Нежность (письма Луи)
advertisement
Валерий Бунтури НЕЖНОСТЬ (Письма Луи) Посвящается Анри Барбюсу, единственный рассказ которого я прочитал и назвал его Великим писателем. 25 СЕНТЯБРЯ 1893 ГОДА Моя милая, славная Жюльет! Сегодня настоящее осеннее утро с проливным дождем. Принесли письмо от тебя…Незаправленная постель, запах твоего божественного тела на смятых простынях...Всё лучшее, что было в моей жизни, исчезло с тобой. Помню твое лицо в день нашего знакомства – лицо красивой женщины, читающей «Анну Каренину» на скамейке в парке. Весна только робко пробовала свои силы. Все вокруг ждало солнца и тепла. Я попросил разрешения присесть рядом. Ты отвела глаза от книги, и наши взгляды встретились. Стрела Амура попала в самое сердце, и оно отозвалось колючей, но приятной болью. Потом мы часто вспоминали этот прекрасный день, сделавший нас счастливыми. Самоотверженность в любви…Мы понимали её по-разному. Для меня образцом была Каренина с её готовностью сгореть в пламени любви, бросить к алтарю семью – мужа и ребенка. Ты же считала, что самоотверженность заключается в умении принести себя в жертву, уйти со сцены тихо, незаметно, не заставляя страдать других. Всё начиналось так замечательно. Любовь проснулась весной. Она долго не хотела пробуждаться, пока в это чудное утро твои глаза не заглянули в мою спящую душу. Мы встречались каждый день. Если бы ты знала, чем для меня были приготовления к этим свиданиям? Хотелось хорошо выглядеть, подставлять гладко выбритую щеку для поцелуя при встрече. Я видел, как наши пальцы переплетаются нежно, словно связывая нас в единое целое. Вокруг суетились люди, проезжали экипажи, а мы шли, говорили, молчали, не сводили глаз друг с друга, будто не виделись вечность и старались запомнить каждую черточку лица, изгиб бровей, тень улыбки. Эта пустая комната выглядит склепом, как и весь сегодняшний день – серый и унылый. Без тебя падают на холодную землю желтые безжизненные листья. Ну почему для расставания ты выбрала именно этот день? Разве нет других – теплых и радостных? Помнишь эту комнату, когда её освещали пробивающиеся через занавески солнечные лучи? Ты не дала мне возможности что-нибудь сказать, прежде чем за нами захлопнулась дверь. Левой рукой ты коснулась моих губ, будто склеила их, потом обвила руками мои плечи, и наши губы слились в страстном поцелуе. Ты раздела меня, не отрывая губ. Как заботливая мать, уложила меня в пахнущую утром постель. 1 Если есть рай, то он был здесь, с тобой, в тебе, в твоих нежных руках, в твоем голосе, изливающем елей слов и диких стонов… О, этот рай был в наших сплетенных телах, в словах любви, в биении сердец, в твоих впивающихся в мое тело ногтях. Как нежность незаметно перетекает в страсть? Я до сих пор не знаю ответа. Эти 22 года я жил книгами. Мечтал быть похожим на героев романов. Несколько раз пробовал влюбиться, но безответно. Тогда наступало отчаяние. Рушился придуманный красивый мир, и я понимал, что любовь рождается, должна рождаться одновременно от искры смотрящих друг на друга глаз. И не то, чтобы я с нетерпением ждал этого момента, но хотелось ускорить его наступление. Ты часто спрашивала меня в последнее время, почему мы не встретились раньше? Я говорил, что ты не обратила бы на меня внимания, потому что раньше я был маленьким. Тебе 40 лет, но разве возраст имеет значение, когда любишь? Ведь сначала ты не замечала этой разницы, а потом стала повторять фразу о том, что у нас нет будущего, что ты не сможешь сделать меня счастливым. Неужели счастье – это глиняная фигурка, которую можно вылепить руками и со словами: «Вот оно, счастье. Я дарю его тебе!»- преподнести, как память о счастливо прожитом времени. Как я просил тебя, умолял, взывал к богам не бросать меня. Только любовь к тебе поддерживала во мне истинную жизнь. Ты расчистила мне дорогу в новую жизнь, будто моя прежняя была усеяна сорняками. Это была дорога сквозь бесконечное поле благоухающих полураскрытых роз. А сегодня я потерялся среди высоких колючих сорняков, в которых заросла тропинка, ведущая к тебе. Я ведь так мало знаю о тебе. Совсем не знаю, как ты жила раньше, до встречи со мной, была ли замужем. Не знаю о мужчинах в твоей жизни. Мы так торопились любить, что тот мир, в котором каждый из нас жил, остался закрытым, как ненайденная человеком жемчужина в створках раковины. Я так долго шел к тебе, искал тебя в книгах, в проходивших мимо лицах, рисовал твой образ во снах, и всё, что осталось сейчас от нашей любви – мои горячие слёзы на твоих нежных руках. Как преданный пес, которого хозяева хотят убить, я молил тебя о жалости, но темнота скрывала твои красивые глаза. Что было в них в ту минуту? Если бы я мог заглянуть в них в ночь нашего расставания и увидеть твою великую печаль, твою самоотверженную любовь! Ты принесла в жертву себя, стирая в памяти Времени наши лица. Я проклинаю себя за то, что отпустил тебя. Как мог я верить тому, что говорила ты про боль и страдания, которые скоро пройдут, про исцеление, которое со временем наступит? Это исцеление прекрасно, как радуга после дождя на сером небе… Я предал нашу любовь, не проявил настойчивости, не удержал тебя, не уехал с тобой. Только сейчас, прочитав оставленное тобою письмо, я понял, что за любовь нужно бороться. В мире нет ничего прекраснее любви. Её нужно беречь, лелеять, защищать. Любовь не должна быть жертвенной. В своей как ты пишешь «новой жизни» я не вижу никого, кроме тебя. Не хочу говорить другим женщинам того, что слышала ты. Это кощунственно, гадко. Как ты могла допустить мысль, что когда-нибудь я смогу тебя разлюбить? Любящие никогда не старятся. Они помнят и видят себя молодыми и красивыми, точно такими, как в первый день встречи. Боль ножами вонзается в мою плоть, сердце пронзила стрела Амура-убийцы. Хожу по нашей комнате и вою по-волчьи, потому что слова захлебываются слезами, потому что тебя нигде нет, потому что знаю одну непреложную истину – ты ушла навсегда. Ну почему случилось всё так нелепо? Ведь нам было хорошо вместе. Мы встретились и полюбили в пору пробуждения жизни – весной, апогей наших отношений пришелся на лето, потом эта гадкая осень… Персефона спускается в царство Аида до весны, а ты уходишь навсегда… Милая моя, родная Жюли! Я люблю тебя нежно-нежно. Держу конец нити, связующей 2 нас, и готов пройти весь путь через страдания и боль к нашей следующей встрече в твоем письме. Ты поставила меня в неравное положение: твои письма будут приходить ко мне, а ты ничего не сможешь узнавать обо мне. Я решил отвечать на твои письма в надежде на то, что мы все-таки обязательно встретимся. Ты будешь читать мои письма, а я буду смотреть на тебя влюбленными глазами, как в день нашей первой встречи в парке, под ветвями старого дуба. Потом я поцелую тебя нежно и буду целовать до изнеможения твои глаза, губы, руки, ноги. Обняв тебя крепко, буду долго рассказывать о том, как я люблю тебя, моя глупенькая, маленькая Жюли, как долго я ждал тебя, надеялся и верил. Да, мне остается только надеяться и верить в чудо, что, однажды проснувшись, я увижу тебя рядом. 25 СЕНТЯБРЯ 1894 ГОДА Моя милая, славная девочка, моя Жюльет! Как сладко слышать, когда ты называешь меня «маленький мой Луи». Твое второе письмо пришло в этот же день. Прошел ровно год после нашего расставания. Оказывается и в осени можно увидеть не только грусть, но и радость. Сегодня утро выдалось на редкость солнечным и теплым. Сухие листья в парке так красиво шуршат, когда по ним медленно идешь. Время – лучший лекарь. Теперь я знаю об этом не понаслышке. Разлука – это болезнь, и лучшее лекарство, когда думаешь о чем-то хорошем, когда в чем-то маленьком и невзрачном открываешь затаившуюся красоту. Каждый день я прихожу в наш парк, сижу на нашей скамейке и наблюдаю проходящие мимо чужие жизни. Как-то маленький карапуз играл мячиком и упал. Лежит и ревет. Я подбежал, поднял его на руках высоко-высоко, улыбнулся и подмигнул ему. А он перестал плакать, глазки счастливо засияли, будто я сделал для него что-то важное и нужное. Как мало надо человеку: улыбаться друг другу, утру, вечеру, теплому ветерку, даже холодному осеннему дождю. Всё для чего-то нам дается. Ты знаешь, дорогая, я очень хорошо помню выражение твоего лица в день нашей первой встречи, а последняя ночь украла у меня твое лицо. Может, это к лучшему, что мы не видели себя в страшный день прощания. Только светлое имеет право не стираться и жить в памяти. Милая, как мы похожи с тобой. Любовь нашла нас, затерявшихся в безбрежном океане людей, плавающих на парусных лодках. Как много этих парусников с людьми, ищущих счастье, вглядывающихся в подзорные трубы, спешащих найти, полюбить, перебраться в другую лодку и уже не искать, а просто плыть с чувством великой радости к берегу. Эти месяцы я пытался понять, что же с нами произошло? Главное, что ты жива, ты есть, ты любишь меня, помнишь, пишешь. Главное, что ты научилась улыбаться. Я так любил улыбку на твоем красивом лице. Раз ты улыбаешься, значит, тебе хорошо. Чего лучшего могу я желать? Когда любят, люди всегда улыбаются. Улыбкой мы дарим любовь. Маленький счастливый карапуз… Ему больно - он плачет, ему улыбнулись - и его смех сделал жизнь вокруг нужной. У нас мог быть свой маленький. Наверно, это помогло бы нам оставаться вместе. Подумал об этом, и опять накатила грусть… Ещё раз перечитал твое письмо, улыбнулся тому же солнцу, тому же утру и ощутил себя счастливым от осознания того, что жизнь прекрасна, пока любовь согревает нас, пусть даже на расстоянии. Мы смотрим на те же звезды, любуемся печалью той же самой луны и доверяем им свои чувства. Обещаю тебе, любимая, что, выполняя просьбу твою, буду чаще улыбаться. Просто так… По поводу будущего. Ты видишь его в женщине, которую я полюблю, которая станет 3 доброй матерью моих детей, но прошу тебя, милая, самую большую радость мне приносят воспоминания о нашей любви. А что ты скажешь, если я предложу тебе стать моей женой? Целую тебя нежно. Очень нежно. 17 ДЕКАБРЯ 1899 ГОДА С неба падают пушистые снежинки. Солнце спряталось за серые тучи, деревья оделись в белые шубы. Я радуюсь всему от души. Это, действительно, красиво. Умерла осень, родилась зима, чтобы спрятать под сугробами холодную землю, сухие листья и траву, чтобы потом под теплыми лучами весеннего солнца напитать талой водой отогретую, готовую к родам землю. А пока серое небо сливается на горизонте с чистым белым снегом. И я пишу тебе. Как долго от тебя не было писем. Любимая моя Жюльет! Моя маленькая, нежная, хорошенькая. Доброе утро! Письма от тебя приходят всегда утром. Я постарел ещё на пять лет, мне уже 28. Или всего 28? Милая моя девочка, не знаю, как тебе сказать об этом, но я уже год как женат. Мы познакомились в прошлом году. Я сидел в нашем парке, на скамейке под сенью дуба. Она присела рядом и заговорила о весне, о солнце. Спросила, почему я печален, когда вокруг столько тепла, радости, детского смеха. Я вспомнил твое лицо в первый день нашего знакомства, и мне показалось, что это ты сидишь рядом, такая же красивая, нежная и милая. Я улыбнулся этой девушке, и она восприняла мою улыбку как залог наших будущих отношений. Её зовут Франсуаза, она из хорошей семьи. Она влюбилась в меня без памяти. Я, наверно, не должен был этого делать. Просто не знаю, как всё получилось. Утешает, что ты не узнаешь о моей женитьбе, ведь мои письма остаются неотправленными. Я несколько раз называл жену твоим именем, и я благодарен ей, что она не приставала с расспросами. Сам я ничего не рассказывал ей о нас, не хотел. Это доставило бы мне боль и страдания. Ты ищешь счастье в окружении нарядных и довольных людей, а я живу в браке с женщиной, которую не люблю. Не беспокойся, Франсуазе хорошо со мной. Почему я с ней? Мужчины такие слабые – не могут долго без женщины. Я отозвался на чужое чувство, просто принял её любовь. Мне улыбнулись, попытались вдохнуть свежий воздух в остывшие меха. Разве ты не говорила мне о новой жизни, которую ты хотела для меня и которую не смогла мне подарить. Я ни разу не сказал ей, что люблю. Кажется, её это устраивает. Неужели для неё важно лишь то, что она любит, а от меня достаточно всего лишь теплого отношения и участия? Скоро у нас родится ребенок. Я молю, чтобы родилась девочка. Я назову её Жюльет. Не могу смириться с мыслью, что тебя нет рядом. Мне стыдно за свой поступок. Нет, я не оправдываюсь. Ты слишком долго не писала. Прошло бесконечных пять лет. Не ревнуй меня к ней! Я никого не смогу полюбить больше, чем тебя. И в самом деле, в Франсуазе я вижу только тебя. С тех пор как женился, я перестал видеть тебя во сне. Люблю тебя нежно, моя милая! 6 ИЮЛЯ 1904 ГОДА Здравствуй, милая моя девочка! Ещё одно утро, ещё одно письмо от тебя. Жаркое летнее утро. Открыты все окна. В доме пусто и пахнет смертью. Наша маленькая доченька, моя маленькая Жюльет. Такая славная, красивая, добрая, нежная. Была… Теперь всё в прошлом. Четыре года я говорил то, что было табу в течение долгих лет. Стены моего дома четыре 4 года слышали слова: «Я люблю тебя, моя милая, маленькая девочка, моя Жюльет!» Ты родилась маленькой дочкой. Не знаю, кому я говорил эти воскресшие слова. И тебе, и ей. Я никогда не видел твоих детских литографий, представлял тебя малышкой, пухленькой, хорошенькой, смешливой. В доме поселилось счастье. Мы с Жюльет часто гуляли в нашем парке. Я пел ей песни, рассказывал сказки. Поднимая её высоко на руках, я смотрел в её искрящиеся радостью глазки и думал, что где-то далеко-далеко живет ещё одна Жюльет, которую я любил и которая мечтала сделать меня счастливым. Я видел это подаренное мне счастье в своей доченьке. Она прожила почти четыре года. Это так много, когда люди разделены большими расстояниями, и это так мало, когда любовь и счастье живут вместе. Была холодная весна. Моя девочка простыла, её маленькие легкие не выдержали воспаления. Похороны были скромными. Когда уходила ты, я страдал, но осознание того, что ты где-то далеко, но ты есть и любишь меня, облегчало мне переносить боль. Сейчас другое. Маленькая, беспомощная в болезни своей моя половиночка медленно остывала, охлаждая и моё сердце. Мне казалось, что вместе с ней уходит надежда когда-нибудь увидеть тебя. Прости, но, глядя на маленькое холодное личико дочери, я увидел мертвой тебя. В тот момент я пережил мысленно еще и твою смерть, едва отогнал эти мысли, чтобы не остановилось в ту минуту и моё сердце. Наши отношения с Франсуазой охладели. Мы расстались без объяснений. Мне кажется, она с самого начала понимала, что разрыв неизбежен. И вот это случилось. Я не очень изменился, только прибавилось седых волос. Ты ошибаешься насчет улыбки на моем лице - радости нет никакой. Мне 33 года. Неужели я заслужил то, что жизнь дала мне лишь огорчения и разочарования? Самое время взойти на этот крест, но меня удерживает лишь робкая надежда встретиться с тобой. Что-то подсказывает, что надо жить. Не искать нового счастья, а жить и любить ту, с которой было хорошо. Я не могу представить тебя старой женщиной, а тем более моей матерью. Сейчас, когда я один в нашем пустом доме, мне хочется выть, лишь бы быть услышанным тобой. Знаешь, любовь моя, а ты опять стала приходить в мои сны. И опять ты пишешь о том, что расставшись вовремя, мы приняли правильное решение. Мне 33, а я устал жить, но в костлявые руки смерти идти не хочется. Я зову тебя, моя маленькая Жюли, ты слышишь? По-прежнему хожу в парк. Прогуливаясь в одиночестве, размышляю, где ты, душа моя, чем живешь, чем дышишь? Скучаешь ли по мне так же сильно, как я по тебе? Ведь я люблю тебя. Больше жизни. 25 СЕНТЯБРЯ 1913 ГОДА Слёзы заволакивают мне глаза. Я достал из бюро четыре неотправленных письма. Не знаю, как писать тебе. «Здравствуй, любимая…», но тебя нет в живых уже 20 лет. 20 лет я надеялся и жил мечтой о встрече с тобой. Нет, я всё-таки напишу это последнее письмо. Милая, маленькая моя девочка! Помнишь, ты призналась однажды, что невероятно приятно слышать, что и в сорок лет кто-то называет тебя с нежностью «маленькой девочкой». Так вот: Милая, маленькая моя девочка! Нежная, добрая, любимая Жюльет! Здравствуй! Глупо желать здоровья человеку, которого нет на белом свете. А мне как никогда хочется поговорить с тобой с живой. Сколько же тебе пришлось пережить, передумать, как ты мужественно держалась, когда ты писала на следующий день после нашего последнего 5 свидания все свои письма. Ты всё спланировала заранее. Ничего не сказала мне, человеку, которого самозабвенно и самоотверженно любила. Ты чувствовала мою боль в тот день. Да, я рыдал, как ребенок, уткнувшись лицом в подушки, чтобы ты не слышала стонов, готовых оглушить Вселенную. Моя беспомощность и слабость проявилась тогда, когда никакими доводами мне не удавалось убедить тебя не совершать этого безрассудного поступка. Ты ворвалась в мою серую, однообразную жизнь дыханием теплой весны, принесла счастье в своих нежных руках. Ты научила меня любить, улыбаться солнцу, играющим детям. Я научился давать любовь. Давать её нежно-нежно, чувственно, красиво, заботливо. Я безмерно был счастлив с тобой! А потом внезапно, совершенно неожиданно пришло время прощания. Ночь ворвалась, как воровка, в нашу комнату. Она забрала тебя, оставив холодное, дождливое осеннее утро. Ненавижу осень! Ну, скажи, зачем этот героизм? Анна Каренина не смогла разорваться между долгом и любовью и приняла страшную смерть. Разве у тебя был подобный выбор? Мы так любили друг друга. Возраст! Разве он был помехой, когда твои нежные теплые руки ласкали меня? Ты любила меня не только как мужчину. Ты не познала радость материнства и потому любила меня ещё как маленького сына. Пожалуйста, скажи, что так. «Мой маленький, мой Луи…» Сейчас я понимаю, что у тебя всё-таки был выбор. Ты оторвала меня от себя, как женщина, рожающая ребенка. Хотела сделать меня счастливым. Боялась поломать мою жизнь. Но разве была счастьем моя жизнь без тебя последние 20 лет? Я стал любить тебя ещё больше, прочитав твое последнее письмо. Ты заботливо оберегала меня от огорчений, общественного мнения, сплетен и слухов. Как мало я знал тебя, чтобы заслужить великую заботу о себе с твоей стороны. Моя любовь меркнет перед твоим огромным чувством, полным нежности, заботы, перед желанием видеть меня счастливым вопреки обстоятельствам. Должен ли я простить тебя? Ты не должна была этого делать. Нельзя убивать любовь и приносить себя в жертву. Почему для тебя так важно было видеть наше далекое будущее вместо того, чтобы вдыхать полной грудью счастье унылой осени, аромат весеннего дождя, улыбаться стрекозам в жаркий летний день, ходить по мягкому снежному ковру? Разве мы не провожали ночь в постели, встречая лучи льющегося в спальню утреннего солнца? Разве нам было мало утра, дня, вечера и ночи? Я мечтал заботиться и любить кого-то, только я не знал, кто будет этим человеком. Им стала ты, моя милая Жюльет. Ты никогда не уходила из моей жизни, ты всегда была в ней и с ней. Ты так сильно любила, что унесла меня с собой той ночью далеко-далеко. Как мне жить сейчас, когда я знаю всю правду? Мне 42. Я любил тебя, только тебя и мою маленькую дочь. Много лет назад я пережил смерть дочери и теперь с опозданием в 20 лет я должен смириться, что и тебя нет. Даже далеко-далеко. Для меня твое слово «сейчас» до сих пор звучит, как живое, сказанное именно сегодня из туманного и прекрасного прошлого. Сейчас, читая в который раз твое последнее письмо, не пытаюсь сдерживать слёзы, обжигающие мое лицо и мои руки, заканчиваю писать тебе, любимая. Целуй меня, моя маленькая, целуй меня, как делала ты это прежде. Это не кажется мне нелепым. Что нелепее нашей жизни? Мы знаем, что всё когда-нибудь умрет, но живем, радуемся и грустим. Хочу признаться тебе, моя маленькая девочка, что я готов сделать для тебя то, что сделала для меня ты 20 лет назад. Мои мечты и фантазии могут осуществиться сейчас, когда за окном льют слёзы небеса. Я получал от тебя письма во все времена года - осенью и весной, летом и зимой. Думаю, что ты сделала это неспроста. Тебя не было, но ты всегда была. Как с неизбежностью сменяются в природе времена года, так и ты своими письмами хотела показать, что не бывает тоски и смерти, что есть радость и жизнь. Это наш с тобой последний разговор. Твой маленький Луи любит тебя и хочет быть с 6 тобой рядом. Он знает теперь, где искать тебя. Ему не надо пробираться через заросшую сорняками тропинку. Я обязательно найду твою могилу. Отдам нужные распоряжения. Я уйду из жизни тихо, как ты. Пусть нас похоронят рядом. Не будет необходимости обманывать друг друга, посылать живым письма с того света и собирать неотправленные письма мертвым. У нас, наконец-то, появится возможность увидеть друг друга молодыми и красивыми. Мне всего 42, а тебе всего 40 лет. Именно такой я запомнил тебя, а сам стал на два года старше тебя. И стареть мы будем одинаково. Больше мне нечего прибавить. Я ухожу с огромной легкостью, унося с собой самые светлые воспоминания нашей короткой любви, длившейся всего шесть месяцев с тобой и двадцать лет без тебя. Я ухожу, оставляя людям наши письма как историю о бесконечной любви, о мечтах, которые живут и осуществляются, «когда любовь огромна, а нежность беспредельна». Я ухожу к тебе, любовь моя. 11 АПРЕЛЯ 2009 ГОДА 7
