логический, религиозно-мистический и культурно

логический, религиозно-мистический и культурно-психологический
ект
Ь|
М., 2001.-С.34.
'
20.
См.: Валенцова М. М. Полесская традиция о сновидениях // Сны и ви
ния в народной культуре...- С.44-54; Толстая С. М. Иномирное пространс 6'
в
сна. - Там же. - С.204.
°
21.
Иванов Вс. Дитё // Иванов Вс. У. Дикие люди. - М., 1988. - С. 16.
22.Гришакова М. Визуальная поэтика В. Набокова // Новое литератупн
е
обозрение. -2002.-№54.-С.211.
23. Иванов Вяч. Вс. «И мир опять предстанет странным...». К столетию со дня
рождения Всеволода Иванова // Литературная газета. - 1995. - 22 марта. - С 6
Калмыцкий государственный университет
Н. К. ЮНУСОВА
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ В ПОЭМЕ С. ЕСЕНИНА «ОТЧАРЬ»
Третьей в цикле С. Есенина, посвященном теме назначения искусства, является
поэма «Отчарь». Она была написана в Константинове 19-20 июня 1917 года.
Образ Отчаря традиционно трактуется как обобщенный образ народа-мужика,
«великана Отчаря, который держит на своих плечах «нецелованный мир» (1). В
основном, исследователи обходят стороной анализ этого образа, зачастую не
объясняя, а пересказывая сюжет поэмы. В современных работах видны попытки
по-новому переосмыслить значение образа Отчаря.
«В облике сказочного русского мужика в поэме «Отчарь» на глазах проступал то
ли образ Святогора, то ли Микулы Селяниновича, то ли русского крестьянского
Саваофа или святителя Николая», - рассуждает С. Куняев в своей работе «Есенин»
(2). В диссертации М. Скороходова находим несколько вариантов названия поэмы.
Один из них - вариант В. П. Гарнина, производящего слово «отчарь» от
«отчарованный», то есть «отчаянный, разбойный, пошедший на крайний шаг во имя
свободы, скинувший бремя неволи российский крестьянин» (3). Существует
также версия А. И. Михайлова, который считает, что «отчарь» можно сблизить со
словом «отчий» и трактовать его как синоним ело ва «земляк» (4). Сам М.
Скороходов приходит к выводу о том, что название поэмы «можно возвести к
слову «отец», что во многом конкретизируется ко текстом» (5).
Вряд ли можно согласиться с мнением В. Гарнина, так как помимо буслаевского
разгула, характеризующего образ Отчаря, в поэме подчеркнуты его мудрость,
нежность и святость:
156
Прижимаешь
к
Нецелованный мир...
плечу
Свят и мирен твой дар,
Синь и песня в речах. (6)
Пожалуй, мнение М. Скороходова («отчарь» - отец) ближе всего к
раскрытию данного образа. Действительно, лирический герой поэмы называет
себя сыном «широкоскулого и красноротого чудотворца»:
Я сын твой, Выросший,
как ветла При дороге.
Научился смотреть в тебя,
Как в озеро.
(2,32)
Но возникают вопросы. Почему лирический герой - сын Отчаря? Является
ли образ Отчаря обобщенным образом всех отцов-прародителей или можно
объяснить его строчкой из есенинской биографии («сын крестьянина»)?
А. Карпов утверждает, что этот образ является двуплановым. С одной стороны,
он «вполне реален: его плечи - «что гранит-гора», его седины заставляют думать
о лежащем на полях снеге. С другой - отнюдь не реалистичен» (7). Он называет
его «туманным», вызванным стремлением выявить новое... с помощью
традиционной образности религиозного толка» (8). Действительно, образ Отчаря
темен, не исследован. Но из традиционно религиозных образов в поэме
встречаются лишь два - образы Христа и Иуды.
О подобных «темных» образах писала и А. Марченко: «По всей вероятности,
они в замысле лишены смысловой «нагрузки» и введены в поэмы для того, чтобы
сообщить монологам «нового сеятеля» (Есенина) пугающую воображение
«темноту», столь характерную для стиля «ветхозаветных» пророчеств» (9).
Молодая поэтесса И. Мирзоева считает, что «сам поэт до конца не осознает
смысла своих стихов. Он не понимает всей глубины образов и того знания, которое
заложено в них» (10). И. Мирзоева почти дословно повторяет высказывание Е. М.
Галкиной - Федорук тридцатилетней давности: «Имажинизм - такое направление в
поэзии, которое требовало целостной абстрактной системы образов, основанной на
конкретно-синкретическом восприятии действительности: Есенин НЕ мог этого
постичь и не постиг. Потому-то и читатель не понимал есенинских «космических»
образов» (11). В. А. Вдовин, напротив, рассматривает использование Есениным в
революционных поэмах иносказательности, многоплановости, символики
совершенно сознательным и определенным: «Прежде чем анализировать поэзию
Есенина этих лет, необходимо прочитать ее, проникнуть в скры-Ть1й смысл образов,
в необычайную внутреннюю их наполненность, или, говоря словами поэта,
разгадать тайны наполняющих сердце образов» (12).
157
Как мы уже знаем. Есенин в эти годы занимался поиском нового вселенского
слова. Поэтому его поэзия так зашифрована. Эту особенность поэтики г
Есенина В. И. Харчевников назвал «скифским языком». «Этот язык имеет свое
предназначение, он рассчитан на определенный тип читателя и представляет
нечто вроде моста над топью.... В 1920 году поэт заявляет, что в поэзии следует
поступать так же, как поступает народ, создавая пословицы и поговорки: образ,
конкретный образ, утилитарный в лучшем смысле слова, - гать через болото» (13).
Значит, чтобы понять символику образа, необходимо обратиться к народным
истокам.
Е. Курдаков с горечью отмечает, что сегодняшнее литературоведение все так же
далеко от понимания внутренней сущности «новокрестьянства» как явления. Он
отмечает важность знания древней национальной культуры, которой владели
«новокрестьянцы» и прежде всего С. Есенин.
«Без знания национальной культуры нам никогда не понять трагической
вспышки апокалипсических видений «новокрестьянцев», в том числе Есенина, вспышки, может быть, последней на русском поэтическом небосклоне», -считает
Е. Курдаков (14).
То, что формировало в Есенине глубоко национального художника, «предыстория» искусства, то есть крестьянский изобразительный фольклор,
бытовое, прикладное народное творчество - в таком объеме и такой степени
воздействия было доступно ему одному. Многовековой опыт русского крестьянина,
его понимание красоты, его мифологические и космогонические воззрения, его
творческий гений - все это было доступно Есенину с отроческих лет. Красота,
овеществленная в узоре, орнаменте, резьбе по дереву, полюбовных песнях, в
духовных стихах, немалыми знатоками которых были и дед поэта, и бабушка, и
его мать, - вот именно эта красота была в первую очередь воспринята и полно
оценена Сергеем Есениным. Глубокие связи с классической литературой и
творчеством народа были для Есенина первоосновой художественных исканий и
теоретических обобщений. Теоретические работы поэта («Ключи Марии», «Быт и
искусство») свидетельствуют о том, что, с его точки зрения, народное творчество
отвечает на многие вопросы образования слов, загадок, поговорок, пословиц,
образов, исключая, конечно, слова, внесенные из других языков. А слово и образ,
как считал поэт, не могут быть использованы в художественной литературе без
точного и глубокого понимания того, как они возникли и что обозначали с самого
своего рождения.
По нашему мнению, в поэме «Отчарь» некоторые образы берут свои истоки из
древнеславянской «Велесовой книги». Обратясь к этому источнику, находим
несколько параллелей в тексте поэмы. Так, Отчарь, по-видимому, одно из воплощений великого древнеславянского бога Триглава. Триглав - своеобразная
дохристианская троица, состоящая из бога Сварога - прародителя всего род3
(вселенной), Перуна — его сына и Свентовита - «святого духа».
В «Велесовой книге» есть несколько мест, в которых летописцы утверждают,
158
Что род славянский происходит от прародителя Сварога: «И так мы – от богов
внуки Сварога нашего и Дажъбога» (15). Сварог и Дажьбог - два имени единого
родоначального бога. Перун является его сыном: «Потому что мы - отца нашего
Перуна сыны и Дажъбогова внуки»(П1 23, 286). Следовательно, славяне славят
Перуна как отца своего, а Сварога - Дажьбога как деда. Именно это содержание
поэт вводит в текст поэмы «Отчарь» (Я сын твой, / Выросший, как ветла / При
дороге .. •) • Мы знаем, что Есенин хорошо знал древнюю мифологию, гораздо
лучше своих исследователей. По нашему мнению, зная текст «Велесовой книги», он
отождествлял своего лирического героя с потомком Дажьбога - Сварога. Так как он
искренне и, по-видимому, совершенно верно считал, что русский мужик, (сумевший
в своем быту сохранить древнюю мудрость предков, и является потомком русов,
берущих свое начало от великого бога Триглава. Поэт считал, что революционные
события помогут сбросить гнет христианской веры, вернув народу ее изначальную,
подлинную веру. Поэтому мужика он называет обновленным
Здравствуй, обновленный
Отчарь мой, мужик!
(2,30)
Обновленный и одновременно - отчарь (отче, отец, прародитель). Почему
именно мужик? Ответ находим в трактате Есенина «Ключи Марии»:
«Единственным расточительным и неряшливым, но все же хранителем этой
тайны была полуразбитая отхожим промыслом и заводами деревня» (5, 180). И в
статье «Быт и искусство»: «Сила остается ... за правдой календарного абриса в
хозяйственном обиходе нашего русского простолюдина» (5, 207). Этот
простолюдин - мужик знал и сохранил для потомков символ дерева-древа: «Весь
абрис хозяйственно-бытовой жизни свидетельствуют нам о том, что он был,
остался и живет тем самым прекрасным полотенцем, изображающим через шелк
и канву то символическое дерево, которое означает «семью»...» (5, 169).
Образ Сварога в «Велесовой книге» постоянно сравнивается с деревом жизни:
«В ночи же никого нет, лишь бог Дид - Дуб - Сноп наш» (II 116, 254). И Далее:
«И там мы поселились, огни зажигая Дубу и Снопу, которые и есть Сварогпращур наш...» (II 156, 265).
В отличие от библейского Маврикийского дуба, образ которого встречается в
поэме «Октоих», в «Велесовой книге» этот символ имеет другое название «Перуново древо»: «И старшие из всякого рода шли судить родичей под
Перуновым древом» (II 7а, 284).
Под облачным древом Верхом на луне Февральской метелью
Ревешь ты во мне, —
(2,31)
159
заявляет лирический герой в поэме Есенина «Отчарь». Таким образом, выстраивается логическая цепочка: отчарь - отец, прародитель; сын -лирический рой;
облачное древо - символ «семьи». Создавая свою собственную поэтическую
систему, Есенин опирается на символику древних мифологических к" разов. Таков
образ родника:
Дрогнул лес зеленый,
Закипел родник.
(2,30)
Родник еще один признак бога Сварога - небесного дерева. По преданию из-под
дерева мира бьет ключ чистой, живой воды, которая оздоровляет и воскрешает из
мертвых: «Сварог - старший бог Рода божьего. И Роду всему - вечно бьющий
родник, что летом протек от кроны, зимою не замерзал, живил той водою пьющих!»
(II На, 252). Так же, по мысли Есенина, оживает и древняя культура наших предков,
воскрешаются из небытия древние языческие обряды, образы.
Есенин придает Отчарю черты единого бога Триглава. Согласно тексту
«Велесовой книги», Свентовит- «землю нашу носил, звезды держал, свет
укреплял» (II На, 253). Именно поэтому в поэме Есенин утверждает:
Не сорвется с неба
Звездная дуга!
(2,30)
То есть Есенин придает отчарю, по нашему мнению, черты бога Свентовита. В
воображении поэта этот образ преобразуется, сливаясь с античным образом титана:
Могутные плечи –
Что гранит-гора.
(2,30)
Эти плечи позволяют отчарю держать на себе земной шар:
И горит на плечах
Необъемлемый шар.
Он дал тебе пику,
Грозовый ятаг.
И силой Аники
Отметил твой шаг.
(2,31)
В «Велесовой книге» находим: «Славься Перун - бог Огнекудрый! Он
посылаает стрелы в врагов, верных ведет по стезе» (II 116, 254). И далее:
«Перун... возгремит громами в том небе ясном» (II 7е, 255). Перун - бог грома и
молнии. Он мечет свои стрелы-молнии, мощной палицей разбивает тучи, гром
выражает его гнев, по всему небу развивается его одежда и борода, ветры и бури его дыхание:
Февральской метелью
Ревешь ты во мне.
(2,31)
«Грозовый ятаг», «февральская метель», рев бури - эти приметы древнего
языческого бога позволяют Есенину показать то глобальное преображение, которое
несет революционная стихия. В «Ключах Марии» С. Есенин напишет: «Этот вихрь,
который сейчас бреет бороду старому миру, миру эксплуатации массовых сил,
явился нам как ангел спасения умирающему, он протянул ему, как прокаженному,
руку и сказал: «Возьми одр твой и ходи»... Мы верим, что пахарь пробьет теперь
окно не только глазком к богу, а целым огромным, как шар земной, глазом. Звездная
книга для книжных записей открыта снова...» (5, 180).
Финал поэмы «Отчарь», трактуемый большинством литературоведов как
описание мужицкого рая, имеет совершенно иное смысловое значение. Тут, так
же, как и во многих поэмах, поэт группирует мифологические образы с церковнокнижными и при этом вносит в них собственный, зашифрованный смысл.
Наряду с библейскими образами - Иуды и Христа, Есенин вводит в текст поэмы
образ рая:
Там дряхлое время, Бродя
по лугам, Все русское
племя Сзывает к столам.
(2,33)
(2,33)
Образ Отчаря позволяет видеть в нем и черты бога Перуна—великого воин и
защитника русов.
160
Этот же образ Есенин позднее использует и в трактате «Ключи Марии». В
основе финала поэмы лежит не просто представленный Есениным «мужицкий
Рай», как считают Е. Наумов и П. Юшин, а образ древнеславянского рая - Ирия.
«Все русское племя», - говорит поэт. Это значит - весь род славянский, души
161
пращуров, праотцов. Древние славяне верили, что души их предков живут небе:
«И тогда приходили мы к синей реке, стремительной, как время, а время не вечно
для нас, и там видели пращуров своих и матерей, которые пашут в Сварге, и
там стада свои пасут и снопы свивают» (III26, 262).
Там лунного хлеба
Златятся снопы.
(2,33)
«И Велес идет там править стадами, и ступает по золоту и живой воде
никому не надо платить дань, и нет там рабов...» (III 26, 262).
Там голод и жажда
В корнях не поют,
Но зреет однаждный
Свет ангельских юрт.
(2,33)
.
Брага, упоминающаяся в тексте поэмы, также непременный атрибут древнего
языческого обряда.
Примечания
И славя отвагу
И гордый твой дух,
Сыченою брагой
Обносит их круг.
(2,34)
Древний человек верил, что делать брагу его научили боги. Готовили этот
напиток из воды и меда и «осуривали его на солнце» (III22, 258). Полученную
забродившую жидкость древние называли сурицей.
Некоторые исследователи связывают последние строчки поэмы с поминальным
пиршеством. Так, Н. Кузьмшдева отмечает: «Угощение сыченой брагой во время
тризны, которая совмещала поминальное пиршество и военные игры -состязания
перед покойником, очень трудно сочетать с образом рая, разве что
революционного» (16). С этим высказыванием Н. Кузьмищевой согласиться
нельзя, так как поминки — обрядовая трапеза, чествующая души умерших родственников, родителей и, в конечном счете, прародителей, которые находятся в
небесной Сварге, рядом с богами, то есть в раю. Таким образом, сочетание угощения сыченой брагой и рая вполне закономерно. Именно этот напиток служил
жертвой богам: «И пять раз в день прославляли мы богов, и выпивали сурилу в знак
благости и общности с богами, которые во Сварге так же пьют за наше счастье» (II
За, 260). Образ древнерусского рая Ирия позволяет Есенину подчеркнуть богатый
опыт предков, основы истинной веры «без креста и мук».
162
Все перечисленные нами образы древних славян и являются той самой «гатью
через болото» - мостом, построенным Есениным. Все они служат раскрытию
одной темы - темы нового искусства, новой жизни. В трактате «Ключи
Марии» он напишет: «Будущее искусство расцветет в своих возможностях
достижений как некий вселенский вертоград, где люди блаженно и мудро будут
хороводно отдыхать под тенистыми ветвями одного преогромнейшего дерева,
.доя которому социализм, или рай, ибо рай в мужицком творчестве так и представлялся, где нет податей за пашни, где «избы новые, кипарисовым тесом крытые»где дряхлое время, бродя по лугам, сзывает к мировому столу все племена и
народы и обносит их, подавая каждому золотой ковш, с сыченою брагой» (5 180).
Образная «зашифрованность» такого будущего дана в «Отчаре». В крестьянстве,
как носителе богатой духовной культуры русского народа, Есенин видел
возрождение России. Вспомним, что выдающийся русский мыслитель В. 0. Розанов
писал: «Все потрясены. Все гибнут. Все гибнет. Но это проваливается в пустоту
души, которая лишилась древнего содержания» (17). Народ, прошлое, подобен
растению, гибнущему оттого, что у него поврежден корень. Поэтому С. Есенин
считал, что при помощи искусства можно разбудить дремлющую, бесправную и
нищую крестьянскую Русь, олицетворяющую собой культурный стержень всего
русского народа.
1. Прокушев Ю. С. Есенин. Образ, стихи, эпоха. - М., 1975. - С. 175.
2. Куняев С. Сергей Есенин. - М., 1999. - С. 120.
3. Цит. по дисс.: Скороходов М. В. Раннее творчество С. А. Есенина в
историко-культурном контексте. - М., 1995. - С. 118.
4. Там же.- С. 118,
5. Там же. - С. 118.
6. Есенин С. Собр. соч.: В 6 т. Т.2. - М., 1977. - С. 33. Далее произведения
Есенина цитируются с указанием тома и страницы в скобках.
7. Карпов А. Поэмы С. Есенина. - М., 1989. - С.28.
8. Там же. - С.28.
9. Марченко А. Поэтический стиль Есенина. - М., 1989. - С. 114.
10. Глазами современных поэтов // Лепта. - 1995. - №27. - С.204.
11. Галкина-Федорук Е. М. О стиле поэзии Есенина. - М., 1965. - С. 104.
12. Вдовин В. А. «О новый, новый, новый, прорезавший тучи день!» // Есенин
и современность. - М., 1975. - С.36.
13. Харчевников В. И. «Скифский язык» С.Есенина // Отчий край. - 1995. №3. - С.228.
14. Курдаков Е. Мифологическая тайна поэта // Лепта. — 1995. - №27. - С.207.
15. Велесова книга (табличка I 26)//Мифы древних славян.-Саратов, 1993.
- С.226. Далее цитируется с указанием номера таблички и страницы в скобках.
163
16. Кузьмищева Н. Мифопоэтическая модель мира в «маленьких» поэмах
С.Есенина 1917-1919 годов. Дисс. … канд. фил. наук. – Иркутск, 1998.- С.34.
17. Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. – М., 10990. – С.2.
Калмыцкий государственный университет
Творческая индивидуальность писателя: традиции и новаторство.
Межвузовский сборник научных статей / Отв. Ред. В.И.Харчевников. –
Элиста, 2003. – С.156-164.