СУЩНОСТИ, ЗАКОНОМЕРНОСТИ И ЗАКОНЫ —
advertisement
СУЩНОСТИ, ЗАКОНОМЕРНОСТИ И ЗАКОНЫ — ФИЛОСОФСКИЙ ИНСТРУМЕНТАРИЙ ДЛЯ КЛИОДИНАМИКИ (Ответ на замечания Л.Е.Гринина) Н.С.Розов Опубликовано в альманахе: История и математика. Концептуальное пространство и направления поиска. М.: URSS, 2007. С.48-62. Комментарий на комментарии, критика критиков — это, мягко говоря, не самый выигрышный жанр. Сосредоточенные на своем споре полемисты всегда рискуют перестать быть понятными и даже просто интересными окружающим. Хороший спор нужно вовремя завершить, но так, что сохранить впечатление о его значимости и желательности возобновления, когда он вновь покажется актуальным. С учетом этих соображений я собирался свернуть полемику, найти компромиссную платформу, или, в крайнем случае, составить нечто вроде «философского меню» для исследователей в области теоретической и математической истории: «имеются такие альтернативные категории, понятийные конструкции, мыслительные приемы, касающиеся онтологии и методологии; что покажется похожим на правду, что приложимо к конкретным исследованиям, что проявит продуктивность, тем и пользуйтесь». Собственно, здесь уже заключена важная мысль об отсутствии абсолютного философского (метафизического) «на самом деле»: любые онтологические и эпистемологические конструкции имеют основание не в себе самих, не в «вечных законах разума», не в «здравом смысле» и даже не в конвенциях, а в пригодности для решения разного рода задач, прежде всего, научных (а через них — инженерных, социоинженерных и прочих практических). Иными словами, лучшее противоядие против ухода философского спора в дурную бесконечность — это ставка на конкуренцию за умы практикующих ученых. Данный тезис лежит в русле эволюционной эпистемологии: хорошие идеи выживут, а неудачные будут отброшены. Я честно пытался сохранить мирный компромиссный настрой на составление спектра философских альтернатив. Вначале как-то выдерживал благородную установку «пусть растут все цветы», но под конец бесславно вновь соскользнул к полемике. Видимо, мои волевые качества были подавлены изумлением: как можно было меня так (не)понять! В моей статье «Теоретизация истории и роль математики», в комментариях Леонида Гринина [Гринин 2007] и Сергея Циреля [Цирель 2007] выделяются три главных смысловых узла: про сущности (вкупе с причинами и факторами), про законы и закономерности, про трудности и (не)возможность предсказания на основе исторических теорий. Далее будем говорить только о первых двух пунктах. Дело в том, что наши разногласия с С.В.Цирелем оказались не столь велики и принципиальны. Вопрос о трудности (невозможности) предсказаний, поднятый Сергеем, слишком сложен и объемен, кроме того, сейчас, при отсутствии в исторической макросоциологии сильных, надежно проверенных и достигших признания теорий, доказывать возможность предсказаний — занятие неблагодарное. Лучшим аргументом будет ряд успешных предсказаний, сделанных на основе сопоставления общих, проверенных и подкрепленных на другом материале теорий с начальными данными. Для этого нужны, прежде всего, такие теории (о трудностях теоретического прогресса в социальных и исторических науках см. [Розов 2002]). А для построения теорий, как я постараюсь далее показать, необходимыми являются представления закономерностях. о скрытых сущностях и управляющих «Вечные сущности», «меняющиеся сущности» или «отсутствие сущностей»? С удовольствием фиксирую начальный консенсус: мы с Л.Е.Грининым, вроде бы, согласны, что вечные, абсолютные, неизменные сущности в социальном познании, в частности, при изучении истории, не стоит принимать во внимание (хотя я бы заметил, в математике и фундаментальной физике такие категории могут быть вполне осмыслены и полезны). Вторая альтернатива (изменяющиеся сущности) — моя, она достаточно детально и, как мне казалось, очень ясно изложена в статье «Теоретизация истории и роль математики». Однако «самоочевидное – это очевидное самому говорящему и никому другому», как отмечал мудрый Ежи Лец. Л.Е.Гринин пишет: …От наблюдения могут быть скрыты и явления (например, до изобретения микроскопа весь микромир был скрыт. Он является сущностью?). Непонятно, что тут непонятного. Явления — на то и явления, что каким-то образом являются — даются в опыте. До изобретения микроскопа можно было говорить, например, о таких явлениях, как скисание молока или заразные болезни. Соответствующие сущности — популяции молочнокислых бактерий в молоке и болезнетворных микроорганизмов (вирусов, микробов, палочек и проч.) в организме человека или животного. После изобретения микроскопа, других надежных приборов и методов распознавания популяций микроорганизмов, последние обрели статус явлений. Теперь микробиологи занимаются выявлением других сущностей, например, механизмов угнетения и гибели болезнетворных микроорганизмов, изобретением и апробацией соответствующих сывороток, химических веществ и проч. В предметном аспекте — все это крайне сложно, но в эпистемологическом — совершенно прозрачно. То же и с демографией. Л.Е.Гринин пишет: И где вообще в законах демографических циклов сущность? В конечном счете, следуя за такой дефиницией, мы должны прийти к выводу, что сущностью будет некая выведенная формула. Почему мы должны прийти к такому странному выводу? При чем здесь формула? По-моему, опять-таки здесь все гораздо проще. Про сущности, лежащие в основе таких явлений как демографические циклы, писали в свое время Т.Мальтус и Д.Рикардо, теперь убедительно пишут Дж.Голдстоун и С.Нефедов: здесь речь идет про производство продуктов питания, про уровни цен и заработной платы, про количество пашенных земель и их плодородность [Нефедов 2005]. Взаимосвязь этих и других факторов составляет сложный механизм, порождающий демографические циклы. Если циклы — это надежно наблюдаемое явление, то сам этот механизм составляет сущность данных циклов. Разумеется, данная сущность сложная, многосоставная, изменчивая, подверженная внешним влияниям, в том числе случайным погодным флуктуациям, воздействию технологических заимствований, экономической конъюнктуры, захватам и потерям ресурсов в результате войн — что в этом странного и страшного? Л.Е.Гринин не может помыслить сущности, кроме как неизменные и абсолютные. Что-то мешает ему считать, что сущность процесса скисания молока — быстрый рост популяции молочно-кислых бактерий, а сущность демографических циклов — обнаруживаемая учеными взаимосвязь факторов. Иными словами, предложенное мною блюдо Леониду не по душе. Но ведь это не значит, что нужно выбросить его из меню, поскольку оно, дескать, «устарело». Действительно, с давнего времени и особенно успешно со времен Галилея, ученые изучали явления, формулировали и проверяли гипотезы о сущностях. Очень странно, когда философы пытаются запретить им заниматься таким увлекательным и полезным делом. Более серьезный и интересный аргумент Л.Е.Гринина носит оккамовский характер. Он предлагает заменить категорию сущности причиной, фактором или зависимостью. В противном случае следует обосновать ее необходимость. Брат Оккам — могучий союзник, его «бритва» — оружие грозное и праведное, поэтому вызов надо принять. Чтобы не вознестись слишком высоко в абстрактную схоластику, попробую обосновать несводимость категории сущности к указанным смежным категориям с помощью уже рассмотренных выше примеров. «Причина» при ближайшем рассмотрении оказывается категорией весьма многозначной и скользкой, требующей особых средств для концептуального закрепления. Задам себе простой вопрос: почему вчера у меня в холодильнике скисло молоко? Вот перечень причин на выбор: неудачный сорт молока, плохая упаковка, холодильник недостаточно холодит, из-за отключения электричества целый час он вообще не работал, молоко долго не убирали в холодильник, кто-то из домашних попил прямо из пакета, что-то попало из воздуха, что-то, вызывающее скисание, уже было в молоке и т.д. и т.п. Некоторые причины альтернативны, но многие могут совмещаться. Супруга моя может сказать (и будет по-своему права), что купленное мной молоко скисло по следующим причинам: я зашел в неправильный магазин, купил неправильное молоко, кроме того, продавщица меня, неправильно одетого, как всегда, обманула. Те же и другие причины несложно представить на более научном языке «факторов» или «взаимосвязей». Теперь учтем, что причины бывают многослойны, взаимозависимы и проч. Причина всегда предшествует следствию, иногда может быть отделена от него во времени и пространстве. Отметим теперь, что вопрос «какова сущность скисания молока (в этом и вообще в любом случае)?» дает более однозначный ответ: быстрый рост популяции молочнокислых бактерий. Теперь вопрос можно сдвинуть на причины этого роста — вполне нормальная постановка, причем, здесь уже круг причин уже будет полезным образом сужен и закреплен, будем искать агенты и условия роста этой популяции на основе данных микробиологии, в терминах температур, сред, агентов и проч. Можно ли здесь заменить понятие «сущность» на понятие «причина»? Можно. Действительно, всякая сущность, порождающая свои явления, есть и причина этих явлений, но ведь это явно особая причина, причем именно та, которая обычно интересует фундаментальную науку. Термины «фактор» и «взаимосвязь факторов» также родственны «сущности», или «природе явления». По сути дела, сущность обычно означает именно взаимосвязь факторов, необходимых и достаточных для порождения определенного класса явлений. При этом, язык факторов — это язык качеств, признаков и параметров. Однако, природу (сущность) явления можно познавать и описывать в языке вещей (объектов) и связей между вещами. Гибкая категория сущности позволяет в одних познавательных ситуациях каждую такую вещь трактовать как сущность, в других — считать сущностью взаимосвязь этих вещей, в третьих — комплекс их параметров. Например, при изучении природы демографических циклов сущностью можно считать взаимосвязь вещей (населения, территорий, продуктов питания и проч.) или взаимосвязь факторов (величины населения, характеристик территорий, цен продуктов питания и проч.). Ничто не мешает при более пристальном взгляде трактовать как отдельную сущность (множество сущностей) каждый из указанных элементов. Теперь попробуйте назвать территории или продукты питания «причинами» или «влияниями» — ерунда получится. Еще более важная специфика категории «сущность» — эпистемологическая. В научном исследовании искомая сущность всегда подразумевается как нечто скрытое от непосредственного наблюдения. Данные в непосредственном опыте явления могут быть предметом исследования, но только сугубо эмпирического, направленного на описание, каталогизацию и т.п. Такие штудии носят либо вспомогательный, либо справочный характер. Как только исследователь возжелает открыть что-то новое, выявить нечто скрытое за явлениями, он будет мыслить сущностями, искать сущности, пусть даже этим словом он не пользуется. Вывод: несмотря на частичное сближение (иногда даже совпадение) категорий «сущность», «причина», «фактор», «объект», они не взаимозаменимы. Слухи об устаревании и смерти категории «сущность» преждевременны. Все-таки для сохранения альтернативности выбора третий вариант в меню — полный отказ от использования категории «сущность» — для всех тех, что подчинится запрету Леонида Гринина. Можно заменять этот термин такими конструкциями как «внутренняя природа явления», «порождающий механизм», «взаимосвязь факторов», «скрытый комплекс причин». Вообще говоря, это ведь не так и важно, как назвать, важно понимать, что мы делаем, когда открываем нечто скрытое за явлениями. Различение закономерностей Уважаемый оппонент отвергает представление о вечных, абсолютных, не зависящих ни от каких условий, рациональных законах. Отвергает правильно, только непонятно зачем. Уже со времен Венского Кружка никто из серьезных философов и ученых так законы не трактовал. Здесь опять видим борьбу с несуществующими ветряными мельницами — «вечными неизменными сущностями» и «абсолютными безусловными законами». По-моему, к данной действительно устаревшей альтернативе («блюду в исследовательском меню») не следует больше возвращаться. Далее следует мое предложение: заимствованное у Дэниэла Литтла [Little 1993] различение между управляющими и феноменальными закономерностями, которое проводится как раз по границе между сущностями и явлениями (соответственно, управляющие закономерности, получившие надежный познавательный доступ, сами могут получить статус феноменальных, что открывает перспективу исследования более глубоких, пока скрытых закономерностей и т.д.). Мое главное расхождение с Д.Литтлом в том, что он отвергает наличие управляющих закономерностей в социально-исторической действительности, а я признаю, и далее постараюсь свой тезис обосновать. Леонид Гринин считает, что для моделирования процессов не имеет значения, наблюдаемые ли они или управляемые некоей сущностью. Главное, чтобы они достаточно регулярно повторялись […] Деление на управляющие и феноменальные законы, по сути, ничего принципиально продуктивного не дает». Здесь закономерности не совсем корректно заменены законами. Кроме того, Л.Е.Гринин считает закон «условно-выделенной частью реальности», что уж точно за пределами моих возможностей понимания. Законы часто выражаются формулами, уравнениями, но где, как, в какой реальности, какая часть, пусть даже «условно выделенная», является уравнением? Вопрос риторический. В моих терминах закон — фиксированное в естественном или формальном языке суждение, описывающее, при каких условиях и каким образом проявляется закономерность. Есть сугубо эмпирические обобщения, описывающие феноменальные, или эмпирические, закономерности (что происходит с явлениями там-то и тогда-то), а есть теоретические (они же общие, универсальные, управляющие фундаментальные) закономерности (при таких-то законы, условиях, описывающие включающих значения сущностных параметров, явления такого-то класса изменяются таким-то образом, что приводит к явлениям другого класса). Такое представление о законах принадлежит не мне и не Л.Гринину, а является общим местом благодаря исследованиям Венского Кружка, в частности, четким формулировкам Р.Карнапа, К.Поппера и К.Гемпеля [Гемпель 2000]. Приложимость философских различений — случай математического моделирования в демографии Л.Е.Гринин любит апеллировать к демографии, к своему соавтору Андрею Коротаеву, поэтому я решил взять имеющуюся под рукой книгу [Коротаева, Малкова и Халтурина 2005]. Для наших целей она хороша тем, что содержит множество новых теоретических и эмпирически подкрепленных результатов (это бывает редко), кроме того, посвящена как раз применению математики в истории — общей рамочной теме нашей философской дискуссии. В прямом противоречии утверждениям Л.Е.Гринина обнаруживаем: для исследователей оказывается очень даже важно, что закономерности — демографические тренды роста населения, роста и последующего падения темпов прироста и т.д. — не просто наблюдаемы, но и управляются некими скрытыми механизмами (сущностями), на раскрытие которых и направлены все излагаемые исследования. Философ Л.Е.Гринин, конечно, может считать, что различение между феноменальными теоретическими и и управляющими эмпирическими закономерностями, законами «ничего между принципиально продуктивного не дает», но исследователи исторической демографии А.В.Коротаев с соавторами полагают иначе и четко данными различениями пользуются, когда, например, критикуют подход и модель С.П.Капицы: …Ни предлагаемое С.П.Капицы основное уравнение (III.7), ни его модификация (III.9), описывающая эффект демографического перехода, не раскрывают сути действующих законов, оставаясь на феноменологическом уровне констатацией обнаруженной эмпирической закономерности. […] Таким образом, обнаруженная эмпирическая закономерность и даже ее удачная математическая интерполяция сами по себе не дают понимания фундаментальных законов [курсив везде мой – Н.Р.]… [Коротаев и др. С.139-140]. Мне, как и авторам данной книги, представляется вполне очевидным, что для понимания этих фундаментальных (теоретических) законов необходимо раскрыть «скрытые (пока) компоненты и их изменения, которые производят феноменальные закономерности» (цитата из моей статьи «Теоретизация истории и роль математики»). У Леонида Гринина это вызывает затруднения: Мне вообще непонятен смысл этой формулировки. Что значит скрытые компоненты и их ИЗМЕНЕНИЯ? То есть мы предполагаем, что есть какие-то нам неведомые силы физической или социальной природы, внутренних изменений которых мы не знаем и пока не понимаем, но видим, какие последствия и проявления эти скрытые от нашего понимания силы производят? Хорошо бы привести примеры таких сущностных закономерностей, которые имеют скрытые компоненты, но производят феноменальные закономерности. Требование привести пример абстрактного методологического понятия вполне законно, благо, каждый параграф указанной книжки дает прекрасные возможности. Авторы выделяют, в частности, взаимосвязь уровня грамотности, уровня развития технологии (вообще), уровня развития жизнесберегающих технологий, уровня среднедушевого дохода, количества изобретателей и технических инноваций, разнообразия и сбалансированности рациона питания, действия потребления алкоголя и наркотиков и многих других факторов. Скрытость соответствующих закономерностей означает, что в самих наблюдаемых демографических трендах и паттернах нельзя обнаружить действия или бездействия данных факторов. Использование статистических данных и математическое моделирование как раз и используются для этого обнаружения ранее скрытого воздействия. Некоторые компоненты так и остаются скрытыми (например, количество изобретателей и изобретений, уровень технологического развития), но о них исследователи судят косвенно по уровням грамотности и среднедушевого дохода. Все эти без исключения параметры ИЗМЕНЯЮТСЯ. Странно, если бы было иначе и еще более странно, почему Л.Е.Гринин удивляется возможности изменения скрытых и любых других компонентов. Для моего уважаемого оппонента зато очевидно, что любой фактор, любую сторону, любую величину можно взять за константу, а другие за переменные. Для меня как раз это отнюдь не очевидно. Более того, остаюсь при простом сермяжном мнении, что если величина константна (например, площадь такого-то острова или провинции, калорийность такого-то продукта или производительность такого-то технического устройства), то она и всегда константна, какую точку отсчета ни взять. А если величина существенно меняется на протяжении некоторого периода (численность населения, цены на пшеницу, среднедушевой доход, величина армии), то она и будет переменной, а если с какой-то своей особой точки зрения Л.Е.Гринин посчитает ее константой, то ни к чему, кроме как к путанице и ошибкам, это не приведет. Иерархия типов законов или вариации однотипных гемпелевских? Л.Е.Гринин, считающий «устаревшим» и «непродуктивным» стандартный методологический аппарат, строго эксплицированный в Венском Кружке, широко и вполне успешно используемый учеными, предлагает свою методологическую новацию. Я выделял в качестве полярных типов законов законы, описывающие повторяющиеся достаточно регулярно процессы и явления (которые я называю классическими), но эти законы, чем лучше повторяются, тем меньше несут нового в качественном развитии; и законы качественно новых изменений вплоть до законов уникальных событий, которые редко или вообще не повторяются (а совершаются единожды), но зато влекут за собой качественное поступательное развитие. Между этими полюсами лежит масса вариантов типов законов. Конечно же, крайне любопытно было бы ознакомиться с примерами «законов уникальных событий», а особенно с обоснованиями того, почему вдруг какое-либо суждение относительно уникального события, объявляется законом (?!), все это, честно признаюсь, выше моего понимания. Будущее покажет, наполнится ли умозрительная лестница законов реальным содержанием и будет ли востребована в реальной научной практике. Правда в том, что разнообразие типов явлений имеет место быть. Можно, в частности, различить (каждодневные пробки на каждодневных рождений регулярно дорогах, и повторяющиеся примерно смертей, сезонные одинаковая наплывы явления величина и спады туристических потоков), монотонно изменяющиеся явления (экономический рост, рост населения или депопуляция), однотипные явления (экономические и политические кризисы, войны, путчи и мятежи) и уникальные явления (преобразование России при Петре I, образование США, распад СССР). Мой альтернативный подход основан на логической схеме К.Гемпеля. В его определение закона входит ряд условий C1, C2,…Cn, которые приводят к явлениям класса Е [Гемпель 2000]. Мой тезис состоит в том, что в своей основе все законы, объясняющие четыре вышеуказанные группы явлений однотипны — все они гемпелевские. Разнообразие же типов явлений задается комбинацией значений следующих вариаций. Онтологические вариации. Следствия (эффекты) действия закономерностей: либо никак не влияют на сохранение или восстановление начальных условий, что ведет к регулярным повторениям (например, цветение плодовых деревьев весной, пробки на дорогах в «часы пик»); либо систематически меняют определенные значения начальных параметров, что ведет к монотонным изменениям (выросшая популяция обусловливает последующий больший прирост); либо приводят к совершенно иной конфигурации условий, при которой прежние закономерности перестают действовать, а начинают действовать другие, при этом явления одного типа сменяются явлениями другого типа с другими закономерностями (например, следствия закономерно возникших кризисов, революций или войн ведут к новым социальным режимам или международным коалициям). Эпистемологические варианты (идиография или номология). Взгляд исследователя может быть сосредоточен: либо на выявлении всей полноты причин одного явления (которое он в силу внимания к конкретным деталям обычно склонен считать уникальным), либо на выявлении сущности и общих причин, управляющих закономерностей нескольких однотипных явлений. В эпистемологических вариантах первый подход — идиографический, притом что он широко распространен в традиционной эмпирической истории (в новых модных терминах: case-study, «казусы»), дает общую картину явления и множество увлекательных взаимосвязанных деталей, он принципиально не теоретичен и не пригоден для выявления внутренней природы (сущности) и управляющих закономерностей явления. Возможность раскрытия сущностных причин и закономерностей появляется только в номологическом подходе — при сравнениях, но сравнениях особых: не «выделяющих специфику» (Гиртц) и не «подводящих под категорию» (советский марксизм), а направленных на формулирование и проверку общих теоретических гипотез (Гемпель, Коллинз, Скочпол и Соммерс, см.: [Разработка и апробация метода… 2001]). Относительно второго варианта следует добавить, что каждое из однотипных явлений также «уникально», разные его характеристики также обусловлены как множеством актуальных закономерностей, так и множеством случайностей (точнее, сложившихся обстоятельств — констелляций). Как трактуют законы ученые при изучении разнотипных явлений? Теперь у нас есть интереснейшая возможность сравнить два подхода к разделению («грининская иерархия законов» и «гемпелевско-розовская универсальность законов с онтологическими и эпистемологическими вариациями). Причем сравнивать их будем через сопоставление с содержанием вышеуказанной книги А.В.Коротаева и др., посвященной демографии. Дело в том, что здесь авторы объясняют (на мой взгляд, вполне убедительно и обоснованно) следующие типы явлений: долгую череду монотонно изменяющихся явлений (рост населения мира и годовые темпы роста населения мира в период 1650-1970 гг. С.23-24), волнообразную динамику (циклы снижения и повышения относительных темпов роста населения мира в период 1200-1960 гг. С.141); демографический переход — уникальное сочетание резкого взлета этих темпов в конце XIX – первой половине XX вв. и столь же резкого обвального снижения этих темпов в 1962-65 гг. (там же). Если прав Л.Е.Гринин, то для каждого такого типа явлений демографы-теоретики должны искать и находить законы соответствующего специфического типа: для монотонного роста — одни законы, для однотипных явлений подъемов и спадов — другие, а для уникального спада 1960-х гг. — третьи. Посмотрим, что же на самом деле делают исследователи. Оказывается, никаких новых законов для каждого типа случаев они не придумывают, напротив, стараются обходиться общим небольшим составом. Для объяснения же действительно разительно отличающихся друг от друга демографических явлений ученые привлекают совсем иные средства: они прослеживают, когда и почему появляются определенные факторы, при каких условиях оказывают один эффект, а при каких — другой, при каких — перестают делать вклад. Монотонный рост населения и темпов роста до 1970 г. считается не требующим нового объяснения, поскольку соответствует давно известным законам популяционной динамики, здесь как раз следствия каждого шага приводят к росту параметров следующего шага. Волнообразная динамика изменения относительных темпов роста населения мира в тот же период объясняется массовыми эпидемиями, войнами, социальными катаклизмами. Иными словами, спады обусловлены действием факторов, которых раньше не было (концентрация населения, урбанизация, рост государств и конкуренции между государствами, развитие военных технологий, коммуникаций приводят как раз к эпидемиям и опустошительным войнам, снижающим относительные темпы роста населения). Подъемы происходят «сами собой», поскольку количество детей в семьях оставалось высоким, соответственно, после катаклизмов темпы прироста восстанавливались. Уникальный подъем относительных темпов роста в первой половине XX в. объясняется жизнесберегающих беспрецедентным технологий, развитием обусловивших грамотности резкое и увеличение продолжительности жизни и резкое падение детской смертности [Подлазов 2002]. Заметим, это вовсе не отдельный специфический закон. Действие грамотности и жизнесберегающих технологий в наиболее развитых странах можно проследить и начиная с XVII-XVIII вв., но только с конца XIX в. глобальное, значимое для мирового населения распространение стали получать новые медицинские технологии (начиная от простейшего обеззараживания ран и операций, применения вакцин и антибиотиков). Наконец, обвальное снижение темпов роста авторы убедительно объясняют тем, что развитие жизнесберегающих технологий упирается в свой предел (детскую смертность дальше особо не понизишь, а продолжительность жизни дальше особо не увеличишь), после достижения 50%-го порога рост грамотности перестает увеличивать темпы роста населения, кроме того, запоздавшее распространение женской грамотности и образования женщин, контрацепции, широкое распространение соответствующих возможностей практики абортов, планирования и регулирования размера семьи, рост стоимости и значимости образования для детей (я бы добавил снижение мотива «инвестиций в количество детей – будущих кормильцев» вследствие появления систем пенсионного обеспечения) приводят к резкому снижению количества детей в семьях. Понадобились ли здесь какие-то особые «законы уникальных явлений»? Отнюдь. Абсолютно ли уникально явление демографического перехода? Как посмотреть. Такой переход наблюдается в каждой стране со сдвигами в сроках и характеристиках. Соответственно, есть возможность формулировать и проверять гипотезы, систематически сравнивая однотипные случаи. Более того, даже в одной стране (например, Великобритании или Франции) можно проверять действие выявленных закономерностей, сравнивая демографические данные по разным этническим группам населения с разными уровнями женской грамотности, распространенности контрацептов, разной практикой давать платное образование детям, разными гарантиями пенсионного обеспечения в старости и.т.д. Общие законы и «качественные скачки» (структурные трансформации): пример политогенеза Вероятно, для Л.Е.Гринина любые количественные изменения «не дотягивают» до образцов истинно уникальных явлений, приводящих к появлению принципиально нового качества, в современных терминах — к структурной трансформации. Могут ли последние объясняться с помощью классических гемплевских законов, либо надо придумывать какие-то специальные законы для уникальных явлений? Хрестоматийными трансформаций с образцами универсальными важнейших структурных долговременными последствиями являются неолитическая революция, возникновение цивилизаций (государственности, письменности и городов), появление национальных государств и международной системы, возникновение и глобальное распространение капитализма. Стивен Сандерсон, видный специалист, автор наиболее полных и популярных учебников по макросоциологии, издал книгу «Социальные трансформации: Общая теория исторического развития» [Sanderson 1995]. Каждая глава книги посвящена критическому обзору, попыткам оценки и синтеза основных концепций, накопленных по каждому случаю структурной трансформации. Действительно, здесь есть и модели перехода к неолиту, и концепции возникновения государства (политогенеза), и модели появления капитализма. Чего нет, так это попыток сформулировать «законы уникальных явлений». Вот возьмем знаменитую теорию стесненности Роберта Карнейро [Carneiro 1970], которую Сандерсон справедливо считает сильнейшей среди концепций политогенеза. Во-первых, само явление при ближайшем рассмотрении оказывается не уникальным, а группой однотипных явлений автохтонного политогенеза в известных шести точках земного шара (от долины Хуанхэ до побережья современного Перу). Во-вторых, Карнейро иногда явно, иногда неявно использует вполне гемпелевские общие законы: попав в ресурсно-богатую местность, популяция быстро растет, достигнув порога перенаселенности люди либо сражаются за землю, либо эмигрируют, при наличии стесненности (жестких географических барьеров) люди не могут эмигрировать, но больше воюют и более активно создают военные коалиции, рост частоты и масштаба войн и активное создание коалиций ведут к укрупнению сообществ и уменьшению их числа, в условиях борьбы и конкуренции между сообществами выигрывают и расширяются более крупные, населенные, с более надежной и устойчивой системой власти, статуса и перераспределения благ, с лучшими дорогами, укреплениями поселений, с лучшими способами производства и мобилизации ресурсов, с более эффективной и воспроизводимой военной организацией; по всем этим и подобным параметрам преимуществом обладают и расширяются «сообщества с центральным правительством, способным принуждать население к труду и войне», т.е. государства в терминах Карнейро. В-третьих, общность и очевидная «классичность» приведенных законов всегда осложняется сложившимися обстоятельствами, в данной концепции — географическими. В-четвертых, Карнейро не задается безнадежными вопросами: почему именно данная этническая группа всех завоевала и образовала государство. Важно, что кто-то выиграет и этот кто-то будет обладать определенными характеристиками. В-пятых, новое принципиальное качество никогда не появляется сразу и одномоментно. Накапливаются его частные стороны, между ними появляются новые структурные связи, после чего трансформация становится необратимой. Однако на каждом этапе действуют вполне нормальные и классические гемпелевские законы вкупе с констелляциями условий. Л.Е.Гринин гораздо больше меня изучал проблему возникновения государства и много писал об этом (в частности, целую книгу «Эпоха формирования государства» [Гринин 2007б]). Следует отдать должное обширной эрудиции автора, способности к синтезу разных позиций, обстоятельности, разносторонности, взвешенности тезисов и аккуратности формулировок. Однако никаких особых законов, объясняющих качественные скачки (структурные трансформации), так и не было предложено. Наверное, это и правильно, ведь говорил же Оккам: не умножай сущности сверх необходимости. Анализ множества сложных и разносторонних суждений в данной книге Л.Е.Гринина показывает, что в их скрытых предпосылках практически всегда оказываются все те же вполне классические законы и сложные взаимосвязи факторов (т.е. сущностные управляющие закономерности) — все то, против чего в абстрактном дискурсе Л.Гринин активно протестует. Уж коли заговорили про Карнейро, сделаю небольшое отступление. Каждый, кто читал его первую статью «Теория происхождения государства» [Carneiro 1970], пусть даже и согласится с Л.Е.Грининым, обвинявшим Карнейро в односторонности, политоцентризме и придании чрезмерного значения войнам, надеюсь, согласится и со мной: статья от первой до последней строчки вызывает интеллектуальный восторг и восхищение. Увы, взвешенность и аккуратность формулировок, разносторонность обсуждения и даже авторская эрудиция никогда не вызывают таких чувств. На память здесь приходят строчки из «Сказки про Федота-стрельца»: «Чтоб чужую бабу скрасть / надо пыл иметь и страсть!» Откуда же была страсть у Боба Карнейро, когда он создавал свою теорию стесненности? Я не раз беседовал с ним об истоках его исследовательского интереса и смею предположить, что страсть это была вполне платоновская: исследовательский пыл, стремление проникнуть к сущности (пусть понятой как сложная и изменчивая управляющая закономерность, приводящая к политогенезу). А если бы не верил Карнейро в наличие такой скрытой сущности, которой можно овладеть — были бы у него пыл и страсть, позволившие создать блестящую (пусть тысячу раз одностороннюю) теорию? * * * Итак, несколько затянувшийся экскурс в демографию и политогенез показывает: везде за феноменальными (эмпирическими) трендами и качественными скачками (трансформациями) обнаруживаются сложные взаимосвязи разнородных вначале скрытых, затем открывающихся параметров — управляющие закономерности. Ученые описывают их с помощью общих теоретических законов, причем законы эти вполне классические и однотипные — гемпелевские. Разнородность типов явлений (от регулярных и монотонных до «уникальных») определяется не какой-то мифической иерархией законов, а сложными онтологическими вариациями взаимодействия следствий, условий и факторов, а также эпистемологическими вариациями выделения предметов. Подвести итог хочется моралью (несовершенным дополнением к чеканной оккамовской формуле): не выбрасывай категорию, которая кажется устаревшей, возможно, она неплохо работает, надо только уметь ею пользоваться. Литература Гемпель К. 2000. Функция общих законов в истории. Время мира 1: 13–26. Гринин Л.Е. 2007а. О сущностях и законах. Комментарий к статье Н. С. Розова. См. настоящий сборник. Гринин Л.Е. 2007б. Государство и исторический процесс. Эпоха формирования государства. М. КомКнига. Коротаев А.В., Малков А.С., Математическое Халтурина Д.А. моделирование 2005. Законы исторических истории. макропроцессов. Демография, экономика, войны. М.: Ком Книга. Нефедов С.А. 2005. Демографически-структурный анализ социальнодемографической истории России. Екатеринбург, УГГУ. Подлазов, А.В. 2002. Теоретическая демография. Модели роста народонаселения и глобального демографического перехода. Новое в синергетике. Взгляд в третье тысячелетие / Ред.Г.Г.Малинецкий и С.П.Курдюмов, с324-345. М.: Наука. Разработка и апробация Новосибирск, Наука. метода теоретической истории 2001. Розов Н.С. 2002. Возможные ли «быстрые открытия» и накопление знаний социальных науках? Макродинамика: Новосибирск, Наука. Эл.версия: http://www.nsu.ru/filf/rozov/publ/vozm.htm Цирель С.В. 2007. Предсказание и прогноз. Комментарий к статье Н.С. Розова. См. настоящий сборник. Carneiro, R. 1970. A Theory of the Origin of the State, Science. Vol. 169. P.733 - 738. Little, D. 1993. On the Scope and Limits of Generalizations in the Social Sciences. Synthese 97(2). Sanderson, S. 1995. Social Transformations: A General Theory of Historical Development. Blackwell. К списку публикаций
