Ответ богослова

advertisement
Эволюционирует ли все-таки наш мир?
Кандидат богословия игумен Вениамин вступил в дискуссию с академиками (МН
№29, 2007) по поводу теории Дарвина. Он обвиняет эволюционную теорию в
ненаучности, ее сторонников-ученых в передергивании, стремлении выдать желаемое за
действительное и призывает эволюционистов «быть скромнее». При этом для
опровержения претензий эволюционистов он пытается использовать «научные» доводы.
Спорить с богословом, и не только с ним, на тему «есть ли Бог?» бессмысленно –
это вопрос веры. Своим студентам, читая лекции по концепциям современного
естествознания, я говорю, что разделение людей на верующих и неверующих привычно,
но не логично: верующие все, только одни верят в то, что Бог есть, а другие – что его нет.
Неопровержимо доказать ни одну из этих точек зрения невозможно. Я сторонник второй
точки зрения и могу привести массу аргументов в ее пользу, но мой оппонент на любой из
них может ответить: «ну и что?».
Но вот насчет научных доводов против эволюционной теории поспорить можно. Эти
доводы у игумена Вениамина по сути следующие: 1) никто, никогда не наблюдал, как
один вид превращается в другой; 2) случайных мутантов должно быть очень много – где
бракованные варианты? 3) где «промежуточные звенья»? Есть органы, которые не могли
работать частично и, поэтому, не могли возникнуть эволюционным путем; 4) сложность и
многообразие живого мира необъяснимы с позиций отбора с помощью борьбы организмов
за ресурсы, и для их возникновения путем случайных малых изменений и отбора не
хватило бы времени существования Земли и даже Вселенной.
Задавая все эти вопросы, игумен Вениамин полемизирует с Дарвиным и
дарвинистами. Но уважаемый богослов, во-первых, сам слегка передергивает, во-вторых,
со времен Дарвина наука ушла далеко вперед и, сохранив незыблемыми основные его
положения, объяснила множество деталей, непонятных ему (и, очевидно, и игумену).
Первый довод. Это вообще не довод - точно так же никто не наблюдал и как Бог
создавал эти виды, никто не видел и как возникла наша Земля, Солнце, звезды и многоемногое другое. Ирония игумена над научными методами, на мой взгляд, не говорит о его
уме и просто непорядочна.
Второй довод. Случайных мутантов действительно должно возникать, и возникает
очень много, (хотя и намного меньше, чем не тронутых мутациями экземпляров), однако в
палеонтологической летописи мы их практически не видим. Почему? Очень просто. По
крайней мере, 99% всех мутаций приводят к нежизнеспособности организма уже на
стадии зародыша. По крайней мере, 99% оставшихся мутантов отбраковывается
естественным отбором сразу после рождения, и следов их тоже не остается. Очень
немногие из оставшихся дают начало новым разновидностям и, в редких случаях, видам.
Путем искусственного отбора в защищенной обстановке можно многие из этих
оставшихся мутаций сохранить. Например, прародитель собаки - волк сохраняет свой,
приспособленный к среде обитания облик и повадки незыблемо десятки тысяч лет, а у
собак всего за несколько тысяч лет после одомашнивания было выведено несколько сотен
пород, так как человек искусственно сохранял и поддерживал некоторых из постоянно
возникающих в результате мутаций «уродцев», которые в естественной среде просто
погибали, не оставив потомства..
Третий довод. Представление о мутациях, как о бесконечно малых случайных
изменениях, которые, накапливаясь, постепенно порождают новое качество безнадежно
устарело. Оно не соответствует действительности. Случайные малые воздействия на
генетический аппарат порождают не бесконечно малые, а конечные макроскопические
мутации, крупные изменения в органах. Хорошо известны изменения важнейших
функций некоторых органов, приводящие к наследственным болезням. Иногда рождаются
люди с шестью пальцами, с сердцем справа и даже с двумя сердцами, рождались
животные-мутанты с лишней ногой и даже головой, или без конечности, и т.д.
Проблема «промежуточных звеньев», на мой взгляд, просто надуманная.
Человеческий разум появился не по крупицам, а сразу, скачком. Когда именно – это
вопрос открытый, точный ответ на него по косвенным археологическим признакам вряд
ли возможен вообще, но это и не нужно для понимания общей картины эволюции. Так же
и как точный морфологический облик человека в тот момент. С обезьяной его предок был,
безусловно, схож.
Четвертый довод. Давно уже известно, что нельзя говорить об эволюции отдельных
видов в отрыве от эволюции биоценозов и биосферы в целом. Жизнь сама создает
собственную сбалансированную, устойчивую среду обитания. Для чего и необходимо все
огромное разнообразие видов организмов, часто почти дублирующих друг друга, что не
объяснимо с точки зрения примитивной борьбы за ресурсы. Сильнейший в некоторых
оптимальных условиях вид, достигнув резкого преобладания, нарушает баланс природной
среды и подрывает основу собственного существования. Активизируется более
устойчивый в измененных условиях вид и равновесие восстанавливается. Уже давно
введен в научный обиход термин коэволюция или совместная эволюция, основанная не
столько на конкуренции, сколько на кооперации, необходимой для сохранения среды
обитания.
Особо сильные нарушения среды обитания называют экологическими катастрофами.
Первой такой глобальной катастрофой было отравление окружающей среды кислородом.
Жизнь справилась с этой катастрофой посредством появления аэробных организмов.
Вторая катастрофа происходит сейчас и связана с появлением человека разумного,
нарушившего выработанный сотнями миллионов лет коэволюции баланс. Поможет ли
разум человеку преодолеть эту катастрофу – пока не известно.
Общее заключение. Альтернативы эволюционизму я не вижу. Наш мир в целом
изменяется направленно и необратимо. Направление эволюции задано расширением
нашей Вселенной из некоторого сверхплотного, горячего состояния. Этого состояния
никто, конечно, не видел, но нынешняя Вселенная изучена достаточно хорошо, что
позволяет делать довольно надежные экстраполяции в прошлое. О деталях процесса
эволюции расширяющейся Вселенной говорят многие факты. Это и скорости расширения,
и интенсивность и спектр реликтового излучения, и соотношение водорода и гелия и
концентрация первичного дейтерия. На данном этапе на фоне непрерывной диссипации
первоначально концентрированной энергии происходит усложнение структуры в
отдельных частях Вселенной, которое на нашей (по крайней мере) планете привело к
возникновению жизни. То, что детальный механизм этого процесса пока не известен – это
не аргумент в пользу креационизма.
Эволюция жизни – это некая малая часть общей эволюции нашего мира. Первым
попытался понять ее Дарвин. Сейчас опровергать его учение – это все равно, что
опровергать учение Эмпедокла, о четырех стихиях (элементах), из которых состоит все
сущее. Элементы Эмпедокла – земля, вода, воздух и огонь. Сейчас мы далеко ушли от его
представлений, но основа – концепция элемента – у нас та же.
Утверждение игумена Вениамина о пагубном воздействии дарвинизма на этику – это
передергивание в чистом виде. Я, например, могу доказательно утверждать о пагубном
воздействии на этику как Ветхого, так и Нового Завета, с цитатами из Библии и
Евангелия, но не буду делать этого, чтобы не становиться на одну доску с игуменом
Вениамином.
И последнее. Конечно, происхождение всего, а так же и любой шаг эволюции можно
объяснять и с позиций креационизма. Это проще всего – думать не надо. Но мне все-таки
больше нравится думать, и хотелось бы этому учить и подрастающее поколение. Ради
него я и пишу эти строки.
Юрий Борисович Слезин, доктор геолого-минералогических наук, профессор,
Петропавловск-Камчатский.
Download