Мы полагаем, что современное нам общество, уже вошедшее в

Антон Платов
Бизнес в пост-информационном обществе
и развитие «Синдрома менеджера»
(фрагменты статьи)
Мы полагаем, что современное нам общество, уже вошедшее в состояние постинформационного, находится на грани новой эпохи, которой суждено последовательно
и закономерно сменить эпоху информационную – так же, как та, в свое время, сменила
эпоху индустриальную.
Общество этой наступающей эпохи современные авторы называют по-разному:
«обществом, основанном на Знании» (англ. Knowledge-Based Society или, точнее,
Insight-Based Society); обществом, где «капитал пляшет под дудку таланта»; даже
«обществом мечты» (англ. Dream Society). Однако все они сходятся в том, что на смену
старым мерилам и инструментам власти и созидания (земля, позднее – деньги, совсем
недавно – информация) приходит новая ценность – специфические личные качества
человека, его Знание, талант, способность формировать личную или корпоративную
сказку…
* * *
…Большое, как известно, видится на расстоянии, и, чтобы понять сущность
происходящей «перемены времен», нам придется мысленно окинуть взглядом всю
известную историю человечества. Здесь нас мало интересуют эволюция социальных
отношений и средств производства, расцветы и падения империй. Нас интересует
эволюция того, с чем мы сами имеем дело, того, с чем мы работаем, – эволюция
природы власти и управления, а значит – и эволюция тех ценностей, владение
которыми и обусловливает возможность власти.
Не углубляясь – пока – во времена очень далекие, начнем с эпохи раннего
феодализма – «Темных Веков» Европы. Основной инструмент власти – военная сила:
миром (в своем масштабе, конечно) правит тот, под чьим началом находится больше
мечей. Немногим позже, по мере стабилизации ситуации и развития средневековых
государств, к силе прибавляется земля, которая к расцвету Средних Веков становится
основной ценностью и основным инструментом власти феодализма, оттесняя силу как
таковую на задний план. Сила приобретает характер вторичный: тот, у кого больше
земли (а значит – вассалов), автоматически владеет большим числом воинов.
Уже в это время на сцену выходит новый инструмент власти – деньги. Однако пока
еще деньги не играют большой роли в сражениях за власть: они еще не стали – в
отличие от земли – средством производства, оставаясь всего лишь одним из
материальных выражений могущества. Поэтому, например, все огромные капиталы
Ордена Тамплиеров не спасли его, когда в начале XIV века французская монархия,
обладающая землей и военной силой, приняла решение об уничтожении Ордена.
Однако, ситуация резко меняется с появлением промышленного производства.
Уже самые первые, еще примитивные его формы (мануфактура) приводят к
формированию новой категории людей, обладающих властью – буржуазии, для
которой и земля, и сила становятся всего лишь производными от количества денег.
Процесс обесценивания земли и роста значения денег как ценности и инструмента
власти, вначале развивавшийся неспешно, приобретает вскоре характер
лавинообразный. Европейские буржуазные революции, вопреки учению Маркса, не
были «закономерной сменой социального строя»; к этому моменту передел реальной
власти уже состоялся, и буржуазные революции лишь закрепили де-юре то, что уже
произошло де-факто: деньги стали единственным инструментом власти, а полностью
обесцененная в этом отношении земля превратилась всего лишь в способ вложения
капитала. Началась эпоха индустриального общества, коловращение которого
обеспечивалось деньгами, и в котором деньги же являлись основным инструментом
власти.
…Если мы внимательно подойдем к изучению эволюции власти, мы увидим, что,
развиваясь, каждый инструмент власти исподволь готовит собственное обесценивание.
Так появление более или менее централизованных армий, заменивших племенные
«боевые отряды», сделало возможным сосредоточение значительных территорий в
одних руках и формирование первых феодальных государств, – но именно это и
привело к тому, что основной ценностью власти стала земля, оттеснив силу как
таковую. Развитие феодальных отношений, их формализация и совершенствование их
экономической стороны привели, в конечном итоге, к тому, что власть земли оказалась
вытесненной властью денег.
Деньги, как ценность власти, не стали исключением. Основной «лозунг»
индустриальной эпохи – «Деньги должны делать деньги!» – может служить своего рода
маркером начала процесса обесценивания денег как инструмента власти. Появились
коммерческие структуры, работающие с деньгами как таковыми, уже не связанные
никаким производством – банки, инвестиционные компании. Широкое
распространение получило кредитование. Чем большую власть обретали деньги, чем
шире они входили в жизнь человечества… тем более общедоступными они
становились. Мне запомнилась в этом отношении замечательная фраза из старого
американского романа, произнесенная молодым преуспевающим бизнесменом: «Еще
вчера я был нищим, а сегодня у меня два миллиона долгов»…
Уже к середине XX века (а быть может, и раньше) деньги потеряли свое
исключительное положение среди инструментов власти. Развитие конкурентной
борьбы между компаниями одного уровня более не определялось исключительно
размером их капитала – уже хотя бы потому, что заемный капитал стал общедоступен.
Распределение власти осуществлялось теперь совсем иначе. Вопрос, у кого больше
денег, почти потерял свое значение, его оттеснили в сторону совсем другие вопросы.
Кто первым внедрит новую технологию производства? Кто построит более
эффективную систему управления? Кто сможет провидеть политические перемены? На
сцену выходила новая ценность и новый инструмент власти – ее величество
Информация. Индустриальное общество изжило себя, уступив место обществу
информационному1.
Промежутки между «временами перемен» становились все меньше, эпохи – все
короче. Эпохе информационной Историей было отпущено лишь несколько
десятилетий.
Стремясь максимально овладеть информацией, этой новой ценностью власти, мы
создавали все новые и новые, все более и более совершенные инструменты работы с
ней… пока не пришли к информационным сетям и иным IT-технологиям, сделавшим
информацию как таковую общедоступной. И – обесценившим ее.
Вам нужны котировки акций, курсы валют, анализ состояния рынков?
Пожалуйста, $0,06 за мегабайт – средняя цена выхода в Internet. Доступ в крупнейшие
библиотеки мира? Чуть-чуть дороже. Что-то совсем особенное? К вашим услугам
консалтинговые компании; это недешево, но – профессионально и быстро.
Ау, Маркс-Энгельс, как там на счет роста значения пролетариата по мере развития капиталистических
отношений?
1
Вы хотите знать социальную статистику племен Мумба-Юмба? Без проблем.
Потенциальную емкость гваделупского рынка валенков? Без проблем. Факты,
имеющие отношение к особенностям стратегического управления корпорациями в
США и в Японии? Без проблем.
Без проблем. Информация в чистом виде не является более стратегической
ценностью - информационная эпоха завершилась. Уже сейчас мы с вами живем в
некоем новом обществе, которое большинство специалистов называют постинформационным…
* * *
…Очевидно, что в новом обществе и новом бизнесе возникают новые концепции
эффективного менеджмента; меняется и роль менеджера – так же, как это было
практически на наших глазах при переходе от индустриальной эпохи к эпохе
информационной. Можно утверждать, что одна из важнейших причин широкого
распространения сегодня
Синдрома менеджера – несоответствие между требованиями новой эпохи и старым
подходом к работе. Не единственная, конечно, – ибо никто не отменял «классические»
для высших менеджеров стрессы, накопленную усталость и т.д. – но, вероятно,
принципиальная для перерастания подобных проблем в совершенно конкретный
Синдром менеджера.
И ведь заметьте – работа управленцев не была легкой ни в индустриальную, ни в
информационную эпохи, но именно и только в пограничное, пост-информационное
время и возник феномен Синдрома менеджера…
Все это приводит нас к мысли, что для успешности борьбы с Синдромом
менеджера необходимо работать с социальными и бизнес-реалиями постинформационной эпохи – реалиями, прежде всего, идеологическими.