психа? Просто я несколько часов работал
в лаборатории с эфирами, вот и нанюхался.
- Да ты, оказывается, токсикоман!
Разговор удалось замять, но ощущение сосущей тоски осталось.
Весь остаток дня Новак был невнимателен и чуть не сжег дорогостоящий усилитель.
"Пора проситься в отпуск", - подумал он. Однако начальник не отпустил его, сославшись
на большое количество работы. Настаивать Новак не стал, так как не мог открыть
истинную причину.
Следующий приступ случился с ним через два дня. Начался он в лифте. Взглянув в
щель между дверями, Новак понял, что едет не вверх, а вниз. Больше вокруг ничего не
изменилось, и, за неимением других объектов, он принялся осматривать себя. Новак
обнаружил, что облачен в такой же комбинезон, какой ему привиделся на Бронски, только
номер его ЕС2141. Тут лифт остановился, и Новак вышел в коридор. Над головой у него
оказались две толстые трубы, вероятно, для подвода газа, а прямо перед собой он увидел
тяжелую металлическую дверь с мощным вентилем, словно в каком-нибудь банке. У
двери стоял солдат с автоматом и внимательно смотрел на Новака. Карел испугался и
хотел сделать шаг назад, но тут странная картина растворилась, и он спокойно вошел в
лабораторию.
В тот же день Новак пошел к врачу.
Врач, полный лысеющий добродушный человек, выслушал его с большим вниманием,
а потом заговорил ободряюще:
- Вам не стоит волноваться. Конечно, это весьма неприятный симптом, и вам следует
обратить внимание на свое здоровье. Но, уверяю вас, здесь нет ничего неизлечимого.
Такие случаи бывают...
Он еще чего-то говорил, но Карел не слушал, потому что мир перед его глазами вновь
преобразился. Уютный кабинет доктора с цветами на окнах превратился в бетонную
камеру без окон, освещенную, как и в предыдущих случаях, тусклым мигающим светом.
На потолке темнело сырое пятно. Единственным источником света служила лампочка без
плафона или абажура - просто электрическая лампа, свисающая с потомка на двух
проводах. На стене висел репродуктор, из которого доносились хрипы и шипение. Доктор
утратил свое добродушное выражение, зато приобрел темную униформу. Но больше всего
удивило Новака то, что рядом с доктором появился еще один человек. Высокий и худой, в
грязном белом халате, из-под которого виднелись заправленные в сапоги брюки, он стоял
под лампой, набирая какую-то жидкость в шприц. В этот момент треск в репродукторе
обрел некоторую членораздельность, и доктор умолк, прислушиваясь.
- Последнее информационное сообщение... Противником нанесен ракетный удар по
секторам 12С, 14А и 10Е. По данным сейсмодатчиков, нанесен еще ряд ударов северовосточнее... Полностью утрачена связь... Заводы третьей линии, вероятно, полностью
разрушены... В то же время... данные уцелевших космических систем... нами нанесен
массированный ракетный удар по стратегическим пунктам противника. Есть
вероятность... утрачена связь с Генеральным штабом... Предположительные потери
противника... миллионов... системы жизнеобеспечения... разработка новых видов...
недостаток воздуха... нашими инженерами... победного конца...
Все потонуло в треске помех.
- Что скажете? - спросил врач длинного.
- Вы знаете, - пожал плечами тот. - Я предпочитаю ликвидировать.
- Легко сказать, - скривился врач. - Новак ценный специалист.
Мы не можем бросаться индексами ЕС.
- Но это же почти необратимо. Может кончится полной ремиссией.
- Вот тогда и ликвидируем, - врач взглянул на Новака и переменился в лице. -Колите!
Колите сейчас же!
Длинный бросился на Новака, ухватил его за подбородок и вонзил иглу ему в шею. В
то же мгновение длинный исчез, бетонный бокс стал кабинетом, а доктор расплылся в
улыбке.
- Вы просто заработались. Нельзя так перегружать организм. Отдохните дома недельку,
попейте таблетки, я выпишу вам рецепт. И вот вам сразу пилюли: если вдруг у вас это
повторится, сразу глотайте одну. Только обязательно сразу, вы меня поняли?
С ощущением тоски и ужаса Новак вышел на улицу. Стоял чудесный летный день, в
листве пели птицы, но Карел не мог забыть сцены в кабинете. Это было слишком
естественно, слишком реально, чтобы быть результатом переутомления. Новак задумался.
Он вспомнил, что проходил в школе, на уроках истории. По мере развития общества
изощрялись и методы пропаганды. Пропаганда захватывала все больше каналов
информации, все теснее переплеталась с реальностью. В то же время солдат перед боем
накачивали алкоголем, а потом и все более сложными наркотиками. Если проследить обе
эти линии до логического конца... В школе их учили, что эпоха войн закончилась тогда,
когда оружия стало слишком много, так что размер потерь не могла оправдать никакая
прибыль от победы. С тех пор на Земле царит мир и благоденствие. Но ведь это чушь. Вопервых, вместе со средствами уничтожения развивались и средства защиты. Во-вторых,
когда оружия становится слишком много, чересчур возрастает вероятность, что оно
попадет в руки маньяка или произойдет сбой автоматики. А война подобного рода, раз
начавшись, остановиться может только с исчезновением одного из противников. Или
обоих. Но у уцелевших, загнанных в бетонные норы убежищ, терпящих постоянные
лишения людей теряется воля не только к победе, но и к самой жизни. Есть только один
способ продолжать войну: убедить этих несчастных, что никакой войны нет, ад - это рай,
и жизнь прекрасна. Средства современной науки позволяют это сделать.
Новак, занятый своими мыслями, и не заметил, что все опять изменилось. Исчезло
синее небо, деревья и птицы. Новак шел по бетонному туннелю. По потолку змеились
провода, удерживаемые железными скобами. По стенам кое-где стекала вода, от нее
исходил тухлый запах. Мерцали лампы в грязных плафонах. Где-то ровно гудели какие-то
машины.
Новак остановился и огляделся. Теперь он знал, что это не галлюцинация. Надо
бороться, подумал он. Раз мое сознание восстанавливается, можно восстановить и
сознание других. Тогда, возможно, удастся положить конец войне. Он достал из кармана
пузырек с пилюлями и швырнул в сторону.
И тут же понял, что делать этого не следовало.
К нему быстро подходил солдат с автоматом, очевидно, следивший за ним все это
время. Разговор о ликвидации молнией пронесся в мозгу Новака. Он понял, что выдал
себя, и что теперешнее его состояние и есть полная ремиссия. Новак бросился бежать.
Воздух раскололи выстрелы.
"Вчера в городском парке был найден мертвым наш коллега Карел Новак. Смерть
наступила от сердечного приступа. Дирекция Института выражает соболезнование
родным и близким покойного".
Хелью Ребане
Моя голова
Давно, еще в детстве, я читал «Голову профессора Доуэля» (*).
Мог ли я тогда подумать, что такая же участь постигнет меня? Что я буду спрашивать
себя и окружающих – где мои ноги? Руки? Где мое тело?
Я очнулся в больничной палате - но не в постели, а на столике у окна. И далеко не
сразу до меня дошло, что от меня осталась... одна голова. Последнее, что я помнил, это
мгновение до лобового удара, столкновения с встречной машиной.
Первый, кого я увидел, был мой личный домашний врач, с сочувствием смотревший на
меня.
Как я узнал позже, именно благодаря его усилиям, я и выжил. Точнее – выжила моя
голова. Это все, что от меня осталось после автомобильной катастрофы.
Благодаря его усилиям! с горечью думал я, закрыв глаза. Как он подчеркнул усилиям.
И благодаря моим капиталам, конечно. Впрочем, стимул бороться за мою жизнь у него
был –такую зарплату он не получал раньше нигде и не получил бы ни у кого никогда.
Если бы мне хотелось жить, я бы сейчас похвалил себя за щедрость, но теперь остается
лишь проклинать. Вот для чего мне, наконец, пригодились мои деньги – чтобы продлить
мои мучения...
Когда весь ужас моего нового положения стал очевиден, я обрушился на врача с
упреками. Зачем он боролся за мою жизнь? Зачем?
- Зачем мне теперь жизнь?
Он виновато молчал.
Да, я – мультимиллионер. Но зачем мне теперь мои деньги? размышлял я, закрыв глаза,
когда косвенный виновник моих страданий удалился. Самое ужасное, что я не
использовал мои миллионы, когда мои конечности были еще целы. Но как я мог
поступить иначе? У меня просто не было времени. Я никуда не ездил, я с утра до вечера
сидел за компьютером, буквально загипнотизированный той легкостью, с которой
зарабатывал деньги. Я даже в банк не ходил, сбрасывая туда деньги по интернету.
Мир так богат и разнообразен...я мог объездить весь мир, останавливаться в
пятизвездных отелях, ощутить дыхание океана, ветер на Бали и Суматре...палящее солнце
Сахары...я так и не увидел пирамид, а мог взять индивидуальный тур и оплатить даже
индивидуальное их посещение, без оравы туристов...Что об этом говорить – у меня, в мои
тридцать восемь лет нет даже наследника, кому оставить мои бесполезные капиталы.
Меня ужаснула простая мысль – загипнотизированный той скоростью, с которой из
рядового инженера превратился в мультимиллионера, я лишь любовался своим растущим
банковским счетом, неуклонно следуя принципу – если видишь, что сумму можно удвоить
– удваивай.
Какие поездки, какой отдых, если нельзя было ни на минуту отвлечься от бизнеса – при
таких фантастических доходах неделя отсутствия обошлась бы в двадцать тысяч
долларов. А не тысячу, как стоит путевка. Мне даже некому отписать мои
капиталы...Родственникам, вспоминавшим обо мне лишь тогда, когда были нужны
деньги? Их бы порадовала моя смерть. И меня тоже.
После нескольких месяцев бесплодных уговоров – отключить систему
жизнеобеспечения моей головы, я, наконец, сделал вид, что сдался. Надо потерпеть, пока
я окажусь у себя дома и уж там-то я что-нибудь придумаю. Не могут же они меня все
время держать под контролем.
Впервые в жизни я стал задумываться о том, – а что такое, собственно, наше «я». Мы
говорим «мои руки», «мои ноги» и «моя голова». Но теперь весь «я» - только голова,
вместо моего сердца теперь маленький насос, искусственное сердце. Но мое
самоощущение ничуть не изменилось. Если не считать подавленного настроения из-за
постигшего меня несчастья...
Наконец, меня выписали домой. В сопровождении целого эскорта – медиков, охраны и
самых близких коллег я поехал домой. Выглядело это так – моя голова, словно памятник
самому себе, стояла на прозрачном, изготовленном на заказ, кубе, внутри которого, как
мне радостно объяснил конструктор, виднелись прозрачные трубочки, чтобы процесс
жизнедеятельности был все время на виду и любой сбой можно было сразу заметить и
устранить.
Ты перестарался, думал я, выслушивая отчет конструктора о том, как остроумно он все
придумал и как моей голове будет теперь хорошо и удобно.
Именно о сбое я все это время и мечтал. Но я уже понял, что союзников у меня нет.
Похоже, что все, решительно все, одержимы идеей сохранить жизнь моей голове. Сами
попробовали бы, каково мне теперь, горько думал я. Особенно по ночам, когда место
среза на шее начинает так ныть, что о сне и речи быть не может.
Они везли меня домой, а я думал о том, что уж там-то я сумею скатиться с этого
хитроумного куба. Придется подговорить кого-нибудь из прислуги или медиков помочь
мне – их теперь вокруг меня вьется целый рой. За деньги- это не проблема. Все зависит от
суммы.
Когда меня привезли, я так устал, что сразу же заснул, а проснувшись, увидел доктора,
дежурившего рядом с моим кубом-памятником.
- Хотите, я вам что-нибудь почитаю?
Нет, ну есть же на свете идиоты...Он мне почитает. О чем, интересно? Обо всем том,
что мне теперь недоступно? Впрочем, он не идиот, он обычный человек, это самое
обычное человеческое взаимонепонимание. Никто, практически никто, не в состоянии
поставить себя на место другого человека. А уж на мое место никто ни при каких
обстоятельствах и не захочет встать. Но я чувствовал, улавливал интуитивно, что, мои
миллионы, несмотря на мое бедственное положение продолжаютт гипнотизировать
окружающих.
- Нет, не хочу.
Тогда он спросил, не включить ли компьютер, не хочу ли я посмотреть, как идут дела.
Дела...Зачем?
Но он уже включил компьютер и подкатил мой «монумент» к нему. Когда я оказался
снова перед компютером, со мной что-то случилось. Я на это время словно забыл, что я
теперь – существо без тела. Почувствовал себя...как бы это сказать ...снова самим собой.
Я объяснил моему помощнику(сначала они предлагали мне женщину-сиделку, не
понимая, что это теперь для меня унизительно), как открыть нужные файлы и выйти на
нужные сайты в интернете.
Все это время, что ассистент под мою указку водил мышкой по столу, я и не вспоминал
о моем несчастье. В мое отсутствие дела шли из рук вон плохо. Из рук...Руки,
ноги...Вместо прибыли –и здесь - убытки.
Я чувствовал, что мой помощник чего-то ждет от меня.
Убытки, да, убытки. Мои партнеры не знали всех секретов моей коммерческой
деятельности...И что-же – открыть им эти секреты и только тогда умереть? А не все ли
равно тебе теперь? спросил я себя. Конечно, того, что у меня было, если бы мне хотелось
продолжать мое существование, мне хватило бы еще на две жизни – много ли нужно
голове? Впрочем, расходов стало все-же больше чем раньше – куб и и его
обслуживающий персонал – самое дорогое «удовольствие», которое я когда-либо
«позволял» себе...Но есть суммы, которые реальными расходами все равно не истратишь.
Только покупками небоскребов и прочего недвижимого имущества.
Перед смертью мне и хотелось оставить подробную инструкцию, некий
«путеводитель» по делам основанной мною фирмы, чтобы счастливые наследники(очень
дальние родственники, не писавшие мне даже писем) ничего там не напутали и в итоге не
оказались разоренными. Если я сам был такой умный, что только зарабатывал деньги, но
так ими и не воспользовался... И не хотелось.
Я всегда был принципиально против того, чтобы давать кому-то деньги просто так.
Уверен, если человек не в состоянии заработать сам, то, сколько ему ни дай, он все равно
все потеряет. Это просто заложено в его натуре, хотя он сам этого и не осознает. Так я
думал всегда, а вот теперь был момент, когда я был готов распрощаться со своими
капиталами без сожаления. Было, конечно время, когда я еще помогал ближним. Но тогда
я был еще не очень богат. Теперь я знаю – на благодарность рассчитывать не приходится.
Все заражены странными идеями – раз ты богат, значит, ты перед нами виноват.
Вместе с тем я вдруг осознал, что, несмотря на мое беспомощное положение, они у
меня в руках (которых нет), а не я у них. Стоит же открыть им все карты, как в зависимом
положении окажусь я.
Странное дело – жить мне не хотелось, деньги мне стали не нужны, но перспектива
оказаться в зависимости, страшила меня намного больше, чем смерть.
Надо было обдумать сложившееся положение. Я сказал врачу, что устал, чтобы он
выключил компьютер, и закрыл глаза.
Впервые после аварии я размышлял не о возможных способах самоубийства, а о том,
как поправить пошатнувшееся финансовое положение (кстати, оно могло так шататься
еще пару лет, и я все равно не обеднел бы), не раскрывая всех коммерческих тайн
помошникам.
Кроме того, я был ошеломлен еще кое-чем. Я никак не ожидал, что буду до такой
степени возмущен тем, как велись дела в мое отсутствие. Растяпы, горько думал я.
Впрочем, так вам и надо. Руки-ноги целы, а вы...Я, вот, вынужден, чтобы совершить
простейшее действие, обращаться за помощью.
После беспокойного сна я вдруг вспомнил о новых разработках компьютерной мыши,
точнее, ее аналога. Где-то я читал, что уже создана или создается возможность
перемещать и устанавливать курсор при помощи взгляда, точнее, при помощи
микродвижений зрачка.
На следующий день я попросил помошников навести все справки и если такой
компьютер уже создан, приобрести его.
Отдав этот приказ, я вдруг понял, что собираюсь жить дальше.
Именно новый компьютер, который мне доставили через неделю, убедил меня в этом.
«Если ты собираешься умереть, то зачем ты его купил?» спросил я себя. «А, значит, ты...
будешь жить. Значит, ты хочешь жить».
Новый компьютер был, действительно, восхитительный. Микродвижения моего зрачка
вызывали перемещение курсора на экране, судя по всему, при помощи встроенного
фотоэлемента. Впрочем – это секрет фирмы-производителя.
Мне достали также и приставку, заменяющую клавиатуру, позволяющую вводить текст
при помощи голоса.
- Все свободны, - сказал я после небольшого совещания с помошниками.
Думаю, некоторые из них уловили иронию в моем хриплом голосе. Держу пари, что до
этого почти все мечтали перенять мой бизнес.
Вскоре наладился мой привычный распорядок дня.
Раньше я вставал очень рано, и, умывшись, прихватив с собой чашку кофе, садился за
компьютер, горя от нетерпения посмотреть, какие из акций пошли вверх, какие вниз.
Также я постоянно отслеживал колебания курсов валют.
Теперь я делал то же самое – только лицо мне обтирал влажной салфеткой мой врач –
камердинер и через некоторое время я даже стал пить кофе – он тут же выливался из
трубки, вставленной в горло, но – вкусовые ощущения сохранились точно такие же, как
раньше!
Сначала мне разрешили (мне – разрешили!) работать только два часа в сутки, но вскоре
я убедил подчиненных, что вынужден в таком случае понизить им зарплату – чтобы
исправить создавшееся положение, мне надо работать намного дольше, в идеале – как
раньше – 10-12 часов в сутки.
Подчиненные надавили на докторов и вскоре, несмотря на ноющую шею – на месте
среза, опиравшегося на куб - я уже проводил за компьютером шесть часов – дольше я пока
что сам не выдерживал. Я уже почти оставил мысль заплатить доктору, чтобы он
отключил меня от системы жизнеобеспечения. Меня вдруг осенило – а что, собственно,
изменилось? Только шея болит, ноет порой нестерпимо. А так...Я, как и до аварии,
выходил в интернет, посылал и получал почту, вечером в полном изнеможении засыпал.
Умственная работа утомляет не меньше физической.
Изменились только две вещи – мои подчиненные смотрели на меня как на инвалида –
снисходительно. Конечно, они скрывали это, но я чувствовал все. И второе - даже
мимолетные встречи с женщинами (на большее у меня и раньше не хватало времени)
стали теперь невозможны.
Эти две вещи угнетали меня – вторая намного меньше – по-видимому потому, что в
организм (голова – это организм?) больше не поступали гормоны, заставляющие бросать
работу в поисках женщины. Но скрытое пренебрежение моих подчиненных и партнеров я
чувствовал на каждом совещании. А я их проводил по старой привычке каждый день,
иногда два раза.
Я был богаче их всех, был их начальником, боссом, а они видели во мне ущербное
существо!
Через полгода дела фирмы пошли на поправку, я окреп, боли в шее мучали меня уже не
так сильно. Вот тогда-то я и собрал совещание и сообщил партнерам и главным
специалистам фирмы, что здесь будут работать только те, кто согласен и способен стать
со мной на ту же ступеньку.
- Что я подразумеваю под «той же ступенькой»? - растерянно осведомился один из
моих замов – моя правая рука. «Рука»...
- Работать за таким же компьютером, как я и иметь смелость отказаться от рук и ног.
- То есть – не пользоваться ими?- спросил кто-то в наступившей тишине.
- Нет. Не иметь их. Даю неделю на размышление. - прозвучал в гробовой тишине мой
хриплый голос. - Кто не готов последовать за мной, пусть напишет заявление об уходе.
Кто готов – будет получать на порядок более высокую зарплату, чем сейчас, в
дальнейшем – на два порядка. Расходы по операции беру на себя. Все свободны.
Все молча удалились.
Я стал ждать последствий своей речи. Запереть в сумасшедший дом они меня не могут
– я предусмотрительно еще больше засекретил ключевые моменты ведения дела.
Увольняться им не захочется –сотрудникам их квалификации и ранга столько нигде не
платят.
Через пару дней ко мне явилась делегация расстроенных подчиненных. Вид у
парламентеров – по-видимому, их следовало называть так - был растерянный и почти
жалкий. Куда делось их превосходство надо мной!
- Мы понимаем, вас постигло несчастье, - начал один из них.
- Несчастье? - весело спросил я. – Почему вы так считаете?
Они растерянно переглянулись.
- Напротив, - продолжал я, - Еще никогда я не мог работать с такой интенсивностью. А
в моей жизни ничего не изменилось! Вы ведь тоже проводите за компьютером десять
часов в сутки, разве не так? Ну, а те маловажные члены,- тут я им весело подмигнул, которых я лишился, мне восполняет интернет. Секс? – я глазами показал в сторону шлема,
который мне надевает камердинер – Виртуальный секс доступен и вам, а при наличии
новых, высочайших доходов, вы сможете посещать и более дорогие порносайты. За вход
вы будете расплачиваться виртуальными деньгами. Ваша жизнь, по сути дела не
изменится, только вы будете намного богаче. У вас будет роскошный дом недалеко от
меня. В конце концов, у вас будет столько денег, что вы даже сможете в дальнейшем
завести себе клона и, возможно, переместить ваш мозг в его тело!
Впрочем, это музыка очень далекого будущего и я не знаю, какие будут
законодательные ограничения. Вот этого я вам не гарантирую. А все остальное будет
оформлено договором. Впрочем, я устал и не хочу вас убеждать. Вы взрослые люди,
решайте сами. Вот вам еще неделя для принятия решения. И ни дня больше.
И что вы думаете? Да, большая часть персонала уволилась по собственному желанию.
Но двадцать человек согласились на операцию.
...Теперь в наш город Интеллектуальных Кубов привозят туристов (мы, кстати, имеем с
этого неплохой доход). Два раза в неделю им дозволено проехаться между роскошными
особняками и заглянуть в большие окна.
Там они видят одну и ту же картину – в огромном зале мерцает голубым светом экран
компьютера. Перед ним на огромной стеклянной подставке-кубе стоит неподвижная
голова.
Взор ее устремлен на экран.
* - Повесть Александра Беляева (прим. автора).
Марьян Беленький
Ars longa vita brevis
- Здравствуйте, мы звонили по поводу ваших текстов.
- Да. Да, заходите. Прежде всего, какими средствами располагает ваш театр для
приобретения моих текстов?
- Нет, вы нас не поняли. Мы не за этим.
- Вы же сказали - по поводу текстов.
- Ну да. Только не этих. Мы хотим, чтобы вы возглавили наше Движение.
- Какое еще движение?
- Ну вот вы пишете "Смело, решительно, без колебаний, в бой мы пойдем, не щадя
расстояний". Вот и возглавьте нас. Ведите нас в бой.
- Ребята, я боюсь, вы меня не так поняли. Я литератор - мое дело сидеть писать.
- Значит, все это неправда, что вы пишете? Неправда? Вы нас обманывали?
- Ну почему, правда. Но есть правда жизни и правда искусства, понимаете. Вы
"Лолиту" читали? Ну вот, представьте, если бы кто-нибудь предложил Набокову
"организовать" 12-летнюю девочку по сходной цене?
- Значит, вы нас обманывали? А мы так надеялись на ваше участие...
- Ребята, только не надо здесь рыдать. Поймите, литература отражает жизнь не прямо, а
опосредовано. Вот, к примеру, Карл Маркс писал письма коммунарам в Париж, а на
баррикады вовсе не рвался.
- Наше Движение основано на ваших принципах. Вот, вы пишете "И пусть погибнут тысячи врагов,
И пусть земля горит под их ногами,
Мы вместе - сотрясатели основ,
И горе тем, кто в этот час не с нами!"
- Дайте сюда! Какой идиот это писал? Ах, да... припоминаю... у меня был приступ
печени... я поссорился с женой... ребята, я очень уважаю ваш порыв, но нельзя же так
буквально все воспринимать.
- Вот мы готовим убийство политического лидера, согласно вашим принципам... Вы
должны возглавить...
- Ребята, да вы с ума сошли! Мне только этого не хватало… Мне сейчас диван-кровать
должны привезти из мебельного, а в пять у меня эндокринолог. Девочка, успокойся,
вытри слезы, выпей водички. Дай мне телефон твоей мамы. Ребята, поймите - литература это одно, а жизнь - совсем другое! Ну хорошо, вы знаете известные строки Маяковского
"Я люблю смотреть, как умирают дети". Как вы думаете, сколько детей убил лично
Владимир Владимирович?
Или взять Пушкина
"Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу.
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу".
Вы полагаете, что Пушкин, написав эти строки, сунул за пазуху кинжал и пошел
убивать царских детей? Или вот, скажем: "Жидов расхватали по рукам и начали швырять
в волны. Жалкий крик раздался со всех сторон; но суровые запорожцы только смеялись,
видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе".
Как вы думаете, сколько лиц еврейской национальности Николай Васильевич лично
покидал в реку?
- ... В штабе нашего Движения висит ваш портрет... Вы обманули всех нас... Мы ....
- Ну хорошо, хотите, я приду к вам в штаб, отработаю вам концерт, 400 долларов всего,
без неконвенциональной лексики, с учетом вашего возраста. Разумеется, без квитанц... А
вот с кулачками на меня не надо. Вот вам каждому по книге с моим автографом... Зачем
же вы их рвете?
- Ах так? Мы будем без вас осуществлять ваши идеи... вы - предатель ваших идеалов.
Мы так вам верили... Мы на ваши слова написали наш гимн.
"Жизнь наша нам не дорога,
Смело пойдем в бой на врага!
Дело народа - вера и честь!
Враг пусть трепещет! Священная месть!"
- Да, да, припоминаю. 20 строк, по 5 долларов за строку... Я, правда, просил по 8 ...
Поймите, у меня семья. Что мне, в мои годы, к конвейеру идти? Извините, ребята, но я
вынужден буду сообщить органам ... А то еще и меня, не приведи Господь, вместе с вами,
идиотами, потащат... Ребята, послушайте умного человека. Если вы меня действительно
уважаете - выбросьте мои книги на помойку, а мои идиотские идеи - из головы. Займитесь
тем, чем все в вашем возрасте - пейте вино, ходите на дискотеки, встречайтесь с
девушками. Ну все, желаю успехов, мне статью сдавать. И большая просьба - забудьте
мой телефон и адрес. И, ради Бога, большая личная просьба - не надо так буквально все
воспринимать... До свидания...
…Ребята, погодите! Я иду с вами.
Александр Корн
Байка про Игорешу Кандышева, Викочку Капатепову и
золотую рыбку
Игореша Кандышев, приехав в столицу из города Энгельса, Саратовской области,
закончил здесь Московский Межрегиональный Институт Информатики (ММИИ) пару лет
назад и теперь работал сетевым администратором в довольно известной фирме,
торгующей химическим оборудованием. Жил он с Викочкой Капатеповой, которая совсем
недавно оказалась полновластной хозяйкой своей однокомнатной квартиры, когда мама
её, увлекшись в свои сорок шесть лет красавцем-дальнебойщиком, уехала с ним на Север,
и там они оба погибли в автомобильной аварии. Ехали ночью по абсолютно пустой
дороге, единственной на многие сотни километров соединяющей обледеневшим полотном
с глубокой колеей маленькие поселения нефтяников, и въехали на полной скорости в
допотопную Татру, очевидно брошенную каким-то частником, ибо Татры давно уже не
производятся в Чехословакии, да и страны такой уже нету. Самосвал стоял прямо посреди
дороги уже не одну неделю и полностью покрылся за это время снегом и льдом.
Викочка горевала недолго. Она никогда не была особенно близка с мамой. И даже
наоборот, была на стороне папы, которого мама не любила, называла алкоголиком и
татарином. Папа, действительно, был татарином, и, после того, как КБ, где он работал,
запустил последний спутник при уже разваливающемся Союзе, и после того, как всех в
этом КБ сократили, а потом и вовсе всю контору закрыли, запил беспробудно горькую.
Однокомнатная квартира на Фрунзенской набережной досталась им как раз в виде премии
за успешный запуск того самого спутника, который, как папа говорил всем под большим
секретом, был вовсе и не спутником, ибо носитель у него был вовсе не для околоземной
орбиты. Наверное, в хорошие времена такую находку для шпиона сразу бы посадили, да
надолго, но занятым собственным выживанием органам было не до спившегося
конструктора, который, впрочем, недолго разглашал государственные тайны, тихо
скончавшись в чужом дворе на полпути к ларькам у метро «Фрунзенская».
Похоронив маму, Вика быстро сошлась с новоиспеченным в то время IT-специалистом
Игорешей Кандышевым и следующую свою жизненную задачу видела в том, чтобы
узаконить сложившиеся де-факто отношения с молодым человеком, почти идеально
отвечающим её представлениям о муже: Игореша не пил, аккуратно приносил зарплату,
был в меру пухловат, т.е. чуть-чуть полнее самой Викочки, был чуть ниже ее ростом и
носил достаточно густые, но мягкие, хотя и слегка вислые, потому что Игореша никогда
не стриг их вовремя, усы. Папу Игореша напоминал только усами. Усы почти всегда
пахли сигаретным дымом, и это тоже нравилось Викочке, и она следила, чтобы Игореша
курил приличные сорта сигарет. Её молодой человек не имел вредных привычек, имел
чувство юмора и высшее образование, а также хорошую работу и вполне
удовлетворительную потенцию, и, ко всему прочему, любил её, как была уверена
Викочка, - так что еще надо женщине для счастья.
Несколько огорчала ее только увлеченность Игореши золотом. У Игореши,
действительно, наблюдалась какая-то странная привязанность к этому благородному
металлу. Никогда не имел он в собственности ни кусочка золота, но знал, например,
досконально сколько золотых запасов есть у России, у Штатов, у англичан или китайцев.
Знал почем идет золото не только на мировых рынках, но и, например, почем сейчас
можно купить с рук у московских нумизматов царские червонцы позапрошлого века. Он
свято верил, что золото должно расти в цене, потому что мировые запасы его ограничены,
а космическая добыча еще в далеком будущем. А недавний взлет цен на золото с трех
сотен за тройскую унцию до почти тысячи баксов воспринял как неоспоримое
доказательство правоты своей жизненной позиции. На всякие намеки Викочки о женитьбе
он со вздохом отмечал, как высоко подскочило золото в цене, и какое сейчас плохое время
для покупки обручальных колец. Викочка была не такая дура, чтобы не понимать, что
Игорешка считает ее немного недалекой, но по давней русской традиции полагала, что
мужик всегда прав, даже если и не всегда по делу, и закрывала глаза на противоречия в
позиции своего гражданского мужа, считая, что никуда он уже не денется от ее вкусных
пирожков и ее теплой постели, и что их формальная женитьба есть только дело времени.
***
Надо сказать, что Игореша не так уж аккуратно приносил домой свою зарплату. Он
давное уже откладывал в тайне от Викочки сотню, а то и пару сотен, баксов с каждой
получки, оправдывая скрытую денежку всякими расходами на корпоративные вечеринки,
сборы на подарки ко дням рождения сотрудниц и прочие рабочие надобности. Скрыл он
от Викочки и кое-какие старые накопления, сделанные им в последние студенческие годы,
когда Игореша уже вовсю зарабатывал, а в институт ходил лишь на сдачу экзаменов,
чтобы откупиться от преподавателей, алчных до денег старых пердунов.
И вот, получив в конце года премию в размере почти двойной месячной зарплаты,
довел он свои накопления до пяти кусков зеленых, на которые открыл брокерский счет,
чтобы играть на бирже на колебаниях котировки фьючерсов на золото. Игореша
откровенно презирал толпу оголтелых торговцев валютой на Форексе, несущих туда
каждую добытую где-то правдами и неправдами свободную сотню долларов, чтобы
продуть все в первую же неделю, если не в первый же день, и считал, что только игра на
золотых фьючерсах достойна уровня интеллигентного человека, каким по праву может
считать себя IT-специалист его уровня, не понаслышке знающий, как работает онлайн
доступ к бирже или ко счету в брокерской конторе, и которому не составляет никакого
труда освоить примитивные приемы технического анализа графиков котировок. Также он
считал себя особенно эмоциально устойчивым (и правда, в первые дни знакомства
Викочка часто жалела, что Игореша такой холодный, но потом смирилась с этим, решив,
что он в сущности незлобив и даже добр), чтобы успешно играть на биржевых
спекуляциях.
Таким образом, в одно прекрасное декабрьское утро, когда вовсю зеленела во дворе
травка в угоду глобальному потеплению, вышел он из брокерской конторы со всеми
логинами, пинами и пассвордами, полагающимися для интернет-доступа к своему
новенькому брокерскому счету. Бодрый голос диктора из огромного плазменного экрана
бормотал ему вслед, что погода на азиатских рынках ясная и стабильная, и такое же
спокойствие ожидается и на других мировых рынках.
Добравшись на работу сначала на метро, а потом на провонявшей бензином
маршрутке, он с порога напустил на себя неприступный вид, чтобы женский в основном
коллектив фирмы не лез к сетевому администратору со всякими глупыми проблемами.
Закрывшись в своем небольшом, но уютном, закутке, он с особым трепетом открыл
торговую программу, хорошо уже изученную вдоль и поперек за время вынужденного
ожидания, пока накапливался первоначальный капитал. Сегодня он должен торговать уже
живыми деньгами. В последнее время кривая стоимости золотых контрактов
вырисовывала фигуру технического анализа, известную под названием «золотая рыбка».
Рыбка уже закончила формирование хвоста и тела, и если теперь правильно завершится
голова, то следовало ждать подъема курса фьючерсов. Игореша сам не ожидал, что будет
так волноваться. Руки буквально не слушались его. Буквы команд приходилось
перебивать на клавиатуре несколько раз.
Торги начались, и не осталось никаких сомнений – фигура «золотая рыбка», пусть и
немного кривоватенькая, но сформировалась полностью. Игореша ждал с замиранием
сердца – пойдут ли цены вверх. У него вспотели ладони. Он страшно хотел, но и страшно
боялся подать заявку на покупку. Надо сначала дождаться, действительно ли пойдут цены
вверх. У него дрожали руки, он судорожно нажимал на кнопку мышки чаще, чем
следовало. В полном ступоре следил Игореша, как поползли вверх, медленно, но
уверенно, кривые цен контрактов на доставку золота в апреле. Вот цены, споткнувшись о
невидимый уровень сопротивления, поколебались немного на вершине и стали сползать
вниз, и только тогда вышел Игореша из своего транса и вспомнил о плане торгов. Как это
следовало делать каждому настоящему биржевому торговцу, Игореша написал подробный
план торгов на свой первый день, где предусмотрел все возможные варианты поведения
рынка. План на случай отката цен вниз гласил, что надо покупать сразу после того, как
станет очевидно, что дно отката пройдено. Пробежав глазами строчки плана, написанные
вчера своей собственной, еще твердой тогда, рукой, Игореша немного успокоился,
вспомнил, как решил неукоснительно держаться плана, и немедленно закупился на
половину своих денег, когда цены, оттолкнувшись от дна, снова пошли вверх. Далее
согласно плана надо было продать бумаги в тот момент, когда цены поднимутся на
половину первоначального движения, которое они начали после завершения
формирования головы рыбки. Все сошлось замечательно. Игореша продал купленные
всего десять минут назад контракты и заработал, с вычетом брокерской комиссии, сорок
восемь долларов. После своего первого движения фьючерсы болтались то вверх, то вниз.
Игореша играл по-маленькой, решив, что может позволить себе спустить долларов сто,
как цену приобретения опыта практической торговли. Не всегда было легко поспевать за
движениями цен, поэтому были потери и больше ста долларов, но к концу торгов он всетаки остался в плюсе. Сто двадцать три доллара с копейками – очень неплохо для первого
дня, решил Игореша. Он закрыл все свои позиции за полчаса до конца торгов и
неизвестно, чему он был больше рад – своему ли заработку или тому, что все ему удалось,
и что он смог твердо придерживаться своего плана и обрел уверенность.
Как состоявшийся мужчина, он был особенно ласков с Викочкой в ту ночь. И Вика
простила ему пространные рассуждения о природе золота, и почему оно необходимо
человечеству. Она лежала молча, довольная тем, что мужчина ее доволен, и что он ни разу
не отметил, как быстро растут цены на золото, и как дороги нынче обручальные кольца.
***
Прошло два дня, и в пятницу за час до закрытия торгов кривая курса вновь нарисовала
золотую рыбку. Игорешу мгновенно прошиб пот, когда он заметил, как сформировалась
очень убедительная, и даже очень красивая, рыбка. Сегодня в плане у него значилось
использовать так называемое плечо, или рычаг, то есть играть не только на свои деньги,
но и занять деньги у брокера. Он расчитывал не делать резких движений и ограничиться
плечом с коэффициентом два, что означало – привлечь столько же заемных средств,
сколько он вкладывал своих денег. Но как только он осознал, что прорисовалась рыбка,
рост фьючерсов пошел такой уверенный, что он, наращивая потихоньку свою позиции, то
есть покупая все больше и больше контрактов, таки превысил свой план, и незаметно для
себя закупился на сумму в пять раз большую, чем расчитывал. Когда он заметил, что
увлекся, то безжалостно сбросил лишние контракты, хотя они все еще приносили бы ему
доход, и завершил торговый день в полном соотвествии с планом.
Рынок закрылся и Игореша уже не мог сдержать эмоций. Он издал крик неандертальца,
только что уложившего дубиной пещерного медведя, и стал скакать по комнате, сметая со
стола диски и распечатки. Сотрудницы, привычные к его диким выходкам, оглянулись на
закрытую дверь его каморки, обменялись взглядами и покрутили пальцем у виска
За этот торговый день Игореша сделал девятнадцать тысяч двести сорок четыре
доллара с копейками. А если бы у него было больше денег, то страшно посчитать, сколько
он смог бы заработать за сегодня. Квартира Викочки, если ее продать, могла бы потянуть
на сто пятьдесят тысяч долларов, привычно посчитал Игореша. Имей он такие деньги в
начале дня, сейчас его состояние перевалило бы за полмиллион.
Из офиса он вышел уже с холодной головой. Хлопнул дверью, ни с кем не
попрощавшись, и направился к давно намеченному для снятия денег банкомату в
шикарном офисе банка, расположенного недалеко от станции метро, от которой Игореша
ездил домой. Подойдя с независимым видом к банкомату, он снял с помощью дебитной
карточки полторы тысячи долларов со своего брокерского счета – это была максимальная
сумма, которую можно снять с карточки за день. Машина бесприкословно высунула ему в
щель солидную пачку зеленых купюр. О-йес, все работает! – возликовал в душе Игореша
и отправился на рынок. Он купил по дороге домой коньяк, который любил сам, торт,
который любила Викочка, а также всяческой нарезки разных сортов, которые, как он
вспомнил, они закупали с Викочкой, готовясь встретить ее день рождения.
Дома он объявил, что получил сегодня премию и небрежно вручил Викочке тысячу
долларов, за что был обцелован, обласкан и назван самым умным, красивым и
обаятельным мужчиной на свете.
Засыпая, он засунул, как обычно, руки в вырез ночнушки Викочки, чтобы сжимать
время от времени ее мягкие груди, и думал, какие жалкие люди все-таки эти москвичи –
только потому, что владеют квартирами по четыре тысячи долларов за квадратный метр,
они мнят себя пупами земли русской.
***
Теперь Игореша внимательно следил за курсом, специально обращая внимание на то,
чтобы не прозевать очередную рыбку. И она не обманула ожидания. Начав формироваться
во вторник вечером, к утру среды она нарисовалась во всей красе, абсолютно
симметричная и не оставляющая никаких сомнении, что курс немедленно пойдет вверх,
когда завершится рисунок головы.
Хотя в плане у Игоря стояло использование рычага до коэффициента десять, он не смог
удержаться и стал наращивать свои позиции, потому что кривая роста упорно шла вверх,
и было бы просто преступлением упускать такие богатые возможности. Последний
контракт он купил уже с плечом двадцать, то есть, заняв у брокера в двадцать раз больше
денег, чем имел сам. И за полчаса до закрытия он закрыл все свои позиции, потому что
боялся, что тронется умом, если курс продолжит расти дальше. Торги завершились, и на
счете лежало пятьсот тридцать шесть тысяч долларов с копейками.
Игорь не стал дожидаться конца рабочего дня. Он зашел в ювелирный магазин, мимо
которого проходил ежедневно на работу, и даже как-то раньше заходил внутрь, чтобы
прицениться к обручальным кольцам – ведь надо же было на деле доказать Викочке, что
цены на обручальные кольца растут даже быстрее, чем цены на золото, потому что все
ювелиры – жулики.
К нему сразу подошла молоденькая, смазливая девочка и спросила, что он хочет
посмотреть. Неожиданно хриплым голосом Игорь сказал, что он видел у них обручальные
кольца из золота 999-ой пробы. Оказалось, что насчет этих колец надо договариваться с
другим человеком, рангом повыше в их ювелирной иерархии. На зов девочки явился не
менее смазливый молодой человек и предложил Игорю пройти в соседнюю комнату, где у
них хранятся самые дорогие обручальные кольца.
Цены у этих жуликов, конечно же, были заломлены несусветные. Кольца продавались
только парами, причем кольцо невесты было обязательно с большим камнем, а то и с
несколькими камнями. Это мешало Игорю оценить реальную стоимость колец, потому
что он не знал, сколько стоят бриллианты таких каратностей. Но, решив, что без покупки
он не уйдет, и, зная, что по карточке он может расплатиться максимум на пятьнадцать
тысяч долларов в день, Игорь выбрал пару, где кольцо невесты было с пятью красивыми,
небольшими камнями. Продавец сказал, что покупку на такую сумму может оформить
только главный менеджер магазина, и провел Игоря в маленькую, но очень уютную
комнату, где потертый и немолодой уже менеджер изучил дебитную карточку, позвонил в
выдавший ее банк, и торжественно объявил, что они делают на эту покупку скидку в
тысячу долларов. Не давая этим жалким людям подумать, будто им удалось обмануть его,
Игорь молча заплатил за пару колец без малого четырнадцать тысяч долларов, прекрасно
осознавая, что красная цена им в базарный день от силы тысячи три или четыре.
Суетливый молодой человек преподнес Игорю кольца в изъящной перламутровой
шкатулочке с богато инкрустрованной золотом крышечкой.
Вечером перед сном Викочка уловила новые нотки в голосе Игореши. Он уже не так
категорично говорил о росте цен на золото и на обручальные кольца в частности. И
кажется даже, он вполне с симпатией относился к тому, что обручальные кольца должны
быть непременно дорогие, а то какой же смысл в том, чтобы покупать дешевые кольца на
всю жизнь. Со сладкой тревогой в сердце отметила Викочка слова про всю жизнь, и даже
сама проявила инициативу в любовной игре, чтобы поощрить Игорешу. Но развивать тему
дальше побоялась. Она лежала молча, копоша пальцами в завитках волос на груди
Игореши, и слушала невнимательно его рассуждения о золоте. Мысли Викочки были
заняты другим: у нее должны были сегодня начаться месячные, а на прокладках не было
еще ни мазка. Засыпая уже, она поймала краем сознания рассуждения Игореши о словах
вождя пролетариата про золотые унитазы и отметила для себя, что надо что-то делать с
этой увлеченностью Игоря золотом. Теперь уже не было сомнении, что что-то новое
происходило с ним – про унитазы он раньше не говорил.
***
Скоро начнутся рождественные каникулы во всем мире, и торги прервутся надолго.
Погода на дворе стоит не поймешь какая, и ситуация на рынке тоже ничем не радует.
Колебания курса фьючерсов сократились до сотых долей процента в день. На таком рынке
ничего не заработаешь. Но с другой стороны, чем дольше продлится узкий коридор, тем
сильнее будет движение цен.
Анализируя кривые в разных масштабах, Игореша вдруг снова увидел знакомые
очертания золотой рыбки. На этот раз ее можно было разглядеть только в очень крупном
масштабе. Значит ли это, что цены взметнутся намного больше, чем в прошлый раз?
Теперь, имея значительную сумму для спекуляций, Игорь решил начать закупаться
пораньше – он мог спокойно переждать рябь кривых, на которой убивались позиции
множества мелких игроков.
Цены пошли вверх, даже не дождавшись полного завершения рыбьей головы. Причем
колебания кривой на подъеме были такие, что маленькие позиции стряхивались, не
задерживаясь, и крупные контракты Игоря стали быстро наращивать доходность. Если
продать все сейчас, то прибыль составила бы уже несколько миллионов. Но курс
продолжал расти, и Игорь стал наращивать позиции, используя рычаг. Имея миллион
своих средств, при коэффициенте рычага сто он мог привлечь сто миллионов долларов.
Но это было опасно – движение курса вниз всего на один процент мгновенно убило бы все
его деньги. Поэтому Игорь выбрал безопасный рычаг с коэффициентом десять – при
таком рычаге, чтобы убить его деньги, курс должен провалиться больше, чем на десять
процентов, а средние дневные колебания курсов никогда не превышают и единицы
процента.
Но жопа нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь. Прямо посреди рабочего дня,
когда по всем параметрам должно было наступить некое затишье на торгах, фьючерсы на
золото упали на четырнадцать процентов в течение всего нескольких тиков. Игорь не
успел даже дернуть мышкой, как сработал автоматический отзыв заемных средств
брокера с его счета. Падение курса было настолько мощное, что соскользнуло со всех его
защитных остановок и съело все его деньги. Красные цифры на счете показывали, что он
остался еще и должен тысячу сто тринадцать долларов – захлебываясь лавиной сбросов,
система брокера успела, тем не менее, обезопасить свои собственные средства, выданные
Игорю в долг, и промахнулась при этом вниз всего на сотую долю процента.
Резко потемнело в глазах. Сердце прорезало острой болью. Сознание Игоря сжалось до
размеров этой боли и каждое мгновение порывалось отключиться вообще. Чувствуя, как
все тело покрывается липким потом слабости, Игорь, согнувшись на стуле, тер руками
грудную клетку, пытаясь развести резкие схватки боли, и больше ничего для него не
существовало на свете.
***
Викочка вышла из поликлиники в смешанных чувствах. Утренний положительный тест
на беременность подтвердили и в гинекологии. Теперь Викочка даже не знала, рада она
или нет. Не знала даже, как она скажет об этом Игореше. Будет ли он рад? Как сделать
так, чтобы он обрадовался?
В маршрутке ей показалось, что ее начинает уже тошнить.
Возбужденный голос диктора по радио привлек внимание сообщеним о золоте. В
новостях передавали, что по совершенно непонятной мистической причине цены на
золото катастрофически упали на всех мировых рынках. Вместе с золотом упал доллар, и
все основные рыночные индексы тоже резко скакнули вниз.
Викочка не знала, рада она была это услышать или нет.
Ей показалось, что живот ее уже несколько увеличился. Кажется, она сильно захотела
мандаринов или хурму. Или граната...
***
Все с непреходящей болью в сердце, Игорь стал листать сайты новостей в интернете.
Должно же быть объяснение такому мощному движению денег в триллионы долларов. Но
объяснения нигде не было.
Наконец в окошке Windows, где Игорь держал открытым новостной канал CNBS,
диктор, получив сбоку листок бумаги, возбужденно затараторил про совершенно
секретную встречу президента США с директором ЦРУ, где был сделан совершенно
секретный доклад о перехвате обмена шифровками китайских шпионов в России со своим
пекинским центром. Секретный русский проект по запуску космического корабля к
небесному телу номер 1473, издавна привлекавшему внимание астрономов высоким
значением альбедо и богатыми линиями золота в спектре отраженного света, успешно
завершился прошлой ночью. Возвращаемый отсек корабля, запущенного в Советском
Союзе еще в 1991 году, совершил жесткое приземление в снежных степях Казахстана, и
доставил на Землю образцы породы, состоящего практически из чистого золота с
высокими примесями редкоземельных элементов (приводился процентный состав
элементов) и с почти нулевой радиоактивностью. В докладе делался вывод, что
космические проекты Китая в срочном порядке будут переориентированы на запуск серии
буровых установок к астероиду, который будет стремительно приближаться к Земле еше в
течение трех лет. Запасы золота на этом маленьком небесном теле оценивались, как в
десять раз превышающие все земные.
Игореша уже успокоился к этому времени. Было ясно, что такой откат фьючерсов
явление временное и надо срочно закупать их, пока они упали ниже справедливых
значений за время паники. Но на это не было денег. Несчастные обручальные кольца даже
по самым оптимистическим оценкам не давали ему даже пяти тысяч долларов. Нужен был
план.
И такой план у Игореши вызревал давно. Забившись в угол провончвшей маршрутки,
Игорь прикидывал, что оформление на него собственности на Викину квартиру займет
слишком много времени. Паника на бирже не может длиться долго. Игорю казалось,
только одну неделю, максимум две, понадобится рынку, чтобы восстановить большую
часть потерь. Получалось, что быстрый кредит под залог квартиры может получить только
сама Вика. Как убедить ее сделать это? Почему он, дурак, не позаботился об этом гораздо
раньше...
***
Игорь открыл дверь своим ключем, Викочка была уже дома и радостно бросилась ему
навстречу:
- Игореша, ты слышал – папин спутник вернулся, наши откопали в космосе горы
золота! Только что передавали по телевизору. И сказали, что цены на золото упали в
десятки раз!
- Слышал, - поморщился Игорь, на мгновение у него вновь схватило сердце.
Но он тут же широко улыбнулся, достал из кармана заранее приготовленную
перламутровую шкатулку и открыл затейливо инкрустированную золотой вязью
крышечку:
– Выходи за меня замуж, Викочка!